Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Си Цзиньпин 6 и 7 апреля находился с официальным визитом в США. Переговоры Си Цзиньпина и Дональда Трампа проходили в закрытом режиме в поместье «Мар-а-Лаго» в штате Флорида. Основными темами переговоров были торговая политика, ситуация вокруг ядерной программы КНДР и некоторые региональные вопросы. Госсекретарь Рекс Тиллерсон по итогам заявил о том, что президент США Дональд Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин заложили основу для перехода к новому формату переговоров между государствами. Трамп принял приглашение Си Цзиньпина посетить с визитом Китай в 2017 году.

Напомним, в сентябре 2015 года Си Цзиньпин был в гостях у Обамы. Китайский лидер выступил с 6 предложениями по дальнейшему развитию китайско-американских отношений:

Активно использовать такие механизмы диалога, как Китайско-американский стратегический и экономический диалог, Китайско-американские консультации на высоком уровне по гуманитарным обменам и Китайско-американская объединенная комиссия по делам торговли;

Расширять и углублять деловое сотрудничество по таким направлениям, как экономика, торговля, военное дело, контртерроризм, правоприменение, энергоресурсы, охрана окружающей среды и строительство объектов инфраструктуры;

Продолжать сближение по гуманитарным обменам и в должных масштабах поддерживать социальную основу двусторонних отношений;

Уважать различия стран в исторических и культурных традициях, социальных системах, путях развития и текущих этапах развития;

Продолжать углублять диалог и сотрудничество по делам Азиатско-Тихоокеанского региона;

Противодействовать различного рода региональным и глобальным вызовам, наполняя новым стратегическим содержанием китайско-американские отношения.

Барак Обама, подчеркнул, что две страны имеют общие интересы во многих областях и добились важного прогресса в сотрудничестве по многим направлениям, а также поблагодарил Китай за содействие в подписанию всеобъемлющего соглашения по иранской ядерной проблеме, осуществлении денуклеаризации Корейского полуострова и восстановлении Афганистана и предложил укрепить взаимодействие в областях медицины и здравоохранения, противодействия климатическим изменениям, борьбы с незаконной торговлей дикой флорой и фауной, продолжить контакты между вооружёнными силами обеих стран.

Лидеры ведущих стран мира договорились форсировать работу для достижения взаимовыгодного инвестиционного соглашения, расширить сотрудничество в областях энергетики, охраны окружающей среды, науки и техники, авиации, инфраструктуры, а также сельском хозяйстве и здравоохранении. Стороны будут продолжать укреплять координацию макроэкономических политик, сотрудничество в "Группе двадцати", Всемирном банке, Международном валютном фонде, а также проводить больше совместных военных учений.

В Китае начался крупнейший в истории раунд экологических проверок, который будет проводится весь год силами 5600 инспекторов во главе с министром охраны окружающей среды Чэнь Цзинином. Первая проверка проходила на нефтехимическом заводе корпорации Sinopec в Пекине. Интересно, что во время проверки Чэнь Цзинин не дождался документации о работе очистных сооружений на предприятии, поставил «неуд» предприятию и потребовал немедленно исправить ситуацию.

Напомним, Министерство по охране окружающей среды опубликовала программу на 2016-2020 гг. согласно которой в течение четырех лет в КНР должна начать работать полноценная система экологического мониторинга и контроля качества воздуха, поверхностных вод, почв и других объектов окружающей среды. В министерстве полагают, что среди нерешённых проблем китайской эко-сферы и размытость полномочий, институциональное несовершенство, отсутствие полноценной системы стандартов и неисполнение существующих экологических стандартов. В прошлом году экологическая ситуация в Китае была названа "ужасающей" в отчете Министерства охраны окружающей среды КНР.

По информации Синьхуа в Китайской академии наук планируют инвестировать 1,4 миллиона долларов в разработку процессора Cambrian Period, способного к глубокому самообучению. Цель – укрепить позиции КНР на мировом рынке процессоров. В основе нового процессора технология имитации работы нервных клеток организма человека.

Напомним, по информации China Daily, в Сучжоу идет строительство крупнейшего в мире многоотраслевого исследовательского центра Nano-X по изучению нанотехнологий, направленных на разработку мощных компьютеров и умных роботов. Начальное финансирование объекта около 320 млн. юаней, а общий бюджет может достичь 1,5 млрд. юаней. Первый этап строительства должен быть завершен в 2018 году.

В государственном центре суперкомпьютеров в городе Тяньцзинь приступили к разработке суперкомпьютера нового поколения, который должен будет превзойти последние суперкомпьютеры в 10 раз по скорости операций. Прототип компьютера будет готов в начале 2018 года, а в полную силу начнёт функционировать в 2020 году.

На днях на КПП Маньчжоули во Внутренней Монголии (Китай) прибыла первая коммерческая партия пшеницы, поставленная в Китай в рамках Протокола о фитосанитарных требованиях к пшенице, экспортируемой из РФ в КНР. Пшеница выращена в Красноярском крае. За контроль качества и экспорт отвечает китайская продовольственная корпорация COFCO.

Недавно были оформлены фитосанитарные сертификаты на партию пшеницы урожая прошлого года общим объемом 500 тонн, предназначенных для экспорта в Китай. Экспорт пшеницы в Китай из Красноярского края осуществляется впервые. Кроме Красноярского края, в числе регионов, из которых может экспортироваться пшеница, входят Алтайский край, Новосибирская и Омская области.

На прошлой неделе сельскохозяйственное ведомство Омской области сообщает о том, что на днях первая партия зерна весом в 250 тонн была отправлена из Омской области в Китайскую Народную Республику. Экспорт будет продолжен после визита в Омскую область делегации из Китая, который ожидается в этом месяце. В реестр экспортеров пшеницы в регионе входит 21 хозяйство.

Росрыболовство обсуждает стратегию для береговой инфраструктуры.

В Федеральном агентстве по рыболовству обсудили меры по развитию инфраструктуры берегового обслуживания рыбацкого флота. Речь шла об обновлении и создании новых складских и холодильных мощностей, развитии судоремонта и логистики.

Видеоконференцию по вопросу подготовки Стратегии развития морских терминалов провел заместитель руководителя Росрыболовства Петр Савчук. В обсуждении приняли участие руководители теруправлений федерального агентства, представители региональных властей и отраслевого бизнеса.

Махачкале пророчат рыбное будущее

Меры по развитию береговой инфраструктуры предусмотрены в стратегии развития рыбохозяйственного комплекса на период до 2030 г. В Волжско-Каспийском бассейне планируется развивать перегрузочные центры рыбных терминалов с помощью комплексных инвестиций в добычу и переработку. Как сообщили Fishnews пресс-службе ФАР, для этого необходимо повысить степень освоения наиболее массовых промысловых видов Каспийского моря, обновить флот для добычи каспийской кильки.

«С точки зрения логистики и выгрузки уловов оптимальным пунктом на Каспии видится Махачкалинский морской рыбный порт, – отметил советник заместителя руководителя Росрыболовства Энвер Мехтиев. – ММРП имеет все возможности, чтобы стать площадкой для размещения новых производств и, как результат, центром притяжения основной части уловов Каспийского моря».

Строительство, техническое обслуживание и ремонт флота может осуществляться в Астрахани. Предполагается, что в результате объем перевалки рыбной продукции в портах региона вырастет до 100 тыс. тонн в год.

Флот Северо-Запада хотят переманить в отечественные порты

Северный и Западный бассейны рассматриваются как единый рыбопромышленный макрорегион. Среди ключевых точек роста – локализация обслуживания флота, увеличение оборота и модернизация перегрузочных комплексов. Одной из главных проблем остается тот факт, что значительное число российских судов обслуживается в зарубежных портах: среднетоннажные – в Норвегии, крупнотоннажные – на Фарерских островах, в Польше и Прибалтике.

Между тем на равном удалении от районов промысла находятся перспективные для решения сходных задач Мурманск и Калининград, обратили внимание в Росрыболовстве. По информации ведомства, заявленная стоимость услуг по межрейсовому техобслуживанию в российских портах значительно ниже. Однако судовладельцы не желают обслуживать и ремонтировать флот на отечественном берегу из-за излишних административных барьеров, длительных сроков оформления судов и грузов, а также времени ремонта.

В федеральном агентстве считают, что решение этих проблем может удвоить долю промысловых судов, проходящих обслуживание в российских портах, и, следовательно, увеличить вклад отрасли в ВВП страны примерно на 5 млрд рублей ежегодно.

На совещании отметили, что для изменения ситуации ведется работа. В частности, подготовлен и направлен на межведомственное согласование законопроект, предусматривающий предоставление длительной рассрочки обязательных платежей (НДС и пошлин за постройку или модернизацию флота на иностранных предприятиях) владельцам «незаходных» судов.

Ожидается, что загрузке рыбных терминалов Северо-Запада будет способствовать в первую очередь реализация программы квот на инвестиционные цели, развитие доставки грузов через Северный морской путь, увеличение уловов за счет добычи пелагических объектов в Центрально-Восточной и Юго-Восточной Атлантике. А также возрождение промысла тунца, восстановление запасов мойвы и сельди в исключительной экономзоне России. В совокупности это может дать увеличить грузопоток в порты Северо-Западного региона на 170 тыс. тонн рыбопродукции в год, считают в ведомстве.

Дальнему Востоку нужны холодильники

По статистике, практически половина всего промыслового флота на Дальневосточном бассейне проходит межрейсовое обслуживание и ремонты в зарубежных портах, в основном в Республике Корея и Китае. Вместе с тем у российских портов есть значительный потенциал, чтобы составить им конкуренцию, уверены в Росрыболовстве. В первую очередь речь идет о Камчатке (из-за ее удобного географического положения) и Приморском крае. На видеоконференции обратили внимание, что потенциальный дополнительный спрос на услуги ремонта и обслуживания – не менее 100 средних и крупных рыбопромысловых судов в год. С учетом прочих видов судов – порядка 250 единиц.

Отдельные компании уже ведут работу по созданию собственных баз флота. Учитывая увеличения ОДУ по отельным видам водных биоресурсов, массового подхода новых объектов промысла, а также планов строительства новых рыбоперерабатывающих мощностей необходимо нарастить мощности портовых холодильников, подчеркнули на совещании. Существующие мощности работают на пределе возможностей, а часть их полностью изношена и требует замены. В период с 2020-2025 гг. потребуется не менее 140 тыс. тонн емкости холодного хранения в основных рыбных портах – Владивостоке, Находке, Корсакове. Также существуют актуальные проекты по строительству небольших холодильников емкостью 5-10 тыс. тонн на Камчатке, в Хабаровском крае и на Курилах.

Под южные запасы – современные суда

Для развития морских терминалов Азово-Черноморского рыбохозяйственного бассейна предлагается реализовать новые подходы к промыслу и переработке в совокупности с точечной модернизацией перегрузочных комплексов и увеличением товарооборота.

Согласно научным исследованиям бассейн имеет значительный потенциал для освоения пелагических запасов. При этом основной объем добычи поступает в порты Севастополя, Керчи и Новороссийска, где перерабатывается в консервы и пресервы для нужд внутреннего рынка. В Росрыболовстве считают, что состояние основных морских терминалов в регионе сегодня находится на удовлетворительном уровне, но мощности в основном недозагружаются.

В связи с этим развитие может основываться, как и в других регионах, на существенном обновлении флота. В качестве баз для него можно использовать порты Севастополя, Керчи и Новороссийска (в зависимости от промыслового графика). При этом Керченский морской рыбный порт может стать площадкой для нового комплекса по приемке и глубокой переработке.

Слово за бизнесом

По итогам презентации стратегии участники совещания обсудили ее реализацию. «Работа проделана большая. Но на местах виднее, какие еще точки роста существуют в каждом из обсуждаемых сегодня регионах. Мы ждем практических предложений от бизнеса в части инвестиций и инициативы от представителей региональных властей по дополнению и корректировке представленной стратегии. Потенциал для развития более чем обширный, и наша задача - его реализовать с максимальной отдачей, чтобы уже в ближайшие годы решить одну из главных стратегических задач отрасли – вернуть России статус ведущей мировой рыбопромышленной державы», – резюмировал Петр Савчук.

FAS USDA: Импорт зерна в Китай уменьшится

В сезоне 2017/18 Китай сократит импорт зерна. Сообщает агн. Зерно Он-Лайн со ссылкой на Внешнюю службу Департамента сельского хозяйства США (FAS USDA).

Сокращение площадей под кукурузой в Китае в текущем году продолжится. После того как в мае прошлого года правительство отказалось от поддержки производства кукурузы, фермеры сокращают площади под кукурузой в пользу других культур: пшеницы, риса, сорго и ячменя. В текущем году кукурузой будет засеяно 36,26 млн. га (36,76 млн. в прошлом сезоне), пшеницей – 24,5 (24,19) млн. га.

Валовой сбор кукурузы снизится до 217,0 (219,554) млн. т. Одновременно увеличится производство пшеницы – до 131 (128,85) млн. т и ячменя – до 2,1 (2,0) млн. т.

Импорт пшеницы опустится до 3,0 (4,0) млн. т благодаря увеличению урожая. Объем ввоза кукурузы не превысит 1,0 (1,5) млн. т. Импорт ячменя сократится до 4,1 (4,6) млн. т из-за уменьшения внутреннего спроса.

В феврале Канада сократила экспорт семян канолы и увеличила - шрота

Согласно данным аналитиков Oil World, по итогам февраля т.г. Канада поставила на внешние рынки 733 тыс. тонн семян канолы против 781 тыс. тонн за аналогичный месяц прошлого года. Как уточняется, внутренняя переработка масличной в Канаде в настоящее время находится на достаточно высоком уровне, что привело к сокращению экспортных отгрузок.

В свою очередь, экспорт масла канолы, на фоне высокого спроса со стороны биодизельной промышленности, в феврале также оказался ниже ожиданий операторов рынка и составил 263 (278) тыс. тонн.

Вместе с тем, поставки на мировой рынок соевого шрота из Канады возросли в отчетном месяце до 356 (327) тыс. тонн, главным образом, за счет высокого спроса со стороны Китая.

Всего с начала сезона Канада поставила на внешние рынки 6,42 (5,53) млн. тонн семян канолы, 1,79 (1,6) млн. тонн канолового масла и 2,76 (2,3) млн. тонн шрота канолы. При этом стоит отметить, что за указанный период Китай закупил 0,5 млн. тонн канадского шрота, что стало максимальным показателем для страны за последние 6 сезонов.

Казахстан. Наблюдается рост объемов производства и экспорта масличных

Об этом сообщил представитель компании Зерновые&Масличные, Казахстан Виктор Асланов во время выступления на XIV Международной конференции "Зерно Причерноморья-2017" - ведущем мировом форуме, признанном лидерами производства и экспорта зерновых и масличных культур.

По его статистике, в последние годы наблюдается медленный, но неуклонный рост посевных площадей, в частности, под подсолнечником и в особенности подо льном. Площади под этой культурой увеличились с 384,3 тыс. га в 2013 году до 720 тыс. га в 2017 году. Аналогичные показатели для подсолнечника: 822 и 900 тыс. га.

Доля Казахстана в мировом объеме производства масличного льна составляет, по словам докладчика, 20% (Россия и Канада – по 21%, Китай – 14%, США – 8%, Украина – 3%).

Положительная динамика экспорта льна и подсолнечника наблюдается также и по маркетинговым годам: 2014-15 – 103 и 53 тыс. тонн, 2015-16 – 177 и 86 тыс. тонн., 2016-17 – 226 и 128 тыс. тонн соответственно.

Шаг в неизведанное

Американо-российские отношения в состоянии дисбаланса

Роберт Легволд – почетный профессор Колумбийского университета.

Резюме Мало кто понимает, сколь ответственный выбор предстоит лидерам России и CША. Местечковые предрассудки, мелочное политиканство и узколобые подходы неизбежны с обеих сторон и на всех уровнях. Если они возобладают, великие державы снова проскочат мимо судьбоносного момента и заплатят дорогую цену.

Российские и американские лидеры, размышляющие о том, как вести себя после президентских выборов в США, делают выбор, от которого зависит, насколько мрачным окажется грядущий мировой порядок. Контекст, в котором лидеры двух стран размышляют о направлении отношений Соединенных Штатов и России, осложняется не только хаосом в мире, но и политическим водоразделом, к которому приблизилась Америка. Как и перестройка международных отношений, преодоление этого водораздела потребует времени.

Препятствия и (скромные) возможности

Прогнозы на тему о том, как будут развиваться отношения между Вашингтоном и Москвой в ближайший год – дело неблагодарное, но разные возможности можно рассмотреть.

Начнем с самой легкой (безопасной) перспективы: сохранение статус-кво. Возможно, смягчится риторика, но в силу глубоко укоренившегося взаимного недоверия и проблем, сталкивающих лбами русских с американцами, движение будет очень медленным в попытках избегать и открытой конфронтации, и позитивного взаимодействия. Каждая из сторон воспринимает другую источником своих проблем, а не партнером, способным помочь в их разрешении. Президенты встретятся, и высокопоставленные лица попытаются найти точки соприкосновения, но их усилия принесут скромные плоды, а если что-то пойдет не так, достигнутый прогресс быстро сойдет на нет. Вместо выработки осмысленного и последовательного плана выстраивания отношений внимание сосредоточится на других внешнеполитических приоритетах.

К сожалению, остается риск резкого ухудшения отношений. Если насилие на Украине выйдет из-под контроля, в конфликт втянется Россия и перепуганные европейские союзники США, вряд ли администрации Трампа удастся избежать вмешательства. То же можно сказать и о столкновении в любом другом регионе мира, который каждая из сторон считает важным. Это обычная траектория скатывания к конфронтации, но все же два других пути представляются более вероятными.

Отношения между Соединенными Штатами и Россией деградировали до состояния новой холодной войны не вследствие какого-то одного события, но в результате длительного и медленного накопления все более сильных обид. Деградация может быть также вызвана внешнеполитическими действиями США, как это было в конце администрации Джорджа Буша-младшего, когда поспешная война в Ираке встревожила Москву куда больше, чем курс Вашингтона на российском направлении. Если администрация Трампа совершит безрассудные шаги, объявив войну исламу, отменив ядерную сделку с Ираном, либо предпримет агрессивные действия в отношении Северной Кореи, Китая или других стран, создав косвенную угрозу для России, вероятен урон американо-российским отношениям, даже если российская политика Белого дома останется относительно дружественной.

Но остается и другая возможность: правительства могут остановить сползание к враждебной конфронтации и начать двигаться к более позитивным отношениям. Однако прогресс легко не дастся. На этом пути – глубоко укоренившееся взаимное недоверие, накопленное за два с лишним десятилетия, неверное восприятие намерений и планов визави, а также «фундаментальная нестыковка в миросозерцании и трактовке роли друг друга в мире», как выразился бывший заместитель госсекретаря Уильям Бёрнс.

Менее очевидны тенденции, сформировавшиеся в последние три года после краха в отношениях, у которых теперь уже есть собственная инерция.

Во-первых, Россия и США снова сделали друг друга приоритетом в планировании оборонных расходов. Как и во времена холодной войны, каждая из сторон недвусмысленно считает другую главным военным вызовом. Этого не изменит даже оттепель в отношениях.

Во-вторых, хотя восстановление практических форм сотрудничества, начатых рабочей группой при Американо-российской двусторонней президентской комиссии, а также рабочими группами при Совете НАТО–Россия, представляется важным и разумным шагом для придания отношениям былой динамики, сделать это нелегко. Невозможно быстро восстановить давно разорванные связи. Участники с подозрением будут относиться к перспективе слишком больших вложений в сотрудничество, которое может так легко прекратиться.

В-третьих, у президента Трампа и некоторых лиц в его окружении может быть свежий взгляд на отношения, но вот восприятие президентом Путиным и его доверенными советниками политики Соединенных Штатов давно устоялось, и это весьма нелестные оценки. Жесткая линия вернется, как только случится какая-то неприятность, а она непременно случится.

Что могли бы предпринять правительства двух стран с учетом этих ограничений? Для начала они уже начали отказываться от враждебной риторики и сигнализировали желание восстановить более нормальные и деловые отношения. Если дух конструктивного диалога возобладает после начала взаимодействия и особенно после встречи двух президентов, лед начнет таять. Президентам нетрудно найти темы для обсуждения. Все дело в том, чтобы обнаружить такие углы зрения, которые выведут общение на новый уровень.

Быть может, проще всего начать с диалога вокруг сирийской проблематики. Нелегко контролировать причудливую смесь участников гражданской войны, и неизвестно, возможно ли политическое урегулирование, но есть фундамент для политического прогресса, приемлемый для Вашингтона и Москвы: режим светского алавитского меньшинства (с Башаром или без него), стремящийся примириться с суннитским большинством. Даже при отсутствии серьезного дипломатического прорыва, если удастся сдержать насилие в Сирии, а американская и российская армии временно рискнут доверять другой стороне, возможно, удастся обеспечить нежесткую координацию военных действий против «Исламского государства» (запрещено в России. – Ред.).

Прогресс по трем другим вопросам, мешающим развитию отношений, потребует более фундаментальных корректировок. Это Украина, компьютерные взломы и судьба договора о ракетах средней и меньшей дальности. Их нельзя просто обойти или проигнорировать. Но нужно приглушить, хотя бы на время, худшие опасения по поводу намерений другой стороны, взять паузу и переосмыслить реальные интересы в каждой конкретной ситуации.

Несмотря на очевидную готовность Трампа уйти от проблемы Украины, жизнь ему этого не позволит. Постоянный риск эскалации насилия и неослабевающая тревога союзников по поводу угрозы с востока вынудит его сделать прогресс в украинском вопросе неотъемлемой частью любых усилий по поиску точек соприкосновения с Москвой и по другим вопросам. Это хорошо понимают в администрации Трампа. Прогресса не удастся добиться на основе полноценного выполнения соглашения Минск-II. Часть соглашения, предполагающая политическое урегулирование, – тупик. Следовательно, придется добиваться прогресса в других областях и начать с другой части Минских соглашений – то есть с достижения стабильного и предсказуемого мира в Донбассе. Короче, только если США и Россия пересмотрят приоритеты в украинском вопросе и все стороны признают, что достигнут реальный прогресс, американо-российские отношения сдвинутся с мертвой точки.

То же самое касается и хакерства. То есть Соединенным Штатам, России и крупным европейским странам нужно переосмыслить шумные и скандальные способы решения этой проблемы и, не слишком афишируя, начать двусторонние и многосторонние переговоры по поводу «красных линий», которые не должны нарушаться. Когда стороны занимаются так называемой перестрелкой в киберпространстве – то есть сбором информации посредством взлома компьютерных систем друзей и врагов, одной из таких «красных линий» должна быть признана неприкрытая манипуляция украденными материалами с целью влияния на выборы, а также тайный сговор с их участниками.

Третью маячащую на горизонте опасность – нарушение Россией договора о РСМД 1987 г. – отвести еще труднее. Если решение не будет найдено, последствия выйдут далеко за рамки данного конкретного соглашения. После того как Россия развернула новые крылатые ракеты наземного базирования SS-8, с точки зрения Вашингтона она формально нарушила договор. Пока неясно, как США отреагируют. Но если российские военные, поддерживаемые частью политического руководства страны, ценят эту систему вооружений больше, чем договор, вряд ли найдется приемлемое решение. В этом случае независимо от того, примирится ли администрация Трампа с данным нарушением, предпримет ли она какие-то контрмеры или вообще откажется от договора, судьба соглашения, похоже, гарантирует, что дальнейшие шаги в области контроля над стратегическими ядерными вооружениями не будут поддержаны Конгрессом.

Правительства двух стран в принципе могут улучшить отношения, даже если процесс контроля над ядерными вооружениями будет буксовать. Прогресс в отношениях не переживет неизбежных испытаний и кризисов, если не снять напряжение в связи с Украиной и Сирией, а также хакерскими атаками. Но и прогресс в этих вопросах просто откроет дверь, которая сегодня закрыта, он не гарантирует, что страны смогут «поладить», как выразился Трамп, или, что еще важнее, что у них установятся рабочие отношения.

Чтобы это произошло, необходимо углублять уровень взаимодействия. Придется найти какой-то способ докопаться до глубинных причин всех бед – понять и беспристрастно оценить истоки недоверия, расхождения в изложении и толковании фактов, причину взаимных обид. Лучше всего это сделать в процессе формального продолжительного стратегического диалога высокопоставленных официальных лиц, пользующихся безусловным доверием лидеров. Увы, мало свидетельств того, что у руководства обеих стран есть для этого воля или возможности.

Поэтому, если сторонам и удастся снизить уровень напряжения и вместе заниматься важными делами, разрядка будет ограниченной и хрупкой. Она может включать расширенное соглашение по регулированию военных операций, чреватых риском опасных инцидентов на море и в воздухе вдоль побережья Европы, которое обе стороны на словах приветствуют. Можно включить в него восстановление некоторых рабочих групп в рамках Американо-российской президентской комиссии, а также предпринять усилия по интенсификации экономического сотрудничества за пределами сфер, затронутых режимом санкций. Либо договориться об ограниченном смягчении режима санкций. Прислушавшись к призывам некоторых европейских стран, НАТО и Россия могут обсудить новые меры по укреплению доверия или ограничению военных учений, во время которых возможно соприкосновение войск в Центральной Европе.

Короче, девизом этих позитивных, но ограниченных перемен в отношениях может стать фраза «избегать конфронтации» или «искусно управлять», поскольку нет особых надежд на «долгосрочное разрешение» базовых противоречий. Это наиболее амбициозные цели с точки зрения большинства обозревателей. Но они далеки, весьма далеки от того, на чем должна была бы строиться политика США и России в отношении друг друга.

Что нужно Америке

Если планета движется к неведомому и потенциально опасному будущему, а страна с наибольшими возможностями изменить мир тоже вступила на неизведанные тропы, то внешняя политика, будь то американская или российская, не должна сосредотачиваться на узких, краткосрочных заботах.

Начнем с Соединенных Штатов. Не в их интересах допустить развал либерального мирового порядка, ради построения которого они трудились и многим жертвовали на протяжении более семи десятилетий. Не в их интересах допустить крах открытых рынков, беспрепятственной торговли и инвестиций, а также такого идеала, как суверенитет и территориальная целостность стран, несмотря на эпизодическое нарушение этого принципа. Не в их интересах отказываться от упования на международные организации для обеспечения мирного урегулирования вооруженных конфликтов и делать ставку на одностороннее принуждение, даже если они сами не раз прибегали к нему. Следовательно, США имеет смысл по-прежнему принимать активное участие в защите и укреплении либерального миропорядка.

Лозунг Трампа «Америка прежде всего» толкает страну в противоположном направлении. Это антитеза либеральному мировому порядку. Если подобный подход возобладает в Белом доме, или даже если он будет конкурировать с более традиционными взглядами, отстаиваемыми другими представителями администрации, это будет означать наступление периода турбулентности в американской внешней политике с непоследовательными целями и непредсказуемыми действиями.

Из-за того, что администрация Трампа плохо понимает возможные направления деятельности Америки, сбалансированная внешняя политика появится нескоро, не говоря уже о политике, соответствующей тому выбору, который придется делать. Впереди маячат два серьезных вызова, на которые Соединенные Штаты не способны ответить с учетом сегодняшних политических реалий. Однако оба они могут оказать колоссальное влияние на американо-российские отношения.

В первую очередь США больше не могут быть арбитром или гарантом мировой системы в последней инстанции. Они уже не способны навязывать свои стандарты, какими бы ценными те ни были, кому бы то ни было. И не в состоянии опираться на широкое понимание того, что включает в себя либеральный миропорядок, в том числе принуждение к соблюдению прав человека, создание законодательной основы для определения легитимности суверенных государств и избирательное оправдание применения военной силы. Если Соединенные Штаты хотят внести достойный вклад в сохранение порядка, служившего им верой и правдой, придется учиться руководить в партнерстве с другими, осваивать навыки совместного управления системой, а не доминирования в ней, навыки изменения правил и предоставления более широких полномочий усиливающимся державам, разочарованным системой в ее нынешнем виде. Американцам также необходимо согласиться с ограничениями на способ и время применения силы, а также определить, кто и что может дать им право действовать с позиций силы.

Императив на троих

В сердце усилий по преобразованию роли Америки и спасению либерального миропорядка – новый стратегический императив. Хотя Збигнев Бжезинский и Пол Вассерман выразили эту мысль иначе, они предусмотрительно призвали президента Трампа «признать, что идеальное долгосрочное решение – то, при котором три доминирующие военные державы – США, Китай и Россия – совместно работают над поддержкой стабильности во всем мире». Если эти страны не будут действовать сообща, вряд ли удастся создать более справедливый либеральный мировой порядок. Сотрудничество между ними или его отсутствие сыграет решающую роль в устранении трех главных угроз либеральному или нелиберальному мировому порядку: растущей опасности ядерной катастрофы; хаоса, вызванного конфликтами из-за изменения климата, а также перспективы бурных перемен внутри и вокруг евразийского континента.

Если в грядущие годы порядок возобладает над беспорядком, мировое управление, вероятно, будет зависеть от сотовой конструкции разнородных партнерств: G10 или G12 крупнейших экономик мира для обеспечения глобального экономического роста и стабильности; сотрудничества между Шанхайской организацией сотрудничества и НАТО по предотвращению нестабильности в Северном поясе; шестисторонних переговоров по проблеме ядерных вооружений Северной Кореи (наподобие пятисторонних переговоров по Ирану); двусторонних и многосторонних форматов для сдерживания наиболее дестабилизирующих событий в странах, обладающих ядерным оружием; и перестроенного Совета Безопасности ООН для управления взрывоопасными региональными конфликтами. Чтобы эта сотовая структура механизмов и международных структур была цельной и давала кумулятивный эффект, необходимо сотрудничество, а не безудержная конкуренция между Вашингтоном, Пекином и Москвой. Крайне важно примирить конкурирующие интеграционные проекты, такие как Евросоюз и Евразийский экономический союз, а также конкурирующие торговые режимы – видоизмененное Транстихоокеанское партнерство (ТТП) и патронируемое Китаем Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП). Этого не случится, если КНР и США или Россия и Запад под американским руководством продолжат соперничество.

В полумраке неясного, но потенциально неспокойного будущего мира и внутриполитических конвульсий переходного периода Соединенные Штаты сталкиваются с историческим выбором. Россию ожидает примерно то же самое. Сергей Караганов уверен, что «три крупнейших державы мира – “большая тройка” – должны совместными усилиями создать условия для мирного перехода к новому, более стабильному мировому порядку». Его призыв опирается на предпосылку, согласно которой «более стабильный мировой порядок» должен основываться на расширяющемся поле сотрудничества все более широкого круга крупных государств, что в конечном итоге приведет к «концерту держав», отправной точкой которого должно стать сотрудничество между США, Китаем и Россией. Это не слишком отличается от миропорядка, который Дмитрий Тренин рисует в новой книге «Следует ли нам бояться России?». Он характеризует его как «трансконтинентальную/трансокеанскую систему», основанную на «примерном равновесии между великими державами», в которой Соединенные Штаты, Китай и Россия «будут удовлетворены тем, что их безопасности не угрожает одна или обе другие великие державы». Эта система должна терпимо относиться к «идейно-политическому плюрализму» и полагаться на «взаимное уважение».

Вся конструкция может стать устойчивой, только если Москва и Пекин выполнят свою часть работы. И вот тут-то на первый план выходят более серьезные проблемы, включая цену, которую придется заплатить за новую холодную войну, а также за разрушительное воздействие периода неопределенного ожидания и летаргии в Москве и Вашингтоне. Чтобы дать адекватный ответ на серьезные вызовы, с которыми Россия и США столкнутся в следующие два десятилетия, необходимо выполнить два условия. Первое заключается в отказе сторон от необоснованных предположений, из-за которых они направляют политику в отношении друг друга в неверное русло. Второе требование, более долгосрочное и существенное, состоит в том, что следует разработать стратегический план встраивания американо-российских отношений в мировой порядок, который каждая из сторон желает построить.

Избавиться от предрассудков

Что касается первого требования, то нужно отойти от такого изложения фактов, которое сегодня влияет на политику. Соединенные Штаты могут вполне обоснованно возражать против многих действий России, но вовсе не обязательно предполагать, как это делалось в администрации Обамы, что подобные действия вызваны тем, что «русские заняли агрессивную позу, которая угрожает самому существованию мирового порядка», и что Россия твердо намерена добиться «раскола Евросоюза, дестабилизации НАТО и выведения» Соединенных Штатов из равновесия. Подобные предположения, будучи сами по себе преувеличением, обостряют новую холодную войну и вызывают неверную внешнеполитическую реакцию. Точно так же не только критиковать политику США в Ираке, Сирии и даже на Украине, но предполагать, как это делает Кремль, что американцы проводят сознательную злонамеренную политику, призванную полностью подорвать национальную безопасность России и уничтожить ее нынешнее политическое руководство – значит обрекать себя на контрпродуктивную и нездоровую реакцию.

Во-вторых, предположение, что ценностный водораздел между двумя странами делает возможным лишь ограниченное и спорадическое сотрудничество, не просто связывает по рукам и ногам, но и логически несостоятельно. Мало какие совместные проекты в истории – к примеру, Европейское объединение угля и стали, НАТО на его начальных этапах либо предтечи Всемирной торговой организации – удалось бы запустить, если бы предпосылкой сотрудничества были общие ценности. Чаще всего совместимые, пусть и не всегда общие цели – плод сотрудничества, вызревающий благодаря титаническим усилиям.

Наконец, второе важное требование. Набросать контуры реформированного либерального мирового порядка – это легкая часть. Ведь, несмотря на возражения против статус-кво и чрезмерной роли США в нынешнем миропорядке, ни Китай, ни Россия не желают разрушать его, но хотят видеть его усовершенствованную версию. Намного труднее добиться стратегического видения, позволяющего сформировать взаимоприемлемую и политически осуществимую повестку дня и план действий.

В своей книге «Возвращение к холодной войне» я попытался сделать это в контексте американо-российских отношений. По моему мнению, руководству Соединенных Штатов и России нужно привнести больше стабильности в новый и все более опасный многополярный ядерный мир. Остаются вызовы, существовавшие во время холодной войны в XX веке. А именно: опасность ядерной катастрофы. Неосознаваемые или по крайней мере не признаваемые сторонами дестабилизирующие последствия технологических прорывов, побуждающих Америку, Россию, Китай, Индию и Пакистан модернизировать ядерные арсеналы, делают угрозу слишком реальной. То же можно сказать и об огромном разрушительном потенциале кибернетического оружия, об асимметрии и перекосах между девятью ядерными державами и о разных их представлениях о роли этих вооружений. Соединенные Штаты и Россия должны как можно скорее обратить внимание на то, что тенденции в ядерной сфере выходят из-под контроля, и объединить усилия с Китаем для недопущения того, чтобы новая ядерная эра окончилась трагедией.

Ставки не менее высоки и в других областях. Приложив столько усилий для того, чтобы ослабить военное противостояние времен холодной войны в Центральной Европе, две страны снова пикируются дальше на востоке. Вашингтону и Москве придется сделать выбор. Они могут по инерции, оставаясь в плену своих узко понимаемых приоритетов, продолжать в том же духе, следя за военными действиями, предпринимаемыми другой стороной, наращивая ответные меры своих армий и союзников, сосредоточиваясь на разных непредвиденных ситуациях, для которых будут использованы войска, и готовясь к этому моменту. Или же сконцентрировать внимание на снижении уровня военного противостояния и укреплении взаимной безопасности. На карту поставлено будущее Европы: окажется ли этот континент еще одной зоной нестабильности и военного соперничества в течение следующих 20 лет? Или станет анклавом стабильности, ресурсы которого будут направлены на решение мировых задач обеспечения безопасности под руководством мудрых политических лидеров?

Продолжая рассуждать в том же духе, мы можем сказать, что Арктика, до недавнего времени выигрывавшая от сотрудничества пяти прибрежных государств, скатывается в направлении растущей военной активности, включая учения, выходящие за рамки защиты законных притязаний и морских путей. Если Арктика станет местом продолжения военной конфронтации в Европе и сотрудничество между пятью странами ослабеет, европейской безопасности и борьбе за снижение ущерба окружающей среде от изменения климата будет нанесен значительный урон. Ставки велики: пожелают ли Россия и США взять на себя бремя лидерства ради превращения этой девственной в политическом смысле территории в прототип более стабильной системы евроатлантической безопасности? Или позволят событиям развиваться в непредсказуемом русле, включая сползание в пропасть холодной войны?

Добавьте к этим трем озабоченностям четвертую: неспокойная обстановка на евразийском континенте (фактически на территории бывшего Советского Союза) привела к нынешней американо-российской холодной войне, и это станет решающим фактором, от которого зависит, насколько нестабильным окажется мир в предстоящие годы. Никто не зависит до такой степени от развития ситуации в этом регионе, как «большая тройка» – США, Россия и Китай. И опять-таки они могут, как это было в прошлом, выпустить ситуацию из-под контроля, запоздало и спонтанно реагируя на каждое нарушение мира, или предпринять сознательные усилия для достижения временного соглашения на базе согласованной (где это возможно) политики с целью осуществления стабильных перемен и обеспечения взаимной безопасности в Евразии. В зависимости от того, какой выбор они сделают сегодня, мы можем получить два совершенно разных международных ландшафта через 25 лет.

Наконец, лидерам в трех столицах придется фундаментально переориентировать политику, если они хотят создать прочный фундамент стабильного миропорядка, как советуют вдумчивые аналитики в Соединенных Штатах и России. Двусторонние договоры, определяющие отношения одной страны к двум другим, должны быть заменены трехсторонними соглашениями. Прогресс в решении любой серьезной проблемы требует трехстороннего взаимодействия. Оно будет возможно, только если все три правительства сделают его приоритетом. А для этого всем трем странам следует проявить готовность противостоять искушению подходить к решению проблем и конфликтов интересов, разделяющих две другие страны, таким образом, чтобы поставить в невыгодное положение какую-то одну страну. Если главным подходом останется стратегическое противоборство, то «тройка» станет опасным инструментом раскручивания соперничества между великими державами и фундаментальной угрозой для безопасности и стабильности во всем мире.

В тот момент, когда будущее мирового порядка и самого важного его актора становится туманным, российским и американским лидерам предстоит сделать выбор. Он гораздо более важный и судьбоносный, чем осознает каждая из сторон. Выбор, которому вовсе не благоприятствуют политические реалии в обеих странах. Местечковые предрассудки, мелочное политиканство и узколобые подходы неизбежны с обеих сторон и на всех уровнях. Если они возобладают, великие державы снова, как бывало раньше, проскочат мимо судьбоносного момента и заплатят дорогую цену.

Данная статья – отрывок из материала, подготовленного по заказу Валдайского клуба и изданного в серии «Валдайские записки». Публикуется в журнальной редакции. Полную версию и другие записки можно найти здесь: http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134538 Роберт Легволд

Уцелеет ли либеральный миропорядок?

История идеи

Джозеф Най-младший – заслуженный профессор факультета государственного управления Гарвардского университета; автор книги «Наступил ли конец американского века?».

Резюме Американцы и другие народы могут не замечать, что безопасность и благоденствие обеспечивают либеральный порядок, пока он не исчезнет, но тогда может быть уже слишком поздно.

В XIX веке США играли второстепенную роль в мировом балансе сил. До 1870-х гг. в стране не было постоянной армии, а американский ВМФ был меньше, чем чилийский. Американцы легко применяли силу для захвата земель или ресурсов (свидетельство тому Мексика и коренные народы Америки). Но по большей части правительство Соединенных Штатов и американская общественность выступали против активного участия в мировой политике за пределами западного полушария.

Заигрывание с империализмом в конце XIX столетия, равно как и растущая роль в мировой экономике, заставили США обратить внимание на внешний мир. Это проложило путь для втягивания в Первую мировую войну. Однако высокие издержки войны и неосуществившиеся честолюбивые планы Вудро Вильсона реформировать послевоенную мировую политику вынудили американцев в 1920-е и 1930-е гг. снова сосредоточиться на внутренних делах. В результате возникла странная ситуация, когда держава, становившаяся все более могущественной, совершенно не интересовалась тем, что происходило в мире.

Американские политики, как и их коллеги в других странах, стремились продвигать национальные интересы, обычно делая это без обиняков и определяя интересы слишком узко. Для них мировая политика и экономика оставались полем острой конкуренции между государствами, боровшимися за выгодное положение и преимущества. Поэтому, когда разразилась Великая депрессия, власти США, как и других государств, бросились на защиту внутреннего рынка и национальной экономики, утвердив пошлины под лозунгом «сделай соседа нищим» и углубив кризис. И спустя несколько лет, когда возникли агрессивные диктатуры, угрожавшие миру на планете, американские политики, как и их европейские визави, повели себя аналогичным образом в сфере безопасности: они попытались проигнорировать нарастающие угрозы, переложить ответственность на других или отсрочить конфликт через умиротворение.

К этому моменту Соединенные Штаты стали сильнейшей державой мира, но не понимали, зачем тратить деньги на других или уделять внимание мировым общественным благам, таким как открытая экономика или международная безопасность. В 1930-е гг. еще не существовало мирового порядка, ведомого США, и, как следствие, мир пережил «бесчестное десятилетие», по словам Уистена Хью Одена, десятилетие депрессии, тирании, войны и геноцида.

Оказавшись втянутыми в пожар мировой войны, несмотря на отчаянные усилия избежать этого, официальные лица Запада потратили первую половину 1940-х гг. на борьбу со странами гитлеровской коалиции, продолжая работать над созданием другого, лучшего мира после окончания войны. Теперь они уже не считали вопросы экономики и безопасности исключительно внутренним делом, но стремились к сотрудничеству, формированию системы международных отношений на основе определенных правил, которые теоретически позволили бы странам-единомышленницам наслаждаться общим миром и процветанием.

Либеральный мировой порядок, сформировавшийся после 1945 г., представлял собой не слишком тесно связанные многосторонние организации, в рамках которых Соединенные Штаты обеспечивали общие блага, такие как более свободная торговля, свобода мореплавания и защита более слабых государств, которые могли воспользоваться американской силой. Бреттон-Вудские соглашения заключены еще до окончания войны. Когда другие страны оказывались слишком бедными или слабыми, чтобы защитить себя, администрация Трумэна предоставляла им материальную помощь и размещала за рубежом воинский контингент, тем самым порвав с давнишней традицией США. Речь шла об альянсах, в которые принимали всех желающих. В 1946 г. Вашингтон выдал Соединенному Королевству крупный кредит, в 1947 г. взял на себя ответственность за поддержку прозападных правительств в Греции и Турции, вложил большие средства в восстановление Европы в рамках «плана Маршалла», принятого в 1948 году. В 1949 г. Соединенные Штаты выступили инициаторами создания НАТО, возглавили военную коалицию для защиты Южной Кореи от вторжения в 1950 г. и подписали новый договор о безопасности с Японией в 1960 году.

Эти и другие действия поддерживали порядок в мире и сдерживали советскую мощь. Как отмечал американский дипломат Джордж Кеннан и другие, в послевоенном мире было пять ключевых зон промышленного производства и силы: Соединенные Штаты, Советский Союз, Великобритания, континентальная Европа и Северо-Восточная Азия. Чтобы защитить себя и предотвратить Третью мировую войну, Вашингтон решил изолировать СССР и установить тесные отношения с тремя другими индустриальными центрами, и американские войска по сей день расквартированы в Европе, Азии и других регионах мира. В рамках такого мироустройства росла экономическая, социальная и экологическая взаимозависимость. К 1970 г. экономическая глобализация восстановилась до уровня, на котором находилась к началу Первой мировой войны.

Мифология, которой оброс миропорядок, искусственно раздута. Быть может, Вашингтон в целом и предпочитал демократию и открытость, но нередко поддерживал диктаторов или совершал циничные своекорыстные шаги. В течение первых десятилетий послевоенная система объединяла преимущественно страны-единомышленницы по обоим берегам Атлантики; в нее не входили многие государства, такие как Китай, Индия, страны советского блока, и она не всегда оказывала благоприятное воздействие на относящиеся к ней страны. В военном отношении Соединенные Штаты не были гегемоном в мире, потому что Советский Союз уравновешивал их мощь. И даже на пике могущества Вашингтон не смог предотвратить «потерю» Китая, раздел Германии и Берлина, ничейный исход в Корее, подавление Советами мятежей внутри Варшавского блока, создание и сохранение коммунистического режима на Кубе и крах во Вьетнаме.

На протяжении многих лет американцы вели ожесточенные дебаты по внешнеполитическим вопросам, в том числе относительно военных вмешательств, а также выражали недовольство по поводу того, что им приходится платить за оборону других богатых стран. И все же реальный успех мирового порядка в сфере безопасности и поддержания стабильности в прошедшие семь десятилетий привел к консенсусу, что защита, углубление и расширение этой системы были и остаются главной внешнеполитической задачей США.

В последнее время, как никогда прежде, возникают сомнения в целесообразности и устойчивости существующего мироустройства. Некоторые его критики, такие как вновь избранный американский президент Дональд Трамп, доказывают, что стоимость поддержания порядка неприемлемо высока, перевешивает все возможные выгоды и Вашингтону лучше взаимодействовать с другими странами на транзакционной основе, переходя от одного соглашения к другому – конечно, при условии, что в каждом случае удастся заключать выгодные сделки. Другие утверждают, что фундамент международного порядка размывается вследствие перетекания мировой силы в направлении Азии – в частности, из-за беспрецедентного укрепления китайской и индийской экономики. Некоторые же видят главную угрозу в распылении власти и ее переходе от правительств к негосударственным образованиям в силу постоянных изменений в политике, обществе и технологиях. Короче, мировой порядок сегодня сталкивается с самыми серьезными вызовами за несколько поколений. Сможет ли он устоять и сохраниться?

Вызов силе и ее распыление

Все должны иметь доступ к общим благам, никому нельзя в них отказывать. На государственном уровне правительства обеспечивают гражданам многие из этих благ: безопасность людей и их имущества, экономическая инфраструктура, чистая окружающая среда. В отсутствие мирового правительства общие мировые блага – чистый воздух, благоприятный климат, финансовая стабильность или свобода мореплавания – иногда гарантируются коалициями во главе с крупнейшей державой, которая больше всего выигрывает от общих благ и может позволить себе платить за них. Когда сильнейшие державы не оценивают по достоинству эту силу, происходит недопроизводство общих мировых благ, и от этого страдают все.

Некоторые наблюдатели видят главную угрозу существующему либеральному порядку в быстром наращивании мощи Китая, который, похоже, не всегда сознает, что статус великой державы также означает серьезную ответственность и обязательства перед всем миром. Их беспокоит то, что Китай вот-вот обойдет США по силе и могуществу, и когда это произойдет, Пекин не будет поддерживать существующий порядок, потому что считает его навязанным извне, отражающим интересы других стран, а не КНР. Однако опасения беспочвенны по двум причинам: в обозримом будущем Китай вряд ли обгонит Америку по могуществу и, кроме того, Пекин понимает и ценит нынешний порядок больше, чем принято думать.

Вопреки общепринятому мнению, Китай не сменит Соединенные Штаты в роли доминирующей силы в мире. Мощь предполагает способность получить от других то, что вам нужно, с помощью денег, принуждения или привлечения. Экономика Китая резко выросла в последние десятилетия, но ее размер пока составляет 61% экономики США, и темпы роста замедляются. Даже если через несколько десятилетий Китай превзойдет Соединенные Штаты по общему размеру экономики, экономическая мощь – лишь часть геополитического уравнения. Согласно Международному институту стратегических исследований, США расходуют на армию в четыре раза больше, чем КНР, и хотя возможности Пекина в последние годы растут, серьезные наблюдатели полагают, что ему не удастся изгнать американцев из западной акватории Тихого океана и тем более претендовать на роль мирового военного гегемона. А что касается мягкой силы или способности привлекать других, то в последнем рейтинге, изданном лондонской консалтинговой компанией «Портленд», США занимают первое, а Китай – 28-е место. Хотя Китай пытается догнать Соединенные Штаты по этому показателю, те тоже не стоят на месте. В США благоприятная демография, дешевеющая энергия, ведущие университеты и технологические компании мира.

Более того, Пекин выигрывает от нынешнего мирового порядка и ценит его больше, чем иногда признает. Он является одной из пяти стран, имеющих право вето в Совете Безопасности ООН, а также получает выгоду от участия в либеральных экономических организациях, таких как Всемирная торговая организация (где принимает участие в урегулировании споров и даже соглашается с решениями, идущими вразрез с его интересами). Китай также активен в деятельности Международного валютного фонда (где в последнее время с его голосом все больше считаются, и где его представитель занимает важную должность заместителя директора). Китай сегодня – второй по размеру вклада донор миротворческих сил ООН, участник программ ООН по противодействию лихорадке Эбола и изменению климата. В 2015 г. Пекин присоединился к Вашингтону для разработки новых форм противодействия изменениям климата и конфликтам в киберпространстве. В целом Китай пытается не свергнуть нынешний порядок, а наращивать свое влияние в нем.

Порядок неизбежно изменится. КНР, Индия и другие экономики продолжат рост, и доля США в мировой экономике будет падать. Но никакая другая страна, включая Китай, не сможет бросить вызов доминированию Соединенных Штатов.

Вместе с тем мировому порядку угрожает перетекание силы от правительств к негосударственным акторам. Вследствие информационной революции ряд транснациональных проблем, таких как финансовая стабильность, изменение климата, терроризм, пандемии и кибербезопасность вошли в мировую повестку дня; но та же информационная революция ослабляет способность правительств адекватно реагировать на вызовы.

Обстановка в мире становится все более сложной, и мировая политика скоро перестанет быть прерогативой национальных правительств. Физические и юридические лица – от корпораций и негосударственных организаций до террористов и общественных движений – имеют все больше возможностей, а неформальные сети подрывают монополию на власть традиционных бюрократий. Правительства по-прежнему располагают властью и ресурсами, но на сцене, где они действуют, все теснее, а у них все меньше возможностей режиссировать действие.

Даже оставаясь крупнейшей державой, США не смогут добиться многих целей, действуя в одиночку. Например, финансовая стабильность мирового сообщества жизненно важна для благоденствия американцев, но для ее обеспечения Соединенным Штатам необходимо сотрудничать с другими странами. Глобальное изменение климата и подъем уровня Мирового океана влияют на качество жизни, но американцы не справятся с этой проблемой только своими силами. В мире, где границы проницаемы практически для всего – от наркотиков и инфекционных заболеваний до терроризма – государствам необходимо использовать «мягкую силу» для развития сетей и создания институтов и организаций, необходимых для отвода общих угроз и ответа на общие вызовы.

Вашингтон может в одиночку обеспечить доступ к некоторым важным общемировым благам. Американский ВМФ играет ключевую роль в патрулировании Мирового океана, обеспечении соблюдения морского права и защите свободы мореплавания, а Федеральная резервная система укрепляет финансовую стабильность в мире, выполняя функции кредитора последней инстанции. Однако успех в решении новых транснациональных проблем потребует сотрудничества, придется наделить необходимыми полномочиями других игроков, чтобы они помогли в достижении целей США. В этом смысле сила или власть становятся беспроигрышной игрой: нужно думать не только о власти над другими, но также и о способности решать проблемы, которую Соединенные Штаты смогут приобрести, лишь взаимодействуя с другими. В таком взаимосвязанном мире способность работать в связке с остальными становится главным источником силы, и в этом смысле США опять-таки должны взять на себя роль лидера. Соединенные Штаты занимают первое место в рейтинге стран Института мировой политики Лоуи по числу посольств, консульств и дипмиссий. У них 60 союзников, связанных договорами, и, по оценке журнала The Economist, 100 из 150 крупнейших стран мира тяготеют к США и лишь 21 страна выступает против них.

Однако открытость, позволяющая Соединенным Штатам выстраивать сети, поддерживать международные организации и союзы, оказывается под угрозой. Вот почему самый важный вызов обеспечению мирового порядка в XXI веке исходит не извне, а изнутри.

Популизм против глобализации

Даже сохраняя мировое лидерство в военной и экономической мощи, а также в «мягкой силе», США могут отказаться использовать имеющиеся у них ресурсы для обеспечения общих благ в рамках системы международных отношений. В конце концов, именно так они поступали в годы между двумя мировыми войнами и после конфликтов в Афганистане и Ираке. Опрос 2013 г. показал, что 52% американцев считают, что «Соединенным Штатам не следует совать нос в чужие дела, и нужно позволить другим странам самостоятельно решать стоящие перед ними проблемы».

Президентские выборы 2016 г. обнаружили популистскую реакцию на глобализацию и торговые соглашения в обеих крупных партиях, тогда как либеральный мировой порядок – проект космополитических элит, в которых популисты видят врага. Корни популистской реакции следует искать как в экономике, так и в культуре. Регионы, потерявшие рабочие места из-за иностранной конкуренции, склонны были поддержать Трампа, равно как и белые мужчины старшего поколения, утратившие статус вследствие усиления других демографических групп. По прогнозам американского Бюро переписи, менее чем через три десятилетия белые перестанут быть расовым большинством в Соединенных Штатах. Это усиливает тревогу и опасения, сделавшие Трампа привлекательным, и подобные тенденции указывают на то, что популизм переживет кампанию Трампа.

Стало почти расхожим мнение, будто популистский всплеск в США, Европе и других местах знаменует начало конца современной эпохи глобализации, и эти процессы будут сопровождаться потрясениями, как это случилось по окончании раннего периода глобализации столетие назад. Но обстоятельства настолько изменились, что аналогия не выдерживает критики. Сегодня внутри страны и на международном уровне так много амортизаторов, смягчающих турбулентность, что сползание в экономический и геополитический хаос, как это случилось в 1930-е гг., просто невозможно. Недовольство и разочарование вряд ли скоро пройдут, и избрание Трампа и голоса британцев за выход из ЕС показывают, что популистская реакция свойственна многим западным демократиям. Политическим элитам, поддерживающим глобализацию и открытую экономику, явно нужно обратить больше внимания на экономическое неравенство, помочь тем, чье положение вследствие происходящих в обществе перемен ухудшилось, и стимулировать широкий экономический рост.

Было бы ошибкой делать слишком далеко идущие выводы по поводу долговременных тенденций в американском общественном мнении на основании пламенной риторики во время последних выборов. Перспективы сложных торговых соглашений, таких как Транстихоокеанское партнерство и Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство, довольно туманны, но вряд ли мы увидим возврат к протекционизму в масштабах 1930-х годов. Например, опрос, проведенный Чикагским советом по международным отношениям в июне 2016 г., выявил, что 65% американцев считают глобализацию полезной в основном для США, несмотря на опасения потерять работу. И даже в начале избирательной кампании во время опроса, проведенного американским исследовательским центром Pew в 2015 г., 51% респондентов сказали, что иммигранты укрепляют страну.

Соединенные Штаты и в будущем смогут позволить себе поддерживать мировой порядок. В настоящее время Вашингтон выделяет менее 4% ВВП на оборону и внешнюю политику. Это меньше половины того, что он тратил в разгар холодной войны. Альянсы – несущественное бремя для экономики, а иногда, например, в случае с Японией, дешевле расквартировать войска за рубежом, чем у себя на родине. Проблема в выборе не между пушками и маслом, а между пушками, маслом и налогами. Из-за желания избежать дальнейшего увеличения налогов или государственного долга бюджет национальной безопасности США в настоящее время – жертва компромисса между расходами на оборону, образование, инфраструктуру, научные исследования и развитие. Но это игра с нулевой суммой. Сегодня политика, а не экономические ограничения определяют, сколько средств будет выделено на ту или иную статью.

Разочаровывающий итог последних военных интервенций – еще одна причина, по которой американское общественное мнение не поддерживает активность Соединенных Штатов в мировой политике. В век транснационального терроризма и кризисов с беженцами абсолютное невмешательство во внутренние дела других стран либо невозможно, либо нежелательно. Но такие регионы, как Ближний Восток, скорее всего, будут десятилетиями оставаться в состоянии хаоса, и Вашингтону нужно быть осмотрительнее, взваливая на себя бремя тех или иных задач. Вторжение и оккупация порождают ненависть и сопротивление, которые, в свою очередь, повышают издержки интервенции, снижают вероятность успеха и еще больше подрывают поддержку активной внешней политики внутри страны.

Наконец, политическая раздробленность и демагогия – еще один вызов, ограничивающий возможность Соединенных Штатов обеспечить ответственное международное лидерство, и выборы 2016 г. показали, насколько раздроблен американский электорат. Например, Сенат не смог ратифицировать Конвенцию ООН о морском праве, хотя страна полагается на нее для защиты свободы навигации в Южно-Китайском море, противодействуя провокациям Китая. Конгресс вот уже пять лет отказывается ратифицировать важное обязательство США поддержать перераспределение взносов в МВФ таким образом, чтобы Китай вносил больше средств, а Европа меньше, хотя это практически не требует никаких затрат со стороны Вашингтона. Конгресс принял законы, нарушающие международный юридический принцип государственной неприкосновенности, защищающий не только иностранные правительства, но и американских дипломатов и персонал за рубежом. А сопротивление закону о штрафах за избыточные выбросы углерода в атмосферу не позволяет Соединенным Штатам стать лидером в борьбе с изменением климата.

США еще на протяжении нескольких десятилетий останутся ведущей военной державой мира, и военная сила по-прежнему будет важной составляющей американской мощи. Усиливающийся Китай и слабеющая Россия пугают соседние с ними страны, и американские гарантии безопасности в Азии и Европе обеспечивают стабильность, лежащую в основе процветания либерального порядка. Рынки зависят от соглашений в области безопасности, и поддержание альянсов – важный источник влияния для Соединенных Штатов.

В то же время военная сила – не тонкий инструмент, и во многих ситуациях он непригоден. Попытка контролировать внутреннюю политику государств с националистически настроенным населением – это рецепт неудачи, и такие сложные проблемы, как изменение климата, финансовая нестабильность или управление Интернетом, силой не разрешить. Очень большое значение имеет поддержание сетей, работа с другими странами и международными организациями, помощь в установлении норм разрешения новых транснациональных проблем. Ошибочно приравнивать глобализацию к торговым соглашениям. Даже при замедлении экономической глобализации технологии способствуют глобализации экологической, политической и общественной, требующей совместного реагирования на вызовы. Лидерство – не доминирование, и роль Вашингтона в стабилизации мирового сообщества и поддержке его прогресса может быть сегодня важнее, чем когда-либо. Американцы и другие народы могут не замечать, что безопасность и благоденствие обеспечивают либеральный порядок до тех пор, пока он не исчезнет, но тогда может быть уже слишком поздно.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2017 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134535 Джозеф Най-младший

Отступление либерализма

Гибель мечты

Робин Ниблетт – директор Королевского института международных отношений (Чатем-Хаус).

Резюме Либеральным странам нужно готовиться к эпохе неудобного сосуществования с нелиберальными. Ландшафт будет поделен между либералами и государственниками, но процветание и безопасность всех зависят от либерального мирового порядка.

Либеральный мировой порядок всегда зависел от идеи прогресса. С 1945 г. западные политики верили, что открытые рынки, демократия и права человека постепенно утвердятся на всем земном шаре. Сегодня подобные надежды кажутся наивными.

В Азии подъем Китая может стать вызовом для военной и экономической гегемонии США, поскольку Пекин стремится вовлечь в свою орбиту американских союзников, таких как Филиппины и Таиланд. Соединенные Штаты и их европейские партнеры не смогли направить ближневосточный регион к более либеральному и мирному будущему после арабской весны и оказались не способны остановить конфликт и гражданскую войну в Сирии. Геополитическое влияние России, пытающейся «потушить пожар либеральных реформ» на своей периферии, достигло высот, невиданных со времен холодной войны.

Однако более серьезные угрозы существующему порядку вызрели изнутри. Более 50 лет Европейский союз, казалось, был авангардом нового либерализма, при котором страны объединяют суверенитет ради более тесного сотрудничества. Но сегодня, когда кризисы следуют один за другим, Евросоюз перестал расширяться. После того как в июне прошлого года жители Великобритании проголосовали за выход из европейского содружества, ЕС, возможно, уменьшится впервые за свою историю.

Приверженность Соединенных Штатов идее мирового лидерства, благодаря которому порядок в мире до сих пор поддерживался в хорошие и плохие времена, кажется слабее, чем когда-либо со времен Второй мировой. Дональд Трамп вел избирательную кампанию под недвусмысленным лозунгом «Америка прежде всего». Он пообещал пересмотреть торговые соглашения США, хвалил президента России Владимира Путина и выразил сомнения в целесообразности выполнения Соединенными Штатами своих обязательств в рамках НАТО. Объявленная президентом Обамой политика «разворота в Азию» пока буксует. Пекин не терял времени даром и составил собственный план объединения Евразии, где ведущая роль отводится Китаю, а Соединенные Штаты будут вытеснены из этого региона.

По мере того как в прошедшие полвека рушились разные политические системы, либеральный мировой порядок укреплялся, пока не столкнулся с собственными вызовами. Но коль скоро экономики его ведущих представителей остаются хрупкими, а политические институты не отличаются единообразием, отстаиваемый ими порядок вряд ли вернет себе политическую энергию и динамику, благодаря которым демократии распространились по всему миру. Скорее он переродится в менее честолюбивый проект: либеральный мировой экономический порядок, охватывающий страны с разными политическими системами. В краткосрочной перспективе это позволит демократиям и их нелиберальным партнерам найти способы сосуществования. В долгосрочной – либеральная демократия, скорее всего, восстановит доминирующее положение в мире, если сумеет адаптироваться.

Либерализм на вершине

После окончания Второй мировой войны западные политики, особенно в Соединенных Штатах и Соединенном Королевстве, вознамерились создать систему международных отношений, гарантирующую, что катастрофические просчеты международного сотрудничества в период между двумя мировыми войнами больше не повторятся. Архитекторы новой системы стремились придать импульс не только экономическому развитию и личностной самореализации, но и укрепить мир во всем мире. Они исходили из того, что наиболее высокий шанс на такое устройство дают свободные рынки, обеспечение прав человека, власть закона и избираемые правительства, деятельность которых ограничивается независимой судебной властью, свободной прессой и энергичным гражданским обществом.

Стержнем такого миропорядка стали Бреттон-Вудские институты – Международный валютный фонд, Всемирный банк и Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), которое с 1995 г. именуется Всемирной торговой организацией. Все учреждения опирались на постулат о том, что открытые и прозрачные рынки с минимальным вмешательством правительств – так называемый Вашингтонский консенсус – будут фундаментом экономического роста. Руководствуясь этими принципами, США оказали экономическую, военную и дипломатическую помощь Германии и другим государствам Западной Европы, а также Японии, благодаря чему тем удалось быстро восстановиться после разрушительной Второй мировой войны.

Западные политики были уверены, что переход к открытым рынкам неизбежно приведет к распространению демократии, и во многих случаях так и происходило. Либеральная демократия постепенно утверждалась в Европе, Азии, Латинской Америке и Африке к югу от Сахары, особенно после окончания холодной войны. Согласно некоммерческой американской организации Freedom House, число демократических правительств увеличилось с 44 в 1997 г. до 86 в 2015 г.; в этих странах проживает 40% населения планеты, и на их долю приходится 68% мирового ВВП.

По мере расширения порядка утверждалась и либеральная идея о том, что правительства, которые плохо обращаются со своим народом и разжигают мятежи в соседних регионах, лишают себя суверенного права на управление. В 1998 г. был создан Международный уголовный суд, посягающий на суверенитет во имя правосудия. Через год британский премьер Тони Блэр изложил свою доктрину либеральной интервенции, заявив, что в мире усугубляющейся взаимозависимости «принцип невмешательства должен быть видоизменен в некоторых важных аспектах». В 2005 г. Генеральная ассамблея ООН утвердила «обязанность защищать» – принцип, согласно которому иностранные правительства вправе осуществлять интервенцию, если то или иное государство не способно предотвратить зверства на своей территории. В крепнувшем либеральном международном порядке право суверенных правительств управлять внутренними делами своих стран – принцип, лежащий в основе международного права и ООН – все больше зависел от соблюдения западных стандартов в области прав человека. Казалось, что либеральный порядок устанавливает нормы для всего мирового сообщества.

Все разваливается

Но в последнее десятилетие под влиянием финансовых кризисов, народных бунтов и усиления авторитарных держав либеральный международный порядок зашатался. По выражению политолога Лэрри Даймонда, с 2006 г. мир вошел в «рецессию демократии: распространение личных свобод и демократии остановилось, если не откатилось назад».

Величайшая опасность исходит изнутри. Ведущие либеральные державы последовательно сталкиваются с внутриполитической и экономической неопределенностью. В США и многих европейских странах средние зарплаты не растут уже более 25 лет, и это снижает доверие к элитам и привлекательность глобализации. Открытие экономик для более интенсивной торговли, инвестиций и иммиграции увеличило национальное достояние, но не вылилось в ощутимую выгоду для многочисленных сегментов общества. Слабое финансовое регулирование, предшествовавшее финансовому кризису 2008 г., и накачивание банков ликвидностью после кризиса поколебало веру людей в либеральное правительство, а Великая рецессия заставила отказаться от поддержки открытых рынков капитала, приносивших ощутимую выгоду лишь узкой прослойке мировой элиты.

Победа Трампа, решение большинства британских избирателей в пользу выхода из ЕС и подъем популистских партий на процветающем севере и более бедном юге Европы – лишь видимые симптомы глубокой неудовлетворенности глобализацией. Аналогичным образом жители Соединенных Штатов и Евросоюза перестали поддерживать расширение международной торговли, будь то через Транстихоокеанское или Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство. Согласно опросу, проведенному исследовательским американским центром Pew в 2014 г., 87% респондентов развивающихся стран согласились, что свободная торговля выгодна для экономики, тогда как около половины респондентов во Франции, Италии и США заявили, что торговля уничтожает рабочие места и снижает заработную плату.

По всей Европе растет сопротивление более глубокой политической интеграции. В течение 60 лет готовность стран – членов ЕС объединить свою суверенную власть в наднациональных юридических структурах служила эталоном для других государств, стремившихся к более тесному сотрудничеству в своих регионах. Как выразился политолог Саймон Сефати в 2003 г., европейцы преобразовывали свои системы политического управления из городов-государств в национальные государства, а затем в страны-члены. Сегодня процесс буксует и практически остановился. Более того, может быть дан обратный ход.

Голосование британцев за выход из ЕС, вероятно, окажется исключением: Соединенное Королевство присоединилось к Европейскому экономическому сообществу, предшественнику Евросоюза, только в 1973 г., через 16 лет после его создания. У Великобритании долгая история евроскептицизма. Она предпочла не вводить у себя единую евровалюту и не входить в Шенгенское соглашение, открывающее границы. Возможно, другие страны не последуют примеру Великобритании и не будут выходить из ЕС. Однако мало кто из европейских лидеров готов поступиться еще большей долей национального суверенитета ради углубления интеграции. Многие европейские государства отказались по просьбе Евросоюза принять у себя определенное количество беженцев. Более богатые члены еврозоны не хотят объединения финансовых ресурсов в общую систему страхования вкладов для обеспечения долгосрочной жизнеспособности единой валюты. Сегодня многие политики требуют большего суверенного контроля над применением существующих законов ЕС и разработки новых форм интеграции.

В этом контексте надежда на то, что Евросоюз станет шаблоном для либеральной региональной интеграции в других местах, кажется все менее реалистичной. Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), южноамериканский МЕРКОСУР, Африканский союз и Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива остаются механизмами для очень ограниченного политического и экономического взаимодействия. Между тем Китай и Россия используют время, пока Запад стоит на перепутье, для модернизации армий и утверждения своих региональных и геополитических интересов. Они создали структуры, включая Евразийский экономический союз и Шанхайскую организацию сотрудничества, помогающие им координировать и узаконивать параллельный политический порядок, который бросает вызов западным нормам демократического правления и отвергает любое внешнее вмешательство в дела суверенной страны во имя защиты прав человека.

Отступление Америки

В течение семи последних десятилетий либеральная международная система процветала под зонтиком безопасности, созданным США. Но сегодня Соединенные Штаты озабочены собственными проблемами в большей степени, чем когда-либо со времен Второй мировой войны. После дорогостоящих кампаний в Афганистане и Ираке и хаоса в Ливии, воцарившегося в результате гуманитарной интервенции, Обама пересмотрел международную роль США, последовательно призывая союзников в Европе и на Ближнем Востоке брать больше ответственности за обеспечение собственной безопасности. Во время президентской кампании Трамп превратил этот аргумент в подобие сделки: Соединенным Штатам следует стать сверхдержавой-наемником, защищающим только те страны, которые платят, поскольку это даст возможность сосредоточиться на том, чтобы вернуть Америке величие у себя на родине. Тем самым Трамп проигнорировал важный исторический урок, усвоенный с превеликим трудом: инвестиции в безопасность союзников – лучший способ защитить безопасность США и их экономические интересы. Однако пока не совсем понятно, как Трамп будет управлять страной.

Справедливо это или нет, но союзники Соединенных Штатов, от Европы до Азии, сегодня опасаются, что сверхдержава может перестать быть преданным и заинтересованным партнером. Эти опасения возникли не в самое удачное время. Европа, стреноженная институциональными и экономическими слабостями, более уязвима для разных форм давления, оказываемого в настоящее время Россией, включая финансовую поддержку европейских популистских партий и опасные военные маневры на восточных рубежах НАТО. Хотя Россия экономически слаба, защита Путиным нового европейского порядка, основанного на культурном и национальном суверенитете, нравится все громче заявляющим о себе националистическим партиям – от Партии независимости Соединенного Королевства до «Национального фронта» Франции и венгерского гражданского союза «Фидеш», лидер которого премьер-министр Виктор Орбан открыто отстаивает построение «нелиберального государства».

Многие союзники и демократические партнеры США во всем мире также переживают не лучшие времена. Япония и Южная Корея выбиваются из сил, пытаясь справиться с такими вызовами, как стареющее население и чрезмерная зависимость от экспорта. К тому же исторический антагонизм между этими странами не дает им возможности выступить единым фронтом для продвижения либеральной демократии в своем регионе. Крупные демократии быстроразвивающихся рынков, такие как Бразилия, Индия, Нигерия и ЮАР, до сих пор не могут преодолеть серьезные препятствия на пути устойчивого экономического роста и сплочения общества. А видимое ослабление роли США в качестве глобальной державы и тот факт, что Вашингтонский консенсус не гарантирует развитие экономики, привели к власти авторитарных правителей в таких странах, как Филиппины, Таиланд и Турция, которые подорвали систему институциональных сдержек и противовесов, лежащих в основе либеральной демократии.

Котел или чайник?

Конечно, сторонники либерального мирового порядка давно демонстрируют непоследовательность в смысле приверженности его принципам. Соединенные Штаты и их союзники, возможно, в целом обеспечивают уважение к власти закона и либеральному правлению в пределах своих границ, но главная внешнеполитическая цель – защищать безопасность и экономические интересы Запада, даже если их действия на международной арене подрывают доверие к либеральной системе международных отношений.

США часто действуют в одностороннем порядке или избирательно выполняют правила мирового порядка, который продвигают. Они вторглись в Ирак по спорному юридическому мандату, Конгресс США отказался ратифицировать Конвенцию ООН по морскому праву, равно как и ряд других многосторонних конвенций и договоров. В 2011 г. Великобритания, Франция и США помогли свергнуть ливийского лидера Муаммара Каддафи, выйдя за рамки мандата, выданного на основании Резолюции 1973 Совета Безопасности ООН, которая уполномочила принимать все необходимые меры для защиты гражданского населения. Западные правительства осудили Россию и сирийского президента Башара Асада за обстрелы густонаселенных кварталов в Сирии, а также многочисленные жертвы среди мирного населения, одновременно поддержав кровавую кампанию Саудовской Аравии в Йемене.

Стоит ли удивляться, что призывы к расширению либерального порядка толкуются его оппонентами как предлог для расширения политической власти Запада? Путин говорил на эту тему в октябре во время ежегодной конференции Дискуссионного клуба «Валдай». Он обвинил США в поддержке глобализации и безопасности «для себя, для немногих избранных, но не для всех». Нет ничего удивительного и в том, что главная многосторонняя организация мира, Совет Безопасности ООН, пребывает в ступоре и параличе из-за старых противостояний, раздираемая разногласиями между Китаем и Россией, с одной стороны, и Францией, Великобританией и США, с другой. В результате либеральные попытки изменить понятие государственного суверенитета, такие как введение обязательств по защите гражданского населения и создание Международного уголовного суда, так и не узаконены мировым сообществом. В качестве примера можно привести хроническую неспособность остановить насилие в Сирии и октябрьское заявление правительств Бурунди, Гамбии и ЮАР о том, что они не будут участвовать в работе суда. Даже Интернет, вроде бы способствовавший утверждению более либерального мирового порядка за счет наделения полномочиями не правительств, а отдельных людей, все больше оказывается во власти идеологической поляризации из-за национальных систем ограничения доступа, методов слежения и нарушения личной тайны.

Поддержание порядка

Можно ли считать эти вызовы знамением конца либерального мирового порядка? Возможно, что нет. Устоявшиеся либеральные демократии не распадутся. Какие бы ни возникали внутренние изъяны, от неравенства до безработицы, они решают их с сильных позиций в отличие от развивающихся стран, многие из которых демонстрируют высокий уровень роста ВВП, но им еще нужно перейти от роста, основанного на экспорте и инвестициях, к росту, стимулируемому потреблением и инновациями. В западных демократиях предусмотрена возможность «выпустить пар», высказать разочарование и сменить политическое руководство. Их экономика функционирует относительно динамично и открыто, что способствует инновациям. Эти качества позволяют политическим институтам восстанавливать легитимность, а экономикам – возобновлять рост. Нелиберальным странам с жесткой вертикалью власти, таким как Китай и Россия, еще предстоит доказать, что их политические системы переживут этап переходной экономики.

И все же либеральные демократии не могут и дальше откладывать трудные политические решения. Если они хотят поддерживать либеральный международный порядок, для начала нужно исправить положение дел в своих странах. Необходимо повысить производительность труда, а также заработные платы, наращивать участие рабочей силы в рынке труда в условиях, когда новые технологии приводят к сокращению рабочих мест, обеспечить интеграцию иммигрантов в процессе управления стареющими обществами. А что касается Европы – осуществить переход от государства всеобщего благоденствия с централизованным финансированием к обществу всеобщего благоденствия с местным управлением, когда регионы, города и другие муниципалитеты распоряжаются большей частью налоговых поступлений, поэтому могут приспособить социальное обслуживание к местным нуждам. Либеральные правительства в состоянии найти ответ на эти вызовы, вкладывая больше средств в образование, улучшение материальной и цифровой инфраструктуры или изменение законодательства, которое не дает свободно развиваться предпринимательству и сдерживает рост в секторе услуг. Эти меры могут казаться скромными, но привлекательность и даже выживание либерального мирового порядка зависит от его способности обеспечить обществу более высокие дивиденды, нежели любое другое устройство.

Если либеральный мир вернется к истокам и сам не скатится к протекционизму, скорее всего, он обнаружит, что растущие незападные державы, главная из которых – Китай, захотят поддерживать существующий международный экономический порядок сравнительно открытых рынков и беспрепятственных инвестиционных потоков. В конце концов лишь путем непрерывной интеграции в мировые цепочки поставок товаров, услуг, человеческого капитала и знаний развивающиеся рынки смогут удовлетворить устремления разрастающегося среднего класса. Как отметил Джон Айкенберри в своей книге 2011 г. «Либеральный левиафан», США и Китай – две державы, которые вероятнее всего определят будущее мирового порядка. Обе они могут отказаться идти на компромисс по ключевым принципам внутреннего управления и национальной безопасности, но наилучшим образом смогут сосуществовать и процветать в рамках либерального мирового экономического порядка.

Следовательно, стабильное экономическое развитие Китая отвечает интересам Запада. Американские и европейские рынки товаров, услуг и инфраструктуры должны оставаться открытыми для прямых инвестиций из Китая при условии, что китайские компании будут соблюдать американские и европейские правила безопасности, прозрачности и защиты интеллектуальной собственности. Европейским странам следует применять тот же подход и к России при условии, что российские компании будут соблюдать правила ЕС. Взаимная приверженность либеральному международному экономическому порядку поможет западным правительствам и их нелиберальным партнерам сохранять открытыми пути сотрудничества для решения общих задач, таких как борьба с терроризмом и изменением климата, как это делали в течение последних нескольких лет Китай и США.

Тем временем европейские правительства и предприятия должны поддержать Китай в его усилиях связать Северо-Восточную Азию с Европой по евразийскому континенту: это неотъемлемое звено в серии инфраструктурных проектов, известных как «Один пояс, один путь». В 2016 г. впервые объем мировой торговли не рос в первом квартале, а во втором упал на 0,8%. Это отражает происходящее сегодня структурное снижение. Такие быстроразвивающиеся рынки, как Китай, производят больше продукции для внутренних рынков, а развитые страны частично репатриируют производство. На этом фоне наращивание инвестиций в инфраструктуру, которая свяжет процветающие прибрежные регионы Азии с неразвитыми провинциями в глубине материка, а затем с Европой, могло бы создать новые возможности экономического роста в либеральном и нелиберальном мире. Вместо того чтобы оспаривать подобные инициативы, Соединенным Штатам следует поддержать усилия региональных и многосторонних финансовых организаций, руководимых Западом (Всемирный банк, Европейский банк реконструкции и развития и Азиатский банк развития), по объединению с Азиатским банком инфраструктурных инвестиций и Новым банком развития (созданным странами БРИКС – Бразилией, Россией, Индией, Китаем и ЮАР). Тогда можно было бы осуществлять проекты, отвечающие экономическим интересам каждой страны, и при этом соблюдать принципы экологической и финансовой устойчивости.

С Россией будет труднее выстроить аналогичное сотрудничество. Российская система централизованного и непрозрачного политического и экономического управления делает более глубокую интеграцию несовместимой с рынком Евросоюза и системой, основанной на правилах. Перед лицом последних провокаций России страны НАТО начали военную мобилизацию, необходимую для поддержания высокого уровня готовности. Вероятно, трения ЕС и НАТО с Россией продолжатся, хотя избрание Трампа сулит перемены в американо-российских отношениях. И все же китайская инициатива создания новых связей в евразийской экономике может стать альтернативным способом взаимодействия с Россией для США и Европы.

Страны, построившие либеральный мировой порядок, сегодня слабее, чем были на протяжении трех поколений. Они больше не служат примером силы либеральных систем экономического и политического управления. Следовательно, автократические правительства могут попытаться установить альтернативный политический порядок, управляемый не законами и правилами, а силой. Но либеральные политики допустят ошибку, если призовут свои страны уйти в глухую оборону или прибегнуть к сдерживанию. Широкое противостояние сторонников либерального мирового порядка и тех, кто с ним не согласен, может случайно привести к прямому вооруженному конфликту. Либеральным странам нужно готовиться к эпохе неудобного сосуществования с нелиберальными странами, сотрудничая с ними в одних областях и конкурируя в других. В обозримом будущем мировой политический ландшафт будет разделен между либералами и государственниками, но процветание и внутренняя безопасность обеих групп зависят от либерального мирового экономического порядка. Время покажет, чья модель управления более устойчива. Если руководствоваться уроками истории, либеральная демократия остается лучшей альтернативой.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2017 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США. Евросоюз. Великобритания. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134534 Робин Ниблетт

Без партнерства

Что означает отказ Вашингтона от ТПП для будущего мировой торговли

Дмитрий Новиков - научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (ЦКЕМИ НИУ ВШЭ), Россия.

Резюме Ожидаемый переход республиканской администрации США к практике продвижения двусторонних ЗСТ вместо многосторонних партнерств способен стать даже более эффективной стратегией с точки зрения геоэкономической консолидации азиатских союзников вокруг Вашингтона.

Отказ новой республиканской администрации от одной из самых масштабных торгово-экономических инициатив Соединенных Штатов – Транстихоокеанского партнерства – обозначил сдвиг в азиатской политике Вашингтона. Для американских союзников и конкурентов в АТР это чревато появлением новых рисков, связанных с неопределенностью. Между тем речь, возможно, идет лишь о смене облика, но не содержания проводимой политики.

Цена вопроса

Выход США из Транстихоокеанского партнерства (ТТП) – соответствующий указ Дональд Трамп подписал 23 января, спустя три дня после инаугурации – будет иметь как региональные, так и глобальные последствия, масштаб которых пока трудно оценить. ТТП стало одним из главных элементов американского «разворота в Азию», и в последний год пребывания у власти Барака Обамы (после подписания соглашения в октябре 2015 г.) подавалось как важнейший внешнеполитический успех демократов. В глобальном измерении ТТП наряду с Трансатлантическим торговым и инвестиционным партнерством (ТАТИП) являлось частью комплексной стратегии по преобразованию международного экономического порядка.

По замыслу инициаторов, новые структуры должны были прийти на смену уже не удовлетворяющей интересы Вашингтона глобальной экономике. Провал попытки «централизованного» (через ВТО) обновления правил международной торговли, предпринятой в рамках Дохийского раунда, еще в середине 2000-х гг. поставил вопрос об альтернативных путях развития институтов регулирования мировой экономики: одной из альтернатив стало создание двусторонних зон свободной торговли, бум которых наблюдался в АТР в 2000-е годы. Для Вашингтона вопрос о реформе установившегося после холодной войны порядка обрел особое значение после экономического кризиса 2007–2009 гг., он ускорил изменение расстановки сил на мировой арене, высветив укрепление Китая. Относительный неуспех США и появление новых центров силы продемонстрировали, что при сохранении прежних правил игры, основанных на нормах ВТО и других Бреттон-Вудских институтов, Соединенные Штаты не просто перестают быть главным бенефициаром глобализации, но могут оказаться среди проигравших (если не экономически, то политически). Проекты ТТП и ТАТИП стали попыткой обновления этих правил ради большего соответствия американским интересам.

ТТП являлось важным инструментом азиатской политики администрации Обамы. С одной стороны, оно удовлетворяло существующий в регионе спрос на институты, с другой – упрочило архитектуру противостояния растущей мощи Китая. Примечательно, что в первые годы этот проект представляли как открытый формат вовлечения и мягкого навязывания Пекину новых правил игры, но с ростом американо-китайской напряженности риторика приобретала все более антикитайский тон. С осени 2015 г. в ряде публичных заявлений и прежде всего в знаменитой майской статье в The Washington Post Обама открыто указывал, что ТТП призвано не допустить, чтобы правила международной торговли писались в Пекине (и вообще где-либо кроме Вашингтона).

Однако успехи в плане практической реализации этой политики оказались невелики. Администрация Обамы добилась подписания (но не ратификации) ТТП, так и не сумев должным образом «продать» соглашение на внутриполитическом рынке – итоговый текст, по мнению многих критиков, был полон необязательных уступок. Переговоры же по ТАТИП, судя по регулярным утечкам и публичным заявлениям по обе стороны Атлантики, «забуксовали» еще в последний год президентства Обамы. Европейцы затягивали переговоры с покидающей Белый дом администрацией, ожидая прихода новой команды, которая обладала бы возможностью и политическими ресурсами обеспечить ратификацию документа.

Сторонники обоих проектов делали ставку на Хиллари Клинтон, которая стояла у истоков этих инициатив и являлась, по сути, консенсусным кандидатом от политического и бюрократического истеблишмента. Предполагалось, что, несмотря на ее критику условий соглашения по ТТП, после выборов проект вернется в повестку дня. Азиатские союзники США не скрывали расчета на то, что новая демократическая администрация, возможно после символических поправок, добьется ратификации ТТП, и выстраиваемый почти целое десятилетие мегапроект будет реализован.

Дональд Трамп грозит свести на нет усилия Соединенных Штатов последних лет по преобразованию международной системы торговли и уже вносит сумятицу в американскую политику в Азии, дезориентируя своими заявлениями и действиями и союзников, и конкурентов. Выход Вашингтона из большой и практически завершенной (и казавшейся совсем недавно почти неотвратимой) сделки напоминает не менее неожиданный отказ США от участия в Лиге Наций в 1919 г. и вызывает у наблюдателей – особенно в АТР – тревогу относительно возврата «единственной сверхдержавы» к изоляционизму, пусть и очевидно в более ограниченной по сравнению с первой половиной XX в. форме. Однако в условиях нарастающей внутриполитической борьбы отказ от ТТП носит скорее конъюнктурный, чем стратегический характер, а само решение может оказаться далеко не таким необратимым, каким его пытается представить пришедшая к власти администрация.

Истоки торгового эгоизма

Непредсказуемость внешней политики администрации Трампа, примером которой служит отказ от масштабного проекта предшественника, отражает общую неготовность принять факт изменений в международных отношениях. Консенсус американских и вообще западных элит по поводу роли и места США в мире, сохранявшийся четверть века, формировал жесткую преемственность внешнеполитического курса. Администрация Обамы развивала идею ТТП, выдвинутую командой ее республиканских предшественников, та же подхватила флаг развития институциональных инициатив в регионе из рук администрации Клинтона.

Сторонники ТТП надеялись, что проект удастся сохранить как раз в силу преемственности внешнеполитических задач. Симптоматично сделанное во время саммита АТЭС шуточное предложение новозеландского премьер-министра Джона Ки переименовать ТТП в Трамп-Тихоокеанское партнерство. Очевидно, партнеры по проекту рассчитывали на гибкость новой администрации. Дальнейший ход событий вызвал шок в стане сторонников проекта в Соединенных Штатах и других странах-участницах, хотя позиция Трампа была давно известна. Главной проблемой стало даже не разрушение масштабного проекта как таковое, сколько непонимание того, какой будет новая американская стратегия в Азии – отказ от ТТП демонстративно подчеркнул отход от прежней политики без ясного указания, что ее заменит. Ни сам Трамп, ни его советники пока не сформулировали внятной программы действий, за исключением общей критики предшественников и нескольких неожиданных антикитайских ходов – что дает представление скорее об эмоциональном фоне, чем о содержании возможного курса Вашингтона в АТР. Экспертное сообщество дезориентировано, оно склонно приписывать экстравагантные шаги неопытности и импульсивности Трампа, помноженной на его уязвимость, а значит повышенную чувствительность к внутриполитической проблематике.

На первый взгляд отказ от ТТП выглядит случайным следствием внутриполитических обстоятельств. В условиях тиражируемых в прессе обвинений в популизме Трампу необходимо было быстро исполнить хотя бы одно крупное предвыборное обещание. В этом смысле выход из ТТП в качестве символического закрытия «гештальта» первых ста дней президентства тактически безупречен: даже при неважном начале администрации будет чем отчитаться перед избирателями, а технически отзыв подписи от нератифицированного соглашения занимает считанные часы. При принятии решения, видимо, учитывалось, что ни республиканцы, ни демократы никогда полностью не поддерживали соглашение. На этом фоне шаг Трампа едва ли мог встретить организованное сопротивление, как это произошло, например, в случае с базой Гуантанамо – неспособность закрыть ее закрепила за Обамой образ слабого и нерешительного лидера.

Однако комплексный взгляд на политическую и экономическую программу Трампа позволяет говорить о том, что свертывание ТТП имеет более глубокое обоснование. Трамп и его сторонники во многом сближаются c теми представителями политического мейнстрима (в том числе Обамой), которые считают, что дальнейшее развитие глобализации в нынешней форме будет вести к ослаблению позиций США. Но вместо дорогостоящих попыток «развернуть» процессы в нужном для Вашингтона направлении Трамп предлагает от них отгородиться.

Этот подход имеет системную внутреннюю поддержку, падая на благодатную почву традиционного изоляционизма «одноэтажной Америки», в особенности более патриархальных средних штатов, которые Трампа и избрали. В отличие от исторически ориентированных на торговлю и финансы штатов побережья (в массе своей, за исключением Юга и Флориды, проголосовавших за Клинтон), «внутренняя Америка» в гораздо меньшей степени является бенефициаром глобализации и в гораздо большей ощущает ее издержки. Призыв возвести стену на американо-мексиканской границе и отказ от масштабного многостороннего соглашения – части одной идеологической программы, которую можно свести к тезису «защитимся от глобализации». Отсюда не просто эмоциональные нападки на ТТП как частный случай, но системное неприятие глобальных и региональных многосторонних договоров как таковых: в ходе предвыборных дебатов Трамп критиковал и соглашение НАФТА, и малоэффективную, с его точки зрения, ВТО.

ТТП не вписывается в экономическую программу Трампа, вдохновленную «рейганомикой» и вобравшую в себя некоторые фобии средней Америки. «Трампономика», по-видимому, будет представлять собой синтез классических республиканских рецептов (снижение налоговой нагрузки на бизнес, дерегулирование, «маленькое правительство» при росте государственного долга и др.) в рейгановском варианте и ряда экстремальных по меркам сегодняшнего мейнстрима мер, которые Трамп позиционирует как свои личные новаторские инициативы. К последним относятся и обещания чрезвычайно жесткого протекционизма. В ходе предвыборной кампании Трамп успел пообещать значительный рост торговых тарифов, включая наиболее одиозные заявления о 35-процентной пошлине на товары из Мексики и 45-процентной – из Китая. Многие американцы видят в этом ностальгический блеск «Позолоченного века» – периода бурного экономического роста в Соединенных Штатах последней трети XIX – начала XX столетия, во многом строившегося на жесточайших протекционистских мерах. Тогда Республиканская партия тоже была оплотом протекционизма, недаром Трампа сравнивают с другим эксцентричным президентом – Теодором Рузвельтом.

На деле Трамп сильно ограничен в реализации обещанных им протекционистских мер. Внутри страны главным препятствием будет Конгресс, без согласования с которым глава исполнительной власти не может менять торговые тарифы более чем на 15%, и то в качестве формально временной меры. Извне на открытую протекционистскую политику будут оказывать давление нормы ВТО (выход из организации опять же невозможен без одобрения Конгресса). Вследствие этого протекционизм, вероятно, в значительной степени будет строиться на повышении нетарифных барьеров, точечных запретах (иногда, возможно, и в форме экономических санкций), налоговых и инвестиционных стимулах для переброски в США производств. ТТП, которое в немалой степени ориентировано как раз на регламентацию и смягчение нетарифных барьеров торговли и ограничение внерыночных стимулов для национальных производителей, в такую экономическую модель не просто не вписывалось, но напрямую ей противоречило.

Предлагаемые Трампом протекционистские меры теоретически согласуются c решением тех прикладных задач, которые администрация Обамы объявила в качестве приоритетных при создании ТТП: стимулирование экспорта, создание новых рабочих мест, повышение конкурентоспособности американской экономики. Напротив, критики проекта из числа профессиональных экономистов, среди которых – нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, справедливо указывают на крайне неравномерное распределение выгод: бенефициарами выступят главным образом крупные ТНК, а воздействие ТТП на американский рынок труда будет неоднозначным и, возможно, даже подстегнет, а не снизит безработицу. К этому следует добавить и негативное изменение структуры внешней торговли: при прогнозируемом увеличении экспорта соглашение будет стимулировать и дефицит торгового баланса Соединенных Штатов. Трамп, таким образом, позиционирует свое решение как отказ от сомнительного и дорогого инструмента стимулирования экономики в пользу простых и проверенных временем мер.

Не сработали в случае с ТТП и внутриполитические институциональные механизмы, призванные обеспечить преемственность курса. Формирование республиканского большинства в обеих палатах Конгресса в условиях непростых отношений Трампа с партийным истеблишментом не укрепило политическую конструкцию. С одной стороны, в вопросе внешней торговли (как и во многих других) позиции президента и республиканского мейнстрима кардинально расходятся: костяк «великой старой партии» продолжает тяготеть к фритрейдерству, и протекционистская риторика Трампа вызывает у значительной части республиканской элиты отторжение. В ходе президентской кампании 2012 г. республиканцы, представленные тогда традиционными правыми и правоцентристскими кандидатами, критиковали Обаму за недостаточно решительное отстаивание либерализации торговли, в том числе в АТР.

Однако даже у сторонников фритрейда отношение к ТТП остается неоднозначным. Республиканцы традиционно настороженно относятся к большим многосторонним соглашениям: за последние десятилетия все крупные глобальные и региональные торговые сделки, в которых США принимали участие – ГАТТ, ВТО, НАФТА – заключались при демократических администрациях (что не мешало, однако, значительной части республиканцев за них голосовать). Важным фактором остается и априорное неприятие консервативным крылом республиканцев обамовских инициатив как таковых, которое распространяется и на ТТП. Так, хотя в ходе кампании 2016 г. в поддержку проекта высказывался ряд республиканских кандидатов, включая Джеба Буша и Марко Рубио, в число критиков ТТП вошли такие влиятельные фигуры, как спикер нижней палаты Конгресса Пол Райан и один из видных активистов «движения чаепития» ультраправый сенатор Тед Круз. Опросы показывают раскол по вопросу о ТТП и среди республиканских избирателей: хотя большая часть республиканского электората ТТП не доверяет, число поддерживающих заключение сделки отстает всего на 5–6%.

Одержи победу более традиционный кандидат, эти противоречия вряд ли определили бы судьбу проекта: даже наиболее жесткие его противники из консервативного лагеря в основном критиковали сам документ, а не идею мегарегиональных сделок как таковую. В этом случае заявление об отказе от ТТП следовало бы интерпретировать скорее как попытку перезагрузить инициативу, в том числе с целью избавиться от политически нежелательной для части истеблишмента (в том числе и демократического) ассоциации проекта с относительно непопулярным Обамой. Трамп, однако, как представитель другого, во многом контрэлитного политического движения, по-видимому, намерен использовать меж- и внутрипартийные противоречия для подрыва и перекройки отдельных аспектов внутренней и внешней политики (в рамках, позволяющих ему сохранять рабочие отношения с традиционным истеблишментом). А отказ от ТТП является шагом (возможно, интуитивным) в сторону системной перестройки американского подхода к развитию глобального и тихоокеанского экономического порядка.

Открытым остается вопрос, насколько не имеющая прочной политической базы администрация Трампа в состоянии трансформировать набор интуитивных установок в осмысленный курс. Применительно к решению о выходе из ТТП это будет зависеть от двух факторов. Во-первых, насколько успешной и устойчивой окажется реализация экономической программы Трампа – неудачи побудят республиканский кабинет отказаться от основных заявленных принципов, что откроет дорогу заключению многосторонних мегасделок. Во-вторых, предложит ли новая администрация альтернативу политике последних десяти лет. И здесь новый кабинет находится в узком фарватере, определяемом объективными вызовами интересам США в регионе, что может вынудить американцев вернуться к идее мегарегионального соглашения.

Новая старая политика

Главной проблемой отказа от ТТП является то, что это решение вступает в противоречие с внешнеполитической программой Трампа, одним из главных пунктов которой является противостояние Китаю. Декларированное новой администрацией ужесточение подхода к Пекину означает необходимость его более активного сдерживания, которое трудно представить без экономической компоненты. Пока многие американские союзники в АТР впадают во все большую экономическую зависимость от Пекина, что объективно размывает американское лидерство в региональной системе альянсов.

Введение в действие ТТП способствовало бы ослаблению этой тенденции, укрепив институциональные и торгово-экономические связи между США и их союзниками и партнерами. Главным геоэкономическим следствием соглашения стало бы подстегивание американских инвестиций в страны – участницы проекта (прежде всего развивающиеся экспортно-ориентированные экономики) и соответствующий рост экспорта из этих стран в Америку. Принципиально, что конфигурация, сложившаяся к моменту подписания соглашения, не предполагала даже гипотетического (по крайней мере в ближайшие годы) участия Китая. Перестройка региональных производственных цепочек происходила бы, таким образом, в основном за счет Пекина, медленно ослабляя и американо-китайскую экономическую связку. Отказываясь от ТТП, Трамп отбрасывает инструмент, необходимый для проведения в жизнь им же предлагаемой политики.

Свертывание ТТП создает в АТР нормативный вакуум при высоком спросе на институты. Дефицит институтов по-прежнему считается одной из основных проблем, мешающих развитию и повышающих политические риски. В этой связи любые претензии на лидерство тесно связаны со способностью возглавлять и реализовывать институциональное строительство, формируя позитивную повестку для развития экономических связей. Отказавшись от ТТП и не предлагая ничего взамен, Вашингтон не только нанес колоссальный урон своей репутации, но и подрубил одну из опор собственной азиатской политики последних лет.

Пекин уже пытается воспользоваться ситуацией и заполнить образовавшийся вакуум своими проектами. В ходе саммита АТЭС в Перу КНР вновь энергично выступала с идеей создания общерегиональной ЗСТ на базе организации, минуя промежуточные блоковые форматы. На фоне общей неопределенности эти предложения были встречены прессой почти как сенсационные, хотя ничего нового в них нет – Китай продвигает эту инициативу с 2014 г., она же, в свою очередь, является чуть ли не зеркальным отражением американских предложений еще 2006 года.

Гораздо больший потенциал имеет Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП) – поддерживаемая Китаем альтернатива ТТП, которая создана в 2013 г. вокруг АСЕАН. Несмотря на видимое замедление переговорного процесса между участниками проекта, ВРЭП после свертывания ТТП остается единственным реально функционирующим многосторонним форматом переговоров для выработки новых правил региональной торговли.

На руку США пока играет то, что Китай ограничен в возможностях нормативной экспансии: низкое качество институтов самой китайской экономики, невысокая заинтересованность китайского бизнеса и государственных предприятий в повышении стандартов экономической деятельности и отсутствие опыта реализации больших международных институциональных проектов двигает Пекин к тому, чтобы в отношениях с соседями по-прежнему делать упор на финансовые вливания. Сформированные КНР международные институты – прежде всего Азиатский банк инфраструктурных инвестиций – выполняют роль институциональных зонтиков для наращивания инвестиций в нужном для Пекина направлении, а не генерируют новые правила. На то же ориентирован и ВРЭП – переговоры в рамках этого проекта в малой степени затрагивают нетарифное регулирование, фокусируясь на снижении тарифных ограничений и обеспечении институциональной среды для больших инфраструктурных проектов в Юго-Восточной Азии. Китайские проекты, таким образом, способны ослабить американские позиции в АТР, усилив замкнутость азиатской экономики на китайскую, но заполнить нормативно-институциональный вакуум в регионе и тем более на глобальном уровне они не способны.

У администрации Трампа остается пространство для маневра, позволяющее совместить внутриполитическую и экономическую повестку с региональными задачами. Трамп уже обозначил новую конфигурацию американской торговой политики в Азии: объявляя об отказе от ТТП, он упомянул возврат к практике двусторонних ЗСТ, где США могут иметь более сильную переговорную позицию и успешнее продавливать свои экономические требования. ТТП в этом случае может оказаться полезным как готовая база для переговоров – между Соединенными Штатами и одиннадцатью государствами региона уже существуют согласованные позиции по правилам торговли, которые могут стать основой для двустороннего «передоговаривания». При этом избирательная трансформация многостороннего соглашения в двусторонние форматы облегчается тем, что ТТП и так содержит чрезвычайно индивидуальные условия для большинства участников.

Обновление правил торговли на двустороннем уровне предпочтительно прежде всего благодаря гибкости: республиканской администрации будет проще совмещать двусторонние торговые соглашения с заявленным дрейфом в сторону протекционизма и жесткой защитой национальных интересов. По-видимому, администрация Трампа будет стремиться смещать формат таких соглашений в сторону обновления стандартов регулирования торговли, в меньшей степени способствуя ее либерализации, по крайней мере в сфере тарифных барьеров. Это существенно усложнит переговоры, особенно с Японией, договоренности с которой представляют для США наибольший экономический смысл. Вашингтон, вероятно, сможет воспользоваться и во многом им же порожденной растерянностью своих азиатских союзников – угроза остаться один на один с КНР будет подталкивать их к уступкам, в том числе экономическим.

В долгосрочной перспективе такой подход способен расширить правовую базу для перехода к более или менее унифицированной многосторонней сделке, которая вберет в себя двусторонние соглашения о ЗСТ (как это собиралось сделать и ТТП). Осуществить такой переход проще, если 11 оставшихся участников ТТП все же сформируют многостороннюю зону свободной торговли без американского участия. Такой сценарий развития инициативы, в которой ведущая роль будет принадлежать уже Японии, нельзя исключать.

Однако главная проблема заключается в том, что двусторонние ЗСТ, даже в случае успешного заключения их со всеми одиннадцатью партнерами по ТТП (что маловероятно), не создают унифицированных норм, предполагая индивидуальные условия для каждой пары. Таким образом, хотя расширение веера двусторонних ЗСТ (прежде всего – на Японию, вероятно – и на других американских союзников, не исключая не участвующие в проекте ТТП Филиппины) выполнит роль экономического сдерживания Китая, нерешенной останется главная задача долгосрочного развития АТР – формирование унифицированной институциональной среды региональной экономики. Более того, провал политики расширения пакета двусторонних соглашений (возможный, с учетом технической и политической сложности переговоров) и дальнейшее повышение регионального веса Китая, в том числе за счет развития и продвижения ВРЭП, может стимулировать Вашингтон смещать конкуренцию из экономико-институционального соревнования в военно-силовое, включая пересмотр отношений с Тайванем, о возможности которого Трамп уже успел заявить.

Есть вероятность, что Вашингтон вернется к идее многосторонней торговой сделки в новом политическом цикле – через 4–8 лет. Нельзя исключать такого поворота событий и при республиканской администрации – там могут вспомнить, например, об идее Митта Ромни о «Рейгановской зоне свободной торговли» (она выдвигалась во время кампании 2012 г.) – республиканской альтернативе ТТП, базирующейся на тех же принципах.

Для России сложившаяся ситуация создает как риски, связанные с повышением региональной неопределенности, так и возможности. Формальный провал ТТП и снижение институционального давления со стороны США на Россию и Китай не должны стать поводом для сокращения усилий по выстраиванию собственных проектов. Напротив, ожидаемый переход республиканской администрации к практике продвижения двусторонних ЗСТ способен стать даже более эффективной стратегией с точки зрения геоэкономической консолидации азиатских союзников вокруг Вашингтона, формируя более жесткие, хотя и не унифицированные экономико-институциональные связки на более выгодных для американцев условиях. Нельзя исключать, что через 4–8 лет следующая администрация использует базу двусторонних торгово-экономических соглашений в качестве основы нового многостороннего проекта.

Развитие больших инициатив, в том числе всеобъемлющего евразийского партнерства, ориентированного на сопряжение российского опыта экспорта технических норм и китайских экономических возможностей, представляется наилучшей стратегией. Такое партнерство может быть еще одним альтернативным форматом, генерирующим нормы международной торгово-экономической деятельности и способным удовлетворить региональный спрос на институты.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134532

Экономический национализм и будущее неолиберальной глобализации

Что принес миру Дональд Трамп

Илья Матвеев – кандидат политических наук, доцент факультета сравнительных политических исследований Северо-Западного института управления РАНХиГС, слушатель PhD-программы ЕУСПб.

Резюме Неолиберальный консенсус как глобальный феномен уходит в прошлое; возникающие на уровне отдельных стран неолиберально-националистические гибриды меняют отношения между трудом, капиталом и государством.

Президентство Дональда Трампа беспрецедентно во многих отношениях, однако его ключевым глобальным следствием, по-видимому, является новая роль Соединенных Штатов как оппонента свободной торговли. За 30 лет неолиберальная глобализация встретила множество врагов, но никогда – среди американских лидеров, которые, напротив, принадлежали к числу ее главных союзников. Однако Трамп не только сделал международную торговлю центральной темой предвыборной кампании, но и, выиграв выборы, сразу продемонстрировал серьезность намерений, подписав указ о выходе из соглашения о Транстихоокеанском партнерстве (TTП), переговоры по заключению которого велись с американским участием с 2008 года. Что это означает с точки зрения баланса классовых сил в США и последствий для неолиберальной глобализации?

Позиция Трампа по вопросу о международной торговле обнаруживает два парадокса. С одной стороны, его правительство – это кабинет мультимиллионеров и миллиардеров, беспрецедентное по числу бизнесменов, ранее никогда не занимавших государственных должностей. Суммарное состояние членов нового кабинета, согласно консервативной оценке Bloomberg, составляет 6,1 млрд долларов. Однако экономический национализм Трампа и выход из TTП явным образом противоречат интересам части американского крупного бизнеса: ранее соглашение лоббировали такие компании, как Wal-Mart и Nike, чья бизнес-модель основана на дешевом производстве в странах – членах соглашения, среди которых Малайзия и Вьетнам. Означает ли это, что администрация Трампа отражает противоречия в рядах правящего класса?

С другой стороны, по остальным вопросам, таким как сокращение государственного регулирования и снижение корпоративных налогов, Трамп выступает как безусловный неолиберал. Тимоти Джилл называет его политику «националистической формой неолиберализма, которая останавливается у границ страны». Однако не заключено ли здесь логическое противоречие? Филип Черни утверждает, что свобода торговли и интернационализация производства – «краеугольный камень неолиберального проекта как на национальном, так и на международном уровне». Неолиберальный консенсус, по Черни, имеет глобальный характер. Значит ли приход Трампа, что неолиберализм как глобальный проект сменяется рядом национальных (и националистических) неолиберальных формаций, сочетающих политику высвобождения рыночных отношений от каких-либо социальных и экологических ограничений на уровне страны с протекционизмом во внешнеторговых связях?

«Националистический неолиберализм» Трампа: классовое измерение

Ряд исследователей отмечают, что вплоть до избрания Трампа американский крупный капитал активно поддерживал политику свободной торговли и многосторонних торговых соглашений, а также выступал ее основным выгодополучателем. Майкл Дрейлинг и Дерек Дарвс утверждают, что поддержка американским крупным бизнесом свободной торговли объясняется не только интернационализацией производства и инвестиций c 1970-х – 1980-х гг., но и включенностью бизнес-игроков в различные сети и организации, такие как Деловой круглый стол (Business Roundtable), в рамках которых вырабатывалась коллективная, классовая позиция по этому вопросу. Таким образом, свобода торговли выступает органичной частью неолиберального проекта как классового проекта капитала. В этом качестве она регулярно критикуется рабочими и экологическими организациями, антиглобалистским движением, – однако вплоть до настоящего времени американские лидеры последовательно придерживались этого курса.

Дональд Трамп оказался первым успешным кандидатом в президенты, выступившим против свободы торговли как принципа. В ходе предвыборной кампании он грозился ввести запретительные тарифы для американских фирм, увольняющих работников, чтобы перенести производство в другую страну, а затем поставлять товары на американский рынок; он также угрожал тарифами для стран – «торговых мошенников», к которым относил прежде всего Китай. Критика взглядов Трампа на международную торговлю позволяет увидеть его расхождения с неолиберальной доктриной по этому вопросу. The Economist обвиняет Трампа, во-первых, в том, что он считает торговые соглашения построенными на «конфронтации и игре с нулевой суммой»; другие страны для него – «соперники в борьбе за добычу, а не торговые партнеры, извлекающие взаимную выгоду из обмена». Во-вторых, «команда Трампа к каждому случаю подходит отдельно, в духе ручного управления и микроменеджмента. Они хотят добиваться конкретных коммерческих результатов, а не создавать плодотворные коммерческие условия. Вместо того чтобы создавать правила игры, в рамках которых компании вольны делать выбор, они стремятся путем переговоров определить результаты игры: дополнительные поставки хлопка в Китай и сжиженного природного газа в Японию, больше рабочих мест Carrier в Индиане». Таким образом, Трамп и его команда не только не разделяют неолиберальной убежденности во взаимовыгодном характере международной торговли, но и являются сторонниками прямого вмешательства, ориентированного на результаты, в отличие от дистанционного (arm’s length) регулирования, ориентированного на процессы и характерного для неолиберализма.

Позиция Трампа по международной торговле – один из ключевых элементов его правопопулистской платформы «Америка прежде всего». Риторическим обоснованием новой торговой политики служит, с одной стороны, защита национальных интересов в переговорах с другими государствами, с другой – защита американских рабочих и американской промышленности: не только от агрессивного экспорта со стороны развивающихся экономик, но и от практики американских компаний по выводу производств за пределы страны. При этом характерно, что Трамп, обрушиваясь с критикой на Китай и другие государства, которые он считает «торговыми мошенниками», избегает столь же масштабной критики американского бизнеса. В разъяснениях на сайте Белого дома основными бенефициарами прежней торговой политики в целом и многосторонних торговых соглашений в частности называются не транснациональные корпорации, а неопределенные «инсайдеры», «вашингтонская элита» и «вашингтонский истеблишмент».

Новая линия Трампа в отношении внешней торговли не сводится к популистским риторическим упражнениям: она имеет классовое измерение. Судя по ряду свидетельств, Трамп опирается на то, что можно обозначить как неинтернационализованный сегмент американского бизнеса. К нему принадлежит, в частности, сталелитейная промышленность, одна из последних отраслей, противостоящих транснационализации производства. С этим сектором связано сразу несколько назначений Трампа. Новый министр торговли Уилбур Росс, бизнесмен и обладатель состояния в 2,5 млрд долларов, в начале 2000-х гг. инвестировал в сталелитейные компании, воспользовавшись тарифом на импорт стали, введенным администрацией Джорджа Буша-младшего. В свою очередь, новый торговый представитель США Роберт Лайтхайзер в качестве юриста лоббировал интересы сталелитейной промышленности, прославившись как «самый протекционистски настроенный человек в Вашингтоне» (The Economist 2016). В переходную команду Трампа также вошел Дан Димикко, бывший глава сталелитейной компании Nucor и автор книги «Сделано в Америке: почему производство вернет нам славу». Громкие обещания Трампа возродить сталелитейную промышленность помогли ему выиграть в штатах «ржавого пояса», таких как Пенсильвания и Огайо, а после его избрания акции трех крупнейших американских производителей стали взлетели в цене.

К неинтернационализованному сегменту американского бизнеса можно также отнести средних и мелких производителей, сохраняющих производство в США и испытывающих трудности из-за ожесточенной конкуренции с импортом. Этих предпринимателей представляет Совет бизнесменов и промышленников (US Trade and Industry Council), лоббирующий протекционистские меры и критикующий другие бизнес-ассоциации, такие как Деловой круглый стол, за приверженность свободной торговле. Ранее Совет финансировался Роджером Милликеном, текстильным магнатом, который представлял протекционистскую ветвь консерватизма Республиканской партии. Глава Совета Кевин Кирнс является активным сторонником Трампа и предупреждает, что при воплощении в жизнь новой торговой политики ему придется столкнуться с «масштабным институционализированным уклоном» в пользу свободной торговли.

Президентство Трампа может привести к укреплению неинтернационализованного сегмента американского бизнеса, однако в настоящий момент этот сегмент не является доминирующим ни экономически, ни политически. Как охарактеризовать отношения администрации Трампа с капиталом в целом? По-видимому, речь идет о сделке: сокращение возможностей, связанных с экспансией свободной торговли и интернационализацией производства, в обмен на дерегулирование и снижение налогов внутри страны. На встрече с главами крупных компаний Трамп пообещал снизить корпоративные налоги с 35% до 15–20%, отказаться от каких-либо новых мер по регулированию бизнеса и отменить три четверти уже существующих. В свою очередь, представители Делового круглого стола направили в администрацию Трампа письмо со списком мер, которые, по их мнению, нужно отменить: в этом списке повышение порога зарплаты, при котором работники имеют право на оплату сверхурочных, и необходимость публиковать соотношение доходов главы компании со средней зарплатой в ней. Кроме того, бизнес в перспективе может выиграть от двухсторонних торговых соглашений, которые Трамп предпочитает многосторонним.

Жертвой в этой новой сделке с бизнесом, по-видимому, окажутся те самые «синие воротнички», к которым Трамп столько раз обращался во время предвыборной кампании. Об этом говорит его попытка назначить министром труда Эндрю Паздера, главу CKE Restaurants, управляющей несколькими фастфуд-сетями, включая Carl’s Jr. Паздер подвергся ожесточенной критике со стороны прогрессивного лагеря за свои антипрофсоюзные взгляды и многочисленные нарушения трудовых прав в ресторанах его компании. Когда стало ясно, что его не поддержат не только демократы, но и часть республиканцев в Конгрессе (из-за скандала с его домработницей, оказавшейся нелегальной мигранткой), Паздер отозвал свою кандидатуру. В то же время Трампу удалось назначить министром образования Бетси Девос, сторонницу радикальной коммерциализации и приватизации в этой сфере. Сокращение налогов, которое предлагает Трамп, неизбежно поставит под вопрос финансирование различных программ социальной поддержки: еще один удар по бедным и рабочему классу.

Пока в новой ситуации, созданной правопопулистской риторикой Трампа, американские компании спешат продемонстрировать готовность «исправиться», создавать рабочие места и инвестировать в производство на родине. Это напоминает первые годы правления Владимира Путина. Тогда после громкой критики российские олигархи так же торопились продемонстрировать социальную ответственность и готовность платить налоги. При этом реальная политика Путина, в частности, принятие нового Трудового кодекса, ограничивающего права работников, частичная приватизация пенсионной системы и коммерциализация социальной сферы, полностью соответствовали интересам крупного капитала.

Роль, которую играет Трамп, похожа на роль Путина: лидер, сочетающий антиэлитную риторику с приверженностью интересам элиты. В случае Трампа экономический национализм – часть игры. Если протекционистская риторика превратится в сколько-нибудь последовательную политику, часть американского капитала (которую я выше обозначил как его неинтернационализованный сегмент) окажется в выигрыше, часть получит компенсацию за счет сокращения налогов и регулирования, однако труд скорее станет жертвой в этой сделке.

Трамп и будущее неолиберальной глобализации

Если на уровне страны экономический национализм Трампа отражает новую сделку капитала с государством, то какими будут его последствия на международном уровне?

В течение десятилетий Соединенные Штаты играли ведущую роль в формировании системы международных институтов, служивших проводниками глобализации. Свобода торговли была стержнем проекта. Глобальная экспансия свободной торговли обеспечивалась с помощью многосторонних торговых соглашений и переговоров в рамках Всемирной торговой организации (ВТО). ВТО была создана взамен Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) в 1995 году в результате Уругвайского раунда переговоров. По словам Нитсана Хорева, основной мотивацией США при создании ВТО было включение услуг, инвестиций и защиты интеллектуальной собственности в сферу действия организации; выиграть от этого должен был прежде всего американский крупный бизнес. При этом ключевой особенностью ВТО, отличающей ее от ГАТТ, был новый механизм разрешения торговых споров. Как показывает Хорев, ВТО способствовала дальнейшей экспансии свободной торговли, однако с помощью органа по разрешению споров другие страны успешно атаковали протекционистские меры, применяемые самими США.

В ходе предвыборной кампании Трамп критиковал всю послевоенную систему международных институтов, созданных при ведущей роли Соединенных Штатов, включая ВТО и НАТО. Однако, как утверждает Financial Times, в случае НАТО назначения Трампа не говорят о серьезной перемене курса, тогда как в случае ВТО они свидетельствуют о радикальных изменениях. По последним данным, Белый дом изучает юридические возможности для введения односторонних торговых санкций против Китая в обход механизма ВТО. Если эта угроза будет претворена в жизнь, она неизбежно ослабит организацию.

Хорев отмечает, что создание ВТО одновременно укрепило американскую гегемонию и поставило ее под угрозу. С одной стороны, введение новых правил разрешения торговых споров повысило легитимность усилий Соединенных Штатов по снижению тарифов и открытию рынков в других странах. С другой стороны, оно же затруднило использование протекционистских мер самими американцами; каждый случай введения таких мер в обход ВТО подрывал легитимность как самой организации, так и проекта глобализации в целом. В этом смысле агрессивный подход команды Трампа к ВТО несет еще большую угрозу легитимности принципов, которые ранее американское руководство при поддержке крупного бизнеса сделало основой мировой экономической системы.

Избрание президентом США противника «глобализма» – еще одно звено в цепи событий, ослабляющих международную архитектуру глобализации, наряду с кризисом Евросоюза и постепенной трансформацией международных финансовых институтов (так, сотрудники исследовательского отдела МВФ недавно опубликовали статью с критикой «неолиберализма»). На наших глазах разрушается связка между торговой открытостью и высвобождением рыночных отношений на уровне страны. Новая генерация правых лидеров сочетает протекционизм и экономический национализм с типично неолиберальными мерами, такими как снижение налоговой нагрузки на бизнес и сокращение социального государства. Так, Франсуа Фийон, до недавнего времени остававшийся фаворитом французской президентской гонки, не скрывает своего восхищения Маргарет Тэтчер и планирует меры вполне в ее духе, такие как сокращение 500 тыс. рабочих мест в госсекторе и снижение корпоративных налогов, однако, в отличие от Тэтчер, во внешнеторговой политике он занимает скорее протекционистскую позицию и выступает противником Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства между ЕС и США. Виктор Орбан, правопопулистский лидер Венгрии, также совмещает экономический национализм (отказ от перехода на евро, специальные налоги для иностранных банков, действующих в стране) и неолиберализм (увольнения бюджетников, сокращение социальных пособий, введение плоского подоходного налога, что в сочетании с резким ростом НДС приводит к регрессивному налогообложению). Возникновение по всему миру неолиберально-националистических гибридов при ослаблении международной архитектуры неолиберальной глобализации создает новый политический ландшафт, нуждающийся в дальнейшем осмыслении.

* * *

Пока рано судить о том, каким будет президентство Трампа, однако ряд шагов, предпринятых им уже в первые дни и недели правления, говорит о радикальной смене курса в области внешней торговли. Трамп не только подписал указ о выходе США из соглашения о Транстихоокеанском партнерстве, но и назначил в свою команду протекционистов, таких как Роберт Лайтхайзер и профессор экономики Питер Наварро, возглавивший специально созданный Национальный торговый совет. Отход от политики свободной торговли даст преимущества протекционистским отраслям, таким как сталелитейная промышленность, а крупный капитал в целом получит компенсацию в виде сокращения госрегулирования и корпоративных налогов. Жертвой в этой новой сделке с бизнесом окажется труд, который понесет основное бремя от сокращения государственных расходов, неизбежных при столь радикальном снижении налогов.

На международном уровне президентство Трампа ослабит институты глобализации, ранее утвердившиеся благодаря политике самих Соединенных Штатов. Неолиберальный консенсус как глобальный феномен уходит в прошлое; возникающие на уровне отдельных стран неолиберально-националистические гибриды радикально меняют отношения между трудом, капиталом и государством.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134531 Илья Матвеев

Сосредоточение не по Горчакову

Цивилизационная геополитика на рубеже эпох

А.П. Цыганков – профессор международных отношений и политических наук Университета Сан-Франциско.

Резюме После консолидации своей цивилизационной субъектности Россия вернется к активной роли в международных делах. Возвращения к принципам (нео)советского или державного глобализма не будет, должно появиться новое понимание международной роли.

Успехи российской внешней политики на Ближнем Востоке, активное утверждение независимости в ценностно-информационной сфере, развитие отношений с Китаем и рядом незападных государств, а также глубокие перемены в мире создали новые, более благоприятные для России условия. Продолжающийся распад либерального миропорядка и поворот Запада к национальным интересам и консервативным ценностям, олицетворением чего стали «Брексит» и избрание Дональда Трампа, сделали возможным поиск новых партнеров в отстаивании идеалов, близких российским. На этом фоне громче звучат голоса тех, кто настаивает на продолжении наступательной внешней политики и формализации нового мирового порядка по модели Венского конгресса. Важно заново переосмыслить цели и возможности России как страны с особой системой ценностей и геополитическим положением.

Константы русской геополитики

Россия формировалась как локальная цивилизация с особой системой ценностей и геополитическим положением. Регионально русская идентичность вырастала на пространствах Восточной Европы и Евразии, ряд народов которых был привержен ценностям православного христианства и сильной государственности. В XV столетии страна оказалась в цивилизационном одиночестве, утратив в результате падения Византии источник своего духовного авторитета. Превратившись в главную наследницу православия, Московская Русь столкнулась с необходимостью защищать свои ценности как от угрозы с юга, так и от амбиций католического Рима, стремившегося встроить восточного соседа в свою имперскую систему.

Ситуация усугублялась крайне сложным геополитическим положением. Задвинутая вглубь Евразии, Россия не имела естественных границ и для защиты суверенитета нуждалась в формировании пояса буферных территорий и мощной армии. Сосуществование с сильнейшими державами мира наложило печать на ментальность русских, выработав понимание, что выживание и независимость требуют постоянной защиты и не могут восприниматься как раз и навсегда данные.

Все это диктовало активную внешнюю политику. Сформировавшись как страна с локально ограниченной и геополитически уязвимой системой ценностей, Россия была обречена на глобальную или трансрегиональную активность в своих действиях. Чтобы выжить, требовалась не только демонстрация сил и возможностей, но и постоянная инициатива и вовлечение сильных мира сего в совместные проекты. Иного пути для сохранения духовно-ценностного суверенитета история не предоставила. Изоляция от имевшихся источников геополитических опасностей представлялась идеалом, но могла быть достигнута лишь ценой внешнеполитической активности.

При этом Россия отнюдь не всегда обладала материальными ресурсами, необходимыми для реализации ставившихся целей. По сравнению с европейским Западом, находящимся в центре мирового развития, Россия формировалась как страна полупериферийная, стремившаяся войти в центр, но так этой цели и не добившаяся. Петровский и сталинский рывки сократили разрыв с центром, но не изменили положение страны. Уровень жизни россиян и сегодня существенно ниже, чем в западных странах (хотя заметно превышает уровень жизни большинства незападных государств).

Ресурсные ограничения требовали проведения не только активной, но и сбалансированной, по возможности незатратной внешней политики. Не всегда правильно оценивая свои возможности, российские правители отдавали себе отчет в их пределах. На протяжении большей части истории Россия не стремилась стать державой глобальной или мировой. Трансформация миропорядка являлась для нее задачей вторичной, производной от решения задачи цивилизационно-геополитического сбережения и сохранения ядра самобытной системы ценностей.

Нередко имея дело с превосходящим в материальных силах противником, Россия уходила во временную изоляцию или шла по пути избирательной, не требовавшей значительных затрат асимметричной наступательности. Периоды изоляции были не слишком типичны, имея в виду геополитическую необходимость активного участия в международных делах. Будучи рекомендованы влиятельными советниками и государственными мужами, подобными Никите Панину при Екатерине Великой или Александру Горчакову при Александре Втором, такие периоды умеренной изоляции всегда преследовали цель возвращения страны в мировую политику. Чаще всего их возникновение становилось результатом перенапряжения ресурсов и обусловливалось необходимостью залечить раны войны и восстановить внутренние силы. Это были «передышки», как определил их основатель Советского государства, сформулировавший курс на временное замирение с Западом. В случаях же асимметричной наступательности Россия находила способы защитить себя, избегая опасности быть втянутой в войну с крупными державами. Например, в 1870-е гг. Россия оказывала поддержку восставшим христианам Боснии и Герцеговины на Балканах, осознавая незначительную тогда опасность вмешательства со стороны Австро-Венгрии или других крупных европейских государств.

У курса, приоритетом которого являлось цивилизационное выживание страны, имелись критики. Не только западники, отвергавшие понятие русской самобытности, но и сторонники превращения России в глобальную державу, способную диктовать правила миропорядка. В XVIII и XIX столетиях последние выступали за захват Константинополя или использование победы над Наполеоном для закрепления в Европе в качестве единоличного учредителя миропорядка. В начале ХХ века левые революционеры жаждали победы мировой революции, призывая наступать на Варшаву и Берлин. В русской истории находилось немало тех, кто желал бросить национальные интересы и ценности на алтарь великодержавного, мирового коммунистического, общечеловеческого или глобально-либерального.

Стремление сохранить культурно-политическую самобытность нередко выражалось в споре между подчеркивавшими важность противостояния агрессивному Западу и указывавшими на важность освоения огромной, плохо заселенной русской Евразии. Хорошо известен, например, спор Вадима Цымбурского со сторонниками многополярности и евразийской экспансии, которые считали главной опасностью для России расширение евро-атлантического мира. Понимая такую опасность, Цымбурский считал ее преувеличенной, делая упор на внутреннем освоении, переносе столицы за Урал и выстраивании отношений с ближайшими соседями.

Не все идеи рано ушедшего от нас мыслителя подтвердились, но их основная направленность по-прежнему актуальна. Пренебрежение приоритетами цивилизационного развития чревато ресурсным перенапряжением, внутренним ослаблением и снижением международного статуса. С петровских времен для поддержания статуса великой державы государство отдавало на военные нужды около четверти бюджета и требовало от народа готовности к самоотдаче. Всеобщая бедность и крепостное право служили средством ускоренной мобилизации армии. Развитие же общества запаздывало и – в целях быстрого накопления капитала, требуемого для нужд безопасности, – осуществлялось по мобилизационным моделям. Системные реформы откладывались или сворачивались. Им на смену шли высокие налоги с общества и новые административные механизмы для его эксплуатации. Советское время по-своему воспроизвело эту модель. Политика глобальной поддержки «социалистической ориентации», принятая на вооружение Никитой Хрущевым, сопровождалась отсутствием внутренних реформ, она ослабила страну, подведя ее к распаду.

Кризис миропорядка и Россия

Современный миропорядок, связанный с глобальным доминированием США, продолжает распадаться. Процесс, начатый бесславным американским вторжением в Ирак, чрезвычайно ускорился в последние годы. Наступательная политика крупных держав, включая Россию, Китай, Иран, Турцию и другие, теперь непреложный факт. При сохранении за Соединенными Штатами материального превосходства, мир двинулся в направлении формирования новых правил международных отношений.

Процесс их выработки может затянуться, а отсутствие побуждает крупные державы к соперничеству и усугубляет нестабильность. Переходный период в международных отношениях сопровождается обострением противоречий и распадом единого мира на региональные геополитические пространства. Формируются новые зоны возможного военного противостояния и торгового соперничества. На первый план выходят жесткие публичные торги и тайные переговоры. Государства уязвимы перед лицом новых вызовов, что подталкивает их к централизации власти, замыканию вовнутрь и выламыванию из сложившейся системы глобальных правил. События в Евросоюзе, связанные с попытками Греции сформировать особые для себя условия в рамках германо-американского консенсуса и выходом Британии из еврообъединения, консервативный поворот Соединенных Штатов, связанный с победой на президентских выборах Трампа, рост правоизоляционистских настроений в Европе, процессы политической централизации в России и Турции подтверждают эти тенденции.

Государства все меньше ищут покровительства и материальной поддержки у США, развивая вместо этого региональные связи. Великие державы стремятся укреплять сферы влияния в пограничных пространствах, будь то Восточная Европа, Ближний Восток или Южно-Китайское море, избегая прямых столкновений между собой. Тем не менее следует помнить о том, что последние двести лет смена миропорядков сопровождалась столкновениями крупных держав. Прежде чем возникли Венская, Берлинская, Версальская и Ялтинская системы международных отношений, человечество прошло через наполеоновские войны, Крымскую, Первую и Вторую мировую.

Избрание Трампа президентом чревато новыми кризисами. Снимая источники некоторых прежних обострений, администрация Соединенных Штатов создает иные очаги напряженности. На смену расширению НАТО и распространению демократии идут жесткая политика сдерживания Китая и Ирана, укрепление ПРО и новых систем военного доминирования США, намерение наращивать военный потенциал, в том числе ядерные арсеналы, протекционизм и создание торговых блоков. В Вашингтоне стремятся не только развивать американскую экономику и инфраструктуру, но и укреплять глобальные позиции. Наиболее опасна для международной системы перспектива дальнейшего обострения американо-китайских отношений. Попытки Трампа ограничить торгово-финансовое влияние Пекина, подчеркивание фактора Тайваня, наращивание военно-морского присутствия США в непосредственной близости к Китаю не могут не встретить жесткого сопротивления.

Постепенный распад современного миропорядка сулит России длительный период неопределенности и ставит перед необходимостью поиска адекватного внешнеполитического курса. Попытки войти в число ключевых союзников сверхдержавы предпринимались в 1990-е и начале 2000-х гг., но натолкнулись на недоверие американцев, связанное отчасти со стремлением Москвы выторговать для себя особые условия. Вообще модель внешней военно-политической зависимости не может быть приемлема для страны с длительным историческим опытом и политической культурой самобытности и великодержавности.

В условиях изменившихся приоритетов Соединенных Штатов и смещения глобального баланса в сторону американо-китайского противостояния утрачивает целесообразность и продолжение российской политики последних лет. Основа курса заключается в асимметричной наступательности ради сохранения влияния России в Евразии. Вмешательство в конфликт в Сирии и информационное противостояние с Западом были во многом связаны с намерением продемонстрировать возможности России и отстоять, вопреки западным санкциям, позиции в евразийском регионе. Сегодня конфликт на Украине более не является приоритетом в отношениях с Вашингтоном, накал информационного противостояния снижен (во всяком случае, со стороны Москвы), а российская точка зрения на возможные решения по Сирии ближе новой администрации, чем прежнему руководству США.

В этих условиях плодотворным может быть обращение к опыту периодов относительной изоляции и сосредоточения внутренних цивилизационных сил. Программа цивилизационного сосредоточения должна преследовать цель упрочения внутренней ценностной базы, материально-экономических и интеллектуальных основ развития страны в усложняющемся мире. Ее необходимыми компонентами стали бы пропаганда и подчеркивание этнического многообразия, укрепление принципов государственного управления, поддержка семьи, образования и науки.

Важнейший компонент – выработка другой модели экономического развития страны. Очевидно, что модель опоры на энергетические ресурсы себя исчерпала. Она действовала преимущественно в интересах влиятельных политико-экономических групп и не смогла создать механизмов устойчивого долгосрочного развития. Процветание не сопровождалось решением фундаментальных экономических и политических проблем. Высокий уровень коррупции и технологическое отставание российского бизнеса от западного существенно снижали поступления в казну, затрудняя укрепление государственности. Российский политический класс во многом не удовлетворял и не удовлетворяет требованиям времени и задачам современного экономического развития. Конкурентоспособность экономики находилась на сравнительно низком уровне, а начавшееся в конце 2014 г. ослабление рубля стало выражением неэффективности созданной государственной модели. Санкции Запада выявили дополнительные сложности в отстаивании экономического и политического суверенитета в условиях внешнего давления. Процесс выработки новой модели запущен, но пока далек от завершения.

Относительная открытость страны и турбулентность глобального мира не дают России возможности уйти во временную изоляцию. По этим причинам исторический опыт сосредоточения и перегруппировки сил в условиях дистанцирования от участия в международных делах, как было, например, после поражения в Крымской войне, малопригоден. Стоит помнить и о неудаче попыток Евгения Примакова сосредоточиться, следуя по стопам Горчакова. Даже Цымбурский, которого по праву называют главным теоретиком российского цивилизационного сосредоточения, признавал сложности проведения подобного курса. Он полагал возможным согласие крупных держав на невмешательство в «лимитрофы», однако деструктивное и в высшей степени идеологизированное поведение Запада в украинском кризисе опрокинуло эти расчеты.

Тем не менее многое сегодня подводит Россию к возможности нового формулирования стратегии цивилизационного сосредоточения. Чем дальше, тем очевиднее, что проведение независимой внешней политики упирается в необходимость развития ценностных и социально-экономических оснований страны. Полная изоляция утопична, но перенесение центра тяжести с внешнеполитической наступательности на внутреннее освоение и возможно, и необходимо. В международных отношениях наступило время нестабильности. Время сложное, но, перефразируя Цымбурского, оно может оказаться хорошим для тех, кто сможет им воспользоваться.

К политике цивилизационного сосредоточения

В истории России периоды сосредоточения были вынужденными и завершались успехом лишь в условиях многополярной геополитики и отвлеченности крупных держав на проблемы, не связанные с Россией. Курсу александровских реформ и горчаковского стремления восстановить утраченные позиции на Черном море во многом способствовало противостояние Англии и Франции, с одной стороны, и растущей Пруссии, с другой. Послереволюционное «мирное сосуществование» и «социализм в отдельно взятой стране» способствовали подъему Советской России по мере нарастания экономического кризиса западного мира.

Там, где эти условия отсутствовали, сосредоточение наталкивалось на трудности. В силу глобального доминирования и амбиций Соединенных Штатов попытки Примакова маневрировать между Западом, Китаем и Индией не могли быть успешными, как и проект «реинтеграции» постсоветского пространства. Вместо сосредоточения на внутреннем развитии Россия была занята сдерживанием Запада, нередко упуская возможности выстроить отношения с соседями на основе рыночных инструментов и «мягкой силы». Отвлеченность США от проблем России и Евразии является необходимым (хотя и недостаточным) условием успеха политики цивилизационного сосредоточения.

В основе политики цивилизационного сосредоточения должна лежать уверенность в собственных силах и возможностях. Нельзя сосредоточиться, если нечего сосредотачивать. Страна прошла тяжелый, но и славный исторический путь, что никогда не случилось бы без витальной силы цивилизационного ядра, в котором сильна вера в будущее.

Цивилизационщиков отличает от западников и державников убежденность в том, что основной источник процветания и развития находится в нас самих, а не в достижениях западной культуры или выстраивании многополярно-олигархического мира великих держав. Конечно, уверенность в собственных силах не должна вести к самоизоляции и отказу от активного взаимодействия с миром, учебы у других культур и народов. Впрочем, такое взаимодействие и учеба, исключая краткий советский период, всегда были частью исторического развития. Россия заимствовала широко и свободно, модифицируя, но не меняя своих цивилизационных оснований.

Внешней политикой современного сосредоточения могли бы стать уклонение от чрезмерной глобальной вовлеченности и активное освоение внутренней и внешней Евразии. Если разногласия Вашингтона и Пекина превратятся в главную ось глобальной политики, России нет никакого смысла открыто поддерживать одну из сторон противостояния. Гораздо важнее избегать втягивания в американо-китайский спор, расширяя двусторонние отношения с обоими государствами в соответствии со своими цивилизационными интересами. С США следует обсуждать вопросы безопасности и борьбы с терроризмом, а с Китаем (а также Японией и Южной Кореей) – совместное торгово-экономическое освоение Евразии и Дальнего Востока. Нельзя втянуться и в возможное противостояние Соединенных Штатов с Ираном, геополитически связанным с евразийским регионом и являющимся важным партнером России по ближневосточному урегулированию.

Россия вполне в состоянии позволить себе такого рода независимость. Своими внешнеполитическими успехами она закрепила державный статус, больших дополнительных затрат на поддержание которого в ближайшее время не потребуется. Помимо обеспечения безопасности границ и борьбы с терроризмом, у России нет необходимости инвестировать в достижение статуса вооруженных сил, сопоставимого с США. Российское государство в целом способно к постановке и осуществлению целей, связанных с формированием новой модели развития и цивилизационного сосредоточения. Задача не только в выявлении перспективных проектов вроде сопряжения Евразийского экономического союза и китайского «Экономического пояса Шелкового пути», но и в формировании внятной, предсказуемой и долгосрочной системы мер по внутреннему обустройству. Внешняя диверсификация рынков должна сопровождаться диверсификацией и развитием рынка внутреннего. Страна нуждается в новой внутренней колонизации, пропаганде идеи развития и активном инвестировании не только в науку, культуру, образование и здравоохранение.

Если Пекину суждено стать главным раздражителем США, то Китай немного превратится в Россию, чья политика до недавнего времени являлась объектом пристального внимания Вашингтона. У России же в этом случае может появиться возможность стать немного КНР, пережидая шторм, не слишком высовываясь и занимаясь внутренним развитием. Российские эксперты не раз обращали внимание на то, что у Пекина есть чему поучиться. В отличие от восточноевропейских государств, Китай не пошел по пути приватизации во имя приватизации, но сумел – за счет культивирования репутации стабильного, уважающего права инвесторов государства – привлечь внешний капитал на выгодных для себя условиях. Таким образом, созданы предпосылки для политики интенсивного развития, сохраняющиеся и по сей день благодаря наличию легитимного общенационального лидера и борьбе с коррупцией. На случай попятного развития глобализации в стране созданы механизмы выживания и развития за счет относительно высокого уровня внутренней диверсификации и конкуренции.

Чрезмерное сближение с Европой также не отвечает цивилизационным интересам России. Продолжение политического диалога и наличие развитых торгово-инвестиционных связей не могут скрыть всей глубины ценностных разногласий сторон. Одна из этих сторон настаивает на санкциях в наказание за «агрессивную» политику Кремля, в то время как другая считает такую политику необходимым реагированием на ущемление своих цивилизационных прав в Евразии. Из конфликта в ближайшие годы нет выхода. Россия сохранит связи с Европой, но не станет, да и не может стать частью европейской цивилизационной системы, независимо от того, предстает эта система в либеральном или консервативном обличьях. На обозримую перспективу «отстраненность вместо конфронтации», пользуясь выражением Алексея Миллера и Федора Лукьянова, будет фиксировать не только взаимное непонимание, но и сознательно избранную линию поведения.

Что касается освоения Евразии, то политика сосредоточения предполагает культивирование отношений с входящими во внешнее цивилизационное пространство России. Это не только этнически русские, но все те, кто тяготеет к России исторической памятью совместных побед и поражений, питается соками русской культуры и воспринимает российскую внешнюю политику. Речь не столько о представителях власти, сколько о народах, включая тех, кто, подобно многим украинцам, воспринимаются собственным правительством не иначе как «пятая колонна». В работе с ними инструменты дипломатии, «мягкой силы» и экономической интеграции будут особенно эффективны. До сих пор действенность этих инструментов ослаблялась как противостоянием Запада, так и относительной слабостью самой России. Внимание к внутреннему развитию и наличие вышеописанных международных условий сделает политику цивилизационного освоения Евразии эффективной, способствуя предотвращению кризисов, подобных грузинскому и украинскому и укрепляя сферу российского влияния.

Политика цивилизационного сосредоточения является вынужденной и может продлиться, пока не состоится новая стабилизация миропорядка. В настоящий момент мы находимся на рубеже различных эпох и имеем дело с сосуществованием противоречащих друг другу правил и ценностных систем. Формирование действительно полицентричного мира потребует значительного времени. Скорее всего в ближайшее десятилетие баланс военно-политических сил не сложится, что будет препятствовать выработке правил миропорядка, разделяемых основными участниками международных отношений. Такого рода неопределенность диктует политику гибкого, неидеологического сотрудничества с различными партнерами. Нужно готовиться к длительному и упорному самоутверждению в мире. Сегодняшний, сравнительно длительный этап должен быть связан не с попытками трансформировать миропорядок или восстановить «свою империю», а со сбережением, новым формулированием и осторожным продвижением своих ценностей там, где для этого уже имеется подготовленная почва.

На этот сравнительно длительный переходный период российской внешней политике нужны новые ориентиры, выводящие ее за пределы теории многополярного мира. Предстоит заново осмыслить природу современной системы международных отношений, характер внешних вызовов и оптимальные варианты ответа. Используя уже введенные в общенациональный дискурс идеи «государства-цивилизации» и консервативной державы, нужно создать такой образ страны, который вберет в себя лучшие компоненты российских ценностей без излишнего их противопоставления Западу. Кстати, за исключением советского периода Россия никогда не формулировала свои ценности как антизападные. Речь всегда шла о формировании и защите ценностей, способных найти понимание в западных странах, – о христианском гуманизме, межэтническом диалоге, сильном государстве и социальной справедливости. Сегодня задача состоит в том, чтобы выработать новый, приемлемый для России синтез. В этих ценностях немало универсального, что должно облегчить задачу их будущей защиты и продвижения в мире.

Период сосредоточения поможет определиться с внутренними и внешними приоритетами. После консолидации своей цивилизационной субъектности Россия сможет вернуться к активной роли в международных делах. Возвращения к принципам (нео)советского или державного глобализма не будет, должно появиться новое понимание международной роли.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134529 Андрей Цыганков

«Остров Россия» и российская политика идентичности

Неусвоенные уроки Вадима Цымбурского

Борис Межуев - кандидат философских наук, доцент философского факультета МГУ, главный редактор сайта «Политаналитика», председатель редакционного совета сайта «Русская идея».

Резюме Стратегия «цивилизационного реализма» предполагает, что Россия и Евроатлантика – отдельные цивилизации со своей орбитой тяготения, в случае России – гораздо более скромной, но реальной. «Русский мир» освобождается от узко-этнической трактовки.

Разговоры о «большой сделке» России с Западом, возможной после прихода в Белый дом Дональда Трампа, человека, если не прямо расположенного к России, то относящегося к ней без привычной англосаксонской враждебности, включают в себя, помимо других сюжетов, сюжет украинский, который можно было бы также назвать «восточно-европейским». Сама эта сделка – точнее, разговоры о ней – стала допустимой реальностью в тот момент, когда умные геостратеги разных стран, но в первую очередь Соединенных Штатов, пришли к выводу, что соперничество России и Европы по поводу вхождения Украины в тот или иной экономический блок – Евразийский или Европейский – рискует обернуться не просто распадом страны (что де-факто стало реальностью уже в феврале 2014 г.), но и полномасштабным военным конфликтом «за украинское наследство».

Напомню, что уже 22 февраля 2014 г., в день государственного переворота в Киеве, в газете Financial Times Збигнев Бжезинский выступил со статьей, в которой призывал Украину смириться с ее нейтральным статусом, а Россию принять факт «финляндизации» своего соседа, то есть экономической и культурной интеграции Украины с Западом при всех возможных гарантиях ее невступления в НАТО. Впоследствии, уже в период минских соглашений, тема Украины как «буфера» между двумя полюсами силы на континенте стала пунктом консенсуса между трезвыми реалистами США и России. В своем интервью газете «Коммерсант» 28 февраля 2017 г. политолог, руководитель Kissinger Associates и бывший помощник президента Джорджа Буша-младшего Томас Грэм отметил наличие у Соединенных Штатов и России общей базы для договоренностей:

«В конце концов все заинтересованы в том, чтобы ситуация на Украине стабилизировалась. И мы знаем, какими должны быть очертания возможного урегулирования. Они включают внеблоковый статус Украины, уважение ее суверенитета, децентрализацию власти, уважение прав национальных меньшинств, а также помощь Украине в восстановлении Донбасса и ее собственной экономики».

Фактически о том же в своей программной статье «2016 – победа консервативного реализма» пишет и ведущий российский эксперт в области международных отношений Сергей Караганов:

«Продолжая настаивать на выполнении Минских договоренностей, строя обходные транспортные магистрали, стоит сделать ставку на опережающее предоставление высокой степени автономии Донбассу в границах Украины, через шаг – вести дело к формированию нейтральной, независимой, дружественной России Украины или украин, если Киев не сможет удержать контроль над всей территорией нынешней страны. Единственный способ выживания соседнего государства – его превращение из субъекта соперничества в мост и буфер».

Видно, что представления об Украине как «буфере» у российских и американских реалистов не совсем совпадают: в российском изводе все звучит намного жестче, и территориальная целостность соседнего государства ставится в прямую зависимость от его способности вместить в себя регионы с неотменяемой пророссийской ориентацией. Но в целом – пространство возможного диалога с Западом по поводу Украины задано императивом сохранения ее нейтрального, внеблокового положения, не ущемляющего интересы ни одной из частей этой страны.

Не эпоха старой Realpolitik

Вроде бы все понятно. И тем не менее трудности возникают, и не только практические, но и концептуальные, которые также имеют существенное значение для продолжения диалога о судьбе Украины и Восточной Европы в целом. Современная эпоха – это не эпоха старой Realpolitik, в которой проблема буферных территорий решалась предельно просто: полюса силы могли в случае необходимости разделить буферные земли, как это сделала Россия вместе c германскими державами по отношению к Польше в XVIII веке, а впоследствии СССР с Германией в веке XX. Как в конце XVI века по итогам длительной войны Польша, Швеция и Дания поступили с Ливонией, а Франция в XV веке с Бургундией, которая являлась своеобразным буфером между ней и Священной Римской империей.

Западные державы не стесняются раскалывать страны, когда они находятся внутри их зоны влияния: от Югославии были отторгнуты вначале Словения с Хорватией, затем Босния с Сербской Краиной, потом Черногория и, наконец, автономный край Косово. Но одно дело раздел страны, находящейся внутри европейского геополитического пространства, другое – расчленение государства, одна часть которого тяготеет к Западу, другая – к иному полюсу силы, причем непосредственно примыкая к его рубежам. Думается, для Запада оказывается морально неприемлем не столько раздел государства, сколько сделка с внешней – незападной – силой. Здесь для начала современному Западу, который при всем своем постмодернизме абсолютно не плюралистичен, нужно признать, что тяготение к России какой-то части населения представляет собой реальность, а не политтехнологический фантом, обусловленный российской пропагандой и активностью ее силовых структур. Нужно признать, что свободные граждане могут свободно не хотеть присоединяться к западному миру.

Но даже в случае допущения реальных оснований россиецентризма едва ли западные державы будут готовы принять мягкий развод различных частей территории Украины (или, скажем, Грузии и Молдавии) просто в качестве жеста доброй воли. Этот шаг вызвал бы бурю возмущения в европейских странах, был бы назван новым Мюнхеном, новой Ялтой, со всеми вытекающими из такого сопоставления уточнениями. Поэтому раздел буферных государств на сферы влияния может быть осуществлен лишь односторонними действиями России, что, конечно, сужает ее дипломатические возможности. Европейские реалисты теоретически допускают сохранение нейтрального статуса буферных стран, однако согласие и на этот шаг тоже требует признания культурно-политической неоднородности этих государств.

Но из подобного признания проистекает следующий вопрос – что разделяет Украина, между чем и чем она является буфером? Понятно, что разделяет она не отдельные страны и не только военные блоки, поскольку Запад, или Евро-Атлантика – это некоторое сообщество государств, объединенное целым рядом обязательств – оборонительных, правовых и культурных. Если Россия – европейская страна, если она культурно и цивилизационно принадлежит Западу, то по какой причине ее следует отделять от Запада какими-то промежуточными, лимитрофными территориями? Увы, и сама Россия долгое время не имела четкого ответа на этот вопрос, предпочитая объяснять неприятие расширения НАТО на Восток боязнью отпасть от родной Европы. Это было вполне возможным аргументом вплоть до момента спора с Европой по поводу «Восточного партнерства», а затем перипетий, связанных с намерением Украины подписать соглашение о Евроассоциации. Как только спор зашел о странах, входящих в своего рода цивилизационное поле России, возникло естественное недоумение: если мы так боимся нашего отрыва от Европы, видимо, считая проевропейскую ориентацию совместимой с российской идентичностью, то на каком основании удерживаем от присоединения к ней других? Невнятность цивилизационной самоидентификации проявилась и в невнятности нашей дипломатической стратегии в целом, направленной и на то, чтобы экономически и культурно интегрироваться в Европу через голову лимитрофных государств, и на то, чтобы не допустить самостоятельных попыток этих государств приобщиться к Европе, в том числе за счет отсоединения от России.

Самоопределение России

Итак, спор по поводу расширения НАТО и цивилизационного самоопределения Украины неизбежно выходил на проблему цивилизационного самоопределения России. Россия не могла, начав борьбу за Украину, не обнаружить скудость своего геополитического и геокультурного концептуального арсенала. Если проевропейская ориентация – единственно возможная для славянских народов, включая русский, на каком основании мы можем оспаривать проевропейский выбор украинского народа?

У России явно обнаруживался дефицит политики собственной идентичности. Выражение «политика идентичности» имеет сразу два никак не связанных между собой значения. В одном случае речь идет о требованиях этнических, гендерных или иных меньшинств признать их идентичность равноправной с идентичностью большинства. В данной статье мы говорим не об этом. Елена Цумарова предложила определение, которое мне кажется относительно операциональным и удобным:

«Политика идентичности – это деятельность политических элит по формированию образа “мы-сообщества” в существующих административно-территориальных границах. Основные направления политики идентичности: символизация пространства, ритуализация принадлежности к сообществу, формирование представлений о “мы-сообществе” и установление границ “свой – чужой”. Символизация пространства происходит посредством принятия и тиражирования официальных символов, а также культивирования природных и культурных особенностей сообщества».

Важное дополнение к этому определению – существующие административно-территориальные границы здесь принимаются как некая данность, тогда как «политика идентичности» теоретически может работать как на признание, так и на непризнание существующих границ. И таковой – ревизионистской – являлась по существу вся геополитика имперской России, равно как и политика многих других стран – германского Рейха, реваншистской Франции в конце XIX века, да и сегодняшней Японии, мечтающей о Курилах. Народы могут проводить весьма революционную по отношению к миропорядку «политику идентичности». Но в целом процитированный исследователь прав: для закрепления и внутреннего признания существующих границ требуется особая – консервативная – «политика идентичности», нацеленная на поддержание статус-кво против всех попыток радикального пересмотра баланса сил. Но именно такой политики у России в нужный момент и не оказалось.

В течение десятилетия, разделившего два Майдана, вакуум «политики идентичности», релевантной для решения «украинской проблемы», начинает в России заполняться двумя очень простыми идеологиями – имперством и национализмом, которые немедленно вступили в борьбу друг с другом за лидерство в патриотическом лагере. Имперцы и националисты попытались дать ответ на явно не решаемый в рамках официальной идеологии вопрос: зачем России нужна Украина? Российское неоимперство в каком-то смысле обязано Збигневу Бжезинскому, обронившему, кажется, в книге «Великая шахматная доска» 1997 г., что Россия будет оставаться империей, если сохранит Украину, и неизбежно перестанет быть империей, если ее потеряет. Поскольку империя, согласно имперцам, – единственно возможная форма существования России, а эпоха, начавшаяся в 1991 г., представляет собой просто временный коллапс традиционной государственности, то любая полноценная стратегия восстановления величия страны должна неизбежно предусматривать задачу реинтеграции Украины – полностью или частично. Если не в состав России, то в некое контролируемое Россией надгосударственное образование, типа Евразийского союза, который при этом мыслился бы не как прагматическое экономическое объединение, но как первый шаг к воссозданию имперского гроссраума.

Националисты в отличие от имперцев были гораздо в меньшей степени озабочены обретением прежнего государственного величия, для них Украина была просто искусственным образованием, насильно удерживающим территории с русским населением и русской идентичностью при постоянных попытках их украинизации. Соответственно, лучшим способом разрешения украинского вопроса было бы выделение русских регионов из Украины и присоединение их к России. Не столько для воссоздания империи, сколько для завершения процесса строительства русского национального государства, увеличения числа русских внутри России и коррекции всей внутренней политики в целях защиты интересов титульного этнического большинства.

Мы видим, как по-разному действовали сторонники имперской и национальной политики в ситуации украинского кризиса 2013–2014 годов. Имперцы были наиболее активны на первом этапе, когда речь шла о перспективах вступления Украины в Евразийский экономический союз. Националисты активизировались в эпоху «русской весны», когда возник шанс расколоть Украину и отделить от нее все так называемые русскоязычные регионы. Мы видим, что в конце концов обе линии оказались фрустрированными и не до конца отвечающими задаче обеспечения какого-то дипломатического диалога с Западом по поводу Украины. Ни имперцы, ни националисты, исходя из своих представлений об идентичности России, не могли согласиться считать Украину «буфером». Имперцы хотели интеграции этого государства в некое неоимперское образование, националисты – раскола по этнокультурным границам.

С другой стороны, политические реалисты, которые как раз были вынуждены вести диалог с реалистами западными, не могли объяснить, между чем и чем Украина является «буфером», что в культурно-политическом смысле она призвана разделить, прямое столкновение чего с чем она могла бы предотвратить. Получается, что у России не было в запасе никакой внятной политики идентичности, которую она могла бы предъявить Западу для обоснования своей позиции – с ее жесткими условиями и с возможными компромиссами. Вот, собственно, именно эта ситуация идеологического вакуума и сделала геополитическую концепцию «Острова Россия» Вадима Цымбурского (1957–2009) практически безальтернативной для обеспечения любой потенциальной «сделки» с Западом.

Цымбурский написал эссе «Остров Россия. Перспективы российской геополитики» в 1993 г., впоследствии он несколько раз уточнял и корректировал свои выводы, суть которых оставалась, однако, неизменной. И нам сейчас – в рамках нашей темы – не следует далеко уходить в обсуждение эволюции его мировоззрения. Достаточно знать, что Цымбурский считал распад Советского Союза отделением цивилизационной ниши России от территорий, которые пространственно соединяли ее с платформами других цивилизаций, что смысл имперского расширения России в сторону Запада и Юга объяснялся им стремлением разрушить барьер между Европой и Россией или же образовать вопреки Европе свое собственное геополитическое пространство, которое могло бы служить противовесом романо-германскому миру. И в этом смысле сброс этих территорий не приближал, а отдалял Россию от Европы, что не было адекватно понято и осмыслено постимперской политической элитой. Поэтому, полагал Цымбурский, только отказавшись от идеи воссоединения с Европой или от проектов воссоздания под «зонтиком» какой-либо антизападной идеологии новой империи, мы сможем укрепить свою безопасность, разумеется, в том случае, если евроатлантические структуры не попытаются взять под контроль так называемый пояс Великого Лимитрофа, то есть все огромное пространство от Средней Азии до Прибалтики, овладение которым являлось целью геостратегии России в великоимперские века ее истории.

Теория Цымбурского, в отличие от всех иных концепций внешней политики, позволяла ответить на два ключевых вопроса – почему Россия может принять существующие границы своего государства, не думая ни про имперский реванш, ни про националистическую ирреденту, но почему в то же время Россия должна всеми силами препятствовать полному взятию лимитрофных территорий под контроль структурами Евро-Атлантики. Для понимания того, чем является Россия и почему ей следует сохранять геополитический суверенитет, Цымбурский обращался к цивилизационной теории, моду на которую в начале 1990-х гг. установил Сэмюэль Хантингтон с его знаменитой статьей «Столкновение цивилизаций», которая вышла в тот же самый год, что и «Остров Россия». Цымбурский расходился с Хантингтоном в вопросе о статусе лимитрофных территорий. Согласно Хантингтону, следовало бы разделить территорию Евразии на пространства отдельных цивилизаций, чтобы минимизировать конфликты на их рубежах. С его точки зрения, Запад должен был ограничить марш на Восток протестантскими и католическими государствами, в минимальной степени помышляя о распространении НАТО на государства с исторически православным населением. С точки зрения Цымбурского, разделить всю территорию Европы на какие-то однозначно устойчивые сферы влияния невозможно: ряд лимитрофных государств будут всегда играть на противоречиях внешних центров силы, маневрируя между ними, другие же страны при попытках их полного включения в структуры какой-либо одной цивилизации неизбежно распадутся на части.

Два де-факто «расколотых» государства существовали с момента распада СССР – это Молдавия и Грузия. Обе эти республики могли сохранять целостность, только находясь в российской зоне влияния, что было неприемлемо для большой части титульных народов этих стран. В 1994 г. Цымбурский высказал уверенность, оказавшуюся, увы, пророческой, что в случае кризиса украинской государственности от нее отпадут Крым, Новороссия и Днепровское левобережье, причем он настаивал на том, что при таком раскладе Россия может ограничиться признанием отпавших частей Украины как независимых государств, не помышляя о территориальном расширении: «Что же касается украинских дел, то глубочайший кризис этого государственного образования мог бы пойти на благо России, если она, твердо декларировав отказ от формального пересмотра своих нынешних границ, поддержит в условиях деградации украинской центральной власти возникновение с внешней стороны своих границ – в Левобережье, Крыму и Новороссии – дополнительно буферного слоя региональных “суверенитетов” в украинских рамках или вне их».

Трансформация «островной» концепции

Мне уже доводилось писать о том, что когда Цымбурский только приступал к разработке своей концепции «Острова Россия» в 1993–1994 гг., он исходил из оказавшегося в конце концов ошибочным предположения – Запад не сможет включить в себя территории Восточной Европы – и основывал эту гипотезу на трудностях экономической интеграции Восточной Германии. Он считал, и считал обоснованно, что присоединение стран – бывших членов Варшавского договора и тем более бывших республик СССР к ЕС и НАТО ослабит эти организации. Когда расширение альянса на Восток стало фактом, концепция «Острова Россия» в ее ранней, излишне оптимистической версии стала представляться не слишком убедительной, в том числе, вероятно, и самому автору, который на долгое время предпочел не искать ответ на самый болезненный для его системы взглядов вопрос – какую политику следует проводить России на «территориях-проливах», разделяющих ее с Евроатлантикой, ввиду наступления последней.

Цымбурский в конце 1990-х – начале 2000-х гг. посвящает целый ряд статей обсуждению перспектив Шанхайской организации сотрудничества, требует недопущения проникновения США в среднеазиатское подбрюшье России, ищет возможности экономического и стратегического сотрудничества с Китаем, наконец, размышляет о рациональности переноса столицы России на восток, ближе к ее реальному географическому центру и подальше от становящихся все более напряженными западных границ. Все это сообщает теории Цымбурского отчасти евразийский или, точнее, восточнический оттенок, которого совершенно не было в ранней версии его концепции. Одновременно Цымбурский всецело посвятил себя изучению истории российской геополитики, для чего приступил к написанию фундаментального труда «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII–XX века», который оставил незаконченным, но который тем не менее, выйдя в свет в прошлом году при поддержке фонда ИСЭПИ, составил увесистый том. Тем не менее «украинский вопрос», точнее, вопрос о переднем для России крае западной части Великого Лимитрофа, оставался неразрешенным в его теории, и сам геополитик чувствовал, что «островная» концепция требует коренной переделки, для того чтобы отвечать вызовам времени.

После августовской войны 2008 г. Цымбурский приходит к выводу о необходимости дополнить свой прежний анализ Великого Лимитрофа особой концептуализацией тех его сегментов, которые исторически и культурно тяготеют к России и, соответственно, будут готовы выйти из состава своих стран, если их государства попытаются окончательно интегрироваться в НАТО или Евросоюз. Он заимствует у своего давнего коллеги и соавтора, политолога Михаила Ильина термин «шельф острова Россия». По определению Цымбурского, «шельф – это территории, которые связаны с нынешними коренными российскими территориями физической географией, геостратегией, культурными связями». Геополитику представлялось очевидным, что «Восточная Украина… Крым… определенные территории Кавказа и Центральной Азии принадлежат к российскому шельфу». В одном из последних публичных выступлений в конце 2008 г. Цымбурский делает знаменательное различие «геополитики пространств» и «геополитики границ»: смысл этого разделения раскрывается в последующих отрывочных замечаниях. Цымбурский по-прежнему убежден, что Россия не заинтересована в радикальном пересмотре своих контуров, что ее геополитическая ниша в целом отвечает ее интересам. Но вот «геополитика границ» – дело совсем другое, она «требует детального, скрупулезного анализа и учета в конкретной ситуации ввиду существования шельфа России и ввиду оценки ситуации на этом шельфе с точки зрения наших интересов и нашего будущего».

Хотя различие между двумя типами геополитики не доведено Цымбурским до логического конца, складывается впечатление, что автор «Острова России» после военного конфликта с Грузией уже не стоял жестко на той точке зрения, что формальные границы РФ не могут быть пересмотрены в сторону расширения, если часть «шельфа острова Россия» отколется от сплачиваемого Евро-Атлантикой в единое целое лимитрофного пояса государств. Цымбурский надеялся, что данное допущение ревизионистского пересмотра границ государств ближнего зарубежья радикально не изменит суть его «островной» теории. Россия останется «островом», даже если «осушит» часть берегового шельфа, соберет под свою опеку тяготеющие к ней земли и народы.

Гипотезу о том, что Цымбурский планировал очередную фундаментальную переработку своей геополитической теории с использованием понятия «шельф острова Россия», подтверждают строки из его мемуарного очерка «Speak, memory!», написанного в последние месяцы жизни, примерно в конце февраля – начале марта 2009 г.:

«Год 2008-й с пятидневной войной и заявлениями российских лидеров о наличии территорий за пределами России, представляющих для нее особую значимость, стал для меня намеком на возможность следующего доосмысления концепции, с особым упором на выдвинутое еще в 1994 г. понятие “шельфа острова Россия”. Этот шельф видится как области на Лимитрофе, в том числе за государственной российской границей, состоящие с Россией в особой, требующей признания и учета физико-географической, культурно-географической, экономической и стратегической связи. Мировой кризис отдалил актуальность подобного пересмотра концепции, который остается в резерве».

Можно предположить, что события 2014 г., если бы Цымбурский смог оказаться их современником, сделали бы «пересмотр» концепции «Острова Россия» вполне актуальным. Увы, судьба не отпустила Вадиму Леонидовичу шанса развить концепцию «островного шельфа», хотя отсылка к 1994 г. заставляет предположить, что Цымбурский вспомнил уже цитировавшуюся фразу о возможности создания ориентирующейся на Россию «буферной зоны», состоящей из Крыма, Левобережной Украины и Приднестровья. Между тем выдвинутое им различие между «геополитикой пространств» и «геополитикой границ» позволяет сделать и более смелый вывод, что ученый считал допустимым – в критической ситуации – воссоединение России с определенными частями ее «шельфа». Из этого следует, кстати, что попытка некоторых украинских экспертов увидеть в Цымбурском вдохновителя нынешней политики России в отношении Донбасса – то есть приписать ему игру с этими землями в духе циничной Realpolitik – не вполне справедлива. Ученый явно отделял территории «шельфа» от собственно лимитрофных пространств, за которые Россия и в самом деле не несет особой ответственности и по отношению к которым может вести себя сугубо прагматически.

Цивилизационный реализм

Итак, из самого позднего геополитического творчества Вадима Цымбурского могла бы вполне логично вытекать стратегия, которую мы в ряде публикаций назвали «цивилизационным реализмом». Состояла бы она в следующем: Россия и Евроатлантика признаются отдельными цивилизациями, со своей орбитой тяготения, в случае России – гораздо более скромной, но тем не менее реальной. «Русский мир» в этом смысле освобождается от узко-этнической трактовки, поскольку в это пространство могут быть включены и другие народы, тяготеющие к российской цивилизации, в частности, абхазы и осетины, но вполне возможно, что и белорусы, и гагаузы, и таджики, а также сербы и целый ряд других народов, которые будут стремиться остаться в цивилизационном поле России. Территориальная целостность государств, в которых существует неодинаковое представление об их цивилизационной идентичности и в которых ориентация на Россию характерна для целого ряда регионов, ставится нашей страной в зависимость от нейтрального статуса этих стран и готовности признавать «русский мир» в качестве культурно-политической реальности. Между тем Россия ни в коей мере не расположена к изменению формата существующих границ и по-прежнему заинтересована в поддержании консервативного статус-кво в Восточной Европе, который подрывают революционные действия Евроатлантики.

Цымбурский считал нерациональным и невыгодным для России разрушение, как он называл его, «полутораполярного мира», в котором США занимают преобладающее положение, но при этом вынуждены считаться с региональными центрами силы. Ученый полагал, что если Евроатлантика обвалится как цивилизация и все игроки, до сих пор подчинявшиеся воле Вашингтона, начнут самостоятельную игру, это ни в коей мере не будет выгодно России. Последующие события отчасти подтвердили его правоту: игра Парижа и Лондона в Ливии и поддержка Саркози и Кэмероном вооруженной оппозиции против режима Каддафи вынудили Барака Обаму на роковое для судьбы этой арабской страны вмешательство, чтобы сохранить лидерство в западной коалиции. Временное ослабление США в тот же период стимулировало разрозненные действия различных игроков на Ближнем Востоке, преследовавших свои собственные интересы – Турции, Саудовской Аравии, Катара, Израиля, что практически превратило регион в поле классической «войны всех против всех». Едва ли Цымбурский с восторгом относился бы к перспективе возникновения на месте ЕС освобожденной от американского контроля «Европы Отечеств», поскольку каждое из таких Отечеств совершенно не обязательно проводило бы политику, отвечающую интересам России. В его представлении Россия заинтересована в сохранении баланса сил между вашингтонским глобальным и различными региональными центрами силы, не допускающим изменения этого равновесия ни в сторону однополярного, ни в сторону всецело многополярного миропорядка. В этом также проявляется «цивилизационный реализм» Цымбурского: России следует отстоять положение одного из региональных центров с конкретной орбитой притяжения, но не добиваться окончательной фрагментации всей полутораполярной конструкции.

Безусловно, модель Цымбурского, которую мы решились назвать «цивилизационным реализмом», теоретически допускает сценарий дробления буферных государств и присоединения отдельных их частей к ядрам своего цивилизационного тяготения, однако этот сценарий оценивается как крайний, обусловленный внешним давлением и сугубо нежелательный. Разумеется, в рамках «цивилизационного реализма» возникает вопрос об отношениях России и Евроатлантики – модель «Острова Россия», и это прямо признавал ее автор, была нацелена в том числе и на то, чтобы снизить возможность прямых конфликтов между Россией и западными державами. Цымбурский прекрасно понимал, что Россия останется – при любом раскладе – великой державой, и отечественным либералам при всем желании не удастся превратить ее в аналог Канады – другого северного гиганта с весьма ограниченными геополитическими притязаниями. Россия будет стремиться быть таким же самостоятельным игроком на поле мировой политики, какими являются Китай, Индия или США. Россия всегда будет отличаться от современной Европы и в социокультурном отношении: ученый считал совершенно нормальным воскрешение в современной России устаревших для Европы идей суверенитета и национального государства, поскольку Россия, согласно его хронополитике, вступает в тот самый период истории, период модерна, из которого выходит Европа. Особенно большое внимание он уделял необходимости подъема малых городов России в противоположность крупным космополисам, связанным с глобальным миром как бы вопреки собственной стране. Он рассчитывал на возникновение такого специфического идейного комплекса, как русское викторианство, под которым понимал способность консервативно ориентированных средних классов, наследников пуританской революции, принуждать высшие классы к внешнему аскетизму и нравственной добропорядочности.

В общем, Цымбурскому как ни одному другому мыслителю современной России удалось совместить прагматический реализм во внешней политике с цивилизационной политикой идентичности. Было бы очень важно, если бы реалистически мыслящие политики Запада имели возможность удостовериться, что в сознании российской внешнеполитической элиты геополитическая концепция «Острова Россия» имеет большой вес, что имя Цымбурского – не пустой звук для людей, отвечающих за стратегию в нашей стране. Это позволило бы устранить разного рода недоразумения, на которых спекулируют враги России за рубежом, подозревая нашу страну в желании либо захватить Эстонию, либо расколоть Европу, либо расползтись новой империей от Лиссабона до Владивостока.

Если бы Цымбурский был востребован российской внешней политикой еще при жизни, кто знает, каких проблем и трудностей нам бы удалось избежать, каких ошибок мы могли не сделать, какие, с другой стороны, глупости не были бы совершены против нас теми лидерами Запада, которыми двигала все-таки не ненависть к России, но неоправданные страхи перед ней или же ошибочное представление о ее раз и навсегда совершенном проевропейском выборе. Может быть, спустя восемь лет после смерти выдающегося русского ученого имеет смысл отечественным политикам и экспертам еще раз перечитать его геополитические труды, чтобы разобрать их на цитаты.

Россия. Евросоюз. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134528 Борис Межуев

Созвездие цивилизаций

Как происходят их контакты в современном мире

Владимир Хорос – доктор исторических наук, руководитель Центра проблем развития и модернизации Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова (ИМЭМО РАН).

Резюме Если стремиться к равновесному и многополярному миру, необходимо признание ойкумены как «многоцивилизационной». Именно такой подход превратит цивилизационный диалог не только в неконфликтный, но и взаимообогащающий.

Обращение к проблеме контактов и взаимодействий цивилизаций в глобальную эпоху оправданно и своевременно. В поиске причин множащихся конфликтов недостаточно указывать лишь на мирохозяйственные или геополитические противоречия, требуется еще и цивилизационное измерение. Повышенный интерес к нему обозначился в последнюю четверть прошлого века. В нашей стране он был вызван еще и потребностью дополнить или заменить терявшую привлекательность формационную теорию. Большую роль в оживлении цивилизационного дискурса сыграла статья, а затем книга Сэмюэля Хантингтона. Его почин способствовал появлению многих содержательных работ по проблемам цивилизаций, в том числе и в России.

Что такое цивилизация

Существует множество определений цивилизации. За ними скрываются два основных подхода. Первый возник еще в просветительском XVIII веке: цивилизация в противовес дикости и варварству как иной уровень человеческого развития. Спустя примерно столетие стал формироваться иной подход, констатировавший множественность цивилизаций в истории, их специфические черты у тех или иных стран или регионов (Николай Данилевский, Освальд Шпенглер, Арнольд Джозеф Тойнби, Питирим Сорокин). И хотя его сторонники порой могли употреблять различные термины (Данилевский, например, говорил о культурно-исторических типах, Шпенглер – о различных вариантах культуры, противопоставляя ее цивилизации, а Тойнби нередко заменял термин «цивилизация» понятием тех или иных «обществ»), во всех случаях речь шла именно об особых социокультурных образованиях, за которыми закрепилось название «локальная цивилизация».

Оба подхода так или иначе представлены и сегодня. Для первого еще на заре его возникновения была характерна западоцентристская направленность – предполагалось, что уровня цивилизации достигли именно общества Запада. Из этого неявно исходил и автор нашумевшего опуса «Конец истории» Фрэнсис Фукуяма: в современном мире утверждается, по его мнению, западная модель жизнеустройства – хозяйства, демократии и культурных стереотипов, которым отныне будут следовать все остальные народы, что, собственно, и означает «конец истории».

Хантингтон, сторонник второго подхода, был более осторожен. Для него несомненно существование различных цивилизаций – западной и ряда незападных. Плюрализм сохранится в дальнейшем. Хотя Запад пока поддерживает экономическое, техническое и военное превосходство над другими регионами, это не может продолжаться долго. Более того, именно противостояние западным формам глобализации придает незападным обществам новый импульс. Хантингтон отмечает симптомы ослабления западной цивилизации (в частности, в результате «разбавления» ее иммигрантами), а также предполагает возникновение различных коалиций против нее. Поэтому оптимальным вариантом будущего является для Хантингтона не доминирование, а самосохранение, «самооборона» Запада в условиях «столкновения (clash) цивилизаций».

Автор этих строк явился одним из организаторов в ИМЭМО РАН большого межинститутского проекта «Цивилизации в современном мире», по результатам которого была создана методология, позволяющая анализировать цивилизации и сравнивать их по определенной системе показателей. В дальнейшем я буду в той или иной степени опираться на эти разработки.

Не претендуя на исчерпывающую формулировку, мы построили дефиницию на различении понятий «цивилизация» и «культура». В отличие от культуры, составляющей весь комплекс смыслов и ценностей, имеющих хождение в том или ином обществе, цивилизация – это как бы «оплотневшая», кристаллизовавшаяся культура, «осевшая» в некоторых долговременных ценностях и мыслительных парадигмах, прошедших тест на прочность, на длительность, некоторую усредненность и соответственно в той или иной степени общезначимость. Кроме того, цивилизация – не только ценности, но и институты, т.е. определенные учреждения, формы реализации соответствующих ценностей.

Цивилизация имеет структуру, определенную иерархию уровней или срезов. В ней прежде всего можно выделить ядро базовых ценностей метафизического порядка – понимание Бога, отношение к природе, пространству, времени, месту человека в космосе, мере его свободы, необходимости, возможностях познания и т.п. Из этого строится характерная для любой цивилизации картина мира.

Другой сегмент цивилизации – конструкция общества, ценности, его скрепляющие (основные социальные ячейки, группы и классы, степень элитарности и эгалитаризма, вертикальной мобильности, статус личности, мужчины и женщины и пр.). Еще один срез – сфера власти, характер лидерства, роль государства, степень обратной связи между властью и обществом. Наконец, ценности хозяйства, трудовая этика, формы собственности, рыночные отношения. Все эти сферы или срезы связаны между собой, хотя порой не напрямую, связь не сводится к простой субординации и может проявляться лишь на протяжении длительного времени. Например, христианский тезис о «частице Божией внутри нас» имплицитно предполагает равенство всех людей и потенции политической демократии, но все это воплотилось в реальность далеко не сразу и не везде.

Цивилизации проходят различные стадии эволюции. В них просматриваются определенные циклы – внутренние, нередко связанные с внешними воздействиями. В Китае – так называемые династическо-демографическо-экологические фазы (экономический, социальный и культурный подъем с начала правления династии, рост населения, ухудшение хозяйственной среды, деградация управленческого слоя, политический кризис, взрыв снизу, образующий новую династию и т.д.). В Японии – стадии социокультурной «открытости» (Китаю, затем Западу) и «закрытости», относительной автаркии. Для российской цивилизации характерны перемежающиеся периоды в ритме «становление – стабилизация – кризис – смута». В Латинской Америке после обретения независимости наиболее заметны политические циклы «диктатура – смута». В циклах воплощаются периодически возникающие внутренние и внешние «вызовы» и «ответы» на них (если употребить термины Тойнби). Во многом циклы – не что иное, как чередующиеся усиления и ослабления социально-культурной энергетики, когда вслед за периодами веры, решимости, оптимизма, созидания следуют периоды усталости, дезориентации, скептицизма, регресса.

Особый этап в эволюции – процесс модернизации. В широком смысле слова модернизация – переход от традиционного общества к современному, от аграрного к индустриальному. Это длительная историческая эпоха – примерно с XVI века по настоящее время, для многих стран она не завершена. Модернизация захватывает все сферы общества – технологии, хозяйство, социальную жизнь, политику, право, культуру. Последний аспект особенно важен, ведь речь идет о привнесении ценностей, отличающихся от традиционных (готовность к изменениям и инновациям, рационализм, стереотипы рыночного поведения, демократические установки и пр.). В этом плане модернизационная проблематика пересекается с цивилизационной. При взгляде на ту или иную цивилизацию важно определить, в какой фазе модернизации она находится – завершающей, восходящей, стагнирующей, кризисной, откатной. Ну и, конечно, – в каком цикле, в каком состоянии.

Фернан Бродель называл цивилизации «большими длительностями». Но длительности могут быть разными. Китай или Индия существуют тысячелетия, а Северная Америка насчитывает лишь несколько столетий, однако, по мнению ряда ученых, уже выделилась в особую локальную цивилизацию, хотя и являющуюся ответвлением европейской. Латинская Америка (500 лет) и даже Россия (1000 лет) считаются «молодыми» цивилизациями. Некоторые цивилизации образуются на базе одного этноса и государства (Китай, Япония), а другие составляют суперэтнос и полигосударственные образования (Европа, исламский мир, Россия). Есть цивилизации более цельные, сложившиеся вокруг одного ценностного ядра (Европа, исламский мир). Но выделяют и иного рода цивилизации, которые называют (может быть, не вполне точно) «пограничными», – те, где сосуществуют различные ценностные начала, способные вступать в противоречие друг с другом (Россия, Латинская Америка, Юго-Восточная Азия). Все эти характеристики надо учитывать при анализе межцивилизационных контактов.

Наконец, существуют «народы между цивилизациями» – находящиеся в так называемом «Лимитрофе» (промежуточном пространстве между суперэтническими системами или образованиями имперского типа) или «лимесе» (неустойчивые окраины империй или цивилизаций). К ним некоторые авторы (в частности, наиболее детально разрабатывавший данный сюжет Вадим Цымбурский) относят ряд стран Восточной Европы, балкано-дунайский регион, Кавказ, Центральную Азию и некоторые другие территории.

Бывший третий мир

Как чувствуют себя цивилизации сегодня, в глобализирующемся мире XXI века? Возможность и продуктивность диалога между ними в большой мере зависит от того, насколько адекватно ощущают себя его участники и в какой форме находятся представляемые ими цивилизации.

Прежде всего надо сказать о процессах цивилизационной консолидации и подъеме цивилизационной идентичности в азиатских странах. В первую очередь это относится к Индии и Китаю. Цивилизационное возрождение Индии началось еще в XIX веке (Раммохан Рой, Свами Вивекананда, Ауробиндо Гхош и др.). Постепенное обретение цивилизационной идентичности питало и национально-освободительное движение, во главе которого стояли не только крупные общественные деятели, но и выдающиеся мыслители Махатма Ганди и Джавахарлал Неру. Именно «отцы-основатели» определили главные черты стратегии, обеспечившей развитие индийского «мира миров» в последние полвека. Эти успехи связаны и с базовыми основами индийской цивилизации – характерным для нее культом знания, что сказалось в бурном развитии хай-тека; традициями самоуправления и выборности власти, которые – наряду с «вестминстерской» британской политической моделью – способствовали становлению демократической системы. Современная индийская цивилизация дала миру великую идею сатьяграхи, ненасильственного сопротивления – идею, которая еще сыграет роль в политической жизни планеты.

На подъеме и столь же древняя китайская цивилизация, которая с середины прошлого века активно преодолевает длительный социокультурный кризис, вызванный внешним давлением и внутренними смутами. Сочетая государственное регулирование и поощрение частного предпринимательства, в том числе бизнеса из сопредельных стран, КНР за несколько десятилетий совершила настоящее экономическое чудо. В успешном развитии современного Китая налицо и цивилизационная составляющая. Взять лишь сыгравшее важную роль в экономической реформе восстановление семейной аренды в деревне, которая имеет многовековые традиции в китайской истории. Утверждение рыночного «социализма с китайской спецификой» и стратегии «четырех модернизаций» обосновываются принципами, взятыми из традиционного социокультурного наследия. Конфуцианская этика, культ знания, жизнелюбивый китайский прагматизм – все это, как оказалось, хорошо вписывается в постиндустриальный мир.

Это не значит, что у той и другой цивилизации безоблачное будущее. Социально-кастовые контрасты в Индии, громадный (в сотни миллионов людей) массив бедности и нищеты особенно бросаются в глаза на фоне современного научно-технического прогресса. С этим, по-видимому, связаны и участившиеся проявления религиозной нетерпимости, индусского коммунализма, что противоречит традиционному культурному плюрализму индийской цивилизации. Вместе с тем конфессиональные «разборки» не случайны – ценностное ядро индийской цивилизации неоднородно, оно содержит и заметный исламский компонент.

В Китае, несмотря на декларируемые социалистические цели, растет социальная поляризация, отчуждение властной и предпринимательской верхушки («новые китайцы») от остального населения. Оборотной стороной экономического роста являются серьезные экологические проблемы. Некоторые исследователи полагают, что происходит характерный для китайской цивилизации очередной цикл – вслед за подъемом последует спад и социокультурный разлад. Хотя и в том и в другом случае пессимистические прогнозы не обязательно оправдаются.

Немалые проблемы возникают и в японской цивилизации. Она стала первой в Азии, осуществившей успешную модернизацию, а позднее, пережив катастрофу военной авантюры, компенсировала ее сотворением экономического чуда, удивившего весь мир. Не случайно в послевоенной Японии имела широкое хождение теория «нихондзирон» об исключительности японской нации. Но к концу ХХ столетия «японский дух» стал ослабевать. Ценности группизма и самоотверженного трудолюбия постепенно утрачивали привлекательность, корпоративная сплоченность и пожизненный найм все более подвергались сомнению. Возобладал культ потребления. Глобализация обернулась распространением индивидуализма и других западных либеральных ценностей, которыми «облучена» значительная часть политической и предпринимательской элиты.

Оценивая японскую цивилизацию на современном этапе, Василий Молодяков заметил, что если Япония сможет ответить на вызов глобализации по принципу «вакон-ёсай» (японский дух + западная техника), которому она следовала начиная со времени Мэйдзи, она останется Японией. Если же нет, то «превратится в духовную провинцию глобализированного мира». Для самого Молодякова все же более вероятна первая перспектива. Цивилизационная история Японии свидетельствует, что ей свойственна определенная цикличность, заключающаяся в том, что после периода «открытости» и культурных заимствований страна опять возвращается к себе. Правда, возврат к корням может быть чреват рецидивами «самурайщины».

Своеобразным перекрестком цивилизаций является Юго-Восточная Азия. Регион находится в стадии цивилизационного становления – в определенной степени даже сознательного, если иметь в виду «цивилизационную инженерию» лидеров стран АСЕАН, их усилия по налаживанию сотрудничества, в том числе культурного. Социокультурная почва сотрудничества – обычаи возникшей в рисоводческом регионе общины со свободным крестьянством и традициями консенсуса, в частности между заимствованными «высокими» религиями. Отсюда уживчивость как характерная черта социальной культуры Юго-Восточной Азии, способность достижения консенсуса не через спор, а через готовность прийти к согласию, выработанные процедуры, при которых достигалось «взаимоприспособление без отказа от собственной сущности», как отмечал известный востоковед Игорь Подберезский. Этот опыт может оказаться актуальным для межцивилизационного диалога в настоящем и будущем.

Латинская Америка также находится на стадии цивилизационного становления, перехода от противоречивой и конфликтной «культуры неполной сформированности» (Валерий Земсков) к сообществу, более интегрированному в социальном и культурном плане. Признаки этого заметны в последнее время, после кризисных 1980-х и 1990-х годов. Поиски цивилизационной идентичности находят выражение в различных формах – оппозиция глобализации и политике США, так называемый левый поворот, лозунг «социализма XXI века», возвращение национальных прав на природные ресурсы и т.п. Показательно все более активное включение в общественную и политическую жизнь «индейского фактора». Это не только попытка восстановления исторической справедливости и компенсация современным индейцам за причиненные их предкам страдания, но и стремление включить те или иные элементы доколумбовых цивилизаций (например, духа общинности) в социокультурное бытие Латинской Америки.

Именно здесь появилась стартовая площадка антиглобалистского движения. Можно говорить также о растущем политическом, социальном и культурном влиянии латиноамериканской диаспоры (прежде всего в США).

Наиболее сложная ситуация в Тропической Африке. Дело не только в том, что каждый второй африканец живет меньше чем на 1 доллар в день, 58% населения не имеют доступа к чистой питьевой воде, более 40% неграмотны и т.п., – системный кризис в Африке есть в большой степени кризис цивилизационный. Тропико-Африканская цивилизация/Цивилизация Тропической Африки, сильная прежде всего своей социокультурной «пригнанностью» к специфическому природному пространству континента, но не выработавшая письменности и научно-технических традиций, не может преодолеть последствий болезненных контактов с Западом, намного превосходившим ее интеллектуально, технически и организационно. Поэтому последние полтораста лет в эволюции африканской цивилизации деструктивные процессы преобладали над конструктивными. Глобализация лишь подчеркнула эту тенденцию.

Между тем африканская цивилизация, как утверждал известный английский африканист Бэзил Дэвидсон, не просто архаическая, она уникальная и беспрецедентная. Точно также Игорь Следзевский показал, что африканская цивилизация пусть и отсталая, но не «низшая», она «другая» в том смысле, что выработала оригинальный тип жизнеустройства, где ценности совместного бытия и общения, «жизненного мира людей, а не вещей или безличных ролей и функций» превалируют над индивидуальными потребительскими запросами. В этом ее значимость как одной из моделей или ветвей социокультурной эволюции человечества. Будет огромной потерей, если эта ветвь будет утрачена.

Выжить и развиваться эта модель может не по принципу «от низшего к высшему», не трансформируясь в иной цивилизационный тип, но на собственной основе, лишь обогащаясь и усложняясь при помощи науки и техники. Возможности есть. Например, развитие в Африке экотехнологий, соответствующих специфике местных ландшафтов, устройство небольших индустриальных центров в сельской местности, организация которых была бы тесно скоординирована с общинной жизнью и пр. Немалую помощь Африке в этом мог бы оказать развитый мир.

В этой связи сошлюсь на идею, высказанную Леонидом Блохиным. Убедительно демонстрируя достоинства традиционной системы земледелия в Тропической Африке и настаивая на целесообразности в той или иной форме сохранения ее, он считает необходимой смену действовавшей до сих пор «подражательной» парадигмы развития, предлагает прекратить хаотичную урбанизацию и стимулировать возвращение части населения в деревню. Но сельское хозяйство надо дотировать, как это делается во многих странах (в том числе развитых). Для африканских крестьян такой формой дотации могла бы стать экологическая рента – плата из внешних источников за сохранение тропических лесов – «легких» планеты. Она вполне по силам прежде всего развитым странам (вместо сомнительной «помощи» и кредитов, лишь утяжеляющих африканский долг) и была бы не только разумной и рациональной с общечеловеческой точки зрения, но и определенной, пусть запоздалой, компенсацией за ущерб, нанесенный Африке во времена колониализма.

Один ислам и два Запада

При изучении межцивилизационных отношений наибольшие споры возникают вокруг исламского мира. Важно отделить собственно цивилизационные проблемы от геополитических или идеолого-мифологических, тех многочисленных пропагандистских публикаций, где муссируется тема наступления ислама на христианский и вообще на весь цивилизованный мир, а терроризм представляется своего рода визитной карточкой ислама и т.п. Если же говорить о собственно цивилизационных характеристиках современного исламского мира, вполне очевиден его подъем, рост религиозной, идейной и политической активности. Рост проявляется и количественно – сегодня число верующих мусульман уже превысило миллиард.

После долгого периода стагнации, вызванной как внутренними неурядицами, так и внешними факторами (не в последнюю очередь – колониальной зависимостью), рано или поздно мусульманское сообщество должно было консолидироваться и начать развиваться, что и случилось примерно с середины прошлого века. Ислам успешно привлекает новых сторонников – в силу простоты своих религиозных правил и отправлений культа, но еще и потому, что верующий здесь чувствует себя защищенным дважды – во-первых, Аллахом, освободившим его от первородного греха, во-вторых, уммой как братством единоверцев.

Активизация исламского мира происходит в том числе через рост религиозного фундаментализма, который нередко принимают лишь за обскурантизм и возврат в Средневековье. На самом же деле мусульманский фундаментализм – эксплицитно или имплицитно – нацелен на то, чтобы подключить ислам к процессам модернизации и возглавить их, что вполне естественно для религии, которая всегда претендовала на доминирование во всех сферах общественной жизни. В этом ключе и надо рассматривать, например, иранскую революцию. Даже в Турции, где поначалу кемализм осуществлял модернизацию помимо ислама и даже вопреки ему, ислам снова утверждается на политической сцене. Естественно, что процесс исламизации (особенно в фундаменталистском облачении) сопряжен с различного рода эксцессами и крайностями.

Исламский терроризм, конечно, имеет религиозные корни. Ведь исторически мусульманский мир создавался в процессе экспансии, борьбы против «неверных». Но жестко связывать терроризм с исламскими ценностями неверно. В большинстве случаев религиозные лозунги служат лишь внешней оболочкой. Реальные причины распространения терроризма в мусульманской среде связаны прежде всего с ее внутренними проблемами, недостаточным уровнем модернизации и социальными неустройствами, а также с давлением (в том числе силовым) Запада, стремящегося контролировать богатые энергоресурсами регионы. Поэтому апелляция к умеренным течениям в исламе, гуманистическому потенциалу, заключенному в Коране и других священных текстах, содействие модернизации может стать и базой конструктивного межцивилизационного диалога, и гораздо более эффективным противодействием экстремизму в мусульманских странах, нежели политический или тем более военный накат.

Теперь о двух цивилизациях Запада – западноевропейской и североамериканской, которые до сих пор оказывают наибольшее влияние на современный мир. В XXI век Запад вошел на пике своего экономического и геополитического могущества, но со все более заметными признаками цивилизационного кризиса. Еще в начале прошлого века Шпенглер провозгласил «Закат Европы». Именно Европа разожгла пожар двух мировых войн, которые в значительной мере были внутрицивилизационными. А после недолгого периода послевоенного подъема (так называемая эпоха welfare state) продолжился и даже усугубился процесс деформации базовых ценностей и институтов Запада, утраты их гуманистического содержания.

Антропоцентризм, ведущий начало со времен Возрождения, антиклерикализм и атеизм Просвещения постепенно обернулись не только «смертью Бога», но и отстранением от любого абсолюта, идеала или нормы, задающих смысл человеческого бытия, потерей перспективы, приматом настоящего над будущим и вечным. А также – в постмодернизме – релятивизацией истины, фактически отказом от нее. Взамен складывается компенсаторная ориентация на индивидуальную «самореализацию», «законный эгоизм», на «все и сразу» – столь бьющие сегодня в глаза культ потребительства, гедонизм, озабоченность статусом, стремление к первенству и власти.

Если говорить о структуре и ценностях общества, можно наблюдать постепенную девальвацию принципов буржуазно-демократического устройства и соответствующего типа социальных отношений – отказ от тех или иных элементов эгалитаризма, равенства (не говоря уж о «братстве»); крен в элитарность, богатство, превосходство над другими, престиж (нередко любой ценой). Социальная стратификация все более контрастна, в том числе за счет размывания среднего класса, гордости былого welfare state. Эти сдвиги признаются «новой нормой», поскольку распространение вновь получают идеи социального дарвинизма. Принцип социальной справедливости подвергается сомнению или признается по минимуму, чтобы хоть как-то поддерживать беднеющие слои и не доводить до массового недовольства.

Клеточкой такого общества становится атомизированная личность. Индивид объявляется средоточием общественной жизни, цель которой – обеспечение «прав личности», ее автономии от какой-либо группы и социума в целом.

Для политической сферы как никогда ранее характерна кристаллизация власти в неформальных, «скрытых» институтах (теневые объединения, команды вокруг официальных лидеров, экспертные группы, спецслужбы) при ослаблении или формализации демократических институтов (гражданское общество, парламент, выборы, референдумы). Намного усилилось и усовершенствовалось манипулирование общественным мнением через СМИ. Наблюдаются признаки трансформации «нации-государства» в «государство-корпорацию», то есть надстройку, обслуживающую в первую очередь собственные интересы, существующую скорее для себя, чем для общества (Андрей Фурсов).

Эту модель Запад предлагает остальному миру для того, чтобы контролировать его, создать аналогичные «корпорации-государства» в других странах как своих младших и зависимых партнерах. «Предложение» осуществляется под жестким давлением – экономическим, политическим и силовым (включая военное).

«Западнизм» (если употребить выражение Александра Зиновьева) наиболее характерен для североамериканской цивилизации, которая задает тон в процессе глобализации и утверждает свое право на гегемонию в планетарном масштабе. Но и Западная Европа не остается в стороне – взять хотя бы «расширение на Восток», осуществляемое не только по экономическим или геополитическим, но и по цивилизационным соображениям. Вместе с тем и в Европе, и в США растет число сторонников альтернативного жизнеустройства, выходящего за рамки рыночного фетишизма и культа потребительства.

Российская инвентаризация

Наконец, российская цивилизация, которая сейчас в очень сложном положении. Ее модернизация исторически была сопряжена со значительными социальными издержками и конфликтами. Она прошла через трудные времена революций, войн, крайностей советской эпохи. Что же касается постсоветского периода, то произошла настоящая цивилизационная дезориентация. Торопливое неолиберальное (лучше сказать: псевдолиберальное) реформаторство нанесло обществу не только экономический и социальный, но и серьезный культурный ущерб. Шоковой терапии подверглась и российская цивилизация. Ее прошлое представлялось в черных красках, ее ценности и институты объявлялись устаревшими и неконкурентоспособными. Взамен пропагандировался откровенный индивидуализм (стал даже выходить журнал «Эгоист»), личность и ее права объявлялись «первее» общества, насаждался культ богатства, успеха, денег.

В этом негативизме по отношению к собственным национальным ценностям и традициям начисто игнорировался опыт других цивилизаций и обществ (Индии, Китая, Японии и др.), которые в процессе модернизации и перенимания технических, организационных и иных достижений Запада не только не отказывались от своего прошлого, но активно использовали те или иные его ценности и институты для успешного продвижения вперед.

Влияние на российскую цивилизацию европейских культурных ценностей (равенства, гуманизма, научного знания, демократии и др.), безусловно, имело место. Но складывался и иной, «почвенный» компонент (его иногда, на мой взгляд, неточно определяют как «восточный»), в котором возникали и оригинальные черты – ценности и институты, рождавшиеся как способы приспособления этноса, а затем и суперэтноса к экологическому и хозяйственному пространству, геополитическим условиям, внешним воздействиям. Сюда входят и формы совместной жизни (общинность); и особая роль государства, скрепляющая и мобилизующая; и готовность жертвовать частным во имя общего; и элементы хозяйственной этики, обусловленные той же спецификой «кормящего ландшафта»; и российская версия православного христианства; и ряд других норм и обычаев, из этого вытекающих.

Сегодня России предстоит серьезная «инвентаризация» или разборка собственной цивилизации – как ее жизнеспособных, так и устаревших элементов. Ибо страна находится на цивилизационном перепутье: или отстоять себя не только как хозяйственное или политическое, но как социокультурное целое – или «рассыпаться», уйти в историческое небытие. Обретение собственной цивилизационной идентичности, таким образом, становится в нынешних условиях исключительно важным.

Диалог между цивилизациями в современном мире и возможен, и необходим. Природа человека в принципе едина, и поэтому существующие локальные цивилизации, несмотря на их различие, имеют общую почву для взаимопонимания. Но чтобы этот диалог был успешным, нужны определенные условия – готовность к сотрудничеству, взаимодоверие и равноправие. Однако до сих пор процесс глобализации походил на улицу с односторонним движением: Запад претендовал на доминирующую и указующую роль. И это способствовало «столкновениям цивилизаций».

Немаловажно, что «западоцентричная» глобализация провоцирует серьезные расколы политического и социокультурного порядка между космополитически-глобализаторскими и национально ориентированными элитами (и не только ими) в незападных странах. Такой раскол между неолибералами и государственниками очевиден сейчас в России. В Китае также усиливается несогласие между сторонниками свободы рынка и всемерного расширения внешних связей и тех, кто выступает за регулирующую роль государства и поддержание национальных традиций. В той или иной мере такое противостояние имеет место и во многих других странах. Впрочем, если судить по коллизиям, которые сопровождали приход к власти Дональда Трампа с его защитой «американских ценностей» и национальных интересов, указанная дивергенция начинает возникать и на самом Западе.

Миграция цивилизаций

Проблемы цивилизационных контактов все более обостряются сегодня в процессах миграции. Межстрановые миграции отнюдь не всегда приводили к негативным результатам. Именно миграционные движения образовали в свое время США, и мигранты неплохо интегрировались в «плавильном котле». Не приносили особых затруднений «принимающим сторонам» переселения индийцев или китайцев. Но в эпоху глобализации картина меняется.

Миграция, как и прежде, идет главным образом из бедных стран в богатые. Причины и стимулы двусторонние. Запад, особенно Европа, стареет, трудоспособный контингент сокращается – по прогнозам Еврокомиссии, через два-три десятилетия он уменьшится на 10 млн человек. Объективно растет потребность в дешевой рабочей силе, особенно на непрестижные занятия. С другой стороны, ухудшается экономическая и социальная ситуация во многих странах периферии. В Африке, к примеру, число бедняков (живущих менее чем на 1 доллар в день) за последние 20 лет выросло на 31 млн человек при растущей безработице. Плюс множащиеся конфликты (особенно на Ближнем Востоке), которые гонят беженцев в поисках спасения в относительно благополучные края. Неудивительно, что за последние 30 лет число международных мигрантов более чем удвоилось (232 млн человек, 3,2% населения планеты), и, по расчетам экспертов ООН, к середине столетия превысит 400 миллионов. Хотя мигранты заполняют объективно существующую нишу рынка труда, это способствует снижению заработков у значительной части аборигенного персонала, что негативно откладывается в общественном сознании принимающей страны. Мигранты, хотя и испытывают облегчение, избавившись от проблем у себя на родине, встречают неприязненные взгляды местных, ощущают себя людьми низшего сорта. Говоря в терминах Тойнби, интересы мигрантов, «внешнего пролетариата», сталкиваются с интересами «пролетариата внутреннего».

На это накладывается исторический фактор. Внешний пролетариат по отношению к державам Запада стал образовываться еще с колониальных времен. Европейские страны подчиняли себе периферию политически, экономически и культурно. Когда хватка метрополий ослабела и страны периферии одна за другой стали обретать независимость, пошел обратный отток. Населенческое движение в западном направлении стало своеобразным асимметричным ответом на более чем трехвековую гегемонию Запада, западный империализм и колониализм. В Англии некоторые аналитики уже говорят об опасности «возвратной колонизации Запада Югом» и о возможности повторения «римского сценария» – падения Вечного города под натиском варваров. В последние десятилетия миграционное движение заметно растет. Доля мигрантов в Германии уже порядка 10%, во Франции – 11%, в Швейцарии – 19%. К середине столетия каждый четвертый американец будет испаноязычным.

Валерий Соловей характеризует миграцию как «восстание этничности». В том смысле, что отторжение иммигрантских групп от населения западных обществ происходит по этническим критериям, внешнему облику, признакам «тела»/?. Конечно, этнический фактор служит определенным маркером. Но все-таки более важную роль, на мой взгляд, играют культурные различия – другой язык, другие обычаи, другая религия. Это несходство, естественно, усиливает взаимное отчуждение, порожденное экономическими, социальными или политическими причинами. Степень отчуждения может быть различной, но в любом случае оно существует и растет. И это не «нашествие варваров», а именно нестыковка цивилизаций, катализированная к тому же историческими причинами. Отсюда все чаще звучащие признания западных политиков, что курс на мультикультурализм не срабатывает.

В России миграционные проблемы имеют свою и весьма болезненную специфику. После развала Советского Союза можно выделить два миграционных потока. Первый – русскоязычные, жившие в окраинных республиках и вынужденные возвращаться в Россию из-за резко ухудшившихся для них условий проживания, созданных местными националистически настроенными властями. Но играли роль и культурные различия, которые, надо думать, ощущались еще во времена СССР, несмотря на провозглашение «единого советского народа».

В начале 1990-х гг. 25 млн русских оказались «за границей», отрезанными от исторической родины. И, пытаясь вернуться в Россию, встретили холодный прием. Не только со стороны местного населения («отбивают работу»), но главным образом со стороны чиновников как на местном, так и на федеральном уровне. Все же 11 млн человек переселились в Российскую Федерацию. Но далеко не все из них сумели должным образом устроиться, получить необходимые документы и т.д. Так российские власти умудрились превратить «свой» внутренний пролетариат (как правило, квалифицированные кадры) во внешний. И это – при объективной потребности в рабочих руках во время глубокого спада экономики.

Эта же объективная потребность в рабочей силе создала другой миграционный поток – гастарбайтеров из бывших республик, где ситуация на рынке труда еще хуже, чем в России. Некоторая часть их, например, с Кавказа, сумела занять прибыльные позиции (прежде всего в торговле) и вела себя вольно, порой даже агрессивно. На этой почве возникали конфликты с местным населением – самый известный из них произошел в городе Кондопога. Другая группа – скудно оплачиваемый наемный контингент (преимущественно из Средней Азии), живущий на гроши ради перевода скромных денег в свои семьи. Трудности их не только материальные, но и моральные, поскольку под косыми взглядами местного населения они ощущают свою приниженность и третьесортность. Здесь также имеет место разделенность внутреннего и внешнего пролетариата – не только по социальному статусу или уровню образования, но и по культурным различиям (включая религиозные). Социальная и этническая рознь дополняется цивилизационной.

* * *

Цивилизационные контакты в глобализирующемся мире требуют к себе все более серьезного внимания. Они встроены и в проблемы мирохозяйственного пространства, и в международные политические коллизии. Если стремиться к более равновесному и многополярному миру, необходимо признание нашей ойкумены как «многоцивилизационной», включающей различные локальные цивилизации. Именно такой подход поможет превратить цивилизационный диалог не только в неконфликтный, но и взаимообогащающий.

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134526 Владимир Хорос

Как устранить асимметрию

Россия, Китай и «баланс зависимости» в Большой Евразии

Гленн Дисен – старший преподаватель Университета Макуари (Сидней, Австралия).

Резюме Для устойчивого партнерства с Китаем требуется мягкая балансировка и взаимовыгодные экономические связи. Стремление к жесткому балансу и принцип нулевой суммы, как в Европе, обрекут Большую Евразию на то же фиаско, что постигло Большую Европу.

Проекты региональной интеграции, которые обеспечивают взаимные экономические выгоды, устойчивы лишь в том случае, когда соблюдается баланс зависимости. Железное положение теории реализма гласит, что сотрудничество ради абсолютной выгоды требует баланса сил, когда ни одна из сторон не посягает на статус-кво. В век все более разрушительных вооружений и усугубляющейся экономической взаимозависимости политическая власть во многом обусловлена асимметричной экономической зависимостью. Асимметричная взаимозависимость или перекос в «балансе зависимости» дает возможность менее зависимому государству устанавливать благоприятный экономический режим и получать политические уступки от более зависимого партнера. Державы конкурируют за власть, нарушая симметрию в рамках экономически взаимозависимых партнерств для повышения своего влияния и автономии. Диверсификация партнерств способна уменьшить зависимость от государства или региона, в то время как ужесточение контроля над стратегическими рынками уменьшает возможности других стран снижать свою зависимость.

Многовековое геоэкономическое доминирование Запада – продукт асимметричной взаимозависимости за счет укрепления контроля над стратегическими рынками, транспортными коридорами и финансовыми учреждениями. После распада Монгольской империи наземные маршруты древнего Шелкового пути, стимулировавшие торговлю и рост, исчезли. С начала XVI века западные морские державы вышли на передний план за счет контроля над основными морскими путями и создания затем «империй торговых точек», власти через торгово-экономическое присутствие. Следовательно, ведущие морские державы, такие как Великобритания, исторически были более склонны к свободной торговле, ведь, контролируя торговые пути, они больше приобретали и меньше рисковали. Морские стратегии Альфреда Тайера Мэхэна, разработанные в конце XIX века, основывались на этом стратегическом посыле. Это был фундамент, опираясь на который, США постепенно превратились в военно-морскую державу, оберегая свою безопасность и экономическое могущество за счет контроля над океанами и евразийским континентом на периферии. После Второй мировой войны Соединенные Штаты стали непревзойденной геоэкономической державой благодаря их доле в мировом ВВП, Бреттон-Вудским институтам, доминированию над стратегическими рынками/ресурсами и транспортными коридорами. Ирония в том, что главным соперником США был Советский Союз – коммунистическое государство, отгородившееся от мирового рынка и во многом по этой причине неподвластное экономическому диктату Америки.

После краха коммунизма Россия вернулась к дилемме, которую необходимо решать евразийской державе с огромными территориями, стремящейся к экономической интеграции и модернизации. Развитие и процветание требовало сотрудничества с Западом – экономическим стержнем системы международных отношений. Однако интеграция в западные производственно-сбытовые цепочки и экономические структуры не была надежной альтернативой, поскольку асимметричную экономическую силу и власть можно было конвертировать в политические инструменты, уменьшавшие влияние и автономию России. Амбиции Москвы по созданию общего политического, экономического и оборонного пространства в Европе, «Общего европейского дома», показывают, в каком затруднительном положении она оказалась. После окончания холодной войны Запад поддерживал лишь те европейские организации, которые могли бы поэтапно наращивать его коллективную переговорную силу, чтобы экономическая интеграция не привела к росту российского политического капитала.

Единственным решением для России было развитие в качестве евразийской державы и диверсификация связей во избежание чрезмерной зависимости от Запада – и одновременно приобретение влияния на конкурентных стратегических рынках, в производственно-сбытовых цепочках, транспортных маршрутах и международных финансовых организациях. Стратегическое партнерство с Китаем незаменимо для конструирования Большой Евразии. Вместе с тем Россия должна сделать правильные выводы из неудач Большой Европы, чтобы не допустить повторения ошибок в развитии партнерских отношений с экономически более сильным Китаем. Зарождающееся стратегическое партнерство Москвы и Пекина в какой-то мере парадоксально, поскольку устойчивость согласованного проекта «Большая Евразия» требует, чтобы Россия уравновешивала КНР. Асимметричная взаимозависимость создает стимулы для Китая требовать политических уступок, что в долгосрочной перспективе сделает подобное партнерство непригодным для России. Для жизнеспособности Большой Евразии необходимо мягкое уравновешивание Китая – создание балансира без воспроизведения игр с нулевой суммой, которые уничтожили перспективы Большой Европы.

Уроки неудачного опыта создания Большой Европы

Амбициозный проект региональной интеграции Москвы под названием «Большая Европа» потерпел неудачу из-за неспособности создать противовес зависимости внутри Европы. Инициатива Москвы была нацелена на пропорциональное представительство за европейским столом, что позволило бы России извлекать преимущества в силу своего размера, гарантировало бы влияние и безопасность. Проект Большой Европы вступал в прямое противоречие с инициативой ЕС и НАТО по созданию «Расширенной Европы», в которой они стремились максимально использовать коллективную переговорную силу посредством формата 28+1 для сотрудничества с Россией. Последующие чрезвычайно асимметричные партнерства попросту маскируют однополярную конфигурацию, поскольку создаются форматы взаимозависимости, позволяющие Западу максимально использовать свою автономию и влияние. Со временем развивается концепция «сотрудничества» в рамках формата учитель-ученик/ведущий-ведомый, где Россию вынуждают пойти на односторонние уступки. Твердо вознамерившись неустанно наращивать коллективную переговорную силу путем расширения Евросоюза и НАТО на восток, Европа так и не сумела установить прочный статус-кво с Россией. «Европейская интеграция» осталась геостратегическим проектом с нулевой суммой, где географическое соседство было представлено как «цивилизационный выбор».

Проект Москвы «Большая Европа» был во многом парадоксален и с самого зарождения обречен на провал. Однобокая приверженность идеалу единой Европы при игнорировании других партнеров на востоке лишило Россию переговорной силы, необходимой для согласования более благоприятного формата взаимодействия с Европой. Бжезинский отметил, что Запад был «единственным выбором России, пусть и тактическим, и это предоставило ему стратегические возможности и создало предпосылки для поэтапной геополитической экспансии западного сообщества вглубь евразийского континента». В конце 1990-х гг. Ельцин согласился, что Запад эксплуатировал однобокую политику России в своих интересах вместо того, чтобы вознаграждать ее. Он призвал диверсифицировать партнерства и превратить Россию в евразийскую державу. Однако евразийские амбиции возвращают в геополитическое прошлое и апеллируют к соответствующему опыту, между тем концепцию евразийства необходимо пересмотреть в категориях геоэкономики.

Путин быстро и умело воспользовался экономикой как главным инструментом восстановления силы и влияния России. Возвращение под государственный контроль энергетических ресурсов стало гарантией того, что стратегические отрасли будут работать на благо государства, а не олигархов, использовавших их для контроля над правительством и пользовавшихся все большим покровительством Запада. План Путина заключался в том, чтобы превратить Россию в энергетическую сверхдержаву, что должно было стать инструментом влияния на переговорах с де-факто Большой Европой. В Энергетической стратегии России до 2030 г. снова ставится цель использовать энергетические ресурсы для возрождения влияния в Европе и более широко понимаемых международных отношениях. Вместе с тем непропорциональные экономические связи с Европой требовали преемственности и препятствовали решительному размежеванию с Большой Европой.

Энергетическая зависимость от России и связанное с ней влияние Москвы встречало последовательное и энергичное сопротивление и не могло стать прочным фундаментом для де-факто Большой Европы. В то время как Евросоюз все больше зависел от России как поставщика энергоресурсов, Россия не меньше, если не больше, зависела от ЕС как потребителя энергоресурсов. Симметрия в рамках взаимозависимых отношений не позволяла Москве добиться существенных политических уступок. Поскольку Запад оставался единственным выбором России, европейские структуры, руководствующиеся нулевой суммой, укреплялись, а влияние России на транзитные страны уменьшалось вместе с влиянием на континенте. «Восточное партнерство» ЕС и Соглашения об ассоциации символизировали стремление в одностороннем порядке превратить «общее соседство» в эксклюзивные договоренности. Большая Европа потерпела крах, когда Запад поддержал переворот в Киеве, играя на возмущении украинцев уровнем коррупции, чтобы втянуть Украину в евроатлантическую орбиту. Санкции, призванные ослабить российскую экономику, не распространялись на энергетику, поскольку Запад понимал симметрию в энергетической взаимозависимости между потребителем и поставщиком.

На протяжении 2000-х гг. Россия постепенно расширяла экономические связи с растущим Востоком, однако западно-центричная внешняя политика во многом гасила импульс, необходимый для болезненных реформ, и готовность брать на себя долговременные обязательства. Амбиции России по поводу создания Большой Европы особенно тревожили Китай и Иран, поскольку те могли оказаться разменной монетой в торге за наращивание «рыночной стоимости» России на Западе.

Несоответствующие потенциалу связи с растущими азиатскими державами негативно сказываются на геоэкономическом потенциале России, а объясняются они, по словам политолога Сергея Караганова, «иллюзиями по поводу постепенной интеграции с Западом». Бывший министр иностранных дел России Игорь Иванов, ранее убежденный сторонник Большой Европы, признает, что эту ошибочную инициативу следует заменить более реалистичным и полезным для России проектом «Большая Евразия».

Большая Евразия: Россия как преемница Монгольской империи

Евразийский континент в некотором смысле парадоксален. Здесь живет большая часть населения мира; здесь же находятся огромные запасы ресурсов, он вносит самую большую лепту в мировой ВВП. Вместе с тем в Евразии удивительно плохо развиты экономические связи – не хватает ни материальной инфраструктуры, ни механизмов сотрудничества. Пятьсот лет, на протяжении которых Евразия по сути находилась под геоэкономическим управлением морских держав, поставили Россию в уязвимое положение двойной периферии: как Европы, так и Восточной Азии. Геоэкономическая слабость России – следствие неспособности воспользоваться своими огромными территориями, развивая экономические связи на суше в самом сердце Евразии. Россия могла бы сместить в свою пользу симметрию взаимозависимости, став своего рода преемницей Монгольской империи и наведя мосты через гигантский евразийский континент, тем самым снизить зависимость от любого государства или региона и увеличить зависимость партнеров, нуждающихся в ее территории для транспортных маршрутов.

Британско-русское соперничество за доминирование, по большому счету, сводилось к попыткам обрести конкурентные преимущества за счет того, как будет управляться Евразия – из центра в качестве сухопутной державы или с периферии в качестве державы морской. Схватка усугубилась к середине XIX века, когда Великобритания победила Китай в Опиумных войнах и застолбила привилегированное военно-экономическое присутствие вдоль восточного побережья Евразии. Воспользовавшись слабостью Китая, Россия присвоила более 1,5 млн квадратных километров его территории вдоль тихоокеанского побережья, закрепив приобретения в договорах, впоследствии названных «неравноправными». Быстрая территориальная экспансия России на восток породила в Великобритании опасения, что Россия может фактически занять место Монгольской империи и обратить вспять военно-экономические преимущества морских держав. Маккиндер предупреждал, что преимущества морской мобильности временны в силу возникновения новых технологий перемещения по суше: «Похоже, что паровой двигатель и Суэцкий канал повысили мобильность морской державы относительно сухопутной. Железные дороги в основном обслуживали торговлю, идущую по морям и океанам. Однако сегодня трансконтинентальные железные дороги меняют условия игры для сухопутной державы, и нигде они не могут быть более действенны, чем в замкнутом пространстве Евразии».

Предсказания Маккиндера не исполнились, поскольку российская геоэкономика пришла в упадок из-за коммунизма и холодной войны. Экономическая составляющая в управлении государством фактически отсутствовала при Советской власти, тогда как военный и идейный раскол холодной войны нарушил экономические связи в Евразии, милитаризировал ее части.

Мир глубоко изменился после падения коммунизма, что дало России еще одну возможность наладить экономические связи в Евразии. Геоэкономика больше не прерогатива Запада, поскольку перераспределение силы в мире и подъем Азии создает стимулы для создания альтернативных транспортных коридоров и механизмов сотрудничества. В последние годы большинство крупных экономик в Евразии выступили с разными интеграционными инициативами. Понятно, что новая российская концепция евразийства должна отмежеваться от прежних представлений, связанных с отсталой милитаризованной геополитикой и неизбежным имперским перенапряжением. Новую геоэкономическую концепцию евразийства следует нацелить на осуществление выборочной евразийской интеграции, чтобы сделать Россию главной движущей силой модернизации и глобализации. Главное отличие пересмотренной концепции евразийства заключается в признании того, что у России нет ни возможностей, ни намерения господствовать на евразийском континенте. Жизнеспособные партнерства с евразийскими державами критически важны для создания сбалансированной и функциональной Большой Евразии.

Китай как незаменимый партнер России в Большой Евразии

Главным партнером России в Большой Евразии с неизбежностью будет Китай, способный и готовый конкурировать с международной системой во главе с США. Стратегическое партнерство Пекина и Москвы незаменимо при любом формате Большой Евразии, так как этот тандем включает крупнейшего в мире производителя энергоносителей и крупнейшего их потребителя, лидера мировой торговли и континентальный сухопутный мост. В последние годы Пекин и Москва стали главными противниками однополярного мира, накапливающими золотовалютные резервы, использующими региональные валюты и создающими новые финансово-экономические организации, такие как БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества и Евразийский экономический союз.

Экономическое чудо возрождения Китая дает России возможность сделать Большую Евразию жизнеспособной геоэкономической инициативой. Поражение Китая в «опиумных войнах» середины XIX века устранило его с карты мира в качестве могущественной мировой экономической державы и ознаменовало начало «века унижения». Первоначально внутренняя стратегия развития, начавшаяся в 1970-е гг., осуществлялась под лозунгом «мирного подъема», чтобы не вызывать ни у кого негативной реакции. Она сменилась открытым вызовом мировому порядку под руководством США после запуска в 2013 г. проекта «Один пояс, один путь». Амбиции Пекина по возрождению древнего Шелкового пути посредством развития сухопутной инфраструктуры и морских путей должны финансироваться кредитными организациями во главе с Китаем. Расчеты ведутся в юанях, получающих все большее признание в мире. После поддержанного Западом переворота в Киеве и последовавших взаимных санкций экономическая интеграция Китая с Россией углубилась. Первоначально было объявлено о строительстве трубопровода «Сила Сибири» стоимостью 400 млрд долларов, а также о совместных проектах по созданию транспортной инфраструктуры, причем финансирование их рассчитывается в местных валютах. Также разработаны новые механизмы сотрудничества через создание совместных международных организаций, финансовых учреждений, платежных систем, рейтинговых агентств и валютных свопов.

Быстрая переориентация на Азию совершена в ущерб региональному балансу зависимости, поскольку Россия сделала на Китай слишком большую ставку. Асимметричное экономическое могущество России и КНР в прошлом смягчалось диверсификацией связей. Отмена проекта строительства трубопровода Ангарск–Дацин в пользу трубопровода ВСТО была иллюстрацией усилий Москвы по поддержанию регионального баланса зависимости. Аналогичным образом министр иностранных дел России Сергей Лавров определил роль России в Азии в качестве «важного стабилизирующего фактора» для создания «поистине стабильного баланса сил». Избыточная зависимость от Китая может подорвать нейтралитет России в отношении споров между Пекином и Токио, что отрицательно скажется на связях России и Японии и усугубит зависимость Москвы от более могущественного Китая. Растущее влияние Китая в Центральной Азии и на российском Дальнем Востоке также вызывает озабоченность. Другими словами, простой перенос однобокой европейской политики на отношения с Пекином обрек бы Москву на невыносимое и неустойчивое асимметричное партнерство. Россия может согласиться с экономическим лидерством Китая как с неизбежной реальностью, но ей нужно сопротивляться доминированию КНР.

Евразийский баланс зависимости

Для устойчивого стратегического партнерства с Китаем требуется мягкая балансировка и экономическая связанность, основанная на обоюдном выигрыше. Жесткая балансировка и структуры с нулевой суммой, как это было в Европе, обрекут проект Большой Евразии на такое же фиаско, которое постигло Большую Европу. Мягкая балансировка должна повлечь за собой признание геоэкономического лидерства Китая при одновременном сопротивлении китайской гегемонии. Этого можно добиться с помощью:

диверсификации партнерства, обеспечивающей выигрыш для всех за счет взаимодействия с масштабными экономиками;

развития эксклюзивных институтов для получения коллективных переговорных преимуществ по отношению к Китаю, которые также выгодны и Пекину;

создания многосторонних организаций, в которых Китай будет считаться с другими крупными державами – для достижения внутреннего баланса сил.

Во-первых, диверсификация в Северо-Восточной Азии особенно необходима, поскольку модернизация российского Дальнего Востока создаст эффект масштаба для России, что выгодно всем государствам региона. Сеул и Токио больше других заинтересованы в том, чтобы участвовать в энергетических и транспортных проектах России в регионе, которые будут дешевле в качестве дополнения к более широким проектам создания материальной инфраструктуры и экономических связей между Россией и Китаем. КНР не только не возражает против планов России развивать Дальний Восток, но и готов стать спонсором и внести вклад в подъем российского тихоокеанского побережья для расширения экономических отношений. «Неравноправные договоры» середины XIX века лишили две северо-восточные провинции Китая, Хэйлунцзян и Цзилинь, выхода к морю, но их экономические связи могут существенно усовершенствоваться после модернизации портов на тихоокеанском побережье России. Только в последние месяцы активизировались экономические связи с Южной Кореей и Японией. На Восточном экономическом форуме во Владивостоке в сентябре 2016 г. подписано множество экономических соглашений с Сеулом. Южнокорейские планы евразийской интеграции совпадают с планами России, и Корея предложила подписать Соглашение о свободной торговле с Евразийским экономическим союзом. В декабре 2016 г. было подписано соглашение с Японией о совместном экономическом развитии Южных Курильских островов.

Во-вторых, ЕАЭС – важный инструмент укрепления коллективных переговорных позиций и восстановления симметрии в отношениях как с Китаем, так и с Евросоюзом. Институционализация привилегированного положения России в Центральной Азии с целью уравновешивания экономического могущества Китая необходима для баланса в этом регионе. Можно даже заручиться поддержкой Китая, не входящего в ЕАЭС, нейтрализуя неудобства от его отсутствия в этой организации предложением материальных выгод. Общая таможенная зона, стандарты и законодательство внутри ЕАЭС упрощают доступ к региону и рынку и, что еще важнее, повышают привлекательность для транзита, поскольку между Китаем и ЕС будет лишь одна таможенная зона.

В-третьих, общие с Китаем организации и договоры должны быть многосторонними с привлечением других крупных держав для обеспечения внутреннего баланса сил и недопущения доминирования КНР. Часто упускается из виду тот факт, что региональные организации и соглашения о коллективной переговорной позиции со странами, не являющимися членами этих организаций или договоров, требуют внутреннего баланса сил. Следует понять ошибки Запада во избежание их повторения. ЕС обеспечил коллективную переговорную силу с целью перекоса симметрии в отношениях с США и другими странами, тогда как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА) было аналогичным ответом на более конкурентное положение ЕС и Японии. Однако экономические различия между странами, входящими в эти организации, в конечном итоге привели к тому, что они начали трещать по швам. Евро – недооцененная валюта для Германии, которая подпитывала ее экспортно-ориентированную стратегию развития и поглотила производственный потенциал Средиземноморья. В связи с нарушением внутреннего баланса сил внутри Евросоюза более слабые страны будут все решительнее и яростнее протестовать против доминирования Германии. В рамках НАФТА колоссальная разница в стоимости рабочей силы привела к перемещению производственных мощностей в Мексику, что вызвало возмущение американцев, достигшее кульминации в поддержке призывов Трампа к выходу из этого торгового соглашения.

Китай был главным инициатором активизации ШОС в качестве крупного международного игрока путем превращения ее в инструмент геоэкономики. По словам Александра Лукина, расширенная ШОС стала бы «краеугольным камнем зарождающегося многополярного мира и платформой, предлагающей евразийскую альтернативу Западной Европе». Одно из важнейших предложений заключалось в создании объединенного Банка развития ШОС как альтернативы МВФ и Всемирному банку для финансирования совместных инфраструктурных проектов по налаживанию связей в регионе. Россия проявила осторожность и отложила принятие решения, поскольку переход от вопросов военной безопасности к экономическому сотрудничеству влечет за собой передачу лидерства Китаю. Контрпредложение Москвы состояло в учреждении Банка развития ШОС на фундаменте Евразийского банка развития (ЕБР), в котором доминируют Россия и Казахстан. В результате Россия лишилась места за столом могущественной геоэкономической организации, действующей на основе четких правил, а Китай усугубил асимметрию влияния, закрепившись в регионе при помощи специально разработанных двусторонних соглашений о сотрудничестве. Кроме того, на смену многосторонней ШОС пришла односторонняя инициатива Китая по созданию Шелкового пути, а Банк развития ШОС был заменен Азиатским банком инфраструктурных инвестиций (АБИИ).

России остается либо считаться с растущей мощью Китая в многосторонних организациях ради гармонизации интересов, либо сопротивляться смещению международного баланса сил и сваливаться в конфронтацию с нулевой суммой, в которой она вряд ли одержит верх. Похоже, Москва нашла третий путь, введя в ШОС другие крупные державы, которые будут препятствовать гегемонии Китая, не бросая вызов его экономическому лидерству. Решение расширить ШОС за счет Индии и Пакистана, а в будущем, возможно, и Ирана, смягчает обеспокоенность России, поскольку в этом случае влияние и могущество Пекина в организации сокращается, и баланс восстанавливается. Данная модель основана на том же принципе, что и Банк развития БРИКС: объединение сравнительно сильных игроков во главе с Китаем. Подписанное в 2015 г. соглашение о гармонизации ЕАЭС и Шелкового пути на основе ШОС стало моделью геоэкономической балансировки, необходимой для обеспечения жизнеспособности проекта «Большая Евразия». Последующая организация Россией встречи стран – участниц ЕАЭС, ШОС и БРИКС в Уфе также свидетельствует о формировании сложной, многосторонней и сбалансированной Большой Евразии.

Перезагрузка отношений или примирение России с Западом должны соответствовать долгосрочной стратегии создания сбалансированной Большой Евразии. При любой сделке с администрацией Трампа следует избежать того, к чему, вероятнее всего, стремится Вашингтон: размежевания России и Китая и использования жесткой балансировки. Проект создания Большой Евразии – единственный жизнеспособный геоэкономический проект для России, в котором Китай выступает в качестве незаменимого партнера. Экономические связи с Западом должны помочь России в ее стремлении к диверсификации международных отношений и уменьшить ее зависимость от какого-то одного региона, одновременно увеличив ее влияние в качестве поставщика энергоносителей и транспортного коридора. В противовес этому жесткая балансировка Китая лишь воспроизведет европейские структуры, которые руководствуются нулевой суммой.

Данная статья представляет собой отрывок из будущей книги «Геоэкономическая стратегия России в отношении Большой Евразии» (Rutledge, 2017). Полный текст со справочным аппаратом опубликован в серии «Валдайские записки», с ним и другими публикациями этой серии можно ознакомиться здесь: http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

Китай. Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 апреля 2017 > № 2134525 Гленн Дисен

Мир возвращается к росту

Рост мировой экономики в 2017 году превысит прогнозы

Иделия Айзятулова

Спустя девять лет практически непрерывного понижения прогнозов роста ВВП, в 2017 году, вероятно, произойдет то, на что политики не рассчитывают: глобальный экономический рост фактически превзойдет прогнозы. Причина тому — уверенный рост экономики не только в США, но и в Европе, и даже на развивающихся рынках. Правда, надежды могут не оправдаться в случае прихода к власти в ряде стран популистов.

Системные финансовые кризисы (как кризис 2008–2009 годов) приводят к глубоким и продолжительным рецессиям, при этом периоды очень медленного роста в 6–8 лет в таких обстоятельствах не являются необычными. Впрочем, многие проблемы актуальны до сих пор: слабость банковской системы в Европе, избыточная задолженность в Китае и неоправданно жесткое финансовое регулирование в Соединенных Штатах. Тем не менее уже можно говорить о начале продолжительного периода устойчивого роста, отмечает Marketwatch.

Общая тенденция к улучшению справедлива и для России: после двух лет спада рецессия прекратилась, а экономика признана финансово устойчивой, сообщает Росстат. Эти данные подтверждаются и внешними источниками: международные рейтинговые агентства пересмотрели прогноз для России в сторону улучшения, не исключая и пересмотра самого рейтинга (в течение последних лет он остается «мусорным»). В целом ВВП России в прошлом году снижался в соответствии с прогнозами, однако рост в четвертом квартале составил 0,2%, а в первом квартале нынешнего года — 0,3%. Основную роль в снижении ВВП в 2016 году сыграло потребление домашних хозяйств, которое уменьшилось на 4,5%, а также сокращение расходов государственного сектора и инвестиций. По оценкам рынка, в этом году российская экономика вырастет на 1,3–1,7%, если средняя цена нефти составит $50 за баррель, отмечает Forbes. Хорошую динамику демонстрирует рубль: в 2017 году российская валюта укрепилась против доллара почти на 9%.

В январе Всемирный банк ухудшил прогноз роста мировой экономики в 2017 году на 0,1 п.п., до 2,7%. МВФ в том же месяце оставил без изменения прогноз по росту мировой экономики — 3,4% в 2017 году. И сейчас все больше экспертов склоняются к тому, что рост по итогам года окажется лучше прогнозов.

Однако аналитики опасаются, что общее мировое восстановление может замедлиться из-за растущей активности популистов в развитых странах, в частности в США, Франции и Италии.

В конце апреля в Вашингтоне пройдут заседания Международного валютного фонда и Всемирного банка, которые соберут руководителей центральных банков и министров финансов со всего мира. Вероятно, на встречах будут обсуждаться и решения администрации нового президента США Дональда Трампа, касающиеся, например, ограничений торговли, что вызывает беспокойство участников рынка.

Администрация Трампа не раз говорила, что у нее есть инструменты для изменения ситуации: в частности, введение заградительных тарифов на импорт из Китая и даже выборочный дефолт по более чем $1 трлн американских долговых обязательств перед Китаем.

Впрочем, эффект от этих угроз мировое сообщество может скомпенсировать: тарифы в конечном итоге будут отменены Всемирной торговой организацией, а дефолт по долгу будет еще более безрассудным действием и ударит в первую очередь по самим Соединенным Штатам. Если Трамп сможет убедить Китай открыть свою экономику для экспорта из США, это станет безусловной победой. Но если его план состоит в том, чтобы США в одностороннем порядке вышли из международных торговых отношений, результат, скорее всего, повредит многим обычным американским работникам.

Угроза глобализму в Европе немного уменьшилась, так как популистские кандидаты проиграли выборы в Австрии, Нидерландах и Германии (хотя парламентские выборы в стране пройдут только осенью). Однако популистский поворот на предстоящих выборах во Франции или Италии все еще может привести к разрушению Европейского союза, нанеся огромный урон всему остальному миру.

Кандидат в президенты Франции Марин Ле Пен хочет «убить Евросоюз», потому что, по ее словам, «люди Европы больше этого не хотят».

И хотя по опросам общественного мнения проевропейский Эммануэль Макрон должен легко победить Ле Пен во втором туре выборов 7 мая, в исходе гонки из двух человек трудно быть уверенным.

Ситуация с досрочными парламентскими выборами в Италии еще хуже. В этой стране опросы общественного мнения возглавляет популистский кандидат, комик Беппе Грилло, и, как ожидается, его «Движение пяти звезд» наберет примерно треть голосов избирателей. Как и Ле Пен, Грилло хочет выйти из еврозоны (и ЕС в целом).

И хотя трудно себе представить более хаотичное событие для мировой экономики, несложно понять мотивацию Италии, где доход на душу населения с момента введения евро постепенно, но непрерывно уменьшался.

Учитывая слабый прирост населения и накапливание внешнего долга (сейчас он составляет более 140% ВВП), экономические перспективы Италии кажутся мрачными. Хотя большинство экономистов по-прежнему считают, что выход из евро будет для страны саморазрушительным, появляется все больше итальянцев, которые убеждены, что евро никогда не будет работать в Италии и чем скорее он уйдет из обращения, тем лучше.

Многие страны с развивающейся экономикой также столкнулись с популистами — например, Польша, Венгрия и Турция. Пока медлительность ФРС в отношении повышения ключевой ставки, устойчивый (пока что) рост Китая и растущая Европа и США помогают большинству развивающихся экономик. Перспективы глобального роста улучшаются, и высока вероятность того, что с разумной политикой последующие несколько лет станут намного лучше предыдущих — правда, в основном для стран с развитой экономикой (но и для большинства других тоже). Впрочем, популизм может сыграть роль джокера, и его можно будет не учитывать только в том случае, если рост наберет обороты достаточно быстро.

Афганистан и новая холодная война

Автор: МОЖДА Ахмад Вахид

Об авторе: Ахмад Вахид Моджа, известный афганский публицист.

После распада Советского Союза немногие могли предположить, что у правителей государства, оставшегося после крушения этой сверхдержавы, вновь появится желание мериться силами с Западом. Однако единоличное лидерство Запада, в конце концов, заставило Россию встать на поле военного соперничества с Америкой и, более того, с Западом в целом.

В августе 2008 года Грузия произвела нападение на Южную Осетию. В ответ на это Россия направила в этот регион свои войска с целью «устроить разнос» грузинскому президенту Саакашвили. В результате войны, которая продлилась пять дней, Грузия была вынуждена вывести свои войска из этого региона.

Война в Южной Осетии, ставшая первой зарубежной военной кампанией Москвы после выхода из Афганистана, показала, что Россия, в качестве наследницы СССР, по-прежнему считает бывшие советские республики зоной своего влияния и весьма чувствительно относится к западному вмешательству в этот регион, равно как и к любой дестабилизации обстановки в своем окружении.

Еще до войны с Грузией, несмотря на финансовые проблемы, обусловленными распадом СССР, Российская Федерация, обеспокоенная возможностью проникновения исламистов на находящуюся в зоне ее влияния территорию Средней Азии, приняла меры для противодействия талибам. Правительство РФ направило воевавшему с «Талибаном» правительству моджахедов во главе с Раббани щедрую помощь вооружением и военным оборудованием, чтобы не допустить перехода боевиков через среднеазиатскую границу. Тем не менее, в ответ талибы создали повод для беспокойства не только для Средней Азии, но и для Кремля, предоставив убежище узбекскому боевику Тахиру Юлдашеву и его сподвижникам, таким как Жумабай Намангани, и официально признав правительство Чечни во главе с Асланом Масхадовым. Поэтому ввод американских войск в Афганистан и свержение талибов стали фактором, позволившим русским расслабиться и обрести относительное спокойствие.

На протяжении последних полутора десятилетий русские оставались бесстрастными наблюдателями того, как Америка увязает в афганской трясине, и не выказывали ни малейшего желания участвовать в этой авантюре. Русские по опыту собственного присутствия в Афганистане знали, что Америка и ее союзники дорого заплатят за эту безрезультатную войну, которая не предоставит американцам шанса на то, чтобы проникнуть в Среднюю Азию, рассматриваемую русскими как зону для распространения своего влияния на юг. С другой стороны, афганский конфликт также сдерживал рост влияния Китая в Центральной Азии.

Исходя из этого, подобная контролируемая война в Афганистане до 2014 года не представляла прямой угрозы национальным интересам России, поэтому Москва постоянно предупреждала о негативных последствиях поспешного вывода иностранных сил из ИРА.

В годы афганской военной миссии американцам удалось нейтрализовать главарей среднеазиатских исламистских группировок, таких, как Тахир Юлдашев и Жумабай Намангани, которые угрожали российским интересам в этом регионе и уничтожение которых было на руку русским. Тем не менее, в присутствии иностранных сил начало развиваться головокружительными темпами производство наркотиков в Афганистане, которое стало превращаться в большую проблему для России, и с этих пор усилия русских по налаживанию контактов с кабульским правительством были связаны преимущественно с обеспокоенностью Москвы афганской наркоугрозой.

Политика русских в Восточной Европе, большей частью, концентрировалась вокруг темы предотвращения вызовов безопасности в окружающем пространстве. Поддерживая «цветные революции», Америка стремилась лишить власти сторонников Москвы в Восточной Европе. Однако когда она попыталась при помощи политики расширения НАТО на Восток приблизить свой «ядерный зонтик» к российским границам, Российская Федерация продемонстрировала жесткую реакцию и в 2014 году присоединила к своей территории полуостров Крым. Этот шаг привел к напряженности в отношениях между Россией и Западом и введению американцами экономических санкций против Российской Федерации.

В 2015 году Россия вмешалась в сирийский конфликт и таким образом предотвратила падение режима Башара Асада. Этот шаг России направил сирийские события в нежелательное для Америки русло.

Конкуренция между Россией и Америкой в настоящее время распространилась и на регион Южной Азии. Пакистан, который впал в немилость у своего давнего друга – Америки, в настоящее время беспрецедентным образом сближается с Россией.

В ситуации, когда в ближайшие несколько дней в Москве ожидается проведение конференции по Афганистану при участии более десятка государств, российская военная делегация во главе с заместителем начальника Генштаба России Сергеем Истраковым совершила поездку в Пакистан по приглашению официального военного руководства этой страны. По сообшению пакистанских СМИ, в ходе этой поездки высокопоставленный российский военнослужащий посетил районы Вана и Мираншах в Северном Вазиристане, где его ознакомили с информацией о военных операциях пакистанских сил. Во время данного визита Истракова ввели в курс программ по восстановлению и развитию, а также укреплению безопасности в регионе Федерально управляемых племенных территорий (FATA), и доложили, что операции, проведенные пакистанскими военными, были нацелены на разгром всех без исключения террористических группировок.

Как следует из публикаций в пакистанских газетах, во время данного визита российскую военную делегацию посвятили в планы Пакистана в отношении линии Дюранда или, как ее называют в пакистанских СМИ, «границы с Афганистаном», вдоль которой пакистанские военные выкапывают ров и устанавливают колючую проволоку.

Российская военная делегация впервые посещает пакистанскую зону племен. Радио «Голос Америки» сообщило о том, что российские и пакистанские генералы якобы патрулируют афгано-пакистанскую границу и обучают военному делу бойцов группировки Хаккани. Нахождение российских генералов на границе между Афганистаном и Пакистаном само по себе для многих стало неожиданностью, однако одно то, как эта новость была передана американским СМИ, свидетельствует об озабоченности, если не сказать раздражении, американских властей российскими действиями в регионе. Не собираются ли пакистанцы таким образом оказать давление на Америку, чтобы заставить ее раскошелиться?

Пакистанская газета «Джанг», комментируя посещение российской делегацией зоны племен, пишет:

«…В международной практике такие понятия, как «дружба» и «вражда», сильно отличаются от тех же понятий в жизни обычных людей. В отношениях между государствами ежедневно происходят события, которые могут привести к временному охлаждению этих отношений, к примеру, в случае недопонимания, возникшего вследствие действий других государств, неверных решений или деятельности международных террористических сетей. Однако на этой почве не вырастают барьеры ненависти и отчуждения между государствами. Если бы международные отношения строились по этому принципу, дружба между Америкой и Японией никогда не была бы возможной…»

Далее газета еще в большей степени обнадеживает американцев, заявляя следующее: «…Мы должны с уверенностью констатировать, что Америка никогда не будет врагом Пакистана. Америка неоднократно помогала Пакистану в самых сложных ситуациях и сотрудничала с нашей страной. Но мы не должны забывать, что если Америка протягивает руку дружбы Пакистану или любой другой стране, она имеет в виду собственные интересы… Америке присущи желание и решимость уничтожить терроризм во всем мире, и в этом деле Пакистан является ее ближайшим партнером. Поэтому в деле противодействия терроризму Пакистан можно считать одним из подразделений американской полиции…»

Подобные сентенции, отражающие основные намерения Исламабада, свидетельствуют о том, что пакистанцы не собираются «складывать все яйца в одну корзину» и надеются на то, что близость с Москвой не нанесет ущерба их отношениям с Вашингтоном.

Россия стремится сформировать региональный консенсус по афганскому вопросу. Москва пришла к выводу, что присутствие иностранных сил в Афганистане не только не способствует миру в этой стране, но и является стимулом для распространения в Афганистане беспокойной обстановки, влияние которой на стабильность и безопасность региона полностью очевидна. И это при том, что ранее российские власти считали преждевременный вывод иностранных сил из Афганистана угрозой для региональной безопасности.

Очевидно, такое изменение позиции Российской Федерации связано с подписанием Кабулом соглашения о безопасности с США и ажиотажем вокруг появления «ИГ» в Афганистане. Длительная война Америки в Афганистане, названная борьбой с терроризмом, сейчас подвергается множеству сомнений, в появлении которых виновны сами американские власти. К примеру, когда высокопоставленный американский военный заявляет, что в Афганистане в настоящее время действуют двадцать террористических группировок, это может породить два предположения: либо Америка потерпела поражение в 16-летней борьбе с терроризмом, либо она сама выступила в роли фактора, способствовавшего появлению новых группировок в этой стране. Такая постановка вопроса вызывает озабоченность государств региона и еще более подчеркивает необходимость региональной интеграции для обеспечения мира в Афганистане.

Какое бы давление на усилия России по созданию региональной интеграции для прекращения войны в Афганистане ни оказывал Вашингтон, самым важным компонентом этого уравнения будет оставаться Исламабад. Пакистан, который в конце холодной войны между СССР и Западом извлек большую пользу из этого противостояния и превратился в атомную державу, сегодня в начале новой холодной войны снова стремится ловко воспользоваться этой ситуацией. Но в отношении Афганистана Пакистан оказался сбитым с толку из-за своей зависимости от Америки. Теперь Исламабад не знает, какую позицию занять в связи с новыми обстоятельствами, поскольку позиция американского президента в отношении России до сих пор не определена, и также неясно, каков будет следующий план этой страны в отношении Афганистана.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Представители Дубайской золото-товарной биржи (DGCX) заявили в субботу, что рассматривается возможность запуска нового спотового контракта на золото, предназначенного для использования частными инвесторами и трейдерами.

DGCX подписала меморандум о взаимопонимании с Дубайской многопрофильной товарно-сырьевой биржей (DMCC), органом, который облегчает товаропоток через Дубай, и Национальным банком Рас-Аль-Хаймы (Rakbank) для разработки слитков.

Объем сделок может быть меньшим по размеру, чем общепринятый DGCX Spot Gold, который требует непосредственной доставки одного килограмма в золотых слитках и уже использовался несколькими институциональными инвесторами с момента запуска в 2016 году.

Новый розничный контракт будет полностью подкреплен физическим золотом и будет храниться в электронной форме с возможностью физического погашения. Это привлечет более широкий круг инвесторов, особенно из числа более мелких, склонных к риску трейдеров из региона, полагают в DGCX.

DGCX также предлагает торговлю фьючерсными контрактами на золото. В конце прошлого года стало известно, что биржа получила лицензию от Шанхайской биржи золота на листинг местных фьючерсов на золото, что должно стать первым фьючерсным продуктом, номинированным в юанях, за пределами Китая.

Ракетный удар США по Сирии – грубейшее нарушение международного права

На последнем заседании СБ ООН о компромиссе не было даже речи

7 апреля, через два дня после предыдущего заседания Совета Безопасности ООН по Сирии, Совбез вновь собрался для обсуждения сирийского вопроса. Если 5 апреля обсуждался и был отвергнут проект резолюции, представленный Соединёнными Штатами, Великобританией и Францией, то 7 апреля Совет собрался по требованию Боливии. Заседание было созвано в связи с тем, что 7 апреля в 3 часа 42 минуты по сирийскому времени по приказу президента США Дональда Трампа корабли ВМС США в Средиземном море атаковали военно-воздушную базу сирийской арабской армии «Шайрат».

Среди экспертов в области международного права уже сложилось практически полное единодушие в отношении того, что международное право нарушено. Об этом заявили даже правовые советники Государственного департамента США Дж. Беллингер (при администрации Дж. Буша-младшего), Г. Кох и Б. Эган (при администрации Б. Обамы). Явным диссонансом выглядят на этом фоне реакции правительств ряда государств, поддержавших действия США (Британия, Япония, Франция, Италия, Германия, Турция, Украина…).

Нарушение международного права на самом деле очевидное и грубейшее. Устав ООН прямо запрещает применение силы. Ни одно из исключений (самооборона и действия по осуществлению решений Совета Безопасности ООН) к данному случаю неприменимы. Известный международно-правовой документ «Определение агрессии» 1974 года прямо указывает, что агрессией является «бомбардировка вооруженными силами государства территории другого государства или применение любого оружия государством против территории другого государства».

Заявление президента России Владимира Путина о том, что американские удары по Сирии являются «агрессией против суверенного государства в нарушение норм международного права» – абсолютно верная и юридически точная характеристика произошедшего. И точно так же, подчёркивается в заявлении МИД России, «грубым, явным и ничем не обоснованным нарушением международного права» является само присутствие военнослужащих США и других стран на территории Сирии без согласия на то правительства этой страны или решения Совбеза ООН.

Заседание Совета Безопасности ООН 5 апреля было посвящено обсуждению нового доклада Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) и происходило на следующий день после инцидента с химическими отравляющими веществами (ОВ) в Идлибе. Однако вместо обсуждения доклада заседание Совбеза превратилось в очередной антисирийский (и попутно антироссийский) митинг.

…«Пока мы не всё знаем о вчерашнем нападении, – заявила представитель США, – но многие факты уже известны. Налицо все признаки того, что вчера режим Асада применил химическое оружие. Мы знаем, что Асад и ранее использовал этот вид оружия против сирийского народа; …мы знаем, что вчерашнее нападение было крайне гнусным даже для варварского режима Асада»…

…«Асад унижает Россию, демонстрируя, насколько пусты сирийские обещания уничтожить все свои запасы химического оружия», – подал реплику британский представитель.

…«У России как гаранта режима прекращения огня… и постоянного члена Совета Безопасности есть особые обязанности, которые она должна теперь выполнять вместе со всеми членами Совета», – твердил представитель Франции.

То есть западные члены Совета пытались создать впечатление, что Россия покровительствует «преступному режиму». Поражает не только низкий уровень фантазии, но и цинизм этих господ, вздумавших возложить на Россию собственную вину. Напомню: после применения боевиками зарина в Хан аль-Асале близ Алеппо в марте 2013 года сирийские власти подали официальный запрос на расследование. Однако западные покровители террористов этот запрос заблокировали. Ощутив безнаказанность, боевики пошли на более масштабную акцию, которую они провели 21 августа 2013 года в Восточной Гуте… И вот опять, хотя «многое ещё неизвестно», западные государства - члены Совбеза возлагают вину на власти Сирии.

Вызывает вопросы и позиция руководства Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО). Как видно из последнего доклада генерального секретаря этой организации, его сотрудники не спешат с верификацией ликвидации Сирией её химического оружия. В докладе говорится, что секретариат ОЗХО проверил уничтожение 24 из 27 объектов по производству химического оружия, объявленных Сирией. Почему не проверены оставшиеся объекты? Генсек ОЗХО уклончиво объясняет это тем, что «ситуация в области безопасности» якобы не позволяет обеспечить безопасный доступ «для уничтожения оставшегося авиационного ангара, который подготовлен к применению взрывных зарядов». Таким образом, определённо ответить на вопрос, полностью ли уничтожено сирийское химоружие, не может или не хочет именно ОЗХО, а не Сирия и не Россия.

В связи с этим напомним: первое же посещение экспертами миссии ОЗХО по установлению фактов применения химоружия в Сирии весной 2014 г. «совпало» с масштабной провокацией боевиков с применением хлора в провинции Идлиб. Однако при попытке посетить место предполагаемого инцидента (указанного, кстати, по наводке боевиков) специалисты ОЗХО были захвачены боевиками в заложники, что поставило крест на любой дальнейшей работе экспертов миссии «на земле» в районах, неподконтрольных Дамаску. Министерство иностранных дел России по этому поводу отмечало, что так было положено начало порочной практике в работе миссии, а затем и Совместного механизма ОЗХО-ООН по расследованию случаев применения в Сирии химоружия. Практика эта состоит в том, чтобы принимать на веру сфабрикованные сирийской оппозицией и «сочувствующими» ей НПО обвинения Дамаска в использовании химоружия и не утруждать себя посещениями мест предполагаемого применения токсичных химикатов.

Если на заседании 5 апреля американский представитель Никки Хейли показывала фотографии убитых детей, то заседание 7 апреля прошло под знаком ещё одной фотографии, которую показал представитель Боливии и на которой изображён бывший госсекретарь США Колин Пауэлл, трясущий пробиркой, которой он «подтверждал» наличие у Ирака химического оружия. Эта бесстыдная ложь официального представителя США стала «оправданием» нападения США на Ирак и продолжающейся с тех пор трагедии народа этой страны.

К заседанию 7 апреля было подготовлено два новых проекта резолюции Совета Безопасности. К моменту написания настоящей статьи тексты проектов оставались недоступными, но некоторая информация об их содержании имеется. Первый проект – это несколько обновлённая версия предыдущего проекта (США, Великобритания и Франция пытались протащить ещё 5 апреля, но так и не решились поставить на голосование). Второй проект подготовлен Россией. Правда, тут сумятицу внесла Швеция (член Совета Безопасности с 1 января 2017 года), которая собрала десять непостоянных членов Совбеза под лозунгом «Почему не спросили нас». Шведская делегация выступила подстрекателем недовольства, предложив внести третий проект, альтернативный обоим главным. Однако совместный проект десяти непостоянных членов так и не появился в качестве официального, так как никто из «большой пятёрки», кроме Китая, не выразил желания его поддержать.

В итоге 7 апреля ни один из проектов резолюции так и не был поставлен на голосование. Ни о каком компромиссе не было даже речи. Особенно отличился своим злобным (по выражению российского представителя В. Сафронкова) выступлением представитель Великобритании. Впрочем, российский делегат дал ему достойный отпор: «И не пытайтесь поссорить нас с арабским миром. Не получится. А злость ваша от того, что ничего у вас не получается».

Тем временем Соединённые Штаты продолжают свою политику односторонних действий в отношении Сирии. После ракетного удара 7 апреля стало известно о внесении в Сенат США законопроекта о создании «гибридного» трибунала по Сирии (Syrian War Crimes Accountability Act of 2017). «Гибридный» характер трибунала означает, что в его состав войдут не только американские, но и зарубежные судьи, а судить трибунал, по замыслу сенаторов, должен лиц, подозреваемых в совершении в Сирии военных преступлений, преступлений против человечества или геноцида.

О смысле учреждения волею американских законодателей «гибридного правосудия» применительно к Сирии мы поговорим отдельно.

Геннадий Фадеев: «Сети высокоскоростных магистралей - будущее железнодорожного транспорта»

Дважды почётному железнодорожнику Геннадию Фадееву исполняется 80 лет. В интервью «Гудку» он сформулировал своё кредо: всегда стремиться к вершинам.

– Геннадий Матвеевич, Ваш юбилей совпал с юбилеем российских железных дорог: вам 80, а им 180. Какую роль они сыграли в Вашей жизни?

– Вся моя жизнь связана с железными дорогами. Как будто сама судьба вела меня с детства, не давая сойти с этой колеи. Не случайно я поехал во Владивосток поступать в высшее военно-морское училище, а стал студентом Хабаровского института инженеров железнодорожного транспорта. Оглядываясь назад, иногда думаю: правильно ли я тогда поступил? И отвечаю себе: правильно.

Жизнь не раз ставила меня перед выбором. Мог сделать партийную карьеру, когда начиналось строительство БАМа. Я тогда работал начальником Нижнеудинского отделения Восточно-Сибирской железной дороги. Дела у нас шли хорошо: мы четыре года подряд завоёвывали знамя МПС и ЦК отраслевого профсоюза. Но когда в областном комитете партии зашла речь о назначении меня руководителем транспортного отдела, первый секретарь Николай Банников сказал: «У него своя дорога!» Да и позже бывал на перепутьях. Но, думаю, именно судьба не дала сменить колею.

– Вы прошли все ступеньки профессиональной карьеры от дежурного на станции Тайшет до министра путей сообщения. Насколько важна такая школа?

– Никакие лекции в институте практического опыта не заменят. Мне с малых лет нравилось выполнять работу самому. Поэтому уже после второго курса института я попросил направить меня на практику в мой родной город, на станцию Шимановск. Она в смену пропускала более 30 пар поездов. На ней производилась и маневровая работа, при этом использовали толкачи. Я уже тогда самостоятельно работал дежурным по станции. После третьего курса стал поездным диспетчером на Сковородинском отделении Забайкальской дороги, а после четвёртого работал на внеклассной станции Иркутск-Сортировочный. Чтобы больше времени отдавать практической работе, я все сессии в институте сдавал досрочно, причём на отлично. Таким образом, уже в студенческие годы знал работу базовых профессий для управления движением. И это позволило мне через два года после окончания вуза стать главным инженером огромного железнодорожного узла Тайшет.

– Многие из тех, с кем Вы работали, говорят, что вы всегда придумывали что-то новое. В том же Тайшете по собственной инициативе построили малую горку на станции. Но ведь инициатива, как говорится, наказуема. Вы не боялись?

– Мной всегда руководило чувство: ты обязан! Через Тайшет в то время шёл мощный поток грузов. И я по своему проекту (это была моя дипломная работа в институте) совместно с транспортными строителями построил немеханизированную полугорку, которая значительно ускорила переработку вагонопотока.

А в Нижнеудинске, где я работал начальником отделения дороги, был ветхий вокзал. В Братске тогда уже построили красивейший вокзал на станции Падунские Пороги. И я решил возвести такой же в Нижнеудинске своими силами. Когда новый вокзал увидел начальник Восточно-Сибирской дороги Георгий Тетерский, он сказал: «Геннадий, будешь в Иркутске – зайди в управление и распишись в приказе, что получил выговор за незаконное строительство».

Можно и не проявлять инициативу – выполняй свои обязанности от и до, и тоже будешь хорошим. А если проявлять, значит, брать на себя ответственность. Я не боялся это делать. И став начальником Красноярской дороги, построил в краевом центре стадион «Локомотив», который стал гордостью красноярцев. Если решать этот вопрос через Госплан – его бы не было.

Вы скажете, что начальник дороги должен думать о плане, о показателях. Но план делают люди, и о них нужно заботиться. Мы развернули строительство новых домов, переселив в них железнодорожников из старых бараков. Появились и красивые школы, и детские сады с бассейнами. Всё это делалось не по приказу сверху.

– У кого Вы учились стилю руководства, который называют «фадеевским»?

– У меня были замечательные наставники – яркие личности, профессионалы высочайшего класса. После института меня направили работать на Восточно-Сибирскую дорогу, её возглавлял Борис Константинович Саламбеков – человек, которого знала вся страна. Он прокладывал Дорогу жизни в Ленинграде, был начальником Октябрьской, Омской, Томской и Красноярской дорог.

Раз в неделю он переодевался в рабочую спецовку в Красноярском локомотивном депо и спускался в ремонтную канаву вместе с бригадой производить ремонт электровозов. Кто мог после этого сказать, что он не знает локомотив? Под руководством Саламбекова была завершена электрификация дороги на переменном токе, построены новые вокзалы. При нём и дисциплина была на высочайшем уровне, не зря на дороге его звали «царь Борис».

Это был непререкаемый человек. Мне, ещё молодому инженеру, довелось докладывать ему о реконструкции узла Тайшет. И я попробовал частично изменить одно из его решений, но он категорически возражал. И всякий раз, проезжая через Тайшет, проверял, выполняются ли его указания. Очень многому я тогда научился, впитывая знания как губка.

Среди моих наставников был и сменивший Саламбекова Георгий Тетерский. Под его руководством я прошёл свои лучшие университеты. Он мне доверял, но проверял. Это он принял решение о назначении меня начальником Нижнеудинского и Красноярского отделений, а потом и первым его заместителем на объединённой крупнейшей Восточно-Сибирской дороге.

И, конечно, Министр путей сообщения СССР Борис Павлович Бещев. Он вёл коллегию МПС, когда меня назначали начальником отделения дороги. И именно он, приехав в Красноярск и рассмотрев работу транспортного комплекса, первым сказал: «Быть тебе начальником дороги!» Моими учителями были и труженики отрасли – они обогащали меня знаниями, которые я не мог получить в Москве.

– Мало кто знает, что в своё время Вы отказались от высокой должности в МПС. Почему?

– Да, было и такое. В 1982 году Министром путей сообщения СССР стал Николай Семёнович Конарев. Он предложил мне паковать чемоданы и ехать в Москву на должность замминистра. «А я не готов к этой работе», – ответил я. Мне было интересно работать в Красноярском крае: в то время строился КАТЭК, быстрыми темпами развивалась промышленность, особенно угольная и металлургическая, машиностроение. Не отставала по развитию и железная дорога. У нас были большие планы и масса идей. Как я мог всё это бросить? Да и признаюсь: никогда в Москву не стремился.

– Вы создавали Красноярскую дорогу, когда она выделилась из состава ВСЖД, выводили из прорыва Октябрьскую магистраль, дали старт новым пассажирским проектам на Московской дороге. Работали 24 часа в сутки?

– Я жил работой. Меня всегда привлекали трудные задачи. Октябрьская дорога, когда мне предложили её возглавить, была в тяжелейшем состоянии – стала «непроезжей». Заместителям министра приходилось приезжать из Москвы и расшивать пробки из «брошенных» составов. За три с половиной года нам удалось восстановить пути, разрушенные ещё во время войны, проложить вторые и третьи пути на самых грузонапряжённых участках, развить сортировочные мощности станций, полностью электрифицировать сложнейший узел Ленинград. И дорога «задышала». Как удалось это сделать без денег и лимитов на материалы? Мы договорились с министром, что МПС будет оплачивать уже выполненные работы из тех капвложений, которые оставались на сети не освоенными к концу года.

Позже в ЦК КПСС решено было усилить МПС, и меня назначили заместителем министра путей сообщения, поручив отладить перевозочный процесс. Проблем было много, особенно с вывозом угля из Кузбасса. И мы сначала вывезли оттуда все сверхнормативные остатки, а затем весь уголь подчистую.

– Как удалось запустить такой транспортный конвейер?

– Мне был хорошо знаком этот регион. Стык Красноярской и Западно-Сибирской дорог в Мариинске. Работа стыковой станции, где происходит смена родов тока, а следовательно, и локомотивов, определяла в целом уровень работы Сибирского региона. В то время по Мариинску передавали 100 пар грузовых поездов, 25 пар пассажирских и пригородных, и должно было быть не менее 20 локомотивов постоянного и столько же переменного тока для обеспечения бесперебойного перевозочного процесса.

Но как же ремонтировать пути при таких размерах движения? Расскажу такой эпизод. Приезжает министр к нам на Красноярскую дорогу и идёт к диспетчерам смотреть график. А я комментирую: на участке Ачинск – Красноярск пятичасовое «окно», проводится капремонт пути. Поэтому пропускаем поезда по одному пути, оборудованному двухсторонней автоблокировкой, «пакетами» – пять поездов в одну сторону и пять в другую. И говорю министру: «Мы «окна» даём по плану, а поезда принимаем по предъявлению». Позже в «Гудке» вышла статья с таким заголовком, а пример Красноярской дороги приказано было распространить на всю сеть.

– Вы были первым заместителем министра, когда на сети железных дорог была рекордная погрузка – 4 млрд 100 млн тонн. Что её обеспечило?

– Погрузили мы в 1988 году 4 млрд 99 млн 750 тыс. тонн. Передача по стыкам в первом квартале была 400 тыс. вагонов в сутки, а по воскресеньям – 450 тыс. И нам удалось удержать этот темп передачи вагонов до конца четвёртого квартала.

Новый год меня застал в Армении – в декабре в Спитаке случилась беда, 10-балльное землетрясение. Мне позвонил министр, и я доложил ему о принимаемых мерах по выгрузке тысяч вагонов с грузами, которые посылали со всей страны, чтобы оказать помощь Армении. А потом добавил: «Поздравляю вас, Николай Семёнович, с рекордной погрузкой – 4 млрд 100 млн тонн!» «Нет, – говорит, – на 250 тыс. тонн меньше». «А почему ж недотянули?» – спрашиваю. «Тебя ведь не было», – пошутил он.

– Что, на Ваш взгляд, обеспечило тот рекорд?

– Высочайший уровень организации движения поездов на сети! Движение на сети – это как сводный оркестр под управлением дирижёра Валерия Гергиева, когда он взмахом дирижёрской палочки заставляет каждого исполнять свою партию. Стоило нам наладить работу нашего «оркестра» на таком же уровне, и мы получили то, чего не было в истории железных дорог.

А когда закончили год рекордом, обратились в министерство торговли с просьбой о выделении нам дополнительных фондов на легковые автомашины для продажи нашим труженикам. Нас поддержали, и мы распределили их по дорогам.

– Китайцы говорят: «Врагу не пожелаю жить в эпоху перемен». А Вы стали министром путей сообщения России в начале 90-х годов. Что было тогда самым сложным?

– Противостоять попыткам приватизировать железные дороги, как это сделали с другими отраслями. С тех пор прошло 28 лет. У нас есть сегодня проблемы с железными дорогами? В принципе нет. Спасло то, что Борис Ельцин, будучи секретарём Свердловского обкома партии, хорошо знал проблемы железных дорог. Сыграл свою роль и тот напор, с которым мы стучались во все кабинеты. И у нас нашлось много союзников.

Сам Егор Гайдар позже удивлялся: «Как Вам, Геннадий Матвеевич, удалось сохранить отрасль?» «Вы же мне не мешали», – ответил я.

И когда в январе этого года Президент России Владимир Владимирович Путин вручал мне орден «За заслуги перед Отечеством» первой степени, я попросил слова и сказал: «Российским железным дорогам в этом году исполняется 180 лет, из них 120 последних лет они находятся в руках государства. Владимир Владимирович, сохраните их в этом статусе на будущее нашей великой России!»

Но это вовсе не означает, что реформа отрасли не нужна. На мой взгляд, сейчас очень важно дать комплексную оценку тем преобразованиям, которые проведены за последние 10 лет. И то, что не работает на положительный результат, попытаться эволюционным путём изменить. Любая реформа может и должна корректироваться. Что и делается сегодня, на мой взгляд, новым руководством отрасли.

В последние годы сеть железных дорог получает новейшие локомотивы и вагоны, путевую технику отечественного производства, идёт усиленная модернизация инфраструктуры.

Компания задумала грандиозный проект создания в нашей стране сети высокоскоростных магистралей, тем самым закладывается будущее железнодорожного транспорта. Лидеры России и Китая уже договорились о том, что первым этапом этой программы будет ВСМ Москва – Казань, которая станет частью международного скоростного транспортного коридора. Но Россия при этом не должна проиграть. Вспомним, какое условие было поставлено при строительстве Транссиба: оно должно осуществляться русскими инженерами, российской техникой и из российских материалов. Наш великий восточный сосед начинал с нуля. А сегодня в Китае создают поезда, которые могут развивать скорость 380 км/ч.

Радует, что программа ВСМ предусматривает и создание в России высокоскоростных поездов. Будем надеяться, что она будет реализована. Мы не должны на этом направлении и дальше терять время.

– Чувствуете ли Вы себя счастливым человеком?

– Я иногда думаю: а в чём оно, счастье? Наверное, когда гордишься тем, что оставляешь после себя. И если видишь, что дело, которому ты посвятил свою жизнь, живёт и продолжается дальше...

Помню, меня пригласили на празднование 100-летия Красноярской железной дороги. И когда мне предоставили слово для выступления, весь зал, все 2,5 тыс. человек встали, и несколько минут аплодисменты не давали мне говорить. В то время я уже не был министром, и это не было данью высокой должности. У меня стоял ком в горле.

В те минуты я почувствовал себя счастливым человеком.

Геннадий Фадеев – министр путей сообщения России (в 1992–1996 и 2002–2003 гг.), первый президент ОАО «РЖД» (2003–2005 гг.) и первый в железнодорожной отрасли полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», дважды «Почётный железнодорожник».

Тамара Андреева

Россия > Транспорт > gudok.ru, 9 апреля 2017 > № 2135892 Геннадий Фадеев

Китай строит стену от терроризма

Зачем власти Китая ввели свой «антитеррористический пакет»

Екатерина Суслова, Алексей Грязев

С апреля в Китае действует новый комплекс антиэкстремистских мер, который запрещает уйгурам носить бороды и хиджабы. Дискуссия о борьбе с терроризмом внутри КНР совпала с обсуждением американского удара по Сирии, который в Пекине был воспринят как слабый шаг. «Газета.Ru» разбиралась, как Китай меняет подходы к нацбезопасности.

В конце марта в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) Китая в ходе сессии Собрания народных представителей был принят «Список мер по борьбе с экстремизмом» в этом регионе. Большинство жителей СУАР составляют уйгуры (около 45%) — мусульманский народ, представители которого далеко не всегда в восторге от национальной политики коммунистического руководства Пекина.

В состав китайского «антитеррористического пакета» вошел список под названием «15 проявлений экстремизма», запрещенных на территории автономного района. Среди них — ношение хиджаба и «аномально большой» бороды и публичные отказы от просмотра государственного телевидения.

Кроме того, отныне под запретом совершение брачных и траурных церемоний по религиозным обычаям (вместо светских), противодействие государственной политике по контролю над рождаемостью, препятствование детям посещать государственную школу, намеренное повреждение паспорта, документов о регистрации или китайской валюты. Все эти запреты объясняются тем, что «религиозные силы не должны вмешиваться в светскую жизнь населения».

Всего же в «антитеррористическом пакете» для СУАР содержится 50 пунктов, которые вступают в силу с 1 апреля. Местные блогеры сообщают о том, что китайские силовики уже начали облавы и конфискацию литературы в соответствии с новым законом.

Стена — лучшее лекарство

Национальный вопрос и проблема уйгурского экстремизма в минувшем месяце неоднократно поднималась на ежегодных заседаниях Всекитайского комитета Народного политического консультативного совета Китая и Всекитайского собрания народных представителей 12 и 13 марта соответственно.

Китайское руководство осознает, что дальнейшее экономическое развитие Поднебесной возможно только при условии поддержания мирной и стабильной обстановки в регионе. В связи с этим этнические разногласия, угрозы распространения экстремизма и терроризма становятся вызовами, требующими немедленных и решительных действий со стороны Пекина, утверждал Си Цзиньпин.

Позже, на отдельной встрече с депутатами Синьзцян-Уйгурского автономного района, председатель КНР убеждал:

«Необходимо оберегать национальное единство как свои глаза, придавать ему значение такое же, как и своей жизни».

Си Цзиньпин добавил, что национальное единство, этническую солидарность и социальную стабильность в неспокойном СУАР отныне будет оберегать «Великая железная стена».

«Никаких деталей возведения железной стены Си Цзиньпин не раскрыл, да и формат его выступления этого не предполагал. Однако не вызывает сомнения, что новый яркий термин будет подхвачен экспертами, которые, в свою очередь, наполнят его необходимым содержанием, — рассказал «Газете.Ru» Максим Михалев, эксперт Центра изучения кризисного общества. — У Китая богатый исторический опыт по возведению монументальных стен».

Главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Александр Ломанов, в свою очередь, считает, что 50 «антиэкстремистских» пунктов для СУАР можно считать скорее «попыткой сломать стену непонимания между уйгурами и ханьцами с одной стороны и между светски и религиозно ориентированными уйгурами с другой».

Уйгуры ответят

Синьцзян-Уйгурский автономный район давно считается очагом социальной нестабильности и сепаратистских настроений и представляет серьезную причину для беспокойства Пекина.

СУАР — обширная территория на северо-западе страны, по площади составляющая шестую часть всей территории Китая, — граничит, помимо России и Монголии с республиками Центральной Азии, Индией, Пакистаном и Афганистаном.

Этнический состав населения крайне разнороден. В СУАР, согласно данным официальной статистики, проживают представители 47 из 56 национальностей Китая. Большую часть населения составляют уйгуры, являющиеся в большинстве своем мусульманами, что не характерно для остальных районов КНР, где 98–99% населения, как правило, приходится на ханьцев — этнических китайцев.

В районе регулярно происходят конфликты на этнической и религиозной почве — в немалой степени из-за политики активного заселения региона ханьцами. Исламские радикалы, пользуясь близостью границ, организуют в СУАР теракты. Ситуация усугубляется из-за «взрывоопасных» региональных соседей.

«Исламское движение Восточного Туркестана» (ИДВТ) — незаконная вооруженная уйгурская группировка, которая, по словам китайских властей, несет ответственность за большинство террористических атак и гибель сотен людей в Синьцзяне.

«ИДВТ является наиболее серьезным вызовом социальной стабильности, экономическому развитию и национальной безопасности Китая», — заявил на сессии ВСНП 10 марта комиссар по борьбе с терроризмом и вопросам безопасности КНР Чэн Гопин.

По мнению Александра Ломанова, ИДВТ обязательно отреагирует на принятый «антитеррористический» документ — пока на уровне «двустороннего обмена пропагандистскими заявлениями».

«Мусульмане СУАР обязательно будут заявлять о том, что этот акт нарушает их права и мешает исповедовать религию», — считает собеседник «Газеты.Ru».

С приветом из Сирии

В начале марта террористическая организация «Исламское государство» (ИГ, запрещено в РФ) опубликовала видео, ставшее очередным подтверждением обострения ситуации в СУАР.

На попавшем в сеть видеоролике показаны уйгуры, проходящие подготовку в лагере боевиков в Ираке и обещающие Китаю «реки крови».

Уйгурское население, незаконно отправляющееся в Ирак и Сирию через Юго-Восточную Азию и Турцию, чтобы присоединиться к террористическим группировкам, ставит под вопрос безопасность северо-западной границы КНР.

По словам Чэн Гопина, Китаю предстоит «досконально проверить, не становится ли Афганистан новым раем для экстремистских и террористических групп». «Такое масштабное изменение может означать серьезный вызов безопасности нашей северо-западной границе», — сказал комиссар КНР по борьбе с терроризмом.

Максим Михалев, впрочем, считает: риторика о «великой стене» от терроризма говорит о том, что Пекин задумался об ограничении влияния на СУАР своих соседей.

«Такая риторика главы государства даже по отношению ко все более взрывоопасному Синьцзяню, который граничит с нестабильным Центрально-Азиатским регионом, не может не настораживать, — считает эксперт. — Желание отгородиться от соседей указывает на возможное возрождение изоляционизма и отказ от глобализации».

«Особенно любопытно, что еще недавно Си Цзиньпин был ярым критиком такой позиции, прямо заявив об этом на проходившем в Давосе Всемирном экономическом форуме, комментируя возведение стены между Соединенными Штатами Америки и Мексикой. И вот теперь, спустя небольшой промежуток времени, о стене заговорили и в самом Китае», — добавил собеседник «Газеты.Ru».

Александр Ломанов отмечает, что связи уйгуров с ИГ интересуют китайское правительство в первую очередь по той причине, что «исход ИГ из Сирии — не за горами» и за этим последует «массовое возвращение уйгурских боевиков на территорию КНР».

По словам эксперта, китайское правительство не может игнорировать перспективу возвращения огромного количества закаленных в боях в Сирии уйгурских экстремистов на территорию страны и сидеть сложа руки.

«Китай однозначно будет подходить к проблеме как к вопросу первостепенной важности», — отмечает эксперт.

Судя по риторике государственных деятелей КНР на последних партийных мероприятиях, руководство страны решительно настроено корректировать и ужесточать свою политику в сфере нацбезопасности.

О намерении Китая активизировать политику в сфере обеспечения национальной безопасности и борьбы с распространением терроризма и экстремизма в ходе сессии ВСНП говорил и премьер Госсовета КНР Ли Кэцян.

Кэцян отметил, что приоритетом Китая в новых условиях становится обеспечение эффективной защиты госсуверенитета, безопасности и национальных интересов страны.

«Нужно тщательно организовывать действия по борьбе с терроризмом и по поддержанию общественной стабильности», — заявил премьер.

Удар слабеющего Трампа

По мнению Александра Ломанова, принятый 29 марта документ носит пропагандистский характер. «По сути, учителям, сотрудникам СМИ и работникам других общественных структур дается список вещей, которые они должны осуждать», — говорит эксперт, подчеркивая, что ни о каких четких санкциях в принятом документе не говорится.

По его мнению, правительство Китая стремится в первую очередь отделить религию от повседневной жизни граждан своей страны и особенно от образования. В случае религиозных образовательных учреждений, где такая политика невозможна, правительство КНР держит курс на «китаизацию» религии — создание своеобразного «ислама с китайской спецификой».

«Это попытка удержать религиозность мусульман СУАР в рамках светского государства в том виде, в котором Китай его представляет», — говорит Ломанов.

Китайские государственные СМИ заговорили о необходимости решать проблему экстремизма только мирными средствами и с помощью «мягкой силы» в ходе визита Си Цзиньпина в США для встречи с президентом страны Дональдом Трампом. Визит совпал по времени с американским ракетным ударом по сирийскому аэродрому 7 апреля.

Информагентство «Синьхуа», например, назвало решение Трампа нанести удар «первым признаком слабеющего политика, который хочет поиграть мускулами».

Кроме того, на заседании Совбеза ООН, посвященном американскому удару, глава китайской делегации Лю Цзеи заявил, что единственный выход из сирийского конфликта — «политический, а не военный».

По мнению Ломанова, первоочередная цель антиэкстремистских мер и заявлений официального Пекина — пропаганда. «Однако это не значит, что правительство Китая не будет принимать мер по борьбе с экстремизмом. Они действительно будут бороться, однако более тонкими методами — на уровне борьбы за умы молодежи», — говорит эксперт.

«Разумеется, плоды такой политики можно будет увидеть не раньше, чем через 10 лет, однако в этом есть и плюс — за такое долгое время у китайского правительства будет достаточно возможностей делать корректировки и исправлять свою политику», — добавил эксперт.

Китай > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 9 апреля 2017 > № 2134183

 Три удара по России.

Михаил Лунин

Начало апреля 2017 года ознаменовалось тяжелыми ударами по России. Они наглядно высветили многочисленные провалы власти. Причем все эти провалы связаны с внешней политикой, которую Кремль традиционно использует для отвлечения народа от нарастающей экономической стагнации.

Первым ударом стал теракт в Петербурге. Осуществил теракт выходец из Киргизии, который стал гражданином России. Подготовку к теракту по данным следствия осуществляла группа мигрантов из Средней Азии. В результате налицо полный провал миграционной политики власти. Несмотря на трескучую пропаганду о загнивании Запада, провале толерантности, ошибочности миграционной политики ЕС, Кремль в реальности осуществляет почти идентичную политику привлечения мигрантов. Проигнорировав многочисленные предупреждения о пагубности привлечения мигрантов, правительство начинает сталкиваться с последствиями своей политики. Причем они довольно схожи с европейскими проблемами. Увеличение количества мигрантов из исламских стран в Европе и России приводит к появлению благоприятной среды для пропаганды исламистов, что повышает вероятность совершения терактов или создания агрессивных этнических общин оказывающих постоянное давление на коренной народ государства. В России пока нет городских этнических анклавов как в Европе, но при продолжении нынешней политики Кремля это лишь вопрос времени. Их появление в России приведет к постоянным межнациональным конфликтам, что может спровоцировать острейший политический кризис и даже развал государства.

Предотвратить такое развитие событий можно с помощью ограничения миграции из бывших республик СССР и смены стратегии национального развития государства. Новая стратегия должна базироваться на основе принципов метасизма. В части применения к эмигрантам это означает обязательную смену этнической идентичности для получения полноценных гражданских прав. Для этого эмигранты из наций имеющих собственные государства должны присоединиться к одной из наций проживающей в России, что подразумевает под собой принятие культуры и религии выбранной нации. Только с помощью применения такой стратегии Россия сможет выжить в ходе нового великого переселения народов и обезопасить себя от наступления исламизма.

Вторым ударом явилась уступка Путина шантажу со стороны Лукашенко в ходе переговоров, которые происходили 4 апреля в Петербурге. В ходе конфликта Запада и России Лукашенко занял довольно двусмысленную позицию пытаясь получить преференции сразу с обеих сторон. При этом Белоруссия, формально находясь в союзе с Российской Федерацией, не поддержала ни один серьезный внешнеполитический шаг Кремля. Одновременно с этим руководство Белоруссии не только использует различные экономические преференции со стороны России, но и все время пытается получить новые экономические субсидии. Собственно для этого и понадобился Лукашенко публичный скандал, который раскручивался последние месяцы. По итогам переговоров Лукашенко получил льготную цену на газ, возможность свободного реэкспорта в Россию, возобновление поставок нефти, которая будет перерабатываться на белорусских нефтезаводах. В ответ на эти уступки Россия в очередной раз ничего не получила. Не произошло какого-либо шага в сторону более тесной экономической интеграции, создания общих избранных органов власти, создания реального военно-политического союза. Результат этих переговоров высветил окончательный тупик интеграции постсоветского пространства, так как она используется элитой республик не для действительного сближения, а лишь для получения различных преференций со стороны России.

Подобный исход попытки объединения был заранее предрешен стратегией Кремля, который попытался создать Евразийский союз, как своеобразную копию ЕС. Между тем любое экономическое объединение возможно только после создания военно-политического союза. В Европе первоначально было создано НАТО в 1949 году и только затем в 1951 году образовано Европейское объединение угля и стали, которое и стало зародышем Европейского союза. Попытка создания экономического союза без идеологии и политической интеграции элит заведомо обречена на провал. Особенно это касается постсоветского пространства, где в большинстве стран созданы олигархические или автократические режимы, которые всячески препятствуют стремлению народов к воссоединению. В таких условиях интеграция возможна только путем разрушения или подчинения этих режимов. Поэтому если Российская Федерация действительно хочет провести интеграцию евразийского пространства, то необходимы конкретные жесткие политические действия по созданию Евразийской республики.

Третьим ударом стала атака США на сирийскую авиабазу. Она показала, что Трамп сделал окончательный выбор в пользу компромисса с американскими глобалистами. Разменной картой в этом компромиссе стала Россия. Главной задачей Трампа всегда было восстановление экономического могущества Америки, а сделка с Россией рассматривались им как возможность усилить давление на Китай. В итоге Трамп отказался от идеи большой сделки с Россией для того, чтобы получить свободу рук на других направлениях политики своей администрации. Вот почему мечте Кремля о примирении с Западом, которой он тешится с 2014 года, не суждено сбыться. Атака на Сирию также окончательно обнажила слабость и нерешительность Путина, которую он с завидным постоянством демонстрировал во всех конфликтах. Реакция Кремля на атаку фактического союзника России в лице Сирии, если отбросить словесную шелуху, выразилась в том, что Россия никому ничего не обещала и борется с международным терроризмом, а защищать Сирию вовсе не обязана. С таким отношением у России точно никогда не появится надежных союзников, так как правительство любой страны будет твердо знать, что на защиту России нельзя положиться. Кроме того тогда становится непонятным, а что собственно говоря Россия делает в Сирии, если эта страна не является её союзником. Война не является способом борьбы с терроризмом, а всегда преследует геополитические цели. Если таких целей у Кремля нет, то российским войскам необходимо срочно уходить из Сирии. В любом случае атака американцев по сирийской базе довольно больно ударила по авторитету России на Ближнем Востоке, так как Кремль никак реально не ответил на это нападение.

Между тем с учетом того, что фактически Трамп решил продолжить курс на развязывание холодной войны против России ответ должен быть обязательно. Он не должен быть непременно в Сирии, где российские войска находятся во враждебном внешнем окружении. Самым лучшим вариантом стал бы курс на свержение на Украине проамериканского марионеточного режима. В реальности Кремль, скорее всего опять попытается ограничиться словесным поносом. В итоге подобная политика умиротворения неизбежно приведет к новым враждебным шагам Запада по отношению к России.

Таким образом, все три удара по России объединяет то, что они во многом стали результатом ошибочной и недальновидной политики Путина и его окружения. Поэтому только если к власти в России придут действительно патриотические силы, которые коренным образом изменят государство и общество, то появится возможность не допустить повторения подобных печальных событий.

Бурят-Монголия онлайн и офлайн: современная литература и историческая память

Иван Валерьевич Саблин (р. 1988)– старший научный сотрудник Центра исторических исследований НИУ ВШЭ СПб. Автор книги «Governing Post-Imperial Siberia and Mongolia, 1911–1924: Buddhism and Socialism in State and Autonomy Building» (2016).

Лилия Станиславовна Болячевец (р. 1994) – научный ассистент Центра исторических исследований НИУ ВШЭ СПб.

Сэрэнсамуу Бэликовна Будацыренова (р. 1996) – научный ассистент Центра исторических исследований НИУ ВШЭ СПб.

[1]

Введение

Интернет не только предоставляет национальным и этнокультурным сообществам новые возможности для быстрого увеличения массива дискурсивного материала, но и возвращает им контроль над языковым пространством, устраняя посредников в лице издателей, лингвистов и государственных институтов, давая возможность самостоятельного выбора языка и стиля общения. Особенно актуальны новые возможности для коренных народов, перед которыми остро стоит проблема сохранения и дальнейшего развития родных языков[2]. Не меньшее значение Интернет имеет и для другого маркера национальной идентичности – коллективного прошлого[3] и представлений о нем[4], – выступая в качестве инструмента информационной «демократизации» истории (в терминах Пьера Нора)[5], облегчающего производство и интерпретацию исторических нарративов без институциональных посредников. Интернет способствует развитию гетероглоссии не только в отношении языка, но и относительно представлений о прошлом и настоящем. В Сети личные истории пересекаются, сплетаются и контекстуализируются, становясь частью коллективного исторического опыта[6].

«Бумажная» литература так же играет важную роль в сохранении языкового и культурного разнообразия коренных народов, что выводит ее за рамки «печатного капитализма» в его интерпретации Бенедиктом Андерсоном[7]. Книги издаются как на государственных языках стран, в которых проживают коренные народы, так и на языках меньшинств и их диалектах, а в случае Бурятии – с применением разных систем письменности (кириллической и старомонгольской). Апеллирующая к личному и коллективному опыту литература коренных народов является средством противодействия культурной ассимиляции извне и сохранения внутреннего разнообразия (размывая при этом границы между внешним и внутренним) и выступает в качестве ключевого инструмента для сохранения исторической памяти[8].

В настоящей статье предлагается на основе анализа произведений современных бурятских авторов и глубинных интервью с писателями, издателями и лингвистами проследить за взаимовлиянием и взаимопроникновением сетевой и «бумажной» литературы, а также определить координаты Бурят-Монголии в глобальных языковых и исторических пространствах, в их онлайн и офлайн измерениях. Читая нарративные произведения Геннадия Башкуева, Алексея Гатапова, Анны Банаевой (опубликованные в «Facebook»), tri_tabuna (опубликованные на «Сайте бурятского народа», www.buryatia.org) и Булата Молонова (опубликованные в Сети, а затем вошедшие в книгу «Танец орла»)[9], авторы статьи обращали внимание на формы взаимодействия авторов с прошлым (личное или дистанцированное), на основные исторические периоды, к которым они обращались, а также на выбор языка.

Анализ произведений и интервью проводился в рамках модели релятивистских пространств[10]. В этом смысле Бурят-Монголия рассматривается не в качестве определенной географической территории, воображенной бурятскими интеллектуалами в начале XX века и нашедшей свое воплощение в национально-территориальной автономии Бурят-Монгольской Республики в 1923 году или в современной Республике Бурятия, а в виде множества отношений между людьми, текстами, местами, историями и легендами, формирующими это пространство[11].

Развитию онлайн среды бурятской литературы и исторической памяти способствовало не только отсутствие цензуры и минимальные затраты, но и кризис республиканского книжного рынка, вызванный сокращением государственного финансирования после распада СССР и проблемами с распространением литературы на языках этнических меньшинств в условиях рыночной экономики. В этом смысле цифровая среда стала формой выживания бурятской литературы. Эта среда повлияла и на ее формы и стили. В отличие от «бумажной», сетевая литература часто подчеркнуто двуязычна даже внутри отдельных текстов, причем превалирует русский язык, выступающий в роли связки между бурятскими авторами и читателями, в разной степени владеющими (или не владеющими) бурятским языком. Прямая связь с читателем и мгновенная публикация делают сетевую литературу поточной, хотя и не требуют от авторов постоянного производства контента (что отличает их от блогеров), приводят к превалированию кратких литературных форм и рассказов от первого лица.

Все это не только не мешает современным авторам публиковаться как в Интернете, так и на бумаге, но и позволяет им создавать новые стандарты печатной литературы. Ярким примером размывания границ между онлайн и офлайн средами может служить книга Булата Молонова «Танец орла»[12], включающая ранее опубликованные Интернет-зарисовки и воспроизведенное на двух языках с использованием нарочито устного стиля онлайн общение. Внимание бурятоязычного журнала «Байгал» (выходящего параллельно с русскоязычным «Байкалом») к местным историям и диалектам в контексте отказа от унификации языковой нормы, а также журнальные публикации и выход отдельных «бумажных» произведений в Сети делают обе среды частью единого литературного процесса.

Среды

Онлайн и офлайн среды литературного пространства Бурят-Монголии отличаются прежде всего инфраструктурой и взаимоотношениями с республиканскими органами власти. Литература на бурятском языке и литература Бурят-Монгольской (Бурятской) Республики имеют разные истории. Первая тесно связана с распространением буддизма и старомонгольской письменности в байкальском регионе в XVII веке, вторая – с институционализацией и стандартизацией советских письменных культур. Бурятская литература на старомонгольской письменности пережила тяжелейший кризис в период репрессий против буддизма, «панмонголизма» и других альтернативных большевизму идеологий и ценностных систем в 1929–1940 годах, когда книги массово уничтожались[13]. Фактически данная литературная традиция прекратила свое историческое существование после перевода бурятского языка на латинское (1930) и кириллическое (1939) письмо. Официальные попытки отделить Бурятию от общемонгольского культурного пространства привели к переименованию республики, языка и нации в 1956–1958 годах. Советская же бурятская литература как на русском, так и на бурятском языках в целом соответствовала стандартам социалистического реализма и выполняла характерные идеологические функции[14].

Общесоветские литературные тенденции, впрочем, не помешали появлению популярных и важных для развития бурятского языка авторов. Так лингвист Жаргал Бадагаров, например, отмечает художественное богатство языка поэта Дондока Улзытуева[15]. Кроме того, рост грамотности населения, говорящего как на бурятском, так и русском языках, и инфраструктура советской литературы, с ее писательскими организациями, «толстыми» журналами и многотысячными тиражами книг, привели к появлению массовой художественной литературы и к формированию самой профессии писателя. По мнению Геннадия Башкуева, начавшего карьеру в советский период, наличие инфраструктуры сказывалось положительно как на качестве литературных произведений, так и на уровне жизни отдельных писателей, включая его самого. С распадом Советского Союза распалась и эта система.

«А вообще в советское время была государственная политика, государственные издательства. Перед публикацией шла публикация в журнале – своего рода опытная площадка, фильтр. Скажем так, дилетанты и графоманы отсеивались на первоначальном этапе. Сейчас все это разрушилось, естественно. […] Писательство для меня – это основная работа, хотя, если бы не распад СССР, я бы сейчас цвел и пах. А так только мои пьесы в жанре комедий гуляют по России, а раньше пьесы были самыми кассовыми и высокооплачиваемыми, я бы сейчас жил лучше всех бизнесменов. Я считаю себя профессионалом, но из-за рыночных отношений и необходимости выживать в таком состоянии литературы приходится заниматься писательством как хобби. В неделю я могу четыре дня лихорадочно что-то делать в качестве журналиста, редактора, писать какие-то идиотские сценарии, а только два дня остается на хобби, то есть на писательство»[16].

Кризисные явления затронули и литературные журналы республики: «Байкал» едва не был закрыт в 2014 году из-за недостатка финансирования[17].

Несмотря на сохранение нескольких государственных и появление целого ряда частных издательств, выживают они в основном за счет поддержки республиканских или местных властей. В этом смысле важную роль играет Министерство культуры Республики Бурятия, которому удается поддерживать издательские проекты, несмотря на нехватку средств. В частности, министерство спонсирует некоммерческий проект «Буряад-монгол ном», ориентированный на поддержку бурятского языка, культуры и искусства. По мнению издателя и дизайнера Дмитрия Галсана, министерству удалось организовать «открытый и честный конкурс, в ходе которого выбираются книги на издание»[18]. Редактор журнала «Байгал» Галина Дашеева отмечает также поддержку органов местного самоуправления, оказанную проекту журнала «Почитая свою малую родину». Помимо активизации читательского интереса за счет местных аудиторий в отдельных районах республики, данный проект способствовал децентрализации языка и бурятского исторического нарратива через включение локальной и родовой памяти и местных диалектов.

«Что интересно, мы посредством работы над этим номером [одним из тематических] вырастили, не побоюсь этого слова, нового писателя. Его зовут Даши Аюшеев. Это человек в годах, ему где-то 80 лет. В журналистике и литературе не существует этого возраста»[19].

Децентрализация усилила зависимость рынка «бумажной» литературы от местной инициативы и деятельности отдельных энтузиастов. Издатель Дмитрий Галсан отмечает, что книжный рынок Бурятии испытывает те же трудности, вызванные падением уровня жизни и Интернет-пиратством, что и общероссийский. Распространение книг, практически не приносящее прибыли, остается основной проблемой, а государственная поддержка – в особенности контракты на издание учебной литературы – едва ли не единственным решением. Особенно остро кризис ощущается на рынке бурятоязычной литературы. Немаловажную роль играет и вынужденная урбанизация, связанная с отсутствием работы в деревне.

«Наша целевая аудитория – это бурятское население, которое знает бурятский язык и которое как раз-таки очень занято процессом выживания. Природная среда деревни как экономического пространства во многом подорвана»[20].

Особенностью рынка печатной литературы на бурятском языке является также ситуативность спроса. Так, Галина Дашеева отметила, что тираж номера, выпущенного к международному национальному фестивалю «Алтаргана», был быстро раскуплен, а переиздание стихов советского поэта Дондока Улзытуева популярностью не пользовалось. Жаргал Бадагаров подчеркивает недостаток авторов, пишущих на бурятском языке. По его мнению, издаваемых сегодня книг недостаточно «ни для образования, ни для адекватного культурного развития». Как и Галина Дашеева, он видит выход в развитии переводной литературы, особенно с монгольского языка, без которой «вырастить собственную литературу» не удастся[21].

Снижение количества часов преподавания родного языка и отказ партийных и правительственных элит от перевода школьных предметов на бурятский язык в позднесоветский период усугубили проблему сохранения бурятского языка. По данным исследователя Алдара Бадмаева, вместе с постоянным ростом бурятского населения с 1989-го по 2010 год число носителей бурятского языка сокращалось в среднем почти на семь тысяч человек в год[22]. Вкупе с ассимиляцией сельских носителей в городской среде эта политика привела к снижению престижа бурятского языка и ускорению русификации. Современные бурятские авторы, пишущие на русском, не знают бурятского или считают, что знают его недостаточно хорошо[23]. К негативным последствиям привело и резонансное решение Народного Хурала о необязательности изучения бурятского языка, принятое в начале 2014 года[24] и перечеркнувшее, по мнению Булата Молонова, усилия Министерства культуры по сохранению бурятского языка.

«А к министерской работе я в целом как отношусь: работают они, сохраняют и развивают, надеюсь. Хотя их коллеги? Хурал байна г? б даа манай? Арадай Хурал? [Хурал? Народный Хурал?] Они ведь проголосовали за законопроект в пользу добровольного изучения бурятского языка. То есть, если хочешь – изучай, а если не хочешь – можешь не изучать. После того, как его запустили, – все! Все отказались изучать бурятский язык. В БГУ, на Бурфаке, например, теперь непонятно, что творится. Поэтому они как бы одной рукой сохраняют, а другой – уничтожают. Политики… У них все непонятно. Одно министерство делает то, другое – это, а Хурал – совершенно другое»[25].

Внутри бурятского языка по-прежнему сохраняется иерархия, в которой хоринский диалект является основой литературного языка. Хотя ситуация меняется – в том числе и благодаря поддержке диалектов со стороны главы Буддийской традиционной Сангхи России Хамбо-ламы Аюшеева – так что языковой кризис привел к репозиционированию Бурят-Монголии в литературном пространстве. Журнал «Байгал» в 2013 году провозгласил курс на сближение с монгольской литературой.

«Это означает, что мы не будем жить отдельно, в автономии от Внутренней Монголии и Внешней Монголии. […] Вообще в каждом номере у нас представлена рубрика, где мы показываем достижения обратной связи с Монголией. Потому как именно в этом сегменте у нас есть огромный объем материала. […] Кроме того, сейчас появилось мнение, хотя и было оно уже, что нужно стать ближе к халха-монголам. Бурятский язык исчезает, а монгольский язык не исчезнет. Поэтому нужно постепенно переходить на него. Но, как я уже сказала, для нас, выросших на хоринском диалекте, это было бы чрезвычайно трудно»[26].

Немаловажную роль в сохранении языка играют премии и конкурсы, направленные на поддержку местных авторов, во время которых происходит активизация литературного процесса. Геннадий Башкуев, однако, не согласен с положительными оценками конкурсов для развития российской и мировой литературы: «Дух коммерции, который присутствует в отечественных премиях, и дух политики, который присутствует в международных премиях, дестабилизируют процесс». Критически относится он и к изданию книг авторами за собственные деньги, а также к исключительно сетевым публикациям, приводящим к «девальвации профессии». По его мнению, «каждый писатель считается писателем все-таки по “бумажному” варианту», хотя сетевая публикация может сопутствовать изданию в «хорошем» журнале[27]. Алексей Гатапов менее категоричен, считая тип медиа делом вкуса, однако так же предпочитает публиковать свои произведения в традиционном «бумажном» виде. Хотя он согласен с Башкуевым в том, что большие премии носят ангажированный характер и развращают литературную среду, а также подчеркивает важность конкурсов для молодых авторов[28].

В отличие от писателей, начавших карьеру в Советском Союзе, издатель Дмитрий Галсан, относящийся уже к постсоветскому периоду, полагает, что цифровая среда не является лишь приложением к печатной. По его мнению, конкуренция между онлайн и офлайн изданиями вызвана в том числе и разницей между поколениями в способах работы с информацией. Так «толстые» журналы практически не существуют для тех, «кто привык читать с экрана», но существуют для поколения «отцов, бабушек и дедушек». Как частный издатель он полагает, что бумажная книга «уйдет в формат дорогих развлечений», в формат «подарочного издания», но литература не исчезнет.

«Мне кажется, нет какой-либо линейной зависимости между количеством писателей и сложившейся инфраструктурой. Она помогает увеличить количество писателей, но до нуля она его свести не может. Просто есть люди, у которых “сила самовыражения” сможет пробить все. Я думаю, что в любой нации и в любом народе такие люди будут всегда. Такова природа человека, от этого невозможно уйти. Вот если язык исчезнет – да, тогда можно говорить о полном отсутствии писателей на таком языке. А вот если исчезнут книги и издательства, то это не значит, что и писатели исчезнут»[29].

Действительно, кризис литературной инфраструктуры советского образца и проблемы книжного рынка не помешали появлению целого ряда популярных Интернет-авторов, среди которых стоит отметить Булата Молонова (Мобу), tri_tabuna и Анну Банаеву. В процессе становления сетевой литературы особую роль сыграли гостевая книга, а затем форум «Сайта бурятского народа», постоянная аудитория которого начала складываться в 2001–2002 годах[30]. Развитие сайта предшествовало распространению в России «Живого журнала» и появлению социальных сетей нового поколения, прежде всего Facebook. По мнению Дмитрия Галсана, ключевую роль для становления Интернет-авторов как писателей сыграла прямая связь с читателями через комментарии. Сам феномен сетевого творчества он оценивает положительно.

«Как только у человека появляется возможность мгновенной связи с целевой аудиторией, он сразу становится востребованным. А для любого писателя эта востребованность, отдача читательской аудитории – это самое важное. Большинство писателей, я думаю, пишут ради этого, для того, чтобы их читали, а в случае проблемы регионализма и глобализма местные культуры получают в руки инструменты для самовыражения, осмысления и рефлексии… Это происходит потому, что этот ресурс подешевел. Раньше этот ресурс был очень дорог. Ресурс заключался в типографии, бумаге, ну и в конечной стоимости. А сегодня Интернет – это настолько дешевое и удобное средство передачи информации, что здесь прямая взаимосвязь между технологиями и развитием культур»[31].

Рост доступности технологий способствовал увеличению количества сетевых авторов. Если первые популярные онлайн писатели – Булат Молонов и tri_tabuna – стали авторами вместе с распространением Интернета, то Анна Банаева начала свою литературную карьеру как автор и переводчик на «бумаге» и лишь затем стала популярным сетевым автором. Впрочем, и Булат Молонов, и tri_tabuna впоследствии издавали свои работы в печатном виде. Развитию онлайн литературы, по мнению Дмитрия Галсана, способствовало также амбивалентное положение Бурят-Монголии в глобальном культурном и языковом пространстве: «Мы вытолкнуты и на окраину монгольского мира, и на окраину русскоязычного мира, и это дает какие-то такие интересные и совершенно странные миксы языков, менталитетов, мышлений»[32].

Для Булата Молонова двуязычность – важный стилистический прием. Он использует в своем творчестве русский как основной язык повествования, а бурятский – для отдельных терминов и реплик героев. По его мнению, это придает работам реальность, а также сближает его с читателями-бурятами. Кроме того, отвечая на вопрос, чем его привлекает сетевое творчество, автор отмечает свободу от конвенций и институтов.

«Пунктуацией прежде всего. Ну, и можно нецензурно выражаться [смеется]. С чем же это сравнить? Публикации в Интернете – они как дискотека, а книги... В них все, как на балу [смеется]. Все движения правильные, грациозные. Грамматические и прочие ошибки исправлены. Но есть же такие словечки, которые… иной раз, понимаете, хочется использовать? С ними все как-то вкуснее и точнее, что ли. А тут, в книжном варианте, это как-то не проходит. Например, у Пушкина как было? Когда-то Пушкин писал на языке, на котором все его окружение общалось. Это был живой язык. Но в наше время язык ведь не стоит на месте. В Интернете, например, при общении используется сленг. И на нем общаться комфортнее. Потому, на мой взгляд, тексты, опубликованные в Интернете, выглядят более живыми. И они более близки читателю, поскольку в них описывается повседневная, окружающая их реальность. Но это я так думаю – конечно, могу ошибаться. Но, с другой стороны, это не всегда правильно – публиковаться в Интернете. Это расслабляет писателя. Он, например, начинает игнорировать правила русского языка. Но что же тогда будет, если мы все станем писать “по-олбански”? Поэтому перед публикацией необходимо хотя бы давать тексты редактору для того, чтобы он исправил ошибки. Поэтому здесь все, конечно, не так однозначно»[33].

Стремление Булата Молонова к реализму и живому языку можно связать с его представлениями не только о читателях, но и о себе. Творчество Булат Молонов считает своим хобби.

«Для того чтобы быть настоящим писателем, наверняка, нужна какая-то большая работа над собой. Писать, писать, писать. А у меня большие тексты как-то не получаются – в основном короткие. Не могу долго корпеть над чем-то».

Положительно он относится и к литературным премиям. «Кому не приятно слышать о себе что-то хорошее? Я ведь тоже обычный человек, и, когда мне говорят приятные вещи, я радуюсь, сразу улыбаюсь»[34] (в 2016 году Булат Молонов удостоился премии имени Исая Калашникова[35]). Сравнивая позицию Булата Молонова с позицией «писателя-профессионала» Геннадия Башкуева, представляющего своих читателей как просвещенную публику, ценителей, литературных критиков[36], несложно заметить принципиальные различия, связанные, как кажется, именно с предпочтением того или иного типа медиа.

Темы

Различия в самоощущении не мешают представителям «бумажной» и сетевой литературы акцентировать свое внимание на прошлом Бурят-Монголии и бурят, хотя среда, в которой предпочитают работать авторы, и накладывает определенный отпечаток на их творчество. Так, работы Булата Молонова и Анны Банаевой отличает непосредственная вписанность в живой социальный контекст, реакция на актуальные изменения общества, а также взгляд на прошлое через призму личного или семейного опыта, тогда как Алексей Гатапов предпочитает дистанцироваться от своих героев – это скорее тенденция, чем правило. Так, Геннадий Башкуев в сборнике «Записки пожилого мальчика» апеллировал к опыту своих знакомых[37], а tri_tabuna публиковала на «Сайте бурятского народа» исторические рассказы от третьего лица[38].

Для Геннадия Башкуева, Алексея Гатапова, Булата Молонова, Анны Банаевой и tri_tabuna актуальна тема сохранения бурятского языка и позиционирования Бурят-Монголии (Бурятии) в культурном и языковом пространстве. Герои tri_tabuna разговаривают по-бурятски, а также сталкиваются с проблемой непонимания русского языка и советской идеологии, что можно считать проекцией личного опыта автора, признающегося в незнании бурятского языка[39]. Эта проблема является центральной в рассказе о бурятском солдате – участнике Великой Отечественной войны. Рядовой Жаргалай сначала выслушивает оскорбления от одного из офицеров, а затем сталкивается с этим же офицером, оказавшимся предателем, в ходе боевого задания, смысл которого он не до конца понимает.

«– Тебя судить будут, – сказал Лесекин рядовому Жаргалаю.

Жаргалай улыбнулся ему. “Дурак,” – подумал Лесекин.

– Переведи ему, – приказал он рядовому Бадмаеву, тот тоже был из бурят, но по-русски понимал и говорил даже без акцента. Бадмаев перевел. Жаргалай улыбался.

– На войне убивать надо, – втолковывал Лесекин Жаргалаю. – Вот ты... Вот зачем тебе винтовку дали? Ты из нее стрелять должен. Во врагов стрелять должен, иначе тебя убьют. Иначе родину нашу фашисты возьмут. Понимаешь?

Азиат ничего не понимал, но улыбался. Бадмаев перевел ему, Жаргалай заплакал»[40].

Обращается к этой теме tri_tabuna и в рассказе «Ласточкина скорлупа», в котором главные герои – дедушка и мальчик – не понимают друг друга. Правнук слушает рассказ прадеда на бурятском языке о природе и прошлом, делая вид, что понимает. Автор, присоединив к этому разговору бабушку мальчика, которая прерывает прадеда, tri_tabuna показывает уязвимость исторической памяти перед языковой ассимиляцией и безразличием последующих поколений.

«– Новый дом построил в сорок девятом году, – начал было дед свою речь, но тут открылась дверь дома и вместе с запахом лукового супа, который старик особо уважал, появилась его дочь.

– Да ты ему по-русски говори, он же не понимает. Ты же не понимаешь? – обратилась она к мальчику.

– Понимаю, – насупился внук.

– А что в руках у тебя?

– Скорлупа.

– Руки помой, сейчас кушать будем, – бабушка неодобрительно покачала головой, сходила за мылом и вручила его внуку, – хорошо только помой, а то лишаи начнутся.

– Да, в следующем году опять прилетят ласточки. Дом новый выстроили, а они все равно прилетели. Помнят, где их дом. Такая вот птица. Умная. Не переживай, что дочка сердится. Все равно прилетят.

Дед говорил, а внук стоял рядом и ждал, пока он закончит, потому что неудобно было уходить. Мыло в ладони размякло, а старый дед все продолжал что-то рассказывать, пока бабушка не повторила недовольным голосом, что обед ждет.

– Да потом расскажешь, – махнула она рукой»[41].

Анна Банаева в своих зарисовках подходит к теме языкового разрыва между поколениями с иронией, уделяя внимание собственному опыту.

«Бабушка была в ужасе. “Это что за имена понадавали девочкам!” – сказала она (на бурятском, конечно), и дала нам свои имена, бурятские. Но, кроме нее, эти имена никто и не знал. Даже я забыла. То ли Цырен-Дулма, то ли Цырен-Ханда. Потом я узнала, что почти в каждой бурятской семье детям давались вторые, секретные, имена. И даже третьи. Чтобы запутать злых духов. Я, наверное, сама злой дух, потому как сама запуталась, кого как зовут. Племянница, которую всю жизнь знала как Ларису, вдруг оказалась Жаргалмой. И ее в деревне, куда она вышла замуж, в Эдырмыке, только так и знают уже 25 лет. А никакую Ларису они знать не знают»[42].

О пренебрежительном отношении к бурятскому языку в контексте разрыва между поколениями и противопоставления города деревне упоминает в своем киносценарии «Шахматный сад» и Алексей Гатапов. Для него, как и для tri_tabuna, важен также интерес новых, послесоветских поколений к родному языку. Главная героиня «Шахматного сада» Сэсэг критично отзывается о смущении сельских носителей языка, которое они испытывают, разговаривая на бурятском языке в городе[43]. Затронутая писателями проблема сохраняет свою актуальность. По мнению Жаргала Бадагарова, «бурятам нужно как можно скорее избавиться от комплексов, привитых им еще в советский период, когда на родном языке общаться казалось неприличным или постыдным»[44].

Помещение Бурят-Монголии как в общемонгольский, так и в общесоветский (общероссийский) культурный контекст привело к разнообразию тем и сюжетов из прошлого, интересных писателям и профессионалам из мира литературы. Дмитрий Галсан отметил книгу Цзян Жуна «Волчий тотем», романтизирующую образ домодерной Внутренней Монголии в Китайской Народной Республике 1960-х годов, как одно из наиболее интересных произведений современной литературы[45]. Жаргал Бадагаров указал произведения крупнейших монгольских писателей XX века – Бямбына Ринчина, Цэндийна Дамдинсурэна, Сэнгийна Эрдэнэ – в качестве любимых. Через анонимный текст «Сокровенное сказание монголов» Бадагаров показывает важное место эпохи Чингисхана в общемонгольской исторической памяти[46]. К этому же периоду апеллирует и Алексей Гатапов, считающий роман «Тэмуджин» о Чингисхане, чьи деяния «оставили наиболее глубокие следы в истории стран и народов», – своим главным произведением[47]. Память о Чингисхане – ключевой фигуре для современной монгольской национальной идентичности[48] – встраивает Бурятию в общемонгольский и общеазиатский контекст «великого прошлого». Похожую функцию выполняет и память о гуннах, которая в современной литературе, впрочем, значительного освещения не получила, несмотря на отсылку к этой теме со стороны Анны Банаевой через ее героев – современных шаманов-сказителей[49].

Наиболее часты, однако, апелляции к памяти о XX веке. Здесь авторы и респонденты сконцентрировались на трех наиболее важных периодах. Центральное место занимает период строительства бурят-монгольской нации, предшествовавший появлению автономной республики в 1923 году и связанный с целой плеядой выдающихся политиков, мыслителей и ученых: Цыбена Жамцарано, Хамбо-ламы Итигэлова, Агвана Доржиева, Базара Барадина, Лубсана Самдана Цыденова[50] и других.

«В 1923 г. была создана БМ АССР. Это самое главное [событие бурятской истории], поскольку буряты, наконец, получили свой собственный политический проект»[51].

«Он [Лубсан Самдан Цыденов] организовал теократическое государство на территории Кижингинского района. Да, ему, наверное, ему, поставить памятник было бы классно, но он очень бы этого не хотел»[52].

Несмотря на интерес к этому периоду и его основным историческим фигурам, он так и не получил подробного освещения в художественной литературе, как сетевой, так и «бумажной». Следующая хронологически и не менее важная по значимости тема – период репрессий против бурятской интеллигенции, крестьян и буддизма – представлена в литературе значительно более полно. Тема репрессий связывает общесоветский и общемонгольский исторический опыт. Анна Банаева, к примеру, упоминает недавний конкурс памяти эмигрировавшего из СССР и казненного в Монголии писателя Сэнгийн Эрдэнэ в контексте связи прошлого и настоящего[53].

Тема антирелигиозного насилия стала центральной для рассказа tri_tabuna о мальчике Аюше, работающем в дацане и разговаривающем с Зандан-жуу – находящейся ныне в Эгитуйском дацане священной скульптурой Будды. Как и в рассказе о Великой Отечественной войне, для главного героя остается непонятной советская система как таковая. Погром дацана, убийство настоятеля и предполагаемый конец жизни Аюши представлен через призму мистического буддийского опыта и не означает смерти в европейском смысле этого слова. Аюша превращается в статую, и, хотя бурятские коммунисты и приказывают его сжечь вместе с Зандан-жуу[54], возвращение статуи буддийской общине в 1991 году оставляет надежду и на спасение Аюши. Анна Банаева подходит к истории через призму личного и локального опыта, рассказывая о попытках бурятского населения сохранить книги, статуи, танка (сакральные буддийские изображения на ткани) и другие культурные ценности, подвергавшиеся массовому уничтожению. Как и tri_tabuna, она упоминает о роли бурятских коммунистов в этой человеческой и культурной катастрофе[55].

Центральной темой для Геннадия Башкуева как публициста и публичного интеллектуала остаются репрессии, направленные против Цыбена Жамцарано, Базара Барадина и других «панмонголистов», и раздел Бурят-Монголии на три части в 1937 году[56]. При этом для его художественных произведений более важной темой является позднесоветский экзистенциальный коллапс: резкий контраст между провозглашенными идеалами советской системы и каждодневным опытом алкоголизма, воровства и лжи, переживаемым его героями. Моральный и физический упадок, перешедший из советского периода в постсоветский, важен и для творчества tri_tabuna, Булата Молонова и Алексея Гатапова. В отличие от Башкуева, Молонов и Гатапов видят выход из кризиса в улучшении материального положения и этической оппозиции упадку[57].

Анна Банаева уделяет много внимания гендерным аспектам поздне- и послесоветского социального упадка, акцентируя внимание на темах домашнего насилия, самоубийств, алкоголизма. Ярким примером может служить рассказ «Саяна», в котором Банаева обращается к темам убийства в семье и сиротства, курения и употребления спиртных напитков школьниками, самоубийств. Важным для Банаевой является опыт детей бурятских скотоводов в интернатах[58], что сближает ее с творчеством других сибирских писателей[59] и вписывает бурятский опыт в общую историю коренного населения Сибири и Дальнего Востока[60]. Булат Молонов также уделяет немало внимания гендерной тематике, рассматривая опыт конструирования маскулинности и бурятской этничности в школе, армии и других советских институтах[61].

Заключение

Несмотря на различия в инфраструктуре и самоощущении авторов, «бумажная» и сетевая литературы являются частью единого, хотя и гетерогенного, творческого процесса. Близость тем и внимание к одним и тем же историческим периодам обусловлены во многом реакцией авторов на экзистенциальный коллапс позднего советского общества, а также на переломные моменты бурятской истории: возникновение юридически признанного политического сообщества, репрессии, кризис и распад СССР. В художественной литературе наименее освещенным остается первый из этих периодов – момент основания модерной бурятской нации в начале XX века. Значительный интерес авторов и связанных с литературой интеллектуалов вызывают также общемонгольские исторические сюжеты, относящиеся как к периоду расцвета исторической Монголии, так и к сложному опыту построения социализма в трех странах с монголоязычным населением – СССР, Монголии и Китайской Народной Республике. Как усиление взаимодействия с другими монгольскими языками, так и распространение цифровых средств культурного самовыражения – не только сетевой литературы, но приложений для смартфонов и Интернет-кино – оказывают положительное влияние на языковую ситуацию и оставляют надежду на преодоление кризиса и сохранение богатства бурятского языка и его региональных диалектов.

[1] В данной работе использованы результаты проекта «Коренные народы Сибири между Вторым и Четвертым миром», выполненного в Центре исторических исследований НИУ ВШЭ СПб в 2016 году.

[2] McHenry T. Words as Big as the Screen: Native American Languages and the Internet // Language Learning & Technology. 2002. Vol. 6. № 2. P. 102–115.

[3] Coakley J. Mobilizing the Past: Nationalist Images of History // Nationalism and Ethnic Politics. 2004. Vol. 10. № 4. P. 531–560.

[4] Halbwachs M., Coser L.A. On Collective Memory. Chicago, 1992.

[5] Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас. 2005. № 2–3(40–41). С. 152–185.

[6] Chikonzo A. The Potential of Information and Communication Technologies in Collecting, Preserving and Disseminating Indigenous Knowledge in Africa // The International Information & Library Review. 2006. Vol. 38. № 3. P. 132–138.

[7] Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London, 1991.

[8] Episkenew J.-A. Taking Back Our Spirits: Indigenous Literature, Public Policy, and Healing. Winnipeg, 2009.

[9] Молонов Б. Танец орла. Улан-Удэ, 2014.

[10] Löw M. The Constitution of Space: The Structuration of Spaces through the Simultaneity of Effect and Perception // European Journal of Social Theory. 2008. Vol. 11. № 1. P. 25–49.

[11] О гетерогенности пространства исторической памяти см., например, дискуссии в: Ab Imperio. 2004. № 1.

[12] Молонов Б. Указ. соч.

[13] Государственный архив Республики Бурятия (ГАРБ). Ф. Р-475с. Оп. 1. Д. 1. Л. 59–62 (Докладная записка директора областного антирелигиозного музея А.И. Герасимовой председателю ЦИК и Совнаркома БМАССР Д.Д. Доржиеву о передаче имущества дацанов Агинского аймака в фонд музея. Совершенно секретно. 14 июля 1934 г.).

[14] Chakars M. The Socialist Way of Life in Siberia: Transformation in Buryatia. Budapest, 2014.

[15] Интервью с Жаргалом Бадагаровым. Улан-Удэ. 7 августа 2016 года.

[16] Интервью с Геннадием Башкуевым. Улан-Удэ. 3 августа 2016 года.

[17] Литературный журнал «Байкал» чуть не закрыли в преддверии «Года литературы» в Бурятии // UlanMedia. 2014. 26 декабря (http://ulanmedia.ru/news/byuriatia/26.12.2014/411123/literaturniy-zhurna...).

[18] Интервью с Дмитрием Галсаном. Улан-Удэ. 8 августа 2016 года.

[19] Интервью с Галиной Дашеевой. Улан-Удэ. 2 августа 2016 года.

[20] Интервью с Дмитрием Галсаном.

[21] Интервью с Галиной Дашеевой; Интервью с Дмитрием Галсаном.

[22] Бадмаев А. Сколько осталось жить бурятскому языку? (http://asiarussia.ru/articles/4572/).

[23] См.: www.buryatia.org/modules.php?name=Forums&file=search&search_author=tri_t... Интервью с Булатом Молоновым (по скайпу). 13 июля 2016 года.

[24] Хурал решил не делать изучение бурятского языка обязательным // Байкал Daily. 2014. 27 февраля (www.baikal-daily.ru/news/19/85113/).

[25] Интервью с Булатом Молоновым.

[26] Интервью с Галиной Дашеевой.

[27] Интервью с Геннадием Башкуевым.

[28] Интервью с Алексеем Гатаповым. Улан-Удэ. 22 августа 2016 года.

[29] Интервью с Дмитрием Галсаном.

[30] См.: https://web.archive.org/web/19960401000000*/http://buryatia.org.

[31] Интервью с Дмитрием Галсаном.

[32] Там же.

[33] Интервью с Булатом Молоновым.

[34] Там же.

[35] Идымова Ж. Бурятский автор, воспевший «головаров», получил литературную премию (http://asiarussia.ru/news/13440/).

[36] Интервью с Геннадием Башкуевым.

[37] Башкуев Г. Записки пожилого мальчика. Улан-Удэ, 2007.

[38] www.buryatia.org/modules.php?name=Forums&file=search&search_author=tri_t....

[39] Там же (записи от 26 мая, 28 мая и 23 июня 2004 года).

[40] Там же (запись от 23 июня 2004 года).

[41] Там же (запись от 27 августа 2008 года).

[42] www.facebook.com/abanaeva (запись от 29 июля 2016 года).

[43] Гатапов А. Шахматный сад // Байкал. 2006. № 3. С 119–150.

[44] Интервью с Жаргалом Бадагаровым.

[45] Интервью с Дмитрием Галсаном.

[46] Интервью с Жаргалом Бадагаровым.

[47] Интервью с Алексеем Гатаповым.

[48] March A.F. Citizen Genghis? On Explaining Mongolian Democracy through «Political Culture» // Central Asian Survey. 2003. Vol. 22. № 1. P. 61–66.

[49] www.facebook.com/abanaeva (запись от 20 июня 2016 года).

[50] Цыремпилов Н.В. Лубсан Самдан Цыденов и идея буддийской теократии в Забайкалье // Восток. 2007. № 6. С. 64–75.

[51] Интервью с Жаргалом Бадагаровым.

[52] Интервью с Булатом Молоновым.

[53] www.facebook.com/abanaeva (запись от 23 июля 2016 года).

[54] www.buryatia.org/modules.php?name=Forums&file=search&search_author=tri_t... (записи от 28 мая и 23 июня 2004 года).

[55] www.facebook.com/abanaeva (запись от 5 июня 2016 года).

[56] Интервью с Геннадием Башкуевым.

[57] См. подробнее: Boliachevets L., Sablin I. The Second or the Fourth World: Critique of Communism and Colonialism in Contemporary North Asian Literature // Ab Imperio. 2016. № 2. P. 385–425.

[58] www.facebook.com/abanaeva (запись от 2 сентября 2015 года).

[59] Вэлла Ю. Ветерок с озера. Ханты-Мансийск, 2008.

[60] Bloch A. Red Ties and Residential Schools: Indigenous Siberians in a Post-Soviet State. Philadelphia, 2004.

[61] Молонов Б. Указ. соч.

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2017, 2

Иван Саблин Лилия Болячевец Сэрэнсамуу Будацыренова

Развитие столичной агломерации обсудят на Московском урбанистическом форуме

Мероприятие объединит сразу несколько форматов: деловую программу, городской фестиваль, девелоперскую выставку и экспериментальные лаборатории.

VII Московский урбанистический форум пройдёт на ВДНХ с 6 по 12 июля. Тема форума в этом году — «Эпоха агломераций. Новая карта мира». Участвовать в мероприятии будут российские и международные эксперты, урбанисты, социологи, экономисты и представители власти.

Форум может стать самым масштабным за всю семилетнюю историю его проведения — он объединит сразу несколько форматов: деловую программу, городской фестиваль, девелоперскую выставку и экспериментальные лаборатории.

В течение двух дней — 6 и 7 июля — эксперты рассмотрят эффективные модели городского менеджмента и оценят лучшие подходы к управлению Московской агломерацией. Специалисты также обсудят, как сейчас развиваются Токио, Сеул, Нью-Йорк, Лондон, Пекин, Шанхай и Буэнос-Айрес.

К дискуссии могут присоединиться Мэр Стамбула Топбас Кадир, Мэр Карачи Акхтар Васим, главный планировщик Сингапура Лим Инг Хи, директор Департамента городского планирования Лос-Анджелеса Кен Берштейн, Мэр Казани Ильсур Метшин и другие официальные лица. Всего в мероприятиях форума примут участие порядка 400 экспертов, более 150 из них — иностранные специалисты.

Принципиально новым форматом форума в 2017 году станут экспериментальные лаборатории. Они пройдут с 3 по 7 июля. Профессионалы в области урбанистики, инженеры, а также предприниматели представят свои проекты развития Москвы. Рабочими темами станут «Мобильность и транспорт», «Жильё и строительство», «Качество жизни».

С 6 по 9 июля в программе форума проведение фестиваля. Он будет открыт для всех желающих. На фестивале пройдут лекции, городские квесты, концерты, дни открытых дверей, беговые и велоэкскурсии.

Павильон № 75 на ВДНХ станет новой площадкой форума, на которой откроется масштабная выставочная экспозиция площадью 14 тысяч квадратных метров. На выставке представят проекты развития Москвы, крупнейшие городские и девелоперские проекты России и стран-партнёров. Экспозиция будет открыта для посетителей все семь дней форума.

Московский урбанистический форум — ежегодная международная конференция в области градостроительства, архитектуры, экономики и стратегического планирования городов. Он проходит с 2011 года. В 2016-м форум посетили 17 тысяч человек, среди них участники из 42 стран.

Китайские танки испытываются в "арктических условиях".

В декабре-январе, то есть в самые холодные месяцы года, при температуре наружного воздуха ниже 35 градусов по Цельсию, были проведены испытания нового китайского легкого танка, сообщает "Военный Паритет" со ссылкой на китайский источник (8 апреля).

Испытания в северной провинции Хэйлунцзян длились 40 дней. Отмечается, что в таких экстремальных природных условиях испытывается не только техника, но и экипажи танков, которые должны освоить навыки применения техники. Климат этой провинции позволяет тестировать боевую технику поистине в арктических условиях, пишет источник.

Возникает вопрос. А где планируют использовать боевую технику, которую испытывают при столь низких температурах? Уж не на спорных ли островах южных китайских морей? И почему легкие танки? Чтоб на них как на резвых скакунах с воем и гиком помчаться в страну, которую при Мао презрительно называли "северной целиной"?

При участии Россотрудничества в Алма-Ате прошла международная книжная выставка

С 6 по 8 апреля в Алма-Ате прошла международная книжная выставка «По Великому Шёлковому пути». Она собрала известных литераторов, литературных критиков, издателей и промоутеров из Казахстана, России, Белоруссии, Китая и других стран Европы и Азии.

Программа выставки включила в себя не только посещение экспозиций, но и встречи с писателями, многочисленные презентации, круглые столы, рабочие совещания всех, для кого книги стали смыслом жизни.

Одним из наиболее посещаемых стендов стал стенд Правительства Москвы, на котором была представлена широко известная книжная программа, пользующаяся интересом не только в России, но и за её пределами. Особое внимание посетителей завоевали книги, изданные для слепых и слабовидящих детей, которые по окончании выставки будут переданы представителями издательства в специализированную библиотеку Алма-Аты. На выставке также состоялась презентация Календаря литературных событий Москвы на 2017 год.

Открывая выставку, консул Генерального консульства Российской Федерации, заместитель руководителя представительства Россотрудничества в Республике Казахстан Ирина Переверзева отметила особую важность работы выставки, которая знакомит не только с книжными новинками, но и с новыми течениями в литературе, тем самым помогая народам мира лучше понимать друг друга.

«Мы и есть террор»: лозунг политики США?

Елена ПОНОМАРЁВА

Четвёртый сезон американского телесериала «Карточный домик», вскрывающего явные и тайные смыслы американской политики, заканчивается словами президента США – героя сериала Фрэнка Андервуда: «Мы не сдаемся террору, мы и есть террор».

Реальность может быть намного страшнее кинематографического вымысла. Политика США вне зависимости от того, кто сидит в президентском кресле, с завидной регулярностью демонстрирует террористическую подоплёку. Антитеррористическая риторика, которой американские политики жонглируют на международных площадках, является лишь дымовой завесой – информационным прикрытием чего-то совершенно иного, порой прямо противоположного.

У каждого политика есть свой Рубикон. Новый хозяин Белого дома перешёл его в ночь с 6 на 7 апреля. Удар ВВС США по базе «Шайрат» Вооружённых сил Сирийской Арабской Республики привёл к необратимым для системы международных отношений последствиям: он похоронил надежды на возможность создания единого фронта борьбы с «чёрной чумой» XXI века.

59 крылатых ракет «Томагавк», пусть и плохоньких (долетели из них до цели лишь 23), разбомбили не только вооружение, склады с топливом и казармы сирийских военных, привели к человеческим жертвам, но и перечеркнули перспективы создания широкой антитеррористической коалиции.

Не верь хотя бы раз предавшему, гласит древняя мудрость. В политике вера и надежда – последнее, к чему можно апеллировать. Ценности, как говорит Иммануил Валлерстайн, становятся весьма эластичными, когда речь заходит о власти и прибыли. Для Трампа вопрос о его власти обострился. В условиях жёсткого внутриполитического противостояния Трамп, как Андервуд, выбрал самый кровавый козырь – демонстрацию способности убивать.

Причем американская администрация не стала утруждать себя поисками креативных подходов для обоснования агрессии: всё прошло по уже отработанному сценарию. Химическое оружие – хорошо зарекомендовавшая себя пугалка. Пока соберутся эксперты, пока будет вынесен вердикт, потом, если припрёт, можно и извиниться. Роль «пробирки Пауэлла» сыграло использование 4 апреля (якобы сирийскими военными) «химического оружия» неустановленного вида по позициям террористов ИГ в Идлибе. Вопрос: откуда может быть у сирийских военных химоружие, которое уже давно вывезено и находится под международным наблюдением, вообще не поднимался.

Разумеется, американский удар по опорной базе воздушной поддержки сирийского наступления на Идлиб и Ракку был предпринят не только с внутриполитической целью. Соединённые Штаты Америки на протяжении всей своей истории делали ставку во внешнеполитической игре на поддержку наиболее одиозных и кровавых режимов. Но если во времена СССР их агрессия сдерживалась, то с конца ХХ века она стала откровенно наглой. Именно США и НАТО взрастили международный терроризм – апробировали «эффект "Аль-Каиды"», закрепили за Афганистаном понятие «кладбища империй» и превратили его в мировой огород опиума. Именно они уничтожили светские режимы в Ираке и Ливии и способствовали появлению «Исламского государства». Именно они поддержали действия террористической Армии освобождения Косова и привели к власти в этом сербском крае убийц, чёрных трансплантологов и торговцев людьми.

Зная всё это, вряд ли стоит питать иллюзии, что США будут вести серьёзную борьбу с террористическими организациями, которые они же и породили. Отдельные эпизоды этой борьбы могут носить лишь ситуационный характер.

Как в Боснии в 1995 году, как в Косове в 1999 году, как в Македонии в 2001 году, США приходят на помощь своим «чадам». Удар по базе «Шайрат» был нанесён в тот самый момент, когда ценой невероятных усилий и колоссального напряжения сирийская армия совместно с российскими ВКС, с ливанскими, иранскими, афганскими добровольцами и ополченцами партии БААС освободила территории в провинции Хама и успешно развивала наступление на «столицу» ИГ Ракку. С военной, политической и гуманитарной точек зрения победа армии Башара Асада и сил, стоящих с ней плечом к плечу, близка и неизбежна, но тем ожесточённее сопротивляется враг, тем чаще занимает позиции в жилых кварталах и прикрывается мирным населением как живым щитом.

Террористы и их кураторы понимают, что возможностей сохранить своё присутствие в Сирии у них всё меньше. Рано или поздно террористические группировки будут уничтожены полностью. Этого США не могут допустить, так как в таком случае, во-первых, исчезнет рычаг давления на Россию, Иран, Сирию, весь Ближний Восток. Во-вторых, устоит режим Асада, а значит, победителем в войне окажутся Россия и её союзники. В-третьих, изменится геополитическое соотношение сил в мире, что повлечёт за собой колоссальные репутационные, а значит, и коммерческие издержки для «хозяев дискурса» в Америке. Выход в сложившейся ситуации новая администрация США видит в старых схемах – в спасении «своих сукиных сынов». Главным военным итогом американского авиаудара стало создание террористам условий не только для передышки, но и для перегруппировки сил перед контрнаступлением.

Итак, удар США по авиабазе «Шайрат» – многоходовая операция. Это сигнал, во-первых, внутриполитическим оппонентам Трампа. Во-вторых, лично Асаду и его окружению. В-третьих, сигнал террористическим группировкам – воюйте и дальше, когда нужно, мы всегда вас поддержим. Кроме того, это сигнал всему остальному миру и Китаю – отдельно: Америка была и остаётся гегемоном. Только в этом пункте разработчики политики Белого дома допустили крупный, если не роковой, просчёт: нанесение удара в момент, когда высокий гость из КНР находился с официальным визитом в США, с точки зрения китайской политической культуры выглядит попыткой публично унизить и вынудить к «потере лица». Это в Пекине запомнят крепко.

Ну и, конечно, это сигнал России. О том, что на базе могли находиться российские военные, авиация и техника, президент Трамп, отдавая приказ о ракетном нападении, не знать не мог. Значит сознательно испытывал на прочность позицию Кремля. Удивляться не стоит: борьба в мире никогда не прекращается, а геополитический противник никогда не станет другом.

Conoco и Nexen сократили добычу тяжелой нефти в Канаде.

Две компании, разрабатывающие нефтеносные пески в Канаде, сократили производство из-за нехватки синтетического нефтяного сырья, которая уже привела цены на нефть в США и Канаде к многомесячному максимуму, пишет агентство Рейтер.

После пожара на заводе компании Syncrude мощностью 350 тысяч баррелей в день было остановлено производство. В результате ConocoPhillips на 40% снизила добычу в рамках проекта Surmont мощностью 140 тысяч баррелей в день. Компания смешивает свою битумную нефть с синтетическим сырьем, создавая новую смесь нефти для транспортировки по трубопроводам.

Подразделение китайской CNOOC, Nexen Energy, также снизило добычу на проекте Long Lake на 48%, сообщила агентству два источника. На месторождении добывается около 40 тысяч баррелей неразбавленного битума.

В результате канадская нефть Western Canada Select с поставкой в мае подорожала до максимума за 22 месяца, торгуясь на 9,6 доллара ниже американской WTI. Смесь Mars Sour торгуется с дисконтом в 1,2 доллара — это наименьшая скидка с сентября 2015 года, а Light Louisiana Sweet дешевле WTI на 2,35 доллара — минимум с марта 2016 года.

В преддверии Дня войск ПВО замглавкома ВКС генерал-лейтенант Виктор Гуменный рассказал о характере воздушно-космической обороны России

Заместитель главнокомандующего Воздушно-космических сил (ВКС) генерал-лейтенант Виктор Гуменный рассказал о характере воздушно-космической обороны России.

По его словам, ВКС России должны быть способны не только уничтожать средства нападения противника в полете, но и поражать авиацию на аэродромах, а также носители высокоточного оружия.

«Специфика геостратегического положения России состоит в том, что основную угрозу ее военной безопасности представляют группировки средств воздушно-космического нападения иностранных государств. Опыт военных конфликтов последних десятилетий показывает, что одной обороной задач войны не решить. Это характерно и для воздушно-космической сферы вооруженной борьбы», — отметил генерал-лейтенант Виктор Гуменный.

По его словам, в связи с этим воздушно-космическая оборона Российской Федерации должна быть активной, мобильной и носить наступательный характер.

«Это означает, что требуется не только уничтожать средства воздушно-космического нападения в полете, но и поражать авиацию на аэродромах, уничтожать носители высокоточного оружия противника, в том числе надводные корабли и подводные лодки, подавлять систему управления авиацией противника, снижать эффективность применения орбитальной группировки космических аппаратов противника», — уточнил замглавкома ВКС.

Виктор Гуменный также отметил, что ВКС России способны отслеживать самолеты над Москвой на высоте 100 метров и больше.

«Если раньше у нас радиолокационное поле в Московской зоне ответственности противовоздушной обороны граница была на уровне 400-600 метров, то уже сегодня мы создали сплошное радиолокационное поле — 100 и даже ниже 100 метров. Полученный опыт будет использован и в других регионах страны.», — подчеркнул замглавкома.

Также генерал-лейтенант Виктор Гуменный сообщил, что российские военные объекты в Сирии надежно закрыты от атак с воздуха.

«За эти два года решением Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Российской Федерации и Министра обороны России мы создали группировку в Сирии. Сегодня прикрыты объекты нашей базы в Хмеймиме, объекты морского флота в Тартусе, тем самым мы обеспечили работу наших Воздушно-космических сил в части, касаемой применения авиации», — сказал заместитель главнокомандующего ВКС.

Кроме того, Виктор Гуменный рассказал, как обстоит ситуация со средствами противовоздушной и противоракетной обороны в Крыму. По его словам, в последние годы идет активное переоснащение вооружения и сейчас средства ПВО и ПРО на полуострове представлены самыми современными образцами.

Он также заявил, что перспективные зенитные ракетные системы (ЗРС) С-500 поступят на вооружение в Воздушно-космические силы России в ближайшее время.

«Войска противовоздушной обороны осуществляют массовое переоснащение войск на новые системы ПВО. Это уже широко известные не только в нашей стране, но и за рубежом комплексы «Панцирь-С» и С-400. А в ближайшее время ожидается поступление ЗРС С-350 «Витязь» и С-500, ряда перспективных радиолокационных станций», — сказал замглавкома ВКС.

Генерал-лейтенант Виктор Гуменный уточнил, что к 2018 году в радиотехнических войсках доля современного вооружения и военной техники будет на уровне 66%, а в зенитных ракетных войсках — 68%.

«Сегодня по зенитным ракетным войскам у нас около 55% современного вооружения, по радиотехническим войскам — в районе 53%. Мы уверены, что при выполнении гособоронзаказа на 100% на 1 января 2018 года у нас в зенитных ракетных войсках и в радиотехнических войсках доля современных образцов вооружения и военной техники приблизится к 70%, то есть мы идем даже с опережением графика, — сказал замглавкома ВКС. — К 1 января 2021 года, то есть на конец 2020 года, безусловно, мы выполним решение Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Российской Федерации и Министра обороны России и в войсках противовоздушной и противоракетной обороны доля современного вооружения будет не менее 70%».

По его словам, в боеготовом состоянии к этому сроку будет 95-97% всей техники.

Генерал-лейтенант Виктор Гуменный также рассказал об организации и подготовке команды Вооруженных Сил России к конкурсу «Ключи от неба» Армейских международных игр–2017.

«В этом году к нам подключается Алжир, Иран и Армения, поэтому будет гораздо сложнее», — сказал замглавкома ВКС России.

Помимо этого, в конкурсе примут участие команды из Китая, Белоруссии, Казахстана.

По заявлению генерал-лейтенант ВКС Виктора Гуменного, сейчас в войсках идет подготовка ко всеармейскому этапу конкурса «Ключи от неба», который определит лучшие российские боевые расчеты ЗРС С-400, С-300ПМ, С-300ПС, боевых машин зенитного ракетно-пушечного комплекса «Панцирь-С».

Замглавкома ВКС также отметил, что были учтены все особенности проведения конкурса в 2016 году, и «Ключи от неба-2017» станут ещё более динамичными и зрелищными.

Департамент информации и массовых коммуникаций Министерства обороны Российской Федерации

Полиция специального административного района КНР Гонконг изъяла крупнейшую за 10 лет партию марихуаны стоимостью 30 миллионов гонконгских долларов (примерно 3,86 миллиона долларов США), сообщает местная радиостанция RTHK.

Сообщается, что полиция изъяла как сам наркотик, так и оборудование для его выращивания. Были арестованы четыре человека. Также полиция изъяла собственность задержанных на 10 миллионов гонконгских долларов.

По данным газеты South China Morning Post, среди задержанных трое гонконгцев и гражданка Индонезии.

В ходе рейда стражи порядка изъяли в обшей сложности 1,3 тысячи растений. По данным полиции, марихуана выращивалась для потребителей на территории Гонконга.

Иван Булатов.

Китай и США должны усиливать сотрудничество в военной сфере, развивать и совершенствовать механизм диалога, заявил в субботу председатель КНР Си Цзиньпин.

Президент США Дональд Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин встречались во Флориде в США 6-7 апреля.

"Стороны должны совместно непрерывно усиливать взаимное доверие и сотрудничество военных", — приводит в субботу МИД КНР слова Си Цзиньпина по итогам встречи с Трампом.

По словам китайского лидера, Китай и США также должны непрерывно использовать и совершенствовать механизм оповещения друг друга о важных военных действиях, а также совершенствовать нормы поведения для обеспечения безопасности в морском и воздушном пространстве.

"Военная безопасность и взаимное доверие в этой сфере являются основной стратегического взаимного доверия Китая и США. Сторонам необходимо поддерживать контакты военных на всех уровнях, продолжать развивать механизм диалога и консультаций министерств обороны, диалог консультаций по вопросам безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе", — сказал председатель КНР.

Иван Булатов.

Бывший вице-губернатор китайской провинции Цзянсу Ли Юньфэн, подозреваемый в коррупции, исключен из рядов коммунистической партии Китая и отстранен от госслужбы, сообщила в субботу Центральная комиссия по проверке дисциплины Коммунистической партии Китая (КПК).

В ходе внутрипартийного расследования было установлено, что Ли Юньфэн нарушил правила компартии Китая, использовал общественные средства в личных целях. Его незаконно нажитое имущество будет конфисковано. Дело чиновника передано в судебные органы.

Он был отстранен от должности вице-губернатора провинции Цзянсу в июне 2016 года.

Центральная комиссия по проверке дисциплины — важный орган Компартии, созданный для борьбы с коррупцией и другими злоупотреблениями в ее рядах. Комиссия проводит внутрипартийное расследование, после чего принимает решение о передаче дела в судебный орган.

Крупномасштабная кампания по борьбе с коррупцией началась с приходом к власти в 2012 году председателя КНР Си Цзиньпина. С тех пор тысячи чиновников были наказаны за нарушение партийной дисциплины и коррупцию.

Иван Булатов.

Геворг Мирзаян, доцент департамента политологии Финансового университета при правительстве РФ, для РИА Новости

Противники Трампа не знают, как реагировать на авиаудар США по Сирии. И не понимают, что президент будет делать дальше.

Переобулись

"Если я и решу атаковать Сирию, то сделаю это неожиданно, а не буду заранее растрезвонивать по СМИ как идиот", — обещал Трамп еще в 2013 году. И сейчас свое слово сдержал. Идиотами же выглядят именно американские СМИ.

Во-первых, потому, что, как верно отмечают некоторые комментаторы, удар Трампа по Сирии был, скорее, ударом по "коллективному CNN" — своре либеральных СМИ, которые систематически и целенаправленно облаивали нынешнего президента по любым поводам, в том числе и в связи с его бездействием по Сирии.

Теперь эти хейтеры Трампа вынуждены в прыжке переобуваться и делать неслыханное – хвалить хозяина Белого дома.

"Менее чем за неделю дипломатия Трампа преодолела световые годы в своем развитии. Он не просто вернулся к позиции Обамы по Асаду, но и перепрыгнул ее. Также возникает ощущение, что Трамп наконец-то вернулся к нужному варианту разговора с Россией, к которой он раньше относился гораздо мягче, чем другие американские президенты", — пишет редактор CNN Ник Робертсон.

Вынуждены были похвалить Трампа и его противники в Конгрессе, в частности, — лидеры демократов в Сенате Чак Шумер ("это было правильное решение") и в Палате представителей Нэнси Пелози ("это был пропорциональный ответ").

Тем самым они серьезно подрывают основы всей антитрампистской кампании, предполагающей именно постоянную критику Трампа за все, что оно делает, позиционирование его "черной" стороной в политической дихотомии. Кроме того, левые общественные критики, вовлеченные в войну демократов против Трампа как "разжигателя войны", рассматривают лидеров "ослов" как переметнувшихся в лагерь президента.

Во-вторых, они до сих пор не понимают смысла поступка хозяина Белого дома. "Даже при президенте, позиционирующем себя хладнокровным прагматиком, моральные грани лидерства нашли способ осесть в Овальном кабинете. Эмоциональная дистанцированность Дональда Трампа оказалась пробита простыми и неизгладимыми из памяти картинами страдающих детей в сирийском Идлибе", — пишет корреспондент The Washington Post Дэвид Игнациус.

"Трамп всегда был против вовлечения в дела Ближнего Востока, говорил, что это будет лишь помогать нашим врагам и создавать новые волны беженцев. И вот теперь он увидел картинку по телевизору", — утверждает консервативный журналист Энн Колтер.

Однако идея о том, что Трамп принял решение об ударе по Сирии из-за фоток страдающих детей не соответствует логике, ведь в этом случае он бы разбомбил скорее оппозицию (ведь даже Маккейн, наверное, понимает, что химическое оружие в Идлибе принадлежало не Асаду). Она не соответствует и реалиям процесса принятия решений в США, где у президента нет полномочий Ким Чен Ира.

Каким бы импульсивным ни был бы Трамп, он не станет предпринимать такие действия с кондачка, в ином случае он никогда не смог бы создать бизнес-империю.

Другие эксперты пишут, что никакого кондачка не было, а имела место эволюция подхода Тармпа ко внешней политике. И теперь так будет всегда. "Это была первая проверка Трампа на мужество с тех пор, как он стал президентом. И Трамп показал, что будет давать свой ответ на все события, которые происходят в мире… что его твиты периода президентства Обамы и четкие заявления об изоляционизме в ходе предвыборной кампании изжили свое. Он теперь действует не как циничный реалист, а как — осмелюсь ли я такое сказать — неоконсерватор", — отмечает известный американский консервативный журналист Джон Подгорец.

"Трамп продемонстрировал, что его внешняя политика отличается от той, которую проводил его предшественник – она более агрессивная и авантюристская. Не за это Трамп выступал в ходе кампании", — пишет редактор The American Conservative Роберт Мерри.

Однако прежде чем хоронить внешнеполитическую доктрину Трампа, ее было бы неплохо прочитать.

В ней Трамп не только говорит о том, что пора заняться Америкой, но и добавляет, что в случае вызовов для США (а история с химическим оружием была именно вызовом, и даже не столько для Штатов, сколько для Трампа) необходимо отвечать жестко и решительно.

К тому же Трамп (по крайней мере, на момент сдачи статьи) не похоронил ключевой другой пункт своей стратегии, касающийся отказа от смены режимов. Его заявления о том, что "теперь мы не заточены на свержении Асада" до сих пор не дезавуированы.

Судя по всему, уже в ближайшее время американские СМИ поймут ограниченность действий Трампа, и будут требовать от него продолжения ближневосточного банкета.

Энтони Блинкен, занимавший пост замгоссекретаря при Обаме, предлагает Трампу проводить "умную дипломатию". А именно — сочетать более активное вмешательство в сирийскую гражданскую войну, увязку будущего российско-американской антитерроритической кампании с отказом Кремля поддерживать Асада, убедить Москву понять и простить авиаудары и т.п.

То есть заниматься тем, на чем погорела администрация Обамы – втягиваться в сирийскую заваруху без инструментов влияния и вопреки американским национальным интересам, которые заключаются в а) уничтожении ИГ* без разницы чьими силами и б) обеспечении безопасности государства Израиль от угроз со стороны исламистов или аятолл.

Причем интерес "б" гарантируется не свержением Асада и ограничением влияния Москвы, а наоборот – сохранением у власти в Сирии вменяемого президента (который и раньше демонстрировал готовность выйти из-под иранского влияния), а также усилением присутствия России в Сирии как контрбаланса Ирану.

И вот тогда наступит время настоящего теста внешней политики Трампа, а также его адекватности и готовности исполнять обязанности главы самой мощной державы мира.

Если Трамп пойдет на поводу у Блинкена и его единомышленников, то он фактически будет реинкарнацией Буша, причем с куда менее благоприятными вводными (совокупная мощь Америки в виде экономики, имиджа, внутреннего единства и армии в 2001 году была выше, чем в 2017) и большей импульсивностью.

Если же Трамп останется Трампом, и нынешний удар по Сирии станет единичным шагом для реализации тактических задач (отвлечь СМИ, доказать крутизну американским избирателям и лидеру КНР Си Цзиньпину, который был с визитом в США в этот момент), то тест можно считать пройденным.

Завершился двухдневный официальный визит в США председателя КНР Си Цзиньпина, проходивший 6 и 7 апреля. Китайский лидер встретился с президентом Дональдом Трампом. Переговоры глав государств проходили в закрытом режиме в поместье Трампа Мар-а-Лаго в штате Флорида. Темами переговоров стали ядерная программа КНДР, торговая политика и ряд региональных вопросов.

Бомбежки вместо гамбургера из "Макдональдса"

Встреча началась с конфуза: не всем китайским гостям хватило места в поместье американского президента. "У нас возникли вопросы с количеством комнат в связи с размером китайской делегации", — рассказал журналистам пресс-секретарь Белого дома Шон Спайсер. В итоге они были вынуждены снимать номера в ближайшей гостинице.

Первый день визита завершился торжественным ужином. Ситуация снова была неловкая. Многие вспоминали одно из давних скандальных заявлений Трампа, когда он еще не был избран президентом. В 2016 году, рассуждая о гипотетической встрече с Си Цзиньпином, Трамп в своем фирменном стиле заявил: "Я бы не закатил в его честь ужин! Я бы дал ему гамбургер из "Макдональдса" и сказал бы, что пора приступить к работе, поскольку вы не можете и дальше девальвировать юань".

И это еще относительно мягкое заявление по китайской теме. До избрания Трамп называл КНР "страной-спекулянтом", говорил что Пекин "изнасиловал экономику США" и "совершил самую крупную кражу в мировой истории".

Угощал ли американский лидер главу КНР гамбургерами — неизвестно (как выяснили репортеры, в меню точно были стейки и камбала в шампанском). Зато прямо во время ужина Трамп сообщил Си Цзиньпину, что США нанесли ракетный удар по Сирии. Это многое говорит о демонстративном и даже театральном характере самой атаки — очевидно, что Трамп рисовался перед китайским лидером. Американские СМИ также с большой помпой рассказывали об ударе по базе Шайрат, в то время как российское Министерство обороны отмечало крайне низкую практическую эффективность этой атаки.

Забавной была трактовка реакции Китая. Американский госсекретарь Рекс Тиллерсон заявил, что председатель КНР якобы "отнесся с пониманием" к авиаудару, так как Вашингтон отвечал Дамаску за химическую атаку в Идлибе, которую США приписывают режиму Башара Асада. Но вот официальный ответ Пекина был другим. "Что касается сирийского вопроса, то Китай придерживается позиции, которая заключается в необходимости разрешения ситуации политическим путем", — заявил представитель МИД Хуа Чуньин.

Из Флориды — на Аляску

Протокольные итоги встречи с американской стороны для прессы подвел Рекс Тиллерсон. "У американского президента и главы КНР состоялись продуктивные встречи в позитивном ключе", — утверждал он. При этом госсекретарь отметил, что Трамп поставил перед лидером Китая вопросы о "равном доступе на рынки для американских и китайских компаний и товаров" и о "положении американских работников". Известно, что одним из предвыборных пунктов кампании Трампа был "возврат предприятий и рабочих мест обратно в США", в том числе — из Китая.

Си Цзиньпин со своей стороны, как сообщило агентство Синьхуа, во время встречи с Трампом призвал конструктивным образом решить существующие между двумя странами проблемы. "Необходимо надлежащим образом урегулировать чувствительные вопросы, конструктивным образом контролировать существующие противоречия", — сказал китайский лидер.

В ходе встречи Китай также ознакомил США с планом урегулирования ситуации вокруг ядерной программы КНДР. По словам главы МИД КНР Ван И, формула Пекина — это "приостановка в обмен на приостановку". КНДР прекращает ракетные пуски и сворачивает ядерную программу, а США и Южная Корея прекращают военные учения. Напомним, что ранее на подобное предложение представитель Госдепартамента Марк Тонер уже ответил отказом: "Эта идея нежизнеспособна, поскольку речь идет о двух совершенно разных видах военной деятельности. Это все равно что сравнивать яблоки и апельсины".

После встречи с Трампом Си Цзиньпин сделал остановку на Аляске в городе Анкоридж, где встретился с губернатором Биллом Уолкером. Руководитель штата лично встречал лидера китайских коммунистов в аэропорту. На сегодняшний день КНР является одним из центральных торговых и экономических партнеров Аляски. Китайские компании активно закупают в штате различные природные ресурсы, потребительские товары и продукты питания. Аляска также наиболее популярный штат у китайских туристов.

Андрей Веселов.

Председатель КНР Си Цзиньпин и президент США Дональд Трамп в ходе совместной встречи в пятницу общались более семи часов, заявил глава МИД КНР Ван И.

Президент США Дональд Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин встречались 6-7 апреля во Флориде. В пятницу состоялись переговоры лидеров двух стран.

"Эта встреча стала первой личной встречей лидеров КНР и США после прихода к власти новой американской администрации. Лидеры двух стран провели углубленный обмен мнениями, который длился более семи часов, стороны обменялись мнениями по вопросам китайско-американских отношений и важных международных и региональных проблем, представляющих взаимный интерес, достигли важного консенсуса по многим вопросам", — приводит МИД КНР слова Ван И.

По его словам, стороны высоко оценили состоявшуюся встречу.

Как отметил министр иностранных дел КНР, стороны договорились поддерживать тесные контакты путем встреч, телефонных переговоров и корреспонденции. По словам Ван И, стороны объявили о создании четырех механизмов диалога на высоком уровне: диалога по безопасности и дипломатии, всестороннего экономического диалога, диалога по безопасности в правоохранительной сфере и киберпространстве, а также диалога в социальной и культурной сфере. При этом Ван И подчеркнул, что уже начата работа диалоговых механизмов по безопасности и дипломатии, а также по экономике.

Иван Булатов.

Китай ознакомил США со своим планом, предлагающим приостановку ядерной программы КНДР в обмен на приостановку военных учений США и Южной Кореи для разрешения ситуации на Корейском полуострове, заявил глава МИД КНР Ван И по итогам поездки председателя Си Цзиньпина в Соединенные Штаты.

Президент США Дональд Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин встречались 6-7 апреля во Флориде.

Ранее глава МИД КНР Ван И заявил, что предлагает КНДР приостановить ракетные пуски и развитие ядерной программы в обмен на приостановку военных учений со стороны США и Южной Кореи. По его словам, эта "приостановка в обмен на приостановку" поможет в будущем посадить стороны за стол переговоров.

"Стороны также провели обмен мнениями по другим важным вопросам… Китайская сторона ознакомила (США) со своим предложением о "приостановке в обмен на приостановку" для разрешения проблемы на Корейском полуострове, надеется достичь прорыва для возобновления переговоров", — приводит в субботу МИД КНР слова Ван И.

При этом глава МИД КНР отметил, что в ходе визита в США китайского лидера Китай подтвердил приверженность денуклеризации Корейского полуострова, приверженность защите мира и стабильности на полуострове и поддержку позиции, заключающейся в необходимости разрешать вопросы путем диалога и консультаций. По словам Ван И, стороны в ходе беседы согласились поддерживать тесные контакты по проблеме Корейского полуострова.

Ван И также сказал, что китайская сторона вновь выступила против размещения американской системы ПРО THAAD в Южной Корее.

Иван Булатов.

Президент РФ Владимир Путин направил поздравительную телеграмму главе Таджикистана Эмомали Рахмону, выразив уверенность, что страны и впредь будут укреплять стратегическое партнерство, координировать усилия в противодействии международному терроризму и отвечать другим вызовам региональной безопасности.

Дипломатические отношения между Россией и Таджикистаном были установлены 8 апреля 1992 года.

"Убежден, что мы будем и впредь всемерно укреплять отношения стратегического партнерства между Россией и Таджикистаном, координировать усилия в противодействии международному терроризму, экстремизму, трансграничной преступности и другим вызовам региональной безопасности. Это, несомненно, отвечает нашим общим интересам, идет в русле обеспечения мира и стабильности в Центральной Азии", — говорится в сообщении на сайте Кремля.

Путин отметил, что в течение прошедших лет российско-таджикские связи плодотворно развивались на основе добрых традиций дружбы, объединяющих наши народы. Также, добавил он, заключено более 150 двусторонних соглашений, регулирующих сотрудничество в политической, экономической, военной, научно-технической, культурной и других сферах.

Кроме того, налажено эффективное взаимодействие в рамках СНГ, ОДКБ, ШОС, ООН, ОБСЕ и других многосторонних структур.

Дипломатические отношения между РФ и Таджикистаном были установлены 8 апреля 1992 года. 25 мая 1993 года был заключен Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. С тех пор было подписано более 130 межгосударственных, межправительственных и межведомственных соглашений, регулирующих сотрудничество в политической, экономической, военной, гуманитарной и других областях.

Самолет председателя КНР Си Цзиньпина сделал остановку на Аляске, где он пообщается с губернатором Биллом Уолкером, сообщает агентство Ассошиэйтед Пресс.

По информации агентства, китайский лидер попросил организовать ему встречу с губернатором штата, где его самолет осуществлял дозаправку. "У нас есть огромный потенциал (сотрудничества — ред.) в нефтегазовой, туристической, рыболовецкой, воздушно-грузовой и минерально-ресурсной отраслях", — цитирует агентство слова Уолкера.

Как сообщается, для Си Цзиньпина, членов его семьи и делегации также будет организовано посещение главных достопримечательностей Аляски.

Президент США Дональд Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин встречались 6-7 апреля во Флориде.

Для ЮАР настали черные дни

Действия президента ЮАР привели к экономическому кризису

Иделия Айзятулова

Экономическая политика президента Южной Африки Джейкоба Зумы и его действия по устранению конкурентов привели к серьезным проблемам, которые сейчас заметны не только внутри страны, но и за ее пределами. Рейтинговые агентства давно говорили о возможном понижении рейтинга Южной Африки — и в начале апреля это сделало S&P. Поводом для пересмотра рейтинга стало увольнение министра финансов Превина Гордхана, критиковавшего Зуму и боровшегося с коррупцией.

Экономисты предсказывали, что увольнение Превина Гордхана и разногласия в правящем Африканском национальном конгрессе (АНК) нанесут вред экономике Южной Африки, которая в прошлом году выросла всего на 0,5% и имеет уровень безработицы около 27%. 3 апреля рейтинговое агентство Standard & Poor's (S&P) понизило кредитный рейтинг Южной Африки до «мусорного» (BB+), заявив, что перестановки в кабинете президента Джейкоба Зумы на прошлой неделе поставили под угрозу экономический рост. На пост министра финансов был назначен союзник Зумы Малуси Гигаба, который до этого занимал пост главы МВД.

«Необходимость радикальной экономической трансформации возникла из-за критики, что структура южноафриканской экономики довольно давно не менялась. Мы не уделяли достаточного внимания реальной экономике, индустриализации, обеспечению того, поддержке предпринимателей и промышленников, особенно среди чернокожих», — заявил журналистам новый министр финансов Гигаба. Однако эксперты отмечают, что никто не может однозначно определить термин «радикальная экономическая трансформация», поэтому пока непонятно, какие инициативы предпримет новый министр.

Возможно, ими станут быстрое перераспределение земельных владений, принудительные изменения в доле владения акциями и более высокие налоги на богатство — в связи с тем, что около 10% населения — в основном белые — по-прежнему владеют по меньшей мере 90–95% всего богатства в стране, пишет CNBC.

Действия Зумы приведут к тому, что кредитный рейтинг ЮАР будет понижен до «мусорного» и другими рейтинговыми агентствами. Сейчас Южная Африка оценивается на одну ступень выше «мусорного» в Fitch (BBB-) и на две ступени — в Moody's (Baa2). S&P сохранило «негативный» прогноз по ЮАР, а это означает, что достаточно высока вероятность его дальнейшего понижения.

«По нашему мнению, изменения в исполнительной власти, инициированные президентом Зумой, поставили под угрозу финансовые результаты и экономический рост ЮАР. Негативный прогноз отражает наше мнение о том, что политические риски в текущем году останутся повышенными, и эти изменения политики вероятны», — заявили в S&P. Кредитный рейтинг был понижен до такого уровня впервые за 17 лет.

Агентства говорили о возможном понижении рейтинга еще в октябре прошлого года, и тогда власти ЮАР (в лице уволенного министра финансов Гордхана) заявили о намерении увеличить сбор налогов (приблизительно на 43 млрд рэндов ($3,1 млрд) в течение двух лет) и сократить бюджетные расходы на 26 млрд рэндов ($1,9 млрд).

Гордхан считался воплощением борьбы с коррупцией, заблокировав некоторые сомнительные законопроекты других членов правительства Зумы, поэтому после его увольнения в правящей партии АНК наметился кризис, отмечает The Guardian.

Южная Африка входит в так называемую группу БРИКС, куда также входят Бразилия, Россия, Индия и Китай — страны, которые в последнее десятилетие продемонстрировали сильный рост. Но сейчас все они столкнулись с экономическими проблемами – в Бразилии и России рецессия, даже в Китае замедлился экономический рост.

Перестановки в кабинете Зумы, в которых он также уволил некоторых других критиков, помимо Гордхана, привели к тому, что оппозиционный «Демократический альянс» подал официальный запрос на вотум недоверия парламенту и запланировал проведение маршей протеста. Зуму призывают уйти в отставку с августа прошлого года, когда на местных выборах АНК потерял контроль над ключевыми районами Йоханнесбурга отчасти из-за недовольства работой президента. Высшие члены правительства и АНК открыто критикуют Зуму.

Вице-президент страны Кирилл Рамафоза призвал соотечественников избавиться от «жадных» и «коррумпированных» людей во власти. «Я прошу вас как граждан этой страны поддержать усилия, которые будут предприняты теми, кто собирается добиться того, чтобы наша страна соответствовала ценностям Нельсона Манделы. Поддержите тех, кто будет руководить этими изменениями, потому что наступает момент великого обновления, и мы не должны его упустить», — заявил Рамафоза.

Деятельность Зумы раскритиковал и бывший президент страны Кгалема Мотланте, занимавший пост с сентября 2008 года по май 2009 года. В интервью Bloomberg он заявил, что Зума «больше ориентирован на защиту интересов правящей верхушки, чем на благо народа, и должен уйти в отставку». Мотланте упомянул и прошлогоднее решение Конституционного суда, благодаря которому Зума избежал уплаты налогов за свой частный дом. По мнению бывшего президента, этот инцидент доказывает, что Зума больше не должен управлять страной. Кроме того, добавил Мотланте, руководство АНК частично виновато в том, что действия Зумы вышли из-под контроля, потому что они неоднократно защищали его действия «во имя защиты чести партии».

«Похоже, когда он совершает ошибки, руководство АНК говорит, что мы должны закрыть на них глаза ради поддержания репутации партии», — сказал он. Мотланте соревновался с Зумой на выборах лидера партии в 2012 года, но сейчас, по его собственным словам, хочет «держаться подальше от коррупции» и не намерен активно участвовать в политической жизни, хотя и останется членом АНК.

Мир возможен только на грани ядерной войны

В Пентагоне объяснили, зачем США 400 новых МБР за $48 млрд

Михаил Ходаренок

Генералы ВВС США рассказали, зачем им понадобилось создать 400 новейших межконтинентальных баллистических ракет. Основная идея модернизации ядерного арсенала, по мнению американских военных, заключается в том, чтобы исключить иллюзии превосходства над США у любого потенциального противника, включая Россию и Китай. За контракт на сумму более $48,5 млрд конкурируют Boeing, Lockheed и Northrop.

В Пентагоне объяснили, зачем ВВС США нужен многомиллиардный контракт на создание 400 новых высокотехнологичных межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования, пишет издание Warrior.

Глава Стратегического командования США генерал ВВС Джон Хайтен подтвердил, что в Пентагоне имеют научно обоснованное представление о требуемом количестве ракет-носителей для ядерного оружия, которые должны быть радикально модернизированы, а также напомнил, как мир выглядел до атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

«За годы Второй мировой войны было убито от 60 до 80 млн человек. Это приблизительно 33 тыс. человек в день, миллион человек в месяц», — сказал Хайтен.

По его словам, с тех пор мир увидел множество других кровопролитных военных конфликтов — войны в Корее и во Вьетнаме, операции «Буря в пустыне», «Несгибаемая свобода» в Афганистане, война в Ираке и другие. «Они были ужасны, но нигде уровня той резни мир не испытал», — утверждает Хайтен.

Заместитель начальника штаба ВВС по стратегическому сдерживанию и ядерной интеграции генерал-лейтенант Джек Вайнштейн процитировал известного ядерного стратега Бернарда Броди, который считался главным среди американских идеологов стратегического ядерного сдерживания.

«К настоящему времени главная цель нашего военного ведомства состояла в том, чтобы выиграть любую войну.

С этого времени главная цель должна состоять в том, чтобы предотвратить любой вооруженный конфликт.

Никакой другой полезной цели у военного ведомства теперь быть не может по определению», — упомянул генерал известную цитату Броди из его работы 1940-х годов «Абсолютное оружие: ядерная энергия и мировой порядок».

Успех этой стратегии зависит от уверенности в полном уничтожении гипотетического противника, если ядерное оружие когда-либо будет применено. Межконтинентальные баллистические ракеты спроектированы таким образом, чтобы лететь через космическое пространство примерно в течение 30 минут, а затем нанести удар по объектам противника с огромной разрушительной силой, напомнил американский военачальник.

«Если какая-либо страна полагает, что может иметь преимущество при помощи ядерного оружия, это действительно опасно.

Поэтому нам необходимо иметь такие силы ядерного сдерживания, при которых любое желание развязать ракетно-ядерную войну будет легко перевешиваться ответом, который противник получит от другой стороны. Это и есть необходимый потенциал сдерживания», — подчеркнул Вайнштейн.

Генерал еще раз указал на количество погибших в войнах до наступления ядерной эпохи и после. «Когда вы оцениваете количество людей, погибших в ходе двух мировых конфликтов, можно называть любую цифру между 65 и 75 млн человек. В ходе Первой мировой войны погибло примерно 1,8% населения мира. Во Второй мировой войне — 2,8%. Вы должны использовать это каждый день, чтобы предотвратить конфликт», — сказал Вайнштейн.

Он призвал американцев вспомнить, на что были похожи разбомбленный союзниками Дрезден и ставший ареной схватки нацистов и Красной армии Сталинград. «Это зримое следствие вооруженной борьбы между ведущими мировыми державами», — заявил Вайнштейн.

По его словам, именно в целях предотвратить глобальную войну и обеспечить безопасность населения Америки ВВС США намерены переоснастить наземные стратегические ядерные силы.

Существует озабоченность по поводу того, что и российские, и китайские ядерные арсеналы за последнее время стали более современными и совершенными, чем американские МБР наземного базирования Minuteman III, созданные компанией Boeing еще в 1970-е годы, считает Вайнштейн. Это может привести потенциальных противников США к мысли, что они могли бы добиться успеха в первом ядерном ударе с ограниченными целями.

В течение последних нескольких десятилетий ядерный арсенал США состоял из межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования, МБР, развернутых на подводных лодках, и стратегических бомбардировщиков — носителей крылатых ракет с ядерными боевыми частями или ядерных бомб свободного падения. С начала 1960-х годов Соединенные Штаты поддерживают именно такой организационный принцип стратегических ядерных сил, названный ядерной триадой.

По мнению генерала Хайтена, атомные подлодки с баллистическими ракетами наиболее приспособлены к выживанию в ракетно-ядерной войне, стратегическая авиация — наиболее гибкий элемент триады, а МБР — наиболее боеготовый. Все три составные части стратегических ядерных сил дают США возможность противостоять любой ракетно-ядерной атаке, осуществить ответно-встречный удар и гарантировать, что Америка никогда не подвергнется нападению.

Еще в прошлом году стало известно, что ВВС США планируют принять на вооружение по крайней мере 400 новых МБР, гарантирующих полное уничтожение любого гипотетического противника в ракетно-ядерной войне.

Формальный запрос предложений по созданию сотен новых межконтинентальных баллистических ракет нового поколения, которые встанут на боевое дежурство с 2030-х годов, был опубликован ВВС США в конце марта.

Сейчас рассматриваются официальные предложения Northrop Grumman, Boeing и Lockheed.

Общие цели проекта «Стратегическое сдерживание наземного базирования» сформулированы следующим образом: принять на вооружение ВВС США высокотехнологичные межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными боевыми частями, способные находиться на боевом дежурстве до 2075 года.

Новое оружие должно быть спроектировано с учетом самых передовых технологий в сфере создания двигательных установок и систем управления, а также рассчитано на долгий жизненный цикл, удобство ремонта, обслуживания и модернизации.

«Твердотопливные ракеты с возрастом теряют свою эффективность и в конечном счете становятся непригодны к боевому применению. Гражданская промышленность в этом плане сегодня опережает военную, и целесообразно использовать комплектующие, которые уже созданы ранее и доказали на практике свою работоспособность», — рассказал Вайнштейн.

О новых позиционных районах для МБР в обсуждениях речь пока не идет. Сейчас Minuteman III развернуты на трех базах ВВС США — Уоррен (штат Вайоминг), Мальмстрем (штат Монтана) и Майнот (штат Северная Дакота). На каждой находится по 150 ракет. В рамках выполнения Пражского договора 2010 года о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (иногда, по аналогии с советско-американскими соглашениями, называемого в СМИ «СНВ-3») предполагается сокращение 50 ракет, чтобы число развернутых Minuteman III не превышало 400 единиц.

Общая площадь вышеуказанных трех баз составляет 33 тыс. кв. миль. «Это примерно соответствует площади штата Джорджия. Территориально ракетные базы разнесены между собой. И это увеличивает их выживаемость в гипотетической ракетно-ядерной войне», — напомнил генерал Вайнштейн.

Обойдется программа «Стратегическое сдерживание наземного базирования» более чем в $62 млрд в период с 2015 по 2044 бюджетный год, говорится в отчете исследовательской службы конгресса США.

Из этой суммы модернизация системы управления и центров запуска потребует $14 млрд, а собственно разработка и производство новых ракет — $48,5 млрд, говорится в отчете. Иначе говоря, каждая ракета обойдется в сумму больше $100 млн.

Сервис Handy появится в российских отелях

Handy – инновационное решение, разработанное специально для отелей и путешественников, с помощью которого отельеры могут налаживать двусторонние коммуникации с гостями, теперь в России.

Handy – флагманский продукт одного из самых успешных и динамично развивающихся гонконгских стартапов Tink Labs Ltd., основным инвестором которого является крупнейший производитель электроники в мире Foxconn.

Впервые представленный в сентябре 2012 года на рынке Гонконга, система handy завоевала доверие ведущих отельеров и путешественников по всему миру.

Гостям устройство с операционной системой handy предоставляется абсолютно бесплатно на время их проживания в отеле и позволяет забыть о расходах на роуминг и поисках wifi, оставаясь всегда на связи с близкими, друзьями и коллегами.

Кроме того, гость в любое время может связаться с отелем из любой точки города, чтобы сделать предзаказ по меню рум-сервиса, забронировать столик в ресторане или попросить вызвать такси на местном языке. Встроенный уникальный гид по городу дает путешественникам возможность лучше узнать город и быть в центре самых интересных событий.

Всего за несколько месяцев использования handy доход от дополнительных услуг отеля возрастает в среднем на 20%.

Как отмечает Наталья Каманина, Директор по продажам в России и СНГ, Tink Labs Ltd.: “Конкуренция в сфере гостеприимства в России непрерывно растет, отельеры находятся в постоянном поиске новых способов не только повысить конкурентоспособность, но и закрепиться в лидерах рынка. handy – это инновационное решение, меняющее представление о путешествиях и взаимодействии с гостями. Это smart-технология, первая и на сегодняшний день единственная мобильная операционная система, созданная специально для гостиничной индустрии”.

Эксклюзивное партнерство с TripAdvisor дает возможность увеличивать количество и качество отзывов, что согласно отраслевым исследованиям ведет к повышению RevPAR (Revenue Per Available Room). Поддерживая связь с гостями непосредственно во время их проживания, отельеры получают возможность постоянно улучшать качество предоставляемого сервиса и повышать лояльность к бренду.

Преимущества handy уже по достоинству оценили профессионалы из более 600 отелей в 20 странах мира. В марте 2017 года Tink Labs Ltd. объявил об открытии офиса в Москве, который будет осуществлять представительские функции в России и СНГ.

Сохранение исторического облика столицы: как работает научно-методический совет при Мосгорнаследии

Что объединяет московские усадьбы, особняки, церкви, павильоны ВДНХ, дачи Пастернака и Чуковского в Переделкине и несколько станций метро? За всеми этими объектами следит научно-методический совет при Департаменте культурного наследия Москвы, цель которого — сохранить их для потомков. Разбираемся, чем занимается совет и кто в него входит.

Что такое научно-методический совет при Мосгорнаследии?

Совет, созданный в 2014 году, объединил ведущих учёных, архитекторов, художников-реставраторов, проектировщиков и других экспертов, чья деятельность связана с сохранением памятников культуры и искусства. Созданный при Мосгорнаследии орган ставит перед собой те же задачи: сохранение, использование, популяризацию и государственную охрану объектов культурного наследия.

«Для города важно иметь площадку, где можно было бы вести конструктивный диалог между представителями власти и экспертами, обсуждать на профессиональном уровне инициативы по сохранению историко-культурного наследия Москвы и вырабатывать по ним согласованную позицию, — говорит о целях Научно-методического совета Алексей Емельянов, руководитель городского Департамента культурного наследия. — Совет состоит не просто из людей, которые уже много лет назад заявили о себе в отрасли, а из профессионалов, с именами которых ассоциируется реставрация, археология и история архитектуры».

Чем занимается научно-методический совет?

Совет состоит из шести секций, которые занимаются вопросами сохранения зданий, объектов археологического наследия, произведений монументального искусства, ландшафтной архитектуры, садово-паркового искусства и захоронений.

«Все важные вопросы Департамент культурного наследия уже три года обсуждает с экспертами Научно-методического совета, — отметил Алексей Емельянов 6 апреля на пресс-конференции, посвящённой трёхлетию создания совета. — Это включение объектов в реестр, вопросы, связанные с границами памятников, с проектами реставрации памятников. Вот уже три года мы сотрудничаем и очень этому сотрудничеству рады».

За всё время работы совет провёл более сотни заседаний, на которых решилась судьба облика многих исторических зданий Москвы. В частности, члены совета рассмотрели основные положения концепции ремонтно-реставрационных работ и приспособления территории уникального деревянного дворца-театра в Останкино.

В 2016 году совет рассмотрел и одобрил проект создания в ландшафтном парке «Митино» археологической зоны, а также утвердил концепцию, согласно которой удастся сохранить основание стены Китай-города XVI века, которое обнаружили в ходе раскопок на территории парка «Зарядье».

Эксперты одобрили основные этапы реконструкции усадьбы «Останкино» и устройство гидроизоляции станций метро «Бауманская», «Красные Ворота», «Охотный Ряд» и «Чистые пруды». Благодаря членам совета было принято решение о воссоздании утраченной живописи на втором ярусе колокольни Новоспасского монастыря.

Также научно-методический совет рассмотрел и одобрил проект концепции реставрации Центральной электрической станции городского трамвая, которая была построена в 1904–1908 годах на Болотной набережной. Впоследствии там создадут современный выставочный центр.

Больше всего внимания в течение трёх лет работы научно-методический совет уделял масштабной реконструкции на территории ВДНХ, которая входит в 50 крупнейших выставочных комплексов мира. На площади 240 гектаров расположено более 600 объектов, в том числе 50 памятников культуры. В марте 2016 года Сергей Собянин открыл после реставрации горельеф Евгения Вучетича «Знаменосцу мира — Советскому Союзу, советскому народу — слава!».

В прошлом году за счёт городского бюджета были разработаны проекты реставрации павильона «Земледелие», главного входа на ВДНХ, а также началась реставрация арки северного входа — единственного сооружения, которое сохранилось в первоначальном виде с момента открытия. Сейчас эти работы уже завершились, осталось только демонтировать строительные леса.

В 2017 году реконструкция ВДНХ продолжится. В планах реставрация 29 объектов, в том числе главного павильона, павильонов «Центральный» и «Космос», фонтанов «Дружба народов», «Каменный цветок» и «Золотой колос».

Кто входит в научно-методический совет?

Научно-методический совет возглавляет заслуженный деятель искусств России заместитель генерального директора Государственного историко-культурного музея-заповедника «Московский Кремль» по научной работе доктор искусствоведения Андрей Баталов. В составе совета 50 человек: это представители вузов, научных учреждений, ведущие учёные и специалисты в области культуры. Например, секцией «Сохранение объектов культурного наследия (зданий, строений, сооружений, помещений) города Москвы» руководит Лариса Лазарева — архитектор-реставратор высшей категории. А секцию «Сохранение объектов археологического наследия» возглавил Леонид Беляев — заведующий отделом археологии Московской Руси Института археологии РАН, доктор исторических наук.

Южная Африка официально встала на путь уничтожения носорогов

По последним данным, на планете обитает не более 29 500 носорогов, при этом 70% из этого числа живет на территории Южной Африки. В 2007 году здесь было убито 13 носорогов, и даже это небольшое количество вынудило Государственный департамент по охране природы ввести мораторий на торговлю рогами носорогов. Правда, желаемой цели запрет не достиг: за минувшее десятилетие объемы браконьерства выросли многократно: так, в 2016 году погибло уже 1 054 носорогов.

Считая запрет на торговлю рогами незаконным, владельцы ферм по разведению носорогов обратились в суд. После многолетней тяжбы вопрос был вынесен на рассмотрение Конституционного суда ЮАР, и недавно он принял решение в пользу торговцев. Покупать и продавать рога разрешено при наличии лицензии. Экологи уверены, что у браконьеров и контрабандистов проблем с получением разрешения не возникнет. Даже иностранцам закон позволяет вывозить до двух рогов, приобретенных официально.

В ЮАР обитают и белые, и черные носороги. На внутреннем рынке страны спроса на органы носорогов нет: заказы поступают из Вьетнама и Китая, где их принято использовать в традиционной медицине. В зависимости от вида и возраста особи, рог весит от 1,5 до 4 кг; стоимость килограмма может достигать 45 000 — 60 000 долларов США. Защитники животных не сомневаются, что с выходом торговли из тени браконьеры нарастят объемы своей деятельности, и в результате эти редкие млекопитающие будут гибнуть еще чаще.

Россия отказала Китаю по документации "Варяга".

6 апреля в зале здания Китайского университета науки и электронных технологий в Сычуани состоялась встреча с главным конструктором авианосца "Ляонин" Чжу Инфу, сообщает "Военный Паритет" со ссылкой на китайский источник.

В зал набилось более 300 человек, многие сидели на полу. Лектор рассказал, что Китай получил большой опыт в ремонте и модернизации авианосца, который был отбуксирован из Украины и имевшего название "Варяг". В кратком вступительном слове ученый заявил, что страна прошла "большой и мучительный путь" становления современных военно-морских технологий в 1970-80-х годах. К конце 1990-х Китай смог построить эсминец ПВО класса Тип 052, что стало большим успехом.

В в 1970-х годах в Китае рассматривался вопрос строительства авианосца, в 1987 году появился проект "Август", где прорабатывались различные концепции. Однако во времени прибытия корпуса "Варяга" в Китай среди руководства не было твердого намерения отремонтировать этот корабль в военных целях. Лишь в 2004 году начались первые серьезные работы в этом направлении.

Чжу Инфу заявил, что это решение далось нелегко. Корабль находился в ужасном состоянии, не было почти никакого оборудования. Китай был вынужден прямо с нуля оснащать корабль всем необходимым. Не было даже проектной документации. С целью получения технических чертежей Китай обратился к разработчику корабля (вероятно, имеется в виду Невское ПКБ, Санкт-Петербург - прим. ВП) с просьбой сотрудничать по данной программе, однако получил отказ.

Начиная с 2004 по 2012 год был выполнен огромный объем работ, корабль был полностью достроен и оснащен. В ходе этих работ Китай подготовил большое количество специалистов по строительству авианосца, получил огромный опыт проектирования и оснащения корабля такого класса.

Далее лектор отметил, что видит будущее китайского авианосного флота в строительстве атомных кораблей с электромагнитной катапультой. "Мы сможем достичь передового мирового уровня", заверил он присутствующих. "Если США нуждаются в 10 авианосцах, нам достаточно 4-5, из которых три должны быть в море", сказал он.

В Шэньяне прошла XI Конференция российских соотечественников, проживающих в Китае

В городе Шэньяне состоялась XI Конференция российских соотечественников, проживающих в Китае. Темой конференции стала: «Путь длиной в век (1917-2017 гг.): соотечественники в Китае и Россия»

Более пятидесяти участников конференции, среди которых были руководители всех Русских клубов в Китае, представители молодежных организаций соотечественников, российские дипломаты, священнослужители, преподаватели в течение трех дней подводили итоги работы Координационного совета соотечественников в Китае (КССК), обсуждали планы и перспективы развития. Почетными гостями конференции стали Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Китае Андрей Денисов и Председатель Всемирного координационного совета соотечественников Михаил Дроздов, выступлениями которых открылась конференция. Большое содействие в проведении мероприятия оказал Генеральный консул в Шэньяне Сергей Пальтов.

Накануне конференции соотечественники посетили Поклонный крест в пригороде Шэньяна, установленного в память о сражениях русской армии в 1904 году. В день конференции, перед ее началом, участники и гости возложили венки к памятнику советским танкистам, освобождавшим город Мукден (ныне Шэньян) в 1945 году от японских войск.

В ходе конференции участники рассказывали о работе своих клубов, делились проблемами и обсуждали конкретные предложения. В выступлениях была отмечена плодотворная деятельность КССК и ее председателя Натальи Старковой в сфере сохранения истории, традиций, поддержки и развития русского языка. Была выражена благодарность Фонду защиты прав соотечественников, отмечена успешная работа Центра правовой защиты соотечественников в Китае. Всецело был поддержан проект «Бессмертный полк в Китае» и одобрена работа по Программе «Восстановление памятников российского исторического присутствия на северо-востоке Китая». В выступлениях соотечественников была дана высокая оценка работы Посольства России в Китае и представительства Россотрудничества в КНР.

Выступая на конференции и.о. руководителя представительства Россотрудничества в Китае Андрей Кашин представил анализ деятельности представительства по поддержке соотечественников, дал оценку работы Русских клубов в Китае, высказал конкретные предложения и рекомендации по участию в совместных проектах Россотрудничества «Здравствуй, Россия!», «Всемирные игры юных соотечественников», «ЛитРес: Библиотека» и других.

В ходе работы состоялся ряд выступлений и презентаций по теме конференции, в том числе сотрудника «Московского дома соотечественника» Аркадия Бейненсона, писателя Василия Авченко, научного сотрудника ДВО РАН Ивана Зуенко, студентов и активистов Русских клубов.

По итогам конференции была принята итоговая декларация, которая наметила дальнейшие ориентиры на активизацию работ с соотечественниками в Китае.

Всего в работе конференции КССК приняли участие представители тринадцати объединений соотечественников в Китае, в том числе, впервые созданный Русский клуб в Ухане.

Руководитель Роспатента провёл презентацию дистанционных программ образования в сфере интеллектуальной собственности

На встрече глав патентных ведомств стран БРИКС в Индии руководитель федеральной службы Григорий Ивлиев рассказал участникам встречи о дистанционных программах образования в сфере интеллектуальной собственности. Разработкой курсов занимается Российская государственная академия интеллектуальной собственности (РГАИС) — подведомственное учреждение Роспатента.

Новый образовательный проект, к которому российская сторона хотела бы привлечь партнёров из стран БРИКС, реализуется с учетом имеющегося опыта по дистанционному обучению русскоязычных пользователей. В настоящий момент на веб-сайте проекта — http://www.rgais.com/ — представлено несколько курсов в текстовом формате на английском языке «Основные понятия интеллектуальной собственности», «Патентное право», «Международные соглашения в области охраны промышленной собственности», «Правовая охрана авторских и смежных прав».

В перспективе — не только развитие базовых курсов, но и специализированных программ по актуальным темам. Перечень вопросов, по которым уже сделаны курсы, не является финальным и закрытым. Роспатент и Академия готовы рассмотреть возможность «адресной» разработки курсов по актуальной тематике по запросам организаций и пользователей. В том числе и от международных партнеров.

Онлайн платформа курсов предусматривает открытые каналы взаимодействия с пользователями. Любые дополнительные вопросы и предложения по программам или обучающих материалов можно задать с помощью электронной формы, представленной на сайте.

Дополнительные материалы:

1. Григорий Ивлиев, тезисы к презентации «Дистанционные программы обучения РГАИС в области интеллектуальной собственности» (скачать, PDF, 150 Кб)

2. Григорий Ивлиев, презентация к докладу «Дистанционные программы обучения РГАИС в области интеллектуальной собственности» (скачать, PDF, 670 Кб)

Трамп роет окопы в торговой войне с Китаем

Елена ПУСТОВОЙТОВА

6 апреля начался двухдневный визит председателя КНР Си Цзиньпина в США. Дональд Трамп принимает его в своём поместье «Мар-а-Лаго». Встреча «по-домашнему» не снимает остроту проблем, которые требуется обсудить во Флориде лидерам двух экономических гигантов.

В качестве «домашней заготовки» к переговорам Трамп подписал два указа, направленные на ликвидацию торгового дефицита США, половина которого падает на Поднебесную. Это важнейшая, но далеко не единственная проблема, которую надо решить президенту США, обещавшему стране «вернуть производство на родину». Как пишет Reuters, Трамп заранее «задает тон там, где может быть напряжение на встрече в «Мар-а-Лаго»… заявляя в четверг, что Соединенные Штаты не могут более мириться с масштабным торговым дефицитом и безработицей». На этой долгожданной, по словам Трампа, встрече будет обсуждаться также различие в подходах к Северной Корее и «стратегические амбиции» Китая в Южно-Китайском море.

И без комментариев очевидно, что и Трамп, и его команда остаются слепы к тому, что уже не только доллар и Вашингтон определяют политическую погоду в мире. И даже в самих Соединённых Штатах китайское присутствие давно не ограничивается чайно-таунами в крупных американских городах. 5 апреля «Жэньминь жибао» сообщила о том, что два дня назад на площади Government Center plaza в Бостоне появился первый поезд метро производства китайской вагоностроительной корпорации China Railway Rolling Stock Corporation (CRRC). Была тут и церемония открытия, и перерезанная ленточка. А в городе Спрингфилд штата Массачусетс – том самом, который входил в «ржавый пояс Америки» и умирал от безработицы и где китайцы построили вагоностроительный завод, пожилой американец по имени Майк повесил на стене своего бара плакат «Добро пожаловать, CRRC!».

Увы, новая администрации США, равно как и старая, не видит – или старается не замечать, – что Китай стал главным двигателем мировой экономики. Как бы ни потирали руки западные экономисты, отмечая замедление темпов роста в Китае, рост производства там в 6 и более процентов в год для США и Европы абсолютно недостижим. И именно это обстоятельство делает Пекин самым неудобным переговорщиком для Вашингтона.

За три года то же китайское вагоностроение внедрилось в Бостон, Чикаго, Лос-Анджелес и Филадельфию. Только за последние полгода в Бостоне и Лос-Анджелесе CRRC получила заказы на 184 поезда метро, в Филадельфии - на 45 пригородных автобусов. «Большое спасибо компании CRRC за то, что она вернула производственный проект метро обратно в Чикаго!» – сказал мэр Чикаго Рам Эммануэль, открывая 16 марта производство на заводе компании «Циндао Сыфан»…

Сегодня китайская CRRC набирает и обучает американских рабочих, она потянула за собой в США предприятия по производству железнодорожного транспортного оборудования из Гуанчжоу, Шэньчжэня и других китайских городов – всю промышленную цепочку в сфере экспорта железнодорожной продукции Китая. Эти китайские предприятия продают отопительное, вентиляционное, осветительное и другое оборудование для железнодорожного транспорта и создают рабочие места по всей Америке. А американцы при этом почёсывают затылки и без конца повторяют, что промышленная политика Китая и финансовая поддержка китайской сталелитейной и алюминиевой промышленности привели к перепроизводству и уменьшению американского экспорта, «что деформирует мировой рынок и подрывает конкуренцию компаний».

Понятно, что, если бы всё вдруг стало наоборот, в Белом доме и пальцем бы не пошевельнули, чтобы ограничить зону своих экономических интересов. Поэтому по ходу подготовки к торговой войне, масштабы которой станут понятны в самое ближайшее после встречи Си Цзыньпина с Дональдом Трампом, Белый дом всячески нагнетал атмосферу переговоров в «Мар-а-Лаго».

Reuters сообщало, что «администрация Трампа не обязательно ищет способ уменьшить торговый дефицит через удешевление доллара. Но у нее есть твердое намерение сделать это и использовать слабый доллар как инструмент в торговых переговорах».

Не только угроза ослабить доллар и обвинения в манипуляции курсом юаня, которые Трамп сделал в первые дни его пребывания в Белом доме, но и обвинения в пиратском использовании технологий китайскими предприятиями, кража иностранной интеллектуальной собственности, включая фильмы, книги, музыку, видеоигры и программное обеспечение, как утверждает доклад USTR (United States Trade Representative), – всё это уже стало фоном встречи лидеров двух крупнейших экономических держав современности.

Точную диспозицию в будущей торговой войне мы едва ли узнаем сразу – встреча Трампа и Си Цзиньпина пройдёт за закрытыми дверями. Однако «первые раскаты грома» уже прозвучали.

Китайцы тоже сложа руки не сидят. Они чутко воспринимают «сигналы со стороны Белого дома, которые свидетельствуют, что США в полной мере признают необходимость китайской поддержки в вопросах двусторонней торговли и международной повестки», сообщил корреспонденту ТАСС профессор Центра американских исследований Фуданьского университета (Шанхай) Сун Юй. И американский рынок для Пекина – вопрос критически важный. Прошлогодний объём двусторонней торговли достиг 519 миллиардов долларов. Даже небольшое его сокращение ударит по китайским производителям.

«Жэньминь жибао» приоткрывает позиции, с которых выступает Си Цзиньпин. Изложено это по-восточному мягко: Китай и США – крупнейшие в мире торговые партнёры, объём двусторонней торговли с момента установления между двумя государствами дипломатических отношений в 1979 году увеличился в 207 раз. Китай покупает в США 26 процентов «Боингов», больше половины сои, 16 процентов автомобилей, 15 интегральных схем. Разве это плохо? А положительное сальдо торговли с Соединёнными Штатами есть следствие различий в экономических структурах двух стран. И давайте внесём ясность: отрицательное торговое сальдо у США есть со 101 страной – это раз. И американские потребители китайских товаров экономят своим семьям более 850 долларов в год – это два.

Плюс к тому в китайском сальдо торгового баланса около 40 процентов создано американскими компаниями, работающими в Китае. А китайские предприятия внешней торговли более 90 процентов прибыли отдают американским компаниям.

Никто не станет рубить голову курице, несущей золотые яйца. Однако сделать эти яйца потяжелее Трамп попытается. Результат скоро узнаем.

По кому стрелял президент США в Сирии

Дмитрий МИНИН

Война в Сирии приобрела новые опасные очертания и вышла на глобальный уровень. Принимая решение о нанесении удара крылатыми ракетами по сирийской территории, президент Трамп пытался решить сразу несколько стратегических задач. Иначе к чему такая спешка ещё до установления всех обстоятельств провокации с применением химоружия в Идлибе? Интересно, как теперь вообще можно проводить какие-либо расследования по линии ооновской ОЗХО на заподозренной в причастности к этой акции сирийской авиабазе «Шайрат»? Ведь на ней американцы уничтожили, в первую очередь, склад авиабомб, а не самолёты или взлётную полосу. Интенсивность взрывов полуторатонных «Томагавков» такова, что в них исчезают любые следы возможных отравляющих веществ. Получается, что и доказывать уже ничего не надо. Всегда можно сказать, что химические боеприпасы были, но благодаря американским ракетам они уничтожены. Парадокс состоит в том, что если существует в мире человек, который меньше всего был заинтересован в химической атаке, то это как раз Башар Асад, о свержении которого как «законной» цели громогласно объявил Вашингтон.

Обстреливая базу «Шайрат», Трамп, по-видимому, держал в голове, прежде всего, повышение собственной репутации в Америке в условиях фактического паралича его президентской власти перед лицом нападок оппонентов. Эмоциональный накал использованного им повода показался, наверное, окружению президента хорошей возможностью продемонстрировать лидерские качества Трампа как «сильной и уверенной в себе личности».

Время удара американскими ракетами и даже то, что удар наносился не авиацией, а флотом, указывают также на привязку этой военной акции к визиту в США китайского лидера Си Цзиньпина. Трамп, неоднократно заявлявший, что главная угроза Америке исходит из Китая и обещавший покончить с «китайской угрозой», решил, видимо, продемонстрировать гостю американскую мощь и собственную готовность к ней прибегнуть. Не случайно было избрано оружие, основным театром применения которого, по оценкам, может быть, прежде всего, Южно-Китайское море. Попутно внимание американской общественности попытались отвлечь от того, что у администрации Трампа недостаёт средств «с наскоку» заставить «сдаться» Китай в затеянном Белым домом экономическом споре.

Заметен и российский адрес ракетного удара. Нанося удар по перспективам диалога с Москвой, Трамп как бы демонстрирует оппонентам свою решимость. Он, вероятно, пытается ослабить информационную осаду своей администрации, обвиняемой в якобы имеющихся у неё тайных «кремлёвских связях». Кроме того, президент США и сам хочет обозначить Москве, кому, по его мнению, должно принадлежать лидерство на Ближнем Востоке, в том числе в Сирии.

В целом в действиях «несистемного» Трампа просматривается отступление перед натиском «системы», постепенно перерабатывающей президента. Эта махина перемалывала и не таких. Трамп всё больше начинает играть по правилам своих противников, что особенно заметно на российском треке. Американский президент и его ближайшее окружение, видимо, посчитали, что нанесённый удар может явиться простым и эффективным выходом из расставленной ему внутренними оппонентами ловушки, грозящей ему оказаться связанным по рукам и ногам. Однако вместо этого Трамп попадает в куда более жёсткий капкан – на этот раз стратегический.

Запугать Китай подобными методами ещё никому не удавалось. Китайское «мирное наступление», с которым вознамерился покончить Трамп, ведётся совсем в иной системе координат. И никаких признаков того, что экономика США перестраивается, чтобы успешно парировать китайский вызов, пока не наблюдается. Си Цзиньпин всецело готов к тому, чтобы в первом диалоге с новым лидером Соединённых Штатов отстоять принципиальные экономические интересы своей страны. И нет сомнений, что залп «Томагавков» лишь заставит Пекин ускорить наращивание своей военно-морской мощи.

В Китае хорошо понимают язык символов и отметят, что ракетный обстрел Сирии был приурочен к визиту в США председателя Си Цзиньпина. И разговаривать с Пекином на этом языке у Вашингтона не получится. Китайский МИД уже огласил официальную позицию, выразив «обеспокоенность применением силы» и призвав к политическому решению сирийской проблемы. Ну и, разумеется, у китайского руководства исчезнут всякие опасения насчёт того, что Россия может вдруг, как предсказывали иные эксперты, объединиться с Соединёнными Штатами на «антикитайской основе». Есть основания ожидать дальнейшего углубления российско-китайских связей после возвращения главы КНР на родину.

Безусловно, значительно затруднился процесс нормализации отношений между Москвой и Вашингтоном. Россия уже объявила о приостановке соглашения с Соединёнными Штатами о безопасности полётов в небе над Сирией и о готовности усилить сирийскую систему ПВО. В России ещё раз убедились, что инерция враждебного отношения к ней слишком глубоко укоренена в американском истеблишменте. Даже вроде бы настроенные на конструктивный лад американские политики довольно легко утрачивают свой настрой.

Для Москвы восточный вектор её внешней политики рисуется в этих условиях как безальтернативный императив. Американская атака на Сирию придала дополнительный стимул укреплению связей Москвы с Пекином. Вместе с тем каких-либо серьёзных изменений в области американо-российских отношений до окончания расследования пресловутого «вмешательства Москвы» в президентские выборы в Америке и не приходилось ожидать. Ещё остаётся, правда, смутная надежда (надеяться нужно всегда), что после того, как обвинение во «вмешательстве» лопнет подобно мыльному пузырю, появятся шансы на возвращение президента США к некоторым его обещаниям по поводу диалога с Россией.

А главные негативные последствия американский ракетный удар будет иметь для Сирии. Ставка на устранение Башара Асада от власти неизбежно приведёт к свертыванию и без того хрупкого мирного процесса. Следует ожидать выхода из него всей прозападной оппозиции и её широкомасштабного наступления. Чтобы отразить его, Дамаску придётся приостановить своё успешное наступление против «Исламского государства» (ИГ) на двух стратегических направлениях – из Пальмиры на Дейр эз-Зор и вдоль Евфрата с севера на юг к столице «халифата» Ракке. В результате ИГ сможет перебросить значительные силы для защиты Ракки от поддерживаемых американцами курдов из СДС.

Теперь война в Сирии может ужесточиться и жертв будет гораздо больше, чем в результате провокации в Идлибе. Основным выгодополучателем от ситуации, созданной американским ракетным ударом, является террористическое «Исламское государство». Это заставляет ещё раз задуматься о том, кем была разработана комбинация с химической атакой. Американская администрация окажется в положении, когда, сказав «А», она должна будет сказать и «Б», то есть направить в Сирию значительный контингент своих сухопутных сил. Трамп только глубже увязнет в том самом «ближневосточном болоте», из которого он перед выборами обещал вытащить Америку.

И вот тут выступает ещё один крупный выгодополучатель от происходящего – оппоненты президента в США, коим несть числа. Сейчас они удар по Сирии вроде бы поддерживают, но его неизбежные негативные последствия, в том числе для самой Америки, будут представлены как полный провал внешнеполитического курса президента. «Триумф» Трампа от продемонстрированной им решимости не состоится. Идея досрочного ухода действующего президента получит второе дыхание.

Перефразируя Джона Донна, а вслед за ним и Хемингуэя («По ком звонит колокол»), можно сказать, что по кому бы ни стрелял Дональд Трамп в Сирии, в конечном счёте он стрелял по себе.