Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Гарантировать энергетическую безопасность

Дэниел Ергин

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2006

Дэниел Ергин – председатель Кембриджской ассоциации энергетических исследований (CERA) и автор книги The Prize: The Epic Quest for Oil, Money, and Power («Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть»). В настоящее время пишет новую книгу о геополитике и нефти. Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 2 (март – апрель) за 2006 год. © Council on Foreign Relations Inc.

Резюме Институты и политика, утвердившиеся после арабского нефтяного эмбарго 1973 года, более не способны удовлетворять потребности производителей и потребителей энергии.

СТАРЫЕ ВОПРОСЫ, НОВЫЕ ОТВЕТЫ

Накануне Первой мировой войны Первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль принял историческое решение: заменить уголь нефтью в качестве топлива для кораблей британских ВМС. Он намеревался это сделать, чтобы британский флот превосходил по быстроходности немецкий. Но данная замена также означала, что отныне Королевские ВМС должны были полагаться не на уголь из месторождений в Уэльсе, а на ненадежные поставки нефти из Персии. Таким образом, энергетическая безопасность превратилась в вопрос государственной стратегии. Как Черчилль рассматривал эту проблему? «Стабильность и надежность нефтяного сектора, — отметил он, — обеспечиваются многообразием, и только многообразием поставок».

Со времени принятия Черчиллем этого решения тема энергетической безопасности вновь и вновь возникала в качестве важнейшей проблемы, и сегодня данный вопрос опять в центре внимания. Но теперь он требует переосмысления, ибо то, что на протяжении последних трех десятилетий являлось парадигмой энергетической безопасности, приняло слишком ограниченный характер и нуждается в расширении для того, чтобы включить в себя множество новых факторов. Более того, необходимо осознать, что энергетическая безопасность не существует сама по себе, а напрямую связана с более широкими отношениями между государствами и способами их взаимодействия друг с другом.

Энергетическая безопасность станет темой номер один в повестке дня встречи лидеров восьми индустриально развитых стран, которая пройдет в Санкт-Петербурге в июле 2006 года. Повышенное внимание к энергетической безопасности отчасти вызвано дефицитом предложения на нефтяном рынке и высокими ценами на нефть, которые удвоились за последние три года. Но интерес к этой теме также подогревается террористической угрозой, нестабильностью в некоторых государствах-экспортерах, националистическими настроениями, страхом перед конфликтами в борьбе за поставки, геополитическим соперничеством и фундаментальной потребностью стран в энергоносителях для поддержки экономического роста.

А на заднем плане (хотя не такой уж он и задний) — возрастание тревоги по поводу того, хватит ли в грядущие десятилетия ресурсов для удовлетворения мировых потребностей в энергоносителях.

Озабоченность состоянием энергетической безопасности не ограничивается нефтяной тематикой. Отключения электричества на обоих – Восточном и Западном – побережьях Соединенных Штатов, в Европе и в России, а также хроническая нехватка электроэнергии в Китае, Индии и других развивающихся странах заставили обеспокоиться надежностью систем электроснабжения. Что касается природного газа, то растущие потребности и ограниченные поставки означают, что Северная Америка больше не может полагаться исключительно на свои возможности и поэтому Соединенные Штаты присоединяются к новому мировому рынку природного газа, который беспрецедентным образом свяжет между собой страны, континенты и цены.

В то же самое время более очевидным становится наличие ряда новых «слабых» мест. «Аль-Каида» пригрозила атаками на то, что Усама бен Ладен называет «стержнями» мировой экономики, то есть на ее ключевую инфраструктуру, в которой одним из наиболее важных звеньев является энергетика. Мир будет все больше зависеть от новых источников энергоресурсов, расположенных там, где системы безопасности пока еще находятся в стадии разработки, – таких, например, как нефтяные и газовые месторождения в прибрежных водах Западной Африки и в Каспийском море. Но незащищенность не ограничивается уязвимостью перед лицом угроз, создаваемых терроризмом, политическими волнениями, вооруженными конфликтами и разбоем. В августе и сентябре 2005-го ураганы «Катрина» и «Рита» нанесли первый широкомасштабный удар по мировой энергетике, одновременно обусловив сбой в поступлении нефти, природного газа и электроэнергии.

События, которые произошли с начала этого года, подчеркнули значимость данной проблемы. Российско-украинский спор по поводу цены природного газа привел к приостановке поставок в Европу. Растущая напряженность вокруг ядерной программы Тегерана вылилась в угрозы со стороны Ирана, второго по величине производителя в ОПЕК, «вызвать нефтяной кризис». А разрозненные атаки на некоторые объекты нефтяного промысла сократили экспорт из Нигерии, одного из основных поставщиков в Соединенные Штаты.

Со времен Черчилля ключом к энергетической безопасности была диверсификация. Это справедливо и сегодня, но требуется более широкий подход, учитывающий быстрое развитие мировой торговли энергоресурсами, уязвимые места в цепи поставок, терроризм и интеграцию в мировой рынок новых крупных экономик.

Хотя в развитых странах привычное определение термина «энергетическая безопасность» сводится просто к обеспечению достаточного объема поставок по доступным ценам, разные страны по-разному трактуют данное понятие применительно к своим условиям. Страны – экспортеры энергоресурсов главный упор делают на поддержании «стабильности спроса» на их экспорт, который в конце концов обеспечивает преобладающую долю их государственных доходов. Россия видит свою задачу в том, чтобы восстановить государственный контроль над «стратегическими ресурсами», а также над основными трубопроводами и каналами сбыта, по которым ее углеводороды поступают на мировые рынки. Развивающиеся страны озабочены тем, как изменение цен на энергоносители влияет на их платежный баланс. Для Китая и Индии энергетическая безопасность – способность быстро приспосабливаться к новой зависимости от мировых рынков, что знаменует собой серьезный отход от их прежнего стремления к самодостаточности. Для Японии же это компенсация острой нехватки внутренних ресурсов за счет диверсификации, торговли и инвестиций. В Европе главная дискуссия сосредоточена на том, как лучше контролировать зависимость от импортируемого природного газа; большинство европейских стран (за исключением Франции и Финляндии) также обсуждают перспективы строительства новых атомных станций и, возможно, возврата к (чистому) углю. А Соединенным Штатам приходится признать тот неприятный факт, что их цель – достижение «энергетической независимости» (фраза, ставшая своего рода мантрой с тех пор, как четыре недели спустя после ввода в 1973-м эмбарго она впервые прозвучала из уст Ричарда Никсона) — все больше расходится с действительностью.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ И СПРОС ПОД УДАРОМ

После войны в Персидском заливе беспокойство по поводу энергетической безопасности, казалось, улеглось. Настойчивые попытки Саддама Хусейна установить свое доминирование в зоне Персидского залива потерпели крах, и представлялось, что мировой рынок нефти останется рынком (а не орудием политического манипулирования в руках Саддама), а обильные поставки будут осуществляться по ценам, не препятствующим развитию мировой экономики. Но по прошествии 15 лет цены стали высокими, а на рынках энергоносителей царит страх перед нехваткой ресурсов. Что произошло? Ответ необходимо искать как в рынках, так и в политике.

В последнее десятилетие мы стали свидетелями существенного увеличения мировой потребности в нефти — в основном по причине бурного экономического роста в развивающихся странах, особенно в Китае и Индии. Еще в 1993 году Пекину хватало собственной нефти. С тех пор китайский ВВП почти утроился, а потребность в нефти выросла более чем вдвое. Сегодня Китай импортирует 3 млн баррелей нефти в день, почти половину своего совокупного потребления. Доля Китая на мировом рынке нефти — примерно 8 %, но его доля в общем росте спроса с 2000 года составляет примерно 30 %. Мировая потребность в нефти выросла с 2000-го на 7 млн баррелей в день, причем 2 из этих 7 млн приходились на КНР. Потребление нефти в Индии в настоящее время составляет менее 40 % от объема потребления в Китае, но поскольку первая уже вступила на путь, который экономист Виджей Келкар называет «винтовой лестницей роста», то ее спрос на нефть будет резко возрастать. (По иронии судьбы нынешнему быстрому росту индийской экономики отчасти способствовал скачок цен на нефть во время кризиса в Персидском заливе 1990–1991 годов. Последовавший удар по ее платежному балансу оставил Индию почти без резервов иностранной валюты, тем самым открыв дверь реформам Манмохана Сингха – тогдашнего министра финансов и нынешнего премьер-министра Индии).

Экономический рост в Китае, Индии и других странах оказал далекоидущее влияние на мировую потребность в энергоносителях. В 1970-е Северная Америка потребляла в два раза больше нефти, чем Азия. В прошлом году, впервые за все время, потребление в Азии превысило показатель Северной Америки. Данная тенденция будет продолжаться: согласно прогнозам Кембриджской ассоциации энергетических исследований (CERA), на Азию в течение следующих 15 лет придется половина совокупного роста потребления нефти. Однако возрастающая роль Азии в этом вопросе стала очевидной для всех лишь в 2004 году, когда наиболее высокие за последнее тридцатилетие показатели глобального экономического роста вылились в «потрясение спроса». Неожиданно резкий рост потребления нефти во всем мире проявился в увеличении темпов роста более чем вдвое по сравнению с соответствующим среднегодовым значением в предшествующем десятилетии. В Китае спрос-2004 превысил спрос-2003 на целых 16 %, что отчасти было спровоцировано перебоями в электроснабжении, повлекшими за собой резкое увеличение потребления нефти, которую использовали для импровизированных электрогенераторов. Потребление в США и других странах тоже значительно выросло в 2004 году. В результате на нефтяном рынке возник самый большой дефицит предложения за три десятилетия (если не считать первых двух месяцев после вторжения Саддама в Кувейт в 1990-м). При этом скважин для производства дополнительной нефти почти не осталось. То же положение наблюдается и сегодня, но имеется еще и другая загвоздка. Ту дополнительную нефть, которую могли бы добыть, не так-то легко продать, потому что ее невысокое качество не позволяет использовать ее на имеющихся в разных частях мира нефтеперерабатывающих заводах.

Перерабатывающие мощности являются серьезным ограничительным фактором поставок, потому что налицо существенное расхождение между потребностью мировых потребителей в продукции и возможностями нефтеперерабатывающих заводов. Хотя данная проблема часто представляется исключительно американской, нехватка перерабатывающих мощностей — это фактически общемировое явление. Больше всего вырос мировой спрос на так называемые промежуточные дистилляты (дистиллят – продукт перегонки или выпаривания. – Ред.): дизельное, реактивное и печное топливо. Дизель — излюбленный вид топлива европейских автомобилистов, половина из которых покупает машины с дизельными двигателями, и это топливо все чаще используется для поддержания экономического роста в Азии, где его применяют не только в транспортных средствах, но и в электрогенераторах. Но в мировой системе переработки не хватает так называемых мощностей глубокой переработки для преобразования более тяжелых сортов сырой нефти в промежуточные дистилляты. Этот дефицит мощностей породил дополнительный спрос на более легкие сорта нефти-сырца, такие, как эталонные марки нефти WTI (западнотехасская средняя), что способствует дальнейшему росту цен.

Другие факторы, включая проблемы в некоторых крупных странах-экспортерах, также внесли свой вклад в повышение цен. Нынешняя эра высоких цен на нефть в действительности началась в конце 2002 – начале 2003 года, непосредственно накануне войны в Ираке, когда действия Уго Чавеса по усилению контроля над политической системой Венесуэлы, а также над государственной нефтяной компанией и нефтяными доходами вызвали забастовки и акции протеста. Это привело к прекращению добычи нефти в Венесуэле – стране, числившейся в ряду наиболее надежных экспортеров со времен Второй мировой войны. Потеря нефти вследствие этих забастовок оказалась для мирового рынка весьма существенной — более весомой, чем ущерб, причиненный поставкам войной в Ираке. Уровень добычи нефти в Венесуэле так и не восстановился полностью, и в настоящее время там ежедневно добывается почти на 500 тыс. баррелей меньше, чем до забастовки.

Вопреки распространенному опасению, терпящий крах режим Саддама не спровоцировал поджог нефтяных установок во время войны 2003-го; но и резкого послевоенного скачка в объемах добычи, на который многие надеялись, в Ираке, конечно же, не произошло. Десятки миллиардов долларов, необходимых для того, чтобы вернуть производство на максимальный довоенный уровень в 3,5 млн баррелей в день (1978), не были вложены как из-за продолжавшихся террористических атак на инфраструктуру и нападений на рабочих и специалистов, так и в силу неопределенности в сфере политического и правового устройства послевоенного Ирака и отсутствия четкой договорной основы инвестирования. В результате Ирак экспортирует на 30–40 % меньше, чем до начала войны.

Нефтяные месторождения России, напротив, имели в последние пять лет решающее значение для роста мирового предложения, обеспечивая почти 40 % совокупного увеличения мировой добычи с 2000 года. Но в прошлом году рост нефтедобычи в России ощутимо замедлился по причине политических рисков, недостаточных капиталовложений, нестабильной государственной политики, препятствий со стороны регулирующих органов, а в некоторых регионах и из-за геологических трудностей. Несмотря на подобные проблемы в некоторых крупных странах-поставщиках, нефтедобыча на других месторождениях, не привлекших к себе столь пристального внимания (например, в прибрежных водах Бразилии и Анголы) тем временем увеличивалась – до тех пор, пока ураганы «Катрина» и «Рита» не привели к остановке 27 % нефтедобывающих (а также 21 % нефтеперерабатывающих) предприятий США. Даже в январе 2006-го американские нефтепромысловые объекты, производившие до удара стихии 400 тысяч баррелей нефти в день, всё еще не работали. В целом опыт последних двух лет подтверждает истину, что рынок, характеризующийся дефицитом предложения, не защищен от влияния разного рода событий.

Все эти проблемы спровоцировали новую волну опасений по поводу того, что мировые нефтяные запасы подходят к концу. Подобные тревожные пароксизмы эпизодически случались с 1880-х. Однако глобальное производство фактически выросло на 60 % с 70-х годов прошлого века – времени, когда человечество в последний раз находилось в тревожном ожидании скорого истощения мировых нефтяных ресурсов. (Резкое ускорение роста спроса в 2004-м привлекло больше внимания, чем его замедление в 2005-м, когда потребление нефти в Китае вообще не увеличилось, а мировой рост вернулся к средним темпам, характерным для периода 1994–2003 годов.) В определенных кругах всё чаще говорят о надвигающемся пике производства нефти и последующем быстром спаде. Однако анализ проектов и планов развития, проведенный CERA в отношении всех основных месторождений, показывает, что в течение следующего десятилетия чистая производственная мощность может вырасти на 20–25 %. Несмотря на нынешний пессимизм, более высокие цены на нефть сделают то, что обычно делают возросшие цены на любой другой товар: они приведут к росту новых поставок за счет существенного увеличения инвестиций и превращения минимальных возможностей в коммерческие перспективы (а также, конечно, и к обузданию спроса и стимулированию развития альтернативных источников энергии).

Добрая часть этого прироста мощности налицо. Значительная его доля будет обусловлена эксплуатацией нетрадиционных источников: от нефтеносных песков Канады (известных также как битуминозные пески) до залежей в сверхглубоких водах. Все это возможно благодаря непрерывному совершенствованию технологий (к примеру, из природного газа получают очень высококачественное топливо типа дизельного). Но объемы традиционного снабжения тоже будут расти: Саудовская Аравия работает над тем, чтобы увеличить свою производственную мощность на 15 % и выйти к 2009-му на уровень добычи, превышающий 12 млн баррелей в сутки. Реализуются также проекты в других местах, в частности в Каспийском море и даже в Соединенных Штатах, где идет разработка месторождений в прибрежных водах. Хотя энергетическим компаниям придется вести изыскания в более трудных природных условиях, главное препятствие на пути развертывания новых поставок — это не геология, а то, что происходит на поверхности земли, а именно: международные отношения, мировая политика, принятие решений правительствами, а также инвестиции в энергетику и в новые технологические разработки. Однако следует отметить: в имеющихся прогнозах действительно утверждается, что после 2010 года основной рост поставок будет исходить от меньшего числа стран, чем сегодня, и это не может не усилить тревогу по поводу энергетической безопасности.

НОВЫЕ РАМКИ

Нынешняя система энергетической безопасности была создана в ответ на нефтяное эмбарго, введенное арабскими странами в 1973 году. Ее цель – обеспечить координацию действий индустриальных стран в случае срыва поставок, стимулировать сотрудничество в области энергетической политики, избежать болезненной конфронтации в борьбе за поставки и не допустить никакого использования «нефтяного оружия» экспортерами в дальнейшем. Ключевыми элементами этой системы являются базирующееся в Париже Международное энергетическое агентство (МЭА), членами которого являются индустриальные страны; стратегические запасы нефти, включая стратегические нефтяные запасы США (U.S. Strategic Petroleum Reserve); непрерывный мониторинг и анализ рынков энергоносителей и политики в области энергетики, а также экономия энергии и согласованное экстренное распределение стратегических запасов в случае нарушения поставок. Система мер на случай чрезвычайных обстоятельств была разработана для противодействия крупным сбоям в поставках, угрожающим мировой экономике и стабильности, а не для управления ценами и товарным циклом. С момента возникновения этой системы в 1970-х согласованное экстренное вскрытие стратегических запасов происходило лишь дважды: накануне войны в Персидском заливе (1991) и осенью 2005-го после урагана «Катрина». (Система также была приведена в состояние готовности перед 1 января 2000-го в связи с потенциальными последствиями действия компьютерного червя Y2K, вызывающими тревогу во всем мире; во время прекращения нефтедобычи в Венесуэле в 2002–2003 годах и весной 2003-го перед вторжением в Ирак).

Опыт показывает, что в целях поддержания энергетической безопасности странам следует придерживаться нескольких принципов. Первый и наиболее известный — это то, к чему призвал Черчилль более чем 90 лет тому назад: диверсификация поставок. Умножение числа источников снижает ущерб от срыва поставок из какого-либо одного источника, предоставляя возможность получать сырье из других, альтернативных, источников, что служит интересам как потребителей, так и производителей, для которых стабильность рынков – главный приоритет. Но одной диверсификации недостаточно.

Второй принцип — это устойчивость, «запас надежности» в системе энергоснабжения, который смягчает воздействие потрясений и облегчает процесс восстановления после сбоев. Такая эластичность может быть следствием многих факторов, включая достаточные незадействованные производственные мощности, стратегические запасы, резервное электропитание оборудования, необходимую вместимость резервуаров вдоль всей цепи снабжения, накопление важных составных частей для производства и распределения электроэнергии, а также тщательно разработанные планы оперативного реагирования на сбои, от которых могут пострадать крупные регионы.

Отсюда вытекает третий принцип: признание реальности интеграции. Существует только один рынок нефти — сложная мировая система, перемещающая и потребляющая около 86 млн баррелей ежедневно. Для всех потребителей безопасность кроется в стабильности этого рынка. Изоляция совершенно исключена.

Четвертый принцип – важность информирования. В основе хорошо функционирующих рынков лежит высококачественная информация. На международном уровне МЭА возглавило усилия по налаживанию потока информации о мировых рынках и энергетических перспективах. Эта работа дополняется шагами нового Международного энергетического форума, который будет стремиться объединить информацию, поступающую от производителей и потребителей (Международный энергетический форум, International Energy Forum – создан в 1991 году как площадка для неофициальных многосторонних и двусторонних дискуссий и консультаций по актуальным вопросам развития мировой энергетики и энергетической безопасности. – Ред.). Информация не менее важна и во время кризиса, когда фактические сбои, обрастая слухами и страхами, способны раздувать панику. Реальное положение вещей может оказаться скрытым за шквалом обвинений, за раздражением, за проявлением негодования, за лихорадочным поиском заговоров, что в состоянии значительно осложнить и без того непростую ситуацию. В таких случаях правительства и частный сектор должны сообща противодействовать возникновению паники с помощью высококачественной и своевременной информации. Правительство США может способствовать гибкости и корректировке рынка, оперативно связываясь с компаниями и позволяя им обмениваться информацией, принимая при необходимости соответствующие антитрестовские меры.

Какими бы важными ни были эти принципы, последние несколько лет высветили потребность в расширении понятия энергетической безопасности в двух таких важных аспектах, как признание необходимости глобализации системы энергетической безопасности, которой можно добиться главным образом путем вовлечения Китая и Индии, и принятие того факта, что нужно защищать всю цепь энергоснабжения.

Китай, жаждущий энергоресурсов, превратился в основной элемент сюжета многих литературных и кинематографических триллеров. Даже если говорить о реальной жизни, то и здесь нет недостатка в подозрениях: некоторые в Соединенных Штатах видят генеральную линию КНР в том, чтобы добиваться преимущества над США и Западом в приобретении нефти и газа за счет новых поставок. В свою очередь часть стратегов в Пекине опасаются, что Соединенные Штаты могут когда-нибудь попытаться ввести запрет на поставки энергоносителей в Китай из-за рубежа. На самом же деле ситуация не столь драматична. Несмотря на все внимание к усилиям Китая получить доступ к мировым нефтяным резервам: например, совокупный объем нынешней ежедневной нефтедобычи Китая за его границами равнозначен всего лишь 10 % ежедневной нефтедобычи одной из крупнейших нефтяных компаний мира. Если между Вашингтоном и Пекином когда-нибудь и возникнут серьезные разногласия по поводу нефти или газа, они, скорее всего, будут обусловлены не конкуренцией за сами энергоресурсы, а тем, что явится частью международных проблем более широкого масштаба (к примеру, спор вокруг какого-либо режима или по поводу надлежащей реакции на ядерную программу Ирана). На самом деле, с точки зрения североамериканских, европейских и японских потребителей, китайские и индийские инвестиции в разработку новых энергоресурсов по всему миру — это не угроза, а нечто желанное. Ведь в грядущие годы, когда спрос на энергоресурсы в Китае и Индии будет расти, каждый сможет пользоваться бОльшим количеством энергии.

Было бы разумнее (в действительности совершенно необходимо сделать это безотлагательно) включить этих двух гигантов во всемирную сеть торговли и инвестиций вместо того, чтобы стать свидетелями их сползания к меркантильному подходу, основанному исключительно на двусторонней основе. Вовлечение Китая и Индии в глобальную систему потребует понимания того, чтО означает для них энергетическая безопасность. Обе страны быстро движутся от самодостаточности к интеграции в мировую экономику. Это предполагает, что они станут всё больше зависеть от мировых рынков – причем как раз тогда, когда их правительства будут испытывать на себе огромное давление, поскольку от них потребуется обеспечить экономический рост своему громадному населению, ежедневно сталкивающемуся с нехваткой энергоресурсов и отключениями электричества. Таким образом, главная задача Китая и Индии — обеспечить себя энергоресурсами, достаточными для поддержания экономического роста и предотвращения дефицита энергии, ослабляющего нацию и чреватого социально-политическими волнениями.

Для Индии, где политики пока еще не могут забыть кризис платежного баланса 1990-го, нефтедобыча за рубежом — это тоже способ оградить себя от высоких цен. Таким образом, нужно помочь Индии, Китаю и другим ключевым странам, таким, в частности, как Бразилия, действовать в координации с существующей в рамках МЭА системой энергетической безопасности, с тем чтобы предоставить им гарантию защиты их интересов в случае каких-либо потрясений и чтобы повысить эффективность самой системы.

БЕЗОПАСНОСТЬ И ГИБКОСТЬ

Нынешняя модель энергетической безопасности, родившаяся на свет во время кризиса 1973 года, делает упор в основном на том, как справиться с любым срывом поставок нефти из добывающих стран. Понятие энергетической безопасности необходимо сегодня расширить так, чтобы включить в него защиту всей инфраструктуры и цепи энергоснабжения, а это – грандиозная задача. В одних только Соединенных Штатах имеется: более 150 нефтеперерабатывающих предприятий, 4 тыс. шельфовых нефтяных платформ, 160 тыс. миль (257 488 км) нефтепроводов, оборудование с суточной пропускной способностью 15 млн баррелей импортируемой и экспортируемой нефти, 10 400 электростанций, 160 тыс. миль высоковольтных линий электропередач и миллионы миль проводов для распределения электроэнергии, 410 подземных промысловых газохранилищ и 1,4 млн миль (2 253 020 км) газопроводов. Ни одна из сложных, интегрированных цепей снабжения в мире не создавалась с учетом безопасности, трактуемой в этом широком смысле. Ураганы «Катрина» и «Рита» заставили по-новому взглянуть на проблему безопасности, показав фундаментальное значение электрической сети для всех других аспектов энергоснабжения. После ураганов нефтеперерабатывающие предприятия на северной части побережья Мексиканского залива и крупные американские нефтепроводы не могли функционировать не потому, что были повреждены, а потому, что не получали электропитания.

Энергетическая взаимозависимость и растущие масштабы торговли энергоносителями требуют постоянного сотрудничества производителей и потребителей для обеспечения безопасности всей цепи энергоснабжения. Трансграничные трубопроводы большой протяженности становятся всё более важным элементом в мировой энергетической торговле. Существуют также многочисленные узкие коридоры на маршрутах морской транспортировки нефти и во многих случаях – сжиженного природного газа (СПГ), которые делают весь процесс особенно уязвимым: это Ормузский пролив у входа в Персидский залив; Суэцкий канал, соединяющий Красное и Средиземное моря; Баб-эль-Мандебский пролив, ведущий в Красное море; пролив Босфор – главный экспортный канал для российской и каспийской нефти; Малаккский пролив, через который проходит 80 % японской и южнокорейской нефти, а также около половины китайской. Захват и повреждение танкеров на этих стратегических водных путях способны перекрыть каналы поставки на длительное время. Безопасность трубопроводов и узких коридоров в морской акватории потребует дополнительного мониторинга, равно как и создания многосторонних сил быстрого реагирования.

Проблемы в сфере энергетической безопасности станут в грядущие годы всё более насущными, поскольку масштабы мировой торговли энергоресурсами существенно увеличатся по мере углубления интеграции мировых рынков. В настоящее время около 40 млн баррелей нефти ежедневно пересекают просторы Мирового океана в танкерах; к 2020 году этот показатель может подскочить до 67 млн баррелей. К тому времени Соединенные Штаты, возможно, будут импортировать 70 % всей своей нефти (в сравнении с нынешними 58 % и 33 % в 1973-м); то же самое, похоже, ожидает и Китай. Объемы природного газа, пересекающего Мировой океан в виде СПГ, могут к 2020 году утроиться до 460 млн тонн. Америка будет важной частью этого рынка: хотя сегодня СПГ покрывает лишь около 3 % потребностей США, к 2020-му его доля может превысить 25 %. Обеспечение безопасности мировых рынков энергоносителей потребует согласованных действий как на международном, так и на внутригосударственном уровне со стороны компаний и правительств, включая энергетические, экологические, военные, правоохранительные и разведывательные ведомства.

Однако в Соединенных Штатах, так же как и в других странах, далеко не всегда очевидно, кто обеспечивает финансирование и кто за что отвечает в области защиты критически важной инфраструктуры, прежде всего энергетической, и каковы источники ее финансирования. Частному сектору, федеральному правительству, властям штатов и местным органам самоуправления следует предпринять шаги в направлении улучшения координации деятельности. Сохранение приверженности к согласованным действиям в периоды низких или умеренных цен потребует дисциплинированности и бдительности. Как заметил Стивен Флинн, специалист по внутренней безопасности при Совете по международным отношениям, «безопасность не бесплатна». И государственному, и частному сектору нужно вкладывать средства в повышение уровня безопасности энергетической системы – это означает, что обеспечение энергетической безопасности повлияет как на стоимость энергоносителей, так и на расходы на национальную безопасность.

Сами рынки необходимо признать источником безопасности. Система энергетической безопасности создавалась в то время, когда в Соединенных Штатах действовали регулируемые цены на энергоносители, торговля энергоресурсами только начиналась, а до формирования фьючерсных рынков оставалось еще несколько лет. Сегодня крупные, гибкие и хорошо функционирующие рынки энергоресурсов обеспечивают безопасность, смягчая потрясения и позволяя спросу и предложению реагировать на них более оперативно и искусно, чем это могла делать управляемая система. Такие рынки явятся гарантией безопасности растущего рынка СПГ, что укрепит уверенность стран-импортеров. Таким образом, правительства должны сопротивляться искушению поддаться политическому давлению и осуществлять назойливое управление рынком. Вмешательство и регулирование, какими бы благими мотивами они ни оправдывались, могут привести к обратным результатам, замедляя и даже не допуская перемещения ресурсов, необходимого для устранения последствий сбоя.

По крайней мере в Соединенных Штатах воспоминания о пресловутых очередях за бензином в 1970-х возникают после любого скачка цен или сбоя даже у тех, кто в те времена еще только начинал ходить (и, быть может, даже у тех, кто тогда еще не родился). Тем не менее эти очереди в значительной степени являлись плодом собственных ошибок — следствием контроля за ценами и существования неповоротливой системы распределения, при которой бензин отправлялся туда, где в нем не нуждались, и не поставлялся в районы, страдавшие от его нехватки.

Противопоставьте это тому, что произошло сразу после урагана «Катрина». Крупный сбой поставок нефти в США сопровождался сообщениями о раздувании цен и начинающемся дефиците бензина на автозаправочных станциях – все это вместе взятое могло привести к появлению вдоль Восточного побережья новых «бензиновых» очередей. Однако рынки пришли в равновесие и цены упали гораздо быстрее, чем ожидалось. Были осуществлены экстренные поставки из стратегических нефтяных запасов США и других запасов МЭА, что стало для рынка сигналом «не паниковать». В то же время правительство ослабило два важных регулирующих ограничения. Один из них – закон Джонса (запрещавший кораблям не под американскими флагами перемещать грузы между американскими портами), действие которого было временно приостановлено с целью разрешить неамериканским танкерам доставлять, огибая Флориду, топливо, застрявшее в узком коридоре у северной части побережья Мексиканского залива, на Восточное побережье, где в нем остро нуждались. Другое ограничение – серия постановлений о «бензине улучшенных сортов», которые требовали поставлять бензин разного качества в разные города. Их также временно отменили, чтобы поставки бензина можно было перенаправить на юго-восток страны из других регионов. Этот опыт ясно высвечивает необходимость включить в механизм энергетической безопасности гибкий подход к регулирующей деятельности и к окружающим условиям (а также ясное осознание факторов, препятствующих усилиям по корректировке), чтобы как можно более эффективно справляться со сбоями и аварийными ситуациями.

Правительство США и частный сектор тоже должны взять на себя новые обязательства в области эффективного использования и экономии энергии. Хотя воздействие энергосбережения на экономику часто недооценивается, в течение последних нескольких десятилетий оно было огромным. За последние 30 лет американский ВВП вырос на 150 %, тогда как потребление энергии увеличилось лишь на 25 %. В 70-е и 80-е годы прошлого столетия многие считали такое расхождение невозможным или, по крайней мере, определенно губительным для экономики. Верно то, что более эффективное использование энергии стало возможно во многом благодаря тому, что экономика США теперь «легче», чем три десятилетия назад, как выразился бывший председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен. Иными словами, ВВП сегодня в меньшей степени складывается из производства и в большей — из услуг (особенно в области информационных технологий), чем это можно было представить себе в 1970-е. Но главное остается в силе: экономия дала плоды. Нынешние и будущие достижения в области технологий могут способствовать получению существенных дополнительных выгод, которые принесут громадную пользу не только таким передовым экономикам, как американская, но и экономикам таких стран, как Индия и Китай (на самом деле в последнее время Пекин сделал энергосбережение своим приоритетом).

Наконец, благоприятный инвестиционный климат, как таковой, должен стать ключевой задачей в сфере обеспечения энергетической безопасности. Для разработки новых ресурсов необходим постоянный поток инвестиций и технологий. По последним оценкам МЭА, в ближайшие 25 лет потребуется 17 трлн долларов для внедрения новых разработок в области энергетики. Эти денежные потоки не материализуются без создания разумных и стабильных механизмов инвестирования, без своевременного принятия решений на правительственном уровне и без открытых рынков. Способы облегчения инвестиций в энергетику станут одним из важнейших вопросов, которые лидеры стран – членов «Большой восьмерки» обсудят на своей встрече в 2006 году в рамках посвященной проблемам энергетической безопасности повестки дня.

ГРЯДУЩИЕ ПОТРЯСЕНИЯ

В будущем рынки энергоносителей станут неизбежно испытывать потрясения. Некоторые из их возможных причин можно примерно предвидеть: это скоординированные террористические атаки, сбои поставок с Ближнего Востока и из Африки или беспорядки в Латинской Америке, которые скажутся на нефтедобыче в Венесуэле — третьем по величине производителе ОПЕК. Однако другие возможные причины могут стать неожиданностью. В прибрежной нефтяной индустрии давно уже возводятся такие сооружения, которые могли бы выдержать «столетний шторм» (геологический термин, означающий сильнейший шторм, вероятность которого условно равна одному разу в столетие. – Ред.), но никто не мог предугадать, что в течение нескольких недель два таких разрушительных урагана ударят по энергетическому комплексу в Мексиканском заливе. А те, кто создавал систему экстренного распределения стратегических запасов МЭА, не могли даже на мгновение представить себе, что эти резервы могут быть вскрыты для того, чтобы смягчить последствия аварий, произошедших в Соединенных Штатах.

Диверсификация останется основополагающим отправным принципом энергетической безопасности и в нефтяной, и в газовой отраслях. Однако вполне вероятно, что теперь она потребует и разработки нового поколения технологий, которые используются в ядерной энергетике или применяются при «чистом» сжигании угля, а также поддержки возрастающей роли разнообразных возобновляемых источников энергии по мере того, как те будут становиться все более конкурентоспособными. Диверсификация также обусловит необходимость инвестиций в новые технологии, начиная с тех, которые должны появиться в ближайшей перспективе (преобразование природного газа в жидкое топливо), и до технологий более отдаленного будущего, пока еще находящихся в стадии лабораторной разработки, таких, как создание биологических источников энергии. Сегодня наблюдается рост инвестиций в технологии по всему энергетическому спектру, и это окажет позитивное воздействие не только на энергетику будущего, но и на окружающую среду.

Но энергетическая безопасность существует и в более широком контексте. В мире, который характеризуется усиливающейся взаимозависимостью, энергетическая безопасность будет во многом зависеть от того, как государства выстроят отношения друг с другом, будь то на двусторонней или на многосторонней основе. Вот почему энергетическая безопасность окажется одной из главных проблем американской внешней политики в грядущие годы. Частью этой проблемы станет необходимость предвидеть и оценивать различные вероятные сценарии. А для этого надо не только заглядывать за угол, но и уметь рассмотреть за цикличными взлетами и спадами как реальность существования все более сложной и более интегрированной всемирной энергетической системы, так и значимость отношений между вовлеченными в эту систему странами.

США. Весь мир. Россия > Нефть, газ, уголь > globalaffairs.ru, 10 марта 2006 > № 2906319 Дэниел Ергин

Индия и Китай как самые агрессивные потребители нефти в мире недавно сумели прийти к согласию и обеспечить себе безопасность в международном энергетическом секторе. Китайская China National Petroleum Corporation (CNPC) и индийская Oil and Natural Gas Corporation (ONGS) – две крупнейшие компании объявили, что они сумели выиграть торги по покупке 37% доли в Petro-Canada за 573 млн.долл. ONGS и CNPC имеют также равные доли в нефтяном и газовом месторождении al-Furat.«Когда мы стали работать совместно, у нас существенно выросли технические возможности. Впервые индийские компании приобрели нефтяные активы вместе с китайскими компаниями», – отмечают эксперты. С точки зрения финансов соглашение в 573 млн.долл. не столь уж велико, но оно имеет большое значение, поскольку впервые индийская компания заключила совместную сделку с китайскими компаниями по нефтяным месторождениям на фоне жесткой конкуренции двух стран в последние годы за нефтяные активы в Центральной Азии, Западной Африке и Латинской Америке. Кроме того, в последнее время китайские нефтяные компании постоянно опережали Индию в различных нефтяных сделках. Две страны, конкурируя с друг другом, внесли «свой вклад» в рост цен на нефть.

Например, летом пред.г. CNPC и ONGS конкурировали друг с другом за приобретение канадской фирмы PetroKazakhstan, которая большую часть своих операций проводит в Казахстане, но CNPC удалось перехватить сделку в последний момент у индийского консорциума.

В окт. 2005г., несмотря на соглашение между Shell и OVL, по которому 50-процентная доля Shell в Angola Block 18 перешла к OVL, Индия была загнана в угол, поскольку государственная нефтяная компания Sonangol Анголы, которая является единственным концессионером по добыче и производству нефти в стране, решила, что недвижимость должна перейти к китайской компании.

До этого произошел конфликт за долю в эквадорских нефтяных активах Encana, которая перешла к Andes Petroleum Corporation, совместному предприятию китайской нефтяной компании, т.к. Индия вышла из сделки.

Кроме важности факта сотрудничества двух стран, совместная сделка важна еще и по другим причинам. Месторождение al-Furat уже производит нефть; поэтому партнеры получили доступ к 60 тыс.бар. нефти в день без инвестирования средств. Во- вторых, как отметил индийский представитель С.Трипчи, «это важный шаг в нашей совместной работе; сотрудничество открыло двум странам возможность работать вместе и в других областях экономики».

Обе страны достигли того, что министр по нефти Индии М. Шанкар назвал «кооперацией вместо конкуренции». Во время своего визита в Индию китайский премьер-министр отметил, что «кооперация станет важной частью двусторонних отношений».

В связи с этим Индия и Китай начали обсуждать дальнейшие перспективы создания совместных предприятий. Согласно данным Economic Times, индийские нефтяные компании, включая Indian Oil Corporation, BPСL, OVL и Prize Petroleum, заключили соглашение с китайскими компаниями Sinopec, Cnooc и CNPC по сотрудничеству в области добычи, разведки в нефтяном и газовом секторе.

Cтраны также планируют заключить соглашение и в области добычи углеводородного топлива. Такая ситуация, конечно, не вызывает восторга у западных компаний. Специалисты подчеркивают, что если Индия и Китай в ближайшей перспективе будут работать совместно, это может вызвать панику в западных нефтяных компаниях. «Китайские и индийские компании готовы платить более высокую цену за нефтяные активы, что приведет к определенному давлению на нас», – говорит П. Мартинс, аналитик Wood Mackenzie. Asia Times. Китай > Нефть, газ, уголь > «Коринф», 1 марта 2006 > № 47920

Председатель российской Счетной палаты Сергей Степашин посетит с официальным визитом республику Ангола, сообщила пресс-служба контрольного ведомства. «В ходе визита намечено подписать меморандум о сотрудничестве между высшим органом внешнего государственного финансового контроля России и его ангольским аналогом – Счетным судом», – говорится в сообщении. Запланированы встречи Сергея Степашина с высшим руководством Анголы. Российская делегация посетит расположенное на юге страны крупное алмазодобывающее предприятие Катока, 32,8% акций которого принадлежат российской компании «Алроса», а сооружаемую неподалеку с участием этой же компании гидроэлектростанцию. Ангола. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 1 марта 2006 > № 27198

Глава Мавританской топливной компании Бубакр ульд Марвани объявил о начале добычу нефти на шельфовом месторождении Джангавити в Атлантическом океане. По его словам, пробная добыча нефти уже началась, однако, специалисты не исключают, что в первые дни могут наблюдаться сбои. Максимальные объемы производства нефти на Джангавити составят 75 тыс.бар. в сутки, при разведанных запасах в 150 млн.бар. Ежегодный доход от добычи достигнет, как ожидается, 200 млн.долл. Планируется, что нефть будет поставляться на экспорт непосредственно с плавучей платформы. Капиталовложения в разработку этого месторождения оцениваются в 625 млн.долл. Нефть будет добывать международный консорциум, в который входят австралийские, британские и мавританские нефтяные компании. С началом добычи на Джангавити Мавритания присоединилась к 5 странам Африки, добывающим и экспортирующим нефть: Египту, Ливии, Алжиру, Нигерии и Анголе. Всего же запасы углеводородов Мавритании только на шельфе Атлантического океана оцениваются в 5 млрд.бар. нефти и 30 млрд.куб.м. природного газа. Мавритания > Нефть, газ, уголь > ria.ru, 24 февраля 2006 > № 44338

ООО «Фактор Лтд» ведет основную деятельность на территории России. Вместе с тем в качестве приоритетного направления при выходе на внешние рынки считает Африку. О перспективах сотрудничества в сфере электроэнергетики рассказал директор по развитию международных проектов «Фактор Лтд» Владимир Полынько. • Когда мы с вами встречались года 2 назад, вы уже провели энергоаудит в Тунисе и планировали выходить на Сейшельские острова. И были планы в ЮАР. Что получилось?

Мы по-прежнему стараемся работать на нескольких направлениях. Как вы помните, мы открыли представительство в Кейптауне. Сейчас у нас идут переговоры и поиск серьезных стратегических партнеров среди российских компаний и среди финансовых институтов. Хороший диалог идет у нас с Внешторгбанком, они тоже планируют открыть в регионе свое представительство.

• В Анголе?

В Анголе, в Намибии есть серьезные у них планы. Так что мы с ними, наверное, будем сотрудничать, и в Анголе, и в Намибии. Вот здесь у меня описание проекта – гидростанция на реке Оранжевой. Вообще, в этом регионе есть много энергетических проектов, так как Намибия, Ангола, Мозамбик хотят своей независимости от поставок электроэнергии из ЮАР. В Намибии это очень чувствуется. Опираясь на российский банк, мы постараемся там поучаствовать в некоторых проектах.

• А в самой ЮАР?

Надо учитывать – при попытке выйти на энергетические рынки юга Африки, стран SADC, – что энергетические компании ЮАР, прежде всего Eskom, очень хорошо там расположены. И в самой ЮАР непросто начать сотрудничество. Но, с другой стороны, хотя они и самодостаточны с точки зрения обеспечения электроэнергией, к 2010г. начнутся серьезные проблемы. Это будет связано с модернизацией существующих электростанций. 94% у них там – это станции, которые работают на угле. А в соответствии с Киотским протоколом надо сокращать выброс углекислого газа в атмосферу. И Eskom планирует до 2010г. потратить порядка 103 млрд. рандов на модернизацию электростанций, передающих сетей, распределительных сетей, создание альтернативных электростанций, которые будут работать на природном газе и, может быть, гидроресурсах.

• И вы планируете в этом поучаствовать?

Да, мы хотим поучаствовать в международных проектах. Например, WESTCOR (Western Power Corridor Project), coздание объединенной энергосистемы для пяти государств, где ЮАР планирует играть активную роль… Посмотрим, удастся нам подключиться, может быть, в консорциуме с другими российскими участниками, с Технопромэкспортом, например.

• А как движется процесс на Сейшельских островах?

Мы сейчас ведем переговоры с местным правительством о нашем участии в проекте прокладки подземного кабеля на 33 кВ. Это план электрификации южной части острова Маэ. У них там пока хватает своей электроэнергии, которые вырабатывают местные электростанции, но система энергоснабжения острова оставляет желать лучшего.

• Давно уже переговоры ведутся?

Переговоры ведутся второй год, это вязкий процесс. Проект сам рупийный, а рупия -неконвертируемая валюта, и в значительной степени все упирается в этот вопрос. Мы ведем переговоры, чтобы отработать схему возврата инвестиций, которые пошли бы на приобретение зарубежного оборудования – они хотят западное оборудование, то есть то, с которым их специалисты привыкли работать. Для закупки, соответственно, нужна валюта, а ее в стране нет. Там серьезный финансовый кризис. Хотя долги, в принципе, небольшие – это за те валютные инвестиции, которые были направлены на развитие туристического сектора.

• А кто вам там помогает вести переговоры?

Мы активно работаем с нашим посольством. Большую помощь нам оказывает новый посол Владимиров Александр Семенович. В качестве нашего технического партнера выступает энергетическая компания PUC, Public Utilities Corporation, там есть департамент энергетики. Мы ведем с ними технические и коммерческие переговоры, позиции по контракту согласованы. Сейчас мы пытаемся договориться уже с департаментом по инвестициям Офиса президента Сейшельской республики. Проект небольшой, но очень важный для республики. Если он будет реализован, то автоматически пошли бы другие проекты: прокладка подводного кабеля, электрификация других островов. Это интересные направления, но процесс идет очень вяло. Мы приходим к мысли, что надо его как-то неформально стимулировать. Может быть, попытаться добиться личной встречи с президентом страны. Наш посол, кстати, с ним встречался и реакция президента на наш проект была положительной…

• То есть до настоящего момента эти переговоры велись совершенно прозрачно, легально и буквально, с использованием тех механизмов на местах, которые законом для этого предназначены?

Абсолютно.

• А теперь вы начали понимать, что этого недостаточно?

В принципе, это позиция нашей компании – стараться работать именно в таком ключе, прозрачно. Мы так же работали и работаем в России. Но Африка есть Африка. Что-то надо учитывать. Думаю, все компании сталкиваются с этим явлением… мы, к сожалению, через наши банки – Внешторгбанк, Внешэкономбанк – не смогли решить вопросы конвертируемости или найти какой-то бартер для рупийной части проекта. То есть у нас еще на государственном уровне – допустим, Внешторгбанк – это госструктура, в основном – эти вопросы не решены. Есть вот еще Импэкс-банк , но те % ставки по кредитам, которые они предлагают, нереальны для проекта. Так что мы там стараемся вести диалог, потому что если бы этот проект пошел, многие энергетические установки, материалы мы брали бы из ЮАР, стимулируя тем самым и взамодействие с нашими южноафриканскими партнерами.

• Кстати, Сейшелы недавно вышли из SADC?

Вышли, да, по финансовым соображениям, прежде всего. Плюс, вероятно, посчитали, что SADC недостаточно эффективен, не видят там реальной для себя выгоды.

• А это не затруднит для вас реализацию дальнейших планов?

Нет, не затруднит. Мы не акцентируем внимание на структурах, мы открыты для всех. Есть интересные направления. Мы стараемся заниматься не только традиционной энергетикой. Наш профиль вообще – это проектирование и строительство ЛЭП, подстанций разного класса напряжения, прокладка волоконно-оптического кабеля. Мы же сейчас обращаем большое внимание также и на альтернативные источники энергии.

• Да, я помню, вы рассказывали мне про маржины (отходы от производства оливкового масла.).

Маржины, совершенно верно! Сейчас мы монтируем энергетическую установку, тот же принцип, что и с маржинами, то есть мы сможем перерабатывать отходы сельскохозяйственных предприятий, с ферм крупного рогатого скота, птицефабрик. Мы ас делаем мобильную контейнерную пилотную установку, уже на заводе идет монтаж, она в янв. 2006г.будет вывезена на птицефабрику в Нижний Новгород, там же будет произведен в ближайшее время пробный запуск.

• Из навоза электричество!

Если брать Нижний Новгород, то там в области «зарыты» буквально в навозе пять горьковских ГЭС, а по всему волжскому району – это порядка 70 ГЭС. Из навоза – и по топливно-тепловым характеристикам – можно получать и электроэнергию, и тепло, и экологически чистые удобрения.

• Кто-то проявляет интерес к этой установке?

Был проявлен большой интерес на Сейшелах, в Тунисе. В Тунисе и маржины, и птицефабрики. Такая установка, конечно, не даст много энергии, но она может решить проблему небольшого городка, фермы, деревни. Она будет брать на себя 20% электроэнергии, необходимой для возобновления процесса технологического, а 80% можно будет спокойно использовать на тепло, электроэнергию. На Сейшелах вот у вице-президента есть своя ферма, может быть, он нас полоббирует немного. Получаемые на месте удобрения смогут заменить импортные и сэкономить республике порядка 1 млн.долл. ежегодно.

• При разработке своих проектов вы, насколько я понимаю, активно работаете вместе со специалистами из научных учреждений.

Да, конечно. Например, сейчас совместно со специалистами из Института электрификации сельского хозяйства рассматриваем возможность использования однопроводной системы. То есть всего по одному проводу толщиной в миллиметр можно передавать электроэнергию на большие расстояния, вплоть до 10 тыс. км. Не надо использовать много меди, алюминия, в десятки раз экономия ресурсов… так что воровать не будут, как наши провода. И оттуда будет трудно воровать и сам электрический ток – а это большая проблема, для ЮАР. Надо вообще продвигать российские передовые технологии и быть при этом спокойными и упрямыми, как поется в песне.

• В ЮАР же у вас еще работает Дом российских технологий, да?

Дом российских технологий, образования и развития был зарегистрирован 2г. назад на базе нашего представительства, но находится пока в начальной стадии развития. Проводили пока через него, например, фестиваль фильмов студии Мосфильм, работают курсы русского языка. Создается база данных по российским технологиям, оборудованию. Приглашаем к сотрудничеству по линии Дома другие российские компании, заинтересованные в выходе на местный рынок. А так – ждем визита президента Путина в ЮАР, чтобы торжественно запустить этот проект.

• А чем вообще у вас обусловлен выбор стран? Вот, например, как так получилось, что выбрали именно Сейшелы?

Да как-то наше руководство там отдыхало. Увидели, что остров Маэ вечером вообще в темноте, дороги не освещаются (кроме центра города), в гостиницах постоянно перебои с подачей электроэнергии. Вот и решили, что, может быть, наше умение и навыки могут здесь пригодиться. По нашей инициативе я посетил PUC, они нас спросили: «What can we do for you?» А мы отвечаем: может быть, лучше мы для вас? Они сказали, что хотят на международный тендер выставить проект, но так и не выставили, стали напрямую работать с нами.

• Почему?

Валюты же нет. И мы установили диалог с ними, направили своих специалистов, провели небольшие изыскания, и теперь уже у нас есть концепция проекта.

• Наверное, уже много денег потратили на все эти переговоры?

Да, пошли на определенные затраты, конечно, не имея никаких формальных соглашений. Ну, Сейшелы зато компактная страна, есть хорошие карты, не надо проводить сложных изысканий. Понятно, какие там грунты – это гранитная скала, прежде всего. А в скале прокладывать кабель – это очень непросто. А воздушным путем они не хотят, так как это будет вредить туристическому имиджу страны.

• А, некрасиво, что провода видно. А какие-то сроки вы для себя наметили? Все-таки 2г. уже ведутся переговоры.

Уходить было бы обидно, конечно. Они сейчас сказали, что нет денег. Надо решать, как я уже говорил, валютную часть вопроса. Мы вообще для себя решили, что будем заниматься не только энергетикой, но и строительными программами. Вот, например, в Анголе, кажется, «Станрус» ведет переговоры с министерством строительства по строительству 10 тыс. коттеджей. Нас зовут в аналогичную программу, и мы совместно с Мосзарубежстроем выезжали в Руанду, аналогичные проекты есть и в ЮАР. Мы еще не занимались коммерческой деятельностью в ЮАР, поскольку статус нашего представительства – это external company, оно там не имеет права вести самостоятельной финансовой деятельности и живет за счет сметы, которая направляется из Москвы.

• То есть в ЮАР пока нет никакой отдачи?

Мы сейчас решили, что будем приобретать акции одной компании и все-таки будем заниматься коммерческими проектами, в том числе строительными и, естественно, электроэнергетическими. Конечно, мы будем заниматься только тем, в чем мы разбираемся, на что у нас есть лицензия. С 2006г. мы связываем достаточно серьезные надежды, и в ЮАР, и на Сейшелах, и в Тунисе.

• А что в Тунисе у вас сейчас?

Официально мы все же туда не вошли. Участвовали там совместно с Trans-Africa Project/Eskom в тендере на проект по линиям электропередач, в том числе по фрагменту закольцовки ливийско-тунисской энергосистемы и, в целом, созданием единой энергосистемы стран средиземноморского бассейна. Приобрели опыт сотрудничества, но тендер не выиграли.

• Почему не выиграли, как думаете?

Во-первых, у Eskom, как они говорят, принципиальная позиция: они не дают взяток. Во-вторых, тендер выиграли индусы за счет представления демпинговых цен и за счет того, что они использовали свою рабочую силу. Она очень дешевая, и сами тунисцы рассказывали, что рабочие чуть ли не голодали и просили хлеб у своих тунисских коллег. И качество индийских работ оказалось не самое хорошее.

• Они еще работают над проектом?

Нет, они реализовали уже, построили, поэтому я уже могу говорить о том, что тунисцы не совсем довольны качеством. Вообще, индийцы, китайцы, конечно, очень активны в Африке. Китайцы вот в Тунисе построили бесплатно спортивный комплекс для молодежи.

• А энергоаудит, который вы проводили в авг. 2003г., имел какое-то продолжение для вас?

Да, те кирпичные заводы, на которых мы его проводили, предлагают нам теперь взять в управление. Их владелец планирует перенести свою основную деятельность на территорию Ливии. Мы сейчас передали детальное предложение о мерах, которые могут быть там применены с точки зрения энергетики, они рассматриваются.

• Сколько там заводов?

Было на тот момент 5, а сейчас их уже 7. Хозяин купил еще два, в разных городах. И это четверть всего кирпичного рынка Туниса. Если они будут следовать нашим рекомендациям по результатам энергоаудита, для этого надо вложиться, сделать все комплексно, но будет и серьезная отдача.

• И как вы смотрите на их предложение?

Кирпичная индустрия – немножко не наш профиль. Мы можем с кем-то обсуждать эти вопросы, а сами только внедрять то, что мы порекомендовали. Энергоаудит и мероприятия, которые могут быть направлены на сокращение энергозатратности предприятий, в том числе и в ЮАР, – к этому мы готовы, это мы предлагаем, в том числе в рамках межправкомиссий. Если с ЮАР будет подписываться отдельный договор о сотрудничестве в области энергетики, мы будем активно проводить там это направление и вместе с нашими коллегами из Московского энергетического института (МЭИ) могли бы оказать реальную помощь. Сейчас в ЮАР несколько электростанций выведено из активного оборота, нам предлагали принять участие в конкурсах по модернизации. Существует план газификации промышленности, и в перспективе, если они построят электростанцию на газе в Намибии, то смогут запустить по газопроводу газ в ЮАР. Сейчас в Африке мы ищем ниши, стратегических партнеров, и африканское направление является доминирующим в нашей внешней деятельности.

• А, например, из вашего личного опыта, – в чем особенности ведения переговоров? Как удалось получить конкретный заказ, в том же Тунисе?

Во-первых, у меня сохранились связи, контакты, когда я еще по линии Росзарубежцентра работал в Тунисе. Во-вторых, – в Тунисе сильная ассоциация выпускников российских вузов, там много активных сторонников развития российско-тунисского делового сотрудничества. Они помогли выйти на конкретного бизнесмена, который уже и заказал нам энергоаудит. 1,5 тыс. выпускников. Много смешанных браков. Люди сохраняют контакты с посольством, с Росзарубежцентром. Мы активно стараемся работать на выставках. В фев. мы повезем нашу биоэнергетическую установку на сельскохозяйственную выставку Fieragricola в Верону (Италия), принимали участие недавно в аналогичной выставке в Москве, на ExpoRussia 2005 в Аммане (Иордания). Есть у нас иорданские партнеры, которые готовы поставлять нам металлоконструкции для опор под линии электропередач дешевле, чем те, которые производят Домодедовский, Донецкий заводы, например… Мы договорились с Центром травматологии и ортопедии им. Илизарова, постараемся сделать совместную с Тунисом клинику. Еще, например, что касается медицины – в арабских странах возрастает озабоченность проблемой наркомании. Учитывая наши хорошие контакты с тунисскими медиками, мы пригласили в Тунис руководителя российского центра квантовой медицины, у них есть хорошие методики лечения наркомании и наркозависимости. То есть, в-четвертых,- надо искать ниши.

• Заняться чем-то определенным в итоге.

Да. В Тунисе, например, совместно с ВНИИ Химмаш мы занимались проблемой переработки маржин, они ранее туда на выставку привозили свои технологии очистки воды, которые, в том числе, применялись на космической станции «Мир», полный замкнутый цикл. С ними же мы разработали еще один интересный проект для Туниса. Там существует проблема воды, как и в других африканских странах. В грунте есть вода, но она соленая. А если на литр воды приходится больше 4 г. соли, то она считается непригодной для сельскохозяйственного использования, она засолит почву. Их установка разлагает эту воду на воду и на жидкие удобрения одновременно, без использования высоких опреснительных технологий. Но внедрить ее трудно, без адекватного финансирования. А к нашим большим компаниям тоже не пробиться! Даже когда мы на Сейшелы выходили, попросили помочь Департамент Африки МИДа нашего. Они сказали нам: вы же не МиГ, не Лукойл. Мы говорим: ну вы помогите, и мы со временем станем и мигами, и сухими… Все же поддержку оказали нам, передавали личные наши послания президенту Сейшел по этому проекту, и посол наш с ним встречался… А в Тунис мы пойдем с установкой нашей биоэнергетической, по энергетике будем стараться – там сейчас открываются в этом смысле новые возможности, которые связаны уже с людьми, которые участвуют в процессе принятия решений. И появляются возможности уже решать проблемы по африканским правилам.

• То есть в Тунисе вы через все этапы прошли уже. Какие сделали личные наблюдения при контактах деловых?

Знание арабского приветствуется, даже просто владение какими-то фразами. Необходимо выяснять, прежде всего, схемы принятия решений, для каждой конкретной страны. Победить в тендере чужаку или постороннему невозможно. Все расписано заранее. То есть сначала надо выходить на людей, которые принимают решения, которые компетентны, а также находить местного серьезного партнера. Надо предварительно изучать рынок. В нашей области такие серьезные компании, как Siemens, АББ, например, могут позволить себе демпинговать на стадии предложения и реализации проекта. Это уже потом идет сервис, поставка запчастей, оборудования – и они компенсируют свои убытки. И небольшим компаниям, как наша, такая конкуренция пока не по зубам. Нужна поддержка банковская и государственная.

• На ваш взгляд, система межправкомиссий работает?

На сегодняшний день она неэффективна.

• А что нужно, чтобы повысить эффективность?

Государственная поддержка опять же по финансовому, кредитному направлению. Должен быть такой консультационно-лоббистский механизм, который может продвигать, отстаивать интересы определенных российских компаний, которые способны действовать на внешних рынках. В нашем конкретном случае я не могу сказать, что мы имеем какие-то дивиденды от участия в СМПК. Пока это просто место встреч. Визит президента В.В. Путина в ЮАР мог бы послужить хорошим ускорителем для развития двустороннего сотрудничества, и мы, российские и южноафриканские партнеры по СМПК, с нетерпением ожидаем его.

• А когда вообще внешнее направление ваша компания стала развивать?

Года 3 тому назад мы начали, как раз с Туниса. Потом уже пошли контакты с ЮАР, работаем здесь в Москве с посольством, с господином Георгием Безуматовым, это друг нашей компании. Собственно наши сотрудники и ранее работали за рубежом, в рамках института Энергосетьпроект, в здании которого мы сейчас находимся, еще в советское время. Мы проектировали еще тогда энергосистемы в Сирии, у нас есть сотрудники, которые участвовали в строительстве Асуанской ГЭС. Наши генеральный, коммерческий, технический директора работали когда-то по линии «Технопромэкспорта» в Индии, проектировали и строили линии электропередач, подстанции. Есть интерес и к Индии, к Арабским Эмиратам, помимо Африки.

• В Африке много стран вы уже назвали, где вам есть чем заняться.

Сейчас нам еще предлагают серьезный проект по Южному Судану. Там инфраструктуры вообще практически нет, и одна кенийская компания, через нашего сейшельского партнера, предлагает создать энергосистему Южного Судана. К 2010 они должны решить вопрос, быть одному государству или двум, и тогда встанет вопрос инфраструктуры, прежде всего, энергетики. Этой осенью они звали нас туда. В рамках энергосистемы должны создаваться как генерирующие электростанции, так и мощная сеть энергосистемы в целом. Мы разговаривали по этому поводу с ЮАР, но они сказали: у нас не так много лишних вертолетов, как у вас, намекая на нестабильную ситуацию в этой стране.

• Осмотрительно ведут себя.

Да, точно. Но вот на последней межправкомиссии с Анголой мы разговаривали с представителями Технопромэкспорта, их Судан очень интересует, говорят, что деньги там есть. Мы осторожную пока позицию по этому вопросу занимаем… Или, например, Ливия. Там, правда, надо открывать представительство, это надо на счет положить 150 тыс.долл., чтобы зарегистрироваться. Тоже интерес есть. Например, Технопромэкспорт, который там находится, в принципе не занимается проектировкой, они кого-то привлекают. Мы же делаем наши проекты под ключ. Можно быть конкурентами, а можно быть и партнерами. Мы с ними хотим сотрудничать по Намибии, Анголе, Судану. Насчет Ливии – пока мы занимаем выжидательную позицию, хотя сами ливийцы вроде интерес проявляют, но уж очень осторожный…

• Да, «Иншалла»…

…«Букра» и «Мумкин» – «тунисский IBM»: «если будет угодно Аллаху», «завтра», «может быть». Сами они этого не скрывают, на это не обижаются, так и говорят: мы же арабы.

• Такие же сложности и на заводе были при энергоаудите?

Мы были там в течение пяти дней, и сначала местный персонал, мягко говоря, не проявил большого энтузиазма к участию в нашей работе. Не давали никакой информации толком, и только вмешательство владельца, который просто наорал на них, дало результат – они открыли нам доступ к базам данных и так далее. А так наши ведущие аудиторы ходили и лазали по печкам. Если там поставить пять ключевых специалистов – директора, технолога, энергетика, ремонтника и еще кого-то – процесс уже пойдет значительно лучше. Это было заметно даже собственно в период проведения энергоаудита. Дисциплина труда, соблюдение технологии, процесс доставки песка и глины из карьеров тоже могут быть оптимизированы. Мы, кстати, по маржинам разрабатывали проект не только по их переработке, но и, совместно с МЭИ, по их утилизации методом сжигания, тоже внесли это все в рекомендации. Если их сжигать, добавляя к мазуту, можно сразу сэкономить топлива на 25%! То есть это и уничтожение отходов – грязных, токсичных, – и замещение энергоносителя, то есть энергосбережение.

• А хозяин завода местный?

Нет, он ливиец. И директор на его заводе тоже ливиец, которого он привез с собой.

• Заметили у тунисцев какие-то особенности национальной психологии?

Они отличаются от ливийцев и алжирцев. Это страна с богатейшей историей и культурой. Это еще и туристическая Мекка, но у них нет своей нефти и газа. И Тунис жил за счет трудностей, которые испытывали их большие соседи – эмбарго в Ливии, гражданская война в Алжире, – путем реэкспорта. Товары шли либо через Мальту, либо через Тунис. Там и воздушное сообщение было, на Джербу самолет летал. В общем, это повлияло. Тунисцы умеют использовать момент. Женщины тунисские достаточно раскованы и имеют реальное влияние. Причем они мне кажутся даже иногда активными, чем мужчины – и работают, и с малых лет ухаживают за братьями, ведут хозяйство, а теперь и бизнесом занимаются, и президент Бен Али их активно поддерживает. Анна Маслова. Тунис. Россия > Внешэкономсвязи, политика > af-ro.com, 20 февраля 2006 > № 51189

К 2010г. на долю Африки придется 30% увеличения мирового уровня добычи жидкого углеводородного сырья и 25% сжиженного природного газа», – заявил Рон Мобед (Ron Mobed), президент и исполнительный директор энергетического подразделения компании IHS. «На данный момент доля Африки в общемировой добыче составляет 12%. Значительный вклад континента в рост мирового уровня добычи нефти станет очень важным для мирового рынка, особенно для США – страны, где разрыв между внутренней добычей и импортом увеличивается очень высокими темпами», – отметил Рон Мобед в докладе, представленном на конференции International Petroleum Week, проходящей в Лондоне, передает Нефть России.По прогнозам Cambridge Energy Research Associates (CERA), подразделения компании IHS, к 2010г. Африка увеличит нефтедобычу на 38%, что составит дополнительные 4 млн.б/д. Значительная часть этого прироста произойдет за счет эксплуатации новых месторождений в Нигерии, Анголе и Алжире. Это составит 30% от прогнозируемого прироста объема мировой добычи в 13,65 млн.б/д. Ожидается также, что месторождения на глубоководном шельфе к югу от Сахары добавят более 2,2 млрд. б/д, причем месторождения Анголы и Нигерии внесут основной вклад в этот рост. Ангола > Нефть, газ, уголь > Vslukh.ru, 16 февраля 2006 > № 44340

SADC

Сообщество развития юга Африки (South Africa Development Community, SADC) объединяет страны южно-африканского региона. В состав SADC входят 14 государств: Ангола, Ботсвана, Замбия, Зимбабве, ДРК, Лесото, Маврикий, Мадагаскар, Малави, Мозамбик, Намибия, Свазиленд, Танзания и ЮАР. Договор о SADC был подписан в Виндхуке (Намибия) в авг. 1992г. Процесс его ратификации завершился к 1996г.

Сообщество является одним из крупнейших и влиятельных объединений на африканском континенте. Территория стран SADC – 9,4 млн. кв. км., общая численность населения – 200 млн. чел. Политическая и экономическая ситуация в этих государствах характеризуется достаточной стабильностью. Наличие значительных запасов ценных сырьевых ресурсов делают регион привлекательным для иностранных компаний.

Высший орган SADC – саммит глав государств и правительств. На основе консенсуса он принимает решения по основным вопросам деятельности Сообщества. SADC имеет также следующие организационные структуры: совет министров и парламентский форум. Оперативное управление сообществом осуществляют генеральный и исполнительный секретари. Встречи на высшем уровне проводятся раз в год поочередно в каждой из стран-участниц. Штаб-квартира организации находится в столице Ботсваны Габороне.

В рамках SADC осуществляется программа действий по развитию юга Африки, которая предусматривает осуществление совместных проектов экономического и социального характера в области финансов, транспорта, горной добычи, обрабатывающей промышленности, сельского хозяйства, рыболовства, туризма, малого и среднего предпринимательства и др. Предпринимаются шаги по созданию условий для благоприятного инвестиционного климата внутри государств SADC, а также унификации экономического и юридического пространства.

Предусматривается формирование общего таможенного пространства, идет подготовка к созданию зоны свободной торговли. По оценкам исполнительного секретариата, темпы экономического развития стран-членов (в среднем 3% в год) позволяют выдержать сроки (2008г.), установленные для ликвидации пошлин во внутризональной торговле.

На саммите SADC в Дар-эс-Саламе (Танзания) в авг. 2003г. был одобрен региональный индикативный стратегический план развития – 15-летняя программа приоритетных направлений совместных действий в социально-экономической сфере. На саммите сообщества в Гранд Бе (Маврикий), который состоялся в авг. 2004г., принято решение о создании Фонда развития SADC, а на юбилейном 25 саммите в Габороне (Ботсвана) – одобрен меморандум о взаимопонимании по сотрудничеству в страховой, валютной, финансовой сферах и в области телекоммуникаций.

Нынешнее состояние экономики стран юга Африки характеризуется высокой степенью зависимости от экспорта сельскохозяйственной продукции и минерального сырья. При этом в большинстве стран номенклатура вывозимых за границу товаров весьма ограничена. Диверсифицированы поставки из ЮАР и Зимбабве. В этих странах сырье и полуфабрикаты, а также сельскохозяйственная продукция составляют половина от объема экспорта Зимбабве и около двух третей – ЮАР.

В ряде стран производится и вывозится одинаковое минеральное сырье и с/х продукция: алмазы (ЮАР, Ботсвана, Намибия, ДРК, Ангола), металлы платиновой группы (ЮАР, Зимбабве), золото (ЮАР, Зимбабве), медь (Замбия, ДРК, Ботсвана), сахар (Свазиленд, ЮАР, Мозамбик, Маврикий), хлопок (Мозамбик, Танзания, Зимбабве), кофе (Танзания, Ангола), говядина (ЮАР, Зимбабве, Намибия).

Доля продукции обрабатывающей промышленности в общем объеме регионального экспорта оценивается в 10%. При этом лишь 2 страны – ЮАР и Зимбабве – обладают значительным индустриальным потенциалом (потенциал ЮАР в 5 раз превышает совокупные производственные возможности других стран SADC). В ЮАР промышленный экспорт не превышает 20% общей стоимости экспорта.

В импорте стран SADC преобладают промышленные товары, оборудование, транспортные средства, энергоносители, химикаты, продовольствие. Для Анголы основными статьями импорта являются оборудование, продовольствие, транспортные средства и запчасти, текстиль и одежда, медикаменты (главные поставщики – США, Куба, Португалия, Бразилия), для Ботсваны – продовольствие, транспортные средства, текстиль, нефть (ЮАР, Швейцария, Великобритания, США); для Мозамбика – чай, табак, потребительские товары, нефть, оборудование (ЮАР, Зимбабве, Саудовская Аравия, Великобритания, Португалия), для Танзании – промтовары, оборудование, нефть, продовольствие (Саудовская Аравия, Великобритания, Зимбабве, Япония); для Зимбабве – нефть, оборудование, транспортные средства, химикаты (ЮАР, Великобритания, Япония, США, Германия), для ЮАР – машины и оборудование, нефть, химические изделия, черные металлы, приборы (Великобритания, США, Германия, Япония).

Что касается торговли значимой в экономическом отношении страны – ЮАР- с другими странами SADC, то их доля в общем экспорте ЮАР составляет 11%, в импорте – 2%. В торговле со странами региона ЮАР имеет существенное положительное сальдо. 1/3 экспорта ЮАР в страны SADC приходится на машины и оборудование, 1/4 – на транспортные средства. В эти страны из ЮАР ввозятся химические изделия, продовольствие, одежда.

База для интеграции стран юга Африки (если рассматривать ее с точки зрения структуры сельского хозяйства и внешней торговли) весьма ограничена. Главные причины этого – монокультурный и недостаточно диверсифицированный экспорт, слабое развитие промышленности. С учетом нехватки в регионе энергоносителей и в связи с открытием новых месторождений нефти и газа, возможно некоторое увеличение объема взаимных поставок энергетических ресурсов. Не исключается дальнейшее усиление регионального разделения труда в области с/х: сельхозпродукция субтропического пояса (ЮАР, Зимбабве, Намибия, Лесото) и сельхозпродукты тропиков (остальные страны юга Африки).

В области торговли промышленными товарами будет продолжаться процесс укрепления позиций южноафриканских производителей на региональном рынке. Объективно возможно увеличение экспортных поставок в ЮАР продукции текстильной, легкой, кожевенно-обувной отраслей стран юга Африки (в силу высокой стоимости рабочей силы в ЮАР).

Из стран SADC у России активно развиваются связи с ЮАР. Объем товарооборота в этой страной в 2004г., по данным Федеральной таможенной службы России, составил 138,8 млн.долл. При этом российский экспорт составил 8,8 млн.долл., а импорт – 130,0 млн.долл. В I пол. 2005г. объем товарооборота между двумя странами составил 85 млн.долл. (177% к I пол. 2004г.). Основные статьи российского экспорта в 2005г.: средства наземного транспорта – 30,6%, удобрения – 26,7%, топливо и нефтепродукты – 26,3%. В российском импорте преобладают продукты неорганической химии, драгоценные металлы – 38,4%, свежие фрукты – 19,4%, оборудование – 18,6% и т.д.

В 2005г. начались регулярные отгрузки микроавтобусов «Газель» (всего предусматривается поставить в ЮАР 100 тыс. автомобилей). В рамках пятого заседания Смешанного межправительственного комитета по торгово-экономическому сотрудничеству между Россией и ЮАР, которое было проведено в Москве 4-5 окт. 2005г., состоялось подписание трехстороннего соглашения между Внешэкономбанком, торговым домом «Русские машины» и южноафриканской компанией RAISA (Russian Automotive Investment Southern Africa) по поставкам автомобильной продукции и созданию в ЮАР завода по сборке российских автомобилей.

Объем товарооборота с остальными странами SADC в 2004г.: Ангола – 42,3 млн.долл., Зимбабве – 19,2 млн.долл., Малави – 18,7 млн.долл., Танзания – 16 млн.долл., Мозамбик – 3,7 млн.долл. Товарооборот с Ботсваной, Замбией, ДРК, Лесото, Маврикием, Намибией и Свазилендом имеет незначительные объемы. Юрий Воинов.

Ботсвана > Внешэкономсвязи, политика > af-ro.com, 30 декабря 2005 > № 340347

Россия и Ангола подписали протокол первого заседания межправительственной комиссии по экономическому, научно-техническому сотрудничеству и торговле, сообщается в пресс-релизе Минприроды. Подписи под документом поставили сопредседатели МПК министр природных ресурсов РФ Юрий Трутнев и министр планирования Республики Ангола Анна Диаш Лоуренсу. В соответствии с документом, стороны договорились принимать необходимые меры для развития и укрепления торгово-экономического сотрудничества и деловых связей между организациями и компаниями двух стран, а также о совместной реализации конкретных проектов в обл. торговли, инвестиций, финансов и банковского дела, минеральных ресурсов и геоэкологии, промышленности, энергетики и других сферах.

Был также подписан протокол о намерениях между министерством природных ресурсов РФ и министерством геологии и горнорудной промышленности Анголы о сотрудничестве в обл. недропользования и горнорудной промышленности.

Согласно документу, стороны намереваются реализовывать совместные действия по поддержке международного рынка алмазов. Кроме того, стороны договорились о сотрудничестве в актуализации геологических схем и карт минеральных ресурсов, инвентаризации месторождений металлосодержащих и не содержащих металлов горных пород на территории Анголы.

В соответствии с протм, российская сторона намерена оказывать техническую помощь в выработке технико-экономических инвестиционных программ и проектов, осуществлять профессиональную подготовку ангольских специалистов в различных обл. недропользования. Стороны будут обмениваться научно-технической документацией, информацией о публичных тендерах и аукционах, результатах геологических исследований.

Как отметил Трутнев, слова которого приводятся в сообщении, работа комиссии «позволяет создать законодательную оболочку и механизмы взаимодействия для сотрудничества российских и ангольских компаний в различных обл., определить его основные направления». По его словам, по целому ряду направлений сотрудничество развивается успешно. Среди наиболее удачных проектов министр назвал строительство ГЭС «Капанда» на реке Кванза (Республика Ангола) с участием российского предприятия Технопромэкспорт, проекты освоения ряда кимберлитовых месторождений с участием АК «Алроса». Ангола. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 ноября 2005 > № 20024

В конце сент. в Йоханнесбурге (ЮАР) прошел 18 Всемирный нефтяной конгресс (ВНК). Одновременно была проведена Южноафриканская международная нефтегазовая выставка (SAIOGE 2005).Конгресс проводится раз в 3г. в разных странах по инициативе Всемирного нефтяного совета (ВНС, World Petroleum Council) – организованной в 1933г. в Лондоне неполитической профессиональной международной ассоциацией руководителей нефтегазовой отрасли. Среди основных целей организации – «содействие внедрению научных разработок, передаче технологий и использованию мировых ресурсов нефти на пользу и в интересах всего человечества». В ВНС представлены 62 страны; членство осуществляется посредством национальных комитетов, в которые входят представители нефтегазовых компаний, научно-исследовательских институтов, правительственных учреждений. Работа российского национального комитета ВНС координируется представителями компании «Роснефть».

На территории африканских стран Конгресс проводился впервые. Основными хозяевами мероприятия стали южноафриканская энергетическая корпорация PetroSA и правительство страны. Весомый вклад (финансовый, организационный и, наконец, содержательный) внесли и национальные нефтегазовые компании и правительства четырех других энергетических грандов континента: Алжира, Анголы, Ливии и Нигерии. Благодаря этому многие темы приобретали всеафриканский характер, и складывалась объемная картина нынешнего состояния и перспектив развития энергетики Африки в мировом разделении труда в будущем.

Конгресс отличался высоким уровнем представительства стран-участниц, причем не только африканских. Мировые информационные каналы в прямом эфире транслировали выступления министра нефти Саудовской Аравии Али аль-Наими, министра промышленности и энергетики Катара Абдаллы аль-Атыйя, исполнительного директора Международного энергетического агентства (IEA) Клода Мандиля, наконец, заключительное слово главы ВР сэра Джона Брауна. Интерес вызвали выступления государственного министра нефти Нигерии, заместителей министров нефти и энергетики Алжира и Ливии. В Конгрессе приняли участие представители практически всех крупных международных нефтяных компаний, национальных нефтегазовых энергетических компаний, независимых компаний. Россия была представлена делегацими «Роснефти», «Газпрома», ТНК-ВР, «Сургутнефтегаза», «Сибнефти».

Заметным – как в работе Конгресса, так и на проходившей параллельно с ним выставке – стало участие китайских и латиноамериканских компаний (из Бразилии и Колумбии). Бразильский Petrobras достойно смотрелся на фоне крупных западных компаний, специализирующихся на разработке морских месторождений углеводородов (а именно на шельфе континента в последнее время были обнаружены крупные залежи нефти). Китайские компании от предложения отдельных услуг и технологий перешли к предложениям строительства в африканских странах интегрированных комплексов, включающих объекты по добыче и переработке нефти и даже нефтехимические предприятия (проекты таких комплексов были представлены на стендах компаний SinChem, SinoPec и CNPC).

По итогам многочисленных докладов, презентаций и обсуждений можно выделить 4 важных для российского бизнеса тенденции.

1. Нефтегазовая отрасль африканских стран характеризуется высокими темпами роста и начинает играть важную роль в мировой энергетике. До 2010г. в рамках развития и реализации различных нефтегазовых проектов предполагается освоить до 90 млрд.долл. капитальных вложений. Российские компании могут претендовать на определенную долю контрактов – по небольшим экономически эффективным проектам повышения нефтеотдачи или поставкам оборудования и технологий.

2. Национальные нефтегазовые компании (ННК) по мере развития проектов и накопления значительных денежных средств и опыта постепенно превращаются в компании мирового значения. Со временем можно ожидать ужесточения переговорных позиций африканских компаний и снижения относительной привлекательности российских технологий и условий участия в проектах.

3. Все больше реализуемых в Африке нефтегазовых проектов относятся к разряду крупных, требующих многомиллиардных вложений. Целесообразность участия российских компаний в подобных проектах может определяться необходимостью получения опыта работы в международных консорциумах. Приемлемой может стать и концентрация на получении мелких контрактов на освоение не очень больших месторождений углеводородов (с учетом значительных технологических наработок целого ряда российских компаний, можно рассматривать и проекты, находящиеся в стадии падающей добычи). Это позволит российским компаниям наработать опыт операторской деятельности в международных проектах, максимально применить имеющийся научно-технический потенциал и утвердить позитивный имидж компаний.

4. Стратегия развития бизнеса в области upstream на зарубежных рынках может включать проведение геологоразведочных работ в странах, перспективность обнаружения запасов углеводородов в которых не аксиоматична. Основное бремя принятия решений в таких случаях ложится на геологическую службу. Такие страны, как правило, предлагают иностранным компаниям максимально выгодные условия инвестиций (режим СРП, доля государства до 15%, доля «компенсационной» нефти до 90%, «зеленый коридор» для импортируемых оборудования и технологий). В случае успеха разведочных работ компания может рассчитывать на получение значительного экономического эффекта и занятие господствующих позиций в новом нефтегазоносном районе. На Конгрессе были проведены презентации возможностей вхождения в геологоразведку в Марокко, Кении и на Мадагаскаре.

Событием Конгресса стало приветственное слово президента ЮАР Табо Мбеки. За время непродолжительного выступления господин Мбеки успел высказаться по поводу всех значительных проблем человечества: последняя Генассамблея ООН полностью провалена, организация нуждается в реформировании и переоценке целей; отбушевавшие ураганы в США не намного страшнее азиатского цунами; развитие конфронтации с Ираном не выгодно никому, нужен просто объективный контроль со стороны авторитетных международных институтов – причем с одновременным контролем соответствующих программ Израиля.

При этом ситуация в самой ЮАР далека от идеальной. Это чувствовалось сразу по прилету – огромное количество полицейских патрулей говорило не только о повышенном внимании оргкомитета к вопросам безопасности членов проходящего Конгресса. В стране все еще сохраняется один из самых высоких в мире коэффициент разницы доходов. Причем разница в доходах имеет и ярко выраженный расовый аспект. По данным Global Insight, за чертой бедности живет 56% черного населения ЮАР и только 4% – белого населения. Попытки же принудительного перераспределения доходов или увеличения доли темнокожих среди владельцев и руководителей бизнеса зачастую приводят к снижению доходов и эффективности. Ситуацию ухудшает приток беженцев из соседних стран: работу найти им практически невозможно (уровень безработицы в ЮАР приближается к 50%), а содержание лагерей беженцев ложится дополнительным бременем на социальную сферу.

Подобная ситуация способствует росту преступности и сохранению в целом достаточно напряженной внутриполитической обстановки. У власти сейчас находится АНК, и поэтому политическое напряжение по линии расовых различий значительно снизилось, но правительство по-прежнему всерьез опасается ужесточения противоречий по линии богатые-бедные. Мелкие банды, останавливающие богатые машины и лишающие водителя всех наличных денег, дорогих вещей, а нередко и самого авто, все еще остаются характерной чертой урбанистического пейзажа в ЮАР.

Доля черного населения в ЮАР не увеличивается (что можно было бы ожидать ввиду высокой рождаемости). Черное население составляет 79%, белое – 9%, оставшиеся 12% приходится на потомков смешанных браков и выходцев из Азии. В 2005г. в ЮАР ожидается депопуляция – по предварительным прогнозам население может уменьшится на 0,3%. Одной из основных причин является один из самых высоких в мире показателей заболеваемости СПИДом. Только официально зарегистрированных носителей ВИЧ в стране насчитывается 5 млн. (при общем количестве населения в 44 млн), неофициальные оценки показывают еще большие цифры. Большинство заболевших – темнокожие. Если ситуация не изменится, к 2010г. количество черного населения страны может сократиться в 2 раза. СПИД оказывает серьезное влияние и на возрастную структуру населения: постепенно «вымывается» прослойка черного населения среднего возраста. Все это дополнительным бременем ложится на социальную сферу страны.

Природа и особенности исторического развития страны обусловили своеобразие энергетического комплекса ЮАР. Основным видом добываемого и потребляемого здесь топлива является уголь. В ЮАР сосредоточено до 5% мировых извлекаемых запасов угля (7 место в мире).

Такое «угольное богатство», незначительные собственные запасы нефти и санкции, введенные мировым сообществом против ЮАР в 80гг. в целях борьбы с режимом апартеида, способствовали разработке в ЮАР собственных уникальных технологий выработки синтетических топлив. Синтетические топлива вырабатываются из угля, а также газа и конденсата, добываемых в Заливе Моссела (Моссел-Бей) и импортируемых из Мозамбика. Две основных энергетических компании ЮАР: частная Sasol (мощности по синтетическим топливам 150 тыс. б/д) и государственная PetroSA (50 тыс. б/д) являются общепризнанными лидерами в области технологий выработки синтетических топлив. При этом в топливном балансе этих компаний уголь постепенно вытесняется газом. Помимо обеспечения собственных энергетических нужд, синтетические топлива могут стать серьезным конкурентным преимуществом южноафриканских компаний на глобальных рынках и увеличить экспортные доходы: сразу в нескольких африканских и южноамериканских странах планируется построить заводы по производству синтетических топлив на основе технологий Sasol.

Практически вся потребляемая в стране нефть импортируется (за счет собственной добычи покрывается только 10% потребностей). Основными поставщиками нефти в ЮАР являются Саудовская Аравия и Иран, в последнее время в целях диверсификации и обеспечения надежности поставок страна также получала нефть из Анголы, Кувейта, России и Экваториальной Гвинеи. Сведения о перспективности территории и континентального шельфа ЮАР на предмет обнаружения залежей углеводородов довольно противоречивы. Крупных месторождений здесь, скорее всего, обнаружено не будет. Определенные надежды на обнаружение газа связываются с морскими блоками ближе к границе с Намибией.

В нефтегазовом секторе страны также реализуется политика ВЕЕ – работающие в стране компании BP, Caltex, Shell и Total подписали Хартию о трансформации нефтяной промышленности, согласно которой до 25% нефтяной отрасли ЮАР к 2011г. должно контролироваться темнокожими бизнесменами. Правительство также зарезервировало до 10% лицензий на новые перспективные газоносные участки для передачи компаниям, контролируемым черными.

ЮАР обладает вторыми по величине нефтеперерабатывающими мощностями в Африке (520 тыс. б/д), уступая только Египту (726 тыс. б/д). Достаточно активно – с участием PetroSA, Sasol, частных местных и иностранных компаний – развивается сеть розничной торговли нефтепродуктами. Причем частные компании, работающие в этом секторе, постепенно начинают задумываться о расширении своего бизнеса в разведку и добычу нефти, в том числе, в других странах. Частные компании высказывали готовность профинансировать небольшой проект по разведке и добыче нефти, при условии наличия партнера среди опытных нефтегазовых компаний, который взял бы на себя осуществление технической стороны проекта. С учетом финансовых возможностей и политического влияния бизнесменов из ЮАР в других африканских странах, данная схема захода на рынки третьих стран может оказаться небезынтересной для российских компаний.

Алжир. Среди стран – основных спонсоров Конгресса Алжир выглядел действительно лидером. Если другие страны в основном пытались обратить внимание грандов нефтегазовой отрасли и инвестиционного сообщества на привлекательность участия в проектах на своей территории, то алжирская делегация оперировала понятийным аппаратом афро-арабо-латиноамериканского сотрудничества. Причем в самых современных и передовых отраслях. Штаб-квартира Совещания экспертов по внедрению практики электронного правительства в странах Африки (e-Afrique) находится в Алжире.

Помимо планомерного развития проектов строительства двух новых газопроводов в Европу (в Испанию и Италию по дну Средиземного моря) и тендеров на освоение перспективных нефтегазоносных участков, правительство этой страны обсуждает с европейскими контрагентами проект прокладки в Испанию и Италию подводных электрических кабелей. Экспорт электроэнергии рассматривается как дополнительный источник доходов и мера минимизации ценовых рисков по нефти и газу.

Роль основного докладчика по стране была отведена нефтегазовой компании Sonatrach. Еще совсем недавно это компания была достаточно громоздкой национальной монополией, совмещавшей функции собственно вертикально-интегрированной компании и регулирующего органа. В Алжире происходит реорганизация нефтегазового сектора, в значительной степени оказывающая влияние и на Sonatrach: согласно принятому недавно новому закону, у компании отобрали «функции государства». В результате Sonatrach остался большой, значимой для экономики страны компанией, но ее позиции теперь, в принципе, абсолютно одинаковы с любой другой компанией, присутствующей в нефтегазовом секторе Алжира или планирующей в него зайти. Все регулирующие, лицензионные и прочие функции переданы в специально создаваемые в ходе реформы компанию Al-Naft и Регулирующий орган.

Предполагается, что все эти меры будут способствовать увеличению общей эффективности работы отрасли через усиление конкуренции и позволят Sonatrach сконцентрировать все усилия на основной деятельности по разведке, добыче, переработке и реализации нефти и газа – только до 2009г. компания планирует освоить до 24 млрд.долл. капитальных вложений. Иностранные компании теперь смогут получить доступ к подземным хранилищам газа и газотранспортной системе, а также получат возможность самостоятельно реализовывать добываемый газ – раньше он продавался компании Sonatrach или реализовывался совместно с ней.

Sonatrach пытается стать нефтегазовой компанией глобального масштаба. Именно этим, очевидно, объясняется его вхождение в достаточно противоречивый проект по разработке газового месторождения Camisea в Перу. Через СП и путем прямого участия в проектах в секторе downstream (переработка и реализация углеводородов и производных продуктов).

Компания также ведет деятельность в Ливии, Испании, Великобритании. Согласно представленному на Конгрессе плану развития собственной переработки и сбыта добываемых углеводородов, в дополнение к наращиванию добычи Sonatrach пытается выстроить многопродуктовую цепочку создания стоимости в секторе downstream. Компании принадлежит 50% доля в современном нефтехимическом комбинате в Испании (вторая половина контролируется компанией BASF). При этом компания готова к сотрудничеству с иностранными партнерами и на своем родном рынке – в проекте строительства нового Адрарского НПЗ на юге Алжира 70% принадлежит китайским компаниям.

Правда, не все идет гладко – в результате взрыва непонятного происхождения на терминале сжиженного природного газа в г. Скикда в янв. 2004г. из строя было выведено 17% национальных мощностей СПГ – весьма перспективного и важного для Алжира вида экспорта газа.

Ливия. У традиционной соперницы Алжира Ливии ситуация несколько иная. Основной проблемой является ускоренное преодоление последствий многолетних санкций со стороны мирового сообщества и США. По данным национальной нефтегазовой корпорации Ливии (NOC), до 2/3 национальной территории остается недоразведанной на предмет обнаружения запасов нефти и газа. Поэтому основной задачей является привлечение в страну как можно большего количества иностранных компаний, обладающих необходимым технологическим и финансовым потенциалом. В стране определен 261 разведочный блок, который предполагается передать иностранным компаниям в ходе нескольких тендерных раундов. На данный момент проведено два раунда тендеров по блокам, в которых участвовало большое количество иностранных компаний (среди участвовавших компаний были ExxonMobil, Chevron, Total, BP, Shell, китайская CNPC, индийская ONGC, ОАО «Газпром», ОАО «Лукойл»).

Конкуренция между ними позволила правительству Ливии и NOC реализовать лицензии по некоторым блокам на очень выгодных условиях. В ходе второго тендерного раунда права на проведение геолого-разведочных работ на территории Ливии впервые после окончательного снятия санкций получила российская компания «Татнефть».

Ливия планирует к концу десятилетия нарастить объем собственной добычи нефти до 3 млн. б/д. При этом, правда, Ливия является членом ОПЕК, и ее нынешний уровень добычи (1,6 млн. б/д) уже превышает ливийскую квоту по добыче, устанавливаемую этой организацией (1,5 млн. б/д). С учетом неопределенности развития ситуации вокруг ОПЕК в будущем, Ливия в качестве приоритетов второго порядка определила ускоренное развитие газовой отрасли и сектора переработки нефти.

Нигерия. Эта страна тоже претендует на региональное лидерство – как-никак, самая населенная страна в Африке, самое многочисленное мусульманское население. Основная речь министра нефти и энергетики г-на Даукоро строилась вокруг необходимости списания долгов развивающимся странам, стремления к осуществлению Целей развития тысячелетия ООН, важности сотрудничества добывающих и потребляющих стран во имя будущих поколений. На фоне пришедших накануне открытия Конгресса сообщений о захвате принадлежащих иностранным компаниям нефтедобывающих платформ повстанцами, требующими освободить их лидера.

Кения. Презентации стран, до сих пор к разряду мировых или региональных центров нефтегазодобычи не относившихся. Перспективность с точки зрения обнаружения углеводородов оценивается по предположениям о направлении т.н. «нефтяного пути». По аналогичному методу в свое время были предсказаны значительные запасы нефти в Судане, позже подтвержденные бурением. Правда, методики определения и локализации этого «нефтяного пути» в суданском случае (по диагонали от Нигерии и Анголы через Судан на Аравийский п-ов) отличаются от кенийского («по круговой» от Ливии и Алжира через Нигерию и Анголу на Кению и некоторые другие государства Восточной Африки).

Согласно приведенным прогнозным оценкам, Кения, Сомали и Танзания (газо- и нефтепроявления обнаруживаются и в Эфиопии) при должном развитии технологий геологоразведки могут, в принципе, повторить успех Нигерии и Анголы и стать новой перспективной нефтегазоносной провинцией.

В Кении пробурено 30 скважин (значительных запасов УВ не выявлено). Основные разведочные блоки располагаются в море, но переговоры с заинтересованными компаниями могут вестись также по 7 сухопутным блокам. В стране определяются 4 геологических бассейна, каждый из которых довольно внушительных размеров.

Стремясь привлечь к разведке углеводородов как можно больше иностранных компаний, правительство Кении установило, по сути, беспрецедентный налоговый и юридический режим. Еще в 1982г. действовавшая до того система предоставления концессий с выплатой роялти была заменена на соглашения о разделе продукции. Согласно действующей практике, компания, заинтересованная в получении разведочного блока, предоставляет в министерство энергетики Кении информацию о себе и заявление о намерении вступить в переговоры на предмет проведения геологоразведочных работ на том или ином блоке – и все. Остальное, по словам докладчиков, обсуждаемо. В случае обнаружения углеводородов срок добычи обычно устанавливается в 25 лет, доля нефти, направляемой на компенсацию затрат инвестора, составляет от 40% до 90%, доля государства в СРП ограничивается 15%. В Кении для иностранных нефтегазовых компаний действует свободный валютный режим, подразумевающий возможность беспрепятственного открытия счета и ведения операций в иностранной валюте, а также возможность полной репатриации прибыли. Импортное оборудование и материалы, необходимые для проведения геологоразведочных работ, не облагаются налогами, и за них не надо платить таможенные пошлины.

Еще несколько десятков лет назад идея о наличии запасов нефти в Чаде у специалистов вызывала улыбку, чуть позже мало кто верил в осуществимость довольно затратного и амбициозного проекта строительства нефтепровода от обнаруженных там месторождений к океанскому побережью – теперь проект «Чад-Камерун» является одним из самых ярких проектов Exxon.

Радужную картину с точки зрения развивающихся стран смог нарисовать представитель Qatar Petroleum. В ходе осуществления одного из проектов было выявлено серьезное расхождение национального и международного стандартов по сопротивлению металлов для нефтегазового оборудования – в результате напряженной работы и долгих переговоров был выработан и принят всеми заинтересованными сторонами так называемый «совместный стандарт» ISO и катарского национального учреждения стандартизации. Во внутренней документации компании Qatar Petroleum прописано, что международные стандарты могут применяться в деятельности компании, только если они удовлетворяют определенным национальным требованиям и спецификациям.

Казалось бы, на примере одной развивающейся страны выстроена идеальная модель сочетания национальных и международных стандартов. Но здесь необходимо дать некоторые пояснения: компания Qatar Petroleum участвует в проекте QatarGas – одном из крупнейших в мире проектов разработки газового месторождения с последующим сжижением добытого газа и его экспортом на многие основные энергодефицитные рынки – в основном, в Европу. Компания не просто участвует в этом проекте, но играет одну из ведущих ролей, так как месторождения и основные мощности проекта располагаются на территории государства-карлика – Бахрейна.

Учитывая особую значимость проекта для обеспечения надежности поставок энергоносителей в Европу и огромные суммы как затрат по проекту (десятки млрд.долл.), так и ожидаемых доходов (сотни млрд.долл.), иностранные компании просто не могут ставить ход его осуществления в зависимость от согласованности стандартов – и охотно идут на уступки. В других странах и на других проектах такого может и не быть. И требование о доминанте международных стандартов из технической проблемы превращается в экономическую – при помощи стандартов можно манипулировать затратами и оказывать непрямое, но действенное влияние на выбор подрядчиков.

В конце соответствующего заседания на Конгрессе была принята нейтральная резолюция: стандартизация в отрасли необходима, особенно в условиях реализации крупных и глобальных проектов; при этом применение международных стандартов – не самоцель, важно соотносить ее с общими затратами; излишняя стандартизованность производственных процессов может убить инициативу и рационализаторство.

Следующий Всемирный нефтяной конгресс пройдет в 2008г. в Мадриде (Испания). Представительство России в ВНС и оргкомитетах Конгрессов, как отмечалось выше, осуществляется компанией «Роснефть». Высшее руководство России и руководство нефтегазовой отрасли намерены лоббировать идею организации Всемирного нефтяного конгресса в 2011г. в Москве. Дмитрий Борисов. ЮАР > Нефть, газ, уголь > af-ro.com, 10 ноября 2005 > № 51162

Между спецслужбами России и ЮАР существует тесное сотрудничество, заявил министр разведывательных служб ЮАР Ронни Касрилс. По словам Касрилса, после серии терактов, которые произошли в Лондоне в 2005г., между двумя странами был налажен «плотный информационный обмен». Министр отметил высокий профессиональный уровень сотрудников служб безопасности РФ. Касрилс подчеркнул, что в ЮАР хорошо знают, как страдает Россия от терроризма. «ЮАР будет на всех уровнях помогать России в борьбе с террором», – подчеркнул он. «Мы также прекрасно понимаем, что происходит в Чечне и располагаем информацией о том, что международный терроризм через Пакистан и Средний Восток пытается проникнуть в ЮАР», – сказал Касрилс.Он напомнил, что в 1998г., когда террористами были атакованы здания американских диппредставительств в Найроби (Кения) и Дар-эс-Саламе (Танзания), спецслужбы ЮАР вышли на одного из организаторов этих терактов. «В Кейптауне мы обнаружили и задержали одного из организаторов этих терактов, которые сейчас по решению суда отбывают пожизненное заключение», – сказал министр.

Ронни Касрилс находится в Москве, где в Госдуме РФ участвовал в презентации русского издания своей книги «Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе» о борьбе Африканского национального конгресса (АНК) с апартеидом. Как заявил во время презентации председатель комитета Госдумы по безопасности Владимир Васильев, «Ронни Касрилс – человек, который имеет уникальный жизненный опыт, он прошел путь от борца с апартеидом до члена парламента и руководителя разведки». По мнению участников презентации (ветеранов советских спецслужб, участвовавших в подготовке военных специалистов для АНК на территории Анголы), это необычная книга, в которой читатели узнают много эпизодов о подпольной борьбе с апартеидом, которые раньше были известны только ограниченному кругу людей. ЮАР > Армия, полиция > ria.ru, 31 октября 2005 > № 20702

Владимир Путин считает, что укрепление партнерства российских и американских энергетических компаний идет на пользу потребителям энергоресурсов в США. На встрече с представителями крупнейших американских энергокомпаний, в которой также принимает участие президент «Лукойла» Вагит Алекперов, Путин сказал: «Отношения между вашими компаниями и российскими партнерами набирают обороты». «Это, безусловно, на пользу не только бизнесу, вашим компаниям – огромным, выдающимся компаниям, но и американской экономике, бизнесу, потребителями энергоресурсов», – подчеркнул президент России. В то же время он отметил, что только «незначительная доля российских энергоносителей поступает на американский рынок». По разным оценкам, Россия поставляет примерно 2,1% нефти, 0,3% нефтепродуктов (от общего объема потребления в США), а первые поставки газа начались только недавно, напомнил Путин.По мнению главы российского государства, возможности у России в этом направлении большие. «И российские партнеры, и американские бизнесмены заинтересованы в развитии сотрудничества», – сказал президент. Расширение такого взаимодействия может быть серьезным фактором развития партнерства Москвы и Вашингтона, считает Путин. «Об этом мы и поговорим сейчас», – добавил он. Президент России отметил, что ранее уже встречался с некоторыми участниками переговоров. «Мне очень приятно, чт.е. возможность поговорить, обсудить текущие дела и перспективы сотрудничества», – сказал он. Во встрече принимают участие с американской стороны президент «Коноко-Филипс» Джон Малва, председатель совета директоров «Эксон-Мобил» Ли Реймонд, президент этой компании Рэкс Тиллерсон, председатель совета директоров «Шеврон» Дэвид О'Рейли, с российской стороны – помощник президента Сергей Приходько, посол России в США Юрий Ушаков, президент «Лукойла» Вагит Алекперов.

В гостинице «Мэдиссон» в Вашингтоне в пятницу началась встреча Владимира Путина с руководителями ведущих американских энергетических компаний. Во встрече принимают участие главы трех ведущих нефтяных компаний США – «Эксон-Мобил», «Коноко-Филипс», «Шеврон». Встреча проходит в контексте наращивания двустороннего энергодиалога, включая взаимовыгодные совместные проекты в нефтегазовой отрасли. Корпорация «Эксон-Мобил», образованная в 1999г., занимает вторую позицию в списке энергетических гигантов, уступая первенство только «Роял-Датч-Шелл». Корпорация владеет 45 нефтеперерабатывающими предприятиями в 25 странах мира и обладает разведанными запасами углеводородов, эквивалентными 21,2 млрд.бар. сырой нефти. Корпорация «Шеврон» является пятой по величине интегрированной энергетической компанией мира, осуществляющей операции в 180 странах мира. Чистая прибыль компании по итогам 2004г. составила 13,3 млрд.долл., совокупные продажи 151,2 млрд.долл.

Основные районы нефтедобычи и переработки – Ангола, Великобритания, Венесуэла, Индонезия, Казахстан, Мексика, Нигерия, Республика Конго и США. Компания «Коноко-Филипс» занимает третье место среди интегрированных нефтегазовых компаний США, а среди нефтегазовых компаний мира – шестое место по объемам запасов и добычи углеводородного сырья и пятое место по объему нефтепереработки. Ее ресурсная база составляет 8,7 млрд.бар. углеводородов, суточная добыча нефти и газа в нефтяном эквиваленте – 1,7 млн.бар. (80 млн.т. в год).

Российский газ займет одно из ключевых мест в структуре энергообеспечения Северной Америки в результате реализации стратегии ОАО «Газпром» по выходу на глобальный рынок СПГ, говорится в пресс-релизе «Газпрома», распространенном в преддверии встречи президента РФ Владимира Путина с руководством ведущих нефтяных компаний США в пятницу в Вашингтоне. «Выход «Газпрома» на перспективный рынок газа Северной Америки станет важным элементом обеспечения стабильности энергетического рынка США и повысит надежность поставок углеводородов», – говорится в сообщении. С целью ускорения выхода на рынок США «Газпром» уже осуществил 2 сент. 2005г. совместно с компанией Shell и британской BG первую поставку сжиженного природного газа (СПГ) на терминал Коуф-Пойнт (США). В ближайшем будущем «Газпром» планирует поставить в США еще несколько судов с сжиженным газом. В среднесрочной перспективе на основе подписанного соглашения предполагается организовать регулярные поставки газа на Североамериканский континент, сообщает «Газпром».

В этой связи в компании проводится работа по получению доступа к регазификационным мощностям на атлантическом побережье Северной Америки на базе краткосрочных контрактов, а также по осуществлению регулярных закупок СПГ у основных производителей. Следующим этапом станут поставки СПГ, произведенного в России, на основе уникальной ресурсной базы российских месторождений, отмечается в сообщении. В рамках обмена активами с компанией Shell ведется интенсивная работа по вхождению ОАО «Газпром» в проект «Сахалин-2», значительная доля продукции которого будет доставляться на Тихоокеанское побережье США уже с 2008г. Важным событием станет ввод в эксплуатацию Штокмановского месторождения, объемы СПГ с которого также планируется направлять на рынки Северной Америки уже 2010г., отмечается в пресс-релизе. ОАО «Газпром» за последний год провело значительный объем исследований по Штокмановскому проекту с 11 ведущими зарубежными нефтегазовыми компаниями. «Сегодня мы можем констатировать, что первый этап работ завершен. 16 сент. в Москве был объявлен перечень из пяти иностранных компаний, с которыми будут проведены детальные коммерческие переговоры по их участию в проекте», – говорится в сообщении. В перечень вошли компании Chevron, ConocoPhillips, норвежские Hydro и Statoil и французская Total. США > Нефть, газ, уголь > ria.ru, 17 сентября 2005 > № 7152

По заявлению министра торговли и промышленности Индии, Правительство Индии изучает возможности импорта необработанных алмазов из Анголы и создания в Анголе предприятий по обработке алмазов с участием индийского капитала. Министр также подчеркнул заинтересованность Индии в сотрудничестве в добыче и переработке в Анголе других полезных ископаемых, в т.ч. фосфатов, марганца, меди и цинка. Индия готова инвестировать 1 млрд.долл. в реализацию проектов в Анголе. Ангола > Металлургия, горнодобыча > economy.gov.ru, 15 сентября 2005 > № 13294

По заявлению министра торговли и промышленности Индии К.Натха, правительство Индии изучает возможности импорта необработанных алмазов из Анголы и создания в Анголе предприятий по обработке алмазов с участием индийского капитала. Министр также подчеркнул заинтересованность Индии в сотрудничестве в добыче и переработке в Анголе других полезных ископаемых, в т.ч. фосфатов, марганца, меди и цинка. Индия готова инвестировать более 1 млрд.долл.США в реализацию проектов в Анголе. Индия > Металлургия, горнодобыча > economy.gov.ru, 7 сентября 2005 > № 22577

«При большей свободе»: время решений в ООН

© "Россия в глобальной политике". № 4, Июль - Август 2005

Кофи Аннан – генеральный секретарь Организации Объединенных Наций. Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май – июнь) за 2005 год. © 2005 Council on Foreign Relations Inc.

Резюме Невозможно устранить современные угрозы без опоры на широкое, глубокое и устойчивое сотрудничество. Чтобы предотвратить террор, укрепить режим нераспространения ядерного оружия и принести спокойствие в раздираемые войной страны, государствам мира следует создать систему коллективной безопасности. Одновременно необходимо содействовать демократии, обеспечению прав человека и развитию. ООН же должна претерпеть самые масштабные преобразования за всю ее историю.

НАША ОБЩАЯ УЯЗВИМОСТЬ

«Что на сегодняшний день является самой серьезной угрозой?» Задайте этот вопрос инвестиционному банкиру из Нью-Йорка, который каждый день по дороге на работу идет мимо места, где раньше стояли башни Всемирного торгового центра. Потом спросиЂте о том же у двенадцатилетнего неграмотного сироты из Малави, чьи родители скончались от СПИДа. Вы услышите два очень разных ответа. Попросите индонезийского рыбака, оплакивающего гибель всей своей семьи и разрушение своей деревни в результате недавнего опустошительного цунами, сказать вам, чего он больше всего боится. Потом обратитесь к крестьянину из суданского Дарфура, которого преследуют жестокие боевики и пугают бомбардировки. Каждый из них, скорее всего, ответит по-своему.

Расходящиеся представления о том, что является угрозой, часто оказываются самым большим препятствием на пути международного сотрудничества. Но, по моему мнению, в XXI веке мы не можем допустить, чтобы они побуждали мировые правительства стремиться к очень разным или противоположным целям. Между нынешними угрозами существует глубокая взаимосвязь, и они подпитывают друг друга. Страдания людей, проживающих в зоне неразрешенных гражданских конфликтов или в условиях крайней нищеты, могут усилить их тягу к терроризму. Массовое изнасилование женщин, слишком часто имеющее место при современных конфликтах, повышает вероятность распространения ВИЧ и СПИДа.

На самом деле несчастья, которые, как мы думаем, угрожают кому угодно, но только не нам, могут перекинуться и на нас самих. В случае если бы ядерная атака террористов на какой-либо американский финансовый центр привела к резкому спаду глобальной экономики, то число африканцев, проживающих к югу от Сахары за чертой бедности, возросло бы на миллионы. Точно так же миллионы американцев быстро могли бы оказаться инфицированными, если бы по естественным причинам либо по злому умыслу в стране с низким уровнем здравоохранения вспыхнула новая болезнь, которую ничего не подозревающие авиапутешественники разнесли бы по миру еще до того, как ее распознали.

В одиночку ни одна нация не способна полностью защитить себя от этих угроз. Для решения проблем сегодняшнего дня – от недопущения попадания смертоносного оружия в опасные руки до борьбы с глобальным изменением климата, от предотвращения торговли секс-рабами, которую ведут организованные преступные группировки, до привлечения военных преступников к ответу перед компетентным судом – требуется широкое, глубокое и прочное глобальное сотрудничество. Объединяя усилия, государства способны добиться того, что превышает возможности даже самого могущественного государства, действующего самостоятельно.

Те, кто в 1945 году разрабатывал Устав Организации Объединенных Наций, очень ясно представляли себе эти реалии. Сразу после окончания Второй мировой войны, унесшей жизни 50 миллионов человек, они учредили на конференции в Сан-Франциско в 1945-м организацию для того, чтобы (говоря словами Устава) «избавить грядущие поколения от бедствий войны». Их целью было не узурпировать роль суверенных государств, а помочь государствам более эффективно служить своим народам за счет совместной работы. Учредители ООН знали, что эта инициатива не может быть предпринята на ограниченной основе, поскольку проблемы безопасности, развития и прав человека неразрывно связаны между собой. Поэтому они поставили перед новой всемирной организацией широкие цели: обеспечить уважение к фундаментальным правам человека, создать предпосылки для защиты правосудия и поддержания верховенства закона и, как сказано в Уставе, «содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни при большей свободе».

Когда Устав ООН говорит о «большей свободе», он подразумевает основные политические свободы, на которые имеет право каждый человек. Но этим Устав не ограничивается: он включает в данное понятие то, что президент Франклин Рузвельт называл «свободой от нужды» и «свободой от страха». И наша безопасность, и наши принципы давно требуют, чтобы мы раздвигали границы свободы на всех этих направлениях, понимая, что успешное положение дел на одном из них зависит от прогресса на остальных направлениях и усиливает его. Стремительное развитие технологий, растущая экономическая взаимозависимость, глобализация и глубокие геополитические перемены последних 60 лет сделали данный императив еще более необходимым. А после терактов 11 сентября 2001 года люди повсеместно пришли к осознанию этой необходимости. В душе каждого – независимо от его достатка и положения в обществе – возникло новое ощущение неуверенности в собственной безопасности. Яснее, чем когда-либо раньше, мы понимаем, что наша безопасность, наше процветание и даже сама наша свобода неразделимы.

БЛАГОПРИЯТНЫЙ МОМЕНТ ДЛЯ «НОВОГО САН-ФРАНЦИСКО»

Однако именно тогда, когда эти проблемы стали настолько очевидными, а коллективные действия столь явно необходимыми, мы видим глубокие разногласия между государствами. Подобные разногласия дискредитируют наши глобальные институты. Они приводят к увеличению разрыва между имущими и неимущими, между сильными и слабыми. Они сеют семена противодействия тем самым принципам, для продвижения которых и учреждалась ООН. И побуждая государства к поиску самостоятельных решений, они подвергают сомнению некоторые фундаментальные принципы, которые пусть и не идеально, но поддерживали международный порядок с 1945 года.

Будущие поколения не простят нам, если мы будем продолжать движение по этому пути. Мы не можем действовать вразнобой и обходиться незначительными ответными мерами в эпоху, когда организованные преступные синдикаты стремятся к контрабандным трансграничным поставкам секс-рабов и ядерных материалов, когда целые общества оказываются жертвой СПИДа, когда стремительный прогресс биотехнологий делает вполне вероятным появление «сконструированных вирусов», устойчивых к существующим вакцинам, и когда террористы, чьи планы очевидны, с легкостью пополняют свои ряды молодыми людьми в странах, где мало надежды, где еще меньше справедливости и где минимальное одностороннее школьное образование. Нашему миру необходимо срочно объединиться, чтобы управлять сегодняшними угрозами и не позволить им разделить и тем самым одолеть нас.

В последние месяцы я получил два серьезных документа, содержащих анализ имеющихся у нас глобальных проблем: один подготовлен состоящей из 16 экспертов Группой высокого уровня ООН по угрозам, вызовам и переменам, которую я просил дать предложения по укреплению нашей системы коллективной безопасности; другой подготовлен 250 специалистами, участвовавшими в ооновском Проекте тысячелетия и разрабатывавшими план действий по снижению вдвое глобальной нищеты в течение следующих десяти лет. Оба доклада замечательны как по своему трезвому реализму, так и по смелому видению будущего. После их тщательного изучения и широких консультаций с государствами – членами ООН я представил мировым правительствам мою собственную программу для новой эры глобального сотрудничества и коллективных действий.

Мой доклад, озаглавленный «При большей свободе», призывает государства использовать встречу мировых лидеров, которая состоится в штаб-квартире ООН в сентябре, для того, чтобы укрепить нашу коллективную безопасность, сформулировать подлинно глобальную стратегию развития, содействовать соблюдению прав человека и установлению демократии во всех странах и запустить новые механизмы, обеспечивающие выполнение связанных с этим обязательств. Ответственность государств перед своими гражданами и перед другими государствами, ответственность международных учреждений перед своими членами, а также ответственность нынешнего поколения перед будущими жизненно важны для нашего успеха. Учитывая это, ООН должна претерпеть самые масштабные преобразования за всю ее 60-летнюю историю. Мировым лидерам следует воскресить дух Сан-Франциско и выработать новый глобальный договор, способный служить делу большей свободы.

СВОБОДА ОТ СТРАХА

Отправной точкой для формирования нового консенсуса должно стать широкое видение сегодняшних угроз. В число этих опасностей входят не только международные войны, но и гражданские беспорядки, организованная преступность, терроризм и оружие массового уничтожения. Они включают в себя также нищету, инфекционные заболевания и деградацию окружающей среды, поскольку эти бедствия тоже могут иметь катастрофические последствия и причинять огромный ущерб. Всё это способно подорвать государство как основную единицу международной системы.

Все государства – сильные и слабые, богатые и бедные – одинаково заинтересованы в том, чтобы иметь систему коллективной безопасности, обязывающую их предпринимать коллективные шаги в отношении широкого спектра угроз. В основу такой системы должно лечь новое обязательство не допускать превращения скрытых угроз в явные, а явных – в действительные, а также соглашение о том, когда и как следует применять силу, если превентивные стратегии не приводят к успеху.

Действовать необходимо по многим направлениям, но три из них представляются первоочередными. Во-первых, мы должны обеспечить, чтобы терроризм, имеющий катастрофические последствия, никогда не становился реальностью. Во имя этой цели мы обязаны использовать уникальный нормотворческий потенциал, глобальный охват и организующую силу ООН. Для начала необходимо разработать всеобъемлющую конвенцию против терроризма. ООН играла центральную роль в процессе оказания государствам помощи в обсуждении и принятии 12 международных антитеррористических конвенций, однако мы до сегодняшнего дня не сумели разработать всеобъемлющую концепцию по объявлению вне закона всех форм терроризма, так как не смогли прийти к согласию по вопросам о «государственном терроризме» и о праве противостоять оккупации. Настало время поставить точку в этих дискуссиях. Применение силы государствами уже тщательно регулируется международным правом. А под «правом противостоять оккупации» следует понимать то, чтЧ это понятие действительно означает: оно не может подразумевать также и право умышленно убивать или калечить мирных жителей. Мировые лидеры должны объединиться в поддержке определения терроризма, которое ясно и безусловно давало бы понять, что действия против мирных жителей и людей, не участвующих в военных действиях, всегда являются неприемлемыми. И они должны работать над укреплением способности государств выполнять обязательства по борьбе с терроризмом, которые имеют юридическую силу и установлены для них Советом Безопасности (СБ).

Такой же неотложной является необходимость вдохнуть новую жизнь в наши многосторонние структуры по контролю над биологическим, химическим и в особенности ядерным оружием; мы должны предотвратить распространение этого оружия и уберечь его от попадания в наиболее опасные руки. В течение 35 лет Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), подписанный всеми странами мира, за исключением трех, значительно снижал риск применения ядерного оружия, налагая жесткие, но добровольно принимаемые ограничения на обладание им. Однако недавно одна из стран (Северная Корея) впервые вышла из этого договора, а сложности, возникающие при проверке и обеспечении его соблюдения, привели к кризису доверия.

Чтобы предотвратить лавинообразное распространение ядерного оружия, мы должны найти пути смягчения напряженности, вызываемой тем фактом, что технология, необходимая для мирного использования ядерного топлива, может также применяться для создания ядерного оружия. Следует усилить контрольные функции Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) путем принятия всеми Типового дополнительного протокола (ужесточающего как требования ДНЯО к отчетности, так и режим инспекций). Кроме этого, требуется сформировать стимулы, которые помогут государствам отказаться от развития секретных технологий топливного цикла, гарантируя им при этом наличие топлива, необходимого им в мирных целях. Мы должны также приветствовать другие инициативы, такие, как резолюция № 1540 Совета Безопасности (которая направлена на предотвращение доступа негосударственных субъектов к опасным вооружениям, технологиям и материалам) и Инициатива по безопасности в борьбе с распространением (в рамках которой все больше государств добровольно сотрудничают в целях предотвращения незаконной торговли ядерным, биологическим и химическим оружием и соответствующими материалами).

Третьим приоритетом является обеспечение успеха в тех случаях, когда мы берем на себя задачу построения прочного мира на территориях, раздираемых войнами. Пока что наши достижения в области миростроительства явно неоднозначны. В половине стран, где проблемы, связанные с гражданскими войнами, казалось бы, были урегулированы с помощью мирных соглашений, в течение пяти лет снова начинается трагическое сползание в пучину конфликта. Порой оно имеет катастрофические последствия: например, в середине 1990-х годов миллионы людей погибли в Анголе и Руанде после срыва в обеих странах мирных соглашений. Хотя за последнее десятилетие международное сообщество значительно углубило свои представления о том, что требуется для установления мира, для работы в этом направлении ему все еще недостает стратегического центра. Поэтому я предлагаю создать в ООН новый межправительственный орган – Комиссию по миростроительству. Комиссия могла бы служить в качестве форума, где представители государств, оказывающих и принимающих помощь, а также предоставляющих войска, совместно с лидерами других государств-членов, международными финансовыми учреждениями и региональными организациями согласовывают стратегию, обеспечивают политическое руководство и, наконец, осуществляют мобилизацию ресурсов и координацию усилий всех участников.

Когда превентивные меры не приводят к успеху и все другие средства исчерпаны, мы должны иметь возможность полагаться на применение силы. Однако нам необходимо прийти к общему пониманию того, когда и как ее применять. Статья 51 Устава ООН провозглашает право всех государств на самооборону в случае вооруженного нападения. Большинство правоведов признают, что данное положение включает в себя и право на упреждающие действия против неминуемой угрозы; оно не нуждается в новом толковании или изменении. Однако сегодня мы сталкиваемся также с опасностями, которые хотя и неявны, однако могут (почти или вовсе без каких-либо предварительных сигналов) стать реальными и привести, если их не устранить, к чудовищным сценариям. Устав ООН предоставляет Совету Безопасности все полномочия для реагирования на такие угрозы, и СБ должен быть готов действовать в этом направлении.

Мы должны также помнить о том, что государственный суверенитет не только дает права, но и налагает обязанности, в том числе обязанность защищать своих граждан от геноцида и других массовых злодеяний. Когда государство оказывается не в состоянии справиться с данной задачей, эта обязанность переходит к международному сообществу, которое – при необходимости – должно быть готово принять принудительные меры, санкционированные Советом Безопасности.

Решение о применении силы никогда не бывает простым. Чтобы помочь выработать консенсус по вопросу о том, когда и как уместно прибегать к силе, Совету Безопасности следует оценить, насколько серьезна угроза; способны ли предлагаемые меры ее устранить и пропорциональны ли они данной угрозе; рассматривается ли применение силы как последнее средство; являются ли преимущества, обусловленные применением силы, более весомыми, чем потери в случае ее неприменения. Анализ всех этих факторов не снабдит нас окончательными ответами, но поможет выработать принципиально обоснованные, а потому широко признанные решения.

ЖИТЬ ДОСТОЙНО

Принимая на себя священную обязанность защищать гражданское население от массовых нарушений прав человека, мы выполняем часть более широкой задачи: серьезно относиться к правам человека и верховенству закона при осуществлении международной политики. Нам нужны долгосрочные, стабильные действия, с тем чтобы любые шаги Организации Объединенных Наций опирались на соблюдение прав человека и верховенство закона. Подобные обязательства так же важны для предотвращения конфликтов, как и для снижения уровня бедности, особенно в тех государствах, которые пытаются избавиться от наследия, оставленного насилием.

ООН, как организация, провозгласившая Всеобщую декларацию прав человека и способствовавшая заключению двух соответствующих международных пактов, внесла огромный вклад в дело защиты прав человека. Однако нынешние международные механизмы не вполне пригодны для обеспечения соблюдения этих прав на практике. Управление верховного комиссара ООН по правам человека располагает очень скудным бюджетом и недостаточными ресурсами для мониторинга на местах. Управление верховного комиссара нуждается в большей поддержке, как политической, так и финансовой. Совет Безопасности, а со временем, я надеюсь, и предложенная Комиссия по миростроительству должны более активно привлекать верховного комиссара к своим обсуждениям.

Комиссия ООН по правам человека в глазах многих дискредитирована. Слишком часто государства стремятся добиться членства в ней только для того, чтобы оградить себя от критики или критиковать других, а не для того, чтобы помогать в выполнении подлинной задачи этого органа, то есть в мониторинге и стимулировании выполнения всеми государствами обязательств в сфере прав человека. Наступило время для настоящих реформ. Комиссию следует преобразовать в новый орган – Совет по правам человека. Члены этого совета должны будут избираться непосредственно Генеральной Ассамблеей и торжественно обещать соблюдать наивысшие стандарты в области прав человека.

Задачи, которые ставят перед собой защитники прав человека, непременно должны включать в себя право всех народов управлять своими делами с помощью демократических институтов. Принципы демократии закреплены во Всеобщей декларации прав человека, которая с момента ее принятия в 1948 году служила источником вдохновения для разработчиков конституций в самых различных уголках мира. Сегодня демократия признается и реализуется на практике шире, чем когда-либо раньше. Установив ее нормы и возглавив усилия по искоренению колониализма и обеспечению самоопределения, ООН помогает нациям свободно выбирать свою судьбу. ООН также оказывает конкретную поддержку в проведении выборов в странах, число которых постоянно растет: только в прошлом году такая помощь была оказана более чем 20 странам и территориям, включая Афганистан, Палестину, Ирак и Бурунди. Поскольку демократия далеко не ограничивается выборами, жизненно важное значение имеет и работа Организации по совершенствованию управления в развивающемся мире и по восстановлению верховенства закона и государственных институтов в странах, пострадавших от войн. Государствам – членам ООН следует теперь развивать эти достижения, поддерживая создание фонда, предоставляющего помощь в установлении или укреплении демократии и предложенного президентом Джорджем Бушем-младшим на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2004 года.

Конечно, демократическим государствам в ООН иногда приходится работать с недемократическими. Но сегодняшние угрозы не рассеиваются на границах демократических государств; и точно так же, как ни одна демократическая страна не ограничивает свои двусторонние связи только отношениями с демократиями, так и ни одна многосторонняя организация, предназначенная для достижения глобальных целей, не может ограничить свое членство исключительно ими. Я с надеждой жду наступления того дня, когда каждая страна, представленная в Генеральной Ассамблее, будет управляться демократическим путем. Система глобального членства, характерная для ООН, – ценнейший ресурс для продвижения к этой цели. Сам факт того, что недемократические государства часто подписываются под повесткой дня ООН, открывает возможность для других государств, а также для гражданского общества всего мира добиваться, чтобы те привели свое поведение в соответствие со своими обязательствами.

СВОБОДА ОТ НУЖДЫ

Поддержка прав человека и демократии должна идти рука об руку с серьезными мерами по содействию развитию. Мир, где ежегодно умирают – и почти всегда по причинам, которые можно было заранее устранить, – 11 миллионов детей младше пяти лет, а 3 миллиона человек самого разного возраста гибнут от СПИДа, нельзя назвать миром большей свободы. Это – мир, который отчаянно нуждается в практической стратегии по претворению в жизнь Декларации тысячелетия. С ней все государства торжественно согласились пять лет назад. Восемь целей в области развития, которые сформулированы в Декларации тысячелетия и должны быть достигнуты к 2015 году, включают в себя уменьшение вдвое доли населения, живущего в крайней нищете и голоде, обеспечение получения всеми детьми начального образования и создание преград для распространения ВИЧ/СПИДа, малярии и других основных заболеваний.

Едва ли возможно переоценить необходимость безотлагательного принятия более эффективных мер по достижению этих целей. Хотя до намеченного срока остается еще десять лет, мы рискуем не успеть к его завершению, если резко не ускорим и не активизируем наши действия в текущем году. Успехов в области развития нельзя достичь в мгновение ока. Требуется время для того, чтобы подготовить преподавателей, медсестер и инженеров, построить дороги, школы и больницы, создать малые и крупные предприятия, способные обеспечить бедных необходимыми рабочими местами, а тем самым и заработком.

Саммит ООН в сентябре должен стать тем событием, в ходе которого все нации подпишут не только декларацию, но также и детальный план атаки на крайнюю нищету, на основе которого о них будут судить. Этот саммит должен стать временем поступков, а не слов, временем выполнения данных обещаний и перехода из области стремлений в область реальных дел.

Сутью этого плана должно стать глобальное партнерство между богатыми и бедными странами, условия которого были сформулированы три года назад на Международной конференции по финансированию развития в Монтеррее (Мексика). Это историческое соглашение прочно базировалось на принципах взаимной ответственности и взаимной отчетности. Оно подтвердило ответственность каждой страны за собственное развитие и добилось от состоятельных государств конкретных обязательств по поддержке более бедных стран.

В сентябре всем развивающимся странам следует взяться за разработку (к 2006 году) национальных стратегий, предусматривающих практические действия по достижению целей, сформулированных в Декларации тысячелетия. Каждая страна должна определить основные параметры крайней нищеты и лежащие в ее основе причины, затем, основываясь на полученных данных, оценить свои потребности и установить необходимый размер государственных инвестиций, а потом трансформировать результаты такого анализа в систему действий на предстоящее десятилетие, начав со стратегий по сокращению масштабов нищеты, рассчитанных на срок от трех до пяти лет.

Доноры должны также обеспечить, чтобы развивающиеся страны, которые встали на путь реализации подобных стратегий, на самом деле получали необходимую им поддержку – доступ к рынкам, списание долгов и официальную помощь развитию (ОПР). Слишком долго ОПР была неадекватной, непредсказуемой и обусловленной скорее предложением, чем спросом. Хотя после саммита в Монтеррее эта помощь увеличилась, и уже с заметными результатами, многие доноры все еще выделяют на ее оказание значительно меньше целевого показателя в 0,7 % валового национального дохода. Всем им теперь необходимо разработать собственные стратегии по достижению этого показателя за 10-летний период (к 2015 году) и обеспечить выделение 0,5 % валового национального дохода к 2009-му.

Нам необходимо действовать и на других фронтах. Например, в том, что касается вопроса о глобальном изменении климата, настало время договориться о международной системе, которая объединит всех крупнейших производителей выбросов парниковых газов, направив их усилия на борьбу с глобальным потеплением после 2012 года, то есть после истечения срока действия Киотского протокола. Нам требуется как введение в действие новой регулирующей системы, так и гораздо более прогрессивное использование новых технологий и рыночных механизмов в торговле выбросами углерода. Мы также должны усвоить урок разрушительного декабрьского цунами, обеспечив во всем мире возможности раннего предупреждения о всех природных катаклизмах – не только о цунами и ураганах, но и о наводнениях, засухах, оползнях, чрезмерной жаре и извержениях вулканов.

ОБНОВЛЕННАЯ ООН

Если Организация Объединенных Наций хочет оставаться инструментом, с помощью которого государства противостоят вызовам сегодняшнего и завтрашнего дня, ей необходимы крупные реформы, направленные на усиление ее роли, на рост ее эффективности и подотчетности. В сентябре следует достичь решения о том, чтобы придать работе Генеральной Ассамблеи и Экономического и социального совета более стратегический характер. Одновременно с рассмотрением вопроса о создании новых институтов, таких, как Комиссия по миростроительству, нам следует упразднить учреждения, в которых больше нет необходимости (такие, как Совет по опеке).

Однако никакая реформа ООН не будет полной без реформы Совета Безопасности. Его сегодняшний состав отражает тот мир, каким он был в 1945 году, а не мир XXI века. СБ должен быть реформирован так, чтобы в него вошли государства, которые вносят наибольший финансовый, военный и дипломатический вклад в деятельность ООН, и чтобы был широко представлен нынешний состав ООН. В настоящее время рассматриваются две модели расширения состава Совета Безопасности с 15 до 24 членов: одна предусматривает учреждение шести новых постоянных и трех новых непостоянных мест; другая – девяти новых непостоянных мест. Ни одна из моделей не предполагает расширения права вето, которым на сегодняшний день пользуются пять постоянных членов. Я полагаю, что наступило время вплотную заняться этим вопросом. Государства-члены должны определиться и принять решение до сентябрьской встречи на высшем уровне.

Такой же важной является реформа Секретариата ООН и более широкой сети учреждений, фондов и программ, составляющих систему ООН. Начиная с 1997 года в ООН идет тихая революция, направленная на повышение слаженности и эффективности системы. Однако я глубоко сознаю, что необходимо сделать еще больше для того, чтобы Организация Объединенных Наций стала более прозрачной и подотчетной не только для государств-членов, но и для общественности, от доверия которой она зависит и чьим интересам в конечном счете должна служить. Недавние неудачи только подчеркнули, насколько это важно.

Я уже принимаю ряд мер для того, чтобы сделать деятельность руководства и процедуры Секретариата ООН более открытыми для надзора. Но подлинный успех реформы требует, чтобы генеральный секретарь, как главное административное должностное лицо ООН, получил полномочия, которые позволили бы ему или ей управлять Организацией Объединенных Наций, обладая бЧльшей самостоятельностью и свободой действий, и тем самым продвигать необходимые перемены. После того как намеченная мной повестка дня получит одобрение государств-членов, генеральный секретарь должен иметь возможность сообразовать с ней программу работы ООН, и при этом на его пути не должны вставать ни устаревшие мандаты, ни раздробленная структура принятия решений, ставящие под удар усилия на центральном стратегическом направлении. Когда государства-члены наделят лицо, занимающее этот пост, такой самостоятельностью и свободой действий, у них появятся как право, так и обязанность требовать еще большей прозрачности и подотчетности.

ВРЕМЯ РЕШЕНИЙ

Призывая государства-члены к проведению наиболее далеко идущей реформы в истории ООН и к консолидации по ряду вопросов, которые требуют коллективных действий, я не утверждаю, что многосторонние меры непременно обеспечат успех. Но я могу практически гарантировать, что односторонние подходы рано или поздно приведут к неудаче. Я полагаю, что у государств нет разумной альтернативы совместным действиям даже и в том случае, когда сотрудничество означает, что вам надо серьезно отнестись к приоритетам своих партнеров для того, чтобы те в ответ серьезно отнеслись к вашим. И даже если, как сказал президент Гарри Трумэн в Сан-Франциско 60 лет назад, «нам всем придется признать, что, как бы сильны мы ни были, мы не должны позволять себе вольность всегда поступать только так, как нравится».

Неотложная необходимость глобального сотрудничества сегодня более очевидна, чем когда-либо раньше. Мир, предупрежденный о своей уязвимости, не может оставаться разделенным, пока старые проблемы продолжают уносить миллионы жизней, а новые грозят тем же. Мир, в котором царит взаимозависимость, не может быть безопасным или справедливым, если люди повсеместно не избавлены от нужды и страха и не имеют возможности жить достойно. Сегодня, как никогда раньше, права бедных настолько же важны, как и права богатых, а широкое видение их так же важно для безопасности развитых стран, как и для безопасности развивающихся государств.

Ральф Банч, великий американец и первый сотрудник Организации Объединенных Наций, удостоенный Нобелевской премии мира, сказал однажды, что ООН существует «не только для сохранения мира, но и для того, чтобы преобразования – пусть даже и радикальные – стали возможными без насилия. ООН не заинтересована в сохранении статус-кво». Сегодня эти слова приобретают новое звучание. Выполнение Организацией Объединенных Наций своей мирной миссии должно приблизить тот день, когда все государства станут ответственно пользоваться своим суверенитетом; принимать меры против внутренних опасностей до того, как те начнут угрожать их гражданам и гражданам других государств; обеспечивать своему народу право и возможность самому выбирать свою судьбу; а также объединять усилия с другими государствами в деле противостояния глобальным проблемам и угрозам. Короче, ООН должна вести все народы мира к «улучшению условий жизни при большей свободе». Саммит ООН в сентябре – шанс для всех нас выйти на этот путь.

США. ООН > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 22 августа 2005 > № 2913974 Кофи Аннан

Заключительный акт: занавес опускается?

© "Россия в глобальной политике". № 4, Июль - Август 2005

А.Л. Адамишин – Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ, в прошлом заместитель министра иностранных дел СССР, первый заместитель министра иностранных дел РФ, член научно-консультативного совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме Тридцать лет назад арсенал международной политики пополнился новым инструментом: понятие «права человека» и гуманитарная проблематика были закреплены в Заключительном акте хельсинкского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Тогда мало кто из подписантов представлял себе роль, которую предстоит сыграть «третьей корзине» в мировой истории.

1 августа 1975 года вошло в историю как день подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Этот документ, принятый в Хельсинки на высшем уровне, был призван оказать долговременное воздействие на международную политику. Спустя 30 лет можно утверждать, что он действительно явился одним из мощных катализаторов тектонических перемен, до неузнаваемости изменивших европейский и мировой политический ландшафт. Но каких?

Выдвигая идею форума, Советский Союз стремился на многосторонней основе застолбить политические и территориальные итоги Второй мировой войны и послевоенного развития. Другими словами, закрепить раздел Европы между двумя блоками. К тому моменту было уже очевидно, что продвинуть дальше на запад «позиции социализма» едва ли удастся. Значит, в Старом Свете следовало зафиксировать статус-кво.

Перескакивая через три десятилетия сразу к ключевому выводу, приходится признать: «нерушимые» границы, вроде бы навсегда утвержденные в столице Финляндии, не пережили глубокий кризис, охвативший коммунистическую систему во второй половине 1980-х. Сегодня в хельсинкском процессе участвуют 55 государств вместо изначальных 35. Все новички – это бывшие составные части трех расколовшихся стран-основателей: СССР, СФРЮ, ЧССР. А вот единственная интеграция, которую стремились не допустить подписанием Заключительного акта, – объединение Германии – как раз состоялась.

В общем, то, ради чего все и затевалось еще в середине 60-х годов прошлого века, не выполнено. Зато на авансцену вышла тематика, поначалу казавшаяся многим у нас чем-то вроде довеска, – вопрос о соблюдении прав человека и вообще «третья (гуманитарная) корзина». Значимость этого аспекта межгосударственных отношений впервые была подчеркнута именно в Заключительном акте. Ныне он «прописан» в основном арсенале международной политики. И если честно с ним обращаться, роль такого инструмента может быть весьма полезной.

ИСТОКИ ОБЩЕЕВРОПЕЙСКОГО ПРОЦЕССА

Согласно распространенной версии, автором идеи созыва общеевропейского совещания был сам министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко. Предлагавшаяся форма вполне отражала бюрократический образ тогдашнего мышления: что-то вроде партийного собрания, спроецированного вовне. Тем не менее задумку нельзя было не назвать удачной. Ее реализация позволила бы затвердить границы в Европе, обойдя такой сложный и не решенный на тот момент вопрос, как отсутствие мирного договора с Германией. К тому же лозунг «Европейцы – за один стол» являлся выигрышным и с пропагандистской точки зрения.

Доподлинно могу засвидетельствовать, что первый зондаж относительно реакции Запада на эту идею действительно провел глава советской дипломатии. Произошло это в апреле 1966-го в ходе его бесед с итальянскими руководителями в Риме, где автор этих строк был переводчиком. Итальянцы, с которыми Москву связывали тогда «особые отношения» (достаточно вспомнить договор о строительстве автогиганта в Тольятти), предложение советского министра поддержали сразу. Правда, искушенные потомки древних римлян сразу внесли поправку, попросив добавить к советской формулировке «совещание по безопасности в Европе» слова «и сотрудничеству». Причин для возражений не было, но дальний прицел западных партнеров проявился позже – ведь именно из «сотрудничества» возник потом в числе прочего вопрос о правах человека.

Кроме того, СССР согласился на участие в совещании США, которых поначалу приглашать не собирались. Однако без Соединенных Штатов, страны, подписавшей Ялтинские и Потсдамское соглашения, одного из гарантов Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину, проект умер бы, не родившись. Чтобы американцы не слишком выбивались из общего ряда, решили пригласить еще и Канаду. В таком измененном виде советская идея была одобрена специальной декларацией Политического консультативного комитета Организации Варшавского договора. Теперь речь шла уже о совместной инициативе социалистических стран.

Воплощение этого проекта в жизнь заняло долгое время. Ударом по нему стали события в Чехословакии летом 1968 года, однако общеевропейский процесс хотя и замедлился, но не остановился. Новыми стимулами стала «восточная политика» западногерманского канцлера Вилли Брандта и договоры, заключенные Польшей и Советским Союзом с ФРГ в 1970-м. Чтобы преодолеть скептическое отношение западных партнеров, использовался весь арсенал двусторонних средств, прежде всего «обработка» на высшем уровне. Среди последних с идеей проведения общеевропейского совещания согласились США – после переговоров президента Ричарда Никсона в Москве в мае 1972-го и подписания Договора ОСВ-1. До этого и Никсон, и особенно его могущественный госсекретарь Генри Киссинджер не скрывали негативного отношения к европейской затее.

В ноябре 1972 года в Хельсинки начались многосторонние консультации на уровне послов, растянувшиеся почти на девять месяцев. Наконец в начале июля 1973-го в столице Финляндии собрались министры иностранных дел 35 стран. Столь представительной ассамблеи в Европе не видели со времен Венского конгресса (1814–1815), «светлого праздника всех дипломатий мира». Первый этап общеевропейского совещания получился удачным: было решено письменно оформить договоренности о том, как жить в Европе дальше.

Выполнение этой невероятно тяжелой задачи заняло почти два года – до июля 1975 года. Итоговый документ, названный на завершающей стадии работы Заключительным актом, писался 35 перьями. (В том числе, кстати, и ватиканским: Святой престол участвовал в столь крупном международном «слете» впервые с 1824-го.) При этом если кто-то один не соглашался с какими-либо пассажами или фразами, то они не проходили. Никогда еще принцип консенсуса, представляющий собой высшее проявление демократии, не применялся в таком масштабе. Уверен, что подобное повторится отнюдь не скоро, а возможно, и никогда. Потрясает к тому же и всеобъемлющий характер документа. Заключительному акту удалось охватить всё: от принципа нерушимости границ и различных военных аспектов безопасности до детально расписанных конкретных вопросов экономического и гуманитарного сотрудничества и специального раздела Follow Up to the Conference – договоренности о дальнейшем развитии процесса.

КАК РАБОТАЛА СОВЕТСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Второй этап совещания проходил в Женеве. Советскую делегацию возглавлял замминистра иностранных дел Анатолий Ковалев. Этот талантливый человек передовых убеждений собрал сильную команду, пригласив в нее лучших сотрудников различных ведомств. Стены его кабинета в «бункере» – мрачном здании, где заседали европейцы-переговорщики, – были сплошь завешаны разграфленными полотнищами бумаги: туда заносились согласованные, или, как их называли, «зарегистрированные» куски будущего шедевра. Их приносили гонцы, заседавшие в различных комитетах и комиссиях. То, что не было «зарегистрировано», оставалось в скобках: их раскрытие осуществлялось по древнеримскому принципу взаимных уступок Do ut des – «Даю, чтобы ты дал».

Два месяца проработал там в командировке и я. Споры шли не только вокруг предложений, но и отдельных слов. Обсуждаем мы, скажем, в своем кругу параграф, касающийся права наций распоряжаться своей судьбой: «Все народы всегда имеют право…». Осторожного Ковалева смущает слово «всегда». «Анатолий Гаврилович, – говорю, – даже в песне Лебедева-Кумача поется: «человек всегда имеет право…». «Хороший довод», – успокаивается глава делегации. Он постоянно ведет мысленный диалог с Москвой. Получить ее «добро» – дело не менее сложное, чем договориться с 34 партнерами. Вот этой «внутренней дипломатии», по утверждению министра Громыко, более важной, чем внешняя, я насмотрелся вдоволь.

В МИДе на уровне заместителей министра за совещание отвечал Игорь Земсков, по воззрениям антипод Ковалева (Громыко любил создавать подобного рода пары). Я же, выросший за время подготовки совещания до начальника управления, числился главным ответственным на рабочем уровне, «мальчиком за всё», так сказать. И верно, почти всё, касавшееся по мидовской линии женевского этапа, прошло через мои руки. В каком-то смысле и через ноги, ибо наше управление находилось на Гоголевском бульваре и часто приходилось нестись на Смоленскую площадь и обратно. Самым трудным в работе было обеспечить одобрение либеральных подходов Ковалева, да так, чтобы ортодоксальный комар носа не подточил.

В соответствии с избранной стратегией Советский Союз и (с разной степенью убежденности) наши союзники по Варшавскому договору добивались безусловного утверждения принципа нерушимости границ, из чего вытекало бы, что территориально-политическое устройство Европы, как оно сложилось к тому времени, не может быть изменено. Это, в свою очередь, закрепило бы раскол Германии и нахождение ГДР в социалистическом лагере. Мы как бы повернули шахматную доску: в первый послевоенный период именно Москва выступала за объединение Германии, а Вашингтон, да и весь Запад, не афишируя этого, весьма активно действовал против. Американцы не без оснований полагали, что удержать в своей орбите объединенную Германию окажется значительно труднее. Подавление в течение десятилетий стремления немцев к единой Германии – это тщательно скрываемый скелет в американском шкафу. (Кстати, союзники Западной Германии согласились на воссоединение только тогда, когда события приняли необратимый характер. ГДР сама прекратила свое существование, но даже в тот момент объединение германской нации беспокоило многих на Западе.)

В ходе подготовки Заключительного акта немцы, и не только в ФРГ, подоплеку понимали прекрасно. Формулировка принципа нерушимости границ вызывала наиболее жесткие споры. Отвергать его с порога, разумеется, никто и не намеревался. Мысль о территориальных притязаниях была ненавистна Европе, прошедшей через ужасные войны. Но и похоронить мечту о воссоединении немцы не могли, сколько бы ни говорилось об отсутствии у них духа реваншизма. Выход нашли в так называемой мирной оговорке, предусматривавшей возможность изменения границ между государствами по их полюбовной договоренности. С теоретической точки зрения такую договоренность нельзя оспорить, но кто же на практике даст ФРГ согласие? ГДР – никогда, мы – тем более, да и Запад будет не в восторге… Никто не мог даже представить себе, что произойдет с Советским Союзом через какие-то полтора десятка лет.

«ТРЕТЬЯ КОРЗИНА»

Демонстрируя добрую волю в вопросе закрепления территориальных и общественно-политических реалий в Европе, Запад рассчитывал на встречные уступки в том, что касалось внутренних советских порядков. Это обуславливалось, конечно, не стремлением к тому, чтобы граждане Советского Союза жили в более демократическом государстве. Западные лидеры полагали: если советская политика будет более предсказуемой и в большей степени опираться на общий с Западом понятийный аппарат, то безопасность от этого только выиграет.

То, чего добивалось советское руководство, – это минимизировать «цену», апеллируя к принципу невмешательства во внутренние дела. Как чеканно выразился в одном из выступлений Громыко, «внутренние порядки, внутренние законы – это черта у ворот каждого государства, перед которой другие должны остановиться». Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом Заключительный акт с его гуманитарными «ересями» успешно прошел через Политбюро ЦК КПСС. Некоторые мемуаристы считают, что там просто недооценили взрывоопасность той «мины», которую «третья корзина» закладывала под советскую идеологическую конструкцию. Не думаю, что дело в этом. Политики консервативного толка, а их в высшем руководстве страны было большинство, не могли не заметить столь явный «подрыв устоев». Но они промолчали. Причина: общеевропейскому совещанию покровительствовал генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, в ту пору еще вполне энергичный и адекватный лидер. Его настрой определяли в свою очередь наиболее профессиональные из советских партаппаратчиков – толковые, пишущие (что всегда ценилось особо), честные, а главное, действительно радеющие об интересах страны.

Эти «дети ХХ съезда» считали, что продвижение в сторону соблюдения прав человека – не уступка Западу, а необходимый залог развития страны; что демократические преобразования давным-давно назрели и что если их подтолкнет внешняя политика, то честь ей за это и хвала.

И разве не в интересах СССР было попытаться превратить Европу из зоны своего самого острого противоборства с Западом в дружественный регион, материализовать политику разрядки, в том числе в военной сфере, наладить столь необходимое сотрудничество? Фронтовика Брежнева особенно прельщала возможность подвести коллективный итог войне, торжественно открыть вместе с руководителями европейских государств, США и Канады новую страницу в истории Европы. Принятие на высшем уровне Заключительного акта в ходе третьего этапа совещания обещало стать (и стало) подлинным апофеозом политики разрядки. А без противовеса – шагов в области прав человека – Запад на это никогда не пойдет, говорили, и абсолютно справедливо, Брежневу его советники. Круг таких людей был, конечно, очень узок. Но некоторые из них находились на постах, позволявших влиять на высшую политику.

Кто решился бы пойти против генсека? Политбюро ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР, Совет министров СССР в совместном документе дали высочайшую оценку результатам общеевропейского совещания. И они того стоили.

Неприятности для либералов начались позже, когда улеглась эйфория и помощники «ястребов» в советском руководстве внимательно прочли Заключительный акт. Оказалось, что среди десяти принципов, которыми подписавшим документ государствам отныне надлежало руководствоваться, фигурирует такая заповедь, как «уважение прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений». Выходит, это уже не является нашим внутренним делом, мы должны перед кем-то отчитываться? А как относиться к таким положениям, как облегчение доступа к информации, воссоединение семей, приглашение наблюдателей на военные маневры? Оговорки, причем существенные, которыми снабдил документ мудрый Ковалев, в расчет не брались.

Ортодоксы упрекали «голубей»: вы заплатили Западу «третьей корзиной» за то, что страна и так имела, – территориальную целостность в Европе, существование ГДР. Запад же, утверждали они, получил лазейки для вмешательства во внутренние дела СССР, а посему отбивать вражеские поползновения теперь будет сложнее.

Втихомолку были сделаны некоторые оргвыводы, в частности, в отношении главного закопёрщика – Ковалева. Правда, мягкие: его всего лишь «прокатили» на выборах в ЦК. Основной же негласный вывод – спустить на тормозах гуманитарные и иные неподходящие договоренности, тем более что они, как и все другие в Заключительном акте, носят не обязывающий международно-правовой, а морально-политический характер. Как после партсобрания: поговорили и разошлись...

Надо сказать, что интуиция не обманула консерваторов. Действительно, обязательства, пусть и формально, но всё же взятые на себя Москвой, довольно скоро превратились в средство давления. Причем не только извне, но и изнутри – со стороны движения правозащитников, которые апеллировали как раз к хельсинкскому Заключительному акту. Когда же во второй половине 1970-х разрядку сменило новое резкое похолодание, понятие «права человека» вообще оказалось одним из таранов, что использовались американцами против «империи зла». Это позволяет нашим деятелям антизападного толка и по сей день говорить о том, что СССР-де привела к краху та «слабина», которую руководство с подачи либералов дало в 1975 году. В реальности дело обстоит с точностью до наоборот. Фатальными стали не принятые обязательства, а отказ Москвы идти путем, предначертанным в Заключительном акте, и втягивание Советского Союза в еще один, ставший непосильным виток противостояния с Западом.

ПОСЛЕ ХЕЛЬСИНКИ

Триумфальное завершение хельсинкского форума многими было представлено как похороны холодной войны. «Ведьма», однако, оказалась живучей, и впоследствии, как мы знаем, ее погребали еще много раз. Достигнув пика в момент подписания Заключительного акта, общеевропейский процесс далее развивался скорее в сторону затухания. Вопреки всем надеждам, в нашей внутренней жизни практически ничего не изменилось. Однако во внешнеполитической сфере оживились двусторонние, прежде всего экономические, отношения и политические контакты, началось и «дозированное» трансграничное общение между рядовыми гражданами. Было подписано первое долгосрочное (до 2003 года) соглашение о поставках в Европу природного газа из СССР. В Европе международный климат тоже улучшился: например, Италия и Югославия окончательно договорились о Триесте.

Одновременно Москву все громче обвиняли в несоблюдении Заключительного акта, который нередко подавался широкой публике как документ, состоящий лишь из одной «третьей корзины», да и то не всей. Первая после Хельсинки встреча стран – участниц совещания (Белград, 1977–1978), созванная с целью продолжить процесс, свелась к топтанию на месте.

В конце 1970-х для разрядки и ее адептов наступили совсем уж тяжкие времена. По обе стороны разделительной линии между Востоком и Западом тон все больше задавали круги, не заинтересованные в серьезном ослаблении напряженности. Думаю, что в глубине души советское руководство не верило, что на Земле есть место для двух общественных систем. Многие поколения руководителей были воспитаны в духе «кто кого закопает». Отсюда вытекало, что разрядка – дело преходящее: нас, мол, обманут, так что дальше реализации определенного минимума идти не стоит, да и классовый противник поступит так же. Наращивание вооружений неминуемо, хотя кое-какие ограничения не повредили бы. Могущественный ВПК такая постановка вопроса вполне устраивала.

Разрядка в понимании тридцатилетней давности совершенно исключала какую-либо «идеологическую конвергенцию». Невзирая на подписанный Заключительный акт слова «права человека» продолжали писать в кавычках, сопровождая их эпитетом «так называемые». Разговор об общечеловеческих ценностях начался много позже – с приходом Михаила Горбачёва и началом перестройки.

Наконец, статус-кво поддерживали только в Европе, во многих других регионах шла ожесточенная борьба – в Юго-Восточной Азии, Центральной Америке (Никарагуа), Африке (Ангола). Так, спустя всего лишь несколько месяцев после подписания Заключительного акта на «социалистический путь развития» стала Ангола во главе с «марксистом» Агостиньо Нето, что произошло при военно-политической поддержке Москвы и Гаваны и вызвало на Западе бурю возмущения. А с декабря 1979 года, когда началась афганская кампания, небо потемнело всерьез. С приходом к власти в США Рональда Рейгана американцы решили, что задача сокрушить стратегического конкурента не столь уже невыполнима. Сжатие тисков гонки вооружений в сочетании с массированным давлением именно по линии несоблюдения прав человека оказалось весьма эффективным.

В той обстановке хельсинкский процесс едва не приказал долго жить. Вторая встреча в рамках Заключительного акта – в Мадриде (1980–1983) – больше походила на затянувшуюся на три года стычку. И немудрено – ведь она проходила на фоне действий советских войск в Афганистане, бойкота московской Олимпиады, конфликта вокруг размещения ракет средней дальности в Европе, введения военного положения в Польше и, наконец, событий вокруг сбитого южнокорейского «Боинга».

Спасителем общеевропейского процесса снова стал генеральный секретарь ЦК КПСС, на этот раз Юрий Андропов. Советскую делегацию в Мадриде возглавлял Леонид Ильичев – человек, безусловно, неординарный, но взглядов отнюдь не «голубиных». (Позже его заменил на этом посту Анатолий Ковалев.) С американцами, потерявшими интерес к общеевропейскому процессу, правда, за исключением случаев, когда появлялся повод «прижать» нас по гуманитарной части, он действовал очень жестко. Дело могло кончиться либо принятием сугубо формального итогового документа, либо вообще констатацией (как предлагали США) того факта, что договориться не удалось. Из частого общения с министром (я был тогда заведующим 1-м Европейским отделом, куда входит Испания) делаю четкий вывод, что Громыко не считает такой вариант неприемлемым.

Это означало бы, что торпедируется созыв Конференции по военной разрядке и разоружению в Европе, за который мы боролись несколько лет, а истощившийся общеевропейский ручеек вовсе перестанет течь. Понимаю, чем может грозить вынос сора из избы, но все же решаюсь позвонить Анатолию Блатову – помощнику Андропова. Анатолий Иванович драматизма ситуации не чувствует, ибо – старый аппаратный прием – до него доходят не все депеши, но суть дела схватывает мгновенно. На следующий день перезванивает: «Тревожный сигнал возымел действие». Я это уже понял: шеф развернулся на 180 градусов. В конечном счете провала Мадридской встречи удалось избежать, а вышеназванная конференция открылась в январе 1984-го в Стокгольме.

А может быть, зря спасали общеевропейский процесс? В тот раз – точно не зря, поскольку политическая обстановка и так была настолько накалена, что еще один удар мог оказаться роковым. Андропов понимал, что «захлопнуть» разрядку не в наших интересах. В принципе же подобный вопрос подспудно ставился неоднократно: мол, политическая задача выполнена, нерушимость обеспечена, а от всяких добавок и продолжений – одна морока.

Перестройка сняла на время сомнения. Хельсинкские договоренности начали выполнять у нас по тем разделам, которые раньше клали под сукно, и от перемен страна только выигрывала. К примеру, сколько можно было терпеть такой постыдный, к тому же затратный анахронизм, как глушение иностранных радиостанций? Полностью это прекратили лишь в 1988 году, когда Горбачёв уже три года находился у власти. Это стало одной из наших «уступок», способствовавших успешному завершению третьей общеевропейской встречи (Вена, ноябрь 1986 – январь 1989). Обсуждение проблем прав человека с американцами имело менее конфронтационный характер. Мой тогдашний визави, заместитель госсекретаря США по гуманитарным делам Ричард Шифтер, до сих пор считает, что взаимодействие по этим вопросам сыграло решающую роль в успехе встречи. (Одним из направлений, которое я курировал в МИДе, став в 1986 году замминистра, являлись права человека. Впервые эти слова стали употребляться без кавычек.)

Взявшись за создание правового государства, Горбачёв и команда исправляли целый ряд несправедливостей и несуразностей, свойственных советскому обществу. Это было наше внутреннее дело, наша собственная инициатива, фактически нам не требовались импульсы извне. Одновременно это обусловило пик общеевропейской активности. Мы замахнулись даже на проведение Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ и успешно провели-таки (в сентябре 1991-го!) один из ее этапов.

А вот самый крупный международный документ того периода – Хартия для новой Европы, принятая на встрече в верхах в рамках СБСЕ в Париже (ноябрь 1990 года), сыграла, по моему мнению, скорее отрицательную роль. В общий европейский дом она так никого и не привела, ожидания породила завышенные и, строго говоря, неисполнимые по определению, затуманила видение подлинных европейских проблем – воссоединения Германии, развала социалистического лагеря, прогрессирующего ослабления СССР.

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

После ухода со сцены Советского Союза общеевропейский процесс стал терять смысл. Идея Хельсинки, по сути, служила договоренностям между Востоком и Западом тогда, когда под этим понимали две общественные системы. Первоначальный замысел повис в воздухе, как только данное деление исчезло, причем скорее вопреки принципам нерушимости границ и территориальной целостности, установленным в Заключительном акте, чем в соответствии с ними.

Как правило, даже очень хорошим международным договоренностям не суждена долгая жизнь. Не гербовая бумага, а соотношение сил определяет ситуацию. Продлить жизнь процессу не помогла и его трансформация в институт: с 1 января 1995 года СБСЕ преобразовано в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ); впрочем, до конца институционализация так и не доведена. Расширение организации за счет всех бывших республик СССР также не привело к обретению новой цели и повестки дня. За десять лет своего существования ОБСЕ принесла России мало реальной пользы, а в последнее время и вовсе превратилась в орган, миссия которого ограничивается вынесением вердиктов об уровне демократичности выборов на постсоветском пространстве. Причем даже с учетом того, что большинство государств на территории бывшего Советского Союза не могут похвастаться достижениями в области демократии, объективность и неангажированность ОБСЕ вызывает сомнение.

Похоронить ОБСЕ рука не поднимется – жаль уникального евроазиатского форума, где по-прежнему действует принцип консенсуса. Россия имеет там право вето и использовала его, хотя и не так часто, как когда-то в ООН. С другой стороны, нельзя бесконечно оставаться пленниками своей, даже самой прекрасной идеи. Европа и мир изменились радикально. ОБСЕ находится в конце списка международных организаций, посредством которых Россия реализует собственные национальные интересы. Во всяком случае, ее позиции там много ниже Европейского союза или НАТО, отношения с которыми представляют собой пусть и нелегкое, но регулярное, практическое и приносящее свои плоды взаимодействие.

ОБСЕ не стала и уже вряд ли станет основным фактором формирования комплексной, охватывающей все аспекты – от военного до гуманитарного – безопасности в Европе. Сегодня преобладает мелкотемье, не соответствующее изначальному «замаху» этой организации. Не случайно, что после Стамбульской встречи-1999 больше не прошло ни одного саммита в рамках ОБСЕ.

Что ждет эту структуру? Либо хельсинкскому процессу не останется ничего другого, как купаться в лучах прошлой славы, ссылаясь на беспрецедентный опыт совместной работы, на заслуги в деле улучшения общего климата в Европе и продвижения разрядки и сотрудничества, на приобщение к большой политике значительного числа государств, в том числе нейтральных. Либо ОБСЕ трансформируется в сугубо специализированную организацию по выполнению действительно важной задачи – содействия демократическим преобразованиям, правовой модернизации, защите прав человека. Но для этого необходима ее собственная перестройка, такая, которая устроила бы все государства-участники. Консенсус так консенсус.

Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 22 августа 2005 > № 2913933 Анатолий Адамишин

Российский авиапром представит на первой международной конференции-выставке арабских и африканских стран «Аэропорт – современные технологии» в Ливии новейшие технологии. Конференция-выставка пройдет 14-19 мая. Как заявил на пресс-конференции в РИА «Новости» руководитель российской делегации, представитель ОАО «Аэроком» Константин Фомин, «все, кто едет на эту конференцию, хотят узнать, насколько подходит нам тот рынок, представители которого соберутся на этой конференции». «Мы можем предложить оборудование широкого профиля для аэродромов гражданской авиации. Также будет предложено оборудование для безопасности аэропортов (проверки пассажиров и багажа»), – отметил Фомин. По его словам, будет представлена система пассивной безопасности при посадке самолета, подразумевающая выкладку на взлетно-посадочную полосу светоотражающих пластин. Как заявил Фомин, задача, которая стоит перед представителями российской делегации – познакомится с рынком и «предложить то, что мы везем».

Представитель компании «Авиазапчасть» Валентин Хлебников в свою очередь заявил, что его компания рассматривает африканский рынок как потенциальный рынок для активизации своей деятельности. «Там присутствует много авиации, которая, наверно, требует сервиса и обслуживания, а мы обладаем колоссальным опытом и базой», – отметил Хлебников. По его словам, «Авиазапчасть» намерена «изучить потенциал арабо-африканского рынка, для проникновения на него».

Начальник отдела региональных программ «Авиакомплекс Ильюшин» Андрей Лабутин заявил, что интерес его компании к этой выставке связан с необходимостью обеспечения безопасности при эксплуатации существующего парка самолетов. Он отметил, что в Ливии, Алжире, Сирии, Эфиопии, Судане, Анголе, ОАЭ и Иране зарегистрировано порядка 50 самолетов ИЛ-76. Т.к. «Авиакомплекс Ильюшин» является разработчиком данного самолета, «то мы готовы оказать услуги по сопровождению, модернизации действующего парка и также готовы поставить новые борты». По его словам, новые самолеты ИЛ-76 приблизительно стоят 25-38 млн.долл.

По словам гендиректора агентства «Экспотех-тур» Ольги Хлыбовой, в конференции намерены принять участие 15 российских предприятий. В их числе ОАО «Камов», которое продемонстрирует новейшие вертолеты, и группа «Каскол», которая является акционером ряда крупнейших российских авиапредприятий, а также «Улан-Удэнский вертолетный завод.

«Каждое предприятие везет свои лучшие экспонаты. Мы едем с самыми новейшими технологиями», – сказала она. По мнению Хлыбовой, основную конкуренцию российским предприятиям составят предприятия из Великобритании. Ливия > Авиапром, автопром > ria.ru, 14 мая 2005 > № 2016

Бразилия и Ангола подписали ряд межправительственных соглашений о развитии торговли и сотрудничества в области геологоразведки, добычи полезных ископаемых, государственного управления, юриспруденции, а также экстрадиции осужденных лиц. Соглашения подписаны в ходе начавшегося визита президента Анголы Жозе Эдуарду душ Сантуша, который встретился с президентом Луисом Инасиу да Силва.Бразилия обязалась предоставить в 2005-07гг. Анголе кредит в 580 млн.долл., который пойдет на развитие разрушенной более чем тридцатилетней войной инфраструктуры. 180 млн.долл. будут направлены в Анголу уже в этом году. В качестве гарантии платежей Ангола обязалась поставлять в Бразилию 20 тыс.бар. нефти в день.

Выступая на встрече со своим коллегой, Лула подтвердил намерение Бразилии оказывать помощь развитию африканских стран и призвал другие государства инвестировать в экономику Анголы, в развитие образования и здравоохранения. Глава ангольского государства выразил безоговорочную поддержку Бразилии и ее усилиям в рамках Всемирной торговой организации, а также поддержал кандидатуру Бразилии на место постоянного члена Совета безопасности ООН в случае его реформы. По данным министерства развития, промышленности и внешней торговли Бразилии, в 2004г. экспорт Бразилии в Анголу достиг 357 млн.долл., импорт – 3,5 млн.долл. За последние 10 лет Бразилия предоставила займов Анголе в 810 млн.долл. Бразилия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 4 мая 2005 > № 664

В начале апр. в Аддис-Абебе прошла встреча сопредседателей Совместной межправительственной комиссии Эфиопии и России министра иностранных дел Эфиопии Сейума Месфина и директора российского Федерального агентства по недропользованию Анатолия Ледовских. Последние семь лет российское сотрудничество с Эфиопией в основном строилось вокруг проблем безопасности и поставок вооружений. Теперь, кажется, обе стороны заинтересованы в том, чтобы развивать отношения во всех сферах экономики: например, в разработке минеральных ресурсов Эфиопии, в развитии инфраструктуры этой страны, в поставках сельскохозяйственной продукции в Россию.

При оценке потенциала СМПК с Эфиопией, нельзя не учитывать следующий факт. Россия, в рамках общего списания внешнего долга Эфиопии Парижским клубом, в начале 2005г. приняла обязательства по списанию этой стране 1,2 млрд.долл. Это последний этап списания долга – сначала Россия списала Эфиопии 70%, а затем 80% оставшейся части долга. Эфиопия остается должна России 150 млн.долл., из которых, по оценкам российских экспертов СМПК, только 30 млн.долл. могут быть конвертированы в ликвидные активы. Таким образом, у России больше не будет возможности достигнуть взаимовыгодных соглашений с эфиопской стороной в рамках реструктуризации долга – что делает шансы на достижение реальных экономических результатов не очень большими. На преодоление стереотипного восприятия России как поставщика вооружений и военных инструкторов потребуется еще немало времени.

Встреча сопредседателей, не принесла никаких конкретных результатов, и неясно, когда можно ждать следующего этапа, то есть проведение уже собственно СМПК. Но и сам механизм СМПК, который действует с Нигерией, Анголой, ЮАР, планируется с Гвинеей и Намибией, тоже пока малоэффективен. Задача СМПК – стать эффективным и понятным механизмом лоббирования интересов сторон – пока далека от своей реализации. Анна Маслова. Эфиопия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > af-ro.com, 30 апреля 2005 > № 51103

Вооружения

Армия Зимбабве оснащена, в основном, устаревшими образцами военной техники. Преобладают вооружения китайского производства: танки Тип-59 и Тип-69, из которых только 12 «может быть» на ходу; БМП; буксируемая артиллерия; системы залпового огня (Тип-63). На вооружении военно-воздушных сил стоит 6 истребителей Миг-23 (поставка 2000г. из Ливии), китайские истребители F-7 (аналог МиГ-21, из них 6 на крыле); а также устаревшие модели итальянского и британского производства. На вооружении транспортной авиации стоит от 5 до 10 пригодных к использованию машин, одна из них – Ан-24.

В пригодном к использованию состоянии находятся 4 вертолета АВ412 Bell из 8, и 1 вертолет SA 319 Alouette III из 8; 2 AS-532UL; 4 Ми-35, из них 2 Ми-35Р. Вертолеты Ми-35, поставленные в Зимбабве 2-3г. назад, являются современной частью местных ВВС.

Вооруженные силы испытывают, по данным Jane's, острую нехватку транспорта (75 грузовых машин на ходу), горючего и боеприпасов. Jane's крайне низко оценивает оснащенность, боеготовность и моральный дух армии Зимбабве, предупреждая, о возможности ее раскола на враждующие фракции в случае кончины или ухода Мугабе.

Военно-техническое сотрудничество Зимбабве с иностранными государствами носит ограниченный характер, и данные о его объемах не разглашаются. Известно о ряде отдельных поставок, которые, с учетом имеющейся информации о техническом оснащении ВС Зимбабве, создают достаточно исчерпывающую картину импорта вооружений в страну с момента получения независимости (1980г.).

С 1980г. были зафиксированы следующие поставки вооружений из КНР: 15 истребителей J-6 в 1987г.; 52 истребителя J-7 в 1983г., 1985-87 и 1989гг.; 35 основных боевых танков Тип-59 в 1985-86гг.; 20 легких танков Тип-62 в 1984г.; 1 транспортный самолет Y-12 в 1991г. Исходя из приведенных выше данных об имеющейся на вооружении технике, к этому списку стоит, видимо, добавить 10 основных боевых танков Тип-69 после 1986г., не менее 8 БМП Тип-63 и ряд других поставок.

По данным Military Balance, в 1999г. из Франции было поставлено 23 бронемашины АСМАТ, а из Италии – 6 учебных самолетов SF-260F. В 2000г. в Ливии закуплено 6 МиГ-23БН. Публиковалась также информация о безвозмездной передаче Зимбабве американского военно-транспортного самолета Hercules C-130.

Есть непроверенная информация о поставках в Зимбабве оружия из России: «орудия для вертолетов, истребители, самолеты-корректировщики» (1998г.) и 10 ударных вертолетов Ми-24 (1999г.) (возможно, реэкспорт в ДР Конго). Возможно, первоисточником информации о поставке Ми-24 в Зимбабве из России является отчет Amnesty International 2002г. В том же отчете упоминается поставка 21 тыс. автоматов Ак-47, также из России, в 2000г. Впрочем, в дальнейшем Ми-24 не фигурируют «на балансе» зимбабвийских вооруженных сил.

Из данных отчета ООН по ДР Конго, можно заключить, что конголезская операция армии Зимбабве проходила при поддержке частных военных компаний. Упоминаются Avient Air, Aviation Consultancy Services (ASC) и Raceview. Вероятно, данные компании посредничали и при закупке (а также модернизации) вооружений (прежде всего стрелкового оружия), запчастей и боеприпасов. Утверждается, что ASC поставляла Зимбабве запчасти к самолетам Hawk.

Теоретически вероятно появление в Зимбабве французского оружия (Франция рассматривает свои отношения с Зимбабве как одну из возможностей создания противовеса США в Африке), а также поставки из Китая. Импорт оружия из ЮАР в ближайшее время практически исключен, так как Претория рассматривает возможность интервенции в Зимбабве, и не исключено, что некоторые части зимбабвийских вооруженных сил могут оказать сопротивление вторжению. (во время «дружественной» интервенции ЮАР в Лесото, в сент. 1998г.). Вероятным поставщиком б/у систем вооружения (включая МиГ-23) остается Ливия.

Военно-промышленный комплекс. Зимбабве – единственная страна в Тропической Африке, которая имеет опыт не только производства, но и экспорта вооружений собственного производства.

Оборонная промышленность Зимбабве (Южной Родезии) была создана во время Второй мировой войны для обеспечения британской армии и состояла из двух фабрик: Rhodesia Ordnance Factory (ROFAC) в Булавайо и Salisbury Ordnance Factory (SOFAC) в Солсбери, который теперь называется Хараре и является столицей страны. На этих фабриках производились боеприпасы для легкого оружия, авиационные бомбы и запчасти для танков.

С конца войны и до 1965г. фабрики не работали, и оружие и боеприпасы ввозились из Великобритании. В 1965г. ситуация изменилась: белое правительство меньшинства в Родезии было вынуждено вести гражданскую войну в условиях международных санкций – военное производство было восстановлено. Восстановление фабрик было необходимо для прикрытия нелегального импорта вооружений (из Израиля).

После того, как власть в стране перешла к повстанцам и Южная Родезия получила независимость от Лондона под названием Зимбабве, оборонная промышленность была поставлена под контроль нового правительства. В 1984г. в подчинении Министерства обороны была создана единая компания ZDI (Zimbabwe Defence Industries). К 1990г. в рамках ZDI действовало два основных подразделения – заводы по производству боеприпасов (Explosives Filling Plant и Small Arms Ammunition project); еще два относительно крупных предприятия находились в составе вооруженных сил Зимбабве: Darweendale Clothing Factory (пошив одежды и снаряжения); Harare Base Workshop (ремонтная фабрика, создана при поддержке Lonrho).

В холдинг ZDI входят практически все предприятия Зимбабве, которые можно отнести к оборонной промышленности. Исключением является, частная компания Security Devises (Мсаса, Хараре). С 1997г. производит снаряжение для саперов: маски, фартуки, genital protection. Поставщик армии США (Zimbabwe, Landmine Monitor Report 1999г., HRW).Проверить: Stongman Engineering (Хараре). Подразделение: Mine-Tech (отставной руководитель специальной службы полковник Лайонел Дик (Lionel Dyck).

Завод по производству взрывчатых боеприпасов (Explosive Filling Plant) был построен в Эльфида Фарм, Домбошава (Elphida Farm, Domboshawa) при участии французской компании Luchaire, по образцу завода в Бурже (Bourge), Франция. Французские банки выступали кредиторами строительства. Завод введен в строй в 1990г., производятся боеприпасы калибром 60, 81, 120 и 150 мм. Приблизительно в те же годы и в том же месте китайской компанией Norinco построен завод по производству боеприпасов для стрелкового оружия.

В Родезии производились копии автоматов UZI (Израиль) под маркой LPD/RHUZI и CZ25 (Чехия). Это производство свернуто. (До 1984 масштабы завышались из-за необходимости скрыть израильский экспорт). Хотя существует информация о производстве стрелкового оружия для охотников и даже о поставках подобной продукции в США.

Еще до получения независимости, в Родезии, при содействии ЮАР, было налажено производство мин RAP-1 (Сarrot Mine) и RAP-2 (Adams Grenade). Мину Carrot производила компания Cobrine Engineering (под руководством американского гражданина). Производство этих мин было свернуто, затем стала производиться другая, более совершенная, противопехотная мина PloughShare (тип Claymore, мина также известна под аббревиатурой ZAPS). Производство этих мин прекратилось в начале 1990гг. В 1997г. для иностранных военных атташе и наблюдателей была устроена экскурсия на фабрику ZDI в Домбошава с целью убедить их в том, что производство противопехотных мин свернуто. По словам главы ZDI Чинга Дубе, производство ППМ велось также (до 1991г.) на фабрике в Булавайо. Существуют свидетельства поставок ППМ из Зимбабве RAP-1 и RAP-2 в страны юга Африки (Намибия, Мозамбик, Замбия); мина PloughShare распространена, по-видимому, еще более широко: поставки шли вооруженным отрядам оппозиции на юге Судана. В Зимбабве производится миноискатель NMD-78.

Монополией на легальный экспорт обладает компания ZDI (которая также пользуется этим правом для реэкспорта). Институт проблем безопасности (ЮАР) весьма приблизительно оценивает военный экспорт Зимбабве в 10-50 млн.долл. с 1992-96гг. Основными покупателями выступали «другие африканские страны». По оценкам, после 1996г. основным покупателем оружия из Зимбабве выступала ДР Конго (правительственная армия и «милиции»), поставки могли составлять 10-20 млн.долл. в год. В этих поставках практически невозможно отделить собственно зимбабвийскую составляющую от реэкспорта оружия и боеприпасов из других стран (через Зимбабве). Официальные поставки отмечены в ЮАР, Танзанию, Замбию, Анголу, Малави, Ботсвану, а также США (до 2002г.). В 2000г. обсуждалась возможность открытия совместного предприятия ZDI в Анголе (по существу, эта идея конкурирует с идеей открытия в Луанде сервисного центра «Рособоронэкспорта»). Виктор Лесников.

Зимбабве > Армия, полиция > af-ro.com, 28 февраля 2005 > № 340366

Газ-СПГ

Газ постепенно занимает место нефти в мировом энергетическом балансе. Потребление газа растет в два раза быстрее, чем потребление нефти. До недавнего времени основным и единственным способом транспортировки газа были трубопроводы. В 1990гг. начался быстрый рост потребления сжиженного природного газа (СПГ). 27% мирового производства СПГ приходится на 4 африканские страны: Алжир, Нигерию, Египет и Ливию.

Сжиженный природный газ – это не продукт. При его производстве, то есть при сжижении газа, добавленная стоимость не создается. Собственно сжиженный газ никому не нужен, он становится продуктом только после регазификации -обратного превращения в газообразное состояние. СПГ – это не продукт, а способ его транспортировки. Сжижение газа целесообразно там, где между поставщиком и потребителем трудно или невозможно протянуть трубопровод.

Перевозки СПГ осуществляются исключительно морем. Основные элементы транспортной инфраструктуры в данном случае следующие: завод по сжижению на побережье, совмещенный с терминалом; специальный танкер (танкеры); завод по регазификации – также на побережье и также совмещенный с терминалом. Все заводы по сжижению (и, «разжижению») газа находятся на побережье. К заводу ведут газопроводы от месторождений – или со стороны моря (с шельфа) или со стороны суши.

Рост потребления сжиженного газа вызван двумя обстоятельствами: во-первых, стали дешеветь технологии сжижения. Во-вторых, сыграла свою роль общая либерализация газового рынка: при поставках сжиженного газа покупатель в меньшей степени зависит от продавца, а продавец – от покупателя.

СПГ (LNG) занимает в 600 раз меньший объем, чем исходный продукт (газ в его природном состоянии). 1 куб.м. СПГ весит 400 кг. (0,40 т.). Следовательно, из 1000 куб.м. природного газа получается 1,67 куб.м. или 0,67 т. СПГ. Производительность завода измеряется в кубометрах исходного сырья или в т. производимого СПГ. Важно не путать эти два показателя при сопоставлении. Заводы по сжижению газа есть в Алжире, Индонезии, Тринидаде и Тобаго, Венесуэле, Нигерии, Норвегии, Катаре, Австралии и Омане. Рост потребления сжиженного газа в мире составляет 6-7% в год (газа в целом – 2%).

Алжир. Самый первый в мире завод по сжижению газа был построен в Алжире, в порту Арзев, в 1964г. Небольшой по мощности (1,7 млрд.куб.м.) завод был закрыт в 1997г., затем модернизирован и снова введен в строй в 1999г. Спустя 4г. он должен был быть закрыт окончательно, но из-за дефицита мощностей продолжает работать до сих пор, на пределе своих возможностей.

Самый старый в мире завод давно не является для Алжира основным. 95% производства приходится на три других завода, два из которых также расположены в Арзеве (установленная мощность – 11,2 и 12,3 млрд.куб.м.). Третий по размеру алжирский завод находится в Скикде. Расчетная мощность производства в Скикде – 6,5 млрд.куб.м. 19 янв. 2004г. на заводе произошли взрыв и пожар. Не исключено, что причиной взрыва в Скикде был теракт, погибли 27 чел. – работников производства.

3 из 6 модулей завода вышли из строя, производительность сократилась на 44% – до 3,6 млрд.куб.м. по итогам 2004г. Министр энергетики Алжира Хелил заявил, что вместо трех взорванных модулей будут построены 2, но по мощности вместе они будут в 2 раза больше трех взорванных. На это необходимо 800 млн.долл., и пока восстановление мощностей завода не произошло.

Алжирский газ занимает 17% мирового рынка СПГ (2 место после Индонезии). Основные поставки приходятся на Францию (Gaz de France), Бельгию (Distrigaz), Испанию (Enagas), Турцию (Botas), Италию (Snam), Грецию (DEPA), а также США (5% всего объема). Алжирские заводы целиком находятся в собственности и управлении государственной монополии Sonatrach.

Нигерия. В Нигерии построен пока всего один завод по сжижению газа, но этот завод может вскоре стать крупнейшим на континенте. Планируется строительство еще 3-5 заводов, в результате чего Нигерия может занять 15% мирового рынка и выйти на первое место в Африке по производству СПГ.

Единственный пока завод расположен на острове Бонни в Гвинейском заливе, недалеко от впадения в океан одного из рукавов Нигера (вся добыча нефти и газа в Нигерии сосредоточена вокруг Дельты Нигера). Завод начал работу в 1999г., в 2002г. закончено строительство третьего модуля, после чего проект вышел на первоначально запланированную мощность 10,7 млрд.куб.м. Успех проекта вдохновил акционеров, и ведутся работы по расширению завода, известного под названием Bonny Island (о-в Бонни). В 2005г. должны быть введены в строй 4 и 5 модули по сжижению газа, в результате чего мощность завода должна удвоиться (составит 21 млрд.куб.м.).

Собственником Bonny Island является Nigeria Liquefied Natural Gas Corporation (NLNG). Крупнейший акционер (49%) – NLNG – государственная нефтяная корпорация, ей не принадлежит контрольный пакет, что является отступлением от основного принципа развития нефтегазовой промышленности Нигерии (стандартная доля NNPC во всех объектах – 60%). Преобладание иностранного капитала в Bonny Island компенсируется его разнообразием – акционерами являются британская Shell (25,6%), французская TotalFinaElf (15%) и итальянская Agip (10,4%).

Большинство газа в Нигерии находится в нефтяных месторождениях, этот газ уже извлекается и, по большей части, сжигается. Развитие производства СПГ на данный момент представляется реальной программой использования нигерийского газа. В большинстве случаев не требуется проводить специальную разведку. 99% разведанных запасов газа находится вблизи побережья (в прибрежных районах или на шельфе), поэтому нет необходимости в строительстве дорогостоящих магистральных газопроводов до побережья (как в Алжире и Ливии, например).

Помимо расширения завода на острове Бонни существует еще ряд перспективных проектов создания мощностей по производству СПГ. Среди них проработаны следующие (см. карту): West Niger Delta (инвестор – ChevronTexaco); Brass River (инвестор – Phillips); Nnwa (плавучий, инвестор – Statoil); Без названия (плавучий, ExxonMobil). Их совокупная мощность может составить 26,5 млрд.т. в год (15% нынешнего мирового рынка СПГ).

Египет. Первый завод по сжижению природного газа начал работать в Египте в янв. 2005г. Завод расположен на побережье Средиземного моря, в окрестностях г.Думьят (Dumietta) и рассчитан на переработку 7,1 млрд.куб.м. газа в год. Cобственник и оператор завода – совместное предприятие Segas (Spanish Egyptian Gas), образованное испанской Union Fenosa (80%) и двумя египетскими госкомпаниями – Egyptian Gas Holding (EGAS, 10%) и Egyptian General Petroleum Corp (EGPC, 10%). В свою очередь, 50% Union Fenosa Gas принадлежит итальянской Eni (остальные 50% – Union Fenosa SA, Испания).

Строительство завода происходило с некоторыми задержками, инвестиции в проект составили 1,4 млрд.долл. 17 дек. 2004г. агентство Dow Jones сообщило о выделении займа в 250 млн.долл. на достройку завода. Заем выделил Европейский инвестиционный банк (European Investment Bank). В янв. Segas объявил о начале пробных поставок СПГ. В июле 2004г. британская компания BG (бывшая British Gas) заключила соглашения о поставках своего газа на завод и закупках готового СПГ (то есть об экспорте своего газа «через» завод). Речь в соглашениях шла о газе с офшорных месторождений Дельты Нила Scarab Saffron. Соглашение рассчитано на поставки 6,3 млн.куб.м. газа в день (2,3 млрд. в год) в течение ближайших 4 лет. BG разрабатывает месторождения совместно с египетской EGPC и малазийской Petronas. BG будет закупать на заводе 700 тыс.т. жидкого газа в год для реализации в Европе (информация компаний). Предполагаются поставки в интересах Eni и Gas de France (Франция).

Открытие второго египетского завода, с приблизительно такой же производительностью, ожидается в конце 2005г. Строительство ведется также на побережье Средиземного моря, в 50 км. к востоку от Александрии. Завод строится в интересах BG, которая выступает «в партнерстве» с Petronas (Малайзия). Первая очередь завода должна быть готова в III кв. 2005г., вторая – в середине 2006. Газ для этого завода будет поставляться с офшорных месторождений Siman/Sienna, разрабатываемых BG. В окт. 2002г. подписано соглашение сроком на 20 лет (c 2005) о продаже 3,6 млн.т. в год СПГ (50% всего объема) французской Gaz de France (информация African Energy). После ввода в строй второй очереди (середина 2006) основным покупателем СПГ должна стать BG, которая будет закупать газ в том числе для своего завода по регазификации в Lake Charles (Луизиана, США). По предположению EIA, с 2007г. BG может начать поставлять египетский газ и на терминал в Бриндизи (Brindisi), Италия. В финансировании этого проекта участвовали как европейские, так и арабские финансовые структуры: European Investment Bank, Credit Lyonnais, HSBC Bank, Arab Petroleum Investments Corporation, Societe Generale и другие; а также египетский кредитный пул: Commercial International Bank, Misr International Bank, и дочерний банк Societe Generale в Египте.

Если оба завода, в Думьяте и Икду, заработают на полную мощность, то Египет, по нашим оценкам, уже в 2006г. может занять 3-4% газового рынка Евросоюза, причем весьма вероятно, что за счет сокращения российской доли в поставках (сейчас – 38%).

Ливия. В Ливии пока функционирует всего один небольшой завод по сжижению газа (Мерса-ал-Брега). Он был построен еще в 60гг. прошлого века американской компанией Esso и начал работу в 1971г. Ливия тогда стала вторым в мире (после Алжира) экспортером СПГ. Установленная мощность завода составляла 100 млрд.куб. футов газа (2,8 млрд.куб.м.). Из-за введения американских санкций против режима Каддафи ливийский завод испытывает хроническую нехватку запчастей и квалифицированного обслуживания. Он пришел в упадок, объем переработки составляет 0,9 млрд.куб.м. в год. Собственник и управляющая компания – государственная нефтегазовая монополия NOC, покупатель газа – испанская компания Enagas.

Развитие газодобычи является приоритетным направлением для госкомпании NOC. Пока на газ приходится только 6% добычи углеводородов в Ливии (в пересчете на нефтяной эквивалент), в то время как доля газа в разведанных запасах – 18%, а в прогнозируемых запасах – еще выше. После снятия международных санкций появились проекты строительства как магистральных трубопроводов, так и заводов по сжижению газа, но пока говорить о них детально нет смысла.

Ангола. Помимо 4 уже состоявшихся экспортеров СПГ, на карте Африки могут появиться новые. Наибольший интерес представляет в этой связи проект строительства завода в Анголе, в порту Сойо на севере страны. Уже создан консорциум инвесторов, в который вошли ChevronTexaco (США, 32%), Sonangol (ангольская госмонополия, 20%), Norsk Hydro (Норвегия, 12%), BP (Великобритания, 12%), Total (Франция, 12%) и ExxonMobil (США, 12%). Оператором завода будет лидер консорциума – американская ChevronTexaco. Ангольский завод может стать первым подобным объектом на континенте под управлением именно американской компании. Первоначально завод предполагали строить близ столицы страны Луанды, но затем проект был перенесен ближе к запасам газа, в северную провинцию Заире. Первая очередь завода будет состоять из одного модуля, рассчитанного на переработку 6 млрд.куб.м. газа в год. Разработка проекта должна закончится в середине 2005г., а окончательное инвестиционное решение должно быть принято, по данным EIA, в середине 2006.

Перспективы. У четырех рассмотренных нами африканских производителей принципиально различается доля, которую СПГ занимает в их газовом экспорте. 0,1 млрд.куб.м. газа в год будет перекачиваться из Египта в Иорданию по трубопроводу (введен в строй в июле 2004г.). В 70 раз больше поставляться с одного только завода в Думьяте. После введения в строй аналогичного по мощности завода Идку доля трубопроводного транспорта в экспорте газа составит менее 1% (хотя еще полгода назад составляла 100%). В Нигерии завод по сжижению на о-ве Бонни – единственный экспортер газа, как и ливийский Мерса ал-Брега. Только в Алжире наблюдается паритет: на магистральные трубопроводы в Европу приходится 54% экспорта, на заводы по сжижению – 46%.

Во всем в мире в целом сжиженный газ постепенно увеличивает свою долю рынка – за счет трубопроводного транспорта. В Африке ситуация не будет развиваться столь однозначно. Совершенно очевидно, что мощности по сжижению газа будут существенно расширяться во всех рассмотренных нами странах – в Алжире, Ливии, Египте и Нигерии. Рано или поздно появится завод по сжижению природного газа в Анголе. Монополия СПГ на экспорт в Нигерии, Ливии и Египте может быть нарушена.

В первую очередь это касается Ливии. Скорее всего, будут реализованы проекты строительства магистральных трубопроводов по дну Средиземного моря в Италию (напрямую или через Тунис). В результате соотношение СПГ/газопроводы в ливийском экспорте может приблизиться к алжирскому (46:54). В самом Алжире доля СПГ может даже сократиться. В результате ввода в строй трубопроводов Medgaz (во Францию) и Galsi (в Италию) к 2008г. доля СПГ в экспорте может сократиться до 38-40% (с учетом имеющихся планов по расширению мощностей сжижения).

В Египте и Нигерии также популярны проекты развития трубопроводной инфраструктуры. Газопровод Египет-Турция вряд ли станет реальностью в ближайшие годы (Турция затоварена российским и иранским газом), направление Ливия-Италия представляется весьма перспективным для экспорта египетского газа. Из Нигерии строится газопровод в Гану (WAGP, первая очередь 1,5 млрд.куб.м. в год). Недавно был подписан контракт на обоснование строительства (feasibility study) газопровода через Алжир в Европу пропускной способностью от 10 млрд.куб.м. Анализ показал, что, с учетом имеющихся планов строительства заводов по сжижению и трубопроводов, доля СПГ в нигерийском экспорте газа может составить к 2012г. от 62% до 91% (сейчас 100%) при увеличении экспорта в 8-13 раз.

Во всем мире доля СПГ на рынке будет расти, а в экспорте из африканских стран – снижаться. Африканские страны еще не прошли до конца первую – трубопроводную – фазу развития газовой инфраструктуры. Для Ливии, Египта и Нигерии газ – сверхновый продукт, освоение крупных месторождений только начинается. Поэтому данные страны, начав с СПГ, постепенно будут смещаться в пользу паритета. Остальной мир также, возможно, будет двигаться в сторону паритета, но с другой стороны.

Сжижение газа не ведет к созданию добавленной стоимости. Не ведет оно и к созданию внутреннего рынка. Строительство заводов по производству СПГ в стратегическом плане выгодно только покупателям газа. Трубопроводы в этом отношении привлекательны для экспортеров (производителей) газа. Строительство труб – это развитие инфраструктуры. Вместе с трубами можно строить дороги, линии электропередачи. От трубопроводов могут быть сделаны ответвления на внутренний рынок – для развития газовой энергетики и промышленности. Строительство крупных трубопроводов обеспечивает подрядами местные компании, создает рабочие места – чего не происходит в случае со сжиженным газом.

Раздутая популярность СПГ-проектов может пойти на спад в ближайшие годы. Особенно в тех случаях, где есть альтернатива: понятно, что для островов Тринидада и Тобаго, например, сжижение является единственным возможным способом экспорта газа. Во многих других случаях сжижение газа больше подходит на навязанный выбор, стратегически не выгодный странам-производителям.

Россия. Для России проекты по сжижению газа в Африке представляют интерес в первую очередь потому, что наша страна является крупнейшим в мире производителем и экспортером газа. Поэтому африканский сжиженный газ составляет прямую конкуренцию российскому газу, в первую очередь на европейском рынке. Сама Россия сжиженный газ не производит и не продает. В данном случае это обстоятельство принципиального значения не имеет. Совершенно очевидно, что страны Евросоюза ставят перед своими нефтегазовыми компаниями задачу диверсифицировать поставки, проще говоря – снизить долю российского газа в импорте.

Даже большую «угрозу» для России, чем СПГ, несут трубопроводные проекты – по дну Средиземного моря и через Сахару уже очень скоро на европейский рынок пойдут десятки млрд.куб.м. газа. Вначале они компенсирую рост потребления, потом – заменят норвежский газ; российская доля будет медленно, но верно сокращаться с нынешних 38% до 25-27% (неофициальный целевой уровень). С СПГ в этом отношении ситуация не столь однозначна: нигерийский и алжирский сжиженный газ поставляется в том числе в США, туда же в скором времени должна направиться значительная часть египетского. Строительство заводов ущерба положению России на газовом рынке нанести не должно.

Российским производителям газа («Газпром», прежде всего) стоит ближе присмотреться к возможностям по инвестированию в газодобычу за рубежом. Если крупная национальная компания ограничивается добычей только внутри «своей» страны, то рано или поздно становится объектом колониального захвата: диктат покупателя определяет ее инвестиционные решения, кадровую политику, структуру переработки. В конечном счете, опасна для государственного суверенитета.

Андрей Маслов, Борис Свинцов.

Нигерия > Нефть, газ, уголь > af-ro.com, 28 февраля 2005 > № 340352

Высокие цены на нефть делают рентабельной добычу нефти в «нетрадиционных» районах. В марте были оглашены ближайшие планы по разработке глубоководных офшорных месторождений в Южно-Африканской Республике (ЮАР).В 175 км. к северо-западу от Кейптауна (блок 3В/4В) разведочное бурение на глубине 500 м. планирует в тек.г. начать консорциум в составе BHP Billiton и Occidental Petroleum. Крупнейшая в мире горнодобывающая компания BHP Billiton в последние годы активно занимается развитием несвойственных для нее проектов в области добычи нефти.

Другое совместное предприятие создано для поисков газа американской Forrest Oil и госкомпанией ЮАР Petroleum Oil & Gas Corp of South Africa (PetroSA). Глубина дна на блоках Forrest Oil/PetroSA составляет от 2 до 4-5 км. (Financial Mail со ссылкой на технического директора Дейва Броада). Предварительные исследования по оценке шельфовых месторождений велись в 2002-03гг. норвежской компаний PGS Geophysical.

В 2001г. наличие коммерческих запасов газа было подтверждено на другом офшорном блоке в ЮАР – 2А (Ibhunbesi). Это месторождение находится на границе с территориальными водами Намибии. В Намибии его продолжение носит название Kudu. В 2003г. 24% в Ibhubesi за 40 млн.долл. приобрела уже упомянутая госкомпания PetroSA. Данные о запасах и резервах расходятся, достигая цифры 25 трлн. куб. футов (700 млрд куб.м.). Объем инвестиций в Ibhunbesi достиг уже 100 млн.долл., для запуска месторождения в промышленную эксплуатацию (с доставкой газа потребителям) требуется еще в 5-8 раз больше средств.

У южного побережья ЮАР (120 км.) три нефтяных месторождения (Oribi, Sable и Oryx) уже разрабатываются, добыча составляет 2,25 млн.т. в 2004г. (7% потребления ЮАР). Предварительную оценку новых месторождений на шельфе Порт-Элизабет ведет Canadian National Resources.

Проблема зависимости от импорта нефти решается в ЮАР уже на протяжении 60 лет. 35% жидкого топлива производится из угля, предполагается внедрять технологии конверсии газа в моторные топлива. Диверсифицируются источники поставок, наращивается присутствие южноафриканских нефтяных компаний в регионе Гвинейского Залива (Нигерия, Экваториальная Гвинея, Ангола). Добыча углеводородов на собственных месторождениях может стать еще одним важным шагом ЮАР к достижению энергетической независимости. Анна Маслова (Рудницкая). ЮАР > Нефть, газ, уголь > af-ro.com, 28 февраля 2005 > № 51082

Согласно данным, опубликованным в среду международной организацией Transparency International, Грузия по уровню коррупции делит 133 место с Анголой, Конго, Кот-Д'Ивуаром, Индонезией, Таджикистаном и Туркменистаном.Transparency International проводит исследования по уровню коррупции в различных странах мира с 1995г. и в этом году ранжирует 146 стран в зависимости от степени представлений о распространенности коррупции среди госслужащих и политиков. Индекс восприятия коррупции (ИВК) – составной индекс, основанный на данных 17 различных опросов и исследований, проведенных 13 независимыми организациями среди предпринимателей и местных аналитиков, включая опросы жителей данной страны, как ее граждан, так и иностранцев. ИВК колеблется в пределах от 10 (коррупция практически отсутствует) до 0 (очень высокий).

Среди 146 стран, включенных в рейтинговый список международной организацией Transparency International, лучший показатель и 1 место, как и в пред.г., у Финляндии – ее Индекс восприятия коррупции (ИВК) составляет 9,7.

У Грузии ИВК по оценке Transparency International составляет 2,0, и он определен на основе 7 исследований, проведенных в стране различными международными организациями. В зависимости от исследований ИВК колеблется от 1,6 до 2,3.

Учитывая данные Transparency International, ситуация в Грузии по сравнению с 2003г. улучшилась – в пред.г. ИВК в Грузии составлял 1,8 и, в зависимости от исследований он колебался от 0,9 до 2,8. В 2003г. Грузия находилась на 127 месте, однако тогда в рейтинг были включены только 133 страны.

По данным Transparency International наименее коррумпированными из государств СНГ и Балтии являются Эстония (31 место – ИВК 6,0), Литва (44 – 4,6), Латвия (57 – 4,0), Белоруссия (74 – 3,3), Армения (82 – 3,1), Россия (90 – 2,8), Молдавия и Узбекистан (114 – 2,3), Казахстан, Украина и Киргизстан (122 – 2,2).

Хуже чем в Грузии ситуация с коррупцией в Азербайджане и Парагвае (ИВК 1,9), Чаде и Мьянме (1,7), Нигерии (1,6), Гаити и Бангладеш (1,5). Грузия > Госбюджет, налоги, цены > «Новости-Грузия», 20 октября 2004 > № 15639

Новая карта Пентагона

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2004

Томас Барнет – профессор Колледжа военно-морских сил США, неоднократно приглашался в Пентагон и американские разведслужбы в качестве консультанта по стратегическим вопросам. Данная статья была впервые опубликована в журнале Esquire в марте 2003 года, в апреле 2004-го ее расширенная версия вышла в свет в виде отдельной книги под названием The Pentagon's New Map: War and Peace in the Twenty-First Century в издательстве G.P. Putnam's Sons.

Резюме Проанализировав географию американских интервенций за последнее десятилетие, легко вывести основное правило безопасности. Вероятность того, что какая-либо страна спровоцирует США на военное вторжение, обратно пропорциональна ее вовлеченности в процессы глобализации.

Война Соединенных Штатов против режима Саддама Хусейна ознаменовала собой поворотный пункт истории. С этого момента Вашингтон взял на себя всю полноту ответственности за стратегическую безопасность в эпоху глобализации. Вот почему публичная дискуссия вокруг этой войны так важна. Она заставит американцев согласиться с тем, что я называю новой парадигмой в области безопасности, смысл которой передает фраза: разобщенность таит в себе опасность. Под знаком этой парадигмы будет протекать нынешний век. Незаконный режим Саддама Хусейна находился в опасной изоляции в глобализирующемся мире, пренебрегал его нормами и связями, обеспечивающими всеобщую взаимозависимость.

Когда эксперты спорят о глобализации, то, как правило, звучат две крайние точки зрения на то, чтЧ она собой представляет: грандиозный процесс планетарного масштаба или нечто ужасное, обрекающее человечество на гибель. Оба мнения явно несостоятельны, поскольку глобализация, как исторический процесс, – это слишком широкое и сложное явление, чтобы быть втиснутой в узкие рамки простых обобщений. Вместо этого необходим принципиально иной подход к оценке нового мира, в котором мы живем: есть регионы, где глобализация по-настоящему пустила корни, и регионы, куда она, по сути, еще не проникла.

Посмотрите на страны, куда глобализация добралась в виде развитых телекоммуникационных сетей, финансовых потоков, либеральных средств массовой информации и коллективной безопасности, и вы увидите регионы со стабильным правительством, растущим уровнем благосостояния, где люди скорее погибают от самоубийств, чем становятся жертвами преступлений. Эти регионы я называю «Функционирующим ядром» или просто «Ядром». Но взгляните на страны, которые пока слабо вовлечены в процессы глобализации или вообще в них не участвуют, — там господствуют авторитарные режимы, пышным цветом расцветают политические репрессии, царит тотальная нищета и отмечается высокий уровень заболеваемости. Массовые убийства стали в этих регионах обыденным явлением, и, что самое главное, там постоянно тлеют очаги конфликтов, в которых, как в инкубаторе, рождаются новые поколения мировых террористов. Эти регионы я называю «Неинтегрированным провалом» или просто «Провалом».

«Озоновая дыра» глобализации, возможно, не попадала в поле зрения до 11 сентября 2001 года, но после этого дня ее уже нельзя было не замечать. Так где же мы запланируем следующий раунд военных учений армии США в реальных полевых условиях? Ответ достаточно прост, и он основывается на опыте последних лет со времени окончания холодной войны: в зоне «Провала».

Я поддерживаю войну в Ираке не просто потому, что Саддам — это сталинист, готовый перерезать глотку любому ради того, чтобы остаться у власти, и не потому, что в последние годы его режим явно содержал тех, кто стремился раскинуть сети терроризма. На самом деле я сторонник этой войны, потому что длительное участие в военных действиях заставит Америку заняться всем «Провалом», видя в нем стратегически опасное пространство.

ПОДВИЖНАЯ ГРАНИЦА

Для большинства стран, находящихся в стадии формирования, принять глобальный набор правил, которые связаны с общей демократизацией, прозрачностью и свободной торговлей, — значит совершить беспримерный подвиг. Это очень непросто понять большинству американцев. Мы склонны забывать о том, с какими трудностями было на протяжении всей истории связано сохранение единства Соединенных Штатов и непрерывное согласование наших внутренних, подчас противоречивых правил в годы Гражданской войны, Великой депрессии и длительной борьбы за равноправие рас и полов, которая продолжается и по сей день. Что касается большинства государств, то с нашей стороны было бы нереалистично ожидать от них того, что они быстро приспособятся к правилам глобализации, которые выглядят уж очень по-американски. Но не нужно слишком увлекаться дарвиновским пессимизмом. Ведь, начав извиняться за глобализацию как навязывание американских ценностей или американизацию, легко перейти к намекам на то, что «эти люди никогда не станут такими, как мы, в силу расовых или цивилизационных различий». Всего десять лет тому назад большинство специалистов охотно списывали со счетов неблагополучную Россию, заявляя, что славяне по своей генетической природе не способны перейти к демократии и капитализму. Подобные аргументы звучали и в большинстве критических высказываний в адрес Китая в 1990-е годы, да и до сих пор их можно услышать в дебатах о возможности демократизации общества в постсаддамовском Ираке по западному образцу. Мол, «мусульмане — это все равно что марсиане».

Так как же отличить тех, кто по праву принадлежит к «Ядру» глобализации, от тех, кто остается во мраке «Провала»? И насколько постоянен и неизменен водораздел между ними? Понимая, что граница между «Ядром» и «Провалом» подвижна, выскажу предположение, что направление перемен важнее, чем их интенсивность. Да, можно сказать, что бразды правления в Пекине по-прежнему в руках Коммунистической партии, идеологи которой на 30 % руководствуются принципами марксизма-ленинизма и на 70 % — понятиями героев «Клана Сопрано» (название детективного сериала про итальянскую мафию в Америке. – Ред.). Однако Китай присоединился к Всемирной торговой организации, а в долгосрочной перспективе это гораздо важнее, чем перманентное вхождение страны в зону «Ядра». Почему? Потому что это вынуждает Китай приводить свои внутренние правила в соответствие с принципами глобализации в банковской сфере, в области таможенных пошлин, защиты авторских прав и окружающей среды. Конечно, простое приведение внутренних норм и правил в соответствие с формирующимися правилами глобализации еще не гарантирует успеха. Аргентина и Бразилия недавно на собственном горьком опыте испытали, что выполнение правил (в случае с Аргентиной весьма условное) автоматически не обеспечивает иммунитет против паники, пирамид в экономике и даже рецессии. Стремление приспособиться к глобализации само по себе не может служить гарантией от одолевающих страну невзгод. Это не значит, что беднейшие слои населения тут же превратятся в стабильный средний класс, – просто с течением времени уровень жизни людей будет расти. В итоге всегда есть опасность выпасть из фургона под названием «глобализация». Тогда кровопролитие неизбежно.

Какие же страны и регионы мира можно в настоящее время считать функционирующими? Это Северная Америка, бЧльшая часть Южной Америки, Европейский союз, Россия при Путине, Япония и формирующиеся азиатские экономики (в первую очередь Китай и Индия), Австралия и Новая Зеландия, а также ЮАР. По примерной оценке, в этих странах и регионах проживают четыре из шести миллиардов населения земного шара.

Кто же тогда остается в «Провале»? Было бы проще сказать, что «все остальные», но я хочу представить вам больше доказательств, чтобы аргументировать свою точку зрения о том, что «Провал» еще долго будет причинять беспокойство не только нашему бумажнику или совести.

Если мы отметим на карте те регионы, в которых США проводили военные операции после окончания холодной войны, то обнаружим, что именно там сосредоточены страны, не входящие в сферу разрастающгося «Ядра» глобализации. Эти регионы – Карибский перешеек, фактически вся Африка, Балканы, Кавказ, Центральная Азия, Ближний Восток и значительная часть Юго-Восточной Азии. Здесь проживают приблизительно два миллиарда человек. Как правило, на этих территориях отмечен демографический перекос в сторону молодого населения, доходы которого можно охарактеризовать как «низкие» или «ниже среднего» (по классификации Всемирного банка они составляют менее 3 тыс. долларов в год на душу населения).

Если обвести линией большинство тех районов, куда мы вводили свои войска, у нас, по сути, получится карта «Неинтегрированного провала». Конечно, некоторые страны, если принять во внимание их географическое положение, не укладываются в простые схемы. Они, как Израиль, окружены «Провалом», или, наоборот, как Северная Корея, волею случая оказались внутри «Ядра», или же, как Филиппины, расположились в пограничной зоне. Но, учитывая приведенные данные, трудно отрицать внутреннюю логику складывающейся картины: если та или иная страна выпадает из процесса глобализации, отвергает ее содержательную часть, резко возрастает вероятность того, что США рано или поздно отправят туда войска. И наоборот: если страна функционально связана с процессом глобализации и действует в основном по ее законам, нам нет нужды посылать свои войска, чтобы восстанавливать порядок и ликвидировать угрозы.

НОВОЕ ПОНИМАНИЕ УГРОЗЫ

Со времени окончания Второй мировой войны в нашей стране бытовало представление о том, что реальная угроза безопасности исходит от стран с сопоставимыми размерами, развитием и уровнем достатка, — иными словами, от таких же великих держав, как Соединенные Штаты. В годы холодной войны такой супердержавой был Советский Союз. Когда в начале 1990-х произошло крушение «большой красной машины», у нас высказывались опасения относительно объединенной Европы, могущественной Японии, а в последнее время — в связи с усилением Китая.

Любопытно, что все эти сценарии объединяло одно предположение: по-настоящему угрожать нам способно только развитое государство. А как насчет остального мира? В военных документах менее развитые страны и регионы проходили как «малые включенные». Это означало: достаточно располагать военной мощью, способной отвести угрозу, исходящую от великой державы, чтобы всегда быть готовыми к действиям в менее развитом регионе.

События 11 сентября заставили усомниться в этом предположении. В конце концов, мы подверглись нападению даже не со стороны государства или армии, а всего лишь группы террористов, которых Томас Фридмен на своем профессиональном жаргоне назвал «сверхоснащенными одиночками, готовыми умереть за свое дело». Их нападение на Америку повлекло за собой системную перестройку нашего государственного аппарата (было создано новое Министерство внутренней безопасности), нашей экономики (теперь мы платим де-факто налог на безопасность) и даже нашего общества. Более того, эти события послужили сигналом к началу войны с терроризмом, и именно через их призму наше правительство теперь рассматривает любые двусторонние отношения в области безопасности, которые мы налаживаем во всем мире.

Во многих отношениях атаки 11 сентября оказали огромную услугу американскому истеблишменту, отвечающему за национальную безопасность: они избавили нас от необходимости заниматься абстрактным планированием и искать себе «ровню» для будущих высокотехнологичных войн, заставив обратить внимание на присутствующие «здесь и сейчас» угрозы мировому порядку. Таким образом высветилась линия водораздела между «Ядром» и «Провалом» и, что еще важнее, приобрела рельефные очертания та среда, в которой зарождается сама угроза. Усама бен Ладен и «Аль-Каида» представляют собой продукты большого «Провала» в чистом виде — по сути дела, его наиболее жесткую ответную реакцию на посыл, исходящий от «Ядра». Они показывают, насколько хорошо мы справляемся с задачей экспорта безопасности в регионы беззакония (не очень-то хорошо) и какие государства они хотели бы «отлучить» от глобализации и вернуть к «хорошей жизни», как ее представляли себе в VII веке (их цель — все государства большого «Провала» с преобладающим мусульманским населением, особенно Саудовская Аравия).

Если принять во внимание эти намерения Усамы и сопоставить их с хроникой наших военных интервенций последнего десятилетия, то вырисовывается простое правило безопасности: вероятность того, что та или иная страна спровоцирует США на военное вторжение, обратно пропорциональна ее вовлеченности в процессы глобализации. Понятно, почему «Аль-Каида» сначала базировалась в Судане, а потом в Афганистане: они находятся в ряду стран, наиболее удаленных от процессов глобализации. Взгляните на другие государства, в которых в последнее время появлялись силы быстрого развертывания США: Пакистан (северо-западная часть), Сомали, Йемен. Эти страны и глобализация находятся на разных полюсах.

Деятельность данной сети терроризма важно пресечь на корню «на ее собственной территории», но столь же важно отрезать террористам доступ к «Ядру» через «промежуточные государства», расположенные вдоль политых кровью границ большого «Провала». В качестве примера на память тут же приходят такие страны, как Мексика, Бразилия, ЮАР, Марокко, Алжир, Греция, Турция, Пакистан, Таиланд, Малайзия, Филиппины и Индонезия. Но США работают над этой проблемой не в одиночку. Например, Россия ведет свою войну с терроризмом на Кавказе, Китай с удвоенной энергией взялся за укрепление своей западной границы, а всю Австралию взбудоражили взрывы на острове Бали.

Если мы отвлечемся на минуту и поразмышляем о значении складывающейся ныне новой карты мира в более широком смысле, то стратегию США в области национальной безопасности можно представить себе следующим образом: (1) добиться более широких возможностей защитных структур «Ядра» адекватно реагировать на события типа 11 сентября — например, осуществить системную перестройку; (2) работать с промежуточными государствами с целью расширения их возможности защищать «Ядро» от экспорта терроризма, наркотиков и пандемических болезней из стран большого «Провала»; (3), самое важное, сократить размеры большого «Провала». Обратите внимание: я не сказал, что надо отгородиться от «Провала». Первую нервную реакцию многих американцев на события 11 сентября можно выразить следующим образом: «Давайте покончим с нашей зависимостью от иностранной нефти, и тогда нам не придется иметь дело с теми людьми». В основе этой мечты лежит крайне наивное представление, будто сокращение того небольшого числа контактов, что существуют между «Ядром» и большим «Провалом», сделает последний менее опасным для нас в долгосрочной перспективе. Из-за того что Ближний Восток превратится в Центральную Африку, мир не станет более безопасным для моих детей. Мы не сможем просто взять и отмахнуться от тех людей.

Ближний Восток — это идеальная стартовая площадка. Дипломатия бессильна в регионе, где главный источник нестабильности – внутреннее положение в самих странах, а не взаимоотношения между ними. Хуже всего то, что на Ближнем Востоке отсутствует личная свобода, а это приводит к возникновению тупиковых ситуаций в жизни большинства здешнего населения — в первую очередь молодежи. Некоторые государства, такие, как Катар и Иордания, созрели для своего рода «перестройки» и рывка в более светлое политическое будущее благодаря молодым лидерам, осознающим неизбежность перемен. Иран также ждет прихода своего Горбачёва, если он уже не пришел.

Что мешает преобразованиям? Страх. Это боязнь отказа от традиций и боязнь осуждения муллы. Это и опасение мусульманских государств быть помеченными позорным клеймом «вероломных предателей» своей веры, и боязнь стать мишенью для радикальных группировок и террористических сетей. Но прежде всего это страх быть не такими, как все, и оказаться под огнем со всех сторон — разделить участь Израиля.

Ближний Восток давно уже превратился в некую дворовую кодлу, всегда готовую обидеть слабого. Израиль еще держится на плаву лишь потому, что стал, как это ни прискорбно, одним из самых «крутых» в квартале. Изменить эту гнетущую обстановку и открыть шлюзы для перемен способно только одно – вмешательство внешней силы, которая в полном объеме возьмет на себя функцию Левиафана. Свержение Саддама, главного хулигана во всей округе, заставит США играть роль Левиафана более последовательно и решительно, чем они это делали в последние десятилетия. В первую очередь потому, что Ирак — это Югославия Ближнего Востока, перекресток цивилизаций, которые исторически всегда нуждались в диктатуре для поддержания порядка. Когда надобность в приходящих «няньках» отпадет, за этим регионом так или иначе придется присматривать, так что наши длительные усилия в послевоенных Германии и Японии покажутся легкой прогулкой в сравнении с тем, что предстоит нам на Ближнем Востоке.

Дело это верное, и сейчас самое время им заняться, да к тому же мы единственная страна, которой это по плечу. Дерево свободы не зацветет на Ближнем Востоке, пока там нет безопасности, а безопасность занимает самое важное место в экспорте нашего государственного сектора. При этом я имею в виду не экспорт вооружений, а то внимание, которое наши вооруженные силы уделяют любому региону, где сохраняется опасность массового насилия. Мы единственное государство на планете, способное экспортировать безопасность на постоянной основе, и у нас имеется достойный послужной список в этом деле.

Назовите мне страну, в которой царят мир и спокойствие, и я укажу вам на прочные или укрепляющиеся связи между местными военными и американскими военнослужащими. Покажите мне регионы, где большая война немыслима, и я продемонстрирую вам постоянно находящиеся там американские военные базы и имеющиеся долгосрочные альянсы в области безопасности. Перечислите мне крупнейшие инвестиционные проекты мировой экономики, и я укажу вам на два примера военной оккупации, преобразившей Европу и Японию после Второй мировой войны. В течение полувека наша страна успешно экспортировала безопасность в регион старого «Ядра» глобализации (Западная Европа и Северо-Восточная Азия), а в последние 25 лет, после неудачи во Вьетнаме, и в формирующееся новое «Ядро» (развивающиеся страны Азии). Но наши усилия на Ближнем Востоке были несущественны, а в Африке почти ничего не предпринималось. Пока мы не начнем систематический, долгосрочный экспорт безопасности в большой «Провал», он будет все настойчивее экспортировать свои недуги в «Ядро» в виде терроризма и других факторов нестабильности.

Чтобы сократить размеры «Провала», потребуется нечто большее, чем только американский экспорт безопасности. Например, Африке придется оказать гораздо более существенную помощь, чем предполагалось в прошлом, и в конечном итоге интеграция большого «Ядра» будет скорее зависеть от частных инвестиций, нежели от усилий государственного сектора «Ядра». Но все должно начинаться с безопасности, потому что свободные рынки и демократия не могут процветать в условиях непрекращающегося конфликта.

Придется перестроить наш военный истеблишмент так, чтобы он мог соответствовать стоящим перед ним задачам. В обозримом будущем нам не грозит мировая война — прежде всего потому, что наш колоссальный ядерный потенциал делает такую войну бессмысленной для кого бы то ни было. Одновременно классические войны «государство против государства» становятся довольно редким явлением, и если Соединенные Штаты находятся в процессе преобразования своего военного ведомства, то возникает естественный вопрос: каким оно должно стать, чтобы успешно справляться с будущими угрозами? По-моему, клин выбивают клином. Если в мире растет число «сверхоснащенных одиночек», то и наша армия должна состоять из таких же «сверхоснащенных одиночек».

Это звучит, вероятно, как стремление возложить дополнительное бремя ответственности на и так уже перегруженных военных. Но именно непрерывный успех Америки в сдерживании глобальной войны и исключении войн в отношениях между отдельными государствами позволяет нам совать свой нос в более сложные межэтнические конфликты и предотвращать возникновение порождаемых ими опасных транснациональных сил. Мне известно, что большинство американцев не желают и слышать об этом, но реальное поле боя в глобальной войне с терроризмом по-прежнему находится именно там. Если бы все ворота были на замке и было бы достаточно «охранников», то 11 сентября никогда не стало бы реальностью.

В истории много поворотных моментов, подобных тому страшному дню, но вспять она не поворачивает никогда. Мы рискуем многим, игнорируя существование большого «Провала», потому что он никуда не исчезнет до тех пор, пока мы, как нация, не ответим на брошенный нам вызов и не сделаем глобализацию по-настоящему глобальной.

СДЕЛАТЬ «ПРОВАЛ» БЕЗОПАСНЫМ

Вот какие регионы являлись мировой проблемой в 1990-е годы и угрожают сегодня и завтра реальными бедствиями, способными застигнуть нас во дворе собственного дома.

1. Гаити. Усилия по строительству государства в 1990-е принесли разочарование. На протяжении без малого ста лет мы вводили сюда войска и, несомненно, вернемся в эту страну в случае кризиса.

2. Колумбия. Страна разбита на несколько незаконных территорий со своими армиями, повстанцами, наркобаронами и настоящими правительствами, которые заняты переделом территории. Наркотики по-прежнему текут рекой. На протяжении последнего десятилетия укреплялись связи между наркокартелями и повстанцами, а теперь стало известно о наличии связей с международным терроризмом. Мы вмешиваемся в этот конфликт, раздаем обещания, но так ничего и не достигли. Приложение с нашей стороны частичных, разрозненных усилий и постепенное их наращивание ни к чему не приводят.

3. Бразилия и Аргентина. Обе страны дрейфуют между большим «Провалом» и функционирующим «Ядром». В 90-е годы прошлого века обе вволю наигрались в игру под названием «глобализация» и чувствуют себя обманутыми. Им угрожает реальная опасность вывалиться из фургона и встать на путь саморазрушения, проводя политику крайне левого или крайне правого толка. Ни о какой военной угрозе говорить не приходится, разве что об угрозе их собственным демократическим завоеваниям (возможное возвращение военных к власти). Южноамериканский общий рынок МЕРКОСУР пытается создать собственную реальность, в то время как Вашингтон настаивает на свободной торговле между двумя Америками. Но, возможно, нам придется довольствоваться соглашениями с Чили или тем, что только Чили войдет в расширенную ассоциацию НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле). Неужели Бразилия и Аргентина доведут дело до самоизоляции и будут потом жалеть об этом? Бассейн реки Амазонка остается большой неуправляемой территорией Бразилии. Кроме того, окружающей среде наносится все более серьезный урон. Проявит ли мировое сообщество достаточную озабоченность в связи со сложившейся ситуацией, чтобы вмешаться и попытаться исправить положение?

4. Бывшая Югославия. В течение большей части последнего десятилетия Европа демонстрировала свою неспособность действовать сплоченно и согласованно даже на собственных задворках. Западу теперь долго придется выполнять в этом регионе роль приходящей няньки.

5. Конго и Руанда/Бурунди. В результате военных действий, длившихся на протяжении всего десятилетия, в Центральной Африке погибло от двух до трех миллионов человек. Насколько еще должно ухудшиться положение, прежде чем мы попытаемся хоть что-то предпринять? Должны погибнуть еще три миллиона? Конго — это государство в стадии деградации, ни живое, ни мертвое, и все стремятся поживиться за его счет. Кроме того, в этом регионе свирепствует СПИД.

6. Ангола. В стране так и не предпринято серьезных попыток остановить непрекращающуюся гражданскую войну, которая за прошедшие четверть века унесла полтора миллиона жизней. По сути дела, внутренние междоусобицы продолжаются здесь с середины 1970-х годов, когда рухнула португальская колониальная империя. Ожидаемая продолжительность жизни в этой стране менее сорока лет!

7. Южная Африка. ЮАР – единственная африканская страна, входящая в состав функционирующего «Ядра». Тем не менее она находится на перепутье. Существует множество опасений по поводу того, что ЮАР служит своего рода шлюзом для террористических сетей, стремящихся получить доступ к «Ядру» через заднюю дверь. Самая большая угроза безопасности — преступность, принявшая характер эпидемии. В этой стране также свирепствует СПИД.

8. Израиль — Палестина. Террор не утихает — каждое новое поколение на Западном берегу спит и видит продолжение эскалации насилия. Защитная стена, которая возводится в настоящее время, будет своего рода Берлинской стеной XXI века. В конце концов внешним державам придется разводить обе враждующие стороны, чтобы обеспечить безопасность (это разведение обещает быть очень болезненным). Всегда существует вероятность того, что кто-либо попытается нанести по Израилю удар с помощью оружия массового уничтожения (ОМУ) и тем самым спровоцирует ответный удар, на который, как нам кажется, Израиль способен, что тоже не может не вызывать тревогу.

9. Саудовская Аравия. Менталитет монаршей мафии, действующей по принципу «надо дать им кусок пирога», в конечном счете спровоцирует внутреннюю нестабильность и насилие. Политика выплаты отступных террористам, чтобы держались подальше от этой страны, рано или поздно приведет к краху, а поэтому следует ожидать опасностей и извне. Значительную часть населения составляет молодежь, у которой практически нет надежд на будущее, немногим лучше и перспективы правящей элиты, основной источник доходов которой — тающие на глазах долгосрочные активы. Вместе с тем нефть еще достаточно долго будет значить слишком много для Соединенных Штатов, и они не постоят за ценой, чтобы обеспечить стабильность в этой стране.

10. Ирак. После вторжения нас ожидает гигантская восстановительная работа. Нам придется выстраивать режим безопасности во всем регионе.

11. Сомали. Хроническое отсутствие дееспособного правительства. Хроническая проблема с продовольствием. Хроническая проблема подготовки в стране террористов. Мы ввели туда морских пехотинцев, а также специальный воинский контингент, но ушли разочарованными — это своего рода маленький Вьетнам 1990-х. Будет сделано все возможное, чтобы он не повторился.

12. Иран. Контрреволюция уже началась: на этот раз студентов не устраивают захватившие власть муллы, от которых они хотят избавиться. Иран стремится дружить с США, но возрождение фундаментализма — это та цена, которую нам, возможно, придется заплатить за вторжение в Ирак. Муллы поддерживают терроризм и реально стремятся заполучить ОМУ. Значит ли это, что они станут следующей мишенью после того, как мы разберемся с Ираком и Северной Кореей?

13. Афганистан. Эта страна попирала законы и была рассадником насилия еще до того, как на мировую арену вышел режим «Талибан», тянувший ее в прошлое, в VII век (что было не так трудно сделать). Правительство продалось «Аль-Каиде» за гроши. Это крупный центр производства наркотиков (героин). В настоящее время США увязли там надолго, пытаясь уничтожить наиболее отъявленных террористов/мятежников, которые предпочли остаться.

14. Пакистан. Всегда существует опасность того, что эта страна применит атомное оружие в конфликте с Индией по причине своей слабости (последний тревожный звонок прозвучал 13 декабря 2001 года, когда прогремели взрывы в Дели). Опасаясь, что Пакистан может пасть жертвой радикальных мусульман, мы решили поддержать приверженные твердой линии военные группировки, которым в действительности не доверяем. Страна кишит боевиками «Аль-Каиды». США намеревались объявить Пакистан государством-изгоем, пока 11 сентября не вынудило нас снова перейти к сотрудничеству. Попросту говоря, Пакистан, похоже, не контролирует большуЂю часть своей территории.

15. Северная Корея. Усиленными темпами продвигается к созданию ОМУ. Эксцентричное поведение Пхеньяна в последние годы (признание в похищениях людей; нарушение обещаний, связанных с ядерным оружием; открытая поставка вооружений в те страны, куда мы не рекомендуем поставлять оружие; подписание соглашений с Японией, которые как будто указывают на наступление новой эры; восхваление идеи новой экономической зоны) указывает на то, что он намерен провоцировать кризис. Такое поведение характерно для некоторых случаев психических заболеваний. Мы опасаемся, что Ким может пойти ва-банк (мало ли чего можно ждать от умалишенного). Численность населения сокращается — как долго люди там еще продержатся? После Ирака эта страна может стать нашей следующей целью.

16. Индонезия. Привычные опасения по поводу раскола страны «с самым многочисленным в мире мусульманским населением». Страна сильно пострадала от азиатского кризиса, буквально уничтожившего ее экономику. Как выяснилось, это район активных боевых действий террористических сетей.

Есть опасения, что новые/интегрирующиеся части «Ядра» в ближайшие годы могут быть потеряны. Речь идет о нижеследующих странах.

17. Китай. Страна во многом соревнуется сама с собой, пытаясь сократить число нерентабельных государственных предприятий, почти не снижая при этом уровня занятости. Кроме того, предпринимаются усилия, чтобы решить проблему роста потребностей в энергоносителях и сопутствующего загрязнения окружающей среды, а также предотвратить грядущий кризис с выплатами пенсий. Новое поколение лидеров подозрительно напоминает лишенных воображения технократов. И еще не известно, справятся ли они со стоящими перед страной задачами. Если ни один из этих макроэкономических факторов не спровоцирует внутреннюю нестабильность, то вряд ли Коммунистическая партия Китая (КПК) тихо растворится в ночи, предоставив массам бЧльшие политические и экономические свободы, которые на каком-то этапе могут показаться людям недостаточными. В настоящее время КПК чрезвычайно коррумпирована и фактически является паразитом на теле нации, но все еще верховодит в Пекине. Армия, похоже, все дальше уходит от общества и от реальности, более близоруко сосредоточиваясь на противодействии «угрозам» со стороны США, которые не дают Китаю возможности угрожать Тайваню, остающемуся еще одной взрывоопасной точкой. Кроме того, в Китае огромные масштабы приобрела эпидемия СПИДа.

18. Россия. Путину еще предстоит проделать большой путь в утверждении диктатуры закона; в руках мафии и баронов преступного мира все еще сосредоточено слишком много власти и влияния. Чечня и ближнее зарубежье в целом будут втягивать Москву в насилие, которое, тем не менее, вряд ли выплеснется за границы Российской Федерации. Продвижение США в Центральную Азию само по себе вызывает нервозность в Москве и может, если не действовать аккуратно, привести к ухудшению взаимотношений. У России слишком много внутренних проблем (слабость финансовой системы, деградация окружающей среды и пр.), слишком сильна ее зависимость от экспорта энергоресурсов, и она не ощущает себя в безопасности (не получится ли так, что восстановление экономики Ирака убьет курицу, несущую золотые яйца для России?). СПИД тоже распространяется здесь быстрыми темпами.

19. Индия. Постоянно сохраняется опасность ядерного противостояния с Пакистаном. Мало того, проблема Кашмира также не способствует улаживанию конфликта с Пакистаном, и война с терроризмом вызвала рост степени вовлеченности США. Индия наглядно демонстрирует все плюсы и минусы глобализации в миниатюре: высокие технологии, массовая бедность, островки бурного развития, трения между разными культурами/религиями/цивилизациями и т. д. Индия слишком велика, чтобы преуспевать, и одновременно она слишком велика, чтобы можно было допустить ее крах. Индия хочет быть могучим и ответственным военным игроком в регионе, надежным другом США и отчаянно стремится догнать по развитию Китай (сама себя убеждая в том, что нужно непременно добиться успеха). Кроме того, в стране быстро распространяется СПИД.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 24 июня 2004 > № 2851523 Томас Барнет

Следующая цель – мировой рынок газа

Дэниел Ергин, Майкл Стоппард

© "Россия в глобальной политике". № 4, Октябрь - Декабрь 2003

Даниэл Ергин – председатель Кембриджской ассоциации энергетических исследований (CERA) и автор книги The Prize: The Epic Quest for Oil, Money, and Power («Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть».)

Майкл Стоппард – директор департамента СПГ в CERA и соавтор книги «Новая волна: глобальный СПГ-бизнес в XXI веке». Данная статья была опубликована в журнале Foreign Affairsв № 6 (ноябрь/декабрь) за 2003 год. © 2003 Council on Foreign Relations, Inc.

Резюме Зарождающийся глобальный рынок природного газа способен удовлетворить растущий спрос на электрическую энергию во всем мире. Собственные американские запасы газа истощаются, но огромные неразрабатываемые источники этого сырья в других местах планеты становятся доступными как никогда. Сегодня газ может подвергаться сжижению, перевозке и быть эффективно использован. Новая энергетическая взаимозависимость создаст новые риски – но каждый из них можно регулировать посредством надлежащей диверсификации.

Сегодня зарождается новый глобальный энергетический бизнес, и связан он с природным газом. Этот бизнес несет новые возможности и риски, создает новые взаимозависимости и геополитические группировки и окажет далеко идущее воздействие на мировую экономику. По мере того как природный газ будет становиться предметом мировой торговли, он превратится в решающий фактор удовлетворения множества насущных потребностей. Соединенным Штатам природный газ нужен, чтобы обеспечить развитие и предупредить ожидаемую нехватку энергии. Европе – чтобы оживить свою экономику. Развивающимся странам – чтобы повысить темпы роста. И всем странам без исключения природный газ необходим, если они хотят жить в более чистой окружающей среде.

Возникновение мирового рынка становится возможным как за счет строительства магистральных трубопроводов, так и благодаря изменениям, происходящим с самим природным газом. По иронии судьбы он больше не является газообразным, а сжижается посредством охлаждения. Танкеры, которыми будут перевозить сжиженный природный газ (СПГ), смогут менять свой курс в открытом море, реагируя на внезапные изменения спроса или цен. Что означает появление этого нового мирового товарного рынка? Возможность того, что электричество, на котором в США работают осветительные приборы, системы кондиционирования воздуха и промышленные предприятия, будет генерироваться из природного газа, добываемого в Индонезии или в алжирской пустыне, в акватории Тринидада и Тобаго или в Нигерии, на острове Сахалин – самой восточной части России, в холодных северных водах Норвегии или у подножия Анд.

Один из наиболее тревожащих аспектов, связанных с появлением нового глобального бизнеса, состоит в том, что этот процесс напоминает изменения конца 1960-х – начала 1970-х годов, когда США интегрировались в мировой нефтяной рынок. Всего за несколько лет Соединенные Штаты превратились из второстепенного в одного из самых крупных импортеров нефти. Всплеск спроса на нефть на мировых рынках, подстегнутый американской экономикой, способствовал возникновению условий для нефтяного кризиса 1970-х и создал взаимозависимости между странами, которые мир до сих пор не может преодолеть.

Если не считать импорта из Канады, то на протяжении более чем полувека Америка в значительной степени обеспечивалась собственным природным газом. По всей вероятности, в ближайшие пять лет США станут крупным импортером газа, а в течение десятилетия они обгонят Японию – нынешнего лидера среди импортеров. По мере того, как Америка неизбежно становится частью этого нового мирового рынка газа, не приведет ли это к новым проблемам в сфере безопасности? Или, напротив, новые взаимозависимости позволят уменьшить будущие риски?

За последнее десятилетие предметом действительно глобального бизнеса – как по характеру операций, так и по своим перспективам – стали многие товары. Природный газ до сих пор являлся исключением. Хотя торговля газом – это гигантский бизнес (его стоимость составляет более чем 500 млрд долларов в год), в силу ограниченной протяженности трубопроводов и отсутствия мирового рынка газа он развивался лишь на местном, государственном и региональном уровнях. Однако эта картина меняется, поскольку благодаря СПГ потребители смогут получать газ из богатых, но в течение долгого времени не разрабатываемых и простаивающих месторождений во всем мире.

Потребность в глобальном рынке СПГ становится насущной. Со второй половины 1990-х годов цены на газ в США удвоились, это ложится дополнительным бременем на экономику и предвещает дефицит газа. Глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен предостерег недавно: сокращение внутренних запасов газа является «очень серьезной проблемой» и одной из главных угроз национальной экономике; он решительно заявил о необходимости наращивать поставки СПГ.

На СПГ возлагаются сейчас большие надежды. Однако, чтобы полностью развить его потенциал, в общей сложности может потребоваться 200 млрд долларов, и энергетическим компаниям придется выбирать между инвестициями в СПГ и иными инвестициями. Учитывая неопределенность на мировых рынках, в сфере регулирования и государственной политики, удастся ли своевременно создать сложную систему технологий и инвестиций? Не будут ли геополитические риски сдерживать или подрывать это развитие? Способен ли природный газ удовлетворить наши потребности и оправдать наши ожидания?

РАСШИРЯЮЩИЕСЯ РЫНКИ

Природный газ, как и нефть, является углеводородом и в природе встречается либо вместе с нефтью, либо в отдельных месторождениях. Есть старый анекдот времен зарождения нефтяного бизнеса: пробурив разведочную скважину, геолог докладывает: «Плохая новость – мы не обнаружили нефти. Хорошая новость? Газа мы тоже не обнаружили». Шутка отражает тот факт, что природный газ традиционно имеет более ограниченный рынок и меньшую ценность по сравнению с нефтью. Да и к тому, что нельзя закачать в бензобак, принято было относиться пренебрежительно. В последние десятилетия, однако, преимущества газа становятся все более очевидными.

Из всех видов природного топлива газ имеет самую высокую степень сгорания. При сжигании он лишь незначительно загрязняет окружающую среду и выделяет меньше двуокиси углерода – основного парникового газа, чем нефть или уголь. Кроме того, газа на земле много. Объем всех доказанных запасов составляет более триллиона баррелей в нефтяном эквиваленте. Россия, на которую приходится 30 % известных запасов, является «газовой Саудовской Аравией». Еще 25 % выпадает на долю Ирана и Катара: газ находится в сообщающихся месторождениях «Южный Парс» и «Северное», залегающих под акваторией между обеими странами. Далее по запасам газа следуют Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты. США, на долю которых приходится лишь 3,3 % мировых запасов, занимают шестую позицию. Государства с еще меньшими запасами (например, Индонезия и Малайзия), все же входят в число крупнейших экспортеров СПГ. Во многих других странах также имеются большие запасы газа, способные стать основой для производства СПГ. Естественно ожидать, что вследствие роста интереса к природному газу будут открыты еще более крупные месторождения. Нигерию, например, обычно считают крупной нефтяной страной. Однако для тех, кто знает о результатах геологических изысканий на ее территории, она представляется потенциально огромной газовой провинцией, в которой заодно встречается и нефть.

Современная газовая промышленность США зародилась в один из самых мрачных периодов Второй мировой войны, когда дефицит энергии угрожал успеху союзников. «Я хочу, чтобы по Вашему указанию кто-то из Ваших людей рассмотрел возможность использования природного газа, – писал президент США Франклин Рузвельт министру внутренних дел Гарольду Икесу в 1942 году. – Мне известно, что на западе и юго-западе США есть ряд месторождений, где практически не найдено нефти, но в огромных количествах находится природный газ. Этот газ так и оставлен в земле, поскольку месторождения расположены слишком далеко от крупных населенных пунктов, чтобы к ним можно было бы проложить трубопровод».

После Второй мировой войны только что созданные газовые компании наконец подвели трубопроводы к этому газу и стали перегонять его с юго-запада на северо-восток страны. Сегодня природный газ обеспечивает выработку почти четверти всей электроэнергии для экономики США. Хотя европейский рынок газа по-настоящему «развернулся» только в 1959-м с открытием крупного месторождения в Нидерландах, в настоящее время газ используется для выработки более 20 % энергии региона, и эта доля продолжает расти.

Основным источником природного газа для Европы был Советский Союз, а теперь – Россия. В 1980-х годах предложения по расширению поставок советского газа в Европу стали причиной осложнения геополитической ситуации: между США и европейским странами разгорелся самый острый спор десятилетия. Сторонники строительства новых трубопроводов из СССР полагали, что транспортируемый газ уменьшит зависимость Европы от Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК) и укрепит ее экономику. Противники, в основном в США, утверждали, что таким образом усилится зависимость Европы от СССР, а у Кремля появятся как политические рычаги, так и дополнительная твердая валюта для содержания своего военно-промышленного комплекса. И хотя в середине 1980-х конфликт удалось отчасти уладить в результате активных дипломатических действий, окончательное урегулирование произошло лишь с распадом СССР. Однако развитие того, что ныне представляет собой сеть трубопроводов из Сибири до берегов Атлантики длиной около 10 тыс. километров, предвещало интернационализацию газового бизнеса. О том же говорило и появление СПГ.

ЖИДКАЯ ЭНЕРГИЯ

Эффективно транспортировать природный газ – в его газообразной форме – можно только по трубопроводам. Но когда на пути возникает океан, трубопроводы не помогут. К счастью, если природный газ охладить до температуры примерно минус 162 градуса по Цельсию, он превратится в жидкость, которую можно на специальных танкерах перевозить по морю на расстояния в тысячи километров.

Затем доставленный сжиженный газ возвращается в первоначальное состояние на терминалах по регазификации СПГ. Это традиционно очень дорогостоящий процесс. Однако он очень эффективен (газ метан, будучи сжиженным, уменьшается в объеме в 600 раз) и позволяет уместить огромное количество энергии в одной грузовой емкости: за одну перевозку доставляется количество, эквивалентное 5 % газа, потребляемого в США за одни сутки.

Торговля СПГ началась в середине 1960-х годов между Алжиром, с одной стороны, и Великобританией и Францией – с другой. Но вскоре на смену этому многообещающему бизнесу пришли более дешевые поставки по трубопроводам из Нидерландов и британской части Северного моря, а затем из России и Норвегии. И только в конце 1990-х в Европе появился СПГ из Нигерии, Тринидада и Табаго и позже – Катара, где были реализованы новые газовые проекты.

Прирост СПГ, однако, произошел благодаря азиатским странам. Япония стремилась уменьшить загрязнение воздуха за счет перехода от угля и нефти к природному газу для выработки электроэнергии, но транспортировка газа по трубопроводам исключалась. Таким образом, в 1969 году Япония стала импортировать СПГ из Аляски (что продолжает делать и до сих пор). После нефтяного кризиса-1973 правительство Японии сделало ставку на СПГ из соображений энергетической безопасности, чтобы снизить зависимость от ближневосточной нефти. С тех пор Япония диверсифицировала свои источники энергетического сырья путем импорта из различных стран, таких, как Объединенные Арабские Эмираты, Австралия, Бруней, Индонезия, Малайзия и Катар. Южная Корея стала вторым крупнейшим импортером СПГ в Азии в конце 1980-х годов, а Тайвань присоединился к азиатскому клубу импортеров СПГ в 1990-х. Постоянно растущий спрос на электричество в ближайшие несколько лет вынудит войти в ряды импортеров СПГ Китай и Индию – страны с гигантскими экономиками.

В 1970-х годах, когда США начали импорт газа из Алжира, казалось, что они примкнут к странам – покупателям СПГ. Но затем растущая доступность североамериканского газа пресекла легкий «газовый» бум и привела к образованию значительного избытка внутреннего предложения (это явление известно как «газовый пузырь»). По мере того как контракты, вокруг которых разгорался конфликт, приводили к бедственному финансовому положению и тяжбам, СПГ превратился из объекта морских перевозок в объект судебных разбирательств. Терминалы по регазификации были закрыты, и в течение нескольких лет США вообще не импортировали СПГ.

Реализация азиатских и европейских проектов, связанных с СПГ, проходила в соответствии с определенным набором неписаных правил, которые можно назвать «парадигмой СПГ». Эта парадигма направлена на обеспечение того, чтобы логистическое, финансовое и коммерческое звенья цепи связывали поставщиков и потребителей контрактами, оговаривающими каждый этап процесса – от добычи и сжижения газа до его погрузки, доставки и регазификации. Для конкретных предприятий по сжижению природного газа определены и разрабатываются определенные залежи, а готовая продукция доставляется специальными судами на конкретные рынки. Все элементы таких проектов, рассчитанных на 20 лет и более, продумываются и разрабатываются самым тщательным образом еще до каких-либо серьезных инвестиций. Цены на газ рассчитываются по формулам, связывающим цены на СПГ с ценами на нефть. Таким образом, цены остаются конкурентоспособными и не зависящими от последующих решений и покупателей, и продавцов.

Парадигма СПГ была разработана по двум причинам: огромные капитальные затраты на проекты, связанные с СПГ, и неизбежная взаимозависимость между покупателями газа и его продавцами. Попросту говоря, не имеет смысла разрабатывать запасы, если нет рынка, и наоборот. Согласно данной парадигме необходимо, чтобы спрос и предложение развивались в тандеме.

Стоимость «газовых» проектов – от трех до десяти миллиардов долларов за один проект – означает, что инвесторы хотят обеспечить будущие продажи и доходы, защищая себя от непредвиденных и непредсказуемых колебаний рынка.

Эта парадигма вступает в резкое противоречие с тем, как устроен американский газовый рынок после его дерегулирования в 1980-х. Для газового рынка США не характерны долгосрочные контракты: он функционирует на основе спотовых и фьючерсных сделок и краткосрочных контрактов. Несоответствие между парадигмой СПГ и организацией газового бизнеса в США заставило многих наблюдателей прийти к выводу о том, что вряд ли США когда-либо будут импортировать значительное количество СПГ. По крайней мере, такого мнения эксперты придерживались до самого последнего времени.

НАПРАВЛЯЮЩИЙ СВЕТ

Если и существует единственная причина превращения природного газа в товар мирового масштаба, то это рост спроса на электричество. Сегодня природный газ в качестве «предпочтительного топлива» для удовлетворения быстро растущих потребностей в электричестве выбирают как развитые, так и развивающиеся страны. В США спрос растет темпами, которые составляют две трети от темпов роста экономики в целом. В развивающихся странах спрос растет гораздо быстрее. В Китае ныне потребляется в три раза больше электричества, чем в 1990 году, и рост потребления равен рекордным 17 % в год.

Газовые турбины комбинированного цикла (ГТКЦ) – это предназначенная для выработки электроэнергии технологическая новинка, идея которой была заимствована у реактивного двигателя. Она обусловила главное преимущество газа перед его конкурентами: углем, нефтью, атомной и гидроэнергетикой. Станции, оснащенные ГТКЦ, требуют меньше затрат, быстрее строятся и более эффективны в потреблении энергии, чем существующие станции, работающие на угле. Экологические соображения также укрепили позиции газа в качестве нового «предпочтительного топлива». Из всех видов природного топлива природный газ больше всего подходит для «пост-Киотской» ситуации в мире: при производстве электричества из природного газа образуется лишь 40 % углекислого газа, выделяемого при выработке электроэнергии из угля. И поскольку эти, работающие на газе, электростанции меньше по размеру и гораздо чище, их можно размещать внутри или вблизи городов, что устраняет необходимость в строительстве магистральных линий электропередач.

Государственные лидеры во всем мире проводят дерегулирование энергетического бизнеса с целью перехода от «естественных монополий» к такому рынку, на котором присутствовали бы различные игроки, торгующие и конкурирующие друг с другом. Оказывается содействие новым независимым энергогенерирующим компаниям, выходящим на рынок. Работающие на газе турбины – небольшие по размеру, дешевые, быстрые и экологически чистые – хорошо приспособлены для эры дерегулирования рынков энергии.

Технологии также воздействовали на поставки газа на этот рынок. Раньше казалось, что не удастся сократить высокие затраты на терминалы и танкеры, но фактически они снизились. Недавние технические и проектные усовершенствования привели к снижению стоимости почти на 30 %. Снижение это продолжается и поныне.

Но для формирования мирового рынка недоставало одного компонента – Соединенных Штатов.

АМЕРИКАНСКИЙ ЛОКОМОТИВ

За последние два года США продемонстрировали, что являются одним из ключевых, а в действительности ведущим рынком СПГ с высоким потенциалом развития. Только на США приходится четверть всего природного газа, ежесуточно потребляемого в мире. По мере увеличения американского импорта из Канады на протяжении 1990-х самообеспеченность в национальном масштабе плавно переросла в самообеспеченность – и взаимозависимость – в масштабе всего континента. И в довершение всего теперь уже Мексика импортирует газ из США.

В США с большим энтузиазмом восприняли технологию производства энергии из природного газа. В целом использование газа в выработке электроэнергии выросло почти на 40 % по сравнению с 1990 годом – и ожидается еще более значительный рост. За последнее время построены или скоро вступят в строй новые электростанции общей мощностью свыше 200 тыс. мегаватт. Это огромная мощность, эквивалентная более чем четверти всех энергетических мощностей страны в 2000-м и превышающая мощность всей электроэнергетики Великобритании и Франции, вместе взятых. Значительно больше чем 90 % этой новой мощности будет производиться за счет природного газа.

Однако увеличивающийся спрос на газ столкнулся с проявляющейся сегодня нехваткой природного газа в США. Традиционные источники снабжения больше не способны удовлетворить растущее вследствие повышения спроса на электроэнергию потребление газа. Неутешительные результаты бума 2000–2001 годов, когда активно велись буровые работы, стали первым индикатором этого несоответствия. С 2001-го поставки снизились на четыре процента. В предстоящие годы будут пробурены новые скважины и осуществлены новые поставки. (Ввиду истощения действующих скважин через десять лет более половины собственного газа в США будет добываться из еще не пробуренных в настоящее время скважин.) В ближайшие несколько лет может произойти умеренный скачок поставок газа, что в совокупности с ослабленной экономикой и мягкой погодой способно на какое-то время создать иллюзию отсутствия дефицита. Реальность такова, отмечает Национальный нефтяной совет США в своем новом исследовании, что потенциал геологической базы США уже исчерпан. Нехватка поставок газа и, как следствие, скачок цен на выработку электроэнергии из природного газа стали одной из причин энергетического кризиса в Калифорнии в 2000–2001 годах.

Реагируя на несоответствие между предложением и спросом в США, внутренние цены на газ выросли в два раза, что негативно отразилось на экономике. Между тем сегодняшний разрыв весьма незначителен по сравнению с тем, что может произойти через несколько лет, когда начнется фактическое снижение добычи североамериканского газа. Рост цен ударит по домовладельцам и таким зависящим от газа отраслям, как производство удобрений и пластмасс, химическая промышленность. Компании, занятые в этих секторах, уже сокращают производство и закрывают предприятия. Но в полной мере эффект роста цен на газ еще не ощущается. Когда это произойдет, предприятия будут вытеснены за пределы страны, а рабочие места – сотни тысяч или даже миллионы – потеряны. Печальным образом этот крайне болезненный процесс одновременно приведет к снижению потребления в промышленном секторе экономики. Некоторые из этих явлений происходят уже сейчас.

Сбережение энергии будет играть важную роль в смягчении проблемы, связанной с дефицитом поставок газа, однако его возможности ограничены, особенно в свете постоянного роста спроса на электроэнергию (а значит, и на природный газ), опережающего рост эффективности ее использования. Открытие новых крупных месторождений и прорывы в технологии бурения могут увеличить внутренние поставки газа. В США достаточно крупных разведочных областей: восточная часть Мексиканского залива, Скалистые горы и шельфы восточного и западного побережий. Но в настоящее время их нельзя разрабатывать по экологическим соображениям, и любые попытки получить доступ к этим районам неизбежно приведут к политическому скандалу. Строительство нового газопровода с севера Аляски (не путать с Арктическим национальным заповедником дикой природы в Аляске, вокруг которого ведутся дискуссии) обеспечит новые значительные поставки газа, но на реализацию этого проекта уйдет десять лет или больше, и даже если он будет осуществлен, то нехватка покроется лишь частично.

Таким образом, СПГ необходим для возмещения большой части дефицита поставок. В 2002 году на СПГ приходился лишь один процент американских поставок природного газа. К 2020-му его доля может превысить 20 %. Но для реализации потенциала СПГ США необходимо достаточно быстро инвестировать в терминалы по регазификации СПГ. Эти терминалы являются воротами, соединяющими мировую газовую сеть с внутренними рынками США. Разногласия на экологической почве по вопросам лицензирования и выбора участка для строительства терминалов способны сорвать инвестирование, поэтому необходимо решать их разумно и четко применять существующие нормы. Выступая перед Конгрессом, Алан Гринспен сказал: «Мы не можем, с одной стороны, стимулировать использование в США природного газа, более предпочтительного с экологической точки зрения, пока, с другой стороны, не разрешим проблему импорта СПГ в большем объеме».

И рынок, кажется, реагирует на эти потребности: для реализации уже предложено более 30 проектов по регазификации СПГ. Одни регазификационные установки будут находиться на суше, другие же на плаву в море. А для удовлетворения потребностей тех штатов, которые больше всего нуждаются в таких терминалах, но имеют наиболее строгие экологические законы, установки по регазификации могут быть построены в соседних странах: в Мексике – для снабжения Калифорнии, на Багамах – чтобы обеспечить Флориду, а в Канаде – для удовлетворения нужд Новой Англии. Чтобы преодолеть газовый дефицит США, по меньшей мере треть из предложенных проектов необходимо реализовать в ближайшие десять лет. Каждому из проектов придется пройти через сложный лабиринт процедур получения разрешений и одобрений.

Еще более серьезный вопрос – будут ли разрабатываться месторождения газа и строиться заводы по его сжижению? Ведь именно они и обеспечат поставки на терминалы по регазификации. Многое еще предстоит сделать, чтобы мечта о поставках со всего мира, обеспечивающих Америку сжиженным природным газом, воплотилось в реальность из стали и железобетона. Единственное и самое большое препятствие на этом пути – исключительный масштаб необходимого финансирования: разработка запасов для обслуживания одного терминала в США стоит миллиарды долларов. Для компаний, которые обеспечивают финансирование, проекты, связанные с СПГ, представляются лишь одним из возможных направлений для инвестирования. Таким проектам мало быть просто привлекательными – они должны быть более привлекательны, чем другие проекты. Реалистичные и своевременные переговоры между компаниями и государствами являются одним из важнейших шагов для преодоления этих финансовых трудностей.

ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ

Что может обратить вспять развитие СПГ-бизнеса? В случае высоких цен на нефть и газ перспективы нового рынка СПГ вот-вот будут давать основания для оптимизма. Однако производство не будет развиваться по прямой линии – придется преодолевать трудности и вносить исправления уже по ходу работы. Низкие цены на газ, даже если это только временное явление, способны насторожить инвесторов и замедлить рост. Для формирования мирового рынка требуется нечто большее, нежели рост спроса, многочисленные запасы и конкурентные цены. Частные компании должны предоставить необходимые финансовые и человеческие ресурсы. Государственные компании должны разрешить противоречия между коммерческой привлекательностью СПГ и другими, политическими и социальными, императивами. Банкам и прочим кредиторам необходима уверенность в финансовой состоятельности этих проектов. И все участники проектов должны быть способны выдержать взлеты и падения цен на товарных рынках.

Высокие цены на энергию могут также подорвать этот бизнес, возродив традиционный спор за раздел прибыли между правительствами и иностранными компаниями. Под воздействием спроса на рынке, финансовых трудностей или же националистических настроений правительства могут испытать соблазн пересмотреть существующие договоренности, чтобы добиться более высокой цены на свои ресурсы. В конечном счете крупные газовые проекты будут реализовываться только тогда, когда контракты станут заключаться на равных, справедливых и неизменных для всех сторон условиях. Вероятно, возникнут новые налоговые схемы, чтобы адекватно отразить уровень осознанного риска и ожидаемой доходности от инвестирования в развитие газового бизнеса, а также минимизировать разрыв между неустойчивым американским рынком газа и традиционно стабильной долгосрочной парадигмой СПГ.

Правительствам стран – потребителей газа также придется бороться с рядом искушений. В учебниках сказано: если дать рынку возможность работать, то рост цен на газ приведет к увеличению поставок, и тогда восстановится рыночный и ценовой баланс. В действительности, однако, высокие цены на газ могут также подтолкнуть правительства к принятию таких мер, которые хотя и будут политически популярными, но с экономической точки зрения окажутся контрпродуктивными. В США уже ходят разговоры об установлении контроля над ценами и ограничении потребления газа «актами о потреблении топлива». Серьезное рассмотрение этих мер увеличит риск и неопределенность новых проектов и таким образом приведет к отсрочке столь необходимых инвестиций. А уж применение подобного рода ограничений способно вообще остановить развитие.

Глобализация рынка газа поднимает также вопросы геополитического характера. Одни эксперты предсказывают, что новые интересы и взаимозависимости, появившиеся в результате торговли СПГ, упрочат отношения между странами-производителями и странами-потребителями. Другие опасаются, что это лишь создаст зависимость от импорта еще одного ключевого товара и в итоге приведет к уязвимости перед умышленными махинациями, политическими потрясениями и экономическими трудностями.

Это беспокойство нельзя сбрасывать со счётов. Мятеж исламских сепаратистов на острове Суматра в 2001 году привел к временной остановке предприятий, снабжающих Японию СПГ, хотя образовавшийся дефицит и был компенсирован за счет СПГ из других районов Индонезии. В прошлом году производство нефти было прервано в Венесуэле, где фактически разразилась гражданская война между президентом Уго Чавесом и его противниками, а также в Нигерии – в результате межэтнической напряженности и региональных конфликтов. Оба случая имели серьезные последствия для мирового нефтяного рынка. Можно легко представить себе сценарии, при которых большие объемы экспорта СПГ будут каким-либо образом заблокированы, пусть даже на короткое время. Самая правильная реакция на обеспокоенность по поводу безопасности поставок СПГ – это развивать мировой СПГ-бизнес и обеспечивать поступление больших объемов СПГ из многих стран. Гарантией того, что не возникнет излишняя зависимость от ограниченного числа поставщиков, является поддержка проектов, связанных с СПГ, во многих странах.

Что можно сказать насчет ОГЕК, то есть «газовой» версии ОПЕК? Могут ли несколько стран стать доминирующими на рынке поставок СПГ и перенять конфронтационный курс, которому следовала ОПЕК в 1970-х? Какого-либо рода объединение стран – экспортеров СПГ вполне вероятно. Многие из этих стран являются также экспортерами нефти, и не исключено, что они не удержатся от желания уподобить финансовые условия продажи газа условиям продажи нефти. Но все же эти страны будут ограничены в своих стремлениях. Во-первых, по всей вероятности, их окажется чересчур много и они будут слишком разными, чтобы сформировать единый блок. Видение мира Австралией, Йеменом и Анголой не совпадет. Более того, страны – экспортеры СПГ будут конкурировать не только между собой, но и с местным производством в странах-потребителях, и с поставками газа по трубопроводам, что также ослабит их давление. Наконец, самим странам-экспортерам необходимы также хорошие отношения с потребителями, дабы защитить свою долю рынка и продвигать дополнительные инвестиции. Следовательно, они, по всей видимости, станут с осторожностью подходить к таким действиям, которые способны прервать поток необходимых доходов, поступающих в их казну.

Эти геополитические вопросы должны служить напоминанием того, что торговля газом будет иметь и политические последствия, хотя и не обязательно в форме конфронтации. Газ – не просто еще один товар. В силу своего международного характера торговля газом является также хорошей возможностью для разных стран установить длительные отношения друг с другом, как это произошло в Азии и Европе в последние тридцать лет. Испытывающая недостаток в электроэнергии, Япония давно осознала необходимость укрепления политических связей с государствами, поставляющими ей газ. Так, инвестиции в размере 10 млрд долларов в связанный с СПГ проект «Сахалин», предусматривающий поставки российского газа в Японию, являются единственным примером столь крупного капиталовложения в Россию со стороны иностранного частного сектора. Это – грандиозное предприятие, которое существенно зависит от решимости правительств всех участвующих в проекте стран поддерживать частные инвестиции.

Газовый бизнес ожидают радикальные перемены. Он начинает приобретать глобальный масштаб и действовать по более гибкой рыночной модели. Газ действительно может стать топливом, способным обеспечить развитие во всем мире. Но чтобы эти преобразования в самом деле стали реальностью, Америке необходимо освоить рынок СПГ. К тому же присутствие США на рынке СПГ требуется для удовлетворения потребностей их собственной энергетики и экономики. Компании, разрабатывающие свою стратегию, и правительства, формирующие свою политику, должны идти одним курсом, добиваясь перемен в сфере газового бизнеса. Усиление взаимозависимости приведет к множеству рисков, но в условиях растущего многоотраслевого глобального рынка их можно нейтрализовать. И кроме того, они кажутся незначительными на фоне гораздо более серьезного риска – ведь не исключено, что США и Европа столкнутся с постоянным дефицитом природного газа. Инвестиции в СПГ крайне необходимы в ближайшее время, чтобы позже, в течение этого десятилетия, избежать более серьезных осложнений на газовых рынках и в экономике.

Россия. США. Весь мир > Нефть, газ, уголь > globalaffairs.ru, 28 ноября 2003 > № 2906320 Дэниел Ергин, Майкл Стоппард

Мораль во внешней политике

© "Россия в глобальной политике". № 3, Июль - Сентябрь 2003

Лесли Гелб – президент Совета по международным отношениям; Джастин Розентал – директор Исполнительного бюро Совета по международным отношениям, докторант-политолог в Колумбийском университете.

Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май/июнь) 2003 г. © 2003 Council on Foreign Relations, Inc.

Резюме Нравственность, которая прежде играла незначительную роль во внешней политике, становится одним из ее важнейших факторов. И хотя эта тенденция чревата множеством проблем, она идет на пользу Америке да и всему остальному миру.

Несколько событий случилось за последнее время в сфере международной морали и общечеловеческих ценностей: Мадлен Олбрайт дала свидетельские показания в Международном трибунале по военным преступлениям в бывшей Югославии; директор отдела политического планирования Государственного департамента США заявил, что одной из важнейших причин начала иракской войны послужила необходимость продвижения демократии; высокопоставленный дипломат из администрации Буша отправился в Синьцзян (Китай) изучить, как там соблюдаются права мусульманского населения. Газеты отреагировали рутинными, ничем не примечательными статьями – но именно это и знаменательно. Бывший госсекретарь США выступает в трибунале по военным преступлениям. Америка устанавливает демократию в Ираке. Пекин позволяет американскому правозащитнику проверять, как он проводит свою внутреннюю политику. Подобное происходит теперь регулярно, не вызывая ни особых комментариев, ни споров, ни иронии со стороны «реалистов».

В сфере американской внешней политики произошли серьезные перемены, которые мало кто заметил и осмыслил. Мораль, этика, ценности, общечеловеческие принципы – весь набор высоких идеалов, связанных с международными отношениями и прежде являвшихся объектом внимания в основном лишь проповедников и ученых, ныне укоренился если не в сердцах, то, по крайней мере, в умах американских внешнеполитических деятелей. Высшие государственные чиновники, как демократы, так и республиканцы, заговорили на новом языке. Они снова оперируют понятиями, которые в течение почти ста лет отметались, как «вильсонианские». Форма может быть разной: призыв к смене режима, к гуманитарной интервенции, к продвижению демократии и прав человека, но почти всегда основным этическим принципом остается защита прав личности.

Было бы ошибкой расценивать повышение значимости международной этики только как постмодернистскую версию «бремени белого человека», хотя поведение некоторых политиков и дает для этого определенные основания. Сегодня разные религиозные и культурные сообщества во всем мире разделяют эти ценности. Движения в поддержку демократии, движения, требующие справедливого наказания для военных преступников, больше не являются чисто американским или западным явлением. И хотя, возможно, кое-кто из американских деятелей по-прежнему использует на международной арене язык морали как прикрытие для традиционной стратегии национальной безопасности, очевидно, что в основе лежит более глубокая тенденция. Раньше диктаторы, пользовавшиеся поддержкой Вашингтона, могли не беспокоиться о вероятном вмешательстве в их внутреннюю политику. Сегодня ситуация изменилась: даже если США и нуждаются в помощи того или иного режима, это не значит, что противоправные действия правителей не получат отпора, хотя бы в форме резкой публичной критики. Этический аспект стал составной частью политики США и многих других стран. И хотя даже на нынешнем, новом этапе он редко является главной движущей силой внешней политики, мораль все же представляет собой постоянный фактор, который нельзя игнорировать, если речь идет об эффективности внешней политики или о внутренней политической поддержке.

Эволюция идеи

Данный нравственный феномен возник не сразу. Ему предшествовал долгий период скачкообразного развития. Определенные очертания он приобрел только в последние тридцать лет.

В человеческом обществе с незапамятных времен существовали законы, касавшиеся объявления и ведения войны. Египетские мудрецы и китайский стратег Сунь-Цзы, живший в IV веке до нашей эры, оставили нам набор правил о том, как и почему следует начинать войну и как ее правильно вести. Блаженный Августин утверждал, что для начала войны нужны справедливые основания, а Фома Аквинский считал, что войну можно вести только с разрешения верховного правителя и с добрыми намерениями. Жан Боден, французский правовед, живший в XVI веке, считал войну необходимым злом и, в значительной степени, делом властителей. В XVII веке его коллега Гуго Гроций, переживший ужасы Тридцатилетней войны, писал о защите прав мирных жителей и путях установления и поддержания мира.

Эти и другие мыслители внесли вклад в создание системы международного права и связанной с нею системы нравственных ценностей, с которой мы имеем дело сегодня. Споры, однако, часто велись на периферии международной практики, при этом они касались не столько универсальной системы ценностей, сколько прав аристократии и суверенных государств.

Подготовившие Женевские конвенции, Гаагские конвенции конца XIX – начала XX века сформулировали «законы войны», которые защищали права мирного населения и лиц, принимающих участие в военных действиях, а также установили правила обращения с пленными и ранеными. Эти нормы помогли сделать войну гуманнее, однако этическая сторона более крупных внешнеполитических проблем затронута не была. Некоторые из этих проблем стали предметом целенаправленного рассмотрения со стороны различных транснациональных организаций в XIX веке. Так, квакеры в США и Великобритании совместно выступили против рабства, а женщины по всему миру объединились в борьбе за предоставление им избирательного права. Но все же до Вудро Вильсона никто из мировых лидеров не решался строить внешнюю политику государства на основе универсальных морально-этических ценностей.

Вильсон призывал относиться к праву нации на самоопределение и демократию так же серьезно, как к правам человека. Но очевидный провал его начинаний охладил пыл его последователей. Речь Франклина Рузвельта о «четырех свободах» и его последующий вклад в создание Организации Объединенных Наций все же не соответствовали возвышенным идеалам Вильсона. При создании ООН в расчет принимались не универсальные нравственные ценности, а в основном политические интересы великих держав.

Возможно, самая значительная единичная попытка возвести права человека в ранг универсальных ценностей была сделана в ходе Нюрнбергского процесса, на котором нацистским лидерам и их приспешникам было предъявлено обвинение в военных преступлениях и в «преступлениях против человечности». Но несмотря на то что этот процесс стал потрясением для всего мира, прецедент, созданный им, был вскоре забыт. Нюрнбергский трибунал был воспринят скорее как чинимое победителем правосудие, нежели как универсальный и общий для всех символ высокой морали.

Во времена холодной войны дела с нравственностью тоже обстояли неважно. Да, действительно, порочной государственной системе была противопоставлена система гораздо более совершенная, однако, когда дело доходило до драки, ни та, ни другая сторона не стеснялась в средствах. Американские левые обвиняли Вашингтон в том, что они считали нарушением морали: в поддержке диктаторских режимов и тому подобном. Но до прихода к власти Ричарда Никсона и Джимми Картера эти обвинения не принимались всерьез и не преобладали среди политиков.

Realpolitik Никсона и Генри Киссинджера вызвала неприятие и у республиканцев, и у демократов по причинам ее аморальности. Правые республиканцы порицали политику разрядки как попустительство советской «империи зла». Демократы, а вскоре и их лидер президент Джимми Картер критиковали линию Киссинджера как «противоречащую американской системе ценностей». Что касается Картера, то он сделал моральный аспект внешней политики центральной темой своей предвыборной кампании.

И хотя потом, уже будучи главой государства, Картер действительно изменил позицию США по отношению ко многим диктаторским режимам (например, в Аргентине, Уругвае и Эфиопии), он предпочитал закрывать глаза на ситуацию в таких странах, как Филиппины, Иран и Саудовская Аравия. Эти противоречия послужили примером непоследовательной политики, являющейся почти неизбежным следствием попыток сочетать выполнение приоритетных задач в сфере безопасности с соблюдением этических принципов.

Преемник Картера Рональд Рейган унаследовал его этическую риторику, при этом сосредоточив внимание на противостоянии авторитарным коммунистическим режимам. Рейган помогал туземным врагам Советского Союза в Афганистане, Анголе, Кампучии и Никарагуа. Но и в этом случае невозможность постоянно следовать нормам морали стала очевидной. В то время как Рейган боролся с коммунизмом, его обвиняли в поддержке правых «эскадронов смерти» в Сальвадоре, в минировании гаваней в Никарагуа – стране, управляемой «демократически» избранным правительством, в поставке иранским фанатикам оружия и библий в обмен на заложников.

Этическая риторика применялась Картером для нападок по адресу правых диктаторов, Рейганом – по адресу левых, но оба они весьма эффективно использовали понятия этики и нравственных ценностей в своей внешней политике.

Рейган и Картер оставили после себя некое подобие консенсуса между демократами и республиканцами по вопросу о том, что этические и нравственные ценности должны играть бoльшую роль в действиях США за границей. Кроме того, с окончанием холодной войны и утверждением Америки в роли единственной сверхдержавы выбор между требованиями этики и государственной безопасности стал менее болезненным, и сегодня нравственность во внешней политике кажется более вероятной.

Что теперь?

Споры о том, что хорошо и что плохо, идут сегодня и в самой Америке, и в остальном мире. Защита прав личности, содействие законности, предотвращение геноцида – такие и многие другие вопросы неизбежно возникают в ходе политических дискуссий. Это происходит не только в кругах общественности, которая все, что говорится на данную тему, справедливо воспринимает с известной долей скептицизма, но и в ходе неофициальных бесед в правительстве и в неправительственных кругах, где не так давно подобные аргументы отметались как «утопические» или же просто не принимались в расчет.

Современная политика буквально насквозь пропитана новой риторикой. Наиболее ярко этот факт продемонстрировала, пожалуй, подготовка к войне с Ираком. В дебатах о причинах и целесообразности войны постоянно упоминались универсальные ценности. Говорилось о том, что, дабы оправдать вторжение, необходимо предоставить иракцам свободу, демократизировать Ирак, если не весь регион, привлечь к операции ООН (пусть это и не всем по душе). Зачастую традиционные реалисты используют новую терминологию активнее, чем традиционные либералы. И даже если в конечном итоге осуществляемая под руководством Америки военная операция послужит скорее укреплению в регионе позиций США, чем каким-либо другим провозглашенным целям, то этическая риторика будет важным условием реализации этой части стратегии национальной безопасности.

Сегодня моральный аспект играет значительную роль буквально в каждой дискуссии по вопросам внешней политики. Иногда это идет на пользу, иногда – нет, но при любом раскладе дело от этого усложняется. Случаев, когда в игру вступает этический фактор, на удивление много, и все они далеко не однозначны.

На протяжении весьма длительного времени американцы ломали копья в бесплодных спорах о правах человека. Одни считали, что с «плохими парнями» необходимо бороться, даже если придется поступиться собственной безопасностью. Другие же утверждали, что США не уполномочены вмешиваться во внутренние дела других стран. Диктаторы разных стран мира успешно играли на этом расколе, чтобы нейтрализовать давление со стороны США. Однако ныне, когда левые и правые фактически объединили усилия в данном вопросе, диктаторам приходится отступать от дорогой их сердцу местной системы ценностей и прислушиваться к призывам из Америки, особенно когда эти призывы неразрывно связаны с такими стимулами, как военная и финансовая помощь. Права человека, по-видимому, никогда не станут эффективным политическим «тараном». Государство – сложный организм и на прямой вызов отвечает особенно упорным противодействием. Но, с другой стороны, правители во всем мире понимают, что нельзя брать американские деньги, просить у Вашингтона защиты и при этом упорно отказываться признавать американские ценности.

Наиболее драматичным примером того, какую важность приобрел этический фактор в сфере международной политики, является, возможно, гуманитарная интервенция. До начала 1990-х годов никто и помыслить не мог о том, что одно государство может вторгнуться на территорию другого суверенного государства, чтобы прекратить массовое кровопролитие (геноцид, этническую чистку – называйте, как хотите). Казалось, что право государств и отдельных групп внутри государства осуществлять массовые преследования и убийства мирных граждан незыблемо, дано самим Господом Богом. Однако в течение нескольких лет этому основному принципу международной политики был нанесен серьезный урон. ООН санкционировала ввод войск на территорию Боснии и Сомали. Североатлантический альянс провел военную операцию в Косово, а Организация американских государств одобрила возглавляемое Соединенными Штатами вторжение в Гаити. Более того, мировое сообщество было вполне готово применить военную силу в Руанде и применило бы ее, не вмешайся администрация Клинтона. Подумать только, мир признал, что нравственность важнее, чем суверенитет.

Но исторический триумф нового принципа не устраняет моральных проблем в случае, если интервенция есть средство достижения благих целей. Кого следует спасать? Существует проблема выбора, далеко не однозначная с этической точки зрения. Спасти всех не удастся; особенно пострадают меньшинства на территории крупных государств. И на чьи плечи ляжет бремя восстановления и совершенствования общества, разрушенного вторжением? Размеры затрат ошеломляют, а список желающих вложить деньги недостаточно велик.

Сегодня существуют и другие инструменты борьбы с преступлениями против человечности. Так, в целях преследования тех, кто творил злодеяния в Югославии и Руанде, ООН создала трибуналы по военным преступлениям. Британские власти арестовали бывшего чилийского диктатора Аугусто Пиночета по обвинению в массовых казнях, пытках и других преступлениях против человечности. Даже если это не остановит всех потенциальных убийц, несовершенное правосудие все же лучше, чем полное его отсутствие.

Но кто бы мог представить себе, как далеко пойдет Америка в своей приверженности демократии после провала политики Вильсона на международной и внутренней арене? Посмотрите, какое странное единодушие по данному вопросу воцарилось в последние годы между такими непохожими людьми, как Мортон Халперин и Пол Вулфовиц, Джордж Сорос и Джордж Буш-младший, даже Ричард Хаас и прочие «реалисты».

Нет сомнений: некоторые из тех, кто посмеивался над Клинтоном, Картером и их единомышленниками, пропагандировавшими демократию, сегодня, ничуть не смущаясь, целиком приняли их идеалы и завтра, возможно, вернутся к прежним убеждениям под давлением международной общественности. Но как бы то ни было, не следует забывать о предупреждениях реалистов, напоминающих, что демократия – это палка о двух концах. Разговоры о демократии служат оправданием действий, которые в противном случае потребовали бы более серьезного обоснования. Иными словами, демократической риторикой прикрывают слабые аргументы. Пропаганда демократии чревата крайностями, например поспешными выборами в ситуации, когда еще не сформировалось либеральное общество, готовое эти выборы поддержать.

Тот факт, что сегодня многие лидеры – и «хорошие», и «плохие» – считают своим долгом громогласно заявлять о своем стремлении к демократии, идет нам на пользу. Громкие обещания обязывают. Может быть, этим правителям придется сделать больше добра, чем они планировали в своих собственных интересах. И все же демократические идеалы обладают столь мощным потенциалом, что их реализация требует определенной доли осторожности. Но даже и при этом условии воплощение в жизнь демократических идеалов само по себе связано с рядом противоречий. Занимаясь продвижением демократии по всему миру, ни администрация Билла Клинтона, ни команда Джорджа Буша ничего или же почти ничего не сказала о необходимости демократизации таких стран, как Китай, Египет и Саудовская Аравия.

Американская программа по борьбе с терроризмом лишь обостряет эти противоречия. Она еще больше разъединяет американцев и мусульман всего мира – а ведь большое число последних и без того считают террористов борцами за свободу. Многие из тех, кто ныне составляет администрацию Буша, ранее критиковали Клинтона за его решение не обращать особого внимания на положение чеченцев в России и мусульман-уйгуров в Китае; теперь эти деятели так или иначе степени отказались от своих убеждений ради создания единого фронта борьбы с «Аль-Каидой» и другими организациями такого рода.

Не стоит забывать и о том, что США часто оказываются на иных морально-этических позициях, нежели весь остальной мир. Большинство стран одобрили Конвенцию о предупреждении преступления, гноцида и наказании за него, создание Международного уголовного суда, Конвенцию о полном запрещении противопехотных мин и Киотский протокол, считая, что все это соответствует их моральным принципам. Америка, однако, отказывается участвовать в этих и других подобных соглашениях, утверждая, что их условия чересчур болезненно отразятся на ее интересах. Такого рода конфликты между этикой и прагматикой разрешить нелегко; следовательно, они и впредь останутся источником трений. Но все же лучше спорить о таких вопросах, как глобальное потепление климата и запрещение противопехотных мин, чем вести традиционную войну за власть.

Да, морально-этические соображения и впредь крайне редко будут определять внешнюю политику государств, особенно если речь пойдет о национальной безопасности. Да, продолжатся дискуссии о достоинствах и недостатках той или иной системы морально-этических ценностей. Да, в разных странах будут бушевать споры о том, что важнее – этические или практические соображения и в каких случаях первые должны превалировать. Даже при том что сегодня универсальные ценности играют более значительную роль во внешней политике многих государств, эта политика будет отягощена противоречиями и лицемерием. И действительно, в мире в большинстве случаев по-прежнему будет господствовать мораль сильного, а этические соображения почти неизбежно станут отодвигаться на второй план. Но ведь раньше они и вовсе не принимались в расчет. Второе место, отводимое подобным соображениям, говорит о том, что отныне правителям будет сложнее игнорировать или нарушать нормы, которые мир все чаще относит к разряду универсальных ценностей.

Мы вошли в новую эру: если раньше гуманные идеалы напрямую противопоставлялись «эгоистическим» интересам государства, то теперь острота конфликта хотя и остается, но во многом она сглажена. Сегодня и высокие идеалы, и эгоизм считаются необходимыми составляющими национальных интересов. И несмотря на связанные с этим старые и новые политические проблемы, нынешняя ситуация идет на пользу и Америке, и большей части остального мира.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 сентября 2003 > № 2906397 Лесли Гелб, Джастин Розентал

Совет Безопасности: в чем причина провала?

© "Россия в глобальной политике". № 3, Июль - Сентябрь 2003

Майкл Гленнон – профессор международного права во Флетчеровской школе права и дипломатии при Университете Тафтса, автор недавно изданной книги «Limits of Law, Prerogatives of Power: Interventionism After Kosovo».

Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май-июнь) за 2003 год. © 2003 Council on Foreign Relations, Inc.

Резюме Иракский кризис наглядно доказал, что грандиозный эксперимент XX века – попытка установить законы, регулирующие применение силы, – провалился. Вашингтон продемонстрировал: государствам следует рассматривать не то, насколько законно вооруженное вмешательство в дела другой страны, а то, действительно ли интервенция является наилучшим выбором. Структура и правила Совета Безопасности ООН на самом деле отражают не столько реальную политику государств, сколько надежды основателей ООН. Но эти надежды не отвечают намерениям американской сверхдержавы.

ДЕКЛАРАЦИЯ В ТЕРТЛ-БЭЙ

«Шатры собраны, – объявил премьер-министр Южной Африки Ян Кристиан Смутс по случаю основания Лиги Наций. – Великий караван человечества снова в пути». Поколение спустя все еще казалось, что это массовое движение к международной законности и правопорядку активно продолжается. В 1945 году Лига Наций была заменена более основательной Организацией Объединенных Наций, и не кто иной, как государственный секретарь США Корделл Халл, приветствовал ее как способную «добиться воплощения лучших чаяний человечества». Мир снова был в пути.

В начале этого года караван, однако, увяз в зыбучих песках. Драматический раскол в Совете Безопасности ООН показал, что историческая попытка подчинить силу закону провалилась.

По сути, прогресса не наблюдалось уже на протяжении многих лет. Правила применения силы, которые были изложены в Уставе ООН и за соблюдением которых следил Совет Безопасности, стали жертвой геополитических процессов, слишком мощных, чтобы их воздействие могла выдержать организация, приверженная легализму. К 2003-му основной проблемой стран, решавших вопрос о применении силы, была не законность, а разумность ее применения.

Начало конца системы международной безопасности наступило несколько раньше, 12 сентября 2002 года, когда президент Джордж Буш неожиданно для многих вынес вопрос об Ираке на обсуждение Генеральной Ассамблеи и призвал ООН принять меры против отказавшегося разоружиться Багдада. «Мы будем работать с Советом Безопасности ООН, добиваясь необходимых резолюций», – сказал Буш, предупредив, однако, что он собирается действовать в одиночку в случае невыполнения ООН своих обязательств.

Угрозы Вашингтона были подкреплены месяцем позже, когда Конгресс наделил Буша полномочиями применить силу против Ирака без санкции ООН. Идея Америки казалась вполне ясной: как выразился тогда один из высокопоставленных чиновников в администрации США, «мы не нуждаемся в Совете Безопасности».

Спустя две недели, 25 октября, США официально предложили ООН резолюцию, которая подразумевала вынесение санкции к началу военных действий против Ирака. Вместе с тем Буш снова предупредил, что отказ Совета Безопасности принять эти меры его не остановит. «Если ООН не обладает ни волей, ни мужеством для того, чтобы разоружить Саддама Хусейна, и если Саддам Хусейн не разоружится, – указал он, – США возглавят коалицию с целью его разоружения». После интенсивных кулуарных торгов Совбез ответил на вызов Буша, приняв резолюцию 1441, которая подтвердила, что Ирак «серьезно нарушил» предыдущие резолюции, ввела новый режим инспекций и вновь предупредила о «серьезных последствиях», если Ирак не разоружится. Вместе с тем резолюция не содержала открытого разрешения применить силу, и представители Вашингтона пообещали вернуться в Совет Безопасности для повторных обсуждений перед тем, как обратиться к оружию.

Поддержка резолюции 1441 стала громадной личной победой госсекретаря США Колина Пауэлла, который использовал все свое влияние, чтобы убедить администрацию попытаться действовать через ООН, и вел тяжелые дипломатические сражения за международную поддержку. Между тем вскоре возникли сомнения в эффективности нового режима инспекций и стремлении Ирака к сотрудничеству. 21 января 2003 года сам Паэулл заявил, что «инспекции работать не будут». Он вернулся в ООН 5 февраля и обвинил Ирак в том, что он все еще скрывает оружие массового уничтожения (ОМУ). Франция и Германия настаивали на предоставлении Ираку дополнительного времени. И без того высокая напряженность в отношениях между союзниками стала расти; разногласия еще больше усилились, когда 18 европейских стран подписали письмо в поддержку американской позиции.

14 февраля инспекторы вернулись в Совет Безопасности ООН с докладом, согласно которому за 11 недель поисков им не удалось обнаружить свидетельства наличия в Ираке ОМУ (хотя многие стороны этого вопроса остались непроясненными). Через десять дней, 24 февраля, США, Великобритания и Испания внесли в ООН проект резолюции. В соответствии с главой VII Устава ООН (статья, касающаяся угрозы миру) Совету Безопасности предлагалось заявить, что «Ирак не воспользовался последней возможностью, предоставленной ему резолюцией 1441». Франция, Германия и Россия вновь предложили дать Ираку больше времени. 28 февраля Белый дом, еще более раздраженный происходящим, поднял ставки: пресс-секретарь Ари Флейшер объявил, что целью Америки является уже не только разоружение Ирака, но и «смена режима».

После этого последовал период напряженного лоббирования. 5 марта Франция и Россия заявили, что заблокируют любую резолюцию, санкционирующую применение силы против Саддама. На следующий день Китай заявил, что придерживается той же позиции. Великобритания предложила компромиссный вариант резолюции, но единодушия пяти постоянных членов Совета Безопасности добиться так и не удалось. Деятельность Совбеза, столкнувшись с серьезной угрозой международному миру и стабильности, зашла в фатальный тупик.

СИЛОВАЯ ПОЛИТИКА

Сам собой напрашивался вывод, прозвучавший в устах президента Буша: неспособность ООН решить проблему Ирака приведет к тому, что вся организация «канет в Лету, как неэффективный, ни на что не способный дискуссионный клуб». На самом деле судьба Совбеза была предрешена задолго до этого. Проблема заключалась не столько во второй войне в Заливе, сколько в предшествовавшем ей сдвиге в мировом раскладе сил, и сложившаяся конфигурация оказалась просто несовместимой с функционированием ООН. Не иракский кризис, а именно становление американской однополярности в совокупности со столкновениями культур и различными взглядами на применение силы постепенно подорвали доверие к Совбезу. В более спокойные времена Совету Безопасности удавалось выживать и адекватно функционировать, но в периоды испытаний обнаруживалась его несостоятельность. Ответственность за провал несут не отдельные страны. Скорее всего, это неизбежное следствие современного состояния и эволюции мировой системы.

Реакция на постепенный рост превосходства США была вполне предсказуемой: возникла коалиция противоборствующих сил. С самого окончания холодной войны Франция, Китай и Россия стремились вернуть мир к более уравновешенной системе. Бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин открыто признал эту цель в 1998 году: «Мы не можем принять… политически однополярный мир, поэтому ведем борьбу за многополярный». Президент Франции Жак Ширак без устали добивался этой цели. По словам Пьера Лелуша, в начале 1990-х советника Ширака по международной политике, шеф стремится «к многополярному миру, в котором Европа выступала бы противовесом американской политической и военной мощи». Сам Ширак объяснял свою позицию, исходя из тезиса о том, что «любое сообщество, в котором доминирует лишь одна сила, опасно и вызывает противодействие».

В последние годы Россия и Китай также выразили подобную озабоченность. Это нашло отражение в договоре, подписанном двумя странами в июле 2001 года. В нем недвусмысленно подтверждается приверженность «многополярной модели мира». Президент Владимир Путин заявил, что Россия не смирится с однополярной системой, аналогичную позицию высказал бывший председатель КНР Цзян Цзэминь. Германия хотя и присоединилась к этому начинанию позже, в скором времени стала заметным партнером по сдерживанию американской гегемонии. Министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер заявил в 2000-м, что «в основе самой концепции Европы после 1945 года было и остается неприятие… гегемонистских амбиций отдельных государств». Даже бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт недавно привел решающий довод в поддержку этой позиции, высказав мнение, что Германия и Франция «одинаково заинтересованы в том, чтобы не стать объектом гегемонии нашего могущественного союзника – США».

Столкнувшись с оппозицией, Вашингтон ясно дал понять: он сделает все возможное, дабы удержать свое превосходство. В сентябре 2002-го администрация Буша обнародовала документ, уточняющий ряд позиций стратегии национальной безопасности. После этого не оставалось сомнений относительно планов США исключить для любого другого государства всякую возможность бросить вызов их военной мощи. Еще большую полемику вызвала провозглашенная в этом теперь уже скандальном документе доктрина упреждения, которая, кстати, прямо противоречит принципам Устава ООН. Статья 51, например, позволяет применение силы только в целях самообороны и только в случае «вооруженного нападения на члена Организации». В то же время США исходят из той предпосылки, что американцы «не могут позволить противнику нанести первый удар». Поэтому, «чтобы предвосхитить или предотвратить… военные действия со стороны наших противников, – говорится в документе, – Соединенные Штаты будут в случае необходимости действовать на опережение», то есть нанесут удар первыми.

Кроме неравенства сил, Соединенные Штаты отделяет от других государств – членов ООН еще один, более глубокий и протяженный водораздел – различие культур. Народы Севера и Запада, с одной стороны, и народы Юга и Востока – с другой, расходятся во взглядах на одну из наиболее фундаментальных проблем: в каких случаях допустимо вооруженное вмешательство? 20 сентября 1999 года генеральный секретарь ООН Кофи Аннан призвал членов ООН «сплотиться вокруг принципа, запрещающего массовые и систематические нарушения прав человека, где бы они ни происходили». Эта речь вызвала в стенах ООН бурные дебаты, длившиеся несколько недель. Примерно треть стран публично заявила о поддержке при определенных условиях вмешательства в гуманитарных целях. Другая треть выступила категорически против, оставшаяся отреагировала неопределенно или уклончиво. Важно отметить, что в поддержку вмешательства выступили в основном западные государства, против – главным образом латиноамериканские, африканские и арабские.

Вскоре стало ясно, что разногласия не сводятся только к вопросу о гуманитарных интервенциях. 22 февраля сего года министры иностранных дел стран – членов Движения неприсоединения провели саммит в Куала-Лумпуре и подписали декларацию против применения силы в Ираке. Эта организация, в которую входят 114 стран (прежде всего развивающихся), представляет 55 % населения планеты, ее участники – почти две трети членов ООН.

Хотя ООН претендует на то, чтобы отражать единую, глобальную точку зрения, – чуть ли не универсальный закон, устанавливающий когда и где применение силы может быть оправданно, – страны – члены ООН (не говоря уже об их населении) отнюдь не демонстрируют взаимного согласия.

Более того, культурные разногласия по поводу применения силы не просто отделяют Запад от остального мира. Они все больше отделяют США от остального Запада. В частности, европейские и американские позиции не совпадают по одному из ключевых вопросов и с каждым днем расходятся все больше. Речь идет о том, какую роль в международных отношениях играет право. У этих разногласий две причины. И первая из них касается вопроса о том, кто должен устанавливать нормы – сами государства или надгосударственные организации.

Американцы решительно отвергают надгосударственность. Трудно представить себе ситуацию, при которой Вашингтон позволил бы международным организациям ограничивать размеры бюджетного дефицита США, контролировать денежное обращение и монетную систему или рассматривать вопрос о гомосексуалистах в армии. Однако эти и множество подобных вопросов, касающихся европейских стран, регулярно решаются наднациональными организациями, членами которых они являются (такими, как ЕС и Европейский суд по правам человека). «Американцы, – писал Фрэнсис Фукуяма, – не склонны замечать никаких источников демократической легитимности выше нации-государства». Зато европейцы видят источник демократической легитимности в волеизъявлении международного сообщества. Поэтому они охотно подчиняются таким покушениям на свой суверенитет, которые были бы недопустимы для американцев. Решения Совета Безопасности, регулирующие применение силы, лишь один из таких примеров.

СМЕРТЬ ЗАКОНА

Другой основной источник разногласий, размывающий устои ООН, касается вопроса о том, когда должны устанавливаться международные нормы. Американцы предпочитают законы корректирующие, принимаемые по факту. Они склонны как можно дольше оставлять открытым пространство для соперничества и рассматривают принятие норм в качестве крайней меры, лишь на случай краха свободного рынка. Напротив, европейцы предпочитают превентивное законодательство, нацеленное на то, чтобы заблаговременно предотвратить кризисные ситуации и провалы рынка. Европейцы стремятся определить конечную цель, предвидеть будущие трудности и принимать меры к их урегулированию, прежде чем возникнут проблемы. Это свидетельствует об их приверженности к стабильности и предсказуемости. Американцы, кажется, чувствуют себя более комфортно в условиях инноваций и хаоса случайностей. Резкое несовпадение реакций по обе стороны Атлантического океана на возникновение высоких технологий и телекоммуникаций – это наиболее яркий пример различия в образе мышления. Точно так же по обе стороны Атлантики расходятся взгляды и на применение силы.

Однако наибольший урон функционированию системы Объединенных Наций нанесло расхождение во взглядах на необходимость подчиняться правилам ООН, регулирующим применение силы. Начиная с 1945 года число государств, применявших военную силу, было таким большим и случаи ее применения были столь многочисленны, – а это само по себе вопиющее нарушение Устава организации, – что можно лишь констатировать крах системы ООН. В процессе работы над основными положениями Устава международному сообществу не удалось с точностью предвидеть случаи, когда применение силы будет сочтено неприемлемым. Кроме того, не было предусмотрено достаточных мер по сдерживанию такого ее применения. Учитывая, что ООН является добровольной организацией и ее функционирование зависит от согласия государств, подобная недальновидность оказалась фатальной.

На языке традиционного международного права этот вывод может быть сформулирован несколькими способами. Многочисленные нарушения соглашения многими государствами в течение продолжительного времени можно рассматривать как приговор этому соглашению – он превратился в закон на бумаге и больше не имеет обязательной силы. Можно также предположить, что на основе этих нарушений складывается обычай как предпосылка нового закона. Он заменяет собой старые нормы соглашения и допускает поведение, которое некогда считалось нарушением. Наконец, не исключено, что противоречащая соглашению деятельность государств создала ситуацию non liquet, приведя закон в состояние такой неразберихи, что правовые нормы больше не ясны и авторитетное решение невозможно.

Долгое время в международном праве «по умолчанию» срабатывает правило, согласно которому при отсутствии каких-либо авторитетно обоснованных ограничений государство свободно в своих действиях. Следовательно, какая бы доктринальная формула ни была выбрана для описания текущего кризиса, вывод остается тем же. «Если вы хотите узнать, религиозен ли человек, – говорил Витгенштейн, – не спрашивайте у него, а следите за его поведением». Так же следует поступать, если вы захотите узнать, какому закону подчиняется государство. Если бы государства когда-либо действительно собрались зафиксировать обязательность правил ООН о применении силы, дешевле было бы подчиняться этим правилам, чем нарушать их.

Однако они не сделали это. Тому, кто сомневается в справедливости этого наблюдения, достаточно задаться вопросом, почему Северная Корея так упорно стремится сейчас заключить с США пакт о ненападении. Предполагается, что это положение является краеугольным камнем Устава ООН, но никто не мог бы всерьез ожидать, что эта гарантия успокоит Пхеньян. Устав ООН последовал примеру пакта Бриана – Келлога, заключенного в 1928 году, согласно требованиям которого все крупные государства, впоследствии принявшие участие во Второй мировой войне, торжественно поклялись не прибегать к военным действиям как средству продолжения государственной политики. Этот пакт, отмечает историк дипломатии Томас Бейли, «стал памятником иллюзии. Он не только не оправдал надежд, но и таил в себе опасность, так как… внушал общественности фальшивое чувство безопасности». В наши дни, с другой стороны, ни одно разумное государство не даст ввести себя в заблуждение, поверив в то, что Устав ООН защищает его безопасность.

Удивительно, но факт: незадолго до иракского кризиса, несмотря на тревожные симптомы, некоторые юристы, занимающиеся международным правом, настаивали на отсутствии причин бить тревогу по поводу ситуации вокруг ООН. Буквально накануне объявления Францией, Россией и Китаем о намерении использовать право вето, которое Соединенные Штаты твердо решили игнорировать, 2 марта Энн-Мэри Слотер (президент Американского общества международного права и декан принстонской Школы им. Вудро Вильсона) писала: «Происходящее сегодня – это именно то, что предполагали основатели ООН». Другие эксперты утверждают, что, поскольку страны не выступили открыто против обязательного следования заявленным в Уставе ООН правилам применения силы, последние все еще должны считаться подлежащими исполнению. Однако самым наглядным свидетельством того, что именно государство считает обязательным, часто являются действия самого государства. Истина заключается в том, что ни одно государство – и тем более США – никогда не считало, что старые правила следует менять только после открытого объявления их недействительными. Государства просто ведут себя иначе, они избегают излишних противостояний. Наконец, государства никогда вслух не заявляли о том, что пакт Бриана – Келлога больше не действует, однако лишь немногие будут оспаривать этот факт.

И все же некоторых аналитиков беспокоит вопрос: если правила ООН о применении силы признаны более не действующими, не означает ли это полного отказа от международной законности и правопорядка? Общественное мнение заставило президента Буша обратиться к Конгрессу и к ООН, а это, как далее утверждают эксперты, свидетельствует: международное право все еще оказывает влияние на силовую политику. Однако отделить правила, действующие на практике, от правил, существующих только на бумаге, совсем не то же самое, что отказаться от законности. Хотя попытка подчинить применение силы букве закона явилась выдающимся международным экспериментом ХХ века, очевидно, что этот эксперимент не удался. Отказ признать это не откроет новых перспектив для подобного экспериментирования в будущем.

Разумеется, не должно было стать неожиданностью и то, что в сентябре 2002 года США сочли возможным объявить в своей программе национальной безопасности, что больше не считают себя связанными Уставом ООН в той его части, которая регулирует применение силы. Эти правила потерпели крах. Термины «законное» и «незаконное» утратили свое значение в том, что касается использования силы. Как заявил 20 октября Пауэлл, «президент полагает, что теперь он облечен полномочиями [вторгнуться в Ирак]… как мы это сделали в Косово». Разумеется, Совет Безопасности ООН не санкционировал применение сил НАТО против Югославии. Эти действия были осуществлены явно в нарушение Устава ООН, который запрещает как гуманитарные вмешательства, так и упреждающие войны. Между тем Пауэлл все же был прав: США фактически имели полное право напасть на Ирак – и не потому, что Совет Безопасности ООН это санкционировал, а ввиду отсутствия международного закона, запрещающего подобные действия. Следовательно, ни одна из акций не может считаться незаконной.

ПУСТЫЕ СЛОВА

От бури, развалившей Совет Безопасности, пострадали и другие международные организации, включая НАТО, когда Франция, Германия и Бельгия попытались помешать Североатлантическому альянсу защитить границы Турции в случае войны с Ираком. («Добро пожаловать к концу Атлантического альянса», – прокомментировал Франсуа Эйсбур, советник Министерства иностранных дел Франции.)

Почему же рухнули бастионы приверженцев легализма, спроектированные в расчете на мощнейшие геополитические бури? Ответ на данный вопрос, возможно, подскажут следующие строки: «Нам следует, как и прежде, защищать наши жизненные интересы. Мы без посторонней помощи способны сказать ‘нет’ всему, что для нас неприемлемо». Может удивить тот факт, что они не принадлежат «ястребам» из администрации США, таким, как Пол Вулфовиц, Доналд Рамсфелд или Джон Болтон. На самом деле эти строки вышли в 2001-м из-под пера Юбера Ведрина, бывшего тогда министром иностранных дел Франции. Точно так же критики американской «гипердержавы» могут предположить, что заявление «Я не чувствую себя обязанным другим правительствам», конечно же, было сделано американцем. В действительности его сделал канцлер Германии Герхард Шрёдер 10 февраля 2003 года. Первой и последней геополитической истиной является то, что государства видят свою безопасность в стремлении к могуществу. Приверженные легализму организации, не обладающие достаточным тактом, чтобы приспособиться к таким устремлениям, в конечном итоге сметаются с пути.

Как следствие, в погоне за могуществом государства используют те институциональные рычаги, которые им доступны. Для Франции, России и Китая такими рычагами, в частности, служат Совет Безопасности и право вето, предусмотренное для них Уставом ООН. Можно было предвидеть, что эти три страны не преминут воспользоваться этим правом, чтобы осадить США и добиться новых перспектив для продвижения своего проекта: вернуть мир к многополярной системе. В ходе дебатов по проблеме Ирака в Совете Безопасности французы были вполне откровенны относительно своих целей, которые состояли не в разоружении Ирака. «Главной и постоянной целью Франции в ходе переговоров», согласно заявлению посла Франции при ООН, было «усилить роль и авторитет Совета Безопасности» (и, он мог бы добавить, Франции). В интересах Франции было заставить США отступить, создав впечатление капитуляции перед французской дипломатией. Точно так же вполне разумно ожидать от США использования (или игнорирования) Совета Безопасности для продвижения собственного проекта – поддержания однополярной системы. «Курс этой нации, – заявил президент Буш в последнем обращении к нации, – не зависит от решений других».

По всей вероятности, окажись Франция, Россия или Китай в положении США во время иракского кризиса, каждая из них точно так же использовала бы Совет Безопасности или угрожала бы игнорировать его, как США. Да и Вашингтон, будь он на месте Парижа, Москвы или Пекина, вероятно, тоже воспользовался бы своим правом вето. Государства действуют с целью усилить собственную мощь, а не своих потенциальных конкурентов. Эта мысль не нова, она восходит, по меньшей мере, к Фукидиду, по сообщению которого афинские стратеги увещевали злополучных мелосцев: «Вы и все другие, обладая нашим могуществом, поступили бы так же». Это воззрение свободно от каких-либо нормативных суждений, оно просто описывает поведение отдельных наций.

Следовательно, истина кроется в следующем: вопрос никогда не ставился так, что судьба Совета Безопасности зависит от его поведения в отношении Ирака. Непопулярность Америки ослабила Совет Безопасности в такой же степени, как биполярность парализовала его работу во времена холодной войны. Тогдашний расклад сил создавал благоприятные условия для действий Советского Союза по блокированию Совета Безопасности, так же как нынешний расклад сил предоставляет Соединенным Штатам возможность обходить его решения. Между тем сам Совет Безопасности остается без выбора. В случае одобрения американского вмешательства могло создаться впечатление, что за отсутствием собственного мнения он «штампует» решения, которым не в силах воспрепятствовать. Попытка осудить военные действия была бы блокирована американским вето. Отказ Совета Безопасности предпринимать какие-либо действия был бы проигнорирован. Он был обречен не из-за расхождений по поводу Ирака, а вследствие геополитической ситуации. Таков смысл необычного и, казалось бы, противоречивого заявления Пауэлла от 10 ноября 2002 года, в котором утверждалось, что США не будут считать себя связанными решениями Совета Безопасности, хотя и ожидают, что поведение Ирака будет признано «серьезным нарушением».

Считалось, что резолюция 1441 и факт выполнения ее требований Ираком обеспечат победу ООН и триумф законности и правопорядка. Но так не случилось. Если бы США не пригрозили Ираку применением силы, новый режим инспекций был бы наверняка им отвергнут. Однако сами угрозы применения силы являлись нарушением Устава ООН. Совбез никогда не давал санкций на объявленную Соединенными Штатами политику смены иракского режима или на осуществление каких-либо военных действий с этой целью. Следовательно, «победа» Совета Безопасности на самом деле была победой дипломатии, за которой стояла сила или, точнее, угроза одностороннего применения силы в нарушение Устава ООН. Незаконная угроза односторонних действий «узаконила» действия многосторонние. Совет Безопасности воспользовался результатами нарушения Устава ООН.

Резолюция 1441 стала триумфом американской дипломатии и одновременно поражением международного правопорядка. Одобрив эту резолюцию после восьми недель дебатов, французские, китайские и российские дипломаты покинули зал заседаний, заявив, что не дали Соединенным Штатам права нанести удар по Ираку, так как резолюция не содержит элементов «автоматизма». Американские дипломаты в свою очередь настаивали на обратном. Что же касается содержания резолюции, то она одинаково поддерживала обе эти версии. Такая особенность языка резолюции не есть признак эффективного законодательства. Главной задачей любого законодателя являются внятность языка, изложение четких правил словами, которые общеизвестны и общезначимы. Члены ООН, согласно Уставу, обязаны подчиняться решениям Совета Безопасности и имеют право ожидать, что последний четко изложит свои решения. Уклонение от этой задачи перед лицом угроз лишь подрывает законность и правопорядок.

Вторая резолюция, принятая 24 февраля, каково бы ни было ее значение с точки зрения дипломатической практики, лишь упрочила процесс маргинализации Совета Безопасности. Ее расплывчатый язык был рассчитан на привлечение максимальной поддержки, но ценой юридической бессодержательности. Велеречивость резолюции, как и предполагалось, давала повод для всевозможных толкований, однако правовой инструмент, который можно истолковать любым образом, не имеет никакого значения. Охваченному агонией Совету Безопасности было важнее сказать хоть что-нибудь, чем сказать что-то действительно важное. Предлагавшийся компромисс позволил бы государствам вновь, так же как и после принятия резолюции 1441, заявить, что бессодержательным резолюциям Совбеза придают смысл частные замечания и побочные толкования. Спустя 85 лет после провозглашения Вудро Вильсоном «Четырнадцати пунктов» память самых священных обязанностей международного права почтили в обстановке намеков и экивоков келейным заключением секретных сделок.

ИЗВИНЕНИЯ ЗА БЕССИЛИЕ

В ответ на поражение Совета Безопасности государства и комментаторы, намеревающиеся вернуть мир к многополярной структуре, разработали различные стратегии. Некоторые европейские страны, такие, как Франция, полагали, что Совбез мог бы путем наднационального контроля за действиями Америки преодолеть дисбаланс сил и неравенство в сферах культуры и безопасности. Точнее говоря, французы надеялись использовать Совет Безопасности в качестве тарана, чтобы испытать Америку на прочность. Если бы эта стратегия сработала, то через наднациональные институты мир вернулся бы к многополярности. Но такой подход неизбежно вел к затруднительному положению: в чем бы тогда состоял успех европейских приверженцев наднациональных структур?

Разумеется, французы могли наложить вето на иракский проект Америки. Однако успех в этом был бы равносилен поражению, так как США уже объявили о своем намерении действовать невзирая ни на что. И, таким образом, была бы разорвана единственная цепь, позволяющая Франции сдерживать Америку. Неспособность Франции разрешить эту дилемму сводит ее действия к дипломатическому кусанию за лодыжки. Министр иностранных дел Франции мог перед камерами грозить пальцем американскому госсекретарю или застать его врасплох, подняв тему Ирака на встрече, посвященной другому вопросу. Однако неспособность Совбеза действительно остановить войну, против которой Франция громогласно протестовала, столь же явно демонстрировала слабость Франции, сколь и бессилие Совета Безопасности.

Тем временем комментаторы разработали стратегии словесной войны, предвосхищая предполагаемую угрозу международному правопорядку со стороны Америки. Некоторые рассуждали, в духе сообщества, что страны должны действовать во всеобщих интересах, вместо того чтобы, говоря словами Ведрина, «принимать решения в соответствии с собственными интерпретациями и в собственных интересах». США должны оставаться в ООН, утверждала Слотер, так как другим государствам необходим «форум… для сдерживания США». «Что же случилось с консервативными подозрениями в отношении неограниченного могущества?.. – вопрошал Хендрик Хертцберг из The New Yorker. – Где консервативная вера в ограничение власти, контроль и баланс сил? Берк перевернулся бы в гробу! Мэдисон и Гамильтон – тоже». Вашингтон, утверждал Хертцберг, должен добровольно отказаться от своего могущества и лидерства в пользу многополярного мира, в котором восстановится баланс сил, а США окажутся на равных с другими странами.

Никто не сомневается в пользе контроля и сохранения баланса сил внутри страны, необходимых для обуздания произвола. Сталкивать амбиции с амбициями – такова формула поддержания свободы, предложенная «отцами» Конституции США. Проблема эффективности такого подхода на международном уровне, однако, заключается в том, что Соединенным Штатам пришлось бы действовать вопреки собственным интересам, защищая дело своих стратегических соперников, в частности тех, чьи ценности значительно отличаются от их собственных. Хертцберг и другие, кажется, просто не могут признать, что им изменяет чувство реальности, когда они полагают, что США позволят контролировать себя Китаю или России. В конце концов, способны были бы Китай, Франция, Россия или любая другая страна добровольно отказаться от неоспоримого превосходства, окажись они на месте США? Не следует забывать также, что сейчас Франция стремится сократить собственное отставание от США, но отнюдь не дисбаланс с другими, менее влиятельными странами (некоторые из них Ширак пожурил за «невоспитанность»), которые могли бы сдерживать мощь самой Франции.

Более того, нет веских причин полагать, что какой-либо новый и еще не обкатанный центр силы, находящийся, возможно, под влиянием государств с длительной историей репрессий, окажется более внушающим доверие, нежели лидерство США. Те, кто решился бы вверить судьбу планеты какому-то расплывчатому образу стража глобального плюрализма, как ни странно, забывают об одном: кто будет стражем самого стража? И как этот последний собирается блюсти международный мир – вероятно, попросив диктаторов принять законы, запрещающие оружие массового уничтожения (как французы Саддама)?

В одном отношении Джеймс Мэдисон был прав, хотя международное сообщество и не смогло это оценить. Создавая проект Конституции США, Мэдисон и другие отцы-основатели столкнулись с дилеммой, напоминающей ту, с которой сталкивается ныне международное сообщество в условиях гегемонии Америки. Творцы Конституции США задались вопросом: почему могущественные люди должны иметь какой-нибудь стимул подчиняться закону? Отвечая на него, Мэдисон объяснял в «Записках федералиста», что эти стимулы заключаются в оценке будущих обстоятельств – в беспокоящей перспективе, когда в один прекрасный день сильные станут слабыми и прибежище закона понадобится им самим. Именно «шаткость положения», писал Мэдисон, побуждает сегодня сильных играть по правилам. Но если будущее определено заранее, или если сильные мира сего в этом уверены, или если это будущее гарантирует стабильность их могущества, им незачем подчиняться закону. Следовательно, гегемония находится в конфликте с принципом равенства. Гегемоны всегда отказывались подчинить свою власть сдерживающей узде закона. Когда Британия правила морями, Уайтхолл сопротивлялся вводу ограничений на применение силы при установлении морских блокад – ограничений, которые энергично поддерживали молодые Соединенные Штаты и другие более слабые государства. В любой системе с доминирующей «гипердержавой» крайне трудно поддерживать или установить подлинную законность и правопорядок. Такова великая Мэдисонова дилемма, с которой сегодня столкнулось международное сообщество. И именно эта дилемма сыграла свою драматическую роль в Совете Безопасности в ходе судьбоносного столкновения нынешней зимой.

НАЗАД, К ЧЕРТЕЖНОЙ ДОСКЕ

Высокой обязанностью Совета Безопасности, возложенной на него Уставом ООН, было поддержание международного мира и безопасности. В Уставе ООН изложен и проект осуществления этой задачи под покровительством Совета Безопасности. Основатели ООН воздвигли настоящий готический собор – многоярусный, с большими крытыми галереями, тяжеловесными контрфорсами и высокими шпилями, а также с внушительными фасадами и страшными горгульями, чтобы отгонять злых духов.

Зимой 2003 года все это здание рухнуло. Заманчиво, конечно, было бы пересмотреть проекты и во всем обвинить архитекторов. Однако дело в том, что причина провала Совета Безопасности кроется не в этом, а в смещении пластов земли под самой конструкцией. В этом году стало до боли ясно, что земля, на которой высился храм ООН, дала трещины. Она не вынесла тяжести величественного алтаря законности, который воздвигло человечество. Несоразмерность сил, различие культур и разные взгляды на применение силы опрокинули этот храм.

Как правило, закон влияет на поведение. Таково, разумеется, его предназначение. Однако приверженные легализму международные организации, режимы и правила, касающиеся международной безопасности, в большинстве случаев являются эпифеноменами, отражающими более глубинные причины. Они не определяют самостоятельно и независимо поведение государств, а становятся лишь следствием деятельности более мощных сил, формирующих это поведение. По мере того как движение глубинных потоков создает новые ситуации и новые отношения (новые «феномены»), государства позиционируют себя так, чтобы воспользоваться новыми возможностями для укрепления своего могущества. Нарушения правил, касающихся международной безопасности, происходят в тех случаях, когда такое позиционирование приводит к несоответствию между государством и застывшими организациями, не способными адаптироваться к новым условиям. Так, ранее успешно действовавшие правила превращаются в правила на бумаге.

Этот процесс коснулся даже наиболее разработанных законов, поддерживающих международную безопасность, которые некогда отражали глубинную геополитическую динамику. Что же касается законов худшего толка, созданных без учета этой динамики, то их жизнь еще более коротка, от них часто отказываются, как только возникает необходимость их выполнять. В обоих случаях, как показывает деградация ООН, юридическая сила таких законов недолговечна. Военно-штабной комитет ООН утратил силу практически сразу. С другой стороны, установленный Уставом ООН режим применения силы еще несколько лет формально продолжал действовать. Сам Совет Безопасности хромал на протяжении всего периода холодной войны, ненадолго воспрянув в 1990-х, а Косово и Ирак привели его к полному краху.

Когда-нибудь политики вернутся к чертежной доске. И тогда первый урок, который они извлекут из поражения Совета Безопасности, станет первым принципом создания новой организации: новый мировой правовой порядок, если он предназначен для эффективного функционирования, должен отражать положенную в его основание динамику права, культуры и безопасности. Если это не так, если его нормы вновь окажутся нереалистичными, не будут отражать действительное поведение государств и влияющих на них реальных сил, сообщество народов вновь породит лишь ворох законов на бумаге. Дисфункция системы ООН была в своей основе не юридической проблемой, а геополитической. Юридические искажения, ослабившие ее, явились следствием, а не причиной. «ООН была основана на допущении, – замечает, отстаивая свою точку зрения, Слотер, – что некоторые истины выходят за пределы политики». Именно так – в этом и заключается проблема. Если приверженные легализму институты намерены получать в свое распоряжение работающие, а не бумажные законы, они, как и «истины», которые они считают основополагающими, должны исходить из политических обязательств, а не наоборот.

Второй урок из провала ООН, связанный с первым, состоит в том, что правила должны устанавливаться в зависимости от реального поведения государства, а не от должного. «Первейшим требованием к разумной совокупности правовых норм, – писал Оливер Уэнделл Холмс, – является то, что она должна соответствовать действительным устремлениям и требованиям сообщества вне зависимости от того, правильны они или ошибочны». Это воззрение выглядит анафемой для тех, кто верит в естественное право, для кабинетных философов, которые «знают», какие принципы должны лежать в основе управления государствами, принимают они эти принципы или нет. Но эти идеалисты могли бы вспомнить, что международная правовая система все-таки добровольна. Хорошо это или нет, но ее законы основываются на согласии государств. Государства не связаны законами, с которыми они не согласны. Нравится это или нет, но такова вестфальская система, и она все еще действует. Можно сколько угодно делать вид, что система может быть основана на субъективных моральных принципах самих идеалистов, но это не изменит положение дел.

Следовательно, создатели истинно нового мирового порядка должны покинуть эти воздушные замки и отказаться от воображаемых истин, выходящих за пределы политики, таких, например, как теория справедливых войн или представление о равенстве суверенных государств. Эти и другие устаревшие догмы покоятся на архаических представлениях об универсальной истине, справедливости и морали. Сегодня наша планета, как это было редко в истории, раздроблена на части противоборствующими истинами, выходящими за пределы политики, людьми на всех континентах, которые – вместе с Цезарем Бернарда Шоу – искренне веруют, что «обычаи его племени и острова суть законы природы». Средневековые представления о естественном праве и естественных правах («нонсенс на ходулях», как назвал их Бентам) мало что дают. Они расклеивают удобные ярлыки для свойственных той или иной культуре предпочтений и, тем не менее, служат боевым кличем для всех воюющих.

Когда мир вступает в новую, переходную эру, необходимо избавляться от старого моралистического словаря, чтобы люди, принимающие решения, могли прагматически сосредоточиться на том, сколь действительно велики ставки. Правильные вопросы, ответы на которые необходимо дать, чтобы гарантировать мир и безопасность, совершенно очевидны: каковы наши цели? какими средствами мы собираемся их осуществлять? насколько действенны эти средства? если они неэффективны, то почему? существуют ли альтернативы? если они существуют, то чем для них придется пожертвовать? готовы ли мы пойти на такие жертвы? какова цена и выгода прочих альтернатив? какой поддержки они потребуют?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, не требуется никакой запредельной метафизики легализма. Здесь не нужны великие теории и нет места для убежденности в своей непогрешимости. Закон, говорил Холмс, живет не логикой, а опытом. Человечеству нет нужды достигать окончательного согласия относительно добра и зла. Перед ним стоит эмпирическая, а не теоретическая задача. Добиться согласия удастся быстрее, если отказаться от абстракций, выйти за пределы полемической риторики «правильного» и «неправильного» и прагматически сосредоточиться на конкретных потребностях и предпочтениях реальных людей, возможно испытывающих страдания без всякой необходимости. Политические стратеги, вероятно, пока не в состоянии ответить на эти вопросы. Те силы, которые разрушили Совет Безопасности, – «глубинные источники международной нестабильности», как назвал их Джордж Кеннан, – никуда не исчезнут, но, по меньшей мере, политики смогут задать себе правильные вопросы.

Крайне разрушительной производной естественного права является идея равной суверенности государств. Как указал Кеннан, представление о равенстве суверенитетов – это миф, и фактическое неравенство между государствами «выставляет на посмешище» эту концепцию. Предположение, что все государства равны, повсюду опровергается очевидностью того, что они не равны – ни по своей мощи, ни по своему благосостоянию, ни с точки зрения уважения международного порядка или прав человека. И тем не менее, принцип суверенного равенства одновременно пронизывает всю структуру ООН и не позволяет ей эффективно браться за разрешение возникающих кризисов, например, вследствие доступности ОМУ, которая вытекает именно из предположения о суверенном равенстве. Отношение к государствам, как к равным, мешает относиться к людям, как к равным. Если бы Югославия действительно имела такое же право на неприкосновенность, как и любое другое государство, ее граждане не пользовались бы сегодня теми же правами человека, что и граждане других государств, поскольку их права могли быть защищены только вторжением. В этом году абсурдность обращения со всеми государствами, как с равными, стала очевидна как никогда, когда обнаружилось, что решение Совета Безопасности может зависеть от позиции Анголы, Гвинеи или Камеруна – стран, представители которых сидели рядом и голос которых весил столько же, что и голоса Испании, Пакистана и Германии. Принцип равенства фактически даровал любому временному члену Совбеза возможность воспользоваться правом вето, лишив большинство того критического, девятого голоса, который был необходим для поддержки резолюции. Разумеется, в предоставлении Уставом ООН юридического права вето пяти постоянным членам Совета Безопасности подразумевалось создание противоядия против необузданного эгалитаризма. Но этот подход не сработал: юридическое право вето одновременно опускало США до уровня Франции и поднимало Францию над Индией, которая не была даже временным членом Совета Безопасности в момент обсуждения иракской проблемы. А между тем юридическое вето ничуть не уравновесило фактическое вето временных членов Совбеза. В результате получилось, что Совет Безопасности отразил действительный расклад сил в мире с точностью кривого зеркала. Отсюда третий великий урок этой зимы: нельзя ожидать, чтобы организации могли исправить искажения, кроющиеся в самой их структуре.

ВЫЖИВАНИЕ?

Есть немного причин полагать, что Совет Безопасности вскоре возродится, чтобы заниматься важнейшими вопросами безопасности вне зависимости от того, чем закончится война против Ирака. Если война окажется быстрой и успешной, если США обнаружат иракское ОМУ, которое будто бы не существует, и если создание государства в Ираке пройдет благополучно, стимулов возрождать Совет Безопасности будет крайне мало. В этом случае он отправится вслед за Лигой Наций. После этого американские стратеги станут относиться к Совету Безопасности примерно так же, как и к НАТО после Косово: never again. Его заменят коалиции единомышленников, создаваемые для определенных целей.

Если же, с другой стороны, война окажется затяжной и кровопролитной, если США не найдут в Ираке ОМУ, если создание там государства начнет пробуксовывать, это пойдет на пользу противникам войны, которые будут утверждать, что США не сели бы на мель, если бы оставались верны Уставу ООН. Однако неудачи Америки не пойдут на пользу Совету Безопасности. Возникнут и окрепнут враждебно настроенные коалиции, занявшие в Совбезе выжидательную позицию и парадоксальным образом затрудняющие попытки Америки в полном соответствии со своим долгом принимать участие в этом форуме, где для нее всегда будет наготове вето.

Время от времени Совет Безопасности все еще будет полезен для рассмотрения вопросов, не затрагивающих непосредственно высшую иерархию мировых сил. Достаточно сказать, что всем ведущим странам угрожает опасность терроризма, а также новая волна распространения ОМУ. Никто не выиграет, если допустит, чтобы эти угрозы осуществились. Но даже если требуемое решение проблемы не будет военным, стойкие взаимные подозрения постоянных членов Совбеза и потеря доверия к нему самому подорвут его эффективность в решении этих вопросов.

Чем бы ни окончилась война, на США, скорее всего, будет оказываться давление в целях ограничения возможности применения ими военной силы. Этому давлению они смогут противостоять. Несмотря на увещевания Ширака, война далеко не «всегда... наихудшее средство». В том, что касается многочисленных тиранов, начиная с Милошевича и кончая Гитлером, применение силы протиы них было лучшим выбором, чем дипломатия. К сожалению, может так статься, что применение силы окажется единственным и, следовательно, оптимальным способом решения проблемы распространения ОМУ. С точки зрения страданий мирного населения применение силы во многих случаях может оказаться более гуманным решением, чем экономические санкции, вследствие которых, как показало их применение к Ираку, умирают от голода больше детей, чем солдат. Наибольшей опасностью после второй войны в Персидском заливе будет не применение силы Соединенными Штатами, когда в этом нет необходимости, а то, что, капитулировав, испугавшись ужасов войны, дрогнув под напором общественных протестов и экономической конъюнктуры, они не станут применять силу тогда, когда это необходимо. Тот факт, что мир подвергается опасности из-за разрастающегося беспорядка, возлагает на США все большую ответственность: Америке следует неуклонно использовать свою мощь для того, чтобы остановить или замедлить распад.

Все те, кто верит в законность и правопорядок, с надеждой ждут, что великий караван человечества вновь продолжит свой путь. Выступая против центров беспорядка, Соединенные Штаты только выиграют от того, что направят часть мощи на создание новых международных механизмов, предназначенных для поддержания мира и безопасности во всем мире. Американское лидерство не будет длиться вечно, и благоразумие подсказывает необходимость создания организаций с реалистической структурой, способных защищать или поддерживать национальные интересы США даже в тех случаях, когда военная сила неэффективна или неуместна. Подобные организации способствовали бы усилению неоспоримого превосходства Америки и потенциальному продлению периода однополярности.

Между тем приверженцы легализма, должны реалистично оценивать перспективы создания в ближайшее время новой международной структуры на смену обветшавшему Совету Безопасности. Силы, приведшие к закату Совбеза, никуда не денутся. Со щитом или на щите – у Соединенных Штатов в новых условиях больше не появится причин вновь подчинить себя старым ограничениям. Победят или будут посрамлены их соперники, у них не найдется достаточных причин, чтобы отказаться от усилий по сдерживанию США. Нации по-прежнему будут стремиться к наращиванию могущества и поддержанию безопасности за счет других. Они продолжат спор о том, когда следует применять силу. Нравится нам это или нет, но так устроен мир. Первым шагом к возобновлению шествия человечества в направлении законности и правопорядка будет признание этого факта.

Ирак. США. ООН > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 августа 2003 > № 2906404 Майкл Гленнон

Нужна ли нам «ось нефти»?

© "Россия в глобальной политике". № 2, Апрель - Июнь 2003

Дэвид Г. Виктор – директор Программы по энергетике и устойчивому развитию при Станфордском университете, внештатный старший научный сотрудник Совета по международным отношениям.

Надежда М. Виктор – научный сотрудник факультета экономики Йельского университета, участвует в Программе по изучению окружающей среды при Рокфеллеровском университете. Материал составлен на основе доклада, представленного в рамках российско-американского форума при Аспеновском институте. Данная статья была опубликована в журнале Foreign Affairs № 2 (март/апрель) за 2003 год. © 2003 Council on Foreign Relations, Inc.

Резюме Россия и США рассматривают нефть как основу для новых партнерских отношений. Этот подход, однако, довольно опасен, так как игнорирует различие интересов обеих стран и их неспособность повлиять на глобальные нефтяные рынки. Война в Ираке способна положить конец такому «нефтяному» сотрудничеству. Гораздо более надежной основой для партнерства могла бы стать совместная деятельность по развитию и обеспечению безопасности ядерной энергетики. Именно в этой сфере лежат общие долговременные интересы двух стран.

Новые российско-американские отношения

С момента разрушения «железного занавеса» американские и российские дипломаты пытались нащупать такую особую модель отношений между Москвой и Вашингтоном, которая стала бы альтернативой вражде времен холодной войны. Но партнерство в сфере безопасности оказалось не слишком плодотворным. В том, что касалось вопросов расширения НАТО, стабилизации обстановки в Югославии и войны в Чечне, стороны ждали друг от друга не столько помощи, сколько терпимости. Широкомасштабному деловому сотрудничеству помешали административные и экономические проблемы в самой России. Новой важной темой в российско-американских отношениях постепенно становится энергетика.

В ходе кремлевского саммита в мае 2002 года Джордж Буш и Владимир Путин обещали сотрудничать в целях стабилизации положения на мировых энергетических рынках и стимулирования инвестиций в российскую нефтяную промышленность. Вскоре в Хьюстоне прошла первая в истории встреча глав энергетических отраслей США и России, в ходе которой, министр энергетики РФ Игорь Юсуфов еще раз обрисовал поставленные задачи. По итогам этой встречи была сформирована специальная рабочая группа по взаимодействию в области энергетики. В 2003-м в России пройдет следующий саммит, посвященный сотрудничеству в данной сфере. В России перспективы нового нефтяного альянса привлекли к себе исключительно пристальное внимание как журналистов, так и политиков.

Однако особых причин для энтузиазма нет. Падение цен на нефть, вызванное американским вторжением в Ирак, может в скором будущем выявить различия в интересах обеих держав. России нужны высокие цены на «черное золото», чтобы удерживать экономику на плаву, а на политике США снижение цен на энергоносители практически не скажется. Более того, те, кто рукоплескал по поводу нового нефтяного партнерства, не осознают, что правительства двух стран едва ли способны существенно повлиять на мировой энергетический рынок или даже на объем инвестиций в российский нефтяной сектор.

К тому же, сконцентрировавшись на нефтяном вопросе, Москва и Вашингтон упустили из виду атомную энергетику, а здесь у обоих государств могли бы оказаться более глубокие общие интересы. Совместные усилия по созданию новых технологий производства ядерной энергии и обращению с радиоактивными отходами может принести огромную прибыль и России, и США. От этих двух аспектов напрямую зависит жизнеспособность ядерной энергетики. Формально они включены в российско-американскую политическую повестку дня, но в действительности почти ничего не сделано для развития сотрудничества в указанной сфере. Учитывая большой научный интеллектуальный потенциал России и насущную необходимость активизации программ, направленных против распространения ядерного оружия, сравнительно небольшие дипломатические усилия и финансовые вложения могли бы обеспечить США внушительные долгосрочные преимущества.

Брак по расчету?

На первый взгляд сотрудничество в энергетической сфере – шаг мудрый. Америке нужно углеводородное топливо, а в России его много: нефть и газ составляют две пятых общего объема экспорта. В 2002 году – впервые с конца 1980-х – Россия вновь заняла лидирующую позицию в нефтедобыче. Ожидается, что в 2003-м объем добычи превысит восемь миллионов баррелей в день, и это не предел. В прошлом году российские компании осуществили первые поставки нефти на американский рынок. Символично, что часть ее была приобретена Вашингтоном с целью пополнения своего стратегического нефтяного резерва. К тому же четыре российские нефтяные компании оборудуют в Мурманске новый большой порт, планируя в ближайшие десять лет поставить в США более 10 % всей нефти, закупаемой Вашингтоном.

Америка по-прежнему остается крупнейшим мировым потребителем и импортером нефти. В текущем году около 60 % от всей нефти, используемой в Соединенных Штатах в качестве топлива, будет импортировано. Согласно данным Управления информации по энергетике США, в 2010 году этот показатель достигнет 70 % и в дальнейшем будет медленно расти, то есть зависимость от импортных энергоносителей увеличится. Хотя сегодня экономика США гораздо менее чувствительна к колебаниям цен на нефть, чем три десятилетия назад, проблемы диверсификации и стабилизации мировых нефтяных рынков по-прежнему заботят Вашингтон. Политические разногласия и опасения, связанные с войной, создают неблагоприятную обстановку в районе Персидского залива, где добывается четверть мировой нефти. Междоусобицы потрясают Нигерию, крупнейшего африканского поставщика. Венесуэла, главный производитель нефти в Латинской Америке, попытавшись увеличить свою долю в мировом экспорте нефти, способствовала глобальному обвалу цен в конце 1990-х и приходу к власти левого правительства Уго Чавеса. Позднее, в 2002 году, забастовки, направленные на свержение того же Чавеса, привели к прекращению отгрузки и повышению цен на нефть до 30 долларов с лишним за баррель. В сравнении с перечисленными странами Россия выглядит олицетворением стабильности.

И все же перспективы этого нового направления российско-американских отношений не так уж хороши. Процветанию взаимовыгодного партнерства в 2002-м способствовали высокие цены на нефть. Выдержит ли оно проверку трудными временами? Оба государства действительно основательно заинтересованы в увеличении объемов экспорта русской нефти. Америка таким образом расширяет круг поставщиков, а Россия получает и деньги, и новые рабочие места. Однако добрые отношения между двумя правительствами не могут существенно повлиять на деловую конъюнктуру, на самом деле определяющую объем частных инвестиций в российский нефтяной сектор. Более того, когда цены на нефть упадут, Москва и Вашингтон поймут, что их интересы весьма различны.

Что касается интересов России в Ираке, то здесь основное внимание приковано к иракскому долгу, оставшемуся еще с советских времен (по разным оценкам, он составляет от семи до двенадцати миллиардов долларов), и к стремлению российских компаний активно участвовать в иракских нефтяных проектах. Контракты на разработку месторождений были заключены с правительством Саддама Хусейна. Однако и то и другое можно вполне отнести к категории фикций. Любой, кому доводилось заключать арендные договора с правительством Саддама Хусейна, скажет вам, что они еще ничего не гарантируют. Руководители «ЛУКойла», крупнейшей российской нефтедобывающей компании, не строили иллюзий на этот счет и заблаговременно встретились с лидерами иракской оппозиции в надежде «застолбить позиции» на случай смены режима. Реакция Саддама, узнавшего об этих маневрах, подтвердила их худшие опасения: иракский президент разорвал контракт с «ЛУКойлом» по разработке большого месторождения Западная Курна. Россия пыталась уговорить Соединенные Штаты выступить в роли гаранта существующих соглашений, но Вашингтон почел за благо не вмешиваться. Начать раздачу лакомых кусков еще до прихода нового правительства значило бы подтвердить подозрения арабов, что смена режима – это действительно лишь прикрытие для нефтяного передела.

Россия сетует, что Ирак до сих пор не вернул ей долги, однако не будем забывать, что угроза войны привела к повышению цен на нефть на мировых рынках (с прошлого лета они возросли на пять долларов за баррель), а следовательно, Москва заработала неплохие деньги – примерно половину того, что ей должен Багдад. Согласитесь, имея дело с правителем-изгоем, которому не сегодня-завтра придется расстаться со своим креслом, не стоит особенно задумываться о том, кто именно платит вам по счетам. Главное, что они оплачены.

Первым испытанием для молодого российско-американского партнерства станут последствия войны в Ираке. Реальная проблема, с которой столкнется Россия по окончании войны, – это возможное, хотя и не обязательное падение цен на нефть, которое последует за прояснением ситуации с экспортом из района Персидского залива и возобновлением поставок из Ирака. Никто не может предсказать, насколько сильно война и диверсии ударят по нефтяным месторождениям в Ираке и соседних странах. Америка могла бы частично снять напряженность, используя нефть из своего стратегического резерва, как это было во время войны в Заливе 1991 года. Корректируя объемы выделения нефти из стратегического резерва в зависимости от состояния нефтяных промыслов послевоенного Ирака, США помогли бы рынку быстро приспособиться к колебаниям иракской нефтедобычи.

Однако использовать стратегические резервы в целях контроля цен – ход неверный и неэффективный. Следствием подобных действий может стать значительное снижение цен на нефть, а оно, в свою очередь, способно осложнить отношения между странами-потребителями и странами-поставщиками нефти, такими, как Россия. Снижение цены на один доллар означает для российского бюджета потерю миллиарда долларов. Падение цен ниже 18 дол. за баррель приведет к дефициту бюджета (в него заложена цена 21,5 доллара). А если это еще и породит сумятицу в ОПЕК, то затянувшийся период дешевой нефти больно ударит по бюджету стран-экспортеров.

На политику же Соединенных Штатов падение цен на мировом нефтяном рынке в прошлом не влияло. Американские энергетические компании, как правило, нелегко переживают такие времена, но зато это выгодно рядовому потребителю, получающему больше за те же деньги. К тому же низкие цены способствуют экономическому подъему.

Как война на самом деле повлияет на нефтяную конъюнктуру, прогнозировать, конечно, трудно. Длительный конфликт и трудный процесс восстановления страны могут лишить мировой рынок иракской сырой нефти (в 2002 году Багдад экспортировал около двух миллионов баррелей в день). Ущерб, причиненный близлежащим месторождениям в Кувейте и Саудовской Аравии, приведет к еще более острой нехватке нефти. Добавьте к этому недостаточные запасы «черного золота» и продолжающиеся беспорядки в Венесуэле – и вполне возможно, что цены взлетят до небес. Но все же самый вероятный сценарий развития событий не сулит России ничего хорошего: стремительная военная кампания в Ираке с последующим незамедлительным увеличением объемов багдадского нефтяного экспорта плюс четкая политика выделения нефти из стратегического нефтяного резерва для предотвращения спекуляций.

Нефтяной рынок как он есть

Как уже было сказано, американское и российское правительства не могут существенно влиять на цены на нефть. Причины этого коренятся в фундаментальных особенностях мирового рынка. Более половины всей нефти, добываемой на планете, открыто выставляется на едином, интегрированном мировом рынке. Внутренняя цена нефти, остающейся в странах-производителях, также образуется исходя из мировых тенденций.

Более половины всей мировой нефти расходуется в транспортном секторе, и ее доминирование на этом рынке в ближайшее время, скорее всего, сохранится. Будучи рентабельным и удобным для применения, жидкое горючее практически незаменимо для самолетов и автомобилей, то есть для таких транспортных средств, которые должны нести на себе компактный источник энергии. Почти все виды жидкого горючего производятся на основе сырой нефти. Компании и отдельные потребители могут приспособиться к колебаниям цен на бензин, изменив свой привычный способ передвижения, – например, меньше пользоваться автомобилем. Но основной фактор, определяющий объемы потребления топлива, связан отнюдь не с поведением, а с технологией. У большей части транспортной техники довольно продолжительный срок эксплуатации – 15 лет и выше, следовательно, изменение цен скажется на общем спросе на нефть еще не скоро. Так, например, в 1974 году, в самый разгар первого нефтяного кризиса, американцы стали покупать небольшие и более экономичные машины, однако общее потребление горючего начало уменьшаться только после 1978-го, когда доля малолитражек наконец возросла до значительного уровня. Сегодня средний показатель рентабельности автотранспорта в Америке опять пошел вниз из-за того, что первыми в списках продаж стоят спортивные машины, грузовики и минивэны.

Сдвиги в потреблении нефти происходят медленно, и цены на нефть на мировом рынке определяют в основном поставщики: в последние 30 лет эту роль практически полностью взяла на себя ОПЕК. Увеличение объемов экспорта российской нефти вновь заставило говорить о том, что плохие времена настанут скоро и для ОПЕК, и для ее лидера – Саудовской Аравии. Но делать прогнозы пока рано. Хотя показатель добычи нефти в странах – членах ОПЕК менялся, влияние этой организации на установленные цены значительно больше, чем ее присутствие на рынке. На формирование цены оказывает влияние не столько слаженность действий главных поставщиков, сколько их способность увеличить или сократить объем добычи нефти на пару миллионов баррелей в день (это лишь несколько процентов от общего объема мировой добычи нефти, составляющего 76 млн баррелей в день). И действительно, когда в 1973 году ОПЕК впервые успешно применила свое «нефтяное оружие», Соединенные Штаты сами были крупнейшим мировым экспортером нефти.

Стремление манипулировать рынком не единственное, что объединяет страны – члены ОПЕК. Их сплачивает и тот факт, что добыча нефти на их нефтеносных участках – дело, в общем-то, не такое уж дорогостоящее (если производитель сокращает объем поставок, то замораживаются незначительные финансовые средства) и правительства стран – членов ОПЕК, как правило, в состоянии жестко контролировать производственные решения. В России же все наоборот: структура национальной промышленности такова, что здесь поощряют не поставщиков, способных резко менять объемы добычи, а экспортеров, постоянно работающих на полную мощность. Разработка новых скважин в России обычно требует привлечения серьезных инвестиций с рынка капиталов, где на данный момент сложилась весьма непростая обстановка. Главная же проблема для российских экспортеров не бурение скважин, а создание инфраструктуры трубопроводов и портов, позволяющих организовать поставки нефти на мировой рынок. Ибо, в отличие от Саудовской Аравии, где до моря рукой подать, в России основной на сегодняшний день нефтяной регион – Сибирь – находится в самом сердце материка. На западноевропейский рынок российская нефть поступает по нефтепроводу длиной две тысячи миль с лишним. Западносибирская нефть доставляется и к Черному морю. Этот путь немного короче, но морские перевозки через узкий, забитый судами Босфор обходятся очень недешево. Новые маршруты, ведущие к Адриатическому и Балтийскому морям, требуют больших вложений. То же самое относится к строительству портов на Тихом океане, разработке новых месторождений и прокладке новых трубопроводов для экспорта западносибирской нефти в Китай. Если же деньги уже вложены в дело, то они превращаются в недвижимый капитал, что создает мощный стимул для производителя качать на полную катушку.

Приватизация нефтедобывающих предприятий и конкуренция в энергетической сфере создают условия, в которых ключевым фигурам нефтяной индустрии все труднее определить единый национальный интерес или, подобно странам – членам ОПЕК, действовать согласованно. Как и на любом конкурентном рынке, в российской нефтяной сфере есть и прибыльные ниши, и конфликтующие интересы. В связи с этим влияние нефтяного сектора на российскую политику слабее, чем влияние других отраслей энергетики, таких, как газовая или электроэнергетическая, где до сих пор доминируют единые компании. В последнем списке крупнейших нефтяных компаний мира, опубликованном в Petroleum Intelligence Weekly, десять из первых пятидесяти – российские предприятия, причем государство имеет контрольные пакеты только в двух из них, не самых больших (это «Роснефть», а также «Славнефть», акции которой выставлялись на аукцион). Напротив, каждая из одиннадцати стран – членов ОПЕК была представлена в этом списке всего одним предприятием – полностью государственным. Государству легче контролировать добычу нефти, если оно само является производителем. И наоборот, если право собственности сосредоточено в частном секторе и раздроблено, то велика вероятность того, что возобладают не картельные интересы, а факторы рынка.

Независимые инвесторы

Правительственные рабочие группы, сформированные Бушем и Путиным, мало влияют на решения, связанные с российским нефтяным бизнесом и ориентирующиеся прежде всего на состояние рынка. Практика показывает, что россияне не хотят вкладывать деньги у себя в стране. В одном только 2000-м утечка капитала из России составила около 20 млрд долларов – примерно столько же, сколько Россия заработала на экспорте нефти. В том же году, отмеченном небывалым объемом прямых зарубежных капиталовложений по всему миру, общий объем внешних инвестиций в экономику России равнялся, по данным Конференции ООН по торговле и развитию, всего 2,7 млрд долларов, что составляет лишь один процент от ее ВВП.

Инвестор, желающий вложить деньги в российский нефтяной бизнес, сталкивается с множеством препон. При этом неважно, занимается ли он разработкой новых месторождений и прокладкой трубопроводов (так называемое инвестирование в строящиеся объекты) или же хочет приобрести уже работающее предприятие («инвестирование в существующие объекты»). С приходом Путина ситуация как будто начала меняться. Повысилось доверие к российским учреждениям, официальная статистика (правда, как известно, весьма недостоверная в данной сфере) утверждает, что отток капиталов из страны замедлился. С другой стороны, инвесторы все еще опасаются инсайдерских махинаций и других осложнений. Так, например, когда в декабре 2002 года государство выставило на аукцион свой пакет акций «Славнефти», всем потенциальным иностранным инвесторам дали понять, что их участие нежелательно. Аукцион продолжался четыре минуты, три из четырех заявок были сделаны одной и той же группой лиц, и в итоге акции были проданы по цене, едва превышавшей стартовую. Низкая стоимость российских нефтяных компаний на открытом рынке указывает на то, какой невероятно трудный путь им придется пройти, прежде чем удастся сформировать соответствующие корпоративные учреждения и уверить инвесторов в том, что те ничем не рискуют. Согласно недавним исследованиям компании PriceWaterhouseCoopers, в то время как в конце 90-х западные нефтяные активы продавались по 5 дол. за баррель, цена на российские не доходила до 20 центов.

Что касается российской энергетической промышленности, то здесь от Москвы чаще всего требуют большей определенности в налоговой сфере и в сфере регулирующего законодательства. В интервью российскому журналу «Итоги» Михаил Ходорковский, президент «ЮКОСа», второй по величине нефтедобывающей компании в России, заявил: за последние несколько лет в налоговое законодательство, регулирующее энергетическую сферу, различные изменения вносились пятьдесят раз. На саммите в Хьюстоне потенциальные инвесторы вновь подняли эту тему, особо подчеркнув необходимость принятия более эффективных соглашений о разделе продукции (СРП). Подобные соглашения, часто применяющиеся в странах, где законодательная и рыночная ситуация непрозрачна и непредсказуема, призваны образовать «анклав стабильности» вокруг проекта. В типичном соглашении о разделе продукции фиксируются налоговые режимы, проясняется вопрос с собственностью на ресурсы и гарантируются платежи в форме взаимозаменяемых экспортируемых активов (например, нефти), которые не так чувствительны к колебаниям валютного курса.

Справедливости ради надо сказать, что Россия уже давно пытается обеспечить стабильность и система соглашений о разделе продукции существует здесь с 1996 года. Правда, с ее помощью так и не удалось устранить законодательные неясности, настораживающие иностранных инвесторов, а проекты постановлений, направленных на совершенствование этой системы, до сих пор не одобрены Государственной думой.

Недостаточной эффективностью нынешней системы СРП объясняются и низкие результаты российско-американского сотрудничества, направленного на привлечение иностранных инвестиций в российский нефтяной бизнес. В широком смысле слова, нефтяная индустрия в России разделяется ныне на два сектора. Первый представлен компаниями, работающими на устаревающих месторождениях Западной Сибири. Главную роль здесь играют крупнейшие российские производители нефти. Этот сектор ориентирован на инвестиции в уже существующие проекты. Нефтяные компании, на сегодняшний день в основном принадлежащие гражданам России, купившим акции по бросовым ценам, вполне могли бы использовать систему СРП. И все же они предпочитают не делать этого, так как в данном случае, благодаря прозрачности системы, откроются источники их доходов – такие, как инсайдерские сделки и трансфертные цены. Получается, что механизм, созданный для привлечения внешних инвестиций, не нужен российским предприятиям, так как им не требуются деньги со стороны.

Во втором секторе предприниматели осваивают суровые окраинные регионы: это новые месторождения в Арктике и на Дальнем Востоке, например в районе острова Сахалин. Здесь действуют как крупные российские энергетические компании, так и транснациональные гиганты. Для данного сектора жизнеспособная система СРП более важна; в этих новых областях, и географически и политически удаленных от Москвы, даже «своим людям» нелегко бывает предсказать, как повернется политическая ситуация. «Людям со стороны» выгоднее всего работать на новых участках, а также там, где применимы продвинутые технологии, позволяющие, в частности, осуществлять бурение на большой глубине и в условиях мерзлоты. Сегодня в качестве наглядных примеров деятельности по привлечению внешних инвестиций можно назвать крупные сахалинские проекты по экспорту нефти на мировой рынок и газа в соседнюю Японию и Южную Корею. Определенную роль сыграли и межправительственные контакты, особенно в тех случаях, когда инвесторам не удавалось с помощью существующей системы СРП добиться ясности в нормативных и налоговых вопросах. Действительно, при благоприятном сочетании ключевых экономических факторов правительства России и США могут способствовать заключению сделок. Подобное содействие является одной из важных задач совместной деятельности обеих стран независимо от того, происходит ли оно в рамках уже существующих институтов или структур, специально формируемых в каждом конкретном случае. Система СРП сама по себе не может создать настоящий «анклав стабильности». Инвесторы знают, что если некая сумма уже вложена в дело, то в условиях слабой законодательной базы они всегда могут стать жертвами «пересмотра соглашения».

Разнообразие, экономичность, надежность

Для формирования более долговременной политики США в энергетической области необходимо пересмотреть направления нынешней деятельности. Партнерство с Россией требует определенного баланса. Настоящей целью этого партнерства, по крайней мере, для Вашингтона, является уменьшение зависимости США от колебаний мировых цен, а для решения данной задачи не менее выгодными могут оказаться и отношения с другими потенциальными поставщиками. Вариантов много. Партнерами Америки могли бы стать и Ангола, и Бразилия, и Канада, и Мексика, и Нигерия, и, возможно, послевоенный Ирак. Каждая из этих стран способна по-своему препятствовать увеличению объемов добычи нефти, но так же, как и в случае с Россией, межправительственное сотрудничество может лишь частично повлиять на ситуацию. Более значительное воздействие оно способно оказать на объемы потребления нефти, поскольку основным препятствием росту эффективности производства зачастую является отсутствие соответствующих политических моделей и финансирования государственного сектора. Более чувствительные потребительские рынки в разных странах мира в состоянии ограничить колебания цен на нефть. По сути, новые стратегии повышения эффективности производства могут воздействовать на ситуацию на нефтяном рынке примерно так же, как и увеличение объема добычи, притом зачастую с меньшими затратами.

Для США повышение эффективности использования энергии является надежнейшим средством защиты от скачков цен на нефть. В период с 30-х до начала 70-х годов объем производства на баррель потребляемой нефти составлял 750 долларов (по нынешнему курсу). Сегодня этот показатель увеличился вдвое и равняется 1500 долларам. Такой рост частично объясняется более высокими ценами на нефть, способствующими ее бережливому расходованию, а частично – наличием законов и правил, поощряющих развитие и применение более эффективных технологий. В отчете Национального исследовательского совета США за 2002-й приводится ряд действенных способов, позволяющих еще больше повысить экономичность пассажирского автотранспорта, но, к сожалению, в последние годы американские политики никак не могут прийти к единому мнению по вопросу об экономии топлива.

Российские потребители также могли бы значительно сократить объем потребления нефти за счет более эффективного ее использования. Тем не менее в рамках нового энергетического партнерства данная тема практически не затронута. Примерно треть российской нефти используется на территории страны, но объем производства на баррель составляет всего 300 дол. (по этому показателю Россия стоит на одной ступени с Ираном и уступает Саудовской Аравии). Это объясняется наличием ценовых ограничений, перенасыщением местных рынков и долгими годами игнорирования проблем охраны природных ресурсов. Однако по мере развития российской экспортной инфраструктуры сэкономленную нефть можно будет продавать за границей по мировым ценам.

Итак, расширение круга поставщиков и всеобъемлющая деятельность по сокращению уровня потребления суть два основных условия обеспечения энергетической безопасности в Америке. Что же касается объемов импорта нефти и слаженности действий поставщиков, то эти факторы не делают Америку уязвимой перед колебанием цен. США – крупнейшая торговая держава мира, и нет оснований избегать торговли в случае с нефтью. Однако открытость нефтеимпорту должна сочетаться с диверсификацией источников и повышением эффективности потребления энергии.

Не нефтью единой

Если России и США нужна более жизнеспособная программа энергетического сотрудничества, то не стоит фокусировать внимание на сиюминутных общих интересах в нефтяной сфере. Очевидная альтернатива нефти – природный газ. Потенциал России в данной области не был по достоинству оценен министром торговли США Доналдом Эвансом на Хьюстонском саммите. Но российский газ все же мало интересует американских политиков и потребителей. Дело в том, что, в отличие от нефти, экспорт газа осуществляется, как правило, в региональном масштабе, поскольку большая часть газового топлива перекачивается по трубопроводам, а прокладывать длинные трубопроводы слишком дорого. Правда, существует другая, пока еще малораспространенная, но уже набирающая обороты практика: газ сжимают и охлаждают до жидкого состояния, после чего по ценам, установленным на мировом рынке, поставляют в отдаленные регионы, и в том числе в США. Но на данный момент лишь незначительная часть огромных газовых ресурсов России обладает характеристиками, необходимыми для того, чтобы применение данного метода было экономически выгодным. Поэтому в поисках сферы, в которой межправительственный диалог принесет действительно ощутимые плоды, России и Америке следовало бы обратиться к теме, активно разрабатывавшейся в 90-е годы, но впоследствии слишком быстро забытой обеими сторонами. Речь идет о ядерной энергетике.

По окончании холодной войны США и Россия разработали многомиллиардную программу, направленную на обеспечение безопасности огромного количества расщепляющихся материалов и ядерной технологии в России. Цель этого проекта состояла в том, чтобы предотвратить попадание этих «небрежно охраняемых ядерных материалов» в руки террористов или враждебных режимов. Программа совместного уменьшения угрозы (СУУ) предусматривала также существование фондов, из которых бы финансировалось трудоустройство российских ученых путем привлечения их к совместным исследовательским проектам и обмену специалистами. Как и следовало ожидать, ни одна из поставленных задач выполнена не была. Если в стране разрушена система централизованного контроля, а зарплаты в научном секторе снижены практически до нуля, то остановить тотальный исход специалистов-ядерщиков – задача весьма непростая. Неудивительно также, что и в Америке не смогли предоставить обещанные миллиарды для совместного проекта. Во-первых, постоянно возникали другие приоритеты, а во-вторых, периодическое несоблюдение российской стороной соглашений о контроле за вооружениями вызывало постоянные споры в Конгрессе по поводу каждого отчисления. Неоднократно предлагались интересные проекты по укреплению СУУ, однако ни один из них не получил ни должного внимания со стороны чиновников, ни финансирования. Ситуация не изменилась даже теперь, когда после трагических событий 11 сентября можно получить деньги практически под любой проект по борьбе с терроризмом.

В гражданском аспекте программа СУУ предназначена не просто для того, чтобы обеспечить российских ядерщиков работой. Россия открыла под Красноярском склады для хранения ядерных отходов и могильник для их захоронения. Теперь возможность создания «международного могильника» выглядит более реальной. Долгое время эта тема считалась запретной, но она заслуживает внимания, если мы хотим, чтобы мировая атомная индустрия отказалась от неэффективного управления хранением и переработкой ядерных отходов в малом масштабе. Также следует привлечь Россию к распространенной во всем мире деятельности по созданию новых моделей ядерных реакторов. Страны – разработчики ядерных технологий во главе с Соединенными Штатами составили всеобъемлющие и вполне осуществимые планы относительно следующего поколения ядерных реакторов деления. Российская программа в области ядерной энергетики занимает одно из первых мест в мире по эффективности подходов к материалам, необходимым для создания новых моделей реакторов. Несмотря на это, в настоящее время Россия не участвует в международном форуме «Новое поколение-4», действующем под эгидой правительства США и являющемся одним из основных механизмов международного сотрудничества по вопросам разработки реакторов и их топливных циклов. Вовлечение России в указанную деятельность, стимулирование ее сближения с другими странами, обладающими новаторскими технологиями в данной области (например, с Японией), и оказание ей помощи в обеспечении безопасного хранения ядерных веществ в соответствии с обязательствами, взятыми на себя Америкой в ходе встречи «большой восьмерки», – все это должно войти в число наиважнейших приоритетов Вашингтона.

Для противников использования ядерной энергии любой план окажется неприемлем. Но мир постепенно приходит к осознанию того, что потепление климата представляет серьезную угрозу и в связи с этим все страны должны всерьез взяться за разработку альтернативных, экологически безопасных энергетических технологий. Из основных вариантов, существующих на сегодняшний день, только атомная и гидроэнергетика позволяют получать электричество, не усугубляя при этом парникового эффекта. Но эпоха больших плотин, видимо, идет к закату, поскольку по мере распространения демократии жители многих стран высказываются против заводнения. При таком раскладе развитие ядерной энергетики выглядит, возможно, самым привлекательным вариантом.

Конечно, поддержание серьезного российско-американского сотрудничества в области ядерной энергии – задача не из легких. Но зато здесь, в отличие от нефтяного сектора, большинство рычагов влияния, необходимых для достижения эффективного взаимодействия, находятся в руках правительств. Верная дипломатическая линия может принести хорошие дивиденды, но для формирования действенного партнерства оба государства должны будут выполнить ряд условий. Российским политикам придется приложить больше усилий к преодолению проблемы, с которой постоянно сталкивались участники программы СУУ. России надо будет установить контроль над расходованием средств на местах и предотвратить исход специалистов и утечку материалов для ядерных реакторов во враждебные государства. Соединенные Штаты со своей стороны должны будут не только оказывать России стабильную финансовую поддержку, но и привлечь Москву к активному сотрудничеству в рамках существующих программ по развитию американских ядерных технологий. Сегодня все они нацелены в первую очередь не на создание технологий нового поколения, а на совершенствование и продление срока службы существующих американских реакторов.

Правительствам США и России не стоит заблуждаться относительно стабильности будущего сотрудничества. Россию не назовешь идеальным партнером: на данный момент там продолжается утечка ядерных ноу-хау, и есть подозрение, что этому способствуют сами руководители отрасли. Следовательно, планы, касающиеся, к примеру, захоронения ядерных отходов, должны обеспечивать максимальную защиту от хищения. При этом акцент нужно, наверное, сделать не только на создании постоянного могильника и всевозможных охранных систем, но и на технологиях, позволяющих физически нейтрализовать ядерные отходы. Америке не следует также забывать о том, что Россия неохотно идет на сотрудничество в вопросах, до нынешнего времени имевших отношение к военной тайне, – эта проблема затрудняла реализацию программы СУУ. Еще одна сложная тема, которую не удастся обойти, – это отношения России и Ирана. Российско-иранское сотрудничество в атомной сфере, этот вечный камень преткновения для Москвы и Вашингтона, осуществляется не только потому, что Тегеран хорошо платит, но и потому, что стороны связаны непростыми отношениями, касающимися добычи и маршрутов экспорта каспийской нефти. И здесь мы не можем положиться на судьбу в надежде, что проблема испарится сама собой: российско-иранские связи коренятся в самой географии России. И если Москва и Вашингтон заинтересованы в длительном сотрудничестве в сфере атомной энергетики, они должны разработать политическую стратегию, которая поможет им справиться с этой ситуацией.

Новый взгляд на российско-американское партнерство

Политики прилагают значительные усилия для поддержания конструктивного диалога между Москвой и Вашингтоном, однако, сфокусировав внимание на нефти, правительства обоих государств избрали сферу, в которой их сотрудничество мало что может изменить в мире. Несмотря на то что Америка – крупнейший в мире потребитель нефти, а Россия – крупнейший производитель, ни межправительственный диалог, ни солидно обставленные отраслевые конференции фактически не могут повлиять на действия частных инвесторов. Ирония судьбы заключается в том, что, хотя США сильно зависят от импортной нефти, именно Россия по причине чувствительности ее экономики к ценовым колебаниям больше всего пострадает от несостоятельной попытки двух государств регулировать цены на нефть. Если обе страны откажутся от сотрудничества в нефтяной сфере, российско-американская политическая повестка дня много потеряет, но Москва и Вашингтон упускают из виду ряд важных моментов, и прежде всего проблему ядерной энергетики.

На сегодняшний день всему миру, включая и Соединенные Штаты, нужна жизнеспособная ядерная энергетика, однако российские ядерные ресурсы не используются, а талантливые специалисты сидят без работы.

Россия. США > Нефть, газ, уголь. Электроэнергетика > globalaffairs.ru, 16 мая 2003 > № 2906358 Дэвид Виктор, Надежда Виктор