Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Ядерный дрейф Украины

© "Россия в глобальной политике". № 2, Март - Апрель 2004

Ю.В. Дубинин – Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ, заместитель министра иностранных дел РФ в 1994–1999 годах.

Резюме Как заставить государство отказаться от ядерного статуса или от стремления его получить? Ведь собственная «бомба» – это символ особого военно-политического могущества и принадлежности к числу избранных. Опыт сложных переговоров с Украиной, которую все-таки убедили расстаться с арсеналом, доставшимся ей в наследство от СССР, может быть полезен тем, кто сегодня решает подобные проблемы с другими странами.

Кризис режима ядерного нераспространения в условиях нарастающей угрозы международного терроризма и очевидного стремления ряда государств обладать самым смертоносным оружием заставляет искать новые формы противодействия этому явлению. В начале 1990-х годов автору этих строк довелось участвовать в переговорах с целью убедить молодое украинское государство отказаться от ядерного статуса. Процесс «ядерного разоружения» Киева (арсенал, оставшийся на территории Украины, превышал ядерные арсеналы Великобритании, Франции и КНР, вместе взятые) затянулся на два года с лишним. Сегодня, когда в ядерный клуб стремятся войти новые страны, полезно возвратиться к событиям тех лет и проанализировать наш тогдашний опыт.

СУТЬ ПРОБЛЕМЫ

Незадолго до ликвидации Советского Союза, 31 августа 1991 года, СССР и США подписали первый в истории Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ). Ратифицировать его не успели, а распад Союза привел к появлению новых государств, на территории которых осталось ядерное оружие (ЯО) бывшего СССР, – Белоруссии, Казахстана, России и Украины. Процесс сокращения стратегических наступательных вооружений, таким образом, застопорился. Подписанный Россией и США в начале 1993-го Договор СНВ-2 стал заложником ратификации Договора СНВ-1. К тому же на весну 1995-го была намечена конференция по продлению действия Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), стоял вопрос о присоединении к нему новых независимых государств.

Белоруссия и Казахстан не заявляли претензий на ядерный статус. От Украины поначалу тоже не ожидали сюрпризов. В Декларации Верховного Совета Украинской ССР от 16 июля 1990 года о государственном суверенитете Киев «торжественно» заявил о намерении «стать в будущем постоянно нейтральным государством, которое не принимает участия в военных блоках и придерживается трех неядерных принципов: не принимать, не производить и не приобретать ядерного оружия». Безъядерный статус был подтвержден и в документах Верховного Совета уже независимой Украины.

30 декабря 1991 года в Минске руководители государств СНГ договорились, что «решение о необходимости применения ядерного оружия принимается Президентом Российской Федерации по согласованию с главами Республики Беларусь, Республики Казахстан, Украины, в консультациях с главами других государств – участников Содружества». Ядерное оружие, размещенное на территории Украины, должно было до полного уничтожения «находиться под контролем объединенного командования Стратегических сил с целью его неиспользования и разукомплектования». Срок разукомплектования – конец 1994-го, в том числе тактического ядерного оружия – до 1 июля 1992 года.

18 апреля 1992-го президенты России и Украины подписали Соглашение о порядке перемещения ядерных боеприпасов с территории Украины на центральные предзаводские базы Российской Федерации для разукомплектования и уничтожения. В мае все тактическое ядерное оружие было вывезено с украинской территории.

Наконец, в 1992 году Киев поставил вопрос о признании Украины, Казахстана и Белоруссии в качестве сторон Договора о сокращении СНВ путем достижения договоренности с участием США. И Вашингтон, и Москва поддержали это предложение. В письме президенту США Джорджу Бушу-старшему от 7 мая его украинский коллега Леонид Кравчук гарантировал ликвидацию всех ядерных, в том числе стратегических, наступательных вооружений, находящихся на территории Украины, «в течение семилетнего периода времени, как это предусмотрено Договором о сокращении СНВ, а также в контексте Заявления о безъядерном статусе Украины».

23 мая 1992 года пять государств – Россия, США, Украина, Казахстан и Белоруссия – подписали Лисабонский протокол, согласно которому Украина, Казахстан и Белоруссия наряду с Россией и США становились участниками Договора о сокращении СНВ. Статья 5 этого протокола фиксировала обязательства Украины, Белоруссии и Казахстана присоединиться «в возможно короткие сроки к Договору о нераспространении ядерного оружия в качестве государств-участников, не обладающих ядерным оружием…».

В Лисабонском протоколе была предусмотрена необходимость ратификации Договора о сокращении СНВ вместе с самим протоколом всеми пятью участниками. России, Украине, Казахстану и Белоруссии надлежало произвести обмен ратификационными грамотами с США, причем этот договор вступал в силу в день последнего обмена. От Украины, Казахстана и Белоруссии требовалось также присоединение к ДНЯО.

Белоруссия и Казахстан выполнили свои обязательства. Сенат США дал согласие на ратификацию Договора о сокращении СНВ в октябре 1992-го. 4 ноября 1992 года он был ратифицирован Верховным Советом Российской Федерации.

Что же касается Украины, то ее позиция начала вызывать настороженность.

Вскоре после провозглашения страной независимости там стала набирать силу тенденция к изменению принципов внешней политики и отношения к ЯО. Началось с того, что Киев отказался практически от всех договоренностей в рамках СНГ, касавшихся общего военно-стратегического пространства. В состав Стратегических сил СНГ не была включена ни одна из дислоцированных на украинской территории частей, располагавших стратегическим ядерным оружием.

Более того, в апреле 1992 года Украина включила размещенные на ее территории Стратегические силы в состав украинской армии. Обслуживание ядерных боезарядов представляет собой комплекс сложных и деликатных операций. Самые ответственные из них, особенно если речь идет о боеприпасах в аварийном состоянии, и вовсе могут осуществляться только на заводе – изготовителе боезаряда. Техническим обеспечением боезарядов руководили из единого центра – одного из главных управлений Министерства обороны Советского Союза, а затем России. Но чем дальше шел процесс переподчинения Украине расположенных на ее территории Стратегических сил и приведения к украинской присяге их личного состава, тем больше путаницы возникало с обслуживанием ядерного оружия. Шаг за шагом размывались критерии физического доступа к боезарядам.

11 декабря 1992 года МИД Украины разослал всем посольствам, аккредитованным в Киеве, меморандум по вопросам ядерной политики. Украинская сторона поставила вопрос о «праве собственности на все компоненты ядерных боеголовок… дислоцированных на ее территории». Между тем в ДНЯО говорится о «ядерном оружии» или «других ядерных взрывных устройствах», обладание которыми является признаком принадлежности государства к ядерному клубу. Избежав употребления в меморандуме этих терминов, украинская дипломатия как бы предупредила возможные упреки в стремлении обладать ядерным оружием, хотя в действительности «все компоненты ядерных боеголовок» как раз и составляют «взрывное устройство».

ЯДЕРНЫЙ СОБЛАЗН

Ядерная тема стала центральной в ходе встречи президентов России и Украины в Москве 15 января 1993 года. Президент Ельцин заявил о готовности до ратификации Украиной Договора СНВ-1 и ее присоединения к ДНЯО предоставить Киеву гарантии безопасности, которые вступили бы в силу после того, как Украина стала бы участницей этих договоров.

Президенты поручили правительствам обеих стран незамедлительно начать переговоры по урегулированию сложных вопросов, связанных с реализацией Договора СНВ-1, в том числе с условиями разукомплектования, транспортировки и уничтожения размещенных на Украине ядерных боезарядов. В повестке дня стояли также вопросы переработки ядерных компонентов в целях использования их в качестве топлива для украинских АЭС.

Российскую делегацию поручили возглавить мне, украинскую – Юрию Костенко, министру охраны окружающей среды и руководителю специальной рабочей группы Верховного Совета Украины по подготовке к ратификации Договора СНВ-1. Будучи одним из лидеров националистической партии Рух, он еще до нашей встречи успел заявить, что переговоры могут продолжаться и двадцать, и тридцать лет. Нам же было очевидно, что столь важный для стратегической стабильности вопрос необходимо решить в кратчайшие сроки. Желая предотвратить затяжку переговоров, тем более превращение их в торг, мы определили, какой итог переговоров максимально устроит российскую сторону и одновременно полностью удовлетворит все законные интересы Украины. Следовало договориться о том, что:

– все ядерные боезаряды стратегического ядерного оружия, находящегося на территории Украины, вывозятся в Россию, где утилизируются;

– Украина получает мирный дивиденд в виде топлива для своих атомных электростанций в количестве, эквивалентном количеству расщепляющихся материалов, извлеченных из вывезенных с ее территории ядерных боезарядов.

Переговоры начались 26 января в санатории Министерства обороны «Ирпень» под Киевом. Во вступительном слове Костенко неожиданно заявляет о «праве собственности» Украины на «ядерные боезаряды». Уже не слышно замысловатых формулировок вроде той, что была употреблена в меморандуме МИДа (право собственности на все компоненты ядерных боеголовок). Говорится и о том, что «Украина не определилась, где именно будут проводиться разукомплектование ядерных боезарядов и переработка оружейного урана и плутония».

Провозглашение права собственности на ядерное оружие, находящееся на территории Украины, – это уже претензия на статус ядерной державы. В ответном слове я указываю, что прозвучавшее заявление означает изменение позиции в отношении ЯО, отступление от обязательств, зафиксированных в государственных актах Украины, в международных документах, подписанных ею и в рамках СНГ, и в Лисабоне. Разумеется, Украине, как государству суверенному и независимому, самой решать, какой политике следовать. Но Россия, являясь ядерным государством – участником ДНЯО, не имеет права передавать кому бы то ни было ядерное оружие или контроль над ним, содействовать неядерным странам в производстве или приобретении ЯО, поощрять или склонять их к обладанию этим оружием. Украина ранее провозгласила намерение стать неядерным государством, и мы не можем быть причастны к изменению этого статуса. Вопрос же о том, куда предполагается вывозить ядерные боезаряды для разукомплектования и утилизации, решен еще в связи с ликвидацией тактического оружия на основе соглашения, подписанного президентами двух стран. Так что и здесь украинское правительство становится на путь пересмотра своих обязательств.

Я подчеркнул позитивный характер нашей программы. Разъяснил, каким путем российская сторона собирается компенсировать Украине отказ от ядерного оружия. Мы готовы, отметил я, незамедлительно разработать порядок обеспечения экологической безопасности ядерных боезарядов на территории Украины на весь период до вывоза оружия в Россию.

Украинские коллеги чувствуют себя неуютно. Просят не предавать гласности их заявление, но продолжают стоять на своем. Мы пытаемся на ходу сориентироваться и понять: провозглашение права собственности на ядерное оружие – это попытка Украины обеспечить себе ядерный статус или тактический ход с целью добиться наибольших выгод от отказа от ЯО?

Разбиваемся на рабочие группы. Одна – по вопросам, относящимся к ведению министерств обороны, – должна решить вопрос о графике вывоза ядерного оружия с территории Украины. Задача другой (там тон задают специалисты по атомной энергетике) состоит в том, чтобы определить размер мирного дивиденда для Украины. Наконец, специалисты по оборонным отраслям промышленности занялись подготовкой проекта соглашения об осуществлении гарантийного и авторского надзора за эксплуатацией стратегических ракетных комплексов Стратегических сил. В Советском Союзе часть ракет выпускалась в России, часть – в Украине. В результате после распада СССР в России оказались ракеты украинского производства, в Украине – российского. Поддержание их в технически исправном состоянии – дело тех заводов, откуда они родом.

Военную группу с украинской стороны представляет замминистра обороны Иван Бижан. Предложения по графику вывоза ядерных боезарядов с территории Украины мы представляем в письменном виде. Украинским коллегам они не нравятся, но собственного проекта у них нет. Звучат витиеватые заявления, из которых невозможно понять, намеревается ли Киев вообще выполнять обязательства по ликвидации всего ЯО.

– Иван Васильевич, – говорю я, зачитав уже упоминавшееся письмо президента Кравчука Джорджу Бушу-cтаршему от 7 мая. – Здесь написано о ликвидации всего, именно всего ядерного оружия, находящегося на территории Украины. Собирается ли Украина выполнить то, что обещал ее президент?

Бижан вновь пускается в рассуждения общего характера. Еще и нас упрекает: мол, стоит ли так много говорить об одном и том же?

Я предлагаю оставить пререкания и сделать перерыв, после которого украинская сторона представила бы нам письменное изложение своей позиции, «чтобы не было кривотолков».

– Это быстро не сделать, – отвечает Бижан.

– Сколько потребуется времени?

– До утра.

– Хорошо, давайте завтрашнее утро начнем с обсуждения украинской формулировки.

Но утром Юрий Костенко заявляет, что для подготовки требуется, как минимум, несколько дней.

У специалистов по атомной энергетике обстановка иная. Украинские коллеги откровенно говорят, что не хотели бы просчитаться: мол, в Киеве у них недостаточно данных, чтобы выбрать наилучший из всех возможных вариантов получения мирного дивиденда. Это можно понять. Первый замминистра России по атомной энергии Виталий Коновалов старается ответить на все вопросы, но украинцы просят всё новых уточнений.

Между тем практически готов проект Соглашения о порядке осуществления гарантийного и авторского надзора за эксплуатацией стратегических ракетных комплексов Стратегических сил, расположенных как в России, так и на территории Украины. Мы договариваемся представить этот проект лидерам обеих стран с предложением подписать его на уровне глав правительств незамедлительно и без связи с другими вопросами.

По поводу обслуживания ядерных боезарядов также передаем свой проект соглашения, суть которого проста: российская сторона продолжает нести ответственность за всю специальную деятельность с боезарядами, украинская – создает российским специалистам необходимые для этого условия и обеспечивает внешнюю безопасность объектов и их функционирование. Но у украинцев есть свой проект, предусматривающий признание Россией права собственности Украины на ЯО. Однако после дискуссии на пленарном заседании партнеры снимают этот проект с обсуждения. При этом работать по нашему документу они не хотят и говорят, что надо подумать.

Эскалация ядерных амбиций Киева становится все более очевидной. Чувствуется, что Костенко не осознаёт международной значимости этого вопроса-гиганта. Украина так тверда, заявляет он мне, что готова противостоять кому угодно. Вот и американцы пробовали оказывать давление, но мы поставили их на место…

16 февраля, как было условлено, в Москву прилетели украинские эксперты по атомной энергетике. В соответствии с договоренностью, достигнутой в «Ирпене», мы передали им все материалы, касающиеся ядерных боезарядов и элементов ракетных комплексов Cтратегических ядерных сил, дислоцированных в Украине, а также переработки ядерных компонентов. Они попросили дать им время на изучение этих документов в Киеве.

24 февраля в Москве проходит заседание рабочей группы военных представителей. Мы ждем обещанного изложения в письменном виде позиции Киева относительно ликвидации украинских стратегических наступательных вооружений и сроков ее осуществления, но гости отказываются даже обсуждать эту тему. Звоню Костенко.

– Что происходит?

– МИД Украины считает, что по этому вопросу разговоры вести не следует. Ничего поделать не могу.

В довершение ко всему Киев отказывается подписать Cоглашение об авторском и гарантийном обслуживании ракетных комплексов, о котором мы договорились в «Ирпене».

В ходе второго тура переговоров под Москвой мы настаиваем на заключении четкой договоренности по обеспечению безопасности ЯО. В ответ опять слышим: пусть Россия признает право собственности Украины на ядерные боезаряды. Однако вопрос ядерной безопасности настолько важен для нас, что, столкнувшись с нежеланием договориться по комплексному соглашению, мы предлагаем ряд конкретных мероприятий. Следует снять до 1 августа 1993 года полетные задания со всех средств доставки ядерного оружия на территории Украины; вывезти на центральные предзаводские базы России до 1 августа 1994-го головные части межконтинентальных баллистических ракет и их боевые блоки с целью последующего разукомплектования; перевести в пониженную степень боевой готовности и вывезти на центральные предзаводские базы России до 1 августа 1993 года ядерные боеприпасы крылатых ракет большей дальности для тяжелых бомбардировщиков с целью их последующей ликвидации.

Ответа нет. А письменных формулировок, о которых мы вроде бы договорились ранее, нам больше даже не обещают. Один из моих партнеров в доверительной беседе говорит: Кравчук, конечно, президент Украины. Но не думайте, что он в состоянии добиться всего, чего хочет, выполнить все, под чем подписался. Времена, мол, на Украине меняются…

В результате – лишь один конкретный результат: еще раз договорились подписать соглашение о техническом обслуживании ракетных комплексов и вновь условились передать это соглашение на подпись главам правительств.

«ВПОЛЗАНИЕ В ЯДЕРНЫЙ СТАТУС»

10 марта в Верховном Совете Украины состоялись первые публичные слушания специальной рабочей группы, которой руководил Юрий Костенко. Он отметил, что «в Украине не осталось ни одной серьезной политической группировки, которая безоговорочно выступала бы за ратификацию Договора СНВ-1 и присоединение к ДНЯО». Последовало заявление, что Декларация о государственном суверенитете Украины была не обязательством, а лишь уведомлением о «перспективных» намерениях в отношении проблемы ядерного оружия. В качестве условия ратификации документов выдвигается гарантированное получение Украиной всех прав субъекта международного права и международных отношений в качестве ядерного государства.

В конце августа ВС Украины в закрытом режиме рассмотрел проект военной доктрины. В ходе обсуждения стало ясно: сопротивление Украины в вопросе о ликвидации всего ядерного оружия исходит теперь от высших эшелонов государственной власти. Затем последовало заявление 162 депутатов (это больше трети Верховного Совета), в котором Украина прямо называлась ядерной державой. Среди подписавшихся был и мой визави по переговорам.

Новый сюрприз ждал нас 2 июля, когда Верховный Совет принял документ «Основные направления внешней политики Украины». «Ввиду кардинальных изменений, которые произошли после распада СССР и определили современное геополитическое положение Украины, – говорилось в этом документе, – провозглашенное ею в свое время намерение стать в будущем нейтральным и внеблоковым государством должно быть адаптировано к новым условиям и не может считаться препятствием ее полномасштабного участия в общеевропейских структурах безопасности». Украина провозглашалась «собственницей ядерного оружия».

Приказом от 3 июля украинское Министерство обороны включило ядерные арсеналы на территории Украины в состав 43-й ракетной армии. Личный состав ядерно-технических частей должен был принять украинскую присягу. Еще в мае 1992 года к украинской присяге был приведен личный состав двух ядерно-технических частей 46-й воздушной армии. А поскольку присягу принял и летный состав стратегических бомбардировщиков, Украина, как писал начальник Генерального штаба Вооруженных сил России Михаил Колесников, приобретала «принципиальную возможность применения ядерного оружия».

30 июля председатель постоянной Комиссии Верховного Совета Украины по иностранным делам Дмитро Павлычко утверждает: Украина должна сохранить «неполный ядерный статус». «46 ракет с твердым топливом (речь идет о самых современных ракетах СС-24. – Ю.Д.), – уточняет он, – должны оставаться в Украине до тех пор, пока в 1995 году не будет пересмотрен Договор о нераспространении ядерного оружия». По оценке генерала Колесникова, все эти действия выстраивались в стройную схему «медленного вползания в ядерный статус».

5 августа российское правительство заявило, что предпринимаемые Киевом шаги «ведут к весьма серьезным последствиям для международной стабильности и безопасности… Создается опасный прецедент, которым могут воспользоваться страны, стоящие на пороге обладания ядерным оружием».

В августе я отправился в Киев для продолжения переговоров. Со мной полетел министр по атомной энергии Виктор Михайлов. К концу второго дня решены все вопросы кроме одного – сроков вывода. Мы договорились о ликвидации всех ядерных боезарядов, дислоцированных на Украине, об их утилизации в России, а также о порядке расчетов по всем операциям. Мирный дивиденд Украина должна была получить за счет поставок тепловыделяющих сборок для атомных электростанций. Затраты России на эти поставки предполагалось компенсировать продажей части урана, извлеченного из выведенных ядерных боезарядов. О праве собственности Украины на ядерное оружие речь больше не шла.

Договоренности сформулировали в проектах трех документов: это «Соглашение об утилизации ядерных боезарядов», «Основные принципы утилизации ядерных боезарядов стратегических сил, дислоцированных на Украине», «Соглашение о порядке осуществления гарантийного авторского надзора за эксплуатацией стратегических ракетных комплексов Стратегических сил, расположенных на территории России и Украины».

Это был очень важный прорыв на фоне всплеска обеспокоенности, которую мировое сообщество испытывало по поводу украинского ядерного оружия и ратификации Договора СНВ-1. Ранее, в начале июля, на встрече «большой семерки» в Токио президенты Ельцин и Клинтон договорились перевести переговоры о ратификации Договора СНВ-1 в трехсторонний формат: Россия – США – Украина. Первая рабочая встреча в данных рамках должна была состояться в Лондоне сразу после двусторонних переговоров в Киеве, где мы, однако, решили практически все вопросы. Меня срочно включили в команду, вылетавшую в Лондон на те самые трехсторонние переговоры. Ее возглавлял заместитель министра иностранных дел Георгий Мамедов. США представлял первый заместитель госсекретаря Строуб Тэлботт.

Проекты соглашений, которые я привез в Лондон, развязывали все основные узлы острейшей мировой проблемы. Казалось бы, это должно было вызвать у американского представителя если не радость, то хотя бы удовлетворение. Не тут-то было. Реакция Тэлботта на сообщенные нами хорошие новости свелась к просьбе обсудить наши проекты документов с американскими экспертами. Последние вели себя более непосредственно и не скрывали: они и предположить не могли, что мы сможем договориться с украинцами без посредничества США. Коллеги поздравили нас и заметили, что обсуждать в трехстороннем формате в Лондоне уже нечего. Возможно, это и было причиной разочарования Тэлботта.

На встрече в Массандре 3 сентября президенты России и Украины быстро договорились одобрить все три проекта соглашений, которые предстояло подписать премьерам Черномырдину и Кучме. Был также решен последний остававшийся открытым вопрос: срок вывоза с территории Украины стратегического ЯО. Это оружие – разумеется, всё, как и было записано в проектах соглашений, – надлежало вывезти не позднее чем в течение 24 месяцев после ратификации Украиной Договора СНВ-1. Вопрос имел столь принципиальное значение, что эту договоренность постановили оформить специальным протоколом, не подлежавшим публикации. Момент истины приближался. Очевидно, именно поэтому глубокие разногласия, существовавшие в Украине по вопросу о ядерном оружии, вырвались наружу. Министр обороны Константин Морозов на пленарном заседании раскритиковал достигнутые договоренности, выступив против собственного президента. И хотя Кравчук с ним не согласился, при подготовке итоговых документов с украинской стороны было сделано все возможное, чтобы извратить суть договоренностей. По накалу дипломатическая схватка напоминала рукопашный бой. Но изменить что-либо в проектах трех соглашений украинским коллегам не удалось. Протокол о вывозе всех ядерных боезарядов получился кратким и четким. Собственно, переговоры больше вести было не о чем.

Дальнейшие события развивались следующим образом. 21 сентября было опубликовано официальное сообщение МИДа России, извещавшее о том, что «газета “Киевские ведомости” 9 сентября 1993 года опубликовала фотокопию “Протокола о вывозе всех ядерных боезарядов Стратегических ядерных сил, дислоцированных в Украине, в Российскую Федерацию”». В сообщении также подробно говорилось о сути договоренностей, достигнутых сторонами в ходе состоявшихся переговоров в Массандре.

«Однако, – указывалось в официальном сообщении, – советник Президента Украины А.Д. Бутейко, воспользовавшись тем, что документы оказались в его руках, внес от руки два корректива в текст, что полностью изменило содержание договоренности. Эти коррективы хорошо читаются на опубликованной в Киеве копии: вычеркнуто слово “все” и после слов “Стратегических ядерных сил” вставлены слова “подпадающих под договор”. По сути, эти изменения означают, что Украина, то есть в данном случае определенная часть аппарата правительства, стремится, вопреки взятым Украиной на себя международным обязательствам, оставить за Украиной часть ядерного оружия.

Несмотря на протест с Российской Стороны на высоком уровне, представители Украины отказались восстановить прежний текст. В связи с такими, мягко говоря, необычными для дипломатической практики действиями Украинской Стороны, Российская Сторона официально аннулировала этот Протокол, о чем немедленно были уведомлены представители Украины.

Таким образом, юридически “Протокол о вывозе всех ядерных боезарядов Стратегических ядерных сил, дислоцированных в Украине, в Российскую Федерацию” как документ не существует, что, разумеется, никак не затрагивает сути договоренностей, достигнутых между Россией и Украиной на уровне глав государств и правительств».

А в середине ноября разразился открытый кризис. В ходе голосования в Верховном Совете Украины за предложение Леонида Кравчука ратифицировать пакет из необходимых документов было подано менее 170 голосов, в то время как требовалось 221. Правда, 18 ноября ВС принял постановление «О ратификации Договора между СССР и США о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений, подписанного в Москве 31 июля 1991 г., и протокола к нему, подписанного в Лисабоне от имени Украины 23 мая 1992 г.».

Однако правительство России справедливо охарактеризовало это постановление как «надругательство над важными международными документами, базовые положения которых были фактически перечеркнуты украинскими законодателями». Дело в том, что Верховный Совет сформулировал длинный ряд оговорок: он провозгласил государственную собственность Украины на ядерное оружие; отклонил статью 5 Лисабонского протокола, где содержалось обязательство Украины присоединиться к ДНЯО. ВС также декларировал намерение ликвидировать не все ядерное оружие на украинской территории, а лишь 36 % ракетоносителей и 42 % ядерных боезарядов, оставив остальной ракетно-ядерный арсенал за Украиной, и т. д.

Фактически был создан новый, удобный для определенных политических сил в Киеве документ, не имевший с Договором СНВ-1 ничего общего. На этом основании правительство России заявило, что решение Верховного Совета Украины в отношении Договора СНВ-1 не может быть признано. Об этом же заявил и Вашингтон.

Неприсоединение к ДНЯО президент Кравчук назвал «крупнейшей политической ошибкой» Верховного Совета, который «нанес колоссальный удар по авторитету Украины, по ее международному престижу». Как признавал глава государства, «мы были на грани экономической блокады и международной изоляции».

Способна ли Украина действительно стать ядерной державой? Теоретически да. Страна располагает необходимым научным и техническим потенциалом. Между тем такой авторитет в этой области, как министр Михайлов, написал в 1994 году: «Чтобы Украине стать ядерной державой, нужно много и много десятков лет. И средств, которых у нее нет… Освоить можно все. Но чего это будет стоить!.. На создание нашего (советского. – Ю.Д.) ядерного комплекса работала вся страна... Нужны соответствующая научная база, производственная квалификация специалистов, инфраструктура».

А вот что сказал Леонид Кравчук в телеинтервью в связи с решением Верховного Совета: «Я задавал оппонентам вопрос: против кого нацелено наше оружие? Если поставить задачу перекодирования ракет, то нужно выбрать объект, на который они будут направлены. К примеру, мы определим объект. А какова будет реакция, если на нас никто ничего не направил, поскольку коды остались еще от бывшего СССР, а мы определим себе “врага” и направим на него свои ракеты? Какова будет реакция в мире и отношение к Украине?»

ФИНИШНЫЙ РЫВОК

Несмотря на неблагоприятное развитие событий в Киеве, Россия стремилась помочь Украине выйти на решения, отвечающие интересам всего мира. 14 января 1994 года в Москве были подписаны трехсторонние договоренности президентов России, США и Украины. В Приложении излагались ключевые обязательства Украины по выполнению в полном объеме взятых ею на себя обязательств в отношении всего ЯО, находящегося на украинской территории, содержались положения о получении Киевом мирного дивиденда в виде тепловыделяющих сборок для атомных электростанций. Оговаривалось также предоставление Украине гарантий безопасности со стороны России и США, как только Договор СНВ-1 вступит в силу и Украина станет государством – участником ДНЯО, не обладающим ядерным оружием. США предоставляли России 60 млн долларов в качестве предоплаты по расходам на разукомплектование стратегических боезарядов, а также изготовление тепловыделяющих сборок. Эти суммы должны были вычитаться из полагающихся России платежей в рамках российско-американского контракта по высокообогащенному урану.

4 февраля 1994 года ВС Украины постановил снять оговорки к статье 5 Лисабонского протокола, что открывало возможность присоединения к ДНЯО. Правительству поручалось осуществить обмен грамотами о ратификации Договора СНВ-1 и активизировать работу по заключению межгосударственных соглашений, направленных на выполнение Постановления Верховного Совета от 18 ноября 1993-го. 10 мая 1994 года руководители правительств России и Украины подписали Соглашение по реализации трехсторонних договоренностей президентов России, США и Украины.

Закон о присоединении Украины к Договору о нераспространении ядерного оружия был принят Верховным Советом 16 ноября 1994 года. Президент Кучма произнес яркую речь, отметив, что для создания замкнутого цикла производства ядерных боезарядов понадобилось бы за десять лет вложить по меньшей мере 160–200 млрд долларов. «Кто из приверженцев ядерных игр, – спросил он, – встанет и скажет, кому нужно продать, заложить все имущество Украины, чтобы взамен осчастливить ее собственным ядерным арсеналом?»

Но в тексте закона снова содержался ряд оговорок. Согласно одной из них, Украина объявлялась «собственницей ядерного оружия, которое она унаследовала от бывшего СССР». Возвращение к этой, казалось, давно снятой претензии вновь вернуло в повестку дня вопрос о том, в каком статусе Украина намерена присоединиться к ДНЯО: как неядерное государство, к чему ее обязывали принятые международные обязательства, или же в качестве новой ядерной державы? Впрочем, быть собственником ядерного оружия – значит быть ядерной державой. Признание международным сообществом присоединения Украины к ДНЯО на таких условиях означало бы признание за ней ядерного статуса.

Уже 17 ноября последовало заявление российского МИДа: Москва с удовлетворением восприняла известие о принятом Верховным Советом Украины законе о присоединении к ДНЯО. В то же время в заявлении отмечалось: «…Остается неясным вопрос, в качестве какого государства – ядерного или не обладающего таким оружием – намерена присоединиться Украина к ДНЯО... В данный момент завершается разработка депозитариями ДНЯО документа о гарантиях безопасности Украине, которые имеется в виду предоставить ей как государству, не обладающему ядерным оружием. Вполне понятно значение, которое имело бы внесение ясности в эти вопросы».

Определенности требовала не только Россия, но и все международное сообщество. Ситуация особенно обострилась во время Будапештского саммита СБСЕ, в ходе которого должна была пройти церемония сдачи Украиной грамоты о присоединении к ДНЯО и подписания Россией, США, Великобританией и Украиной меморандума о гарантиях безопасности Киеву. Украина оказалась перед выбором: либо официально заявить о своем неядерном статусе – и тогда получить гарантии безопасности, либо снова вернуться за стол переговоров со всем комплексом проблем. 5 декабря, после продолжавшихся всю ночь напряженных переговоров с участием США, Украина представила ноту Министерства иностранных дел о присоединении к ДНЯО в качестве государства, не обладающего ядерным оружием. «Когда президент Украины Леонид Кучма передал из рук в руки Борису Ельцину, Биллу Клинтону и Джону Мейджору документ о присоединении его страны к Договору о нераспространении ядерного оружия, зал, где проходила Будапештская встреча СБСЕ, вздохнул облегченно», – так написала на следующий день газета «Известия».

С марта 1994 по июнь 1996 года с территории Украины было вывезено для разборки на российских предприятиях около 2 тысяч ядерных боеприпасов стратегических комплексов. С учетом тактического оружия на российскую территорию всего было перемещено около 5 тысяч ядерных боезарядов, на что потребовалось около 100 железнодорожных эшелонов. Договор СНВ-1 и Лисабонский протокол были полностью выполнены. А эпопея, связанная с отказом Украины от ядерного статуса, еще может послужить положительным примером. Ведь в результате многотрудных переговоров их участники пришли к решениям, которые приветствовало все мировое сообщество.

Россия. Украина > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 7 апреля 2004 > № 2899036 Юрий Дубинин

Президент Грузии М.Саакашвили прибывает 6 апр. в Бельгию с официальным 2-дневным визитом. В рамках визита запланированы его встречи с генсеком НАТО, верховным представителем ЕС по вопросам единой политики безопасности Хавьером Соланой, президентом Еврокомиссии Романо Проди. Президент Грузии выступит с речью на заседании Комитета глав МИД Европарламента и в Институте международных отношений Бельгии. Бельгия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > www.belgacom.be, 6 апреля 2004 > № 23496

Минфинансов и экономики Армении Вардан Хачатрян и посол Германии в Армении Ханс Вульф Бартельс подписали соглашение о предоставлении правительством Германии кредита в 4,7 млн. евро на техническое переоснащение подстанции «Алаверди-2». Как сообщили в пресс-службе минфина Армении, кредит предоставлен сроком на 12 лет с двухлетним льготным периодом по ставке 5% годовых. Подстанция «Алаверди-2» является основным источником предоставления электроэнергии в промышленном поясе на севере Армении. В результате технического переоснащения станции повысится уровень качественного и бесперебойного энергоснабжения экономически важного региона Армении. Кроме того, станет возможным осуществлять экспорт электроэнергии вначале в Грузию, а в дальнейшем и в страны СНГ. Армения > Электроэнергетика > ria.ru, 6 апреля 2004 > № 7540

Самарская обл. России и пров. Хэнань КНР планируют подписание программы сотрудничества на 2004-06гг. Об этом сообщил губернатор Самарской обл. Константин Титов, прибывший в понедельник в Китай по приглашению Хэнаньского правительства. Самарская обл. и китайская провинция Хэнань, которые в 1997г. установили партнерские связи, намерены расширить сферы торгово-экономического, научно-технического и культурного сотрудничества, сообщил Титов. По словам губернатора, он намерен предложить китайским партнерам среднемагистральный самолет АН-150 и другую высокотехнологичную продукцию. «Мы хотели бы, чтобы с российского рынка брали не только углеводородное сырье, удобрения, лес и металлы, но и высокотехнологичную продукцию», – сказал Титов в интервью журналистам. По его словам, китайская сторона проявляет интерес к строительству гостиничного хозяйства в этом российском регионе. Он также подчеркнул, что Самара «готова к созданию совместных предприятий (СП) с китайскими партнерами по многим направлениям». Пока в области действуют только два СП в области автомобилестроения с китайским участием, добавил он.В рамках визита в Китай, сообщил Титов, делегация области намерена также ознакомиться с практикой функционирования Свободной экономической зоны Шэньчжэнь, куда делегация отправится после завершения переговоров в административном центре Хэнани – г.Чжэньчжоу. Помимо программы сотрудничества в рамках визита планируется подписать соглашение между администрацией г.Кинель Самарской обл. и правительством г.Сюйчан пров. Хэнань о торгово-экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве, а также меморандум между руководящими органами российского и китайского регионов о совместной деятельности в сфере туризма, в рамках которого предполагается создание на территории Самарской обл. совместной турфирмы. Планируется также обсудить вопросы сотрудничества между университетами, возможность создания на взаимной основе в регионах торговых домов. Китайская сторона предлагает также обсудить вопрос о строительстве в российском регионе завода по производству фарфоровых изделий. В последнее время заметно вырос взаимный интерес российских и китайских регионов к взаимному сотрудничеству.

В конце марта Республика Саха (Якутия) провела в Пекине презентацию и серию деловых переговоров о возможностях сотрудничества республики с Китаем. В южно-китайской пров.Гуандун находится делегация Хабаровского края, которая в понедельник провела презентацию региона в этой китайской провинции, лидирующей в КНР по производству экспортных товаров и торговля которой с Россией превысила 1,5 млрд.долл. В середине апреля в Пекин планируется прибытие делегации правительства Москвы, а также делегации Ярославской обл., которая обсудит идею создания в области крупной базы по продвижению на Север России китайской продукции. Китай. Россия. ДФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 5 апреля 2004 > № 7673

Исполнилось 10 лет со дня установления статуса особого партнерства в торгово-экономических отношениях Канады и Украины. В связи с этим министр экономики и по вопросам европейской интеграции Украины М.Коростель обсудил с послом Канады в Украине Э.Робинсоном актуальные вопросы торгово-экономических отношений двух стран.Во время встречи участники обратили внимание на потребность активизировать работу обеих стран в рамках деятельности Межправительственной комиссии по вопросам экономического сотрудничества и определить повестку дня и сроки проведения ее следующего заседания. Было также договорено о содействии в осуществлении визита в Украину директора Канадского агентства международного развития Ж.-П. Метивье (должен состояться во II пол. апр. 2004г.), в ходе которого планируется заложить новые направления сотрудничества в области предоставления технической помощи.

В 2003г. товарооборот между Канадой и Украиной увеличился на 65,1% по сравнению с пред.г. и составил 142 млн.долл. Объем канадских инвестиций на 1 янв. 2004г. года в экономику Украины составил 80,054 млн.долл. В Украине зарегистрировано 171 предприятие с канадскими инвестициями. Канада. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gzt.ru, 3 апреля 2004 > № 18132

Отношения ЕС и России стали центральной темой в ходе встречи европейского комиссара по торговле Паскаля Лами и минвнешторговли и развития Финляндии Паулы Лехтомяки в финском МИД. Как сообщили в пресс-службе финского МИД, Лами оптимистично смотрит на процесс переговоров, касающихся Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕC, и надеется, что решение всех спорных вопросов будет найдено до 1 мая, когда произойдет расширение ЕС. Такого же мнения придерживается Лехтомяки. «Финляндия всегда стремилась к активному развитию отношений между ЕС и Россией. Это имеет для нас большое экономическое значение, так как если в отношениях России и Евросоюза разногласия, Финляндия страдает первой, поскольку Россия для нас очень важный торговый партнер», – заявила финский министр. По мнению Лами, в ходе подготовки ратификации Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕC решено уже 90% спорных вопросов. Остаются три основных вопроса о законодательстве, касающемся экспорта по демпинговым ценам, о требованиях контроля за продуктами питания и о транзите в Калининград. Большое значение для Финляндии имеют также переговоры о членстве России в ВТО. Комиссар Лами и министр Лехтомяки были едины во мнении о том, что процесс продвигается хорошо, и надежды на решение многих вопросов велики.«Мы хотели бы надеяться все же на более быстрый прогресс», – отметила Паула Лехтомяки. «Членство России в ВТО имеет для финской внешней торговли большое значение. Сейчас прогресс в переговорах дает основания для надежды», – подчеркнула она. Вопросы торговли России со странами Евросоюза обсуждались также в пятницу на семинаре Карельского союза в Хельсинки. Выступивший на нем представитель финского МИД Харри Хелениус отметил, что торговый оборот между Финляндией и Россией составляет 8 млрд. евро в год, в т.ч. экспорт 3,5 млрд. евро. По его данным, доля Финляндии в торговле России и ЕС составляет 7%, а в инвестициях ЕС в России пока только 0,1%. Хелениус отметил, что перспективными для финских инвестиций регионами являются, в первую очередь, Карелия, Мурманская обл. и Ленобласть. На семинаре было отмечено значение Финляндии в отношениях России и ЕС с точки зрения транзита людей и грузов. По данным финского МИД, 37% российского импорта проходит через Финляндию. Кроме того, ежегодно российско-финляндскую границу пересекают 6 млн. человек. Финляндия. Россия. СЗФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 2 апреля 2004 > № 7758

Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган обсудит с руководством Украины вопросы двустороннего сотрудничества. Как сообщили в пресс-службе МИД Украины, прибывший накануне с официальным визитом Эрдоган проведет переговоры «с глазу на глаз» и в расширенном составе с премьер-министром Украины Виктором Януковичем. По итогам встречи будет подписан ряд двухсторонних документов. Позже Эрдоган проведет переговоры с президентом Украины Леонидом Кучмой, председателем Верховной Рады (парламента) Украины Владимиром Литвином, мэром Киева Александром Омельченко. В ходе посещения Национального технического университета Украины глава правительства Турции будет удостоен звания почетного доктора. Вечером премьер-министры двух стран примут участие в работе украинско-турецкого бизнес-форума. Эрдоган вылетит в Симферополь (Крым), где обсудит развитие сотрудничества регионов с председателем Верховной Рады Крыма Борисом Дейчем и главой Совета министров автономии Сергеем Кунициным. В тот же день глава правительства Турции покинет Украину. Турция является одним из основных торговых партнеров Украины. В 2003г. товарооборот между двумя странами уменьшился на 12,2% до 1,2 млрд.долл., в основном за счет падения экспорта украинских товаров. В январе 2004г. объем импортно-экспортных операций вырос на 95% по сравнению с аналогичным периодом п.г. до 153 млн.долл. Турция. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 2 апреля 2004 > № 7741

Товарооборот между Дальневосточным федеральным округом РФ и Белоруссией за последние три года увеличился в два раза. Как сообщил руководитель отделения посольства Белоруссии в Дальневосточном федеральном округе Викентий Завадский, наиболее активно сотрудничают с республикой Хабаровский и Приморский края, Республика Саха (Якутия), Амурская область. В частности, в 2003г. в Хабаровский край поставлено техники и различных изделий более чем на 10 млн.долл. Импорт составил 230 тыс. долл. При этом, по словам дипломата, надо учитывать то, что реальная поставка товаров, в основном рыбы, из Хабаровского края и Дальнего Востока в целом значительно больше. В 2003г. из Москвы в Белоруссию импортировано свежемороженой рыбы, рыбопродукции и морепродуктов на 20,3 млн.долл. В основном это дальневосточная рыба, сказал Завадский. По его словам, между мэрией Москвы и МПС РФ имеется договоренность о льготном тарифе на перевозку рыбы с Дальнего Востока. Белоруссия заинтересована также в поставках дальневосточной сои. Пока это направление сотрудничества сдерживают высокие железнодорожные тарифы и малые объемы выращиваемой в регионе сои, поэтому республике приходится завозить ее основные объемы из стран Южной Америки, указал Завадский.Основу белорусского экспорта в Дальневосточный федеральный округ РФ составляют поставки грузовых автомобилей (МАЗы, БелАЗы, МоАЗы), тракторов (МТЗ), текстиля, обуви, молочной и другой продукции. Характерной особенностью экономического сотрудничества является то, что на Дальний Восток экспортируется тот ассортимент белорусских товаров, которые не производятся в данном регионе, подчеркнул Завадский. Белоруссия. Россия. ДФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 2 апреля 2004 > № 7563

По данным национальной службы статистики Армении, объем иностранных инвестиций в республику в 2003г. составил почти 230 млн.долл., увеличившись по сравнению с 2002 годом более чем на 5%. 40% общего объема инвестиций в экономику Армении в 2003г. в 92 млн.долл. приходится на российских инвесторов. Рост российских инвестиций по сравнению с 2002г. составил более 92%. Российский капитал инвестирован, в основном, в химическую промышленность, металлургию, производство медицинского оборудования, измерительных и оптических приборов и часов, в сферы оптовой торговли и связанную с вычислительной техники. Армения. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 1 апреля 2004 > № 7542

Американский финансист Джордж Сорос заявил о намерении продать акции российской компании «Связьинвест». «Я заинтересован в том, чтобы избавиться от этих акций», - сказал Сорос в среду на «круглом столе» в Верховной Раде Украины. Возглавляемому Джорджем Соросом кипрскому консорциуму Mustcom принадлежит блокирующий пакет акций ОАО «Связьинвест» (25% плюс одна акция). Основным акционером АО является государство (Российская Федерация). Уставный капитал ОАО «Связьинвест» превышает 19,5 млрд. рублей и состоит из 19 млрд. 518 млн. обыкновенных акций номиналом один рубль. В июле 1997г. Российский фонд федерального имущества и Государственный комитет РФ по управлению госимуществом в соответствии с постановлением правительства РФ выставили на аукцион пакет из 25% акций плюс одной акции «Связьинвеста». Пакет был продан консорциуму Mustcom за 1 млрд.долл. 875 млн. (при стартовой цене в 1 млрд. 180 млн.долл.). США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 31 марта 2004 > № 7730

Долгосрочные экономические отношения с Москвой Берлин рассматривает как интегральную часть стратегического партнерства на государственном и региональном уровнях. Об этом заявил в беседе статс-секретарь в министерстве экономики и труда ФРГ Альфред Такке, принимающий участие в работе конференции «День российской экономики в Германии», проходящей во Франкфурте-на-Майне. Для германской промышленности в настоящее время это означает 12 млрд. евро товарооборота, подчеркнул он. «Берлин видит прекрасные возможности для активизации процесса инвестиций в российскую экономику, если реформы, направленные на приватизацию и привлечение капиталовложений в Россию, будут продолжены,- сказал статс-секретарь. - Рыночная экономика набирает в России темп и приобретает все большее значение, как на внутреннем, так и внешних рынках». Он отметил, что Германия намерена расширять инвестиционные потоки как в традиционных отраслях, таких как телекоммуникации и энергетика, так и в сравнительно новых - авиастроении, биотехнологиях и др. Касаясь вопроса о расширении сотрудничества между Германией и Россией, Такке заявил: «И Москва, и Берлин вносят свой достойный вклад в дело обеспечения европейской энергетической безопасности». «По крайней мере, в ближайшие 4г. мы рассматриваем перспективы развития наших отношений с Россией как чрезвычайно позитивные», - указал он. Германия. Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 31 марта 2004 > № 7590

Бюджет союзного государства может быть принят в рабочем порядке, минуя заседание высшего госсовета Союза России и Белоруссии. Об этом сообщил госсекретарь союзного государства Павел Бородин в ходе интернет-пресс-конференции по случаю Дня единения народов России и Белоруссии. «Возможно, проект бюджета будет принят в рабочем порядке. Однако, есть небольшие разногласия, долги белорусской стороны. Но мы сейчас над этим работаем», - сказал Бородин. По словам Бородина, чтобы союзный бюджет, который сейчас составляет 2,6 млрд. рублей, был больше, необходимо принять законодательную базу. Он отметил, что фактически уже готов Конституционный акт, и на заседании высшего госсовета будет решаться вопрос о проведении референдума. Со своей стороны, депутат Парламентского собрания Союза России и Белоруссии Наталья Машерова отметила, что Союзному государству необходим парламент, который мог бы издавать законы прямого действия. «Даже проблема «Белтрансгаза» и «Газпрома» корнями уходит в то, что мы не может построить законодательную базу», - сказала она. Белоруссия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 31 марта 2004 > № 7567

Белоруссия и Азербайджан подписали межправительственное соглашение о свободной торговле. Подписи под документом поставили премьер-министр Белоруссии Сергей Сидорский и глава правительства Азербайджана Артур Раси-заде, который прибыл с официальным визитом накануне вечером. По словам белорусского премьера, подписание данного документа послужит активизацией торгово-экономических отношений двух стран. «Мы хотим, чтобы это соглашение начало действовать как можно раньше, и белорусские товары перемещались в свободном режиме без дополнительных пошлин и налогов», - сказал Сидорский. Он отметил также, что в настоящее время между двумя странами сложился незначительный объем товарооборота. Со своей стороны, Артур Раси-заде высказал надежду, что в ходе визита будут обсуждены проекты, которые придадут импульс белорусско-азербайджанским политическим, экономическим и культурным связям. Как сообщили в пресс-службе белорусского правительства, в среду были подписаны также соглашения о воздушном сообщении, о сотрудничестве в области геодезии, картографии, землеустройстве и земельном кадастре. Кроме того, подписан межведомственный протокол о сотрудничестве между МИД Белоруссии и Азербайджана. В рамках визита премьер-министра Азербайджана в Минске начала работу межправительственная белорусско-азербайджанская комиссия по торгово-экономическому сотрудничеству. Планируется, что на заседании комиссии будет подготовлена законодательная база для реализации конкретных проектов. Белоруссия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 31 марта 2004 > № 7565

По итогам 2003г. в Белоруссию поступило 1 306,5 млн. долл. иностранных инвестиций. Этот показатель охватывает все потоки поступающего в страну прямого, портфельного и прочего международного капитала. Как сообщили в посольстве Белоруссии в РФ, на долю прямых инвестиций приходится 52% привлеченных в республику средств. При этом из 674,5 млн.долл. инвестиций, поступивших в 2003г. (в 2,3 раза выше объемов 2002г.), 532,6 млн.долл., или около 80% принадлежит кредитам, полученным от зарубежных совладельцев совместных и иностранных организаций, работающих в Белоруссии. По данным минэкономики, прямых инвесторов привлекает, прежде всего, торговля и общественное питание. В эту сферу направлено 246,6 млн.долл., или 36,6% всего прямого капитала, в основном, в виде кредитов зарубежных совладельцев. Наибольшие объемы таких инвестиций поступили также в сферу связи - 116 млн.долл. (17,2%) и промышленную отрасль - 93,6 млн.долл. (14%). Основными странами-инвесторами прямого капитала являются Швейцария (53%), Россия (21,4%), Великобритания (8,8%), Германия (2,8%), Швеция и США (2,4%). Инвестиции из этих государств поступают главным образом в виде кредитных ресурсов. В числе прочих инвестиций в течение п.г. привлечено 631,3 млн.долл., что составляет 48% всего объема инвестиций и превышает показатели 2002г. на 49%. В их структуре наибольший удельный вес приходится на ссуды, займы, финансовый лизинг - 279,5 млн.долл. (44,3%), а также иностранные кредиты - 249,2 млн.долл. (39,5%). Торговые кредиты в общей структуре прочего капитала занимают 16,3% (102,6 млн.долл.). Прочие инвестиции в отчетном периоде предоставлялись в основном инвесторами из Австрии (17,5%), России (16,6), Великобритании (11,3), Германии (10), Нидерландов (6,5), США (5%). Основные сферы таких инвестиций - промышленность (37,2%), торговля и общественное питание (23,2), транспорт (9,7) и связь (8,8%). Белоруссия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 31 марта 2004 > № 7564

Католикос всех армян Гарегин Второй встретился с президентом российского «Внешторгбанка» Андреем Костиным. Создание объединенного банка будет способствовать решению экономических задач в Армении. Об этом заявил президент-председатель правления Внешторгбанка (ВТБ) России Андрей Костин на встрече. Как сообщили в канцелярии Первопрестольного святого Эчмиадзина, Католикос выразил удовлетворение уровнем развития экономических отношений Армении и России. «Это положительно скажется на отношениях государств и укрепит армяно-российскую дружбу», - отметил Гарегин II. 24 марта 2004г. в Ереване был подписан договор о покупке «Внешторгбанком» контрольного пакета - 70% акций «Армсбербанка». Армения. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 26 марта 2004 > № 7547

Аргентина заинтересована в расширении торгово-экономического сотрудничества с Россией, заявил секретарь по вопросам торговли и внешнеэкономических связей МИД Аргентины Мартин Редрадо. «Россия для Аргентины является важным экономическим партнером. Мы считаем, что для развития наших торгово-экономических отношений настали хорошие времена», – отметил дипломат. По словам Редрадо, «Аргентина значительно увеличила свои инвестиции в строительство предприятий в России по производству и переработке растительного масла, птицы, мяса».«Наша основная стратегическая цель во внешнеэкономической деятельности с Россией заключается в проведение активных переговоров с нашими потенциальными партнерами с последующей задачей выхода на российский рынок», – отметил секретарь по вопросам торговли и внешнеэкономических связей МИД Аргентины. Он также заявил, что «Аргентина оказывает и будет оказывать поддержку и содействие по вступлению России в ВТО». «Мы полагаем, что вступление России в ВТО позволит нам увеличить экспорт мясной продукции высокого качества в вашу страну», – добавил Мартин Редрадо. «Торговля предполагает движение в двух направлениях. Мы видим, что наши российские партнеры заинтересованы и готовы сотрудничать в таких сферах как нефтегазодобыча, железнодорожный транспорт, электроэнергетика, судостроение, сельское хозяйство, телекоммуникации», – отметил Редрадо. Он сообщил, что в начале апреля Аргентину посетит российская делегация, которая проверит соответствие санитарным нормам, имеющихся в Аргентине холодильников. В частности, она проинспектирует санитарное состояние 28 мясохладобоен, а также проведут аудит 37 новых холодильных складских помещений, которые аргентинская сторона намерена использовать для экспорта мяса в Россию.

«Идут переговоры по количеству поставок мяса в Россию. Мы надеемся, что уже в ближайшее время мы выйдем на конкретные цифры», – добавил Мартин Редрадо. Секретарь МИД Аргентины также сообщил, что в середине июня в Москве пройдет второй форум предпринимателей России и Аргентины. «Я думаю, что у наших предпринимателей будет прекрасная возможность обсудить конкретные проекты сотрудничества в различных сферах и тем самым способствовать увеличению товарооборота между нашими странами», – заключил Редрадо. В 1974-84гг. Аргентина являлась крупнейшим поставщиком мяса в СССР. Тогда 25% экспорта аргентинской мясной продукции направлялось в Россию. В 2003г. Аргентина поставила в Россию 44 тыс.т. мясной продукции на 45 млн.долл. Аргентина. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 26 марта 2004 > № 7529

Сбербанк России и банки, входящие в группу Fortis Bank (Fortis Bank N.V. (Бельгия), Fortis Bank (Nederland) N.V. и Fortis Banque France S.A.) подписали соглашение о многосторонней кредитной линии на 250 млн. евро. Данное соглашение предусматривает возможность финансирования на срок до 10 лет проектов клиентов Сбербанка России, предусматривающих поставки в Россию товаров и услуг из европейских стран с использованием покрытия национальных экспортных агентств. Первым практическим шагом в рамках данного проекта стало подписание индивидуальуого кредитного соглашения между Сбербанком России и Fortis Banque France S.A. (Франция) о финансировании проект ЗАО «Корпорация «ГриНН» (г. Курск) по строительству первого в России завода по производству биаксиально-ориентированной полипропиленовой пленки. Продукция будущего завода будет ориентирована на производителей пищевой промышленности, а также крупные предприятия по переработке пленки (печать, ламинирование, металлизация). Поставщиком основного технологического оборудования в рамках проекта выступает компания DМТ (Франция), которая обеспечивает комплексную поставку оборудования, необходимый объем инжиниринговых работ и подготовку персонала.Как заявили в пресс-службе «Сбербанка», ЗАО «Корпорация «ГриНН» является клиентом Центрально-Черноземного банка Сбербанка России. Компания представляет собой многопрофильное предприятие с одним из самых больших в Курской обл. товарооборотов и реализует многочисленные проекты в области оптовой и розничной торговли, автотранспорта и жилищного строительства. Оборот компании составляет более 2 млрд.руб. в год. Франция. Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 22 марта 2004 > № 3123

Во Владимирской обл. с визитом находится посол Великого Герцогства Люксембург Карло Кригер. Он приехал, чтобы познакомиться с промышленным и культурным потенциалом региона. С гостем уже встретились владимирский губернатор и руководители крупнейших промышленных предприятий региона. Карло Кригер отметил, что цель его визита – расширение сотрудничества между Россией и Люксембургом в различных сферах. Посол уже успел побывать в разных регионах страны, где встречался с губернаторами. Карло Кригер считает, что Владимирская обл. имеет хорошие шансы для развития прочных культурно-экономических отношений. Регион по темпам развития занимает в целом по стране 12 место. Кроме того, Владимирская обл. имеет выгодное географическое положение и является туристическим центром. Поэтому встреча отчасти была посвящена и развитию туристических отношений между Владимирской обл. и Герцогством Люксембург. Люксембург. Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика > ИА «Альянс Медиа», 17 марта 2004 > № 5854

В торгово-промышленной палате Самарской обл. прошел «круглый стол» с индийскими бизнесменами. В составе делегации Индии – заместитель посла Ашок Мукерджи и представители крупных фармацевтических компаний Индии. Особое внимание на встрече было уделено фальсифицированным лекарствам. С этой проблемой сталкиваются не только в губернии и в целом по России, но и в самой Индии, так как изготовители контрафактной продукции охотно пользуются марками очень многих известных фирм.Мукерджи предложил создать рабочую группу из индийцев и россиян, которая занималась бы обеспечением и гарантией качества, следила бы за процедурой сертификации и поставки лекарств. Обсуждался также вопрос о сотрудничестве между регионами в области поставки лекарств. По словам министра здравоохранения Самарской обл. Галины Гусаровой, в губернию поставляется 35 наименований препаратов на 3 млн. руб. Министр отметила, что область заинтересована в расширении списка этих лекарств. Индия. Россия. ПФО > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 17 февраля 2004 > № 24512

9 фев. в Совете Федерации РФ состоялась встреча сенаторов-членов Группы дружбы сенатов России и Франции. Темой встречи стало межрегиональное сотрудничество, поэтому в беседе приняли участие представители ряда субъектов РФ. Открыл встречу председатель Совета Федерации Сергей Миронов. В ходе выступления он дал высокую оценку эффективности встречи представителей российских и французских регионов, организованной осенью прошлого г. по инициативе сенатской Группы дружбы. За прошедший период, по словам спикера верхней палаты, многие регионы проявили готовность активизировать работу в этом направлении. Кроме Петербурга и Москвы, где действует более 300 предприятий с участием французского капитала, глава Совета Федерации отметил Башкирию, Татарстан, Краснодарский край, Иркутскую, Саратовскую, Тюменскую, Нижегородскую обл. Только в ходе одного визита делегации Уральского федерального округа во Францию было заключено договоров на 200 млн. евро. Но, как сказал С.Миронов, пределов совершенству нет, и задача парламентариев, наполнить реальным содержанием межрегиональное экономическое сотрудничество.Вице-спикер и глава российской Группы дружбы с сенатом Франции Дмитрий Мезенцев, представляющий в Совете Федерации администрацию Иркутской обл., констатировал рождение новой традиции – участия во встрече сенаторов представителей регионов. В Совет Федерации специально на встречу с французскими сенаторами, занимающимися развитием межрегионального сотрудничества, прибыли представители Мордовии, Иркутской, Ростовской и Тюменской обл. Вице-губернатор Иркутской обл. Ирина Думова подтвердила приглашение французской стороне от Дмитрия Мезенцева, принять участие в третьем Байкальском экономическом форуме, который состоится в сент. По мнению французской стороны, БЭФ может стать идеальной площадкой для встреч в широком формате представителей российских и французских регионов. Д.Мезенцев также подчеркнул, что на подобных встречах всегда есть возможность конструктивно и неформально обсудить конкретные проекты, поскольку встречи между представителями регионов «должны быть минимально протокольными». Член Группы дружбы Александр Казаков (член СФ от Законодательного Собрания Ростовской обл.) выдвинул предложение о создании «Российско-Французского Форума», который займется всеми организационными вопросами сотрудничества. А.Казаков сообщил, что Совет Федерации уже сделал запрос об экономических интересах регионов, и информация, поступающая в ответ на него, уже в марте будет обобщена и передана французской инициативной группе сенаторов.

В ходе выступлений представителями российских регионов оглашалась информация об экономическом потенциале регионов, перспективах сотрудничества с Францией и текущем положении дел. Так, в Ростовской обл. объем торгового оборота с Францией достиг 13 млн. евро. Кроме сотрудничества на уровне малого и среднего бизнеса в регионе готовы к организации крупных совместных проектов в сфере высокоточных технологий, судостроения, атомной энергетики и модернизации аграрного производства. Ростовским предпринимателям найти дорогу к французским коллегам помогает специально организованный культурный центр «Французский альянс». Представители Ростовской обл. пригласили французов посетить их регион и принять в мае участие в праздновании 100-летия со дня рождения Михаила Шолохова. Иркутская обл. и Мордовия также готовы принять французских сенаторов, чтобы те смогли своими глазами увидеть, какое широкое поле деятельности есть для французского капитала на российской земле. Пищевая и легкая промышленность Иркутска, сельское хозяйство Мордовии и еще не прошедшие приватизацию предприятия республики ждут французских предпринимателей. По словам председателя Совета Федерации С.Миронова, стремление стран к установлению и развитию прямых экономических и культурных контактов должно найти свое отражение в готовящемся документе – Программе сотрудничества России и Франции на 2005-06г. Франция. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 9 февраля 2004 > № 3124

Вооруженные силы России и ее геополитические приоритеты

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2004

С.Б. Иванов – министр обороны Российской Федерации.

Резюме Российское военное ведомство обладает четким видением приоритетов строительства армии и флота. Это видение основано на учете места и роли России в современной системе международных отношений, а также на том принципиальном положении, что военное планирование должно отныне строиться, исходя из реальных потребностей в области национальной безопасности.

Мы последовательно выступаем за то, чтобы значение военной силы при решении международных проблем было сведено к минимуму, а ее функции ограничивались сдерживанием войн и вооруженных конфликтов. Однако с учетом тенденций мирового развития российское военно-политическое руководство вынуждено корректировать свое видение роли и места военной политики и военных инструментов. Наличие у России достаточного военного потенциала, прежде всего современных и эффективных Вооруженных сил, становится одним из условий ее успешной и безболезненной интеграции в строящуюся систему международных отношений.

ГЛОБАЛЬНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ

Во-первых, в глобальной системе военно-политических отношений наиболее актуальным становится противодействие вызовам, стимулированным процессами глобализации. В числе этих вызовов распространение оружия массового поражения и средств его доставки, международный терроризм, демографические проблемы и этническая нестабильность, деятельность радикальных религиозных сообществ и группировок, незаконный оборот наркотиков, организованная преступность. Характер вызовов таков, что с ними невозможно эффективно бороться в рамках отдельных государств. В связи с этим резко повышается важность международного сотрудничества силовых структур, включая спецслужбы и вооруженные силы.

Во-вторых, реальностью становится осуществление международных силовых операций вне традиционных военно-политических организаций и институтов. Военная сила все чаще применяется в рамках коалиций, сформированных на временной основе. Такая практика, вероятно, станет расширяться и в дальнейшем. Россия продолжает настаивать на строгом соблюдении норм международного права при формировании подобных коалиций и будет вступать в них только в том случае, если этого потребуют ее национальные интересы.

В-третьих, экономические интересы государств становятся приоритетными по сравнению с интересами военно-политическими. Больше того, возникает все более сложное сочетание экономических интересов отдельных государств и интересов крупных транснациональных компаний. В результате, если раньше основанием для принятия решения об использовании военных средств, как правило, служило наличие прямой угрозы безопасности, то сейчас военная сила все чаще применяется и для обеспечения экономических интересов. Это объективно расширяет сферу востребованности военной силы.

В-четвертых, произошло сращивание внутреннего и международного терроризма. Попытки разделения террористической активности на внутреннюю и международную становятся бессмысленными. Это касается как подходов к политической оценке террористической угрозы, так и силовых мер по ее нейтрализации. Очевидно, что доля ответственности вооруженных сил, в частности Вооруженных сил России, в противодействии терроризму существенно увеличилась.

В-пятых, в определении характера внешнеполитических приоритетов различных государств мира все большую роль играют негосударственные субъекты системы международных отношений. Неправительственные организации, международные движения и сообщества, межгосударственные организации и неформальные «клубы» оказывают значительное, зачастую противоречивое, воздействие на политику отдельных государств.

Данные тенденции дополняют, а порой и видоизменяют процессы, разворачивающиеся на уровне двусторонних политических отношений, а также в рамках традиционных межгосударственных организаций.

Важнейшим аспектом, определяющим подходы к строительству и развитию Вооруженных сил России, является также характер отношений нашей страны с наиболее значимыми институтами современной системы международных отношений.

Россия стремится к активному участию в основных международных организациях для обеспечения различных аспектов своих внешнеполитических интересов.

Организация Объединенных Наций и Совет Безопасности ООН рассматриваются Россией в качестве важнейших инструментов, обеспечивающих глобальную стабильность. Принижение их роли и переход к практике применения вооруженных сил на основании решений, принятых отдельными государствами, представляются крайне опасной тенденцией. В перспективе она способна создать серьезную угрозу политическим и военно-политическим интересам России.

Развитие отношений с Содружеством Независимых Государств (СНГ) является для России одним из приоритетных направлений внешней политики. Наша страна стремится и впредь укреплять потенциал координации военно-политической деятельности стран СНГ в рамках существующих структур и институтов, и прежде всего Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Россия и в дальнейшем будет выступать за ее превращение в эффективную межгосударственную организацию, оказывающую стабилизирующее влияние на общую военно-политическую обстановку в Содружестве Независимых Государств и прилегающих к нему регионах.

Отношения России с Организацией Североатлантического договора (НАТО) определяются Римской декларацией 2002 года. Россия внимательно следит за процессом трансформации НАТО и рассчитывает на полное изъятие из военного планирования и политических деклараций стран – членов НАТО как прямых, так и косвенных компонентов антироссийской направленности. Но если НАТО сохранится в качестве военного альянса с действующей сегодня наступательной военной доктриной, то российское военное планирование и принципы строительства российских Вооруженных сил, включая их ядерную составляющую, будут адекватно пересмотрены.

Россия готова к дальнейшему развитию конструктивного и взаимовыгодного сотрудничества со странами Европейского союза (ЕС) при безусловном признании территориальной целостности Российской Федерации и уважении ее права на борьбу со всеми проявлениями международного терроризма.

Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) играет важнейшую роль в обеспечении стабильности в Центральной Азии и в Дальневосточном регионе. Дальнейшее укрепление потенциала ШОС позволит сформировать зону мира и стабильности на юго-восточном и дальневосточном направлениях, что, в свою очередь, исключит или сделает маловероятным возникновение там крупномасштабной военной угрозы.

В случае неблагоприятного развития военно-политической ситуации на данных направлениях Россия вынуждена будет рассматривать регион как потенциальный источник нестабильности.

Особое значение для России имеют ее отношения с Соединенными Штатами Америки. Мы рассчитываем на расширение разностороннего сотрудничества с США, в том числе по проблемам обеспечения глобальной и региональной стабильности, а также укрепления режима нераспространения оружия массового поражения и средств его доставки. Россия исходит из того, что компромиссные решения по любым международным проблемам должны достигаться на основе строгого соблюдения норм международного права и взаимного уважения национальных интересов.

Итак, современная международная обстановка характеризуется динамизмом, противоречивостью, а также эволюцией ряда ключевых международных институтов. Эта ситуация требует по-новому оценить систему угроз безопасности Российской Федерации и сформулировать приоритеты военного строительства, соответствующие международному статусу России и имеющимся у нее ресурсам.

УГРОЗЫ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ

Существует три типа угроз, нейтрализация которых является в той или иной степени функцией Вооруженных сил Российской Федерации: внешние, внутренние и трансграничные.

При этом необходимо отметить, что даже традиционные внешние угрозы приобретают новые аспекты. В частности, относительно новыми для российского военного планирования следует считать такие из них, как вмешательство во внутренние дела Российской Федерации со стороны иностранных государств или организаций, ими поддерживаемых, нестабильность в приграничных странах, порожденную слабостью их правительств, и некоторые другие.

Возрастает роль Вооруженных сил в противодействии таким угрозам, как осуществление государствами, коалициями государств или общественно-политическими движениями программ по созданию оружия массового поражения либо получение ими доступа к наиболее опасным видам вооружений.

Особенности современных внешних угроз требуют от российских Вооруженных сил выполнения задач различного характера в разных регионах мира. Нельзя абсолютно исключать и превентивное применение силы, если этого будут требовать интересы России или ее союзнические обязательства.

К наиболее важным внутренним угрозам, нейтрализация которых относится к числу задач Вооруженных сил, следует причислить:

попытки насильственного изменения конституционного строя и нарушения территориальной целостности России;

создание, оснащение, подготовку и функционирование незаконных вооруженных формирований;

незаконный оборот на территории Российской Федерации оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ;

широкомасштабную деятельность организованной преступности, угрожающую политической стабильности в масштабах отдельных субъектов Российской Федерации;

деятельность сепаратистских и радикальных религиозно-националистических движений.

Особо следует остановиться на трансграничных угрозах, которые, будучи внутренними по форме проявления, являются внешними по своей сути.

Например, такие из них, как:

деятельность на территории России структур, связанных с международным террористическим сообществом;

подготовка на территории других государств вооруженных формирований для действий на территории России или ее союзников;

трансграничная преступность, контрабандная и иная противозаконная деятельность.

Необходимость противодействия трансграничным угрозам будет возрастать, что должно найти отражение в военном планировании. Вооруженные силы будут участвовать в нейтрализации внутренних и трансграничных угроз совместно с другими силовыми структурами, действуя на основе Конституции РФ и законодательства России. В столь сложный для страны период было бы безответственно ограничивать деятельность Вооруженных сил только внешней сферой. Опыт Чечни нас многому научил. Ведь именно здесь, противодействуя угрозе, которая имела форму внутреннего мятежа, Россия столкнулась с внешней агрессией со стороны международных террористических организаций.

Особо следует учитывать возможность возвращения ядерному оружию свойств реального военного инструмента. Это крайне опасная тенденция, подрывающая глобальную и региональную стабильность. Даже незначительное понижение порога применения ядерного оружия потребует от России перестройки системы управления войсками и принципов их боевого применения.

В целом можно констатировать, что ни одна из существующих конфликтных ситуаций за пределами территории России не создает прямой военной угрозы ее безопасности. Однако необходимо просчитывать ситуацию, которая может сложиться в будущем.

В обозримой перспективе российское военное планирование будет определяться существованием ряда факторов неопределенности, то есть конфликтов или процессов, развитие которых может существенно изменить геополитическую обстановку в приоритетных для интересов России регионах или создать прямую угрозу ее безопасности. К таким факторам относится, например, внутренняя ситуация в ряде стран СНГ и приграничных с ними районах.

Современное военное планирование должно учитывать и опыт, полученный в ходе вооруженных конфликтов конца прошлого – начала нынешнего века. Правильное усвоение этого опыта требует отказа от привычных стереотипов.

За прошедший период не выявилось какого-либо одного доминирующего типа вооруженного конфликта. Это означает, что боевая подготовка, планирование операций, военно-техническое обеспечение должны быть максимально гибкими. Ясно и то, что прежняя концепция обычных войн, как ограниченных, так и широкомасштабных, претерпевает значительные изменения. Поэтому необходимо готовиться и к боевым действиям в их классической форме, и к борьбе с терроризмом. Большинство конфликтов последнего времени развивались на ограниченной территории в пределах одного театра военных действий, но с широким использованием сил и средств, размещенных за его пределами. Это требует готовности не просто обороняться в случае внешней агрессии, а и умения тем или иным способом перенести боевые действия на территорию противника.

Совершенно ясно, что ход и исход вооруженной борьбы будут определяться главным образом противоборством в воздушно-космической сфере и на море, а сухопутные группировки закрепят достигнутый успех и непосредственно обеспечат достижение политических целей. Тот, кто до сих пор считает, что в современной войне по-прежнему решающими станут удары танковых клиньев, живет устаревшими представлениями.

Ясно также, что успех будет на стороне того, кто сможет функционально интегрировать все информационные потоки и в режиме реального времени корректировать планы боевого применения войск в зависимости от меняющейся обстановки. Поэтому в оперативном построении группировки войск должны присутствовать разведывательно-информационный центр, автоматизированная, высокозащищенная система управления войсками и оружием, а главное – воздушно-космический эшелон, выполняющий как разведывательные, так и ударные функции.

Особенности современных войн и вооруженных конфликтов заставляют сформулировать новые задачи Вооруженных сил Российской Федерации. Эти задачи должны учитывать как уже проявившиеся особенности развития военно-политической обстановки в зонах интересов России, так и возможные направления развития принципов вооруженной борьбы.

ЗАДАЧИ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ РОССИИ

Задачи российских Вооруженных сил классифицируются по четырем основным направлениям:

1. Сдерживание военных и военно-политических угроз безопасности, включая обеспечение стратегической стабильности и территориальную оборону страны.

2. Обеспечение экономических и политических интересов, что может включать в себя проведение по решению президента РФ операций с использованием Вооруженных сил.

3. Осуществление силовых операций мирного времени, включая выполнение союзнических обязательств, а также проведение миротворческих операций по мандату ООН или СНГ. Замечу, мы прорабатываем вопрос о создании в 2004 году действующей на постоянной основе отдельной миротворческой бригады в составе Сухопутных войск.

4. Применение военной силы для нейтрализации военной угрозы, в том числе и в условиях использования оружия массового поражения.

С учетом всего этого можно констатировать, что российские Вооруженные силы должны быть способны:

в мирное время и в чрезвычайных ситуациях успешно решать задачи силами постоянной готовности одновременно в двух вооруженных конфликтах любого типа, сохраняя потенциал стратегического сдерживания и без проведения дополнительных мобилизационных мероприятий, а также осуществлять миротворческие операции как самостоятельно, так и в составе многонациональных контингентов;

в случае обострения ситуации обеспечить стратегическое развертывание и сдерживать эскалацию обстановки за счет стратегических сил и маневра силами постоянной готовности;

в военное время наличными силами отразить воздушно-космическое нападение противника, а после полномасштабного стратегического развертывания решать задачи одновременно в двух локальных войнах.

Таким образом, геополитические потребности развития России и характер задач, возлагаемых на ее Вооруженные силы в сфере обеспечения национальной безопасности, позволяют сформулировать основные приоритеты строительства и развития российских армии и флота с учетом их нынешнего состояния.

АРМИЯ И ФЛОТ РОССИИ: ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

За годы, прошедшие после обретения Российской Федерацией суверенитета, ее Вооруженные силы прошли сложный путь. Они, как и страна в целом, находились в процессе активного реформирования, связанного с глобальными изменениями геополитической обстановки в мире и становлением обновленной российской государственности. В условиях незавершенных преобразований социально-экономической структуры общества политическое руководство страны поставило задачу по осуществлению масштабных количественных и качественных изменений армии и флота России. И несмотря на все сложности, были достигнуты серьезные результаты.

Прежде всего сформированы правовая база развития Вооруженных сил и основы системы политического и общественного контроля их деятельности. Создана система взаимодействия армии и флота с другими силовыми структурами страны.

Осуществлены структурные преобразования, обеспечившие повышение эффективности системы военного управления. Вооруженные силы перешли на новую структуру, которая в большей степени соответствует сегодняшним требованиям.

В основном завершилось и сокращение численности армии и флота. Данный процесс был болезненным, в значительной мере из-за его масштабности. Напомню, что в 1993-м Вооруженные силы России составляли 2 млн 750 тыс. военнослужащих. Отрицательно сказывался и экономический кризис прошедших лет. Однако российские Вооруженные силы с честью выдержали испытание. В дальнейшем крупных сокращений не предусматривается, численность ВС выведена на уровень оборонной достаточности, соответствующей примерно миллиону военнослужащих.

Значительным изменениям подверглась система комплектования Вооруженных сил. Начат активный переход к контрактному принципу комплектования должностей солдат и сержантов.

Созданы предпосылки для развертывания современной системы социального обеспечения военнослужащих, хотя пока не решен ряд сложных вопросов, в частности обеспечения военнослужащих жильем.

В целом можно констатировать: масштабные изменения в Вооруженных силах, связанные с коренной перестройкой в рамках военной реформы, завершены. Достигнутые результаты дали возможность перейти от решения проблем выживания Вооруженных сил к полноценному военному строительству.

Перед военно-политическим руководством страны, Министерством обороны встала новая масштабная задача – разработка концепции дальнейшего развития армии и флота. И она была разработана.Ее основные положения изложены 2 октября 2003 года на совещании с участием военно-политического руководства страны и высшего командного состава Вооруженных сил России и обнародованы в доктринальном, по сути, документе «Актуальные задачи развития Вооруженных сил Российской Федерации».

Теперь мы можем с полным основанием заявить, что российское военное ведомство обладает четким видением приоритетов строительства армии и флота, основанным на учете места и роли России в современной системе международных отношений и на том принципиальном положении, что военное планирование должно отныне строиться, исходя из реальных потребностей в области национальной безопасности.

ПРИОРИТЕТЫ СТРОИТЕЛЬСТВА И РАЗВИТИЯ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ РОССИИ

Сохранение потенциала стратегических сил сдерживания. Главной целью политики Российской Федерации в области стратегического сдерживания является недопущение любого вида силового давления и агрессии против нашей страны или ее союзников. Сдерживание будет основываться на способности ответными действиями нанести ущерб, размеры которого поставили бы под сомнение достижение целей возможной агрессии. В любом случае ни у кого не должно вызывать сомнений, что будет задействован весь потенциал, гарантирующий защиту суверенитета, территориальной целостности и других жизненно важных национальных интересов России или ее союзников.

Наращивание количества соединений и частей постоянной готовности и формирование на их основе группировок войск. Долгосрочной задачей военного строительства с учетом опыта боевого применения войск является создание группировок, объединенных единым управлением и способных выполнять боевые задачи составом мирного времени. Основу таких группировок войск (сил) должны составлять соединения и воинские части постоянной готовности.

К соединениям и воинским частям постоянной готовности относятся те, что способны в мирное и военное время выполнять боевые задачи без проведения мероприятий по доукомплектованию мобилизационными ресурсами. Группировки сил постоянной готовности создаются на всех стратегических направлениях. Их состав различен, но адекватен степени угроз национальной безопасности. Как один из главных приоритетов развития Вооруженных сил России на ближайшие годы следует рассматривать увеличение числа частей и соединений постоянной готовности, повышение их способности к переброске на большие расстояния силами военно-транспортной авиации.

Активизация перевода Вооруженных сил на контрактную основу. Перевод Вооруженных сил на контрактную основу является не самоцелью, а средством повышения боеготовности Вооруженных сил. Принята федеральная целевая программа «Переход к комплектованию военнослужащими, проходящими военную службу по контракту, ряда соединений и воинских частей» на 2004—2007 годы. При этом реализация программы частичного перехода Вооруженных сил на контракт не снимает необходимости сохранения подготовленного мобилизационного резерва.

Совершенствование оперативной и боевой подготовки войск. Оперативная и боевая подготовка Вооруженных сил должна проводиться с учетом военных и иных угроз для России, гарантированного выполнения задач по обеспечению военной безопасности страны, новых тенденций в характере вооруженной борьбы и способов действий войск, оперативного предназначения группировок, особенностей театра военных действий и вероятного противника.

За последнее время сделан серьезный рывок в улучшении качества боевой подготовки. Количество учений и мероприятий боевой подготовки в 2003 году по всем видам Вооруженных сил превысило показатели 2002-го почти в два раза.

В проекте бюджета Министерства обороны на 2004 год на развитие системы боевой подготовки планируется направить около 16 % всех средств. В ходе проведения учений в 2004-м акцент будет сделан на отработку вопросов мобильности разнородных сил и средств, в том числе на проверку возможности осуществить межтеатровую перегруппировку. Мы должны исходить из того, что нашим войскам в большинстве возможных вооруженных конфликтов будет противостоять противник, чаще всего состоящий из разнотипных формирований, активно применяющий тактику партизанских и диверсионно-террористических действий.

Важным направлением военного строительства является интеграция всего обеспечивающего процесса Вооруженных сил и других войск Российской Федерации через переход к межведомственным системам технического и тылового обеспечения.

Главная цель такого перехода – повышение эффективности технического и тылового обеспечения всех воинских формирований на основе интеграции соответствующих органов силовых министерств и ведомств России, а также рационального использования материально-технической базы и инфраструктуры.

Задачу своевременного оснащения Вооруженных сил современным вооружением и военной техникой не решить без оптимизации системы заказов вооружения и военной техники в соответствии с требованиями времени. Уже сегодня для Вооруженных сил установлено двадцать генеральных заказчиков вооружения и военной техники (на 1997 год их было пятьдесят семь, на 1999-й – двадцать девять). В целях сокращения заказывающих структур во всех видах Вооруженных сил и родах войск оставлено по одной.

Для централизации заказов и поставок вооружения и военной техники в Министерстве обороны и других органах, имеющих войсковые формирования, Указом Президента России № 311 от 11 марта 2003 года при Министерстве обороны учрежден Государственный комитет по оборонному заказу.

Совершенствование военного образования. Модернизация Вооруженных сил требует постоянного совершенствования профессиональных знаний и мастерства офицерского корпуса. Реформы в системе военного образования необходимы, в том числе в связи с частичным переводом должностей сержантского и рядового состава на контрактную основу. Офицеры должны быть способны эффективно руководить подчиненными, имеющими порой большой жизненный опыт и высокий образовательный уровень.

Для решения наиболее сложных проблем военного образования Правительством Российской Федерации 27 мая 2002 года принята Федеральная программа «Реформирование системы военного образования в России на период до 2010 года». В ближайшие годы система военного образования будет совершенствоваться с учетом формирования межведомственной системы подготовки кадров по военным специальностям для Вооруженных сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов страны.

Перспективной представляется уже опробованная практика подготовки будущих офицеров на военных кафедрах гражданских вузов с обязательным призывом их в ряды Вооруженных сил.

Особая тема – подготовка офицеров запаса на военных кафедрах. Их количество не соответствует плановым цифрам, устанавливаемым для военных кафедр вузов, и сегодня востребован только каждый десятый специалист, подготовленный на этих кафедрах. Количество военных кафедр, готовящих фактически не востребованных Министерством обороны специалистов по малочисленным военным специальностям, неоправданно возросло. Очевидно, следует ставить вопрос об оплате функционирования военных кафедр, исходя из фактического выполнения плановых заданий, что должно или стимулировать сохранение военных кафедр, или поставить вопрос об их сокращении в связи с нецелесообразностью.

Совершенствование системы социального обеспечения. Основой социальной политики Министерства обороны, помимо повышения уровня денежного довольствия военнослужащих, является решение жилищной проблемы.

Понятно, что за год или два эту проблему не решить. Действующая система обеспечения военнослужащих жильем требует кардинальных изменений. Необходимо не только увеличить ассигнования на строительство жилья, но и незамедлительно начинать переход на накопительную систему обеспечения военнослужащих жильем.

В настоящее время фонд служебного жилья Минобороны составляет всего 98 тыс. квартир. А для того чтобы каждый человек, пока он служит в армии, гарантированно имел крышу над головой, требуется около 450 тыс. служебных квартир.

Расчеты показывают, что полностью проблема предоставления военнослужащим служебного жилья будет решена к 2012—2015 годам. Для этого, помимо строительства новых квартир, под служебное жилье будут активно перестраиваться казармы и другие здания, освободившиеся в ходе планового сокращения численности войск. Только ускоренное формирование фонда служебного жилья в сочетании с продолжением рассчитанной на 2002—2010 годы программы «Государственные жилищные сертификаты» и реализацией накопительной системы обеспечения военнослужащих жильем даст возможность выйти из ситуации, кажущейся сегодня тупиковой.

Правительство Российской Федерации одобрило план подготовки нормативных правовых актов и проведения мероприятий по переходу к накопительной системе обеспечения военнослужащих жильем. Разрабатываемая Минобороны, Минфином и Минэкономразвития программа позволит создать принципиально новый механизм. По сути, предусматривается накопление бюджетных средств на счету каждого военнослужащего с таким расчетом, чтобы по достижении 20 лет выслуги он мог приобрести собственное благоустроенное жилье в различных регионах России. А после этого срока предусматриваются так называемые бонусные начисления на лицевой счет, что будет стимулировать дальнейшее пребывание военнослужащего в рядах Вооруженных сил.

Переход к накопительной системе обеспечит социальную справедливость и на деле подтвердит, что военнослужащие – это граждане, имеющие особый государственный статус.

Совершенствование системы воспитания и морально-психологического обеспечения военнослужащих, патриотическое воспитание граждан России. Во все времена успех в бою решала не техника, а люди. От их боевого духа и моральной силы зависит решение поставленных задач. Поэтому воспитание личного состава, поддержание высокого уровня воинской дисциплины всегда были, есть и будут одной из основных задач военных руководителей всех уровней.

Высокий боевой дух и моральная сила военнослужащих не возникают вдруг. Они представляют собой результат сознательного, целенаправленного воздействия на мировоззрение, интеллект, моральное состояние и психику.

Несмотря на массированное воздействие всего комплекса факторов, негативно влияющих на обстановку в войсках, личный состав Вооруженных сил продолжает оставаться одним из самых законопослушных социальных слоев общества. Известно, что уровень преступности среди военнослужащих в два раза ниже, чем в целом по Российской Федерации.

* * *

Руководство страны, Министерства обороны имеют четкую программу развития и повышения эффективности Вооруженных сил, основанную на реалистичном понимании возможностей государства, а также задач, которые стоят перед Россией в процессе ее интеграции в современную систему международных отношений.

Применение военной силы мы рассматриваем как вынужденную крайнюю меру, целесообразную только в том случае, если исчерпаны все другие возможности. Взаимодействие с различными международными институтами существенно облегчает реализацию внешнеполитических целей России, но не дает полной и безусловной гарантии безопасности. Такую гарантию может дать только наличие высокоэффективных армии и флота.

Сегодня можно с уверенностью констатировать, что период кризисного развития российской военной организации завершился. Проблемы, имевшие место в недалеком прошлом, относятся к неизбежным трудностям роста. Теперь главное – модернизировать военную организацию в рамках обозначенных приоритетов ее развития.

В XXI веке Вооруженные силы России должны соответствовать статусу нашей великой державы.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 2 февраля 2004 > № 2911812 Сергей Иванов

Миссия России в эпоху второго «кризиса Гутенберга»

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2004

М.Г. Делягин – д. э. н., председатель президиума, научный руководитель Института проблем глобализации. В данной статье использованы материалы его книги «Мировой кризис. Общая теория глобализации» (М.: Инфра-М, 2003).

Резюме Действия развитых стран в отношении наследства СССР на территории России напоминают дележ шкуры еще не убитого, но уже слабеющего и утратившего способность самостоятельно передвигаться медведя. Тем не менее он велеречиво и глубокомысленно рассуждает о своей роли в мировой истории и об организации конструктивного взаимодействия с группами охотников и мародеров.

Глобальное телевидение, «финансовое цунами» спекулятивных капиталов, сметающее и воздвигающее национальные экономики, виртуальная реальность, интерактивность – все это проявления глобализации, процесса стремительного формирования единого общемирового финансово-информационного пространства на базе новых, преимущественно компьютерных технологий.

Его внешние атрибуты не должны заслонять главного – влияния информационных технологий на общество и человечество в целом. Благодаря этим технологиям преобразование живого человеческого сознания – как индивидуального, так и коллективного – превратилось в наиболее прибыльный и потому массовый бизнес. Если на протяжении всей предшествующей истории человечество изменяло окружающий мир, то теперь (по крайней мере в последние десять лет) оно изменяет себя. Это революция, трансформировавшая сам характер человеческого развития. Распространение новых технологий, обусловленное резким ростом объема информации, создает огромные проблемы для общественных структур, прежде всего систем управления, которые катастрофически не успевают за стремительными изменениями.

Между тем однажды человечество – по крайней мере, западная цивилизация – уже попадало в такую ситуацию. Изобретение книгопечатания в XV веке привело к подлинному «информационному взрыву» – резкому увеличению количества информации, повышению ее доступности и быстрому росту числа людей, размышляющих на абстрактные темы.

Управляющие системы того времени оказались не приспособленными к «информационной революции», вызванной книгопечатанием и не смогли справиться с порожденными ею проблемами. Результатом стали Реформация и серия чудовищных религиозных войн, которые в относительном выражении принесли на порядок больше жертв и разрушений, чем даже Вторая мировая (в ходе Тридцатилетней войны население Германии сократилось вчетверо – с 16 до 4 миллионов человек). Тот факт, что из горнила этих потрясений вышла современная западная цивилизация, представляется слабым утешением.

Сегодня, как и полтысячи лет назад, «информационный взрыв» превышает возможности сложившихся управляющих структур и создает для человечества серьезные системные опасности. Это не значит, что второй «кризис Гутенберга» обязательно ввергнет нас в противостояние, подобное религиозным войнам Средневековья. Однако мы должны понимать, что многие из болезненных проблем сегодняшнего дня есть не что иное, как проявления общей тенденции – неприспособленности управляющих систем к новому информационному и коммуникативному скачку. Связанный с этим кризис носит всеобъемлющий характер, и его преодоление требует не только осторожности и терпения, но и многократного наращивания усилий. Ведь в общих чертах известно, чтЧ может произойти, если выход не будет найден.

КРИЗИС УПРАВЛЯЮЩИХ СИСТЕМ

Современные системы управления сложились до того, как технологии формирования сознания получили повсеместное распространение. Использование этих глобальных технологий ввергает управляющие системы в тяжелый кризис: управленческих ошибок совершается все больше, а их последствия носят более пагубный характер.

Первым фактором кризиса традиционных управляющих систем является самопрограммирование. Управление при помощи формирования сознания основано на убеждении. Тот, кто активно убеждает в чем-то других, может настолько утвердиться в собственной абсолютной правоте, что утратит объективность. Вопреки классической узбекской пословице, если сто раз произнести слово «халва», во рту действительно станет сладко.

С самопрограммированием связан второй фактор управленческого кризиса, а именно стремление преобразовать не реальность, а ее восприятие, что, казалось бы, значительно проще. В ограниченных масштабах такой подход эффективен, но его доминирование в стратегии управляющих систем также ведет к их неадекватности. Наглядный пример – политика администрации президента России, которая, насколько можно судить, к настоящему времени почти отказалась от прямого, непосредственного воздействия на реальные процессы общественного развития, предпочитая действовать в информационной сфере.

Эскалация безответственности – третий фактор кризиса управляющих систем. Работая с отвлеченными представлениями и телевизионной «картинкой», управленец просто теряет понимание того, что его работа влияет на реальную жизнь реальных людей. Снижение ответственности при эрозии адекватности – это поистине гремучая смесь!

И, наконец, четвертый фактор кризиса традиционных управляющих систем – вырождение демократии. Причина не только в ослаблении и «размывании» государства, являющегося несущей конструкцией современных демократий. Ведь для формирования сознания общества достаточно воздействовать на элиту – относительно небольшую его часть, участвующую в принятии важных решений или являющуюся примером для подражания. Концентрированные усилия по формированию сознания элиты приводят к тому, что она отрывается от общества и теряет эффективность. При этом исчезает сам смысл демократии, так как элита перестает воспринимать идеи и представления, рожденные в недрах общества. Насколько быстро происходит этот процесс, можно видеть на примере России: уже к 1998 году, то есть за семь лет нахождения у власти, демократы оторвались от народа значительно дальше, чем коммунисты за предыдущие семьдесят.

Ситуацию осложняет тот факт, что круг элиты в информационном обществе, как раз там, где широко применяются технологии формирования сознания, значительно уже круга элиты в обществе прежнего типа. Это вызвано технологическими причинами: небывалой мобильностью и одновременно концентрацией ресурсов. Классический пример – современный фондовый рынок. Изменение сознания не более чем сотни его ключевых игроков способно изменить всю финансовую ситуацию в мире.

Таким образом, в силу объективных причин, которые невозможно устранить в обозримом будущем, эффективность традиционных систем управления драматически падает, они всё хуже справляются даже с рутинными, повседневными функциями.

КРИЗИС НЕРАЗВИТОГО МИРА

Угроза глобальной стабильности, связанная с кризисом управляющих систем, усугубляется тем, что разрыв между развитыми странами и остальным миром приобрел технологический характер и в сложившейся парадигме мирового развития непреодолим.

Это обусловлено четырьмя основными факторами.

Прежде всего повсеместным обособлением групп людей, работающих с «информационными технологиями», в «информационное сообщество», которое по материальным причинам неизбежно концентрируется в наиболее развитых странах.

Вторым фактором формирования технологического разрыва являются принципиально новые «метатехнологии», применение которых исключает возможность конкуренции с их разработчиком. Это, например, комплексы оружия со скрытыми и не подлежащими уничтожению системами опознавания «свой – чужой», которые исключают их применение против государства-разработчика; сетевой компьютер (рассредоточение его памяти в сети дает разработчику доступ ко всей информации пользователя); современные технологии связи, позволяющие анализировать в режиме он-лайн телефонные сообщения (вялотекущий скандал между Европой и США вокруг системы Echelon вызван именно коммерческим использованием результатов этого анализа).

К данной категории относятся и технологии формирования сознания. Они представляют собой сложнейшее динамическое сочетание различных инструментов воздействия на информационное поле (СМИ, реклама, действия общественно значимых персон и структур, слухи, активные мероприятия), основанное на достижениях психологии и математики. Эти технологии нуждаются в постоянном обновлении, так как сознание быстро привыкает к внешнему воздействию и теряет чувствительность к нему. Прекращение обновления механизмов такого воздействия может привести к потере управляемости. Образуется жесткая зависимость потребителя от разработчика новых технологий.

Третья причина формирования технологического барьера: под воздействием информационных технологий меняются основные ресурсы развития. Теперь это не просто пространство с жестко закрепленным на нем производством, а в первую очередь мобильные финансы и интеллект, что принципиально изменило характер сотрудничества между развитыми и развивающимися странами. Созидательное освоение вторых первыми (а именно оно являлось содержанием как британского колониализма, основанного на политическом господстве, так и американской модели неоколониализма, базирующейся на экономическом контроле) уступает место разрушительному освоению посредством обособления и изъятия финансов и интеллекта развивающегося общества. Таким образом, прогресс развитого общества достигается (в большинстве случаев неосознанно) за счет деградации «осваиваемого», причем масштабы деградации, как всегда при «развитии за счет разрушения», превосходят выигрыш развитого общества.

Именно осмысление реалий и последствий этой трансформации породило разнообразные политкорректные (и оттого затушевывающие, а не проясняющие ситуацию) понятия вроде «упавших», «падающих» стран и «несостоявшихся государств», которые применяются по отношению к обществам, безвозвратно утратившим не только важнейшие интеллектуальные ресурсы развития, но и способность их производить.

Наконец, четвертой причиной возникновения технологического разрыва между развитыми странами и остальным миром является проблема глобального монополизма транснациональных корпораций (ТНК), которые еще более эффективно, чем в прежние времена, ограничивают, а то и полностью блокируют передачу технологий. Немалую роль в этом процессе сыграл институт защиты интеллектуальной собственности, который во многом превратился в инструмент прикрытия и обоснования жесточайшего злоупотребления монопольным положением.

В силу изложенного неразвитые страны не имеют ресурсов для достижения успеха; обреченность концепции «догоняющего» развития вполне очевидна (в частности, после работ Владислава Иноземцева). Из механизма воспитания и развития слабых обществ конкуренция выродилась в механизм их уничтожения. Таким образом, пока глобальные СМИ обеспечивают широчайшее распространение по всему миру стандартов потребления развитых стран, ужесточение конкуренции, вызванное глобализацией, убеждает ширящиеся массы людей в принципиальной недоступности распространяемых стандартов не только для них, но и для их детей и внуков.

Вызываемые этим отчаяние и безысходность порождают нарастающую глобальную напряженность. Международный терроризм – частное и не самое опасное ее проявление: он является лишь аспектом глобального протеста, высокоэффективным транснациональным бизнесом и не в последнюю очередь инструментом воздействия наиболее развитых государств как на правительства менее развитых стран, так и на свои собственные общества.

КРИЗИС ГЛОБАЛЬНОГО МОНОПОЛИЗМА

Неблагополучие сконцентрировано не только в экономически слабых странах, оно является общей проблемой. Причина этого – происходящее вполне по Марксу загнивание глобальных монополий, которые не поддаются действенному регулированию со стороны государств и международной бюрократии. Последние были бессильны даже перед лицом традиционных производственных ТНК; сейчас же им противостоят во многом неформальные – и соответственно далеко не всегда «видимые» – финансово-информационные группы. Наиболее примитивными и потому заметными структурами такого рода можно признать, например, коммерческую империю Сильвио Берлускони или сообщество, иногда называемое «техасско-саудовской нефтяной группой», в котором переплетены интересы американских нефтяных гигантов и правящей династии Саудовской Аравии.

Первый признак загнивания глобальных монополий заключается в том, что в 90-е годы ХХ века, впервые после Второй мировой войны, накопление богатства перестало само по себе вести к прогрессу в решении основных гуманитарных проблем человечества, таких, как загрязнение окружающей среды, нехватка воды, неграмотность, болезни, бедность, дискриминация женщин, эксплуатация детей и т. д. Это свидетельствует об исчерпании традиционного механизма развития человечества и объективной необходимости смены его парадигмы.

Второй признак – структурный кризис развитых экономик, а в силу их преобладания в мире – и всей мировой экономики. Высокая эффективность информационных технологий внезапно привела к глобальному «кризису перепроизводства» продукции, создающейся на их основе. Этот кризис усугубляется наличием сразу двух барьеров, препятствующих расширению сбыта такой продукции. Первый из них общеизвестен: распространение новых технологий затрудняется вследствие того, что они оказываются слишком сложными, избыточно качественными и неприемлемо дорогими. Это лишает развитые страны ресурсов для продолжения технологического прогресса на рыночной основе. Именно поэтому так называемое «цифровое неравенство» (неравенство в доступе к информационным технологиям. – Ред.) ограничивает перспективы не только развивающихся, но и развитых стран.

Наличие второго барьера связано с ориентацией информационных технологий на сознание человека. Принадлежность объекта воздействия к иной культуре снижает эффективность информационных технологий и ограничивает спрос на соответствующую продукцию. В результате культурный барьер, нисколько не препятствующий распространению изделий, скажем, компании Ford, оказывается непреодолимым, например, для продукции CNN.

Поэтому борьба за расширение рынков информационных технологий автоматически становится борьбой за вестернизацию традиционных обществ. А это, в свою очередь, вызывает крах государственности в слабых странах (даже в России с ее значительным «западным» культурным пластом попытки форсированной вестернизации привели лишь к национальной катастрофе, начавшейся в 1991 году, и финансово-идеологическому краху 1998-го) и обострение противостояния между относительно сильными незападными обществами и Западом.

Сегодня это обострение используется последним для решения проблемы финансирования технологического прогресса. Ведь рост напряженности в мире, в том числе в результате активизации международной террористической деятельности, способствует росту военных расходов, а те являются не только инструментом оживления национальных экономик в рамках своего рода «военного кейнсианства», но и наиболее эффективным механизмом стимулирования технологических прорывов.

Однако такой метод ускорения прогресса может быть только краткосрочным, поскольку представляет собой лекарство более опасное, чем сама болезнь. Ведь он разжигает конфликт не столько между развитыми и неразвитыми странами, сколько между странами, относящимися к различным цивилизациям.

КРИЗИС МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ КОНКУРЕНЦИИ

Социализм и капитализм конкурировали в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы, и силовое поле, создаваемое биполярным противостоянием, удерживало в ее рамках остальное человечество, оказывая на него мощное преобразующее влияние. Исчезновение биполярной системы уничтожило это силовое поле, высвободив два глобальных цивилизационных начала: исламское и китайское.

В настоящее время мировая конкуренция стремительно приобретает характер конкуренции между цивилизациями, и кошмарный смысл этого только еще начинает осознаваться человечеством. Проще всего понять его по аналогии с межнациональными конфликтами, особенно страшными вследствие своей иррациональности: стороны существуют в разных системах ценностей, что крайне затрудняет достижение соглашений.

Участники межцивилизационной конкуренции разделены еще глубже: они не только преследуют разные цели разными методами, но и в массе своей не способны полностью понять ценности, цели и методы друг друга. Финансово-технологическая экспансия Запада, этническая – Китая и социально-религиозная – ислама не просто развертываются в разных плоскостях. Они воспринимают друг друга как глубоко чуждое явление, враждебное не в силу естественной борьбы за власть, а по причине самого образа жизни.

При этом, в отличие от внутрицивилизационных конфликтов, понимание позиций друг друга не только не является универсальным ключом к достижению компромисса, но и может уничтожать саму его возможность, так как лишь выявляет несовместимость конфликтующих сторон. Каждая из трех осуществляющих ныне экспансию цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, но, наоборот, разъедает и подрывает ее (о чем свидетельствуют, например, этнический раскол американского общества и имманентная шаткость прозападных режимов в исламских странах). Компромисс возможен только при изменении образа жизни, то есть уничтожении участника противостояния как цивилизации. По сути, эта борьба бескомпромиссна, она нарастает даже при видимом равенстве сил и отсутствии шансов на чей-либо успех.

Вместе с тем мы являемся свидетелями процесса еще более драматического, чем столкновение западной и исламской цивилизаций, – начавшегося разделения Запада, цивилизационного (а не экономического) трансатлантического расхождения. Уже сегодня раскол между США и Евросоюзом не дает им создать единый фронт борьбы даже с такими очевидными угрозами, как, например, наркомафия. Так, еще в 2002 году Вашингтон отказался ввести санкции за наркоторговлю против Афганистана, посчитав это противоречащим американским интересам. Между тем после победы США над талибами производство наркотиков в Афганистане, направляемых прежде всего в Европу и Россию, выросло в десятки раз. Однако видимость стабильности в Афганистане, базирующейся на хрупком согласии с тамошними «полевыми командирами» (читай: наркобаронами) для Вашингтона важнее, чем проблемы, например, европейцев. Иными словами, интересы глобальной конкуренции перевешивают интересы борьбы с глобальными угрозами.

Помимо прочего, конкурирующие цивилизации борются за право определить «повестку дня», то есть конкретную область и принципы противостояния. В предпочтительном положении по-прежнему находятся США, чей комплекс финансово-экономических целей наиболее универсален, а также значительно меньше, чем у европейцев, отягощен гуманитарными ценностями. В отличие от идеологического, религиозного или тем более этнического подчинения, финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, поэтому круг ее потенциальных сторонников и проводников максимально широк, как и возможности выбирать лучший человеческий и организационный «материал».

Проводником финансовой экспансии объективно служит почти всякий участник рынка, что обусловлено природой его деятельности. Сторонник той или иной цивилизации (а не ее отдельных аспектов) – это тот, кто считает единственно правильным образ жизни, предусмотренный этой цивилизацией. Поэтому универсальность и комфортность западных ценностей особенно важны при анализе одной из ключевых компонент глобальной конкуренции – ориентации элит вовлеченных в нее стран.

РОЛЬ СОЗНАНИЯ ЭЛИТЫ

Если государство является мозгом и руками общества, то элита служит его центральной нервной системой: она отбирает побудительные импульсы, заглушая одни и усиливая другие, концентрирует и передает их соответствующим группам «социальных мышц». Выражаемые элитой мотивация и воля общества определяют конкурентоспособность нации в долгосрочном плане. А поскольку в эпоху глобализации конкуренция переместилась прежде всего в сферу формирования сознания, важнейшим фактором конкурентоспособности общества становятся те, кто формирует сознание его элиты. Часто сознание элиты формируется извне. Это завуалированная форма внешнего управления. Если такое управление осуществляется стратегическими конкурентами соответствующего общества, оно становится неадекватным, а цели элиты – разрушительными для самого этого общества.

Но даже формирование сознания элиты ее собственным обществом еще не гарантирует ориентацию на национальные интересы. Для представителей элиты естественно стремиться к либерализации, предоставляющей им новые возможности, но зачастую подрывающей конкурентоспособность их страны и несущей беды их народам. Глобализация, которая приносит большие возможности сильным и большие несчастья слабым, объективно разделяет недостаточно развитые общества, принося благо их элитам и проблемы рядовым гражданам.

Еще один фактор разделения элиты и нации: в относительно слабо развитых обществах традиционная культура, да еще и с учетом давления консервативной бюрократии, способствует отторжению инициативных, энергичных людей, порождая в них естественное чувство обиды. В результате, даже преодолев сопротивление среды и пробившись в элиту, инициативные люди не могут избавиться от чувства чужеродности. Это провоцирует враждебность активных представителей элиты к своему обществу, воспринимаемому как скопище несимпатичных, а то и опасных людей. Такие настроения имеют богатейшую традицию в России, но характерны и для многих других стран. Более того, эта тенденция приобретает все больший масштаб по мере распространения западных стандартов образования и переориентации части элиты и прежде всего молодежи неразвитых стран (особенно незападных цивилизаций) на западные ценности. Даже вполне искренняя и предпринятая из лучших побуждений попытка оздоровить свою родину путем механического переноса на ее почву реалий и ценностей развитых стран способна разрушить общество не только тогда, когда оно не готово усвоить внедряемые ценности, но и в том случае, если эти ценности цивилизационно чужды ему. Именно с элиты и молодежи начинается размывание собственной системы ценностей, которое ведет к размыванию общества.

Практический критерий патриотичности элиты – форма ее активов. Как целое, элита обречена действовать в интересах сохранения и приумножения именно собственных активов (материальных или нематериальных – влияния, статуса и репутации в значимых для нее системах, информации и т. д.). Если критическая часть этих активов контролируется стратегическими конкурентами (например, представители элиты стремятся заслужить одобрение не своего народа, а со стороны лидеров конкурирующих обществ), элита начинает реализовывать интересы последних, превращаясь в коллективного предателя.

РОССИЯ: РЕШАТЬ ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ КАК СВОИ ВНУТРЕННИЕ

Россия переживает глубочайший кризис. Национальная катастрофа, начавшаяся в ходе распада СССР, продолжается. Население вымирает и не демонстрирует сколько-нибудь заметных признаков самоорганизации; эффективность государственного управления заметно снижается.

Освоение российских ресурсов как «мировым сообществом», так и самими российскими капиталами носит «трофейный» характер и просто не предусматривает последующего воспроизводства экономики. Действия развитых стран в отношении наследства СССР на территории России напоминают дележ шкуры еще не убитого, но уже слабеющего и утратившего способность самостоятельно передвигаться медведя, который, тем не менее, велеречиво и глубокомысленно рассуждает о своей роли в мировой истории и об организации своего конструктивного взаимодействия с группами охотников и мародеров.

Вместе с тем Россия при всей ее очевидной слабости по-прежнему контролирует целый ряд уникальных и критически важных в современных условиях ресурсов: территорию евро-азиатского транзита, уникальные природные ресурсы Сибири и Дальнего Востока, навыки создания новых технологий. Это делает ее ключевым объектом практически всех цивилизационных экспансий, источники которых – что также очень существенно – расположены в непосредственной близости от России.

Таким образом, главная проблема сегодняшнего дня – столкновение цивилизаций – приведет к тому, что Россия, как минимум, в ближайшие полтора десятилетия станет для мира важнейшим «местом действия». Здесь будет решаться судьба человечества: именно на территории России конкуренция цивилизаций примет форму непосредственного столкновения (причем всеобщего, «всех со всеми») по вопросам, связанным с контролем над ее ресурсами. Более того, «фронт» цивилизационного единоборства пройдет не по географическим рубежам, а внутри самогЧ российского общества, которое становится поэтому одним из ключевых – возможно, даже структурообразующих – факторов развития человечества.

В том, что наша страна, наш дом станут местом решения глобальных проблем, заключены и наша слабость, и наша сила. Ведь досконально зная поле боя, мы сможем влиять на ход развития всего человечества. Однако цена этого «могущества от слабости» – жизнь, ибо любая ошибка может стать смертельной. В практическом плане перед российским обществом стоит задача гармонизации интересов и сбалансирования усилий различных цивилизаций, осуществляющих экспансию на нашу территорию.

Итак, вне зависимости от нашего желания внутренняя российская политика станет в обозримом будущем инструментом решения даже не международных, а глобальных проблем. При этом миссия России ни при каких обстоятельствах не может являться внешней; вектор развития общества должен быть направлен внутрь, на себя, а не наружу, – просто потому, что ни на что иное ни у сегодняшней, ни у завтрашней России элементарно не хватит сил.

Это вынужденное самоограничение, обусловленное слабостью, надеюсь, преодолимой, ни в коей мере не должно возводиться в ранг добродетели и тем более становиться основой изоляционистских концепций наподобие популярной в последнее время доктрины «конструктивного изоляционизма». По сути, она представляет собой демонстративное игнорирование Запада и всего внешнего мира в стиле не то Брежнева, не то китайских императоров середины позапрошлого века.

Любые внешние силы, способные помочь, следует безоговорочно приветствовать и привлекать. Но и они, и мы сами должны понимать, что такое привлечение возможно только в рамках реальной общности интересов, ибо платить за эту помощь (в том числе встречными уступками) нам из-за нашей слабости попросту нечем. Мы должны энергично влиять на цивилизации, развертывающие свою экспансию на нашей территории, но, во-первых, осознавать при этом относительную мизерность своих ресурсов и, во-вторых, осуществлять это влияние исключительно для решения собственных проблем, а не ради абстрактных геополитических схем.

Единственная оформленная идея последнего времени, связанная с поиском нашей роли в развитии человечества («либеральный империализм»), сводится, по сути, к попытке превращения РФ в «региональную державу» на основе реализации на территории СНГ американских интересов, глубоко чуждых как самой России, так и ее соседям. Эта идея обречена на неудачу не только в силу расхождения позиций Москвы и Вашингтона по целому ряду вопросов или наличия конкурирующих (в первую очередь европейских) интересов в отношении этого региона, но и из-за элементарной слабости России. Пора осознать наконец, что наше общество только тогда сможет проводить сколько-нибудь значимую, направленную вовне политику, когда у него появятся для этого реальные ресурсы, то есть когда оно наведет порядок у себя дома. Россия способна отработать модели и алгоритмы решения глобальных проблем на уровне своей внутренней политики. Обустраивая свою жизнь, она привнесет гармонию в мир.

Весьма вероятно, что задача оздоровления российской экономики потребует реализации мер, не укладывающихся в стереотипы «либерального фундаментализма», включая некоторое усиление протекционизма (являющееся сейчас общемировой тенденцией) и предоставление государственных гарантий на непосильные для бизнеса, но необходимые экономике инвестиционные проекты (согласие на это МВФ, например, дал России еще в апреле 1999 года). Этого не надо пугаться, пока подобные действия будут вызываться не идеологическими, а исключительно прагматическими подходами при полном понимании их временности. По мере укрепления экономики и восстановления конкурентоспособности страну следует все больше открывать для внешней конкуренции. Но так, чтобы в каждый момент времени интенсивность конкуренции была достаточной для стимулирования эффективности национальной экономики, но не разрушения ее.

Стратегической, долгосрочной целью должно быть возрождение России как самостоятельной мощной цивилизации, на равных участвующей в глобальной конкуренции. Но путь к этому лежит через промежуточные этапы. От сегодняшнего положения «поля боя» нам еще предстоит пройти длительный путь даже к промежуточному по своей сути положению «моста» между ключевыми, наиболее мощными в экономическом и политическом отношении цивилизациями.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 2 февраля 2004 > № 2909720 Михаил Делягин

Европа задает вопросы

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2004

Карл Бильдт – премьер-министр Швеции в 1991—94 годах, выполнял ответственные миссии ООН и ЕС на Балканах. Член попечительского совета корпорации RAND (США), член совета лондонского Центра европейских реформ, член редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике». В основе данной статьи – выступление автора в декабре 2003 года на конференции в Москве, посвященной первой годовщине основания журнала.

Резюме Конкурентоспособная экономика, основанная на широкой отраслевой базе, вряд ли совместима с полуавторитарной политической системой. Зато экономика, базирующаяся на экспорте сырья, с ней вполне сочетается. Поэтому выбор типа экономического развития предопределяет и выбор того или иного политического режима.

Нынешний год будет, без сомнения, решающим для дальнейшего развития «широкой Европы» – пространства, связанного географией, историей и культурой. Чтобы понять, каким станет наше общее будущее, нужно ответить на два главных вопроса. Во-первых, как будет развиваться европейская интеграция? Во-вторых, каким путем пойдет Россия?

Начну со второго, поскольку тональность обсуждения российских событий в западных столицах сейчас заметно отличается от той, что была всего пару месяцев назад. Москве не стоит обольщаться дипломатическими формулировками, которые звучат в официальных заявлениях правительств стран Запада. Масштаб реальной озабоченности будущим России весьма велик. Все мы в Европе привержены идее дальнейшего развития, упрочения и углубления отношений между Российской Федерацией и Европейским союзом. Но сегодня эта важная задача представляется нам куда более трудновыполнимой, чем казалось еще недавно.

На следующий день после декабрьских выборов в Государственную думу председатель Парламентской ассамблеи ОБСЕ Брюс Джордж заявил: «Главное впечатление от всей избирательной кампании в том, что процесс демократизации в России обратился вспять». Подобные оценки звучат после нескольких месяцев непрерывных дискуссий, которые вызвал во всем мире арест главы ЮКОСа Михаила Ходорковского. Возникает вопрос: не произошла ли в России смена курса, а если произошла, то какие последствия это может иметь для отношений с внешним миром?

ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН

Текущий год станет годом перехода к новому качеству европейской политики. Первого мая к Европейскому союзу присоединятся десять новых членов, в июне уже все 25 государств-участников выберут новый Европейский парламент. По итогам этих выборов будет сформирован и новый состав Европейской комиссии, которой предстоит руководить Европой до конца десятилетия. На Еврокомиссию ляжет огромная ответственность. Ей придется довести до конца трудный процесс заключения Конституционного договора, который потерпел неудачу на саммите ЕС в минувшем декабре. Начнутся переговоры о новом долгосрочном бюджете Евросоюза. А ближе к концу 2004 года Европейский совет примет чрезвычайно важное решение о том, целесообразно ли начинать переговоры с Турцией о ее членстве в ЕС.

Одновременно будет дана оценка переговорам с Румынией и Болгарией, а также рассмотрены уже полученное заявление от Хорватии и заявка, которую к тому времени, вероятно, подаст Македония. Предполагаю, что в этом насыщенном году политическая энергия Европейского союза будет направлена в основном на внутренние перемены и преобразования. Но сохранится и особое внимание, уделяемое отношениям с так называемой «широкой Европой», а также с Россией. После масштабного расширения сложившуюся ситуацию необходимо оценить по-новому.

Текущий год станет переходным и с других точек зрения. Только после мартовских президентских выборов в России мы сможем получить более точное представление о том, какой будет политика Москвы в предстоящие годы. По другую сторону Атлантики идет почти непрерывная избирательная кампания: с первых праймериз в январе до президентских выборов в ноябре.

ВМЕСТЕ ИЛИ ПОРОЗНЬ?

Некоторые сигналы, поступающие из России, настораживают. Кое-кто, очевидно, не прочь начать опасную игру, которая поставит под угрозу основу наших взаимоотношений – Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Европейским союзом. События конца 2003 года продемонстрировали: в нестабильных регионах, граничащих с Россией и Евросоюзом, существует угроза кризиса и политической конфронтации. Усилия следует сосредоточить на том, чтобы избежать возникновения этих проблем и одновременно добиваться структурного улучшения взаимоотношений, а это возможно даже в период преобразований и неопределенности. На протяжении этого периода – не слишком, как мы надеемся, продолжительного – ЕС и Российская Федерация должны дать более четкие и вразумительные ответы на некоторые фундаментальные вопросы.

Готов ли Европейский союз действительно сыграть стратегическую и ключевую роль в расширенной Европе, на Ближнем Востоке, в Африке и в других регионах, находящихся в сфере его интересов? Намерена ли Россия продолжать политику реформ, которая превратит в реальность идею интеграции и сотрудничества с остальной Европой? Станет ли она утверждать власть закона и строить более демократическую политическую систему? Будет ли стремиться к созданию более открытой и конкурентной экономики?

Если ЕС и Россия дадут утвердительные ответы на эти вопросы, мы вступим в новую эру больших совместных возможностей. Если же ответы будут отрицательными, то перспективы сотрудничества окажутся довольно безотрадными. Возможно, тогда в разных частях расширенной Европы нам не избежать противостояния, грозящего вылиться в открытый конфликт.

В общей Стратегии европейской безопасности, принятой на саммите Евросоюза в декабре 2003-го, намечен путь к проведению более активной и последовательной политики при решении проблем в области безопасности. Речь идет об угрозах, связанных с терроризмом, распространением оружия массового уничтожения, а также с проблемами непрочных, слабеющих или разваливающихся государственных образований.

Европейский союз создал и стремится расширять зону стабильности, власти закона, разумного управления и демократии в Европе и вокруг нее. Усилия сосредоточены прежде всего на интеграции стран – членов самого Евросоюза (по мере расширения ЕС задача осложняется). Но больше внимания мы будем уделять и вопросам разумного управления, стабильности и власти закона в «широкой Европе», то есть за пределами непосредственных границ ЕС.

Очевидно, что в интересах Европейского союза развивать партнерство с Российской Федерацией, а также стремиться к тому, чтобы Соединенные Штаты играли активную роль там, где это приносит пользу. Такое партнерство действенно лишь при наличии достаточной общности интересов и ценностей. И при взаимном признании того, что к стабильным решениям можно прийти только путем совместных действий.

В этом смысле обеим сторонам не удалось избежать ошибок. В начале 1999 года западным странам казалось, что они смогут решить косовскую проблему без полноценного участия России. Попытка была неудачной: мы получили войну и с тех пор так и не добились мирного решения.

Во время недавнего кризиса вокруг Молдавии ту же ошибку повторила Москва, посчитавшая, что России одной, без вовлечения других ключевых международных игроков под силу добиться политического урегулирования конфликта. Ее дипломатия потерпела фиаско, а неразрешенная кризисная ситуация в Молдавии способна стать серьезным бременем как для региона, так и для отношений России и Европы.

События в Грузии тоже вызывают опасения. Там есть силы, обращающиеся за поддержкой к США и Европе, но есть и те, кто не менее настойчиво ищет помощи у России. Если между ключевыми игроками на международной арене не будет налажен конструктивный диалог, результатом станет расчленение Грузии с долгосрочными плачевными последствиями для всех.

Европейский союз и Россия в равной мере заинтересованы в стабильности их общего «ближнего зарубежья». В наших совместных интересах остерегаться неверных шагов, подобных упомянутым ранее, и развивать более тесное партнерство. Однако ситуация может развиваться в другом направлении. При обсуждении положения в Молдавии и Грузии на совещании министров ОБСЕ в Маастрихте (декабрь 2003 года) Россия оказалась в полной изоляции. Это тревожный сигнал. Важно как можно скорее устранить недоразумения в конструктивном духе.

Общие интересы распространяются и на другие области. Раздираемый конфликтами Афганистан является источником почти всего героина, поступающего в Москву; оттуда же приходит более трех четвертей всего объема этого наркотика, потребляемого в остальных европейских городах. Если мы не сумеем стабилизировать положение в Афганистане, это ударит не только по уязвимым государствам Центральной Азии, но и по нашим странам.

И Россия, и Евросоюз граничат с регионом, который часто называют Большим Ближним Востоком. Если в прошлом говорили, что Балканы начинаются на окраинах Вены, то сегодняшний Ближний Восток начинается в пригородах Парижа, Лондона и Москвы, где имеются значительные мусульманские общины.

Наглядным подтверждением нашей совместной заинтересованности в решении этой проблемы служит тот факт, что ЕС и Россия конструктивно взаимодействуют в рамках «ближневосточного квартета». Мы стремимся к тому, чтобы постсаддамовский Ирак стал государством, уважающим принципы территориальной целостности, власти закона и демократии, а не источником соперничества, очагом напряженности или рассадником терроризма. В этом наши интересы совпадают с американскими. Возможности стратегического партнерства увеличатся, если Европейский союз будет проявлять бЧльшую активность, последовательность и дееспособность на международной арене.

ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕФТЯНОЙ ЗАВИСИМОСТИ

В начале минувшего столетия Россия была одной из самых быстрорастущих экономик мира. Промышленная революция начала преображать страну. Санкт-Петербург и Москва превратились в шумные европейские столицы. Художники и предприниматели, например, из моей родной Швеции спешили на заработки на восток, в бурно развивающееся Российское государство.

Если бы эта тенденция продолжилась, Россия сегодня стояла бы в одном ряду с лидерами мирового экономического развития. Вместо этого она остается одной из наиболее бедных среди тех стран, где сто лет тому назад совершилась промышленная революция.

Пока Россия не станет в полном смысле слова частью Европы и мира, она не выберется из бездны нищеты и отчаяния, в которой оказалась после семи трагических десятилетий коммунистической тирании и изоляции. А если Россия не преодолеет это ужасное наследие, наши общие усилия, направленные на достижение стабильности, будут значительно затруднены. Поэтому цель Европы – сильная и стабильная Россия, уверенная в своем будущем.

На недавнем саммите ЕС — Россия в Риме была предпринята попытка обозначить четыре общих пространства для долгосрочного политического взаимодействия.

Во-первых, концепция Общего европейского экономического пространства, которая без особого успеха дискутируется вот уже около двух лет. Во-вторых, общее пространство свободы, безопасности и правосудия, где многое предстоит сделать. (К этому же разделу относится и важный вопрос о визах.) В-третьих, общее пространство внешней безопасности. Наконец, общее пространство научно-исследовательской деятельности, образования и культуры, в котором, особенно в области космических исследований, достигнут заметный прогресс, хотя потенциал сотрудничества намного шире. К этому перечню я бы добавил пятое, не менее необходимое пространство – демократии, власти закона и прав человека.

С европейской точки зрения несколько странно, что Китай является членом Всемирной торговой организации (ВТО), а Россия – нет. Если Россия не вступит в ВТО, неизбежны ограничения экономической интеграции между ЕС и Россией. В то же время российская экономика вынуждена будет покориться закону джунглей на мировых рынках.

Первоочередная цель – завершить переговоры между Россией и ВТО до конца 2004 года. Россия должна отбросить протекционистские интересы, препятствующие ее интеграции в мировую экономику. Необходимо найти формулу соответствия цен на природный газ на внешнем и внутреннем рынках. Кстати, недавние события в российской внутренней политике затруднят для Москвы поиск союзников по газовому вопросу в Конгрессе США.

Не исключено, что понятие «общее экономическое пространство» так и не наполнится практическим содержанием и останется лишь на бумаге. Главную причину следует искать в политической неразберихе, которая так долго удерживает Россию за пределами ВТО. Без членства России в этой организации крайне трудно и нелогично обсуждать создание зоны по-настоящему свободной торговли и прочие шаги в этом направлении.

Частью запутанного политического положения, сдерживающего прогресс, является ситуация неопределенности, сложившаяся вокруг экономических отношений между государствами СНГ. Один за другим декларируются амбициозные планы, но структурных сдвигов незаметно. Конечным результатом реализации различных схем взаимодействия под эгидой СНГ является замедление процесса вступления в ВТО и ограничение возможностей создания общего экономического пространства с Европейским союзом.

Хотя за последнее десятилетие Россия несколько снизила свою чрезмерную зависимость от экспорта нефти и газа, ее экономика по-прежнему ориентирована на вывоз сырья. Прогресс явился главным образом результатом успешной деятельности новых российских нефтяных компаний, сумевших выправить положение в старой, распадавшейся советской нефтяной индустрии и добиться роста производства, а также следствием высоких цен на нефть.

Однако предстоящий этап предъявит более высокие требования — не в последнюю очередь это касается притока капитала. Увеличится потребность в огромных инвестициях для финансирования геолого-разведочных работ и эксплуатации новых высокорентабельных, но отдаленных месторождений.

Газовая отрасль, гораздо более важная в долгосрочной перспективе, явно отстает в развитии. Какие-то реформы проведены, но старая структура, по сути, так и не демонтирована. Здесь также потребуются гигантские инвестиции в новые месторождения и в создание инфраструктуры для экспорта газа на «голодные» рынки Западной Европы, Китая и Японии.

В последние месяцы в России все громче звучат голоса, призывающие к сохранению или воссозданию того или иного вида государственного и национального контроля и даже к национализации природных активов. Такая модель развития имеет право на существование. Но надо отдавать себе отчет в том, что она повлечет за собой ограничение возможностей поступления капитала и технологий из других стран, а необходимое развитие добывающих отраслей значительно замедлится.

Главный для России вопрос заключается в том, сумеет ли она преодолеть нефтяную зависимость и превратится ли в поистине конкурентоспособную современную экономику с широкой базой. Если Россия пойдет этим путем, откроется огромный потенциал для интеграции и сотрудничества на всем европейском пространстве. В противном случае ее развитие будет все больше зависеть от экспорта колоссальных природных ресурсов, в основном нефти и газа (благо спрос на них в Европе, скорее всего, будет расти). При этом у нее не окажется возможности привлечь достаточно внутренних и зарубежных инвестиций для настоящей модернизации и расширения своей экономической базы.

Участники «круглого стола» промышленников ЕС — Россия, который прошел в Москве в декабре 2003-го, нарисовали мрачную, но, как мне кажется, верную картину состояния дел. «Несмотря на очевидные успехи экономического роста и некоторые институциональные реформы, системные риски инвестирования в российскую экономику остаются высокими. Основные структурные, правовые и институциональные реформы не завершены или проводятся неэффективно… Несмотря на повышение суверенного рейтинга, произошедшее благодаря высоким доходам от нефти и газа, Россия по-прежнему занимает нижние строчки международных инвестиционных рейтингов и общий объем прямых зарубежных инвестиций катастрофически мал в сравнении с масштабом российской экономики и ее потенциалом».

Далее отмечалось, что «за последние десятилетия страна, по сути дела, не пополнила свои основные производственные фонды и в настоящий момент переживает структурный кризис и технологические катастрофы во многих областях. Модернизация российской промышленности и реконструкция ее гигантской инфраструктуры потребуют колоссальных инвестиций, которые невозможно полностью профинансировать за счет внутренних источников. Инвестиционный климат и связанные с ним вопросы институциональной и структурной реформ остаются ключом к достижению высоких и устойчивых темпов долгосрочного экономического роста в России».

Только осуществляя эти реформы, Россия постепенно добьется освобождения от нефтяной зависимости и сможет превратиться в современную экономику, стать полноценным участником интеграции и сотрудничества в Европе, что так необходимо и россиянам, и европейцам.

ФУНДАМЕНТ ДЛЯ ДЕМОКРАТИИ

Экономическая и политическая системы взаимосвязаны. И если нефтяная экономика, безусловно, сочетается с полуавторитарной политической системой, то современная, основанная на широкой отраслевой базе и конкурентоспособная экономика с ней вряд ли совместима. Есть множество примеров того, как авторитарные и полуавторитарные режимы в разных странах мира развиваются до определенного уровня, но после этого потребность в эффективной власти закона, прозрачной и открытой политической системе и здоровом гражданском обществе, функционирующем помимо государства и господствующих экономических структур, диктует необходимость полноценной демократической системы.

Если Россия выберет современную экономику с широкой базой вместо малоперспективной нефтяной экономики, это будет выбор в пользу долгосрочного экономического развития, интеграции и сотрудничества с остальной Европой, а со временем – и в пользу соответствующего политического режима.

Я принадлежу к поколению, которое формировалось в эпоху холодной войны, возведения Берлинской стены и вооруженной экспансии советской коммунистической системы к самому сердцу Европы. Но я принадлежу и к поколению, которому посчастливилось увидеть чудо мирного распада империи, основанной на оккупации, освобождения самой России и окончания былой конфронтации…

Задача нашего поколения — построить новую систему безопасности, сотрудничества и демократии, охватывающую как можно большую часть нашего континента. Постепенно мы продвигаемся к созданию федерации национальных государств, которая будет включать в себя всю Европу к западу от России и Украины, простираясь от Северного Ледовитого океана до Средиземного моря. Этот процесс, разумеется, дается не легко, он не проходит гладко и бесконфликтно. Ничего подобного история не знает, и мы уже прошли половину пути к достижению целей, которые история возложила на нас после великих перемен 1989 и 1991 годов.

Превращение России из государства, охватывающего 11 часовых поясов, но обреченного на упадок, в современную европейскую демократию, граничащую с Китаем и Большим Ближним Востоком, очевидно, потребует времени. Но этот процесс столь же важен для построения новой Европы, сколь и поддержание и укрепление отношений с Соединенными Штатами.

Захочет ли Россия в один прекрасный день стать членом нашей федерации национальных государств — это открытый вопрос, ответ на который должна найти она сама. Я убежден, что такой масштабной стране, как Россия, будет трудно отказаться от суверенитета в решении широкого спектра вопросов, а ведь у себя в ЕС мы пытаемся делать именно это. Но свою судьбу должны определить именно сами россияне.

Внешний мир до сих пор не вполне понимает, в каком направлении движется Россия. Многим в России, как, впрочем, и в других странах, трудно понять непростую структуру Европейского союза и идущие в нем преобразования. И мы все стоим перед очередными вызовами и угрозами, которые нашли отражение в новой Стратегии европейской безопасности.

Какое-то время главная задача будет состоять в том, чтобы не допустить обострения напряженности в наших отношениях, признаки которой мы наблюдаем сегодня. Впоследствии нам всем следует потрудиться над обновлением и укреплением этих отношений. Если Россия проявит готовность, Евросоюз, я уверен, не замедлит с ответом. Но для того чтобы это стало возможным, обе стороны должны сделать свой выбор.

Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 февраля 2004 > № 2851557 Карл Бильдт

Растущая экономика Индии нуждается в новых источниках энергоресурсов, и правительство надеется, что в будущем страна сможет использовать богатые углеводородные возможности Туркменистана. Об этом в интервью по случаю национального праздника – Дня республики – заявил журналистам посол Индии в Ашхабаде Раджниш Мавджи Рой. Индийский дипломат высоко оценил нынешнее состояние двустороннего сотрудничества. По его словам, «Индия придает большое значение отношениям с Туркменистаном, поскольку нас связывает не только многовековая дружба, но и установившиеся в последние годы взаимопонимание и доверие». Отметив, что в области экономики Туркменистан является для Индии одним из важнейших стратегических партнеров, посол в то же время заметил, что ежегодный объем двусторонней торговли в 15 млн.долл. явно не соответствует имеющемуся потенциалу. В качестве примера успешного партнерства Раджниш Мавджи Рой назвал основанное в 1998г. в Ашхабаде совместное фармацевтическое предприятие «Туркмендерман Аджанта Фарма Лимитед», производящее 70 видов лекарств, необходимых для населения Туркменистана. Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 28 января 2004 > № 24426

Советник по торговым и экономическим вопросам экономической миссии посольства Франции в России Жорж Ренье встретился накануне замполпреда в УрФО Виктор Басаргин. Француз прибыл в Екатеринбург для проведения ряда деловых встреч. Как сообщили в окружном информационном центре, за последнее время прошло несколько встреч с представителями деловых кругов Франции. Предстоит еще одна – с представителями одного из французских банков, готовых принять участие в сотрудничестве в рамках реализации совместных инвестиционных проектов. Кроме того, на конец янв. запланирована встреча полпреда Петра Латышева и посла Франции в России. Реализация ряда проектов совместно с французской стороной, в т.ч., тех, которые были согласованы и подписаны в ходе визита официальной делегации УрФО во Францию, уже началось.Жорж Ренье подчеркнул, что его поездка в Екатеринбург не является случайной, поскольку подготовка к ней началась во время визита Петра Латышева во Францию, в ходе которого Ренье представлял французские предприятия. Ренье также подчеркнул, что целью его визита является изучение возможностей сотрудничества между российскими и французскими предприятиями. Между тем, в десятке основных партнеров во внешнеэкономической деятельности предприятий юга Тюменской обл. Франции пока нет. Как сообщает пресс-служба Тюменской таможни, первую строку заняла Украина с объемом экспорта 452 млн. 991,6 тыс.долл., импорта – 848,8 тыс.долл. На втором месте находится Кипр (экспорт 398 млн. 231,3 тыс.долл., импорт – 15 тыс.долл.), на третьем – Польша (экспорт 320 млн. 774,1 тыс.долл., импорт 78,4 тыс.долл.). Далее следуют Казахстан, Швейцария, Венгрия, Панама, Германия, Финляндия и Литва. Франция. Россия. УФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 22 января 2004 > № 3125

Белоруссия проведет переговоры о взаимной правовой помощи по уголовным делам с Индией и Объединенными Арабскими Эмиратами. Как сообщили в среду корреспонденту «Росбалта» в пресс-службе президента Белоруссии, такое решение принял президент республики Александр Лукашенко. С Индией Белоруссия планирует заключить договор, который «предусматривает осуществление сторонами мер по розыску лиц, совершивших преступления, наложение ареста на имущество, полученное преступным путем, предоставление оригиналов или копий запрашиваемых документов и вещественных доказательств». На переговорах с ОАЭ Белоруссия намерена подписать договор, который «определяет основания и процедуру выдачи лиц, находящихся на территории двух стран, для привлечения к уголовной ответственности или приведения приговора в исполнение».

Заключение Белоруссией договоров с указанными государствами о взаимной правовой помощи по уголовным делам, по мнению белорусской стороны, будет способствовать дальнейшему углублению сотрудничества с ними, а также объединению усилий в борьбе с международной организованной преступностью. Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 21 января 2004 > № 24517

Решение правительства Индии о расширении доступа иностранного капитала в экономику страны будет способствовать активизации частных российских инвестиций в экономику Индии. Такое мнение высказал в среду член-корреспондент РАН, директор международного института энергетической политики и дипломатии МГИМО МИД России Валерий Салыгин. «Эти правила имеют важное значение для России с точки зрения приоритетности и потенциала двустороннего экономического сотрудничества и планов отдельных российских компаний в банковском и нефтяном секторах», – подчеркнул эксперт. «Решение правительства Индии о расширении доступа иностранного частного капитала в экономику страны является наиболее радикальным за последние 12 лет и соответствует проводимой политике легализации и создания максимально благоприятного климата для иноинвесторов», – сказал Салыгин. Согласно принятому постановлению, инбанкам и их дочерним компаниям, действующим под надзором органов правительства Индии, разрешено стопроцентное инвестирование в частный банковский сектор.

Др. частным иноинвесторам разрешается 74-процентное участие в виде прямых или портфельных инвестиций. Существенное расширение иностранных капиталовложений предусматривается в нефтяной сектор – в газопроводы, в сбыт нефти, а также в разведку месторождений. «За последний год приток иностранных частных инвестиций в экономику Индии увеличился вдвое по сравнению с 2000г. и составил 4,6 млрд.долл. Данное решение принято в общем контексте стратегии по выводу страны к 2025г. в разряд наиболее развитых государств мира», – отметил Валерий Салыгин. Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 21 января 2004 > № 24516

Куба и Чувашия готовятся к сотрудничеству. В эти дни в Москве состоится встреча мэра Чебоксар Николая Емельянова и посла Кубы в России Хорхе Марти Мартинеса. Весной пред.г., в дни Кубка Европы по спортивной ходьбе, Хорхе Марти Мартинес побывал в Чебоксарах и на встрече с мэром столицы Чувашии подтвердил желание кубинского г.Санта-Клара принять Чебоксары в качестве города-побратима. Представитель кубинской стороны также выразил большую заинтересованность в сотрудничестве с Чувашией, в частности, с производителями химической продукции и ОАО «Промтрактор». Санта Клара – второй по величине город Кубы (центральная часть). Административный центр провинции Лас-Вильяс. Численность населения города составляет 200 тыс.жителей. Узел железных и шоссейных дорог. Торговый центр с/х района (сахарный тростник, табак). В городе сосредоточено 72% промышленного потенциала Республики: винодельческие и текстильные предприятия, табачная фабрика, заводы по производству холодильников, газовых плит, запчастей. Куба. Россия. ПФО > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 19 января 2004 > № 1927

Кабмин Узбекистана распорядился открыть в Узбекистане первый спортивный телеканал. Новый телеканал создан в структуре государственной телерадиокомпании Узбекистана, однако, основой для него послужили частота и производственные мощности бывшей частной телекомпании. Создание спортивного телеканала произошло в рамках резолюции кабмина республики о популяризации спорта. Новый телеканал займется показом спортивных мероприятий, происходящих как в самом Узбекистане, так и в мире. Планируется, что он будет вещать по 8 час. в день – сейчас он вещает по 6 час. Стоит добавить, что спортивный телеканал стал вторым в своем роде в СНГ после российского аналога. Узбекистан > СМИ, ИТ > ., 5 января 2004 > № 14446

В соответствии с решением суда, группа индийских компаний получит от госкорпорации гарантирования экспортных кредитов 270 млн. рупий, что составляет 4 млн. евро. Эта сумма – долг Казахстана за 3 тыс.т. чая, который был приобретен в 1993г. госкорпорацией «Казпищепромсырье». Последние 10 лет индийские компании с переменным успехом судились в судах страны с правительством Индии, которое выступило гарантом этой сделки. Верховный суд Индии вынес по этому делу окончательное решение, не оставив правительству возможности обжаловать решение о выплате казахстанского долга из индийского бюджета. Как ожидается, теперь власти Индии активизируют переговоры с Казахстаном о возвращении денег за чай. Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 1 января 2004 > № 24518

Международная финансовая система: конец единовластия

© "Россия в глобальной политике". № 4, Октябрь - Декабрь 2003

О.В. Буторина – д. э. н., заведующая кафедрой европейской интеграции МГИМО МИД РФ, член научно-консультативного совета журнала «Россия в глобальной политике»

Резюме В ближайшие десять-пятнадцать лет мировая гегемония доллара будет разрушена. Костяк новой международной системы составят два-три десятка наиболее значимых валют, замкнутых в высокоэффективную сеть скоростных расчетов. Такая смена формата может кардинально улучшить позиции российского рубля и сменить ориентиры национальной валютной политики.

В ближайшие десять-пятнадцать лет мировая гегемония доллара будет разрушена. Ей на смену придет не единая мировая валюта, как предлагали Кейнс и Манделл, не множественность денежных единиц в рамках одного государства, как считал Хайек, и не раздел мира на несколько валютных зон. Костяк новой международной системы составят два-три десятка наиболее значимых валют, которые посредством новейших технологий будут замкнуты в высокоэффективную сеть скоростных расчетов. Такая смена формата может кардинально улучшить позиции российского рубля и сменить ориентиры национальной валютной политики.

Если Россия войдет в число стран, денежные единицы которых подключатся к общемировой паутине политвалютных платежей, то отечественные предприятия смогут расплачиваться рублями за импортные товары. Одновременно российский рубль станет главной валютой СНГ. Это резко расширит сферу его применения, понизит спрос на иностранные валюты и спровоцирует выведение долларов из внутреннего обращения. Как следствие, значительно увеличатся внутренние инвестиционные источники, а также возрастут количественные и качественные характеристики российского фондового рынка. Банку России не придется иметь огромные валютные резервы ради поддержания стабильности рубля. В целом же Россия сможет воспользоваться многими благами рыночной экономики, которые сейчас для нее не доступны из-за того, что в условиях глобализации ее валюта и финансовая система ежедневно вступают в конкуренцию с неизмеримо более сильными соперниками.

Чтобы подобный шанс был реализован, России следует уже сегодня делать три вещи. Во-первых, всеми доступными способами расширять сферу обращения рубля. Во-вторых, максимально использовать современные технологии расчетов. И в-третьих, быть готовой к системным изменениям в международных валютных отношениях, включая масштабные и плохо поддающиеся оценке перемены в глобальной роли американского доллара.

ОТ ЗОЛОТА К ДОЛЛАРУ

История человечества знает четыре международные валютные системы. Первая – Парижская – была создана в 1867 году и просуществовала до Первой мировой войны в общей сложности 47 лет. Самой недолговечной оказалась Генуэзская: возникнув в 1922-м, она распалась уже в 1931 году с началом Великой депрессии. Бреттон-Вудская система продержалась с 1944 по 1971 год, когда США прекратили размен долларов на золото, – то есть 27 лет. Ровно столько же действует нынешняя Ямайская система, официально оформленная совещанием стран – членов МВФ в Кингстоне в январе 1976 года.

Смена валютной системы всегда означала упразднение одних элементов международного денежного устройства и введение других. Закат Парижской системы – это отмена золотомонетного стандарта. С расстройством Генуэзской системы обменные курсы перестали фиксироваться по отношению к золоту. По Бреттон-Вудским соглашениям лишь доллар сохранил связь с золотом, а все остальные валюты привязывались к нему. Ямайская система упразднила последнее звено в цепи, связывавшей деньги с золотом, – мир раз и навсегда перешел к плавающим курсам.

Современный мировой валютный рынок невообразимо далек от того, каким он был в момент создания Ямайской системы. Однако способ его регулирования остался тем же, что и в 1976 году. Тогда, вспомним, в Китае прощались с Великим кормчим, в Москве открылся XXV съезд КПСС, а в Калифорнии два приятеля собрали в гараже первый персональный компьютер.

ВАЛЮТНО-ФИНАНСОВЫЕ РЫНКИ: ГЛОБАЛЬНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ КЛИМАТА

В последней четверти XX века валютные рынки оказались под воздействием пяти новых факторов: 1) всеобщая либерализация движения капиталов, 2) развитие информационных технологий, 3) изменение природы курсообразования, 4) распад социалистической системы и 5) введение евро.

О размахе валютной либерализации говорит следующий факт: в 1976 году обязательства по VIII статье Устава МВФ (она запрещает ограничения по текущим платежам, дискриминационные валютные режимы и барьеры на пути репатриации средств иностранных инвесторов) выполняла 41 страна, в 2002 году – 152. Сравнительно недавно даже самые развитые страны Запада имели множество валютных ограничений. Так, например, в Англии до середины 1970-х резидентам запрещалось приобретать наличную иностранную валюту сверх установленного крайне низкого лимита, а во Франции в 1983 году были введены жесткие правила репатриации экспортной выручки, покупки валюты для импорта, покрытия валютных сделок на срок финансирования инвестиций за границей.

Для многих развивающихся стран и стран с переходной экономикой результаты валютной либерализации конца прошлого века оказались далеко не однозначными. По утверждению МВФ, валютная либерализация должна была содействовать интеграции в мировую экономику и росту конкурентоспособности. На практике же отмена валютных ограничений часто выпадала из макроэкономического контекста и ее темпы не соизмерялись с темпами формирования механизмов и институтов рынка. Как следствие, была создана почва для долларизации, утечки инвестиционных ресурсов, беспорядочного движения спекулятивных капиталов.

Революция в средствах связи и обработки информации сделала международные финансовые потоки еще более подвижными. В 1970–1980-е годы во многих странах были созданы общенациональные системы расчетов в режиме реального времени (Real Time Gross Settlement – RTGS). В 1990-е между ними возникли связующие звенья. Например, в Гонконге существуют такие системы расчетов в гонконгских долларах, в долларах США, а с апреля 2003-го – в евро, причем все они функционально дополняют друг друга. Кроме того, усовершенствованы традиционные системы международного клиринга, повышена их надежность, увеличены лимиты кредитования, расширен круг участников и набор функций. Это позволило перемещать огромные суммы денег из одной точки мира в другую простым нажатием клавиши.

За последнюю четверть века произошел и другой серьезный качественный сдвиг: обменный курс той или иной валюты перестал формироваться во внешней торговле. Это было вызвано стократным увеличением объемов международных валютных рынков. Действительно: если в 1970-е ежедневный объем валютных операций в мире составлял 10–20 млрд дол. (то есть приближался к стоимости ВВП, производимого в развитых странах в течение одного рабочего дня), то в 2001 году эта цифра равнялась 1,2 трлн долларов. На обслуживание товарных сделок теперь приходится всего 2 % от совершаемых в мире валютообменных операций. Поэтому возможность отклонения рыночного курса валюты от паритета покупательной способности (по которому курсовое соотношение двух валют должно отражать соотношение цен в данных странах) намного возросла. К примеру, на один доллар в России можно купить вдвое больше товаров, чем в США. То есть рыночный курс рубля составляет 50 % от паритета его покупательной способности (ППС). Такое положение характерно для большинства государств Центральной и Восточной Европы. В некоторых странах курс национальной валюты занижен еще больше, например, в Индии и Китае он находится на уровне 20 % от ППС.

Если в 1971 году обменные курсы оторвались от золотого якоря, то потом они оторвались и от казавшегося естественным товарного якоря. Несмотря на глобализацию и наличие развитого мирового рынка (который, правда, составляет менее 20 % от мирового ВВП), в настоящее время нет и намека на выравнивание внутренних цен между странами. Иначе говоря, коридор возможных колебаний курса той или иной валюты резко расширился. Моментальное обесценение валюты в два или в четыре раза, как это было с российским рублем, теперь никого не удивляет.

На рубеже 1980–1990-х годов распалась социалистическая система, бывшие страны СЭВ начали переход к рыночной экономике. Большинство из них сразу сделали конвертируемыми свои валюты и сняли основные ограничения по текущим операциям. В России в 1992 году был принят закон «О валютном регулировании и валютном контроле», разрешивший конверсионные операции и трансграничное движение капиталов. К мировым валютным рынкам добавился не существовавший ранее сегмент. Это серьезно изменило облик международной валютной системы, хотя на указанные регионы приходится только 2 % совершаемых в мире конверсионных операций. Достаточно вспомнить, что все новые валюты пережили периоды высочайшей инфляции и резкого обесценения. Одновременно произошла глубокая долларизация постсоветского пространства. Американские деньги, будучи гораздо сильнее и надежнее, чем встававшие на ноги местные валюты, выдавили последние из большой части внутреннего оборота. А в 1998 году Россию поразил финансовый кризис.

Еще один новый фактор современных валютно-финансовых отношений – введение с 1 января 1999 года единой европейской валюты. Два первых года своей жизни она теряла в цене, а уже на рубеже 2002–2003 годов евро стал стоить дороже доллара. Это показало частным и государственным инвесторам, что европейская валюта может использоваться как средство диверсификации их накоплений. Никогда еще европейские денежные единицы не использовались в международном масштабе столь широко, сколь теперешний евро. И если курс единой валюты останется стабильным, то ее привлекательность будет расти и впредь. С прежними национальными денежными единицами этого не могло случиться в принципе.

В то же время для мировых финансовых рынков евро стал еще одним фактором турбулентности. Связано это с тем, что у операторов появилась реальная альтернатива доллару (пусть не во всех сферах), а у Евросоюза – возможность проводить более независимую от США экономическую и валютную политику. В 2001 году, по данным Банка международных расчетов в Базеле, волатильность (краткосрочная изменчивость) курса евро по отношению к доллару США была в три раза (!) больше, чем аналогичный показатель для немецкой марки в 1998 году. Одновременно увеличилась амплитуда и частота колебаний в большинстве других важнейших валютных пар. Введение евро, конечно, явилось не единственной причиной, обусловившей нестабильность валютных рынков, однако налицо его «вклад» в сложившуюся ситуацию.

Все эти процессы привели в 1990-е годы к росту нестабильности международной валютной системы. Серию региональных кризисов открыл кризис Европейской валютной системы 1992–1993 годов. Тогда атакам впервые подверглись валюты даже тех стран, правительства которых придерживались вполне адекватного и грамотного курса. Экономисты заговорили о кризисах «второго поколения», когда решающим оказывается не качество национальной политики, а соотношение денежных средств, которые правительство с одной стороны и валютные спекулянты с другой готовы бросить в схватку. Спекулянты рассчитывают, какую сумму государство может потратить на интервенции, и если их собственные возможности оказываются весомее, то игра на понижение начинается.

В 1997–1998 годах на мир обрушился очередной ряд финансовых потрясений. Началось с Юго-Восточной Азии и России, дальше завибрировали валютные системы Латинской Америки, в 2001 году разразился кризис в Турции, в 2002-м – в Аргентине. Как бы ни хотелось считать эти события случайными, они, увы, таковыми не являются. Дело здесь не в безответственности властей и не в фатальном стечении обстоятельств, а в изменении глобального валютно-финансового климата как такового.

Что же мировое сообщество готово предпринять в ответ?

УПРАВЛЕНИЕ ВАЛЮТНЫМИ КУРСАМИ: КЛАССИКА ЖАНРА

Основными методами управления курсами до сих пор являлись валютные интервенции, изменение процентной ставки, регулирование текущего баланса и привязка национальной денежной единицы к более сильной. Однако с каждым из них в последние полтора десятилетия произошла глубокая метаморфоза.

Количество средств для интервенций снизилось. Не то чтобы их число в целом сократилось (напротив, с 1990 по 2002 год совокупные валютные резервы всех стран мира увеличились с 640 до 1730 млрд СДР (специальные права заимствования, расчетная единица МВФ. – Ред.) – почти в 3 раза) – их мало относительно объема рынка. Если потребуется поддерживать курс евро или доллара, то имеющихся запасов (все валютные резервы Европейской системы центральных банков составляют 300 млрд евро, а Федеральной резервной системы (ФРС) США – 60 млрд дол.) хватит лишь на косметические мероприятия. Осенью 2000 года Европейский центральный банк четырежды проводил интервенции в поддержку евро. Результат оказался минимальным: после первой интервенции, проведенной совместно с ФРС и Банком Японии, курс поднялся с 0,86 до 0,89 доллара за один евро, а после последней – котировки колебались вокруг отметки 0,85. О размере средств, потраченных зоной евро на интервенции, косвенно можно судить по тому, что за ноябрь 2000 года валютные резервы ЕЦБ (без золота, СДР и резервной позиции в МВФ) уменьшились на 13 млрд евро.

Крупнейшими в мире держателями золотовалютных резервов являются страны Юго-Восточной Азии. В середине 2003 года официальные валютные запасы Японии выросли до 540 млрд дол., Китая – до 350 млрд дол., Тайвань, Южная Корея и Сянган (Гонконг) имели по 100 с лишним миллиардов каждый. Получается, что главные мировые валюты эмитируют одни страны, а основной частью резервов владеют другие. Асимметрия налицо. В случае падения курса доллара или евро едва ли азиатские государства пожертвуют сколько-нибудь крупными средствами ради укрепления хотя и важных для них, но все-таки чужих валют.

Что касается процентной ставки, то ее влияние на обменный курс тоже довольно ограниченно. Связь между двумя показателями прослеживается более или менее отчетливо только для валют, имеющих широкое международное признание, в основном для доллара и евро. (В Японии последние годы процентные ставки близки к нулю, и на фоне вялой конъюнктуры власти не скоро смогут их повысить. В Великобритании естественным ограничителем роста ставки является высокая задолженность домохозяйств, большинство британских семей выплачивает ипотеку. В Швейцарии ставка традиционно низка благодаря банковской тайне, владельцы капиталов сомнительного происхождения мирятся с нулевой или отрицательной доходностью депозитов, обеспечивая швейцарским предприятиям дешевый доступ к внешнему финансированию.) Но и это происходит не всегда. Так, с лета 2001 года рыночные ставки в зоне евро превысили американские, но подъем евро начался полтора года спустя. Для нерезервных валют повышение ставки рефинансирования мало способствует притоку иностранных капиталов, затрудненному не только в силу отсутствия доверия, но и вследствие слабости местных финансовых рынков. Внешние операторы резонно опасаются, что, вложившись в редкую валюту или номинированные в ней ценные бумаги, они не смогут в нужный момент продать данные активы по прежней цене. Ведь резкие колебания конъюнктуры – обычное дело для неразвитых рынков.

Важнейшим фактором курсообразования считается состояние баланса по текущим операциям. Выдача кредитов на урегулирование текущих балансов стран-членов – один из основных инструментов МВФ в деле содействия курсовой стабильности. Однако неотрицательный баланс по текущим операциям в странах, чьи валюты не участвуют в международном обороте, на практике не гарантирует ровной курсовой динамики, хотя и благоприятствует ей (в 1998 году Россия имела положительное сальдо в размере 700 млн дол., но это никак не уберегло рубль от девальвации). В государствах же, чья валюта доминирует в мире, отрицательный текущий баланс может вполне компенсироваться притоком долгосрочного капитала, что и происходит в США уже многие годы.

До кризисов в Юго-Восточной Азии и России МВФ с подачи США настойчиво рекомендовал развивающимся странам и странам с переходной экономикой жестко привязывать свои валюты к наиболее сильным валютам мира, главным образом к американскому доллару. Считалось, что такой режим валютного курса быстро восстанавливает доверие инвесторов к местной денежной единице, подавляя инфляцию и увеличивая приток капиталов из-за рубежа. События 1997–1998 годов показали, насколько тяжелыми могут быть средне- и долгосрочные последствия такой политики. Обязательства правительств поддерживать жесткие паритеты и прозрачность сведений о работе центральных банков (в том числе о величине официальных резервов) позволили спекулянтам «правильно» сориентироваться на местности, точно определить время и характер наступательных действий.

НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ – НОВЫЕ РЕЦЕПТЫ

Если испытанные методы действуют все с меньшей эффективностью и явно не соответствуют вызовам времени, значит, нужны новые решения. Их усиленно ищут, особенно после 1997 года. Новые или значительно модернизированные в последнее время способы валютно-финансовой стабилизации можно разделить на три группы: 1) региональное сотрудничество, 2) международное регулирование и 3) использование новых операционных технологий. Кроме того, в стадии обсуждения находится еще одно средство международной валютной стабилизации – увязка курсов основных валют.

Валютная стабилизация в рамках отдельного региона – процесс, в принципе, отработанный. Таким путем шла Западная Европа после Второй мировой войны: в 1950 году был создан Европейский платежный союз, в 1972 году – уже под эгидой Европейского экономического сообщества – «валютная змея», в 1979 году – Европейская валютная система, наконец, в 1999 году – Экономический и валютный союз. Упорство европейцев диктовалось хозяйственной необходимостью: для большинства стран региона торговля с соседями составляла больше половины всего внешнеэкономического оборота, а разнонаправленное движение курсов после распада Бреттон-Вудской системы нарушало традиционные товарные потоки.

Европейский опыт давно стал образцом для подражания: им попытались воспользоваться в Центральной Америке (в 1964 году Гватемала, Коста-Рика, Никарагуа и Сальвадор подписали Соглашение о Центральноамериканском валютном союзе) и в Африке (в 1975 году 16 стран Экономического сообщества Западной Африки (ЭКОВАС) создали Западноафриканскую клиринговую палату). В ноябре 1997 года 14 стран Юго-Восточной Азии создали Манильскую рамочную группу (Manila Framework Group), которая должна была разработать механизмы управления кризисами. Затем Индонезия, Малайзия, Филиппины, Сингапур и Таиланд заключили СВОП-соглашение (ASEAN Swap Arrangement) о кредитах. Система (аналогичная действовавшей в ЕС в 1980–1990-е годы) позволяет стране, валюта которой подверглась атаке, получить иностранную валюту для интервенций под залог государственных ценных бумаг. В мае 2000 года все страны АСЕАН, а также Китай, Япония и Южная Корея подписали в Таиланде соглашения о соответствующем расширении зоны действия данного механизма. Документы получили название «Инициативы Чианг-Май» (Chiang Mai Initiative). К весне 2003 года действовало уже 10 двусторонних кредитных линий на общую сумму 29 млрд дол. и еще три находились в процессе согласования.

Как видно, объем кредитов, предоставляемых в рамках инициативы, совсем не велик. Тем не менее организаторы считают, что она дает важный сигнал рынкам, так как центральные банки, не увеличивая резервы, получают дополнительные возможности противостоять спекуляциям. По мнению азиатских экономистов, ценно и то, что данные средства доступны по первому зову, тогда как финансовая помощь МВФ приходит с большим опозданием. Кроме того, кредиты МВФ всегда являются жестко обусловленными. Правительства не спешат обращаться за ними, боясь морального давления, вмешательства во внутреннюю политику и усиления оттока капиталов из страны.

Из остальных регионов мира, где имеются планы валютного сотрудничества, реальный шанс есть, разве что, у СНГ. Хотя в ближайшие 20–30 лет единая валюта здесь наверняка не появится, тем не менее страны Содружества способны значительно продвинуться по пути консолидации своего валютно-финансового пространства. Определенные результаты уже достигнуты. В 2000 году начали действовать банковская ассоциация «Объединенная платежная система Содружества» и Международная Ассоциация бирж (МАБ) стран СНГ. В 2001 году Межпарламентская ассамблея СНГ приняла модельные законы «О рынке ценных бумаг» и «О валютном регулировании и валютном контроле», также было разработано Соглашение о принципах организации и функционирования валютных рынков стран Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭс). В 2002 году девять стран СНГ договорились о создании Совета руководителей государственных органов по регулированию рынков ценных бумаг, была разработана Конвенция об интеграции фондовых рынков стран СНГ.

Перечисленные шаги сегодня имеют лишь косвенное отношение к проблеме стабилизации валютных курсов. И все же они содействуют увеличению масштабов и степени развития национальных валютно-финансовых рынков, что является одной из ключевых предпосылок для повышения их устойчивости. В перспективе введение коллективной расчетной единицы (подчеркну – не единой валюты), совместные действия по дедолларизации и реализация мер, аналогичных азиатской инициативе, могли бы заметно укрепить позиции валют СНГ.

Из международных инструментов валютно-финансовой стабилизации наиболее известным является налог Тобина. В 1972 году американский экономист, будущий лауреат Нобелевской премии Джеймс Тобин выступил с идеей обложить в масштабах всего мира спекулятивные движения капиталов особым налогом в размере до 0,1 % от суммы операции, а вырученные средства направить на нужды развивающихся стран. После финансовых кризисов 1997–1998 годов дискуссия об этом налоге наконец перешла в практическую плоскость. О его необходимости официально заявили правительство Финляндии, парламент Канады, президент Бразилии, а также различные парламентские фракции США, Великобритании, Франции, Бельгии, Италии. В 2001 году 40 членов Европейского парламента и национальных парламентов Евросоюза призвали ввести в ЕС налог Тобина, установив его на двух уровнях: нормальном и экстренном. Последний мог повышаться до 50 % при угрозе резкого обесценения той или иной валюты. Однако руководство Союза отклонило инициативу, сославшись на то, что налог вынудит бизнес уйти в офшорные зоны и в результате он скорее дестабилизирует рынки, нежели упорядочит их. Сейчас меры, аналогичные налогу Тобина, применяются на некоторых фондовых площадках: в Сингапуре сделки облагаются налогом в размере 0,2 %, в Сянгане – 0,4 %, в США – 0,0034 %, во Франции – от 0,3 до 0,6 %. Перспективы того, что налог Тобина будет введен сразу во всем мире – а только в этом случае он имеет смысл, – весьма призрачны.

Наконец, еще один тип методов валютной стабилизации – применение новых информационных технологий. Здесь основную нагрузку несет частный бизнес, а не государство. Как отмечалось выше, в 1990-е годы многие страны создали системы скоростных расчетов, сначала национальные, а потом трансграничные. В ЕС сейчас действует две крупные международные системы. Первая из них – ТАРГЕТ – проводит двусторонние расчеты между банками из разных стран через их центральные банки и специальную стыковочную платформу. Вторая – Евробанковская ассоциация – работает на основе многостороннего клиринга между коммерческими банками-участниками, а роль расчетной палаты выполняет Европейский центральный банк. Эти системы не только сократили время прохождения платежей (до нескольких минут), но и устранили валютные риски, поскольку по своей природе они могут работать только в одной валюте.

Что касается страхования валютных рисков, то это еще одна сфера, где требуются и уже начались перемены. Такие давно существующие на рынках инструменты страхования валютных рисков, как форварды, фьючерсы, опционы, уже не способны удовлетворить растущие требования бизнеса к инфраструктуре рынка. С сентября 2002 года в США начал действовать БПСР – Банк продолженных связанных расчетов (Continuous Linked Settlement Bank), созданный крупнейшими банками мира при взаимодействии с семью центральными банками. Данный механизм позволяет значительно снизить риск при проведении многовалютных платежей (возникающий из потенциальной возможности не получить купленную валюту после поставки проданной). В системе участвуют финансовые институты США, Европы и Юго-Восточной Азии – их число возросло с 42 в ноябре 2002 года до 70 в июле 2003 года. За это же время доля нового банка в общем объеме мирового валютообменного рынка увеличилась с 16 до 50 %, теперь он ежедневно осуществляет сделки на сумму более 600 млрд долларов. Операции ведутся в семи валютах: долларах США, евро, японских иенах, фунтах стерлингов, швейцарских франках, канадских и австралийских долларах. К ним планируется добавить еще шесть валют: шведскую, датскую и норвежскую кроны, а также сингапурский, гонконгский и новозеландский доллары.

Еще одно широко обсуждаемое средство международной валютной стабилизации – увязка курсов доллара, евро и, возможно, иены. В 1985 и 1987 годах страны «большой семерки» заключили сначала Соглашение «Плазы» (Plaza Agreement), а потом Луврское соглашение (Louvre Accord) с целью снизить завышенный тогда курс доллара и выровнять курсовую динамику. При отклонении котировок на 2,5 % начинались добровольные односторонние интервенции, при отклонении на 5 % – обязательные многосторонние. Больше подобные действия никогда не предпринимались.

В конце 1998 года – перед введением евро – идея увязать курсы двух или трех основных валют снова вышла на авансцену. Возможность создания коридора долго обсуждалась лидерами США, ЕС и, отчасти, Японии, но в конце концов она была отвергнута. Главное препятствие состоит в том, что модели рыночной экономики в США, ЕС и уж тем более Японии, сильно отличаются друг от друга. Не совпадают и не будут совпадать их экономические циклы, что делает невозможной синхронизацию инфляции и процентных ставок. Кроме того, объявление пределов колебаний наверняка дало бы повод спекулянтам для атак на одну из валют, а средства центральных банков США и ЕС не достаточны для результативных интервенций. Вопрос об увязке курсов вновь поднимался на недавней встрече «большой восьмерки» в Эвиане, однако вероятность того, что такая увязка действительно состоится, минимальна. Лучшим исходом данной дискуссии может быть закрытая договоренность о координации общих направлений валютной политики, например об управлении официальными резервами.

Казалось бы, в решении специфических валютных проблем развивающихся стран и стран с переходной экономикой одну из ключевых ролей должны играть МВФ и другие международные организации. Тем не менее они почти ничего не сделали в этой области. Наличие у развивающихся и «переходных» стран особых механизмов курсообразования, отличных от тех, что характеризуют промышленно развитые государства, до сих пор не получило официального признания. Им все еще предлагаются рецепты, пригодные для доллара, евро, иены и других международных валют. При этом игнорируются очевидные факты – а именно то, что инфляция там может расти и при зажиме денежной массы (она пополняется за счет иностранной валюты); что вследствие долларизации целые сегменты денежного рынка выводятся из-под влияния центрального банка; что импорт не оплачивается национальной валютой, а валютные рынки неглубоки и плохо держат удар.

Региональные кризисы конца 1990-х годов, вернее, неспособность их предвидеть и купировать, стали основанием для резкой критики МВФ со стороны как пострадавших государств, так и лидеров промышленно развитых стран, деловых кругов и мировой элиты в целом. Выяснилось, что фонд, располагавший первоклассными специалистами и проводивший жесткую «воспитательную работу» с развивающимися странами, оказался беспомощным в ситуации, когда от него требовались решительные действия.

В конце 2001 года МВФ опубликовал доклад о реализованных и готовящихся инициативах по предотвращению кризисов. Представленные в нем меры в основном касаются финансовых рынков, а непосредственно валютному регулированию посвящен всего один подраздел – о золотовалютных резервах. Точно так же в центре внимания Форума финансовой стабильности, созданного в 1999 году «большой семеркой», находится не что иное, как финансовый и пруденциальный надзор, координация действий и обмен информацией в данной области. (Форум собирается дважды в год на уровне министров финансов, представителей центральных банков и органов банковского надзора стран «большой семерки», Нидерландов, Сингапура, Австралии и Гонконга.) Бесспорно, курсовая динамика зависит от экономической политики, от состояния финансовой сферы и поведения зарубежных инвесторов. Но дело не только в этом. В 1990-е природа валютных кризисов изменилась. Теперь они имеют собственные причины, далеко не всегда проистекающие из слабой бюджетной дисциплины и безответственной государственной политики.

НА ПУТИ К ПЯТОЙ ВАЛЮТНОЙ СИСТЕМЕ

Последовательная смена четырех международных валютных систем включала в себя два параллельных процесса: вытеснение из обращения золота и переход валютного лидерства от одной страны к другой. В первом случае мы имеем дело с эволюцией собственно денег, во втором – с использованием национальной валюты в качестве мировой.

Выше было показано, что современная Ямайская система становится все менее эффективной. Ее конструктивные элементы не справляются с возрастающей нагрузкой. Пустоты, возникающие из-за снижения активности традиционных инструментов, заполняются лишь в небольшой части. Что может спровоцировать закат системы? До сих пор таким толчком являлись войны или тяжелые экономические кризисы, однако, как показал опыт Югославии и Ирака, локальный характер военных конфликтов XXI века, в которых к тому же применяются точечные удары и высокотехнологичное, нелетальное оружие, только лишь деформирует траекторию обменных курсов. К счастью, невелика и возможность глубочайшей депрессии в мире или в США.

Ямайскую систему подточат не катаклизмы, а высокие технологии. Они заявят о своих институциональных правах. До XIX века, когда мировыми деньгами были серебро и золото, покупателя и продавца не интересовало, чей герб красовался на монетах. По мере отступления золотого стандарта одни валюты приобретали функции мировых, а другие уходили с международной арены. Критерием отбора было то, насколько те или иные национальные валюты могли выполнять функции денег на внешних рынках. К концу XX века большинство национальных денежных единиц стали конвертируемы, однако они по-прежнему не обслуживают мировую торговлю. Россия не покупает китайские товары за рубли, а Китай не продает их за юани, хотя ни та ни другая сторона не ограничивает движение капитала по текущим операциям. Двусторонний бартер крайне неудобен, а многосторонний возможен только в общей расчетной единице.

Таким образом, доллар, евро и несколько других общепризнанных валют работают в качестве мировых денег именно потому, что урегулирование гигантской паутины международных платежей технически невозможно в поливалютном режиме. Это касается не только торговли и инвестиций, но и валютных рынков, на которых девять сделок из десяти совершаются с целью купли или продажи долларов. Поскольку большинство валют не обмениваются друг на друга напрямую, доллар США выполняет функцию денег на рынках, где продаются и покупаются деньги других стран.

Как только удастся наладить поливалютные многосторонние платежи, спрос на главенствующие валюты, особенно на доллар, уменьшится, а международное значение прочих валют начнет возрастать. Искомое техническое решение, скорее всего, будет найдено в течение десяти лет – к нему, как видно на примере применения оптико-волоконных технологий, уже подбираются. Балансировать платежи в 150 валютах не обязательно – для радикального перелома достаточно сделать это в валютах 20–30 стран, на которые приходится более 4/5 мировой торговли и финансовых потоков. Третьи страны, например Грузия, смогут перевести свою внешнюю торговлю с долларов на валюты основных партнеров – евро, российские рубли, турецкие лиры.

Данная система значительно сократит трансакционные издержки. Новая парадигма, кроме того, будет означать, что мировые деньги совершат виток в развитии, вернувшись в ином качестве на линию, от которой они начали движение при отмене золотомонетного стандарта. Единой мировой валюты не потребуется. А в процессе интернационализации имеющиеся центростремительные силы (региональные валютные организации) будут сочетаться с валютной полифонией.

В целом пятая валютная система может иметь следующий вид: развитая сеть поливалютных платежей для двух-трех десятков наиболее значимых денежных единиц плюс несколько региональных ареалов продвинутого валютно-финансового сотрудничества. Первый, ключевой элемент схемы имеет шанс материализоваться до конца десятилетия. Возможно, это произойдет и раньше, по крайней мере в отдельных сегментах финансовых рынков. Ждать осталось недолго.

США. Весь мир. Россия > Финансы, банки > globalaffairs.ru, 28 ноября 2003 > № 2911758 Ольга Буторина

Стратегическая стабильность в эпоху глобализации

© "Россия в глобальной политике". № 4, Октябрь - Декабрь 2003

Ю.Н. Балуевский – первый заместитель начальника Генерального штаба ВС РФ, генерал-полковник.

Резюме Международная стабильность времен холодной войны, в основе которой лежал принцип гарантированного взаимного уничтожения СССР и США в случае ядерного конфликта, ушла в прошлое. Как теперь обеспечить стратегическую стабильность? И насколько вообще устойчиво мироустройство, в котором больше нет соперничества двух сверхдержав?

Каким будет мир в XXI веке? Как в условиях глобализации обеспечить безопасность и стратегическую стабильность? Эти вопросы, давно превратившиеся из теоретических рассуждений в проблемы самого что ни на есть практического свойства, с предельной остротой встают сегодня перед мировым сообществом.

Сегодня мир сталкивается со следующими глобальными вызовами безопасности:

• глобальные и региональные военные угрозы в зонах нестабильности, таких, как Ближний и Средний Восток, в первую очередь – в Ираке и Афганистане;

• международный терроризм, экстремизм;

• распространение оружия массового уничтожения (ОМУ) и ракетных технологий;

• неравномерность развития, бедность, отсталость.

В современном мире практически не осталось непреодолимых экономических, культурных и информационных границ, и решить каждую из этих проблем в отдельности невозможно. Да и не связанными друг с другом они могут показаться разве что на первый взгляд. Масштаб и характер современных военных угроз требуют поиска новых, зачастую нетрадиционных форм и способов защиты национальных интересов. Возрастает роль экономики, научного и культурного потенциала, информационных возможностей государств. Если страны действительно заинтересованы друг в друге, они найдут такие механизмы разрешения конфликтов и защиты национальных интересов, которые сначала отодвинут силовые методы на второй план, а затем сделают их и вовсе ненужными. Но одно условие является обязательным: прежде всего необходима работающая международная система безопасности, базирующаяся на добровольно принятых всеми правилах и механизмах.

Между тем в условиях роста взаимозависимости государств у наиболее сильных может появиться желание воздействовать на другие страны для обеспечения собственной безопасности и решения тех или иных вопросов межгосударственных отношений. При этом военные способы поддержания безопасности начинают приобретать все большее значение, в том числе и в свете борьбы с международным терроризмом.

СТАРАЯ И НОВАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ

Политические перемены последних двух десятилетий, стимулировавшие процесс глобализации, приводят к быстрым геополитическим изменениям. Новое наполнение получил и термин «стратегическая стабильность» – понятие, появившееся в эпоху холодной войны. Изначально оно затрагивало только отношения двух ядерных сверхдержав – Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Стратегическая стабильность означала такое состояние советско-американских отношений, при котором обе стороны имели возможность в случае глобальной ядерной войны многократно уничтожить друг друга, а заодно и весь остальной мир. Итогом гонки ядерных вооружений стал паритет стратегических наступательных арсеналов СССР и США, иными словами – «ядерный пат». Стремясь превзойти оппонента в количестве и качестве ракетно-ядерного оружия, каждая сторона одновременно боялась неосторожными шагами спровоцировать противника на опережающие действия.

«Стабильность глобального страха» поддерживалась идеологическим противостоянием, глубоким взаимным недоверием, нежеланием военно-политического руководства обоих государств идти на какие-либо компромиссы, тем более на договоренности по снижению угрозы. Отвлечение огромных ресурсов на смертоносные вооружения, способные в один миг уничтожить планету, препятствовало решению жизненно важных проблем каждой из стран. Начавшееся в период разрядки движение навстречу друг другу имело целью снизить уровень противостояния, уменьшить затраты на ядерные вооружения, то есть добиться стратегической стабильности не прибегая к использованию силовых механизмов. Система двусторонних и многосторонних договоров определила параметры сначала ограничения стратегических вооружений, а затем и их постепенного сокращения. Критерий «достаточности для обороны» стал ключевым при определении требований к системам стратегических вооружений.

Сегодня мы являемся свидетелями и участниками перехода от старого типа стратегической стабильности времен холодной войны и двухполюсного мира к новому типу стабильности. На чем может быть основана стабильность в мире, который, по мнению многих, будет однополюсным? Реален ли вообще сегодня однополюсный мир? И устойчив ли он?

ЛИДЕРСТВО ЕДИНОЛИЧНОЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ

Прежние механизмы обеспечения международной безопасности, основанные на сложной системе договоров по ограничению и сокращению ядерных и обычных вооружений, фактически прекратили существование после выхода США из Договора по ПРО 1972 года и принятия ими концепции превентивных силовых действий. Вот что предлагается нам взамен:

• однополюсный мир;

• ничем не ограничиваемое наращивание военной мощи единственной сверхдержавы;

• «право силы, а не сила права»: односторонние превентивные силовые действия без оглядки на международные нормы;

• снижение роли международных институтов и договоренностей.

Стоит добавить, что в этой новой модели Россия все чаще сталкивается с политикой двойных стандартов (отношение к чеченскому терроризму, нежелание списывать советские долги, хотя ряду бывших социалистических стран, например, Польше, долги списывались и т. п.), заметна тенденция к ее изоляции. Особенно в этом усердствуют «молодые» члены НАТО.

Неудивительно, что модель, предлагаемую фактически одним, пусть даже самым мощным в политическом, экономическом и военном отношении государством, Россия оценивает как потенциально опасную, способную нести угрозу ее безопасности.

Между тем Россию и Америку связывает долгий путь взаимодействия, который пролегает от эпохи разрядки через разрушение Берлинской стены к построению новой системы коллективной безопасности, призванной уберечь человечество от угроз XXI века. Не случайно именно руководители России и США проявили политическую волю и возглавили борьбу с международным терроризмом.

Сама жизнь сняла вопрос о том, в каком мире нам предстоит жить – многополюсном или однополюсном? Мир может быть только многополюсным, иначе он неустойчив. С уверенностью могу утверждать, что Вашингтон как единственный полюс силы просуществовал всего полтора года – с 11 сентября 2001 года, когда произошли террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне, до 20 марта 2003 года, начала войны в Ираке. Лишь в этот период США обладали не только самой большой военной мощью, но и легитимностью безусловного лидера, несомненным моральным правом возглавлять мировое сообщество в борьбе с международным терроризмом. Однако подчеркнутое стремление к игнорированию мнения других стран и откровенное нежелание хоть в чем-то поступиться собственными интересами не способствует укреплению морального авторитета. К тому же дальнейший ход событий показал, что в одиночку с ролью всемирного лидера не могут справиться даже США.

Россия, как и Соединенные Штаты, в силу своего военного, научно-технического, ресурсного и человеческого потенциала просто обречена на то, чтобы занимать лидирующие позиции в грядущем многополюсном мире. И вместе с США Россия может сыграть ключевую роль в решении многих глобальных проблем.

РОССИЯ ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА

Как отметил бывший глава Европейской Комиссии Жак Сантер, Россия слишком велика, чтобы стать полноправным членом Европейского союза. И если она велика даже для столь крупной организации, то едва ли «уместится» в рамках других. Так что, с одной стороны, России предначертано самостоятельное плавание по волнам истории, с другой – ей никуда не деться от участия в решении важнейших проблем современного мира. Это очевидный факт, с которым, нравиться это или нет, придется считаться всем.

Как государственное образование Россия существует более тысячи лет. Каков же ее вклад в решение проблем человечества за этот период?

История

Россия защитила европейскую цивилизацию от монголотатарского нашествия в XIII–XIV веках, тем самым фактически обеспечив возможность европейского Возрождения;

• освободила Европу от Наполеона;

• сыграла важнейшую роль в Первой мировой войне (многократно выручала союзников в безвыходных ситуациях);

• внесла решающий вклад в победу над фашизмом во Второй мировой войне;

• установила ядерный паритет с США, благодаря чему стратегическая стабильность была обеспечена на протяжении более полувека.

Современность

• инициировала разрядку и перестройку;

• способствовала разрушению Берлинской стены;

• проводит политику партнерства, равноправного сотрудничества и интеграции в европейские структуры;

• сохраняет твердый курс на ограничение и сокращение вооружений;

• стремится к сохранению правовых основ стратегической стабильности и международной безопасности.

Цели и задачи России в будущем

• стать своего рода мостом между Европой и Азией, а в каком-то смысле и между Старым и Новым светом (учитывая наметившиеся трения в трансатлантических отношениях);

• добиться полноправного членства в европейских и мировых структурах;

• явиться одним из полюсов будущего многополярного мира, который при этом не противостоит остальным полюсам, а взаимодействует с ними.

ОРУЖИЕ БЕДНЫХ

На России и США, какие бы трения и разногласия ни возникали между двумя государствами, лежит особая совместная ответственность за укрепление режима нераспространения ОМУ, предотвращение утечек «чувствительных технологий» в ядерной и ракетной области. Эволюция системы международных отношений в последнее десятилетие привела к заметному ослаблению режима нераспространения, стабильность которого обеспечивалась ранее двумя сверхдержавами. После разрушения биполярной системы во многих государствах появились или усилились стимулы к приобретению ОМУ, одновременно снизилась способность мирового сообщества этому противодействовать. Во времена холодной войны биполярная система обеспечивала странам Третьего мира определенные гарантии от нападения. Сверхдержавы ревниво следили за действиями друг друга, препятствуя применению силы против «нейтралов», которое могло привести к усилению противостоящего блока. Сегодня, когда роль международных организаций в вопросах контроля за применением силы резко снизилась, появляются объективные стимулы для создания или приобретения ОМУ государствами, не вошедшими в «зону американского влияния».

Ядерное оружие, возникшее в середине прошлого века, как оружие богатых государств, превращается в оружие бедных, которое обеспечивает им возможность парировать военные угрозы со стороны более развитых стран. Быстрая эволюция обычных вооружений, отрыв по качеству ведет к тому, что страны, опасающиеся силового вмешательства, ищут возможности приобретения ОМУ. Технический прогресс делает более доступными ядерные технологии, не говоря уже о химических и бактериологических. Новые угрозы и вызовы безопасности заставляют многие страны больше полагаться на ядерные арсеналы, что увеличивает вероятность ядерного распространения.

С этой точки зрения нас не может не беспокоить стремление США и Великобритании приписать ядерному оружию роль сдерживания других видов ОМУ, что противоречило бы принципу «негативных гарантий» для неядерных государств. В ряду таких же тревожных сигналов и намерение США создать в соответствии с их новой ядерной доктриной ядерные боезаряды малой и сверхмалой мощности для нанесения точечных, в том числе превентивных, ударов в борьбе с терроризмом.

Напомню, что согласно нашей Военной доктрине Россия рассматривает свое ядерное оружие как средство ответа на ядерную агрессию или агрессию с применением других видов ОМУ, а также на крупномасштабную агрессию в критических для ее национальной безопасности ситуациях. При этом Россия гарантирует неприменение ядерного оружия против государств – участников Договора о нераспространении ядерного оружия (это не касается случаев прямого нападения на нее).

Таким образом, нераспространение ядерного оружия и других видов ОМУ должно стать одним из приоритетных направлений политики национальной безопасности ядерных государств. При этом наше несогласие с тем или иным решением администрации США вовсе не означает, что мы отказываемся от стратегического партнерства или недооцениваем его важность.

НАШИ ПРИОРИТЕТЫ

Как писал еще в 20-х годах XX века выдающийся русский военный теоретик Александр Свечин, в военной сфере «стратегическая линия поведения должна являться проекцией на вооруженный фронт общей политической линии поведения». Долгосрочные политические и экономические приоритеты России определяют ее стратегические приоритеты в военной сфере.

Российская Федерация проводит твердый курс на интеграцию в мировое сообщество, на поиск взаимоприемлемых и взаимовыгодных форм сотрудничества со всеми, кто в нем заинтересован.

В прошлогоднем послании президента Российской Федерации Федеральному Собранию говорится: «Наши цели неизменны – демократическое развитие России, становление цивилизованного рынка и правового государства. И самое главное – повышение уровня жизни нашего народа. ... Мы должны сделать Россию процветающей и зажиточной страной. Чтобы жить в ней было комфортно и безопасно. Чтобы люди могли свободно трудиться, без ограничений и страха зарабатывать для себя и своих детей». В послании-2003 сказано еще более конкретно: «Все наши решения, все наши действия необходимо подчинить тому, чтобы уже в обозримом будущем Россия прочно заняла место среди действительно сильных, экономически передовых и влиятельных государств мира».

Главный национальный интерес России – это развитие экономически мощного, пользующегося уважением в мире государства, ориентированного на удовлетворение потребностей и чаяний всех социальных групп, всех народов и народностей Российской Федерации. Это невозможно без обеспечения оборонной мощи страны, поддержания ее военного потенциала на уровне, адекватном существующим и возможным угрозам.

В целом политическое и военное руководство страны исходит из того, что у России нет прямых врагов, но сохраняются потенциальные угрозы, которые должны учитываться во всех расчетах и планах развития государства и его армии.

К таким угрозам относятся, в частности:

• развертывание группировок сил и средств, имеющих целью военное нападение на Российскую Федерацию или ее союзников;

• территориальные претензии к России, угроза политического или силового отторжения от РФ отдельных территорий;

• осуществление государствами, организациями и движениями программ по созданию оружия массового уничтожения;

• наращивание группировок войск, ведущее к нарушению сложившегося баланса сил вблизи границ Российской Федерации или границ ее союзников и прилегающих к их территории морских водах;

• расширение военных блоков и союзов в ущерб военной безопасности Российской Федерации или ее союзников.

Недооценка военных угроз очень опасна, но не менее опасна и переоценка их. Она неизбежно приведет к ошибкам и во внешней, и в оборонной политике. В последней сфере это означает попытки создания таких Вооруженных сил, которые не могут быть обеспечены экономическими возможностями государства.

Национальные интересы Российской Федерации были обозначены в докладе министра обороны Сергея Иванова об актуальных задачах развития Вооруженных сил Российской Федерации, сделанном в октябре 2003 года, а также в документах, принятых на российско-американском саммите в Москве 24 мая 2002-го. Это «Совместная декларация Президента В.В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки» и «Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о сокращении стратегических наступательных потенциалов».

Признав, что нынешняя ситуация в области безопасности коренным образом отличается от эпохи холодной войны, Россия и США предпринимают шаги, чтобы отразить в военной области изменившийся характер стратегических отношений между ними, сформировать новую систему обеспечения стратегической стабильности и международной безопасности.

Данная система должна основываться на общепризнанных нормах международного права и использовать существующие международные институты, в первую очередь ООН. Вполне реально взаимодействие при ликвидации очагов нестабильности и проведении миротворческих операций, основанное на мандате Совета Безопасности ООН.

Ближайшие два года являются решающими на этом пути. Президенты России и США завершают первые сроки своего пребывания у власти и должны определить свои позиции на будущее. Вполне естественно, что каждый из них хочет победить на предстоящих выборах, чтобы продолжить начатые преобразования. Второй срок для президентов – это традиционно этап решительных действий, когда можно работать без оглядки на следующие выборы. Лидерам необходимо оставить достойный след в истории, обеспечить преемственность курса.

Стратегические национальные приоритеты России включают в себя следующее:

Внутри страны

• создание демократического правового общества, в котором будут обеспечены политические, экономические, социальные и гуманитарные потребности общества целом и каждого члена общества в отдельности;

• экономическое процветание и гражданское согласие всех слоев общества, всех движений, организаций и политических партий;

• обеспечение суверенитета и территориальной целостности, безопасности и обороноспособности Российской Федерации;

• продолжение военной реформы и переход преимущественно к профессиональной армии по контракту при сокращении службы по призыву.

На мировой арене

• обеспечение стратегической стабильности в мире, предотвращение кризисов и вооруженных конфликтов, сохранение позиций России как одного из самых надежных гарантов международной стабильности;

• расширение стратегического партнерства с США в политической, военно-политической и экономической сферах, продолжение сотрудничества по обеспечению стратегической стабильности и демонтажу наследия холодной войны;

• сугубо прагматичная внешняя политика, исходящая из наших возможностей и национальных интересов – военно-стратегических, экономических, политических. (Особо следует выделить развитие отношений со странами СНГ как главный внешнеполитический приоритет России, а также активную работу с Евросоюзом, направленную на формирование единого экономического пространства.);

• завоевание сильных позиций в условиях суровой мировой конкуренции – за рынки, за инвестиции, за политическое и экономическое влияние; ориентация на жесткие требования мирового рынка, на завоевание собственных новых ниш;

• поиск надежных союзников и укрепление репутации России как надежного союзника.

У Соединенных Штатов Америки, безусловно, свои приоритеты. Однако очевидно, что обеспечение безопасности в мире останется одним из важнейших приоритетов американского военно-политического руководства. Россия готова пройти свою часть пути, внести свой вклад в построение новой системы международной безопасности. Главное в такой работе, на наш взгляд, это наличие общего понимания проблемы и стремления разных стран к выработке единых подходов к парированию угроз и предотвращению конфликтов.

Не следует разрушать единство Европы от Атлантики до Урала, и вместо того, чтобы стараться исключить Россию из мирового сообщества, надо строить единую систему безопасности с участием всех стран. Тем более что основа для этого имеется. Она заложена год назад в Римской декларации.

Военный аспект такой работы должен обеспечить:

• укрепление взаимодействия между, прежде всего, постоянными членами Совета Безопасности ООН, на которых возложена особая ответственность за судьбу мира, странами – членами НАТО и Европейского союза, всеми другими государствами и международными организациями на основе принципов сотрудничества, взаимного учета позиций и взаимной выгоды, отказа от попыток получить односторонние преимущества;

• продолжение процесса радикальных, контролируемых, необратимых сокращений стратегических наступательных вооружений во взаимосвязи с ограничениями на стратегические оборонительные системы;

• укрепление режима нераспространения ОМУ;

• выработку и согласование мер, направленных на повышение предсказуемости и доверия в военно-стратегической деятельности, в том числе путем установления постоянного диалога в военной области.

Все это потребует серьезной работы и ответственного отношения со стороны каждого из государств мирового сообщества. Безопасность стоит недешево, однако обеспечивать ее необходимо. Эту задачу мы сможем решить тем успешнее, чем глубже будет наше взаимопонимание и теснее наше сотрудничество. Сложение научно-технических, финансовых и организационных возможностей России, США и всех других государств облегчит достижение поставленной цели.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 ноября 2003 > № 2907521 Юрий Балуевский

Разговор о будущем

© "Россия в глобальной политике". № 2, Апрель - Июнь 2003

Материал подготовлен Л.М. Григорьевым и А.В. Чаплыгиной по итогам закрытой дискуссии, организованной журналом «Россия в глобальной политике». В ней принимали участие ведущие отечественные специалисты в энергетической области.

Резюме К началу XXI века Россия и Европа экономически больше привязаны друг к другу, чем когда-либо в истории. Энергетический экспорт впервые приобрел для континента столь серьезную роль, и в перспективе она будет возрастать. Россия при этом не меньше зависит от своего главного клиента, чем ЕС – от своего основного поставщика.

Рубеж тысячелетий ознаменовался ростом политических рисков в мировом энергоснабжении. Связаны они и с последствиями событий 11 сентября 2001 года, и с иракской кампанией. Эти факторы, наряду со структурными сдвигами в энергопотреблении (особенно от угля к газу), интеграционными процессами в Европе и на постсоветском пространстве, обусловили повышение интереса к России как крупнейшему в мире экспортеру углеводородов. Основные мировые потребители энергоресурсов (Европейский союз, США, Япония, Китай) потенциально могут даже оказаться конкурентами за право обеспечить будущие поставки газа и нефти из России, а также участвовать в развитии экспортной инфраструктуры страны.

Первым углубленный энергодиалог с Москвой начал Евросоюз. Диалог стартовал на фоне замедления экономического роста в развитых странах и обострения конкуренции на мировых рынках. Россия же после десятилетия упадка обрела к осени 2000-го политическую стабильность и продемонстрировала высокие темпы роста. Признание России страной с рыночной экономикой, хотя и затянувшееся до осени 2002 года, стало частью возврата нашей страны в мировое сообщество на новой пореформенной основе.

Конъюнктура на энергетическом рынке складывается в результате взаимодействия различных, часто противоречащих друг другу интересов стран, энергокомпаний и производителей энергоемкой продукции. Сложность ситуации требует от российских политиков поиска сбалансированного и ответственного решения в пользу долгосрочных национальных интересов. При этом в отношениях с ЕС Москва лишена возможности маневрировать между позициями различных стран: единственным партнером по переговорам выступает Еврокомиссия (исполнительный орган ЕС) выражающая консолидированную волю 15, а в скором будущем и 30 государств. Сама эта позиция – результат сложного согласования интересов правительств (бюджеты), различных директоратов Еврокомиссии (по энергетике и по конкуренции), потребителей, крупных компаний по торговле энергоносителями; и наконец, собственных производителей. Иллюзий быть не должно: партнер станет проявлять максимальное упорство и неуступчивость, отстаивая интересы европейцев в понимании Еврокомиссии. Вести успешный диалог с единой Европой Россия сможет только в том случае, если внутри страны, где тоже есть различные интересы (бюджет, экспортеры энергоносителей, экспортеры энергонасыщенных товаров, экономика в целом как область реинвестирования экспортных доходов), будет достигнут устойчивый консенсус относительно существа национальных интересов в области энергетики.

Европа и Россия – взаимозависимость

Диалог России и ЕС по энергетическим проблемам начался на саммите в Париже в октябре 2000-го, хотя сама идея интеграции нашей страны в европейское экономическое и социальное пространство была включена в Общую стратегию ЕС в отношении России от 4 июня 1999 года. Эти шаги последовали за Соглашением о партнерстве и сотрудничестве, которое вступило в силу в декабре 1997-го, однако не принесло значительных результатов. В мае 2001 и мае 2002 годов вице-премьером правительства России Виктором Христенко и главой генерального директората Еврокомиссии по энергетике и транспорту Франсуа Ламуре были подготовлены два «Обобщающих доклада». Основными целями ЕС в энергодиалоге являются устойчивость энергоснабжения в условиях жестких требований к экологии и повышение конкурентоспособности европейской промышленности.

В ближайшие годы в непосредственной близости от России образуется единый рынок, потенциально включающий в себя 30 стран. (Здесь и далее данные приведены в расчете на 30 стран будущего ЕС: нынешние 15 членов, 12 кандидатов от Центральной и Восточной Европы, Прибалтики и Средиземноморья, а также Турция, Норвегия, Швейцария, поскольку наша политика должна строиться с перспективой на поколения.) Этот массив с 450 миллионами жителей (около 8 % от мирового населения в 2001-м) и 22-процентной долей в мировом ВВП (по паритетам покупательной способности в 2001-м) ввозит преобладающую часть российского энергетического экспорта. Сложилась ситуация, когда столь важные поставки энергии идут из европейской страны, но не регулируются по европейским правилам. И если, например, нефть и газ из Африки, c Ближнего Востока Евросоюз может воспринимать как импорт из отдаленных источников, то близость России позволяет ЕС взглянуть на проблему под углом потенциальной интеграции.

В последние 12 лет реинтеграция России в глобальную экономику при распаде «социалистического лагеря» сопровождалась шоковой ликвидацией значительной части рынков для нашей обрабатывающей промышленности. На мировых рынках машиностроения страна сохранила конкурентные позиции лишь в сфере вооружений и в некоторых отдельных нишах.

Преодоление переходного кризиса, финансирование развития и достижение положительного торгового баланса обеспечиваются сегодня в России за счет небольшого набора энергоемких и энергетических товаров. Интеграция в Европейское экономическое пространство (ЕЭП) через энергетику важна для России как способ ускорения развития, модернизации и – в конечном итоге – относительного сокращения роли энергетического экспорта в национальной экономике.

В 1990-е годы сформировалась устойчивая модель торговых отношений России с Европой. В экспорте доминируют две группы товаров: энергоносители (преимущественно нефть и газ), а также такие энергоемкие товары, как металлы и химическая продукция.

Российский импорт из Европы включает товары потребления, машиностроительную продукцию, а также такую массовую и дорогостоящую услугу, как туризм. Миграция рабочей силы из России в Европу не столь существенна. Движение капиталов характеризуется вывозом его из России в различных формах и ввозом в форме кредитов и облигационных займов (частично собственно российских средств).

К началу XXI века Россия и Европа оказались более привязаны друг к другу экономически, чем когда-либо в истории. Энергетический экспорт впервые приобрел столь серьезную роль в экономике континента, и в перспективе она будет, скорее всего, возрастать. Одновременно ввиду чрезвычайно высокой доли энергоносителей в экспорте (65 %) возникает новый вид зависимости нашей страны. Посол ЕС в Москве Ричард Райт в целом прав, когда подчеркивает, что у России нет иного выбора, кроме постепенного сближения ее нормативной базы с ЕС. В то же время сближение с Европой не снимает вопроса о приспособлении российского бизнеса к реалиям рынков в Азии и других регионах мира, где роль экспорта продукции обрабатывающей промышленности России заметно выше, чем в Европе.

С российской стороны движение в сторону европейского законодательства во многом объективно задано как собственно рыночными реформами, так и ожидаемым вступлением во Всемирную торговую организацию. Правда, вряд ли стоит рассчитывать на возможность селективно брать от соседей те или иные положения вне системы. Но именно энергетические рынки в наименьшей степени подвержены регулированию в ВТО, что делает сферу энергодиалога более инновационной и двусторонней по своей природе. Ожидаемый рост спроса на энергоносители в Европе в последующие 20 лет предполагает капиталовложения со стороны компаний, которые (независимо от страны принадлежности) должны будут продавать энергоносители внутри ЕС, а добывать их вне его. Чем больше схожи условия инвестиционного климата, тем меньше издержки развития бизнеса, о чем заранее печется Еврокомиссия. Специфика многомиллиардных инвестиций в добычу и доставку больших масс энергоносителей на расстояния, исчисляемые в тысячах километров, требует учета политических факторов, коммерческих рисков, длительности строительства, конкуренции не только между компаниями, но и между странами, чье благосостояние зависит от экспорта энергоресурсов.

Существо диалога с Европой невозможно понять без учета объективных тенденций спроса на различные виды энергоносителей в «тридцатке» будущей большой Европы. Последние четверть века Европа быстро смещается от потребления традиционных видов топлива, прежде всего угля и нефти, к газу и отчасти атомной энергии. Если сравнить с 1973-м, последним годом дешевой нефти, то к 2000-му доля угля упала с 25 % до 14 %, нефти – с 60 % до 42 %, доля природного газа выросла с 10,5 % до 23 %; а атомной энергии – с полутора до 15 % с лишним. (Остальное приходится на гидроэлектроэнергию и прочее.) В 1990-х годах по экологическим причинам, а также в связи с требованиями эффективности резко усиливается тенденция к более интенсивному выводу угля и переходу на газ.

Внутри расширенной Европы только Великобритания, Голландия и Норвегия представляют собой величины сколько-нибудь значимые в энергетике. В Голландии пик добычи газа уже пройден. Великобритания, оставаясь экспортером нефти, станет к 2005 году или чуть позже нетто-потребителем газа. В Норвегии добыча нефти стабилизируется, хотя есть перспективы роста добычи газа.

Прогноз спроса на газ в Европе, млрд м3

Экспертная оценка – международные источники дают разброс показателей в пределах 10–15 %. Под новыми странами-членами подразумеваются Болгария, Венгрия, Кипр, Латвия, Литва, Мальта, Норвегия, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Турция, Чехия, Швейцария, Эстония.

Если в мире потребление газа за последнее десятилетие выросло на 20 %, то в Европе – почти на 40 %. Правда, европейские страны прилагают усилия по развитию собственных возобновляемых ресурсов (энергия ветра, биомасса, солнечная энергия). Однако в обозримой перспективе использование возобновляемых видов энергоносителей не решит энергетические проблемы. Появились теории роста при стабильных, не увеличивающихся объемах энергии. Франция и Германия добились в этом направлении успехов, но темпы их роста оставались низкими, к тому же одновременно приходилось увеличивать долю газа. Так что повышения спроса на российский газ можно ожидать и в условиях стабильного общего потребления энергии.

Решение основных проблем своего энергетического сектора – повышение конкурентоспособности продукции ЕС и минимизация негативного влияния на окружающую среду – Европа видит в увеличении доли газа в энергобалансе. Это подразумевает переход на импортный ресурс: к 2020 году от 60 % до 70 % газоснабжения Европы будет обеспечиваться за счет импорта. И один из его главных источников – импорт из России и СНГ.

Реформы энергетических рынков Eвропы

Европейские рынки электроэнергии и газа переживают реформы, которые сначала назывались дерегулированием, а теперь – либерализацией. До недавнего времени в таких странах, как Франция и Италия, доминировали национальные монополии, защищенные государством. В Германии, где действует строгое антимонопольное законодательство, ключевые позиции занимали несколько крупнейших компаний. Подобная структура газовой отрасли была связана с тем, что ее развитие на протяжении последних 30 лет (активное использование газа в Европе началось в 70-е) происходило при непосредственном участии государства. Газ поступал преимущественно из внешних источников на основании межправительственных соглашений. Мощная инфраструктура доставки и потребления газа создавалась с помощью всевозможных преференций, в результате в данной сфере действовали экономические механизмы, от которых давно отказались в других отраслях.

Дорогие энергоресурсы – один из серьезнейших минусов для конкурентоспособности Европы. Решение этой проблемы пытаются найти на путях сокращения доли посредников, либерализации рынка и пр. Успешная либерализация газового рынка была проведена в Великобритании, но там этот процесс облегчало наличие собственных месторождений и отсутствие столь сложной налоговой системы, как на континенте.

Другой пример – либерализация электроэнергетики ЕС. Ранее каждая страна полагалась на самодостаточность: для Германии основой ее был уголь, для Италии – мазут и так далее. Это противоречило основополагающим принципам Европейского союза (единство рынков, конкуренция в масштабах ЕС и т.п.), и реформы в электроэнергетике в последние годы развивались стремительно. Там, где физически возможны перетоки, страны с избыточным внутренним производством электроэнергии стали экспортировать ее за границу, что привело к падению цен до 50 %. Избыток мощностей электроэнергетики существует сейчас во всей Центральной и Северной Европе. Сложившиеся в результате этого низкие цены (например, в Германии – 2,5 цента за кВт) отражают, видимо, только переменную часть затрат и не способствуют окупаемости новых мощностей. По оценкам, потребность в новых инвестициях в электроэнергетику ЕС может появиться не ранее 2010 года, тогда и цены могут вырасти. Именно поэтому в Европе пока не наблюдается серьезной активности в связи с вопросом о выходе на единый рынок РАО «ЕЭС России». Этот пункт энергодиалога пока в тени, но интерес к нему может повыситься, когда при нынешнем низком уровне инвестиций возникнет угроза нехватки мощностей. Важно, что либерализация электроэнергетического рынка ЕС произошла в условиях избытка мощностей и на базе собственного производства внутри ЕС – в этом существенное отличие от ситуации с газом.

Директивы ЕС, направленные одновременно на либерализацию и создание единого общеевропейского рынка (1996 год – электроэнергетика, 1998-й – газ), запустили процессы, которые на десятилетия вперед будут влиять на условия поставок энергоносителей. В 2002 году было принято решение, что процесс либерализации завершится в 2005-м (а не в 2008-м, как планировалось изначально). За разделением счетов по видам деятельности следует организационное разделение компаний, являющихся одновременно крупными газотранспортными и газосбытовыми, на два самостоятельных типа компаний.

Решение ЕС носило политический характер и предусматривало запуск процесса либерализации, не слишком вдаваясь в такие вопросы, как налоги, поведение поставщиков и др. Логика процесса предусматривала право потребителя на доступ к транспортным мощностям, на заключение и перезаключение любых контрактов. Но, как оказалось, газовый рынок нелегко вписать в подобные схемы. Он никогда не базировался на биржевой торговле, его основу составляют устойчивые долгосрочные связи. Торговля газом (кроме сжиженного природного газа) невозможна без системы крайне дорогостоящих трубопроводов, требует долгосрочных вложений как в трубы, так и в добычу. Переходя от рынка поставщиков к созданию рынка покупателей, Еврокомиссия рассчитывает одновременно решить две проблемы: добиться надежности долгосрочных поставок (с вероятным значительным ростом объемов импорта) и снижения цен на газ для крупных потребителей (химия и энергетика) и населения.

Либерализация газового рынка идет не слишком быстро и с трудом. Если в электроэнергетике производителями являются местные и довольно мощные компании, обладающие реальной конкурентоспособностью на общеевропейском рынке, то в газовой отрасли местные компании не склонны разрушать сложившиеся связи, а поставщики представляют собой внешний по отношению к ЕС фактор. Крупные покупатели и транспортировщики газа поняли, что им больше не гарантирована комфортная ситуация в рамках национальных границ, и стараются закрепиться на новом рынке. Но даже крупнейшие из этих компаний, такие, как Ruhrgas, недостаточно велики, чтобы легко стать общеевропейским игроком. Идет крупная реструктуризация, происходит покупка компаний, имеют место попытки создания альянсов. Рынок реагирует на либерализацию не лобовой конкуренцией и снижением цен, как это бывает в других случаях, а реорганизацией и укрупнением компаний. Для нас важно, что речь идет о начальной стадии длительного динамического процесса, а не о сложившейся системе, к которой можно было бы приспосабливаться. Внешним поставщикам трудно рассчитать саму эффективность крупных долгосрочных вложений в добычу и транспортировку газа, поскольку условия на европейском рынке постоянно меняются.

Готовится вторая газовая директива ЕС. Первая директива была нелегким компромиссом между отдельными странами, что нашло отражение в положении о взаимности (синхронизация степени открытости энергетических рынков страны А и страны Б друг другу). Сейчас это положение является частью внутреннего регулирования ЕС, затем может стать элементом единого экономического пространства (например, для Норвегии), а впоследствии важным элементом энергодиалога между ЕС и Россией.

Примером изменений в позиции ЕС в процессе внутренней трансформации может служить история с Транзитным протоколом к Энергетической хартии, подписанной Россией в 1994 году, но еще не ратифицированной. Комплекс вопросов регулирования транзита сам по себе сложен: положения о наличных мощностях, о тарифах за транзит, о «праве первого отказа» в отношении сторон действующего транзита и т. д. По существу, обсуждалась прозрачность для российского поставщика процедур доставки газа в страны ЕС в рамках долгосрочных контрактов, то есть де-факто «дедушкина оговорка».

Совсем иная ситуация сложилась в отношении вопроса о применимости Транзитного протокола к странам – членам ЕС. Вопрос этот возник достаточно неожиданно осенью 2001-го, когда делегация Евросоюза предложила внести в текст этого протокола конкретное указание о применении его к ЕС как единому образованию. Согласно этой поправке о «региональных экономических объединениях», под определение понятия транзита подпадают только такие случаи перемещения энергоносителей, когда они пересекают территорию ЕС как целое. Тем самым ЕС снимает с себя связанные с транзитом обязательства в отношении внешних поставщиков, поскольку движение газа должно будет регулироваться внутренними законами ЕС, а не международным договором. Такое понимание транзита означает, что в отношении экспорта газа из России оно будет применяться в считанном числе случаев – например, транзит через страны ЕС в Швейцарию. С учетом расширения ЕС в 2004 году в данном случае для экспортируемых российских энергоносителей сфера применимости положений Транзитного протокола практически сводится к транзиту через Белоруссию, Молдавию и Украину, а эти вопросы могут решаться и на двусторонней основе. В то же время вопросы транзита энергоносителей через Россию из третьих стран стали бы покрываться этим протоколом в полной мере, что сделало бы его международным договором о транзите через территорию России.

Попытки поставщиков сохранить долгосрочные газовые контракты и ясность своих перспектив вполне сродни желаниям западных инвесторов найти в России устойчивый инвестиционный климат, получить «дедушкину оговорку» по крупным контрактам или заключить контракт на условиях раздела продукции. Трудные переговоры о содержании будущего режима торговли газом в ЕС шли несколько лет. За это время со скрипом, но все-таки во «Втором обобщающем докладе» Христенко и Ламуре была подтверждена важность долгосрочности контрактов: «Комиссия ясно понимает незаменимость долгосрочных контрактов на условии “бери или плати”». (Неясно, является ли это окончательной позицией Еврокомиссии, – антимонопольный директорат имеет особое мнение.)

Важное отличие газового рынка от нефтяного – это очень высокая доля транспортных издержек. Прежний баланс интересов между поставщиками и потребителями базировался на том, что производитель газа имел гарантированный многолетний сбыт и мог рассчитывать на окупаемость инвестиций. Ценовой риск у поставщика оставался, поскольку газовые цены привязаны к нефтяной корзине, что не позволяет давать четких прогнозов. Но зато поставщику не приходилось думать о розничном сбыте. Теперь газотранспортные компании ожидает трудный период адаптации, сократится число посредников.

В будущем российские поставщики смогут вести конкурентную борьбу за конечного потребителя, но риск увеличивается. Это потребует высокой эффективности управления и проработки нового подхода, доступа к местной инфраструктуре. В принципе поставщики могут и остаться в выигрыше, но твердо предсказать это невозможно. Уход от долгосрочных контрактов, переход на биржевую торговлю, на краткосрочные сделки являются одной из основных целей либерализации. И хотя политически существование долгосрочных контрактов пока подтверждено в ходе энергодиалога, в будущем определение цены на основе краткосрочных сделок – как спотовый рынок на нефтяном рынке – может переложить риски на производителя. В этом случае газотранспортная компания берет свой тариф, а разница между спотовой ценой и тарифом окажется выручкой производителя газа. Последняя может колебаться столь же заметно, как и цена нефти. Если это цель либерализации ЕС, то для обеспечения такого рынка желателен избыток газа на основных региональных рынках. Цена поставки газа в Германию (115 дол.) при высокой цене на нефть (23 дол. за баррель) гарантирует достаточно высокую прибыль. Но в случае 16 дол. за баррель нефти цена газа опускается до 80 дол., что за вычетом стоимости доставки дает 10—15 долларов. На месторождении многие новые проекты этой цены уже не выдержат. Высокие риски поставщиков с учетом коммерческого риска неизбежно отражаются на желании инвестировать.

В настоящий момент определяется будущее инвестиций в снабжение развитых или быстро развивающихся стран с большой потребностью не столько в нефти, сколько именно в природном газе. Европейское пространство – попытка объединения ради повышения конкурентоспособности континента в соперничестве с Юго-Восточной Азией (включая Китай) и НАФТА. Либеральный рынок, конкуренция среди его участников – это принятые в Европе принципы. Однако высокая цена газа для конечных потребителей в Европе – результат не столько дорогого импорта, сколько внутриевропейской системы перераспределения и высокого налогообложения.

Газ, поставляемый в центр Европы примерно по 100 дол. за тысячу кубометров, доходит по цепочке до конечного потребителя по цене 120–150 для крупных и 300–350 дол. для отдаленных и мелких потребителей. Разница между ценой поставки энергетического сырья и конечными ценами для потребителей обусловлена налоговой и социальной политикой. За счет налогов на энергоносители частично решаются социальные задачи или поддерживаются капиталовложения в энергетику следующего поколения, хотя несбалансированность налоговых систем разных стран ЕС является очевидным препятствием для торговли энергоресурсами. В каком-то смысле за счет полученных прибылей и налогов осуществляется модернизация Европы. Этому надо учиться, и это надо использовать в целях собственного развития, сделать предметом энергодиалога.

Защита экономических интересов Европы должна превратиться во взвешенную и надежную защиту интересов всех участников единого экономического пространства, если уж Россия решает к нему присоединиться. Скорость внутренних изменений в ЕС растет, и требуется все более глубокий анализ ожидаемых последствий этих изменений для России и ее компаний, чтобы четко представлять себе состояние нашего основного рынка сбыта на следующее поколение.

Российские интересы и перспективы

Формулирование целей российской энергетической политики в Европе, масштабы нашего участия в снабжении ЕС, ограничения и риски в этом процессе, использование доходов от экспорта для развития страны – на все эти принципиальные вопросы четкие ответы еще не получены. Вряд ли кто-то в России сомневается в том, что цель торговли энергоресурсами – не максимизация объема экспорта того или иного отдельного энергоносителя, а получение и реинвестирование стабильных доходов в долгосрочном плане (на 20–30 лет). Изначально позиция России была проста: как часть Европы, Российская Федерация несет определенную долю ответственности за энергетическую безопасность континента. Поэтому она вступила в энергодиалог с ЕС и готова рассматривать возможности увеличения поставок энергии при определенных условиях:

* дополнительные поставки электроэнергии сопровождаются инвестициями и передачей России технологий;

* особое внимание уделяется технологиям сбережения энергии, которое рассматривается как самостоятельный источник расширения поставок;

* свобода транзита всех наших энергоносителей в ЕС-15 через Восточную Европу (которая сейчас растворяется в ЕС);

* расширение поставок энергии охватывает не только первичные энергоносители, но и электроэнергию (в том числе с АЭС), ядерное топливо, энергоемкие товары (удобрения, металлы), нефтепродукты и так далее.

В области нефти и угля значительное число частных российских компаний конкурируют на европейском рынке, стремясь закрепиться в Восточной Европе перед ее вхождением в ЕС. Доля бывшего СССР в европейском импорте нефти составляет примерно 37 %. С учетом проектов по выходу российской нефти на рынки США и Китая эта доля будет расти, скорее всего, за счет экспорта казахстанского сырья. Российские компании, видимо, будут увеличивать поставки нефтепродуктов, хотя не обязательно с российских НПЗ. В этом смысле врастание российского бизнеса в ЕЭП идет полным ходом.

В области электроэнергии Россия заинтересована в создании мостов в Европу для повышения устойчивости систем энергоснабжения, возможности маневрировать ресурсами в течение дня, обеспечивать выход вероятного (вследствие реформы электроэнергетики) избытка мощностей на рынки Европы. Программа строительства АЭС в России может иметь и экспортную составляющую. Ситуация по ядерному топливу – отдельная проблема, потому что в данном случае все соответствующие закупки лицензируются и тем самым искусственно сдерживается доля российского экспорта, хотя это и нарушает статью 22-ю СПС. Рано или поздно российская сторона должна будет сформулировать свои приоритеты в отношении всех видов и форм поставок на экспорт.

Внутренние интересы России по тарифам на электроэнергию и газ состоят в том, чтобы избежать серьезного конфликта между экспортерами металлов и удобрений, с одной стороны, экспортерами чистой энергии – с другой, и бюджетом – с третьей. Современная система ценообразования в газовой отрасли построена на том, что вся наша газовая инфраструктура была создана в 1970–80-е годы за счет государства и в ущерб другим социальным факторам. Чтобы создать экспортную отрасль, деньги «изымались» из других отраслей и из сферы потребления населения. Советский Союз ежегодно вкладывал в газовую промышленность порядка 10–12 млрд дол. Кажущаяся дешевизна тарифов сегодня – это игнорирование стоимости строительства тогдашней инфраструктуры. Условно можно сказать, что дешевый газ внутри страны есть не только результат наших естественных преимуществ (богатые ресурсы), но и «подарок» от жителей СССР: все построено на их скрытые сбережения.

Недавно Еврокомиссия выдвинула определенные требования именно в этой области по переговорам о вступлении в ВТО. Позиция ЕС выражена комиссаром по торговле Паскалем Лами: «Ключевым вопросом для ЕС является вопрос двойного ценообразования на энергопродукты. Стоимость энергии в России искусственно занижена. Стоимость природного газа составляет лишь одну шестую мировой цены. В результате низкие цены приводят к ежегодному субсидированию российской промышленности в размере около $5 млрд. Производители могут экспортировать свои товары по неоправданно низким ценам. Этот вопрос слишком важен для ЕС, чтобы игнорировать его» (цитируется по газете «Коммерсант»).

В Евросоюзе, судя по всему, хотят, чтобы российские энергонасыщенные товары стоили дороже. В печать просачивались неофициальные сведения, что целью переговоров со стороны ЕС является цена 45–60 дол. за тысячу кубометров для российской промышленности. В результате наши энергетики получили бы больше доходов для вложения в экспортные проекты, а конкуренция для европейской металлургической и химической промышленности снизилась бы.

Резкое повышение тарифов на газ стало бы в России, во-первых, разовым ценовым шоком внутри экономики, для которой крайне важно в ближайшие годы сократить уровень инфляции. Во-вторых, здесь не учитывается эффект кросс-субсидирования промышленностью российского частного потребителя в условиях колоссального социального неравенства. Заметим, что различие между уровнем ВВП на душу населения в ЕС и России (21 тысяча дол. к 2,5 тысячи по текущим курсам) слишком велико, чтобы его можно было бы игнорировать в контексте европейского экономического пространства. Наконец, для России важны процессы либерализации внутреннего рынка газа и электроэнергии, которые приведут к естественному росту тарифов, возможно, до уровня в 40 дол. против сегодняшней цифры в 21 дол., названной в неопубликованном докладе Всемирного банка по этому вопросу (приводится по The Financial Times).

Российская позиция состоит в том, что низкие внутренние цены на энергию – естественное преимущество богатой ресурсами страны. Иными словами, население, которое десятилетиями инвестировало (через плановую систему) в развитие энергетики, имеет право на более низкие энергетические цены. Россия сегодня в основном добывает еще «старый советский» газ, но замещает его частично «новым российским». Растет потребность в ремонте трубопроводов, а с 2010 года нужно будет осуществлять масштабные проекты – освоение новых регионов и строительство транспортных систем. Повторить вложения в советских масштабах при нынешних ценах (не только низких внутренних, но и экспортных, скажем, 100 дол.) сложно, поскольку значительная часть новых ресурсов газа пойдет на замещения выбытия, а не на прирост объемов.

Для долгосрочного планирования нужны ответы на целый ряд политических вопросов. Важно знать: как будет работать консорциум на Украине и сможет ли он обновить трубы в разумные сроки? Тянуть ли балтийскую трубу в обход всех стран, что приведет к росту начальной стоимости проекта, но позволит сократить территориальные тарифы? Получат ли в процессе реформы газовой отрасли нефтяные и другие компании приемлемые финансовые условия для добычи газа внутри России? Опыт США, например, подсказывает, что для рационального долгосрочного использования энергоресурсов целесообразно осваивать малые и средние месторождения. Новый газ нефтяных компаний или небольших месторождений, разрабатываемых независимыми компаниями, в будущем мог бы помочь упорядочить газовый баланс страны и разгрузить экспортные направления. Этой же цели объективно служит и программа строительства АЭС, которая снижает будущий спрос на газ в европейской части России.

Отдельной проблемой является вопрос о том, какую долю внутреннего потребления газа ЕС готов допустить из одного источника. Официально ограничений нет, но на уровне рекомендаций говорится о 30 %, особенно в связи с большой зависимостью от российского газа будущих членов ЕС. В Большую Европу Россия поставляет сейчас 36 % газа (31 % приходится на Великобританию, 16 % на Норвегию, далее по убывающей идут Алжир, Нидерланды, Нигерия), причем внутренняя добыча ЕС, скорее всего, не превысит в обозримом будущем 300 млрд кубометров. В целях сохранения своей доли (порядка 30 %) на расширяющемся европейском рынке требуется увеличение поставок с 130 млрд куб. м до 200–210 в 2010 году. Это означает необходимость строительства примерно трех ниток трубопроводов (по 30 млрд куб. м в год каждая) и расширение добычи до уровня обеспечения таких поставок плюс учет постепенного оживления спроса в России и СНГ. В этом случае остается неясной возможность одновременного выхода на другие экспортные рынки.

Трудным вопросом остается и соотношение между поставками собственных энергоресурсов и транзитом «чужих» в Европу. Россия, конечно, будет обеспечивать пропуск энергоресурсов через свою территорию. С точки зрения обслуживания старого «советского» капитала, вложенного в трубопроводный транспорт, при различных моделях ценообразования тарифы должны бы включать стоимость его обновления.

Учитывая будущую ситуацию в ЕС-30, Еврокомиссия пытается создать в перспективе «рынок покупателя» (то есть избыток предложения) газа в ЕС путем вывода на рынок максимальных объемов сырья из отдаленных регионов: Ирана, Катара, Нигерии, Центральной Азии. При этом создать избыток могут только сами страны или компании-поставщики, если они пойдут на «опережающие» долгосрочные инвестиции в расчете на быстро растущий европейский рынок. Альтернативой для поставщиков является переход на производство сжиженного газа, что позволит экспортировать его на весь мировой рынок, как это сложилось постепенно в нефтяной промышленности. Правда, стоимость доставки пока высока, а первоначальные вложения в строительство заводов и причалов сравнимы по стоимости с новыми газопроводами. Поскольку речь идет об огромных затратах, цена ошибки в прогнозе для инвесторов здесь поистине колоссальна.

Российский энергетический экспорт в Европу пока не имеет альтернативы для обеих сторон. Необходимо определиться с экспортными приоритетами, маршрутами, стоимостью и источниками финансирования проектов. До сих пор публично не проводилось сколько-нибудь детальной проработки схем и источников крупных европейских инвестиций в экономику России. При этом нужно четко понимать, что ответственные решения по стратегии сотрудничества придется принимать, не дожидаясь, пока российская правовая среда «дорастет» до европейских стандартов. Либо поставщики, желающие расширять экспорт, инвестируют сами и несут все риски, выбирая, на какой рынок им ориентироваться. Либо европейцы инвестируют свои средства, получив гарантии того, что добываемое сырье будет поступать именно в ЕС. Чем выше неопределенность с будущими условиями продаж в Европе, тем сложнее мобилизовать для таких проектов финансовые ресурсы.

Обязанности, которые накладывает на Россию участие в общем экономическом пространстве, должны дополняться правами. Например, инфраструктурные гранты ЕС на развитие бедных районов могли бы быть частью совместного финансирования в развитие России там, где вложения в добычу энергоресурсов затрагивают экологию и условия жизни местного населения.

Мы исходим из того, что в ближайшее десятилетие ЕС и Россия будут двигаться к формированию общего экономического пространства, предусматривающего более глубокую интеграцию. Но они сохранят различия, взаимно дополняя друг друга именно на энергетическом рынке. Россия имеет полное моральное право больше знать о будущем газового рынка в Европе, поскольку всегда, даже в условиях тяжелого кризиса 1990-х годов, оставалась абсолютно надежным партнером по устойчивому снабжению континента энергией.

Решение вопроса об инвестициях в добычу и экспорт энергоресурсов возвращает нас к целям Энергетической стратегии России в целом. В большинстве стран при выработке долгосрочной стратегии необходимо учитывать меньшее количество факторов. Это одна, максимум две энергетические отрасли, обрабатывающая промышленность (цена на энергоносители), интересы населения (тарифы) и государства (налоги). В России же полноценных энергетических отраслей сразу четыре (электричество, нефть, газ, уголь), их интересы где-то совпадают, а где-то конфликтуют, причем формы собственности на компании разных секторов различны.

Речь идет о существенных для населения вопросах, поэтому России жизненно необходима долгосрочная энергетическая политика, стратегия собственного развития, увязанная с ее внешнеэкономическими аспектами, а значит, и с энергодиалогом Россия – ЕС. В конечном итоге государство, озабоченное модернизацией экономики России в целом, будет интересовать не физический объем экспорта и даже не его стоимостной объем, а реинвестируемые в развитие российской экономики доходы от экспорта.

Россия. Евросоюз > Нефть, газ, уголь. Электроэнергетика > globalaffairs.ru, 16 июня 2003 > № 2908009 Леонид Григорьев, Анна Чаплыгина

В связи с прошедшим визитом в Москву министра иностранных дел ЧР Ц. Свободы в прессе опубликован ряд статей, касающихся двусторонних чешско-российских внешнеэкономических связей.Со ссылкой на интервью Ц. Свободы подчеркивалось, что «чешская экономика открыта для российских фирм, хотя приватизация (в ЧР) уже заканчивается», а также, что «до конца т.г. необходимо вновь провести переговоры с Россией по пересмотру торгового договора и других соглашений с тем, чтобы они соответствовали нормам ЕС».

Президент и исполнительный директор Чешской палаты по сотрудничеству со странами СНГ Владимир Плашил и Франтишек Масопуст считают, что с ростом российской экономики будут расширяться и торговые связи. Было объявлено о решении открыть представительство Палаты в Москве, а также сосредоточить усилия по содействию чешским предпринимательским структурам прежде всего в г.г. Санкт-Петербурге, Москве, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде и районе Тольятти-Самара. К числу перспективных регионов Палатой причислены Московская, Ленинградская, Свердловская, Тульская и Нижегородская области, в определенной степени – Удмуртия и Камчатка.

Исходя из приведенных данных чешской таможенной статистики по итогам 2002г. дефицит двустороннего товарооборота для Чехии составил 1327,8 млн.долл. (российский экспорт – 1843,9 млн. долл.; импорт из ЧР – 516,1 млн. долл.).

В I кв. с.г. дефицит для Чехии составил 443,9 млн. долл. (российский экспорт – 565,9 млн. долл.; импорт из ЧР – 122 млн. долл.). При этом, отмечается, что за три первых месяца т.г. российский экспорт в ЧР по сравнению с аналогичными показателями пред.г. вырос на 41%, а импорт из ЧР увеличился на 11%. Чехия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ЭН, 28 апреля 2003 > № 18052

Какая армия нам нужна?

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Март 2003

А.Г. Арбатов – д. и. н., заместитель председателя Комитета Государственной думы РФ по обороне, заведующий Центром международной безопасности ИМЭМО РАН, член редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме После трагедии «Норд-Оста» потребность в принципиально другой военной организации нашего государства стала очевидной как никогда. Необходимость борьбы с международным терроризмом и сопутствующими ему угрозами требует глубокого реформирования российской военной доктрины, материальной части армии и других «силовых» структур.

На величайшей сложности вопрос, поставленный в заголовке, можно дать или очень короткий, или очень длинный ответ. Короткий ответ состоит в том, что России нужна армия, которая была бы антиподом той, что имеется сейчас. А именно: менее многочисленная, но гораздо лучше подготовленная и технически оснащенная, обладающая высоким моральным духом, обеспечивающая достойный материальный уровень и социальный статус военнослужащих, способная эффективно выполнить разумно и четко поставленные военные задачи как на ближайшую, так и на отдаленную перспективу.

Как никогда ранее, потребность в принципиально другой военной организации государства стала очевидна после трагедии «Норд-Оста». Российский президент в этой связи заявил о необходимости глубокого реформирования военной доктрины, материальной части армии и других «силовых» структур для борьбы с международным терроризмом и сопутствующими ему угрозами.

Впрочем, любые рассуждения на эту тему останутся чистой схоластикой, если не учитывать, с одной стороны, реальные военные потребности, а с другой – необходимые для их удовлетворения доступные материальные ресурсы (прежде всего финансовые и людские). Собственно говоря, военная доктрина, стратегия, план развития Вооруженных сил (ВС) и программа вооружения суть, по логике вещей, не что иное, как связующие звенья между потребностями и ресурсами, или разумный компромисс между желаемым и достижимым.

Какая армия нам по карману?

В условиях всеобъемлющего режима секретности, распространенного на достоверную военную и военно-экономическую информацию, в публичных дебатах высказываются самые разные оценки военных потребностей России на перспективу 10 лет – минимальный срок для существенного реформирования крупных ВС. Весьма широк и диапазон представлений относительно того, что формирует эти потребности. Попробуем подойти к проблеме с другого конца, взяв в качестве отправных точек два положения, с которыми согласятся большинство специалистов независимо от их идеологических убеждений и военно-политических оценок.

В последние годы в стране сложился довольно устойчивый консенсус стратегического сообщества (включая специалистов как на государственной службе, так и вне ее) относительно того, что усредненный по российским и мировым стандартам приемлемый уровень расходов на оборону составляет примерно 3,5 % ВВП. Этот уровень был определен как оптимальный в нескольких указах президента Ельцина и подтвержден президентом Путиным. Тем не менее он ни разу не был реализован в предлагавшихся правительством федеральных бюджетах 1998–2003 годов (колебался в пределах 2,4–2,7 % ВВП).

В проекте федерального бюджета на 2003-й правительством по разделу «Национальная оборона» предусматривается выделить около 350 млрд рублей, или 2,7 % ВВП (не включая затрат на другие войска и военные органы, имеющие отношение к внутренней и внешней безопасности и финансируемые по разделу «Правоохранительная деятельность» в объеме примерно 1,5 % ВВП, а на 2003 год –1,9 % ВВП). Судя по всему, максимально достижимый в нормальных условиях предел финансирования обороны составляет теперь не 3,5 %, а примерно 3 % ВВП. Если бы в бюджете-2003 на оборону было отпущено 3 % ВВП, это означало бы прибавку в 40 с лишним млрд рублей – до общего объема в 390 млрд. Это первая точка отсчета для последующего анализа.

Вторая бесспорная предпосылка состоит в том, что военнослужащие Российской армии должны иметь достойный хотя бы по меркам своей страны уровень жизни. Представляется, что по состоянию цен на сегодняшний день совокупное месячное денежное довольствие младшего офицера должно быть порядка, как минимум, 10 тыс. рублей при отмене жилищно-коммунальных и иных льгот (на деле сейчас денежное довольствие младших офицеров составляет около 5 тыс.). Такой уровень тоже весьма скромен, но позволил бы офицеру и его молодой семье по приезде в первый гарнизон обеспечить минимальный достаток и мотивацию к хорошей службе.

В этом случае, как показывают расчеты, при пропорциональном изменении размеров довольствия всему офицерству и с учетом других расходов на содержание Вооруженных сил Россия в упомянутых бюджетных рамках (3 % ВВП) могла бы позволить себе иметь армию общей численностью 800–850 тыс. военнослужащих. И это при условии, что комплектование рядового состава по-прежнему будет осуществляться преимущественно на основе призыва, а на инвестиционные статьи – НИОКР, закупки и ремонт вооружений и военной техники (ВиВТ), капитальное строительство – останется хотя бы 30 % бюджета, как это было в конце 1990-х годов и в начале этого десятилетия.

Размер денежного довольствия – не единственный фактор, влияющий на качество личного состава. Важную роль здесь играет прежде всего обеспечение жильем (сейчас около 160 тыс. офицеров только в ВС нуждаются в жилье или его улучшении), а также боевая подготовка, уровень профессионализма, условия жизни и службы рядового состава. В этой связи, опять-таки независимо от различия в оценках угроз и военных потребностей, необходимо увеличить ассигнования на жилищное строительство и совершенствование боевой подготовки. Последнее предполагает главным образом дополнительные расходы на горюче-смазочные материалы (ГСМ), ремонт, запчасти (ЗИП) и боеприпасы.

Но этим вопрос не исчерпывается. В российском стратегическом сообществе общепризнано, что выделяемых на техническое оснащение ВС 30 % бюджетных средств недопустимо мало. Это ведет к детехнизации армии, сокращению доли новых вооружений и техники, окончательному развалу оборонно-промышленного комплекса (или его переориентации на экспорт). В результате Россия перестает существовать как передовая военная держава. Провозглашена цель: довести финансирование инвестиционных статей, как минимум, до 40 % военного бюджета. В этом случае в 2003-м при прочих названных предпосылках численность Российской армии составила бы порядка 700–750 тыс. человек. Таковы выводы из двух общепринятых предпосылок. Третья является предметом острейших разногласий как среди экспертов, так и в обществе в целом.

Для освоения новой техники и новых методов ведения боевых действий, для искоренения дедовщины и других социальных пороков армии требуется качественное улучшение рядового состава. По мнению автора и многих его единомышленников, это недостижимо без перехода комплектования рядового и сержантского состава ВС на контрактную основу. С учетом приведенных выше расчетов (принимая минимально привлекательный для рядового состава уровень месячного денежного довольствия в 5 тыс. рублей) Россия могла бы иметь армию общей численностью 550–600 тыс. военнослужащих [1].

Контрактная армия при грамотном использовании имеет огромные преимущества перед призывной, воюет с минимальными собственными потерями и ограниченным ущербом для местного населения. Достоинства контрактных ВС продемонстрировали операции США в Персидском заливе и Афганистане, действия НАТО в Югославии. В свою очередь, недостатки призывной армии наглядно подтверждает американский опыт во Вьетнаме, советский – в Афганистане и российский – в двух чеченских кампаниях последнего десятилетия. Тем более что на профессионализм и качественные параметры – взамен массовости личного состава и вооружений – должны ориентировать стратегов доктринальные нововведения после трагедии «Норд-Оста».

Таким образом, в практически заданных финансовых параметрах численность Российской армии колеблется в пределах 550–700 тыс. военнослужащих – в зависимости от принципа комплектования рядового состава.

Полагая, что это недопустимо мало, кое-кто выступает против перехода на контракт и за всемерное ужесточение условий призыва (отмена отсрочек, усиление уголовной ответственности, драконовский закон «Об альтернативной гражданской службе» и пр.). Но такой подход сколь архаичен, столь и непрактичен. Дело в том, что уже в ближайшие годы демографический «провал» сократит призывной контингент более чем на 60 %. Сохранение призыва как основного принципа комплектования рядового состава приведет лишь к незначительной прибавке в численности ВС и мизерной экономии по статье «Содержание Вооруженных сил». Ведь большая численность рядового состава предполагает увеличение и офицерских кадров, а значит, и затрат на их денежное довольствие и жилье. Недаром все передовые армии мира, включая континентальные европейские, одна за другой – вслед за США и Великобританией – переходят на контракт. По существу, контрактная армия становится неотъемлемым, знаковым атрибутом передовых в военном отношении государств (исключением является Израиль с его совершенно особым геостратегическим положением).

Вместе с тем при сохранении призыва выигрыш в численности порядка 150 тыс. человек не окупается потерей в качестве личного состава. И он в любом случае не принципиален по сравнению с другими факторами безопасности (степень защищенности границ, острота национальных конфликтов внутри и по периферии, характер отношений с соседними странами, состояние режимов разоружения и нераспространения в мире и пр.).

Невозможность поддерживать достаточный по численности боеготовый резерв (контингент запаса) на случай всеобщей мобилизации – это еще один довод против контрактной армии. Данная концепция, в традициях царской российской и Советской армий, глубоко укоренилась в сознании офицерского корпуса. Для анализа этого вопроса недостаточно только бюджетно-технических оценок. Дополнительно нужны некоторые оперативно-стратегические соображения.

Мобилизация для «большой» войны?

Понятно, что в обозримый период «большая» война по типу Второй мировой или той, к которой готовились в 60–80-е годы прошлого века, у России гипотетически могла бы возникнуть только с НАТО или Китаем. В обоих случаях, вероятнее всего, имела бы место быстрая эскалация военных действий – вплоть до применения оружия массового уничтожения (ОМУ), что и предусматривает российская военная доктрина. Она недвусмысленно предполагает применение ядерного оружия первыми «в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности РФ ситуациях». Понятно, что мобилизация в этом случае была бы невозможна и бессмысленна.

Но даже некоторая отсрочка применения ядерного оружия в такой войне за счет ведения обычных боевых действий все равно не оставляет шансов всеобщей мобилизации. Опыт недавних конфликтов показал, что в войне с НАТО не существовало бы непоражаемого тыла, как в Первую или Вторую мировые войны. Современные ракетные и авиационные высокоточные неядерные средства большой дальности способны быстро разрушить военную промышленность, инфраструктуру складских хранилищ, транспорта и тылового обеспечения на всей территории, прежде чем удастся мобилизовать, вооружить, обучить и переправить на фронт миллионы военнослужащих запаса. Впрочем, для них у России нет и не предвидится достаточных запасов исправных ВиВТ, разве что легкого оружия, не много значащего в «большой» войне.

Даже при полной предвоенной мобилизации промышленности производство современного тяжелого оружия – это слишком длительный и сложный процесс, чтобы развернуть его в условиях интенсивных и глубоких ракетно-авиационных ударов и постоянной угрозы применения ядерного оружия. Максимум, что могла бы обеспечить промышленность в военное время, – пополнение боеприпасов, ЗИП и ГСМ.

Гипотетическая «большая» война с Китаем имела бы иной характер. В обозримом будущем эта страна вряд ли создаст сопоставимые с натовскими силы общего назначения (СОН), особенно по части высокоточного оружия (ВТО) большой дальности. Но соревноваться с Китаем в деле мобилизации резервистов в предвоенный или военный период – дело совершенно безнадежное, учитывая практически неограниченные людские резервы и геостратегические преимущества КНР в зоне возможного конфликта (Забайкалье и Дальний Восток).

Что касается региональных или локальных конфликтов, миротворческих и антитеррористических операций, то тут всеобщая мобилизация не нужна по определению. Во всяком случае, мобилизация, аналогичная той, что проводилась в Великую Отечественную войну и до сих пор планируется российским Министерством обороны (несколько миллионов человек). Конечно, отказ от традиционной концепции большого воинского запаса – это крайне трудный и болезненный шаг для любой крупной военной организации, тем более российской. Никакие логические доводы на военное ведомство не подействуют, тут требуется волевое и недвусмысленное решение высшего политического руководства.

Надо отметить, что в самых крупных локальных конфликтах последнего времени США и некоторые их союзники использовали наряду с контрактной армией и резервистов (национальную гвардию). Но такой ограниченный резерв вполне совместим с контрактной армией. России также может понадобиться дополнительный контингент для усиления группировки регулярных войск или их замещения при переброске в отдаленные районы. Подобный контингент (дополнительно 50–70 % к личному составу регулярной армии) вовсе не исключается, а, напротив, предполагается при контрактном комплектовании ВС. В эту категорию военнослужащих могут войти, во-первых, отслужившие контрактники (при этом в контракте должно быть зафиксировано их обязательство оставаться в боеготовом резерве до определенного возраста). Во-вторых, личный состав других войск и военных органов, который по численности сейчас сравним с собственно Вооруженными силами и должен быть соответствующим образом подготовлен для усиления рядов ВС.

Понятно, что в профессиональном отношении эти военнослужащие будут значительно превосходить нынешних запасников, привлекаемых на военные сборы (не случайно их называют в армии «партизанами»). Главное, чтобы для резерва контрактной армии хватило складированных вооружений и боевой техники и чтобы резерв регулярно освежал навыки обращения с ними. Наконец, следует напомнить и про то обстоятельство, что отслуживших по призыву до 2003 года военнослужащих запаса 1-го разряда будет порядка 4 млн через пять лет и около 2 млн через десять лет, что достаточно для отлаживания всех вопросов резерва при наличии контрактной армии.

Итак, с точки зрения ресурсной базы именно контрактная армия численностью 550–600 тыс. человек могла бы обеспечить на ближайшие 10–15 лет самое высокое качество Вооруженных сил России. Но будет ли такая армия отвечать интересам безопасности РФ?

Векторы угроз и конфликтов

После трагедии «черного сентября» руководство России взяло курс на всемерное политическое и экономическое сближение с США и их союзниками в Европе и на Дальнем Востоке. После трагедии «Норд-Оста» Российская армия и другие силовые структуры переориентируются на задачи нового типа. Но внешняя политика страны и новые доктринальные воззрения оказались в разительном несоответствии с ее военной политикой и военным строительством. Можно без преувеличения сказать, что Российская армия с планируемой численностью свыше 1 млн военнослужащих (на 2004 год) и системой всеобщей мобилизации, так же как и долгосрочная программа вооружения, условно говоря, на 70–80 % ориентированы на войну с Западом (включая Турцию и Японию).

Справедливости ради следует отметить, что курс США и НАТО в сфере военного строительства, разоружения и применения силы не способствует глубокому пересмотру военной политики России, а, наоборот, существенно его затрудняет. Но это отдельная тема. А поскольку здесь речь идет именно о российской военной политике и военной реформе и для России эта проблема стоит намного острее, чем для всех других стран, преодоление названной инерции является непреложным условием создания современной и сильной армии Российской Федерации.

По существу, разрубить гордиев узел бед российской военной политики и проблем военной реформы невозможно, если на уровне высшего политического руководства не принять исторического по своим масштабам решения и не добиться проведения его в жизнь. Суть таких действий – твердо и недвусмысленно дать руководящее указание военным исключить из военной доктрины, стратегии и оперативного планирования, системы дислокации и боевой подготовки, программы оснащения ВС РФ все сценарии широкомасштабной обычной войны с НАТО в Европе, а также с США и Японией на Дальнем Востоке. Европейские военные округа и флоты, опирающиеся на развитую тыловую инфраструктуру, должны рассматриваться в основном как зона базирования войск и сил, предназначенных для использования на других театрах военных действий, для миротворческих операций в СНГ и иных регионах мира, для антитеррористических функций и акций где бы то ни было.

Вероятность войны с НАТО на все обозримое будущее исчезающе мала как в свете объективных интересов сторон, так и ввиду катастрофических последствий такого конфликта. Но пока НАТО функционирует как военно-политический союз, имеет мощные коллективные вооруженные силы, расширяется на Восток и не приглашает Россию в свои ряды, прагматичный военный взгляд на вещи не позволяет просто сделать вид, что НАТО не существует, или слепо положиться лишь на декларативные заверения нынешних западных лидеров в дружелюбии. До тех пор пока материальный военный базис альянса качественно не трансформирован (односторонним путем или посредством новых договоров), нужда в некотором военном потенциале России на европейских стратегических направлениях будет сохраняться даже при последовательном экономическом и политическом сближении с Западом.

Допустимая ничтожная вероятность конфликта РФ – НАТО вполне может быть блокирована за счет оптимального потенциала ядерного сдерживания на стратегическом и оперативно-тактическом уровне. Силы общего назначения в этом районе нужны лишь постольку, поскольку они обеспечивают и прикрывают стратегические ядерные силы (СЯС), а оперативно-тактические ядерные средства в основном применяют носители двойного назначения из состава Сухопутных войск, ВВС и ВМФ. Кроме того, обладающая высокой боеспособностью и мобильностью группировка СОН, ориентированная на другие театры военных действий, физически будет размещаться главным образом в европейской части страны. Само собой разумеется, что системы ПВО, ПРО театра военных действий, а впоследствии, возможно, и дополнительные элементы стратегической ПРО будут развернуты в названой зоне, защищая ее от ударов с южных и восточных азимутов.

В российском стратегическом сообществе практически единодушно признано, что главная прямая угроза безопасности страны сегодня исходит с южных направлений по протяженной дуге нестабильности от Приднестровья и Крыма до Памира и Тянь-Шаня. Однако эта угроза не выражается в традиционной форме агрессии организованных вооруженных сил. Она имеет характер экстремистских националистических и религиозных движений, использующих партизанские методы ведения войны трансграничного типа (т. е. со слиянием внутреннего и внешнего конфликта) в отношении самой России на Кавказе и ее союзников в Центральной Азии. Речь также идет об угрозах нового типа, как о следствии или причине конфликтов: терроризм, торговля оружием и наркотиками, незаконная миграция и организованная трансграничная преступность, браконьерство и контрабанда.

Перед лицом таких угроз вооруженным силам приходится выступать в необычной для них роли и действовать совместно с внутренними и пограничными войсками, правоохранительными органами и спецслужбами. Именно в расчете на эти операции России необходима новая, не слишком многочисленная, но высокомобильная, хорошо подготовленная и оснащенная профессиональная армия. В самой успешной и крупномасштабной региональной операции такого типа – «Буре в пустыне» 1991 года – действовала полумиллионная группировка войск США при поддержке около тысячи боевых самолетов и порядка 5 тыс. единиц бронетехники. Сопостовимой же по размеру российской группировки — при должном качественном уровне войск и сил — было бы достаточно для защиты интересов РФ от самой крупной мыслимой угрозы на Кавказе и в Центральной Азии. Примерно такую по величине группировку смогла бы развернуть Российская армия общей численностью 550–600 тыс. человек при условии мобилизации резервистов из числа бывших контрактников и из состава других войск.

Те или иные элементы такой армии будут способны эффективно действовать в условиях локальных конфликтов низкой интенсивности, поддерживать внутренние войска и пограничников, участвовать в миротворческих и антитеррористических операциях, в том числе коллективных. Группировка подобного масштаба может в перспективе понадобиться на другом театре военных действий – на восточных рубежах страны.

В настоящее время трудно представить себе реалистический сценарий угрозы прямой агрессии Китая против России даже в долгосрочной перспективе (10–15 лет). Экономические, политические и военные отношения между обеими державами сейчас развиваются весьма успешно. КНР является главным покупателем самых современных обычных вооружений России (в которых крайне нуждается даже собственно Российская армия) и лицензий на их производство. Но некоторые общеизвестные факторы и тенденции на Дальнем Востоке могут в будущем создать предпосылки для конфликта интересов этих двух держав.

Воссоздать на востоке мощную войсковую группировку, как в 1970–80-е годы, Россия не готова по экономическим, политическим и договорно-правовым причинам. Рассчитывать на усиление восточной группировки путем передислокации войск из Европейского региона тоже не приходится. Для транспортировки одной мотострелковой или бронетанковой дивизии потребовалось бы полтысячи железнодорожных эшелонов и два месяца сроку [2].

Единственный выход – в случае неблагоприятных тенденций на восточных рубежах заблаговременно создавать там хорошо охраняемые и прикрытые зенитными средствами и средствами ВВС военные припасы и хранилища тяжелого оружия в пределах договорных ограничений. В условиях военной угрозы личный состав можно будет перебросить туда по воздуху и по суше (в том числе с использованием гражданского транспорта), чтобы за несколько месяцев удвоить или утроить численность группировки и выдвинуть ее на угрожаемые направления. Имея армию общей численностью 550–600 тыс. человек, можно быстро создать на востоке хорошо подготовленную и оснащенную 200–250-тысячную группу войск, а в европейской части этих военнослужащих заместили бы резервисты.

Учитывая геостратегические проблемы России на данном театре военных действий, тем более необходимо бесспорное ядерное превосходство на стратегическом и оперативно-тактическом уровне. Это позволит силам общего назначения – при условии превосходства в воздухе – защищать интересы страны в течение, как минимум, нескольких недель, пока не будет восстановлен мир или принято решение о применении ядерного оружия.

С учетом ограничений, которые ресурсная база накладывает на численность СОН при значительном повышении их качественного уровня, оптимальный потенциал ядерного сдерживания в перспективе приобретает особую важность. Безусловно, и на глобальном, и на региональном уровне ядерное оружие – самое действенное средство сдерживания от нападения с применением аналогичного оружия и, возможно, других видов ОМУ. Что касается сдерживающего эффекта ядерных средств против сил общего назначения, то это вопрос спорный и неоднозначный, особенно если противник в дополнение к превосходству по СОН будет иметь собственные стратегические силы и тактическое ядерное оружие (ТЯО).

С уверенностью можно говорить только об одном: в названных условиях сами по себе оперативно-тактические средства даже в большом количестве будут немногого стоить без «прикрытия» в виде неуязвимых, эффективных и мощных стратегических ядерных сил. Без них ТЯО станет играть скорее провокационную роль, побуждая противника к нанесению упреждающего удара по тактическим и стратегическим силам России.

При численности 550–600 тыс. человек около 200 тысяч приходилось бы на рода войск с наивысшим уровнем технизации, наибольшей пропорцией офицеров и рядовых-контрактников и (или) на войска, находящиеся в повышенной боевой готовности: Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) и другие составляющие СЯС, Военно-космические силы (ВКС), Ракетно-космическую оборону (РКО), части ПВО в составе ВВС, Ядерно-технические и Воздушно-десантные войска (ВДВ). Эти рода войск следует первыми и полностью переводить на контракт, что было бы относительно недорого: дополнительно 3 % к военному бюджету 2003 года.

Остальные 350–400 тыс. военнослужащих распределялись бы между СОН Сухопутных войск, ВВС и ВМФ, а также централизованными военными структурами. Их перевод на контрактную основу с увеличением денежного довольствия обошелся бы примерно в 10 % сверх военного бюджета 2003-го. Примерно столько же стоило бы в сумме соответствующее сокращение численности ВС, увеличение военных пенсий и переход на контракт других войск. Если решительно и последовательно осуществить всю эту реформу за три года, то расходы на нее не превысят 10–15 % ежегодных дополнительных ассигнований на «национальную оборону» и «правоохранительную деятельность» (по объему финансирования-2003).

Нынешний официальный план Министерства обороны по переводу на контракт половины войск к 2011 году является типично бюрократическим затягиванием процесса (видимо, в расчете на его «естественное умирание»), что не даст ни положительного военного эффекта, ни экономии средств, ни решения насущных проблем армии и оборонного комплекса. Усилиями Генштаба и командования видов ВС сокращение численности войск практически сошло на нет и остановилось на уровне 1,1–1,2 млн человек. Тем самым аннулируется потенциальная внутренняя экономия по статье «Содержание», необходимая для существенного улучшения качества личного состава, оснащения и боевой подготовки. Все это теперь планируется только за счет дополнительных ассигнований, которые не превысят уровня инфляции более чем на 5–10 %, а возможно (при падении мировых цен на нефть), и сравняются с ним.

Другие выдвигаемые «непропеченные» идеи вроде перехода на 6-месячный срок службы по призыву только запутывают вопрос и отвлекают рассмотрение проблем на побочные темы. Такой срок службы не позволяет подготовить рядовой состав на должном уровне, а для поддержания разумно необходимого боеготового запаса есть более эффективные пути, отмеченные выше.

«Эксперимент» Минобороны с переводом на контракт одной линейной дивизии (вернее, еще одной, наряду с 201-й дивизией, дислоцированной в Таджикистане) имеет мало смысла и в военном отношении, и как «опытный образец». Весьма произвольна и необоснованна практика Генштаба по выделению во всех видах ВС отдельных частей и соединений постоянной боевой готовности. Эта практика не более чем дань традициям холодной войны, поскольку, помимо упомянутых выше родов войск (РВСН, РКО, ПВО и пр.), полки и дивизии общего назначения из состава Сухопутных войск, ВВС и ВМФ больше нет нужды держать в повышенной готовности в расчете на «внезапное нападение» Запада.

Приоритеты программы вооружений

Принятая на настоящий момент и тщательно скрываемая под завесой секретности российская программа вооружений предполагает, по сути, «размазывание» ресурсов тонким слоем, чтобы удовлетворить ведомственные интересы видов ВС и поддерживать максимальное число военно-промышленных предприятий на минимальном уровне госзаказа (в «коматозном состоянии»). Инвестиционные статьи военного бюджета, в которых отсутствуют ясные и обоснованные приоритеты, подавляются статьями «содержания» (более 70 % бюджета). Более или менее уверенно чувствуют себя только фирмы, работающие на экспорт, то есть вооружающие чужие армии.

Исправить положение помогло бы не только изменение в соотношении «содержание-инвестиции» с 70 : 30 на 60 : 40 (за счет сокращения численности ВС), но и четкое определение приоритетов в свете новых потребностей безопасности. Прежде всего необходимо круто изменить программу в сфере стратегических вооружений. В частности, для обеспечения стратегической достаточности и стабильности необходимо пересмотреть принятые российским руководством в середине 2000 года и начале 2001-го решения по развитию СЯС. Следовало бы сосредоточить ресурсы на ракетных силах наземного базирования. Расширение производства ракет «Тополь-М» дало бы через 10–15 лет группировку в составе 300–400 межконтинентальных баллистических ракет шахтного и мобильного базирования.

При оснащении системами разделяющихся головных частей (РГЧ) такая группировка способна нести 1 000–2 000 боеголовок и, в отличие от морских и авиационных средств, обеспечить потенциал стабильного сдерживания по всем азимутам. Это нужно в свете прогнозируемого распространения ОМУ и его носителей по южному поясу Евразии. Морскую и авиационную составляющие СЯС надо поддерживать, по возможности продлевая срок службы существующих систем и постепенно переключая ВМФ и ВВС на выполнение региональных задач. В условиях острого дефицита ресурсов целесообразно возобновить политику интегрирования отдельных составляющих СЯС, а также СЯС с Военно-космическими силами и Ракетно-космической обороной.

Нужно особо подчеркнуть, что речь не идет о наращивании российского ядерного потенциала. В обозримый период стратегические силы РФ в любом случае будут сокращаться. Но их оптимальная структура обеспечит военную стабильность при любых условиях развития отношений с США вокруг проблем ПРО и СНВ. Стратегическая заинтересованность Вашингтона в решении этих вопросов на договорной основе, скорее всего, ощутимо возрастет.

Как показывают оценки, это наименее затратное направление обеспечения достаточных СЯС позволяет ориентировать остальные средства на повышение боеспособности ослабленных сил общего назначения или на системы стратегической обороны. Напротив, намеченный сейчас курс на «сбалансированную модернизацию» всех составляющих триады при жестком дефиците финансирования развалит все компоненты СЯС или повлечет за собой огромный перерасход средств, но с весьма низкой отдачей. Отказ от наследия холодной войны в виде концепции «паритета» – это в первую очередь отказ не от сопоставимости по числу носителей и боезарядов, а от крайне дорогостоящей концепции триады, которая впредь и не нужна, и не по средствам Российской Федерации.

Благодаря такому ядерному потенциалу (вместе с ограниченными, но гибкими в применении, высокоживучими и сохранными средствами ТЯО), России будет легче обеспечивать безопасность на западе в условиях продвижения НАТО на Восток и выстраивать отношения сотрудничества с альянсом, не опасаясь его превосходства в СОН и их наступательного потенциала вне зоны ответственности блока. Тем более это важно на азиатских направлениях, поскольку там ни одна из держав в обозримом будущем не сможет сравняться с Россией по стратегическому потенциалу, если он будет поддерживаться оптимальным образом.

России также следует уделить гораздо больше внимания развитию нестратегической противоракетной обороны и для Европы, и для Азии. Причем ПРО театра военных действий не обязательно должна быть альтернативой стратегической противоракетной системе. Она может быть первой фазой внедрения эшелонированных антиракетных систем России, США и их союзников и опытным полигоном взаимодействия держав на этом поприще. Кроме того, нужно поддерживать передовой уровень систем предупреждения, управления, разведки для СЯС и СОН, включая их космическую составляющую, без чего немыслима современная армия.

Если условно взять за ориентир 2003 год, то при военном бюджете в 390 млрд рублей (3 % ВВП) и при выделении на содержание ВС 60 % этих средств на инвестиционные статьи приходилось бы более 150 млрд рублей (сейчас около 100 млрд). Порядка 35–40 % этих ресурсов обеспечили бы эффективный потенциал ядерного сдерживания на стратегическом и тактическом уровне, совершенную систему предупреждения и боевого управления, а также постепенное наращивание современных систем ПВО и ПРО театра военных действий. Это позволило бы одновременно разрабатывать новейшие системы стратегической ПРО и космических систем.

Остальное можно было бы использовать для оснащения качественно новых СОН. Главным приоритетом для них должны быть не танки, пушки, самолеты и корабли, а резкое повышение уровня информационного обеспечения, управления и связи (включая, например, разветвленную наземную сеть приемников для уже развернутой космической навигационной системы ГЛОНАСС). Без этого нет современной армии и современных способов ведения военных действий, сколь велика ни была бы ее совокупная огневая мощь. От результатов деятельности в этом направлении зависят перспективы массового развертывания и применения высокоточного оружия большой дальности, пример эффективности которого был наглядно продемонстрирован в операции НАТО против Югославии в 1999 году и в Афганистане в 2001–2002 годах. Этого требует и отработка взаимодействия армии с другими войсками и частями спецназначения, которая должна стать одним из главных направлений боевой подготовки после трагедии «Норд-Оста».

Ежегодные инвестиции в СОН в указанном объеме помогут в течение 10–15 лет обеспечить Российскую армию (в зависимости от выбора типов и роста стоимости ВиВТ) средствами для закупки примерно 3 000 единиц бронетехники, 2 000 единиц артиллерии разных систем, 1 000 пусковых установок зенитных управляемых ракет войсковой ПВО, 100 военно-транспортных и 1 000 боевых самолетов и вертолетов. Такие вливания позволят также ремонтировать самые современные корабли и подводные лодки, обновлять их ракетно-торпедное вооружение и радиоэлектронные системы. Удельный вес новейшей техники при оптимально сокращенной численности ВС достигнет 30–40 %, что соответствует мировым стандартам.

Заключение

Разумеется, даже самые эффективные Вооруженные силы в новых условиях не обеспечат безопасность и политические интересы страны без взаимодействия с другими войсками, военными и правоохранительными органами и службами. Кроме того, разумная военная политика должна согласовываться с правильной внешней политикой и надлежащими дипломатическими усилиями. В настоящее время у России нет такого взаимодействия и согласования. Взяв курс на свертывание главного и лучшего компонента СЯС – наземно-мобильных ракетных сил, Москва «вышибла стул» из-под своих дипломатов на переговорах с Вашингтоном по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям. А значит, она не только потеряла Договор по ПРО и новое полномасштабное соглашение по СНВ, но и лишилась важнейшего рычага влияния на американскую политику в целом (в том числе по расширению НАТО, силовому воздействию на Ирак и пр.).

Вяло сопротивляясь продвижению НАТО на Восток, Россия ничего не сделала для нейтрализации негативных последствий этого процесса, а именно: для включения стран Балтии в Договор об обычных вооруженных силах в Европе, для нового радикального сокращения сил общего назначения, для запрещения ядерного оружия в Центральной и Восточной Европе. Тут сочетание «сонной» дипломатии и несуразной военной политики и военной реформы дало хрестоматийно жалкие результаты.

В не меньшей степени это относится к восточному региону, где обеспечение безопасности России зависит не только от достаточной обороны, но и еще более от развития сбалансированных экономических и политических отношений с двумя главными соседями – Китаем и Японией. Между тем за прошедшее десятилетие российская дипломатия не сумела найти взаимоприемлемый выход из тупика территориального спора с Токио, что делает российские позиции в отношениях с КНР все более слабыми.

Все это, однако, тема для отдельного разговора. Суммируя высказанные выше соображения, можно обозначить основные параметры армии, военной политики и военной реформы, которые нужны на ближайшую перспективу:

J максимальная открытость военного бюджета, включая программу вооружения, широкое обсуждение его обоснованности и отраженной в нем военной политики, расширение роли и участия в этом процессе парламента, независимых научных и общественных организаций;

- увеличение военных расходов до 3 % ВВП;

- сокращение численности Вооруженных сил за 2–3 года до 800 тыс., а за 5–6 лет до 550–600 тыс. военнослужащих;

- за этот период перевод комплектования ВС и других войск полностью на добровольно-контрактную основу;

- параллельное повышение денежного довольствия военнослужащих в 2003–2004 годах примерно вдвое по сравнению с нынешним (помимо инфляции);

- увеличение инвестиционной составляющей военного бюджета до 40 %;

- пересмотр программы СЯС с приданием приоритета ракетным силам наземно-мобильного базирования и совершенствованию систем управления, системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН), а также развитию новых систем ПРО и ПВО театра военных действий, космических систем;

- создание компактных, мобильных и технически хорошо оснащенных сил общего назначения с акцентом на резкое улучшение их систем управления и связи, информационного обеспечения, на массовое оснащение высокоточным оружием большой дальности;

- переориентация СОН на локальные конфликты и региональные войны, а также операции нового типа на юго-западных, южных и восточных стратегических направлениях и создание складов ВиВТ и запасов материального обеспечения вблизи районов, находящихся под угрозой.

[1] Автор благодарен эксперту П.Б. Ромашкину за помощь в произведенных расчетах.

[2] О. Одноколенко. Десант генерала Шпака. Итоги. № 26. 2002. 2 июля. С. 20–21.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 25 февраля 2003 > № 2906767 Алексей Арбатов

Международная безопасность в эпоху глобализации

© "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Март 2003

И.С. Иванов – министр иностранных дел Российской Федерации.

Резюме Надежды начала 1990-х годов на решительный рывок к новой, более безопасной системе мироустройства пока не оправдались. От того, какой путь обеспечения своей безопасности изберет международное сообщество в условиях глобализации, будет зависеть облик нашей планеты в грядущие десятилетия.

Уже более десятилетия прошло с тех пор, как человечество освободилось от пресса идеологической, политической и военной конфронтации времен холодной войны. Сообщество государств далеко отошло от смертельной пропасти ядерной войны, у края которой оно стояло сорок лет назад, в дни Карибского кризиса.

Вместе с тем приходится признать, что надежды на решительный рывок к новой, более безопасной системе мироустройства, столь большие в начале 1990-х годов, пока не оправдались. На смену угрозе тотального ядерного уничтожения цивилизации пришли новые опасности и вызовы. Это – терроризм и сепаратизм, национальный, религиозный и другие формы экстремизма, наркоторговля и организованная преступность, региональные конфликты и угроза распространения оружия массового уничтожения (ОМУ), финансово-экономические кризисы, экологические катастрофы и эпидемии. Все эти проблемы существовали и раньше, но в эпоху глобализации, когда мир стал намного более взаимосвязанным и взаимозависимым, они стали быстро приобретать универсальный характер, реально угрожая региональной, а нередко и международной безопасности и стабильности. Одновременно – и это следует подчеркнуть особо – они в гораздо большей степени затрагивают повседневную жизнь миллиардов людей. Доказательство тому – волна беспрецедентных по масштабам и жестокости террористических актов, прокатившаяся от Нью-Йорка до острова Бали и Москвы.

Почему же создание новой системы международной безопасности, жизненно важной не только для государств, но и для их граждан, идет столь медленно и трудно? Каковы главные факторы, определяющие динамику и существо новых опасностей и вызовов, с которыми сталкивается человечество в начале XXI века? А главное – что должно предпринять мировое сообщество для того, чтобы действительно надежно защитить себя от этой новой волны угроз?

Cвет и тени глобального мира

Все более влиятельным «архитектором» новой повестки дня международной безопасности становится глобализация. Она оказывает противоречивое воздействие на эволюцию отношений государств в этой ключевой сфере.

С одной стороны, глобализация содействует ускоренному развитию производительных сил, научно-техническому прогрессу, все более интенсивному общению государств и народов. Таким образом она объективно способствует созданию человечеством ресурсной базы и интеллектуального потенциала для обеспечения международной безопасности на качественно новом уровне. Рост взаимозависимости стран и народов во всех сферах бытия помогает и формированию новых политических подходов, нацеленных на создание демократических многосторонних механизмов управления международной системой, а значит, и надежного решения проблем безопасности.

И в то же время процессы глобализации, в основном развивающиеся стихийно, без коллективного направляющего воздействия мирового сообщества, усугубляют целый ряд застарелых проблем международной безопасности, порождают новые риски и вызовы.

Резко повышается роль внешних факторов в развитии государств. При этом из-за различий в финансово-экономической мощи взаимозависимость между странами приобретает все более асимметричный характер. Если узкая группа ведущих индустриальных государств играет в основном роль субъектов глобализации, то огромное большинство остальных превращается в ее объекты, «дрейфующие» на волнах финансово-экономической конъюнктуры. В результате усугубляется неравномерность социально-экономического развития мира. Очевидно расслоение мировой экономики на «зоны роста» и «зоны застоя». Так, в 1998 году на десять ведущих государств-получателей иностранных инвестиций приходилось 70 % их общего объема, а для стран с низким уровнем развития этот показатель составлял менее 7 %. Если в 1960 году доходы богатейших 20 % населения мира в 30 раз превышали доходы 20 % беднейших, то к 2002-му этот разрыв увеличился еще в три раза. В настоящее время доход половины населения Земли меньше двух долларов в день. Около миллиарда человек не имеет работы, а среди работающих почти 89 % лишены социальных гарантий.

Нарастающая неравномерность развития различных стран и регионов способствует усугублению неустойчивости мирового экономического роста, накоплению кризисного потенциала в международной финансовой и торгово-экономической системе. Как отмечают авторитетные западные специалисты, пока мировому сообществу не удалось решить коренные проблемы в этой сфере: создать надежные страховочные механизмы для предотвращения, локализации или тушения финансовых кризисов, преодолеть «раздробленность институциональной архитектуры международной экономической системы, которая, по сути, делает невозможным решение проблемы взаимозависимости эффективным и последовательным путем».

Замедление темпов мирового экономического роста в последние годы привело и к торможению темпов глобализационных процессов. Потоки инвестиций, товаров, ресурсов, научных инноваций «локализуются» в узком кругу наиболее развитых стран. Это уменьшает и без того скромные экономические выгоды, которые получала от глобализации большая часть человечества. В то же время социальные, культурные, морально-психологические последствия глобализации уже приобрели собственную инерцию и все глубже воздействуют на многие страны и общества. Происходит массированный «экспорт» негативных последствий глобализации в Третий мир. Так же, как эпидемия ударяет прежде всего по ослабленным людям, слабейшие члены мирового сообщества несут больший ущерб от роста негативных последствий глобализации, чем страны, защищенные своей финансово-экономической мощью. Таким образом, спад динамики глобализации ведет к тому, что разрывы в темпах и направленности социально-экономического развития целых регионов мира не только не сокращаются, но и увеличиваются.

Закономерным результатом такой «модели» глобализации является усугубление ее негативных социальных и политических последствий для большей части человечества. Рост ксенофобии на одном, относительно благополучном, «полюсе» человеческого общества сопровождается радикализацией требований более справедливого мироустройства на другом, бедствующем. Возрождается – уже на новой основе – тенденция к глубокой идеологизации международных отношений, казалось бы отошедшая в прошлое вместе с холодной войной.

Усиливая взаимозависимость государств в сфере безопасности и экономики, глобализация ведет к глубоким изменениям приоритетов их курса на мировой арене, заставляет по-новому взглянуть на арсенал внешнеполитических средств, способствует быстрым изменениям повестки дня мировой политики.

Меняется содержание понятия «мощь государства». При сохранении значительной роли военно-силового компонента на первый план все больше выдвигаются экономические, финансовые, интеллектуальные и информационные ресурсы влияния на партнеров и оппонентов.

Факторы, облегчающие или, напротив, затрудняющие доступ государств к благам глобализации, все активнее включаются в арсенал стратегий обеспечения национальной безопасности. Глобализация и манипулирование ее ходом все чаще используются в качестве орудия политического давления. На эту особенность нынешнего этапа развития международных отношений указывается в подготовленном в ООН докладе «Влияние глобализации на социальное развитие». В документе, в частности, отмечается, что «обеспокоенность по поводу глобализации отчасти объясняется тем, что на национальную политику того или иного государства все чаще сильное влияние оказывает политика, проводимая за его пределами». Инструменты такого воздействия многообразны. Это и «инвестиционно-кредитная дипломатия», использующая острую потребность большинства стран мира в зарубежных капиталовложениях и займах. И информационная дипломатия, нацеленная на доминирование в глобальном информационном пространстве. И «политическая инженерия» – комбинированное использование экономических, информационных и военно-политических рычагов для «конструирования» нужных «партнеров» – правительств, готовых принять навязываемые им извне условия решения международных и внутренних проблем.

В целом процесс формирования новой системы международных отношений после окончания холодной войны приобрел затяжной и во многом неуправляемый характер. Создалась ситуация, несущая в себе большой кризисный потенциал и одновременно мало приспособленная к предотвращению и урегулированию глобальных проблем безопасности на коллективной основе. Отсутствие эффективных механизмов координации действий и учета интересов широкого круга государств может быть использовано как повод или оправдание тезиса о том, что обзаведение оружием массового уничтожения, пусть даже в ограниченном количестве, становится чуть ли не единственным способом гарантировать свою безопасность в нестабильном и труднопредсказуемом мире. Опасность положения состоит в том, что, если не предпринять срочных мер, угрозы международному миру и безопасности могут разрастись до таких масштабов, когда мировое сообщество будет не в состоянии не только справиться с ними, но и удержать ситуацию под контролем.

Угрозы старые и новые

Каковы наиболее острые проблемы международной безопасности на нынешнем этапе развития глобализации? Насколько эффективны усилия мирового сообщества по их решению?

Международный терроризм вырастает в стратегическую угрозу безопасности человечества. Грозным симптомом этой болезни стали чудовищные по жестокости и количеству жертв теракты, прокатившиеся по миру в последние месяцы.

Террористы различных мастей непрерывно меняют методы, средства и тактику борьбы, отыскивают новые цели для своих действий. Население крупнейших мегаполисов планеты и стратегически важные морские перевозки энергоресурсов, компьютерные системы жизнеобеспечения современного государства, транспортная, туристическая, банковская инфраструктура мира – это далеко не полный перечень целей уже состоявшихся и возможных в будущем атак. Главное же – лидеры экстремистских группировок все активнее стремятся посеять рознь, играя на застарелых стереотипах насчет «плохих» и «хороших» террористов. Они дестабилизируют обстановку в отдельных странах через разжигание религиозной и национальной вражды и сепаратизма, ищут – и порой находят – слабые звенья в глобальной цепи – правительства, которые по причине внутренней слабости или из-за близоруких внешнеполитических расчетов склонны заигрывать с международным терроризмом.

Реагируя на брошенный террористами вызов, мировое сообщество смогло сплотиться, чтобы сообща противостоять этой новой глобальной угрозе. Впервые со времен Второй мировой войны создано столь широкое объединение государств – антитеррористическая коалиция, которая уже продемонстрировала свою эффективность в Афганистане, где был нанесен мощный удар по логову международного терроризма. Принципиально важно, что координирующую роль в этих усилиях играет Организация Объединенных Наций.

Набирают силу региональные механизмы антитеррористического взаимодействия, в том числе в рамках Содружества Независимых Государств и Шанхайской организации сотрудничества, призванные поставить серьезный заслон распространению терроризма в Центральной Азии. Важный потенциал противодействия террору заложен в новом качестве партнерства России со странами НАТО и Евросоюзом. Общая задача мирового сообщества – сохранить и развить обретенный опыт взаимодействия в рамках коалиции, избегая таких односторонних действий, которые могли бы ее подорвать.

Именно ООН призвана и дальше гарантировать, чтобы усилия в борьбе с новыми угрозами и вызовами опирались на прочную основу международного права.

Защита прав и свобод своих граждан – обязанность любого государства. Право на жизнь – главное из них. Но именно жизни простого человека угрожают террористы. Мировое сообщество обязано обеспечить гражданам право на надежную защиту от терроризма.

Решение данной задачи возможно, если под эгидой ООН удастся выработать действенный кодекс защиты прав человека от терроризма, направленный на:

– предупреждение и пресечение актов терроризма;

– противодействие финансированию терроризма;

– уголовное преследование лиц, совершивших акты терроризма или иным образом причастных к ним;

– обеспечение неотвратимой ответственности и наказания таких лиц;

– предоставление помощи лицам, пострадавшим от терроризма, в том числе путем финансового содействия, их социально-психологической реабилитации и реинтеграции в общество;

– эффективное международное сотрудничество для достижения перечисленных целей.

В условиях глобализации новое звучание приобретают многие «классические» проблемы международной безопасности.

Устойчивость и надежность формирующейся международной системы XXI века напрямую зависят от поддержания и укрепления стратегической стабильности. В условиях глобализации роль этого фактора не только не уменьшается, но и, напротив, по многим параметрам возрастает.

С одной стороны, поддержание стабильных партнерских отношений между ядерными державами, недопущение возрождения гонки стратегических вооружений приобретают особое значение для укрепления атмосферы взаимного доверия и предсказуемости на мировой арене – ключевых предпосылок развития широкого международного экономического сотрудничества, основы процесса глобализации. В то же время ускорение научно-технического развития, стимулируемое глобализационными процессами, объективно формирует предпосылки для создания все более мощных систем оружия. Реализация этих возможностей обернулась бы для человечества возобновлением гонки самых разрушительных видов оружия, отвлечением все более значительных средств на непроизводительные цели. Разрастание стратегических арсеналов, весьма вероятно, спровоцировало бы новый раунд распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки. Излишне говорить, какие последствия будет иметь эта «цепная реакция» для обстановки во многих районах мира и для перспектив международной безопасности в целом.

В этой связи особое значение – причем не только с военной, но и с политической точки зрения – имел Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов, подписанный президентами России и США в ходе их встречи в Москве в мае 2002 года. Принципиально важно, что в данном документе подтверждена объективно существующая взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями. Таким образом, этот договор призван существенно восполнить правовой вакуум в сфере стратегической стабильности, образовавшийся в результате одностороннего выхода США из Договора по ПРО. Московский договор, заключенный в пакете с другими документами по стратегическим вопросам отношений России и США, нацелен на закрепление новых взаимоотношений между обеими странами, радикально изменившихся со времен холодной войны. Он обеспечивает необходимый уровень контроля, транспарентности и предсказуемости в развитии крупнейших стратегических арсеналов планеты, что исключительно важно для поддержания атмосферы доверия на глобальном уровне.

В то же время в сфере стратегической стабильности остается немало нерешенных вопросов, часть из которых, увы, усложняется вследствие односторонних действий Вашингтона. Речь идет в первую очередь о планах создания национальной системы противоракетной обороны США. Они способны спровоцировать ответные шаги со стороны ряда ядерных держав, вызвать «региональную» гонку ракетных и противоракетных вооружений.

Гораздо большую, чем прежде, остроту приобретает в условиях глобализации проблема нераспространения оружия массового уничтожения. Сама опасность попадания ядерных, химических, биологических вооружений или их компонентов в руки террористических или экстремистских группировок многократно повышает разрушительный потенциал международного терроризма. Отсюда – особая важность наращивания усилий по укреплению режимов нераспространения оружия массового уничтожения и средств его доставки.

При этом создание новых режимов в области нераспространения ОМУ и контроля над вооружениями отнюдь не означает отказа от действующих режимов и соглашений. Они – общий защитный механизм всех государств мира, причем весьма надежный и проверенный временем. Неоправданное разрушение ключевых элементов международно-правовой структуры нераспространения способно усугубить военно-стратегическую ситуацию в мире, подорвать глобальную безопасность.

Напротив, первоочередная задача сейчас – добиться «универсализации» важнейших договоров о нераспространении ядерного оружия и о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. В ракетной сфере необходимо развертывание устойчивого переговорного процесса, нацеленного на заключение международной договоренности о глобальном режиме нераспространения ракет и ракетных технологий.

Неотъемлемая часть процесса нераспространения – предотвращение вывода оружия в космическое пространство. Назрела необходимость разработки всеобъемлющей договоренности, цель которой – сохранить космос в качестве зоны, свободной от оружия любого рода.

Еще одна извечная угроза международному миру, по-новому раскрывающаяся в условиях глобализации, – региональные и глобальные конфликты. Болезненная реакция значительной части общества в развивающихся странах на перекосы глобализационных процессов сказывается на динамике многих конфликтов. Подъем политического и религиозного экстремизма во многих «горячих точках» многократно затрудняет поиск компромиссов, ожесточает всех участников конфронтации, способствует формированию своего рода пояса нестабильности от Косово до Индонезии.

Мировое сообщество смогло в последние годы добиться прогресса в восстановлении мира и согласия в отдельных регионах мира. В первую очередь следует указать на ощутимое продвижение, достигнутое при весомом участии ООН в постталибском обустройстве Афганистана, а также на принятие Советом Безопасности ООН важнейших практических решений в поддержку всеобъемлющего урегулирования на Ближнем Востоке, на преодоление кризисов в ряде стран Африки.

И все же до радикального снижения числа и интенсивности вооруженных конфликтов пока далеко. Прежде всего это относится к ситуациям на Ближнем Востоке и вокруг Ирака. Этот комплекс связанных между собой конфликтов все явственнее превращается в невралгический центр не только глобальной безопасности, но и глобальной экономики – и из-за дестабилизирующего воздействия на международный рынок энергоносителей, и из-за негативного влияния на мировую экономическую конъюнктуру в целом. Перевод обоих конфликтов из сферы силовой конфронтации в плоскость политических переговоров на основе международного права – насущная задача укрепления уже не только региональной, но и глобальной безопасности.

Во все времена и по всему миру терроризм и экстремизм пытались искать себе оправдание в сохраняющейся социально-экономической нестабильности и бедности. Признавая наличие этих серьезных проблем, следует самым решительным образом подчеркнуть, что терроризму нет и не будет никаких оправданий. Вместе с тем построение устойчивой и справедливой мировой финансово-экономической структуры, несомненно, помогло бы в борьбе со многими опасными вызовами человечеству. В ходе недавней серии крупных международных форумов – Международной конференции по финансированию развития в Монтеррее, Всемирного продовольственного саммита в Риме, Всемирного саммита по устойчивому развитию в Йоханнесбурге — были приняты решения, призванные подрубить корни наиболее угрожающим диспропорциям в мире. Дело теперь за реализацией достигнутых договоренностей.

Не менее масштабные задачи стоят перед мировым сообществом в области охраны окружающей среды. Стихийные бедствия, обрушившиеся летом 2002 года на многие регионы нашей планеты, еще раз наглядно подтвердили, что решение экологических проблем нельзя откладывать, иначе под угрозой окажется само выживание грядущих поколений. И в сфере экологии будущее за многосторонними шагами, исключающими эгоизм отдельных государств. Скоординировать международные усилия в этой области призвана инициатива президента России о проведении в Москве осенью 2003-го Всемирной конференции по изменению климата.

Подытоживая этот краткий анализ современных угроз и вызовов международной безопасности, можно сказать: человеческое общество заметно активизировало поиск новых, более эффективных ответов на проблемы, которые глобализация ставит перед ним в сфере безопасности. Однако усилия эти пока во многом разрозненны, не сведены в единый комплекс мер, не покрывают весь спектр угроз и рисков. Что следует предпринять в этих условиях?

Солидарный ответ на угрозы и вызовы

В принципиальном плане возможны два пути решения проблем безопасности в эпоху глобализации.

Первый – путь односторонних действий. Сторонники такого выбора отражают, как правило, мнения, бытующие в ведущих государствах Запада. Суть их рассуждений: масштаб проблем, рождаемых глобализацией, таков, что даже совокупных ресурсов развитых стран недостаточно для их решения. А раз так, то целесообразнее «выплывать в одиночку», создавая с помощью протекционистских мер и односторонних, часто силовых, решений некие «островки экономической и политической стабильности».

Как представляется, подобный вариант ответа на вызовы современности неприемлем ни по этическим, ни по чисто прагматическим соображениям. Соблазн односторонних действий для получения максимальных выгод от глобализации и для защиты от ее негативных последствий провоцирует рост соперничества, пренебрежение международным правом и многосторонними институтами. Такой путь может дать краткосрочную выгоду, но ущерб будет долгосрочным: возрастет опасность расшатывания основ международного правопорядка, падения управляемости развития мировой политики, «расползания» гонки вооружений.

Другой путь – коллективный поиск решения двух взаимосвязанных задач. Первая, неотложная – обезопасить себя от множащихся угроз и рисков политического, экономического, криминально-террористического характера. Вторая, на длительную перспективу – разработка стратегии управления глобализацией, с тем чтобы расширить ее позитивное воздействие на все народы, а не только на ограниченный круг «избранных».

Ключ к поиску эффективных решений проблем безопасности видится в создании Глобальной системы противодействия современным угрозам и вызовам. Такая система должна быть предназначена для решения реальных проблем в сфере безопасности, отвечать жизненным интересам каждого государства, обеспечивать международную стабильность и устойчивое развитие на длительную перспективу.

Для эффективного функционирования подобной системы необходим общепризнанный координирующий центр, способный сплотить вокруг себя мировое сообщество. Такой центр уже есть – Организация Объединенных Наций с ее уникальной легитимностью, универсальностью и опытом.

Сегодня можно констатировать, что процесс формирования Глобальной системы начался, и начался успешно. Ее прообразом и одновременно важной несущей конструкцией является международная антитеррористическая коалиция, сеть механизмов и соглашений, созданных ее участниками. Опыт создания и функционирования данной коалиции позволяет сформулировать ключевые параметры системы сотрудничества, которая призвана обезопасить человечество от гораздо более широкого спектра вызовов и рисков.

Совершенно очевидно, что создаваемая система должна быть:

– глобальной, так как современные вызовы представляют собой планетарную опасность, и ответы на них необходимо давать на общемировом уровне;

– всеобъемлющей по охвату, так как каждая из современных угроз несет в себе колоссальный разрушительный потенциал, поэтому все эти проблемы без исключений должны находиться в сфере деятельности системы;

– обеспечивающей принятие комплексных решений, так как между новыми угрозами и вызовами зачастую имеется прямая взаимосвязь;

– универсальной по составу участников, поскольку современные угрозы направлены против безопасности и благополучия всех членов мирового сообщества в целом и каждого в отдельности.

Наконец, создаваемая система должна стать эталоном международной законности, так как ее сила – в опоре на принципы и нормы международного права, прежде всего Устава ООН.

Опыт, накопленный при решении первой, неотложной задачи, даст возможность надежно решить вторую, перспективную: разработать международную стратегию управления глобализацией.

Президент России В.В. Путин определил суть российского подхода к проблеме создания такой стратегии в приветствии участникам международной конференции «Форум–2000», проходившей в сентябре 2000 года в Нью-Йорке. Российский лидер подчеркнул: «На рубеже веков человечество нуждается в серьезном осмыслении мощных глобальных тенденций, проявляющихся в экономике, в сфере культуры и информации. Будущее за теми, кто научится управлять этими процессами, заставит их работать на благо людей. Мы должны позаботиться о том, чтобы глобализация стала социально ориентированной, чтобы народы мира в равной мере могли пользоваться плодами научно-технического и интеллектуального прогресса».

Общей целью такой стратегии должно быть придание глобализации социально ответственного характера, обеспечение всем народам доступа к ее преимуществам. Человечеству вполне под силу создать или укрепить механизмы, способные поддерживать стратегическую стабильность, предотвращать крупные региональные конфликты, ограничивать перерастание обычных колебаний финансовой и экономической конъюнктуры в катастрофические кризисы, предсказывать возможные «шоки», быстро мобилизовывать ресурсы для ликвидации их последствий.

Принципиально важно заложить в основу такой стратегии морально-этические принципы, разделяемые всеми членами мирового сообщества, и в первую очередь идею социальной солидарности человечества. Сам процесс выработки такой стратегии должен носить широкопредставительный, коллективный характер, учитывать подходы и позиции как отдельных государств, так и ведущих региональных объединений при главенствующей роли Организации Объединенных Наций.

Без преувеличения можно сказать: от того, какой путь обеспечения своей безопасности изберет мировое сообщество в условиях глобализации, будет зависеть облик нашей планеты в грядущие десятилетия. Надеюсь, что императив солидарных действий перед лицом общих опасностей возобладает над рефлексом «спасения в одиночку» и человечество сделает выбор в пользу демократического многополюсного миропорядка, гарантирующего поступательное развитие и равную безопасность для всех государств.

Россия. ООН > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 февраля 2003 > № 2911809 Игорь Иванов

Со ссылкой на министра финансов ЧР Б. Соботку, по итогам его встречи в Москве с зампредом правительства РФ А.Л.Кудриным и переговоров по вопросу урегулирования российской задолженности в 2003г., агентство ЧТК сообщило, что на эти цели из российского бюджета будет выделено 60 млн.долл. По словам Б. Соботки, чешский бюджет получит в т.г. 1,3 млрд. крон в счет российского долга, а согласованный на 2002г. размер выплаты был Россией превышен на 23 млн. крон.Согласно чешским источникам, в ходе переговоров были обсуждены вопросы дальнейших путей поддержки двустороннего сотрудничества, участие чешского капитала в международных банках, поставки российской спецтехники и ядерного топлива. С чешской стороны была высказана обеспокоенность в связи с ограниченными финансовыми возможностями российской стороны в отношении реализации чешских проектов. Вместе с тем, по заявлению Б. Соботки, этот вопрос будет также разрешен путем последовательных переговоров. Чехия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ЭН, 21 января 2003 > № 18054

На пути к мировому правительству

© "Россия в глобальной политике". № 1, Ноябрь - Декабрь 2002

Анатолий Адамишин — Чрезвычайный и Полномочный посол РФ (в отставке), первый заместитель министра иностранных дел РФ в 1992–1994 гг., министр РФ по делам СНГ в 1997–1998 гг., член Научно-консультативного совета журнала "Россия в глобальной политике".

Резюме Мир все более неуправляем: глобализация накладывается на другой крупнейший исторический процесс — распад прежней системы международных отношений. Без новых правил поведения, которые будут приняты всеми, человечество не сможет ответить на вызовы XXI века.

За человечеством, вступившим в третье тысячелетие христианской эры, тянется целый шлейф трудноразрешимых проблем. Похоже, приближается тот рубеж, когда количественные перемены (для большинства людей не всегда к лучшему) вот-вот обернутся качественным скачком, при котором homo sapiens неизбежно столкнется с вопросами выживания.

Существование «человека разумного» всегда определялось двумя важнейшими параметрами: зависимостью от окружающей среды и отношениями с себе подобными. На обоих направлениях напряженность нарастает. Сочетание старых и новых угроз цивилизации усиливает действие каждого фактора в отдельности, что позволяет говорить о системной природе нынешнего кризиса.

На Земле накоплено невероятное количество самых изощренных средств и изобретений, единственная цель которых — убийство. Теперь уже трудно определить, что (не только с точки зрения разрушительных последствий, но и в силу доступности) более смертоносно: ядерный заряд или обычное высокоточное оружие, источники радиации или бактерии. Остановить расползание оружия массового уничтожения не удается. А между тем деградация режимов по ограничению гонки вооружений сегодня значительно усложняет решение этой задачи по сравнению с периодом конфронтации. Сама по себе зловещая, эта проблема приобрела качественно новый характер с тех пор, как на мировую сцену вышел организованный международный терроризм.

Взаимосвязь между чудовищными метастазами терроризма и меняющейся действительностью все очевиднее. Глобальный, взаимозависимый характер цивилизации делает ее все более уязвимой, тем более что «направление главного удара» террористам определить нетрудно. Ведь в процессе глобализации существенно сокращается число информационных и инновационных центров современного мира и фактически все они сосредоточены в странах, которые принято называть западными. Вновь обретенное технологическое превосходство резко увеличивает возможности Запада оказывать влияние на весь остальной мир. В различных формах осуществляется принцип: как бы себя не обделить и другим ничего не оставить. Одна пятая часть человечества присваивает 80 процентов мирового богатства. Если в конце XIX века самая богатая страна мира по доходам на душу населения девятикратно превосходила самую бедную, то сегодня это соотношение составляет сто к одному.

Но только ли в бедности и неравномерности распределения причина международного терроризма? Самой благоприятной почвой для зарождения террора почти всегда становятся отчаяние и унижение, ощущение собственного бессилия, и прежде всего там, где царит невежество. Причем невежество, замешанное на нетерпимости и фанатизме, культивируемое вполне сознательно на протяжении десятилетий. Так, правящие круги некоторых арабских режимов отводили от себя угрозу социального недовольства, в том числе и тем, что поощряли наиболее темные стороны фанатичного ислама, используя их в борьбе против внешнего врага.

Трудно отделаться от впечатления, что все дело в сочетании факторов экономического порядка с намеренно взращенным религиозным фанатизмом. Именно эта комбинация породила гремучую смесь под названием «международный терроризм», символом которого стал Усама бен Ладен, выходец из Саудовской Аравии.

Экономическая картина мира в целом безотрадна. Разрыв между нищетой и богатством колоссален, а, главное, само это богатство достигнуто слишком высокой ценой с точки зрения затраченных ресурсов. К обеспеченным могут причислить себя лишь упомянутые 20 процентов населения земного шара, тогда как их уровень жизни может быть достигнут оставшимися четырьмя пятыми лишь при условии, что будут израсходованы ресурсы четырех таких планет, как Земля.

Новые технологии, развивающиеся в процессе глобализации, безусловно, несут с собой новые возможности. Однако одним из побочных эффектов этого развития стал быстрый рост теневой экономики. Глобализация открыла дополнительные каналы выхода на «официальную» экономику, без симбиоза с которой, в том числе по части отмывания денег, теневая экономика существовать не может. По подсчетам немецких ученых, почти половина землян живет в условиях «неформальной» экономики, по большей части криминальной. Налоги они фактически не платят, чем лишний раз подтверждается слабость правительств. Иными словами, глобализируются все процессы, в том числе и негативные вроде упомянутой теневой экономики или ухудшения окружающей среды, а также терроризма.

Для вовлечения в глобальные процессы гораздо большего, чем теперь, числа участников требуются новые революционные менеджеры, принципиально новые подходы. Слава богу, в международных экономических организациях, призванных хоть как-то наладить разделение труда, нет недостатка.

Хищническая эксплуатация природы на протяжении столетий неизбежно вела к истощению ресурсов. Нас уже не удивляет печальная статистика наподобие той, что сообщает о ежегодно выжигаемых и вырубаемых тропических лесах площадью в четыре Швейцарии. Стремительно растет дефицит питьевой воды: после 2010 года 40 % мирового населения, или 3 миллиарда человек, будут полностью или частично лишены доступа к воде, отвечающей санитарным нормам. Сжигая твердое топливо, мы вносим свою лепту в климатические изменения, которые могут оказаться катастрофическими.

В состоянии ли человечество справиться с обрушившейся на него лавиной проблем? То обстоятельство, что цивилизация до сих пор жива, еще не гарантирует благополучного разрешения нынешнего кризиса. Однако один исключительно важный шаг сделан: политическая элита и лидеры государств, которые еще могут повлиять на эволюцию мира, знают, что ему грозит.

Не так давно группа видных ученых подготовила по заказу ООН каталог пятидесяти трех чрезвычайных ситуаций. Сделанный ими вывод весьма важен: с технологической точки зрения все эти угрозы устранимы. Научная мысль нашла решения глобальных проблем или близка к этому. Дело за тем, чтобы попытаться объединить все разумные силы, заинтересованные в спасении цивилизации.

Не приходится говорить, как важно при этом правильно понять смысл согласования между национальными интересами и моральными принципами, или общечеловеческими ценностями.

Но опять возникает вопрос: кто и как будет этим заниматься? Мир все более неуправляем, ибо глобализация накладывается на другой крупнейший исторический процесс — распад системы международных отношений, сложившейся после Второй мировой войны.

В годы холодной войны каждый из двух центров силы стремился управлять миром по-своему. Пока они занимались перетягиванием каната, мир балансировал на грани катастрофы. (Достаточно вспомнить хотя бы Карибский кризис.) Затем между ними постепенно установились определенные правила поведения, причем значительный вклад в это внес Третий мир, движение неприсоединения. Правила поведения — это вся совокупность договоренностей, достигнутых в общении между государствами, плюс устоявшаяся практика их соблюдения. Они нашли отражение главным образом в Уставе ООН, который пусть не сразу, но стал почитаться за основополагающий свод международных законов. При этом сама ООН стала последней инстанцией управления.

Окончание холодной войны привело, с одной стороны, к прекращению идеологического противостояния, а с другой — к нарушению сложившегося за долгие годы устойчивого военного равновесия. XXI век начинается в условиях фактического несоответствия между объективным состоянием мира, претерпевшего за последние десятилетия колоссальные изменения, и нормами поведения в этом изменившего мире. Причем речь идет и о нормах, выработанных задолго до периода после Второй мировой войны. С XVII века в основу международного законодательства было положено два принципа — национальный суверенитет и юридическое равноправие наций. Теперь их зачастую отбрасывают с порога, как устаревшие, не предлагая чего-либо взамен. В какой-то момент страны и народы практически лишились общепринятых правил поведения, что еще более усложнило их жизнь, и без того полную конфликтов и опасностей.

В результате на передний план вышли этнические и религиозные различия между народами, а нарушение баланса расширило возможности для их конфликтного проявления. Можно соглашаться или не соглашаться с теорией столкновения цивилизаций, но нельзя отмахнуться от того факта, что вызовы безопасности часто проходят сегодня по линии разлома между цивилизациями.

Конечно, можно бить тревогу по поводу случаев нарушения Устава ООН, но необходимо отдавать себе отчет в том, что ряд его исходных положений уже не отвечают новым условиям. Скажем, Устав ООН регулирует главным образом межгосударственные отношения, включая конфликты между странами. Это продолжает оставаться важной составляющей международного права, но не определяющей, как прежде. Из общего числа войн, которые велись в мире после 1945 года, лишь треть приходится на войны между государствами, а две трети к таковым отнесены быть не могут. Некоторые политологи говорят в этой связи о «приватизации войн». Устав ООН мало в чем может помочь, когда речь идет о конфликтах внутри государства, межэтнических, межнациональных столкновениях.

Снижение ведущей роли ООН повлекло за собой возникновение довольно серьезного вакуума в международно-правовой организации мира. Его заполняют либо решения, принятые группой «высокоцивилизованных» стран (например, по поводу бомбардировки Югославии), либо односторонние действия одной державы (тому множество примеров). Но может ли группа стран или одно государство управлять миром так, чтобы это устраивало всех? Возможен ли безопасный мир, в том числе для тех, кто им управляет? В состоянии ли США в одиночку обеспечить безопасность на всей планете, если им это не удается в одном регионе — на Ближнем Востоке, а в определенной мере даже в собственной стране?

Характерный пример неадекватности мышления политической элиты в Соединенных Штатах — многолетний бартер в отношениях с некоторыми арабскими режимами, который теперь сами американцы называют циничным: бесперебойные поставки нефти и многомиллиардные закупки американского оружия в обмен на увековечивание феодализма и обеспечение безопасности правящих семей. Последние между тем осуществляли финансовую и идеологическую подпитку исламского экстремизма, в том числе террористического толка.

Лишь с недавних пор в США стали публично высказывать сомнения, те ли страны нанизаны на «ось зла». При всем своем могуществе Соединенным Штатам не справиться с задачей наведения порядка в хаотичном мире. Более того, попытки американцев разрушить прежнюю систему международных договоров и соглашений вместе с отказом заключать новые привносят нестабильность.

На обозримый период Америка будет обладать мощью, многократно превышающей потенциал государств, которые стоят ниже ее в мировой классификации. Это накладывает огромную ответственность на правящий класс единственной сверхдержавы. Требуется согласованность силы и разума, международного сотрудничества и правильно понятых национальных интересов США.

Каков же системный ответ на системный кризис?

Осознанное строительство нового миропорядка. Гуру международной дипломатии Генри Киссинджер справедливо полагает, что «война с терроризмом — не только преследование террористов. Прежде всего это защита представившейся ныне уникальной возможности перестроить международную систему», ибо, «как это ни парадоксально, терроризм вызвал к жизни чувство всемирного единения, чего не удавалось добиться теоретическими призывами к новому мировому порядку».

Бывшие противники по холодной войне должны всерьез проникнуться сознанием того факта, что само их выживание зависит от способности переключить внимание на новые опасности. Пора, наконец, прекратить распри внутри одной цивилизационной семьи, расколотой по идеологическому признаку на протяжении 40 лет. Именно в это время зародились и набрали силу нынешние угрозы, представляющие опасность для человечества в целом. Мы же по привычке продолжаем бороться с призраками прошлого.

В отношениях между цивилизациями и культурами необходим целенаправленный и систематический поиск пусть не всеобъемлющего, но общего знаменателя, способствующего взаимопониманию между ними.

В современном мире это вряд ли возможно без серьезных внутренних перемен, создания гражданского общества в странах, придерживающихся различных политических, религиозных и культурных ориентаций, налаживания взаимодействия между властью и обществом. Существует теснейшая связь между развитым гражданским обществом и нормальными межцивилизационными отношениями. Eдинственно надежная перспектива — это разработка новых правил международного поведения, которые были бы приняты подавляющим большинством стран. Одной из составляющих этого процесса является модернизация уже существующих правил.

В более конкретном плане необходимо ускорить уже начатую работу по обновлению структуры Организации Объединенных Наций, ее Устава, совершенствованию функций Совета Безопасности. В этом, как и во многих других отношениях, Россия могла бы взять инициативу на себя. Даже если ее экономический вес в мировых делах упал, ее моральный авторитет у многих государств, в том числе развивающихся, по-прежнему достаточно высок, страна имеет солидный международно-правовой опыт, неплохой интеллектуальный потенциал. Россия могла бы выступить с предложениями относительно того, что касается обновленной схемы управления международными процессами.

В центре этой схемы я вижу во всех отношениях модернизированную ООН. Все государства мира имеют возможность вносить вклад в обсуждение проблем. За кем же решающее слово, в том числе в ключевом вопросе о санкции на применение силы в международных конфликтах?

В условиях доминирования Соединенных Штатов Америки в мировой экономике и политике невозможно представить себе успешное противостояние новым угрозам без их участия. В коалиции других держав, включая Россию, ведущая роль США неоспорима, но именно ведущая, а не гегемонистская. Механизм принятия решений подобной коалицией вполне поддается регулированию. Речь может идти, например, об изменении правил применения вето в обновленном, то есть грамотно расширенном, Совете Безопасности, когда оно вступало бы в силу лишь при едином мнении двух или трех постоянных членов СБ, а не одного, как в настоящее время. Это еще не мировое правительство, но нечто, приближающееся к нему.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 декабря 2002 > № 2913927 Анатолий Адамишин

XXI век: расходящиеся дороги развития

© "Россия в глобальной политике". № 1, Ноябрь - Декабрь 2002

Л.М. Григорьев — к.э.н., ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН, член Научно-консультативного совета журнала "Россия в глобальной политике".

Резюме Развивающийся мир, к которому сегодня относится и Россия, не догонит мир развитой. На рубеже тысячелетий темпы роста основных групп государств выровнялись. Это означает, что разрыв между ними не преодолевается, а консервируется, сближение уровней развития практически невозможно. Шанс совершить прорыв, направив на цели развития средства, освободившиеся после окончания холодной войны, был упущен.

Насколько устойчива экономическая ситуация в мире? Отвечая на этот вопрос в середине 1990-х годов, большинство политиков и аналитиков были настроены оптимистически: развитые и развивающиеся страны демонстрировали высокие темпы роста, к тому же большая группа государств перешла от планового хозяйства к рыночному. Сегодня процессы, происходящие в мировой экономике, дают серьезные основания для тревоги. На рубеже тысячелетий темпы роста основных групп стран (развитые, развивающиеся и переходные) сблизились и стабилизировались (см. график 1). Это означает, что разрыв между ними не преодолевается, а консервируется, сближение уровней развития практически невозможно. Напротив, эти группы будут следовать по расходящимся дорогам, постепенно отдаляясь друг от друга.

График 1. Динамика реального ВВП развитых, развивающихся и переходных стран за 1990–2003 гг. (в процентах)

Источник: МВФ (сентябрь 2002 г.), МБРР.

Развитые страны — нервный рост

Что происходит в развитом мире и есть ли основания для панических предсказаний, которыми обывателя исправно пугают газеты? В целом можно констатировать, что группа развитых стран находится в “хорошей форме”. К концу 2002-го стало ясно, что США преодолели прошлогоднюю рецессию. Американский подъем 1991–2000 годов был одним из самых мощных и самым продолжительным в истории — без обычного спада посредине десятилетия. В основе его лежали огромные капиталовложения и “дивиденд от мира” (результат окончания холодной войны), который наряду с другими факторами позволил в течение трех лет сводить бюджет с профицитом. Биржевой крах “проколол” спекулятивный “шарик”, но вложенные ресурсы никуда не исчезли и будут давать растущий эффект. Промышленное производство выросло в полтора раза. Несмотря на экономические проблемы 2001-го, США ощутимо увеличили военные расходы и расходы на безопасность. (Причем эти траты являются не столько финансовыми потерями бюджета, сколько стимулом роста спроса.) Теперь же, когда кризис в основном миновал, США получат новые материальные возможности для укрепления своей роли в мире.

В принципе, весь развитой мир начинает выходить из застоя прошедших двух лет (хронические проблемы испытывает только Япония). В 2002–2003 годах впереди, видимо, останутся США, зона евро будет двигаться медленнее. Согласно прогнозу МВФ на 2002–2003 годы, реальный ВВП в развитом мире вырастет на 2,7–2,8 %. Реальные цены на импортируемые развитыми странами первичные товары из развивающихся стран ниже уровня 1990-го. Бюджеты развитого мира сбалансированы лучше, чем когда-либо. Так что 29 стран, представляющих примерно 56 % мирового ВВП по оценкам МВФ [1], могут ожидать возврата к циклическому росту.

Конечно, темпы роста ниже, чем предполагалось, но какой-либо непосредственной угрозы развитию нет. Как и всегда на выходе из кризиса, нет полной ясности, какая отрасль возьмет на себя функцию очередного локомотива роста и что станет основой подъема. Важно, однако, что постиндустриальное общество уже не зависит от ограниченного набора отраслей.

При этом в развитом мире ощущается нервозность, которой не было в 1990-е годы. Обусловлена она главным образом внешними, а не внутренними факторами. В экономике это вопрос устойчивости поставок нефти, цены на нефть и газ, а также корпоративные скандалы и затянувшиеся биржевые потрясения, которые, как правило, предшествуют кризису, а не происходят на стадии перехода к росту. Инстинктивное желание инвесторов уйти в безопасные регионы, по сути дела домой, подкрепляется ощущением конфликтности в политической сфере (Ближний Восток, Ирак, Балканы, общая угроза терроризма). Дискомфорт создают также нерешенные глобальные проблемы: загрязнение окружающей среды, изменения климата, бедность, рост наркотрафика.

Среди внутренних проблем развитого мира отметим главную — ослабление позиций среднего класса. В Европе это подогрело правые, расистские и антииммигрантские настроения, особенно ярко проявившиеся во время недавних парламентских выборов во Франции и Нидерландах. Нервозность усугубляется сложными процессами интеграции, которые заставляют европейцев интенсивно искать способы адаптации к новым условиям существования. Совокупность всех этих факторов вынуждает ведущие державы в большей степени концентрироваться на собственных проблемах, тогда как их интерес к общемировому развитию снижается. Попытки совместить жесткую бюджетную дисциплину (особенно в ЕС) с социальной поддержкой собственных “бедных и обиженных”, растущая вовлеченность европейцев в операции США и НАТО по поддержанию стабильности (Балканы, Азия и пр.) также не стимулируют притока ресурсов в развивающийся мир. После 11 сентября 2001-го все отчетливее проявляется “синдром осторожности” в отношении других стран, особенно в том, что касается долгосрочных инвестиций в зоны военного риска. В нынешней ситуации Запад, похоже, больше озабочен защитой собственного образа жизни и развивается сам по себе, продолжая отдаляться от остального мира.

Нефть — дело деликатное

Особняком стоят страны-экспортеры нефти, особенно члены ОПЕК, сочетающие ряд признаков развитых и множество признаков развивающихся стран. Их отличают относительно высокий уровень дохода на душу населения (в арабском мире) и вообще наличие собственных стабильных источников дохода. В то же время для них характерны монокультура производства и экспорта, низкий уровень развития обрабатывающей промышленности и услуг, часто архаичные политические системы, большие госрасходы, экспорт (в ряде случаев бегство) капитала и ограниченные возможности развития. Колебания доходов настолько велики, что условия роста весьма своеобразны и отличаются как от развитых, так и развивающихся стран [2]. Эти страны, как правило, почти не заимствуют у международных финансовых организаций, но обременены частными долгами.

Развитым странам на фазе выхода из кризиса нужна стабильность нефтяных цен, при этом чем они ниже, тем лучше. В 1990-е годы доходы стран ОПЕК составляли примерно 120–160 млрд долларов в год. За падением до 104 млрд в 1998-м последовал взлет до 250 млрд в 2000 году с постепенным снижением до 175 млрд в 2002-м [3].

Колебания цен и доходов приводят к серьезной неравномерности в торговых и платежных балансах не только стран-экспортеров нефти в том числе например России, но и импортеров. Они затрагивают циклические процессы в развитых странах, но одновременно могут усугубить кризисы, например, в Аргентине и Бразилии, которые испытывают трудности с платежным балансом и выплатами по долгам. Каждый взлет нефтяных цен отражается и на беднейших странах. Это лишний раз указывает на недостатки спотового рынка нефти с точки зрения развития. Очевидно также, что внутренняя стабильность (через бюджеты и внешнеторговые балансы и т. п.) в ряде больших групп важнейших стран мира зиждется на хрупком равновесии между интересами экспортеров, основных импортеров (и их компаний), а также трейдеров. В процесс глобального роста как бы встроен сложный раскачивающий механизм со случайной функцией — ценой на нефть.

Периоды высоких цен на нефть непродолжительны, роль нефти как фактора развития (раньше эту функцию выполняли каучук, медь и т. п.) не вечна. В 1991–2000 годах, когда среднеарифметическая цена барреля нефти “Брент” составляла примерно 19 долларов, экономический рост в мире достигал порядка 3 % от реального объема ВВП. В этот же период рост потребления нефти увеличивался примерно на 1 % в год и составил в общей сложности 12 %. Прогнозируя будущее, следует исходить из того, что цены на нефть более 25 долларов за баррель будут стимулировать процессы энергосбережения. Уменьшения роста добычи и потребления нефти в мире можно ожидать как на основании естественных ценовых факторов, так и в силу специальных мероприятий в странах ОЭСР, цель которых — снизить зависимость от импорта нефти. Таким образом, прогноз роста на 1,5–2 % мирового спроса на нефть, скорее всего, чересчур оптимистичен [4]. Шанс стран-экспортеров на развитие и модернизацию будет упущен, если высокие доходы уйдут не на накопление, а на потребление, вывоз капитала и тому подобные цели.

Устойчивое развитие — ускользающая цель

За сорок лет, прошедших с момента массового обретения независимости бывшими колониями, эксперименты по развитию беднейших стран принесли весьма ограниченные результаты. Каждые десять лет мировое сообщество вынуждено списывать долги и изобретать новые формы помощи. В 90-е также не удалось достичь устойчивости развития бедных и беднейших стран [5].

В Декларации Тысячелетия 2000 года содержалось обещание к 2015-му снизить вдвое число абсолютно бедных, но не были указаны средства решения этой задачи. Усилия по восстановлению объема и уровня помощи, предпринятые со стороны ООН и развивающихся стран на конференциях 2002 года, привели к неоднозначным результатам. Международная конференция по финансированию развития, проходившая под эгидой ООН с 18 по 22 марта 2002-го в Монтеррее (Мексика), завершилась обещанием США и ЕС увеличить официальную помощь развивающимся странам в предстоящее десятилетие еще на 50 млрд долларов. Это важный результат, но тем самым фактическая помощь всего лишь восстанавливается до уровня предыдущих лет. Пока недостижимой целью ООН остается предоставление развитыми странами помощи в размере 0,7 % от их ВВП.

Саммит в Йоханнесбурге (ЮАР) в августе — сентябре 2002 года можно считать успешным, особенно в том, что касается ряда намерений, связанных с экологией. Но в организационном и финансовом отношении его результаты не меняют ситуацию в мире, новой модели развития пока не просматривается [6]. Декларация конференции в Йоханнесбурге констатировала: “Постоянно возрастающий разрыв между развитым и развивающимся миром представляет главную угрозу глобальному процветанию, безопасности и стабильности” [7].

В 1990-е была упущена уникальная возможность обратить средства, сэкономленные от противостояния двух идеологических лагерей, на цели развития. Эти деньги способствовали дальнейшему прогрессу развитых рыночных демократий, как таковых. Целый ряд стран (прежде всего Африки и Азии), которые переживали периоды роста, в минувшее десятилетие понесли огромные потери накопленного человеческого и управленческого капитала в локальных вооруженных конфликтах. Вопиющим примером того, как нация своими руками разрушает предпосылки собственного развития, стала политически мотивированная ликвидация белого фермерства в Зимбабве. “Черный передел”, затеянный Робертом Мугабе, отбросил на десятилетия назад не только страну, но и весь регион (Зимбабве была главным производителем продовольствия для всех соседей). К тому же и без того ограниченные ресурсы международного сообщества отвлекаются от целей развития на постконфликтное восстановление (Босния, Руанда).

Районы “бедствий” оказывают депрессивное воздействие на соседей: неурегулированность многих конфликтов препятствует долгосрочному деловому планированию. Крупные инфраструктурные проекты практически неосуществимы в условиях угрозы терроризма, наличия территориальных споров или неопределенности с правами собственности.

В 1990-е официальная помощь развитию (ОПР) со стороны развитых стран заметно сокращалась. Наблюдается “усталость” от предыдущих попыток содействовать развитию. Они не приводили к успеху в силу коррупции на местах и неспособности ряда стран должным образом использовать помощь (самый яркий пример — масштабные выплаты Палестине, которые попросту оказались пущены на ветер, поскольку там возобновился разрушительный конфликт). Если в 1990–1998 годах (за исключением 1996-го — см. график 2) официальная помощь развитию (практически это гранты) составляла 45–60 млрд долларов, то в 2000–2001 годах она упала ниже уровня 1985-го — порядка 35 млрд долларов. (В отношении к ВВП стран-доноров ОПР сократилась с 0,35 % до 0,22 %.)

Поиск моделей участия иностранной помощи и капитала в экономическом развитии стран с нарождающимися рынками продолжается. Упор делался на снижение долгов, развитие рыночной экономики, призывы увеличить помощь. Однако любая помощь окажется бессмысленной, если не будут отлажены эффективные механизмы ее использования.

График 2. Динамика официальной помощи развитию, прямых и портфельных инвестиций в развивающиеся страны, млрд долларов в ценах 2001 г. (млрд дол., 1985–2002 гг.).

Источник: Всемирный банк.

Частный капитал и рост в 90-х

В середине минувшего десятилетия на какой-то период создалось впечатление, что увеличившийся приток частного капитала из стран ОЭСР в развивающиеся страны поможет им совершить качественный скачок. По темпам роста в 1991–1997 годах развивающиеся страны заметно опережали развитые. На этих данных основывались оптимистические оценки положительного влияния глобализации, в частности либерализации финансовой деятельности, информационной революции и т. д., на динамику развития.

На самом деле общий экономический подъем опирался на быстрый рост ограниченного числа ведущих развивающихся стран, в которые шел основной поток прямых инвестиций и которые в период до 1997-го сумели использовать их для развития и ускорения. Это латиноамериканские (Аргентина, Бразилия, Мексика, Чили), центрально- и восточноевропейские (Польша, Венгрия, Чехия) и азиатские (Корея, Малайзия, Таиланд, Сингапур) страны, а также Китай и Гонконг [8].

Некоторые компоненты этих потоков отличались неустойчивостью. Например, частные займы колебались от 90 млрд долларов до –0,7 млрд в год (см. график 3). Общий валовой приток частных ресурсов увеличился с уровня 30–45 млрд долларов в год в конце 1980-х до почти 290 млрд в 1997–1998 годах. Правда рост частных вложений в 1990-х отражал три важных дополнительных фактора по сравнению с 1980-ми годами: резкий рост инвестиций в Китай, приватизацию в Бразилии и Аргентине, появление как объекта инвестирования большой группы государств с переходной экономикой Центральной и Восточной Европы и СНГ (27 стран).

График 3. Динамика притока валового и чистого (валовой минус проценты по кредитам и прибыль по иностранным инвестициям) частного капитала в развивающиеся страны (млрд. дол., 1985–2002 гг.).

Источник: Всемирный банк, 2002 г.

Графики 2 и 3 показывают, что приток чистых ресурсов в развивающиеся страны резко сократился одновременно с официальной помощью в разгар азиатского кризиса конца 1990-х [9]. В то же время наблюдается большой параллельный “увод” сбережений из развивающихся стран, причем не столько международными компаниями, сколько в большой степени местными политическими и деловыми элитами. Наиболее подвижный портфельный и банковский капитал на время создает возможность серьезного роста финансирования, но при оттоке может стать инструментом эскалации кризисов, что и наблюдалось в прошлое десятилетие. Всем стало ясно, насколько опасна опора на портфельные инвестиции, и прямые инвестиции превратились наконец в основной инструмент переноса развития в развивающиеся страны. Следует, однако, учитывать, что частный капитал крайне чувствителен к реальным или потенциальным рискам и не может компенсировать нехватку собственных усилий правительств и бизнеса развивающихся стран.

Исследования показывают, что укрепление прав собственности, ограничение черного рынка, расширение политических свобод и борьба с коррупцией способствуют экономическому развитию. Мир бедности по-прежнему характеризуется ограниченным притоком внешних ресурсов, не слишком эффективным использованием ресурсов собственных, а также непрекращающимися конфликтами, которые подрывают успехи, достигнутые в периоды стабильности. Согласно данным ЮНКТАД, обнародованным в конце октября 2002-го, объем прямых инвестиций в мире снизился в текущем году на 27 %. В частности, инвестиции в Африку снизились с 17 млрд долларов до 6 миллиардов.

Ведущие лидеры регионов — насколько они устойчивы?

Опыт последнего десятилетия показал, что мало добиться роста на какое-то время, гораздо важнее поддерживать его в длительной перспективе. Развитые страны тем и отличаются, что способны удерживать высокий уровень развития, несмотря на войны и кризисы. В этой связи необходимо проанализировать группу ведущих стран — развивающихся, переходных и даже развитых, лидирующих в своих регионах. Как локомотивы роста, они устанавливают де-факто стандарты стабильности, их банки выступают в роли надежного “ближнего зарубежья” для соседей и т. п. Если прогресс и рост тормозятся в странах-лидерах регионов, это ведет к общему замедлению, потере момента движения в направлении реформ и социально-политической устойчивости.

Например, экономический крах и трудноразрешимые политические проблемы в Индонезии серьезно повлияли на развитие Юго-Восточной Азии, кризис затронул “тигров”, рост которых был столь впечатляющим в прошлом: Таиланд, Малайзию, Южную Корею, Сингапур. Тяжелейшие кризисы поразили Аргентину, Бразилию и Турцию — государства-лидеры роста в 1990-х годах. Драма конца 1990-х заключается в том, что жертвами кризисов и конфликтов стали страны, обладавшие солидным потенциалом роста, включая накопленный управленческий и человеческий капитал (например, балканские государства).

Для этих среднеразвитых стран — соседей России по рейтингам — характерен размер ВВП на душу населения в пределах 4–12 тысяч долларов. Создается новая угроза мировому экономическому прогрессу — потеря надежды догнать первый эшелон. При анализе 15 государств, играющих важную роль в регионах (помимо Северной Америки, Западной Европы и Японии) становится очевидно, что если нет роста даже в таких странах, на которые приходится около 33 % мирового ВВП, то вряд ли стоит говорить об общем масштабном прогрессе в мире. Среднегодовые темпы прироста ВВП в этих странах сократились в 1998–2001 годах по сравнению с 1994–1997 годами с 6,3 до 4,6 %. Но отчасти речь идет о лукавстве статистики: за вычетом России, Индии и Китая в 12 оставшихся ведущих государствах разных континентов темпы прироста ВВП снизились гораздо резче — с 4,8 до 1,85 %. С 1998 по 2001 год лишь Россия ускорила свое развитие (даже включая год дефолта). В Китае и некоторых других странах наблюдается замедление роста. Индия и Египет сохранили темпы. Сочетая концентрацию ресурсов с постепенной либерализацией коммерческой деятельности, Китай, вес которого в экономике развивающегося мира огромен, укрепляет иллюзию общего значительного прогресса.

Многие ключевые страны, прежде всего Аргентина, Турция и, возможно, Бразилия, испытали или испытывают острейший кризис. В Израиле и Мексике наблюдается спад.

Именно у среднеразвитых стран имелась возможность масштабного внешнего заимствования, теперь же они испытывают все трудности долговых потрясений. Как недавно отметил нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, “мы до сих пор не умеем управлять кризисами” [10]. От позитивной динамики этих стран зависят среди прочего также региональная торговля, миграция рабочей силы, уверенность инвесторов. Региональные и гражданские конфликты, перемежаемые экономическими потрясениями, создают пеструю картину, отчасти напоминающую ситуацию столетней давности.

Модернизация по жестким правилам

Постепенная стабилизация в странах с переходной экономикой (28 стран Европы и Азии без Китая и Вьетнама, по критериям МВФ), особенно четырехлетний подъем в России, отодвинула их проблемы на второй план. Анализ, специально проведенный Международным валютным фондом в 2000 году, показал, что в течение XX века не произошло радикального изменения в соотношении государств на международной арене [11]. В частности, социалистическая индустриализация в бывшем СССР не повлияла на положение России относительно большинства развитых стран мира в 2000-м по сравнению с 1900 годом. Правда, увеличилось отставание от ведущих стран по размерам реального ВВП на душу населения.

Страны Восточной и Центральной Европы реинтегрируются с Западом примерно с тех же относительных стартовых позиций (40–45 % ВВП на душу населения по сравнению с Западной Европой), которые они занимали в первой половине XX века [12]. По итогам прошлого столетия развитые страны росли в целом быстрее и все больше отрывались не только от беднейших стран, но и от “второго эшелона”. Чемпионами в классе перемещений вверх по относительной шкале оказались Китай и Тайвань, заметно продвинулись вверх Япония и Корея. Все эти государства отличались на этапе ускорения концентрацией ресурсов, высокой (30 % и более) нормой накопления в ВВП, экспортной ориентацией и “реформами сверху”.

В России вопросы модернизации стали обсуждаться все более активно по мере преодоления затяжного кризиса переходного периода и ликвидации прямых последствий финансового краха 1998 года. Пожалуй, впервые в истории страна и на востоке, и на западе граничит с государствами, которые демонстрируют ощутимо более высокие темпы роста и для которых характерны устойчивое управление и осознанные экономические стратегии (вроде интеграции в ЕС). Список негативных последствий краха 1998-го возглавляют огромный внешний долг, дефицит доверия населения и предприятий к финансовым институтам, низкая норма накопления (18 % при среднемировых 23 %), низкая капитализация даже ведущих российских компаний. А главное — низкий уровень формирования среднего класса, доступ к ресурсам и рентоориентированное поведение участников процесса накопления. В этом контексте возникли дискуссии вокруг проблем догоняющего развития, вреда или пользы промышленной политики и т. п.

1990-е годы определили характер экономических и политических систем, возникших в переходных странах. Переходные государства можно разделить на несколько групп, находящихся на разных стадиях развития. Европейскими лидерами по формированию рыночных институтов и темпам экономического роста являются Словения, Польша, Чехия и Венгрия, ближе к ним — страны Балтии. Но целая группа стран в результате внешних и гражданских конфликтов, неудачной экономической политики и т. п. оказывается во все более трудном положении. По одному из критериев ООН (ВВП меньше 800 долларов на душу населения и др.), многие постсоциалистические страны попали в группу наименее развитых: Албания, Босния, Молдавия, Азербайджан, Армения, Грузия, Таджикистан и Киргизия; к этой группе примыкает даже Украина.

Россия, Казахстан и некоторые другие страны выделяются тем, что, несмотря на наличие огромных проблем, неравномерность предшествующего развития и неадекватность институционального базиса, они все же перешли к росту. Теперь перед Россией и более продвинутой группой стран стоят сходные проблемы: рост наметился, рынок есть и признан ЕС, установилась социально-политическая стабильность — осталось обзавестись эффективным рыночным хозяйством и модернизировать экономику, приблизив ее к уровню стран Западной Европы (от 5–10 тыс. долларов ВВП на душу населения до 15–20 в обозримом будущем). Вступление центрально- и восточноевропейских стран в Европейский союз даст им пространство для сбыта, жесткие правила финансового поведения (по бюджетным дефицитам и т. п.) и гранты на региональное развитие.

Фактически помощь международных финансовых организаций (МФО) постепенно становится для России скорее страховкой, нежели опорой. Упор на роль частного капитала в программах МФО и (несколько запоздалое) институциональное развитие как раз показывают, что с точки зрения развитого мира переход к рынку на востоке Европы, в сущности, завершен. Это означает, что переходные страны будут все больше рассматриваться как обычные среднеразвитые (или развивающиеся). Обедневшие государства также постепенно растворяются в обычных международных категориях. Специальный “переходный” статус все более утрачивает общее для этих стран содержание. Что же касается конкуренции на товарных рынках, то новые переходные экономики и в 1990-х не имели особых поблажек в качестве “награды” за отказ от планового хозяйства.

Нет ничего предосудительного в “догоняющей” экономике или в использовании естественных или накопленных страной преимуществ в целях ускорения своего развития. К тому же страна сама определяет способ развития исходя из характера ресурсов, интересов держателей основных активов и политической и финансовой элиты. И если страна развивается в направлении интеграции на базе иностранного капитала (венгерский вариант), то это в конечном итоге тоже выбор. Если окажется, что в России победил вариант развития на базе интегрированных бизнес-групп, то это будет наш выбор. Правда, этот вариант также не гарантирует быстрой и масштабной модернизации, поскольку любые инвестиции в нем должны в первую очередь отвечать корпоративным интересам. Заметим, что роль новых международных требований по финансовой отчетности, правил ВТО по конкуренции, в частности возможное появление экологических и трудовых стандартов, могут вести к закреплению фактического разделения труда в мире. Ведь разрушение окружающей среды и сверхэксплуатация труда — это “марксистское” прошлое промышленно развитых стран, которого они не стесняются, но не рекомендуют другим, прежде всего по этическим соображениям. Но тем самым ужесточение правил конкуренции в мире ведет к новой ситуации, в которой экономический рост и развитие, в отличие от времен “дикого” капитализма, будут осуществляться в рамках сложной (и недешевой) системы правил. Понятно, насколько это ужесточит требования к ведению бизнеса по сравнению с нынешней ситуацией.

Модернизация по новым правилам для стран переходного периода возможна, но это — нелегкое дело. Рассчитывать на иностранную помощь или капиталовложения как на основной фактор роста не приходится. Модернизация всегда была результатом огромной внутренней активности, использования внутренних ресурсов и удачных внешних обстоятельств.

Экономическое развитие мира в начале XXI века осложняется в условиях общей политической нестабильности, локальных и гражданских конфликтов, разрушающих плоды предшествующего развития. Многие ключевые страны регионов охвачены кризисами, и соответственно осложнились процессы выравнивания. Способность стран к опережающему развитию, которую в недавнем прошлом демонстрировали, например, Тайвань и Южная Корея, сегодня значительно ограничены. Сложившаяся парадигма развития не решает важнейших проблем мирового развития, но пока у нее нет альтернативы. Перед различными по уровню и типу развития группами стран стоят свои проблемы, они решают их собственными методами, идут во многом своими дорогами. Конвергенция мира в процессах глобализации была, пожалуй, переоценена в период подъема 90-х годов и информационной революции. Гармоничное устойчивое развитие пока ускользает. Миру не грозит катастрофа, но нет твердой надежды на то, что серьезные проблемы удастся решить в короткие сроки. Решение этих проблем придет с осознанием глобальной взаимозависимости и ответственности. Общие правила игры в мире установлены на ближайший период, и возможность модернизации реализуется у той страны, которая найдет нетривиальные пути использования собственных национальных ресурсов.

1. См .: World Economic Outlook, IMF, April 2002, Washington.

2. Л.М. Григорьев, А.В. Чаплыгина. Саудовская Аравия — нефть и развитие // Международная энергетическая политика, 2002 (сент.). № 7.

3. См. расчеты: Global Oil Market Analysis, A.G. Edwards, August 19, 2002, p. 15.

4. См.: В. Алекперов. Нефтяной потенциал // Нефть России. 2002. № 9. С . 12.

5. William Easterly. The Elusive Quest for Growth: Economists’ Adventures and Misadventures in the Tropics. MIT Press, 2001.

6. Highlights of commitments and implementation initiatives. UN Johannesburg Summit, September 12, 2002.

7. The Johannesburg Declaration on Sustainable Development, September 4, 2002.

8. Л. М. Григорьев.Трансформация без иностранного капитала: десять лет спустя // Вопросы экономики. 2001. № 6.

9. Отток ресурсов рассчитан условно: прибыли и проценты могли быть реинвестированы.

10. Дж. Стиглиц. Преодоление нестабильности // Ведомости. 2002. 25 сент.

11. The World Economy in the Twentieth Century: Striking Developments and Policy Lessons. Сh. 5. In: World Economic Outlook, IMF, April 2000, Washington.

12. I. Berend. From Regime Change to Sustained Growth in Central and Eastern Europe // Economic Survey of Europe, 2000, № 2/3, p. 49.

Россия. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 16 ноября 2002 > № 2907537 Леонид Григорьев