Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В Туркменистане открылись международная выставка-ярмарка и научная конференция по коневодству

В ашхабадском выставочном центре открылись ежегодная международная выставка-ярмарка и VII международная научная конференция «Туркменский скакун и мировое искусство коневодства», приуроченные к Празднику туркменского скакуна (отмечается в последнее воскресенье апреля). На выставке, организованной Государственным объединением «Туркмен атлары» («Туркменские кони») и Торгово-промышленной палатой Туркменистана, свои экспозиции представили бизнес-структуры и спортивные организации Франции, Великобритании, Германии, Италии, Нидерландов, Венгрии, Канады, Индии, ОАЭ, Турции, Китая, Пакистана, Беларуси, Украины, Таджикистана и других стран. В экспозиции представлены все направления конной индустрии: конный спорт, племенное разведение, ипподромное дело, коневодство, ветеринария, а также амуниция, экипировка, специальное снаряжение для различных видов конного спорта и т. д. На выставке представлены работы дизайнеров, художников и фотомастеров из различных стран, сувениры, посвященные коням. Павильон Государственного объединения «Туркмен атлары» представил основные направления развития отрасли, награды туркменских скакунов, коневодов и наездников на соревнованиях.

Во второй половине дня в столичном Выставочном центре начала работу VII международная научная конференция «Туркменский скакун и мировое искусство коневодства». Форум собрал ученых-иппологов, коневодов, биологов, историков и этнографов, а также журналистов из десятков стран мира. Работа конференции была разделена на тематические секции по ключевым направлениям, в рамках которых представлены доклады, обобщающих актуальные научные, исследования и практические результаты развития отрасли в различных странах. Туркменские специалисты в своих докладах рассказали о лучших достижениях туркменского коневодства в многовековой исторической ретроспективе до наших дней. Всемерная государственная поддержка туркменской коневодческой школы и конного спорта заслужила высокую оценку зарубежных делегатов форума.

Руководство самопровозглашенной ДНР готово оказать содействие родственникам погибших летом минувшего года при крушении самолета Boeing, кто желает посетить место трагедии, заявил лидер Донецкой народной республики Александр Захарченко.

Рейс MH17 Амстердам — Куала-Лумпур потерпел крушение 17 июля 2014 года в Донецкой области Украины. На борту лайнера находились 298 человек, все погибли.

"После крушения было принято решение установить памятник на месте крушения "Боинга". Любой человек из Голландии, любой родственник погибшего, мы всегда рады принять на нашей гостеприимной земле. Они имеют возможность посетить это место, мы окажем любое содействие, со всем радушием и гостеприимством, присущим нашему народу, мы примем этих людей, и все просьбы, которые нам выскажут, будут удовлетворены", — сказал Захарченко в ходе прямой линии с населением Донбасса.

Киевские власти обвинили в катастрофе Boeing ополченцев, те заявляли, что не располагают средствами, которые позволили бы сбить воздушное судно на такой высоте. Ранее сообщалось, что предварительный доклад о причинах крушения самолета будет составлен в июне текущего года. Окончательные выводы эксперты огласят в октябре.

Президент Украины Петр Порошенко в очередной раз заявил, что Киев полностью придерживается минских договоренностей.

"Украина все время и полностью придерживается минских договоренностей. Но агрессор продолжает накапливать свою военную технику на Донбассе, и это несовместимо с принципами минских договоренностей", — сказал Порошенко, который выступил в четверг на политической панели конференции "Европейская интеграция. Уроки Второй мировой войны и ее современное значение" в Гданьске.

Кроме того, украинский президент отметил, что "любая попытка переформатировать правила мировой безопасности не увенчается успехом и является опасной". "Здесь я убежден, что основной проблемой, настоящей проблемой безопасности является недостаток ответственности и целостности со стороны важных международных игроков", — сказал Порошенко.

"Мир был хрупок в 1939 году, он так же хрупок в 2015", — заявил президент. Он отметил, что государства ЕС должны сплотиться для того, чтобы не допустить повторения трагедии Второй мировой войны, однако "этот конфликт близок". "Я прошу, чтобы борьба за свободу, за европейские права продолжались", — сказал Порошенко, добавив, что украинцы — "это героический народ, который победил нацизм". Порошенко также поблагодарил лидеров тех стран, которые отказались приехать в Москву на празднование Дня Победы.

Москва неоднократно заявляла, что абсолютно непричастна к событиям на юго-востоке Украины, не поставляет ополченцам военной техники и боеприпасов, не является стороной внутриукраинского конфликта и заинтересована в том, чтобы Украина преодолела политический и экономический кризис.

Власти Украины начали в апреле прошлого года в Донбассе силовую операцию против недовольных госпереворотом жителей региона. По последним данным ООН, жертвами конфликта стали свыше 6 тысяч человек. Вопрос урегулирования ситуации в Донбассе обсуждается, в том числе, в ходе встреч в Минске контактной группы, которая с сентября прошлого года приняла уже три документа, регламентирующих шаги по деэскалации конфликта. Последний документ — от 12 февраля — помимо прекращения огня, отвода тяжелых вооружений и создания зоны безопасности, обязывает власти Украины вести прямой диалог с представителями ДНР и ЛНР, в частности, по вопросу проведения в регионе местных выборов, внесения в конституцию Украины изменений, предполагающих децентрализацию власти, а также по вопросу законодательного закрепления особого статуса "отдельных районов Донецкой и Луганской областей". По итогам последней встречи контактной группы 6 мая участникам удалось сформировать четыре рабочих подгруппы по конкретным аспектам деэскалации конфликта. Как ожидается, они приступят к работе уже в середине мая.

Одним из важнейших пунктов подписанных в феврале минских соглашений стало проведение конституционной реформы, а также принятие постоянного законодательства об особом статусе отдельных районов Донецкой и Луганской областей. В соглашении отмечается, что децентрализация должна проходить по согласованию непосредственно с представителями этих районов, однако киевские власти игнорируют это положение, заявляя о том, что не намерены идти на диалог с представителями мятежных территорий.

Более 200 участников из 35 стран в доспехах и с оружием средневековых рыцарей принимают участие в VI международном турнире "Битва наций", который начался в четверг в Праге, сообщает телеканал Nova.

"Более 200 участников из 35 стран, включая женщин, которые одеты в доспехи средневековых рыцарей и соответствующим образом вооружены, начали в Праге в четверг международный турнир "Битва наций", — говорится в сообщении. — Победители будут провозглашены чемпионами мира по средневековым контактным боям".

Турнир проводится в 6-ой раз. Впервые он состоялся в 2010 году на Украине с участием команд из России, Польши, Белоруссии и Украины. Второй турнир также прошел на Украине, а потом каждый раз уже менял место проведения: Польша, Франция, Хорватия и ныне Чехия. Полем боя на сей раз стал Петршинский холм в центре Праги.

Бои между участниками проводятся самые что ни на есть всамделишные, каждый участник имеет необходимую подготовку. Сражение с использованием мечей, копий, щитов и другой подобной боевой техники былых времен продолжается до тех пор, пока кто-то из участников не упадет на землю, не сдастся или не пустится наутек, впрочем, последнее на этих турнирах практически не случается.

Поединки проводятся по строгим правилам, в категориях "один на один", "пять на пять", "21 против 21". Кроме того, на потеху зрителям, в ходе турнира проводятся показательные сражения "все против всех". Используемое оружие изготовлено по средневековым образцам, но, в отличие от оригинала, не заточено.

В качестве судей здесь выступают профессионалы своего дела, прошедшие не один подобный турнир. Их с уважением величают "маршалами".

Первый бой в четверг между командами России и Италии завершился победой россиян.

Турнир, собравший уже в первый день тысячи зрителей, сопровождается ярмаркой-продажей реплик средневековых изделий, исторических украшений и костюмов, а также соответствующим музыкальным сопровождением: кельтскими мелодиями в исполнении на волынках и дробным барабанным боем.

Победители чемпионата мира по средневековым контактным боям станут известны в последний день турнира — 10 мая.

Александр Куранов.

интернете набирает популярность видеозапись, сделанная очевидцем мотопробега участников российского байкерского клуба "Ночные волки" в Словакии. На видеозаписи видно, как к месту прибытия байкеров приходят местные жители, чтобы поприветствовать участников мотопробега. Внезапно среди прохожих появляется человек в украинском флаге.

Автор ролика рассказывает, что этот человек – житель Словакии, потому что слышно, как он говорит по-словацки. Постепенно вокруг молодого человека в украинском флаге начинают собираться представители СМИ. По словам очевидца, именно эта картинка будет растиражирована западными средствами массовой информации. "Американцы выделили на борьбу с "Ночными волками" круглую сумму, и теперь, когда этот герой тут появился, в газетах будет: украинцы там были! Он отрабатывает свой гонорар", — комментирует происходящее автор ролика.

Через некоторое время на человека в украинском флаге кто-то сзади накинул Знамя Победы, и толпа начала скандировать "Россия!" и аплодировать.

Председатель комитета ГД по международным делам Алексей Пушков прокомментировал встречу в польском Гданьске лидеров тех стран, которые отказались приехать в Москву по случаю 70-летия Победы: "бойкот не состоялся".

В четверг на политической панели конференции "Европейская интеграция. Уроки Второй мировой войны и ее современное значение" в Гданьске президент Украины Петр Порошенко поблагодарил лидеров тех стран, которые отказались приехать в Москву на празднование Дня Победы.

"В Гданьске Порошенко поблагодарил тех, кто не поехал на 9 мая в Москву. Но Киеву это не поможет. Приезжают многие лидеры. Бойкот не состоялся", — написал Пушков в своем микроблоге в Twitter.

Министерство иностранных дел Польши назвало фальшивым якобы написанное главой польского МИД Гжегожем Схетыной письмо в адрес госсекретаря США Джона Керри по героизации на Украине "Организации украинских националистов" (ОУН) и "Украинской повстанческой армии" (УПА).

Ранее в социальных сетях появилось письмо, якобы направленное Схетыной госсекретарю США, в котором министр иностранных дел Польши открыто поддержал инициативу Верховной рады Украины признать ОУН-УПА борцами за независимость. Более того, Схетына якобы сделал это по прямому указанию посла США в Варшаве, чем вызвал серьезное недовольство среди польских политиков и общественности.

"В связи с информацией, размещаемой в социальных сетях, решительно утверждаем, что письмо министра иностранных дел Гжегожа Схетыны от 20 апреля 2015 года, адресованное госсекретарю США Джону Керри, является фальшивым", — сказал в четверг РИА Новости официальный представитель МИД Польши Марчин Войчеховский.

"Такого письма никогда не было, его содержание было выдумано", — подчеркнул Войчеховский

По его словам, МИД Польши направил данное дело о фальшивке компетентным государственным органам с просьбой провести расследование.

Парламент Украины 9 апреля принял закон "О правовом статусе и чествовании памяти участников борьбы за независимость Украины в ХХ веке" и предоставил право ее участникам на социальные гарантии. Принятым законом Рада, в частности, предоставила организациям ОУН-УПА статус борцов за независимость Украины.

Верховный суд РФ в ноябре 2014 года включил в список экстремистских организаций "Правый сектор", "Украинскую национальную ассамблею — Украинскую народную самооборону" (УНА-УНСО), украинские организации "Братство" и "Тризуб имени Степана Бандеры" и "Украинскую повстанческую армию" (УПА).

Вице-премьер Украины Геннадий Зубко заявил, что окопы на границе страны с Россией будут носить название "Линия достоинства". Об этом сообщает украинское издание Апостроф со ссылкой на пресс-службу вице-премьера.

По заверению Зубко, работы по возведению фортификационных сооружений "будут полностью завершены".

"Это очень большая и ответственная работа. Мы строим своеобразную "линию достоинства", которая должна защитить проведение реформ, привлечение инвестиций и восстановление Украины. Все то, ради чего состоялась Революция Достоинства. Мы должны защититься от бандитизма и сепаратизма, который царит на востоке Украины", — заявил он.

Сотовая связь оператора "МТС" не работает в Донбассе, так как украинские военнослужащие повредили последний работающий кабель, когда копали окопы, сообщил в четверг РИА Новости министр связи ДНР Виктор Яценко

"Сегодня в районе Мариуполя вооруженные силы Украины копали окопы и блиндажи, вследствие чего был поврежден оптоволоконный кабель, обеспечивающий связью всю территорию республики. Насколько известно, "МТС" обратилась в СБУ с просьбой согласовать решение на ремонт в этом участке", — рассказал собеседник агентства.

Он отметил, что данный оптоволоконный кабель оставался последним обеспечивающим сотовую связь данного оператора на территории самопровозглашенной республики.

"Насколько я понимаю, чтобы устранить такое повреждение, много времени не надо, если завтра до 12 часов дня связь не появится, это может означать или более глобальные повреждения, или это какое-то политическое решение", — заключил Яценко.

Группа депутатов Европарламента из пяти политических групп направила письмо премьеру Украины Арсению Яценюку c призывом немедленно представить результаты расследования убийств на Майдане и в Одессе, сообщили журналистам в четверг в бюро евродепутата от Латвии Татьяны Жданок.

Инициатором письма, помимо Жданок, выступил парламентарий от Чехии Мирослав Рансдорф. К ним присоединились 11 евродепутатов из восьми стран — членов Евросоюза, представители пяти из семи парламентских политических групп: Европейские объединённые левые/Лево-зелёные Севера, группа Зелёных/Европейского свободного альянса, "Альянс либералов и демократов за Европу", "Прогрессивный альянс социалистов и демократов" и "Европейские консерваторы и реформисты".

В письме депутаты напомнили, что официальный отчет о результатах расследований до сих пор не представлен. "Мы крайне обеспокоены этим бездействием со стороны официальных лиц. Мы также взволнованы серией убийств журналистов и оппозиционных политиков, а также положением дел с соответствующими юридическими расследованиями", — говорится в письме.

"Мы обращаемся к Вам, уважаемый господин Яценюк, с просьбой использовать все имеющиеся у Вас возможности для того, чтобы обеспечить немедленное предоставление результатов расследований убийств на Майдане, массовых убийств в Одессе, а также бесчисленных примеров избирательного правосудия и процессуальных нарушений", — заявили евродепутаты, указав, что ждут ответа от украинского премьера.

Они также выразили надежду, что парламентские группы Верховной рады Украины поддержат создание комитета по расследованию убийств на Майдане февраля 2014 года и Одесской трагедии 2 мая 2014 года.

Владимир Добровольский.

Война с Йеменом перекинулась на саудовскую территорию

Петр Львов

Cудя по всему, хуситам надоело терпеть бомбардировки арабской коалиции во главе с Саудовской Аравией, и они решили перейти в контрнаступление, перенеся боевые действия на территорию саудовского королевства. 4 мая вооруженные отряды ополченцев из йеменского племени бакил атаковали 4 саудовских погранпоста в провинции Джезьян. Эти вылазки были предприняты в ответ на непрерывные обстрелы северных областей Йемена, повлекшие за собой гибель мирных жителей, в частности, в городе Харед. В ходе нападения было убито 12 саудовских военнослужащих. Остальные отступили к горе Джебель-Джахфан и городу Эр-Радиф. Ополченцы, тем временем, захватили склады с оружием и боеприпасами. Таким образом, хуситы и поддерживающие их племена перенесли войну на территорию агрессора – КСА. Выходцы из племен бакил и хашед традиционно составляют костяк йеменских вооруженных сил. К племени хашед принадлежит бывший президент ЙР Али Абдалла Салех, который примкнул к выступлению мятежников – хуситов.

А уже днем позднее, 5 мая, обстрелу из минометов и систем залпового огня подвергся также саудовский пограничный город Наджран и его окрестности, что повлекло за собой нарушение электроснабжения. О потерях среди мирных жителей и пострадавших данных не приводится. Власти приняли решение закрыть местный аэропорт и прервали занятия в школах. Несколько снарядов разорвались вблизи больниц, правительственных зданий и жилых домов, на дорогах осколками были задеты десятки машин. После воинственных заявлений со стороны йеменских шейхов поступили сообщения об оттоке населения из пограничных районов в саудовских провинциях Наджран и Джезьян. А ведь эти провинции населены преимущественно выходцами из Йемена, причем шиитского вероисповедания. Так, в Наджране проживает до 1 млн исмаилитов – шиитской секты, а в Джезьяне – до 2 млн человек с йеменскими корнями, преимущественно зейдитского шиитского вероисповедания. Видимо, бегут в первую очередь саудовцы-сунниты.

В ответ воздушные удары коалиции были нанесены по аэропортам в Сане и Ходейде, а также по позициям йеменских войск, поддерживающих хуситов, в Марибе, где добываются нефть и газ, и южных районах страны. Рейды были совершены на район международного аэропорта Адена и его пригороды Хор-Максар и Эль-Ариш. В «южной столице» Йемена – Адене – продолжаются уличные бои между вооруженными сторонниками президента «в изгнании» А.Хади и силами хуситов. Сообщения об ожесточенных перестрелках поступают из ее предместий Эт-Тавахи, Эль-Мааля и Дар-Саад. При этом слухи о высадке в аэропорту Адена парашютистов из КСА и ОАЭ были опровергнуты.

Также ВВС аравийской коалиции нанесли авиаудары по городу Саада и одноименной провинции на северо-западе Йемена, в результате чего погибли 20 человек и множество получили ранения. Истребители ВВС Саудовской Аравии выпустили по йеменской территории не менее 100 ракет. А тем временем президент Йемена «в изгнании» Абд Раббо Мансур Хади назначил на 17 мая дату проведения конференции по ситуации в стране, чтобы возобновить национальный диалог. Как ожидается в ней (конференции) примут участие все политические стороны кроме хуситов и представителей экс-президента Али Абдаллы Салеха. Всего в Эр-Рияде могут собраться порядка 250 человек от различных партий и политических движений, которые по сути никакой серьезной силы не представляют. Не понятно, что они будут обсуждать в отсутствие представителей двух ведущих военно-политических сил ЙР. Все это напоминает пир во время чумы. С просьбой перенести место проведения нацдиалога из Йемена в столицу Саудовской Аравии Мансур Хади обратился еще в начале марта. Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива удовлетворил запрос менее чем через неделю.

Варварские бомбардировки коалиции привели к тому, что в Сане полностью нарушено электроснабжение, отключены Интернет и мобильная связь. Наблюдаются перебои населения водой и продовольствием. Общий ущерб от бомбардировок Йемена уже превысил 32 млрд долл. Фактически, йеменская экономика просто стирается с лица земли. Но хуситы и союзные им части йеменской армии из числа сторонников А.Салеха прочно удерживают все позиции в стране.

Сторонники А.Хади терпят поражение за поражением. Уже понятно, что без крупномасштабной сухопутной операции коалиции их ждет полный разгром. А наступать с севера саудовские войска не могут, так как приграничные районы королевства находятся уже в руках йеменцев, которых поддерживают местные племена. Более того, растет недовольство и в других регионах Саудовской Аравии, особенно в нефтедобывающей Восточной провинции, где проживают 2,5 млн шиитов. Нарастают также трения в правящем клане, где после недавней смены ключевых фигур усиливается конфронтация. Многие из окружения короля Сальмана требуют прекратить войну против Йемена.

Более того, стали появляться сообщения о том, что вся эта авантюра – рук дело США, которые решили побороться с Ираном в Йемене саудовскими руками и деньгами. И действительно, в сентябре 2014 года Обама привел сотрудничество с Йеменом в качестве успешного примера борьбы его страны с «Аль-Каидой». Этот форпост на Аравийском полуострове был полигоном для испытаний американских технологических новинок борьбы с терроризмом, прежде всего беспилотных летательных аппаратов. Однако гражданская война, которая началась в Йемене, показала, что идея Белого Дома о технологической борьбе с терроризмом чрезвычайно уязвима, хотя ее реализация позволила бы уменьшить потери среди американских военнослужащих.

Другой элемент американской стратегии борьбы «с наименьшими людскими потерями» должен был опираться на новый подход – вывод на первый план в военных операциях региональных союзников. В рамках этого подхода США не нужно было бы вмешиваться напрямую, даже если в регионе возникает ситуация, требующая ведения военных действий. Вместо этого Вашингтон хотел бы ограничиться поддержкой своих союзников в регионе. Но не прошло и года после объявления новой стратегии, как появился первый результат ее применения – на Аравийском полуострове. Как всегда – первый блин комом. Саудовская Аравия взяла на себя политическую и военную инициативу в йеменской операции. При этом США всем своим политическим, дипломатическим и разведывательным потенциалом оказывают поддержку Эр-Рияду. Опыт этой операции показывает, как, по видению США, будут происходить вероятные вооруженные интервенции в будущем. Но вот только иракский и сирийский опыт давно показал, что военное вмешательство, которое ограничивается только воздушными операциями, не дает политических и военных результатов.

Агрессия саудитов в Йемен – не просто попытка подавить хуситское шиитское восстание вблизи границ КСА. Это – продолжение внутренних и внешних процессов, начатых арабской «весной». Новый король Сальман пытается превратить проигрыши прошлых лет в удачу. Эр-Рияд все более активно действует на политической и разведывательной аренах в Ираке, Сирии, Ливии. Он расширяет антииранский фронт, всеми силами работая над тем, чтобы свести на нет политические потери КСА от нового характера отношений США и Ирана. Для этого Сальман активно формирует военно-политическое сотрудничество с Турцией, Пакистаном, Катаром и Египтом. Только пока из этого мало что получается, особенно с Египтом, который сам вот-вот треснет по швам из-за нового подъема исламистов.

Уже вскоре Саудовская Аравия поймет, что дорогостоящее современное оружие, купленное в США за десятки миллиардов нефтедолларов, само по себе не приносит побед. Войну, в которую она вступила на всех фронтах против шиитов, трудно вести в силу ее асимметричного характера, а одержать в ней военную победу практически невозможно. Она может продлиться долгие годы и потребовать крупных финансовых затрат. А в условиях низких цен на нефть денег все меньше. Бюджет королевства уже имеет огромный дефицит.

Йеменская война покажет, есть ли у Саудовской Аравии возможность эффективно реагировать на региональные проблемы, заменив США на Ближнем Востоке в качестве жандарма. А критерием этого станет то, одержит ли она военную победу в Йемене без участия американских военных. Или же королевство затрещит по швам. Судя по всему, второй сценарий более вероятен. И никакие перемены в саудовской верхушке для омоложения «правителей» не помогут, если Эр-Рияд не сменит внешнеполитическую стратегию, прекратив свои авантюры против Сирии, Ирака, Йемена и Ирана. Пока же Сальман играет исключительно в пользу Турции и Катара, чего мог умело избегать предыдущий король Абдалла. Любой житель Аравии знает: играть в пользу Катара – значит играть против своих интересов и, в конечном счете, проиграть.

Bloomberg: "Забудьте про танки. Российский рубль захватывает Восток Украины"

В супермаркетах крупнейшего города зоны конфликта Донецке открылись рублевые кассы, куда выстраиваются в одну очередь бойцы в камуфляже и пенсионеры. Автобусные и трамвайные билеты продаются за рубли из расчета по курсу гривны. Работники автозаправок получают зарплату в рублях, поскольку ополченцы за заправку своих бронированных джипов расплачиваются рублями.

«В магазинах проблем нет, они все принимают рубли», - рассказала 36-летняя парикмахер Наталья, зашедшая за продуктами для родителей. «У них не всегда бывает мелочь, но на сдачу они могут дать жвачку или зажигалку».

Постепенное наступление рубля демонстрирует, как неспокойные регионы все дальше уходят из-под контроля Украинского государства, хотя мирное соглашение, поддержанное Германией, Францией и Россией, предусматривает сохранение целостности Украины, население которой превышает 40 миллионов человек. Руководство республик пока не раскрывает свои планы относительной будущей валюты. Опыт постсоветских республик, будь то Грузия или Молдавия, показывает, что подобная тенденция только усиливает пророссийские позиции.

«Участившееся использование рубля это еще один признак того, что Россия де-факто намерена сохранить независимость подконтрольной ей и повстанцам территории», - сказал председатель Eurasia Group, New York Клифф Купчен. «Если стороны будут придерживаться условий минских соглашений, что маловероятно, то в хождении будут, возможно, и гривна, и рубль. В противном случае, только рубль».

Рубли для мятежных регионов

Отделившиеся от Грузии республики Абхазия и Южная Осетия, чьи повстанческие силы в течение многих лет поддерживались Россией, за основную валюту приняли рубль. Мятежная Приднестровская Молдавская Республика, оказавшись в анклаве после конфликта с молдавским руководством, ввела в обращение свой собственный рубль. Сразу же за аннексией Крыма Россией в прошлом марте последовало введение в обращение рубля на всей территории некогда принадлежавшего Украине черноморского полуострова.

Украина это единственное место в мире, где 46%-процентное падение рубля по отношению к доллару в 2014 году не уменьшило привлекательность российской валюты, поскольку украинская гривна опустилась на 48%, став худшей по своим показателям валютой за последние два. В 2015 году рубль частично восстановил свои позиции, а апрель стал для него лучшим месяцем. Во вторник он вырос на 1.9%.

Крымская модель

Также и во многих донецких магазинах и службах российский рубль охотно принимается. В банкоматах на территории самопровозглашенных республик гривен больше нет, чтобы их снять, людям приходится ездить в другие районы Украины.

По мнению лидера самопровозглашенной Донецкой Народной Республики Андрея Пургина, нехватка наличных гривен вкупе с ограничениями на поездки для жителей востока, введенными киевскими властями, это одна из причин, по которой необходим новый валютный режим. Он отметил, что рублевое обращение также способствует росту спроса на российские товары.

«Мы видим, как в магазинах Донецка российские продукты вытесняют украинские, - сказал Пургин в ходе интервью. Но из-за своих региональных связей гривна полностью не исчезнет. Люди по-прежнему ездят туда-сюда».

С ним не согласен министр иностранных дел ДНР Александр Кофман. По его словам, рубль заменяет гривну и создает условия для полного перехода, как это было в Крыму.

ЦБ России, способствовавший этому переходу, отказался отвечать на посланные ему по электронной почте вопросы об укреплении рубля на востоке Украины.

Зависть или злоба

Другой демонстрацией веры в российскую валюту стали выплаты пенсий жителям республик, после того, как в результате войны были отменены все государственные выплаты. «Наличные достаем из внешних источников», - поведал пресс-секретарь ДНР, не раскрывая все подробности.

«Мне все равно, что в рублях», - делится 67-летний Федор, пять часов прождавший в очереди за деньгами. «Мы уже 10 месяцев вообще не получали никаких денег, так что рады получить их в любой валюте».

В другом мятежном регионе, самопровозглашенной Луганской Народной Республике, 85% всех выплат осуществляется в рублях, на гривну приходится лишь 12%, остальное на доллар. Об этом в понедельник со ссылкой на лидера ЛНР Игоря Плотницкого сообщило российское государственное информационное агентство ТАСС.

ЦБ Украины заявляет, что гривна является единственной законной валютой в стране. И все же, несмотря на то, что рубли в Донецке принимают повсюду, а американские доллары стали средством сбережения, поскольку экономика рушится, национальная валюта в Донецке пока еще преобладает.

«Когда я купила что-то на рубли в маленьком магазинчике, три кассирши сбежались посмотреть на них, так как до этого их вообще никогда не видели», - рассказывает 31-летняя Дина Копсова, чей муж работает в России. «В супермаркетах остальные покупатели смотрят на меня либо с завистью, либо со злобой, поскольку в рублевой очереди я одна».

Владелец фотоателье Александр Ильин считает, что в Донецке рублями пользуется лишь каждый десятый житель, и в основном это пенсионеры. Тем не менее, популярность рубля возрастает, несмотря на то, что некоторым людям, как парикмахеру Наталье, пока трудно к нему приспособиться.

«Мне потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть к этим деньгам – они мне кажутся какими-то фантиками», - делится Наталья. «Но люди постарше очень счастливы».

Автор: Краснолуцка Дарина

Финансовое бегство с Туманного Альбиона

С 2014 года финансовый рынок Великобритании испытывает серьезные потрясения. Инвесторы, как британские, так и зарубежные, выводят свои капиталы из этой страны. По оценке консультативной компании CrossBorder Capital подобной ситуации на «туманном альбионе» не наблюдалось уже 35 лет. Отток капиталов с прошлого года, по их информации, составил огромную сумму - $356 млрд., причем особенно активизировался этот процесс в последние месяцы. Так, например, в марте этот показатель составил $24млрд.

Особенно заметна инвестиционная динамика по государственным облигациям. В январе-феврале текущего года инвесторы более активно продавали британские долги - почти на $14 млрд. В марте этот показатель увеличился и составил $21 млрд. Несмотря на то, что в этом же месяце финансовыми компаниями было приобретено гособлигаций на беспрецедентно высокую сумму - в $28 млрд - баланс по государственным бумагам за первый квартал все равно ушел в «минус».

В чем же причина негативной ситуации, сложившейся на фондовом рынке Великобритании?

Почему же из страны, казавшейся незыблемой в финансовом отношении, бегут капиталы? Для экономики Великобритании подобный процесс абсолютно несвойственен. Бывают спады, которые сопровождаются оттоком финансовых средств из страны, но они, как правило, носят незначительный и несистемный характер. Так, например, это происходило в преддверии выборов 5 и 10 лет назад.

Специалисты консалтинговой компании не могут точно сказать, куда устремились капиталы из британского королевства – в какой стране им стало комфортнее. Но очевидно другое, что причиной их бегства, по мнению экспертов, стали опять же парламентские выборы в Британии, которые состоятся, буквально, через несколько дней (7 мая 2015 года) и связанный с ними комплекс вопросов к правительству, касающихся внутренней политики государства. Инвесторы до сих пор не могут получить на них ответы. От этого у них возникает неопределенность в эффективности их вложений, и они предпочитают увести свои финансовые средства из британской экономики от «греха подальше». Логика проста: пройдут выборы – там и посмотрим.

А чего боятся инвесторы?

Дело в том, что по прогнозам экспертов на предстоящих выборах в Великобритании к власти придет лейбористское правительство и тогда объем государственного долга может увеличиться на 20 млрд. фунтов стерлингов. Это может сказаться на доходности фондового рынка и не в лучшую сторону.

Еще одним фактором, пугающим инвесторов, разместивших свои деньги в британской экономике, является шотландский референдум о независимости, прошедший в сентябре прошлого года. Шотландия с небольшим, чуть больше 55%, преимуществом проголосовала за союз в составе Великобритании. Но сам этот прецедент и перспектива его повторения в будущем нервирует инвесторов фондового британского рынка. Более того, новое правительство «туманного альбиона», наверняка будет предпринимать определенные меры в области финансово –экономических отношений с «мятежной провинцией» , что опять же ведет к потенциальной неопределенности финансового рынка Великобритании и некоторого его «охлаждения».

Значительную долю в «убегающих» с британского финансового рынка капиталов занимают и российские инвесторы. Этот процесс начался в прошлом году и продолжается до сих пор. Причина одна – события на Украине и связанные с этим международные санкции. Этот процесс особенно активизировался в последнем квартале 2014 года. Многие эксперты считают, что эти деньги возвращаются на родину, так как их хозяев об этом «мягко» попросил российский президент.

Но проблема не только в этом. В последнее время российские обладатели капиталов, хранящихся в британских банках, стали получать своеобразные «письма счастья», в которых финансовые органы королевства просят объяснить владельцев об источниках их образования. Не всем это понравилось - и начался еще более усиленный отток капиталов. Российские власти просят их хозяев возвращаться домой, а не бегать по миру. Тем более, что в своем обращении к Федеральному собранию 4 декабря 2014 года президент России поведал общественности, а главное бизнесу, о планах по проведению абсолютной «безоговорочной» амнистии российских капиталов. Ее планируют провести без каких либо условий и вне зависимости причин происхождения финансовых средств.

Существует еще одна причина бегства капиталов из Британии, которая некоторым образом объясняет и место их дальнейшего «приюта». Дело в том, что монетарная политика федеральной системы США продолжает ужесточаться. Американское правительство планирует повысить ставки, что, прежде всего, конечно повлияет на развивающиеся рынки. Но, более интересные предложения заинтересовали также и остальных инвесторов, что приведет к серьезному перераспределению капиталов и зачастую не в пользу британского фондового рынка.

Автор: Шепелев Антон

Пока есть «Украилтранс» – есть и надежда

Венгерская фирма «Ukrailtrans» была создана в 1994 году при участии Украинских железных дорог и с тех пор успешно работает на рынке экспедиторских услуг. Основной целью создания фирмы было донесение до венгерских производителей, экспедиторов и тех людей, которые торгует со странами СНГ, изменившихся условий организации перевозки грузов железнодорожным транспортом по территории в страны СНГ и Балтии. Лучше всего это могли сделать люди, владеющие русским и венгерским языками, получившие специальное образование в советских вузах и способные выстроить довольно сложную транспортную схему для венгерских предприятий. Поэтому основной задачей «Ukrailtrans» было и остается - содействие венгерским и украинским предприятиям в организации квалифицированной и быстрой доставки грузов из Венгрии в СНГ и обратно.

Директор предприятия Владимир Соколов после учебы в Академии внешней торговли накопил опыт во время работы в первом и единственном в СССР транспортно-экспедиторском предприятии «Союзвнештранс».

Фирма создавалась именно на территории Венгрии - на пересечении путей из Западной и Центральной Европы в страны бывшего СССР. Сегодня «Ukrailtrans» организует доставку грузов из Европы (Румынии, Сербии, Хорватии, Словении, Италии, Австрии, Швейцарии, Чехии, Словакии и Польши) до отдаленных районов России, Казахстана, Узбекистана, в страны Балтии, Финляндию, Монголию. Предлагая оптимальные маршруты и способы перевозок, фирма постоянно расширяет географию своей деятельности и спектр предлагаемых услуг. «Ukrailtrans» организует подачу вагонов СНГ на терминалы Захоньской дирекции MAВ. Организует хранение грузов на лицензионных, таможенных складах в Батево, Киеве, Москве.

Главным направлением фирмы является привлечение грузов для перевозки железнодорожным транспортом через территорию Украины.

«За 10 последних лет очень изменился состав перевозок из Венгрии. Если раньше около 50% грузов составляли продукты питания, то теперь в Украине и России построено большое количество собственных заводов пищевой промышленности. Продукты в структуре транзитных перевозок, конечно, остались, но их стало значительно меньше, - говорит глава «Ukrailtrans» господин Соколов. - Для нас более важными остаются перевозки не грузов двусторонней украинско-венгерской торговли, а привлечение грузов для транзита через Украину. Руда, удобрения, металлы, уголь, сжижженные газы, промышленное оборудование, зерно, австрийская и итальянская бытовая техника, керамическая плитка – вот далеко не полный список наших перевозок. Заметно сократились в последнее время перевозки нефтепродуктов из-за удорожания цены товара. Идет переориентация энергоносителей даже в Венгрии. Раньше никто не думал, что электростанция может работать на опилках, а сейчас с Украины везут щепу и опилки, которые дополнительно обрабатывают и используют на электростанциях в Пече и Мишкольце.

Развиваются пограничные логистические центры, где грузы дополнительно перерабатываются, хранятся и перегружаются в вагоны европейской колеи.

В офисе «Ukrailtrans» работает интернациональный коллектив: венгры, украинцы, русские, белорусы. Они творчески подходят к решению каждой задачи, считая основой своей деятельности высокое качество обслуживания партнеров. Ядро фирмы составляют квалифицированные специалисты: С.П. Смагин - выпускник МГИМО МИД СССР, работавший более 20 лет в системе “Союзвнештранса”, а также длительное время в Афганистане; Елена Оноди - бывший работник расчетной дирекции Венгерских железных дорог; Йожеф Заранди - выпускник МИИТа, бывший работник коммерческой службы ВЖД; Ирина Волкова, имеющая большой опыт в экспедировании грузов, перевозимых автомобильным и железнодорожным транспортом.

«Ukrailtrans» функционирует на территории Венгрии, следуя законам и установленным правилам. По ежегодному рейтингу венгерских экспедиторов, «Ukrailtrans» год от года показывает все лучшие показатели. Если в 2003 году фирма была на 15 месте с оборотом в 6 млрд. форинтов, то в 2005-м она переместилась на 6 место с оборотом в 14 млрд. форинтов.

В кабинете генерального директора есть необычный сувенир - рельса с надписью: «Пока есть «Украилтранс» – есть и надежда», и это глубоко символично.

Украина может стать основным поставщиком негенномодифицированной сои на рынок ЕС.

Украина имеет значительный потенциал в освоении европейского рынка негенномодифицированной сои, спрос на которую в ЕС стабильно растет.

Такое мнение на пресс-конференции в информационном агентстве «Интерфакс-Украина» озвучил президент объединяющей производителей и переработчиков негенномодифицированных соевых бобов в 15 странах ассоциации «Дунайская Соя» Маттиас Крён, сообщает interfax.com.ua.

По его словам, страны ЕС ежегодно импортируют около 32 млн тонн сои, преимущественно из США, Бразилии и Аргентины, которая используется в кормовых целях для животноводства. Лишь 5 млн тонн из этого объема приходится на негенномодифицированную сою. При этом европейские потребители выдвигают все большие требования к готовой животноводческой продукции в части происхождения и качества кормов.

«Европа на сегодня импортирует 5 млн тонн негенномодифицированной сои. Очень малая доля из этого поступает из Украины. Мое видение: в будущем Украина может обеспечивать 30—50% такой сои. Конечно, есть много вызовов, необходимо также решить вопросы, связанные с транспортировкой и возможностями переработки сои. Естественно, это произойдет не со дня на день, но в течение пяти-шести лет», — сказал М.Крён, добавив, что в настоящее время Украина уже является крупнейшим в Европе производителем сои.

Как отметил Феликс Гон, представитель в Украине австрийской семенной компании Probstdorfer Saatzucht Ges.mbH & CoKG, которая является членом ассоциации «Дунайская соя», за последние несколько лет Украина увеличила площади выращивания сои с 1,4 млн до 2 млн га и теперь ей нужно определиться, в каком сегменте рынка развиваться. По его мнению, перспектива за премиальным сегментом с более высокой добавленной стоимостью.

При этом, по оценкам председателя правления корпорации «Сварог Вест Групп» Андрея Гордейчука, негенномодифицированная соя на мировом рынке может стоить на 20—120 долларов/тонна дороже, чем трансгенная. В то же время, в Украине доля производства ГМ-сои, по разным данным, составляет 30—70%, несмотря на то, что законодательно ее выращивание запрещено.

А. Гордейчук сообщил, что «Сварог Вест Групп» недавно вошла в ассоциацию «Дунайская соя» и планирует продвигать свою продукцию на европейский рынок. «В 2015 году мы начинаем проект с “Дунайской соей” сертификации части наших посевов — это порядка 10 тыс. га сои, которая будет отвечать дополнительным требованиям качества. Это ряд процедур дополнительного контроля производственного процесса», — сказал он.

По словам А. Гордейчука, летом 2015 года компания планирует начать строительство завода по переработке сои с тем, чтобы в дальнейшем поставлять на рынок ЕС высокопротеиновый шрот, в том числе план на 2015/2016 маркетинговый год — не менее 140—150 тыс. тонн с отметкой «негенномодифицированная продукция из Украины».

Как правильно инвестировать в российские акции

Снижение ключевой ставки Центробанка резко уменьшит доходность по депозитам в российских банках. А это значит, что часть средств из частных вкладов вполне может перетечь на фондовый рынок. Эксперты рассказали «Газете.Ru», какие отрасли перспективны для инвестирования и какие акции покупать инвесторам с бюджетом до 1 млн руб.

По мнению Андрея Люшина, заместителя предправления Локо-банка, наиболее сильным фактором, влияющим на российский фондовый рынок, продолжает оставаться курс рубля. Именно он на данный момент является определяющим, и формировать портфель акций имеет смысл, опираясь на логику валютного рынка.

«На данный момент курс рубля очень сильно укрепился, представители различных ведомств недвусмысленно заявляют о том, что текущие уровни уже не совсем комфортны с точки зрения наполняемости бюджета страны», — отмечает Люшин.

Кроме того, по мнению эксперта, решение о снижении ключевой ставки окажет очень сильное давление на рубль, поскольку российская валюта станет значительно менее привлекательной для нерезидентов, использующих ее в рамках стратегии carry trade. Все это создает очень серьезные предпосылки для падения курса рубля в краткосрочной и среднесрочной перспективе.

Непредсказуемость российской национальной валюты серьезно отразилась на фондовом рынке. В 2014 году и в начале текущего года он продемонстрировал высокую волатильность: сначала был рост (более 50% по индексу ММВБ, если считать от минимума до максимума), затем снижение почти на 20%. «После этого в марте-апреле наступило затишье и неопределенность. Но, по всей видимости, период стагнации близок к завершению», — рассуждают аналитики БКС. И уже сейчас имеет смысл задуматься о покупке перспективных акций. Но тут многое зависит от бюджета.

«С бюджетом в 1 млн руб., безусловно, имеет смысл рассматривать инвестиции в ценные бумаги. При этом важно и необходимо правильно распределить имеющийся в наличии капитал. Банальная истина «не класть все яйца в одну корзину» актуальна и при выборе инвестиционных инструментов, тем более когда речь идет о контроле рисков», — советует Антон Граборов, директор по обслуживанию клиентов банка «БКС Премьер».

«На рынок акций целесообразно направлять не более 50% всех свободных средств. Остальное можно положить на рублевые и валютные банковские депозиты, приобрести структурные продукты с защитой и т.д».

По мнению Граборова, при инвестициях в акции имеет смысл придерживаться отраслевого принципа, но при этом придется учитывать и другие, так называемые фоновые факторы.

Так, с прошлого лета одним из основных драйверов ценовых движений являлась ситуация на валютном рынке. Фондовый рынок закладывал в цены сценарий роста доллара, что привело к существенному повышению акций компаний-экспортеров, прежде всего, металлургической и нефтяной отрасли (несмотря на снижение цен на сырье).

В течение первых месяцев 2015 года доллар сильно снизился, это спровоцировало волну коррекции по нефтяным и металлургическим «фишкам» и, наоборот, обусловило рост цен акций компаний, ориентированных на внутренний рынок, например, электроэнергетики.

Но сейчас нефтяные и металлургические бумаги снова растут. Потенциал роста — 15–25%. Приблизительный горизонт инвестирования: 1–3 месяца. Из конкретных эмитентов Граборов выделяет НЛМК, «Газпром», «Распадскую», ММК. Менее интересны «Северсталь», «ЛУКойл», «Роснефть».

«Сейчас крайне привлекательный момент для покупки таких бумаг, как ММК, «Северсталь», НЛМК, с прицелом на рост, последующий за ослаблением российской валюты. Краткосрочный потенциал роста котировок, по нашим оценкам, составляет 10–15% за ближайшие несколько месяцев», — рассказывает Андрей Люшин. Более долгосрочной идеей, по прогнозу Люшина, может стать покупка акций Сбербанка с прицелом на улучшение геополитической обстановки и частичное снятие санкций с российских компаний.

«Если российские госбанки хотя бы частично получат возможность фондирования на Западе, котировки Сбербанка пойдут резко вверх. Потенциальная доходность от такого движения может составить не менее 25–30%, что очень интересно. Но здесь всегда важно помнить о существенных рисках ухудшения ситуации на Украине», — делится своими соображениями эксперт.

Антон Граборов прогнозирует небольшой локальный рост доллара. К этому времени, по его словам, можно вновь вспомнить о перспективных акциях электроэнергетики. Здесь горизонт инвестирования средне- и долгосрочный (от полугода до нескольких лет). Потенциал роста – от нескольких десятков до сотен процентов (глобально эти бумаги сильно недооценены). Интересны почти все электроэнергетические компании: «Россети», ФСК, «Интер РАО», «РусГидро», ОГК-2, «Мосэнерго» и др.

«Мы отдаем предпочтение компаниям, которые продолжают генерировать высокую (>40%) рентабельность EBITDA и обладают положительными ожидаемыми темпами роста выручки в ближайшие пять лет. Важный критерий оценки — приемлемое качество корпоративного управления, ликвидность акций и некритичная долговая нагрузка. Наш выбор — акции «Норникеля», «Уралкалия», МТС и «Фосагро», — говорит Илья Фролов, старший управляющий по исследованиям и анализу отраслей и рынков капитала Промсвязьбанка

В ИФК «Метрополь» советуют обратить внимание на акции «Аэрофлота» и «АвтоВАЗа» с перспективой инвестирования 6–9 месяцев.

«Аэрофлот», нарастивший провозные мощности в 2015 году, может выиграть от восстановления рубля, так как восстанавливающийся спрос во время высокого летнего сезона может прийтись на рейсы авиакомпании, в то время как российские конкуренты сократили свой флот, а иностранные авиакомпании снизили частоту и провозную емкость на маршрутах в Россию», — заметил «Газете.Ru» Андрей Рожков, аналитик ИФК «Метрополь».

Что касается акций «АвтоВАЗа», то благодаря сходу с конвейера двух новых моделей, запуску госпрограмм льготных автокредитов и программы утилизации, а также оптимизации производственных, коммерческих и административных расходов компания может показать чистую прибыль уже в первом полугодии 2015 года. А этот фактор найдет свое отражение в стоимости акций.

«С учетом прогнозируемого рынком постепенного снижения ставки Банком России предполагаем разумным сохранение сбалансированных по индексу ММВБ стратегий с возможной концентрацией на нефтегазовом секторе, металлургии и нефтехимии, а также инструментах, предлагающих высокую дивидендную доходность. Предполагаем разумный горизонт инвестирования – не менее 10 месяцев», — отмечает Улан Илишкин, заместитель председателя правления Росбанка, курирующий бизнес-линию VIP.

По мнению Граборова, для финансового успеха важно знать не только, во что предпочтительно вкладывать, но и как правильно инвестировать. Помочь в этом может Персональный финансовый план (ПФП), составленный профессиональным финансовым советником. Он учитывает максимум параметров — исходные возможности, финансовые цели с желаемым сроком выполнения, риск-профиль инвестора и др. — и позволяет реализовать все разумно поставленные цели.

«Мистрали» не помешали «Рафалям» утвердить Францию в качестве надежного поставщика оружия

После многих лет провалов в попытках продать истребители Rafale Франция в течение всего лишь нескольких недель подписала контракты с Египтом, Индией и Катаром, сообщает ndtv.com 5 мая.

Некоторые эксперты полагают, что успехи Франции в поставках вооружений странам Ближнего Востока отчасти объясняется ослаблением влияния США в регионе, что не может не радовать Париж. Катар подписал соглашение о закупке 84 истребителей на сумму более 15 млрд евро.

«Прежде всего, это хорошая новость для экономики Франции», заявил президент Франции Франсуа Олланд (Francois Hollande), подчеркнув, что эта победа стала плодом «экономической дипломатии», которую ведет его правительство. Министр обороны и министр иностранных дел Франции уже давно стали топ-коммивояжерами страны, особенно в поставках оружия. Новые сделки могут увеличить количество рабочих мест в промышленности Франции на 30 тыс.

Угроза, исходящая от террористов «Исламского государства», заставляет страны региона вооружаться ускоренными темпами.

Отмечается, что задержка по передаче России десантных вертолетоносцев класса «Мистраль» из-за ситуации в восточной Украине совершенно не отразилась на репутации Франции как надежного поставщика вооружений, чему стали доказательством эти блистательные военные контракты.

На северных окраинах Донецка, а также в Горловке вновь слышны артиллерийские взрывы, сообщили РИА Новости местные жители. По предварительной информации, есть разрушения.

"Вечером были слышны редкие залпы и взрывы на северной окраине Донецка, в районе донецкого аэропорта и поселка Пески", — сообщил РИА Новости житель Донецка.

По информации пресс-центра мэрии Донецка, в двух домах на улице Степаненко в Куйбышевском районе города повреждено остекленение.

О новых обстрелах сообщили и жители Горловки.

"Звуки взрывов доносились со стороны поселка Гольмовский", — сообщил местный житель. Информации о пострадавших и разрушениях пока не поступало.

Власти Украины начали в апреле прошлого года в Донбассе силовую операцию против недовольных госпереворотом жителей региона. По последним данным ООН, жертвами конфликта стали свыше 6 тысяч человек.

Очередная встреча контактной группы 12 февраля завершилась принятием Комплекса мер по выполнению минских соглашений, предполагающего, в частности, прекращение огня в Донбассе с 15 февраля, отвод тяжелых вооружений и создание зоны безопасности. Вскоре после объявления перемирия в Донбассе возобновились перестрелки, стороны обвиняют друг друга в нарушении "режима тишины" и заявляют, что ведут только ответный огонь.

Встреча с директором Федеральной миграционной службы Константином Ромодановским.

Глава ФМС информировал Президента о ситуации в миграционной сфере.

В.Путин: Константин Олегович, мы договаривались о встрече. Я просил Вас подготовить доклад о ситуации в миграционной сфере. Знаю, что Вы это сделали, – пожалуйста, с удовольствием Вас выслушаю, и мы обсудим ситуацию.

К.Ромодановский: Владимир Владимирович, после коллегии, в которой Вы принимали участие, мы активно работали по этому направлению – с учётом того, что Вы поставили задачу создать условия для цивилизованной трудовой иммиграции, жёстко пресекать незаконную миграцию и разобраться с фиктивной регистрацией, то есть с «резиновыми» квартирами. Только по линии иммиграционного контроля было принято 20 поправок в законодательство – все они работают, и работают эффективно.

Если говорить о наиболее эффективных мерах, то это закрытие въезда, в том числе то, что Вы назвали, – закрытие для злостных нарушителей на 5 и на 10 лет. На сегодняшний день закрыт въезд для 1 миллиона 350 тысяч нарушителей режима и наших правил пребывания иностранных граждан.

Мы впервые, я хотел Вам показать, получили картину, когда у нас остановилось накопление неконтролируемого иммиграционного потенциала. Линия идёт не как в те, предыдущие годы вверх, но мы видим даже некоторое снижение количества иностранных граждан: сейчас, без Украины, до 10 миллионов человек у нас находятся. Это нормальное количество.

И это происходит не из–за того, что въезд сократился, а за счёт того, что увеличился выезд, то есть мигранты начали двигаться, соблюдая наши правила. В целом это положительно повлияло на снижение преступности и на количество правонарушений, совершаемых иностранными гражданами.

Что касается так называемых резиновых квартир, то принятый закон позволил нам снизить их число с 10 090 до 1 160. До конца года мы с этой проблемой разберёмся, и эффект будет: я думаю, может, 10, 20, 30 квартир. Потому что понятно, что они будут возникать, но мы их так же будем закрывать. Рычаг для решения этого вопроса нами получен.

В.Путин: Вы назвали цифру иностранных граждан, находящихся на территории России, – без граждан Украины. А с украинцами сколько?

К.Ромодановский: Я назвал без беженцев с Украины. Всего из Украины у нас сейчас находится 2 миллиона 500 тысяч человек. Причём 550 тысяч человек – это граждане Украины, которые, видимо, скрываются на территории России от участия в боевых действиях на территории Украины. 970 тысяч – это граждане, прибывшие к нам в экстренном массовом порядке с территорий юго-востока. Из них более 500 тысяч имеют разрешение на временное проживание и временное убежище, что позволяет им работать на территории Российской Федерации, мы не требуем разрешительных документов.

В.Путин: Вы мне уже об этом говорили после «Прямой линии». Но там есть другие проблемы, связанные с тем, что формально они имеют на это право, на работу, но при желании, при стремлении эту работу получить они сталкиваются с другим вопросом, а именно от них требуют регистрацию по месту жительства. А такой регистрации нет, и их не берут на работу. Замкнутый круг получается.

К.Ромодановский: Владимир Владимирович, вопрос регистрации не только для этой категории проблематичен. Это – проблема и для такой категории, как носители русского языка. У нас принят закон, создаётся механизм, но граждане – у них требуется регистрация по месту жительства, как для многих других категорий. И эту проблему мы решаем. Я подготовил ряд документов, которые хотел Вам доложить.

В.Путин: Давайте, потому что это же не обычная ситуация, не обычный режим работы. Люди оказались в очень трудной жизненной ситуации: они от войны вынуждены уезжать. Поэтому здесь нам нужно подумать, как создать условия, при которых, конечно, у нас не будет проблем на внутреннем рынке труда, но в то же время нужно найти такое решение, которое позволило бы людям работать. Они же хотят сами зарабатывать себе на жизнь, семьи свои содержать. Давайте поговорим поподробнее.

Россия > Миграция, виза, туризм > kremlin.ru, 6 мая 2015 > № 1362510 Константин Ромодановский

Весь спектр продуктов питания, оборудования и упаковки для пищевой промышленности на выставке «InterFood Astana 2015»

С 28 по 30 мая 2015 года в столице Казахстана - Астане пройдет 17-я Казахстанская международная выставка по пищевой промышленности InterFood Astana 2015.

Проект уже на протяжении многих лет является ведущей профессиональной площадкой для презентаций продуктов питания, технологий, оборудования для пищевых и перерабатывающих производств, служит демонстрации современных направлений в сфере общественного питания, упаковочной отрасли, развивает межрегиональное сотрудничество, создает платформу для эффективных коммуникаций между производителями товаров и услуг и их потребителями.

Организаторы отмечают повышенный интерес участников к выставке. На сегодняшний день площадь экспозиции увеличилась на 30% по сравнению с аналогичным периодом 2014 года. Всего на выставке ожидается участие более 100 компаний из 16 стран мира и свыше 3,5 тысяч посетителей.

Наибольшее количество продукции представлено в этом году в разделе «Продукты питания» - секции «Кондитерские и хлебобулочные изделия», «Молочная, кисломолочная и масложировая продукция», и в разделе «Алкогольные, безалкогольные напитки, чай, кофе».

В разделе «Оборудование для производства продуктов питания» будет масштабно представлено кондитерское и хлебопекарное оборудование от таких крупных игроков отрасли, как Восход/Россия, Макиз Урал/Россия, Фаворит-Техно/Казахстан-Италия. Оборудование для мясоперерабатывающей промышленности представят компании Компо/Беларусь, Единство/Россия, Вебер Рус/Россия-Германия и Мим Лтд/Казахстан.

Также в этом году в экспозиции выставки широко презентован раздел «Упаковочные технологии, тара и упаковка», включая упаковку, упаковочные материалы и системы.

Анализируя страновой состав участников, можно сказать, что рекордное количество экспонентов представила Российская Федерация - 50 % от общего числа компаний. На втором месте, Казахстан – 30 % и далее Беларусь - 8 %. Одновременно на выставке участвуют компании из Австрии, Азербайджана, Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Италии, Китая, Сербии, Тайланда, Украины, Швеции и Южной Кореи.

Впервые на выставке представлены коллективные экспозиции Красноярского края и Омской области («Русский десерт», Компания "Знатные продукты», Завод розлива минеральной воды "Омский", «Продмассив», «Экопродукт», «Полиграф», Золото Сахалаин) и коллективный стенд компаний Сербии.

В настоящий момент решение об участии в выставке приняли такие крупные отечественные и зарубежные компании, как «Баян Сулу», Green Foods, Капитал Натур Продукт, Мясомомолпром, «Минский хладокомбинат №2», «Пинский мясокомбинат», Витебский мясокомбинат, Лидский молочно-консервный комбинат, ИП Лавский, «Юг Руси», «Неос Ингредиентс», Болотнинская гофротара, KHS, Мусихин. Мир меда, «Главснабсервис», Селенгинский целлюлозно-картонный комбинат, «Бриг», O.Salm & Co.Gmbh, G.Larsson Starch Technology, AZFP/Milla/Азербайджан, Могилевхимволокно, Эффект, «Академия Ресторанов», «Комплекс-Бар Кей Зет», 3С Trading Co. Ltd., Krungsiam Beverage, «Бизнес Рост», «Микроинвест», «Плюсмикро», ADANAZ, «Uni-Tech Cental Asia», «ЭспоМаркет Упаковка», «Италко Ритейл», ФК «Цейлон Корпорейшн», ГК Скандии, «Краун Груп», «OPREMA ASTANA», «Фрунат» и многие другие.

Работа на выставке InterFood Astana позволит получить представление о текущей ситуации на пищевом рынке, успешно вывести на рынок новые товары, проверить конкурентоспособность своего предприятия, укрепить уже сложившиеся отношения с клиентами и потребителями, расширить дилерские сети, повысить известность компании, найти новых, заинтересованных в сотрудничестве партнеров.

Ключевым событием InterFood Astana является профессиональный конкурс-дегустация продуктов питания и напитков «Традиции качества».

Предоставленные образцы продукции будут оцениваться специальной комиссией, под председательством Вице-президента Казахстанской академии питания. Победители награждаются золотыми медалями и дипломами и получают право размещать логотип медали на этикетке продукта, отмеченного наградой, а также ссылаться на факт награждения при рекламе своей продукции. Участвуя в конкурсе-дегустации, производители подтверждают качество производимой продукции специальными знаками отличия, что повышает уровень доверия покупателей к их товарам.

Выставка «InterFood Astana» давно служит зеркалом продовольственных магазинов и супермаркетов столицы. После выставки, продукты и напитки, продемонстрированные на выставке, как правило, появляются на полках магазинов.

Организаторами события являются казахстанская выставочная компания «Iteca» совместно с международными партерами ITE Group Plc (Великобритания).

Узнать подробнее о выставке, участниках и получить пригласительный билет можно на официальном сайте события www.interfoodastana.kz. Часы работы выставки: 28-29 мая 10.00–18.00, 30 мая 10.00–16.00.

Газпром подал в Стокгольмский арбитражный трибунал три иска против НАК "Нафтогаз Украины" на $23.8 млрд. Об этом говорится в отчёте НАК "Нафтогаз Украины" за 2014 год.

Основной объём претензий Газпрома к украинской компании связан с невыборкой газа НАК "Нафтогаз Украины" в рамках контрактных обязательств. В частности, 19 ноября Газпром подал иск на $18.5 млрд относительно платежей в 2012-2013 годах за газ, который российская компания не поставила, но считает вправе истребовать эту сумму в рамках условия "бери или плати".

В свою очередь НАК "Нафтогаз Украины" подал иски против Газпрома на $16 млрд.

Снижение ключевой ставки Банком России и недавний пересмотр бюджета на 2015 год идут на фоне ослабления давления со стороны внешних шоков, однако давление сохраняется. Согласованная и заслуживающая доверия экономическая политика была важным фактором, поддерживающим суверенный рейтинг России во второй половине 2014 года и в I квартале 2015 года. Об этом говорится в сообщении Fitch.

ЦБ 30 мая понизил ключевую ставку на 150 б.п. до 12.5%, в третий раз в этом году, после повышения ставки в декабре прошлого года с 10.5% до 17%. ЦБ заявил, что высокая годовая инфляция (16.5% на 27 апреля) в основном была вызвана краткосрочными факторами (девальвацией национальной валюты в декабре-январе и санкциями). По сообщениям банка, годовая инфляция снизится до целевого уровня 4% в 2017 году, напоминает Fitch.

Частичное восстановление цен на нефть сопровождалось ростом курса рубля относительно низких уровней начала 2015 года и ослаблением давления со стороны долларизации. Укрепление рубля помогло ограничить чистый отток капитала (хотя чистые выплаты внешнего корпоративного долга продолжаются), а очевидное ослабление геополитических факторов обеспокоенности и поиск источников дохода инвесторами привели к притоку зарубежных денег на рынок рублевых облигаций. Это дало ЦБ некоторую передышку. Дальнейшее активное послабление может указывать на то, что ЦБ РФ меньше нацелен на таргетирование инфляции и больше на рост, подчеркивают аналитики.

Более низкие процентные ставки снизят давление на экономику и помогут сдерживать укрепление рубля. Пересмотренный бюджет на 2015 год исходит из среднего обменного курса в 61.5 руб. за доллар против приблизительно 69 руб. за доллар в конце января, в то время как текущий курс равен 52 руб. за доллар. Более сильный рубль снизил бы доходы бюджета, связанные с нефтью, уменьшив маржу при консервативном прогнозе по ценам на нефть ($50 за баррель), подчеркивается в сообщении.

Пересмотренный проект трехлетнего бюджета свидетельствует о корректировке фискальной политики в соответствии с более низкими ценами на нефть. Власти пересмотрели в сторону понижения доходы на 2015 год (на 2.5 трлн руб.) и сократили расходы на 300 млрд руб. Правительство заморозило рост зарплат в госсекторе и сократило бюджет с тем, чтобы обеспечить больший запас на непредвиденные расходы и расходы на оборону. Несмотря на эти шаги, дефицит составит 3.7% ВВП в 2015 году. Правительство намерено оставить расходы на неизменном уровне в 2016 году, хотя еще не все меры были объявлены. В сочетании с прогнозами восстановления цен на нефть это должно ограничить фискальное ухудшение, подчеркивает Fitch.

"Ключевые риски для суверенной кредитоспособности России, связанные с волатильностью валютного курса или ускорением снижения резервов, не проявились за прошедшую часть этого года, и результаты в 2015 году в целом соответствуют нашим допущениям на момент, когда мы понизили рейтинг России до уровня "BBB-"/прогноз "негативный" в январе", - говорится в сообщении.

Рейтинг отражает как сохраняющиеся сильные стороны суверенной кредитоспособности, так и риски по внешним шокам, которые все еще могут создать давление на проводимую политику. Отток капитала замедлился, но продолжился в 2015 году Международные резервы составили $353.5 млрд на 24 апреля, согласно данным ЦБ РФ, понизившись с $385 млрд в конце 2014 года и $486 млрд в конце I квартала 2014 года. Снижение резервов по-прежнему соответствует прогнозам агентства и ослабляет внешний баланс суверенного эмитента, хотя медленными темпами и с сильных позиций.

Хрупкое перемирие на востоке Украины продолжается с середины февраля, и санкции против России не были значительно усилены с января. В то же время геополитические риски нельзя снимать со счетов. В марте Европейский совет заявлял, что санкции должны зависеть от выполнения минских соглашений по Украине и что это маловероятно до конца 2015 года.

Кроме того, идет сокращение бюджетных запасов, так как основная часть финансирования дефицита в этом году, несмотря на возобновление эмиссии госдолга, будет проводиться из резервного фонда. Экономический прогноз остается слабым. ВВП упал на 2.2% в I квартале 2015 года к предыдущему году, и бюджет исходит из сокращения на 3%, хотя последние данные указывают, что рецессия может оказаться не такой глубокой, как ожидалось, подчеркивает Fitch.

Украина: Выпуск нерафинированного подсолнечного масла в марте увеличился до 341 тыс. тонн.

Выпуск нерафинированного подсолнечного масла в Украине увеличился до 341 тыс. тонн в марте против 315 тыс. тонн в феврале. Об этом сообщила Государственная служба статистики.

Вянваре-марте выпуск нерафинированного подсолнечного масла сократился до 990 тыс. тонн по сравнению с 1113,6 тыс. тонн в январе-марте 2014 года. Как сообщала « Агро Перспектива», в январе выпуск нерафинированного подсолнечного масла составил 330 тыс. тонн.

Иран закупил 25 тыс. тонн украинской пшеницы.

Частные иранские импортеры закупили около 25 тыс. тонн мукомольной пшеницы производства Украины. Об этом во вторник 5 мая сообщили европейские трейдеры.

Зерно будет отправлено во второй половине мая из Одессы или Николаева.

Отметим, что высокие внутригосударственные цены на пшеницу в Иране вынуждают переработчиков закупать сырье не у государства, а за рубежом. С 5 марта частные импортеры уже закупил около 85 тыс. тонн пшеницы из Причерноморского региона и стран ЕС.

Египет проведет сегодня тендер по закупке пшеницы. Сможет ли Россия вернуться еще раз…

Государственный импортер Египта компания GASC сегодня, 05 мая, проведет тендер по закупке, как минимум, 55-60 тыс. тонн мягкой мукомольной пшеницы с поставкой 16-25 июня 2015г.

GASC рассчитывает увидеть на тендере предложения пшеницы из США, Канады, Австралии, Франции, Германии, Великобритании, России, Румынии, Украины и Казахстана. Международные трейдеры должны отдельно подавать предложения по стоимости морского фрахта.

Напомним, что на предыдущем тендере 18 апреля в числе победителей оказалась и российская пшеница, причем впервые после паузы почти в два месяца. Сможет ли Россия вернуться еще раз? По экспортным ценам она вполне конкурентоспособна с французским зерном, но будет ли к моменту отгрузки снята пошлина? Возможно, экспортеры российской пшеницы будут что-то знать…

Украина стала мировым лидером по экспорту подсолнечного масла - Павленко.

Согласно последним данным, мы экспортируем подсолнечное масло в 109 стран мира. Украинская продукция составляет 60% мирового экспорта. Об этом заявил министр аграрной политики Алексей Павленко.

- Украина уже приблизительно десять лет – номер один по экспорту подсолнечного масла. Относительно семян подсолнуха, то мы не были лидерами по их продаже за границу, – говорит Степан Капшук, генеральный директор ассоциации «Укролияпром». – В целом, в этом сезоне было собрано 10 млн. 130 тыс. тонн семян подсолнуха, что на миллион тонн меньше, чем год назад. Из них будет произведено приблизительно 4,3 млн. тонн подсолнечного масла. При этом, Украина потребляет этого продукта в 10 раз менше, чем производит. То есть мы продаем за границу 3,7 млн. тонн.

Согласно результатам 2014 года, валютный доход от экспорта подсолнечно–жировой продукции составил 4,8 млрд. долларов - это 60% экспорта продуктов питания из Украины. В этом году он будет несколько меньше.

Около 40% нашого экспорта покупает Индия, важным партнером становится также Китай (в прошлом году в Поднебесную поставили 477 тыс. тонн подсолнечного масла). Среди покупателей нашей продукции - Турция и Египет. Европа также заинтересована в украинском подсолнечном масле. Оно сегодня, возможно, единственный ликвидный товар, который продают в 109 стран мира – информирует газета «Экспресс».

В мире производят 15 млн. тонн подсолнечного масла. 7,05 млн. тонн идет на экспорт, из которых 4,2 млн. принадлежит нашей стране. А это 60% мирового экспорта.

"Ростелеком" попробует FreshTel еще раз

Даниил Сидоров

Совет директоров "Ростелекома" одобрил покупку российского бизнеса украинской группы FreshTel - ООО "Интерпроект", ООО "Орион", ООО "Прогресс" и ООО "Столица". Стоимость приобретения 100% долей не изменилась и составит в сумме 210 млн руб.

Совокупный долг четырех фирм на конец апреля 2015 г. равен около 2,3 млрд руб., сообщила пресс-служба покупателя.

"Покупка FreshTel имеет важное стратегическое значение, - говорит президент ОАО "Ростелеком" Сергей Калугин. - Ввиду усиливающейся конкуренции в средних и малых городах важным драйвером дальнейшего роста рынка ШПД становится покрытие территорий с невысокой плотностью населения - с так называемой малоэтажной или плотной одноэтажной застройкой. При этом развертывание проводной инфраструктуры интернет-доступа для таких территорий часто экономически малоэффективно ввиду значительной протяженности "последней мили".

По словам Сергея Калугина, с приобретением FreshTel расширятся возможности развития беспроводных технологий "последней мили", позволяющих существенно снизить стоимость строительства и эксплуатации сети в такой местности. "Сделка позволит "Ростелекому" быстрее наращивать абонентскую базу пользователей ШПД и соответствующие доходы, а также будет способствовать развитию конкурентного преимущества компании и укреплению ее лидерских позиций на рынке интернет-доступа в России", - заключил глава оператора.

Представитель "Ростелекома" в беседе с ComNews уточнил, что компания намерена перечислить один транш за покупку существующих долей всех фирм, но не стал называть сроки этого платежа.

Напомним, в конце марта совет директоров оператора предварительно согласовал покупку FreshTel (см. новость ComNews от 31 марта 2015 г.). Он поручил руководству заново оценить актив и реструктуризировать его задолженность, учитывая изменившуюся с 30 июня 2014 г. макроэкономическую ситуацию, а также финансово-экономическое состояние FreshTel. Ранее ОАО "Ростелеком" оценило группу в те же 210 млн руб. Если до конца 2015 г. Государственная комиссия по радиочастотам (ГКРЧ) примет решение о технологической нейтральности диапазона частот группы (3,4-3,5 ГГц) без обременений для лицензиата по строительству сетей, "Ростелеком" был готов внести дополнительный платеж не более 670 млн руб.

В пятницу представитель оператора заявил ComNews, что вопрос о технической нейтральности находится "в процессе проработки". В новом решении "Ростелекома" о дополнительном платеже ничего не говорится, следует из информации на сайте компании.

Менеджмент "Ростелекома" также получал поручение провести с Внешэкономбанком (ВЭБ) переговоры о реструктуризации задолженности FreshTel, в том числе о частичном ее списании и конвертации в капитал должников. Среди поставленных вопросов были продление долга, его конвертация из долларов в рубли и предоставление ВЭБом долгосрочного льготного финансирования группе FreshTel и "Ростелекому".

"Стороны договорились о продлении долга на несколько лет и его конвертации", - пояснил сотрудник пресс-службы "Ростелекома". "Долг будет конвертирован полностью", - добавляет знакомый с ситуацией источник на рынке. Представитель "Ростелекома" добавил, что оператор и ВЭБ также предусмотрели рублевое финансирование банком по привлекательной ставке ниже рынка.

Пресс-служба госкорпорации "Внешэкономбанк" в пятницу не ответила на запрос ComNews. Комментариями FreshTel ComNews не располагает.

В России FreshTel предоставляет услуги 14 тыс. абонентам более чем в 38 городах, а также обладает частотным ресурсом для предоставления беспроводного доступа в Интернет в диапазоне 3,4 ГГц и 3,5 ГГц по технологии WiMAX. Более 80% частот обеспечено шириной полосы 20-70 МГц. "Ростелеком" планирует использовать существующую технологию, однако в случае решения о технейтральности намерен развивать LTE.

"Основная ценность FreshTel заключается в частотах - у группы немного фактически построенных сетей в России, - говорит ведущий аналитик Газпромбанка Сергей Васин. - Частоты могут быть использованы для обеспечения скоростным Интернетом малонаселенных пунктов в соответствии с планами государства по устранению цифрового неравенства. В то же время стандарт WiMAX не получил широкого распространения, и большая часть операторов мигрирует в более перспективные сети LTE".

На взгляд Сергея Васина, цена актива смотрится вполне адекватно. "На недавнем аукционе на Украине МТС заплатила около $3 млн за 1 МГц полосы частот 3G по всей стране, - напомнил аналитик. - "Ростелекому", по нашим предварительным оценкам, частоты обошлись не больше чем в $2,5-3 млн за 1 МГц. При этом у него нет обязательств по минимальному строительству сетей, а географический охват частот гораздо больше, чем у МТС на Украине".

"Реальную стоимость активов FreshTel на текущий момент оценить затруднительно", - возражает финансовый аналитик ИХ "Финам" Тимур Нигматуллин. По его словам, группа непублична и не представила консолидированных результатов за 2014 г. По результатам 2013 г. выручка "Интерпроекта", основной операционной компании холдинга, составила 48,7 млн руб. Убыток фирмы достиг 289 млн руб.

"Если абстрагироваться от финансовых показателей и возможных обременений, в том числе по инвестиционной программе или выплате долга, имеющиеся у нее частоты в совокупности с реализацией технейтральности позволяют оценить стоимость активов примерно в 0,3-0,6 млрд руб.", - заключает представитель "Финама".

По его мнению, решение ГКРЧ о технейтральности высоковероятно, так как "Ростелеком" находится под контролем государства.

По данным Единого государственного реестра юридических лиц, ООО "Интерпроект", ООО "Орион", ООО "Прогресс" и ООО "Столица" полностью принадлежат кипрскому офшору Comenetti Investments Limited. Осенью прошлого года Федеральная антимонопольная служба удовлетворила ходатайства "Ростелекома" о покупке этих четырех фирм (см. новость на ComNews от 6 октября 2014 г.). Ранее, в августе, кредитор группы, Внешэкономбанк, получил разрешение ФАС приобрести 99,99% Comenetti Investments Ltd. Вместе с голосующей акцией, имеющейся у ВЭБа, его доля составила бы 100%.

В феврале 2014 г. "Коммерсантъ" со ссылкой на сервис "Картотека" сообщал, что акционерами компании уже являются Внешэкономбанк и "ряд кипрских офшоров, владельцев которых установить не удалось" (см. новость на ComNews от 24 марта 2015 г.). Под контроль ВЭБа группа перешла в конце лета прошлого года, рассказывал менеджер "Ростелекома" и подтверждал источник, близкий к ВЭБу. В 2012 г. ВЭБ открыл FreshTel две семилетние кредитные линии на $58 млн и 3 млрд руб. под залог 100% группы компаний, а оператор не смог их обслуживать.

Ранее основным владельцем FreshTel был фонд Icon Private Equity, инвестором которого считается украинский миллиардер Виктор Пинчук. В июне 2011 г. блокпакет группы приобрели структуры российского бизнесмена Сулеймана Керимова.

CTC подвели кризис и зрители

Ксения Болецкая

Консолидированная выручка CTC Media в I квартале 2015 г. сократилась на четверть до 4,9 млрд руб., сообщила компания 30 апреля. В долларах выручка упала в 1,5 раза. Медиахолдинг объясняет это "резким сокращением рынка рекламы", потерей доходов от продажи прав на контент на Украину и снижением рейтингов своего основного телеканала – СТС.

Основной доход компания получает от рекламы, а ее рекламная выручка снизилась на 26%. По неофициальной оценке селлера Vi (консультирует CTC Media), весь рынок ТВ-рекламы в I квартале упал на 22%. Сама CTC Media оценивает сокращение рынка на 21%.

Выручка холдинга пострадала прежде всего из-за снижения доходов канала СТС (минус 32% до 3,2 млрд руб.). Канал теряет аудиторию: в январе – марте его регулярно смотрели 8,3% зрителей России в возрасте 10–45 лет (целевая аудитория CTC, контракты с ней продаются рекламодателям), свидетельствуют данные TNS по городам России с населением более 100 000 человек: это почти на четверть меньше, чем годом ранее. Такое снижение аудитории канала холдинг частично смог компенсировать за счет "способности поддерживать выгодные цены на рекламу", указано в отчете. Из-за нестабильного рынка рекламы главные премьеры этого канала перенесены с весны на осень. Следующий телесезон (стартует в сентябре) станет для CTC лучшим за последние годы, пообещала на телеконференции гендиректор CTC Media Юлиана Слащева.

При падении доходов CTC Media удалось сократить общие расходы на 5%; расходы на продажу рекламы и административные расходы в частности – на 15%. Но этого оказалось недостаточно: ее рентабельность по OIBDA в I квартале снизилась почти втрое до 10,6%.

В результате совет директоров холдинга принял решение не выплачивать дивиденды по итогам II квартала: "В лучших интересах акционеров сохранить гибкость финансового и стратегического положения компании". CTC Media отчисляет часть прибыли акционерам с 2010 г. и с тех пор не пропускала ни квартала.

После публикации отчетности котировки компании на NASDAQ резко упали: в четверг, 30 апреля, ее капитализация снизилась на 18,1%, в пятницу – еще на 4% до $521,8 млн.

CTC Media – крупная медиакомпания в России. Ее основные акционеры – шведская MTG (39% акций) и кипрская Telcrest, контролируемая Юрием Ковальчуком и его партнерами (25,4%), остальные акции – в свободном обращении. Холдинг управляет тремя эфирными каналами: СТС, "Домашним", "Перцем" и неэфирным CTC Love.

CTC Media подпадает под новые ограничения для иностранцев по владению российскими СМИ. Иностранные компании с 2016 г. могут владеть или контролировать не более 20% акций или долей учредителя СМИ. Из-за этого совет директоров холдинга изучает возможности реорганизации бизнеса, в том числе продажу пакета всеми иностранными владельцами.

В Тегеране открывается международная нефтяная выставка

Председатель совета по проведению 20-ой выставки «Нефть, газ, нефтепереработка и нефтехимия» Акбар Нематоллахи в ходе пресс-конференции сообщил, что в выставке помимо иранских компаний примут участие компании из 29-ти стран. По его словам, она проводится под лозунгом «Развитие отечественного производства на принципах экономики сопротивления».

Как уточнил Акбар Нематоллахи, в 20-ой выставке «Нефть, газ, нефтепереработка и нефтехимия» примут участие более 1,2 тыс. иранских компаний и около 600 компаний из 29-ти зарубежных стран, и экспозиции выставки займут площадь в 50 тыс. кв. м.

На выставке будут представлены такие страны, как Франция, Бельгия, Англия, Сингапур, Монако, Южная Корея, Украина, Испания, Австрия, Китай, Казахстан, Швейцария, Италия, Германия, ОАЭ, Турция и Россия. По количеству зарубежных участников выставка этого года практически не отличается от выставок предыдущих лет, однако ряд стран, такие как США и Саудовская Аравия, не примут участие в 20-ой выставке.

Акбар Нематоллахи отметил, что церемония открытия выставки состоится 6 мая и в ней примут участие первый вице-президент ИРИ, министр нефти и руководители целого ряда отраслевых и военных ведомств и организаций.

Только Евразийская Антанта может остановить США и НАТО

Владимир Алексеев

В настоящее время все чаще появляются исследования о продолжающемся смещении мировой экономики и основных политических событий с Запада на Восток. Это происходит из-за усиливающегося действия объективных обстоятельств, связанных с ослаблением роли США как мирового жандарма, продолжающегося морального заката Европы в лице ЕС, явного страха Запада перед растущей мощью не только КНР, Индии, азиатских «тигров», но и АТР в целом, возрастающей самостоятельности арабского мира, Ирана, Турции, разочарованных двуличием Вашингтона и Брюсселя и т.д. Россия и ведущие страны Востока не могут не понимать смысла западной политики вокруг украинского кризиса, игры с санкциями, еще раз показавшими контрпродуктивность, опасность опоры на институты, организации (НАТО, МВФ, МБРР) и режимы, как финансово-экономические, так и военно-политические, созданные и управляемые Западом. Равно как и опору США и ЕС на одиозные страны с консервативными режимами типа Саудовской Аравии, Катара, азиатские и африканские военные диктатуры, где правят методами террора и подавления гуманитарных прав, и которые все чаще выступают в качестве региональных «жандармчиков» (как в случае агрессии Саудовской Аравии против Йемена), разжигающих этноконфессиональные и межгосударственные конфликты.

Требование перемен

В России это осознали ранее других, если не считать Иран, который еще раньше стал объектом несправедливых санкций и даже целью военной агрессии, что требует срочного принятия мер коллективного плана с другими евразийскими партнерами Москвы для того, чтобы хотя бы остановить процесс ее деградации до уровня регионального игрока в международных отношениях. Уже ясно, что в ближайшие годы, если не навсегда, абсолютно бесперспективно возвращение к партнерским отношениям с ЕС, ее ключевыми игроками в лице Германии и Франции, и тем более с США.

В Тегеране также должны понимать, что Запад никогда не допустит превращения Ирана в равноправного партнера в случае окончательного решения ядерной проблемы ИРИ и снятия с нее всех санкций. Смена режимов в обеих странах с заменой их на прозападные правительства – главная цель Запада. Это позволит обеспечить контроль над богатейшими энергетическими ресурсами РФ и ИРИ, тем более что нефть и газ арабских государств Персидского залива уже давно находятся под «опекой» США. А энергоресурсы – это на сегодня главный козырь Запада в попытках притормозить быстрый рост экономической мощи и политического влияния Китая как основного конкурента США в ближайшей перспективе в мире в целом, и в Евразии в частности.

В Пекине это тоже понимают, хотя пока китайцы предпочитают «огрызаться» в ответ на напористые действия США и их союзников главным образом в АТР, избегая острой конфронтации в Евразии, и тем более на Ближнем Востоке. Но Китай «дойдет», и весьма скоро, до понимания того, что пора переносить зону «противодействия» Западу подальше от своих границ, прежде всего на Ближний и Средний Восток. Иначе США скоро будут сами решать, сколько нефти и газа ему дать из этого региона. А это означает полный контроль над китайской экономикой.

Новое евразийское сообщество или евразийская Антанта?

Понятно, что противостоять агрессивной линии Запада, прикрывающегося различными коллективными структурами в лице НАТО, ЕС, МВФ, «G-7» и т.д., Россия, Иран, Китай и другие страны-партнеры на Востоке могут только на коллективной основе. Действовать поодиночке – значит проиграть. Американцы и европейцы – мастера закулисных интриг и знают, как можно разобщить потенциальных союзников и партнеров, объединение которых станет мощным противовесом Западу, и затем поодиночке с ними «разобраться». Конечно, в направлении создания Объединений определенный инструментарий уже наработан: это и ШОС, и ОДКБ, и ЕАЭС, и даже БРИКС, не говоря уже о механизмах двустороннего взаимодействия. Однако нужна единая, мощная, монолитная структура с жестким и вместе с тем понятным управлением.

Естественно, идеальным вариантом стало бы создание единого Нового евразийского союза (условно – НЕАС) с военно-политической и экономической составляющими. Что-то вроде евразийского сплава НАТО и ЕС в одном котле. Причем ядром нового образования стали бы Россия, Китай, Иран и Индия. Недавно с подобной идеей выступил министр обороны ИРИ на конференции по безопасности, но, назвав Индию, он явно поторопился. Там еще не готовы. Еще не решены разногласия между Китаем и Индией. Да и внутри этой страны идет борьба между теми, кто свое будущее видит в Востоке, и теми, кто ориентируется на западные ценности и привязан, в том числе в культурном плане, к Западу. А так идея очень правильная, хотя немного и преждевременная.

Поэтому на данном этапе нужна более мягкая структура, объединяющая как можно большее число евразийских государств, более того – открытая для тех стран Европы, которые уже смертельно устали от полной зависимости от США или же чересчур жесткими правилами ЕС. Ярким примером может служить принятие ЕС санкций против России. Многие члены ЕС не хотели присоединяться к этим санкциям, т.к. они наносят серьезный ущерб их экономикам, но, тем не менее, не смогли противостоять давлению со стороны США и их основных партнеров в ЕС - Великобритании, Германии и Франции. ЕС впал в такую зависимость от США, что превратился в машину по штамповке решений в угоду США практически по любому вопросу. Это обстоятельство угнетает и унижает многие страны ЕС, и на каком-то этапе они могут захотеть перейти в Новое евразийское сообщество, которое неизбежно будет обходить во всех отношениях изжившие себя структуры Запада. Признаки этого уже налицо. Показательным стало массовое бегство ряда западных стран, вопреки окрикам Вашингтона, к создаваемому Китаем Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций. Да и внутри НАТО и ЕС постоянно всплывают расхождения в подходах к России в связи с украинским кризисом.

Запад, включая ЕС, – это сообщество стран, сплотившихся исключительно вокруг грубо материалистических ценностей, где стремление к наживе и потребительству убивает идентичность человеческого плана, которая в Европе всегда вращалась вокруг христианства. Отсюда – постепенное исчезновение европейского «компонента» в ЕС и США, и его замена иммигрантскими потоками из Азии, арабского мира, Африки и Латинской Америки. А это – совсем иная культура и идентичность. А на Востоке еще сильны традиции, религиозные ценности, национальная компонента, философское восприятие мира, общинность, семейные ценности, отвержение гомосексуализма и педофилии, которые ведут к вырождению. Евразийские страны, несмотря на то, что многие из них существенно беднее западных государств, привлекательны именно своей культурно-гуманитарной составляющей. Это их объединяет, а не стирание, как на Западе, всех человеческих различий, исчезновение любых видов идентичности человека – национальной, религиозной, культурной, половой.

Кто будет инициатором?

Судя по тому, кто является основной мишенью Запада, тот и должен стать инициатором создания нового евразийского союза. А именно – Россия, Китай и Иран. В последние несколько лет именно эти три страны находятся в прицеле США, НАТО и других союзников Вашингтона – Японии и Австралии. На Москву наступление идет с запада – через Украину и с юга – через Кавказ и Центральную Азию.

Китай подвергается атакам также по различным направлениям, с упором на экономические альянсы, которые Обама пытается создать в зоне АТР без участия Пекина, через пограничные споры, прежде всего с Японией по островам Дяоютай, и через внутреннюю ситуацию. Налицо попытки разжечь «цветные протесты» в Гонконге, подстрекательство к сепаратизму и терроризму в Синцзянь-Уйгурском АО, где к этому ЦРУ привлекает экстремистские и террористические структуры с Ближнего Востока, финансируемые на саудовские и катарские деньги. Искусственно разогревается тематика Тибета. Все время будируется вопрос с Тайванем и т.д.

Об Иране и говорить не приходится. Страна на протяжении многих лет обложена международными санкциями, отключена от системы международных финансовых расчетов SWIFT, страна, которая на протяжении 36 лет постоянно подвергается угрозам нанесения ракетно-бомбовых ударов в любую минуту по ее ядерным и стратегическим объектам.

Что касается Индии, то против нее Западом не проводится открытая враждебная политика. Наоборот, ее пытаются оторвать от тесного партнерства с Россией, особенно в военно-технической сфере, в области ядерной энергетики и политической координации. Исподволь разжигаются и индо-пакистанские разногласия.

Поэтому на данном этапе именно ось Москва – Тегеран – Пекин может реально стать основным стержнем, вокруг которого и будет формироваться новый союз. У этого «треугольника» явно выраженные общие интересы по противодействию агрессивной линии Запада и уже налаженные каналы и механизмы совместной работы в самых различных сферах.

Евразийская Антанта

Как представляется, на данном этапе проходным стало бы что-то вроде союза евразийских государств по типу Антанты – то есть военно-политического и экономического союза открытого типа без жесткого преобладания в нем кого-либо из участников, как это имеет место с США в НАТО, или же Германией в ЕС. Конечно, ключевая роль России, Китая, Ирана и других евразийских стран, таких как Индия, Турция, Казахстан, Индонезия, Пакистан, Малайзия, если они захотят в него войти, неоспорима. Но без статуса «старшего» и «младшего» партнера. То есть реализация проекта формирования евразийского пространства сотрудничества, развития, обороны и безопасности. Похожую идею выдвигал лидер КНР Си Цзиньпин на 4-м саммите Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА) в Шанхае в 2014 году. Где-то стыкуется с этим и евразийская инициатива корейского президента Пака.

При этом нет необходимости ликвидировать уже действующие евразийские институты типа ШОС, ЕАЭС, ОДКБ и т.д., которые постепенно будут интегрированы в НЕАС по мере его организационной кристаллизации. Важно и то, чтобы Россия, двигаясь на Восток, не «подпадала» под Китай. Иначе случится то, что уже произошло в ходе развития партнерства по линии Россия – Запад, что и привело к нынешнему кризису в отношениях с ним.

В основу НЕАС можно положить реализацию таких задач, как взаимодействие по отражению внешних и внутренних угроз безопасности, в особенности терроризма (включая борьбу с ИГИЛ), религиозного терроризма, наркотрафика, предотвращение региональных конфликтов, но главное – это противодействие дестабилизирующей деятельности Запада, включая его попытки спровоцировать «цветные революции», остановка продвижения НАТО на Восток. В экономической сфере – это постепенное создание зоны свободной торговли путем обмена инвестициями, содействия устойчивому экономическому развитию, налаживания отраслевых связей, формирования общего финансового пространства без доллара и евро, защиты от либерализации экономик по западным рецептам и рекомендациям МВФ. Очень важно, чтобы серьезным направлением сотрудничества стало бы и поддержание суверенитетов государств-участников и его защита от западных «демократических» посягательств, уважение политической системы каждого с учетом национальных и исторических особенностей, выработка общей модели развития с учетом лучших и наиболее эффективных примеров как Запада, так и Востока, уважение демократии и свобод без навязывания извне чуждых схем, тем более насильственным путем и без учета национально-религиозной специфики каждого государства.

Место НЕАС в мире

Понятно, что формирование подобного сообщества – это не наступательная задача, а наоборот – создание механизма защиты от агрессивной линии Запада. Поэтому данный проект не должен быть направлен против Европы и уже существующих европейских структур типа ОБСЕ, Совета Европы, ПАСЕ и т.д. Наоборот – Новое евразийское сообщество должно быть открыто для вступления в нее всех азиатских и европейских стран, которые решат разделить его цели и задачи.

Конечно, в этих условиях России придется постепенно ослаблять вектор своей европейской политики, постепенно сворачивая свое участие в ОБСЕ, СЕ и ПАСЕ. Постепенно должен происходить процесс сокращения торгово-экономических и технологических связей с ЕС и США, их переориентации на АТР, Индию, Иран, Турцию и арабский мир. Особенно это касается увеличения поставок нефти и газа Китаю, Корее, Японии и другим азиатским государствам за счет их поэтапного уменьшения в ЕС. Иначе ЕС, подстегиваемый США, будет навязывать Москве менее выгодную чем сейчас модель взаимодействия в энергетической сфере.

Тут у Москвы должно быть четкое понимание: Европа полностью утратила доверие к себе как к надежному партнеру, и возврат к прежнему уровню и формату сотрудничества ЕС с РФ просто не возможен, кроме как в ущерб России. Точно также и Ирану не стоит строить иллюзий относительно европейских и западных перспектив. Израиль и Саудовская Аравия – как были, так и останутся в ближайшее десятилетие главными союзниками и партнерами Вашингтона на Ближнем и Среднем Востоке. Поэтому направление нефтяных и газовых потоков ИРИ надежнее ориентировать на азиатские рынки, прежде всего Пакистана, Индии и ЮВА, где потребность в энергоресурсах быстро растет. Иначе ЕС просто заманит Тегеран с помощью Турции и Азербайджана в европейские «газовые объятия» исключительно для использования этого против России и Китая, а потом, привязав к себе, сделает то же самое, что сделал с РФ.

Судя по тому, как ведут себя ведущие страны ЕС в развитии отношений с Китаем, там понимают неизбежность перемещения центра мировой экономики и политики на Восток. Поэтому европейцы не смогут, да и скорее всего не будут препятствовать евразийской интеграции из боязни испортить сотрудничество с КНР и окончательно испортить остающееся энергетическое взаимодействие с Россией. Кроме того, они ничего не теряют от партнерства с НЕАС. Другое дело США и их канадская марионетка. Они единственные, кто реально может потерять от продвижения к евразийскому сообществу. Судя по их действиям, они уже встали на путь самоизоляции, не поняв, что уход США с места ведущей мировой державы неизбежен. Отсюда – линия на дестабилизацию всех регионов, откуда предстоит им уходить, чтобы как можно дольше замедлить этот процесс. На сегодня США должны уйти сначала с Ближнего Востока, а затем из Европы. Чтобы как-то сохранить свои позиции США уже ни перед чем не остановятся. Им удалось испортить партнерство Россия-Германия и развалить всю структуру безопасности на Ближнем Востоке, в том числе за счет интересов своих главных союзников в лице Израиля и Саудовской Аравии. США – основной враг любого евразийского проекта, как и всего того, что пытается изменить Китай в АТР. Поэтому здесь необходимо отслеживать любые, даже вроде бы самые незначительные шаги Вашингтона по отношению к такого рода проектам, включая маневры, направленные на создание иллюзии, будто США готовы к ним присоединиться.

**************

В любом случае, появления идеи НЕАС с ядром в виде России, Китая, Ирана (кстати, если была бы и Индия, то Москва, Дели и Тегеран вместе уравновесили бы доминирующую роль Пекина) будет сводить на нет попытки США создавать новые союзы и альянсы на всем евразийском пространстве. Пусть речь идет о попытке создать «арабское НАТО» или реализовать проект Транстихоокеанского партнерства. Понятно, что это вызовет яростное сопротивление Вашингтона. Но не евразийские страны начали агрессивную линию против Запада во главе с Вашингтоном, а наоборот. Поэтому пора начать платить по счетам. Ведь результатом политики США с использованием НАТО стало не только ослабление экономик России и Ирана, разрушение многих ближневосточных государств, но и сотни тысяч убитых мирных граждан арабского мира, Афганистана, Пакистана, Африки в ходе войн, конфликтов и «цветных революций», развязанных Вашингтоном, миллионы потерявших родину и жилье беженцев и т.д. А это квалифицируется как преступление и международный терроризм на государственном уровне.

Украина и Объединенные Арабские Эмираты не пришли к соглашению по поводу поставок оружия. ОАЭ отчетливо дали понять, что оружие заниматься поставкой вооружения на Украину никто не собирается. Об этом на этой неделе сообщили в Министерстве по иностранным делам военных вопросов – Фрис Аль Мазруи, так проинформировали в пресс-службе арабского Министерства по Иностранным Делам. Об этом сообщает 24tv.ua.

Мазруи сделал заявление, в котором говориться следующее: «Соглашения о венном сотрудничестве с Украиной не будут предполагать никакой поставки оружия. Мы лишь пытаемся помочь Украине техникой. Это соглашение не будет выступать гарантом поставок оружия на Украину, оно необходимо для будущих торговых отношений между нашими государствами».

Стоит отметить, что президенту Украины, Петру Порошенко, удалось договориться о международных отношениях с ОАЭ. Эмираты будут сотрудничать с Украиной в сфере поставки военной техники и некоторых видов вооружения. Как понимать заявления Мазруи о том, что ОАЭ не планировали поставлять на Украину оружие, пока неизвестно.

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Федеральным министром европейских, интеграционных и иностранных дел Австрии С.Курцем, Москва, 5 мая 2015 года

Уважаемые дамы и господа,

Мы удовлетворены состоявшимися переговорами с Федеральным министром европейских, интеграционных и иностранных дел Австрийской Республики С.Курцем. Они были конструктивными и содержательными.

Отношения между нашими государствами традиционно характеризуются взаимным уважением, учетом интересов друг друга. Несмотря на непростую ситуацию в Европе, продолжается российско-австрийский политический диалог. В 2014 г. состоялся официальный визит Президента России В.В.Путина в Вену. Сегодня мы обсудили, как выполняются достигнутые тогда договорённости. Развиваются межпарламентские и межрегиональные контакты, сотрудничество между ведомствами, включая министерства иностранных дел.

Мы заинтересованы в том, чтобы восстановить позитивную динамику товарооборота, который пока сокращается. Уверены, что свою роль в этом процессе должна сыграть Межправкомиссия по торговле и экономическому сотрудничеству. Активизации наших контактов также вполне может помочь российско-австрийский деловой совет. Как рассказал С.Курц, 4 мая он встречался с австрийскими бизнесменами, работающими в России, которые заинтересованы в такой активизации и хотят продолжать эту работу.

Отметили успешное проведение в 2013-2015 гг. «перекрестных» Сезонов культуры России и Австрии. Дали высокую оценку деятельности двусторонней Комиссии историков, очередное заседание которой в июле текущего года будет посвящено 200-летию Венского конгресса. Приветствуем предстоящий выход в свет обновленного издания «Книги памяти», подготовленной австрийскими активистами поисковой работы и содержащей сведения о 80 тысячах погибших на территории Австрии советских граждан. Такие усилия особенно востребованы в период празднования 70-летия Великой Победы. Видим в этом дань памяти советским воинам, которые внесли решающий вклад в освобождение Европы и мира от нацизма. Сегодня мы также вспоминали, что Победа открыла путь к возрождению австрийской государственности. В мае отмечается 60-летие подписания Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии, историческое значение которого подтверждено временем.

Из международной проблематики особое внимание уделили ситуации на Украине. Исходим из абсолютной необходимости неукоснительно соблюдать все без исключения положения Минских договоренностей от 12 февраля. Разумеется, такая работа не может быть эффективной и дать результат без налаживания прямого диалога Киева с Донецком и Луганском, без решения острейших гуманитарных проблем Донбасса. В Российской Федерации исходят из того, что преодолению кризиса не способствуют принимаемые в Киеве законы, в том числе о «декоммунизации» и героизации нацистских приспешников, что искажает историю Второй мировой войны, историю самого украинского государства и вызывает справедливое возмущение в Европе.

Обменялись мнениями о перспективах отношений между Россией и Европейским союзом. Исходим из того, что политика не должна вмешиваться в экономику, а отношения должны развиваться, исходя из правильно понятых естественных интересов стран-участниц ЕС. Приятно, что такие подходы разделяют многие политики в Европе, в т.ч. в Австрии, а также деловые круги. Уверены, что если опираться на принципы равноправия, взаимного уважения, учёта интересов друг друга, то любые проблемы в отношениях между Россией и Европейским союзом могут быть решены.

Мы нашли позитивный отклик у наших австрийских коллег в том, что касается важности начала работы по гармонизации процессов интеграции на европейском и евразийском пространствах с прицелом на формирование в перспективе единого экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана. Видим в этом и роль, которую могла бы сыграть Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая призвана делать всё, чтобы в Европе и в Евро-Атлантике не было военно-политических, экономических и гуманитарных разделительных линий.

С будущего года Австрия войдёт в «тройку» ОБСЕ, а в 2017 г. будет председателем Организации. В этой связи мы рассчитываем на тесное сотрудничество с тем, чтобы согласовывать и делиться мнениями о наших подходах к развитию сотрудничества на пространстве ответственности ОБСЕ.

Ведём обмен мнениями с австрийскими коллегами по линии министерств иностранных дел в том, что касается различных кризисов на Ближнем Востоке и Севере Африки, которые всё больше сопряжены с нарастанием угроз, затрагивающих в том числе европейский континент, интересы Евросоюза и Российской Федерации.

В целом удовлетворены итогами переговоров, которые подтвердили готовность и заинтересованность в развитии нашего сотрудничества.

Вопрос: Надеется ли Россия на помощь Австрии в смягчении или снятии санкций, введённых Евросоюзом?

С.В.Лавров: Никаких надежд мы не высказываем. Нужно работать, исходя не из надежд и расчётов, а из реальности, которая такова, что нам нужно становиться максимально самообеспеченными и самодостаточными в тех отраслях, которые до настоящего времени во многом зависели от взаимодействия с зарубежными партнёрами. Причём это не изоляция или попытка уйти в какую-то автаркию, а вынужденная необходимость – мы не можем полагаться на ситуацию, когда отрасли нашей экономики, включая те, от которых зависят перспективы ускоренного, высокотехнологичного развития страны, будут зависеть от возможности получения из-за границы определённых комплектующих и технологий. Это для нас теперь неприемлемо. Хотя, повторю, если односторонние санкции, которые никогда не были легитимными и контрпродуктивность которых уже всем понятна, не будут продлены Евросоюзом, то мы продолжим наше сотрудничество, но, вероятно, с поправкой на то, о чём я уже сказал – на необходимость оценивать надёжность наших партнёров в том, что касается выполнения обязательств и недопустимости происходящего сейчас в позиции ЕС. Они публично заявили, что в данном случае политика должна довлеть над экономикой. И это говорят те, кто всегда зазывали нас в мир свободного рынка и призывали не вмешиваться в механизм его функционирования.

Повторю, никаких надежд с моим коллегой С.Курцем я не обсуждал, не высказывал никаких просьб. Некоторые другие страны Евросоюза иногда нас пытались заманить в дискуссию о согласовании критериев снятия санкций. Мы не будем этим заниматься – это было не наше решение, не нам его и отменять. И уж тем более мы не будем бегать и кого-то о чём-то просить. Исходим из одной надежды – при рассмотрении (если не ошибаюсь, летом с.г.) истечения очередного срока действия санкций и во всех других случаях члены ЕС будут руководствоваться национальными интересами своих стран и народов, а не чем-то иным. Вот и всё.

Вопрос (адресован С.Курцу): Даже если частичный прогресс по Минским договорённостям будет достигнут в срок до июля с.г., секторальные санкции Евросоюза всё равно могут быть продлены? Какую позицию займёт Австрия по этому вопросу?

С.В.Лавров (отвечает после С.Курца): Мы обсуждали эту тему, прежде всего, в контексте взаимосвязи, установленной Евросоюзом между выполнением Минских договорённостей и снятием санкций, о чём сейчас сказал С.Курц. Нас это интересует совсем не потому, что мы хотим упрашивать европейских партнёров не продлевать санкции, а поскольку хотим знать, какую позицию занимает ЕС в отношении урегулирования украинского кризиса и самих Минских договорённостей. Из подтверждённой только что моим коллегой С.Курцем позиции получается, что в Брюсселе и, соответственно, других столицах стран-членов ЕС исходят из того, что Минские договорённости должна выполнять только Россия. О том, что ждёт Украину в случае дальнейшего саботирования Минских договорённостей, Европейский союз молчит. Как молчал он 21 февраля 2014 г., когда украинские оппозиционеры нарушили свои обязательства, засвидетельствованные тремя министрами иностранных дел крупных европейских стран, совершив государственный переворот. Украинской оппозиции разрешили это сделать, потому что она стремилась в Европу. Разрешили пришедшим в результате госпереворота властям в Киеве не выполнить ещё одно своё обязательство от 17 апреля 2014 г., взятое в Женеве, в рамках которого новые украинские власти обязались немедленно начать конституционную реформу с участием всех регионов и политических сил страны. Сейчас – я очень не хотел бы в это верить – но по некоторым признакам кое-кто внутри ЕС хотел бы, чтобы Евросоюз позволил украинским властям не выполнить в том числе и Минские договорённости.

В эти дни возобновились обстрелы. Мы говорили с Федеральным министром европейских, интеграционных и иностранных дел Австрийской Республики С.Курцем о докладах специальной мониторинговой миссии ОБСЕ, которой мы доверяем, поддерживаем и выступаем за её расширение, считаем её объективным источником информации о происходящем «на земле». Полагаем неприемлемыми попытки украинских властей вмешиваться в её работу, обвиняя в необъективности или настаивая на том, чтобы сотрудники миссии, имеющие российское гражданство, дискриминировались в доступе на те или объекты на территории, где действует мандат наблюдателей ОБСЕ.

Мы добиваемся объективности и никогда не скрываем наших взглядов по поводу нарушений Минских договорённостей с обеих сторон. Да, возобновились обстрелы, но сейчас, когда их интенсивность стала угрожающей, остались ли у кого-то сомнения в отношении источника этого насилия? Там работают наши журналисты – в отличие от других европейских стран, представители СМИ которых появляются эпизодически, от случая к случаю. Есть доклады наблюдателей ОБСЕ, но есть и просто следующий объективный факт, и я сегодня попросил моего коллегу его учесть. Представьте себе линию соприкосновения сторон на Юго-Востоке Украины: к востоку – это территории самопровозглашённых республик, к западу – территория, подконтрольная украинским властям, по крайней мере, в теории, поскольку там есть и т.н. добровольческие батальоны, которые то ли подчиняются, то ли нет МВД или Минобороны. Ясность отсутствует. Представьте себе эту линию и сопоставьте с тем, что вы видели за последний год. Где разрушается гражданская инфраструктура? К западу или к востоку от этой линии? Где мы ежедневно слышим печальные новости о гибели мирных граждан? Всё это – разрушение гражданской инфраструктуры и гибель гражданских лиц – практически на 100% наблюдается к востоку от линии разграничения. На западной стороне, т.е. на территории, контролируемой украинскими силовиками, есть регулярные новости о гибели военнослужащих и участников добровольческих батальонов, когда возобновляется насилие. Вот вам и ответ на вопрос о том, кто кого бомбит и кто кого «выцеливает». Это относительно выполнения Минских договорённостей.

Завтра С.Курц будет в Киеве, мы с ним подробно прошлись по всему списку Минских обязательств, презентовали свои оценки, однозначно свидетельствующие о том, что Киев не хочет выполнять пункты договоённостей, прежде всего, по причине нежелания вступать в прямой диалог с Донецком и Луганском, хотя такой диалог напрямую предусмотрен Минскими соглашениями. Рассчитываю, что на предстоящих переговорах в Киеве наши австрийские коллеги привлекут внимание к этим обязательствам Киева своих собеседников из украинского руководства. Также надеюсь, что Евросоюз, учитывая, прежде всего, роль Германии и Франции как гарантов Минских договорённостей наряду с Россией, всё-таки возвысит свой голос и не будет делать вид, что Минские договорённости написаны исключительно для того, чтобы все без исключения пункты выполняла Россия. Наверное, это всё-таки не очень корректно.

Мы также говорили о расследовании различных преступлений, которые совершаются на территории Украины. Я упомянул о журналистах, которые, рискуя жизнями, работают в «горячей» зоне. Один из сюжетов последних дней был посвящён трагедии в Одессе 2 мая 2014 г. Европейскими СМИ это освещалось мало. Телеканал «Евроньюз», который я часто цитирую потому, что Россия является одним из его акционеров, посвятил годовщине одесской трагедии удивительный и очень короткий репортаж. Там было сказано, что в Одессе отмечают годовщину события, когда в результате столкновений сторонников и противников «евромайдана» были жертвы среди мирного населения. Потом в течение 15 секунд женщина политкорректно сказала: «Мы все за Европу, и не надо нам мешать». И ещё 15 секунд – мужчина сказал: «Мы против «майдана» потому, что не хотим, чтобы наш народ разрывался». Вот и всё. То есть было сказано о жертвах в результате столкновений сторонников и противников «евромайдана». А о том, что эти люди были сожжены заживо и когда они пытались выпрыгивать из окон горящего здания, по ним прицельно стреляли, ни слова. Как будто это был какой-то случайный эпизод во всей этой истории.

Рассчитываю, что и это будет доведено до сведения наших украинских коллег – а именно необходимость полноценного, открытого, непредвзятого расследования всех преступлений, совершённых, начиная с т.н. «дела снайперов на «майдане»», а также событий в Одессе, Мариуполе, крушения малайзийского «Боинга». Не успел сказать г-ну С.Курцу, что у нас до сих пор нет данных о том, что записи переговоров украинских диспетчеров с пролетавшими над Украиной самолётами были преданы гласности и предоставлены в распоряжение международной комиссии по расследованию. Это очень серьёзный вопрос. Рассчитываю, что наши европейские коллеги всё же будут побуждать украинских партнёров к тому, чтобы они обеспечили полное сотрудничество по всем этим направлениям, как они давно и многократно обещали.

Вопрос: Остаётся меньше двух месяцев до «дедлайна» в урегулировании ситуации вокруг иранской ядерной программы. В то же время глава МИД Ирана М.Дж.Зариф говорит, что никакой предельный срок не является священным. Какова позиция России? Могут ли быть продлены переговоры?

С.В.Лавров: Относительно Ирана у нас есть полное ощущение, что переговоры движутся в правильном направлении. Рамочная политическая договорённость насыщается сейчас конкретными правовыми и техническими текстами по всем аспектам в части как обязательств Ирана, так и обязательств по снятию санкций. У меня нет оснований делать сейчас какие-то прогнозы, что установленный «шестёркой» и Ираном срок – 30 июня – будет необходимо продлевать. Но на первое место мы, конечно, ставим качество договорённостей, а не какой-то искусственный «дедлайн».

Вопрос: Многие главы государств отказались принять приглашение России приехать в Москву на празднование юбилея Победы. Какие Вы делаете из этого выводы и разочарованы ли?

С.В.Лавров: Мы уже многократно публично говорили на эту тему. Прежде всего, это наш праздник. Это великий праздник нашего народа – 70-летие Победы в Великой Отечественной войне. Мы регулярно направляли приглашения нашим друзьям. Приглашение – не повестка в военкомат. Если кто-то не может его принять, мы относимся к этому с пониманием. Повторю, это наш праздник, мы всегда будем рады тем, кто хочет разделить его с нами. Если у кого-то другие планы, мы воспримем это также с пониманием.

Вопрос: Как Вы можете прокомментировать тот факт, что накануне каждой встречи Контактной группы по урегулированию конфликта на Юго-Востоке Украины наблюдается усиление активности со стороны вооружённых сил Украины?

С.В.Лавров: К сожалению, трудно интерпретировать это иначе, как попытку сорвать Минские договорённости. Сегодня мы об этом уже говорили. Не знаю, по каким причинам – то ли есть ощущение, что пока война продолжается, не будут требовать выполнения социально-экономических планов по решению внутриукраинских проблем, то ли боятся, если война закончится, какие-то добровольческие батальоны переберутся в Киев. Такие прогнозы высказываются различными политологами и аналитиками. Закономерность такая есть, и она настораживает.

Исходим из того, что Минские договорённости – это обязательства Украины, Луганска и Донецка, заключённые при участии России, Германии, Франции и поддержанные ЕС, США и другими странами, и их нужно неукоснительно выполнять. Не буду подробно повторять то, что я говорил, отвечая на предыдущий вопрос. Достаточно прочесть текст этого важного документа и сопоставить обязательства, которые в нём содержатся для украинского руководства, с тем, что оно на самом деле делает или не делает на практике.

Очень рассчитываю, что, как и договаривались в ходе недавнего телефонного разговора президенты России, Украины, Франции и канцлер Германии, будут предприняты дополнительные шаги по обеспечению прогресса в выполнении минского комплекса мер по урегулированию украинского кризиса. На это нацелена реализация российского предложения о создании рабочих подгрупп Контактной группы. Завтра в Минске состоится заседание самой Контактной группы и первая встреча четырёх подгрупп по вопросам безопасности, политическому процессу, экономике и гуманитарным аспектам кризиса. Всё это очень важно и должно продвигаться параллельно. Экономическая блокада более неприемлема, и европейцы это понимают. Необходимо восстанавливать социальные платежи, банковские услуги, в чём обязались помогать Франция и Германия в соответствующих разделах Минских договорённостей, активизировать политический процесс, включая конституционную реформу, должны быть незамедлительно предприняты шаги по децентрализации в том, что касается Луганской и Донецкой провозглашённых республик. Рассчитываем, что предпринимаемые сейчас действия по укреплению режима прекращения огня так же дадут результат, и, возможно, мы услышим какие-то новости после завтрашней встречи в Минске.

Первый вице-премьер и министр иностранных дел Сербии Ивица Дачич встретился с послом России в Сербии Александром Чепуриным, который выразил ему удовлетворение российской стороны в связи с подтвержденным присутствием президента Сербии на военном параде, посвященном 70-летию победы над фашизмом. В ходе встречи было подтверждена взаимная заинтересованность в дальнейшем развитии двустороннего сотрудничества, особенно в области экономики. Стороны обменялись мнениями по ряду актуальных международных вопросов. Они говорили о предстоящих визитах на высоком уровне, а также договорились о дальнейших шагах в связи с возможным экспортом автомобилей «Fiat» на территорию стран Евразийского экономического союза. Речь также шла о кризисе на Украине и роли Сербии, как председательствующей в ОБСЕ стране, в укреплении присутствия этой организации на местах и нормализации ситуации. Сербия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 5 мая 2015 > № 1363295

Около сотни генералов и старших офицеров армии бывшей ГДР подписали открытое письмо, в котором осудили политику Запада в отношении России. Текст письма под названием "Солдаты за мир" опубликован на сайте газеты Junge Welt.

Обращение подписали экс-министры обороны Хайнц Кесслер и Теодор Хофман, три генерал-полковника, 19 генерал-лейтенантов, 61 генерал-майор, в том числе космонавт Зигмунд Йен, несколько адмиралов, а также полковники и капитаны. Письмо будет направлено в бундестаг и в посольства стран НАТО.

Спустя 70 лет после окончания войны, в которой погибли 27 миллионов советских граждан, война снова стала спутником человечества, отмечается в обращении. "Переустройство мира под руководством США и их союзников привело к войнам в Югославии и Афганистане, Ираке, Йемене и Судане, Ливии и Сомали", — говорится в письме.

В отношении украинского кризиса военные ГДР отмечают, что стратегия США направлена на "устранение России как конкурента и ослабление Евросоюза". Попытка сделать Украину членом ЕС и НАТО, по их словам, говорит о стремлении создать "санитарный кордон от Балтии до Черного моря с целью изолировать Россию от остальной Европы", что сделает невозможным союз России и Германии.

Подписавшиеся отмечают также "беспрецедентную кампанию в СМИ", "военную истерию и русофобию". По словам немецких военных, это противоречит той дипломатической роли, которую могла бы играть Германия, учитывая ее "геополитическое положение, исторический опыт и объективные интересы народа".

"Поскольку мы очень хорошо знаем, что такое война, мы выступаем за мир", — подчеркнули военные ГДР.

"Нам нужна не военная агитация против России, а взаимопонимание и мирное сосуществование. Нам нужна не военная зависимость от США, а собственная ответственность за мир", — призвали они.

"Как военнослужащие, мы хорошо знаем, что война не должна быть инструментом политики. Исходя из нашего опыта, мы хорошо можем оценить последствия для всей Европы", — сказал на пресс-конференции экс-министр обороны ГДР адмирал Теодор Хофман, цитирует Junge Welt. По его словам, многие подписавшие письмо были свидетелями Второй мировой войны.

Ключевые проблемы современности могут быть решены только в сотрудничестве с Россией, сказал Хофман. "Опыт показывает, что с русскими лучше дружить, чем враждовать", — отметил он.

Президент Польши Бронислав Коморовский считает, что нужно "использовать потенциал польских пограничников" на случай появления в стране "зеленых человечков" из России.

С таким заявлением Коморовский, баллотирующийся в президенты на новый срок, выступил впервые. Выборы президента в Польше пройдут 10 мая.

"Негативные изменения российской стороны в отношении соседей стали причиной российско-украинского кризиса, который сейчас влияет на безопасность всей Европы, всего западного мира, в том числе на безопасность Польши", — сказал он во вторник в Эльблонге. Город Эльблонг расположен недалеко от польско-российской государственной границы (Калининградская область).

Действующий президент Польши пояснил, что именно по этой причине Варшава должна усиливать свою обороноспособность, в том числе через механизмы, которые позволят "использовать потенциал пограничной стражи на случай появления "зеленых человечков".

Представители Украины и западных стран и ранее неоднократно обвиняли Россию во вмешательстве в конфликт в Донбассе, в том числе — в стягивании военных к границе. При этом доказательств этому до сих пор предоставлено не было. МИД РФ назвал эти утверждения "публичными бездоказательными инсинуациями", представители Минобороны РФ также регулярно опровергали эти заявления. Международные инспекции не зафиксировали никаких нарушений со стороны РФ на границе с Украиной, в том числе незаявленной военной деятельности. Ранее Москва неоднократно заявляла, что абсолютно непричастна к событиям на юго-востоке Украины, не поставляет ополченцам военной техники и боеприпасов, не является стороной внутриукраинского конфликта и заинтересована в том, чтобы Украина преодолела политический и экономический кризис.

Синод Русской православной церкви создал во вторник шесть новых епархий, обсудил предстоящее 1000-летию преставления князя Владимира и призвал молиться о скорейшем прекращении конфликта на Украине и продолжать помощь пострадавшим, сообщил РИА Новости глава синодального информационного отдела Владимир Легойда.

Процесс разукрупнения епархий в Русской церкви начался с приходом патриарха Кирилла (2009): на момент его интронизации их было 159, через три года — 225, а в апреле 2015-го — 287, по данным сайта РПЦ. Главы епархий составляют основной управляющий орган Русской православной церкви — Архиерейский собор, который собирается каждые несколько лет, а на остальное время оставляет вместо себя Синод из 15 человек во главе с патриархом. Предыдущий Синод собирался в декабре 2014 года в Москве.

Синод утвердил документы, принятые на Архиерейском совещании, прошедшем в Москве 2-4 февраля, а также учредил шесть новых епархий. Из среднесибирской Барнаульской епархии были выделены Бийская, Рубцовская и Славгородская, из восточносибирской Улан-Удэнской епархии — Северобайкальская, из уральской Курганской епархии — Шадринская, а из Смоленской епархии — Вяземская. Здесь было решено создать Алтайскую, Бурятскую, Курганскую и Смоленскую митрополии.

"Священный синод постановил призвать епархии, монастыри, приходы, духовенство и мирян Русской православной церкви к дальнейшему оказанию помощи мирным жителям, пострадавшим от вооруженного конфликта на Украине, призвать архипастырей, клириков, монашествующих и мирян продолжить усердно молиться об установлении мира на украинской земле, а также обратиться ко всем с призывом сделать все возможное для прекращения кровопролития и установления мира", — говорится в поступившем в РИА Новости сообщении информационного отдела по итогам заседания Синода.

Говоря о гуманитарной помощи украинским беженцам, пострадавшим во время конфликта на востоке страны, Легойда сообщил, что с 1 августа 2014 года по 24 апреля 2015 года на помощь беженцам были направлены более 75 миллионов рублей. "Остаток средств на счету синодального отдела по церковной благотворительности составляет более 52 миллионов", — добавил глава синодального информационного отдела.

По словам Легойды, заседание, которое прошло во вторник под председательством патриарха Кирилла, было "достаточно напряженным", его повестка состояла из 30 пунктов. Значительная его часть была посвящена предстоящему 1000-летия со дня преставления крестившего Русь святого князя Владимира, которое будут отмечать на Украине, в России и Белоруссии.

Самолет Минобороны Украины забрал около 100 человек из Непала и направляется в Киев, сообщает "Украинская правда".

Вместе с жителями Украины на самолете находятся граждане Грузии, России и других стран. Издание не исключает, что борт, будет вынужден сделать техническую остановку по дороге в Украину для дозаправки и отдыха экипажа.

Украинский самолет Ил-76, направленный для эвакуации граждан страны из Непала, несколько дней стоял в Индии, там у него произошла поломка, однако самолет починили. Во вторник стало известно, что власти Непала дали разрешение на посадку украинского самолета в Катманду, куда он отправился. По данным МИД Украины, самолет должен забрать 75 украинцев и 11 иностранцев — граждан Грузии, Франции, Польши и России.

"Самолет Ил-76 Минобороны Украины, который несколько часов ждал разрешения на подачу на посадку людей в аэропорту Катманду, принял пассажиров на борт и направляется в Киев", — сообщил корреспондент издания с места событий.

Разрушительное землетрясение магнитудой 7,9 произошло в Непале утром 25 апреля. Согласно последним данным, свыше 7 тысяч человек погибли, более 14 тысяч получили ранения во время землетрясения и последовавших за ним повторных подземных толчков.

Оптимальной датой очередных выборов президента Белоруссии является 15 ноября, заявила председатель Центризбиркома Белоруссии Лидия Ермошина в эфире белорусского телевидения во вторник.

"Окончательная дата — это та, которую назовет парламент", — сказала Ермошина. "Но по крайней мере она (дата 15 ноября) согласована со всеми, в том числе с парламентом. Она ни у кого не вызывает отторжения", — добавила она.

При этом глава ЦИК уточнила, что дата выборов, вероятно, будет объявлена в середине августа. "Я думаю, что это будет 12-13 августа. Не позднее 15 августа", — сказала Ермошина.

Она отметила, что пока не видит кандидата альтернативного действующему президенту Белоруссии Александру Лукашенко. "Главная обязанность кандидата — быть узнаваемым. Если ты собираешься вообще пойти на выборы, создай блог в интернете, заводи френдов, обсуждай все — от театральной постановки до чемпионата мира по хоккею. Но я таких фигур не вижу, хотя они и существуют, возможно", — сказала она.

"Предвыборные программы — вполне возможно, они уже написаны. А если нет — какая проблема? Если ты оппозиционный кандидат, возьмешь программу оппозиционного кандидата, который участвовал в выборах 2010 года, заменишь там пару моментов, вставишь Украину, какого-то стратегического врага или сторонника. Вот вам и готово", — добавила глава ЦИК.

"Что же касается политиков, то некоторые из них говорят, что они будут участвовать в выборах. Есть, конечно, и девушки милые. Я желаю им добра и счастья, но пока у них, на мой взгляд, все хрупко так", — сказала Ермошина.

В октябре 2014 года Александр Лукашенко, занимающий пост президента Белоруссии с 1994 года, не исключил возможности своего участия в очередных выборах президента страны, однако официально об этом не заявлял.

Алексей Букчин.

Россия корректирует стратегию национальной безопасности до 2020 года и доктрину информационной безопасности РФ с учетом новых военных угроз в мире, заявил секретарь российского Совета безопасности Николай Патрушев.

"В целях актуализации концептуальных основ обеспечения национальной безопасности по решению Совета безопасности РФ развернута работа по корректировке основных документов стратегического планирования — стратегии национальной безопасности РФ до 2020 года и доктрины информационной безопасности РФ", — заявил Патрушев в статье для газеты "Красная звезда", которая будет опубликована в среду.

По его словам, это связано с возникновением новых военных опасностей и угроз после событий "арабской весны", в Сирии и Ираке, в ситуации на Украине и вокруг нее. При этом наметилась тенденция смещения военных опасностей и угроз в информационное пространство.

"В борьбе ведущих государств мира за свои интересы типичными стали "непрямые действия", использование протестного потенциала населения, радикальных и экстремистских организаций, частных военных компаний. Возрастает агрессивность США и НАТО по отношению к России. Наращивается их наступательный потенциал непосредственно у наших границ. Активно проводятся мероприятия по развертыванию глобальной системы ПРО", — отметил глава Совбеза.

В конце декабря 2014 года в России была принята новая редакция военной доктрины. Основные положения остались прежними, но впервые появились пункты про обеспечение интересов в Арктике, союзнические отношения с Абхазией и Южной Осетией, а также про опасность зарубежных частных военных компаний.

Идея вступления Украины в НАТО все больше приобретает черты символического реванша сил, воевавших на стороне нацистской Германии, считает секретарь российского Совета безопасности Николай Патрушев.

"В настоящее время наиболее откровенно и цинично возрождается фашизм в прибалтийских государствах и на Украине. Провозглашаются народными героями преступники, в годы минувшей войны запятнавшие свои руки кровью соотечественников. А идея вступления Украины в НАТО все больше приобретает черты символического реванша сил, воевавших на стороне нацистской Германии", — заявил Патрушев в статье для газеты "Красная звезда".

По его мнению, современная действительность показывает, как коротка память у политических элит некоторых государств, входивших некогда в состав Советского Союза. Не прекращаются попытки переиначить, исказить события войны, очернить целое поколение людей, отдавших все Победе.

"Цель этой лжи понятна: подточить силы и моральный авторитет современной России, лишить ее статуса страны-победительницы со всеми вытекающими международно-правовыми последствиями", — отметил секретарь Совбеза.

Дискуссии о роли Украины в мире

Мир приступил к фрагментации. Украина даже не первая в этом процессе.

С.А. Дацюк - украинский философ, теоретик, мыслитель. Автор книг «Теория виртуальности», «Онтологизации», «Горизонты конструктивизма».

Резюме Состоялся форум СЕО Club Ukraine и Аспен-Украина «Большая игра на политической карте мира и роль Украины в этой игре». В этой дискуссии проявили себя три типа стратегических дискурсов, существующих сегодня в Украине, — геополитический архаизирующий, гуманитарно анахронизирующий и дискурс встраивания в глобальные стратегии.

24 апреля 2015-го года состоялся форум СЕО Club Ukraine и Аспен-Украина «Большая игра на политической карте мира и роль Украины в этой игре». В форуме приняли участие: Юрий Романенко — украинский политолог, директор Центра политического анализа «Стратагема», шеф-редактор аналитического портала «Хвиля»; Александр Чалый — украинский дипломат, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины, бывший первый заместитель министра иностранных дел, бывший Госсекретарь МИД Украины по вопросам европейской интеграции, бывший заместитель главы Секретариата Президента Украины, действующий президент «Грант Торнтон Украина»; Вадим Карасев — украинский политолог, директор Института Глобальных Стратегий, советник главы Администрации Президента (2005-2010).

Мне представляются важными не столько мысли и оценки, прозвучавшие там, сколько развернутые там дискурсы. Я хотел бы отнестись к базовым установкам мышления этих дискурсов.

Некоторые установки мышления о будущем мире

Изучая и осмысливая попытки анализа современного кризиса, я все меньше доверия испытываю к сложным геополитическим и экономическим стратегиям мировых игроков.

Вот как ситуацию мирового кризиса на этом форуме формулирует Александр Чалый: «Из великих стран или империй я назвал бы прежде всего США и Китай. Вторая лига — это РФ, ЕС, третья — Индия, ЮАР, Бразилия. В моем понимании, главное противоречие будет Запад-Восток, США-КНР. Будет противоречие между империализмом и капитализмом, между югом и севером, бедностью и богатством. Пекинского консенсуса против Вашингтонского. Основой будущего мира будет жестокая сила — оружие. Одна из основ жизни — безопасность, она обеспечивается hard power; дальше — ресурсы; только потом — ценности».

Каковы главные установки такого подхода?

В мире по-прежнему будут доминировать государства, а геполитика и экономика будут главным полем их конкуренции, которая будет осуществляться силой оружия.

В мире по-прежнему решающим для осуществления мировой политики будет материальное богатство государства-гегемона. Кто будет самым богатым, тот и будет осуществлять мировое господство.

Иерархия важности условий мировых изменений: безопасность, ресурсы, ценности.

С моей точки зрения, все эти установки ошибочны.

1. В мире уже не доминируют государства, и с каждым годом это будет становиться все более очевидным. Многие аналитики предпочитают не замечать, что влияние корпораций (Давосский форум) оказалось не менее сильным, нежели влияние государств (ООН), хотя и менее публичным.

Традиционно тезис об упадке государств провисает и оказывается непонятным, поскольку аналитики оглядываются вокруг, смотрят в прошлое и видят, что это не первый экономический кризис, который будет неизбежно преодолен. Умение видеть тенденции, даже если они оформлены статистически или социологически, ничего не может противопоставить привычке мыслить.

Сколько бы мы не говорили о том, что монополия государств на предоставление инфраструктурных услуг разрушается, люди смогут это увидеть и осознать, когда накопление изменений станет критическим. Транснациональные бизнесмены, которые давно уже коррумпировали все мировые государства, уверенны, что государства в коррумпированном виде все равно будут существовать еще долго. Это принципиальная ошибка.

2. Материальное богатство не является решающим для мирового господства. Решающим для осуществления мировой политики, как это и было всегда, но особенно очевидно это проявилось во второй половине ХХ века, будет являться способность к инновациям мирового уровня (то есть таким инновациям, которые могут подхватить и использовать все в мире, а не только их инициатор).

Подробно эта ситуация описана в моей работах «Судьба гегемона — судьба мира» и «Кризис гегемонии США». США получили мировое господство, потому что на протяжении второй половины ХХ века предлагали для мира большой набор важных инноваций. Эти же инновации сделали их богатыми. Однако если государство ставило задачу стать богатым, как некоторые арабские страны, то из этого не получалось мирового господства. По этой же причине Китай чисто номинальный претендент на мировое господство. Несмотря на его материальное богатство, инноваций мирового уровня он не предлагает.

3. Иерархия кризисного мира меняется принципиальным образом: самым важным оказываются новые ценности, затем внутри этих новых ценностей появляется видение новых ресурсов и лишь затем на основе новых ценностей и представления о новых ресурсах возникает новая система безопасности. Это принципиально иная, обратная, иерархия важности условий нового мира, нежели та, что была до этого.

Это означает, что для разговора о мире будущего нам нужен принципиально иной дискурс. Этот дискурс будет негеополитическим. Почему?

Мы точно не знаем, какими будут новые ресурсы нового мира, но мы точно знаем, что эти ресурсы будут негеополитическими. Скорее всего, эти ресурсы будут топологическими (не привязанными к территории), сетевыми (управляемыми неиерархически и неадминистративно), нетрадиционными (это будут точно не нефть и не газ). В этом мире субъектами будут не только государства, но и корпорации, и, что самое важное, сетевые сообщества, организованные по принципу самодостаточности (самоуправляемости, самоорганизации и самозащиты). Для понимания такого мира, нужен новый дискурс с новыми мыслительными установками.

Идентификация внешняя и внутренняя, «мы» и «они»

Сложные стратегии элиты по изменению миропорядка невозможно реализовать без изменения идентичностей масс. Сложные стратегии всегда непонятны большинству. Чтобы сложные стратегии оказались возможны для социальной реализации, необходимо переводить сложные стратегии на уровень понимания идентичности. Более того, сложные стратегии трудно выразить даже для самой элиты. Поэтому идентичность оказывается едва ли не единственной формой работы с будущим и создания инновационных перспектив. В этом смысле идентичность оказывается публичным оформлением сложной стратегии изменения мира.

Давайте внимательно проанализируем прозвучавшую на этом форуме формулировку идентичности «мы» Вадима Карасева: «По кускам мы никому не нужны, наш фокус — сохранить целостность. Тогда нас трудно периферизировать. Мы можем на Галичине создать Словакию, насытить ее внутренним смыслом. Но мы интересны высшей геополитической лиге, когда мы целостная страна. Наша задача сохранить субъектность.»

Здесь содержатся несколько установок мышления об Украине, традиционные для колониального дискурса:

Установка на территориализацию идентичности украинцев.

Установка на внешнее определение Украины и в то же время на сопротивление периферизации.

Установка на отказ (в страхе перед этим) от фрагментации общества и от выделения локальных идентичностей, поскольку они якобы ведут к распаду Украины и к ее федерализации, создающей невозможность удерживать унитарную идентичость модернистской украинскости.

Установка на сохранение квазисубъектности, то есть сохранение Украины как ресурсного объекта, требующего к себе должного уважения от действительных субъектов — России, Европы, США.

Эти установки являются ложными, противоречивыми и бесперспективными для Украины.

1. Установка мышления на территориализацию идентичности.

Установка мышления на территориализацию идентичности не может быть преодолена в рамках постмодернизма — никакие ретерриториализации и детерриториализации идентичности существенно ничего не меняют.

Установка на территориальное самоопределение Украины, то есть на территориализацию идентичности, является глубоко архаичной. Более того, это такая архаичность, которая в актуальной ситуации уже не может быть использована. Мир приступил к фрагментации. Украина даже не первая в этом процессе.

В этом смысле нужно понимать фрагментацию, происходящую в Украине, не как фрагментацию ее территории, а как фрагментацию ее общества сообразно выбираемым его частями идентичностям. Ведь как только мы становимся на позицию территориальной идентичности, мы вынуждены участвовать в войне за российско-советское наследие Украины, грубо говоря, в войне за «индустриальное железо».

Проблема не в том, что это «индустриальное железо» нам не нужно, проблема в том, что издержки за его возврат и дальнейшее содержание оказываются слишком большими. В этом смысле отказ от территориальной идентификации означает следующее самоопределение: «важна не территория и не «индустриальное железо», важны люди с определенной идентичностью».

Украина достигла огромной победы в войне на Донбассе — на ее территорию уехало достаточное количество интеллектуалов из Донбасса, идентичностью которых являются перспектива революционной Украины. Эта перспектива оцениваются ими гораздо выше перспективы контрреволюционной России. Оккупированная территория части Донбасса и сворованное (то есть буквально вывезенное в Россию) «индустриальное железо» это то, чем можно пожертвовать. Люди Донбасса — вот главное достояние.

Юрий Романенко, возражая Вадиму Карасеву, в своей статье «Модернизация или анахронизация: почему уже нет никакой дилеммы выбора» разворачивает эту установку в аспекте выбора между модернизацией с потерей проблемной территории и анахронизацией с сохранением проблемной территории. Проблемность территории Донбасса трудно переоценить: 1) жители этой территории не просто индустриально анахронизированы, но и при поддержке России агрессивно пытаются сохранить свою анахронизацию; 2) жители этой территории агрессивно зомбированы против украинцев; 3) экономика этой территории в значительной степени завязана на Россию; 4) созданная атмосфера реваншизма «Русского мира», лжи и ненависти к Западу на этой территории в принципе не приемлет интеллектуализма и не предполагает участие интеллектуалов в процессах какого-либо развития.

2. Установка мышления на внешнее определение и в то же время на сопротивление периферизации.

Мы интересны России как Лимитроф, мы интересны Европе и Китаю как Хартленд. Однако все это внешние определения Украины. Сам по себе дискурс Лимитрофа глубоко пораженческий для Украины. Хронотопия Украины через посредство концепции евразийства «Хартланд проснулся и обретает субъектность в новом мире» хоть и более масштабная, но тоже ограниченная. Лимитроф и Хартланд — просто разные способы периферизации Украины.

В этом смысле логика Карасева ущербна — внешнее определение Украины неизбежно ее периферизирует, в каком бы масштабе эта периферия не возникала. Единственный способ избавиться от периферии это избавиться от внешних определений. Лишь мощное внутреннее самоопределение уберегает Украину от влияния внешних определений.

Суть наиболее масштабного самоопределения состоит в принципиально ином нарративе, порождающем иной дискурс — дискурс внутреннего самоопределения, предложенного мной в работе «Прокляті українські питання» — «зачем нам бать вместе?» и «зачем нам быть независимыми?» Иначе говоря, мыслительная установка Карасева на внешнее определение Украины глубоко ошибочна и бесперспективна, поскольку именно она приводит к ее периферизации.

3. Установка мышления на отказ от фрагментации общества и на сопротивление выделению локальных идентичностей.

Кто такие «мы», которые оказались вдруг «по кускам»? Если «мы» в кусках, то это значит, что нет уже «мы», а есть «мы» и «они». Что это за «куски» украинского общества, которые от нас отделились? Крым это «мы»? Донбасс это «мы»? Вот я точно не принадлежу к групповой идентичности «Крыма и Донбасса». Для меня Крым и Донбасс это пока «они». Лишь когда «они» смогут продемонстрировать готовность стать «мы», лишь тогда они смогут войти в наше «мы». Вхождение в «мы» по территориальному признаку более невозможно — здесь работают принципиально иные законы.

Вопрос идентичности становится принципиальным не просто тогда, когда ее содержание меняется, а когда изменение этого содержания приводит к появлению «они», которые не просто не есть «мы», а еще и воюют с «нами» по этой причине.

Иначе говоря, идентичность без групп конструируется наиболее интенсивно тогда, когда она порождает конфликтующие группы. Именно конфликтность групп вынуждает создавать идентичность в некотором новом содержательном пространстве, которое себе группу еще не кооптировало. Воюющие группы сами по себе не входят в содержание современной идентичности, но позволяют сильно стимулировать ее выработку в процессах самоопределения и солидаризации по результатам такого самоопределения.

При размежевании на «мы» и «они» через войну появляется очень важное обстоятельство. Когда уже происходит реальный конфликт с кровавыми жертвами, возникает психологическое давление на «мы», прямо и непосредственно стимулирующее такого уровня изменения идентичности, на которые бы в мирное время никто не отважился бы.

Кроме того различение «мы» и «они» позволяют получить быстрый доступ к перспективе за счет канализации всего архаичного в «они» и проекции всего инновационного в «мы». Жесткое размежевание разных картин будущего между «мы» и «они» приводит к такому же жесткому размежеванию будущего у «мы» и «они».

Все инновации и архаизации во время войны принимают неминуемо идентификационный характер. В войне с решающей идентификационной составляющей побеждает тот, кто оказывается более способен к таким изменениям своей идентичности, которые обладают более позитивной и более длительной перспективой. Закостеневшая идентичность, архаичная идентичность неизбежно проигрывает в войне.

Собственно поэтому «мы» это те, кто остался в революционной Украине, после того, как «они» решили уйти в архаичный миропроект России под вывеской «русского мира» и иллюзорного мирового господства, являющегося на деле антизападным мирозлобием, паразитарным потреблением жалких крох от продажи энергоносителей российскими олигархами и разворовыванием России политической и бизнесовой элитой.

Более того, наше «мы» тоже подлежат фрагментации через создание локальных идентичностей, находящихся в ситуации коммуникации и интегрального идентификационного единства. Иначе говоря, сейчас в Украине возникает многоуровневая идентичность, где фрагменты Украины получают полноценную гражданскую идентичность (всякая Галиция становится Словакией, как говорит Карасев), и при этом возникает также и интегральное идентификационное единство — ответ на вопрос «зачем этим локальным идентичностям держаться вместе». Получается три уровня идентичности — локальные идентичности сетевых общин, метаидентичность украинского единства (страновая, постнациональная), суперидентичность европейского единства (цивилизационная).

4. Установка мышления на сохранение квазисубъектности Украины.

Что значит «мы» никому не нужны? А США Россия или Китай кому нужны — не в качестве их продуктов или услуг мирового уровня, а собственно как страны? Да ни одна страна в мире никому не нужна, кроме самой себе.

Украина должна быть нужна самой себе и ей должно быть плевать, кому там она нужна в пассивном залоге. А если кто в активном залоге ею интересуется, то свою нужность она должна отстаивать с оружием в руках.

Украину трудно периферизировать не тогда, когда она целостная, а когда она сама внутренне перестанет быть периферией. Один из главных шагов на этом пути — отказ от мышления «кому мы нужны?», то есть отказ от дискурса, рассматривающего Украину лишь как объект чьих-то интересов. В этом смысле нужен иной непериферический дискурс Украины.

Во время мирового кризиса принципиально невозможно сохранить даже старую несубъектность, не говоря уже о квазисубъектности Украины в старом мире, где ей достаточно было быть большим рынком сбыта и поставщиком для мира некоторых сырьевых ресурсов. Нельзя перетащить старую квазисубъектность в новый мир, нельзя ее сохранить. Субъектность Украины должна быть построена наново — в новом мире.

Фокус (то есть направление сосредоточения мышления и деятельности) для Украины состоит не в сохранении целостности, а в удержании ценностей: 1) революционные преобразования инновационного (а не реформистского) типа; 2) индивидуальная свобода, положенная в основание самодостаточных сетевых сообществ; 3) миролюбие со способностью к самозащите от аннексии и оккупации; 4) трудолюбие в противовес любым паразитарным установкам (олигархов, вороватой политической элиты, а также верующим в «русский мир», то есть желающим паразитировать на подачки от продажи российских энергоносителей).

Стратегии глобальных игроков

Юрий Романенко на этом форуме формулирует главное условие нового мира для Украины: «Выживание Украины зависит от возможности влиться в стратегии глобальных игроков». Он исходит из того, что в Украине отсутствует стратегическая компетенция у элит, отсутствует практика стратегирования. Мои попытки перевести стратегирование на уровень среднего звена менеджмента, чтобы оно не засекалось внешними стратегическими субъектами и давало возможность играть в глобальные игры со среднего уровня власти, являются результатом проблемности стратегирования в Украине.

Однако между позицией встраивания в глобальные стратегии мировых игроков Романенко и моей позицией стратегирования со среднего менеджерского звена есть существенная разница. Моя позиция, хотя и чисто теоретически, содержит установку на перемещение позиции стратегирования вовнутрь Украины, на обретение практики стратегирования страны хотя бы у среднего звена менеджеров. Предлагаемая мной стратегия амбивалентных действий предпочтительнее встраивания в стратегии мировых игроков.

Кроме того, существующие и обозреваемые сейчас стратегии мировых игроков являются ненадежными для прогнозов. При всей кажущейся понятности линейного проецирования нынешних мировых стратегий, онтологические и транзитологические представления глобальных игроков будут существенно изменены в процессе фатального глобального кризиса, который может сопровождаться также мировой войной. Таким образом, фатальный мировой кризис и мировая война неизбежно приведут к принципиальной смене стратегий мировых игроков.

В этом смысле Украина сегодня имеет все возможности претендовать на роль нового мирового игрока. Если мы справимся со своей олигархией, наш опыт понадобится всем — и Европе и США. Если мы сумеем успешно децентрализовать территориальную организацию страны, этот опыт тоже будет нужен всем, в том числе и России. Если мы сумеем справиться с вызовом бунтующего индустриализма на Донбассе, постиндустриальному миру понадобятся наши инновации.

Здесь важно продемонстрировать первые успехи революционных изменений в Украине. Если позитивный опыт будет, мы можем продолжить кадровую революцию в Украине в том направлении, в котором она уже происходила, а именно — использование рекрутированных интеллектуалов и топ-менеджеров для работы в Украине.

По мере того, как ситуация в России будет архаизироваться, а истерия и шельмование против так называемой «пятой колонны» увеличиваться, Украина должна призвать всех лишних в России интеллектуалов к себе.

Украинской революции нужны лучшие интеллектуалы России. Если они не нужны, неудобны и ненавистны Кремлю, то они нужны нам.

Российские интеллектуалы совместно с украинскими интеллектуалами, но на территории революционной Украины — это серьезная заявка на мировое лидерство Украины.

И в этом я не шучу.

В этой дискуссии проявили себя три типа стратегических дискурсов, существующих сегодня в Украине, — геополитический архаизирующий, гуманитарно анахронизирующий и дискурс встраивания в глобальные стратегии. Выбор стратегии по большому счету начинается с выбора дискурса. Доминирующий дискурс в значительной степени уже есть коммуникативная стратегия.

В этом смысле отсутствие инновационного дискурса в таких дискуссиях тоже примечательно. Нам сегодня очень нужен инновационный дискурс, то есть дискурс, подвергающий сомнению существующие установки мышления и рефлексирующий проблемность перспектив, возникающих из этих существующих установок. Инновационные дискурс конечно очень трудно предъявлять нашим политикам или бизнесменам. Однако делать это нужно обязательно. Иначе сохранить Украину не удастся вообще — ни целую, ни даже по частям.

Украина. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 2909703 Сергей Дацюк

Воздержание и его последствия

Руслан Волков, Александр Высоцкий

Принятие внешнеполитических решений – ливийский опыт

Р.С. Волков – в 2000-е гг. сотрудник посольства России в Каире, Центрального аппарата МИД России, в настоящее время работает в нефтегазовом секторе.

А.М. Высоцкий – преподаватель кафедры международных отношений и внешней политики МГИМО (У) МИД России.

Резюме Как показал ливийский случай, возможности реального сектора российской экономики доносить до руководства страны свое мнение по внешнеполитическим вопросам крайне ограничены, если не отсутствуют.

Прокатившаяся по странам Ближнего Востока и Северной Африки революционная волна, получившая название «арабской весны», стала, пожалуй, главным событием в мировой политике начала 2010-х годов. Рушившиеся один за другим ветхие авторитарные режимы уступали место новым политическим силам. Налицо был «эффект домино», а скорость и динамика процесса оставляли внешним игрокам лишь одно – спешно адаптироваться к стремительно менявшейся реальности.

Буря застала всех врасплох. Судьбоносные решения принимались в условиях дефицита времени, нехватки объективной информации, непонимания масштабов происходивших процессов. Не являлась исключением и Россия, которая, правда, предпочла поначалу дистанцироваться. Москва, с одной стороны, понимала необратимость изменений в большинстве охваченных «весной» государств, с другой – не стремилась, в отличие от западных стран, оказаться в авангарде сторонников демократизации.

Отношение России ко всему процессу коренным образом изменилось после событий в Ливии и свержения Муаммара Каддафи, осуществленного при военной поддержке Запада. Историю четырехлетней давности стоит вспомнить, поскольку она не только оказала существенное влияние на отношения России и внешнего мира, но и вобрала в себя комплекс разнообразных вызовов, с которыми приходится сегодня сталкиваться авторам отечественного внешнеполитического курса.

Судьба Каддафи была в руках Москвы

Падение в январе 2011 г. президента Туниса не виделось в Москве чем-то стратегически значимым. Тунис, одна из самых спокойных и благополучных арабских стран, казался одиноким «черным лебедем», а не началом волнений по всему арабскому региону. Кроме того, события там никак не задевали российские интересы (опасения относительно безопасности немногочисленных российских туристов быстро развеялись) и в целом «прошли мимо» Москвы.

Другое дело – последовавшие далее восстание в Ливии и война в Сирии, которые уже напрямую затрагивали интересы России, ее ВПК и крупного бизнеса. При этом в том, что касается Ливии, именно Москва в марте 2011 г. решала судьбу успешно развивавшейся силовой операции вооруженных сил Каддафи по подавлению революции.

На тот момент сторонники Каддафи, пользуясь полным доминированием в воздухе, вышли к мятежному Бенгази и готовились к штурму и дальнейшей зачистке города. В то же время страны Запада при поддержке большинства арабских режимов вынесли на голосование в Совет Безопасности ООН проект резолюции 1973, санкционировавший введение бесполетной зоны. По сути, подразумевалось начало пусть и ограниченной, но силовой международной операции против ливийских властей хотя бы для подавления их авиации и ПВО. От России как постоянного члена СБ, обладающего правом вето, требовалось определиться с позицией, которая вырабатывалась под воздействием следующих факторов:

Мощное моральное давление Запада («кровь Бенгази будет на ваших руках»), отношения с которым в тот момент находились чуть ли не в высшей точке «перезагрузки», а наследие проблемного 2008 г. почти забылось. Кроме того, антикаддафистские подходы с подачи монархий Залива доминировали и в Лиге арабских государств (ЛАГ), а Россия традиционно внимательно прислушивается к мнению региональных сообществ.

На другой чаше весов была более умеренная позиция Африканского союза (важный вектор внешней политики Каддафи, который на фоне собственных проблем в ЛАГ вложил в «раскрутку» АС немало ресурсов), которая не стала, да и не могла стать достойным противовесом.

Не очень ясное понимание сути и перспектив «арабской весны». В МИДе и других ведомствах, специализирующихся на внешнеполитической работе, превалировало мнение о цепочке инспирированных Западом «цветных революций» с целью смены неугодных режимов. Однако существовала и точка зрения, что по арабскому миру катится волна демократизации снизу, силами «продвинутой молодежи», и Россия, поддерживая обреченных диктаторов, рискует оказаться «на неправильной стороне истории», от чего Москву публично предостерегала администрация США.

Нехватка объективной информации стала следствием дипломатического «неприсутствия» в Бенгази. Отечественные дипломаты привыкли уклоняться от общения с оппозиционными силами во избежание ухудшения отношений с властями (контакты с исламистами – наиболее активной частью оппозиции – вообще считаются опасными для карьеры и чуть ли не уголовно наказуемыми). Также слабо велась аналитическая работа с соцсетями, главным инструментом «арабской весны».

При этом донесения из посольства в Триполи, как можно предположить по судьбе спешно отозванного (беспрецедентный случай в отечественной дипломатической практике) посла Чамова, имели стойкий прокаддафистский привкус. За несколько часов до голосования в Совете Безопасности ООН по резолюции 1973 его уволили. Как прозрачно намекали СМИ – за то, что был некомпетентен и «неадекватно представлял себе интересы России в ливийском конфликте». Российская миссия в СБ ООН, как известно, получила указание воздержаться при голосовании, то есть не препятствовать принятию документа.

Особенности дипломатической работы, трансфера информации и выработки решений

Нередки случаи, когда посол, будучи заинтересован в укреплении связей со страной пребывания и местной правящей элитой (партией, президентом, военной хунтой и т.д.), начинает эти связи воспринимать и подавать «в Центр» как приоритет. При этом вольно или невольно на второй план задвигается весь комплекс остальных внешнеполитических вопросов, стоящих перед страной. Либо – передавать в Москву пожелания местных руководителей в качестве «дорожных карт» российско-N-ских отношений. На мидовском жаргоне это называется «говорить с чужого голоса». Пример Ливии и Чамова, развивавшийся на пике «перезагрузки» с США, куда незадолго до этого с программным визитом съездил президент Медведев, – скорее всего именно из этой категории.

В будничной, более или менее спокойной обстановке подобные изъяны могут нивелироваться под влиянием внешних факторов. Депеши послов из непроблемных/некрупных стран по неприоритетным вопросам на стол главе государства не ложатся либо проходят многоступенчатый фильтр. Цель вроде бы благая – обеспечить президента качественной информацией. Однако есть и оборотная сторона – хроническая недоинформированность высшего руководства по довольно широкому кругу специфических вопросов, которая в кризисные моменты может обернуться ошибочными действиями.

В ситуации цейтнота (как в Ливии) промежуточные фильтры сокращаются или упраздняются, а решения принимаются в спешке. В таком случае донесения посольства могут вызывать аллергию в Кремле и как объективный источник информации не восприниматься. По сути, выработка объективного решения становится невозможной или крайне затруднительной. После случая с Чамовым МИД поспешил полностью устраниться, что было видно из официальных заявлений министерства. Причины ясны: главная мотивация – не подставляться, угадывать «высшие» настроения, соответствующим образом реагировать на сигналы из Кремля, а не высказывать свое мнение. Рискнем предположить, что в подобной ситуации так действовало бы любое другое ведомство.

Ливийский прецедент стал ярким примером того, как ключевые внешнеполитические решения принимаются единолично (либо предельно узким «внутренним» кругом), а роль МИДа сводится к сугубо технической. Попытки донести «особое мнение» чреваты, и это всем известно. В результате вместо объективной картины рисуется желаемая, что едва ли способствует выработке оптимального решения.

Выстоял бы режим Каддафи, если бы Россия наложила вето на резолюцию СБ ООН? Вопрос спорный. В сообществе дипломатов-арабистов бытует мнение, что мятеж был бы подавлен, а Ливия оставалась бы пусть и эксцентричным, но спокойным и относительно благополучным государством, в той или иной форме трансформировавшись в сторону большей адекватности.

Правда, пример Сирии, где революционная волна захлебнулась, можно толковать двояко. С одной стороны, режим доказал свою устойчивость, и пока нет оснований ожидать его краха, с другой – полноценным и дееспособным государством Сирия при нынешнем правлении уже вряд ли станет. Не факт, что Каддафи удалось бы восстановить прежний контроль и обеспечить себе власть надолго вперед. Но по крайней мере едва ли в стране была бы возможна недавняя показательная экзекуция боевиками ИГИЛ десятков египетских христиан-коптов, а до этого – убийство американского посла в казавшемся ему дружественным Бенгази, нападение на российское посольство в Триполи и другие подобные инциденты, которые доходчиво демонстрируют степень деградации ситуации.

Еще один штрих – вряд ли бы старые ливийские власти поддержали и антироссийскую резолюцию Генассамблеи ООН 68/262 по Крыму, как это сделали их преемники, во многом обязанные Москве своим приходом к власти. Отметим, что ни Ирак, против вторжения и насильственной смены власти в котором в 2003 г. Россия возражала, ни Египет, ни Сирия, ни Йемен эту резолюцию не поддержали.

Если Каддафи и Ливия не воспринимались в Кремле как приоритет, то ситуация с Сирией носила иной характер. Попытка заработать очки в отношениях с Западом, пожертвовав Каддафи, если таковая имела место, успеха не принесла. Из-за Сирии эти отношения вновь обострились, пережив жесткий кризис, углубившийся в 2014 г. уже после событий на Украине.

Бизнес-интересы

Надо ли говорить, что в Ливии были полностью проигнорированы весьма серьезные интересы крупного бизнеса (в частности, «Российских железных дорог», ряда предприятий военно-промышленного и топливно-энергетического комплексов), который понес значительные потери и покинул страну. Впрочем, возникший впоследствии хаос выдавил из Ливии и пришедший на смену западный капитал.

Как показал ливийский случай, возможности реального сектора экономики доносить до руководства страны свое мнение по внешнеполитическим вопросам крайне ограниченны, если не отсутствуют. А плоды многолетней работы предпринимателей в той или иной стране могут быть разрушены в одночасье под знаменем высшей целесообразности.

МИД России экономикой занимается мало и скорее по остаточному принципу. С советских времен закрепилось разделение: МИД отвечает за политику, торгпредства – за государственную тогда еще экономику и внешнюю торговлю. Помощь от посольств бизнесу в практической работе фрагментирована: крупному частному капиталу помогать особенно и не нужно, государственный бизнес – это зачастую квазиэкономические проекты с политической подоплекой, помощь мелкому и среднему бизнесу затруднена и не носит регулярного характера. Что касается торгпредств, то их эффективность уже и на официальном уровне ставится под вопрос.

Нахождение баланса между интересами бизнеса и государства на внешнеполитическом поприще – трудный вопрос. Понятно, что собственные интересы бизнеса априори нацелены на получение прибыли и в этом смысле не могут, да и не должны оказывать прямое воздействие на госаппарат. С другой стороны, полностью игнорируя интересы бизнеса и экономики ради политических приоритетов, страна рискует подорвать реальные внешнеэкономические позиции и несырьевой экспорт, в более общем плане – ради конъюнктурных целей – сковать будущий внешнеполитический потенциал, невозможный без сильной экономики и подкрепления политических амбиций финансово-экономическими ресурсами.

И немного о вечном

Вне всякого сомнения, есть случаи, когда коммерческими интересами приходится жертвовать во имя более общих и принципиальных целей. Но если проанализировать ливийский случай с этой точки зрения, результат все равно выходит неудовлетворительный. Долгосрочные итоги воздержания по Ливии наглядно демонстрируют (особенно на фоне жесткости России в Сирии), что непродуманные уступки, иногда даже искренне продиктованные благими намерениями, могут иметь негативные последствия за пределами конкретной темы.

Решение по Ливии многие в России и за ее пределами восприняли как желание избежать трений с западными партнерами. Последних это укрепило во мнении, что Москва не видит Ближний Восток в зоне своих приоритетных интересов, следовательно ее позицию не обязательно учитывать в первую очередь. Итог кампании, которая явно вышла за рамки одобренного мандата, возмутил Москву. Здесь почувствовали себя использованными и обманутыми, что наложило очень серьезный отпечаток на дальнейшие отношения с Западом, на уровень доверия к нему, который и так оставлял желать много лучшего. Для большинства тех в России, кто принимает внешнеполитические решения, ливийский случай стал новым ярчайшим подтверждением «вероломства» Запада, что запрограммировало поведение в контактах с ним надолго вперед. Иными словами, вместо того чтобы укрепить связи с наиболее развитыми державами мира, что, вероятно, и служило мотивом распоряжения не накладывать вето, этот шаг заложил под них мощную мину. В дальнейшем она дала себя знать в Сирии и практически в полную мощь детонировала на Украине.

Это не означает, что другая линия поведения России обеспечила бы иной сценарий отношений с Западом – накопившиеся разногласия носят глубокий и объективный характер. Однако ливийский ход не только их не сгладил, а резко катализировал, причем не в конкретном случае или даже регионе, а в целом. Иными словами, не сократил проблемный потенциал отечественной внешней политики, а приумножил его.

Россия. Ливия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363839

Забыть об Украине?

Владимир Брутер

Прогрессивно-консервативный сценарий

В.И. Брутер – эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований.

Резюме Россия Украину уже потеряла. Причем не сейчас, а давно. Однако уже в ближайшее время эта потеря не будет казаться чем-то очень важным. Умение найти и использовать свой шанс гораздо важней, чем переживания по поводу фантомных утрат.

В последнее время в российских СМИ появилось много статей о будущем Украины. Принципиально их можно разделить на две основные категории: 1) как будут развиваться события на Украине; 2) как нам (в будущем) обустроить Украину. При всем различии материалов у них есть общий момент. Все они предполагают, что позиция Запада (в первую очередь Соединенных Штатов) статична, полностью детерминирована и не может быть рассчитана на продолжительную смешанную стратегию. Но это не так. Так же как Россия по необходимости занимается обустройством мирной жизни в Донецке и Луганске, Вашингтон тоже готов к аналогичному развитию ситуации в Киеве. В данный момент, например, Запад, пользуясь военной передышкой, активно пытается «обустроить киевскую власть».

Следствием является ряд на первый взгляд мало связанных событий:

• возвращение государству контроля над «Укртранснафтой» и «Укрнафтой»;
• отставка Коломойского и его команды, включая руководителей районов, уход «днепровских» из фракции Блока Петра Порошенко (БПП);
• изменение роли и позиции Яценюка в качестве премьера и «Народного фронта» как второй партии коалиции в направлении десубъективизации премьера с последующей его заменой;
• начало судебного преследования ряда руководителей Всеукраинского объединения «Свобода», занимавших руководящие должности на Украине в 2014 г.;
• вывод батальона «Донбасс» из Широкино и предложение к расформированию Добровольческого украинского корпуса «Правого сектора». В результате компромисса «Правый сектор» сохранится, но только в составе ВСУ. А это означает, что через одну-две ротации от национал-добровольцев останется только название.

Все это свидетельствует о том, что западные покровители Киева (прежде всего Вашингтон и Госдепартамент как основной проводник внешнеполитической линии) тоже готовы играть «в долгую», а вовсе не собираются отправлять ВСУ «в последний и решительный», чтобы немедленно сдаться. В Вашингтоне тоже извлекают уроки из Дебальцево, и не только военные. Собственно, и само Дебальцево было необходимо, чтобы в Киеве осознали, в какой именно точке свободного падения находится Украина и какова в действительности ее зависимость от поддержки Соединенных Штатов.

В определенной мере с этим связан и мирный уход Коломойского. В команде днепровского бизнесмена поняли, что позиция США – это не только выбор Порошенко как лучшего из двух олигархов, но и своего рода императив по заравниванию украинского политического ландшафта. Боливар не просто не вынесет двоих, но даже наличие двух претендентов на одно место делает ситуацию неуправляемой и нестабильной. Таким образом нынешние изменения в Киеве, инициированные и осуществляемые при решающей поддержке Вашингтона имеют вполне конкретные приложения.

Главная задача

Гомогенизация политического пространства Украины. Президент Порошенко пока выигрывает госдеповский кастинг, значит всем остальным приходится это признать. Не питать иллюзий по поводу своих перспектив, не мешать действиям старших партнеров и брать то, что предлагают.

В госдепе прекрасно понимают, что украинскую демократию (и так существующую чисто номинально) придется на время закрыть. Сейчас нет, и не может быть никакой альтернативы конструкции «БПП (партия всей «новой» Украины) – “Самопомощь” (нерадикальная инклюзивная партия Западной Украины)». Никакой «регионализации» и никаких сильных и харизматических местных лидеров. Отсюда постоянная замена губернаторов и даже глав районов. Чтобы не засиживались и не обрастали связями на местах.

И еще один принципиальный момент – финансово-экономический. В ближайшее время много денег на Украине не будет. Во-первых, опасно давать – разворуют. Во-вторых, неоткуда. Поэтому здесь тоже необходимо единоначалие. Причем уже без Порошенко.

Единоначалие напрямую по системе МВФ – Яресько (министр финансов) – МВФ. Чтобы ничего в чужие руки не попадало. По имеющейся информации, именно с этим связан арест руководителя ГКЧС Сергея Бочковского. В течение достаточно длительного времени (как считают в Вашингтоне) Бочковский спонсировал Народный Фронт за счет государственных финансов. По мнению авторов комбинации, заставить близкого к руководству НФ Авакова самого сливать Бочковского – это верх политических технологий. Несомненно, что и сам Аваков стоит на очереди, знает об этом и очень нервничает. Вряд ли меч украинских правоохранительных органов под чутким руководством специалистов из-за рубежа затронет сейчас премьер-министра – в этом нет необходимости. Но поволноваться ему придется.

Опять-таки совершенно неслучайно, что министр экономики Абромавичус вдруг начал говорить о том, что всю госсобственность на Украине необходимо немедленно продать, причем западным компаниям. Продать дорого ничего и никому нельзя. Ситуация на Украине такая, что «цену назначает покупатель», а значит это не продажа, а бесплатная передача собственности в чужие руки, минуя украинских олигархов, кандидатов в олигархи и госслужащих высокого ранга. Как только все это будет реализовано (нужно полтора-два года), украинское политико-экономическое пространство будет полностью зачищено. Если сейчас олигархов сознательно «опускают», то после этого никто уже и не поднимется. Без разрешения на то старших партнеров.

Вторая задача

Восстановить боеспособность Вооруженных сил Украины (ВСУ). Причем не на уровне быстрого прорыва и нанесения поражения «Луганско-Донецким народным республикам» (ЛДНР) после зимней кампании. Иллюзий по поводу перспектив ВСУ не осталось. Постоянные вбросы по поводу поставки американского оружия уже сами по себе означают выбор в пользу долгих стратегий. Быстрого эффекта это дать не может, даже Маккейн это понимает. А вот перспективу меняет, и это может быть важным, если представить себе, что задача изменилась.

В госдепе уже хорошо понимают, что «взять Донецк к девятому мая» никто не даст. При этом любая односторонняя эскалация со стороны ВСУ может привести к дальнейшей эрозии европейского единства в поддержке американской политики. И отчасти смена тактики уже произошла. Это не означает, что ВСУ и ДУК не будут проверять ЛДНР на бдительность, не будут проводить разведку боем и не будут угрожать прорывом. Но данные задачи не видятся приоритетными.

Если удастся спровоцировать ЛДНР на эскалацию, то виновный определен, Россия все нарушила, санкции в пятикратном размере. Если не удастся, война нервов продолжится, но в США нет никакого расчета на краткосрочный сценарий и немедленный эффект.

Все сказанное выше в значительной степени очевидно и безальтернативно. Разумеется, это не означает, что у Вашингтона все получится. В госдепе недостаточно хорошо понимают ситуацию (хотя и лучше, чем год назад), и Украина вовсе не подарок. Все время проявляется какая-то специфика. А американские стратеги специфику не любят, и очень часто на этом спотыкаются. Обострение отношений между Коломойским и Порошенко – типичный неожиданный случай. Притом что тема все время признавалась взрывоопасной, никто не предвидел, что эскалация вплоть до вооруженного противостояния может произойти всего за один день.

Такого рода события могут повториться. Слишком много сейчас недовольных. Однако алгоритм уже найден, и третий (четвертый, пятый, шестой) майданы останутся чьей-то несбыточной мечтой. Пока ситуация под контролем.

Проблема в другом. Также как российские сценарии грешат представлениями о статичности действий Соединенных Штатов, так и госдеповские не могут точно определить приоритеты России в нынешнем конфликте. Госдепу, наверное, проще. Вашингтон лучше чувствует Москву, чем Москва Вашингтон, да и набор инструментов несравним. Все это, однако, не отменяет того факта, что выбор есть и у Кремля, а эффективность и своевременность ответа могут нивелировать любую стратегию оппонента, даже более сильного и подготовленного.

Для Москвы есть три основных сценария ответных действий, причем они имеют различную вероятность. Россия только отчасти может участвовать в выборе сценария, он в значительной мере зависит от Запада. Причем Вашингтон имеет возможность сценарии смешивать. И те, и другие играют в покер, но только Запад видит одну или две (хотя не все) российские карты, а Россия не может видеть, какой именно вариант разыгрывают США и их союзники именно в данный момент. Надо быть готовым и играть все варианты, но при этом еще пытаться проводить в жизнь свой собственный. Задача очень непростая, но альтернативы нет.

Вариант первый. Коллапс

Сейчас многие экономисты – российские, украинские, западные говорят о коллапсе украинской экономики. Например, по соглашению с МВФ Украина до конца мая должна реструктурировать свои внешние долги. Россия, как один из кредиторов, отказывается, МВФ прекращает финансирование и уже к осени Украина вынужденно объявляет дефолт.

Сценарий возможный, но маловероятный. А, кроме того, совершенно независящий от Москвы. Россия в данном варианте может не пойти на реструктуризацию задолженности и усложнить ситуацию для Украины. Но Запад, понимая, что именно здесь может быть серьезная проблема, вопрос с 3 млрд долга и еще 3–4 млрд за газ как-то экстренно уладит. Пусть даже за счет собственных средств. Вряд ли можно предположить, что Запад отступит с Украины из-за 6–7 миллиардов. Тем более, если расчет идет на долгую игру. Достаточно вспомнить известную фразу Штайнмайера, что на решение проблемы востока Украины могут уйти десятилетия.

Другой «апокалиптический» вариант. Предприятия не работают, уровень жизни стремительно падает, терпеть нет больше сил, массы простых украинцев выходят на стихийные акции протеста, власть рушится, коллапс уже наступил.

Тут еще проще. Коллапс украинской экономики в том виде, в каком она существовала последние 15 лет уже наступил. Плохо всем, однако это такое «плохо», которое вряд ли имеет выход в массовые акции протеста.

Во-первых, потому что нет вожаков. Часть в бегах, многие нейтрализованы, некоторые воюют на стороне ЛДНР, оставшиеся в глубоком подполье и сами не знают, что в действительности может произойти в ближайшие месяцы. Во-вторых, «пересічний українець» и так все это время жил очень скромно. Скорее выживал. Для него все, что происходит сейчас, крайне неприятно (см. рейтинг Яценюка и правительства), но это не к протестам, а к выборам. Если сейчас спокойно дать новой (обязательно новой) и умеренной политической силе 2–3 месяца на неконфликтную и обеспеченную ресурсами раскрутку, то она легко «порвет» все рейтинги. Но это из области фантазии, а не политической реальности. В-третьих, какая-то надежда все еще остается. «То ли дадут денег, то ли отменят визы. Можно будет в Европу и там заработать». Иллюзия надежды все время будет поддерживаться через СМИ, а это отличный способ против кристаллизации протестных настроений. Собственно одна из главных причин падения Януковича – «не осталось надежды». Это было видно уже на выборах 2012 г. в Раду.

Про «харизматических губернаторов» вообще можно опустить. Их все время меняют, и им не «до харизмы». Реально механизм децентрализации может заработать не раньше чем через год, а то и позже. За это время столько всего произойдет, что говорить об этом сейчас не стоит.

Следующий вариант, кажется, серьезнее. Это социально-психологический эффект военного поражения. Например, такого, как военная катастрофа под Дебальцево. Однако, вопреки ожиданиям и многочисленным предположениям, Дебальцево не привело к «обратному эффекту». Добровольческие батальоны вовсе не пошли на Киев, чтобы свергнуть преступную и предательскую власть, а мирно выразили все, что они о ней думают в социальных сетях. Власть с помощью советников из Вашингтона вела себя предельно профессионально, предупредив все возможные негативные последствия военного поражения. Ни один из общенациональных телеканалов не предоставил серьезное эфирное время для противников власти, а именно это часто способствует кристаллизации оппозиционных настроений. Вышедшие из Дебальцево немедленно были объявлены героями, операция по сдаче названа плановой. И главное, отсутствие альтернативного мнения в публичном пространстве.

После Дебальцево добровольческие батальоны подверглись серьезному давлению, часть уже отозвана с фронта. Рассчитывать, что они восстанут против власти после локального военного поражения нет никаких оснований. Ни Широкино, ни Бахмутка, ни даже что-то чуть большее никаких серьезных последствий для Киева иметь не будут.

Итак, коллапс Украины возможен, однако относительно маловероятен. Сейчас Вашингтон полагает, что контролирует на Украине практически все. Однако коллапсы иногда приходят неожиданно. То ли негативные события наслаиваются одно на другое, то ли предусмотрели не все. Сейчас вероятность потери управления с последующим выходом из-под контроля можно оценить в 20–25%. К этому Россия, конечно, должна быть готова. Например, именно на этот случай можно иметь альтернативное правительство в изгнании. Однако данный вариант от России практически не зависит, и повлиять на его появление она не может или почти не может.

Вариант второй. Эскалация

Ключи от эскалации тоже находятся в Вашингтоне, но пользоваться ими будут очень осторожно. Обострить ситуацию несложно, а вот последствия непредсказуемы, причем для всех. Поэтому Соединенные Штаты станут «подогревать» ситуацию на востоке Украины, однако делать это осторожно, поэтапно и максимально просчитано. Насколько это вообще возможно. И здесь важно понять три момента: 1) какие задачи ставит Вашингтон; 2) какие средства эскалации (инструменты) у него есть; 3) к каким последствиям эти средства могут привести.

Первый вопрос – самый сложный, именно от него во многом зависят и два других, и общее понимание ситуации. Для этого необходим небольшой экскурс. Какова вообще политика США в Европе, и чем она отличается от их политики в остальном мире? Чего боится Обама, отказываясь поставлять оружие в Украину?

Вообще Соединенные Штаты не боятся создания новых государств. Только за последние 15 лет появились Косово (пока отчасти де-факто), Восточный Тимор и Южный Судан. Все они возникли не только при содействии США, но и при очень большом давлении, включая использовании силы или готовность ее применить. Процессы дезинтеграции идут в Ираке, Ливии, Сомали, и везде Соединенные Штаты сыграли заметную роль. Фактически США поддерживают независимость Тайваня, постоянно предупреждая Китай о недопустимости использования силы для реинтеграции. То есть Украина может использовать силу для реинтеграции против пророссийских сепаратистов, а Китай против проамериканских нет.

Со времен Первой Мировой войны и президента Вудро Вильсона, который любил делить европейские страны на кусочки, Соединенные Штаты – самый активный участник европейских политических процессов, что нашло официальное отражение в таких структурах как НАТО или ОБСЕ, в которой Америка, находящаяся очень далеко от Европы, принимает активное участие. Евросоюз в нынешнем виде – это во многом тоже результат американского видения Европы. Неслучайно во многих восточноевропейских странах любят говорить о том, что дорога в ЕС для них проходила через НАТО. Сейчас эту фразу часто повторяют на Украине.

Соединенные Штаты заинтересованы именно в таком Евросоюзе как сейчас. Достаточно большом, чтобы все были под контролем. И достаточно рыхлом, чтобы Меркель и Юнкер сотоварищи не смогли создать эффективные наднациональные структуры, включая общие вооруженные силы. В этой ситуации любые «незапланированные» флуктуации вредны для американской политики в Европе. Поэтому Косово может быть независимым, а Шотландия и Каталония нет. Любое неподконтрольное США изменение баланса сил – это уже угроза безопасности Америки. Даже само по себе усиление России – это прямая и явная угроза. Что уж тут говорить про Крым и Донбасс.

При этом между Европой и «другими» есть отличия. Число жертв среди местного населения в Африке или Азии никого в Соединенных Штатах не интересует. А вот полноценная война в центре Европы вызывает опасения. Обама не сделал ничего, чтобы военные действия на Украине не начались, но в принципе он против массовых убийств на российско-украинской границе. Его «нетоварищи» по партии настроены более прагматично. «Раз проблема есть, то ее надо решать».

Ныне правящая в Вашингтоне группа точно не намерена провоцировать Москву на ядерную войну и на 90% не собираются организовывать на Украине массовые военные действия. Весь милитаристский антураж необходим для решения политических и геополитических задач.

Первое и самое главное. Россия должна очень дорого заплатить за выход из-под контроля и за собственные геополитические амбиции: деморализована, дискредитирована и, по возможности, десубъективизирована. А потом будем обсуждать финляндизацию Украины. Поскольку Россия продолжает упорствовать, то цену вопроса необходимо постоянно повышать. Один из основных моментов в идее о поставках оружия (со стороны демократов): Россия должна осознать, что на Украине ей ни при каких обстоятельствах ничего не «обломится».

Второе. Это совершенно открытое послание Берлину и Парижу: ваша безопасность в наших руках. Мы найдем способ заставить вас поступать так, как считаем нужным. Знаменитое заявление Байдена о том, что «мы заставили европейцев принять санкции против России», как раз отсюда.

Третье. Внутриполитическое. У Обамы никогда ничего не получалось – таково типичное мнение американского политического сообщества (вне зависимости от того, насколько это соответствует реальности). Идти на выборы в какой-либо связи с «лузером» Хиллари Клинтон не хочет, а, значит, ее будущая команда должна демонстрировать твердость и победоносный напор. При этом Украина не является для этих людей чем-то выходящим за рамки обычного политического планирования. Им даже не нужна какая-то очевидная виктория и тем более успешная Украина. Достаточно, чтобы можно было объявить Россию проигравшей и примерно ее наказать. Желательно надолго и показательно.

Поэтому главное – это не официальные поставки оружия на Украину. Подлинное снабжение идет уже давно, с разных сторон и при активном участии США. Не было бы этого, не было бы сейчас и дееспособных ВСУ. Главное – это дискуссия о вооружении Киева в Вашингтоне, о роли Соединенных Штатов в конфликте, о той степени включенности, которую они могут и должны себе позволить.

То есть разговоры (и поставки без объявления) оружия в Украину при прямом или косвенном участии США – скорее, не попытка решить конфликт военным путем, а средство эскалации. Причем в двух различных смыслах и направлениях:

• спровоцировать Россию, затащить в максимально ограниченный прямой конфликт и показательно за это наказать;
• как можно дольше удерживать Россию в этом конфликте, чтобы умножить возможные потери с ее стороны.

Оружие нужно и в первом, и во втором случае. Но как элемент плана, а не как средство, меняющее ситуацию на фронте. В Вашингтоне исходят из следующей схемы:

• провоцировать Россию (ЛДНР) будут постоянно;
• ответной реакции не будет настолько долго, насколько это возможно с военной точки зрения;
• разговоры о поставках оружия, сами поставки оружия, переформатирование ВСУ, работа американских инструкторов будут идти параллельно;
• в нынешнем виде ВС ЛДНР на серьезное наступление неспособны, это показало Дебальцево. Без решительного усиления ВС ЛДНР могут оставаться только на нынешней линии фронта. В наиболее удачном для них раскладе могут взять Лисичанск или что-то в этом роде. Для Киева это не критично;
• в случае эскалации Минск-2 будет объявлен недействительным, Берлин и Париж вернут на место, а Обама подпишет решение Конгресса о прямых поставках оружия. Не сможет не подписать. Сдастся под давлением превосходящих обстоятельств;
• в результате Россия останется там же, где и сейчас, Европа перестанет мешать и стоять на пути, у Вашингтона появятся новые инструменты для дальнейшей эскалации и повышения цены;
• виток пройден. Россия проиграла. Возможности США увеличились, а значит все идет в правильном направлении. Цена вопроса для России значительно возросла, решение для нее только одно – переговоры с позиции слабости.

Подобная схема, простая и эффективная, как все, что разрабатывают в Вашингтоне, имеет три слабых места.

Мариуполь. В сентябре Россия остановила наступление на Мариуполь, думая, что это можно будет обменять на прочный мир, обоюдно приемлемую ничью. Нельзя. Если Берлин – Париж и согласны на ничью, то Вашингтон нет, а ключи у него. Второй раз взять Мариуполь будет гораздо сложнее, но практически это возможно, и в США этого опасаются. Почему? Сейчас именно Мариуполь является основными торговыми воротами Украины. Металл – на данный момент главный экспортный товар – вывозится через Мариуполь. Т.е. потеря Мариуполя существенно повышает цену вопроса для Украины (и для всего Запада). Потери можно оценить в 3-4 млрд долларов в месяц, а это серьезно. Деньги необходимо где-то брать, и немедленно тратить впустую на поддержание украинской власти и минимального жизнеобеспечения страны.

Далее. Мариуполь не Дебальцево. Спустить на тормозах не получится. Очень опасно для нынешней киевской власти. Если в такой конструкции рейтинг Порошенко начнет валиться, ситуацию можно и не удержать. Нужно будет вводить военное положение, предельно ужесточать режим. С точки зрения используемого образа это (для Соединенных Штатов) невыгодно.

И, наконец, Мариуполь, по мнению ряда американских специалистов, дает возможность для сухопутного продвижения в Крым, а это принципиально меняет географию конфликта.

Продолжающиеся боестолкновения в Широкино являются индикатором опасности для Мариуполя. По бытующему в Киеве и Вашингтоне мнению, если батальон «Азов», контролирующий сейчас часть поселка будет отброшен от него, то следует ждать наступления. Причем не от ВС ДНР, а прямо от России. У Донецка на это сил не хватит.

Второе слабое место это состояние ВСУ. Сопротивляться российским войскам ВСУ, конечно, не может, но это не дискретный вопрос с ответами «да» и «нет». Здесь самым важным является фактор времени. Если (в случае эскалации и прямого конфликта) российскую армию удастся задержать уже на границах Донецкой и Луганской областей, то это лучший вариант. Если нет, то тогда Днепр. В Вашингтоне прямо говорят, что если Россия решит прямо вмешаться в конфликт, то сама она остановится разве что на Збруче. Все остальное принципиально не меняет ситуацию.

Российская армия на территории другой страны, продвижение затруднено, глобальные санкции введены и никто не мешает США вводить войска НАТО и поддерживать сложившуюся линию фронта сколь угодно долго. Фактически у Запада полностью развязаны руки.

Однако:

• у Вашингтона нет никакой достоверной информации о планах Москвы. Для выяснения планов противника и наличия новой техники и личного состава применяются постоянные нарушения перемирия со стороны ВСУ;
• для Соединенных Штатов вообще удивительно, что во время январской кампании по сути не было «северного ветра», а доказательства его присутствия есть только на словах. Когда планы противника неочевидны, это всегда повышает риск и рождает нервозность. Пытаться угадать то, что противник еще и для себя не определил, – неблагодарное занятие. Идти по течению в Вашингтоне не принято, да и риск это не снижает;
• решающим становится фактор времени. Сколько времени есть у ВСУ – большой вопрос. Три дня недостаточно. Неделя – может да, может нет. Попытка немедленно «построить» добровольческие батальоны необходима и по этой причине. В условиях неопределенности единоначалие может стать наиважнейшим элементом и дать выигрыш во времени.

Вывод. Вариант прямой эскалации опасен для всех сторон. Несмотря на то, что инициатива здесь у американцев, у Москвы есть возможность жестких ассиметричных ответов, которые существенно повышают риск открытого военного конфликта. Вашингтон к нему вовсе не стремится.

Притом, что у открытой эскалации ненулевая вероятность, США будут использовать подобный вариант только в самом крайнем случае. Также как и в случае коллапса Россия здесь занимает не очень выгодную позицию реагирования в ответ, т.е. всерьез готовится к тому, что с большой вероятностью никогда не произойдет. На практике это сводится к вынужденному и не очень устойчивому балансированию между Минском-2 и ожиданием эскалации.

Тактика Вашингтона в конфликте на ближайшие месяцы может быть определена как повышение цены для России при постоянной угрозе эскалации. При этом в качестве инструмента будет применяться не прямое провоцирование нового конфликта, а локальные эскалации и разведки боем.

Уже сейчас наиболее вероятной схемой развития конфликта является его переход в псевдозамороженную фазу с постоянными локальными столкновениями на грани перехода в открытую фазу. Своего рода изматывающий вариант. Он будет небыстрым и сложным с точки зрения вариативности, неочевидности и временной отдаленности различных компонентов. Но именно здесь у Москвы появляется шанс опередить Запад, а не ограничивать себя реакцией на действия другой стороны.

Вариант третий. Россия уходит

Чтобы «выжить» в долгой игре, необходимо придерживаться собственной стратегии. Готовиться ко всему, но придерживаться именно своей линии.

Несколько исходных моментов:

• основной алгоритм долгой игры – последовательность относительно коротких эскалаций и более длительных «подготовительных» перемирий (бинарный алгоритм);
• в его рамках выйти за границы долгой игры можно только с очень большим риском. Т.е. Россия, выходя из «минского формата» будет вынуждена брать на себя весь риск и все последствия;
• речь может идти либо о решении ограниченных задач, либо о переходе к стратегии максимального выигрыша при невероятно большом риске;
• при таком развитии влияние России на ситуацию будет постоянно сокращаться. Все еще сохраняющиеся неэкономические рычаги влияния (информационные, культурные, личные) будут уничтожаться с помощью Запада;
• никаких вариантов создания «единой пророссийской Украины», «большой и средней Новороссии» при таком варианте не существует. Это не более чем артефакт;

Украине совсем необязательно вступать в НАТО, потому что НАТО «уже вступило в Украину», причем в максимально неприемлемом для Москвы варианте, когда правила игры вообще отсутствуют.

Экономическое сотрудничество между Россией и Украиной тоже пришлось принести в жертву. С 2012 г. товарооборот двух стран неуклонно снижается. В 2012 г. примерно 46 млрд долларов, в 2013-м уже только 38, в 2014-м – 22 млрд, т.е. больше чем в 2 раза за 2 года. Всего в 2014 г. объем внешней торговли Украины упал на 30 млрд долларов (примерно 22% спада в сравнении с 2013 годом). 16 из них (т.е. более половины) – российские. Причем российский экспорт в 2014 г. падал значительно быстрее, чем российский импорт с Украины. К концу 2015 г. Россия с большой вероятностью перестанет быть основным внешнеторговым партнером Украины.

Однако именно в этом спаде торговых отношений и содержится альтернативный для России вариант формулы влияния на происходящее на Украине. По мнению представителей МВФ, которые готовили соглашение с Киевом, именно разрыв торгово-экономических отношений с Москвой, а вовсе не военные действия, стали главной проблемой украинской экономики в 2014 году. По их мнению, цена войны в два, а то и в 2,5 раза меньше, чем цена разрыва связей с Россией. Причем военные действия могут прекратиться, а торговые отношения от этого сами по себе не восстановятся.

Расчеты Минэкономики Украины показывают, что при снятии всех торговых ограничений со стороны Евросоюза, Украина смогла значительно увеличить экспорт в Европу только по двум позициям – растительное масло и древесина. Причем по растительному маслу, скорее всего, достигнут предел роста. Значительно увеличить площади под подсолнечник страна не сможет. Все, что Украина потеряла за 2014 г., и потеряет в 2015 г., компенсировать невозможно, т.к. другого рынка для ее продукции кроме российского не существует. Снятие ограничений со стороны Европейского союза не помогает, поскольку в данном случае действуют скорее рыночные механизмы, а не административные.

Россия может воспользоваться важнейшим инструментом давления. Причем не только и не столько на Украину, сколько на Европу, которая вынужденно исполняет роль главного спонсора Киева. Пока ситуацию поддерживают денежные поступления из России, которые даже выросли из-за резкого увеличения числа беженцев, появившихся за последний год. Больше половины беженцев образца 2014 г. с Украины составляют вовсе не жители разрушенного войной Донбасса, а молодые люди, уклоняющиеся от мобилизации.

Главная задача России в долгой игре – как можно быстрее и в максимальном объеме переложить на Запад всю экономическую и финансовую ответственность за ситуацию на Украине. Нельзя сказать, что Москва ничего для этого не сделала, но здесь важны не столько намерения, сколько жесткость и скорость принимаемых решений. Чем быстрее Москва введет весь комплекс мер, административно ограничивающих торговлю с Украиной, тем сложнее будет задача Запада в долгой игре. По деньгам это можно оценить даже серьезнее чем Мариуполь. Ориентировочно до 5 млрд долларов в месяц с учетом мультипликативного эффекта. А это не 6 млрд в год, а примерно 60, и таких свободных денег у Запада нет.

В итоге у Европы (в первую очередь именно Европы, а не США) остается два варианта:

• либо ответственно и на полностью паритетной основе договориться с Россией по всем вопросам будущего устройства Украины;
• либо заплатить и создать для себя неразрешимые экономические проблемы как в краткосрочной, так и среднесрочной перспективе.

Сантименты и другие досужие рассуждения по поводу братских стран никакого значения уже не имеют. Переживать по поводу «потери Украины» России и вовсе не следует. Во-первых, сегодня на Украине никто особо Россию не ждет. Вне зависимости от хода военной кампании и ее результатов. Во-вторых, Россия Украину уже потеряла. Причем не сейчас, а давно, сначала в 1991 г., потом в 2004-м уже окончательно или, по крайней мере, очень надолго.

Однако, и это вполне вероятный сценарий, уже в ближайшее время потеря Украины не будет казаться чем-то очень важным. Умение найти и использовать свой шанс гораздо важней, чем переживания по поводу фантомных утрат.

Мировая политика быстро уходит из Европы, а с ней и взаимный интерес Европы и России. При таком раскладе украинский кризис уже совсем скоро не будет определять политическую повестку дня для Москвы. Только еще один неприятный эпизод.

Россия. Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363835 Владимир Брутер

Вернуть Украину

Эдуард Понарин, Борис Соколов

Рессентимент и будущая российская «реконкиста» общественного мнения Украины

Э.Д. Понарин – ординарный профессор НИУ ВШЭ, заведующий лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ

Б.О. Соколов – младший научный сотрудник лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ

Резюме Усугубляющиеся трудности будут усиливать рессентимент украинцев против Запада и недоверие и даже ненависть к собственным политическим элитам. Россия должна воспользоваться грядущим разочарованием общества в украинском национализме и проевропейском либерализме.

Среди экспертов – как отечественных, так и зарубежных – широко распространено мнение о том, что своими действиями в ходе «революции достоинства» и последовавших затем сецессии Крыма и войны в Донбассе Россия навсегда дискредитировала себя в глазах граждан сопредельной державы и воспринимается теперь в украинском общественном мнении исключительно как агрессор. Некоторые делают вывод, что России бесполезно искать компромиссные варианты разрешения текущего кризиса и следует придерживаться агрессивной политики.

Горячие головы призывают объявить войну Украине и попросту захватить пророссийски настроенные восточные регионы и даже Киев. В качестве обоснования ссылаются на то, что на Украине на долгие годы пришло к власти русофобское правительство, которое будет проводить ярко выраженную антироссийскую политику и стремиться максимально интегрироваться в евроатлантическую систему безопасности. Сторонники радикального подхода полагают, что перспективы появления по соседству крупного озлобленного государства, готового разместить на своей территории военные базы НАТО, в любом случае являются более весомой угрозой национальной безопасности России, нежели риски, связанные с экономическими, политическими и даже военными мерами противодействия, которые будут использоваться международным сообществом в случае прямого вторжения России на Украину.

Наличие под боком крупного и агрессивного государства, активно сотрудничающего с конкурентами в борьбе за влияние на мировой арене и к тому же имеющего территориальные претензии, – действительно серьезная угроза. Вместе с тем не стоит недооценивать потенциал «мягкой силы» для достижения основных целей российской политики на Украине. На данный момент общественное мнение страны весьма негативно настроено по отношению к России и при этом вполне лояльно к Соединенным Штатам и крупным странам Западной Европы – что, несомненно, благоприятствует целям внешней политики этих государств в регионе. Однако теория международных отношений и теория общественного мнения позволяют предположить, что по мере усложнения внутриполитической ситуации на Украине у Москвы появится возможность изменить ситуацию в свою пользу и вновь сформировать позитивный образ России в широких слоях украинского общества.

Рессентимент: исторические аналогии

Чтобы понять механизм, способный привести к такому результату, надо отвлечься от анализа текущей ситуации в терминах геополитики или стратегии рационального выбора и обратиться к истории идей. В философии существует термин рессентимент (от фр. ressentiment – «обида, злопамятность, негодование»). Впервые он был введен Ницше в «Генеалогии морали» для описания специфического феномена переоценки жизненных ориентиров. Согласно Ницше, рессентимент возникает в случаях, когда индивид ощущает свою неполноценность по отношению к некоторому значимому Другому и страдает от невозможности достичь равного с Другим статуса. В результате субъект рессентимента вырабатывает картину мира, отрицающую картину мира Другого, и, более того, постулирует неизбывную ответственность Другого за собственные неудачи.

Как предположила американский историк советского происхождения Лия Гринфельд, рессентимент может проявляться не только на индивидуальном уровне, но и на уровне целых стран. В своем opus magnum «Национализм: пять путей к современности» она иллюстрирует данный тезис примерами из европейской истории XVIII–XIX веков. В начале этого периода главным законодателем политической моды была Англия. Многие деятели французского Просвещения открыто восхищались английскими политическими и экономическими институтами и призывали французское правительство перестроить страну по островным лекалам. На тот момент Англия и Франция являлись главными конкурентами за лидерство на мировой арене, постоянно воевали между собой, и Франция чаще оказывалась битой. Поэтому запрос на модернизацию в стране был достаточно сильным, и реформы рано или поздно последовали. Однако французам не удалось преодолеть экономического и военного отставания от Англии; по итогам Семилетней войны они потеряли Канаду, да и в Индии их позиции были значительно ослаблены.

Одним из побочных результатов этой неудачной гонки преследования стала радикальная смена интеллектуальных настроений: если изначально во французских салонах англофилия считалась хорошим тоном, то во второй половине XVIII столетия большинство мыслящих людей Франции стали англофобами разной степени закоренелости. Похожая ситуация имела место и в Российской империи, которая со времен Петра Великого активно, но не всегда успешно ориентировалась в развитии на европейские образцы, что в итоге привело к формированию влиятельной антизападной традиции в русской социальной мысли, а также в Германии времен Наполеоновских войн, идеалом, а потом объектом ожесточенной критики которой была новорожденная Французская республика.

Яркий пример рессентимента можно обнаружить и в новейшей российской истории. Во времена перестройки подавляющее большинство жителей СССР в целом и РСФСР в частности положительно воспринимали США, демократию и рынок. Сейчас опросы общественного мнения показывают радикально противоположную картину, особенно в отношении Америки. Почему так произошло? Многие в России, особенно среди демократической интеллигенции, рассматривали реформы начала 1990-х гг. как способ рывком преодолеть техническое и экономическое отставание от Запада и превратить Россию из изолированной «империи зла» в одну из ведущих держав стремительно интегрирующейся планеты. При этом предполагалось, что бывший геополитический противник, Соединенные Штаты, приложит активные усилия для скорейшего превращения России в развитую демократию.

Однако США, хотя и оказали экономическую и политическую помощь модернизирующейся России, но далеко не в тех объемах, на которые рассчитывали российские элиты. Более того, американцы воспользовались временной слабостью бывшего конкурента и расширили присутствие в регионах, ранее входивших в советскую зону влияния. Отказ считаться с национальными интересами России уже в середине девяностых вызывал негативную реакцию у отечественной элиты, причем не только у внешнеполитических «ястребов» и ярых сторонников советского строя. Даже такие видные представители либерального крыла того времени, как Григорий Явлинский и Борис Немцов, временами позволяли себе обвинять Соединенные Штаты в недружелюбных действиях по отношению к России.

На разочарование элит наложилось и массовое недовольство населения, сильно пострадавшего от «шоковой терапии» и последовавшего за ней лихолетья. Все это привело к формированию в общественном мнении устойчивых антиамериканских и вместе с этим антирыночных и антидемократических настроений и консолидации значительной части российского социума на основе антизападной идеологии. Одним из частных последствий этого явления стала дискредитация либерально-демократических взглядов и их сторонников в российском политическом пространстве.

Возможен ли разворот?

В преддверии революционных событий прошлой зимы ситуация на Украине во многом напоминала ту, что сложилась в России начала 1990-х годов. Как и у большинства отечественных реформаторов той эпохи, идеология активистов Майдана была построена на том, чтобы сделать из Украины процветающую демократическую страну – а вовсе не на кровожадных русофобских идеях националистов-радикалов. Да, националисты представляли собой наиболее организованный и решительный сегмент украинского гражданского общества времен Майдана и поэтому сыграли непропорционально большую роль в последовавших событиях. Сецессия Крыма и пророссийские выступления в Донбассе сыграли им на руку, разбудив националистические чувства даже у многих нейтральных по отношению к России сограждан. Более того, ненависть к России стала в какой-то момент ключевым компонентом национальной солидарности Украины после Януковича и, будучи пока единственным таким компонентом, искусственно подогревается некоторыми группировками элиты ради удержания власти. Тем не менее изначально Майдан вдохновлялся не антироссийскими лозунгами, а имел вполне позитивную повестку: на улицы вышли люди, которые хотели сделать свою страну лучше.

Война с Россией до победного конца не является их политическим идеалом. Они не готовы расплачиваться за бессмысленное бодание на фронте социально-экономической катастрофой, происходящей не где-то в абстрактной «Луганде», а на улицах Киева. Раз уж обстоятельства сложились таким образом, что их страна оказалась де-факто в состоянии войны, было бы глупо обвинять их в том, что на данный момент они рассматривают Россию как врага и готовы нести определенные издержки ради победы. Но не стоит забывать, что для подавляющей части украинского населения – как и населения любой другой страны – собственные экономические интересы всегда останутся более весомыми мотивами политического поведения, нежели любые идеологические лозунги. Чтобы заставить голодающую страну сражаться до последнего патрона, необходимо обладать репрессивным аппаратом и пропагандистской машиной сталинского СССР или Третьего рейха. Нынешнее же украинское правительство не может эффективно провести мобилизационную кампанию даже в наиболее националистически настроенных западных регионах. Это заставляет предположить, что вскоре основным инструментом завоевания электоральной поддержки для украинских политиков станет способность обеспечить минимальную социально-экономическую стабильность в стране, а вовсе не безответственные призывы продолжать войну с Россией до победного конца.

Продолжение АТО возможно только при условии поступления экономической и военной помощи с Запада. Это прекрасно понимают в Киеве, и именно этого ждут сторонники нынешнего правительства, пока еще сохраняющие светлый образ Запада как олицетворения «всего хорошего против всего плохого». Европейские лидеры, однако, в целом не заинтересованы в противостоянии с Россией: слишком высоки экономические издержки, грозящие в условиях жесткой электоральной конкуренции обернуться потерей власти. Не следует обманываться насчет истинных мотивов европейцев: их куда больше волнует попытка большого соседа силой перекроить государственные границы, нежели достаточно ограниченные выгоды экономического или военного сотрудничества с Украиной. При наличии гарантий сохранения территориальной целостности Украины дипломатическое давление Евросоюза на Россию значительно снизится; экономическая помощь Украине также будет минимальной, позволяющей лишь избежать гуманитарной катастрофы, чреватой потоком беженцев (который, впрочем, будет направлен скорее в сторону России, чем в страны ЕС; соответственно, и издержки Западу будет выгоднее взвалить на Россию).

С Америкой дело обстоит несколько сложнее: там сильны позиции «ястребов», продолжающих мыслить категориями холодной войны и стремящихся обозначить американское присутствие везде где только можно. По их мнению, нынешняя независимая политика России на Украине бросает вызов статусу США как мирового гегемона и должна быть пресечена на корню. Но, положа руку на сердце, следует признать, что действия России если чем-то и отличаются от политики Израиля по отношению к сопредельным государствам, то только свойственным нашей стране масштабом. Усиление Китая и рост исламского экстремизма, который постепенно вырастает из «коротких штанишек» тактики партизанской борьбы и отвоевывает себе место на политической карте мира, являются куда большей угрозой для Соединенных Штатов, нежели реакция потревоженного в своем лесу медведя.

За океаном достаточно людей, которые ориентируются в реалиях современной мировой политики куда лучше, чем потерявшиеся во времени представители последнего «холодно-военного» поколения. Конфронтация с Россией, хорошей или плохой, демократической или авторитарной, не может быть целью номер один американской внешней политики. Тем более если союзником США выступает практически недееспособное политическое образование. Поэтому максимум, на что может рассчитывать нынешнее украинское правительство, – это поставки оружия. Несомненным бенефициаром здесь выступят американские оружейные производители, чьи лоббистские способности хорошо известны. Но проблема Украины вовсе не в недостатке вооружений.

Отсутствие значимой помощи от Запада и пренебрежение интересами самой Украины в большой геополитической игре, таким образом, представляются наиболее вероятным сценарием развития событий. Вкупе с очевидной неспособностью собственного правительства справиться с ситуацией в стране это рано или поздно должно привести к изменению общественного мнения, в том числе и в отношении перспектив дальнейшего сотрудничества с Западом. Сейчас многие политически активные украинцы осмысляют международную ситуацию с помощью простой бинарной оппозиции «Восток – Запад»: зло грядет с востока, а вот помощь должна прийти с запада. Однако если помощь оттуда не придет, – а она не придет – то эта черно-белая семантическая система окажется сломанной. Ориентация на Европу – как в качестве политико-экономического партнера, так и идеальной модели социального устройства, – перестанет быть массовой. Напротив, среди населения, особенно среди образованной и наиболее проевропейской его части, начнет распространяться чувство разочарования в прежних идеалах и обида на европейские страны – тот самый рессентимент. Параллельно будет нарастать и чувство усталости от бестолковых националистических кричалок, выступающих не более чем фоном для элитных разборок.

Если Москва приложит усилия, чтобы уйти с отрицательного полюса упомянутой выше оппозиции и заполнить идеологический вакуум, образующийся в украинском политическом пространстве по мере осознания фиаско националистического и европейского проектов, вполне возможен и радикальный поворот: Россия станет в глазах многих украинцев партнером, гораздо в большей степени заслуживающим доверия, нежели европейские политики, ограничившиеся лишь декларациями, но по факту ничего не сделавшие для спасения Украины.

Конечно, для того чтобы этот гипотетический поворот случился на самом деле, потребуется не только массированное пропагандистское воздействие, тем более что доступ российских агентов в украинское информационное пространство затруднен противодействием украинских госструктур. Убедительным аргументом в пользу союза с Россией будут такие положительные стимулы, как гуманитарная помощь населению, в том числе и оказываемая по линии церкви или НКО, человечное отношение к пленным пророссийских комбатантов в Донбассе, государственные программы поддержки беженцев с Украины, направляющихся в Россию, и жителей приграничных с Россией регионов, предоставление благоприятных условий украинским компаниям, торгующим с Россией, особенно представителям малого и среднего бизнеса. Адресатом такой политики должны выступать рядовые украинцы, а не высокопоставленные функционеры нынешнего правительства. Более того, российская пропаганда, как внутренняя, так и направленная на экспорт, должна подчеркивать различие между нынешней украинской властью и населением.

Не следует огульно клеймить «укропами» и «бандеровцами» всех живущих к западу от линии фронта в Донбассе. Такая стратегия ведет лишь к консолидации украинцев вокруг националистической политики, тогда как необходимо создавать идейный вакуум вокруг радикалов и лишать их массовой поддержки. Украина – независимое государство; поэтому национальные чувства украинцев необходимо по мере возможности щадить. Что сейчас по-настоящему важно, так это положить конец традиционной для идеологов украинского национализма практике формирования украинской идентичности через позиционирование Украины как «не-России». Лучшей возможности, чем очевидный всем политический провал антироссийски настроенных националистов и проевропейских либералов, для этого может и не представиться.

Некоторые элементы подобной политики уже проводятся в жизнь. Однако наблюдателями они интерпретируются скорее как попытка подать косвенный сигнал Западу о мирных намерениях России; тогда как эта информация должна иметь своими адресатами не только западных дипломатов и экспертов, но по преимуществу простых жителей Украины. Если из-за информационной блокады украинских властей этого нельзя добиться через СМИ, то всегда можно использовать неформальные человеческие связи. Распространение позитивного образа России и русских как противников олигархического правительства и радикальных националистов, но не самой Украины и ее народа посредством информационных потоков на микроуровне через друзей и родственников, предпринимателей, солдат, участвующих в АТО, будет иметь даже больший эффект, нежели трансляция позитивной картинки на ТВ.

Следует отметить, что подобная стратегия непрямого действия в случае успеха будет иметь несколько побочных, но очень важных для национальных интересов России позитивных следствий. Во-первых, мирное завоевание общественного мнения Украины позволит (в вероятных условиях продолжающейся политической соревновательности внутри страны) обеспечить приемлемый уровень лояльности украинского правительства в средне- и даже долгосрочной перспективе и блокировать невыгодные для России направления сотрудничества Украины с Западом. При этом неверно будет полностью препятствовать европейской интеграции Украины – чтобы окончательно не оттолкнуть и саму Европу, и проевропейские слои Украины: украинский рессентимент не уничтожит совершенно желание украинцев сотрудничать с Европой. Между тем мягкая переориентация украинского населения на сотрудничество с Россией также позволит снизить остроту противостояния в Донбассе и, следовательно, найти приемлемое решение конфликта, не ставящее под угрозу территориальную целостность Украины. Это внесет вклад в изменение образа «реваншистской» России, которым западные «ястребы» стращают своих более-менее нейтральных коллег и избирателей, и усилит электоральные позиции западных политических и стоящих за ними экономических групп, заинтересованных в сотрудничестве с Россией.

Конечно, было бы абсурдом отказаться от поддержки ДНР и ЛНР. Это будет воспринято всеми заинтересованными сторонами как проявление слабости со всеми вытекающими репутационными издержками. Особый статус ДНР и ЛНР в послевоенной Украине неизбежен, но подобное решение, очевидно, является оптимальным по гуманитарным соображениям и не требует для своей легитимации каких-то хитроумных конструкций, вовлекающих национальные интересы России и способных закрепить ее образ агрессора. Люди, убивавшие друг друга, не научатся жить вместе за один день. Присутствие миротворческих миссий ООН представляется вполне приемлемым компромиссом.

Санкции за Крым также не будут сняты в одночасье; напротив, этот вопрос будет камнем преткновения в отношениях России и Запада еще долго. Однако нарастание украинского рессентимента и последующее потепление отношений между Москвой и Киевом могут привести к парадоксальному результату, когда население страны, формально пострадавшей от территориальной экспансии соседа, будет в меньшей степени озабочено статусом Крыма как спорной территории, нежели посторонние по отношению к данной ситуации представители международных политических структур. Жители любого государства могут быть временно ослеплены ненавистью к врагу; но в конечном счете простые люди часто бывают разумнее политиков и выбирают тех, кто протягивает руку помощи, а не толкает в кровавую бездну.

Эти соображения многим покажутся невероятными. Впрочем, всего несколько лет назад большинство экспертов назвали бы невероятной войну России и Украины. Не стоит недооценивать потенциал «мягкой силы» и роль идеологических факторов в политических процессах. Резюмируя изложенную выше аргументацию, следует сказать прямо: Америке и Европе украинское население как таковое не нужно. Это всего лишь разменная монета в большой геополитической игре, которую по воле одной из группировок политических элит ведут США и в которую с большим нежеланием втягивается Евросоюз. Собственное украинское правительство, эксплуатирующее до времени националистическую антироссийскую идеологию, судя по всему, оказывается банкротом. Усугубляющиеся с каждым днем экономические трудности будут лишь усиливать рессентимент украинцев против Запада, равно как и недоверие и даже ненависть к собственным политическим элитам. РФ должна воспользоваться грядущим разочарованием украинского общества в украинском национализме и проевропейском либерализме. Наличие теснейших экономических, социальных и исторических связей между двумя странами, несомненно, будет только способствовать успеху политики, направленной на восстановление позитивного образа России среди широких слоев украинского населения.

Россия. Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363834 Эдуард Понарин

Геополитика и жизнь

Лариса Паутова

Внешнеполитические события 2014–2015 годов в общественном мнении россиян

Лариса Паутова - доктор социологических наук, директор проектов Фонда Общественное Мнение (ФОМ)

Резюме В вопросах определения друзей и врагов России общество едино. На уровне понимания стратегии колебаний больше. А размывается консенсус при вопросе о конкретных действиях в текущем конфликте на Украине.

Данные опросов общественного мнения, замеряющие внешнеполитические настроения россиян в 2014–2015 гг., вызывают всю палитру чувств и эмоций. В последнее время работа полстеров (социологов, специализирующихся на массовых опросах общественного мнения) подвергается жесткой, порой заслуженной критике. Однако опросы дают уникальную возможность разглядеть определенные тенденции и смыслы в структуре общественного сознания. Если вынести за скобки различные методологические и методические особенности проведения опросов разными исследовательскими центрами, то выводы о тенденциях будут очень близкими (при сохранении различий в конкретных числовых оценках). В данном случае я обращаюсь к исследованиям, проведенным тремя компаниями (ВЦИОМ, Левада-Центр, ФОМ) с 1996 по 2015 годы.

Анализ внешнеполитических оценок россиян позволяет зафиксировать тот факт, что массовое сознание сейчас находится в сложном для интерпретации состоянии – резкие смены позиций, смысловая противоречивость и размежевание полярных мнений. Парадоксальность и многовариантность – обычные свойства массового сознания. И все же именно сегодня мы наблюдаем почти хаотичный динамизм и непредсказуемость точек зрения, их нелинейность, болезненную конфликтность. Часто можно слышать: «Россия, ты одурела». Назовем это по-другому – турбулентностью общественного мнения. Замерять и интерпретировать данные о мнениях, когда они постоянно меняются, особенно сложно. Сделаем первые шаги в этом направлении.

Для начала необходимо заметить, что речь пойдет о ситуативных внешнеполитических оценках, а не глубинных устойчивых геополитических образах. Чрезвычайные политические события, поддерживаемые определенной повесткой в СМИ, способны актуализировать оценки и мнения, противоречащие прежним, казалось бы, устоявшимся, личному опыту или страноведческим познаниям. Подобные ситуативные, сформированные конъюнктурой образы могут со временем отойти в тень и постепенно забыться, как это было во время и после событий 2008 г. в Грузии и Южной Осетии.

Внешнеполитические представления неразрывно связаны с образом страны, а именно здесь произошли колоссальные структурные изменения. Если в 1996 г. Россию называли великой державой 21%, то в 2008 г. – уже 60% (ФОМ), а в 2014 г. – 68% (Левада-Центр). В 2014 г. зафиксирована и максимальная точка роста патриотических настроений: 75% против 47% в 2006 г. (ФОМ). Аналогично, большинство респондентов уверено, что живет в развитой (69%), богатой (67%), свободной (76%), самостоятельной (78%), наращивающей свое влияние стране (67%), которую уважают (68%), боятся (86%) и к которой в мире относятся скорее плохо (48%) и необъективно (53%) (ФОМ).

В обыденных внешнеполитических представлениях можно выделить три области:

ситуативные (конъюнктурные) образы друзей и врагов;

обыденные стратегические векторы;

обыденные «тактики» («России следует…»).

Друзья-враги: новый пасьянс массового сознания

Все крупные опросные компании (ФОМ, ВЦИОМ, Левада-Центр) в 2014 г. зафиксировали резкий разворот обыденных внешнеполитических оценок, прежде всего в наименовании «друзей» и «врагов» России. Методики замера разные, но результаты сопоставимы: переориентация на Восток, эскалация антизападных настроений, нарастание негативного отношения к Украине.

Если раньше среди друзей («стратегических», «ценных партнеров») обязательно называлась Германия, то в 2014–2015 гг. на лидирующее место выходит Китай («имеет большой потенциал в экономике»; «развивается лучше всех», «у них растет экономика очень быстро, и нас, может, подтянут», ФОМ). Доля положительных оценок Китая возросла в два-три раза в зависимости от методики замера.

«Прокитайский крен» в массовом сознании можно объяснить активным экономическим и политическим сотрудничеством в 2014 г. (в том числе и интенсивное освещение этого сотрудничества в СМИ), ростом изоляционистских антизападных настроений, попыткой найти противовес Западу, ломкой привычных геополитических шаблонов. Можно также предположить влияние того же синдрома величия: «великая держава» может «дружить против» сильного враждебного Запада только с великим соседом – Китаем.

Замечу, что в отношении к Китаю традиционно «зашито» ощущение настороженности, боязни многонаселенного, сильного и плохо понимаемого соседа. Парадокс внезапных китайских симпатий особенно заметен в любопытном опросе ФОМа. Выяснилось, что, несмотря на восприятие Поднебесной как ценного партнера, россияне не спешат поехать туда в гипотетическую бесплатную турпоездку. Как и ранее, они предпочитают менее дружественные страны Запада (Францию, Италию, Германию).

Белоруссия уже долгое время воспринимается в качестве наиболее дружественной России страны (66%, ФОМ). О жителях Белоруссии (в отличие от Китая) чаще всего говорят, что у нас с ними больше всего общего, нам легче всего найти общий язык, взаимопонимание (69%, ФОМ). Доля россиян, положительно относящихся к любимому соседу в последние два года, увеличилась (с 76% в декабре 2013 г. до 87%, Левада-Центр).

В то же время исследователи замечают, что по некоторым позициям Белоруссия теряет положительные оценки. Например, по сравнению с Китаем она реже воспринимается как нужный, самый ценный партнер (11% против 31%, ФОМ), как страна, сотрудничество с которой сейчас важнее всего для российской экономики (35% против 56%, ФОМ). Заметим также, что отношение к Казахстану изменилось мало: он по-прежнему входит в тройку наиболее дружественных государств.

Германия вопреки негативному опыту XX века пять лет назад воспринималась очень позитивно («живут там, как в сказке»; «там рай»; «дай Бог, чтоб мы так жили»). В 2014 г. она стремительно потеряла положительный образ – прежде всего дружественной страны. Сегодня ценным партнером ее считает очень незначительный процент россиян (6%, по данным ФОМ).

Негативное отношение нарастает не только к Германии, но и к США и Украине. Америка по-прежнему видится главной враждебной, недружественной страной (73% ВЦИОМ, 77% ФОМ). На протяжении нулевых годов доля таких оценок колебалась, однако в среднем составляла 45–55%. В прошлом году процент россиян, негативно относящихся к Соединенным Штатам, вырос примерно в два раза. Январский опрос Левада-Центра зафиксировал уже 81% респондентов, настроенных антиамерикански.

Напомним, что в 1990-е гг. опросы показывали совсем другую картину: в переломном 1991 г. 79% (!) россиян относились к Америке положительно (ВЦИОМ). Социологи однозначно делают вывод о том, что антиамериканские настроения в России достигли исторического максимума, но от прогнозов воздерживаются.

Украина вызывает наиболее сложные в интерпретации, неустойчивые оценки. Судя по данным Левада-Центра, пик негативного отношения (62%) пришелся на 2008 год. В относительно спокойный на события 2013 г. доля отрицательных оценок составила менее 20%. Однако в 2014–2015 гг. мы наблюдаем новый виток отторжения – до 64% негативных оценок. По данным ФОМ, Украина воспринимается как недружественное государство немногим реже США (62% против 77%). Также она редко оценивается как ценный партнер или государство, сотрудничество с которым сейчас важнее всего для российской экономики.

Отношение к другим странам оказывается более или менее однородно, что предсказуемо в ситуации непрерывной работы СМИ. Необходимо, однако, отметить некоторые различия между группами населения, например, на основе опросов ФОМ. Так, мужчины, более состоятельные россияне и жители мегаполисов чаще других полагают, что для экономики важно российско-китайское сотрудничество. Необходимость российско-германских отношений больше отмечают жители мегаполисов, особенно обеих столиц, респонденты с высшим образованием и более высоким доходом. Негативное отношение к США и Бараку Обаме чаще молодежи высказывают люди старше 60 лет. Большая часть нового поколения склонна заявлять о своем безразличии и к Америке, и к ее президенту.

Логическим продолжением этого нового геополитического пасьянса в обыденном сознании оказывается общая атмосфера тревожности. По данным Левада-Центра, в сентябре 2014 г. 84% опрошенных полагали, что у России есть враги. Это самый высокий показатель за все годы замеров, но все же он не является неожиданным. В середине 1990-х гг. так полагала меньшая часть россиян (44%, ФОМ), на протяжении нулевых цифра постепенно росла и колебалась в диапазоне 60–70%. События 2014 г. дали большой скачок до 84%.

Среди более малочисленной части россиян тревожность приобретает более жесткую форму. Так, по данным ВЦИОМ, четверть россиян полагают, что холодная война уже идет, еще треть (31%) убеждены, что вероятно начало противостояния с Западом.

Обыденные стратегические векторы: появление двойственности

В общественном мнении сегодня трансформируются и представления о том, какие действия необходимо предпринять в связи с новой внешнеполитической ситуацией. Массовое сознание впитывает активную риторику СМИ. Заметна и «внутренняя работа» массового сознания: актуализируются известные, еще советские установки и страхи, а текущая повестка дня, в свою очередь, корректирует их. Так, присоединение Крыма разбудило коллективную память о великой державе. Более того, 66% россиян не беспокоит тот факт, что «большинство населения Запада и Украины считает, что Россия, присоединив Крым, нарушила все послевоенные и постсоветские международные договоренности и международное право» (Левада-Центр). К концу 2014 г. более половины россиян признают, что присоединение Крыма оказало отрицательное влияние на международное положение страны (ФОМ), однако в конечном итоге оно принесет России скорее пользу. Примерно каждый четвертый говорит о том, что присоединение Крыма сказалось на его жизни. В качестве негативных последствий называется рост цен, инфляция, снижение уровня жизни, санкции.

Действия Запада и введение санкций и контрсанкций запустили и другой известный механизм: антизападные настроения. Опросы показывали актуализацию и единение «ура-патриотических» установок. Однако по конкретным вопросам, касающимся повседневной жизни, мнения оказывались более разнородными. Например, летом 2014 г. запрет на ввоз продуктов одобрило около 70–80% респондентов, прежде всего аргументируя это необходимостью поддерживать российских производителей (ФОМ, Левада-Центр, ВЦИОМ). Другой распространенный, но спорный аргумент – уверенность в качестве отечественных продуктов и способности прокормить себя самостоятельно («мы все свое имеем, и достаточно. Без них проживем», «свое вкуснее», «свои продукты лучше, натуральные», «заразу всякую завозят сюда», «мало ли что они там положили? Все нас травят», ФОМ). Предпочтение отечественных продуктов импортным – не новая тема. Еще в 1990-е гг. опросы свидетельствовали, что большинство россиян при прочих равных условиях предпочитали покупать отечественные продукты (ФОМ). За пятнадцать-двадцать лет установка не изменилась. Но запрет на ввоз не только упрочил эту потребительскую уверенность, но и оформил ее идеологически. Если раньше покупка отечественных продуктов была прагматичной позицией, то теперь может стать политическим кредо.

Тогда же, летом 2014 г., опросы зафиксировали не просто патриотические настроения, но и курс на изоляционизм. Слова «без них проживем» рефреном проходят в самых разных опросах. Приведем наиболее яркие результаты:

16% убеждены, что Россия находится в международной изоляции, и не беспокоятся по этому поводу (Левада-Центр);

17% считают, что в случае изоляции России от западного мира наша страна только выиграет (ВЦИОМ);

20% полагают, что серьезные экономические санкции со стороны стран Европы и США никак не повлияют на экономику нашей страны (ФОМ).

Можно в первом приближении предположить, что примерно 15–20% являются сторонниками изоляционизма. Эта позиция основана на уверенности в богатстве России, умении россиян справляться с бедами и политике сильного лидера («мы все выдержим», «у нас достаточно ресурсов», «у нас такая великая и мощная страна. Какая-то Америка вряд ли сможет свернуть нашу страну», «Путин умный, поэтому у нас проблем не будет», ФОМ).

Несмотря на единодушное летнее одобрение россиянами продуктовых контрсанкций (70–80%), со временем стала увеличиваться доля сомневающихся среди активных социальных групп. Влияние запретов летом ощущали на себе только 23% россиян (ФОМ). В январе 2015 г. Левада-Центр уже называет цифру 34%. Среди москвичей и петербуржцев таковых закономерно больше. Почти половина представителей активных социальных групп (средний возраст, более высокий доход, высшее образование) обеспокоены возможным введением Европой и США более серьезных экономических санкций (ФОМ). Опасения вызывает возможный рост цен, снижение торговых оборотов, дефицит товаров, проблемы в промышленности и банковской сфере, изоляция страны и ограничение поездок за границу.

Поездки за границу – важная тема для социально активных групп. Если среди населения в целом лишь четверо из десяти (38%) тревожатся по поводу возможных ограничений выезда за рубеж, то среди молодежи, людей с высшим образованием, более обеспеченных, жителей Москвы и Санкт-Петербурга таких больше половины (Левада-Центр).

Безусловно, пока жесткие санкции и железный занавес – это только опасения, особенно в сознании среднестатистического россиянина, который вряд ли был за границей (82% не выезжали за рубеж в последние два-три года, ФОМ). Однако беспокойство в массах растет, поскольку появляются первые материальные трудности и перемены в привычном образе жизни.

Обыденные внешнеполитические тактики: усиление двойственности

Вслед за дипломатами рядовые россияне тоже произносят рецепты «России следует…». И тут двойственность мнений оказывается еще более явной: с одной стороны, антизападные лозунги и изоляционизм, а с другой – прагматичные установки на примирение.

Наиболее решительное антизападное заявление – это допущение участия России в военных действиях на Украине. Такие мнения присутствуют, но все же не доминируют. По данным январского опроса ВЦИОМ, за введение российских войск на Украину для прекращения военного конфликта выступают только 20% россиян. Схожую цифру (около 17%) показали опросы Левада-Центра.

Чуть больший процент россиян соглашаются с более мягкой формулировкой. От четверти (23%) в декабре до трети (33%) в феврале полагают, что Россия должна поддерживать ополченцев, власти самопровозглашенных ДНР и ЛНР (ФОМ). Основные аргументы стереотипны: на этих территориях много русских, гибнет мирное население, борьба народа за справедливость, братский народ, необходимость установить мир. Такая позиция больше характерна для людей старшего возраста, москвичей, руководителей.

Полярная точка зрения относительно сценария на юго-востоке Украины – Россия не должны вмешиваться, не должна оказывать влияние на ситуацию. В феврале ее разделяли 16% опрошенных, чаще – молодые люди, люди среднего возраста с высшим образованием, негативно оценивающие деятельность президента Владимира Путина. Сторонники нейтралитета ссылаются на суверенность государств, большие риски для российской экономики, вероятность конфликтов, войны, изоляции. Нейтральная позиция – Россия должна добиваться установления мира на юго-востоке Украины, не поддерживая при этом ни одну из сторон – является наиболее популярной (27%).

В итоге мы видим, как единство установок, наблюдавшееся в вопросах определения друзей и врагов России, уменьшившееся на уровне понимания общей стратегии, совершенно размывается при определении конкретных действий в актуальном конфликте на Украине.

При этом, несмотря на различия в оценке конкретных действий, россияне в целом разделяют позитивные установки на необходимость улучшения отношений с Западом и Украиной. Например, половина опрошенных полагает, что сегодня руководство России должно стремиться к улучшению отношений с США, прежде всего в интересах общего мира и безопасности в мире (ФОМ). Примерно та же доля россиян полагает, что нам не следует обращать внимание на критику со стороны Запада (84%), и эти цифры стабильны с 2006 года (Левада-Центр).

Зафиксированное единение мнений на уровне базовых представлений о друзьях и врагах при разнородных установках по конкретным действиям может объясняться тем, что геополитика лежит за пределами повседневного внимания среднестатистического россиянина. Его общие представления строятся на известных стереотипах и схемах (которые актуализируются без критического осмысления), а также повестке дня федеральных СМИ. В случае абстрактных оценок на уровне «хорошо-плохо» этот пласт сознания работает практически унифицировано. Необходимость принять решение по конкретному (хоть и гипотетическому) вопросу требует большей рефлексии и не может опираться только на стереотипную модель. В этом случае подключаются другие факторы (личный опыт, критическая оценка последствий и т.п.). Что и приводит к большей разнородности в ответах.

Аналогичным образом, как только вопросы переходят в практическую плоскость (выгода, возможности, угрозы в результате геополитических решений) – мнения начинают дифференцироваться, поскольку речь идет не об абстрактной «России», а о собственной жизни с более понятными, сиюминутными проблемами и целями.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363833 Лариса Паутова

Какофония вместо «европейского концерта»

Владимир Чернега

Диалектика отношений России и Запада

В.Н. Чернега – консультант Совета Европы, доктор юридических наук, Чрезвычайный и Полномочный Посланник.

Резюме Посткоммунистическая Россия повторила опыт России петровской. Петр I взял в Европе военно-техническую составляющую и некоторые аспекты административного управления. Социальный же опыт он проигнорировал.

Жесткая конфронтация между Россией и Западом из-за Украины, напоминающая худшие времена холодной войны, побуждает экспертов и политиков задуматься о причинах такой ситуации. Некоторые из них лежат на поверхности, другие носят глубинный характер. В любом случае, речь идет не о простом столкновении геополитических интересов двух сторон. По сути, Россия и Запад переживают очередной момент истины, подводящий итог их взаимоотношений после распада Советского Союза. Анализ этого периода и выводы, которые сделает каждая сторона, определят, на каких основах будут строиться связи в дальнейшем.

Отношения между Россией и Западом отличались противоречивостью даже в то время, когда Российская империя хотя бы формально считалась частью тогдашнего, в основном европейского, Запада. Это сложная тема, которой посвящены десятки, если не сотни трудов, и она не может быть исчерпана в настоящей статье. Ограничусь лишь одним примером. В свое время мне пришлось работать над документами внешней политики России периода Священного союза. Современному россиянину трудно представить, насколько Российская империя была тогда вовлечена, причем на главных ролях, в дела «европейского концерта государств». Вплоть до решения вопроса о назначении Португалией вице-короля Бразилии. Но это не мешало российской власти настороженно, а то и просто враждебно относиться к идейному влиянию Запада, а определенной части западных элит – критически оценивать внутриполитическое и социальное устройство России, в частности крепостное право и безраздельное доминирование абсолютистского государства над обществом и индивидом.

Уже тогда это противоречие питало пропагандистские схватки, особенно в моменты обострения геополитической борьбы, когда России приходилось противостоять одной из западных держав или их союзу. Ответ на известную и сегодня, весьма критическую книгу Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году», явившуюся своего рода предчувствием Крымской войны, стал в России государственным делом. Нужно признать, что основания для этого имелись, поскольку книга была переведена на основные европейские языки и долго считалась на Западе своего рода учебным пособием для понимания России.

Стоит упомянуть и о том, что образ злобного медведя как символа враждебной и дикой России был создан британской пропагандой в XIX веке, когда две империи соперничали за контроль над Средней Азией.

Правда, были и периоды, к примеру, во время существования Антанты, когда во Франции и Великобритании образ России был почти позитивным (в Германии и Австро-Венгрии все было, естественно, наоборот). Но даже тогда определенная часть интеллектуалов и политиков этих стран ставила под сомнение принадлежность России к «цивилизованной» Европе.

Октябрьская революция 1917 г. и образование советского государства в числе прочего были попыткой создать идейно-политическую антитезу Западу, парадоксальным образом основанную на идеологии, пришедшей с Запада. В 1991 г. эта попытка была признана неудачной, и Россия вновь повернулась к капиталистическому Западу. На этот раз, как казалось, у нее было больше шансов если не интегрироваться в западный мир, то по крайней мере преодолеть прежние противоречия и создать единое идейно-политическое и геополитическое пространство. В отличие от Российской империи, в которой к 1914 г. современная промышленность еще только начала по-настоящему развиваться, а 80% населения составляли неграмотные в массе своей крестьяне, новая Россия унаследовала от СССР мощную, пусть в основном и устаревшую индустрию, развитую науку и представляла собой одно из самых образованных обществ в мире. Нынешняя конфронтация показывает, что «брачный союз» между Россией и Западом не сложился и откладывается на неопределенное время. Но это не означает, что у отношений нет перспективы. Чтобы понять, каким образом, когда и на каких условиях возможно сближение, необходимо выявить основные причины сложившейся ситуации.

Европейский путь в противоположном направлении

И российские, и западные исследователи в основном видят эти причины в сфере геополитики. Но есть и исключения. Так, французский эксперт Филипп Лефор полагает, что недостаток коммуникации привел к деформированному восприятию друг друга, появлению взаимного непонимания и все более глубоких «недоразумений».

Оба подхода дополняют друг друга. Недостаток коммуникации, неадекватное восприятие, несомненно, негативно сказались на отношениях в геополитической сфере, но, конечно, не были первопричиной нынешней конфронтации. В то же время они усугубляли «недоразумения», порожденные разнонаправленностью общественного развития в России и в странах Запада после 1991 года. Все вместе, геополитическое соперничество, упомянутые «недоразумения» и недостаток коммуникации, создало кумулятивный эффект.

Главное из «недоразумений» связано с непониманием на Западе последствий российских реформ 90-х гг. для развития страны и, в частности, для ее политической и идеологической эволюции после 2000 года. Хотя на Западе признают, что реформы не были достаточно продуманы и достигли своих целей лишь частично, в целом их результаты оценивают положительно. В качестве иллюстрации можно привести опубликованную в прошлом году статью Строуба Тэлботта, бывшего советника президента США Билла Клинтона, в которой тот не жалеет комплиментов в адрес Бориса Ельцина, «ведшего Россию в правильном направлении, в том числе пытавшегося покончить с ее имперскими амбициями».

По этой причине большинство западных экспертов и политиков считали приход к власти Владимира Путина результатом случайного совпадения обстоятельств. Некоторые говорили о внутрикремлевском заговоре, вдохновлявшемся Борисом Березовским, или даже о спецоперации российских спецслужб. Но в любом случае почти никто не ожидал, что Путин надолго задержится у власти. Имела место недооценка не только его личности, но и той политической и социально-экономической ситуации, которая сложилась в России в значительной мере вследствие упомянутых выше реформ.

О них в России написано очень много. Оценки варьируются от однозначно негативных до более взвешенных. Однако очень редко указывается на то, что в конечном итоге в России сформировалась и продолжает функционировать социально-экономическая система, противоположная даже по своим базовым принципам европейской модели. Молодые реформаторы, вдохновлявшиеся прежде всего идеями американского экономиста Милтона Фридмана, выбрали ультралиберальную, монетаристскую модель, абсолютно противоречившую традициям российского общества. Европейская модель, основанная на тщательно выверенном балансе государственного интервенционизма и рыночных начал, на тесном увязывании экономической и социальной политики, даже не рассматривалась.

Результатом стало разрушение большей части производственного сектора, деградация науки и образования, обнищание огромной части населения и все возрастающий разрыв между бедными и богатыми, политическая чехарда, а также угроза дезинтеграции страны. Но самым, наверное, печальным и недопонимаемым на Западе последствием 90-х гг. явилась дискредитация самой идеи демократии. В массовом сознании россиян не закрепилась связь между демократическим устройством и процветанием. Как отмечалось в докладе Совета Европы 1999 г., посвященном России (а также Украине), «население страны утратило веру и в рынок, и в государство».

Эта ситуация, естественно, не способствовала осознанию важности личных прав и свобод для общественного и социально-экономического развития, основанного на индивидуальной инициативе и гражданской ответственности. Ненависть к новому классу богатых, выросшему, по мнению большинства, на воровстве и коррупции, не позволяла утвердиться принципу незыблемости частной собственности, необходимому для становления подлинно рыночной экономики.

В этом контексте приход к власти лидера типа Путина был если не неизбежным, то весьма вероятным. То, что, как пишут на Западе, он смог постепенно сократить «пространство демократии и свободы», не встретив особого сопротивления, было закономерно. Для подавляющего большинства населения они не были приоритетом. Напротив, повышение на протяжении ряда лет жизненного уровня, снятие угрозы распада государства и политическая стабильность были оценены достаточно высоко.

Однако, став более дееспособным, российское государство начало все активнее подминать под себя гражданское общество. Растущая ориентация на государственный капитализм, увеличение веса бюрократического аппарата усугубляли тенденцию. По сути дальнейшее развитие все меньше определялось институтами гражданского общества, политическими партиями и частным капиталом и все больше – чиновничье-номенклатурной прослойкой, распоряжающейся, в том числе и в своих личных интересах, ее основными ресурсами (академик РАН Юрий Пивоваров, исследовавший эту «новую номенклатурную революцию», назвал данный феномен «властесобственностью»).

В свою очередь большая часть жителей страны после утраты прежних идеологических ориентиров довольно быстро сдвинулась в сторону консервативно-традиционалистских ценностей. Этому способствовало и возрождение православной церкви. Постепенно считать себя православным стало даже для многих неверующих россиян частью новой национальной идентичности. В условиях духовного вакуума это было закономерным и поначалу скорее позитивным явлением. Однако в более долгосрочном плане тенденция к традиционализму должна была рано или поздно привести (и привела) к значительному ослаблению влияния либерально-демократических идей.

Российская власть, нуждающаяся хоть в каком-то идеологическом обрамлении политического курса, также не осталась в стороне от этого процесса, все более воспринимая и афишируя консервативно-традиционалистские установки. При этом в России все же не появилась системная господствующая идеология, которая обычно играет роль общественной идейной скрепы. Попытки некоторых властных и околовластных кругов продвинуть осовремененную версию формулы «православие, самодержавие, народность» большого успеха не имели. Во-первых, это не вызывало и не вызывает энтузиазма у большей части элит, исповедующих культ денег и в целом деидеологизированных. Во-вторых, официально сохранялся курс на развитие демократии, и само существование этой установки ограничивало возможность принятия на вооружение откровенно авторитарной идеологии.

Между тем на Западе все происходило ровно наоборот. В то время как российские элиты успешно строили общество, где росла дистанция между богатыми и бедными, в Европе предпринимались все более значительные усилия по укреплению социальной сплоченности. Политика продвижения социальной сплоченности началась еще в 1960-е гг., причем уже тогда она рассматривалась как непременное условие устойчивого развития экономики и способности государства противостоять внешним и внутренним угрозам.

Отталкиваясь от этой установки, в 1970–1990-е гг. развитые европейские страны пришли к тому, что получило название «европейской социальной модели». Отличительная ее особенность – переход от политики «социальной благотворительности» (поддержка бедных с помощью тех или иных пособий) к созданию таких социально-экономических координат, при которых подавляющее большинство граждан, особенно уязвимые категории (инвалиды, многодетные семьи, дети в трудной жизненной ситуации, мигранты, национальные меньшинства, пожилые люди) имели бы реальный шанс интегрироваться в общество как его полноценные члены.

В более широком плане европейская социальная модель характеризуется следующими чертами: тесное увязывание экономической и социальной политики; мощные системы социальной солидарности; доступность качественного жилья, образования и здравоохранения; уменьшение бедности и сокращение разрыва между бедностью и богатством (главным образом через дифференцированную систему налогообложения и взносов в социальные фонды).

Разумеется, модель эта очень затратная, поскольку требует значительных социальных инвестиций. Однако эти затраты себя оправдывают, обеспечивая беспрецедентно высокий уровень социальной сплоченности в европейских обществах. Справедливости ради нужно отметить, что в последние годы в связи с экономическим кризисом и необходимостью жесткой экономии эти вложения несколько снизились. Однако, к примеру, в Германии или Франции они все же в среднем остались на уровне 40% ВНП. Для сравнения: в России даже до кризиса 2008–2009 гг. этот показатель не превышал 23%.

Европейская социальная модель стала одной из составляющих «мягкой силы» Евросоюза, источником его привлекательности для других стран. Российская власть, двигавшаяся в другом направлении, серьезно недооценила этот фактор на Украине и в других постсоветских странах.

В Соединенных Штатах ситуация в этом плане была и остается менее однозначной. С одной стороны, они заимствовали некоторые элементы европейской модели. С другой – за последние десятилетия разрыв между бедными и богатыми здесь значительно вырос. Но США все же удается сохранять достаточно высокий уровень социальной сплоченности, прежде всего благодаря тому, что большинство населения, как и в Западной Европе, составляет так называемый средний класс.

Устойчивости западных обществ также способствуют стабильно функционирующие демократические институты, независимая судебная власть и, соответственно, достаточно высокий уровень правовой защищенности индивида, гражданских институтов и бизнеса от государственного произвола.

Социальная сплоченность, в свою очередь, явилась важнейшим фактором усиления идейного единства этих обществ. Либеральная демократия и права человека и ранее были там фетишизированы некоторыми интеллектуалами (типа Андре Глюксмана во Франции) и политиками. Но после фактического исчезновения соперничающей идеологии, какой был коммунизм, она превратилась в своего рода светскую религию, которая успешно вытесняла и продолжает вытеснять религию настоящую.

С учетом этого вполне закономерно, что геополитическое соперничество с Россией на Украине, например, в освещении западных СМИ преподносится как борьба Добра и Зла. С одной стороны, Запад, в частности Евросоюз, который несет «социальную защищенность, демократию, права человека, правовое государство и процветание», с другой – «деспотическая, агрессивная и погрязшая в коррупции» Россия. Сложные проблемы молодого украинского государства, связанные, например, с трудным сосуществованием западной и восточной частей страны, олигархическим типом экономики и обнищанием населения, практически игнорировались, поскольку подразумевалось, что установление «подлинно демократического» режима будет панацеей от всех бед.

Цивилизационный разрыв между Россией и Западом имел серьезные последствия. Во-первых, он дал повод активно заняться «отторжением России от Европы» под предлогом, что россияне как народ чуть ли не на генетическом уровне отвергают демократию и права человека, что они могут жить только в условиях деспотического правления, которое пытаются насаждать и в соседних странах.

Во-вторых, в России не учли, что существенно более идеологизированной стала внешняя политика западных стран. Конечно, она содержала значительную идеологическую компоненту и в годы холодной войны. Однако триумфализм, возникший в результате победы над коммунизмом и символом которого можно считать известную публикацию Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек», придали этой идеологизированности новое измерение. Этим, кстати, объясняется и значительное увеличение доли политических активистов среди американских послов, которое отмечает глава вашингтонского Центра глобальных интересов Николай Злобин: если при Билле Клинтоне эта доля не превышала 30%, то при Бараке Обаме она достигла 60. Идейно-политическая ангажированность, недостаток профессионализма этих дипломатов привели к ошибкам, допущенным США в Ираке, Ливии, Сирии и на Украине.

Чрезмерная идеологизация является одной из причин того, что прагматический подход российской внешней политики не всегда находит понимание на Западе, в частности в Соединенных Штатах. Ведь американская внешняя политика, хоть и обслуживает вполне прагматические интересы, одновременно содержит сильный мессианский элемент. Официально афишируемая ею задача распространять по всему миру универсальные ценности демократии и прав человека хоть и носит подчиненный характер по отношению к этим интересам и используется в качестве одного из инструментов их реализации, все же не является сугубо пропагандистской установкой. В определенной степени это характерно и для внешней политики западноевропейских государств. Это явилось одним из факторов того, что они вопреки своим экономическим интересам присоединились к антироссийским санкциям в связи с кризисом на Украине. Российская власть с изумлением обнаружила, что экономическая выгода не всегда является абсолютной ценностью.

Кто кого победил?

Еще одним источником «недоразумений» между Россией и Западом, особенно между Россией и США, стал миф о том, что Советский Союз развалился в результате проигранной им холодной войны. Этот миф глубоко укоренился в западных странах. Он прижился и в определенных кругах России. При этом игнорировался тот факт, что холодная война, по существу, закончилась за несколько лет до распада СССР и что большинство западных лидеров начиная с определенного момента поддерживали Михаила Горбачёва. На самом деле советско-коммунистический строй проиграл прежде всего экономическое и идейно-политическое соревнование с Западом и был обречен независимо от того, была холодная война или нет. Последняя лишь только ускорила развязку.

Это объясняет, почему население России в своем громадном большинстве не чувствовало себя побежденным кем бы то ни было. Оно не было враждебно Западу, но при этом продолжало считать Россию великой державой, с которой следует обращаться как с равным партнером. Это умонастроение, хотя и очень робко, пытался иногда дать почувствовать западным партнерам даже Ельцин. Но по-настоящему оно стало выражаться внешней политикой России при Путине.

Однако западные государства, как особенно хорошо видно сейчас, ожидали от России поведения именно побежденной страны, которая заняла бы отведенное ей место в новом международном порядке, создававшемся Соединенными Штатами их союзниками. Это противоречие рано или поздно должно было привести к напряженности и конфликтам, что и случилось после прихода к власти Путина, который еще в своей известной речи в Мюнхене в 2007 г. без обиняков обозначил проблему западного, прежде всего американского диктата.

Напряженности прибавляло и другое «недоразумение», связанное с различным восприятием роли НАТО и натовской экспансии на Восток. В мае прошлого года автор наблюдал за дискуссией ряда экспертов и политиков на французском телевизионном канале France 5 по поводу украинского кризиса. В какой-то момент ведущий воскликнул: «Ну почему русские так боятся НАТО? Ведь это всего лишь дискуссионный клуб, который безуспешно добивается от нас повышения военных расходов». Конечно, это была шутка, но она отразила достаточно позитивное видение НАТО большинством западноевропейцев.

Вопреки утвердившемуся в России представлению о ненужности НАТО после холодной войны, западноевропейские страны считают эту организацию полезной уже только потому, что она как раз позволяет им экономить на военных расходах и тем самым несколько компенсировать экономическое отставание от США. Они ведь тратят значительно больше, чем Соединенные Штаты, на поддержание социальной сплоченности, причем основное бремя расходов ложится на экономический сектор. Даже в последнее время, несмотря на распространяемые западными СМИ и многими политиками и военными предостережения по поводу «возрастающей русской угрозы», Великобритания, Германия и Франция продолжали сокращать свои армии. После варварского нападения экстремистов на журнал «Шарли Эбдо» и поднявшейся в связи с этим волны страха перед воинствующим исламизмом президент Франсуа Олланд лишь «замедлил» на один год программу сокращения сухопутных войск Франции на 2009–2019 гг. (с 314 тыс. человек, включая гражданский персонал, до 234 тыс.).

Если для большинства россиян НАТО – это военно-политический союз, контролируемый США, которые применяли и продолжают применять военную силу каждый раз, когда, по их мнению, этого требуют геополитические интересы, и который бомбил Сербию в 1999 г., то на Западе население в своей массе искренне верит, что альянс несет не только своим членам, но и соседним государствам «безопасность, стабильность и условия для процветания».

Конечно, большую роль здесь сыграло и то, что расширение НАТО сопровождалось и продолжает сопровождаться мощной пропагандистской поддержкой, которая усиливалась по мере приближения блока к границам России и на определенном этапе переросла в настоящую информационную войну против нее.

Эта пропаганда сумела навязать общественному мнению Запада образ России как псевдокапиталистической копии Советского Союза с той разницей, что копия выглядит значительно хуже оригинала. Если СССР вызывал не только страх, но и определенное уважение и интерес, а главное, его считали «предсказуемым», то сегодня Россия представляется как страна малоинтересная, а после российско-грузинской войны 2008 г. еще и «непредсказуемая» и «агрессивная».

Вот почему поддержка США и их союзниками «майданного» переворота в Киеве, приведшего к власти откровенно прозападное правительство, в целом воспринята политическим сообществом, СМИ и общественным мнением Запада как «естественная». Напротив, реакцию России (отделение Крыма, поддержка «антимайданного» восстания на юго-востоке Украины) сочли «неожиданной» и «неадекватной» и восприняли как грубое посягательство на существующий международный порядок.

Конечно, геополитического столкновения Запада и России по поводу Украины в нынешней острой форме можно было избежать, но нельзя сказать, что оно было непредсказуемым. Это признают и некоторые западные специализированные издания. Например, французский журнал «Национальная оборона» отмечает, что опасность такого столкновения предопределена прежде всего внешнеполитической стратегией США в отношении России, принятой еще в начале 90-х годов. Речь идет о современной версии политики «roll back» (отбрасывание), которая, как известно, была выдвинута государственным секретарем Джоном Фостером Даллесом во время президентства Дуайта Эйзенхауэра и носила более агрессивный характер, чем принятая до этого стратегия «containment» (сдерживание). Она предполагала, в частности, «вытеснение» противника, то есть СССР, из оспариваемых стратегических регионов. Применительно к современной России особое значение в этой связи отводилось установлению западного контроля над Украиной через принятие ее в Евросоюз и НАТО. При этом самой России полноценной «европейской» или «евроатлантической» перспективы не предлагалось.

Окно вместо двери

Конфликт между Россией и Западом высветил наличие системного кризиса в их отношениях, объясняющегося переплетением взаимного идейно-политического отчуждения и геополитического соперничества. С одной стороны, Россия, которая в 1992 г. в заявке на вступление в Совет Европы искренне говорила о стремлении продвигать у себя «европейские ценности», то есть демократию, права личности и верховенства права, на деле все медленнее и со сбоями двигалась по этому пути. После 2000 г. наметился даже явный регресс, в концептуальном плане выразившийся в идеях «управляемой» или «суверенной» демократии. В стране так и не сформировались полноценные институты гражданского общества, а власть окончательно приобрела патерналистский характер. Российская судебная машина не разорвала пуповину зависимости от власти и в значительной степени осталась институтом административно-репрессивной системы, а не правосудия. Правоохранительные органы поражены коррупцией. В социально-экономическом плане Россия вообще двигалась в противоположном Европе направлении.

С определенной долей условности можно утверждать, что Россия в 90-е и последующие годы в какой-то степени повторила опыт петровской России. Петр I «прорубил окно в Европу», но при этом, как заметил русский историк Василий Ключевский, в основном взял от нее военно-техническую составляющую и те или иные аспекты модели административного управления. Социальный же опыт Европы (фактическое исчезновение крепостного права, ставка в развитии экономики на свободного человека) он проигнорировал. Современные российские элиты, как и значительная часть населения страны, после крушения коммунистического строя также в основном восприняли внешнюю сторону европейского образа жизни, связанную прежде всего с «обществом потребления». В то же время указанные «европейские ценности» должного укоренения пока не получили ни в государственной политике, ни в массовом сознании.

С другой стороны, Запад, начавший отторгать Россию еще в 1990-е гг., впоследствии усиливал это отторжение по мере своей геополитической экспансии на восток. Стратегическая ошибка, заключавшаяся в том, что при этом самой России не предлагалось никакой альтернативы, кроме как подчиниться интересам Запада, сегодня усугубляется антироссийскими санкциями, вписывающимися в логику все той же стратегии «roll back». Усилившаяся антироссийская риторика идет в том же русле.

Обида на Запад, наблюдающаяся сейчас в России, имеет, таким образом, реальные основания. Однако это не должно заслонять тот факт, что сама Россия уже давно отдалялась от Запада и что в результате это вело к ее идейно-политической самоизоляции и усугублению проблем внутреннего развития.

Нужно также признать, что Запад повел себя так уверенно и напористо не только потому, что не сомневается в своей «исторической правоте». Россия позволила себе быть слабой, так и не сумев создать прочную современную диверсифицированную экономику и эффективную социальную систему, а со слабыми в международных отношениях, как это было всегда, считаются мало. Модный сейчас в России конспирологический тезис о том, что Запад всегда ополчался на Россию, когда она усиливалась, с исторической точки зрения некорректен, а применительно к сегодняшней ситуации просто ошибочен. Россия в прошлом сама не раз объединялась с другими государствами против какой-то чрезмерно усилившейся державы (достаточно вспомнить наполеоновскую Францию). Сегодняшняя же ситуация в значительной мере объясняется тем, что Россия пытается вести себя как великая держава, не располагая необходимыми для этого ресурсами и не имея достаточно сильных и надежных союзников. В этой связи уместно вспомнить слова министра иностранных дел Российской империи, канцлера Александра Горчакова: «Величие не провозглашается, его вынуждены признавать».

Осознание этого факта важно для выхода из системного кризиса. Экономически сильная, социально сплоченная и демократическая Россия, интегрированная в систему «европейских ценностей», вряд ли подверглась бы такому геополитическому нажиму.

На сегодняшний день у России нет альтернативы возобновлению сотрудничества с Западом, в первую очередь с Европейским союзом. Ее экономическая слабость не позволяет рассчитывать на победу в конфронтации «на измор». «Поворот к Азии» (не первый в истории России), расширение сотрудничества с Китаем, проект ЕАЭС, сами по себе полезные и нужные, такой альтернативой быть не могут. Во-первых, азиатские партнеры, включая Китай, не в состоянии заменить Запад в качестве источника передовых технологий и инвестиций, без которых невозможна модернизация и реальная диверсификация российской экономики.

Во-вторых, Россия при любых обстоятельствах останется на европейском континенте, где проживает более 80% ее населения и где сосредоточена основная часть ее экономического потенциала. Несмотря на нынешнюю конфронтацию, между Россией и ЕС сохраняется глубокая торгово-экономическая взаимозависимость. Между ними (как и в целом между Россией и Западом) нет того идеологического противостояния, которое существовало во времена СССР, а российское общество, несмотря на отмеченный выше диссонанс с Евросоюзом в общественно-политическом развитии, в целом принадлежит к европейской культуре, и эту данность не под силу изменить никому.

К счастью, ЕС, да и Запад в целом, также не заинтересован в длительной конфронтации. Обе стороны, как и прежде, нуждаются в сотрудничестве по многим направлениям. Даже США, все более озабоченные проблемой сдерживания Китая, вряд ли желают «вассализации» России азиатским гигантом.

На нынешнем этапе необходимо как можно скорее достигнуть компромисса по украинской проблеме. С точки зрения Realpolitik даже «замораживание» конфликта в его нынешнем виде представляется меньшим злом, позволяющим не только прекратить гибель людей, но также если не устранить, то существенно ослабить угрозу «большой войны». Вместе с тем «замороженный конфликт» дает возможность постепенно перейти от конфронтации к восстановлению сотрудничества.

В более же длительной перспективе России рано или поздно придется выбирать: идти «другим путем» вне русла общеевропейского развития, что неизбежно ведет в тупик, или начать поиск путей реального сближения с Евросоюзом. Имеются в виду не только расширение и углубление сотрудничества в разных областях, но также принятие принципиальной установки на включение России в процесс «евроинтеграции», затрагивающий не только экономику, образование, науку, культуру, но и законодательную сферу, правоприменительную практику, а в конечном счете и политическую систему. Демократия, независимый суд, незыблемость частной собственности, права личности неразрывно связаны между собой, а без них у России нет будущего. Ссылки на успех китайской модели, популярные в определенных российских кругах, не должны обманывать. Китай, как в свое время Южная Корея и ряд других азиатских стран, неизбежно достигнет стадии, когда дальнейшее развитие потребует демократических реформ. Уже сейчас официозные китайские СМИ с тревогой пишут о «вестернизации» среднего класса страны и опасности распространения «гонконгского вируса».

Что касается самого Евросоюза, там всегда было понимание, что без России невозможно обеспечить безопасность на континенте. Сейчас появляются также первые признаки осознания того, что ЕС без России не будет иметь стратегической глубины, необходимой для достижения большей самостоятельности. Конечно, сегодняшний контекст не лучший для продвижения этой установки, но со временем она будет проявляться сильнее. Во всяком случае, давление США на Европу в вопросе антироссийских санкций, воинственная риторика в американском Конгрессе привели к активизации тех европейских кругов, которые считают, что взаимное удаление Европейского союза и России выгодно Америке, но невыгодно Европе.

Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363831 Владимир Чернега

Европеизм в эпоху кризиса

Владимир Лукин

Заметки на полях конфликта

В.П. Лукин – доктор исторических наук, профессор-исследователь факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики».

Резюме Дискуссия о «европейскости» и «евразийстве» России ведется давно. И на самом деле речь идет о спорах между европейцами в России и за ее пределами о степени общего и особенного в концепции европеизма.

Между Россией и западным (евро-атлантическим) сообществом вновь возник серьезный конфликт. Кризис оказался настолько острым, что вылился в то, что Карл Маркс в свое время остроумно назвал сменой оружия критики на критику оружием.

Ниже я хотел бы коснуться некоторых аспектов темы «Россия–Запад», чтобы яснее осознать, что происходит сегодня. Итак, в самом центре нынешнего конфликта, между залпами орудий (и словесных, и, увы, самых настоящих), можно, если заткнуть уши и пошевелить мозгами, обнаружить по меньшей мере два принципиальных вопроса: о ценностях и о европеизме/антиевропеизме применительно к России.

Вопрос о ценностях

Каков базовый ценностный багаж задействованных в конфликте сторон? Столкнулись ли здесь и сейчас две разные системы ценностей или речь идет о различных интерпретациях одной, общей? В сегодняшней дискуссии о том, находимся ли мы в состоянии новой холодной войны, серьезный ответ приобретает принципиальную важность.

Если мы затеваем очередной «крестовый поход» и наши базовые системы миропонимания противоположны, то иного выхода, кроме тотальной победы одной из сторон конфликта, просто не существует. Речь может идти только о более или менее продолжительном «мирном сосуществовании» как промежутке между фронтальным столкновением.

Именно таким был подход и в Москве, и в Вашингтоне на протяжении значительной части классической холодной войны. Игра с нулевой суммой лучше всего подсвечивалась ярким блеском идеологической непримиримости в наиболее острые моменты политической конфронтации (Берлин 1953 г., Венгрия 1956 г., Куба 1962 г., Чехословакия 1968 г., Афганистан 1982–1986 гг.). Но постепенно и параллельно с гниением советской модели прокладывала себе дорогу сумма идей, направленных сначала на их включение в ареал официального марксистско-ленинского пространства, а затем и вытеснения этого последнего совершенно непривычными для того времени ценностными смыслами.

Более или менее сходный процесс, разумеется, с учетом плюралистического характера евро-атлантического идейного универсума, происходил в стане антагонистов советско-коммунистического блока.

Вскоре эти процессы сконцентрировались вокруг понятия «конвергенция». Речь прежде всего шла о взаимопроникновении и переплетении ценностей и принципов, на которых базировались социально-политические системы капитализма и социализма (в советском его понимании).

В одном стане все чаще стали говорить о том, что единственным способом преодоления хронических экономических проблем может и должна стать рыночная экономика (разумеется, не отменяющая, а укрепляющая социализм). В Китае и Вьетнаме эта идейная занавеска, стыдливо прикрывающая энергичный переход к совершенно иным формам жизни, существует до сих пор.

Одновременно на Западе вспомнили, что система коммунистических идеологических формул является прямой наследницей великих западных возрожденческих идей. Лишь позднее она нашла весьма своеобразное применение в Восточной Европе, а затем и в Азии, будучи приспособленной местными фанатичными радикалами к практическим нуждам обретения, наконец, «последней и решительной» правды сначала в их гавани, а затем и во всемирном океане.

Отсюда признание того, что многие социальные начинания, действительно изменившие к лучшему жизнь миллионов людей на западе Европы и в Америке, были ответом на заразительные лозунги (к сожалению, на 90% именно лозунги, а не дела), доносившиеся из коммунистической части Европы и транслируемые как бескорыстными, так и вполне корыстными «местными очевидцами».

Впрочем, речь сейчас не о рождении, развитии и реальных судьбах конвергенции, а о ее международно-политических последствиях. Совершенно очевидно, что появление на свет «нового политического мышления» было прямым следствием и развитием конвергенции. Более того, оно явилось внешнеполитическим ответвлением данной концепции. Между прочим, все это ярко и выпукло проявилось в наследии нашего выдающегося современника Андрея Сахарова.

Многие считают законным отцом «нового политического мышления» Михаила Горбачёва. Конечно, эта формула была одной из любимейших тем выступлений президента СССР. Но корни такого взгляда на мир уходят в 1970-е гг., когда группа энергичных и талантливых людей из аппарата ЦК КПСС, МИДа и институтов АН СССР «пробила» сквозь высокие начальственные кабинеты идею принципиально нового подхода к европейской идентичности и безопасности. Она нашла воплощение в Хельсинкском процессе. В обобщенном виде он означал принятие некоторого общего понимания базовых приоритетов и ценностей будущего долговременного европейского общественно-политического развития.

В частности, после длительных и очень сложных дискуссий было решено, что оппоненты, они же партнеры, согласны с тем, что:

Европа при всех расколах, нюансах и сложностях – это единая, целостная историческая реальность, и в качестве таковой имеет общие параметры и интересы, экономическое сотрудничество на общеевропейском уровне приоритетно и должно развиваться как можно более энергично;

должен быть создан механизм общеевропейского политического сотрудничества и консультаций, особенно в сфере безопасности;

базовые правозащитные, гуманитарные принципы, характерные для европейского культурного наследия, должны совместно обсуждаться и строго соблюдаться.

Так родились знаменитые «три корзины» и организационная структура, призванная заботиться об их достойном наполнении. Именно в ее рамках, а также в лоне Совета Европы (куда на исходе XX века вступила новая посткоммунистическая Россия), развернулась сложнейшая работа по согласованию традиционных ценностей многих весьма разных и специфических государств Европы (Россия в этом отношении – отнюдь не исключение) и ценностей общеевропейских.

В течение почти 20 лет общие ценности существовали как бы в полуподпольном виде. Но на рубеже 1980-х и 1990-х гг. они были приняты официально на уровне глав государств и зафиксированы в знаменитой Парижской хартии, провозгласившей стратегической задачей создание Европы от Лиссабона до Владивостока. Однако параллельно стало набирать обороты движение в иных ценностных направлениях. Уместно назвать наиболее значимые из них концепцией раскола Европы и концепцией растворения Европы.

За раскол Европы ратовала обширная партия тех, кто «ничего не забыл и ничему не научился». В Европе традиционно существовало мощное русофобское направление мысли. Для его представителей эмоциональный и интеллектуальный негативизм по отношению к России связан прежде всего с тем, что Россия – страна сильная, огромная по размерам, а потому имманентно опасная. В этом смысле различия между царской автократией или коммунистическим тоталитаризмом не имели принципиального значения. Как не имело значения и то, что автократия царизма со временем мягчала и двигалась (пусть даже рывками и с откатами) к конституционности, а значит, и демократизации, а коммунистический тоталитаризм с середины восьмидесятых все более явственно обретал «человеческое лицо».

Значение имело не это. Для представителей данной ориентации важны лишь силовые и геополитические факторы. Россия стала нравиться только тогда, когда после декабря 1991 г. она в своем традиционном историческом облике распалась, и упомянутые выше факторы резко сузились. Именно в этот период европейское общественное мнение (включая и русофобское направление) охотно признало за Россией право на общие ценности с остальной Европой. И это несмотря на то, что осенью 1993 г. применение президентом Борисом Ельциным в Москве на практике «общих ценностей» вызвало серьезное сомнение в весьма широких слоях вполне демократически настроенного российского общества.

Важно было не это. Чем больше возникает малых «Россий», и чем слабее каждая из них, тем они автоматически «демократичнее». Невольно всплывают в памяти слова видного французского писателя, сказавшего в контексте подведения итогов Второй мировой войны: «Я так люблю Германию, что счастлив, что их две». В советском/российском случае радость была прямо пропорциональна количеству возникших новых государств.

По мере того как Россия начала подавать первые признаки жизни (а произошло это в конце 1990-х гг.), споры по поводу общих ценностей приобретали все большую остроту. Нет никакого сомнения в том, что внутриполитическое развитие нашей страны порождало серьезные основания для разговоров по существу о демократических ценностях и их конкретной имплементации. Но уж больно тесно эта дискуссия увязалась с каждодневными политическими реалиями и приоритетами. Особенно сильно это проявилось в период югославского кризиса.

Между тем настоящие дебаты об общих европейских ценностях происходили и происходят не по периметру госграницы между Россией и остальной Европой, а внутри практически каждой страны большой Европы. Например, о культурно-цивилизационных истоках европеизма. Разве они завершились? Конечно, нет, как и дискуссия о роли и месте христианства (в особенности его православной ветви) в истории России. России новой, светской, посткоммунистической. Но эти дискуссии очень сходны (хотя имеют свою специфику), и они обе – ветви одной общеевропейской дискуссии, которая является частью общеевропейского культурного и ценностного феномена. Европеизм высвечивается не в том или ином конкретном содержании, так сказать, номенклатуре ценностей, данных раз и навсегда, а в принципиальном подходе к характеру обсуждения вопроса о ценностях. Стиль содержателен, а содержательность стилистически окрашена. И эта стилистическая окраска значительно более важна для распознания европеизма, чем те или иные статичные формулы и тем более их увязка с геополитическими зигзагами.

Страшные события, связанные с «Шарли Эбдо», и возбуждение вокруг фарса с перформансом «Пусси Райот», при всей трагичности первого и мелкой балаганности второго, – эпизоды одного порядка. Это страницы в одной и той же книге под названием «Формирование европейской идентичности». Самые сложные вопросы в ней начинаются не со слова «что», а со слова «как». И ответы на них – не столько абсолютная заключительная формула, сколько сам культурно-исторический процесс. В этом широком смысле общеевропейскую конституцию, авторы которой по существу так и не смогли прийти к консенсусу относительно ценностной основы Европы, завершить невозможно, но писать необходимо, ибо единый европейский контекст просвечивает сквозь все споры.

Что касается процесса «растворения» Европы, то это продукт американских опасений относительно создания мощного долговременного оппонента не только американскому геополитическому лидерству, но, что не менее важно, и более существенному культурно-цивилизационному.

В Соединенных Штатах многие прекрасно понимают, что при всех материальных богатствах, сосредоточенных в Северной Америке, при всем превосходстве американской науки и образования, объединенная Европа имеет непревзойденно более высокое качество воздействия на умы и сердца людей в силу своего особого историко-культурного багажа. Этот багаж, его содержание и стилистика способны составить эффективную и опасную конкуренцию американской «мягкой силе».

Отсюда линия – «растворить Европу» в необозримом и расплывчатом евро-атлантическом пространстве, простирающемся везде и негде, но руководимом из Вашингтона. И такая линия находит активную поддержку у группировки «новой Европы», которая включает в себя пространство между новой объединенной Германией и новой разъединенной Россией. Тому, кто сочтет эту схему умозрительной, следует напомнить о целой серии противоречий между «старой» и «новой» Европой в последнее время. Именно в последнее. Ибо в самое последнее время эти противоречия пошли на убыль по хорошо известным конъюнктурным причинам.

Ясно, что стремление держать под контролем стержень Евросоюза – доминантный мотив США. Что касается «новой Европы», то с ее стороны преобладают исторические страхи в отношении «имперских генов» России. Страхи, врачевание которых в последнее время не было самой сильной стороной внешней и культурной политики Москвы. Ведь подсознательные страхи, как известно, следует лечить, а не культивировать. Именно это – единственно верный путь решения стратегических задач России ХХI века, для которой фактор величины территории отнюдь не является самым важным. Он значительно уступает по важности выигрышу или проигрышу фактора времени.

Не следует забывать, что Германия (ФРГ) в короткие сроки стала ведущей державой Европы не благодаря воссоединению с ГДР, а в период, предшествовавший этому событию. Территориальное воссоединение при всей его важности стало, помимо иных исторических обстоятельств, следствием, а не причиной. Именно поэтому влияние Германии на европейские процессы, ее включенность в общеевропейский контекст не уменьшились, а, напротив, возросли – главным образом потому, что данный процесс не породил сомнений в кардинальном расхождении между германскими и общеевропейскими ценностями. И в этом – коренное отличие от прошлых исторических попыток германского воссоединения.

Вопрос о «европейскости» России и «евразийстве»

Эта дискуссия уже давно ведется и в нашей стране, и во многих европейских странах. На самом деле речь идет о спорах между европейцами в России и за ее пределами о степени общего и особенного в концепции европеизма. Федор Достоевский, глубоко включенный в этот вопрос, говорил, что «чем более мы будем национальны, тем более мы будем европейцами (всечеловеками)». Русские славянофилы, эти замечательные ученики и наследники немецкого, а следовательно европейского, романтизма занимались преимущественно русской фольклорной культурой, обычаями, русскими историческими навыками самоуправления (между прочим, очень похожими и типом, и временем формирования на соответствующие структуры многих европейских, особенно восточноевропейских социально-государственных образований). И в этой своей содержательной и полезной для российской культуры работе славянофилы были вполне европейскими людьми, исследователями специфики российского социокультурного феномена как части общеевропейского тренда.

Напротив, многие, хотя и не все, русские «западники» более механистично и одномерно трактовали европейскость России. Для них важны были внешние проявления сходства, а различия, своеобразие зачастую трактовались как негативные и даже постыдные свидетельства отсталости и дикости. Иногда это было справедливо (например, применительно к крепостному праву), иногда – ошибочно. Но проблема в том, что даже крепостничество в России было вполне сопоставимо с европейскими феноменами более раннего исторического периода. Между тем некоторые европейские (равно как и российские) мыслители, стремившиеся на собственном (интеллектуальном) уровне воздвигнуть между Россией и Европой «китайскую стену», изобретали различного рода концепции явно одностороннего идеологического свойства, пытающиеся подпереть эту загородку произвольно выбранным или просто вырванным из контекста историческим материалом.

К их числу принадлежала изобретенная Марксом и перенесенная на Россию рядом его последователей гипотеза об «азиатском способе производства». Согласно ей, Россия относится к вечным «азиатским деспотиям», которым якобы присущ особый строй, основанный на государственной собственности на основные естественные ресурсы. Таким образом, решалась искомая идеологическая задача: Россия вопреки всем базовым историческим и социальным показателям принципиально отделялась от Европы. Воздвигалась прочная преграда, обеспечивающая почти метафизическое отъединение «вечно реакционной и статичной» России от «вечно динамичной и прогрессивной» Европы. Для западноевропейского русофобства данная теория открывала широкие возможности. И ими до сей поры пользуются многие политики как правого, так и левого направления.

Как говорил Гераклит: «Расходящееся сходится, и из различных тонов образуется прекраснейшая гармония». В нашем случае она образовалась у сторонников «азиатского способа производства» с такой, казалось бы, расходящейся с ней концепцией, как «евразийство».

Будучи по замыслу антимарксистской, эта концепция сформировалась по преимуществу на российской почве и была направлена на объяснение причин катастрофы, случившейся в 1917 году. Она исходила из неприятия «европейскости» России как бы совершенно с другой стороны. В значительной мере именно эта мифотворческая конструкция в настоящее время полностью или частично заполняет в «протомарксистско-ленинских» мозгах нашего полуобразованного истеблишмента пустоту, образовавшуюся после рассеивания истматовского тумана недавнего прошлого.

Евразийцы восприняли многое из построений славянофилов, начиная с Владимира Одоевского, а позднее – Николая Данилевского и Константина Леонтьева, которые оказали заметное влияние на умы и сердца российской мыслящей элиты в ХIХ и ХХ столетиях. Не будет преувеличением сказать, что исторические схемы Одоевского воспринял и развил Александр Герцен. Он подчеркивал, что Запад (точнее Европа), проделав большой и славный путь, вошел в органическую стадию бесславной старости, и именно поэтому ему не удается осуществить последнюю историческую работу – воплотить наяву социалистическую мечту. Сие под силу только новому племени, молодому, энергичному, обладающему уникальной территорией – славянству вообще и России в частности. Но – России без Европы и, в определенной мере, против Европы.

В целом для евразийцев характерно настойчивое и одностороннее выделение и подчеркивание российского своеобразия и полное игнорирование исторической схожести – как европейского, так и общемирового уровня. Они коллекционировали элементы географических особенностей России, этнического состава населения, живущего на территории Российского государства, подчеркивая его родство с коренным населением азиатской степи и не упуская из виду даже расовых моментов. Приоритет отдается даже не столько народу, сколько территории. Именно из этого базового принципа выводится в качестве абсолюта некое «месторазвитие». Внеместные начала не игнорируются полностью, но как бы подчинены местному магниту и постоянно облекаются в локальные одежды. Магнетизм в обратном направлении практически игнорируется. Местный акцент по существу распространяется и на религиозный аспект. Слияние религии с территорией приводит к противопоставлению православия другим ветвям христианства, а в самом православии особенно положительные эмоции вызывают у евразийцев протоправославные религиозные феномены вплоть до различных форм язычества, якобы готовивших почву для православия… И вообще главным антагонистом «русской религии» видится не язычество и даже не ислам или буддизм, а католичество и иные христианские конфессии.

Если славянофилы не утверждали, что Европа в целом чужда России, и выступали за единство с другими славянскими народами, то евразийцы считают именно так. В их писаниях всегда чувствуется привкус отвращения к Европе и эмоциональное тяготение к Азии. О родстве с Азией – и кровном, и духовном – евразийцы говорят с подъемом и даже с упоением, и в этом чувстве тонут как русские, так и православные факторы. В советской современности за интернационалистской декорацией евразийцы увидели «стихийное национальное своеобразие и неевропейское, полуазиатское лицо России–Евразии», открыли Россию не «славянскую» или «варяжско-славянскую», а настоящую «русско-туранскую Россию–Евразию», преемницу великого наследия Чингисхана. В этом смысле евразийские построения резко противоречат идеям так называемого «русского мира» (если, конечно, не считать «русскими» также и «туранские» народы степи) и тем более «славянского единства».

Такое превращение образа реальной России в прямую наследницу империи Чингисхана сопровождается абсолютизацией государственного начала, имеющего «естественное право» на бесконечное и безграничное насилие над личностью и над любыми социально-культурными и религиозными институтами. По словам Георгия Флоровского, в евразийском толковании «русская судьба снова превращается в историю государства, только не российского, а евразийского, и весь смысл русского исторического бытия сводится к “освоению месторазвития“ и к его государственному оформлению “на все более расширяющей основе“».

Нет сомнения, что государственный максимализм в сочетании с отвержением европейской России и выпячиванием ее «туранско-чингисхановских» псевдокорней как две капли воды похож на позднесталинские агитпроповские установки.

Совершенно очевидно, что в XXI веке нарастающей взаимозависимости морфологические доктрины, вкратце обрисованные выше, обречены. Попытки осуществления проектов создания супергосударственных державных структур, основанных на территориально-этнических фантазиях «месторазвития», на пространстве всего или большей части евразийского массива предпринимались неоднократно.

Это и наполеоновский проект создания единой Европы с французским ядром (с прихватом немалой части Евразии). И гитлеровский Третий рейх с его теориями, пересекающимися с евразийскими. И сталинский проект «социалистической Евразии», закончившийся относительно мирным развалом сверхимперии, по территории удивительно напоминавшей чингисхановские владения. Есть все основания сделать вывод о том, что с дальними потомками Чингисхана дело обстоит и обречено обстоять не лучше, чем с ближними его потомками. И если по большой Европе и в ее окрестностях все еще бродит «призрак евроазиатизма», то шансы на обретение им плоти практически ничтожны.

А вот что касается вопроса о создании общеевропейского «центра силы» в течение следующих десятилетий, то, по моему мнению, размышления на этот счет не столь уж беспочвенны. Конечно, на полях украинского кризиса трудно говорить о серьезных долговременных тенденциях развития Европы. И все же, не забывая о прошлом и думая о будущем, нельзя не вспомнить, что наиболее смелые и успешные шаги в строительстве России в качестве великого и влиятельного фактора сыграли цари-западники, цари-европеисты (Петр I, Екатерина II, Александр I, Александр II), отнюдь не закрывавшие страну от Европы. Что же касается крупных изоляционистских проектов (Николай I, сталинская версия советского строя), они кончались либо военными поражениями, либо саморазложением. Возврат к попыткам реализации грез величия глобального охвата без достаточного рационального ресурса стратегически беспочвенен.

Не менее ущербна (и даже попросту наивна) версия растворения России в безликом и одномерном глобализме. Между растущей взаимозависимостью и растворением в этом процессе крупных государств и культур лежит по меньшей мере целая историческая эпоха. Игнорировать это могут только простодушные провинциалы-неофиты, изобретатели старой как мир концепции «нового политического мышления».

Что же остается? Остается сложная и изменчивая реальность многополюсного мира, в котором различные полюса стремятся с наибольшей для себя пользой разместиться в среде своего естественного исторического обитания. Быстро наращивает силы китайский (восточноазиатский) мир. С ним дружить необходимо, в том числе и потому, что не дружить нельзя. Но этот мир – не наш. Крайне важен и индийский (южноазиатский) мир. Многие уже подзабыли, что именно Индия, освободившаяся в пятидесятые годы прошлого столетия от колониальной зависимости, вскоре стала лидером огромного третьего мира (движения неприсоединения), а Джавахарлал Неру сделался одним из самых влиятельных политиков своего времени. Возможно, концепция неприсоединения – этого «глобализма минус два блока» – была одной из предтеч «нового политического мышления», и ее постигла судьба доктрин, не основанных на реалиях мощи, времени и места. Но фактор Индии, ее запросы и потенциал проявились уже в тот период. Сейчас Индия, как и Китай, сосредотачивается и собирает силы. Мы живем и будем жить в одном доме. Но не в одной квартире.

Этот список можно было бы продлить (исламский мир с арабским ядром, латиноамериканский центр силы). Ясно, что Россия не является частью какого-либо иного мирового центра, кроме Европы. Только с Европой мы сможем составить такой центр, который в середине нынешнего века будет по праву именоваться «центром силы».

В настоящее время видны попытки найти европейский внешнеполитический курс, основанный на сотрудничестве «старой» Европы с США при ослаблении и изоляции России. На мой взгляд, он не имеет стратегической перспективы. Кроме Великобритании такая линия не устроит в Европе никого из серьезных акторов. Ведь подобная конфигурация – рудимент эпохи двух блоков плюс движения неприсоединения, которая уже отошла в прошлое. США были и будут существовать сами по себе, им вполне достаточно НАТО. А НАТО – это единый голос. И акцент у него американский.

Очень важной в связи с этим представляется попытка сыграть собственную роль в решении украинского кризиса, предпринятая руководством Германии и Франции. Визит в Москву лидеров этих стран и дальнейшие контакты фактически на трехстороннем уровне могут при определенном стечении обстоятельств оказаться перспективными. Степень же этого во многом зависит от России, нашего чувства меры и дипломатической гибкости.

На мой взгляд, умелое и грамотное российское содействие начавшемуся процессу имеет шанс привести в будущем к строительству общеевропейского «центра силы», основанного на «трех китах»: Париж–Берлин–Москва. В случае движения в этом направлении (которое, конечно, будет долгим, мучительным и подверженным различного рода зигзагам и перепадам), вхождение Украины в объединяющуюся Европу могло бы происходить в тесной увязке с формированием европейского «центра силы». А следовательно, параллельно с созданием единой Европы от Атлантики до Тихого океана.

На каком-то не очень отдаленном этапе нам придется вернуться к идее дискуссии в формате «Хельсинки-2» по созданию новой «дорожной карты», ведущей к объединенной Европе. Разумеется, это возможность, а не неизбежность. Но возможность значительно более реальная, чем распространяемые ныне прекраснодушные или средневековые неоимперские грезы.

Пока это – лишь линия горизонта. Однако кто знает? Как говорят, «требуй невозможного – получишь максимум». Быть может, на «трех китах» и град Китеж удастся поднять со дна моря.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363830 Владимир Лукин

Отсутствие угроз и стратегия США

Кристофер Феттвайс

Как жить без врага

Кристофер Феттвайс – профессор факультета политологии Тюлейнского университета и автор книги «Властные патологии: страх, честь, слава и завышенная самооценка во внешней политике США»

Резюме Устранение врага стало губительным для глобальной стратегии Соединенных Штатов. Попытки нащупать путь в эпоху отсутствия угроз ни к чему не приводят из-за поверхностных, непродуманных и опасных идей, доминирующих более двух десятилетий.

Опубликовано в журнале Survival: Global Politics and Strategy, т. 56, №5, 2014 год. @ IISS

Когда Советский Союз уже разваливался, Георгий Арбатов направил письмо в The New York Times. Один из ведущих кремлевских американистов предупреждал, что Советы приводят в действие безотказное «тайное оружие», которое «сработает практически вне зависимости от реакции Америки»: Кремль собирался лишить Америку врага.

Спустя 25 лет последствия устранения последней серьезной угрозы для Соединенных Штатов становятся понятны. Хотя некоторые из прогнозов Арбатова не сбылись – например, НАТО избежала распада, и никому не удалось вбить клин между Вашингтоном и его союзниками – очевидно, что стратегическое мышление в США пострадало от отсутствия врага. Сегодня для Запада нет угроз, о которых нужно беспокоиться; хотя люди, черпающие информацию из СМИ, постоянно выискивающих сенсаций, могут этого не сознавать, Америка – страна в целом безопасная. Пессимисты могут предрекать всевозможные проблемы в будущем, но ни одну из них нельзя признать по-настоящему серьезной, особенно в сравнении с теми вызовами, с которыми другие страны сталкивались в прежние, менее стабильные эпохи.

Неспособность рассматривать современную эпоху в правильном свете характерна не только для СМИ. Американское стратегическое сообщество вот уже четверть века бьется над тем, чтобы просто понять и осмыслить новое время, не говоря уже о том, чтобы наметить логичный план действий на будущее. Два десятилетия жизни без опасностей оказали пагубное воздействие на подход к разработке глобальной стратегии. Много писалось о нашей склонности преувеличивать угрозы – как во время холодной войны, так и после ее окончания. Гораздо меньше внимания уделялось анализу последствий отсутствия угроз, влиянию этого феномена на представления Соединенных Штатов об окружающем мире. Не изучается и то, как американские лидеры и стратеги боролись с «тайным оружием», которое привели в действие Арбатов и его коллеги. Среди прочего снижение опасности после распада Советского Союза фактически отрицалось, а новые угрозы преувеличивались – мнимые, а если и реальные, то незначительные. Кроме того, пересмотрена стратегия и изменены подходы к использованию вооруженных сил – все внимание было обращено вовнутрь, где угрозы можно было себе представить, а не вовне, где их больше не существовало.

Важные средства достижения целей холодной войны – влияние, проникновение и завоевание доверия – стали целями. Наконец, в отсутствие безотлагательных задач в области национальной безопасности внутренние и финансовые факторы оказались доминирующими при принятии решений.

В целом, хотя распад Советского Союза и общее снижение уровня насилия в мире были, конечно, позитивными явлениями, американские стратеги не сумели своевременно и продуктивно скорректировать свои аналитические построения. В итоге страна не спеша искала новый путь в новых условиях, потеряв управление, совершая серьезные промахи и мелкие ошибки. До тех пор, пока стратегическое сообщество не поймет природу системы, в которой действует, ошибки будут повторяться, а победа в холодной войне останется призрачной и не принесет дивидендов, как и предсказывал Арбатов.

Отрицание и возникновение новых страхов

Первоначальной реакцией американского стратегического сообщества на крах СССР было отрицание – первая психологическая реакция на любое горе или утрату. Как будто опровергая Арбатова, расхожее мнение сводилось к тому, что США никогда не теряли врагов, и они всегда где-то за углом – их надо просто обнаружить. Угрозы второго и третьего порядка – распространение ядерного оружия, терроризм, государства-изгои, разваливающиеся государства, сверхмогущественные индивидуумы, экономические кризисы или просто хаос – быстро возвели в ранг первостепенных, как будто уровни опасности являются математической константой.

Поскольку эти второстепенные угрозы были более многочисленными, чем один Советский Союз, казалось, что мир стал более опасным местом. «Да, мы убили большого дракона, – сказал Джеймс Вулси во время слушаний перед его утверждением на посту директора ЦРУ, – но теперь живем в джунглях, кишащих ядовитыми змеями. И во многих отношениях с одним драконом легче совладать». Государственный секретарь Мадлен Олбрайт посетовала: «Нам приходится выстраивать защиту не против одной серьезной угрозы, как во времена холодной войны, а против змеиного гнезда опасностей». Высокопоставленный офицер американской армии предпочел следующую формулировку: в годы холодной войны Соединенные Штаты были заперты в комнате с коброй, но после ее окончания им приходится иметь дело с бесчисленным множеством агрессивных пчел. Изобретатели этих метафор упускали из виду, что в мире всегда существовали второстепенные угрозы, но никто не обращал на них слишком много внимания при наличии более серьезной проблемы. Терроризм и другие пороки XXI века не были чем-то новым, но после ухода Советов с исторической арены они стали гораздо больше тревожить американских лидеров, и им уделяется гораздо больше времени и внимания. Фоновые проблемы вышли на передний план, придя на смену куда более серьезной угрозе, исходившей от Москвы.

Практические реалии системы, сложившейся после окончания холодной войны, говорят совсем о другом. Большинство исследователей хорошо знают, что уровень угрозы мирового конфликта резко упал после краха советской империи. Великие державы не воевали друг с другом по крайней мере шесть десятилетий. И это самый длительный исторический отрезок без больших войн. Более мелкие державы также намного реже прибегают к насилию, и уровни внутренних конфликтов (гражданские войны, межэтнические столкновения, массовые убийства гражданского населения, государственные перевороты и т.д.) – самые низкие за всю историю человечества. «Новые» угрозы нынешнего века не так уж новы и не так уж опасны. Терроризм остается проблемой, но сравнительно незначительной. Даже «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), несмотря на его зверскую жестокость, во время написания данного материала остается не более чем потенциальной угрозой для Запада. Хотя некоторые члены этой организации, по-видимому, имеют паспорта западных государств, важно помнить, что «Аль-Каида», предшественница ИГИЛ в Ираке, так и не смогла осуществить ни одного теракта за пределами Ближнего Востока в течение последнего десятилетия. На самом деле «Аль-Каида» не совершала терактов в западном мире с 2005 года. Конечно, необходимо отслеживать деятельность нескольких тысяч боевиков ИГИЛ, но они едва ли представляют серьезную экзистенциальную угрозу США или их союзникам. Распространение ОМУ не набирает обороты; фактически расползание большей части смертоносных вооружений (включая ядерное, химическое и биологическое оружие) существенно замедлилось после окончания холодной войны.

В мире не стало намного больше стран с распадающейся государственностью, и угроза, которую они представляют, минимальна. Наверно, самое важное в том, что завоевание стран более могущественными соседями осталось в прошлом: количество стран – членов ООН, исчезнувших с карты мира вопреки их воле, равно нулю (у Южного Вьетнама в 1975 г. был лишь наблюдательный статус). Некоторые исчезли вследствие распада государств или добровольного деления, но ни одно государство не было поглощено в результате агрессии. Завоевание Крыма Владимиром Путиным стало редким исключением из общего правила неприкосновенности и нерушимости государственных границ в XXI веке. Государства в целом чувствуют себя в безопасности, и чем сильнее страна, тем в большей безопасности она находится. Будущие историки опишут нынешнюю эпоху либо как золотой век мира и безопасности, либо, возможно, как начало длительного периода относительного мира.

Это снижение уровня насилия признается стратегическим сообществом, но редко воспринимается всерьез. Гораздо более типичная реакция – это точка зрения стратега старшего поколения Колина Грея, который с ходу отбрасывает мысль о каких-либо новых тенденциях в мировой политике. Уже несколько десятилетий Грей утверждает, что в мировой политике никогда не происходит фундаментальных или принципиальных изменений, что нет ничего нового под солнцем, и из истории известно, что бедственное время неизбежно сменяется эпохой благоденствия. Когда 1990-е гг. приближались к концу, Грей доказывал, что «любая теория трансформации мировой политики неизменно оказывается ловушкой и обманом… человечество ожидает кровавое будущее, потому что у него было кровавое прошлое». В 1993 г. он писал: «Холодная война закончилась, но имеет ли это реальное значение?». На горизонте маячат новые войны, большие и малые, даже если обывателю трудно сейчас их разглядеть или даже представить себе, что такое возможно.

Хотя люди, пережившие горе и утрату, рано или поздно проходят стадию отрицания, многие американские политики, похоже, застряли на этой начальной стадии. Автор одной из очень немногих статей по стратегии, посвященных последствиям фактического отсутствия угроз (или по крайней мере отсутствию врага), отрицает, что относительная безопасность, как правило, связана с крахом противников. В своей книге «Власть в эпоху неопределенности» Эмилия Голдман утверждает, что «по сравнению с эпохой холодной войны» Соединенные Штаты сегодня имеют дело «с большим количеством угроз, большим разнообразием игроков на поле безопасности, способных угрожать нашим интересам. Мы живем в более независимом мире, где быстро появляющиеся новые технологии так же быстро расходятся и могут быть использованы разными силами совершенно неожиданно».

Другими словами, мир, свободный от советской угрозы, вовсе необязательно более безопасен. Затем Голдман описывает ряд прецедентов, иллюстрирующих, в каком положении оказывались Соединенные Штаты в прошлом. Ее примеры, включающие Россию и Великобританию в период между Крымской войной и Первой мировой войной, а также Соединенные Штаты и Великобританию между двумя мировыми войнами, выбраны не слишком удачно. Все страны в приведенных примерах сталкивались с реальными угрозами или по крайней мере с соперничающими великими державами, готовыми отстаивать свои интересы силой. Включение периода между двумя мировыми войнами выглядит особенно странно, поскольку во второй половине этой эпохи в Тихоокеанском регионе доминировала экспансионистская империя, а в Европе формировалась усиливающаяся ревизионистская держава. Эти периоды едва ли можно сравнивать с эпохой, наступившей для США после холодной войны. Хотя в истории можно найти несколько примеров обществ, которые могли действовать в условиях фактического отсутствия угроз в силу своей географической изолированности, в новейшее время трудно вспомнить великую державу, которая была бы вынуждена разрабатывать стратегию при отсутствии реальных опасностей. Синдром повсеместного отрицания приводит к тому, что мало кто всерьез задумывается над тем, как резко снизившийся уровень угрозы влияет на внешнюю политику или генеральную стратегию.

Расплывчатые и бессмысленные: сложность, неопределенность и «неизвестные неизвестные»

Перечень реальных угроз в мире, сложившемся после окончания холодной войны, может оказаться недостаточным, чтобы оправдать неизменно высокий уровень расходов на оборону. К счастью для тех, кто опасается серьезных сокращений бюджета, нет конца и края гипотетическим, мнимым и неосязаемым угрозам, которые может нарисовать болезненное воображение чиновников Пентагона. Если есть какая-то тема, красной нитью проходящая через два десятилетия стратегического мышления в США, так это то, что эпоха после завершения холодной войны характеризуется сложностью, неопределенностью и таким понятием, как «неизвестные неизвестные». Подобные расплывчатые теории могут быть довольно пугающими, если их глубоко не анализировать.

Впервые проблема сокращения расходов на оборону ввиду отсутствия угроз была затронута группой аналитиков из корпорации RAND (Стратегический научно-исследовательский центр) в начале 1990-х годов. Джеймс Виннефельд и другие «ястребы неопределенности»/см. ниже, как их назвали Карл Конетта и Чарльз Найт, первыми заявили, что новая система мироустройства не стала более безопасной, как некоторым может показаться. Виннефельд – автор статей с такими красноречивыми заголовками, как «Все по-старому» и «Уверенность или неопределенность». «Неизвестность – главная особенность нынешнего политического ландшафта», – писал Пол Дэвис, главный редактор одного из томов RAND 1994 г., посвященного планированию оборонных расходов с акцентом на зловещие вызовы, связанные с исчезновением единственной угрозы для безопасности США.

Эту тему подхватили авторы документов по стратегии национальной безопасности. «Реальная угроза, с которой мы сталкиваемся, – говорится в Стратегии государственной безопасности, – это угроза неизвестности и неопределенности». Эта мысль последовательно проводится в официальных и неофициальных документах в течение более двух десятилетий. В «Стратегии национальной обороны» за 2005 г. неопределенность (нет чтобы сказать «стабильность»!) возводится в ранг «главной характеристики нынешнего стратегического ландшафта». В 1997 г. министр обороны Уильям Коэн сказал, что «хотя перспектива страшной мировой войны отступила, на горизонте маячат новые угрозы и опасности, которым труднее дать определение и которые труднее отслеживать». Его преемник Дональд Рамсфельд спустя пять лет, когда в Вашингтоне полным ходом шли приготовления к войне в Ираке, предупреждал: «Мы ничего не знаем о неизвестных нам угрозах», которые «на поверку обычно оказываются сложными». В Великобритании сегодня также доминируют ястребы неопределенности. В документе 2010 г. о национальной стратегической безопасности Великобритании под названием «Сильная Британия в век неопределенности» говорится, что «сегодня Британия сталкивается с иным, более сложным комплексом угроз из множества источников». Авторы также утверждают, что «в век неопределенности мы постоянно имеем дело с новыми и непредвиденными угрозами безопасности». Подобные утверждения редко ставятся под сомнение и еще реже анализируются и проверяются. Тот факт, что сегодняшний мир более сложен и, следовательно, менее предсказуем и познаваем, нежели предшествующие эпохи, принимается на веру, без всякого дальнейшего обоснования.

Заявления ястребов неопределенности не лишены последовательности. Прежде всего одним из самых пугающих аспектов неопознанных угроз является то, что нам мало что известно об относительных уровнях их серьезности. Неизвестные неизвестности могут быть вполне безобидными, катастрофически жесткими или чем-то средним между этими двумя полюсами. Многие наблюдатели считают, что нельзя исключать возможность того, что невидимые угрозы окажутся крайне опасными. «В настоящее время американцы сталкиваются с самым запутанным и неопределенным стратегическим ландшафтом в своей национальной истории, – пишет видный историк и стратег Уильямсон Мюррей. – Он может представлять самую большую опасность для благополучия страны». Известные факторы можно измерить, понять и предотвратить, но те, которые относятся к сфере воображения, могут быстро разрастись до зловещих пропорций. «Чтобы сделать какое-то явление очень страшным, ему нужно придать черты неопределенности – это общее правило, – заметил Эдмунд Бёрк несколько веков тому назад. – Когда нам известны истинные масштабы опасности, когда мы привыкаем к ней, большая часть страхов исчезает». Опасности, исходящие от неизвестной неизвестности, представляются безграничными и особенно ужасающими, возможно, в силу их неясности и неопределенности.

Во-вторых, поскольку настоящее так пугает своей неопределенностью, подобная аналитика нередко преуменьшает опасности прошлого. Неосязаемые угрозы стратегически бессмысленны, если не преподносятся в сравнительном ключе. Эти угрозы, по-видимому, акцентируются, чтобы доказать большую сложность, неопределенность и непостижимость нынешней эпохи. Согласно «Стратегическому руководству по обороне» США за 2012 г., современный мир сталкивается со «все более комплексным набором вызовов в области безопасности, если сравнивать с тем, что было раньше».

Ностальгия по холодной войне – простой, прямолинейной, даже менее опасной, по мнению многих, эпохи – к сожалению, становится распространенным явлением. Соединенные Штаты покинули «эпоху разумной предсказуемости, вступив в период неожиданностей и неопределенности», утверждают авторы «Четырехлетнего доклада о положении дел в оборонной отрасли» 2006 года. Хотя слова о том, что холодная война была предсказуемой, могут удивить тех, кто вел ее; с точки зрения стратегов, пришедших им на смену, борьба с Советами представляется относительно нетрудной и даже занятной, несмотря на ядерную угрозу.

Третья тема общих заявлений о неопределенности связана с ее технологическими корнями. Ястребы неопределенности утверждают, что распространение науки и передовых технологий сулят большие неприятности не только США и их национальной безопасности, но и миру и стабильности в целом. Национальный совет по разведке предсказывал в 1996 г., что «ускорение темпов технологических изменений сделает мир более непредсказуемым и менее стабильным в будущем». Наиболее тревожно распространение опасных вооружений, но нельзя также недооценивать дестабилизирующие последствия общенаучных достижений и прогресса. Авторы «Четырехлетнего доклада о положении дел в оборонной отрасли» 2006 г. полагают, что Соединенным Штатам нужно обращать внимание не только на «катастрофические» технологии, которые враги могут использовать в будущем, но и на так называемые «подрывные» технологии. Американские стратеги до такой степени одержимы темой кибервойн, что в 2009 г. было создано Киберкомандование. Социологи давно уже поняли, что технологические перемены будут сопровождаться повышенным чувством тревоги и предсказаниями неприятных последствий. Поскольку никогда еще технологии не менялись с такой скоростью, как в наши дни, наверно, не стоит удивляться тому, что уровень тревожности сегодня высок как никогда.

В-четвертых, возможность возникновения неосязаемых угроз вызвала большой резонанс в сообществе американских стратегов – во многом в силу их традиционной озабоченности и, быть может, даже маниакального страха перед неожиданной атакой. На протяжении нескольких десятилетий различные наблюдатели утверждали, что острая и необоснованная боязнь сюрпризов стала стержнем американской политической культуры – по крайней мере, со времен Пёрл-Харбора. Теракты 11 сентября как будто указывали на то, что опасности могут буквально свалиться нам на голову с неба. Арнольд Вольферс заметил несколько десятилетий тому назад, что наиболее восприимчивые к угрозам страны «либо пережили теракты в недавнем прошлом, либо, пройдя длительный период исключительно высокого уровня безопасности, внезапно увидели множество поводов для тревог. Периоды очевидного спокойствия не могут успокоить те общества, которые внушили себе, что на них отовсюду могут напасть, и притом внезапно.

Внешне безопасный мир, в котором источники этих неожиданностей остаются неясными, может казаться еще более пугающим, чем тот, в котором присутствуют явные и очевидные угрозы. Наконец, одержимость невидимым и неосязаемым миром мешает дать правильный ответ на самые важные вопросы планирования вооружений: сколько, например, мощных авианосцев требуется для того, чтобы спокойно смотреть в неспокойное будущее? Сколько истребителей F-22, киберсолдат или спутников-шпионов нужны Соединенным Штатам, чтобы спасти своих граждан от неизвестной неизвестности? Условия безопасности, для которых характерно преобладание пугающих «неизвестностей», не дают необходимых ориентиров людям, занимающимся строительством вооруженных сил. Когда опасность ограничена только воображением, государства неизбежно будут закупать оружия намного больше, чем нужно, выбрасывая деньги на системы вооружений, которые никогда не будут применяться, в надежде отвести некие непостижимые, предполагаемые угрозы.

До тех пор, пока человеческая логика остается ограниченной, неизменным атрибутом любой мудрой стратегии будет определенная гибкость. Однако люди, осуществляющие планирование, должны учитывать вероятности, устанавливая приоритеты. Хотя все возможно, если верить известному клише, далеко не все правдоподобно. Даже если нет предела потенциальным опасностям, которые могут исходить от человеческого разума, в действительности всегда будут существовать вполне конкретные угрозы.

Вопреки утверждениям ястребов неопределенности, стратегические условия в сегодняшнем мире не только довольно стабильны и предсказуемы, но и благоприятны для Запада. Новые угрозы не возникают как гром среди ясного неба, будь то небольшие группы психопатов – разведслужбам мира было хорошо известно о планах «Аль-Каиды» до 11 сентября – или серьезная конкуренция со стороны других крупных держав. На самом деле практически невозможно представить, что последние могут появиться внезапно, и Соединенные Штаты ничего не будут знать об их возможном усилении.

Голдман писала, что «в отличие от периода между двумя мировыми войнами неопределенности, порожденной окончанием холодной войны, не видно конца, и ясности точно не прибавляется». В этом она права, даже если приходит в своем анализе к противоположным выводам. Отсутствие конкретных, выявленных, осязаемых и непосредственных угроз безопасности США заставляет стратегов видеть неявные, неосязаемые угрозы в будущем. Однако наш век неопределенности – это век относительной безопасности. Пока не наступит день, когда американские стратеги будут вынуждены заменить смутные угрозы конкретными, фундаментальная безопасность Америки гарантирована.

От отрицания к внутреннему анализу

Что будет делать шахматист, если его соперник встанет из-за стола и покинет помещение? Имеет ли смысл продолжать игру и размышлять над возможностями своих фигур? По сути США именно этим и занимаются после краха Советского Союза. Вместо того чтобы изменить свой взгляд или уровень подготовки для соответствия возникающим в мире опасностям, Вашингтон просто изменил направленность стратегического анализа извне вовнутрь. В результате другая сторона уже не берется в расчет (поскольку ее просто не существует), и это резко и контрпродуктивно изменило подходы Соединенных Штатов к планированию и строительству вооруженных сил.

Самым фундаментальным следствием этого переключения извне вовнутрь стало отношение стратегов к своей главной концепции. Хотя общепринятого определения так и не выработано, стратегия традиционно строилась вокруг какого-то конфликта, пусть даже потенциального, с неким противником. Необходимость учета предпочтений и действий «другого» – это то, что отделяет стратегию от простого планирования. Человеку не нужно стратегии, чтобы доехать до дома с работы или пройти в соседний магазинчик и купить сэндвич – если, конечно, на дорогах нет пробок и если в магазине не стоит длинная очередь из жаждущих купить тот же сэндвич. Шахматы и международная безопасность – это стратегические игры по своей сути, поскольку другие действующие лица одновременно пытаются добиться своих целей, нередко противоречащих друг другу. Без врага или хотя бы других действующих лиц нет и стратегии в традиционном понимании.

В конце 1980-х гг. американские стратеги начали переосмысливать концепцию, разорвав традиционную связь между стратегией и врагом. Одним из первых это сделал Артур Ликк из Армейского военного колледжа США. Он писал в 1989 г., что стратегия – это способы использования государствами силы для достижения поставленных целей. Риск возрастает, когда нет правильного баланса между этими тремя компонентами. Действия других едва ли фигурировали в представлении Ликка. Чтобы стратегически мыслить, необходимо ответить всего на три вопроса, и правильные ответы могут дать лишь те, кто смотрит внутрь, а не вовне: что следует делать? Как это делать? Какие потребуются ресурсы?

Представление Ликка о стратегии стало повсеместным. «По сути, – обобщил в 2007 г. Макубин Оуэнс из Военно-морского колледжа США, – стратегия описывает способ использования имеющихся средств для достижения политических целей». Взаимодействие с другими игроками, попытка влиять на них или реагировать на их действия больше не является сутью концепции. Вашингтону больше не нужно задаваться вопросом, что сделают враги и соперники в ответ на его действия. До тех пор, пока цели определяются правильно, и для их достижения выбираются разумные способы и средства, миссию можно считать выполненной. «Большой вызов для стратега, – пишут Дерек Реверон и Джеймс Кук, – не в том, чтобы учитывать возможные действия других, а в том, чтобы “последовательно или умно координировать разные уровни национальной силы и власти”». С точки зрения специалистов, хотя бы немного знакомых с историей, таких как Лоуренс Фридман, это новое, но давно утвердившееся представление «едва ли может считаться стратегией». По меньшей мере это новый способ представления данной темы, который уже обеднил стратегическое мышление в стране, готовой игнорировать остальной мир. Стратегия, не берущая в расчет других, – это не только смешение понятий, но и рискованная затея с точки зрения принимаемых на ее основе решений.

Второй итог обращения вовнутрь – принципиальное изменение подходов Пентагона к планированию вооруженных сил. Более двух десятилетий тому назад Соединенные Штаты ориентировались на реальные угрозы. При таком подходе США прежде всего реагировали на возможности потенциальных противников, предвидя их вероятные действия и изобретая способы противодействия. Но после исчезновения правдоподобных врагов эта модель устарела. С тех пор военное ведомство при планировании модернизации вооруженных сил ориентируется на «имеющиеся возможности»; при этом действия неприятелей (или даже само их существование), по сути, неактуально. Решения о том, какие возможности следует развивать, принимаются исходя из анализа слабых мест в обороне США: если они очевидны для нас, то будущий враг также может ими воспользоваться. Не так важно то, на что враг способен сегодня; гораздо важнее наши представления о том, что он может сделать завтра. Как доказывал Рамсфельд, после краха СССР был необходим новый подход: «Надо меньше думать о том, кто может нам угрожать и где, и больше о том, как нам могут угрожать и что необходимо для сдерживания подобных угроз и защиты от них». Другими словами, фактические угрозы не столь важны для планирования, как уязвимость наших оборонных систем, которую могут обнаружить (или вообразить) американские стратеги. Мудрое планирование должно строиться таким образом, как будто существуют равные по силам конкуренты, прощупывающие слабые места в обороне США, даже если таких конкурентов в природе не существует.

В результате планирования на основе имеющихся возможностей на вооружение флота принимается новое поколение ударных подводных лодок, несмотря на то что старое поколение, остающееся лучшим в мире, так и не было использовано по назначению. Сам факт того, что другие страны не имеют ни одного сверхмощного авианосца, не мешает американцам заменять свои 11 авианосцев новыми моделями, каждая из которых обходится казне в 13 млрд долларов. ВВС США твердо вознамерились принять на вооружение новые поколения сверхмощных истребителей (F-22) для достижения превосходства в воздухе и для наземной поддержки (F-35) вне зависимости от того, что делал остальной мир. Нам внушают, что корабли-невидимки, новая модификация боевых танков и космические вооружения могут однажды пригодиться, даже если сегодня им трудно найти применение.

Эта трансформация в подходах к планированию вооруженных сил произошла не по воле случая, а после жарких дебатов. В начале 1990-х гг. тогдашний председатель Комиссии палаты представителей по делам ВС отстаивал сохранение традиционных подходов к планированию вооруженных сил, утверждая, что если мыслить логически, можно сэкономить немало денег в отсутствие серьезных угроз. Министр обороны Дик Чейни вступил с ним в полемику, утверждая, что, если сосредоточиться на распознаваемых угрозах (или их отсутствии), есть риск оказаться уязвимыми для неясных на сегодняшний день угроз, которые могут возникнуть в будущем. Чейни доказывал, что Соединенные Штаты должны создавать и содержать лучшую армию, какую только возможно, не ограничиваясь нынешними или будущими опасностями и вызовами. В конце концов, прыгун в высоту не перестает штурмовать планку на новых высотах лишь потому, что его конкуренты выбыли из борьбы.

Планирование на основе возможностей – еще одно понятие, которое ранее отстаивалось аналитиками RAND. Виннефельд и некоторые его коллеги начали призывать Министерство обороны избавиться от «тирании правдоподобного сценария» и сместить акценты внутрь: «Сценарии, находящиеся за линией горизонта, тем не менее способны внезапно разрушить сегодняшние комфортные предпосылки и относятся к категории непредвиденных сюрпризов». Дэвис подчеркивал, что «концепция планирования в условиях неизвестности появляется в самом первом абзаце» его определения планирования, основанного на возможностях, потому что оно идеально вписывается в оборонную стратегию, ставящую неизвестность во главу угла. Этот подход «хорош тем, что призывает к благоразумной озабоченности по поводу потенциальных нужд, выходящих за рамки ныне очевидных угроз». Беспокойство по поводу потребностей, не связанных с нынешними угрозами, кажется вполне благоразумным для людей, следующих модели, основанной на возможностях и обращенной внутрь. Именно эта модель предопределяет стратегическое планирование Пентагона после окончания холодной войны.

Военные учения «Вызов тысячелетия», прошедшие летом 2002 г., – наглядный пример планирования на основе возможностей. Эти маневры, ставшие одними из самых масштабных в истории вооруженных сил США, дали всем службам возможность испытать новые технологии, сошедшие с конвейеров в предыдущие годы. Если принять во внимание год проведения этих учений, можно подумать, что предполагаемым противником мог быть Ирак, включенный американцами в «ось зла», либо Китай, либо Россия. Однако ни одна из этих стран не была способна по-настоящему испытать возможности США, поэтому главным противником выбрали страну, имевшую наиболее технологически продвинутую армию после Соединенных Штатов: Израиль. США потратили 250 млн долларов на моделирование войны с израильтянами, что кажется совершенно невероятным.

Планирование, основанное на технологических возможностях, привело к наиболее печально известной ошибке в планировании вооруженных сил за всю историю Америки. Если перефразировать Рамсфельда, США вошли в Ирак с армией, которая у них была на тот момент, но не с той армией, которая была на самом деле нужна. Если бы военные стратеги сосредоточили всю силу и энергию на внешних угрозах, а не на внутренних возможностях, они вполне могли бы продумать вероятность того, что нерегулярные воинские подразделения противника не будут пользоваться передовыми технологиями. К сожалению, длинный перечень вооружений, имевшихся в арсенале американских военных, не включал средств борьбы с импровизированными взрывными устройствами, такими как БТРы с тяжело бронированным днищем. Армии приходится ждать годы и терять множество солдат, прежде чем Пентагон начинает реагировать на реальные, неотложные угрозы.

Ни один разумный стратег не скажет, что американская армия не должна стремиться к превосходству во всех аспектах ведения боевых действий независимо от того, что делают другие страны. Однако задача стратега – оценивать реалистичные риски и размещать скудные ресурсы в соответствии с наиболее вероятными угрозами будущего. Планирование на основе возможностей не предполагает достаточных усилий для оценки возможностей, вследствие чего США несут огромные расходы как в смысле ресурсов, так и в смысле упущенных возможностей.

Слияние средств с целями

Поскольку новый подход к выработке стратегии, принятый в оборонных ведомствах США, делает акцент на совмещение целей, способов и средств, можно предположить, что этому уделялось достаточно внимания в постсоветскую эпоху. К сожалению, это не так. Еще одно следствие отсутствия угроз – привычное слияние средств с целями, осуществляемое американскими оборонными стратегами. Часто это делается таким образом, что может быть чревато серьезными опасностями в обозримом будущем. Ряд понятий, традиционно считающихся способами достижения целей – влияние, присутствие, укрепление доверительных отношений и даже союзы – слишком часто становятся политическими целями, что усиливает возможность конфликта между средствами и целями. Первый пример – это одно из наиболее распространенных представлений. Влияние в столицах иностранных государств всегда было государственной целью, но в исторической перспективе оно всегда рассматривалось как средство продвижения интересов – и в мирное время, и во время кризиса. Сегодня влияние все чаще становится самоцелью, поскольку считается, что может когда-нибудь пригодиться, даже если польза от него редко обсуждается и еще реже формулируется. В отрыве от осязаемых итогов или стратегических целей наращивание влияния может резко увеличить вовлеченность США в разные зарубежные проекты. Например, крупные инвестиции в военное сотрудничество и помощь в сфере безопасности в основном призваны усиливать влияние Соединенных Штатов в мире. Согласно статистическим данным, США размещают офицерский и сержантский состав в более чем 150 странах с самыми разными целями, одна из которых – влиять на события, какими бы они ни были. В «Национальной военной стратегии» 1992 г. развертывание войск по всему миру оправдывается тем, что они «внушают больше доверия к нашим альянсам» и увеличивают влияние Соединенных Штатов в разных регионах мира и доступ к этим регионам. При этом редко обсуждается, чего именно можно добиться благодаря этому влиянию. Влияние ценно само по себе и является самоцелью.

Существует также опасность слияния средств и целей в вопросе доступа. Вместо того чтобы быть инструментом или открывать новые возможности для реализации национальных целей, доступ становится самоцелью – прежде всего по мнению стратегов ВМС и ВВС. Например, одной из новейших концепций для Тихоокеанского региона является так называемая доктрина «боя воздух – море», которая призвана противодействовать попыткам Китая блокировать доступ к своим ближайшим морям (или использовать возможности блокирования доступа к региону, чего так боятся американцы). Хотя детали этой доктрины засекречены, по сути «бой воздух – море» предполагает более тесное сотрудничество между ВМС и ВВС США с целью не допустить блокирование Китаем своих внутренних морей. В «Стратегическом руководстве по обороне» 2012 г. говорится, что «государства и негосударственные образования могут представлять потенциальную угрозу для доступа». В нем также дается обещание, что Соединенные Штаты «будут стремиться защитить свободу доступа к общим благам всего человечества». Разработка доктрины «боя воздух – море», а также еще одной новой доктрины совместных операций, полностью посвященной доступу, не содержит обсуждения средств и целей. Доступ здесь выступает как нечто самоценное.

Обеспечение экономического доступа было долговременным интересом Вашингтона в Азии со времен миссии командующего ВМС Мэтью Пери в Японии и политики открытых дверей в Китае. В этих случаях доступ был ценным, поскольку открывал рынки, и в этом была реальная цель. Современные стратеги ссылаются на экономические выгоды доступа или защиту союзников как на побочный эффект, но не как на главную цель проводимой политики. Неясно, почему Пекин вдруг решит прервать международную торговлю – ведь это приведет к полной остановке китайской экономики? Но ничего и понимать не нужно, если доступ сам по себе является целью. Все сказанное выше не преуменьшает тактического или операционного значения свободы действий, но эта свобода должна быть связана с более масштабными задачами, чтобы иметь какой-то смысл. Если стратегические цели остаются неясными, как, например, в доктрине «боя воздух – земля», то обеспечение доступа может предопределять выбор средств. Если Вашингтон и дальше будет ценить доступ ради доступа, а не воспринимать его как составную часть более широкой политики по защите свободной торговли, у него появятся проблемы.

Еще один жизненно важный интерес США – по крайней мере судя по их готовности проливать кровь ради его отстаивания – это внушение доверия. Согласно расхожему мнению политиков – которое, и это стоит отметить, не разделяется учеными, – доверие, завоеванное проявлением твердой воли и решимости, может помочь государствам добиваться в будущем целей, влияя на расчеты и планы политиков в других странах. В годы холодной войны Соединенные Штаты стремились внушить доверие к своим действиям, считая, что это посылает определенные сигналы СССР по поводу их решимости защищать свои интересы, своих союзников и других неприсоединившихся стран. Эта одержимость повышением уровня доверия пережила Советский Союз, несмотря на то что больше не существует врага, намеренного воспользоваться нерешительностью, и нет державы, на сторону которой могли бы перейти союзники США или неприсоединившиеся страны.

Хотя неясно, может ли высокий уровень доверия как-то пригодиться, эта цель, конечно, бессмысленна, когда нет врага, которому американцы пытаются продемонстрировать свой решительный настрой. Сегодня редко формулируется или анализируется логика, на которой зиждется эта одержимость повышением уровня доверия или то, что Стивен Уолт называет «фетишем доверия». Уровень доверия становится самоцелью, а не инструментом, облегчающим отстаивание жизненно важных интересов.

Требование повысить уровень доверия стало особенно заметно в прошедшем году. Когда президент Барак Обама провел риторическую «красную черту» в Сирии, а затем не поддержал угрозу действиями, критики обвинили его в нерешительности, которая развязывает руки политикам в других странах. Авантюрные действия Путина в Восточной Украине – лишь наиболее явный пример последствий снижения доверия к тому, что США способны выполнять свои угрозы. Бывший вице-президент Чейни заявил, что вне всякого сомнения Путин считает Обаму слабым, и это вдохновляет Россию на агрессию. Критика, исходящая преимущественно (но не исключительно) от главных ястребов на рынке идей, также подразумевает, что решимость и сила могут как-то сдерживать подобные действия. Этим критикам хорошо бы вспомнить один из постулатов политической психологии: действующие лица мировой политики привычно преувеличивают свое влияние на решения, принимаемые другими. Кризис на Украине – в той мере, в какой он фактически является кризисом для Соединенных Штатов – имеет региональную динамику, которая не зависит от действий Вашингтона. Нет оснований полагать, будто Кремль учитывал в своих стратегических расчетах, в какой степени можно доверять словам Белого дома – во всяком случае, не больше, чем в 1970-х годах.

Не стоит так уж бояться снижения уровня доверия. Когда администрация Рейгана вывела американские войска из Ливана после бомбежек казарм в 1983 г., ястребы вполне предсказуемо вышли из себя. «Если нас выгонят из Ливана, радикальные элементы будут праздновать серьезную победу, – сказал государственный секретарь Джордж Шульц. – Многие страны получат сигнал о том, что Советскому Союзу можно доверять, а полагаться на США будет роковой ошибкой». Майкл Ледин высказался еще более определенно: «Поражение в Ливане окрылит наших врагов на Ближнем Востоке и в других местах. По всей вероятности, мы заплатим несоразмерно высокую цену за провал в Ливане»/ – от Ближнего Востока до Центральной Америки, где воодушевятся партизаны, поддерживаемые Советами. Союзники и потенциальные друзья США испытают сильнейшее разочарование, включая египтян, которые, как казалось Ледину, «еще дальше отойдут от Кемп-Дэвидского соглашения». К счастью для США, влияние Советского Союза на Ближнем Востоке не увеличилось, его союзники-партизаны не изменили тактику, а египтяне не отказались от договорных обязательств. Страхи перед последствиями снижения уровня доверия оказались, как обычно, беспочвенными.

Последний пример слияния средств с целями касается одного из столпов системы безопасности Соединенных Штатов. Арбатов едва ли был единственным экспертом, удивившимся тому, что НАТО не только пережила распад СССР, но и расширилась. Расширение поддерживали даже либералы и реалисты, но все они соглашались с тем, что альянс должен измениться – как по своей миссии, так и по составу, чтобы иметь шанс на выживание. С точки зрения либералов, расширение было способом стабилизации положения в странах бывшего советского блока и их интеграции в Евросоюз. Сравнительно немногочисленные сторонники из числа реалистов ценили накопление выгод от победы в холодной войне – на тот случай, если лидеры России в будущем задумают возродить былое могущество страны. Экспансия позволила альянсу найти новый «смысл существования» и не допустить потери импульса и темпа, что вполне могло случиться после утраты прежней цели. Согласно расхожей фразе того времени, НАТО стояла перед выбором: «расширяться или умереть». Альянс, который когда-то был главным инструментом недопущения Советов в Западную Европу (размещения американских войск и исключения реваншизма в Германии, согласно хорошо известной формуле), в 1990-х гг. стал самоцелью. Колин Пауэлл обобщил это ошибочное принятие средств за цели в названии своей статьи, опубликованной в журнале Foreign Affairs: «Стратегия партнерств». Партнерства больше не были стратегическими целями; они стали целями стратегии.

Когда нет каких-то безотлагательных целей или угроз, инерция политической ситуации может привести к тому, что ранее использовавшиеся средства приобретают видимость целей. В результате американские политики могут испытывать давление и считать себя обязанными бороться с китайцами за доступ к морям, осуществить интервенцию в Сирии, чтобы поддержать свое реноме, или расширять НАТО ради сохранения жизнеспособности этого блока. Возвышение средств до уровня целей в отсутствие угрозы можно понять, но от этого оно не становится логичным или умным. Стирание различий внесло такую путаницу в стратегическое мышление американских политиков, что в некоторых случаях ненужная конфронтация стала более чем вероятным исходом.

Формулирование постсоветской политики

Отсутствие угроз имело и другие, более предсказуемые последствия для выработки внешней политики и политики в области национальной безопасности. Некоторые из них достойны краткого упоминания. Устранение традиционного стратегического императива повысило статус нестратегических соображений в политическом процессе. В частности, внутриполитические и бюджетные озабоченности оказывают гораздо более сильное влияние на принятие решений, чем в годы холодной войны.

В странах, где внимание не приковано к главному и всепоглощающему врагу, внутренние факторы начинают оказывать гораздо более сильное влияние на внешнюю политику. В частности, конгрессменам не приходится беспокоиться по поводу потенциально негативного воздействия на политику интересов местных этнических или других групп. Когда национальной безопасности ничто не угрожает, можно свободно продвигать интересы разных лобби, не опасаясь серьезных последствий. В итоге целый ряд внутриполитических лобби оказывают гораздо более сильное воздействие на внешнюю политику после окончания холодной войны. Например, в начале 1990-х гг. США решительно склонялись на сторону Армении, когда армянская диаспора пустила глубокие корни. В годы холодной войны национальные интересы иногда сталкивались с интересами израильского лобби; сегодня законодатели соревнуются в подобострастном отношении к Американо-израильскому комитету по общественным связям. При отсутствии давления извне наиболее решительное влияние оказывается изнутри. Соединенные Штаты одержимы несущественными вопросами, такими как формальное признание массовой резни 1915 г. в Турции геноцидом или сохранение бессмысленного эмбарго в отношении Кубы.

Эпоху после окончания холодной войны можно легко истолковать как 25-летний пример организационного поведения. Как могли ожидать все знакомые с произведениями Мортона Гальперина, защита выделяемых ресурсов стала главной заботой огромной бюрократии, созданной специально для борьбы с Советами. В 1990-е гг. защитники бюджетного статус-кво доказывали, что США нужно быть готовыми к ведению двух региональных войн одновременно, что потребует примерно такого же уровня расходов на оборону, как в годы холодной войны. Иначе потенциальные враги могут начать наступление, воспользовавшись тем, что вооруженные силы Соединенных Штатов связаны ведением боевых действий в другом регионе. Было не до конца понятно, о каких «двух театрах военных действий» идет речь, но многие считали, что имеются в виду Ближний Восток и Северо-Восточная Азия. Если бы США пришлось снова иметь дело с президентом Ирака Саддамом Хусейном, то, согласно этим представлениям, Пхеньян мог бы нанести удар по Южной Корее. Тот факт, что эта цепочка событий была чем-то из области фантастики и что страны принимают решение о вторжении на территорию соседней страны, руководствуясь совсем другими соображениями, не особо беспокоил сторонников этого аргумента, главной целью которых было избежать ужасов «мирного дивиденда» – логичного следствия устранения главной угрозы для Запада.

Если нет вызовов национальной безопасности, решения будут приниматься под влиянием финансовых требований. Например, военные расходы обычно рассчитываются как процент ВВП, чтобы доказать, что Соединенные Штаты тратят на оборону не так много, как могли бы, или что существует некий оптимальный уровень правильного планирования военных расходов. Иногда проводится довольно явная связь, как в 2009 г., когда сенатор Джеймс Инхоуф предложил законопроект о том, чтобы отныне на нужды обороны всегда выделялось 4% ВВП. Эту идею поддержали многие.

Законопроект не был принят, но идея все еще жива, и эта цифра стала общепринятой. Подобное грубое использование бюджета в качестве руководящего стратегического ориентира, наверно, как нельзя лучше подходит для завершения исследования патологического влияния окончания холодной войны на вопросы национальной безопасности США. Когда серьезные аналитики утверждают, что определенный уровень расходов должен поддерживаться независимо от внешних условий, тем самым практически защищая расходы ради расходов, или от того, как функционирует американская экономика, необходимо отказаться от претензий на существование какой бы то ни было стратегии. В подобных произвольных, явно нестратегических целях военных расходов не было бы надобности, если бы существовали угрозы, которые нужно отводить. Как оказывается, в мире есть угрозы и после окончания холодной войны, но только не для безопасности Соединенных Штатов: это прежде всего военный бюджет, оказавшийся под давлением. Его защитники выдвинули аргументы, казавшиеся логичными, но лишь до тех пор, пока их не подвергли последовательному анализу.

* * *

Холодной войны не пережил не только Советский Союз, но и способность американцев ясно мыслить в стратегических вопросах. Быть может, предупреждение Арбатова не сбылось во всех деталях, но в целом устранение врага действительно оказалось губительным для глобальной стратегии США. Попытки нащупать верный путь в эпоху отсутствия угроз ни к чему не приводят из-за поверхностных, непродуманных и опасных идей, доминирующих в национальной политике обеспечения безопасности на протяжении более двух десятилетий. В итоге Соединенные Штаты больше беспокоятся и тратят, чем это необходимо для достижения целей.

В годы холодной войны угроза помогла создать гигантское стратегическое сообщество; после ее окончания это стратегическое сообщество помогает создавать угрозу. Люди, беспокоящиеся по поводу неопределенности, сложности и неопознанных опасностей, явно ностальгируют по более простым временам, когда все мысли американских стратегов были заняты агрессивным, тоталитарным врагом с многомиллионной армией и тысячами боеголовок. Однако аналитики с менее избирательной памятью могут вспомнить, что Советский Союз был не только осязаемым и непредсказуемым противником, но и гораздо более серьезной угрозой для интересов Запада, чем неизвестные неизвестности, которые не дают спокойно спать современным американским стратегам.

США вышли победителями из холодной войны, но почему-то считают, что им сегодня угрожают более серьезные опасности. Вашингтону было бы неплохо вспомнить слова одного из своих лучших мыслителей, Джорджа Кеннана: «Если кажется, что в данный момент нам грозит страшная беда, то это плод нашей собственной фантазии». Соединенные Штаты сегодня переживают наименее проблемное время за всю свою историю, даже если мы это не вполне сознаем.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363829 Кристофер Феттвайс

Обновление себя и мира

Михаил Коростиков

Участие в БРИКС бросает России интеллектуальный вызов

Резюме БРИКС даёт России шанс уйти от затягивающего все глубже украинского омута, занявшись интеллектуальным обновлением себя посредством обновления мира. Поле для работы огромно.

Объединение России, Бразилии, Индии, Китая и Южной Африки (БРИКС) за шесть лет уже сделало полный круг председательств, и в июле 2015 г. саммит возвращается в Россию. Зачем нам этот формат? Получили ли мы от него то, что хотели? В России исследователи проблематики БРИКС в целом едины в оценках задач, стоящих перед организацией. Исполнительный директор Национального комитета по исследованиям БРИКС Георгий Толорая в статье «Зачем России БРИКС?» указывал, что первая цель объединения – реформа международных финансовых институтов, вторая – создание совместных механизмов безопасности, третья – выработка новой парадигмы развития человечества. Для России же БРИКС в настоящий момент – главная поддержка в условиях резко ухудшившихся отношений с Западом. На последний тезис делают упор другие известные сторонники идеи БРИКС в России, депутат Госдумы Вячеслав Никонов и координатор в МИДе по вопросам БРИКС и G20 Вадим Луков.

БРИКС, однако, пока не выступил с официальным и согласованным видением своего будущего. Клуб выражает озабоченность различными проблемами, обсуждает отдельные прикладные аспекты сотрудничества и проводит закрытые приватные переговоры. Является ли это должным форматом отношений для пяти стран, претендующих на лидерство в рамках целых континентов? Задействован ли в полной мере потенциал объединения, дал ли БРИКС миру то, чего от него ждут? Многие полагают, что нет. На первый план в БРИКС должен выйти политический аспект взаимодействия, разработка программы построения более справедливого и менее конфликтного мира.

Россия в этом случае получила бы отличную возможность повысить свой международный престиж и решить внутренние проблемы, связанные с кризисом самоопределения. Обида на недостаток уважения, изоляционистские лозунги об импортозамещении, «особом пути», «духовных скрепах» и «русском мире» маскируют боязнь признать очевидное: страна нуждается в радикальном идеологическом обновлении, она неспособна на основе прошлого опыта воспроизвести практически ничего привлекательного. Европейские страны, которые на протяжении всей истории России были основным источником средств модернизации, свернули сотрудничество и ввели санкции. Даже ближайшие партнеры России по ОДКБ и ЕАЭС, Белоруссия и Казахстан, периодически устраивают демарши, пытаясь играть на противоречиях Москвы с ЕС и с Китаем, и во внутренней политике часто используют антироссийскую риторику. Наконец, кульминацией снижения авторитета России стала окончательная потеря в 2014 г. Украины как дружественного государства, что вызвало радикальное изменение внутреннего и внешнего курса. К сожалению, не в лучшую сторону: речь теперь идет не о развитии и росте, а о стабилизации и экономическом выживании.

БРИКС дает шанс уйти от затягивающего все глубже водоворота, не просто сохранив самоуважение, но и нарастив международный вес через решение актуальных проблем человечества. Поле для работы огромно. По сути, пять государств собрала вместе не позитивная, а негативная повестка: перед ними встают угрозы, преодолеть которые можно только сообща. Они носят комплексный и долговременный характер: устаревшая система международного управления; не отвечающая внутренним запросам стран мировая финансово-экономическая система; структурные проблемы глобального экономического развития; экологическая деградация; искаженное в пользу группы западных стран информационное поле. Эти вопросы будут основными на повестке дня в XXI веке, и государство или сообщество государств, способное предложить их оптимальное решение, вправе рассчитывать на поддержку большинства стран мира. Будущая международная система должна быть максимально инклюзивной и отвечающей нуждам нового большинства активных участников мировой политики. При ее разработке необходимо избежать конфронтации с Соединенными Штатами и Евросоюзом, предложив им достойное место, соответствующее их потенциалу, но не предоставляющее никаких экстраординарных преимуществ, которыми они обладают сегодня.

Остановимся подробнее на том, почему именно вышеперечисленные аспекты современного мироустройства нуждаются в реформировании.

Глобальное управление

Устаревшая система международного управления сложилась по итогам Второй мировой войны и давно не отвечает современным реалиям. Основной целью ООН на момент создания было предотвращение конфликта между сильнейшими участниками международных отношений. В 1945 г. совокупное население стран, входивших в Совет Безопасности ООН (включая зависимые территории), составляло приблизительно 66% населения планеты. Объем ВВП этих государств и территорий равнялся 59% совокупного ВВП земного шара. Они были победителями в войне и впоследствии стали единственными обладателями ядерного оружия. В 2014 г. совокупный ВВП стран Совбеза был равен 44% от общемирового, а доля в населении планеты опустилась до 26%. Ядерным оружием сейчас обладают еще как минимум Индия, Пакистан, Израиль и КНДР, около 20 стран являются «пороговыми», то есть могут создать его в течение 3–6 месяцев с момента принятия такого решения. Все это говорит не о необходимости включить их в мировые управляющие органы, но лишь о том, что данная технология не так уж сложна в производстве и обладание ею является личным выбором государства, а не правом на членство в элитном клубе.

У человечества есть два варианта выхода из этой ситуации. Первый – начать еще один мировой конфликт для определения относительного веса каждого из центров силы. Другой – попробовать реформировать ООН таким образом, чтобы учесть новый мировой расклад. Именно это должно стать одной из главных задач БРИКС на ближайшее десятилетие. Отсутствие представительности в Совбезе ООН подрывает доверие к этому уникальному международному институту, который по набору функций безальтернативен. Понятны все связанные с этим риски. Совбез должен быть достаточно компактен для сохранения работоспособности, но при этом отражать актуальный мировой расклад. Постоянные члены, среди которых два государства БРИКС, делиться властью не стремятся. БРИКСу нужен консенсус по этим вопросам внутри группы, чтобы стать агентом и адвокатом изменений вне ее.

В качестве одной из мер Россия могла бы предложить институт совместного открытого обсуждения определенных вопросов из повестки ООН внутри БРИКС вне зависимости от ротации в Совбезе. Если какое-то решение критически важно для Индии, Бразилии и ЮАР и при этом не затрагивает российские или китайские национальные интересы, отчего не предоставить им вето России или КНР либо как минимум активную поддержку. По факту в большинстве вопросов страны БРИКС и так голосуют солидарно, поэтому открытое выдвижение принципа совместного обсуждения, к примеру, вопросов международного развития позволило бы нарастить вес России, не меняя структуру Совбеза. В этом случае официально ответственными за сохранение его устаревшей конфигурации стали бы США, Великобритания и Франция.

Мировая финансово-экономическая система в настоящий момент является главной темой обсуждения внутри группы БРИКС как на ее саммитах, так и в рамках кооперации пятерки на платформе G20. Работа Бреттон-Вудских институтов была тщательно проанализирована в 2001 г. комиссией под руководством Алана Мельцера, которая впоследствии представила Конгрессу Соединенных Штатов развернутый отчет в том числе и о том, почему деятельность МВФ оказалась неэффективна в период латиноамериканского долгового кризиса 1980-х гг., азиатского финансового кризиса 1997 г. и дефолта в России в 1998 году. В отчете комиссии было указано, что ведущие промышленно развитые страны используют МВФ в своих целях, а степень и форма контроля Фонда над экономикой должников подрывает их демократическое развитие. МВФ и Всемирный банк продолжают зачастую действовать в качестве проводников интересов США и Западной Европы, в частности, в механизме «покупки голосов» в Совбезе и Генассамблее ООН (исследования Иляны Кузиемко и Эрика Веркера), а также позволяют развитым странам «поощрять» и «наказывать» развивающиеся через варьирование количества условий при выдаче кредитов. Неспособность Конгресса США с 2010 г. поддержать одобренную остальными членами G20 реформу МВФ наглядно показывает пределы согласия Вашингтона на изменение системы. Всемирная торговая организация с 2001 г. не может продвинуться в Дохийском раунде переговоров, так как стороны не способны договориться о субсидиях на сельхозпродукцию. Наконец, рейтинговые агентства в начале 2015 г. понизили рейтинг России ниже инвестиционного несмотря на стабильную макроэкономическую ситуацию и значительные золотовалютные резервы.

«Давить на совесть» и требовать более справедливого распределения управляющих ролей в этих институтах с высокой долей вероятности бесполезно. Потеря рабочих мест, рынков и сжатие экономики всегда будут более серьезной угрозой для стран развитого мира, чем обвинения в двойных стандартах и несправедливости. Ситуация даже немного комична: незападные страны пытаются добиться большего представительства в институтах, созданных с целью структурирования мира по модели западных государств. Целью БРИКС должно стать создание параллельных структур, которые отражали бы интересы их долгосрочного развития. Подписание соглашения о Банке БРИКС и заключение договора о валютных свопах в 2014 г. – шаги в верном направлении, как и заявление в начале 2015 г. о возможности создания собственного рейтингового агентства. Тем не менее очень важно, чтобы инициативы не превращались в карго-культ, имитирующий уже имеющиеся институты с единственной целью выразить несогласие с Западом. В обновленном банке развития и валютном фонде есть реальная потребность, которая связана с возникновением вызовов, не существовавших в эпоху становления Бреттон-Вудской системы. Развертывание широкой программы инфраструктурных, «зеленых» и высокотехнологичных инвестиций (особенно в странах глобального Юга) является необходимой предпосылкой для расширения рынков, которое необходимо для мирного и сбалансированного развития планеты.

Хорошим примером нового типа институтов может стать Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, созданный Китаем в 2014 г. и уже получивший поддержку большинства азиатских и крупных европейских государств несмотря на скрытое противодействие США. Россия после некоторых раздумий (годом ранее решение было отрицательным) также решила в него вступить. Сомнения понятны: как и Экономический пояс Шелкового пути, АБИИ – чисто китайский проект, в котором Россия может играть только вторую, а то и третью скрипку. В конце концов Кремль, похоже, смирился с тем, что имеющий первую или вторую (по разным критериям) экономику мира Китай естественным образом возьмет на себя руководство новыми финансовыми институтами.

Россия взамен может и должна претендовать на роль политического центра объединения, но для этого ей необходимо сделать свой курс более глобальным, перестать опираться на понятные только внутри страны локальные ценности и продемонстрировать готовность работать ради общего блага. Внутренний дискурс в государстве должен стать менее конфликтным и более ориентированным на поиск возможностей сотрудничества со всеми участниками мировых процессов, но в особенности – странами БРИКС.

Структурные экономические проблемы

Структурные проблемы экономического развития мира в целом и стран БРИКС в частности – другой объединяющий фактор, изучению и изменению которого следует посвятить время и силы. Страны имеют совершенно разные экономики, но существует общая черта: их «формулы роста» социально и экологически неустойчивы даже в среднесрочной перспективе. Фактически все пять моделей построены вокруг форсированной эксплуатации основного преимущества и негласном общественном консенсусе относительно того, что ради быстрого обогащения можно пожертвовать некоторыми вещами вроде экологии, социальной справедливости и политических свобод. Природные ресурсы в Бразилии, России и ЮАР, а также трудовые ресурсы Индии и Китая сделали возможным повторение за 20–40 лет пути, на который у западных стран ушло 200–300 лет. Однако старые капиталистические государства ядра мир-системы в 1970-е – 2000-е гг. экспортировали социальные, экологические и иные издержки в страны БРИКС и другие развивающиеся государства. Смогут ли повторить этот путь новые центры силы? Очевидно, что нет, издержки выводить просто некуда, последним индустриализируемым таким образом регионом станет, по всей видимости, континентальная Юго-Восточная Азия.

Перефразируя Льва Толстого, модель каждой из стран БРИКС неустойчива по-своему. В BRICS Report, вышедшем в 2012 г., авторы указывали следующее. Основной проблемой Бразилии является слабый финансовый сектор и недостаток конкурентоспособных товаров; России – недостаточная скорость реформы сырьевых монополий и плохой инвестиционный климат; Индии – неудовлетворенность базовых социальных потребностей населения и неразвитая инфраструктура; Китая – неравенство и недостаток внутреннего потребления; ЮАР – безработица и исключенность больших групп населения из процесса модернизации. Между тем вне зависимости от конкретных проблем результат приблизительно схож: рост неравенства и деградация окружающей среды. Согласно Книге фактов ЦРУ, коэффициент Джини в странах БРИКС составляет от 36,8 в Индии до 63,1 в Южной Африке, втором из самых неравных обществ на планете. Несмотря на беспрецедентное развитие последних 20 лет и принесенные на алтарь благосостояния жертвы, страны БРИКС (в особенности Индия и Китай) вряд ли когда-нибудь смогут добиться стандартов потребления развитых стран: на это просто не хватит ресурсов.

В настоящий момент конфликты внутри каждой из стран БРИКС сдерживаются консенсусом создания общего экономического «пирога», когда общественное мнение сходится на том, что гораздо выгоднее создавать прибавочный продукт, чем его перераспределять. Замедление темпов роста, которое уже некоторое время имеет место в Бразилии и России и начинается в Индии и Китае, неизбежно сместит общественный запрос от создания капитала к его перераспределению, так как сопоставимый с западным уровень индивидуального потребления не будет достигнут к моменту замедления роста экономики. Странам БРИКС необходимо сконцентрироваться на интеллектуальном поиске новой экономической модели, которая позволит предотвратить конфликты и сделать рост более равномерным и менее экстенсивным. Для этого необходимо налаживание тесной кооперации на базе уже существующего BRICS Think Tank Council и расширение научных связей внутри других исследовательских институтов. Работа над этой задачей могла бы вдохнуть новую жизнь в российскую гуманитарную школу, которая в XX веке была одной из наиболее влиятельных в мире. Для этого России придется преодолеть преобладающий сейчас курс на консерватизм и автаркию, которые вряд ли найдут сторонников в странах, где большинство населения младше 40 лет, а прошлое чаще всего означает отсталость, диктатуру и колониализм.

Экологическая деградация и информационное отставание

Экологическая деградация стран БРИКС достаточно хорошо описана в исследовательской литературе. Четыре изначальных члена БРИКС стабильно занимают позиции в первой шестерке по выбросам метана и углекислого газа. Экологические проблемы уже, по некоторым оценкам, стоят Китаю до 15% ВВП и наносят существенный ущерб другим странам БРИКС. Связано это прежде всего с массированной добычей ресурсов в России, Бразилии и Южной Африке и экспоненциальным ростом их потребления в Китае и Индии. Осознавая важность этой проблемы и связанных с ней рисков, Chatham House в декабре 2012 г. выпустил подробный доклад с описанием проблемы и предложил создание так называемой Resource 30 (R30), диалогового формата тридцати главных поставщиков и потребителей ресурсов, которые совместно решали бы возникающие трудности.

Идея заслуживает внимания, и начать можно как раз с обсуждения вопроса в рамках БРИКС. Пять стран совокупно представляют более 40% мирового населения, на их территории находятся наиболее экологически пострадавшие места: озеро Карачай, города Норильск и Дзержинск в России, река Ямуна и город Вапи в Индии, Тяньин и Линфен в Китае, Рондония в Бразилии и Витбэнк в Южной Африке. Помимо солидарных усилий в рамках конференций по климату и взаимодействия в формате BASIC, странам БРИКС стоит задуматься о финансировании через Банк развития БРИКС проектов обновления наиболее пострадавших от загрязнения районов.

Недостаток таких инициатив на национальном уровне связан как с боязнью потерять конкурентоспособность из-за роста стоимости производимой продукции, так и с тем, что долгое время эти издержки считались приемлемыми в период модернизации. Сейчас внимание к проблеме все более выражено, особенно в Китае, где 24 апреля 2014 г. принят новый закон о защите окружающей среды, который министр назвал «объявлением загрязнению войны». В широком смысле задачей становится создание в странах БРИКС целых отраслей экономики, связанных с переработкой отходов, восстановлением почв, вод и качества воздуха. Без сомнения, решение этой проблемы без ущерба для экономического роста найдет поддержку в других развивающихся странах.

Искажение информационного поля связано с тем, что в мире в целом и в странах БРИКС в частности наблюдается доминирование источников развитых стран, и значительная часть информации доходит до жителей государств пятерки через западные каналы. Результат – недостаток информации и ее зачастую предвзятый характер. ВВС и CNN транслируют только то, что считают интересным западному зрителю в соответствии с его сформировавшимися стереотипами. Проблемой является даже не столько искажение информации, сколько то, что ее в принципе недостаточно.

В сложившейся ситуации немало вины самих стран БРИКС. К примеру, ведущий российский иновещательный телеканал RT ведет трансляцию на английском, испанском и арабском языках, RTVi – только на русском. Лучше обстоят дела у интернет-проекта RBTH, который имеет версии на всех языках БРИКС. К сожалению, согласно исследованию TNS Global, телевидение все еще популярнее интернета во всех странах сообщества, его регулярно смотрят 66% зрителей КНР, 73% россиян, 78% индусов, 82% бразильцев, 85% жителей ЮАР, а это означает, что до большинства населения БРИКС информация просто не доходит. Точно так же не ведут вещание на других национальных языках БРИКС каналы Индии, Бразилии и ЮАР. Примером может служить китайская вещательная сеть CCTV, которая имеет действующие каналы на русском и английском и собирается запустить трансляцию на португальском. Тем не менее из-за универсальности английского языка глобализированное население стран БРИКС неизбежно обращается к англоязычным источникам.

Число изучающих языки друг друга в странах БРИКС несопоставимо меньше изучающих английский. Прочные межцивилизационные связи в XXI веке создаются не встречами на высшем уровне, а миллионами низовых контактов между предпринимателями, учеными, студентами и туристами. Пока представители всех стран БРИКС предпочитают учиться в ЕС, Японии и США, писать научные статьи в тамошних журналах и инвестировать в другие места. Доминирование Запада проявляется не столько в преобладающей военной и экономической мощи, сколько в том, что он стал, в терминологии Антонио Грамши, интеллектуальным гегемоном.

Среди мер усиления гуманитарного сотрудничества стоит отметить инициативу создания Университета БРИКС, который, скорее всего, будет в законченном виде представлять собой обмен студентами для прохождения магистерских программ. Тем не менее эта мера явно не в состоянии качественно продвинуть сотрудничество. Ее необходимо дополнить резким расширением количества квот на обучение иностранцев из БРИКС в вузах стран сообщества; организацией больших культурных мероприятий, связанных с БРИКС; увеличением объема издания литературы стран БРИКС на их территории; тематическими передачами на центральных каналах телевидения и многим другим. Хороший пример подала ЮАР, решившая выдавать руководителям компаний из стран БРИКС визы сразу на 10 лет. Впрочем, прежде всего необходимо понимание того, что БРИКС – осознанный долговременный выбор России, которая хочет стать одним из лидеров мира будущего, а не разменная карта в период ухудшения отношений с Западом.

Конечно, проблемы не ограничиваются этими пятью. Есть простор для кооперации в сфере безопасности, борьбы с бедностью, исследования космоса и многих других вещей, но данные пять направлений сотрудничества должны послужить фундаментом для всех остальных. Позиции по этим вопросам внутри пятерки схожи, поэтому достичь консенсуса и выступить адвокатом изменений на международной арене будет проще. Именно смелость в решении этих задач способна сплотить вокруг БРИКС мировое общественное мнение. Россия должна взять на себя роль рулевого, задающего кораблю пяти государств направление в будущее, а также поставить БРИКС и взаимоотношения с участниками объединения в центр своей внешнеполитической повестки.

Преобладающий последний год фокус на украино-российских отношениях, составной частью которого является необходимость постоянно давать отпор Вашингтону и Брюсселю – не то, чего заслуживает Россия в эпоху тектонических сдвигов в мировой политике и экономике. Интеллектуальное строительство нового мира способно благотворно повлиять и на внутреннюю политику, которая наконец-то получит новый формат развития, не предполагающий бесконечных попыток добиться признания от западных государств. Этот курс не подразумевает отказ от западных ценностей или европейской цивилизации, он позволит стране стать самодостаточным и влиятельным субъектом, который без сомнения сможет претендовать на более достойное место в том числе за европейским столом. Фраза Александра Михайловича Горчакова «Россия сосредотачивается» должна обрести новое продолжение: Россия сосредотачивается на БРИКС, чтобы вернуться обновленной.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363828 Михаил Коростиков

Что написано пером?

Елена Черненко

Концепция внешней политики РФ: переписать нельзя оставить

Е.В. Черненко – кандидат исторических наук, обозреватель международного отдела газеты «Коммерсантъ».

Резюме В периоды турбулентности и революционных сдвигов дипломаты работают безо всяких доктрин и концепций. Однако приходится признать, что в российском случае контраст между концептуальной основой и практическими действиями сейчас выглядит вопиющим.

Одним из ключевых инструментов реализации национальных интересов государства является внешняя политика. Актуальные цели российской внешней политики закреплены в двух основополагающих документах – Концепции внешней политики РФ (2013 г.) и президентском указе «О мерах по реализации внешнеполитического курса РФ» (2012 г.). Оба они готовились до конфликта вокруг Украины, а значит фактически в другую эпоху. Тогда главной «головной болью» мирового сообщества оставалась Сирия, а Россия была готова предоставить пострадавшему от экономического кризиса Европейскому союзу финансовую помощь и все еще надеялась заманить Украину в процесс евразийской интеграции.

За минувший год внешнеполитическая ситуация кардинально изменилась. Главным для Евро-Атлантического пространства теперь является конфликт на Украине и вокруг нее, Россия пребывает под санкциями, а курируемые Москвой новые интеграционные структуры на постсоветском пространстве – в кризисе. В этой связи напрашивается вопрос: изменились ли национальные интересы России и не пора ли переписать Концепцию внешней политики? Или же национальные интересы – величина постоянная, а ныне наблюдаемое расхождение реальных действий России с целями, зафиксированными в ее внешнеполитической доктрине, – ситуация, навязанная нам извне и, вероятно, временная?

Желаемое и действительное

Чтобы разобраться, посмотрим, какого внешнеполитического курса должна придерживаться российская дипломатия в соответствии с ныне действующими доктринальными установками. Так, в Концепции 2013 г. сказано, что, «в соответствии с высшим приоритетом национальной безопасности – обеспечением защищенности личности, общества и государства – главные внешнеполитические усилия должны быть сосредоточены на достижении следующих основных целей» (далее с сокращениями):

«Обеспечение безопасности страны, сохранение и укрепление ее суверенитета и территориальной целостности, прочных и авторитетных позиций в мировом сообществе, в наибольшей мере отвечающих интересам РФ как одного из влиятельных и конкурентоспособных центров современного мира;

Создание благоприятных внешних условий для устойчивого и динамичного роста экономики РФ, ее технологической модернизации и перевода на инновационный путь развития, повышения уровня и качества жизни населения, укрепления правового государства и демократических институтов, реализации прав и свобод человека;

Активное продвижение курса на всемерное укрепление международного мира, всеобщей безопасности и стабильности в целях утверждения справедливой и демократической международной системы, основанной на коллективных началах в решении международных проблем, на верховенстве международного права, прежде всего на положениях Устава ООН, а также на равноправных и партнерских отношениях между государствами при центральной координирующей роли ООН;

Формирование отношений добрососедства с сопредельными государствами, содействие устранению имеющихся и предотвращению возникновения новых очагов напряженности и конфликтов в прилегающих к РФ регионах;

Развитие двусторонних и многосторонних отношений взаимовыгодного и равноправного партнерства с иностранными государствами, межгосударственными объединениями, международными организациями и форумами на основе принципов уважения независимости и суверенитета, прагматизма, транспарентности, многовекторности, предсказуемости, неконфронтационного отстаивания национальных приоритетов.

Укрепление торгово-экономических позиций РФ в системе мирохозяйственных связей, дипломатическое сопровождение интересов отечественных экономических операторов за рубежом, недопущение дискриминации российских товаров, услуг, инвестиций;

Всесторонняя защита прав и законных интересов российских граждан и соотечественников, проживающих за рубежом;

Распространение и укрепление позиций русского языка в мире, популяризация культурных достижений народов России, консолидация русской диаспоры за рубежом;

Содействие развитию конструктивного диалога и партнерства между цивилизациями в интересах укрепления согласия и взаимообогащения различных культур и религий».

На фоне украинского кризиса эти цели стали фактически недостижимыми. «Прочными и авторитетными» позиции России в мировом сообществе – по крайней мере в западной его части – никак не назовешь. Да и Восток смотрит с любопытством, но выжидает, причем если на первой фазе кризиса преобладал интерес, то сейчас именно выжидательность. Из-за санкций о благоприятных внешних условиях для «устойчивого и динамичного роста экономики РФ» говорить тоже не приходится. Курс на «технологическую модернизацию и инновационный путь развития» так и не стал устойчивым. Замены Запада на других технологических партнеров не происходит. Уровень и качество жизни населения снижаются. «Укрепления правового государства и демократических институтов, реализации прав и свобод человека» в России, по распространенному мнению, не наблюдается. Скорее наоборот.

Неспособность Совета Безопасности ООН сыграть какую-либо роль в урегулировании конфликта на Украине вызвала шквал критики в адрес этого органа. Но эта проблема с Организацией Объединенных Наций возникла давно, и от России, понятное дело, не все зависит. Хуже другое. До прошлой весны Москва твердо придерживалась одной концептуальной линии – приверженность букве международного права, незыблемость суверенитета и невмешательство во внутренние дела других стран. Хотя эта позиция многих на Западе раздражала, все признавали ее целостность и последовательность. Однако после марта 2014 г. играть роль главной защитницы Устава ООН России стало затруднительно. Приняв решение о присоединении Крыма, Москва поставила принцип права народов на самоопределение выше суверенитета и территориальной целостности государств. А теперь еще и вынуждена постоянно доказывать свою правоту, порождая у внешних партнеров опасения в том, что Россия встала в полной мере на путь ревизионизма. Поддерживая различными способами ополченцев Донбасса, Москва поставила под сомнение принцип невмешательства в дела других государств.

А ведь в Концепции внешней политики РФ от 2013 г. подчеркивается, что «для международного мира и правопорядка особенно опасно осуществляемое в угоду политической конъюнктуре и интересам отдельных государств произвольное толкование важнейших международно-правовых норм и принципов, таких как: неприменение силы или угрозы силой, мирное разрешение международных споров, уважение суверенитета государств и их территориальной целостности, право народов на самоопределение». Отметим, что о праве народов на самоопределение в Концепции говорится лишь в этом месте, а о важности принципа территориальной целостности государств – в пяти местах. Принцип же суверенитета упоминается в Концепции целых 13 раз. В майском указе Владимира Путина принцип территориальной целостности государств упоминается трижды, а суверенитет – четырежды. О необходимости отстаивать право народов на самоопределение в нем не сказано ни слова.

Между тем в выступлении на февральской Международной конференции по безопасности в Мюнхене глава российского МИДа Сергей Лавров заявил, что «в Крыму произошло то, что предусмотрено Уставом ООН – самоопределение», добавив, что в этом документе есть несколько принципов, «и право наций на самоопределение стоит на ключевом месте, а территориальная целостность и суверенитет обязаны уважаться». Налицо явное несоответствие ключевых доктринальных документов России нынешнему пониманию ее национальных интересов.

Более того, в Концепции 2013 г. сказано, что «недопустимо, чтобы под предлогом реализации концепции “ответственности по защите” осуществлялись военные интервенции и прочие формы стороннего вмешательства, подрывающие устои международного права, основанные на принципе суверенного равенства государств». Однако по сути именно принципом «ответственности по защите» власти России с самого начала объясняли свою политику на украинском направлении – ранее в Крыму, а теперь и в Донбассе. Очевидно, что в связи с событиями прошлого года Москва изменила отношение к этому принципу и теперь готова предпринимать активные действия по защите «русского мира». Получается, что данное положение Концепции также уже не отражает реальные национальные интересы Российской Федерации, как их понимает сегодня руководство страны.

Задачу № 4 о «формировании отношений добрососедства с сопредельными государствами» также можно считать проваленной – причем это касается не только Украины, но и отношений между Россией и странами Балтии. Да и руководители тех государств-соседей, которые благожелательно настроены к России и даже входят с ней в альянсы, крайне нервно отнеслись к введению в политический обиход идеи «русского мира».

Разве что к русскому языку теперь действительно стали проявлять больший интерес: конфронтация сделала русистов вновь востребованными на Западе.

За что боролись?

А может быть, все с точностью до наоборот, и конфликт вокруг Украины не перечеркнул прежние задачи России во внешней политике, а показал, насколько они были актуальными? И кризиса удалось бы избежать, если бы задачи, основанные на национальных интересах России и зафиксированные в ее доктринальных документах, полностью реализовались?

Скажем, если бы Россия и Евросоюз, как сказано в указе Владимира Путина от 2012 г., достигли «стратегической цели: создания единого экономического и человеческого пространства от Атлантического до Тихого океана». Этот же указ предписывает российским дипломатам «добиваться заключения соглашения с Евросоюзом об отмене виз при краткосрочных взаимных поездках граждан»; «отстаивать принципы равноправия и взаимной выгоды в работе над новым базовым соглашением между РФ и ЕС о стратегическом партнерстве» и «развивать взаимовыгодное энергетическое партнерство в целях создания единого энергетического комплекса Европы». Разногласия между Россией и Евросоюзом по поводу всех этих вопросов – прежде всего торговых – послужили спусковым крючком украинского кризиса. А в энергетической сфере не то что не появляется «единого энергетического комплекса Европы», а, напротив, российское правительство и Еврокомиссия презентуют едва ли не диаметрально противоположные стратегии будущего развития.

В отношениях с США российская дипломатия должна, как следует из вышеупомянутых документов, «проводить курс на поддержание стабильного и предсказуемого взаимодействия на основе принципов равноправия, невмешательства во внутренние дела и уважения взаимных интересов, ориентируясь на выведение двустороннего сотрудничества на подлинно стратегический уровень». Если бы между Россией и Соединенными Штатами были подлинно стратегические отношения, стала бы возможна нынешняя конфронтация?

В программной статье 2012 г. «Россия в меняющемся мире» Владимир Путин констатировал, что «хоть за последние годы в развитии российско-американских отношений сделано немало, но решить вопрос о фундаментальном изменении матрицы этих отношений пока не удалось, и они по-прежнему подвержены приливам и отливам». «Такая неустойчивость партнерства с Америкой – отчасти следствие живучести известных стереотипов и фобий. Наглядный пример – как Россию воспринимают на Капитолийском холме, – писал он. – Но главная проблема – это то, что двусторонний политический диалог и сотрудничество не опираются на прочный экономический фундамент. Объем торговли далеко не отвечает потенциалу экономик наших стран. То же самое – с взаимными инвестициями. Таким образом, страховочная сетка, которая оберегала бы наши отношения от конъюнктурных перепадов, так и не создана».

В нынешних условиях разговоры про «прочный экономический фундамент» с США кажутся безнадежно устаревшими – не скатиться бы к прямой конфронтации. Хотя вполне вероятно, что нынешней ситуации не возникло бы, будь у двух стран та самая «страховочная сетка». Ведь Соединенные Штаты не могут позволить себе такого противостояния с Китаем, несмотря на множество раздражителей в отношениях Вашингтона и Пекина.

Впрочем, если посмотреть на другие конкретные задачи в отношениях с США, поставленные в майском указе Владимира Путина, то ни одну из них – за исключением обеспечения реализации Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений – не удалось решить. А задачи были следующими:

Первое. «Уделять приоритетное внимание качественному наращиванию торгово-экономического сотрудничества, расширению деятельности Российско-Американской президентской комиссии, обеспечению равноправного, недискриминационного режима в двусторонней торговле на постоянной и безусловной основе». Что на практике? Масштабный проект по наращиванию торгово-экономического сотрудничества между двумя странами похоронен. Президентская комиссия также прекратила работу по инициативе американской стороны.

Второе. «Вести активную работу в целях недопущения введения односторонних экстерриториальных санкций США против российских юридических и физических лиц». В реальности: Соединенные Штаты ввели санкции не только в отношении целого ряда российских юридических и физических лиц, но целых секторов, включая банковскую, энергетическую и оборонную сферы.

Третье. «Продвигать инициативы, касающиеся дальнейшей либерализации визового режима». На деле: переговоры заморожены по инициативе американской стороны.

Четвертое. «Исходить из того, что переговоры о дальнейших сокращениях стратегических наступательных вооружений возможны только в контексте учета всех без исключения факторов, влияющих на глобальную стратегическую стабильность». В реальности: переговоры в тупике. Правда, этот пункт провалом считать нельзя благодаря оговорке об учете «всех без исключения факторов».

Пятое. «Последовательно отстаивать российские подходы в связи с созданием глобальной системы противоракетной обороны США, добиваясь предоставления твердых гарантий ее ненаправленности против российских сил ядерного сдерживания». Что происходит: Соединенные Штаты продолжают строить сегмент своей системы противоракетной обороны в Европе. Переговоры с Россией заморожены.

И только пункт о необходимости «обеспечения последовательной реализации Договора между РФ и США о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений» от 8 апреля 2010 г. исправно выполняется, несмотря на обрыв едва ли не во всех других сферах.

Если судить по конкретным результатам, стремление к стратегическому партнерству с Соединенными Штатам стоит вычеркнуть из списка российских национальных приоритетов как нереализуемое в принципе. Даже если кризис вокруг Украины показал, насколько нужно такое партнерство…

Кстати, при изучении программных документов самого разного уровня трудно не обратить внимание еще на один парадокс. На протяжении уже длительного времени говорится о смещении приоритетов в сторону не-Запада, прежде всего Восточной Азии и АТР. И тем не менее изложение российской политики на этом направлении по-прежнему не идет ни в какое сравнение с тем, как описывается традиционно западный вектор – ни по степени детализации интересов, ни по уделяемому вниманию. Формальный баланс во всех доктринах соблюден, но у читателя не возникает сомнения, что западо-центризм Москвы никуда не делся.

В Концепции 2013 г. сказано, что «фундаментальный характер и стремительный темп перемен создают для России, наряду с серьезными рисками, одновременно и новые возможности». А далее уточняется: «Россия проводит самостоятельный и независимый внешнеполитический курс, продиктованный ее национальными интересами и опирающийся на безусловное уважение международного права». Не поспоришь. Осталось лишь понять, насколько изменились (и изменились ли вообще) национальные интересы России в связи с конфликтом вокруг Украины (а также на фоне радикализации ислама и дестабилизации Ближнего и Среднего Востока, фактически неучтенных в ныне действующих доктринальных документах) и каким в этой связи должен быть ее внешнеполитический курс.

* * *

Понятно, что в периоды турбулентности и революционных сдвигов дипломаты могут работать (да, собственно, и работают) безо всяких доктрин и концепций. Стремительные изменения на мировой арене, которые все больше напоминают обрушение конструкции, а не планомерную работу по ее перестройке, опережают любое чиновничье творчество, и это относится ко всем без исключения государствам. Однако приходится признать, что в российском случае контраст между концептуальной основой и практическими действиями сейчас выглядит вопиющим.

Отсутствие понимания перспектив национального развития (не внешней политики, а вообще – государства, общества, социально-политической системы), растерянность в вопросе самоидентификации более пагубны для формулирования стратегических ориентиров внешней политики, чем окружающая страну внешняя неопределенность и нарастание хаоса в миросистеме.

При всем уважении к профессионалам в сфере внешней политики и политики безопасности, которые отвечают за написание доктрин и концепций, крепнет впечатление, что сегодня этим стоит заняться кому-то другому. Россия, без сомнения, находится на очередном переломном моменте своей истории, причем судьбоносность усугубляется тем, что поиск стратегии происходит на фоне фундаментальных сдвигов во всем глобальном мироустройстве. В такой ситуации дипломатические выверенные документы, пытающиеся в бюрократических выражениях описать грань между желаемым и действительным, а при этом обезопасить себя от оргвыводов на случай недовольства начальства, практически бесполезны.

Нужен новый механизм осмысления национальных интересов, который охватывал бы все слои общества и был в состоянии сплавить их запросы и устремления в направленный вектор развития. И это не задача даже самых гениальных чиновников из МИДа или Совета безопасности. До них дело дойдет уже потом, когда обретенный национальный консенсус надо будет изложить доступным государственной машине языком. И тут уж изощренным мастерам аппаратного слова и карты в руки.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363827 Елена Черненко