Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Ядерный выбор Пекина

Почему конфликт США и Китая может выйти из-под контроля

Кейтлин Талмадж – доцент Школы дипломатической службы Джорджтаунского университета.

Резюме Война между США и КНР маловероятна, но перспектива военной конфронтации – например, в результате нападения Китая на Тайвань – уже не кажется нереальной. А вероятность перехода этого противостояния в ядерную фазу выше, чем полагают многие политики и эксперты.

С нарастанием мощи Китая увеличивается и риск войны с США. При Си Цзиньпине КНР усилила политическое и экономическое давление на Тайвань и построила военные объекты на коралловых рифах в Южно-Китайском море. В результате Вашингтон стал опасаться, что китайский экспансионизм угрожает союзникам и американскому влиянию в регионе. Проход американских эсминцев через Тайваньский пролив вызвал громкие протесты Пекина. Американское руководство задумалось об отправке туда еще и авианосца. Китайские истребители перехватили американский самолет в небе над Южно-Китайским морем. А президент Дональд Трамп тем временем довел до кипения давние экономические споры.

Война между двумя странами маловероятна, но перспектива военной конфронтации – например, в результате нападения Китая на Тайвань – уже не кажется нереальной. А вероятность перехода этого противостояния в ядерную фазу выше, чем полагают многие политики и эксперты.

Китайские специалисты обычно не рассматривают такую возможность. В американских исследованиях о потенциальной войне с Китаем ядерное оружие вообще исключается из анализа, так как считается несоответствующим цели конфликта. В 2015 г. Деннис Блэр, бывший командующий американскими войсками в Индо-Тихоокеанском регионе, оценил вероятность ядерного кризиса между США и Китаем как «близкую к нулю».

Такая уверенность ошибочна. Применение против Китая обычных военных действий в традиционном стиле Пентагона – это потенциальный путь к ядерной эскалации. После окончания холодной войны фирменный подход США к войне прост: ударить вглубь территории противника, чтобы быстро и с минимальными затратами уничтожить его ключевые военные активы. Но Пентагон вывел эту формулу на основе операций в Афганистане, Ираке, Ливии и Сербии, а у них не было ядерного оружия. Китай же не просто обладает ядерным оружием, оно интегрировано в обычные вооруженные силы, поэтому удар не может быть избирательным. Таким образом, в случае военной операции Соединенных Штатов против конвенциональных сил КНР под угрозой окажется и ядерный арсенал. Китайское руководство может принять решение применить ядерное оружие, пока оно не уничтожено.

Отношения США и Китая переполнены взаимными подозрениями, поэтому лидеры двух стран должны осознавать: обычная война может перерасти в ядерную. В абсолютном выражении риск невелик, но последствия для региона и мира в целом будут катастрофическими. И пока Вашингтон и Пекин следуют своим нынешним внешнеполитическим стратегиям, риск сохранится. Значит, лидерам обеих стран нужно избавиться от иллюзии, что удастся свести все к ограниченным боевым действиям. Им нужно в первую очередь сосредоточиться на урегулировании политических, экономических и военных вопросов, которые могут привести к войне.

Новый вид угрозы

Основания для оптимизма есть. Во-первых, Китай уже давно придерживается неагрессивной ядерной доктрины. После первого ядерного испытания в 1964 г. Китай избегал гонки вооружений холодной войны, создав гораздо меньший и простой арсенал, чем позволяли его возможности. Китайские руководители последовательно считали ядерное оружие полезным только как инструмент сдерживания ядерной агрессии и давления. Для выполнения этой задачи всегда было достаточно небольшого количества. До сих пор Китай придерживался политики отказа от упреждающего удара, т.е. обещал не применять ядерное оружие первым.

Перспектива ядерного конфликта также выглядит как пережиток холодной войны. Тогда США и их союзники жили в страхе, что страны Варшавского договора стремительно завоюют Европу. Силы НАТО были готовы нанести упреждающий удар. Вашингтон и Москва постоянно боялись, что их ядерные силы будут застигнуты врасплох внезапной атакой противника. Взаимный страх увеличивал риск того, что одна из супердержав поспешит с ударом, посчитав, что на нее напали. Существовала также опасность несанкционированных ударов. В 1950-е гг. из-за слабых мер безопасности на ядерных объектах на территории НАТО и отсутствия гражданского контроля над военными возник серьезный риск ядерной эскалации без прямого приказа американского президента.

Хорошая новость в том, что все эти страхи времен холодной войны никак не связаны с современными отношениями Вашингтона и Пекина. Ни одна из стран не может быстро завоевать территорию противника в результате обычной войны. Никто не боится внезапной ядерной атаки. В обеих странах выстроена достаточно прочная система гражданского политического контроля над ядерным оружием. Теоретически осталась лишь удобная логика взаимного сдерживания: в войне двух ядерных держав ни одна из сторон не нанесет ядерный удар, опасаясь ответа противника.

Но есть и плохая новость: триггером способна стать обычная война, угрожающая ядерному арсеналу Китая. Конвенциональные силы могут представлять угрозу для ядерных, что ведет к эскалации напряженности – особенно если превосходящие обычные силы США столкнулись с противником с относительно небольшим и уязвимым ядерным арсеналом, как у Китая. Если в ходе американской операции под ударом окажутся ядерные силы, руководство КНР может прийти к выводу, что цель Вашингтона – не только победа в обычной войне, а выведение из строя или уничтожение китайского ядерного арсенала, возможно, как прелюдия смены режима. В тумане войны Пекин может посчитать, что ограниченная ядерная эскалация – небольшой первый удар, позволяющий избежать полномасштабного ответа американцев, – оптимальный вариант защиты.

Стрельба в проливе

Самая опасная точка в отношениях Соединенных Штатов и Китая – Тайвань. Пекин давно стремится присоединить остров к материковой части страны, что противоречит желанию Вашингтона сохранить статус-кво в проливе. Нетрудно представить, как это может привести к войне. Например, Китай решит, что окно для восстановления контроля над островом закрывается, и бросится в атаку с использованием ВВС и ВМС для блокады тайваньских портов или бомбардировок. Американское законодательство не предусматривает вмешательства в подобных случаях. Однако в Законе об отношениях с Тайванем говорится, что США будут рассматривать «любую попытку определить будущее Тайваня немирными средствами, включая бойкот и эмбарго, как угрозу миру и безопасности в западной части Тихого океана и повод для серьезного беспокойства». Если Вашингтон встанет на защиту Тайбэя, единственная мировая супердержава и ее потенциальный соперник вступят в первую войну великих держав в XXI веке.

Операция Соединенных Штатов с применением обычных вооружений поставит под угрозу, выведет из строя или уничтожит часть ядерного арсенала Китая – независимо от того, было ли это изначально целью Вашингтона. Если США будут вести боевые действия в стиле последних 30 лет, такой исход практически гарантирован.

Рассмотрим сценарий с подводными лодками. Китай может задействовать ударные субмарины с обычным вооружением для блокады тайваньских портов, бомбардировок острова или атак против сил США и их союзников в регионе. В этом случае американские ВМС начнут противолодочную операцию, под ударом окажутся четыре китайские подлодки, оснащенные баллистическими ракетами с ядерными боеголовками, которые обеспечивают ядерное сдерживание на море. Китайские подлодки используют общую коммуникационную систему, удар по ее передатчикам лишит Пекин связи с подводным флотом, руководству КНР останется гадать, что случилось с морскими ядерными силами. Кроме того, для защиты субмаринам с баллистическими ракетами нужны ударные подлодки, как тяжелым бомбардировщикам нужны маневренные истребители. Если американцы начнут топить китайские ударные подлодки, субмарины с баллистическими ракетами останутся без защиты и окажутся уязвимы.

Еще опаснее, если Соединенные Штаты, охотясь за ударными субмаринами, случайно затопят китайский ракетоносец. Ударные подлодки могут сопровождать ракетоносцы, особенно если Китай решит передислоцировать их ближе к территории США. Поскольку идентификация цели – одна из самых сложных проблем ведения боевых действий под водой, американская подлодка может на расстояние выстрела подойти к китайской, так и не определив ее тип, особенно в условиях повышенного шума, как в Тайваньском проливе. Банальные фразы об осторожных действиях подходят для мирного времени. В условиях войны, особенно если китайская субмарина уже наносила удары, американцы могут решить сначала атаковать, а потом уже разбираться.

Помимо ощущения уязвимости небольшой размер подводного ядерного флота означает, что в результате двух подобных инцидентов будет уничтожена половина средств сдерживания морского базирования. Китайские ракетоносцы, избежавшие уничтожения, утратят связь с командованием, лишатся сил сопровождения и не смогут вернуться в разрушенные порты. В этом случае Китай останется вообще без морских средств ядерного сдерживания.

На берегу может сложиться схожая ситуация. Американцам придется противостоять растущим ракетным силам. Большая их часть находится в непосредственной близости от Тайваня и готова ударить баллистическими ракетами по острову или союзникам, пришедшим на помощь Тайбэю. Победа США опять же будет зависеть от способности вывести из строя баллистические ракеты с обычными боеголовками. И сделать это невозможно, не затронув ядерные силы. Китайские баллистические ракеты с обычными и ядерными боеголовками нередко размещаются на одной базе, т.е. имеют общую систему транспортировки и снабжения, маршруты патрулирования и другую инфраструктуру. У них также может быть общая система командования и управления, или американские военные не смогут различить эти системы, если они все же разделены.

Кроме того, китайские баллистические ракеты способны нести как обычные, так и ядерные боеголовки, и различить две модификации американская воздушная разведка не в состоянии. В военное время при ударе по обычным ракетам могут быть уничтожены ракеты с ядерными зарядами. Чтобы направить пилотируемый летательный аппарат на стартовые шахты и ракетные базы, нужно хотя бы частично контролировать воздушное пространство над Китаем, а для этого необходимо вывести из строя систему ПВО. Но вывод из строя береговых систем ПВО Китая оставит без защиты и ядерные силы.

Подвергнувшись атаке, китайские лидеры будут опасаться, что под угрозой окажутся межконтинентальные баллистические ракеты, размещенные в глубине страны. На протяжении многих лет эксперты указывали на неудачные попытки американцев обнаружить и уничтожить иракские ракеты Scud во время «Войны в заливе» в 1990–1991 гг., отмечая, что мобильные комплексы невозможно найти. Поэтому предполагалось, что Китай сможет сохранить средства ядерного сдерживания независимо от ущерба, который США нанесут береговым районам. Однако последние исследования говорят об обратном. Китайские межконтинентальные баллистические ракеты больше и менее мобильны, чем иракские Scud, их трудно перемещать незаметно. Соединенные Штаты, скорее всего, внимательно следят за ними в мирное время. Поэтому неудачная охота за иракскими Scud 30 лет назад вряд ли убедит Китай в том, что оставшиеся ядерные силы находятся в безопасности, особенно в период активной фазы обычной войны.

Резкая критика Китаем размещения региональной системы ПРО США для защиты от возможных атак КНДР отражает эти опасения. В Пекине считают, что эта система поможет Вашингтону нейтрализовать ракеты, которые Китай может запустить в ответ на удар Соединенных Штатов по своему арсеналу. С точки зрения Пекина, такой вариант возможен, если обычная война уже начала серьезно подрывать другие элементы китайских ядерных сил. И неважно, что Китай утратит возможность следить за состоянием своих сил в режиме реального времени, поскольку ослепление противника – обязательный пункт в американских военных учебниках.

Иными словами, традиционная стратегия США по достижению победы в обычной войне скорее всего поставит под угрозу большую часть ядерного потенциала КНР на море и на суше. Действительно ли американские военные целились в ядерные арсеналы – неважно. Главное, что китайское руководство будет считать, что страна под угрозой.

Уроки прошлого

Возникает вопрос: как отреагирует Китай? Проявит ли он сдержанность и выполнит обещание не наносить первый удар, когда ядерные силы окажутся в опасности? Или он воспользуется этим оружием, пока оно есть, рассчитывая, что ограниченная эскалация остановит Вашингтон или заставит его отступить?

В заявлениях Китая и исследованиях экспертов сохраняется двойственность по этому вопросу. Непонятно, какие элементы КНР считает основой своих сил ядерного сдерживания. Например, если Китай признает силы ядерного сдерживания морского базирования относительно небольшими и слабыми, потеря подводных ракетоносцев не приведет к кардинальному пересмотру военных расчетов.

Проблема в том, что военное время может изменить представления Китая о намерениях США. Если Пекин воспримет подрыв своих ядерных сил морского и наземного базирования как намеренную попытку лишить его средств сдерживания или даже как прелюдию к ядерному удару, он посчитает ограниченную ядерную эскалацию способом прекратить конфликт. Например, Китай может применить ядерное оружие для уничтожения американских авиабаз, представляющих наибольшую угрозу. Также возможен ядерный удар без конкретной военной цели – по ненаселенному району или морю, – чтобы дать понять: США пересекли красную линию.

Такая эскалация кажется неправдоподобной, но история Китая говорит об обратном. В 1969 г. аналогичное развитие событий привело Пекин на грань ядерной войны с Советским Союзом. В начале марта того года китайские войска напали на советских пограничников на фоне роста напряженности вокруг спорного участка границы. Спустя менее двух недель страны уже вели необъявленную войну на границе с использованием тяжелой артиллерии и авиации. Эскалация конфликта происходила стремительно, и к концу марта Москва грозила применить ядерное оружие, чтобы заставить Пекин отступить.

Изначально руководство КНР игнорировало эти предупреждения, но, когда стало известно, что СССР обсуждает планы ядерного удара с другими странами, оценку угрозы пришлось кардинально изменить. Как свидетельствуют архивные документы, Москва не собиралась выполнять ядерные угрозы, но китайские руководители воспринимали ситуацию по-другому. В том конкретном случае они полагали, что советский ядерный удар неминуем. Когда Москва направила своих представителей на переговоры в Пекин, в КНР подозревали, что на борту самолета с делегацией находится ядерное оружие. Напуганное китайское руководство провело испытание термоядерного оружия в пустыне Лобнор и привело в боевую готовность ядерные силы – этот шаг опасен сам по себе, так как повышает риск несанкционированного или случайного пуска. Только после длительной подготовки к советским ядерным ударам, которые так и не состоялись, Пекин согласился на переговоры.

Сегодня Китай – не та страна, что во времена Мао Цзэдуна, но конфликт 1969 г. остается важным уроком. КНР начала войну, считая, что ядерное оружие не будет задействовано, хотя советский арсенал был на несколько порядков мощнее, как сегодня американский арсенал превосходит китайский. Когда война пошла не по плану, Китай пересмотрел оценку ядерной угрозы и практически дошел до паранойи. Более того, давал понять, что рассматривает возможность применения ядерного оружия, хотя ответный удар был бы разрушительным. Неоднозначная информация и сосредоточенность на пессимистическом сценарии вынудили Пекин учитывать ядерные риски, которые за несколько месяцев до конфликта казались невероятными. Та же схема может повториться и сегодня.

Теряться в догадках

США и Китай в состоянии принять меры, чтобы уменьшить риски. Активный диалог и обмен информацией – официальный и неофициальный, на высоком и рабочем уровнях, между политиками и военными – позволят выстроить отношения, которые обеспечат деэскалацию в случае конфликта. Между военными двух стран уже работает горячая линия, но постоянной связи между политическим руководством пока нет. Проверенная, надежная инфраструктура позволит политикам и военным поддерживать связь и в случае кризиса.

Но налаживание коммуникации не решит проблем, заложенных в военных доктринах и внешнеполитических стратегиях. Поскольку стандартное ведение войны Соединенными Штатами скорее всего загонит Китай в ядерный угол, Вашингтону стоит рассмотреть альтернативные стратегии, чтобы не затронуть китайский ядерный арсенал. Так, некоторые аналитики предлагают давить на Пекин с помощью дальней морской блокады, другие считают, что кампанию нужно ограничить воздушными и морскими операциями у берегов Китая. В обоих случаях главная цель – избежать ударов по материковой части страны, где находятся ядерные силы.

Проблема в том, что в материковой части Китая сосредоточены и обычные вооруженные силы. США добровольно не оставят их нетронутыми, учитывая традиционное стремление сократить свои потери и быстро уничтожить мощь противника. Если Китай использует материковые базы, чтобы выпустить баллистические ракеты по силам Соединенных Штатов и их союзников, вряд ли американский президент прикажет военным проявить сдержанность ради деэскалации. Союзники тоже не примут осторожного подхода, поскольку будут оставаться уязвимыми из-за нетронутой военной мощи Китая. Никто не хочет, чтобы война между США и Китаем перешла в ядерную фазу, но если американцы, чтобы избежать эскалации, позволят обычным вооруженным силам Китая превратить Тайвань – не говоря уже о Японии или Южной Корее – в пепелище, вряд ли это станет считаться победой.

Конечно, Пекин тоже мог бы предпринять шаги для улучшения ситуации, но такой вариант маловероятен. Китай выбрал разработку обычных и ядерных боеголовок для одних и тех же ракет и их размещение на одних и тех же базах. Вероятно, он видит в этом стратегическое преимущество. Поскольку взаимосвязанность увеличивает риск ядерной эскалации, Пекин, возможно, полагает, что это способствует сдерживанию – Соединенные Штаты изначально не решатся начать войну.

Но так же как Китай выигрывает, если США поймут, что нет безопасного способа вести войну, Соединенные Штаты выигрывают, если Китай осознает, что война обернется для него не только поражением, но и приведет к ядерному разоружению. Этот страх мог бы стать рычагом воздействия в случае конфликта или даже удержать Китай от его начала.

Ни одна из сторон не видит смысла во взаимных увещеваниях в мирное время. Напротив, считается, что это способствует нестабильности. Но тогда лидеры США и Китая должны осознавать последствия выбранной политики. Угроза эскалации уменьшает риск войны, но если она все-таки начнется, то будет более опасной. Трезвая оценка реальности должна заставить лидеров обеих стран искать пути урегулирования политических, экономических и военных споров, не прибегая к войне, которая может быстро превратиться в катастрофу для региона и мира в целом.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6 за 2018 год. © Council on foreign relations, Inc.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 22 ноября 2018 > № 2826795 Кейтлин Талмадж

От войны армий – к войне обществ

Резюме В условиях всеобщей напряженности впору говорить не только о войне как совокупности приемов военного искусства, а о том, как меняется само понятие войны. Она всегда следует за технологиями, характером политики государств и их целями. И она неизменно приносит сюрпризы – к такому выводу приходят участники Валдайской дискуссии.

Данный материал – изложение сессии по будущему войны, которая состоялась в рамках XV ежегодного Валдайского форума 17.10.2018. Участники – Ричард Вайц, директор Центра военно-политического анализа в Институте Хадсона (США); Тома Гомар, директор Французского института международных отношений; Станислав Кузнецов, заместитель председателя Правления Сбербанка; Арвинд Гупта, директор фонда Вивекананды (Индия); Андрей Фролов, главный редактор журнала «Экспорт вооружений»; Эндрю Монаган, директор по исследованиям России, обороны и безопасности Северной Европы Центра изучения изменений характера войны Pembroke College Оксфордского университета (Великобритания). Вел дискуссию доцент МГИМО МИД России Андрей Безруков.

Мир переживает очередную глубокую трансформацию. Взрывное развитие технологий влечет экономические перемены, фундаментально меняется политика, по-иному формируются альянсы. В условиях всеобщей напряженности впору поговорить о войне и изменениях, происходящих с самим понятием войны. Война всегда следует за технологиями, за политикой государств и их целями. И она неизменно приносит сюрпризы.

По мнению Эндрю Монагана, изучающего характер войны, в последнее время она представляет собой весьма размытую концепцию. Тем не менее, есть три неизменных фактора: агрессия одной стороны против другой, отпор пострадавшей стороны и масштабность военных действий. Для понимания характера будущей войны необходимо принимать во внимание опыт войн прошлого, но прежде всего настоящего (Украина, Йемен, Сирия, Ирак, Афганистан). Не теряет актуальности концепция «тумана войны» Карла фон Клаузевица: факторы неопределенности, страдания, смятение, непонимание того, что делают враги, как сложатся погодные условия. Каждая война индивидуальна из-за географических условий, общественной специфики, уровня и глубины тактических и операционных разработок. Каждой эпохе присуща своя война в зависимости от господствующих идей, эмоций и конкретных продуктов конкретного общества. Самая важная характеристика войны – ее динамика. Мы не можем назвать войной отдельные столкновения, в отличие от регулярных ответов конфликтующих сторон.

Совокупность определенных свойств не делает войну гомогенным понятием – в зависимости от эпохи характер войны меняется, и одним лишь непрерывным совершенствованием военных технологий и развитием общества суть этих изменений объяснить невозможно. Чтобы понять характер войны XXI века необходимо знать, в чем состоит ее цель: почему государство или альянсы вступают в войну? И самое важное – кто сражается? Первоочередным становится вопрос о технологиях, робототехнике, беспилотниках.

Развитие технологий ведет к совершенствованию средств ведения войны, расширению ее географии и переходу в новые сферы (космос, киберпространство). С другой стороны, современные военные технологии уже подошли к некоему технологическому пределу, когда достижения каких-то новых характеристик и обновлений – существенный прорыв, а их улучшение требует неимоверных усилий, и на современной технологической базе в крупносерийном варианте, скорее всего, сложно реализуемы.

По утверждению Андрея Фролова, «качественный скачок в военных технологиях может произойти только при общемировом переходе на новый технологический уровень». Более того, с каждым новым поколением, оружие элементарно дорожает, что означает непременное ограничение государствами самих себя, ввиду отсутствия ресурсов.

Тем не менее, работы по усовершенствованию ведутся, и в этом смысле очень показателен 2018 год. 1 марта Владимир Путин, выступая перед Федеральным Собранием, упомянул ряд российских систем, которые вызвали очень бурную реакцию как в России, так и за рубежом. Часть из них ничего принципиально нового собой не представляет, но некоторые заявлены как оружие на новых физических принципах. Продолжая свою мысль, Фролов напомнил об обозначенной Путиным еще в 2012 г. «отдаленной перспективе создания оружия на новых физических принципах: лучевого, геофизического, волнового, генного и психофизического». Очевидно, подобные системы вооружений станут качественно новым инструментом достижения политических и стратегических целей, будут сопоставимы по результатам применения с ядерным оружием, но более приемлемы в политическом и военном плане. А значит, роль стратегических ядерных сил в сдерживании агрессии и хаоса будет постепенно снижаться. Однако технологическое развитие ведущих стран не исключает противостояния с негосударственными игроками. Оппонентами государств вполне могут стать и крупные корпорации. Парадокс в том, что как раз эти корпорации и будут разрабатывать оружие, необходимое странам для межгосударственной борьбы.

Более того, с уверенностью можно говорить о противостоянии человека и машины, когда технологически более слабый противник будет стараться применять асимметричные действия. В качестве примера эксперт привел конфликт на Ближнем Востоке, когда ИГИЛ (запрещено в России. – Ред.), «пытаясь уйти от беспилотников, натягивает на улицах какие-то куски ткани и роет тоннели», добавив, что «похоже, то же самое мы будем видеть и в будущем, только на каком-то другом технологическом переделе». Ричард Вайц, продолжая тему беспилотников, отметил, что США пытаются отойти от создания уникальных, дорогих видов оружия к более «интеллектуальным видам вооружения при сокращении общих расходов на военный бюджет».

Точку зрения Азии – региона с высоким спросом на оружие и, неким процветанием гонки вооружений – изложил Арвинд Гупта. По мнению эксперта, в условиях рассыпающегося миропорядка и размывания понятий конфликта и войны, количество гибридных войн, в которых наличие различных факторов (экономика, технологии, дипломатия) одинаково важно, будет увеличиваться. И на вопрос о том, как будут заканчиваться гибридные войны, объективно никто не может дать ответа. В этом смысле, «разница между войнами в их узком толковании, и конфликтами истончается. К насилию ведут различные факторы, и война – только один из аспектов. Мы живем в мире, где все взаимозависимо и взаимосвязано. И именно поэтому «туман войны» сгущается».

О том, что война – не только технологии, а, в первую очередь, страдания и человеческие потери, говорил Тома Гомар. Именно число жертв в двух мировых войнах привело мировое сообщество к пониманию, что прежде всего необходимо искать пути избегания всякой войны. И сегодня в странах Европы, как и в России, обеспокоены ослабеванием инструментов коллективной безопасности, которые формировались в ходе и после холодной войны как способы предотвращения новой войны. По мнению эксперта, «одной из основных трудностей архитектуры безопасности является новая комбинация традиционных вооружений с ядерным арсеналом. Наступил «новый ядерный век», куда более сложный в связи с увеличением количества ядерных держав, а также качественно возросшего потенциала обычных вооружений, поражающие способности которых обрели стратегический характер».

Когда речь заходит о расширении географии войны, в первую очередь на ум приходит киберпространство. «Киберудар может произойти в любое время. И никакой концепции того, что мы называем войной, там просто невозможно найти. Достаточно будет одного гения, который сумел лучше других понять, как функционирует система, для того чтобы положить ее на лопатки», —считает Андрей Безруков.

В то же время Станислав Кузнецов представил весьма оптимистичный прогноз для киберпространства. По словам эксперта, не стоит путать понятия «кибервойна» и «кибермошенничество», несмотря на тонкую грань между ними. «Сегодня более 84% всех событий в киберпространстве совершают люди, которые точно идентифицируются как мошенники. Эта цифра не подлежит сомнению, так как финансовые организации, крупнейшие банки в особенности, сегодня являются мишенью номер один. У хакеров нет границ; абсолютно неважно, с какой территории они атакуют. Цель у них одна – украсть деньги». Другое дело, что киберпреступность сегодня чувствует себя безнаказанной, в основном из-за отсутствия слаженных действий государств и регламентирующих документов. На данный момент в мире существует лишь одна конвенция по киберпреступности – Европейская конвенция 2001 года. «Политики очень долго договариваются; у бизнеса есть много возможностей договориться значительно быстрее» – ресурс, о котором стоит задуматься.

Ближе, чем кибермошенничество, к кибервойне находится кибертерроризм. Вполне можно констатировать, что мир вплотную к нему приблизился. Ключевой момент – отсутствие межгосударственного доверия и дефицит площадок для диалога по вопросам кибербезопасности. В этом смысле бизнес-пространство отличается пока в лучшую сторону, там доверие сохраняется, что повышает шансы договориться по сущностным вопросам. Однако, не хватает обмена данными и технической платформы, где было бы возможно совершить обмен информацией о вирусах, способных остановить фабрики, заводы и атомные станции. Этим и опасна война в киберпространстве – она может затронуть абсолютно всех, нанеся во многом непоправимый ущерб.

Границы войны измерить весьма трудно. Усложняет ситуацию и такое явление как вепонизация (weaponization — использование в качестве оружия в военных целях различных сфер человеческой деятельности). В США, Китае и России по-разному реагируют на вепонизацию. Например, Пентагон пытается более тесно взаимодействовать с Государственным департаментом в вопросах безопасности и киберугроз. В России проводятся совместные учения с Министерством транспорта и с Министерством чрезвычайных ситуаций. В Китае также происходит взаимодействие на межминистерском уровне. Возникают более тесные связи даже во внеправительственном секторе, между неправительственными структурами и военными. В США, по утверждению Вайца, все больше внимания обращают на взаимодействие военных с гражданскими компаниями по киберугрозам. И пока неясно, насколько гражданские готовы к этому сотрудничеству.

В начале века много говорилось о том, что уровень призыва в армию, его массовость снижаются, и ведущей военной единицей становятся маленькие, хорошо подготовленные военные подразделения. Теперь разговор, напротив, идет о всеобъемлющей вепонизации. Подразумеваются ли под этим термином банкиры или генетические инженеры, вооруженные с ног до головы? Отвечая на эти вопросы, Монаган сделал акцент на глубинных изменениях, происходящих на уровне общества. Яркий пример — уход от призывных армий и массовой мобилизации евроатлантического сообщества после Первой мировой войны. Обусловлено это было как раз общественными настроениями. Массовый призыв мог привести к протестам. «Мы видим, что при попытке переопределить понятие войны возникает путаница. Нет единого понимания, что считать актом войны, а что актом конкуренции. В частности, в России экономические санкции многими воспринимаются как начало войны. Продолжая мысль о вовлеченности общества, нужно вспомнить термин “война восприятия”, где поле восприятия – это также поле боя, где само государство должно навязывать такое свое восприятие», – считает Монаган, добавляя, что «мы переходим от войны, как войны армий, к войне всех обществ».

Таким образом, на данный момент экспертное сообщество не готово дать однозначное определение характеру будущей войны, как и не способно с точностью предугадать поведение государств и обществ. Даже классическое определение войны как использования силы для достижения политических целей устраивает далеко не всех. И лишь еще более уплотняет и без того сгущающийся туман войны. Однако есть момент, который, напротив, четко проясняется — ни одна страна, ни одно правительство, ни одна группа людей не могут решить эту проблему в одиночку. Необходимо налаживать диалог, генерировать новый согласованный режим безопасности, если мы не хотим гибели мира в новой масштабной войне. Как резюмировал Андрей Безруков, «может быть, люди будут ходить, но ни одно здание не устоит».

Изложила Анна Жихарева

Россия. Весь мир > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 22 ноября 2018 > № 2826794 Анна Жихарева

(Не)определенность безопасности

Военно-политическая стратегия России в долгосрочной перспективе

Прохор Тебин – кандидат политических наук, эксперт Международного дискуссионного клуба «Валдай» и Российского совета по международным отношениям.

Резюме Россия в будущем продолжит наращивать военную активность в дальнем зарубежье. Однако преувеличивать такие перспективы не стоит. Ключевые национальные интересы и угрозы безопасности России сосредоточены на постсоветском пространстве.

Высшей целью существования любого государства является обеспечение безопасности и процветания образующего его народа (нации). Причем, очевидно, именно в таком порядке – безопасность тесно связана с процветанием, но все же имеет первоочередное значение. При этом речь должна идти о долгосрочной перспективе, то есть об устойчивом существовании, сохранении и преумножении народа, развитии его и территории, им занимаемой.

Роль долгосрочного стратегического планирования в области национальной безопасности имеет сейчас для России особенно важное значение. История страны (в особенности в XX веке) – череда великих потрясений. Необходимость обеспечения безопасности всегда была важна для российского государства и отвлекала ресурсы, сдерживая экономическое и общественное развитие. Достаточно сравнить историю, например, Англии и США с российской, чтобы увидеть, насколько отличается степень влияния фактора внешнего вторжения на жизнь. Для России XIII–XVI века были эпохой практически непрестанной борьбы с иноземными захватчиками. В XVII–XX веках жестокие войны с иностранными державами перемежались с не менее суровыми внутренними потрясениями.

Ни период 1950–1970-х гг., ни 2000–2010-е гг. не дали России тех «двадцати лет внутреннего и внешнего покоя», о которых говорил Пётр Столыпин. Нет оснований полагать, что следующие двадцать лет окажутся легче. И хотя пока угроза новых «великих потрясений» неочевидна, стране предстоит столкнуться с рядом вызовов социального, внутриполитического, экономического и демографического характера. России необходимо гарантировать проведение независимой политики, минимизировать или нейтрализовать внешние угрозы и обеспечить возможности для эффективного экономического развития. Ключевым условием является разумное использование имеющихся ресурсов и четкое соизмерение выделяемых на цели национальной безопасности средств с экономическими и демографическими возможностями.

Одна из наиболее распространенных формул, описывающих суть понятия стратегии, гласит, что она является совокупностью целей, инструментов их достижения и методов использования инструментов (strategy=ends+means+ways). Эту упрощенную формулу следует дополнить описанием среды или окружения, а также ввести в рамки, соответствующие ограниченным ресурсам.

Непредсказуемое будущее?

В последнее время все чаще звучит идея, что-де стратегическое планирование в современном мире невозможно на сколь-либо значимом промежутке времени. Число, разнообразие и взаимосвязанность акторов международных отношений столь велики, а экономические, социальные и технологические процессы так усложнились, что попытки выстроить стройную и эффективную стратегию на срок более пяти лет обречены на провал. Отчасти подобная мысль справедлива, но ведет в тупик.

В начале 1990-х гг., после холодной войны и распада Советского Союза, одним из любимых слов в лексиконе американских стратегов была «неопределенность» (uncertainty). Несмотря на осознание неопределенности будущего и международной обстановки, что было четко прописано в руководящих документах, США оказались во власти иллюзии «конца истории» и наступления мира американского превосходства. Стратегия Соединенных Штатов не только не предвосхитила события 11 сентября 2001 г. и последовавшие за ними изменения в политике национальной безопасности, но очень долгое время отказывалась признавать неизбежность возникновения многополярного мира, а также возврат к противостоянию великих держав.

Неопределенность значительно ограничивает попытки понять долгосрочную ситуацию в мире. Но ряд ключевых изменений можно просчитать, опираясь на существующие тенденции. В числе важнейших – изменение численности населения и ВВП. Так, по прошлогоднему прогнозу ООН, население планеты вырастет с 7,6 млрд человек в 2017 г. до 8,6 млрд человек в 2030 г. и 9,8 млрд человек в 2050 году. Население Африки к 2050 г. увеличится более чем вдвое, Северной Америки – на 20%, Азии – на 17%, Европы – сократится примерно на 4%. Население России по прогнозу ООН уменьшится на 2% к 2030 г. и на 8% к 2050 году. По прогнозу Росстата на февраль 2018 г., наиболее оптимистичный сценарий предполагает рост населения России к 2035 г. на 6% до 156 млн человек, а самый пессимистичный – падение на 6% до 137 млн человек.

Не углубляясь в демографические прогнозы, отметим ключевые тенденции:

рост населения стран – членов НАТО, прежде всего за счет США, Канады, Франции и Великобритании;

падение численности населения стран Восточной Европы и Прибалтики, включая Украину, Белоруссию и Польшу;

значительный рост населения стран Среднего Востока и Центральной Азии;

увеличение демографического разрыва между Арменией и Азербайджаном;

стабилизация и тенденция к снижению численности населения Китая, резкое сокращение населения Японии, сохранение неустойчивого баланса численности населения Южной Кореи и КНДР.

Радикально изменится экономическая ситуация в мире. По прогнозам PricewaterhouseCoopers 2017 г., к 2050 г. доля стран G7 в мировом ВВП по ППС резко сократится, а доля стран E7 (КНР, Индия, Индонезия, Бразилия, Россия, Мексика и Турция) – столь же существенно вырастет, прежде всего за счет Индии и Китая, чья доля в мировом ВВП поднимется с 25 до 35%, а доля США и Евросоюза сократится с 31 до 21 процента. В рейтинге стран по показателю ВВП по ППС существенно поднимутся Индонезия, Бразилия, Вьетнам, Филиппины, Нигерия, а Германия, Япония, Италия, Испания, Австралия и Польша, напротив, заметно упадут. Россия имеет шансы сохранить к 2050 г. шестое место в мире по показателю ВВП по ППС.

Таким образом, центр мировой экономики окончательно сместится в Азиатско-Тихоокеанский или, скорее, Индо-Тихоокеанский регион. Значительно увеличатся диспропорции между Соединенными Штатами, которые останутся в тройке крупнейших мировых экономик, и их союзниками, причем не только по НАТО, но и азиатскими – Австралией, Японией, Южной Кореей. Повысится роль стран Юго-Восточной Азии и ряда африканских государств.

Можно отметить риск замедления темпов экономического роста Белоруссии, а также нестабильности восстановления экономики на Украине. На Кавказе и в Центральной Азии возможно нарастание диспропорций между странами – экспортерами и импортерами нефти, риск роста бедности и безработицы в Армении, Киргизии, Таджикистане. Страны региона зависят от экспорта углеводородов (особенно Туркмения и Азербайджан) или денежных переводов трудовых мигрантов (прежде всего Таджикистан и Киргизия). На фоне стабильного роста населения и достаточно слабой и несбалансированной экономики существует опасность нарастания социальной нестабильности вследствие резких колебаний цен на энергоресурсы, опережения роста населения над экономическим ростом и затрудненности пропорционального увеличения числа трудовых мигрантов.

На снижение неопределенности в прогнозировании стратегической обстановки в долгосрочной перспективе влияет неизменность географических условий. Однако и здесь есть нюансы. Один из ключевых факторов – потепление в Арктике, которое достигло рекордного темпа в 2017 г. и, вероятно, продолжится дальше.

Опираясь на общее понимание демографических и экономических тенденций, климатических изменений и политических особенностей, можно попытаться спрогнозировать, как будет выглядеть обстановка на каждом из стратегических направлений. Их четыре, и они соответствуют нынешним военным округам:

западное;

юго-западное, включая Украину, Средиземное море и Ближний Восток;

центральноазиатское;

восточное.

Пятым направлением можно считать арктический район (Объединенное стратегическое командование Северного флота).

Западное стратегическое направление

В долгосрочной перспективе экономический и демографический разрыв между европейскими странами НАТО и США будет нарастать, что чревато обострением отношений внутри блока. На этом фоне продолжится курс на формирование «европейской стратегической автономии», однако маловероятно появление многонациональных военно-политических структур, способных заметно снизить зависимость Европы от НАТО и Соединенных Штатов в вопросах обороны. Выход Великобритании из Евросоюза ослабит Европу. Британская политика будет ориентироваться на Вашингтон, а Франция окончательно примет на себя роль неофициального, а возможно и официального, лидера «европейской стратегической автономии». Постепенное снижение экономического и демографического разрыва между Францией и Германией осложнит для Берлина обретение роли второго полноценного военно-политического центра Европы. Это может быть отчасти компенсировано или, напротив, усугублено успехом или провалом попыток модернизации и обновления Бундесвера.

Одним из ключевых вызовов для Европы останется нарастание миграционного давления со стороны африканского континента с его стремительно растущим населением. Приоритетными в рамках «европейской стратегической автономии окажутся проблемы миграции, терроризма, безопасности. Другое ключевое направление – поддержание конкурентоспособности европейской оборонной промышленности, особенно в наиболее значимых областях – авиакосмической, ракетной, кораблестроительной и создания систем контроля, управления и связи. Это обусловит снижение интереса большинства стран Европы к пресловутой «русской угрозе», за исключением находящихся в американской орбите Великобритании, Польши и стран Прибалтики.

России не следует ждать ослабления санкционного давления. В наиболее благоприятном сценарии можно добиться некоторого его снижения за счет Евросоюза, но со стороны США и Великобритании санкции сохранятся, а возможно и усугубятся. Более того, политическая инерция, «блоковая дисциплина» и принуждение Вашингтона и Лондона способствуют удержанию в рамках санкционного режима и менее заинтересованных в нем государств.

НАТО останется наиболее опасным противником России по своему военному потенциалу, но вероятность сценария, который побудит Россию или альянс вступить в открытый военный конфликт в Европе, ничтожно мала. Вместе с тем военные возможности блока, включая ядерное оружие, вынуждают Москву поддерживать военный потенциал, достаточный для обеспечения стратегического сдерживания.

Другим риском является дестабилизация ситуации в Белоруссии, например в рамках неизбежного в среднесрочной перспективе политического перехода. Это государство весьма значимо для России, в том числе в военно-политическом отношении. Экономический или политический беспорядок в Белоруссии может иметь пагубные последствия для Союзного государства, внешней политики России, ее безопасности и формируемой Россией региональной системы международных организаций (ОДКБ и Евразийский экономический союз).

Юго-западное стратегическое направление

Ключевой вопрос безопасности на юго-западном направлении – Украина. Длительная заморозка конфликта на Донбассе по аналогии с конфликтами на постсоветском пространстве начала 1990-х гг. затруднительна. Антагонизм между Москвой и Киевом продолжит нарастать. Евросоюз и США и далее сохранят политическую поддержку киевского режима, но экономическая и военная помощь будет оказываться неохотно и опосредованно. Вместе с тем с течением времени риск крупномасштабной войны между Россией и Украиной возрастет. Социально-экономические проблемы и политическая нестабильность способны подвигнуть Киев на авантюристичную попытку решить проблему Донбасса решительным наступлением, что практически неизбежно вынудит Москву пойти на открытую операцию по принуждению к миру.

Угрозой для национальных интересов России на юго-западном стратегическом направлении является и риск крупномасштабного конфликта вокруг Нагорного Карабаха. Гонка вооружений между Арменией и Азербайджаном обострится в условиях возрастающего разрыва в численности населения, экономическом и военном потенциале. Перспектив мирного решения конфликта не видно. Появление у обеих сторон оперативно-тактических ракетных комплексов (ОТРК «Искандер-Э» у Армении, ОТРК LORA, а также РСЗО «Полонез» у Азербайджана) не способствует взаимному сдерживанию, а напротив, может выступать дестабилизирующим фактором. Вероятность экономического и/или политического кризиса высока и в Армении, и в Азербайджане, что повышает опасность новой армяно-азербайджанской войны. Начать ее могут обе стороны.

Москва заинтересована в развитии отношений и с теми, и с другими. При этом Армения, несмотря на членство в ОДКБ и присутствие российской военной базы, делает шаги, ведущие к охлаждению отношений с Россией. Напротив, возможность развития политических и экономических связей с Баку растет. В случае резкого обострения ситуации вокруг Нагорного Карабаха Россия попадет в цугцванг.

Другие угрозы на юго-западном направлении не столь остры. Ситуация на Северном Кавказе сравнительно стабильна. То же можно сказать и о Грузии. Реальной угрозы Абхазии и Южной Осетии не предвидится. Возможность Грузии вступить в НАТО без отказа от этих республик низка. Определенные проблемы связаны с необходимостью экономической поддержки Абхазии и Южной Осетии, их де-факто интеграции в состав Российской Федерации на правах автономных протекторатов. Однако эти издержки – наименьшее из зол. Более того, значимое военное присутствие в Абхазии и Южной Осетии способствует поддержанию стабильности и в российских республиках Северного Кавказа.

Ситуацию на Каспии также можно оценить как достаточно стабильную. Этому способствует господствующее положение Каспийской флотилии и российской армии в целом. Важнейшим событием стало подписание в августе 2018 г. Конвенции о правовом статусе Каспийского моря.

Немаловажно, что юго-западное стратегическое направление является ключевым плацдармом проецирования силы в Средиземное море и на Ближний Восток. Это позволяет отодвинуть зону противостояния с США и международным терроризмом от российских границ, а также защищать национальные интересы в данных регионах. Важнейшими политическими условиями для этого является сдерживание Украины с юга и дальнейшее сближение с Турцией.

Центральноазиатское стратегическое направление

В обозримой перспективе роль центральноазиатского стратегического направления возрастет. Рост населения стран Центральной Азии, высокий риск экономической и политической нестабильности, отсутствие четких путей решения проблемы Афганистана повышают вероятность локальных кризисов – как внутри-, так и межгосударственных. Распространение идей радикального исламизма повышает террористическую угрозу и опасность экспорта терроризма на территорию России. Дестабилизация в Центральной Азии способна спровоцировать стихийное увеличение миграционных потоков. Положение усугубляется протяженной и открытой границей с Россией, а также проблемами наркотрафика и контрабанды. Центральная Азия должна быть объектом пристального внимания Москвы. Кризисы в регионе представляют угрозу для национальных интересов России, ее безопасности и престижа. Стоит помнить, что два государства Центральной Азии входят в Евразийский экономический союз, три – в ОДКБ, четыре – в ШОС.

К угрозам российским интересам наблюдатели иногда причисляют проникновение в регион Китая и повышение его влияния. Однако это не так. Россия не обладает ресурсами, чтобы обеспечить экономическое развитие всех стран региона, и не заинтересована в неконтролируемом увеличении миграционных потоков. В этих условиях КНР является для России ключевым партнером в Центральной Азии. Совместные экономические проекты, развитие инфраструктуры, торговли и производства, дополненные мерами военно-политического характера, способствуют предотвращению кризисов и минимизации угроз. Проблемой остается поиск справедливого и взаимовыгодного разделения ответственности и выгоды между Россией и Китаем.

Восточное направление

На Дальнем Востоке стратегическую обстановку по-прежнему определяют малая численность населения, протяженность территории, оторванность от наиболее густонаселенных регионов страны, где сосредоточена большая часть экономического и военного потенциала. В среднесрочной перспективе нерешенными останутся северокорейская проблема и вопрос о Курильских островах. Однако вероятность резкого обострения ситуации на Корейском полуострове или в отношениях России и Японии достаточно низка.

Не относится к числу ключевых угроз и так называемая ползучая миграционно-экономическая экспансия Китая, о которой часто говорят отдельные наблюдатели. Как отмечалось выше, в обозримом будущем численность китайского населения стабилизируется и начнет сокращаться. Приоритетным же для Пекина является юго-восточное, а отнюдь не северное направление. Ключевым вопросом для России на Дальнем Востоке будут отношения с Китаем, а также развитие связей в треугольнике США–КНР–Россия. Нарастание стратегического противостояния Вашингтона и Пекина играет на руку Москве, однако главным вызовом остается риск возрастания неравенства с Китаем. В настоящее время Россия сохраняет преимущества в сфере энергоресурсов, ряда технологий и военно-политического потенциала. Есть перспектива укрепления позиций и за счет транспортных путей – Северного морского пути и транссибирского железнодорожного сообщения. Однако это вряд ли компенсирует разрыв в экономических возможностях и финансовых ресурсах. В условиях санкций Китай становится для России источником финансов, отдельных технологий и важным экономическим партнером. Есть риск попасть в зависимость от КНР и утратить статус равноправного стратегического партнера.

Арктический район

Уменьшение ледового покрова в Арктике сопряжено для России с существенными вызовами и возможностями. Развитие добычи углеводородов на шельфе Северного Ледовитого океана и в районах Крайнего Севера, а также рост интенсивности использования Северного морского пути в качестве важной международной транспортной артерии благоприятны для российской экономики. Но неизбежен ряд осложнений военного и международно-правового характера. Ключевые – рост активности военно-морских сил иностранных государств, прежде всего США, а также попытки оспорить особый статус Северного морского пути как исторически сложившейся национальной транспортной коммуникации России.

Сейчас присутствие военно-морских сил стран НАТО в российском секторе Арктики ограничено и представлено преимущественно сравнительно редкими и скрытными походами американских атомных подводных лодок. В случае дальнейших климатических изменений нельзя исключать проведения американскими ВМС т.н. «операций по утверждению свободы мореплавания» по аналогии с теми, что они уже проводят в Южно-Китайском море.

В условиях претензий на право транзитного и мирного прохода и в целом оспаривания национального регулирования Россией судоходства на Северном морском пути может расшириться военное присутствие Соединенных Штатов и других стран НАТО вблизи российского сектора Арктики. Это чревато существенными рисками, связанными с протяженностью и слабой защищенностью российского Крайнего Севера, близостью районов патрулирования российских стратегических ракетоносцев, а также географическими преимуществами нанесения ударов из арктического района в случае проведения воздушно-космической операции против России.

Противостояние с «коллективным Западом»

Угрозы, источником которых является «коллективный Запад» (США и их союзники по НАТО, а также Япония и Австралия), просматриваются на всех стратегических направлениях, но наиболее явно – на западном и в арктическом районе.

Прежде всего следует сделать важную оговорку об аморфности понятия «коллективный Запад». Как отмечалось ранее, союзники США имеют различные взгляды относительно реалистичности российской угрозы и, несмотря на влияние Вашингтона и «блоковую дисциплину», склонны по-разному строить отношения с Россией. К ядру «коллективного Запада» помимо Соединенных Штатов можно отнести Великобританию, Канаду, Польшу, Норвегию и страны Прибалтики. «Коллективный Запад» – источник ряда угроз для национальной безопасности России, ни одна из которых не потеряет актуальности в обозримом будущем:

Экономическое давление и попытки международной изоляции России, прежде всего посредством санкций, с целью ослабить экономику страны, ее оборонно-промышленный комплекс, спровоцировать социальную и политическую нестабильность.

Расшатывание ключевых институтов контроля над вооружениями, разработка и развертывание новых систем противоракетной обороны, гиперзвукового оружия, ракет средней и меньшей дальности. В перспективе это может поставить под угрозу всю систему стратегической стабильности между Россией и США, в том числе посредством вооружений в неядерном оснащении.

Поддержка политической нестабильности в странах на постсоветском пространстве, поддержка антироссийских сил в Грузии и на Украине и вовлечение этих стран в орбиту НАТО, сохранение напряженности вокруг

Абхазии, Южной Осетии, Нагорного Карабаха и Приднестровья.

Оспаривание статуса Крыма, южных островов Курильской гряды, Абхазии и Южной Осетии, а также Северного морского пути.

У дальних берегов

Начало полномасштабной операции в Сирии резко изменило ситуацию 1990-х – 2000-х гг., когда возможности применения Россией Вооруженных сил ограничивались ближним зарубежьем, не считая эпизодической демонстрации флага и несущих боевое дежурство сил стратегического ядерного сдерживания. Наиболее вероятно, что Россия в будущем продолжит наращивать военную активность в дальнем зарубежье. Однако преувеличивать такие перспективы не стоит. Ключевые национальные интересы и вызовы безопасности России находятся на постсоветском пространстве. Действия в дальнем зарубежье сосредоточатся в восточной части Средиземного моря и Сирии. За пределами данного региона страна по-прежнему ограничится дальними походами сил флота (операции по борьбе с пиратством, оказание гуманитарной помощи, участие в совместных учениях с флотами Китая, Индии и других государств) и полетами стратегической авиации.

Вероятность и целесообразность участия России в операциях, сопоставимых с сирийской кампанией за пределами Средиземного моря и Ближнего Востока, невысока. Приоритетом будет окончание сирийской кампании, обеспечение устойчивости оперативного соединения ВМФ в Средиземном море. В более отдаленном будущем не стоит исключать переход к постоянному присутствию ВМФ России и в районе Красного моря, Аденского и Персидского заливов, а также западной части Аравийского моря.

Сдерживание и гибкое реагирование a la russe

Анализ перспектив развития международной стратегической обстановки выявил ряд ключевых угроз национальной безопасности, которые в соответствии с вероятностью их реализации и тяжестью возможных последствий можно ранжировать в следующем порядке:

Резкая дестабилизация в странах Центральной Азии, активное проникновение международных террористических организаций, распространение идей радикального исламизма.

Полномасштабное открытое военное столкновение с Украиной.

Противостояние с США и «коллективным Западом», включая санкционные риски, угрозу деградации системы контроля над вооружениями, опасность утраты технологического паритета в системах стратегического сдерживания.

Дестабилизация в Белоруссии.

Полномасштабное военное столкновение Армении и Азербайджана.

Следует учитывать изменение характера военных конфликтов. Ключевые особенности суммировал еще в 2013 г. в своей широко известной и зачастую превратно понимаемой на Западе статье начальник Генерального штаба Вооруженных сил России генерал Валерий Герасимов:

стирание грани между состоянием войны и мира;

повышение роли невоенных способов достижения политических и стратегических целей;

повышение роли высокомобильных межвидовых группировок войск, действующих в едином разведывательно-информационном пространстве;

использование протестного потенциала населения, дополняемого военными мерами скрытого характера, включая мероприятия информационного противоборства, действия сил специальных операций и ЧВК;

достижение целей преимущественно через дистанционное бесконтактное воздействие на противника. Поражение объектов на всю глубину территории.

Перечень главных угроз для национальной безопасности определяет и стратегические приоритеты в военной сфере:

Поддержание и развитие инструментов сдерживания, стратегического и нестратегического, ядерного и конвенционального; поддержание технологического паритета в системах стратегического сдерживания.

Развитие возможностей оперативного и эффективного реагирования на возникающие кризисы.

К ним следует добавить приоритеты, выделенные в упомянутой выше статье Герасимова:

Развитие системы воздушно-космической обороны (по сути, оборонительной компоненты стратегического сдерживания).

Совершенствование действий в информационном пространстве.

Развитие системы вооруженной защиты интересов государства за пределами его территории, включая определение форм и способов оперативного использования Вооруженных сил и подготовку к миротворческим операциям.

Развитие системы территориальной обороны, в том числе с учетом необходимости противодействия силам специальных операций противника, диверсионно-разведывательным и террористическим силам.

Анализ крупномасштабных учений российской армии и опыта сирийской кампании позволяет выделить ключевые особенности применения Вооруженных сил России в будущем. Особые акцент делается на развитии межвидового взаимодействия, координации действий ВКС с наземными силами, ССО и ВМФ. Постепенно развивается мобилизационный потенциал и система территориальной обороны. Приоритет отдается вопросам логистики и материально-технического снабжения в самом широком смысле слова с привлечением гражданской инфраструктуры и транспорта, включая железнодорожный и воздушный. Осуществляется подготовка к действиям совместно с союзниками и партнерами (странами ОДКБ, Китаем, Монголией и т.д.). Проводится отработка развертывания протяженных (до 1000–3000 км и более) линий связи для обеспечения управления войсками и силами.

На ключевых стратегических направлениях формируются самодостаточные межвидовые группировки. Однако в военном планировании акцент – на быстрое усиление региональных группировок за счет оперативной переброски сил и средств из других военных округов. Здесь следует особо отметить функцию военно-транспортной авиации. Сохраняется роль воздушных десантов, прежде всего тактических и оперативно-тактических, но ключевой задачей ВТА является именно перевозка личного состава, техники и грузов.

Наблюдается тенденция к развитию системы т.н. «бастионов» – укрепленных и насыщенных войсками районов на передовых рубежах России (Крым, Калининградская область, Мурманская область, Курильские острова, в меньшей степени остров Котельный, Новая Земля, а также, с определенными оговорками, военные базы России в Абхазии, Южной Осетии, Сирии, Армении и Таджикистане). Одной из ключевых целей этой политики является создание оборонительного кольца на подступах к наиболее населенным и промышленно развитым регионам.

Сирийская кампания продемонстрировала важность Вооруженных сил в борьбе с международным терроризмом. Примечательно, что ВС взяли на себя часть задач полицейского и дипломатического характера (имеется в виду работа военной полиции и Центра по примирению враждующих сторон). Также показательны совместные антитеррористические учения силовых структур государств – членов СНГ «Иссык-Куль – Антитеррор-2018». В учениях в Киргизии с российской стороны приняли участие военнослужащие 55-й отдельной мотострелковой бригады, предназначенной для действий в горной местности и оснащенной колесной техникой, а также оперативно-тактические ракетные комплексы «Искандер-М» и фронтовые бомбардировщики Су-24М.

Накопленный за 20 лет опыт продемонстрировал преимущества опоры на местные силы при проведении операций за пределами России. Аппарат военных советников обеспечивает подготовку местных войск, планирование и проведение войсковых операций. Активное привлечение ССО, ВКС, ствольной и реактивной артиллерии, крылатых ракет воздушного, морского и наземного базирования позволяет значительно повысить эффективность местных сил и в то же время снизить потери российских военнослужащих.

Развивается потенциал неядерного сдерживания. Здесь ключевая роль отводится ракетным комплексам большой дальности воздушного и морского базирования. Особо стоит отметить роль тактического ядерного оружия, обеспечивающего еще один уровень сдерживания между стратегическими ядерными силами и неядерным сдерживанием.

Наиболее значимые проблемы российского оборонно-промышленного комплекса и программ военного строительства:

Технологическая сложность и дороговизна программ нового поколения (ПАК ФА, ПАК ДА, ПАК ВТА, бронетехника на базе платформ «Бумеранг», «Курганец-25», Т-14 и Т-15, неатомные подлодки пр. 677, фрегаты пр. 22350 и т.д.) вынуждает переносить сроки реализации программ и не позволяет рассчитывать на серийное производство для замены вооружения нынешнего поколения.

Проблемы и ограничения в развитии нижних уровней кооперации (комплектующие и материалы).

Серьезные трудности в создании авиационных и морских силовых установок.

Неудовлетворительная реализация ряда ключевых программ военного кораблестроения, включая ремонт и модернизацию существующих кораблей первого и второго рангов.

Угроза резкого сокращения парка самолетов военно-транспортной авиации всех основных классов.

Недостаточное развитие программ гражданского авиастроения, что препятствует созданию самолетов специальной авиации деривативов (типа P-8A Poseidon, KC-46A Pegaus, Airbus A330 MRTT).

Отставание в создании тяжелых и стратегических ударно-разведывательных БПЛА (типа MQ-9A Predator, RQ-4 Global Hawk, MQ-4C Triton, MQ-25 Stingray).

Процесс создания современных систем вооружений становится настолько сложным, длительным и дорогостоящим, что ни одно государство, включая США, не способно обеспечить полную автономность оборонно-промышленного комплекса. В условиях противостояния с Западом и антагонизма в российско-украинских отношениях политика импортозамещения стала неизбежной. Однако не следует строить иллюзий относительно возможности достижения полной самодостаточности российского ОПК. Количество партнеров не так велико, прежде всего это Китай и Белоруссия. России предстоит развивать и расширять новую международную кооперацию в сфере оборонных технологий.

Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 22 ноября 2018 > № 2826793 Прохор Тебин

Как запретить кибератаки на ядерные системы

Аргументы для США и России в пользу упреждающего контроля над вооружениями

Эндрю Футтер – старший преподаватель по мировой политике, факультет политологии и международных отношений, Университет Лестера. Недавно вышла его книга Hacking the Bomb («Хакерская атака на бомбу»).

Резюме В отличие от времени холодной войны, игроков на ядерной арене теперь не двое, а гораздо больше. Это касается не только государств, но и всех сил, обладающих возможностью проведения кибератак. Следует начать с разработки конвенции по использованию кибертехнологий в сфере ядерного оружия.

В годы президентства Рональд Рейган обычно посвящал воскресный вечер кино. И вот около 35 лет назад он решил посмотреть новый голливудский блокбастер «Военные игры» с Мэттью Бродериком в главной роли. Герой – юный хакер, которому случайно удается взломать сверхсекретные суперкомпьютеры Пентагона, контролирующие американское ядерное оружие. В результате чуть не вспыхивает ядерная Третья мировая война против Советского Союза. Этот фильм настолько поразил Рейгана, что он распорядился провести секретную проверку и оценить уязвимость ядерного потенциала США перед лицом сетевых атак, а также способность хакеров посредством компьютерного взлома осуществить пуск носителей с ядерными боезарядами в обход установленных процедур. Оказалось, что такая угроза реально существует, а ее вероятность гораздо выше, чем ожидали эксперты. Так благодаря картине 1983 г. впервые возникло понимание, что ядерным объектам и системам могут угрожать кибератаки.

Поколение спустя угроза существенно выросла. Все больше компонентов ядерной инфраструктуры – от боеголовок и средств их доставки до систем управления и наведения – зависят от сложного программного обеспечения, что делает их потенциальными мишенями для атак. Все ядерные державы модернизируют ядерные системы, стремясь внедрять компьютерные технологии, активнее использовать сетевые решения и возможности программирования. В то же время более отчетливо осознается угроза, которую представляют хакеры для всех компьютерных систем, в том числе критически важных объектов национальной инфраструктуры. Самым известным примером стала, пожалуй, обнаруженная в 2010 г. кибератака с использованием компьютерного червя Stuxnet против ядерного центра по обогащению урана в иранском городе Натанз. Кибератаки случаются постоянно и потому стали объектом пристального внимания органов военного планирования. Так, в вооруженных силах большинства стран созданы специализированные подразделения и приняты доктрины по вопросу о наступательных кибероперациях, а в некоторых документах упоминаются даже кибервойны. Ядерные арсеналы всех стран уязвимы перед лицом кибератак. Этот факт, в частности, признан в 2013 г. Научным советом Министерства обороны Соединенных Штатов.

Хорошая новость заключается в том, что угроза появилась сравнительно недавно и пока еще в зачаточном состоянии. А это значит, есть время принять меры, чтобы по возможности смягчить или устранить ее наиболее опасные аспекты до того, как те проявятся в полную силу и стандартизируются. Есть, однако, и плохие новости. Российско-американские отношения достигли низшей точки за последнее поколение, что в полной мере относится к шансам достижения договоренностей о контроле над вооружениями. При этом обе стороны (а, возможно, и другие) активно ищут способы взломать системы ядерного оружия друг друга.

Становление нормы

Процесс включения компьютерных сетевых операций (более точный термин по сравнению с приставкой «кибер») в программы военного планирования начался как минимум 30 лет назад и четко прослеживается по меньшей мере с конца 1980-х гг. и так называемой революции в военном деле начала 1990-х годов. Однако эти идеи и соответствующие технологии приобрели актуальность с точки зрения стратегического планирования в области ядерных вооружений лишь в последнее десятилетие или около того. Необходимо отметить сформулированные в начале 2000-х гг. планы администрации Джорджа Буша-младшего по диверсификации программ ядерного сдерживания за счет повышения роли неядерных средств в глобальной ударной системе вооружений, решение использовать киберсредства против иранской ядерной программы, а затем и недавние предложения Пентагона по созданию системы «противоракетной обороны полного спектра» и комплексов мгновенного глобального удара.

Идея системы «противоракетной обороны полного спектра» проста и заключается в добавлении к традиционным средствам ПРО, включая системы, основанные на технологии кинетического перехвата, новых методов предупреждения запуска ракет. Суть в том, чтобы не допустить сам запуск за счет вмешательства в работу основных систем управления или функционирования орудия электронными (провоцирование сбоя в работе телеметрии) или цифровыми (программное, аппаратное обеспечение или системы поддержки) средствами. Для этого нужно взломать системы управления ядерным оружием еще до запуска ракет, заразить системы ракеты или связанных с ней объектов инфраструктуры вредоносным кодом либо иным образом создать помехи для их работы. Такая тактика называется «блокированием пуска» (left of launch). Теоретически сочетание кинетических и некинетических методов позволяет придать противоракетной обороне комплексный характер и снижает ее зависимость от возможности перехвата ракеты в воздухе, что даже в современных условиях остается непростой задачей.

Вот что сказал по этому поводу в Конгрессе заместитель министра обороны США по вопросам политики Брайан Маккеон, выступая на слушаниях в 2016 г.: «Нам нужно разработать более широкий набор средств, который включал бы меры по блокированию угроз до осуществления пуска. Разработка решений по блокированию, остановке пуска дала бы командованию Соединенных Штатов дополнительные средства и возможности в области противоракетной обороны. Это, в свою очередь, позволило бы снизить нагрузку на системы перехвата баллистических ракет. Сочетание систем блокирования пуска и перехвата ракет позволит повысить эффективность и стойкость противоракетной обороны перед лицом возможного пуска баллистических ракет противником».

Наиболее очевидной мишенью для системы ПРО полного спектра является Северная Корея. Не исключено, что американские хакеры внесли вклад в провал ряда недавних ракетных испытаний. Возможно, у США имеются аналогичные планы в отношении Ирана на случай создания страной ядерного оружия. Кроме того, администрация Трампа может включить в следующий «Обзор противоракетной обороны» отсылку к комплексным возможностям «полного спектра» в дополнение к модернизации существующих систем.

Важным моментом последних двух десятилетий в сфере противоракетной обороны является появление высокоточного удара, грань между обороной и нападением в военном и ядерном планировании оказалась размыта. По сути, происходит постепенный отказ от идеи сдерживания за счет взаимной уязвимости, лежащей в основе доктрины взаимного гарантированного уничтожения. Соответственно, наблюдается переход к более активным мерам обороны и сдерживания. Это вызвано в первую очередь изменениями в спросе на укрепление ядерного сдерживания, т.е. если раньше речь шла о предотвращении массированного ядерного удара со стороны соперника сопоставимой мощи, то теперь необходимо сначала определить, в отношении кого или чего и как проводить политику сдерживания, поскольку ядерная угроза зачастую исходит и от более мелких государств-«изгоев», не признающих международных норм, и даже от террористов, которые не придерживаются общепринятых правил и ведут себя не столь рационально, как крупные державы. Однако в настоящее время произошли сдвиги, вызванные динамикой «предложения» в области ядерного сдерживания, т.е. за счет стремительного технического прогресса и развития систем вооружений на волне недавней революции в информационных и компьютерных технологиях.

Наилучший тому пример – цифровое оружие, компьютерные сетевые технологии и другие средства, к которым применима приставка «кибер». К таким средствам относится и передовое обычное оружие, которое может дополнить, а в некоторых случаях и заменить ядерное оружие с точки зрения стратегического планирования. В результате в дополнение к сдерживанию за счет неминуемого ответного удара, а, вероятно, и вместо этого принципа, растет интерес к сдерживанию путем блокирования использования наступательных средств (то есть предотвращения атаки).

Новые проблемы и тенденции

Проблема заключается в том, что в отличие от кинетических систем противоракетной обороны, когда ракеты можно обнаружить, увидеть и сосчитать, киберсредства блокирования удара по своей природе невидимы и даже эфемерны. Неудивительно, что Москва и Пекин с подозрением относятся к разработкам, предполагая, что в будущем они будут использованы против них, как и неядерные системы противоракетной обороны. Нет возможности оценить масштаб угрозы и реагировать на нее (наращивая арсенал ракет, развивая новые средства проникновения и т.д.) для сохранения стратегического паритета или, по крайней мере, чтобы предотвратить получение одной стороной (в данном случае США) преимущества или даже превосходства.

Например, вряд ли 44 американских комплекса ракет-перехватчиков наземного базирования, размещенные на Аляске и в Калифорнии (даже в сочетании с системами противоракетной обороны в других регионах), представляют сейчас угрозу для России или Китая. Однако ситуация изменится в случае существенного наращивания количества перехватчиков и необходимых для их работы локаторов при сокращении ядерного потенциала России и сохранении китайского арсенала в текущих размерах. Однако и Россия, и Китай не могут не отреагировать на такие изменения. Скорее всего, они уже предпринимают ответные действия, разрабатывая новые средства преодоления систем противоракетной обороны, чтобы предотвратить изменение баланса в пользу Соединенных Штатов. Однако оценить масштаб угрозы и выработать адекватный ответ очень трудно, учитывая призрачный и неосязаемый характер технологий блокирования удара до пуска.

Кроме того, в то время как системы ПРО, работающие по принципу кинетического перехвата, разрабатывались для борьбы с ракетами наземного базирования, возможность проведения атак против центральных командных пунктов (и систем раннего предупреждения) делает уязвимыми все системы ядерного оружия. Мишенями кибератак потенциально являются даже подводные крейсеры, оснащенные ядерным оружием, и подвижные ракетные комплексы, играющие ключевую роль в обеспечении возможности нанесения Россией и Соединенными Штатами гарантированного ответного удара. В результате очевидно, что реализация комплексной противоракетной обороны «полного спектра» непременно вызовет обеспокоенность соперников США, тем самым повышая уровень неопределенности.

В отношении комплексной системы противоракетной обороны «полного спектра» существует еще целый ряд проблем, которые заслуживают особого внимания. Во-первых, придание приоритетного значения средствам блокирования пуска для преодоления угроз ракетного или ядерного удара меняет суть противоракетной обороны и в целом политики безопасности. На смену во многом пассивной позиции приходит работа на упреждение. Система должна быть взломана до полной материализации угрозы пуска и уж совершенно определенно до запуска ракеты. Такая ситуация называется «активной обороной»: хакеры взламывают соответствующие системы до запуска ракеты. Это подразумевает вмешательство на этапе производства или даже использование человеческого фактора. Конечно, некоторые действия предпринимаются после начала подготовки ракеты или иного средства доставки ядерной боеголовки к запуску, однако для большей уверенности в желаемом исходе хакерам наверняка нужно будет заранее получить возможность обойти систему защиты или заразить ее вирусом.

Во-вторых, сам риск того, что ядерные системы могут быть уязвимы для хакеров и сработать нештатно, подрывает доверие и стабильность в отношениях между ядерными акторами. Пониженная определенность в работе таких систем толкнет к ужесточению позитивного контроля над ядерным оружием, то есть возможности обеспечения гарантированного срабатывания, и не исключено, что в ущерб его безопасности. Кроме того, другие страны также поспешат обзавестись средствами блокирования пуска ракет, что заставит всех чувствовать себя в меньшей безопасности вне зависимости от того, собираются ли они действительно их использовать. Чувство страха на международной арене вряд ли способствует достижению договоренностей по контролю над вооружениями в двухстороннем и многостороннем форматах.

В-третьих, повышается риск аварий и непредвиденных происшествий, возникающих как в связи со взломом не тех узлов, так и с обнаружением взлома. Скажем, средства управления неядерным оружием или системами поддержки (например, спутниками) иногда также используются и для управления ядерными системами или распространяются на них. Аналогичным образом резонно предположить, что, проникнув в эти системы, хакеры способны спровоцировать непредвиденные ими события. Кроме того, сложно проверить намерения хакера или вредоносной программы, обнаруженной внутри сети (и определить их происхождение). В таком случае жертва окажется в наиболее неблагоприятной ситуации, особенно если такое нарушение выявлено в период высокой напряженности. Обнаружение взлома спровоцирует цепную реакцию, станет причиной напряженности в дипломатических отношениях и даже может быть воспринято как акт агрессии.

Наконец, не стоит исключать возникновение или обострение кризисной ситуации силами негосударственных субъектов, к примеру террористов, за счет проведения провокационных атак на компьютерные системы управления ядерным оружием. Такие силы с гораздо большей вероятностью будут стремиться провести против ядерных систем «активирующие» действия, тогда как для государств главная цель заключается в том, чтобы их «дезактивировать». Подобные группы попытаются спровоцировать подачу сигнала тревоги системами раннего оповещения, манипулировать информационными сетями или создать хаос посредством относительно незначительных провокационных вылазок, якобы осуществленных государством-противником. Очевидно, что реализация любого такого сценария чревата эскалацией и повышением вероятности инцидента с использованием ядерного оружия.

На данный момент идея использования цифровых средств для взлома систем управления ядерным оружием и ракетами преимущественно занимает умы в Соединенных Штатах (до недавнего времени ситуация обстояла аналогичным образом с технологией кинетического перехвата). Однако другие страны тоже могут заняться такой деятельностью. Получить возможность влиять на работу аналогичных систем США в состоянии Россия, Китай и, возможно, другие государства, что повысит риски для всех вовлеченных сторон. Не исключено, что Соединенные Штаты даже более уязвимы, учитывая распространенность в ядерной сфере сложных систем, а также планы по модернизации всех составляющих структуры управления и контроля.

Работа на опережение

В истории мало примеров успешного предотвращения негативных последствий использования новых технологий в военных целях до их применения в полную силу. Кроме того, на современном этапе достижение Вашингтоном и Москвой каких-либо договоренностей по контролю над вооружениями маловероятно. Возможность снизить риск наиболее тревожных последствий киберъядерной угрозы до того, как все выйдет из-под контроля, все-таки существует. Необходимо начать с обсуждения наиболее острых для обеих сторон угроз. Очевидно, что отправной точкой могла бы стать проблема хакеров, пытающихся взломать системы управления ядерными вооружениями. Это стало бы началом обсуждения других инициатив, представляющих взаимный интерес.

Первая тема – согласование новых ограничений в использовании компьютерных сетевых операций в отношении ядерного оружия и определенных правил в этой сфере. Так, возможно избежать некоторых угроз, договорившись о новых формах контроля над вооружениями в этой области, в частности, заключив соглашения об отказе от атак на имеющиеся у обеих сторон ядерные системы с использованием киберсредств. Такую договоренность не обязательно оформлять подобно договорам по ядерным вооружениям прошлых времен. Для начала Соединенные Штаты и Россия могли бы выступить с заявлением, в котором признали бы серьезность и рискованность нападений на имеющиеся у обеих сторон системы управления ядерным оружием и взяли на себя обязательство не прибегать к таким действиям. Затем в декларативном порядке зафиксировать (i), как такие атаки будут восприниматься и каким окажется вероятный ответ в случае обнаружения таковых действий, и (ii) что системы ядерного оружия не должны быть мишенью подобных атак. В дальнейшем распространить эти принципы и на другие ядерные державы. В основе лежала бы та же логика, что и при заключении Договора по ПРО 1972 г., который ограничивал противоракетную оборону в надежде, что это содействует предсказуемости и стабильности в отношениях между ядерными противниками. Такое решение не обеспечивает механизма контроля в традиционном смысле слова или возможности остановить негосударственных игроков. Но оно положило бы начало. Вряд ли государства захотят быть уличенными в нарушении заявленной политики или взятых на себя обязательств.

Вторая область взаимодействия – повышение безопасности, содействие регулированию и сотрудничеству в этой сфере. Начать в одностороннем порядке. Среди возможных мер: уменьшение продолжительности нахождения ядерных систем на активном дежурстве (для сокращения возможности хакеров, представляющих негосударственные субъекты, спровоцировать пуск или взрыв), действия по обеспечению независимости таких систем от неядерных вооружений и структур управления (для снижения риска случайной, непреднамеренной активации не тех систем в ходе атаки) и обеспечение простоты инфраструктуры системы управления и контроля (чтобы ее работа была понятна и за счет этого менее уязвима). Все это создаст предпосылки для реализации более масштабных двухсторонних и даже многосторонних мер по повышению доверия. Страны, в первую очередь Россия и США, а затем, гипотетически, и другие государства, способны обмениваться передовым опытом, а также данными об угрозах, исходящих от негосударственных акторов, и даже создавать группы правительственных чиновников и других заинтересованных лиц, умеющих мыслить нестандартно, когда речь идет о новых механизмах контроля над вооружениями. Возможно и создание международного центра раннего предупреждения и оценки опасности, где должностные лица и эксперты находятся в постоянном диалоге, будучи готовы быстро реагировать на угрозы или вопросы, требующие безотлагательных действий.

Открывается возможность предотвратить серьезный сдвиг в международной ядерной политике, который чреват негативными последствиями для всех ядерных держав. Не обязательно, чтобы новые договоренности по контролю над вооружениями походили на договоры прошлых лет или подразумевали оперативную разработку и реализацию соответствующих мер. Главное, чтобы соглашения были достигнуты. На кодификацию ядерной революции ушло почти два десятилетия, и мы до сих пор оттачиваем формулировки. Действия по предупреждению ядерных угроз нового поколения должны включать инновационные подходы к контролю над вооружениями и политике сдерживания, а также, возможно, новые правила вкупе с осознанием угрозы и желанием действовать на многосторонней основе.

В конечном счете необходимо учитывать опасности новых, пока еще «экзотических» технологий в ядерной сфере при обсуждении вопросов стратегической стабильности, заключении соглашений по контролю над вооружениями и в рамках более широких инициатив по нераспространению и разоружению. В современном мире обсуждение ядерной проблематики не может происходить в технологическом вакууме. Нельзя игнорировать очевидную связь между ядерными и неядерными вооружениями. Следует признать, что свершившаяся информационная и компьютерная революция, развитие систем противоракетной обороны, появление высокоточных вооружений, беспилотных летательных аппаратов, противокосмических вооружений, искусственного интеллекта, а также киберугроз привели к изменению международной обстановки в сфере ядерных вооружений, что требует от нас новых подходов к управлению ядерным оружием и обеспечению его сохранности.

Упреждающие меры по контролю над вооружениями

Вместо того чтобы выступать с опрометчивыми и опасными заявлениями по вопросам, связанным с ядерным оружием, и тратить огромные суммы на разработку все более разрушительных видов вооружений, президентам Трампу и Путину и/или их представителям следовало бы сесть за стол переговоров и серьезно обсудить основные риски, с которыми сталкиваются их страны. Естественно, не удастся достичь соглашения по всем вопросам. Однако хорошим началом было бы взаимное признание того, что хакерские атаки против ядерных систем никому на пользу не пойдут. Можно предположить, что развитие диалога по вопросу о контроле над вооружениями в таком ключе было бы куда более плодотворным, чем текущие переговоры по СНВ. Возможно, вместо обсуждения сокращения вооружений можно было бы, хотя бы временно, сконцентрироваться на том, как избежать его применения. Это напомнило бы тем, кто считает, что контроль над вооружениями утратил актуальность или невозможен в киберпространстве, что есть и другие способы обеспечения стабильности, не обязательно воспроизводящие подходы прошлых лет. Урок холодной войны заключается в том, что, даже когда достижение договоренностей по ядерным вооружениям казалось маловероятным, стороны осознавали необходимость продолжения диалога, понимая, как много поставлено на кон.

В дальнейшем процессу следует придать многосторонний характер, ведь в отличие от ядерных угроз холодной войны сил уже не две, а гораздо больше. Это касается не только всех государств, обладающих ядерным оружием, но и всех акторов, имеющих возможность проведения кибератак. Вместо попыток заключить всеобъемлющий кибердоговор или широкомасштабную договоренность по ядерному оружию в качестве первого шага стоит начать разработку конвенции по использованию кибертехнологий применительно к ядерному оружию или как минимум каких-то общих правил. В первую очередь установить и согласовать терминологию, чтобы понимать, что именно каждая из сторон понимает под словом «ядерный». Это заложило бы основу для обсуждения такой проблематики на международных форумах, а также в рамках более общих дискуссий о контроле над вооружениями. Глобальная система регулирования ядерного оружия находится в состоянии неопределенности, а, возможно, переживает переходный период, что во многом стало результатом революционного скачка в развитии информационных и компьютерных технологий.

Когда-то для наращивания военного потенциала нужно было строить новые объекты или производить вооружения, что, как правило, требовало огромных затрат, а угрозы, исходящие от новых видов вооружений, становились реальностью уже до заключения соглашений, направленных на устранение таких угроз. Однако в современной технополитической ситуации подобное развитие событий может оказаться фатальным. Если бы мы пришли к общему пониманию опасностей, которых наши общества и страны хотят избежать, в наших силах было бы создать механизмы для их предупреждения и устранения. Конечно, все должны признать, что попытки взломать системы управления ядерными вооружениями, находящимися в состоянии боевой готовности, а также страх, что ядерные боеприпасы не сработают, когда это будет необходимо при наличии угрозы их запуска террористами, не сулят никому ничего хорошего.

Данная статья представляет собой сокращенную версию материала, подготовленного по заказу МДК «Валдай» и опубликованного в серии «Валдайские записки» в ноябре 2018 года. С другими записками можно познакомиться http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

Россия. США. Весь мир > Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 22 ноября 2018 > № 2826792 Эндрю Футтер

Научно-производственное предприятие "Звезда" — единственный в России производитель космических скафандров и кресел для космических кораблей. Юрий Гагарин был облачен в скафандр "Звезды", Алексей Леонов совершил первую в истории космическую прогулку тоже в скафандре производства предприятия. В свое время российским опытом создания космических доспехов воспользовался Китай при изготовлении скафандров для своих тайконавтов. О том, во что будут одеты российские космонавты в будущем, какое решение от надоедливой лунной пыли нашли в России, и когда будет представлен прототип скафандра для нового российского пилотируемого корабля "Федерация", в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Дмитрию Струговцу рассказал генеральный директор — главный конструктор НПП "Звезда" Сергей Поздняков.

— На выставке Bengaluru Space Expo Индийское космическое агентство представило скафандр для полетов в космос. Речь о скафандре, который планируется использовать во время организованного национальными силами полета на орбиту в 2022 году. Представленный скафандр очень похож на наш "Сокол КВ-2". Индийцы взяли за основу нашу разработку?

— Я видел фотографии представленного скафандра. По ним у меня сложилось впечатление, что это не действующий скафандр, а скорее макет или прототип. По конструкции оболочки он практически копия нашего "Сокола", особенно характерна так называемая полурамка для мягкого шлема. Хотя их скафандр сделан как будто в кружке юных техников: отовсюду торчит большое количество непонятных шлангов. Из их расположения сложно сделать вывод о том, по какой схеме будет работать скафандр. Мне трудно комментировать индийские планы, но даже по фотографиям понятно, что тот скафандр, который они продемонстрировали, на мой взгляд, бутафорский, для театральной пьесы или кино подойдет, но для реального полета или испытаний не годится. Возможно, я ошибаюсь.

— Как получилось, что индийский скафандр очень похож на российский?

— Не знаю. Несколько лет назад Роскосмос вел переговоры с Индией о помощи в развитии их национальной пилотируемой программы. В том числе предполагалось, что кресла и снаряжение для космонавтов будут сделаны в России, у нас на предприятии. Но дальше намерений дело не пошло.

Недавно индийская сторона просила наш скафандр для съемок исторического фильма о полете первого индийского космонавта Ракеша Шарма в космос на советском корабле "Союз Т-11" в 1984 году. Роскосмос ходатайствовал перед нами о предоставлении скафандра. Мы согласились выделить его на короткое время. А в конце прошлой недели пришло обращение, которым они просят на достаточно длительное время предоставить им еще пять или шесть скафандров для съемок. Меня такая просьба удивила и насторожила. Конечно, в таком количестве мы им ничего предоставлять не будем. Но такие совпадения настораживают.

— Несколько лет назад НПП "Звезда" предоставляло для эксперимента "Марс-500" по моделированию полета на Марс скафандры своего изготовления. В них участники эксперимента имитировали работу на марсианской поверхности. Сейчас Институт медико-биологических проблем готовит новую серию экспериментов SIRIUS. Будут ли участники эксперимента "выходить на лунную поверхность" и предоставит ли "Звезда" им свои скафандры?

— Коллеги из ИМБП предложили нам участвовать в своем эксперименте с моделированием работы на лунной поверхности. Мы готовы участвовать, но на договорной основе. Понятно, что для ИМБП эксперимент SIRIUS не только научный, но и коммерческий проект, а изготовление "лунных" скафандров тоже стоит денег. Пока такой договор не подписан. Однако мы уже думаем, как можем модернизировать скафандры от "Марса-500" под новый проект. В свое время, чтобы имитировать одну шестую земной гравитации, мы оставили в скафандре лишь оболочку. Облегчить его до уровня гравитации на Луне мы уже, наверное, не сможем, но у нас есть другие предложения. Например, из миссий "Аполлон" известно, что лунная пыль очень прилипчивая и неприятная, как стекловолокно. Поэтому мы планируем использовать одноразовые защитные оболочки, которые бы надевались перед и снимались после каждого выхода на лунную поверхность, чтобы не заносить лунную пыль в жилой модуль.

— Началась ли разработка нового скафандра, который придет на смену начавшим недавно использоваться "Орланам-МКС"?

— Сначала перед нами стоит задача сделать третий скафандр "Орлан-МКС" взамен потерянного в аварии с "Прогрессом" в 2016 году. Что касается следующего поколения скафандров, то во второй половине 2019 года начнется новый этап финансирования программы эксплуатации МКС. Рассчитываем, что туда войдет задача разработки нового скафандра. Пока сформулированных технико-коммерческих предложений у заказчиков нет, хотя общие вопросы мы обсуждали с РКК "Энергия" и Роскосмосом. То есть разработка как таковая пока не началась, формулируются основные требования. За последнее время накопилось достаточно много предложений, в первую очередь от космонавтов, которые связаны с изменениями требований по эргономике. Например, они хотят, чтобы в скафандре был увеличен вход, чтобы ввели сменные рукава под разную длину рук и так далее.

— Когда планируется отправка на МКС следующего скафандра "Орлан-МКС"?

— Планируем изготовить его до конца следующего года. Все будет зависеть от того, как быстро мы заключим договор на изготовление.

— Устранены ли все замечания космонавтов к новым рукавам для "Орлана-МКС"? Они говорили, что новые рукава по сравнению с теми, что были в прошлом поколении скафандров, не так удобны, не так гнутся.

— В дальнейшем нужно делать легкосъемные рукава для длинноруких и короткоруких космонавтов. Они сейчас тоже съемные, но в будущем замена будет проще. Предполагается сделать несколько типоразмеров рукавов. Понимаете, при отборе кандидатов в космонавты расширились границы отбора по антропометрическим данным. Сейчас в отряд берут космонавтов с большим объем груди, с достаточно короткими руками. Идеальная комплекция для работы в скафандрах для внекорабельной деятельности — это "подсушенные" космонавты с длинными руками, как Сергей Крикалев или Сергей Рязанский.

— На каком этапе находится разработка нового летного скафандра "Сокол-М" для корабля "Федерация"? Вы говорили, что к концу 2018 года будет представлен полностью переработанный прототип скафандра, а в следующем году планируется изготовить первый экземпляр?

— Да, прототип мы обещали сделать до конца года, хотя по контракту у нас работы продолжатся и в следующем году. Отдельные фрагменты нового скафандра уже изготовлены. Я надеюсь, что до конца года мы сделаем надуваемую оболочку с принципиально новым способом надевания, с новой системой вентиляции. Если получится, может быть, до конца года успеем провести презентацию, хотя сначала нужно запатентовать реализованные новые технические решения. В следующем году мы должны сделать опытные образцы и провести испытания нового спасательного скафандра.

— Роскосмос и НАСА продолжают обсуждать вопрос создания окололунной станции. По различным сведениям, зарубежные партнеры требуют от России делать шлюзовой модуль по американским техническим стандартам и под американский скафандр. Что вам известно на этот счет? Выходили ли на вас представители Роскосмоса или РКК "Энергия" с вопросом разработки скафандра для окололунной станции?

— Я владею той же информацией, которая доступна в открытых источниках. Предыдущее руководство Роскосмоса дало добро на изготовление шлюзового модуля, что у многих вызвало удивление — делать пустую бочку для американцев, конечно, унизительно. Новое руководство заявило, что на это не пойдет, и мы будем самостоятельно осваивать Луну. Честно говоря, официальной информацией мы на этот счет не располагаем. Будем участвовать в окололунной станции или не будем, а если будем, то в каком статусе? Я не исключаю, что четкого понимания пока ни у кого нет и, соответственно, никаких заказов к нам не поступало.

— Можно ли создать какой-то единый стандарт, чтобы российские и американские скафандры были взаимозаменяемыми?

— Руководители офиса НАСА в России любят посещать наш музей и испытательный комплекс. Раз в несколько лет они меняются, но каждому я говорю одно и то же: "Станция у нас общая, и средства обеспечения безопасности должны быть универсальные, а правильнее было бы, чтобы они были общие и для наших кораблей, и для ваших". Сейчас у американцев будет два пилотируемых корабля, но непонятно, будет ли у них какая-то унификация в средствах спасения, непонятно, разрабатывает ли каждая компания с нуля собственный скафандр. Понятно, что США — страна богатая и может себе позволить несколько типов скафандров и кораблей, но интерфейсы должны быть одинаковыми. Если у каждого будет свой скафандр, и в критической ситуации они окажутся не заменяемыми, это может привести к печальным последствиям.

— Можно ли объединить в одном и летный скафандр для спасения в случае разгерметизации корабля, и жесткий для работы в открытом космосе?

— Универсальный скафандр был у Алексея Леонова, в которым он выходил в космос, а также в программе "Аполлон". Он использовался как спасательный во время старта и посадки, для выхода в открытый космос, и он же использовался для передвижения по Луне. Сейчас США делают универсальный скафандр, где для выходов в открытый космос нужно надевать специальный ранец с системой жизнеобеспечения. Но в то же время они делают и новый полужесткий скафандр. У нас работ по универсальному скафандру не ведется, хотя определенные идеи в этом направлении есть.

— Глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин некоторое время назад заявил, что научно-технический совет Роскосмоса и РАН совместно разрабатывают концепцию лунной программы. Ваши специалисты как разработчики систем жизнеобеспечения для космических полетов привлечены к работе комиссии?

— Мы — технические специалисты. Как только ученые и Роскосмос составят программу, нас привлекут к технической реализации конкретных решений. Об освоении Луны мы слышим уже много лет, а воз и ныне там, как говорится.

— Весной к вам приезжал швейцарский пилот Рафаэль Домжан, который хочет совершить полет в стратосфере на самолете на солнечной энергии и для этого заказал у вас скафандр. Готов ли для него скафандр?

— С точки зрения скафандра к полету все готово. Сейчас мы завершаем его испытания. В начале следующего года Домжан должен приехать к нам для участия в контрольном эксперименте в барокамере.

— В декабре космонавты должны выйти в открытый космос для вскрытия обшивки и осмотра космического корабля "Союз МС-09". Будет ли как-то усилена защита скафандров в связи с предстоящей операцией?

— Предполагается, что космонавты вскроют тепловакуумную изоляцию, а также противометеоритную защиту. Я просил, чтобы космонавты во время своих работ постарались не продырявить скафандры инструментами. Если кто-то придумал что-то для дополнительной защиты скафандров, то такое нововведение должно быть с нами согласовано. На нас пока с этой идеей не выходили.

Дмитрий Струговец.

Россия > СМИ, ИТ > ria.ru, 22 ноября 2018 > № 2802473 Сергей Поздняков

Кирилл Коктыш: Белоруссия берет «по совести»

Российско-белорусские отношения в нефтегазовой сфере вступают в новую стадию. С 1 ноября Россия приняла решение минимизировать поставки нефтепродуктов в Белоруссию по меньшей мере до конца 2019 г. Одновременно Минск и Москва приступили к обсуждению компенсации потерь, которые Белоруссия понесет от налогового маневра в российской нефтяной отрасли, – определенные рамочные решения, похоже, уже приняты, но детали пока не обнародованы.

На первый взгляд может показаться, что Белоруссия в этой ситуации оказалась в крайне затруднительном положении, однако у ее президента Александра Лукашенко обязательно найдутся аргументы, позволяющие рассчитывать на максимальные компенсации выпадающих доходов.

Главный из этих аргументов, если оставить в стороне известную стилистику переговоров Лукашенко, – надежность Белоруссии в качестве партнера России в торговле углеводородами на мировом рынке, считает один из ведущих экспертов по российско-белорусским отношениям доцент МГИМО Кирилл Коктыш. По его мнению, система, выстроенная Лукашенко, гарантирует, что Россия в этой сфере не столкнется с «украинскими» рисками вне зависимости от того, кто будет руководить Белоруссией дальше.

«НиК»: Каковы ближайшие последствия последних решений России для внутреннего рынка нефтепродуктов и бюджета Белоруссии? Не испытает ли он ценовой шок?

– Белорусские цены на нефтепродукты всегда были зеркально уравновешены с российскими и максимально к ним приближены. Все колебания на российском рынке, как правило, повторяются и на белорусском. Сопоставимую цену выгоднее и проще держать в том числе и для того, чтобы избежать спекулятивных потоков при пересечении нефтепродуктами границы. Белоруссия и Россия – это сообщающиеся сосуды. При открытой границе с Россией проводить в Белоруссии принципиально иную политику на таком массовом рынке, как нефтепродукты, особенно не получится.

Поэтому российский налоговый маневр на белорусский рынок, конечно, повлияет, поскольку он будет вести к нарастающему выпадению доходов из белорусского бюджета.

Как эти доходы можно компенсировать, насколько я могу судить, обсуждалось в ходе трех осенних встреч на высшем уровне между Путиным и Лукашенко. Во время последней встречи, состоявшейся в Могилеве, какая-то формула была найдена, принципиальные вопросы решены, хотя конкретные механизмы не были озвучены публично. Каким будет формат компенсации – прямым, косвенным или еще каким-либо, – можно пока только спекулятивно рассуждать. Общая логика понятна: если вы находитесь с кем-то в партнерских отношениях и ваш партнер меняет правила игры, то решить, каким будет выход, можно только совместно.

«НиК»: Еще в сентябре зампред «Белнефтехима» Владимир Сизов признал в интервью ведомственному изданию, что «сейчас, когда цены на сырье для белорусских НПЗ выравниваются с мировой конъюнктурой, ведется работа, результатом которой должно стать формульное ценообразование на нефтепродукты в зависимости от цен на нефть», и обтекаемо заметил, что выработка искомой формулы идет непросто. Насколько активно возможное подорожание горючего обсуждается в белорусских СМИ и соцсетях? Можно ли сравнивать резонанс этой темы с Россией?

– Для Белоруссии эта тема не настолько горячая в том числе потому, что цена на нефтепродукты в стране, по большому счету, везде одинаковая – это касается и государственных АЗС «Белнефтехима», и частных заправок.

Поэтому все понимают, что цена на горючее в стране регулируется государством, что нет отдельной «войны» государства с нефтяниками с разными интересами – вместо этого государство предпринимает попытки сбалансировать рынок и все находятся по одну сторону баррикад.

В Белоруссии рынок нефтепродуктов регулировать гораздо проще просто потому, что масштабы экономики другие по сравнению с Россией. В Белоруссии можно предпринимать эффективные меры регулирования при самом тщательном контроле государства – в России для этого просто не хватает ресурсов.

«НиК»: В какой степени, по вашему мнению, на решении России сократить поставки нефтепродуктов в Белоруссию сказалось то, что значительная их часть, как утверждается, реэкспортировалась Белоруссией на Украину?

– Все-таки главной причиной было то, что доходы от этих нефтепродуктов выпадали из российского бюджета. Но если говорить о поставках нефтепродуктов на Украину через Белоруссию, то большая часть поставщиков – это российские компании. Поэтому речь шла не о пресечении недружественной схемы, где главным бенефициаром была Белоруссия, а механизма, которым в полной мере пользовались компании из России. Белоруссия выступала неким демпфером, через который можно было проводить сделки в полном соответствии с законодательством.

«НиК»: Будет ли теперь Белоруссия снижать объемы поставок топлива на Украину? Есть точка зрения, что этот рынок для нее даже более важен, чем Европа, поскольку он является высокомаржинальным.

– Естественно, выпадение российских нефтепродуктов скорректирует поставки на Украину, но не за счет внутреннего потребления, для которого Белоруссия производит достаточно топлива. По большому счету, масштабный украинский рынок для белорусских нефтепродуктов возник не так давно, во многом в связи с конфликтом на Украине.

Он действительно бывает высокомаржинальным, но он не очень стабилен, и говорить, что он способен потеснить европейский рынок, не приходится.

«НиК»: В чем выражается нестабильность украинского рынка для Белоруссии?

– Причин много. Ситуация, когда права собственности постоянно оспариваются и перераспределяются – а именно это на Украине и происходит в последние годы, – не способствует восприятию этого рынка в качестве долгосрочного и устойчивого. Вне зависимости от тех контрагентов на Украине, с которыми работают белорусские поставщики, продолжающееся перераспределение собственности означает, что украинский рынок будет трансформироваться и дальше, причем резко и непредсказуемо, а это значит, что есть риск невыполнения обязательств. Поэтому вряд ли в Белоруссии воспринимают украинский рынок так же, как рынки России и Европы, которые имеют под собой большой исторический фундамент.

«НиК»: С чем связана активизация движения Белоруссии в ВТО – власти страны говорят о перспективах вступления в эту организацию в ближайшие год-два? Как это событие может отразиться на положении Белоруссии на европейском рынке нефтепродуктов?

– Мне кажется, основной мотив вступления Белоруссии в ВТО связан с тем, чтобы не выделяться из числа других стран. Россия и другие ключевые партнеры Белоруссии уже являются членами ВТО, и здесь можно увидеть желание стоять с ними в одном ряду. Другое дело, что сама ВТО трансформируется.

Сначала это был некий привилегированный клуб, потом это была организация, которая дискриминировала страны, в этот клуб не входящие, а теперь ВТО превратилась в структуру, членство в которой, наверное, нужно ради престижа, но уже не дает каких-то бонусов и не предотвращает дискриминацию.

Вряд ли вступление Белоруссии в ВТО повлечет за собой какие-то практически последствия – эта организация все меньше влияет на непосредственно экономические процессы.

«НиК»: Белорусская сторона не раз говорила о необходимости развития общего рынка нефтепродуктов и газа в ЕАЭС. Соответствует ли духу и букве евразийского партнерства решение России ограничить экспорт нефтепродуктов в Белоруссию только принципиально необходимыми их видами?

– Противоречие здесь примерно такое же, как между красным и круглым. Налоговый маневр в России и ЕАЭС – это две разные реальности. К тому же задача формирования единого рынка нефтепродуктов России и Белоруссии ставилась еще при организации Союзного государства в 1999 г. Белоруссия неоднократно поднимала вопрос о доступе к внутрироссийским ценам на нефтепродукты, но Россия неизменно настаивала на том, что это должно произойти только к 2024 г.

Теперь в связи с налоговым маневром под вопросом оказывается сам смысл этого доступа: останутся ли внутренние цены на нефтепродукты в России ниже или же они автоматически будут равны внешним ценам?

Пока ответ на этот вопрос остается неясным. Возможно, что налоговый маневр в России вообще снимет понятие «внутренних цен» с повестки дня. Да и 2024 г. еще не скоро.

«НиК»: Какие основные экономические аргументы Белоруссия может привести для России в пользу максимальных компенсаций потерь от налогового маневра? Или же аргументация будет больше эмоциональной?

– Есть много чисто прагматических факторов. Белоруссия – ключевой партнер России по торговле углеводородами, в зависимости от конъюнктуры рынка через белорусскую территорию проходят $100-120 млрд в год. В лучшие времена таких партнеров было два, вторым была Украина. И тот факт, что после событий на Украине Белоруссия не ставит под угрозу транзит углеводородов из России, а продолжает обеспечивать безопасность и стабильность, и является выполнением ее партнерских обязательств в этом бизнесе.

Те несколько миллиардов долларов, которые Белоруссия ежегодно получает от этого транзита и которые либеральные эксперты называют «российскими дотациями» для Белоруссии, в самой Белоруссии считают справедливой долей маржи в общем бизнесе.

Украинские риски повлекли для России строительство двух очередей «Северного потока», «Турецкого потока» – сколько все это стоило в денежном выражении и сколько потребовало политических усилий, хорошо известно. То обстоятельство, что с Белоруссией даже близко не возникает подобных вопросов, с лихвой окупается белорусской долей в углеводородном транзите. Эта доля соразмерна рискам, я бы даже сказал, совестлива.

«НиК»: В какой степени отсутствие этих рисков объясняется ролью личности в истории, в смысле – фактором Лукашенко?

– Думаю, что эти риски в принципе не проявятся. Лукашенко создал институционализированную систему, которая будет работать вне зависимости от присутствия или отсутствия конкретного чиновника. Все институциональные механизмы, которые можно было задействовать на сравнительно небольшой территории, в Белоруссии работают если не как часы, то в максимально близком к этому режиме. Созданная Лукашенко система будет еще очень долго воспроизводить себя просто потому, что она уже построена и функционирует.

«НиК»: Лукашенко неоднократно заявлял о необходимости искать альтернативных России поставщиков нефти для белорусских НПЗ, такие поставки время от времени делались (из Азербайджана, Ирана и т. д.), но всякий раз в «тестовом» режиме. Могут ли последние решения России стать новым стимулом для этого?

– С рыночной точки зрения российская нефть для Белоруссии всегда будет вне конкуренции. Периодические демарши, которые время от времени возникали, были не только попыткой найти альтернативных поставщиков, но и понятными переговорными жестами, вполне осмысленной игрой. Любой субъект, имеющий возможность монопольного давления, – российское правительство тут совершенно не исключение – будет использовать эту возможность по полной программе. Можно вспомнить фразу покойного Черномырдина во время газового конфликта с Туркменией: «Если хотите, можете транспортировать свой газ у себя в карманах». Это был случай, когда давление оказалось чрезмерным – Туркменистан просто нашел альтернативных поставщиков, а России от этого не стало лучше.

«НиК»: Туркмении тоже вряд ли стало лучше – судя по доносящимся оттуда новостям, в стране жесточайший кризис.

– Там вопрос заключается в том, делятся элиты своими доходами с населением или не делятся. Но проблема поиска новых рынков Туркменией была решена – еще первый президент Туркмении Сапармурат Ниязов смог устойчиво вписаться в китайский рынок, сильно подорвав на тот момент конкурентные позиции «Газпрома». Не случилось бы этих противоречий с Туркменией, Россия могла бы обсуждать с Китаем гораздо лучшие условия по цене на газ. Поэтому то, что Лукашенко торгуется с Россией, причем торгуется жестко, – правильное и разумное поведение, позволяющее заключать сделки, которые каждая из сторон затем считает достаточно удачными.

«НиК»: Можно ли ожидать новых попыток поиска альтернативных поставщиков, если компенсации за налоговый маневр белорусскую сторону вдруг не удовлетворят?

– Не очень понятно, откуда эти поставщики могут взяться. Белоруссия давно демонстрирует интерес к развитию сотрудничества с Ираном, но делать это можно, опять же, только через Россию. Нефть, опять же, в карманах не повезешь, нужна инфраструктура для ее транспортировки. В этом плане на сегодняшний день альтернативы российской нефти не предвидится.

А если учесть, что после ввода в строй Белорусской АЭС энергетический баланс Белоруссии станет сильно профицитным, то можно будет признать, что вопрос с энергобезопасностью страна решила всерьез и надолго. Есть расчет и на то, что благодаря АЭС Белоруссия сможет снизить долю нефтепродуктов в экспорте.

«НиК»: Есть ли у нового премьера Белоруссии Сергея Румаса, который ранее возглавлял Банк Развития Белоруссии, собственная платформа экономической политики, включая доктрину в нефтегазовой сфере, или же это очередная техническая фигура?

– В существующей модели белорусской политики премьеру может доставаться только тактика, а стратегия будет прерогативой президента, который определяет стратегию и по Конституции. Меняется стиль исполнения уже выработанного курса, возможно, будут другие инструменты, но не идет речи о том, что новый премьер будет генерировать какую-то альтернативную стратегию.

«НиК»: С предыдущим правительством Лукашенко расстался не очень доброжелательно. Относилось ли к нефтегазовым вопросам его заявление о «пофигическом отношении правительства к поручениям президента»?

– Это высказывание было связано с ошибками в управлении. Предыдущий премьер-министр не смог полноценно справиться с модернизацией и строительством ряда инфраструктурных объектов, в том числе тех, которые планируется задействовать для участия в китайской инициативе «Один пояс – один путь», где Белоруссия должна стать единственным пока транспортно-логистическим хабом за пределами Китая. Этот проект для Белоруссии, возможно, даже более важен, чем все, что связано с нефтью.

Беседовал Николай Проценко

Белоруссия. Россия > Нефть, газ, уголь. Госбюджет, налоги, цены > oilcapital.ru, 21 ноября 2018 > № 2843092 Кирилл Коктыш

«Все позволено» и новая уязвимость

Неизбежен ли «Карибский кризис» в киберпространстве?

В.А. Орлов – профессор МГИМО-Университета МИД России, заведующий Центром глобальных проблем и международных организаций Дипломатической академии МИД России, основатель ПИР-Центра.

Резюме Диалог по кибервопросам становится в условиях кровожадной внутриполитической борьбы в США проблематичным. В этой связи, неудивительно, что ряд экспертов в Соединенных Штатах ожидает применения Россией кибероружия как неизбежности: око за око…

Дело было 18 лет тому назад. Мне принесли рукопись книги. Называлась она «Информационные вызовы национальной и международной безопасности». Это сейчас проблематика международной информационной безопасности (МИБ) – или «кибербезопасности», как ее, сильно упрощая, еще называют – у всех на слуху и находится в топе глобальных угроз. А тогда о МИБ не то чтобы никто не говорил: говорили, конечно, особенно в узких экспертных кругах, но как-то «через запятую», и эта проблема оказывалась на заднем плане. А вскоре случилось 11 сентября, и угроза международного терроризма на время затмила все остальные.

Листая старые страницы

Но достаточно мне было пролистать принесенную мне рукопись, как я понял: речь идет об аналитическом труде неординарного калибра. И о глобальной угрозе калибра гораздо большего, чем мне самому казалось до той поры.

Особенное внимание в работе уделялось сценариям кибервойн… хотел сказать «кибервойн будущего», однако авторы справедливо обращали внимание, что это уже «войны настоящего». Авторы книги предупреждали о возможности перерастания киберконфликта в ракетно-ядерный. Они были убеждены, что при двустороннем вооруженном конфликте совершенно непредсказуемой является реакция стороны, подвергшейся воздействию информационного оружия: «Может сложиться ситуация, когда выявление факта применения информационного оружия даже в очень ограниченном масштабе может привести к «испугу» и предположению, что вскрыта только «вершина айсберга» информационной атаки. Вслед за таким выводом может последовать ограниченное или массированное применение ядерного оружия».[1]

«Запретить разработку и использование информационного оружия на нынешнем этапе вряд ли удастся, как это сделано, например, для химического или бактериологического оружия, – делали авторы неутешительный вывод. – Понятно также, что ограничить усилия многих стран по формированию единого глобального информационного пространства невозможно. Поэтому развязки возможны только на пути заключения разумных соглашений, опирающихся на международное право и минимизирующих угрозы применения информационного оружия»[2].

Рукопись я тогда без промедления опубликовал, и вышедшая книга не прошла незамеченной. Хорошо помню ажиотаж на брифинге в пресс-центре МИД РФ по случаю ее выхода.

Голые и напуганные

Прошло 18 лет. За эти годы беспрецедентно шагнули вперед информационные технологии. Интернет стал сродни кислороду: отключи – и люди задохнутся; зависимость от интернета сделалась тотальной. Об информационных войнах теперь не пишет только ленивый, а в студенческой среде будущих международников про кибер хотят писать свои выпускные работы гораздо больше студентов, чем про ядерку. В ООН год не один год заседала Группа правительственных экспертов (ГПЭ), обеспокоенных проблематикой МИБ[3]. Простые люди чувствуют себя перед угрозами, исходящими из информационного пространства, используя название известного телешоу, будто «голые и напуганные». «Голые» – потому что ничем не защищены. «Напуганные» – потому что знают, что ничем не защищены. Страх и растерянность, граничащие с паникой и паранойей, то и дело окутывают, будто смог, целые страны.

И несмотря на все это, – воз и ныне там. Международное сообщество за все эти годы ни на йоту не приблизилось к выработке того, что могло бы стать «киберДНЯО» - юридически обязывающим договором о нераспространении кибероружия, который поставил бы заслон перед информационными войнами. «Это невозможно. В отличие от ядерного оружия, в случае с кибероружием мы далеко не всегда сможем идентифицировать источник атаки. Больше того, мы почти никогда не сможем отделить государственные субъекты от негосударственных», – разводят руками маститые эксперты. Правда, не менее маститые эксперты не видят тут ничего невозможного: «Я бы предложила создать (…) международную конвенцию по нераспространению кибероружия и признанию невозможности для всех стран распространения кибероружия, - заявила Наталья Касперская, президент группы компаний InfoWatch. – Необходимо об этом говорить и стремиться к этому, чтобы все страны, особенно ведущие, такую конвенцию подписали»[4].

В качестве либо компромисса, либо первого шага по преодолению «кибербеспредела» выдвигаются идеи по выработке международных «кодексов поведения» в киберпространстве, например, оглашенный на днях президентом Франции «Парижский призыв к обеспечению доверия и безопасности в киберпространстве»[5] или документ по международным нормам кибербезопасности, представленный в 2014 г. корпорацией Майкрософт на саммите Global Cyberspace Cooperation в Берлине[6].

Действительно, первый шаг делать надо, и он не обязательно должен быть юридически обязывающим и всеобъемлющим – хотя и важно, чтобы уже на первом этапе были представлены интересы различных регионов мира. Однако общая слабость «мер по укреплению доверия» и к «кодексов поведения» – аморфность, неверифицируемость и необязательность для исполнения. ДНЯО – крупнейший международный договор ХХ века, ставший краеугольным камнем глобальной безопасности – тем и силен, что близок к всеохватности: в его юрисдикции –192 государства планеты. Глобальный характер информационных угроз требует и глобального ответа: договора, столь же авторитетного и универсального, каким в ядерной области является ДНЯО.

В этих условиях, не окончательным решением, но весомым шагом на пути к нему могли бы стать двусторонние соглашения между ключевыми субъектами информационного пространства. Однако кризис, который мы сегодня наблюдаем – и который на наших глазах усугубляется – в системе договоров по контролю над вооружениями – не позволяет говорить о реалистичности таких двусторонних юридически обязывающих соглашений в информационной сфере (или, если угодно, в области кибероружия) – по крайней мере, на ближайшую перспективу.

Значит, все позволено.

И вот это чувство вседозволенности, – оно пьянит. Оно развращает. О масштабах американских операций в киберпространстве мы догадывались и раньше. Но благодаря разоблачениям Эдварда Сноудена, сделанным в июне 2013 г., кое-что из тайного стало явным. Степень американского (и британского[7]) кибервмешательства по всему миру является беспрецедентной. Основной мишенью информационных атак со стороны американского государства оказалась горстка еще пока не только де-юре, но и де-факто суверенных государств, проводящих независимую внешнюю политику. Так, США неоднократно – и в основном успешно – применяли кибероружие против Ирана, в том числе и против его мирной ядерной инфраструктуры. Но все-таки центральным объектом для американских информационно-кибернетических операций была и остается Россия.

Новая уязвимость

Этим летом я пересек девятнадцать Соединенных Штатов. Говорил с простыми людьми где-нибудь в Оклахоме или в Вайоминге. Пытался разобраться, что тревожит «одноэтажную Америку» сегодня. И как простые американцы относятся к России. А относятся они к России в основном или хорошо, или никак. Никакой «русофобии», которой страдают вашингтонские элиты, я в американской глубинке не заметил… правда, если при наших разговорах был выключен телевизор. Но вот если телевизор был как на зло включен – и если он был включен не на спортивных каналах, а на новостных, – тогда в наши разговоры начинали вклиниваться совершенно сюрреалистичные мотивы: «российской угрозы»… «вмешательства России в американские выборы»… «косвенного контроля со стороны России за многими местными американскими СМИ», «коварства Кремля»… и т.п. Конечно, все это подавалось простым американцам под соусом «Путина – диктатора и душителя свободы». Правда, в ненависти американских СМИ к российскому президенту проглядывало и нечто фрейдистское, а именно – зависть: «Вот нам бы самим не помешало сейчас такого, как Путин; только своего; сугубо американского». Но если русофобии в американской глубинке я не встретил, зато вот что встретил: ощущение уязвимости. И здесь глубинка вполне совпадает с Вашингтоном, хотя в столице это ощущение уязвимости еще острее.

С чего бы это?

16 июля 1945 г. Соединенные Штаты обрели монополию над ядерным оружием, когда испытали атомную бомбу в Аламогордо под кодовым названием «Троица». Но чувство монополии и безнаказанности не прошло у Соединенных Штатов и 29 августа 1949 г., когда атомную бомбу испытал Советский Союз. Вроде бы исключительность США в ядерных вооружениях была подорвана… однако еще несколько лет разрыв в ядерных арсеналах наших двух стран был столь велик – и настолько он был в пользу Соединенных Штатов, – что те продолжали чувствовать себя комфортно и неуязвимо. И даже когда СССР стал сокращать разрыв в ядерных вооружениях, совершенствовать точность и дальность ракетных носителей, даже когда он 30 июня 1961 г. испытал на Новой Земле водородную «царь-бомбу», – и тогда Вашингтон не воспринимал Москву в ядерном соревновании на равных, ощущая себя уверенно-защищенно.

Понадобился Карибский кризис октября 1962 г., появление советских ракет и ядерного оружия на Кубе, в «подбрюшье» Соединенных Штатов, чтобы до американского руководства дошло: мир изменился. Ядерной неуязвимости Соединенных Штатов больше нет и не будет. Надо отдать должное президенту Джону Кеннеди. Когда читаешь расшифровки его совещаний в Белом доме в дни Карибского кризиса[8], видишь, день за днем, как он мужает, тщательно вникает в ситуацию, вникнув, удерживает своих министров и советников от сползания к ядерной войне, как находит в себе силы к компромиссу. И это несмотря на огромное внутриполитическое давление, на призывы «показать себя с русскими пожестче», «ответить со свой мощью», ведь Карибский кризис разворачивался за считанные дни до промежуточных выборов в Конгресс.

Уроки были извлечены. Через каких-то девять месяцев СССР и США ставят свои подписи под Договором о запрещении ядерных испытаний в трех средах (атмосфере, космосе и под водой), вокруг которого несколько лет топтались переговорщики и находили многочисленные предлоги, почему «нельзя подписывать»: а все потому, что не было политической воли лидеров, что не получали «сигнал сверху». Вскоре начинается работа над Договором о нераспространении ядерного оружия, чему не препятствует смена хозяина Белого дома после убийства Кеннеди. Понимание, что нельзя ставить судьбы своих стран, судьбы всего мира на грань ядерной катастрофы пришло как раз в разгар Карибского кризиса. Совместные советско-американские усилия по предотвращению распространения ядерного оружия в мире вкупе с двусторонне выстроенной системой ядерного сдерживания и архитектурой контроля над вооружениями позволили избежать сползания к бездне.

Конечно, нельзя игнорировать тот факт, что между ядерным и кибероружием имеются колоссальные различия. Как справедливо замечает Игорь Иванов, «ядерное оружие создавалось и развертывалось не в целях последующего применения, а для сдерживания потенциальных противников. Страх глобальной ядерной войны предполагал максимальную осторожность и высокую ответственность ядерных держав. С кибероружием дело обстоит иначе – мало кто сейчас считает, что его применение создает непосредственную угрозу всему человечеству. А потому соблазн применить может оказаться слишком большим. При этом кибероружие в значительной степени анонимно, кибератака может быть произведена практически из любой точки планеты, и реальный киберагрессор останется неопознанным, а следовательно – и ненаказанным»[9].

Страх перед кибероружием не синонимичен страху перед оружием ядерным. Но он тоже велик, и нарастает, и особенно мучителен как раз оттого, что нет того «золотого петушка», который позволил бы легко определить, с какой стороны – с запада ли, с востока, или еще откуда – «лезет рать».

Ощущение новой уязвимости, что по «невидимым сетям» вероятный противник (будь то негосударственный субъект или, с большей вероятностью, государство) может добраться и до систем управления ядерным оружием, и до личных электронных почтовых ящиков влиятельных лиц, и до систем подсчета голосования, и до объектов критической инфраструктуры[10], кого-то вводит в ступор, кого-то доводит до паранойи, а кого-то подталкивает к планированию зеркальных или асимметричных ответных действий «на поражение». Око за око, зуб за зуб. Даже если и око, и зуб – виртуальные. Хотя грань-то между виртуальным и реальным как раз и размывается, и так недалеко до того, чтобы слепым да беззубым остаться. Именно ощущение вот этой новой уязвимости – сродни ощущению времен Карибского кризиса, что на США направлены с Кубы советские ракеты – я все больше замечаю и в Вашингтоне, и за его пределами.

Я не хотел бы сейчас спекулировать по поводу того, что произошло или не произошло два года назад в отношении подготовки к американским президентским выборам. Для меня очевидно, что американские избиратели свой выбор сделали не под «внешним» влиянием, а исходя из своих собственных убеждений. Те, кто думают иначе, по-моему, не уважают свой собственный народ, считая, что он настолько подвержен внешней манипуляции. Вообще, «российская угроза», «российский след» для многих в Вашингтоне сегодня не более чем удобный повод «поквитаться» со своими внутриполитическими оппонентами. Поляризация американских элит зашла так далеко, что для драки здесь любые средства хороши. А Россия просто удобно попалась под руку, вот «российским следом» и швыряются друг в дружку.

Но, в то же время, настороженность в отношении России присутствует. И присутствует не только в стане демократов, но и в стане республиканцев, которых сегодня кто-то наивно причисляет к «русофилам». Ее причина – куда глубже, чем попытка докопаться до ответа на вопрос, вмешивалась ли Россия в американские выборы. Ее причина – как раз в этом ощущении новой уязвимости. Россия не вмешивалась… но ведь могла вмешаться… и еще может. Санкциями кибервойны не остановишь, а только масла в огонь подольешь.

Война

Потому что эта война уже идет. Кто-то не заметил? Впрочем, неудивительно, что не заметили. Потому что это вообще-то преимущественно невидимая война. Именно такая, которой и положено быть кибервойне[11].

Российские специалисты уже довольно давно определили характеристики таких кибервойн. Они, в частности, обратили внимание на необычайную сложность задач тактического предупреждения и оценки ущерба: «Существует реальная возможность того, что представленные национальному военно-политическому руководству оценки правоохранительных органов и разведывательных служб по конкретным случаям воздействия или ситуациям будут довольно противоречивы. Нападающая сторона, используя информационное оружие, способна с беспрецедентной оперативностью проводить стратегические операции и после выполнения задач мгновенно возвращаться в установленные пределы киберпространства»[12].

Для проведения операций, целью которых является дестабилизация внутреннего положения государства-противника, по мнению российских специалистов, в качестве наиболее эффективного канала выступают средства массовой информации. При этом могут применяться различные способы оказания воздействия через СМИ, в том числе и связанные с воздействием на инфраструктуру самих СМИ: оказание воздействия через национальные СМИ противника. В случае, если это невозможно, а также в целях достижения большего эффекта – формирование альтернативных каналов информационно-психологического воздействия (альтернативные СМИ, иновещание, (…) интернет); оказание внешнего давления на политическое руководство и общественное мнение государства-противника, создание международного климата, препятствующего реализации планов противника. При этом, подавление существующих систем национального вещания, например уничтожение ретрансляционных спутников, телевизионных и радиовещательных станций специалисты относят к наименее эффективным методам в сравнении с вышеперечисленными.[13]

Диалог по кибервопросам становится в условиях кровожадной внутриполитической борьбы в США проблематичным. В этой связи, неудивительно, что ряд экспертов в Соединенных Штатах ожидает применения Россией кибероружия как неизбежности: око за око… не как превентивный, но как ответный удар. Тем более там видят, что Россия способна все более эффективно и многопланово, к тому же асимметрично, действовать в информационном поле. Только, в отличие от войны ядерной, здесь могут быть сотни тысяч незримых обменов такими ударами; правда, лишь немногие из них будут направлены для использования уязвимости сугубо военной; остальные – для использования уязвимости политической или психологической.

Раз война, значит крупнейшие американские IT-корпорации реагируют. В частности, создают «оперативные штабы», или war rooms. Первенство здесь принадлежит Facebook, при участии принадлежащих этой компании Instagram и WhatsApp. В ее war room нет окон (в прямом смысле этого слова), и есть двадцать «борцов с фейковым проникновением», число которых со временем предполагается довести до двадцати тысяч Как сказал Марк Цукерберг, выступая перед Конгрессом, «мы слишком поздно заметили российское вмешательство, и теперь всеми силами стремимся стать лучше». По словам главы отдела кибербезопасности Facebook, «наша работа - засечь любого, кто попытается манипулировать общественным мнением. Найти и обезвредить»[14].

Карибский киберкризис?

Неужели, чтобы дойти до осознания важности «договариваться» по киберделам, шире – по всей повестке МИБ[15] – придется пережить некий «Карибский киберкризис»? Или все это не более чем очередные модные «страшилки»? Не хотелось бы впадать в фатализм. Но еще меньше хотелось бы принимать позу страуса, игнорируя тот очевидный факт, что хотят того или нет крупнейшие мировые игроки, но они скатываются к такому «Карибскому кризису». Потому что кибервойна идет. Без правил. С высокой долей неопределенности. С раскручиваемой спиралью напряженности. С гонкой кибервооружений. И, конечно, нет никаких гарантий, что новый кризис будет контролируемым и что он приведет к «катарсису» в вопросах регулирования МИБ. Ведь только выпусти киберджинна из бутылки… Как заметил недавно Сергей Нарышкин, «движимые химерами прошлого, Соединенные Штаты начинают все больше походить на самонадеянного библейского силача Голиафа, который, как известно, был повержен юным Давидом.(…) Важно прекратить безответственную игру на повышение ставок и отказаться от проецирования силы в межгосударственных отношениях. Не доводить дело до нового Карибского кризиса».[16]

Готовясь к саммиту в Хельсинки в июле с.г., российская сторона подготовила проект Совместного заявления президентов России и США, где на первой же странице, третьим пунктом (следом за вопросами стратстабильности и нераспространения, а также терроризма) было предложено ориентировать профильные российские и американские государственные органы на продолжение и углубление проведенного нами обсуждения проблематики незаконной деятельности в киберпространстве, принятие совместных и параллельных мер по недопущению дестабилизирующего воздействия на критическую инфраструктуру и внутренние политические процессы в наших странах, включая выборы[17]. Как известно, Совместного заявления в Хельсинки принято не было.

Американское «все позволено» уже наталкивается на серьезное противодействие, причем не только России, но и ее ключевого стратегического партнера в глобальных делах – Китая[18]. Но даже это пока не приводит американцев к понимаю не просто важности, но необходимости договариваться.

Напротив, только что принятая Национальная стратегия для киберпространства США предполагает не только оборону, но и наступательные действия в отношении военной и киберинфраструктуры Китая и России. Ведущие американские специалисты с опытом работы на ключевых «киберпостах» в Пентагоне в эти дни высказывают вот такие рекомендации: «Соединенным Штатам следует дистанционно поражать инфраструктуру системы управления российскими вооруженными силами через заражение вирусами или посредством внедрения вредоносных объектов в эту систему через завербованных лиц. Потенциально, США могли бы вырубить электроснабжение вокруг российских военных баз, с которых ведется российская кибердеятельность. Также можно было бы, в партнерстве с частными компаниями, выдавить русских из негосударственных интернет-сетей и закрыть элементы российского сегмента интернета»[19]. Поэтому усиливается тревожное ощущение, что новые – настоящие, а не «фейковые» – поистине драматические события в киберпространстве еще только предстоят.

[1] Под ред. А.В. Федорова и В.Н. Цыгичко. Информационные вызовы национальной и международной безопасности. М.: ПИР-Центр, 2001. 94-95 с.

[2] Информационные вызовы национальной и международной безопасности. Под ред. А.В. Федорова и В.Н. Цыгичко. М.: ПИР-Центр, 2001. С. 198-199.

[3] Полное ее название: Группа правительственных экспертов по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности. О судьбе ее мандата см.: Демидов Олег. Многостороннее регулирование киберпространства: «лебедь, рак и щука». ПИР-Центр, 14 ноября 2018. http://www.pircenter.org/blog/view/id/355

[4] MCIS 2017. Материалы конференции, с. 107

[5] О том, почему этот «призыв» не имеет шансов на реализацию, см.: Демидов Олег. Многостороннее регулирование киберпространства: «лебедь, рак и щука». ПИР-Центр, 14 ноября 2018. http://www.pircenter.org/blog/view/id/355

[6] http://aka.ms/cybernorms

[7] По сообщениям прессы, Сноуден получил доступ к данным электронной разведки не только США, но и Великобритании; в его распоряжении могли находиться до 58 тыс. британских секретных документов. – См.: ТАСС. 15 ноября 2013 г.

[8] См.: The Kennedy tapes: inside the White House during the Cuban missile crisis. Harvard University Press, 1998.

[9] Иванов И.С. Как трава сквозь асфальт. Россия в Глобальной Политике, № 4, 2018

[10] О киберугрозах для гражданской ядерной инфраструктуры я подробно писал в работе, подготовленной для Всемирного экономического форума. См.: Vladimir Orlov. Our nuclear facilities are increasingly vulnerable to cyber threats. This is what policy makers need to know. October 5, 2016

https://www.weforum.org/agenda/2016/10/our-nuclear-facilities-are-increasingly-vulnerable-to-cyber-threats-this-is-what-policy-makers-need-to-know

[11] См.: Дылевский И.Н., Комов С.А., Петрунин А.Н.. Об информационных аспектах международно-правового понятия «агрессия». Военная мысль, №10, 2013, с. 3-12.

[12] Информационные вызовы национальной и международной безопасности. Под ред. А.В. Федорова и В.Н. Цыгичко. М.: ПИР-Центр, 2001. С. 93.

[13] Информационные вызовы национальной и международной безопасности. Под ред. А.В. Федорова и В.Н. Цыгичко. М.: ПИР-Центр, 2001. С. 122-123.

[14] См.: https://techcrunch.com/2018/10/18/facebook-election-war-room/

[15] Термины имеют значение. Два десятилетия назад Россия предложила повестку дня по вопросам «международной информационной безопасности». Термин тогда многим в мире пришелся не по вкусу, и в экспертном сообществе быстро привилось упрощенческое и хлесткое: «кибербезопасность». Тем не менее, с позиций сегодняшнего дня и сегодняшних угроз куда лучше понимаешь, что именно комплексный подход к международной информационной безопасности должен быть взять за основу при поиске глобальных «развязок».

[16] Выступление Директора Службы внешней разведки Российской Федерации Сергея Нарышкина на конференции MCIS-2018. 4 апреля 2018 http://mil.ru/mcis/news/more.htm?id=12170190@cmsArticle

[17] Наиболее глубокий и при этом оперативный анализ этого вопроса проделали Елена Черненко и Екатерина Мареева в статье «Кибертрофированное сознание. США боятся кибератак, но отказываются бороться с ними вместе с Россией». Коммерсант, 9 августа 2018.

[18] При том, что и Россия, и Китай, координируя свои международные подходы в области МИБ, на деле пока, в основном, играют каждый сам за себя, стараясь хотя бы «не стрелять по своим».

[19] Jonathan Reiber. What Happens When the US Starts to ‘Defend Forward’ in Cyberspace? Defense One. November 5, 2018. https://www.defenseone.com/ideas/2018/11/what-happens-when-us-starts-defend-forward-cyberspace/152580/

Россия. США. Весь мир > СМИ, ИТ. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826808 Владимир Орлов

Хотите мира, готовьтесь к ядерной войне

Стратегия нового соперничества между великими державами

Элдридж Колби – директор оборонной программы Центра новой американской безопасности. В 2017–2018 гг. работал заместителем помощника министра обороны США, отвечал за стратегию и развитие вооруженных сил.

Резюме США конкурируют с великими державами, надеющимися эксплуатировать страх Вашингтона перед сползанием к ядерной пропасти. Освобождение от иллюзий – оптимальное сдерживающее средство. Лучший способ избежать ядерной войны – это быть готовым вести ограниченную ядерную войну.

Менее чем за три десятилетия ядерное оружие утратило центральное место в оборонной стратегии США, отойдя на второй план. С 1990-х гг. Соединенные Штаты резко сократили ядерные резервы и сконцентрировались на обычных вооружениях и нерегулярных вооруженных формированиях. Политика в области ядерных вооружений полностью сосредоточилась на пресечении появления ядерного оружия в таких странах, как Иран и Северная Корея, а видные политические деятели и столпы национальной безопасности даже призывали к полной отмене ядерного оружия. То, что во время холодной войны было краеугольным камнем стратегии, перестало быть приоритетом.

Сразу после окончания холодной войны, когда США обладали беспрецедентной мощью в мире, такой подход казался разумным. Вашингтону не нужна была ядерная стратегия против Ирака или Сербии. Но сегодня вернулась конкуренция между великими державами. Россия хочет пересмотреть статус-кво в Европе, сложившийся после холодной войны. Усиливающийся Китай стремится к доминированию в Азии, а затем и за ее пределами. Для осуществления своих целей каждая из этих стран развивает вооруженные силы, идеально приспособленные для сражения с Соединенными Штатами и победы над ними в будущей войне. И возможности, предоставляемые современными мобильными ядерными установками, являются ключевой частью их стратегий.

Подобные возможности могли бы позволить России или Китаю оказывать давление на американских союзников и блокировать любые попытки США нанести ответный удар. Это должно вызывать сильную тревогу среди американских политиков: большая стратегия Соединенных Штатов опирается на сеть альянсов, призванных поддерживать благоприятный расклад сил и обеспечивать беспрепятственную торговлю США со всеми странами и их доступ к любому региону мира. Альянсы действуют до тех пор, пока есть гарантия их надежной защиты от внешних угроз. Но если Россия и Китай могут победить в войне с Соединенными Штатами в Европе и Азии, то эти ревизионистские страны будут продавливать свои интересы любой ценой, что может иметь для США болезненные и, возможно, катастрофические последствия. Задача Вашингтона понятна. Он должен продемонстрировать Москве и Пекину, что любая попытка применить силу против его друзей и союзников, скорее всего, закончится неудачей и будет чревата такими издержками и рисками, которые значительно перевесят любую выгоду. Для этого нужны мощные обычные вооружения, а также правильная стратегия и потенциал для ведения ограниченной ядерной войны и победы в ней.

Следовательно, впервые за целое поколение правильная оборонная стратегия означает выбор правильной ядерной стратегии. Это требует не просто модернизации имеющегося арсенала чрезвычайно разрушительного стратегического ядерного оружия и систем его доставки. Арсенал, призванный нанести немыслимый урон в апокалиптической войне, необходим для сдерживания наиболее зловещих и коварных ударов. Но угроза применения такого оружия в ограниченной войне ради защиты союзников, находящихся на расстоянии многих тысяч километров от берегов США, выглядит слишком экстремально и потому малоубедительно. Вряд ли она будет воспринята всерьез.

Вместо этого Соединенным Штатам нужны системы вооружений, способные заполнить пропасть между войной с применением обычных средств и смертельно-опустошительным ядерным конфликтом. В частности, Вашингтону следует наращивать усилия в области разработки тактического ядерного оружия малой мощности и связанных с ним стратегий, которые могли бы эффективно остановить нападение России или Китая на союзников США, но при этом не спровоцировать ядерный апокалипсис. Демонстрация потенциальным противникам возможностей – лучший способ избежать необходимости применять их на практике.

Творить благо, пока все благополучно

В годы холодной войны США делали ставку на ядерное оружие. Поначалу, когда Соединенные Штаты имели подавляющее ядерное превосходство над Советским Союзом, они полагались на угрозу молниеносного и решительного ядерного удара для сдерживания советской агрессии в Европе. В начале 1960-х гг. американские стратегические силы значительно превосходили советский ядерный потенциал. Оборона НАТО в Европе ощетинилась ядерными боеголовками, тогда как обычные вооружения в основном играли роль второй скрипки. Когда Советы нарастили ядерные мышцы, и преимущество улетучилось, Вашингтон решил, что с помощью ядерной стратегии он не сможет надежно защитить Западную Европу. В итоге было решено усилить обычные вооружения и разработать стратегии ограниченного ядерного удара, чтобы затормозить советское вторжение и убедить Москву завершить любую войну, не доводя дело до ядерного Армагеддона. Таким образом, хотя Вашингтон продолжал инвестировать в стратегические ядерные силы, он также разрабатывал тактические ядерные вооружения и возможности, призванные компенсировать отставание от стран Варшавского договора по части обычных вооружений. Слава Богу, стратегии не пришлось применить на практике – возможно потому, что они были достаточно серьезной угрозой, чтобы убедить Советский Союз не начинать такую авантюру, как серьезное наступление на Запад. Это свидетельствовало о ценности данной стратегии для обеспечения сдерживания.

После распада СССР Соединенные Штаты переключили внимание на страны-изгои, которые теперь представляли главную угрозу их интересам, хотя и гораздо более умеренную. Традиционные вооруженные силы США демонстрировали способность наносить быстрое поражение таким неприятелям, как иракская армия Саддама Хусейна 1990–1991 гг., сербские вооруженные силы в 1998–1999 гг. или правительство талибов в Афганистане 2001 года. Если ядерные стратегии казались болезненно избыточными еще в годы холодной войны, то в эпоху полного доминирования Соединенных Штатов в мире они стали выглядеть просто абсурдно.

Соответственно Вашингтон сделал главный акцент на обычных вооруженных силах, которые можно было использовать для превентивных ударов и смены режимов за рубежом. США резко сократили ядерный потенциал и его роль в оборонной стратегии. Теперь американские стратеги были больше всего озабочены перспективой приобретения ядерного оружия террористами или государствами-изгоями. Вот почему сменявшие друг друга администрации работали над сдерживанием расползания ядерных вооружений и их запретом, чтобы применение ядерного оружия допускалось лишь в самых крайних случаях. Данный подход казался привлекательным: с учетом неоспоримого превосходства США в конвенциональных вооружениях в случае всеобщего запрета ядерных вооружений и отказа от них американская мощь еще больше усилилась бы.

Более того, данная стратегия пользовалась поддержкой всего политического спектра. Неудивительно, что «голуби» аплодировали избавлению от оружия, которое так ненавидели; но даже «ястребы» приветствовали смену парадигмы. В конце концов, ядерное оружие повышало критический порог для военных действий. Президент Джордж Буш-старший сократил число ядерных боеголовок в американском арсенале на 5 тыс. единиц в 1992 г., и каждая последующая администрация, демократическая и республиканская, продолжала сокращать ядерные запасы. В итоге ядерный потенциал США сжался до малой доли от его непомерного размера времен холодной войны.

Гром среди ясного неба

Но если этот подход когда-то имел смысл, то сегодня уже нет. Россия и Китай совершили впечатляющий рывок в военном строительстве и могут реально угрожать стратегическим интересам США и их союзников. Ушли те дни, когда американцы были способны легко пресечь нападение Китая на Тайвань и когда даже мыслей не приходило о наступлении России на страны Балтии.

Проблема не только в том, что все более изощренные и могущественные обычные вооруженные силы России и Китая готовы нанести удар по союзникам и партнерам Соединенных Штатов (таким как Польша и страны Балтии в Европе или Япония и Тайвань в Азии). Дело в том, что любая конфронтация с Россией или Китаем в будущем может перерасти в обмен ядерными ударами. Во-первых, в случае ожесточенного сражения с неопределенным исходом у каждой из сторон может появиться искушение достать ядерную саблю для обострения ситуации и проверки решимости противника, либо для того чтобы просто продолжить сражение. Во-вторых, если Москва захватит Прибалтику или Пекин вторгнется на Тайвань, они, вероятно, пригрозят применением ядерного оружия или даже применят его, чтобы не допустить контратак со стороны США или чтобы резко снизить эффективность таких контратак. Фактически это центральный столп их доктрин победоносной войны и потенциальная тактика, к которой они могут прибегнуть, чтобы нанести урон Соединенным Штатам и получить преимущество.

Эта угроза – не плод больного воображения. Россия потратила большую часть своих ограниченных денежных средств на создание современного и разнообразного ядерного арсенала. Значительная его часть предназначена для нанесения удара по конкретным военным целям, а не для того, чтобы стереть с лица земли крупные города одним злодейским ударом. Например, Россия размещает значительное число ядерных боеголовок на подлодках и кораблях ВМФ, включая противокорабельные крылатые ракеты, ядерные торпеды и ядерные глубинные бомбы. Как следует из российских военных учений и журналов, главная идея ядерной стратегии Москвы в том, чтобы использовать ядерное оружие целенаправленного действия и вести войну на своих условиях. Ставка делается на то, что применение ядерного оружия запугает США и заставит их отступить. Эта стратегия известна под названием «эскалация ради деэскалации».

Если бы Россия захотела бросить вызов НАТО, она могла бы разместить «зеленых человечков» – солдат или офицеров разведки без опознавательных знаков – в Польше или Прибалтике, пытаясь посеять замешательство и сформировать общественное мнение в пользу Москвы, как она сделала это в Крыму в 2014 году. Затем она могла бы направить туда обычные войска с повышенной огневой мощью, способные быстро захватить территории, окопаться на них и развернуть грозные оборонительные рубежи. Завершить подобную операцию возможно угрозой применения ядерного оружия или реальных ядерных ударов для отражения любой контратаки с применением обычных вооружений, которую войска США и НАТО могли бы начать для защиты своих союзников. Например, Москва могла бы нанести ядерный удар по американским базам в Западной Европе или по американской флотилии в Атлантике. В этом случае у Вашингтона будет очень простой выбор: урегулирование или полномасштабная ядерная война.

Китай проявлял больше сдержанности в наращивании ядерных вооружений, чем Россия, но он также разрабатывает современные ядерные вооружения, которые можно применить в региональном конфликте, такие как баллистические ракеты DF-21 и DF-26. Это именно тот вид оружия, который понадобится Китаю, чтобы поставить Вашингтону шах и мат в Азии. Если Китай захочет форсировать вопрос Тайваня или диктовать условия урегулирования территориальных споров с Японией, он мог бы опереться на вновь обретенное богатство и мощь для политической изоляции одной из этих стран. В случае эскалации Китай мог бы попытаться захватить Тайвань или спорные территории с помощью обычных вооруженных сил и подготовиться к тому, чтобы блокировать действенный ответ США и союзных войск. Если этого окажется недостаточно, Китай может использовать свои все более точные и гибкие ядерные силы для нанесения удара по американским воздушно-морским базам в западной акватории Тихого океана, чтобы проверить, как далеко пойдут Соединенные Штаты для защиты своих союзников и партнеров. Главное здесь в том, что, если США хотят сохранить архитектуру своих альянсов в Европе и Азии, они должны адаптировать стратегию к противостоянию с противником, готовым к эскалации с применением ядерного оружия.

Правильно оценить угрозу

Прежде всего нужно отбросить устаревшие исходные предпосылки, которые продолжают влиять на сегодняшние дебаты по поводу ядерной стратегии США. С одной стороны – «голуби», доказывающие, что ядерную войну просто нельзя ограничить или контролировать и что призрак ядерной разрухи достаточно страшен, чтобы сдержать полномасштабную ядерную войну. Они считают: главное – позаботиться о том, чтобы никто не думал иначе и не начал раскачивать лодку, так как в этом случае ситуация может выйти из-под контроля. Между тем все, что нужно Соединенным Штатам, чтобы сдержать Россию или Китай – сравнительно небольшой ядерный арсенал с единственной целью уничтожить очень ценные, но незащищенные цели, такие как города. Согласно данной аргументации, такой угрозы достаточно при условии, что все стороны сохранят мощные, но ограниченные обычные вооруженные силы и будут тщательно избегать столкновений.

Этой логики придерживаются влиятельные политики. В 2012 г. исследовательская группа под председательством Джеймса Картрайта, бывшего вице-председателя Объединенного Комитета начальников штабов, пришла к выводу, что «в современном мире невозможно представить себе ситуацию», в которой ядерный удар был бы в интересах США или России. В своем докладе группа призвала Соединенные Штаты существенно сократить ядерный потенциал и полностью уничтожить тактическое ядерное оружие. А в письме, подписанном в этом году бывшим министром обороны Уильямом Перри и другими тяжеловесами, утверждалось: «Маловероятно, что есть такое явление, как ограниченная ядерная война; подготовка к ней – это глупость».

К сожалению, подобная точка зрения игнорирует возможные побудительные мотивы противников США в войне и факты, говорящие об их вероятном поведении. Россия и, в меньшей степени, Китай размещают все более высокоточное ядерное оружие небольшой мощности, которое практически бесполезно в тотальной ядерной войне, но полезно при ограниченном обмене ядерными ударами. Похоже, они верят в возможность ограниченной ядерной эскалации, и что она может принести им победу в столкновении с Соединенными Штатами.

Это не должно удивлять Вашингтон. Риски балансирования на грани ядерной войны могут быть огромными, но не менее впечатляющей окажется и отдача в виде получения ядерных преимуществ над противником. В конце концов, ядерное оружие – главная козырная карта: если удастся убедить неприятеля, что она будет разыграна, а вы готовы пойти на такой риск, ничто не станет более сильным доводом. Американцам следовало бы это понимать – ведь они оттачивали такой подход против Советского Союза в годы холодной войны. Однако «голубиная» стратегия оставит США без надлежащих средств для реализации описанных возможностей, воодушевит противников на то, чтобы воспользоваться данным упущением и сделать войну, в том числе ядерную, более вероятной.

Вместе с тем чрезмерно «ястребиное» мышление также вводит американских политиков в заблуждение. Многие «ястребы» видят решение в развитии всех родов войск, способных стреножить ядерный арсенал России или Китая, и в то же время развернуть массированную ракетную оборону, чтобы блокировать любой удар возмездия. Если бы Соединенные Штаты усовершенствовали данный подход, то могли бы нанести первый разоружающий удар по неприятелю. Длинная тень одной лишь этой угрозы разубедила бы Россию или Китай и удержала их от нападения на друзей или союзников США.

Проблема в том, что такую стратегию просто слишком трудно потянуть в финансовом отношении; это очевидный блеф. Уничтожение или подавление всех ядерных сил России и Китая было бы умопомрачительным вызовом. А если уж вести ядерную войну, необходимо делать это совершенно и филигранно, либо не ввязываться в нее вообще: ведь если хотя бы несколько термоядерных бомб просочится через противоракетную оборону, это будет означать ужасающее количество смертей и страшные разрушения. Цена, которую заплатит американский народ, была бы совершенно несоизмерима с интересами, ради которых стоило начинать бойню.

Чтобы полностью разоружить Россию или Китай, Соединенным Штатам придется не только уничтожить или подавить огромное число мобильных пусковых комплексов, рассредоточенных на большой территории, подводных лодок и самолетов, но сделать это единовременно, максимум в течение нескольких часов, чтобы предотвратить контрудар. Для этого пришлось бы отыскать и зафиксировать мобильные цели, отслеживать их перемещения, уничтожая их и подтверждая их гибель. США находят эту задачу чрезвычайно трудной даже против таких сравнительно слабых противников, как Ирак.

Между тем противоракетной обороне пришлось бы предотвращать удары вражеских ракет по целям на своей территории, но пока противоракетные системы имели дело с примитивными баллистическими и крылатыми ракетами, а не с передовыми системами доставки России и Китая. Чрезвычайно трудно защититься от баллистических ракет, движущихся в несколько раз быстрее звука, не говоря уже о коварных и незаметных для радаров крылатых ракетах и подводных торпедах. Как сказал в 2015 г. Джеймс Виннефельд, тогдашний вице-председатель Объединенного комитета начальников штабов, «ракетная оборона против угроз высокого уровня слишком трудна, слишком дорога и слишком дестабилизирующая с точки зрения стратегии, чтобы хотя бы попытаться ее развернуть». Попросту говоря, нет правдоподобного сценария, при котором чрезмерно «ястребиный» подход имел бы смысл. А явный блеф нельзя считать мудрой долгосрочной стратегией.

Иметь правильный арсенал

В конечном итоге логика сдерживания указывает на необходимость найти в оборонной стратегии США в отношении новых соперников-сверхдержав баланс между двумя противоречащими друг другу требованиями. Какими бы действиями ни угрожал Вашингтон, они должны быть достаточно мощными, чтобы обуздать неприятеля, но не настолько апокалиптическими, чтобы выглядеть неправдоподобными. Баланс найти не так легко. Страна, пытающаяся защитить свою территорию, возможно, сумеет убедить противников, что рискнет ядерным уничтожением, чтобы избежать оккупации иностранными войсками. Но когда Вашингтон произносит подобные угрозы, чтобы защитить от агрессии союзников, находящихся далеко от американских границ, то эти угрозы кажутся куда менее правдоподобными. Один американский чиновник как-то процитировал слова бывшего государственного секретаря Генри Киссинджера: «Великие державы не совершают самоубийство ради союзников».

Хорошая новость в том, что Соединенные Штаты могут защитить союзников, не нацеливаясь при этом на весь ядерный арсенал противников и не начиная поход на Москву или Пекин. Вместо этого американские войска должны иметь возможность остановить вторжение на территорию союзников за счет молниеносного удара по обычным и тактическим ядерным силам, которые Россия или Китай предполагают использовать для захвата и удержания желаемой территории. Если США сделают такое, Россия или Китай могут закончить на этом конфликт – исход, который, вероятно, устроит Вашингтон. Но если они все же решат продолжать противостояние даже после того, как американцы отразят первоначальное наступление, бремя эскалации полностью ляжет на их плечи.

Рассмотрим это на примере КНР: вместо быстрого захвата Тайваня и создания на суше новой фактической ситуации китайским лидерам придется делать выбор между отступлением и риском полномасштабной, продолжительной войны с США, не говоря уже о действиях, которые могут предпринять американские союзники в ответ на крупномасштабную агрессию китайцев в Восточной Азии. Как только путь для быстрого вторжения будет заблокирован, любая дальнейшая эскалация, к которой, возможно, прибегнет Китай, обречена на провал, поскольку приведет к решительному ответу Соединенных Штатов и их союзников.

Обычные вооруженные силы США спокойно выполнили бы большую часть работы по блокированию наступления противника посредством замедления продвижения, ослабления наступающих войск и в идеале остановки агрессии. Соответственно, центральным столпом стратегии должно быть повышение боеготовности обычных вооруженных сил, чтобы они сражались вместе с союзническими армиями. Но не менее важную роль должны играть и американские ядерные силы, особенно предназначенные для ведения ограниченной войны. Например, Россия или Китай способны встать на путь ядерной эскалации, вынуждая дать адекватный ответ или идти на риск поражения. Более того, в случае уменьшения американского воинского контингента в предстоящие десятилетия, особенно в Восточной Азии, они могут сделать ставку на ядерный потенциал для противодействия обычным вооруженным силам Китая.

Для осуществления этой стратегии Вашингтону необходимо инвестировать в современные тактические ядерные боеголовки и системы доставки, предназначенные для регионального сражения. Сегодня американский арсенал состоит в основном из стратегических вооружений, созданных для ведения крупномасштабной ядерной войны со стратегическими силами противника, ударам по руководству противоборствующей армии и тому подобное. Почти все тактические ядерные вооружения США были демонтированы. Немногие оставшиеся могут лишь ограниченно использоваться в войне с Россией или Китаем. Этот пробел признан в «Обзоре состава и количества ядерных сил 2018 года», выпущенного Пентагоном. В нем заявлено о намерении модернизировать тактические бомбы, доставляемые по воздуху, и разработать ядерные боеголовки малой мощности для баллистических ракет, установленных на подлодках. Но Соединенным Штатам следует пойти дальше и разработать или адаптировать умеренное число ядерных боеголовок и систем доставки, способных нанести ущерб ключевым российским или китайским традиционным целям, прежде всего тем, которые нужны для вторжения в Прибалтику или на Тайвань: сухопутные войска на укрепленных позициях, маневренные войска, военно-морские флотилии и ударные корабли. Требуются новые боеголовки, имеющие меньшую мощность, чем большинство боеголовок в нынешнем арсенале. Их нужно оптимизировать для уничтожения укрепленных шахт, где находятся вражеские ракеты, а не для остановки обычных войск. Эти вооружения не заменят обычные вооруженные силы. Однако они помогут нейтрализовать те преимущества, которые Россия и Китай способны извлечь из своих ядерных потенциалов. Идти на риск конфронтации с хорошо оснащенной американской армией – значит обрекать себя на поражение или самоубийственную эскалацию.

Испытанное и проверенное средство

Поскольку эффективного сдерживания не может быть без действенной связи, Вашингтону также необходимо изменить способ донесения до сведения противников своей ядерной стратегии. В последние десятилетия правительство США подчеркивало, что ядерную войну невозможно контролировать. В этой точке зрения, очевидно, есть рациональное зерно, поскольку переход «красной черты», связанной с применением ядерного оружия, действительно чрезвычайно рискован. Но если слишком много внимания обращать на невозможность контролировать ядерную войну, тем самым можно фактически пригласить неприятеля к эскалации. Противники логично заключат: если Вашингтон настолько убежден, что любые ограниченные ядерные операции неизбежно приведут к эскалации до уровня Армагеддона, он никогда не осмелится пересечь эту черту, разве только ради собственного выживания, но не ради защиты союзников.

Соответственно, официальным лицам США нужно изменить эту риторику. Им следует и дальше подчеркивать, что ядерная война может быстро выйти из-под контроля, и последствия предстоят катастрофические. Вместе с тем следует демонстрировать – делом во время армейских учений, обучения личного состава и разрабатываемых возможностей, а также словом в официальных заявлениях – что Соединенные Штаты готовы к ограниченным и действенным ядерным операциям. Это станет сигналом для России и Китая, что у США есть воля и возможности расстроить любые планы балансирования на грани ядерной войны.

Такая ядерная стратегия совместима с контролем над вооружениями. В конце концов, цель контроля над вооружениями – не разоружение, а стратегическая стабильность. На практике это означает, что все стороны уверены в собственной способности нанести эффективный ядерный удар возмездия, но оставляют место для сотрудничества с целью снижения риска непреднамеренной войны из-за случайности или просчета. В течение нескольких десятилетий доминирующими идеями в американской ядерной политике было сокращение, минимизация и уничтожение. Этот подход можно было обосновать в 1990-е гг. и начале нового века, но с тех пор мир изменился. Сегодня США конкурируют с великими державами, считающими, что могут успешно противостоять Соединенным Штатам, и надеющимися эксплуатировать страх Вашингтона перед сползанием к ядерной пропасти. Освобождение от подобных иллюзий – лучшее сдерживающее средство. Хотя это звучит парадоксально, но лучший способ избежать ядерной войны – готовность к ведению ограниченной ядерной войны.

Для критиков данный подход – рецидив мышления времен холодной войны. Но когда речь идет об оборонной стратегии, оно, возможно, и неплохо. В конце концов, мышление времен холодной войны позволяло США и их союзникам сдерживать крупномасштабную агрессию в течение 45 лет, несмотря на численное превосходство обычных войск противника в Европе. Соединенным Штатам повезет, если им удастся добиться такого же результата в течение следующих 50 лет. Определенная разновидность мышления времен холодной войны станет именно тем, что так нужно сегодня Вашингтону и его союзникам.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6 за 2018 год. © Council on foreign relations, Inc.

Россия. США. Весь мир > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826791 Элдридж Колби

«Долгий мир» и ядерное оружие

Удержит ли оно от большой войны?

Алексей Фененко – доктор политических наук, доцент факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова.

Резюме Ядерное оружие сегодня, как и химическое в 1930-е гг., не может предотвратить начало войны, но способно не допустить его применения противником. В этом смысле наличие ядерного оружия может пока создавать «предел экскалации», но не в силах предотвратить саму возможность расширения межгосударственных войн.

Заявление Дональда Трампа о намерении выйти из Договора о сокращении ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) и последовавшая за ним волна прогнозов о скором развале системы контроля над вооружениями побудили автора суммировать наблюдения о роли ядерного оружия (ЯО) в современном мире. Участвуя в многочисленных дискуссиях по данной проблеме, я удивлялся, что экспертное сообщество часто некритически повторяет аксиомы 1980-х годов. Во-первых, в ядерной войне не может быть победителя – она приведет к гибели всей цивилизации; во-вторых, любой прямой конфликт между ядерными державами завершится ядерной эскалацией и потому в принципе невозможен; и в-третьих, взаимное ядерное сдерживание обеспечило беспрецедентно долгий мир.

Между тем ЯО, строго говоря, пока не состоялось как оружие. После нанесения американцами атомных ударов по Хиросиме и Нагасаки в 1945 г. в мире не было случаев его применения. Использование ЯО против японских городов было скорее политической демонстрацией, чем отработкой реальных военных возможностей. Мы не видели применения ЯО в боевой обстановке и, соответственно, не можем оценить результаты: число реально пораженных целей и степень их разрушения, воздействие на вооруженные силы противника и эффективность мер защиты, предпринятых им. Оценки поражающей мощи ЯО опираются либо на неоднозначные материалы ядерных испытаний, либо на теоретические расчеты. Все концепции «ядерного сдерживания» являются, по сути, теорией, игрой ума – гипотетическими размышлениями на тему: «Что будет, если мы применим оружие, поражающие функции которого нам неизвестны». В современном мире корректнее говорить не о «ядерной стратегии», а о философии ядерного оружия как совокупности представлений о нем политических элит.

Но если это так, то тезис, что ЯО обеспечивает современный «долгий мир», сомнителен. Само по себе оружие не способно обеспечить ни мир, ни войну: все решает намерение политических элит ведущих держав. Никто не может гарантировать, что отношение политиков к ЯО не изменится. Поэтому в данной статье я попытаюсь дать ответ на два вопроса: 1) действительно ли ЯО обеспечивает «долгий мир», 2) почему прямая война между ядерными державами не состоялась до сих пор и может ли она состояться в будущем.

Уникален ли «долгий мир»?

Термин «долгий мир» (long peace) предложил американский политолог Джон Гэддис для обозначения периода холодной войны. С тех пор ученые используют его для всего периода от окончания Второй мировой войны до настоящего времени. В 1980-е гг. популярность обрело мнение, что «долгий мир» обеспечивается ЯО, которое в силу колоссальной разрушительной мощи принуждает великие державы к миру, «украв у них категорию победы». Однако история знала периоды «долгого мира» и без наличия у великих держав ЯО.

Еще в 1820-е гг. Клаузевиц разделил войны на тотальные и ограниченные. Они отличаются друг от друга не масштабами военных действий и не числом погибших, а целями противников. Цель тотальной войны – ликвидировать неприятеля как политический субъект; цель ограниченной – принудить его к компромиссу. Тотальные войны обычно ведутся массовыми мобилизационными армиями; ограниченные – небольшими контингентами профессионалов.

Но тотальные войны чрезвычайно редки. В новейшей истории можно вспомнить всего четыре: Тридцатилетняя война (1618–1648), Войны Французской революции и продолжившие их Наполеоновские (1792–1815), Первая мировая (1914–1918) и Вторая мировая (1939–1945). Каждая завершалась сломом мирового порядка и формированием нового. Большая часть истории человечества была временем ограниченных войн, в которых преследовались локальные цели. То, что мы называем «долгим миром» – фактически периоды отсутствия тотальных войн при одновременном ведении ограниченных войн и силовых демонстраций. И здесь ядерная эра не уникальна.

Вестфальский порядок, сложившийся по итогам Тридцатилетней войны, казалось бы, нарушался множеством войн. Однако они носили ограниченный характер, представляя собой серию силовых демонстраций в пограничных районах или колониях. К началу XVIII века сложился новый тип «войн за наследство». В стране, охваченной кризисом государственности, формировались две партии – «профранцузская» и «антифранцузская», которые соответственно приглашали Францию (или ее младших партнеров) либо ее противников ввести войска на свою территорию. Результатом становилась война на землях кризисного государства, в ходе которой Франция и ее противники старались не задевать напрямую территории друг друга. Соответственно и мир представлял собой «большую сделку», чуть более удачную для победителя и чуть менее удачную для побежденного.

Вестфальская эпоха была расцветом того явления, которое мы называем «гибридными войнами». Создателем «гибридных войн» был король Франции Людовик XIV (1643–1715 гг.). В период подготовки войны за Пфальцское наследство (1688–1697 гг.) он решил, что Версалю удобнее действовать в германских землях не напрямую, а с помощью зависимых от него немецких князей. В случае поражения Франция может без ущерба для престижа откреститься от них; в случае победы – приписать ее себе. Отсюда следовал главный принцип французской политики: формировать региональные балансы сил за счет использования малых стран (вплоть до совершения в них дворцовых переворотов) и их натравливания на великие державы. Противники Франции, уступавшие ей по совокупности ресурсов, усваивали этот стиль войн. Широкое распространение получили «гибридные» формы военных действий: использование наемников, каперство на морях, ведение войн младшими партнерами одних великих держав против младших партнеров других.

Причин такого «долгого полумира» было как минимум три. Во-первых, монархи Европы не желали повторить разрушительную Тридцатилетнюю войну. Во-вторых, ни одна из европейских держав не стремилась к немедленному изменению соотношения сил, установленного Вестфальским миром 1648 года. В-третьих, средством ведения войн были небольшие контингенты профессионалов, которые могли действовать только вблизи от баз и на ограниченной территории. Ситуация изменилась только в 1792 г., когда во Франции установился внесистемный режим, нацеленный на кардинальный слом всего Вестфальского порядка. Именно революционная (а за ней и наполеоновская) Франция вернулась к подзабытой с середины XVII в. практике тотальных войн на основе массовой мобилизации, видя в них инструмент для сокрушения старого порядка. Другие державы были вынуждены перенять эту систему, коль скоро они не соглашались с гегемонией Парижа.

Венский порядок, существовавший от конца Наполеоновских войн (1815) до Первой мировой войны (1914–1918), был периодом полноценного «долгого мира». За сто лет между великими державами произошли всего четыре ограниченные войны: Крымская (1853–1856), Австро-французская (1859), Австро-прусская (1866) и Франко-прусская (1870). Крымская война была набором силовых демонстраций в отдаленных от центра Европы регионах: в Крыму, на Кавказе, на Белом море и на Камчатке, а на Балтийском море стороны ограничились малыми силовыми демонстрациями. Франко-австрийская и Австро-прусская войны были по современной терминологии короткими вооруженными конфликтами в пограничных регионах. Они больше напоминали конфликты холодной войны (в Корее, Вьетнаме или Афганистане), чем Наполеоновские войны или мировые войны ХХ века. Локальные конфликты – между Австрией и итальянскими государствами, Пруссией и Данией – мы сегодня и вовсе оценили бы как «полицейские операции» или «межэтнические столкновения».

Единственной полноценной войной в Европе XIX века стала Франко-прусская 1870 года. Однако и она была короткой трехмесячной кампанией на основе мобилизационных армий. По своему характеру эта война также была ограниченной: завершилась провозглашением Германской империи (т.е. завершением объединения Германии) и отторжением от Франции Эльзаса и Восточной Лотарингии. После этого в Европе на 44 года вновь установился мир.

В рамках российско-британской Большой игры XIX века впервые произошло вытеснение конфликтного потенциала великих держав на периферию. Объектом соперничества было пространство на Среднем и Дальнем Востоке, где развернулась серия опосредованных войн. Именно здесь сформировался тип войн как военных экспедиций против младших партнеров другой державы (русские походы в Среднюю Азию, карательные экспедиции западных держав против Японии) или с целью улучшения собственных стратегических позиций (Опиумные войны или англо-афганские войны). Великобритания и Россия сохраняли при этом состояние мира и дипломатические отношения, то есть формально «долгий мир». Похожая система опосредованного соперничества сложилась и в Западном полушарии. Великобритания и Франция стремились подорвать американскую доктрину Монро, но не прямой войной с США, а с помощью опосредованных силовых акций, не прерывая дипотношений с Соединенными Штатами.

В конце XIX века регионом для вынесения конфликтов из центра стали Балканы. Россия и Австро-Венгрия, формально сохраняя мир, постоянно боролись за влияние в Сербии, Болгарии, Румынии и Греции. В это соперничество втягивались Германия (на стороне Австро-Венгрии) и Великобритания (сближавшаяся с Россией). Военные конфликты между балканскими странами – от Сербо-болгарской войны (1885) до Балканских войн (1912–1913) – были превращенной формой соперничества великих держав. Европейские страны 35 лет поддерживали мир, вынося свои противоречия на Балканский полуостров.

В последней трети XIX века в общественности великих держав царили настроения, похожие на современные. Большая война в Европе казалась немыслимой – преобладала уверенность, что Франко-прусская война была «последней войной белых людей», а «цивилизация уже не допустит войны»: она стала слишком разрушительной и невыгодной ни победителям, ни побежденным. Будущее человечества казалось веком науки – построением нового общества, в котором сотрутся границы между народами и странами благодаря свободе передвижения и средствам связи.

Распад «долгого мира» XIX века был вызван политическими причинами. Германия после прихода к власти императора Вильгельма II в 1888 г. взяла курс на ревизию сложившихся правил игры. Система баланса сил распалась на долгосрочные военно-политические блоки: Антанту и Тройственный союз. В такой ситуации конфликтное пространство на Балканах стало не стабилизирующим механизмом, а средством эскалации межблокового противостояния. Военное здесь в полном соответствии с формулой Клаузевица дополняло политическое: разработка концепции тотальной войны на основе мобилизационных армий велась ради ревизии Венского порядка. Апробация этой концепции, разработанной еще в 1880-х гг., на практике произошла в 1914 году.

Нынешний Ялтинско-Потсдамский порядок, существующий с различными модификациями после 1945 г. до настоящего времени, развивается по логике Вестфальского и Венского порядков. Великие державы установили набор правил по итогам Второй мировой войны. Эти правила действуют до сих пор: формально ведущая роль ООН, состав постоянных членов СБ ООН и наличие у них права вето, сохранение ограничений суверенитета Германии и Японии, силовой отрыв (ракетно-ядерный паритет) США и России от остальных стран мира. Соперничество между великими державами пока происходит в этих рамках. Конфликты и ограниченные войны выносятся на периферию, стабилизируя при этом саму систему.

Можно, конечно, возразить, что в рамках Ялтинско-Потсдамского порядка великие державы формально не объявляют друг другу войн. Но это связано не с наличием ЯО, а скорее с изменением самой системы ведения войны. С середины XIX века продолжается общий процесс удорожания вооружений и возрастания фактора времени при принятии военных решений. Лучшим сценарием начала войны становится нанесение упреждающего удара для уничтожения политического руководства противника и блокировки развертывания им вооруженных сил. Прежде кризис порождал войну: возникала конфликтная ситуация, дипломаты обменивались угрожающими нотами, и в какой-то момент следовало объявление войны. Теперь действует обратная схема: внезапный удар и силовая акция, после которой дипломаты пытаются осмыслить, а что, собственно, произошло. Впервые такая модель была опробована Японией в Маньчжурии в 1931 г., и с тех пор стала эталоном военно-штабного планирования.

В этом смысле эффективность англосаксонской теории «ядерного сдерживания» под вопросом. В ее основе лежал постулат американского дипломата Джорджа Кеннана: СССР можно сдерживать потому, что его руководство не хочет новой большой войны. Субъектов, которые стремятся развязать войну, сдерживать невозможно по определению: угрозы только подарят им долгожданный повод ее объявить. Мы не можем говорить об эффективности или неэффективности «ядерного сдерживания», коль скоро в мире после Второй мировой не было глобальных ревизионистов – политических режимов, стремящихся к слому мирового порядка и готовых развязать с этой целью войну. Только если ядерная угроза удержит их от этого, мы можем сказать о ее эффективности. Пока же сдерживание выступало скорее «самоубеждением»: угрозами в адрес субъектов, которые и так не желали войны.

Химический прецедент

История дает нам и обратные примеры: наличие оружия массового поражения (ОМП) отнюдь не гарантирует мир. Именно это доказывает история химического оружия (ХО) в период между мировыми войнам.

В Первой мировой войне Германия впервые в истории использовала отравляющее вещество (ОВ). Общее число жертв от ХО в Первой мировой войне оценивается в 1,5 млн человек. Параллельно расширялся опыт применения ХО в локальных войнах. Красная армия под командованием Михаила Тухачевского применила ОВ при подавлении Тамбовского восстания в 1921 году. Румынская армия – при подавлении Татарбунарского восстания в Буковине. Во время войны в испанском Марокко в 1921–1927 гг. объединенные испанские и французские войска использовали горчичные газовые бомбы. В ходе Второй итало-эфиопской войны 1935–1936 гг. от итальянских химических атак (прежде всего горчичным газом) погибли около 275 тыс. эфиопов. (Для сравнения: суммарные потери от атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки к 1951 г. составили 110–140 тыс. человек с учетом умерших от вторичных поражающих факторов). Япония в 1937–1945 гг. широко применяла ХО в Китае, как против Гоминьдана, так и против коммунистов, что привело к гибели, по разным оценкам, 60–130 тыс. человек.

В 1920-е и 1930-е гг. широко распространилась точка зрения, что будущая война станет химической. В Европе строились специальные убежища, военнослужащих и гражданских обучали пользоваться средствами индивидуальной защиты. В большинстве стран проводились городские учения по защите и оказанию первой помощи при нанесении противником химических ударов. (Как, например, известные учения ОСОВИАХИМа в СССР.) Однако при этом военные эксперты признавали невысокие способности вооруженных сил и населения противостоять масштабным химическим атакам.

В июне 1925 г. представители 37 стран подписали в Женеве под эгидой Лиги Наций бессрочный Протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств (Женевский протокол). Это положение распространялось на все существовавшее в то время ОМП. Вопрос о последствиях Женевского протокола остается дискуссионным: есть две точки зрения. Согласно первой, протокол носил гуманистический характер и позволил избежать применения ХО в годы Второй мировой войны. Согласно второй, запрет на применение ХО был пролоббирован командованием создававшихся в то время бронетанковых сил. Свободное применение ХО могло бы оставить танки без пехотного прикрытия, что сделало бы невозможным появление крупных механизированных формирований. Женевский протокол 1925 г. позволил создать основное ударное оружие Второй мировой войны – бронетанковые силы.

Во Второй мировой войне ни одна из сторон не пошла на применение ХО даже под угрозой полного поражения и капитуляции. (Имели место только локальные инциденты вроде попыток польской армии использовать ОВ под Варшавой в сентябре 1939 г. или Германии пустить газ в катакомбы под Севастополем и Керчью.) Историки иногда объясняют это необычное явление неудобством использования ХО против рассредоточенных войск противника, слабой контролируемостью распространения ОВ и зависимостью от погодных условий. Однако опыт применения ХО Японией против китайских сил позволяет опровергнуть эти тезисы. Гораздо большую роль играла, видимо, логика взаимного удерживания от применения ХО. В межвоенный период ХО применялось против неприятеля, не имевшего этого оружия. Зато использование ХО против противника, обладавшего аналогичными возможностями, привело бы к ответному удару.

В середине 1950-х гг. португальский военный мыслитель Фердинанд Отто Микше попытался смоделировать ход военных действий во время атомного конфликта. За основу он взял кампанию 1940 г., предположив, что стороны обладали в тот момент атомными боезарядами. По сценарию Микше, Германия и ее противники сначала использовали бы «атомную артиллерию», затем перешли бы к позиционной войне, не спеша заключать мир даже после обмена с противником атомными ударами по ключевым городам. Однако при этом Микше вывел за скобки тот факт, что и Германия, и западные державы уже обладали ХО. Следуя его логике, на Западном фронте весной 1940 г. союзникам было бы выгодно предпринять химическую атаку на Кельн и Берлин, а немцам – на Париж и Лондон. Аналогично и советское командование в момент фактического развала фронта в июне 1941 г. теоретически могло бы использовать ХО, чтобы приостановить немецкое наступление.

На деле в годы Второй мировой войны противники удерживали друг друга от применения ХO. 12 мая 1942 г. премьер Уинстон Черчилль выступил по радио с заявлением, что Великобритания примет адекватные меры, если Германия и Финляндия применят ядовитые газы против СССР. Заявление Черчилля вызвало панические настроения в Берлине: по расчетам от масштабной химической атаки англичан из-за недостатка газоубежищ и защитных средств могло погибнуть 40-60% населения Германии. Ответная химическая атака Люфтваффе могла предположительно уничтожить только 15-20% населения Великобритании. Германия так и не примерила ХО против СССР, а осенью 1943 г. вывезла его с восточного фронта. Стороны, ведя тотальную войну, отказались от применения обоюдоострого ОМП.

«Химический прецедент» позволяет усомниться в четырех стереотипах современной теории «ядерного сдерживания».

Угроза нанесения неприемлемого ущерба может заставить агрессора отказаться от войны. Германию и Японию не остановило наличие у их противников больших запасов ХО и угроза нанесения химических ударов. (Гарантировать, что этого не произойдет, в конце 1930-х гг. не мог никто.)

Локальные конфликты между ядерными державами обязательно завершатся его применением. Советско-японские конфликты конца 1930-х гг. доказывают обратное. В 1937–1939 гг. СССР и Япония вели необъявленную войну в Китае: 3,5 тыс. советских военнослужащих участвовали в военных действиях с японцами. Во время конфликта у озера Хасан (июль-август 1938 г.) 15 тыс. бойцов Красной армии противостояли 20 тыс. японцев, причем СССР бросил на японские силы авиацию дальнего действия. В мае-августе 1939 г. 65-тысячная советско-монгольская группировка вела боевые действия против 75-тысячной японско-баргутской армии в районе реки Халхин-Гол. Однако ни один из противников, говоря современным языком, не нажал на «химическую кнопку».

Любое государство обязательно использует ЯО при угрозе полного военного разгрома. Но Франция в 1940-м и Германия в 1945-м капитулировали, так и не воспользовавшись ХО. Великобритания и СССР в критические для себя дни осени 1940-го и осени 1941 гг. также не прибегли к ХО. Иногда политические режимы предпочитают капитулировать, не применяя имеющееся у них ОМП.

Во время ядерной войны противники обязательно нанесут друг по другу контрценностные ядерные удары. Однако люфтваффе «битве за Британию» (август 1940 – май 1941 гг.) не нанесла контрценностный удар ХО по британским городам. Германия не попыталась использовать ХО в 1944–1945 гг. даже под угрозой скорого военного поражения. Не нанесли химического удара по Германии и Королевские ВВС в период воздушного наступления 1943–1945 годов.

Возникает вопрос, не попытаются ли великие державы таким же образом однажды «вывести из игры» и ядерные системы. Во всяком случае, «химический прецедент» делает всю теорию «ядерной эскалации» гораздо менее однозначной, чем мы привыкли думать. Опыт Второй мировой войны позволяет представить конфликт между великими державами, в котором они не применяют ЯО.

Что мешает «ядерному блицкригу»?

В экспертном сообществе принято делить историю международных отношений на «доядерную» и «ядерную» эпохи. Но это заблуждение. Современное понимание роли ЯО опирается на концепцию воздушной мощи, разработанную итальянским генералом Джулио Дуэ в 1918 году. Она предусматривает достижение победы посредством стратегических бомбардировок – поражение авиацией ключевых городов противника в условиях недостигнутого господства в воздухе. Концепция «воздушной мощи» постулировала, что противник капитулирует после уничтожения его ключевых городов и промышленных объектов, независимо от успехов на фронтах. В этом смысле вся современная ядерная стратегия носит не новаторский, а архаичный характер. Она опирается на стратегические идеи первой половины прошлого века, унаследовав и все присущие им проблемы.

Реализовать идеи Дуэ во время Первой мировой войны было невозможно в связи с низкой грузоподъемностью и малой дальностью полета авиации. На протяжении последующих двадцати лет шло подтягивание технических средств к концепции воздушной войны. Они развивались по линии совершенствования отдельных компонентов: 1) увеличение радиуса действия и грузоподъемности бомбардировщиков; 2) создание истребительной авиации; 3) развитие систем ПВО, призванных защитить другие составляющие вооруженных сил от авиации противника. Только Вторая мировая война стала апробацией этих теорий на практике.

Концепция стратегических бомбардировок впервые опробована в «битве за Британию» осенью 1940 года. Германия попыталась принудить Великобританию к капитуляции с помощью регулярных бомбежек британских городов. Однако осуществить эту операцию не удалось из-за слабой грузоподъемности немецких бомбардировщиков, высокой маневренности британских истребителей и использования англичанами систем ПВО, включая локаторы.

Опыт англичан оказался более успешным. Начальник штаба Королевских ВВС Чарльз Портал предложил премьер-министру Черчиллю концепцию стратегических бомбардировок Германии. Ее суть состояла в поражении авиацией важнейших экономических и административных центров противника. И хотя эта идея в целом соответствовала теории Дуэ, она содержала момент новизны, поскольку предполагала действие в условиях недостигнутого господства в воздухе. Акцент смещался с «нокаутирующего удара» противнику на его «воздушную осаду».

Соединенные Штаты, вступив во Вторую мировую войну, приняли британскую концепцию стратегических бомбардировок. В январе 1943 г. на встрече в Касабланке Черчилль и Рузвельт решили приступить к стратегическим бомбардировкам Германии совместными силами. Операция «Пойнт-бланк» началась летом 1943 г. и (с отдельными перерывами) продолжалась до конца войны. Осенью 1943 г. США начали также стратегические бомбардировки городов и промышленных объектов Японии. (Наиболее масштабной была атака на Токио 9-10 марта 1945 г., в результате которой погибло около 100 тыс. человек.)

На рубеже 1944–1945 гг. в Соединенных Штатах созданы специальные комиссии для оценки последствий стратегических бомбардировок Германии и Японии. Их выводы были неутешительны. Оказалось, что стратегические бомбардировки не вынудили Германию и Японию прекратить сопротивление. Во-первых, стратегические удары мало повлияли на военно-промышленные потенциалы этих стран. (Достаточно отметить, что 1944 г. стал пиком военного производства Германии в ходе Второй мировой войны.) Во-вторых, даже на завершающем этапе войны Третий рейх проводил крупные и успешные наступательные операции вроде разгрома союзников в Арденнах в декабре 1944 года. В-третьих, относительно успешные бомбардировки больших городов (Дрездена или Токио) требовали достаточного парка бомбардировщиков и проводились без серьезного противодействия истребительной авиации и/или ПВО противника. Косвенно содержался тревожный вывод, что в борьбе с таким противником, как СССР, союзники не смогут эффективно использовать воздушную мощь. Выходом из тупика должно было стать создание более разрушительных средств поражения, способных с небольшими издержками достичь крупных целей.

На исходе Второй мировой войны американские военные аналитики пришли к выводу, что в будущем для успешных стратегических бомбардировок лучше всего иметь компактную, но очень мощную авиабомбу. Таким оружием должны были стать протестированные в августе 1945 г. атомные боезаряды. В США в середине 1940-х гг. зародилась концепция «атомного блицкрига» – быстрого подавления воли и способности противника к сопротивлению с помощью ВВС и массированного использования атомного оружия. 15 сентября 1945 г. генерал-майор Лорис Норстед, отвечавший за планирование в штабе ВВС США, направил соответствующий меморандум генерал-майору Лесли Гровсу, руководителю Манхэттенского проекта. В документе излагались взгляды на применение ВВС с учетом появления нового оружия, содержались результаты расчетов потребности в атомных боеприпасах, и главное – ВВС хотели знать, сколько бомб имеется у Соединенных Штатов. Базовые положения американской стратегии выглядели следующим образом:

США должны быть готовы проводить наступательные операции против любой мировой державы или коалиции держав.

Они должны иметь достаточное количество баз и сил авиации для нанесения удара в «стратегическое сердце» любого потенциального врага.

Важнейшей задачей стратегической авиации с началом боевых действий является немедленное подавление воли и способности противника к сопротивлению.

Эксперты созданного в 1946 г. Стратегического авиационного командования (САК) США рассматривали возможность нанести в случае начала войны немедленный сокрушающий удар против СССР с использованием атомного оружия. Однако, как вскоре выяснилось, выполнить стратегические задачи на основе атомного оружия 1940-х гг. было невозможно. По расчетам, проведенным в конце сороковых, оно обладало ограниченной мощностью (в частности, не могло уничтожить железобетонные конструкции) и доставлялось к цели только авиационными носителями. Опыт Корейской войны (1950–1953) доказал, что авиационные силы могут быть блокированы системами ПВО и истребительной авиации. Доставить к цели много атомных боезарядов ранга «хиросимского» было проблематично из-за способности СССР помешать действиям ВВС.

Ситуация как будто изменилась после создания в 1952–1953 гг. термоядерного оружия. Обладая в принципе неограниченной мощностью, оно могло уничтожать стратегические объекты и доставляться к цели как авиационными, так и ракетными средствами. Военные доктрины не только сверхдержав, но и ядерных держав «второго эшелона» переориентировались на ракетные носители как более эффективные средства доставки. Во-первых, в случае войны задача ЯО – поражение административных центров и промышленных объектов. Во-вторых, оно может быть применено только сразу и целиком, путем нанесения массированного удара, призванного уничтожить большую часть промышленного потенциала противника. На этой основе администрация Дуайта Эйзенхауэра приняла концепцию «массированного возмездия»: тотального ядерного удара по городам противника в случае начала войны. Технической основой «массированного возмездия» стал одобренный в 1960 г. Единый комплексный оперативный план (Strategic Integrating Operation Plan, SIOP), предусматривавший использование 3,4 тыс. стратегических ядерных боезарядов для нанесения массированного удара.

Но проработка в Соединенных Штатах сценариев тотальной ядерной войны наталкивалась тогда на три ограничения: 1) сложность защиты территории самих США от ответных (хотя и более слабых) советских ударов; 2) недостаточное влияние ядерных ударов на способность СССР быстро занять Западную Европу и Восточную Азию; 3) невозможность поддерживать действия своих вооруженных сил вблизи от территории Советского Союза. Война оказывалась без политической цели: она не могла сделать неуязвимой Америку и принудить к капитуляции Москву. Иначе говоря, у Соединенных Штатов не было средств для быстрой переброски в Евразию мощной сухопутной армии, чтобы подкрепить воздушное наступление успехами на земле. Напротив, в случае начала войны американские базы в Европе и Восточной Азии становились заложниками СССР.

Похожие проблемы возникли и у Советского Союза, когда в конце 1950-х гг. он создал средства доставки ЯО к территории Соединенных Штатов. Даже поражение ЯО ключевых американских городов не способно привести к капитуляции и позволить Москве перебросить сухопутную группировку на Североамериканский континент. Такая задача была тем более малореалистичной в отсутствии у Советского Союза мощного океанского флота. Единственным вариантом применения стратегического ЯО мог быть массированный ответный удар по американским городам и промышленным объектам для нанесения им адекватного ущерба в случае ядерного удара по СССР. Все сценарии советских военных учений времен холодной войны предусматривали наступление до Рейна или до Ла-Манша, но никак не до Вашингтона или Лос-Анджелеса.

Для выхода из стратегического тупика американские эксперты с конца 1950-х до начала 1970-х гг. предложили несколько вариантов обновленного ядерного блицкрига:

нанесение разоружающего удара по пусковым установкам противника;

использование систем противоракетной обороны для защиты своей территории;

поражение центров управления ракетами средней дальности за счет выигрыша в подлетном времени;

нанесение комбинированных (ядерных и неядерных) ударов с использованием высокоточного оружия.

Последующие американские ядерные концепции (включая «быстрый глобальный удар» начала XXI века) были по сути повторением идей комбинированных контрсиловых ударов 1970-х годов. Их главной проблемой оставалась низкая способность капитализировать применение ЯО в политическую победу. Сам по себе обмен ядерными ударами не решает исход войны. Поражение ключевых административных и промышленных центров, военной инфраструктуры и пусковых установок должно дополняться переброской сухопутных войск на вражескую территорию, чтобы солдат-победитель установил там желанный порядок. Но ни СССР, ни США не могли сделать этого ввиду: 1) предельной географической удаленности друг от друга; 2) сложного рельефа для ведения военных действий; 3) отсутствия технических средств для быстрой переброски миллионных армий через океаны.

Современная военная наука по-прежнему опирается на разработанную в конце 1920-х гг. теорию «глубокой операции». Ее основная идея заключается в нанесении удара по всей глубине обороны противника с использованием артиллерии, авиации, бронетанковых войск и воздушных десантов, чтобы поразить всю оперативную группировку противника. Роль ударной силы отводилась механизированным корпусам, достигавшим двух целей: прорыва фронта обороны противника на всю его тактическую глубину и немедленного ввода группировки подвижных войск для развития тактического прорыва в оперативный успех. Географический лимит такого планирования составляет примерно 200–250 км, после чего необходима пауза для перегруппировки войск и подготовки новой «глубокой операции». Но географическая отдаленность и океанские просторы не позволяют Советскому Союзу (России) и Соединенным Штатам достичь территории друг друга даже при совершении трех-четырех успешных «глубоких операций». Подкрепить результаты ядерных ударов проведением «глубоких операций» ни США, ни Россия, ни Китай не могли, да и не могут до сих, при существующим уровне развития военно-технических сил.

В 1970-е гг. Вашингтон и Москва попытались сгладить это затруднение за счет создания крупнотоннажных грузовых кораблей, военно-транспортных самолетов большой подъемной мощи, десантных подразделений, способных к автономных действиям в течение определенного времени. Однако в результате появились лишь экспедиционные силы, готовые наносить поражение заведомо более слабому противнику. Их действия могут опираться только на массированное прикрытие ВВС и ПВО, то есть на наличие стационарных военных баз на региональном ТВД.

О нерешенности проблемы свидетельствует история с системой «быстрого глобального удара» (Prompt Global Strike – БГУ). Официально о запуске программы Белый дом объявил в феврале 2010 года. В идеале БГУ была призвана дополнять соединения Сил передового развертывания Экспедиционных воздушных сил (которые могут быть развернуты в течение 48 часов) и Авианосных ударных групп (Carrier battle groups). Здесь, однако, сразу встал важный вопрос. До настоящего времени точно не определено, против кого и в каком формате можно использовать такой удар. На территории «государств-изгоев» и террористических анклавов нет достойного списка целей для применения столь дорогих и технически сложных средств. Для поражения объектов противника такого ранга проще и эффективнее использовать крылатые ракеты в неядерном оснащении. Теоретически с помощью новых технических средств (например, неядерных баллистических ракет подводных лодок) можно поразить группу целей на территории других ядерных держав, но это не гарантирует, что противник, во-первых, не ответит ядерным ударом, а во-вторых, прекратит сопротивление и пойдет на мир. И главное: поражение соответствующих целей невозможно подкрепить масштабной наземной операцией на территории России и/или КНР.

Таким образом, не теория «ядерного сдерживания», а неспособность сверхдержав перебросить многомиллионные армии в другое полушарие и поддерживать там их действия гарантировала «долгий мир» после 1945 года. На сегодняшний день сценарий нанесения стратегических ядерных ударов не дает ни одной из сторон победы в войне. Ситуация может измениться только при двух вариантах. Первый: решение задачи переброски крупных армий через океаны и поддержания их действий в течение длительного времени. Второй: появление помимо США, России и КНР других сухопутных держав с мощными обычными вооружениями.

«Ограниченность» без цели

Здесь, однако, возникает ключевая проблема: а можем ли мы вести ограниченные войны с использованием ЯО? Современная военная наука как будто допускает такой тип войн. Ограниченная ядерная война определяется как «война с применением различных видов оружия, в том числе ядерного, использование которого ограничивается по масштабам, районам применения и видам ядерных средств». Такая война теоретически возможна в течение ограниченного времени на одном или нескольких ТВД с использованием преимущественно тактических и оперативно-тактических (или части стратегических) ядерных средств для поражения. С военной точки зрения целями для такой войны могут быть: 1) защита своих войск, оказавшихся в кризисном положении; 2) поражение вооруженных сил и инфраструктуры противника, не обладающего ЯО или неспособного к ответному удару.

Пионерами в развитии теории ограниченного применения ЯО были британские стратеги. Именно они еще в 1945–1946 гг. разработали концепцию использования ЯО на ограниченном ТВД для отражения масштабной сухопутной операции противника. Но полноценная теория «ограниченной ядерной войны» разработана в конце 1950-х гг. Генри Киссинджером, Робертом Осгудом и Германом Каном. Они исходили из возможности ограниченного применения ЯО на одном или нескольких ТВД. Такая война, по их мнению, предполагала бы:

борьбу за четко определенные политические уступки противника;

ограничение целей для поражения преимущественно военными объектами;

признание возможности заключить с противником своеобразную конвенцию (гласную или негласную) об ограниченном характере применения ЯО.

Теоретики «ограниченной ядерной войны» открыто обращались к наследию раннего Нового времени. Киссинджер призывал обратить внимание на две особенности войн эпохи Людовика XIV: 1) ограниченное применение силы для выполнения определенной политической задачи; 2) стремление максимально не затрагивать гражданское население военными действиями. Осгуд полагал, что опыт «войн за наследство» XVIII века может быть полезным в ядерную эпоху: ограниченное применение тактического ЯО вынудит противника сесть за стол переговоров. На отсылке к кампаниям XVIII столетия строилась и концепция Кана. Предложенные им понятия «эскалационный контроль» и «эскалационное доминирование» означали, что противник, увидев американское превосходство, пойдет на переговоры, а не превратит ограниченное столкновение в тотальную войну.

Эти наработки легли в основу принятой в 1961 г. американской концепции «гибкого реагирования». Она базировалась на трех постулатах. Первый: признание возможности поражения ЯО ограниченного круга целей для принуждения противника к политическому компромиссу. Второй: допустимость ведения военных действий между ядерными странами на основе обычных вооружений («высокий ядерный порог»). Третий: смещение центра тяжести на ограниченные военные конфликты в регионах. Последнее означало возможность ведения опосредованной войны через доверенных субъектов. Такой подход был фактически отсылкой к стратегии второй половины XVII века, когда великие державы искусственно ограничивали ТВД.

Похожие процессы происходили и в советской стратегической мысли. Официально СССР отрицал концепцию «ограниченной ядерной войны». Но в 1960-е гг. на страницах советских военных журналов развернулась полемика о возможности удержать будущий военный конфликт на доядерном уровне. Советские военные эксперты, наряду с американскими, признали возможность ограниченного применения ядерного оружия и локализацию военных действий одним или несколькими ТВД.

Теоретически в свете опыта Хиросимы, Нагасаки, учений на Тоцком полигоне и в Неваде ограниченное применение ЯО вполне вероятно. Главной проблемой было, однако, отсутствие политических целей. Что, собственно, могла дать такая война советским и американским лидерам? Первым ее следствием стал бы крах мирового порядка, который обеспечивает привилегированное положение как США, так и СССР за счет их статуса постоянных членов Совбеза ООН. Эти издержки не окупил бы захват отдельных территорий вроде Западной или Восточной Германии, которые затем пришлось бы восстанавливать ценой крупных финансовых и людских потерь.

Не было и механизма эскалации такого рода конфликта. Как, собственно, могла начаться подобная ограниченная война? В рамках блоковой структуры мира спорных пространств по сути не было. Теоретически триггером стало бы столкновение двух Германий. Но германский вопрос был стабилизирован комплексом международных соглашений начала 1970-х годов. В конфликтах на периферии сверхдержавы научились использовать союзников и обычные вооружения. В Индокитае, Никарагуа, Анголе, Мозамбике, Афганистане просто не было высокозащищенной инфраструктуры, для поражения которой требовалось бы применить ЯО.

Согласно доктринам времен холодной войны, все сценарии использования тактического ЯО оставались предупредительно-оборонительными. Характеристики тактического ЯО также позволяли его использовать, скорее, для отражения атаки противника, чем для подготовки собственного наступления. В середине 1970-х гг., причем синхронно и в СССР, и в США, начали склоняться к тому, что задачи, которые возлагались на ЯО, можно решить с помощью неядерного высокоточного оружия. Одним из пионеров в этом направлении был начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР маршал Николай Огарков, допускавший увеличение дальности «глубокой операции» благодаря прогрессу в средствах вооружений. В этой связи в Соединенных Штатах его принято считать одним из авторов «революции в военном деле», суть которой заключается в решении задач ТЯО высокоточным оружием.

В минувшие 70 лет мир поддерживался не наличием ЯО и не какими-то особыми его характеристиками. Он обеспечивался нежеланием Москвы и Вашингтона воевать друг с другом и дефицитом технических возможностей для ведения не только тотальной, но и ограниченной войны. ЯО не применялось, поскольку у политических элит не было не только мотивов, но и рационального сценария для его применения.

Истощение «долгого мира»

Исторический опыт позволяет смоделировать ситуацию, при которой заканчивается «долгий мир». Для этого необходимо не создание сверхнового оружия, а изменение политической мотивации элит. Для начала тотальной войны необходимы:

разочарование элит в действующем мировом порядке;

появление ярко выраженных государств-ревизионистов, нацеленных на слом существующих правил игры;

согласие политических элит и общественности решить проблемы с помощью тотальной войны (т.е. появление «нации войны»);

наличие технических возможностей для сокрушения противника, то есть уничтожения его вооруженных сил и оккупации его территории для установления желанного для победителя порядка.

наличие механизмов эскалации – кризисных пространств, где может начаться война (как, например, Балканы накануне Первой мировой, а Восточная Европа – накануне Второй мировой войны).

В современном мире еще не созрели предпосылки для распада «долгого мира». Однако как минимум три из них уже присутствуют: разочарование элит в действующем мировом порядке, растущее представление элит и общественности о том, что крупный военный конфликт возможен, а также появление механизмов эскалации в виде кризисных пространств. В мире пока нет ярко выраженных ревизионистов («нации войны») и военно-технического прорыва, способствующего тотальным войнам. Однако у ведущих игроков (США, России, возможно КНР) накапливаются причины для крупного военного конфликта.

Заявка Соединенных Штатов на построение нового мирового порядка, сделанная еще в 1990 г., требует решения трех задач: ликвидации Совбеза ООН в его нынешнем виде, демонтажа российского военно-промышленного потенциала и международного признания права на вмешательство во внутригосударственные конфликты. Минувшую четверть века американцы создавали череду прецедентов, пытаясь утвердить концепции «гуманитарных интервенций», «смены режимов» (с последующим осуждением лидеров суверенных государств) и «принудительного разоружения» определенных стран. Но без решения «российской проблемы» американский проект глобального мира обречен на пробуксовку.

Россия, в свою очередь, пытается (насколько позволяют возможности) затормозить американское продвижение. Еще в 1997 г. лидеры России и КНР подписали Декларацию о многополярном мире, заявив о непризнании «однополярного мира». Были попытки Москвы и Пекина привлечь на свою сторону ряд стран ЕС, иногда успешные. Россия также пытается реализовать интеграционные проекты в СНГ, что расценивается в Вашингтоне как попытка взять реванш за 1991 год. Присоединение Крыма к России и последующий конфликт на Украине восприняты в Белом доме как начало пересмотра итогов распада СССР. Между тем вся идеология современного мирового порядка строилась на признании незыблемости итогов 1991 года. Напряженность усилилась после успеха российской кампании в Сирии 2015–2018 гг.: она продемонстрировала лишение США монополии на проведение операций в отдалении от своих границ и с использованием информационно-космических систем. Американцам необходимо снизить значение российского успеха.

Ситуация разительно отличается от холодной войны. Тогда у каждой сверхдержавы был собственный мир: лагерь капитализма и лагерь социализма. В XXI столетии происходит соперничество двух глобальных проектов: «американского лидерства» и «многополярного мира». Разойтись по домам, как в 1960-е гг., невозможно: проекты великих держав связаны с их жизненными интересами. Каждой из сторон требуется крупный успех в противостоянии. США – для восстановления позиций потускневшего за последние десять лет проекта глобализации (возможно, несколько видоизмененного) и собственной гегемонии. России и Китаю необходима победа, демонстрирующая успех многополярного мира.

Дополнительным толчком к военному противоборству могут стать проблемы внутренней политики. Во-первых, для консолидации элит необходим образ не просто врага, но реалистического врага, в которого верит население. Во-вторых, во всех великих державах нарастает апатия политических систем: граждане все меньше воспринимают указания центральной власти как руководство к действию. В-третьих, длительная экономическая стагнация во всех ведущих государствах также требует какого-то крупного потрясения, которое может перекрыть негатив.

Концепция подобного конфликта сформировалась еще в 1990-е годы. Именно тогда в США стала утверждаться идея «принуждения»: заставить противника принять определенные политические условия посредством молниеносной военной операции – поражения некоего выборочного комплекса целей. Такой вариант мог бы быть опробован в виде столкновения с другими ядерными державами на территории третьего государства. В это же время в России появилась концепция «нанесения заданного ущерба» – поражения ряда целей, после чего условный агрессор сядет за стол переговоров. Война в Сирии с ее пограничными ситуациями (от использования беспилотников против российских баз до ликвидации инструкторов и участников частных военных компаний), возможно, представляет собой попытку апробации подобных конфликтов. Примечательно, что в Соединенных Штатах в унисон с сирийской войной идет широкое обсуждение проблем преодоления мощных зон ПВО противника.

Формируются и условия для ведения крупных региональных войн. На протяжении последних десяти лет между Россией и США появились как минимум два конфликтных пространства – Балто-Черноморский регион и Ближний Восток, где стороны разворачивают военную инфраструктуру в непосредственной близости друг от друга. В перспективе к ним может добавиться и Афганистан, где американские базы – потенциальная мишень для ответного удара России в случае поражения ее объектов где-то в другом месте. Совершенствуются технические средства для ведения подобной войны – крупнотоннажные корабли, транспортные самолеты большой грузоподъемности и большие воздушно-десантные подразделения, способные в течение длительного времени вести военные действия на удаленной от базы территории. США и Россия активно разрабатывают, а теперь и развертывают в кризисных регионах, различные типы систем ПВО и региональной ПРО. В эту логику вписывается и стремление американцев воссоздать парк ракет средней и меньшей дальности. Именно они выступают идеальным средством взятия в заложники как можно большего числа региональных объектов.

В этом отношении можно согласиться со словами генерал-полковника Виктора Есина о том, что «период президентства Дональда Трампа станет той эпохой, когда режим контроля над ядерными вооружениями рухнет». Крах Договора РСМД и завершение СНВ-3 поставят под вопрос и перспективы сохранения Договора о нераспространении ядерного оружия 1968 года. Тем самым риски применения ЯО неизмеримо возрастут. Но это – закономерный результат развития стратегических тенденций последних 25 лет.

Ключевой вопрос стратегии XXI века: а существует ли другое применение ЯО за рамками концепции «воздушной мощи»? До настоящего времени у нас не было подобных стратегий. И все же минувшие двадцать лет выявили новые интересные поиски на этом направлении.

«Минимизация» ЯО. В начале 2000-х гг. в США появилась литература о создании «миниатюрного ЯО» мощностью в 1–5 килотонн. Такое оружие теоретически можно использовать для уничтожения заглубленных и высокозащищенных целей с минимальными экологическими последствиями. В перспективе может произойти стирание грани между конвенциональными и ядерными вооружениями. ЯО повторит эволюцию артиллерии в раннее Новое время – от тяжелых осадных орудий Столетней войны до легких скорострельных пушек XVI века.

Сочетание тактического ЯО с действиями пехоты. Подобные опыты отрабатывались на учениях в США и СССР в 1950-е годы. Судя по опубликованным данным, в то время они были признаны неэффективными. Однако подобная идея возродилась в американской концепции «объединенных операций» 2005 года. Она предусматривает возможность взаимодействия сил быстрого реагирования с нанесением локальных ядерных ударов. Данных о продолжении поисков на этом направлении пока нет, но, возможно, они не происходят открыто.

«Оружие геноцида». Российский эксперт Андрей Кокошин еще в 2003 г. указал, что ядерная война может иметь политическую цель как война ядерного государства против неядерного. В этом случае ЯО превращается в оружие для геноцида определенных народов. Идеальным средством для решения этой задачи станет, видимо, какой-то «облегченный вид» ЯО вроде нейтронного оружия, поражающего органическую материю при минимальном вреде инфраструктуре. Геноцид, который был технически затруднен еще в первой половине ХХ века, становится более доступным. (Притом что общественность государств, осуществляющих геноцид, будет лишена необходимости видеть его результаты и участвовать в процессе его осуществления.) Что касается мотивации, то он может быть обоснован, например, желанием ликвидировать общество, которое из поколения в поколение «рождает террористов».

Возникает необычная на первый взгляд перспектива. Не ЯО удерживает стабильность, а постепенный распад «долгого мира» поставит вопрос о трансформации ЯО, возможно, в некий иной вид вооружений. Современные типы ЯО мало годятся для больших региональных войн. Соответственно они могут или отмереть (как по сути это и произошло с ликвидируемым на наших глазах ХО), или приспособиться к новым условиям, став составной частью будущих региональных конфликтов. Наличие ЯО уже выступает не столько гарантией от начала войны, сколько гарантией от его неприменения против вас противником – как ХО во Второй мировой войне.

Технически и политически наземная региональная война между Россией и Соединенными Штатами более вероятна, чем в 1960-е годы. Значит, она может стать большим искушением для политиков. В такой ситуации ЯО едва ли явится сдерживающим фактором. Мы часто забываем о том, что применение ЯО – ситуация не военная, а политическая: для его использования необходима санкция высшего руководства. Маловероятно, что санкция будет дана не только в ходе ограниченной войны на территории третьего государства, но и во время полномасштабной войны. Уместно вспомнить «химический прецедент», когда великие державы воюют, не прибегая к имеющемуся у них ОМП.

Россия. Весь мир > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826790 Алексей Фененко

Ядерное табу исчезает?

Нина Танненвальд

Как разрушилась система разоружения

Нина Танненвальд – директор программы международных отношений Института Уотсона в Бостонском университете. Автор книги «Ядерное табу: США и неиспользование ядерного оружия с 1945 года» (The Nuclear Taboo: The United States and the Non-Use of Nuclear Weapons Since 1945).

Резюме После десятилетий, когда крепло понимание того, что ядерное оружие неприемлемо, мир движется в противоположном направлении. Государства вновь стали ценить ядерное оружие. Ядерное табу теряет силу. Но это нельзя считать необратимым, таков выбор лидеров.

Пятого апреля 2009 г. президент США Барак Обама, выступая в Праге, подтвердил свою приверженность «миру без ядерного оружия». Для достижения этой цели он обещал согласовать договор о сокращении вооружений с Россией, ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) и провести глобальный саммит по проблеме полного уничтожения ядерных арсеналов. Он признал, что мир вряд ли станет безъядерным в обозримом будущем, тем не менее американский президент впервые в истории представил план поэтапного отказа от ядерного оружия. Предшественник Обамы Джордж Буш-младший, напротив, увеличил ядерные запасы и отказался от контроля над вооружениями.

Мировое сообщество ликовало. Ядерное разоружение вновь вернулось в мировую повестку. В сентябре того же года Совет Безопасности ООН единогласно принял резолюцию, одобряющую идеи Обамы и подтверждающие различные меры разоружения и нераспространения ядерного оружия. В октябре Нобелевский комитет присудил Обаме премию мира за его стремление к ядерному разоружению. Спустя 60 лет после того, как человечество впервые увидело разрушительную силу ядерной реакции, единственная страна, когда-либо применявшая ядерное оружие, представила миру план, как вернуть джинна в бутылку.

Но вернемся в 2018 год. Спустя почти 10 лет ядерное разоружение остается далекой мечтой. Все ядерные державы тратят огромные средства на усовершенствование своих арсеналов. США и Россия лидируют, проводя масштабные программы модернизации, предусматривающие разработку новых боеголовок и средств их доставки. Китай стабильно увеличивает арсенал и разрабатывает новые системы доставки, включая ракеты с многозарядными боеголовками. Подобные разработки оказывают дестабилизирующее воздействие, поскольку у других стран появляется стимул ударить первыми, чтобы вывести эти системы из строя. Индия и Пакистан, давно соперничающие друг с другом, тоже расширяют и модернизируют арсеналы. Если нынешние тенденции сохранятся, в ближайшие 10 лет суммарные ядерные запасы Китая, Индии и Пакистана могут вырасти на 250 боеголовок – с 560 до 800. Кроме того, некоторые страны одобрили опасно агрессивные ядерные доктрины и смягчили правила применения ядерного оружия.

Одновременно начала разваливаться система соглашений по контролю над вооружениями. Сокращение вооружений США и России, на долю которых приходится 90% мирового ядерного оружия, застопорилось из-за роста напряженности между двумя странами. На многостороннем уровне глобальные усилия по предотвращению распространения ядерного оружия – в том числе предусмотренные Договором о нераспространении (ДНЯО) – тоже терпят крах. Нормы и механизмы мониторинга ДНЯО помогли остановить распространение ядерного оружия, благодаря им в мире сегодня всего девять ядерных держав – гораздо меньше, чем предсказывал Джон Кеннеди, который в 1963 г. говорил о «15, 20 или 25 государствах». Но основы этого договора рушатся. Государства, не обладающие ядерным оружием, согласились таковыми и оставаться в обмен на обязательство ядерных держав стремиться к разоружению, но сегодня возникло ощущение, что последние нарушили свою часть сделки.

Еще большую тревогу вызывает восхваление самого разрушительного оружия человечества некоторыми мировыми лидерами. Президент России Владимир Путин и северокорейский лидер Ким Чен Ын вновь превратили ядерное оружие в символ национальной мощи – они рассказывают о возможностях своих стран, проводят военные парады и даже прибегают к ядерным угрозам. Есть еще президент США Дональд Трамп, который хвастался размерами своей «ядерной кнопки», угрожал ответить КНДР «с яростью, которой мир никогда не видел», и поддержал масштабную программу наращивания американского арсенала.

Как после речи в Праге о «мире без ядерного оружия» мы оказались в нынешней ситуации? Дело не только в Трампе. При всем стремлении к ядерному превосходству он не создавал нынешний кризис в сфере разоружения и нераспространения, он лишь усугубил уже возникшие тренды. Еще до прихода Трампа к власти рост геополитической напряженности, агрессивные действия России, модернизация оружия и доминирование в Конгрессе республиканских «ястребов», враждебно относящихся к принципам международного права и многосторонним соглашениям, затруднили дальнейшее сокращение вооружений. Мощная волна противодействия поглотила идеи Обамы о безъядерном мире.

С момента наступления ядерной эпохи мир постепенно шел к консенсусу относительно того, что ядерное оружие настолько разрушительно и ужасающе, что его использование неприемлемо. Эту идею часто называют ядерным табу. Но сегодня нормы и институты ядерного нераспространения рушатся. Соглашения по контролю над вооружениями разорваны. На смену сотрудничеству пришел односторонний подход. На смену сдержанности пришла избыточность. Человечество рискует столкнуться с будущим, в котором ядерное табу – выстраданная норма, обеспечивающая мир на планете, – окажется забыто.

Долгосрочная стратегия

Усилия Обамы по разоружению стартовали успешно. В 2009 г. он отказался от плана администрации Буша-младшего разместить перехватчики системы ПРО в Европе, предложив более умеренную альтернативу, которая не так пугала Россию. В 2010 г. Соединенные Штаты и Россия заключили новый договор по СНВ – относительно скромное, но значимое соглашение, по которому стороны обязались сократить количество размещенных стратегических ядерных боеголовок почти на треть, до 1550. Договор должен был ознаменовать новый этап сокращения вооружений. Вскоре после его подписания администрация Обамы провела первый из четырех глобальных саммитов по ядерной безопасности, который принес ощутимые результаты в обеспечении сохранности ядерных материалов. В 2011 г., подчеркнув, что США сохранят потенциал для нанесения упреждающего ядерного удара, администрация Обамы пообещала не разрабатывать новые боеголовки. С 2012 г. американцы начали переговоры по иранской ядерной программе, которые через несколько лет завершились подписанием Совместного всеобъемлющего плана действий.

Предпринятые Обамой шаги также способствовали изменению представлений о применении ядерного оружия. В Обзоре состава и количества ядерных сил, опубликованном его администрацией в 2010 г., существенно сужены условия, при которых Соединенные Штаты допускали применение ядерного оружия. Речь шла лишь о «чрезвычайных обстоятельствах» для защиты жизненно важных интересов США и их союзников. В документе впервые официально одобрялось ядерное табу: «В интересах Соединенных Штатов и всех стран мира – продлить 65-летний период неприменения ядерного оружия навсегда».

Однако Обаме не удалось достичь амбициозных целей, заявленных в Праге. У Договора СНВ-3 не было продолжения. Несмотря на умеренную ядерную доктрину администрации, Пентагон продолжил мыслить категориями холодной войны и отдавал приоритет нанесению упреждающего ядерного удара. В конце 2010 г. администрация Обамы одобрила масштабную модернизацию арсенала, предполагалось выделить до 1 трлн долларов на разработку нового поколения бомб и систем доставки. Речь в том числе шла о небольших боеголовках для точечных ударов, которые, как опасались сторонники разоружения, проще использовать. Сотрудники делали вид, что наращивание ядерного потенциала не противоречит идеям разоружения, в результате неядерные государства стали более цинично относиться к заявлениям США.

Особенно удивительно, что администрация, говорившая о необходимости «моральной революции» в ядерной сфере, отказалась поддержать кампанию ООН, призванную привлечь внимание к «гуманитарным последствиям» применения ядерного оружия. Запущенная в 2012 г. отчасти под влиянием пражского выступления Обамы, она объединила активистов гражданского общества и неядерные государства. Была проведена серия конференций в поддержку уничтожения ядерного оружия. США вместе с другими постоянными членами Совбеза ООН бойкотировали мероприятия. Тем не менее в результате кампании под эгидой ООН начались переговоры и состоялось голосование по полному юридическому запрету ядерного оружия. К документу присоединились уже 60 подписантов. Сторонники запрета не ждут, что ядерные державы в ближайшее время подпишут документ. Их цель – осудить обладание ядерным оружием и его применение. Проигнорировав кампанию, США и другие постоянные члены Совета Безопасности упустили возможность возглавить движение за полный запрет ядерного оружия и сосредоточиться на мерах, позволяющих снизить ядерные риски, но при этом приемлемых для них самих.

Что пошло не так

Почему Обама не смог выполнить обещания по безъядерному миру? Ответ во многом связан с ухудшением отношений с Россией, главным партнером США в сфере разоружения. Для российского руководства решение администрации Буша-младшего о выходе из Договора по ПРО в 2002 г. означало начало новой гонки вооружений – причем качественной, основанной на новых возможностях, а не количественной. К 2011 г. Россия приступила к модернизации систем времен холодной войны – как стратегических, так и тактических. Началась разработка нового вооружения, в том числе крылатых ракет морского и воздушного базирования, способных нести обычные и ядерные боеголовки. Кроме того, Россия проводила военные учения с использованием обычного и нестратегического ядерного вооружения.

Ситуация ухудшилась после возвращения Владимира Путина на пост президента в 2012 году. Российское руководство давно выступало против расширения НАТО на Восток и размещения элементов американской системы ПРО в Европе. Но теперь упорство в ядерных вопросах достигло пика. (Из-за давления консерваторов Обама не был готов идти на уступки, ограничиваясь заверениями в том, что система ПРО не направлена против России.) В 2013 г. Обама предложил новое соглашение о дальнейшем сокращении стратегических ядерных вооружений, но Путин не заинтересовался этой идеей, а через год вторгся на Украину. Затем Россия вышла из программы Нанна-Лугара «Совместное уменьшение угрозы», в рамках которой США помогали России обеспечивать безопасность хранения ядерных материалов. Периодически Москва угрожала другим странам применением ядерного оружия. Так, посол России в Дании заявил в 2015 г., что, если Копенгаген присоединится к системе ПРО НАТО, датские военные корабли станут целью российских ракет. В 2016 г. Россия бойкотировала саммит по ядерной безопасности – глобальный форум, впервые организованный администрацией Обамы в 2010 году. Именно так были вбиты последние гвозди в гроб российско-американских отношений в сфере безопасности.

Но не только Россия блокировала инициативы Обамы, то же самое делали союзники Соединенных Штатов. На базах НАТО в Бельгии, Германии, Италии, Нидерландах и Турции насчитывается от 180 до 200 ядерных бомб. Некоторые члены альянса, в частности Германия и Нидерланды, с энтузиазмом отнеслись к идее отказа от ядерного оружия, но из-за агрессивных действий России европейские правительства перестали поддерживать уменьшение роли ядерных вооружений в политике безопасности НАТО. Особенно пренебрежительно к стратегии Обамы отнеслась Франция – Париж отказывался обсуждать предложения по разоружению в рамках НАТО, опасаясь, что речь пойдет и о его собственном арсенале. Польша и прибалтийские государства, напуганные действиями России, не поддержали отказ от ядерного сдерживания.

Американские союзники блокировали ядерные инициативы Обамы до конца его президентского срока. Когда летом 2016 г. Обама предложил политику «неприменения первым», Франция, Япония, Южная Корея и Великобритания высказались против изменения ядерной доктрины США и начали лоббировать свою позицию. Учитывая растущую напряженность в отношениях с Россией и КНДР, военные ведомства американских союзников опасались, что отказ от упреждающего удара будет воспринят как слабость. Белый дом отступил.

Повестка Обамы по контролю над вооружениями вызвала противодействие и внутри страны, особенно со стороны «ястребов» с Капитолийского холма и из Пентагона. В обмен на поддержку республиканцами в Конгрессе договора по СНВ 2010 г. Обама выделил миллиарды долларов на модернизацию ядерных вооружений, которую республиканцы считали давно назревшей. Контролируемый республиканцами Сенат выступил против ратификации ДВЗЯИ, хотя Соединенным Штатам не нужно проводить ядерные испытания, учитывая возможность симулировать их на суперкомпьютерах.

Пентагон никогда не поддерживал стратегию безъядерного мира Обамы. Там продолжали считать, что внушительный ядерный арсенал необходим, чтобы сохранить уверенность союзников в том, что США способны их защитить. Пентагон и Госдепартамент выступили против гуманитарной кампании ООН, расценив ее как попытку делегитимации ядерного сдерживания, от которого зависела безопасность Соединенных Штатов и их союзников. Сотрудники Госдепа отнеслись к пражской повестке с большим энтузиазмом, чем их коллеги из Пентагона, но опасались, что, поскольку кампания требует быстрых результатов, придется отказаться от терпеливого, пошагового подхода к разоружению. Белый дом хотел сохранить единство союзников и считал, что участие в кампании даст неверный сигнал и продемонстрирует слабость. (В итоге США приняли участие в одном мероприятии в Вене в 2014 году.) Даже американские эксперты по контролю над вооружениями в частных беседах признавали, что, поскольку Соединенным Штатам не удается добиться заявленных громких целей по разоружению, включая ратификацию ДВЗЯИ и дальнейшее сокращение вооружений совместно с Россией, пошаговый подход выглядит неубедительно.

Обама столкнулся с международными и внутриполитическими препятствиями при реализации пражской повестки, но на самом деле его действиям мешали внутренние противоречия. Во-первых, трудно сочетать масштабную программу модернизации и разоружение. Более того, продвигая стратегию безъядерного мира, администрация отдавала приоритет безопасности США, а основой американской оборонной политики оставалась угроза ядерного возмездия. Сотруднику Совета национальной безопасности удалось сформулировать это противоречие в беседе с колумнистом The Washington Post: администрация «постоянно ищет дополнительные пути достижения прогресса» по пражской повестке Обамы и при этом пытается «обеспечить надежный сдерживающий фактор для США, наших союзников и партнеров». Поэтому администрация выступила против гуманитарной кампании ООН, реальная командная работа – самый сложный аспект разоружения.

Заинтересованность Обамы в разоружении была искренней и глубокой, она возникла еще во время учебы в Колумбийском университете, когда в кампусе набирало популярность движение за замораживание ядерного оружия как ответ на военную программу Рейгана. На старших курсах, в 1983 г., он написал доклад о том, как договориться с СССР о сокращении вооружений, доклад был опубликован в студенческом журнале. К моменту прихода в Белый дом идеи ядерного разоружения зрели в его голове уже 26 лет.

Новая ядерная чрезмерность

Став президентом, Трамп открыл новый период – пугающей ядерной избыточности. Он не только с энтузиазмом поддержал программу модернизации Обамы, но и запланировал масштабное наращивание ядерного потенциала. Практически все элементы американского ядерного арсенала будут усовершенствованы за баснословную сумму – 1,7 трлн долларов за 30 лет. В частности, 100 млрд пойдут на программу межконтинентальных баллистических ракет, включая создание 666 новых ракет, разработку новейших «взаимозаменяемых» боеголовок, которую отложила администрация Обамы, создание 80 новых видов начинки для боеголовок в год. Кроме того, предусмотрено увеличение расходов на разработку, испытание и размещение нового ядерного вооружения. Эти изменения закреплены в доктрине, опубликованной в феврале 2018 г., а очередной Обзор состава ядерных сил США содержит призыв к разработке двух новых боеголовок и расширению способов использования ядерного оружия. Сегодня Соединенные Штаты активно наращивают военную мощь – самыми агрессивными темпами с момента окончания холодной войны.

Вряд ли стоит ожидать, что Трамп займется переговорами по контролю над вооружениями. Когда после избрания его спросили об увеличении арсенала, Трамп ответил: «Пусть это будет гонка вооружений. Мы опередим и превзойдем всех». Его советник по национальной безопасности Джон Болтон является последовательным критиком Договора СНВ-3, который он называл «односторонним разоружением», как и «ястребы» в Сенате. Пока администрация Трампа не отказывается от договора, срок действия которого истекает в феврале 2021 г., но США нужно начинать переговоры с Россией о его продлении. Если соглашение не будет продлено, американские и российские ядерные силы останутся без регулирования впервые с 1972 года.

В то же время Трамп разрушает нормы ядерной безопасности. Судя по различным интервью, он плохо понимает роль ядерного оружия и не беспокоится по поводу правил неприменения, нераспространения и разоружения. Трамп намекал, что у Японии и Южной Кореи должно появиться собственное ядерное оружие. Он не подтверждал обязательства США в качестве участника ДНЯО заниматься разоружением, как это делали все президенты с 1970-х годов. Его заявление о выходе Соединенных Штатов из иранской ядерной сделки нанесло еще один удар по режиму нераспространения. Если Иран решит разорвать сделку и вернется к работе над ядерной программой, на Ближнем Востоке развернется гонка вооружений. Решение Трампа также разрушило перспективы аналогичной сделки по ядерной программе КНДР, Пхеньян вряд ли может ожидать, что достигнутое соглашение просуществует долго. А эксцентричное поведение и агрессивная риторика Трампа заставляет опасаться, что США способны неожиданно нажать на ядерную кнопку. По сообщениям СМИ, Трамп как-то спросил эксперта по внешней политике, зачем ядерное оружие, если его нельзя применить. Впервые после окончания холодной войны вероятность того, что американский президент может всерьез задуматься о применении ядерного оружия, превратилась в пугающую реальность.

Основания для разоружения

Неприменение ядерного оружия с 1945 г. – единственное и самое важное достижение ядерной эпохи. Лидеры должны приложить максимум усилий, чтобы сохранить эту 73-летнюю традицию. Несмотря на некоторые отступления после обнародования пражской повестки Обамы, разоружение по-прежнему остается правильной целью для Соединенных Штатов.

В мире насчитывается 15 тыс. единиц ядерного оружия, многие из них – в состоянии повышенной боевой готовности. Риск ядерного пуска или обмена ударами из-за случайности или ошибки остается высоким, а последствия даже одного подобного инцидента окажутся катастрофическими. С начала ядерной эпохи произошло достаточно много потенциально опасных происшествий, которые могли привести к ядерной детонации или к ядерной войне. Происходящая сегодня качественная гонка вооружений, сочетающая усовершенствование обычного и ядерного вооружения в рамках стратегии сдерживания, повышает риск применения ядерного оружия. Новые технологии увеличивают вероятность того, что обычный удар спровоцирует ядерную атаку из-за неправильного восприятия или ошибочных расчетов. Угроза уничтожить миллионы людей ради национальной безопасности – плохая политика и моральное банкротство.

Многие утверждают, что ядерное оружие – это американский «инструмент мира», который удерживает великие державы от большой войны и поэтому необходим как гарантия безопасности. Но не нужно быть яростным противником ядерного оружия, чтобы прийти к тому же выводу, что и бывшие госсекретари Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший министр обороны Уильям Перри и экс-сенатор Сэм Нанн: в 2007 г. они публично заявили, что разоружение – стремление к «глобальному нулю» – отвечает интересам США. Эти государственные деятели осознали, что ядерное сдерживание несет с собой огромные риски и затраты. Аргументы в пользу сдерживания не всегда оказываются обоснованными. Что случится, если сдерживание не сработает?

Растущие риски катастрофической ядерной войны перевешивают неопределенные преимущества сдерживания для Соединенных Штатов. Учитывая подавляющую обычную военную мощь США, реальный вызов им может бросить только другая держава, обладающая ядерным оружием. Это означает, что Соединенным Штатам будет комфортнее существовать в мире, где ни у кого не будет такого оружия.

Конечно, в нынешнем международном контексте ядерное разоружение вряд ли возможно. Сегодня все ядерные державы используют стратегию ядерного сдерживания. Но они могут предпринимать шаги по разоружению. Во-первых, им нужно вновь взять на себя обязательства по ядерным ограничениям. Например, отменить повышенную боевую готовность ядерных сил и начать диалог о переходе к политике взаимного отказа от упреждающего удара. США и Россия должны начать переговоры о продлении СНВ-3. Кроме того, ядерным державам пора искать пути конструктивного участия в договоре о запрете ядерного оружия, а не просто игнорировать его. Например, они могли бы предложить большую прозрачность и рассказать, насколько их планы ядерной войны соответствуют гуманитарным критериям. Эти шаги вписались бы в масштабные усилия – возможно, под эгидой ООН, – которые позволили бы возложить на ядерные державы ответственность за последствия реализации их ядерных доктрин и решений о применении оружия. Наконец, должно измениться само представление политиков и дипломатов об «ответственной ядерной державе»: это понятие может относиться только к государству, которое демонстрирует выполнение конкретных обязательств по разоружению.

После десятилетий действия соглашений о контроле над вооружениями, сотрудничества и растущего понимания неприемлемости ядерного оружия мир движется в противоположном направлении. Геополитическая напряженность обострилась. Возобновилась гонка вооружений. Государства вновь стали ценить ядерное оружие. Ядерное табу теряет силу. Но все эти тренды нельзя считать необратимыми, это выбор наших лидеров. Ядерное разоружение должно быть долгосрочным проектом. Сегодняшние политики, возможно, не реализуют поставленную задачу, но они обязаны к этому стремиться.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Россия. США. Весь мир > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826789 Нина Танненвальд

Власть комикса, или Время «Груза-200»

О неизбежном падении вертикали

Резюме Хочется все больше власти, а на деле ее все меньше. Это – главная характеристика сегодняшнего мира. Иерархическая вертикаль неуклонно падает, как Пизанская башня, и технологии этот процесс ускоряют, уверен лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров.

О международной политике и духе времени Федор Лукьянов беседует с лидером группировки «Ленинград» Сергеем Шнуровым.

– Я обратился к вам неслучайно и не просто как поклонник вашего творчества. Крепнет ощущение, что серьезные рациональные профи – специалисты по международным отношениям, политической науке и пр. – утратили нить того, что происходит. Не понимают…

– Устарела методология. Совсем новые времена наступают.

– Вероятно. Но вы всегда умели ухватить дух времени. И современная эпоха описывается образами лучше, чем схемами и теориями…

– Любые переломные эпохи так описываются. Сначала возникает предчувствие, что что-то меняется. Андрей Белый пишет «Петербург» и «Серебряный голубь». А потом уже, собственно говоря, приходит революция.

– Перелом сейчас такого же масштаба, как 100 лет назад?

– А это тот же самый перелом, просто отсроченный, он продолжается. Начался где-то, наверное, на рубеже прошлого века, когда просветительский модернистский проект достиг того, к чему стремился: грамотность стала всеобщей, большинство людей обрели умение читать и писать. То, что происходит сегодня, лишь развитие: мало того что неграмотных в мире осталось немного, теперь еще все комментаторы, то есть медийные личности. Всякий может в Инстаграме, Фейсбуке, где угодно, обрести аудиторию, о которой раньше только мечтали целые медиакорпорации. И все это прямое продолжение того, что возникло на рубеже XIX–XX веков. Тогда начался процесс заваливания вертикали в горизонталь – это неизбежно и происходит уже давным-давно. Не знаю, когда случится окончательное падение вертикали, но случится.

– И что тогда? Конец света?

– Нет, конец света – вряд ли. Скорее всего, абсолютная девальвация властных структур в том понимании, в котором они существуют. Вообще кризис власти наблюдается давно. Власти в широком смысле слова, власти как иерархии, которая предлагает свое понимание того, почему одно значимее другого, имеет средства давления на нижестоящие этажи. Вот этого не будет.

Мы привыкли к мироустройству, где есть центр, верх и низ. Это связано с ньютоновским пониманием мира, механистическим. Но Эйнштейн это опроверг, показал, что в космосе нет ни верха, ни низа, появляется теория относительности, когда ты можешь считать с любого места и в любую сторону. Это мировоззрение открыто физиками, и сейчас подспудно мы его изучаем в школах, привыкаем, что нет никаких систем координат. Соответственно, такое сознание будет отражаться и в политических конструкциях.

– Вспоминается красивое понятие «квантовая запутанность»…

– Квантовая запутанность вначале появляется в работах физиков, а потом в мозгах. Когда вокруг рациональный механистический мир Ньютона, напрашивается и русское устройство государства, все там логично, война по коробкам, всё по правилам. А сейчас… Квантовая запутанность, да. Будет еще запутаннее, потому что следующие теории – теории струн и мультивселенной.

– Вернемся к падению вертикали. Что после? Анархия? Или самоорганизация?

– Как хотите назовите. В начале века называли «Советы». В середине века – «студенческая революция 1968 года». В 1991 году – «демократизация общества». Все эти процессы на самом деле из одного сырья и к одному стремятся.

– Да, они к одному стремятся, и заканчиваются они тем же самым – вертикаль встает опять.

– Нет. Вертикаль, как Пизанская башня, она только падает, неуклонно. Просто замеры небольшие, мы не фиксируем в каждый конкретный момент. Поэтому нам кажется, что она, конечно, стоит. Но симулятивный монархизм, который мы, например, имеем сейчас в России, это все равно симулякр. Попытка воссоздать то, чего уже быть не может. Для полноценного монархизма нужна и монорелигия, монотеизм и все вот эти условия. В современном мире монорелигия практически исключена и точно не может быть тотальной, значит и монархизма не получится, потому что он тоже должен быть тотальным. Это тотальное давление. Власть сильна своей тотальностью.

– Советский Союз был все-таки мощной твердыней, там какое-то время получалось.

– Советский Союз был абсолютно религиозным государством. И когда у людей исчезла вера, то оно и рухнуло, как любое религиозное государство. Жрецы этого храма перестали верить своим богам. Это на примере ацтеков можно посмотреть: как только вера закончилась – всё, до свидания все пирамиды. И ракеты не летают.

– Говоря о падении вертикали, вы все-таки прежде всего про Россию?

– Про всех. Ну вот тот же самый Трамп. Что это за явление? Его стопроцентно не могло быть еще 20 лет назад. А сейчас – вполне себе… Фактически кто он такой? Человек, создающий информационные поводы. Это не президент в прежнем понимании. Раньше президент не создавал информационные поводы, он занимался политикой.

– У Трампа информационные поводы будь здоров, не просто же фоновый шум. Расторг важное соглашение – изменились условия глобальной торговли. Нанес ракетно-бомбовый удар по Сирии… Внушительные информационные поводы получаются…

– Ну конечно, как начальник самой мощной страны мира он волей-неволей обуславливает и события. Но потоком-то все равно идут информационные поводы, то, что он производит посредством твиттера, они для него первичны. Его присутствие в медиа, скорость реакции несопоставимы с тем, что было еще 20 лет назад. Если посмотреть на агрессивную политику Америки, то за 20 лет в ней ничего не изменилось, они точно так же себя вели. Просто твиттера не было, а когда не было твиттера, не было и Трампа, и не могло быть. Они вместе меняют все.

– В день избрания Трампа президентом мой коллега-международник разместил на своей странице в Фейсбуке вашу песню «Дорожная» («Ехай, ехай нах*й»), посвятив ее потрясенному выбором народа американскому истеблишменту. В ваших песнях и клипах всегда присутствуют яркие типические персонажи. Современная международная политика, во-первых, персонифицирована, во-вторых, театральна. Больше, чем 20 лет назад. Как вы бы описали жанр того, что происходит в мире? Гиньоль? Комедия дель арте? Карнавал?

– Нет, нет, нет. Ни в коем случае! Категорически нельзя применять старое искусство, старые жанры, старые штампы по отношению к новому происходящему. Новое отражено в кинематографе, естественно, в голливудском. Он переживает ренессанс, мощнейший всплеск творческой энергии, истоки которой – в жанре комикса. Кругом, как положено в комиксе, супергерои. Есть положительные, есть отрицательные, но все герои. ИГИЛ (запрещено в России. – Ред.), например, это совсем мрак. Но абсолютно комиксная история.

– Трамп – тоже комикс?

– Конечно!

– А Путин?

– Конечно, комикс! Его фотосессии – это что? Вы себе могли представить Брежнева в таком виде? Нет. И я не могу.

– Брежнев не был в такой физической форме.

– Неважно. Пусть не Брежнева, Троцкого, он был в неплохой физической форме. Но в голову не пришло бы так позировать. Комикс – не просто серия забавных картинок, а история персонажей – это сейчас главный продукт. Самые бешеные блокбастеры, самые большие сборы – студия Marvel. «Железный человек». Его, кстати, как раз можно прилепить к Путину. Человек, который знает всё, у него секретная лаборатория, и он буквально с помощью паяльника и циркулярной пилы мастерит целый мир. Ну просто как Владимир Владимирович, который, если верить тому, что о нем пишут на Западе, из ничего стал самым могущественным разрушителем.

Трамп – взбалмошный супергерой, но он все равно же обладает какими-то суперспособностями. Да, мы их не знаем, но он скорее джокер, он трикстер, может сыграть и за плохого, и за хорошего. О чем и говорит, например, реакция нашей Госдумы. Они вначале рады, что пришел Трамп, потом не очень рады, потом п****ц, а потом он что-нибудь напишет в твиттере – они опять радуются. Это такой герой комиксов, который вносит «живизну» в весь ландшафт, и от его поведения зависит дальнейшее развитие сюжета.

– А Ким Чен Ын?

– Ким Чен Ын – абсолютное зло. Доктор Зло.

– Он же тоже теперь вроде хороший, договариваться начал, денуклеаризацию обсуждает…

– Подождите, подождите, этот фильм еще не закончился.

– А Си Цзинпин? Он кажется очень монументальным, но не супергероем.

– А вот он как раз не из комикса. Китай – совсем не комиксная культура, насколько я ее себе представляю. Они же вообще обособлены, даже в плане компьютерных операционных систем, там просто блокируется то, что они считают себе не соответствующим. Они не поддаются этой всеобщей волне.

– Ой ли? Американская культура там тоже популярна, кино, музыка, сколько ни блокируй, все равно проникает.

– Проникает, конечно, но дело не в том, проникает или нет, а как влияет. Сила американской культуры в том, что она в других обществах осуществляет, так сказать, перепрошивку культурного кода. А в Китае этот культурный код очень прочный, не поддается.

– Вот как. Стало быть, один Китай и останется вне этого комиксного контекста вместе со своим начальником?

– Не факт. Это сейчас так. Но я скорее верю в американскую изобретательность. Они же не могут иначе существовать, кроме как в ситуации собственной гегемонии. А главный инструмент – это их культура, которая сильна тем, что ее все впитывают. Так что это для них важнейшая задача. Думаю, появится решение и для Китая.

– Перепрошьют?

– Да.

– Ладно. В комиксах бывают романтические герои?

– Так это всё романтизм, по большому счету. Вообще тема героики, она романтическая. Что такое героизм? Если вспоминать древнегреческую классификацию, герой – это же тот человек, который сумел разорвать нити судьбы, их плетут мойры, и пойти против судьбы, сломать ее, сделать что-то свое. Почему герои несколько ближе к богам, почему есть культ героя и т. д. Потом немецкая романтическая традиция наследует этот героизм, и в героизме, особенно в том высоком романтизме, который был в конце XVIII – начале XIX века, добро и зло уже не имеют значения. Важна красота движения, красота события, красота поступка.

– Если вернуться к кино, то, скажем, в нашей стране дух грядущих перемен точно уловил предперестроечный кинематограф. Еще не понимали, что грядет, а предчувствие было. Или некоторые фильмы 1990-х годов. Современную международную политику исчерпывающе предвосхитили братья Коэн, например, «Сжечь после прочтения», фильм 2008 года.

– Я помню его, конечно.

– Казалось, это дикий гротеск, главная идея – миром правят слабоумие и паранойя. Сейчас выглядит милой шуткой по сравнению с тем, что происходит на деле. Или в фильме тех же Коэнов «Фарго», балабановских «Жмурках» доводили до абсурда чернуху с расчлененкой, а сейчас в диппредставительстве Саудовской Аравии происходит нечто за гранью даже чернушной фантазии. Кино отстало, вся эта, как вы говорите, комиксная среда выплеснулась в реальность и вышла из-под контроля?

– Кино ни от чего не отстало. Кино и кинопроизводство находятся в той же самой парадигме, что и политика. То бишь мировоззренчески они одинаковые. А всякие вопиющие случаи выскакивают на поверхность ровным счетом из-за того, с чего мы начали, – мир становится прозрачным из-за медиа, из-за всепроникающего айфона и вайфая. Раньше разве было по-другому? Тот же вышеупомянутый Троцкий, которому размозжили череп ледорубом. Чем его история не параллельна и не столь же странна, как убийство этого саудовского как бы журналиста?

– Жизнеутверждающе. Что было, то и будет. Ваша творческая биография охватила период бесконечных перемен и в мире, и у нас. Если бы я попросил вас сформулировать основные метафоры, образы 1990-х, 2000-х и 2010-х, что это было бы? Например, применительно к России.

– Опять же, если рассматривать это в процессе, я не думаю, что были какие-то переломы, вехи. Это именно процесс. Как в работе Ленина: шаг вперед, два шага назад. В России ничего кардинально не меняется. Происходит вечное метание между двумя образами – страна, которая воспринимает себя либо как часть европейской цивилизации, пусть и периферийную, либо как некое исключение из всех правил земных. И вот между двумя этими полюсами все и происходит. Это не споры славянофилов и западников, совершенно нет. Хотя и пытаются такое навязать, выдать за то, что здесь еще будто бы до сих пор существуют два этих центра притяжения. Но это не так.

– Тогда я не очень понимаю, в чем метание?

– Ситуация описана в песне «Я не хочу на дачу». Есть условный силовик. У условного силовика есть условная жена. Условный силовик, по идее, всем своим существом, всей своей профессией, вектором жизни должен бороться за то, чтобы построили новый танк. Но его жена хочет новую сумку Birkin, ей пох*й на танки. И вот в этом сложном любовном треугольнике между танком, женой и сумкой Birkin мечется силовик.

– То есть метания наши – вещь силовая?

– Да нет, возьмите не силовика. Возьмите человека, который пишет концепцию устройства государства российского. У него точно такая же жена, которая совершенно не хочет ходить в ботинках «Скороход», подавай ей Louis Vuitton и всё. И никуда не деться от этого. С женами они спорить не могут. А жена, естественно, – метафора большой родины-матери. У нас родина-мать своим сердцем и всем своим нутром хочет одеваться модно и в Париже.

– Это неизбывно? Не изменится?

– Изменится.

– Почему?

– Потому что патриархальное общество уже отмирает потихонечку, и у нас, конечно же, наступает некая феминистская эпоха. Понятно, что женщины управляют в основном экономическими процессами, как бы это нам ни казалось диким…

– Посредством устремлений той самой условной жены?

– Конечно. Смотрите, какие огромные производства задействованы на то, чтобы удовлетворить спрос только телок. Это гигантский рынок. Если бы не телки, может быть, и не было бы ни моды, ни музыки… А в конечном итоге и войны.

– Поясните. В том самом треугольнике жена с сумкой одержит победу над танком, и тогда метания России закончатся в пользу европейской периферии? Не будем больше искать того, чего не может быть? Или напротив – силовик вместе с уходом патриархального общества избавится от магической власти жены и сумки, окончательно посвятив себя танку?

– У силовика проблема, что ему для нормального существования нужны изобретения, инновации, современно говоря. Базу надо совершенствовать, чтобы силу у силовика поддерживать. А с этим у нас плохо, застопорилось. Но если нет изобретений, то условный цех силовиков расслаивается на тех, кто контролирует трубу, и просто охранников. Это, собственно, у нас и происходит. И там уже не до метаний.

– Хорошо, а условная жена что тогда делает?

– А условная жена прилагает усилия, чтобы стать женой того, кто у трубы, а не того, кто просто охранник.

– Вы упоминали революции, 1968 год и т. д. Вы себя сами считаете революционером, бунтарем или, наоборот, обывателем?

– Нет, обывателем я себя не считаю, революционером тоже. Я скорее такой… назовем это «реалист». Если я вижу какую-то тему, вижу ее остроту, то не закрываю ее, не пытаюсь закамуфлировать, заглянцевать, а, наоборот, выпячиваю, делаю из нее гротеск, вскрываю конфликтность ситуации. И тем самым расширяю границы, во-первых, возможностей искусства, а во-вторых, и просто мировоззренческие.

– Того, что называется гражданская позиция, вы для себя не формулируете?

– Нет, почему? У меня абсолютно четкая гражданская позиция: пора открыть глаза. Не нужно их закрывать. Не нужно существовать в этих бесконечных дихотомиях, в которых бьется русское сознание.

– Любимая русским народом тема свободы. Мы ее все время взыскуем, а когда она приходит, проклинаем. Вы себя сейчас чувствуете свободным?

– Конечно.

– Возьмем 1998-й, 2008-й и 2018 год. Что-нибудь менялось с вашим самоощущением свободы?

– У меня ничего не менялось. До меня долетают всякие отголоски по поводу посадок за перепосты… Это, на мой взгляд, вообще ужасно и совершенно неоправданно. Ни к чему хорошему не приведет. Свобода в России всегда находится примерно на одном и том же показателе, просто кто-то готов рисковать, а кто-то – нет. И никогда не было по-другому.

– Но вопрос, чем рисковать – жизнью, кошельком или социальным статусом. В разные времена по-разному было.

– Вот именно, в разные времена по-разному. В первобытном обществе любое слово, сказанное нами сегодня, скорее всего, вызвало бы жуткое непонимание, и в знак непонимания нам бы е***ли дубинкой по голове. Наше общество все-таки пытается от дубинки уйти… Весь пафос этой свободы – чтобы за разговоры не сажали. Всё.

– Вы ездите по миру, не только в России выступаете… Я видел ваши записи из Польши, Прибалтики, Германии и т.д. Вы чувствуете, как-то меняется отношение к России, к русским и к вам лично?

– На бытовом уровне не чувствую. Они как относились хорошо к группе «Ленинград», так хорошо и относятся. Представление о том, что мы приехали из империи зла, до меня по крайней мере не докатывается. Но я и не такого уровня, наверное.

– А на Украину ездите сейчас?

– Нет.

– Почему?

– А зачем?

– Есть люди, которые считают, что, наоборот, в это тяжелое время надо поддерживать связи, не поддаваться политическим ветрам…

– Я так не считаю. Если я туда поеду, то, во-первых, буду не особенно принят там, во-вторых, не особенно принят здесь после. Зачем мне это?

– Логично. Возвращаясь к комиксам. Понятие «холодная война» по легенде придумал не политик и не ученый, а Джордж Оруэлл. И оно приклеилось как влитое, потому что образно отразило сущность момента. Сейчас тот ярлык пытаются прилепить вновь, но не клеится, потому что ситуация вообще не такая, как тогда.

– Иная совсем.

– Какой-нибудь образ вам приходит в голову, как назвать современное политическое состояние?

– Попытка изнасиловать мир, когда не стоит.

– У кого не стоит?

– Ни у кого не стоит. Пытаются присунуть, но не стоит.

– Опять кино вспоминается. Маньяк-милиционер из «Груза 200».

– Да-да, что-то в этом роде. Поэтому и привлекают каких-то мутных дублеров.

– Но когда возникает такое противоречие, это обычно плохо кончается. Членовредительством всяким.

– Да, я ситуацию не назвал бы стабильной, ведь маньяк – он все равно маньяк, и неважно, стоит у него или нет. Так что хотелось бы обойтись без глобальной войны. Хотя раньше всегда было именно так.

– Вот именно. Раньше всегда так. Но благодаря тому самому ядерному оружию, о котором Путин недавно сказал, а вы откликнулись, вроде как это отменилось, потому что совсем уж маньяков-самоубийц нет.

– Научно-технический прогресс не стоит на месте, и наверняка будет изобретаться что-то новенькое. Недаром же гонка вооружений. Всегда действие рождает противодействие. Если в один момент одна из сторон, коих уже сейчас можно насчитать три как минимум, решит, что безнаказанно способна что-то сделать, то, скорее всего, это будет сделано.

– Про третью сторону. Китай вас интересует как явление?

– Китай интересует, конечно, как явление, но я очень плохо знаком с китайской культурой. Если я не знаю китайскую культуру, мне даже думать сложно, что у них в головах. Если европейскую культуру или американскую как какую-то мутацию европейской я еще могу понять, то китайскую – вряд ли.

– Насчет мутации европейской. Такое понятие, как «политическая корректность», у вас вызывает какие-то чувства? Судя по вашему стилю, она должна быть вам чужда. Я не имею в виду употребление ненормативной лексики, я о другом.

– Я понимаю, да. Я, кстати, себя мыслю очень дипломатичным человеком. Некорректность простирается где-то в области хамства. Неважно, с помощью мата или вполне нормативной лексики, если возникает откровенное хамство, то это некорректно. Все остальное – дело вкуса.

– Я имею в виду то, что вкладывается в понятие политкорректности сейчас на Западе, в Соединенных Штатах, движение MeToo, гипертрофированное отношение к чувствительности меньшинств, которых все больше – это правильно? Россия же тоже в эту сторону медленно движется. Правда, совсем медленно.

– Ну что значит «правильно»? Смотрите, когда – а это произойдет скоро – появятся киборги, когда появятся модифицированные, измененные, как картошка, ГМО-люди, распространится массовое клонирование, то все эти юридические наработки, которые ныне опробуют и применяют к сексуальным меньшинствам, понадобятся всем… Сейчас это делается в тестовом режиме для следующего большого этапа.

– То есть мы станем этим меньшинством?

– Кто «мы»? Нет, все будут меньшинством. В таком обществе, когда появятся разнообразные киборги с разными возможностями и задачами, многочисленные разновидности гендера и пр., просто каждый будет по сути каким-нибудь меньшинством. И их права и обязанности придется как-то регулировать.

– Я подумал другое – что киборги станут большинством и искусственный интеллект, а мы с вами или такие, как мы, становимся меньшинствами. И наши права надо будет защищать.

– Да, и такое тоже может быть, вполне. Киборги придут быстрее, чем нам кажется.

Россия > СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 21 ноября 2018 > № 2826788 Сергей Шнуров

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на совместном заседании коллегий МИД России и МИД Белоруссии, Минск, 21 ноября 2018 года

Уважаемый Владимир Владимирович,

Уважаемый Григорий Алексеевич,

Уважаемые коллеги,

Сегодня мы продолжаем добрую традицию совместных заседаний коллегий министерств иностранных дел России и Белоруссии. Такие встречи – важный элемент нашего товарищеского, тесного взаимодействия, в основе которого – двухлетние Программы согласованных действий в области внешней политики.

Будущий год пройдет под знаком 20-летия Договора о создании Союзного государства. В этой связи в ходе состоявшегося 14 ноября в Минске заседания Группы высокого уровня Совета Министров Союзного государства российским и белорусским министерствам и ведомствам было рекомендовано провести совместные коллегии, включив в их повестку вопросы, касающиеся реализации положений Договора. Думаю, что на нашем следующем заседании, которое мы будем проводить в Российской Федерации, можно было бы обсудить итоги выполнения текущей Программы согласованных действий в области внешней политики и подписать для последующего одобрения главами государств новый документ на предстоящие два года.

Россия и Белоруссия – союзники и единомышленники на международной арене. Мы – последовательные сторонники повышения авторитета интеграционных объединений на пространстве СНГ, формирования в Евроатлантике архитектуры равной и неделимой безопасности, коллегиального противодействия новым вызовам и угрозам на прочной основе международного права.

Большое значение придаем сохранению памяти о нашей общей истории. Поэтому нас не может не беспокоить опасная тенденция, связанная с искажением событий Великой Отечественной и Второй мировой войны.

Не прекращаются попытки оправдать, а то и героизировать нацистов и их пособников, пересмотреть решения Нюрнбергского трибунала. Тревожит и то, что параллельно с фальсификацией истории набирает обороты русофобия, которая в ряде европейских государств возводится чуть ли не в ранг официальной идеологии.

В этих условиях наша общая задача, о чем только что говорил Министр иностранных дел Республики Беларусь В.В.Макей, – продолжать целенаправленные усилия по противодействию этим деструктивным замыслам, используя весь доступный политический и правовой инструментарий. Востребован комплексный подход, объединение потенциала дипломатов, парламентариев, научных кругов, широкой общественности. Сегодня мы наметим те шаги, которые следует предпринять для совершенствования взаимодействия в этой сфере. Вчера вечером мы встречались с В.В.Макеем и обсуждали эти вопросы. В частности, договорились подготовить серию специальных мероприятий по случаю 80-летия начала Второй мировой войны.

Москва и Минск энергично работают над обустройством Евразийского экономического союза, укреплением его связей с иностранными государствами и их интеграционными объединениями. Особое внимание уделяем вопросам сопряжения ЕАЭС с китайским проектом «Один пояс, один путь» – в соответствии с принятым в ноябре 2015 г. решением Высшего Евразийского экономического совета. 17 мая этого года в Астане было подписано Соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и КНР. Продолжается подготовка российско-китайского Соглашения о Евразийском экономическом партнерстве, которое будет открыто для присоединения всех стран Союза, других заинтересованных государств.

В этом контексте практическое преломление получает работа по реализации инициативы Президента Российской Федерации В.В.Путина по созданию Большого Евразийского партнерства с участием ЕАЭС, ШОС, АСЕАН. Конечно же, оно открыто для присоединения других стран на Евразийском континенте, включая страны Евросоюза. В перспективе такое партнёрство могло бы стать стержневым элементом единого торгово-экономического пространства от Атлантики до Тихого океана, обеспечить неделимость экономического развития в этой части мира.

Я хотел бы поддержать только что прозвучавшее предложение Министра иностранных дел В.В.Макея о развитии тесных контактов между секретариатами соответствующих интеграционных объединений. Думаю, что такая организация, как ОБСЕ, могла бы стать площадкой для рассмотрения соответствующих инициатив о гармонизации различных интеграционных процессов.

Тематика международной информационной безопасности, которую мы сегодня также будем обсуждать, утверждается в качестве одной из приоритетных в глобальной повестке дня. Россия и Республика Беларусь придерживаются здесь единых взглядов, выступают «солидарным фронтом» на ключевых многосторонних площадках, прежде всего в ООН. Признательны белорусским друзьям за традиционное соавторство в отношении российских проектов резолюций Генеральной Ассамблеи по вопросам выработки правил ответственного поведения государств в информационном пространстве и по противодействию киберпреступности. В наших двусторонних отношениях мы руководствуемся действующим Межправительственным соглашением о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности.

В фокусе внимания будут и вопросы гуманитарного взаимодействия, включая тесную координацию в многосторонних культурных, научных, образовательных форумах, а также на правозащитных площадках. В числе безусловных приоритетов видим работу с молодежью. Об этом подробно говорили наши президенты в ходе пятого Форума регионов в Могилеве в октябре этого года. Союзное государство должно предоставлять молодому поколению россиян и белорусов максимально широкие перспективы профессионального, образовательного, культурного развития. Надеюсь, наши внешнеполитические ведомства смогут найти свои подходы, чтобы внести вклад в решение этой задачи.

Признателен за традиционное гостеприимство, которое мы ощущаем с первых минут пребывания на белорусской земле.

Россия. Белоруссия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 21 ноября 2018 > № 2799194 Сергей Лавров

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел Республики Беларусь В.В.Макеем, Минск, 21 ноября 2018 года

Уважаемые дамы и господа,

Прежде всего хотел бы ещё раз выразить нашу искреннюю признательность Министру иностранных дел Республики Беларусь В.В.Макею и всем белорусским друзьям за организацию нашей работы на самом высоком уровне и традиционное тёплое белорусское гостеприимство.

В нынешнем году Белоруссия стала местом проведения целого ряда важных двусторонних встреч – заседания Высшего Госсовета Союзного государства в Минске в июне, пятого Форума регионов с участием глав государств в Могилеве в октябре, заседания Группы высокого уровня под председательством заместителей глав правительств двух стран в Минске в ноябре. Приветствуем инициативную, конструктивную позицию наших друзей по укреплению российско-белорусской интеграции на всех уровнях. 13 декабря в Бресте состоится заседание Совета министров Союзного государства, на котором также будут приняты очень важные решения, углубляющие нашу интеграцию.

Мы даём положительную оценку интеграционному сотрудничеству в рамках Евразийского экономического союза. Договорились продолжать содействовать расширению и укреплению его внешних связей, в том числе с ШОС, государствами АСЕАН и Китайской Народной Республикой в рамках сопряжения евразийских интеграционных процессов с китайской программой «Один пояс, один путь». На этом пути уже достигнуты конкретные результаты. В итоге мы будем двигаться к тому, что Президент России В.В.Путин назвал «Большим евразийским проектом», открытым не только для участников ЕАЭС, ШОС и АСЕАН, а в перспективе, если на то будет их желание, – членов ЕС.

На совместном заседании коллегии рассмотрели также очень важную тему совместных усилий в интересах противодействия фальсификации истории Великой Отечественной войны и попыткам пересмотра итогов Второй мировой войны. Мы едины в недопустимости героизации фашистов, нацистов и их прихвостней.

Предметно рассмотрели роль наших министерств в деле наращивания гуманитарного сотрудничества. Условились и далее энергично работать над укреплением общего культурно-духовного пространства, продвижением совместного исторического наследия.

Решено способствовать расширению молодежных контактов на различных площадках. Россия, в частности, по линии Россотрудничества продолжит оказывать содействие инициативам белорусских общин в третьих странах, которые проводятся нашими друзьям с целью отметить годовщины Великой Отечественной войны, Дни славянской культуры и другие события.

Отдельным пунктом повестки дня мы рассмотрели вопросы международной информационной безопасности. Отметили нашу дружную, слаженную работу в ООН по продвижению очень важных инициатив по выработке правил ответственного поведения государств в сфере международной информационной безопасности и разработки норм противодействия киберпреступности. Обе эти инициативы сейчас были одобрены в комитетах Генассамблеи ООН и в скором времени будут вынесены на утверждение пленарным заседанием Генассамблеи ООН.

Мы также коснулись других аспектов нашего тесного взаимодействия в ООН, включая его правозащитный сектор. Обсудили наши отношения в контексте подготовки к Совету министров иностранных дел ОБСЕ, который состоится в начале декабря в Милане, проблематику нашего взаимодействия с ЕС и другими европейскими структурами.

Говорили о ситуации в сфере военно-политической безопасности в Европе и Евроатлантике в целом. В этой связи мы выразили озабоченность ростом напряжённости на европейском континенте, во многом в силу наращивания военной активности НАТО вблизи наших границ, а также в связи с намерением Вашингтона, о чём было заявлено, выйти из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Это создаёт вызовы нашей безопасности, которые требуют соответствующей реакции, как по линии Союзного государства, так и Организации Договора о коллективной безопасности.

О результатах нашей работы я сегодня доложил Президенту Республики Беларусь А.Г.Лукашенко. Он подтвердил высокую оценку взаимодействия по линии внешнеполитических ведомств в рамках реализации программы согласованных действий в сфере внешней политики Союзного государства Российской Федерации и Республики Беларусь.

Будем продолжать тесную координацию на основе Плана консультаций, который был только что подписан, и на основе тех решений, которые закреплены в протоколе заседания коллегий двух министерств.

В заключение, хотел бы поздравить присутствующих здесь работников телевидения с Всемирным днём телевидения и пожелать вам всего самого доброго.

Вопрос: Накануне члены ОЗХО отклонили все предложения России по обеспечению сбалансированной работы организации и одобрили увеличение ее бюджета для придания Техническому секретариату атрибутивных функций. В свете этих событий как Вы видите будущее организации и взаимодействие между Россией и ОЗХО?

С.В.Лавров: Мы уже комментировали эту нездоровую и крайне опасную ситуацию как по линии МИД, так и по линии российской делегации, которая участвовала в заседании Конференции государств-участников (КГУ) Конвенции о запрещении химического оружия (КЗХО). Ситуация тревожная. Вопреки всем нормам – КЗХО, нормам международного права относительно конвенционных документов – решение о наделении Технического секретариата функциями установления и назначения виновных было принято голосованием путем слома имеющихся правил процедуры. Наделять технический орган функциями, которые являются прямой прерогативой СБ ООН, означает начать наступление на основы международного права. Неслучайно наши западные коллеги сейчас все реже употребляют термин «международное право». Они говорят о неком «порядке, основанном на правилах». КЗХО, которая четко и недвусмысленно расписывает, как нужно действовать Техническому секретариату ОЗХО, – это и есть международное право. Менять его можно только на основе процедур, предусмотренных самой Конвенцией – внесением поправок, их обсуждением, принятием и ратификацией. То, как сейчас обходятся с этой проблемой наши западные коллеги, как они меняют суть самой Конвенции путем продавливания решений и голосованием (а мы знаем, что этому сопутствовала целая серия шагов, включая шантаж и подкуп) – это уже не международное право, а тот самый «порядок, основанный на правилах». Его западные коллеги хотели бы установить по своему усмотрению, абсолютно не считаясь с мнением других. Позиция наших единомышленников очень четко была изложена в совместном заявлении на заседании КГУ. Это 27 государств, серьезная группа стран. Это заявление зафиксировало категорическое неприятие действий, которые предприняли западные страны.

Теперь придется проанализировать сложившуюся ситуацию, наши дальнейшие отношения с ОЗХО. Я не думаю, что нужно делать какие-то поспешные выводы. Сейчас необходимо с трезвой головой посмотреть, как можно и можно ли вообще спасти важнейший инструмент международного права, нераспространения массового оружия – КЗХО. С нашими союзниками по ОДКБ, которые тоже сделали коллективное совместное заявление на вчерашнем заседании, мы будем консультироваться об оптимальных шагах в этой ситуации.

Вопрос: Сегодня мы становимся свидетелями опасной тенденции – девальвации общепринятых норм и принципов международного права, беспрецедентного дефицита доверия в мире. Каково Ваше видение будущей системы обеспечения глобальной и региональной безопасности? Есть ли «свет в конце туннеля»?

С.В.Лавров: Я уже касался рисков, с которыми сталкивается международное право в условиях линии Запада на искусственное удержание своего доминирования в международных делах. Это печально, потому что в интересах всего международного сообщества было бы коллективно вырабатывать подходы к современным угрозам, а не подстраивать всех остальных под свое собственное видение, односторонние подходы. Эти риски сохраняются. Более того, они нарастают.

Я упоминал, как универсальный инструмент международного права – КЗХО – пытаются превратить в послушное орудие для продвижения западной политики путем вторжения в прерогативу СБ ООН. Что-то похожее может произойти и с Конвенцией о запрещении биологического и токсинного оружия (КБТО), которая уже много лет как принята, ратифицирована и вступила в силу. Но мы никак не можем вместе с целым рядом других стран, которые ответственно подходят к биологическому вопросу, проблемам нераспространения биологического оружия и его уничтожения, добиться создания механизма верификации этой Конвенции – того, как страны-участницы соблюдают свои обязательства. Главная причина, по которой мы не можем создать такой механизм, – это позиция США, которые категорически заблокировали все предложения России и других стран о формировании такой структуры еще в начале 2000-х гг. Сейчас США через Секретариат ООН начинают продвигать инициативу, чтобы там создать некую структуру, наделив ее такими полномочиями, которые по идее должны быть у межгосударственного, межправительственного механизма. Опять делается попытка оказывать давление на международных чиновников для того, чтобы продвигать свои собственные подходы в обход легитимных процедур. Это тревожная практика.

Примеров подобных действий в других сферах достаточно много. Мы будем об этом и дальше откровенно разговаривать, задавать вопросы нашим западным партнерам. Они пытаются уходить от серьезного разговора на эту тему, но я убежден, что «замотать» и «замести под ковер» эту ситуацию у них не получится. Придется отвечать на вполне легитимные озабоченности, которые существуют не только у России, но и у многих

Россия. Белоруссия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 21 ноября 2018 > № 2799193 Сергей Лавров

«Мы больше не мечтаем о будущем, мы его скорее боимся»

Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий в Софии, постоянный научный сотрудник Института гуманитарных наук в Вене и автор статей для многих периодических изданий

Светлана Бабаева - член Совета по внешней и оборонной политике.

Резюме Прежде существовало право на собственную интерпретацию, но факты были общие. Теперь у каждого право на собственные факты. Это жизнь в комнате зеркал. Мы пребываем в разных пространствах, никто ничего не признает и ни в чем не раскаивается. Поэтому мы так сильно друг друга боимся, полагает Иван Крастев.

Почему мир больше напоминает жизнь в комнате зеркал, что общего у Путина и Трампа, какой будет идентичность человека в XXI веке – об этом размышляет Иван Крастев, глава Центра либеральных стратегий в Софии, Kissinger Fellow в Библиотеке Конгресса США. Беседовала Светлана Бабаева.

Не свергнуть правительство, а поменять страну

– На недавней сессии Валдайского клуба, посвященной теме идентичности, Вы сказали, что по всему миру идет «подъем большинства». Это хорошо или опасно?

– Как писал Самюэль Хантингтон, «идентичность – как грех: мы можем сопротивляться, но избежать не в силах». О политике идентичности стали говорить как о новом явлении, на самом деле она – результат культурной революции 1968 года. Есть два типа идентичности. Один от нас не зависит – кем мы родились. То, что я болгарин, не мой выбор, но часть моей идентичности. Второй тип – та, которую я выбираю. Человек сам выбирает, как будет жить, за кого голосовать, верить или не верить в Бога. Ныне людей больше заботит приобретенная идентичность. Вокруг нее они создают свою историю, жизнь. Отчасти это связано с тем, что люди стали более образованны, подвижны.

– Но, если больше разнообразия, должен быть подъем разных меньшинств, а не большинства!

– Подъем меньшинств в политике был в 1960–1990-е годы, когда феминистки, сексуальные и этнические меньшинства хотели стать заметными и быть представлены в политическом процессе. Они говорили: «Хотим, чтобы нас услышали, мы существуем!». У групп же большинства, этнических, религиозных, расовых, не было драйва говорить «мы тут», потому что было ощущение, что у них и так власть.

Что произошло потом? Я прежде всего говорю о западном мире. Возникает демографическая проблема. Общества стареют, миграция меняет этнический состав общества, а следом страх: мы большинство сегодня, но будем ли мы большинством завтра?

И люди психологически начали вести себя как меньшинства. Возникло ощущение, что их власть уже хрупкая, неустойчивая. Особенно это ощущается в маленьких государствах. Скажем, ты всегда думал, что тебе не нужно доказывать, что ты болгарин, потому что таких у вас в стране – 80–90 процентов. А теперь ты боишься: мир другой, дети вообще могли уехать и уже плохо говорят на родном языке. И начинается паника: а что, если через сто лет моей этнической группы, моей нации вообще не будет?

– Тогда в политике той же Европы мы бы видели процесс, который отвечал бы интересам французов, немцев, чехов в пятом колене. Мы же видим, что политики, наоборот, все больше работают с новыми слоями избирателей, включая недавних мигрантов.

– Популистские партии как раз антимиграционные. Италия для итальянцев. В США Трамп говорит: мы, белые, теряем власть, это наше общество или нет?

Людей всегда пугали сдвиги, но теперь всё происходит стремительно, люди двигаются намного быстрее и проще. И ты понимаешь: если ты родился в Африке в бедной стране, самое радикальное, что можно сделать – нет, не свергнуть свое правительство, а просто поменять страну. И эта перемена в одном поколении. Не нужна идеология, политическая партия, революция.

Страх часто возникает не в отношении того, что происходит, а что может произойти. Скажем, в Болгарии иммигрантов почти нет. Но ты видел по телевизору, как легко люди пересекают границы. И начинаешь бояться не людей, которые приехали, а тех, которые могут приехать. И еще ты боишься тех, кто уехал…

Это главное, что случилось в Восточной Европе и о чем мало говорят. Революция 1989 г. была революцией нормальности. Мы хотим жить как нормальное общество, наше будущее – это Германия. Но если наше будущее – Германия, зачем ждать, когда мы ею станем? Можно просто уехать в Германию! Учиться, работать, жить. Сегодня огромный процент граждан Восточной Европы живут и работают вне своих государств. В балтийских республиках это вообще более 20 процентов. Румынию за последние 10 лет, когда страна стала членом ЕС, покинуло 3,5 млн человек. И везде это молодые и активные люди.

Правители, которым некуда уезжать

– Можем ли мы тогда в принципе в XXI веке говорить об идентичности и ценностях при таком движении людей?

– Когда идентичность становится проблемой? Когда возникает ощущение, что ты ее теряешь. Сперва становится намного труднее понимать, что такое русский, болгарин, поляк в XXI веке. А потом ты не знаешь, правильно ли вообще на этом настаивать или нет?

Что произошло, помимо прочего, благодаря технологическим переменам и новым коммуникациям? Они изменили отношения между поколениями. В 1960-е гг. была революция детей против консервативных родителей. А в 1990-е гг. детям стало жалко своих родителей, которые потеряли не только достаток, но и смысл жизни. Родители не просто перестали быть примером, которому нужно следовать. Сами родители уже не знали, какую модель жизни предложить своим детям…

В результате возникает странная ситуация. Я долго пытался понять, откуда появился ужас от «гейропы». Россия, прямо скажем, не самая консервативная в мире страна ни в сексуальном, ни в социальном отношении, процент абортов на тысячу женщин, процент разводов выше, чем на «загнивающем» Западе. Тогда откуда этот довольно истеричный запрос на консервативные ценности?

Думаю, появилось много родителей, включая элиту, которые не верят, что свои ценности они смогут передать детям. И они захотели, чтобы за них это сделало государство. Что произошло с элитой в девяностые? Их дети поехали учиться на Запад. Многие вернулись, но уже с другой социальной восприимчивостью. Дети жили в среде, где тот же гомосексуализм – уже не проблема. И у старшего поколения возникло ощущение, что твои дети – уже не твои дети. Будто их там кто-то украл, заложил в них другие ценности.

Я думаю, это во многом объясняет, откуда возник призрак традиционализма. Это не просто русская проблема, то же самое я вижу в Восточной Европе. Это кризис родительской власти, когда ты не знаешь, есть ли у тебя что-то, чему ты можешь научить своих детей. Потому что у тебя проблемы и с собственной жизнью.

Запрос на консерватизм и попытка ренационализации следующего поколения элит – вот каким стал ответ на эти страхи и на глобализацию.

– То есть элиты стали апеллировать к более традиционным вещам, потому что не знали, за что еще им зацепиться?

– Да. Проблема, которая возникла в результате глобализации, – у людей появилось ощущение, что ими правят иностранцы. Особенно в маленьких государствах. Появилась элита, которая говорит на языках, ездит по миру. И ты думаешь: может, эти правители даже умные, но как они относятся лично ко мне? В результате возникают популистские движения и делается ставка на элиту, у которой нет exit option – возможности выхода.

– Пусть наши правители не смогут никуда деться?

– Людям нравится в популистах то, что они не говорят на иностранных языках, у них мало международных контактов, за рубежом их не любят. Голосуют за них даже не потому, что им верят, а потому, что они не убегут, если случится кризис.

– Получается, в мире сейчас запрос не на лидеров, а на «своих»?

– Которые никогда нас не покинут, потому что им некуда уезжать.

Сегодня политики представляют стиль жизни

– Режиссер Константин Богомолов на Валдае сказал, что у России, в отличие от Запада, остается «право на безумие». То есть в России еще возможно проявление разных чувств и эмоций, а не только любви и толерантности. Но мы видим, это происходит во всем мире. Вместе с запросом на «своих» востребованным становится безумие в политическом и социальном процессе.

– Право на безумие – священное право, но им не надо злоупотреблять. Мы живем в какое-то пограничное время, Збигнев Бжезинский называл его «глобальное политическое пробуждение». Мы наблюдаем рост социального неравенства, сопровождающийся торжеством эгалитарной культуры. Элита перестала быть примером для подражания. Ценностью стала аутентичность. Я лучше знаю, что для меня хорошо, может, я и говорю какие-то идиотские вещи, но это я. И вы не можете мне это запретить.

А упор на аутентичность радикально меняет характер политического представительства. Сегодня политики представляют не интересы, а стиль жизни и миропонимание. Многие удивляются: как стало возможно, что бедные проголосовали за миллиардера Tрампа? Представьте, вы не знаете, кто черный – Барак Обама или Дональд Трамп, вы видите лишь, как они одеваются, что говорят, как себя ведут. И получится, что Обама – это классический WASP, белый англосаксонский протестант. Никакой драмы, полный самоконтроль, образованность. А с другой стороны – человек, который по-другому говорит, подскакивает, даже немного распущен.

Главное, что произошло, на мой взгляд, в мире, – из политической жизни, которая была сосредоточена на экономике, мы перешли в политическую жизнь, которая сосредоточена на культуре.

– Получается, президент Путин со своим знаменитым «мочить в сортире» просто на 15 лет опередил время…

– Да, и ему даже не нужно было ничего изображать, потому что российское общество было, с одной стороны, сильно травмировано после распада Союза, а с другой – не было структурировано. И появилось путинское большинство. Сплоченное общими страхами, но не совместным проектом будущего.

Но на такой культурной идентификации нельзя построить долгосрочную политику. Легитимность Путина связана с опытом большинства, которое прошло ломку девяностых. Но следующее поколение уже никаких девяностых не знает. Как быть с ним? Что предложить этим людям, что с ними разделить?

Но и со знакомым поколением возникла проблема – пенсионная реформа. Я думаю, дело даже не в том, что люди потеряли деньги. Люди потеряли то ощущение стабильности, которое лежало в основе социального договора путинской России. После принятия этой реформы население в провинции, мне кажется, испытывает то, что горожане испытали после «рокировки» 2011 года (Решение о том, что Владимир Путин возвращается на пост президента, а Дмитрий Медведев возглавит правительство. – Ред.). Их обидели. Несколько месяцев назад была кампания по выборам президента. Но там о пенсионной реформе не говорили. Потом был футбол, а потом вдруг – мы будем делать реформу.

Мне кажется, если бы тема обсуждалась в ходе избирательной кампании, может, президент и потерял бы 3–4 процента голосов, но люди были бы уже готовы. Возник бы новый контракт. Теперь же появилось другое ощущение: дело даже не в том, что вы что-то меняете, а меняете так, будто мы не существуем. Это обида.

– Но Вы сами говорите, это скорее уходящее поколение. Новые поколения пока вряд ли думают о пенсии. Им нужно что-то иное.

– И здесь начинается самое интересное. Возьмите Россию, США, Великобританию, Евросоюз. Что у всех нас теперь общего – это отсутствие видения будущего. Будущее, которое можно представить, исчезло.

Ныне разговор о будущем – это разговор о технологиях. Но это не будущее. Ты остаешься человеком и должен знать, чего ты хочешь. Иначе ты все время будешь бояться того, что происходит. Потому что не понимаешь, это для тебя плохо или хорошо.

Мы больше не мечтаем о будущем, мы его скорее боимся. Даже в Советском Союзе такого не было. Там боялись настоящего, но надеялись, что в будущем будет другая жизнь, легитимность советского строя была построена на том, что дети будут жить лучше. А теперь человек боится, что его дети не будут жить лучше, даже если будут жить дольше. Больше того, мы уже не можем представить, как они в принципе будут жить… У вас, например, никто не хочет обсуждать постпутинскую Россию.

Они умирали как равные

– И это не потому, что Путин никогда не уйдет?

– Думаю, уйдет. Но и те, кто его любит, и те, кто ненавидит, страдают параличом воображения… Что характерно для избирателей популистских партий Европы? На сей счет есть много исследований, так вот эти люди намного больше других убеждены, что 50 лет назад мы жили лучше.

Но исследования выявили еще одну любопытную вещь. Когда у людей появляется университетское образование, это способствует толерантности общественной жизни. Это верно, когда мы говорим об этнической и религиозной толерантности. Но не о политической, где происходит ровно обратное. Более образованные люди менее толерантны к тем, кто не разделяет их политические взгляды. Я много инвестировал в то, чтобы у меня эти взгляды были, и когда их кто-то не разделяет, возникает обида.

У всего этого есть и другая сторона. Что исчезло? Коллективный опыт и коллективное пространство. Главным коллективным опытом у нас у всех была война. Война отвратительна, но невозможно представить, скажем, процесс эмансипации афроамериканцев в США без Второй мировой.

– Почему невозможно?

– Белые и черные умирали вместе, как равные. И потом было легче объяснить, почему и жить надо вместе, как равные.

Теперь идея нации больше напоминает клуб болельщиков. Мы – будто зрители собственной истории. Да, есть эмоциональная привязанность, но никто не ожидает от тебя, что ты станешь рисковать жизнью. Просто надо, чтобы ты болел за своих. Но гражданин – это нечто другое.

– От человека больше не требуется ни подвига, ни самоотверженности?

– Да, и в этом аспекте какая разница между Крымом и Второй мировой? На войне десятки миллионов потеряли жизни. Мы помним военное поколение, это было поколение победителей, и они хотели, чтобы к ним относились по-другому. Крым был скорее подарком от руководства страны. Это как победа сборной России над Испанией в 1/8 финала Чемпионата мира по футболу.

– То есть другая цена?

– Да, и это не только российская проблема.

Мы живем в комнате зеркал

– Но если страны стали так похожи во многих страхах и проблемах, почему именно Россия стала для всех едва не главным врагом?

– В России была более сложная ситуация, чем во многих других странах, соответственно, все проходило более радикально. Но что мы видим сегодня? Мне кажется, многие боятся не того, что «Россия будет владеть миром», а того, что собственное общество начинает выглядеть не таким уж другим. Ты начинаешь быть похожим на того, кто тебе не нравится. Вот где настоящий страх... Мир населяется двойниками.

– Россия вроде и часть западного мира, но все равно какая-то другая. А теперь получается, не такая уж и другая?

– Абсолютно. Ты всегда думал, что «это только у русских такие проблемы». И вдруг они возникают дома. И рождается вопрос, почему у нас проблемы, как у русских? Одни отвечают, что русские нам эти проблемы и создали, другие – что русское правительство сделало всё возможное, чтобы мы сами в это поверили.

Что действительно сделало русское правительство после 1990-х годов? Его политикой стало всё отрицать. Возникла устойчивая неспособность признать то, что сделано. Сегодня Россия отрицает даже самое очевидное. И другие тоже научились. Это серьезная проблема. Мы получаем саудовского журналиста, которого убили и разрезали на куски, а саудиты десять дней говорили, что ничего такого не было, это фейк.

Такой подход переходит на внутреннюю политику, даже на межличностные отношения. Все труднее становится убедить людей признать, что что-то не получилось, но будем пробовать дальше. Не слышат…

Так не может продолжаться долго. Получается, каждый живет в своем мире и не позволяет реальности проникнуть в этот мир. Потому что всё отрицается. Люди говорят о традиционных ценностях, но главная ценность – это всё же фактическая истина. Сегодня же получается, что истины как бы и нет.

– На этом мир, видимо, и осыплется, о чем говорили на валдайской дискуссии… На всеобщем отрицании.

– Есть известный фильм 1947 г. «Леди из Шанхая». Финальная сцена – в устрашающей комнате с зеркалами героиня в исполнении блистательной Риты Хейворт наводит револьвер на мужа, точнее, на множество его отражений в зеркалах и говорит: я убью тебя. Но и у него револьвер, и он тоже готов стрелять.

Сегодня мы живем в зале зеркал. Исчезло ощущение единой реальности, каждый – в своем мире. Прежде было право на собственную интерпретацию, но факты были общие. Теперь у каждого есть право на собственные факты. Это жизнь в комнате зеркал. И это нехорошая жизнь. Все мы живем в разных пространствах, никто ничего не признает и ни в чем не раскаивается. Поэтому мы так сильно друг друга боимся.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 ноября 2018 > № 2907488 Иван Крастев

Виртуальная контрреволюция

Движение Alt-Right и его общественно-политические перспективы

Борис Межуев - кандидат философских наук, доцент философского факультета МГУ, председатель редакционного совета сайта «Русская идея».

Резюме В эпоху разбуженного бессознательного может победить тот, кто внесет в это царство воображения принцип реальности. Устав от виртуальных игр любого толка, «молчаливое большинство» обратится к чему-то, олицетворяющему старую забытую норму.

После феерической по разгулу страстей президентской избирательной кампании 2016 г. в США в политический лексикон различных стран мира вошел новый термин alt-right, или «альтернативные правые». Термин все чаще употребляют журналисты либеральных изданий, желающие подчеркнуть связь между этим течением и взглядами 45-го президента Соединенных Штатов Дональда Трампа. Особенно часто отмечалась принадлежность к «альтернативным правым» советника президента Стивена Бэннона.

После событий в Шарлоттсвилле (штат Вирджиния) в августе 2017 г. и выступления президента с равным осуждением столкнувшихся там «альтернативных правых» и представителей движения «антифа» обвинения многократно усилились. Немалую роль в этом сыграла и популистская волна в Европе, усиление в некоторых странах правых антииммиграционных течений, разновидностью которых на американской почве сразу же было признано движение alt-right. К этому прибавилось еще и общее неприятие либералами и медиасредой равным образом всех течений в правом консервативном лагере – от «религиозных правых» до сторонников Чайной партии.

У отечественного читателя, который, как правило, знает американскую общественную жизнь по перепечаткам материалов сайта CNN и статей The New York Times, могло сложиться впечатление, что в Америке все консерваторы радикальнее младшего Буша или покойного сенатора Маккейна примерно на одно лицо – что все это сплошь неграмотные фермеры, враги ислама и супер-ястребы. Реальность, однако, намного сложнее, и в этой реальности российскому читателю невозможно разобраться без длинного введения в историю американского консерватизма XX века. Надо признать, что в самих Соединенных Штатах прекрасно отличают alt-right от других радикально правых течений, только в прошлом году на эту тему вышло очень хорошее исследование молодого преподавателя Университета Алабамы Джорджа Хоули «Осмысление альтернативных правых» (Making Sense of the Alt-Right), в котором довольно объективно, хотя и без малейшей симпатии, прослеживается генезис и эволюция этого идейного течения.

Каждое радикальное правое течение, откалывающееся от мейнстрима, заостряет какой-то один компонент, одну составляющую консервативного кредо: «религиозные правые», пик влияния которых пришелся на эпоху Рейгана, сделали упор на тему легализации абортов как симптом окончательной дехристианизации Америки, сторонники недавно отшумевшей Чайной партии выбрали объектом своей критики налоговую и бюджетную политику демократической администрации, для неоконсерваторов самым главным пунктом повестки была супервоинственная политика Америки и ее способность действовать на свой страх и риск, не обращая внимания ни на ООН, ни на союзников, ни тем более на оппонентов. Всех этих радикалов мейнстрим так или иначе смог принять в свои ряды, оставив за бортом лишь самых непримиримых. Alt-right – защитники «белой идентичности» в США и радикальные противники феминизма (можно сказать, сторонники идеи «мужского превосходства»). Эти люди прекрасно понимают, что в силу радикальности их взглядов они навеки будут отторгнуты истеблишментом, и отчасти именно этот факт привлекает к ним «рассерженную белую молодежь», презирающую нормы политкорректности. В этом плане можно сравнить alt-right с хиппи 1960-х гг. – которые, конечно, не имели ни малейших шансов на самостоятельное политическое будущее, но однако своим влиянием на молодежную среду смогли серьезно переформатировать либеральную политику Америки, внеся в нее темы феминизма и экологии, которые сегодня более всего раздражают правых радикалов. Но все же, чтобы еще более детально разобраться с «альтернативными правыми», нужно погрузиться в историю возникновения американского консерватизма как такового. Ибо вне общей картины значение конкретного явления, которое мы описываем, останется не ясным.

Кузница консерватизма

Знаменитое эссе Сэмюэля Хантингтона 1957 г. «Консерватизм как идеология» представляет собой оптимальную стартовую точку для начала разговора о любых ответвлениях и разновидностях консерватизма, в первую очередь американского. Напомню, что в этой ставшей хрестоматийной статье Хантингтон противопоставил «консерватизм» как ситуационистскую идеологию идеологиям идеациональным, таким как либерализм и социализм. Смысл этого разделения в том, что в отличие от социалистов и либералов консерватор не может откровенно указать на цементирующую его систему взглядов фундаментальную ценностную установку, и поэтому вынужден ссылаться не столько на те или иные ценности, сколько на сложившийся уклад жизни, якобы выдержавший проверку временем.

Проще говоря, либерал в состоянии ссылаться на идею свободы как на высшую ценность, социалист – на приоритет равенства, а консерватор не может столь же определенно указывать на идею иерархии и принцип, в основе этой иерархии лежащий. И поэтому он просто пытается сохранить институты, обусловленные существованием этой иерархии, не надеясь реабилитировать лежащий в ее основе принцип.

Консерваторы защищают традиционный институт семьи, но отказываются говорить, что гетеросексуалы обладают какими-то преимуществами перед приверженцами иной сексуальной ориентации, консерваторы отстаивают сложившиеся порядки, когда уже не могут найти правильных слов для защиты тех идей, во имя которых эти порядки некогда были созданы.

Признаемся, что характеристики Хантингтона нельзя распространить в полном объеме на консерваторов всех времен и народов. Существовали в истории и другие консерваторы, в том числе русские славянофилы, не боявшиеся внятно указывать на те ценности, которыми они руководствовались в защите одних институтов и критике других. Однако хантингтоновская экспликация консерватизма была абсолютно адекватна для описания идеологического опыта консерватизма американского.

Как только в начале 1950-х гг. стало очевидно, что идея политолога Леона Харца об отсутствии в США иной политической традиции, кроме либеральной, не выдерживает критики, и американский консерватизм приобретает внятные организационные очертания с опорой в первую очередь на традиции Юга страны, выяснилось, что защищать эти традиции, взяв на вооружение идеи «белой исключительности» и расовой несовместимости, оказывается уже невозможно во все более и более либерализирующейся Америке.

В Соединенных Штатах тех, кто считает белую расу превосходящей другие в интеллектуальном и культурном отношениях, называют «сторонниками превосходства белых» (the white supremacy). Это не всегда справедливо, потому что сегодня даже самые откровенные расисты уже не мечтают о возвращении к временам рабства или расового неравноправия. Что вызывает до сих пор их категорическое неприятие – это политика насильственной десегрегации 1960-х гг., в рамках которых федеральная власть сливала школы, созданные для белых и черных, а детям всех этно-расовых групп предписывалось совместно принимать пищу и ездить на общих школьных автобусах. Поскольку политика десегрегации проводилась администрацией при поддержке федеральных судебных органов (в первую очередь Верховного суда), сопротивление этому процессу постепенно приняло именно консервативный (в хантингтоновском смысле) характер. Защищались сложившиеся устои жизни, а не идеи, некогда породившие эти устои, но уже, безусловно, отжившие.

Аргументы противников десегрегации носили уклончивый, ситуационистский характер – они не выступали против расового равноправия и даже десегрегации самой по себе, протестуя исключительно против вмешательства федерального государства в дела штатов и частных корпораций, негодуя против тирании Верховного суда, расширения прав государства и сужения полномочий гражданского общества.

Так, собственно, и возник специфический американский консерватизм XX века. Его сторонники боролись уже не против расового равенства во имя белой идентичности, они выступали против государства, насаждающего свои порядки вопреки мнению малых региональных сообществ. Всем было более или менее понятно, что глубинная подоплека этого сопротивления Большому государству в первую очередь расовая, и в том числе за вполне политкорректным американским консерватизмом скрывается страх белого Юга перед расовым смешением, грозящим растворить сообщества белых в «кипящем котле» мультирасовой Америки. Однако откровенно обвинить консерваторов в расовой нетерпимости было все же невозможно: они не говорили о расе, они говорили о правах корпораций, штатов и региональных сообществ. В арсенале консерваторов появились аргументы не только из наследия Эдмунда Берка, но также из произведений теоретиков австрийской школы экономики, Фридриха Хайека и Леопольда фон Мизеса, которые видели в расширении административных полномочий государства в эпоху Нового курса Рузвельта дорогу к тоталитарному рабству.

Важнейшим эпизодом в становлении консервативного движения при его размежевании с откровенным расизмом стала избирательная кампания кандидата от Республиканской партии, сенатора от штата Аризона Барри Голдуотера на президентских выборах 1964 г., на которых, кстати, с большим отрывом победил действующий президент Линдон Джонсон. За четыре года до начала кампании, в 1960 г., Голдуотер выпустил книгу «Совесть консерватора», которая оказалась манифестом будущего идейного течения. Фактическим автором этого произведения был спичрайтер Голдуотера Брент Бозелл, зять издателя журнала The National Review Уильяма Бакли-младшего. Именно Бакли стал идейным и организационным родоначальником нового консервативного движения, выдвинувшего сенатора от Аризоны в качестве своего первого общенационального лидера.

Любители теории заговора сегодня видят в деятельности Бакли и его единомышленников плод хитроумного плана ЦРУ и других спецслужб – якобы Бакли послушно выполнял волю той организации, тайным сотрудником которой являлся. Так это или нет, нам вряд ли удастся узнать, но редактору The National Review удалось действительно на полвека идеологически переформатировать целое направление американского консерватизма. Нельзя сказать, что консерватизма не существовало и до Бакли, но после него это движение приобрело совершенно другой смысл.

Прежде всего консерватизм стал гораздо более политкорректным и гораздо менее склонным к теориям заговора, из риторики консерваторов исчезло апеллирование к этно-культурной идентичности, к субкультуре белой Америки. Точно также исчезли из нее обвинения представителей республиканского истеблишмента в скрытом атеизме и прокоммунистических настроениях. Консерватизм в духе Бакли и Голдуотера перестал руководствоваться изоляционистскими представлениями о приоритетах внешней политики США. На смену восходящей еще к эпохе Второй мировой войны идее «Америка прежде всего», которую в правом секторе американской политики представлял неудачливый участник трех республиканских праймериз, сенатор от штата Огайо Роберт Тафт, пришла концепция жесткого сдерживания коммунизма во всех частях света. Здесь противоречий у консерваторов со столь же воинственными в тот момент либералами практически не было.

Итак, Бакли собрал «новый» консерватизм из трех частей: либертарианской концепции «малого государства», религиозного (или в американском лексиконе – социального) консерватизма – то есть в первую очередь неприятия легализации абортов – и антикоммунистической внешнеполитической повестки. В рамках так называемого «фьюзионизма» (термин Фреда Мейера) в одно движение предлагалось объединиться недоверчивым к федеральной власти мелким фермерам и предпринимателям, христианским религиозным активистам и активным борцам с коммунизмом, в том числе представителям различных «антикоммунистических» диаспор – кубинской, польской, израильской. За бортом альянса остались изоляционисты-консерваторы типа вышеупомянутого Тафта, атеисты-либертарианцы (здесь в первую очередь на ум приходит имя популярной писательницы Айн Рэнд), ну и, конечно, неприкрытые расисты, в том числе антисемитского толка. Но те, кого все последующее время будут называть «белыми супрематистами», – сторонники белого превосходства, или, точнее, «белого сепаратизма» – не имея никакого иного политического представительства и возможности самостоятельно участвовать в политике, были вынуждены голосовать на выборах за новоиспеченный американский консерватизм как за меньшее зло по сравнению с левыми и либералами с их прямыми восторгами перед обретенным Америкой XX столетия расовым и культурным разнообразием. Консерваторы хотя бы не насаждали это разнообразие сверху и держались каких-то традиционных религиозных принципов – только по этой причине они заслуживали поддержки вытесненных на обочину политики расистов.

Бакли и его соратники, конечно, прекрасно понимали, что их движение подпитывается не только антикоммунизмом, но также энергетикой именно этих маргинальных идеологических крайностей – буржуазным эгоизмом с социал-дарвинистскими нотками в духе Айн Рэнд и расовым самосознанием белого южанина. Но поскольку откровенным сторонникам «белой идеи» в большую политику вход был заказан, расово озабоченным южанам волей-неволей приходилось голосовать за выдвиженцев консервативного истеблишмента, у которых в руках были популярные издания общенационального масштаба типа The National Review, серьезные финансовые спонсоры и явная поддержка спецслужб и ВПК.

С 1964 по 2008 год консервативное движение прошло длинный и сложный путь, вехами которого стали противодействие контркультуре 1960-х гг., рейгановская революция 1980-х гг., взлет неоконсерваторов в начале «нулевых» и откол от мейнстрима так называемых палеоконов. Для нашей темы – становления «альтернативных правых» в Америке – имеет значение в первую очередь последнее событие. В 1992 г., когда Советский Союз приказал долго жить и стратегия сдерживания коммунизма во всем мире перестала быть актуальной, небольшая часть новых консерваторов решила, что можно вернуться на старые позиции – то есть отказаться от имперского внешнеполитического курса. Эти люди назвали себя «старыми правыми», и на республиканских праймериз 1992 г. номинацию в кандидаты в президенты от их имени пытался получить бывший спичрайтер Ричарда Никсона и сотрудник администрации Рональда Рейгана Патрик Бьюкенен.

«Старые правые» (The Old Rights) имели внутри себя две большие фракции: идейным лидером одной был экономист и публицист Мюррей Родбардт, его сторонники называли себя «палеолибертарианцами». По существу, эти люди хотели возвращения к консерватизму в духе Роберта Тафта, то есть умеренно-изоляционистской Америке с максимально свободным рынком и открытыми границами. Лидером второй группы можно было бы назвать самого Бьюкенена, но ее крестным отцом, то есть человеком, который дал этой группе имя, считают философа Пола Готтфрида. Как бы в противовес неоконсерваторам – бывшим либералам, пришедшим в консервативный лагерь в эпоху Рейгана на волне антикоммунизма, Готтфрид стал использовать понятие «палеоконсерваторы».

«Палеоконсерваторы» сходились с «палеолибералами» в критике сверхактивной внешней политики США как уже не соответствующей национальным интересам после краха коммунизма. Однако «палеоконы» были нацелены на сохранение традиционной культурной идентичности Америки и по этой причине выступали за ограничительные меры в отношении миграции, преимущественно нелегальной и мексиканской. Разумеется, к «палеоконам» постепенно стал перетекать расово озабоченный электорат белого Юга, точнее, его часть. Другая часть – преимущественно протестантские ортодоксы крайнего толка – сохранилась в мейнстриме, в том числе внешнеполитическом, занимая – в силу религиозных убеждений – крайне произраильские позиции в отношении американской политики на Ближнем Востоке.

Бьюкенен не сумел ни выиграть номинацию, ни показать хорошего результата на выборах 1992 г., равно как и в 2000 г., когда выступал от имени Партии прогресса. В 2002–2003 гг. неоконсерваторы, заняв ключевые позиции в администрации младшего Буша, сыграли главную роль в пропагандистской обработке общественного мнения для одобрения интервенции в Ирак. Вся бьюкененовская коалиция – и палеолибертарианцы, и палеоконсерваторы – выступили против этой войны, оборвав тем самым все связи с консервативным мейнстримом, который чем дальше, тем больше становился неотличим от неоконсерваторов по всем пунктам политической повестки.

«Палеоконам» и особенно либертарианцам тем не менее удалось достичь кое-каких важных результатов – в 2002 г. они основали популярный журнал The American Conservative, явившийся серьезным соперником The National Review в правой среде. Умеренное крыло этой группы установило хороший рабочий контакт с реалистами, объединившимися вокруг журнала The National Interest и Никсон-центра. Наконец, из этой среды стали выходить политики с определенной степенью влияния на общество и ненулевыми шансами на политический успех, в первую очередь – сенатор от штата Кентукки Рэнд Пол. И тем не менее все это было далеко от реального успеха – как в плане влияния на истеблишмент, так и в плане общественной популярности.

Возникновение альтернативы

Собственно, именно этот кризис старого палеоконсерватизма и стал отправной точкой для стремительного подъема нового течения – «альтернативных правых», или alt-right. Своим названием «альтернативные правые» обязаны тому же философу Полу Готтфриду, который, как мы помним, ранее изобрел «палеоконсерватизм». Выступая в Менкенском клубе в ноябре 2008 г. после президентских выборов с речью «Упадок и подъем альтернативных правых», Готтфрид сделал неутешительный вывод о состоянии «палеоконсервативного» движения, которому не хватило сил и энергии завоевать симпатии молодежи. По мнению Готтфрида, причина, по которой «альтернативный консерватизм» оказался в тупике, состояла именно в том, что ведущие «палеоконсервативные» СМИ типа «Американского консерватора» сознательно устранялись от «чувствительных» тем расовых различий и противоречий, в то время как их не боялись ставить и выносить на первый план более маргинальные сетевые СМИ, вроде TakiMag и VDARE.com.

На этих ресурсах относительно свободно велась речь о современных исследованиях в области генетики, о сравнениях показателей IQ у представителей разных этнических групп и, соответственно, ставились болезненные для общества вопросы о преимуществах раздельного обучения белой и черной молодежи в связи с неодинаковыми темпами их обучения. Лидеры «палеоконов» кроме самого Готтфрида и скончавшегося в 1995 г. философа Сэма Фрэнсиса все эти темы оставляли за скобками, предпочитая говорить только об опасностях неконтролируемой миграции.

Готтфрид делал вывод, что «палеоконсерватизм» может выжить если не в среде консервативного мейнстрима, куда его никогда не примут обратно, то в расширяющемся универсуме сетевых пользователей, но тогда его представители должны окончательно покинуть рамки политкорректности и вступить в союз с теми, кого сам Готтфрид и назвал «альтернативными правыми». Кстати, из его речи нельзя было сделать окончательный вывод, каков объем этого понятия, считает ли автор себя и других «палеоконов», отвергнутых мейнстримом, «альтернативными правыми», или же это понятие должно вобрать в себя только людей, способных откровенно говорить на темы биологических различий и расовой несовместимости. Название доклада допускало и то и другое истолкование – в упадке находились, вероятно, одни «альтернативные правые» – скажем так, старого, относительно политкорректного толка, а подъем – в сетевой среде – переживали совсем другие.

Однако уже помимо намерений самого Готтфрида понятие «альтернативные правые», или же в сокращении «thе alt-right», стало распространяться именно на те ресурсы и тех авторов, для которых выражение «белая раса» не было табуировано. И основную роль в популяризации этого понятия и его смысловом наполнении сыграл молодой ученый, выпускник Университета Дьюка в Северной Каролине Ричард Спенсер.

В конце нулевых Спенсер сблизился с Готтфридом и, по свидетельству некоторых современников, подсказал ему и сам термин «альтернативные правые», и ту мысль, что именно с расовыми радикалами может быть связано возрождение клонящегося к упадку палеоконсервативного движения. В 2007 г., однако, Спенсера уволили из «Американского консерватора» именно за радикализм в вопросах расовой идентичности, и спустя три года, в марте 2010 г., он создал свое собственное издание, которое так и стало называться – AlternativeRight.com. По существу, момент создания этого ресурса и стал стартовой точкой нового движения.

К тому времени в сети уже существовало множество популярных изданий, так или иначе разрабатывающих тему «белой идентичности». Как правило, создавали эти ресурсы «изгои» консервативного движения, в то или иное время выпавшие из мейнстрима. В 1991 г. коммерсант и путешественник Джаред Тейлор, американец, родившийся в Японии и получивший образование в Париже, стал выпускать журнал «Американский Ренессанс», в котором открыто говорил о проблемах совместимости различных рас в западном обществе. В 1999 г. бывший редактор The National Review Питер Бримелоу запустил проект VDARE.com, названный по имени Вирджинии Дэйр, первого ребенка английских поселенцев, родившегося в Новом Свете. Наконец, в 2001 г. начал выходить в свет по внешней видимости научный журнал The Occidental Quarterly, главным редактором которого стал психолог Кевин Макдональд.

До 2010 г. все эти люди не знали, что составляют некое общее движение под названием alt-right, но когда этот термин вошел в оборот благодаря Ричарду Спенсеру, все они охотно взяли это слово для самоименования. Ранее у этих публицистов в ходу были иные термины: самый популярный из них white advocacy – то есть защита белого населения. Тейлор также обозначил себя как «расового реалиста», тем самым отвергнув представление о себе как стороннике «превосходства белых». Наконец, у будущих «альтернативных правых» прослеживалось некоторое различие в отношении к еврейству: для наиболее умеренного из них – Тейлора – евреи принадлежали к «белой расе»: темы еврейского засилья были ему в целом чужды. Напротив, Макдональд приобрел известность в основном как критик группового поведения евреев, неприятным особенностям которых он находил некое квази-психологическое объяснение. Но в целом антиеврейское направление весьма ясно дает о себе знать в среде alt-right: наиболее близок по своей направленности изданию Макдональда портал Сounter-currents, главный редактор которого Грег Джексон прямо объявляет себя поклонником английского фашиста Освальда Мосли и оправдывает политику Гитлера по отношению к евреям и другим нациям.

Однако возникает ощущение, что до появления Спенсера эти разнородные течения существовали в виртуальном пространстве совершенно самостоятельно и без всякой надежды на вовлечение в реальный политический процесс. Спенсер придал этим силам организационную форму, он попытался (хотя и безуспешно) связать их с право-популистскими течениями в Европе и, самое главное, сумел вовлечь alt-right в мобилизационную кампанию в пользу Дональда Трампа. Во время этой избирательной кампании он совершил, вероятно, самую главную политическую ошибку, а именно в ноябре 2016 г., в после триумфа любимого кандидата, в ответ на нацистское приветствие кого-то из его аудитории выкрикнул «Хайль Трамп, хайль наш народ, хайль победа». Этот запечатленный на видео выкрик сразу же был использован либеральной прессой для дискредитации не столько Спенсера, сколько Трампа, и, надо сказать, президенту приходилось предпринимать много усилий для того, чтобы избежать ассоциации со Спенсером и его движением.

Сделать это ему было тем сложнее, что, как справедливо подчеркивают сами «альтернативные правые», глубинным мотивом поддержки не только Трампа, но и республиканской партии в целом действительно являются аргументы расового характера: за республиканцев голосуют во многом потому, что в них видят защитников «белых» американцев, в то время как демократы воспринимаются лоббистами интересов этнических и гендерных меньшинств.

Выходка Спенсера обернулась в том числе расколом «альтернативно-правого» движения. Из него выделилось умеренное крыло, так называемые alt-lite, то есть «умеренно-альтернативные», они еще называют себя «новыми правыми», – те публицисты и сетевые активисты, которые все-таки отказались мыслить западную идентичность в расовых категориях и остановились на категориях социокультурных. Спенсер оставил созданный им ресурс AlernantiveRight.com, который впоследствии был запрещен как экстремистский, и теперь его публикации можно встретить лишь на сайте возглавляемого им Центра национальной политики. После истории с гибелью участника движения антифа во время беспорядков августа 2017 г. в Шарлоттсвилле, где Спенсер попытался собрать форум «Объединенных правых» в знак протеста против сноса памятника герою Конфедерации Роберту Ли, «альтернативные правые» немного снизили боевой пыл, и сегодня движение переживает кризис, возможно, временный.

Виртуальное пространство «альтернативной правой» совершенно необозримо, и перечисление одних имен – подлинных или мнимых – авторов, которые пишут на соответствующих ресурсах, заняло бы несколько страниц. Поэтому мы воздержимся от перечислений фамилий и попытаемся сформулировать некоторые общие впечатления от прочитанного. Прежде всего отметим, что, безусловно, alt-right представляет собой продукт колоссальной демократизации информационного пространства, вызванного распространением Интернета и социальных сетей. Разрыв между элитными и маргинальными СМИ резко сократился, и, соответственно, культурному и политическому истеблишменту стало намного труднее сдерживать радикальные настроения своего электората, которые находят выход в тех или иных сетевых ресурсах. В этом смысле сайты alt-right, само это движение в целом представляет собой в каком-то смысле некий аналог виртуальной порно-культуры – продукт политической десублимации западного человека, обернувшейся выведением его политического бессознательного на поверхность. Как раньше, до появления Интернета, многие люди даже не догадывались о своих скрытых сексуальных предпочтениях, точно так же многие воспитанные в условиях либеральной политической корректности люди до взрыва сетевых СМИ не знали о том, что они скрытые расисты или во всяком случае искренние противники «смешения рас», пресловутого этно-культурного «разнообразия». И в этом смысле западному человечеству после этой политической десублимации действительно предстоит новая жизнь: как невозможно заставить человека забыть о ранее вытесняемом в культурное пространство его темном сексуальном либидо, точно так же невозможно заставить человека закрыть глаза на его столь же темное политическое либидо, в основе которого может лежать природная ксенофобия, особенно сильная в мультирасовой Америке.

Сами «альтернативные правые», кстати, прекрасно сознают и это сходство своих квази-политических программ с порно-фантазиями, и невозможность, или во всяком случае проблематичность, погасить разбуженное воображение аргументами морального или правового характера. На наиболее радикальных, можно сказать хулиганских, сайтах alt-right традиционные консерваторы называются непереводимым на русский язык без специального пояснения термином «как-серваторы». «Cuck» – уменьшительное слово от уничижительного «cuckold», что можно очень условно перевести и привычным нам «рогоносец», только с тем добавлением коннотации вуайеристского удовольствия, которое получает мужчина, наблюдающий свою супругу в объятиях любовника. И как правило – на порно-сайтах – любовника черной расы. Понятен презрительный подтекст этого определения – согласно наиболее радикальным «альтернативным правым», слабые белые консерваторы спокойно наблюдают, как их родная Америка падает в объятия физически более сильного черного меньшинства. Разумеется, в период президентства Барака Обамы все эти оскорбления в адрес «как-серваторов» звучали все чаще и чаще.

Думаю, отчасти этими же соображениями и ассоциациями объясняется довольно серьезная озабоченность некоторых представителей alt-right, и в целом всего этого течения, распространением и прогрессом феминизма. Вроде бы темы расовой совместимости и женской эмансипации мало связаны, тем не менее мы видим, что у «альтернативных правых» эти сюжеты сочетаются довольно легко и, можно сказать, органично. Один из лидеров той части «альтернативных правых», что откололась от движения Спенсера и назвала себя alt-lite, сетевой публицист и общественный активист Майк Сернович вообще весьма в малой степени интересуется проблемами расовой идентичности – его пафос нацелен почти исключительно против феминизма и попыток подрыва «мужского превосходства» в обществе. Тем не менее до нацистской выходки Спенсера он не отрицал своей принадлежности именно к alt-right – это означает, что само течение представляло собой не просто расизм ку-клукс-клановского толка, но именно реакцию на болезненную деградацию белого мужского населения Запада, атакованного различными лево-прогрессистскими течениями и прежде всего радикальным феминизмом.

Но нужно сказать, что и радикалы «альтернативных правых», те, что не стесняются симпатий к Гитлеру и европейским нацистам, также не чужды антифеминистского алармизма. Один из таких теоретиков, Фрэнсис Роджер Девлин, кстати, защитивший диссертацию по концепции «конца истории» Александра Кожева, выпустил год назад книгу «Сексуальная утопия у власти», в которой предсказал будущее направление, которое изберет женская сексуальная эмансипация. По мнению Девлина, финалом процесса будет сексуальный промискуитет женщин, их нацеленность на наиболее привлекательных самцов и, соответственно, сексуальная депривация большей части мужчин (как можно предположить, в первую очередь белых мужчин) и массовый отказ от материнства.

Конечно, страхи и опасения относительно последствий сексуальной революции всегда были характерной чертой консервативной среды. Здесь же мы видим совершенно ясную попытку сопротивления не только в реальном, но в первую очередь в виртуальном пространстве, поскольку вся эта «сексуальная утопия» на сегодняшний день реализуется прежде всего именно в пространстве воображения, а не в реальном мире, где пока царят более привычные нам нравы. Именно поэтому, в отличие от всамделишных расистских организаций, я бы назвал alt-right своего рода «виртуальной контрреволюцией», не только в том смысле, что данное движение и существует в основном в Интернете и соцсетях, но и в том отношении, что оно реагирует часто не столько на реальные процессы, сколько на разбуженное сексуальной революцией воображение, в котором черные любовники отнимают жен у белых мужей, а эмансипированные женщины сражаются за внимание горстки сексуально привлекательных мужчин, оставляя большую часть сильной половины человечества в состоянии постоянной фрустрации.

Конечно, нельзя все движение сводить к этому фактору, но если не обращать на него внимание, становится непонятным, почему сторонники alt-right не записываются просто к Ку-клукс-клан или подобные организации, а представляют собой какое-то относительно новое явление, не похожее на расизм конца XIX и начала XX века. Тем не менее, несмотря на виртуальность этой контрреволюционной мобилизации, электорально она оказывается весьма и весьма эффективной. Хиллари Клинтон как кандидат в президенты, конечно, являлась наилучшим персональным воплощением той утопии расового смешения и матриархата, который для «альтернативных правых» был чем-то вроде царства Антихриста для христиан. При этом следует отметить, что большая часть «альтернативных правых», включая самого Ричарда Спенсера, – атеисты, и апеллирования к религиозной традиции мы в их текстах практически не находим. Вместо ссылок на Священное писание присутствуют частые обращения к Ницше, Шопенгауэру, Шпенглеру – вообще всему реакционному модерну Европы конца XIX и начала XX века.

Итак, характеризуя движение alt-right как «виртуальную контрреволюцию», мы ни в коей мере не хотим принизить его актуальное политическое значение. Просто следует понимать, что разбуженное бессознательное становится важнейшим фактором политической жизни современного мира – как в его лево-прогрессистском, так и право-реакционном сегментах. На десятки сайтов, в которых Хиллари Клинтон провозглашалась «исчадием зла» по вышеуказанным основаниям, приходились сотни, где ее будущее президентство приветствовалось как светлая заря новой эпохи матриархата, вернувшегося после трех тысячелетий патриархальной скуки. И в этой ситуации любые будущие выборы станут рассматриваться – по крайней мере молодежной аудиторией – в том числе и через призму вот этого виртуального противоборства. Кстати, этот фактор является одним из убедительных аргументов в пользу тезиса о кризисе демократии вообще – но это уже немного другая тема.

Новый популизм

Еще один важный сюжет, который нельзя не затронуть в связи с «альтернативными правыми» – их взаимосвязь с популистскими течениями в Европе и в том числе с той разновидностью европейского популизма, которую представляет конкретно в США, а до недавнего времени и в администрации Трампа, бывший редактор портала Breitbart.com Стивен Бэннон. Конечно, с птичьего полета все эти движения воспринимаются как некое общее течение с небольшими и малозначимыми ответвлениями. Между тем это не совсем так. Европейский популизм имеет прежде всего антииммигрантский характер и в первую очередь направлен против мусульманской иммиграции в страны Европы. Между тем у «альтернативных правых» мы практически не обнаруживаем никакой особой антипатии к мусульманам – именно по этой причине неоконам и всему произраильскому спектру американской политики сложно рассчитывать на поддержку в этой среде. Практически все alt-right единодушны в критике военной операции США в Ираке и Сирии, нигде у них нет ни малейшей антипатии к Ирану, все довольно лояльны в отношении путинской России.

Похоже, войдя в избирательную кампанию Трампа в качестве ее главного менеджера, Стивен Бэннон ставил перед собой две задачи. Во-первых, заручиться поддержкой, как видно, немалочисленной, аудитории alt-right в электоральном соперничестве с Хиллари. Это ему блестяще удалось. Во-вторых, сделать alt-right устойчивой электоральной опорой нынешней администрации в ее иммиграционной, экономической и тех аспектах внешней политики, которые включали в себя расторжение сделки с Ираном и возобновление санкционного давления на эту страну с целью смены теократического режима. Вот при реализации этой задачи возникли сложности. Иммиграционные законы Трампа, носившие в первую очередь антимусульманский характер, большого энтузиазма у alt-right не вызвали, тем более что они осуществлялись робко и непоследовательно. Фактически их реализация блокировалась судебными органами низших инстанций. Трамповский протекционизм они в целом одобрили, но без особого восторга. Что же касается произраильского курса Трампа, он был осужден однозначно и безусловно – я не нашел на сайтах alt-right иных, кроме как негативных, мнений по поводу, скажем, иранской политики администрации. Питер Бримелоу, и здесь он не расходится с другими активистами и теоретиками движения, в интервью The Washington Post прямо заявил, что и Трамп, и Стивен Бэннон не принадлежат к движению «альтернативных правых», и их сближают с ними только две вещи – стремление остановить иммиграцию и борьба с политической корректностью. Однако Бэннон действует более чем хитро и явно пытается перехватить популярный термин у сторонников «белой идеи», и в то же время максимально отмежеваться от расизма. Нельзя исключать, что это ему удастся, и он сможет стать вторым Уильямом Бакли, только трансатлантического уровня (в силу его контактов с европейскими популистами), который будет способен создать «новый консерватизм» на трех китах – миграционного рестрикционизма (нацеленного в первую очередь против Мексики), торгового протекционизма (с особенным прицелом в сторону Китая) и внешнеполитического интервенционизма (с потенциальной жертвой в лице Ирана). Но очевидно, что те изначальные alt-right, кто до сих пор владеет этой франшизой, не собираются дарить ее Бэннону и будут бороться не только за удержание этого понятия, но также и за сохранение его особого смысла, не позволяя бывшему советнику Трампа в очередной раз использовать движение в далеких от его изначальных задач целях.

Но если посмотреть с другой стороны, в эпоху разбуженного бессознательного может победить тот, кто уверенно и искусно внесет в это царство воображения принцип реальности. В свое время подобное блестяще сделал Рональд Рейган, ставший для миллионов американцев олицетворением доброго отца семейства, который вернулся в дом после ссор и скандалов рассерженных юнцов с непутевыми или мягкотелыми папашами. Скорее всего, и сейчас, устав от виртуальных игр в расизм и мачизм (или, напротив, в сексуальный промискуитет с расовой начинкой), «молчаливое большинство» обратится к чему-то старомодному и добропорядочному, олицетворяющему старую забытую норму. Речь не только о строгих семейных добродетелях, верности и личной порядочности, но и о старой доброй толерантности и «дружбе народов», только не с позиции слабости, а с высоты незакомплексованного и сильного белого человека, как его изображали в своих фильмах Стэнли Крамер или же Роберт Маллиган.

Этим могут воспользоваться демократы, если предложат своим избирателям на президентских выборах фигуру, никак не ассоциирующуюся с так называемой политикой идентичностей – как левого, так и правого толка. Собственно, к такому выбору призывает сегодня либеральный истеблишмент Фрэнсис Фукуяма, наверное, самый популярный политолог Америки, в статье «Против политики идентичностей», опубликованной в последнем выпуске журнала Foreign Affairs (статья представляет фрагмент готовящейся к выходу в свет книги Фукуямы «Идентичность»). Фукуяма возлагает ответственность за пробуждение правого популизма на левых теоретиков идентичностей, резко заостривших вначале расовый, затем женский вопросы, завершив процесс реабилитации меньшинств поднятием проблемы трансгендеров. В итоге западные демократии столкнулись с вызовом популистских, этно-националистических и расистских течений. «Нужно искать идентичности, которые не разъединяют, но объединяют», – завершает свою статью политолог. Нельзя исключать, что в самой близкой перспективе его призыв найдет понимание не только у элит, но также у избирателей.

Но это ни в коем случае не означает, что темное политическое бессознательное, прорвавшееся в область публичной политики, можно будет снова отсечь от живых течений общественной жизни. Подлинное решение всех этих неприятных даже для обсуждения и экзистенциально болезненных проблем возможно лишь посредством некоего глубинного религиозного возрождения, которое только и сможет вернуть современному жителю виртуальной деревни утраченную человечность.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 ноября 2018 > № 2826786 Борис Межуев

Юбилей с неоднозначными выводами

Наследие 1968 года: от постмодернистского эскапизма к городским герильям

Сергей Соловьёв – кандидат философских наук, доцент МГППУ, главный специалист РГАСПИ, редактор журнала «Скепсис».

Резюме Эффект косметической операции, которую европейский капитализм проделал над собой после 1968 г., закончился. Опыт поколения-1968 не останется невостребованным. В том числе и в России, которая выходит из состояния идейной «безальтернативности», наступившей после СССР.

Автор благодарен Александру Николаевичу Тарасову и Павлу Ткачеву, в свое время познакомившим его с малоизвестными аспектами истории западного левого радикализма 1960-х – 1980-х годов.

Вокруг наследия 1968 г. продолжаются дискуссии, и не только по причине полувекового юбилея «студенческой революции». Массовая политизация студенческой молодежи в, казалось бы, благополучной Европе, ставший нормой антикапитализм, изменения в системе образования – все это привлекает внимание. С точки зрения культурных изменений события 1968 г. до сих пор во многом определяют нашу жизнь. Достаточно вспомнить кризис традиционной семьи, который начался раньше, но именно в конце 1960-х гг. патриархальная модель стала уходить в прошлое. Но в этом тексте речь пойдет прежде всего не о культуре, а о политике, причем прежде всего европейской.

Еще перед предыдущим юбилеем «красного мая» Александр Тарасов писал: «Основное содержание нового мифа уже понятно: шестьдесят восьмой – это, дескать, “победившая революция”, “изменившая лицо капитализма”, сделавшая его предельно свободным, предельно демократическим, предельно толерантным, обращенным лицом к нуждам всего населения, включая молодежь, женщин, меньшинства». Этот миф призван как-то завуалировать факт: движение 1968 г. в целом потерпело неудачу. Революции не произошло, Система победила, капитализм изменился, но в целом косметически. Политическое поражение привело не только к политической стагнации и деградации большей части левых движений. В области мысли поражение еще более ощутимо. Структуралисты увидели его причину, источник победы власти в самом языке – и капитулировали политически и теоретически. Этот вывод, ставший пессимистическим итогом «революции-1968», буквально парализовал социальную философию вплоть до конца ХХ века.

Упадок социальной философии

Началась деградация еще до событий «красного мая». Рауль Ванейгем, один из двух создателей ситуационизма, еще до поздних работ Мишеля Фуко, пришел к выводу о необходимости гедонизма как отказа от отчуждения. «Беспрепятственное наслаждение» – вот его принцип, разумеется, поставленный вне всякого исторического контекста. Но эти мотивы есть и в знаменитой «Революции повседневной жизни» – в идеях «радикальной субъективности» Ситуационистского Интернационала. Ванейгем предлагает стандартный анархистский набор: отказ от организации, постоянная революция в повседневной жизни (без расшифровки, разумеется). В книге звучат мантры, способные увлечь часть молодежи, но далекие от какого-либо анализа действительности: «Новая невинность – это строгое здание абсолютного уничтожения»; «Варварство бунтов, поджоги, дикость толпы, излишества, повергающие в ужас буржуазных историков – вот лучшая вакцина против холодной жестокости сил правопорядка и иерархизированного угнетения». И т.п.

Сочинения второго лидера ситуационистов – Ги Дебора – отличаются большей системностью, но также пронизаны словесным радикализмом и своего рода наивным анархизмом. Ги Дебор, например, традиционно обвиняет большевиков в том, что они становятся «группой профессионалов по абсолютному руководству обществом», разумеется, не указывая, что им следовало делать в ситуации 1917 г. и Гражданской войны. Общий вывод Дебора таков: «Сплоченность общества спектакля определенным образом подтвердила правоту революционеров, поскольку стало ясно, что в нем нельзя реформировать ни малейшей детали, не разрушая всей системы». Но этот вывод оказался далек от действительности. Зеленые движения, в которые мигрировали многие участники протестов 1968 г., феминистское движение, борьба за права ЛГБТ показали, что там, где реформа не угрожает капитализму как таковому, она может быть проведена и даже вполне встроится в «спектакль».

Представления о тотальности «спектакля» сыграли с интеллектуалами 1968 г. злую шутку, парадоксальным (на первый взгляд, а на деле вполне логичным) образом облегчив им встраиваемость в Систему. Правда, Дебор в конце жизни справедливо констатировал, что «общество спектакля превратило и восстание против себя в спектакль». Но вся проблема именно в том, что сам протест в значительной степени и оказался изначально просто спектаклем. На самом деле во многих революционных актах содержался элемент театральности или даже карнавала – достаточно заглянуть в воспоминания о событиях 1905 г. или 1917 г. в России. Но в настоящих революциях спектакль был лишь элементом глубинных процессов, а не самодостаточным явлением. Спектаклем, очевидно, никакую систему не сломать.

Борис Кагарлицкий верно заметил, что постмодернизм в виде «недоверия к большим нарративам» (слова Франсуа Лиотара) выгоден тем интеллектуалам, которым надо было примирить карьеру при капитализме с увлечениями молодости. Кроме того, постмодернизм фактически означал категорический, агрессивный отказ от самой идеи преобразования общества – от целостного проекта его преобразования. Что взамен? Фуко ясно высказался в названии одной из последних книг – «Забота о себе». То есть – эскапизм. Бегство в личную жизнь, в том числе – в алкоголизм и наркоманию, либо откровенно циничная позиция интеллектуалов, которые, сознавая порочный, эксплуататорский характер капиталистического общества, готовы мириться с ним при условии личной выгоды, конечно.

В этой связи нельзя не вспомнить блистательную книгу Жана Брикмона и Алана Сокала «Интеллектуальные уловки». Она демонстрирует полную бессмысленность постмодернистского дискурса с помощью научного рассмотрения терминологии, используемой последователями Жиля Делеза, Феликса Гваттари, Жака Лакана, Жана Бодрийяра. В постмодернизме авторы видят «смешение странных недоразумений и непомерно раздутых банальностей». И хотя авторы специально отмечают в начале книги, что их мишенью был «эпистемологический релятивизм, а именно идея, которая, по крайней мере когда выражена отчетливо, состоит в том, что современная наука есть не более чем “миф”, “повествование” или “социальная конструкция” среди прочих», и они не затрагивают «более деликатных вопросов морального или эстетического релятивизма», тем не менее от самого способа постмодернистского философствования здесь не остается камня на камне.

Новый скандал 2018 г. из-за принятия к публикации рядом научных журналов набора заведомо бредовых текстов по гендерной теории, сознательно сконструированных авторами (Джеймсом Линдси, Хелен Плакроуз и Питером Богоссяном) в соответствии с «правильными» идеологическими заповедями – новое доказательство деградации гуманитарных наук. И все многочисленные попытки как-то оправдать ситуацию лишь затушевывают очевидность: научные журналы опубликовали полную чушь только потому, что она укладывалась в систему определенных идеологических ожиданий. Это ровным счетом то же самое, что публикация в советских официозных изданиях бессмысленных текстов с набором ссылок на классиков марксизма и решения последнего съезда КПСС. Разумеется, фальсификации встречаются и в естественнонаучных журналах. Но псевдонаука получила распространение в гуманитарных исследованиях именно потому, что оказались сбиты принципы научного знания – далеко не только в гендерных исследованиях.

Дискредитация понятия истины и науки как процесса ее постижения – при всех необходимых оговорках об отличиях гуманитарных наук от естественных, «теоретической нагруженности факта», неизбежной ангажированности ученых – приводит к деградации науки, ее отрыву от реальности и распространению откровенного шарлатанства как в масс-медиа и книжных магазинах, так и в рейтинговых научных журналах с высоким индексом цитируемости. Либо наука ищет истину – и тогда можно вести содержательные дискуссии о самом этом процессе, либо наука вырождается в схоластику и чисто коммерческое предприятие, не имеющее никакого отношения к приращению человеческого знания и общественной пользе.

Но дело не только в тупиковости и беспомощности постмодернистской гносеологии. С политической точки зрения постмодернизм оказался не менее опасен для социалистов. «Постмодернистские левые» не могут ответить на вопрос: как можно надеяться на борьбу с Системой, если заведомо опираться исключительно на меньшинства, как того требовали Маркузе в «Эросе и цивилизации», Фуко, Делез и Гваттари и многие другие их последователи? Меньшинства, безусловно, должны были получить свои права, но это могло состояться и состоялось в рамках капиталистической системы. Ничего специфично революционного тут не было. Такая же ситуация была и с еще одной группой, которую нельзя назвать меньшинством – с женщинами. Феминизм на Западе в целом одержал победу – пусть с серьезными оговорками (например, женское тело в массовой культуре остается прежде всего сексуальным объектом) – без демонтажа капиталистической системы. Капитализм перестроился, местами болезненно, но перестроился. Но только в странах центра, для граждан стран «золотого миллиарда», а в остальном мире – при наличии переходных форм – господствует самая зверская эксплуатация, в том числе и женского труда. Да и в странах Европы сверхэксплуатации подвергаются трудовые мигранты.

Характерна в этой связи история антиглобалистского движения. В момент расцвета его поддерживали десятки миллионов человек. Борьба против транснациональных корпораций и защищающих их интересы правительств объединила весьма разнородные политические силы. Но отказ от конкретных политических целей, от борьбы за власть, продиктованный как раз «традициями» и идеалами революции 1968 г., быстро вызвал стагнацию. Более того, вскоре выяснилось, что интересы антиглобалистов из стран «золотого миллиарда» и стран бывшего «восточного блока», Африки, Латинской Америки – различаются. А в этом сказались как раз новые классовые различия, не проанализированные и проигнорированные большинством антиглобалистских лидеров и участников движения. Примечательно, что в его рамках было создано немало ярких работ, посвященных анализу и критике неолиберализма. Однако из анализа неолиберализма выводов сделано не было – если не считать общегуманистического и очевидного тезиса о необходимости устранения этой чудовищной и угрожающей самой жизни на планете системы. В результате отсутствия политической программы, непонимания организационных перспектив, расколов и дрязг антиглобализм к концу первого десятилетия XXI века бесславно сошел на нет. И причина этому (помимо прочих факторов), повторюсь – некритическое принятие худшей части «наследия 1968 года» – отказ от иерархии в организационной работе и от борьбы за власть. Неслучайно в Европе и США настолько силен рост правых популистских движений – они занимают нишу, добровольно оставленную левыми.

Радикализация протеста

Как известно, многие участники событий 1968 г. благополучно вросли в капиталистическую систему – их радикализм на самом деле оказался и возрастным, и временным. Часть полностью изменила идеалам молодости и резко поправела – вплоть до неолиберализма. Часть примкнула к существовавшим левым политическим силам (в основном поначалу к компартиям), часть сохранилась в сравнительно немногочисленных радикальных политических группах (например, троцкистских), также претендовавших на участие в традиционной политике. Но помимо «политики меньшинств» и разных форм встраивания в парламентскую систему с потерей собственного политического лица, был другой вектор развития левой идеологии и практики после 1968 года. Он привлек меньшее число людей, но пользовался куда большим влиянием, чем это многим кажется сейчас. Речь о леворадикальных боевых группах, взявших на вооружение партизанскую тактику городской герильи. Вдохновленные антиимпериализмом, сторонники и участники этих групп попытались перенести неоколониальные войны из третьего мира в первый, руководствуясь тезисом Че Гевары: «Создать два, три… много Вьетнамов». Один из лидеров французской группы «Аксьон директ» («Прямое действие») писал уже в 2000-е гг., отбыв 25-летний срок заключения: «Занимая подобную антиавторитарную позицию, мы порвали с теми, кого тогда называли “старыми левыми” (парламентариями и ревизионистами) и “новыми левыми” (интегрированными в систему, разбитыми на группки, законопослушными и пацифистски настроенными). Мы решительно покончили с буржуазными формами политической деятельности». Они пытались вернуть войну туда, откуда ее вывели – в города метрополий. И для этого развернули в Германии, Италии, Франции, Бельгии и других странах боевые действия. Но к такому решению эти люди пришли далеко не сразу, тут важна предыстория.

Огромное влияние на европейских радикалов оказали три события в третьем мире: революция на Кубе, произошедшая без вмешательства СССР, и общий подъем латиноамериканского революционного движения, война во Вьетнаме и «культурная революция» в Китае, воспринятая как решительное разрушение молодежью государственного бюрократического аппарата. Эти события послужили не только катализатором, но и руководством к действию. Отсюда и популярность Мао, Че Гевары и Фиделя Кастро среди бунтарей 1960-х гг., и попытка взять из третьего мира организационные формы борьбы: от ассамблей до городской герильи. Левые ультрарадикальные группы использовали как руководство к действию теорию герильи бразильского коммуниста Карлоса Маригеллы и работы Мао по тактике партизанской войны.

Радикализация студентов была для властей и традиционных партий тем более неожиданной, что происходила на фоне очевидного экономического роста – спад начнется уже в 1970-е годы. Жесткие меры подавления: исключения из университетов, дисциплинарные запреты, разгоны собраний и митингов, сопровождавшиеся арестами, чем дальше, тем больше убеждали студентов в справедливости леворадикальных идей о необходимости уничтожения всей капиталистической системы. А власти воспринимали все, даже относительно мирные инициативы пацифистов, противников атомного вооружения, экологистов и борцов за права меньшинств как «коммунистическую угрозу» – и действовали соответственно жестоко, отталкивая молодежь все дальше в радикализм.

Этот процесс выдавливания внепарламентской молодежной оппозиции с политического поля происходил почти во всех западных странах: Франции, Италии, Испании, Португалии и США. Но наиболее показательным он был в Германии.

Западная Германия 1960-х гг. – не благополучное демократическое социальное государство. ФРГ в то время – страна, в которой нацизм и нацисты еще не ушли в прошлое, оппозиция фактически отсутствует, а власть поделена внутри «олигархии партий». Под давлением сторонников ХДС (Аденауэр прямо заявлял, что социал-демократы представляют опасность для государства), отступая перед травлей желтой прессы, СДПГ все больше превращалась в формальную «оппозицию ее величества». Всего три партии – две основных и небольшая Свободная демократическая – разыгрывали каждый раз между собой парламентские выборы, при том что большая часть прессы находилась в руках «черных» – ХДС/ХСС. Выдвижение кандидатов проходило под полным контролем партийной верхушки, несогласие с которой приводило к исключению бунтарей. В политике активную роль играли бывшие высокопоставленные нацисты: советником канцлера Аденауэра был Ханс Глобке – один из разработчиков «расовых законов», канцлер времен «большой коалиции» Курт Кизингер работал при Гитлере в ведомстве радиопропаганды министерства иностранных дел, видные нацисты занимали посты в системе юстиции, армии, промышленности.

На свет появилась Внепарламентская оппозиция (ВПО), которая выступала против попыток введения чрезвычайного законодательства, фактически отменяющего демократические права, против участия бундесвера во вьетнамской войне, против американских баз на германской территории, против участия (нео)фашистов в политике – и за соблюдение Конституции ФРГ. Кстати, в 1968–1969 гг. именно массовые протесты внепарламентской оппозиции и немецкой интеллигенции не позволили неофашистам из Национал-демократической партии стать парламентской силой и присоединиться в качестве правого крыла к ХДС/ХCC. А впоследствии именно протесты молодежи и интеллигенции заставили отказаться от попыток реабилитации нацизма и вынудили германское общество мучительно размышлять о проблеме ответственности немцев за преступления Третьего рейха.

Ядром внепарламентской оппозиции был Социалистический союз немецких студентов (СДС) и его печатный орган – журнал Konkret. Однако, несмотря на активность своих действий, молодежь из ВПО не воспринималась всерьез ни властями, ни «официальной» оппозицией в лице СДПГ; более того, радикализирующийся СДС уже в 1960 г. был выведен из СДПГ (а Konkret лишился поддержки партии еще годом раньше!) – социалисты попросту испугались слишком «решительных» молодых союзников. Точно также от них дистанцировалась компартия – к СССР молодежь относилась критически, контролировать СДС из Москвы не могли, соответственно, воспринимали его скорее как угрозу. Газеты концерна Шпрингера, поддерживающие ХДС, травили ВПО в лучших традициях нацистской пропаганды, и закончилось это тем, что в 1968 г. вдохновленный этой пропагандой неофашист тяжело ранил лидера СДС и ВПО Руди Дучке. Полиция боролась с акциями левых гораздо жестче, чем с неофашистскими (в 1967 г. при разгоне демонстрации полицией был убит случайно оказавшийся там студент-католик Бенно Оннезорг).

Эти выстрелы были восприняты молодежью не как случайность, а как закономерное продолжение полицейского произвола. В ответ на выступления студентов и Внепарламентской оппозиции против войны во Вьетнаме, против нацистов в руководстве государства, против чрезвычайных законов, против ядерного вооружения – полицейское насилие все возрастало, пресса развязывала самую настоящую травлю антифашистов. В демократической с виду – но не по содержанию – Западной Германии Внепарламентской оппозиции не нашлось места, политическое поле было уже поделено, а большинство населения «не боялось потерять политическую свободу, но зато опасалось снижения жизненного уровня» (Карл Ясперс). Молодежь, стремящаяся к настоящей демократии, в конце 1960-х гг. увидела, что, несмотря на наличие формальных институтов демократии, эти институты не работают.

В итоге многие молодые защитники германской конституции пришли к выводу, что она представляет собой фикцию, фашизм уже почти вновь пришел к власти в Германии – и необходимо «выманить фашизм наружу», заставить фашистское государство проявить свою сущность – с помощью вооруженной борьбы. Вскоре на свет появилась леворадикальная террористическая организация Фракция Красной Армии (Rote Armee Fraktion – РАФ).

Карл Ясперс – представитель религиозной версии экзистенциализма – написал в 1965 г. книгу с критикой аденауэровской Германии, а на следующий год в ответе своим противникам еще более ужесточил позицию. Статьи одного из лидеров РАФ, ведущей журналистки Konkret Ульрики Майнхоф из изданного в России сборника «От протеста к сопротивлению» во многом буквально повторяют тезисы книги Ясперса «Куда движется Федеративная республика?». В 1966 г. позиция пожилого консервативного философа Ясперса отличается от взглядов молодой журналистки Майнхоф, во-первых, большей систематичностью, а во-вторых, как ни странно, большей радикальностью. Характеризуя ситуацию в ФРГ, он пишет: «Если ликвидируется республиканский путь самоубеждения и развития событий в результате бесед и споров между силами, борющимися легальными методами, если политика в полном смысле слова прекращается, то остается самоотречение или гражданская война. <…> Народ, который в таком случае не предпочтет гражданскую войну отсутствию свободы, не является свободным народом». Генрих Бёлль в 1977 г. – в разгар деятельности РАФ – заявляет о… необходимости включить в школьную программу пьесу Майнхоф «Бамбула», которая была завершена незадолго до перехода ее автора на нелегальное положение, а также об обязательности изучения всего ее печатного наследия дорафовского периода. Очевидно, Бёлля – а также Гюнтера Грасса, Зигфрида Ленца и многих других немецких писателей, защищавших права арестованных рафовцев, трудно обвинить в кровожадности или безнравственности. Германская интеллигенция понимала, что, во-первых, леворадикальный терроризм – прямое следствие выбрасывания за пределы политической системы радикальной оппозиции, отказ считаться с ней в легальном политическом пространстве, а во-вторых, борьба с ним ведется совершенно неправовыми и антидемократическими методами, заставляющими вспомнить о фашистских режимах.

РАФ – только самая известная из леворадикальных террористических организаций. В одной Германии также существовали «Движение 2 июня», «Тупамарос Западного Берлина», «Революционные ячейки» и т.д. Вслед за РАФ по степени известности идут итальянские «Красные бригады». Во Франции в конце 1970-х – первой половине 1980-х гг. действовала организация «Аксьон Директ», а в Бельгии – «Сражающиеся коммунистические ячейки», леворадикальная вооруженная группа была даже в мирной Дании. И несмотря на различия в идеологии и практике, сам факт появления этих организаций был симптоматичен. Деятельность их остановилась во второй половине восьмидесятых, но последнее поколение РАФ прекратило вооруженную борьбу только в 1994 году.

Вслед за внесистемной молодежью и в Германии, и во Франции, и в Италии, и в США поднимается рабочее движение. Легальные профсоюзы и рабочее движение в целом, присоединившись к студенческому движению, поняли, что могут требовать гораздо больше, чем раньше. И власти пошли на уступки: повышалась заработная плата, улучшались условия труда. Но как только уступки были сделаны, рабочие оставили радикалов без поддержки. Тем не менее под воздействием студенческого движения часть рабочих также оказалась во внесистемной оппозиции. Во Франции в мае 1968 г. возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», ставшие вместе со студенческими ассамблеями центрами сопротивления. В отличие от официальных профсоюзов они были органами прямой, а не представительной демократии. Но после спада забастовочной волны их легко ликвидировала полиция.

В Италии с ее синдикалистскими традициями внесистемная оппозиция оказалась гораздо в большей степени связана с рабочим движением. Вслед за студенческими протестами именно в Италии произошли самые мощные рабочие выступления. «Жаркая осень» 1969 г. напоминала знаменитое «красное двухлетие» 1918–1920 гг., когда Италия стояла на грани революции. На заводах возникали фабрично-заводские советы – органы рабочего самоуправления, основу которых составляли ассамблеи – собрание рабочих одного предприятия или цеха. Ассамблеи выбирали делегатов, которым принадлежало право «вето» по любым вопросам, затрагивающим интересы трудящихся. Ассамблеи через делегатов должны были контролировать деятельность хозяев предприятия и дирекции. Разумеется, итальянские предприниматели и власти боролись с системой советов, но ни аресты, ни уголовные дела (в 1970 г. – более 10 тыс. дел против рабочих делегатов) не дали эффекта.

В Италии сказалась еще одна особенность: из всех западных компартий Итальянская коммунистическая партия была самой самостоятельной по отношению к Москве, опиралась на мощную теоретическую традицию (прежде всего работы Антонио Грамши) и готова была вступать в контакты с внесистемной оппозицией. В результате забастовочной деятельности в 1970 г. был принят закон о рабочем контроле, а в 1972–1973 гг. коллективные договоры рабочих с предпринимателями фактически закрепили права ФЗС. Но затем чем дальше, тем больше ФЗС встраивались в систему в качестве низовых организаций профсоюзов, что, с одной стороны, обеспечило рабочим резкое улучшение условий труда, а с другой – заставило перейти от захватов предприятий к традиционным формам борьбы.

Специфика рабочего движения в Италии диктовала и особенности террористической организации «Красных бригад». «Красные бригады» первые годы деятельности осуществляли террор против начальников заводской администрации, управляющих, руководителей предприятий – тех, кто агрессивно мешал развитию ассамблей и рабочего контроля (одна из первых акций «Красных бригад» – взрыв на заводах «Пирелли» в 1970 г.). Этим же объясняется массовая поддержка «Красных бригад» – в их деятельности принимало участие более 25 тыс. человек (для сравнения – в РАФ счет идет на десятки участников и сотни вовлеченных).

Во Франции в период возникновения «Аксьон директ» (АД) предпринимаются жестокие антииммигрантские меры, призванные отнюдь не прекратить миграцию, а лишь держать мигрантов в неполноправном положении как дешевую рабочую силу. Франция ведет активную и агрессивную неоколониальную политику, особенно в Африке (вторжение в Чад в 1983 г. – отнюдь не единственный пример) и, наконец, поддерживает остальные страны НАТО и США в холодной войне. Многие создатели АД в 1970-е гг. активно участвовали в борьбе с режимом Франко в Испании, который, в отличие от часто повторяемых штампов, в конце своего существования отнюдь не остыл и отличался садистской жестокостью к оппозиции. Пуч Антик, один из ближайших друзей лидера АД Жан-Марка Руйяна, был арестован и казнен (его судьбе посвящен известный фильм Мануэля Уэрги «Сальвадор»). Именно опыт подпольной вооруженной борьбы с фашизмом подготовил участников АД к борьбе с французским правительством, в деятельности которого они также увидели скрытый фашизм по отношению к колониям, мигрантам и рабочим. Самая известная жертва «Аксьон Директ» – Жорж Бесс, генеральный директор «Рено», инициатор массовых увольнений и притеснений (более 21 тыс. уволенных, сокращения зарплат и репрессии против рабочих). Всего с 1979 по 1987 г. было проведено более 100 различных операций, в организации состояли несколько сот человек. Среди акций АД – акты саботажа на производстве военной продукции, экспортируемой для колониальных войн в странах третьего мира.

Ультрарадикалы не смогли создать единый антиимпериалистический фронт. Поднять массовое движение рабочих и мигрантов в Европе против неолиберальных реформ тоже не удалось. Руйян писал: «С выдвинутым нами лозунгом “Вернем войну сюда!” пролетарии “Третьего мира” должны были убедиться в том, что в метрополиях существуют не только откормленные “левые” и бесчувственные, беспомощные перед лицом массовой бойни люди, поставки тонн оружия и поддержка разрушительных войн. <…> Вот это и есть самое существенное, и именно это нужно показать миру». В этом смысле деятельность леворадикальных групп, занимавшихся городской герильей, отчасти можно считать успешной. Но они не сумели и не могли получить массовой базы. Одной из причин стала начавшаяся в 1970-е гг. деиндустриализация Запада – перевод промышленного производства в страны третьего мира, который некоторые модные и малограмотные политологи приняли за появление постиндустриального общества. Численность рабочего класса стала резко сокращаться.

Левый ультрарадикализм 1970–1980-х гг. стал следствием слабости массового левого движения, деградации просоветских компартий, борьбы против инкорпорирования в капиталистическую систему ценой отказа не только от коммунистической идеологии, но и от этики протестного движения. Участники европейской городской герильи стояли перед выбором: продаваться, уходить в сектантские микроорганизации – либо все-таки бороться.

Политический террор, если он не является частью мощного политического движения, неизбежно заставляет участников групп самоизолироваться, догматизироваться, изначальная цель постепенно утрачивается. Наиболее храбрые, преданные, самоотверженные бойцы террористических групп гибнут в первую очередь. Этот фактор осознавали еще народовольцы, это стало одной из причин поражения партии эсеров после Февральской революции – лидеров уровня тех, кто погиб в терроре, не хватило для консолидации партии и удержания власти в 1917 году. В этом смысле традиционная социал-демократическая критика индивидуального террора в основном справедлива и для 1970-х – 1980-х годов. Но участники европейской городской герильи не могли смириться ни с отчуждением при капитализме, ни с чудовищной эксплуатацией стран периферии, ни с поражением левых – и потому выбирали борьбу.

Невыученные уроки

Торжество идеологов свободного рынка, ставшее очевидным после краха СССР, казалось, похоронило перспективы левого и тем более внесистемного движения. Фрэнсис Фукуяма в 1989 г. объявил о «конце истории» и победе либеральной системы. Казалось, внесистемные элементы поглощены и переварены Системой, но 1 января 1994 г., когда вступил в силу Договор о Североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА), в мексиканском штате Чьяпас началось вооруженное восстание Сапатистской армии национального освобождения (САНО). Летом 1996 г. в Чьяпасе состоялась первая всемирная встреча против глобализации, положившая начало антиглобалистскому движению. Дальнейшее известно: появление социальных форумов, развитие антиглобалисткого движения среди молодежи из среднего класса в развитых странах, сражения антиглобалистов с полицией в Сиэтле, Генуе, Праге, Гетеборге. Но, как было сказано выше, поскольку это движение так и не поставило вопроса о власти и об изменении системы собственности, его ожидал бесславный закат.

Венгерский историк Тамаш Краус писал: «Неолиберальный поворот был украшен такими перьями из наследия 1968 года, как антирасизм, мультикультурализм, защита прав меньшинств, защита прав человека, хотя при этом у общества были отняты возможности самообороны, шестьдесят восьмой год и кейнсианские идеи были преданы забвению, и логика капитала “вызвала к жизни” антисоциальную систему свободного рынка, которая превознесла до небес социальное неравенство. <…> Таким образом, в действительности капитал и его институты извлекли прибыль из антигосударственных устремлений 1968 года, <…> цель заключалась в том, чтобы урезать или полностью ликвидировать не само государство, а только его общественные функции, его учреждения и меры в сфере социального благоденствия».

Задолго до бурных событий XX века Александр Герцен поставил диагноз: «Консерватизм, не имеющий иной цели, кроме сохранения устаревшего status quo, так же разрушителен, как и революция. Он уничтожает старый порядок не жарким огнем гнева, а на медленном огне маразма». Известный исследователь американского анархизма и африканских культур Николай Сосновский высказался проще: «Система без антисистемных элементов впадает в идиотизм». Так как большая часть наследия шестьдесят восьмого оказалась частью этой системы, нового подъема внесистемной левой оппозиции стоит ожидать хотя бы потому, что основные проблемы, которые пытались решать участники движений 1968 г. и леворадикальных групп 1970-х – 1980-х гг., не исчезли. Несмотря на период слабости и организационной и идеологической деградации, левое движение способно возродиться и вновь выступить против капитализма, стремительно теряющего человеческое лицо.

В «третьем мире» события 1968 г. не были ни началом, ни концом революционного подъема, который ведет отсчет с 1950-х гг. и вписывается в промежуток между Кубинской (1959) и Никарагуанской (1979) революциями. Там были другие этапы борьбы, другие герои и лидеры, которые подчас больше влияли на европейских левых, чем наоборот. Там, в «третьем мире», шли массовые движения, борьба против местных диктатур и западного неоколониализма, в которой погибли десятки тысяч. И один из уроков 1968 г. заключается в том, что Запад окончательно перестал быть источником и центром антикапиталистической борьбы.

Еще один урок – карательные меры и запреты не могут предотвратить массовый протест, а сытость сама по себе не предохраняет от радикализма. Выталкивание протеста за пределы легальности приводит к обратному результату – не в 1968 г. впервые это произошло, но самые разные режимы продолжают наступать на те же грабли.

Слово «левый» стало после событий конца 1960-х гг. очень удобным – оно лишено конкретики и подразумевает лишь очень условную политическую окраску. Вроде бы все знают, кто такие «левые», но под этим наименованием могут уживаться не просто различные, но прямо противостоящие друг другу феномены. И одно из последствий 1968-го в теории и политике заключается именно в том, что из «левизны» постепенно вымывалось конкретное содержание, делая ее, говоря языком «новых левых», все более безопасной для Системы.

Но эффект косметической (читай: идеологической) операции, которую европейский капитализм проделал над собой после 1968 г., закончился. Поэтому опыт – в том числе негативный – поколения-1968 не может остаться невостребованным. В том числе и в России, которая выходит из состояния идейной «безальтернативности», наступившей после исчезновения СССР.

Россия. Евросоюз. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 ноября 2018 > № 2826785 Сергей Соловьев

Эпоха странных заблуждений

1989–2019: самоосмысление и история

Брюс Питкерн Джексон – ведущий научный сотрудник Гудзоновского института.

Резюме Самоосмысление деградирует, а недавняя история не поддается пониманию. В глобальной политике исчезла перспектива. Поскольку американские и российские лидеры неверно интерпретируют недавнюю историю, создание мира и реконструкция институтов кажется невыполнимой задачей.

Отношения с Россией – самая обсуждаемая тема в американской внешней политике и одновременно одна из самых сложных. Представления о состоянии отношений с ней знаменуют определенные вехи нашей собственной истории. Нынешнее поколение отсчитывает срок современного периода с момента «падения стены», характеризует его как «постсоветский», так же как предыдущее использовало слово «послевоенный», чтобы обозначить возобновление нормальной жизни. Конечно, термин «послевоенный» более понятен. Он напоминает о жертвах, достижениях и историческом значении поколения Второй мировой войны. Термин «постсоветский» не предполагает аналогичной исторической уверенности. Осознание недавнего прошлого поможет понять, где мы сейчас и куда движемся. Опираясь на знания о XX веке, американцы обычно соотносят важные события и исторические изменения с началом или концом конфликта. Слова, ассоциирующиеся с нынешней ситуацией, подразумевают некоторую неопределенность, постоянный конфликт, политическую статичность и историческую растерянность.

Америка почти столетие очень внимательно относилась к России, но это не принесло значимых результатов. Сегодня отношения двух стран, возможно, хуже, чем когда-либо. Если внимательно взглянуть на период 1989–2019 гг., что важного мы обнаружим в нашем недавнем прошлом и как оно связано с настоящим? Найдем ли общую историю, которая поможет понять сегодняшние вызовы? Или нынешнее положение дел станет еще менее внятным?

Строго говоря, американо-российские отношения – клубок гносеологических проблем. Достаточно ли мы знаем о событиях, которые произошли с 1989 по 2019 год? Насколько уверены в своей интерпретации? В какой степени восприятие недавнего прошлого влияет на оценку нынешней ситуации? Можно ли по-другому взглянуть на последние 30 лет, чтобы найти более тесную связь с настоящим? Например, почему постсоветская Россия все больше напоминает СССР в 1989 г., а Западная Европа сегодня столь разительно отличается от уверенной в себе Европы после падения Берлинской стены?

Самоосмысление и политическое настоящее

Считается, что живущие в определенную историческую эпоху не до конца понимают все ее обстоятельства. Так, накануне Первой мировой войны в Вене, казалось бы, должны были предвидеть грядущую дезинтеграцию Австро-Венгерской империи и хотя бы в общих чертах прогнозировать последствия этого для войны и мира. Иными словами, сто лет спустя мы полагаем, что жившие тогда должны были прочитать «Марш Радецкого» Йозефа Рота за десятилетия до написания книги. Мы убеждены, что невозможно было тогда не понимать того, что очевидно для нас сегодня. На самом деле никто из очевидцев тех знаменательных периодов европейской истории не был способен предсказать свою судьбу. Как правило, люди не понимают значимости исторических событий, разворачивающихся на их глазах, и не осознают причин разрушения собственной жизни.

Сегодня мы полагаем, что современный период начался в 1989 г. с упадка СССР в результате морального и политического триумфа США. После этого начался расцвет демократий. Благодаря глобализации демократия стала неизбежной, и потому наступил конец истории. Это, в свою очередь, повлекло за собой «цветные революции», ставшие нормой в системе, которой управляли Соединенные Штаты при минимальной поддержке Евросоюза. После 1989 г. опасность для миропорядка мог представлять только ревизионизм России, наращивание военной мощи Китая и стремление диктаторских режимов «третьего мира» получить ядерное оружие. Хотя конец истории так и не наступил, для нас период с 1989 г. по настоящее время – целая эпоха.

Какие ее аспекты считать достоверными? Вероятно, детального рассмотрения заслуживают три: распад Советского Союза, «большой взрыв» демократий и триумф Запада.

Исчезновение Советского Союза

Обычно оно воспринимается как драматический политический крах, положивший конец холодной войне, поскольку исчез один из полюсов биполярной системы миропорядка. Возникшую пустоту заполнила американская гегемония. Киссинджер первым заявил, что главная задача современности – заполнить вакуум, образовавшийся после распада СССР, с помощью преимущественно европейских институтов, в которые можно было бы интегрировать Россию. Но этого не случилось. В 1990-е гг. на территории бывшего СССР в основном происходила дальнейшая фрагментация и разрушение экономики.

Норман Дэвис в книге «Исчезнувшие царства: подъем и падение наций и государств» предлагает альтернативную интерпретацию. Если говорить просто, после распада империи, который в большей степени событие экономическое, а не политическое, наступает постимперский упадок, когда следующее поколение занимается имитацией старого режима из обломков империи. Например, после распада Римской империи вестготы основали королевство в Аквитании, максимально похожее на Рим по языку, законам и политической модели. Советский Союз, по этой логике, тоже не был побежден политической идеей. Правящая геронтократия просто утратила силы и энергию. Но основные атрибуты советской империи не исчезли в одночасье. В постсоветских государствах они сохранились в прежней, узнаваемой форме и отчасти напоминают фарс:

Неумелые руководители управляют постсоветскими государствами в стиле старой номенклатуры и под контролем Кремля.

Россия и Украина не способны реформировать свою экономику, неэффективность которой привела к краху советской системы.

В России остались незыблемыми прочные политические позиции военных.

Изоляция от Европы и Запада, характерная для советского периода с 1917 по 1989 г., по-прежнему является определяющим фактором для России и постсоветских государств.

Наконец, национальный вопрос доминирует в политике Москвы и Киева так же, как национальная идентичность, этническая принадлежность, язык и религия в 1930-е гг. при Сталине.

Что изменилось с политической точки зрения? Имена политических стратегов, ответственных за большевистскую революцию, хорошо известны. А где же гиганты мысли, которые предвидели и смогли объяснить мировой порядок после окончания холодной войны? Их нет, если не считать нескольких малоизвестных неоконов с другой стороны земного шара. Самым простым объяснением изменений после 1989 г. можно назвать геоэкономику, которая вышла на первый план и разрушила устаревшую идеологию. События 1991 г. в большей степени были обусловлены давно назревшей экономической коррекцией, а не политическим вымиранием, завершившим эпоху жестокости.

Триумф демократии и конец истории?

Высокопоставленный сотрудник Белого дома сказал мне как-то, что если бы он осознавал последствия объединения Германии в 1990 г., то начал бы выступать за расширение НАТО гораздо раньше и более агрессивно. Это признание позволяет судить о смятении, которое вызвал крах СССР, и непонимании последствий этого неожиданного события для остальной Европы. Спустя несколько лет собеседник понял свою ошибку и решил, что современный период постсоветского мира – благоприятное время для глобального распространения демократии, «цветные революции» будут происходить спонтанно, и Соединенные Штаты смогут расширить демократический мир до пределов человеческого воображения.

Уверены ли мы, что обновленная интерпретация объединения Германии правильнее первоначального впечатления? Факты жестоко обошлись с гегельянской точкой зрения на историю, которая была в моде в начале 1990-х годов. С июля 1997 г. (приглашение в НАТО) до саммита блока в Праге в 2002 г. Североатлантический альянс, а затем ЕС распространились на 120 млн граждан стран Восточной Европы. Масштабная экспансия демократии продлилась менее пяти лет. Европейская интеграция завершилась задолго до саммита НАТО в Стамбуле в 2004 году. Преумножение демократий в Европе, проходившее под эгидой американского расширения НАТО, резко оборвалось 1 марта 2003 г., когда парламент Турции отказался поддержать планы США по вторжению в Ирак.

После того как впервые сформировалась коалиция несогласных, ни одна «цветная революция» не достигла заявленной цели – социальных преобразований, и ни одна революция в евроатлантическом мире радикально не изменила существующую модель управления в национальных государствах. В свете этих провалов «цветные революции» начала 2000-х гг. напоминают революции 1848 г., которые обещали либеральную демократию, а привели к возврату автократии. На самом деле, после того как переходные демократии были признаны годными в 2003 г., автократии продемонстрировали лучшие результаты по сравнению с основанными на реформах демократиями во всем мире. Потенциально более сильные демократии в Центральной Азии и Закавказье, а также Турция, отказались от европейских амбиций, так и не найдя постоянного места в институциональной Европе.

В ретроспективе пятилетний период стремительной европейской интеграции выглядит исключением в контексте почти 30-летнего отрезка между 1989 и 2018 годом. Замедление европейской интеграции не стало следствием изменений в Советском Союзе или расцвета демократий на Западе. Ослабленная Европа с ее недугами сегодня больше напоминает заключительную фазу холодной войны или прелюдию постсоветского упадка. Небольшие государства, связанные Варшавским договором после Второй мировой войны, воспользовались шансом и вернулись в Европу, в которой жили на протяжении столетий. Этот феномен вряд ли стоит считать фундаментальным геополитическим изменением или предвестником совершенно нового мироустройства. Скорее номинальное расширение Европы напоминает возврат к ситуации перед Первой мировой войной, когда либеральные демократии соседствовали в Восточной Европе с националистическими автократиями.

Вашингтон и Москва неверно истолковали перегруппировку стран, увидев диаметрально противоположные причины этого процесса. Вашингтон был убежден в бесконечной экспансии демократий, освобожденных в результате краха «империи зла», а Москва видела лишь надвигающееся удушение России Североатлантическим альянсом с его новыми членами. Фактически это был наиболее вопиющий вакуум власти у границ России с царских времен, и его так и не удалось заполнить с помощью демократической экспансии. Демократического цунами не произошло, а география постсоветского мира практически не изменилась. Мы знаем лишь, что в отсутствие Версальского договора или оккупационных войск Красной армии небольшие государства, расположенные вокруг Северо-Германской низменности, возвращаются к европейской отправной точке, но не дальше – как в географическом, так и в политическом смысле.

Хаотичное настоящее Запада

Два основных события нашего политического поколения – исчезновение Советского Союза и триумф западных демократий – оказались истолкованы ложно, став продуктом массового заблуждения. Мы живем в хаотичном, политически волатильном мире. А если судить по приведенным выше безосновательным идеям и массовым заблуждениям – мы живем в эпоху идиотов.

Умеренные политики и реалисты полагают, что необъяснимый рост популизма, нативизма и меркантилизма лишил Запад политического воображения, что привело к грубой политике и торговым войнам. Более идейные утверждают, что Россия дестабилизирует демократии, вмешиваясь во внутренние дела других государств с помощью соцсетей или бессмысленных заговоров. По какой-то причине обе школы политической мысли считают эти опасности равнозначными с политической и геополитической точки зрения. Однако стоит отметить, что обособленность, как правило, возрастает в периоды экономического спада, а Россия нередко действует агрессивно. С исторической точки зрения это нормальные явления.

Вера в то, что нынешний период – чрезвычайно опасный или невероятно триумфальный, кажется ошибочной, как и наши искаженные взгляды на недавнее прошлое. То, как мы описываем наше время, в большей степени определяется расплывчатыми представлениями о прошлом, а не анализом настоящего. Даже лозунг «Вернем Америке величие» ретроспективен и регрессивен.

Последние 30 лет характеризовались фрагментацией государств, крахом институтов и массовой экономической миграцией. Обиды и ревизионизм России никак с этим не связаны. В XIX веке национализм и языковая общность обусловили создание национальных государств, в XXI веке национализм стал причиной разобщенности и нестабильности в государствах. Украинцы потеряли сон, переживая, настоящие ли они украинцы. Русские пролили много крови и потратили огромные средства, чтобы сохранить завоевания Екатерины Великой. Но реальность заключается в том, что Запад, неотъемлемой частью которого является Россия, – нравится это кому-то или нет – сегодня меньше и слабее в экономическом и военном отношении, чем был на протяжении нескольких столетий.

Симметричные заблуждения

В наши дни историческое самоосмысление становится редким явлением, гораздо больше распространены взаимные и даже массовые заблуждения. Например, такие разные лидеры, как Дональд Трамп и Владимир Путин, придерживаются одинаковых ошибочных взглядов на происходящее:

Оба рассматривают экономическую конкуренцию как злонамеренную политику.

Оба не разбираются в экономической теории и путают экономическое и политическое.

В результате Трамп говорит об экономическом восстановлении как о своей заслуге, а Путин заявляет, что предотвратил события, которые и не могли случиться, как, например, экспансия Европы на постсоветском пространстве.

Оба не могут обеспечить стабильных экономических реформ, а Трампу они вообще неинтересны.

Оба предпочитают изоляционизм взаимодействию в сложном мире.

Оба верят в меркантилизм.

Оба считают многосторонние институты опасными.

Оба полагают, что обиды и непредсказуемое поведение – хороший способ борьбы с глобализацией.

Оба находят в прошлом ответы на проблемы настоящего.

Оба оторваны от времени, в котором обладают значительной властью.

Чем хаотичнее период, тем сложнее его интерпретация и выше потребность в когнитивном единстве, которое подталкивает людей к общим ошибкам – это аксиома. Конечно, такой феномен не внушает оптимизма. Многие влиятельные люди, не осознавая исторических обстоятельств, бегут в противоположных направлениях. На этой минорной ноте коснемся нескольких тем, политическое восприятие которых может существенно отличаться от реальности. Многие из них связаны с американо-российскими отношениями, для которых характерно взаимное недопонимание.

Традиционное сдерживание и география

Принято считать, что ревизионизм и реваншизм России лишил силы стратегию ядерного сдерживания, а Европа оказалась уязвимой для атак «вежливых людей» и киберпреступников. От всеобщей войны якобы удерживает наращивание военных сил США и милитаризация НАТО. В свою очередь Москва считает, что Североатлантический альянс уже окружил Россию и начинает ее душить. Это креативный, но ошибочный подход.

Всего два года назад президент Обама заявил, что Соединенные Штаты не намерены воевать с Россией, и назвал аннексию Крыма ужасающим проявлением буйного государственного поведения. Что изменилось за последние 24 месяца?

Североатлантический альянс ослаблен как никогда в своей истории. Инджирлик, Авиано и Рамштайн уже не являются надежными базами, с которых можно атаковать российские войска. Даже доступ США в воздушное пространство ЕС в военное время нельзя считать решенным вопросом. В случае конфликта в районе Курска или Ростова американской армии потребуется около года, чтобы перебросить на поле боя бронетанковую дивизию. По той же причине военные операции России в Чечне, Грузии, Донбассе и у границ Эстонии не впечатлили никого, кроме местных политиков, карьера которых зависит от того, насколько они напуганы перспективой атаки со стороны России.

Силы США и НАТО не могут сблизиться с российскими войсками, не подвергнув себя неприемлемым рискам, а Россия не может приблизиться к Европе, не подставив себя под удар превосходящей силы. Традиционное сдерживание вполне стабильно сегодня. Если перефразировать советскую поговорку, Россия делает вид, что угрожает прибалтийским государствам, а США притворяются, что защищают их.

Гибридные войны и их непредвиденные последствия

В контексте стабильного сдерживания возобновление опосредованной войны на Украине и гибридные боевые действия в зонах вакуума между державами – опасное отклонение. Если сдерживание действительно стабильно, теоретически противники должны согласовать механизм, который позволит контролировать противостояние и не допустить дорогостоящих авантюр. Мир и прекращение враждебности должны быстро становиться послевоенным институтом. На Украине этого не произошло. Минские соглашения, предложение о размещении миротворцев ООН и даже договоренность о сбалансированном транзите газа, которые потенциально могли стать подобными институтами, появились и исчезли. Осталась лишь системная нестабильность и риск распада государства в центре Европы. По идее и Соединенные Штаты, и Россия должны предпочесть независимую и суверенную Украину по образцу нейтральной и процветающей Финляндии, а не балканский вариант.

Экономические санкции и моральные риски

Санкции – еще один проблемный феномен нашего времени. Чтобы избежать войны (такой вариант неприемлем), мы разработали экономическое оружие, которое оказывает давление на противников, но не связано с кровопролитием. Но экономические санкции не дадут значительных результатов, хотя эти меры безболезненны, незатратны и чрезвычайно популярны. Однако при отсутствии ограничительных условий санкции представляют серьезную опасность для международной системы. Конфликт – очень увлекательное дело, если армии не нужно воевать, чтобы победить противника. Какое-то время ответом на санкции становятся новые санкции, потому что нет причин отказываться от такого удобного оружия. Но затем возникают моральные риски геополитического эквивалента Великой рецессии. Неограниченные экономические санкции не способны стать стабилизирующим институтом. Санкции по определению односторонни и носят принудительный характер.

Контроль над вооружениями как институт

Поскольку политические лидеры и обыватели склонны преувеличивать военные угрозы и опасность политических конфликтов, они обычно игнорируют такие возможности, как переговоры по контролю над вооружениями, которые ограничивают дорогостоящие и опасные виды оружия. Когда традиционное сдерживание стабильно, а количество экзистенциальных вопросов в отношениях великих держав минимально, бенефициарам мирового порядка имеет смысл сокращать вооружение, которое может быть использовано против них. Обычно победители стремятся закрепить свои приобретения с помощью удобных институтов. Это касается и контроля над вооружениями.

Стабильность и процветание

Мы уже говорили об игнорировании геоэкономических условий, торговых отношений и экономических реформ в хаотичный период истории. В нормальных условиях благополучие населения является ключевым элементом стабильности государства и его способности защищать себя. Тем не менее Россия не пыталась проводить значимые экономические реформы в последние 30 лет, а президент США прилагает максимум усилий, чтобы разрушить существующие торговые отношения и задавить союзников пошлинами и санкциями. Мне это кажется полным непониманием экономических основ Запада.

* * *

То, что считается судьбоносными событиями недавнего прошлого и основой политического настоящего, возможно, происходило совсем не так, как представляется нам. Советская империя не исчезла, наступил постсоветский упадок, закрепивший неспособность к реформам и модернизации. Общемирового ренессанса демократии тоже не случилось. Новая Европа – Турция, Венгрия, Польша, Украина и Россия – продолжают жить в прошлом даже больше, чем сама Старая Европа. Мы не увидели триумфа Запада и появления глобальной системы международного порядка.

Последние 30 лет стали периодом дезинтеграции, фрагментации, сепаратизма, миграции и ухода в изоляцию. Как и жители Вены накануне Первой мировой войны, современные политические лидеры и избиратели не понимают реальных обстоятельств и не видят тревожных признаков катастрофы. Реализм стал редкостью. Саморазрушающие решения могут привести к необратимому экономическому упадку, и это станет концом исторического периода, который мы никак не можем понять.

По-видимому, распад последних тоталитарных государств Европы XX века, как сталинистских, так и Югославии, продолжился и в XXI веке. По-прежнему подавляются права человека, происходят организованные властями покушения и убийства, военные агрессии, но на смену ГУЛАГу и идеологии пришли сектантская борьба и этнический национализм, которые стали определяющими характеристиками распадающихся государств.

Роберт Кейган считает, что демонические джунгли задушат институты либеральной демократии, но на самом деле эти институты вышли из употребления из-за пренебрежения и апатии их бенефициаров, а не из-за козней внешних сил. Вряд ли эти сбои и наше замешательство обусловлены падением великих империй и неизбежным триумфом демократии. Американо-российские отношения остаются прежними: не очень хорошими, не такими плохими, как мы представляем, но неизменно вызывающими беспокойство. Изменился человеческий фактор, играющий важную роль в демократии. Самоосмысление падает, а недавняя история не поддается пониманию. В глобальной политике исчезла перспектива. В случае с американо-российскими отношениями остались две изолированные, обиженные державы, которые заблудились в мелких конфликтах. Поскольку американские и российские лидеры неверно интерпретируют недавнюю историю, создание мира и реконструкция институтов кажется невыполнимой задачей. Идея о том, что в наших хаотичных реалиях невозможно установить порядок, также не имеет исторических оснований.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 ноября 2018 > № 2826784 Брюс Джексон

«Мы больше не мечтаем о будущем, мы его скорее боимся»

Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий в Софии, постоянный научный сотрудник Института гуманитарных наук в Вене и автор статей для многих периодических изданий

Светлана Бабаева - член Совета по внешней и оборонной политике.

Резюме Прежде существовало право на собственную интерпретацию, но факты были общие. Теперь у каждого право на собственные факты. Это жизнь в комнате зеркал. Мы пребываем в разных пространствах, никто ничего не признает и ни в чем не раскаивается. Поэтому мы так сильно друг друга боимся, полагает Иван Крастев.

Почему мир больше напоминает жизнь в комнате зеркал, что общего у Путина и Трампа, какой будет идентичность человека в XXI веке – об этом размышляет Иван Крастев, глава Центра либеральных стратегий в Софии, Kissinger Fellow в Библиотеке Конгресса США. Беседовала Светлана Бабаева.

Не свергнуть правительство, а поменять страну

– На недавней сессии Валдайского клуба, посвященной теме идентичности, Вы сказали, что по всему миру идет «подъем большинства». Это хорошо или опасно?

– Как писал Самюэль Хантингтон, «идентичность – как грех: мы можем сопротивляться, но избежать не в силах». О политике идентичности стали говорить как о новом явлении, на самом деле она – результат культурной революции 1968 года. Есть два типа идентичности. Один от нас не зависит – кем мы родились. То, что я болгарин, не мой выбор, но часть моей идентичности. Второй тип – та, которую я выбираю. Человек сам выбирает, как будет жить, за кого голосовать, верить или не верить в Бога. Ныне людей больше заботит приобретенная идентичность. Вокруг нее они создают свою историю, жизнь. Отчасти это связано с тем, что люди стали более образованны, подвижны.

– Но, если больше разнообразия, должен быть подъем разных меньшинств, а не большинства!

– Подъем меньшинств в политике был в 1960–1990-е годы, когда феминистки, сексуальные и этнические меньшинства хотели стать заметными и быть представлены в политическом процессе. Они говорили: «Хотим, чтобы нас услышали, мы существуем!». У групп же большинства, этнических, религиозных, расовых, не было драйва говорить «мы тут», потому что было ощущение, что у них и так власть.

Что произошло потом? Я прежде всего говорю о западном мире. Возникает демографическая проблема. Общества стареют, миграция меняет этнический состав общества, а следом страх: мы большинство сегодня, но будем ли мы большинством завтра?

И люди психологически начали вести себя как меньшинства. Возникло ощущение, что их власть уже хрупкая, неустойчивая. Особенно это ощущается в маленьких государствах. Скажем, ты всегда думал, что тебе не нужно доказывать, что ты болгарин, потому что таких у вас в стране – 80–90 процентов. А теперь ты боишься: мир другой, дети вообще могли уехать и уже плохо говорят на родном языке. И начинается паника: а что, если через сто лет моей этнической группы, моей нации вообще не будет?

– Тогда в политике той же Европы мы бы видели процесс, который отвечал бы интересам французов, немцев, чехов в пятом колене. Мы же видим, что политики, наоборот, все больше работают с новыми слоями избирателей, включая недавних мигрантов.

– Популистские партии как раз антимиграционные. Италия для итальянцев. В США Трамп говорит: мы, белые, теряем власть, это наше общество или нет?

Людей всегда пугали сдвиги, но теперь всё происходит стремительно, люди двигаются намного быстрее и проще. И ты понимаешь: если ты родился в Африке в бедной стране, самое радикальное, что можно сделать – нет, не свергнуть свое правительство, а просто поменять страну. И эта перемена в одном поколении. Не нужна идеология, политическая партия, революция.

Страх часто возникает не в отношении того, что происходит, а что может произойти. Скажем, в Болгарии иммигрантов почти нет. Но ты видел по телевизору, как легко люди пересекают границы. И начинаешь бояться не людей, которые приехали, а тех, которые могут приехать. И еще ты боишься тех, кто уехал…

Это главное, что случилось в Восточной Европе и о чем мало говорят. Революция 1989 г. была революцией нормальности. Мы хотим жить как нормальное общество, наше будущее – это Германия. Но если наше будущее – Германия, зачем ждать, когда мы ею станем? Можно просто уехать в Германию! Учиться, работать, жить. Сегодня огромный процент граждан Восточной Европы живут и работают вне своих государств. В балтийских республиках это вообще более 20 процентов. Румынию за последние 10 лет, когда страна стала членом ЕС, покинуло 3,5 млн человек. И везде это молодые и активные люди.

Правители, которым некуда уезжать

– Можем ли мы тогда в принципе в XXI веке говорить об идентичности и ценностях при таком движении людей?

– Когда идентичность становится проблемой? Когда возникает ощущение, что ты ее теряешь. Сперва становится намного труднее понимать, что такое русский, болгарин, поляк в XXI веке. А потом ты не знаешь, правильно ли вообще на этом настаивать или нет?

Что произошло, помимо прочего, благодаря технологическим переменам и новым коммуникациям? Они изменили отношения между поколениями. В 1960-е гг. была революция детей против консервативных родителей. А в 1990-е гг. детям стало жалко своих родителей, которые потеряли не только достаток, но и смысл жизни. Родители не просто перестали быть примером, которому нужно следовать. Сами родители уже не знали, какую модель жизни предложить своим детям…

В результате возникает странная ситуация. Я долго пытался понять, откуда появился ужас от «гейропы». Россия, прямо скажем, не самая консервативная в мире страна ни в сексуальном, ни в социальном отношении, процент абортов на тысячу женщин, процент разводов выше, чем на «загнивающем» Западе. Тогда откуда этот довольно истеричный запрос на консервативные ценности?

Думаю, появилось много родителей, включая элиту, которые не верят, что свои ценности они смогут передать детям. И они захотели, чтобы за них это сделало государство. Что произошло с элитой в девяностые? Их дети поехали учиться на Запад. Многие вернулись, но уже с другой социальной восприимчивостью. Дети жили в среде, где тот же гомосексуализм – уже не проблема. И у старшего поколения возникло ощущение, что твои дети – уже не твои дети. Будто их там кто-то украл, заложил в них другие ценности.

Я думаю, это во многом объясняет, откуда возник призрак традиционализма. Это не просто русская проблема, то же самое я вижу в Восточной Европе. Это кризис родительской власти, когда ты не знаешь, есть ли у тебя что-то, чему ты можешь научить своих детей. Потому что у тебя проблемы и с собственной жизнью.

Запрос на консерватизм и попытка ренационализации следующего поколения элит – вот каким стал ответ на эти страхи и на глобализацию.

– То есть элиты стали апеллировать к более традиционным вещам, потому что не знали, за что еще им зацепиться?

– Да. Проблема, которая возникла в результате глобализации, – у людей появилось ощущение, что ими правят иностранцы. Особенно в маленьких государствах. Появилась элита, которая говорит на языках, ездит по миру. И ты думаешь: может, эти правители даже умные, но как они относятся лично ко мне? В результате возникают популистские движения и делается ставка на элиту, у которой нет exit option – возможности выхода.

– Пусть наши правители не смогут никуда деться?

– Людям нравится в популистах то, что они не говорят на иностранных языках, у них мало международных контактов, за рубежом их не любят. Голосуют за них даже не потому, что им верят, а потому, что они не убегут, если случится кризис.

– Получается, в мире сейчас запрос не на лидеров, а на «своих»?

– Которые никогда нас не покинут, потому что им некуда уезжать.

Сегодня политики представляют стиль жизни

– Режиссер Константин Богомолов на Валдае сказал, что у России, в отличие от Запада, остается «право на безумие». То есть в России еще возможно проявление разных чувств и эмоций, а не только любви и толерантности. Но мы видим, это происходит во всем мире. Вместе с запросом на «своих» востребованным становится безумие в политическом и социальном процессе.

– Право на безумие – священное право, но им не надо злоупотреблять. Мы живем в какое-то пограничное время, Збигнев Бжезинский называл его «глобальное политическое пробуждение». Мы наблюдаем рост социального неравенства, сопровождающийся торжеством эгалитарной культуры. Элита перестала быть примером для подражания. Ценностью стала аутентичность. Я лучше знаю, что для меня хорошо, может, я и говорю какие-то идиотские вещи, но это я. И вы не можете мне это запретить.

А упор на аутентичность радикально меняет характер политического представительства. Сегодня политики представляют не интересы, а стиль жизни и миропонимание. Многие удивляются: как стало возможно, что бедные проголосовали за миллиардера Tрампа? Представьте, вы не знаете, кто черный – Барак Обама или Дональд Трамп, вы видите лишь, как они одеваются, что говорят, как себя ведут. И получится, что Обама – это классический WASP, белый англосаксонский протестант. Никакой драмы, полный самоконтроль, образованность. А с другой стороны – человек, который по-другому говорит, подскакивает, даже немного распущен.

Главное, что произошло, на мой взгляд, в мире, – из политической жизни, которая была сосредоточена на экономике, мы перешли в политическую жизнь, которая сосредоточена на культуре.

– Получается, президент Путин со своим знаменитым «мочить в сортире» просто на 15 лет опередил время…

– Да, и ему даже не нужно было ничего изображать, потому что российское общество было, с одной стороны, сильно травмировано после распада Союза, а с другой – не было структурировано. И появилось путинское большинство. Сплоченное общими страхами, но не совместным проектом будущего.

Но на такой культурной идентификации нельзя построить долгосрочную политику. Легитимность Путина связана с опытом большинства, которое прошло ломку девяностых. Но следующее поколение уже никаких девяностых не знает. Как быть с ним? Что предложить этим людям, что с ними разделить?

Но и со знакомым поколением возникла проблема – пенсионная реформа. Я думаю, дело даже не в том, что люди потеряли деньги. Люди потеряли то ощущение стабильности, которое лежало в основе социального договора путинской России. После принятия этой реформы население в провинции, мне кажется, испытывает то, что горожане испытали после «рокировки» 2011 года (Решение о том, что Владимир Путин возвращается на пост президента, а Дмитрий Медведев возглавит правительство. – Ред.). Их обидели. Несколько месяцев назад была кампания по выборам президента. Но там о пенсионной реформе не говорили. Потом был футбол, а потом вдруг – мы будем делать реформу.

Мне кажется, если бы тема обсуждалась в ходе избирательной кампании, может, президент и потерял бы 3–4 процента голосов, но люди были бы уже готовы. Возник бы новый контракт. Теперь же появилось другое ощущение: дело даже не в том, что вы что-то меняете, а меняете так, будто мы не существуем. Это обида.

– Но Вы сами говорите, это скорее уходящее поколение. Новые поколения пока вряд ли думают о пенсии. Им нужно что-то иное.

– И здесь начинается самое интересное. Возьмите Россию, США, Великобританию, Евросоюз. Что у всех нас теперь общего – это отсутствие видения будущего. Будущее, которое можно представить, исчезло.

Ныне разговор о будущем – это разговор о технологиях. Но это не будущее. Ты остаешься человеком и должен знать, чего ты хочешь. Иначе ты все время будешь бояться того, что происходит. Потому что не понимаешь, это для тебя плохо или хорошо.

Мы больше не мечтаем о будущем, мы его скорее боимся. Даже в Советском Союзе такого не было. Там боялись настоящего, но надеялись, что в будущем будет другая жизнь, легитимность советского строя была построена на том, что дети будут жить лучше. А теперь человек боится, что его дети не будут жить лучше, даже если будут жить дольше. Больше того, мы уже не можем представить, как они в принципе будут жить… У вас, например, никто не хочет обсуждать постпутинскую Россию.

Они умирали как равные

– И это не потому, что Путин никогда не уйдет?

– Думаю, уйдет. Но и те, кто его любит, и те, кто ненавидит, страдают параличом воображения… Что характерно для избирателей популистских партий Европы? На сей счет есть много исследований, так вот эти люди намного больше других убеждены, что 50 лет назад мы жили лучше.

Но исследования выявили еще одну любопытную вещь. Когда у людей появляется университетское образование, это способствует толерантности общественной жизни. Это верно, когда мы говорим об этнической и религиозной толерантности. Но не о политической, где происходит ровно обратное. Более образованные люди менее толерантны к тем, кто не разделяет их политические взгляды. Я много инвестировал в то, чтобы у меня эти взгляды были, и когда их кто-то не разделяет, возникает обида.

У всего этого есть и другая сторона. Что исчезло? Коллективный опыт и коллективное пространство. Главным коллективным опытом у нас у всех была война. Война отвратительна, но невозможно представить, скажем, процесс эмансипации афроамериканцев в США без Второй мировой.

– Почему невозможно?

– Белые и черные умирали вместе, как равные. И потом было легче объяснить, почему и жить надо вместе, как равные.

Теперь идея нации больше напоминает клуб болельщиков. Мы – будто зрители собственной истории. Да, есть эмоциональная привязанность, но никто не ожидает от тебя, что ты станешь рисковать жизнью. Просто надо, чтобы ты болел за своих. Но гражданин – это нечто другое.

– От человека больше не требуется ни подвига, ни самоотверженности?

– Да, и в этом аспекте какая разница между Крымом и Второй мировой? На войне десятки миллионов потеряли жизни. Мы помним военное поколение, это было поколение победителей, и они хотели, чтобы к ним относились по-другому. Крым был скорее подарком от руководства страны. Это как победа сборной России над Испанией в 1/8 финала Чемпионата мира по футболу.

– То есть другая цена?

– Да, и это не только российская проблема.

Мы живем в комнате зеркал

– Но если страны стали так похожи во многих страхах и проблемах, почему именно Россия стала для всех едва не главным врагом?

– В России была более сложная ситуация, чем во многих других странах, соответственно, все проходило более радикально. Но что мы видим сегодня? Мне кажется, многие боятся не того, что «Россия будет владеть миром», а того, что собственное общество начинает выглядеть не таким уж другим. Ты начинаешь быть похожим на того, кто тебе не нравится. Вот где настоящий страх... Мир населяется двойниками.

– Россия вроде и часть западного мира, но все равно какая-то другая. А теперь получается, не такая уж и другая?

– Абсолютно. Ты всегда думал, что «это только у русских такие проблемы». И вдруг они возникают дома. И рождается вопрос, почему у нас проблемы, как у русских? Одни отвечают, что русские нам эти проблемы и создали, другие – что русское правительство сделало всё возможное, чтобы мы сами в это поверили.

Что действительно сделало русское правительство после 1990-х годов? Его политикой стало всё отрицать. Возникла устойчивая неспособность признать то, что сделано. Сегодня Россия отрицает даже самое очевидное. И другие тоже научились. Это серьезная проблема. Мы получаем саудовского журналиста, которого убили и разрезали на куски, а саудиты десять дней говорили, что ничего такого не было, это фейк.

Такой подход переходит на внутреннюю политику, даже на межличностные отношения. Все труднее становится убедить людей признать, что что-то не получилось, но будем пробовать дальше. Не слышат…

Так не может продолжаться долго. Получается, каждый живет в своем мире и не позволяет реальности проникнуть в этот мир. Потому что всё отрицается. Люди говорят о традиционных ценностях, но главная ценность – это всё же фактическая истина. Сегодня же получается, что истины как бы и нет.

– На этом мир, видимо, и осыплется, о чем говорили на валдайской дискуссии… На всеобщем отрицании.

– Есть известный фильм 1947 г. «Леди из Шанхая». Финальная сцена – в устрашающей комнате с зеркалами героиня в исполнении блистательной Риты Хейворт наводит револьвер на мужа, точнее, на множество его отражений в зеркалах и говорит: я убью тебя. Но и у него револьвер, и он тоже готов стрелять.

Сегодня мы живем в зале зеркал. Исчезло ощущение единой реальности, каждый – в своем мире. Прежде было право на собственную интерпретацию, но факты были общие. Теперь у каждого есть право на собственные факты. Это жизнь в комнате зеркал. И это нехорошая жизнь. Все мы живем в разных пространствах, никто ничего не признает и ни в чем не раскаивается. Поэтому мы так сильно друг друга боимся.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 ноября 2018 > № 2826783 Иван Крастев, Светлана Бабаева

Грани зазеркалья

Фёдор Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Научный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

Резюме Примета года – все как-то разом забеспокоились по поводу ядерной угрозы. Не сговариваясь и еще до того как Дональд Трамп объявил устаревшим договор о ракетах средней и меньшей дальности. Впрочем, уже после того, как он аннулировал ядерные договоренности с Ираном.

Примета года – все как-то разом забеспокоились по поводу ядерной угрозы. Не сговариваясь и еще до того как Дональд Трамп объявил устаревшим договор о ракетах средней и меньшей дальности. Впрочем, уже после того, как он аннулировал ядерные договоренности с Ираном.

Это не новая интеллектуальная мода. Нынешние алармистские настроения – симптом быстро нарастающего неблагополучия. Система институтов, которые обеспечивали «долгий мир» с середины прошлого века, изнашивается, но главное – не соответствует новому социально-политическому контексту, возникающему повсеместно. Речь больше не идет о ремонте, масштаб изменений требует совсем другого дизайна всей конструкции.

Человечество по-прежнему обладает оружием гигантской разрушительной силы, применение которого может стать фатальным. В условиях равновесия и эффективных международных институтов ядерный фактор играл стабилизирующую роль, служил гарантией того, что стратегическая конкуренция не сорвется в штопор. Но насколько такая роль сохраняется теперь, когда не осталось ни баланса сил, ни исправно работающих механизмов? Возродившийся страх вполне объясним.

Нина Танненвальд бьет тревогу – ядерное табу размывается. Психологически началось привыкание к тому, что ядерное оружие – это, в общем, тоже оружие, а не путь к апокалипсису. Значит, в принципе, нельзя полностью исключать его применение. Алексей Фененко ставит под сомнение стержневой постулат ХХ века – любая война между ядерными державами превратится в ядерную и станет угрожать уничтожением мира. Поэтому, мол, сдерживающий эффект очень силен. Автор полагает, что его как раз не надо преувеличивать. Элдридж Колби возрождает классический подход: лучший способ избежать ядерной войны – быть готовым ее вести. А Эндрю Футтер не в первый раз на страницах нашего журнала поднимает тему переплетения старых и новых угроз: кибербезопасность систем ядерного оружия и риски ее нарушения.

«Жизнерадостную» тему продолжает Кейтлин Талмадж, которая предлагает рассмотреть сценарии ядерной эскалации между США и Китаем, сама она полагает такой сценарий не самым вероятным, но возможным. Василий Кашин в ответ подробно разбирает военную стратегию КНР, которая а) не исключает ведения полноценных войн, б) делает упор на развитие ядерных сил. Есть, правда, новости и получше. Константин Худолей считает, что прошлогодняя эскалация угроз и напряженности на Корейском полуострове была пиком, после чего все стороны, как и во время Карибского кризиса, поняли риски конфликта вокруг ядерной программы КНДР. А Алексей Куприянов обращает внимание на явное потепление, которое происходит между двумя весьма подозрительно относящимися друг к другу ядерными державами – Индией и Китаем. Прохор Тебин пытается дать комплексную картину военных угроз России и способов ответа на них в ближайшие два десятилетия.

Сколь совершенными ни были бы арсеналы, конфликты начинаются в умах. О состоянии последних – специальный раздел. Иван Крастев рассуждает о том, почему люди на исходе второго десятилетия XXI века словно бы заблудились в комнате бесчисленных кривых зеркал. Сергей Соловьев вспоминает предыдущую эпоху, когда казалось, что рушатся общественные устои, – 50 лет назад планету потрясли бунты возмущенной молодежи. Брюс Джексон с удивлением оглядывает тридцатилетие перемен – 1989-2019, пытаясь понять, почему так много из прекрасно задуманного пошло вкривь и вкось. Борис Межуев сосредотачивает внимание на феномене американских «альтернативных правых», о которых активно заговорили в связи с Трампом. Это течение существенно многообразнее, чем сам нестандартный 45-й президент, а относительный подъем подобного мировоззрения – продукт самых сложных процессов в политике и идеологии предшествующих десятилетий. Особенный аспект душевной кондиции общества затрагивает Бахтияр Тузмухамедов – откуда и почему вновь возникло такое явление, как терроризм одиночек. Тоже весьма характерно. А музыкант Сергей Шнуров, часто очень точно отражающий в своем творчестве дух времени, указывает на растущий контраст между амбициями мировых лидеров и их реальной способностью что-то сделать.

Когда мир в прошлый раз опасался атомной войны, тоже хватало политических игр, но тогда, по крайней мере, к этой теме относились крайне серьезно. Пугающий парадокс сегодняшнего дня – постмодернистское зазеркалье, когда непонятно, где кончается вышучивание и начинается запугивание, распространилось и на сферу самого смертоносного в истории оружия. Неуютно именно то, что теряется грань.

Россия. Весь мир > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 ноября 2018 > № 2826782 Федор Лукьянов

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на общем собрании членов Российского совета по международным делам, Москва, 20 ноября 2018 года

Уважаемый Игорь Сергеевич,

Уважаемые друзья, коллеги,

Признателен за приглашение встретиться с участниками ежегодного общего собрания Российского совета по международным делам (РСМД). Наш диалог в данном формате стал доброй традицией. Вижу в зале много знакомых лиц.

На Смоленской площади ценят плодотворное взаимодействие с РСМД – одним из ключевых отечественных исследовательских и «мозговых» центров, занимающихся международной тематикой. Сегодня сопряжение наших интеллектуальных потенциалов приобретает особое значение. В этой аудитории не стоит, наверное, подробно останавливаться на текущем моменте в мировых делах. Об этом обстоятельно говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин в выступлении на Совещании послов и постоянных представителей в июле этого года и в других своих выступлениях.

C тех пор мир не перестает лихорадить. Объективный процесс формирования более справедливого, демократического, полицентричного миропорядка по-прежнему воспринимается историческим Западом «в штыки». Продолжая мыслить категориями однополярности, в Вашингтоне, ряде других западных столиц демонстрируют неготовность конструктивно взаимодействовать с новыми мировыми центрами экономического и политического влияния. К несогласным применяют широкий набор репрессалий – от военной силы и односторонних экономических санкций до демонизации и шельмования в духе пресловутого «highly likely». Примеры такой нечистоплотной игры уже есть и их немало. Чего стоит авантюра с попыткой наделить Технический Секретариат ОЗХО функциями обвинителя в грубейшее нарушение Конвенции о запрещении химического оружия, прерогатив Совета Безопасности ООН и вопреки позиции большинства государств-участников этой Конвенции.

В результате серьезно девальвируется международное право. Причем само понятие права пытаются подменить неким «порядком, основанным на правилах», параметры которого будет определять узкая группа «избранных».

Особое беспокойство вызывает ряд шагов американской Администрации по слому ключевых многосторонних договоренностей. В их числе – выход из Совместного всеобъемлющего плана действий по урегулированию ситуации вокруг ИЯП, заявленное намерение прекратить участие в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), открытый курс на пересмотр основополагающих принципов ближневосточного урегулирования, саботаж Минских договоренностей о преодолении внутриукраинского кризиса. Развязываемые в нарушение принципов ВТО торговые войны подрывают мировую экономическую архитектуру, стандарты свободной торговли и конкуренции. Американский истеблишмент, живущий идеей собственной исключительности, продолжает назначать противников и соперников, в первую очередь среди государств, проводящих независимую внешнюю политику. Причем всем уже ясно, что от Вашингтона вполне можно ожидать новых неадекватных действий, в том числе на российском направлении, где любые шаги Президента США Д.Трампа по налаживанию устойчивых, нормальных каналов взаимодействия с Москвой по острейшим проблемам современности блокируются теми, кто хотел бы продолжать и наращивать заложенный еще прежней администрацией Белого дома разрушительный подход к отношениям с нашей страной.

В целом складывается впечатление, что за последнюю четверть века американцы и некоторые другие западные коллеги основательно подзабыли азы дипломатии, утратили культуру диалога и консенсуса. В результате мы наблюдаем опасную милитаризацию внешнеполитического мышления. Как подметил присутствующий здесь Генеральный директор РСМД А.В.Кортунов, выступая недавно на заседании Международного дискуссионного клуба Валдай, «формула Клаузевица» могла бы в наши дни звучать в зеркальном варианте: «Политика есть продолжение войны иными средствами».

Россия – последовательный сторонник развития международной жизни на принципах Устава ООН. Мы являемся серьезным препятствием на пути различных деструктивных начинаний. Наверное, именно поэтому нас пытаются обвинить во всех «смертных грехах», представить «ревизионистской» державой. А на самом деле – наказать за независимый внешнеполитический курс и за наше неприятие действий настоящих ревизионистов, ведущих линию на односторонний пересмотр норм общения государств друг с другом, закрепленных в Уставе ООН, на ревизию базовых инструментов международного права, которые они хотели бы подменить своими правилами.

Этим тенденциям мы противопоставляем созидательную международную повестку дня, выдвигаем объединительные инициативы, нацеленные на эффективное решение общих насущных проблем – от создания глобальной антитеррористической коалиции до формирования в Евразии архитектуры мира, безопасности и широкого сотрудничества, до обеспечения равной и неделимой безопасности в Евроатлантике. Содействуем политическому урегулированию многочисленных кризисов и конфликтов. В том числе в Сирии, где во многом благодаря нашим шагам удалось нанести решительный удар террористам, предотвратить распад государственности, создать предпосылки для возвращения беженцев и политической стабилизации в соответствии с решениями Конгресса сирийского национального диалога в Сочи 30 января этого года. Именно там, подчеркну еще раз, странами-гарантами Астанинского процесса с участием делегаций Правительства Сирии и оппозиции были согласованы реалистичные условия выполнения резолюции 2254 СБ ООН.

Российские подходы к выстраиванию межгосударственного общения разделяются подавляющим большинством государств, которые видят в нашей стране важного гаранта глобальной стабильности, сбалансированности формирующегося миропорядка.

Президент России В.В.Путин не раз подчеркивал, что при любом развитии событий мы отстоим суверенитет, обеспечим национальную безопасность, защитим честь и достоинство России. Продолжим проводить миролюбивую, добрососедскую внешнюю политику. Останемся открытыми к совместной конструктивной работе с зарубежными партнерами на всех географических направлениях и в любых форматах на основе взаимного уважения, предсказуемости и договороспособности. Это в полной мере относится и к США, государствам Запада в целом, равно как и к таким структурам, как ЕС и НАТО. Тем более, что многие в Европе начинают осознавать бесперспективность навязанной им линии на противостояние с Россией.

Убежден, что здравый смысл в конечном итоге восторжествует. Едва ли мы когда-нибудь станем абсолютно одинаковыми, всегда будут расхождения в подходах к тем или иным проблемам. Давайте отстаивать свои позиции через диалог, а не угрозы и ультиматумы, а также честно конкурировать.

Уважаемые коллеги,

Сегодня существенно возрастает роль качественного аналитического сопровождения российской внешней политики. С удовлетворением отмечаю, что РСМД, утвердившийся в качестве действенного инструмента российской дипломатии «второго трека», вносит значимый вклад в решение этой задачи. Расширяется тематика рассматриваемых вопросов. Большинство материалов носят прикладной, практический характер и востребованы в нашей повседневной деятельности.

Признательны за усилия по доведению российской позиции до широкой зарубежной общественности. Особо выделю работу РСМД в Интернет-пространстве, позволившую добиться значительного увеличения аудитории, как я понимаю, – до трех миллионов человек. Растет медиа-активность Совета, повышается его авторитет как высококачественного источника информации по международным отношениям и внешней политике Российской Федерации.

«Визитной карточкой» РСМД является совместная работа с иностранными партнерами. Создана и расширяется сеть партнерства РСМД в различных регионах мира, в том числе в СНГ, АТР, государствах БРИКС и ШОС, Ближнего и Среднего Востока. Ценим ваши усилия по содействию формированию атмосферы доверия и взаимопонимания в Евроатлантике. Рассчитываем на ваш вклад на латиноамериканском и африканском направлениях.

Признание получила образовательная, просветительская деятельность Совета, его роль в подготовке российских специалистов-международников, углублении молодежных, студенческих обменов. Поддерживаем продолжение диалога с молодежью, задействование творческого потенциала молодых перспективных исследователей.

Деятельность РСМД в уходящем году, об этом, наверное, пойдет речь в дискуссии, заслуживает самой высокой оценки. В ее основе профессионализм членов Совета, их нацеленность на достижение конкретных, осязаемых результатов.

Хотел бы пожелать вам новых успехов.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 20 ноября 2018 > № 2799195 Сергей Лавров

Преодоление периферийности

Как Центрально-Восточная Европа разочаровалась в успехах

Александр Носович – аналитик Центра общественно-политических исследований «Русская Балтика» (Калининград), автор книг «Задворки Европы. Почему умирает Прибалтика», «История упадка. Почему у Прибалтики не получилось», «Почему Беларусь не Прибалтика».

Резюме Страны Центральной и Восточной Европы подошли к своему столетнему юбилею, добившись всех целей, которые они перед собой ставили. Эти страны перешли на западные рельсы, внедрили рыночную экономику и демократические институты, вступили в НАТО и Евросоюз.

Страны Центральной и Восточной Европы подошли к своему столетнему юбилею, добившись всех целей, которые они перед собой ставили. Эти страны перешли на западные рельсы, внедрили рыночную экономику и демократические институты, вступили в НАТО и Евросоюз. Однако успехи ЦВЕ порождают разочарование этими успехами. Главная причина – сохраняющаяся вопреки всем достижениям периферийность региона по отношению к романо-германскому «ядру» ЕС. Сверхзадача новых лидеров Центрально-Восточной Европы – преодолеть эту периферийность.

Воображаемое пространство: Центрально-Восточная Европа

В 1984 г. великий чешский писатель Милан Кундера опубликовал статью в The New York Review of Books статью «Трагедия Центральной Европы». В ней он рассказал американской аудитории об особенном мире, который объединяла «лоскутная империя» Габсбургов. Этот мир в центре европейского континента, к которому принадлежали народы между Западной Европой и Россией, обладал особой культурной общностью и имел общую историческую судьбу. Пребывание в советском восточном блоке уничтожает неповторимую культуру Центральной Европы, подменяя в ней европейское влияние русским.

На выступление Кундеры отреагировал великий русский поэт Иосиф Бродский. В статье «Почему Милан Кундера несправедлив к Достоевскому», вышедшей в The New York Times, Бродский пишет, что чех пал жертвой геополитической детерминированности своей судьбы – концепции деления мира на Восток-Запад, согласно которому его Европа – это Запад, а Россия – Восток. Представление чешского автора о европейской цивилизации ограничено и кособоко, если Достоевский не только не вмещается в эту цивилизацию, но и рассматривается для нее как угроза – писал Бродский.

Этот «спор славян между собою», арбитром в котором были американцы, происходил в период, когда вокруг Восточной Европы концентрировалась вся мировая политика. Культурная география была одним из фронтов холодной войны и называть Восточной Европой страны, возникшие при распаде европейских империй по итогам Первой мировой войны, включенные в восточный блок по итогам Второй мировой войны, означало соглашаться на их принадлежность к Востоку.

Поэтому происходило возрождение концепции Центральной Европы, разрабатывавшейся в межвоенный период. После падения коммунистических режимов Центральная Европа официально стала самоназванием для стран бывшего восточного блока, а последовавшая в 1990-е гг. западная экспансия на восток породила понятие Центрально-Восточной Европы (ЦВЕ). Восточной Европой в этом регионе стали называть бывшие советские республики. Разумеется, кроме России, которая наряду с Германией воспринимается ЦВЕ как конституирующий Другой.

Геополитическое проклятье: периферийность ЦВЕ

Сто лет назад на развалинах Австрийской, Османской, Германской и Российской империй появились Чехия, Словакия, Румыния, Польша и еще порядка десяти стран, которые отмечают юбилей возникновения/восстановления независимости. Прерывистость государственности стран этого региона, его зависимость от геополитической конъюнктуры – это своего рода фатум Центрально-Восточной Европы, её ключевые особенности, воспроизводящиеся на каждом витке истории.

Сегодняшняя ситуация воспроизводит этот фатум. В нынешнем историческом цикле перед странами ЦВЕ стояли простые и понятные цели. Перейти к рыночной экономике, импортировать западные политические институты, войти в НАТО и Евросоюз, преодолеть отставание от Западной Европы в социальной сфере, соответствовать стандартам европейского уровня жизни.

Эта последовательность действий называлась Return to the West – Возвращение на Запад. Последние 30 лет восточноевропейские страны развивались в рамках этой генеральной стратегии, в соответствии с ней творчески интерпретировали своё недавнее прошлое и исходя из неё планировали отдаленное и не столь отдаленное будущее.

В год своего столетия Центрально-Восточная Европа имеет основания с гордостью заявлять, что проект Return to the West блестяще осуществлен. Большинство стран региона реализовали свою стратегическую цель и вошли в состав НАТО и ЕС. Присоединение к интеграционным структурам коллективного Запада стало для них результатом структурных реформ в экономике и демократического транзита в политике. После нескольких лет трансформации рыночная экономика заработала, а западные институты прижились на постсоциалистической почве.

Поэтому «Новая Европа» была провозглашена на Западе еще одним примером успешной вестернизации и в этом качестве навязывалась другим регионам и странам (и прежде всего России) в качестве примера для подражания.

Парадоксальность нынешней ситуации в том, что к разговорам западных союзников об их успехах перестают быть восприимчивы сами восточноевропейские страны. Тенденции развития этих стран никак не укладываются в западные концепции модернизации и демократического транзита.

К власти в Венгрии, Словакии, Чехии или Польше приходят политические силы, скептически оценивающие результаты постсоциалистического развития своих стран, критикующие Европейский союз и либеральную идеологию, оспаривающие незыблемые догмы стратегического курса своих стран в предыдущие два десятилетия.

Делегирование суверенитета наднациональным органам власти у них становится потерей независимости. Банкротство венгерского «Икаруса» или чешского ?KD вместо избавления от тяжкого индустриального наследия социализма предстает утратой национального достояния. Вступление в еврозону уже не вызывает того энтузиазма, который вызывало вступление в Евросоюз: правительства Чехии или Польши саботируют переход на евро. Наконец, эмиграция населения в Западную Европу из преимущества свободного перемещения по Европе начинает восприниматься угрозой существования нации.

Объявление выразителей подобных идей популистами только подчеркивает, что их идеи популярны у населения. Победы популистов на выборах еще более красноречиво свидетельствуют, что их взгляды востребованы в народе. Достижение поставленных целей парадоксальным образом приводит «Новую Европу» к разочарованию в этих целях.

По данным Eurostat, самый большой рост реального ВВП среди стран ЕС сегодня наблюдается в Польше (5%) и Венгрии (4,4%). И в этих же странах у власти находятся бунтари, отвергающие нынешний курс развития Европы и пытающиеся пересмотреть своё место в ней. Достигнутого кажется недостаточно, а ориентиры прошлых лет теряют свою привлекательность.

Периферия навсегда?

Отличие Центрально-Восточной Европы от других успешных проектов вестернизации последних десятилетий – Японии и Западной Европы после Второй мировой войны, Тайваня, Южной Кореи и прочих – в том, что модернизационный проект не превратил ЦВЕ в один из центров глобальной экономики. В том числе поэтому образ этого региона как отсталого захолустья живет и даже воспроизводится в продукции Голливуда.

ЦВЕ – периферия Западного мира. Это осознают и элиты, и население стран региона, и для них уже не является утешением сам факт принадлежности к этому миру, пусть даже в качестве отдаленных окраин. В этом отношении Return to the West не изменил сущности региона. Его историческое проклятье – периферийность – сохранилось. В экономико-географическом плане ЦВЕ периферией «Старой Европы», в политико-географическом плане – двойной периферией России и Запада.

От этого и разочарование.

Экономическое отставание Восточной Европы от Западной ученые исчисляют столетиями. Фернан Бродель связывал формирование отношений запада и востока Европы как центра и периферии открытием Америки и отсчитывал его с XVI века, когда начала формироваться мировая экономическая система. Отставая от Западной Европы технологически, но обладая неосвоенными природными ресурсами, Восточная Европа участвовала в формировании мировой экономической системы в качестве сырьевого придатка.

С этой точки зрения для Центрально-Восточной Европы спустя 500 лет сущностно ничего не изменилось. Она по-прежнему является источником дешевых ресурсов, только теперь основной экспортный продукт не продовольствие и древесина, а гастарбайтеры. Польские рабочие уезжают работать в Германию, украинские рабочие едут работать в Польше. Членство в ЕС и участие в программе Восточного партнерства ЕС в очередной раз превращают бывшие земли Первой Речи Посполитой в ресурсную базу.

Ловушка среднего дохода

При существующей экономической модели Восточная Европа в принципе не может догнать Западную. Если затраты на производство в Восточной Европе не будут кратно дешевле западноевропейских, крупный иностранный капитал уйдет из этого региона в регионы с более дешевой рабочей силой. Поэтому отставание по уровню жизни и доходам от западноевропейского «ядра» ЕС является непреодолимым.

Экономическая история знает много примеров стран, которые попадали в ловушку среднего дохода, но выходили на новый этап развития. Возможности выхода из ловушки среднего дохода известны. Необходимо наращивание производства, рынки сбыта для увеличения экспорта, инвестиции в науку и образование, и формирование инновационной экономики с высокой добавленной стоимостью, производством уникальной продукции и высокими зарплатами для уникальных специалистов.

Ирония судьбы в том, что все эти условия были у Восточной Европы на стадии перехода от социализма к рынку. Их утрата стала одним из условий Возвращения на Запад. Развитие в логике периферийного капитализма – плата Восточной Европы за европейскую интеграцию.

«Возвращение в европейскую семью» на деле вернуло восточноевропейские страны к их вековой роли периферии. От осознания этого рост критики в отношении Евросоюза, приход к власти евроскептиков и переоценка последних десятилетий своей истории. Деиндустриализация экономики признается стратегическим поражением, из-за которого затруднительны наращивание объемов производства, стимулирование внутреннего спроса и рост экспорта. При эмиграции образованной молодежи непонятно, как переходить к инновационной экономике.

Общее чувство недовольства своим положением в «Единой Европе» усиливает поведение еврограндов по отношению к «новым европейцам». В 2017 году лидеры Германии и Франции публично выступили в поддержку «Европы разных скоростей» – модели развития Евросоюза, при которой ведущие, наиболее развитые страны ЕС продолжат интеграцию друг с другом, а отстающие аутсайдеры останутся на обочине истории и в новых интеграционных проектах участвовать не будут. «Европа разных скоростей» – это институционализация разделения ЕС на центр и периферию, которая официально ставит словаков, поляков или прибалтов в положение провинциалов.

К этому добавляется сворачивание политики выравнивания и сокращение структурных фондов в новом финансовом периоде Евросоюз. Целью политики выравнивания было подтягивание новых членов ЕС до общеевропейского уровня. После 2020 г. субсидии для большинства «новых европейцев» сократятся почти на четверть, и Минфин Литвы в связи с этим уже заявляет, что уменьшение финансовой помощи загоняет страну в ловушку среднего дохода.

Разумеется, происходящее вызывает глухое раздражение Восточной Европы. Еще больше его усугубляет навязывание размещения беженцев из Азии и Африки, периодически вспыхивающие скандалы из-за того, что продукты одних и тех же торговых марок сильно различаются по качеству для Западной и для Восточной Европы. И у элит, и у населения от этого всё меньше желания мириться со сложившимся положением дел и все больше желания изменить статус-кво.

Консервативная фронда

Заводилой «праздника непослушания» против Брюсселя является Польша – крупнейшая страна региона, претендующая в нем на роль лидера. Польский опыт европейской интеграции оказался наиболее успешным из стран «Новой Европы». За 10 лет членства в ЕС Польша заняла восьмое место в Евросоюзе по товарообороту, вдвое увеличила протяженность автомагистралей, а польский аграрный импорт обогнал экспорт и вырос в семь раз.

Тем не менее польская правящая партия «Право и справедливость» оценивает постсоциалистическое развитие республики в духе Владимира Высоцкого: «нет, ребята, всё не так, всё не так, как надо». Ярослав Качиньский и другие лидеры «ПиС», не отрицая заложенных еще во времена «Солидарности» основ развития Польши (принадлежность к Западному миру, членство в ЕС и НАТО, союз с США), отрицают достигнутые результаты. Четверть века Третьей Речи Посполитой называются ими эпохой упущенных возможностей, и правоконсервативный курс «ПиС» провозглашается строительством Четвертой Речи Посполитой.

На практике «строительство Четвертой Речи Посполитой» сводится в активизации политики декоммунизации, которая проводилась и раньше. Но одна риторика правящей партии показывает, насколько востребовано в польском обществе критическое отношение к последним десятилетиям своей истории и запрос на системные изменения. Отвечая на этот запрос, правоконсервативное правительство Польши нарушает утвержденные для стран Восточной Европы либеральные аксиомы экономической и социальной политики, и проводит подчеркнуто нелиберальный курс.

Увеличение социальных расходов, попытки повлиять на негативные демографические процессы, эмиграцию и иммиграцию (льготная государственная ипотека для молодых семей, программа «500+» - 500 злотых за каждого второго и последующего ребенка, категорический отказ принимать беженцев из Азии и Африки), отказ от вступления в еврозону, дополнительное налогообложение для иностранного бизнеса – с такой политикой Польша не получила бы кредитов МВФ в 1990-е гг. и не вступила бы в Евросоюз в 2000-е. Теперь же польское правительство ощущает себя пионером правого поворота Западного мира.

Консервативный курс «ПиС» сопровождается обращением к католицизму и риторике христианских ценностей. «Демократия должна быть демократией с сердцем и государство должно быть государством с сердцем», – сказал премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий, представляя программу государственной помощи пожилым людям, и выразил сожаление по поводу «некоторых твердолобых экономистов и либералов», которые этого не понимают.

Схожие действия, хоть и без клерикальной окраски, предпринимаются правительствами Чехии, Словакии, Венгрии. Вышеградская четверка, основа Центральной Европы, воспринимает себя консервативной альтернативой для Западного мира, зашедшему в тупик со своим либерализмом и мультикультурализмом.

Правда, в Западной Европе или в Скандинавии так не считают. Рост популистов там имеет собственные генезис и динамику, и новые правые вовсе не считают чешского президента Милоша Земана, венгерского премьера Виктора Орбана или депутата польского Сейма Ярослава Качиньского своими учителями и провозвестниками. Более того, среди евроскептиков Австрии, Италии или Швеции распространено стойкое неприятие «Новой Европы», которая развивается на деньги богатых стран – доноров ЕС, а помочь этим странам с нагрузкой на беженцев отказалась.

Это неприятие накладывается на неприятие старого либерального истеблишмента, которому бросила вызов восточноевропейская фронда.

Для отстаивания права на собственный голос «новые европейцы» усиленно ищут ресурсную базу, чтобы противостоять Брюсселю и Западной Европе. Среди возможных решений создание собственного геополитического блока в составе ЕС и НАТО, поддержка со стороны США и обращение к сотрудничеству с Евразией.

Междуморье

Идея объединения государств Восточной Европы в геополитический блок была популярна с момента формирования этих государств на обломках Австро-Венгерской, Российской и Османской империй. Лидер межвоенной Польши Юзеф Пилсудский в 1920-е гг. выдвинул проект Междуморья – конфедерации государств Балтийского, Черного и Адриатического морей. В современной Польше идея Междуморья получила новую жизнь, и снова она связана с попыткой преодоления роли двойной периферии между Россией и Западной Европой. С приходом к власти «Права и справедливости» проект Междуморья помимо традиционной направленности против России («санитарный кордон») получил направленность против ЕС. Консервативные политики и эксперты рисуют всевозможные конфигурации геополитической коалиции, рассуждают, как треугольник Варшава-Бухарест-Киев мог бы потеснить треугольник Берлин-Брюссель-Париж и сделать ЦВЕ из периферии альтернативным центром Европы.

Однако реализация мечты о Междуморье на практике невозможна. Альтернативой романо-германскому ядру ЕС союз восточноевропейских государств не может стать по объективным причинам. Амбиции Польши и её региональных союзников значительно превосходят их ресурсы. Совокупный ВВП государств «Новой Европы» не превышает трети от немецкого ВВП. Стратегические отрасли экономики этих стран контролируются иностранным бизнесом – зачастую той же Германией. Как военный блок, дублирующий НАТО, Междуморье не рассматривают сами его инициаторы, следовательно, об особых отношениях с Россией вне западного блока речи не идет.

Вдобавок, когда доходит дело до внутрирегиональной консолидации Восточной Европы, на поверхность выходят застарелые конфликты и противоречия, которые всегда маскируют и нивелируют большие интеграционные проекты, будь то империя Габсбургов, Организация Варшавского договора или Евросоюз. Попытки договариваться на двусторонней основе вызывают к жизни венгерско-словацкий, румынско-венгерский, польско-литовский, польско-украинский и другие межнациональные конфликты.

Наконец, большинство стран предполагаемого Междуморья конкурируют друг с другом за получение дотаций из бюджета ЕС. Такое положение вещей тем более не предполагает консолидации. Видимость этой консолидации создают только Россия в качестве общей угрозы и США в качестве общего покровителя.

Восточный фланг НАТО

Важнейшим элементом самоутверждения в составе западного блока для стран Центрально-Восточной Европы четверть века является выполнение функции сдерживания России. Эта функция повышают значимость ЦВЕ в глазах Запада и побуждают западных лидеров идти на скидки и уступки этим странам. Понимая это, восточноевропейские элиты сознательно повышают свои акции в Западном мире, раздувая тему угрозы со стороны России и требуя всё большей защиты от союзников по НАТО.

Центрально-Восточная Европа представляется ими восточным флангом НАТО, историческая миссия которого – сдержать российскую агрессию. Поэтому регион нуждается в форсированной милитаризации. Исходя из концепции «восточного фланга», восточноевропейские лидеры добиваются развертывания в своих странах систем ПРО, переоснащения своих армий новыми вооружениями и постоянного присутствия на российских границах войск НАТО.

Главная цель этой деятельности – не обезопасить себя от России, а повысить свою роль внутри Запада. Главный её недостаток – стратегия сдерживания России изводит восточноевропейские страны до функции производной в отношениях западных союзников и Москвы. Когда для США актуально противостояние с Россией, возрастает значение Польши, Прибалтики и Украины на международной арене. Когда в Белом доме задумываются о диалоге с Кремлем, тут же идут вниз акции Восточной Европы на международной арене. Тем самым, стратегия сдерживания России делает Восточную Европу заложником цикличности американо-российских отношений, что еще более отдаляет её от обретения геополитической субъектности.

Поворот на Восток

Появление на горизонте Китая – новая примета в жизни Центрально-Восточной Европы. Поднебесная начинает масштабную экономическую экспансию в Евразии, и в новых условиях страны региона оказываются перед традиционной для себя геополитической развилкой. Они могут избрать для себя роль моста между Востоком и Западом и привлечь за счет своего транзитного положения китайские инвестиции, либо опять выбрать функцию «буферной зоны» и повышать свои политические акции у западных союзников за счет сдерживания китайских инвестиционных проектов в Европе.

Пока что местные элиты медленно и осторожно склоняются к первому варианту. Китай создал в регионе формат «16+1» - инициативу, направленную на сближение и налаживание сотрудничества между КНР и странами Восточной Европы. Со стороны европейцев в китайской инициативе участвуют Албания, Болгария, Босния и Герцеговина, Венгрия, Латвия, Литва, Македония, Польша, Румыния, Сербия, Словакия, Словения, Хорватия, Черногория, Чехия и Эстония.

Формат «16+1» для перечисленных стран - это экспериментальный проект выстраивания отношений с Востоком вне рамок западных союзов. На саммитах «16+1» в Варшаве и Риге эти страны выступали не как члены Европейского союза и НАТО или кандидаты на вступление в эти структуры, а как национальные государства, которые не согласовывают свои решения в духе европейской и трансатлантической солидарности с Брюсселем, Монсом и Вашингтоном.

Центрально-Восточная Европа исторически была регионом с внешними центрами управления, поэтому для нее такая ситуация экстраординарна. Эта экстраординарная ситуация по мере расширения сотрудничества восточных европейцев с Китаем может столкнуться с противодействием нынешних управляющих центров – США и Евросоюза.

Расширение ЕС и НАТО на восток было заполнением геополитического вакуума, образовавшегося после распада Советской империи. Поэтому Запад не может оставаться лоялен к возникновению в ЦВЕ чужого присутствия. Это относится как к Германии, для которой экономическая экспансия в Восточную Европу является сублимацией классического военного Drang nach Osten, так и к Соединенным Штатам, истеблишмент которых видит в Китае нового глобального конкурента. Поэтому в перспективе реальна угроза того, что западные партнеры могут просто запретить развитие стратегического партнерства с Китаем.

Восточные европейцы в таком случае снова окажутся перед дилеммой: идти на неподчинение внешним управляющим центрам или смириться с участью «санитарного кордона», отделяющего Восток от Запада. И если бунт против Евросоюза с Германией для многих стран региона уже реальность, то на нелояльность к Америке ни одна страна ЦВЕ пока не решилась.

Ожидаемый куш от сотрудничества с Востоком велик. По оценкам Международного института прикладного системного анализа (IIASA), сотрудничество с евразийскими интеграционными проектами из всех европейцев наиболее выгодны странам Центрально-Восточной Европы. Только расширение экспорта на рынки государств Евразийского экономического союза даст прирост ВВП на 0,5% Польше, от 1,2% до 1,8% странам Балтии и 5% Украине.

Но очевидны и сдерживающие факторы. Сопряжение проектов «Нового шелкового пути» и ЕАЭС – ментальный вызов для Центрально-Восточной Европы. Бывшие страны восточного блока не признают ЕАЭС и воспринимают евразийскую интеграцию как проявление имперских амбиций Кремля и очередное возрождение Российской империи. При таком подходе невозможен поиск формата взаимодействия с ЕАЭС, следовательно, участие в китайских инфраструктурных проектах. Поведение восточноевропейских элит показывает, что на фоне маячащих китайских денег они готовы отбрасывать свои идеологические клише и стереотипы. Так, прибалтийские лидеры приглашают к себе руководителей Коммунистической партии Китая и сами посещают КНР – собственная идеология признания коммунизма преступной идеологией и приравнивания его к нацизму им не помеха. Однако остаётся открытым вопрос, что будут делать в той же Прибалтике, когда им об этой идеологии неизбежно напомнят в Вашингтоне?

«Новой Европе» придется делать выбор между дисциплинированным следованием роли проводников американских интересов в Евразии и кардинальным пересмотром своего позиционирования на мировой арене. В последнем случае у Восточной Европы появится реальный шанс преодолеть вековое проклятие периферийности и превратиться в один из новых центров Евразии и Европы XXI века. Если будет выбран инерционный сценарий, Восточная Европа закрепит за собой положение двойной периферии Запада и Востока.

Россия. Евросоюз. Белоруссия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 ноября 2018 > № 2826809 Александр Носович

Пресс-конференция Дмитрия Медведева по итогам участия в саммите АТЭС и визита во Вьетнам

Председатель Правительства ответил на вопросы российских журналистов.

Из стенограммы:

Вопрос: Во время переговоров с Премьером Вьетнама Вы сказали, что атмосфера, которая складывается здесь, в Ханое, лучше той, которая была на саммите АТЭС в Папуа – Новой Гвинее. В связи с этим вопрос. Известно, что впервые за последние 25 лет саммит завершился без принятия итоговой декларации. Действительно ли разногласия касались каких-то слов в одном из предложений декларации или они касались самой сути документа? Как быть с возможной реформой ВТО, если основные участники не могут договориться об итоговых формулировках? И чью сторону в этом споре занимает Россия?

Д.Медведев: Я не хотел бы обидеть наших друзей из Папуа – Новой Гвинеи. Они очень старались, подготовили страну – в общем не самую развитую страну – к проведению этого мероприятия. Поэтому они-то молодцы, но если говорить об итогах, то итоги саммита АТЭС гораздо сложнее. Впервые за все годы существования этой организации она не смогла принять декларацию. С чем это связано? Это связано с тем, о чём Вы спросили, то есть со сложностями в международной торговле, с теми самыми торговыми войнами, которые в настоящий момент, по сути, развернулись в мире, и с той дискуссией, которая шла на полях саммита АТЭС и за столом переговоров. К сожалению, эта дискуссия не позволила принять итоговый документ.

Документ важен как констатация намерений всех сторон заниматься реформированием международной торговой системы, но без ущерба для тех преимуществ, которые даёт Всемирная торговая организация. Наверное, ещё печальнее не то, что не удалось согласовать декларацию, а что это в известной степени иллюстрирует то, о чём я говорил, выступая в деловой части саммита. К сожалению, в настоящий момент вся торговая система поставлена под удар в результате определённых решений, которые были приняты частью стран. Скажем прямо, вся эта история началась с тех решений, которые принял один из наших партнёров – Соединённые Штаты Америки. В настоящий момент всё выглядит достаточно сложно.

Мы, конечно, готовы вести переговоры на эту тему. Но если рассуждать прямо и просто, что получается? Если мы декларацию не способны согласовать, как мы будем заниматься реформированием Всемирной торговой организации? Это огромное количество норм, правил, принципов. И кстати, практика по отдельным делам. Ведь один из упрёков, которые обычно высказывают в адрес ВТО, связан с тем, что процедура рассмотрения споров (арбитрирование) не является совершенной. Поэтому надо заниматься совершенствованием арбитража внутри ВТО и так далее. Но если по декларации сложно договориться, как реформировать сами институты? В этом смысле итоги саммита АТЭС действительно выглядят, мягко говоря, не самым убедительным образом.

Вы спросили, на чьей стороне наше государство. Мы на своей стороне, конечно, – на стороне национальных интересов Российской Федерации, экономики нашей страны и в конечном счёте – граждан нашей страны. Но есть позиции, которые нам ближе. Вы сами знаете, кто какие позиции высказывает. Конечно, нам ближе позиция, которая заключается в том, чтобы не отказываться от преимуществ ВТО, сохранить рамки этой организации, постараться сделать её более современной, сохранить основные принципы работы институтов ВТО, реформировать процедуру арбитража. Такую позицию в целом разделяет большинство государств, но не все. Некоторые государства – те же наши партнёры из Соединённых Штатов Америки – говорят: нет, всё нормально, у нас всё хорошо, мы считаем, что ничего не нужно делать. Я думаю, что это позиция не очень дальновидная. Как будут развиваться события – время покажет.

Вопрос: Вы сейчас упомянули словосочетание «торговая война», в риторике мировых лидеров оно звучит всё чаще. Будут ли победители в этой войне, если развернутся настоящие боевые действия? Видит ли Россия выход из этой ситуации?

Д.Медведев: В отличие от полноценной, горячей войны, торговая война ведётся иными способами. Вы спросили, есть ли какие-то способы защититься от этой войны, если она развернётся. Она развернулась, она идёт. Мы все являемся свидетелями того, что эта война уже приносит определённые плоды тем или иным странам, которые пытаются свой курс навязывать. С другой стороны, она приносит издержки всей мировой торговле, потому что в конечном счёте, как и в любой войне подобного рода, победителей не будет. Кто страдает? Страдают международные экономические отношения, международная торговля. Да, можно получить частичное преимущество. Ввести пошлины и каким-то образом немного поддержать свой рынок. Но в конечном счёте через некоторое время всё это аукнется – через проблемы, которые возникнут у своих же бизнесменов, но которые занимаются другими вопросами. В тех же Соединённых Штатах что происходит? Они ввели заградительные пошлины в отношении целого ряда товаров, в том числе товаров из Китайской Народной Республики, из Европейского союза, даже от своих ближайших соседей. И где-то получили на рынке преимущество. С другой стороны, часть товаров, которые они получали из Европы и Китая, не ввозится. Соответствующий рынок изменился, он стал более «кривым», растут цены на отдельные позиции на американском рынке. Поэтому мы выступаем за то, чтобы всё-таки сохранить режим свободной, открытой торговли, принципы так называемого мультилатерализма, или принципы многосторонних отношений в торговле, и стараться эти принципы закрепить, но на более современной основе. Надеюсь, что нам через какое-то время удастся убедить и другие государства в необходимости поддержки именно этой позиции. И у этой позиции много сторонников. Это Китай, европейские страны и целый ряд других государств, в том числе наши партнёры из Социалистической Республики Вьетнам, где мы сейчас находимся.

Вопрос: Про Вьетнам. У Вас состоялись переговоры с коллегой. Может, Вы расскажете о более конкретных проектах, которые обсуждались в узком и расширенном составе и которые могут быть реализованы в ближайшей перспективе?

Д.Медведев: Мы действительно обсудили практически всю повестку дня. Очень продуктивные переговоры. Хотел бы похвалить наших коллег и представителей Правительства Социалистической Республики Вьетнам – они очень хорошо подготовились. Они по всем позициям прошли – и по тем позициям, которые их волнуют, и по тем, которые нас волнуют. Повестка дня очень широкая. У нас, как я сказал по итогам переговоров, более чем на 30% вырос торговый оборот. Это означает, что товары поставляются и с одной и с другой стороны.

Есть крупные проекты, которые реализуются не быстро, в том числе энергетические. Вы знаете, у нас есть флагманские проекты – типа «Вьетсовпетро», которым уже 35 лет и которые приносят сотни миллионов долларов участникам. Они сохраняются. Более того, мы рассматриваем возможности выхода на новые участки, новые месторождения. Всё это сегодня обсуждалось и, по всей вероятности, будет реализовано.

Есть направления, которые возникли относительно недавно. Наша страна превращается в современную аграрную державу, и если ещё лет 10–15 назад мы мало что могли предложить на международном рынке продовольствия, то сейчас мы очень сильный игрок. Мы нарастили поставки пшеницы и иных видов злаковых на территорию Вьетнама. А это очень неплохо – это ещё один рынок для поставки наших продуктов.

С другой стороны, наши вьетнамские друзья поставляют то, что у них хорошо растёт и является предметом национальной гордости – фрукты, некоторые виды овощей, свежую рыбу. И мы сегодня говорили о том, чтобы быстрее эти процессы шли, чтобы выдавались разрешения, в том числе согласования по линии надзоров, которые есть, конечно, и у нас и у них. Чтобы полки магазинов в России и во Вьетнаме заполнялись качественными продуктами из наших стран. Причём по доступным ценам. Потому что, если эти продукты поставляются напрямую, даже несмотря на большие расстояния между нашими государствами, они всё-таки стоят дешевле, чем то, что мы получаем через третьи страны, да ещё и втридорога. Поэтому я надеюсь, что будет результат и в этой сфере.

Есть, конечно, и целый ряд других проектов, по которым мы будем двигаться вперёд. Сегодня наши друзья из Вьетнама выдали разрешение на работу Центра ядерных исследований. Только что произошёл обмен документами на эту тему – точнее, просто было выдано свидетельство [Свидетельство об утверждении Премьер-министром Вьетнама предварительного технико-экономического обоснования Центра ядерной науки и технологий]. Это тоже говорит о доверительных, очень важных отношениях между двумя государствами.

Вопрос: С учётом предстоящего перелёта в Москву Вы за последние дни проведёте в воздухе часов 40. Неужели в наш век цифровых технологий есть необходимость в традиционной дипломатии, в длительных перелётах, визитах? Может быть, стоит её постепенно замещать современными, набирающими популярность способами общения с коллегами?

Д.Медведев: Чтобы можно было взять гаджет, который в Ваших руках, выйти на связь с кем-нибудь из партнёров и сказать: ну что, давайте так? Так. Ну всё, до свидания... Жизнь показывает, что так не получается. Мы начали сегодня общение с разговора о том, что происходило на саммите АТЭС. К сожалению, даже при личной встрече не всегда получается договориться. Но во время личной встречи возникает так называемая химия отношений. Люди друг друга видят, чувствуют, могут что-то сказать, что-то можно обсудить в кулуарах, какие-то вещи сказать неформально. Технические средства такой возможности не дают. Поэтому традиционная дипломатия не умрёт, хотя 40-часовые перелёты, конечно, не самая простая часть жизни.

Вьетнам. Россия. АТЭС > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 19 ноября 2018 > № 2802923 Дмитрий Медведев

А.Чулок: "Поколение компьютерных игр диктует рынку труда свои правила"

От чего в будущем будет зависеть наша зарплата? Что знают о нас матрасы? Об умных городах, китайских бабушках и русском креативе рассказал "Новым известиям" директор Центра научно-технологического прогнозирования Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Александр Чулок (к.э.н., доцент).

- Национальные проекты, которые шумно обсуждают в последнее время, если разобраться, преследуют вполне традиционные цели вроде увеличения рождаемости, роста зарплаты и ускорения ВВП. Но при этом чиновники наперебой говорят о технологическом прорыве. Прорыв в какое будущее готовят нам национальные проекты?

-Я думаю, что в ближайшие пять лет нас ждет ускоренная геймификация жизни, все более персонифицированная медицина и грандиозный прогресс технологий обращения с big data (большими массивами неалгоритмизированной информации – ред.). Мой личный прогноз предполагает также колоссальный прорыв в области биотехнологий и новых материалов. И все это будет проходить на фоне возросшего общественного интереса к вопросу размывания границ приватности и, как следствие, глобальной ревизии некоторых этических доктрин. Сейчас все эти изменения только начинают просматриваться, но, поверьте, еще при нашей жизни они преобразят привычный мир.

- Звучит обещающе. Расскажите, как, на ваш взгляд, изменится привычный мир.

-Это во многом зависит от вашего места в цепочке формирования добавленной стоимости. У бизнесменов изменится структура издержек производства. Для наемных работников кардинально изменится характер и интенсивность труда. Проиллюстрирую на примере геймификации в бизнесе. Своими корнями этот тренд уходит в игровые истории. Поколение, выросшее на компьютерных играх, пришло на рынок труда со своими правилами. Суть геймификации в соединении рабочего процесса с игровыми стратегиями. Представьте, каждый сотрудник носит на себе устройство, например, в виде браслета, которое считывает его биометрические показатели. А дальше всё как в соцсоревновании или в компьютерной игре - копятся жизни и подсчитывается здоровье. У кого-то пульс ровнее, у кого-то давление скачет, а кто-то себя слишком расслабленно чувствует. На основе этих показаний формируется индивидуальный рейтинг, от которого зависит статус работника, его страховка и зарплата, уровень сложности поручаемой работы. По сути, переходим к известному принципу «от каждого по способностям».

- Если бы вы рассказывали это про Сингапур или Apple, то и тогда я бы отнесся к такому предсказанию скептично. Но для России! Где мы, а где Сингапур!

-Действительно, верится с трудом, но факт в том, что это уже пришло в Россию. Я убежден, что скоро это станет обычным делом. Лично знаю несколько крупных компаний, которые ввели систему мониторинга здоровья сотрудников, назовем их пока интегрированными велнес-системами. Такой тренд уже работает, а в будущем он станет повсеместным.

-Это, наверное, коснется только топ-менеджеров?

-Нет, это затронет всех сотрудников. Будет что-то вроде соцсоревнования с элементами рейтингования. Каждому сотруднику вручат биометрический браслет. И если его интегральный индекс будет отличаться от нормы, то это отразится на рейтинге. Скорее всего, рейтинг не станет приговором, иначе это убьет конкуренцию, но если внести элемент соревновательности (та самая геймификация), то можно существенно повысить KPI (Key Performance Indicator— это индикатор эффективности рабочей единицы с точки зрения ее трудоспособности и результативности – ред.). Только вот избежать соревнования с браслетом на руке уже не получится, а отказаться, скорее всего, не предложат.

- Кстати, а насколько это законно, не говоря уже об этичности сбора таких данных?

- Хороший вопрос. Думаю, сначала будет добровольно, потом участие начнут поощрять, потом и сами не заметим, как станет обязательным. Но в этом же есть и положительный для человека аспект. Вот пример из жизни. Очень известный на рынке производитель матрасов проводит эксперимент: устанавливает бесплатно в матрасы датчики, которые снимают ваши биоритмы и анализируют анатомические особенности. Через какое-то время звонит врач-консультант и рассказывает вам о проблемах со здоровьем, питанием, позвоночником и т.д. Представляете, каждую ночь автоматический мониторинг здоровья. Потом, я уверен, подключатся страховые компании, которые заинтересованы в ранней диагностике: лечение ведь обходится дешевле, если заболевание выявить на ранней стадии. Так же с браслетами - работник будет трудиться в оптимальном для здоровья персональном режиме. А что касается этичности сбора персональных данных, то, может вы не заметили, сегодня мы постоянно пишем согласия на их использование. Подчас не задумываясь, какие еще, кроме паспортных и контактных данных, мы разглашаем. Те же социологические опросы - они ведь тоже вторжение в личную жизнь. Вы не задумывались, откуда у них ваш мобильный телефон и насколько этичны вопросы: сколько часов в день вы смотрите телевизор и какие передачи предпочитаете. Размывание приватности происходит незаметно.

Тем не менее, пример с матрасом – это пока эксперимент. Не хотите - не берите.

-Хорошо, с матрасами понятно. В конце концов, если дадут скидку, то купят и матрас с датчиками. Но представьте предприятие с тысячью сотрудников. У всех датчики. Объемы данных фантастические. Как всю эту информацию чисто технически перелопатить, кто будет анализировать все замедления пульсов или учащения сердцебиений, а главное, как из всего этого делать полезные для работы выводы?

- Тут мы подходим к следующему тренду – работа с большими данными. Сразу скажу, что техническое решение, как управлять сложностями, существует, хотя и применяется для других целей. Например, в той же нефтянке. У нефтяных компаний на вышках установлена колоссальная телеметрия, они снимают дикое количество показателей, до 100 000 каждые сутки. Все нацелено на то, чтобы решать отраслевые вопросы, например, повышать КИНы (коэффициент извлечения нефти- ред.) или лучше контролировать процессы. Последние годы нефтяные компании очень активно вкладываются в цифровизацию производства, в обработку и анализ данных, та же концепция «умная скважина». Пока они используют эти компетенции управления сложностями только для своего производства. Но алгоритмы совершенствуются и рано или поздно могут быть перенесены в любые другие сферы. Или, например, у банков и мобильных операторов тоже есть соответствующие технологии. Они, правда, пока решают свои узкоспециальные вопросы - увеличивают средний чек и ассортимент услуг, но постепенно начинают осваивать и близкие сегменты - мобильные приложения или управлением здоровьем. Не исключено, что сфера их интересов расширится до границ «от рождения до похорон».

Приведу другой пример работы с big data. Кстати, тоже из России и тоже очень успешный. Это кейс с цифровыми двойниками. Цифровыми двойниками мы называем компьютерные модели с высоким приближением к реальным процессам. Активно применяется в автопроме, когда все тесты по безопасности и износу проводятся не на реальных машинах, а виртуально на их компьютерных двойниках. Представляете, каких успехов можно было бы достичь, если сделать адекватную компьютерную модель человека? В медицине годы уходят на тестирование новых лекарств, а здесь можно было бы сократить их до недель. Но пока это точно не ближайшее будущее.

Так вот, как только какая-то из корпораций – энергетических, нефтяных или операторов B2C- научится хорошо и качественно работать со сложностями, им станет абсолютно все равно, куда эти пакетные решения прикладывать. Диапазон использования такой компьютерной оболочки огромен. Начиная от выстраивания карты жизни человека на основе его генетической информации. Например, родился человек, анализ показал, что генетическая вероятность дожить до ста лет - 80%; через пять лет новый срез – когнитивные способности такие-то, вероятность стать космонавтом -95%; потом срез в 15 лет - вероятность развития хронических заболеваний - 10% и так далее. Одним словом, формируется медицинская карта с вероятностными значениями. И заканчивая умным городом.

-Что вы имеете в виду, говоря об умном городе? Интуитивно понятно, но в чем его отличие от обычного города?

-В основе идеи умного города лежит распространение интернета вещей на среду обитания человека. Как мы понимаем, именно город для современного человека – самая привычная среда обитания. Поэтому умный город – это огромный умный дом. В него будут включены как технологии дополненной и виртуальной реальности, так и интернет вещей. Исторически мы постоянно смещаемся к умному городу. В этом заключена эволюция современного города. Ее характеризует максимальная цифровизация: везде датчики и измерительные приборы, полное проникновение цифровых данных и непрерывный обмен ими. Город сам себя записывает, просчитывает и оптимизирует. Ты словно оказываешься внутри глобальной компьютерной игры. Я скажу, возможно, революционную вещь, но в будущем субъектами глобальной конкуренции станут не религии или государства, и даже не идеологии, как было до последнего времени, а города. Вся добавленная стоимость будет уходить в города. А основным её генератором станут модели и алгоритмы, которые все это обсчитывают.

- А как вы оцениваете, тот факт, что в отличие от Запада, где эти тренды рождаются из рыночных механизмов спроса, конкуренции и оптимизации, у нас они будут внедряться на деньги государства и в интересах государства? Не станет ли это очередным «Большим братом», а не умным городом?

- У меня два ответа. Ответ первый: какая экономика, такое и отношение к трендам. У нас экономика с очень сильным государственным участием. Это данность. Но тренды, потому и называются глобальными, что они цивилизационно неизбежны. Они затронут всех, от них не отгородиться. Это как в истории, изобрели колесо и все рано или поздно на него пересели, придумали смартфоны и они захватили весь мир. Не важно, какая экономика: рыночная или централизованная. С точки зрения эволюции важно только одно - оказаться первым.

Второй ответ: в современном мире, строго говоря, не осталось чистых рыночных экономик. Сегодня государственное участие - это условие функционирования любой успешной экономики. Все они различаются только процентным соотношением частных и государственных денег. А рыночная экономика осталась в учебниках. Государство вмешивается в экономику всегда, где-то больше, где-то меньше. А тренды неизбежны, будь ты хоть отсталая страна, хоть Сингапур. Вопрос только в том, как каждая страна к этим трендам готовится. Где-то государственные деньги, у кого-то частный капитал, а кто-то на паритетных началах.

-Тревожит только, в чьих интересах «поумнеют» российские города? Частные и государственные интересы в России существуют как в коктейле Джеймса Бонда: «взболтаны, но не смешаны».

- Так получилось, что нет у нас ни Google, ни Amazon, которые бы вложились первыми. Хорошо, пусть первым начнет государство. На мой взгляд, то, что сейчас делает государство в рамках нацпроектов, открывает ниши для бизнеса.

Кроме того, может и не плохо, что государство принимает в этом активное участие, потому что новые тренды требуют какого-то нового общественного консенсуса по вопросу этичности искусственного интеллекта или законов по использованию дронов и роботов. Напомню, это ключевые элементы умного города.

-Я согласен, что страхи по поводу сошедшего с ума искусственного интеллекта (AI) или создания боевых роботов-убийц может успокоить только какое-то государственное регулирование. Или вы считаете, что эти страхи беспочвенны?

- Тут дело даже не в страхе. Определить виновного и наказать его в случае, когда беспилотный автомобиль сбил человека, это задача правильного закона. Бессмысленно, не разработав закон, рассуждать, как запрограммировать робота, чтобы он выбрал, кем пожертвовать, когда нельзя спасти и пассажира и пешехода одновременно. А если там дети, все вообще становится запутанным. Мне кажется, в решении этих вопросов государственному участию нет альтернативы.

- Давайте вернемся к умному городу. Ну, напичкали мы город камерами и датчиками, от одного этого он не станет умным и гостеприимным. Какой еще бонус для горожан, кроме комфортного проживания, принесет цифровизация города?

-Умный город - это, в первую очередь, выход на конкуренцию агломерациями. Помните, я говорил про глобальную конкуренцию будущего? Вот как только мы сможем предложить модель умного города и пакетное решение для его создания, это сразу выведет нас в высшую лигу цифровой революции. Москва, Петербург, Тула, Рязань, Нью-Йорк - технологию умных городов можно масштабировать и экспортировать.

-Смешно в вашем примере смотрится Нью-Йорк после Рязани!

-(смеясь). Но я же патриот, надо сначала свои города поднять. Вообразите, пакетное решение по городу: как из вашего города за полтора года сделать умный. Город с комфортной средой, безопасный и доступный. Какой у тебя город, такое у тебя в нем и население. В город сразу начнет стекаться креатив, бизнес, молодежь. По сути, глобальная конкуренция будет работать не между странами или регионами, а между городскими агломерациями. Напомню, у нас и так есть города, размерами с целую страну.

-А как быть с противоположным трендом, когда люди уезжают из городов. Горожане не разбегутся? Может быть, этот тренд окажется сильнее.

-Если вы имеете в виду неолуддитов, людей сознательно отказывающихся от благ и комфорта цивилизации, то это не тренд.

Если вы говорите о деурбанизации, которая подразумевает с одной стороны жизнь на природе, а с другой - сохранение городского комфорта, то это локальный тренд из разряда престижного потребления. В строгом смысле, это не бегство из города, а раздвигание его границ.

Такая деурбанизация всё равно является частью городского образа жизни. Замечу лишь, что собственный дом с городскими удобствами, технологиями энергосбережения и построенный на принципах экологичности могут позволить себе только обеспеченные. Признаем, что жить в городе все-таки несравненно дешевле и удобнее. Может, не так качественно как на природе, но, безусловно, дешевле. Стремительно развивающаяся шэринговая экономика городов лишь укрепит выбор в пользу городской среды. Да, и не будем забывать, что технологии это продукт именно городской цивилизации.

-А если горожане чем-то пожертвуют и всё равно расползутся по коттеджам, чтобы работать удаленно. Сейчас еще и ОneWeb (спутниковый интернет с полным покрытием планеты – ред.) запустят, наступят идеальные условия дли фриланса. Такого будущего вы не прогнозируете?

-Существует одно важное ограничение. И оно заключено в самой природе человека. Это человеческие способности: умение собраться и самоконтроль. Очень многие этого не умеют. Для коллективной работы людям по-прежнему требуется сильная мотивация. Подавляющему же числу людей в принципе трудно собраться и контролировать свой рабочий день. Простой пример из моей лекции. Я спрашиваю аудиторию, кто считает, что утренняя зарядка необходима. Лес рук. Кто делает? 10%. Поэтому сейчас крепнет новый тренд, когда компании начинают сотрудников возвращать в офисы. Удаленная работа по принципу networking, как способ организации рабочего процесса, сейчас подвергается серьезной ревизии. Еще два года назад все жили с чувством, что вот-вот и можно будет жить на Карибах, зарабатывать на биткоинах и креативить для души. Сейчас мы понимаем, что не все так просто.

Хотя в будущем ситуация может пойти по какому-то третьему пути. Тот же интерфейс мозг-компьютер, когда для работы человек будет одевать, скажем, шлем и оказываться в виртуальном офисе. Но, во-первых, это все-таки далекое будущее. А во-вторых, в таком виртуальном офисе не забалуешь, все время будешь на виду: ни покурить сбегать, ни чаек погонять. Все показатели твоей рабочей активности будут на виду и считываться. С таким шлемом как раз и будешь работать как заведенный. Не думаю, что многие на такую удалёнку согласятся. Кроме того, вы заметили, это не сильно отличается от биометрического браслета, который уже скоро может стать обязательным атрибутом наёмного работника.

-Все это напоминает мне американское кино. Тех же самых «Суррогатов».

-А чему вы удивляетесь. Многие голливудские фильмы целенаправленно обкатывают тренды будущего и тестируют реакцию людей на них.

-Вы хотите сказать, что тренды будущего придумывают в Голливуде?

-Ну, тут мы ступаем на тонкий лед теории заговора и догадок, но то, что фильмы визуализируют социальные ожидания это вполне себе реально. Это не заказ, в строгом смысле слова, а скорее, тонкое нащупывание трендов. Можно сказать социальный форсайт. Недавно меня поразило одно предвидение из советского диафильма 67 года. В советских мультфильмах, как известно, социальный заказ даже не скрывался. Так вот в диафильме художник изобразил, как в 2017 году мама звонит по видеотелефону из круиза своему сыну. Представляете - скайп. На дворе 67 год! Бери и коммерциализируй.

-В Советском Союзе что-то коммерциализировать было опасно для жизни.

- Согласен, но ведь и сейчас техническое воплощение идеи не самая сильная наша сторона. В России всегда идеи коммерциализировались с трудом. При этом с самими идеями у нас все хорошо, с креативностью - все замечательно, с инжинирингом - неплохо, а вот с воплощением как-то не заладилось. Может поэтому Китай нас и обходит. Неслучайно в Китае в школьный образовательный модуль включили не развитие креативных способностей, а навыки комбинирования готовых решений. То есть, детей учат брать существующие технологии и уже из них моделировать новинки. Словно они признали, что идей в мире достаточно, а изобретателей, способных воплотить идею и довести ее до прилавка, нужно обучать с детства.

-Китай –это вообще особая тема. «Сумма Востока». Экономическую модель придумали японцы, обкатали корейцы, а реализовали в планетарном масштабе китайцы.

-Раз уж мы заговорили про Китай, расскажу вам про еще один тренд, который скоро станет достаточно массовым у нас. Это микроинвестиции в фондовые рынки. Тема вышла на первый план, конечно, из-за шумихи с пенсионной реформой. Но реформа стала триггером вполне себе самостоятельного тренда ближайшего будущего.

В Китае, где вопрос пенсий каждый вынужден решать самостоятельно, микрофинансирование носит характер эпидемии. Вы знаете, что в Китае, строго говоря, социальных пенсий не существует. И вот буквально каждый, у кого нашлось хотя бы сто долларов, с азартом покупает акции на фондовом рынке. Практически каждая китайская бабушка является акционером какой-нибудь компании. Так они решают вопрос личных пенсионных накоплений.

И я с недавнего времени с удивлением стал находить сигналы появления нового тренда у нас. Еду в автобусе – вижу такую картину: дедушка на своем смартфоне в интернет-банке покупает акции. В автобусе! Со смартфона! Представляете себе степень обыденности для него этого занятия. А то вдруг старые знакомые расскажут, что их мама из своих не очень больших накоплений собирается пакет облигаций купить.

Микрофинансирование - это, безусловно, позитивный тренд. Он активно поддерживается молодежью. Они-то точно не рассчитывают на пенсию. Мне кажется, что для поколения 20-летних это наверняка станет новой реальностью. А пока к этому подключаются «продвинутые» пенсионеры.

-Это не станет новым разочарованием, как в США во время Великой депрессии?

- Риски есть. Я не даю оценок правильности или целесообразности тренда. Я говорю о новой модели финансовой стратегии домохозяйств. Никаких очередей и утомительного поиска информации, никаких бумажных договоров с брокерами и депозитариями, программка на смартфоне, загрузил и начинай торговать. То, что раньше было private-banking становится сейчас public-banking. Думаю, что в ближайшее время мы все чаще будем сталкиваться с таким явлением. В принципе, ничего удивительного - диверсификация персонального инвестиционного портфеля.

Мне кажется, это здорово. На пути этого тренда куча ловушек, болот. Да и сам он стал возможен благодаря распространению цифровых и мобильных технологий в банкинге. Но с другой стороны, у общества появился запрос на финансовую грамотность. В фазу активной жизни вступили люди, которые в меньшей степени рассчитывают на государство и самостоятельно озаботились своим будущим. Интересный тренд, он и финансовый и персональный.

В заключение, хочу рассказать, что сейчас ЮНЕСКО запустило целый комплекс образовательных программ по обучению грамотности в отношении будущего (Futures literacy). Скажу без скромности, что Россия в этом вопросе одна из первых. В частности, наш институт планирует организовать совместную с ЮНЕСКО программу по подготовке к будущему.

Интервью провел и записал Сергей Сычев

Россия > СМИ, ИТ. Госбюджет, налоги, цены > newizv.ru, 19 ноября 2018 > № 2797422 Александр Чулок

26-й саммит форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество»

Дмитрий Медведев принял участие в Деловом саммите АТЭС, пленарном заседании Делового консультативного совета, диалоге лидеров АТЭС с членами Делового консультативного совета и встрече лидеров АТЭС с лидерами островных государств Тихого океана.

Форум «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество» (АТЭС), учреждённый в ноябре 1989 года, – межправительственный диалоговый механизм, не имеющий статуса международной организации.

В настоящее время в состав АТЭС входят Австралия, Бруней, Вьетнам, Гонконг, Индонезия, Канада, КНР, Республика Корея, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Папуа – Новая Гвинея, Перу, Россия, Сингапур, США, Таиланд, Китайский Тайбэй (Тайвань), Филиппины, Чили и Япония. На долю этих экономик Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) приходится 40% населения мира, 57% мирового ВВП, 48% оборота международной торговли, более 40% объёма всех прямых трансграничных инвестиций.

Руководящие органы форума – ежегодные неформальные саммиты глав государств и правительств и приуроченные к ним совещания министров иностранных дел и министров торговли. В течение года также проводятся отраслевые министерские встречи, заседания старших должностных лиц и мероприятия по линии порядка 40 отраслевых экспертных структур.

При АТЭС действует Деловой консультативный совет, призванный продвигать на этой площадке подходы бизнеса к вопросам торгово-инвестиционного взаимодействия в регионе. В него входят по три представителя предпринимательских структур от каждой страны-участницы, назначаемые главами государств и правительств.

Деловой саммит АТЭС впервые был организован на полях встречи лидеров экономик АТЭС на Филиппинах в 1996 году. Мероприятие является главным бизнес-форумом Азиатско-Тихоокеанского региона и объединяет руководителей бизнеса, лидеров мировых экономик и ведущих политиков. Это уникальная платформа, на которой бизнес может взаимодействовать с руководителями стран – участниц Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества напрямую.

Выступление Дмитрия Медведева на Деловом саммите АТЭС:

Уважаемый господин председатель Делового саммита АТЭС Изикели Таурека! Уважаемые коллеги, дамы и господа!

Прежде всего хотел бы выразить признательность нашим партнёрам из Папуа – Новой Гвинеи за гостеприимство, хорошую организацию Делового саммита АТЭС. Эта площадка является авторитетной и даёт возможность для прямого общения с ведущими представителями бизнеса Азиатско-Тихоокеанского региона. Такой диалог сегодня нужен, может быть, как никогда – в довольно сложной, подчас непредсказуемой ситуации, которая сложилась в мировой экономике.

С одной стороны, глобальная экономика в целом восстановилась после кризиса 2008 года. Многие системные ошибки, на которые тогда обратили внимание и которые привели к кризису, выявлены и исправлены. Изменения коснулись финансовых рынков, управления государственным долгом. Мы все этим занимались, и в России мы тоже этим занимались. Крупные банки пересмотрели политику в отношении активов с высокой степенью риска.

Но, с другой стороны, оживление экономики идёт всё-таки медленно и нестабильно. К сожалению, по ряду позиций мы сегодня смотримся хуже, чем 10 лет назад. Совокупный мировой долг увеличился в разы. Развивающиеся рынки – и это абсолютно точно – стали более уязвимыми. Стала более жёсткой денежно-кредитная политика. Подавляющее большинство стран пока не вышло на те темпы роста валового внутреннего продукта, на которые мы ориентировались. В отдельных государствах нарастают протекционистские настроения, которые материализуются не в какие-то рассуждения теоретического свойства, а в конкретные решения. И которые могут привести – скажем прямо, уже привели – к торговым войнам. Экономические санкции стали инструментом политического давления и недобросовестной конкуренции. В совокупности всё это может создать довольно сложные, тяжёлые последствия.

Всё это происходит на фоне цифровой революции, которая является безусловным благом с точки зрения общественного развития. Она открывает огромные возможности. При этом несёт и потенциальные угрозы, как всякая революция. Это и углубление неравенства между людьми и между странами, и всплеск безработицы, и вторжение в частную жизнь человека. И пока у нас всех нет универсальных рецептов решения этих проблем, но их надо искать.

Такие факторы в нынешних условиях взаимосвязанности, открытости национальных экономик могут спровоцировать новые кризисы. Которые в случае развития способны получить и глобальную проекцию.

Азиатско-Тихоокеанский регион находится в эпицентре мировых процессов. И он не защищён никакими иммунитетами. Россия – часть этого региона, страна, которая связывает своё настоящее и будущее с Азиатско-Тихоокеанским регионом и считает, что преодолевать такие вызовы нужно на основе общих, согласованных позиций.

Коротко остановлюсь на некоторых направлениях совместной работы.

Первое. Мировая экономика нуждается в чётких и прозрачных правилах торговли. Поэтому ключевое направление – это объединение усилий для повышения эффективности работы Всемирной торговой организации, её регуляторной роли.

Как и многие страны, мы признаём, что организация действительно нуждается в обновлении, но без ослабления её влияния, расшатывания основополагающих принципов её работы. Тем более – её демонтажа, который означал бы крах цивилизованной торговли.

Сохранение институциональных основ международной торговли, которые были сформированы на базе ВТО, необходимо и для дальнейшего углубления региональной экономической интеграции. Россия исходит из того, что только на основе прозрачных норм ВТО, которые учитывают специфику каждой экономики Азиатско-Тихоокеанского региона, каждой экономики АТЭС, можно создать Азиатско-Тихоокеанскую зону свободной торговли, сделать её действительно открытым рынком, а не узкоформатной системой коллективного протекционизма.

В качестве примера такой интеграционной платформы я мог бы привести Евразийский экономический союз, который мы с партнёрами развиваем в строгом соответствии с принципами ВТО. По ёмкости рынка это одно из крупнейших региональных объединений. Создан единый рынок с едиными правилами для бизнеса.

Мы сотрудничаем с другими интеграционными проектами. Идёт работа по сопряжению с известной китайской инициативой «Один пояс – один путь». Тесно организуется взаимодействие в рамках Шанхайской организации сотрудничества. У нас прочные контакты с АСЕАН. Президент России Владимир Путин выступал с инициативой создания Большого евразийского партнёрства. Его основа – открытость и взаимное доверие между государствами, единые правила игры.

Подключение к этому формату стран АТР помогло бы гармонизировать формирующуюся на континенте многоуровневую интеграционную архитектуру. Мы приглашаем наших коллег и заинтересованные стороны коллективно выработать условия для такой работы.

Считаем, что аналогичный принцип можно было бы заложить и в концепцию Азиатско-Тихоокеанской зоны свободной торговли. Это придало бы экономическому росту в Евразии и Азиатско-Тихоокеанском регионе действительно всеобъемлющий, неделимый характер.

Второе направление – это обеспечение инфраструктурной связанности региона. Достаточно взглянуть на карту мира, чтобы понять, какие огромные расстояния отделяют наши страны. С другой стороны, это не мешает нашим народам всё лучше и лучше узнавать друг друга, развивать сотрудничество в области науки и культуры и ещё раз доказывать, что никакие расстояния не помеха для тех, кто стремится наладить добрые отношения.

Но всё же, чтобы успешно торговать, инвестировать, нужны транспортная инфраструктура и выстраивание логистических цепочек. Сейчас Россия совершенствует проходящие через её территорию транзитные маршруты. Мы приступили к масштабной модернизации железнодорожных магистралей, развиваем трансграничные нефте- и газопроводы, координируем свои шаги с профильными проектами наших соседей. Эту работу будем продолжать в ближайшие годы. В планах – стыковка инфраструктурных проектов по линии Евразийского союза и в рамках обустройства Северного морского пути. Это нужно для формирования качественно новой транспортно-логистической конфигурации континентального масштаба.

Кроме того, мы инициировали, напомню, в рамках АТЭС работу по интегрированию удалённых территорий Азиатско-Тихоокеанского региона. Предусмотрена подготовка рамочного программного документа, который определит комплекс конкретных мер по развитию на таких территориях конкурентоспособных производств, преодолению цифрового неравенства, обеспечению качественного образования, медицины и, конечно, туризма.

Третье направление, о котором я хотел бы упомянуть, – это эффективное использование имеющихся энергоресурсов. Без этого реализация повестки устойчивого, всеобъемлющего развития в Азиатско-Тихоокеанском регионе вряд ли возможна. По прогнозам, возобновляемые источники, при всей их актуальности и нашей поддержке, не смогут полностью покрыть растущие потребности региона. То же можно сказать и о весьма значительном потенциале ядерной энергетики. Поэтому лидерство пока сохраняется за традиционными видами топлива, наиболее экологически чистым и эффективным из которых является природный газ.

Россия развивает как газопроводную инфраструктуру, так и мощности по производству сжиженного природного газа. Мы обустраиваем Северный морской путь, планируем создать газовый хаб на Камчатке – на Дальнем Востоке нашей страны, и это позволит существенно увеличить наши возможности для поставок сжиженного природного газа в экономики АТР. Мы готовы развивать отношения в газовой сфере со всеми заинтересованными партнёрами.

Полезно было бы наладить взаимодействие между производителями газа здесь, в АТР, и Форумом стран – экспортёров газа. Форум является международной площадкой для координации усилий по расширению спектра направлений использования этого вида топлива.

Рассчитываем, что энергетический сектор АТР будет развиваться на базе рыночных принципов, без каких-либо нелегитимных односторонних ограничений.

Четвёртое направление – это наращивание потенциала микропредпринимательства, малого и среднего бизнеса, который считается движущей силой экономического роста в регионе. Здесь мы, кстати, активно используем опыт партнёров по АТЭС, которые в этом смысле продвинулись, наверное, даже лучше, чем наша страна.

Отдельное внимание уделяем вовлечению в экономическую деятельность женщин. Эта тема регулярно обсуждается на саммите. По числу женщин на управленческих должностях в сфере бизнеса мы имеем неплохие позиции. Сегодня у нас женщины занимают половину должностей финансовых директоров и практически 30% – руководителей служб персонала и внутреннего аудита. Более трети малых предприятий в нашей стране также возглавляют женщины. Поэтому в этом смысле, мы считаем, курс, который мы взяли, является абсолютно адекватным.

Пятое направление – построение цифровой экономики, создание добавленной стоимости за счёт цифровизации производственных процессов и бизнес-моделей. Цифровые решения становятся ключевым фактором повышения конкурентоспособности государств, экономического роста и просто уровня жизни людей.

В России ускоренное внедрение цифровых технологий в экономике и социальной сфере – это одна из национальных задач. Мы приняли программу «Цифровая экономика», в рамках которой решаем сразу несколько важных вопросов.

Во-первых, в ближайшие годы мы хотим подключить к современным электронным сервисам все медицинские и образовательные учреждения. Каждый населённый пункт, где проживает не менее 250 человек. Во-вторых, обеспечить информационную безопасность объектов инфраструктуры, систем передачи и хранения данных, включая личные данные. Сформировать правовую базу регулирования цифровой сферы. В-третьих, надо развивать исследования в области сквозных цифровых технологий для разработки собственных цифровых платформ. Это позволит по-новому организовать производственные процессы, финансовые услуги и логистику с использованием самых современных технологий, в том числе так называемого распределённого реестра. Планируем к 2024 году создать не менее 10 национальных компаний-лидеров, которые будут этим заниматься.

И наконец, мы рассматриваем цифровую среду, которая формируется в нашей стране, в качестве неотъемлемой части международного цифрового пространства. Иначе и быть не может, потому что цифровая среда едина, неделима в силу своей природы. Вместе с партнёрами по Евразийскому союзу системно работаем над созданием единого цифрового пространства союза.

Мы налаживаем взаимодействие в других многосторонних форматах. Недавно были встречи в рамках форума Россия – АСЕАН, Восточноазиатского саммита. Значительный потенциал для цифровой интеграции есть, конечно, и в АТЭС. Россия в прошлом году выдвинула ряд конкретных инициатив. Напомню, речь прежде всего об обмене опытом государственного регулирования в цифровой сфере, поиске оптимального баланса, при котором защита данных не будет мешать бизнесу. Надо разработать национальные стратегии формирования технологических рынков будущего, создать единый понятийный аппарат, что на самом деле непросто.

Российские идеи нашли отражение в подготовленной в прошлом году профильной «дорожной карте» форума. Планируется, что рамочная программа по реализации карты будет вынесена завтра на одобрение лидеров. Рассчитываем, что это даст старт практической работе. При этом считали бы неправильным ограничиваться только вопросами цифровой торговли, хотя это, конечно, очень важное направление, все мы им занимаемся. «Цифра» должна прийти во все сферы, тогда мы сможем достичь действительно всеобъемлющего развития. И это – в наших общих интересах.

Деловые круги Азиатско-Тихоокеанского региона также способны внести весомый вклад в становление цифровой экономики. Предлагаем подумать над возможностью создания сети организаций, которые подготовят бизнес к использованию передовых технологий. У нас в России этим уже активно занимаются, в том числе инжиниринговые центры, инновационные кластеры, технопарки.

Завершая своё выступление, хотел бы привлечь внимание регионального бизнес-сообщества к ещё одному многообещающему источнику долгосрочного роста в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Я хотел бы отметить в этом контексте нашу программу ускоренного социально-экономического развития Дальнего Востока в нашей стране. Мы предлагаем взаимовыгодное сотрудничество в освоении этой огромной территории. Там действительно масштабы колоссальные. Предлагаем вместе создавать там и передовые производства, и объекты транспортно-логистической, промышленной, телекоммуникационной, социальной инфраструктуры. В общем, объёмы работы предстоят колоссальные.

На Дальнем Востоке мы постарались сформировать максимально комфортные условия для деловой активности, которые сопоставимы со всеми лучшими мировыми аналогами. Благодаря этому он превратился в один из перспективных центров для формирования технологических и индустриальных альянсов и осуществления крупных проектов. Эти уникальные возможности сегодня используют многие компании из стран АТР. Это прежде всего компании из Китая, Японии, Кореи, Индии, ряда государств АСЕАН.

Тех, кто ещё не успел в этом убедиться, я хотел бы с удовольствием пригласить к совместной работе на площадке Восточного экономического форума, который пройдёт во Владивостоке, и это происходит традиционно в начале сентября каждого года.

Уважаемые коллеги, уважаемые дамы и господа!

Уверен, что наш форум способен успешно решать любые задачи по обеспечению устойчивого, сбалансированного, инновационного роста в интересах процветания нашего общего региона. Причём – опираясь на основополагающие для АТЭС принципы и вне зависимости от какой-либо геополитической конъюнктуры. Тем более что от этого выиграем все мы вместе.

Папуа-Новая Гвинея. Россия. АТЭС > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 17 ноября 2018 > № 2802921 Дмитрий Медведев

С миру по нитке. И никакой рубашки!

Александр Киденис

Президент призывает облегчить налоговое бремя. А правительство не слушается

«Профсоюзы обращают внимание на то, что, по их мнению, растет фискальная и квазифискальная нагрузка на население», — заявил Владимир Путин на совещании с членами правительства. И предложил «провести анализ того, что происходит по отраслям и по регионам, чтобы понимать, что там происходит. Не на бумажках, а в реальной жизни».

А в этой жизни, даже по официальным данным ФНС, фискальная нагрузка на российские компании в 2017-м выросла до 10,8% против 9,6% годом ранее. Речь не о налогах на население, которые считаются отдельно, а о нагрузке на бизнес (соотношение суммы налогов и сборов к выручке). Хотя министр финансов и вице-премьер Антон Силуанов уже третий год обещает не повышать налоги.

Казалось бы, 10,8% налоговой нагрузки — совсем немного. В Восточной Европе она 34,2%, в Северной Америке — 39%, в Западной Европе — 40,3%. Но лукавая российская статистика не включает в общие поборы с российского бизнеса страховые взносы («Очень большая нагрузка на бизнес с точки зрения прямых расходов в виде налогов на труд. 30% одних страховых взносов!.. В других странах нет такой нагрузки», — недавно посетовал все тот же Силуанов).

Не учитывает Росстат экологический и утилизационный сборы, новоявленный транспортный оброк в виде системы «Платон» за проезд грузовых автомобилей, оплату услуг государства и госфондов. Плюс прочие многочисленные неналоговые платежи, даже не прописанные в Налоговом кодексе.

То есть в действительности — не на бумажках, а в реальной жизни — налоговая нагрузка на российский бизнес составляет 47,4%. Это данные рейтинга Paying Taxes, который уже 12 лет подряд составляют для 190 стран мира эксперты Всемирного банка и международной аудиторской и консалтинговой компании PricewaterhouseCoopers.

Здесь хочется в первую очередь задать вопрос правительству: зачем вообще столь лукавая статис-тика? Чтобы было удобнее врать про райские кущи, в которых процветает отечественный бизнес, не желающий «делиться»?

Между тем в 2017 году в России обанкротились 13?557 компаний — почти столько же, сколько в кризисном 2009-м. Среди них оказались даже 30 субъектов естественных монополий. Наибольшая «смертность на производстве» отмечена в строительстве и торговле, а также в сфере коммерческих услуг. Отчасти это можно объяснить падением платежеспособного спроса населения. Но одновременно на бизнес активно давят налоговики. По данным Росстата и Минфина, в январе — сентябре 2017 года прибыль в целом по экономике РФ сократилась на 8,8%, а сборы по налогу на прибыль увеличились на треть.

Выросли и доначисления бизнесу по итогам налоговых проверок — за полугодие они увеличились на 20% и составили 220 млрд. Давно известно, что эти проверки, как правило, начинаются с предупреждений проверяющих: без результата не уйдем, лучше сами назовите, сколько налогов сможете доплатить...

Но банкротства бизнеса — лишь надводная часть айсберга. Куда тревожнее другие цифры: за тот же 2017-й прекратили деятельность в целом более 600 тысяч коммерческих организаций. Прирост новых бизнесов не компенсировал потери: в Госреестре было зарегистрировано лишь 390 тысяч вновь созданных компаний. Для сравнения: если в США в течение трех лет выживает около 50% новых бизнесов, то в России — лишь около 3%. Вот такие у нас «райские кущи».

Между тем, если учесть, что средняя численность персонала в малом и среднем бизнесе России (закрывается в основном именно он) составляет 4,5 человека, получается, что работу за год потеряли более 2,7 млн человек, а нашли ее — на миллион меньше. Именно это надо считать главным результатом чиновничьей активности.

Зато власти преуспевают в изобретении новых поборов с населения. Вплоть до налога на газировку в 5 рублей с литра, в надежде собрать из карманов любителей лимонада и колы еще 25 млрд. А во вторник премьер Медведев подписал распоряжение о двухэтапной индексации тарифов ЖКХ в новом году — «в связи с повышением с 1 января 2019 года ставки НДС с 18 до 20%». Здесь тоже «тонкости»: НДС повышается на 2%, но плата граждан за коммунальные услуги вырастет с 1 января на 1,7%, а с 1 июля — еще на 2,4%. Всего — более 4,1%. Вот вам и «реальная жизнь», которая существует сама по себе, игнорируя даже прямые указания главы государства.

В эти же дни федеральный парламент с подачи правительства принимает пакет законов о налогообложении самозанятых (естественно, для пополнения казны). По подсчетам экспертов, таких граждан трудоспособного возраста в стране от 20 до 30 млн. Поэтому законы абсолютно невыполнимы даже для четырех регионов, выбранных в качестве экспериментальной площадки. В истории не бывало случаев, чтобы по мановению руки миллионы граждан приравнивались к мелким (или крупным) преступникам.

К слову, правоохранителей в России тоже миллион, включая 340 тысяч сотрудников Росгвардии. То есть на каждые 100 тысяч законопослушных граждан — около 750 правоохранителей. Куда столько? В США их только 197, в Японии — 203, в Великобритании — 221, в Грузии — 238. Вот в этом отношении мы сегодня точно впереди планеты всей.

Допустим, эта армия правоохранителей переловит самозанятых «уклонистов», не желающих регистрироваться и платить налоги. Ну и куда их девать? Федеральное тюремное ведомство уже сейчас объявило о катастрофической нехватке колоний даже для экс-сотрудников правоохранительных органов...

Правительству неоднократно предлагали решить эту проблему так, как ее решают во всем цивилизованном мире: установлением порога доходов физических лиц, не облагаемых налогом. В этом случае налоговые инспекторы с полицией вместо «ловли блох» смогут заняться делом — розыском крупных налоговых преступников. А попутно в стране станет меньше нищих, экономика получит мощный потребительский стимул.

Условия для такого вычета в Китае на этой неделе смягчили: с 600 до 750 долларов в месяц (около 50 тысяч рублей). И сделали это не только в целях более справедливого распределения доходов, но и дополнительного роста экономики. Если бы у нас была подобная шкала, то зарплата выросла на 13% как минимум у половины взрослого населения.

Правительство уверяет, что «китайский путь» казне не по карману: при установлении такого налогового вычета бюджет потеряет сотни миллиардов. Но еще с весны в Госдуме лежит без движения законопроект не об отмене, а всего лишь о понижении НДФЛ до 5% для самых бедных россиян, имеющих доходы менее 100 тысяч рублей в год. А чтобы казна не пострадала, в документе предлагается для лиц с доходами свыше 3 млн рублей в год ввести повышенные ставки НДФЛ — от 15 до 25%.

Однако закон не будет принят. Главный финансист Антон Силуанов откровенно заявил: «Мы знаем, что богатые — люди неглупые и найдут пути, как обойти это решение, люди в том числе могут вообще вывести деньги из нашей страны». И под этим предлогом категорически отказался отменять плоскую, в 13% шкалу, которая «достаточно уже устоялась».

Министр лукавит! В пояснительной записке к законопроекту все просчитано: «введение прогрессивной шкалы ставок выше 13% коснется около 484,1 тысячи человек, что составляет всего 0,72% от общей численности налогоплательщиков». Причем для большинства (448,8 тысячи с доходом свыше 3 млн рублей в год) налог повысится лишь до 15%, а до 25% — всего лишь для 35?389 человек (с доходом свыше 10 млн).

Там же комментируются страхи главы Минфина. Доводы некоторых финансистов о том, что введение прогрессивной шкалы ставки НДФЛ может вызвать рост теневых доходов в высокодоходных сферах (финансово-банковской, добычи и переработки нефти и газа, энергетики, торговли и т. д.) несостоятельны, сказано в документе. Ибо за последние 15 лет резко возрос уровень информационной базы данных налогоплательщиков, многократно возросли программно-технологическая оснащенность и материально-техническая база органов Федеральной налоговой службы и других финансовых служб государства. То есть поймать за руку «уклонистов» будет нетрудно.

А Минфин видит другую опасность: в число плательщиков НДФЛ по прогрессивной шкале попадет сам министр — за 2017 год его доход составил 25,1 млн рублей, а годом раньше был вчетверо больше. Попадут все кремлевские и правительственные чиновники, все парламентарии, все федеральные судьи, губернаторы, генералы и адмиралы — в общем, вся элита госслужбы.

Ее правительство трогать категорически не желает...

P.S. Вводя новые квазиналоги и сборы, власть оправдывается необходимостью пополнения казны для обеспечения роста социальных расходов — на здравоохранение и образование, пенсионное обеспечение и т. д. Однако на этой неделе Госдума приняла в первом чтении поправки в бюджет 2018 года, из которых следует: деньги в казне есть. Причем деньги огромные: профицит федерального бюджета за год составит 2,1 трлн рублей. Дополнительные доходы нефтегаза (зачисляются по итогам года в Фонд национального благосостояния) увеличатся с 2,8 до 4,9 трлн. В Резервный фонд правительства планируется направить 6,6 млрд, в резервный фонд президента — 5 млрд рублей.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > trud.ru, 16 ноября 2018 > № 2845309 Александр Киденис

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на заседании Делового совета при Министре иностранных дел Российской Федерации, Москва, 16 ноября 2018 года

Уважаемые коллеги,

Рады приветствовать Вас на очередном заседании Делового совета при Министре иностранных дел Российской Федерации.

Сегодня мы договорились обсудить комплекс вопросов, связанных с обеспечением эффективного политико-дипломатического сопровождения деятельности наших компаний за рубежом, упрочением позиций отечественного бизнеса на внешних рынках в целом.

В прошлый раз в июле на совещании послов и постоянных представителей России за рубежом, в котором приняли участие члены экономического блока Правительства, руководство РСПП, представители отдельных компаний, мы начали обсуждение этих тем в рамках пленарной сессии, посвященной вопросам экономической дипломатии, тем приоритетам, которые мы сегодня видим в этой области. Хотел бы еще раз поблагодарить всех за очень деятельное, живое, неформальное участие в той пленарной сессии совещания послов. Думаю, она была весьма полезна для более конкретного понимания нынешних задач.

У нас в основе внешнеэкономической деятельности, помимо Концепции внешней политики Российской Федерации, остается Указ Президента России «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года». В документе зафиксированы такие магистральные направления, как качественное увеличение несырьевого экспорта и закрепление России в пятерке крупнейших экономик.

Можно с удовлетворением констатировать, что российский несырьевой бизнес достаточно широко представлен сегодня в мире. «РЖД» реализует ряд масштабных проектов в различных частях планеты – от Латинской Америки до Тихого океана. Продукцию «КАМАЗа» высоко ценят и на пространстве СНГ, и в государствах Африки и Азии. «Фосагро» остается основным поставщиком удобрений на индийском, латиноамериканском, других рынках. Увеличиваются поставки за рубеж продукции АПК и пищевой промышленности. Налицо и растущий спрос на товары отечественного машиностроения.

Понятно, мы должны иметь в виду, что конкуренция на внешних рынках продолжит возрастать. А на Россию продолжит оказываться беспрецедентное давление. Против нас, как вы знаете, задействуют самые недобросовестные методы ведения бизнеса, включая экстерриториальное применение национального законодательства. Их цель понятна - об этом не раз говорил Президент России В.В.Путин. Она заключается в том, чтобы вытеснить крупные российские компании, ограничить поле нашей внешнеэкономической деятельности, а в конечном счете - и это уже почти говорят вслух, не скрывая - попытаться сдержать социально-экономическое развитие страны.

Мы видим, что особое «усердие» проявляют США. Шантаж, ультиматумы уже стали «визитной карточкой» Вашингтона – причем не только в отношении России, но и американских же союзников.

Понятно, что в этих условиях мы должны и далее наращивать взаимодействие с нашими партнёрами и единомышленниками по ЕАЭС, ШОС, БРИКС, другими коллегами. По максимуму использовать возможности, связанные с участием нашей страны в различных интеграционных процессах в Азиатско-Тихоокеанском регионе – «локомотиве» глобальной экономики. О наличии здесь огромных возможностей свидетельствуют и недавние заседания АСЕАН и его партнеров в различных форматах, которые состоялись в последние два дня в Сингапуре.

Конечно же, мы должны продолжать энергичную работу по дальнейшей географической диверсификации внешнеэкономических связей, прежде всего за счет углубления сотрудничества с другими государствами Азии, а также Латинской Америки и Африки. Российские посольства в этих странах рассчитывают на повышенное внимание бизнеса к динамично развивающимся рынкам, регулярно формулируют конкретные предложения на этот счет. Мы видим, что эти предложения вызывают все больший интерес у российских экономических операторов.

Безусловно, важно продолжать вести работу по расширению расчетов по торговым операциям с применением национальных валют.

На многосторонних площадках, включая ООН, «Группу двадцати», ВТО, мы продолжаем привлекать внимание к негативному влиянию рестрикций на современный мировой экономический порядок, опирающийся на принципы свободной торговли и справедливой конкуренции. Можно констатировать, что наши подходы разделяет подавляющее большинство членов международного сообщества.

В диалоге с государствами Запада мы будем продолжать последовательную линию на деполитизацию торгово-инвестиционных связей. Это касается наших отношений с Европой и в том числе с США. Тем более, что многие в Евросоюзе осознают контрпродуктивность конфронтационного курса в отношении России, не желают терпеть многомиллиардные убытки вследствие раскрученной санкционной спирали.

Сейчас на повестке дня – скорейшая реализация мероприятий по передаче управления торговыми представительствами Минпромторгу, а также укрепление межведомственной координации, в том числе во избежание ненужного дублирования. Востребована дальнейшая модернизация торгпредств, доказавших свою эффективность, прежде всего в развивающихся странах. Совместно с Минэкономразвития России рассматриваем также возможности увеличения численности его загранаппарата в составе наших Посольств.

Продолжим оказывать всемерное содействие различным инициативам и начинаниям наших экономических операторов за рубежом. При этом очевидно, что важнейшим слагаемым успеха остается энергичная работа, инициатива самих деловых кругов, которым гораздо лучше, чем всем остальным видны преимущества той или иной страны, тех или иных проектов. В современном высококонкурентном мире для достижения осязаемых результатов недостаточно просто предлагать качественные товары и услуги. Важно работать творчески и инициативно, объединять усилия, концентрировать ресурсы на прорывных направлениях и, что немаловажно, наращивать информационное сопровождение своей деятельности.

Будем делать все, чтобы помогать вам в этих начинаниях. Рассчитываю, что в ходе нынешней дискуссии мы предметно рассмотрим эти и другие интересующие вас сюжеты.

Благодарю за внимание.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 16 ноября 2018 > № 2799196 Сергей Лавров

Пока Минприроды думает, браконьеры усердно работают

Проблема с участками для аквакультуры на особо охраняемых природных территориях Приморского края существует уже третий год. А если бы потенциальным пользователям дали возможность сформировать новые РВУ и начать работу два года назад, то они уже собрали бы первые урожаи, отмечает председатель Дальневосточного союза предприятий марикультуры Олег Попов. В интервью Fishnews он рассказал, как тормозится решение вопроса и чем это грозит бизнесу и государству.

– Олег Анатольевич, появились ли какие-то подвижки по ситуации с ООПТ?

– На недавнем совещании в Минвостокразвития ситуацию абсолютно точно описала уполномоченный по защите прав предпринимателей в Приморском крае Марина Анатольевна Шемилина. Она рассказала, что решение вопроса очень затянули. На протяжении уже более двух лет проблемой занимаются все возможные структуры - администрация Приморья, прокуратуры всех уровней, специальная межведомственная рабочая группа, Минвостокразвития, Росрыболовство, Фонд развития Дальнего Востока, Минприроды – но решения до сих пор нет. Краевая администрация только в текущем году уже трижды направляла в Министерство природных ресурсов проекты поправок в решение совета народных депутатов от 1974 года, но все документы вернулись с отказом по формальным причинам. Последние обращения подкрепили заключениями специалистов от науки – и вновь отказ.

Между тем аргументы – и бизнеса, и ученых – неизменны и очевидны. Во-первых, марифермеры Приморья выращивают те же гидробионты, что обитают на акваториях в местах расположения рыбоводных участков, и РВУ в границах особо охраняемых природных территорий – не исключение. Во-вторых, наши предприятия являются донорами моря: в любом случае и выращиваемая товарная продукция, и молодь при выпуске уходят за пределы участка, пополняя естественные популяции. В-третьих, пользователи устанавливают на своих акваториях режим охраны, который распространяется и на прилегающие воды. Ведь аквафермер как никто другой заинтересован в том, чтобы рядом и близко не было браконьеров.

Еще хочу сказать про так называемую санитарную марикультуру – тут наша позиция совпадает с мнением руководителя Центра аквакультуры и прибрежных биоресурсов Национального научного центра морской биологии ДВО РАН Сергея Масленникова. Плантации санитарной марикультуры позволяют не только воспроизводить ценные биоресурсы, но и уменьшать загрязнение акваторий. Для этих целей можно вместе выращивать, например, водоросли, моллюсков и трепанга. Ламинария выделяет кислород, мидия и гребешок осветляют воду и производят вещества для питания морской капусты, а трепанг перерабатывает илистые донные осадки, предохраняя их от взмучивания и брожения. Таким образом совместное культивирование восстанавливает природную структуру микроорганизмов, которые помогают поддерживать экологическое равновесие.

Но вместо учета положительных аспектов и конструктивного решения проблемы Минприроды гоняет всех по кругу. Отказываясь качественно проработать вопрос, связанный со снятием ограничений для развития марикультуры в соответствии с неоднократными поручениями вице-премьера – полпреда президента в ДФО Юрия Трутнева и председателя правительства Дмитрия Медведева, министерство фактически саботирует разрешение ситуации с ООПТ. Напомню: когда второй раз проект НПА направляли на согласование, мы совместно с Минвостокразвития предлагали обсудить его публично. Эту инициативу Минприроды просто проигнорировало.

При этом в неофициальных разговорах с руководством Минвостокразвития, Фонда развития Дальнего Востока, Росрыболовства представители Минприроды заявляют, что они готовы ситуацию решить, согласовать проект НПА. Но когда к ним приходят официальные документы, мало того, что отказ идет за отказом, министерство еще и затягивает сроки рассмотрения. Последний раз поправки ушли к ним 18 июля, а ответ был дан только 29 сентября и пришел 10 октября. Не торопятся. Хотя с угольным терминалом порта Посьет все делалось в разы быстрее, он за год прошел экологическую экспертизу и вывел свою акваторию из границ ООПТ, и серьезного противодействия при этом никто не оказывал.

Вынужден констатировать, что пока Минприроды затягивает согласование актуальных изменений в решение исполкома краевого Совета народных депутатов от 29 ноября 1974 года № 991, никем не охраняемые акватории ООПТ рвут на части криминальные группы браконьеров. Причем работают они круглосуточно, вычищая трепанг и гребешок тоннами и попутно устраивая разборки между собой. В эти разборки пытаются втянуть и органы госвласти. Понятно, что группировкам законные пользователи как кость в горле, и затягивание разрешения ситуации криминалу только на руку.

– Надо полагать, проблема сказывается и на привлечении новых инвесторов?

– Специалисты Агентства Дальнего Востока по привлечению инвестиций и поддержке экспорта (АПИ) нашли стратегических инвесторов в Китае, которые готовы зайти в том числе на акватории в границах ООПТ. Выиграть на аукционе рыбоводные участки под серьезные инвестиционные программы, построить большие заводы по выращиванию молоди, по переработке выращенной товарной продукции, создать рабочие места, платить налоги.

Отмечу, что китайские стратегические инвесторы готовы зайти на акватории со своими технологическими и техническими решениями, используя имеющийся многолетний опыт. Конечно, вложениями в аквакультуру Дальнего Востока интересуются и отечественные компании. Но неразрешенность вопроса с ООПТ все эти инвестпроекты фактически подвешивает на неопределенный срок.

Уже третий год пошел, как мы столкнулись с этой искусственно созданной проблемой. Если бы вопрос разрешился сразу, в 2016 году, когда Юрий Петрович дал соответствующее поручение, мы бы уже наблюдали первые результаты. Действующие предприятия, попавшие в эту ситуацию, до сих пор не могут развиваться – непонятно, стоит ли вкладываться, что будет завтра? Деструктив Минприроды фактически откидывает действующих пользователей и потенциальных инвесторов на исходную позицию – туда, где начинали два с половиной года назад.

Не может ситуация вечно находиться в подвешенном состоянии. Надо либо конкретно сказать: «Нет марикультуре в ООПТ!», расторгать договоры, выплачивать компенсации, утираться и смириться с тем, что бандиты выбирают гребешок и трепанг. Либо государство, как рачительный хозяин, должно принять решение и побудить все-таки Минприроды найти компромиссный вариант, при котором и легальный бизнес сможет работать на этих акваториях, и природа будет сохранена.

А такие варианты есть, мы об этом говорили, давали предложения: разрешить марикультуру в ООПТ, ограничив количество и площадь участков, виды и способы товарного рыбоводства (например, только пастбищное). Как вариант ограничить количество выращиваемой товарной продукции. Хотя наука утверждает, что можно миллионами сыпать молодь гребешка и трепанга - и то пройдет 20-30 лет, пока достигнем показателей, которые были в 90-ых годах, до браконьерского пресса на эти акватории. Поэтому говорить о переизбытке выращиваемых гидробионтов в ближайшем будущем не приходится.

Надо помнить и про угольный терминал порта Посьет – постоянно действующий негативный фактор в части экологии. Кстати, очень плохо влияют на местную природу и береговые поселения и тот же порт, сбрасывая неочищенные стоки в море. На этом фоне разговоры о том, что марикультура якобы вредит, выглядят полным бредом.

– Почему, по вашему мнению, Минприроды занимает такую странную позицию?

– Дело в том, что у министерства своей позиции как таковой нет, ее формирует региональное подразделение – департамент природных ресурсов и охраны окружающей среды Приморского края. Действует логика: «Им виднее – они на месте». На самом деле только широкое освещение проблемы в СМИ не дает узкой группе краевых чиновников предпринять действия, направленные на расторжение действующих договоров.

Мы видим, какие объемы гребешка и трепанга добываются в той же бухте Экспедиции залива Посьета и понимаем, что часть незаконно полученных средств от браконьерской добычи идет на противодействие законным пользователям и вводу в легальный оборот этих акваторий. Не поверю, что у силовых структур нет возможности пресечь нелегальную добычу того же трепанга и перекрыть контрабандные каналы его сбыта в Китай.

Браконьеры, они же потенциальные похитители урожаев, сбивают цену на продукцию аквакультуры, ставя в неравные условия законных пользователей. Ведь у нас себестоимость товарной продукции в разы выше: надо заплатить за участок, пройти экспертизу, закупить молодь и потратиться на многое другое. А браконьеру что нужно? Лодка, мотор да акваланг.

Отмечу, что как только намечаются подвижки в решении вопроса, сразу активизируются «неравнодушные граждане». Во все возможные инстанции, вплоть до главы государства, летят письма-жалобы о беспределе, который якобы учиняют аквафермеры на ООПТ. В последнее время в обращениях фигурируют и рассказы о войне криминальных группировок за ценные биоресурсы Приморья. Я согласен, что навести порядок действительно необходимо, но сделать это возможно только допуском легального бизнеса на акватории, которые сейчас находятся «в хозяйственном обороте» у криминальных групп. Другие меры, как видим, результата не дают. Так, возбуждено уголовное дело о незаконной добыче трепанга, причем в качестве подозреваемых фигурируют сотрудники фирмы, которая должна была биоресурсы охранять.

Напомню также, что легальный марикультурный бизнес неоднократно отстаивал свою правоту в суде. Вступили в силу решения, подтверждающие право пользователей работать на спорных акваториях.

Мы очень надеемся, что ситуация разрешится, потому что она уже доведена фактически до абсурда. В предпоследнем отказе Минприроды указало на формальные недочеты, которые устранили в следующем проекте НПА. Но в министерстве каждый раз придумывают что-то новое для отказа.

Уже на уровне президента и правительства объявлен приоритет в развитии аквакультуры Дальнего Востока. Надеемся, что после всех этих громких лозунгов, поручений и заявленных позиций все-таки решится проблема с ООПТ, а также будут задействованы другие механизмы помощи отрасли. А пока, к сожалению, топчемся на месте – и по особым охраняемым природным территориям, и по ряду других вопросов, сдерживающих развитие аквакультуры в нашем регионе.

– Но вы можете отметить какие-то позитивные шаги в других направлениях?

– Да. Например, пошел процесс цифровизации – перешли к электронной нарезке участков на Дальнем Востоке и интернет-торгам по РВУ. Считаю, это современно.

Отмечу, что эффективно работают и Минвостокразвития, и Фонд развития Дальнего Востока. Видим, насколько погружен в проблемные вопросы зам министра Минвостокразвития Александр Крутиков, он очень хорошо разбирается в специфике отрасли и дает дельные предложения по решению той или иной ситуации.

Сотрудники Минвостокразвития и ФРДВ – это чиновники новой формации, которые настроены на результат. Нужно отдать должное и Юрию Петровичу Трутневу: он смог наладить работу в подконтрольных структурах таким образом, что во главу угла ставится не формальный доклад, а реальные результаты в интересах бизнеса и государства.

Отдельно хочу отметить АПИ – они также достаточно эффективно работают на результат. Буквально «прочесывают» Китай, Корею, Японию, находят, как я уже говорил, крупных стратегических инвесторов. В настоящее время, благодаря в том числе качественной, системной работе АПИ, предприниматели КНР начали с явным интересом смотреть в сторону Дальнего Востока. Также агентство и Минвостокразвития обеспечивают сопровождение проектов на всех стадиях реализации, сотрудничают с другими ФОИВами и отраслевыми объединениями по улучшению инвестиционного климата и «нормативки» для аквакультуры. Много для облегчения работы пользователей и привлечения инвестиций, делает и отраслевой регулятор – Росрыболовство.

Конечно, заслуживают добрых слов и те, кто нас поддерживает непосредственно в регионе – вице-губернатор Валентин Дубинин, глава краевого департамента рыбного хозяйства Сергей Наставшев.

– Что еще, по вашему мнению, нужно улучшить для развития дальневосточной марикультуры?

– По итогам панельной сессии на ВЭФ наш Союз направил ряд предложений, в том числе по проблемным вопросам, и я знаю, что они сейчас прорабатываются. Одна из инициатив - чтобы при формировании рыбоводного участка как минимум две точки были береговыми. Иначе пользоваться РВУ неудобно. Кроме того, из-за нынешнего требования - не касаться границами участка береговой линии - есть риск, что большая часть акваторий выпадет из оборота.

Также мы предложили увеличить буферную зону между участками с 500 м до километра. Это, безусловно, снизит количество конфликтных ситуаций между пользователями. Потому что, откровенно говоря, 500 м – это мало, особенно на водной глади. Вопрос сейчас в стадии рассмотрения.

Кроме того, мы на всех площадках говорим, что эта буферная зона между РВУ должна быть одновременно санитарной зоной, в которой нужно запретить нахождение посторонних плавсредств, людей в водолазном оборудовании – по аналогии с охранной зоной заповедника. Чтобы не было соблазна у браконьеров, как сейчас: подходят на границу участка и по закону их нельзя ни выгнать оттуда, ни в чем-то обвинить.

Также одно из наших предложений это проработка нормативного регулирования для формирования механизма расширения границ рыбоводного участка для добросовестных пользователей в пределах свободной акватории, которая при формировании новых РВУ не может быть использована, что позволит вовлекать в хозяйственный оборот выпадаемые при формировании новых РВУ части акваторий.

В целом, конечно, необходимо приложить максимум усилий для ввода в оборот как можно большего количества рыбоводных участков на акватории морей Дальнего Востока. Природа, как говорится, не терпит пустоты: если на каких-то акваториях нет легальных пользователей, там будет криминал.

Алексей СЕРЕДА, Fishnews

Россия. ДФО > Рыба. Экология > fishnews.ru, 16 ноября 2018 > № 2798978 Олег Попов

Ответы на вопросы российских журналистов

Завершая трёхдневный государственный визит в Республику Сингапур, Владимир Путин ответил на вопросы представителей российских средств массовой информации.

Вопрос: Владимир Владимирович, у Вас за три дня в Сингапуре было очень много встреч, причём некоторые незапланированные – мы видели, как Премьер-министр [Индии] очень эмоционально к Вам подошёл на приёме…

В.Путин: Мы дружим. Когда люди, имеющие такой уровень отношений, встречаются, это нормально.

Вопрос: Какие Вы бы выделили из этих встреч? Потому что действительно мы о многих, наверное, даже не знали. И не помешают ли новые экономические санкции Запада сотрудничеству нашей страны со странами Юго-Восточной Азии?

В.Путин: Любые политически мотивированные ограничения, которые переходят в сферу экономики, мешают развитию экономики: и нам мешают, и нашим партнёрам мешают, причём в том числе и тем, которые вводят эти санкции.

Но это не может остановить развития – это исключено, это невозможно – ни технологического, ни экономического развития. Поэтому сотрудничество будет продолжаться.

Я уже сказал, выступая сегодня: у нас примерно 25 процентов нашего торгового оборота приходится на азиатские страны, и рост значительный. В прошлом году рост составил 27 процентов, это уже около 200 миллиардов долларов – товарооборот растёт.

Развиваются отношения во всех направлениях. Это и высокие технологии – вы видите, как Сингапур, допустим, продвигает идею «умных» городов. А «умные города» откуда берутся? Берутся из современных высоких технологий, в том числе и цифровых технологий. Будем работать.

Мы заключили соглашение о свободной торговле между Евразийским экономическим союзом и Вьетнамом, с Китаем, с Индией у нас «на марше» переговоры, с Сингапуром, – традиционные отношения со многими странами этого региона. И им, конечно, ничто не может навредить и помешать. Будем работать уверенно и, у меня нет сомнений, с хорошими перспективами.

Вопрос: Какие ещё встречи были?

В.Путин: Встреч было много, практически со всеми партнёрами: и с Премьер-министром Японии, и с Председателем Госсовета Китайской Народной Республики сегодня, и с Премьером Сингапура, и с Президентом Кореи. Сейчас только «на ногах» поговорили с вице-президентом Соединённых Штатов Америки. В общем, практически со всеми участниками я встречался.

Вопрос: Владимир Владимирович, Вы такой неблизкий путь проделали сюда, в Сингапур, встретились, сами говорите, практически со всеми представителями стран с очень разными геополитическими интересами. Скажите, Вы сами как бы охарактеризовали итоги своей работы на АСЕАН и ВАС?

В.Путин: Вы знаете, я говорил об этом в своём выступлении сегодня, что характерно для этого региона мира. Мы впервые присутствовали на таком мероприятии в 2005 году по приглашению Малайзии, в качестве гостя Россия присутствовала, и тогда уже начал складываться определённый порядок взаимоотношений между странами региона, который не связан так или иначе напрямую с процессами глобализации, от которых уже многие авторы отказываются, не связан с военными блоками.

На этих форумах продвигается идея взаимосвязанности, то есть сотрудничества вне рамок военно-политических блоков и лишённая вот этих признаков глобализма, которые когда–то кому–то были выгодны, а потом, когда они стали невыгодны, от них начали отказываться. Но не важно.

Здесь на более широкой, что ли, базе складываются эти отношения вне зависимости от политических укладов и выбора пути собственного развития. И это, в общем, оказалось жизнеспособным на сегодняшний день, поэтому встречи в таком формате весьма полезны, продуктивны и идут на пользу.

Вопрос: Добрый день!

Вы вчера встречались с Премьером Японии, а японские СМИ перед этим писали, что Абэ едет сюда с предложением вернуться к советско-японской декларации 1956 года, и, судя по последним сообщениям, Россия и Япония договорились активизировать диалог именно на основе этой декларации. Вы не могли бы рассказать нам детали, что это означает?

В.Путин: Дело в том, что мы начали, вернее, возобновили диалог с нашими японскими партнёрами именно на основе декларации 1956 года, и именно об этом нас наши японские партнёры просили.

Напомню, как всё происходило исторически, много раз я уже об этом говорил, скажу ещё раз. После завершения Второй мировой войны произошли определённые договорённости, в том числе по территориальному размежеванию и по проведению государственных границ. Эти договорённости закреплены в международно-правовых документах, поэтому для нас никаких здесь нет проблем и сложностей. Мы считаем, что всё, что на сегодняшний день сложилось, сложилось на основе международно-правовых документов, закреплённых в результате работы после Второй мировой войны. Тем не менее, как Вы знаете, Япония ставит вопрос по–другому. Мы готовы с ними работать.

В 1956 году Советский Союз и Япония подписали декларацию, которая так и называется: декларация 1956 года. О чём там говорится? Там говорится о том, что Советский Союз после подписания мирного договора готов передать два острова, два южных острова Японии.

Не говорится, на каком основании передать, не говорится, под чьим суверенитетом эти острова останутся, не говорится, на каком основании это будет сделано. Но зафиксирована готовность Советского Союза эти два острова передать.

После этого состоялась ратификация и Верховным Советом СССР, и парламентом Японии. А затем Япония отказалась от выполнения этих договорённостей.

И поскольку всё это долго тянулось, ещё во времена, по–моему, президентства Горбачёва, Советский Союз вообще отказался от дальнейшего исполнения. Потом японцы попросили нас вернуться к обсуждению этих проблем в рамках этой декларации. Но в ходе дискуссии как–то у нас центр тяжести сместился, он отошёл уже, по сути дела, от декларации 1956 года.

Вчера действительно в ходе нашей встречи Премьер-министр сказал, что Япония готова была бы вернуться к обсуждению этой проблемы на основе декларации 1956 года. Но это требует, конечно, отдельной, дополнительной, серьёзной проработки, имея в виду, что в самой декларации, как вы слышали, я только что об этом сказал, далеко не всё ясно.

Там в принципе только изложена проблема, что Советский Союз готов передать два острова южной части гряды, но не сказано, на каких основаниях и под чей суверенитет они попадают. Это всё предмет серьёзной проработки, тем более что когда–то сама Япония от реализации этих соглашений отказалась.

Вопрос: У меня тоже вопрос про форум, но про другой – про Давосский. Как Вы относитесь к идее, что Россия откажется от участия в Давосском форуме, если организаторы форума не снимут ограничения на участие там конкретных российских бизнесменов? И если Россия всё–таки не будет [присутствовать] на Давосе, не скажется ли это на авторитете России в мировой экономике?

В.Путин: На авторитете России в мировой экономике это точно не скажется. Авторитет любой страны в рамках мировой экономики зависит прежде всего от экономической мощи страны, структуры экономики, результатов, которые она демонстрирует с точки зрения её технологичности, роста ВВП, макроэкономических показателей, то есть низкого уровня инфляции, низкого внешнего долга, отсутствия дефицита бюджета, либо наличие минимального дефицита бюджета, а лучше профицита, который у нас сейчас, кстати говоря.

В этой связи могу сказать, что в целом мы добиваемся целей, которые перед собой ставим, и чувствуем себя уверенно. Тем не менее такие площадки, как Давосский форум, они полезны.

Будучи ещё вице-губернатором Петербурга, я достаточно часто ездил, почти каждый год ездил в Давос, потом, работая в Москве, был реже и реже. В последнее время я там практически не появляюсь. Но площадка хорошая.

А вообще цель таких площадок, таких встреч, таких свободных обсуждений, непредвзятых, она как раз заключается в том, чтобы сближать людей вне рамок каких бы то ни было политических ограничений. И если кто–то на площадках подобного рода вводит ограничения, они работают сами против себя, они разрушают основу своей деятельности – вот это мы должны иметь в виду.

Что касается нашего участия, то каждый человек имеет право – бизнесмен, представитель какой–то компании, а там представлены прежде всего представители бизнеса, – у нас люди свободные, они сами принимают решение о том, будут они участвовать или не будут.

Вопрос: Состоялись выборы в самопровозглашённых республиках Донбасса, их осудил Киев и Запад, отметив, что это нарушение Минских договорённостей. Как Вы оцениваете выборы? И давно не собирался «нормандский формат» и у Вас не было контактов с Президентом Украины. Может, они были в Париже? Почему так, на Ваш взгляд, происходит? Есть ощущение, что, возможно, российская сторона ждёт смены власти на Украине, ведь скоро выборы.

В.Путин: Первое, что касается осуждения кем бы то ни было этих выборов. Мы что–то не слышали осуждения убийств, которые происходят на территории непризнанных республик, вот в чём всё дело.

Сначала нужно было бы осудить убийства, которые там происходят, политически мотивированные. Этим и вызвана реакция людей, которые там проживают. А что думали те, которые организуют подобные преступления? Конечно, выборы были неизбежны. Это первое.

Второе: встречаться в «нормандском формате» в настоящее время в ходе предвыборной кампании, которая происходит на Украине, более или менее бессмысленно, потому что вообще до сих пор сегодняшние украинские власти не проявили желания выполнять Минские соглашения, они же ничего не делают для имплементации этих договорённостей, ничего не происходит.

Даже закон об особом статусе Донбасса, который принят парламентом Украины, до сих пор не вступил в силу. Это ключевой элемент урегулирования. Нет, как будто так и надо! Все ждут какого–то исполнения Минских договорённостей от России, а то, что киевские власти ничего не делают, этого предпочитает никто не замечать.

И наконец, самое главное, по поводу того, способна ли сегодняшняя власть что–то сделать для урегулирования. На мой взгляд, нет. Пока такие люди будут у власти в Киеве, вряд ли можно рассчитывать на мирное решение вопросов на этих территориях.

Тем не менее мы считаем, что другого пути нет и всё равно придётся договариваться. Надеюсь, что люди, которые возглавят страну в будущем, кто бы это ни был, – мы, кстати говоря, в любом случае будем уважать выбор украинского народа, будем работать со всеми – всё–таки придут к выводу о том, что другого пути, кроме мирного, не существует, и нужно выполнять Минские соглашения.

Вопрос: Можно вопрос, тоже относящийся к Украине как раз?

В Москве у Администрации Президента как раз по поводу Украины проходят одиночные пикеты, по поводу обмена военнопленными. Будет ли это и почему до сих пор это не произошло, именно обмен «всех на всех»? Говорили Вы, может быть, с Москальковой по этому поводу и будет ли какое–то решение?

В.Путин: Это правильная формула: «всех на всех». К сожалению, происходит нечто другое. Дело в том, что украинские власти объявляют часть людей, которые удерживаются в киевских тюрьмах, в различных учреждениях и просто без суда содержатся, – их объявляют уголовными преступниками, которые подверглись процедуре уголовного преследования в рамках действующего на Украине закона, и они выводятся за рамки количества обмениваемых лиц – вот и всё.

И конечно, представители Донбасса с этим не согласны. Они с таким же успехом могут провести через свои судебные процедуры кого угодно и тоже вывести их за рамки тех, на кого нужно менять. В этом всё и дело.

У действующих сегодня киевских властей нет желания обменивать незаконно удерживаемых лиц. Это мы видели, кстати говоря, и по задержаниям в рамках захвата людей в Азовском море. Взяли моряков задержали там – незаконное задержание. Ведь даже по действующим нашим соглашениям ловить можно рыбу где угодно, нельзя только заходить в территориальные воды, вот и всё. Они же действуют, эти соглашения, никто их не отменял. Взяли людей задержали и держали там целый год. Капитана судна, по–моему, до сих пор там держат. Это абсолютно незаконные действия.

В то время когда наши пограничники задержали там соответствующее судно, желания даже не было по этому поводу разговаривать, как будто этих людей не существует. Так вот сегодняшние киевские власти относятся к своим гражданам.

Вопрос: Добрый день!

Сингапур часто преподносят как какую–то передовую часть digital–мира, цифровизации и технологии. Мы посмотрели, Москва во многих отношениях будет даже прогрессивнее Сингапура. На Вас что–то произвело здесь какое–то особое впечатление?

В.Путин: Я бы не стал здесь нос задирать, говорить, что мы лучше всех. Сингапур – хороший пример развития, в том числе и в цифровой сфере, здесь эффективно решаются многие вопросы, в том числе вопросы социального характера, жилищного строительства, и всё, что есть хорошего в мире, мы должны это иметь в виду и брать на вооружение.

Но Москва действительно с точки зрения развития вообще и цифрового развития, управления городом, безусловно, занимает лидирующие позиции в мире.

Вопрос: Владимир Владимирович, Вы сказали, что пообщались с Пенсом «на ногах». Не могли бы, может быть, о каких–то деталях рассказать, о чём говорили, может быть, о подготовке встречи с Трампом?

И тоже ещё один вопрос на эту тему. В свете угрозы, что американцы введут вторую волну санкций из–за дела Скрипалей и так далее, может ли это как–то сказаться на подготовке Вашей встречи и Трампа в Буэнос–Айресе и на возможности взаимных визитов в следующем году?

В.Путин: Любые недружественные шаги так или иначе отражаются на графике работы, на графике наших встреч. Мы были готовы встретиться в Париже, но мы уже говорили о том, что не хотели мешать большому мероприятию, которое организовывало Правительство и Президент Франции.

Это действительно крупное мероприятие, там было 90 человек – глав государств и правительств, – поэтому достаточно сложно было организовать нормальную, полноценную работу. Договорились встретиться в Буэнос–Айресе, и если получится, мы со своей стороны готовы. Сейчас вице–президент говорил, что американская сторона тоже готовится к этой встрече. Посмотрим, что получится.

Нам действительно есть о чём поговорить. В ходе рабочего ланча в Париже дискуссия была общая и достаточно интенсивная. Нам с Президентом Трампом удалось поучаствовать в этой общей дискуссии достаточно содержательно.

Мы говорили и по вопросам безопасности, и по вопросам развития экономики, и по региональным проблемам. Сейчас с вице–президентом США мы примерно затронули всё то же самое.

Одна из ключевых проблем, безусловно, это проблема стратегической стабильности, потому что мы должны понять, что будет с договором СНВ–3, мы должны понять, что будет происходить в рамках договора по ракетам средней и меньшей дальности, как здесь будут развиваться события.

Есть и другие вопросы, в том числе связанные с нашими взаимными экономическими отношениями. У нас небольшой объём, но есть очень перспективные направления, в развитии которых заинтересованы как Соединённые Штаты, так и мы.

И наконец, это горячие точки планеты, – это Сирия, это северокорейская ядерная программа, это отношения с Ираном в рамках СВПД. То есть во все эти вопросы, и не только в эти, но и в другие, вовлечены как Соединённые Штаты, так и Россия.

Безусловно, нам нужен диалог на высшем уровне, на экспертном уровне. Мы готовы к восстановлению полноформатной работы настолько, насколько готовы американские партнёры.

Вопрос: В Париже Вы говорили с Президентом Макроном, одна из главных тем обсуждения с европейскими партнёрами – это восстановление Сирии. Как сейчас, собственно, в Европе реагируют на эти предложения? И готова ли Россия тратить деньги на восстановление Сирии?

В.Путин: Дело не в том, что мы готовы тратить деньги. Дело в том, что мы готовы к полноформатной работе, в том числе, скажем, в тех секторах экономики Сирии, которые могут выгодны быть и для нас, и для Сирийского государства.

А в ходе этой совместной работы, естественно, это приведёт к восстановлению рабочих мест, восстановлению инфраструктуры и так далее. Там есть чем заниматься, в Сирии. И дело это касается не прямых бюджетных вложений.

Что касается чисто гуманитарной составляющей, мы, как Вы знаете, и так регулярно поставляем туда гуманитарную помощь по самым разным каналам. Мне показалось, что наши европейские партнёры с пониманием отнеслись к этим проблемам и проявили свою готовность к совместной работе по этим гуманитарным направлениям ещё в ходе нашей дискуссии в Стамбуле, когда я сказал о необходимости оказания помощи в направлении поставки лекарственных препаратов, медицинского оборудования. И Канцлер Меркель, и Президент Макрон отреагировали положительно, и об этом сказали, кстати говоря, на пресс–конференции. Эта работа, надеюсь, будет продолжаться.

Некоторые операции мы совместно с Францией уже провели. На наших транспортных самолётах была доставлена гуманитарная помощь в Сирию. Надеюсь, эта работа будет продолжена не только с Францией, но и с другими европейскими странами, которые все вместе в высшей степени, на мой взгляд, заинтересованы в том, чтобы восстанавливать Сирию. Потому что только в случае восстановления можно ожидать полномасштабного возвращения людей в свои родные дома, к родным очагам.

Да, мы слышим соображения о том, что это должно быть добровольно. Кто же поедет не добровольно? Кого же силой туда затащат из лагерей, скажем, беженцев? Кого можно силой оттуда выгнать, скажем, из Турции или Ливана, из Иордании – никого силой же не заставишь, правда?

Люди вернутся, если есть элементарная канализация, водоснабжение, электричество, – вот чем надо заняться. И конечно, мировое сообщество, прежде всего Европа, если не хочет нового наплыва эмигрантов, должна об этом подумать, избавиться от каких–то фобий и просто помочь сирийскому народу вне зависимости от политических пристрастий, помогая политическому процессу, – это само собой разумеется.

Вопрос: Владимир Владимирович, Вы сейчас сказали, что встречаться в «нормандском формате» пока бессмысленно. Правильно ли я понимаю, что, пока Порошенко у власти, «нормандская четвёрка» не соберётся и ситуация не сдвинется? И вообще, может ли Россия как–то повлиять на Украину?

В.Путин: Действующий Президент, к сожалению, не проявил желания и готовности к реализации Минских соглашений. Я же сказал: Рада приняла закон об особом статусе Донбасса, а Президент не вводит его в действие – он не хочет. Не знаю, по каким соображениям, это Вы у него спросите.

Изменится ли что–то после выборов – я не знаю. Если придёт другой человек, наверно, он учтёт то, что происходит в настоящий момент. Сможет ли сделать какие–то усилия над собой действующий Президент, изменит ли он своё отношение к этому делу – я тоже не знаю. Это надо у него спрашивать.

Вопрос: В ходе короткого общения с Нетаньяху в Париже обсуждалась ли возможность более обстоятельной встречи? Может ли такая встреча в ближайшие месяцы состояться?

В.Путин: Мы не планировали пока, но говорили, конечно, о той трагедии, которая произошла в Сирии, имею в виду гибель нашего самолёта и гибель наших людей, наших военнослужащих.

Позиция Израиля понятна, известна. Они считают, что они непричастны к этой трагедии. Мы, разумеется, говорили об этом, говорили и о некоторых других вопросах, связанных и с двусторонними отношениями, и с ситуацией в регионе в целом, и в Сирии в частности. Конкретные сроки возможной двусторонней встречи не обговаривались.

Вопрос: Владимир Владимирович, как Вы считаете, есть ли необходимость с учётом волатильности на нефтяном рынке сотрудничать дальше с саудитами и в 2019 году ограничивать добычу?

В.Путин: По поводу того, нужно ли ограничивать или не нужно, пока ничего не буду говорить, здесь нужно быть очень аккуратным, каждое слово имеет значение и выражается в доходах федерального бюджета. Но то, что нужно сотрудничать, это очевидно, и мы будем сотрудничать. Формат ОПЕК+ зарекомендовал себя положительно, мы видим это по ситуации на рынке.

Но вы знаете мнения экспертов, в том числе российских экспертов, отскок немножко вниз, немножко вверх возможен. И думаю, что эта сегодняшняя цена не очень стабильная, она может пойти и наверх. Связано это со многими факторами, вы это знаете. Кстати говоря, мы с Президентом Трампом обсуждали это в Париже, во всяком случае, говорили об этом.

В последнее время, за последние полтора года, Соединённые Штаты значительно нарастили добычу. Это сказывается, конечно, на потреблении внутри страны, внутри Штатов, значит, они меньше закупают за границей. Это отражается на всём нефтяном рынке.

Но связано это с определённой формой добычи, которая сильно зависит от цены. Как только цена падает – вот сейчас она немножко упала, – так и рентабельность этой shale oil тоже начинает падать, поэтому это всё так взаимосвязано.

Нужна оптимальная цена и для производителя, и для потребителя – вот то, что есть сейчас, то, что было совсем недавно, где–то в районе 70 долларов, нас вполне устраивает, если иметь в виду, что, как вы знаете, у нас расходная часть бюджета посчитана из 40 долларов за баррель. Это даёт нам возможность уверенно себя чувствовать, работать спокойно, стабильно, добиваться очень хороших результатов, которые отражаются на макроэкономике.

У нас в этом году почти наверняка будет профицитный бюджет, У нас, по–моему, 120 миллиардов долларов положительное сальдо торгового баланса, и это при минимальном внешнем долге – где–то в районе 15 процентов.

Это создаёт очень хорошую базу для продолжения уверенной работы по тому, чтобы добиваться и более высоких темпов роста ВВП, и заниматься структурными преобразованиями.

Спасибо вам большое.

Всего хорошего, до свидания!

Сингапур. Россия. АСЕАН > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 15 ноября 2018 > № 2793476 Владимир Путин

Саммит Россия – АСЕАН

Владимир Путин принял участие в пленарном заседании саммита Россия – Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН).

На повестке дня саммита – вопросы углубления взаимодействия в торговой, инвестиционной, гуманитарной сферах, развитие контактов АСЕАН с Краткая справка Евразийский экономический союз (ЕАЭС) http://special.kremlin.ru/catalog/glossary/89 Евразийским экономическим союзом и Краткая справка Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) http://special.kremlin.ru/catalog/glossary/42 Шанхайской организацией сотрудничества, актуальные международные и региональные проблемы.

По итогам пленарного заседания приняты Совместное заявление 3-го саммита Российская Федерация – АСЕАН о стратегическом партнёрстве и Заявление Российской Федерации и АСЕАН о сотрудничестве в области обеспечения безопасности использования информационно-коммуникационных технологий и самих информационно-коммуникационных технологий.

В присутствии глав делегаций – участников саммита подписан Меморандум о взаимопонимании между Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии и Евразийской экономической комиссией в области экономического сотрудничества.

В состав Краткая справка Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) http://special.kremlin.ru/catalog/glossary/77 АСЕАН входят 10 стран, расположенных в Юго-Восточной Азии: Бруней-Даруссалам, Вьетнам, Индонезия, Камбоджа, Лаос, Малайзия, Мьянма, Сингапур, Таиланд и Филиппины. Россия является полномасштабным партнёром по диалогу с организацией с июля 1996 года.

* * *

Выступления на пленарном заседании саммита Россия – Ассоциация государств Юго-Восточной Азии

Ли Сянь Лун (как переведено): Ваше Величество, Ваше превосходительство!

От имени всех лидеров АСЕАН позвольте приветствовать господина Путина, Президента Российской Федерации, в Сингапуре. Мы считаем большой честью, что Вы присоединились к нам на третьем саммите Россия – АСЕАН.

В последний раз лидеры АСЕАН и Российской Федерации встретились в Сочи в 2016 году, для того чтобы отметить двадцатую годовщину отношений и диалога между Россией и АСЕАН. Я очень рад, что с тех пор мы добились серьёзного прогресса в нашем партнёрстве.

АСЕАН и Россия работают по многим вопросам политической, социальной, культурной проблематики, вопросам безопасности. Помимо этого мы также рады, что Россия принимает участие в ряде наших форматов, таких как ВАС, АСЕАН+, СМОА+. И этот саммит – это своевременная возможность вновь подтвердить наше желание укрепить в дальнейшем связи между АСЕАН и Россией.

Сегодня мы выступим с совместным заявлением, а также с заявлением о сотрудничестве в области безопасности использования ИКТ. Мы также будем свидетелями подписания меморандума о взаимопонимании по сотрудничеству между АСЕАН и Евразийским экономическим союзом.

Сингапур поддерживает развитие сотрудничества между АСЕАН и Россией на уровне партнёрства. Мы уверены, что это позволит укрепить сотрудничество в областях, представляющих интерес для всех сторон. И я с нетерпением ожидаю нашей дискуссии с Президентом Путиным и лидерами АСЕАН относительно того, каким образом мы могли бы укрепить этот диалог, это партнёрство.

Сейчас я передаю слово Президенту Путину.

В.Путин: Уважаемый господин председатель! Уважаемые коллеги!

Прежде всего хотел бы поблагодарить Премьер-министра Республики Сингапур господина Ли Сянь Луна за инициативу проведения очередного саммита Россия – Ассоциация государств Юго-Восточной Азии.

Россия уделяет большое внимание развитию отношений с АСЕАН на основе взаимного уважения и учёта интересов друг друга.

На саммите в Сочи, о котором господин Премьер-министр только что упомянул, в мае 2016 года мы приняли декларацию и план действий, которые поставили цель – вывести сотрудничество России и АСЕАН на уровень стратегического партнёрства.

За два прошедших года нам вместе удалось многое сделать. Активизировался политический диалог; с прошлого года в Джакарте действует постпредство России при АСЕАН. Мы координируем наши подходы по ключевым проблемам АТР, вызовам и угрозам региональной стабильности, укрепляем сотрудничество в борьбе с терроризмом, наркотрафиком, организованной преступностью.

Ежегодные встречи проводят министры иностранных дел. Глава российского оборонного ведомства принимает участие в совещаниях минобороны АСЕАН, а Министр внутренних дел – в конференциях Ассоциации национальных полиций АСЕАН. Налажены контакты российских парламентариев с Межпарламентской ассамблеей АСЕАН.

Поступательно развиваются экономические связи. В 2017 году товарооборот России с АСЕАН увеличился на 35 процентов. Объём взаимных накопленных инвестиций превышает 25 миллиардов долларов.

Успешно реализуется совместная «дорожная карта» делового сотрудничества. Она насчитывает порядка 60 совместных проектов в промышленности, высоких технологиях. Приняты и используются программы сотрудничества в сферах энергетики и сельского хозяйства. Работает деловой совет Россия – АСЕАН.

Полезным было бы продолжение работы российской делегации в асеановском деловом и инвестиционном форуме, который вчера завершился в Сингапуре.

В свою очередь, предприниматели из стран АСЕАН всегда широко представлены на Санкт-Петербургском и Восточном экономических форумах в России. Пользуясь случаем, хотел бы пригласить официальные и деловые круги «десятки» приехать в Россию на следующие заседания этих форумов в 2019 году.

Важным считаем налаживание регулярного диалога по линии АСЕАН – Евразийский экономический союз. Шагом в этом направлении является подписание меморандума о взаимопонимании между Ассоциацией и Евразийской экономической комиссией.

Признательны партнёрам из АСЕАН за поддержку российской инициативы принять совместное заявление по информационной безопасности, направленное на повышение эффективности борьбы с киберпреступностью и выработку единых подходов к поведению государств в глобальном информационном пространстве.

Россия присоединится к планам АСЕАН по созданию сети «умных городов». В нашей стране лидером по внедрению цифровых технологий в городскую среду является столица – Москва, которая уже активно сотрудничает с Сингапуром на двусторонней основе. Рассчитываем, что география такого взаимодействия будет обоюдно расширяться.

Безусловно, востребованной является тесная координация в вопросах реагирования на природные и техногенные катастрофы. Работа над меморандумом о сотрудничестве в области предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций уже завершена. Рассчитываем, что в ближайшее время удастся выйти на его подписание.

Готовы и далее помогать государствам АСЕАН в борьбе с распространением инфекционных заболеваний. Предлагаем воспользоваться возможностями программ повышения квалификаций медиков на базе центра биологической безопасности, открытого в этом году во Владивостоке. Можно было бы подумать о проведении совместных учений по реагированию на опасные инфекционные заболевания.

И конечно, отмечу поступательное развитие гуманитарных связей между Россией и государствами АСЕАН.

Две недели назад в Мьянме своё первое заседание провела рабочая группа по образованию. Осуществляется план действий в области науки, технологий, инноваций до 2025 года. С апреля начала функционировать сеть исследовательских центров ведущих вузов России и АСЕАН.

Было бы полезно поставить на регулярную основу организацию образовательных и университетских форумов. Подобные мероприятия успешно прошли в 2016 и 2017 годах в России.

Упрочению связей между молодыми людьми наших стран способствует проведение молодёжных саммитов Россия – АСЕАН. Следующий планируется провести в 2019 году на Филиппинах.

Уважаемые коллеги!

Я обозначил лишь наиболее важные аспекты взаимодействия России и АСЕАН, ключевые договорённости и документы, подготовленные к саммиту.

Убеждён, для расширения нашего сотрудничества открываются широкие возможности и горизонты. Рассчитываю на открытый и заинтересованный обмен мнениями.

Благодарю вас за внимание.

Сингапур. Россия. Азия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 14 ноября 2018 > № 2791533 Владимир Путин, Ли Сянь Лун

Труд земной и небесный

Урал — как мощная опорная балка, на которой утвердилось государство Российское

Александр Проханов

Касаюсь рукой седого уральского камня, словно ласкаю уральских ребят. Тепло моих рук от камня к камню течёт на юг, теряется вдалеке — среди астраханских пустынь. Моё тепло течёт и на север сквозь дебри, студёные озера, гранитные кручи — до самого Ледовитого океана. Здесь Урал ныряет в пучину, движется дальше, подводными путями — до Новой Земли, где всплывает на поверхность и снова ныряет, уходит вплоть до Северного полюса. Теплом моих рук омывается Северный полюс.

Уральский хребет — как гигантское коромысло, на котором висят два полуналитых ведра западной и восточной России. И миссия Урала — удержать эти два ведра, не расплескать ни капли. Урал — как мощная опорная балка, на которой утвердилось государство Российское. Заводы, шахты, плавильные печи, космические лаборатории, ядерные центры, военные гарнизоны, храмы… Урал таинственный. Верхотурье касается золотыми крестами Фаворского света. А в южной чаше загадочного Аркаима ходит кругами солнце и блещут ночные созвездия.

Ищу ответ: в чём она, уральская мечта, каков он, волшебный каменный цветок, воспетый сказочным Бажовым?

Завод "Уралтрансмаш" лязгает железом, отекает ручьями сварки, дышит сталью. С его конвейера сходят самоходные гаубицы: "Акации", "Гиацинты", "Тюльпаны", — вся клумба цветов, как называют свою продукцию заводчане. Я видел эти гаубицы с грохочущими стволами в Афганистане, видел, как они карабкаются по склонам чеченских гор, видел под Донецком, когда земля вокруг сотрясалась от взрывов. Инженеры, рабочие, начальники цехов рассказывали мне, как они спасали завод. В 90-е годы его убили, растащили станки, распродали запасы металла. По опустелым цехам ходили хищники в поисках последнего заводского добра. Заводчанам внушали, что они больше не нужны стране, что у России больше нет врагов, что грозная гаубица — отрыжка советского прошлого. По восемь месяцев людям не выдавали зарплату, называли их динозаврами и ретроградами. Инженеры предприятия среди насмешек и шельмования спасали заводские секреты, прятали драгоценное оборудование, сберегали чертежи, пережидали страшное время. И пришли времена, когда молодая российская армия стала нуждаться в самоходках. И завод ожил. Эти немолодые, пропитанные духом огня и стали люди совершили великий подвиг во имя государства Российского. И когда по брусчатке Красной площади в голубых дымках движутся самоходки, я мысленно отдаю им честь, обнимаю этих великих людей.

Белоярская атомная станция — гордость России. В гигантских кристаллах, в бетонных — до неба — корпусах работают драгоценные реакторы, вращаются турбины и генераторы, их ток питает индустриальный центр Урала. Эта атомная станция работает на быстрых нейтронах. Ей нет равных в мире. Здесь используются особые технологии, позволяющие сжигать низкосортный уран и, используя его мощь, получать на выходе не только электричество, но и плутоний, который вновь пускается в дело, сгорает в топках реактора. Этот безотходный замкнутый цикл делает Белоярскую станцию уникальной. Она прекрасна в своей грозной красоте, с эстетикой громадных механизмов, драгоценных экранов.

Атомщики — это особая каста. Инженеры-интеллектуалы, их суждения об атомных станциях и их суждения о судьбах страны и Урала… Они, как и я, ищут ответа, в чём уральское чудо, быть может, не осознавая, что они и есть это чудо.

Недалеко от Екатеринбурга — Верхняя Пышма. Здесь расположена Уральская горно-металлургическая компания, основанная удивительным человеком — Андреем Анатольевичем Козицыным. Из руды здесь выплавляется медь, золото, редкие металлы. День и ночь в цехах вращаются громадные карусели с чашами, в которые изливается огнедышащая струя металла. Сырая медь помещается в громадные ванны, сквозь которые проходит электрический ток, и из этих едких жгучих купелей извлекаются листы красной меди. В безлюдных цехах работают громадные роботы. Из толстенных медных пластин собраны огромные кипы, они упаковываются и уходят на заводы, где из них рождаются провода, корабельные винты, драгоценные медные вазы.

Андрей Анатольевич Козицын — удивительный русский хозяин. Своим размахом, этикой, взглядом на Россию и русский народ напоминает Третьякова, Рябушинских, Щукиных. Те не только ставили заводы и мануфактуры, но и торговали с окрестными странами, вкладывали свои прибыли в картинные галереи, в Русские дома, просветительские центры. В Верхней Пышме радениями компании возводятся стадионы, ледовые дворцы, жилые районы с фонтанами и скверами. Усилиями Козицына здесь созданы два музея, известные на весь Урал. Музей русского оружия с коллекциями пушек, ракет и танков, с подводной лодкой, самолётами разных типов. И второй музей, которому нет равных в России. Здесь собрана драгоценная коллекция автомобилей: здесь и самые первые, трёхколесные, напоминающие рикш, и автомобили из гаража последнего российского императора, здесь и великолепные последние модели автомобилей, которыми может гордиться любой автосалон. И это не мёртвая застывшая экспозиция. Здесь всегда многолюдно и шумно. Среди самолётов и танков проходят фестивали военно-патриотических клубов, совершаются концерты патриотических песен. Козицын — это давно ожидаемый тип русского предпринимателя, ничем не похожий на изобилующих в нашей экономике компрадоров. Те вычерпывают из России её богатства, отправляют за границу, возводя на лазурных берегах и в Альпах свои дворцы и палаты, оставляя после себя опустошённую русскую землю. Козицын чувствует боли и нужды родного народа, отдает ему свои сбережения, свой интеллект. Я думал об этом, когда при мне в цеху отливали золотой слиток. Бушующее пламя горелки лизало плавильный тигель, из него истекала огненная золотая струя, застывая в виде драгоценного слитка. Он был так тяжел и прекрасен, этот золотой слиток, в котором таилось уральское чудо!

Нижний Тагил по своей красоте уступает Москве и Петербургу, Казани и Нижнему Новгороду. Но это столичный город. Нижний Тагил — танковая столица России. Здесь работает знаменитый Уралвагонзавод, в самом названии которого присутствует угрюмая неодолимая сила. Одна половина завода строит вагоны, собирает колёсные пары, похожие на штанги для могучих великанов. Обилие этих бесконечных колёсных пар, темп, с которым завод строит вагоны, говорят о разбеге, что получает страна. О мобильных грузах, что несутся по Транссибу, БАМу до самого Тихого океана, а также к ледовитым морям и на запад — в Европу.

На другой половине завода куются танки. Конвейер медленно, толчками движется вдоль громадного цеха — на нём рождаются танки. На железную коробку насаживаются валки, на них надевают гусеницы. В тёмную нишу опускают масляный сияющий двигатель, с неба опускается башня с могучей пушкой. Танк живой, дышащий. Сквозь люки и скважины видны лица рабочих. Они насыщают танк множеством драгоценных приборов. Дальномеры, прицелы, радары — они помогают танку на огромных скоростях вести прицельную стрельбу, предупреждают танк о летящей на него ракете. Танк окутывается дымовой завесой и становится невидимым. Его окружает облако тончайшей металлической пудры, в которой сгорает подлетающая ракета. Сойдя с конвейера, танк уходит на полигон, что расположен тут же, неподалёку от завода. Испытатели исследуют каждый танк: его прицел, пушки, пулемёты, гоняют по оврагам, рытвинам, водным преградам, заставляют его, как стальную балерину, крутиться на месте, швыряют в воздух, превращая в груду летающей брони. Эти замечательные люди говорили мне, что их мечта в том, чтобы русский танк и впредь оставался лучшим танком в мире, чтобы он превосходил американский "Абрамс" и израильский "Меркава". Они испытают дневную порцию танков, стянут с себя комбинезоны и шлемы и вернутся к домашним очагам, где их ждут жёны и дети. Их мечта — о домашнем уюте и достатке, о здоровье любимых и близких. О здоровье великой Родины, которую, уходя в полки, защищают их великолепные танки. Уралвагонзавод выпускает танки новейших модификаций, он выпускает танк Т-90, выпускает "Армату". В конструкторских бюро рождаются машины для будущих войн, которые, быть может, удастся предотвратить благодаря этим танкам.

Уралвагонзавод выпустил танк, который является прародителем всех этих танков, танк, озарённый мистическим светом святости, окружённый ореолом русской победы — танк Т-34. Этот танк стоит в городах и посёлках, на обочинах шумных автострад и крохотных просёлков. Этот танк — спаситель, угодник, окружённый нимбом русской крови и слёз, русских молитв и победных криков. Война, которую выиграл Т-34, война священная, война, одолевшая самые страшные, чёрные силы мироздания. Война, сокрушившая демонов, и поэтому танкисты, сидевшие за рычагами Т-34, были подобны ангелам.

Я с благоговением трогаю броню Т-34, я глажу её, испытываю нежность и слёзную благодарность. Быть может, этот танк видел и помнит моего отца, павшего под Сталинградом. Стрелок, сидевший за прицелами танка, пробил броню фашистского "Тигра". В 1943 году рабочие Уралвагонзавода и Нижнего Тагила собрали деньги и построили на них танковую колонну, дав ей имя Дмитрия Донского. Здесь же из уральцев были собраны экипажи. Эти машины прямо с конвейера пошли в бой на Курской дуге.

У заводской проходной построен дивный храм, посвящённый Дмитрию Донскому. В этом храме есть поразительная фреска. На этой фреске мчатся Т-34-ки, стреляя по горящему Рейхстагу. Красноармеец ведёт за собой сонм русских святых, он указывает на павших в бою советских солдат, словно говорит святым: посмотрите на них. И они — святые, и они пополнят ваш священный сонм. Меч святого князя Дмитрия Донского, шлем другого святого князя, Александра Невского, тайным образом хранятся в броне танка Т-34, делая его святым. Танк Т-34 — это воплощение уральской мечты, в которой земные труды превращаются в труды по сбережению Российского государства, труды, из земных переходящие в труды небесные.

В Нижнем Тагиле живёт удивительный человек — Владислав Валентинович Тетюхин. Он немолод, ему за 80, он советский инженер, создававший на Урале титановое производство. Русский титан летает в ракетах и самолётах, его охотно, невзирая на все санкции, покупают американцы. Тетюхин в советское время своими трудами взращивал это титановое производство. Когда наступили 90-е, вся советская собственность была приватизирована, и он стал одним из главных владельцев предприятия. Но в отличие от многих стяжателей не разгромил, не разворовал уникальное производство, а сберёг его, сохранил, преумножил. Я не знаю, что побудило его совершить этот уникальный поступок — прозрение или вещий сон, или к нему, советскому атеисту, явился полуночный ангел, но он продал принадлежащую ему долю титановых акций и полученные огромные средства вложил в создание уникального медицинского центра на окраине Нижнего Тагила. В этом центре ставят искусственные протезы из титана. А нужда в этих протезах велика.

Великолепное здание с операционными, с палатами, с помещениями для реабилитации, оснащённые уникальной медицинской техникой, лучший в России медицинский персонал. Тетюхин захотел, чтобы титан служил не только самолётам и ракетам, но и людям, которым он обязан всем: образованием, работой, ощущением гражданина великой непобедимой Родины. Он совершил евангельский подвиг — раздал имение своё. И если верить евангельской притче, ему уготовано Царствие Небесное. Его подвиг уникален среди царящего в нашем обществе стяжательства и культа Золотого тельца. Этот подвиг — как тончайший драгоценный побег, восходящий из грохочущего металла и тяжеловесных сумрачных руд к небесной красоте и сиянию. Уральскую мечту этот удивительный человек воплотил в своих деяниях, которые уравновешивают чёрствость, стяжательство, глухоту, которые окружают многих из нас.

Я посетил небольшой городок Верхотурье, что находится в 300 километрах севернее Екатеринбурга. Когда-то он был столицей Урала. В нём — дивной красоты Кремль с храмом нарышкинского барокко. Великолепный монастырь с огромным собором, построенным в честь 300-летия Дома Романовых, который так и не дождался визита государя. В нём красивый деревянный терем, построенный Григорием Распутиным на случай, если в Верхотурье пожаловали бы члены императорской семьи. Над рекой Турой на камнях шумят сосняки, и дух захватывает от красоты и величия.

В этом городке на одной из улиц есть двухэтажный деревянный дом, покосившийся, как севший на мель корабль. В этом доме жили когда-то две мои тётушки, отсидевшие в лагерях и отправленные в Верхотурье на поселение. Одна врачевала верхотурцев, другая в школе рабочей молодежи преподавала верхотурцам немецкий язык. Я школьником дважды приезжал сюда. Верхотурье стал городом моего отрочества. Под стенами монастыря до сих пор есть пруд, в котором я научился плавать. Среди розовых цветов шиповника я помню милую девушку, которая подарила мне на память чудесный цветок. Верхотурье со своей историей Строгановых и Демидовых воспринимается мной как город удивительного милосердия, русского сердоболья. В нём находили приют мученики, изгнанники, разбойники благоразумные. Помню, как на крыльце домов сидели расконвоированные пленные немцы, готовые отправиться в свою Германию. Выменивали на солдатское сукно сало и хлеб у местных жителей. К моим тётушкам, чудом выжившим среди лесоповалов и непосильных трудов, свивших здесь уютное гнездо, приходили ссыльные из Прибалтики, когда туда вошли советские войска, и одного из них, эстонского коммерсанта, я шёпотом называл "буржуй недорезанный".

В монастырских стенах находилась колония малолетних преступников. Я помню, как воспитатели выводили недавних хулиганов из колонии на берег пруда и смотрели, как те, наслаждаясь свободой, плавают в тёплой воде. Сюда вдруг нахлынули харбинцы, решившие вернуться из Китая в Россию. Семья старых русских интеллигентов заходила в гости к моим тётушкам, и они распивали чаи, вспоминая былые времена. Царь не доехал до Верхотурья, но его довезли до Екатеринбурга в Ипатьевский дом, где он был расстрелян в ту злосчастную ночь.

Урал — таинственный, отсюда исходят таинственные силы, сберегающие от напастья державу. И другие силы, рождённые на Урале, сметают с лица земли могучие русские империи. Урал, где получили своё завершение две великих империи — Романовская и Советская. Когда я впервые увидел Ганину яму, куда были сброшены четвертованные останки царской семьи, я испытал ужас, словно меня коснулась непостижимая тайна. Сюда, в эту щель земли, канула вся 300-летняя империя с Петром I, Александром III , Пушкиным, Тютчевым, с великими операми и стихами, великими победами и свершениями. Сюда ушла, здесь исчезла огромная эра России. Здесь, чтобы заслонить эту ужасную щель, запечатать вход в преисподнюю, был построен деревянный монастырь. Своей красотой и нежностью напоминающий град Китеж. В Екатеринбурге родился и правил Борис Николаевич Ельцин, чьё правление завершилось крахом советского государства. Урал есть центр неразгаданных планетарных стихий, где сходятся пучки великих энергий, управляющих историей мира.

Я ощутил эти энергии в маленькой деревне Усть-Утка, что расположена на реке Чусовой. Когда-то это было многолюдное шумное село, откуда Демидов направлял по водам свои барки, гружёные железом, в Каму, в Волгу и дальше в Петербург, на север. Меня встречали здесь сердечно и радостно, угощали домашними пирогами, земляникой и черникой. Вели в избу, где радениями хозяйки собирается крохотный кружок детей, иные из них совсем маленькие, здесь они разучивают русские песни, учатся вышивать, шьют русские рубахи и золочёные кокошники.

Но главное здесь — коллекция удивительных кукол. Эти тряпичные существа наивны и восхитительны. Куклы царей, ангелов, святых, кукла Архистратига Михаила. Но что меня поразило: здесь есть тряпичные, набитые ватой, танки Т-34: зелёные, с красным звёздами, мягкие на ощупь, с гнущимися пушками. Дети, создавая из лоскутков тряпичный танк, как бы обнаружили таящуюся в нём нежность и теплоту русской души, которую защищали в боях эти танки.

Стоя на берегу Чусовой, глядя на далёкие синеющие хребты и леса, я разговаривал с сельчанами и вдруг услышал от них о всемирно известном политологе-геостратеге Маккиндере, который назвал Урал сердцем Евразии. Услышал от них слово "Хартленд", о котором Маккиндер говорил: кто владеет Хартлендом, тот владеет Евразией. Жители Усть-Утки, одетые в зимние стёганки и ватники, были геополитиками. Они сказал мне, что это место является пуповиной, где сходятся великие вселенские силы, здесь реки совершают таинственные повороты и создаются вихри ветров. Здесь создаются невидимые толчки, которые дают начала и концы целым русским эпохам. И не за горами время, когда отсюда начнётся новый русский подъём, будет обозначена новая русская эра. Они сказали, что по преданию стариков, вниз по Чусовой, недалеко от Усть-Утки, есть потаённая пещера, неведомый лаз, сквозь который можно попасть в Беловодье — русский рай, где нет насилия, нет самой смерти. В адской Ганиной яме открывается тёмный ход в преисподнюю, а на Чусовой, подле Усть-Утки, есть колодец, сквозь который можно проникнуть в Рай. Такой он — чудный Урал, таковы они — уральские волхвы и сказители, такова она — Хозяйка Медной горы, проводящая Россию сквозь огонь, воду и медные трубы.

В храме — памятнике на Крови, где когда-то стоял Ипатьевский дом, а теперь круглятся золотые купола, я беседовал со своим старым знакомым, отцом Максимом, который служит в храме. Он объяснял мне, что злодейство и убийство царя и его семьи не требует возмездия, отмщения, а требует прощения. Об этом свидетельствует грандиозный крестный ход, состоявшийся в Екатеринбурге в дни поминовения царских мучеников. Многотысячные людские потоки шли пешком от Храма на Крови до Ганиной ямы. В этом четырёхчасовом походе участвовал патриарх, владыки, губернатор, местные министры, директора производств, рабочие — весь уральский люд с его танкистами, физиками-атомщиками и горнорабочими. Митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Кирилл пригласил меня выступить на собрании, состоявшемся в стенах Храма на Крови. В собрании заседали ученики кадетских училищ, местное казачество, священники, министры местного правительства. Я выступил перед ними, робея, не ведая, прав я или нет. Говорил им об уральской мечте, как я её постиг, странствуя по городам и весям. Сказал, что главной уральской идеей, высшим смыслом является труд. Тяжёлый, мощный — на всех этих заводах, на атомных станциях, у плавильных печей, у стоящих на дежурстве мобильных ракет. Этот земной непрерывный труд создаёт уникальные изделия: от тяжеловесных танков до утончённых приборов, по которым космические корабли ориентируются по звёздам. Но этот труд является также трудом по созданию российской державы, великого государства Российского между трёх океанов. Только тяжким, непосильным трудом можно было освоить эти ледовые пространства, эти песчаные пустыни, построить дороги и города, возвести космодромы и храмы. Уральский труд есть труд по созданию российской державы, это труд по выстраиванию всей русской истории — той горы, которую мы насыпали из наших слёз, страданий, из наших молений и наших великих побед. И на вершине горы мы поставили храм — храм нашей веры, храм нашей вселенской мечты. Мы верим, что когда-нибудь среди этих заводов и космодромов возникнет удивительная, неповторимая божественная жизнь, которая примет в себя всех живших до нас, дав им жизнь вечную и прекрасную. Этот труд по созданию земного и небесного царства и есть сущность уральской мечты. Я завершил мою речь, волнуясь: был ли я услышан? И наградой мне были многоголосые возгласы "любо"!

Россия > Госбюджет, налоги, цены > zavtra.ru, 12 ноября 2018 > № 2886810 Александр Проханов

Министр торговли ЕЭК Вероника Никишина: мы идем к полноценной зоне свободной торговли с Ираном

Каковы перспективы создания таких зон, какие преимущества и риски это несет? С какими странами ЕАЭС ведет переговоры и насколько эффективно уже налаженное сотрудничество? На эти и другие вопросы министр ответила в интервью Business FM

В Ереване прошла третья Евразийская неделя — форум Евразийского экономического союза. Одна из главных тем на повестке дня — создание зон свободной торговли между ЕАЭС и другими странами.

Как и зачем это происходит, в интервью Business FM рассказала министр торговли Евразийской экономической комиссии, исполнительного органа ЕАЭС, Вероника Никишина. С ней беседовал главный редактор радиостанции Илья Копелевич.

Одна из актуальных тем в повестке Евразийского экономического союза — это создание зон свободной торговли с третьими странами. Но вначале я попрошу вас напомнить, с кем соглашения о такой свободной торговле были заключены и на каких условиях. Как этот режим сочетается с Таможенным союзом?

Вероника Никишина: Я, прежде всего, хочу сказать, что для нас заключение соглашения о свободной торговле — это никоим образом не дань моде, а это абсолютно осознанный выбор, который заключается в том, что через соглашение о свободной торговле мы снижаем тарифную защиту в странах, с которыми мы хотим торговать как с перспективными торговыми партнерами. И через такое снижение таможенных пошлин мы создаем системный инструмент поддержки экспорта. Поэтому для нас соглашение о свободной торговле — это возможность создания гораздо более эффективных, более конкурентоспособных условий для выхода наших экспортно ориентированных компаний на рынки тех стран, с которыми мы осознанно определили наш экспортный интерес. Мы понимаем, что экспорт — это один из источников экономического роста. Поэтому наш вклад, который мы можем предложить правительствам в решении задач в поддержке экспорта, — это создание таких режимов более конкурентоспособного выхода на рынки третьих стран. Согласно нашей процедуре, мы ведем переговоры с третьими странами на основе мандатов, которые нам выдают пять президентов своим решением. На сегодняшний момент мы имеем одно подписанное и вступившее в силу соглашение о свободной торговле с Вьетнамом. И имеем семь мандатов, семь решений наших пяти президентов о переговорах, два из которых мы уже выполнили и соглашение подписали. Это временное соглашение с Ираном, ведущее к полноценной зоне свободной торговли. Мы его подписали в мае, и сейчас оно проходит ратификационные процедуры в наших парламентах. После того как эти процедуры будут завершены, оно вступит в силу. И второе соглашение — с Китаем. Оно не преференциальное, оно не соглашение о зоне свободной торговли, то есть оно не касается снижения таможенных пошлин, но это торгово-экономическое соглашение, которое создает правовую рамку союза с Китаем. Это два соглашения, переговоры по которым мы завершили. Остается пять. На завершающей стадии переговоров у нас находится трек с Сингапуром и Сербией. С Сербией у нас специфика переговоров заключается в том, что три из пяти наших стран — членов Союза уже имеют соглашение о свободной торговле с Сербией: Белоруссия, Россия и Казахстан. И с учетом того, что у нас получается такая асимметричная правовая рамка, Армения и Киргизия не имеют таких соглашений. Наша задача заключается в унификации торгового режима Союза с Сербией на основе свободной торговли.

А вообще Устав ЕАЭС как трактует? Может ли одна из стран — участниц Союза самостоятельно заключать, как вы употребляете термин, преференциальные торговые режимы с теми или иными третьими странами, которые, возможно, могут подразумевать в том числе и снижение таможенных пошлин для импорта из этих стран? Или нет? Каков порядок? Как тут должны все действовать?

Вероника Никишина: Нет, не может, потому что введен единый таможенный тариф, у нас пошлина — это единый таможенный тариф. Это наша наднациональная компетенция, которая реализуется через совместные решения Союза. Поскольку соглашение затрагивает изменение пошлин, то это наднациональная компетенция может быть реализована только через соглашения Союза с третьими странами. Ситуация с Сербией заключается просто в том, что до вступления в Союз каждая из трех стран, которую я назвала, уже имела свои двусторонние соглашения с Сербией, поэтому сейчас от имени Союза нам необходимо их идентифицировать.

То есть сейчас не существует таких режимов между отдельными странами — участницами Союза с третьими странами, которые противоречили бы на данный момент сейчас уже принятому Таможенному кодексу ЕАЭС? То есть у нас здесь, так сказать, чистая поляна и заноз никаких нет?

Вероника Никишина: Конечно, мы не создаем таких...

Они могли остаться из прежней жизни.

Вероника Никишина: Да, из прежней жизни у нас осталась вот эта не унифицированная тройка двусторонних соглашений о свободной торговле, которую нам теперь нужно сделать «соглашением пяти» с Сербией. И еще остаются у нас три переговорных трека, по которым мы переговоры ведем пока менее интенсивно, но с началом следующего года хотим их активизировать. Это Египет, Израиль и Индия.

Что конкретно предполагают соглашения о зоне свободной торговли? Они универсальные или разные с каждой из перечисленных стран?

Вероника Никишина: В классическом виде двадцатилетней давности соглашение о свободной торговле подразумевало только снижение таможенных пошлин. Но уже давно страны, которые такие соглашения заключают, кроме таможенных пошлин, включают и другие дисциплины, которые помогают стимулировать торговлю. Это и таможенное администрирование, и интеллектуальная собственность, защита прав потребителей и так далее. И, с одной стороны, уже есть некий такой стандарт ЗСТ+ так называемый. Однако в нашем случае мы не используем некий универсальный стандарт, распространяя его, как автомат, на все наши соглашения «шесть плюс» (Китай не преференциально), потому что, как я уже сказала, для нас не самоцель сделать некий одинаковый формат, не важно, адаптируется он к этому партнеру или не адаптируется. Для нас самое главное — применительно к каждому торговому партнеру выработать тот режим, который нам наиболее прагматичен и интересен на данном периоде времени. Например, с Ираном мы пошли по пути временного соглашения по узкой номенклатуре товаров. Это неклассический совершенно случай. У нас соглашение на три года. И по той линейке товаров, по которым мы сейчас имеем конкретный экспортный интерес.

Вот видите, здесь для Армении, наверное, где мы находимся, это наиболее актуальная тема, потому что Армения непосредственно граничит [с Ираном]. Вот после того как заключено соглашение о зоне свободной торговли между ЕАЭС и Ираном, что изменилось? Ну и для России тоже.

Вероника Никишина: Несмотря на то, что соглашение еще не вступило в силу и пошлины еще не снизились, даже сам факт начала переговоров и их проведение уже подстегнул очень серьезно интерес бизнеса к Ирану. И тот бизнес, который раньше не имел практического опыта торговли с Ираном, уже включился в поиск партнеров, понимая, что через какое-то время он уже может начать извлекать преимущества из режима. То есть изменилась уже сейчас статистика торговли. И мы уже видим увеличение торговли с Ираном.

А Иран сможет начать, например, поставки газа в Армению?

Вероника Никишина: Конечно же, сможет, если для этого будут интересы компаний, интересы бизнеса. Как мы определяли экспортный интерес? Мы запросили бизнес стран: назовите нам те товары, для которых мы должны в быстром, в ускоренном режиме выторговать максимально конкретные условия для доступа. И, таким образом, сумма товаров экспортного интереса явилась той основой для переговоров с Ираном.

Ну, противоположная сторона, наверное, тоже предъявляет список товаров, по которым таможенные пошлины должны быть снижены в рамке Евразийского экономического союза? Со стороны Вьетнама, например, были такие товары, которые они хотели по более льготным условиям поставлять в ЕАЭС? В Россию, скорее всего.

Вероника Никишина: Вообще, классическая зона свободной торговли подразумевает, что на не менее 80%, по-хорошему 85% всей товарной номенклатуры пошлины должны быть обнулены. И это данность, которая обязательно должна быть выполнена, то есть невозможно входить в переговоры о свободной торговле, требуя от партнера снижения пошлин и ничего не давая взамен. Это абсолютная улица с двусторонним движением. И понятно, что самая главная задача в этих переговорах заключается в том, какие из отраслей, наиболее чувствительных для открытия, определить вот эти оставшиеся там 15%, которые должны быть защищены.

От Вьетнама нам нужно защищать свой рынок, пусть даже 15% товарной номенклатуры? Есть чувствительные для ЕАЭС товарные позиции?

Вероника Никишина: Конечно, здесь заявлялись именно в контексте Вьетнама самыми такими чувствительными с точки зрения нежелательности конкуренции на рынке Союза отрасли, например легкой промышленности: текстильная, обувная и так далее. Опять же мы понимаем, что с каждой страной это будет совершенно разная линейка товаров. С Ираном мы определяли совершенно другие красные линии.

С Ираном в стадии завершения находятся переговоры, поэтому вы пока не можете рассказать, по поводу каких товарных позиций мы защищаем рынок от иранских товаров?

Вероника Никишина: Поскольку переговоры уже завершены, то я могу сказать об этом. Например, у нас действительно были в части сельскохозяйственной продукции определены очень жестко красные линии. Например, по томатам, яблокам, огурцам. И мы нашли такой компромисс. Почему я называю преференциальное соглашение? Соглашение о свободной торговле — это соглашение, предусматривающее обнуление пошлин. А преференциальное соглашение — это подразумевающее снижение пошлин. Там даже 20-, 25-процентная скидка от тарифа — это уже преференция, но еще не свободная торговля. Вот с Ираном у нас соглашение именно преференциальное, то есть мы договаривались о некоем незначительном снижении, которое, с одной стороны, позволяло бы сохранить защиту, но, с другой стороны, позволяло бы нам за счет этого снижения претендовать на встречное снижение гораздо более высоких иранских пошлин. Мы не должны забывать, что наш тариф иногда раза в четыре ниже, чем иранский. И снижение на 25% нашей 5-процентной ставки совершенно не как снижение на те же 25% 40-процентной ставки, которая существует в Иране.

Я знаю, что, во-первых, Армения, где мы находимся, в последние годы, в том числе благодаря очень комфортным условиям экспорта в Россию, наращивает производство сельскохозяйственной продукции. Овощей в первую очередь: томаты, редис, огурцы. Это все и в Иране тоже делается. Да, и в России много инвестировано в производство помидоров. Даже президент об этом говорил. От помидоров иранских ЕАЭС будет защищаться? И вводить какой-то все-таки маленький барьерчик, порожек таможенный?

Вероника Никишина: Конкретно по помидорам мы чуть-чуть снижаем пошлины до такого уровня, который позволяет производителям томатов быть спокойными, что они защищены. С другой стороны, незначительное снижение этой пошлины позволило нам выторговать у Ирана уступки на важные сельскохозяйственные группы нашего экспорта туда, который иранцы защищали не менее активно и интенсивно.

От чего же они защищались? Ведь страна долгое время практически в такой торговой блокаде находилась и снова на пороге нее же? Они-то от чего защищались?

Вероника Никишина: Вы знаете, находясь в состоянии торговой блокады многие годы, Иран смог создать очень большое количество собственных отраслей, которые очень эффективны и очень конкурентоспособны. Для меня было большим удивлением — два года назад Иран делал большую выставку своей продукции, и тот стереотип, что Иран исключительно занимается нефтепереработкой, был абсолютно разрушен, потому что они показали практически все отрасли. Например, бытовая техника, газовые, электрические плиты, вытяжки различные кухонные, строительные материалы, плитка. Я не говорю там про текстиль и обувь. Это абсолютна вся линейка продукции, которой они себя обеспечивают. И, соответственно, их отрасль тоже достаточно активно протестовала против того, чтобы пустить на свой рынок конкурентов, и особенно сельское хозяйство. Поэтому мы за каждый процентный пункт снижения их ставки по маслу растительному, сливочному, по мясу, по различным крупам, макаронам, конфетам выторговывали очень тяжело, очень активно. То есть, поверьте, им защищать свои отрасли было гораздо более обоснованно, чем мы думали.

После того как Евразийская экономическая комиссия завершила переговоры, требует это дальше ратификации всеми странами-участниками?

Вероника Никишина: Да.

Процесс идет пока гладко?

Вероника Никишина: Да. Мы сейчас видим, что идет более-менее по графику процедура ратификации. Конечно, мы не можем влиять на парламенты, но вся работа, которую должно было сделать правительство, сделана по графику, и мы очень рассчитываем, что процедуры ратификации будут завершены до заседания Высшего евразийского совета, который у нас будет в декабре, а это последняя точка, которая должна быть поставлена, чтобы соглашение вступило в силу. Должен быть издан акт пяти президентов Высшего евразийского совета о вступлении в силу этого соглашения. Мы эту ситуацию мониторим и надеемся, что все будет по графику.

Премьер-министр Армении, выступая на этом форуме, сказал, что с Египтом надо подписать соглашение о зоне свободной торговли. Это новая инициатива или такой процесс уже идет?

Вероника Никишина: Это тоже один из переговорных треков, на который у нас уже был выдан мандат, но мы к нему достаточно долго готовились в виде технической работы, которую проводили эксперты, прежде чем начать непосредственно переговоры, непосредственно официальный первый раунд. И сейчас эта работа завершена. Как у нас говорят, мы долго запрягаем, но быстро едем. Сейчас мы готовы к началу первого раунда переговоров, и мы планируем его провести уже в конце этого года, то есть где-то в декабре мы готовы начать уже раунды переговоров, и дальше уже, я надеюсь, динамика будет достаточно интенсивная.

Я в основном вас пока спрашивал по поводу тех товарных групп, от которых мы все-таки сохраняем какие-то таможенные барьеры. Для стран, с которыми зона свободной торговли заключается, вот в обратную сторону есть ли эффекты, которые видны в цифрах по экспорту из стран ЕАЭС в те страны, с которыми такие соглашения заключены?

Вероника Никишина: Мы действительно пока можем похвастаться только одним работающим соглашением с Вьетнамом, но это очень хороший, очень показательный кейс, который позволяет разрушить те фобии, те страхи, которые у нас существовали раньше, от соглашений о свободной торговле. И Вьетнам всегда ментально воспринимался как некая угроза с точки зрения конкуренции для нашего рынка. Но цифры, которые мы уже сейчас можем увидеть за время действия соглашения, достаточно успокаивающие. Во-первых, состоялось то, чего мы ожидали, — увеличение экспорта. Во-вторых, рост товарооборота, который на самом деле дает очень большие цифры: 35% рост товарооборота после вступления соглашения в силу, он обеспечен абсолютно равнозначно, потому что абсолютно симметричны как рост экспорта, так и рост импорта. Мы очень боялись, что это будет односторонняя уступка Вьетнаму и Вьетнам воспользуется соглашением и начнет увеличивать свои поставки к нам, а мы не сможем нарастить свой экспорт. Так вот, на самом деле рост нашего экспорта во Вьетнам 40%, рост импорта — 35%.

По каким товарным группам мы нарастили экспорт во Вьетнам в таком объеме?

Вероника Никишина: Во-первых, мы гораздо больше приросли по экспорту сельскохозяйственной продукции, чем по промышленной, несмотря на то, что Вьетнам является нашим конкурентом в этом. То есть мы выросли на 13% по сельскохозяйственной группе, по экспорту, и сейчас доля экспорта сельхозтоваров составляет 35% от общего нашего экспорта, что является очень большим достижением в торговле со страной, которая занимает лидирующие позиции с точки зрения конкурентоспособности сельского хозяйства. Если говорить про конкретные товары, это пшеница и другие зерновые, это мясо птицы, это макаронные изделия.

Хорошо, теперь другая тема. Маркировка лекарств сейчас в России разработана со спорами, будет запускаться механизм маркировки лекарств. В этом случае доступ на российский рынок лекарств из стран ЕАЭС и из третьих стран, которые экспортируются через территорию других стран ЕАЭС, может остановиться или нет по просто технической причине? Вообще, маркировка — очень важная составляющая всей торговли, она войдет в сферу полномочий Евразийской комиссии, для того чтобы она была унифицирована? Потому что пока с помощью маркировки можно просто отрезать один рынок от другого.

Вероника Никишина: Абсолютно верно. И национальные системы маркировки у нас существовали в ряде наших стран, например в Армении, в Белоруссии, и они действительно были абсолютно разные и не унифицированные друг с другом. Именно поэтому мы озаботились этой проблемой какое-то время назад. В свое время был запущен как пилот проект по маркировке шуб, шубы были выбраны как самый безобидный товар с точки зрения вклада в экономики, но на нем можно было апробировать, откатать те алгоритмы маркировки, которые помогали бы не создать барьеры, а помогали бы сделать взаимовыгодным и оптимальным единый процесс маркировки. И после этого мы в прошлом году [разработали] такое уже большое рамочное соглашение о маркировке в Союзе, в которое мы заложили три верхнеуровневых принципа. Первый принцип: для того чтобы маркировка не создавала барьеры, необходимо, чтобы марка была взаимочитаемая и машиночитаемая, то есть чтобы страны, используя свои системы маркировки, могли считывать марку друг друга, а не клеить рядом вторую марку как дополнительный барьер. Второй принцип заключается в том, что мы не хотим навязывать всем нашим пяти странам обязательства маркировать какой-то товар, если страны к этому не готовы. То есть если один рынок готов к маркировке, то он может маркировать эту продукцию, и такое разноскоростное распространение этой маркировки на все рынки, но при условии безбарьерности самого этого вида марки как способа маркировки — это второй принцип, который позволяет поэтапно приглашать к маркировке на основе опыта, который есть у тех стран, которые к этому готовы и до этого дозрели. И третий принцип — мы создаем такую нашу союзную площадку для обсуждения бизнесом друг друга, вот этого совместного включения в маркировку, чтобы не получилось, что национальное правительство со своим национальным бизнесом эту систему вырабатывает, а потом как данность ее уже анонсирует другим странам. То есть мы, зная, когда какая-то из стран готовится ввести маркировку, приглашаем эту страну и этот бизнес на общую площадку и начинаем через обмен мнениями, через вопросы, через какие-то риски корректировать.

Сейчас производители из Казахстана, Армении, Белоруссии, допустим, не оснащены к данному моменту техническими средствами маркировки по российским стандартам. Их продукция сможет поставляться на российский рынок без этой маркировки?

Вероника Никишина: Смысл маркировки заключается в том, что без маркировки товар, продукт будет считаться нелегальным, но чтобы маркироваться и присутствовать на равных с товаром, для которого это является обязательным, для этого сейчас уже существуют процессы диалога, чтобы бизнес всех стран, и третьих стран относительно России, и стран — партнеров по Союзу мог понимать, как этот процесс будет существовать, мог корректировать, предлагать свои какие-то решения. Мы исходим из того, что маркировка — это не самоцель, маркировка — это не задача наклеить маркировку.

Исключить контрафакт.

Вероника Никишина: Маркировка — это инструмент прослеживаемости. Да, действительно, самое главное, чтобы у этой задачи фокус не терялся где-то на каких-то этапах. Через маркировку обеспечить легальность нахождения товара на рынке.

Последнее. Россия выступила с инициативой разработки механизма ответных мер Евразийского экономического союза в целом на действия третьих стран, которые ущемляют в торгово-экономическом отношении одну из стран. Мы понимаем, что Россия сталкивается с большим количеством санкций. ЕАЭС в целом такого ответа не дает, но интересно, какова реакция остальных четырех участников ЕАЭС на эту инициативу.

Вероника Никишина: Пока реакция достаточно осторожная, потому что действительно страны не ощутили напрямую тех негативных эффектов, которые ощущает экономика России от санкций, но, с другой стороны, они уже начинают понимать, что опосредованный, косвенный эффект негативного влияния на развитие их отраслей присутствует. Поэтому сейчас на повестке дня обсуждение возможности, целесообразности инструментов какого-то совместного реагирования, это процесс сейчас осознания. То есть, прежде чем махать палкой, сейчас проходит процесс изучения — надо ли махать палкой или надо делать что-то другое. Но то, что существует понимание, что мир изменился, вокруг нас среда становится достаточно агрессивной и протекционистской и на это надо каким-то образом отвечать, вот это понимание присутствует.

Спасибо большое.

Армения. Иран. Вьетнам. ЕАЭС. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > bfm.ru, 10 ноября 2018 > № 2801826 Вероника Никишина

С тех пор, как обнаруженное в 1990 году на территории китайской провинции Ляонин кладбище пернатых динозавров произвело настоящую революцию в палеонтологии, Китай стал новым мировым центром по исследованию динозавров. Об успехах Китая в области палеонтологии, о том, как местные крестьяне одурачивают ученых своими подделками и связан ли китайский дракон с динозаврами, рассказал в интервью РИА Новости известный китайский палеонтолог, автор научных описаний около 60 таксонов динозавров, профессор главной лаборатории по изучению эволюции позвоночных и происхождения человека Института исследования позвоночных и палеонтологии Китайской академии наук доктор Сюй Син. Беседовала корреспондент РИА Новости в Пекине Жанна Манукян.

— Расскажите, с чего все началось? Как получилось, что вы стали палеонтологом?

— Я занимаюсь изучением ископаемых динозавров, это область науки относится к палеонтологии. Когда я поступал в университет, у меня вообще не было намерений посвятить себя этой специальности, и во время обучения в Пекинском университете мне было вообще неинтересно, я читал другие книги. После окончания учебы опять по неудачному стечению обстоятельств я оказался в этом научно-исследовательском институте в качестве аспиранта. Первые два года в аспирантуре мне также не нравилась моя специальность.

Когда я был маленьким, я хотел стать физиком, и когда поступил в аспирантуру, самостоятельно изучал разработку программного обеспечения, хотел стать дизайнером программного обеспечения. Но к концу последнего года обучения в аспирантуре, во время написания диссертации я впервые начал иметь дело с ископаемыми динозаврами, потом приступил к их исследованию, и в итоге обнаружил, что это очень даже интересно. Постепенно появился интерес к профессии, и после окончания я уже остался в этом исследовательском институте. В общем, судьба оказалась благосклонной ко мне, и я каждый раз делал новые находки.

Я иногда сравниваю свои отношения с наукой с традиционной китайской женитьбой, потому что обычай предполагает сначала женитьбу, а потом уже любовь.

— Нужна ли сейчас палеонтология?

— Исследование ископаемых относится к палеонтологии, ее развитие имеет несколько исторических этапов. На самом раннем этапе она имела практическое применение, а сейчас мы часто задаемся вопросом, а какой от нее толк? Если говорить с экономической точки зрения, то в Китае палеонтологии отводилось довольно важное значение после образования КНР в 1949 году, потому что для государственного строительства нужны были энергоресурсы, нужны были полезные ископаемые, а палеонтология могла помочь государству найти эти полезные ископаемые и энергетические ресурсы.

Но сейчас экономической пользы от палеонтологии все меньше и меньше, особенно от исследования ископаемых динозавров. Это область исследования вряд ли может оказать очень большую помощь экономике страны. Тогда зачем надо это изучать? Мы знаем, что человек является очень уникальным природным видом, и его самым большим отличием от животных и растений является любознательность. Человек хочет знать, как устроен этот мир. Эти знания добываем мы. Эти знания могут помочь обществу двигаться вперед.

Да, исследование ископаемых динозавров или исследование всеми любимых черных дыр, космологии не может помочь вам получить какую-то материальную выгоду в краткосрочной перспективе, но я думаю, что фундаментальная особенность — любознательность — самый важный фактор, который сделал человека таким уникальным существом.

Если говорить более узко, то есть об исследовании динозавров, изучение этого вопроса помогает понять наше прошлое, историю, откуда произошел человек, куда он идет — это фундаментальные философские вопросы, но их можно связать с наукой, в том числе и с палеонтологий. Поэтому исследование динозавров на самом деле означает исследование истории Земли.

История нам рассказывает о том, какой была окружающая среда, какова история жизни на Земле. Если говорить о пользе, мы не можем сказать, что с их помощью можно произвести трактор, телефон, но помимо этого у людей есть и духовные потребности. Эти знания могут стать продуктами культуры, имеющими ценность. Вы может пойти в музей и посмотреть на них.

— Как сейчас обстоит ситуация с палеонтологией в Китае?

— Что касается исследования динозавров в Китае, то по сравнению с тем, что было 20-30 лет назад, сейчас можно отметить огромный прогресс. Когда мы учились, нам было очень сложно найти хоть какие-то окаменелости. Когда я работал над своей диссертацией, очень долго искал образец, но так и не нашел, в итоге один из профессоров дал мне образец для исследования. Сейчас находки в Китае насчитываются сотнями и тысячами. Каждый год есть, и очень много, как в моей лаборатории. Вы можете их видеть повсюду, это для моих студентов.

Я хочу, чтобы они больше занимались исследованиями, но у них нет времени, а не образцов, как это было раньше. Поэтому если говорить о находках окаменелостей динозавров, то за последние 20-30 лет произошли огромные изменения, в Китае все больше и больше находят ископаемых динозавров.

Если говорить о количестве специалистов, исследующих этот вопрос, то когда я обучался в аспирантуре, я был единственным в городе, кто изучал этот вопрос. Сейчас каждый год в нашем исследовательском институте мы набираем около 20 человек, сейчас около 70-80 аспирантов. Людей, которым нравится изучать этот вопрос, стало очень много.

Конечно же, если говорить в целом, то это очень узкая и непопулярная специальность, потому что, как вы только что спросили, какая польза от нее? Кроме того, как найти работу после учебы? Над этими вопросами все задумываются. И несмотря на то, что палеонтология сейчас переживает свой лучший период, в целом это по-прежнему специальность, которая пользуется популярностью лишь у очень узкого круга людей.

— Какими нужно обладать способностями, чтобы стать палеонтологом, в частности, специалистом по исследованию динозавров?

— Исследование динозавров является частью палеонтологии. Мы все знаем, что ученые обычно опираются на свой мозг в работе, это интеллектуальный труд, то есть вы должны быть очень умным, вы должны очень усердно заниматься. Кроме того, есть стереотип, что вы должны сидеть в кабинете или в лаборатории, делать химические опыты. В общем, это обычное состояние ученых. Но на самом деле есть науки, которые требует не только сидения в лаборатории, а выезда на природу, дикую местность.

С одной стороны, можно использовать свой мозг для обдумывания вопросов, а с другой, — отправиться на дикую природу за сбором данных. Это одна из главных особенностей исследования ископаемых динозавров. В то же время есть определенные качества, которыми должен обладать исследователь динозавров. Например, в экспедиции мы выезжаем обычно в пустынные районы, нужно жить в палатке, погода очень жаркая, к тому же вы отрезаны от мира, поэтому нужно уметь стойко переносить трудности, находиться в хорошей физической форме, в противном случае вы не сможете это перенести. Кроме того, необходимо хорошее зрение, чтобы искать останки.

Экспедиции также требуют командного духа, поэтому вы должны уметь хорошо ладить с другими людьми. В одиночку эту работу выполнить невозможно. Кроме того, сама наука исследования останков динозавров стала значительно сложнее, чем это было раньше. Сейчас нужны знания по математике, чтобы выстраивать математические модели, знания по химии, чтобы проводить химический анализ найденных окаменелостей. Вы должны очень хорошо поработать, чтобы заложить основу для этой профессии. Ваш круг знаний должен быть достаточно обширным, должна быть очень сильная воля и, конечно же, хорошая физическая подготовка.

— Среди ваших аспирантов больше девушек или юношей?

— С этим вопросом я, наверное, разобрался не очень хорошо. На данный момент у меня работает только одна девушка. Я раньше всегда считал, что девушкам не очень подходит ездить на дикую природу и искать останки динозавров. Но вот прошло 20-30 лет и мне кажется, что я ошибался, потому что обнаружил, что очень многие девушки с полевыми работами справляются даже лучше, чем мужчины. Наверное, в дальнейшем я буду принимать больше девушек.

— В провинции Ляонин было обнаружено очень много останков динозавров. С чем это связано?

— Действительно, в последние годы в Ляонине было обнаружено много останков, и все считают, что ляонинские находки самые многочисленные. Но строго говоря, это ложное впечатление, потому что во многих провинциях Китая были найдены останки. Самые ранние находки были сделаны в юго-западных районах, например, в провинциях Сычуань и Юньнань, очень много находок было сделано и в провинции Шаньдун. Есть еще знакомая нам пустыня Гоби, где были обнаружены идеальные окаменелости динозавров, Синьцзян-Уйгурский автономный район и Внутренняя Монголия. Находок в этим местах было сделано ничуть не меньше, чем в провинции Ляонин.

Но провинция Ляонин в последние годы получила всемирную известность главным образом благодаря масштабным находкам останков динозавров средних и маленьких размеров, потому что все привыкли считать, что динозавры были животными огромных размеров, и в прошлом в фокусе внимания ученых были динозавры именно больших размеров. Но на самом деле с точки зрения проведения исследований небольшие динозавры иногда представляют большую важность.

В провинции Ляонин было обнаружено большое количество окаменелостей динозавров именно небольших размеров, и они как раз таки имеют отношение к пернатым, с их помощью можно исследовать, как динозавры превратились в птиц. И эти находки в Ляонине дали очень много ценной и важной информации.

Это одна из причин, по которой весь мир думает, что находки в Ляонине крайне важны. Но есть еще другая причина. Найденные там окаменелости отличаются одной особенностью — они все сохранились в очень хорошем состоянии. Это целые динозавры, иногда даже окаменелости кожи сохранились, это действительно очень редко, где можно увидеть. Если вы посмотрите на экспонаты в музеях разных стран, то обнаружите, что большинство окаменелостей достаточно раздробленные. Если есть только голова или часть тела, это уже неплохо, в то время как у обнаруженных в провинции Ляонин останков часто это целый скелет от головы до хвоста, сохранились даже останки кожного покрова и оперение.

Так почему же эти останки сохранились в таком прекрасном состоянии? Считается, что это тесно связано с геологическими условиями того времени. В то время динозавры жили вокруг озер. Бывало, что вокруг большого озера обитали очень много динозавров. Рядом с этими озерами было очень много вулканов, которые постоянно извергались. Ученые, занимающиеся исследованием этого явления, полагают, что причиной гибели большого количества динозавров стало именно извержение вулкана. После чего эти динозавры, а также другие погибшие животные очень быстро оказались погребены под вулканическим пеплом, благодаря чему останки очень хорошо сохранились. Это является главной причиной, почему в провинции Ляонин так хорошо сохранились останки динозавров.

— Известно, что местные крестьяне, обнаружив, что эти останки имеют материальную ценность, сами начали их искать. Были случаи, когда они разрушали окаменелости, потому что не знают, как с ними обращаться. Как сейчас обстоят дела с этим?

— Сейчас по-прежнему существует это явление. Кстати, к вопросу о том, почему в провинции Ляонин было сделано так много раскопок. В Ляонине палеонтологические находки были сделаны еще в 40-х годах прошлого века, но вплоть до 90-х годов не было каких-то значимых находок, были какие-то раздробленные осколки, и то немного. Начиная с 90-х годов прошлого века ученые начали находить больше останков, но самым важным явлением начала 90-х стало то, что местные крестьяне осознали, что эти находки можно продавать за деньги. И они начали откапывать окаменелости и продавать их разные места. Хорошо, что в некоторых районах их купили музеи и исследовательские институты. Они стали объектами исследования ученых и экспонатами в музеях. Но в то же время большое количество находок исчезло и неизвестно, где они находятся.

Представьте себе, когда ученые отправляются в экспедицию, то в группе одного исследовательского института собирается немногим более десяти человек, иногда 20 человек. В год на это уделяется примерно 2-3 месяца. А теперь представьте, сколько крестьян могут все четыре сезона раскапывать окаменелости на своих участках? Время и человеческие ресурсы, которыми они располагают, сложно вообразить. Именно по этой причине с начала 1990-х годов в провинции Ляонин было сделано столько открытий. Опираясь только на возможности ученых, невозможно было бы найти такое количество останков.

Но в то же время это палка о двух концах. С одной стороны, положительно то, что за 20-30 лет провинция Ляонин стала одним из самых знаменитых мест по находкам останков динозавров. Нужно сказать, что в основном это было сделано благодаря местным крестьянам.

Но, с другой стороны, как вы только что сказали, у многих крестьян нет даже основных навыков, поэтому во время раскопок очень много останков было испорчено. Кроме того, некоторые, чтобы продать подороже, делают фальшивки, то есть берут разные останки и соединяют вместе. И это катастрофа для науки, для популяризации научных знаний и для музеев.

Ученые допускали ошибки, принимая поддельные останки за настоящие и предавая это общественной огласке. Это крайне негативная сторона этого вопроса. Конечно же, за последние 20 лет правительство усилило контроль над ситуацией. Можно сказать, что был сделан большой прогресс. Но я думаю, что решить проблему в корне — нелегкая задача, потому что в этих районах местное население достаточно бедное и крестьяне должны поддерживать свое существование. Кроме того, крестьянам также нужно знать законы, знать, как лучше использовать местные ресурсы, потому что для них эти останки — своего рода ресурсы.

Эта проблема — вызов для всех: для правительства, для научно-исследовательских институтов, для музеев и для местных крестьян. Всем нужно подумать над тем, как решить эту проблему.

— Можно сказать, что в последние годы Китай стал великой державой в плане исследования динозавров. Кроме того, многие иностранные эксперты проявляют интерес к этому. Есть ли какое-то международное сотрудничество?

— Если посмотреть на историю исследования динозавров, то самые ранние исследования начались в Европе, потом Северная Америка стала центром исследований. До сегодняшнего дня Европа и Северная Америка по-прежнему остаются крайне важными научно-исследовательскими центрами. Но в последние 20-30 лет в некоторых других районах были сделаны очень важные находки, в том числе в Аргентине, в Монголии. Конечно же, за последние 20-30 лет, наверное, Китай занял первое место по количеству обнаруженных останков динозавров. Кроме того, это весьма важные находки, поэтому Китай сейчас стал новым центром по исследованию динозавров, где работают местные ученые и много иностранных экспертов, есть и довольно обширное международное сотрудничество. Можно сказать, этот район стал одним из самых оживленных по изучению динозавров.

Отличительной особенностью изучения динозавров является сопоставительное исследование. Например, как определить, является ли обнаруженный динозавр новым видом или нет? Важна эта находка или нет? Необходимо сопоставлять их с обнаруженными останками динозавров в других странах — в США, России или Великобритании. Этому процессу крайне необходимо международное сотрудничество, поэтому в последние годы мы приглашали очень многих иностранных специалистов проводить с нами исследования, в том числе и российских. Правда, сейчас это на практике не реализовано, но мы хотим осуществлять такое сотрудничество.

— Существует ли конкуренция между учеными?

— Определенная конкуренция — это нормальное явление, но в то же время иногда конкуренция — это очень плохо. В Китае пока не существует такой проблемы, потому что мы ездим в места, куда остальные не ездят, поэтому и нет прямой конкуренции. Но при раскопках в провинции Ляонин очень много исследовательских экспедиций работают на одном маленьком участке, поэтому эта проблема может существовать, и действительно происходили такие случаи, когда разные люди из разных исследовательских групп давали одно и то же имя найденным останкам. Да, такое происходило, но я не думаю, что это очень большая проблема.

— Вы упомянули о подделках, расскажите о знаменитом скандале с подделкой динозавров?

— Да, это произошло в 1999 году, тогда американский журнал National Geographic опубликовал специальный материал, посвященный этому. Если я не ошибаюсь, в октябре 1999 года. В материале говорилось, что обнаружили недостающее звено между динозаврами и пернатыми, и все были очень-очень взволнованы. Но потом обнаружили, что на самом деле к телу птицы был добавлен хвост динозавра. Все были очень разочарованы этим.

— Вы рекордсмен мира по количеству научных объяснений таксонов динозавров. Какие вы еще ставите перед собой цели?

— Конечно, в будущем я хочу найти еще больше. Мир динозавров такой же, как и мир млекопитающих. То, что мы обнаружили, это лишь маленькая часть, поэтому если вы хотите на самом деле понять, сколько видов динозавров было, нужно сделать еще очень много находок.

— Ваша работа требует от вас очень много времени. Как вы распределяете свое время между наукой и личной жизнью?

— Да, на самом деле это так. Сейчас я вспоминаю, что когда мой сын только родился, я часто выезжал на экспедиции, а если был в Пекине, то возвращался так поздно, что он уже спал. Я очень мало общался с ребенком, и моя супруга часто жаловалась из-за этого. Помню, однажды я вернулся из пустыни и мой сын, которому тогда было 2-3 года, испугался и начал плакать, не узнав меня. Конечно, сейчас стало значительно лучше, потому что я сейчас стараюсь больше времени проводить с семьей.

— Ваши дети интересуются палеонтологией?

— Очень жаль, но оба моих сына, кажется, не испытывают большого интереса к палеонтологии. Я не знаю, почему.

— В китайской культуре дракон занимает особое место. Как вы считаете, это имеет какое-то отношение к динозаврам?

— Строго говоря, дракон не имеет отношения к динозаврам, но в Китае действительно очень много людей считают, что дракон и динозавры связаны друг с другом, и именно поэтому занимаются исследованием динозавров.

Тем не менее мы знаем, что китайский дракон — это вид тотема. Этот дракон состоит из восьми различных животных. В процессе формирования он медленно видоизменялся. Знакомый нам всем сейчас дракон не совсем тот, который был в самом начале. Как бы то ни было, дракон занимает очень важное место в культуре Китая, потому что китайцы считают себя потомками дракона. В процессе изучения динозавров мы также сталкивается с этим вопросом, может ли их исследование помочь нам понять истоки китайской культуры?

Но говоря фактами, с точки зрения науки у этих двух феноменов нет связи. Единственной точкой соприкосновения, которая с какой-то долей вероятности может быть, это авторитетность дракона, это такой высший динозавр. У многих есть такое впечатление, потому что привыкли считать динозавров сверхживотным. Но с научной точки зрения нужно сказать, что прямой связи нет.

Жанна Манукян.

Китай. Россия > СМИ, ИТ > ria.ru, 10 ноября 2018 > № 2789217 Сюй Син

Максим Орешкин: Рубль в целом — устойчивая валюта

Расчеты в нацвалютах с Китаем не окажут существенного влияния на курс рубля, рассказал в интервью Известиям по итогам встречи глав правительств РФ и КНР министр экономического развития Максим Орешкин. По его словам, для перехода на платежи в рубле и юане государство на первых этапах может поддержать такие операции предоставлением ликвидности. При этом министр подчеркнул: по итогам 2018 года товарооборот между Россией и Китаем составит $110 млрд. Новую цель - $200 млрд, по его словам, будет достичь сложнее в связи с тем, что рост сырьевых цен уперся в потолок.

7 ноября состоялась встреча глав правительств России и Китая. Какие темы стали основными в повестке Минэкономразвития? Какие документы были подписаны?

Встречи глав правительств проходят регулярно. На них обсуждается набор тем от развития Дальнего Востока до в целом инвестиционного сотрудничества. На этой встрече де-факто обсуждалось текущее состояние дел по всем направлениям.

Из нового - с моим участием был подписан документ по развитию торговли услугами с Китаем. В торговле товарами мы хорошо продвинулись вперед, в этом году у нас будет около $110 млрд товарооборота. Поставленная на этот год цель - $100 млрд - точно будет превышена. Но по торговле услугами объем пока гораздо меньше - около $4 млрд. Здесь потенциал для развития взаимоотношений очень большой.

Обсуждались и все направления экономического сотрудничества: сельское хозяйство, промышленность, технологии, инвестиции, инфраструктура. Были даны поручения для дальнейшего развития взаимоотношений.

Также в Шанхае началась первая международная выставка импортных товаров. Россия там представила широкий спектр продукции. Это сельхозтовары, продукты питания, промышленная продукция.

Но до 2020 года наш товарооборот должен вырасти до $200 млрд. Эта цель достижима? И что нужно для этого сделать?

Цель $100 млрд была поставлена в начале 2000-х. Ее достижения ожидали к 2015 году, но этого не случилось, в том числе по причине волатильности на сырьевых рынках и снижения объемов поставок в стоимостном выражении. Сейчас, когда сырьевые рынки восстановились, мы поставленную планку превысим.

Однако их восстановление закончилось. Вряд ли мы увидим сырьевые цены гораздо выше, чем сейчас. Дальше нам нужно двигаться по нескольким ключевым направлениям, для того чтобы выйти на отметку $200 млрд. Сразу скажу: достичь этой цифры будет сложнее, чем $100 млрд. Россия и Китай сейчас развивают крупные проекты в энергетической сфере, которые позволят увеличить объемы поставок в физическом выражении, но понятно, что основной вклад должны внести другие отрасли и другие направления.

Приведу пример. Китай является одним из крупнейших в мире потребителем сои. Россия обладает земельными ресурсами и развитым сельским хозяйством. Поэтому с текущим объемом экспорта сои в Китай - 1 млн т в год - можно выходить на гораздо более высокие объемы. Из тех же США в прошлом году Китай импортировал больше 37 млн т сои. Пространство и объем возможностей гигантские. Например, 10 млн т экспорта сои принесут нам дополнительные $4 млрд. Но для этого требуется реализация очень крупных инвестиционных проектов в сельском хозяйстве, в первую очередь на Дальнем Востоке. Необходима работа по всем аспектам: логистика, обеспечение технологиями, семенами и многим другим.

Следующий курс - в целом инвестиционно-технологическое сотрудничество. Здесь надо смотреть на ситуацию гораздо шире - с точки зрения совместного создания продуктов, которые будут поставляться на третьи рынки. Еще одно направление - услуги. Сейчас объем этого вида торговли небольшой. В том же туризме потенциал значительный.

Последняя тема, которую хотел бы отметить, - это малый и средний бизнес. Для него очень важно развитие системы электронной торговли. Поток китайских товаров в Россию по каналам электронной торговли превысил $3 млрд. В целом нам нужно работать над созданием единого пространства электронной торговли, чтобы китайские производители имели доступ на российский рынок, а российские - в Китай. Поэтому о $200 млрд стоит говорить как о торговле не только товарами, но и услугами.

Какие еще сельхозтовары помимо сои Россия может начать поставлять в Китай?

У нас есть продукты, которые уже хорошо известны китайскому рынку. Например, зерно. Конечно, многое зависит от собираемости урожая, но сотрудничество в этом направлении развивается и будет только нарастать.

Сейчас мы обсуждаем с Китаем увеличение количества регионов, из которых можно поставлять российскую продукцию. Но сельское хозяйство - это не только зерно. Сейчас мы уже активно наращиваем сотрудничество в сфере мяса птицы, говядины и свинины.

Одна из самых важных тем на повестке - расчеты в нацвалютах. До конца года с Китаем должно быть подписано соответствующее соглашение. Как будет определяться - в рублях рассчитываться или в юанях? И идет ли речь о полном отказе от доллара в совместной торговле?

Главное, что нужно сделать, - это создать систему расчетов, удобную для агентов, которые ведут внешнеэкономическую деятельность по оплате товаров и услуг. Для этого нужно упрощать регулирование, где-то государству на первой стадии оказывать определенную поддержку ликвидности обменных операций. Конечно же, речь не идет о полном отказе или запрете чего бы то ни было. Речь идет о создании условий для того, чтобы рубль, который, в отличие от юаня, является полностью конвертируемой валютой, свободно ходил. Для использования юаня с учетом валютных ограничений в Китае также есть определенные ниши.

Необходимо, чтобы российская компания, которая что-то покупает в Китае, или китайская компания, которая что-то покупает в России, могли с минимальными издержками совершить конверсию без использования третьих валют, потому что с ними всегда дополнительные издержки. Перейти к расчетам в рублях и юанях нам пока мешает исключительно отсутствие ликвидности и налаженных механизмов таких расчетов.

Сейчас этой работой в первую очередь будут заниматься центральные банки и министерства финансов наших стран. Хотя стоит отметить, что взаимная торговля уже частично осуществляется в нацвалютах, поэтому появление дополнительных стимулов и снижение издержек только ускорят этот процесс.

На курс рубля это может повлиять?

Существенно нет. Рубль - в целом устойчивая валюта. Гораздо сильнее на курс влияет макроэкономическая политика в части инфляционного таргетирования и бюджетного правила, которая проводится у нас в стране.

В этом месяце США обещают ввести новые санкции в отношении России. Могут ли новые ограничительные меры повлиять на взаимоотношения России и Китая? В частности, банки КНР отказываются обслуживать россиян из санкционного списка. Обсуждалось ли это с китайской делегацией и планируется ли решать эту проблему?

Ситуация не настолько плоха, но при этом действительно проблемы встречаются. С китайскими партнерами мы их обсуждаем. Создание эффективных механизмов в проведении двусторонних операций без подключения третьих стран будет снимать значительную часть этих рисков в дальнейшем. Именно снижение роли других стран в процессах торгово-экономических взаимоотношений России и Китая - наш главный ответ на все это.

Торговая война между США и КНР в разгаре. Всемирную торговую организацию ждет реформа. Какие дополнительные преимущества эта ситуация создает для России и Китая?

Что касается проблем в глобальной торговой политике, то отчасти это подталкивает нас вместе с китайскими партнерами к более активному поиску новых ниш взаимодействия. Для Китая также становится важной диверсификация поставок на свой рынок.

На фоне разговоров о реформировании ВТО координация между Россией и Китаем усиливается. Наши позиции по ключевым вопросам остаются одинаковыми. Россия и Китай поддерживают регулирование мировой торговли на базе многосторонних форматов. А главный формат у нас один - это Всемирная торговая организация. Понятно, что есть ряд вопросов, где еще предстоит дискуссия, но наши базовые принципы абсолютно одинаковые.

Сейчас Россия и Китай оспаривают пошлины на сталь и алюминий. Какие перспективы у этих споров?

Перспективы очень хорошие. Меры, которые были введены Америкой, очевидно, противоречат правилам ВТО. Мы в своей позиции абсолютно уверены. Принятые США решения настолько выбиваются из того, что происходило раньше, что решение суда ВТО будет однозначным.

Только оно состоится в том случае, если деятельность ВТО не будет полностью заблокирована, что сейчас пытается отсутствием своих решений добиться американская сторона. Это касается работы апелляционного органа. Блокируются назначения новых судей. Из-за этого в определенный момент вся процедура спора может быть заблокирована.

Россия и Китай ведут работу над большим соглашением, которое будет сфокусировано на либерализации торговли услугами и инвестициями, защите капиталовложений, электронной торговле, передвижении граждан и так далее. Когда может завершиться эта работа?

Это очень серьезный документ. Уровень тем, которые он затрагивает, можно сравнить с Транстихоокеанским партнерством. Охват уходит далеко за пределы узкого сегмента товаров. Это в том числе интеллектуальная собственность, госзакупки. Мы уже сделали с китайскими партнерами первый шаг - определили набор направлений, по которым мы готовы выработать конкретные решения.

Сейчас начинается тяжелая кропотливая работа по согласованию внутри каждого раздела. Это небыстрый процесс. Но когда мы выйдем на подписание этого соглашения, мы сделаем его максимально открытым для включения в него других стран. И мы уверены, что такое соглашение позволит снять еще больше торговых барьеров.

Инна Григорьева

Россия. Китай. США. ВТО > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 9 ноября 2018 > № 2794396 Максим Орешкин

Форум межрегионального сотрудничества России и Казахстана

9 ноября 2018 года, Петропавловск

Владимир Путин принял участие в работе XV Форума межрегионального сотрудничества России и Казахстана. Тема мероприятия – «Новые подходы и тенденции в развитии туризма Казахстана и России».

По итогам форума в присутствии лидеров двух стран подписан ряд экономических соглашений.

Ранее в этот день глава Российского государства посетил вместе с Президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым выставку, посвящённую перспективным совместным программам в туристической сфере.

Кроме того, состоялась отдельная беседа В.Путина и Н.Назарбаева: обсуждались актуальные вопросы российско-казахстанского взаимодействия в различных областях.

* * *

Выступления на XV Форуме межрегионального сотрудничества России и Казахстана

Н.Назарбаев: Уважаемый Владимир Владимирович! Участники форума!

Рад встрече с вами в Петропавловске – областном центре Северного Казахстана. С огромным удовольствием принимаем вас, как наших близких партнёров, соратников и соседей. Близкий сосед, говорят, лучше, чем дальний родственник. Так что мы соседи, мы родственники.

За время существования наш форум зарекомендовал себя в качестве эффективной межгосударственной площадки, стал важным институтом политико-экономического взаимодействия наших стран.

Этот формат стал модельным на постсоветском пространстве. В рамках проведённых форумов мы приняли более 200 договоров и соглашений. Реализация данных документов даёт значительный импульс развитию не только регионам, но и целым отраслям экономики как России, так и Казахстана. По–моему, другие наши партнёры тоже перенимают наш опыт. Я слышал недавно, узбеки тоже хотят подобный форум.

Уважаемые друзья!

На сегодняшний день у нас уже выстроена чёткая линия сотрудничества практически по всем направлениям экономики. Мы активно взаимодействуем в многостороннем формате: в рамках Евразийского экономического союза, ОДКБ, ООН, СНГ, ШОС, ОБСЕ и других международных организаций.

Российская Федерация является нашим стратегическим союзником, важнейшим торгово-экономическим партнёром. Только за восемь месяцев этого года товарооборот превысил 11 миллиардов долларов, предполагаем, что к концу года он может достичь 18 миллиардов долларов, и задача подойти к 20 миллиардам уже недалёкая.

Отрадно, что доля обработанных товаров во взаимной торговле продолжает расти, достигнув 82 процентов. Россия является крупнейшим рынком для казахстанского экспорта обработанной продукции – более двух миллиардов.

За годы независимости прямые иностранные инвестиции России в Казахстан составили порядка 14 миллиардов долларов, Казахстана в Россию – около четырёх миллиардов долларов. Эти цифры наглядно подтверждают нашу значимость друг для друга. С участием российского капитала в Казахстане успешно осуществляют свою деятельность более девяти тысяч предприятий, они представлены во всех сферах экономики.

На сегодня мы уже реализовали более 60 крупных инвестиционных проектов на 10 миллиардов долларов. На стадии реализации находится ещё 57 проектов на общую сумму шесть миллиардов: в нефтегазовой отрасли, горно-металлургическом комплексе, агропромышленном комплексе.

В агропромышленном реализуются проекты на сумму свыше 500 миллионов долларов. В химической промышленности – «Еврохим» строит завод минеральных удобрений стоимостью один миллиард долларов.

В сфере железнодорожного транспорта, логистики успешно работает объединённая транспортно-логистическая компания, действует 57 железнодорожных сообщений между нашими странами по 15 направлениям, не считая транзитные, которые идут из Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана.

В автомобильных перевозках большую синергию даёт проект «Западная Европа – Западный Казахстан». Между нашими странами еженедельно выполняется 210 авиарейсов по 38 направлениям. За последние годы их количество увеличилось на 27 направлений.

В сфере образования: 66 казахстанских вузов тесно взаимодействуют с 93 российскими вузами, заключено свыше 500 межвузовских соглашений о сотрудничестве. Медицинскими вузами Казахстана и России подписано около 70 совместных меморандумов.

Всё это является подтверждением нашего многогранного, стабильного, взаимовыгодного, добрососедского сотрудничества, которое, к счастью, не прерывалось и после развала Советского Союза. И это является благом для обоих наших государств на далёкую перспективу и для процветания благополучия наших граждан.

Уважаемые участники форума!

Сегодняшний форум посвящён очень важному, актуальному вопросу – новым подходам и тенденциям в развитии туризма в наших странах. В современных условиях туризм является одним из ключевых драйверов роста глобальной экономики в мире, создания новых рабочих мест во многих странах.

Туризм сегодня составляет 10 процентов мировой экономики, 30 процентов экспорта услуг, создаёт каждое десятое рабочее место. Сфера туризма притягивает сотни миллиардов долларов прямых инвестиций. Она оказывает мультипликативный эффект на развитие почти всех ключевых секторов экономики.

В прошлом году объёмы мирового экспорта туристических услуг достигли 1,6 триллиона долларов. Туризм является инструментом роста экономики даже в период глобальных экономических кризисов.

По оценкам Всемирной туристской организации ООН, к 2030 году на популярные курорты и города, а также к памятникам истории и культуры совершат путешествие 1,8 миллиарда человек. Экспертами также отмечается, что рост туризма будет возможен в основном за счёт появления новых территорий, поскольку традиционные туристские центры достигли предела рекреационных возможностей.

Казахстану и России нельзя оставаться в стороне от этих процессов. Нам необходимо эффективно использовать открывающиеся возможности, нужно принять системные меры для развития двустороннего туризма. Важно выгодно использовать нашу географическую близость между нашими странами, с Китаем и Индией, имеющими высокие темпы роста международного туризма.

Мы завершаем разработку казахстанской пятилетней программы развития туризма, ожидаем увеличения потока туристов в Казахстан до 13 миллионов посетителей, создание более 60 тысяч рабочих мест. Ядром госпрограммы станут топ–10 туристических центров, об этом будет сегодня сказано. Граждане более 60 развитых государств имеют право безвизового въезда в Казахстан.

Большая работа в сфере туризма проводится и в России, мы знаем. В этой связи хотел бы отдельно остановиться на таком важном направлении сотрудничества наших стран, как развитие двустороннего туризма. Как в России, так и в Казахстане есть много привлекательных мест для туризма, которые ещё не посещали многие граждане наших стран, где можно проводить досуг и есть на что посмотреть.

Например, россияне, особенно из западносибирской части страны, едут к нам летом отдыхать в Боровскую зону, на озеро Балхаш, Алаколь, зимой – на Чимбулак в Алма-Ате, на горнолыжный курорт и другие объекты.

В России также есть огромное количество регионов, которые мы, казахстанцы, с большим интересом хотели бы посетить. Подобный спрос должен рождать качественное предложение. Несмотря на то что проводится большая совместная работа по развитию туризма, имеется ещё ряд вопросов, требующих обсуждения.

Например, это модернизация пограничных переходов на наших границах в целях комфортного прохождения туристов, совершенствование туристской транспортно-логистической инфраструктуры, развитие совместными усилиями туризма на Каспийском море, содействие становлению космического туризма и другие.

Уважаемый Владимир Владимирович, считаю необходимым дать дополнительный импульс развитию нашего сотрудничества в сфере туризма, и наши правительства должны в этом направлении поработать.

И география, и история, и социально-культурная близость наших народов создают для этого абсолютно благоприятные условия. Думаю, сегодня мы обсудим все эти вопросы, поэтому хочу заранее пожелать нам плодотворной работы.

Уважаемый Владимир Владимирович, позвольте предоставить Вам слово.

В.Путин: Уважаемый Нурсултан Абишевич! Уважаемые коллеги, друзья!

Приветствую всех участников XV Форума межрегионального сотрудничества России и Казахстана.

Согласен полностью с Нурсултаном Абишевичем – активные разноплановые межрегиональные контакты играют очень важную роль в укреплении дружбы и взаимовыгодного партнёрства между нашими странами, в развитии всего комплекса российско-казахстанских отношений, которые носят подлинно добрососедский, союзнический во всех отношениях характер.

Только что мы с Президентом Казахстана обсудили текущее состояние и возможности, имеющиеся для дальнейшего расширения двусторонних связей. Естественно, особое внимание уделили их торгово-инвестиционной составляющей.

Отметили, что экономики России и Казахстана становятся всё более взаимосвязанными и интегрированными, углубляются отраслевые линии связи и взаимодействия, кооперации.

Мы тесно сотрудничаем с казахстанскими партнёрами в рамках Евразийского союза и СНГ, сообща продолжаем работу над устранением остающихся барьеров на пути свободного движения товаров и услуг.

В результате по итогам 2017 года товарооборот увеличился на солидные 30 процентов, превысив, как уже Нурсултан Абишевич сказал, 17,2 миллиарда долларов. За январь–август текущего года он вновь прибавил ещё девять процентов.

Российские вложения в экономику Казахстана достигли 12,2 миллиарда долларов США, встречные инвестиции – 3,6 миллиарда долларов. Совместно реализуются многочисленные проекты, в том числе в таких секторах, которые связаны с высокими технологиями, – это энергетика, автопром, машиностроение, химическая промышленность, обогащение урана, космос.

Что немаловажно, уже 63 процента всех расчётов между российскими и казахстанскими экономическими операторами осуществляются в национальных валютах. Надеемся, что в самое ближайшее время этот показатель достигнет 70–75 процентов.

Активно сотрудничаем в культурно-гуманитарной сфере: в октябре в Казахстане с успехом прошли Дни культуры России; расширяются образовательные обмены; в российских вузах обучаются около 72 тысяч казахстанских граждан.

Отмечу, успехи в развитии российско-казахстанских отношений во многом обеспечены благодаря инициативному и конструктивному вкладу регионов России и Казахстана. С каждым годом прямые межрегиональные контакты становятся всё более интенсивными и разнообразными.

Так, за январь–октябрь Казахстан посетили более 50 российских региональных делегаций, организованы десятки бизнес–миссий, молодёжных программ, мероприятий в сфере науки, образования и культуры.

Подчеркну, на региональные обмены приходится порядка 70 процентов двустороннего товарооборота, тоже об этом уже говорилось, при этом наиболее активны Свердловская, Челябинская, Оренбургская области. Годовой объём торговли каждой из этих трёх областей с казахстанскими партнёрами составляет порядка одного миллиарда долларов.

Расширяют взаимодействие с Казахстаном Республика Алтай, Астраханская, Самарская, Курганская области. Всего же 76 субъектов Российской Федерации наладили контакты с 14 казахстанскими волостями, а также административными центрами – Астаной и Алма–Атой.

Последовательно совершенствуется правовая база межрегионального сотрудничества, действует уже более 400 соглашений и меморандумов. По итогам нынешнего форума будет подписан ещё целый ряд документов.

Уважаемые коллеги!

Нынешний форум посвящён развитию туризма между Россией и Казахстаном. Считаю это направление двустороннего сотрудничества также весьма важным и многообещающим.

Туристическая индустрия обладает внушительным экономическим потенциалом, вносит значительный доход в бюджеты как федеральные, так и местные, создаёт рабочие места, стимулирует малое и среднее предпринимательство. В России многое делается для продвижения внутреннего и въездного туризма.

Хотел бы отметить, что в мае утверждена соответствующая концепция до 2025 года. Её реализация призвана сделать туристический сектор эффективным и высокодоходным, а также придать дополнительный импульс к социально-экономическому развитию регионов.

В настоящее время в нашей стране создаётся целый ряд новых привлекательных курортов, зон отдыха, лечения, которые в перспективе станут центрами формирования туристических кластеров. Это, несомненно, принесёт ощутимую пользу регионам, в том числе граничащим с Казахстаном.

Кстати, крупные совместные российско-казахстанские проекты в сфере туризма уже реализуются. Упомяну, в частности, масштабный международный туристический фестиваль «Большой Алтай» и маршрут «Алтай – Золотые горы», которые с каждым годом притягивают всё большее число гостей и, по сути, становятся новыми региональными туристическими брендами.

Именно благодаря реализации таких инициатив растут туристические обмены между двумя странами. Отмечу, что Россию ежегодно посещают порядка 3,6 миллиона казахстанцев, а Казахстан – около трёх миллионов россиян.

Убеждён, что показатели будут и далее увеличиваться, если регионы будут развивать новые, набирающие популярность виды туризма. Среди них культурно-познавательный туризм.

К слову, сегодня мы собрались в Петропавловске – городе, который по праву можно назвать воплощением многовековой дружбы российского и казахстанского народов. Здесь сохранилось немало объектов культурного и исторического наследия России и Казахстана.

И в целом наши государства обладают богатой событиями историей, находятся на перекрёстке старинных путей между Европой и Азией. Исходя из этого можно было бы подготовить сквозные маршруты, которые будут знакомить туристов с национальными историко-культурными ценностями, традициями и обычаями двух стран.

Хорошие возможности открываются и для событийного туризма, в первую очередь в связи с приближающейся 75–й годовщиной Победы в Великой Отечественной войне. Считаем важным поощрять интерес наших граждан к посещению памятных, мемориальных мест в России и Казахстане, на пространстве СНГ в целом.

Самые широкие перспективы для современных проектов в области спортивного и рекреационного туризма предоставляет природный потенциал приграничных российских и казахстанских регионов, в первую очередь Северного Казахстана и Республики Алтай.

Россия и Казахстан вместе приступили к развитию морского туризма, путешествий по Каспию, которые предусматривают заходы круизных лайнеров в Астрахань, Дербент, Актау, а также в Баку, Туркменбаши и иранские порты. Первый такой комфортабельный корабль уже строится российскими компаниями.

Разумеется, чтобы реализовать на практике все эти начинания, требуются слаженные усилия федеральных, региональных властей и деловых кругов. Нужно сообща модернизировать транспортную инфраструктуру, в том числе авиационную и автомобильную, вкладывать капиталы в гостиничное хозяйство, работать над дальнейшим повышением качества и конкурентоспособности туристических услуг, делать так, чтобы информация о туристических возможностях была широкодоступна. И конечно, следует поддержать соответствующие предпринимательские и общественные инициативы.

Все эти актуальные вопросы российско-казахстанского взаимодействия в туризме и других областях подробно обсуждались в ходе различных мероприятий форума. Как понимаю, в своих выступлениях министры и главы регионов двух стран подробно расскажут и сегодня о результатах проделанной работы и достигнутых договорённостях.

Хотел бы поблагодарить Нурсултана Абишевича Назарбаева, всех участников форума за активную и заинтересованную совместную работу.

В следующем году очередь России проводить двусторонний межрегиональный форум. Хотел бы пригласить вас собраться в сибирском городе Омске.

Спасибо за внимание.

<…>

В.Путин: Уважаемый Нурсултан Абишевич! Уважаемые коллеги!

Слово моё будет в завершение весьма коротким. Хотел бы повторить то, что сейчас было сказано Президентом Казахстана. А он мне на ухо шепнул перед этим: зачем нам куда–то ездить, когда у нас такие красоты?

Конечно, в мире есть привлекательные маршруты, есть всемирно признанные туристические центры: и Рим, и Париж, и другие крупные города, и Венеция, и прочее-прочее.

У нас, в России, есть Петербург такого же класса, не меньше, если не лучше в чём–то, но того природного многообразия, которое есть в России и Казахстане, – такого, конечно, нигде в мире нет, это совершенно очевидный факт.

А сейчас, как один из казахстанских коллег говорил, набирает в мире всё больше и больше интерес к экологическому туризму, событийному туризму, люди тянутся со всего мира в такие места, которые являются уникальными, чистыми в экологическом смысле.

В этом отношении мы самые богатые люди на планете без всякого преувеличения. Надо только активно работать, воспользоваться этой волной, этим трендом, для того чтобы доставить удовольствие нашим людям, чтобы пропагандировать свои страны и развивать экономику. У нас для этого всё есть.

Хочу поблагодарить Нурсултана Абишевича Назарбаева, что выступил инициатором проведения нашей сегодняшней встречи именно на тему развития туризма.

Хочу пожелать всем вам успехов. Благодарю вас за участие в работе.

Н.Назарбаев: Спасибо, Владимир Владимирович, за Ваше выступление, предложения по тематике и городе проведения следующего, XVI Форума межрегионального сотрудничества – будем готовиться.

Мы говорим о том, что состоялся конструктивный и деловой разговор, обсудили актуальные проблемы и возможности туризма в наших странах.

Стороны провели весьма интересную выставку, где показаны достижения, новые возможности в этой сфере. Конечно, не всё могли там показать, мы тоже посмотрели, но то, что уже есть, это очень интересно.

Кроме того, вчера на полях нашего форума подписано, как доложили, 25 межрегиональных документов и коммерческих договоров. Считаю, что форум придаст серьёзный импульс двусторонним отношениям и расширит горизонты нашего сотрудничества.

С учётом высказанного, Владимир Владимирович, предлагаю поручить нашим правительствам следующие вопросы.

Первое: надо усилить координацию наших действий по развитию соответствующей туристской и транспортно-логистической инфраструктуры. Соответствующие органы, особенно правительства, должны посмотреть, разработать совместный план действий по развитию автомобильного, железнодорожного, авиационного транспорта – чтобы через Омск в Казахстан не летали. Потенциал туристских потоков очень важно проследить, конкретные меры государственной поддержки.

Второе: создать условия для максимально комфортного прохождения туристами пограничного контроля. Инфраструктура пунктов пропуска и их техническое оснащение на казахстанско-российской границе пока не соответствуют интенсивности перемещения лиц и транспортных средств. В этой связи правительствам наших стран важно сообща решить эти вопросы.

Третье: создать с соседними странами на Каспийском море архитектуру сотрудничества по туризму, упростив визовый миграционный режим. Как в своём выступлении сказал Президент России, круизные корабли будут там работать, и это очень важно. Соседние страны – Азербайджан, Туркменистан, Иран; мы можем получить большой туристический поток на Каспийском море.

Наши соседи уже приступили к освоению потенциала Каспия. Надо активизировать работу по развитию взаимодополняющей друг друга инфраструктуры развлечений, отдыха в прикаспийских странах.

Четвертое: используя имеющийся потенциал медицинских, образовательных центров, о котором сегодня говорили и показывали, следует принять меры именно по развитию в этом направлении.

Пятое: совместными усилиями нужно развивать космический туризм на уникальных в мировой истории стартовых площадках Байконура. Кстати, мы сегодня заслушали доклад о совместной российско-казахстанской работе, проводимой на новой стартовой площадке Байконура. Думаю, можно развить туризм и на этом объекте.

Некоторые из этих вопросов включены – с ответственными министрами за развитие туризма – в совместный план на следующий год.

Шестое: в этом году начал свою работу Международный финансовый центр «Астана» после проведённого ЭКСПО–2017. Это уникальная альтернатива таким финансовым центрам, как Лондон, Дубай, Гонконг.

Здесь созданы беспрецедентные условия. Его участникам предоставлены налоговые льготы, упрощён валютный, визовый и трудовой режимы, работа МФЦА основана на принципах английского права и английского языка.

Центр позволяет работать как с резидентами, так и нерезидентами. Среди акционеров биржи и МФЦА уже сегодня американская фондовая биржа NASDAQ, компания «Голдман Сакс», Шанхайская фондовая биржа и другие.

В эти дни МФЦА уже проводит первые сделки по размещению суверенных евробондов Казахстана NPE; первым выходит «Казатомпром».

Для успешного развития центра как части делового туризма расширяется транспортная доступность Астаны, открываются прямые авиарейсы в крупные города мира, в том числе финансовые центры.

Приглашаем принять участие в работе данного финансового центра, являющегося единственной в своём роде платформой в нашем регионе, предоставляющей широкий доступ к капиталу, большой спектр финансовых услуг, инвестиционных инструментов. Кстати, и для развития туризма мы можем найти там деньги…

Казахстан. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 9 ноября 2018 > № 2791523 Владимир Путин, Нурсултан Назарбаев

КОГО ХОТЕЛИ ОБМАНУТЬ «НАЛОГОВЫМ МАНЕВРОМ»

Сомнительные игры чиновников с нефтяниками в итоге разоряют российский народ.

О так называемом «налоговом маневре» многие из нас слышали, но вот что это такое, понимают очень немногие. Если говорить коротко, то надо вспомнить великую фразу «хотели, как лучше...».

То есть правительство, конечно, не собиралось резко повышать цены на бензин, понимая все страшные социальные и экономические последствия для страны. Однако некие «умники» пролоббировали этот пресловутый маневр, суть которого вот в чем: нефтяникам снизили экспортный налог на вывоз нефти из России.

Мол, платите в бюджет РФ по 3 рубля с каждого литра и везите и продавайте куда хотите и сколько хотите! Что и было сделано с большой радостью - ведь цена на нефть снова выросла, и продавать ее за доллары на Запад стало куда выгоднее, чем перерабатывать на бензин и торговать за деревянные рубли в России. А вот НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых) повысили и торговать внутри страны стало невыгодно.

Потому-то россияне стали для нефтяных магнатов «немилыми пасынками», которые хотят «халявного бензина», и цены весной 2018 года на заправках рванули вверх.

Недавно Дмитрий Медведев в сердцах заявил, что подпишет закон о введении «заградительной пошлины» на вывоз нефти, по сути, отменит этот «налоговый маневр» и сделает продажу сырья за рубеж не столь выгодной, как продажу бензина в России.

Заключили на днях пока что мировую: нефтяники до 2019 года обещали не поднимать цен оптовых продаж бензина на заправки (соответственно и в рознице)...

Но надолго ли затишье?

«МН» обратился за комментариями по ситуации с топливом к своим экспертам.

Никита Исаев, директор Института актуальной экономики, кандидат юридических наук, лидер движения «Новая Россия»:

- Нефтяные компании, подобно ненасытной старухе из сказки про рыбака и рыбку, хотят получить с нас и правительства еще больше - около 200 млрд рублей - и, скорее всего, добьются этого шантажом: в России уже стал появляться искусственно созданный дефицит дизельного топлива на независимых заправках. Им его просто не продают крупные компании.

В Чите, например, только в последнюю неделю октября цены на бензин выросли на 4,2%. А это уже чревато топливным бунтом, и напуганное правительство вынуждено будет пойти на попятную.

Кто окажется в итоге в выигрыше - государство или компании, - сказать сложно, но пока что нефтяники лидируют в этом споре. Зато точно ясно, кто окажется в проигрыше, - простые люди, которые будут оплачивать все последствия непродуманной реформы, которая не предусматривает эффективного контроля за внутрироссийскими ценами на топливо.

Михаил Делягин, научный руководитель Института проблем глобализации, действительный член РАЕН:

- «Налоговый маневр» - повышение ставки налога на добычу полезных ископаемых при одновременном снижении (до полной отмены) пошлины на экспорт нефти и нефтепродуктов, осуществляемый правительством.

Повышение НДПИ повышает цены на нефть, а значит, и на нефтепродукты на внутреннем рынке России; с 1 января себестоимость бензина за счет этого вырастет, по оценкам, на 1 рубль. Удорожание нефти на внутреннем рынке уже сделало работу на него многих НПЗ нерентабельной, что вынудило правительство пообещать субсидировать эти НПЗ (при помощи так называемого обратного акциза).

Общая цель «налогового маневра» - снижение потребления нефти и нефтепродуктов в России при увеличении их экспорта, вероятно, с тем, чтобы ценное сырье не расходовалось на нашу страну, а в максимально возможной степени направлялось развитым странам и Китаю. При этом снижается выгодность нефтепереработки, что способствует усугублению сырьевой ориентации России и подрыву ее стратегической конкурентоспособности.

Удорожание бензина и дизтоплива разрушает российскую экономику и усиливает социально-политическую напряженность, представляясь одним из направлений (наряду с пенсионной реформой, повышением НДС и проч.) политики либералов по возврату в 90-е, когда в их руках находилось все государство, а не только его социально-экономический и идеологический блоки, как сейчас.

Евгений Александров, Андрей Князев

Россия. Китай > Госбюджет, налоги, цены. Нефть, газ, уголь > mirnov.ru, 9 ноября 2018 > № 2786689 Никита Исаев, Михаил Делягин

Технологии из фантастических фильмов уже сегодня становятся реальностью: автолюбителям теперь надо выбирать не только марку и модель машины, но и необычные функции: хотите вы просто ездить или же ездить и летать. О том, кто и на каких условиях сможет управлять летающими машинами, во сколько обойдется транспорт будущего, чем его заправлять и на какую высоту можно взлететь на личном автомобиле корреспонденту РИА Новости Анне Раткогло на полях первого импортного ЭКСПО в Шанхае рассказал главный операционный директор компании AeroMobil Ладислав Батик.

— Как возникла идея создать летающий автомобиль и когда вы поняли, что время для реализации этой концепции пришло?

— Идея создать летающий автомобиль не нова, она существует уже довольно продолжительное время, первые попытки были предприняты в начале XX века. Наши изобретатели бьются над этим последние 15-20 лет. Сегодня вы видите уже нашу пятую версию летающего автомобиля.

— И все они летали?

— Да, все наши предыдущие автомобили летали. Но разница между этой и предыдущими версиями в том, что данная модель разрабатывалась так, чтобы соответствовать всем требованиям действующего законодательства в отношении как автомобилей, так и самолетов. Это крайне важно в связи с тем, что нам в этом случае не нужно ждать нового закона, потому что сейчас просто не существует никаких правовых норм для летающих автомобилей. Мы регистрируем его отдельно как автомобиль и отдельно как самолет в рамках существующего законодательства.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее про характеристики летающего автомобиля.

— Автомобиль изготовлен из композитных материалов, он очень легкий, работает на двух типах двигателей. В нем установлен один двигатель внутреннего сгорания, который отвечает за работу винтов в задней части автомобиля во время полета, и для него нужно обычное автомобильное топливо. Есть также два электрических двигателя, которые приводят в действие передние колеса во время режима езды.

На одной заправке вы можете лететь около 3 часов и преодолеть дистанцию около 750 километров. Почти такую же дистанцию вы преодолеете и при движении по земле. Автомобиль рассчитан на двух человек — на пилота-водителя и пассажира. Чтобы им управлять вам понадобятся и водительские права, и лицензия пилота. Он может лететь на высоте до 3 тысяч метров. И это только потому, что мы хотели, чтобы у владельцев не было необходимости надевать кислородные маски. Поэтому такое ограничение.

Для того чтобы перевести его из режима самолета в режим автомобиля необходимо одно нажатие кнопки и две минуты времени. После того, как крылья сложатся, автомобиль будет всего 2,2 метра в ширину и сможет спокойно перемещаться по улицам.

— Звучит достаточно фантастично, что автомобиль просто будет ехать в потоке по дороге, а потом взлетит…

— Как я уже сказал, мы должны соблюдать все возможные требования и нормы. Естественно, вы не сможете взлететь с шоссе в любом месте, где вам захочется, нужно будет добраться до определенного места, к примеру, аэродрома. Это может быть спортивный аэродром, без бетонного покрытия, можно взлететь и с травы.

Идея заключается в том, чтобы перевезти человека из пункта А в пункт Б на одном транспортном средстве. Вместо того чтобы, к примеру, ехать в аэропорт из дома на такси, ждать 2 часа, потом сесть на самолет до следующего пункта назначения, потом вновь воспользоваться наземным транспортом — поездом, метро, такси, вместо всех этих звеньев можно просто воспользоваться этим автомобилем. То есть, вы садитесь в машину в вашем гараже, едете до ближайшего аэродрома, долетаете до аэродрома, близкого к месту назначения, переходите в режим автомобиля и доезжаете туда, куда нужно.

— Можно ли будет управлять таким автомобилем дистанционно? К примеру, с помощью смартфона?

— Нет, конечно, пока нет. Мы делаем все, чтобы соответствовать законодательству, и в настоящий момент нормы не предусматривают возможности дистанционного управления. Несомненно, в будущем мы бы хотели производить автономные автомобили, но пока это невозможно.

— Как я понимаю, это уже модель для продажи? Когда можно будет купить такой автомобиль?

Опубликовано видео испытаний летающего автомобиля BlackFly

Опубликовано видео испытаний "летающего автомобиля" BlackFly

— Мы надеемся, что первый летающий автомобиль мы сможем доставить клиенту в 2021 году, до этого мы начнем принимать предварительные заказы. Это наш первоначальный продукт для рынка, но мы уже разрабатываем следующее поколение продукции, которую намерены реализовывать.

— И сколько он будет стоить?

— Эту модель мы намерены производить в крайне ограниченном количестве, будет изготовлено лишь 500 автомобилей, которые будут позиционироваться как автомобили класса люкс. Стоимость автомобиля будет достигать от 1,2 до 1,5 миллиона евро до вычета налогов.

Естественно, все еще зависит от страны. В Китае, как вы знаете, на предметы роскоши довольно высокие налоги, поэтому здесь итоговая цена будет выше, чем в Европе.

Анна Раткогло.

Китай. Россия > Авиапром, автопром > ria.ru, 8 ноября 2018 > № 2786036 Ладислав Батик

Брифинг Евгения Дитриха и генерального директора – председателя правления ОАО «РЖД» Олега Белозёрова по завершении заседания

Из стенограммы:

Вопрос: Одобрило ли Правительство инвестпрограмму на 2019 год и ближайшие два года?

Е.Дитрих: Решение Правительства, которое было подготовлено и сегодня обсуждено, состояло в том, чтобы одобрить инвестиционную программу и финансовый план ОАО «Российские железные дороги» на 2019 год и плановый период 2020 и 2021 годов.

Объём инвестиционной программы определён в сумме 2,25 трлн рублей на три года. Значительную часть этой инвестиционной программы составляют проекты, которые выполняются во исполнение поручений Президента и Правительства. Объём финансирования таких проектов на три года – 812 млрд рублей. Уделяется внимание восстановлению сети для ускорения участковых скоростей и ускорения движения грузов. Значительная часть средств направляется на обновление подвижного состава и на проекты развития.

Вопрос: Олег Валентинович, анонсированы некоторые тарифные решения, которые должны предоставить «РЖД» определённый объём дополнительного финансирования. Можете ли Вы назвать общую сумму, которая будет получена до 2025 года за счёт этих тарифных решений для финансирования ДПР (долгосрочная программа развития)? И можно разбить по категориям, то есть экспортная надбавка, повышение тарифов?

О.Белозёров: По ряду направлений решения были приняты. Вместе с тем есть уточнения, на которые отведено порядка 10 дней, для того чтобы цифры можно было сбалансировать и уточнить. В зависимости от этих решений будут понятны цифры. Вы задали вопрос, как их разбить, на какие направления. Ключевое направление – это 8-процентное повышение на экспорт и, как мы говорили, увеличение платежей за порожний пробег, в том числе для того, чтобы улучшить оборачиваемость вагонов на сети. Эти доходы – от увеличения – должны полностью сбалансировать инвестиционную программу до 2025 года.

Вопрос: А понижающие коэффициенты?

О.Белозёров: Понижающие коэффициенты для алюминия и нефтепродуктов – не понижающие коэффициенты, а неповышение – такое решение тоже принято. Соответственно, в рамках деятельности нам поставлена чёткая задача – внимательно следить за тем, что будет происходить на рынках, и вместе с грузоотправителями реагировать на изменяющуюся конъюнктуру. Если цены будут неблагоприятными, мы с грузоотправителями будем искать компромиссные варианты.

Я подписал решение правления «Российских железных дорог». Мы рассматривали буквально два дня назад 14 вопросов. Мы пролонгировали скидки на 3 млн т грузов. Ряд скидок продлили только на 2019 год, но за счёт того, что нам предоставлено сейчас право давать и долгосрочные скидки, рассматриваем скидки до 2025 года.

Е.Дитрих: Хотел бы добавить, что и на этапе подготовки сегодняшнего мероприятия, и на этапе обсуждения инвестпрограммы совместно с Министерством экономики, Федеральной антимонопольной службой рассмотрели вопрос подходов к формированию инвестпрограммы и долгосрочной программы развития ОАО «Российские железные дороги», которую поручено доработать к 1 декабря. Подходы связаны с тем, что проекты развития по отдельным участкам, направлениям должны реализовываться «Российскими железными дорогами» при условии, если экономические параметры таких проектов будут для «РЖД» прибыльными. Обсуждали и совместно обговаривали такие условия. Срок окупаемости таких проектов для «РЖД» не должен превышать 20 лет, а внутренняя норма доходности таких проектов не должна быть ниже 10%. Под эти условия, собственно говоря, и будут тарифными решениями, индивидуальными, локальными, или другими параметрами балансироваться проекты развития. Важно, чтобы на грузоперевозки «РЖД» имело возможность привлекать средства и для этого показывать прибыльность таких проектов на будущее.

Вопрос: Хотел уточнить про 8-процентную экспортную надбавку. Она будет заложена в прейскурант 10.01? Или это будет коридор, то есть право «РЖД» давать скидки или надбавки?

О.Белозёров: Нет, это не право, это увеличение. В прейскурант пока заложено не будет. Будет именно в виде надбавки. При этом до 30 апреля на основании письма, о котором сказал Евгений Иванович, на основе договорённости регуляторов, органов исполнительной власти, необходимо продумать систему сбалансированного погружения такой надбавки, прежде всего исходя из интересов экономики, для того чтобы, как Федеральная антимонопольная служба отмечает, уйти от дисбалансированности, которая на сегодняшний момент зашита в прейскурант 10.01.

Вопрос: То есть это решение ещё не принято по 8-процентной надбавке, потому что будут точечные решения?

О.Белозёров: Решение принято. Это как уравнение: в итоге есть единица, а внутри – механизм расчёта, он может уточняться. Соответственно, на уточнение дано несколько сроков, для того чтобы выверить эти позиции.

Вопрос: Евгений Иванович, Вы сказали о параметрах окупаемости, которые должны быть применены к этой программе. Есть ли какие-то титулы инвестпрограммы, которые в эти параметры уже очевидно не укладываются?

Е.Дитрих: Есть ряд позиций в инвестпрограмме, которые не соответствуют этим параметрам по окупаемости, которые рассчитаны из более, условно, социальных условий их реализации. То есть для «РЖД» они выгодными и прибыльными не являются. Чтобы сбалансировать такие проекты, в том числе и для этого, сегодня были рассмотрены инвестпрограммы и предложены решения и подходы, которые могли бы эти проекты сделать для «РЖД» прибыльными.

Мы с вами понимаем, что если внешнеэкономическая конъюнктура и рост экспорта сегодня позволяют говорить о том, что объём вывоза грузов на экспорт растёт и на этом, собственно говоря, отрасли серьёзно зарабатывают, то часть этих средств могла бы быть направлена в финансирование проектов по развитию железнодорожной инфраструктуры. На мой взгляд, это было бы справедливо.

При этом мы чётко понимаем, что сегодня механизм в случае обратного движения внешнеэкономической конъюнктуры, связанный с тем, чтобы не душить отрасли, если, допустим, внешние цены падают, – он тоже сегодня существует: механизм, связанный с предоставлением «РЖД» скидок по отдельным направлениям движения. И сбалансированное применение этих механизмов позволит вывести деятельность на окупаемость и не нанести вреда экономике.

О.Белозёров: Добавил бы, что механизм расчёта включает как внутренние факторы в том числе и бюджетную эффективность, прежде всего в рамках расчёта развития пассажирского движения. Соответственно, эффекты тоже будут засчитываться, рассчитываться в определённых параметрах и приниматься как окупаемость проекта.

Вопрос: Когда Дмитрий Анатольевич выступал, он упомянул, что у китайских коллег были определённые вопросы по формированию долгосрочных программ развития «РЖД». Можете сказать пару слов, что их занимало?

Е.Дитрих: Если позволите, как участник этих дискуссий могу сказать, что вчера на площадке министерства транспорта КНР и государственного комитета по развитию КНР я провёл ряд встреч. В основном нашу делегацию интересовали параметры строительства высокоскоростных железных дорог в Китайской Народной Республике – условия, когда такие решения принимаются, окупаемость такого рода проектов, востребованность и спрос со стороны пассажиров.

Коллеги часть информации, связанной с общей работой по этому поводу, нам предоставили. В конце ноября приедут к нам, и мы обсудим эти вопросы. Думаю, до конца года мы сложим сводную картинку по поводу того, как это происходит у них, чтобы можно было понять, насколько наши проекты по высокоскоростным магистралям сравнимы с тем, что делают наши китайские партнёры. Для них важен эффект масштаба. У них сегодня порядка 25 тыс. км высокоскоростных железнодорожных магистралей уже работает. На этой сети можно работать, собственно говоря, примерно так, как ОАО «РЖД» оперирует на российской сети параметров 1520.

Нам при принятии решений о том, как, когда и каким способом мы идём в проекты высокоскоростных магистралей, нужно тоже себе представлять эти проекты с учётом эффекта масштаба. Это не просто участок от Москвы до Казани, это существенно большие и масштабные проекты, которые в будущем могут нас продвинуть и с технологической точки зрения. И понять, идём мы туда или нет, нужно, взвесив все параметры.

Вопрос: По экспортной надбавке. Там исключения – алюминий и нефтепродукты. Может быть такой вариант, что после 2019 года добавятся ещё какие-то исключения?

О.Белозёров: После 2019 года посмотрим. Задача стоит следующим образом: гибко реагировать на изменяющиеся условия. Не уверен, что будет отменена, включена в таком виде отмена увеличения, а вот в качестве скидки к уже принятому решению – да, такое возможно.

Вопрос: Вы сказали, на некоторые виды грузов дали скидку до 2025 года. Какие это виды грузов?

О.Белозёров: Более детальную информацию, поскольку это большое количество вопросов, вам предоставят, с разбивкой – как принимались решения и из чего исходили.

Более того, могу сказать, что в ближайшее время мы рассмотрим ещё порядка 25 предложений, связанных в том числе с продлением определённых решений, которые дают нам возможность привлекать более 25 млн т грузов на железную дорогу.

Вопрос: А на десятилетние скидки ещё нет заявок?

О.Белозёров: Есть разные заявки. Пока мы рассматривали варианты предоставления скидок в увязке с долгосрочной программой. Поэтому мы считаем, что это не просто скидка ради скидки, а для того, чтобы все вопросы были взаимоувязаны.

Вопрос: По продлению экспортной надбавки на 8%. То есть все грузы, кроме нефтянки и алюминия, автоматически вырастут на 8%, и потом, как Вы говорите, будут снижаться за счёт скидок?

О.Белозёров: Нет, они будут увеличены на 8%. Я хочу сделать, может быть, ещё один акцент. Когда говорили о принципе формирования индексации, у нас тариф на будущий год проиндексирован на 3,5%. В следующем году должна была произойти отмена 8-процентной экспортной надбавки, и, соответственно, тариф бы в следующем году вырос не на 3,5, а на 2,5%. И если мы говорим о справедливости, а мы так договаривались с нашими грузоотправителями, соответственно, эта 8-процентная величина должна была бы быть учтена в тарифе. Она сейчас будет учтена в экспорте. А дальше изменение и форма изменения – это не факт, что это снижение, а изменение, отражение в прейскуранте… Вот Вы говорите: наценка, – там просто сложная система формирования тарифных решений, поэтому цифра конечная будет одна, а механизм её реализации может уточняться. При этом если в следующем году будет ухудшаться какая-то ситуация, не знаю, по каким-то группам экспортных товаров, то тогда «Российские железные дороги» должны будут рассмотреть вместе с коллегами при изменяющейся ситуации возможность предоставления скидок, для того чтобы сохранить возможность экспортирования товаров, чтобы не ухудшать ситуацию.

Вопрос: А на порожний пробег какая индексация будет?

О.Белозёров: Пока планировали в районе 6% на полувагоны, все типы полувагонов.

Россия > Транспорт > premier.gov.ru, 8 ноября 2018 > № 2785133 Евгений Дитрих, Олег Белозеров

Ресурс классика

Наш современник, собеседник, наставник

Колесников Александр

На вопросы «ЛГ» отвечает директор Библиотеки-читальни им. И.С. Тургенева, заслуженный работник культуры РФ, кандидат педагогических наук Ромуальд Крылов-Иодко.

– Как бы вы обобщили смысл той многотрудной работы, которая велась в вашем сообществе в связи с подготовкой к юбилею Ивана Сергеевича Тургенева и сейчас подходит к завершению?

– Подготовка к 200-летию Ивана Сергеевича Тургенева началась ещё в 2014 г. и шла по нескольким направлениям. Но если выделить главное, для чего, собственно, мы празднуем это юбилей, то я бы сказал – ради сохранения и воссоздания духа Тургенева, его особой роли в нашей литературе и культуре. Вокруг его фигуры создалась, увы, странная ситуация. С сожалением приходится признавать, что ни в средней, ни в высшей школе Тургенева по-настоящему не изучают. Для многих в памяти остаются два его сочинения: «Муму» и «Отцы и дети». Кто-то помнит «Первую любовь», «Асю», «Вешние воды».

А ведь Тургенев был не только писателем, он был видным деятелем русской культуры: занимаясь собственным творчеством на территории Германии, Франции, Англии, он также продвигал русскую культуру на Запад и служил ей настолько мощно, настолько сильно, что не говорить об этом невозможно. «Евгения Онегина» мир узнал благодаря инициативе Тургенева, именно он подбирал переводчиков, находил пути издать роман. И Запад узнал, что в России создаётся мировая литература – Толстой, Достоевский… Он занимался и ими, несмотря на сложные личные отношения с обоими. А Россия узнала Мопассана, Флобера, Доде, Диккенса, многих других авторов своего времени, которые как бы через посредство Тургенева вошли в наш круг чтения.

– Какова сегодня роль Библиотеки-читальни им. И.С. Тургенева, главное направление вашей деятельности?

– Уникальность московской Библиотеки-читальни им. И.С. Тургенева в том, что она создавалась в память писателя как первое учреждение в России с научно-методическими функциями. Библиотека не просто выдаёт и принимает книги, но и ведёт научную деятельность. Существующий у нас мемориальный отдел создаёт серьёзную работу по изучению наследия Тургенева, способствуя культурным связям между тургеневедами. Мы работаем со странами Европы, Канадой, США. На днях у нас был профессор из Китая, доктор филологических наук Ван Лие с лекцией «Тургенев в Китае. 1905–2018». Он очень много рассказал, как необыкновенно близок Тургенев Китаю. Профессор нас так удивил – привёз сборники, материалы, подробно говорил о романе «Отцы и дети», сравнивал события и образы героев с реалиями своей страны.

Наши зарубежные коллеги обладают массой наработок, у них много своих идей, и их библиотека должна объединить на новой создаваемой площадке – «Ассоциация творческого наследия И.С. Тургенева», также объединив усилия и возможности и тургеневедов, и филологов, и музейных специалистов в изучении и популяризации наследия писателя. Программы тургеневского празднования постоянно расширяются; они продолжают пополняться новыми событиями, ибо наш долг сказать о Тургеневе так, чтобы это многоголосие было услышано.

– Как научное сообщество в целом формулирует значение Тургенева сегодня, меняется ли к нему отношение?

– Тургенев как продолжатель дела Пушкина – эта идея в голове рядового читателя пока не находит понимания. Для тургеневедов же это аксиома: после Пушкина Тургенев продолжил дело развития русского языка, определил его значение, раскрыл новые возможности. Это не все осознают.

Недавно в библиотеке выступал писатель Виктор Ерофеев и всё время «благодарил» Тургенева за язык, который тот подарил нашей словесности. Было даже немного странно слышать от прозаика другой эпохи неоднократные признания в том, что Тургенев стал для него одним из определяющих имён в литературном творчестве. Он, рассказывая о своих произведениях, постоянно возвращался к Тургеневу, цитировал его, обращался к кругу тургеневских образов. Или, например, актриса и кинорежиссёр Вера Глаголева, которая была другом нашей библиотеки, снявшая удивительный фильм «Две женщины» (по «Месяцу в деревне»); она также не уставала повторять о важности влияния на неё «самого духа писателя, его языка, его примера».

То есть тургеневское обнаруживается по самым неожиданным поводам. И я уверен, что новые встречи публики с нашими мастерами разных видов искусства это подтвердят.

– Видимо, наследование художественных идей идёт странными, не всегда понятными путями. Что может и делает своими средствами библиотека для того, чтобы встреча современного читателя с Тургеневым состоялась?

– В Библиотеке-читальне им. И.С. Тургенева много дореволюционных книг. Вообще Центральный округ Москвы богат уникальными книжными фондами, которые остались от людей, пострадавших от революций, репрессий и войны. Это дворянство, революционеры, военачальники; их домашние библиотеки конфисковывались и часто передавались в ближайшие читальни. Библиотеки Центрального округа таким образом получили в свои фонды уникальные фолианты. Наша библиотека сохраняет часть книг, переданных её основательницей Варварой Алексеевной Морозовой. В 1883 г. умер Тургенев, и в 1884 г. она обратилась в городскую думу с инициативой создания библиотеки, носящей его имя, городская дума её поддержала, приняв решение основать первую городскую библиотеку-читальню и присвоить ей имя Ивана Сергеевича Тургенева. В 1885 г. библиотека уже была открыта, таким образом началось создание сети городских общедоступных библиотек в Москве.

Очень многие тургеневеды передали нам свои библиотечные собрания при жизни. Их коллекции действительно уникальны. И для нас очень важно сохранить и передать наследие дальше, в том числе в оцифрованном виде. Цель первой юбилейной программы, которую мы утвердили ещё в 2016 г., состояла именно в этом. Низкий поклон Библиотеке иностранной литературы им. М.И. Рудомино, Российской государственной библиотеке, Российской государственной библиотеке искусств, ГПНТБ, Государственной публичной исторической библиотеке России, которые взяли наши книги для оцифровки или представили в наш фонд свои уже оцифрованные книги. Причём мы осознаём, что помимо книг о Тургеневе и его произведениях, библиотека нуждается в более расширенной информации об эпохе, в которой жил писатель, и его окружении. Интересуют нас книги и об истории московских библиотек, которой мы занимаемся более 20 лет.

Следующие для нас важные проекты – создание электронного библиографического ресурса «И.С. Тургенев в XXI веке» и электронного ресурса «Тургенев в интернете». Они практически готовы. Над ними с 2017 г. работают очень профессиональные опытные библиографы – уже собрали научные работы о Тургеневе из 19 стран мира, в том числе России, Китая, США, Бразилии и др. Это книги, сборники, статьи, просто сведения о писателе, десятки диссертаций, а также вся информация и ссылки, имеющиеся по данной теме в интернете, вышедшие с 2000 по 2018 г. Весь массив информации будет переработан и структурирован на специальном сайте в 2019 г. Так постепенно сложится большая электронная Тургеневская библиотека, доступная всем.

– Какие сочинения Тургенева лидируют в научно-изыскательском рейтинге?

– «Отцы и дети» уверенно на первом месте. «Дворянское гнездо» даёт сегодня не такие высокие показатели.

По просьбе Библиотеки-читальни им. И.С. Тургенева Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в 2017 г. провёл среди старшеклассников и студентов социологический опрос. Общее количество опрашиваемых составило 909 респондентов, из которых две трети женщины, одна треть – мужчины. Возраст более 80% респондентов не превышает 19 лет. Опрос вёлся через интернет-ресурсы ВКонтакте, Facebook, Twitter, Instagram, Youtube.

Один из главных вопросов: кого из русских писателей больше знают и любят респонденты. Были названы следующие авторы: Есенин, Маяковский, Бродский, Ахматова, Набоков. Эти авторы являются наиболее популярными в социальных сетях, что, возможно, стало одной из причин их популярности и у респондентов. 33% респондентов ответили, что подписались бы на аккаунт «Тургенев» в Twitter.

На фоне общей популярности библиотек среди опрошенных Библиотека-читальня им. И.С. Тургенева является довольно известным учреждением, так как 60% опрошенных или посещали библиотеку, или слышали о ней.

99% респондентов отметили, что знакомы с творчеством И.С. Тургенева, причём 95% из них читали произведения писателя в рамках школьной программы, 47% познакомились с творчеством И.С. Тургенева самостоятельно, 28% смотрели фильмы по его произведениям, а 24% видели театральные постановки.

Необходимо отметить, что поводом для знакомства 15% респондентов с творчеством И.С. Тургенева стала рекомендация членов семьи, и лишь 9% – рекомендации друзей.

Наиболее известными произведениями Тургенева, согласно данному опросу, стали «Отцы и дети», «Муму», «Ася», «Записки охотника», «Дворянское гнездо», «Вешние воды» и «Первая любовь». На первом месте, безусловно, роман «Отцы и дети».

– Расскажите читателям «ЛГ» о ваших издательских проектах.

– Они реализуются, хотя и не без проблем. По итогам ежегодных научных конференций в библиотеке составляются сборники. Интереснейший материал накапливается быстрее, чем мы можем его издать. К юбилею писателя наш старший научный сотрудник Е.Г. Петраш заканчивает книгу «Тургенев во Франции». Председатель Тургеневского общества в Москве Т. Коробкина выпускает свою книгу «Тургенев в Германии». Предстоит издать юбилейный буклет, связанный с Библио-текой-читальней им. И.С. Тургенева и путеводитель по тургеневским местам Москвы, который уже создан, и его фрагменты можно увидеть на стендах выставки на Сретенском бульваре. Ждёт своей очереди выпуск сборников материалов Тургеневских чтений 2014–2016 гг. «И.С. Тургенев в современном мире: Тургеневские мифологии и коды» и «Феномен творческой личности И.С. Тургенева в русской и мировой литературе». Эти материалы будут изданы до конца 2018 г. за счёт целевых средств города.

– В преддверии юбилея писателя встала проблема памятника...

– Вопросу установки тургеневского памятника в Москве уже более 50 лет.

В 1998 г., когда мы открывали первую очередь нашей библиотеки и в церемонии открытия участвовали руководители фракций Государственной Думы, ответственные руководители Москвы, мы заложили камень будущего памятника писателю.

В октябре 2001 г. библиотека поставила перед Московской городской думой вопрос об установке памятника в конце Сретенского бульвара, выходящего на Тургеневскую площадь. Нам отказали, посоветовав установить его перед домом на Остоженке, 37, где жил И.С. Тургенев с матерью.

В ожидании решения вопроса установки памятника писателю уже в 2004 г., в рамках сдачи второй очереди реконструкции библиотеки, в сквере библиотеки был установлен мраморный бюст И.С. Тургенева (работа мастерской С.Т. Коненкова). Это был компромисс. Мраморный бюст нельзя держать на улице. Сегодня бюст требует реставрации. Департамент культуры города Москвы выделил на это целевые средства, и мы планируем после реставрации перенести бюст в читальный зал, а в сквере поставить его копию.

Сегодня Дом-музей И.С. Тургенева на Остоженке возрождён. Ранее в нём размещались спортивные организации, и не было никакой возможности их оттуда переместить. Даже мэр Москвы не мог разом решить эту проблему. Благодаря тому, что Библиотека-читальня им. Тургенева «пробивала» этот вопрос через общественность, дом-музей был передан Государственному музею А.С. Пушкина, и 9 ноября откроется после реставрации, в день 200-летия со дня рождения И.С. Тургенева, а рядом в сквере музея будет открыт и памятник писателю, стоящий на постаменте (скульптор – народный художник РФ С.С. Казанцев), и у входа в музей – памятник Муму.

– Пройдя по залам библиотеки-читальни сегодня, отмечаешь абсолютный аншлаг, это особенность не связана напрямую с юбилеем Тургенева?

– Сегодня в библиотеке зарегистрировано более 11 тыс. читателей (60% из них до 35 лет). В среднем каждый день учреждение посещают от 400 до 500 пользователей (с учётом культурно-массовых мероприятий). В год библиотека выдаёт до 117 тыс. книг и журналов. В среднем ежедневно выдаём до 300–400 книг.

Но судьба нашей библиотеки достаточно драматична. С момента основания в 1884 г. долгие годы она располагалась на площади, получившей имя писателя. В 1972-м здание библиотеки было снесено при прокладке Новокировского проспекта (ныне – проспект Сахарова). Воссоздавалась библиотека уже на новом, нынешнем месте – в Бобровом переулке, 6. Сейчас она занимает комплекс отреставрированных исторических зданий в центре Москвы площадью более 3000 м². Помню, когда мы вошли первый раз в заброшенные помещения строения 1, то под штукатуркой обнаружили исторические стены боярских палат XVII–XVIII вв. Это дало, конечно, свой импульс тому, как обживалось пространство, и определило в конечном счёте наши сегодняшние возможности комфорта читателей и отношение к созданию культурной среды.

Мы формируем её в наших стенах постоянно, не привязываясь к юбилеям, – просветительские программы, бесплатные лектории, выставки, кинопоказы, камерные концерты, встречи с писателями и деятелями культуры, театра и кино, вдохновлёнными тургеневским словом и образами. В библиотеке собрано много экранизаций, записей спектаклей по произведениям писателя, которые постоянно показываем. В этом году дважды выступал кинорежиссёр Юрий Грымов – автор фильма «Муму». Надеемся на встречу с Андроном Кончаловским, автором картины «Дворянское гнездо», так всколыхнувшей почти 50 лет назад любовь к Тургеневу у миллионов соотечественников.

Прекрасно, при большом стечении народа прошла Библионочь-2018, посвящённая юбилею И.С. Тургенева; её открывали министр культуры РФ Владимир Мединский и министр культуры города Москвы Александр Кибовский.

Все эти проекты создают образовательную и культурную среду, притягивающую людей, и в первую очередь молодых. Часто у нас с утра не хватает мест в читальном зале, и в 2019 г. библиотека планирует открыть ещё один малый читальный зал в строении 2.

Надеюсь, наша деятельность с участием тургеневедов как Москвы, Орла, села Тургенева, так и Германии, Франции, стран Бенилюкса продлевает любовь и интерес к Ивану Сергеевичу Тургеневу сегодня, делает его нашим современником, собеседником, наставником.

Беседу вёл

Александр Колесников

Россия. ЦФО > СМИ, ИТ. Образование, наука > lgz.ru, 7 ноября 2018 > № 2811844 Ромуальд Крылов-Иодко

Объединенная авиастроительная корпорация и китайская корпорация COMAC на Чжухайском авиасалоне впервые презентовали полномасштабный макет российско-китайского совместного широкофюзеляжного дальнемагистрального самолета CR929. О том, на какой стадии находится проект, с каким организационными и техническими сложностями сталкиваются стороны, влияют ли на работу западные санкции, а также о том, как российская сторона будет защищать свои технологии от копирования, в интервью корреспонденту РИА Новости Жанне Манукян рассказал главный конструктор самолета Максим Литвинов.

— ОАК и COMAC на этом салоне впервые презентовали полномасштабную модель самолета CR929. На какой стадии сейчас находится реализация проекта?

- Макет представлен в размерах 1:1. Это демонстрационная версия, потому что она включает в себя кабину экипажа и, соответственно, три класса компоновки пассажирского салона. Что касается стадии, на которой находится проект. Мы следуем технологиям, которые взяты на вооружение ОАК, то есть технологии прохождения контрольных рубежей Stage-Gate, которыми пользуются Boeing, Airbus и другие крупные авиастроительные компании.

Сейчас мы находимся на стадии Gate 3, то есть мы прошли Gate 2 — контрольный рубеж два и двигаемся к контрольному рубежу три. Если проецировать на то, что было раньше в авиационной промышленности, это стадия эскизного проектирования. На этой стадии мы осуществляем ряд экспериментальных работ для того, чтобы подтвердить или исследовать вопросы, связанные с аэродинамическими характеристиками, с характеристиками управляемости самолета. Далее — экспериментальная работа, связанная с обоснованием выбора конструкционных материалов. Так как в проекте мы вместе с китайскими партнерами решили использовать максимальное количество элементов конструкции из композиционного материала, которые ни у нас, ни у наших китайских коллег ранее не встречались, поэтому здесь очень большие экспериментальные, исследовательские работы. На этом этапе мы осуществляем работу с потенциальными поставщиками систем и авиационных компонентов, это так называемая стадия RFP — запрос предложения, на котором мы общаемся со всеми потенциальными поставщиками, которые откликнулись на предыдущую стадию — запрос на информацию. И прорабатываем с ними вопросы, что они хотят предложить, что мы хотим, чтобы они предложили. На этой фазе мы будем готовить большой документ. В принципе, мы находимся в завершающей стадии подготовки таких документов, их больше 50 пакетов, которые включают в себя не только технические требования, но также и вопросы, связанные с графиком программы, коммерческая составляющая, требования к послепродажной поддержке, вопросы, связанные с сертификацией и верификацией, потому что для гражданского самолета вопрос сертификации это вопрос первостепенный. Мы планируем завершить эту фазу завершением ряда экспериментально-исследовательских работ и анализов ответов на RFP от наших потенциальных поставщиков.

— Каким поставщикам будет отдаваться приоритет? Из каких стран?

— В первую очередь нам хотелось получить те компоненты, которые прежде всего отвечали бы нашим требованиям, а также имели бы лучшие характеристики в своем сегменте, потому что задача от наших маркетологов стоит достаточно жестко.

Конечно, прежде всего мы будем отдавать предпочтение в выборе поставщиков тем, кто удовлетворяет всем критериям, связанным с техникой, с качеством, с наличием процедур сертификации. При прочих равных в первую очередь приоритет, конечно же, будет отдаваться российским и китайским поставщикам. Во вторую очередь компаниям, которые являются российско-китайскими предприятиями, их мы рассматриваем как основных поставщиков или поставщиков второго уровня. И в третью очередь это, конечно же, поставщики компонентов и систем, которые находятся в Европе и в США.

— Не повлияют ли санкции на поставщиков из Европы и США?

— Влияют, и очень серьезно. Помимо того, что у нас санкционная война, между Китаем и США идет торговая война. Естественно, что мы в своей работе это все учитываем и поэтому держим руку на пульсе, потому что мы должны очень быстро внести какие-то поправки в наш график и в нашу работу.

Но хочу отметить, что поставщики из Европы и США сами стараются как-то нивелировать те политические аспекты, которые существуют между странами, и достаточно конструктивно работают, сами ищут различные предложения, различные схемы. Мы, соответственно, со своей стороны предлагаем, как поступить в том или ином случае.

— Реализация совместного проекта требует очень тесного контакта с китайскими партнерами. Возникают ли сложности при коммуникации? Тяжело ли работать с ними? Что самое сложное в организационном плане и что самое сложное с технической точки зрения?

— Скажу так: с коллегами работать очень непросто. Но мы пытаемся найти подходы, различные схемы. Работа сейчас проводится в рамках команд российской и китайской, мы собираемся на такие достаточно длительные jet-сессии (join engineering team session), которые проходят в Москве и в Китае длительностью три-четыре недели.

В этом году у нас было четыре таких сессии: две в Москве, две в Шанхае. В конце ноября — начале декабря будет следующая сессия уже в Москве. В них участвует порядка 200 человек с обеих сторон. Это в основном ведущие специалисты, потому что мы находимся на стадии закладки самолета, то есть мы решаем идеологические вопросы. Во время этих сессий мы стараемся в работе над документами либо над какой-нибудь задачей найти общие точки соприкосновения и согласовать их друг с другом. По каким-то направлениям это идет достаточно быстро, по каким-то несколько медленнее. Конечно же, если бы мы занимались сами, время было бы немножко короче в нашей работе, но здесь такие нюансы.

Что самое тяжелое? То, что надо учитывать, как вообще в китайской команде принимаются технические решения. Я, например, как главный конструктор делегирую ряд полномочий специалисту по аэродинамике самолета, по гидравлической системе, он может сам без меня принимать какие-то тактические и даже стратегические решения, если у него на это есть разрешение с моей стороны. У китайских партнеров все немного не так, то есть они должны пройти полный цикл согласования от подчиненного к начальнику, от начальника к следующему начальнику — до главного конструктора.

Мы, конечно же, находим общий язык. Главный конструктор с китайской стороны достаточно грамотный и умный специалист. В принципе, мы договариваемся не так быстро, как хотелось бы, но здесь вопрос в том, что две разные компании, две совершенно разные страны пытаются за очень короткое время, помимо разработки, производства, испытания и запуска такого технически сложного объекта, еще и наладить бизнес-процесс. У Airbus было гораздо больше времени, тем более в странах с одинаковым менталитетом, поэтому здесь у нас стоит сложная задача. Я думаю, что здесь сложности такие же, как у всех, кто ведет дела с китайскими коллегами. Это просто учитывается, это нужно принимать как есть, и, конечно же, не забывать о своих интересах.

— Вы сказали, что требуется больше времени, чем хотелось бы. Проект реализуется в соответствии с графиком?

— Пока мы двигаемся в том интервале дат, который мы наметили. Конечно же, учитывая все возможные риски, которые существуют у программы — и политические, и возможные экономические, а также какие-нибудь другие, которые могут возникнуть, — естественно, они как-то могут влиять, но не только на движение сроков вправо, но и в другую сторону. Это такой достаточно живой процесс, но в интервале мы пока удерживаемся.

— Китай постоянно обвиняют в краже интеллектуальной собственности. Есть ли у российской стороны какие-то обеспокоенности по этому поводу и как вы будете защищать свои технологии?

— Этот вопрос поднимается на самом высоком уровне ОАК, в том числе на заседаниях у замминистра. Очень непростой вопрос, потому что у наших китайских коллег поставлена совершенно четкая задача на трансфер технологий. Мы отдаем себе отчет в этом, но также мы понимаем, что какими-то вопросами нам придется поделиться, потому что они все-таки наши партнеры, а какие-то вопросы нам необходимо оставить в своей компетенции, потому что это наше конкурентное преимущество в работе с китайскими партнерами.

Я думаю, что вы сами прекрасно знаете, что Китай работает со всеми. У него нет каких-то преференций. Если удобно работать с одними, можно также работать и с другими. Мы понимаем, какие сложности у нас могут быть, поэтому у нас налажена система контроля за интеллектуальной собственностью, то есть мы всегда оговариваем перед всеми встречами, о чем мы будем говорить, какую информацию мы будем передавать. Если это внутри компании, то это проходит через ведущих специалистов, через службу безопасности и через меня.

Если это внешний партнер с российской стороны, то, конечно же, при нашем участии осуществляется контроль той информации, которая может быть передана или передается. Например, по одному элементу в аэродинамической трубе в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт имени профессора Н. Е. Жуковского) проходила проверка, которая показала, что ничего секретного нет, информация об этом устройстве уже опубликована в открытой литературе, поэтому нет никаких возражений, чтобы передать по ней информацию. ЦАГИ — это центр экспериментальных работ, у нас их несколько. В принципе, самолеты могут разрабатывать страны, у которых есть экспериментальная база. У нас она есть. Эта база копилась не просто годами, а десятилетиями.

— Как вы оцениваете экспериментальную базу Китая?

— У китайских коллег сейчас она находится в таком зарождающемся состоянии. Они, конечно же, вкладывают огромные средства, там очень интересное оборудование. Оно современное, больше по размерам, в нем можно проводить больший спектр испытаний. Но вопрос в том, что любую экспериментальную установку надо верифицировать, и у наших партнеров впереди еще определенный путь к тому, чтобы испытания, которые они проводят на своих установках, методы, которые они применят для анализа, были бы наиболее приближены к реальности.

— Будет ли какой-то контроль за качеством работ, произведенных китайской стороной?

— В авиации достаточно жесткий контроль качества. Он многоуровневый. Мы сейчас работаем над стандартами, которые регламентируют вопросы, связанные с качеством продукции, качеством самих процессов. Это будет на уровне совместного предприятия, а далее будет спускаться в дочерние предприятия или в кооперационные связи со стороны ОАК и COMAC. Кроме того, это уже контроль самих предприятий на местах, и, конечно же, это сертификация.

Авиационные власти будут проводить работы, не только связанные с получением сертификата типа самолета, но и с получением сертификата производителя. Соответствие требованиям норм будут проверять эксперты авиационных властей — как наших, так и китайских. Если мы будем получать одобрение сертификата нашего типа в Европе, соответственно, их эксперты тоже будут отслеживать соответствие. Я скажу, что процесс сертификации — это достаточно трудоемкий длительный процесс.

— Одна из причин, почему Россия решилась на создание совместного самолета, это большой рынок Китая. Китай параллельно разрабатывает еще один самолет — C919. Он отличается по своему классу от CR929, но тем не менее можно ли его рассматривать в качестве конкурента?

— Нет, C919 — это самолет другого класса. У него отличается пассажировместимость и дальность полета. Он, скорее всего, конкурент МС-21. Что касается CR929, этот самолет в классе Boeing 787, Airbus-330, Airbus-350. И как раз это ниша больших широкофюзеляжных самолетов. Я не думаю, что он будет конкурировать. Это больше зависит от оператора, авиакомпании. Если самолет будет летать незагруженный, то он не будет неэффективным, поэтому это вопрос планирования организации полетов.

В России и странах СНГ спрос на такие самолеты небольшой, соответственно, мы рассчитываем на спрос в Юго-Восточной Азии, в Китае. Нам этот проект больше интересен как раз по этой причине. И кроме того, все-таки он позволяет сохранить и закрепить компетенцию российской авиационной промышленности в области интеграции такого сложного технического объекта, а также развить некоторые технологии, которые у нас либо были утеряны в связи с распадом СССР, либо которых у нас еще нет, либо которые мы хотим модернизировать. У Китая совершенно четкая задача — иметь компетенции во всех областях. У нас, в принципе, она такая же. Это очевидно, что у каждого есть свои интересы, свои цели.

— Китай может создать такой самолет без помощи России?

— Может, но не так быстро. Я считаю, что без нас китайским коллегам потребуется несколько больше времени. Да, со временем, но не так быстро, как бы они хотели.

— Вы верите, что это будет успешный проект?

— Я смотрю достаточно трезво на всю нашу работу, поскольку есть очень много рисков. Я, конечно же, надеюсь, что нам удастся решить все наши технические вопросы, организационные вопросы, удастся построить самолет, сертифицировать его. Но я трезво оцениваю риски, которые есть. Работа очень многогранная. Общение и с руководством нашей компании, и работа с нашими китайскими партнерами постоянно анализируется, и нужно иметь в виду, как меняется обстановка. Обстановка может меняться очень быстро.

Я, конечно же, надеюсь, я даже хочу, чтобы самолет был построен, поднялся в воздух, потому что это мечта любого конструктора, а я инженер-конструктор и по образованию, и по своему опыту.

У меня уже есть один самолет — "Сухой Суперджет". Я хочу еще один, потому что цикл проектирования и изготовления самолета очень длительный. Это мировая практика и даже современная мировая тенденция. Это занимает порядка 10-12 лет. Редко кто из инженеров в авиационной отрасли может похвастаться, что он сделал один-два самолета. Время таких постоянно появляющихся новых продуктов проходит. Сейчас на повестку ставится вопрос о необходимости производить продукт, который будет проще производить, будет дешевле, безопаснее, удобнее для заказчика, удобнее для пассажира.

Все эти процессы длительные и хочется, чтобы за жизнь таких объектов было бы больше. Вот если будет два, я считаю, что государство, которое потратило деньги на мое образование, уже отбило эти деньги (смеется).

Жанна Манукян.

Россия. Китай > Авиапром, автопром > ria.ru, 7 ноября 2018 > № 2786692 Максим Литвинов

Пресс-конференция Дмитрия Медведева

Председатель Правительства ответил на вопросы российских журналистов по итогам визита в Китай.

Из стенограммы:

Вопрос: Завершается Ваш визит в Китай. Вы приняли участие в первой выставке импортных товаров в Шанхае, где Россия получила статус страны-партнёра. Также приняли участие в очередной встрече глав правительств России и Китая, подписали ряд двусторонних документов. Какие направления Вы могли бы выделить в дальнейшей совместной работе? В каких отраслях, на Ваш взгляд, она наиболее перспективна? В частности, удалось ли договориться о масштабном росте сельхозэкспорта в Китай?

Д.Медведев: Вы все были свидетелями того, что происходило в Шанхае и Пекине. Сначала по поводу Шанхая. Это действительно интересная инициатива наших китайских партнёров – проводить регулярно, ежегодно выставку по импорту. Особенно интересно, что это китайская инициатива. Китай известен своими экспортными возможностями, он поставляет товары во все страны мира на огромные суммы. И тем не менее является огромным и очень ёмким рынком, который, как говорят наши партнёры, открыт для того, чтобы на этом рынке присутствовали товары из разных стран. Наши компании тоже приехали. Я посмотрел спектр того, что представлено: это действительно наиболее интересные для китайского рынка группы товаров, включая сельхозтовары и продукты питания. Население Китая, как известно, очень большое, Китай значительный импортёр продовольствия. И наша страна как одна из ведущих аграрных стран в этом смысле должна свои компетенции наращивать.

Поэтому плавно перехожу ко второй части Вашего вопроса: мы действительно обсуждали и в ходе встречи с Председателем КНР Си Цзиньпином, и в ходе переговоров в узком составе с Премьером Госсовета КНР Ли Кэцяном, и в ходе межправительственных консультаций, то есть 23-й встречи глав правительств, тему аграрных поставок. До последнего времени существовали определённые ограничения, они касались ввоза мяса птицы, молочных продуктов. Постепенно вместе с китайскими партнёрами мы эти ограничения снимаем. Сегодня на эту тему было подписано два протокола. С нашей стороны протокол был подписан Россельхознадзором. Это даст возможность нашим аграрным производителям выходить на китайский рынок. В Китае стали активно потреблять молочные продукты, раньше этого не было. Очень много потребляют мясных продуктов. Поэтому открытие этих сегментов очень важно. Хочу подчеркнуть, речь идёт о том, что там задействованы региональные поставщики – с учётом того, что существуют санитарно-эпидемиологические требования и мы выбрали принцип регионализации для того, чтобы наращивать поставки наших сельхозпродуктов на китайский рынок.

Есть и другое очень важное направление, о котором говорили все китайские руководители. Речь идёт о поставках сои. Соя – культура, очень востребованная в Китае. Китайский рынок огромный, порядка 95 млн тонн сои они импортируют ежегодно. Из них 30 млн, даже больше, – из Соединённых Штатов Америки. С учётом торговых проблем, которые возникли во взаимоотношениях между этими странами, – скажем прямо, протекционистского курса, который сейчас проводят Соединённые Штаты Америки в отношении Китая и целого ряда других стран, европейских стран и нашей страны тоже, – определённая часть соевого сегмента высвободилась. Мы договорились с китайскими партнёрами о том, чтобы более активно присутствовать именно в этом сегменте, что для нас неплохо. Это даёт возможность, с одной стороны, выйти на китайский рынок с нашими продуктами, включая сою, а с другой стороны – нарастить производство сои в нашей стране, прежде всего на Дальнем Востоке. Именно в этом регионе соя выращивается, и под эту культуру надо готовить поля, чтобы больше её производить.

Так что результаты очень неплохие. Подписаны документы и в других сферах. Они касаются в том числе высокотехнологичного сегмента, высокотехнологичного сотрудничества, включая космос, энергетику и целый ряд других направлений, по которым мы взаимодействуем. Как обычно, по итогам этих консультаций подписан итоговый протокол – его подписывают Премьер Госсовета Китая и Председатель Правительства Российской Федерации, – где отражены результаты и в конечном счёте, по сути, содержатся поручения ведомствам о том, как работать дальше. Результаты вполне благоприятные. Мы надеемся, что они воплотятся в новые достижения нашего партнёрства с Китаем.

Вопрос: Две недели назад Вы дали поручение курирующему вице-премьеру и Министру энергетики принять дополнительные меры по стабилизации цен на топливо на внутреннем рынке. Удовлетворены ли Вы полученными результатами или необходимо сделать что-то ещё?

Д.Медведев: Тема довольно острая, появляются всякие комментарии: что выросло, что обратно вниз ушло. Я только что подписал постановление Правительства о соглашениях между федеральными органами исполнительной власти и хозяйствующими субъектами. На базе этого постановления Министерству энергетики вместе с антимонопольной службой вменяется обязанность заключить с хозяйствующими субъектами соглашения о принятии мер по стабилизации и развитию внутреннего рынка нефтепродуктов.

Да, они договорились по моему поручению, потому что альтернатива была простая: или будут эти соглашения, или введут запретительные пошлины, то есть ограничительные меры по поставкам на экспорт. Нефтяные компании эти аргументы услышали и согласовали такой режим. На базе этого документа – а он вступает в силу с момента подписания – соглашения с этими компаниями будут заключены. Есть перечень компаний. Я все перечислять не буду, но здесь крупнейшие: «Газпромнефть», «Лукойл», «Роснефть», «Русснефть», «Сургутнефтегаз», «Татнефть» и так далее. Я думаю, что таким образом мы эти отношения поставим на легальную основу.

Правительство будет следить, как эти соглашения исполняются. Если я увижу, что соглашения не действуют или размываются (неважно, какая компания это будет делать, в конечном счёте это всё равно будет видно по ценам, которые будут складываться у продавцов, покупателей, а самое главное – на бензоколонках, потому что именно эта цена волнует потребителей), тогда придётся принять решение, о котором я сказал, и подписать постановление о введении заградительных экспортных пошлин. Надеюсь, что до этого не дойдёт и что эти соглашения будут выполняться надлежащим образом. Вице-премьер Козак и министр Новак должны будут следить за исполнением этих соглашений.

Вопрос: На днях США ввели санкционный режим в отношении Ирана. Говорят о втором пакете санкций в отношении российских компаний. Какова позиция Правительства в части сотрудничества с иранскими партнёрами? Будет ли Правительство оказывать поддержку российским компаниям в случае, если на них будут распространены дополнительные санкции?

Д.Медведев: Такое ощущение, что, чем яростнее разгорается политическая борьба в Соединённых Штатах Америки, тем с большим остервенением они плодят какие-то санкции в отношении самых разных суверенных участников международного сообщества. Сегодня там состоялись выборы с определёнными результатами, которые можно по-разному рассматривать, но это их внутреннее дело. Очевидно, что всякого рода санкции, разговоры о санкциях в отношении Ирана, Российской Федерации, ограничениях по поставкам и введении пошлин и квот в отношении Европейского союза, Китайской Народной Республики – всё это делается для того, чтобы решить внутриполитические задачи, связанные с выборами в Конгресс, то есть в Сенат и Палату представителей, и получить заделы на будущее. Я сейчас даже не имею в виду конкретных участников политической борьбы, но это очень плохо, потому что это расшатывает международный режим. Об этом мы говорили здесь, в Китайской Народной Республике, об этом говорил Председатель КНР Си Цзиньпин. Об этом говорил я, выступая с трибуны, – о том, что в настоящий момент, по сути, заложена мина замедленного действия под режимы ВТО. Об этом говорили руководители ВТО и Всемирного банка, Международного валютного фонда. Потому что это очень плохо.

Теперь в отношении конкретных мер. Если говорить об Иране, никаких доказательств нарушения Ираном режима так называемой ядерной сделки не было и нет. Об этом говорил Президент нашей страны Владимир Владимирович Путин, об этом говорили другие участники международных отношений в этой сфере, об этом говорили европейцы. Тем не менее было принято это решение. К чему это приведёт? Совершенно понятно. То, что с таким трудом было сделано, может быть пущено под откос. Как я понимаю, терпение иранцев не беспредельно. Там эти решения вызывают народный протест. То, к чему мы так долго стремились, может быть разрушено буквально росчерком пера. Притом что, ещё раз подчёркиваю, никто, ни Соединённые Штаты Америки, ни наши партнёры в Израиле, доказательств того, что Иран ядерную сделку нарушил, не предъявили.

Санкции в отношении нашей страны я неоднократно комментировал. Здесь мне добавить нечего. Мы приспособились к различного рода ограничениям, они даже дают нам определённый простор для того, чтобы совершенствовать свою экономику, создавать новые хозяйственные механизмы. Поэтому ничего критичного не произойдёт, я в этом уверен. Но всё это неприятно и, конечно, заставит нас определённые решения принимать в случае необходимости, в том числе и по поддержке отдельных крупных компаний, если они окажутся под подобного рода санкциями. Безусловно, мы всё это выдержим, просто жалко, что на это приходится тратить силы.

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 7 ноября 2018 > № 2785130 Дмитрий Медведев

23-я регулярная встреча глав правительств России и Китая

Д.Медведев: «Китайская Народная Республика сегодня является крупнейшим внешнеторговым и инвестиционным партнёром нашей страны. В этом году мы выйдем на уровень 100 млрд долларов торгового оборота, который ещё лет 10–12 назад казался нам фантастическим. А сейчас мы уже говорим о других рубежах – о возможности выхода на 200 млрд долларов торгового оборота».

Выступление Дмитрия Медведева на 23-й регулярной встрече:

Уважаемый Премьер Государственного совета Китайской Народной Республики Ли Кэцян! Уважаемые коллеги, друзья!

Ещё раз сердечно всех приветствую на 23-й встрече глав правительств наших стран. Этот формат зарекомендовал себя очень хорошо. Он постоянно развивается и позволяет обсуждать самые разные вопросы. Как Вы справедливо сказали, это первая наша встреча после обновления составов правительств, поэтому коллеги, которые не были знакомы, познакомились и установили прочные отношения.

Сопредседатели комиссий доложат сегодня, что было сделано за год. Результаты хорошие. Действительно, наш товарооборот растёт. И, по всей вероятности, мы впервые за всю историю российско-китайских отношений преодолеем отметку в 100 млрд долларов торгового оборота. Но, как Вы только что справедливо сказали, это не финал, это явно не тот результат, на который мы должны ориентироваться как на заключительный. Мы способны нарастить товарооборот очень существенно, и такая цель поставлена. Мы можем говорить как минимум об удвоении торгового оборота.

Китай по-прежнему является для России самым крупным торговым партнёром. И мы это качество считаем определяющим для развития наших отношений. Результаты торгового взаимодействия, инвестиционного взаимодействия весьма неплохие, что особенно важно в контексте сложностей, с которыми сталкиваются наши экономики ввиду недружественных действий ряда стран, ввиду протекционистских решений, которые в последнее время принимаются отдельными государствами, и попыток разрушения международного торгового порядка. Нам нужно соединить усилия для того, чтобы международное регулирование в этой сфере сохранялось. Более того, оптимизировалось, развивалось.

Для этого наши ведомства будут работать, сотрудничать. Об этом мы говорили и в ходе прошедшей выставки импортных товаров в Шанхае. По каждому из направлений наши коллеги сейчас сделают соответствующие доклады.

Документы, подписанные по завершении 23-й регулярной встречи глав правительств России и КНР:

- Совместное коммюнике по итогам 23-й регулярной встречи глав правительств России и Китая;

- Протокол 19-го заседания Российско-Китайской комиссии по гуманитарному сотрудничеству;

- План развития сельского хозяйства Дальнего Востока и Байкальского региона России и Северо-Востока Китая;

- Меморандум о взаимопонимании между Министерством экономического развития Российской Федерации и Министерством коммерции Китайской Народной Республики по сотрудничеству в области торговли услугами;

- Меморандум между Федеральной таможенной службой (Российская Федерация) и Главным таможенным управлением Китайской Народной Республики о совершенствовании порядка проведения таможенных операций (таможенного оформления) и таможенного контроля в отношении товаров, перемещаемых в рамках международной электронной торговли;

- Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о сотрудничестве в области применения глобальных навигационных спутниковых систем ГЛОНАСС и «Бэйдоу» в мирных целях;

- Протокол между Федеральной службой по ветеринарному и фитосанитарному надзору (Российская Федерация) и Главным таможенным управлением Китайской Народной Республики о ветеринарно-санитарных требованиях при взаимных поставках молочной продукции между Россией и Китаем;

- Протокол между Федеральной службой по ветеринарному и фитосанитарному надзору (Российская Федерация) и Главным таможенным управлением Китайской Народной Республики о проведении инспекционного, карантинного, ветеринарно-санитарного контроля в отношении взаимных поставок замороженного мяса птицы между Россией и Китаем;

- Соглашение между Государственной корпорацией по космической деятельности «Роскосмос» и Китайской национальной космической администрацией о сотрудничестве в области мониторинга космического мусора и практического использования собранных данных;

Заявления Дмитрия Медведева и Ли Кэцяна для прессы:

Из стенограммы:

Ли Кэцян (как переведено): Только что мы с Премьер-министром Дмитрием Медведевым вместе провели 23-ю регулярную встречу глав правительств Китая и России. Это первая встреча после обновления состава наших правительств, она имеет очень важное связующее значение. Мы обменялись мнениями по взаимно интересующим вопросам нашего практического сотрудничества, а также международной и региональной обстановки. Определили дальнейшие приоритеты нашего сотрудничества. Выслушали доклады сопредседателей пяти межправительственных комиссий. В нашем присутствии подписан целый ряд важных документов. Можно сказать, что наша регулярная встреча прошла с продуктивно и эффективно. И мы – Китай и Россия – долгое время поддерживаем развитие двухсторонних отношений в здоровом русле. Такая регулярная встреча проводится уже в 23-й раз. Последние 22 года мы проводим эти встречи без перерыва. Это демонстрирует стабильность отношений наших стран, которые являются крупнейшими соседями. Это является благом не только для наших стран, но и для всего мира.

Наши отношения развиваются на достаточно высоком уровне. Такой уровень означает всесторонний, всеобъемлющий характер нашего сотрудничества. Но, конечно, такой беспрецедентно высокий уровень – это для нас не финал. Это говорит о том, что у нас огромное пространство для дальнейшего развития. В процессе общения мы сошлись в том, что у нас огромный нераскрытый потенциал. Китай и Россия как две крупные страны взаимодополняют друг друга. В этом году мы сможем выйти на 100 млрд долларов США двустороннего оборота торговли. Но такая цифра для нас, Китая и России, не слишком большая. Это позволяет нам ещё дальше раскрывать наш потенциал, чтобы вывести нашу торговлю и сотрудничество и двусторонние инвестиции на качественно новый уровень.

<…>

Д.Медведев: Начну со слов благодарности в адрес Премьера Госсовета КНР господина Ли Кэцяна, всех китайских друзей за гостеприимство и прекрасную организацию нашей работы на протяжении последних дней.

Мы начали с участия в первой Китайской международной импортной выставке, которая сейчас идёт в Шанхае. Это большое событие, мы рады были принять участие в этом мероприятии. Наши компании принимают участие в этой выставке. Прошли круглые столы, состоялся продуктивный обмен мнениями, в том числе по теме, которую только что затронул мой коллега. Она касается существующих международных режимов регулирования торговли, сохранения правил Всемирной торговой организации, реформирования Всемирной торговой организации и недопустимости нарушений, которые осуществляются отдельными странами путём введения необоснованных торговых барьеров, санкций или преференциальных режимов в тех случаях, когда это законом не разрешено. Здесь наши подходы едины. Как правильно было сказано, мы считаем, всё, что было сделано в этой сфере, должно способствовать глобальной торговле, глобальному обмену инвестициями, а не замыкаться в рамках отдельных стран или регионов, поскольку это препятствует развитию в целом.

Сегодня у нас была насыщенная программа. Мы с господином Ли Кэцяном провели переговоры в узком составе. И только что завершилась 23-я встреча глав правительств с участием делегаций. Подписан ряд межведомственных и межправительственных соглашений. Всё это показывает эффективность формата, который используется уже 23-й раз.

Что можно сказать по итогам?

Российско-китайские отношения находятся сейчас на подъёме, во многом благодаря уникальной системе этих контактов, активной работе наших коллег, которые практически весь год в этом направлении ведут деятельность. В результате Китайская Народная Республика сегодня является крупнейшим внешнеторговым и инвестиционным партнёром нашей страны.

Двусторонняя торговля активно растёт. В этом году мы выйдем на уровень 100 млрд долларов торгового оборота, который ещё лет 10–12 назад казался нам фантастическим. А сейчас мы уже говорим о других рубежах – о возможности выхода на 200 млрд долларов торгового оборота. Я думаю, что это вполне по силам нашим странам, если мы будем активно продвигать сотрудничество в согласованных сферах.

Мы договорились о ряде дополнительных шагов. Они касаются поддержки малого бизнеса, совершенствования электронной торговли, совершенствования системы расчётов. Конечно, мы продолжим работу по снятию барьеров в различных сферах, и не только в двустороннем формате. Очевидно, что очень важным направлением является то, что мы называем сопряжением двух проектов – Евразийского экономического союза и проекта экономического пояса Шёлкового пути. Напомню, что в этом году Евразийский экономический союз и Китай подписали соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве.

У нас много инвестиционных проектов. Они касаются энергетики, нефти, газа, нефтепереработки, высоких технологий, включая пилотируемую космонавтику, спутниковые навигационные системы, создание новых материалов, IT, в том числе такое важнейшее направление, как создание искусственного интеллекта. Мы договорились, что обратим более пристальное внимание на такие сферы, как нефть и нефтепереработка, включая новые проекты, и на вопросы, связанные с развитием российского Дальнего Востока, включая переработку леса.

Хорошие перспективы в сельском хозяйстве. Мы увеличили экспорт российской продукции в Китай. Китайские партнёры работают в этом же направлении. Мы, конечно, заинтересованы в том, чтобы реализовать новые проекты, включая экспорт в Китай российской сои и целый ряд других направлений, имея в виду и развитие транспортно-логистических возможностей.

Гуманитарное сотрудничество развивается также по восходящей. Мы уже традиционно проводим перекрёстные годы, которые символизируют дружбу между нашими странами. За последнее время мы накопили здесь колоссальный опыт. В настоящий момент проходят годы, посвящённые межрегиональному сотрудничеству. Очевидно, что они пройдут с большим успехом и ознаменуются лучшими результатами экономического взаимодействия и взаимодействия в гуманитарной сфере.

Развиваются образовательные проекты, проекты в культурной сфере. Достаточно сказать, что сейчас в нашей стране получают образование 30 тысяч китайских студентов. В Китае – порядка 18 тысяч российских студентов. Очевидно, что в ближайшее время в таких программах студенческих обменов будут участвовать не менее 100 тысяч человек. Это хорошая цифра, это инвестиция в будущее, которую невозможно игнорировать.

Я ещё раз хотел бы поблагодарить Премьера Ли Кэцяна, всех китайских друзей за проведение этой встречи и пригласить в Российскую Федерацию для проведения 24-й регулярной встречи, которую мы планируем провести осенью следующего года.

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 7 ноября 2018 > № 2785129 Дмитрий Медведев, Ли Кэцян

Сопротивление бесполезно?

Григорий Иоффе – профессор Рэдфордского университета (Вирджиния, США).

Ann Coulter, Resistance is Futile: How the Trump-Hating Left Lost Its Collective Mind, New York: Sentinel 2018

Эта книга о глупости и групповом мышлении как приводных ремнях массового психоза, охватившего американский политический класс и американские СМИ в связи с приходом к власти Дональда Трампа. В значительной мере она и о мыльном пузыре российской угрозы, превращённом в орудие борьбы против Трампа. «В значительной мере» потому, что в Трампа стреляют из всех орудий. Он-де и Гитлер и расист и жадина и неинтеллигентный человек, а совсем даже не только российский шпион. Следует также застолбить в сознании, что развенчание идиотизма американского не есть индульгенция его российскому аналогу.

Как и в каждой стране, в Америке есть своя специфика. Отчасти она заключается в том, что уютно устроившиеся в пригородных поместьях отпрыски политических и околополитических (юристы, консультанты, эксперты, журналисты) династий, давно образовавшие замкнутый кровосмесительный мирок, почуяли угрозу своему социальному статусу и безбедному существованию. И тому и другому стал угрожать патлатый, рыжеволосый и одутловато-вульгарный тип, сам всю жизнь ошивавшийся в этом мирке, но не приобретший присущего ему лоска и потому способный зажечь и повести за собой широкие народные массы, то есть плебс. Повести черт знает на что.

Как личность, Трамп неслучайно оказался полной противоположностью своему предшественнику в Овальном кабинете Белого Дома. У того, напротив, всё ушло в лоск, выразившийся не только в манерах и ужимках, но и в ритмичном, отточенном ораторстве и в лицедейской способности внушать окружающим веру в свою благонамеренность и даже интеллект. В отличие от Обамы, интеллект Трампа не слеплен с академических и политтехнологических лекал, а вполне органичен и приземлён. Это интеллект почвы, а не университетского кампуса. Есть у него и благонамеренность, но вызывающее отсутствие лоска делают его лёгкой мишенью для тех, кто опасается за свой статус, и не хочет доверить своё опасение широкой публике. В таком случае сугубо эстетические неприятие Трампа, отторжение его кричащей неотёсанности и нарочитой вульгарности становится стержнем, на который легко и непринуждённо накручивается политическая демагогия. Будучи разнузданной и примитивной, она тем не менее способна сплотить и тех, кто действительно почуял угрозу, и измученных нарзаном либеральных обывателей, которым для самоутверждения нужно всё время отстаивать права угнетенных и/или бороться с неким вселенским злом вроде глобального потепления.

Раньше на роль угнетённых масс претендовал пролетариат. Но он не оправдал доверия, так как вошёл в сговор с буржуазией и сам обуржуазился. Усилиями либералов на освободившуюся вакансию выдвинулись расовые, этнические и сексуальные меньшинства. Туда же устремились реальные и потенциальные эмигранты, бежавшие или бегущие от несправедливости, бедности и насилия и привносящие те явления, от которых они бегут, в приютившие их страны. Справедливое, то есть более равномерное распределение несправедливостей по поверхности Земли – изнанка и основная цель либеральных устремлений. Культивация этих устремлений давно стала бизнесом, которым и живет значительная часть политического истеблишмента в Америке и в других богатых странах.

В этом замечательном деле лишь один момент не был продуман до конца. Когда окрылённые энергичной борьбой за свои интересы меньшинства и эмигранты воспряли духом, это можно было ещё терпеть и даже энергично поддерживать. Но когда они стали воспринимать сделанные им поблажки как должное и требовать новых, сонное и поначалу благодушное большинство стало роптать. Оно тоже и совершенно небезосновательно почувствовало себя обиженным и угнетённым, и у него появились свои трибуны. Поскольку каждый понимает всё в меру своей испорченности, каковая может и впрямь зашкаливать, первыми в борьбу за права большинства закономерно включаются всякие охломоны, призывающие народ к топору. Они могут быть расисты, антисемиты и ксенофобы всех мастей, а то и просто фрики, каковых немало и среди либералов, но ведь слетать с катушек можно во все стороны, а не только в левую. Посему общественное порицание этих варваров и головорезов рождается спонтанно, и предпринимаются настойчивые и небезуспешные попытки списать на него всё недовольство обиженного большинства. А между тем, его обиды имеют реальные основания. Даже средняя продолжительность жизни среди белых в Америке впервые пошла вспять. Ну и эпидемия отравлений опиатами поразила несметное число малоимущих белых – эпидемия отчаяния. На этом фоне какофония либеральных лозунгов в защиту угнетенных меньшинств, не говоря уже о кампаниях более изысканых, скажем, за открытие специальных туалетов для лиц, сменивших пол, стала восприниматься многими в Америке как изощрённое издевательство над здравым смыслом.

Идея всегда овладевает массами, когда появляется некий трибун, лучше всего из среды того самого респектабельного класса, который привычно управляет и устремлениями и порицаниями. Когда такой человек решает оседлать волну недовольства забытого большинства, он перестает восприниматься как фрик, это уже другой коленкор. Именно в таком качестве – лидера перезревшего массового отпора либеральным кликушам, и взошёл на политический Олимп Дональд Трамп. Трамп удивительно легко переиграл своих товарищей по партии, потративших намного бОльшие, чем он, средства на политическую рекламу, но не принявших всерёз чаяния социальных низов и части среднего класса. Так же элегантно он обыграл и безыскусную политмашину демократов, которую в 2016 г. оседлала прожженная и беспринципная политическая карьеристка. Талантливый хам победил крикливую, но крайне невыразительную и неумную стерву, обещавшую сильным мира сего, что всё останется как раньше. Только две из ста крупнейших газет страны (!) поставили на Трампа, остальные девяносто восемь поддержали Хиллари. Трамп победил всё равно.

И вот тут как раз начинается повествование Энн Каултер. Трампа стали дружно топить посредством тотального и опять же разнузданного вранья. То, что он расист и развратник, раскручивалось с самого начала его кампании, но не смогло настроить против него критическую массу избирателей. Более того, его поддержали религиозные борцы за нравственность, лидеры евангелических протестанских общин! Поддержали потому, что он в прямом и переносном смысле ближе к народу, то есть к обиженному большинству, чем жирные коты Лос-Анжелеса, Нью-Йорка и Вашингтона и чем либеральные кликуши в ранге университетских профессоров.

Я живу в Библейском Поясе, в той его части, что находится в юго-западной Вирджинии. У меня в городе 18 церквей на 16 тысяч жителей. По воскресеньям и средам парковки перед церквями всегда полны. Люди прислушиваются к тому, что им говорят пасторы, а пасторы слушают и слышат людей намного лучше, чем это можно было сказать о секретарях райкомов и партъячеек в стране Советов.

Хотя обвинения Трампа в расизме и разврате продолжают поступать с изумительной регулярностью, их было решено подкрепить обвинениями в сговоре с хитрым и коварным врагом, то есть в государственной измене. Как пишет Энн Каултер, впервые эта идея пришла в голову Хиллари Клинтон еще летом 2016 г., когда ей надо было унять скандал, вызванный появлением её электронных мессиджей на сайте Викиликс. На протяжении десятилетий, всякий раз когда чета Клинтонов оскандаливалась, будь то в связи с вышедшими наружу злоупотребленимия с командировочными и с недвижимостью или в связи с легендарными по размаху и частоте сексуальными похождениями Билла, Хиллари всегда выдумывала и широко аннонсировала происки врагов, якобы нацеленные на дискредитацию всей её семьи.

Россия, по мнению Каултер, просто подвернулась под руку. Более того, демократы, как она считает, наверняка предпочли бы обвинить Трампа в сговоре с Северной Кореей или с Исламским государством (запрещено в России. – Ред.). К великому сожалению Трамп никогда не имел с ними никаких дел. С Россией же, вроде бы, имел, так что на скорую руку решено было «женить» Трампа на Путине. После победы Трампа на ноябрьских 2016 г. выборах, теория заговора стала интенсивно раскручиваться. И вот уже 17 разведывательных агенств – откуда их столько! – в один голос заговорили о сговоре Трампа с Россией с целью привести его к победе на выборах. При этом никаких ральных свидетельств никто не обнародовал и до сих пор. В связи с их, как вы понимаете, секретностью.

Проводниками и главными исполнителями самых бессовестных и грубых попыток дискредитировать Трампа были назначены главные администраторы разведки и правоохранителей, в том числе плейбой и позёр Джеймс Коми, возглавлявший ФБР, и бывший коммунист Джон Бреннан, возглавлявший ЦРУ при Обаме. Бывшего главного фэбээровца Роберта Мюллера назначили главным в расследовании возможных связей избирательной кампании Трампа с российскими спецслужбами при том, что для соответствующего подозрения не было никаких оснований, кроме упорных слухов, распускаемых демократами. Как выяснилось впоследствии, директор Коми на протяжении многих месяцев усиленно создавал впечатление, что ФБР ведёт независимое расследование сговора Трампа с россиянами, хотя никакого расследования не велось. Более того, если сговор с какими-то россиянами и имел место, то партнёрами россиян выступали как раз демократы! Это Национальный Комитет Демпартии нанял через подставную фирму бывшего британского разведчика Кристофера Стилла, судя по всему, такого же разгильдяя и плейбоя как и фэбээрщик Коми. В начале 1990-х гг. Стилл провел пару лет в Москве под дипломатическим прикрытием. Он и состряпал досье, в котором утверждалось, что Трамп в Москве развлекался с проститутками, а сотрудники его команды имели контакты с российской разведкой. Досье Стилла состряпано так грубо и бездарно, что не имело шансов на подтверждение, зато работало на поддержание волны праведного возмущения в среде наиболее легковерной и не приемлющей Трампа публики: Трамп-де попрал моральные нормы, он должен быть предан импичменту и осуждён за измену. Бывший цэрэушник Бреннан, превратившийся в политического консультанта MSNBC, не уставал делать толстые намёки на информацию, якобы порочащую Трампа. Уничижительное описание методов работы ЦРУ заслуживает длинной цитаты из книги Каултер.

«Проблема ЦРУ уходит корнями в пост-Уотергейтские семидесятые годы, когда радикальные леваки, возглавившие Конгресс, поставили целью разрушить разведывательную деятельность презираемого и ненавидимого ими агенства. С тех пор оно уже не может задействовать свои “грязные методы” и таким образом единственно, чем занимаются сотрудники ЦРУ сегодня, это чтение иностранных газет и слив секретной информации в прессу. Такое, знаете, содружество тайных читателей газет. То есть, скажем, истинная причина, по которой никто в ЦРУ не увидел приближающейся трагедии 11 сентября, состоит в том, что газета Islamabad Post ничего не написалпа по этому поводу. Просто поразительно как мы выиграли холодную войну. Пока Советы крали наши секреты среди бела дня, наши цэрэушники принимали живое участие в деловых ланчах и размышляли о том, что бы такое написать в своих мемуарах. . . С тех пор ЦРУ не смогло обнаружить вражьих агентов в собственных рядах. Ларри Ву-тай Чин продавал военные секреты Китаю в течение 30 лет прежде чем ЦРУ напало на его след. Олдрич Эймс, чьё предательство привело к казни десяти наших агентов в Советском Союзе, был пьяницей, жил не по средствам и провалил проверку на детекторе лжи. Всё равно ЦРУ не могло его засечь.... Основываясь на ошибочной информации ЦРУ, в 1999 г. самолеты НАТО бомбили китайское посольство в Белграде... Конечно же, триллионы долларов, которые мы поратили на “разведку” окупились сторицей, когда наши ищейки вынюхали-таки и предотвратили теракт 11 сентября? Но нет, этого не произошло. Точно так же проспали они и теракт на бостонском марафоне – несмотря на многократные предупреждения от России, нашего самого ненавистного врага. Мораль: Когда наше разведсообщество говорит «верьте нам», мы должны ему верить! Придурки с кабельного телевидения сильно разгневаются, если мы откажем в доверии Докладу от 6 января [Каултер имеет в виду доклад под названием Assessing Russian Activities and Intentions in Recent US Elections] Благодаря Трампу наше разведсообщество вернулось к жизни! Этот спящий великан проснулся, чтобы втюрить обществу теорию заговора, придуманную Клинтоншей. Новообретенной миссией разведсообщества стало: убрать Трампа! В этой связи единственную хорошую новость можно усмотреть в том, что когда они в последний раз попытались убрать новоиспеченного лидера, на дворе было начало шестидесятых. Результат их неутомимой деятельности состоит в том, что Фидель Кастро просидел на своём посту дольше всех других глав государств» (сс. 80-81).

В таких же саркастических тонах Каултер описывает и другие правоохранительные и разведывательные агенства включая ФБР. Она сообщает читателю о том, что администрания Обамы превратила их и не только их в орудия борьбы против консерваторов. Такими орудиями стали налоговая служба, министерство юстиции, агенство по хране окружающей среды и даже полиция. «Гигантский аппарат слежения был откомандирован группой прохвостов для того, чтобы привести Хиллари к победе. И в данном случае мы должны быть благодарны за то, что верхушка ФБР оказалась столь ошеломляюще некомпетентной» (с. 93). «Из того, что с их точки зрения, Трамп – пренеприятный тип, – пишет Каултер, – Либералы делают вывод, что всё, что он делает, подпадает под определение препятствования правосудию» (с. 106). И это несмотря на то, что у них больше шансов уличить Трампа в убийстве, чем в сговоре с русскими (с. 109).

Очень язвительна Каултер и в отношении специального прокурора Роберта Мюллера, призванного под знамёна «движения сопротивления» Трампу с целью уличить-таки последнего в сговоре с русскими. По её мнению, Мюллер олицетворяет не просто коррумпированность системы досудебного расследования, а её специфически советскую (!) коррумпированность. «Мюллеровское расследование – это по сути образец советской юстиции», – пишет Каултер (с. 119). Советскость она видит в неподотчетности, неограниченности масштаба и в обвинительном уклоне расследования. «Если вы высадите десант из 15 прокуроров чтобы те проанализировали деяния одного человека, ясно что чего-нибудь они найдут. Вот только как далеко мы намерены идти в направлении банановой республики?»

В начале главы с язвительным названием Mueller’s the Russian приводится давно ставшая знаменитой цитата из предвыборных дебатов Клинтон и Трампа. «Клинтон: Вы знаете, как всё же хорошо, что во главе нашей юстиции не стоит человек с темпераментом Дональда Трампа! Трамп: Ну да, потому что в этом случае ты была бы в тюрьме» (с.119). Хотя Трамп имел в виду подсудность использования домашнего сервера для отправки рабочей электронной почты госсекретаря, характер эпизода вызывает ассоциацию с «тебя посодют, а ты не воруй» из рязановского шедевра «Берегись автомобиля».

Согласно Каултер, одна из проблем, в которую упирается теория заговора, раскрученная Хиллари Клинтон, состоит в том, что у Трампа не было организованной кампании со штатными стратегами, социологами и другими консультантами, то есть такой кампании, которая была, скажем, у Марко Рубио, не говоря уже о Клинтон. План Трампа был прост: курсировать по стране в течение 18 месяцев, ежедневно произнося духоподъёмные речи для многотысячных толп. При всём желании русские не могли состоять в сговоре с организацией, которой не было в природе. Таким образом, из всех теорий заговора, когда-либо сварганенных Клинтонами, эта оказалась самой абсурдной.

Впрочем, даже и те, кого Мюллер, за неимением состава преступления всё же «оприходовал», то есть предъявил обвинения за действия, предпринятые вне связи с Трампом, оказались мыльными пузырями, надутыми для поддержания общественного внимания к расследованию. Пол Манафорт, который до Трампа работал на Виктора Януковича и которого обвинили в отмывании через офшоры десятков миллионов долларов, личность едва ли примечательная. «Для людей за пределами Вашингтона, – пишет Каултер, – деятельность, которой занимались Манафорт и Гейтс [бывший коллега Манафорта, которого вынудили сотрудничать со следствием] за границей, выглядит сомнительной, но вашингтонцам такая сомнительность, скорее, показалась бы уморительно смешной. В этом городе камня нельзя кинуть, чтобы не попасть в кого-нибудь жаждущего подрядиться в помощники к какому-нибудь диктатору. Американские политконсультанты работали в избирательных кампаниях доброй половины стран мира, если не больше» (с.138).

Ещё более заурядны и вместе с тем контрпродуктивны и постыдны оказались действия ФБР в отношении Картера Пейджа, с которым ищейки ФБР «носились как с яйцом Фаберже российского сговора на протяжении почти всего 2017 года». ФБР-овцы даже добились разрешения на слежку за ним без каких-либо, как потом выяснилось, серьёзных улик (с.141). Постыдны эти действия потому, что только при чрезвычайных обстоятельствах – по крайней мере так считается – можно подвергнуть слежке американского гражданина. За Картером Пейджем ничего чрезвычайного даже близко не было. Да, был в Москве; да, выступал с докладами; да, будучи в Москве, общался с россиянами. А с кем ему там ещё общаться?

А сколько страстей понагнетали по поводу встречи Дональда Трампа Младшего с российской юристкой Натальей Весельницкой, похожей на радистку Кэт из «Семнадцати мгновений весны». Дональду-младшему она якобы предложила компромат на Хиллари и он сказал (написал имэйл), что был бы рад его получить. На эту тему праведные демократы долго посыпали головы пеплом! Как же так, ведь если иностранец предлагает вам компромат на вашего политического оппонента, первое, что вы должны сделать, это позвонить в ФБР! Каултер потешается над такой постановкой вопроса. «ОК, понятно. Надо звонить в ФБР, если вам предложили российский компромат на вашего оппонента. Но насколько мне помнится, когда Кристофер Стилл предложил Хиллари Клинтон российский компромат на её оппонента, она сказала “спасибо, отлично!”. Национальный Комитет Демократической Патрии (НКДП) сказал “спасибо, отлично”. Даже само ФБР сказало то же самое. Диву даёшься, почему ФБР не позвонило в ФБР!» (с. 156).

Не менее язвительна Каултер и в отношении основных американских СМИ. Например, девизом The New York Times, с её точки зрения, могло бы стать «Затушёвываем правдивую информацию с 1851 года». То есть газета, по мнению Каултер, достигла такого совершенства в области манипуляции, что, скажем, некролог Гитлера в их исполнении мог бы выглядеть так: «Ушёл из жизни Канцлер Германии. Адольф Гитлер, отмеченный многими медалями герой войны и художник, умер во вторник, спасясь в своём берлинском убежище от авианалётов» Возможные упрёки в порочности этого сообщения, были бы отражены газетой следующим образом: «А что! Мы не сказали чего-то такого, что не было бы правдой. У нас был лимит на длину текста. Ну может быть, мы слишком много внимания уделили живописи».

Примерно таким образом газета освещала возможный сговор Трампа с русскими. Даже когда стало доподлинно известно, что за досье, составленное Стиллом, заплатил НКДП, никто и не подумал поменять акценты в нарративе про этот сговор. Что и естественно, «ибо основной целью раскручивания истории, о которой идёт речь, было присобачить к Трампу клише вечного и злостного правонарушителя. Несмотря на то, что поступки, которые ему вменяют, не суть преступление – даже, если то, что говорят, отвечает действительности. Однако имя Трампа должно навечно ассоциироваться со сговором с Россией» (с.169).

На самом деле всё началось с того, как в июне 2016 г. на Викиликс появились электронные мессиджи НКДП, из которых следовало, что чиновники этого комитета ставили подножки Берни Сэндерсу, чтобы не допустить его победы над Хиллари Клинтон, победы, которая привела бы к его выдвижению в качестве демократического кандидата в президенты. Отчаянно пытаясь отмазаться от соответствующих обвинений, в июле 2016 г. демократы обвинили в краже этих сообщений Россию. В феврале 2018 г., Мюллер предъявил обвинение 13 россиянам в электронном вмешательстве в американские выборы. При этом не было ни малейшего основания думать, что эти россияне когда-либо предстанут перед судом. Как пишет Каултер, единственной целью этого документа было упаковать слово «обвинение» в одно предложение со словом «руссские». Основополагающий тезис обвинения: компьютерные боты хитроумно спровоцировали избирателей поддержать Трампа. «Уж конечно, сами американцы никогда бы не пришли к выводу, что Хиллари – визгливая ведьма, если бы им об этом не сказали русские», – саркастически замечает Каултер. «Если бы русские действительно хотели помочь Трампу, им бы следовало просто прикупить для Хиллари побольше телевизионного времени». И ещё: «Сама мысль о том, что сообщения, размещённые россиянами в социальных сетях, повлияли на электорат, отражает крайнюю степень презрения либералов к тем, кто голосовал за Трампа. То есть как бы говорится сдедующее: конечно же, образованные люди никогда бы не купились на размещенные русскими ботами посты, но идиоты, поддерживающие Трампа, - это совмем другое дело» (с. 177).

Для того, чтобы продать обществу обвинительное заключение Мюллера, подконтрольные либералам СМИ, а это львиная доля американских СМИ, должны были генерировать возмущение, призванное раздуть значение постов Фейсбука, размещенных русскими, до уровня подрывной деятельности Юлиуса и Этель Розенбергов. Вот например, какой жеребятиной поделился со зрителями Брайан Уильямс, ведущий новостей MSNBC, 16 февраля 2018 г.: «Главная новость сегодняшнего вечера состоит в потрясающем свидетельстве того, как же далеко Россия проникла в нашу жизнь, в наши СМИ и в наши президентские выборы. Пронзительное откровение мюллеровского обвинения состоит в рассказе о том, как русские приехали в нашу страну, чтобы настроить американцев друг против друга и чтобы вести информационную войну, которая отнюдь не закончилась с выборами» (с.179).

Русский заговор, иронизирует на эту тему Каултер, – это как глобальное потепление. Каковы бы ни были факты, они всегда доказывают глобальное потепление. Точно так же и здесь: неважно о чем говорят факты – всё равно Россия химичила с нашими выборами. Атакуя Трампа, мы используем новый научный метод: сначала идёт вывод, а потом идут данные, подтасованные так, чтобы они вели к этому выводу (с.184). Ну и последний гвоздь в крышку гроба с русским заговором: выходит, что «тринадцать русских намного могущественнее, чем почти стопроцентный контроль леваков за американскими СМИ» (с.188). Воистину анти-трамповское сопротивление нуждается в новом хобби.

Как и сам дьявол, истина, кроется в деталях. Детали же более чем красноречивы. Либералы всегда были настроены против ФБР, что бы оно ни делало. До тех пор пока ФБР не стало вести контр-разведывательную по сути операцию против Трампа! Дальше больше, либералы всегда обвиняли консерваторов в том, что те погрязли в мышлении времен холодной войны. Как только ни потешались они над Миттом Ромни, которого Обама победил на выборах 2012 года! Тогда в ходе одного из предвыборных дебатов, Ромни назвал Россию геополитическим врагом номер один. Джон Керри тотчас же отметил с ядовитой иронией: «Вон Сара Пейлин сказала, что видит Россию из своего дома на Аляске. Ну а Митт Ромни говорит так как будто он видел Россию только сквозь призму “Рокки-4”». Все СМИ, а среди них и New York Times и MSNBC и британская Би-Би-Си, отвесили тогда Ромни столько уничижительных тумаков! Но вот пришёл Трамп – и всё это ушло в небытие. Россия и её правящий режим мигом превратились в источник невообразимого зла. Кто бы из предшественников Трампа в Белом Доме ни развивал контакты с Россией, либералы это всемерно приветствовали. Но стоило об этом заикнуться Трампу, и он сразу стал предателем. А между тем, Россия, говорит Каултер, это страна, прошедшая путь от массовых убийств и Гулага к тому, чтобы стать «нормальной коррумпированной страной» (с.205).

Если я задамся целью запротоколировать всё то враньё, которое распространили по поводу Трампа, «я никогда не закончу эту книгу», жалуется Каултер ближе к её концу. И тут же добавляет нечто такое, что уже российские либералы сочтут сочтут неполиткорректным и оскорбительным.

«Холодная война закончилась. Мы победили! Теперь оппонирование России не имеет ничего общего с угрозой мирового коммунистического господства, каковое леваки всячески поддерживали. Но идиоты из числа республиканцев считают, что если посмотреть Путину в глаза, можно увидеть КГБ и что сказать сие будет вполне по-рейгановски [неявная ссылка на реакцию покойного Джона Маккейна на слова Джорджа Буша младшего, увидевшего в путинских глазах его душу- Г.И.]. Вот интересно, когда они смотрят в глаза Меркель, не видят ли они там восточно-германскую Штази? …Путин родился в атеистическом СССР, он не выбирал где родиться. Тем не менее его крестили в церкви, когда он был ребёнком. Меркель родилась в свободной Западной Германии. Тем не менее её родители добровольно переселились на коммунистический восток страны. Там она вступила в союз коммунистической молодёжи и выучила русский. Даже после горбачёвской перестройки Меркель была убеждённой коммунисткой, отвечавшей за агитацию и пропаганду в университете, где она получила степень магистра. Сегодня она активно разрушает Западную Европу, импортируя в неё миллионы мусульман (с.213)… Между тем, «враг номер один западной цивилизации – это ислам, а отнюдь не Россия… Россия борется с Исламским Государством в Сирии. Российские деятели безуспешно предупреждали наших некомпетентных лидеров про террористов, взорвавших бостонский марафон . . . Россия, вполне возможно, одна из немногих всё ещё остающихся христианских стран на Европейском континенте» (с.214). Тем временем Трампу предложено демонстрировать вновь и вновь, что он не контролируется Путиным. . . То есть для того, чтобы опрокинуть совершенно чумную теорию заговора, состряпанную Хиллари Клинтон и Нэнси Пелоси, наша внешняя политика призвана реализовать свою главную цель, которая заключается в том, чтобы доказать: Трамп не любит Путина» (с.215).

Трамп должен воспрять духом, заключает Каултер [книга вышла за три месяца до выборов в Конгресс] и реализовать свои предвыборные обещания. «Но даже если мы не извлечём из его президенства ничего кроме тотальной дискредитации наших СМИ, и то, как говрится, хлеб», считает Каултер. «Трамп может быть поверхностным, нарцистичным и грубым хвастуном, но он как химиотерапия для страны. Крайне неприятно через неё проходить. Вас тошнит, и у вас выпадают волосы, но она убивает раковые клетки и вы остаётесь жить» (с. 230).

***

Сарказм Каултер кажется оправданным. Возможно, далеко не всё надо принимать за чистую монету, но ценность любой нетривиальной литературы в том, что она заставляет думать. Думать, а иногда ещё и вспоминать. Лично я вспомнил свои задушевные беседы с давно уже ушедшим от нас профессором Джеймсом Милляром, экономистом-советологом из Университета Джорджа Вашингтона в американской столице. Как старший товарищ и ментор, Джеймс много для меня сделал. В конце 1990-х гг., он возил меня, тогда ещё не вполне вошедшего в американский мэйнстрим иммигранта, в своей ярко красной спортивной машине – кажется это была «Мазда». Возил и рассказывал, рассказывал. Как ЦРУ в начале 1990-х гг. создало некую оценочную бригаду из ведущих советологов с целью понять, как это оно (ЦРУ) лопухнулось с предсказанием скоропостижной кончины СССР. Там было несколько специализированных групп, и Милляр возглавлял ту, что занималась экономикой. Они изучили тысячи документов, имевшихся в распоряжении разведки. И Джеймс Милляр много чего взял на заметку. Одно из откровений, которым он со мной поделился, состояло вот в чём. Чем выше гриф секретности того или иного документа разведки, касавшегося СССР, тем меньше профессионального доверия он вызывал. Что в общем и понятно: если документ секретный, он не подлежит широкому обсуждению. А это может означать бюрократическую апологию и всемерную поддержку невежеству, бессмысленности и глупости. Понятно, что этот вывод не для любителей шпионских романов и не для тех, кто всерьёз верит, что Советский Союз взорвало ЦРУ. С этой и другими разновидностями слепой веры ничего, видимо, не поделаешь. Могу лишь порекомендовать книгу Энн Каултер. Попробуйте. Может, в чём-то и убедит.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 6 ноября 2018 > № 2911861 Григорий Иоффе

Сопротивление бесполезно?

Григорий Иоффе – профессор Рэдфордского университета (Вирджиния, США).

Резюме Эта книга о глупости и групповом мышлении как приводных ремнях массового психоза, охватившего американский политический класс и американские СМИ в связи с приходом к власти Дональда Трампа. В значительной мере она и о мыльном пузыре российской угрозы, превращённом в орудие борьбы против Трампа.

Ann Coulter, Resistance is Futile: How the Trump-Hating Left Lost Its Collective Mind, New York: Sentinel 2018

Эта книга о глупости и групповом мышлении как приводных ремнях массового психоза, охватившего американский политический класс и американские СМИ в связи с приходом к власти Дональда Трампа. В значительной мере она и о мыльном пузыре российской угрозы, превращённом в орудие борьбы против Трампа. «В значительной мере» потому, что в Трампа стреляют из всех орудий. Он-де и Гитлер и расист и жадина и неинтеллигентный человек, а совсем даже не только российский шпион. Следует также застолбить в сознании, что развенчание идиотизма американского не есть индульгенция его российскому аналогу.

Как и в каждой стране, в Америке есть своя специфика. Отчасти она заключается в том, что уютно устроившиеся в пригородных поместьях отпрыски политических и околополитических (юристы, консультанты, эксперты, журналисты) династий, давно образовавшие замкнутый кровосмесительный мирок, почуяли угрозу своему социальному статусу и безбедному существованию. И тому и другому стал угрожать патлатый, рыжеволосый и одутловато-вульгарный тип, сам всю жизнь ошивавшийся в этом мирке, но не приобретший присущего ему лоска и потому способный зажечь и повести за собой широкие народные массы, то есть плебс. Повести черт знает на что.

Как личность, Трамп неслучайно оказался полной противоположностью своему предшественнику в Овальном кабинете Белого Дома. У того, напротив, всё ушло в лоск, выразившийся не только в манерах и ужимках, но и в ритмичном, отточенном ораторстве и в лицедейской способности внушать окружающим веру в свою благонамеренность и даже интеллект. В отличие от Обамы, интеллект Трампа не слеплен с академических и политтехнологических лекал, а вполне органичен и приземлён. Это интеллект почвы, а не университетского кампуса. Есть у него и благонамеренность, но вызывающее отсутствие лоска делают его лёгкой мишенью для тех, кто опасается за свой статус, и не хочет доверить своё опасение широкой публике. В таком случае сугубо эстетические неприятие Трампа, отторжение его кричащей неотёсанности и нарочитой вульгарности становится стержнем, на который легко и непринуждённо накручивается политическая демагогия. Будучи разнузданной и примитивной, она тем не менее способна сплотить и тех, кто действительно почуял угрозу, и измученных нарзаном либеральных обывателей, которым для самоутверждения нужно всё время отстаивать права угнетенных и/или бороться с неким вселенским злом вроде глобального потепления.

Раньше на роль угнетённых масс претендовал пролетариат. Но он не оправдал доверия, так как вошёл в сговор с буржуазией и сам обуржуазился. Усилиями либералов на освободившуюся вакансию выдвинулись расовые, этнические и сексуальные меньшинства. Туда же устремились реальные и потенциальные эмигранты, бежавшие или бегущие от несправедливости, бедности и насилия и привносящие те явления, от которых они бегут, в приютившие их страны. Справедливое, то есть более равномерное распределение несправедливостей по поверхности Земли – изнанка и основная цель либеральных устремлений. Культивация этих устремлений давно стала бизнесом, которым и живет значительная часть политического истеблишмента в Америке и в других богатых странах.

В этом замечательном деле лишь один момент не был продуман до конца. Когда окрылённые энергичной борьбой за свои интересы меньшинства и эмигранты воспряли духом, это можно было ещё терпеть и даже энергично поддерживать. Но когда они стали воспринимать сделанные им поблажки как должное и требовать новых, сонное и поначалу благодушное большинство стало роптать. Оно тоже и совершенно небезосновательно почувствовало себя обиженным и угнетённым, и у него появились свои трибуны. Поскольку каждый понимает всё в меру своей испорченности, каковая может и впрямь зашкаливать, первыми в борьбу за права большинства закономерно включаются всякие охломоны, призывающие народ к топору. Они могут быть расисты, антисемиты и ксенофобы всех мастей, а то и просто фрики, каковых немало и среди либералов, но ведь слетать с катушек можно во все стороны, а не только в левую. Посему общественное порицание этих варваров и головорезов рождается спонтанно, и предпринимаются настойчивые и небезуспешные попытки списать на него всё недовольство обиженного большинства. А между тем, его обиды имеют реальные основания. Даже средняя продолжительность жизни среди белых в Америке впервые пошла вспять. Ну и эпидемия отравлений опиатами поразила несметное число малоимущих белых – эпидемия отчаяния. На этом фоне какофония либеральных лозунгов в защиту угнетенных меньшинств, не говоря уже о кампаниях более изысканых, скажем, за открытие специальных туалетов для лиц, сменивших пол, стала восприниматься многими в Америке как изощрённое издевательство над здравым смыслом.

Идея всегда овладевает массами, когда появляется некий трибун, лучше всего из среды того самого респектабельного класса, который привычно управляет и устремлениями и порицаниями. Когда такой человек решает оседлать волну недовольства забытого большинства, он перестает восприниматься как фрик, это уже другой коленкор. Именно в таком качестве – лидера перезревшего массового отпора либеральным кликушам, и взошёл на политический Олимп Дональд Трамп. Трамп удивительно легко переиграл своих товарищей по партии, потративших намного бОльшие, чем он, средства на политическую рекламу, но не принявших всерёз чаяния социальных низов и части среднего класса. Так же элегантно он обыграл и безыскусную политмашину демократов, которую в 2016 г. оседлала прожженная и беспринципная политическая карьеристка. Талантливый хам победил крикливую, но крайне невыразительную и неумную стерву, обещавшую сильным мира сего, что всё останется как раньше. Только две из ста крупнейших газет страны (!) поставили на Трампа, остальные девяносто восемь поддержали Хиллари. Трамп победил всё равно.

И вот тут как раз начинается повествование Энн Каултер. Трампа стали дружно топить посредством тотального и опять же разнузданного вранья. То, что он расист и развратник, раскручивалось с самого начала его кампании, но не смогло настроить против него критическую массу избирателей. Более того, его поддержали религиозные борцы за нравственность, лидеры евангелических протестанских общин! Поддержали потому, что он в прямом и переносном смысле ближе к народу, то есть к обиженному большинству, чем жирные коты Лос-Анжелеса, Нью-Йорка и Вашингтона и чем либеральные кликуши в ранге университетских профессоров.

Я живу в Библейском Поясе, в той его части, что находится в юго-западной Вирджинии. У меня в городе 18 церквей на 16 тысяч жителей. По воскресеньям и средам парковки перед церквями всегда полны. Люди прислушиваются к тому, что им говорят пасторы, а пасторы слушают и слышат людей намного лучше, чем это можно было сказать о секретарях райкомов и партъячеек в стране Советов.

Хотя обвинения Трампа в расизме и разврате продолжают поступать с изумительной регулярностью, их было решено подкрепить обвинениями в сговоре с хитрым и коварным врагом, то есть в государственной измене. Как пишет Энн Каултер, впервые эта идея пришла в голову Хиллари Клинтон еще летом 2016 г., когда ей надо было унять скандал, вызванный появлением её электронных мессиджей на сайте Викиликс. На протяжении десятилетий, всякий раз когда чета Клинтонов оскандаливалась, будь то в связи с вышедшими наружу злоупотребленимия с командировочными и с недвижимостью или в связи с легендарными по размаху и частоте сексуальными похождениями Билла, Хиллари всегда выдумывала и широко аннонсировала происки врагов, якобы нацеленные на дискредитацию всей её семьи.

Россия, по мнению Каултер, просто подвернулась под руку. Более того, демократы, как она считает, наверняка предпочли бы обвинить Трампа в сговоре с Северной Кореей или с Исламским государством (запрещено в России. – Ред.). К великому сожалению Трамп никогда не имел с ними никаких дел. С Россией же, вроде бы, имел, так что на скорую руку решено было «женить» Трампа на Путине. После победы Трампа на ноябрьских 2016 г. выборах, теория заговора стала интенсивно раскручиваться. И вот уже 17 разведывательных агенств – откуда их столько! – в один голос заговорили о сговоре Трампа с Россией с целью привести его к победе на выборах. При этом никаких ральных свидетельств никто не обнародовал и до сих пор. В связи с их, как вы понимаете, секретностью.

Проводниками и главными исполнителями самых бессовестных и грубых попыток дискредитировать Трампа были назначены главные администраторы разведки и правоохранителей, в том числе плейбой и позёр Джеймс Коми, возглавлявший ФБР, и бывший коммунист Джон Бреннан, возглавлявший ЦРУ при Обаме. Бывшего главного фэбээровца Роберта Мюллера назначили главным в расследовании возможных связей избирательной кампании Трампа с российскими спецслужбами при том, что для соответствующего подозрения не было никаких оснований, кроме упорных слухов, распускаемых демократами. Как выяснилось впоследствии, директор Коми на протяжении многих месяцев усиленно создавал впечатление, что ФБР ведёт независимое расследование сговора Трампа с россиянами, хотя никакого расследования не велось. Более того, если сговор с какими-то россиянами и имел место, то партнёрами россиян выступали как раз демократы! Это Национальный Комитет Демпартии нанял через подставную фирму бывшего британского разведчика Кристофера Стилла, судя по всему, такого же разгильдяя и плейбоя как и фэбээрщик Коми. В начале 1990-х гг. Стилл провел пару лет в Москве под дипломатическим прикрытием. Он и состряпал досье, в котором утверждалось, что Трамп в Москве развлекался с проститутками, а сотрудники его команды имели контакты с российской разведкой. Досье Стилла состряпано так грубо и бездарно, что не имело шансов на подтверждение, зато работало на поддержание волны праведного возмущения в среде наиболее легковерной и не приемлющей Трампа публики: Трамп-де попрал моральные нормы, он должен быть предан импичменту и осуждён за измену. Бывший цэрэушник Бреннан, превратившийся в политического консультанта MSNBC, не уставал делать толстые намёки на информацию, якобы порочащую Трампа. Уничижительное описание методов работы ЦРУ заслуживает длинной цитаты из книги Каултер.

«Проблема ЦРУ уходит корнями в пост-Уотергейтские семидесятые годы, когда радикальные леваки, возглавившие Конгресс, поставили целью разрушить разведывательную деятельность презираемого и ненавидимого ими агенства. С тех пор оно уже не может задействовать свои “грязные методы” и таким образом единственно, чем занимаются сотрудники ЦРУ сегодня, это чтение иностранных газет и слив секретной информации в прессу. Такое, знаете, содружество тайных читателей газет. То есть, скажем, истинная причина, по которой никто в ЦРУ не увидел приближающейся трагедии 11 сентября, состоит в том, что газета Islamabad Post ничего не написалпа по этому поводу. Просто поразительно как мы выиграли холодную войну. Пока Советы крали наши секреты среди бела дня, наши цэрэушники принимали живое участие в деловых ланчах и размышляли о том, что бы такое написать в своих мемуарах. . . С тех пор ЦРУ не смогло обнаружить вражьих агентов в собственных рядах. Ларри Ву-тай Чин продавал военные секреты Китаю в течение 30 лет прежде чем ЦРУ напало на его след. Олдрич Эймс, чьё предательство привело к казни десяти наших агентов в Советском Союзе, был пьяницей, жил не по средствам и провалил проверку на детекторе лжи. Всё равно ЦРУ не могло его засечь.... Основываясь на ошибочной информации ЦРУ, в 1999 г. самолеты НАТО бомбили китайское посольство в Белграде... Конечно же, триллионы долларов, которые мы поратили на “разведку” окупились сторицей, когда наши ищейки вынюхали-таки и предотвратили теракт 11 сентября? Но нет, этого не произошло. Точно так же проспали они и теракт на бостонском марафоне – несмотря на многократные предупреждения от России, нашего самого ненавистного врага. Мораль: Когда наше разведсообщество говорит «верьте нам», мы должны ему верить! Придурки с кабельного телевидения сильно разгневаются, если мы откажем в доверии Докладу от 6 января [Каултер имеет в виду доклад под названием Assessing Russian Activities and Intentions in Recent US Elections] Благодаря Трампу наше разведсообщество вернулось к жизни! Этот спящий великан проснулся, чтобы втюрить обществу теорию заговора, придуманную Клинтоншей. Новообретенной миссией разведсообщества стало: убрать Трампа! В этой связи единственную хорошую новость можно усмотреть в том, что когда они в последний раз попытались убрать новоиспеченного лидера, на дворе было начало шестидесятых. Результат их неутомимой деятельности состоит в том, что Фидель Кастро просидел на своём посту дольше всех других глав государств» (сс. 80-81).

В таких же саркастических тонах Каултер описывает и другие правоохранительные и разведывательные агенства включая ФБР. Она сообщает читателю о том, что администрания Обамы превратила их и не только их в орудия борьбы против консерваторов. Такими орудиями стали налоговая служба, министерство юстиции, агенство по хране окружающей среды и даже полиция. «Гигантский аппарат слежения был откомандирован группой прохвостов для того, чтобы привести Хиллари к победе. И в данном случае мы должны быть благодарны за то, что верхушка ФБР оказалась столь ошеломляюще некомпетентной» (с. 93). «Из того, что с их точки зрения, Трамп – пренеприятный тип, – пишет Каултер, – Либералы делают вывод, что всё, что он делает, подпадает под определение препятствования правосудию» (с. 106). И это несмотря на то, что у них больше шансов уличить Трампа в убийстве, чем в сговоре с русскими (с. 109).

Очень язвительна Каултер и в отношении специального прокурора Роберта Мюллера, призванного под знамёна «движения сопротивления» Трампу с целью уличить-таки последнего в сговоре с русскими. По её мнению, Мюллер олицетворяет не просто коррумпированность системы досудебного расследования, а её специфически советскую (!) коррумпированность. «Мюллеровское расследование – это по сути образец советской юстиции», – пишет Каултер (с. 119). Советскость она видит в неподотчетности, неограниченности масштаба и в обвинительном уклоне расследования. «Если вы высадите десант из 15 прокуроров чтобы те проанализировали деяния одного человека, ясно что чего-нибудь они найдут. Вот только как далеко мы намерены идти в направлении банановой республики?»

В начале главы с язвительным названием Mueller’s the Russian приводится давно ставшая знаменитой цитата из предвыборных дебатов Клинтон и Трампа. «Клинтон: Вы знаете, как всё же хорошо, что во главе нашей юстиции не стоит человек с темпераментом Дональда Трампа! Трамп: Ну да, потому что в этом случае ты была бы в тюрьме» (с.119). Хотя Трамп имел в виду подсудность использования домашнего сервера для отправки рабочей электронной почты госсекретаря, характер эпизода вызывает ассоциацию с «тебя посодют, а ты не воруй» из рязановского шедевра «Берегись автомобиля».

Согласно Каултер, одна из проблем, в которую упирается теория заговора, раскрученная Хиллари Клинтон, состоит в том, что у Трампа не было организованной кампании со штатными стратегами, социологами и другими консультантами, то есть такой кампании, которая была, скажем, у Марко Рубио, не говоря уже о Клинтон. План Трампа был прост: курсировать по стране в течение 18 месяцев, ежедневно произнося духоподъёмные речи для многотысячных толп. При всём желании русские не могли состоять в сговоре с организацией, которой не было в природе. Таким образом, из всех теорий заговора, когда-либо сварганенных Клинтонами, эта оказалась самой абсурдной.

Впрочем, даже и те, кого Мюллер, за неимением состава преступления всё же «оприходовал», то есть предъявил обвинения за действия, предпринятые вне связи с Трампом, оказались мыльными пузырями, надутыми для поддержания общественного внимания к расследованию. Пол Манафорт, который до Трампа работал на Виктора Януковича и которого обвинили в отмывании через офшоры десятков миллионов долларов, личность едва ли примечательная. «Для людей за пределами Вашингтона, – пишет Каултер, – деятельность, которой занимались Манафорт и Гейтс [бывший коллега Манафорта, которого вынудили сотрудничать со следствием] за границей, выглядит сомнительной, но вашингтонцам такая сомнительность, скорее, показалась бы уморительно смешной. В этом городе камня нельзя кинуть, чтобы не попасть в кого-нибудь жаждущего подрядиться в помощники к какому-нибудь диктатору. Американские политконсультанты работали в избирательных кампаниях доброй половины стран мира, если не больше» (с.138).

Ещё более заурядны и вместе с тем контрпродуктивны и постыдны оказались действия ФБР в отношении Картера Пейджа, с которым ищейки ФБР «носились как с яйцом Фаберже российского сговора на протяжении почти всего 2017 года». ФБР-овцы даже добились разрешения на слежку за ним без каких-либо, как потом выяснилось, серьёзных улик (с.141). Постыдны эти действия потому, что только при чрезвычайных обстоятельствах – по крайней мере так считается – можно подвергнуть слежке американского гражданина. За Картером Пейджем ничего чрезвычайного даже близко не было. Да, был в Москве; да, выступал с докладами; да, будучи в Москве, общался с россиянами. А с кем ему там ещё общаться?

А сколько страстей понагнетали по поводу встречи Дональда Трампа Младшего с российской юристкой Натальей Весельницкой, похожей на радистку Кэт из «Семнадцати мгновений весны». Дональду-младшему она якобы предложила компромат на Хиллари и он сказал (написал имэйл), что был бы рад его получить. На эту тему праведные демократы долго посыпали головы пеплом! Как же так, ведь если иностранец предлагает вам компромат на вашего политического оппонента, первое, что вы должны сделать, это позвонить в ФБР! Каултер потешается над такой постановкой вопроса. «ОК, понятно. Надо звонить в ФБР, если вам предложили российский компромат на вашего оппонента. Но насколько мне помнится, когда Кристофер Стилл предложил Хиллари Клинтон российский компромат на её оппонента, она сказала “спасибо, отлично!”. Национальный Комитет Демократической Патрии (НКДП) сказал “спасибо, отлично”. Даже само ФБР сказало то же самое. Диву даёшься, почему ФБР не позвонило в ФБР!» (с. 156).

Не менее язвительна Каултер и в отношении основных американских СМИ. Например, девизом The New York Times, с её точки зрения, могло бы стать «Затушёвываем правдивую информацию с 1851 года». То есть газета, по мнению Каултер, достигла такого совершенства в области манипуляции, что, скажем, некролог Гитлера в их исполнении мог бы выглядеть так: «Ушёл из жизни Канцлер Германии. Адольф Гитлер, отмеченный многими медалями герой войны и художник, умер во вторник, спасясь в своём берлинском убежище от авианалётов» Возможные упрёки в порочности этого сообщения, были бы отражены газетой следующим образом: «А что! Мы не сказали чего-то такого, что не было бы правдой. У нас был лимит на длину текста. Ну может быть, мы слишком много внимания уделили живописи».

Примерно таким образом газета освещала возможный сговор Трампа с русскими. Даже когда стало доподлинно известно, что за досье, составленное Стиллом, заплатил НКДП, никто и не подумал поменять акценты в нарративе про этот сговор. Что и естественно, «ибо основной целью раскручивания истории, о которой идёт речь, было присобачить к Трампу клише вечного и злостного правонарушителя. Несмотря на то, что поступки, которые ему вменяют, не суть преступление – даже, если то, что говорят, отвечает действительности. Однако имя Трампа должно навечно ассоциироваться со сговором с Россией» (с.169).

На самом деле всё началось с того, как в июне 2016 г. на Викиликс появились электронные мессиджи НКДП, из которых следовало, что чиновники этого комитета ставили подножки Берни Сэндерсу, чтобы не допустить его победы над Хиллари Клинтон, победы, которая привела бы к его выдвижению в качестве демократического кандидата в президенты. Отчаянно пытаясь отмазаться от соответствующих обвинений, в июле 2016 г. демократы обвинили в краже этих сообщений Россию. В феврале 2018 г., Мюллер предъявил обвинение 13 россиянам в электронном вмешательстве в американские выборы. При этом не было ни малейшего основания думать, что эти россияне когда-либо предстанут перед судом. Как пишет Каултер, единственной целью этого документа было упаковать слово «обвинение» в одно предложение со словом «руссские». Основополагающий тезис обвинения: компьютерные боты хитроумно спровоцировали избирателей поддержать Трампа. «Уж конечно, сами американцы никогда бы не пришли к выводу, что Хиллари – визгливая ведьма, если бы им об этом не сказали русские», – саркастически замечает Каултер. «Если бы русские действительно хотели помочь Трампу, им бы следовало просто прикупить для Хиллари побольше телевизионного времени». И ещё: «Сама мысль о том, что сообщения, размещённые россиянами в социальных сетях, повлияли на электорат, отражает крайнюю степень презрения либералов к тем, кто голосовал за Трампа. То есть как бы говорится сдедующее: конечно же, образованные люди никогда бы не купились на размещенные русскими ботами посты, но идиоты, поддерживающие Трампа, - это совмем другое дело» (с. 177).

Для того, чтобы продать обществу обвинительное заключение Мюллера, подконтрольные либералам СМИ, а это львиная доля американских СМИ, должны были генерировать возмущение, призванное раздуть значение постов Фейсбука, размещенных русскими, до уровня подрывной деятельности Юлиуса и Этель Розенбергов. Вот например, какой жеребятиной поделился со зрителями Брайан Уильямс, ведущий новостей MSNBC, 16 февраля 2018 г.: «Главная новость сегодняшнего вечера состоит в потрясающем свидетельстве того, как же далеко Россия проникла в нашу жизнь, в наши СМИ и в наши президентские выборы. Пронзительное откровение мюллеровского обвинения состоит в рассказе о том, как русские приехали в нашу страну, чтобы настроить американцев друг против друга и чтобы вести информационную войну, которая отнюдь не закончилась с выборами» (с.179).

Русский заговор, иронизирует на эту тему Каултер, – это как глобальное потепление. Каковы бы ни были факты, они всегда доказывают глобальное потепление. Точно так же и здесь: неважно о чем говорят факты – всё равно Россия химичила с нашими выборами. Атакуя Трампа, мы используем новый научный метод: сначала идёт вывод, а потом идут данные, подтасованные так, чтобы они вели к этому выводу (с.184). Ну и последний гвоздь в крышку гроба с русским заговором: выходит, что «тринадцать русских намного могущественнее, чем почти стопроцентный контроль леваков за американскими СМИ» (с.188). Воистину анти-трамповское сопротивление нуждается в новом хобби.

Как и сам дьявол, истина, кроется в деталях. Детали же более чем красноречивы. Либералы всегда были настроены против ФБР, что бы оно ни делало. До тех пор пока ФБР не стало вести контр-разведывательную по сути операцию против Трампа! Дальше больше, либералы всегда обвиняли консерваторов в том, что те погрязли в мышлении времен холодной войны. Как только ни потешались они над Миттом Ромни, которого Обама победил на выборах 2012 года! Тогда в ходе одного из предвыборных дебатов, Ромни назвал Россию геополитическим врагом номер один. Джон Керри тотчас же отметил с ядовитой иронией: «Вон Сара Пейлин сказала, что видит Россию из своего дома на Аляске. Ну а Митт Ромни говорит так как будто он видел Россию только сквозь призму “Рокки-4”». Все СМИ, а среди них и New York Times и MSNBC и британская Би-Би-Си, отвесили тогда Ромни столько уничижительных тумаков! Но вот пришёл Трамп – и всё это ушло в небытие. Россия и её правящий режим мигом превратились в источник невообразимого зла. Кто бы из предшественников Трампа в Белом Доме ни развивал контакты с Россией, либералы это всемерно приветствовали. Но стоило об этом заикнуться Трампу, и он сразу стал предателем. А между тем, Россия, говорит Каултер, это страна, прошедшая путь от массовых убийств и Гулага к тому, чтобы стать «нормальной коррумпированной страной» (с.205).

Если я задамся целью запротоколировать всё то враньё, которое распространили по поводу Трампа, «я никогда не закончу эту книгу», жалуется Каултер ближе к её концу. И тут же добавляет нечто такое, что уже российские либералы сочтут сочтут неполиткорректным и оскорбительным.

«Холодная война закончилась. Мы победили! Теперь оппонирование России не имеет ничего общего с угрозой мирового коммунистического господства, каковое леваки всячески поддерживали. Но идиоты из числа республиканцев считают, что если посмотреть Путину в глаза, можно увидеть КГБ и что сказать сие будет вполне по-рейгановски [неявная ссылка на реакцию покойного Джона Маккейна на слова Джорджа Буша младшего, увидевшего в путинских глазах его душу- Г.И.]. Вот интересно, когда они смотрят в глаза Меркель, не видят ли они там восточно-германскую Штази? …Путин родился в атеистическом СССР, он не выбирал где родиться. Тем не менее его крестили в церкви, когда он был ребёнком. Меркель родилась в свободной Западной Германии. Тем не менее её родители добровольно переселились на коммунистический восток страны. Там она вступила в союз коммунистической молодёжи и выучила русский. Даже после горбачёвской перестройки Меркель была убеждённой коммунисткой, отвечавшей за агитацию и пропаганду в университете, где она получила степень магистра. Сегодня она активно разрушает Западную Европу, импортируя в неё миллионы мусульман (с.213)… Между тем, «враг номер один западной цивилизации – это ислам, а отнюдь не Россия… Россия борется с Исламским Государством в Сирии. Российские деятели безуспешно предупреждали наших некомпетентных лидеров про террористов, взорвавших бостонский марафон . . . Россия, вполне возможно, одна из немногих всё ещё остающихся христианских стран на Европейском континенте» (с.214). Тем временем Трампу предложено демонстрировать вновь и вновь, что он не контролируется Путиным. . . То есть для того, чтобы опрокинуть совершенно чумную теорию заговора, состряпанную Хиллари Клинтон и Нэнси Пелоси, наша внешняя политика призвана реализовать свою главную цель, которая заключается в том, чтобы доказать: Трамп не любит Путина» (с.215).

Трамп должен воспрять духом, заключает Каултер [книга вышла за три месяца до выборов в Конгресс] и реализовать свои предвыборные обещания. «Но даже если мы не извлечём из его президенства ничего кроме тотальной дискредитации наших СМИ, и то, как говрится, хлеб», считает Каултер. «Трамп может быть поверхностным, нарцистичным и грубым хвастуном, но он как химиотерапия для страны. Крайне неприятно через неё проходить. Вас тошнит, и у вас выпадают волосы, но она убивает раковые клетки и вы остаётесь жить» (с. 230).

***

Сарказм Каултер кажется оправданным. Возможно, далеко не всё надо принимать за чистую монету, но ценность любой нетривиальной литературы в том, что она заставляет думать. Думать, а иногда ещё и вспоминать. Лично я вспомнил свои задушевные беседы с давно уже ушедшим от нас профессором Джеймсом Милляром, экономистом-советологом из Университета Джорджа Вашингтона в американской столице. Как старший товарищ и ментор, Джеймс много для меня сделал. В конце 1990-х гг., он возил меня, тогда ещё не вполне вошедшего в американский мэйнстрим иммигранта, в своей ярко красной спортивной машине – кажется это была «Мазда». Возил и рассказывал, рассказывал. Как ЦРУ в начале 1990-х гг. создало некую оценочную бригаду из ведущих советологов с целью понять, как это оно (ЦРУ) лопухнулось с предсказанием скоропостижной кончины СССР. Там было несколько специализированных групп, и Милляр возглавлял ту, что занималась экономикой. Они изучили тысячи документов, имевшихся в распоряжении разведки. И Джеймс Милляр много чего взял на заметку. Одно из откровений, которым он со мной поделился, состояло вот в чём. Чем выше гриф секретности того или иного документа разведки, касавшегося СССР, тем меньше профессионального доверия он вызывал. Что в общем и понятно: если документ секретный, он не подлежит широкому обсуждению. А это может означать бюрократическую апологию и всемерную поддержку невежеству, бессмысленности и глупости. Понятно, что этот вывод не для любителей шпионских романов и не для тех, кто всерьёз верит, что Советский Союз взорвало ЦРУ. С этой и другими разновидностями слепой веры ничего, видимо, не поделаешь. Могу лишь порекомендовать книгу Энн Каултер. Попробуйте. Может, в чём-то и убедит.

США > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 6 ноября 2018 > № 2826816 Григорий Иоффе

Один из крупнейших авиакосмических салонов в мире открывается во вторник в Джухае (Китай). Россия традиционно участвует в его работе, представляя весь спектр своих достижений в области военной и гражданской авиационной и космической техники.

Актуальность этого салона для России особенно важна сегодня, так как из-за санкций было принято решение ограничить российское участие в авиакосмических салонах, которые проходят в Европе, в частности, в Фарнборо (Великобритания) и Бурже (Франция). Поэтому Россия привезла на выставочную площадку в Джухай не только передовые образцы военной и гражданской авиационной и космической техники, но и новые предложения по сотрудничеству с зарубежными партерами в различных сферах, в том числе военно-технической.

О том, что это за предложения, какие вопросы российские представители будут обсуждать на форуме в Китае, руководителю профильной редакции МИА "Россия сегодня" Сергею Сафронову рассказал глава делегации Ростеха, директор госкорпорации по международному сотрудничеству и региональной политике Виктор Кладов.

— Виктор Николаевич, какой на сегодня портфель заказов Рособоронэкспорта?

— По итогам 2017 года объем военно-технического сотрудничества по линии Росооборонэкспорта составлял 13,4 миллиарда долларов. Портфель заказов достиг 45 миллиардов долларов. Год еще не заканчивается, но портфель заказов продолжает увеличиваться. Сейчас цифры больше 50 миллиардов. Сегодня Россия, во многом благодаря проактивной работе Ростеха, уверенно держит второе место в мире по объемам военно-технического сотрудничества.

— Можно предварительно сказать, какой будет объем продаж российского оружия по итогам этого года?

— Мы надеемся на то, что на конец года мы выйдем на показания прошлого года. То есть 13,4 миллиарда долларов.

— Насколько динамично развиваются сейчас отношения между Россией и Китаем? Как на них повлияли американские санкции?

— Между двумя странами идет масштабное военно-техническое сотрудничество в рамках наших отношений стратегического партнерства, которое укрепляется год от года, день ото дня.

Динамично развиваются контакты и по военно-технической линии. Это не пустая фраза. Вы спрашиваете, как повлияли санкции? Я был очень приятно удивлен, они, я бы сказал так, раззадорили, по-спортивному разозлили наших китайских партнеров. Нельзя с такой большой, великой страной, с крупным игроком на мировой арене разговаривать языком давления, угроз, ультиматумов.

Я недавно вернулся из Пекина. На всех уровнях звучала одна мысль: нашим ответом на санкции должно стать еще более тесное, более глубокое сотрудничество. Мы должны с Россией быть плечом к плечу, спина к спине, как они сказали. Знаете, как в голливудском боевике, спина к спине. И ответом на эти вызовы должно быть военно-техническое сотрудничество и в сфере совместных разработок, и в сфере поставок, и в сфере создания и налаживания производства новых образцов.

— Виктор Николаевич, можете привести конкретные примеры этого сотрудничества за последнее время?

— Мы ведем активное сотрудничество с КНР во всех средах военно-технического сотрудничества – земля, воздух и вода. Помимо успешной реализации двух контрактов по С-400 и Су-35 у нас есть масса других проектов. Я бы не хотел углубляться в детали, но скажу, что мы буквально недавно подписали еще три контракта с китайской стороной.

— Сохраняются ли даты окончания реализации контрактов по поставкам в Китай истребителей Су-35?

— Сохраняются, все идет в соответствии с согласованными сроками. И реализован контракт будет в срок.

Попутно хотел бы заметить, что истребители Су-35 вызывают самый позитивный отклик у китайских летчиков. Машины полюбили, хвалят за отменные тактико-технические характеристики, легкость в управлении, маневренность. В общем, понравились эти машины. И мы этим гордимся.

— Обсуждаем ли мы с Китаем схему расчетов в национальной валюте?

— Да, мы обсуждаем этот вопрос, поскольку мы хотели бы, чтобы наше сотрудничество с Китаем не зависело от капризов, прихотей, скажем так, третьих сторон. Поэтому соответствующий механизм обсуждается и создается.

— Вернемся к новым проектам сотрудничества. Чем еще можете похвалиться?

— Завершаются работы и вот-вот будет подписан контракт на совместную разработку тяжелого вертолета для КНР: это будет машина тяжелее Ми-17, но легче Ми-26.

Хочу особо отметить, что это чисто гражданский проект, как и проект создания ШДМС (широкофюзеляжного дальнемагистрального самолета — ред.), яркий пример российско-китайского сотрудничества в высокотехнологичной сфере. Область применения этого "передового тяжелого вертолета" — гражданские перевозки и спасательные работы в высокогорье. Ведь большую часть территории Китая составляют горы и высокогорные плато.

— Перейдем к вопросу о ВТС со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. Некоторые СМИ сообщают о проблемах с реализацией недавно заключенного контракта на поставку в Индонезию 11 истребителей Су-35. Отложено ли его исполнение?

— Нет, не отложен. Но для того, чтобы он вступил в силу, необходимо решить некоторые технические вопросы.

— Значит тема поставки БТР-3Ф до сих пор актуальна?

— Да, эта тема остается актуальной. Эти машины поставлялись несколькими партиями, и они очень хорошо себя показывают в условиях Индонезии. Но что поставлено, то поставлено. В будущем кроме БМП-3Ф будут поставляться и новые БТР-3Ф.

Кроме того, проведены предварительные консультации специалистами дочернего холдинга Ростеха – "Техмаша" по локализации в Индонезии производства боеприпасов для этих боевых машин. Это было бы логично. Но пока переговоры не велись. Существует пока только проект. Опять-таки сроки зависят от воли, а также наличия финансирования. Мы готовы к продолжению обсуждения этой темы.

— В ходе визита министра обороны РФ Сергея Шойгу в Мьянму была достигнута договоренность о поставке в эту страну шести истребителей Су-30СМ. Подписан ли контракт?

— Да, подписан в этом году и уже реализуется.

— Мьянма закупила в России 10 учебно-боевых самолетов Як-130. Но была еще договоренность об опционе на шесть машин. Какова судьба этой договоренности?

— Действительно, мы поставили 10 самолетов, и сейчас реализуется опционная поставка еще шести машин.

— На каком этапе находится реализация контракта на поставку во Вьетнам партии из 64 танков Т-90С и Т-90СК?

— Идут отгрузки имущества, большая часть техники уже на месте.

— Сейчас идут активные контакты по линии ВТС с Филиппинами. Что сейчас обсуждают стороны?

— Эта страна десятилетиями закупала американскую военную технику. Но что делали американцы? Чтобы не везти обратно на континент оружие, они все передавали филиппинцам. Поэтому у них сейчас в большом объеме старое американское оружие, которое нуждается в ремонте и даже замене. Они разработали программу модернизации, есть планы вооружения. Одновременно президент Дутерте убедился, что он не может полагаться на заокеанских партнеров, поскольку они ведут себя некорректно. Например, они подписали контракт на поставку канадско-американских вертолетов. А канадский премьер Трюдо заявил, что мы еще подумаем, поставлять или не поставлять, мол, не все в порядке с правами человека у вас. Был скандал большой. Дутерте ответил в том духе, что мы не можем иметь дело с людьми, которые сначала получили аванс, а потом сказали, мы посмотрим на ваше поведение. И разорвал этот контракт на поставку вертолетов.

Соответственно, огромный интерес у филиппинского руководства к российскому вооружению. Огромный. Мы это видим. Очень представительные делегации были у нас на "Армии" в Кубинке. И есть интересы к вертолетной технике, и есть интерес к подводным лодкам. Мы знаем, что у них в планах строительство подводного флота. Поэтому, да, интерес имеется. Мы будем активно участвовать во всех тендерах, которые будут объявляться.

В этом году мы направили представительную делегацию на выставку в Манилу, мы в ней впервые участвовали.

Кстати, есть планы закупки вертолетов в варианте "спасателя" и у береговой охраны Филиппин. Для них это важно, потому что Филиппины расположены в зоне, где очень часто случаются тайфуны, смерчи, ураганы.

— Одним из главных, если не главным, покупателем российского оружия является Индия. Что сейчас стоит в повестке дня переговоров по линии ВТС? Какова судьба договоренности о закупке Индией 48 вертолетов Ми-17В5?

— Контракт не подписан, у индийской армии изменились приоритеты. Заключен крупнейшей в новейшей истории России контракт на поставку в Индию С-400. Соответственно сначала будет реализован этот контракт.

Затем идет активная работа по реализации проекта на совместное производство в Индии вертолетов Ка-226. Уже создано совместное предприятие, где индийской стороне принадлежит 50,5% акций, российской стороне – 49,5%. Оно заработало, идет активная проработка вопросов с министерством обороны Индии.

— Когда можно ждать начало производства?

— До конца года, я думаю. СП подготовило технический коммерческий проект, предложение к конечному пользователю, то есть к Минобороны. Сейчас Минобороны, как получатель продукта, уточняет детали. Затем оборонное ведомство должно заключить контракт с СП. Дальше юридическим лицом этого проекта выступает СП. Оно будет подписывать контракты, закупать оборудование, направлять средства и так далее.

— Осталась в силе договоренность о том, что из 200 машин 60 будут собраны в России, 140 в Индии?

— Да, пока так. Так это записано в "дорожную карту" проекта.

— Как развивается ВТС с Пакистаном? Заинтересован ли Исламабад в продолжении закупок российской вертолетной техники?

— Действительно, "Вертолеты России" поставили Пакистану четыре вертолета Ми-35М. Они крайне необходимы Пакистану для борьбы с терроризмом. Исламабад изначально хотел взять до 12 машин, но пока, в силу очевидно финансовых ограничений, закупил только четыре.

Хочу особо подчеркнуть, что эти вертолеты очень нужны Пакистану для борьбы с террористами в условиях горной местности, особенно на границе с Афганистаном. И в этом вопросе мы с Пакистаном союзники, это для нас общая угроза. Если от Пакистана будут дополнительные заявки, мы их рассмотрим.

Сергей Сафронов.

Россия. Китай > Авиапром, автопром > ria.ru, 6 ноября 2018 > № 2786694 Виктор Кладов

Онлайн-конференция Дмитрия Медведева в Шанхае

Председатель Правительства ответил на вопросы в режиме «онлайн» на площадке Шанхайской медиагруппы.

Онлайн-конференция Дмитрия Медведева с китайскими интернет-пользователями прошла в штаб-квартире Шанхайской медиагруппы. Для российских интернет-пользователей была организована трансляция конференции на портале международного информационного агентства «Россия сегодня».

Из стенограммы:

Юань Мин (как переведено): Сегодня утром в Шанхае состоялось открытие первой Китайской международной импортной выставки. Россия приняла участие в выставке в качестве одного из 12 почётных гостей. Премьер-министр Российской Федерации прибыл в Шанхай во главе российской делегации и принял участие в открытии выставки. Сегодня мы рады приветствовать Премьер-министра в студии Шанхайского медиацентра. Благодарим Вас за то, что Вы согласились принять участие в онлайн-конференции и ответить на вопросы интернет-пользователей.

Добро пожаловать!

Д.Медведев: Ni hao! Здравствуйте!

Вопрос (как переведено): Премьер-министр, в 2010 году в Шанхае проходила Всемирная выставка «ЭКСПО», и Вы были на ней с визитом. И вот спустя восемь лет Вы снова приехали в Шанхай. Позвольте спросить, что интересного из сделанного в России российское Правительство и предприятия привезли на этот раз на импортную выставку?

Д.Медведев: Во-первых, хочу сказать, что идея выставки сама по себе очень правильная и интересная. В мире не так много подобного рода выставок, где рассматриваются вопросы, связанные с импортом. В данном случае речь идёт о большой, полноценной выставке, куда приезжают предприятия из самых разных стран мира. И сегодня в открытии выставки участвовали главы государств и правительств. Это было масштабное мероприятие с открытием, которое осуществил Председатель Си Цзиньпин, а затем выступали другие коллеги.

Мы говорили о том, что в мире много уделяют внимания экспорту, но «ЭКСПО», которая была бы посвящена непосредственно импорту – во всяком случае, на такой системной основе, – появилась впервые. И мы рады принять участие. Хотел поблагодарить ещё раз наших китайских друзей за то, что нас пригласили в качестве страны-партнёра.

На эту выставку приехали представители приблизительно 50% регионов нашей страны. Это большие делегации, которые представлены региональным бизнесом и которые привезли на выставку свои продукты, свои идеи, свои предложения.

Я осмотрел вместе с другими коллегами павильоны, которые были посвящены отдельным государствам, а после этого – уже непосредственно нашу часть выставки и обратил внимание, что там большое количество самых разных товаров. Это и продукты питания, и техника, и аграрные технологии, и вообще много всего, что может быть интересно потребителям в Китайской Народной Республике и, наверное, в других странах.

Площадка хорошая. И то, что выставка будет проходить каждый год, на ней будут встречаться представители бизнеса каждый год, это само по себе весьма и весьма неплохо. Так что я хочу поздравить наших китайских друзей с очень важным событием.

Вопрос (как переведено): Вы отметили, что в будущем несырьевой неэнергетический экспорт России должен вырасти до 250 млрд долларов. Как Вам кажется, какие новые точки роста экономики и торговли в сотрудничестве России и Китая может принести эта импортная выставка?

Д.Медведев: Именно в этом направлении, как мне представляется, и должно проходить наше сотрудничество. Мы очень неплохо научились сотрудничать в сфере энергетики – наши китайские партнёры покупают в Российской Федерации и газ, и нефть. Но это традиционные направления сотрудничества, хотя и очень большие. Кстати сказать, совсем скоро в Пекине будет проходить и большой энергетический форум между нашими странами. Если говорить об этой выставке, то это совершенно другое направление. Это несырьевое и неэнергетическое направление, это то, что для нашей страны очень важно, – сельское хозяйство, продукты питания, высокие технологии, различного рода технологические сервисы, цифровая экономика. Это то, что будет определять уровень развития наших стран в XXI веке. Мы очень рассчитываем, что при помощи этой выставки и ввиду наших разветвлённых экономических связей с Китайской Народной Республикой удельный вес именно такого, несырьевого экспорта будет в нашем товарообороте расти. Это будет на пользу и нашим экономикам, которые получат дополнительные драйверы развития, и нашим компаниям, которые этим занимаются.

Перед нашей страной стоит задача – изменить структуру товарооборота. Россия очень большая страна и поставляет большое количество энергоресурсов, сырьевых товаров. Но мы понимаем, что будущее за другим – за высокими технологиями, современными цифровыми решениями. И мы стараемся свой экспорт поменять. В настоящий момент уже более 50% доходов, которые получает российский бюджет, создаётся не за счёт нефти и газа, не за счёт поставки электроэнергии или какого-то иного сырья, а за счёт других решений. Я уверен, что наше сотрудничество в этой сфере будет помогать в решении этой задачи.

Вопрос (как переведено): Сегодня утром Вы отметили, что в Шанхае должно быть открыто представительство Российского экспортного центра при поддержке Внешэкономбанка. Это очень интересная новость для Шанхая. Вы ранее также неоднократно упоминали, что создание цифровой экономики является государственной задачей России. Какое пространство для взаимодействия наших стран существует в области цифровой экономики?

Д.Медведев: Во-первых, по поводу Российского экспортного центра. С учётом масштабов сотрудничества между Россией и Китаем совершенно очевидно, что представительство этого центра в Китайской Народной Республике должно быть. И оно будет создано в Шанхае. Это структура, которая занимается поддержкой экспорта российских компаний, чтобы они могли на нормальных условиях выйти на иностранные рынки, в том числе на такой большой рынок, как рынок Китайской Народной Республики. Поэтому мы приняли решение создать здесь подразделение Российского экспортного центра. Мне кажется, это очень важно. Сегодня я проходил по выставке, там были российские бизнесмены, и они нас за это благодарили, потому что это помогает им работать на китайском рынке.

Что касается «цифры», то цифровая экономика – это будущее. Это понимают все, это понимаем мы и наши друзья в Китайской Народной Республике. Мы будем делать всё для того, чтобы подобного рода технологии развивались. Ведь «цифра» сейчас везде. Мы с вами общаемся – сигнал через «цифру» уходит наверх, на спутники, после этого нас видят по телевидению, смотрят в интернете. Если бы не цифровые технологии, то никто бы ничего не услышал и не увидел. «Цифра» сегодня становится частью управления – и государственного управления, и коммерческого управления. Цифровые технологии проникают на бытовой уровень.

Сейчас в нашей стране очень распространены сервисы, позволяющие людям напрямую получать ответы из государственных структур. Не обращаться туда, а, находясь за своими компьютерами, открывать личные кабинеты, заполнять соответствующие формуляры и получать ответы. «Цифра» – это масса очень удобных бытовых вещей.

Наконец, цифровые технологии будут способствовать созданию того, что мы называем искусственным интеллектом, а искусственный интеллект, совершенно понятно, определит развитие стран в текущем столетии.

По всем этим направлениям мы готовы работать вместе с нашими друзьями из Китайской Народной Республики. Тем более что эта сфера очень конкурентоспособна. В ряде случаев нас пытаются «отжать», не допуская к тем или иным сервисам, программам, упрекая в том, что мы нарушаем в той или иной степени чьи-то права. Иногда, наверное, это тоже происходит, и с этим нужно разбираться. Но в любом случае попытки недобросовестной конкуренции в этой сфере присутствуют. И в этом смысле очень важно, чтобы мы в ряде направлений выступали совместно, включая, кстати, и решения, связанные с будущим торговых отношений, международных торговых отношений, Всемирной торговой организации, о чём, кстати, сегодня в своём выступлении говорил и Председатель Си Цзиньпин, и определённые вопросы в этой сфере также были затронуты мной в выступлении.

Вопрос (как переведено): Пять лет назад Китай выступил с инициативой «Один пояс – один путь», эта инициатива значительно расширила сферы сотрудничества Китая с Россией. Также происходит сопряжение инициативы «Один пояс – один путь» с продвижением Евразийского экономического союза. Как Вы можете прокомментировать тенденцию развития сотрудничества в этой сфере, учитывая всемирный торговый протекционизм?

Д.Медведев: Про протекционизм я уже начал говорить, и ещё раз хочу сказать: протекционизм – это, безусловно, плохое явление мировой экономики. Протекционизм был всегда. Но всё-таки в основном в предыдущие годы большинство стран придерживалось тех правил, которые удалось выработать в рамках Всемирной торговой организации.

И мы сейчас продолжаем считать, что ничего лучшего человечество в этой сфере не выработало. Насколько я знаю, такова позиция и руководителей Китайской Народной Республики.

Да, эта система не идеальна, но она работает и обеспечивает конкуренцию в мире, свободное развитие экономик и соответствующих стран.

К сожалению, в последнее время были предприняты действия, направленные на то, чтобы эту конкуренцию задушить, а систему свободного обмена товарами и услугами поставить под очень жёсткий контроль. Это, собственно, и называется протекционизмом – когда одни страны пытаются отгораживаться от других стран.

Такого рода политику ведёт ряд государств. Наверное, самое крупное из них – Соединённые Штаты Америки, которые вводят всякого рода ограничения, пошлины в отношении Китайской Народной Республики, Европейского союза и нашей страны. В конечном счёте, я уверен, от этого пострадает и американская экономика. Всё это в настоящий момент сказывается на темпах развития мировой экономики и на развитии наших стран. И поэтому сегодня, выступая на эту тему, практически все говорили о ценности сохранения режима, который даёт Всемирная торговая организация, и необходимости его развития, реформирования в особых случаях.

Идея, заложенная в проекте «Один пояс – один путь», безусловно, полностью противоположна протекционизму. Она направлена на то, чтобы развивать глобальные процессы в экономике, связывать различные страны, имея в виду и торговые, товарные потоки, и возможности логистического порядка, развивать различные сервисы, в конечном счёте развивать все страны, которые и образуют «Один пояс – один путь».

Эта идея возникла, как Вы правильно сказали, пять лет назад, и мы в той или иной степени обсуждали её с нашими партнёрами на протяжении всего этого периода. В определённый момент возникла идея так называемого сопряжения Евразийского союза и концепции «Один пояс – один путь». Как мне представляется, сейчас мы находимся в ситуации, когда нужно проанализировать, каким образом такого рода соединение может помочь нашим экономикам, какой дополнительный, добавленный эффект эта идея может принести народам наших стран.

Это не абстрактный разговор, не общие рассуждения, а вполне конкретные истории, связанные, например, с торговыми соглашениями, которые мы в настоящий момент обсуждаем с Китайской Народной Республикой. С одной стороны – Евразийский союз, то есть пять стран, а с другой стороны – Китайская Народная Республика. Это создаёт дополнительные торговые возможности, это создаёт возможности по поставкам товаров, услуг, работ в упрощённом порядке. А стало быть, наши компании смогут лучше и быстрее быть представленными на территории и в экономике Китая и, соответственно, китайские компании смогут активнее взаимодействовать с компаниями из Евразийского союза.

Поэтому, мне кажется, это хорошее направление нашего взаимодействия. Мы будем этим заниматься.

Вопрос (как переведено): Вы отмечали, что в последнее время Россия сталкивается с определённым давлением из-за снижения цен на нефть и западных санкций. Но двухлетний период отрицательного роста российской экономики закончился, рост составил 1,5%. Также Россия выросла в рейтинге Всемирного банка, находится на 40-м месте. Каким образом Россия справляется с этим давлением и улучшает свой экономический климат?

Д.Медведев: Всякое давление создаёт и проблемы, и определённые перспективы.

Действительно, наша экономика вначале столкнулась с ситуацией, которая была связана с понижением цен на нефть, а для нашей страны это важный фактор. Но в настоящий момент, скажем прямо, цены выровнялись. И мы никогда не были заинтересованы в том, чтобы цены были максимально высокими. Это грозит как раз остановкой развития экономики, и мы это прекрасно понимаем. Для нас не являются выгодными цены, которые запредельно высоки. Нам нужны разумные цены, и сейчас с этим всё в порядке. А другой фактор, который, безусловно, влиял на развитие нашей экономики и влияет сейчас, – это пресловутые санкции, которые были введены рядом государств и в той или иной степени ограничивали наше развитие. Но в этих ограничениях мы и нашли источник самореализации, источник нашего собственного развития. Потому что когда нам сказали «мы не будем вам поставлять это и это», мы сказали: хорошо, если вы нам не будете поставлять такого рода технику или технологии, мы займёмся этим сами. И в результате мы стали развивать импортозамещение, у нас возникли целые вполне конкурентоспособные направления в промышленности, высоких технологиях. Если говорить о сельском хозяйстве, то, по сути, введение этих санкций (а мы ввели потом ответные меры в отношении Соединённых Штатов, Европейского союза) привело к тому, что наше сельское хозяйство стало развиваться просто ударными темпами. Мы теперь являемся крупнейшим производителем пшеницы и зерновых, поставляем их практически в любые регионы, где это необходимо, естественно, мы имеем очень добрые отношения с нашими партнёрами в этой сфере. Сегодня, кстати сказать, мы обсуждали вопрос о том, чтобы развивать сотрудничество по поставкам сои, например, в Китайскую Народную Республику. В общем, то место, которое в силу географических, природных условий, по сути, было предназначено нашей стране, мы сейчас, как мне кажется, достаточно неплохо используем. И за это мы должны поблагодарить тех, кто ввёл санкции в отношении нашей страны, – если бы они это не сделали, может, мы и дальше бы просто поставляли нефть и газ и не думали о том, чтобы развивать сельское хозяйство. Так что в каждом ограничении есть источник развития.

Юань Мин (как переведено): Сказано прекрасно. Знаете, как мы называем русских? Воюющая нация. Я услышала это и сразу поняла, что это выражение верное.

Д.Медведев: Мы стараемся воевать мирными средствами. Только когда что-то совсем тяжёлое происходит, мы, конечно, отвечаем так, как следует, а так мы стараемся конкурировать на экономической площадке.

Вопрос (как переведено): Россия и Китай также сотрудничают в сфере безопасности и противостоят новым, нетрадиционным угрозам. Каким образом можно укреплять и углублять сотрудничество России и Китая в сфере безопасности?

Д.Медведев: Мы давние партнёры в сфере безопасности. Наши страны, и Россия и Китай, являются постоянными членами Совета Безопасности ООН. Стало быть, у нас особая миссия при принятии решений, которые имеют значение для всего человечества, на площадке Организации Объединённых Наций. Наши страны исходят из того, что единственной всеобъемлющей площадкой для разрешения международных споров, проблем является именно Организация Объединённых Наций, а не какие-то суррогаты или придуманные виртуальные организации, где что-либо рассматривается. Поэтому мы уже очень давно сотрудничаем в сфере безопасности.

Но, конечно, сейчас появляются новые угрозы. И мы сотрудничаем и по этому направлению. Мы с вами сегодня говорим о цифровом развитии и компьютерных технологиях. Кстати, для понимания, только объём электронных сделок между гражданами, компаниями нашей страны и Китайской Народной Республики в настоящий момент уже составляет где-то 3 млрд долларов в год. Эта цифра, конечно, будет расти с учётом развития сервисов системы e-commerce, то есть электронной коммерции, и всё это будет развиваться. Но у цифрового развития и компьютерных технологий есть и оборотная сторона – это киберпреступность. Сегодня с этим явлением сталкиваются все страны. Есть обычные мошенничества, которые связаны с тем, что большое количество денег оседает в карманах мошенников в результате различного рода виртуальных манипуляций. Это трансграничная преступность, она может быть локализована где угодно.

Есть и ещё более опасная киберпреступность и технологии, которые пытаются использовать террористы. В этом смысле между нашими странами существует несколько важных соглашений, по которым осуществляют взаимодействие правительства наших стран, спецслужбы наших стран. Это работа тихая, но очень важная, и ей нужно заниматься постоянно.

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > premier.gov.ru, 5 ноября 2018 > № 2782018 Дмитрий Медведев

Администрация Дональда Трампа совершила огромную ошибку, выйдя из соглашения с Ираном по ядерной программе, за это Вашингтону придется заплатить, уверен бывший помощник президента США Барака Обамы по Ближнему Востоку Роберт Малли, который играл ключевую роль в формировании политики предыдущей администрации Штатов по Ирану, Ираку и странам Персидского залива, а также принимал участие в переговорах "шестерки" и Ирана по ядерной программе. Выход из Совместного всеобъемлющего плана действий, по его мнению, не только изолировал Вашингтон, но и создал опасный прецедент — теперь будущие администрации также могут захотеть пересмотреть соглашения, достигнутые самим Трампом. Малли считает, что в Белом доме одержимы желанием нанести ущерб и дестабилизировать Иран, хотя открыто о смене режима никто и не говорит. О ситуации вокруг ядерной сделки и новых американских санкциях бывший высокопоставленный представитель американской администрации, а ныне президент "Международной кризисной группы" рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Татьяне Калмыковой.

— Сейчас в Вашингтоне говорят, что если бы сделка с Ираном по ядерной программе была оформлена как договор, то мы бы не оказались в такой ситуации. Исходя из вашего опыта, что можно было бы сделать иначе для сохранения будущих соглашений?

— То, что происходит, ужасно. Но подумайте о том, где бы мы были сейчас, если бы у нас не было сделки. Если бы у нас была администрация Трампа и Иран, который бы, соответственно, продолжал развитие своей ядерной программы без ограничений. Мы бы, скорее всего, двигались в сторону столкновения. Возможно, военного. Поэтому, я думаю, мы можем найти некое утешение и реальное удовлетворение тем фактом, что есть сделка, которая пока что сдерживает Иран, и Иран все еще уважает ее условия, несмотря на то что США из нее вышли. Я пока еще не пребываю в траурном настроении.

Надеюсь, Иран продолжит соблюдать соглашение. Во многом это будет зависеть от того, что делают Европа, Россия, Китай и другие страны. Я не уверен, что можно было еще что-то сделать (по-другому — ред.). Многие говорят: "Если бы это было договором". Но мы только что увидели, что президент Трамп может сделать с договором (выход из ДРСМД — ред.). Если бы это (Совместный всеобъемлющий план действий — ред.) было договором, то от него все равно можно было бы избавиться исполнительным указом. Не нужно никаких других шагов.

Что правда, так это то, что те, кто вели переговоры по сделке, не делали ставку на президентство Трампа. Это верно. Это одно из обстоятельств, которое не было учтено. Но любой договор, любая сделка, любое политическое соглашение в конечном счете зависит от доброй воли и приверженности вовлеченных сторон. В данном случае одна сторона решила по каким-то причинам, я думаю нам известным, что не хочет придерживаться сделки. И против этого нет защиты. Нет защиты от суверенного права или суверенного решения страны заявить, что мы планируем выйти.

— В этом случае, что бы вы посоветовали иностранным партнерам, которые обеспокоены ситуацией, при которой одна из сторон может начинать заново переговоры по сделке каждые четыре года?

— Это не частое явление. Я думаю, администрация допустила огромную ошибку. Какой бы ни была цель в отношении Ирана, это не способ ее достичь. Многие администрации, которые приходят к власти в США или других странах, даже если они не согласны с решением, принятым их предшественником или предшественниками по какой-либо международной сделке, проявляли некое уважение. Они понимали, что это создаст прецедент: если они выходят, то это значит, что другой может выйти из сделки, которую заключат они. Если завтра Трамп заключит сделку с какой-либо страной, означает ли это, что их успех будет просто эпизодом, от которого другие могут быстро отступить? Поэтому существуют закономерные ограничения в международном плане, о которых знает каждый: если выходишь из сделки, то нет никаких гарантии, что ту, которую заключишь ты, будут уважать в будущем. Поэтому, я считаю, США заплатят цену за выход из сделки.

Иран в некоторой степени имеет превосходство, которое они сами подрывают тем, что они, очевидно, сделали во Франции, а теперь в Дании (страны обвинили иранские спецслужбы в подготовке терактов на своей территории, Иран обвинения отверг – ред.). Но, по крайней мере, на протяжении некоторого времени у них было превосходство — Иран и весь остальной мир против США, а не США и весь остальной мир против Ирана. А так было до заключения ядерной сделки. И все же придется поплатиться за выход из сделки, переговоры вокруг которой велись в многостороннем формате. Также она была одобрена Советом Безопасности (ООН). Я думаю, что сигнал для всех тех стран, которые заключили сделку или которые считают, что она была хорошей, это попытаться сделать все, что возможно, чтобы она выжила вопреки и в отсутствие США.

— В интервью РИА Новости замглавы МИД Ирана Аббас Аракчи заявил, что после выхода США из сделки был нарушен баланс, и теперь Европа, Россия и Китай должны его восстановить. Считаете, возможно компенсировать то, что они потеряли?

— Невозможно полностью компенсировать (потери из-за выхода США). И я не думаю, что возможно компенсировать даже их большую часть. Другими словами, Иран будет в более плохом положении из-за выхода США, даже несмотря на то что делает Европа, Россия, Китай. Я думаю, что иранцы — и хотя они могут говорить, что хотят полной компенсации — они знают, что этого не произойдет. США являются слишком сильным игроком. Угроза санкций велика, компании уходят (с иранского рынка — ред.). Я думаю, трудность сейчас заключается в том, чтобы убедиться, что Иран получает достаточно выгод от сделки, и в его интересах ее сохранить. Несмотря на то, что эти выгоды гораздо меньше того, что они ожидали. Я знаю, что Аббас это говорит, я знаю, что другие это говорят. Я думаю, они осознают, что не смогут получить полной компенсации. Это попросту нереалистично.

— Они говорят, что если не получат этого, то тогда выйдут из соглашения. Это просто своего рода игра?

— Я не думаю, что это игра. Я думаю, что иранцы сейчас проводят политические и экономические расчеты. С экономической точки зрения, они изучают, достаточно ли тех выгод, которые они получают, находясь в сделке, даже несмотря на то, что они гораздо меньше того, на что они рассчитывали. Другими словами, если новый механизм, над которым работают европейцы и который включает сотрудничество русских, позволит Ирану продавать некоторую нефть Европе; если китайцы, индийцы продолжат покупать значительные объемы нефти — стоит ли все это, чтобы остаться в сделке. Даже несмотря на то, что объемы могут быть меньше, даже если инвестиции бизнеса меньше ожидаемых. Это один из аргументов, почему они бы остались (в сделке). Если это (продажа нефти — ред.) сократится почти до нуля и не будет различий между тем, где они находились до снятия санкций и тем, где они находятся сейчас, то это изменит их расчеты.

Другой расчет — политический. Это то, о чем я говорил ранее. С иранской точки зрения, иметь Европу и остальной мир с Ираном против Трампа — лучше, чем иметь США и весь остальной мир против них. Это помогает им политически и дипломатически. Это помогает показать им, что они не находятся в изоляции.

Я думаю, что оба расчета работают наилучшим образом в том случае, если они думают, что администрация Трампа пробудет один срок. Если они будут убеждены или побоятся, что это будет два срока, тогда расчет может поменяться. Они, вероятно, не смогут продержаться шесть лет при интенсивных санкциях США, не реагируя на это.

Я думаю, что часть их расчета заключается сейчас в том, что они все еще думают, что это продлится два года, и потом будет другая администрация. Другая администрация может быть не идеальной, но по меньшей мере с ней можно будет работать. В то же время, эта администрация, кажется, с одержимостью сосредоточена на Иране и на том, чтобы нанести им ущерб, задушить, дестабилизировать. Определенно, они сжимают их экономически. Но если это продлится только два года, то они (иранцы — ред.) могут это проглотить, сделать глубокий вдох, и посмотреть, что произойдет дальше.

— Давайте поговорим о новых санкциях, которые вступят в силу. Как вы видите развитие ситуации? Возможно ли сокращение импорта иранской нефти до нуля?

— Это невозможно. И я думаю, администрация сама уже готовится предоставить исключения из санкций до тех пор, пока имеется тенденция к сокращению (импорта нефти — ред.). Такие страны как Индия не сократят импорт до нуля, Китай точно не сократит, Япония и Южная Корея… Это может иметь большое влияние на их экономику. Это будет иметь большое влияние на стоимость нефти, даже если Саудовская Аравия попытается восполнить это в некоторой степени. Есть свидетельства, что администрация достаточно реалистично настроена в отношении того, что мы не сможем добиться сокращения (импорта иранской нефти) до нуля.

— Кому, вы считаете, они предоставят исключения из санкций?

— Идут разговоры об Индии, Турции, Китае. Я не вовлечен в эти разговоры, но я считаю, что это касается большинства стран, которые говорят, что не смогут сократить импорт до нуля. Я знаю, что Индия об этом заявила. Это просто невозможно. Некоторые из их нефтеперерабатывающих предприятий построены только для обработки иранской нефти. Это самая дешевая нефть, которую они могут получить. Готовы ли США или другие страны компенсировать эту разницу, и что они будут делать с теми перерабатывающими предприятиями, предназначенными только для иранской нефти? Я думаю, что мы увидим по меньшей мере половину стран, если не больше, которые получат исключения из санкций или же просто заявят США, что не смогут сократить импорт до нуля и будут жить с последствиями.

— Как заработают эти новые нефтяные санкции с учетом проблем с Саудовской Аравией из-за исчезновения журналиста Хашукджи? Будет ли это иметь какое-то влияние?

— Нет. Я думаю, что если это что-то и сделает, так это окажет больше давления на Саудовскую Аравию и ее руководство для удовлетворения требований США. Саудиты говорили до этого: "Мы не будем увеличивать наши поставки для компенсации потерь". Я подозреваю, и есть соответствующие сигналы, что саудиты поправили это. Они находятся под большим давлением, поскольку они ощущают себя более уязвимыми после убийства Хашукджи. Думаю, они, вероятнее всего, попытаются удовлетворить запросы США. В этом случае, это помогает усилиям США по оказанию давления на Иран.

— Значит они будут более склонны к сотрудничеству?

— Я так полагаю. Они уже в некоторой степени сотрудничают. Они, вероятно, будут сотрудничать еще больше, поскольку саудовское руководство не может позволить себе сейчас борьбу с США.

— Вы упомянули новый механизм, над которым работает Европа для обхода американских санкций. Иранцы надеялись, что он заработает до 4 ноября…

— Я не знаю, какое окажет влияние то, что случилось в Дании. Европейцы сказали мне, что они планировали представить пакет (мер — ред.) Ирану перед 4 ноября. Это было их намерением. Это могло измениться. Я не знаю, что произошло в Дании. Есть все причины полагать, что это является правдой. Почему Иран сделал это сейчас? Является ли это вопросом безразличия или уделением первостепенного внимания тому, что они считают крайне необходимым для их внутренней стабильности? Это является ложкой дегтя в бочке меда. Я не уверен, но это может возыметь эффект на то, с чем выйдут европейцы.

— Как вы представляете себе этот новый механизм?

— Насколько я понимаю — это будет сочетание параллельного финансового канала и бартерной системы. Не вдаваясь в технические детали, главное — иметь механизм, который был бы неуязвим по отношению к санкциям США. Этот механизм не включает в себя организации, деньги или все то, что касается финансовой системы США. Если это ее затрагивает, то длинная рука США может достичь их и наложить санкции. Они работают над своего рода параллельной финансовой системой, бартерными обменами. В обмен на нефть вы получаете товары. Что-то из этого работает через третьи страны, такие как Россия, и что-то может быть просто финансовым каналом, который независим или не затрагивает американский доллар.

— Считаете, что этот механизм будет действительно работать?

— Зависит от того, как вы определите слово "работать". Я не думаю, что он будет работать в той мере, что Европа сможет свободно вести торговлю с Ираном. Это будет ограничено, и это еще не было опробовано. Политический символизм, вероятно, настолько же важен, как и экономические выгоды. Опять-таки, для Ирана это доказательство того, что Европа старается, Европа готова противостоять президенту Трампу, что Европа готова проявлять изобретательность и стремиться к механизму, пусть он и не является идеальным.

— Одна из статей журнала Forbes вышла под заголовком "Санкции Трампа по Ирану отдали большую победу России". Речь идет про нефтяные санкции. Согласны ли с этим определением?

— Это поможет производителям нефти, поскольку цены начнут расти. И Россия является одним из значимых производителей нефти. Это определенно увеличит ее относительную власть на нефтяном рынке. В этом нет сомнений. В Пентагоне гораздо более заинтересованы — и, я уверен, вам это известно — в балансе между державами и конкуренцией с Россией. Борьба с Ираном для них вторична. Но для большинства в Белом доме, для советника по национальной безопасности (Джона Болтона — ред.), для госсекретаря (Майка Помпео — ред.), кажется, приоритетом является Иран — его действия на Ближнем Востоке и вне региона. Так что расплата за сдавливание и ущемление Ирана — это предоставление выгод для такой страны как Россия. Я думаю, они (в администрации — ред.) готовы это проглотить.

— Помпео заявлял, что США стремятся к тому, "чтобы Иран стал нормальной страной". Что значит — "нормальной"?

— Это является его общим обозначением 12 условий, которые он выдвинул и которые включают в себя все — от внешней до внутренней политики и прав человека. Это целый ряд вопросов, которые откровенно означают, хотя они это и не говорят… Они не говорят, что речь идет о смене режима. Но те изменения, которые они просят, настолько фундаментальны, что нельзя представить их выполнение с нынешним режимом. Никто, кого я знаю, всерьез не считает, что Иран будет смотреть на этот список (требований США — ред.) и думать: "ох, какое из них мы выполним". Это некого рода заявление в рамках общего курса — мы будем оказывать давление на Иран, чтобы нанести им урон и посмотреть, какие за этим придут изменения.

— Усилят ли эти требования США и факт выхода из сделки положение сторонников жесткой линии в Иране, а не умеренных?

— Я не думаю, что администрация хочет усиления умеренных. Это могло быть так в случае с другими администрациями. Эта администрация не видит особой разницы между так называемыми умеренными и сторонниками более жесткой линии. В их глазах они выглядят одинаково. Они считают, что такие люди как (глава МИД Ирана Мохаммад Джавад — ред.) Зариф и (президент Ирана Хасан — ред.) Роухани являются красивым лицом уродливого режима. В этой связи, усиление умеренных для них является плохим исходом, поскольку это поможет им продолжать политику, которую они всегда проводили, но при этом получать приемы в Елисейском дворце, на Даунинг-стрит, и красную дорожку везде. По большому счету, они предпочитают иметь сторонников жесткого курса у власти, поскольку для них (администрации США — ред.) — это истинное лицо Ирана. И это является своего рода странным зеркальным отображением позиции Ирана. Я думаю, что иранцы иногда предпочитают сторонника более жесткой линии в США, поскольку считают именно это истинным лицом США.

Но усилит ли это сторонников жесткого курса? Скорее всего, что курс на выход из сделки, переговоры по которой проводили более прагматичные силы, поможет тем, кто придерживается жесткой линии.

Оказание большего военного и экономического давления на Иран также усилит КСИР. Исторически санкции против Ирана помогали таким как КСИР, поскольку они лучше способны обходить санкции и искать другие пути. Будь то на политическом, военном или экономическом уровне, можно предположить, что курс США усилит силы, придерживающиеся более жесткого курса в Иране, в краткосрочной перспективе. Но я не уверен, что это то, чем вообще обеспокоена администрация.

— Означает ли это, что администрация Трампа не заинтересована в начале переговоров?

— На счет этого я не знаю. Я принимаю на веру слова президента Трампа. Я думаю, что президент Трамп действительно хотел бы, чтобы Иран вернулся за стол переговоров. Он хотел разорвать сделку и потом получить свою собственную сделку с Ираном. Это нереалистичный подход, и, вероятно, та сделка, которая у него на уме, является нереалистичной. Но я не сомневаюсь в том, что это то, что бы он хотел видеть. Думаю, такие люди как госсекретарь Помпео и Джон Болтон, вероятно, считают, что этого не произойдет. Иран не придет просить президента Трампа о другой сделке. Но я думаю, что он был бы очень рад встрече с президентом Роухани, как это было и с (лидером КНДР — ред.) Ким Чен Ыном.

— Что могут сделать иранцы для сохранения сделки?

— Если они в действительности вовлечены в террористический заговор во Франции, Дании или еще где-то в Европе, то это лучший способ разрушить сделку. Поскольку рано или поздно европейцы должны будут ввести санкции. И как только они присоединятся к санкциям, я думаю, для Ирана будет очень трудно оставаться в сделке. Я не думаю, что европейцы, Россия, Китай выйдут из соглашения. На усмотрение Ирана решить — придут ли они к выводу, что имеющиеся условия таковы, что лучше остаться в сделке или же выйти из нее. Отчасти, это будет зависеть от их действий. Если они отдалят Европу своим курсом, то думаю, мы увидим введения санкций со стороны европейцев.

— Перед началом ядерных переговоров было общее согласие, что вы не вносите в повестку такие вопросы как баллистические ракеты, ситуация на Ближнем Востоке. Уже после заключения сделки были ли разговоры о том, что пора начать подобные переговоры?

— Мы надеялись… Мы говорили иранцам, что мы готовы говорить по региональным вопросам. В действительности мы были готовы вести дискуссии по региональным вопросам по ходу (ядерных) переговоров.

— А были готовы они?

— Наполовину. У нас никогда не было систематических переговоров по региональным вопросам. Были разговоры между госсекретарем (Джоном) Керри и его коллегой по некоторым региональным проблемам. Иран участвовал в заседании Международной группы поддержки Сирии (МГПС). У нас были дискуссии по Йемену. Я думаю, было бы правильным шагом — параллельно или же после (ядерных переговоров) — начать дискуссии по всем этим вопросам.

Давайте предположим, что те в администрации Трампа, кто говорят, что это была плохая сделка, поскольку она не решает все эти проблемы, правы. Я не согласен с ними, но предположим, что они правы. Лучшим способом это сделать, было бы предложить: "давайте соблюдать сделку, и теперь начнем другие переговоры по тем вещам, которые хотим мы — баллистических ракетах, "Хезболле" и так далее". Но у США по-прежнему первичное эмбарго по отношению к Ирану. Между США и Ираном нет торговли. Даже до введения санкций велась торговля только запчастями к самолетам, коврами и фисташками. Это не помогает их экономике. Если бы у нас были переговоры, на которых бы мы сказали: "хорошо, есть и другие вопросы, которые мы тоже можем внести в повестку, но мы хотим услышать от вас некоторые вещи по вашему региональному курсу"… Я думаю, это было бы очень сложно. Это бы продлилось гораздо дольше, чем ядерные переговоры. Но иметь такую дискуссию было бы важно.

— Почему это не сработало?

— Конечно, я не являюсь беспристрастным наблюдателем, но мой анализ заключается в том, что иранцы не были готовы. Под иранцами я подразумеваю верховного лидера и тех, в чьих руках реально находится власть. Они чувствовали, что уже многое проглотили после ядерной сделки, которая оказалась противоречивой в Иране. Им нужно было взять паузу перед тем, как сделать следующий шаг. И это шаг никогда не был сделан. Опять-таки, мое мнение, они прождали слишком долго. И теперь они имеют дело с администрацией, с которой провести такие дискуссии будет гораздо сложнее. Я думаю, что рассказ с их стороны будет таков, что США не выполняли сделку добросовестно. Даже при (президенте США Бараке — ред.) Обаме у банковского сектора не было свободы. Поэтому они бы сказали, что, с их точки зрения, пока США не начнут добросовестно выполнять ядерную сделку, они не готовы всерьез начать переговоры по другим вопросам. Я думаю, это то, что бы они сказали. И я считаю, это правда. Мы не выполняли все таким образом, как они хотели.

Татьяна Калмыкова.

США. Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 4 ноября 2018 > № 2780051 Роберт Малли

Заседание Всемирного русского народного собора

Владимир Путин принял участие в пленарном заседании Всемирного русского народного собора, посвящённом 25-летию образования организации. Тема форума – «25 лет по пути общественного диалога и цивилизационного развития России».

К участию в работе собора приглашены представители всех ветвей власти, лидеры общественных и религиозных объединений, деятели науки, образования, культуры, делегаты русских общин из дальнего и ближнего зарубежья.

Международная общественная организация «Всемирный русский народный собор» создана в мае 1993 года; с февраля 2009 года главой собора является Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

* * *

Выступление на пленарном заседании Всемирного русского народного собора

В.Путин: Ваше Святейшество! Дорогие друзья!

Сердечно приветствую вас на заседании 22–го Всемирного русского народного собора. И вначале, знаете, прямо сейчас такая мысль мне пришла в голову…

Многое изменилось в жизни нашей страны, нашего народа: здесь, в Кремле, в зале, который называли когда–то Дворцом съездов, проходит русский народный собор. Это действительно свидетельство коренных изменений в нашем обществе.

Созданный под эгидой Русской православной церкви, ваш форум уже на протяжении четверти века, 25 лет, играет значимую роль в общественной жизни России, всего русского мира, активно содействует решению социальных, просветительских и гуманитарных проблем, сохранению межнационального и межрелигиозного согласия, воспитанию молодёжи на основе ценностей патриотизма и гражданственности.

Важно, что в работе собора участвуют представители всех ветвей власти и самых разных политических сил, деятели культуры, представители сферы образования, духовенство традиционных религий.

При этом вы никогда не замыкаетесь в узких национальных или каких–либо других рамках и неизменно открыты для межэтнического, межкультурного, межрелигиозного диалога. Именно такие традиции, традиции взаимопонимания, всегда служили укреплению нашей большой семьи – народа России.

Отмечу и вашу энергичную поддержку наших братьев за рубежом. О важности такой работы я говорил вчера на заседании Всемирного конгресса соотечественников.

Следуя девизу собора, «призванного объединять», вы многое делаете для национальной консолидации. Убеждён, только единое, сплочённое общество способно отвечать на самые серьёзные исторические вызовы, добиваться настоящих прорывов и впечатляющих результатов, противостоять любому внешнему давлению, отстаивать суверенитет, наше духовное и историческое родство.

Мы видим, какие усилия предпринимаются сегодня, чтобы «переформатировать» мир, разрушить традиционные ценности и те культурно-исторические пространства, которые складывались веками.

Цель – создать разного рода безликие «протектораты». Ведь разобщёнными народами, лишёнными национальной памяти, низведёнными до уровня вассалов, проще и удобнее управлять, использовать как разменную монету в своих интересах.

С подобной практикой мы, к сожалению, сталкиваемся во многих регионах мира, планеты, в том числе, к сожалению, и на постсоветском пространстве. При этом используются и пещерный национализм, и русофобия. Осуществляется беспардонное, грубое вмешательство в церковную жизнь. Подобная политика чревата серьёзными последствиями, она опасна.

Убеждён, жизнь всё расставит по местам, потому что нельзя заставить людей идти против своей веры, своих традиций, семейной родословной, в конце концов, против правды, справедливости и просто здравого смысла.

Уважаемые участники собора!

Тема нашей нынешней встречи и большая часть дискуссий в эти дни посвящены цивилизационному развитию России, осмыслению её роли в современном мироустройстве.

Безусловно, эти вопросы звучат сегодня крайне актуально. Действительно, именно сейчас решается, каким будет мир в будущем, в предстоящие десятилетия.

Будет ли это мир монолога, или так называемого кулачного права, права сильного или диалога и взаимного уважения? Насколько гармонично будут сочетаться технологические новинки и этические, нравственные нормы.

Вопросов здесь пока, конечно, как говорится, больше, чем ответов. В одном не сомневаюсь точно: голос России в мире будущего будет звучать достойно и уверенно.

Это предопределено и нашей традицией, и нашей внутренней духовной культурой, самосознанием и, наконец, самой историей нашей страны как самобытной цивилизации, уникальной, но не претендующей самоуверенно и хамовато на свою исключительность.

Потому что невозможно представить историю человечества без таких же неповторимых цивилизаций, как Индия, Китай, Западная Европа, Америка и многих других. Это действительно многоликая сложность, каждая грань которой дополняет и обогащает друг друга.

И здесь хочу напомнить слова выдающегося русского мыслителя XIX века Николая Данилевского: «…Ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтобы она представляла высшую точку развития…».

Сегодня понимание такой сложности развития цивилизаций служит фундаментальной основой для многополярного мира, для отстаивания принципов международного права.

И вес, влияние полюсов будущего развития, конечно же, прежде всего будут определяться их экономической, научной, культурной, духовной и человеческой основой, потенциалом.

Вот почему так важны наши и ваши усилия, призванные объединять, консолидировать работу гражданского общества и государства. То, что наши предки называли соборным разумом, соборным опытом.

Хочу поблагодарить Ваше Святейшество за большой вклад в деятельность собора, а его участников – за очень важную для нашего общества и государства миссию, которую вы исполняете на протяжении 25 лет.

Желаю вам успехов!

Благодарю за внимание.

Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 1 ноября 2018 > № 2781432 Владимир Путин

Интервью Посла России в Китае А.И.Денисова газете «Известия», опубликованное 31 октября 2018 года

Вопрос: После заметного спада в 2015 году российско-китайская торговля вновь демонстрирует устойчивый рост. С обеих сторон цифра в 100 млрд. долл., на которую в этом году должен выйти товарооборот, преподносится как беспрецедентный успех. Хотя объективно уровень экономических отношений явно не соответствует масштабу наших политических связей. На каких направлениях потенциал раскрыт не до конца, в каких сферах стоило бы подтянуться?

Ответ: Мы привыкли говорить о том, что материальная база наших отношений отстает от уровня наших политических связей. Это действительно так, но это не злая воля, это в значительной мере объективная реальность. Поэтому сокрушаться по этому поводу, на мой взгляд, нет оснований. А вот думать о том, как исправить положение, надо, тем более что возможности такие есть. Но они не очень широкие, и рассчитывать на какой-то скачок не приходится по одной простой причине – у нас просто нет таких товаров, поставки которых в Китай мы могли бы резко взять и нарастить. На каких-то направлениях действуют ограничения со стороны наших партнеров – это возможные поставки в Китай животноводческой продукции или некоторых видов растениеводства.

Хотя в последние годы, надо признать, сделан большой шаг вперед в достижении договоренностей с китайцами по открытию рынков для наших товаров. Сейчас довольно хорошо развивается наше сотрудничество в области сельского хозяйства. Здесь наметились неплохие и даже неожиданные для нас перспективы в некоторых областях. Это хорошо само по себе. Но так или иначе многое упирается в формы торгово-экономического обмена: здесь, как мне кажется, нужно более уверенно переходить от торговли товарами, экспортно-импортных операций к инвестиционному сотрудничеству. Определенные достижения здесь есть. Так называемые истории успеха случаются, но их пока мало.

Здесь назову такой элемент. Нормативная база, условия сотрудничества уже в значительной мере продвинуты, во всяком случае с нашей стороны каких-то крупных правовых препятствий мы не видим, а вот общий климат еще оставляет желать лучшего. Нельзя сказать, что наши китайские партнеры испытывают доверие к нам в той степени, в какой нам бы хотелось. Живы еще некоторые комплексы, идущие с 1990-х годов. Это тоже правда, и мы работаем над тем, чтобы их как-то преодолевать. Но, наверное, наши китайские партнеры должны убедиться сами, а не только опираясь на наши призывы и слова.

В общем, просто надо работать. Повторю, у нас есть для этого все условия. Скачков ожидать не приходится, но сделать нашу торговлю более стабильной и менее уязвимой от всякого рода превратностей на мировом рынке мы можем.

Вопрос: 7 ноября Д.А.Медведев прибудет в Пекин на традиционную встречу глав правительств России и Китая, до этого он побывает еще и на первой Шанхайской импортной выставке. Какие компании, а также контракты и соглашения Премьер везет в Китай?

Ответ: О соглашениях я бы побоялся говорить, это не в наших правилах, потому что иногда договоренности достигаются в последний момент и бумага ложится для подписания на стол буквально в последнюю секунду. Как правило, мероприятия такого уровня – визиты премьера, президента – ознаменовываются серьезными договоренностями. Собственно говоря, мы целый год работаем над ними для того, чтобы подвести к регулярным встречам. Это механизм, которым мы очень дорожим.

Кстати сказать, нынешняя встреча премьеров будет 23-й по счету, и мы ни разу не пропустили, не было года, чтобы такой встречи не состоялось, это уже само по себе хорошо. В этот раз приезд главы правительства сочетается с его участием в качестве главы делегации на ярмарке, где Россия – почетный гость, и мы, конечно, много от него ожидаем. Судя по тому, что мы видим сейчас, это будет грандиозное событие, патронируемое лично председателем КНР, это была его идея.

Мы ожидаем порядка 93 наших компаний, которые будут участвовать в выставочных мероприятиях, а всего участников с российской стороны будет более 130. Потому что есть отдельные регионы, которые хотят приехать в Шанхай, есть компании, которые приедут для переговоров и контактов, но не для участия в экспозиции.

На самой выставке будет один общий павильон, где Россия как почетный гость будет иметь весьма серьезную экспозиционную площадь.

Есть семь отраслевых павильонов, так вот в пяти из семи таких павильонов мы участвуем. Не участвуем в одном, где представлены бытовая техника и электроника, и еще в одном, где автомобили, а во всех остальных мы присутствуем. В том числе и в тех павильонах, где будут представлены инновации и высокие технологии. Ну а больше всего компаний (56) будет представлено в павильоне сельского хозяйства и продовольствия. Здесь мы чувствуем себя достаточно уверенно. Так что эта выставка даст хорошую возможность попытаться продвинуться на китайском рынке сверх тех ниш, которые мы на нем занимаем.

Вопрос: Некоторые в России утверждают, что в торговой войне США против Китая есть вполне реальные возможности для российских аграриев. Рассуждают, что мы, например, можем увеличить поставки соевых бобов и свинины в Китай. Как считаете, есть ли действительно в этом кризисе какие-то шансы для России?

Ответ: Возможности, конечно, есть, но я бы поостерегся от каких-то излишне радужных настроений. И вообще дело не в торговых войнах и в том, что мы подсуетимся и займем чье-то место. На такой линии поведения серьезную торговую стратегию не построишь. Ее надо строить независимо от разного рода факторов. Потому что эти торговые войны сегодня начались, а завтра закончились, мы же не знаем, как будет развиваться этот конфликт. Нам нужно вне зависимости от этого выстраивать свою стратегию. У нас есть для этого основания, но, конечно, в рамках того потенциала, которым мы обладаем. Мы не заменим американцев на китайском рынке сои, это невозможно в силу огромной разницы в цифрах. Китай закупает ежегодно свыше 90 млн. т сои, из которых примерно треть шла с американского рынка, а у нас весь урожай сои в 10 раз меньше, чем ее импорт Китаем из Штатов, – 3,5 млн. т. Поэтому если мы в прошлом году поставили порядка 500 тыс. т, а в этом году приблизимся к 1 млн. т, это уже рост на 50%, это уже удвоение.

Другое дело, что вряд ли мы сможем двигаться дальше такими же темпами – наш собственный урожай это не позволяет. И здесь выход в том, чтобы переводить сотрудничество на долгосрочную основу, на создание каких-то совместных хозяйств, которые способны будут работать на китайский рынок на перспективу вместо разовых сделок. Для этого у нас есть условия, наши сельскохозяйственные товары пользуются успехом на китайском рынке, у них хорошая репутация. Пускай объемы пока не слишком велики, но наши кондитерские изделия, растительное масло, наша мука, которая, кстати, дороже той, что продается на китайском рынке, – всё это пользуется спросом из-за своего качества. И я уж не говорю про мороженое, которое прорекламировали наши руководители. Пока это не ниши, а небольшие ячейки на китайском рынке. Но ничто не мешает их расширить, это зависит от нас самих, как мы сумеем организовать производство и поставки на экспорт. Скажем, в области зерновых у нас это получается.

Вопрос: Китайцы обещают, что угроза санкций со стороны США не отвернет их от дальнейшего сотрудничества с Россией. Но не так давно глава представительства Центробанка России в Китае В.Данилов признал, что финансовые учреждения КНР отказываются проводить трансакции с участием российских компаний из-за ограничений США и Евросоюза. По-вашему, может ли новая спираль американских санкций настроить Пекин на большую, скажем, сдержанность в отношении ведения торговых дел с Россией?

Ответ: Вы очень мягко высказываетесь. На самом деле это действительно вредит нашей торговле. Китайская экономика в значительной мере зависит от внешней торговли, и объем торговли КНР с западными партнерами, с США, финансовое сотрудничество с ними настолько велико, что Китай им действительно дорожит. И вряд ли можно обижаться на китайцев за то, что они пекутся о своих интересах. Другое дело, что в ряде случаев они «дуют на воду» и, скажем так, выдерживают определенные санкционные ограничения даже в тех областях, где они не введены. Или руководствуются принципом «от греха подальше». Это тоже есть. Это жизнь, это не повод для обиды. Это повод для того, чтобы, если мы заинтересованы в сотрудничестве, предусмотреть такие механизмы, которые позволили бы нас оградить от такого рода ограничений. А они, будем честными, в ряде случаев связаны с попытками неблаговидной конкуренции под политическими предлогами.

Самое главное, что ни один из наших китайских партнеров не заявляет о сворачивании сотрудничества из-за того, что нам кто-то мешает. Это, знаете, как в сельскохозяйственных работах – дождь идет, но сеять-то надо. Так что будем продолжать торговлю, будем искать развязки, тем более что на политическом уровне есть полное взаимопонимание по этой теме. Вопрос в том, как отстроить механизм, будем этим заниматься.

Вопрос: Совсем недавно Россия подписала контракт с Индией на поставку комплексов С-400 – как утверждается, они будут размещены индийцами в непосредственной близости к китайской границе. Мы все знаем, что у Нью-Дели и Пекина отношения не самые простые. Как в Пекине, по вашим ощущениям, отнеслись к поставкам таких вооружений Индии со стороны их стратегического партнера?

Ответ: Я бы сказал так: мы все понимаем и принимаем правила игры, и я не слышал от наших китайских партнеров каких-то обид в связи с этим. Есть определенное понимание, наверное, точно так же происходит и в Индии. Мы со своей стороны делаем всё, чтобы Китай и Индия сблизились и если не устранили, то сгладили те противоречия, которые между ними существуют. Мы активно поддержали членство Индии и Пакистана в ШОС, именно исходя из того, что членство в такой коллективной площадке поможет сторонам выработать правила игры, которые устранят имеющиеся противоречия. Правила игры выработаны, все их понимают, драматизировать ситуацию смысла не имеет.

Вопрос: В Китае периодически проводят опросы на тему, как его граждане относятся к В.В.Путину. В Китае его очень любят. А как, по Вашим ощущениям, китайцы воспринимают Россию и русских?

Ответ: Я бы слово «любовь» применительно к нашему руководителю не применял. Определенные положительные эмоции есть, но все-таки напрашивается слово «уважение» и признание того, что это крупный уважаемый лидер, осознающий интересы своей страны и умеющий их отстаивать. Вот это китайцы больше всего ценят, потому что именно этого они хотели видеть в мировых лидерах. Тем более что в столкновениях Китая с внешним миром не всё было гладко. В ближайшие годы будет 180-летие начала «опиумных войн», которые крайне болезненно воспринимаются нашими китайскими друзьями.

Так что сильный политический лидер – это по определению то, что в Китае пользуется уважением. И нас не может не радовать, что именно так наш президент воспринимается в КНР. Что касается обычных людей, то за долгие годы здесь и в качестве посла в последнее время – а я же ведь не только условно на лимузине проезжаю по китайским улицам, я и на рынки хожу, и с китайским обществом говорю, и друзей у меня много тут с давних времен, – кроме симпатий, никогда других чувств к нашей стране лично не наблюдал. Конечно, мы вовсе не обязаны любить друг друга, но определенный унисон душевных струн между нами и китайцами, на мой взгляд, существует.

Мне хочется, чтобы наша страна, которую достаточно хорошо знают в Китае, становилась еще более известной и желанной для наших китайских партнеров. Не только для старшего поколения, но и для молодежи, которые ориентированы на мировую культуру. Нам хочется, чтобы здесь понимали, что частью этой мировой культуры является современная Россия. В Китае продолжает пользоваться популярностью русский язык. После английского он занимает одно из первых мест среди иностранных языков, которые здесь изучают. Здесь есть школы русистики, переводят наши произведения. В кинотеатрах меньше наших фильмов, но это лишь потому, что их просто мало в сравнении с голливудской продукцией и собственными китайскими фильмами.

Нам стоит более активно присутствовать в китайских соцсетях. Блогосфера в КНР очень активная. Это сотни миллионов людей. Там высказываются самые разные мнения – не всегда и хорошие о нас, кстати сказать, хотя большинство всё-таки доброжелательные.

Суммируя всё вышесказанное: наша страна китайцам интересна. Об этом говорит в том числе количество туристов, приезжающих к нам из Китая, что порой создает и проблемы, поскольку наша туристическая сфера не совсем готова к приему такого количества гостей. Но то, что это отражает интерес, несомненно.

Россия. Китай > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 31 октября 2018 > № 2799205 Андрей Денисов

«Когда скопом боятся, скопом и отталкивают, не разбираясь»

Алексей Миллер – доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, член Общественного совета при Федеральном агентстве по делам национальностей, приглашенный профессор Центрально-Европейского университета (Будапешт).

Светлана Бабаева - член Совета по внешней и оборонной политике.

Резюме О положительном и агрессивном национализме, интригах против британской короны и судьбе кредитных карточек в беседе со Светланой Бабаевой размышляет историк, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Алексей Миллер.

Не класс, а нация

- Владимир Путин, выступая перед Валдайским клубом, назвал себя главным националистом, имея в виду, что он защищает интересы страны и российской нации. Слово «националист» может иметь позитивную коннотацию?

- Действительно, после Второй мировой войны, особенно в Европе, понятие национализма имело негативную коннотацию. Было так: либеральный демократизм и интернационализм и пещерный национализм.

- То есть агрессивные, дремучие правые?

- Да. В Советском Союзе было то же самое, только называлось по-другому: пролетарский патриотизм и интернационализм, с одной стороны, и буржуазный национализм и космополитизм – с другой. Разница в том, что в СССР система распространялась и на академическую среду, а на Западе уже с 1960-х годов исследователи видят национализм как явление, которое пронизывает все сферы жизни эпохи модерна. Тогда и рождается противопоставление «хорошего» западного национализма, который civic, то есть гражданский, открытый, этническому – закрытому, агрессивному на востоке Европы. Получается, есть хороший национализм и плохой.

- А в нейтральном смысле это слово может использоваться?

- Конечно. Очень важно, что вкладывается в понятие. Если человек говорит, я выступаю с точки зрения интересов нации, собираюсь эту нацию защищать, развивать, он националист независимо от того, называет себя так или нет.

Когда-то было время, когда люди, выходя на политическую арену, говорили, нация – это миф, пролетариат не имеет отечества, поэтому главное – класс, а не нация. Помню, в раннее перестроечное время заслуженные коммунисты падали в обморок, когда какой-нибудь молодой прибалт говорил: «Я литовский (латышский) националист». Как он мог признаваться в том, что ест христианских детей? Но эти времена давно прошли...

- Сегодня кто-то из политических лидеров называет себя националистом, кроме Путина?

- Очень многие. Через три дня после Путина националистом назвал себя Трамп.

- Подслушал…

- На самом деле, сказать, что ты националист, честнее. Стоит согласиться с Кэтрин Вердери, когда-то определившей нацию как многозначный символ, который занимает центральное место в политической сфере. Политики борются за то, чтобы занять доминирующую позицию как интерпретаторы и защитники национальных интересов. Своим заявлением Путин предупреждает, если кто еще не понял, что именно он занимает эту доминирующую позицию при определении нации и национальных интересов и не хочет ее никому уступать. Путин не говорит, что он представляет интересы класса, владеющего, скажем, 70 процентами собственности в России.

- Такого сегодня ни один политик в мире не скажет.

- Или что он представляет интересы трудящихся против олигархов. Тоже вариант. Но он говорит, что представляет именно интересы нации, понимает, интерпретирует их лучше, чем кто-либо другой. В том числе, чем его оппоненты, которые говорили, что Путин как раз недостаточно националистичен. В качестве аргумента приводилось, что вся путинская элита держит деньги, детей, дома на Западе и вообще связывает с ним свое будущее. Мой коллега говорил, что популисты востребованы дома, потому что им некуда уезжать. Не совсем согласен с его доводами. Неважно, знаешь ты иностранный язык или нет, важно, сколько у тебя денег. Если они есть, то и популист найдет себе прибежище на Западе или где-то еще. Вопрос в другом: способны ли современные правящие элиты легитимировать себя, убедив население, что они заботятся именно об интересах своей страны.

- Насчет денег не согласна. Мы видим, если прежде северокорейские, иранские, российские деньги спокойно находились в английских или швейцарских банках, то теперь счета блокируют, их владельцам не дают вид на жительство. Так что ситуация меняется.

- Ситуация меняется в отношении русских, иранцев и именно на политическом уровне. Напомню, жители того швейцарского кантона, чей вид на жительство запрашивал Роман Абрамович, были рады его принять.

А у саудовцев проблем с зарубежными банками пока не возникает. Напротив, у Запада возникают проблемы с «отмыванием» имиджа саудовцев, чтобы продолжать иметь с ними дело.

Лекарство от всех проблем

- Четверть века назад вы писали, что иногда национализмом пытаются прикрыть отсталость и неэффективность страны. Однако в развитых странах он тоже есть.

- Совершенно верно. Майкл Биллиг в своей книге «Банальный национализм» писал, что национализма более чем достаточно и в благополучных странах Запада. Мы ищем национализм, где отсталость и комплексы неполноценности. А где развитое капиталистическое общество, мы его не ищем. На самом деле, зря, потому что там он тоже есть.

- И мы видим вспышки национализма именно как реакцию на глобализацию? Попытка вспомнить о своих корнях?

- Люди не забывали о своих корнях. Просто тех, кто был обеспокоен последствиями глобализации на локальном уровне, прежде было не очень слышно. Доминировал дискурс об успешной глобализации. Она виделась лекарством от всех проблем.

- Но все последние годы очень активно шла тема возможного распада в Испании, Бельгии.

- Не надо объяснять всё одним словом «глобализация». Действия каталонцев, шотландцев, фламандцев происходят в ситуации, когда нет внешнего вмешательства. И это очень важно. Когда шотландцы бунтовали в каком-нибудь XVIII веке, англичане резали их совершенно безжалостно. Отчасти потому, что шотландский бунт виделся как часть французской интриги против британской короны. Другие империи смотрели на своих сепаратистов так же – кто за ними стоит. Континентальные империи развалили друг друга в ходе Первой мировой войны, потому что закачали очень много ресурсов в поддержку сепаратистских движений противника… Сейчас сепаратизм европейских регионов совсем другой. Он происходит в условиях безопасной внешнеполитической среды. Есть НАТО, Европейский союз, нет границ.

- Но и ощущение общего будущего размывается.

- Да, как сказал один немецкий комик, «раньше будущее было лучше».

Свет, SWIFT и зайчики

- Ощущение, что все идет в правильном направлении и глобализация решит все вопросы, исчезло. И как только оно исчезло, мы погрузились в мир, в котором «страшно жить на этом свете/ в нем отсутствует уют/ ветер воет на рассвете/ волки зайчика грызут». Все захотели быть не зайчиками и озаботились проблемой собственной устойчивости, самодостаточности, военными бюджетами и другими подобными вещами. Типа, как будем жить, если отключат SWIFT?

- Раньше думали, как жить, если отключат свет, теперь – если отключат SWIFT…

- И пять лет назад, действительно, было бы «тушите свет». А теперь ничего, с картой «Мир» проживем.

- Международные транзакции все равно рухнут.

- Да, будет масса неудобств. Но внутри страны карточки будут действовать. Как будут действовать свои в Китае и т.д. У государств возникла тема устойчивости и самодостаточности, в том числе информационной.

Это мы видим даже в такой сфере, как политика памяти. Раньше предлагалось: давайте поговорим о болезненных страницах нашего прошлого. Например, французы с немцами, русские с поляками. Поговорим, чтобы помириться. Теперь политика памяти – это не «давайте поговорим и постараемся понять друг друга», а «давайте поговорим, и мы вам объясним, почему мы правы, а вы нет». Сегодня мы говорим уже о «войнах памяти». Современные правящие элиты в разных странах озабочены тем, чтобы контролировать собственное идеологическое поле.

Была мягкая сила Евросоюза и идея глобализации, мы преодолели национализм, живем вместе и все должны покаяться за Холокост. Прежде это работало. Потом перестало. Теперь за попытку начать разговор об ответственности за Холокост в странах Восточной Европы можно стать объектом травли.

- Но тогда получается, прав Путин, когда говорит о важности суверенитета. Прежде выглядело немного странно, потому что у других стран суверенитет скорее расплывался через делегирование сфер соседям или международным институтам. Мы и здесь правы?

- Суверенитетом не торгуют, но я бы все же не стал говорить, что это глобальный тренд. Есть крупные имперские или постимперские государства, есть мелкие страны, у которых давно нет иллюзий по поводу того, где их суверенитет. Даже если поговорить с людьми в Германии, там есть понимание, что значительная часть суверенитета делегирована в международные структуры, а через них – Соединенным Штатам. Акцент на суверенитет как на безусловную ценность было скорее частью бунта незападных стран.

- Но будет ли теперь это проявляться в большей степени и у Запада? Или там тренд «делай, что считаешь нужным» обретет иные формы?

- Это будет зависеть во многом от того, как поведет себя гегемон этой части мировой системы. Соединенные Штаты могут сказать, ребята, мы пошутили, НАТО распускать не собираемся, но нам важно, чтобы вы больше платили за свою безопасность и больше покупали у нас оружия. Это сработает. Сейчас США взяли и переупаковали НАФТА. Сначала просто отменили, а теперь достигли с Канадой и Мексикой нового соглашения на более выгодных для себя условиях. Вот пример того, как это может развиваться. Но если окажется, что США ведут себя слишком эгоистично, со временем стремление к более суверенному поведению у кого-то может проявиться.

Тихие приехавшие

- Трагедию в Керчи сравнили с американской школой «Колумбайн». А нет ли здесь признаков другого кошмара – расстрела молодежного лагеря Андерсом Брейвиком?

- Абсолютно никаких параллелей. Те, кого расстрелял парень в Керчи, не имеют никакого отношения к мультикультурности, мультирасовости и т.д. Брейвик расстреливал именно мультикультурный пикник. Во-вторых, даже по тому, как парень был одет, черная перчатка на правой руке – чистая мимикрия под «Колумбайн».

- Но такие вспышки агрессии могут учащаться как форма обиды большинства или меньшинства на этот мир?

- Не нужно обобщать, это не вспышки среди меньшинства или большинства. Неустойчивая психика, фрустрация, где-то могут быть фашистские проявления, сатанизм, что-то еще. Но всё это индивидуальные истории.

Есть другой аспект. Происходит интенсивное перемещение людей по миру, и в какой-то момент в определенных местностях или даже в масштабе страны группы, которые прежде чувствовали себя хозяевами, начинают ощущать себя в угрожаемом положении. У нас бывали ситуации, когда местное население оказывалось обижено на приехавших, вписавшихся и развернувшихся там со всей энергией. Кто это, неважно, главное они – приехавшие.

Приехавшие поначалу могут быть очень тихими и незаметными. А потом выясняется, что среди этих ребят есть какие-то исламисты. И тогда народ начинает их бояться скопом. А когда скопом боятся, скопом и отталкивают, не разбираясь. И настроения усиливаются с обеих сторон. Вот это проблема – каким образом ты контролируешь не совсем понятных, не близких тебе людей?

- И здесь уже есть опасность вспышек национализма отнюдь не в нейтральном смысле.

- Для России тема нации, национализма очень остра еще вот почему. Мы живем на руинах двух империй – российской и советской. В наследство от советской мы получили 21 автономную республику в составе РФ.

В них происходит масса интересного. Кто-то успешно развивается. Кто-то ворует так, что даже в Москве удивляются... Есть недемократические преимущества для местного населения, в том числе, скажем, в доступе к административным должностям.

Сейчас ситуация начала двигаться. Возникли некие проекты единой российской нации, которые, правда, плохо прописаны и непонятно, что означают. Меняются правила преподавания местных языков в республиках. Вопрос не в том, надо ли это трогать, а в том, как. Способствует ли это нарастанию этнической напряженности в регионе или наоборот?

Эффект может быть отложенным. Предположим, политический истеблишмент республики принял новые правила по части языка в школах, и можно считать, что все нормально. Но если мы посмотрим соцсети, то увидим, что довольно большое количество молодежи возбуждено и пишет эмоциональные посты на эту тему. Вопрос – они побуянят и всё пройдет или через несколько лет даст негативный эффект?

- Так пройдет или создаст проблему?

- Проблема возникает, когда в государстве живет две и более группы, мобилизованных как нация. Если государство сложносоставное, группы имеют представление о собственной национальной территории (а титульные группы во всех автономиях считают территорию республик именно своей национальной территорией) – эта ситуация принципиально отличается от ситуации nation-state, где одна нация – хозяйка государства, и меньшинства.

Если есть несколько мобилизованных групп, но ты делаешь вид, что этого нет, и проводишь политику, основанную на том, что у нас одна нация, а кто не согласен, пусть молчит, ты, в общем, готовишь взрыв. И, кстати, в таких точках напряженности внешние влияния сегодня вполне вероятны.

Поэтому человек или группа людей, которые вызываются быть модераторами наших споров о том, что такое нация (нации), какое государство у нас есть и какое нужно, берутся за весьма ответственное дело. В котором ошибки чреваты серьезными последствиями, а простые решения не будут эффективными.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 октября 2018 > № 2907499 Алексей Миллер, Светлана Бабаева

Трудно представить худшее решение, чем крабовые аукционы

Предложения об отказе от исторического принципа распределения квот на водные биоресурсы и возврате к крабовым аукционам мотивируются необходимостью повышения конкуренции в рыбной отрасли. Используя этот аргумент, именно Федеральная антимонопольная служба выступает одним из локомотивов предполагаемых нововведений. Позицию ФАС для Fishnews прокомментировал антимонопольный эксперт «Деловой России», директор Института повышения конкурентоспособности, в прошлом начальник управления промышленности ФАС России Алексей Ульянов.

– Алексей Сергеевич, прокомментируйте тему частичного отказа рыбной отрасли от исторического принципа распределения квот, обозначенную в распоряжении Правительства РФ от 16 августа 2018 года № 1697 и докладе Федеральной антимонопольной службы о состоянии конкуренции.

– Начать следует с доклада ФАС. Тем более что его положения и легли в основу распоряжения правительства, утвердившего план мероприятий по развитию конкуренции, в том числе в рыбохозяйственном комплексе. Скажу, что меня ситуация озадачила. ФАС обязана готовить подобные доклады ежегодно, и мы по линии Экспертного совета при Правительстве, бизнес-объединений, научного сообщества пытались добиться, чтобы доклад хоть как-то увязал плохое состояние конкуренции с действиями самого ведомства. А то полномочий у службы все больше и больше (и стольких полномочий, надо сказать, нет ни у одного антимонопольного регулятора в мире), а ситуация с конкуренцией в стране все хуже и хуже, и ответственности за это как бы никто не несет.

План мероприятий также произвел в целом удручающее впечатление. В тех отраслях, где очевидно проблемы с конкуренцией стоят наиболее остро (ЖКХ, нефть и газ, энергетика, финансовые рынки), «мероприятия» в лучшем случае направлены на решение частных проблем. А чаще дело ограничивается благими пожеланиями (то же самое касается развития частных детсадов и других образовательных и социальных учреждений): ФАС и отраслевые министерства заняты написанием писем, запросов и докладов вместо подготовки законов и нормативных актов по снятию административных барьеров. А в промышленности предлагается упрощенный «арифметический» подход к конкуренции – создать в каждой отрасли как минимум три компании, хотя можно привести массу примеров, когда в стране есть только одна сильная компания, успешно конкурирующая на мировых рынках («Фиат» в Италии, «Сименс» в ФРГ, «Эрбас» во Франции и т.д.). Очень упрощенный подход, без анализа ситуации в отдельных отраслях промышленности. Ведь где-то надо выращивать одного национального чемпиона, способного конкурировать на мировых рынках, а где-то трех компаний будет мало, нужно 10-20.

На этом фоне выделяется рыбохозяйственный комплекс, где предложены радикальные реформы. Неужели ситуация с конкуренцией в рыбной отрасли настолько хуже некуда, что «нефтянка» и газ с ЖКХ подождут? Поэтому складывается впечатление, что ФАС ищет не там, где потеряли, а там, где светло.

ВЫВОДЫ ФАС НЕ ОСНОВАНЫ НА ФАКТАХ

– На чем вообще антимонопольная служба основывалась?

– Мне как экономисту сразу бросилось в глаза полное отсутствие цифр в разделе по рыболовству. Если мы посмотрим на цифры, то практически все утверждения ФАС не соответствуют действительности. Как можно говорить об отсутствии конкуренции, если в отрасли действуют сотни компаний, а в распределении рыбных квот участвуют десятки индивидуальных предпринимателей? Так, в 2017 году в освоении квот на вылов только краба и белой рыбы участвовало 228 компаний, из которых 34 относятся к микропредприятиям, 78 – к малым и 41 – к средним. Таким образом, субъекты МСП составили суммарно 68% от общего числа предприятий и 35% объема квот. Таким образом, доля малого бизнеса в отрасли в 1,75 раза выше, чем в экономике в целом (20%). И это без учета красной рыбы и рыбоводства. По последнему, могу предположить, доля МСП будет еще выше. Может ФАС назвать хоть одну ресурсную отрасль, куда доступ для малого бизнеса был бы обеспечен столь широко?

Крупнейшая рыбопромышленная группа России – «Норебо» – в 2017 году получила квот на 437 тыс. тонн, то есть примерно 8% всего объема. Ее доля в отраслевой выручке ненамного больше – 14%. Далее следуют «Русская рыбопромышленная компания» (РРПК), «Гидрострой» и «Океанрыбфлот» с долей в общем объеме квот и вылове 7%, 6%, 6% и 5%, 6%, 6% соответственно. Еще у шести компаний примерно по 2-5% объема квот и отраслевой выручки, у остальных двух с лишним сотен доли меньше 2%. То есть по всем известным стандартам отрасль является низкоконцентрированной с высоким уровнем развития конкуренции. Если ФАС утверждает, что отрасль является закрытой, то она должна доказать наличие высоких входных барьеров и представить примеры, когда какая-то компания хотела войти на рынок, у нее это не получилось и ФАС возбудила дело. Однако на практике сложно говорить о закрытости – есть примеры выхода на рынок новых игроков, причем недавние. В отрасль можно прийти несколькими разными путями – купить компанию, участвовать в аукционе по перераспределению квот, когда какая-то компания выбрала свою квоту менее чем на 70% или допустила нарушения при рыболовстве. Можно участвовать в аукционе на вновь вводимый ресурс. Можно было поучаствовать в аукционе по распределению инвестиционных квот, который состоялся в конце прошлого года. Наконец, можно просто взять и начать добывать «неодуемые» объекты промысла, хоть прямо сейчас.

Что касается дел ФАС о недопуске какой-нибудь компании на рынок, то могу сказать, что с 2014 года наш институт ведет постоянный мониторинг всех дел ФАС. И дел о недопуске какой-то компании в рыбохозяйственную отрасль нам обнаружить не удалось.

Странно выглядят и выводы ФАС о «слабом» росте, снижающейся эффективности, отсутствии роста финансового результата, провале импортозамещения и т.д. На самом деле выручка в реальном выражении за 2013-2017 годы выросла в 1,66 раза, улов приближается к 5 млн тонн (рост за 10 лет более чем двукратный) и это на фоне стагнации и спада в экономике! Рентабельность в 2016 году выросла до 27%. Отрасль стала экспортоориентированной – вывезено продукции на 3,7 млрд долларов при импорте 1,4 млрд долларов в 2016 году. Положительным сальдо в 2,3 млрд долларов рыбаки вносят свой вклад в поддержание платежного баланса и стабильности курса рубля, что в нынешних непростых геополитических условиях очень важно. А доля отечественной рыбной продукции в потреблении составила в 2016 году 82,7% – по молоку, кстати, самообеспеченность ниже.

И совсем нелепо выглядит утверждение ФАС об отсутствии конкуренции в рыбоводстве. Заняться бизнесом по разведению рыбы в прудах, пожалуй, еще проще, чем выловом. Другое дело, что сектор действительно мог развиваться быстрее, но проблема в доступе продукции к торговым сетям ФАС не решается.

Другими словами, при подготовке важных правительственных документов ФАС не выполнила свои служебные обязанности по анализу рынка и представила выводы, которые не соответствуют действительности. Это повод для серьезного служебного расследования.

НЕ СООТВЕТСТВУЮТ МИРОВОМУ ОПЫТУ

– И как на этом фоне выглядит поддерживаемая ФАС идея о возврате к крабовым аукционам, а затем и к электронным аукционам на другие объекты промысла?

– Трудно представить худшее решение с точки зрения соблюдения прав собственности, стабильности имущественных отношений, госполитики и бизнес-климата. В конце 2017 года 20% квот распределили по инвестиционному принципу, и на отечественные верфи стали поступать заказы на новые суда от рыбаков. Остальные квоты вообще были распределены совсем недавно, в июле 2018 года, сроком на 15 лет. И тут ФАС предлагает взять и все переделить. К тому же, видимо, ФАС не в курсе, что большая часть квот, которые предлагается «отнять и поделить», уже была в свое время продана на аукционах, причем продана навсегда с учетом исторического принципа и предусмотренного законодательством неограниченного числа раз перезаключения договоров о закреплении долей квот по окончании предыдущего договора. И проданы квоты на аукционах были за цену, предусматривающую это «навсегда».

Удивляет предложенный ФАС срок закрепления квот – 3-5 лет. Рыболовство – отрасль с длинным инвестиционным циклом. Судно – не автомобиль, при надлежащей эксплуатации, модернизации и капремонте оно может служить 30 и 50 лет. И если мы хотим, чтобы рыбаки начали заказывать новые суда, у них должно быть ясное понимание на длинную перспективу. Сроки, предложенные ФАС, приведут к тому, что компании будут вынуждены выжимать из судов и экипажа все возможное, чтобы «отбить» за 3-5 лет расходы на покупку квот на аукционах, возрастут риски аварийности, несчастных случаев, браконьерства.

– А как с этим обстоят дела в других странах?

– Несмотря на разнообразие, принципы в большинстве стран, ведущих рыбный промысел, схожи. Наиболее распространен исторический принцип, на него приходится практически 2/3 всех выделяемых квот. Существуют квоты, закрепляемые за судном (individual vessel quota), определяемые по длине и другим характеристикам судов; групповые квоты, выделяемые на группы судов или рыбаков. Есть примеры привязки квот к рыбопереработке в попытках стимулировать внутреннее производство (Аргентина). Очень небольшая часть распределяется на аукционах на Фарерских островах и в Новой Зеландии, можно сказать, что аукционы там выполняют такую же функцию, как у нас сейчас, – об этом я скажу ниже. И только в Чили аукционы играют сколько-нибудь значимую роль.

Но в передовых странах аукционы не используются. В США и Канаде 70% – это исторический принцип, 30% – это квоты на судно. В Норвегии, чья рыбная отрасль одна из наиболее эффективных в мире, семейные фирмы работают на одном участке десятилетиями или даже столетиями.

АУКЦИОНЫ НЕ ЭФФЕКТИВНЫ В ГОСЗАКУПКАХ

– Однако аукционы считаются достаточно эффективным способом…

– Сейчас в экономической науке действительно наблюдается взрывной интерес к аукционам. Но это и свидетельство того, что теория аукционов далека от завершения. Вводя аукционы на всё и вся, мы уподобимся большевикам, которые с рвением начали внедрять в 1917 году теорию Маркса, которая многим тогда казалась передовой и актуальной. Мне более разумным кажется подход Дэн Сяопина, который сравнил китайские реформы с переходом реки вброд – медленно ступая, нащупывая ногой каждый камень. Плоды такого подхода, с анализом мирового опыта и постоянной сверкой с практикой и достигнутыми результатами, – фантастический подъем Китая за последние 40 лет.

Вспомним, откуда взялись аукционы – на память придет Christie’s, Sotheby’s, или знаменитая сцена из «12 стульев». И даже с поправкой на суровую российскую действительность аукционы неплохо сработали в реализации имущества должников, банкротов, приватизации госимущества и радиочастот. Но аукцион – хороший способ продажи объекта, пусть даже уникального, обладание которым не позволяет победителю аукциона получить монопольную власть, вытеснить с рынка остальных. И поэтому он совершенно не подходит для закупок, и внедрение аукционов в российские госзакупки привело к печальным последствиям. Ведь для того, чтобы покупателю (госзаказчику) начать торги по единственному критерию – цене, – ему необходимо грамотно описать все свойства товара, чего он в принципе сделать не может, т.к. товаром не обладает, в отличие от продавца. В результате либо он описывает товар неправильно, и побеждают поставщики некачественной, просроченной, некондиционной продукции, либо «помощь» в описании ему оказывает один из потенциальных продавцов, и тогда возникают коррупционные риски, а конкуренция на торгах превращается в профанацию. Кроме того, сизифов труд по подробному описанию товара в ТЗ и аукционной документации требует огромных ресурсов, в результате у нас в закупках теперь занят 1 млн человек – больше, чем в армии.

Кроме того, аукцион с его принципом «победитель получает все» способствует монополизации, так как проигравшие компании вынуждены уйти с рынка. Поэтому в развитых странах аукцион в госзакупках практически не используется, его доля близка к нулю, а у нас – почти 60%. О негативных эффектах «аукционного крена» в госзакупках неоднократно говорили Центр стратегических разработок под руководством тогда Алексея Кудрина, Высшая школа экономики, многие эксперты-закупщики. Но ФАС продолжает настаивать на своем, пытаясь распространить аукционы на закупки госкомпаний. Хотя после эксперимента больницы № 62 Москвы разговор должен был быть закрыт: больнице, покупающей с помощью конкурентных переговоров, удавалось получать лекарства дешевле (экономия от 13% до 4 раз), чем остальным больницам, покупающим на аукционах.

ОПЫТ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ ПРОТИВ АУКЦИОНОВ

– У рыбаков тоже достаточно специфическое отношение к аукционам.

– Да. В 2001-2003 годах квоты на вылов биоресурсов распределялись на аукционах. Рыбаки прекрасно помнят эту историю, ни к чему хорошему она не привела. Потратившие большие деньги победители аукционов старались их побыстрее «отбить», выжимая все соки из судов и экипажей, возросли риски аварийных ситуаций, браконьерство. Ни о каких инвестициях не могло быть и речи, показатели официального улова снижались. Поэтому неудивительно, что после анализа ситуации на заседании Госсовета президент Владимир Путин принял решение отказаться от аукционов по распределению квот. Страна перешла к историческому принципу, и мы видим, что ситуация начала меняться к лучшему, цифры я привел выше.

С другой стороны, осторожное «экспериментирование» с аукционами может быть эффективным. Так, когда Росрыболовство выставляет на аукцион квоту компании, которая выбрала менее 70% своей квоты, это разумно, поскольку не создает победителю преимущественных условий перед остальными – ведь такие случаи относительно редки. Кстати, они позволяют зайти новым игрокам, поддержав конкуренцию. Когда в конце 2017 года Росрыболовство распределило 20% квот по инвестиционному принципу, они также прошли через аукционы. Этот опыт требует внимательного изучения.

– В качестве удачного примера крабового аукциона ФАС ссылается на торги, проведенные в прошлом году.

– Действительно, в мае 2017 года был проведен аукцион по распределению квот добычи краба для осуществления прибрежного рыболовства в Дальневосточном рыбохозяйственном бассейне. Победившая компания выложила в общей сложности 23 млрд рублей, то есть за относительно небольшой участок эквивалент 27% финансового результата всей рыболовной отрасли за год. Но говорить о преимуществе аукциона, апеллируя столь высокими поступлениями в бюджет, неправомерно. Ведь либо компания вынуждена будет выжимать все до последнего – читай, опять вернемся к печальному опыту начала 2000-х годов. Либо она обладает доступом к госфинансированию, к кредитам на очень выгодных условиях (в отличие от конкурентов), которые, вероятно, компания вообще не будет возвращать. В этом случае за компанию, по сути, заплатит все население страны, все налогоплательщики. А также нужно иметь в виду, что при проведении аукционов в мае 2017 года предполагалось, что квоты с учетом исторического принципа распределяются навсегда, чего уже не будет при реализации инициатив ФАС в отрасли.

Кстати, ФАС стыдливо не называет в официальных письмах компанию-победителя. А это «Русская рыбопромышленная компания», обладающая значительным административным и финансовым ресурсом. РРПК в состоянии с помощью аукционов монополизировать рынок, вытеснив с него остальных участников. Или заставив их работать на себя. Руководитель ФАС Игорь Артемьев в интервью «Коммерсанту» 25 сентября 2018 года проговорился, что он бы разделил собственников рыбных компаний и рыбаков. К сожалению, это далеко не первый случай, когда ФАС лоббирует интересы крупных олигархических или окологосударственных структур, способствуя монополизации рынков в их интересах.

АНТИМОНОПОЛЬНАЯ СЛУЖБА НЕ ЗАЩИЩАЕТ МАЛЫЙ БИЗНЕС

– Но ведь антимонопольная служба должна, наоборот, бороться с монополиями и защищать малый и средний бизнес?

– Слава богу, остались в прошлом дела ФАС против «монополиста»-автомойщика из Магадана со «сверхприбылью» в 14 тыс. рублей, новосибирского кинотеатра-«монополиста» по попкорну и многие другие.

Но по картельным статьям малый бизнес иммунитетов не получил, и тут же доля дел против малого бизнеса поднялась с 60% до почти 90%. Все чаще вмешивается ФАС и в закупки, причем самые малые, совсем небольших предприятий. Так, в 2018 году суды признали незаконными решения ФАС против Ставровского завода автотракторного оборудования (село Ставрово Владимирской области) за «нарушения конкуренции» при закупке ворот и сельхозпредприятия «Покровское» (Самарская область) – при закупке сеялки. В сентябре суды рассмотрели дело ФАС против «Творческой лаборатории “СЫР”» за «ограничение конкуренции» при закупке календарей на сумму 200 тыс. рублей.

Сама служба назвала лучшим делом 2017 года расследование против кабельных заводов. Ситуация рассматривалась в судах и в 2018 году, а сейчас передана в правоохранительные органы для возбуждения уголовных дел. Отметим, что кабельная отрасль – одна из немногих отраслей электротехники, сохранившей и нарастившей производственный потенциал, да еще и является высококонкурентной. Ранее кабельщики неоднократно жаловались в ФАС на ограничительные условия тендеров на закупку кабеля крупными госкомпаниями. Антимонопольное ведомство иногда возбуждало дела, но не могло доказать свою правоту в суде или отменить результаты тендеров. Но когда на самих кабельщиков пожаловалась «Роснефть», ФАС провела обыски и наложила на заводы многомиллионные штрафы.

В октябре 2018 года начнется второй круг судебных разбирательств против 90 малых швейных фирм. ФАС обвинила их в картеле при поставке обмундирования для МВД, хотя любой экономист скажет, что картель с более чем 20 участниками невозможен в принципе – такому числу предпринимателей просто невозможно договориться. Эксперты считают, что по результатам дела ФАС рынок поставки обмундирования может быть монополизирован ОАО «БТК групп» Теймураза Боллоева, знакомого с Игорем Артемьевым еще по работе в Петербурге.

Согласовав все без исключения крупные слияния последних лет, ФАС одобрила и монополизацию российской экономики. ФАС, которая контролирует и тарифы естественных монополий, заявляла, что их рост будет меньше инфляции, однако в 2017 году он превысил инфляцию в 7 раз. Малые независимые АЗС постоянно жалуются, что их вытесняют с рынка крупные вертикально интегрированные нефтяные компании, повышая оптовые цены на топливо выше розничных. Как реагирует ФАС? Крупные дела против нефтяников, как в 2009-2011 годах, возбуждаются только после неоднократных поручений. Зато в конце августа 2018 года ФАС выдала предупреждение Российскому топливному союзу, объединяющему в своих рядах малые независимые АЗС, так как его жалобы на рост цен нагнетают обстановку.

Нобелевский лауреат по экономике за 2014 год Жан ТИРОЛЬ разработал теорию захвата регулятора: госорган, который должен контролировать монополию в интересах общества, оказывается ею «захвачен». Захват происходит путем предоставления нужной монополии информации (она обладает ресурсами, чтобы нанять экспертов и юристов) и прямой коррупции. К сожалению, можно констатировать, что вследствие несменяемости руководства ФАС модель захвата регулятора у нас реализована в полной мере.

ФАС НЕ ПОКАЗАЛА АНАЛИЗ РЫНКА

– Как вы относитесь к предложению ФАС ограничить участие в торгах компаний, имеющих более 35% квот?

– Это все равно, что запретить «АвтоВАЗу» увеличивать выпуск, поскольку у него доля в производстве автомобилей на территории Самарской области составляет 100%. Но говорить в таком ключе некорректно, правильнее сказать, что у «АвтоВАЗа» занимает долю в 20% от реализации легковых автомобилей в России. Также некорректно, на мой взгляд, говорить о доле 35% или 100% у компании по вылову минтая в Западно-Беринговоморской зоне. Потому что потребителю не важно, где поймана рыба, для него важна цена и качество. Район размещения производства или район вылова имеет значение только при очень большой транспортной составляющей. Достаточно зайти в московский магазин и посмотреть, рыба из каких регионов присутствует на прилавках, чтобы увидеть настоящие, а не искусственно созданные границы рынка и ареал доставки рыбной продукции.

К сожалению, ФАС не показала в докладе анализ рынка, мы даже не знаем, сделан ли он. Но если он сделан качественно, то начать нужно с потребителя, его запросов и предпочтений. Наш потребитель в массе неискушенный, нам еще предстоит увеличить роль хорошей рыбы в рационе. Поэтому думаю, что можно разделить рынок на сегменты красной, белой и пелагической рыбы (сельдь, скумбрия). Нужна, конечно, разбивка по ценовым сегментам, анализ состава продавцов и покупателей (рестораны, рыбоперерабатывающие предприятия, торговые сети). И когда эта работа будет проделана, выяснится, что ФАС ищет не там, что проблем на порядок больше с посредническим звеном и с доступом в торговые сети, чем в рыболовстве.

– Разве ФАС не занимается ритейлерами?

– В ноябре 2015 года президент поручил ФАС провести анализ формирования оптовой цены рыбной продукции, наценки посредников и стоимости транспортно-логистических услуг. Разобраться с посредниками и отрегулировать цены в оптовом звене просили ФАС рыбаки и руководитель Росрыболовства Илья Шестаков. ФАС тянула с выполнением поручения 9 месяцев, потом представила отчет, содержащий, по мнению главы ВАРПЭ Германа Зверева, «много важных и точных наблюдений вперемешку с общеизвестными истинами и явными ошибками». К сожалению, этим докладом дело и ограничилось, серьезных мер антимонопольного реагирования не последовало. А качественная отечественная продукция зачастую либо не достигает наших прилавков, либо достигает, но напичканной в лучшем случае водой для увеличения веса. Тут есть чем заняться и ФАС, и Роспотребнадзору, и другим компетентным органам.

НЕОБХОДИМО СОХРАНИТЬ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП

– Введение крабовых аукционов сравнивают с инициативой помощника президента по экономике Андрея Белоусова, который предложил ресурсным отраслям «поделиться» сверхприбылью.

– Давайте посмотрим, чем заканчивается дело с введением «налога Белоусова» на металлургические, химические и другие высокоприбыльные компании. Обсуждение идет в достаточно конструктивном русле, на площадке РСПП, к мнению и предложениям бизнеса прислушиваются. Сейчас мы видим, что компании, вошедшие в вышеупомянутый список, будут участвовать в значимых в социально-экономическом отношении инвестиционных и инфраструктурных проектах. Это похоже на историю с инвестквотами в рыбной отрасли, а не теперешнюю историю с крабовыми аукционами. Ведь с помощью инвестквот рыбаков как эффективную и прибыльную отрасль, по сути, попросили оказать помощь судостроению (конечно, хотелось бы, чтобы эта помощь дала кумулятивный положительный эффект на всю экономику, чтобы рыбаки не были вынуждены покупать суда, кратно превосходящие по стоимости зарубежные аналоги).

Но так или иначе, аукционная инициатива ФАС и Росрыболовства в корне отличается от «процесса Белоусова» – к рыбакам не прислушиваются, к РСПП в этом вопросе тоже, а просто гнут свою линию. У металлургов и химиков никто не предлагает отнять основные производственные активы, а ведь именно это произойдет с рыбаками при введении аукционов – квоты для них – это главный производственный актив. Кроме того, введение аукционов в долгосрочной перспективе приведет к потерям для государства из-за разрушения отрасли, падения легального улова, банкротства компаний, роста безработицы и социальной напряженности, особенно на Дальнем Востоке.

Поэтому, если мы хотим в рыбной отрасли какую-то аналогию с «процессом Белоусова», давайте подумаем, как стимулировать рыбопереработку, проследим, чтобы поддержка судостроения в рамках инвестквот дала нужный эффект, чтобы суда строились на отечественных верфях.

– Можно ли проводить параллель между распределением квот на водные биоресурсы и предоставлением в разработку месторождений полезных ископаемых?

– Согласно статье 10 закона «О недрах», участки для добычи полезных ископаемых предоставляются на срок отработки месторождения. А для общераспространенных полезных ископаемых – на срок выполнения соответствующих работ по строительству, реконструкции, капитальному ремонту, ремонту и содержанию автомобильных дорог общего пользования. То есть пока есть производственная необходимость в песке, щебне, гравии, карьер будет в пользовании соответствующей компании. Никому в голову не придет устаивать аукционы раз в 3-5 лет и перераспределять месторождения.

На право пользования недрами проводятся либо конкурсы, либо аукционы. Но это касается новых месторождений. Старые месторождения были распределены в 1990-е годы. Предложений взять у «Норникеля», «Алросы», «Сургутнефтегаза», «Газпрома» и других уважаемых компаний соответствующие месторождения и выставить их на аукцион не поступает ни от ФАС, ни даже от левых политических сил.

– А каковы ваши рекомендации?

– Я бы предложил сохранить исторический принцип как базовый, учитывая, что во всех ведущих рыбодобывающих странах используется именно он. Стоит продолжить движение в поддержку отечественного судостроения, начатое с запуском механизма инвестквот, но таким образом, чтобы это оказывало кумулятивный эффект, а не представляло собой трансфер от одной отрасли к другой. Надо стимулировать инвестиции в рыбопереработку. Необходимо провести качественный анализ рынка, включив его в доклад о развитии конкуренции за 2018 год. Для обеспечения наших потребителей отечественной рыбной продукцией ФАС необходимо на деле, а не на словах, заняться посредниками и торговыми сетями. Надо скорректировать план мероприятий по развитию конкуренции, отказавшись от идеи перераспределять существующие крабовые и рыбные квоты на аукционах раз в 3-5 лет и от идеи ограничить участие в торгах компаний, у которых размер долей квоты на добычу водного биоресурса превышает 35%.

Необходимо скорректировать проект федерального бюджета в соответствии с замечаниями Счетной палаты, исключив из него доходы от проведения аукционов, которые чрезвычайно завышены. Вместо этого можно рассмотреть вариант повышения платы за использование ВБР и введения экспортных пошлин на рыбу. Кстати, эта мера позволит не только пополнить бюджет, но и снизить внутренние цены и загрузить рыбопереработку. Ну с ВТО про экспортные пошлины можно договориться – была бы политическая воля, ведь ВТО есть не что иное, как площадка для переговоров.

Александр ИВАНОВ, Fishnews

Россия > Рыба. Госбюджет, налоги, цены > fishnews.ru, 30 октября 2018 > № 2798228 Алексей Ульянов