Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Конец диаспор?

(Обзор журнала «Diaspora: A Journal of Transnational Studies»)

Владислав Третьяков

Два-три десятилетия тому назад популярным предметом не только полити­ческих дискуссий, но и академического изучения стала диаспора. Именно к началу 1990-х гг. относятся резкий рост популярности таких терминов, как «диаспора» и «транснационализм»[1], и начало становления диаспороведения в качестве признанной области междисциплинарных исследований. И до, и после оформления этой научной области в качестве таковой диаспорами за­нимались самые разные ученые — от социологов и политологов до религио­ведов и киноведов, включая историков и специалистов по международным отношениям.

Повышенному вниманию к «диаспоре» изначально сопутствовала недо­статочная концептуализация этого понятия: чем чаще употребляли термин в разных контекстах, тем больше смыслов в него вкладывали. Да и сами усло­вия современной жизни — возросшая мобильность населения и вообще гло­бализация — заострили эту проблему (пере)определения диаспоры. Чем от­личается она от простой совокупности живущих за рубежом — с одной стороны — и от того, что называлось диаспорой раньше, когда этот термин применяли к евреям, армянам и грекам, — с другой? Какова сегодня специ­фика опыта и идентичности людей, живущих в диаспоре?

Одновременно симптомом повышенного интереса к диаспоральной теме, активным фактором становления диаспороведения и проектом, направлен­ным на теоретическое осмысление «диаспоры», стало начатое в 1991 г. периодическое издание «Диаспора: Журнал транснациональных исследова­ний»[2]. Журнал выпускается издательством Университета Торонто при фи­нансовой поддержке Института Зоряна — организации, состоящей из двух созданных в 1980-х гг. в американском Кембридже и Торонто центров изуче­ния армянского народа. Поначалу журнал выходил трижды в год (правда, с задержкой шестого выпуска на год), а с 2004 г. — дважды в год, но с сохра­нением общего годового объема — порядка четырехсот страниц. Второй, сдвоенный выпуск за 2004 г. вышел лишь в 2007 г., и до сих пор «Диаспора» выходит с опозданием, в результате чего к настоящему моменту вместо ше­стидесяти семи номеров выпущено лишь пятьдесят. При этом номера дати­руются без пропусков, что приводит к многочисленным анахронизмам на страницах журнала: так, в одной из статей в № 2/3 за 2005 г. дается обзор книг о китайской диаспоре, опубликованных в 2008 г., а материалы конфе­ренции, состоявшейся в конце 2012 г., помещены в № 1 за 2008 г. — на деле он вышел летом 2013 г. Нерегулярный выпуск журнала объясняется тем, что вся его редакция состоит из одного человека — профессора Уэслианского университета Хачика Тололяна. Тололян — историк армянской культуры, специалист по творчеству американского писателя Томаса Пинчона, но прежде всего он известен как основатель и редактор «Диаспоры». Что до ее авторов, то в первое время в ней публиковались в основном американские антропологи и гуманитарии — специалисты по постколониализму, а позднее и социологи из разных стран.

В соответствии с замыслом учредителей, журнал не придерживается той или иной теории, руководствуясь лишь соображениями научной пользы и публикуя статьи самых разных идеологических и политических ориентаций. В силу специфики предмета эти ориентации бывают ярко выражены. Напри­мер, среди статей первого выпуска есть работа Роджера Роуза «Мексиканская миграция и социальное пространство постмодернизма» (1991. № 1), посвя­щенная миграции мексиканцев в Соединенные Штаты и неспособности по­следних сделать мигрантов своими гражданами; эта миграция трактуется в статье как признак сдвига к транснациональному капитализму. Роуз пока­зывает непригодность таких образов, как «центр» и «периферия», для опи­сания складывающейся системы отношений и выдвигает «альтернативную картографию социального пространства», учитывающую транснациональ­ную миграцию.

Пристальное внимание к современному, «транснациональному» миропо­рядку, описываемому на его страницах в разнообразных кейс-стади, посвя­щенных различным диаспорам, журнал успешно сочетает с теоретической направленностью, которая и обусловила выбор слова «диаспора» в форме единственного, а не множественного числа в качестве его названия (см. об этом: 2002. № 1. С. 1). Это отличает его как от ряда существующих журналов об отдельных диаспорах (африканских, китайских и др.), так и от едва ли не единственного издаваемого сегодня наряду с «Диаспорой» «общедиаспорального» журнала — индийских «Diaspora Studies», с 2007 г. выходящих дважды в год на английском языке и ориентированных на сравнительно-историче­ское, а не теоретическое изучение диаспор[3].

Принципы и задачи «Диаспоры» описаны в открывающем первый номер манифесте главного редактора. Тололян не дает здесь четкого определения диаспоры и говорит о «семантическом пространстве», включающем такие раз­ные понятия, как эмигрант, беженец, иностранный рабочий и т.д.: «..."Диас­пора" должна исследовать — в текстах литературных и визуальных, канони­ческих и туземных, то есть во всех культурных продуктах и на протяжении всей истории — следы борьбы вокруг — а также противоречий внутри — идей и практик коллективной идентичности, родины и нации. "Диаспору" интере­сует то, как нации, существующие в реальности и вместе с тем являющиеся воображаемыми сообществами (Андерсон), придумываются, вводятся в дей­ствие, собираются и разбираются: в культуре и политике, на земле, которую они называют своей, и в изгнании» (1991. № 1. С. 3). Характерно, что в этой программной статье Тололян ссылается на книгу Бенедикта Андерсона «Во­ображаемые сообщества»[4]; знаменитый термин, примененный Андерсоном к нации, будет многократно использован по отношению к диаспоре авторами журнала, стоящими на конструктивистских позициях и даже порою сводя­щими диаспоричность к диаспоральной идентичности.

Актуальность «Диаспоры», по замечанию Тололяна, обусловлена тем, что миграции последних пятисот лет, особенно последних пятидесяти, привели к росту числа диаспор и переопределению их роли; понятие диаспоры, как было сказано, потребовало концептуального уточнения. На протяжении пер­вых лет своего существования журнал был занят именно этим — поиском ра­бочего определения диаспоры. Не менее важным и проблематичным в науке последних десятилетий было и понятие идентичности, прочно вошедшее в антропологический дискурс в 1960—1970-х гг. и осмысленное в Америке в духе теорий символического интеракционизма и социального конструкти­визма. Этому понятию журнал также уделяет немало внимания. Наконец, можно выделить еще одну актуальную тему, разрабатываемую (начиная с конца 1990-х гг.) на страницах журнала: Интернет, сделавший мир глобаль­ным, «транснациональным», как никогда прежде, и его роль в формировании и развитии диаспор и диаспоральных идентичностей.

В первом выпуске «Диаспоры» была опубликована ставшая весьма известной статья Уильяма Сафрана «Диаспоры в современных обществах» (1991. № 1). На примере ряда диаспор Сафран рассматривает роль воспоминаний и ми­фов об утраченной отчизне и проводит различие между теми сообществами, которые стремятся вернуться на родину, и теми, чьи усилия направлены на сохранение родной культуры в новом месте. Считая еврейскую диаспору па­радигматическим идеальным типом, он называет следующие критерии, по которым можно оценить степень «диаспоризации» той или иной общности: 1) расселение из исходного «центра» в два или более места; 2) сохранение коллективной памяти или мифа о родине; 3) убеждение переселенцев, что они не полностью приняты новым окружением; 4) вера в то, что родина — их настоящий дом и что однажды они туда вернутся; 5) убеждение, что следует быть преданными сохранению или восстановлению отчизны; 6) поддержание связей, постоянная самоидентификация с нею тем или другим способом.

Позднее в журнале появилась статья Йона Стрэттона «Историзация идеи диаспоры» (1997. № 3), в которой тот предложил рассмотреть эту идею с точки зрения исторического опыта евреев и подверг критике концепцию Сафрана (нечастый случай прямой теоретической полемики на страницах «Диаспоры»). Под историческим пониманием диаспоры Стрэттон имеет в виду признание того факта, что изменения исторического контекста вокруг того, что называется диаспорой, влияет на смысл и опыт пребывания в диа­споре. Задача его статьи — «установить, какие контекстуальные обстоятель­ства обеспечивают общую базу модерному и постмодерному типам опыта, называемым "диаспорой", — помимо физического факта рассеивания как такового» (с. 304). Стрэттон указывает, что выдвинутые Сафраном крите­рии анахронистичны — они приложимы лишь к некоторым группам евреев в XX в.: вторая их половина «работает» только с учетом существования из­раильского государства-нации и вообще описывает только современную си­туацию. В домодерную эпоху народ отождествляет себя с родной землей, а в модерную эпоху эта связь опосредуется идеологией нации и государства (с. 314). Вступление евреев в современность предполагало обновление их опыта в терминах нации-государства (с. 324).

В том же номере помещена статья Стивена Вертовеца «Три значения "диаспоры", представленные среди южноазиатских религий». Автор пишет, что сегодня диаспорой называется любое сообщество, считающееся «детерриториализированным» или «транснациональным», то есть таким, которое происходит не оттуда, где проживает, и «чьи социальные, экономические и политические связи пересекают границы государств-наций» (с. 277). Слово «диаспора» все активнее используют для самоназывания, в результате чего, по замечанию антрополога Джеймса Клиффорда, дискурс меньшинств за­меняется или по крайней мере дополняется дискурсом диаспор[5]. Вертовец выделяет три группы значений, встречающиеся в современной литературе: диаспора как а) «социальная форма» — специфические социальные отно­шения, связанные узами истории и географии; политические ориентации; экономические стратегии; б) «тип сознания» и в) «модус культурного про­изводства», или субъект «производства и воспроизводства транснациональ­ных социальных и культурных феноменов» (синкретичных, креолизированных) в глобализированном мире; это последнее значение особенно актуально применительно к среде диаспоральной молодежи и при учете глобальных медиа и средств коммуникации. Во втором же из названных подходов, до­бавляет Вертовец, делается «акцент на описании разнообразия опыта, мен­талитета и чувства идентичности» (с. 281). Автор указывает на двойствен­ную, парадоксальную природу этого сознания, снова цитируя Клиффорда: «Связь (там), производящая различие (здесь)»[6]. Диаспоральное сознание предполагает представление о множественном местоположении и вместе с тем — общее воображение; это коллективная память, но раздробленная, от­сюда и дробление диаспоры на сообщества. Вертовец призывает признать совместное действие «структурных, сознательных и бессознательных факто­ров в реконструировании и воспроизведении идентичностей и социокультурных институций» среди сообществ, находящихся за пределами места своего происхождения (с. 277).

Недостаточную четкость термина «диаспора» отмечает и Ким Батлер в статье «Определение диаспоры, уточнение дискурса» (2001. № 2). Диаспора зачастую определяется этнографически — на примере той или иной конкрет­ной диаспоры, которая в этом случае подвергается эссенциализации. Однако такие определения не универсальны, и развить эпистемологию диаспороведения, считает Батлер, возможно лишь путем сравнительного анализа этих «этнографий». Она называет три главных, более или менее общепринятых критерия: рассеяние, связь с родиной (реальной или воображаемой) и осо­знание групповой идентичности — и добавляет к ним четвертый: существо­вание на протяжении как минимум двух поколений (с. 192). Кроме того, она выделяет пять «измерений диаспороведения»: причины и условия расселе­ния; отношения с родиной; отношения с принявшей страной; внутренние от­ношения между сообществами в диаспоре; а также сравнительное изучение разных диаспор по предыдущим четырем пунктам (с. 195).

Последняя к этому моменту опубликованная в «Диаспоре» статья о поня­тии диаспоры — «Переопределение диаспоры через феноменологию постпа­мяти»Сандры Со Хи Чи Ким (2007 [фактически — 2013]. № 3). Автор предла­гает отойти от онтологических определений, основанных на категориальных критериях, и рассмотреть диаспору феноменологически, то есть «изнутри, в качестве опыта»: «Диаспора должна быть понята как феномен, который возникает, когда перемещенные субъекты, переживающие утрату "истока" (в буквальном или символическом смысле слова), закрепляют идентифика­ции, связанные с этими местами истока, в последующих поколениях посред­ством механизмов постпамяти», то есть памяти о не пережитом, унаследо­ванной памяти, памяти-воображения (с. 337).

Кроме того, в журнале были опубликованы отклики на книги по теории диаспоры: статья Сафрана «Новейшие французские концептуализации диа­споры» (2003. № 3) о книге «Диаспоры» французского социолога Стефана Дюфуа[7] и рецензия Беда Гири на книгу Виджея Мишры «Литература индий­ской диаспоры: Теоретизируя диаспоральное воображаемое»[8] (2007 [факти­чески — 2012]. № 1/2).

И, наконец, несколько слов о собственных публикациях главного редак­тора журнала о понятии «диаспора». Это, во-первых, статья «Переосмысле­ние диаспор(ы): власть без гражданства в транснациональную эпоху» (1996. № 1) — о том, как термин «диаспора», прежде применявшийся лишь к евреям, грекам и армянам, стал приобретать с конца 1960-х гг. современное значение. Тололян обобщил исходную еврейскоцентристскую парадигму понимания диаспор, которая, по его словам, была впоследствии видоизменена под влия­нием дискурсивной власти различных групп, притязающих на диаспоральный статус. Таким образом, эволюция значения слова «диаспора» — это «результат изменений в политике дискурсивных режимов и в то же время продукт внедискурсивных феноменов» (с. 3). Во-вторых, еще раньше, с вось­мого номера журнала, Тололян начал вести рубрику под названием «Диаспорама». Вновь обратив внимание на все более частое использование слова «диаспора» в самых разных значениях, он стал собирать наиболее интересные случаи употребления этого слова и призвал читателей принять в этой работе участие, попросив при этом учитывать новые или странные способы употреб­ления не только слова «диаспора», но также слов «изгнание», «этнический», «транснациональный», «постколониальный» и т.п. Здесь же, в рубрике «Диаспорама», Тололян пообещал вести «неполную и неформальную аннотиро­ванную библиографию книг и статей» на темы, интересующие журнал (1994. № 2. С. 235). Замысел этот не был реализован: второй и последний раз «Диаспорама» появилась в журнале лишь в № 2 за 2000 г.

Для вопроса о понятии «диаспора» ключевое значение имеет вопрос о диаспоральной идентичности. Один из выпусков журнала (2002. № 2), целиком состоявший из материалов конференции «Раса, культура, нация», посвя­щенной португалоязычному миру и проведенной в Массачусетском и Брауновском университетах в апреле 2001 г., открывался статьей организаторов конференции — антропологов Андреа Климт и Стивена Любкемана, опи­сывающей дискурсивный подход к диаспоре. Последняя предстает здесь в качестве особого рода дискурса идентичности. Подобно тому как нации воображаются, традиции изобретаются, а понятия о доме дискурсивно конструируются[9], точно так же и диаспора является «особым способом вообра­жать, изобретать, конструировать и презентировать себя» (с. 146). Соответ­ственно понимаются и дискурсы — как «системно и плотно сплетенные массивы сигнификации, образующие символическую среду для производства специальных "фреймов", служащих категоризации и интерпретации соци­альных действий, событий и идентичностей» (с. 147).

Проблема идентичности — одна из постоянных тем «Диаспоры». Уже в третьем выпуске (1991. № 3) мы находим, во-первых, «Заметки по антро­пологии африканских диаспор в Новом Свете» Дэвида Скотта, в которых он критикует традицию, идущую от Мелвилла Херсковица и направленную, по его словам, на закрепление учеными «аутентичной» коллективной идентич­ности путем конструирования связей с прошлым, что чревато недооценкой ими необходимой работы по описанию «локальных сетей власти и знания», где версии прошлого используются для придания новой формы современным идентичностям; а во-вторых, статью «Поэтика и практика иранской носталь­гии в изгнании» Хамида Нафиси. В ней доказывается, что для иранских бе­женцев, живущих в «Лос-Анжелесе и других диаспоральных сообществах <...> среди высокомедиатизированных постиндустриальных обществ», про­изводимая и потребляемая ими популярная культура (прежде всего телеви­дение) продолжает реконструировать и распространять коллективную иден­тичность. Автор исследует, как в «ритуалах изгнаннической ностальгии» беженцы обращаются к предшествовавшим изгнанию стихам и фильмам за образами отсутствия, нехватки, утраты и возвращения и совершают «симво­лические воссоединения». Насифи рассматривает использование иранцами практик, направленных на поддержание границ, подчеркивание собственной непохожести, утверждение своей связи с прошлым и поддержку сходства между собой. Он также говорит о влиянии семиотической и идеологической борьбы между политическими группами внутри иранской диаспоры на то, как воображается сообщество беженцев.

Более сложный случай описывается в статье Джона Соренсона «Суще­ственное и случайное в конструировании гоударственности: трансформации идентичности в Эфиопии и ее диаспорах» (1992. № 2) (прежде всего в канад­ской). Речь идет о «конфликте между этнической и национальной идентичностями в имперском государстве, являющемся многоэтничным и много­культурным», а также о «пересмотре идентичности в диаспоре, активно под­держивающей связь с родиной» (с. 201). Соренсон подчеркивает большое значение для диаспоры мифа об изгнании и возвращении; в случае с бежен­цами из Эфиопии (которых в 1992 г. было более полутора миллионов) такого единого мифа нет, родина воображается ими по-разному, ее история получа­ет разительно непохожие интерпретации, а формы идентичности, приписы­ваемые диаспоре и принимаемые ею, не совпадают. Диаспора вынуждена изобретать себе традицию, договариваться о ней.

Той же теме посвящены «Размышления о диаспоральных идентичностях»Пурнимы Манкекар (1994. № 3) — рецензия на книгу Карен Леонард «Делая этнический выбор: пенджабские мексиканоамериканцы в Калифорнии»[10]. Согласно Леонард, первые пенджабские иммигранты, сталкиваясь в Америке с расизмом, одиночеством, правовыми, экономическими и иными ограниче­ниями, вынуждены были вновь и вновь делать определенный «этнический выбор», принимать те или иные стратегические решения и тем самым кон­струировали свою идентичность. Например, они женились на мексиканках, а не на черных женщинах, чтобы не ассоциировать себя с группой, ненави­димой белыми, надеясь более успешно решать свои проблемы подобного же рода самостоятельно, без объединения с черными. А появлявшиеся в таких браках дети, вырастая, предпочитали считать себя индийцами или урожен­цами Ост-Индии из-за существовавшего среди мексиканоамериканцев (как называют американцев мексиканского происхождения, хотя бы частичного) предубеждения против детей, рожденных в смешанном браке. Выбор по­пулярных американских имен начиная с третьего поколения также был ре­зультатом влияния господствующего дискурса расы и нации. К изложению наблюдений Леонард Манкекар добавляет выводы из собственных бесед с сикхской женщиной в Нью-Дели, также показывающие влияние господ­ствующей нации на идентичность маргинальной группы.

Здесь стоит упомянуть номер журнала, почти целиком посвященный му­зыке, чья важность для коллективной идентичности, по замечанию Тололяна, соответствует ее транснациональной мобильности и объединяющей силе (1994. № 3. С. 241). В качестве приглашенного редактора этого номера вы­ступил этномузыковед Марк Слобин, составивший подборку статей на раз­ном материале — от гаитянского до китайского. К этой подборке тематичес­ки примыкает кейс-стади Джона Бейли «Роль музыки в трех британских мусульманских общинах» в следующем номере «Диаспоры» (1995. № 1).

Подробнее следует остановиться на статье Фран Марковиц «Перекрещи­вающиеся идентичности: русская еврейская диаспора и еврейская диаспора в России» (1995. № 2), которая не только посвящена проблеме диаспоральной идентичности, но и является одной из очень немногих публикаций «Диа­споры» на «русскую» тему[11]. Автор начинает с указания на то, что всякий ана­лиз вопроса об идентичности российских евреев «усложняется проблемами, проистекающими из новых политических или демографических изменений» (с. 201). «Советского еврейства», как и Советского Союза, больше нет — и нет «политически приемлемого, исторически корректного» обозначения. «Рус­ские евреи» жили в разных частях Союза, имели разный коллективный опыт; кроме того, есть русскоговорящие евреи за пределами России, не говоря о миллионной диаспоре «советских евреев» в Израиле и Америке; кроме того, «русскими евреями» обычно называют евреев, живших в Российской импе­рии. Именование обусловливается идентичностью, а та — опытом, в данном случае советским и постсоветским.

Марковиц пишет, что на протяжении предыдущих тридцати лет групповая идентичность советских/русских евреев репрезентировалась сначала как единое целое, затем как нечто фрагментированное. Советские евреи изобра­жались как сообщество, противостоящее советским власти и обществу, стиг­матизирующим их, отказывающим им в желанной для них идентичности. Од­нако, согласно интервью, проведенным Марковиц в 1980-х гг., большинство евреев ассимилировались, а сталкиваясь с непреодолимыми трудностями — стремились уехать. Они затруднялись определить, что конституирует еврей­скую идентичность, и вместо традиционной религиозной составляющей на­зывали «в качестве отличительной характеристики своей групповой иден­тичности высокую степень интеллектуализма, космополитизма и сильную ориентацию на результат» (с. 204). Хотя внешние наблюдатели (западные авторы) приписывали им несколько иной набор качеств, и те и другие все же представляли советское еврейство как единое сообщество, «базирующееся на монолитной модели или идеальном типе», с «отчетливой групповой иден­тичностью, основанной на общей истории и судьбе» (там же). И лишь пере­селение десятков тысяч советских евреев в Израиль и Северную Америку в 1970-х гг. поколебало эти представления.

Израильтяне и американские евреи были поначалу озадачены, а затем воз­мущены тем, что советские евреи были больше озабочены налаживанием быта, чем воссоединением с еврейским народом. Американские активисты, ратовавшие за свободу советского еврейства, удивлялись, почему те вдруг предпочли приехать к ним, а не в Израиль; им казалось, что к ним попросту едут «не совсем евреи». Сами бывшие советские евреи тоже сталкивались со «странностями», испытывавшими на прочность их представления о ев­рейской идентичности. В новой стране их встретили евреи — таксисты, па­рикмахеры и наркоторговцы, а не только инженеры, музыканты, врачи и журналисты. Не все окружающие евреи были общих с ними политических взглядов, а некоторые были недовольны их приездом. Процесс фрагментирования еврейской идентичности усилился переменами внутри иммигрант­ских группировок. Например, не всем удавалось успешно реализоваться на рынке труда, а этическое требование делиться с другим в данном случае не срабатывало.

Марковиц отмечает, что на обоих континентах бывшие советские евреи чувствовали необходимость поддерживать связь с товарищами по эмиграции: им были нужны русский язык, русская кухня, а главное — уверенность, что их старая жизнь, так же как и новая, имела смысл. Они обратили внимание на то, что раньше было самоочевидным: что они не только евреи, но и русские, хотя «официально» не имели в СССР такой идентичности. Что же касается трех миллионов евреев, оставшихся в 1990-е гг. в России, то они утратили «советско-еврейскую» идентичность.

Согласно выводу Марковиц, лишенные как религиозного, языкового и гео­графического «общих знаменателей», так и веры в ту или иную политическую систему, но зато имеющие своими приоритетами знание и профессию, евреи в конце XX в. — это современные люди в сущностном смысле этого слова. Осмысляющие свою еврейскость, сознающие свою русскость и в то же время ставшие израильтянами или американцами, евреи образовали «транснацио­нальное сообщество» (с. 207). «Это сообщество, воображаемое <...>, непред­намеренное и, очевидно, не имеющее определенной территории, покоится на социальной основе родственных и дружеских связей, преодолевающих рас­стояние между континентами; на эмоциональной основе общего понимания того, что такое быть евреем в СССР; на позитивной оценке русской высокой культуры и русского языка; на ориентации на интеллектуализм и профессио­нализм и на необходимости приспособить эти ценности, убеждения и жизнен­ные установки к новой, постсоветской реальности. С учетом недавно возрос­ших возможностей международного обмена информацией (по телефону и электронной почте) и транснациональных путешествий теоретическая идея такого всемирного сообщества реализуется на практике» (с. 207—208).

В отличие от статьи Марковиц, лишь в небольшой степени основанной на интервью, работа Уэсли Чапина «Турецкая диаспора в Германии» (1996. № 2) — это кейс-стади с большим количеством статистических данных, опи­сывающих усиление иммиграции турок в Германию. В статье показано, что турецкая диаспора неоднородна: она состоит, во-первых, из гастарбайтеров (их большинство) и беженцев, а во-вторых — из нескольких этнических групп (этнических турок среди турецких иммигрантов всего лишь две трети). Тем не менее, отмечает Чапин, это все же одна диаспора со своей идентич­ностью, обладающая общей памятью о родине и, как правило, не стремящаяся к ассимиляции (натурализации).

Идентичности другой крупной диаспоры посвящена статья Беннетты Жюль-Розетт «Дискурсы идентичности и диаспоральная эстетика в черном Париже: формирование сообщества и перевод культуры» (2000. № 1). Если в 1960 г. во Франции проживали лишь 18 тысяч африканцев, то, согласно переписи 1982 г., их было уже 127 322, а по переписи 1990 г. — 1 633 142 (с. 39). На протяжении этого времени диаспоральные сообщества афри­канцев во Франции вырабатывали различные определения коллективной идентичности; статья Жюль-Розетт посвящена роли интеллектуалов и ху­дожников — выходцев с африканского континента в «оформлении дискурсов идентичности и диаспорических социальных формаций» (там же). Под дискурсом групповой идентичности подразумеваются утверждение идеала, выражение коллективной репрезентации и интересов группы (позитивного переопределения маргинальной или подавляемой группы) и ее социально- политические притязания. Подобные дискурсы лежат в основе различных стратегий приспособления к новым условиям (внедрение, ассимиляция, интеграция).

Первый такой дискурс африканцев во Франции был связан с движением «негритюд» 1930—1940-х гг., возникновению которого во многом способство­вало знакомство черных студентов Сорбонны с «Историей африканских ци­вилизаций» Лео Фробениуса. Главными его идеологами были Эме Сезер, Леопольд Сенгор и Леон-Гонтран Дамас. Согласно концепции Жюль-Розетт, один дискурс сменяется другим, когда первый не приводит к желаемому со­циально-политическому результату или же когда исторические или поли­тические обстоятельства показывают его неадекватность реальности. Это смещение автор определяет как результат разрыва между означаемым и озна­чающим. Так, негритюд был проблематизирован к 1970-м гг., когда было по­ставлено под вопрос существование его фундаментального означающего — сущностной «негритянскости»; среди сыгравших в этом роль обстоятельств Жюль-Розетт называет постколониальную критику африканского полити­ческого и экономического кризиса, сам факт миграции африканцев на север, создание крупных постоянных диаспор в Лондоне, Париже и Брюсселе. Идеология «антинегритюда» может быть коротко определена как подчерки­вание «важности креолизации в усилении черной автономии» (с. 44). Здесь сыграли роль такие интеллектуалы, как министр культуры Бенина Станислас Адотеви, гаитянский поэт Рене Депестр и др. Третий дискурс идентичнос­ти — «паризианизм» — утверждается в 1970-е гг., когда новое поколение африканских писателей решило вовсе порвать с темой негритюда. «Паризианизм» укоренен в разочарованности и углубленности в себя, ставших «отве­том на атмосферу постколониального обмана» (с. 46); его основные темы — отчужденность, изгнание и безумие. Одно из главных имен здесь — Поль Дакейо, камерунский поэт, в 1980-х гг. основавший два издательства, кото­рые публиковали новую африканскую литературу, и таким образом способ­ствовавший возникновению транснационального африканского интеллекту­ального сообщества, подготовив почву для четвертого дискурса, который Жюль-Розетт называет постколониальным универсализмом. Один из его идеологов — ивуарский поэт Жан-Батист Тьемеле, который уже говорит об идентичности как о воображаемом конструкте.

Со сказанным в статье Жюль-Розетт созвучны размышления Тололяна о религиозных, филантропических, политических и других «элитах и инсти­тутах армянской транснации» в одноименной статье, опубликованной в том же выпуске «Диаспоры». Согласно Тололяну, «организованные, институцио­нально установленные и поддерживаемые связи в сочетании с материаль­ным и культурным обменом между диаспоральными сообществами и между диаспорой и родиной являются ключевыми компонентами "диаспоральной" социальной формации в строгом смысле этого слова, а не в смысле только этнической группы» (с. 108). Автор прослеживает историческое развитие ар­мянских «диаспоральных общинных элит и институтов», например куль­турных, продуцирующих все новые формы идентичности, и показывает пе­реход диаспоры от «изгнаннического национализма» — то есть понимания диаспоры как нации в изгнании, ждущей возвращения на родину, — к «диа- споральному транснационализму», хотя и без отмены понятия «нация», со­храняющего значение в армянской диаспоральной публичной сфере. «Се­годня, — пишет он, — диаспоральные элиты начали видеть в совокупности диаспоральных сообществ устойчивую армянскую транснацию» (с. 115). В качестве примера транснациональной организации приводится Армянская апостольская церковь.

К теме еврейской идентичности обращается и израильский политолог Йосси Шаин в статье «Американские евреи и конструирование израильской еврейской идентичности» (2000. № 2), посвященной противостоянию свет­ских и религиозных евреев в Израиле, в котором приняли участие и аме­риканские евреи. Как пишет Шаин об их реформаторской и консерватив­ной «деноминациях», «нахождение в авангарде сражения против господст­ва ультраортодоксов в Израиле воспринимается этими движениями как утверждение их собственной значимости в Соединенных Штатах» (с. 164). Шаин прослеживает «эволюцию еврейско-американско-израильских от­ношений с точки зрения конфликтующих еврейских идентичностей», а точнее — влияние изменений в «еврейско-американской идентичности» на «израильско-диаспоральные отношения» (с. 165): интеграцию евреев в аме­риканское общество в конце 1940-х — начале 1960-х гг., «израилизацию», или «сионизацию», еврейско-американской идентичности с середины 1960-х гг., «консолидацию отношений между Израилем и американскими евреями» с начала 1980-х гг. и, наконец, трансформацию обоих сообществ и отношений между ними с начала 1990-х гг. под влиянием распространения демокра­тических ценностей и идей плюрализма, средневосточных мирных перегово­ров и т.д. Шаин делает вывод о «проникновении в традиционалистский из­раильский иудаизм либерального американского иудаизма как другого, среднего пути между агрессивной ультраортодоксией и безоговорочным секуляризмом» (с. 194).

Еще одна статья на обсуждаемую тему — «Одно лицо, много масок: един­ственность и множественность китайской идентичности» Тона Чикьона и Чана Квокбуна (2001. № 3). Авторы анализируют материалы бесед с живу­щими в Сингапуре китайцами, которые были проведены на рубеже 1980— 1990-х гг. «Китайскость» определялась информантами через кровное род­ство, выражающееся в фенотипических признаках и фамилии, тогда как другие маркеры этнической идентификации: язык, религия, образование — утратили для них «гомогенизирующее влияние» (с. 371). Таким образом, в этнической идентификации сингапурские китайцы полагаются на «инди­видуальное», а не «общинное» (в терминологии авторов). Те из них, кто по­лучил образование на английском языке, определяют получивших образо­вание на китайском как ультраконсервативных и старомодных, а вторые определяют первых как либеральных и сексуально распущенных «полу­китайцев», не знающих, что такое китайская культура, и называют их между собой «бананами» (то есть желтыми снаружи, белыми внутри) (с. 378—379). Все это, наряду с разрывом поколений, младшее из которых зачастую не бы­вало в Китае, привело к «фрагментированию китайской этничности» (с. 384).

В упомянутом выше спецвыпуске 2002 г. о диаспоре как дискурсе — «изобретении, конструировании и презентации себя» — изобретению и пе­реизобретению традиции посвящена статья Маргарет Саркисян «Играя (в) португальское: конструирование идентичности в сообществе португаль­цев в Малайзии» (2002. № 2). Саркисян убедительно показывает, что музыка, танец и используемые в представлениях костюмы суть один из способов (на­ряду с языком и религиозной верой) саморепрезентации членов сообщества в качестве португальцев. Здесь же назовем еще один, недавний спецвыпуск «Диаспоры», составленный из материалов прошедшей в 2012 г. в Оксфорд­ском университете конференции «Острова и идентичности: креолизация и диаспора в сравнительной перспективе» (2008 [фактически — 2013]. № 1). Креолизация трактуется в нем как не сводимая к Карибам, а характерная для островных пространств вообще «идентичностная траектория», сопоставимая с диаспоральной и отличная от нее («там и тогда» — в диаспоре, «здесь и сей­час» — в креолизации). Географически материал статей охватывает Маскаренские острова, острова Зеленого мыса и Гаити; наиболее теоретичная из них — «Понятие креолизации: попытка теоретического прояснения»Кристины Шиваллон.

Одна из первых статей о диаспоральной идентичности, появившихся в «Диа­споре», — «Индия онлайн: электронные доски объявлений и конструирова­ние диаспорической индийской идентичности» Амита Рэя (1995. № 1). Это одновременно и первая публикация журнала, в которой диаспоральная проб­лематика рассматривается в контексте новейших цифровых средств комму­никации, а именно — популярной в конце 1980-х — начале 1990-х гг. системы (точнее, ряда систем) обмена сообщениями и файлами, прообраза современ­ных интернет-чатов, а также электронной почты и файлообменных сетей. В этой статье анализировались сообщения, содержащие пропаганду индий­ского национализма, а значит, конструирующие и репрезентирующие индий­скую идентичность. К ней примыкает работа Винная Лаля «Политика истории в Интернете: кибердиаспорический индуизм и североамериканская диаспора индусов» (1999. № 2). Лаль пишет о воинственности «кибердиаспорического» индуса и создаваемых им «ревизионистских версиях индийской ис­тории»: стремлении отождествить индуизм с хиндутвой, утверждении, что технология RSS, регистрирующая обновления на вебсайтах, является реали­зацией идей Вивекананды и т.д. (с. 152 и далее). Той же темы касаются более поздние статьи: «Интернет, место и публичная сфера в диаспоральных со­обществах»Энджел Адамс Пархам (2005 [фактически — 2009]. № 2/3), в ко­торой говорится об использовании онлайн-пространств гаитянской диаспо­рой, и «"Ватсапы" в Сети: роль информационных и коммуникационных технологий в формировании транснациональной эфиопской диаспоры» Нэнси Хафкин (2006 [фактически — 2011]. № 2/3). Обе они посвящены не вир­туальным сообществам, а тому, как то или иное реальное сообщество исполь­зует виртуальную среду. А в статьеМартина Зёкефельда «Алевизм онлайн: переосмысление сообщества в виртуальном пространстве» (2002. № 1) об­суждается и понятие «виртуальное сообщество» — различаются «культурные», то есть просто представленные в кибепространстве, и «социальные» сообщества, то есть поддерживаемые посредством активного взаимодействия в этом пространстве (с. 108).

Внимание «Диаспоры» к этой теме, во-первых, полностью отвечает одной из главных задач журнала: проследить, как переопределяются некогда строго расчерченные границы нации-государства в новой, транснациональной куль­туре, а во-вторых, свидетельствует в пользу его актуальности: триада «диа­спора — медиа — идентичность» веьма популярна, список литературы на эту тему обширен[12], и это закономерно: значение медиа для диаспор и, значит, для диаспороведения едва ли возможно переоценить.

Глобализация последних десятилетий — это новые возможности не только для активного передвижения людей (мобильности), но и для быстрого рас­пространения информации. И, пожалуй, второе даже больше, чем первое, влияет на жизнь вне родины и на традиционное представление об этой жизни. Иными словами, появление Интернета, глобального телевидения и мобильной связи должно было не просто существенно повлиять на диаспоры, но даже поставить под вопрос само их существование. В 2005 г. вышла книга Карин Авив и Давида Шнеера «Новые евреи: конец еврейской диаспоры»[13], где было показано, что для нового поколения евреев Израиль больше не яв­ляется «землей обетованной» и что они чувствуют себя дома там, где живут, будь то одна часть света или другая (ср. изложенные выше наблюдения Марковиц над новейшей еврейской идентичностью из № 2 «Диаспоры» за 1995 г.). Под концом диаспоры в данном случае подразумевается конец идеи изгнания (сами израильтяне сегодня, упоминая евреев, проживающих за ру­бежом, говорят уже не про «галут» — «изгнание», а про «тфуцот» — «рассея­ние»), но это выражение можно употребить и в расширительном смысле. Со­временные глобальные медиа — наряду с возможностью быстро и часто путешествовать — позволяют чувствовать себя как дома где бы то ни было, и соответствующие критерии диаспоральности, названные Сафраном в № 1 «Диаспоры» за 1991 г., едва ли не теряют значение, а сам термин «диаспора» — продуктивность.

[1] См. об этом: Diaspora and Transnationalism: Concepts, Theo­ries and Methods / Eds. R. Baubock, T. Faist. Amsterdam: Amsterdam Unuversity Press, 2010. P. 7.

[2] Адрес официального сайта журнала — http://www.utpjournals.com/diaspora.

[3] См.: http://diasporastudies.in/.

[4] См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышле­ния об истоках и распространении национализма [ 1983] / Пер. с англ. В. Николаева. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2001.

[5] Clifford J. Diasporas // Cultural Anthropology. 1994. № 9. P.311.

[6] Ibid. P. 322.

[7] Dufoix S. Les Diasporas. P.: Presses Universitaires de France, 2003.

[8] Mishra V. The Literature of the Indian Diaspora: Theorizing the Diasporic Imaginary. L.: Routledge, 2007.

[9] Авторы ссылаются здесь на «Воображаемые сообщества» Андерсона и известный сборник «Изобретение традиции» (The Invention of Tradition / Eds. E. Hobsbawm, T. Ranger. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 1983), а также на статью: Rapport N, Dawson A. Home and Move­ment: A Polemic // Migrants of Identity: Perceptions of Home in a World of Movement / Eds. N. Rapport, A. Dawson. Oxford: Berg, 1998. P. 19—38.

[10] Leonard K.I. Making Ethnic Choices: California's Punjabi Mexican Americans. Philadelphia: Temple University Press, 1992.

[11] К числу других статей относятся «Диаспора с отличием: этническая идентичность еврейских и грузинских подрост­ков в Российской Федерации» той же Марковиц (1997. № 3), «Возвращение на тоталитарную родину: неопределен­ная инаковость русских репатриантов из Китая в СССР» Лори Манчестер (2007 [фактически — 2013]. № 3), а также «Декосмополитизация русской диаспоры» Дэвида Лэй- тина, где говорится о выборе диаспоральным сообществом того или иного аспекта идентичности в качестве главного и о том, как — не почему, а именно как — русские евреи на Брайтон-Бич консолидировались по религиозному прин­ципу (2004. № 1; русский перевод см. в этом тематическом номере «НЛО»).

[12] Так, роль потребления медиа и «апроприации коммуни­кационных технологий» в процессе конструирования диа- споральной идентичности в повседневной жизни рассмат­ривается на материале этнографических исследований в Лондоне и Нью-Йорке в кн.: Gergiou M. Diaspora, Identity and the Media: Diasporic Transnationalism and Mediated Spacialities. Cresskill: Hampton Press, 2006. См. также: Brinkerhoff J.M. Digital Diasporas: Identity and Transnatio­nal Engagement. N.Y.: Cambridge University Press, 2009; Alonso A., Oiarzabal P.J. Diasporas in the New Media Age: Identity, Politics, and Community. Reno: University of Ne­vada Press, 2010, и др.

[13] Aviv C.S., Shneer D. New Jews: The End of the Jewish Dias­pora. N.Y.: New York University Press, 2005.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Интервью с Хачиком Тололяном

(пер. с англ. А. Зубова и А. Логутова)

«НЛО»: Как бы вы могли вкратце обрисовать современное состояние диаспоральных исследований?

ХАЧИК ТОЛОЛЯН: Это поле исследований представляется достаточно интересным и активным, но в то же время неоднородным. Во-первых, эта категория сама по себе весьма инклюзивна и сейчас включает в себя ряд конфликтующих рабочих определений, что отличает современную ситуацию от ситуации, скажем, 1990 года, когда только лишь еврейские, армянские и греческие диаспоры опознавались как таковые. Во-вторых, в diaspora studies оказываются вовлеченными многие другие научные дисциплины: от антропологии, социологии и политологии до исследований в области постколониальной литературы, религиоведения, социально-экономической географии и т.д. В-третьих, это поле поистине интернационально. Журнал «Diaspora: A Journal of Transnational Studies», который я издаю, является типичным в этом отношении, так как в нем печатаются статьи авторов из Англии и США, Малайзии и Южной Африки, Индии и Франции и т.д. Каждый из авторов по-своему использует те же понятийные категории и привносит что- то новое в методологию.

«НЛО»: У стороннего наблюдателя, оценивающего ситуацию из российского контекста, складывается впечатление, будто концептуальное поле diaspora studies как таковое уже сложилось, но понятийный аппарат для его осмысления еще находится на стадии становления, внутренние границы между различными аспектами изучения диаспор до сих пор не определены. Насколько верно такое впечатление или, наоборот, оно не соответствует истине?

Х.Т.: И да, и нет. Да — в том смысле, что в diaspora studies нет одного авторитетного лица, которое диктовало бы, что такое diaspora studies, как следует определять эту дисциплину и как ее изучать. Ученые постигают традиции своей дисциплины в своей стране, они изучают подходы, появляющиеся в других странах и других дисциплинах, затем пишут сами и учат других. Если их работа принимается, то сперва она расширяет все поле исследований, а затем с течением времени те или иные подходы принимаются другими последователями дисциплины и становятся доминирующими. Но здесь нет полного согласия, и ни у кого нет достаточного авторитета, чтобы насильно утвердить его. В каком-то смысле взгляды, убеждающие большее количество ученых, побеждают.

К примеру, многие влиятельные ученые верят, что для диаспоры необходимо сохранять ориентацию на покинутую в свое время родину. Этого мнения придерживаются многие диаспоральные группы. Сионисты, например, подтверждают, что стремятся к тому, чтобы как можно большее число евреев вернулось в Израиль, но ведь к тому же стремятся и Государственный департамент США, и представители Всемирного банка, поскольку они бы хотели, чтобы диаспоры, появившиеся на Западе и ведущие происхождение из экономически малоразвитых стран, инвестировали в свои родные страны и способствовали их развитию. Эти представления обладают как концептуальными, так и политическими компонентами. Напротив, ряд других ученых полагает, что диаспоры должны обладать только двумя качествами: дисперсией и стремлением поддержать единую идентичность, т.е. сопротивление ассимиляции. В таком случае романи, или цыгане, которые не помнят родину и не заинтересованы в возвращении в родную северо-западную Индию, которую они оставили около 800 года н.э., составляют диаспору во втором смысле, а согласно первому определению — нет.

Более того, существуют категории, которые ученые принимают в теории, но на которых никто не фокусируется на практике. Диаспора, изучаемая с точки зрения количества денег, которые транснациональные эмигранты посылают домой («римесса»), и та же диаспора, рассмотренная с позиции обмена культурной продукцией, к примеру музыкой, циркулирующей между метрополией и различными диаспоральными сообществами, в результате может показаться двумя разными диаспорами. В том случае, если ученый не концентрируется на транснациональном, кросскультурном обмене, но, напротив, изучает функционирование институций диаспоры, таких как школы, места религиозного почитания и политические органы, то та же диаспора вновь будет выглядеть иначе. В теории, эти и другие подходы должны быть синтезированы, что в итоге позволило бы увидеть полную картину той или иной диаспоры, но на практике это малодостижимо.

«НЛО»: Насколько сильно — или, наоборот, слабо — понимание диаспоры в современных теориях отличается от традиционного представления? Я имею в виду такие определения, как предложенное в английском разделе «Вики- педии»: «Диаспора — это рассеянное население с общим происхождением на небольшой географической территории. Диаспора также может означать миграцию населения с исторической родины».

Х.Т.: Трудно сказать, поскольку даже традиционные определения могут отличаться друг от друга. Рассмотрим несколько наиболее существенных пунктов, ставших объектами споров в ранних определениях понятия. Во-первых, это причины миграции с родины: еврейские и американские мыслители делают акцент на насильственной высылке как причине возникновения диаспоры. Но это далеко не единственная причина. Первая волна евреев, несомненно, была сослана в Вавилонское изгнание силой, но в Египте к тому моменту уже существовали еврейские общины, и уже после окончания Вавилонского изгнания многие евреи «добровольно» продолжали эмигрировать по экономическим причинам. Первая волна дисперсии армян была спровоцирована жестокой политикой тюркских правителей Сельджукидов, однако причинами последующих волн эмиграции были уже экономическая бедность и поиск более благоприятных возможностей в жизни. Рассмотрим и другой пункт, особенно ценный для ряда еврейских ученых: цель любой диаспоры — возвращение в метрополию. В то же время большинство людей — представителей одной диаспоры, раз обосновавшись в новой стране, предпочитают там и остаться. Так, в настоящее время многие евреи возвращаются в Израиль, многие, наоборот, уезжают, но многие же продолжают оставаться на своих местах, в Англии или Бразилии. Такие разные типы поведения характеризуют большие, наиболее развитые диаспоры.

Мне кажется, такое усложнение частично связано с тем, как по-разному можно понимать «принудительную высылку». Миграция киргизских и армянских рабочих в Россию с 1991 года связана не с тем, что они подвергались преследованию на родине, а, в первую очередь, с отсутствием там рабочих мест или с заработной платой ниже прожиточного минимума. Можно ли описать эту ситуацию как экономическое насилие? Является ли диаспора, возникшая в результате экономической нищеты, в той же степени диаспорой, как и та, которую составляют пережившие резню или геноцид? Очевидно, эти две диаспоры во многом отличаются: к примеру, механизмы коллективной памяти диаспоры, скрепляющей ее в единое сообщество, в обоих случаях функционируют по-разному. В то же время обе они представляют собой сообщества рассеянных по миру людей, сохраняющих транснациональные связи и общее желание сопротивляться ассимиляции и сохранять собственную идентичность. Моя позиция и позиция многих моих коллег состоит в том, что все это примеры диаспор, однако они не поддаются единой концептуализации.

«НЛО»: Обычно считается, что диаспоральное сообщество — это сообщество с твердой и последовательной установкой на закрытость, но насколько закрытыми можно считать реальные диаспоры? Можно ли приблизительно выстроить какую-либо «градацию» этой закрытости? Насколько вообще диа- споральное сообщество закрыто или открыто для соседних культур и этносов?

Х.Т.: Опять же, ответ зависит от места и времени. Раньше было проще сохранять закрытость диаспоральных сообществ, когда доминировали такие факторы, как религиозная самоидентификация, этнические и расовые предрассудки, затрудненная и ограниченная мобильность, сокращенный уровень коммуникации, закрытое хозяйствование с определенными экономическими нишами только для представителей диаспор, недоступность высшего образования, необязательность несения военной службы для всех. При таких условиях, которые до недавнего времени были превалирующими для всего мира, лидерам диаспоральных сообществ было проще разрабатывать стратегии убеждения своих членов в необходимости сохранения и поддержания границ сообщества закрытыми, а также успешно добиваться определенной модели поведения — запрета на междиаспоральные браки, ограниченных и формализованных контактов между членами диаспоры и представителями сообщества принимающей страны и полного отсутствия ассимиляции. Однако и в этой ситуации многое зависело от поведения именно принимающей стороны: если общество оказывается нетерпимым, то оно не позволяет интеграцию меньшинств, включающих и диаспоральные меньшинства, она для него оказывается нежелательной. Ни одно общество Европы, кажется, не пожелало интегрировать цыган; американское общество было более открыто интеграции поляков и евреев, чем афроамериканцев. Некоторые общества и страны практиковали религиозные преследования и попытки обращения в определенную веру — к примеру, в Византии армяне массово принимали православие, с одной стороны, из-за давления правительства, с другой — стремясь использовать карьерные возможности, открытые для обращенных в православие.

Сегодня правительства многих стран меньше демонстрируют националистическое и пуританское отношение к сообществам и, наоборот, более открыты для культурной гибридизации, не практикуют жесткого и принудительного приобщения к социальным, культурным и экономическим нормам. Они все чаще позволяют социальное, культурное и экономическое самоопределение, возможности и способы интеграции в сообщество принимающей страны и получения гражданства. (Я знаю, что до сих пор существует ряд государств, где подобное отношение не в ходу, однако в глобализированных странах это доминирующая линия поведения.) Мы наблюдали примеры такого прогрессивного движения в сообществах, ориентированных на открытость и инклюзивность, что ведет к облегченному контакту с обычаями другой культуры, как это происходит сейчас в Америке. На настоящий момент подавляющее большинство японо-американских браков совершаются за пределами одной группы. Это заметное изменение по сравнению с ситуацией 1970-х годов. Значительный процент браков евреев и армян в Америке заключается не с членами их диаспоральных групп. Снижение роли религии, распространение университетского образования, телевидение, музыка и Интернет — все это способствует становлению единой глобальной молодежной культуры, более сильной, чем культура диаспоры. Однако это движение может быть замедлено или даже обращено вспять при изменении поведения принимающей стороны. Может казаться, что история неумолимо движется в одном направлении, но затем она внезапно меняет курс.

«НЛО»: Какова реальная или воображаемая связь диаспоры с метрополией? Каково взаимоотношение культур диаспоры и метрополии? Х.Т.: На этот вопрос не может быть единого ответа ни с точки зрения исторической перспективы, ни в настоящем. Древнейшая и в каком-то смысле показательная диаспора — еврейская — не могла иметь контактов с метрополией, поскольку в 66—134 годах н.э. войны с Римской империей привели не только к разрушению священного города Иерусалима, но и буквально к разорению всей страны. В течение нескольких веков продолжали существовать маленькие религиозные сообщества, и они же создали первый Иерусалимский Талмуд. Однако уже к 500 году н.э. первенство получили вавилонские евреи и их Талмуд. С трудом верится, что между 500 и 1880 годами н.э. в Палестине / Израиле могло быть больше 3—4 тысяч евреев одновременно. Схожим образом, африканские рабы в США не имели возможности устанавливать контакты с родиной, однако диаспора имела четкие границы, так как американское правительство препятствовало ассимиляции, а такие факторы, как жестокость извне и создание внутри сообщества сильной религиозной, устной и музыкальной культуры, унаследованной потомками рабов, помогли становлению особой идентичности. Другие диаспоры, к примеру армяне, никогда не теряли контакта с метрополией, однако количество и качество контактов могли сильно различаться.

Отчасти отличительной чертой диаспор в ситуации после 1960-х годов является легкость, с которой можно путешествовать на родину, и постоянная циркуляция видео-, телефонных и электронных сообщений между странами. Даже в тех случаях, когда метрополия располагается далеко, как, к примеру, Индия от Америки, большое количество состоятельных индусов ежегодно посещают родину. Для сравнения вспомним, что в 1910 году письмо из Чикаго в Одессу могло идти около трех недель, и столько же обратно. В год таких контактов могло совершаться не более семи-восьми. Сейчас я знаю мигрантов, которые ежедневно общаются со своими семьями, живущими на расстоянии семи тысяч километров. Они могут пересылать деньги, подарки, видео и «селфи». Сейчас упрощение контактов с родиной продолжает усиливаться.

Разумеется, формы культурных и других видов взаимодействий имеют куда более комплексный характер. Связи с литературной традицией метрополии исчезают быстро, поскольку многие мигранты либо малообразованны, либо слишком заняты зарабатыванием денег, либо утрачивают язык метрополии за одно поколение. Если правительство принимающей страны практикует политику подавления, то возможности контакта еще более усложняются. При экономическом подавлении контакты полностью прекращаются. Между 1979 и 1989 годами, после того как Дэн Сяопин открыл экономику Китая, 85% всех иностранных инвестиций в Китай поступило от китайцев из Южной Азии. Последние повели себя стремительно и эффективно, как только для них стало очевидно, что они могут свободно инвестировать средства в свою страну и получать от этого выгоду.

«НЛО»: С позиции живущих в диаспоре людей, она выступает как депозитарий культурных кодов, идеологем и ценностей, которые были присущи метрополии и теперь должны быть сохранены. Насколько это правдиво с точки зрения внешнего наблюдателя-антрополога?

Х.Т.: И да, и нет. Распространенная проблема состоит в том, что открытые диаспоры, т.е. те, которые не загоняются в гетто, стремительно теряют многие из этих кодов и ценностей. В то же время многие меньшие фракции, наоборот, придерживаются их. О диаспоральных социальных формациях (таких, как в национальных сообществах) лучше думать как о массе населения, занятой работой или отдыхом и вовлеченной в прочие рутинные практики, маркирующие ее идентичность. Однако всегда существует маленькая группа людей, более преданных и активных, посвятивших себя общей идее. Они и составляют ядро сообщества, работающее на сохранение угасающих традиций, некоторые из которых время от времени могут возрождаться.

В качестве иллюстрации приведу пример. Некоторое время назад израильское правительство решило документировать все еврейские танцы в каждой диаспоре, начиная с исполняемых в Йемене и Марокко и заканчивая теми, что существовали в Восточной Европе до становления Израиля. Обнаружилось, что никто в Израиле не имел ни малейшего представления, как исполнять определенные танцы, скажем, из Восточной Польши, хотя название танца в памяти диаспоры продолжало жить. В то же время проживающие в Бруклине хасиды до сих пор сохраняют традицию исполнения этого танца. Этот пример показывает возможность сохранения старых традиций в диаспоре и говорит о важности того факта, что сообщества метрополий могут меняться очень быстро. И в процессе изменений эти сообщества, будучи уверенными в своей идентичности, уходящей корнями в их родину, отбрасывают старые традиции с большей легкостью, нежели более мелкие диаспоральные группы. Но в целом следует сказать, что в диаспорах традиции исчезают стремительно.

Важно отметить, что это не всегда является следствием ассимиляции. Те диаспоры, которые придерживаются старых культурных практик, определяющих их идентичность, продолжают существовать. Однако когда эти практики исчезают, сообщество просто-напросто изобретает новые с целью поддержания определения себя как особой диаспоральной группы, отличной от окружающего общества принимающей страны. Механизм выживания диаспоры — непрерывное производство маркеров различия. В конце концов они оказываются отличающимися не только от принимающей страны, но и от культуры предков их родной метрополии. Такая двунаправленная дифференциация является основной особенностью диаспор. Конечно, связь с утраченными традициями может быть более или менее выраженной. Так, в 1970-е годы в молодежных клубах Лондона группа молодых пенджабцев, иммигрантов из Индии, вдохновившись древним земледельческим танцем из их родного региона и усовершенствовав его танцевальными стилями черных иммигрантов с Карибских островов, изобрели танец «бхангра». Этот танец, будучи продуктом этой диаспоры, также получил широкое распространение и популярность в среде молодежи в Индии. В настоящее время дифференциация нередко становится следствием транснациональной циркуляции практик и смыслов.

«НЛО»: Каким образом сообщество, в основе которого уже не лежат привычные категории территории / гражданства / национальной идентичности, выстраивает свою культурную идентичность и какие компенсаторные механизмы оказываются вовлечены в это производство идентичности?

Х.Т.: Для начала к этим трем категориям я бы хотел добавить еще две: экономическую и религиозную идентичность. Не думаю, что здесь стоит распространяться о религиозной идентичности. Эта категория говорит сама за себя. Но позвольте мне подробнее остановиться на экономической идентичности. Единственное, в чем полностью соглашаются и убежденные марксисты, и «махровые» капиталисты, — это то, что экономика является базовой категорией человеческой жизни. Сегодня под воздействием глобализации народы, живущие на своей территории как граждане своего национального, независимого государства, говорящие на родном языке, обнаруживают, что условия их жизни изменились кардинально из-за того, что экономика больше не является национальной. По определению, это всегда было верно для диаспор — они всегда живут в «чьей-то еще» (народной или государственной) экономической среде. Диаспоры изначально занимают определенную экономическую нишу. Существует старый термин — «меньшинство комиссионеров», описывающий преимущественно евреев, армян, китайцев и диаспоры индийцев в Британской Восточной Африке. Эти диаспоральные меньшинства выработали не только свои собственные коммерческие практики, но и коллективную идентичность в экономической нише в качестве посредников между превалирующим земледельческим населением и полуфеодальной аристократией. Евреи и армяне в Польше между 1340 и 1650 годами были ювелирами, ростовщиками, искусными ремесленниками, но не крестьянами. Китайцы играли схожую роль в Индонезии и Таиланде, однако этот пример немного сложнее, так как в некоторых случаях они также выступали и в роли «рабочих-кули» (наемных землепашцев). Путешествуя по Европе и Северной Америке, нельзя не заметить, что менялы, владельцы газетных киосков, заправочных станций и мотелей и мелкие лавочники в большинстве случаев — индийцы. Все эти нишевые экономики позволяют определить культурную ориентацию и идентичность диаспоральной мелкой буржуазии, тем не менее обладающей сильными транснациональными связями.

Уместным будет добавить, что вопрос об «идентичности» сам по себе крайне сложный и практически нерешаемый. Два уважаемых американских исследователя, Роджерс Брубейкер и Фредерик Купер, в длинной статье «За гранью идентичности» пишут, что хотя мы и используем термин «идентичность», но по-настоящему в нем не нуждаемся, а его использование часто приводит к путанице. В рамках академического дискурса, утверждают авторы, исследование, проводимое через призму понятия «идентичность», может стать более продуктивным, если использовать комбинацию других, менее абстрактных терминов. Насколько я могу судить, хотя и не существует общепринятой и наглядной теории идентичности, многие из нас тем не менее продолжают до сих пор использовать термины «идентичность» и «культурная идентичность» в повседневном общении, в академических дебатах и научных исследованиях. Очевидно, если и существуют русская или американская коллективные идентичности, которые продолжали бы работать на протяжении длительного времени, то в таком случае нам необходим анализ того, как общество и культура, работающие через семью и институциональные структуры, воспроизводят эту идентичность внутри индивидуумов, обеспечивая ею каждого новорожденного внутри сообщества. Сейчас у нас накопилось много наблюдений и идей, но никакой адекватной общей теории. Конечно, мы знаем, что родительские институциональные практики имеют значение. Но в то же время мы не можем объяснить, почему, когда в диаспоре в одной семье рождаются два сына, скажем, с разницей в два года, один из них наследует диаспоральную идентичность, а второй — наоборот, максимально отдаляется от «породившего» его сообщества. И в этом нет ничего удивительного, ведь точно так же мы не можем ответить на вопрос, почему, в то время как один из двух братьев, выросших в одной семье, становится трудолюбивым и порядочным человеком, другой превращается в грабителя-наркомана. Вопрос, что является решающим фактором в становлении человеческой личности — биология, семья, более крупная родовая группа или сообщество, — большая загадка для ученых, чем они готовы признать. И эта загадка тесно связана с вопросом о диаспоральной идентичности.

«НЛО»: Существует конструктивистское представление, что диаспора, как инация, — это конструкт, «воображаемое сообщество». Насколько это представление можно считать работающим? Является ли диаспора сообществом, сконструированным только изнутри, или окружающий контекст тоже ее конструирует? И если да, то как?

Х.Т.: Когда Бенедикт Андерсон ввел представление о том, что нации — это непременно воображаемые сообщества, он имел в виду то, что — в отличие, например, от жителей деревни — члены нации не вовлечены в повседневное личное взаимодействие друг с другом и не связаны интересами и целями, возникающими в подобном взаимодействии. Будучи специалистом по Индонезии, Андерсон хотел обратить внимание читателя на то, что, к примеру, жители северо-западной Суматры, отделенные, скажем, от острова Малуку тремя тысячами километров океана, восприняли новую общую индонезийскую идентичность, научившись воображать себя частью обширного, но закрытого сообщества. Им это удалось во многом благодаря технологическим инновациям XIX века, и в особенности — развитию печати.

В андерсоновском смысле диаспоры всегда и неизбежно «воображаемы». Чтобы дать им адекватное описание, нужно отметить существование локальныхдиаспоральных сообществ, связанных друг с другом различными способами. Во-первых, это интранациональные связи, существующие, к примеру, между армянскими общинами Парижа, Марселя и Лиона или — насколько я могу предполагать — Санкт-Петербурга, Москвы, Ростова-на-Дону и Краснодара. Во-вторых, они вступают в транснациональные, преодолевающие государственные границы, связи с другими локальными сообществами. Например, армяне Москвы могут поддерживать контакты с армянами Лос-Анджелеса, Парижа или Нью-Йорка. Разумеется, все эти сообщества не теряют связи с Арменией. Подобное сочетание локальных и транснациональных связей и обеспечивает существование абстракции, известной как глобальная армянская диаспора.

Диаспора представляет себя не в абстрактных терминах, а посредством различных форм интенсивного коммуникационного обмена, превышающего по силе любые формы печатной коммуникации, доступные в XIX столетии. Сегодня турки в Берлине, ереванские армяне в Лос-Анджелесе и ливанцы в Нью-Йорке могут благодаря спутниковому телевидению круглосуточно следить за новостями из метрополии; многие из них также пользуются компьютерами и мобильными телефонами для оперативного общения со своей родней. Кроме того, существуют институционализированные формы контактов, обеспечиваемые низкой стоимостью путешествий: священники, филантропы, политические активисты, ученые, интеллектуалы и люди творческих профессий постоянно перемещаются с места на место. В обмен вовлечены и идеи, и деньги. Значительная часть онлайн-общения происходит на английском или французском языке, так как китайцам в Сингапуре, Гавайях или Лондоне (так же как индийцам из Калькутты, Йоханнесбурга или Сан-Франциско, гаитянам из Майами, Монреаля или Парижа) легче удается спорить или соглашаться со своими онлайн-респондентами на этих языках. Исследователи диаспор нередко читают эту переписку и наблюдают новые интересные способы конструирования диаспоральной идентичности: в онлайн-общении черты местных диаспоральных сообществ играют меньшую роль, чем дискурс воображаемой глобальной диаспоры. Иногда это может привести к опасным последствиям: появлению глобальных форм национализма, не привязанного к национальному государству.

«НЛО»: Какую роль в жизни диаспор играют практики памяти? Каким образом передается эта память?

Х.Т.: Память — это, несомненно, один из ключевых связующих элементов, обеспечивающих единство диаспоры во времени и пространстве. Но обобщить этот очевидный факт нелегко. В каком-то смысле память в диаспоре работает так же, как и в метрополии. В диаспорах, как правило, празднуются все те исторически памятные события, что и в метрополии: для мексиканских общин США «Синко де майо» (5 мая) не менее важен, чем для жителей Мехико. Праздники местного значения также сохраняют свою значимость: население Маленькой Италии в Нью-Йорке отмечает день Святого Януария с тем же размахом, что и в Неаполе (как это верно изображено в «Крестном отце 2» Копполы). В маленьком городке Миддлтаун (50 тысяч жителей), где я живу, польский праздник Ченстоховской Черной Мадонны и сицилийский праздник Святого Себастьяна отмечаются этническими группами, нередко демонстрирующими диаспоральное поведение. (Этнические группы и диаспоры — разные явления; все диаспоры являются этническими группами, но не все этнические группы диаспоральны.)

Повторю еще раз, что особенно остро личное и коллективное сталкиваются именно в сфере памяти. Каким образом коллективные воспоминания становятся личными? В диаспорах, переживших акты принуждения и насилия, особенно устойчивы воспоминания о травматических событиях. Но каким образом я, сын армян, переживших геноцид в Османской империи, или дети евреев — жертв Холокоста (такие, как моя коллега и подруга Мариан Хирш) способны сохранять эту память? Ни я, ни она не переживали этих страшных событий. Как можно помнить то, что с тобой не происходило? Исследуя старые фотографии и тексты, профессор Хирш ввела новый термин «постпамять» (postmemory), обозначающий воспоминания, внушаемые при помощи семейных и прочих нарративов тем, кто, по определению, не может помнить самих событий.

Разумеется, уже во втором поколении потомков переживших катастрофу передача памяти становится довольно сложной и основывается на очень разнообразных приемах и практиках. К примеру, существуют так называемые «объекты наследия» (legacy objects) — не обязательно обладающие художественной ценностью ремесленные изделия, несущие в себе стиль или способ производства, характерный для метрополии до катастрофы: керамическая поделка, привезенная немецкой семьей из Венгрии в Миннесоту в 1848 году; лакированная шкатулка, привезенная из Китая около 1850 года; вышитый носовой платок, привезенный из армянского Мараша век назад; кулинария, местные песни и, конечно же, разнообразные типы повествований (истории, фотокарточки, письма, дневники и т.д.). Все это вносит вклад [в сохранение памяти]. Изучение форм культурной памяти стало сейчас особой научной субдисциплиной, основанной на работах ряда исследователей — от Мориса Хальбвакса до Яна Ассмана или Питера Бёрка, а также на мемуарных и художественных текстах. Музеи, временные выставки, учебники по истории для диаспоральных школ, споры вокруг устной истории, психоаналитические подходы к анализу травмы и бессознательного — все эти объекты, механизмы и практики формируют культурную и социальную память и способствуют образованию постпамяти у членов диаспоры.

«НЛО»: Каким образом изменение доступности текстовых, визуальных, аудиальных и т.д. медиатехнологий в диаспоре и метрополии отражается на конструировании и циркуляции идентичностей? Каким образом такие ключевые компоненты наций и диаспор, как коллективная память и общий язык, изменяются с появлением новых медиа?

Х.Т.: Переход к цифровым медиа изменил все — начиная от сексуальных практик и кончая преступностью в диаспорах. Влияние медиа на диаспоральные сообщества необходимо анализировать в терминах двух отдельных феноменов. Необходимо прояснить способы передачи информации и способы культурногопроизводства. В определенном смысле я уже касался этой темы: в настоящее время члены диаспоры могут с поразительной скоростью узнавать подробности о событиях в жизни метрополии, их семей, об экономических и политических изменениях в масштабах целой нации — и эта информация не подвергается фильтрации или контролю со стороны крупных организаций. К примеру, я подписан на ANN, армянскую новостную службу, которая генерирует подборку из всех онлайн-новостей, содержащих слова «Armenia» или «Armenian». В результате каждое утро я получаю 100—150 новостей на английском или французском языке самого разного объема и тематики: начиная от описания того, как армяне отмечали годовщину геноцида в Марселе, и кончая тем, как поживает футболист Генрих Мхитарян, играющий за немецкую «Боруссию». Кроме того, в моих руках оказываются десятки веб-ссылок на разного рода статьи и видео. В обычный день я трачу на просмотр этих сообщений не менее часа, иногда — больше. Разумеется, это делают далеко не все. По разным оценкам, около двух или трех тысяч армян занимаются чем-то подобным ежедневно. По выражению Габриеля Шеффера, их можно назвать «ядерными» членами диаспоры. Как говорилось выше, разные люди по-разному участвуют в поддержании существования диаспор, и главная роль в этом деле принадлежит целеустремленным, активным, легко мобилизующимся индивидам.

Участие в общении, в обмене идеями, изображениями и аудиовизуальными материалами очень важно. Со временем даже интеллектуалы старшего поколения, такие как я, привыкшие читать бумажные книги, овладевают цифровыми технологиями. Для наших молодых коллег цифровой мир стал естественной средой существования, в которой они живут, работают, развлекаются и принимают на себя разного рода обязательства. «Цифровое целеполагание» (digital commitments) активно исследуется учеными. Каким образом рассеянные по миру члены диаспоры, сидя за экраном компьютера, создают новые связи, затевают новые разговоры, конструируют новые диаспоральные дискурсы и практики, в которых не просто воспроизводится уже известная, доступная иными способами информация, но придумывается ипроизводится новая?

Немецкий антрополог Мартин Зёкефельд предпринял попытку показать то, каким образом социальные движения могут создаваться в Сети, на примере возрождения уникального (как в этническом, так и в религиозном смысле) сообщества алевитов в Турции, которое последовательно уничтожалось властями с 1923-го по 1980 год. Начиная с 1960-х годов некоторые алевиты начали в индивидуальном порядке переезжать в Германию, утратив практически все устные традиции и коллективные практики. Зёкефельд демонстрирует, как с конца 1980-х им удалось восстановить утраченные традиции и воссоздать свое сообщество при помощи использования цифровых технологий не только в политических, но и в культурных и религиозных целях.

В своем исследовании диаспорального киберпространства Виктория Бернал показала, как беженцы из Эритреи и другие мигранты, покинувшие свою родину в результате тридцатилетней войны за независимость Эфиопии (1961—1991), использовали новые медиа для консолидации публичного пространства диаспоры и политической мобилизации культурных центров. Пнина Вербнер, работавшая с пакистанским населением Англии, и Арджун Аппадураи, более известный теоретическими исследованиями, также подчеркивают важность цифровых технологий для развития публичного пространства диаспор. Разумеется, этот процесс имеет и негативные стороны. Анонимность интернет-общения открывает возможности для распространения нелицеприятных политических мнений и культурных предрассудков. Пожалуй, самые уродливые формы индусского диаспорального национализма родились именно в Сети. В статье «Кибераудитории и диаспоральная политика в транснациональном китайском сообществе» («Cyberpublics and Diaspora Politics among Transnational Chinese») антрополог Айхва Онг показывает, как глобальная цифровая диаспора, оторванная от повседневности социальных взаимодействий, порождает новый культурный дискурс, предпочтение в котором отдается сомнительным эссенциалистским абстракциям.

«НЛО»: В какой степени жизнь диаспоры определяется культурными стереотипами? На основании каких критериев представители диаспоры формулируют свои отличия от окружающих обществ? Какими способами конструируются эти отличия?

Х.Т.: Стереотипы распространены в диаспорах, но в меньшей степени, чем в окружающих их сообществах, где, подкрепляемые государственной властью, они особенно опасны. И весело, и грустно наблюдать за тем, как разные диаспоры часто пытаются подтвердить свою уникальность, прибегая к одним и тем же стереотипам. «Мы — семейные люди», — говорят о себе итальянцы, армяне, китайцы и вьетнамцы в Америке, полагая, что только им свойственно уважение к семейным ценностям, которым они объясняют свои успехи и в котором отказывают другим диаспорам.

На практике стереотипы используются диаспоральными меньшинствами как орудие критики большинства, среди которого они живут. К примеру, я слышал от американских армян и корейцев утверждение: «Мы — трудолюбивые семейные люди, в отличие от американцев, которые здесь всегда жили». Иногда подобные высказывания принимают форму настоящего расизма, направленного против афроамериканцев. Иногда они носят более общий характер: многие иммигрантские диаспоры (евреи, армяне, греки, китайцы, индийцы) в среднем более экономически успешны, чем коренные американцы — как белые, так и черные. У членов этих диаспор возникает недоумение по поводу того, почему коренные жители за многие века так и не воспользовались преимуществами жизни на «благословенной» (blessed) земле (в США, Австралии или Канаде), и они склонны объяснять свой быстрый успех при помощи снисходительной стереотипизации местного большинства, приписывая последнему лень, любовь к алкоголю и наркотикам или сексуальную распущенность. Разумеется, большинство отвечает тем же, только уже в более опасных формах. Меньшинствам, специализировавшимся на посредничестве в торговле (евреи, армяне, китайцы и индийцы) и достигшим делового успеха в преимущественно сельскохозяйственных районах, часто приписывалась жадность и нечестность: «Разве приезжие могут разбогатеть за одно поколение? Наверняка они нас грабят». Подобные идеи могут привести к дискриминациям или даже массовым убийствам. Так что — да, стереотипы существуют. Но, по крайней мере, в США и Канаде их становится меньше.

«НЛО»: Можно ли — и если да, то на каких основаниях — причислить к диаспорам «пограничные» социальные формы: например, микросообщества, образуемые в процессе «внутренней миграции» в закрытых обществах, или вовлеченные в трудовую миграцию «переходные» группы, еще не обретшие гражданского статуса в новой стране, не организовавшие собственных культурных институтов и находящиеся в «серой зоне неразличимости» между двумя или несколькими социумами?

Х.Т.: По этому поводу есть самые разные мнения. Мобильность стала частью человеческой жизни с тех пор, как первый Homo sapiens вышел из Африки 150 тысяч лет назад. То есть диаспора, понимаемая в смысле результата расселения популяции, возникла еще в древности. В своих работах я использую термин «расселение» как общую категорию, частным случаем которой является «диаспора», которая — в силу исторических причин — стала тем, что в риторике определяется как «синекдоха», т.е. частью, заменяющей целое.

В каких условиях сообщества расселения становятся диаспорами? Можно ли назвать все сообщества мигрантов диаспоральными? Моя исследовательская позиция по этому вопросу не самая популярная. По моему мнению, диаспоры должны отвечать целому ряду критериев: (1) члены диаспоры должны быть разбросаны по государствам вне своей метрополии, но при этом (2) как можно дольше сохранять свою изначальную идентичность, чтобы затем создать новую, основанную на поддержании культурных и прочих различий. Кроме того, (3a) они ощущают родство со своими бывшими соотечественниками, разбросанными по другим странам, а также — в большинстве случаев — (3b) с теми, кто остался в метрополии. И, наконец, (4) я предпочитаю определять подобные людские образования как «транснациональные сообщества» в переходном состоянии, превращающиеся через три и больше поколений в «настоящие диаспоры». Подобные критерии кажутся большинству моих коллег слишком произвольными, но, по-моему, это не так. У первого поколения мигрантов независимо от того, покинули они свою родину вынужденно или добровольно, еще сильна память о доме и о семейных узах — они живут в «транснациональной семье». Во втором поколении эти связи ослабевают, но остаются значимыми — дети мигрантов знают своих бабушек, дедушек, дядей и племянниц, проживающих в метрополии. В третьем и последующих поколениях, когда связи с бабушками и дедушками, двоюродными братьями и сестрами окончательно исчезают, а личные обязательства не успевают приобрести фундаментальное значение, выбор в пользу сохранения и дальнейшего развития особой идентичности становится по-настоящему осмысленным. Разумеется, в разные исторические периоды это происходит по-разному. Как уже было сказано выше, если большинство населения новой страны отвергает ваше сообщество, оно с легкостью остается диаспоральным. Но если в условиях культурной гибридизации, отсутствия проблем с получением гражданства и равенства экономических возможностей, характерных для многих современных социумов, группа продолжает поддерживать свою обособленность, то можно говорить о ее полной диаспоризации.

Большинство других определений не столь детальны и строги, а потому довольно разнообразны. Робин Коэн, работающий в Оксфорде и много сделавший для расширения определения «диаспоры», выделяет такие типы, как вик- тимная диаспора (victim diaspora), торговые и купеческие диаспоры, трудовая диаспора, а также «имперская диаспора», состоящая из колониальных чиновников и поселенцев. Пол Гилрой, используя термин «Черная Атлантика», выделяет культурную диаспору чернокожих, вышедших из Африки и обретших вторую родину в Бразилии, на Ямайке, в Гайане, США, на Кубе или в Лондоне, для которых путешествия, культурный обмен и циркуляция произведений искусств, художников и интеллектуалов стали определяющими факторами единства сообщества. В этом смысле «черная диаспора» как социальная формация обязана своим существованием культуре, производимой меньшинством и открытой к заимствованиям со стороны большинства. На мой взгляд, подобное положение имело место во многих диаспорах на протяжении очень долгого времени. Тем не менее споры продолжаются — и, поскольку интеллектуальные, психологические и политические силы уже преодолели национальные границы, точка в них будет поставлена еще очень нескоро.

Пер. с англ. Артема Зубова и Андрея Логутова

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

О системах ценностей русской эмиграции в Китае

Марк Гамза

(пер. с англ. А. Володиной под ред. Д. Харитонова)

«На самом деле мы не знаем, каковы наши культурные ценности, пока они не вступят в противоречие с ценностями другой страны»[1] — эти слова при­надлежат Нэнси Хьюстон, канадской писательнице, живущей во Франции и пишущей на неродном для нее французском языке; они не слишком ори­гинальны, но послужат нам хорошей отправной точкой. Большинство рус­ских эмигрантов в Китае никогда не оказывались в ситуации такого проти­воречия, не столкнувшись с культурным вызовом другой страны. Китай ими как «страна культурного вызова» не воспринимался. Вместе с тем ра­дикальная инаковость обстановки, в которой эти эмигранты оказались, и ограниченность практических и воображаемых возможностей для социаль­ной интеграции (по сравнению с возможностями, открытыми для тех, кто уехал на Запад), подталкивали русских, очутившихся в Китае после 1917 года, к сплочению вокруг тех культурных ценностей, которые казались им общими и неизменными. Многие верили, что в России эти ценности уничтожались после Октябрьской революции; к этому представлению прибавлялось уси­ливавшееся ощущение того, что они навсегда оторваны от родины. Что бы ни понималось под «русскостью», ее следовало оберегать и передавать дру­гим поколениям. По необходимости в этом исследовании я сосредоточусь на восприятии «ценностей»; попытки же измерить их соотнесенность с действи­тельностью сделано не будет. Следует иметь в виду, что моральные коды или «системы ценностей» (о которых я не случайно говорю во множественном числе), присущие людям с общими национальными корнями, меняются с течением времени, а также в зависимости от места и языкового окружения. Разумеется, они могут принимать новые формы при переходе из поколения в поколение, особенно в тех случаях, когда разрыв между поколениями усу­губляется дезориентирующим эффектом эмиграции.

Мои рассуждения о ценностных системах русской эмиграции в Китае бу­дут конструированием воображаемого «среднего» — с учетом того, что в ре­альности существовало множество его вариаций на индивидуальном уровне. Руководствуясь принципом поиска общего, а не частного, я обращусь к трем книгам прозы русских писателей-эмигрантов, живших в Китае. Они были из­даны в 2011 году издательством «Рубеж» (Владивосток), составив серию «Восточная ветвь». Эти книги — Михаила Щербакова (1890—1956), в чей сборник вошли также стихи, очерки, рецензии и переводы, Альфреда Хейдока (1892—1990) и Бориса Юльского (1912—1950?) — представляют собой весьма различные «голоса» русской эмиграции в Китае[2]. Некоторые сочине­ния Щербакова и Юльского будут интересны не только специалистам по дальневосточному региону, но и широкому кругу читателей и исследователей литературы русской эмиграции. Вышеупомянутые сборники — это первые издания их произведений в России. Рассказы Хейдока, уже переиздавав­шиеся в 1990-х годах, открыли читателю «мистическое» измерение литерату­ры русской эмиграции в Китае. Эти рассказы публиковались в популярном харбинском литературно-развлекательном журнале «Рубеж», название кото­рого переняли действующие сегодня во Владивостоке издательство и журнал.

Хейдок и Юльский, тоже постоянный автор «Рубежа», жили и публи­ковались в Харбине, Щербаков — в Шанхае, международном мегаполисе, который, однако, до тридцатых годов уступал Харбину роль центра рус­ской эмиграции в Китае. Харбин был основан царским правительством в 1898 году в Маньчжурии как транспортный узел и административный центр строящейся Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Россия­не прибывали в Шанхай в основном в качестве беженцев (начиная с 1918 го­да), тогда как те, кто обосновался в Харбине в первые два десятилетия существования города, были первопроходцами или колонизаторами — в за­висимости от того, как толковать эти понятия. Число русских, изначаль­но населявших Харбин, резко выросло в 1920-е годы за счет приезжих из Сибири, бежавших от революции и Гражданской войны. Отказываясь при­нимать советское гражданство, харбинские старожилы и их потомки так­же приобретали статус эмигрантов. Существовали и другие, куда меньшие русские «поселения» в таких городах, как Тяньцзинь, Далянь (который первоначально назывался по-русски Дальний) и Шэньянь (бывший Мук­ден) — ни один из них, впрочем, не стал культурным центром, сравнимым по важности с Харбином или Шанхаем. Наконец, на воображаемую карту русской жизни в Китае часто забывают нанести эмигрантские общины, воз­никшие вблизи железнодорожных станций и рассеянные по сельскому пей­зажу Внутренней Монголии.

Я исхожу из того, что художественные тексты могут быть прочитаны с целью выявления тех систем ценностей, которые они отражают, — вне зависимости от того, декларируются ли в них эти ценности напрямую, даются намеками или предстают как нечто само собой разумеющееся. Пред­положу также, что пристальное чтение текстов двух писателей из маньчжур­ской эмиграции и одного из Шанхая даст нам адекватное представление о ценностях, важных для них и для их читателей. Выявление общих черт — а также различий — между авторами из двух главных русских центров Ки­тая оправдает столь общее название этой статьи. Нужно признать, что от­сутствие здесь женского взгляда усложняет дело. Я начну с попытки уяснить из отобранных текстов[3], как их авторы представляли себе окружавший их нерусский мир. Определив контуры этого «другого», можно будет рассмот­реть их представления о «себе»[4] и на материале этих же текстов установить, как они воспринимали и описывали русскую эмигрантскую публику — своих читателей.

Эмигранты существовали в китайском окружении. Три вышеупомянутые книги, невзирая на расставленные по-разному акценты, проникнуты схожим отношением к персонажам-китайцам. Это отношение казалось бы парадок­сальным или специфическим, будь оно присуще какому-нибудь одному из этих писателей. Однако оно заметно в сочинениях всех троих. По их книгам видно, что китайцы могли бездумно высмеиваться как составляющие кол­лективного целого, неразличимые лица в толпе, когда речь шла о настоя­щем — и при этом эстетизироваться и романтизироваться как личности, особенно когда они помещались авторами в прошлое или отождествлялись с ним. Заметим сразу, что восхищение китайской древностью в сочетании с отказом всерьез воспринимать современный Китай не было отличительной чертой русских писателей на Дальнем Востоке: в тридцатые годы беллетри­сты и путешественники, писавшие на английском языке, отзывались о Китае в том же ключе[5].

В текстах Щербакова мы находим проявления «рефлекторного» расизма, который даже не мыслится в собственно расистских категориях; эти предрас­судки настолько банальны и обыденны, что не требуют разъяснений или оправданий и могут рассматриваться как часть системы ценностей, общей для автора и его предполагаемого читателя. В слова и мысли своих персона­жей из русских Щербаков вкладывает такие обозначения представителей низшего класса китайского общества, которые ему должны были казаться как приличествовавшими русским охотникам и морякам из приморских областей Дальнего Востока, так и вполне приемлемыми для его читателей- горожан из Шанхая. Самое мягкое из этих слов (хотя и весьма пренебре­жительное) — «ходя»; слово же «китаеза» если и может показаться забав­ным, то никак не китайцу. В раннем рассказе Щербакова «Корень жизни», в котором применяются оба этих обозначения, главный герой, охотник Ни­колай Тимофеевич, обнаруживает такую чувствительность к запаху китай­ских продуктовых лотков на улице Владивостока, что вынужден бежать от этой культурно невыносимой для него «китайской вони»: «Охотнику сдела­лось тошно от всех этих чуждых запахов и звуков, его потянуло туда, где были белые люди, а не эти скользкие черные фигуры, от которых так явственно пахло смертью»[6]. В повести «Черная серия» главный герой, летчик Никита Анисимович, называет конфисковавших его самолет японцев «желторожими». Повествователь в рассказе «Кадет Сева» вспоминает, что накануне за­хвата Владивостока большевиками там действовали «шныркие коротконогие японцы, кишевшие во всех концах города, расползшиеся... точно муравьи на холодеющей лапе недобитого зверя»[7].

В этих сочинениях Щербакова азиаты без обиняков представлены людьми второго сорта — и при этом в тех же текстах разрабатывается мотив таин­ственного, экзотического Востока. В некоторых рассказах и стихотворениях с восторгом изображаются древние буддистские и даосские храмы и воспе­вается китайская каллиграфия. Подчас автор заигрывает с традиционным азиатским репертуаром — например, верой в дух корня женьшеня, лис-обо­ротней, божеств народной религии и даже драконов: чтобы придать основа­тельности рассказу о неприятной встрече с одним из них («Утес дракона»), автор ссылается на источники в библиотеке Зикавей в Шанхае, утверждая, что существование драконов подтверждается документированными свидетельствами[8]. «Заигрывание» — пожалуй, наиболее подходящее слово для ха­рактеристики манеры, в которой такого рода мотивы используются и Щер­баковым, и другими русскими писателями-эмигрантами из Китая: этот прием рассчитан на то, чтобы поддразнить читателя допущением «а что, если?», за­ставив его на мгновение усомниться в своей картине мира, предположить, что верования азиатов — не обыкновенные суеверия[9]. Впрочем, такое исполь­зование этих мотивов не исключает наличия подлинного интереса к восточ­ной традиционной культуре у автора (так, Щербаков много путешествовал по Дальнему Востоку), или у читателя, или у них обоих. Обнаружить сегодня в текстах первой половины ХХ века «некорректные» выражения — задача слишком простая, а критика их с предвзятой позиции Эдварда Саида лишь помешает любой серьезной попытке понять, что за ними стоит. Несмотря на интерес к Китаю, который питали наши авторы, и некоторые признаки их знакомства с отдельными аспектами местной культуры, у нас нет свиде­тельств того, что кто-либо из них знал китайский язык. За редким исключе­нием в лице поэта Валерия Перелешина (1913—1992), русские писатели в Китае почти не читали и не говорили по-китайски. Щербаковские переводы двух рассказов Лу Синя (1881—1936), опубликованные в шанхайских рус­ских журналах, когда знаменитый китайский писатель жил в этом городе, были, скорее всего, сделаны по французскому изданию, вышедшему в Пекине[10] (хотя редакторы сборника Щербакова 2011 года и полагают, что Щер­баков переводил с оригиналов).

Вернемся к словам Нэнси Хьюстон, с которых начинается эта статья: рус­ские писатели редко пользовались вызовом, брошенным им Востоком, для того чтобы аналитически осмыслить чужие «культурные ценности», теоре­тически способные поколебать привычную для их читателей ценностную шкалу. Разительно неординарный пример — рассказ Юльского «Песня». Ге­рой рассказа, монгольский скотовод Нурханов коротает в харбинском отеле пустые, трагические дни; они оказываются для него последними. Он напо­минает «изваяние в монгольском капище» и называет себя «князем»: это дань Юльского традиции возвышения отдельных азиатов над их расовой принад­лежностью через изображение их лицами благородного происхождения, во­обще пережитками прекрасной старины[11]. Тяга к вольной жизни с степях бо­рется в Нурханове с соблазном перебраться в город; своими желаниями и заблуждениями он выгодно отличается от харбинских русских, с которыми он имеет дело, — проститутки и сутенера, нацелившихся на его деньги. Даже лаконичная речь монгола не указывает на его культурную «второсортность», а относится на счет пиджина, распространенного русскими среди населения Дальнего Востока[12]. Такой резкой критике, как в этом рассказе, русские пи­сатели, как правило, предпочитали национальную гордость, выражали кол­лективное «мы» и осмеивали «их» — причем не только априори «второсорт­ных» азиатов, но и тех представителей Запада, которые смотрели свысока на русских беженцев.

Для читателя, который в таком нуждался, был явно предназначен рассказ Щербакова «Европеец», в котором описывается карикатурный богач-фран­цуз в Шанхае, легко добивающийся успеха у доступных американок, но не­способный увлечь бедную русскую девушку из благородной семьи. Героиня рассказа вздрагивает, услышав в трамвае вульгарный монолог хозяйки бор­деля, обращенный к «мадам Соловейчик». Это напоминание о грозящей ей опасности и следующие за ним воспоминания о благополучной жизни в Рос­сии до эмиграции заставляют девушку отвергнуть ухаживания ее нетрезвого французского кавалера, который с досады называет русских «азиатами»[13]. У Юльского есть рассказ «Человек со шрамом», в котором показано, что честь русского офицера не купить ни за какие британские деньги[14]. Отсут­ствие у нерусских чести подразумевается в ключевой сцене «Черной серии» Щербакова, в которой капитан американского парохода хладнокровно игно­рирует отчаянный сигнал о помощи русской шхуны в водах Тихого океана к востоку от Японии, будучи чрезвычайно занят — он танцует фокстрот под звуки джаз-банда[15].

В этих текстах к фамилиям иностранцев (в одном случае — к еврей­ской фамилии) последовательно и иронически приставляются обращения «мосье», «мадам», «м-р» и «мистер». У Юльского есть и «лэди», избалован­ная англичанка, наследница состояния, на которой женится высоконрав­ственный герой «Человека со шрамом», капитан Антипов, чьи военные раны она врачевала; впоследствии он бросает ее, предпочтя ее обществу честную бедность. Эти простые приемы рассчитаны на то, чтобы создать ощущение отчуждения; то, как они применяются в прозе писателей-эмигрантов, пора­зительно напоминает стратегию советской литературы по изображению рас­тленного капиталистического Запада. Представление о превосходстве рус­ских было общей чертой обоих дискурсов, но рассказы об эмигрантских чести и гордости были призваны утешать читателей, предлагая им альтернативу зачастую суровой действительности. Некоторые русские женщины зараба­тывали на жизнь занятиями, которые писателям-мужчинам казались зазор­ными: устраивались официантками и танцовщицами в кабаре или станови­лись проститутками. Начиная с 1920-х годов офицеры царской и Белой армий, а также русские помоложе — попавшие в Китай детьми или там ро­дившиеся — служили местным китайским милитаристам, а в 1930-х годах — японскому оккупационному режиму в Маньчжурии; рисковать жизнью за деньги что на одной службе, что на другой было отнюдь не то же самое, что рисковать ею за патриотические идеалы, придававшие смысл служению царю на полях сражений в Европе и в борьбе с большевиками на внутреннем фронте. Выражая эту мысль, Хейдок писал о «бесславной войне», которую вели русские наемники-эмигранты ради китайского генерала[16]. У Юльского же, напротив, озабоченность вопросами чести выразилась в том лестном свете, в котором он представлял службу у японцев в вооруженном лесном патруле — «русской лесной полиции», куда вступил и сам. На этом примере перейдем от тонкостей «негативного» определения различий между «ними» и «нами» к рассмотрению понятий, в которых «позитивно» формулировалась коллективная идентичность.

Герои Юльского демонстрируют воинскую храбрость, сталкиваясь с ки­тайскими бандитами, так называемыми «хунхузами», которых они расстре­ливают в опасных ближних боях[17]. Потом они сжигают их «фанзы» (это сло­во — одно из тех, которые читатели дальневосточной русской литературы должны были знать, — означало либо пристанище бандитов, либо просто бед­ный китайский дом; все трое авторов употребляли его постоянно). Оба слова, заимствованные из китайского («хунхуцзы» — разговорное, буквально — «красная борода», «фанцзы» — «дом» или «комната»), вошли в торговый пиджин, иногда называвшийся «моя-твоя», которым пользовались русские и китайцы в Маньчжурии первой половины ХХ века. Когда слова из пиджина использовались русскими, они несли (особенно в печатном тексте) функцию кода, общего «местного» языка, способного «связывать» собеседников друг с другом. При том что китайская «фанза» вообще-то не была равноценна рус­скому «дому», частое употребление слов из пиджина указывает на то, что рус­ские воспринимали азиатский мир как фон, необходимый для формирования собственной идентичности на Дальнем Востоке. «Как испуганное стадо, пас­сажиры убегали в фанзу, где сгруппировались у кана в ожидании своей жал­кой участи», — пишет Хейдок, рассказывая о налете хунхузов на автобус в од­ном из своих приключенческих рассказов, опубликованном в харбинском «Рубеже»[18]. Посторонний бы этого не понял. Таинственные храмы неведо­мых богов, непонятный язык и даже зловонные продуктовые рынки были одновременно совершенно чуждыми и, как можно судить по включению в русский словарь звучащих по-китайски слов из пиджина, по-своему необхо­димыми для чувства дома. «Я не видел Венеции, но мне почему-то кажется, что Сучоу (sic!) сильнее, подлиннее ее, — писал Щербаков. — Каждый вершок грязной поверхности каналов потребен и... от этой тысячелетней настоенности быта исходит и бьет в голову крепкий, острый отвкус жизни, отгул свое­образной и не чуждой нам, русским, культуры»[19]. Китайские «бандиты» пред­ставляли собой единственные человеческие мишени, по которым русские эмигранты в 1930-х годах имели право стрелять (при поддержке своих япон­ских нанимателей) и, таким образом, оставались единственными азиатами, которых русские в Китае еще могли подчинить себе. Поэтому хунхузы тоже были необходимы.

Однако во множестве произведений эмигрантской литературы, действие которых разворачивалось в Китае, нет персонажей-китайцев или иных на­меков на то, что мы только что назвали «азиатским миром» (достаточно рассказов такого рода мы найдем и в сборнике Юльского)[20]: они создавали ил­люзию самодостаточного русского общества — ценой ухода от действитель­ности. Многие вещи, написанные в этом духе, были ностальгическими, и их герои редко видели смысл в своей жизни в настоящем. Придать ей смысл могло бы чувство положительной связи с местом проживания. Подлинный враг солдат Юльского из сборника «Зеленый легион» (автор озаглавил свои рассказы по аналогии с французским Иностранным легионом) находился за советско-китайской границей и был недосягаем для их пуль. И, хотя малая часть русской эмигрантской молодежи была мобилизована японцами для ор­ганизации диверсий на советской территории, единственным альтернативным способом доказать свое мужество в девственных лесах Маньчжурии и выжить, чтобы поведать о нем, была охота на уже исчезавших маньчжурских тигров — тема охотничьих рассказов Николая Байкова (1872—1958)[21]. Хунхузом пред­стояло сыграть роль другой «дичи». В прозе Юльского, где тоже хватает охот­ников и тигров, русский «легионер» может, застрелив китайского бандита, нечаянно спасти жизнь невинной китайской женщины, над которой тот соби­рался надругаться[22], но удовлетворение его герои испытывают не столько от таких подвигов, сколько от ощущения мужского товарищества и от сознания того, что своей работой они вносят вклад в постепенное установление в Маньчжурии закона и порядка. Такой рассказ, как «Яблоня отцветает» (опубликован в 1944 году), в котором русский солдат и японский инженер, говорящий на литературном русском языке и читавший в оригинале Толстого с Чеховым, сходятся на том, что война есть настоящее призвание мужчи­ны[23], может свидетельствовать о стремлении автора угодить своему японскому начальству, но точно сказать трудно: он с тем же успехом может отражать ис­кренние политические убеждения автора как члена русской фашистской пар­тии в Маньчжурии, которую японцы поддерживали. В некоторых рассказах Юльский доходит до откровенной пропаганды японского режима, грубо увя­зывая средства к существованию в настоящем и счастливое будущее русских эмигрантов в Китае с милосердным и заботливым Маньчжоу-го[24].

Так или иначе, у Юльского, как и у многих других писателей-эмигрантов, система ценностей сориентирована скорее на прошлое, чем на настоящее. Перспектива остаться в Китае под политической защитой Японии — не един­ственное будущее, которое он воображает для своих героев и, возможно, для себя самого. В своих последних сочинениях 1944 года он изображает поселе­ние для русских эмигрантов, устроенное японцами в отдаленной области Маньчжурии, и, дав циклу рассказов о них название «Новая земля», сравни­вает тамошних русских пионеров с персонажами Джека Лондона. Писатель присоединился к ним и, вероятно, там и был взят в плен советскими вой­сками, занявшими Маньчжурию в августе 1945 года; в ноябре он был приго­ворен к десяти годам лагерей и этапирован в Севвостлаг в Магаданской об­ласти, откуда бежал в 1950 году и, по всей видимости, погиб после бегства[25]. Однако ему представлялись и другие «новые земли». В одном из лучших своих рассказов, «Человек, который ушел» (1940), Юльский описывает от первого лица своего сослуживца по лесной полиции: антигерой, бывший поручик Вальтер, «последний отпрыск старого дворянского рода» — зане­сенный в маньчжурское захолустье алкоголик, которого его сын, живущий в Харбине (там же выходит за другого его жена), считает погибшим; у него нет «настоящего» и уж точно нет ощущения, что его служба имеет какой бы то ни было смысл. Глаза Вальтера «были выцветшими и пустыми. Глаза, которые ничего не видели впереди. Они, казалось, могли смотреть только вглубь, в прошлое». Все, что у него осталось, — это воспоминания о том да­леком прошлом, когда он был блестящим офицером царской кавалерии. Среди воспоминаний поручика Вальтера — неожиданная встреча в дождли­вой ночи на поле боя с вольноопределяющимся Гумилевым. Повествователь цитирует Вальтеру стихотворение Гумилева, когда они беседуют при луне, и предлагает контрастное сравнение: «Я спрашиваю: — Подходит к настоящему моменту, правда? Только здесь вместо Африки — тайга, а вместо дикарей — хунхузы.»[26] Впрочем, подлинное различие между обстоятельствами и на­строениями, на которое указывает тень Гумилева, связано с описанием в «За­писках кавалериста» боев, в которых молодой идеалист-доброволец снискал славу, бесстрашно сражаясь за Россию в Великой войне, и портретом отча­явшегося и обесчещенного человека средних лет, гоняющегося за китайскими бандитами в фантомном японском государстве. Финал рассказа выделяет его из ряда ностальгических припоминаний утраченных радостей «прежней жизни» и стереотипических сетований на судьбы князей, ставших шоферами и лифтерами, воспроизводившихся литераторами из русских эмигрантов на страницах журналов от Харбина до Берлина. Когда Вальтер погибает от пули, полученной в стычке с хунхузами, повествователь пишет ему письмо, в ко­тором говорит убитому офицеру, что «солдаты не умирают: они "уходят на запад", в какую-то далекую и красивую страну»[27].

Эта страна, в которой повествователь обещает Вальтеру новую встречу, — место отдыха и рай для солдат: «Там, в этой стране, Вы снова встретите то, что было прежде». Но он прибавляет: «Я не видел этого наяву, знаю об этом только из Ваших рассказов»[28]. Эти слова раскрывают положение писателя и его поколения: привезенные в Китай детьми (родившемуся в Иркутске Юльскому было семь лет, когда его семья пересекла маньчжурскую границу в 1919 году) или родившиеся в обстоятельствах, которые окружавшие их взрослые называли «эмиграцией», они унаследовали ностальгию по про­шлому, которого у них не было. Его воссоздание (на китайской ли земле, где- либо еще) тоже не могло отражать их мечты — лишь мечты других (родите­лей, старших товарищей по оружию). Так, многим сторонним наблюдателям поселения казаков или староверов в Маньчжурии казались микрокосмиче­скими осколками канувшего в небытие русского мира, отвергнувшими гео­графию и время[29]. В рассказе «Линия Кайгородова», героя которого, худож­ника, лишают рассудка сообщения в газетах о войне в далекой Европе, автор называет пригород — очевидно, харбинский — «уголком устаревшей русской провинции» и предсказывает, что и это вневременное бытие вскоре окажется в пропасти, в «бездонной черной яме» (лейтмотив рассказа)[30].

На что же было рассчитывать людям, не сумевшим убежать от времени и политики, которые лишили их власти над своей жизнью? Одним из возмож­ных выходов было укрепление связей друг с другом: в нескольких рассказах Юльского восхваляются семейные ценности[31]. Другому способу превозмо­гать тяготы, игравшему важную роль в жизни русских эмигрантов в Китае, авторы, о которых идет речь в этой статье, уделили немного внимания — им почти нечего было сказать о православии и церковных праздниках. Иной мир, которым повествователь утешал поручика Вальтера в «Человеке, кото­рый ушел», является в рассказе «Парашютист» — тоже о русском (в этом слу­чае ребенке), погибшем в Маньчжурии от хунхузской пули, — в образе «ска­зочного брига с ажурными черными парусами». Повествователь жалеет, что этот сказочный корабль не унес его «по лунной дороге» в бескрайнее небо еще тогда, когда он сам был ребенком в русской провинции[32].

В финале рассказа Альфреда Хейдока, писавшего о сверхъестественном и оккультном, смерть также предстает путешествием в другую страну[33]. Мы не можем утверждать, что религия и эзотерика для их адептов были всего лишь средствами уйти от трудностей существования. Не все, конечно, так просто; но не приходится сомневаться в том, что разные формы веры в потустороннее должны были, среди прочего, даровать утешение в этом мире. Русские в Ки­тае, побитые волнами политических потрясений и оказывавшиеся во все бо­лее и более шатком положении, весьма в таком утешении нуждались. Не сле­дует считать, что само состояние эмиграции делало человека несчастным, не следует и чрезмерно полагаться на общие сведения об обстоятельствах эмиг­рантов, почерпнутые из политической и социальной истории. Выводы, осно­ванные на совокупности «обезличенных» данных, будут применимы лишь к условному «среднестатистическому», тогда как (это следует подчеркнуть) во множестве частных случаев жизнь в Китае или «переэмиграция» в какую- нибудь третью страну в дальнейшем обеспечила выходцам из России более надежные бытовые условия и больше возможностей для счастья и самореа­лизации, чем родная страна могла бы предложить им на протяжении большей части ХХ века. При этом многие страдали, и страдания усиливались ощу­щением оторванности от корней. Расцвет интереса к религии и сверхъестест­венному среди эмигрантов в Китае — феномен, отразившийся во множестве книг на эти темы, опубликованных русскими издательствами Харбина и Шанхая, — был связан с их жизненной ситуацией.

Сочинения Хейдока удовлетворяли соответствующие потребности. При этом представления о переходе от обыденной реальности эмигрантской жизни к возвышенным формам духовного бытия, присущие героям его рас­сказов, по меньшей мере туманны: в «Трех осечках» один из них выражает «смутную веру в страну Высших Целей, откуда иногда [к нему слетают] уди­вительные мысли.»[34]. В рассчитанной на широкую аудиторию прозе Хейдока увлеченность мистикой подпитывается цветастым восточным роман­тизмом, примером чему могут служить рассказы «Нечто» и «Маньчжурская принцесса»[35]. В этих незамысловатых с литературной точки зрения вылазках в область сверхъестественного чувствуется влияние Николая Рериха (Хей- док был его верным последователем); в 1934 году, пребывая в Харбине, тот написал предисловие к его сборнику «Звезды Маньчжурии», в котором при­ветствовал оживление «древних былей» в свете созидания новой Маньчжур­ской империи. Перспективы, предлагавшиеся читателям этого сборника, не связывались даже с крепнувшей японской властью (как в рассказах Юльского): мечтатели и безумцы, наводнившие рассказы Хейдока, в жизни терпят поражение. Ценности, с которыми они сообразовываются, тоже не выдер­жали проверки эмигрантскими невзгодами. Его герои живут фантазиями о мистическом «не здесь», о другом, воображаемом бытии, потому что больше у них ничего нет.

В заключение этого краткого экскурса в сложную и деликатную тему я вы­нужден сделать то, чего обещал не делать: отвлечься от персонажей, населяю­щих книги троих писателей, и перейти к обыкновенным людям из Харбина, из поселений КВЖД и других китайских городов, в которых жили русские эмигранты. В их повседневной жизни тенденции к консервации и адаптации неизбежно сочетались друг с другом. Модель бытования русской эмиграции на Западе была иной: в Китае русские не продержались достаточно долго для того, чтобы их дети пустили в этой стране корни, а Харбин и Шанхай — укре­пились бы на карте рассеяния русской диаспоры. Просуществовав на карте русского зарубежья почти полвека, эти экзотические места стерлись с нее — и потому, что сами эмигранты не желали навсегда сделать Китай своим до­мом, и под воздействием политических сил, СССР и КНР, солидарных в же­лании выдворить их оттуда. История русских в Китае ХХ века, по сути, за­вершилась с отбытием последних из них в 1960-х годах. Какие ценности они увезли с собой? Даже эмигрировав повторно — в Северную Америку или в Австралию, — эмигранты первого поколения, ставшие таковыми в Китае, зачастую не теряли патриотизма, стремясь, несмотря на все невзгоды и не­удачи (а может быть, именно из-за них) оставаться «русскими» по языку, вере, образу жизни и мысли и воспитывать «русскость» в своих детях. Другие эмигранты, пережившие репатриацию в Советский Союз и вынужденные приспосабливаться к системе социалистических ценностей, насаждавшейся в этой стране, системе, автоматически превращавшей «эмигрантов» в «пре­дателей», пытались сохранять и (до последних лет советской власти — тайно) передавать следующим поколениям сознание своей особой принадлежнос­ти — к харбинцам, или «русским из Китая».

Пер. с англ. Александры Володиной под ред. Дмитрия Харитонова

Работа над статьей осуществлена при поддержке Фонда Цзян Цзинго (The Chiang Ching-kuo Foundation for Inter­national Scholarly Exchange), грант RG002-P-08.

[1] Huston N. The Mask and the Pen // Lives in Translation: Bi­lingual Writers on Identity and Creativity / Ed. by Isabelle de Courtivron. N. Y.: Palgrave Macmillan, 2003. P. 55.

[2] Щербаков М. Одиссеи без Итаки. Владивосток: Рубеж, 2011; Юльский Б. Зеленый легион. Владивосток: Рубеж, 2011; Хейдок А. Звезды Маньчжурии. Владивосток: Рубеж, 2011. В дальнейших примечаниях я буду ссылаться на эти издания, указывая фамилию автора и страницу.

[3] Ради задач, поставленных в этой статье, я исхожу из того, что издания 2011 года представляют собой точные (не- отредактированные и несокращенные) воспроизведения оригиналов. У меня нет оснований полагать, что это не так, если не считать множества опечаток в этих изданиях Щербакова и Юльского. Остается вопрос о том, как вы­бирались тексты — понятно, что решение было за редак­торами серии, Александром Колесовым и Александром Лобычевым.

[4] Ср.: Jahn H.F. «Us»: Russians on Russianness // National Identity in Russian Culture: An Introduction / Ed. by Simon Franklin and Emma Widdis. Cambridge: Cambridge Univer­sity Press, 2004. P. 53—73, в особенности p. 73.

[5] См. проницательную критику этого подхода к Китаю в статье американской писательницы Эмили Хан (1905— 1997), в то время жительницы Шанхая: Hahn E. The China Boom // T'ien Hsia monthly. 1938. № 3. Репринт: China He­ritage Quarterly. № 22 (June 2010).

[6] Щербаков, 35. Отметим употребление слов «ходя» и «ки­таеза» в том же рассказе; последнее также употребляется в городском контексте Шанхая на с. 158. О китайской вони см. в рассказе «Паршивый уголь» на с. 52. Герой рас­сказа, капитан русского парохода, говорит о «китаезах из Шандуня»: «Ведь из этого самого Чифу желторожие прут к нам, как из брандспойта. Чего только не делали при Царе, чтобы остановить: ничего не помогло. Расползлись, точно клопы». Китайцы, в свою очередь, называют его «капитана» и назначают судьей, дабы он заставлял их со­блюдать закон тайги (54). В другом рассказе о дальневос­точном капитане («Последний рейс») упоминаются «мест­ные "манзы" — китайцы» и «местная китайня» (170, 175).

[7] Щербаков, 192, 244.

[8] Щербаков, 102—104. О женьшене см. уже упоминавшийся рассказ «Корень жизни» и стихотворение «Жень-шень». В двух из «Шанхайских набросков» Щербакова («Кал­лиграф» и «Хрустальный шар») появляются китайский каллиграф и адвокат-эстет; в другом рассказе этого цикла посещение храма в центре Шанхая представлено путешест­вием во времени, в глубокую древность («Поэма огня»). Посещения корейских и японских храмов — предмет ряда стихотворений Щербакова (в его поэтическом творчестве есть и другие вариации на азиатские темы); его путевые очерки «Священный остров» (о буддийских храмах Путу- шаня и местном культе богини Гуаньинь) и «По древним каналам» (о Сучжоу) также демонстрируют расположен­ность к традиционной китайской эстетике.

[9] См.: Щербаков, 150; и рассказ «Иринари» о японской лисе-оборотне.

[10] Источник второго из двух рассказов (их названия Щер­баков перевел как «Господин Кун» и «Завтра») — явно «Choix de nouvelles de Lou Shun» в переводе Чжан Тянья (Peking: Imprimerie de la «Politique de Pekin», 1932). Щер­баков — не утверждавший, что знает китайский язык, — обращался к другому номеру журнала «Politique de Pe- kin», чтобы перевести опубликованную в нем лекцию ки­тайского автора о театре (см. с. 447). В очерке «Вывески», который начинается с самокритичного замечания — евро­пейцы, мол, «ходят по китайским улицам не только как глухонемые, но и как слепые», — автор говорит о том, что означают торговые вывески, «объясненные [ему] в Пекине и Шанхае» (143). В рассказе «Чэ» из «Шанхайских на­бросков» (его заглавие воспроизводит звучание китайско­го глагола «есть») повествователь дает понять, что его ки­тайский «приятель и сослуживец», который познакомил его с местной кухней, пригласив на свадебный обед, ис­пользовал для своих подробных гастрономических разъ­яснений «чужой язык», то есть говорил по-французски или по-английски.

[11] Сюжет «Озера богача. Корейской легенды» Щербакова основывается на фантастическом рассказе, который пове­ствователь слышит от знатного корейца. При виде впечат­ляющей гробницы в Сучжоу Щербаков воображает, что в ней погребен «князь, принц крови, а может быть, и сам император», и описывает вымышленные похороны этих древних правителей (378—379).

[12] «Слова произносил почти без акцента, но в построении фраз была та примитивность и короткость, которые рус­ские в течение долгого ряда лет старались ввести при объ­яснении с монголами и тунгусами» (Юльский, 306).

[13] Щербаков, 158—159, 168; ср. «полуазиаты», с. 156.

[14] Юльский, 127, 136—139. См. также рассказ «Мяу», в ко­тором высмеиваются англичане. В рассказе Хейдока «Ми-ами», фантазии на тему межрасового секса в Гонконге, русский персонаж, разозленный британцами, стремится «превратить себя в скифа, полуазиата, чтобы прислуши­ваться [в туземном квартале] к шипению скрытой ненави­сти, питаемой цветным населением к белым братьям» (Хейдок, 96).

[15] Щербаков, 227—228. Злополучной шхуне откажет в по­мощи и другой, неопознанный иностранный пароход, за­тем русский экипаж будет вынужден подавить восстание струсивших корейских матросов (234—235, 238), и лишь после этого «Диана» в конце концов спасается, прибив­шись к берегам Гуама.

[16] Хейдок, 54—55; развенчание героизма поборников Белого дела — на с. 64, 88.

[17] Рассказ Юльского «Вода и камень» начинается словами: «Мы подошли к фанзе бесшумно шагов на двадцать и только тогда открыли огонь» (с. 38). Ср. с. 70—71, 78, 438— 439. Во время оккупации Маньчжурии Японией (1931— 1945) японские власти называли «бандитами» целый ряд враждебных им сил, в том числе участников китайского со­противления и коммунистов. «Белобандитами» называла белоэмигрантов советская пропаганда с начала 1920-х годов.

[18] Хейдок, 188—189. Кан — кирпичная кровать с подогревом, напоминающая русскую печку; ими пользовались в север­ном Китае и в Корее.

[19] Щербаков, 371; см. там же, с. 410 — о том, что, по Щерба­кову, русские писатели в Китае были не только географи­чески, но и духовно ближе к России, чем их коллеги из ев­ропейской эмиграции: «.здесь, на Востоке, мы гораздо меньше оторваны от Родины, продолжающей невидимо питать нас своими соками, тогда как на Западе этот живо- носный родник иссякает все больше и заметнее под дав­лением чуждой механической цивилизации».

[20] См. рассказ «Закон жизни», в котором единственным сви­детельством того, что действие происходит в Китае, слу­жит курение «маньчжурского табака» (Юльский, 285), или «Поезд на юг», в котором поезд, фигурирующий в на­звании, направляется в Шанхай, однако больше о Китае ничего не говорится; в рождественском рассказе «Станция на окраине» русский бал на станции КВЖД, где один из юных гуляк «был наряжен китайцем» (с. 302), прерыва­ется вооруженным нападением хунхузов.

[21] Еще один важный проект владивостокского издательства: Байков Н. Собр. соч.: В 3 т. Владивосток: Рубеж, 2011 — 2014.

[22] См. рассказ «Вторая смерть Шазы» (с. 78). Далее проис­ходит все то же «заигрывание» с китайским суеверием: уби­тый бандит, возможно, перевоплощается в тигра, и рус­скому прапорщику приходится убивать его еще раз. На аналогичном «заигрывании» строятся рассказы «Господин леса» (из того же сборника) и «След лисицы», в котором русский преследует китайскую лисицу-оборотня. Отлича­ется от них лирический рассказ «Возвращение г-жи Цай», который, не будь он подан как устное повествование «ста­рого китайца за чашкой цветочного чая» (с. 316), можно было бы сравнить с европейскими модернистскими экспе­риментами с китайской стилистикой и тематикой. Ср. не­давно переведенный сборник рассказов Белы Балаша (1884—1949): Balazs В. The Cloak of Dreams: Chinese Fairy Tales [1921] / Trans. by Jack Zipes. Princeton: Princeton Uni­versity Press, 2010.

[23] См.: Юльский, 173. В рассказе «Чудесная птица — любовь», основанном, по словам автора, на правдивых фактах, отно­сящихся к службе русских в армии китайского милитари­ста, сообщается, что впоследствии его герой «пал смертью храбрых при штурме Толедо, сражаясь в авангарде армии генерала Франко» (с. 343).

[24] См., в частности, рассказ «Счастье», опубликованный в 1941 году. Из-за цензуры в Маньчжоу-го Япония и япон­цы в этом рассказе называются по-русски «Ниппон» и «ниппонцы», а ханьское население Китая стало «маньчжу­рами» (с. 447).

[25] Биографическая справка о Юльском почерпнута из полез­ного предисловия к сборнику, написанного Александром Лобычевым, который тоже (хотя и в ином ключе) подчер­кивает значение рассказа «Человек, который ушел». См. также комментарий (с. 551).

[26] Юльский, 59, 67. Неточно цитируется стихотворение «Аф­риканская ночь» (1913).

[27] Юльский, 71.

[28] Юльский, 72.

[29] Герой рассказа Юльского «Закон жизни», склонный к раз­мышлениям о смысле бытия, заново находит себя после несчастной любви, перебравшись из города в тайгу; он воз­вращается с простой женой-казачкой, которую он нашел и заслужил, пройдя «первобытное» испытание силы вдали от цивилизации.

[30] Юльский, 421, 427, 431.

[31] Кроме слащавого пропагандистского рассказа «Счастье», см. также рассказы «Серая смерть», «Святочный гость» и «Полынь».

[32] Юльский, 168—169. У Юльского есть и другие рассказы, которые кончаются мечтой о невозможных переменах в обстоятельствах героев: см. «Черт» (Николай Филиппо­вич, помещенный в психиатрическую лечебницу, «тре­бует... виллу с мраморной балюстрадой и яхту, белую, как чайка, с парусами, окрашенными в небесно-голубой цвет», с. 211) и «Поезд на юг» (когда поезд, увозящий женщину, в которую был влюблен герой рассказа, уходит, герой осо­знает, что прожил жизнь, так и не узнав счастья: вообра­жая упущенное, «Мартонов. видел изумрудное, как на фарфоровых чашках, море у ниппонских берегов, джонки и лес мачт в порту Сингапура, ажурные пальмы Гавайских островов», с. 441).

[33] В миг казни «Жданов отправился в одну страну, где он еще не побывал и откуда не возвращаются.»; см. финал рассказа «Безумие желтых пустынь» (Хейдок, 41).

[34] Хейдок, 54. Ср. «таинственные тропы, уводящие живых в вечность», в рассказе «Маньчжурская принцесса» (с. 72).

[35] См. также рассказ «Приключение Анатоля Гайнау» (sic; в тексте, однако, герой именуется Анатолием), еще одну «сказку», которая кончается видением жизни «не здесь», в данном случае — на воображаемом юге Китая: китаянка по имени Ван-мей-ли забирает Гайнау, спасшего ее от хун­хузов, в свой дом «с верандой красных колонн» на берегу реки, где время остановилось (с. 194). Художнику же Баг­рову автор отводит двенадцать лет страстной брачной любви с «Маньчжурской принцессой» (так называется рассказ), ожившим реликтом династии Цинь, где-то в «го­рах маньчжурского севера» (с. 84).

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

НПО «Микроген» объявил об уходе с украинского рынка вакцин из-за невозможности своевременного валидации производства. Причиной сложившейся ситуации стал конфликт на юго-востоке страны, рассказал РИА Новости генеральный директор производителя Петр Каныгин.

«На Украину мы поставляли анатоксины, вакцину по национальному календарю прививок, занимали там 50% объемов. Украина перешла на GMP, мы GMP не соответствовали, поэтому рынок терялся постепенно, и полностью в этом году его потеряли. События на Украине не позволили провести мероприятия по валидации наших производств», - сказал Каныгин, подчеркнув, что на Украине сложилась крайне сложная ситуация с иммунизацией.

По словам директора «Микрогена», страна «оказалась в заложниках у западных компаний: иностранные вакцины сначала бесплатно раздавались, а потом эти вакцины оказались в 30 раз дороже, чем препараты «Микрогена».

Иммунопрофилактические препараты российского производителя остались на рынке Крыма. Каныгин добавил, что в качестве благотворительной помощи компания поставляет в роддома Крыма противотуберкулезную вакцину БЦЖ. Также Каныгин уточнил, что из-за ограничений по ввозу высокотехнологичного оборудования из США и Европы, «Микроген» ищет поставщиков в Китае, Южной Корее, Малайзии и Сингапуре.

В условиях ухудшающейся внешней конъюнктуры российские руководители не оставляют попыток привлечь к освоению российских территорий иностранных инвесторов. Так, на днях первый заместитель председателя российского правительства России Игорь Шувалов заявил, что Россия рассчитывает на заинтересованность Сингапура в сотрудничестве по освоению Дальнего Востока. В частности, сингапурским инвесторам предлагается вкладывать средства в реконструкцию аэропорта Владивостока и в сельскохозяйственную отрасль региона. Об этом И. Шувалов сообщил на встрече с вице-премьером и министром финансов Сингапура Тарманом Шанмугаратнамом на 5-м заседании двусторонней комиссии высокого уровня. Высокий гость из Сингапура одобрил открытие новых форм взаимодействия с Россией и рассказал о консультациях между министерствами здравоохранения двух стран, а также о развитии сотрудничества с Санкт-Петербургом, Владивостоком и Новосибирском. Наибольшие надежды в России возлагают на участие в освоении Дальнего Востока на КНР. В последнее время, возможный рост инвестиций в этот регион связывается с проектом ТОР. Сингапур. Россия > Транспорт > chinalogist.ru, 14 сентября 2014 > № 1175685

Индия подписала соглашение о свободной торговле услугами и инвестициями с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (ASEAN). Подписанием закончился переговорный процесс по этому вопросу, который длился с 2005 года.

По заявлению департамента коммерции Индии: «Договорённость поможет обеспечить индийским специалистам возможность работать в странах Ассоциации, в том числе в сфере информационных технологий».

Подобное соглашение в отношении товаров Индия подписала с ASEAN ещё в 2009 году, однако значительной выгоды от этого получить не удалось, поэтому власти страны были заинтересованы в заключении договора о торговле услугами.

Членами ASEAN на сегодня являются десять юрисдикций: Филиппины, Бруней, Камбоджа, Индонезия, Лаос, Малайзия, Мьянма, Сингапур, Таиланд и Вьетнам. Цель соглашения - свободный обмен специалистами и стимулирование инвестиций.

Ожидается, что в ближайшее время все страны ратифицируют соглашение, и в конце года оно вступит в силу.

11 сентября в Юронге компания Singapore Technologies Marine (ST Marine) провела церемонию закладки головного прибрежного корабля проекта LMV (Littoral Mission Vessel) для сингапурских ВМС, сообщает сайт Минобороны Сингапура.

Церемонию возглавил постоянный секретарь министерства обороны Чан Ен Кит (Chan Yeng Kit). Закладка головного корабля LMV стала еще одним важным этапом для ВМС Сингапура.

Этот корабль является первым из восьми LMV для сингапурских ВМС, которые будут строиться компанией ST Mariine вместе с ST Electronics и DSO National Laboratories. Оборонное научно-техническое агентство (Defence Science and Technology Agency) назначено основным подрядчиком и системным интегратором программы LMV. В проекте LMV будут внедрены повышенная эффективность работы с малым количеством экипажа, передовые технологии и инновационные концепции.

LMV заменят патрульные корабли класса Fearless, которые состоят в ВМС Сингапура в течение 20 лет. Ввод LMV повысит возможности ВМС Сингапура для защиты морских рубежей страны.

Одна из крупнейших российских фармацевтических компаний — НПО "Микроген" Минздрава РФ — вынуждена покинуть украинский рынок сбыта вакцин из-за того, что не смогла своевременно провести валидацию производства в связи с конфликтом на юго-востоке страны, сообщил журналистам гендиректор компании Петр Каныгин.

"На Украину мы поставляли анатоксины, вакцину по национальному календарю прививок, занимали там 50% объемов. Украина перешла на GMP, мы GMP не соответствовали, поэтому рынок терялся постепенно, и полностью в этом году его потеряли. События на Украине не позволили провести мероприятия по валидации наших производств", — сказал Каныгин журналистам после того, как открыл в Томске новый цех по производству вакцин.

По его словам, сейчас на Украине сложилась сложная ситуация с вакцинацией, так как страна "оказалась в заложниках у западных компаний: иностранные вакцины сначала бесплатно раздавались, а потом эти вакцины оказались в 30 раз дороже, чем вакцины "Микрогена".

"Украина пошла по простому пути: перестала прививать своих детей, прививают за деньги. Ситуация с вакцинацией на Украине тяжелейшая, ее просто не ведется", — отметил глава компании.

Он добавил, что это можно увидеть по Крыму, который в марте вышел из состава Украины и стал российским регионом: "Когда выполнили обследование вакцинопрофилактики, мы ужаснулись, потому что 22 года этим в Крыму вообще никто не занимался".

Он добавил, что в качестве благотворительной помощи компания поставляет в роддома Крыма противотуберкулезную вакцину БЦЖ. Также Каныгин уточнил, что из-за ограничений по ввозу высокотехнологичного оборудования из США и Европы, "Микроген" ищет поставщиков в Китае, Южной Корее, Малайзии и Сингапуре.

ФГУП "НПО "Микроген" является крупнейшим предприятием российской медицинской промышленности. Оно насчитывает в своем портфеле почти 400 наименований лекарственных препаратов и производит более 70% от всего объема выпускаемой отечественной иммунобиологической продукции. Чистая прибыль компании в 2013 году выросла более чем в четыре раза по сравнению с 2012 годом, составив 1 миллиард рублей.

Австралия — самое дорогое место, куда может поехать учится студент из другой страны, между тем, утверждает международное исследование, это не самое лучшее место, куда следует отправляться за высококачественным образованием. HSBC, международный инвестиционный банк, провел исследование среди 5000 родителей, имеющих детей -студентов, обучающихся за рубежом, в исследовании приняли родители из 15 различных стран.

В самом верху списка, составленном по величине суммы стоимости обучения, оказалась Австралия: в среднем, родители студентов-иностранцев, обучающихся здесь, тратят 42 тысячи в год. В эту сумму, кроме оплаты за обучение, входит также стоимость проживания в стране (жилье, еда, одежда, оплата обязательной для иностранных студентов медицинской страховки).

На втором месте в списке дороговизны стран для обучения иностранцев оказался Сингапур — на 3000 долларов дешевле, чем Австралия, на третьем — Соединённые Штаты (на 6000 тысяч дешевле, чем лидер списка).

Однако, только четверть из опрошенных указала, что Австралию можно отнести к первой тройке стран по качеству получаемого в итоге образования.

В ходе исследования также выяснилось, что 70% опрошенных родителей в других странах (не в Австралии) ожидают, что их ребенок по окончании школы получит университетское образование, а около 40% из этих же родителей мечтают, чтобы их дети продолжали учиться и по окончании университета (аспирантура и так далее).

Один из управляющих HSBC Graham Heunis, отметил некоторые другие любопытные результаты исследования: в Австралии только около 41% опрошенных родителей считают, что их дети должны получить университетское образование, между тем, в менее благополучной по уровню жизни Индонезии 92% опрошенных родителей убеждены в необходимости для своих детей продолжать обучение и после школы, связывая с этим их дальнейшее благополучие. Зато австралийцы свято верят, что по уровню образования — Австралия номер один в мире.

На самом деле, австралийцам придётся умерить патриотический пыл в этом вопросе. Мистер Heunis с сожалением отмечает, что Австралия, в среде потенциальных покупателей услуг в получении высшего образования, названа только пятой, после США, Великобритании, Германии, разделив пятое место с Канадой, что, при высоком курсе австралийского доллара, объективно, не может помочь австралийском сектору высшего образования. Как известно, на континенте — самая высокая в мире концентрация международных студентов: 20% студентов в высших образовательных учреждениях Австралии — из-за рубежа. При том, что австралийцы, как правило, получают образование в кредит от государства по ценам в 2–3 раза ниже, чем студенты-иностранцы, постоянный приток иностранцев — жизненно необходим для существования всей отрасли.

Представитель совета по иностранным студентам в Австралии Dion Lee подтвердил, что всякий иностранный студент знает о высокой стоимости получения образования в Австралии. Мистер Lee считает, что сделать процесс более дешёвым для иностранцев — не сложно. Одна из предлагаемых мер — введение общенациональных льгот на проезд иностранным студентам наравне со студентами — австралийцами. Не во всех штатах Австралии пока проявляется такая доброта к обучающимся из-за рубежа.

Самое большое беспокойство мистера Lee вызывает намерение правительства дерегулировать оплату университетских курсов, что, скорее всего, приведёт к росту цен и для иностранных студентов.

Федеральное правительство Австралии и официальный орган, представляющий университетский сектор, Universities Australia, ранее заявляли, что дерегуляции — необходима, это позволит высшим учебным заведениям повысить уровень стандартов в сфере образования.

Бархатный сезон россияне предпочитают проводить на Тенерифе, Крите и Кипре

Российские самостоятельные туристы едут на море в сентябре в среднем на неделю и тратят на проживание в отелях около €90 за ночь.

В начале и середине осени у российских туристов самой большой популярностью пользуются курорты Испании, которые по числу забронированных ночей опережают Грецию и Турцию, пишет портал Travel.ru, ссылаясь на свой рейтинг броней отелей российскими туристами на период с 1 сентября по 31 октября.

В Испанию приезжают в среднем на 10 дней, в Грецию - на 8. Более того, на проживание на испанских курортах наши соотечественники тратят около €80 в сутки, а на греческих - на 20% меньше.

Самым бюджетным направлением для осенних поездок является тайский Ко-Чанг, где россияне тратят на проживание около €60 в сутки. А вот самым дорогим стал мексиканский Канкун, где сутки в местном отеле обходятся в €110.

Топ-10 зарубежных курортов в бархатный сезон у россиян:

Крит (Греция),

Тенерифе (Испания),

Кипр

Майорка (Испания),

Ницца (Франция),

Салоу (Испания),

Аланья (Турция),

Варадеро (Куба),

Бали (Индонезия)

Мадейра (Португалия)

Россияне любят не только отдыхать в Испании, но и с удовольствием приобретают там недвижимость. Только за последний год спрос со стороны наших соотечественников вырос на 62%

Сингапур готов участвовать в проектах городского развития в России

Азиатские компании выразили готовность к участию в реализации российских проектов городского развития и жилищного строительства, заявил заместитель Министра строительства и жилищно-коммунального хозяйства России (Минстрой РФ) Александр Плутник в ходе заседания Российско-сингапурской межправительственной комиссии. «Сингапурская сторона выразила готовность работать в России, в первую очередь в проектах городского развития и жилищного строительства. Она готова участвовать в планировке территорий российских городов. У сингапурцев есть огромный опыт в территориальном планировании и градостроительстве», - сказал А. Плутник. Ранее стороны договорились об обмене опытом работы по снижению административных барьеров и повышению эффективности государственного управления. Замминистра напомнил, что у компаний из Сингапура уже есть опыт работы в России. «Например, проект создания города-спутника «Иннополис-Казань» в Татарстане. Мастер-план инновационного города, созданного с учетом самых современных разработок в области градостроительства, принадлежит бюро, которое возглавляет Лиу Тай Кер - бывший главный архитектор Сингапура», - отметил А. Плутник. По его словам, партнерство с азиатскими странами в области проектирования и строительства положительно отразится на развитии российских компаний.

Глеб Никитин принял участие в Российско-Сингапурском деловом форуме.

В среду, 10 сентября, первый заместитель министра промышленности и торговли Глеб Никитин принял участие в заседании Межправительственной Российско-Сингапурской комиссии высокого уровня и Российско-Сингапурском деловом форуме.

Пленарное заседание провел председатель сингапурской части комиссии, вице-премьер Правительства Республики Сингапур, министр финансов Тарман Шанмугаратнам.

Участники заседания обсудили вопросы развития торгово-экономического и межрегионального сотрудничества, сотрудничества в области сельского хозяйства, транспорта и промышленности, а также двустороннего сотрудничества в области культуры, социальной инфраструктуры и в информационно-коммуникационной сфере.

В рамках мероприятия состоялось подписание меморандума о взаимопонимании между входящей в Госкорпорацию Ростех компанией «Азимут» и «Сингапур Текнолоджиз Электроникс».

«Компании нацелены на создание совместных решений в области комплексной автоматизации деятельности аэропортов, – сказал в своем выступлении Глеб Никитин. – Рассчитываем, что данный проект положит начало долгосрочным отношениям и выходу российской аэронавигационной продукции на азиатско-тихоокеанский рынок в целом и сингапурский – в частности».

Глеб Никитин предложил сингапурским партнерам в сфере EPC-инжиниринга войти в проект инжинирингового центра по трудноизвлекаемым ресурсам, создаваемого на базе Московского физико-технического института. Сингапурским партнерам предложено войти в консорциум в сфере создания линейки продуктов САПР (промышленного программного обеспечения).

Он также предложил иностранным партнерам развивать совместно проект индустриальных парков и пригласил сингапурские компании к учреждению управляющих компаний индустриальных парков в России.

Первый замминистра отметил ряд прорабатываемых совместных проектов в области гражданской авиации и выразил надежду на установление кооперации с сингапурскими партнерами в этой сфере.

Больше миллионеров предпочитают иметь второй дом в Дубае, чем в Париже и Лос-Анджелесе

Дубай находится в числе ведущих 5 городов мира по количеству миллионеров, которые, не являясь постоянным резидентом города, имеют в нем недвижимость (так называемый «второй дом» в отличие от дома в стране постоянного проживания. Таких миллионеров в Дубае около 8200, что больше, чем в столь популярных у состоятельных людей Цюрихе, Женеве и Лос-Анджелесе.

В этом списке лидирует Лондон с 22 300 миллионерами, которые имеют свои неосновные дома в мегаполисе, на втором месте Нью-Йорк, а третье и четвертое место занимают азиатские гиганты Гонконг и Сингапур.

Большинство миллионеров имеющих вторые дома в Дубае являются выходцами из других стран Ближнего Востока.

Базирующаяся в Дубае компания-застройщик Emaar Properties начинает реализацию недвижимости в новом элитном жилом проекте BLVD Heights, который будет располагаться в районе Downtown Dubai.

Компания-застройщик из Дубая (ОАЭ) Emaar Properties на днях сообщила о начале строительства двух новых жилых зданий, которые будут соединяться общим подиумом, в районе Downtown Dubai.

Как сообщает Imexre.com со ссылкой на издание Arabian Business, застройщик планирует приступить к строительству проекта BLVD Heights, в котором будет оборудовано 280 элитных квартир с одной, двумя и тремя спальнями.

Продажа недвижимости в проекте будет осуществляться на основании живой очереди. Открытие продаж запланировано на 13 сентября 2014 года в Дубае, Абу-Даби, Шанхае, Гонконге и Сингапуре.

Онлайн-регистрация потенциальных покупателей стартует в ОАЭ 10 сентября 2014 года в 10 часов утра.

Управляющий директор компании Emaar Properties Ахмад Аль Матруши (Ahmad Al Matrooshi), комментируя данное событие, отмечает: "Спрос на стильные квартиры в районе Downtown Dubai по-прежнему остается высоким, поскольку Дубай считается одним из самых популярных направлений среди покупателей, ориентированных на приобретение элитного жилья”.

Инвесторы и конечные пользователи, заинтересованные в приобретении квартир в проекте BLVD Heights, могут зарегистрироваться в программе даже в день открытия продаж, избежав, таким образом, необходимости стоять в очереди.

В ходе заседания Дмитрий Костенников отметил успешное развитие Российско-Сингапурского сотрудничества в сфере здравоохранения.

«Обмен опытом по программам охраны здоровья населения - одно из основных направлений нашего взаимодействия. В рамках этого направления в Минздраве Сингапура состоялся круглый стол, в ходе которого мы обсудили национальные программы в сфере противодействия потреблению табака», - рассказал заместитель Министра.

Также, по словам Дмитрия Костенникова, интерес для российской стороны представляет опыт Сингапура в вопросах организации медицинской помощи: первичной медицинской помощи, медицинского информационного обеспечения, а также опыт финансирования системы здравоохранения.

В завершение своего доклада заместитель Министра пригласил сингапурских специалистов принять участие в 6-й конференции сторон Рамочной конвенции ВОЗ по борьбе против табака.

По итогам января-августа 2014 г., объем внешней торговли Китая составил 17 трлн юаней ($2,76 трлн). Это на 0,6% больше, чем за январь-август 2013 г., сообщило таможенное ведомство КНР.

Так, за восемь месяцев текущего года экспорт Поднебесной составил 9,1 трлн юаней, показав рост на 2,1% в годовом сопоставлении. В то же время импорт страны упал на 1,1% по сравнению с уровнем прошлого года – до 7,9 трлн юаней. Положительное сальдо торгового баланса составило 1,2 трлн юаней, увеличившись 28,7%.

В частности, только за август 2014 г. объем внешней торговли достиг $367,1 млрд. Это на 4% больше, чем годом ранее. Августовский экспорт КНР составил $208,5 млрд. Он вырос на 9,4% относительно аналогичного показателя 2013 г. Импорт страны упал на 2,4% – до $158,6 млрд. Активное сальдо торгового баланса достигло $49,8 млрд.

В январе-августе текущего года объем двусторонней торговли Китая со странами Европейского Союза достиг 2,48 трлн юаней, с США – 2,17 трлн юаней, с государствами АСЕАН – 1,85 трлн юаней, с Японией – 1,25 трлн юаней. Эти показатели увеличились, соответственно, на 9,9%, 4,4%, 4,2% и 0,5% по сравнению с уровнем января-августа прошлого года. При этом торговля между внутренними районами КНР и специальным административным районом Сянган (Гонконг) сократился на 17,9% – до 1,37 трлн юаней.

Названы самые «здоровые» города мира

Рейтинг выявил лучшего в каждой из десяти категорий, по которым оценивалось качество жизни местных жителей. Счастье, долголетие, уровень детской смертности, чистота воздуха, пригодность для жизни, антитабачная политика, уровень ухода за престарелыми гражданами, качество профилактической медицины и системы здравоохранения.

Наше здоровье зависит не только от того, как мы живем, но и где. Такой вывод сделали журналисты CNN, которые составили рейтинг 10 самых благоприятных для здоровой и комфортной жизни городов мира.

В по-настоящему «здоровом» городе здоровый образ жизни вести легко. Этому способствует предоставление качественной медицинской помощи, поощрение профилактической медицины или уменьшение загрязнения воздуха, хороший доступ к паркам, качественной еде или общественному транспорту. Критериев оценки множество.

В список же лучших попали города, которые добились большого успеха в одной или сразу нескольких направлениях. Их руководство создало и внедрило в жизнь множество инновационных программ, которые помогают в борьбе с болезнями и повышают качество жизни для престарелых людей.

ТОП-10:

Копенгаген (Дания) - самый счастливый город мира

Окинава (Япония) - самая высокая продолжительность жизни

Монте-Карло (Монако) - самая низкая детская смертность

Ванкувер (Канада) - самый чистый воздух

Мельбурн (Австралия) - самые лучшие условия для жизни

Нью-Йорк (США) - самая активная антитабачная политика

Йенчепинг (Швеция) - самый лучший уход за престарелыми

Гавана (Куба) - самый высокий уровень профилактический медицины

Сингапур - самая лучшая система здравоохранения

Напа (США) - выбор пользователей новостного портала CNN

Самым необычным «победителем» является город, который оценивали не специалисты, а простые люди. Именно калифорнийский город Напа его жители и гости назвали самым здоровым сразу по нескольким параметрам. Это город здоровых привычек. Социально активные граждане не сидят на месте, занимаются спортом и укреплением собственного здоровья. А самый счастливый город Копенгаген, является столицей самой счастливой страны мира.

Делегация министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации во главе с министром Николаем Никифоровым прибыла в Сингапур с целью участия в Пятом заседании Межправительственной Российско-Сингапурской комиссии высокого уровня под сопредседательством первого заместителя Председателя Правительства РФ Игоря Шувалова. В первый день визита Николай Никифоров посетил Национальный университет Сингапура (НУС) и провел рабочие встречи со старшим директором всемирно известной архитектурно-планировочной компании Сингапура RSP Architects Planners & Engineers Лиу Тай Кером, создавшим мастер-план города Иннополис, директором компании IDA International Таном Ларк Янгом, а также представителями бизнеса и инвестиционного сообщества Сингапура.

На встрече с проректором НУС Янг Чин Таном глава Минкомсвязи России рассказал о стратегии развития ИТ-отрасли в России, предусмотренных в ней инициативах и мерах, которые уже реализовало и продолжает реализовывать министерство, в частности, об ИТ-образовании, приоритетных направлениях технологического развития в сфере ИТ-технологий, а также об увеличении объема подготовки ИТ-специалистов в университетах России. В ходе рабочей поездки Николай Никифоров ознакомился с системой образования в НУС.

В ходе визита в Сингапур глава Минкомсвязи России провел рабочую встречу с директором компании IDA International Таном Ларк Янгом, а также посетил офис компании IDA International. Стороны обсудили проекты в области обеспечения широкополосного доступа в сеть интернет, идентификации граждан в цифровом мире и вопросы эффективного использования радиочастотного спектра.

Также Николай Никифоров встретился со старшим директором ведущей архитектурно-планировочной компании Сингапура RSP Architects Planners & Engineers Лиу Тай Кером, который в 2010-2011 годах разработал мастер-план нового российского города Иннополис, строящегося под Казанью. Стороны обсудили развитие инфраструктуры нового города.

Главной темой встреч Николая Никифорова с представителями Сингапура стало международное сотрудничество в области связи и информационных технологий. Между Россией и Сингапуром накоплен богатый опыт взаимодействия в этой сфере. Например, на территории двух стран расположились офисы компаний-разработчиков программного обеспечения Acronis и Parallels. Именно сингапурская компания собирает первый в мире смартфон с двумя экранами YotaPhone, который был разработан в России компанией Yota Devices, новое поколение устройства появится в продаже уже в этом квартале.

Рост объемов мирового рынка погрузочно-разгрузочного оборудования на 10 процентов / Прогнозируемое увеличение поступающих заказов и объемов продаж / Прогноз на 2014 год подтвержден

Гамбург - во втором квартале 2014 года группа компаний Jungheinrich снова демонстрирует положительную динамику развития. В первой половине 2014 года объем поступающих заказов вырос на семь процентов, а чистый объем продаж превысил девять процентов. Чистый доход после первых шести месяцев был на 13 процентов выше по сравнению с предыдущим годом. За этот же период времени рост производства в перерасчете на единицу продукции вырос на 22 процента. Доказательством того, что ситуация с заказами нормализовалась, служит увеличение количества заказов на 20 процентов по сравнению с декабрем 2013 года. Правление компании подтверждает свой прогноз на текущий финансовый год.

В первой половине 2014 года товарооборот на мировом рынке погрузочно-разгрузочного оборудования увеличился на 10% до 556,8 тысяч вилочных погрузчиков (в предыдущем году: 507,8 тысяч погрузчиков). В Европе, на основном рынке сбыта продукции Jungheinrich, также отмечен рост на 10 процентов. Потребность в погрузчиках на рынке Западной Европы выросла до 12 процентов, в то время как рост товарооборота на рынке Восточной Европы увеличился всего лишь на 1 процент. Азиатский и Североамериканский рынки продолжают свое позитивное развитее. Потребность в погрузчиках на рынке Азии выросла на 15 процентов, а на рынке Северной Америки - на восемь процентов.

Во втором квартале 2014 года объем поступающих в группу компаний Jungheinrich заказов, по всем сферам деятельности, в общем, составил 646 миллионов евро, что на 11 процентов больше по сравнению с прошлым годом (582 миллиона евро). В первой половине 2014 года объем поступающих заказов вырос на семь процентов и составил 1,246 миллионов евро по сравнению с данными за тот же период прошлого года (1,169 миллионов евро). На 30 июня 2014 года объем полученных заказов на новые погрузчики достиг суммы в 441 миллион евро, что на 75 миллионов или 20 процентов выше, чем в конце 2013 года. Заказы сделаны на четыре месяца.

Чистый объем продаж во втором квартале 2014 года составлял 602 миллиона евро, что на семь процентов выше, чем за тот же период прошлого года (564 миллиона евро). Суммарно, чистый объем продаж вырос на девять процентов и составил 1,177 миллионов евро в первой половине года (предыдущий год: 1,078 миллионов евро). В Германии чистый объем продаж за первое полугодие 2014 года увеличился на 6 процентов и составил 306 миллионов евро (предыдущий год: 289 миллионов евро). Объем продаж на зарубежных рынках вырос на 10 процентов и достиг 871 миллионов евро (предыдущий год: 789 миллионов евро). Отмечен значительный рост объема продаж на неевропейских рынках - более 33 процентов, за счет уверенного расширения азиатского рынка.

Отмеченный рост консолидированного чистого объема продаж напрямую зависит от несоразмерного роста объема чистых продаж новых погрузчиков. Объем продаж за счет арендованного на короткий срок или бывшего в употреблении оборудования, а также послепродажного обслуживания также увеличивается. В первой половине 2014 года группа компаний Jungheinrich увеличила чистый объем продаж на 14 процентов, что составило 627 миллионов евро (предыдущий год: 551 миллион евро). В целом доход с арендованного на короткий срок оборудования и бывшего в употреблении оборудования вырос на 7 процентов или 208 миллионов евро (предыдущий год: 195 миллионов евро). Чистый объем продаж услуг сервиса вырос на четыре процента или 356 миллионов евро (предыдущий год: 343 миллионов евро). Финансовые услуги показали рост на семь процентов в виде увеличения чистого объема продаж, или 283 миллионов евро (предыдущий год: 265 миллионов евро).

Во втором квартале группа компаний показала ПДПН в размере 46,4 миллиона евро (предыдущий год: 46,1 миллион евро). Расходы, понесенные на проведение выставки CeMAT в мае 2014, окупились. Суммарно, ПДПН вырос на пять процентов или 86,6 миллионов евро в первой половине 2014 года (предыдущий год: 82,1 миллионов евро). На отметке в полгода соответствующая рентабельность продаж составляла 7,4 процента (предыдущий год: 7,6 процента). Чистая прибыль в первом квартале 2014 года составила 30,2 миллиона евро, что на 10 процентов выше показателя за тот же период прошлого года (27,4 миллионов евро), и выросла в общей сумме на 13 процентов или 55,9 миллионов евро в первом полугодии 2014 года (предыдущий год: 49,3 миллиона евро). Соответственно, в первом полугодии 2014 года прибыль на привилегированную акцию составила 1, 68 евро (предыдущий год: 1,48 евро).

Общий баланс группы компаний Jungheinrich вырос на 37 миллионов евро и на 30 июня 2014 года составил 2,788 миллионов евро (31 декабря 2013 года: 2,751 миллионов евро). При 30,3 процентах отношение собственного капитала к общей сумме активов фиксировано (31 декабря 2013 года: 30,2 процента). Нематериальные и материальные активы увеличились на 16 миллионов евро и составили 434 миллиона евро. Компания понесла расходы в результате приобретения недвижимости для отделения компании в Сингапуре, строительства нового центрального офиса в Гамбурге и тренировочного центра на фабрике в Нордештедте.

В первом полугодии 2014 года компания Jungheinrich продолжила расширять свое присутствие на рынке, более всего в Европе. Количество сотрудников компании увеличилось на 346 человек и составило 12,186 человек (31 декабря 2013 года: 11,840 человек в штате), из них 6,688 человек работает за пределами Германии (31 декабря 2014 года: 6,484 человек) и 5,498 в Германии (предыдущий год: 5,356 человек). На 30 июня 2014 года компания Jungheinrich имела 2,486 сотрудников, работающих в центральном районе Гамбурга (31 декабря 2013: 2,466 сотрудников).

Основываясь на данных этого года, компания Jungheinrich надеется, что мировая экономика продолжит восстанавливаться и Еврозона даст более позитивное развитие, чем за прошлый год. На этом фоне компания ожидает, что мировой рынок погрузочно-разгрузочного оборудования будет развиваться такими же темпами в течение всего года. Учитывая такие перспективы при помощи наиболее активно развивающегося рынка Западной Европы, европейский рынок должен продолжать давать позитивное развитие, хотя и с меньшей скоростью, чем отмечалось ранее. Однако предстоит выяснить, как развитие экономики будет зависеть от продолжающегося кризиса в Украине. Азиатский рынок, вероятно, продолжит расширяться. То же самое ожидается и на рынке Северной Америки - с некоторой задержкой.

Председатель правления компании Jungheinrich AG, Ханс-Георг Фрай заявил: "В свете текущих экономических и рыночных перспектив и с учетом результатов коммерческой деятельности в первом полугодии 2014 года, а также с учетом постоянно увеличивающегося объема поступающих заказов мы подтверждаем наши прогнозы на поступающие заказы, консолидированный чистый объем продаж и ПДПН на этот год. Поступающие заказы и чистый объем продаж по группе компаний в целом достигнет 2,4-2,5 миллиардов евро. ПДПН будет колебаться в диапазоне от 175 до 185 миллионов евро".

В городе Гуйлинь, на территории Гуанси-Чжуанского автономного района Китая, начала работу пятая Международная туристическая ярмарка. В ней принимают участие компании из 52 стран и регионов мира.

В рамках ярмарки пройдут шесть выставок, в том числе – выставки международного туризма, туристических товаров, китайского туризма, туристского потребления, выставки путешествий по Гуанси и Гуйлиню. Общая выставочная площадь достигает 23 000 кв. м.

В нынешнем мероприятии впервые приняли участие представители некоторых стран Европы и США, а также туристических ведомств стран АСЕАН. В ходе ярмарки планируется проведение симпозиума по сотрудничеству в туристической области между Китаем и АСЕАН.

Кроме того, впервые на выставке демонстрируются товары, представленные компаниями государств АСЕАН, Боливии, Испании, Греции, Малайзии.

Ранее сообщалось, что в Китае 57% инвестиций в развитие туризма поступают от компаний частного сектора. Так, в 2013 г. капиталовложения в эту сферу, по предварительным данным, составили 514,4 млрд юаней ($84,32 млрд). Это на 26,6% больше, чем в 2012 г. Примерно 61% от общего объема инвестиций было направлено на развитие баз отдыха. В то же время до 65% капиталовложений в туристическую отрасль поступило в предприятия восточного Китая.

Во Франции полностью сформирована 150-я учебная эскадрилья самолетов М-346 ВВС Сингапура

3 сентября на французской авиабазе Казо прошла церемония вступления 150-й учебной эскадрильи самолетов М-346 ВВС Сингапура, сообщает asiandefencenews.com. ВВС Сингапура получили первый реактивный учебно-тренировочный самолет Alenia Aermacchi М-346 в 2012 году, на сегодняшний день получены все 12 машин.

Министр обороны Сингапура Нг Енг Хен (Ng Eng Hen), который возглавил церемонию вступления, сказал, что самолеты М-346 позволят повысить качество и реализм подготовки летчиков-истребителей ВВС Сингапура.

ВВС Сингапура заключили контракт на закупку М-346 в 2010 году по программе замены самолетов TA-4SU Super Skyhawk.

Крушение миропорядка?

Куда повернет Россия

А.Г. Арбатов – академик РАН, глава Центра международной безопасности ИМЭМО РАН., член редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике».

Резюме Москва не готова к полицентризму, поскольку еще не осознала его главного правила, которое хорошо понимали российские канцлеры XIX века. Частные компромиссы нужны, чтобы иметь более благоприятные отношения с другими центрами силы, чем у тех между собой.

В России и за рубежом широко распространилось ощущение, что украинский кризис подорвал систему международных отношений, которая строилась после окончания холодной войны и даже с более давних времен – после завершения Второй мировой войны в 1945 году. Это ощущение подкрепляется впечатляющими аналогиями.

Тогда яблоком раздора стал раздел послевоенной Европы между Советским Союзом и Соединенными Штатами, а теперь – борьба за влияние на постсоветском пространстве и в его самой большой после России стране – Украине. В те времена геополитический конфликт происходил под сенью непримиримого идеологического противостояния коммунизма и капитализма. После двадцати лет забвения идеологическая схизма как будто вновь вышла на передний план: между духовными ценностями российского консерватизма и западным либерализмом (который представляют в виде однополых браков, легализации наркотиков и проституции, меркантильного индивидуализма). Еще больше усиливают ассоциации небывалый подъем великодержавных настроений и ползучая (но от этого не менее безнравственная и пагубная) реабилитация сталинизма в России, а за океаном – безответственный курс экспорта американских канонов свободы и демократии в докапиталистические страны.

Трудно отделаться от впечатления, что в начале XXI века с его глобализацией и информационной революцией мир вдруг вернулся в первую половину XX века и даже в XIX столетие с их территориальными захватами и геополитическим соперничеством. Слов нет, разрушающийся ныне миропорядок был далеко не совершенным, и у России, как и у многих других государств, к нему накопилось немало претензий. Но отнюдь не ясно, возможно ли новое издание холодной войны, будет ли грядущее мироустройство лучше прежнего и в чем, собственно, была суть того, что ушло в прошлое.

Мир и порядок холодной войны?

Система международных отношений строится не на основе международно-правовых норм и институтов, а в зависимости от реального распределения и соотношения сил ведущих держав и их союзов, наличия у них общих интересов. Именно это определяет, насколько эффективны и реализуемы упомянутые нормы и механизмы. Самый наглядный пример дал период после окончания Второй мировой войны.

Миропорядок того времени был заложен в 1945 г. комплексом договоренностей держав-победительниц в Ялте, Потсдаме и Сан-Франциско. Тогда на пространствах рухнувших империй Германии, Италии и Японии были определены границы европейских стран и государств Дальнего Востока, создана ООН, решены другие послевоенные вопросы. Замысел состоял в том, что великие державы будут совместно поддерживать мир и сообща разрешать международные споры и конфликты на основе Устава ООН во имя предотвращения новой мировой войны. Но этот миропорядок так и не был реализован – он быстро разбился о противостояние СССР и США в Европе, а затем и по всему миру.

В освобожденной Советской армией Центральной и Восточной Европе Советский Союз за несколько лет установил социалистический строй и инициировал массовые репрессии, что вызвало возмущение Соединенных Штатов, которые, в свою очередь, помогли подавить коммунистическое движение в ряде стран Западной Европы. Затем зоны оккупации Германии превратились в два государства – ФРГ и ГДР. Потом была создана НАТО, а в ответ на принятие в нее ФРГ – Организация Варшавского договора. Со временем по обе стороны от внутригерманской границы были развернуты беспрецедентные для мирного времени контингенты вооруженных сил и тысячи единиц ядерного оружия.

Важнейшие европейские границы (между ГДР и Польшей по Одеру–Нейссе, между ФРГ и ГДР, как и граница Советского Союза вокруг балтийских стран) юридически не были признаны Западом – в первом случае до соглашений 1970 г., во втором – до 1973 г., а в третьем – никогда. Статус Западного Берлина служил источником опаснейших кризисов (1948, 1953, 1958 гг.), а один из них, в августе 1961 г. (когда советские и американские танки стояли друг против друга на прямой наводке), едва не привел к вооруженному конфликту СССР и США. Берлинский вопрос урегулирован лишь соглашениями от 1971 года. Холодная война парализовала Совет Безопасности ООН и превратила его в форум пропагандистской полемики, а не институт поддержания международного мира и безопасности.

Готовые к применению ядерные потенциалы породили страх перед лобовым столкновением в зоне прямого военного противостояния двух мощных альянсов, что на время заморозила конфликты и фактические границы в Европе. (Что сделало неизбежным их размораживание после окончания холодной войны.) Но на протяжении первой четверти века существования того миропорядка европейский континент постоянно трясло от напряженности и кризисов между двумя блоками, а Советский Союз к тому же периодически силой подавлял мирные и вооруженные восстания в социалистическом лагере (в 1953 г. в ГДР, в 1956-м в Венгрии, в 1968-м в Чехословакии).

Относительной стабилизации удалось достичь только двадцать с лишним лет спустя – в ходе первой временной разрядки напряженности между двумя ядерными сверхдержавами, зафиксированной Договором по ПРО и соглашением ОСВ-1 от 1972 года. На этой волне в 1975 г. в Хельсинки был подписан и Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), закрепивший нерушимость европейских границ и десять принципов мирного сосуществования государств на континенте (включая территориальную целостность, суверенитет, неприменение силы и право народов на самоопределение).

Однако вне Европы миропорядок холодной войны вплоть до ее окончания заключался в его отсутствии. Сорок лет мир жил в постоянном ужасе перед глобальной войной. Помимо берлинского кризиса 1961 г., великие державы как минимум трижды подходили к грани ядерного катаклизма: во время Суэцкого кризиса 1956 г., в ходе ближневосточной войны 1973 г. и во время Карибского кризиса в октябре 1962-го, когда эту черту едва не переступили. Компромисс был достигнут за пару дней до момента намеченного авиаудара США по кубинским базам советских ядерных ракет, часть которых была приведена в боеготовность для ответного удара, о чем не знали в Вашингтоне. Тогда человечество было спасено не только благодаря осторожности Кремля и Белого дома, но и просто по счастливому случаю.

Не было никакого совместного управления миром двумя сверхдержавами – просто ужас перед ядерной катастрофой заставлял стороны избегать прямого столкновения. Тем не менее, за этот период произошли десятки крупных региональных и локальных войн и конфликтов, унесших жизни более 20 млн человек. Военные потери самих Соединенных Штатов в те годы составили около 120 тыс. человек – столько же, сколько в Первой мировой войне. Зачастую конфликты разражались неожиданно и завершались непредсказуемо, в том числе поражением великих держав: война в Корее, две войны в Индокитае, пять войн на Ближнем Востоке, войны в Алжире, войны между Индией и Пакистаном, Ираном и Ираком, на Африканском Роге, в Конго, Нигерии, Анголе, Родезии, Афганистане, не говоря уже о бесчисленных внутренних переворотах и кровавых гражданских катаклизмах.

В глобальном соперничестве стороны совершенно произвольно нарушали международно-правовые нормы, включая территориальную целостность, суверенитет и права наций на самоопределение. Под идеологическими знаменами военная сила и подрывные операции применялись регулярно, цинично и массированно. Вне Европы границы государств постоянно менялись, силовым путем страны распадались и воссоединялись (Корея, Вьетнам, Ближний и Средний Восток, Пакистан, Африканский Рог и пр.). Почти в каждом конфликте США и СССР оказывались по разные стороны и предоставляли прямую военную помощь своим партнерам.

Все это сопровождалось беспрецедентной гонкой ядерных и обычных вооружений, противостоянием вооруженных сил сверхдержав и их союзников на всех континентах и во всех океанах, разработкой и испытанием космических вооружений. Это соперничество принесло всем огромные экономические издержки, но более всех подорвало советскую экономику. Лишь в 1968 г. был заключен Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), с конца 1960-х гг. начались серьезные переговоры по ядерным вооружениям, а затем о сокращении обычных вооруженных сил в Европе.

Мировая экономика была разделена на две системы: капиталистическую и социалистическую. В этих условиях было невозможно применять друг против друга какие-то экономические санкции, поскольку они присутствовали постоянно в виде жестких торговых и технических барьеров (как, например, КОКОМ). И только в 1970-е гг. началось избирательное экономическое взаимодействие в виде экспорта советских углеводородов в Западную Европу и скромного импорта оттуда промышленных товаров и технологий. Экономические кризисы на Западе вызывали радость на Востоке, а хозяйственные трудности СССР встречали удовлетворение Соединенных Штатов и их союзников. Впрочем, экономическая независимость (автаркия) и опора на оборонный комплекс как локомотив развития в конечном итоге закономерно загнали социалистическую экономику в хозяйственный и научно-технический ступор.

Сорокалетний период биполярной системы международных отношений и холодной войны наглядно продемонстрировал, что международное право и институты действуют лишь как исключение – в тех редких случаях, когда ведущие державы осознают общий интерес. А в остальном игра с нулевой суммой превращает эти нормы и организации не более чем в средства оправдания своих действий и форумы для пропагандистских баталий.

С конца 1990-х гг. в России присутствует ощущение растущей угрозы, и даже на официальном уровне была высказана мысль, что окончание холодной войны не укрепило, а ослабило национальную безопасность. Это не что иное, как политико-психологическая аберрация. Частично она объясняется тем, что когда самая страшная угроза – вероятность глобальной ядерной войны – отошла далеко на задний план, вопреки наивным надеждам начала 1990-х гг., всеобщей гармонии не наступило. Ужасы сорока лет холодной войны заставили всех забыть, насколько опасным был мир до нее (приведя, помимо всего прочего, к двум мировым войнам). Кроме того, ностальгия по былому лидирующему положению своей страны – как одной из двух глобальных сверхдержав –

побуждает многих в России, кто работал в годы холодной войны, и тем более тех, кто пришел в политику после нее, подменять реальность историческими мифами и сожалеть об утерянном «миропорядке», который на деле был балансированием на грани всеобщей гибели.

Новое мироустройство

Как всегда бывало в истории, фундаментальное изменение расстановки сил на мировой арене сопровождалось изменением миропорядка, как бы сомнительно ни было применение этого понятия к периоду холодной войны. Крушение советской империи, экономики, государства и идеологии означало конец биполярной системы международных отношений. Вместо этого США на протяжении 1990-х и в следующем десятилетии пытались реализовать идею однополюсного мира под своим руководством.

Нельзя не отметить, что благодаря окончанию холодной войны начала складываться глобальная система безопасности: за это время были заключены важнейшие соглашения по контролю над ядерными и обычными вооружениями, нераспространению и ликвидации оружия массового уничтожения. Резко активизировалась роль ООН в миротворческих операциях (в течение 1990-х гг. было предпринято 36 таких операций из 49 проведенных ООН в общей сложности до 2000 года). За два с лишним десятилетия число международных конфликтов и их разрушительные масштабы не увеличились, а значительно уменьшились по сравнению с любым из 20-летних периодов холодной войны.

Россия, Китай и другие бывшие социалистические страны, несмотря на различия политических систем, были интегрированы в единую мировую финансово-экономическую систему и институты, хотя оказывали на них недостаточное влияние. За пределами этой системы остались лишь несколько государств (как КНДР, Куба, Сомали). Кризис 2008 г. как бы от обратного продемонстрировал финансово-экономическое единство мира. Начавшись в Америке, он быстро охватил остальные страны, в том числе тяжело ударил по экономике России (вопреки ее первоначальным, по старой привычке, надеждам остаться «островом стабильности»).

Предпринимались попытки юридически оформить новую расстановку сил: через договор об объединении Германии между ФРГ, ГДР, СССР, США, Великобританией и Францией (1990 г.), создание ОБСЕ на месте СБСЕ (1995 г.), развитие положений Хельсинкского акта в Парижской хартии (1990 г.) и Основополагающем акте России–НАТО (1997 г.), активно обсуждалась реформа ООН. Был адаптирован Договор по сокращению обычных вооружений в Европе (АДОВСЕ – 1999 г.), велись переговоры о совместном развитии систем ПРО.

Однако эти попытки во многих случаях были неуспешны или остались незавершенными, как и строительство всей системы международной безопасности, прежде всего из-за глобальных претензий Соединенных Штатов. С начала 1990-х гг. у США был уникальный исторический шанс возглавить процесс созидания нового, многостороннего, согласованного с другими центрами силы миропорядка. Но они этот шанс бездарно упустили. Неожиданно ощутив себя «единственной мировой сверхдержавой» и пребывая во власти эйфории, Соединенные Штаты стали подменять международное право правом своей силы, легитимные решения Совета Безопасности ООН – директивами американского Совета Национальной Безопасности, а прерогативы ОБСЕ – действиями НАТО.

В результате под новый миропорядок были заложены мины замедленного действия: расширение Североатлантического альянса на восток, силовое расчленение Югославии и Сербии, незаконное вторжение в Ирак, пренебрежительное отношение к ООН, ОБСЕ, контролю над вооружениями (выход США из Договора по ПРО в 2002 г. и отказ от ратификации Договора 1996 г. о запрещении ядерных испытаний). К России относились как к проигравшей державе, хотя именно она покончила с советской империей и холодной войной.

Первое двадцатилетие после биполярности убедительно показало, что и однополярный мир не приносит стабильности и безопасности. Как внутри стран, так и в международных отношениях монополизм неизбежно ведет к правовому нигилизму, произволу, стагнации и в конечном итоге – к поражениям.

Растущее противодействие «американскому порядку» стали оказывать Китай, Россия, а также новые межгосударственные организации: ШОС, БРИКС, региональные государства (Иран, Пакистан, Венесуэла, Боливия) и даже некоторые союзники Вашингтона (ФРГ, Франция, Испания). Помимо наращивания военного потенциала и соперничества в мировой торговле оружием Россия начала открыто противодействовать США в отдельных военно-технических сферах (развитии систем преодоления ПРО). В августе 2008 г. впервые за многие годы Москва применила военную силу за рубежом – на Южном Кавказе.

В российском публичном дискурсе «империализм» ныне утратил прежний негативный флер и все чаще используется с героическим пафосом. Исключительно позитивный смысл придается ядерному оружию и концепции ядерного сдерживания (и негативный – сокращению ядерных вооружений), поиску военных баз за рубежом, соперничеству в торговле оружием, воспевается политика наращивания и демонстрации военной силы, обосновывается отказ от договоров по контролю над вооружениями – все то, что раньше ставилось в вину «мировому империализму».

Китай, в свою очередь, приступил к последовательному наращиванию и модернизации ядерных и обычных вооружений, развернул программы преодоления ПРО США и соревнования с их высокоточными неядерными системами. КНР бросила вызов соседним странам и американскому военному доминированию в акваториях к западу и югу от своих берегов, заявила права на доступ к природным ресурсам Азии и Африки и на контроль над морскими коммуникациями их доставки в Индийском и Тихом океанах.

Однополярный «порядок» подорван фактическим поражением Вашингтона в иракской и афганской оккупационных войнах, а также глобальным финансово-экономическим кризисом 2008 года. Он закончился растущей интенсивностью военно-политического соперничества Соединенных Штатов с Китаем в Азиатско-Тихоокеанском регионе и жестким противостоянием США с Россией вокруг украинского кризиса.

Украинский момент истины

С точки зрения реальной политики при всем драматизме гуманитарной стороны кризиса и насилия на юго-востоке Украины суть происходящего проста: США и Евросоюз тянут Украину к себе, а Россия ее не пускает, стремясь оставить страну (или хотя бы ее части) в орбите своего влияния. Впрочем, теория реальной политики дает далеко не полную картину событий, поскольку не учитывает социально-экономическое и внутриполитическое измерение происходящего.

Большинство украинского общества выступает за демократические реформы и интеграцию с Западом, видя в этом перспективу выхода из многолетнего социально-экономического застоя и нищеты, преодоления коррупции, смены неэффективной системы власти. Проживающее на юго-востоке значительное меньшинство (составляющее до 10–15% всего населения) настроено против курса на Запад и за сохранение традиционных связей с Россией. Решения президента Виктора Януковича подписать, а затем отменить соглашение об ассоциации с ЕС резко обострили внутриполитический раскол: последовали Евромайдан и его расстрел, насильственное свержение законной власти, отделение Крыма и гражданская война на юго-востоке.

Хотя Вашингтон сейчас огульно обвиняет во всех бедах Москву, она имеет лишь косвенное отношение к интернационализации кризиса до крымских событий. В 2012–2013 гг. массовые протестные движения в России были восприняты ее новым правящим классом как инспирированная Западом попытка «цветной революции». Судя по всему, из этого сделали вывод об опасности дальнейшего сближения с США и Евросоюзом. Потому был отменен курс на «европейский выбор России», который многократно официально провозглашался в 1990-е гг. и в первый период правления Путина, начиная с Петербургского саммита Россия–ЕС в мае 2003 г. и вплоть до 2007 года. На смену «европейскому выбору» пришла официальная доктрина «евразийства».

Вовне она предполагает первоочередную интеграцию России в Таможенном и Евразийском союзе с постсоветскими республиками: прежде всего Белоруссией, Казахстаном и другими, которые пожелают присоединиться. А вместо получения инвестиций и передовых технологий Запада (на которые была рассчитана концепция «партнерства ради модернизации» президента Дмитрия Медведева) взят курс на реиндустриализацию экономики с опорой на оборонно-промышленный комплекс, получивший финансирование в 23 трлн рублей до 2020 года. Этот поворот сопровождался небывалой со времен холодной войны кампанией о военной угрозе Запада. Именно на фоне отмеченной смены российской ориентации намерение Киева подписать соглашение с ЕС было воспринято в Москве как серьезная угроза ее «евразийским» интересам. Ведь ранее заявки президентов Кравчука, Кучмы, Ющенко на членство в НАТО и Евросоюзе не вызывали жесткой реакции России.

Консервация сложившегося в России за последние двадцать лет государственного строя, отказ от существенных экономических и политических реформ получили доктринальное обоснование в философии консерватизма, возврата к традиционным духовным ценностям и государственно-политическим канонам. Что бы ни думали об этом в Кремле, легионы активистов в политическом классе и СМИ открыто призывают возродить великодержавно-православную Россию (не преминув использовать и сталинский опыт), присоединить Абхазию и Южную Осетию, после Крыма занять населенные соотечественниками юг и юго-восток Украины (Новороссию), Приднестровье, при случае – Северный Казахстан и части Балтии (ведущий идеолог такой философии Александр Проханов назвал это «империей обрубков».)

Вашингтон и его союзники по НАТО (кроме Польши и стран Балтии) в течение ряда лет не отвечали на новые веяния в российской политике. Однако после присоединения к России Крыма и начала войны на юго-востоке Украины их реакция была вдвойне жесткой, особенно со стороны администрации президента Обамы, которого консервативная оппозиция изначально обвиняла в излишнем либерализме и мягкотелости по отношению к Москве. Трагедия с малазийским лайнером в июле 2014 г. придала кризису небывалую эмоциональную остроту глобального масштаба, хотя причины катастрофы до сих пор не выяснены.

При всех огромных сложностях ситуации варианты решения по существу тоже просты, и определяться они будут не только на переговорах Киева и юго-востока, а в Москве, Брюсселе и Вашингтоне. Или Россия и Запад договорятся о каком-то взаимоприемлемом будущем статусе Украины и характере ее отношений с ЕС и Россией при сохранении нынешней территориальной целостности, или страна будет разорвана на части с тяжелейшими социальными и политическими последствиями для Европы и всего мира.

Что дальше?

На смену несостоявшемуся однополюсному миру идет полицентричный миропорядок, который опирается на несколько основных центров силы. Однако, в отличие от «концерта наций» (Священного союза) XIX века, нынешние центры силы не равновелики и имеют различное общественное устройство, которое во многих аспектах еще не устоялось. Соединенные Штаты, хотя их удельный вес постепенно снижается, остаются ведущим глобальным центром в экономическом (около 20% мирового ВВП), политическом и военном отношениях. По всем параметрам их стремительно догоняет Китай (13% мирового ВВП). Евросоюз (19% мирового ВВП) и Япония (6%) могут претендовать на такую роль в экономическом плане, но в политическом и военном аспектах зависят от США и интегрированы в американские альянсы вместе с рядом региональных государств (Турция, Израиль, Южная Корея, Австралия).

Россия строит свой центр силы вместе с некоторыми постсоветскими странами. Однако, имея глобальный ядерный и политический статус, укрепляя региональные силы общего назначения, она все еще не соответствует финансово-экономическим стандартам мирового центра ввиду относительно скромного объема ВВП (3% от мирового) и еще более – из-за экспортно-сырьевого характера экономики и внешней торговли.

Индия – ведущий региональный центр (5% мирового ВВП), как и некоторые другие страны (Бразилия, ЮАР, группа АСЕАН, в перспективе – Иран). Но между Россией, Китаем, Индией, Бразилией нет и не предвидится военно-политического союза, а по отдельности они заметно уступают военно-политическому и строящемуся экономическому альянсу США, Евросоюза, Японии и Южной Кореи.

В последнее десятилетие в полицентричном мире вновь наметились линии коллективного размежевания. Одна проходит между Россией и НАТО/ЕС по поводу расширения этих альянсов на восток, программы ЕвроПРО и особенно остро в последние месяцы – в связи с кризисом на Украине. Другая линия напряженности обозначилась между Пекином и Вашингтоном в борьбе за военно-политическое доминирование в западной части Азиатско-Тихоокеанского региона, контроль над природными ресурсами и путями их транспортировки, а также по финансово-экономическим вопросам.

Объективно по закону полицентричного мира это подталкивает Россию и Китай к более тесному партнерству, стимулирует курс СНГ/ОДКБ/ШОС/БРИКС к созданию экономического и политического противовеса Западу (США/НАТО/Израиль/Япония, Южная Корея/Австралия). Впрочем, эти тенденции едва ли выльются в новую четкую биполярность, сравнимую с эпохой холодной войны. Экономические связи с Западом основных членов ШОС/БРИКС и их зависимость от него в получении инвестиций и новейших технологий намного шире, чем существует у них между собой. (Например, объем торговли России и Китая в пять раз меньше торговли России и Евросоюза и в 10 раз меньше, чем у Китая с США, ЕС и Японией). Внутри СНГ/ОДКБ/ШОС/БРИКС есть более глубокие противоречия, чем между государствами этих сообществ и Западом (Россия и Украина, Индия и Китай, Армения и Азербайджан, Казахстан и Узбекистан, Узбекистан и Таджикистан). Также немало разногласий между Соединенными Штатами и европейскими странами по многим экономическим и политическим темам, особенно в части отношений с Россией.

Кризис вокруг Украины пока не разрешил противоречие между тенденциями к полицентричности и новой биполярности. Скорее он наглядно продемонстрировал специфику складывающейся асимметричной и весьма размытой полицентричности. Как показало голосование в ООН по крымскому референдуму, Россию однозначно поддержали 10 государств, США – 99 (включая все государства НАТО и ЕС), но при этом 82 страны (40% членов ООН) предпочли остаться вне конфронтации и не портить отношения с Москвой и Вашингтоном. Ни одно из государств ШОС/БРИКС не встало на сторону России, а из стран СНГ и ОДКБ лишь Белоруссия и Армения недвусмысленно поддержали Москву, причем президент первой вскоре поехал в Киев и призвал к возвращению Украине Крыма в каком-то неопределенном будущем. Три страны СНГ, помимо вышедшей из него Грузии, выступили против России (Азербайджан, Молдавия и Украина), Москву не поддержали и такие традиционные партнеры, как Сербия, Иран, Монголия, Вьетнам. Вместе с тем в лагере США тоже нет единства, к ним не присоединились Израиль, Пакистан, Ирак, Парагвай, Уругвай. Еще больший разлад в НАТО и Евросоюзе проявился по вопросу о санкциях и новой политике сдерживания России.

Исключительно важно и то, что все эти государства и группировки интегрированы в единую мировую финансово-экономическую систему. С одной стороны, это позволило Западу принять против России ощутимые, особенно в долгосрочном плане, экономические санкции. Но с другой – применение еще более жестких широких «секторальных» санкций по той же причине грозит нанести большой ущерб их инициаторам и потому не находит единой поддержки среди союзников Соединенных Штатов, да и в кругах американского бизнеса. Ответные санкции России против продовольственного импорта затронули экономику стран Запада, но могут еще больнее ударить по российскому потребителю, несмотря на обещания найти новых поставщиков и развить собственное производство (чего не удалось СССР за 70 лет и России за следующие четверть века).

Общий экономический базис, в отличие от периода холодной войны, по идее должен служить служит мощным стабилизирующим фактором. Однако опыт последнего времени продемонстрировал огромное обратное влияние политики: обострение отношений России и Запада разваливает их экономическое сотрудничество и глобальную систему безопасности.

Если Украина будет разорвана и по какой-то внутриукраинской границе пройдет новая линия конфронтации между Россией и Западом, то между ними надолго возродятся многие элементы отношений холодной войны. Авторитетный американский политолог Роберт Легволд подчеркивал: «Хотя новая холодная война будет основательно отличаться от первоначальной, она будет крайне разрушительна. В отличие от прежней, новая не охватит всю глобальную систему. Мир более не биполярен, крупные регионы и ключевые игроки, как Китай и Индия, будут избегать вовлечения… И все же новая холодная война скажется на всех сколько-нибудь важных аспектах международной системы». Среди вопросов, по которым будет прервано сотрудничество, Легволд выделяет согласование параметров систем ЕвроПРО, разработку энергетических ресурсов Арктики, реформу ООН, МВФ и ОБСЕ, урегулирование локальных конфликтов на постсоветском пространстве и вне его. К этому списку можно добавить взаимодействие в борьбе с международным терроризмом и оборотом наркотиков, противоборство с исламским экстремизмом – главной общей угрозой глобального и трансграничного характера для России и Запада, о которой напомнило наступление исламистов в Ираке.

В таких условиях неизбежно ускорение гонки вооружений, особенно в сферах высоких технологий: информационно-управляющие системы, высокоточные неядерные оборонительные и наступательные вооружения, ракетно-планирующие и, возможно, частично-орбитальные средства. Однако это соревнование едва ли сравнится с масштабом и темпами гонки ядерных и обычных вооружений времен холодной войны, прежде всего по причине ограниченности экономических ресурсов ведущих держав и союзов. Даже в условиях беспрецедентно острого украинского кризиса США продолжают сокращать военный бюджет и не могут заставить союзников по НАТО увеличить военные расходы. Тем более ограниченны экономические и научно-технические возможности России, а издержки гонки вооружений будут для нее относительно выше. Вместе с тем в такой обстановке практически неизбежен тупик на переговорах по контролю над вооружениями и весьма вероятен распад существующей системы ограничения и нераспространения вооружений (прежде всего Договор РСМД от 1987 г., возможно – новый Договор СНВ от 2010 г. и даже ДНЯО).

Если к этому добавится кризис между КНР и США с их союзниками на Тихом океане, то Китай сдвинется ближе к России. Однако Пекин не будет склонен к жертвам ради российских интересов, но постарается всемерно использовать ее ресурсы для соперничества с противниками в Азии и на Тихом океане (китайцы называют Россию своим «ресурсным тылом», вероятно, думая, что это ей льстит). Впрочем, Китай едва ли пойдет теперь на обострение с Вашингтоном: напряженность отношений России и Запада ставит его в самое выигрышное положение в полицентричном мире. Как ни парадоксально, именно Китай занял сейчас позицию балансира между Западом и Востоком (в лице России), к чему всегда стремилась Москва.

Российские внешнеполитические практики и теоретики двадцать лет отстаивали концепцию полицентричного мира в качестве альтернативы американской монополярности. Но на деле Москва оказалась не готова к такой системе отношений, поскольку еще не осознала ее главного правила, которое хорошо понимали российские канцлеры XIX века Карл Нессельроде и Александр Горчаков. А именно: нужно идти на частные компромиссы с другими державами, чтобы иметь более благоприятные отношения с остальными центрами силы, чем у тех между собой. Тогда они будут больше заинтересованы в сотрудничестве с Россией, и можно получать уступки от всех, выигрывая по сумме реализованных интересов.

Между тем ныне отношения России с Соединенными Штатами и Евросоюзом хуже, чем у них с Китаем и тем более между собой. Это чревато для Москвы большими проблемами в обозримой перспективе. В отношениях с США и их союзниками в Европе и на Тихом океане надолго вбит клин. Над Сибирью и Дальним Востоком нависает гигантский Китай, дружить с которым можно лишь на его условиях. С юга к России примыкают неустойчивые авторитарные государства, которым угрожает исламский экстремизм. В европейской части соседи представлены, мягко выражаясь, не вполне дружественными странами в лице Азербайджана, Грузии, Украины, Молдавии, Польши, Балтии и не очень предсказуемыми партнерами (Белоруссия). Конечно, несмотря на новую американскую политику сдерживания, России не грозит международная изоляция или военная агрессия. Но Советскому Союзу в 1991 г. это тоже не угрожало, причем он был намного больше, сильнее в экономическом и военном отношениях, имел защищенные границы и не так зависел от мировых цен на нефть и газ.

Если по вопросу о будущем Украины между Россией и Западом будет достигнут компромисс, разумеется, приемлемый для Киева и юго-востока страны, то возврат к сотрудничеству не произойдет быстро. Однако со временем противостояние будет преодолено и возобладает процесс формирования полицентричного мира. Он может стать основой нового, более сбалансированного и устойчивого, пусть намного более сложного и динамичного миропорядка. Он призван заниматься проблемами XXI века, а не возвращаться к политике прошлого столетия и более ранних времен: свержению неугодных режимов, вооруженному навязыванию другим народам своих ценностей и порядков, геополитическому соперничеству и силовой перекройке границ для исправления исторических несправедливостей.

Только на новой базе станет возможным существенное повышение роли и эффективности международных норм, организаций и наднациональных институтов. Фундаментальная общность интересов многополярного мира диктует большую солидарность и сдержанность в выборе инструментов достижения интересов, чем страх перед ядерной катастрофой в прошлом веке. Этого требуют новые проблемы безопасности – распространение оружия массового уничтожения, подъем исламского экстремизма, рост международного терроризма. К тому же подталкивают обостряющиеся климатические, экологические проблемы, дефицит энергоресурсов, пресной воды, продовольствия, демографический взрыв, неуправляемая миграция и угроза глобальных эпидемий.

Курс Евросоюза, Индии, Японии предсказуем в весьма узком диапазоне вариантов. Решающую роль в формировании будущего мироустройства будет играть выбор политического курса Соединенными Штатами, Китаем и Россией. США придется, не впадая в неоизоляционизм, приспосабливаться к реалиям полицентричного и взаимозависимого мира, в котором силовой произвол подобен бросанию камней в стеклянном доме. Как самый сильный участник такого мироустройства они могут играть очень важную роль, действуя в рамках международного права и легитимных институтов. Но любые претензии на гегемонию и «право силы» встретят саботаж союзников и отпор других глобальных и региональных держав. Китаю следует избежать соблазна наращивания вооружений, проведения силовой политики и выдвижения геополитических претензий для обеспечения своих растущих ресурсных потребностей – это может сплотить против него соседние страны на западе, юге и востоке под руководством США. Растущая стремительно экономическая мощь КНР предполагает адекватное повышение глобального экономического и политического влияния страны, но это должно осуществляться только мирным путем, на основе взаимоприемлемых договоренностей с другими странами.

Что касается России, то, лишь перейдя от экспортно-сырьевой к высокотехнологичной экономике, она способна стать полновесным глобальным центром силы. Это предполагает энергичные усилия по выходу из наметившегося экономического и политического застоя, грозящего перейти в упадок. Но он невозможен на путях великодержавной риторики, самолюбования на основе метафизических духовных традиций, экономической автаркии и наращивания военного потенциала сверх пределов разумной достаточности. Все это скорее усугубит проблемы России, даже если и вызовет на время патриотический отклик общества. Для реального экономического прорыва прежде всего нужны политические и институциональные реформы демократического характера: реальное разделение и регулярная сменяемость властей, честные выборы, четкое отчуждение чиновников и депутатов от бизнеса, активное гражданское общество, независимые СМИ и многое другое. Никаким иным способом в России не появятся крупные инвестиции и высокие технологии – они не будут генерироваться из внутренних источников, не придут с Запада и не будут присланы из Китая, который сам является получателем этих активов от стран инновационной экономики.

Пожалуй, мало кто из критиков нынешней философии и политики «евразийства», консерватизма и национал-романтизма смог бы более ясно и убедительно выразить идею европейского выбора, чем сам Владимир Путин. Несколько лет назад (в 2007 г.) он писал: «Этот выбор во многом был задан национальной историей России. По духу, культуре наша страна является неотъемлемой частью европейской цивилизации… Сегодня, выстраивая суверенное демократическое государство, мы в полной мере разделяем те базовые ценности и принципы, которые составляют мироощущение большинства европейцев… Мы рассматриваем европейскую интеграцию как объективный процесс, являющийся составной частью нарождающегося миропорядка… Развитие многоплановых связей с ЕС – это принципиальный выбор России».

Согласно этой идеологии, которая является фундаментом общественной жизни и менталитета, Россия должна вернуться на европейский путь, который не следует путать с торговыми потоками и маршрутами трубопроводов. Вектор развития вовсе не обязательно предполагает интеграцию России в Евросоюз или Евроатлантическую зону свободной торговли и инвестиций. Вполне вероятно сохранение России (основываясь на экономике высоких технологий) вместе с рядом постсоветских республик как самостоятельного центра силы в тесном сотрудничестве с США, ЕС, Китаем, Японией, Индией. Европейский путь – это прежде всего преобразование российской экономической и политической системы на основе передовых европейских норм и институтов, разумеется, сообразуясь с российскими потребностями и национальными традициями.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209584 Алексей Арбатов

Проблема с ограничением долларовых вливаний

Последствия политики ФРС для мировой экономики

Бенн Стейл – старший научный сотрудник и директор по мировой экономике в Совете по внешним связям. Автор недавно изданных книг «Бреттон-Вудская битва: Мейнард Кейнс», «Харри Декстер Уайт» и «Создание нового мирового порядка».

Резюме Вашингтон должен отказаться от санкций против государств, предпринимающих законные меры для защиты от шоков, вызванных политикой ФРС. Даже если эти страны манипулируют валютно-обменными курсами.

Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 4, 2014.

В апреле 2013 г. дефицит по текущим операциям на Украине был на уровне 8%, и страна отчаянно нуждалась в долларах для оплаты жизненно важного импорта. Однако 10 апреля правительство президента Виктора Януковича отвергло условия, на которых Международный валютный фонд был готов предоставить ей пакет финансовой помощи на сумму 15 млрд долларов, отдав предпочтение заимствованию у частных инвесторов за рубежом. Ровно через неделю Киев выпустил 10-летние евробонды на 1,25 млрд долларов, чтобы с их помощью продолжать финансирование разрыва между внутренним производством и гораздо более высоким уровнем потребления. Иностранные инвесторы раскупили эти облигации со ставкой доходности 7,5% годовых.

Все вроде бы шло гладко до 22 мая, когда тогдашний председатель Федерального резерва США Бен Бернанке высказал предположение: если американская экономика продолжит уверенное восстановление, ФРС может начать сокращать или урезать ежемесячный выкуп ценных бумаг Казначейства Соединенных Штатов и бумаг, обеспеченных залогом недвижимости.

ФРС начала осуществлять выкуп ценных бумаг в сентябре прошлого года, чтобы сбить долгосрочные процентные ставки и стимулировать частное кредитование. Сворачивание выкупа активов означало бы более высокую доходность по облигациям США с более длительным сроком погашения, вследствие чего развивающиеся рынки становились менее привлекательными. Инвесторы, вложившиеся в украинские облигации, моментально отреагировали на разговоры об урезании программы выкупа, начав избавляться от них; в результате доходность по этим облигациям достигла почти 11% и уже не снижалась до конца года.

Финансовые проблемы Украины усугублялись на протяжении многих лет, поэтому только перспектива того, что ФРС из месяца в месяц будет закачивать все меньше новых долларов на рынок, сделала невозможным обмен старых облигаций на новые. Киев просто не мог позволить себе платить такие высокие процентные ставки по облигациям.

Если бы ФРС продолжила либеральную политику, Украина смогла бы по меньшей мере отсрочить наступление финансового кризиса, а отсрочка кризиса зачастую значит его предотвращение. В конце концов Янукович обратился за помощью к Москве, которая настояла на том, чтобы он отказался от подписания соглашения об ассоциации с Европейским союзом. В знак протеста украинцы вышли на улицы. Остальное уже история.

До недавнего времени не было принято говорить о роли, которую ФРС сыграла в свержении Януковича и хаосе, воцарившемся в стране. Этот факт вызывает большую тревогу, поскольку Украина – одна из многих экономически слабых стран мира, зависящих от вливания долларов, рынки которых начинает лихорадить от одного намека на изменение политики ФРС.

Доллар за доллар

Американский доллар играет уникальную роль в мировой экономике. Хотя вклад США в нее не превышает 23% и постоянно снижается, большая часть мировой торговли за пределами еврозоны осуществляется в долларах, и 60% всех золотовалютных резервов государств деноминированы в американской валюте. В частности, экономическое взаимодействие развивающихся стран с остальным миром происходит исключительно через нее. Следовательно, изменения в монетарной политике Вашингтона могут оказать самое непосредственное и существенное воздействие на мировую экономику, расширяя или сужая потоки капитала на развивающиеся рынки и в противоположном направлении, а также снижая ценность валют развивающихся стран по отношению к доллару, что, в свою очередь, может изменять уровень инфляции в других государствах и влиять на объем их экспорта. В итоге для многих государств валютно-финансовый суверенитет – не более чем недостижимый идеал. Признавая этот факт, некоторые из них, такие как Эквадор и Сальвадор, в последние десятилетия зашли так далеко, что полностью избавились от собственных валют, приняв доллар в качестве основной единицы расчетов и дома, и за рубежом.

После предупреждений Бернанке в мае прошлого года о сворачивании финансирования казначейских обязательств Украина оказалась одной из многих развивающихся стран, пострадавших от массированной распродажи активов на валютном рынке и рынке облигаций, поскольку инвесторы попытались вывести средства с этих рынков для более безопасного инвестирования в Соединенных Штатах. Однако распродажа не была беспорядочной. Страны, пострадавшие сильнее других, – Бразилия, Индия, Индонезия, ЮАР и Турция – имели большой дефицит по текущим операциям, для финансирования которого необходим импорт капитала. Их рынки умеренно восстановились после неожиданного сентябрьского решения ФРС отсрочить снижение темпов выкупа ценных бумаг, но их снова начало лихорадить в декабре, когда ФРС объявила, что намерена осуществить свои планы.

Когда эти рынки сдали позиции, многие наиболее пострадавшие столицы принялись критиковать Вашингтон за эгоцентризм и зашоренность. «Международное валютно-финансовое сотрудничество подошло к концу», – заявил разгневанный Рагхурам Раджан, руководитель Центрального банка Индии, после очередного вывода денег с индийского валютного рынка и рынка облигаций. ФРС и другие организации богатого мира, сказал он, не могут просто «умыть руки и сказать: мы сделаем все, что будет нужно, а вы приспосабливайтесь».

Недавно опубликованная стенограмма совещания Федерального комитета по открытым рынкам в октябре 2008 г. помогает понять, чего ожидал Раджан от ФРС и что его так разозлило. Члены Комитета прекрасно понимали глобальный характер разрастающегося кризиса, однако были сосредоточены не на том, чтобы остановить его расползание на развивающиеся рынки, а на ограничении негативных последствий для США. Члены Комитета согласились с тем, что договоренности ФРС о свопах с центральными банками развивающихся рынков, по которым она ссуживала им доллары под залог их местных валют, носят временный характер и должны заключаться с теми странами, которые считаются большими и важными для здоровья финансовой системы Соединенных Штатов. Речь идет о Бразилии, Мексике, Сингапуре и Южной Корее, проблемы которых могли повлиять на американские рынки. Например, Дональд Кон, тогдашний член Управляющего совета ФРС, высказал озабоченность по поводу того, что массированные продажи за рубежом ценных бумаг Fannie Mae и Freddie Mac могут «плохо отразиться на ипотечных рынках в США», поскольку ставки заимствования средств вырастут. Некоторые страны могут пойти этим путем, если у них не будет менее разрушительных способов получить доступ к долларам, таких как соглашения ФРС о свопах. Если они прибегнут к такой стратегии, «это не будет отвечать нашим интересам», отметил Кон.

В том году ФРС неофициально отказалась удовлетворить запросы на подписание соглашения о свопе, поступившие от Чили, Доминиканской Республики, Индонезии и Перу. А двумя годами позже, когда американская экономика стала гораздо менее уязвима для финансовой нестабильности на внешних рынках, ФРС не стала возобновлять соглашения о свопах с Бразилией, Мексикой, Сингапуром и Южной Кореей. Спустя еще два года, в 2012 г., ФРС отвергла запрос Индии на подписание соглашения о свопе, чем вызвала гнев Раджана.

ФРС критиковали не только за то, что своими разговорами о снижении финансирования ценных бумаг она спровоцировала обвал валют других стран в 2013 г., но и за противоположные действия, которые привели к резкому скачку курса иностранных валют вследствие проведения политики количественного смягчения в 2010 году. В итоге это стало причиной снижения конкурентоспособности экспорта многих государств. Как посетовал в то время замминистра финансов Китая Чжу Гуангяо, ФРС «не вполне учла, что избыточные потоки капитала могут вызвать финансовую дестабилизацию развивающихся рынков». Министр финансов Бразилии Гвидо Мантега высказался более категорично, обвинив ФРС в развязывании «валютной войны».

Однако было нереалистично ожидать от ФРС иных действий, какими бы желательными они ни были для других стран, поскольку главные ее задачи – обеспечение стабильных внутренних цен и максимального уровня занятости – прописаны в законе, и ФРС не имеет права жертвовать интересами американцев во имя интересов зарубежных государств. Неудивительно, что она не проявляла к этому склонности с тех пор, как шесть лет назад в мире начался финансовый кризис.

От Бреттон-Вудс к биткоину

Легко понять, почему другие правительства начали искать альтернативу мировой финансовой архитектуре, в которой доминирует доллар. Они хотят уменьшить зависимость от монетарной политики, проводимой США. В 2009 г. руководитель Центрального банка Китая Чжоу Сяочуань повторил призыв Джона Мейнарда Кейнса, прозвучавший в 1940-е гг., к созданию наднациональной валюты под управлением МВФ, которая взяла бы на себя несоразмерно большую роль, отведенную сегодня в мировой экономике американскому доллару. Фактически в этом качестве могли бы уже сегодня выступать Специальные права заимствования (СПЗ) Фонда, представляющие собой потенциальные заявки на валюты стран – членов МВФ. Однако в настоящее время частный сектор не выставляет счета, не осуществляет заимствование или кредитование в СПЗ. И пока это положение не изменится, у центральных банков не будет стимула держать значительно больше СПЗ, чем они это делают сегодня – примерно 3% мировых валютных резервов.

Когда СПЗ были созданы в 1960-х гг., Жак Рюэф, в ту пору главный экономический советник президента Франции Шарля де Голля, нелестно отозвался о них как о «пустоте, облаченной в видимость валюты». Кейнс подробно описал, как можно расширить предложение валюты МВФ, но никогда не говорил о том, как сократить его. Поэтому Рюэф считал, что СПЗ имеют инфляционный потенциал, который не сможет ограничить никакая бюрократия. Вместо этого он призывал вернуться к золотому стандарту конца XIX века, позволившему процветать системе многосторонней торговли и исключавшему глобальные диспропорции, приводящие к кризисам. Система с этим справлялась, объяснил он, автоматически повышая процентные ставки в странах с бюджетным дефицитом и снижая их в странах с профицитом бюджета.

Идея вернуться к какой-то разновидности золотого стандарта и сегодня имеет известных сторонников, таких как Рон Пол, бывший республиканский конгрессмен из Техаса, а также бизнесмен и писатель Льюис Лерман. Но с учетом прежде всего тяжелых времен, наступивших для некоторых южных государств еврозоны после 2008 г., неудивительно, что предложения снизить активное управление национальной финансовой политикой со стороны правительств – посредством ли создания новых мировых валют, таких как евро, или возвращения к некой разновидности товарной обеспеченности денежной массы – все чаще воспринимаются управленцами как опасные шаги назад.

Конечно, цифровая валюта биткоин продемонстрировала, что нечто, имеющее свойства транснациональных денег, вовсе не обязательно должно создаваться политиками. Вместе с тем после хаотичного коллапса на Маунт Гокс, некогда крупнейшей бирже этой криптовалюты, рынок биткоина едва ли будет всерьез рассматриваться политиками, стремящимися минимизировать волатильность рынков и избежать кризиса.

Многие по-прежнему указывают на Бреттон-Вудскую эпоху фиксированных обменных курсов, существовавшую с 1946 по 1971 гг., когда мировая торговля и производство быстро росли, как на ту разновидность мирового финансового сотрудничества, которому следует подражать. Однако другие инициативы, выдвинутые сразу после окончания Второй мировой войны, такие как план Маршалла, предложенный в 1948 г., и Европейский платежный союз, сформированный в 1950 г., в большей степени заслуживают лестных оценок, поскольку именно они запустили механизм мировой торговли и способствовали быстрому экономическому росту. Кроме того, нельзя сказать, что валютно-финансовая система, для надзора за которой и был создан МВФ, сформировалась раньше 1961 г., то есть первые 15 лет существования Фонда ее вовсе не было. Лишь в 1961 г. первые девять европейских стран сделали свои валюты конвертируемыми в доллары США. И уже в это время в системе обозначилось некоторое напряжение, поскольку Франция и другие страны начали требовать от Соединенных Штатов, чтобы те выкупили избыточные доллары, заплатив за них золотом.

Сегодня план валютно-финансовой реформы с целью налаживания сотрудничества между странами неосуществим по политическим причинам. По сути, Бреттон-Вудские соглашения – это сделка между двумя государствами, политика которых была критически важна для достижения мировой финансовой стабильности: США, главным кредитором мира, и Великобританией, крупнейшим должником. Соединенные Штаты согласились помогать странам, борющимся с дефицитом по текущим операциям, а последние должны были отказаться от конкурентного обесценивания своих национальных валют. Сегодня крупнейший кредитор мира – Китай, а крупнейший должник – США. Вместе с тем обе страны не желают отказываться от мер контроля: Пекин – обменного курса своей валюты, а Вашингтон – долларовых процентных ставок, хотя теоретически это послужило бы общему благу.

Из всего вышесказанного следует, что мировая экономика еще какое-то время будет обречена на зависимость от «нелюбимого долларового стандарта», по выражению экономиста Стэнфордского университета Рональда Маккиннона. Но Маккиннон и его коллега Джон Тейлор полагают, что ФРС могла бы предпринять определенные шаги для укрепления лояльности доллару за рубежом. Тейлор считает, что Соединенным Штатам следует в одностороннем порядке вернуться к менее волюнтаристской монетарной политике, в большей мере основанной на правилах, поскольку это привело бы к более предсказуемым потокам капитала и экономическим условиям за рубежом.

Тейлор, конечно, прав в том, что предсказуемость денежной политики США исторически была фактором, который помогал стабилизировать мировые рынки. Вместе с тем относительная непредсказуемость этой политики сегодня – прямое следствие урона, нанесенного американской экономике финансовым кризисом, обнулившим краткосрочные процентные ставки и вынудившим ФРС импровизировать. Едва ли стоит удивляться разноречивости, изменчивости и многочисленности точек зрения на то, в чем должна заключаться эта импровизация – разные мнения имеются и внутри самой ФРС. Никогда еще экономисты и политики не расходились так далеко во взглядах на надлежащие правила ведения монетарной политики и на условия, при которых данные правила должны соблюдаться, меняться или упраздняться. И если эти правила не будут кодифицированы, каждый из руководителей центральных банков будет изобретать собственные и периодически менять отношение к этим правилам. На самом деле они этим занимаются уже с 2010 г., когда ФРС впервые опробовала нетрадиционную денежную политику, такую как крупномасштабные скупки активов.

Например, в июне прошлого года Бернанке попытался управлять ожиданиями рынков, высказав предположение, что ФРС прекратит скупку активов, как только уровень безработицы опустится примерно до 7 процентов. Тем не менее ФРС начала лишь умеренное ежемесячное сокращение скупки активов в январе, хотя к тому времени безработица уже упала ниже установленного уровня – до 6,6 процента. В некоторых случаях ФРС пытается убедить общественность, что не будет делать некоторые вещи – например, поднимать процентные ставки до некой отдаленной даты (середина 2015 года). Вместе с тем она заявила, что продолжит выверять прочие интервенции, такие как скупка активов, сообразуясь с месячными данными по безработице и другой статистикой, которая обычно нестабильна, а потому предполагает частые изменения в поведении ФРС. Неудивительно, что рынки подчас реагируют крайне нервозно.

Протекционистская политика

Но неужели развивающиеся страны не могут принять меры по защите своих рынков без сотрудничества с Соединенными Штатами? Конечно, могут! Авторы исследования, недавно проведенного МВФ, пришли к выводу, что наибольшую устойчивость перед лицом нетрадиционной денежной политики США с 2010 г. демонстрировали государства, для которых характерны три особенности: иностранцы владеют сравнительно небольшой долей их национальных активов, они имеют торговый профицит и значительные золотовалютные резервы. Это дает политикам четкие ориентиры: в благоприятное время правительствам развивающихся стран следует снижать импорт и курс национальной валюты и в то же время наращивать экспорт и долларовые резервы.

К сожалению, многие в Соединенных Штатах считают такую политику нечестным валютным манипулированием, наносящим ущерб американским экспортерам. Чтобы помешать иностранным правительствам предпринимать подобные шаги, некоторые влиятельные американские экономисты, например Фред Бергстен, при поддержке крупных американских корпораций призвали Белый дом включить в будущие торговые соглашения положения, направленные против манипулирования валютными курсами. Другие, в том числе экономисты Джаред Бернстайн и Дин Бейкер, зашли так далеко, что потребовали от Вашингтона вводить налоги на иностранные активы в виде казначейских обязательств США, а также заградительные пошлины на импорт из стран, манипулирующих, по мнению американских законодателей, курсом национальных валют.

Подобные предложения сбивают с толку; они только усиливают трения между участниками мировой торговли и провоцируют политические конфликты. Но сам по себе факт того, что видные аналитики призывают к таким действиям, показывает, как функционирование мировой финансовой и денежной системы или сбои в ее работе могут вызвать цепь политических мер, способных нанести ущерб экономике разных стран. Например, недавние соглашения, заключенные Китаем с Бразилией, Японией, Россией и Турцией об отходе от долларовых расчетов в торговле, могут подорвать систему мировой торговли. Американский доллар играет критически важную роль в этой системе, поскольку страны хотят экспортировать больше той компенсации, которую получают в виде импорта, только в силу убеждения, что деньги, накапливаемые ими в процессе такой торговли, – доллары США – сохранят покупательную способность на мировом рынке в течение длительного времени. Уберите доллар из этой картины, и страны начнут возводить торговые барьеры для предотвращения диспропорций в двусторонней торговле, поскольку у них нет желания накапливать не заслуживающие доверия валюты друг друга (это в полной мере относится к Бразилии, России и Турции). И если все пойдут этим путем, результатом будут торговые войны наподобие тех, которые бушевали во время Великой депрессии в 1930-е годы.

Будущее ФРС

Федеральная резервная система была создана 100 лет назад, чтобы положить конец панике на американском банковском рынке. Страшный урон, нанесенный финансовой системе Великобритании двумя мировыми войнами, сделал ФРС сильнее Банка Англии, вследствие чего она сегодня играет привилегированную роль ядра международной денежной системы. Но, несмотря на беспрецедентное усиление, она так и не обрела то чувство глобального управления и руководства, которое было присуще Банку Англии в XIX веке. Конгресс США никогда не порывался изменить такое положение вещей, и трудно представить себе, что в ближайшем будущем он будет действовать как-то иначе.

Учитывая траекторию, которая явно просматривается в политике Соединенных Штатов, и неразбериху, царившую последний год на валютных рынках и рынках облигаций развивающихся стран, это должно побудить другие государства удвоить коллективные усилия для защиты мировой финансовой системы от ударов в спину со сторону ФРС. У большинства стран с развивающимися рынками недостает ресурсов, чтобы защитить себя в одиночку. Но если они будут действовать сообща, то накопят достаточно золотовалютных резервов. Например, инициатива Чиангмая 2010 г. по многосторонности платежей позволяет 13 странам Азии в случае кризиса платежного баланса получать доступ к объединенным резервам в размере 240 млрд долларов.

К сожалению, здесь все не так гладко, как может показаться на первый взгляд. Государства, подписавшие соглашение Чиангмая, на самом деле не собрали обещанных денег, и участники этих договоренностей могут запросить значительные фонды, только если принимают программу МВФ и, следовательно, выполняют все условия Фонда и находятся под его наблюдением, а это довольно тяжкое бремя. В действительности правительства региона неохотно выдают кредиты друг другу во время кризисов, когда в них, собственно говоря, и возникает потребность. Тем временем страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР) заявили в 2013 г. о создании собственного банка развития. Но одно дело заявить о таком намерении, и совсем другое – практически реализовать разработанный план. Ни одна из вышеупомянутых инициатив пока не привела к выделению хотя бы нескольких долларов взаимной помощи, и в ближайшем будущем вряд ли ситуация изменится.

Все это свидетельствует о том, что легко сетовать на отсутствие финансового лидерства со стороны США, но очень трудно найти ему замену, даже когда имеются все необходимые для этого ресурсы. С учетом мандата, полученного от американских законодателей и общественности, ФРС не имеет большого выбора и вынуждена будет и дальше ставить перед собой прежде всего внутриполитические задачи, не обращая внимания на нежелательные последствия для тех стран, от которых не исходит угрозы экспорта экономической нестабильности в Соединенные Штаты. Но если уж Вашингтон не способен руководить, он по крайней мере должен не мешать другим искать способы стабилизации своей экономики и отказаться от призывов применения санкций против государств, предпринимающих законные меры для защиты от будущих шоков, вызванных политикой ФРС, даже если эти страны прибегают к манипулированию валютно-обменными курсами. Потому что, как показывает хаос на Украине, глубокие финансовые кризисы нередко перерастают в еще худшие политические кризисы, и в грядущие годы мир, скорее всего, столкнется не с одним таким кризисом.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Финансы, банки > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209577 Бенн Стейл

Доминирование доллара: есть ли альтернативы

К чему ведет дискуссия о резервных валютах

С.А. Афонцев – доктор экономических наук, заведующий Отделом экономической теории ИМЭМО РАН, профессор МГИМО (У) МИД России, советник Круглого стола промышленников России и ЕС.

Резюме Перспективы вывода российского рубля на позиции глобальной валюты не просматриваются, а вот возможности повышения его международной роли через механизмы БРИКС представляют практический интерес.

Идея о том, что зависимость мировой экономики от использования доллара как средства международных платежей и ведущей резервной валюты является чрезмерной и должна быть сокращена, вот уже несколько десятилетий бурно обсуждается политиками и экспертами. Как всегда в тех случаях, когда экономические аргументы тесно переплетаются с политическими интересами, участники дебатов часто выдают желаемое за действительное, а нежелаемое – за заведомо нежизнеспособное. Объективный анализ проблемы требует разложить ее на две составляющие – во-первых, какую роль играют глобальные валюты в современной мировой экономике, и во-вторых, почему именно американский доллар является ведущей глобальной валютой? Лишь разобравшись с этими вопросами, можно делать выводы относительно дальнейших перспектив развития международной валютной системы и места в ней конкретных национальных валют, включая доллар.

Глобальные валюты как общественные блага

Начнем с первого вопроса. С точки зрения управления глобальными экономическими процессами наличие в мировой экономике глобальных валют (global currencies), обслуживающих международные платежи и обеспечивающих возможности накопления международных резервов, является центральным элементом стабильности мировой валютно-финансовой системы. Благодаря этому функционирование глобальных валют правомерно рассматривать в контексте политики создания глобальных общественных благ. В экономической науке термин «общественные блага» используется для описания благ, отвечающих двум условиям: во-первых, неконкурентность в потреблении (потребление блага одним субъектом не снижает возможности его потребления другими субъектами), и, во-вторых, неисключаемость в предоставлении (производитель блага не может воспрепятствовать его потреблению субъектом, не уплатившим за право потребления).

Классическим примером общественного блага на национальном уровне является национальная оборона: защита одного гражданина страны от нападения вероятного противника никак не ослабляет аналогичную защищенность других граждан (условие неконкурентности), и в то же время отсутствует возможность «изъять» из числа защищенных системой национальной обороны тех граждан, которые не внесли своего вклада в ее создание, например, уклонились от уплаты налогов (условие неисключаемости). В свою очередь, под глобальными общественными благами (ГОБ) понимаются блага, обладающие свойствами неконкурентности и неисключаемости с точки зрения участников мировой политико-экономической системы. При этом принято выделять «конечные» ГОБ, непосредственно удовлетворяющие потребности глобального сообщества (поддержание мира, стабильность международной торговой системы и международных финансов, сохранение окружающей среды и т.д.), и «промежуточные» ГОБ, которые являются условием создания «конечных» ГОБ.

Наличие глобальных валют и является одним из таких «промежуточных» ГОБ, выполняющих ряд важных функций в международной системе, содействуя развитию международной торговли и поддержанию глобальной финансовой стабильности. Их использование значительно сокращает трансакционные издержки торгово-инвестиционных операций. Речь идет не только (и не столько) об исключении издержек по конвертации национальных валют (данную функцию могут выполнять и региональные валюты – например, евро), но и о создании универсальной системы международных расчетов с применением универсально признаваемых платежных средств. Они обеспечивают ликвидность международных финансовых рынков и глобальную мобильность капитальных потоков, создавая условия для развития международного инвестиционного сотрудничества. Наконец, благодаря глобальным валютам создается возможность накопления международных резервов, не связанных с конкретным типом товарных активов (например, с золотом), что существенно расширяет для национальных правительств и центральных банков возможности гибкого управления платежным балансом. В силу этого они являются важным инструментом смягчения международных дисбалансов. Страны, имеющие устойчивый профицит торгового баланса, имеют возможность накапливать международные резервы в виде активов, номинированных в глобальных валютах, без необходимости сдерживать расширение экспорта, сохраняя тем самым благоприятные перспективы долгосрочного роста национальной экономики.

Главная проблема мировых резервных валют заключается в том, что, выполняя функции глобальных общественных благ, они де-факто находятся под контролем национальных денежных властей, политика которых ориентирована в первую очередь на потребности национальной экономики и/или субъектов, в ней функционирующих. Именно с этим обстоятельством связан поток обвинений в адрес Федеральной резервной системы США, политика которой, диктуемая приоритетами национального характера, может оказывать существенное негативное влияние на экономики стран, порой удаленных на тысячи километров от американского континента. Но передача вовне импульсов, исходящих от национальной денежно-кредитной политики – общее свойство глобальных валют. Какая бы валюта ни пришла на смену доллару, это свойство останется неизменным. В этом смысле разница может состоять лишь в том, политика какой страны (Великобритании, Соединенных Штатов или, например, Китая) будет сказываться на экономиках других государств, использующих ее валюту в рамках международной системы. Страны – эмитенты глобальных валют могут меняться, содержание критики в их адрес – нет.

Кандидаты на глобальность

Валюты, выполняющие функции глобальных (или претендующие на эту роль), должны соответствовать ряду достаточно жестких требований. Во-первых, иметь высокий уровень востребованности на мировых рынках. Иными словами, на соответствующую валюту есть спрос со стороны хозяйствующих субъектов в различных странах. Во-вторых, предложение глобальной валюты должно быть достаточно для удовлетворения соответствующего спроса. В-третьих, от нее требуется высокая надежность: и ценность номинированных в ней активов, и ее котировки по отношению к другим валютам определяются на основании рыночных принципов, но при этом свободны от рисков резких и непредсказуемых колебаний, связанных с политикой страны-эмитента.

Ситуацию усложняет то обстоятельство, что статус глобальной валюты имеет две градации. Первый уровень – валюта международных платежей – предполагает активное использование в международных торгово-инвестиционных операциях. Второй уровень – международная резервная валюта – предусматривает готовность центральных банков различных стран включать активы, номинированные в соответствующей валюте, в свои международные резервы. Во втором случае требования к надежности валюты и к ее предложению (доступность на рынке номинированных в ней активов) существенно выше, чем в первом.

Какие валюты в современном мире отвечают требованиям, перечисленным выше? Очевидно, что в максимальной степени это относится к американскому доллару, частично – к евро, британскому фунту и японской иене. Они устойчиво держат пальму первенства по «глобальной востребованности»: по данным Банка международных расчетов, в 2013 г. доллар обслуживал 87,0% объема валютных сделок, евро – 33,4%, иена – 23,0%, фунт – 11,8% (поскольку в каждой сделке участвуют две валюты, сумма процентных долей в мировом валютном обороте равна 200%). На мировом рынке обращается значительный объем активов, номинированных в соответствующих валютах, причем их котировки регулируются рыночными факторами и не подвержены резким спекулятивным колебаниям. Достаточно сказать, что даже на пике «кризиса еврозоны» доверие к номинированным в евро активам оставалось уверенно высоким, а доллар по-прежнему играет роль «надежной гавани», в которую инвесторы уводят активы при любом намеке на ухудшение мировой конъюнктуры.

За пределами «большой четверки» глобальных валют поиск кандидатов на этот статус – дело весьма неблагодарное. Если говорить о валютах экономически развитых стран, главной проблемой является не столько их низкая востребованность (на австралийский доллар, например, приходилось целых 8,6% общей суммы валютных сделок в 2013 г.), сколько отсутствие на международном рынке достаточного объема активов, в них номинированных. Максимально ярко данное обстоятельство проявилось в 2010–2011 гг., когда попытки инвесторов найти альтернативу активам, номинированным в долларах и евро, неизменно наталкивались на дефицит активов, номинированных в альтернативных валютах (в первую очередь швейцарских франках, австралийских долларах и норвежских кронах). Более того, сами эти попытки привели к существенным проблемам с обеспечением устойчивости валют – настолько серьезным, чтобы побудить Швейцарию в сентябре 2011 г. привязать курс франка к евро. То есть перечисленные валюты могут достаточно успешно обслуживать международные платежи и даже включаться центральными банками в пул международных резервов, однако потеснить позиции валют «большой четвертки» они не способны ни сегодня, ни в обозримом будущем.

Из числа валют развивающихся стран единственным серьезным кандидатом на статус глобальной валюты в ближайшие десятилетия выступает китайский юань (ренминби). За ним стоит бурно развивающаяся экономика Китая, политическая воля руководства страны, энтузиасты фондовых рынков и многочисленное сообщество критиков «засилья доллара в мировой экономике». Но объективные факты говорят, что обольщаться международными перспективами ренминби не стоит – по крайней мере в среднесрочной перспективе.

Во-первых, несмотря на стремительное возвышение Китая на позиции ведущего мирового экспортера, роль ренминби на глобальных валютных рынках до сих пор остается ограниченной. В 2013 г. на него приходилось лишь 2,2% оборота глобального валютного рынка. Громко разрекламированная политика наращивания доли ренминби с помощью двусторонних своповых соглашений (25 соглашений с декабря 2008 г. по июль 2014 г. со странами-партнерами, в т.ч. Россией, а также с ЕС и Гонконгом) также дала скромные результаты. Показательна судьба свопового соглашения с Южной Кореей – первого соглашения такого рода, заключенного 12 декабря 2008 г. с максимальным объемом операций на уровне 360 млрд ренминби (эквивалент 64 млрд корейских вон). Первая сделка по данному соглашению заставила себя ждать почти шесть лет. В мае 2014 г. корейский концерн «Хёнде» задействовал его в рамках сделки на поставку автомобилей в Китай, причем сумма кредита составила… 124,74 млн ренминби (порядка 20 млн долларов). Очевидно, что китайские власти рассчитывали совсем не на такой результат. В целом доля ренминби в обслуживании валютных свопов (фактических сделок, а не подписанных соглашений) в 2013 г. составила 0,9% – для сравнения, доллар США обслуживал 93,0% суммы своповых операций.

Во-вторых, даже если ренминби в ближайшие годы укрепит позиции как валюта международных платежей, его переход к статусу мировой резервной валюты столкнется с препятствием, связанным с отсутствием на глобальном рынке достаточного объема надежных активов, номинированных в ренминби. Уникальная позиция доллара в международной валютной системе в решающей мере связана с высокой насыщенностью рынков ликвидными долларовыми активами, что является прямым следствием устойчиво высоких бюджетных дефицитов, финансируемых выпуском долговых обязательств правительства Соединенных Штатов. Активов аналогичного объема и качества, номинированных в ренминби, на сегодняшний день просто не существует. В такой роли теоретически могли бы выступать долговые обязательства китайского правительства, выпускаемые для финансирования значительного бюджетного дефицита, который в 2009–2013 гг. колебался в пределах 0,8–1,1 трлн ренминби. В 2013 г. он достиг максимального значения за пять лет – 1,06 трлн ренминби (эквивалент порядка 174 млрд долларов). Эта сумма превышает минимальный докризисный дефицит федерального бюджета США (161 млрд долларов в 2007 г.) и лишь в четыре раза меньше соответствующего показателя 2013 г. (680 млрд долларов). Таким образом, принципиальная возможность масштабного выпуска Китаем государственных долговых обязательств существует – вопрос лишь в том, будут ли они обладать адекватным качеством и будут ли пользоваться спросом на международных финансовых рынках. Положительный ответ на этот вопрос вполне возможен – но пока не очень понятно, какие факторы способны его обеспечить в реальности.

В-третьих, ренминби остается валютой с жестко регулируемым курсом. Несмотря на то что власти Китая идут на определенное смягчение политики валютного регулирования (так, в марте 2014 г. коридор предельных колебаний валютного курса ренминби был расширен с 1 до 2%), до перехода к рыночному определению курса китайской валюты предстоит пройти еще очень долгий путь. Дилемма заключается в нахождении баланса между потребностями экспортного сектора, которому нужен низкий валютный курс, и финансового сектора, заинтересованного в укреплении ренминби. Такое укрепление, неизбежное в случае либерализации валютного регулирования, несет высокие риски для экспорта, неприемлемые в условиях замедления китайской экономики. В свою очередь, переход на рыночное формирование валютного курса необходим для того, чтобы ренминби мог претендовать на статус резервной валюты: мало кому интересно иметь в пуле резервов значительную долю активов, ценность которых будет зависеть от политических решений Пекина.

Клубные валюты как альтернатива

Каковы могут быть альтернативы использованию глобальных валют, эмитированных конкретными странами – коль скоро издержки денежно-кредитной политики США для стран остального мира весьма ощутимы, а перспективы замены доллара в его глобальной функции национальными валютами других государств весьма туманны? С точки зрения концепции глобальных общественных благ, наиболее эффективной альтернативой существующей ситуации стало бы создание подлинно международной валюты, не зависящей от решений денежных властей конкретной страны и «управляемой» признанным наднациональным органом. Создание такой искусственной валюты обречено на неудачу в силу рассмотренных выше условий – тех самых, которые способствуют сохранению долларом его нынешних позиций.

Главное обстоятельство заключается в том, что любая искусственная валюта (если только она, как евро, не приходит на смену другим валютам, активно используемым в торгово-инвестиционных сделках) является изначально невостребованной участниками экономических операций. Судьба специальных прав заимствования, эмитируемых МВФ, наглядно иллюстрирует этот тезис. Отбросив дипломатический лексикон, можно констатировать, что в современной мировой экономике их значение стремится к нулю.

Более интересный спектр возможностей предоставляют клубные валюты. Они могут использоваться либо государствами – участниками региональных интеграционных объединений, либо группой стран, имеющих тесные партнерские связи в экономической области. При этом клубные валюты либо создаются искусственно, либо в их качестве функционируют наиболее мощные валюты отдельных стран – членов клуба. Проектам создания искусственных клубных валют в полной мере присущи слабости, характерные для искусственных глобальных валют. На сегодняшний день единственным успешным примером создания искусственной клубной валюты является евро, пришедший на смену пулу европейских валют, некоторые из которых (прежде всего марка ФРГ, французский франк, итальянская лира) ранее играли значимую роль в международной торговле и финансах. Проекты конструирования искусственных клубных валют на базе более слабых национальных (например, в АСЕАН) неизменно оканчивались фиаско. В этом контексте можно только приветствовать тот факт, что в подписанном 29 мая с. г. Договоре о Евразийском экономическом союзе вопросы создания наднациональной валюты в принципе не упоминаются. На постсоветском пространстве уже было анонсировано множество невыполненных проектов – хорошо, что их не стало на один больше.

Важным новшеством последнего десятилетия стала разработка проектов валютного сотрудничества, предполагающих использование национальных валют стран-партнеров. Они могут реализоваться как в рамках региональных интеграционных объединений (например, МЕРКОСУР), так и в рамках страновых клубов, члены которых формально не объединены форматом региональной интеграции. Соответствующие механизмы, в частности, получили активное распространение в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Недавно к числу клубов, анонсировавших проекты валютного сотрудничества, присоединился БРИКС. С учетом того, что перспективы вывода российского рубля на позиции глобальной валюты на сегодняшний день не просматриваются даже гипотетически, возможности повышения его международной роли через соответствующие механизмы БРИКС могут представлять прямой практический интерес.

Инициатива для БРИКС

Наряду с важными политическими заявлениями, в финальной декларации прошедшего в г. Форталеза (Бразилия) саммита БРИКС (июль 2014 г.) сформулированы две важные инициативы в валютно-финансовой сфере. Во-первых, заявлено о создании в БРИКС финансового института – Нового банка развития (НБР), в функции которого будет входить финансирование проектов (в первую очередь инфраструктурных) на территории стран-членов. Во-вторых, принято решение о формировании пула валютных резервов государств БРИКС для коллективного противодействия валютно-финансовым рискам.

Для того чтобы НБР мог выполнять миссию, связанную с поддержкой устойчивого развития в странах БРИКС (а потенциально – и в других развивающихся странах, которые могут к нему присоединиться), его ресурсов должно быть достаточно для финансирования набора «образцовых» проектов, способных оказать системное воздействие на экономики стран-членов и привлечь к сотрудничеству частных инвесторов. С объявленным капиталом НБР в размере 100 млрд долларов эта задача кажется вполне реалистичной.

Ключевая проблема, однако, связана с объемами и сроками предоставления финансовых ресурсов. В соответствии с достигнутым соглашением, на начальном этапе функционирования НБР его капитал составит 50 млрд долларов (впоследствии он может быть удвоен). Из этой суммы 10 млрд будет внесено членами БРИКС в равных долях в течение семи лет – не так уж и много, и с большой отсрочкой. Для сравнения, лишь проект модернизации порта Зарубино в Приморском крае требует 3 млрд долларов инвестиций, не говоря уже о проекте строительства газопровода из России в Китай, для которого необходимо, по самым скромным оценкам, не менее 55 млрд долларов. Ввиду этого важное значение будет иметь предоставление инвестиционных гарантий (оставшиеся 40 млрд долларов). Разработка механизмов предоставления соответствующих гарантий (можно ожидать, что они будут предоставляться главным образом в валютах стран БРИКС) является, таким образом, принципиальным условием для того, чтобы деятельность НБР успешно набирала обороты с самого начала его функционирования в 2016 году.

Хотя в роли основателей НБР выступают страны БРИКС, данный финансовый институт открыт для участия в нем других государств. Такое участие потенциально может обеспечить расширение капитала НБР (хотя доля стран БРИКС в нем не должна опускаться ниже 55%). Наиболее очевидными кандидатами на вступление являются страны Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Из числа полноправных членов ШОС лишь от Казахстана можно ожидать ощутимого финансового взноса. Тем не менее вовлечение соответствующих государств в деятельность НБР через реализацию масштабных инвестиционных проектов может оказаться привлекательной перспективой как для России, так и для Китая. То же самое относится к странам, которые в ШОС выступают в качестве «партнеров по диалогу». Белоруссия как член создаваемого Евразийского экономического союза, Шри-Ланка как близкий союзник Индии и Турция как динамично развивающаяся экономика (и активный член «Большой двадцатки») способны стать желанными кандидатами на присоединение к НБР. Сложнее обстоит дело со странами-наблюдателями. С учетом турбулентной политической ситуации в Афганистане, проблемной международной позиции Ирана и напряженных отношений Индии с Пакистаном бесспорной выглядит лишь кандидатура Монголии. Если расширение НБР окажется успешным, национальные валюты стран БРИКС (в первую очередь китайский ренминби и, возможно, российский рубль) получат дополнительный импульс к повышению своей роли в мировой экономике.

Если НБР по своим функциям может рассматриваться как «клубный аналог» Всемирного банка, то валютный пул стран БРИКС потенциально способен взять на себя часть функций, которые на глобальной арене выполняет МВФ. При размере пула, эквивалентном 100 млрд долларов, страны БРИКС почувствуют себя более уверенно в периоды валютно-финансовых потрясений. Хотя ресурсы пула едва ли будут играть заметную роль для России и Китая, располагающих значительными международными резервами (почти 478 млрд долларов и более 4 трлн долларов, соответственно), для других стран БРИКС они, вероятно, окажутся полезными в ситуации валютной нестабильности. Хорошая новость состоит в том, что 30% своего лимита страна-аппликант сможет получить без пресловутой необходимости предварительного согласования антикризисной программы с МВФ. И в любом случае само наличие соответствующего механизма может выступать в роли своего рода «подушки безопасности», обеспечивая более высокое доверие участников рынка к валютам стран-членов.

Остается, однако, непраздный вопрос о том, в какой мере резервы, созданные на основе национальных валют стран БРИКС, окажутся полезными в случае давления на одну из них. Как уже упоминалось, доля ренминби в обслуживании валютных сделок на глобальных рынках в 2013 г. составляла 2,2%. Валюты других стран БРИКС демонстрировали еще более скромные показатели (порядка 1% у бразильского реала и индийской рупии, заметно менее 1% – у российского рубля и южноафриканского ранда). Ограниченное использование валюты в мировой экономике означает ограниченный спрос на нее со стороны внешних агентов. Иными словами, «клубный» валютный пул будет иметь значение в первую очередь для отношений собственно между странами – членами пула. Это расширяет круг возможностей, открытых для этих государств, но и не отменяет для них потребности в пользовании «настоящими» глобальными валютами.

Как можно убедиться, возможности клубных механизмов взаимодействия в валютной сфере достаточно скромны – они не подменяют глобальные механизмы, а дополняют их. Тем не менее они заслуживают внимания и поддержки. Немаловажное значение имеет тот факт, что побочным эффектом создания таких механизмов могут служить общие сдвиги в структуре управления глобальными экономическими процессами. В условиях, когда глобальные функции по-прежнему выполняются узким кругом валют экономически развитых стран, а реформа международных финансовых институтов фактически блокирована, создание клубных форматов взаимодействия может стать альтернативной стратегией повышения роли ведущих стран с развивающейся экономикой на глобальные экономические процессы.

США. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209575 Сергей Афонцев

Успокоить Запад, уравновесить Восток

Новая стратегия России в Азии

Т.В. Бордачёв – кандидат политических наук, директор Центра комплексных международных и европейских исследований НИУ ВШЭ, заместитель декана факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

Е.А. Канаев – доктор исторических наук, профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

Резюме Россия, которая исторически является прежде всего военной державой, впервые имеет шанс выйти в Азиатско-Тихоокеанский регион как фактор мира. Это необходимо и для равновесия в АТР, и для ее собственного развития.

Статья подготовлена в рамках программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ 2014 г. на основе доклада авторов для встречи Консорциума научных и образовательных учреждений Китая, Норвегии, России, Сингапура, Южной Кореи и Японии.

Поворот России к Азии – это не возможность, которой страна вольна воспользоваться или нет, а объективная необходимость. Содержанием поворота должны стать ускоренное перераспределение торгово-экономических связей и потоков, дипломатических усилий и человеческих контактов в сторону государств Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии. Результатом – новая роль России в мире, соответствующая потребностям ее внутреннего развития и требованиям внешнего мира. Наиболее фундаментальный сдвиг можно ожидать в массовом сознании россиян и нужно способствовать ему – необходимо начать жить своим умом, открыться миру и, пользуясь выражением отца китайского экономического чуда Дэн Сяопина, «освободить свое мышление» об этом мире.

Этот поворот происходит в условиях постепенного изменения всей парадигмы развития азиатского региона. В одних случаях (Китай, Малайзия) оно уже началось, в других (большинство стран АСЕАН) – близится переход от модели «Азия – всемирная фабрика» к модели «Азия – гигантский рынок». Стремительно растут темпы внутрирегиональной и внутристрановой торговли, увеличиваются города и численность горожан-потребителей. Начинают размываться остатки колониальной системы эксплуатации производительных сил Азии. Более того, сами азиатские государства уже переносят производство и инвестируют в Африку и Латинскую Америку. Не исключено, что новый тип азиатского развития бросит вызов и регулятивной силе Запада – его монопольному пока праву сертифицировать качество товаров и услуг, развивать одни инновации и тормозить другие.

Поворот России на Восток и качественная интенсификация первоначально политических, а затем и торгово-экономических отношений со странами Азии уже стал одной из важнейших составляющих национальной стратегии. Смещение центра мировой экономики и политики в АТР происходит объективно, а потенциал сотрудничества со странами Азии для реализации национального проекта XXI века – подъема Сибири и Дальнего Востока – колоссален.

В ближайшие годы стратегия России в Азии будет формироваться и осуществляться под воздействием трех важнейших факторов международно-политического характера. Во-первых, достигнута – впервые с конца 1980-х гг. – относительная определенность намерений и практической политики России и Запада, в первую очередь США. Они вступили в достаточно продолжительный период «новой холодной войны». В ближайшие годы поведение сторон будет характеризоваться стремлением «отсекать щупальца» и «заполнять пустоты» на региональном – в Евразии, но отчасти и на глобальном уровне. При этом конфронтационная линия в отношении России с попытками всячески ограничивать ее возможности сохранится в Соединенных Штатах на 5–10 лет независимо от партийной принадлежности вашингтонской администрации.

В американской политике по отношению к России традиционно шла борьба между двумя стратегиями, которые условно можно назвать по именам наиболее ярких их представителей – Киссинджера и Бжезинского. Первая была основана на прагматичном понимании того, что после исчезновения в 1991 г. идеологической составляющей противостояния Восток–Запад отношения с Россией медленно, хотя и не без конфликтов, двигаются к сближению. Как на ценностном, так и на регулятивном и экономическом уровне. Вторая – «стратегия Бжезинского» – последовательно вела дело к тому, чтобы «дожать» Россию, окружить союзниками США и в конце концов добиться ее разоружения, а то и расчленения. В конце 2013 г. возобладали сторонники идей мыслителя польского происхождения, и Соединенные Штаты начали новый раунд холодной войны.

Результатом этого стратегически ошибочного решения станет в современных условиях не победа США, а их ослабление. Однако консенсус в отношении России, сформировавшийся в качестве реакции американской элиты на события вокруг Украины, не может быть пересмотрен в обозримом будущем. Вашингтон будет вновь и вновь провоцировать дипломатические и даже военные кризисы, вмешиваться в зоны российских интересов. Поворот к Азии необходим России для обретения достаточной степени уверенности и снижения собственной уязвимости перед этими агрессивными выпадами.

Вряд ли у нас появятся и возможности для качественного улучшения отношений с Европейским союзом. Хотя в данном случае России, скорее всего, удастся избежать деградации торгово-экономической составляющей взаимосвязей. Европейцы продолжат торговать с Россией, покупать ее энергоресурсы и продавать ей товары высокой степени переработки – вплоть до вооружений. Однако станут последовательно ограничивать российские международно-политические возможности и доступ к современным технологиям и инновациям.

Во-вторых, стратегическая деградация политических, а затем, возможно, и торгово-экономических отношений между Китаем и Соединенными Штатами приняла необратимый характер. Она ведет к конкуренции в сфере международной безопасности, выдвижению альтернативных и взаимоисключающих интеграционных проектов, производным от этого негативным последствиям для мира и стабильности в АТР.

Несмотря на сохраняющийся объем взаимозависимости между США и Китаем, основа для которого была заложена в «золотую эру» отношений между 1971 и 1989 гг., и широкую сеть контактов в бизнесе, науке и образовании, сторонам едва ли удастся преодолеть растущее недоверие. Соединенные Штаты будут в среднесрочной перспективе склоняться к защите своих интересов в АТР все более традиционными способами – путем укрепления отношений с союзниками и создания новых военных партнерств. Пока наиболее вероятно, что Вашингтон будет подталкивать к активизации военно-политического сотрудничества Вьетнам. Начался процесс милитаризации Японии.

Китаю, в свою очередь, придется искать способы если не прорыва стратегического окружения на востоке и юго-востоке, то компенсации его последствий. Не способствует региональной стабильности и давление КНР и США на средние и малые страны АТР, из-за чего они окажутся перед необходимостью выбора стратегического союзника. Они будут пытаться играть на противоречиях между гигантами, но с каждым новым обострением избежать эскалации труднее.

Все это неизбежно способствует росту взаимной заинтересованности Россией и КНР, стремлению к тому, чтобы совершенствовать умение достигать компромисса, расширять зону доверия и сотрудничества, в первую очередь в отношении региона Центральной Азии, Монголии и Северной Кореи. Появятся возможности по-новому структурировать отношения Москвы и Пекина в сфере торговли и инвестиций.

И, наконец, третьим фактором является то, что запрос на системную и комплексную государственную политику реализации национального проекта XXI века – подъема Сибири и Дальнего Востока – носит объективный характер.

Современный подъем Сибири и Дальнего Востока впервые за всю историю вхождения этих земель в состав России не связан с конъюнктурными соображениями или субъективными представлениями отдельных политических деятелей. Весь комплекс правительственных решений и мероприятий, направленный на качественное изменение к лучшему социально-экономической ситуации в Зауральской России, имеет целью становление всей страны в качестве полноценно и всесторонне развитого живого организма.

Развитие Сибири и Дальнего Востока сейчас – это повышение качества всего Российского государства, а не отдельной его географической составляющей. Оно невозможно без открытия для Азии, создания новых для российской практики условий работы зарубежных и отечественных инвесторов, повышения уровня доверия в политических взаимоотношениях России с азиатскими странами, качественного расширения возможностей для человеческих контактов. И оно необходимо, чтобы сохранить устойчивость на случай долгосрочного противостояния с Западом.

Подводя итог оценке нового стратегического контекста, необходимо подчеркнуть, что внешние и внутренние условия еще никогда не были настолько благоприятными для рывка к полноценному становлению России в качестве азиатско-тихоокеанской державы. Необходимо воспользоваться этими возможностями – выступить в качестве надежного балансира в сложной геостратегической ситуации АТР, снизить риски и угрозы из-за океана и реализовать уникальный инвестиционный потенциал Сибири и Дальнего Востока, ориентируя его на рынки стран Азии.

Что уже сделано и не сделано

Последние полтора-два года Россия постепенно, но последовательно перестраивалась на азиатский вектор. Знаковым стало заявление президента Владимира Путина на Петербургском международном экономическом форуме в июне 2013 г., что форсировать рост Россия сможет, лишь ориентировав свой экспорт на расширяющиеся азиатские рынки. Отношение к азиатскому вектору российской внешней политики и к развитию Сибири и Дальнего Востока среди российской политической и интеллектуальной элиты начало меняться.

Раньше возможный поворот на Восток нередко воспринимался как продукт авторитарного инстинкта российской власти, противоестественный для политической и культурной традиции страны. Но теперь практически общепринятым стало осознание того, что использование возможностей азиатского роста в интересах восточных регионов и России в целом необходимо. Обвальное ухудшение отношений России и стран Запада в первые месяцы 2014 г. будет, несомненно, способствовать повороту к Азии.

Важным символическим шагом стал саммит АТЭС 2012 г. во Владивостоке. Принимающая сторона предложила амбициозную повестку, предполагающую ускоренную интеграцию во многие экономико-политические процессы АТР. На саммите взят курс на либерализацию торговли в регионе и, в частности, разработан список из 54 наименований экологических товаров, которые будут торговаться в регионе практически беспошлинно. Россия готова взять на себя функции одного из ключевых игроков в обеспечении продовольственной безопасности этой части мира. Достигнуты договоренности в сфере развития транспорта и инновационного сотрудничества, построения единого образовательного и научного пространства.

Ряд инициатив получили развитие в 2013 году. Так, на следующем саммите АТЭС на Бали принято обязательство воздержаться от внедрения каких-либо протекционистских мер в отношении торговли и инвестиционного сотрудничества до 2016 года. Выработан механизм торговли экологическими товарами (тарифы по ним к концу 2015 г. должны быть снижены до 5% или более низкого уровня). На Восточноазиатском саммите в 2013 г. продолжилось обсуждение затронутой во Владивостоке темы продовольственной безопасности. Расширенная трактовка Россией сотрудничества в сфере инноваций, предложенная на АТЭС-2014, с акцентом на развитие человеческого капитала и рост образовательных обменов получила развитие во время Брунейской сессии Восточноазиатского саммита в 2013 году.

Однако дипломатические успехи пока не сопровождаются экономическими. Доля экономик АТЭС в товарообороте России достигла в 2013 г. рекордных 24,8%, хотя этот рост во многом компенсационный и обусловлен снижением доли ЕС, болезненно проходящего период восстановления после кризиса и снижающего спрос на импортные товары. Абсолютная величина торгового оборота России с экономиками АТЭС выросла на 9% по сравнению с 2012 г. (23,9%), это пока все еще слишком мало для того, чтобы можно было говорить о прорыве, и все еще более чем в два раза отстает от доли стран Европейского союза (49,7%).

Российский экспорт в экономики АТЭС в 2013 г. остался на уровне 2012 года. Эта доля медленно растет, но в основном за счет увеличения импорта товаров широкого потребления из этих стран. Российские производители промышленной продукции (за исключением ВПК) на азиатские рынки практически не вышли – основу экспорта составляет сырье. Заключенные в 2013–2014 гг. новые соглашения о поставке энергетических ресурсов в Японию и Китай лишь усугубят сырьевой перекос в российском участии. В инвестиционных отношениях России со странами Азии отсутствует пока и ярко выраженная положительная динамика, на общем фоне выделяется Южная Корея, которая только в 2012 г. нарастила объем инвестиций в российское машиностроение с 0,78 до 0,95 млрд долларов.

Непросто складывалась ситуация вокруг реализации политики развития Сибири и Дальнего Востока, которая была заявлена в послании президента Владимира Путина как «наш национальный приоритет на весь XXI век». Провал первого этапа был открыто признан осенью 2013 г., что стало поводом для серьезных кадровых решений. Пост министра по развитию Дальнего Востока занял молодой и талантливый управленец Александр Галушка. На должность заместителя председателя правительства и полномочного представителя президента в Дальневосточном федеральном округе (ДФО) назначен Юрий Трутнев.

Новая модель развития восточных территорий России обозначена в октябре 2013 года. Наконец заявлено, что единственным перспективным способом развития данных территорий является поддержка производств, ориентированных на экспорт в АТР, а также открытие региона для иностранных инвестиций. Для стимулирования их притока предполагается организация территорий опережающего развития, предоставляющих инвесторам благоприятный инвестиционный, налоговый и административный режим.

Для оптимизации взаимодействия с инвесторами Минвостокразвития будет располагаться в нескольких городах: столице ДФО Хабаровске, крупнейшем городе округа Владивостоке, а также в Москве. Самый большой штат предполагается во Владивостоке, но ни один из офисов не будет обозначен как центральный. Кроме того, для облегчения работы министерства создается ряд новых ведомств – ОАО «Дальний Восток», занимающееся организацией территорий опережающего развития, Агентство по привлечению инвестиций и поддержке экспорта Дальнего Востока, которое будет работать с инвесторами и экспортерами, а также Агентство по развитию человеческого капитала Дальнего Востока.

К лету 2014 г. правительству удалось определить, где конкретно будут организованы территории опережающего развития, а также выпустить все правовые нормативные акты. Прорабатывается возможность переноса на восток офисов некоторых госкомпаний (главный претендент на переезд – «Русгидро», но речь также идет о «Роснефти», «Транснефти» и «Росгеологии»). Решение нацелено на пополнение региональных бюджетов и будет иметь большое символическое значение – дать знак талантливой молодежи Сибири и Дальнего Востока, что карьеру можно сделать и на своей малой родине, не уезжая в Москву или за границу. На это же направлен и начавшийся перенос на Дальний Восток некоторых федеральных ведомств (первым из них стало Росрыболовство). На Дальнем Востоке в перспективе образуется де-факто третья федеральная столица.

Приоритеты и средства российской политики

Несмотря на описанные сложности, правительство активизировало и улучшило государственную политику по гармоничному социально-экономическому развитию востока России и построению там экспортно-ориентированной экономики. Стратегия в Азии в данном контексте должна быть сосредоточена на решении трех групп задач.

Во-первых, повысить уровень доверия и доверительности между Россией и странами Азии на государственном, корпоративном и человеческом уровне. Без доверия не будет инвестиций, а без инвестиций не будет развития.

Во-вторых, необходимо качественно, кратно, увеличить масштаб участия в региональных делах, ответив на сформировавшийся в последние годы «запрос на Россию». Пока Москва делает гораздо меньше, чем от нее ожидают региональные игроки, особенно из числа средних и малых государств.

В-третьих, планомерно снижать издержки – политические и экономические, включая технологии и финансы – от качественного ухудшения в отношениях России и Запада. Многие технологии и ресурсы, доступ к которым будет ограничен в ближайшие годы на Западе, Россия может получить на Востоке.

С целью реализации этих трех политик в новых стратегических условиях приоритетами должны стать практические шаги по целому ряду направлений и сюжетов.

В первую очередь в оптимизации нуждается вся сложившаяся система сотрудничества с Китаем. Это подразумевает еще более твердый курс на укрепление стратегического партнерства с КНР, разрешение существующих и потенциальных проблем и недопониманий – в сфере энергетики, вокруг Центральной Азии, по поводу реализации потенциала Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Необходимо наращивать сотрудничество в рамках региональных диалоговых площадок и форумов – таких как АРФ, СМО АСЕАН+8, ВАС и СВМДА. Более четкая позиция России по вопросам, которые вызывают обеспокоенность Китая на море, может помочь снять взаимную обеспокоенность на суше.

Государственный визит в Китай президента Путина уже ознаменовал новую эру. Фактически Россия переориентировала стратегию экспорта энергоносителей на АТР, и в перспективе тенденция будет лишь укрепляться. Можно ожидать, что объем российских поставок газа лишь в Китай будет через 10–12 лет сопоставим с поставками в Европу. Это не только выведет на новый уровень российско-китайское стратегическое партнерство, но и укрепит роль России и КНР в АТР и мире в целом.

Перспективным направлением станет дальнейшая разработка и детализация такой темы, как «наращивание взаимосвязей». Это – один из приоритетов китайского председательства в АТЭС, отражающий уже упоминавшийся в начале этой статьи «поворот Азии к Азии» – укрепление именно внутрирегиональных торгово-экономических связей. Со своей стороны, Россия уже приступила к разработке этого направления на экспертном уровне. Это откроет дополнительные возможности российско-китайского сотрудничества, в частности в Юго-Восточной Азии. «Десятка» стран АСЕАН с 2010 г. проводит реализацию мероприятий в рамках «Мастер-плана АСЕАН по наращиванию взаимосвязей», усматривая один из факторов успеха в расширении сотрудничества с внерегиональными партнерами. Развитие транспортной инфраструктуры – основная составляющая стратегии «взаимосвязей» – полностью отвечает долгосрочным российским интересам в отношении Сибири и Дальнего Востока. Необходимо серьезно отнестись и к идее «нового шелкового пути», которую продвигает Пекин.

Целесообразно максимально снизить негативные эффекты от вынужденного присоединения Японии и Южной Кореи к санкциям Запада в отношении России. Совместно с японскими и южнокорейскими партнерами необходимо в ходе формальных и неформальных консультаций искать способ того, как вывести набирающие темпы двусторонние отношения из-под удара «санкционной лихорадки» США. И хотя многое зависит от того, как будут складываться отношения Токио и Сеула с Вашингтоном, их взаимодействие с Москвой отмечено тенденцией к отделению политики от экономики.

Несмотря на присоединение Японии и Республики Корея к антироссийским санкциям, их бизнес-круги не только не снизили, но даже расширили и диверсифицировали сотрудничество с Россией. Возможно, для укрепления торгово-экономических отношений с Южной Кореей и Японией России стоит использовать институты и механизмы Таможенного союза, а с января 2015 г. – и Евразийского союза. Этому может способствовать и «евразийская стратегия» Сеула, выдвинутая осенью 2013 г., и, при творческом отношении со стороны России, инициатива «новый шелковый путь», продвигаемая сейчас Китаем.

Требуется системный подход к участию в региональных интеграционных объединениях и инициативах. Нужна серьезная работа по оценке потенциала всех интеграционных объединений и инициатив в АТР, имея в виду вероятность их использования, а при определенных условиях и подчинения задаче осуществления трех политик в Азии. Необходимо конкретизировать стратегические и тактические цели участия в заседаниях таких многосторонних форматов, как Региональный форум АСЕАН, Совещание министров обороны АСЕАН+8, Восточноазиатский саммит и Расширенный морской Форум АСЕАН+8.

Не менее важно уточнить целесообразность заключения Зоны свободной торговли с АСЕАН, а через нее – присоединения к Региональному всеобъемлющему экономическому партнерству с точки зрения экономических и геополитических последствий. Наконец, России стоит просчитать выгоды и издержки своего возможного присоединения к Соглашению о региональном сотрудничестве в борьбе с пиратством и нападением на суда в Азии.

Необходимо дальнейшее совершенствование дипломатического подхода России к Азии и, где возможно, повышение роли российского фактора в урегулировании региональных конфликтов и споров. Потенциалом обладает Механизм обеспечения мира и безопасности в Северо-Восточной Азии – рабочая группа, созданная участниками Шестисторонних переговоров. Ее заседания можно проводить и без участия КНДР. Потребность очевидна: отдельную проблему безопасности Северо-Восточной Азии невозможно решить без общего оздоровления обстановки в субрегионе, где обострились погранично-территориальные проблемы, китайско-американские противоречия по системе ПРО, будущему американских альянсов и пр. В таких условиях Механизм обеспечения мира и безопасности в СВА может стать форумом, где эти и иные проблемы получили бы освещение, укрепляя доверие между пятью ведущими государствами Северо-Восточной Азии. Повестку переговоров будет определять Россия как формальный председатель Рабочей группы.

Особенно важно обеспечить участие России в грядущем открытии Северной Кореи, что требует расширения торгово-экономических и инвестиционных связей между Россией и КНДР. В планах Москвы и Пхеньяна – довести ежегодный объем взаимной торговли до миллиарда долларов к 2020 г. с нынешних 80–120 млн долларов, перейти на расчеты в рублях, наладить межбанковское взаимодействие, а также реализовать ряд проектов по модернизации горнодобывающей промышленности, энергетики и гражданского автомобилестроения КНДР.

Россия должна внести вклад в снижение остроты противоречий, связанных с Южно-Китайским морем и свободой судоходства. Это можно сделать, нарастив поставки нефти и газа претендентам на спорные архипелаги Парасельский и Спратли, а также развивая собственные транспортные коридоры – Транссибирскую магистраль и Северный морской путь, тем самым снизив интенсивность грузопотока, проходящего через Малаккский пролив.

Россия способна предложить участникам Восточноазиатского саммита принять документ, регламентирующий поведение стран региона на морских пространствах АТР, в том числе в Южно-Китайском море. В качестве модели стоит обратить внимание на отдельные положения Соглашения о предотвращении инцидентов в открытом море и в воздушном пространстве над ним, заключенного между СССР и США в 1972 году.

Чтобы придать новой азиатской стратегии больший вес и содержательность, России нужно выдвинуть несколько крупных стратегических инициатив в экономической области.

Создание специализированной региональной площадки многостороннего сотрудничества по обеспечению энергетической безопасности АТР. Это стало бы логическим продолжением разворота российского экспорта энергоносителей. Перспективный проект – «Региональное энергетическое кольцо Северо-Восточной Азии» (Northeast Asia Regional Electric System Ties, NEAREST), нацеленный на строительство новых мощностей электроэнергетики в Сибири и на Дальнем Востоке и экспорт электроэнергии в страны АТР.Строительство на Дальнем Востоке нефтеналивного «хаба», сопоставимого по масштабам с сингапурскими или южнокорейскими мощностями.Совместно с участниками Восточноазиатского саммита – создание Восточноазиатского зернового фонда в рамках Восточноазиатского саммита (по аналогии с Восточноазиатским рисовым фондом в АСЕАН+3). Параллельное выстраивание в Сибири и на Дальнем Востоке инфраструктуры зернового экспорта в АТР.Выдвижение «Мастер-плана наращивания взаимосвязей между участниками Восточноазиатского саммита». В настоящее время тему «наращивания взаимосвязей» активно прорабатывают АСЕАН и АТЭС. Между тем Ассоциация является субрегиональной диалоговой площадкой с достаточно узким составом участников, а АТЭС – напротив, широким. В этой связи наращивание взаимосвязей между участниками Восточноазиатского саммита, куда входят ключевые субъекты региональной политики и безопасности, стало бы логичным и своевременным шагом, отвечающим духу предложенной Россией концепции «неделимой безопасности».Формирование региональной системы мониторинга продовольственной ситуации для сбора и анализа информации. Россия могла бы предложить партнерам в АТР свои возможности в сфере космических технологий – ГЛОНАСС и иные навигационные системы, дистанционный мониторинг объектов инфраструктуры и пр. Эта задача тем более актуальна, что АТР – регион повышенной сейсмической активности, и во время стихийных бедствий нужно своевременно обеспечить продовольствием большое количество людей.

Реализация новой стратегии России в Азии – дело непростое, оно столкнется с многочисленными препятствиями внутри страны и вовне. Однако есть и одно неоспоримое преимущество – хотя Россия остается великой военной державой, достижение целей и задач отечественной политики не предполагает вступления в гонку за региональное превосходство в Азии.

В свои лучшие времена СССР был готов конкурировать за военно-политическое доминирование и с Китаем, и с США. Москва поддерживала коммунистические партии и повстанцев, опиралась на верных союзников, среди которых центральное место занимал Вьетнам. В наши дни Вашингтон и Пекин, хотя и по-разному, но стремятся к расширению присутствия и усилению контроля над решениями и действиями средних и малых государств Азии.

Россия, со своей стороны, не нуждается в создании зоны военно-политического доминирования. Россия, которая исторически является военной державой, впервые имеет шанс выйти в Азиатско-Тихоокеанский регион как фактор мира. И именно поэтому она может стать уникальным, необходимым для региона игроком, который сможет сбалансировать Азию в XXI веке.

Россия. Азия. ДФО > Госбюджет, налоги, цены. Образование, наука > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209574

Удастся ли бесконфликтный переход?

Восточная Азия в процессе стратегической трансформации

Бихари Каусикан – посол по особым поручениям МИД Сингапура, советник министра иностранных дел по политическим вопросам.

Резюме Китай до сих пор бесплатно пользуется благами глобальной системы международных отношений, создатели и бенефициары которой уже не могут содержать ее без посторонней помощи. В той или иной форме, но придется платить.

Мир переживает длительный переходный период – глубинный сдвиг в балансе сил и соотношении идей. Современная международная система сформирована Западом, который установил фундаментальные понятия, учредил базовые институты и практики, задал направления развития. Эта эпоха приближается к концу. Будущее никто не способен предсказать, и мы не знаем, что сменит доминирование Запада. Но по крайней мере стоит рассмотреть некоторые проблемы, с которыми мы, вероятно, столкнемся.

Азия и современность

Ключевая проблема, стоящая уже 200 лет перед странами Азии, Африки, Ближнего Востока и Латинской Америки, – приспособление к современности, определяемой Западом. Лишь несколько стран, почти все в Восточной Азии, успешно справляются с вызовами. По иронии судьбы, международная система меняется сегодня в результате перемен, к которым эти государства принудил Запад. Япония первой встала на такой путь в эпоху Реставрации Мэйдзи в XIX веке. Но самый важный пример – Китай. Прежняя мировая модель утратила устойчивость тогда, когда Пекин принял решение отказаться от неработающей плановой экономики по коммунистическим рецептам в пользу рыночного хозяйства и интеграции в глобальное экономическое пространство. Меняя себя, Китай изменил мир.

Ведущие страны нуждаются в серьезной коррекции – как внутри-, так и геополитической. Поскольку катализатором перемен стал Китай, Восточная Азия – в эпицентре происходящего. То, каким был регион после Второй мировой войны, – во многом американское творение. Соединенные Штаты обеспечили стабильность, ставшую фундаментом десятилетий экономического роста и благоденствия. Самая трудная и болезненная корректировка предстоит во взаимоотношениях США и КНР. Исторически всякий переход от одного мироустройства к другому либо происходит вследствие конфликта, либо сам его порождает. Сегодня предпринимается беспрецедентная в мировой истории попытка бесконфликтного управления переходным периодом.

Вашингтон и Пекин мучительно нащупывают новый modus vivendi. Никто не считает это легким делом, и поиск равновесия займет не годы, а десятилетия. Китайско-американские отношения – уже наиболее важные в Восточной Азии, задающие тон всему региону. А в XXI веке они станут определяющим фактором для всего мира, оказывая влияние на все аспекты международных отношений, подобно американо-советским отношениям времен холодной войны.

Соперничество – неизбежный элемент взаимоотношений великих держав. Все усиливающиеся государства – ревизионисты по своей сути. Единственный вопрос – до какой степени? Они сами могут этого не желать и к этому не стремиться, но ревизия неизбежна в силу того, что подъем крупных держав подрывает существующий порядок, а это экзистенциальный факт, не зависящий от их намерений или желаний. По мере роста Китай автоматически будет становиться более напористым в стремлении воплотить в жизнь свои интересы. Признаки соперничества уже налицо. Конкуренция и определенная напряженность в отношениях между США и Китаем, таким образом, запрограммированы. Но конфликта можно избежать.

В отличие от американо-советских отношений, между Соединенными Штатами и Китаем, энергично включившимся в систему мировых рынков, нет острых, принципиально непримиримых идеологических разногласий. Советский Союз можно было сдерживать потому, что во многом он сдерживал себя сам путем строгой самоизоляции. Вашингтон и Москву в основном связывала необходимость избежать взаимного уничтожения. Но Китай сегодня – жизненно важная часть мировой экономики, а взаимозависимость Вашингтона и Пекина настолько глубока, что США могли бы точно так же пытаться сдерживать не КНР, а самих себя, а Китаю впору скорее исключить себя из Восточной Азии, чем пытаться вытеснить оттуда Америку. Это пустая затея и бесполезное занятие. Ни Соединенные Штаты, ни Китай не достигнут базовых национальных целей, не взаимодействуя друг с другом.

Это реальность, которая не слишком нравится обеим державам. Глубокая взаимозависимость сосуществует с не менее глубоким стратегическим недоверием. Фактически взаимозависимость усиливает стратегическое недоверие, поскольку обнажает и взаимную уязвимость. Это тем более справедливо, поскольку усиление КНР психологически тревожит многих на Западе. Считается, что Китай и некоторые другие государства Восточной Азии бросают фундаментальный вызов исторически сложившемуся западному мировоззрению, поскольку в регионе и прежде всего в Китае рыночная экономика процветает при отсутствии либеральной демократии. Это считается на Западе чем-то противоестественным.

Но подобная точка зрения не учитывает один неприятный исторический факт: все страны Запада стали капиталистическими задолго до того, как они превратились в либеральные или демократические. Западная форма демократии – следствие в высшей степени непредвиденных исторических процессов, поэтому нет никаких оснований полагать, что все и всюду будут ее копировать. Но эта аномалия вызывает глубокую тревогу и обеспокоенность на Западе, потому что Китай, в отличие, скажем, от Японии или Индии, хочет оставаться собой и не стремится стать почетным членом западного сообщества.

Китайский опыт опровергает западный миф об универсальности, порожденный образом мышления, который уходит корнями в монотеистические христианские традиции, а сегодня глубоко проник даже в наиболее светские западные общества. Он находится в самой сердцевине западного самосознания. Но это лишь миф, потому что интуиция подсказывает, что многообразие – наиболее явная характеристика мира, в котором мы живем. Многообразие – эмпирический факт. Любопытно, что либеральная мысль признает его в отношении жизни внутри западных обществ, но недооценивает в международном контексте. Универсальность, как она определяется Западом, может быть лишь навязана вопреки реальному положению вещей силой и доминированием, которые неуклонно ослабевают. Конечно, есть общие ценности, присущие всем культурам и сообществам. Но это базовые морально-нравственные нормы, которые не имеют большого практического значения для самоорганизации конкретных обществ.

За исключением горстки стран, в основном на Ближнем Востоке, любая политическая система сегодня легитимирует себя с помощью какой-то разновидности западной политической философии XVIII века, согласно которой суверенитет – производное воли народа, а не Божественного права или семейной родословной. Такова фундаментальная основа демократии. Вместе с тем очевидно, что японская демократия, например – не то же самое, что американская, а демократия в США заметно отличается от разных ипостасей европейской. Точно так же японская демократия – совсем не то же самое, что демократия, практикуемая в других странах Азии – допустим, в Южной Корее, Индонезии, на Филиппинах, в Сингапуре или Малайзии. Но все демократии в любом регионе мира соотносят себя с той самой философией XVIII века; даже у «народных демократий» Китая и Вьетнама обнаруживаются те же интеллектуальные корни. Совершенных людей или систем не бывает, и любая теория – как минимум дань, которую порок платит добродетели.

Это не просто абстрактные соображения, потому что со времени окончания холодной войны претензии на универсальность известных принципов и политических форм использовались для оправдания западной интервенции с целью изменения режимов в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Тот факт, что все вмешательства лишь еще больше дестабилизировали ситуацию, не вынудил Запад отказаться от теории универсализма, хотя глупые разговоры о «конце истории» сегодня сменились неловким замалчиванием. К тому же благоразумие заставило признать, что интервенция во имя универсализма возможна лишь против небольших и слабых государств. Это снизило градус напряжения, но не избавило политическое руководство многих стран от тревоги, порожденной подобным подходом Запада.

Вмешательство не всегда осуществляется военными средствами. Восточная Азия, включая Сингапур, неоднократно сталкивалась с тем, что Запад вмешивался в ее внутренние дела. Это какое-то наваждение или нездоровая страсть, от которой Запад не способен в полной мере освободиться. Не так давно появились сведения, что несколько британских парламентариев планируют посетить Гонконг, чтобы оценить продвижение города к идеалам демократии. Но британцы 156 лет управляли Гонконгом как колонией, а не демократией; жители Гонконга были для них не гражданами, а подданными. Тем не менее члены британского парламента пребывают в блаженном неведении относительно иронии, скрытой в их бесцеремонности. Это лишь один пример, наиболее ярко высветивший лицемерие британцев.

К сожалению, не все проявления этой манеры вести себя настолько забавны или безвредны. Западные лидеры часто берутся читать другим нравоучения в расчете на внутреннюю аудиторию или для сохранения собственного достоинства. Но они не в полной мере отдают себе отчет в том, что слова обычно имеют стратегические последствия.

КПК и дилеммы истории

Пекин глубоко озабочен поддержанием внутренней стабильности, которая приравнивается к сохранению ведущей роли Китайской компартии (КПК). История научила китайское руководство больше всего опасаться таких исторических периодов, какой наступил в наши дни, когда внутренние беспорядки совпадают с неопределенностью во внешнем мире. Поскольку коммунистическая идеология обанкротилась, КПК делает акцент на национализме и экономическом росте для легитимации власти. Но быстрый рост неизбежно порождает социальные трения и напряженность, а национализм – обоюдоострый меч, которым, как известно, легко пораниться. Так что компартия занята тонкой балансировкой, продолжительность которой зависит от успеха нового этапа амбициозных реформ, объявленных в прошлом году на Третьем пленуме XVIII съезда КПК.

В Китае не будет многопартийной системы по западному образцу, но политика становится более соответствующей привычным нормам. Давно минули дни, когда любой китайский лидер, каким бы он ни был, мог просто отдавать команды. Политическая система стала более плюралистичной из-за необходимости находить компромисс между интересами пекинской бюрократии и регионами, причем делать это приходится с оглядкой на общественное мнение, легко воспламеняемое через социальные сети. В Китае 500 млн пользователей интернета. К сожалению, в XXI веке «нормальная» политика все чаще становится нефункциональной. Это глобальное явление, вызванное столкновением теории XVIII века о суверенитете народа с коммуникационными технологиями XXI столетия. Социальные сети объединяют идею «народа» с мировоззрением отдельных людей или малых групп; они смешивают факты с мнением, обесценивают экспертную оценку и приводят в действие процессы, затрудняющие эффективное государственное управление. Посмотрим, как КПК справится с этим вызовом.

С учетом непростых обстоятельств можно простить китайскому руководству крайне подозрительное отношение к западной теории универсализма. Важно, что «новая модель отношений между великими державами», которую Китай предлагает Соединенным Штатам, основана прежде всего на уважении «ключевых интересов». Сохранение правления КПК – конечно, ключевой интерес, и кто может это оспорить? Проводить политические реформы непросто при любом политическом устройстве. Памятуя о травмах, которые нанесли советским гражданам плохо продуманные преобразования Михаила Горбачёва, китайские лидеры крайне осторожны, и это правильно. Не очевидно, что многопартийная система оптимальна для страны таких размеров, как Китай. Крах КНР может дестабилизировать не только Восточную Азию, но и весь мир.

В то же время лидерам Китая необходимо понять, что их слова и действия также имеют стратегические последствия. Если успешный и мирный переход невозможен без отказа Запада от претензий на универсальность либерально-демократических идеалов и признания того, что разные политические системы имеют собственную легитимность и интеллектуальное обоснование, то и Китай должен сопротивляться искушению триумфалистского национализма. Это тем более верно, потому что, в отличие от национализма других стран, современный китайский национализм имеет ярко выраженную внешнюю направленность.

Он сфокусирован на Японии. Китайцам скармливаются фильмы, телевизионные драмы, документальные ленты и публикации, напоминающие о зверствах японских оккупантов во времена Второй мировой войны. Но так было не всегда. По меньшей мере в двух случаях не кто-нибудь, а сам Мао Цзэдун отмахнулся от извинений за военные преступления на китайской земле, которые в 1964 г. принесла группа японских социалистов, а в 1972 году – премьер-министр Танака. Мао тогда ответил, что именно вторжение японской армии помогло КПК победить в Китае. В 1971 г. он то же самое сказал президенту Никсону.

В те годы компартия обосновывала свою легитимность главным образом классовой борьбой. Основное внимание уделялось не Японии, а Гоминьдану, и на самом деле именно Гоминьдан, а не КПК, вынес на себе все тяготы войны с Японией, тогда как коммунисты в основном наращивали мускулы для послевоенной борьбы за власть. Но как только Китай взял на вооружение рыночную экономику, понятие классовой борьбы утратило актуальность. И когда в 2002 г. КПК разрешила бизнесменам, работающим на частных предприятиях, – другими словами, капиталистам – вступать в свои ряды, аргументы о классовой борьбе окончательно потеряли смысл.

Но, оставаясь формально коммунистической партией, КПК не может превратить в фундамент национализма долгую и богатую историю Китая. Если имперское прошлое было таким славным, зачем понадобилась революция? Отношение КПК к собственной революционной истории и отдельным ее эпизодам, таким как катастрофический голод, вызванный непродуманной политикой «Большого скачка», а также культурная революция, унесшая и искалечившая множество жизней, да и к самому Мао – достаточно двусмысленно. Поэтому во избежание неудобных вопросов в отношении самой КПК национализм теперь приходится направлять вовне.

Нет сомнений, что в военные годы Япония совершила множество зверств и преступлений не только в Китае, но и в других странах Юго-Восточной Азии. Однако постоянное напоминание о горьких эпизодах Второй мировой сегодня, когда большая часть региона, за исключением Кореи, предпочла оставить это в прошлом, суживает Китаю поле для маневра. Педалирование этой темы осложняет и без того непростую корректировку во взаимоотношениях с США, главным союзником Японии, необходимую для мирного перехода. Заразный национализм бросает тень на отношения с небольшими странами, расположенными вдоль китайских границ. Их несоразмерность с КНР, особенно с точки зрения экономического веса, порождает тревогу и риск поляризации региона. Тем более что некоторые действия Пекина в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях заставили отдельные государства стремиться к более тесным отношениям с Соединенными Штатами.

Согласно древнекитайской традиции, важно исправлять названия. Неверные слова приводят к неверным поступкам и могут превратить в реальность самые серьезные озабоченности КНР. Более здравая позиция США в Южно-Китайском море уже становится очевидной и приветствуется многими государствами региона.

Естественно, что любая страна будет защищать то, что считает своим суверенным правом. И любая страна желает иметь лучшие вооруженные силы, какие только может себе позволить, потому что способность защищаться – жизненно важный атрибут суверенитета. Я не нахожу ничего необычного в претензиях Китая на господство в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях или в программе военной модернизации. Важно, как страна защищает свой суверенитет и как использует свои вооруженные силы. Останутся ли притязания на суверенитет в рамках общепринятых правил, включая процедурные нормы по внесению изменений в положения международного права, которые представляются устаревшими или несправедливыми, или они будут отстаиваться посредством односторонних действий, основанных на грубой силе? Именно этот фактор больше, чем какой-то другой, предопределит, станет ли «китайская мечта» кошмаром для всего региона. До сих пор Китай подавал разноречивые сигналы и вел себя непоследовательно. Долг великих держав – позаботиться о том, чтобы «китайская мечта» исполнилась лишь отчасти.

Любой китайский школьник знает о том, что Китай пережил столетнее унижение. КПК – последнее приближение к идеалу в цепи экспериментов, начавшихся с движений XIX века, нацеленных на «укрепление нации». После падения династии Цин в 1911 г. китайцы опробовали республиканскую идею, коммунизм, а теперь переключились на рыночную экономику ради накопления богатства и силы для защиты от внешних врагов. Уникальная история научила китайских коммунистов приспосабливаться к любым переменам. В отличие от бывшей КПСС, КПК возглавляют люди, которые не противятся новым веяниям. Это компетентные кадры, прошедшие жесткий отбор, проверку и остро сознающие цели и задачи, стоящие перед страной. Но поза и менталитет жертвы плохо вяжутся с образом великой державы.

Ускользающий статус-кво

Стоит ли ожидать, что Китай будет «ответственным участником» регионального и мирового порядка, который создавался без учета его мнения и который он считает повинным в столетнем национальном унижении? Для любой усиливающейся державы вполне естественно желать пересмотра существующего положения вещей, чтобы мировое сообщество больше считалось с ее интересами. Никакой статус-кво нельзя считать статичным или данным навеки. Соединенным Штатам, их друзьям и союзникам в Восточной Азии придется принять эту реальность. В то же время нельзя сказать, что нынешний региональный и мировой порядок совершенно неблагоприятен для КНР, по крайней мере в течение трех последних десятилетий именно он способствовал ее усилению. Поэтому у Пекина нет убедительных поводов для бунта и требований радикального пересмотра всех норм и установлений.

Если отложить споры по поводу суверенитета, главная проблема – не в ревизионизме Китая, а в том, что он до сих пор бесплатно пользуется благами глобальной системы международных отношений, создатели и бенефициары которой сегодня не могут позволить себе содержать ее без посторонней помощи. Вопрос, на который до сих пор нет ответа, – какую цену Запад, и в частности США, готовы заплатить за помощь Пекина. Возможно, сами китайцы еще не решили, какую цену запросить. Этим объясняются многие неопределенности переходного периода и непоследовательность внешней политики КНР, во многом зависящей от противоречивых требований общественного мнения. Оно больше не находится под контролем китайских лидеров, которые одновременно и боятся, и используют его.

При этом Китай крайне болезненно относится к спорам о суверенитете, поскольку придает им особое значение. В феврале этого года председатель КНР Си Цзиньпин встретился с бывшим премьер-министром и вице-президентом Тайваня Лян Чаном. Это была вторая встреча на самом высоком уровне, с тех пор как в 1945 г. Мао Цзэдун встретился с Чан Кайши, и данный шаг приветствовался китайской общественностью. В речи по этому случаю, которую газета «Женьминь жибао» опубликовала на первой странице под заголовком «Китайская мечта – осуществить великое воссоединение китайского народа», председатель Си рассмотрел встречу в историческом контексте, вспомнив оккупацию Тайваня иностранными державами во времена, когда китайское государство было слабым. В Тайбэе выступление восприняли неоднозначно. Описав возможное примирение и воссоединение с Тайванем как пример исправления исторической несправедливости в отношении слабого Китая, Си Цзиньпин оставил открытым вопрос о том, не предполагает ли это более широкое сведение счетов.

Обосновывая свои претензии на суверенитет над Восточно-Китайским и Южно-Китайским морями, КНР все больше ссылается на собственные исторические права. Это неизбежно поднимает уровень обеспокоенности и тревоги в соседних государствах, даже если исторические притязания Китая в данном случае отличаются от его притязаний на Тайвань. Пекин дал зарок, что его развитие будет мирным. Китайские лидеры внимательно изучили опыт Германии и Японии, чтобы избежать ошибок, которые привели эти нации к катастрофе. Нет оснований не верить Китаю, поскольку конфликт с США, по всей вероятности, может иметь только один исход. Даже в патовой ситуации власть КПК в стране значительно ослабеет. Согласно международному праву, история может играть роль при выяснении правомерности притязаний на территорию, но только если речь идет о суше, а не о морской акватории. При этом одни лишь исторические факты –

недостаточный аргумент для решения споров относительно суверенитета, потому что историю всегда можно по-разному интерпретировать, и толкование событий меняется по мере того, как всплывают новые факты и изменяются интересы сторон. Но похоже, что китайские лидеры попали в ловушку собственного нарратива. И это способно повести их совсем не в том направлении, в котором они сами были намерены идти.

Китайское правительство и народ гордятся своими достижениями. Никогда еще в истории столько людей не вызволялось из нищеты за такой короткий промежуток времени. Вместе с тем было бы опасной ошибкой пытаться понять сложные глобальные и региональные переходы с помощью упрощенческих подходов и лозунгов. Некоторые китайские интеллектуалы и даже официальные лица временами подходят к опасной черте и начинают хвастать: «Китай усиливается, а Запад переживает упадок». Однако изменения в распределении силы не абсолютны, а относительны. Глобальные модели торговли, финансов, инвестиций и производственных сетей, которые появились благодаря подъему Восточной Азии, не могут характеризоваться через географически определяемую дихотомию. Многие экономические маршруты сейчас идут через Китай, и в будущем их число увеличится. Тем не менее конечным пунктом торговых потоков чаще всего оказываются США или Европа. Китай, конечно, укрепляется. Но не стоит так уж доверять собственной пропаганде: Запад и, в частности, Соединенные Штаты не переживают упадок. Все, кто недооценивал изобретательность, устойчивость и решимость американцев, потом сожалели об этом.

Восточная Азия так быстро растет и развивается во многом благодаря контактам с Западом. Наиболее успешные страны региона, включая КНР, – те, кто смог наилучшим образом приспособиться к современности, сформированной Западом. Это позволило некоторым из нас, включая опять же Китай, «уйти из Азии», о чем мечтал японский реформатор эпохи Мэйдзи Фукудзава Юкити. Конечно, это не означает, что мы должны воспроизводить без какой-либо модификации западные институты, некритично принимать западную идеологию или жертвовать своей культурной идентичностью.

То, что мы вкладываем в понятие «Запад», также претерпевает изменения под давлением растущей Восточной Азии. Усиление Китая заставляет западные державы пересмотреть подход к проблематике Тибета и Тайваня. Это особенно справедливо в отношении тех европейских стран, которые надеются на помощь Китая в бедственное время. Пока условно и предварительно, но можно утверждать, что внутренние структурные изменения, навязываемые новой мировой экономикой, вынуждают некоторых на Западе задаваться вопросом, не могут ли либеральные ценности, доведенные до крайности, скорее навредить, чем принести пользу?

Мы все изменились. Не может быть никакого «столкновения цивилизаций», потому что традиционных цивилизаций в чистом виде больше не осталось, разве что на несущественной периферии. Поэтому нельзя сказать, что западная система вследствие внезапного катаклизма будет замещена азиатской.

Многомерный процесс социальных, экономических, политических и культурных метаморфоз происходит и набирает силу в Восточной Азии со времен Реставрации эпохи Мэйдзи. Этот путь никогда не был гладким, и впереди нас еще ждет множество непредсказуемых поворотов. Но траектория задана. Когда метаморфозы завершатся, появится новый гибрид, то есть новая мировая система. Сколько это займет времени, в какие конкретные институциональные формы выльется, какой непредвиденный ущерб будет нанесен в процессе и как это в конечном итоге отразится на международных отношениях – никто сегодня наверняка не знает.

Россия и азиатская стратегическая модель

Стратегическая обстановка в Восточной Азии уже стала более сложной и менее предсказуемой. Напряженность, вызванная притязаниями на контроль над морской акваторией, – наиболее очевидный симптом. Но эти проблемы будут не единственными и не самыми серьезными проявлениями новой стратегической неразберихи. Конечно, американо-китайские связи требуют корректировки в первую очередь. Но китайско-японские, японско-корейские и китайско-индийские отношения особенно деликатны и также нуждаются в аккуратной переналадке, слишком много здесь ловушек в силу долгой общей истории с множеством запутанных переплетений. В Юго-Восточной Азии также хватает сложностей и противоречий, требующих осторожности и деликатности в подходах.

Очевидных или легких решений не существует. И все же, если что-то и отличает Восточную Азию от других регионов за пределами Запада, так это ее неуемная жажда роста. Конечно, все страны считают экономический рост своей главной задачей, но немногие действительно имеют это в виду. Однако в Восточной Азии, за исключением Северной Кореи, рост – нечто гораздо большее, чем абстрактная политическая теория. Это главный способ, используемый правительствами для легитимации правления. Мир таким образом не гарантировать, и все же у стран Восточной Азии по крайней мере налицо сильная заинтересованность в том, чтобы свести к минимуму действия, способные подорвать экономический рост. Я утешаюсь тем, что эта своекорыстная заинтересованность – самая искренняя. Основной риск – конфликт по неосторожности, но не преднамеренная война.

Этот риск нельзя полностью сбрасывать со счета. Недавние действия государств, претендующих на акваторию Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей, повышают вероятность случайных конфликтов. Это лишний раз доказывает, насколько для сохранения стабильности важно постоянное нахождение здесь Соединенных Штатов. Замены нет. Китай не готов взять на себя подобное бремя, да и не вполне понятно, будет ли это отвечать его интересам. Без явного американского присутствия в Восточной Азии и заслуживающего доверия союза с США Япония, скорее всего, захотела бы обрести ядерное оружие, причем достаточно легко и быстро. Если Япония станет ядерной державой, вряд ли Южная Корея будет сидеть сложа руки. Сложностей и неопределенности станет еще больше. В то же время в Восточной Азии, в том числе среди друзей и союзников Соединенных Штатов, имеется консенсус относительно того, что нужна новая архитектура поддержания стабильности, которая заменит нынешнюю ставку на американскую армию. Военное присутствие США – необходимое условие стабильности, но одного его уже недостаточно.

Этот широкий консенсус сам по себе не гарантирует приемлемого для всех решения, и дебаты о новой восточноазиатской архитектуре отражают, как в капле воды, ту напряженность и соперничество, которые они призваны смягчить. Многие из такого рода неочевидных проблем сходятся в Юго-Восточной Азии, и Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) оказывается в центре дебатов, объектом разнонаправленного давления со стороны крупных держав.

В настоящее время есть два конкурирующих представления об оптимальном региональном порядке. Во-первых, это китаецентричное устройство, опирающееся на формат «Диалога АСЕАН – Китай» (10+1), а также на форум «АСЕАН плюс три» (АПТ), в который входят десять стран Юго-Восточной Азии с Китаем, Японией и Южной Кореей. Во-вторых, это более широкая и открытая система, опирающаяся на Восточноазиатский саммит (ВАС), представляющий собой АПТ плюс США, Россию, Индию, Австралию и Новую Зеландию.

С учетом растущей значимости Восточной Азии в мировой экономике, а также стратегического веса Китая и Соединенных Штатов, исход дебатов по поводу архитектуры Восточной Азии окажет наибольшее влияние на глобальную модель XXI века. Западные обозреватели, толком не понимающие, что именно они обозревают, отмахнулись от этого стратегически важного выбора, посчитав его узкопрофессиональной темой. Ни один из вариантов пока не предрешен, поскольку и «10+1», и АПТ, и ВАС – лишь эксперименты. Но предпочтения КНР уже понятны. На специальном совещании министров иностранных дел стран АСЕАН и Китая, состоявшемся в августе 2013 г. в Пекине, Китай предложил целый ряд честолюбивых и подробно расписанных политических и экономических проектов. Они, вне всякого сомнения, будут выгодны всему региону, но если довести их до логического завершения, они свяжут Юго-Восточную Азию и Юго-Западный Китай в единое экономическое и стратегическое пространство. Тогда Япония и Южная Корея окажутся перед «выбором Хобсона» («выбор без выбора»): присоединиться или быть вытесненными на периферию вместе с США.

Существенная часть территории России находится в Восточной Азии или примыкает к ней. Россия – член ВАС и АТЭС. Но российские лидеры больше сосредоточены на Западе, хотя непонятно, почему Москва до сих пор не размышляла достаточно глубоко о том, как наилучшим образом позиционировать себя в трансформациях Восточной Азии. В настоящее время Россия не играет значимой независимой роли в изменении баланса сил этого региона. Есть даже основания полагать, что некоторые инициативы Москвы могут противоречить ее долгосрочным интересам. Например, Россия предложила концепцию «неделимой безопасности» в Северо-Восточной Азии. Почти все страны – члены ВАС, кроме Китая, считают ее попыткой подорвать американоцентричную модель безопасности. Я прекрасно понимаю, почему Кремль считает угрозой натовскую архитектуру безопасности на ее западных границах. Но кто сказал, что интересы России на востоке должны непременно быть идентичны ее интересам на западе? Озабоченность действиями США и Евросоюза на западных рубежах не должна затуманивать суждения российских лидеров по поводу Восточной Азии, где Россия сейчас отнюдь не является главной целью. Напротив, существующая система, основанная на балансе, открывает Москве пространство для маневра в качестве независимого игрока, несмотря на ее растущую обеспокоенность из-за ситуации с безопасностью к западу. Альтернатива – система, выстроенная вокруг Китая, в которой Россия почти неизбежно окажется младшим партнером. А это не та позиция, которой должна удовлетворяться великая держава.

Китай. Сингапур. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209571 Бихари Каусикан

Бюрократия и «закостенелый» рынок труда мешают Австралии достичь достойного уровня конкурентоспособности, если верить данным рейтинга Международного экономического форума (World Economic Forum- WEF). Австралия неуклонно сползает вниз с 2009 года, когда по этому показателю страна заняла 15-е место в мире. Сейчас в этом списке государство оказалось под номером 22, даже позади всегда считавшейся менее удачливой соседки — Новой Зеландии (17-е место). Рейтинг конкурентоспособности шестой год подряд возглавляет Швейцария, далее следует Сингапур, за ним — Соединенные штаты, Финляндия и Германия.

Отчет WEF указывает, что показатели Австралии «опорочены» расцветом бюрократии в стране, при этом эффективность рынка труда вызывает озабоченность.

Австралия оказалась на 136 месте в мире по «закостенелости» системы найма работников и на 132 месте по эффективности способов начисления заработной платы.

Australian Industry Group, официальный партнер WEF по исследованиям в Австралии, указывает, что все больше и больше соперников на рынке оказываются впереди Австралии, улучшая показатели. Снижение конкурентоспособности, в частности, является следствием роста государственного регулирования, по этому показателю страна оказалась на 124 месте, скатившись с 60-го только за четыре последних года.

Рынок товаров, расцвет которого, по всей видимости, пришелся на 2009–2010 финансовый год (тогда было 9-е место в рейтинге WEF), в этом году оказался на 29-м месте в мире. По взаимосвязи оплаты труда и продуктивности страна заняла 125-ю позицию, лучшие показатели по этой категории оказались для Австралии в 2008–09 году, на 26-й позиции. В том же году страна заняла 37-е место по степени эффективности сотрудничества и отношений на работе,

теперь откатившись на 109-е.

Недостаточно высокие позиции также оказались по показателям «технологической готовности» — 19-е, «инновации» — 25-е, «совершенствования бизнеса» — 28-е.

Но не все новости для рейтинга Австралии оказались плохими по версии WEF. Так, Австралия получила первое место по показателям поступающих в средние образовательные учреждения и 6-е — по поступающим в профессионально-технические, также первое место по способности управления инфляцией, 4-е место — по количеству подписчиков на услуги сетей мобильной связи, 5-е место — по количеству времени, необходимого для начала открытия собственного бизнеса.

Банковская система страны заняла 3-ю позицию, после канадской и новозеландской (соседи опять обогнали). По качеству высшего образования и квалификаций Австралия оказалась на 11-м месте.

Россия поднялась сразу на 11 позиций до 53-го места в рейтинге глобальной конкурентоспособности, оказавшись в суммарном рейтинге между Филиппинами и Болгарией. Улучшить позиции РФ помогло повышение эффективности рынка товаров и услуг, использование информационно-коммуникационных технологий и конкурентоспособность компаний, говорится в докладе WEF. Преимуществами России эксперты назвали высокий уровень образованности населения и большой инновационный потенциал.

Успехов удалось достичь в сфере макроэкономической стабильности (31-е место), образования (39-е место), инфраструктуры (39-е), эффективности рынка труда (45-е место) и конкурентоспособности бизнеса. В то же время проблемы сохраняются в институциональной структуре (97-е место) и правосудии (109-е). Остается высоким уровень коррупции (92-е место), не развит в РФ финансовый рынок (110-е место).

Швеция сползла на 10-е место

За последние три года Швеция сползла с третьего места по конкурентоспособности на 10-е. В прошлом году Швеция находилась на 6-м месте, а теперь рейтинг страны снизился еще на четыре ступеньки по шкале сравнения конкурентоспособности 144 стран мира. Ежегодный обзор составлен Форумом World Economic Forum с центром в Женеве, Швейцария.

Слабыми пунктами являются инфраструктура, предпосылки для инноваций и их внедрения, неэффективный рынок труда и слабости системы образования.

Самым большим препятствием для успеха шведских предприятий является налоговая система, налоговые правила и ограничения рынка труда.

Другие большие проблемы - недостаток финансирования, недостаточно образованная рабочая сила, а также малоэффективная государственная бюрократия.

Одновременно в обзоре подчеркивается, что Швеция по-прежнему находится на высоком уровне и является десятой из наиболее конкурентоспособных стран мира.

На первом месте в списке - уже шестой год подряд - Швейцария. За ней идут Сингапур и США. Потом Финляндия, Германия, Япония, Гонконг, Нидерланды и Великобритания. И только потом Швеция.

Улучшили свои показатели США, Япония и Великобритания. По сравнению с прошлым годом.

Среди европейских стран неважно идут дела во Франции и Италии. А вот такие обремененные долгами страны, как Испания, Португалия и Греция, предприняли важные шаги для улучшения своих показателей.

Всё ниже опускаются Саудовская Аравия, ЮАР, Бразилия, Мексика, Индия и Нигерия.

В Азии царит контракт между юго-восточной частью и южной. Сингапур, Малайзия, Таиланд, Индонезия и Филиппины идут вперед, а Индия осталась единственной страной из южно-азиатских, вышедшей в первую половину списка. Показатели всех остальных стран региона ухудшились.

В Латинской Америке сильной остается позиция Чили.

На Среднем востоке выделяются Объединенные Эмираты и Катар, а в Африке "светлыми точками" являются ЮАР и Руанда, говорится в годовом отчете Форума.

Etihad Airways, национальный авиаперевозчик ОАЭ, объявляет о специальной акции на билеты экономического и бизнес-класса, приуроченной к запуску третьего ежедневного рейса между Москвой и Абу-Даби с 1 октября 2014.

Забронировать билеты по акции можно до 19 сентября на сайте etihad.com со скидкой 5% или в офисе продаж Etihad Airways (Серебряническая наб., 29, бизнес-центр «Серебряный город», 8 этаж).

Путешествие по этим билетам необходимо совершить до 30 ноября 2014 года.

Скидки предоставляются на прямой рейс до Абу-Даби и транзитные до таких городов, как: Бангкок, Коломбо, Куала-Лумпур, Мале, Манила и Хошимин.

Скидки на билеты по этим направлениям особенно актуальны в связи с запуском третьего ежедневного рейса Etihad Airways из Москвы – теперь время ожидания в Международном аэропорту Абу-Даби на пересадочных рейсах значительно сократится и дальнемагистральные перелеты станут более удобными. Улучшатся стыковки на таких популярных для отдыха и бизнеса направлениях, как Мальдивы, Сейшелы, Пхукет, Хошимин, Брисбен, Чэнду, Катманду, Лагос, Манила, Найроби, Перт и Сингапур. Станут удобнее и перелеты из Москвы в Бахрейн, Бангкок, Доху, Джакарту, Йоханнесбург, Куала-Лумпур, Кувейт, Лахор, Мускат, Эр-Рияд и Сидней.

Авиакомпания Etihad Airways, национальный авиаперевозчик ОАЭ, объявляет о специальной акции на билеты экономического и бизнес-класса, приуроченной к запуску третьего ежедневного рейса между Москвой и Абу-Даби с 1 октября 2014 года. Забронировать билеты по акции можно до 19 сентября на сайте etihad.com со скидкой 5%. Путешествие по этим билетам необходимо совершить до 30 ноября 2014 года.

Скидки на билеты по этим направлениям особенно актуальны в связи с запуском третьего ежедневного рейса Etihad Airways из Москвы – теперь время ожидания в Международном аэропорту Абу-Даби на пересадочных рейсах значительно сократится и дальнемагистральные перелеты станут более удобными. Улучшатся стыковки на таких популярных для отдыха и бизнеса направлениях, как Мальдивы, Сейшелы, Пхукет, Хошимин, Брисбен, Чэнду, Катманду, Лагос, Манила, Найроби, Перт и Сингапур. Станут удобнее и перелеты из Москвы в Бахрейн, Бангкок, Доху, Джакарту, Йоханнесбург, Куала-Лумпур, Кувейт, Лахор, Мускат, Эр-Рияд и Сидней.

* Цена указана с учетом налогов и сборов.

Александр Новак выступил с докладом на Министерской встрече АТЭС.

Министр энергетики Российской Федерации Александр Новак выступил с докладом на 11-й встрече министров энергетики стран АТЭС. В своем выступлении глава Минэнерго назвал азиатский рынок наиболее быстрорастущим и перспективным, призвал АТЭС к развитию сотрудничества с Шанхайской организацией сотрудничества и перечислил ключевые российские проекты, ориентированные на рынок АТР.

«Опережающий рост потребления энергоресурсов в АТР стимулируется растущим уровнем жизни населения и быстрым развитием экономики, - отметил Александр Новак. - По оценкам ведущих экспертов, эта тенденция сохранится и в ближайшие десятилетия. Учитывая стагнацию в Европе и насыщение спроса в США, можно уверенно утверждать, что роль АТР в мировой энергетике будет только усиливаться».

Министр энергетики заявил, что в условиях введения странами Запада искусственных политических ограничений в сфере энергетики, азиатский рынок приобретает еще большее значение.

«С сожалением приходится наблюдать растущее влияние на энергетический сектор политических предпочтений ряда западных государств, - сказал Александр Новак. Очевидно, не всех устраивает высокий статус России в мировой энергетике. Нередко, желая ослабить наши позиции, эти страны действуют даже во вред себе. Это в полной мере относится к экономическим санкциям, вводимым против России. Такие санкции, по существу, способствуют разрушению сложившейся за многие годы системы сотрудничества в сфере энергетики, затрудняют развитие рынков и препятствуют осуществлению необходимых инфраструктурных проектов».

В этом контексте, менее политизированные энергетические рынки АТР, по словам Министр энергетики, представляются нам более привлекательными.

Александр Новак отметил, что видит основную задачу АТЭС в совершенствовании системы международного контроля и кооперации в сфере функционирования энергетического рынка АТР.

«Конструктивное энергетическое сотрудничество АТЭС могло бы развиваться также с Шанхайской организацией сотрудничества (ШОС), через недавно созданный Энергетический клуб ШОС», - призвал Министр энергетики.

В качестве основных направлений работы российских компаний на азиатском рынке Александр Новак назвал поставки СПГ, трубопроводные поставки углеводородов за счет развития транспортной инфраструктуры, участие российских и азиатских энергетических компаний в совместных добывающих проектах, расширение поставок угля. Кроме того, прорабатывается идея создания «Азиатского Суперкольца», предполагающего объединение энергосистем России, Китая, Монголии, Южной Кореи и Японии и позволяющего организовать широкомасштабный экспорт российской электроэнергии в страны-участницы проекта.

Названы самые переоцененные рынки недвижимости мира

Лидирует по переоцененности недвижимости в мире Гонконг, здесь стоимость жилья завышена на 79%. На втором месте находится Канада (76%), а «бронзу» взяла Новая Зеландия (74%).

К таким выводам приводит исследование The Economist. Это издание проанализировало цены на жилье в разных странах мира и сравнило их с арендными ставками и доходами населения в этих государствах, сообщает портал Stuff.co.nz.

Самым быстрорастущим был признан рынок недвижимости Ирландии, где цены на жилье растут на 12,5% в год. Несмотря на замедляющийся рост экономики и подъем безработицы, цены на жилье в Австралии взлетели на 10,4% за год.

Интересно, что несмотря на то, что с 2008 года цены на недвижимость в Испании обрушились на 31,6%, местное жилье до сих пор считается переоцененным, по данным The Economist, на 11%. А в Германии, наоборот, при том, что рост цен в год составляет 5,1%, недвижимость остается недооцененной на 11%.

По данным издания, цены на жилье завышены в девяти странах как минимум на 25%: помимо уже упомянутых, в Австралии на 55%, в Великобритании на 43%, в Швеции на 34%, в Бельгии на 58%, а в Сингапуре на 54%.

Китай готов участвовать в тендере на постройку новых энергоблоков на чешских АЭС «Темелин» и «Дукованы», сообщил официальный представитель министерства промышленности и торговли Чехии Франтишек Котрба.

«Китай готов участвовать в тендере на постройку новых энергоблоков на чешских АЭС «Темелин» и «Дукованы» в случае, если он будет объявлен компанией ЧЭЗ, подразделениями которой они являются, — сказал Котрба.

По его словам, «об этом первый вице-премьер китайского правительства Чанг Као Ли сообщил министру промышленности и торговли Чехии Яну Младеку в рамках проходившего в Праге двухдневного китайского инвестиционного форума», сообщает портал www.ria.ru.

В Чехии действуют две атомные станции. АЭС «Темелин» состоит из двух энергоблоков с реакторами ВВЭР-1000 советского производства электрической мощностью 1000 МВт каждый. АЭС «Дукованы» была построена советскими специалистами в период 1974-1987 годов и включает в себя четыре энергоблока, на которых установлены реакторные установки типа ВВЭР-440 В-213.

В течение последних пяти лет в Чехии шла активная подготовка к строительству двух новых энергоблоков на АЭС «Темелин». На заключительном этапе оставались два претендента на достройку АЭС: российско-чешский консорциум «МИР-1200″ с участием предприятий госкорпорации «Росатом», и американско-японский концерн Westinghouse. Стоимость строительства оценивалась примерно в 10-15 миллиардов долларов.

В апреле этого года решением руководства госкомпании ЧЭЗ, подразделениями которой являются обе чешские АЭС, тендер был внезапно отменен. А в июле министр промышленности и торговли Ян Младек заявил, что «возврата к идее строительства двух новых энергоблоков на АЭС «Темелин» уже не будет, акцент перенесен на сооружение одного блока на АЭС «Темелин» и одного блока на АЭС «Дукованы».

По данным чешских СМИ, о новом тендере на постройку энергоблоков для атомных станций компания ЧЭЗ может объявить в конце этого или начале будущего года.

Китайские фирмы до сих пор в строительстве АЭС в европейских странах не участвовали.

Китай интересуют не санкции, а товары

Угроза экономических санкций со стороны США сплотила общество, как никогда. Если американские сенаторы и планировали поставить страну на колени, они жестоко ошиблись: напротив, перед лицом этой наглой попытки власть получила невиданную доселе поддержку; вежливо, но непреклонно Западу было объявлено о неизменности внешней политики и всего курса, результатом чего стало реальное уважение на международной арене.

…Думаете, речь о России? Нет, эта история произошла с Поднебесной – в 1989 г., после событий на площади Тяньаньмэнь. Китай знает о том, что такое американские санкции, не понаслышке. По сути, именно в их преодолении страна и сформировалась, как держава XXI века. Ключевой принцип, который позволил Китаю стать тем, чем он сейчас является – не становясь под чужой политический флаг, преследовать свой денежный интерес. Как реагирует Поднебесная на новые санкции – в отношении нашей страны? Постараемся разобраться.

«Есть чё по санкциям? А если найду?..»

Наш большой восточный сосед еще весной выступил против идеи санкций (они способны «спровоцировать цепную реакцию с непредсказуемыми последствиями» – слова посла КНР в ФРГ Ши Миндэ), ну, и недавнее турне американцев по глобусу с целью построить «великую экономическую стену» вокруг России – в Китае не увенчалось успехом. В конце августа МИД КНР официально отказал США в том, чтобы присоединяться к их действиям. Янки, в свою очередь, не теряют оптимизма, полагая, что дело правое… Есть ли у них еще шансы «уболтать» Пекин?

Эксперты сходятся в том, что США, конечно, не питают иллюзий насчет того, что Китай захочет «по полной» подключиться к давлению. Предложения «ввести санкции» тут – дипломатический ход, за которым стоит послание: «Понятно, что не поддержите нас, ну так хоть не поддерживайте Россию». Для таких просьб у заокеанских буржуев есть некоторые экономические основания.

Ведь США – крупнейший торговый партнер Поднебесной! Слегка ограничить свой бизнес с Россией Китай может быть соблазнен, например, обещанием открыть для китайских товаров новые американские рынки, создать в КНР новые технологические лаборатории и т.п.

И выгоды не только экономические. США могут поддержать КНР в японо-китайском споре, уменьшить градус критики нарушений прав человека в Китае, и т.д. Двум благородным донам найдется, какими обменяться любезностями!

Поэтому чего реально стоит бояться, так это тихого, без аккомпанементов «крымских» порицаний и осуждений ограничения поставок к нам китайского оборудования; роста процентных ставок по китайским кредитам, вообще «мягкого» устранения КНР от того, чтобы затыкать в российской экономике дыры, оставшиеся после ухода Штатов. Впрочем…

Ситуация работает на нас

При этом, кажется, на сегодняшний день поводов для опасений все же немного. Оставив в стороне споры о действительной правомерности присоединения Крыма Россией, заметим, что «валить» друг друга всерьез КНР и РФ просто невыгодно. Нам – невыгодно в большей степени, но и китайцам…

Стратегически, тяготение РФ и Китая друг к другу, создание в тихоокеанском регионе блока, противоположного атлантическому – тренд XXI века.

Да, нам много внушали, что США – лишь пыльное пугало времен коммунизма, Китай же – реальный геополитический враг, который рано или поздно предъявит претензии на Дальний Восток. Но что-то пошло не так.

Демографическая экспансия китайцев в Россию кончилась, не начавшись. Сейчас в Поднебесной все острее проступает проблема старения населения, какие уж тут захваты. По некоторым данным, число россиян, постоянно проживающих в КНР, выше, нежели соответствующее число китайцев в России. А вот звериный оскал американского капитализма, в некотором роде, и впрямь совсем не поблек.

Оказавшись в однополярном мире, Штаты усиленно пытаются сохранить статус-кво… и. конечно, действие рождает противодействие. Лао-Цзы негодует.

Де-факто, Россия, «встающая с колен» – не соперник сегодня Срединному Царству. В отличие от Америки. Глобально, это Китай опирается на нас, а не мы на него. Это он – новый второй полюс! И с Западом в лице США надолго этот современный Восток не сойдется, глобус тесен для них двоих. С Россией же – запросто!

КНР уже довольно давно игнорирует санкции и против Ирана: китайские фирмы вовсю заполняют там ниши, которые освобождают компании, поддерживающие санкции.

Идеология – это ничто, бизнес – всё. Китайцы – прагматики.

Русский с китайцем – братья уж век

Но и моральная стороне вопроса – это важно. Китайцы реально поддерживают россиян и симпатизируют им, в отличие от Америки. В конце концов, мы – бывшие строители коммунизма, а они – мировой жандарм с санкциями. А то, что Крым наш, ну, что ж… у Китая вот тоже Тайвань есть, не говоря уже о Тибете. Китай не одобряет практики, когда "при каждом удобном случае ставится вопрос о применении санкций". (А если с начала прошлого века и до начала 90-х гг. США применяли инструмент экономических санкций около полусотни раз, то уже с 1993 по 2002 г. – более 60 раз).

Ясно, причем, что взаимное тяготение РФ и Китая – дело давнее. «Такие вопросы, товарищ посол, с кондачка не решаются»: ситуация с Украиной, газом и санкциями только ускорила подписание некоторых договоренностей, заставила стороны четче обозначить свои позиции. Стратегически, курс на сближение был взят давно и остается неизменным с эпохи Ельцина, если не СССР.

Азиатский регион вообще не горит желанием бичевать Россию. Гораздо интереснее попытаться заработать на сложившейся ситуации.

Так, очевидно, откажется от санкций Сеул, поскольку в планах Южной Кореи ограничение торговли с РФ совсем не входит, да и на Пхеньян мы какой-никакой, а рычаг воздействия; воздержится и Сингапур. Индия даже Крым одобрила. Наиболее жестко действует и высказывается Япония (член «семерки»), но и в ее действиях очевидно стремление «не обострять».

Вокруг КНР, но отнюдь не только благодаря ей, при активном участии нашей страны действительно формируется новый большой, «долгоиграющий» блок. Доказательство этому –молчаливый нейтралитет наших партнеров по БРИКС в развернувшейся информационной войне , последний саммит и соглашение о создании Банка развития – альтернативы Всемирному банку и МВФ, со штаб-квартирой в Шанхае. Как говорил Гэндальф: «Вижу, наши собираются!»

Не будем забывать и о, скажем так, схожести некоторых внешнеполитических привычек Китая с российскими. Если Америка, как хищник, развалившийся на весь континент, практикует за океаном запуск «бархатных революций», чтобы затем снимать сливки, Россия и КНР – два мастодонта, окруженных слабенькими соседями.

Исторически их «повадки» довольно схожи, и сколько бы ни шла речь о гуманистических идеалах, циничный геополитический интерес говорит, что когда у большой страны есть возможность стать еще больше – страна часто это проделывает, неважно, Восток она, Запад или где-то посередине. Санкции конца XX в. не заставили Поднебесную «выплюнуть» Тибет, и не секрет, что, например, острова Южно- и Восточно-китайского морей являются для КНР столь же аппетитным куском, как для нас Крым, который «исторически всегда был частью России». В этом аспекте наблюдать текущую ситуацию для Китая может быть очень познавательно.

Яблочный спас из Китая

А одной из первых больших попыток Китая нагреть руки на санкциях (и на российской «ответке») будет планируемое открытие на российско-китайской границе – в уезде «Дуннин» трансграничной зоны торговли овощами и фруктами. Объем инвестиций –60 млн. юаней, цель – прямой экспорт овощей и фруктов в Россию. В зоне «Баожун», занимающей 70 тыс. кв. м, где 30 тыс. кв. м – склад, будет происходить сбор и распределение грузов, осуществляться формирование цены, таможенный контроль и непосредственная отправка товара. Время таможенного оформления на КПП Дуннин будет заметно сокращено. Оставленную на складе продукцию перед пресечением границе можно будет не проверять второй раз. В конце года планируется запуск еще одной такой же площадки, строительство которой ведет корпорация «Дили». …А вы говорите, польские яблоки…

Кстати, хотя ряд чрезмерно патриотических изданий уже радуется уходу с рынка западных «овощам с пестицидами и мяса с антибиотиками», не стоит забывать о том, что как раз китайские фрукты и овощи зачастую выращиваются в условиях отвратительной экологии и безбожно «напичканы» пестицидами. Увы, в этом-то отношении оздоровления русской нации ждать как раз не приходится.

Начинает засматриваться на алчущую organic food КНР и Европа, по которой ударили санкции. Так, латвийские фермеры будут рады продавать в Поднебесную свое чудесное, экологически чистое молоко, которое в КНР может стоит до 8 евро за литр.

Что ж, Китай будет любезно раскланиваться с обеими сторонами, возможно, где-то что-то слегка ограничив де-факто, а глобально – будет действовать так, чтобы иметь возможность торговать «и туда и туда». Не самый плохой вариант в нашем жестоком мире.

Павел Степаненко

ОРИЕНТАЦИЯ НА АСЕАН

Шесть лет назад Госсовет КНР утвердил план формирования беспошлинной портовой зоны Цзиньчжоу, единственной на западном побережье Китая. Площадь БПЗ составляет 10 кв. км, она ориентирована на торговлю со странами АСЕАН. К настоящему времени в строительство зоны вложено 16,8 млрд. юаней, в рамках проекта сооружены: глубоководный фарватер для судов водоизмещением 100 тыс. тонн, 8 причалов для контейнеровозов и других судов тоннажем свыше 100 тыс. тонн, инфраструктурные объекты и нефтяные резервуары емкостью в 4,2 млн кубометров. Первая очередь зоны площадью в 2,5 тыс. кв. км была открыта в 2011 году. Уже на данном этапе по итогам полугодия 2014 года грузооборот порта беспошлинной зоны составил 10 млн. 963 тыс. тонн, что на 23% больше, чем в АППГ. На днях межведомственную приемку прошли вторая и третья очереди строительства инфраструктурных объектов беспошлинной портовой зоны Циньчжоу в Гуанси-Чжуанском автономном районе. Китай уделяет большое внимание созданию разного рода зон облегчённых условий ВЭД. Так, в прошлом году состоялась предварительная приёмка Хэнъянской комплексной беспошлинной зоны. Эта беспошлинная зона государственной категории является единственной в своём роде. В настоящее время в Хэнъяне намечены к реализации 13 проектов в сфере логистики, компьютерных технологий и альтернативной энергетики. Также существует проект формирования беспошлинной торговой зоны в городе Кашгар (СУАР, КНР) планируется реализовать к 2015 году.

«Синяя экономика» может стать способом противодействия ННН-промыслу

На конференции стран-участниц АТЭС представители Росрыболовства обратили внимание на серьезность проблемы незаконного промысла водных биоресурсов. Российские специалисты предложили рассмотреть концепцию «синей экономики» как инструмент для борьбы с браконьерством.

Делегация Федерального агентства по рыболовству побывала на мероприятиях стран- участников Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Представители Росрыболовства приняли участие в третьем форуме «Синяя экономика» и четвертой министерской встрече по вопросам океанов.

Конференции проходили с 25 по 28 августа в китайском городе Сямынь. Делегацию ФАР возглавляла заместитель руководителя ведомства Надежда Шебина. Российские специалисты вместе с другими участниками форума продолжили работу по совершенствованию его главной концепции, основанной на идее устойчивого развития морской экономики. Эксперты выразили уверенность в том, что эта концепция может стать новой точкой роста для всей мировой экономики. Дальнейшая разработка «синей экономики» направлена на решение глобальной проблемы – исчерпания ресурсов суши.

Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, на форуме также обсудили вопросы противодействия незаконному, несообщаемому и нерегулируемому промыслу. По оценкам Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (ФАО ООН), браконьерство представляет прямую и значительную угрозу для сохранения и рационального использования запасов многих видов водных биоресурсов и обеспечения продовольственной безопасности. Российская делегация отметила, что ННН-промысел оказывает существенное отрицательное влияние на устойчивый рост экономик регионов АТЭС и мировой экономики в целом. Это мнение разделили все стороны.

Представители Росрыболовства предложили рассмотреть «синюю экономику» как перспективный инструмент в борьбе с нелегальным рыболовством. Участники мероприятия заметили, что существующая международная система противодействия ННН-промыслу не обеспечивает повсеместного и одинакового контроля со стороны всех государств, а также равной ответственности за браконьерство.

Важнейшим итогом мероприятий стала подготовка и согласование декларации четвертой министерской встречи, направленной на развитие сотрудничества экономик АТЭС в области рыболовства и торговли рыбопродукцией в контексте обеспечения продовольственной безопасности. Планируется, что лидеры Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества подпишут документ в ноябре текущего года в Пекине.

В Росрыболовстве подчеркнули, что на прошедших в Сямыне мероприятиях Россия закрепила лидерство в Азиатско-Тихоокеанском регионе по организации борьбы с нелегальным промыслом.

ШАНХАЙСКИЙ ПОРТ ПОДВЁЛ ИТОГИ РАБОТЫ ЗА 8 МЕСЯЦЕВ

Выручка Шанхайского МТП во II кв. года снизилась на 2,5% до 1,49 млрд. юаней (242.5 млн. долларов США), результаты I кв. составили 2,93 млрд. юаней - на 14,9% больше, чем в IV кв. 2013 года.

Резкое снижение после быстрого роста прибыли в I кв. объясняется спадом мировой экономики и медленным ростом промышленного производства в Китае. Однако официальные власти порта не склонны драматизировать ситуацию, полагая, что мощная государственная поддержка Шанхайской зоны свободной торговли приведет к росту деловой активности и спроса на услуги порта.

Контейнерооборот Шанхайского порта возрос на 3,8% до 33,77 ДФЭ по итогам 2013 года. Благодаря этому результату Шанхай оставил далеко позади другие конкурирующие порты Юго-Восточной Азии - Сингапур, Шэньчжэнь, Гонконг и Пусан.

Финансовый результат Шанхайского порта занимает четвертое место в стране после порта Шэньчжэнь-Яньтьен, Тяньцзиньского порт и группы компаний Beibuwan Port.

Подготовка кадров не должна быть игрой в «одни ворота»

Дальневосточный государственный технический рыбохозяйственный университет – ведущий отраслевой вуз Федерального агентства по рыболовству на Дальнем Востоке. Свою историю Дальрыбвтуз начал строить еще в 1930 году.

Сегодня наш университет известен не только в России, но и за рубежом. В настоящее время среди его партнеров – иностранные вузы и организации из Китая, Республики Корея, Японии, США, Австралии, Польши, Тайваня, Узбекистана, Вьетнама, Сингапура.

Мы постоянно работаем над укреплением добрых партнерских отношений и стараемся развивать прямые связи в учебной, учебно-методической и научно-исследовательских областях. На постоянной основе действуют программы по обмену студентами, аспирантами, стажерами и научно-педагогическими работниками.

Несмотря на то что мы работаем в самых разных направлениях, инновационная составляющая преобладает в тематике как фундаментальных, так и прикладных исследований. Постоянно стараемся идти в ногу со временем и реагировать на запросы отрасли. Результаты исследований, которые проводятся в нашем университете, имеют перспективу практического внедрения – в производстве новых видов продуктов питания, промышленной добыче водных биоресурсов, переработке, оказании научно-технологических услуг. Помимо этого, в вузе проводятся экспериментальные работы по исследованию свойств материалов, осуществляются разработки в области создания математических моделей, вычислительных алгоритмов и программных комплексов для расчета и проектирования конструкций. Мы стараемся дать нашим студентам, курсантам все необходимые навыки и компетенции, чтобы они могли применить их на производстве, в море.

При этом, развивая инжиниринговую и консалтинговую деятельность, сферы научно-технических информационных услуг, университет тесно взаимодействует с органами государственной власти, НИИ и другими университетами. Наши преподаватели, аспиранты, стажеры и будущие выпускники фокусируются не только на прикладных, но и на стратегических, глобальных вопросах развития. Они разрабатывают экономическую стратегию, формируют политику и ищут научно обоснованные решения социально-экономических проблем Приморского края, ДФО, стран АТР. Такой подход позволяет сформировать наиболее полную картину, необходимые аналитические навыки, развить интерес настоящего исследователя-новатора в будущих выпускниках.

Мы не раз отмечали, что для успешной работы на перспективу должны тесно сотрудничать с бизнесом. Добавлю, не только мы, но Правительство РФ возлагает на бизнес обязательства по предъявлению требований к компетенции будущего выпускника. При реализации образовательных программ мы заключаем договоры с промышленными предприятиями, организациями на прохождение всех видов практик студентами и курсантами. Специалисты предприятий и организаций принимают участие в работе государственных аттестационных комиссий в качестве председателей и экспертов.

Сегодня мы предлагаем бизнесу еще раз рассмотреть вопросы сотрудничества с вузом. Помимо прохождения практики на судах и производствах, это может быть создание базовых (филиалов) кафедр университета на предприятиях. Подобный опыт мы уже наработали на заводе ЭРА, где у нас действует филиал кафедры электрооборудования и средств автоматики судов. Мы привлекаем специалистов завода к проведению государственных экзаменов и защите дипломных проектов. Также наши ребята проходят там практику. Помимо этого, предлагаем совместно формировать прикладные научные исследования по темам, которые интересуют бизнес. Проводить экспертизы проектов хозяйственной деятельности. Одним из шагов на этом пути может стать создание инновационных предприятий при участии вуза. Подобный опыт мы реализуем в сфере аквакультуры, например.

Вместе с тем мы приглашаем бизнес проводить независимую оценку качества образовательных программ, которые реализует университет, а также принимать активное участие в их разработке.

Только тесное взаимодействие, постоянный диалог позволят нам воспитывать и готовить тех специалистов, которые действительно необходимы. Образовательный процесс не должен быть игрой в «одни ворота». Только в диалоге можно сформировать правильную образовательную среду и желание выпускника вернуться в отрасль, закрепиться в ней. И мы, как образовательное учреждение, и бизнес несем обоюдную ответственность за будущее промышленности, отрасли.

Сергей БУРХАНОВ, директор Мореходного института Дальрыбвтуза, кандидат экономических наук

Россия. ДФО > Рыба > fishnews.ru, 28 августа 2014 > № 1160546 Сергей Бурханов

Авиакомпания Turkish Airlines продолжает расширять свою маршрутную сеть по всему миру и усиливает свое присутствие в Азии, Америке и Африке.

Turkish Airlines усиливает свое присутствие на Африканском континенте. Так, с 31-го июля 2014 года авиакомпания начала выполнять перелеты по маршруту Стамбул-Тлемсен (Алжир)-Батна (Алжир)-Стамбул с частотой 2 раза в неделю по вторникам и четвергам. Таким образом, Тлемсен стал 40-м, а Батна 41-м направлениями Turkish Airlines в Африке.

Минимальный тариф на билет по маршруту Стамбул-Тлемсен (Алжир)-Батна (Алжир)-Стамбул составляет 249 евро (включая сборы и налоги).

Кроме того, в течение первых 6 месяцев с момента начала эксплуатации любого нового направления для участников программы лояльности Miles&Smiles действует специальное предложение: предоставляется 25%-ти скидка на приобретение наградных билетов либо на апгрейд.

Соединяя города, страны и континенты, Turkish Airlines планирует увеличить частоту полетов в Сингапур и Джакарту (Индонезия) из Стамбула. Так, с 11-го мая 2015 года самолеты авиакомпании начнут выполнять полеты по маршруту Стамбул-Сингапур Стамбул 7 раз в неделю и 7 раз в неделю по маршруту Стамбул-Джакарта -Стамбул.

К существующим полетам в крупные города США с 13-го апреля 2015 года авиакомпания Turkish Airlines планирует начать полеты в тринадцатый город страны, Сан-Франциско, с частотой 5 раз в неделю. В планах авиакомпании увеличить частоту полетов по маршруту Стамбул-Сан-Франциско-Стамбул до 7 раз в неделю с 11-го мая 2015 года.

На сегодняшний день Turkish Airlines является лидером среди авиакомпаний по количеству стран, в которые осуществляются полеты, предоставляя возможность украинским пассажирам путешествовать с максимальным уровнем сервиса и комфорта.

Почему Сингапур скрывает истинное количество своих F-15?

Уже доказано, что Сингапур имеет гораздо больше официально признаваемых 24 истребителей Boeing F-15SG, но точное количество самолетов этого типа еще не установлено, сообщает сегодня flightglobal.com.

К такому выводу специалисты пришли после изучения регистрационных номеров самолетов. В августе этого года были выявлены истребители с номерами N361SG, N363SG, N366SG, N368SG,N373SG, N376SG, N378SG и N837SG. С учетом этих самолетов общее количество F-15 может составить 40 машин (ранее полагали, что их количество составляет 32 машины).

Если Сингапур действительно имеет 40 F-15, то общий парк истребительной авиации ВВС может составить 126 единиц (имеются также 60 Lockheed Martin F-16 и 26 Northrop F-5). ВВС планируют модернизировать парк F-16 и заменить F-5 истребителями пятого поколения F-35 модели B с вертикальным взлетом и посадкой.

Вероятно, Сингапур держит в секрете количество F-15SG потому, что эти истребители являются самыми мощными боевыми самолетами в Юго-Восточной Азии, далеко превосходя по своим возможностям истребители других типов. Также отмечается высокий уровень подготовки сингапурских пилотов.

Замедленная скорость

Мировое производство стали в июле 2014 г.

/Rusmet.ru, Виктор Тарнавский/ Как сообщает World Steel Association (WSA), в июле 2014 года глобальный объем выплавки стали (без учета АСЕАН и ряда стран Африки и Азии) составил 136,8 млн. т, что на 3,0% превышает показатели аналогичного периода прошлого года. Тем не менее, по сравнению с июнем среднедневная выплавка стали в мире уменьшилась на 3,9% и составила 4,41 млн. т, что представляет собой минимальный показатель за этот год. Уровень загрузки производственных мощностей, по данным WSA, в июле сократился на 2,9 п.п. по сравнению с предыдущим месяцем, до 75,4%. Это также является минимальным показателем для 2014 года.

Всего за первые семь месяцев текущего года мировая выплавка стали достигла 959,7 млн. т, это на 4,0% больше, чем в тот же период годом ранее. Темпы роста в отрасли снова немного прибавили: по итогам первого полугодия они оценивались в 3,9%.

В Китае скорость подъема в металлургической отрасли постепенно замедляется. Благодаря проведению капремонтов на ряде меткомбинатов в июле было выплавлено почти на 1 млн. т стали меньше, чем в предыдущем месяце, а прирост по сравнению с июнем 2013 года составил только 4,5% против 7,2% в июне. Среднедневной объем производства стали в Китае равнялся в июле немногим более 2,20 млн. т – наименьший уровень с начала текущего года.

Правда, следует отметить, что по итогам первых семи месяцев китайские металлурги выдали уже 480,8 млн. т стали, превысив показатель аналогичного периода годичной давности на 5,8%. А в августе объем выплавки снова пошел вверх, так как производители стремятся наиболее эффективно использовать разницу в ценах между относительно дешевым сырьем и более дорогостоящей стальной продукцией. При этом, национальная металлургическая ассоциация CISA оценивает совокупные мощности в отрасли в 1,14 млрд. т в год против 1,10 млрд. т в начале текущего года. Так что, в условиях кризиса в китайской строительной отрасли избыток предложения на местном рынке стали уменьшаться не будет.

По-прежнему высокие темпы роста удерживает Корея – 8,7% по сравнению с уровнем годичной давности по итогам января-июля. Впрочем, это до сих пор действует «эффект низкой базы». В последнее время корейские компании жалуются на усиливающуюся конкуренцию со стороны китайцев и вынуждены сами увеличивать объемы экспорта.

В то же время, в Индии производство стали в январе-июле возросло только на 1,4% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Правда, местные специалисты достаточно оптимистично оценивают перспективы на осень. По их мнению, после окончания дождливого сезона спрос на стальную продукцию в стране пойдет вверх.

В Турции в июле немного увеличилось отставание от прошлогоднего графика. В прошлом месяце там было выплавлено 2,82 млн. т стали, на 1,0% больше, чем в тот же период год назад. Однако специалисты WSA пересмотрели показатели по предыдущим месяцам, и по их уточненным данным, в январе-июле турецкие компании произвели на 0,9% металла меньше, чем в течение первых семи месяцев прошлого года. Неудачным для турецкой металлургической отрасли стал, прежде всего, первый квартал, когда в неблагоприятном состоянии находилась национальная экономика. Сейчас дела в самой Турции пошли лучше, но сократился экспорт проката – прежде всего, в охваченный войной Ирак. Правда, начиная с августа-сентября выплавка стали в Турции может возрасти вследствие сокращения или даже прекращения поставок полуфабрикатов из Украины и замены их металлоломом.

Украинская металлургическая промышленность в июле только начала ощущать разрушительное воздействие войны на Донбассе. Однако по итогам месяца выплавка стали в стране упала на 11,7% по сравнению с тем же периодом прошлого года, а спад в январе-июле составил 7,6% или почти 1,5 млн. т. Судя по всему, в августе спад может превысить 20%, по самым скромным оценкам.

Зато российские производители стали в июле добились максимального в этом году прироста – на 7,8% по сравнению с июлем прошлого года. Причем, основой этого подъема, достигнутого благодаря вводу в строй новых предприятий в конце прошлого – первой половине текущего года стало расширение спроса на стальную продукцию на внутреннем рынке. По итогам января-июля выплавка стали в России приблизилась к отметке 41,5 млн. т, на 2,5% больше, чем в тот же период годом ранее.

Июль и август – это месяцы летних отпусков и капитальных ремонтов, когда объем мирового производства стальной продукции относительно невелик. Очевидно, большинство металлургических компаний планируют расширение выпуска в сентябре, но нынешнее состояние глобальной экономики, которая все никак не может выйти из стагнации, не будет способствовать этому росту.

Министерство природных ресурсов и экологии России предлагает в два раза увеличить максимальный срок аренды лесных участков.

Уже в предстоящую осеннюю сессию подготовленный законопроект может быть рассмотрен Государственной Думой. Изменения в законодательство также планируется внести для того, чтобы стимулировать глубокую переработку древесины и расширить доступ к лесным ресурсам для малого бизнеса. Что дадут новые правила бизнесу и государству? Как в России будет внедряться модель интенсивного лесопользования? Будет ли усилен контроль в лесном комплексе? На эти и другие вопросы ответил директор Департамента государственной политики и регулирования в области лесных ресурсов Минприроды России Иван Валентик в интервью "Российским лесным вестям".

- Иван Владимирович, в законодательстве, регулирующем отношения в лесном хозяйстве страны, происходят довольно серьезные преобразования. Вот, подготовлен еще один шаг - увеличение срока аренды лесных участков. Государство идет навстречу лесозаготовителям?

- В подготовленном проекте закона максимальный срок аренды увеличен ровно в два раза с 49 до 98 лет. Такой шаг предпринят во исполнение поручений Президента Владимира Путина, данных по итогам заседания Госсовета в апреле 2013 года. Главная идея - сформировать в стране эффективный и устойчивый лесной комплекс. Вообще с целью поощрения ответственных лесопользователей в Лесном кодексе еще с момента его принятия записано преимущественное право арендаторов на заключение нового договора. Но эта норма носила декларативный характер. Так что изначально речь шла об уточнении ее параметров. Анализ показал, что преимущественное право предполагает все-таки механизм прекращения действия договора и, соответственно, проведение новых торгов, заключение нового договора. В результате это могло привести к перерыву срока пользования до одного года. К тому же у лесопромышленных компаний не было никакой гарантии в том, что они смогут получить участок на новый срок по той цене, которая заложена в их бизнес-модель. Увеличение срока аренды позволит добросовестным арендаторам планировать долгосрочное развитие бизнеса.

- Наверное, улучшатся также условия и для привлечения кредитов?

- Безусловно. Продолжительный срок договора значим с точки зрения гарантий сырьевой безопасности, что является важным критерием для тех же кредитных учреждений. Они принимают положительное решение о кредитовании инвестиционных проектов в лесопромышленном комплексе, если есть гарантированная сырьевая база. Например, в Сибири, достаточно много молодняков, которые сегодня по существующим правилам рубке не подлежат. А вот через 10-20 лет уже войдут в категорию спелых насаждений, которые можно рубить. Долгосрочные арендные отношения позволяют предприятиям получить серьезный потенциальный запас древесины для обеспечения сырьем лесоперерабатывающих производств.

Вообще, лесному комплексу нужны долгосрочные, достаточно крупные инвестиции. А они не пойдут в отрасль, если не будет создано устойчивых правовых отношений. Не даром, уже много десятков лет в России не было построено ни одного нового ЦБК.

- Что от этого нововведения приобретает государство?

- Государство в любом случае получает максимальную цену аренды участка, которая сформировалась на торгах и регулирует размер минимальной ставки. Но здесь очень важно, что мы закрепляем в отрасли добросовестных арендаторов, тех которые заботятся не о сиюминутной выгоде, а думают о долгосрочном развитии. Срок аренды 98 лет, в принципе, имеет лесоводственное обоснование, поскольку традиционно оборот рубки составляет порядка ста лет. То есть, арендатор, заходя на лесной участок, вырубая древесину и осуществляя мероприятия по лесовосстановлению, через 80-90 лет подойдет к тому же состоянию древостоя, какое было на момент получения участка в аренду. Чтобы этот принцип реально действовал, предприниматель должен быть уверен в перспективе своего бизнеса. Потому институт преимущественного права мы также сохраняем. То есть, даже если арендатор по каким-то причинам не подал заявление о пролонгации договора не ранее чем за 60 и не позднее, чем за 30 дней до истечения действия договора, он все равно сможет участвовать в торгах и может иметь возможность перевести права и обязанности победителя торгов на себя. Таким образом, новые правила аренды лесных участков создают гарантии стабильности работы лесного сектора экономики.

- Недавно были введены типовые договоры аренды. Это тоже шаг, направленный на повышение предсказуемости действий сторон в лесном комплексе?

- Да, принятый закон о введении типовых договоров также очень важен для формирования прозрачной системы управления лесным хозяйством. Он, в конце концов, решает проблему, связанную с неоднозначностью правил игры в разных регионах Российской Федерации. Примерная форма, которая действовала раньше, утверждалась приказом Рослесхоза. Какие-то субъекты ей следовали, а какие-то шли по своему собственному пути. Они принимали за основу свою форму, и в результате разные лесопользователи, в том числе достаточно крупные и транснациональные компании, должны были работать в разных субъектах Российской Федерации по разным правилам. Поэтому при управлении федеральной собственностью логично было разработать определенные стандарты. Причем, это будет не одна рамочная конструкция с рекомендательным характером. Для каждого из 16-ти видов использования лесов станет применяться свой типовой договор аренды. Между деятельностью по заготовке древесины и рекреационной деятельностью есть существенные различия. Это абсолютно разные условия, разные требования, разные ограничения. Поэтому, естественно, что типовая форма действовать для каждого вида использования лесов.

- Региональные власти и предприниматели сейчас ожидают, насколько сильно типовые договоры изменят сложившуюся практику.

- По закону, который принят, типовые договоры должны применяться с 1 июля 2015 года. Их разработка уже началась. Она ведется в Министерстве природных ресурсов и экологии России с участием Федерального агентства лесного хозяйства. Мы понимаем, что здесь очень важно выдержать сбалансированный подход между интересами государства и бизнеса и не создавать невыполнимых условий для предпринимателей. Они могут быть обеспокоены тем, что по сравнению с уже действующими договорами условия ужесточатся, ну а в тех субъектах РФ, где на сегодняшний день перегнули палку, думают о том, насколько сильной будет либерализация. Поэтому сейчас проводится аналитическая работа. Мы внимательно изучаем условия действующих договоров, чтобы не создать конфликтную ситуацию, как со стороны региональных властей, так и со стороны бизнеса. Работа эта очень глубокая и сложная. В результате необходимо выработать единый, оптимальный подход.

- Можно сказать, в лесном комплексе создается новая система правовых отношений. Она в конечном итоге должна обеспечить переход к интенсивному лесопользованию?

- Внедрение интенсивной модели лесопользования связано с решением целого комплекса вопросов, которые нужно решать с участием представителей науки, общественных организаций, бизнеса. При Департаменте государственной политики и регулирования в области лесных ресурсов Минприроды России создана рабочая группа. Она должна разработать научно обоснованную концепцию интенсификации использования и воспроизводства лесов с финансово-экономическим обоснованием и координировать практические исследования в сфере интенсификации ведения лесного хозяйства. Также к задачам группы относится разработка проекта федерального закона о внесении изменений в Лесной кодекс РФ для правового урегулирования вопросов формирования целевых хозяйств и подготовка проектов нормативных актов, обеспечивающих внедрение интенсивной модели лесного хозяйства. Помимо тех изменений, о которых мы уже говорили, преобразования касаются обширного круга правоотношений - правил заготовки древесины, ухода за лесом, правил лесовосстановления.

Минприроды сформирован поэтапный график реализации перехода к интенсивной модели ведения лесного хозяйства. Мы проведем необходимые научные исследования, проанализируем существующие наработки. Есть опыт Псковского модельного леса, Акционерного общества "Ладэнсо" в Карелии, есть опыт других проектов, например Института леса им. В.Н.Сукачева, которые позволяют говорить о том, что интенсивная модель в России должна развиваться, и развиваться не в ущерб экстенсивной модели, которая тоже может быть сохранена. Но именно интенсивная модель может стать серьезным драйвером в развитии лесного сектора экономики.

- Уже есть понимание, какими параметрами должно характеризоваться интенсивное лесопользование в России?

- Интенсивная модель - это внедрение инновационных технологий в лесное хозяйство, исключающих необходимость экстенсивного развития, вырубки новых лесов. В целом это один из ключевых механизмов политики, который направлен на повышение экономической эффективности работы лесного комплекса. Он предусмотрен Основами государственной политики в области использования, охраны, защиты и воспроизводства лесов в России на период до 2030 года. В качестве одного из компонентов, в котором серьезно заинтересован крупный бизнес, интенсивная модель лесного хозяйства предполагает выращивание древесины заданных сортиментов для обеспечения лесоперерабатывающих производств, при этом речь идет не только о рубке древесины нужного качества, но и об интенсивном лесовосстановлении. Вообще, это совсем другой подход к лесовыращиванию. Например, в Сибири есть определенные лесные участки, как на землях лесного фонда, так и на землях сельхозназначения, где уже сегодня есть результаты исследований и практических экспериментов, которые наглядно демонстрируют эффект новой модели. Прирост заготовки древесины при внедрении других параметров ухода и лесовосстановления можно увеличить в 6 раз. То есть если сейчас средний прирост по России составляет где-то полтора кубических метра в год, в случае внедрения интенсивной модели можно получить прирост до десяти кубометров в год.

- Повышению эффективности переработки леса уделяется внимание? Какие шаги планируется предпринять в этом направлении?

- Уже подготовлен и внесен в Правительство очень важный для бизнеса законопроект. В стране предполагается возвратить систему конкурсов для глубоких переработчиков древесины. Мы должны стимулировать не тех, кто только заготавливает круглый лес, а те предприятия, которые вкладываются в развитие лесоперерабатывающей инфраструктуры, применяют инновационные технологии. У них должен быть приоритетный доступ к лесным ресурсам. Система конкурсов позволяет это обеспечить. Лесопереработчик вправе обратиться с заявлением о проведении конкурса при недостаточности лесных ресурсов, которые могут быть переработаны на имеющихся у него производственных мощностях. Но участок предоставляется не просто по заявке, а на основе конкурсных механизмов. В конкурсе, если лесной участок достаточно ценен, могут участвовать несколько лесопереработчиков, нуждающихся в ресурсах. Тогда одним из условий победы становится уровень развития производственных мощностей. С этой точки зрения закон достаточно прогрессивный, бизнес с большим интересом ожидает этот закон. Он позволит расширить доступ к лесным ресурсам для переработчиков древесины и тем самым будет способствовать развитию глубокой переработки.

- Малый бизнес также испытывает сложности в доступе к лесным ресурсам. Для него будут какие-то изменения?

- Для поддержки малого и среднего бизнеса разработан еще один очень важный проект закона. Коснемся истории вопроса. Изначально в Лесном кодексе 2007 года малые предприниматели имели доступ к лесным ресурсам. Однако, в 2009 году была исключена норма, которая позволяла бизнесу, относящемуся к малому и среднему, в качестве исключительных случаев заготавливать древесину по договорам купли-продажи. Соответственно, у малых и средних предпринимателей возникли достаточно серьезные проблемы с доступом к лесным ресурсам. Сейчас мы возвращаем возможность заготовки леса субъектами малого предпринимательства по договорам купли-продажи, но уже в рамках реализации региональных программ господдержки. То есть, если регион испытывает потребность в поддержке малого и среднего бизнеса, он принимает соответствующую программу, и тем самым обеспечивает этим предпринимателям доступ к лесным ресурсам.

- Серьезной проблемой лесного комплекса являются незаконные рубки, ни для кого это не секрет. Как их остановить?

- Проблема непростая, она решается комплексно. С одной стороны, необходимо создавать условия, исключающие возможность включения в оборот незаконно заготовленной древесины, а также создавать комфортные условия для ведения легального бизнеса в лесной сфере. С другой стороны, необходимо продолжать совершенствовать контрольно-надзорные механизмы. Уже достаточно много сказано и написано о том, что в декабре 2013 года принят Федеральный закон №415 "О внесении изменений Лесной кодекс и Кодекс Российской Федерации об административных нарушениях", я бы сказал, революционный для России. В нем прописаны механизмы государственного учета всей древесины, которая заготавливается. Учет касается и граждан, которые заготавливают лес для собственных нужд, и специализированных организаций, заготавливающих лес в порядке выполнения госконтрактов, в том числе и по госзаданиям, и, естественно, предпринимателей.

В итоге мы рассчитываем получить сведения о реальном объеме заготовленной древесины, не по отчетам лесопользователей, данные в которых по разным причинам совпадали с объемами, указываемыми в лесных декларациях, а именно по результатам учета. Такая информация в дальнейшем позволит проработать вопрос о возможности взимания арендной платы за фактически заготовленный объем древесины, а не за вмененный объем, как это происходит сейчас.

- В сфере оборота древесины контроль также усиливается?

- Конечно, это второй важнейший компонент. С 1 февраля 2014 года запрещены сделки граждан с древесиной, полученной для собственных нужд. С 1 июля этого года уже вступили в силу нормы, которые делают обязательным наличие сопроводительного документа на перевозку древесины. Формально инспектор на посту ДПС может остановить транспортное средство и потребовать этот документ. Другое дело, что пока в течение 6 месяцев ответственность за его отсутствие не применяется. У компаний и перевозчиков есть возможность адаптироваться. Но с 1 января 2015 года будет установлена административная ответственность.

Особенно важен учет при экспорте ценных пород древесины. Мы знаем про ситуацию хищнической вырубки и в Приморском крае, и в других регионах Дальнего Востока и Сибири. Поэтому введено требование обязательной поштучной маркировки при экспорте. Это тоже важный шаг. Кроме того есть возможность наладить информационный обмен с той же Китайской Народной Республикой. Об этой инициативе мы будем говорить на планирующейся в Пекине рабочей группе по противодействию незаконной заготовке и обороту древесины, действующей в рамках АТЭС.

- Кстати, полгода назад много говорилось о введении в России единой государственной автоматизированной системы учета лесных ресурсов. Он уже работает?

- Сейчас система работает в ограниченном режиме. Полноценно она должна начать действовать в 2015 году. Эта система, конечно, очень важна как компонент государственного учета и оборота древесины. Она будет аккумулировать всю информацию, которая касается любой древесины, любого бревна, которое когда-то было срублено, продано и введено, тем самым, в оборот. Сегодня продолжается работа по созданию условий запуска и функционирования системы. Вся необходимая нормативная база нами подготовлена. Конечно, не только Минприроды вовлечено в этот процесс. Участниками этого процесса являются Минкомсвязь, Федеральная таможенная служба, и Министерство внутренних дел, которые также будут являться активными пользователями этой системы.

- Контроль усиливается, а ответственность за незаконную заготовку и оборот древесины будет ужесточена?

- Это еще один важный элемент формируемой нормативной базы. Сегодня в законодательстве сложилась благоприятная ситуация. Во исполнении поручений Президента по итогам Госсовета 21 июля этого года принят закон "О внесении изменений в Уголовный кодекс и КоАП РФ". Этим законом уже усилена уголовная и административная ответственность за незаконную заготовку древесины, а также введена специальная норма, которая впервые устанавливает ответственность за незаконный оборот древесины. То есть за приобретение, за хранение, за перевозку, за продажу и так далее.

Еще один закон, который хотелось бы принять, чтобы полностью сформировать правовое поле, - об ограничении пребывания граждан в лесах с машинами и механизмами, которые предназначены для заготовки древесины. Сегодня проект закона подготовлен и находится в Правительстве. В процессе подготовки документа для нас было важно не допустить чрезмерности действия норм закона, чтобы они не распространялись на людей, которые оказались в лесах с машинами и механизмами не для целей незаконного промысла. Бывают ведь случаи, когда на тракторе едут в лес за грибами, за ягодами. Это реальная жизнь. Но если грузовик с гидроманипулятором находится на землях лесного фонда и при этом у водителя грузовика нет документов о принадлежности этой техники лесозаготовительному предприятию, которое арендует данный лесной участок, наверное, надо говорить о том, что он приехал в лес не за грибами.

Если такой закон будет принят, круг замкнется. То есть с одной стороны, действует декларирование сделок, с другой - есть нормы, которые устанавливают ответственность за незаконный оборот, и, наконец, закон, который будет ограничивать возможность пребывания в лесах со специализированными машинами и механизмами. Такой треугольник позволит создать достаточное правовое поле.

- Другой важный вопрос - проведение мероприятий по уходу за лесом. Как усилить контроль в этом направлении?

- Я уже говорил о необходимости решения накопившихся вопросов в комплексе. Помимо концептуальных законопроектов, направленных на систематизацию лесопользования в стране, ведется разработка норм, которые позволят упорядочить защиту лесов различных категорий. Например, складывается серьезная проблема с теми лесами, которые фактически выросли на землях сельхозназначения. Их судьбой тоже необходимо заниматься. По разным оценкам от 20 до 40 миллионов гектаров неиспользуемых сельхозугодий уже заросло лесами. Возможно, данные земли были не очень привлекательны для ведения сельского хозяйства, и с этой точки зрения появление лесной растительности не вызывало бы особых проблем. Но в таких лесах стали размножаться вредители, появились источники лесных пожаров, которые с земель сельхозназначения переходят в границы земель лесного фонда. А полномочия органов исполнительной власти субъектов по защите лесов определены исключительно по границам земель лесного фонда, как и полномочия лесной охраны. Мы серьезно работаем с Минсельхозом. Договорились о том, что на уровне Рослесинфорга и Россельхозмониторинга ведем учет заросших сельхозугодий, то есть, сличаем границы этих территорий. И, в общем-то, выясняем для себя по пилотным регионам масштаб проблемы. Поняв, насколько она глобальна и как ее можно изменить, будем совместно находить правовые инструменты.

- То есть, если пожар возникает на сельхозугодьях, лесопожарные бригады не имеют право его тушить?

- На сегодняшний момент они не имеют права его тушить. Правда, здесь есть определенные сдвиги с точки зрения внесения изменения в законодательство о правилах противопожарного режима. Я уже говорил, что леса, выросшие на землях сельхозназначения, требуют самостоятельного регулирования.

- Может быть какие-то наработки уже есть?

- Есть одна идея, привлекательная и для Минприроды, и для Минсельхоза. Она заключается в возможности формирования института частных лесовладельцев на заросших сельхозземлях. Иногда владельца такой земли невозможно установить, так как вопрос с сельхозпаями достаточно сложный. Но в тех случаях, когда собственник земли известен, у него появляется новая возможность. Формально на сегодняшний момент по законодательству уполномоченные органы должны принять меры по изъятию земельного участка, если он не используется по целевому назначению более трех лет. Однако, мы предлагаем предоставить собственнику право написать заявление о том, что он согласен использовать этот участок как лесной. Соответственно за него будет взиматься плата, по ставкам, которые мы установим, будут применяться определенные ограничения и требования связанные с мерами противопожарной, санитарной безопасности. Собственник должен будет убирать сухостой, бороться с вредителями, проводить минимальные лесопожарные мероприятия. Перечень обязанностей достаточно умеренный, но он позволит исключить возникновение вредоносных явлений, которые могут перейти на земли лесного фонда.

- Лес заготавливать частный собственник сможет?

- Для этого нет препятствий. У собственника появится возможность рубить лес и продавать. Тут нет ничего плохого, поскольку сейчас по закону об обороте древесины любое дерево, независимо от категорий земель, на которых оно было срублено, подлежит учету, и, соответственно, декларированию. Поэтому такая древесина не попадет в "серый" оборот, будет учтена, войдет в соответствующие объемы, с которых взимается плата. То есть не выпадет из налогообложения.

Наверное, было бы логично, чтобы собственники лесных участков, используя такой участок как лесной, занимались также и лесовосстановлением. В целом требования должны быть незначительные и исключительно направленные на нераспространение каких-то вредоносных явлений - вредителей, пожаров - на границы земель лесного фонда.

- Вообще что делать, чтобы сдержать возникновение лесных пожаров? Вот, например, регионы запрещают в пожароопасный период вход гражданам в лес. Это работает или нет?

- Сегодня особый противопожарный режим вводится в субъектах Российской Федерации при достижении определенных показателей. Органы власти субъектов уполномочены сами принимать это решение в зависимости от складывающейся природно-климатической ситуации. Режим, в принципе, работает в тех регионах, где организовано эффективное взаимодействие на уровне муниципалитетов, органов внутренних дел, органов, уполномоченных в области лесных отношений. Понятно, к каждому шлагбауму не поставишь инспектора. Речь здесь идет о том, что население должно быть оповещено через средства массовой информации, разъяснительную работу нужно проводить на местах. Потому что сил лесной охраны, это не секрет, по численности катастрофически не хватает. За пожарной обстановкой следят около 18 тысяч человек на всю Россию при том, что значительная часть должностных лиц лесной охраны - смежники. То есть по основным своим обязанностям они - мастера леса, помощники лесничего и так далее, а функции лесной охраны выполняют дополнительно.

- А сколько требуется сотрудников лесного надзора, чтобы держать ситуацию под контролем?

- Сегодня есть нормативы, которые утверждены приказом Министерства природных ресурсов и экологии. Но они регулируют лишь одну составляющую лесного надзора - патрулирование, а не проверки, которые проводятся в рамках 294-го Федерального закона. Поэтому цифра, которая называлась и сегодня содержится в официальных документах, порядка 60-70 тысяч человек. Это та категория должностных лиц, работников органов лесного хозяйства, которая должна стать полноценным звеном всей при соблюдении нескольких ключевых условий. Первое - обеспечение нормального финансирования, нормальной заработной платы. Второе - статус государственного служащего и система социальных гарантий. Почему бы не вернуться к системе служебных наделов, система поддержки при строительстве деревянных домов на лесных участках, которые предоставлены в виде служебных наделов. Те же самые гарантии государственной защиты. Сегодня у нас 70 процентов лесничеств существует в формате учреждений, а не государственных органов. Поэтому и нормы о государственной защите на этих должностных лиц не распространяются.

Будучи реалистами, нужно понимать, что оптимизировать систему лесной охраны требуется по различным направлениям. Здесь и развитие системы видеонаблюдения, системы дистанционного мониторинга, и перераспределение полномочий между федеральным и региональным уровнем. Есть много инструментов, которые могут существенно улучшить ситуацию по этим направлениям.

- Планируется расширить полномочия лесных инспекторов?

- Задача, видимо, не в расширении, а в полноценности и качестве реализации имеющихся полномочий. Приведу пример. Сегодня по результатам дистанционного мониторинга, дешифрирования полученных снимков, наложения их на соответствующие контуры лесничеств в субъекты РФ, в регионы из Рослесхоза поступает серьезная информация о нарушениях лесного законодательства на их территориях. Но реализуется она крайне слабо. О чем это говорит? Сами регионы либо не могут, либо не заинтересованы в том, чтобы серьезно отрабатывать информацию, поступающую из федерального центра. Это проблема. Решать ее надо через создание системы сквозного надзора. То есть федеральный инспектор, сотрудник Федерального агентства лесного хозяйства должен иметь полномочия на любой территории, на которой располагаются леса. У него должна быть возможность в любой момент провести проверку, пресечь нарушения, составить протокол и так далее. Иначе получается смешная ситуация. Сотрудник Федерального агентства лесного хозяйства не может пресечь правонарушения на землях лесного фонда, например, в Московской области, когда едет на дачу. Видит - развели костер в запрещенное время, но у него нет никаких полномочий, только полномочие контролировать, как Комитет лесного хозяйства Московской области осуществляет лесной надзор. Поэтому необходимо создать систему лесного надзора и все-таки подумать о перераспределении полномочий по лесной охране между федеральным уровнем и региональным уровнем. С моей точки зрения, наиболее крупные лесопользователи, организации, подведомственные органам власти субъектов Российской Федерации, государственные организации, должны быть в сфере федерального надзора. А малый и средний бизнес вполне может контролироваться на уровне субъекта Российской Федерации. Такая модель могла бы дать серьезный эффект.

- Может быть стоит также поднять штрафы для нарушителей лесного законодательства: и для простых людей, и для бизнесменов, которые нарушают закон?

- В Кодексе об административных правонарушениях максимальный штраф для граждан определен планкой в 5 тысяч рублей. Выше этой планки мы пойти не можем. Хотя, если говорить о юридических лицах и должностных лицах, повышение штрафных санкций дает относительный эффект. Но, с моей точки зрения, нужно создавать в законодательстве такие условия некарательного характера, которые позволили бы населению и предпринимателям находиться в правовом поле. Это и антикоррупционные механизмы, это и создание эффективных систем контроля надзорной деятельности. Если мы создадим эти условия, тогда не будет необходимости в том, чтобы бесконечно повышать штрафные санкции.

Сколько штрафы не поднимай, пока в культуру нашего гражданина не войдет понимание необходимости бережного отношения к лесу, это не даст никакого эффекта. Подход должен быть всеобъемлющим, основанном на воспитании в школе, на воспитании в семье, передаче информации, обучении, передаче знаний. И, в целом, как элемент повышения правовой культуры в Российской Федерации.

Евгений Гайва, "Российские лесные вести"

Россия > Леспром > wood.ru, 22 августа 2014 > № 1156145 Иван Валентик

По итогам января-июля 2014 г., объем практически использованных инвестиций в китайскую экономику, поступивших из Великобритании, вырос на 61,2% по сравнению с аналогичным показателем 2013 г., сообщило Министерство коммерции КНР.

Республика Корея за семь месяцев текущего года направила в Поднебесную на 34,6% больше капиталовложений, чем годом ранее. При этом инвестиции из Японии за январь-июль 2014 г. упали на 45,4% относительно уровня января-июня 2013 г. Кроме того, в КНР были использованы капиталовложения из США – за семь месяцев текущего года показатель снизился на 17,4%, из 28 стран Европейского Союза – на 17,5% меньше в годовом сопоставлении, а также из государств АСЕАН с сокращением на 12,7%.

Большая часть инвестиций поступила в восточные районы Китая – $59,01 млрд. Это на 1,1% меньше, чем годом ранее. В центральные районы страны направлено $7,16 млрд зарубежных капиталовложений с приростом на 17,8% относительно уровня января-июля 2013 г. В западных районах, по итогам семи месяцев 2014 г., освоено $4,92 млрд – на 13,1% меньше, чем за семь месяцев прошлого года.

Как сообщалось, за январь-июль 2014 г. в стране учреждено 13249 предприятий с участием иностранных инвестиций. Это на 1,6% больше, чем годом ранее. За семь месяцев текущего года в Китае освоено $71,14 млрд зарубежных капиталовложений. Данный объем снизился на 0,35% в годовом сопоставлении.

Перспективы возможной отмены на долгосрочной основе западных санкций с Ирана вновь поставили на повестку дня вопрос о более полном использовании транзитного потенциала этой страны для Центральной Азии.

Известно, что сотрудничество Ирана и стран ЦА в области транспортных коммуникаций получило мощный импульс в 1996 году, когда началось движение по железной дороге Теджен—Серахс—Мешхед. Это принесло выгоды обеим сторонам. У стран ЦА появился прямой выход к портам Персидского залива и в Турцию, а Иран получил доходы за транзит и развитие своих территорий.

Коридоры интеграции

Уже к 2006 году по железной дороге Теджен—Серахс—Мешхед в направлении Ирана было перевезено 14 млн. тонн транзитных грузов, в основном, нефтепродукты, сжиженный газ, строительные материалы, химические удобрения, металлопрокат, текстиль, хлопок.

Под эту железную дорогу была открыта расположенная в провинции Хорасан-Резави свободная экономическая зона «Серахс», своего рода ворота в ЦА, которая вносит большой вклад в стимулирование и поддержку регионального товарооборота, а также оказывает логистические и складские услуги. Для повышения привлекательности СЭЗ «Серахс» для центральноазиатских и международных грузоперевозчиков и экспортеров Тегеран уже несколько лет реализует меры по ее интеграции с другими иранскими СЭЗ.

Так, еще в 2008 году СЭЗ «Серахс» подписала меморандум о расширении двухстороннего сотрудничества с расположенной на побережье Персидского залива СЭЗ «Кешм». Согласно меморандуму, на базе порта Шахид Раджаи (Бендер-Аббас) должен был быть построен грузовой терминал для совместного использования в целях складирования, перевалки и реэкспорта грузов.

Иранские власти также прилагают усилия для интеграции СЭЗ «Серахс» с СЭЗ «Чабахар», занимающей выгодное положение на берегу Индийского океана и позволяющей обходить узкий Ормузский пролив. Интеграция этих двух СЭЗ проходит в рамках проекта создания так называемого Восточного транспортного коридора, где северной точкой является Серахс, а южной — Чабахар. Восточный коридор признается экспертами как один из самых перспективных и экономичных маршрутов для транзита грузов из Южной и Юго-Восточной Азии в Афганистан, Центральную Азию и Россию.

В этой связи в конце 2010 года началось строительство железнодорожной ветки Чабахар—Захедан (длина — 570 км) как части более обширного железнодорожного проекта «Чабахар—Захедан—Мешхед» (длина — 1330 км). В дополнение к этому планируется до 2018 года завершить проект автодорожного коридора «Север—Юго-восток», который будет начинаться на севере Ирана в двух пунктах — Серахсе и Баджигаране на границе с Туркменистаном. Эти две ветки должны будут соединиться в Мешхеде и дальше пойти единым коридором до Чабахара. По иранским данным, общая протяженность автодорог составит 1,7 тыс. км, из которых 500 км придутся на скоростные автомагистрали.

СЭЗ «Чабахар»

Нужно отметить, что иранские власти работают над повышением привлекательности СЭЗ «Чабахар» для иранских и зарубежных инвесторов в целях стимулирования в ней производства и, как следствие, грузоперевозок. Не в последнюю очередь ставка делается на нефть. Тегеран планирует создать новый нефтехимический центр общенационального значения. С этой целью на территории СЭЗ выделена 1 тыс. га под нефтехимическую промзону «Нагин—Мекран». Это должно привлечь интерес азиатских инвесторов, прежде всего из Китая и Индии.

Для стран ЦА и Афганистана большие перспективы имеют планы руководства СЭЗ «Чабахар» по налаживанию и дальнейшему развитию маршрутов контейнерных перевозок. Еще до так называемого Женевского прорыва (ноябрь 2013 г.) иранцы заявляли о том, что планируют запустить новые судоходные линии Чабахар—Сингапур—Китай, Чабахар—Дубай и Чабахар—Оман.

На фоне перспективы отмены санкций в начале 2014 года была отмечена активизация ирано-индийских контактов вокруг вопроса сотрудничества по Восточному транспортному коридору и порту Чабахар. Индийские транспортные компании выражают заинтересованность в инвестировании в портовую инфраструктуру Чабахара, поскольку в перспективе это может существенно снизить транспортные затраты индийского экспорта в Центральную Азию и Афганистан. В настоящее время большая часть индийских контейнерных грузов доставляется в Иран через Дубай.

На СЭЗ «Чабахар» будет во многом ориентирован транспортный коридор Узбекистан—Туркменистан—Иран—Оман, который должен существенно активизировать грузоперевозки и стимулировать товарооборот между странами Центральной Азии и Ближнего Востока. Четырехсторонняя договоренность о создании данного международного транспортного коридора была достигнута в апреле 2011 года.

Благодаря Восточному транспортному коридору город Захедан, административный центр провинции Систан-Белуджистан на границе с Пакистаном, превратится в важный транспортный узел, в том числе и для Центральной и Южной Азии. В частности, с середины 2013 года проводится тестирование новой иранской транзитной железной дороги Керман—Бам—Захедан, которая нацелена на пакистанский рынок. В июле прошлого года по этой дороге прошла первая партия из 16 вагонов туркменского сжиженного газа для пакистанских покупателей. По иранским данным, транспортировка из Туркменистана в Пакистан заняла всего 4 дня.

Коридор Персидский залив–ЦА–Россия

Большие надежды на ослабление санкций в отношении Ирана возлагают участники проекта Прикаспийской железной дороги, которая должна соединить Россию, Казахстан, Туркменистан и Иран. Эта железная дорога рассматривается как часть коридора Север—Юг. Соглашение о ее строительстве было подписано в 2007 году между Астаной, Ашхабадом и Тегераном, а сама прокладка началась в 2009 году. Протяженность дороги — 700 км с первоначальной мощностью в 9,6 млн. тонн в год. Она должна пройти через казахский Узень, туркменский Этрек и достигнуть иранского Горгана. Казахстан и Иран уже закончили свои участки. Осталось достроить только туркменский участок.

Свое отставание туркменская сторона связывает с действиями иранской компании Pars Energy, которая в 2010 году подписала контракт на строительство участка Берекет—Этрек. Объект должен был быть сдан в декабре 2011 года. Однако из-за возникших у иранской компании экономических проблем туркменская сторона была вынуждена расторгнуть с ней контракт, и сейчас строительство ведется силами туркменских подрядчиков. Ашхабад планирует завершить строительство в течение 2014 года.

С открытием движения по этой дороге возникнет сквозной коридор по линии Персидский залив—Центральная Азия—Россия. Особенно рассчитывает на этот коридор Казахстан, который хочет получить по нему доступ к зерновому рынку Ближнего Востока и Турции. Согласно казахстанским данным, потребительская емкость рынка Ближнего Востока составляет примерно 23 млн. тонн зерна в год и только один Иран намерен в 2014 году импортировать до 7,5 млн. тонн пшеницы. За счет новых транспортных маршрутов Астана хочет сократить свои затраты на транспортировку зерна и тем самым повысить конкурентоспособность своей продукции.

Нефтяной обмен

Ожидается, что открытие Прикаспийской железной дороги даст стимул операциям «нефтяного обмена», которые осуществлялись между Ираном, с одной стороны, и Россией, Казахстаном и Туркменистаном — с другой. Нужно отметить, что предыдущее иранское правительство приостановило эти операции в августе 2010 года, не встретив понимания со стороны своих партнеров по вопросу повышения платы с 1,1 доллара за баррель до 5,5 доллара. От этого шага проиграл, прежде всего, сам Иран, как в плане экономическом (потеря до 200 млн. долларов в год), так и в политическом. Каспийские поставщики направили свою нефть по другим маршрутам. В этой связи новое правительство президента Хасана Рухани, по некоторым данным, уже ведет переговоры о возобновлении сотрудничества в рамках «нефтяного обмена».

Суть «нефтяного обмена» (oil swap deal) между Ираном и прикаспийскими поставщиками заключалась в том, что в обмен на «легкую» каспийскую нефть Иран отгружал свою «тяжелую» с терминалов в Персидском заливе в аналогичном весовом эквиваленте и за это еще получал плату.

Осталось дождаться отмены санкций

Конечно, максимальное использование транзитного потенциала Ирана странами Центральной Азии возможно после полного и окончательного урегулирования противоречий Ирана с США и ЕС. В этом случае, к примеру, можно ожидать возвращения ведущих мировых грузоперевозчиков на иранский рынок и возобновления свободного использования международных банковских расчетов в сделках без угрозы попадания под американские санкции. Однако, как показывает ход последних переговоров в феврале 2014 года в Вене вокруг иранской ядерной программы, в частности, попытки Вашингтона включить в повестку дня вопрос об иранских баллистических ракетах, до окончательного урегулирования всех имеющихся противоречий пока достаточно далеко.

Примечание: В статье использованы материалы сайта iran.ru

Ряд крупнейших европейских пивоваренных компаний буквально нокаутированы рекордным падением уровня потребительских расходов в России на фоне ее противостояния с Западом по поводу Украины и после введения ограничений на продажу пива, сообщает деловое издание The Wall Street Journal.

Датская пивоваренная компания Carlsberg предупредила в среду, что если ее доходы в России к концу года упадут ниже прогнозируемых, то она вынуждена будет закрыть свои заводы в России. Голландская Heineken заявила, что в первом полугодии объемы продаж в России упали более чем на 10%.

По словам пивоваров, настроения потребителей и перспективы экономик в ряде стран Восточной Европы становятся все более сложными и неопределенными.

"Мы считаем, что рынки пива Восточной Европы будут серьезно затронуты, поскольку потребители сталкиваются с растущими проблемами, и это негативно влияет на нашу прибыль в текущем году", — говорится в письменном заявлении главного исполнительного директора Carlsberg Йоргена Буля Расмуссена (Jørgen Buhl Rasmussen).

Россия — особенно жесткий рынок, пишет издание. Еще до того, как Москва вступила в конфронтацию с Западом по поводу кризиса на Украине, в России существенно ужесточили правила продажи пива в ходе борьбы с пьянством. На сложившуюся ситуацию также повлияло замедление экономического роста и ослабление рубля.

В ожидании предсказанного прогнозами снижения объемов продаж на Западе Carlsberg в 2008 году сделал значительную ставку на Восточную Европу, приобретя 50% активов российского пивного лидера — компании "Балтика". Но ограничения на рекламу пива и запрет продажи пива в уличных киосках резко ударили по прибыли — доходы Carlsberg в России в прошлом году упали на 8%. Теперь ослабление рубля усугубило ситуацию.

Чистая прибыль Heineken, чьи бренды включают Amstel и Dos Equis, в первые шесть месяцев этого года упала на 1,3%. При этом объемы продаж в России сократились на 10%. Уменьшились они также в Польше, Румынии и Греции. Это вынуждает компанию увеличивать свое присутствие на новых для нее рынках — в Мексике и Бразилии, а также в Сингапуре, Малайзии, Индонезии и Вьетнаме.

Heineken — четвертый по величине пивовар в России.

"В долгосрочной перспективе мы по-прежнему считаем, что Россия — очень хороший рынок", — цитирует The Wall Street Journal главного исполнительного директора Heineken Жана-Франсуа ван Боксмеера (Jean-François van Boxmeer).

Дубай находится на 7 месте в списке 60 самых влиятельных городов мира

Журнал Forbes поставил Дубай на 7 место в своем списке самых влиятельных городов мира. Дубай, который привлекает ежегодно огромные суммы прямых иностранных инвестиций, обошел в этом списке Пекин, Лос-Анджелес, Сидней, Сан-Франциско и Торонто.

С точки зрения деловых людей, которую отражает и часто формирует журнал Forbes, самым влиятельным городом мира является Лондон, следом за ним идут Нью-Йорк, Париж, Сингапур, Токио, Гонконг и Дубай. Десятку лидеров замыкают Пекин, Сидней и Лос-Анджелес.

Основой для составления рейтинга стали объемы прямых иностранных инвестиций, транспортная доступность и количество прямых рейсов в другие важнейшие города мира, качество финансовых услуг, расовое и культурное разнообразия и др.

По показателю транспортной доступности Дубай занял первое место – прямые рейсы связывают его не реже трех раз в неделю с более чем 93% важнейших городов мира. Дружественная для бизнеса среда, близость к крупнейшим мировым рынкам, покой и безопасность сделали Дубай желанным местом для размещения региональных штаб-квартир глобальных корпораций и для открытия новых компаний начинающими и опытными предпринимателями. Дубай также лидиует по показателю этнического разнообразия – 86% его жителей являются иностранцами, приехавшими в Дубай со всего света.

Заместитель директора Департамента Минздрава России Светлана Аксельрод в составе Российской межведомственной делегации приняла участие в 4 заседании Азиатско-Тихоокеанского сотрудничества по здравоохранению

«В ходе заседания состоялся широкий обмен информацией между нашими странами, что способствует укреплению и развитию систем здравоохранения в Азиатско-Тихоокеанском регионе», - комментирует заместитель Директора Департамента международного сотрудничества и связей с общественностью Светлана Аксельрод.

Темой 4 встречи АТЭС на высоком уровне по здравоохранению в Пекине (Китай) стала разработка стратегии в области здравоохранения в Азиатско-Тихоокеанском регионе до 2020 года.

Справочно:

Первая подобная встреча состоялась в 2011 года в Сан-Франциско (Калифорния, США). Затем в 2012 году председательствующей страной стала Россия, и встреча состоялась в Санкт-Петербурге. Каждая страна-председатель определяет свои приоритеты в общем диалоге на встрече высокого уровня: так, в 2012 году Россия определила в качестве основных направлений деятельности охрану здоровья матери и ребенка, а также продвижение здорового образа жизни на протяжении всего жизненного цикла. В 2013 году заседание прошло на Бали (Индонезия).

«Для участников встречи важно не только обсудить проблемы, общие для стран Азиатско-Тихоокеанского региона, но и правильно соотнести приоритеты в сфере здравоохранения с экономической составляющей в рамках АТЭС», - говорит Светлана Аксельрод.

«Приоритетными направлениями представленной на обсуждение стратегии являются охрана здоровья матери и ребенка, а также поддержание здорового образа жизни на протяжении всего жизненного цикла человека, что совпадает с приоритетами, выбранными в год председательства России», - сказала заместитель Директора Департамента.

В ходе 4 заседания АТЭС по здравоохранению состоялись секции, где главными темами стали антимикробная резистентность, предотвращение развития ассоциированных инфекций, безопасность медицинской продукции и другие темы.

«По вопросам антимикробной резистентности взаимодействие должно осуществляться не только между министерствами здравоохранения в наших странах, но, прежде всего, на межведомственном уровне, так как решение этих вопросов связано, в том числе, с использованием антибиотиков в молочной продукции животного происхождения и с потреблением продуктов», - подчеркнула Светлана Аксельрод.

«Российская сторона вышла с предложениями по сотрудничеству Дальневосточных регионов напрямую со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. Кроме того, Россия продолжает укреплять сотрудничество как со странами АТЭС, так и в целом со всеми участвующими экономиками в части обмена информацией, в том числе с Японией и Кореей», - комментирует Светлана Аксельрод.

Начала работу выставка «Оборонэкспо-2014».

В подмосковном Жуковском стартовала II Международная выставка вооружения, технологий и инноваций «Оборонэкспо-2014». Выставка является одним из ключевых мероприятий для оборонно-промышленного комплекса России.

Мероприятие проходит на территории Транспортно-выставочного комплекса «Россия» до 17 августа. Организаторы выставки – Министерство промышленности и торговли России совместно с Федеральной службой по военно-техническому сотрудничеству России и Госкорпорацией Ростех.

Деловая программа выставки представлена III Международным форумом «Технологии в машиностроении – 2014» (ТВМ-2014).

Основная цель выставки – демонстрация новейших разработок предприятий оборонно-промышленного комплекса. На выставке представлены разработки в области ракетного и артиллерийского вооружения, бронетанковой и военной автомобильной техники, беспилотных многоцелевых комплексов, средств связи и из других сфер.

Россию на мероприятии представляют более 212 экспонентов. Также в выставке принимают участие компании из других государств, в том числе Германии, Франции и США.

В работе выставки традиционно принимают участие представители государственных органов, деловых кругов, промышленных структур, финансовых институтов, научных организаций, а также высшее руководство России и других стран.

Первая выставка «Оборонэкспо» состоялась в 2012 году. Она прошла вместе с международным форумом «Технологии в машиностроении».

Деловую программу 2012 года посетили более 3 тыс. участников из 103 стран. На 20 конференциях и круглых столах выступили 190 докладчиков. Состоялось более сотни встреч и переговоров по вопросам военно-технического сотрудничества.

Участниками предыдущей выставочной программы стали 300 экспонентов из России, Белоруссии, Армении, Украины, Франции, Германии, Австрии, Китая, Индии и Сингапура. На 11 тыс. кв. м павильонов и 8 тыс. кв. м открытых площадок было представлено 80 единиц техники, из них 27 единиц – из состава Минобороны России.

Монголия и США крепят сотрудничество в оборонной отрасли

Марк Гольман

США были первыми из западных держав, кто еще в далеком 1946 г. и повторно в начале 50-х гг. намеревался установить с Монголией, тогда Монгольской Народной республикой, дипломатические отношения. Однако борьба двух систем и железный занавес, воздвигнутый вокруг т.н. «социалистического лагеря», к которому принадлежала МНР, не дали этим замыслам воплотиться в жизнь. И по иронии судьбы США оказались последним в западном мире крупным государством, завязавшим дипломатические связи с Монголией. Это произошло лишь в 1987 г.

Но вот после победы в Монголии в 1990 году демократической революции, США становиться одним из главных покровителей демократических преобразований в стране, отношения между двумя государствами развиваются по нарастающей в политической, экономической, культурной областям. В настоящее время обе стороны придают этим отношениям стратегическое значение, а США, вообще, позиционируют себя как «третьего соседа» Монголии.

В этой связи интересно проследить, как развивалось сотрудничество Монголии и США в такой важнейшей отрасли, как военная, военно-техническая.

Это сотрудничество началось в 1991 г. с появления военных атташе в посольствах обеих стран и прошло два этапа.

Первый этап охватывает 1991-1996 гг. Это время активного изучения монгольскими военными английского языка, время первых обменов визитами крупных военачальников.

Так в 1995 г. состоялся первый визит в США министра обороны Монголии, в 1996 – замминистра, в 1993 – начальника Генерального штаба. А в 1992, 1994 и 1996 гг. Улан-Батор принимал главнокомандующего военно-морскими силами США в Тихоокеанском регионе и т.п.

Второй этап ? 1996-2003 гг. ? начался с подписания в 1996 г. межправительственного соглашения об обмене визитами военных специалистов. Затем США стали принимать у себя на учебу монгольских военных, начали проводиться совместные командно-штабные учения в ограниченных рамках, причем США обеспечивали амуницией монгольских участников этих учений.

На этом этапе военное сотрудничество между Монголией и США, в целом, ничем особенно не отличались от такого же сотрудничества Монголии с сопредельными странами.

Но в 2003 г. появилось качественное отличие: с апреля месяца того года монгольские военные бригады стали направляться в Ирак, а с октября месяца – в Афганистан для участия под американским командованием в совместных т.н. «миротворческих» операциях. В результате сотрудничество приняло характер непосредственного взаимодействия в театре военных действий. Отношения между Монголией и США стали, вроде бы, де-факто союзническими. В США высоко оценивают роль монгольских военных в Ираке в 2003-2008 гг., в течение которых они постоянно оказывали монгольским частям помощь амуницией, техникой, обустройством и т.п.

Высокую оценку получили также действия монгольской артиллерийской бригады в обучении афганских солдат в рамках «Программы развития национальной армии Афганистана».

Таким образом, с 2003 года начался современный этап монголо-американского сотрудничества в оборонной отрасли, который помимо совместного участия в некоторых «миротворческих» мероприятиях ООН, включает в себя интенсивный обмен военными делегациями на самом высоком уровне, подготовку в США военных специалистов всех рангов, а главное, проведение с 2006 г. ежегодных крупных полевых учений «В поисках хана» (в них в настоящее время кроме США и Монголии участвуют еще более двух десятков стран), помощь США в модернизации монгольской армии, прежде всего, в укреплении мощи соединений, призванных участвовать в операциях ООН.

Министерство обороны США и Госдепартамент взяли на себя финансирование открытого с их помощью, но по инициативе монгольской стороны, в Улан-Баторе «Регионального учебного центра миротворческих мероприятий», а также мер по повышению мощности монгольских миротворцев.

Для учебного центра на безвозмездной основе в рамках программы «Поддержка коалиции» было поставлено оборудование на сумму 11 млн. долл. Кроме того, в 2000-2010 гг. американцы полностью экипировали два батальона монгольских миротворцев, предоставили средства индивидуальной защиты для 1100 граждан, 68 машин для спецназа, а также медикаменты, продовольствие, теплую одежду, товары и механизмы для монгольской армии. Наряду с организацией и проведением в США двусторонних и международных форумов, семинаров и учений, в которых за 1992-2010 гг. участвовали более 900 монгольских военнослужащих и 100 гражданских специалистов – все это обошлось американской казне еще в 11 млн. долл.

Новой ступенью в развитии двустороннего сотрудничества стал официальный по приглашению Монгольской стороны однодневный визит в Улан-Батор министра обороны США Чак Хейгла с большой делегацией военных 10 апреля 2014г.

Следует отметить, что хотя после начала второго этапа развития сотрудничества в 2006 г. проходил активный многократный обмен визитами военных начальников высокого ранга, включая министров обороны Монголии и председателя Объединенных штабов вооруженных сил США и др., Ч. Хейгл был лишь вторым министром обороны США, посетившим Монголию, что придавало его визиту особую значимость. Первый визит министра обороны США состоялся в 2005 г. Ч. Хейгла принимали на высшем уровне: был выстроен почетный караул, министр обороны Монголии Д. Бат-Эрдэнэ поблагодарил коллегу за согласие приехать в Монголию, в Доме правительства его и американскую делегацию принял премьер-министр Монголии Н. Алтанхуяг.

В свою очередь Ч. Хейгл заявил, что Монголия является ценным партнером США, и потому он с радостью принял приглашение нанести официальный визит в самом конце своей 10-ти дневной поездки по 13 странам АТР.

Целью визита, как писала монгольская пресса, было «продвижение вперед союзнических отношений».

В Министерстве обороны Монголии прошли переговоры между монгольским и американским главами военных ведомств, в ходе которых были обсуждены состояние и перспективы развития оборонного сотрудничества, подтверждены основные направления взаимодействия – это борьба со стихийными бедствиями, совместное участие в международных миротворческих акциях по линии ООН, помощь в модернизации вооруженных сил Монголии, подготовка в США монгольских военных специалистов всех уровней, проведение совместных учений.

В результате переговоров было подписано совместное «Монголо-Американское коммюнике о безопасности», которое — по словам Ч. Хейгла – «обогатило сотрудничество в оборонной отрасли новым содержанием» и показало стремление сторон к расширению его рамок. Вообще, в ходе переговоров, на встрече с 25 монгольскими военнослужащими, участвовавшими в операциях в Афганистане, во время приема в Доме правительства у премьера Н. Алтанхуяга Ч. Хейгл рассыпался в комплиментах монголам: «Монголия – наш стратегический партнер, крупный участник обеспечения мира и стабильности в регионе Северо-Восточной Азии, США и ООН высоко оценивают участие вооруженных сил Монголии в миротворческих мероприятиях», – говорил министр.

Касаясь двустороннего сотрудничества в оборонной сфере Ч. Хейгл подчеркнул, что «они развиваются стремительно в последние 10 лет. Мы подаем друг другу пример и многому учимся друг у друга. По мере реализации реформ в вооруженных силах Монголии будут расти сотрудничество и совместные учения. Со стороны США для Монголии открыты новые возможности участия в международных мероприятиях, учениях и деятельности». В свою очередь министр обороны Монголии Л. Бат-Эрдэнэ отметил, что двустороннее военное сотрудничество развивается интенсивно, и особо подчеркнул, что «этот визит открывает новую страницу отраслевого партнерства».

А премьер Н. Алтанхуяг, выразив удовлетворение развитием партнерства с США во многих отраслях, не только в обороной сфере, вместе с тем подчеркнул, что именно сотрудничество в обороной отрасли «является основой для полноценного двустороннего партнерства».

Таким образом, визит министр обороны США Чак Хейгла четко обозначил решимость обоих сторон развивать и расширять и дальше свое сотрудничество в военной сфере. Как заявил вице-посол США в Улан-Баторе Керк Макбрайт: «США стремятся стать для Монголии «третьим соседом» №1» и состоявшийся визит можно рассматривать как шаг в этом направлении.

Нельзя сказать, что этот визит вызвал настороженность в соседних с Монголией странах в РФ и КНР, хотя тайпэйская пресса пыталась, как-то привязать его к усилению влияния России в регионе после присоединения Крыма. В Монгольской газете «Өдрөйн Сонин» («Новости Сегодня») промелькнула информация, что в ходе переговоров американцы, якобы, выдвинули предложение об открытии военной базы США на территории страны, но получили отказ. Министр обороны Монголии Л. Бат-Эрдэнэ 16 апреля ответственно заявил, что вопрос о базах, вообще не поднимался: их создание на территории Монголии запрещено законом, что прекрасно известно американцам, а слух о якобы имевшем место такого рода предложении пошел после того, как на пресс-конференции по итогам переговоров, корреспондент «Вашингтон пост» задал вопрос, не планирует ли Монголия размещение военной базы, на что получил исчерпывающий отрицательный ответ.

Вообще, следует отметить, что Монголия проявляет особую щепетильность в отношении соблюдения гласности о проводимых совместных учениях и других мероприятий, своевременно информируя соседние страны непосредственно, а также в рамках АСЕАН и ШОС.

Так что оборонное, по существу военно-техническое сотрудничество Монголии и США до сих пор носило и пока носит достаточно открытый характер, не направлено, по уверениям обоих сторон, против России и Китая, но требует с их стороны пристального внимания.

Между тем, расширение военного сотрудничества между Монголией США, по нашему мнению, не дает оснований считать их отношения подлинно союзническими. Союз предполагает значительно большую близость, больше единства в политике и целях, налагает на стороны определенные взаимоприемлемые обязательства, что не наблюдается. Так что правильнее рассматривать монголо-американские отношения, в том числе в военной области, как чисто партнерские, не более того.

Министерство коммерции КНР приняло решение начать антидемпинговое расследование в отношении импортеров метилметакрилата из Сингапура, Таиланда и Японии, сообщила пресс-служба ведомства.

Минкоммерции установит сам факт наличия демпинга, его размера, а также ущерба, нанесенный китайским производителям. Как ожидается, расследование завершится 8 августа 2015 г.

Метилметакрилат используется в химической промышленности для производства оргстекла.

Напомним, что с начала текущего года Минкоммерции ввело антидемпинговые пошлины на целлюлозу, поставляемую из США, Канады и Бразилии. Размер пошлины на целлюлозу из США составит 16,9-33,5%, из Канады – 23,7%, из Бразилии – 6,8-11,5%. Кроме того, антидотационные и антидемпинговые пошлины введены на ввоз поликристаллического кремния "солнечного" качества из США и Республики Корея. На американский поликремний введена пошлина в размере до 57%, а на корейский – до 48,7%. Эти меры будут действовать в течение пяти лет.

В марте 2014 г. Министерство коммерции КНР объявило о старте антидемпингового расследования в отношении волоконно-оптических заготовок, используемых для выпуска оптического волокна и поставляемых предприятиями Японии и США.

Напомним, что по итогам первой половины 2013 г., 15 стран инициировали 39 специальных расследований в отношении китайских товаров.