Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Паспорт за деньги: что нового появилось в самых популярных инвестиционных программах мира

Эксперты Henley & Partners, участвующие в разработке государственных программ, анализируют, какие страны пошли навстречу инвесторам, а какие, напротив, усложнили задачу.

Мальта

Ещё 4 июля 2017 года в программе получения вида на жительство (ВНЖ) через инвестиции (Malta Residence Visa Programme, MRVP) произошли важные изменения https://prian.ru/news/34948.html :

Государственная пошлина в размере €30000 теперь покрывает основного заявителя, супруга и их детей. Дополнительные €5000 необходимо заплатить за каждого из родителей заявителя и/или супруга, а также за дедушек и бабушек, которые могут быть включены в заявление.

В заявление разрешили включать детей любого возраста (раньше – до 27 лет), если они финансово зависимы от основного заявителя и не состоят в браке на момент подачи заявления. Позже за дополнительные €5000 вид на жительство смогут получить супруги детей основного заявителя и его внуки.

Отменили требование к основному заявителю и членам его семьи проводить за пределами Мальты не менее шести месяцев подряд.

Участники программы смогут претендовать на получение долгосрочного вида на жительство и гражданства Мальты, раньше это было запрещено.

Эти изменения уже повлияли на популярность программы. Тот факт, что участники программы могут в дальнейшем получить паспорт Мальты, позволит рассматривать остров как место основного проживания для инвесторов и их семей.

Кипр

В мае 2018 года правительство Кипра сообщило о некоторых изменениях https://prian.ru/news/36632.html  в кипрской программе получения гражданства через инвестиции (теперь программа называется «Инвестиционная программа Кипра»).

Правительство установило лимит на количество участников программы – ежегодная квота, начиная с 2018 года, будет составлять 700 инвесторов (основных заявителей, не считая членов семьи).

Каждый год количество заявителей по программе растет. В 2017 году паспорта через программу получили 503 инвестора, в 2016 – 443, в 2015 – 337. Неизвестно, будет ли достигнута квота 2018 года, поэтому потенциальным кандидатам рекомендуется не ждать конца года для подачи документов.

Минимальное время рассмотрения заявления на участие в программе увеличивается с трех до шести месяцев. Правительство объясняет это необходимостью более тщательной проверки на благонадежность (due dilligence). Также для регулирования процесса получения гражданства будет создан специальный Комитет по надзору и контролю (Oversight and Control Committee), в состав которого войдут представители Министерства внутренних дел, Министерства финансов и Агентства по поощрению инвестиций на Кипре (CIPA).

В связи с модернизацией процедуры due dilligence фактическое время рассмотрения документов может увеличиться до девяти месяцев. Также это может привести к дополнительным затратам со стороны инвесторов.

Любые лица или компании, которые хотят предоставлять консультационные услуги по программе, должны получить специальную лицензию. Заявления на гражданство, поданные нелицензированными компаниями, приниматься не будут. Таким образом правительство пытается защитить репутацию программы. Новое правило обезопасит инвесторов от некомпетентных игроков. Для инвесторов список возможных провайдеров услуг сократится, но вместе с тем снизится и риск выбора недобросовестного специалиста.

Греция

В начале мая 2018 года было объявлено, что министерство экономики Греции готовит законопроект, который расширит выбор типов инвестиций https://prian.ru/news/36969.html  для участников программы получения так называемой «золотой визы», ВНЖ страны. Сейчас инвесторы могут получить вид на жительство только через инвестиции в греческую недвижимость. Реформы будут включать введение других видов квалификационных классов инвестиций, таких как приобретение облигаций и акций.

Скорее всего, инвестиции в недвижимость останутся самой популярной схемой. Сейчас это самый доступный вариант получения «золотой визы» в ЕС: оформить ВНЖ могут иностранные граждане, которые владеют лично или через юридическое лицо недвижимостью или земельным участком в Греции на сумму не менее €250000 (без учета НДС).

Португалия

30 июня 2015 года португальский парламент внес ряд изменений в иммиграционное законодательство https://prian.ru/news/31221.html . Инвесторам предложили новые варианты получения ВНЖ страны: инвестиции от €350000 в культурные и научные исследования, инвестиции €250000 в художественное производство и национальное природное наследие. Минимальные инвестиционные требования для покупки недвижимости в определенных случаях снизились с €500 000 до €350 000 (если недвижимость старше 30 лет или размещена в районах возрождения городов).

В ноябре 2017 года инвесторам предложили https://prian.ru/news/35777.html  ВНЖ через инвестиции в размере от €350000 в новую или существующую компанию с головным офисом в Португалии, также был снижен размер необходимых инвестиций (с €500000 до €350000) в приобретение паев в инвестиционных или венчурных фондах.

В июле 2018 года было объявлено о смягчении требования к получению португальского гражданства. Если раньше для получения гражданства в порядке натурализации необходимо было оставаться резидентом Португалии шесть лет, то теперь этот срок сокращен до пяти лет. То есть инвесторы смогут подавать заявление на гражданство через пять лет после получения ВНЖ. Возможность получения европейского паспорта всегда привлекала инвесторов. Ускорение этого процесса – значительный плюс для участников программы.

Государства Карибского бассейна

Сразу три страны объявили о значительном сокращении стоимости своих программ «Гражданство через инвестиции».

В марте 2018 года правительство Сент-Китса и Невиса сообщило https://prian.ru/news/36284.html , что иностранные граждане смогут стать участниками программы, сделав безвозмездный взнос в Фонд устойчивого развития Сент-Китса и Невиса в размере $150000 для одного заявителя и $195000 для семьи из четырех человек. Также участникам программы предложили альтернативный вариант получения гражданства через инвестиции в недвижимость: два инвестора могут вложить в недвижимость по $200000 ($400000 совместно) и сохранять эти инвестиции в течение семи лет. Стандартная опция – $400000 на пять лет для одного заявителя.

С 1 ноября 2017 до 31 октября 2018 года на Антигуа и Барбуде действует опция получения гражданства через благотворительный взнос https://prian.ru/news/36599.html  в Национальный фонд развития (NDF) в размере $100000 для заявителя и до трех зависимых членов семьи или $125 000 для семьи из пяти и более человек. С ноября сумма взноса будет поднята до $200000 и $250000 соответственно. С 1 мая 2018 года по 31 октября 2018 года на Антигуа и Барбуде также действует специальное предложение: два инвестора могут совместно вложить $400000 в недвижимость (то есть по $200000 на каждого инвестора), в то время как стандартная опция для получения гражданства – $400000 для одного инвестора.

В ноябре 2017 года правительство Гренады сообщило о снижении размера необходимых инвестиций для участия в программе «Гражданство через инвестиции». Размер взноса в Фонд преобразования острова для одного заявителя уменьшится с $200 000 до $150 000.

Кто на новенького?

На рынке инвестиционной иммиграции за последний год появилось несколько новых (или значительно обновленных) программ – в Италии, Черногории, Республике Молдова и Таиланде.

Италия

Возможность получения ВНЖ Италии через инвестиции https://prian.ru/news/34520.html  появилась в конце 2017 года. Иностранный гражданин может получить резидентство, если:

инвестирует €2 млн в государственные облигации Италии на пять лет;

инвестирует €1 млн в активы итальянских компаний, или €500000 в компании, которые квалифицируются как инновационные стартапы;

сделает безвозмездный взнос в размере €1 млн в социально значимые проекты в Италии.

Виза выдается на два года с возможностью продления еще на три года при условии сохранения инвестиций. Инвесторы не обязаны постоянно проживать в стране, но они не смогут покидать Италию на срок, превышающий 365 дней. Через пять лет после получения инвесторской визы можно будет претендовать на постоянный вид на жительство, а еще через пять – на итальянское гражданство.

Черногория

26 июля 2018 года правительство Черногории объявило https://prian.ru/news/36985.html  о запуске программы получения гражданства страны через инвестиции. Компания Henley & Partners более восьми лет выступала в качестве советника правительства Черногории по вопросу запуска такой программы.

Программа начнет действовать с октября 2018 года. Для получения гражданства иностранным инвесторам будет предложено несколько опций, включая вложения в одобренную правительством недвижимость в размере €250000 или €450000 (в зависимости от региона страны). Правительственные сборы составят €100000 за заявление. Число участников программы ограничено – 2000 заявителей в течение трех лет. Ожидается, что участники программы получат статус постоянного резидента страны в течение месяца после подачи заявления, а через шесть месяцев – гражданство страны.

Республика Молдова

В июле 2018 года компания Henley & Partners по итогам государственного тендера получила исключительное право на оказание услуг по разработке, реализации и международному продвижению программы инвестиционного гражданства Республики Молдова. Новая программа https://prian.ru/news/36896.html  позволит получить гражданство республики через безвозмездный взнос в экономику страны: €135000 для одного заявителя, €150000 для семейной пары, €180000 для семьи из 4-х человек и €190000 для семьи из 5-и и более человек.

Дополнительно предусмотрен государственный сбор (€5000 для основного заявителя, €2500 для супруга/супруги, €1000 для ребенка и €5000 для родителей), а также проверка на благонадежность (€6 000 для основного заявителя и €5000 для супруга/супруги, детей старше 16 лет и родителей). Время рассмотрения заявления составит не более 90 дней. Планируется, что официальный запуск программы состоится в ноябре 2018 года.

Таиланд

5 апреля 2017 правительство Таиланда совместно с компанией Henley & Partners объявили о перезапуске программы Thailand Elite https://prian.ru/news/34321.html  . По условиям программы иностранцы могут получить долгосрочную визу Таиланда сроком от 5 до 20 лет, а также пользоваться налоговыми привилегиями и VIP-обслуживанием.

Стоимость участия в программе зависит от срока действия визы: от $15000 за визу на 5 лет до $60000 за визу на 20 лет. Эта виза не является видом на жительство (ВНЖ) или резидентской визой, она не дает право работать в стране. Ее основным преимуществом по сравнению со стандартной является то, что желающие проводить в Таиланде более трех месяцев подряд не должны являться в консульство лично, а могут сделать это по почте без оплаты дополнительных взносов.

Ежегодно виза обновляется без необходимости выезжать из страны. Получение решения о выдаче визы занимает менее одного месяца с момента подачи заявления.

После перезапуска программы количество заявлений резко выросло – в период с апреля по декабрь 2017 года визу получили более 900 человек. До этого участниками программы становились в среднем 300 человек в год.

Подробнее о программе читайте тут https://prian.ru/pub/36014.html .

Самые популярные

Европейские инвестиционные программы получения гражданства и резидентства остаются самыми популярными. Если россияне заинтересованы в получении гражданства и паспорта, они выбирают программы Кипра или Мальты. Сокращение требований к инвестициям на Кипре с €5 млн до €2 млн в 2016 году сделало программу привлекательнее для большего числа инвесторов.

В 2017 году спрос на греческий вид на жительство через инвестиции вырос почти на 40% по сравнению с 2016 годом. Большинство разрешений на проживание за год были выданы гражданам Китая (945), России (387) и Турции (191). В целом Греция становится одной из самых популярных стран, которые предлагают ВНЖ, или так называемые «золотые визы».

Испания, и особенно испанская недвижимость, до сих пор интересует россиян. Спрос на инвестиционную программу стабильно высокий. С 2013 по 2016 год 2236 иностранных инвесторов получили вид на жительство Испании через инвестиции, среди которых 685 – граждане России.

Латвия привлекает инвесторов знакомой культурой, русским языком и относительно небольшим размером необходимых инвестиций. Но в последнее время программа теряет популярность из-за политической напряженности и ряда нововведений (например, за продление ВНЖ нужно каждые 5 лет платить €5000).

Особое место на рынке инвестиционной иммиграции занимает программа Великобритании Tier 1 «Инвестор». Несмотря на жесткие условия и высокий порог инвестиций, программа пользуется популярностью среди россиян. За 2017 год 355 иностранных инвесторов получили визу Tier 1, что на 64% больше, чем в 2016 году. Большинство заявителей – граждане Китая (32,7%). Второе место с 13,5% занимают россияне.

Прогнозы и перспективы

Программа Кипра подвергалась критике последние два года, и правительство отреагировало ужесточением условий получения гражданства. Возможно, нас ждут еще большие ограничения, однако пока никакой официальной информации нет.

В Португалии периодически обсуждается ужесточение правил в отношении «золотых виз». Зимой 2018 года левый блок, входящий в состав правящего левого альянса, призвал отменить специальный льготный налоговый режим для нерезидентов и новых резидентов со статусом Non-Habitual Resident (NHR).

В греческой программе, скорее всего, следует ожидать только позитивные изменения. В этом году уже обсуждалось сокращение размера инвестиций в недвижимость и упрощение процедур подачи заявления.

Текст подготовлен компанией Henley & Partners https://ru.henleyglobal.com/ .

Уровень безработицы в Евросоюзе продолжает снижаться

В июле 2018 года средний уровень безработицы в альянсе составил 6,8% от трудоспособного населения. Это на 0,1% меньше, чем в июне, и на 1,2% меньше, чем в июле 2017-го. Соответствующий показатель стал самым низким с апреля 2008 года.

По данным Евростата https://ec.europa.eu/eurostat/documents/2995521/9105310/3-31082018-AP-EN.pdf/772f2449-74be-415d-b4b0-351f31982720 , в июле 2018 года самый низкий уровень незанятости населения зафиксирован в Чехии (2,3%), Германии (3,4%) и Польше (3,5%), а самый высокий – в Греции (19,5%) и Испании (15,1%).

В сравнении с аналогичным месяцем прошлого года безработица сократилась во всех странах – членах ЕС. Самый значительный спад отмечен на Кипре (с 10,7% до 7,7%), в Греции (с 21,7% до 19,5%), Португалии (с 8,9% до 6,8%) и Хорватии (с 10,9% до 8,8%).

Интересно, что в странах с самым низким уровнем безработицы, например, в Германии https://prian.ru/news/25858.html , наблюдается рост цен на жилье. А в государствах с высоким уровнем незанятости населения стоимость недвижимости все время снижается https://prian.ru/news/25954.html .

Prian.ru

В Греции запустили платформу для регистрации краткосрочной аренды жилья

Независимый орган по государственным доходам в Греции запустил цифровую платформу для регистрации деклараций, касающихся краткосрочной аренды недвижимости через платформы вроде Airbnb и HomeAway.

Платформа https://www.aade.gr/  AADE, работа над которой велась не один месяц https://prian.ru/news/37053.html , позволяет задекларировать собственность, которую владельцы сдают в аренду, указав арендатора и срок сдачи. Причём ограничения по срокам аренды и количеству единиц жилья отсутствуют. Согласно новым правилам, каждому объекту недвижимости присваивается идентификационный номер, который владельцы должны использовать в каждом рекламном объявлении, независимо от числа платформ, на которых оно размещено, сообщает ekathimerini.com http://www.ekathimerini.com/232189/article/ekathimerini/business/greece-gets-home-sharing-friendly  .

AADE также позволит осуществлять перекрестную проверку данных, предоставляемых хостами, с суммами, поступившими на их банковские счета.

Греция сейчас является одним из рынков, где Airbnb может работать беспрепятственно. Сайт краткосрочной аренды приветствовал этот шаг, добавив, что в сотрудничестве с Министерством финансов Греции будет способствовать продвижению регистрационной платформы AADE.

Prian.ru

По сообщению ВОЗ от 24.08 с.г., вспышка лихорадки Западного Нила (ЛЗН) продолжает распространяться в Европе. С начала 2018 года в Европе зарегистрировано более 400 случаев заболевания, 27 из которых со смертельным исходом. В число стран, где произошло наибольшее количество заболеваний, входят: Сербия – 126 случаев, Италия – 123 случая, Греция – 75 случаев, Венгрия – 39 случаев, Румыния – 31 случай. Около 80% инфицированных вирусом Западного Нила людей не проявили каких-либо симптомов. По данным Министерства здравоохранения Англии, те немногочисленные случаи ЛЗН, которые были зарегистрированы в Англии, являются следствием укусов комаров вне пределов Англии. По заключению экспертов ВОЗ, в 2018 году из-за необычно высокой температуры и сильных дождей вспышка заболевания началась раньше, чем обычно, а популяция комаров значительно возросла.

По информации Министерства здравоохранения Израиля от 23 августа с.г., в стране зарегистрировано 68 случаев заболевания ЛЗН, из которых в 14 случаев наблюдалось тяжелое течение и осложнения, а 2 человека умерли. По заявлению Минздрава Израиля, указанное количество случаев вдвое превышает цифру 2017 года.

Роспотребнадзор обращает внимание граждан и просит учитывать данную информацию при планировании поездок.

Трудная дорога в будущее

Андрей СТОЛЯРОВ

Опубликовано в журнале: Дружба Народов 2018, 9

Столяров Андрей Михайлович — прозаик, автор многочисленных статей по аналитике современности и книги по философской аналитике «Освобожденный Эдем» (2008). Постоянный автор «Дружбы народов».

Статья расширяет круг тем, поднятых автором в последних номерах «ДН»: «Война миров. Исламский джихад как историческая неизбежность» (№ 9, 2017); «Разноликий ислам» (№ 12 2017); «Четыреста лет вместе» (№ 2, 2018).

Бурное движение в пустоту

Будущее — это не «продолженное настоящее». Это принципиальная новизна — то, чего еще нет. Будущее не «надстраивает» настоящее, а разрушает его, создавая принципиально иной цивилизационный пейзаж.

Наиболее ярко это заметно на примере истории.

В свое время знаменитый западный футуролог Элвин Тоффлер предложил выделить в историческом развитии три четкие фазы, обладающие собственными базовыми параметрами: аграрная фаза, символом которой является мотыга, промышленная фаза, символ которой — сборочный конвейер, и информационная фаза, ее символ — компьютер.

На наш взгляд, однако, это слишком крупные таксономические единицы. Удобнее пользоваться теми историческими периодами, которые в свое время были выделены марксизмом, — разумеется, освободив их от идеологической упаковки. Перед аграрной фазой добавить архаическую, которая характеризуется присваивающей экономикой (охота и собирательство), а от самой аграрной фазы, которая у Тоффлера чересчур велика, отделить период Средневековья, где впервые в европейской истории утвердилась глобальная трансценденция (христианство).

Тогда последовательность исторических фаз будет выглядеть следующим образом: архаическая фаза (символ — каменный топор), аграрная фаза, заканчивающаяся вместе с античностью (символы — плуг и меч), фаза Средневековья (символ — икона), индустриальная фаза (символы — механизм и машина), информационная фаза, которую иначе можно назвать когнитивной (символ — компьютер).

Символика фаз, конечно, весьма условна. Она отражает лишь знаковую, эмблематическую, «внешнюю» сторону каждого исторического периода: то, что является для него наиболее характерным. Однако сами фазы (онтологические периоды) в истории несомненно наличествуют и образуют собой ступени, по которым медленно, но неуклонно продвигается единая человеческая цивилизация.

Причем, поскольку фазы эти структурно несовместимы, поскольку каждая представляет собой самостоятельную функциональную целостность, движение между ними носит революционный, скачкообразный характер. По аналогии с агрегатными превращениями вещества (твердое — жидкое — газообразное — плазменное), известными физике, такой процесс можно назвать фазовым переходом. Суть явления здесь та же самая: «историческое вещество», сохраняя свой первоначальный состав, приобретает иное агрегатное состояние.

Другими словами, фазовый переход представляет собой системную катастрофу: демонтаж практически всех старых цивилизационных структур и возникновение новых — принципиально иных.

Исторически это выглядит как распад прежнего социального мироустройства, что в координатах обыденного человеческого сознания воспринимается как конец света.

В действительности же это означает наступление будущего.

Современный мир находится сейчас именно в таком состоянии. Мы вступили в период очередного фазового перехода, в период цивилизационного хаоса, который, судя по всему, будет лишь нарастать.

Это проявляется на всех уровнях индустриальной реальности.

Метафизический хаос обнаруживает себя как появление в современности множества маргинальных течений — от религиозного «Белого братства» до исламского терроризма и движения антиглобалистов. Данная ситуация соответствует множественности религиозных доктрин, «ересей», расплавлявших католицизм в позднем Средневековье.

Социальный и экономический хаос представлен, согласно определению аналитиков, «областями демодернизации» — целыми регионами, где современность редуцируется до архаических, родоплеменных форм хозяйствования: Афганистан, Ирак, Нигерия, Сирия, Судан, Сомали. Это тоже вполне соответствует цивилизационной редукции, которую когда-то переживала Европа — и после крушения Римской империи, и во времена Реформации.

Этнический хаос можно диагностировать по громадным антропотокам, перемещающим сейчас миллионы людей с континента на континент. Аналогии здесь — миграция первобытных племен в период неолитической революции, «великое переселение народов» при переходе от античности к Средневековью, экспансия в Новый свет (Северную Америку) при трансформации средневековой фазы в индустриальную.

Более того, в связи с формированием техносферы, чего ранее не было, нынешний фазовый переход отягощен еще и таким явлением, как технологический хаос, который проявляет себя в нарастании динамики техногенных катастроф: увеличении их частоты, масштабности, количества жертв. Технохаос, спонтанная деструкция техносферы становится сейчас одной из главных опасностей.

Как видим, сходство с двумя прежними фазовыми переходами (от античности к Средневековью и от Средневековья к Новому времени) поразительное. Нынешний фазовый переход, как в зеркале, отражает фазовые переходы прошлого.

Но есть и принципиальная разница.

В прежние периоды трансформаций, когда рушился старый мир, внутри него уже существовала некая новая трансценденция, некий метафизический оператор, который начинал сборку новой реальности. В момент распада античности (Римской империи) уже наличествовало христианство, и оно тут же начало сборку новой глобальной целостности — христианской цивилизации. Когда в период Реформации обрушился католический мир, уже существовала доктрина протестантизма, и она тоже немедленно начала сборку новой протестантской цивилизации. Когда в результате Первой мировой войны (очередной фазовый переход) обрушился мир классического капитализма, уже существовали либеральная и социалистическая доктрины, и они — каждая в своем ареале — опять-таки начали сборку новых реальностей.

То есть мир, пройдя эпилепсию хаоса, вновь обретал системную целостность.

В нынешнем фазовом переходе (от индустриализма к когнитивизму) такой трансценденции, такого метафизического оператора, такой социальной доктрины — нет. Движение идет в пустоту. Зоны хаоса расширяются, старый мир рушится, соскальзывая в небытие, но до сих пор не проступила идея, способная образовать новую системную целостность.

Существуют лишь три проекта, претендующих на глобальную универсальность. Однако пока непонятно, имеет ли хоть один из них необходимый для этого потенциал.

Американский проект предполагает, что весь мир следует переустроить по американскому образцу, а сама Америка (США) в этом случае образует его консолидирующий (управляющий) центр.

Европейский проект, в свою очередь, предлагает в качестве образца западноевропейскую «гражданскую, договорную цивилизацию», и в этом случае Западная Европа предстанет как ее основополагающая модель.

И наконец исламский проект, в противоположность американскому и европейскому, подразумевает, что роль глобального оператора в мире предназначена для ислама, а основой будущей государственности должен стать шариат.

Есть, правда, еще мощный китайский проект, но он не обладает качествами универсальности. Китайцы не стремятся сделать весь мир китайским, они лишь добиваются для Китая статуса сверхдержавы. Это не универсальный, это национальный проект.

Таковыми же, то есть по сути национальными, являются проекты Бразилии, Индии, Японии и России. Они тоже не претендуют на универсальность.

Только три глобальных проекта конкурируют сейчас между собой — американский, европейский, исламский. Лишь они подали заявки на формирование нового мира.

Каковы их шансы на успешную реализацию?

Трио для трех времен

На наш взгляд, все три проекта неосуществимы.

Американский проект представляет будущее в виде Большой Америки. Причем эта «Америка» будет четко разделена на три геополитических сектора: Америка первого сорта, то есть собственно США, руководящий и управляющий центр; Америка второго сорта, западные союзники Соединенных Штатов, послушно следующие за ними; и Америка третьего сорта — весь остальной мир, который с легкой руки С.Хантингтона так и именуется ныне полупрезрительным термином «остальные» («the Rest»).

Этот проект обречен. «Остальные» вовсе не хотят становиться ни второсортными, ни — тем более — третьесортными американцами. Чем больше Соединенные Штаты будут стремиться осуществить свой проект, тем большее сопротивление они будут встречать.

Мы в данном случае не пророчим «гибель Америки». Мы говорим лишь о том, что шансов на интеграцию мира американский проект не имеет.

В свою очередь, не имеет шансов и европейский проект. Пусть даже это лучший проект, к настоящему времени выдвинутый человечеством. Пусть даже «Большая Европа» по сравнению с «Большой Америкой» имеет явное преимущество: европейцы свой проект силой никому не навязывают, они лишь представляют его как версию всепланетного будущего.

Однако европейский проект не пассионарен. Фактически весь он сводится к максимизации бытового комфорта. Это идеал среднего класса, который в России XIX столетия назывался мещанами. Европейский проект не ставит перед собой сверхзадачи. Он не обладает «энергетикой подвига», необходимой для продвижения за горизонт. Вероятно, Шпенглер был все-таки прав: «каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть своё детство, своя юность, своя возмужалость и старость». Европа пребывает сейчас в состоянии старости. Она хочет только спокойствия и более ничего. И, вероятно, главная ошибка Европы заключается в том, что она реализовывала свой проект исключительно в социальных координатах. Она редуцировала метафизическое (духовное) измерение, которое и является источником пассионарной энергии. Она замкнулась на быт, вычеркнув из него бытие. Европейская трансценденция выродилась. Из формы, обозначающей нечто, она превратилась в форму, обозначающую ничто. Идея нового мира не стала национальной идеей Европы, и европейцы не превратились в новый народ, обретший «новое небо и новую землю». Они остались конгломератом старых народов, замкнутых в своих эгоистических интересах. Европейцы так же не готовы к будущему, как и американцы.

Зато чрезвычайно высокой пассионарностью обладает радикальный исламский проект. Правда, точней его было бы называть не исламским, а исламистским, но поскольку в литературе утвердилось именно это именование, мы тоже будем называть его так. Тем более что всемирная исламская умма достаточно активно этот проект одобряет. Можно даже сказать, что — в противоположность Европе — он стал национальной идеей Мира ислама, образуя ныне внутри него, как и положено национальной идее, совершенно новую нацию — сетевую или виртуальную умму.

Цели исламского проекта поистине грандиозны. Это возвращение «исконных исламских земель», тех территорий, куда хотя бы однажды ступила нога мусульманина. «А нога мусульманина Европу сильно потоптала. Арабская конница дошла до центра нынешней Франции (Битва при Пуатье — 732 г.). С VIII в. мусульмане — арабы и берберы оккупировали Пиренейский полуостров. Турки в 16 — 18 вв. оккупировали земли, заселённые венграми (так наз. “Османская Венгрия”). И т.д. — любой мусульманский историк выкатит длинный список. И включит туда Кубу и всю Америку. Через любую поисковую систему в Интернете, задав фразу “Америку открыли мусульмане” (Muslims Discovered America), читатель может узнать весьма любопытные вещи — о том, что доколумбова Америка была открыта и освоена мусульманами. “Руины мечетей и минаретов с высеченным текстом аятов Корана были обнаружены на Кубе, в Мексике, Техасе и Неваде… В Неваде, Колорадо и Нью-Мексико — остатки существовавших здесь когда-то медресе”. Это — типичный текст подобного рода (не имеющий абсолютно никакого отношения к реальности, но ему верят или делают вид, что верят, даже некоторые президенты…). Если мусульмане, по этой логике, открыли и освоили Америку раньше Колумба и, естественно, раньше отцов-основателей Северо-Американских Соединенных Штатов, то это означает, что США (а также Куба и другие американские государства) расположились на «исламских землях». И теракты 11 сентября 2001 года были битвой за “освобождение исламских земель” в Америке»1 .

Понятно, что радикальный исламский проект тоже неосуществим. Человечество — в глобальном масштабе — никогда не примет ислам. И тем не менее этот проект находится в фазе экспансии: растет число террористических актов, совершаемых джихадистами, растет число радикальных исламистских групп. Расширяется физическая территория исламизма, что заметно не только в Азии, но и в Африке, непрерывно усиливается давление ислама на Запад. Фактически идет исламский Армагеддон, и результаты его могут стать катастрофой для всего человечества.

Эту же ситуацию можно изложить на другом языке. Американский проект пытается удержать настоящее — доминирующую роль США в глобальном мире. Европейский проект предлагает перспективную версию будущего, но пока не способен эту версию осуществить. Исламский проект стремится возродить прошлое, эпоху «праведного халифата», и распространить его на весь мир.

Идет ожесточенная борьба трех времен. Причем все три проекта, воплощающие эти три статуса времени, геополитически несовместимы. К взаимному согласованию они не способны.

Примирение, на наш взгляд, невозможно. Для этого либо Запад должен перестать быть Западом — по крайней мере, в нынешнем понимании этого слова — либо Исламский мир должен перестать быть Миром ислама.

Это — цивилизационный тупик. Главное — нет идеи, которая была бы способна интегрировать распадающуюся реальность. Выражаясь метафорически, нет «света по дороге в Дамаск». И потому главный вопрос, который стоит ныне перед международным сообществом — как с этим быть?

Можно ли все же согласовать имеющиеся проекты?

Можно ли перевести энергию разрушения в энергию созидания?

И обращен этот вопрос прежде всего к Исламскому миру.

Государство — это ислам

Существуют две точки зрения на современный Исламский мир.

Первая точка зрения предполагает, что поскольку исламская цивилизация возникла лишь в VII веке нашей эры, то есть на шесть веков позже, чем христианская, то она представляет собой точно такую же, но просто более раннюю фазу развития. Шестьсот лет назад европейская цивилизация переживала период крестовых походов, порожденных демографическим взрывом, резким увеличением численности населения, которое, в свою очередь, было вызвано климатическим оптимумом X — XIII веков. Исламский мир ныне переживает аналогичный период, и его экспансия — тоже следствие резкого демографического взрыва, в данном случае обусловленного общим подъемом уровня жизни после Второй мировой войны и приходом в исламские страны современной медицины и фармацевтики.

Эта точка зрения имеет отчетливый негативный аспект. Она позволяет Западу рассматривать исламскую цивилизацию как безнадежно «отсталую», как архаический, увязший в прошлом реликт, главная задача которого — учиться правильной жизни у западных стран. Естественно, что для Мира ислама такое отношение психологически неприемлемо и вызывает протест.

Приверженцы другой точки зрения утверждают, что Исламский мир — это совершенно особая, самостоятельная цивилизация, и при оценке его надо исходить из этой «особости», а не искать сомнительных аналогий. В частности, сам А.А.Игнатенко считает, что исламский радикализм обусловлен «эндогенными факторами», то есть он неизбежно порождается исламом как таковым.

На наш взгляд, принципиальных различий между двумя этими точками зрения нет. Мы основываемся на том, что законы развития универсальны и представлены на каждом онтологическом уровне. Они едины для унигенеза (развития всей Вселенной), для биогенеза (развития жизни на Земле), для социогенеза (развития человеческих обществ) и даже для онтогенеза (развития отдельной человеческой особи). Другое дело, что эти закономерности опосредуются средой — совокупностью обстоятельств, влияющих на развитие. Таким образом и возникают особенности, которые, вне всяких сомнений, необходимо учитывать.

Ислам как религия полностью соответствует этим рамкам. Например, любая сложная динамическая система после своего возникновения проходит состояние так называемых «осцилляций» — создает множество различных конфигураций, из которых по-настоящему — как базисная — утверждается только одна. Так осцилляции христианства порождали в свое время арианство, несторианство, монофизитство, монофелитство и т.д. и т.п., пока не утвердилась та версия, которую ныне мы называем «ортодоксальной». Точно так же осциллировал в свое время социализм, представая в версиях Маркса, Ленина, Троцкого, Бухарина, Сталина, в версиях «европейского коммунизма», в различных социал-демократических версиях.

Ислам здесь исключением не является. Уже в ранний период своего существования он предстал в версиях суннитов, шиитов и хариджитов, а затем не раз образовывал различные «параллельные конфигурации». Сейчас они наличествуют в виде мазхабов — религиозно-правовых школ, по-своему толкующих шариат. То есть ислам реализует вполне стандартный сюжет. Ну а то, что хариджиты отличаются от несториан — так это и есть «особость», которую необходимо учитывать.

Или еще пример. В свое время христианство прошло период тотальной национализации. После Вестфальского договора (1648 года), завершившего эпоху религиозных войн и провозгласившего суверенитет национальных культур (на языке того времени «cuius regio, eius religio»: «чья земля — того и вера»), в Западной Европе, а затем и во всем мире, образовалось множество национальных государств и, соответственно, множество национальных церквей, по своей практике довольно существенно отличающихся друг от друга. Появились «французский католицизм», «испанский католицизм», «польский католицизм», «латиноамериканский католицизм» и так далее, это не считая многочисленных протестантских деноминаций. И совершенно схожим путем произошла национализация мирового ислама. Оставаясь — в теории — целостной и единой религией, он сначала распался на арабский, османский, персидский, индийский ислам, а затем раздробился на индонезийский, турецкий, алжирский, саудовский, иранский, пакистанский, российский… Причем даже российский, достаточно изолированный, ислам сейчас представлен московской, кавказской, татарской и крымско-татарской версиями.

Собственно говоря, образование виртуальной исламской уммы — это тоже своего рода национализация, доктринальное выделение особого вида ислама, которую произвел исламский радикализм. В этом смысле еще большой вопрос: «существует ли Исламский мир в качестве консолидированного субъекта международной политики»2 или таковым субъектом является сейчас лишь радикальный ислам, вытеснивший «большой ислам» из сознания мирового сообщества?

Как бы то ни было, развитие Исламского мира идет стандартным путем. Хочет того Мир ислама или не хочет, но он вовлечен в процесс глобальной модернизации. В нем происходит тот же структурный метаморфоз, что на триста — четыреста лет раньше происходил в Западном мире: разорение крестьянства, урбанизация, индустриализация, образование больших масс маргинализованной молодежи, распад традиционного общества, спонтанное утверждение новых жизненных практик. Ничего принципиально нового здесь нет. Подобный метаморфоз испытало — и, между прочим, тоже с большим опозданием — уже множество стран. Другое дело, что в Мире ислама все это происходит очень медленно и болезненно, порождая коррупцию, автократии, нищету и чрезвычайно острые социальные пертурбации. Главное, что Исламский мир никак не может завершить данный этап и образовать стабильные развивающиеся государства современного типа.

И вот тут от общего мы перейдем к частностям. От всеобщих законов развития — к их индивидуальному воплощению. А индивидуальное воплощение нынешнего ислама заключается в том, что он как религия по-прежнему остается тотальным. Ислам пронизывает и определяет собою все — и политику, и государственное устройство, и социальные отношения, и экономику, и личную жизнь. Он в принципе не создает светских пространств, где могла бы рождаться творческая, независимая и свободная мысль, представляющая собой драйвер развития. Причем данная ситуация является для него имманентной, и это сразу заметно при сравнении ислама и христианства.

Христианство возникло в свое время в Римской империи, в зрелом, иерархическом государстве, расчерченном четкими и неукоснительными законами. Поэтому, предложив миру новый философский и социальный концепт, христианство сразу же стало в оппозицию к этому государству — оно принципиально отвергало его и более трехсот лет боролось с ним за право на существование. То есть здесь с самого начала произошло разделение светских и духовных властей, что и закрепилось во всей последующей истории. Вспомним европейское Средневековье: для защиты от своеволия феодала горожане могли обратиться к епископу, а для защиты от притязаний епископа — к феодалу. Причем каждый раз выторговывая для себя какие-нибудь преференции. В этом зазоре, в этом интервале неопределенности, который существовал сотни лет, и зародилось Магдебургское право — городское самоуправление, трансформировавшееся затем в гражданское светское общество. В христианской цивилизации ни одна из властей не смогла окончательно победить, и в конце концов сферы их влияния были четко разделены: у государства — социальное управление, у церкви — спасение души. Церковь и власть могли друг с другом сотрудничать, они могли упорно соперничать между собой, но ни одна из сторон не могла возвести себя в абсолют. Светская сфера жизни хоть и соотносилась с основными принципами христианства, но не была им полностью подчинена.

Совсем по-другому обстояло дело с исламом. Он возник в «благословенной Аравии», когда никаких государств там еще и в помине не было. Собственно государство в этом пробуждающемся регионе образовал сам ислам, и с тех пор власть и вера в Исламском мире не могли быть друг от друга отделены. Они представляли собой единое целое. Отсюда — онтологическая тотальность ислама, в принципе не допускающего наличия в обществе чуждых ему светских пространств. А поддерживается и воспроизводится эта тотальность мощным механизмом индоктринации, выраженным исламской религиозной обрядностью. Обратим в этом смысле внимание на Россию. В России большую часть ее государственного существования власть и церковь тоже были объединены — это качество называлось «симфонией» и досталось нам в наследство от Византии; светское, социальное и политическое пространство в России также было не слишком большим, и Россия тоже развивалась медленнее, чем западные европейские страны.

Вывод из сказанного, на наш взгляд, следует сам собой. Поскольку ислам как религия обладает экзистенциальной тотальностью, то и модернизация Исламского мира невозможна без трансформации самого ислама. Нынешняя конфигурация ислама препятствует естественному развитию, она создает среду, где любые преобразования даются с колоссальным трудом. Против них работает «таклид», то есть воспроизведение мнения предшественников, отклоняться от которого нельзя и который категорически отрицает всякие новшества3 . Более того, в поле тотальной веры, пронизывающей собою всё, любые инновации, даже если их вводить авторитарным путем, как правило, искажаются и потому порождают не столько позитивные, сколько негативные следствия. Именно поэтому, по образному замечанию Е.Сатановского, Исламский мир, как заколдованный, ходит по кругу: коррумпированный военный режим — коррумпированный гражданский режим — коррумпированный исламский режим, и затем — все сначала. Что, как пишет этот автор, «составляет основу политического цикла, повторяющегося на протяжении десятилетий». А промежутки между режимами довольно часто заполняются гражданской войной.

В общем, без трансформации религиозной доктрины Исламский мир обречен оставаться в тягучем прошлом. Никакие попытки Запада внедрить туда свободу и демократию не будут успешными. И не только лишь потому, что инсталляция демократии — это чрезвычайно трудоемкий и долгий процесс, требующий, как показывает история, смены нескольких поколений, но также и потому, что его будет непрерывно блокировать сам ислам. Прав, вероятно, тот же Е.Сатановский, который в книге «Россия и Ближний Восток» замечает, что по отношению к Миру ислама «благие идеи о демократии как основе построения гражданского общества современного модернизированного типа, копирующего западные образцы, хорошо звучат в университетских аудиториях и на международных форумах, но не имеют никакого отношения к действительности».

В этих координатах, как нам представляется, не обладает реалистической перспективой и «концепт диалога» между Западом и Исламским миром, на который сейчас возлагается столько надежд.

Показательно, что сама идея такого межцивилизационного диалога была выдвинута в 1998 году никем иным как президентом Ирана Мохаммадом Хатами и представляла собой политическую альтернативу известной концепции С.Хантингтона о «столкновении цивилизаций». Но еще показательней здесь было другое: когда на волне общественного энтузиазма Организация Объединенных Наций (ООН) объявила 2001 год — первый год третьего тысячелетия — «Годом диалога цивилизаций», то уже осенью этого же года, 11 сентября, исламские радикалы нанесли удар по башням-близнецам на Манхэттене. Естественно, что после этой трагедии концепт «диалога цивилизаций» приказал долго жить. Не имел успеха и план создания «Альянса цивилизаций» под эгидой ООН, предложенный в 2005 году Турцией и Испанией. Причем, как считает известный российский дипломат В.В.Попов, неудача уже этого плана в немалой степени явилась «следствием скептического, а по сути негативного отношения американцев к возможности равноправно­го диалога со слабыми государствами, представляющими иные цивилизации».

Это, разумеется, не означает, что диалог цивилизаций не нужен. Он, несомненно, оказывает благотворное влияние на ситуацию в мире. Однако этот механизм имеет и очевидные недостатки. Прежде всего он — чрезвычайно медленный, гносеологически инерционный, и результаты такого межцивилизационного согласования в лучшем случае проявят себя лишь через несколько десятков лет. Кроме того, вполне очевидно, что современный Исламский мир представлен в нынешнем международном дизайне вовсе не сообществом мусульманских стран, каждая из которых имеет свои собственные интересы, а скорей — «радикальной уммой», исламскими экстремистами, объявившими непримиримую войну Западу. Это в настоящий момент — авангард Мира ислама, и это всечеловеческая угроза, ликвидировать которую надо не когда-нибудь, через многие поколения, но — прямо сейчас. А с радикальными исламистами никакой диалог невозможен. Разве можно о чем-либо договариваться с людьми, которые открыто и недвусмысленно заявляют: «Мы разрушим европейские города, сравняем их с землей. Мы устроим водопады крови. <…> Мы не прекратим наши атаки до тех пор, пока вы не образумитесь и не вернетесь на праведный путь». Это строки из заявлений организации «Бригады Абу Хафса аль-Масри», которая уже осуществила теракты в Ираке, Испании, Турции, акции саботажа в Англии и США, но точно таких же воззрений придерживается и множество других радикальных исламских групп.

Самостоятельно Исламский мир справиться с радикалами не способен. Даже те правительства мусульманских стран, которые надвигающуюся опасность осознают, находятся под сильным давлением «улицы», то есть ислама «народного», формирующегося в мечетях и медресе. Они вынуждены с ним считаться, поскольку он инсталлирован в сознание масс.

А «народный ислам» за последние десятилетия приобрел очень специфические черты.

Трансформация

Здесь нам придется вновь вспомнить о ваххабизме, который является официальной религией Королевства Саудовская Аравия. Правда, сами саудиты именование «ваххабизм» отвергают, называя себя салафитами, то есть сторонниками «чистого», «истинного» ислама. Но терминология не так уж важна, главное, чтобы было понятно, о чем идет речь.

Идеология ваххабизма очень проста. Аллах через пророка Мухаммеда указал человечеству, как следует жить, и людям надо исполнять волю Аллаха, а не выдумывать «от себя» всякие новшества, искажающие божественное предначертание. Коран надо воспринимать буквально, поскольку законы создаются Богом, а не людьми. Ислам надо очистить от всех позднейших напластований и понимать его так, как понимали его пророк Мухаммед и праведные халифы.

По сути, это идеология исламского фундаментализма, которую исповедует множество самых различных организаций и групп. Однако от других фундаменталистских течений современные ваххабиты отличаются тем, что проявляют крайнюю нетерпимость ко всем, кто не разделяет их взглядов.

Два принципа движут их религиозной активностью: такфир и джихад.

Такфир — означает обвинение в неверии. А «неверным» считается всякий, кто не соблюдает исламский религиозный канон. Это один из самых тяжких грехов с точки зрения классического ислама. Причем обвинение в неверии ваххабиты предъявляют не только всей западной цивилизации, которая, по их мнению, безбожием и развратом пытается уничтожить ислам, но и тем мусульманам, которые сотрудничают с «кафирами». Ваххабиты квалифицируют их либо как «отступников» (муртаддун), либо как «лицемеров» (мунафиккун). А наказание за неверие или вероотступничество может быть единственное — смерть. Ведь сказано в священном Коране: «Не уступай неверным, но <…> воюй с ними великой войной» (25:54). И сказано в священном Коране, кто такие неверные, — это «те, которые не судят по тому, что ниспослал Бог» (5:48). И сказано в священном хадисе: «Убейте того, кто поменяет свою религию»4 (имеется в виду, конечно, отвергнет ислам). И провозглашено в другом священном хадисе, что неверующий (атеист) — это тоже «вероотступник, который должен быть приведен к покаянию и [если не покается] убит»5 .

Причем всех «неверных» ваххабиты считают людьми настолько презренными, что такой же презренной должна быть и их смерть. «Модой» среди джихадистских террористических групп ныне является обряд нахр: это когда «неверному» перерезают горло, точно скоту. В свое время в экстремистской медийной среде даже была развернута целая идеологическая кампания, проходившая под лозунгом: «Соверши нахр со словами “Во имя Аллаха!”». Таким именно образом в ноябре 2004 года был убит голландский режиссер Тео ван Гог, снявший десятиминутный фильм «Покорность», осуждавший насилие над женщинами в мусульманском мире: убийца (гражданин и уроженец Голландии, по происхождению — марокканец) сначала его подстрелил, а потом перерезал ему горло. «Были и другие убийства по ритуалу нахр <…> которые снимались на видеокамеры или мобильные телефоны, а видеоклипы выставлялись в Интернете»6 . Причем смертью вероотступникам грозят не только подпольные группы. Сейчас в Организацию Исламская Конференция входят 57 государств, из которых пять рассматривают отступничество от ислама как преступление, наказуемое смертной казнью. Это Афганистан, Иран, Йемен, Саудовская Аравия и Судан.

Аналогичным образом обстоит дело с тезисом о большом и малом джихаде. Хадис, на который опирается этот тезис, многими мусульманскими теологами признается недостоверным: у него слабый иснад7 . Тем не менее на него активно ссылаются те, кто пытается доказать мирный характер ислама. Однако идеологи ваххабитов этот хадис вообще отвергают: для них не существует никакого другого джихада, кроме вооруженной борьбы. Причем участвовать в таком джихаде — обязанность каждого мусульманина. Ведь сказано в священном Коране, что «Воюющих за веру <…> Бог поставил выше остающихся дома» (4:96). И сказано в священных хадисах, что «быть один час в боевых порядках на пути Бога лучше, чем быть [на молитве] шестьдесят лет»8 . Вот — глас божий! И никаких сомнений тут просто не может быть! Ислам всегда распространялся мечом, подчеркивал Мухаммед абд аль-Салам Фарадж, осуществивший убийство президента Египта — Анвара Садата. Вести джихад против неверных — священный долг слуг Аллаха, и тот, кто уклоняется от него, тот — изменник, ему может быть предъявлен такфир.

Таковы основные принципы ваххабизма.

А теперь заново оценим ту ситуацию, которая сложилась в мире в результате «Войны Судного дня». Тогда, после введения в 1973 году нефтяного эмбарго арабскими странами, цены на «черное золото» фантастически возросли и колоссальные деньги хлынули в нефтяные монархии Персидского залива — в Катар, Объединенные Арабские Эмираты, в Кувейт, но прежде всего — в Королевство Саудовская Аравия. Доходы их в этот период были просто чудовищными. По некоторым данным, с 1970-х годов до конца ХХ века в нефтедобывающих мусульманских странах скопилось около 10 триллионов долларов избыточного капитала. И значительная часть этих денег была вложена в распространение и пропаганду ислама. Арабские нефтяные монархии строили по всему миру мечети и медресе, финансировали исламские университеты и начальные курсы для мусульман, вкладывали громадные средства в радио, телевидение и СМИ, поддерживали множество экстремистских групп, борющихся за то, чтобы в их странах воцарился «настоящий ислам».

Масштабы этой деятельности поражают. Одна только Саудовская Аравия организовала примерно 6 000 фондов, распространяющих в разных странах исламскую литературу. Считается, что за последнюю четверть века она израсходовала на эти цели не менее 70 миллиардов долларов. Американские исследователи вообще «утверждают, что Саудовская Аравия истратила на ваххабитскую пропаганду за последние четверть века больше средств, чем Советский Союз на коммунистическую пропаганду за все время своего существования»9 . А ведь, помимо нее, «вкладывались» в этот проект и Катар, и Кувейт, и Объединенные Арабские Эмираты. Причем распространялся по миру именно ваххабизм, вытеснявший собой все другие религиозные форматы ислама. Его преподавали в университетах и медресе, его пропагандировали саудовские эмиссары в различных исламских объединениях, он утверждался в «шариатских зонах» Европы, он служил идейной основой боевиков в тренировочных лагерях Афганистана и Пакистана.

В общем, можно, вероятно, сказать, что за последние десятилетия ислам претерпел колоссальную мировоззренческую трансформацию. Современный ислам (по крайней мере его «новая умма») обрел отчетливый ваххабитский формат, и именно это, как нам представляется, в значительной мере обостряет конфликт между Западным миром и Миром ислама. Зарубежный исследователь Мухаммад Хасан даже считает, что «салафизм (читай: ваххабизм — А.С.) — полностью и радикально иная культура, иной менталитет и, в конечном счете, иная религия, нежели традиционный ислам». А американский обозреватель Томас Фридман конкретизирует эту мысль. Он полагает, что «ничто так значительно не подрывает стабильность и модернизацию арабского мира и мусульманского мира в целом, как те миллиарды и миллиарды долларов, которые саудовцы с 70-х годов прошлого века инвестировали в то, чтобы полностью стереть все следы плюрализма в исламе — будь то суфистская, умеренно суннитская или шиитская версии — и навязать вместо него пуританский, антимодернистский, антизападный, антиплюралистический, направленный против женщин, ваххабитский, салафитский бренд ислама, пропагандируемый саудовским религиозным истеблишментом. Далеко не случайно несколько тысяч саудовцев присоединились к “Исламскому государству”, а благотворительные фонды Арабского залива переводят ИГ финансовые средства. Именно поэтому все суннитские джихадистские группировки — ИГ, “Аль-Каида”, “Джебхат ан-Нусра” — это идеологические ответвления ваххабизма, впрыснутого Саудовской Аравией в мечети и религиозные школы от Марокко до Пакистана и Индонезии».

Да что там Пакистан или Индонезия! «В настоящее время в Британии, число мусульман в которой составляет 5 % населения, — около 3 миллионов человек, более трети мусульман, обучающихся в университетах, считают оправданным убийство во имя интересов религии»10 . Вот неисчерпаемый резерв «спящих кротов», которые могут проснуться и начать действовать в любой момент.

С конца 1970-х годов, еще с афганских и пакистанских военно-тренировочных лагерей, нефтяные монархии Персидского залива взращивали чудовище. Они надеялись, что оно пожрет «кафиров», «безбожников», советские войска, вторгшиеся в Афганистан. В этом им помогали Соединенные Штаты, в свою очередь рассчитывавшие использовать «борцов за веру» против СССР. Непрерывным потоком шли деньги, инструкторы, оборудование, военное снаряжение. И вот наконец чудовище выросло, возмужало, окрепло и внезапно дохнуло огнем на своих «родителей». Первый удар пришелся как раз на Америку: обнаружилось, что из 19 террористов, ответственных за трагедию 9/11 на Манхэттене, пятнадцать были гражданами Саудовской Аравии, а еще двое — гражданами Объединенных Арабских Эмиратов. Более того, выяснилось, что 80 процентов мечетей в Соединенных Штатах контролируется ваххабитами, пропаганда ваххабизма свободно осуществляется многочисленными саудовскими исламскими культурными центрами и ваххабитские материалы обильно представлены даже на сайте посольства КСА в Вашингтоне.

Вряд ли верна точка зрения, полагающая, что исламский радикализм — это вынужденный ответ Мира ислама на цивилизационное давление Запада. То есть, быть может, она и верна, но только отчасти. Экспансия радикального исламизма началась бы и без этого фактора. Ведь не случайно девизом Королевства Саудовская Аравия является символ веры ислама — шахада: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник его». А государственный гимн этого государства звучит так: «Да здравствует король! Стремись к славе и превосходству»!

Вот и стремятся.

Трансформация действительно осуществилась. Ислам от лица всего Исламского мира представляют в настоящий момент почти исключительно приверженцы ваххабизма. В полном соответствии с известным тезисом В.И.Ленина ваххабитская идея овладела массами и стала революционной силой. Монархии Персидского залива радикализовали ислам, и «процесс пошел» со все нарастающей интенсивностью. Терапевтические меры, которые предпринимают сейчас Соединенные Штаты и сама Саудовская Аравия, на него практически не влияют — феномен радикализма стал самодостаточным, самоподдерживающимся, поглощающим одну исламскую страну за другой. Разгром конкретного «халифата», в Сирии например, ничего не даст: пока в мировоззренческом дискурсе ислама главенствует ваххабизм, он будет воспроизводить по всему миру все новые и новые «исламские государства». Война Запада с исламскими радикалами станет «дурной бесконечностью», и нельзя поручиться, что Запад в этой войне победит. Тем более, что — парадоксально, но факт! — Соединенные Штаты по-прежнему являются надежной защитой для нефтяных ваххабитских монархий. На что здесь Америка рассчитывает, непонятно. Фактически она сама пестует свою смерть.

Единственная возможность погасить данный конфликт — это трансформировать нынешний религиозный дискурс Мира ислама. Предложить вместо ваххабизма иную теософскую конфигурацию — более современную, более энергичную, но главное — имеющую прикладной социальный характер. То есть способную создать эффективное мусульманское государство: политически стабильное, уверенно развивающееся, своевременно отвечающее на вызовы новой эпохи — государство, которое стало бы социальной моделью для других мусульманских стран, государство, которое могло бы наглядно продемонстрировать всему миру, что у ислама есть не только безнадежное прошлое, но и перспективное будущее.

Понятно, что Запад решить такую задачу не в состоянии. Он хочет превратить Исламский мир во второсортный, эрзацный аналог себя, перелицевать его в Соединенные Штаты или в Европу — более ничего.

Других рецептов спасения у Запада нет.

Но, может быть, используя свой исторический опыт, это способна сделать Россия?

Война в Зазеркалье

Правда, ситуация с российским исламом тоже не внушает особых надежд. Следует, как нам кажется, честно признать, что несмотря на очевидные достижения в этой сфере, мусульманские республики, входящие в состав РФ, так и не стали по-настоящему органической частью России. А российские этнические и верующие мусульмане так и не начали ощущать себя настоящими россиянами.

Нет, внешне все выглядит благополучно. Уважение к исламу и этническим мусульманам демонстрируется непрерывно. Выступая в октябре 2013 года в Уфе на торжественном собрании, посвященном 225-летию Центрального духовного управления мусульман России, президент В.В.Путин сказал, что «ислам — это яркий элемент российского культурного кода, неотъемлемая, органичная часть российской истории. Мы знаем и помним много имен последователей ислама, составивших славу нашего общего Отечества, — государственных и общественных деятелей, ученых, предпринимателей, представителей культуры и искусства, доблестных воинов».

Причем это отнюдь не политические декларации. Они неуклонно воплощались на практике. Вот что пишет об этом доктор Луай Юсеф, координатор Всемирного союза мусульманских ученых в России и СНГ, чье мнение особенно ценно как мнение наблюдателя со стороны: «Весьма примечательно, что за короткий промежуток времени они (российские мусульмане — А.С.) сумели получить такие права, каковых не имеется у мусульман, живущих в исламских странах, во главе которых стоит правитель-мусульманин». Доктор Юсеф приводит интересный факт: несколько лет назад власти Республики Татарстан обратились в Государственную Думу РФ с предложением сделать день принятия ислама государственным праздником России. Тогдашний «президент Дмитрий Медведев одобрил это предложение. Примечательно, что этот проект горячо приветствовала и Русская Православная Церковь, которая призвала не медлить с его осуществлением».

Вместе с тем, если рассмотреть ситуацию более объективно, выясняется, что все не так радужно. Да, действительно «в России живет больше мусульман, чем в любой другой европейской стране, и процентная доля мусульман среди населения быстро растет»11 . Да, действительно в истории России не было религиозных войн, а в новейшей истории — серьезных религиозных конфликтов. Да, российские мусульмане очень лояльны к российской власти, можно даже сказать, что это ее надежный электоральный ресурс. Во всяком случае, количество голосующих на выборах за «партию власти» в мусульманских республиках всегда значительно выше, чем в русских регионах России. Последнее, впрочем, объясняется тем, что «традиционные мусульмане» лояльно относятся к любой сильной власти, какой бы она ни была. К тому же российский ислам в определенной части своей имеет отчетливый суфийский характер (не только у мусульман Северного Кавказа, но и у татар Урало-Поволжья), а суфии — это их базовая черта — стремятся не вмешиваться в политику. Имеет значение и сравнение образов жизни: благодаря электронным СМИ российские мусульмане прекрасно знают, как живут их собратья по вере в государствах Средней Азии или на Ближнем Востоке, и вовсе не жаждут оказаться в условиях диктатуры или — что еще хуже — гражданской войны.

И однако то состояние «исламского инобытия», о котором мы говорили ранее, никуда не исчезло. Российские мусульмане по-прежнему пребывают как бы в «мире ином». Формально являясь полноправными российскими гражданами, активно участвуя в гражданской и экономической жизни страны, они как религиозная общность существуют в некой параллельной реальности, которая неведома подавляющему большинству россиян. Русские россияне почти ничего не знают ни об исламе, ни о «своих» мусульманах. Отношение к ним формируется в основном электронными и печатными СМИ, уже давно поставившими знак равенства между исламом и терроризмом. Как начали российские журналисты еще с середины 1990-х годов писать о «полчищах ваххабитов», которые угрожают России, так это продолжается до сих пор. Об исламе в российской русскоязычной прессе вспоминают только тогда, когда происходит очередной террористический акт. Ситуация усугубляется и наплывом мигрантов из среднеазиатских республик — отношение к ним, очевидно «чужим», также переносится и на «своих» мусульман. И вообще, большинство россиян считает Россию европейской и христианской страной и поэтому искренне не понимает — при чем тут ислам?

Можно констатировать весьма неприятный факт. Нация «россияне» до сих пор реально не сформировалась. В России, конечно, наличествует определенная гражданская консолидация, вызванная прежде всего обстановкой «враждебного окружения» (конфликтом с Западом, который по отношению к России — «чужой»), но отсутствует то внутреннее, деятельностное и мировоззренческое, единство, которое можно было бы назвать «национальной общностью».

Термин «россияне», используемый в течение последних десятилетий, обозначает не столько собственно нацию (государственно-этнокультурную общность), сколько формальную гражданскую принадлежность людей, проживающих в пределах определенных границ. Фактически нынешняя Россия представляет собой разнородный, противоречивый этнокультурный конгломерат, по-настоящему не сплоченный в единую нацию и потому потенциально готовый к различным геополитическим метаморфозам.

Вообще есть некий простой индикатор. Любая нация, если она действительно существует, формирует определенную онтологическую модель, «национальную аватару», выражающую представление нации о самой себе. Можно также сказать, что аватара — это концентрат национального (или этнического) характера, предъявление нации (этноса) в виде образа (эталона), который воплощает ее базисные черты. Это выделение нацией (народом) «себя» среди множества «других» этносоциальных культур.

В бытийной механике нации аватара играет чрезвычайно важную роль. Она непрерывно воспроизводит национальный характер, воспроизводит четкий национальный стереотип, утверждая нравственные, культурные и социальные нормы, специфические для него: «русские не сдаются», «англичанин никогда не будет рабом», «немцы не боятся никого, кроме Бога».

Классическим примером такой аватары является «образ советского человека», целенаправленно сформированный в СССР.

Значительно раньше в имперском сознании Великобритании возникла другая национальная аватара, которую можно определить как «образ белого человека». Здесь также нетрудно выделить набор главных характерологических черт. Это существо высшего порядка по отношению к колониальным аборигенам: он относится к ним как отец к неразумным детям — воспитывая и направляя их, поощряя, а если требуется, то и наказывая. Кроме того, «белый человек» никогда не отступает перед опасностью, он всегда, несмотря ни на какие препятствия, достигает поставленной цели, и он также всегда готов прийти на помощь другому «белому человеку». Энергетика этой внятно сформированной национальной модели, как нам представляется, сыграла не последнюю роль в становлении огромной Британской империи, «над которой никогда не заходило солнце».

Можно также вспомнить начальную американскую аватару, которая обозначалась аббревиатурой WASP (по первым буквам английских слов): белый, англо-саксонец, протестант. Ее типовой канон выглядит так: индивидуализм, протестантизм, пассионарная предприимчивость, стремление к успеху, личная ответственность за свою судьбу. Наличие такой аватары, которая, насколько можно судить, возникала в значительной мере спонтанно, определило и лицо нации (американский национальный характер) и специфику складывающейся американской государственности, где не власть формирует и направляет народ, а народ формирует и контролирует власть.

Понятно, что аналогичной национальной модели в современной России нет. Никто не может сказать, что представляет собой нынешний «россиянин», какие наличествуют у него базисные характерологические черты, каков его нормативный поведенческий репертуар. Нет точки сборки. Нет эталона «российскости», естественно объединяющего в себе разнообразные онтологии этносов, верований и социальных групп.

Между тем — повторим еще раз — ваххабитский ислам сумел за последние годы создать яркую аватару, притягивающую к себе мусульманскую молодежь. Это — мужественный воин ислама, сражающийся во имя всех истинно верующих на земле. Он бесстрашен и справедлив. Он презирает слабость и смерть. Он грозен со своими врагами: перед ним трепещут мягкотелые американцы и европейцы. Он призван освободить мир от зла. Он исполняет вышнюю волю Аллаха, и потому правда на его стороне.

Что может противопоставить ему традиционный российский ислам, не имеющий ни яркого образа, ни вдохновляющей цели? Что может противопоставить ему рыхлая нынешняя «российскость», не могущая определить даже саму себя?

И потому традиционный российский ислам постепенно глобализуется. В него медленно, но упорно просачиваются общемировые ваххабитские ингредиенты. Выступая в феврале 2013 года на заседании Национального антитеррористического комитета в Пятигорске, директор ФСБ России генерал А.В.Бортников сказал, что идеология радикального исламизма продолжает распространяться, причем «не только на Северном Кавказе, но и в ряде субъектов Приволжского, Уральского и Сибирского федеральных округов».

Вот в чем специфика нынешней ситуации. В России идет невидимая россиянам война. Идет громадное по масштабам сражение в Зазеркалье — за то, каким будет новый российский ислам.

Собственно — какой будет сама Россия.

И главное сражение этой войны разворачивается вовсе не в сфере экономики или социальной политики, которые, разумеется, тоже очень важны. Главное сражение разворачивается в мировоззренческой сфере, которая определяет собою все. Чей флаг будет развиваться на этой господствующей высоте, тот и выиграет сражение. Чья национальная аватара окажется привлекательнее, тот и будет претендовать на реальное место в формирующейся сейчас новой истории.

Пока Россия ведет в этой войне лишь чисто оборонительные бои.

Но как нам представляется, у нее есть все возможности, чтобы перейти в стратегическое наступление.

Точка сборки — «приоритет знаний»

Формирование новой нации, модернизация идентичности, создание аватары, которая воплощала бы собой национальный канон, — вполне реальный процесс. Уже в наше время, в ХХ веке, были сконструированы такие новые нации, как «советский народ», с очевидностью отличающийся от классических европейских и азиатских народов, или «израильтяне», которые тоже достаточно сильно отличались от диаспоральных евреев, или «кемалистские турки», выделенные из населения Османской империи, или «арийская раса» в Германии во время правления Гитлера.

Преобразование нации — осуществимый процесс, и занимает он не такое уж долгое время. Другое дело, что тут сразу же возникает главная тема: каким должен быть новый национальный формат, чтобы соответствовать современности, каких целевых параметров при этом необходимо достичь?

Оценим в этих координатах потенциал России. Понятно, что путь классического «догоняющего развития», путь «вторичной индустриализации» как основы создания национальных богатств не является для нас перспективным. Против этого работает российская «географическая специфика», которая заключается в том, что в России более холодный климат, чем в большинстве развитых западных и восточных стран, и более обширная, с трудными коммуникациями территория, во многом не освоенная до сих пор. При любой экономической деятельности Россия вынуждена будет платить дополнительные налоги — транспортный и климатический, — исключить которые из накладных расходов нельзя. И если до периода интенсивной глобализации, когда национальные экономики в определенной степени были разобщены, это принципиального значения не имело, то теперь, в мире всеобщей экономической взаимосвязанности, любая, даже самая незначительная, добавочная нагрузка на производство порождает ощутимые конкурентные трудности.

В классическом варианте, в сюжете обычного догоняющего развития Россия всегда будет экономически опаздывающей страной, что в общем и наблюдалось в значительной части ее истории. При прочих равных мы ни по уровню технологий, ни по уровню жизненных благ никогда не сумеем сравняться с мировыми лидерами Запада и Востока.

Мы будем все время хотя бы чуть-чуть отставать.

Путь простого количественного развития приведет нас в тупик.

Единственная возможность для нас вновь оказаться в авангарде истории — это резко поднять качество нации, создать новый народ, способный на принципиальный цивилизационный прорыв. Причем критерий такой «национальной модернизации», точка сборки, на основе которой могла бы возникнуть новая российская аватара, должны — вне всяких сомнений — иметь универсальный характер. Ни «русскость», ни «православность» в чистом виде здесь не годятся, поскольку представляют собой изолирующие доктрины.

Мы не можем, следуя классическим западным образцам, стать самой богатой, самой развитой и самой сильной державой мира, сколько бы мы ни напрягались, — здесь существуют четкие географические ограничения. Зато мы можем стать самой образованной в мире страной — страной, лидирующей прежде всего в когнитивном, интеллектуальном пространстве. Заметим, что это полностью отвечает вызову будущего: в информационной эпохе знания ценятся выше, чем металл, газ или нефть. К тому же интеллектуальный вектор развития имеет явное преимущество: в среде концентрированных и возобновляемых знаний, при высокой когнитивной температуре, которая в подобной среде возникает сама собой, новые идеи и новые технологии (то есть собственно инновации) зарождаются как бы из ничего. Они представляют собой «воздух существования». А появившись на свет, эти идеи уже влекут за собой и динамичное сбалансированное развитие, и ощутимые экономические преференции.

Добавим, что это не есть сугубо умозрительная концепция. В 1866 году, когда прусские войска разгромили армию Австрийской империи при Садове, канцлер Бисмарк сказал, что «эту войну выиграли немецкие учителя». Подразумевалось, что качественный уровень немецкого солдата был значительно выше австрийского, что являлось следствием немецкого школьного образования. Заметим также, что политические, экономические и военные успехи Соединенных Штатов не в последнюю очередь были обусловлены тем, что они целенаправленно ассимилировали в себе образованных, творческих, энергичных людей — эмигрантов со всего мира. Или еще пример. Когда Япония, разгромленная во Второй мировой войне, в качестве национальной идеи выдвинула цель «выиграть мир», то фундаментом для реализации этой идеи стало именно образование. «Рабочий день» японского школьника длился тогда 12 часов: с 8 утра до 3 дня — собственно школа, с 6 до 9 вечера — занятия с репетитором, а потом до полуночи — выполнение домашних заданий. Средняя японская семья тратила на образование детей до четверти своего дохода. Культ образования в Японии и сейчас чрезвычайно высок. Аналогичную ставку — на образование — сделали в свое время также Сингапур и Тайвань, совершившие победный рывок от отсталости к передовым технологиям.

Есть что с чем сравнить.

Вот мощный ресурс, не требующий (по крайней мере на первых порах) ни глобального экономического переустройства, ни резких политических сдвигов, чреватых потрясениями и революциями.

Когнитивная трансформация нации, повышение ее качества за счет резкого повышения уровня образования — это путь, который современной России и вполне доступен, и остро необходим. Более того, на наш взгляд, это вообще единственный путь, обеспечивающий России реальное продвижение в будущее.

Главное же, что эта стратегия опирается на русский национальный характер, для которого свойственно скептическое отношение к материальным благам, но зато повышенное внимание к благам нематериальным — духовным. А образованность, умение думать, интеллектуализм — это как раз воплощение светской, современной духовности (во всяком случае, интерпретировать ее можно именно так), и потому здесь весьма вероятен архетипический резонанс, который придаст данной стратегии дополнительную энергетику.

А дальше следует самое интересное.

Точно такая же идеологема присутствует и в изначальной форме ислама. Причем в отличие от не слишком определенной «русской духовности» в исламе этот концепт имеет гораздо более четкие когнитивные характеристики.

Действительно, если обратиться к Корану с этих позиций, то можно заметить его сильную акцентированность на ценности и приобретение знаний. «Символично, что первым словом, с которым архангел Гавриил обратился к Мухаммаду, призывая его на пророческое служение, было: “Читай!” и что в начальных строках первой (в хронологическом порядке) суры-главы Корана прославляется Бог именно как творец, научивший человека письму (96:1-5). Также и последующую суру (68-ю) открывает Божья клятва орудиями письма — чернилами и пером. Превосходство знания/разума Бог отмечает в таких коранических откровениях: “Неужели равны знающие и незнающие?!” (39:9); “На высшую ступень Бог поднимает уверовавших и знающих” (58:11); “Из рабов Божьих подлинно боятся Его / Именно люди ученые (35:28)”». Или вот еще вполне однозначное повеление: «Назидайтесь, обладающие зрением!» (59:2).

«В свою очередь, пророк Мухаммад назвал разум первым и наивысшим творением Божьим, а ученых мужей (‘уляма’) — наследниками пророков. Поиск знания/науки он объявил “обязанностью каждого мусульманина и мусульманки”; говорил об учебе как о непрерывном процессе, длящемся от колыбели до могилы и требующем от человека отважных поисков мудрости “даже в далеком Китае”. Мухаммаду принадлежат также слова о том, что “чернила ученого так же драгоценны, как кровь мученика, павшего за веру”; или “один час размышления лучше семидесяти лет богослужения”»12 .

Примеры можно было бы продолжить, но, как нам представляется, сказанного достаточно. Ориентированность на познание — это специфика ранней коранической теософии, несомненно, выделяющая ислам среди других мировых религий. Средневековые авторы не случайно указывали, что в исламском обществе той эпохи существовали две отчетливые социальные группы: «люди пера» и «люди меча». Причем «мусульманская цивилизация отдавала перу предпочтение перед мечом, ставила ученого выше солдата, в чем выражался характерный для классического ислама культ знания»13 . Именно этот гносеологический вектор, вероятно, и вывел ислам в число лидирующих цивилизаций Средневековья — обеспечив ему подъем, какого не знал тогдашний Запад, то есть европейские страны.

Однако «врата иджтихада» начали закрываться уже в XI веке. Свободное высказывание, основанное на разуме, стало считаться грехом. Соответственно трансформировался и исламский гносеологический вектор: из познания мира он превратился исключительно в познание Бога. Наука была подменена богословием, и расцветшая было исламская цивилизация начала «тормозить» — чем дальше, тем больше. Отдельные попытки выдающихся исламских философов возродить рациональное знание успеха уже не имели: время было упущено…

Такая ситуация сохраняется до сих пор. Яркой иллюстрацией тому может послужить практика перевода. Еще в VIII веке в Мире ислама возникло знаменитое «переводческое движение», особенное активизировавшееся после «учреждения в Багдаде халифом аль-Мамуном (813 — 833) “Дома Мудрости”, который одновременно совмещал в себе библиотеку, академию и переводческое бюро. На арабский язык, ставший языком науки и культуры для всего населения мусульманской империи, были переведены многие произведения античной, иранской и индийской мудрости…» Исламский мир впитал в себя знание предшествующих цивилизаций, и естественно, что «за эпохой переводов, длившейся около столетия, вплоть до середины IX в., последовал период собственного творческого развития унаследованных культурных традиций»14 . По мнению американского ориенталиста Франца Роузентала, знание в арабо-мусульманской культуре приобрело ценность, не имевшую равных в других цивилизациях.

А что мы видим теперь? В одной Греции ежегодно переводится и издается в пять раз больше книг, чем во всех арабских странах вместе взятых.

«Наследники пророков» — ученые — перестали быть в Исламском мире уважаемыми людьми. Их совершенно вытеснили со статусных пьедесталов муллы и улемы. Творческую мысль заменила религиозная догма, и барьер этот, поставленный тысячу лет назад, по сю пору непреодолим.

Если же обратиться к исламу в современной России, то положение здесь нисколько не лучше. Оно даже хуже: в зарубежных мусульманских странах духовные наставники, «окормляющие» паству, имеют хотя бы профессиональное богословское образование. Российский ислам делает в этой сфере лишь первые неуверенные шаги. Ощутимых результатов пока не видно, и, вероятно, прав Юрий Михайлов, который пишет, что «сегодня редко встретишь муфтия, имама или муллу, занимающегося саморазвитием. В мечетях на пятничных проповедях звучит порой такая ахинея, что, если ее пересказать, никто не поверит, что подобное возможно не где-нибудь, а в столице государства, претендующего на цивилизационное лидерство. Духовенство меж тем и не скрывает, что ничего не читало и читать не желает». По подобию «духовных наставников» формируется и их паства — с низким уровнем образования, совершенно не соответствующая требованиям современности. А отсюда вытекают и главные трудности во взаимоотношениях с российским исламом: он все больше и больше отрывается от настоящего, погружаясь в догматическое средневековое прошлое.

Превратить российский ислам в активный цивилизационный ресурс, на наш взгляд, можно лишь одним способом. Следует создать «точку сборки» новой российской нации — причем в той области, которая является пересечением обеих социокультурных систем. Такой точкой сборки может стать «приоритет знаний» — идеологема, вырастающая, с одной стороны, из архетипической «русской духовности», а с другой — из архетипической «познавательной» сути ислама.

Вот здесь и может вспыхнуть настоящий архетипический резонанс — взаимодополняющая энергетика обеих цивилизационных культур.

Русская «духовность» в этом случае обретет конкретный смысловой формат.

В свою очередь, в российском исламе возродятся истинные «наследники пророков». В России возникнет нация, способная ответить на вызов будущего.

Лишь одна трудность возникает на этом пути — поставить такую задачу гораздо проще, чем реально ее решить.

Коранический гуманизм

Значительная часть нового профессионального духовенства в российском исламе получает образование за рубежом. Молодые российские мусульмане едут на учебу в иностранные исламские центры, а потом, возвращаясь оттуда, привозят с собой ваххабитский ислам. Причем во многих случаях его и везти не надо: агрессивный ислам просачивается в Россию сам. А.И.Маточкина, изучавшая положение мусульман в Петербурге, прямо пишет, что «большую роль в преподавании ислама играют выходцы из арабских стран — студенты, приехавшие на учебу в Санкт-Петербург и оставшиеся жить в городе после окончания обучения». Традиционный российским ислам не может этому противостоять: у него нет той яркой пассионарности, которой в настоящее время обладает зарубежный ваххабитский ислам.

Показателем низкого когнитивного уровня нынешнего исламского образования служит и отсутствие в публичном пространстве России мусульманской интеллигенции, хотя именно наше время, как отмечает Н.В.Полякова, «ознаменовалось выходом на авансцену современного мира фигуры публичного интеллектуала как нового активного участника не только внутренней, но и международной политики». Мы, конечно, не имеем в виду представителей разных российских народов, в том числе «этнических мусульман», активно участвующих в общественной жизни России. Таких в нашей стране достаточно. Но слышал ли кто-нибудь по радио или видел по телевизору выступление блестящего исламского интеллектуала, который на доступном слушателям/зрителям языке демонстрировал бы актуальность и современность своей религии? Главное — показывал бы совместимость «исламскости» и «российскости», их взаимодополняемости как цивилизационных культур? В собственно мусульманских СМИ такие публикации изредка попадаются, но мусульманская пресса является «параллельным пространством» для большинства россиян, на основную массу российских граждан она никакого влияния не оказывает. В общем приходится констатировать, что в России нет мусульманской интеллигенции, которая могла бы грамотно объяснять россиянам, что такое ислам.

Как нам представляется, опять-таки ясно, о чем идет речь. И об этом уже не раз весьма настойчиво говорили специалисты. России необходима единая, унифицированная система исламского образования — от самых начальных курсов при медресе до современных, интеллектуально насыщенных исламских университетов, способных не просто готовить профессиональные кадры, но и выдержать образовательную конкуренцию с крупнейшими зарубежными центрами.

Для многонациональной России это особенно актуально. У нас ведь, не забывайте, наличествует не только «татарский», «кавказский», «крымский» и «башкирский» ислам. Картина религиозной специфики намного более сегментирована. Например, южные регионы России представляют собой сложнейший коктейль как в конфессиональном, так и в этническом отношении. Здесь проживают представители более 170 народов, исповедующие более 40 направлений и вариантов религий: по разным оценкам, это от 11 до 22 млн. мусульман, принадлежащих более чем к 40 самостоятельным этносам. Ислам, пропитанный своеобразной местной культурой, дифференцированный в «мозаику» на протяжении двух последних веков, является здесь даже не региональным, а районным и областным, и потому социальные противоречия мгновенно обретают религиозную и этническую окраску.

Единство, противостоящее этой изначально конфликтной среде, осознание общности при сохранении местных культурных различий тут может обеспечить только строго унифицированный ислам, внедряемый через систему единого исламского просвещения.

Осуществимо ли это на практике? Или это сугубо схоластическая теория, обреченная оставаться чисто умозрительным построением?

На наш взгляд, подобная трансформация вполне осуществима. «Суверенная демократия», сложившаяся в России, имеет не только очевидные недостатки, но и достаточно очевидные инструментальные преимущества. Она представляет собой один из видов «государственного дирижизма», то есть такую социально-политическую систему, при которой власть напрямую управляет наиболее важными сферами общественного развития. «Дирижизм» не является чисто российской особенностью. Когда Шарль де Голль на волне алжирского кризиса пришел к власти во Франции, то для спасения страны он использовал именно дирижистские методы — собственно тогда и возник сам этот термин. На дирижизм, проводя системную модернизацию, опирались также Китай, Южная Корея и Сингапур. Правда, в России предпочитают определять это как «государственный патернализм», но суть не меняется: власть осуществляет преобразования под своим жестким контролем.

Так вот, при «суверенном» характере власти в современной России данный процесс действительно осуществим, причем даже во вполне обозримые сроки. Власти требуется лишь проявить политическую волю к преобразованиям. Тем более что действия эти встретят понимание у мусульман. «Мусульманская духовная элита на разных уровнях стремится к взаимодействию с государством, апеллируя к нему при решении своих проблем. “Несмотря на принцип отделения государства от религии, государство не должно игнорировать духовные потребности общества”, — считает <председатель Совета муфтиев России> Равиль Гайнутдин, и под этими словами подписались бы, пожалуй, все официально признанные мусульманские пастыри. Например, муфтий Дагестана Ахмад-хаджи Абдуллаев, выступающий за “сотрудничество и совместные с государством усилия по духовному оздоровлению общества”. По мнению имама ингушского села Галашки Умара Арапханова, “необходима государственная поддержка исламской жизни в республике, исламской мысли в России”. Глава ДУМ Мордовии Рашит-хазрат Халиков в обращении к президенту республики Николаю Меркушкину подчеркивает, что “...мусульмане всегда могут рассчитывать на помощь и понимание со стороны властных структур. Такой положительный опыт сотрудничества необходим очень многим регионам нашей страны”. А глава Координационного центра мусульман Северного Кавказа Исмаил Бердиев неоднократно подчеркивал: “...Без тесного взаимодействия с властью невозможно обуздать ваххабизм и терроризм. Нам нужно работать в одной упряжке, если мы хотим побороть это зло”. И подобных высказываний не счесть»15 . Ведь «традиционные мусульмане», как правило, лояльно относятся к власти. Впрочем так же относится к ней и большинство традиционно мыслящих россиян.

Однако «заточенность» российского ислама на образование отнюдь не гарантирует его мирный характер. Уже замечено, что руководителями террористических групп довольно часто становятся люди именно с высшим образованием — инженеры, менеджеры, врачи. И уж тем более — выпускники богословских университетов. Конечно, без «массы» рядовых исполнителей они оказались бы в пустоте, но сборку той или иной экстремистской организации обеспечивает именно их идеологическая направленность. Многое здесь зависит от поставленной цели. Это как с атомным производством: можно строить электростанции, освещающие города, а можно накапливать бомбы, способные превратить эти города в радиоактивную пыль.

То есть когнитивный вектор ислама, который необходимо сформировать, должен еще иметь и соответствующее мировоззренческое содержание.

Обратим в этой связи внимание на идею «коранического гуманизма», которую выдвинул главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, доктор философских наук, профессор Тауфик Ибрагим. Под кораническим гуманизмом, если охарактеризовать его в самых общих чертах, он понимает представление «о человечестве как о единой семье», а также «о религиозном плюрализме и о свободе вероисповедания», представление о том, что приверженцы иных «религий, во-первых, тоже могут идти своим истинным путем к Богу и, во-вторых, что Бог осенит их своей милостью наравне с твоими единоверцами, даруя им вечное спасение», поскольку, например, христианин, если, конечно, он истинный христианин, в определенном смысле — также и мусульманин.

Причем особенно интересно, что акцент профессор Т. Ибрагим делает прежде всего на разуме. Он пишет: «Коран не выдвигает никаких догматов, которые надо принимать вопреки своему разуму. И это есть один из главных моментов коранического гуманизма. Картина мира в Коране существенно рационализируется, фактически отгораживается от вмешательства сверхъестественных сил, притом не только злых духов, таких как демоны и джинны, но и добрых — ангелов. Пророк Мухаммад стал “печатью пророков”, последним из них именно в том смысле, что к тому времени человечество вышло из религиозного детства, достигло умственной зрелости, а потому больше не нуждается в прежних, относительно примитивных способах Божьего просвещения и водительства. Отныне ты сам, своим разумом будешь устраивать свою жизнь, — такое высокое доверие к человеческому разуму и есть величайший гуманизм»16 .

Фактически речь здесь идет о той самой «рационалистической революции», которая в свое время в исламе завершена не была.

Эти идеи профессор Т. Ибрагим подтверждает громадным философско-историческим материалом. Причем он считает, что принципы коранического гуманизма были заложены в Коран изначально, то есть провозгласил их сам Аллах, но в дальнейшем, при восприятии их, они были искажены средневековым сознанием. Теперь пришло время вернуться к их истинному толкованию.

И тут важен вывод, к которому приходит Т. Ибрагим. Он полагает, что «подобающее (то есть гуманистическое — А. С.) будущее ислама будет сформулировано не в собственно мусульманских странах. Идеология выхода появится только на периферии исламского мира — в той же Европе, к которой я отношу и Россию», поскольку «более открытое понимание религии — мусульманской, иудейской, христианской — возможно только там, где люди существуют друг с другом на более или менее равноправных основаниях. Только эта атмосфера создает нормальную обстановку для такой идеологии и для восприятия такой идеологии».

Сходные мысли высказал и председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин на VIII Международной теологической научно-образовательной конференции с характерным названием: «Коранический гуманизм как фундамент мусульманского образования». Он определил коранический гуманизм как «совокупность коранических истин о человеке как о высшем творении Всевышнего», и поэтому «аксиомой коранического гуманизма является утверждение о разумности человека, о необходимости рационального подхода к миру». В свою очередь, «рациональный подход к действительности предполагает получение знаний, а творческий созидательный подход — преобразование, совершенствование человека и мира». При этом под образованием, по его мнению, следует понимать «систему интегрального знания, включающего и богословие, и право, и философию, и естественные, и гуманитарные науки».

И, наконец, с предельной четкостью сформулировал данный тезис президент В.В.Путин на встрече с муфтиями духовных управлений мусульман России в Уфе. «Одна из важнейших задач, — сказал он, — воссоздание собственной исламской богословской школы, которая обеспечит суверенитет российского духовного пространства и, что принципиально важно, будет признана большинством мусульманских ученых мира. Эта школа должна откликаться на самые актуальные события и в России, и в мире в целом, давать свои оценки, которые будут понятными и авторитетными для верующих».

Заметим, что ситуация для подобных преобразований складывается в России чрезвычайно благоприятная. Отсутствие у большинства россиян каких-либо знаний о современном исламе имеет не только негативный аспект. Эту «гносеологическую пустоту» может — вполне естественно — заполнить внятное позитивное содержание. И не только заполнить, но и создать в российском сознании столь необходимую ныне русско-исламскую гармонизирующую среду.

С другой стороны, неопределенный статус, в котором пребывает нынешний российский ислам, предполагает, что ему все равно предстоит испытать некий метаморфоз, и лучше если данный процесс будет не спонтанным, сопровождающимся различными инцидентами, а контролируемым, мягким, цивилизованным, направленным в сторону высоких коранических идеалов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Игнатенко А.А. Недокументированные заметки о «гуманитарном джихаде». Часть 1 // Институт Ближнего Востока. — http://www.iimes.ru/?p=25700.

2 Игнатенко А.А. Самоопределение исламского мира // Игнатенко А. А. Ислам и политика: Сборник статей. — М.; 2004. С. 53.

3 О противостоянии таклида и иджтихада в истории Исламского мира см.: Андрей Столяров. Война миров. Исламский джихад как историческая неизбежность. // Дружба народов. 2017, № 9.

4 Ислам против терроризма. Фетвы имамов по вопросам, касающимся тяжких бедствий. — М.; 2003. С. 141.

5 Игнатенко А.А. Эпистемология исламского радикализма // Религия и глобализация на просторах Евразии. — М.; 2009. С. 209.

6 Игнатенко А.А. Ислам в XXI веке: главные направления исследования // Полития. 2007. № 4 (47). С. 21—22.

7 Определение «слабый иснад» означает, что у данного хадиса не слишком авторитетные источники.

8 Игнатенко А.А. Эндогенный радикализм в исламе. С. 17.

9 Игнатенко А.А. Вашингтон и Эр-Рияд: союз против ваххабизма // Независимая газета. 13.02.2004.

10 Сатановский Е. Россия и Ближний Восток. Котел с неприятностями. — М.; 2012.

11 Попов В.В. Почему пробуксовывает диалог цивилизаций // Вестник МГИМО Университета. Вып. № 4. 2012. С. 153.

12 Ибрагим Т.К. Классическая мусульманская цивилизация (ценности и институты). // Исламская цивилизация в глобализирующемся мире. — М.; 2011. С. 10—11.

13 Там же.

14 Ибрагим Т.К. Классическая мусульманская цивилизация… С. 12.

15 Малашенко А. Ислам для России. — М.; 2007. С. 42—43.

16 Профессор Тауфик Ибрагим: Коранический гуманизм // Медина аль-Ислам. 2015. № 8 (166).

TIF-Helexpo и «Екатеринбург Экспо» подписали меморандум о сотрудничестве

TIF-Helexpo (Салоники) и один из крупнейших в России выставочных центров «Екатеринбург Экспо» подписали меморандум о сотрудничестве.

Международный выставочный центр «Екатеринбург Экспо» открылся в 2011 году и вмещает ежегодно более 100 различных мероприятий и более 50 выставок на выставочной площади 100 000 кв.м. Кроме того, «Екатеринбург Экспо» является кандидатом на проведение Всемирной выставки в 2025 году.

В рамках меморандума, между TIF-Helexpo и «Екатеринбург Экспо» будет осуществляться многоуровневое партнёрство, которое включает, среди прочего, обмен знаниями и опытом, изучение новых путей сотрудничества и организацию деловых встреч и семинаров.

Подписали Меморандум о сотрудничестве генеральный директор TIF-Helexpo Кириакос Позрикидис и генеральный директор «Екатеринбург Экспо» Игорь Данилов.

«Это сотрудничество даст возможность TIF-Helexpo расширить сферу своих действий новыми международными альянсами в рамках стратегии национального выставочного агентства по дальнейшей интернационализации», - подчеркнул генеральный директор TIF-Helexpo Кириакос Позрикидис.

Поколение инопланетян: о «новой волне» в школьном кино конца 1980-х годов

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 3

Вадим Михайлин, Галина Беляева

Вадим Михайлин (р. 1964) — историк культуры, социальный антрополог, переводчик, профессор Саратовского государственного университета.

Галина Беляева (р. 1975) — старший научный сотрудник саратовского Государственного художественного музея имени А.Н. Радищева, научный сотрудник Лаборатории исторической, социальной и культурной антропологии. Сфера научных интересов: иконография и иконология советского изобразительного искусства.

[стр. 99—113 бумажной версии номера]

После того как в мае 1986 года прошел революционный V съезд кинематографистов СССР, закончившийся радикальным переформатированием киноуправленческих структур и снятием значительной части цензурных ограничений, возникло ощущение, что отныне в советском кино можно все. Подобного рода внезапные «прорывы в свободу» бывают весьма информативны с точки зрения анализа наличного состояния общества: свобода оказывается востребована не везде и не во всем, а в каких-то конкретных областях и аспектах. То, что уже в 1987 году начинают всерьез осваиваться такие жанры, как боевик[1] и фильм-катастрофа[2], было вполне объяснимо после ошеломляющего кассового успеха «Пиратов ХХ века» и «Экипажа»[3] — как и появление отдельных элементов мистики и эротики, пока еще не осмеливающихся претендовать на отдельную жанровую нишу. Столь же объяснимо — параллельно начавшемуся процессу возвращения в публичное пространство «полочных» картин — и существенное смещение акцентов в фильмах, связанных с проработкой исторической памяти: право на образование самостоятельных сюжетов получают темы, доселе совершенно неприемлемые («тоталитарное сознание», сталинские репрессии, доносительство и так далее)[4]. Удивительно другое — неожиданный ренессанс одного из привычных советских киножанров, казалось бы, успевшего полностью исчерпать заложенные в нем возможности и как раз к середине 1980-х готового умереть естественной смертью: жанра «школьного кино». В том же 1987 году на экраны вышли как минимум девять школьных фильмов[5], причем в большинстве своем претендующих на серьезный социальный анализ, как то было во времена расцвета жанра, с начала 1960-х по середину 1970-х. А следующий, 1988-й, и вовсе становится самым «урожайным» за всю его историю: разом выходят около двух десятков картин, снятых как на центральных, так и на региональных киностудиях, так что фактически школьный фильм превращается в едва ли не самый удобный и востребованный инструмент анализа актуальных социальных проблем.

Наиболее очевидное и привлекательное с публицистической точки зрения объяснение — начавшаяся эпоха, которая многими современниками воспринималась как второе издание хрущевской «оттепели», по умолчанию, предполагала возрождение «оттепельных» жанров — в действительности ничего не объясняет. В 1987—1988 годах возрождается не тот же самый жанровый феномен, чье появление на свет в самом начале 1960-х было вызвано необходимостью решать вполне конкретные задачи[6]. В своем первоначальном виде школьное кино строилось на нехитрой, но крайне действенной операции: старательно выстраиваемая на первом плане «искренняя» картинка, которая апеллировала к неизбежно присутствующему в личном опыте каждого советского человека школьному опыту, пробуждая столь же искреннюю эмпатию, маскировала скрытый учебный план, ориентированный на трансляцию вполне конкретных ценностей и подходов — и в конечном счете на социальную мобилизацию.

В исходной модели школьного фильма та точка эмпатии, которая закрепляется за зрителем, автоматически переадресует его к досоциальному статусу. Детям отказано в праве на самостоятельную, не такую, как у взрослых, социальную реальность: это всего лишь насыщенный раствор, из которого в дальнейшем, в процессе социализации, представительным и многоаспектным символом которой как раз и является школа, должна выкристаллизоваться полноценная личность. Детское восприятие в фильмах 1960-х — чистое, искреннее, проблематизируемое исключительно за счет сигналов, получаемых «сверху», из мира взрослых. Поэтому детская среда удобна для постановки сложных «взрослых» проблем и для проигрывания «взрослых» сюжетов. Это сугубо идиллическое пространство: здесь невозможны не только трагедия, но и драма в полном смысле этого слова, поскольку травматические аспекты драматического конфликта поданы через идиллическую, то есть по сути игровую, дистанцированность. По большому счету, собственно детский сюжет в этом высказывании превращается в экфрасис, поскольку ситуативные рамки, включающие потенциальную зрительскую рефлексию по поводу сюжета, заведомо шире, чем рамки самого сюжета. Зрительская эмпатия при этом не страдает, поскольку для детских персонажей все конфликты разыгрываются всерьез, они достаточно травматичны для того, чтобы зритель воспринял их как персонально значимые, но даже в тех случаях, когда они приобретают трагические обертоны, для зрителя это все равно оборачивается «путешествием в Аркадию». При этом зрителю — в нагрузку — можно предъявлять «правильные» модели социализации в любом из возможных регистров (явно, неявно, скрыто), а внутренняя напряженность «школьного» сюжета задает позитивные и негативные ориентиры для сюжета «воспитания»; если же зритель — ребенок, то модели предлагаются всерьез. В любом случае мы сталкиваемся со структурой колониального дискурса, в котором за адресатом эмпатии закрепляется позиция дикаря, по определению, лишенного права на самостоятельное выстраивание социальных логик: эти логики либо подаются как несерьезные, как игры в песочнице, либо представляют собой примитивизированное (в положительном смысле, как очищенное от лишних нюансов, замутняющих смысл) отражение взрослой социальности.

Каждой из этих двух жанровых составляющих — прагматической и связанной с эмпатией — в дальнейшем предстояла собственная логика развития. Прагматическая (манипулятивная, мобилизационная) со временем проблематизируется, причем происходит это довольно быстро, уже ко второй половине 1960-х, что понятно, поскольку сам жанр школьного кино был сугубо «оттепельным» проектом[7], а «оттепель» кончилась. Эмпатийная же часть проекта остается практически без изменений.

К концу 1970-х — началу 1980-х попытка выстроить высказывание в исходной логике жанра либо приводит к полной фальшивости высказывания[8], либо требует дополнительных подпорок, задающих запредельную норму условности[9]. Если же авторы фильма предпочитают редуцировать ту составляющую жанра, которая связана с отработкой режимов социализации, и сыграть «на чистой эмпатии», то на выходе получается одна из двух вариаций.

В первом случае зрителю предлагают возможность тихой эмиграции в идиллию — при том, что школа (большая социальность и необходимость адаптации к ней) выносится за скобки как нечто неизбежное, но неинтересное[10]. Процесс взросления[11] лишается всякого смысла: мир взрослых не только не в состоянии предложить детям ничего более значимого, чем то, что у них уже есть, но и существенно обеднен по сравнению с их собственным миром. Роман и Катя, протагонисты «Вам и не снилось» Ильи Фрэза, — это начинающие Филемон и Бавкида, оптимальный жизненный сценарий для которых будет заключаться в сохранении счастливого гомеостаза — при вежливом соблюдении минимально необходимых контактов с внешним миром, под коим подразумеваются все без исключения социальные контексты, выходящие за пределы hortus conclusus.

Во втором случае для детей конструируется альтернативная социальность, наделенная всеми возможными позитивными коннотациями и противопоставленная взрослому миру: дети превращаются в последний оплот «настоящего», незамутненного социального опыта, и для того, чтобы взрослые оставались людьми, им следовало бы учиться у детей[12]. Впрочем, альтернатива эта при ближайшем рассмотрении оказывается достаточно специфической. Она, как в фильмах Динары Асановой, конструируется строго на основе «стайной» модели, причем все неудобные аспекты стайной социальности (ситуативный характер действующих правил и ценностей, высокая конкурентность и агрессивность, жесткая ступенчатая иерархия, демонстративность поведения, неприемлемость закрытых интимных контекстов) старательно выносятся за скобки, а все позитивные (взаимовыручка, взаимная прозрачность, пренебрежение личными интересами в пользу общих) выводятся на первый план. Фактически тот скрытый учебный план, который предполагался в исходном варианте школьного кино, просто замещается «мифом о дружбе», который в 1970-е резко поменял смысловое наполнение по сравнению с «оттепельными» временами: отныне дружба обитает прежде всего в зонах, закрытых для дискредитированной широкой социальности[13]. Еще одной особенностью асановских фильмов является то, что во главе этой стаи неизменно стоит взрослый, который задает правильную модель взросления, пусть даже и не совпадающую с мейнстримом. Он же является носителем системы вмененных моральных ценностей, чем, с одной стороны, внушает зрителю доверие к самой идее «правильной стаи», а с другой, предоставляет тому же зрителю дополнительную точку эмпатии, позволяя занять выигрышную позицию морального наблюдателя. В «Пацанах» это обстоятельство имеет достаточно надежную сюжетную мотивацию, поскольку действие происходит в летнем лагере для трудных подростков. В «Ключе без права передачи» перед нами чистая утопия: механизмы, при помощи которых учительница английского языка замыкает на себе едва ли не все коммуникативные контексты вверенного ей класса, мягко говоря, не очевидны. Тот стайный сюжет, который конструирует Динара Асанова, по большому счету, являет собой вариацию на тему «колониального» мифа о благородном дикаре, мифа, который, как правило, не интересуется дикарем как таковым, поскольку его единственной целью является моральное воздействие на сограждан.

Стайная, дружеская идиллия применительно к жанру школьного кино жестко деконструируется в фильме Ролана Быкова «Чучело» (1983). Эта картина не случайно произвела в свое время шоковое впечатление на зрителя, вызвав диаметрально противоположные, но в равной степени остро эмоциональные реакции — от «гнусный пасквиль… омерзительный, пошлый, никому не нужный» до «Я — Чучело»[14], — поскольку демонстративно нарушала базовые жанровые конвенции, по крайней мере в том виде, в котором они существовали в 1970-х — начале 1980-х. Вместо того, чтобы разводить по разным углам эмпатию и широкие социальные контексты, Ролан Быков по сути перезапускает жанровый проект, причем в данном случае эмпатия совмещается не с демонстративной проработкой социальной проблематики, за которой скрыто мобилизационное задание, а со вполне реальным социальным анализом. И проект снова становится интересным, поскольку в нем обнаруживается новое, доселе не тронутое аналитическое поле — собственно детская социальность, которая существует уже совершенно независимо от утратившей всякий смысл «прагматической» программы. Идиллические контексты[15], явственно обозначенные в «Чучеле», эту социальность нисколько не затемняют, а, напротив, обостряют, контрастно высвечивая «злую», агрессивную природу детской «стаи». Разрушается и основа основ того удовольствия, которое зритель привык получать от идиллического текста: безопасная дистанция, с которой ты имеешь возможность наблюдать за милыми и смешными страданиями малых мира сего. Здесь попросту отсутствует роль включенного в детские сюжеты взрослого, который не только являлся бы носителем моральной позиции, но и давал бы зрителю необходимую дополнительную точку эмпатии, «подсвечивая» правильные модели социализации и социально одобряемое поведение. Те полтора взрослых персонажа, которые могли бы претендовать на эту роль, с подобной задачей справиться не могут по определению. Дедушка героини (которого играет Юрий Никулин) сам представляет собой общегородское посмешище, он «заплаточник», безобидный местный чудик. Безымянный и бессловесный дирижер детского (суворовского) оркестра — это по сути корифей аттического трагедийного хора, но только полностью лишенный права на участие в действии; орнаментальная стаффажная фигура, единственная задача которой сводится к тому, чтобы организовывать зрительскую точку зрения (и необходимый моральный посыл) в ключевых эпизодах нарратива.

Стая демифологизируется, обнажая свою агрессивно-тоталитарную природу, и становится предметом уже не вчитывания идиллических смыслов, но вполне реального анализа, позволяющего вскрыть механизмы ее функционирования и способы, которыми она подчиняет себе индивида. Крайне любопытна и та мотивация, при помощи которой дети маскируют агрессивное поведение перед взрослыми: «Мы играем. Это игра у нас такая» — обозначая игровую идиллическую дистанцию и привычно надеясь на то, что это снимет все вопросы со стороны «большого» мира. И даже тогда, когда не замечать насилия уже невозможно, взрослые либо остаются пассивными наблюдателями, либо снимают с себя ответственность за происходящее, апеллируя к абстрактным и совершенно бессмысленным в данной конкретной ситуации моральным и социальным инстанциям («Как вам не стыдно!», «Я милицию вызову!», «Куда школа смотрит, где ваша комсомольская организация!»[16]).

По большому счету, именно с «Чучела» начинается условный 1988 год в школьном кино, короткая, но яркая эпоха реинкарнации старого жанра, один из ключевых посылов которой сводится к тому, что «взрослая» реальность в отношении «детских» сюжетов все более и более утрачивает колониальную позицию. Большой белый человек теперь либо сам ничего не знает об актуальной реальности, либо трансляция его знаний затруднена и/или бессмысленна.

Уже в «Чучеле» мир взрослых и мир детей разделены практически непреодолимым смысловым зиянием, и все попытки взрослых как-то объяснить самим себе социальное поведение детей вскрываются как неадекватные, если и не совсем бессмысленные. Причем во многом это происходит потому, что взрослые следуют в русле вполне конкретных жанровых штампов, удивительно похожих на те, что к 1983 году уже более двадцати лет транслировались советским школьным и — шире — детским кино. Детский мир здесь жесток, агрессивен и очевидным образом ориентирован на подавление любой индивидуальности; взрослый — пуст, формализован, беспомощен. Взросление как таковое лишается позитивного смысла, и единственный вариант выхода, который авторы фильма предлагают героине, — это фактически эмиграция, бегство от обоих контекстов под сочувственные взгляды и красноречивое молчание трагического хора.

Ролан Быков открывает весьма представительную череду режиссеров[17], которые начинают снимать «новые» школьные фильмы (каждый по одному!)[18], предлагая разные перспективы, из которых можно воспринимать эту апорию, но категорически отказываясь давать рецепты ее разрешения. Финальный «уход» (как правило, протагониста) превращается здесь едва ли не в новый жанровый штамп. Самоуничтожаются главные герои «Куколки» (1988) Ильи Фрэза и «Крика о помощи» (1988) Сергея Потепалова. Умирает Елена Сергеевна из фильма Эльдара Рязанова «Дорогая Елена Сергеевна» (1988), при том, что ее мучители перестают быть стаей и расходятся поодиночке. Оказавшись не в силах наладить связи между вверенными ее попечительству детдомовскими девочками-подростками и большим миром, умирает воспитательница (и сама бывшая детдомовка) в «Пусть я умру, Господи» (1988) Бориса Григорьева. По нелепой случайности погибает центральный персонаж «Шантажиста» (1987) Валерия Курыкина. В финале «Завтра была война» (1987) Юрия Кара в роли deus ex machina выступает война, которая предоставляет всем персонажам-подросткам возможность героически погибнуть за родину, снимая тем самым конфликт, другими средствами неразрешимый — по крайней мере в рамках той «новой оттепельной» стилистики, в которой выдержана картина. В «Работе над ошибками» (1988) Андрея Бенкендорфа уходит протагонист-учитель, отказываясь от всех профессиональных и человеческих «проектов», в которые был вовлечен, — сохраняя за собой моральную позицию, но фактически выводя ее за скобки как никому, кроме него, не нужную и не адекватную наступившей современности. В «Шуте» (1988) Андрея Эшпая учитель также срывает коммуникацию и со школой, и с учеником. В финале «Публикации» (1988) Виктора Волкова уходит трудный подросток, делая невозможной формальную «нормализацию» конфликта и одновременно отказываясь реагировать на «прорыв в искренность» со стороны молодой учительницы. Главный герой «Курьера» (1986) Карена Шахназарова уходит в армию, в финале подчеркнуто встретившись глазами с дембелем-афганцем, который возвращается домой, как будто на другую планету. Старый учитель истории, протагонист «Черного коридора» (1988) Вадима Дербенева, просто проваливается в «колодец истории», полностью раскрывшись во всей своей учительской и человеческой несостоятельности. Уходит из всех возможных контекстов и остается за всеми возможными дверьми героиня «Гомункулуса» (1988) Александра Карпова-младшего. И апофеоз этого парада уходов — уже в фарсовом регистре — наступает в конце «Сделано в СССР» (1990) Владимира Шамшурина и Святослава Тараховского, где учитель истории, устроивший в школе ремейк тоталитарной утопии, символичнейшим образом исчезает в райских кущах, дети вместе с примкнувшими к ним педагогами и родителями маршируют вон из школы, чтобы поднять в небо гигантский портрет Вождя и Учителя, а единственный сохранивший вменяемость мальчик, наблюдая за всем этим со стороны, спрашивает у единственной сохранившей вменяемость девочки: «Тань, а как ты к Америке относишься?».

Итак, финальные уходы героев школьного кино конца 1980-х представляют собой внешнее сюжетное выражение полной взаимной непроницаемости, воцарившейся между миром детства и миром взрослости. Странно было бы предполагать, что новое поколение действительно обладало набором характеристик, настолько радикально отличающихся от аналогичных характеристик предшествующих подростковых поколений, что это привело к столь быстрому, неожиданному и тотальному расхождению двух миров[19]. С высоты своего актуального опыта режиссеры и сценаристы начинают отыскивать сходные проблемы и у подростков былых времен, как в «Прощай, шпана замоскворецкая» (1987) Александра Панкратова. Детская и подростковая социальность всегда обладала собственными системами ситуативного кодирования, «непрозрачными» для взрослых, — а также собственными механизмами взаимодействия, способами выстраивания социальных сетей, ресурсами памяти и так далее. В отличие от европейского гуманистического проекта, в рамках которого ребенок исходно представал в роли этакого маленького взрослого, которому надлежит просто «дорасти» до желаемых телесных пропорций и социальных компетенций, те же древние греки воспринимали детей и подростков не как маленьких мужчин и женщин, но как отдельный разряд живых существ, некий третий пол, способный к трансформации в собственно человеческие формы, но наделенный совершенно иной природой. Другое дело, что в древнегреческих, равно как и во многих других «архаических» культурах, существовали пусть достаточно жесткие, но действенные механизмы, обеспечивавшие подобную трансформацию, — и поэтому «иноприродность» детей не воспринималась как проблема. Одной из значимых характеристик устойчивых социальных систем, подобных СССР периода «застоя»[20], является наличие стабильных и действенных — или по крайней мере воспринимаемых как действенные[21] — механизмов социализации. Поэтому существование отдельной детской социальности также не представляло собой зоны активного социального дискомфорта и, по идее, могло быть «закрыто» любой удачно подвернувшейся под руку мифологией. Колониальный по природе дискурс советского школьного кино, как и любой другой колониальный дискурс, интересовался не столько предметом описания, сколько возможностью использовать его для того, чтобы выстроить на его основе «нормализующий» нарратив — адресованный в данном случае как взрослому зрителю, так и самим детям. Превратившись в самостоятельный жанр, он настолько удачно и быстро оброс конвенциями, что они уже в 1960-е стали приниматься за сам по себе предмет описания.

В 1970-е даже те киновысказывания, которые воспринимались как некая «альтернатива», по сути имели ту же дискурсивную основу. Так, взрослый человек Динара Асанова знает, какой должна быть правильная социальность, и с барского плеча одалживает ее киношным детям, а зритель с готовностью принимает этих детей за реально существующий в природе вид. В 1988 году взрослый человек Эльдар Рязанов уже не знает, какой должна быть правильная социальность — и поэтому сталкивает между собой две неправильные, причем на равных правах. У его Елены Сергеевны она убогая, страшная в анамнезе и нелепая в актуальности; у детей она убогая, агрессивно-беспомощная в актуальности и страшная в перспективе.

Понятно, почему и в названиях фильмов, и в репликах персонажей начинают назойливо мелькать определения детей и детства, пропущенные либо через призму представлений о чуждости и/или девиации, либо и вовсе через другие, нечеловеческие, онтологические категории[22]. Не менее значимы и визуальные сигналы, подчеркивающие «чужой», расчеловеченный образ нового поколения (прически, макияж, манера одеваться и двигаться) — еще один новый кинематографический штамп, встречающийся практически в каждом фильме. Причем зачастую эта система сигналов вводится вне связи с основным сюжетом картины, при помощи «натурных» уличных зарисовок, призванных создать общую атмосферу чуждости и иного антропологического статуса. Ту же роль выполняют музыкальный фон и, особенно, новая пластика танца, которая, как правило, решает несколько разные задачи в зависимости от того, появляется она в публичных (дискотека, клуб) или в приватных/импровизированных контекстах (частная квартира, уличная тусовка) — в последнем случае заряд агрессии существенно выше.

Весь этот набор сигналов можно с полным на то основанием воспринимать как симптом «взрослой» (и, ýже, интеллигентской) фобии, панической реакции на образы непредсказуемого будущего, скрывающиеся за «чернушной» сюжетикой и стилистикой высказываний. То, что спущенная сверху свобода творчества приводит прежде всего к назойливому проговариванию темы агрессии, должно, на наш взгляд, свидетельствовать не столько о реальном повышении уровня агрессивности в советском обществе (которое и в прежние времена отнюдь не отличалось терпимостью и мягкостью нравов), сколько о потере привычной системы социальных и символических ориентиров. Любопытно и то, что эта «проработка грядущих травм» переносится в сферу, по инерции воспринимаемую как лаборатория для «экспериментов на кошках», совершенно безопасных для экспериментатора, — с той разницей, что безопасной дистанции отныне не существует. Общая смена жанровой оптики приводит к тому, что она теперь объединяет высказывания с диаметрально противоположными интенциями. Дети могут быть поданы извне, в рамках анализа, почти лабораторного — как в «Дорогой Елене Сергеевне», где они подчеркнуто представляют собой этакую репрезентативную выборку[23], — и тогда у зрителя и впрямь должно остаться ощущение от встречи с мутантами. Они могут, в логике жанрового мейнстрима, остаться предметом преимущественной зрительской эмпатии[24], и тогда перед нами — привычная модель критики современного общества через взгляд со стороны и фигура ребенка как жертвы социальной несправедливости. Эта оптическая дилемма почти не знает исключений; редкие попытки выйти за ее пределы приводят к тому, что получившаяся в итоге картина воспринимается либо как совершенно детская и потому имеющая право на другую меру условности[25], либо как откровенно неудачная попытка совместить чернушную стилистику с добрым старым советским хэппи-эндом[26].

Школьное кино условного 1988 года уже не имеет права на хэппи-энд, но это отнюдь не единственная свежая конвенция: жанр рождается заново, и пересмотру подлежит весь накопившийся арсенал средств и форм высказывания. В ряде случаев это будет означать полемику с прецедентными текстами, причем по количеству отсылок «Доживем до понедельника» останется вне конкуренции[27], в других — едва ли не постмодернистскую игру в интертекстуальность[28]. Как бы то ни было, одним из наиболее заметных внешних проявлений этой внутрижанровой революции стало навязчивое внимание ко вполне конкретным темам, связанным с проработкой травм: либо уже осознанных как часть общезначимого социального опыта, но доселе не подлежавших проговариванию, либо «авансом», в счет непредсказуемого будущего, ощущаемого как угроза. Самые очевидные из этих тем — социальное расслоение; эротика, зачастую скрывающая за собой проблему нарушения и разрушения принятых границ и норм; социальная атомизация.

Пожалуй, самая очевидная и логичная система сигналов в школьном кино «новой волны» связана с темой социального расслоения. «Мажор» как неприятный персонаж, необходимый для выстраивания моральной составляющей основного конфликта, знаком советскому школьному кино от самых его корней, уходящих еще в сталинский большой стиль[29]. Однако там за ним не стоит тема социального неравенства как такового, речь скорее идет о проблематике сугубо морального свойства, связанной с «проработкой» таких идеологически неприемлемых характеристик, как антиколлективизм, заносчивость, пренебрежение общественными интересами[30]. Здесь же тема имущественного, культурного и социального неравенства не только становится практически общеобязательной, не только опирается на тщательно проработанные системы легко опознаваемых визуальных сигналов, но и служит для вполне реального и заинтересованного анализа тончайших социальных противоречий[31].

Эротически напряженный сюжет, который молчаливо маячит за спиной у связки учитель/ученик, так же не был полностью чужд советскому школьному кино и точно так же получил право на полноценное и многоаспектное развитие в конце 1980-х. Понятно, что в классическом советском жанре эта тема находила конвенционально приемлемые воплощения. «Учитель», фигура в рамках эротического сюжета равноценная древнегреческому эрасту[32], мог спуститься на уровень ученика, воплотившись в старшеклассника-пионервожатого, предмет обожания вполне канонической нимфетки (с понятной поправкой на советские реалии)[33]. «Ученик», конгруэнтный греческому эромену[34], напротив, мог подняться в нужную возрастную когорту, сохранив при этом эротически значимый статус «бывшего ученика»[35]. Сюжет учитель/ученик мог проявляться в строгой привязке к конкретным ситуациям, придавая специфический привкус отношениям вполне взрослых и равных по статусу людей[36], но, как бы то ни было, внешних приличий советское школьное и околошкольное кино почти не нарушало — за одним-единственным, пожалуй, исключением[37]. Во второй половине 1980-х данный сюжет получает право если и не на то, чтобы формировать основу фильма, превращая его в собственно эротическое кино, то по крайней мере на полноценный эпизод, как в «Куколке» или в «Работе над ошибками», или на сочную фоновую деталь, как в «Маленькой Вере» или в «Гомункулусе». Развитию этой эротической составляющей не в последнюю очередь помогает и то обстоятельство, что, в отличие от традиции классического советского школьного кино, протагонистом большинства «перестроечных» лент становится девочка[38] — деталь, сама по себе весьма любопытная в контексте привязки проблемных зон и тем к гендерной структуре общества.

Еще одна навязчивая тема — это всеобщая атомизация; даже в пределах малых и сверхмалых групп (семейных, дружеских, любовных), которые в школьном кино 1970-х регулярно выступали в роли последнего «ресурса надежности» для индивида, сталкивающегося с социальным давлением, — отныне ползет все, на что поставишь ногу. Любая группа представляет собой группу одиночек, любая связь является временной и ситуативно обусловленной, предательство превращается в поведенческую норму, оправдываемую соображениями элементарной ситуативной выгоды[39]. И одним из законных полей отработки темы тотальной разобщенности становится сюжет учитель/ученик. Уже приводившийся выше парад финальных уходов зачастую завершает именно эту коллизию, причем инициатором полного срыва коммуникации может выступать любая из сторон.

Невероятно короткий, по историческим меркам, ренессанс позднесоветского школьного кино, пришедшийся на середину горбачевской перестройки, развивался по классическому сценарию: от трагедии к фарсу — но только если вкладывать в эти понятия сугубо жанровый смысл и если иметь в виду вполне конкретные картины. В 1987 году Юрий Кара снимает пронзительную картину «Завтра была война», где общеперестроечная тема непроницаемой границы между миром взрослых и миром детей подана в очень специфическом ключе. Главный пафос фильма — растерянность и беспомощность взрослых перед лицом того, что они сделали с собственным миром, и перед лицом своих детей, которым они имели неосторожность внушить искреннюю веру в исходный, чистый образ этого прекрасного нового мира. По сути взрослые персонажи ленты дают зрителю спектр возможных, но в равной степени обреченных на поражение попыток найти компромисс между проекцией и действительностью. Мать главной героини, товарищ Полякова, закаленный боец и ветеран гражданской войны, всеми силами пытается оградить дочь от опасных контекстов — через элементарный материнский запрет, отказываясь от поиска объяснений, что в конечном счете приводит к бунту дочери. Еще двое ветеранов гражданской войны, директор школы Ромахин и конструктор Люберецкий, остаются честными людьми, но для первого это заканчивается отчаянным срывом в детскую искренность и стоическим ожиданием ареста, а для второго, пытавшегося спрятаться за профессионализмом, собственно арестом — и смертью единственной дочери, которая тоже решила остаться честной. Показательно, что единственную «не-честную» стратегию избирает только тот персонаж, за спиной у которого не маячит героический революционный опыт, — Валентина Андроновна, Валендра, школьный завуч, — но и ее готовность с пеной у рта отстаивать всякий раз новую точку зрения, по ходу дела назначая козлов отпущения и натравливая на них одноклассников, выглядит как паническая адаптивная реакция и в конечном счете приводит к полной самодискредитации. И возникающая в конце апория разрешается, как было сказано выше, только войной, которая и в самом деле выступает здесь в роли deus ex machina.

В 1990 году фильм «Сделано в СССР» фактически подводит черту под этой недолгой историей — уже в жанре фарса, в финале которого два единственных «человеческих» персонажа предоставляют школу, эту взбесившуюся фабрику манекенов, самой себе и просто притворяют за собой дверь. Если в картине Юрия Кара наступающий тоталитаризм почти для всех детей (за одним-единственным исключением) был непонятным и страшным будущим, с которым они не желали иметь ничего общего, то в «Сделано в СССР» это будущее — желанное и прекрасное, и дети (исключения опять же единичны) идут в него строем. Показательно, что «правильные» взрослые здесь отсутствуют напрочь и вменяемые дети могут рассчитывать только на себя.

Между этими двумя точками уместились более двух десятков киновысказываний, очень разных и по качеству, и по заданной точке зрения, но объединенных одной особенностью. В 1988 году точки зрительской эмпатии перестают быть комфортными и превращаются в билет в травматический опыт — причем в один конец. Перефразируя одного известного исторического персонажа, смысл этого путешествия можно подытожить так: «Другой социальности у меня для вас нет».

[1] «Акселератка» (Алексей Коренев), «Акция» (Владимир Шамшурин), «Отряд специального назначения» (Георгий Кузнецов).

[2] «Белое проклятье» (Николай Ковальский).

[3] Оба 1979 года.

[4] «Завтра была война» (Юрий Кара), «Зеркало для героя» (Владимир Хотиненко), «Прощай, шпана замоскворецкая» (Александр Панкратов), «Сад желаний» (Али Хамраев), «Филёр» (Роман Балаян).

[5] Тот же «Завтра была война» плюс «Соблазн» (Вячеслав Сорокин), «Шантажист» (Валерий Курыкин), «Дом с привидениями» (Ефим Гальперин), «Пощечина, которой не было» (Игорь Шатров), «Анемия» (Вахтанг Котетишвили), «Дилетант» (Джали Соданбек, Аман Камчибеков), «Мы — ваши дети» (Ольгерд Воронцов) и «Холодный март» (Игорь Минаев).

[6] Подробнее см.: Михайлин В., Беляева Г. Советское школьное кино: рождение жанра // Острова утопии: педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1990-е). М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 549—596.

[7] Базовая модель (индивидуальное вчувствование в «большие логики») говорит сама за себя.

[8] «Расписание на послезавтра» (1978) Игоря Добролюбова, «Если верить Лопотухину» (1983) Михаила Козакова, «Это мы не проходили» (1975) Ильи Фрэза.

[9] Фантастический сюжет в «Приключениях Электроника» (1979, 1980) Константина Бромберга.

[10] «День солнца и дождя» (1967) Виктора Соколова, «Вам и не снилось» (1980) Ильи Фрэза, «юношеская» трилогия Сергея Соловьева («Сто дней после детства» (1975), «Спасатель» (1980), «Наследница по прямой» (1982)).

[11] То есть, собственно, накопления разнообразных моделей поведения вкупе с представлениями о ситуативной адекватности каждой конкретной модели.

[12] «Не болит голова у дятла» (1974), «Ключ без права передачи» (1976) и «Пацаны» (1983) Динары Асановой, в определенном смысле — «Завтра была война» (1987) Юрия Кара.

[13] Во всех возможных вариантах от туристическо-каэспэшной мифологии до ритуализированной Schweinbruderlei («каждый год 31 декабря мы ходим в баню…»).

[14] Быков Р. До и после «Чучела» // Юность. 1985. № 9. С. 84—105.

[15] Осенние сады и парки, заброшенные храмы, рассохшиеся деревянные дома в тихом провинциальном городке над рекой, Филемон (без Бавкиды) в роли хранителя традиционных ценностей и маленький оркестрик под управлением режиссера фильма, играющий вальсы пустоте, — полный набор элементов, сплавляющий воедино буколический locus amoenus с городом детства.

[16] Последняя реплика в исполнении матери одной из учениц (Светлана Крючкова) становится поводом для эпизода едва ли не в духе черной комедии. Все те, к кому имело смысл ее обращать, уже убежали, и взрослая женщина взывает к пустоте и к единственному мальчику, который задержался исключительно потому, что пытался вступиться за «козла отпущения» и тоже получил свое. Мальчик обреченно поднимается, чтобы идти за стаей, но между делом бросает через плечо ответ — в той же бессмысленно-формальной кодировке, что и апелляция персонажа Крючковой к мировой справедливости: «А у нас каникулы». Ни на какую помощь со стороны взрослых — конкретных или возведенных в высокую абстракцию — он явно не рассчитывает.

[17] Среди которых есть и те, кто ранее был очень далек от жанра школьного кино, как тот же Эльдар Рязанов.

[18] Ролан Быков, родоначальник этой «новой волны» позднесоветского школьного кино, и здесь является исключением: в снятом в 1990 году короткометражном фильме «Я больше сюда никогда не вернусь», пусть и не собственно школьном с формальной точки зрения, жесткость социального анализа в рамках темы о бесперспективности и бессмысленности взросления, ощущение тотальной неразрешимости, возникающей на этой основе апории, доводятся им до предела.

[19] Имеет смысл напомнить, что кульминация «Доживем до понедельника», фильма, во всех смыслах прецедентного для советского школьного кино, совпадает с решением протагониста, учителя Мельникова, покинуть школу — как систему и как форму деятельности. Впрочем, в русле общей, почти экзистенциалистской этики этой картины уход если не отменяется, то откладывается «до понедельника», Сизиф возвращается к камню, жизнь продолжается.

[20] По крайней мере именно так она воспринималась подавляющим большинством живущих в ее рамках людей. Соответственно, и те проективные реальности, которые выстраивались этими людьми, исходили из представления о наличном состоянии социального бытия как о стабильном и едва ли не вечном.

[21] От «Армия из тебя человека сделает» до «Раньше сядешь, раньше выйдешь».

[22] «Мы детки из клетки, вот кто мы, нас в зверинце за деньги показывать надо» («Чучело»), «Ты как инопланетянка, в другом измерении» («Крик о помощи»), «Вы нелюди», «Маленькие ничтожества, вообразившие себя людьми» («Дорогая Елена Сергеевна»); названия кинокартин: «Чучело», «Гомункулус», «Куколка» (авторы фильма осознанно обыгрывают полисемию слова), «Мутанты» (1988, Рустем Тажибаев), «Бешеная» (1988, Усман Сапаров), «Щенок» (1988, Александр Гришин), «Хомо Новус» (1990, Пал Эрдёшш). Примечательно, что инаковость современных подростков может «предъявляться» в разных, диаметрально противоположных регистрах. Дети могут представать в образах агрессивных «инопланетян» (от панковской стилистики до совершенно хтонических чудищ), а могут — в образах анахронических и категорически не совместимых с современной реальностью хранителей давно усопших советских идеалов («детдомовские» фильмы: «Пусть я умру, Господи», «Гомункулус»; в историзированном контексте — «Завтра была война»).

[23] Как с гендерной точки зрения, так и с точки зрения репрезентации разных социальных страт: мальчик-мажор, мальчик из интеллигентской семьи, спивающийся пролетарий (с папой-выдвиженцем) и девочка из неполной семьи.

[24] Опять же в разных вариантах — от трагедии, как в «Завтра была война», в «Маленькой Вере» (1988) Василия Пичула или в «Куколке», до слезливого городского романса как в «детдомовских» фильмах или в «Авария — дочь мента» (1989) Михаила Туманишвили.

[25] «Дом с привидениями» (1987) Ефима Гальперина.

[26] «На окраине, где-то в городе» (1988) Валерия Пендраковского.

[27] Фильм Станислава Ростоцкого как «повод для раздражения» был значим уже в 1970-е. Так, «Дневник директора школы» (1975) Бориса Фрумина целиком построен как полемическое высказывание в адрес «Доживем до понедельника». Густо насыщена отсылками к той же картине и «Работа над ошибками» Андрея Бенкендорфа (директор школы — однокурсник и одновременно антагонист главного героя; бывшие ученики как проблемная зона; тема «чужих писем», связанная с прецедентной исторической фигурой, воспринимаемой как непререкаемый моральный авторитет).

[28] В этом отношении, пожалуй, наиболее показательным случаем является «Гомункулус». Причем, за исключением фантасмагорического эпизода с кроликами (аллюзии разом на «Алису в стране чудес» и на эротическую традицию плейбоя), все остальные отсылки «работают» с кинотекстами: с «Друг мой, Колька» (тайное общество троечников), с «Чучелом» (Лена Бессольцева; еще одна отсылка к этому же образу — «правильная» девочка в «Работе над ошибками»). Даже отсылка к «Войне и миру» (первый бал Наташи Ростовой) переадресует зрителя не к роману Льва Толстого, а к фильму Сергея Бондарчука.

[29] Подробнее о прагматике этого персонажа см. в: Михайлин В., Беляева Г. Указ. соч. С. 566—568.

[30] Элитарный статус семьи, из которой происходит «проблемный» персонаж, как правило, проговаривается, но никак не подчеркивается собственно визуальными сигналами. Шикарная сталинская квартира, в которой живет Валерий Лисовский, протагонист «Аттестата зрелости» (1954) Татьяны Лукашевич, практически ничем не отличается от квартиры, в которой живет его друг и антагонист, правильный советский парень.

[31] От едва ли не маниакальной озабоченности социальным неравенством в «Соблазне», «Крике о помощи» и «Публикации» до нюансированного выстраивания тончайших различий между уездным пролетариатом и уездной же интеллигенцией в «Маленькой Вере».

[32] «Эраст» в древнегреческой традиции — взрослый, статусный и активный любовник в паре взрослый мужчина — мальчик/эфеб. Система гомосексуального ухаживания, существовавшая в Греции времен архаики и классики, была во многом перенесена на более поздние европейские системы ухаживания мужчины за женщиной. Эраст не должен быть слишком настойчивым, он должен проявлять терпение, дарить подарки, добиваться добровольного согласия партнера на близость — которая, кстати, не предполагала никаких форм проникающего секса.

[33] «Звонят, откройте дверь» (1965) Александра Митты.

[34] «Эромен» — младший, нестатусный и пассивный партнер в древнегреческой «педической» культуре. Модель его поведения в ходе развития эротического сюжета позже переносится на женские модели: он не должен выказывать излишней заинтересованности в эротике, он должен принимать подарки, но не выпрашивать их, он не должен позволять по отношению к себе неподобающих вольностей.

[35] «Доживем до понедельника» (1968) Станислава Ростоцкого, «Спасатель» (1980) Сергея Соловьева.

[36] «Весна на Заречной улице» (1956) Феликса Миронера и Марлена Хуциева; «Большая перемена» (1972—1973) Алексея Коренева, уже в совершенно фарсовом ключе.

[37] «Чужие письма» (1975) Ильи Авербаха, где сюжет эраст/эромен приобретал еще и достаточно внятные гомоэротические коннотации — в полном соответствии с исходной греческой традицией, к вящей радости подпольного в Советском Союзе лесбийского сообщества.

[38] Начиная прямо с «Чучела». Далее — «Завтра была война», «Куколка», «Соблазн», «Гомункулус», «Маленькая Вера», «Пусть я умру, Господи», «Авария — дочь мента», в каком-то смысле «Дорогая Елена Сергеевна».

[39] Фильм Василия Пичула «Маленькая Вера» в этом смысле практически энциклопедичен, вплоть до финального воссоединения любовной пары, обусловленного только тем, что «стало страшно» и пойти больше попросту некуда. Впрочем, на подобную энциклопедичность может претендовать едва ли не любой из фильмов 1988 года.

Игорь Олейников: я стараюсь, чтобы читатель задумался над моей иллюстрацией

Иллюстрации должны заставлять читателя задуматься над текстом, показать то, на что никто не обращал внимания, помочь по-иному осмыслить произведение, считает российский художник Игорь Олейников – лауреат самой престижной в книгоиздании премии Ганса Христиана Андерсена.

Золотая медаль Андерсена "за выдающиеся заслуги и вклад в мировую литературу для детей и юношества" была вручена Олейникову в Афинах на Всемирном конгрессе Международного совета по детской книге (IBBY). До этого единственной русской художницей, получившей эту престижную награду в 1976 году, была Татьяна Маврина.

Почему он не будет иллюстрировать выходящие сейчас книги Толкина и как бы он нарисовал богов Древней Греции, об отношении к канонам в рисунке и "Смешарикам", о детских книгах и иллюстрациях в книгах для взрослых, Игорь Олейников рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости в Афинах Геннадию Мельнику.

— Поздравляю вас с такой престижной наградой. Как вы восприняли присуждение премии? Ожидали?

— Говорить, что нет – будет кокетством. Чуть-чуть ожидал – вот будут сейчас объявлять, а вдруг? С другой стороны – 42 года ничего не было, и с какой радости мне будет премия? Такие сильные художники были в конкурсе. Сердце, конечно, колотилось, и раз – объявили меня.

— Конкуренты сильные были?

— Да, особенно два художника мне понравились – из Австрии и Китая. Очень сильные были. Думал, что им дадут, честно говоря.

— Вообще как вы оцениваете качество оформления детских книг сейчас?

— В России оно очень высоко пошло. Оно съехало с рельсов соцреализма, к которому всех приучали и который еще лет 10-15 назад был. Все художники рисовали довольно однообразно. Сейчас пришли молодые, и разнообразие огромное, и текстов прекрасных очень много появилось. Сейчас детская книга пошла вверх.

— Но тиражи-то какие большие были!

— Да, они были миллионные, и где все это было – я не знаю. В моем детстве моя мама собрала роскошную коллекцию детских книг.

С другой стороны, сейчас ушла подростковая книжка. Тот, для кого работает иллюстратор, по большей части, — это подросток. Жюль Верн, Майн Рид – это ушло и не вернется. Кому сейчас интересно читать Жюль Верна, особенно после "Звездных войн"? К тому же он пишет очень долго, медленно, растянуто. Нет. Джек Лондон, может быть, останется, а Верн и Рид – нет. И с ними ушла иллюстрация, большая часть иллюстрации.

Но когда я рисую, я не думаю, что рисую детям. Я рисую, как для себя. Не думаю, кто будет смотреть. Конечно, желательно не рисовать курение, алкоголь, нельзя кровищи напускать, хотя иногда хочется (смеется).

— Что вы, как художник, думаете о современных детских книгах?

— Я сейчас читаю в основном зарубежную литературу и тексты, которые мне дают для работы. Вот есть прекрасный, замечательный автор Андрей Усачев.

— Вы в советское время мультипликатором работали. Были тогда замечательные образы – Волк и Пес, Чебурашка и крокодил Гена, кот Матроскин и дядя Федор. Появляется что-то подобного масштаба сейчас?

— Мне очень нравятся "Смешарики". Только не 3D, а 2D. Я обожаю эту серию. Такого же масштаба "Маша и медведь" – всю планету уже завоевала. Больше не знаю.

— Вы иллюстрировали "Хоббита".

— Это было так давно!

— В Америке сейчас вышла ранее неизданная книга Толкина "Падение Гондолина", в России скоро выйдет "Повесть про Берена и Лютиен". Будете иллюстрировать?

— Нет! Что вы!

Я когда-то был фанатом Толкина, и сейчас его люблю, и пытался много рисовать. Но я знаю, что лучше Михаила Беломлинского не нарисовать – это прекрасно! Простые рисуночки, как будто под гобелен, как будто несерьезные – это лучшие иллюстрации Толкина, которые я видел. Он делал хоббита с Леонова – и это самый прекрасный хоббит на свете, которого я видел. Все навороты современные – нет, не то.

— Как вы считаете, меняют иллюстрации отношение читателя к книге, ее героям?

— Смотря какие иллюстрации. Если пролистывать бездумно… Я считаю, что мои иллюстрации надо смотреть и соотносить с текстом. Я стараюсь, чтобы читатель задумался над моей иллюстрацией, почему это так, а не иначе. Почему рыба, которая лежит в "Коньке-горбунке" на животе, а у меня – на боку? Там написано "рыба-кит". Кит – это не рыба, а рыба – это не кит. Я выбрал рыбу, 

— Вы позволяете себе вольности при трактовке образов?

— Я только так и стараюсь делать. Но оставаться в границах текста. Например, я делал иллюстрации к "Сказке о попе и работнике его Балде". Я поменял их местами, сделал попа хорошим, а Балду – конченым негодяем. Мне так захотелось. Всегда поп был плохой, а Балда хороший. А чего же в нем хорошего? Дай, думаю, попробую поменять местами. И получилось все.

— Это не влияние церкви?

— Нет, это не страх какой-то. Просто я терпеть не могу каноны. Я считаю, что канон хорош только в иконе. А в иллюстрации не может быть никаких канонов. Мало ли, что все рисуют так. Ну и что? А я так не хочу. Мало ли, что этот герой считается положительным. Когда я делал иллюстрации к сказкам Владимира Даля – они неадаптированные – там такое! Все мы знаем сказку про Ивана-царевича и серого волка, такого благородного волка. Но у Даля волк в конце убивает Ивана-царевича. Что там волк вытворяет с Иваном-царевичем! Постоянно подставляет его! Это совсем не та сказка, которую мы знаем.

Когда начинаешь читать сказки и задаваться вопросами, то вырисовывается совсем другая картина. Хотя все в тексте есть. Я задаю вопросы к каждому слову.

— Сейчас вы над чем работаете?

— Сейчас у меня "Опыты" Монтеня. Очень серьезная книга. Только начал. Думаю, думаю, думаю. Я ведь не только с детской книгой работаю, и к взрослым книгам делаю иллюстрации, что мне очень нравится. Два из четырех издательств, с которыми я работаю, издают взрослые книги. Я сделал иллюстрации к "Войне миров".

— По-моему, из взрослой книги иллюстрации ушли лет 30 назад.

— Даже больше. Когда-то были иллюстрации редкие. Сейчас снова возвращаются. И мне нравится это. Я делал иллюстрации к Библии.

— Как вы книги отбираете для работы?

— Мне дают издатели, но они знают, что давать. И мы садимся и вместе думаем.

— Бывает, что работа идет тяжело?

— Боюсь, с Монтенем будет тяжело. До этого было несколько трудных книг. Но садишься и работаешь. Я не жду вдохновения. Нет, это работа. Садишься и работаешь каждый день.

— Выставку своих работ планируете провести?

— Они проходят, в последнее время даже часто. Иногда мне кажется, что слишком часто. Сейчас будет выставка в Магадане, потом в Мюнхене. До этого было несколько выставок.

— Поскольку вы сейчас в Греции находитесь – не было планов проиллюстрировать мифы Древней Греции?

— Нет, не было. И никто не предлагал. Мне неинтересно рисовать буквально по тексту. Мне надо что-то от себя. Вот Стивен Фрай сейчас выпустил книгу про легенды и мифы Древней Греции. Он из богов сделал живых людей. Это роскошно! У него Зевс щелкает пальцами, барабанит по столу, по ручке трона. Великолепный текст, с юмором! Вот только таких богов и нужно рисовать. Только кто же мне их даст.

Я бы сделал мифы Древней Греции, но только так, как там написано. Ведь там такие страшные жестокости.

Я часто приводу пример, как делал "Конька-горбунка". Там в конце фраза про царя – "бух в котел и там сварился". А сварился он, живой человек, в кипящем молоке. Это ужас. Но ведь никто не замечал. Я нарисовал вареного царя. Ведь в тексте это есть.

Я ничего не придумываю сам. Просто очень многие люди не замечают каких-то слов в тексте. Мне хочется, чтобы они обратили внимание на это.

Спарта и Сюйчжоу на Рязанской земле

Нина Катаева, Рязань – Москва

Рязань собрала представителей 40 исторических городов мира

В Рязани состоялся Первый международный форум древних городов. Сюда приехали представители 40 городов из 14 стран. Самыми древними оказались греческая Спарта (XI в. до н.э.) и китайский Сюйчжоу (VI в. до н.э.). Рядом с ними наша почти тысячелетняя Рязань молода, не говоря о более юных Угличе, Касимове и других российских городах, хотя все они соответствуют критерию, принятому на форуме: поселению должно быть не менее 500 лет. Главное же — заботы и устремления у этих городов во многом похожи.

По улицам прошли делегации в национальных костюмах. Следом «плыли» ладьи-автомобили, стилизованные под древнерусские корабли. Торжество продолжилось в Рязанском кремле, где собравшихся приветствовал губернатор Рязанской области Николай Любимов. В праздничном концерте приняли участие творческие коллективы Смоленска, Ярославля, Ловеча, Углича, Керчи, Спарты, Бухары, Казани. С успехом выступил Рязанский русский народный хор им. Е. Попова.

Ноухау праздника стали красочно оформленные арки — «посольства», где горожане в нарядных одеждах завлекали к себе посетителей разложенными на столах сувенирами и заморскими яствами. Вот вяземская купчиха выставляет роскошные пряники, вот смоленские мастера прямо за гончарным кругом изготавливают для вас сувенирный кувшин, рядом самого губернатора обучают игре на дойре — бухарском бубне, а колокольных дел мастера зовут позвонить на настоящем колоколе. И глаза разбегаются у публики — Пронск, Париж, Стамбул, Гранада, Гродно, Козельск... Полномочный представитель Президента РФ в ЦФО Игорь Щеголев сказал на открытии посольств: «До сих пор подобных собраний в России не было. К вам приехали представители как городов-миллионников, так и совсем маленьких поселений, казалось бы, что у них общего? А общее есть, это задача — и жизнь людей сделать по-современному комфортной, и историческое наследие сохранить. Конечно, каждый будет решать ее по-своему, но каким-то универсальным вещам можно будет и поучиться друг у друга».

То, что Рязань по праву стала хозяйкой такого сбора, гости признали сполна. Рязанский край славен героической историей, уникальными памятниками архитектуры, богатым природным наследием. Рязанская земля подарила миру плеяду талантливых людей — таких как поэт Сергей Есенин или композитор, автор гимна России Александр Александров.

Большое внимание привлекло пленарное заседание «Кухни древних городов мира, их история, традиции и культура как двигатель туризма», в котором приняли участие специалисты по туризму 14 городов, в том числе Рязани, Москвы, Севильи, Парижа, Махачкалы, Еревана, Таллина, Суздаля. Национальная кухня — важный способ знакомства с культурой и историей региона. По данным исследований, 30-40 процентов расходов туристов приходятся на еду, причем особый интерес — к старинным рецептам. «Считаем это направление одним из приоритетных в отрасли, — сказал губернатор.

Глава Ростуризма Олег Сафонов поддержал хозяина форума. В Рязанской области, отметил он, успешно реализуется федеральная программа по развитию внутреннего и въездного туризма, создается туристский кластер. В будущем, надеется он, Рязань войдет и в новый, разрабатываемый сейчас федеральный проект «Гастрономическая карта России».

К радости рязанцев и гостей их города, они закрепили за собой площадку для форума и на будущий год.

Голоса

Валиотис Евангелос, мэр города Спарта

— Форум в Рязанской области — один из лучших способов наладить сотрудничество между городами и странами. Нас могут связать не только дружеские, но и туристические отношения.

Кристина Макрисополу, член городского совета города Спарта

— Мы получили большой опыт в теме сохранения архитектурного наследия и развития древних городов. Землякам буду рекомендовать посетить Рязань в качестве туристов. Скажу, что увидят невероятные архитектурные постройки, сохранившиеся с древних времен, познакомятся с русской кухней, которая, уверена, им понравится, и увезут красивые сувениры ручной работы.

Эльвира Гарбес, заместитель мэра города Трир

— Форум может стать серьезной дискуссионной площадкой по вопросам сохранения и развития культурно-исторического наследия древних городов. Благодаря этому наши города получают шанс стать еще привлекательнее.

Россия. Весь мир. ЦФО > СМИ, ИТ. Миграция, виза, туризм > trud.ru, 31 августа 2018 > № 2767311

Италия, Швейцария, Исландия стали рекордсменами потребления энергии ветра, на очереди - Голландия, Норвегия, Латвия и Греция

"У нас есть доказательства, что возобновляемые источники энергии становятся все более важными для населения и промышленности в Европе", - заявил в Осло Том Линдберг, управляющий директор в ECOHZ.

Литва, Латвия и Греция тоже будут утверждены в качестве новых членов европейской ассоциации AIB, и скорее всего, где-то в конце 2018 или начале 2019 года.

Спрос и предложение сертификатов происхождения энергии на 2018 год показывают, что есть поставки до 45 млрд. кВт / ч, в то время как спрос составляет 34 млрд. кВт-ч.

“Исторически было выше предложение, чем спрос. Теперь мы видим, как это меняется быстро, и на вторичном рынке их доля значительно снизилась за последние два года”.

Рекордно высокий уровень спроса на энергию ВИЭ с сертификатом происхождения наблюдается в Италии и Швейцарии. Итальянские домашние хозяйства и предприятия в 2018 году уже приобрели 44.9 млрд. кВт-ч, по сравнению с 39.5 млрд. кВт-ч в 2 квартале 2017 - рост на 13.7%. Швейцария также превосходит свой собственный рекорд с 56.8 млрд. кВт * ч с начала года в 2018 году по сравнению с 51.1 Твтч во 2-м квартале 2017 - м-рост 11.2%.

Имея намного меньший рынок, Исландия также отмечает впечатляющий рост - на 38,5% в 2018 году (3.6 млрд. кВт-ч) по сравнению с 2 кв. 2017 (2,6 млрд кВтч).

“В Норвегии большие производственные ГЭС “доминировали” несколько лет. В то время как производство и гарантии, Норвегии на источники питания были очень стабильными (140 млрд. кВт-ч в 2017 году), много новых стран внесли свой вклад в резкое увеличение общей гарантии происхождения поставок”, - говорит Том Линдберг. Это привело к значительному снижению доли Норвегии энергии с сертификатом происхождения – падение до 60% в 2008 году до 27% в 2017 году. “Это здоровый сигнал, и важным событием для рынка – повышение стабильности и больше разнообразия”, - говорит Линдберг.

Гидроэнергетика уже давно наиболее распространенная технология в странах Европы. Гидроэнергетика занимает по-прежнему большую долю, но изменения происходят быстро. Доля поставок ГЭС снизилась с 79% в 2015 году до 64% в 2017 году. “Это изменение может быть объяснено повышением доступности ВИЭ от солнца и ветра”, - говорит Линдберг. Рынок ветра растет быстро - от 11% в 2015 году до 21% в 2017 году. Доля солнечной энергии по-прежнему мала, но выросла с 1% в 2015 году до 5% в 2017 году.

"В настоящее время во многих странах есть лимит выдачи гарантии энергии от электростанций, получивших национальную поддержку. И новейшие технологии получения энергии от солнца и ветра имеют узкую нишу. Эта практика может измениться – либо в результате изменения политики, но и системы поддержки, демонстрируемой во многих странах.

В настоящее время есть страны -Голландия и скандинавские страны - с политикой, разрешающей выдачу сертификатов происхождения от электростанций, которые получают взносы от национальных систем, также являются одними из самых привлекательных для развития рынков ВИЭ в Европе сегодня", - говорит Линдберг.

Нескольких стран-членов, как ожидается, готовы присоединиться к AIB. На пан-европейском рынке подключенных к AIB в настоящее время насчитывает 20 членов. Литва, Латвия и Греция все наперебой будут утверждены в качестве новых членов AIB, и скорее всего, где-то в конце 2018 или начале 2019 года. Польша, Сербия и Босния, могут быть следующим в этой линии.

“Каждая новая страна-член, которая присоединяется к системе AIB приносит и больший спрос, и предложение на рынке возобновляемых источников энергии в Европе”, - говорит Линдберг. “Эти новые страны-члены будут представлять собой значительное расширение Европейской энергосистемы ВИЭ”, - говорит Линдберг.

В Греции построят роскошный курорт стоимостью более €420 млн

Проект планируют реализовать в регионе Арголида на полуострове Пелопоннес, неподалеку от города Нафплион.

Элитный курорт призван полностью преобразить облик региона, превратив пустующую местность в многофункциональное место для отдыха с полной инфраструктурой. После завершения он будет привлекать тысячи туристов, пишет Greek Reporter https://greece.greekreporter.com/2018/08/30/new-mega-project-for-luxurious-resort-in-greeces-peloponnese/ .

Проект, который недавно был одобрен на министерском уровне, будет включать в себя роскошный отель, жилье для отдыха, магазины, площадки для занятий спортом, поле для гольфа на 18 лунок, а также рестораны и спа.

Расчет властей может оказаться верным, ведь последние исследования показывают: Греция притягивает состоятельных путешественников https://prian.ru/news/37138.html . Девелопером мега-проекта выступит компания Dolphin Capital.

Prian.ru

На 99% завершено строительство албанского участка TAP.

Прокладка албанского участка Трансадриатического трубопровода (TAP) завершена на 99 процентов, сообщили албанские СМИ. По данным консорциума по строительству TAP, из 215 км, приходящихся на албанский участок, строительство завершено на протяжении 213 км. TАР является частью проекта «Южный газовый коридор» и будет соединен с другим газопроводом TANAP на турецко-греческой границе, который пройдет по территории Греции, Албании, дну Адриатического моря, а затем направлен на юг Италии.

Первоначальная мощность TAP составит 10 млрд кубометров газа в год с возможностью ее удвоения. Строительство TAP планируется завершить в 2020 году, чтобы в этот же год первый азербайджанский газ попал в Европу. Протяженность трубопровода составляет 878 км, из которых 550 км будут проложены по территории Греции, 215 км – Албании, 105 км – по дну Адриатического моря и 8 км – по территории Италии.

Дубай, ОАЭ. Туристический портал TripAdvisor включил Дубай в TOP-20 городов мира, рекомендуемых для путешествий. Самый красивый город ОАЭ занял в рейтинге только 17-е место, пропустив вперед такие европейские столицы, как Париж, Лондон и Рим, а также популярные острова Бали, Крит и Пхукет.

Портал отмечает, что Дубай славится не только круглогодичным пляжным сезоном, но и, например, разнообразием бранчей. В целом, Дубай описывается как «направление, совмещающее современную культуру и историю, предлагающее активные приключения, шопинг мирового уровня и развлечения».

Среди наиболее рекомендуемых к посещению достопримечательностей – Дубайская опера, небоскреб Burj Khalifa с подъемом на обзорную площадку, а также рынки золота, специй и тканей в районе Дубайской бухты.

Источник: Time Out Dubai

Мощи святителя Спиридона Тримифунтского пробудут в России до 15 октября

В России находятся мощи одного из самых почитаемых святых - святителя Спиридона Тримифунтского, которые прибыли из Греции 24 августа и будут путешествовать по российским городам вплоть до 15 октября.

Ковчег с десницей святого побывает в 12-ти регионах России. Из Краснодара – первой остановки мощей, ковчег отправился в Екатеринбург, в Храм-Памятник на крови, где ему смогут поклониться верующие в течение двух дней – 30 августа и 1 сентября.

Как сообщает РИА-новости со ссылкой на пресс-службу общецерковных мероприятий Московского патриархата, после Екатеринбурга мощи доставят в Красноярск (2-4 сентября, Кафедральный Собор Покрова Пресвятой Богородицы), Кемерово (5-6 сентября, Знаменский кафедральный собор), Подольск (7 сентября, Кирилло-Мефодьевский монастырь), с.Шкинь Коломенского района (8 сентября, Свято-Духовский храм), Коломна (9 сентября, Успенский кафедральный собор), Тула (10-11 сентября, Свято-Успенский кафедральный собор), Санкт-Петербург (12-14 сентября, Казанский собор Воскресенского Новодевичьего монастыря), Тверь (15-16 сентября), Саратов (17-18 сентября, Покровский храм), Новочебоксарск (19 сентября, Свято-Владимирский собор), Ярославль (20-21 сентября, Успенский кафедральный собор), Москва (22 сентября – 15 октября, Храм Христа Спасителя).

Святой Спиридон Тримифунтский (около 270-348) родился на Кипре и с детских лет отличался добротой, отзывчивостью и кротостью. За многие его добродетели Господь наделил Спиридона даром прозорливости и исцеления людей. Он избавлял людей от неизлечимых болезней и душевного недуга, совершал много других чудес.

Мощи святителя Спиридона Тримифунтского покоятся на острове Корфу.

В Афинах открылся 36­-й Всемирный конгресс Международного совета по детской книге

На конгрессе состоят­ся различные професс­иональные дискуссии, посвященные детскому чтению, презентации просветительских и издательских проект­ов, круглые столы и лекции, встречи со знаменитыми детскими писателями и художн­иками мира. Всего бо­лее 300 мероприятий за три дня.

Тема конгресса IBBY- 2018 - «Восток вст­речается с Западом вокруг детских книг и сказок».

В этом году конгресс открылся необычным докладом «Рыбы - это люди. Как постгума­низм помогает разобр­аться в детских книж­ках-картинках и как детские книжки-карти­нки помогают разобра­ться в постгуманизме» канадского професс­ора, крупнейшего спе­циалиста по детской литературе Перри Нод­ельмана. Г-н Нодельм­ан продемонстрировал сотни книг, где фиг­урируют рыбки всех мастей и видов, проан­ализировал различные их изображения и сю­жеты, в которых подв­одные жители принима­ют участие, придя к выводу, что, пожалуй, мы больше всего уз­наем о себе, когда читаем о рыбах.

После собравшихся ждала музыкальная пау­за: греческие музыка­нты сыграли на аутен­тичных древних инстр­ументах. Из зала не уплыла ни одна "рыба­", музыка околдовала всех.

В первый день конгр­есса с докладом выст­упила и Анжела Лебед­ева,

исполнительный дире­ктор IBBY России. Она рассказала о Конце­пции Национальной пр­ограммы поддержки де­тского и юношеского чтения в РФ: "Меня особо радует и обнадё­живает как специалис­та - поставленные в рамках данной госуда­рственной программы вопросы: о возрожд­ении в стране кафедр детской литературы и библиотечной работы с детьми и целевая подготовка специали­стов в области детск­ого чтения".

Следом Лебедева под­елилась примерами, как Российская госуда­рственная детская би­блиотека (самая круп­ная детская библиоте­ка в мире!) уже реализует программу Конц­епции по некоторым направлениям.

Но самое главное со­бытие для России слу­чится здесь вечером 31 августа: спустя 42 года Золотая медаль им. Х. К. Андерсена будет вручена российскому художнику Игорю Олейникову за выдающиеся заслуги и вклад в мировую ли­тературу для детей и юношества. До этого единственной русской художницей, получи­вшей эту престижную награду в 1976 году, была Татьяна Маврин­а.

Награда эта престиж­на настолько, что ее уже давно окрестили «малой Нобелевской премией».

Великолепный художн­ик, аниматор, иллюст­ратор детских книг Игорь Олейников – без­условно, одна из сам­ых ярких звёзд в пл­еяде отечественных художников – иллюстра­торов. Олейников проиллюстрировал такие книги, как «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, «Хоббит, или Туда и Обратно» Дж. Р. Р. Толкина, «Приключения барона Мюнхгаузена» Эриха Ра­спе, «Сказочные исто­рии воздухоплавания» Андрея Усачева и мн­огие другие.

Лауреатом среди авт­оров в этом году ста­ла японская писатель­ница Эйко Кадоно.

В последний день ко­нгресса, 1 сентября, Греция передаст эст­афетную палочку Росс­ии: в 2020 году наша страна впервые за 65 лет деятельности IBBY станет местом пр­оведения 37-го Между­народного конгресса IBBY.

Музейная сеть «Музей иллюзий» объявила об открытии своего филиала в Дубае - в комплексе Al Seef. Запуск запланирован на 12 сентября этого года.

Музей был запущен в Загребе в 2015 году и уже присутствует в шести других городах. Еще столько же запланированы в этом году, в том числе в Афинах, Нью-Йорке, Торонто и Берлине.

Компания заявила, что ее музей в Дубае сможет похвастаться самой большой коллекцией оптических иллюзий в сети.

Полный список аттракционов еще не представлен, но известно, что в Дубае будет построен вихревой туннель с вращающимся цилиндром, в котором людям кажется, что земля уходит из-под ног.

В Ames Room гости смогут «менять размер собственного тела» в зависимости от своего положения. Разумеется, речь также идет об оптической иллюзии.

Варвара Свищева, менеджер музея иллюзий Дубая, сказала, что экспонаты были тщательно отобраны, чтобы прийтись по вкусу жителям города и туристам.

Источник: Gulf Business

В Афинах открылся первый отель сети Grand Hyatt

Grand Hyatt Athens - первый отель сети Grand Hyatt в Греции и первый отель Hyatt в греческой столице открылся в Афинах. Об этом объявила компания Hyatt Hotels Corporation.

Новый отель расположен на проспекте Сиггру, в нескольких минутах ходьбы от исторического центра города и лучших столичных ресторанов.

По словам Никоса Трикуракиса, генерального менеджера отеля Grand Hyatt Athens, новый отель предложит посетителям непревзойдённое гостеприимство и качественное обслуживания в пространстве высокой эстетики, инноваций и минимальной роскоши.

Отдавая дань знаковой греческой культуре, 309 номеров отеля имеют элементы интерьера, напоминающие древние Афины. Вместе с оригинальными экспонатами из Музея кикладского искусства, современное фойе украшено работой The Coin, навеянной древними афинскими монетами и олицетворяющее греческое экономическое благополучие V века до н.э. На крыше отеля находится превосходный ресторан Penthouse Restaurant и открытый бассейн с прекрасным видом на Акрополь.

Управление отелем взяла на себя компания Kokari Limited / KNOSSIAN GROUP, в то время как строительством и планировкой занимался международный инвестиционный фонд по недвижимости Henderson Park and Hines.

Греция заняла 2-е место на Международном конкурсе фейерверков в России

Греческая команда заняла 2-е место на Международном фестивале фейерверков «Ростех», а также завоевала Приз зрительских симпатий.

Фестиваль фейерверков «Ростех» - крупнейший международный фестиваль пиротехнического искусства, который ежегодно проходит летом в Москве с участием лучших мировых команд.

В этом году в конкурсе приняли участие восемь команд из Австрии, Андорры, Болгарии, Италии, Великобритании, Словакии, США и Греции.

Программы, которые оценивало жюри, в этом году состояли из двух частей:

визитной карточки участника – фейерверка в цветах национального флага под музыку с национальным колоритом;

произвольной программы на тему добра и волшебства.

Греческая команда под руководством режиссёра шоу Павлоса Наноса в первой части представила на обозрение 700 000 зрителей шоу фейерверков в ритмах «Грека Зорбы», а во второй части подобрала музыкальное сопровождение по теме конкурса.

«Газпром нефть» на 20% увеличила объем продаж смазочных материалов

«Мы изначально ставили себе цель стать серьезным игроком отрасли и сегодня обладаем всеми ресурсами для вхождения в ТОП-10 поставщиков смазочных материалов на мировом рынке», — отмечает генеральный директор «Газпромнефть — смазочных материалов» Александр Трухан.

Оператор бизнеса масел «Газпром нефти» — «Газпромнефть — смазочные материалы» — в первом полугодии 2018 года нарастил продажи продукции на 20% относительно аналогичного периода 2017 года — до 319 тыс. тонн. При этом реализация различных типов масел премиум-класса составила почти половину объема — 143 тыс. тонн. Продажи масел флагманского бренда G-Energy также выросли и достигли 24,4 тыс. тонн.

Объем реализации продукции за рубежом в первом полугодии 2018 года вырос на 13% относительно аналогичного периода 2017 года — до 110 тыс. тонн. Был осуществлен выход на новые рынки — начались поставки в Танзанию и Сингапур.

Смазочные материалы производства «Газпром нефти» сегодня доступны потребителям в 75 странах мира. Продукцию под брендами G-Energy, G-Profi, Gazpromneft и Gazpromneft Ocean используют индустриальные и сельскохозяйственные предприятия, судоходные компании, а также рядовые автовладельцы в Италии, Венгрии, Греции, Египте, Китае, Индии, Колумбии и др.

В России за отчетный период реализовано 210 тыс. тонн продукции, что на 23% превышает показатели прошлого периода. Драйверами продаж на отечественном рынке являются: растущая дистрибьюторская сеть, активная маркетинговая и техническая поддержка. Дополнительный эффект обеспечивает участие в программе импортозамещения.

Интервью Посла России в Македонии О.Н.Щербака газете «Нова Македония», 25 августа 2018 года

Господин Посол, как Вы могли бы оценить динамику развития российско-македонских отношений за время Вашего пребывания в должности главы дипломатической миссии в Македонии?

Мне было приятно и интересно работать в Республике Македонии, к народу которой в России испытывают чувство глубокого уважения и с которым мы связаны многовековыми узами дружбы, общими корнями и духовными ценностями. Главная задача каждого российского посла и всех наших дипломатов, работающих в вашей стране, – способствовать сохранению и укреплению этого бесценного наследия, развивать обоюдовыгодное сотрудничество и взаимопонимание. Я искренне благодарен гражданам Македонии за их доброе отношение к России, в которой подавляющее большинство македонцев видят настоящего друга. Полагаю, что в этом и есть самый важный результат моей работы здесь, равно как и усилий всех моих предшественников на этом посту. Немало полезного было сделано и для динамичного развития торгово-экономических, образовательных, культурных, гуманитарных и иных связей между нашими странами. Убеждён в том, что, несмотря на некоторые сбои в этом процессе из-за затянувшегося внутриполитического кризиса в Македонии, потенциал наших отношений весьма велик, и если в них будет преобладать линия на взаимный учёт интересов друг друга, на укрепление благожелательной атмосферы, то дальнейшее сотрудничество будет иметь большие перспективы. Со своей стороны, мы готовы развивать всестороннее партнёрство с Республикой Македонией настолько глубоко и широко, насколько к этому готова сама македонская сторона. Как известно, Россия своих слов на ветер не бросает.

Три года Вы являлись дуайеном дипломатического корпуса. Что Вы можете сказать об этом аспекте Вашей деятельности?

Да, на протяжении ряда лет мне довелось выполнять эту почётную функцию, и я благодарен и македонской стороне, и своим коллегам по дипкорпусу за конструктивное сотрудничество при осуществлении обязанностей дуайена. Думаю, что на этом поприще мне удалось добиться главного, что требуется от старейшего по сроку пребывания в стране посла – своим примером показывать полное уважение к стране пребывания, её суверенитету, обычаям и традициям, чётко придерживаться дипломатического протокола, не допускать попыток политизировать миссию дуайена. Надеюсь, что мой преемник в этой роли, кто бы им ни стал, будет вести себя таким же образом, строго соблюдать положения Венской конвенции о дипломатических сношениях.

Новость о завершении Вашей работы в Македонии имела эффект разорвавшейся бомбы для публики. Выстраиваются самые разные догадки и теории, в частности, увязывающие это событие с предстоящим 30 сентября референдумом по Преспанскому соглашению. Имеют ли под собой все эти версии какую-либо реальную основу?

Все эти спекуляции беспочвенны. Понимаю желание отдельных журналистов и СМИ в погоне за сенсацией нафантазировать любые, даже самые экстравагантные, теории относительно такой обыденной в дипломатической практике процедуры, как смена посла, но вынужден их разочаровать: механизм назначения моего преемника был запущен задолго до появления на горизонте Преспанского соглашения и идеи проведения референдума. Реальность же проста. Как Вы уже упомянули, я проработал в Республике Македонии почти восемь лет, и это – едва ли не рекорд для глав иностранных дипмиссий в Скопье. За этот период времени здесь сменилось по нескольку послов из других стран. Наступило время и мне завершать работу в вашей гостеприимной стране, сказать «До свидания!» многочисленным македонским друзьям.

В последнее время в медийном пространстве появляются публикации о том, что Россия делает всё, чтобы не допустить урегулирования спора о госнаименовании и помешать вступлению Македонии в НАТО любой ценой. Как бы Вы могли прокомментировать подобные обвинения?

Мы уже неоднократно заявляли об абсурдности и фейковом происхождении этих утверждений. Речь идёт о сознательных и целенаправленных информационных вбросах, нагнетании русофобской истерии, запугивании людей «русской угрозой» с целью достижения конкретных внутри- и внешнеполитических задач. Ключевая из них – любыми способами затащить Республику Македонию в НАТО. Очень жаль, что часть политического истеблишмента в вашей стране, столкнувшись с дефицитом поддержки в обществе, пытается слепо копировать порочные методы Вашингтона и Лондона, которые своими клеветническими обвинениями в адрес России авторитета себе не нажили, но фактически «обнулили» отношения с Москвой и теперь сами не знают, как без потери лица выбраться из этого тупика. Полагаю, что правящим кругам в вашей стране не стоит подражать этому недальновидному курсу.

Теперь об урегулировании. Напомню, что Россия является Постоянным членом Совета Безопасности ООН и неизменно выступает за достижение Скопье и Афинами взаимоприемлемой, без давления извне договорённости по госнаименованию, которая учитывала бы интересы обеих стран, базировалась на широком общественном консенсусе и безупречном правовом фундаменте. Только на такой основе может быть обеспечено устойчивое и долгосрочное урегулирование этого двустороннего спора, упрочена региональная стабильность. Именно поэтому мы не скрываем своей озабоченности попытками навязать искусственные сроки для решения этой сложной, застарелой и крайне чувствительной для обеих сторон проблемы. По оценкам многих экспертов, Преспанское соглашение вырабатывалось в условиях неоправданной спешки, по сути, цугцванга, страдает серьёзными юридическими изъянами и явно не соответствует упомянутым критериям. Именно в этом коренятся причины нового всплеска противоречий и проблем по обе стороны границы, и Россия здесь не при чём. Для нас и Македония, и Греция – давние и важные партнёры на Балканах, и мы, безусловно, заинтересованы в их успешном развитии и процветании. Полагаем, что рациональная политика состоит в том, чтобы эффективно урегулировать существующие проблемы, а не нагромождать всё новые и новые.

Какова в целом позиция России по референдуму 30 сентября?

Сам по себе референдум – наиболее демократичная и, вероятно, единственно возможная форма волеизъявления граждан, когда речь идёт о столь чувствительных вопросах, как изменение названия страны и об идентитете её населения. Важно, однако, понимать, что плебисцит только тогда будет иметь надлежащую моральную и юридическую силу, если он организуется и проводится в строгом соответствии с законом. Все граждане Республики Македонии должны иметь возможность открыто и свободно выражать свою позицию, добровольно решать, участвовать или нет в этом референдуме. Необходимо создавать здоровую и конструктивную обстановку для широкой общественной дискуссии по сути выносимых на голосование вопросов. Согласно международному праву, проведение плебисцитов является сугубо внутренним делом любой страны, и внешние игроки не имеют права вмешиваться в этот процесс, влиять на его результаты, а также финансировать организацию соответствующих информационных кампаний.

К сожалению, в реальности всё пока обстоит иначе. Тоталитарный в своей сути принцип политической целесообразности всё более доминирует над верховенством права. На македонское общество оказывается массированное информационное и психологическое давление со стороны Запада, финансируемых им СМИ и неправительственных организаций. Граждан Македонии пугают тем, что, мол, если они не проголосуют «за», то ни у их страны, ни у них самих не будет будущего, поскольку единственным шансом для выживания Македонии непременно является её срочное – любой ценой – вступление в НАТО и ЕС. В нарушение всех норм права и приличий в этой кампании по «промыванию мозгов» активно участвуют и мои западные коллеги по дипкорпусу, многочисленные высокопоставленные визитёры из западных столиц. Шантаж ведётся и путём нагнетания угрозы обострения межэтнических отношений, что на фоне кровавого конфликта 2001 года и возникновения т.н. «Тиранской платформы» весьма опасно. Подобные эксцессы, конечно же, усиливают напряжённость в обществе, провоцируют его раскол. Беспокоит и то, что, по мнению специалистов в области права, подписание Преспанского договора и его последующая ратификация происходили в нарушение Конституции и действующих законов. Небезупречна с юридической точки зрения и предлагаемая к голосованию на референдуме формулировка вопроса, которая явно противоречит нормам внутреннего права, Конституции страны, рекомендациям Совета Европы, решениям европейских судов по схожим прецедентам. Увязка сразу трёх вопросов (Преспанское соглашение, членство в ЕС и членство в НАТО) является откровенной манипуляцией и, по меткому выражению местного юмориста, напоминает не плебисцит, а попытку навязать одно решение в нагрузку к другому. Так сказать, чисто американское пакетное предложение: покупаете «бигмак» – извольте купить и стакан «пепси-колы», отдельно или то, или другое не продаётся. Думаю, однако, что гражданам вашей страны сейчас не до шуток: их всерьёз принуждают к отказу не только от своего имени, но и от своего идентитета – станового хребта существования любой, в том числе и македонской нации.

Вступление в НАТО – стратегическая ориентация Македонии. Как оно отразится на российско-македонских отношениях? Может ли это негативно повлиять на политические, торгово-экономические, культурные и гуманитарные связи между нашими странами?

Считаем процесс расширения НАТО пагубным для безопасности в Европе. В то же время вступление вашей страны в НАТО, равно как и в другие межгосударственные объединения, является суверенным правом Республики Македонии и её граждан, и никто не вправе решать за народ вашей страны, в какие международные структуры ей входить и с какими государствами дружить. Россия всего лишь призывает македонскую сторону объективно взвесить аргументы «за» и «против» вступления в этот военный альянс, на совести которого многократные акты агрессии и разрушения суверенных государств. Вспомним варварские бомбардировки Сербии, насильственное отторжение от неё Косово, уничтожение Ирака, Ливии, трагедии Сирии и Йемена, гибель сотен тысяч мирных жителей, потоки миллионов беженцев. Безусловно, официальное присоединение Македонии к такому военно-политическому блоку, который к тому же открыто провозглашает своим главным противником Россию, не может не повлиять на атмосферу наших двусторонних отношений. На территории Македонии неизбежно появятся находящиеся вне юрисдикции вашего правительства военные объекты НАТО – факт, который мы будем вынуждены учитывать при составлении планов по защите России от возможных агрессивных действий блока. Кто может дать гарантию, что если завтра, не дай Бог, НАТО нападёт на мою страну, македонских солдат не заставят участвовать в этой авантюре? Понятно также, что членство Македонии в Североатлантическом альянсе не будет способствовать росту российских инвестиций: бизнес априори избегает вкладывать деньги в страны, где он не будет чувствовать себя в безопасности и где против него могут быть введены политически мотивированные санкции.

Перспектива ухудшения климата в отношениях с Россией – не единственный риск для Македонии, связанный с вступлением в НАТО. Вхождение в эту организацию будет стоить вашей стране дорого: это и усиление нагрузки на бюджет в связи с требованием увеличить военные расходы до 4 процентов от ВВП к 2022 году, и вовлечение под предлогом «евроатлантической солидарности» в сомнительные военные авантюры по всему миру, и ограничение суверенитета над собственной территорией, и отказ от национальной идентичности, вытекающие из договоров с Грецией и Болгарией. Стоит подчеркнуть, что, вопреки обещаниям, которые нынче столь щедро вам раздают, никакой реальной внутренней и внешней стабильности и безопасности, притока инвестиций и повышения уровня жизни членство в альянсе не несёт. В этом контексте полезно присмотреться к печальному опыту, к примеру, Болгарии, Румынии, Литвы и ряда других стран, уже длительное время находящихся в составе НАТО. Где обещанное процветание, рост числа рабочих мест, улучшение образования и здравоохранения? Где торжество демократии и победа над коррупцией? Пока мы видим лишь деградацию традиционных секторов экономики и массовый отток населения из этих стран.

Годы, которые Вы провели в нашей стране – это серьёзный этап не только в карьере, но и жизни. Какие впечатления остались у Вас и членов Вашей семьи от Македонии? Что бы Вы хотели пожелать гражданам нашей страны и хотели бы Вы вернуться когда-нибудь сюда?

В моральном плане нам легко работалось в Республике Македонии. И я, и моя супруга прониклись искренней симпатией к вашей стране и вложили частичку своей души в укрепление отношений между нашими братскими народами. Уверены, что это не был «сизифов труд».

Мы навсегда сохраним самые тёплые воспоминания о Македонии и её главном богатстве – чудесных и открытых людях, дружбой с которыми мы дорожим и по которым, конечно же, будем скучать. Наши пожелания? Они просты: мира, счастья, здоровья, взаимной любви и благополучия. Заботьтесь и о своей прекрасной родине, честь и достоинство, традиции и культуру которой вам – её детям и гражданам – завещано хранить и оберегать. Бог даст, может ещё не раз вернёмся на близкую русскому сердцу македонскую землю.

Россия. Северная Македония > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 27 августа 2018 > № 2763020 Олег Щербак

Завершился международный симпозиум «Специфические языковые расстройства у детей: вопросы диагностики и коррекционно-развивающего воздействия»

26 августа в Московском педагогическом государственном университете (МПГУ) подвели итоги Международного симпозиума «Специфические языковые расстройства у детей: вопросы диагностики и коррекционно-развивающего воздействия».

В симпозиуме приняли участие 754 представителя научно-профессионального сообщества из 19 стран мира, включая Россию, Абхазию, Австралию, Болгарию, Бразилию, Великобританию, Германию, Грецию, Израиль, Казахстан, Канаду, Кипр, Монголию, Новую Зеландию, Польшу, США, Узбекистан, Украину, Эстонию.

Подводя итоги симпозиума, заместитель Министра образования и науки Российской Федерации Т.Ю. Синюгина отметила, что Министерство будет продолжать работу по совершенствованию организационно- методической и нормативно-правой базы деятельности психолого-педагогической службы сопровождения, включая логопедическую помощь.

Татьяна Юрьевна обозначила актуальность формирования нормативно-правовой основы для организации взаимодействия специалистов сфер здравоохранения и образования в части разработки взаимоинтегрированных программ подготовки логопедов, а также интеграции медицинских курсов в программу подготовки дефектологов.

Заместитель Министра подчеркнула необходимость расширения спектра научных исследований в рамках деятельности по модернизации дефектологического образования в направлении изучения специфических языковых расстройства у детей с целью формирования надёжной доказательной базы для проведения эффективной диагностики и коррекции с учётом разнообразия особенностей детей.

На симпозиуме было принято решение о расширении и укреплении ведущих направлений сотрудничества между Международной ассоциацией логопедов и фониатров, Министерством просвещения Российской Федерации, ведущими зарубежными и российскими вузами, осуществляющими подготовку логопедов.

В рамках симпозиума состоялись заседания секций, посвящённых изучению и коррекции нарушений устной речи, письма и чтения, проблемам речеязыкового развития разных категорий детей с ОВЗ, а также вопросам работы психолого-медико-педагогической комиссии.

По итогам проведения симпозиума его участники приняли резолюцию, в которой подчеркнуты актуальность и значимость развития логопедии как социально ориентированного, востребованного междисциплинарного научного направления в общемировом масштабе.

В целом решения резолюции направлены на повышение эффективности поиска современных технологий всестороннего развития каждого ребёнка (независимо от состояния его здоровья), помощи детям с проблемами в развитии речи посредством международного общения специалистов высокого уровня и внедрения в практику наиболее эффективных методов их работы.

Война с размахом: сколько Украина потратит на оборону

Турчинов назвал размер военного бюджета Украины на 2019 год‍

В 2019 году Украина выделит более $7 млрд на оборонные расходы — сумму, превышающую 5% ВВП страны. Военные расходы Киева растут с каждым годом, при этом «оборонка» — одна из самых коррумпированных областей в стране.

Секретарь Совета национальной безопасности и обороны (СНБО) Украины Александр Турчинов заявил, что в будущем году военный бюджет страны составит около 200 млрд гривен (более $7 млрд). Слова секретаря приводятся на сайте СНБО.

По прогнозам украинского правительства, ВВП страны в 2019 году составит 3 946 млрд гривен (около $141,2 млрд).

«Финансирование сектора безопасности и обороны Украины, которое должно быть не менее 5% от ВВП, составит около 200 млрд гривен», — отметил Турчинов.

Данные средства должны пойти на разработку и закупку современного высокоточного ракетного вооружения, военной техники и на улучшение возможностей авиации Вооруженных сил Украины (ВСУ). Также подчеркивается, что часть этих денег пойдет на усиление кибербезопасности страны.

Кроме того, Украина может добавить к своему оборонному бюджету еще $250 млн. Выделение этих денег на укрепление обороноспособности предусмотрено оборонным бюджетом США, который был утвержден американским сенатом в начале августа этого года. Решение о выделении средств Украине одобрили 87 сенаторов, десять проголосовали против, еще трое воздержались.

По словам начальника Генштаба ВСУ Виктора Муженко, на Украине уже решили, на что будут потрачены эти деньги. «Эту помощь мы получим в следующем году. Мы имеем соответствующие перечни. Речь идет о наращивании возможностей противовоздушной обороны, современных средствах радиоэлектронной борьбы, сфере медицинской помощи, а также других направлениях», — заявил он.

Украинские расходы на оборону увеличиваются с каждым годом. При этом доля этих расходов относительно ВВП страны даже больше, чем в США.

Так, среди стран-членов НАТО только пять тратят на оборону 2% от ВВП или больше: Польша (2%), Великобритания и Эстония (по 2,1%), Греция (2,4%) и США (3,5%).

На Украине же о необходимости перешагнуть планку в 5% от ВВП говорят с 2015 года. Впрочем в 2016 году военный бюджет был утвержден в размере лишь 55,5 млрд гривен (2,45% ВВП). Однако уже на следующий год бюджет составил 129,3 млрд гривен (5,2% ВВП).

После пожара на арсенале в Балаклее из резервного фонда государственного бюджета Украины было выделено еще 200 млн гривен на обновление живучести военных складов и арсеналов вооруженных сил Украины, а 11 октября 2017 — еще 100 млн гривен.

В 2018 году оборонный бюджет Украины составил уже 165 млрд гривен. Как отмечал Турчинов, анонсируя бюджет, эти средства должны были быть потрачены на увеличение должностных окладов и окладов по воинскому званию. «Оборонный бюджет должен обеспечить финансирование приоритетных задач, укрепления обороноспособности и безопасности страны», — говорил он.

Пока Украина тратит все больше бюджетных денег на оборону, помощь западных стран Киеву, напротив, сокращается.

Так, в прошлом году сенат США утверждал военную помощь Украине в размере $350 млн — на $100 млн больше, чем в текущем году. Всего же с 2014 года США предоставили Украине помощь в сфере безопасности в размере $1 млрд.

При этом в украинской армии процветает коррупция. В прошлом месяце стало известно о масштабных хищениях дизельного топлива на военном складе в Одессе, где была выявлена недостача дизеля различных марок общим объемом в 204 тонны. По предварительным оценкам, сумма убытков только от этого эпизода составляет более 6 млн гривен.

Как отмечал военный эксперт Олег Жданов в интервью украинскому каналу NewsOne, взрывы на учебных полигонах, пожары на складах оружия — это все звенья одной цепи сокрытия воровства и коррупции в армии и полный непрофессионализм высшего состава военного ведомства.

«Я сильно сомневаюсь, что дело дойдет до суда и будут названы фамилии виновников. Потому что у нас в государстве сложилась система круговой поруки. Понятно, что ребята крали не только для себя и не сами придумали эти схемы воровства топлива», — говорил эксперт.

Греция притягивает состоятельных туристов

Аналитики выяснили, что шесть из десяти путешественников, которые посещают Грецию, имеют высокий доход.

К такому выводу пришли эксперты Греческой ассоциации туристических организаций (SETE). Специалисты отмечают, что сектор элитного туризма сейчас находится на подъеме, и наплыв путешественников в современную Элладу повлиял на многие секторы ее экономики, пишет Greek Reporter https://greece.greekreporter.com/2018/08/25/greece-attracts-high-income-tourists-according-to-new-report/ .

Так, например, рынок покупок tax-free показал двузначный прирост выручки по сравнению с 2017 годом. А доходы отелей https://prian.ru/news/37039.html  с января по май 2018-го увеличились на 12% относительно аналогичного периода прошлого года.

По данным SETE, стремительно растет не только поток туристов в Грецию. Другие сферы экономики страны также показывают положительную динамику за последние несколько лет.

Читайте также: Пора инвестировать…в туристический бизнес https://prian.ru/pub/36414.html !

Prian.ru

Стоимость жизни в Болгарии – самая низкая в ЕС

Согласно данным Евростата за 2017 год, уровень цен в Болгарии составляет 44% от среднего значения по Евросоюзу, что делает страну самой дешёвой в ЕС для жизни.

Дешевле всего в Болгарии покупать обувь, одежду, транспорт, мебель, в стране низкая стоимость отдыха и образования. Но в категории питания и электроники государство уступает другим странам. Самые дешёвые продукты – в Румынии (62,2% от средних по ЕС) и Польше (65%). Болгария в этом списке только на третьем месте (73,1%). Дороже всего в плане питания – скандинавский регион: Норвегия и Исландия, а также Швейцария (167,7%), сообщает Русская Болгария https://rus.bg/ekonomika/ekonomika/24011-zhizn-v-bolgarii-ostaetsya-samoj-deshevoj-v-es .

В плане цен на технику Болгария занимает только пятое место (65,4% от средних цен по ЕС). Впереди идут Румыния, Польша, Литва и Эстония. Дороже всего покупать бытовую электронику в Греции (154%).

В самую крупную сумму обходится жизнь в Исландии (171,6%), Швейцарии (165,6%), Норвегии, Дании и Люксембурге. А после Болгарии наиболее доступными по стоимости жизни государствами стали Румыния (48,5) и Польша (53,2%). Между тем, расходы болгар растут быстрее доходов https://prian.ru/news/37092.html .

Prian.ru

В Иерапетре обнаружена неразграбленная гробница позднеминойского периода

Нетронутая камерная гробница, датируемая приблизительно 1400-1200 г.г. до н. э., обнаружена в оливковой роще недалеко от деревни Кентри в Иерапетре. В гробнице оказались хорошо сохранившиеся останки, вазы и амфоры в очень хорошем состоянии.

Эта удивительная находка была сделана случайно, после того, как в Инспекцию древностей Лассити обратился местный житель, заметивший просевшую землю на данном участке. Раскопки в оливковой роще, примерно в 800 метрах к северо-востоку от Кентри, выявили неразграбленную камерную гробницу.

Внутри гробница разделена на три ниши. В самой южной был обнаружен целый саркофаг-ларнакс с крышкой, внутри которого находился хорошо сохранившийся скелет взрослого человека. В северной нише находился ларнакс без крышки, с останками взрослого человека внутри. Рядом с обоими ларнаксами найдены сосуды и псевдоамфоры в хорошем состоянии и искусно выполненные.

По предварительным оценкам и с учётом типологии керамических сосудов, гробница может быть датирована периодом позднего минойского периода IIIA-B, примерно с 1400 по 1200 г.г. до нашей эры.

Восток встретится с Западом на пороге сказки

36-й Всемирный конгресс Международного совета по детской книге пройдет в Греции, в Афинах с 30 августа по 1 сентября 2018 года. Тема конгресса IBBY- 2018 - «Восток встречается с Западом вокруг детских книг и сказок».

На подобных масштабных форумах, которые проводятся один раз в два года, традиционно собираются более 1 000 специалистов из разных стран, работающих в сфере литературы и книжной культуры для детей и юношества.

В этом году место действия выбрано не случайно: Афины объявлены ЮНЕСКО Всемирной столицей книги 2018 года благодаря деятельности по поддержке книжной индустрии, литературы и чтения.

Для России этот конгресс станет историческим по нескольким причинам. Спустя 42 года Золотая медаль им. Х. К. Андерсена будет присуждена российскому художнику Игорю Олейникову за выдающиеся заслуги и вклад в мировую литературу для детей и юношества. До этого единственной русской художницей, получившей эту престижную награду в 1976 году, была Татьяна Маврина.

Медаль была учреждена в 1956 году Международным советом по детской книге и вручается она один раз в два года в номинации "Автор" и с 1966 года – "Иллюстратор". Награда эта престижна настолько, что ее уже давно окрестили «малой Нобелевской премией».

Великолепный художник, аниматор, иллюстратор детских книг Игорь Олейников – безусловно, одна из самых ярких звёзд в плеяде отечественных художников – иллюстраторов. Почти тридцать лет Игорь Олейников работал в анимации. Он считается непревзойденным мастером динамичной композиции. Сам иллюстратор говорит, что каждый рисунок к книге он видит как кадр из фильма и всегда точно знает, что было до него и что будет после. Однако он предпочел работу с печатными изданиями, так как это предоставляет художнику большую свободу. Олейников проиллюстрировал такие книги, как «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, «Хоббит, или Туда и Обратно» Дж. Р. Р. Толкина, «Приключения барона Мюнхгаузена» Эриха Распе, «Сказочные истории воздухоплавания» Андрея Усачева и многие другие.

Лауреатом среди авторов в этом году стала японская писательница Эйко Кадоно. Анимационный фильм по ее книге «Служба доставки Кики» снял знаменитый художник-мультипликатор Хаяо Миядзаки.

На конгрессе состоятся различные профессиональные дискуссии, посвященные детскому чтению, презентации просветительских и издательских проектов, круглые столы и лекции, встречи со знаменитыми детскими писателями и художниками мира. В частности, выступления таких писателей - мэтров мировой детской литературы – как Кэтрин Патерсон (США), Деборы Эллис (Канада), почётного профессора Университета Виннипега Перри Нодельмана.

Российская делегация примет участие в ряде мероприятий конгресса, на которых представит наиболее интересные проекты в области продвижения детского чтения, а также встретится с редактором журнала о мировой детской литературе Bookbird Петросом Панау. Один из выпусков журнала будет полностью посвящен российской книжной культуре детства и юношества.

К тому же Россия отправляется на конгресс, чтобы перенять эстафетную палочку у Греции: в 2020 году наша страна впервые за 65 лет деятельности IBBY станет местом проведения 37-го Международного конгресса IBBY. Это решение для сферы российской культуры и образования можно смело сравнить с победой за право быть страной проведения Олимпийских игр.

Церемония награждения лауреатов Премии Ханса Кристиана Андерсена состоится в Афинах в рамках конгресса IBBY 31 августа в 20.00 в Stavros Niarchos Foundation Cultural Center (SNFCC).

По вопросам аккредитации обращайтесь: Kleopatra Giatsou KGiatsou@afea.gr

Международный совет по детской книге — международная некоммерческая организация, занимающаяся литературой для детей и юношества.

Основана в Цюрихе (Швейцария) в 1953 году Международным советом по детской и юношеской литературе ЮНЕСКО по инициативе немецкой писательницы и общественной деятельницы Еллы Лепман. В настоящее время состоит из 77 национальных секций, действующих в разных странах мира, в том числе в России.

Секция СССР в IBBY была создана в 1968 году по инициативе С. В. Михалкова. С 1992 года – это российская секция (Совет по детской книге России). С февраля 2018 года деятельность российской секции в IBBY патронируется Ассоциацией деятелей культуры, искусства и просвещения по приобщению детей к чтению «Растим читателя», одним из учредителей которой является Российская государственная детская библиотека.

Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека сообщает, что ситуация по кори в мире, в том числе в странах Европы, уже третий год остается неблагополучной.

По информации, размещенной на сайте Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения за последний год (период с июля 2017 по июнь 2018гг.) максимальные показатели заболеваемости (число случаев на 1 млн. населения) зарегистрированы в Украине (606 на 1 млн.), Сербии (643 на 1 млн.), Греции (293 на 1 млн.), Грузии (307 на 1 млн.). Только за первое полугодие 2018г. в Украине зарегистрировано более 28 тыс. случаев кори, 13 из которых закончились летальным исходом. Напряженной остается ситуация в Румынии (70,5 на 1 млн.), Италии (55,9), Черногории (51,1) и Франции (42,2).

Основной причиной неблагополучия является снижение охватов плановой иммунизации против кори детей и взрослых, рост числа отказов от прививок.

Неблагополучие по кори в Европейском регионе создает дополнительные риски осложнения эпидситуации в нашей стране.

В настоящее время эпидемическая ситуация по кори в Российской Федерации контролируемая. В текущем году показатель заболеваемости корью в России составил 1,3 на 100 тыс., что в 2,5 раза ниже чем в год пиковой заболеваемости за последние 10 лет. (в 2014г. показатель составлял 3,23 на 100 тыс. населения).

Роспотребнадзор осуществляет системный мониторинг и углубленные молекулярно-генетические исследования вируса циркулирующих вирусов кори. Проводимый мониторинг показывает, что большинство завозных случаев кори в России вызваны генотипом Дублин В3, который характерен для европейских стран.

Наибольшая доля заболевших корью приходится на лиц, не привитых против кори или не имевших сведений о прививках (свыше 90%). В возрастной структуре заболевших корью остается высокой доля детей - 55,4%, среди которых также 90% составляют дети, не имеющие прививок против кори.

Часто в эпидемический процесс включаются лица, не прививающиеся по религиозным соображениям, а также лица цыганской национальности, ведущие кочующий образ жизни и не обращающиеся за медицинской помощью.

В случае возникновения очагов кори проводится комплекс мероприятий, позволяющий их локализовать как правило в пределах 1 инкубационного периода, без дальнейшего распространения.

По инициативе Роспотребнадзора во всех субъектах Российской Федерации проводится подчищающая иммунизация – вакцинация не привитых и не болевших корью, а также привитых однократно детей и взрослых, проводится активная работа с населением по усилению приверженности к иммунизации, что позволяет укрепить коллективный иммунитет против кори.

Роспотребнадзор обращает внимание граждан на неблагополучную ситуацию по заболеваемости корью в Европейских странах и просит учитывать данную информацию при планировании поездок. Гражданам, планирующим поездки в указанные страны, не болевшим корью ранее, не привитым против этой инфекции, рекомендуется не менее чем за две недели до поездки привиться от кори.

АФИНЫ РАЗВЕРНУЛИ ОХОТУ НА РУССКИХ АГЕНТОВ

Греческое правительство выдвигает сейчас самые вздорные обвинения против Москвы. За короткий срок Греция превратилась в одну из самых враждебно настроенных к России стран Европы.

Под угрозой оказался и туристический сезон, так как Афины в любой момент могут ограничить выдачу виз российским гражданам. Это уже было сделано без всяких объяснений в отношении наших православных священнослужителей, которым было отказано в визах для посещения священной горы Афон.

Находящийся там монастырь греческие власти уже назвали российским шпионским гнездом. Не исключено, что к этому скандалу приложил свою руку и Константинопольский патриархат, который с давних времен соперничает с российской церковью за влияние в православном мире.

Наиболее антироссийскую позицию занял греческий министр иностранных дел Никос Кодзиас (на фото), повторяющий раздающиеся из Лондона обвинения в адрес России. Великобритания всегда рассматривала Грецию и все Балканы как сферу своих интересов и создавала здесь свои группы влияния.

Репрессиям может подвергнуться и община иммигрантов русских греков. Их обвиняют в том, что они поселились в стратегически важном районе порта на Эгейском море Александруполиса вскоре после развала СССР.

Объявлено, что они финансируются Россией для проведения протестов против соглашения Греции с Македонией, которое должно открыть для балканской республики путь в НАТО. Очевидно, что за происходящим - натовские спецслужбы, контролирующие греческую контрразведку.

Сейчас греческое правительство уже лоббирует вступление Македонии в НАТО и обещает принять ответные меры против Москвы. «Очевидно, что некоторые русские (к счастью, немногие) думают, что могут действовать в Греции, пренебрегая нашими законами и правилами, да еще угрожая нам», - говорится в официальном заявлении греческой власти.

В стране разворачивается кампания по поиску российских шпионов в церковных кругах, обвиняемых в получении денег из Москвы. Распространяются слухи о том, что Москва превратила духовный православный центр на Афоне в центр по сбору разведданных.

На высылку Грецией двух российских дипломатов Россия ответила зеркальными мерами. Этот шаг Москвы вызвал приступ гнева Афин, выслуживающихся перед своими западными кредиторами. Дело дошло даже до демонстративного отзыва греческого посла из Москвы.

Россия также обвиняется в попытках подкупа руководства греческой разведки и военных чинов, чтобы сформировать оппозицию правительству, а также в финансировании националистических греческих группировок через культурные ассоциации под прикрытием общего православного религиозного наследия.

Российскому Министерству иностранных дел уже впору предупреждать отправляющихся на греческие курорты туристов проявлять осторожность в этой стране, чтобы не быть записанными в шпионы.

Николай Иванов

Трамп будет счастлив, если Путин и Си похоронят доллар

Если посмотреть прагматично на тот накал страстей, который характеризует попытки значительного сегмента американской элиты уничтожить политическую карьеру Дональда Трампа, то невольно возникает вопрос: а откуда такая эмоциональная заряженность? Откуда такое неуемное желание остановить Трампа любым способом, причем срочно и невзирая на то, каким будет ущерб для американской государственности, политической системы и международной репутации? Что, не было в Америке других президентов, которых часть элиты ненавидела? Были. Но (за исключением Кеннеди) против них не предпринималось каких-то уж совсем экстраординарных мер.

Если отбросить всю очевидную пропагандистскую шелуху и медийный бред, направленный на одурачивание наиболее доверчивой части американского электората (которая действительно может считать, что Трамп приведет медведя в ушанке в Белый дом), то остается только одна теория, идеально объясняющая усилия, предпринимаемые для его устранения. Собственно, СМИ, которые отрабатывают "медийное уничтожение" Дональда Трампа, даже особо ее не скрывают, все лежит на поверхности. Американского президента обвиняют в том, что он готовит "преднамеренное убийство" американского доллара, причем если раньше Трампа подозревали в том, что он идет на неоправданный риск, который может навредить американской валюте, то сейчас позиция изменилась: его обвиняют в осознанной подготовке преступления, а наиболее смелые авторы даже указывают на его сообщников: Владимира Путина и Си Цзиньпиня.

Колумнист агентства Рейтер пишет: "Американский изоляционизм приводит к сомнениям в статусе доллара в качестве мировой резервной валюты". При этом "американский изоляционизм" в данном случае просто эвфемизм для выражения "политика нынешнего президента США". Показательно, что одно из ведущих мейнстримных СМИ планеты говорит о рисках для американской валюты в тех же терминах, которые используют российские официальные лица, указывающие на то, что использование статуса доллара в качестве политического оружия неминуемо подорвет этот особый статус. Если даже очень сдержанное правительство Германии через министра иностранных дел Хайко Мааса уже заявляет о необходимости создания мировой финансовой инфраструктуры (включая аналоги SWIFT и МВФ), которые будут работать в обход американской финансовой системы (а значит, и доллара), то можно смело констатировать, что "процесс пошел".

Журнал "Форбс" идет еще дальше и публикует колонку Чарльза Уоллеса с интересным опорным месседжем: "Министр иностранных дел России высказался в том смысле, что страны, которые сталкиваются с санкциями, то есть Иран, Турция и Россия, могут начать использовать собственные валюты для международной торговли, намекая на то, что дни доллара в качестве международной резервной валюты могут быть сочтены. Скорее всего, никто не будет более счастлив по этому поводу, чем президент Дональд Трамп".

Логика этого обвинения основывается на словах и действиях самого Трампа. У него очень неортодоксальное (причем скорее правильное, чем нет) представление о международной торговле и отношениях между странами. Согласно его интерпретации реальности, в системе международной торговли есть только две категории стран: лузеры и победители. Лузеры — это те, кто покупают чужие товары и услуги в большем количестве, чем производят, и, соответственно, имеют отрицательный торговый баланс. Победители — это те, кто производит те самые товары и услуги, которые массово покупают лузеры. В рамках такого описания реальности США, Испания или Греция — это лузеры, а Китай, Германия или Россия — победители. Критики Трампа указывают на то, что для США такая система выгодна. И что расплачиваться с экспортерами "зелеными бумажками", которые Штаты могут печатать почти в неограниченных количествах, — это та самая привилегия, которая, с одной стороны, позволяет Америке жить не по средствам, а с другой — повторять другим странам бессмертные слова Джона Конноли, который был министром финансов Соединенных Штатов при Рейгане: "Доллар — это наша валюта и ваша проблема". Однако и сам Трамп, и многие его сторонники считают, что такой взгляд на вещи является непростительной глупостью. Ибо подобная конфигурация приводит к трудноисправимым и подчас очень тяжелым последствиям: в Штатах становится невыгодным производить ничего, кроме долларов, в США хиреет промышленность, из Америки "уезжают" рабочие места, а умные "страны-победители" массово обменивают полученные "зеленые бумажки" на важные технологии и ресурсы. Кошмар Трампа и его сторонников — это сценарий, в котором от экономики США остается просто один большой "долларовый принтер", а американский человеческий капитал превращается в сборище псевдостартаперов, риэлтеров, пиарщиков и профессиональных борцов за права меньшинств. Чтобы предотвратить этот апокалиптический сценарий, о котором президент Соединенных Штатов и его советники по экономической стратегии неоднократно упоминали во время избирательной кампании, нужно как минимум добиться того, чтобы любой импорт в США был очень дорогим, а любой экспорт из Штатов — дешевым. Отсюда торговые войны со всем миром, тарифы на китайские товары, конфликты с Евросоюзом, Канадой и Мексикой. Отсюда же — обвинения Китая, Евросоюза и даже России (!) в том, что конкуренты США на мировой арене занимаются валютными манипуляциями против Штатов. Трампу нужен именно слабый доллар, потому что без слабого доллара его миссия по "выправлению" американского торгового баланса станет совершенно невыполнимой.

Критики Трампа же или считают, что добиться его цели и сохранить статус доллара в качестве мировой резервной валюты принципиально невозможно, или полагают саму цель принципиально неправильной ("нам хорошо с нашим долларовым принтером, зачем нам промышленность?"). Или, как автор статьи в журнале "Форбс", подозревают, что Трамп даже будет рад падению доллара с мирового пьедестала, так как это облегчит ему задачу. Если судить по публично озвученным позициям самого американского президента и его команды, они считают, что могут и должны успеть сделать все: и промышленность возродить, и всех победить в торговой войне, и, главное, успеть сделать все это до того, как российско-китайско-европейские усилия по созданию альтернативной финансовой системы принесут свои плоды. Можно точно сказать, что Трамп воспринимает рост курса доллара в отношении других валют как досадную помеху — он даже критиковал руководство Федрезерва за то, что оно ему "не помогает" и поднимает долларовые процентные ставки, что, в свою очередь, заставляет расти доллар.

Хватит ли у американского президента политических возможностей для того, чтобы добиться нужного ему ослабления доллара, — большой вопрос, но он явно не одинок в этом желании. На его стороне не только американский промышленный капитал, но и та часть финансовых воротил, которая, видимо, надеется заработать колоссальные барыши на попытке реиндустриализировать Америку и на росте американского экспорта. Например, представитель финансового конгломерата "БлэкРок", у которого под управлением активов на 6,288 триллиона долларов, заявил журналистам CNN, что "слабый доллар — это было бы хорошо для американских финансовых рынков".

Если президентство Трампа не будет прервано импичментом, путчем, конституционным кризисом или пулей какого-нибудь "стрелка — одиночки из Далласа", то у него и его союзников будет шанс добиться своего. Вернее, насчет того, чтобы "сделать Америку снова великой", как обещал Трамп избирателям, есть серьезные сомнения. А вот насчет "сделать доллар слабым", у них, скорее всего, все получится.

Иван Данилов, автор блога Crimson Alter

Амбулаторный корпус Яузской больницы отреставрируют к февралю

Реставрация амбулаторного корпуса Городской клинической больницы им. И.В. Давыдовского начнется в ближайшее время, сообщил руководитель Департамента культурного наследия Москвы Алексей Емельянов.

Здание построено в стиле неоклассицизма в 1909 году по проекту архитектора Иванова-Шица и является объектом культурного наследия регионального значения.

«Основной принцип, положенный в основу проекта реставрации – полное восстановление первоначального облика здания. Этот памятник архитектуры представляет собой великолепный образец больничного сооружения специального назначения начала ХХ века, имеет продуманную четкую планировку и композицию фасадов. Амбулаторный корпус долго находился в неудовлетворительном состоянии. В начале этого года Мосгорнаследие согласовало проектную документацию, мы выдали разрешение, специалисты приступают к реставрационным работам», – сказал А. Емельянов.

По его словам, закончить рестарвацию планируется к февралю 2019 года.

Проект предусматривает реставрацию кирпичной кладки по фасадам и удаление ржавчины, раскрытие заложенных окон, воссоздание исторического цвета – желтого с белыми деталями, восстановление планировки.

Пол планируется покрыть керамической светло-бежевой плиткой с серым рисунком и с «греческим» орнаментом. Там, где плитка не сохранилась, ее восстановят по уцелевшим образцам.

А. Емельянов добавил, что важно соединить две функции зданий ансамбля – историческую и современную.

Напомним, городская клиническая больница им. И.В. Давыдовского находится на ул. Яузская в Таганском районе столицы.

Ее помещения расположены в зданиях городской усадьбы купца и промышленника Ивана Баташева. Она была построена архитектором М.П. Кисельниковым и является памятником культурного наследия.

Информационная служба портала Стройкомплекса

Власти двух испанских островов – Майорки и Ибицы – предпринимают кардинальные меры по борьбе с "антисоциальным" поведением туристов, причиной которого считается нелимитированная подача спиртного в отелях системы "все включено", сообщает АТОР.

Теперь в формате ALL предложение алкоголя будет ограничено: отелям разрешат подавать бесплатное "горячительное" только в обеденных залах и только во время обеда или ужина.

При этом любого гостя должен будет обслужить официант, а заказ будет сервирован порционно. Если постоялец захочет выпить за пределами ресторана отеля и не во время обеда или ужина, ему придется делать заказ также через официанта за отдельную плату. Бесплатный алкоголь, включая пиво, будет убран и из мини-баров номеров любых категорий.

Власти намерены лицензировать все рестораны на право работать с алкоголем. Гостиницы должны будут доказать, что в их ресторанах способны одновременно и быстро обслуживать 70% посетителей.

Кроме того, департамент туризма Балеарских островов планирует запретить использование одноразовых пластиковых тарелок и столовых приборов, который сейчас широко применяются в системе "все включено". Власти не скрывают, что таким образом не столько заботятся об экологии, сколько пытаются экономическими методами принудить отели отказаться от предложения алкоголя на разлив (легко бьющиеся бокалы из стекла и хрусталя стоят дороже).

Официально власти Балеарских островов обещают представить новые требования в сентябре 2018 года, чтобы ввести новшество уже со следующего сезона – в 2019 году.

Отельеры считают предлагаемые меры спорными. По мнению представителей бизнеса такие нововведения вынудят их серьезно корректировать ценовую политику. Но главное, считают владельцы гостиниц, это может привести к потере значительной части клиентов: молодые британцы и немцы в погоне за "неограниченной" выпивкой будут выбирать более доступные по ценам отели Турции, Греции или Кипра.

Сильный взрыв произошел возле адвокатской конторы в Пирее в Греции, небольшой ущерб нанесен нескольким соседним зданиям и припаркованным автомобилям, сообщает издание "Прото тема".

По свидетельствам очевидцев, около 2.00, незадолго до взрыва, возле здания остановился автомобиль, вышедший из него человек положил какой-то предмет возле входа, затем вернулся в автомобиль и скрылся. После этого произошел взрыв.

В здании располагается бюро адвоката Григориоса Тимагениса, занимающегося делами, связанными с морским правом. Он является арбитром в арбитраже Морской торговой палаты Греции и в Международной торговой палате.

Взрыв нанес ущерб соседним зданиям, в которых расположены фининспекция Пирея, отделение банка, гостиница и офисы. Повреждены припаркованные рядом с местом взрыва машины.

Полиция оцепила место происшествия и ведет расследование, сообщает издание.

Госсекретарь США Майк Помпео и глава МИД Македонии Никола Димитров обсудили референдум о переименовании балканской страны, сообщила в заявлении официальный представитель госдепартамента Хезер Науэрт.

По ее словам, Помпео на встрече с Димитровым 21 августа поддержал соглашение Македонии и Греции об урегулировании спора о названии.

"Госсекретарь и министр иностранных дел обсудили последующие шаги в реализации соглашения, включая предстоящий 30 сентября референдум", — заявила Науэрт.

Министры иностранных дел Греции Никос Котзиас и бывшей югославской республики Македония Никола Димитров в июне подписали соглашение о новом конституционном названии страны — Республика Северная Македония. Продолжавшийся свыше 25 лет спор о названии между Грецией и Македонией мешал приему последней в НАТО и Евросоюз. Греция требовала изменить название соседней страны, заявляя, что в противном случае складывается впечатление о претензиях государства Македония на одноименную греческую область.

Германия проявляет интерес к закупкам газа из Каспийского региона.

Германия "испытывает значительный интерес" к проекту "Южного газового коридора", по которому газ с месторождения Шах-Дениз будет поставляться в Европу через Турцию, сообщила газета Financial Times, ссылаясь на высокопоставленного немецкого чиновника.

По его данным, возможности для увеличения поставок в Евросоюз природного газа из региона Каспийского моря станут одной из главных тем предстоящего 25 августа визита канцлера ФРГ Ангелы Меркель в Баку.

Азербайджан намерен начать поставлять по "Южному газовому коридору", который называют альтернативой "Турецкому потоку", газ на юг Европы в 2020 году.

По словам источника газеты, увеличение поставок из Каспийского региона позволило бы ЕС диверсифицировать поставки газа на континент, обеспечить себя безопасной альтернативой импорту газа из России. Германия хотела бы, чтобы в будущем по новой трубе газ поставлялся из других стран, таких как Туркмения, Иран и Ирак.

Азербайджан ввел в эксплуатацию первую очередь газопровода "Южный газовый коридор", предназначенного для поставок газа в Турцию и Европу, в конце мая 2018 года. Стоимость проекта превышает $40 млрд. Протяженность газопровода, который пройдет от Баку до юга Италии через Грузию, Турцию, Грецию, Албанию, составит 3500 км.

ВОЗ предупредила о рекордном уровне заболеваемости корью в Европе

Всемирная организация здравоохранения сообщает о резком росте заболеваемости корью в странах Европейского региона. Наиболее тревожная ситуация, по оценке ВОЗ, складывается на Украине. Международная организация призывает затронутые эпидемией государства активнее реализовывать программы иммунопрофилактики заболевания.

По данным ВОЗ, с января по июнь текущего года в странах Европейского региона было зарегистрировано более 41 тыс. случаев заболевания корью у детей и взрослых при 37 летальных исходах. Это существенно больше годовой заболеваемости в течение предыдущих 10 лет наблюдений.

«Мы наблюдаем резкое увеличение заболеваемости и мощные вспышки инфекции, - отметила директор ВОЗ по Европейскому региону Жужанна Якаб (Zsuzsanna Jakab), - Мы призываем все государства немедленно реализовать масштабные, учитывающие местные условия меры для предотвращения дальнейшего распространения заболевания».

Эксперты ВОЗ отмечают, что причиной сложившейся ситуации стало резкое снижение уровней вакцинации против кори, особенно в маргинальных группах населения в ряде стран Европы.

В 2018 году более 1000 случаев кори зарегистрировано в таких странах, как Франция, Грузия, Греция, Италия, Россия, Сербия, Украина. Наиболее тревожная ситуация складывается на Украине, где выявлено 23 тыс. случаев кори. По числу летальных исходов лидирует Сербия, где скончались 14 заболевших. Для предотвращения вспышек кори странам региона необходимо обеспечить 95% покрытие двукратной вакцинацией во всех группах населения.

Предыдущий рекорд заболеваемости корью за 10-летний период был зафиксирован в 2017 году. Тогда в течение года в Европейском регионе было зарегистрировано около 24 тысяч случаев кори.

РУКОВОДИТЕЛЬ ФЕДЕРАЛЬНОГО АГЕНТСТВА ПО ТУРИЗМУ ОЛЕГ САФОНОВ ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В ПЕРВОМ МЕЖДУНАРОДНОМ ФОРУМЕ ДРЕВНИХ ГОРОДОВ

Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов принял участие в Первом международном форуме древних городов, который проходил с 12 по 19 августа 2018 года в г. Рязани по инициативе главы Рязанской области под эгидой комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО при информационной поддержке Ростуризма.

Форум организован с целью развития культурных и деловых связей между регионами страны, зарубежными странами, обмена опытом в сфере охраны объектов культурного наследия, привлечения туристов. Он собрал представительный состав участников, в т.ч. экспертные и творческие делегации из 40 городов 14 стран мира – России, Германии, Болгарии, Испании, Китая, Италии, Греции, Узбекистана, Армении, Перу, Эстонии и др. Почетными гостями мероприятия стали Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Центральном федеральном округе Игорь Щёголев, а также Губернатор Рязанской области Николай Любимов.

На полях форума прошло более 120 мероприятий. Насыщенная деловая программа включала конференции, круглые столы и панельные дискуссии с участием ведущих российских и международных экспертов, презентации, выставки и т.п. Также организаторами были предусмотрены многочисленные культурно-развлекательные мероприятия – образовательные лекции, мастер-классы экспертов в сфере гастрономии и мастеров народных промыслов, концерты и опен-эйры.

«Учреждение международного Форума древних городов – очень важная инициатива, которую мы сразу поддержали. Тематика и формат мероприятия имеют высокую актуальность в свете общемировых тенденций развития сферы туризма. Создана уникальная тематическая площадка, которая открывает возможности для обмена опытом и обсуждения всеми заинтересованными сторонами вопросов сохранения и развития населенных пунктов, чья история исчисляется многими столетиями, реализации их туристического потенциала в интересах экономического роста и повышения качества жизни местного населения», – отметил Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов.

Глава Рязанской области Николай Любимов рассказал о большой работе, которую ведут региональные власти в целях сохранения культурно-исторического наследия и развития населенных пунктов возрастом старше 500 лет.

«Для нас большая честь первыми в России принимать международный форум древних городов. Рязанский край всегда играл большую роль в судьбе России, наша земля славится именами героев, уникальными памятниками героическими архитектурными памятниками. Мы всегда дарили России и миру целую плеяду ярких, талантливых людей, которые внесли вклад в развитие всех сфер общественной жизни – это Эдуард Циолковский, Иван Павлов, Петр Семенов-Тян-Шанский, Сергей Есенин, Федор Полетаев, Александр Александров», – сказал Губернатор Рязанской области Николай Любимов на открытии Форума.

В рамках Первого международного форума древних городов также состоялся пресс-брифинг главы Ростуризма Олега Сафонова, замдиректора Департамента информации и печати МИД России Александра Бикантова и министра культуры и туризма Рязанской области Виталия Попова.

Олег Сафонов рассказал о развитии инфраструктурной и сервисной базы туриндустрии Рязанской области и отметил регион в числе лидеров по реализации мероприятий федеральной целевой программы «Развитие внутреннего и въездного туризма (2011-2018 годы)».

В рамках ФЦП Рязанская область получила из федерального бюджета область ассигнования общим объемом порядка 888 млн рублей, инвестировала 162 млн рублей из собственного бюджета и привлекла 5 млрд рублей частных инвестиций. За счет этих средств в области создается высококачественная обеспечивающая и туристская инфраструктура туристско-рекреационного кластера «Рязанский». Благодаря реализации мероприятий федеральной целевой программы турпоток в регионе за период действия программы вырос в два раза.

Также глава Ростуризма рассказал о перспективах включения проекта по созданию туристско-рекреационного кластера «Касимовский» в Рязанской области в новую федеральную целевую программу по развитию внутреннего и въездного туризма на период с 2019 по 2025 год.

В числе важнейших направлений реализации туристского потенциала региона Олег Сафонов назвал военно-технический туризм и отметил необходимость создания соответствующих конкурентоспособных турпродуктов.

Заместитель директора Департамента информации и печати МИД России Александр Бикантов подчеркнул значимость проведения в Рязани Форума древних городов как масштабного международного мероприятия, привлекающего большое внимание зарубежной общественности.

«Форум – долгосрочный проект, в перспективе он станет стимулом к привлечению инвестиций, развитию культурных связей. Такие проекты формируют позитивный имидж нашей страны, это эффективный канал связи разных стран. Рязань стала мировой столицей глобального движения древних городов», – отметил Александр Бикантов

Продолжением официальной части Форума стал концерт с участием ведущих творческих коллективов региона – Рязанского губернаторского симфонического оркестра, областного камерного хора, государственного академического Рязанского русского народного хора им. Е. Попова, актеров рязанских театров. В необычном формате зрителям было рассказано об истории региона, ее героических и трагических страницах. Выступление сопровождалось визуальным рядом, который транслировался не только на большие экраны, но и на стены исторических зданий Кремля. Концерт завершился песней «Миллион голосов», запуском в небо воздушных шаров и фейерверком.

Есть ли жизнь после доллара: удастся ли заменить американскую валюту в международных расчетах

Альберт Кошкаров

Готовы ли вы открыть депозит в алтынах? А сколько биткоинов вы купите для поездки на отдых? И по какому курсу стоит менять рубли на «евразы»? Все эти вопросы, возможно, нам придется задавать себе уже в недалеком будущем. Все большее число стран задумываются о создании собственных валют для транснациональных расчетов и отказа от расчетов в долларах.

Не в золоте счастье

Глава ВТБ Андрей Костин, предложивший президенту план «абсолютной дедолларизации», и первый вице-премьер, министр финансов Антон Силуанов, обнаруживший риски расчетов в долларах, отнюдь не одинокие фантазеры. Похожие высказывания можно найти у финансистов и политиков других стран. Например, тот же Джордж Сорос еще десять лет назад предлагал на роль мировой валюты SDR (специальные права заимствований), которые МВФ использует в своих расчетах. Другая альтернатива — варранты (ордер на покупку актива по фиксированной цене), привязанные к динамике мирового ВВП, или ВВП-облигации.

В 2009 году экономисты ООН открыто заявили, что существующая валютная система неэффективна, тормозит мировую экономику и порождает финансовые кризисы. Они предложили создать новую международную валюту, привязанную к золоту. Иначе говоря, вернуться к Бреттон-Вудской системе, которая действовала с 1957 года. К слову сказать, к тому времени золотой запас США превышал 20 тыс. тонн, что составляло около 70% мировых запасов! Пока с легкой руки президента Франции Шарля де Голля и другие страны, скопившие доллары, не стали требовать продать им золото. В августе 1971 года Ричард Никсон заявил об отмене прямой зависимости между золотом и долларом.

Несмотря на снижение золотого запаса, США и сейчас остаются крупнейшим его держателем: им принадлежит 8,1 тыс. тонн золота. Это в четыре раза больше, чем у России или Китая, и в 14 раз больше, чем у индийского ЦБ. Однако сила доллара не в этом: по большому счету его курс зависит от спроса других стран, а соответственно, и от состояния американской экономики и притока инвестиций в страну. С учетом того, что рост ВВП США в прошлом году составил 2,5%, а в этом году, по прогнозам, может ускориться до 3,1%( во II квартале американский ВВП вырос даже на 4%), неудивительно, что доллар последнее время укрепляется против других валют.

С другой стороны, за этот рост Штатам приходится платить увеличением госдолга. Сейчас он превышает 21,3 трлн долларов. Эта астрономическая цифра продолжает расти, причем опережая темпы экономического роста. «Проблемы в росте государственных расходов, которые покрываются за счет новых заимствований. Плюс свою лепту вносят и процентные расходы по обслуживанию долга», — говорит главный экономист Евразийского банка развития Ярослав Лисоволик. Сейчас объем долга США уже равен годовому ВВП страны, и многие эксперты ожидают, что это соотношение будет только увеличиваться в пользу долга.

Этот прекрасный мультивалютный мир

Наращивание госдолга США — это только один из факторов, который может повлиять на стабильность американской валюты. Гораздо больше другие страны беспокоит зависимость собственных валют (и в целом экономики) от политических решений Вашингтона. «США используют привилегированное положение своей валюты как для собственного национального обогащения, так и для прямого экономического давления на различные государства. Такое устройство финансовой системы порождает риски и недовольства у всех участников», — констатирует инвестиционный стратег «БКС Премьер» Александр Бахтин.

Как пример — недавний обвал турецкой лиры, спровоцированный введением санкций против госчиновников и экспортных пошлин на сырье. Министр финансов Турции Берат Албайрак (зять президента Эрдогана) открыто заявил, что все это «четкая и спланированная атака, проведенная крупнейшим игроком финансовой системы». При этом сами турецкие власти идут на обострение отношений с США — в частности, отказываясь отпустить из турецкой тюрьмы американского пастора Эндрю Брансона. Другой пример — законопроект американских конгрессменов с предложением «отключить» от доллара российские госбанки, что нанесет урон не только нашей финансовой системе, но и экономике в целом. В частности, экспортерам, которые проводят расчеты через те же ВТБ или Сбербанк. По информации агентства ТАСС, две компании, «АЛРОСа» и «Норильский никель», уже начали тестировать расчеты в рублях с покупателями в Китае и Индии.

Неудивительно, что в мире становится все больше проектов по созданию альтернативных средств международных расчетов. Избавиться от «долларовой зависимости» многие страны пытаются с помощью региональных валют.

ЭКЮ (ECU — European Currency Unit ) — с конца 70-х годов прошлого века использовался как средство безналичных расчетов между европейскими странами, а его курс рассчитывался как совокупность валют всех государств-участников. ЭКЮ могли использовать в качестве резервной валюты, а также для выдачи кредитов. В 1999 году на смену этой денежной единице пришел евро.

АКU — расчетная валюта на базе единой валютной корзины стран Азии (AMU). Проект был запущен в 2006 году, его участниками стали 16 государств, включая Индию, Китай и Японию. Курс этой валюты рассчитывается Азиатским банком развития. В перспективе на базе AKU может появиться азиатский аналог евро.

Амеро — единая валюта, которая должна объединить финансовую систему США, Канады и Мексики. Предполагалось, что эта валюта будет служить для расчетов между странами — участниками Североамериканского валютного союза. Любимая тема конспирологов: США заменят доллары на амеро и таким способом решат проблему с госдолгом. Даже есть дата — 2020 год.

Алтын — будущая валюта Евразийского экономического союза. Другое ее название — «евраз». По планам, она должна упростить расчеты между странами, снизив трансакционные издержки, и избавить от привязки к доллару при расчете цен на товары. Решения о том, кто будет ее эмитентом, как будет рассчитываться курс к другим валютам, до сих пор нет. Министр экономического развития России Максим Орешкин говорил, что единая валюта ЕАЭС может быть введена не ранее 2025 года.

Афро — единая африканская валюта, создание которой обсуждают с начала века. Цель — не только упростить межнациональные расчеты, но и «поддержать» наиболее бедные государства, используя единую кредитно-денежную политику на континенте. Предполагается, что для этого будет создан Африканский ЦБ. Правда, недавно глава ЦБ Египта Тарек Амер заявил, что объединенный банк и валюта Африки появятся только к 2043 году.

Почему создание единых валют растягивается на десятилетия? На это есть как политические, так и экономические причины. Например, по словам ведущего аналитика «Открытие Брокер» Андрея Кочеткова, введение единой валюты предполагает соблюдение участниками единых бюджетных параметров как по дефициту, так и по долгу. «Для евро стало большим испытанием пройти долговые кризисы Греции, а затем и периферийной Европы. Единый эмиссионный центр еврозоны принял основную ответственность за спасение, смягчив денежную политику и приняв количественную программу», — говорит он.

По словам известного экономиста, заведующего отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Якова Миркина, чтобы создать единую валюту, страны должны отказаться от суверенного права эмиссии, от самостоятельной денежно-кредитной и валютной политики центрального банка. «Это очень тяжелое решение», — говорит он.

С политической точки зрения единая валюта — это усечение суверенитета. Это подразумевает политическую интеграцию стран-участниц. «Не только разная скорость экономического развития и вес экономик в будущем валютном союзе определяют скорость внедрения единой валюты, но и степень схожести внутренней и внешней политики неизбежно повлияют на перспективы такого объединения», — говорит Кочетков.

Деньги для миллениалов

Еще одна альтернатива доллару — криптовалюты. Их число уже подбирается к 2 тыс., капитализация рынка — 207,9 млрд. долларов. У виртуальных денег есть масса преимуществ перед традиционными, фиатными. Главное — децентрализованная система обращения: невозможно как-либо контролировать трансакции или выключить платежи. Чтобы расплачиваться криптоденьгами, нужен Интернет, а не центральный банк. Ко всему прочему еще почти нулевая стоимость трансакций, анонимность и невозможность подделать криптовалюту.

В некоторых странах (Великобритания, Швейцария, Эстония, ОАЭ, некоторые штаты в США) уже сейчас за токены можно купить недвижимость. Криптовалютой также можно расплатиться — например, за кофе, книги и даже акции. «Важно, что у миллениалов криптовалюта вызывает больше доверия, чем у старшего поколения. Для них цифровые активы стали нормой: большинство пользователей чаще используют безналичные расчеты и имеют электронные кошельки», — говорит основатель платежной системы PlasmaPay Илья Максименка.

Но, несмотря на все достоинства криптовалют и растущую популярность платежей, сами представители этой индустрии всерьез не рассматривают виртуальные валюты как реальную угрозу для существующей «доллароцентричной» финансовой системы. По крайней мере, в ближайшем будущем. Представитель криптобанка Wirex Роман Забуга уверен, что в среднесрочной перспективе использование криптовалюты для международных расчетов исключено. «У нас есть пример латиноамериканского петро, инициированного венесуэльскими властями, и огромные сомнения в его ликвидности. У нас есть более привычные криптовалюты — биткоин, эфир, риппл и прочие, волатильность которых попросту не предполагает их использование в качестве средства расчетов не то что на международном уровне, но даже и внутри страны на уровне b2b», — рассуждает он.

Криптовалюты сейчас больше используются не как средство расчетов, а как инвестиционный инструмент. Чтобы тот же биткоин или Ethereum стали в один ряд с долларом и евро, необходимо как минимум две вещи. Первое — единая и внятная политика регуляторов. По факту сейчас далеко не во всех странах даже разрешено их использование. В России, например, статус операций с криптовалютами вообще никак не отрегулирован. Хотя майнить и вкладывать деньги в биткоины гражданам никто не запрещает, однако у российских финансовых властей нет никакого желания придавать им легальный статус. «Мнение Банка России — не легализовывать использование криптовалют как законного платежного средства. Мы против частных денег, в какой бы форме они ни были — материальной или виртуальной. Криптовалюты — это частные цифровые деньги, — заявила глава ЦБ Эльвира Набиуллина в октябре прошлого года на сочинском форуме инновационных технологий.

Второе, что мешает криптовалютам стать международным платежным средством, указывает Илья Максименка, — отсутствие платежной инфраструктуры и доверия к ним. «Блокчейны, на базе которых и существуют криптовалюты, до сих пор технически слабы, чтобы говорить о глобальном вытеснении фиата цифровыми валютами. Однако в перспективе пяти лет крипторынок может достаточно развиться с технической точки зрения и получить широкое распространение как платежное средство, составив выгодную альтернативу доллару и евро», — считает он.

А как же рубль?

В мире уже есть вторая резервная валюта — евро, отмечает Яков Миркин. В евро номинированы 20—25% всех финансовых активов. Поэтому, как полагают многие эксперты, у европейской валюты больше всего шансов заменить доллар. Например, чтобы обойти американские санкции. «Если РФ подвергнется блокировке долларовых расчетов со стоны США, не исключены расчеты в евро, например, за поставки газа», — говорит аналитик ИК «Фридом Финанс» Валерий Безуглов.

Правда, евро пока существенно уступает доллару в плане надежности. Долговой кризис в Греции, выход Великобритании из Евросоюза, попытки отделить Каталонию от Испании, шотландский референдум о независимости (пусть пока и неудачный) — все эти события не добавляют стабильности европейской валюте. Плюс ко всему в ряде стран вновь заговорили о возвращении к национальной валюте. С этой точки зрения более перспективным многие эксперты считают юань. По данным Всемирного банка, доля Китая в мировой экономике уже составляет около 15%. Причем последние годы темпы роста ВВП страны превышают 6%.

«Китай уже запустил торги на бирже фьючерсами на нефть с расчетами за поставки исключительно в юанях», — напоминает аналитик «Альпари» Наталья Мильчакова. Если так пойдет и дальше, то через 10—15 лет Китай может стать лидером, вытеснив с этой позиции США, чей вклад в глобальный ВВП сейчас оценивается примерно в 25%. Это приведет к росту доверия и ликвидности юаня: именно этого не хватает китайской валюте, чтобы стать мировой.

А вот перспективы рубля как международной валюты эксперты пока оценивают более чем скромно. Для этого российская экономика слишком слаба, а наша национальная валюта слишком зависима от политики, цен на нефть, поведения инвесторов, колебаний других валют. И еще десятка других причин. Поэтому пока вряд ли кто-то из стран-партнеров готов воспринимать рубль как надежное средство расчетов и сохранения капитала. «Сколько бы ни говорили о нашем желании перейти на рубль, сегодня это возможно только в ограниченном формате», — говорит Александр Бахтин. Мильчакова не исключает, что часть расчетов в рублях можно будет использовать в рамках ЕАЭС, однако этому могут препятствовать валютные риски. В отличие от доллара, который считается самой стабильной валютой в мире, застрахованной от резких обвалов, российский рубль пока явно не может похвастать такой стабильностью.

Три греческих университета в числе 500 лучших в мире

Три греческих университетов вошли в число 500 лучших в мире по данным Academic Ranking of World Universities (ARWU), известного как «Шанхайский рейтинг». Рейтинг составлен азиатским агентством ShanghaiRanking Consultancy и учитывает различные критерии научной и академической деятельности вузов.

Первая десятка лучших университетов мира совпадает с прошлогодним рейтингом. Возглавляет список уже 16-й год подряд Гарвардский университет, за ним следует Стэнфордский университет. Первую тройку закрывает Кембриджский университет, в то время как с 4-го по 10-е место расположились Массачусетский технологический институт (MIT), University of California Berkeley, Принстонский университет, Оксфордский университет, Колумбийский университет, Калифорнийский технологический институт и Чикагский университет.

Первым неамериканским и небританским университетом в первой двадцатке стал Цюрихский технологический институт (Swiss Federal Institute of Technology Zurich), занявший 19-е место.

Что касается греческих университетов, ведущим является Афинский национальный университет имени Каподистрии (позиция 301-400), в то время как Университет Аристотеля в Салониках и Афинский политехнический университет расположились в позиции 401-500.

Добавим, что в исследовании участвуют более 1200 вузов и только 500 попадают в список лучших университетов мира.

Чем больше Трамп с нами хочет дружить, тем больнее будут санкции

Лилия Шевцова, политолог

Россия не может противостоять самой развитой и богатой цивилизации, которая пришла в бешенство

Как назвать ситуацию, когда ты думаешь, что сорвал банк, а на самом деле проигрался в пух и прах- глупость, неадекватность, помутнение сознания? Как назвать политику, которая привела государство, всегда состоявшее в высшей мировой лиге, к роли страны-изгоя? Ведь речь не идет об одном- двух провалах, которые можно исправить. Речь идет о действиях, которые загнали Россию в тупик, из которого непонятно, как выбраться. Надо же было докатиться до того, что самая дружественная для россиян Греция начала выдворять российских дипломатов.

Сегодня Россия оказалась перед угрозой санкционной блокады, которая будет пожестче предыдущей. К теперешним санкциям, которые регулярно возобновляются, мы адаптировались и нашли в санкционном заборе лазейки, которые позволяют худо-бедно выживать и даже ерничать. Хиханьки закончились. Америка обещает новую удавку, от которой будет трудно избавиться. Уйдут нынешние кремлевские правители, а удавка останется нам в наследство. Вот пенсии под вопросом, а удавка гарантируется! Поправка Джексона-Вэника, введенная американцами против России в 1974 г, была снята только в 2012, когда давно исчезли основания, по которым она была принята.

«Коллективный Запад» вовсе не пытается обвалить российскую экономику - зачем им эта головная боль? Свалить президента Путина? Чушь! Западные санкции никогда не приводили к смене режима. Речь идет о формировании механизма, который бы заставлял российский правящий класс платить за его уверенность во вседозволенности - не только дома, но и вне дома. Проблема, правда, в том, что наша власть будет пытаться возложить санкционное бремя на общество. Россияне будут оплачивать кульбиты своей власти. В общем логично. Ведь они поддерживали ее политику. Во всяком случае, до недавнего времени. Но смирительная рубашка для правящей элиты - это еще не все удовольствие, которое нам придется получить.

Заявленные американские санкции (даже в случае их смягчения) создают для России новую геополитическую ситуацию. Во-первых, сужается возможность для ее державной роли, т.е. надламывается позвоночник российской системы. Во-вторых, разрушается созданная еще в советское время конструкция поддержания жизнеспособности России за счет западных финансовых и технологических ресурсов. Российская власть сделала непростительную ошибку, решив, что Америку можно дергать за хвост и испытывать бесконечно ее терпение. Раздразнив Америку, Кремль не просто превратил Россию в фактор американской политической борьбы. Американцы сделали то, что проделала российская власть у себя дома в отношении Америки: антироссийская позиция стала критерием американского патриотизма и почти национальной идеей. Уставшие от роли глобального шерифа Соединенные Штаты вдруг получили дозу адреналина для создания западного фронта по сдерживанию России. Кто-либо в Москве задумывался над тем, чем могут закончиться хакерские игры с американскими выборами и использование провинциальных девочек для охмурения вашингтонского бомонда?

Архитектором нашей внешней политики, посадившей Россию в лужу, конечно, является Кремль. Но справедливости ради нужно назвать и тех, кто разделяет ответственность за то, что мы оказались там, где оказались.

- Это российский политический класс, который десятилетиями причитал об «унижении» со стороны Запада и призывал к возмездию за отсутствие должного уважения.

- Это отечественные «эксперты», вопившие изо всех розеток, что эпоха Запада завершилась, Америка сдала себя в утиль, а потому с Западом можно не церемониться.

- Это западные лидеры ( Шредер, Берлускони, Саркози, Ширак и прочие), которые пели в ухо российскому президенту то, что он хотел услышать.

- Это европейские лидеры ( как напр., венгерский премьер Орбан), научившиеся обменивать про-кремлевскую риторику на безвозмездную российскую помощь.

- Это западные интеллектуальные гуру, журналисты и прочие деятели, за российские деньги убеждавшие мир, что у России есть основания обижаться. А потому Россия имеет право бить стекла в чужих домах.

Добавим к этому западную систему регулирования собственности и финансовых потоков (прежде всего в США и Великобритании), которая искушала нашу элиту тем, что позволяла ей выкачивать из России деньги и анонимно их пристраивать в либеральном сообществе. И мы еще будем удивляться, откуда это у нашего правящего класса чувство безнаказанности и уверенности в том, что Запад проглотит его художества! Вот не будь всего этого, неужели Кремль решился бы на «гамбиты», которые привели нас в мировой лепрозорий? Не забудем и парадокс в виде президента Трампа, создающего иллюзию возможности сделки между Америкой и Россией.

На деле, однако, получается совсем другое: чем больше Трамп с нами хочет дружить, тем больнее для нас будут американские санкции, которые должны наказать его за эту странную для американцев дружбу. Уйдет Трамп, но жесть останется надолго. Что бы мы ни делали, будет плохо. Попытаемся дружить с Америкой - американцы будут нас подозревать в злых намерениях. Если, конечно, Россия не скажет: «Mea Culpa!» Но у России нет привычки признавать вину и оправдываться. Попытаемся отвечать Америке (а чем мы можем ответить?) - станет еще хуже, ибо Россия не может противостоять самой развитой и богатой цивилизации, которая пришла в бешенство. Словом, вляпались!

Глава Росрыболовства пригласил делегацию Греции на Международный рыбопромышленный форум.

В Росрыболовстве состоялась рабочая встреча заместителя Министра сельского хозяйства Российской Федерации – руководителя Федерального агентства по рыболовству Ильи Шестакова с помощником Премьер-министра Греции Димитриусом Веланисом.

Российско-греческое взаимодействие, в том числе в области рыбного хозяйства, осуществляется в рамках Смешанной Российско-Греческой комиссии по экономическому, промышленному и научно-техническому сотрудничеству.

Греция является одним из ведущих средиземноморских производителей продукции аквакультуры, в связи с этим стороны обсудили вопросы возможности организации взаимодействия в данной сфере. Как отметил глава Росрыболовства, взаимный интерес могут представлять научные исследования в области разработки рецептур кормов для аквакультуры, производства продукции, как пищевой, так и фармацевтической, из объектов аквакультуры.

Димитриус Веланис в свою очередь обозначил заинтересованность республики в развитии двустороннего сотрудничества в области рыбного хозяйства, а также обозначил предложения греческой стороны в этом направлении.

В завершение встречи Илья Шестаков пригласил Греческую Сторону принять участие во II Международном рыбопромышленном форуме, который состоится в Санкт-Петербурге 13-15 сентября 2018 года, в том числе в работе «круглого стола», посвященного вопросам аквакультуры: прогнозам выращивания и развития до 2050 года. «На этой площадке мы можем продолжить предметное обсуждение вопросов развития двустороннего взаимодействия в области рыбного хозяйства», – отметил глава Росрыболовства.

Справочно:

На рыбацкий «Давос» прибудут делегации из ведущих рыболовных держав, которые обеспечивают более половины мирового вылова водных биоресурсов и объема производства продукции аквакультуры: в том числе Фарерских островов, Исландии, Китая, Японии, Южной Кореи, Мавритании, Ирана, Японии, Соединенных Штатов Америки, Сенегала и других.

Примут участие ведущие международные организации: НАФО, НЕАФК, ИКЕС, НАСКО, НПАФК, СИТЕС, Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО), а также Европейская ассоциация рыбопереработчиков и трейдеров, «Еврофиш», международные компании, ведущие научно-исследовательские институты, экологические организации и другие участники мировой рыбной отрасли.

Одновременно с форумом в Санкт-Петербурге состоится Международная выставка рыбной индустрии, морепродуктов и технологий. Площадь экспозиции увеличится на 60% по сравнению с прошлым годом и составит 13 тыс. кв. метров. В ней примут участие более 200 компаний, значительная часть участников – это зарубежные предприятия.

Источник: Пресс-служба Росрыболовства

Китай стал крупнейшим мировым экспортером переработанных фруктов и орехов

В 2016 году Китай экспортировал 1,3 млн тонн переработанных фруктов и орехов на сумму $2,5 млрд.

Такие статистические данные приводятся в отчете "World: Prepared Fruits - Market Report. Analysis And Forecast To 2025. Market Report. Analysis And Forecast To 2025" исследовательской компании IndexBox. Также в число ведущих экспортеров вошли Таиланд (709 тыс. тонн; $1,032 млрд), США (667 тыс. тонн; $1,56 млрд), Филиппины (459 тыс. тонн; $449 млн) и Аргентина (412 тыс. тонн; $521 млн). В совокупности эти странны составляют 50% мирового экспорта переработанных фруктов и орехов.

Около 23% мирового экспорта приходится на Испанию (305 тыс. тонн; $487 млн), Нидерланды (296 тыс. тонн; $748 млн), Грецию (288 тыс. тонн; $326 млн), Германию (230 тыс. тонн; $851 млн), Мексику (198 тыс. тонн; $441 млн), Коста-Рику (161тыс. тонн; $127,5 млн) и Италию (161 тыс. тонн; $329 млн).

В период 2007-2016 гг. наивысший темп роста производства переработанных фруктов и орехов был зафиксирован в Коста-Рике (+17,4% в год). Самый высокий темп роста экспорта за аналогичный период отметили в Мексике (+16.7%).

Всего объем производства переработанных фруктов и орехов в 2016 году достиг 7 млн тонн (+4% к результатом 2015 года). Среднегодовой темп роста производства с 2007 по 2016 год был на уровне +1,8%, рост экспорта +8% в год. В стоимостном выражении экспорт в 2016 году достиг $14 млрд. Ежегодно результаты мирового экспорта в денежном выражении за отчетный период росли на 1,8% в год. При этом объемы экспорта росли неравномерно, наиболее значительное увеличение экспортных поставок было продемонстрировано в 2016 году, когда прирост их стоимости составил 40,3%.

Средняя экспортная цена переработанных фруктов и орехов снизилась в 2016 году на -2,0% по сравнению с 2015 годом. Самая низкая экспортная цена была в Коста-Рике ($791 за тонну), а самая высокая в Германии ($3,7 тыс. за тонну).

Источник: FruitNews по материалам IndexBox

Тоталитарные и авторитарные режимы

Хуан Линц

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

Хуан Линц (1926—2013) — социолог и политолог, автор трудов по теории тоталитарных и авторитарных политических режимов.

[стр. 16—62 бумажной версии номера]

I. ВВЕДЕНИЕ [1]

Многообразие и широкая распространенность недемократических режимов

Все знают, что формы правления бывают разными и что быть гражданином или подданным одной страны совсем не то же самое, что быть гражданином другой — даже на повседневном уровне. Но известно также и то, что почти все правительства занимаются примерно одним и тем же, так что порой легко уподобиться чистым анархистом, для которых все государства одинаковы, просто потому что они государства. Это противоречие и является отправной точкой в общественно-политической науке.

Понятно, что при Сталине или Гитлере жизнь обычного гражданина — не говоря уже о верхушке общества — сильно отличалась от жизни в Великобритании или Швеции[2]. Даже если не брать крайние случаи, можно смело утверждать, что для многих, пусть даже и не для подавляющего большинства, жить в Испании при Франко совсем не то же самое, что жить в Италии — для глав коммунистических партий этих стран уж точно. Наша задача как ученых описать во всей его сложности отношение людей к правительству и понять, почему это отношение столь сильно меняется от страны к стране. Мы не будем рассматривать личные документы — мемуары политиков, генералов, интеллектуалов, заговорщиков и узников концлагерей, а также литературные произведения, посвященные столкновению человека с властью, зачастую жестокой и непредсказуемой. Мы ограничимся научными исследованиями общества, основанными на наблюдении, анализе законов, судебных и административных решений, бюрократических документов, на интервью с главами стран и опросах населения — то есть будем основываться на трудах, в которых предпринята попытка описать и объяснить функционирование разных политических систем в разных обществах.

Благодаря работам политических философов, у нас уже есть некоторое представление о том, какие вопросы следует задавать. Однако чисто дескриптивных исследований политической жизни в конкретном обществе в конкретное время, пусть даже очень хороших, нам будет мало. Нам, как и Аристотелю, который столкнулся с разнообразием правлений в греческих полисах, будет нужно свести всю эту сложность к ограниченному числу типов — достаточно разных, чтобы охватить весь спектр режимов, присутствующий в реальности, но в то же время позволяющих описать черты, общие для тех или иных сообществ. Классификация политических систем, как и других аспектов реальности — социальных структур, экономических систем, религий, структур родства, — составляет ядро социальных наук с момента их зарождения. Появление новых форм политической организации, учреждения власти и властных компетенций, распоряжения ими, а также изменение точки зрения, связанное с появлением новых ценностей, неизбежно приводит к созданию новых классификаций. Эта интеллектуальная задача не так проста, как может показаться, поскольку мы имеем дело с изменчивой политической реальностью. Старые понятия утрачивают адекватность. Как отмечает Токвиль, говоря об «опасной для демократических государств форме угнетения, не похожей ни на одну из ранее известных в мире форм»: «Это нечто новое, поэтому я попытаюсь описать ее, ибо имени у нее нет». К сожалению, нам всегда приходится как-то именовать реальность, которую мы пытаемся описать. Хуже того — мы в этом не одиноки, поскольку те, кто контролирует политическую жизнь в государствах ХХ века, тоже хотят определять, описывать и именовать свои политические системы, даже если при этом они выдают желаемое за действительное или просто хотят пустить пыль в глаза окружающим. Разумеется, подходы ученых и политических деятелей не всегда совпадают, одни и те же слова часто имеют разный смысл. Соответственно, ясность в понятиях — дело принципиальной важности. Кроме того, общества различаются не только тем, как в них организована политическая жизнь, но и устройством властных отношений в иных сферах. Естественно, те, кто считает, что внегосударственные аспекты общества для жизни людей важнее, будут стремиться к такой концептуализации разновидностей обществ, в которой политика будет лишь одним из аспектов и, наверное, даже не самым важным. Нас, однако, будет занимать именно проблема многообразия политических систем.

Простейший способ определить какое-либо понятие — указать, чем оно не является. Это, очевидно, предполагает, что мы знаем, чем является нечто другое, и, соответственно, можем сказать, что оно не совпадает с нашим понятием. В данном случае мы будем исходить из предположения, что мы знаем, что такое демократия, и сосредоточимся на политических системах, которые не подпадают под наше определение демократии. Джованни Сартори, анализируя примеры использования таких понятий, как тоталитаризм, авторитаризм, диктатура, деспотизм и абсолютизм, которые традиционно противопоставляются демократии, отмечает[3], что сейчас все сложнее понять, чем же не является демократия. Тем не менее присутствует ощущение, что благодаря работам множества ученых у нас все-таки есть описание демократии, соответствующее большому числу политических систем, достаточно схожих между собой по способу организации политической жизни и в отношениях между гражданами и правительством, чтобы подпадать под одно определение. Соответственно, здесь мы будем иметь дело с политическими системами, имеющими как минимум одну общую черту: все они не похожи на общества, к которым приложимо наше определение демократии. То есть мы будем иметь дело с недемократическими политическими системами.

Двойственность политических режимов традиционно описывалась противопоставленными терминами поликратия — монократия, демократия — автократия. С XVIII века дескриптивными и идеологическими понятиями для описания неограниченной власти (legibus solutus) стали абсолютизм и деспотизм, даже если это порождало такие неоднозначные выражения, как «просвещенный деспотизм». В конце XIX — начале ХХ века, когда в большинстве западных стран, по крайней мере на бумаге, установилось конституционное государство, а либерализм и правовое государство (Rechtstaat) стали символом политического прогресса, новые автократические формы правления обычно называли диктатурами. В 1920-е Муссолини заявляет о своей приверженности неоидеалистической концепции Джованни Джентиле об «этическом» и «тоталитарном» государстве: «Вооруженная партия ведет к тоталитарному режиму… Партия, тоталитарно управляющая нацией, — факт, новый в истории»[4]. В Германии это понятие найдет отклик лишь некоторое время спустя, причем не столько среди нацистского руководства, сколько у политических философов вроде Карла Шмитта, писавшего о повороте к тотальному государству в 1931 году[5]. Успех этого слова тесно связан с известной работой генерала Людендорфа «Тотальная война»[6], которая переворачивала старую формулу Клаузевица «война есть продолжение политики иными средствами», чтобы определить мир как подготовку к войне, а политику как продолжение войны иными средствами. Другой влиятельный автор, Эрнст Юнгер, примерно в это же время придумал выражение Totale Mobilmachung[7]. Вскоре эта идея тотальной мобилизации войдет в политический дискурс и даже в юридические документы — например в указы испанской правящей партии, где этот термин имел положительные коннотации. Уже в 1930-е политолог Джордж Сэбин использует это понятие для новых мобилизационных однопартийных режимов — и фашистских, и коммунистических[8]. Роберт Михельс в 1928 году отмечает сходство между фашистскими партиями и большевиками[9]. Троцкий пишет в 1936 году: «Сталинизм и фашизм, несмотря на глубокое различие их общественных основ, представляют собою симметричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга»[10]. Многие фашисты, особенно фашисты левые, ощущали близость своих идеалов к сталинскому коммунизму[11]. Так что выявить это сходство и обнаружить, насколько полезно понятие, описывающее сразу оба политических феномена, выпало отнюдь не либеральным критикам фашизма и Советского Союза. Как мы увидим, борьба с излишне широким или неправильным толкованием этого понятия, а также сомнения в его интеллектуальной плодотворности возникли лишь недавно. Тем не менее еще в 1930-е ряд теоретиков, симпатизировавших авторитарным, антидемократическим политическим решениям, но при этом враждебно относившихся к активистским мобилизационным концепциям тоталитарного государства и видевших проблему в автономии государства от общества, ясно указали на разницу между авторитарным государством, тоталитарным государством и тем, что они называли нейтральным либерально-демократическим государством[12]. В послевоенной политологии их идеи отклика не нашли. Когда в ходе «холодной войны» отдельные автократические режимы вроде Турции и Бразилии перешли к демократии, а обретшие независимость страны выбрали демократическую форму правления, считалось, что дихотомия демократии и тоталитаризма может описать все многообразие политических систем или как минимум два полюса, к которым все эти системы тяготеют. Именно тогда режимы, которые нельзя было отнести ни к демократическим, ни к тоталитарным, считались либо покровительствующими демократии (то есть режимами, где демократические нормы формально приняты, а элиты стремятся демократизировать свои общества, даже если они не вполне представляют, что для этого требуется), либо сохранившимися до настоящего времени традиционными олигархиями[13]. Но и в данном случае для режимов, оказавшихся между этими двумя типами и ориентировавшихся либо на демократическое будущее, либо на традиционалистское прошлое, требовалось создать особый тип модернизирующихся олигархий. Примечательно, что описание в этом случае в большей мере сосредоточивалось на целях экономического развития, чем на природе политических институтов, которые нужно было создать и работу которых необходимо было поддерживать.

Всего несколько лет спустя рухнули огромные надежды на демократию в Латинской Америке — в первую очередь в более развитых южноамериканских республиках и странах, созданных путем успешного переноса британских и французских демократических институтов в бывшие колонии. Вместе с тем авторитарные режимы в Испании и Португалии неожиданно для всех пережили разгром стран «оси». Ученым стало ясно, что такие режимы нельзя понимать как безуспешные примеры тоталитаризма, поскольку многие — если не все — их основатели не разделяли тоталитарных взглядов на государство и общество, а сами эти режимы функционировали совсем не так, как нацистский или сталинский; при этом сами правители, особенно в странах «третьего мира», даже не делали вида, что авторитаризм — лишь временный этап подготовки страны к демократии. Они все чаще отвергали либерально-демократическую модель и при строительстве нового государства нередко прибегали к несколько видоизмененной ленинской модели правящей партии как авангарда пролетариата. Вскоре ученые обнаружат, что идеологические выступления и декларируемые схемы управления партий и массовых организаций почти никогда не соответствуют действительности, как в прошлом псевдофашизм балканских, восточноевропейских и балтийских государств не был похож на немецкий национал-социализм или итальянский фашизм. Эти наблюдения неизбежно привели к тому, что был описан — с теми или иными нюансами — третий тип режимов, то есть именно отдельный тип, а не точка на оси между демократией и тоталитаризмом. На основании анализа режима Франко, особенно после 1945 года, мы сформулировали понятие авторитарного режима, который отличается и от демократического правления, и от тоталитарной системы[14].

Наш анализ будет сосредоточен на тоталитарных и авторитарных режимах, имеющих как минимум одну общую черту, — это недемократические режимы. Поэтому мы должны начать с краткого эмпирического определения демократии, чтобы очертить область нашего исследования. Мы обратимся к многочисленным теоретическим и эмпирическим исследованиям тоталитарных политических систем, появившимся в последние десять лет, а также к недавней критике этого понятия, чтобы наметить типы режимов, которые мы от противного считаем тоталитарными. Однако упомянутыми тремя типами режимов многообразие политических систем ХХ века не исчерпывается. До сих пор существует ряд режимов, основанных на традиционной легитимности, и мы неверно поймем их природу, если будем классифицировать их по тем же признакам, что и современные авторитарные режимы, сложившиеся после слома традиционной легитимности или после периода демократического правления. Нам представляется, что отдельные виды тирании и деспотизма, осуществляемые лично правителем и его клиентами — с помощью преторианской гвардии при отсутствии каких-либо форм организованного участия населения в государственных институтах и сколь-нибудь значимых попыток легитимации на фоне преследования режимом своих частных целей, — будет не вполне плодотворно относить к той же категории, что и более институализированные авторитарные режимы, в которых правители считают, что действуют ради общего блага. Поэтому такие режимы — назовем их «султанскими» — мы рассмотрим отдельно, пусть даже у них есть общие черты с авторитарными. Отдельную проблему представляют общества, в которых один слой навязывает свою власть остальным — при необходимости и силой, — но при этом позволяет им участвовать в политической жизни в соответствии с демократическими нормами, исключая лишь возможность дискуссии об отношениях с правящей группировкой, причем по этому вопросу имеется широкий консенсус. Мы называем такой вид режимов «расовой демократией», поскольку они столь же парадоксальны, как и сочетание демократии с расовой дискриминацией. Недавние события в Восточной Европе, связанные с десталинизацией, и даже некоторые тенденции в Советском Союзе поставили отдельный вопрос о природе постсталинистских коммунистических режимов. Мы обнаружили, что режимы, развивающиеся в Восточной Европе, имеют много общего с теми, которые мы определяем как авторитарные, однако их более или менее отдаленное тоталитарное прошлое и приверженность элит отдельным элементам тоталитарной утопии наделяют их известным своеобразием. Мы будем говорить о них как о частном случае авторитаризма — посттоталитаризме.

Два главных измерения в нашем определении авторитарных режимов — степень или вид ограничения политического плюрализма, а также степень, в какой режим основывается на политической апатии и демобилизации, либо ограниченной и контролируемой мобилизации населения. На их основании можно выделить множество подтипов, различающихся тем, кто участвует в ограниченном плюрализме и как эти участники организованы, а также уровнем и типом их участия. Мы будем различать: бюрократическо-милитаристские авторитарные режимы; формы институционализации авторитарных режимов, которые мы называем «органическим этатизмом»; мобилизационные авторитарные режимы в постдемократических обществах, примером которых во многих отношениях является итальянский фашизм; мобилизационные авторитарные режимы в государствах, только что обретших независимость; наконец, посттоталитарные авторитарные режимы. Разумеется, эти идеальные (в веберовском смысле) типы не описывают в полной мере ни одного конкретного режима, поскольку в реальности политические режимы возникают усилиями лидеров и общественных сил, имеющих противоречивые представления о государственном устройстве, причем приоритеты и общие представления о цели у них постоянно меняются. Любой режим — результат явных и скрытых разнонаправленных тенденций, поэтому всегда представляет собой смешанную форму. Тем не менее близость к той или иной форме всегда имеется. В этом смысле в рамки нашей типологии трудно точно поместить даже какую-то одну страну в каждый конкретный момент.

Ученые предпринимали попытки[15] классифицировать независимые государства в соответствии с некоторыми операционными критериями[16]. Из-за политических изменений, особенно в неустойчивых странах «третьего мира», эти классификации быстро устаревают. Кроме того, немногочисленные попытки переработать классификацию политических систем в более сложную типологию не находят широкой поддержки в научном сообществе — главным образом из-за отсутствия систематического сбора материалов, относящихся к параметрам, на которых такие типологии строятся, а также потому, что политическая ситуация в ряде стран вообще не становилась предметом научных исследований. При этом существует довольно широкий консенсус в отношении стран, которые Данкварт Растоу считал демократическими, Роберт Даль — полиархиями, а авторы обзора 1960 года «Политика развивающихся регионов» — конкурентными. Многие из этих исследований показывают, что в любой момент времени не более четверти или даже трети мировых политических систем являются демократическими. Роберт Даль, Ричард Норлинг и Мэри Фрейз Уильямс, взяв за основу данные из «Кросс-политического обзора»[17] и других источников, касающиеся права на занятие государственной должности и допустимости нахождения в оппозиции к власти (всего семь показателей, связанных с выдвигаемыми для этого условиями), разбили 114 стран на 31 вид[18]. На основании этих данных, собранных примерно в 1969 году, 29 государств оказались полиархиями и шесть — близкими к полиархии. В списке Данкварта Растоу (за исключением Мексики, Цейлона, Греции и Колумбии, он совпадает со списком Даля) указана 31 страна[19]. В обоих списках не упоминаются некоторые карликовые государства, которые можно считать полиархиями.

Из 25 государств, население которых превысило к 1965 году 20 миллионов человек, лишь восемь относились на тот момент к полиархиям, при этом Даль считал Турцию близкой к полиархии, а Растоу добавлял к этому списку еще и Мексику[20]. Если принять во внимание, что из этих 25 стран Япония, Италия и Германия не были демократическими на протяжении существенной части первой половины XX столетия, а из пяти крупнейших государств мира только в США и Индии демократическое правление не прерывалось с момента обретения независимости, важность изучения недемократических политических систем станет очевидной. Вообще говоря, в определенных частях земного шара демократии находятся в меньшинстве. Из 38 африканских государств, обретших независимость после 1950 года, лишь в семи сохраняется многопартийная система и проводятся выборы, на которых партии могут конкурировать между собой. В 17 из этих 38 стран по состоянию на 1973 год главой государства был военный; под властью военных живут 64% 266-миллионого населения этих стран[21]. Даже в Европе, за вычетом СССР и Турции, лишь 16 из 28 государств были стабильными демократиям, а будущее еще трех — Португалии, Греции и Кипра — оставалось неопределенным. 61,5% населения Европы, за вычетом СССР, жили при демократии, 4,1% — при неустойчивых режимах, 34,4% — в недемократических политических системах.

Демократии могут существенно отличаться друг от друга: в США всеобщие выборы непрерывно проводятся с 1788 года, а Федеративная Республика Германии была основана лишь в 1949-м, после 12 лет нацистского тоталитаризма и иностранной оккупации; в Великобритании правление большинства, а в Ливане — сложная система договоренностей между этнорелигиозными меньшинствами, сочетающими конкурентную политику и принцип государственного единства; в Скандинавии эгалитарное общество, а в Индии царит неравенство. При всех этих различиях политические институты этих стран похожи в достаточной мере, чтобы мы могли считать их все демократиями. Основное сходство будет особенно хорошо заметно, если посмотреть на неоднородный список 20 крупнейших недемократических стран. Вряд ли кто-то усомнится, что Советский Союз, Испания, Эфиопия и ЮАР отличаются друг от друга больше, чем США и Индия (если брать крайний случай) или Испания и Восточная Германия (если брать только европейские страны). Задача этой главы — попытаться разработать понятийный аппарат, отражающий разнообразие политических систем, которые мы даже в самом широком смысле не можем назвать демократическими и в которых живет как минимум половина человечества.

Конечно, богатейшие страны, а именно 24 страны, где ВВП на душу населения составлял в 1965 году более 1000 долларов [на душу населения], были демократиями — за исключением Чехословакии, Советского Союза, Восточной Германии, Венгрии и Кувейта (представляющего собой особый случай); но уже из 16 стран с подушевым ВВП более 500 долларов демократиями можно было считать только семь. Таким образом, мы имеем дело не только с бедными, неразвитыми странами или странами с остановившимся экономическим ростом, ведь из 36 стран со средним экономическим ростом более 5,1% в 1960—1965 годах лишь 12 входят в составленный Далем список полиархий и близких к ним режимов. А если взять только страны с высоким ростом душевого дохода — то есть более 5%, — то из 12 стран в этот список входят лишь две.

Соответственно, несмотря на существенную связь между стабильностью демократии в экономически развитых странах и более высокой вероятностью, что страны с более высоким уровнем социального и экономического развития станут демократиями, количество отклонений от этой тенденции требует отдельного анализа различных типов политических, общественных и экономических систем. Некоторые формы политической организации и легитимации власти, несомненно, более вероятны в определенных типах общества и при определенных экономических условиях, а какие-то отдельные сочетания практически невозможны. Однако мы считаем крайне важным не смешивать две эти сферы и сформулировать отдельные типологии для общественных, экономических и политических систем. В противном случае мы не сможем поставить целый ряд важных теоретических вопросов: какой вид общественной и экономической структуры с большей вероятностью приведет к появлению режимов определенных типов и обеспечит их стабильность? Как тот или иной режим влияет на конкретную общественно-экономическую структуру и ее развитие? Повышается ли вероятность развития той или иной общественной, а может, и экономической системы при данном политическом режиме?

Разумеется, никаких однозначных соответствий между всеми этими аспектами социальной реальности не существует. Демократическое правление вполне совместимо с целым рядом общественных и экономических систем, и то же самое можно сказать об автократических режимах. Достаточно вспомнить недавнюю немецкую историю: в течение полувека общество находилось последовательно под властью нестабильной веймарской демократии, нацистского тоталитаризма и стабильной боннской республики. Несомненно, все эти режимы оказали глубокое влияние на социально-экономические структуры — хотя были и другие факторы, — однако политические различия между ними были явно сильнее, чем экономически и социальные. Поэтому мы сосредоточимся на всем многообразии политических систем и не будем в нашей классификации учитывать параметры, которые в больше степени относятся к типологии общественных и экономических систем.

Невозможно переоценить важность этих аналитических различий для осмысленного исследования связей между государством, обществом и экономикой (сюда следовало бы добавить и четвертый аспект — культурно-религиозный).

Демократическое правление и недемократические государственные устройства

Дать определение демократии, не пытаясь описывать общественные структуры и отношения в демократическом государстве, относительно просто[22]. Демократической мы будем называть политическую систему, которая позволяет свободно формулировать политические предпочтения посредством права на свободу собраний, информацию и коммуникацию с целью регулярного ненасильственного (пере)избрания лидеров на основании открытой конкуренции. Демократическая система при этом не исключает активных политических организаций из конкурентной борьбы, не запрещает членам политического сообщества выражать свои предпочтения и не вводит ради этого никаких норм, требующих применения силы. Либеральные политические права являются необходимым условием для этой общественной дискуссии и конкуренции в борьбе за власть, а также для расширения права участвовать в выборах для все большего числа граждан как неизбежного следствия. Условие регулярности выборов исключает любые системы, в которых правители в какой-то момент получили легитимность и поддержку избирателей в рамках открытой конкуренции, однако впоследствии воспрепятствовали осуществлению контроля над своими действиями. Это явным образом исключает некоторые основанные на плебисците авторитарные режимы, даже если мы принимаем, что выборы, приведшие их к власти, были честными и открытыми. Требование того, что все действующие политические посты должны прямо или косвенно зависеть от результатов всенародных выборов, исключает системы, в которых правитель получает власть через традиционное наследование и осуществляет ее без контроля или участия выборного органа, либо системы, где имеется пожизненный и несимволический пост, как в случае Франко на посту главы государства или Тито на посту президента республики. Чтобы назвать ту или иную систему более или менее демократической, в ней непременно должен наличествовать целый ряд политических свобод, гарантирующих право меньшинств на создание организаций и мирную, конкурентную борьбу за поддержку населения, даже если при этом действуют какие-то юридические или даже фактические ограничения[23]. Недемократические же режимы не просто de facto ограничивают свободу меньшинств, но и, как правило, четко прописывают юридические ограничения, оставляя простор для интерпретации таких законов не объективным независимым органам, а самим правителям, которые к тому же применяют их крайне избирательно. Требование того, что гражданам не может быть отказано в участии в выборах, если такой отказ сопряжен с применением силы, связано с тем, что расширение гражданских прав было процессом медленным и конфликтным: от имущественного ценза к всеобщему избирательному праву для мужчин до включения женщин и молодежи — по мере того, как эти общественные группы начинали требовать распространения избирательного права, в том числе и на них самих. Таким образом, исключаются системы, которые в какой-то момент допускали более или менее ограниченное участие в выборах, но отказались, прибегнув к силе, расширить это право на другие группы. ЮАР является ярким примером политической системы, которая несколько десятилетий назад могла считаться демократией, однако перестала быть таковой, полностью отказав в избирательном праве темнокожему и цветному населению. Даже если в условиях однопартийной системы в партии происходит некоторая демократизация, эксклюзивное предоставление гражданских прав членам одной партии — а именно тем, кто принимает основные политические ценности, подчиняясь партийному уставу под угрозой исключения из нее, — не позволяет считать такого режима демократическим. Безусловно, система с внутрипартийной демократией более демократична, чем без нее, когда партия управляется по принципам вождизма или «демократического центризма», однако недопуск к выборам тех, кто не хочет вступать в партию, не позволяет нам определить такую политическую систему как демократическую.

В нашем определении отсутствует упоминание политических партий, потому что теоретически можно представить, что борьба за власть осуществляется без них, даже если нам не известны такие системы, подпадающие под определение демократических. Теоретически конкурентная борьба за лидерство может иметь место в рамках мелких избирательных округов при отсутствии организаций, действующих на постоянной основе, приверженных определенным ценностям и объединяющих повестку множества избирательных округов, — а именно такие организации мы называем партиями. Это теория органической, или корпоративной, демократии, и она утверждает, что представителей надо выбирать в первичных социальных группах, в которых люди знают друг друга и объединены общими интересами, что делает политические партии ненужными. Ниже, говоря об органическом этатизме, мы подробно рассмотрим теоретические и эмпирические трудности в организации открытой конкурентной борьбы за власть в так называемых органических демократиях, а также авторитарные черты подобных режимов. Соответственно, право свободно образовывать политические партии и право партий бороться за власть во всей полноте, а не только частично, является первым признаком демократичности политической системы. Зато исключается любая система, в которой партия de jureобладает особым конституционным или юридическим статусом, ее отделения отвечают перед отдельным партийным судом, а закон наделяет их особой защитой так, что другие партии должны признавать за ней лидерство при том, что сами они могут участвовать в управлении, только если не оспаривают ее исключительного положения, либо обязательно поддерживают определенный общественно-политический порядок (помимо конституционного порядка, задающего свободную конкурентную борьбу за власть в рамках регулярных мирных выборов). Крайне важно четко отличать правящие de facto партии, регулярно получающие на выборах подавляющее большинство голосов в равной борьбе с другими партиями, от партий-гегемонов в псевдомногопартийной системе. Именно поэтому различие между демократическими и недемократическими режимами не совпадает с различием между однопартийными и многопартийными системами. Еще один часто выдвигаемый критерий отличия демократических режимов от недемократических — регулярная передача власти, однако это условие не является необходимым[24].

Приведенные выше критерии позволяют практически однозначно определить государство как демократическое, при этом не упуская из виду элементов демократии в государствах других типов или присутствия de facto адемократических либо антидемократических тенденций в демократических государствах. Сомнения возникали лишь в редких случаях, да и то в силу несогласия ученых в оценках фактического положения дел, касающихся свободы политических групп[25]. Дальнейшее свидетельство правильности нашего определения — это сопротивление недемократических режимов, называющих себя демократиями, введению перечисленных нами элементов и те идеологические изощрения, на которые они идут, чтобы это оправдать. Еще одно подтверждение состоит в том, что ни одна демократия не трансформировалась в недемократический режим, не изменив хотя бы одной из указанных нами характеристик. Лишь в редких случаях нетрадиционные режимы преобразовывались в демократические без конституционного переворота и насильственного свержения действующей власти. Таковыми можно считать Турцию после Второй мировой войны[26], Мексику (если принять аргументы тех, кто считает ее демократией) и, возможно, Аргентину после выборов 1973 года. Таким образом, граница между недемократическими и демократическими режимами довольно жесткая, ее нельзя преодолеть посредством медленной и незаметной эволюции; для этого требуется резкий слом, неконституционные действия, военный переворот, революция или иностранная интервенция. При этом черта, отделяющая тоталитарные системы от других недемократических режимов, гораздо менее четкая, известны наглядные примеры, когда система теряла определенные характеристики, позволяющие считать ее тоталитарной, но при этом не становилась демократией, причем процесс этот проходил малозаметно, и точно зафиксировать переход чрезвычайно сложно. Несмотря на всю важность сохранения различия между тоталитарными и недемократическими типами политического устройства, они походят друг на друга больше, чем на демократические формы правления, что позволяет выделить их в отдельную, пусть и обширную, категорию недемократических режимов. Рассмотрению таких режимов и посвящена эта работа.

Примечание о диктатуре

В специальной литературе[27] и повседневной речи для обозначения недемократических режимов и государства с особым типом, нетрадиционным, легитимации часто используется термин «диктатура». Если в Древнем Риме оно возникло в форме dictator rei gerundae causaдля обозначения чрезвычайного правления, предусмотренного конституцией на ограниченный срок в случае экстренной ситуации и ограниченного 6 месяцами без права продления или исполнением конкретной задачи, то теперь слово «диктатор» стало использоваться для осуждения и поругания. Неслучайно Карл Шмитт[28] и Сартори[29]отмечают, что Гарибальди и Маркс все еще употребляли это слово без негативных коннотаций.

Если этот термин и имеет смысл сохранить для современного научного использования, его употребление следует ограничить описанием чрезвычайного правления, приостанавливающего или нарушающего на время конституционные нормы, касающиеся исполнения и передачи власти. Конституционная диктатура как тип правления основывается на статьях конституции, описывающих чрезвычайное положение (например массовые беспорядки или война) и по решению легитимного конституционного органа расширяющих полномочия отдельных органов власти или дающих им право исполнять их, когда их срок уже истек и должны состояться новые выборы. Такая экстраконституционная власть не обязательно становится антиконституционной, навсегда меняя политический строй. Она вполне может служить его защите в кризисной ситуации. Из-за неоднозначности выражения «конституционная диктатура» Сартори и другие ученые предпочитают термин «кризисное управление»[30]. Вообще говоря, революционные комитеты, которые берут на себя власть после падения традиционного строя или авторитарного режима с целью проведения свободных выборов и восстановления демократии, пока они остаются временным правительством, не утвержденным путем выборов, можно считать диктатурой в узком смысле слова. Многие военные перевороты против традиционных правителей, автократических правительств или разваливающихся демократий ради поддержания видимости преемственности власти путем фальсификации или задержки выборов получают широкую поддержку именно на основании этого шага — при том, что изначально отдельные лидеры таких переворотов могли искренне желть восстановить конкурентную демократию. Трудность выхода из режима правления военных, как показывает прекрасный анализ Самюэля Файнера[31] и Самюэля Хантингтона[32], позволяет понять, почему в большинстве случаев военные создают авторитарные режимы, а не обеспечивают возвращения к демократии. Еще один очень особый случай — явное принуждение из-за рубежа с целью установления демократии путем изгнания недемократических правителей. Япония, Австрия и Западная Германия после Второй мировой войны — уникальные тому примеры, поскольку главнокомандующие и администрации союзников не являлись демократическими правителями этих государств[33]. Однако их успех может быть связан с уникальными обстоятельствами, сложившимися в данных обществах, — других подобных примеров скорее всего нет. В этом узком смысле мы говорим только о тех диктатурах, которые Карл Шмитт[34] называл Kommissarische Diktatur, в отличие от «диктатур суверенных».

Однако в реальном политическом мире возвращение к конституционной демократии после разрушения демократической легитимности — даже путем так называемой конституционной диктатуры или вмешательства монархов или армий, действующих в качестве модернизирующего инструмента в чрезвычайной ситуации, — остается весьма сомнительным. Исключением, пожалуй, может считаться правительство национального единства во время войны, когда все основные партии соглашаются перенести выборы или не допустить подлинно конкурентных выборов, чтобы обеспечить почти единодушную поддержку правительству, ведущему общую для всех войну. Диктатуру как чрезвычайную власть, временно ограничивающую гражданские свободы и/или усиливающую власть отдельных органов, трудно отличить от иных типов автократических режимов, когда она выходит за рамки конкретной ситуации. Ученые не могут не принимать во внимание заявлений того, кто принимает на себя такую власть, даже если они сомневаются в его искренности или реалистичности его намерения вернуть власть народу, поскольку эти заявления скорее всего будут иметь необратимые последствия для легитимности устанавливаемого подобным образом недемократического правления. Ученый не a priori, а только ex post factoделает вывод о том, действительно ли правление индивида или группы было диктатурой в узком, римском, смысле. Как правило, подобные диктатуры — лишь переходные этапы к иным формам автократического правления, поэтому неслучайно ситуацию балканских государств, где короли отошли от конституционного правления, следует считать королевскими диктатурами, а не возвращением к абсолютной монархии. Как только от преемственности традиционной легитимации отказываются ради демократических норм, возвращение к ней кажется невозможным. Диктатура как промежуточная, чрезвычайная власть слишком часто переходит в более или менее институализированные формы авторитаризма. Не будем забывать, что уже римское конституционное правление было разрушено и преобразовано в авторитарное, когда Сулла в 82 году до нашей эры стал dictator reipublicae constituendae, а Цезарь в 48 году до нашей эры стал диктатором на ограниченный срок, а в 46-м — на десять лет. С тех пор свержение конституционного правительства выдающимся лидером называют цезаризмом.

Мы закрепим термин «диктатура» за временным кризисным правительством, которое не институализировало себя и представляет собой разрыв с институциональными правилами передачи и отправления власти, принятыми предыдущим режимом, будь он демократическим, традиционным или авторитарным. Временную приостановку этих правил в соответствии с конституцией такого режима мы будем называть кризисным правительством или конституционной диктатурой.

II. ТОТАЛИТАРНЫЕ СИСТЕМЫ

К определению тоталитаризма

В свете того, что тоталитаризм занимает центральное место в изучении современных неконкурентных демократических режимов, полезно будет начать с некоторых уже ставших классическими определений тоталитарных систем, после чего попытаться продвинуться в нашем понимании их, прислушавшись к критике, которой они подвергались[35]. Не так давно Карл Фридрих следующим образом переформулировал описательное определение, к которому они с Бжезинским первоначально пришли в 1965 году:

«Шесть черт отличают этот режим как от других, более старых автократий, так и от гетерократий. На сегодня это в целом общепринятый набор фактов: 1) тоталитарная идеология; 2) единственная партия, приверженная этой идеологии, во главе которой обычно стоит один человек, диктатор; 3) разветвленная секретная полиция и три типа монополии, или, точнее, монопольного контроля, а именно: а) над массовыми коммуникациями, б) над боевым оружием и в) над всеми организациями, в том числе экономическими, что включает в себя всю плановую экономику. [...] Следует добавить, что ради простоты эти шесть черт можно свести к трем: тоталитарная идеология, партия, подкрепленная секретными службами, и монополия на три основные формы межличностного взаимодействия в массовом индустриальном обществе. Эта монополия не обязательно находится в руках партии — это следует подчеркнуть с самого начала, чтобы избежать недоразумений, уже возникших в критических замечаниях к моим предыдущим работам. Здесь важно, что этот монопольный контроль находится в руках элиты (какой бы она ни была), управляющей данным конкретным обществом и, соответственно, олицетворяющей собой режим»[36].

Бжезинский предлагает более сущностное определение, указывающее на конечную цель таких систем:

«Тоталитаризм — это новая форма правления, подпадающая под общее определение диктатуры; система, в которой центральное руководство элитного движения, имеющее в своем полном распоряжении высокотехнологичные инструменты политического влияния, употребляет их ради совершения тотальной социальной революции (затрагивающей базовые условия человеческого существования) на основе некоторых произвольных идеологических принципов, провозглашенных этим самым руководством в атмосфере насажденной силой единодушной поддержки всего населения»[37].

Франц Нейман представил[38] похожий набор определяющих характеристик.

Следует подчеркнуть, что во всех этих определениях элемент террора — роль полиции и принуждения — не является ключевым (каковым он был, например, для Ханны Арендт[39]). В самом деле, можно показать, что до тех пор, пока власть может рассчитывать на лояльность вооруженных сил, тоталитарной системе для существования в относительно закрытом обществе вполне достаточно того, что громадная часть населения идентифицирует себя с властью и принимает активное участие в контролируемых ею и служащих ее целям политических организациях; власть может пользоваться распыленным контролем над обществом, возможным благодаря добровольному манипулируемому участию и тактике кнута и пряника. В некоторых отношениях именно к такому типу тоталитаризма приблизился коммунистический Китай; этой же модели соответствует и хрущевский опыт популистской рационализации партийного контроля, как его описывает Пол Кокс[40].

Явно или неявно эти определения указывают на постепенное стирание границы между государством и обществом, на возникновение «тотальной» политизации общества через политические организации — чаще всего партию и связанные с ней объединения. Тем не менее эта черта, отличающая тоталитарные системы от различных типов авторитаризма и особенно от демократического правления, никогда не проявляется в реальности в чистом виде — соответственно, трения между обществом и политической системой обязательно будут присутствовать, пусть и в усеченной форме, и в тоталитарных системах. Еще менее вероятно в реальности тотальное формирование индивида, полное усвоение идеологии массами и возникновение «нового человека», о котором постоянно вещают идеологи, хотя следует признать, что мало каким общественным системам, если не считать религий, удалось продвинуться в этом направлении так же далеко, как тоталитаризму.

Чертами, без которых политическую систему нельзя назвать тоталитарной, являются идеология, единственная партия с массовым членством вкупе с иными мобилизационными организациями и власть, сосредоточенная в руках одного человека и его сподвижников или небольшой группы, которые неподотчетны никаким сколь-нибудь широким кругам и не могут быть смещены со своих позиций институциализованными, мирными методами. Каждую из этих черт в отдельности можно обнаружить и в других типах недемократических систем, но тоталитарную систему создает лишь их совместное присутствие. Это означает, что не все однопартийные системы являются тоталитарными, что какая бы то ни было система не является тоталитарной, если в ней наличествует честная борьба за власть между свободно создаваемыми партиями, и что нельзя называть тоталитарной недемократическую систему, которая не является однопартийной — точнее, не находится под контролем одной активно действующей партии. Как признает в своем уточненном определении Карл Фридрих, суть не в том, что окончательные решения всегда принимает партийная организация или что у нее достаточно власти, чтобы их предопределить, пусть даже нам трудно поверить, что единственная массовая партия этого типа вместе с контролирующей ее бюрократией не является самой могущественной институцией в обществе — по меньшей мере, когда речь идет об отдельных ее членах и обычных гражданах.

Конечно, бывают диктаторы — цезаристские вожди, мелкие олигархии вроде военных хунт или объединения элит в разных институциональных областях, неподотчетные институциям и собственным членам, — но правление этих диктаторов тоталитаризмом мы называть не будем. Если их власть не реализуется во имя идеологии, так или иначе подчиненной каким-то коренным идеям или Weltanschauung, если они не прибегают к определенным формам массовой организации и вовлечения членов общества, отличным от военной угрозы или полицейского давления, то речь идет вовсе не о тоталитарной системе, а, как мы увидим позже, об авторитарных режимах. Каким бы прочным ни было единство верхушки, между приближенными к правителю и в среде его непосредственных подчиненных вполне может идти борьба за власть — равно как и между организациями, этим самым правителем и созданными. Подобного рода групповая политика не возникает из потребностей общества, в ней не участвуют институции или организации, существовавшие до захвата власти. Власть вовлеченных в эту борьбу людей, фракций или организаций не имеет корней в общественных структурах, не являющихся в строгом смысле политическими, даже когда сами участники этой борьбы за власть оказываются тесно связанными с какими-то определенными слоями общества. В этом смысле, когда речь идет о тоталитаризме, говорить о классовой борьбе в марксистском понимании невозможно. Исходные государственные позиции — заняв которые, конкурирующие за власть лица начинают бороться за расширение своего влияния путем установления связей с разными существующими в обществе запросами, — являются частью политической системы, то есть политических организаций вроде партии или связанных с ней массовых организаций, региональных партийных структур, партийных военизированных ополчений, правительства или полицейского чиновничества. В стабильных тоталитарных системах традиционные институции — например деловые объединения, церковь или даже армия — в борьбе за власть играют лишь вспомогательную роль, и если они вообще в ней участвуют, то лишь в той мере, в какой их привлекают для поддержки того или иного лидера или группы внутри политической элиты. На политическую власть их руководство претендовать не может — в лучшем случае оно может влиять на определенные решения и крайне редко получает даже в этой сфере право вето. В этом отношении одной из черт, отличающих тоталитарные системы от других недемократических систем, является подчиненное положение армии. На сегодняшний день ни одна из тоталитарных систем не пала благодаря военному перевороту, вмешательство военных еще ни разу не привело к фундаментальным переменам в тоталитарных системах, даже когда в момент кризиса одной из враждующих фракций удавалось усилить свое влияние благодаря поддержке армейской верхушки.

Подобную роль могла бы сыграть лишь крайне политизированная Народно-освободительная армия Китая (НОАК)[41] или же армия на Кубе[42]. Говорить, что какие-то отдельные включенные во властные структуры лидеры, фракции или бюрократические группы представляют интересы управленцев, сельхозпроизводителей, отдельных языковых или культурных образований, интеллектуалов и так далее, можно лишь в очень относительном смысле. Даже если каким-то лидерам или группам случается до некой степени представлять интересы отдельных сегментов общества, они остаются этим социальным сегментам неподотчетными, эти общественные слои не становятся фундаментальным источником их власти, сами лидеры чаще всего не являются выходцами из этих слоев и даже во властные элиты попали отнюдь не в силу своего высокого положения внутри одного из таких слоев. Разрушение или как минимум решительное ослабление всех институций, организаций и групп влияния, существовавших до захвата власти новой политической элитой и создания ею собственных политических структур, — одна из важнейших отличительных черт тоталитаризма, если сравнивать его с другими недемократическими системами. В этом смысле можно говорить о монополии на власть, о монизме, однако будет большой ошибкой считать монолитной эту концентрацию власти в политической сфере, в руках людей и организаций, назначенных политическим руководством. Плюрализм тоталитарных систем — это не общественный плюрализм, а плюрализм политический, причем исключительно внутри правящей политической элиты. Один пример: конфликты между SA и SS, DAF (Германским трудовым фронтом) и партией, четырехлетним планом Геринга и Организацией Тодта (впоследствии перешедшей под начало Шпеера) были конфликтами внутри нацистской элиты, столкновениями между разными ее организациями. Разумеется, участники этих конфликтов искали и находили союзников среди военных, бюрократов и бизнесменов, но было бы большой ошибкой считать перечисленных выше людей или организации представителями донацистских структур германского общества. То же самое, вероятно, можно сказать и о борьбе разных фракций Политбюро или ЦК после смерти Сталина.

Тем не менее можно показать, что в полностью установившейся тоталитарной системе, удерживающей власть в течение долгого времени, отдельные члены политических организаций, особенно партии, начинают ассоциироваться — в процессе дифференциации и разделения труда — с особыми участками административной работы и могут все чаще и чаще отождествляться с конкретными экономическими или территориальными интересами, представлять их чаяния и мнения при выработке каких-то административных мер — особенно в мирное время, когда перед всеми без исключения не стоит какой-то одной задачи первостепенной важности, а также в моменты передачи власти или кризиса в руководстве. Как только приняты все базовые решения о природе политической системы, все существовавшие ранее общественные структуры уничтожены или решительно ослаблены, а их наиболее влиятельные лидеры смещены, в тоталитарной системе может произойти трансформация, дающая возможности для возникновения плюрализма, ограниченного в своих пределах и автономности. В этот момент решающее значение в том, останется ли система по сути своей тоталитарной или превратится в нечто другое, будет иметь степень жизнеспособности идеологии, а также партии или других организаций, занимающихся поддержанием ее господства, плюс устойчивость высшего руководства. Разумеется, подобные преобразования внутри тоталитарных систем не происходят без трений и напряженности, поэтому их следует понимать скорее как циклические изменения, а не как гладкую последовательную эволюцию.

Всякой типологии тоталитарных систем придется учитывать относительную важность идеологии, партии и массовых организаций, а также политического правителя или правящих групп, присвоивших себе власть, а также сплоченность или разобщенность руководства. Кроме того, при типологизации необходимо проанализировать, как эти три параметра соотносятся с обществом и его структурой, историей и культурными традициями. Разные тоталитарные системы или одна и та же система в разных своих фазах могут оказаться в большей или меньшей степени идеологизированными, популистскими или бюрократизированными в зависимости от типа единственной партии — или в большей или меньшей степени харизматическими, олигархическими или даже феодальными в зависимости от внутреннего устройства высшей власти. Отсутствие одного из этих трех факторов или их достигшее определенного предела ослабление приводят к коренному изменению самой природы системы. При этом разнообразие самих этих факторов, конечно же, допускает возникновение самых разных типов тоталитарных систем.

Именно сочетание трех этих факторов объясняет многие другие черты, вероятность столкнуться с которыми в тоталитарных системах гораздо выше, чем в иных недемократических системах. Тем не менее какие-то из этих черт не являются ни достаточными, ни необходимыми для того, чтобы признать систему тоталитарной, и могут быть обнаружены также и в других типах политических систем.

Итак, я буду считать систему тоталитарной, если она удовлетворяет следующим условиям:

1. Наличествует единый, однако не монолитный центр власти, и любой плюрализм институций или групп, если он существует, получает свою легитимность именно из этого центра, им опосредуется и возникает в большинстве случаев в силу политической воли центра, а не является результатом развития общества в дототалитарный период.

2. Имеется единственная, автономная и более или менее проработанная в интеллектуальном плане идеология, с которой идентифицирует себя правящая верхушка или вождь, а также обслуживающая высшее руководство партия. Политика, которую проводит правительство, опирается на идеологию, любые проводимые меры оправдываются ссылкой на нее. Идеология имеет определенные границы, и преступить их — значит вступить в сферу инакомыслия, которое не остается безнаказанным. Идеология не сводится к какой-то конкретной программе или определению общего политического курса, но претендует на окончательное осмысление общества, понимание его исторической цели и объяснение всех общественных явлений.

3. Звучат постоянные призывы к активной мобилизации и широкому участию граждан в реализации политических и коллективных общественных задач; это участие реализуется через единственную существующую партию и множество подчиненных ей групп, оно поощряется и награждается. Нежелательными считаются пассивное подчинение и апатия, отход на позиции маленького человека, «хата которого с краю», характерные для авторитарных режимов.

Именно последняя из перечисленных черт сближает тоталитарное общество с идеалом, да в общем, и с реальностью многих демократий и в корне отличает его от большинства «нетоталитарных недемократических систем». Именно это участие и чувство сопричастности обществу так восхищает в тоталитарных системах демократически мыслящих наблюдателей, именно благодаря ему они начинают думать, что имеют дело с демократией — демократией, даже более совершенной, чем та, в условиях которой граждане вспоминают об общественных проблемах только (или главным образом) в преддверии выборов. Однако фундаментальное различие между политическим участием в условиях мобилизационного режима и в условиях демократии состоит в том, что в первом случае для каждой сферы жизни и каждой задачи имеется лишь один возможный канал участия, а общие цель и направление задаются из центра, который определяет и цели, возможные для общественных организаций, и, в конечном счете, их контролирует.

Тоталитарную систему характеризует именно это постоянное взаимодействие между господствующим и более или менее монистическим центром принятия решений, опирающимся в своей работе на идеологические постулаты или ссылающимся на них для оправдания собственных действий, с одной стороны, и гражданами, участвующими в работе контролируемых организаций ради реализации идеологических целей.

Прочие черты, на которые часто указывают при описании тоталитарных систем, можно вывести из указанных нами трех, что мы и сделаем, когда перейдем к подробному обсуждению важнейших научных работ, посвященных анализу отдельных тоталитарных систем. Здесь стоит привести лишь несколько элементарных примеров. Причиной напряженных отношений между интеллектуалами, художниками и политической властью[43] является, очевидно, помимо личных пристрастий и неприязни вождей вроде Гитлера и Сталина, упор на идеологию: требование приверженности этой идеологии исключает все прочие идейные системы, а ставить под вопрос лежащие в основе этой идеологии ценности попросту страшно — в особенности, когда речь идет о противопоставлении коллективных, общественных целей целям, индивидуальным и частным. Частный, замкнутый на себя человек представляется скрытой угрозой, а многие формы эстетического выражения обращены как раз к такому человеку. То же самое можно сказать и об эскалации обычных конфликтов между церковью и государством до конфликта между религией и политикой[44]. Важность идеологии имеет и позитивные стороны: огромной ценностью наделяется образование, возникает большая потребность в определенных культурных инициативах и последующем их массовом распространении. Это резко отличает тоталитарные системы от большинства традиционных автократий, где поддержкой пользуется лишь внушение религиозных идей (в случае религиозных автократий) или естественно-научное и техническое образование (в светских автократиях). Пропаганда, образование, обучение кадров, дальнейшая проработка и развитие идеологии, вдохновленная ею научная деятельность, награды интеллектуалам, идентифицирующим себя с системой, чаще оказываются важными именно в тоталитарных, а не в иных недемократических системах. Если не принимать во внимание ограниченность этих усилий и забыть об ограничении или полном отсутствии свободы, можно обнаружить здесь определенное совпадение с демократическими системами, где массовое участие в политической жизни тоже требует массового образования и массовых коммуникаций и где интеллектуалам предназначается важная роль, которой они не всегда, впрочем, рады.

Сосредоточенность власти в руках вождя и его приближенных или обособленной группы, сформировавшейся благодаря общему участию в борьбе за власть и в создании режима, обязательная социализация в политических организациях или кооптация из других секторов (по критериям лояльности и/или идеологической благонадежности) неизбежно приводят к ограничению автономии других организаций: промышленных предприятий, профессиональных групп, вооруженных сил, интеллектуалов и так далее. Приверженность идеологии, признание ее символов и убежденность, что любые решения должны приниматься с оглядкой на идеологию или ею обосновываться, отделяет эту группу от людей, испытывающих определенный скептицизм или вообще не интересующихся идеологией, а также от тех, кто в силу своего призвания, как например интеллектуалы, склонен ставить под вопрос лежащие в основе идеологии принципы. В то же время властная группа сближается с теми, кто готов развивать идеологию, не претендуя при этом на власть. Элемент элитизма, на который постоянно указывают при анализе тоталитарных систем, есть лишь логическое следствие стремления к монополизации власти. Тем же объясняется и ожесточенность конфликтов внутри элиты, а также чистки и гонения на тех, кто эту битву за власть проиграл. Власть — в большей степени, чем в демократических обществах, — становится здесь игрой на выбывание.

Приверженность идеологии, стремление к монопольному контролю и страх утраты власти, разумеется, объясняют и тенденцию к использованию в таких системах насильственных методов, а также высокую вероятность непрекращающегося террора. Соответственно, именно террор — особенно террор, направленный на саму элиту, а не на противников или потенциальных оппонентов системы, — и отличает тоталитарные системы от других недемократических систем. При объяснении характерной для тоталитарных систем тяги к полной вовлеченности, когда власть не удовлетворяют ни апатичность подданных, ни простое соглашательство бюрократов, идеологическое рвение имеет более важное значение, чем размер общества, который подчеркивает Ханна Арендт, или степень модернизации в смысле технологической развитости, связанной с индустриализацией.

Очевидно, что при анализе влияния (в поведенческих терминах) тоталитарных систем на разные общества важнейшим параметром оказывается природа и роль единственной партии. Важность, которой наделены партийная организация, возникающие из недр партии специализированные политические организации и связанные с партией массовые организации, объясняет многие основные характеристики этих систем. В первую очередь их способность проникать в общество, присутствовать во многих институциональных сферах и оказывать на них влияние, мобилизовывать людей для решения масштабных задач на добровольной или псевдодобровольной основе (а не в ответ на материальные стимулы и поощрения) дает тоталитарным системам возможность осуществлять важные изменения при ограниченных ресурсах, в силу чего они служат инструментом для определенного типа экономического и общественного развития. Кроме того, партийные структуры сообщают тоталитарным системам некоторый демократический характер — в том смысле, что они дают желающим (то есть всем тем, кто разделяет основные цели, сформулированные руководством страны, а не выдвигает собственные) шанс принять активное участие в жизни страны и ощутить сопричастность с ней. Несмотря на бюрократический характер государства, многих организаций и даже самой партии, массовое членство в партии и организациях, которые она поддерживает, может дать смысл, цель и чувство сопричастности многим гражданам. Этим тоталитарные системы разительно отличаются от многих других недемократических систем — авторитарных режимов, где правители полностью полагаются на бюрократов, экспертов и полицию, отделенных от всего остального населения, имеющего мало шансов (или вообще никаких) почувствовать себя активными участниками общественных и политических событий (им остается только работа и личная жизнь).

Партийная организация и масса существующих внутри нее невысоких руководящих должностей дают многим людям шанс причаститься власти — порой даже над людьми, стоящими выше них в других социальных иерархиях[45]. Это очевидным образом привносит элемент равенства, подрывающий другие общественные стратификации, но вводящий при этом новый тип неравенства. Кроме того, активная партийная организация, члены которой искренне вовлечены в ее деятельность, способствует резкому росту возможностей для контроля и неявного принуждения по отношению к тем, кто не желает в нее вступать или оказывается из нее исключенным. Тоталитарные системы ставят себе на службу всю ту массу энергии, которая в демократических обществах направляется не только в политическую жизнь, но и распыляется по множеству добровольных объединений, направленных на достижение общего блага. Едва ли не весь идеализм, связанный с ориентацией на коллектив, а не на себя лично (идеализм, в прошлом находивший свою реализацию в религиозных организациях, а в современных либеральных демократиях реализующийся в добровольных объединениях), в тоталитарных системах уходит в партийную деятельность и работу в связанных с ней организациях — как, очевидно, и оппортунизм тех, кого привлекают щедрые награды, связанные с партийной активностью, или доступ к власти и надежда ее обрести. Этот мобилизационный аспект является важнейшим для тоталитарных систем и отсутствует во многих (если не в большинстве) других недемократических системах. Люди определенного типа, при тоталитаризме с энтузиазмом решающие задачи, поставленные перед ними руководством, в других недемократических системах были бы пассивными подданными, которые интересовались бы лишь реализацией своих узких личных целей или переживали бы отчужденность в виду отсутствия каких-либо возможностей для участия в работе, направленной на перемены в обществе. Соответственно, привлекательность тоталитарной модели во многом объясняется именно этим мобилизационным, поощряющим всеобщее участие характером партии и массовых организаций. В то же время причина отчужденности и чувства неприятия, которые такие системы вызывают, чаще всего состоит в том, что выбор общественных целей обычному гражданину недоступен, свобода в выборе руководства организаций либо ограничена, либо точно так же недоступна в силу бюрократизма, существование которого оправдывается принципами коллективного руководства или демократического централизма.

Другие характеристики, часто встречающиеся в описаниях тоталитарных систем — например их тенденция к экспансии, — вывести из ключевых свойств тоталитаризма не так просто. Некая косвенная связь здесь, очевидно, присутствует, поскольку упор на единственно верную идеологию превращает в скрытую угрозу существование всех прочих идеологий и систем убеждений. Тем не менее здесь многое будет зависеть от конкретного содержания идеологии — как минимум природа и направление экспансии будут определяться этим в большей степени, чем другими структурными характеристиками[46].

В тоталитарных системах практически неизбежны стремление подчинять, запрет едва ли не на любые формы несогласия (особенно на те, что способны захватить сравнительно большие сегменты населения и предполагают какую-либо попытку самоорганизации), сжатие сферы частного и значительный объем полусвободного, если не прямо насильственного, участия в общественной жизни. При этом масштабный и произвольный террор в форме концлагерей, чисток, показательных процессов, коллективного наказания целых социальных групп или сообществ обязательной чертой тоталитаризма вовсе не является. Тем не менее мы можем сказать, что подобные формы при Гитлере и Сталине возникли не случайно, что они были характерны для этих режимов и широко распространены, чего ни в одной демократической системе не случалось никогда, и, наконец, что они наверняка отличались качественно и количественно от форм принуждения, практиковавшихся в других недемократических системах, если не считать периодов консолидации власти, гражданской войны и времени непосредственно после нее. Террор не является ни необходимой, ни достаточной характеристикой тоталитарных систем, однако вероятность его применения в таких системах, судя по всему, выше, чем в любых других, причем определенные формы террора представляются характерными для определенных форм тоталитаризма. Тем не менее целый ряд авторов совершенно верно говорят о тоталитаризме без террора.

В первых исследованиях тоталитаризма, особенно в «Перманентной революции» Зигмунда Ноймана[47], особо подчеркивалась роль лидера. Фашистская приверженность вождизму (Führerprinzip) и возвеличивание Duce, а также культ личности Сталина сделали эту черту очевидным элементом любого определения тоталитаризма. Тем не менее в последние годы мы видим примеры систем, в целом подпадающих под определение тоталитарных, однако не обнаруживающих бесспорного лидера, какого-либо культа или персонификации высшего руководства. И есть масса недемократических систем, не соответствующих описанному нами типу, в которых при этом центральное место занимает вождь со сложившимся вокруг него культом. Соответственно, мы смело можем сказать, что единственный лидер, который сосредотачивает в своих руках огромную власть, вокруг которого складывается культ личности и харизматический авторитет которого так или иначе признается как членами партии, так и населением в целом, появляется в тоталитарных системах с очень высокой вероятностью, однако его появление не является неизбежным или необходимым для сохранения стабильности таких систем. Кризисы передачи власти, которые, по мысли многих исследователей, угрожали стабильности или даже самому существованию таких режимов, на практике не привели к падению или упадку тоталитарных систем, хотя были в этом отношении очень опасными[48]. Можно было бы думать, что упор на вождизм характерен для тоталитарных режимов фашистского типа, что со всей очевидностью верно в случае Италии, Германии и еще некоторых мелких фашистских систем, однако роль Сталина в Советском Союзе показывает, что эта черта характерна не только для них. Понятно, что, если мы станем доказывать на манер некоторых диссидентствующих коммунистов и левых фашистов, что чисто функционально сталинизм был русским эквивалентом фашизма, эта сложность сама собой разрешится. Но такое решение больше похоже на софизм. В настоящий момент можно ответственно утверждать лишь, что в тоталитарных системах такого рода лидерство появляется с большей вероятностью, чем в других недемократических системах. Изменения в отношении между лидерством, идеологией и организованным массовым участием — те переменные, на основании которых следовало бы строить типологию тоталитарных систем и за счет которых можно было бы попытаться понять процессы консолидации, стабилизации, изменения и — возможно, развала — таких систем. Выдвигать какие-либо предположения относительно взаимосвязи этих относительно независимых переменных в любой тоталитарной системе было бы, пожалуй, слишком смело; только теоретико-эмпирический анализ конкретных типов, или даже отдельных случаев, может помочь справиться с этой теоретической проблемой на более высокой ступени абстракции.

[…]

IV. АВТОРИТАРНЫЕ РЕЖИМЫ

К определению авторитарного режима

В одной из предыдущих работ я обозначил все многообразие недемократических и нетоталитарных политических систем как авторитарные при условии, что они являются политическими системами с ограниченным, не подотчетным политическим плюрализмом без выраженной правящей идеологии, но с определенной системой ценностей, без широкой или интенсивной политической мобилизации, за исключением отдельных периодов развития, где лидер или иногда небольшая правящая группировка управляет в рамках формально плохо определенных, но вполне предсказуемых границ[49].

Это определение было сформулировано так, чтобы противопоставить эти системы конкурентным демократиями и типичным тоталитарным системам[50]. Оно четко отделяет авторитаризм от демократий, тогда как разница с тоталитаризмом кажется более размытой, поскольку под это определение вполне подходят до- и посттоталитарные ситуации и режимы. Дальнейшее разграничение требует исключения традиционных законных режимов, отличающихся источником легитимации правителей, и авторитарных олигархий. Режимы, которые мы назвали «султанским авторитаризмом», во многом похожи на те, что подпадают под наше определение авторитарных; их отличие — в произвольном и непредсказуемом применении власти и слабости пусть даже ограниченного политического плюрализма (а это важная черта «султанского авторитаризма»). По ряду причин нам удобнее исключить из определения авторитарных режимов полуконституционные монархии XIX века, сочетающие в себе элементы традиционного легитимного и авторитарного правления, где монархические, сословные и даже феодальные элементы смешиваются с зарождающимися демократическими институтами, и цензовых демократий, в которых ограниченное избирательное право — шаг вперед в сторону современных конкурентных демократий, основанных как минимум на всеобщем избирательном праве для мужчин. Олигархические демократии, сопротивляющиеся — особенно в Латинской Америке — попыткам дальнейшей демократизации, настаивая на ограничении избирательного права из-за неграмотности, контроля или манипуляции выборами через касиков, регулярного обращения за помощью к военным и создания почти идентичных партий, часто оказываются на грани между современными авторитарными режимами и демократией. Они ближе к демократии конституционно и идеологически, однако социологически схожи с авторитарными режимами. Но даже при более жестком определении, исключающем все лишнее, мы обнаруживаем множество современных политических систем, под него подпадающих, — что потребует, как мы увидим, введения нескольких подвидов авторитаризма.

Наше определение авторитаризма сосредоточено на способе употребления и организации власти, на связях с обществом, природе коллективных представлений, на которые опирается власть, а также на роли граждан в политическом процессе; при этом за пределами рассмотрения остается само содержание политики, цели и raison d'êtreподобных режимов. Мы практически ничего не узнаем из него об институтах, группах или социальных слоях, составляющих ограниченный плюрализм этого общества, или о тех, кто из него исключен. Акцент на строго политических аспектах дает почву для обвинений этого определения в формализме, которые уже звучали, когда речь заходила о наших определениях тоталитаризма или даже демократии. Нам, однако, кажется, что характеризуя режимы отдельно от проводимой ими политики, мы более четко видим проблемы, стоящие перед любыми политическими системами, — например отношения между политикой, религией и интеллектуалами. Условия их возникновения, стабильности, трансформации и возможного упадка тоже в таком случае видятся более явственно. Общий и абстрактный характер этого определения заставляет нас спуститься по лестнице абстракций к изучению множественных подвидов, чем мы здесь и займемся.

Мы говорим скорее об авторитарных режимах, а не об авторитарных правительствах, чтобы показать относительно низкую выраженность политических институтов: они проникают в жизнь общества, препятствуя — порой силой — политическому выражению интересов некоторых групп (например духовенства в Турции и Мексике после революции или рабочих в Испании) или формируя их путем политического вмешательства, как это происходит в корпоративистских режимах. В отличие от некоторых исследователей тоталитаризма, мы говорим не об обществах, а о режимах, потому что даже сами правители не хотят полностью отождествлять государство и общество.

Наиболее характерной чертой таких режимов является плюрализм, однако крайне важно подчеркнуть, что, в отличие от демократий с их почти неограниченным и политически институализированным плюрализмом, здесь мы имеем дело с плюрализмом ограниченным. Звучали даже предложения считать такие режимы ограниченным монизмом. На самом деле эти два обозначения задают довольно широкий диапазон, в котором могут действовать такие режимы. Ограничение плюрализма может достигаться за счет соответствующих законов, а может обеспечиваться de facto, оно может быть более или менее строгим, касаться только определенных политических групп или более широких слоев интересантов — главное, чтобы оставались группы, не созданные государством или не зависящие от него, несмотря на явное вмешательство государства в политический процесс. В некоторых режимах допускается институализированное политическое присутствие ограниченного числа независимых групп и даже поощряется создание новых, однако ни у кого не возникает сомнений, что правители сами решают, каким группам позволено существовать и на каких условиях. Кроме того, даже если власти реагируют на деятельность таких объединений граждан, они им de jure и/или de facto не подотчетны. Это отличает их от демократического правления, при котором политические силы формально зависят от поддержки на местах при всех возможных фактических отклонениях, описываемых «железным законом олигархии» Михельса. В авторитарных режимах представители различных групп и институций попадают во власть не просто потому, что они пользуются поддержкой соответствующей группы, а потому что им доверяет правитель или властная группировка, и они, безусловно, учитывают статус и влияние последней. У них может быть поддержка на местах — назовем ее потенциальной избираемостью, — но это не единственный, и даже не главный, источник их власти. Посредством постоянной кооптации лидеров разные секторы или институции становятся элементами системы, и это определяет природу элиты: разнородное происхождение и карьеры, а также меньшая доля профессиональных политиков — тех, кто строил карьеру только в политических организациях, — по сравнению с бывшими бюрократами, технократами, военными, лоббистами и иногда религиозными деятелями.

Как мы увидим, в некоторых из таких режимов одна правящая или привилегированная партия — это единственный более или менее важный компонент ограниченного плюрализма. На бумаге такие партии часто заявляют, что обладают такой же монополией на власть, что и тоталитарные партии, и как будто бы исполняют те же функции, но в реальности их следует четко различать. Отсутствие или слабость политической партии часто делает спонсируемые церковью или связанные с ней светские организации (например «Католическое действие» или «Opus Dei» в Испании) колыбелью лидеров для таких режимов; подобным же образом поставляют кадры для элит христианско-демократические партии[51]. Однопартийная система обычно строится на parti unifié, а не на parti unique, как говорят в Африке, то есть на партии, в которой переплетаются различные элементы и которая не является, таким образом, единым жестко организованным органом[52]. Такие партии часто создаются сверху, а не снизу, причем не в тоталитарном захватническом стиле, а некой находящейся у власти группой.

В определении авторитарных режимов мы используем понятие менталитета, а не понятие идеологии, имея в виду различение, проведенное немецким социологом Теодором Гайгером[53]. Он считал идеологии более или менее проработанными системами мысли, часто изложенными на письме интеллектуалами или псевдоинтеллектуалами (или с их помощью). Менталитет же — это способ мышления и чувствования, скорее эмоциональный, чем рациональный; он лежит в основе непосредственной, некодифицированной реакции на различные ситуации. Гайгер использует яркое немецкое выражение: менталитет он определяет как subjektiver Geist, субъективный дух (даже когда речь идет о коллективе), а идеологию — как objektiver Geist. Менталитет — это интеллектуальная позиция; идеология — интеллектуальное содержание. Менталитет — психическая склонность; идеология — рефлексия, самоинтерпретация. Сначала менталитет, потом идеология. Менталитет бесформен и подвижен — идеология четко оформлена. Идеология — это понятие из социологии культуры; понятием менталитета пользуются при изучении общественного характера. В идеологиях заключен сильный утопический элемент; менталитет ближе к настоящему или прошлому. Для тоталитарных систем характерны идеологические системы, основанные на неизменных элементах, имеющие мощное воздействие и закрытую когнитивную структуру, а также серьезную сдерживающую силу, важную для мобилизации масс и манипуляций ими. Консенсус в демократических режимах, напротив, основан на согласии по поводу процедуры его достижения, приверженность которой имеет некоторые черты идеологической веры.

Боливар Ламунье ставит под сомнение действенность и полезность различения идеологии и менталитета[54]. Он отмечает, что если взять их как реальные политические переменные, как когнитивные формы сознания, действующие в реальной политической жизни, особенно в процессе коммуникации, то обнаружить разницу между ними будет сложно. Ему представляется, что это различие вводится лишь для того, чтобы показать: господствующие в авторитарных режимах идеи не представляют никакого интереса для политической науки. Но это как раз совершенно не входило в наши намерения! Ламунье верно отмечает эффективность символической коммуникации, множественность референциальных связей между символом и общественной реальностью в авторитарных режимах.

Разногласия во многом зависят от философских соображений, касающихся определения идеологии, и этот вопрос мы здесь обсуждать не будем. Как идеологии, так и описанные выше ментальности являются частью более широкого феномена идей: они ведут к идеям, ориентированным на действие, что в свою очередь является аспектом институализации властных отношений, для обозначения которой Ламунье предпочитает пользоваться термином «идеология».

Важный вопрос звучит так: почему идеи принимают разные формы, разную последовательность, артикуляцию, охват, разную степень эксплицитности, интеллектуальной проработанности и нормативности? По всем перечисленным выше параметрам, идеологии и ментальности различаются, и различия эти часто имеют последствия для политического процесса. Ментальности сложнее описать как обязывающие, требующие безоговорочной приверженности и со стороны правителей, и со стороны подданных, даже если их реализация достигается ценой принуждения. Ментальности сложнее распространить в массах, труднее включить в процесс образования, они с меньшей вероятностью вступят в конфликт с религией или наукой, ими сложнее воспользоваться для проверки на лояльность. Сильно различаются спектр вопросов, ответы на которые можно извлечь из идеологий и ментальностей, точность этих ответов, логика процесса их извлечения, а также наглядность противоречий между проводимой политикой, ментальностями и идеологиями. Они, кроме того, в совершенно разной степени способны сдерживать или ограничивать законные или незаконные действия. При исследовании авторитарных режимов нам будет трудно найти ясные отсылки к идеям, ведущим и направляющим режим, в правовых теориях и судебных решениях по неполитическим делам, в художественной критике и научных спорах; свидетельств использования таких идей в образовании будет очень немного. Мы совершенно точно не обнаружим богатого и специфического языка, новой терминологии и эзотерического использования идеологии — трудного для понимания со стороны, но очень важного для участников процесса. Не столкнемся мы и с длинными полками книг и других публикаций идеологического характера, посвященных бесконечному и всестороннему разбору этих идей.

Имеет смысл признать, что идеология и ментальность — вещи разные, но что разницу эту нельзя описать четко и однозначно; скорее это крайние точки, между которыми имеется огромная серая зона. Естественно, военно-бюрократические авторитарные режимы с большей вероятностью будут отражать ментальность своих правителей. В других типах мы скорее всего обнаружим то, что Сьюзен Кауфманн называет программным консенсусом[55], а в третьих — набор идей, взятых из самых разных источников и перемешанных между собой случайным образом ради того, чтобы они создавали впечатление идеологии в том смысле, в каком о ней говорится применительно к тоталитарным системам. Естественно, авторитарные режимы, находящиеся на периферии идеологических центров, часто бывают вынуждены имитировать господствующие идеологические стили, так или иначе их инкорпорировать и приспосабливать к своим нуждам. Часто это приводит к серьезным недоразумениям при изучении таких режимов, когда акценты расставляются совсем не там, где требуется. В действительности вопрос следует ставить так: какие особенности внутреннего устройства власти мешают внедрить четкую идеологию в таких режимах? С моей точки зрения, сложная коалиция сил, интересов, политических традиций и институтов — а все это и составляет ограниченный плюрализм — вынуждает правителей отсылать как к символическому референту к наименьшему общему знаменателю этой коалиции. Таким образом правителям в процессе захвата власти удается нейтрализовать максимальное число потенциальных оппонентов (при отсутствии высокомобилизованной массы сторонников). Размытость ментальности смягчает расколы в коалиции, в силу чего правители получают возможность сохранять лояльность в корне несхожих между собой элементов. Что ментальность не утверждает раз и навсегда каких-то особых, четко сформулированных и однозначных постулатов, облегчает задачу приспособления к меняющимся обстоятельствам в условиях отсутствия поддержки со стороны окружения — особенно это характерно для авторитарных режимов, находящихся в сфере влияния западных демократий. Ссылки на предельно общие ценности вроде патриотизма и национализма, экономического развития, социальной справедливости или порядка, а также прагматичное и незаметное включение идеологических элементов, заимствованных у главных на данный момент политических центров, позволяет правителям, добившимся власти без поддержки мобилизованных масс, нейтрализовать оппонентов, кооптировать самых разных сторонников и принимать административно-политические решения исходя из чисто прагматических соображений. Ментальности, полу- или псевдоидеологии ослабляют утопическую устремленность политики, а вместе с ней и конфликт, который иначе потребовал бы либо институализации, либо более масштабных репрессий, — чего авторитарные лидеры не могут себе позволить. Тогда как некоторая доля утопичности вполне совместима с консервативным уклоном.

За отсутствие идеологии авторитарным режимам приходится расплачиваться тем, что они практически лишают себя возможности мобилизовать массы, чтобы заставить их эмоционально и психологически отождествить себя с режимом. Отсутствие проработанной идеологии, ощущения общей осмысленности общественной жизни, далеко идущих замыслов, априорной модели идеального общества снижает привлекательность таких режимов для людей, ставящих во главу угла идеи, смыслы и ценности. Отчуждение от таких режимов — при всей их успешности и относительном (по сравнению с тоталитарными системами) либерализме — интеллектуалов, студентов, молодежи и глубоко религиозных людей отчасти объясняется как раз отсутствием или слабостью идеологии. Одно из преимуществ авторитарных режимов, имевших серьезный фашистский элемент, состояло в том, что характерная для них вторичная идеология оказывалась привлекательной для каких-то из этих групп. Однако это преимущество превращалось в источник напряженности, как только становилось очевидным, что для определяющих режим элит эти идеологические элементы ничего не значат.

В теории мы должны уметь различать идейное содержание режима, в том числе его стиль, от идей, направляющих или оформляющих политический процесс в качестве реальной политической переменной. Можно было бы показать, что первый аспект, в связи с которым мы будем искать объективизации, в конечном счете не так важен, как субъективно схваченное и усвоенное, то есть многообразие форм сознания, действующих в реальной политике. Нам тем не менее кажется, что разница между ментальностью и идеологией вполне приложима и к тому, как они влияют на действия и процессы коммуникации в политике и обществе. Сложность взаимодействия между этими двумя уровнями анализа не дает возможности априори предсказать направление, в котором будут развиваться эти отношения. Вероятно, в тоталитарных системах содержание идеологии оказывает гораздо более глубокое влияние на реальные политические процессы, тогда как в авторитарных режимах ментальности правителей, которые не обязательно формулируются столь же ясно и четко, вероятно, в большей степени отражаются общественные и политические реалии.

В силу неуловимости ментальностей, из-за подражательности и вторичности так называемых идеологий авторитарных режимов ученые сравнительно мало занимались этой стороной авторитаризма. Придать этой теме важность можно лишь путем интервьюирования элит и проведения опросов среди населения, что сильно затруднено в силу ограниченности свободы выражения и создаваемых при авторитаризме коммуникационных препятствий. Типология авторитарных режимов, которую предлагаем мы, опирается в большей степени не на анализ типов ментальностей, а на характер ограниченного плюрализма и степень апатии или мобилизации масс.

***

В нашем изначальном определении авторитаризма мы подчеркивали фактическое отсутствие широкой и интенсивной мобилизации, однако признавали, что на определенном этапе развития таких режимов подобная мобилизация возможна. Соответственно, низкая и ограниченная мобилизация — общая для всех таких режимов характеристика, и на это есть ряд причин. Когда мы ниже перейдем к обсуждению подтипов, мы увидим, что в некоторых режимах деполитизация масс входит в намерения правителей, совпадает с их ментальностью и отражает содержание ограниченного плюрализма, на который они опираются. В других типах систем правители имеют исходные намерения мобилизовать тех, кто их поддерживает, и население в целом, чтобы добиться активного участия в жизни режима и его организациях. К этому их подталкивают публичные обещания, часто вытекающие из каких-то идеологических предпосылок. Исторический и социальный контекст установления режима благоприятствует такой мобилизации или прямо требует ее через массовые организации в рамках однопартийной системы. Борьба за независимость страны от колониальной державы или за полную самостоятельность, желание включить в политический процесс те слои общества, до которых не дотягивались руки ни у одного из прежних политических лидеров, или победа над сильно мобилизованным оппонентом в обществах, где демократия допускала и поощряла такую мобилизацию, приводит к возникновению мобилизационных авторитарных режимов националистического, популистского или фашистского толка. На практике такие режимы со временем становятся неразличимыми, несмотря на разные стартовые условия и пути развития. Однако это не должно заслонять крайне важных различий в их происхождении с точки зрения типа возникающего плюрализма, выбранной формулы легитимности, реакции на кризисные ситуации, способности к трансформации, источников и типов оппозиции и так далее.

В конечном счете, степень политической мобилизации и, соответственно, возможности участия в режиме для поддерживающих его граждан являются результатом двух других аспектов, которые мы рассматривали при определении авторитарных режимов. Мобилизацию и участие со временем все труднее и труднее поддерживать, если режим не начинает развиваться в сторону большего тоталитаризма или большей демократии. Эффективная мобилизация, особенно посредством массовых организаций в рамках однопартийной системы, будет восприниматься как угроза другими составляющими ограниченного плюрализма — обычно армией, бюрократией, церковью или лоббистскими группами. Для преодоления подобных сдерживающих обстоятельств потребуются шаги в сторону тоталитаризма. Неудачные попытки такого прорыва и способность ограниченного плюрализма препятствовать возникновению тоталитаризма хорошо проанализировал Альберто Аквароне. Он приводит примечательный диалог Муссолини с его старым другом-синдикалистом:

«Если бы вы могли представить, сколько сил у меня ушло на достижение баланса, чтобы не сталкивались соприкасающиеся друг с другом антагонистические ветви власти, ревнивые и не доверяющие друг другу правительство, партия, монархия, Ватикан, армия, милиция, префекты, лидеры партии в регионах, министры, глава Confederazioni [корпоративных структур], крупнейшие монополисты и т.д., вы поняли бы, что они остались не переваренными тоталитаризмом, в них я не смог сплотить то “наследие”, что мне без всяких ограничений досталось в 1922 году. Патологическую ткань, связывающую традиционные и случайные дефекты этих великих маленьких итальянцев, после двадцати лет непрестанной терапии удалось изменить лишь на поверхности»[56].

Мы уже описывали, как поддержание равновесия между ограниченными плюрализмами сдерживает эффективность мобилизации в рамках единой партии и, в конечном счете, приводит к апатии ее членов и активистов, поскольку такая партия дает лишь ограниченный доступ к власти по сравнению с другими каналами. Недоразвитость — особенно большой массы сельского населения, живущего в изолированных частях страны и занятого натуральным сельским хозяйством, что часто связано с традиционными и непотическими властными структурами в рамках единой партии, — несмотря на все идеологические заявления, организационные схемы и механизмы плебисцита, не создает основанной на участии политической культуры, даже если речь идет о контролируемом или фиктивном участии.

Как мы детально покажем далее, авторитарные режимы, возникающие после периода конкурентной демократии, приведшей к появлению неразрешимого конфликта в обществе, порождают деполитизацию и апатию среди населения, которое воспринимает это с облегчением после всех трудностей предыдущего периода. Изначально апатия охватывает проигравших новому режиму, но в отсутствие террора и осуществляющих его дисциплинированной тоталитарной массовой партии и ее организаций никто и не пытается интегрировать их в систему. По мере того, как уменьшаются напряженность и ненависть, изначально способствовавшие мобилизации, сторонники режима тоже впадают в апатию — часто к радости правителей, поскольку в такой ситуации им больше не нужно выполнять обещания, которые они раздавали в ходе мобилизации.

Отсутствие идеологии, неоднородность и компромиссный, а часто и подражательный характер главной идеи и — главным образом — менталитет правителей, особенно военных элит, бюрократов, экспертов и допущенных во власть политиков из прорежимных партий оказываются серьезным препятствием для мобилизации и привлечения к участию в общественной жизни. Без идеологии трудно мобилизовать активистов для добровольных кампаний, регулярного посещения партийных собраний, индивидуальных пропагандистских мероприятий и так далее. Без идеологии с ее утопическими компонентами сложно привлечь тех, для кого политика есть цель сама по себе, а не просто средство для достижения сиюминутных прагматических задач. Без идеологии молодежь, студенты, интеллектуалы с меньшей вероятностью будут заниматься политикой и обеспечивать кадры для дальнейшей политизации населения. Без утопического элемента, без привлечения широких слоев населения, которым требуется реально работающий, а не ограниченный, контролируемый плюрализм допущенных в элиты, призывы, основанные на бесконфликтном обществе консенсуса (за исключением моментов всплеска национализма или ситуаций прямой угрозы режиму), сводят политику к администрированию общественных интересов и фактическому выражению чьих-то частных интересов.

Ограниченный плюрализм авторитарных режимов и разная доля допустимых для них плюралистических компонентов в отправлении власти в разные моменты создают сложные системы полу- и псевдооппозиций в рамках режима[57]. Полуоппозицию составляют группы, не занимающие доминирующего положения и не представленные в правительстве; они критикуют режим, но при этом готовы участвовать во власти, отказавшись от фундаментальной критики режима. Не будучи институализированными, такие группы не являются нелегитимными, даже если для их деятельности нет законных оснований. Они могут выступать с резкой критикой правительства и некоторых институтов, однако проводят четкую разницу между ними и лидером режима и принимают историческую легитимацию или как минимум необходимость авторитарной модели. Есть группы, которые ратуют за иные политические приоритеты и способы их достижения, они поддерживают установление режима, но при этом надеются достичь целей, которых не разделяют их партнеры по коалиции. Бывает несогласие между теми, кто изначально отождествлял себя с системой, но не участвовал в ее становлении (обычно это радикальные активисты, своего рода «младотурки режима»), и теми, кто находится внутри режима и хочет достигнуть целей, не являющихся нелегитимными, — например восстановить прежний режим, возвращение к которому было объявлено, но так и не состоялось. Бывают приверженцы идеологии, на время отказавшиеся от нее ради победы над врагом; встречаются сторонники иностранной модели и/или даже иностранного государства, от которых стараются дистанцироваться правители; на поздних этапах развития такого режима появляются и те, кто противится его трансформации, а точнее, либерализации и отказу от его ограничительного характера. Полуоппозиция обычно возникает среди старшего поколения, участвовавшего в установлении режима ради реализации целей, которые они поставили перед собой еще до всякого переворота. Однако встречается она и среди интеллектуалов и молодежи, особенно студентов, всерьез воспринявших риторику руководства, но не обнаруживших действенных каналов участия во власти. Нередко полуоппозиция внутри режима становится не подпадающей под действие законов, алегальной, оппозицией. Отказавшись от надежды реформировать режим изнутри, она не готова перейти к нелегальной или подрывной деятельности и пребывает в состоянии неустойчивой терпимости, нередко основанной на прежних личных связах. Слабость попыток политической социализации и индоктринации в авторитарных режимах объясняет и тот факт, что, когда третье поколение, у которого не было шанса стать частью режима, открывает для себя политику, оно может обратиться именно к алегальной оппозиции. Автономия, допускаемая режимом для определенных общественных организаций, ограниченные попытки либерализации и повышения участия в институциях режима, а также относительная открытость другим обществам создают условия для появления алегальной оппозиции, которая иногда служит ширмой для нелегальной оппозиции и готова проникать в институты режима, не испытывая, в отличие от других его оппонентов, моральных сомнений по этому поводу. Часто оппозиция действует через формально неполитические организации — культурные, религиозные, профессиональные. В многоязыковых, мультикультурных обществах, где режим отождествляется с одной из национальных групп, выражением оппозиционности становятся такие культурные жесты, как использование неофициального языка. Особое положение католической церкви во многих обществах с авторитарным правлением и легальный статус многих ее организаций на основании соглашений между Ватиканом и правителями дают священникам и некоторым представителям светского общества определенную автономию, позволяя им стать каналом для выражения оппозиционных настроений определенных социальных классов и культурных меньшинств или трансляции поколенческих проблем, что также может способствовать появлению новых лидеров. В случае католической церкви роль религиозных групп в авторитарных режимах определяет ее транснациональный характер, моральную легитимацию относительно широкого диапазона идеологических позиций из-за отказа папы их осудить, легитимацию морально-профетического гнева по поводу несправедливости, особенно после Второго Ватиканского собора, а также озабоченность церковной верхушки гарантиями автономии религиозных организаций и свободы священников. Парадоксальным образом церковь обеспечила авторитарные режимы элитами через светские организации, но в то же время занималась защитой диссидентов и время от времени, как указывает Ги Эрме[58], играла роль трибуна, выступая против коррумпированного режима с позиций носителя моральных ценностей. Являясь организацией, которая переживет любой режим, даже если она отождествляется с ним в какой-то исторический момент, церковь имеет тенденцию дистанцироваться от режима и восстанавливать свою автономию при первых же признаках кризиса. То же самое относится к другим постоянным институтам, способным сохранять существенную автономию при авторитарном режиме — например судейству и даже профессиональным чиновникам.

Здесь следует подчеркнуть, что полуоппозиция — алегальная, но дозволенная оппозиция, относительно автономная роль различных институтов в условиях полусвободы — создает сложный политический процесс, имеющий далеко идущие последствия для общества и его политического развития. Либерализация авторитарных режимов может зайти далеко, но без изменения природы режима, без институционализации политических партий она все равно останется довольно ограниченной. Полусвобода, гарантированная при таких режимах, имеет свои последствия (несравнимые, конечно, с преследованием нелегальной оппозиции), и это объясняет фрустрацию, разобщенность, а иногда и готовность сотрудничать с режимом, что порой способствует устойчивости этих режимов в ничуть не меньшей степени, чем репрессии. Неопределенное положение оппозиции при авторитарных режимах резко отличается от четкого разграничения режима и его врагов в тоталитарных системах. Подчеркнем, однако, что ограниченный плюрализм, процесс либерализации и существование дозволенной властями оппозиции в отсутствие институциональных каналов для участия оппозиции в политике и получения доступа к населению в его массе ярко отличают авторитарные режимы от демократических.

Завершая общее обсуждение авторитарных режимов, обратим внимание на одну трудность их изучения. В мире, где крупными и наиболее успешными державами были либо стабильные демократии, либо коммунистические или фашистские политические системы — с их уникальной идеологической привлекательностью, организационными возможностями, видимой стабильностью, успехами в индустриальном развитии или в преодолении экономической отсталости, а также способностью преодолеть статус страны «второго сорта» на международной арене, — в таком мире авторитарные режимы находятся в неоднозначном положении. Ни один из них не стал утопическим образцом для других — за исключением, пожалуй, насеровского Египта для арабского мира в силу особых исторических обстоятельств. Наверное, таким образцом могла бы оказаться Мексика с ее революционным мифом в сочетании с прагматической стабильностью режима гегемонии одной партии. Ни один авторитарный режим не захватил воображения интеллектуалов и активистов за пределами своей страны. Ни один не вдохновил на создание международных партий в свою поддержку. Лишь оригинальные решения югославов вызывали у интеллектуалов определенный некритический интерес. В таких обстоятельствах авторитарные режимы и их лидеры не впадали в искус и не начинали воспроизводить привлекательные тоталитарные образцы, поскольку не хотели или не могли воспроизвести их ключевые черты. Лишь 1930-е с их идеологией корпоративизма в сочетании с различным идеологическим наследием и связью с консервативной социальной доктриной католицизма предложили действительную нетоталитарную и недемократическую идеологическую альтернативу. Наблюдаемый нами крах таких систем, тот факт, что ни одно крупное государство не пошло по этому пути, размытые границы между консервативным и католическим корпоративизмом и итальянским фашизмом и, наконец, отход церкви от своей приверженности органическим теориям общества свели на нет эту третью политическую модель. Авторитарные режимы, как бы они ни были укоренены в обществе, каких бы успехов они ни добивались, в итоге всегда сталкиваются с двумя привлекательными альтернативами, что ограничивает возможности их полной и уверенной в себе институционализации и дает силу их противникам[59].

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

[1] Перевод выполнен по изданию: Linz J.J. Totalitarian and Authoritarian Regimes. Boulder; London: Lynne Riener Publisher, 2000. P. 49—63, 65—75, 159—171. Первоначально эти главы были опубликованы в 1975 году.

[2] Превосходное сравнительное исследование двух обществ в условиях разных политических режимов, а также анализ того, как они отражались на жизни отдельных советских и американских граждан, см. в: Hollander G.D. Soviet Political Indoctrination. New York, 1972. Впрочем, в посвященных Америке разделах чувствуется чрезмерное влияние поколенческого либерального радикализма, характерного для интеллектуального протеста 1970-х.

[3] Sartori G. Democratic Theory. Detroit, 1962. P. 135—157.

[4] О Муссолини и значении термина «тоталитаризм» в Италии см. Jänicke M. Totalitäre Herrschaft. Anatomie eines politischen Begriffes. Berlin, 1971. S. 20—36. Эта работа также является лучшим обзором истории употребления термина, его вариантов и связанной с ним полемики и, кроме того, содержит исчерпывающую библиографию. Следует отметить, что для обозначения сразу и фашистских, и коммунистических режимов этот термин использовали не только либералы, католики или консерваторы, но и социалисты вроде Хильфердинга, который писал об этом уже в 1939 году. В 1936-м Хильфердинг отошел от марксистского анализа тоталитарного государства (см.: Ibid. S. 74—75; Hilferding R. StateCapitalism or Totalitarian State Economy // Modern Review. 1947. Vol. 1. Р. 266—271).

[5] Schmitt C. Die Wendung zum totalen Staat // Positionen und Begriffe im Kampf mit Weimar—Genf—Versailles 1923—1939. Hamburg, 1940.

[6] Ludendorff E. Der Totale Krieg. München, 1935. О понятии тотальной войны см.: Speier H. Ludendorff: The German Concept of Total War // Earle E.M. (Ed.). Makers of Modern Strategy. Princeton, 1944.

[7] Jünger E. Die totale Mobilmachung. Berlin, 1934.

[8] Sabine G.H. The State // Seligman R.A., Johnson A. (Eds.). Encyclopedia of the Social Sciences. New York, 1934.

[9] Michels R. Some Reflections on the Sociological Study of the Oligarchical Tendencies of Modern Democracy. New York, 1928. P. 770—772.

[10] Trotsky L. The Revolution Betrayed. New York, 1937. P. 278.

[11] Сходство в восприятии советского и фашистского режимов у итальянских фашистов и Троцкого обсуждается в книге: Gregor A.J. Interpretations of Fascism. Morristown, 1974. P. 181—188. Еще один пример подобного анализа у испанского левого фашиста см.: Ledesma Ramos R. ¿Fascismo in España? Discurso a las juventides de España [1935]. Barcelona, 1968.

[12] Ziegler H.O. Autoritärer oder Totaler Staat. Tübungen, 1932; Vögelin E. Der Autoritäre Staat. Vienna, 1936.

[13] Shils E. Political Development in the New States. The Hague, 1960.

[14] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Littunen Y. (Eds.). Cleavages, Ideologies and Party Systems. Helsinki, 1964.

[15] Shils E. Op. cit.; Almond G., Coleman J.S. (Eds.). The Politics of the Developing Areas. Princeton, 1960; Almond G., Powell G.B. Comparative Politics: A Developmental Approach. Boston, 1966; Hungtinton S.P. Social and Institutional Dynamics of One-Party Systems // Huntington S.P., Moore C.H. (Eds.). Authoritarian Politics in Modern Society. New York, 1970; Hungtinton S.P., Moore C.H. Conclusion: Authoritarianism, Democracy, and One-Party Politics // Ibid; Moore C.H. The Single Party as Source of Legitimacy // Ibid; Lanning E. A Typology of Latin American Political Systems // Comparative Politics. 1974. Vol. 6. P. 367—394.

[16] Обзор существующих типологий политических систем см. в: Wiseman H.V. Political Systems: Some Sociological Approaches. London, 1966. Указанная выше работа Габриэла Алмонда и Джеймса Коулмана была первой в своем роде: эти соавторы, а также их коллеги Вайнер, Растоу и Бланкстен занялись изучением политики в Азии, Африке и Латинской Америке. Разработанную Шилсом типологию Алмонд использует в связи с функциональным анализом. В указанной выше работе (главы 9—11) Алмонд и Пауэлл строят свою типологию в зависимости от структурной дифференциации и секуляризации — от примитивных политических систем до современных демократических, авторитарных и тоталитарных. У Файнера можно найти еще одну интересную попытку классификации (Finer S.E. Comparative Government. New York, 1971. P. 44—51). У Блонделя сравнительный анализ построен на различении традиционных консервативных, либерально-демократических, коммунистических, популистских и авторитарных консервативных систем (Blondel J. Comparing Political Systems. New York, 1972). Растоу выделяет системы: 1) традиционные, 2) модернизирующиеся — персонально-харизматические, военные, однопартийные авторитарные, 3) современные демократические, тоталитарные и 4) системы, в которых отсутствует какое-либо управление (Rustow D. A World of Nations: Problems of Political Modernization. Washington, 1967). Предложенная Органским типология режимов (Organski A.F.K. The Stages of Political Development. New York, 1965) берет за основу стадию экономического развития, на которой они находятся, роль политики в этом процессе, а также тип элитных альянсов и классовых конфликтов. Среди прочих у него присутствуют «синкратические» режимы (от древнегреческого σ?ν — вместе, и κρ?τος — власть) в среднеразвитых странах, где промышленные и аграрные элиты достигли компромисса под давлением снизу. Аптер, много изучавший Африку, создал очень интересную и получившую широкое признание типологию политических систем на основе двух основных параметров: типа власти и типа ценностей, к которым конкретная система стремится (Apter D.E. The Politics of Modernization. Chicago, 1965). По первому признаку системы разделяются у него на иерархические (где центр контролирует все) и пирамидальные (системы с конституционным представительством), по второму — на преследующие консумматорные (сакральные) и инструментальные (секулярные) ценности. Соответственно, возникают два типа систем с иерархической властью: 1) мобилизационные системы (как в Китае) и 2) либо модернизирующиеся автократии, либо неомеркантилистские общества (примерами, соответственно, будут Марокко и кемализм в Турции); типы с пирамидальным распространением власти подразделяются на: 3) теократические или феодальные системы и 4) примирительные системы (reconciliation system). Мобилизационные и примирительные системы противопоставляются по степени принуждения/информирования, находящихся в обратных отношениях друг с другом. К сожалению, в силу сложности проблемы здесь не место разбирать, как Аптер применяет эти умозрительные типы при анализе конкретных политических систем и проблем модернизации.

[17] Banks A.S., Textor R.B. A Cross-Polity Survey. Cambridge, 1963.

[18] Dahl R.A. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1971. Р. 331—349.

[19] Rustow D. A World of Nations…

[20] В этом разделе я пользуюсь рейтингом стран по численности населения, валовому национальному продукту и темпам его роста, а также данными о количестве населения, живущего в условиях разных режимов в Европе, представленными в таблицах 5.1, 5.4 и 5.5 в: Taylor C.L., Hudson M.C. World Handbook of Political and Social Indicators. New Haven, 1972.

[21] Young W.B. Military Regimes Shape Africa’s Future. The Military: Key Force [неопубл.].

[22] Наши определения и разграничения, связанные с демократией, опираются на следующие основные источники: Sartori G. DemocraticTheory; Kelsen H. Vom Wesen und Wert der Democratie. Tübingen, 1929; Schumpeter J.A. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York, 1950; Dahl R.A. Op. cit. О вкладе Даля в теорию демократии или, как он сам теперь предпочитает ее называть, полиархии, см. критический обзор: Ware A. Polyarchy // European Journal of Political Research. 1974. Vol. 2. P. 179—199. Там идет речь о критических замечаниях, высказанных в связи с так называемой «элитистской теорией демократии» (cм., например: Bachrach P. The Theory of Democratic Elitism: A Critique. Boston, 1967). Поскольку эта критика касается в основном «демократизации» полиархий, а не их отличий от неполиархических систем, мы не станем углубляться в эти важные дискуссии. Наше понимание демократии мы более подробно изложили в контексте обсуждения пессимистического и в конечном счете неверного анализа Михельса (см.: Linz J.J. Michels e il suocontributo alla sociologia politica // Michels R. La sociologia del partitopolitico nella democrazia moderna. Bologna, 1966).

[23] Dahl R.A. Op. cit.

[24] Sartori G. Democratic Theory. P. 199—201.

[25] Самым спорным случаем является Мексика, где кандидат в президенты лишь в 1952 году получил меньше 75% голосов, а обычно получает свыше 90%. Лидеры оппозиции прекрасно понимают, что они обречены на поражение — будь то в борьбе за одно из 200 губернаторских мест или за одно из 282 сенаторских кресел. Единственная надежда оппозиционной партии (и это относительно новое явление) в том, чтобы добиться, в обмен на депутатское кресло или муниципальные административные позиции, признания их лидеров со стороны правительства — в форме контрактов, займов или услуг. Во многих случаях партии финансируются правительством и поддерживают правительственных кандидатов или заранее вступают с ними в борьбу, чтобы получить преференции для своих сторонников. «Таким образом они принимают участие в политической игре и в ритуале выборов», — как выразился один мексиканский политолог (см.: González Casanova P. Democracy in Mexico. New York, 1970). Другой пример критического анализа: Cosío Villegas D. El Sistema político mexicano: las posibilidades de cambio. Mexico City, 1972. Более ранняя работа, подчеркивающая олигархические характеристики режима: Brandenburg H.-C. HJ-Die Geschichte der HJ. Köln, 1968. Лучшая монография об авторитаристском процессе принятия политических решений в Мексике: Kaufman S.B. Decision-making in an Authoritarian Regime: The Politics of Profit-sharing in Mexico. PhD dissertation. Columbia University, 1970. Выборный процесс анализируется в: Taylor P.B. The Mexican Elections of 1958: Affirmation of Authoritarianism? // Western Political Quarterly. 1960. Vol. 13. P. 722—744. Тем не менее есть и другие интерпретации, указывающие на демократический потенциал — либо внутри партии, либо в долгосрочной перспективе: Scott R.E. Mexican Government in Transition. Urbana, 1964; Scott R.E. Mexico: The Established Revolution // Pye L.W., Verga S. (Eds.). Political Culture and Political Development. Princeton, 1965; Needler M. Politics and Society in Mexico. Albuquerque, 1971; Padgett V. The Mexican Political System. Boston, 1966; Ross S.R. (Ed.). Is the Mexican RevolutionDead? New York, 1966. Тот факт, что выборы не дают доступа к власти и что Partido Revolucionario Institucional занимает привилегированное положение, не означает полного отсутствия свободы выражения и создания ассоциаций. Ведущей оппозиционной партии, ее электорату и препятствиям, с которыми она сталкивается, посвящена работа: Marby D. Mexico's Acción Nacional: A Catholic Alternative to Revolution. Syracuse, 1973. P. 170—182. О разногласиях ученых по поводу природы политической системы в Мексике см.: Needleman C., Needleman M. WhoRules Mexico? A Critique of Some Current Views of the Mexican Political Process // Journal of Politics. 1969. Vol. 81. P. 1011—1084.

[26] Karpat K.H. Turkey's Politics: The Transition to a Multiparty System. Princeton, 1959; Weiker W.F. The Turkish Revolution: 1960—1961.Washington, 1963; Idem. Political Tutelage and Democracy in Turkey: The Free Party and Its Aftermath. Leiden, 1973.

[27] Sartori G. Dittatura // Enciclopedia del Diritto. Vol. 11. Milano, 1962.

[28] Schmitt C. Die Diktatur: Von den Anfängen des modern Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf. München, 1928.

[29] Sartori G. Dittatura. P. 416—419.

[30] Rossiter C. Constitutional Dictatorship: Crisis Government in the Modern Democracies. Princeton, 1948.

[31] Finer S.E. The Man on Horseback: The Role of the Military in Politics.New York, 1962.

[32] Hungtinton S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1968. P. 231—237.

[33] Gimbel J.H. The American Occupation of Germany: Politics and the Military, 1945—1949. Stanford, 1968; Montgomery J.D., Hirschman A.O. (Eds.). Public Policy. Vol. 17. 1968 (см. опубликованные в этом сборнике статьи Фридриха, Кригера и Меркля о правлении военных и реконструкции).

[34] Schmitt C. Die Diktatur….

[35] См.: Jänicke M. Op. cit.; Friedrich C.J. (Ed.). Totalitarianism: Proceedings of a Conference Held at the American Academy of Arts and Sciences, March 1953. Cambridge, 1954; Friedrich C.J., Brzezinsky Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. New York, 1965; Neumann S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War.New York, 1942; Aron R. Democracy and Totalitarianism. London, 1968; Buchheim H. Totalitarian Rule: Its Nature and Characteristics. Middletown, 1968; Schapiro L. Totalitarianism. New York, 1972; Seidel B., Jenkner S. (Hg.). Wege der Totalitarismus-Forschung. Darmstadt, 1968.

[36] Friedrich C.J. The Evolving Theory and Practice of Totalitarian Regimes// Friedrich C., Curtis M., Barber B. (Eds.). Totalitarianism in Perspective: Three Views. New York, 1969. P. 126.

[37] Brzezinski Z. Ideology and Power in Soviet Politics. New York, 1962.

[38] Neumann F. The Democratic and the Authoritarian State. Glencoe, 1957. P. 233—256.

[39] Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1966.

[40] Cocks P. The Rationalization of Party Control // Johnson C. (Ed.). Change in Communist Systems. Stanford, 1970.

[41] Joffe E. Party and Army-Professionalism and Political Control in the Chinese Officer Corps, 1949—1964. Cambridge, 1965; Idem. The Chinese Army under Lin Piao: Prelude to Political Intervention // Lindbeck J.M.H. (Ed.). China: Management of a Revolutionary Society. Seattle, 1971; Pollack J.D. The Study of Chinese Military Politics: Toward a Framework for Analysis // McArdle C. (Ed.). Political-Military Systems: Comparative Perspectives. Beverly Hills, 1974; Schurmann F. Ideology and Organization in Communist China. Berkley, 1968. P. 12—13; Gittings J. The Role of the Chinese Army.London, 1967.

[42] Domínguez J.I. The Civic Soldier in Cuba // McArdle C. (Ed.). Op. cit.; Dumont R. Cuba est-il socialiste? Paris, 1970.

[43] Об интеллектуальной и культурной жизни в Советском Союзе см.: Pipes R. (Ed.). The Russian Intelligentsia. New York, 1961; Swayze H. Political Control of Literature in the USSR, 1946—1959. Cambridge, 1962; Simmons E. The Writers // Skilling H.G., Griffiths F. (Eds.). Interest Groups in Soviet Politics. Princeton, 1971; Johnson P., Labedz L. (Eds.). Khrushchev and the Arts: The Politics of Soviet Culture, 1962—1964. Cambridge, 1965. Восточной Германии посвящена книга: Lange M.G. Wissenschaft im Totalitären Staat: Die Wissenschaft der Sowjetischen Besatzungszone auf dem Weg zum «Stalinismus». Stuttgart, 1955; коммунистическому Китаю: MacFarquhar R. The Hundred Flowers Campaign and the Chinese Intellectuals. New York, 1960; Chen S.H. Artificial Flowers During a Natural «Thaw» // Treadgold D.W. (Ed.). Soviet and Chinese Communism: Similarities and Differences.Seattle, 1967; случай Лысенко интересно разбирает Жорес Медведев: Medvedev Z. Rise and Fall of T.D. Lysenko. New York, 1969; нацистской Германии посвящены книги: Brenner H. Die Kunstpolitik des Nazionalsozialismus. Reinbek bei Hamburg, 1963; Mosse G.L. Nazi Culture: Intellectual, Cultural and Social Life in the Third Reich. New York, 1966; Wulf J. Literatur und Dichtung im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1963; Idem. Die Bildenden Künste im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Theater und Film Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1964; Strothmann D. Nazionalsocialistische Literaturpolitik. Bonn, 1963. Дальнейшая, очень поучительная библиография, касающаяся образования и сферы производства знания, представлена в: Tannenbaum E. The Fascist Experience: Italian Society and Culture, 1922—1945. New York, 1972. Теоретически не очень сильная работа, хотя представленные в ней иллюстрации прекрасно показывают разнородность и эклектичность официального итальянского искусства, что резко отличается от положения дел в Германии и еще раз ставит под вопрос тоталитарный характер итальянского фашизма: Silva U. Ideologia у Arte del Fascismo. Milano, 1973. Разница культурной политики при тоталитаризме и авторитаризме хорошо видна в исследовании интеллектуальной жизни франкистской Испании: Díaz E. Pensamiento español 1939—1973. Madrid, 1974.

[44] Об отношениях религии и государства в Советском Союзе см.: Curtis J.S. Church and State // Black C.E. (Ed.). The Transformation of Russian Society. Cambridge, 1960. Позднейшие изменения анализируются в: Bourdeaux M. Religious Ferment in Russia: Protestant Opposition to Soviet Religious Policy. New York, 1968; Idem. Patriarch and Prophets: Persecution of the Russian Orthodox Church Today. London, 1969. О коммунистическом Китае см.: Busch R.C. Religion in Communist China. Nashville, 1970; MacInnis D.E. Religious Policy and Practice in Communist China. New York, 1972; Welch H. Buddhism under Mao. Cambridge, 1972. Германии посвящены исследования: Conway J.S. The Nazi Persecution of the Churches, 1933—1945. New York, 1968; Zipfel F. Kirchenkampf in Deutschland. Berlin, 1965; Lewy G. The Catholic Church and Nazi Germany.New York, 1965; Buchheim H. Glaubenskrise im Dritten Reich: Drei Kapitel Nationalsozialistischer Religionspolitik. Stuttgart, 1953. Хорошо документированное региональное исследование: Baier H. Die Deutschen Christian Bayerns im Rahmen des bayerischen Kirchenfampfes. Nürenberg, 1968. Сравнить с Италией можно на материале: Webster R.A. The Cross and the Fasces: Christian Democracy and Fascism in Italy. Stanford, 1960.

[45] Уже в SA звания раздавали без учета армейских званий, до которых человек дослужился в военное время, см.: Gordon H.J. Hitler and the BeerHall Putsch. Princeton, 1972. Эта идеология прорыва сквозь все структуры общества нашла свое отражение в клятве SA: «Клянусь, что в каждом члене организации — невзирая на его классовое происхождение, профессию, богатство и собственность — я буду видеть только брата и настоящего товарища, с которым я буду связан и в радости, и в печали». Впоследствии это привело к тому, что высокопоставленный чиновник стал серьезно опасаться собственного дворника, занимающего в партии должность квартального (Blockwart).

[46] Здесь не место обсуждать сложную проблему взаимоотношений между политическими системами и внешней политикой. Разумеется, агрессивные действия, вмешательство во внутренние дела других стран, а также политический или экономический империализм не являются исключительными атрибутами какого-то одного режима. Но в то же время нельзя не согласиться с тем, что национал-социализм, его идеология и внутренняя динамика германского режима вели к агрессивной экспансии, войне и созданию гегемонистской системы эксплуатируемых и угнетенных стран и зависимых стран-сателлитов. В этой политике есть чисто нацистские элементы, особенно в том, что касается расистской концепции — ее не следует путать с идеями, восходящими к немецкому национализму (восстановление полного суверенитета после Версаля, аншлюс, аннексия приграничных территорий соседних государств с преимущественно немецким населением), и к политике обеспечения экономического господства Центральной Европы (Mitteleuropa). См.: Bracher K.D. The GermanDictatorship. New York, 1970. P. 287—329, 400—408 и библиографию на р. 520—523; Jacobsen H.-A. Nationalsozialistische Aussenpolitik 1933—1938. Frankfurt a.M., 1968; Hillgruber A. Kontinuität und Diskontinuität in der deutschen Aussenpolitik von Bismarch bis Hitler. Düsseldorf, 1971; Hildebrand K. The Foreign Policy of the Third Reich. London, 1973. Отношения между Гитлером и Муссолини прекрасно проанализированы в: Deakin F.W. The Brutal Friendship: Mussolini, Hitler and the Fall of Italian Fascism. Garden City, 1966; Wiskemann E. The Rome-Berlin Axis. London, 1966. Несомненно, фашистская Италия тоже проводила политику экспансии в Адриатике и Африке, однако, если абстрагироваться от чисто риторических заявлений, легко показать, что этот экспансионизм лежал целиком в русле еще дофашистского итальянского империализма. Обостренный национализм характерен для всех фашистских движений, но для них столь же характерны интернационализм, антипацифизм, одержимость военным величием, ирредентизм и часто даже паннационализм, которые противопоставляют идеологии левых и центристских демократических партий, даже когда некоторые из этих партий не оказывают никакого сопротивления колониализму, курс на рост национальной мощи и упор на политику престижа.

Вопрос о внешней политике коммунистических государств сталкивается с той же проблемой отделения национальных интересов СССР (унаследованных от Российской империи) от интересов, порожденных динамикой режима (главным образом опытом гражданской войны, иностранной интервенции, изоляции и блокады), и, наконец, от интересов, исходящих из соображений международной революционной солидарности и соответствующих продиктованному идеологией пониманию международного положения. Разные точки зрения на эту проблему см. в: Hoffmann E.P., Fleron F.J. (Eds.). The Conduct of Soviet Foreign Policy. Chicago, 1971. Part 3; а также в: Shulman M.D. Stalin’s Foreign Policy Reappraised. New York, 1969; Ulam A.B. Expansion and Coexistence: The History of Soviet Foreign Policy from 1917—1967. New York, 1968. Литература по советско-китайскому конфликту (Zagoria D.S. The Sino-Soviet Conflict 1956—1961. New York, 1969) демонстрирует сложное переплетение национальных интересов и политических трений. Вполне ожидаемо, работы, касающиеся коммунистических стран Восточной Европы (Seton-Watson H. Eastern Europe between the Wars 1918—1941.New York, 1967; Ionescu G. The Politics of the European Communist States.New York, 1967; Brzezinski Z. The Soviet Block. Cambridge, 1960), демонстрируют неотделимость формирования внешней и внутренней политики от советской гегемонии. В силу связей восточноевропейских коммунистических партий с КПСС, особенно когда Советский Союз был образцом социалистического государства, то есть в сталинскую эпоху, было невозможно отделить политику мирового революционного движения от политической линии единственной страны, где у власти находилась коммунистическая партия. Полицентризм очевидным образом поменял и усложнил эту ситуацию. Фашистские партии при всем их сходстве, взаимном влиянии и подражании друг другу никогда не связывала общая дисциплина, как это было в случае коммунистов. Идеологически связанные партии, не принимающие в расчет инстанции, от которых они зависят более прямым образом, несомненно, являются важным фактором внешней политики для опирающихся на массовые движения режимов. Режимы, обязанные считаться со свободной публичной критикой и открытым несогласием, не могут позволить себе тот же стиль и тот же тип международных политических реакций, что и режимы, подобным ограничением не обремененные. Тем не менее было бы ошибкой выводить внешнюю политику любого режима из идеологических убеждений, как наглядно показал пакт между Сталиным и Гитлером или отношения между США и коммунистическим Китаем, однако принимать их во внимание при анализе долгосрочных внешнеполитических стратегий вполне разумно. Связанная с этим тема, которой почти не уделяется внимания (и, пожалуй, зря), — это связь между внешнеполитическими кризисами и проблемами или полным упадком демократических режимов, особенно в случае подъема фашизма, но так же и при повороте к авторитаризму в странах «третьего мира». Упускается также и связь между готовностью к войне, а именно — тотальной войне, и разворотом к тоталитаризму.

[47] Neuman S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War. New York, 1942.

[48] Проблема преемственности лидеров в недемократических конституционных режимах всегда рассматривалась как одна из их слабостей по сравнению с наследственными монархиями и парламентскими или президентскими демократиями (Rustow D.A. Succession in the Twentieth Century // Journal of International Affairs. 1964. Vol. 18. P. 104—113). На обсуждение этого вопроса серьезно повлияла последовавшая за смертью Ленина борьба за власть, а также личный характер власти и пожизненное руководство во многих однопартийных режимах. Уже в 1933 году Роберто Фариначчи в письме к Муссолини отмечал, что вопрос передачи власти от единственного в своем роде лидера, в окружении которого никакие другие лидеры возникнуть просто не могли, станет огромной проблемой для такого типа режимов (Aquarone A. L’organizzazione dello Stato totalitario. Torino, 1965. P. 173—175). По сути, считалось, что в отсутствие прямого наследника ожидать мирной передачи власти попросту не приходится и что можно институализировать действенный и законный метод смены пожизненных лидеров или ограничить их срок пребывания у власти. История не дала нам возможности проследить, как передают власть основатели фашистских режимов, а долголетие других основателей тоталитарных государств оставляет нам лишь возможности для спекуляций о будущем их режимов. При всех сопровождавших его конфликтах, приход к власти Хрущева (Swearer H.R., Rush M. The Politics of Succession in the U.S.S.R.: Materials on Khrushchev’s Rise to Leadership. Boston, 1964; Rush M. PoliticalSuccession in the USSR. New York, 1968) показал, что передача власти не обязательно приводит к краху системы и даже не сопровождается дополнительными чистками или новым периодом террора. Проблемы, связанные с передачей власти после смерти Мао, описаны в: Robinson T.W. Political Succession in China // World Politics. 1974. Vol. 27. P. 1—38. Тем не менее относительно институализированная передача власти от Хрущева, Хо Ши Мина, Насера или Салазара показывает, что институции в таких режимах способны справляться с этой проблемой лучше, чем предполагалось в политической науке. Еще более заметной является тенденция новых авторитарных режимов (как например в случае военной диктатуры в Бразилии) предотвращать появление вождей и ограничивать пребывание у власти определенным сроком. Предстоящий в недалеком будущем уход целого ряда основателей авторитарных режимов наверняка даст нам материал для сравнительного анализа в связи с этой проблемой.

[49] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Rokkan S. (Eds.). Mass Politics: Studies in Political Sociology. New York, 1970. P. 255.

[50] Ibid; Linz J.J. From Falange to Movimiento-Organización: The Spanish Single Party and the Franco Regime 1936—1968 // Hungtinton S.P., Moore C.H. (Eds.). Op. cit.; Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain // Dahl R.A. (Ed.). Regimes and Oppositions. New Haven, 1973; Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil // Stepan A. (Ed.). Authoritarian Brazil: Origins, Policies, and Future. New Haven, 1973.

[51] Hermet G. Les fonctions politiques des organisations religieuses dans les régimes à pluralisme limité // Revue Française de Science Politique. 1973. Vol. 23. P. 439—472.

[52] Foltz W.J. From French West Africa to the Mali Federation. New Haven, 1965.

[53] Geiger T. Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. Stuttgart, 1932.

[54] Lamounier B. Ideologia ens regimes autoritários: uma crítica a Juan J. Linz // Estudos Cebrap. Vol. 7. Sãn Paulo, 1974. P. 69—92.

[55] Kaufman S.B. Op. cit.

[56] Aquarone A. Op. cit. P. 302.

[57] Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain.

[58] Hermet G. Op. cit.

[59] Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil.

ИЗМЕНЕНИЕ КЛИМАТА: ПОД УГРОЗОЙ МИЛЛИОНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЖИЗНЕЙ

Климат, к сожалению, продолжает меняться. Это подтверждают не только ученые, но и трагические события в Японии, европейских странах и Калифорнии.

Население не желает страдать и настаивает на переменах. Люди по всему миру обращаются к политикам с призывами не игнорировать экологическую проблему и начать делать шаги к её решению. Последние тридцать лет политические деятели не обращали внимание на неё по той причине, что существуют компании, которые зарабатывают на добыче топлива. Но сегодня уже нельзя не придавать значение изменению климата на Земле.

В американском штате Калифорния нередко возникают возгорания лесов, с 2012 года она испытывает серьезную засуху. Пожар «Карр», который был совсем недавно, продемонстрировал настоящие угрозы, обусловленные изменением климата нашей планеты.

Европа также охвачена пожарами: таежные леса продолжают гибнуть от огня. В северном полушарии в начале лета зафиксировали периоды аномально высоких температур.

Катастрофы происходят и в Японии. В июле более двухсот человек погибло вследствие масштабных наводнений, после этого наступила экстремальная жара и по государству ударил тайфун.

Шестилетний японец не выдержал жары и скончался, пожар в Греции убил девятилетних близнецов, работник пожарной охраны погиб в процессе тушения пожара, который возник в Калифорнии – результат погодных изменений.

Нельзя не отметить гибель деревьев, считавшихся долгожителями, и стремительное таяние антарктических ледников. Специалисты заявляют, что глобальная температура повысится на три градуса.

Одной из причин глобального потепления являются выбросы парниковых газов. Человечеству необходимо отказаться от добычи угля, нефти и газа и прибегнуть к возобновляемым источникам энергии.

Иран является четвертым крупным производителем инжира в мире

Официальный представитель министерства сельскохозяйственного развития Ирана заявил, что Иран является четвертым крупным производителем инжира в мире.

Генеральный директор Департамента тропических и субтропических фруктов Министерства сельскохозяйственного развития Ирана Масуд Латифиан заявил во вторник, что Иран ежегодно производит около 80 000 тонн инжира и занимает четвертое место в мире по его производству, сообщает Mehr News.

Далее он рассказал, что Турция, ежегодно производящая около 255 000 тонн инжира, занимает первое место в этом отношении, добавив, что в общей сложности около 1 миллиона тонн этого фрукта собирают в год по всему миру.

Как сообщает сайт World Atlas, Египет и Марокко являются вторыми и третьими крупными производителями инжира, в то время как Алжир, Греция, Сирия, США и Испания стоят ниже Ирана в этом рейтинге.

На заседании научно-технического совета Росавтодора под председательством заместителя главы ведомства Игоря Астахова эксперты дорожной отрасли обсудили проектные предложения нового Предварительного национального стандарта (ПНСТ) «Автомобильные дороги общего пользования. Функциональная классификация автомобильных дорог».

В мероприятии приняли участие представители Минтранса РФ, Федерального дорожного агентства, Союза проектных организаций «РОДОС», ФГБУ ВО «МАДИ», АО «Институт «Стройпроект»», ООО «НПФ РУСАВТОДОР», а также постоянные члены совета.

Проект нового нацстандарта должен впервые устанавливать в России требования к функциональной классификации дорог, гармонизировав их, в том числе, с требованиями технического регламента Таможенного союза «Безопасность автомобильных дорог» ТР ТС 014/2011. Стандарт будет распространяться на все автомобильные дороги общего пользования.

Такое разделение позволит создавать наиболее эффективные дорожные сети, при этом повышая безопасность движения за счет формирования более однородных транспортных потоков.

Весьма существенным и актуальным преимуществом введения функциональной классификации автомобильных дорог является резкое снижение количества ДТП. Согласно зарубежному опыту введение функциональной классификации вместе с другими мероприятиями по повышению безопасности дорожного движения позволит снизить количество происшествий в среднем на 20-25%.

Кроме того, стоит отметить, что себестоимость автомобильных перевозок в условиях движения более однородного и стабильного транспортного потока по экспертной оценке снизится на 3-5%.

При этом стоимость строительства и эксплуатации автодорог за счет дифференцированного подхода к назначению основных параметров с учетом характера и условий движения снизится в среднем на 7- 10 %.

По результатам совещания Научно-технического совета Росавтодора в проект ПНСТ «Автомобильные дороги общего пользования. Функциональная классификация автомобильных дорог» был предложен ряд дополнительных замечаний и предложений, которые должны быть учтены разработчиками. В дальнейшем работа по принятию данного предварительного национального стандарта будет продолжена.

Два греческих музея номинированы на Museums in Short 2018

Видеофильмы двух греческих музеев - Диахронического музея Ларисы и Археологического музея Китиры - находятся в числе 12 финалистов премии MuseumsinShort 2018.

В этом году в конкурсе приняли участие в общей сложности 49 музеев из 20 европейских городов. Фильмы двух греческих музеев были отобраны в шорт-лист вместе с ещё десятью фильмами музеев Дании, Нидерландов, Испании, Словении, Литвы, Италии, Франции, Боснии и Герцеговины и Швеции.

Победители премии и фильм, который получит приз зрительских симпатий, будут объявлены на церемонии награждения в Пиране, Словения, 31 августа.

Электронное голосование начнется через несколько дней на сайте Museums in Short 2018 http://www.museumsinshort.eu. Фильмы всех 12 финалистов, которые были отобраны членами жюри, можно увидеть на странице Museum in Short в Facebook.

Видео Диахронического музея Ларисы озаглавлено «Tracing the footsteps of human society» и Археологического музея Китиры - «I am the Leon of Kythera».

Суд города Эдирне на северо-западе Турции освободил двоих греческих солдат, задержанных в марте за незаконный переход границы, сообщает телеканал NTV во вторник.

Отмечается, что греческие военные отпущены без права покидать пределы Турции, суд над ними будет продолжен, сообщает телеканал.

Ранее в министерстве национальной обороны Греции сообщили РИА Новости, что турецкие военные задержали двух греческих военнослужащих, которые во время патрулирования границы в условиях очень плохой погоды случайно оказались на турецкой территории.

По сообщениям турецких СМИ, лейтенант и старшина греческой армии были задержаны с оружием в районе Пазаркуле и доставлены в расположение командования сил жандармерии Турции в Эдирне.

Как сообщили РИА Новости в министерстве национальной обороны Греции, в Афинах ожидали, что турки в течение суток выдадут задержанных. Однако после проведения соответствующих процедур греческих военных отправили в прокуратуру, а оттуда — в суд, который по требованию прокуратуры арестовал задержанных, обвинив их в шпионаже и незаконном проникновении в закрытую военную зону.

Алёна Палажченко.

КЛИМАТИЧЕСКИЙ КРИЗИС УГРОЖАЕТ ЗЕМЛЕ

Почему в Северном полушарии начинается жаркий апокалипсис?

ВОЗДУШНЫЙ ПОТОК ИСПЫТЫВАЕТ ЛЮДЕЙ

Эксперты отмечают странное поведение воздушных потоков, определяющих погоду в Северном полушарии. В течение нескольких недель наблюдался резкий изгиб этого потока. Климатолог Джефф Мастерс говорит, что это позволяло теплу оставаться на одном месте в трех регионах - Европе, Японии и США.

Тот же самый воздушный поток вызвал горячую волну в 2003 году, печальное русское лето 2010 года, когда жара и пожары унесли несчитаное число жизней, тогда как в Западной Европе царила вполне нормальная погода.

Он устроил засуху в 2011 году в Техасе и Оклахоме, обширные лесные пожары в Канаде в 2016-м. Но ученые так и не пришли к единому мнению, что является причиной этих почти ежегодных причуд.

В ученой среде вновь разгорается спор. У сторонников теории глобального потепления и парникового эффекта одним из главных доводов стали пожары в Греции и США. В Америке в этом году огонь прошел по территории в 4 с лишним миллиона гектаров, что на 14 процентов выше среднего показателя за последние 10 лет. А вот в средней полосе России лето остается все таким же коротким, и, как печально сообщили синоптики, с началом августа оно начнет угасать.

В калифорнийском огне погибли пять человек, среди них два пожарных, 37 тысяч жителей были эвакуированы. Пожар на границе с Орегоном охватил 127 кв. миль, грозя перекинуться на густонаселенные районы. В ряде мест он превратился в настоящий торнадо высотой в 100 с лишним метров.

Однако в прошлом году площадь пожаров в Калифорнии была почти в пять раз больше, в них погибли 46 человек. Стоит отметить, что именно прошлый год, а не нынешний был самым жарким в Калифорнии, где засуха длится уже пять лет.

И в Шведской Лапландии тоже начались пожары, самый крупный охватил площадь в 900 футбольных полей. Возгорания здесь случались и прежде, но нынешняя засуха способствовала их разрастанию. «Невероятное лето, - жалуются шведские пожарные. - За два месяца почти не было дождей при непривычной для нас температуре 30 градусов».

Спутниковая съемка указала на мощные пожары в сибирской тайге, дым от них доходил до Северного полюса, Гренландии и Канады. Заполыхала и лесистая Норвегия.

В Японии особо заметных пожаров не наблюдалось, но и здесь, когда температура достигла 41 градуса, была объявлена природная катастрофа.

ЗАПАДНЯ ДЛЯ КУРОРТНИКОВ

Греческий самострой приобрел еще большие масштабы, чем в Сочи. В этот раз больше всего пострадал курортный поселок Мати: в плотной хаотичной застройке не предусмотрели путей подъезда для пожарных машин, не было системы оповещения о пожаре, не принималось никаких мер для защиты жилых районов, окруженных готовым вспыхнуть, как порох, лесом.

На место трагедии повиниться перед народом примчался премьер-министр Греции Алексис Ципрас, но его соболезнования не приняли. Люди обозлились на власть.

Погибли более 90 человек, 25 считаются пропавшими. Однако жертв могло быть и больше, если учесть, что на этом курортном пятачке проживали более 20 тысяч. Многих спасло море, в котором они пережидали, пока затихнет огненный вихрь.

Огонь прошел пять километров за 90 минут. Спасатели уверяют, что такая скорость распространения огня не позволила им развернуть эвакуацию. Сейчас греческие власти сваливают трагедию на поджигателей и глобальное потепление, так им проще оправдываться.

Летняя жара и возгорания растительности в Греции явление обычное. Летом часто можно увидеть, что окрестности Афин затянуты дымкой пожаров, в городе кое-где попахивает дымком.

Десять лет назад под Афинами происходило то же самое, дым пожара заволакивал столицу. Разница лишь в том, что в стране при нынешнем разгильдяйстве правительства Ципраса стало больше беспорядка и никто не предупредил людей о подступающем огне, не вывел их из опасной зоны. К берегу вовремя не подошли суда, чтобы подобрать спасавшихся в воде курортников.

Теперь сезона пожаров ожидают на Иберийском полуострове, где предвидят 45-градусную температуру. Вместе с ней придет и пыль из африканских пустынь. А в Цюрихе на полицейских собак впервые надели специальную обувь, чтобы животные не обожгли лапы на раскаленных тротуарах города.

МИФ О ПРИШЕСТВИИ «ВЕЛИКОГО ЗНОЯ»

Начали распространяться панические прогнозы, что в мире уже разразилась климатическая катастрофа и многие регионы Европы превратятся в выжженную солнцем пустыню, и это, мол, из-за того, что люди не борются с выбросами углекислого газа. Однако историки климата советуют не нервничать и напоминают, что бывали дни и пожарче.

Сейчас в Калифорнию вновь пришли высокие показатели жары, однако истории о температуре, якобы достигавшей в Лос-Анджелесе 47 градусов, были основаны на ложных данных. Оказывается, погодные станции, фиксировавшие эти рекорды, были расположены в городских зонах, где температурные показатели искажаются жаром, исходящим от расплавленного асфальта, и горячими выхлопами моторов.

Так, в аэропорту Бюрбанка станция испытывала на себя волны жара, исторгавшегося авиационными моторами. Климатологи считают, что станции нельзя располагать в столь горячих точках, где на них воздействуют факторы, не связанные с метеорологией.

Пересуды о рекордной жаре в Великобритании и других европейских странах тоже не соответствуют действительности. Как бы ни жаловались британцы на небывалую по их восприятию жару, нынешний июнь занял лишь 18-е место среди самых жарких за 350-летнюю историю метеонаблюдений, а самое теплое лето наблюдалось в Лондоне в 1846 году, когда не существовало удушливой подземки.

В 1976 году сухой воздух, нагревавшийся до 42 градусов, висел над Великобританией в течение почти всех трех летних месяцев. Первый дождь тогда прошел только в конце августа. Примерно то же самое повторилось в 2003 году.

Синоптики пояснили, что это происходит из-за формирования устойчивой зоны высокого давления, засасывающей воздушные потоки из Сахары, вот почему сейчас лондонцы обнаруживают на своих автомобилях осевшую на них песчаную пыль.

Дело в том, что в Великобритании стремительно ветшает инфраструктура. Примером тому служит древнее лондонское метро. На главной центральной линии подземки до сих пор ходят поезда без систем кондиционирования, и в них было жарко, как в аду, температура приблизилась к 36 градусам, люди ловили ртом перегретый воздух и теряли сознание. Как отметила «Дейли мейл», в таких условиях, когда температура переваливает через 30-градусную отметку, запрещено провозить даже крупный рогатый скот, овец и свиней.

Лондонцам обещали запустить на центральной линии кондиционированные составы только после 2030 года. Ради новых авианосцев для флота Ее Величества народу придется подождать. Британцы также обнаружили, что у них плавится асфальтовое покрытие, чего не происходит, например, в Катаре или Саудовской Аравии с их запредельной жарой.

На четыре часа стали задерживаться поезда, следующие через Евротуннель. А устремившиеся к морю британцы столкнулись с новой напастью. Совсем рядом с берегом плавали занесенные из дальних мест экзотические особо убойные медузы, ожог которых гарантирует попадание в госпиталь.

Таких монстров здесь раньше не наблюдали. Пришлось купаться в одежде. А рядом с ними плавали тысячи обычных медуз, казалось, море забито ими до дна.

В США НЕ ХВАТАЕТ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА

Северо-Американская электрическая корпорация была вынуждена еще в мае предупредить, что летом из-за повышенного энергопотребления Калифорния столкнется со значительным риском нехватки электроснабжения. Так и случилось: потребность в энергии даже при максимальном включении всех ресурсов превзошла генерирующие мощности на 5 тысяч мегаватт.

Гражданам и частному бизнесу рекомендовали уменьшить потребление электричества. В начале июля десятки тысяч калифорнийцев остались без электроэнергии, отключились кондиционеры, и люди оказались один на один с убийственной жарой.

Жителям солнечного штата советуют отключать все лишние электроприборы. Тем временем власти признали, что не могут совладать с огнем, распространяющимся во всех направлениях.

Николай Иванов

«Золотая виза» Греции – самая популярная в Европе

За первую половину 2018 года вид на жительство в Греции через инвестиции получили 2968 заявителей. Таким образом, греческая программа по предоставлению "золотых виз" становится самой популярной в Старом Свете.

Об этом сообщили корреспонденту Prian.ru в компании Henley&Partners со ссылкой на правительственное агентство по привлечению инвестиций Enterprise Greece.

С момента открытия программы в конце 2013 года Греция выдала 8 367 «золотых виз» основным заявителям и 12 089 их членам семьи, то есть вид на жительство (ВНЖ) получили 20 456 человек. Это на 6 000 больше, чем в Португалии.

Большинство участников программы (47%) – граждане Китая. Россияне составляют 14,5% от всех заявителей, украинцы – 2,8%. Самый популярный район для покупки недвижимости среди участников программы – Афины.

Программа Греции – одна из самых быстрых и недорогих европейских программ, позволяющая иностранным гражданам оформить разрешение на проживание в стране через покупку недвижимости. ВНЖ Греции позволяет свободно перемещаться по всем странам Шенгенской зоны. Требований к минимальному сроку проживания в стране для получения или продления ВНЖ нет.

Ирина Симонян, директор по маркетингу Henley & Partners Russia & CIS: «Наши соотечественники традиционно покупают недвижимость на севере материковой Греции в историко-религиозном регионе Халкидики. Столица Греции, Афины также набирает популярность – это пока еще недооцененный, но очень перспективный и динамичный рынок. Те, кто ищет что-то новое и более уединенное, выбирают Крит, виллы или новые большие застройки».

Салоники - Почётный гость «Европейских дней культуры»

Салоники стали почётным городом «Европейских дней культуры-2018» - серии мероприятий, которые организует каждое лето в Берлине Музей европейской культуры (MEK).

Выставки, лекции, открытые дискуссии, семинары и другие мероприятия позволят общественности «открыть» Салоники, в то время как один из главных инициаторов посвящения, Hellas Filmbox Berlin, организует программу кинопоказов, которые продолжатся с 9 августа по 9 сентября и будут сопровождаться лекциями и обсуждениями с общественностью.

Программа - дань уважения греческому городу - названа «Салоники, грани одного города». В рамках дискуссий будут подняты разнообразные вопросы, в том числе, как местное сообщество переживает продолжающийся кризис, и как художественное творчество воспринимает непростую реальность. В то же время одним из центральных событий станет фотовыставка «Looking at time through moments: photographs 1900-2017» под редакцией директора Музея фотографии Салоник Ираклиса Папаиоанну.

Открытие серии мероприятий в честь Салоник состоялось накануне в MEK в присутствии генерального директора Staatliche Museen zu Berlin Кристины Хаак, посла Греции в Германии Теодороса Даскаролиса, директора Европейского музея культуры Элизабет Титмайер и куратора Ираклиса Папаиоанну.