Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Стоимость жизни в Болгарии – самая низкая в ЕС

Согласно данным Евростата за 2017 год, уровень цен в Болгарии составляет 44% от среднего значения по Евросоюзу, что делает страну самой дешёвой в ЕС для жизни.

Дешевле всего в Болгарии покупать обувь, одежду, транспорт, мебель, в стране низкая стоимость отдыха и образования. Но в категории питания и электроники государство уступает другим странам. Самые дешёвые продукты – в Румынии (62,2% от средних по ЕС) и Польше (65%). Болгария в этом списке только на третьем месте (73,1%). Дороже всего в плане питания – скандинавский регион: Норвегия и Исландия, а также Швейцария (167,7%), сообщает Русская Болгария https://rus.bg/ekonomika/ekonomika/24011-zhizn-v-bolgarii-ostaetsya-samoj-deshevoj-v-es .

В плане цен на технику Болгария занимает только пятое место (65,4% от средних цен по ЕС). Впереди идут Румыния, Польша, Литва и Эстония. Дороже всего покупать бытовую электронику в Греции (154%).

В самую крупную сумму обходится жизнь в Исландии (171,6%), Швейцарии (165,6%), Норвегии, Дании и Люксембурге. А после Болгарии наиболее доступными по стоимости жизни государствами стали Румыния (48,5) и Польша (53,2%). Между тем, расходы болгар растут быстрее доходов https://prian.ru/news/37092.html .

Prian.ru

В Иерапетре обнаружена неразграбленная гробница позднеминойского периода

Нетронутая камерная гробница, датируемая приблизительно 1400-1200 г.г. до н. э., обнаружена в оливковой роще недалеко от деревни Кентри в Иерапетре. В гробнице оказались хорошо сохранившиеся останки, вазы и амфоры в очень хорошем состоянии.

Эта удивительная находка была сделана случайно, после того, как в Инспекцию древностей Лассити обратился местный житель, заметивший просевшую землю на данном участке. Раскопки в оливковой роще, примерно в 800 метрах к северо-востоку от Кентри, выявили неразграбленную камерную гробницу.

Внутри гробница разделена на три ниши. В самой южной был обнаружен целый саркофаг-ларнакс с крышкой, внутри которого находился хорошо сохранившийся скелет взрослого человека. В северной нише находился ларнакс без крышки, с останками взрослого человека внутри. Рядом с обоими ларнаксами найдены сосуды и псевдоамфоры в хорошем состоянии и искусно выполненные.

По предварительным оценкам и с учётом типологии керамических сосудов, гробница может быть датирована периодом позднего минойского периода IIIA-B, примерно с 1400 по 1200 г.г. до нашей эры.

Восток встретится с Западом на пороге сказки

36-й Всемирный конгресс Международного совета по детской книге пройдет в Греции, в Афинах с 30 августа по 1 сентября 2018 года. Тема конгресса IBBY- 2018 - «Восток встречается с Западом вокруг детских книг и сказок».

На подобных масштабных форумах, которые проводятся один раз в два года, традиционно собираются более 1 000 специалистов из разных стран, работающих в сфере литературы и книжной культуры для детей и юношества.

В этом году место действия выбрано не случайно: Афины объявлены ЮНЕСКО Всемирной столицей книги 2018 года благодаря деятельности по поддержке книжной индустрии, литературы и чтения.

Для России этот конгресс станет историческим по нескольким причинам. Спустя 42 года Золотая медаль им. Х. К. Андерсена будет присуждена российскому художнику Игорю Олейникову за выдающиеся заслуги и вклад в мировую литературу для детей и юношества. До этого единственной русской художницей, получившей эту престижную награду в 1976 году, была Татьяна Маврина.

Медаль была учреждена в 1956 году Международным советом по детской книге и вручается она один раз в два года в номинации "Автор" и с 1966 года – "Иллюстратор". Награда эта престижна настолько, что ее уже давно окрестили «малой Нобелевской премией».

Великолепный художник, аниматор, иллюстратор детских книг Игорь Олейников – безусловно, одна из самых ярких звёзд в плеяде отечественных художников – иллюстраторов. Почти тридцать лет Игорь Олейников работал в анимации. Он считается непревзойденным мастером динамичной композиции. Сам иллюстратор говорит, что каждый рисунок к книге он видит как кадр из фильма и всегда точно знает, что было до него и что будет после. Однако он предпочел работу с печатными изданиями, так как это предоставляет художнику большую свободу. Олейников проиллюстрировал такие книги, как «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, «Хоббит, или Туда и Обратно» Дж. Р. Р. Толкина, «Приключения барона Мюнхгаузена» Эриха Распе, «Сказочные истории воздухоплавания» Андрея Усачева и многие другие.

Лауреатом среди авторов в этом году стала японская писательница Эйко Кадоно. Анимационный фильм по ее книге «Служба доставки Кики» снял знаменитый художник-мультипликатор Хаяо Миядзаки.

На конгрессе состоятся различные профессиональные дискуссии, посвященные детскому чтению, презентации просветительских и издательских проектов, круглые столы и лекции, встречи со знаменитыми детскими писателями и художниками мира. В частности, выступления таких писателей - мэтров мировой детской литературы – как Кэтрин Патерсон (США), Деборы Эллис (Канада), почётного профессора Университета Виннипега Перри Нодельмана.

Российская делегация примет участие в ряде мероприятий конгресса, на которых представит наиболее интересные проекты в области продвижения детского чтения, а также встретится с редактором журнала о мировой детской литературе Bookbird Петросом Панау. Один из выпусков журнала будет полностью посвящен российской книжной культуре детства и юношества.

К тому же Россия отправляется на конгресс, чтобы перенять эстафетную палочку у Греции: в 2020 году наша страна впервые за 65 лет деятельности IBBY станет местом проведения 37-го Международного конгресса IBBY. Это решение для сферы российской культуры и образования можно смело сравнить с победой за право быть страной проведения Олимпийских игр.

Церемония награждения лауреатов Премии Ханса Кристиана Андерсена состоится в Афинах в рамках конгресса IBBY 31 августа в 20.00 в Stavros Niarchos Foundation Cultural Center (SNFCC).

По вопросам аккредитации обращайтесь: Kleopatra Giatsou KGiatsou@afea.gr

Международный совет по детской книге — международная некоммерческая организация, занимающаяся литературой для детей и юношества.

Основана в Цюрихе (Швейцария) в 1953 году Международным советом по детской и юношеской литературе ЮНЕСКО по инициативе немецкой писательницы и общественной деятельницы Еллы Лепман. В настоящее время состоит из 77 национальных секций, действующих в разных странах мира, в том числе в России.

Секция СССР в IBBY была создана в 1968 году по инициативе С. В. Михалкова. С 1992 года – это российская секция (Совет по детской книге России). С февраля 2018 года деятельность российской секции в IBBY патронируется Ассоциацией деятелей культуры, искусства и просвещения по приобщению детей к чтению «Растим читателя», одним из учредителей которой является Российская государственная детская библиотека.

Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека сообщает, что ситуация по кори в мире, в том числе в странах Европы, уже третий год остается неблагополучной.

По информации, размещенной на сайте Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения за последний год (период с июля 2017 по июнь 2018гг.) максимальные показатели заболеваемости (число случаев на 1 млн. населения) зарегистрированы в Украине (606 на 1 млн.), Сербии (643 на 1 млн.), Греции (293 на 1 млн.), Грузии (307 на 1 млн.). Только за первое полугодие 2018г. в Украине зарегистрировано более 28 тыс. случаев кори, 13 из которых закончились летальным исходом. Напряженной остается ситуация в Румынии (70,5 на 1 млн.), Италии (55,9), Черногории (51,1) и Франции (42,2).

Основной причиной неблагополучия является снижение охватов плановой иммунизации против кори детей и взрослых, рост числа отказов от прививок.

Неблагополучие по кори в Европейском регионе создает дополнительные риски осложнения эпидситуации в нашей стране.

В настоящее время эпидемическая ситуация по кори в Российской Федерации контролируемая. В текущем году показатель заболеваемости корью в России составил 1,3 на 100 тыс., что в 2,5 раза ниже чем в год пиковой заболеваемости за последние 10 лет. (в 2014г. показатель составлял 3,23 на 100 тыс. населения).

Роспотребнадзор осуществляет системный мониторинг и углубленные молекулярно-генетические исследования вируса циркулирующих вирусов кори. Проводимый мониторинг показывает, что большинство завозных случаев кори в России вызваны генотипом Дублин В3, который характерен для европейских стран.

Наибольшая доля заболевших корью приходится на лиц, не привитых против кори или не имевших сведений о прививках (свыше 90%). В возрастной структуре заболевших корью остается высокой доля детей - 55,4%, среди которых также 90% составляют дети, не имеющие прививок против кори.

Часто в эпидемический процесс включаются лица, не прививающиеся по религиозным соображениям, а также лица цыганской национальности, ведущие кочующий образ жизни и не обращающиеся за медицинской помощью.

В случае возникновения очагов кори проводится комплекс мероприятий, позволяющий их локализовать как правило в пределах 1 инкубационного периода, без дальнейшего распространения.

По инициативе Роспотребнадзора во всех субъектах Российской Федерации проводится подчищающая иммунизация – вакцинация не привитых и не болевших корью, а также привитых однократно детей и взрослых, проводится активная работа с населением по усилению приверженности к иммунизации, что позволяет укрепить коллективный иммунитет против кори.

Роспотребнадзор обращает внимание граждан на неблагополучную ситуацию по заболеваемости корью в Европейских странах и просит учитывать данную информацию при планировании поездок. Гражданам, планирующим поездки в указанные страны, не болевшим корью ранее, не привитым против этой инфекции, рекомендуется не менее чем за две недели до поездки привиться от кори.

АФИНЫ РАЗВЕРНУЛИ ОХОТУ НА РУССКИХ АГЕНТОВ

Греческое правительство выдвигает сейчас самые вздорные обвинения против Москвы. За короткий срок Греция превратилась в одну из самых враждебно настроенных к России стран Европы.

Под угрозой оказался и туристический сезон, так как Афины в любой момент могут ограничить выдачу виз российским гражданам. Это уже было сделано без всяких объяснений в отношении наших православных священнослужителей, которым было отказано в визах для посещения священной горы Афон.

Находящийся там монастырь греческие власти уже назвали российским шпионским гнездом. Не исключено, что к этому скандалу приложил свою руку и Константинопольский патриархат, который с давних времен соперничает с российской церковью за влияние в православном мире.

Наиболее антироссийскую позицию занял греческий министр иностранных дел Никос Кодзиас (на фото), повторяющий раздающиеся из Лондона обвинения в адрес России. Великобритания всегда рассматривала Грецию и все Балканы как сферу своих интересов и создавала здесь свои группы влияния.

Репрессиям может подвергнуться и община иммигрантов русских греков. Их обвиняют в том, что они поселились в стратегически важном районе порта на Эгейском море Александруполиса вскоре после развала СССР.

Объявлено, что они финансируются Россией для проведения протестов против соглашения Греции с Македонией, которое должно открыть для балканской республики путь в НАТО. Очевидно, что за происходящим - натовские спецслужбы, контролирующие греческую контрразведку.

Сейчас греческое правительство уже лоббирует вступление Македонии в НАТО и обещает принять ответные меры против Москвы. «Очевидно, что некоторые русские (к счастью, немногие) думают, что могут действовать в Греции, пренебрегая нашими законами и правилами, да еще угрожая нам», - говорится в официальном заявлении греческой власти.

В стране разворачивается кампания по поиску российских шпионов в церковных кругах, обвиняемых в получении денег из Москвы. Распространяются слухи о том, что Москва превратила духовный православный центр на Афоне в центр по сбору разведданных.

На высылку Грецией двух российских дипломатов Россия ответила зеркальными мерами. Этот шаг Москвы вызвал приступ гнева Афин, выслуживающихся перед своими западными кредиторами. Дело дошло даже до демонстративного отзыва греческого посла из Москвы.

Россия также обвиняется в попытках подкупа руководства греческой разведки и военных чинов, чтобы сформировать оппозицию правительству, а также в финансировании националистических греческих группировок через культурные ассоциации под прикрытием общего православного религиозного наследия.

Российскому Министерству иностранных дел уже впору предупреждать отправляющихся на греческие курорты туристов проявлять осторожность в этой стране, чтобы не быть записанными в шпионы.

Николай Иванов

Трамп будет счастлив, если Путин и Си похоронят доллар

Если посмотреть прагматично на тот накал страстей, который характеризует попытки значительного сегмента американской элиты уничтожить политическую карьеру Дональда Трампа, то невольно возникает вопрос: а откуда такая эмоциональная заряженность? Откуда такое неуемное желание остановить Трампа любым способом, причем срочно и невзирая на то, каким будет ущерб для американской государственности, политической системы и международной репутации? Что, не было в Америке других президентов, которых часть элиты ненавидела? Были. Но (за исключением Кеннеди) против них не предпринималось каких-то уж совсем экстраординарных мер.

Если отбросить всю очевидную пропагандистскую шелуху и медийный бред, направленный на одурачивание наиболее доверчивой части американского электората (которая действительно может считать, что Трамп приведет медведя в ушанке в Белый дом), то остается только одна теория, идеально объясняющая усилия, предпринимаемые для его устранения. Собственно, СМИ, которые отрабатывают "медийное уничтожение" Дональда Трампа, даже особо ее не скрывают, все лежит на поверхности. Американского президента обвиняют в том, что он готовит "преднамеренное убийство" американского доллара, причем если раньше Трампа подозревали в том, что он идет на неоправданный риск, который может навредить американской валюте, то сейчас позиция изменилась: его обвиняют в осознанной подготовке преступления, а наиболее смелые авторы даже указывают на его сообщников: Владимира Путина и Си Цзиньпиня.

Колумнист агентства Рейтер пишет: "Американский изоляционизм приводит к сомнениям в статусе доллара в качестве мировой резервной валюты". При этом "американский изоляционизм" в данном случае просто эвфемизм для выражения "политика нынешнего президента США". Показательно, что одно из ведущих мейнстримных СМИ планеты говорит о рисках для американской валюты в тех же терминах, которые используют российские официальные лица, указывающие на то, что использование статуса доллара в качестве политического оружия неминуемо подорвет этот особый статус. Если даже очень сдержанное правительство Германии через министра иностранных дел Хайко Мааса уже заявляет о необходимости создания мировой финансовой инфраструктуры (включая аналоги SWIFT и МВФ), которые будут работать в обход американской финансовой системы (а значит, и доллара), то можно смело констатировать, что "процесс пошел".

Журнал "Форбс" идет еще дальше и публикует колонку Чарльза Уоллеса с интересным опорным месседжем: "Министр иностранных дел России высказался в том смысле, что страны, которые сталкиваются с санкциями, то есть Иран, Турция и Россия, могут начать использовать собственные валюты для международной торговли, намекая на то, что дни доллара в качестве международной резервной валюты могут быть сочтены. Скорее всего, никто не будет более счастлив по этому поводу, чем президент Дональд Трамп".

Логика этого обвинения основывается на словах и действиях самого Трампа. У него очень неортодоксальное (причем скорее правильное, чем нет) представление о международной торговле и отношениях между странами. Согласно его интерпретации реальности, в системе международной торговли есть только две категории стран: лузеры и победители. Лузеры — это те, кто покупают чужие товары и услуги в большем количестве, чем производят, и, соответственно, имеют отрицательный торговый баланс. Победители — это те, кто производит те самые товары и услуги, которые массово покупают лузеры. В рамках такого описания реальности США, Испания или Греция — это лузеры, а Китай, Германия или Россия — победители. Критики Трампа указывают на то, что для США такая система выгодна. И что расплачиваться с экспортерами "зелеными бумажками", которые Штаты могут печатать почти в неограниченных количествах, — это та самая привилегия, которая, с одной стороны, позволяет Америке жить не по средствам, а с другой — повторять другим странам бессмертные слова Джона Конноли, который был министром финансов Соединенных Штатов при Рейгане: "Доллар — это наша валюта и ваша проблема". Однако и сам Трамп, и многие его сторонники считают, что такой взгляд на вещи является непростительной глупостью. Ибо подобная конфигурация приводит к трудноисправимым и подчас очень тяжелым последствиям: в Штатах становится невыгодным производить ничего, кроме долларов, в США хиреет промышленность, из Америки "уезжают" рабочие места, а умные "страны-победители" массово обменивают полученные "зеленые бумажки" на важные технологии и ресурсы. Кошмар Трампа и его сторонников — это сценарий, в котором от экономики США остается просто один большой "долларовый принтер", а американский человеческий капитал превращается в сборище псевдостартаперов, риэлтеров, пиарщиков и профессиональных борцов за права меньшинств. Чтобы предотвратить этот апокалиптический сценарий, о котором президент Соединенных Штатов и его советники по экономической стратегии неоднократно упоминали во время избирательной кампании, нужно как минимум добиться того, чтобы любой импорт в США был очень дорогим, а любой экспорт из Штатов — дешевым. Отсюда торговые войны со всем миром, тарифы на китайские товары, конфликты с Евросоюзом, Канадой и Мексикой. Отсюда же — обвинения Китая, Евросоюза и даже России (!) в том, что конкуренты США на мировой арене занимаются валютными манипуляциями против Штатов. Трампу нужен именно слабый доллар, потому что без слабого доллара его миссия по "выправлению" американского торгового баланса станет совершенно невыполнимой.

Критики Трампа же или считают, что добиться его цели и сохранить статус доллара в качестве мировой резервной валюты принципиально невозможно, или полагают саму цель принципиально неправильной ("нам хорошо с нашим долларовым принтером, зачем нам промышленность?"). Или, как автор статьи в журнале "Форбс", подозревают, что Трамп даже будет рад падению доллара с мирового пьедестала, так как это облегчит ему задачу. Если судить по публично озвученным позициям самого американского президента и его команды, они считают, что могут и должны успеть сделать все: и промышленность возродить, и всех победить в торговой войне, и, главное, успеть сделать все это до того, как российско-китайско-европейские усилия по созданию альтернативной финансовой системы принесут свои плоды. Можно точно сказать, что Трамп воспринимает рост курса доллара в отношении других валют как досадную помеху — он даже критиковал руководство Федрезерва за то, что оно ему "не помогает" и поднимает долларовые процентные ставки, что, в свою очередь, заставляет расти доллар.

Хватит ли у американского президента политических возможностей для того, чтобы добиться нужного ему ослабления доллара, — большой вопрос, но он явно не одинок в этом желании. На его стороне не только американский промышленный капитал, но и та часть финансовых воротил, которая, видимо, надеется заработать колоссальные барыши на попытке реиндустриализировать Америку и на росте американского экспорта. Например, представитель финансового конгломерата "БлэкРок", у которого под управлением активов на 6,288 триллиона долларов, заявил журналистам CNN, что "слабый доллар — это было бы хорошо для американских финансовых рынков".

Если президентство Трампа не будет прервано импичментом, путчем, конституционным кризисом или пулей какого-нибудь "стрелка — одиночки из Далласа", то у него и его союзников будет шанс добиться своего. Вернее, насчет того, чтобы "сделать Америку снова великой", как обещал Трамп избирателям, есть серьезные сомнения. А вот насчет "сделать доллар слабым", у них, скорее всего, все получится.

Иван Данилов, автор блога Crimson Alter

Амбулаторный корпус Яузской больницы отреставрируют к февралю

Реставрация амбулаторного корпуса Городской клинической больницы им. И.В. Давыдовского начнется в ближайшее время, сообщил руководитель Департамента культурного наследия Москвы Алексей Емельянов.

Здание построено в стиле неоклассицизма в 1909 году по проекту архитектора Иванова-Шица и является объектом культурного наследия регионального значения.

«Основной принцип, положенный в основу проекта реставрации – полное восстановление первоначального облика здания. Этот памятник архитектуры представляет собой великолепный образец больничного сооружения специального назначения начала ХХ века, имеет продуманную четкую планировку и композицию фасадов. Амбулаторный корпус долго находился в неудовлетворительном состоянии. В начале этого года Мосгорнаследие согласовало проектную документацию, мы выдали разрешение, специалисты приступают к реставрационным работам», – сказал А. Емельянов.

По его словам, закончить рестарвацию планируется к февралю 2019 года.

Проект предусматривает реставрацию кирпичной кладки по фасадам и удаление ржавчины, раскрытие заложенных окон, воссоздание исторического цвета – желтого с белыми деталями, восстановление планировки.

Пол планируется покрыть керамической светло-бежевой плиткой с серым рисунком и с «греческим» орнаментом. Там, где плитка не сохранилась, ее восстановят по уцелевшим образцам.

А. Емельянов добавил, что важно соединить две функции зданий ансамбля – историческую и современную.

Напомним, городская клиническая больница им. И.В. Давыдовского находится на ул. Яузская в Таганском районе столицы.

Ее помещения расположены в зданиях городской усадьбы купца и промышленника Ивана Баташева. Она была построена архитектором М.П. Кисельниковым и является памятником культурного наследия.

Информационная служба портала Стройкомплекса

Власти двух испанских островов – Майорки и Ибицы – предпринимают кардинальные меры по борьбе с "антисоциальным" поведением туристов, причиной которого считается нелимитированная подача спиртного в отелях системы "все включено", сообщает АТОР.

Теперь в формате ALL предложение алкоголя будет ограничено: отелям разрешат подавать бесплатное "горячительное" только в обеденных залах и только во время обеда или ужина.

При этом любого гостя должен будет обслужить официант, а заказ будет сервирован порционно. Если постоялец захочет выпить за пределами ресторана отеля и не во время обеда или ужина, ему придется делать заказ также через официанта за отдельную плату. Бесплатный алкоголь, включая пиво, будет убран и из мини-баров номеров любых категорий.

Власти намерены лицензировать все рестораны на право работать с алкоголем. Гостиницы должны будут доказать, что в их ресторанах способны одновременно и быстро обслуживать 70% посетителей.

Кроме того, департамент туризма Балеарских островов планирует запретить использование одноразовых пластиковых тарелок и столовых приборов, который сейчас широко применяются в системе "все включено". Власти не скрывают, что таким образом не столько заботятся об экологии, сколько пытаются экономическими методами принудить отели отказаться от предложения алкоголя на разлив (легко бьющиеся бокалы из стекла и хрусталя стоят дороже).

Официально власти Балеарских островов обещают представить новые требования в сентябре 2018 года, чтобы ввести новшество уже со следующего сезона – в 2019 году.

Отельеры считают предлагаемые меры спорными. По мнению представителей бизнеса такие нововведения вынудят их серьезно корректировать ценовую политику. Но главное, считают владельцы гостиниц, это может привести к потере значительной части клиентов: молодые британцы и немцы в погоне за "неограниченной" выпивкой будут выбирать более доступные по ценам отели Турции, Греции или Кипра.

Сильный взрыв произошел возле адвокатской конторы в Пирее в Греции, небольшой ущерб нанесен нескольким соседним зданиям и припаркованным автомобилям, сообщает издание "Прото тема".

По свидетельствам очевидцев, около 2.00, незадолго до взрыва, возле здания остановился автомобиль, вышедший из него человек положил какой-то предмет возле входа, затем вернулся в автомобиль и скрылся. После этого произошел взрыв.

В здании располагается бюро адвоката Григориоса Тимагениса, занимающегося делами, связанными с морским правом. Он является арбитром в арбитраже Морской торговой палаты Греции и в Международной торговой палате.

Взрыв нанес ущерб соседним зданиям, в которых расположены фининспекция Пирея, отделение банка, гостиница и офисы. Повреждены припаркованные рядом с местом взрыва машины.

Полиция оцепила место происшествия и ведет расследование, сообщает издание.

Госсекретарь США Майк Помпео и глава МИД Македонии Никола Димитров обсудили референдум о переименовании балканской страны, сообщила в заявлении официальный представитель госдепартамента Хезер Науэрт.

По ее словам, Помпео на встрече с Димитровым 21 августа поддержал соглашение Македонии и Греции об урегулировании спора о названии.

"Госсекретарь и министр иностранных дел обсудили последующие шаги в реализации соглашения, включая предстоящий 30 сентября референдум", — заявила Науэрт.

Министры иностранных дел Греции Никос Котзиас и бывшей югославской республики Македония Никола Димитров в июне подписали соглашение о новом конституционном названии страны — Республика Северная Македония. Продолжавшийся свыше 25 лет спор о названии между Грецией и Македонией мешал приему последней в НАТО и Евросоюз. Греция требовала изменить название соседней страны, заявляя, что в противном случае складывается впечатление о претензиях государства Македония на одноименную греческую область.

Германия проявляет интерес к закупкам газа из Каспийского региона.

Германия "испытывает значительный интерес" к проекту "Южного газового коридора", по которому газ с месторождения Шах-Дениз будет поставляться в Европу через Турцию, сообщила газета Financial Times, ссылаясь на высокопоставленного немецкого чиновника.

По его данным, возможности для увеличения поставок в Евросоюз природного газа из региона Каспийского моря станут одной из главных тем предстоящего 25 августа визита канцлера ФРГ Ангелы Меркель в Баку.

Азербайджан намерен начать поставлять по "Южному газовому коридору", который называют альтернативой "Турецкому потоку", газ на юг Европы в 2020 году.

По словам источника газеты, увеличение поставок из Каспийского региона позволило бы ЕС диверсифицировать поставки газа на континент, обеспечить себя безопасной альтернативой импорту газа из России. Германия хотела бы, чтобы в будущем по новой трубе газ поставлялся из других стран, таких как Туркмения, Иран и Ирак.

Азербайджан ввел в эксплуатацию первую очередь газопровода "Южный газовый коридор", предназначенного для поставок газа в Турцию и Европу, в конце мая 2018 года. Стоимость проекта превышает $40 млрд. Протяженность газопровода, который пройдет от Баку до юга Италии через Грузию, Турцию, Грецию, Албанию, составит 3500 км.

ВОЗ предупредила о рекордном уровне заболеваемости корью в Европе

Всемирная организация здравоохранения сообщает о резком росте заболеваемости корью в странах Европейского региона. Наиболее тревожная ситуация, по оценке ВОЗ, складывается на Украине. Международная организация призывает затронутые эпидемией государства активнее реализовывать программы иммунопрофилактики заболевания.

По данным ВОЗ, с января по июнь текущего года в странах Европейского региона было зарегистрировано более 41 тыс. случаев заболевания корью у детей и взрослых при 37 летальных исходах. Это существенно больше годовой заболеваемости в течение предыдущих 10 лет наблюдений.

«Мы наблюдаем резкое увеличение заболеваемости и мощные вспышки инфекции, - отметила директор ВОЗ по Европейскому региону Жужанна Якаб (Zsuzsanna Jakab), - Мы призываем все государства немедленно реализовать масштабные, учитывающие местные условия меры для предотвращения дальнейшего распространения заболевания».

Эксперты ВОЗ отмечают, что причиной сложившейся ситуации стало резкое снижение уровней вакцинации против кори, особенно в маргинальных группах населения в ряде стран Европы.

В 2018 году более 1000 случаев кори зарегистрировано в таких странах, как Франция, Грузия, Греция, Италия, Россия, Сербия, Украина. Наиболее тревожная ситуация складывается на Украине, где выявлено 23 тыс. случаев кори. По числу летальных исходов лидирует Сербия, где скончались 14 заболевших. Для предотвращения вспышек кори странам региона необходимо обеспечить 95% покрытие двукратной вакцинацией во всех группах населения.

Предыдущий рекорд заболеваемости корью за 10-летний период был зафиксирован в 2017 году. Тогда в течение года в Европейском регионе было зарегистрировано около 24 тысяч случаев кори.

РУКОВОДИТЕЛЬ ФЕДЕРАЛЬНОГО АГЕНТСТВА ПО ТУРИЗМУ ОЛЕГ САФОНОВ ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В ПЕРВОМ МЕЖДУНАРОДНОМ ФОРУМЕ ДРЕВНИХ ГОРОДОВ

Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов принял участие в Первом международном форуме древних городов, который проходил с 12 по 19 августа 2018 года в г. Рязани по инициативе главы Рязанской области под эгидой комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО при информационной поддержке Ростуризма.

Форум организован с целью развития культурных и деловых связей между регионами страны, зарубежными странами, обмена опытом в сфере охраны объектов культурного наследия, привлечения туристов. Он собрал представительный состав участников, в т.ч. экспертные и творческие делегации из 40 городов 14 стран мира – России, Германии, Болгарии, Испании, Китая, Италии, Греции, Узбекистана, Армении, Перу, Эстонии и др. Почетными гостями мероприятия стали Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Центральном федеральном округе Игорь Щёголев, а также Губернатор Рязанской области Николай Любимов.

На полях форума прошло более 120 мероприятий. Насыщенная деловая программа включала конференции, круглые столы и панельные дискуссии с участием ведущих российских и международных экспертов, презентации, выставки и т.п. Также организаторами были предусмотрены многочисленные культурно-развлекательные мероприятия – образовательные лекции, мастер-классы экспертов в сфере гастрономии и мастеров народных промыслов, концерты и опен-эйры.

«Учреждение международного Форума древних городов – очень важная инициатива, которую мы сразу поддержали. Тематика и формат мероприятия имеют высокую актуальность в свете общемировых тенденций развития сферы туризма. Создана уникальная тематическая площадка, которая открывает возможности для обмена опытом и обсуждения всеми заинтересованными сторонами вопросов сохранения и развития населенных пунктов, чья история исчисляется многими столетиями, реализации их туристического потенциала в интересах экономического роста и повышения качества жизни местного населения», – отметил Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов.

Глава Рязанской области Николай Любимов рассказал о большой работе, которую ведут региональные власти в целях сохранения культурно-исторического наследия и развития населенных пунктов возрастом старше 500 лет.

«Для нас большая честь первыми в России принимать международный форум древних городов. Рязанский край всегда играл большую роль в судьбе России, наша земля славится именами героев, уникальными памятниками героическими архитектурными памятниками. Мы всегда дарили России и миру целую плеяду ярких, талантливых людей, которые внесли вклад в развитие всех сфер общественной жизни – это Эдуард Циолковский, Иван Павлов, Петр Семенов-Тян-Шанский, Сергей Есенин, Федор Полетаев, Александр Александров», – сказал Губернатор Рязанской области Николай Любимов на открытии Форума.

В рамках Первого международного форума древних городов также состоялся пресс-брифинг главы Ростуризма Олега Сафонова, замдиректора Департамента информации и печати МИД России Александра Бикантова и министра культуры и туризма Рязанской области Виталия Попова.

Олег Сафонов рассказал о развитии инфраструктурной и сервисной базы туриндустрии Рязанской области и отметил регион в числе лидеров по реализации мероприятий федеральной целевой программы «Развитие внутреннего и въездного туризма (2011-2018 годы)».

В рамках ФЦП Рязанская область получила из федерального бюджета область ассигнования общим объемом порядка 888 млн рублей, инвестировала 162 млн рублей из собственного бюджета и привлекла 5 млрд рублей частных инвестиций. За счет этих средств в области создается высококачественная обеспечивающая и туристская инфраструктура туристско-рекреационного кластера «Рязанский». Благодаря реализации мероприятий федеральной целевой программы турпоток в регионе за период действия программы вырос в два раза.

Также глава Ростуризма рассказал о перспективах включения проекта по созданию туристско-рекреационного кластера «Касимовский» в Рязанской области в новую федеральную целевую программу по развитию внутреннего и въездного туризма на период с 2019 по 2025 год.

В числе важнейших направлений реализации туристского потенциала региона Олег Сафонов назвал военно-технический туризм и отметил необходимость создания соответствующих конкурентоспособных турпродуктов.

Заместитель директора Департамента информации и печати МИД России Александр Бикантов подчеркнул значимость проведения в Рязани Форума древних городов как масштабного международного мероприятия, привлекающего большое внимание зарубежной общественности.

«Форум – долгосрочный проект, в перспективе он станет стимулом к привлечению инвестиций, развитию культурных связей. Такие проекты формируют позитивный имидж нашей страны, это эффективный канал связи разных стран. Рязань стала мировой столицей глобального движения древних городов», – отметил Александр Бикантов

Продолжением официальной части Форума стал концерт с участием ведущих творческих коллективов региона – Рязанского губернаторского симфонического оркестра, областного камерного хора, государственного академического Рязанского русского народного хора им. Е. Попова, актеров рязанских театров. В необычном формате зрителям было рассказано об истории региона, ее героических и трагических страницах. Выступление сопровождалось визуальным рядом, который транслировался не только на большие экраны, но и на стены исторических зданий Кремля. Концерт завершился песней «Миллион голосов», запуском в небо воздушных шаров и фейерверком.

Есть ли жизнь после доллара: удастся ли заменить американскую валюту в международных расчетах

Альберт Кошкаров

Готовы ли вы открыть депозит в алтынах? А сколько биткоинов вы купите для поездки на отдых? И по какому курсу стоит менять рубли на «евразы»? Все эти вопросы, возможно, нам придется задавать себе уже в недалеком будущем. Все большее число стран задумываются о создании собственных валют для транснациональных расчетов и отказа от расчетов в долларах.

Не в золоте счастье

Глава ВТБ Андрей Костин, предложивший президенту план «абсолютной дедолларизации», и первый вице-премьер, министр финансов Антон Силуанов, обнаруживший риски расчетов в долларах, отнюдь не одинокие фантазеры. Похожие высказывания можно найти у финансистов и политиков других стран. Например, тот же Джордж Сорос еще десять лет назад предлагал на роль мировой валюты SDR (специальные права заимствований), которые МВФ использует в своих расчетах. Другая альтернатива — варранты (ордер на покупку актива по фиксированной цене), привязанные к динамике мирового ВВП, или ВВП-облигации.

В 2009 году экономисты ООН открыто заявили, что существующая валютная система неэффективна, тормозит мировую экономику и порождает финансовые кризисы. Они предложили создать новую международную валюту, привязанную к золоту. Иначе говоря, вернуться к Бреттон-Вудской системе, которая действовала с 1957 года. К слову сказать, к тому времени золотой запас США превышал 20 тыс. тонн, что составляло около 70% мировых запасов! Пока с легкой руки президента Франции Шарля де Голля и другие страны, скопившие доллары, не стали требовать продать им золото. В августе 1971 года Ричард Никсон заявил об отмене прямой зависимости между золотом и долларом.

Несмотря на снижение золотого запаса, США и сейчас остаются крупнейшим его держателем: им принадлежит 8,1 тыс. тонн золота. Это в четыре раза больше, чем у России или Китая, и в 14 раз больше, чем у индийского ЦБ. Однако сила доллара не в этом: по большому счету его курс зависит от спроса других стран, а соответственно, и от состояния американской экономики и притока инвестиций в страну. С учетом того, что рост ВВП США в прошлом году составил 2,5%, а в этом году, по прогнозам, может ускориться до 3,1%( во II квартале американский ВВП вырос даже на 4%), неудивительно, что доллар последнее время укрепляется против других валют.

С другой стороны, за этот рост Штатам приходится платить увеличением госдолга. Сейчас он превышает 21,3 трлн долларов. Эта астрономическая цифра продолжает расти, причем опережая темпы экономического роста. «Проблемы в росте государственных расходов, которые покрываются за счет новых заимствований. Плюс свою лепту вносят и процентные расходы по обслуживанию долга», — говорит главный экономист Евразийского банка развития Ярослав Лисоволик. Сейчас объем долга США уже равен годовому ВВП страны, и многие эксперты ожидают, что это соотношение будет только увеличиваться в пользу долга.

Этот прекрасный мультивалютный мир

Наращивание госдолга США — это только один из факторов, который может повлиять на стабильность американской валюты. Гораздо больше другие страны беспокоит зависимость собственных валют (и в целом экономики) от политических решений Вашингтона. «США используют привилегированное положение своей валюты как для собственного национального обогащения, так и для прямого экономического давления на различные государства. Такое устройство финансовой системы порождает риски и недовольства у всех участников», — констатирует инвестиционный стратег «БКС Премьер» Александр Бахтин.

Как пример — недавний обвал турецкой лиры, спровоцированный введением санкций против госчиновников и экспортных пошлин на сырье. Министр финансов Турции Берат Албайрак (зять президента Эрдогана) открыто заявил, что все это «четкая и спланированная атака, проведенная крупнейшим игроком финансовой системы». При этом сами турецкие власти идут на обострение отношений с США — в частности, отказываясь отпустить из турецкой тюрьмы американского пастора Эндрю Брансона. Другой пример — законопроект американских конгрессменов с предложением «отключить» от доллара российские госбанки, что нанесет урон не только нашей финансовой системе, но и экономике в целом. В частности, экспортерам, которые проводят расчеты через те же ВТБ или Сбербанк. По информации агентства ТАСС, две компании, «АЛРОСа» и «Норильский никель», уже начали тестировать расчеты в рублях с покупателями в Китае и Индии.

Неудивительно, что в мире становится все больше проектов по созданию альтернативных средств международных расчетов. Избавиться от «долларовой зависимости» многие страны пытаются с помощью региональных валют.

ЭКЮ (ECU — European Currency Unit ) — с конца 70-х годов прошлого века использовался как средство безналичных расчетов между европейскими странами, а его курс рассчитывался как совокупность валют всех государств-участников. ЭКЮ могли использовать в качестве резервной валюты, а также для выдачи кредитов. В 1999 году на смену этой денежной единице пришел евро.

АКU — расчетная валюта на базе единой валютной корзины стран Азии (AMU). Проект был запущен в 2006 году, его участниками стали 16 государств, включая Индию, Китай и Японию. Курс этой валюты рассчитывается Азиатским банком развития. В перспективе на базе AKU может появиться азиатский аналог евро.

Амеро — единая валюта, которая должна объединить финансовую систему США, Канады и Мексики. Предполагалось, что эта валюта будет служить для расчетов между странами — участниками Североамериканского валютного союза. Любимая тема конспирологов: США заменят доллары на амеро и таким способом решат проблему с госдолгом. Даже есть дата — 2020 год.

Алтын — будущая валюта Евразийского экономического союза. Другое ее название — «евраз». По планам, она должна упростить расчеты между странами, снизив трансакционные издержки, и избавить от привязки к доллару при расчете цен на товары. Решения о том, кто будет ее эмитентом, как будет рассчитываться курс к другим валютам, до сих пор нет. Министр экономического развития России Максим Орешкин говорил, что единая валюта ЕАЭС может быть введена не ранее 2025 года.

Афро — единая африканская валюта, создание которой обсуждают с начала века. Цель — не только упростить межнациональные расчеты, но и «поддержать» наиболее бедные государства, используя единую кредитно-денежную политику на континенте. Предполагается, что для этого будет создан Африканский ЦБ. Правда, недавно глава ЦБ Египта Тарек Амер заявил, что объединенный банк и валюта Африки появятся только к 2043 году.

Почему создание единых валют растягивается на десятилетия? На это есть как политические, так и экономические причины. Например, по словам ведущего аналитика «Открытие Брокер» Андрея Кочеткова, введение единой валюты предполагает соблюдение участниками единых бюджетных параметров как по дефициту, так и по долгу. «Для евро стало большим испытанием пройти долговые кризисы Греции, а затем и периферийной Европы. Единый эмиссионный центр еврозоны принял основную ответственность за спасение, смягчив денежную политику и приняв количественную программу», — говорит он.

По словам известного экономиста, заведующего отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Якова Миркина, чтобы создать единую валюту, страны должны отказаться от суверенного права эмиссии, от самостоятельной денежно-кредитной и валютной политики центрального банка. «Это очень тяжелое решение», — говорит он.

С политической точки зрения единая валюта — это усечение суверенитета. Это подразумевает политическую интеграцию стран-участниц. «Не только разная скорость экономического развития и вес экономик в будущем валютном союзе определяют скорость внедрения единой валюты, но и степень схожести внутренней и внешней политики неизбежно повлияют на перспективы такого объединения», — говорит Кочетков.

Деньги для миллениалов

Еще одна альтернатива доллару — криптовалюты. Их число уже подбирается к 2 тыс., капитализация рынка — 207,9 млрд. долларов. У виртуальных денег есть масса преимуществ перед традиционными, фиатными. Главное — децентрализованная система обращения: невозможно как-либо контролировать трансакции или выключить платежи. Чтобы расплачиваться криптоденьгами, нужен Интернет, а не центральный банк. Ко всему прочему еще почти нулевая стоимость трансакций, анонимность и невозможность подделать криптовалюту.

В некоторых странах (Великобритания, Швейцария, Эстония, ОАЭ, некоторые штаты в США) уже сейчас за токены можно купить недвижимость. Криптовалютой также можно расплатиться — например, за кофе, книги и даже акции. «Важно, что у миллениалов криптовалюта вызывает больше доверия, чем у старшего поколения. Для них цифровые активы стали нормой: большинство пользователей чаще используют безналичные расчеты и имеют электронные кошельки», — говорит основатель платежной системы PlasmaPay Илья Максименка.

Но, несмотря на все достоинства криптовалют и растущую популярность платежей, сами представители этой индустрии всерьез не рассматривают виртуальные валюты как реальную угрозу для существующей «доллароцентричной» финансовой системы. По крайней мере, в ближайшем будущем. Представитель криптобанка Wirex Роман Забуга уверен, что в среднесрочной перспективе использование криптовалюты для международных расчетов исключено. «У нас есть пример латиноамериканского петро, инициированного венесуэльскими властями, и огромные сомнения в его ликвидности. У нас есть более привычные криптовалюты — биткоин, эфир, риппл и прочие, волатильность которых попросту не предполагает их использование в качестве средства расчетов не то что на международном уровне, но даже и внутри страны на уровне b2b», — рассуждает он.

Криптовалюты сейчас больше используются не как средство расчетов, а как инвестиционный инструмент. Чтобы тот же биткоин или Ethereum стали в один ряд с долларом и евро, необходимо как минимум две вещи. Первое — единая и внятная политика регуляторов. По факту сейчас далеко не во всех странах даже разрешено их использование. В России, например, статус операций с криптовалютами вообще никак не отрегулирован. Хотя майнить и вкладывать деньги в биткоины гражданам никто не запрещает, однако у российских финансовых властей нет никакого желания придавать им легальный статус. «Мнение Банка России — не легализовывать использование криптовалют как законного платежного средства. Мы против частных денег, в какой бы форме они ни были — материальной или виртуальной. Криптовалюты — это частные цифровые деньги, — заявила глава ЦБ Эльвира Набиуллина в октябре прошлого года на сочинском форуме инновационных технологий.

Второе, что мешает криптовалютам стать международным платежным средством, указывает Илья Максименка, — отсутствие платежной инфраструктуры и доверия к ним. «Блокчейны, на базе которых и существуют криптовалюты, до сих пор технически слабы, чтобы говорить о глобальном вытеснении фиата цифровыми валютами. Однако в перспективе пяти лет крипторынок может достаточно развиться с технической точки зрения и получить широкое распространение как платежное средство, составив выгодную альтернативу доллару и евро», — считает он.

А как же рубль?

В мире уже есть вторая резервная валюта — евро, отмечает Яков Миркин. В евро номинированы 20—25% всех финансовых активов. Поэтому, как полагают многие эксперты, у европейской валюты больше всего шансов заменить доллар. Например, чтобы обойти американские санкции. «Если РФ подвергнется блокировке долларовых расчетов со стоны США, не исключены расчеты в евро, например, за поставки газа», — говорит аналитик ИК «Фридом Финанс» Валерий Безуглов.

Правда, евро пока существенно уступает доллару в плане надежности. Долговой кризис в Греции, выход Великобритании из Евросоюза, попытки отделить Каталонию от Испании, шотландский референдум о независимости (пусть пока и неудачный) — все эти события не добавляют стабильности европейской валюте. Плюс ко всему в ряде стран вновь заговорили о возвращении к национальной валюте. С этой точки зрения более перспективным многие эксперты считают юань. По данным Всемирного банка, доля Китая в мировой экономике уже составляет около 15%. Причем последние годы темпы роста ВВП страны превышают 6%.

«Китай уже запустил торги на бирже фьючерсами на нефть с расчетами за поставки исключительно в юанях», — напоминает аналитик «Альпари» Наталья Мильчакова. Если так пойдет и дальше, то через 10—15 лет Китай может стать лидером, вытеснив с этой позиции США, чей вклад в глобальный ВВП сейчас оценивается примерно в 25%. Это приведет к росту доверия и ликвидности юаня: именно этого не хватает китайской валюте, чтобы стать мировой.

А вот перспективы рубля как международной валюты эксперты пока оценивают более чем скромно. Для этого российская экономика слишком слаба, а наша национальная валюта слишком зависима от политики, цен на нефть, поведения инвесторов, колебаний других валют. И еще десятка других причин. Поэтому пока вряд ли кто-то из стран-партнеров готов воспринимать рубль как надежное средство расчетов и сохранения капитала. «Сколько бы ни говорили о нашем желании перейти на рубль, сегодня это возможно только в ограниченном формате», — говорит Александр Бахтин. Мильчакова не исключает, что часть расчетов в рублях можно будет использовать в рамках ЕАЭС, однако этому могут препятствовать валютные риски. В отличие от доллара, который считается самой стабильной валютой в мире, застрахованной от резких обвалов, российский рубль пока явно не может похвастать такой стабильностью.

Три греческих университета в числе 500 лучших в мире

Три греческих университетов вошли в число 500 лучших в мире по данным Academic Ranking of World Universities (ARWU), известного как «Шанхайский рейтинг». Рейтинг составлен азиатским агентством ShanghaiRanking Consultancy и учитывает различные критерии научной и академической деятельности вузов.

Первая десятка лучших университетов мира совпадает с прошлогодним рейтингом. Возглавляет список уже 16-й год подряд Гарвардский университет, за ним следует Стэнфордский университет. Первую тройку закрывает Кембриджский университет, в то время как с 4-го по 10-е место расположились Массачусетский технологический институт (MIT), University of California Berkeley, Принстонский университет, Оксфордский университет, Колумбийский университет, Калифорнийский технологический институт и Чикагский университет.

Первым неамериканским и небританским университетом в первой двадцатке стал Цюрихский технологический институт (Swiss Federal Institute of Technology Zurich), занявший 19-е место.

Что касается греческих университетов, ведущим является Афинский национальный университет имени Каподистрии (позиция 301-400), в то время как Университет Аристотеля в Салониках и Афинский политехнический университет расположились в позиции 401-500.

Добавим, что в исследовании участвуют более 1200 вузов и только 500 попадают в список лучших университетов мира.

Чем больше Трамп с нами хочет дружить, тем больнее будут санкции

Лилия Шевцова, политолог

Россия не может противостоять самой развитой и богатой цивилизации, которая пришла в бешенство

Как назвать ситуацию, когда ты думаешь, что сорвал банк, а на самом деле проигрался в пух и прах- глупость, неадекватность, помутнение сознания? Как назвать политику, которая привела государство, всегда состоявшее в высшей мировой лиге, к роли страны-изгоя? Ведь речь не идет об одном- двух провалах, которые можно исправить. Речь идет о действиях, которые загнали Россию в тупик, из которого непонятно, как выбраться. Надо же было докатиться до того, что самая дружественная для россиян Греция начала выдворять российских дипломатов.

Сегодня Россия оказалась перед угрозой санкционной блокады, которая будет пожестче предыдущей. К теперешним санкциям, которые регулярно возобновляются, мы адаптировались и нашли в санкционном заборе лазейки, которые позволяют худо-бедно выживать и даже ерничать. Хиханьки закончились. Америка обещает новую удавку, от которой будет трудно избавиться. Уйдут нынешние кремлевские правители, а удавка останется нам в наследство. Вот пенсии под вопросом, а удавка гарантируется! Поправка Джексона-Вэника, введенная американцами против России в 1974 г, была снята только в 2012, когда давно исчезли основания, по которым она была принята.

«Коллективный Запад» вовсе не пытается обвалить российскую экономику - зачем им эта головная боль? Свалить президента Путина? Чушь! Западные санкции никогда не приводили к смене режима. Речь идет о формировании механизма, который бы заставлял российский правящий класс платить за его уверенность во вседозволенности - не только дома, но и вне дома. Проблема, правда, в том, что наша власть будет пытаться возложить санкционное бремя на общество. Россияне будут оплачивать кульбиты своей власти. В общем логично. Ведь они поддерживали ее политику. Во всяком случае, до недавнего времени. Но смирительная рубашка для правящей элиты - это еще не все удовольствие, которое нам придется получить.

Заявленные американские санкции (даже в случае их смягчения) создают для России новую геополитическую ситуацию. Во-первых, сужается возможность для ее державной роли, т.е. надламывается позвоночник российской системы. Во-вторых, разрушается созданная еще в советское время конструкция поддержания жизнеспособности России за счет западных финансовых и технологических ресурсов. Российская власть сделала непростительную ошибку, решив, что Америку можно дергать за хвост и испытывать бесконечно ее терпение. Раздразнив Америку, Кремль не просто превратил Россию в фактор американской политической борьбы. Американцы сделали то, что проделала российская власть у себя дома в отношении Америки: антироссийская позиция стала критерием американского патриотизма и почти национальной идеей. Уставшие от роли глобального шерифа Соединенные Штаты вдруг получили дозу адреналина для создания западного фронта по сдерживанию России. Кто-либо в Москве задумывался над тем, чем могут закончиться хакерские игры с американскими выборами и использование провинциальных девочек для охмурения вашингтонского бомонда?

Архитектором нашей внешней политики, посадившей Россию в лужу, конечно, является Кремль. Но справедливости ради нужно назвать и тех, кто разделяет ответственность за то, что мы оказались там, где оказались.

- Это российский политический класс, который десятилетиями причитал об «унижении» со стороны Запада и призывал к возмездию за отсутствие должного уважения.

- Это отечественные «эксперты», вопившие изо всех розеток, что эпоха Запада завершилась, Америка сдала себя в утиль, а потому с Западом можно не церемониться.

- Это западные лидеры ( Шредер, Берлускони, Саркози, Ширак и прочие), которые пели в ухо российскому президенту то, что он хотел услышать.

- Это европейские лидеры ( как напр., венгерский премьер Орбан), научившиеся обменивать про-кремлевскую риторику на безвозмездную российскую помощь.

- Это западные интеллектуальные гуру, журналисты и прочие деятели, за российские деньги убеждавшие мир, что у России есть основания обижаться. А потому Россия имеет право бить стекла в чужих домах.

Добавим к этому западную систему регулирования собственности и финансовых потоков (прежде всего в США и Великобритании), которая искушала нашу элиту тем, что позволяла ей выкачивать из России деньги и анонимно их пристраивать в либеральном сообществе. И мы еще будем удивляться, откуда это у нашего правящего класса чувство безнаказанности и уверенности в том, что Запад проглотит его художества! Вот не будь всего этого, неужели Кремль решился бы на «гамбиты», которые привели нас в мировой лепрозорий? Не забудем и парадокс в виде президента Трампа, создающего иллюзию возможности сделки между Америкой и Россией.

На деле, однако, получается совсем другое: чем больше Трамп с нами хочет дружить, тем больнее для нас будут американские санкции, которые должны наказать его за эту странную для американцев дружбу. Уйдет Трамп, но жесть останется надолго. Что бы мы ни делали, будет плохо. Попытаемся дружить с Америкой - американцы будут нас подозревать в злых намерениях. Если, конечно, Россия не скажет: «Mea Culpa!» Но у России нет привычки признавать вину и оправдываться. Попытаемся отвечать Америке (а чем мы можем ответить?) - станет еще хуже, ибо Россия не может противостоять самой развитой и богатой цивилизации, которая пришла в бешенство. Словом, вляпались!

Глава Росрыболовства пригласил делегацию Греции на Международный рыбопромышленный форум.

В Росрыболовстве состоялась рабочая встреча заместителя Министра сельского хозяйства Российской Федерации – руководителя Федерального агентства по рыболовству Ильи Шестакова с помощником Премьер-министра Греции Димитриусом Веланисом.

Российско-греческое взаимодействие, в том числе в области рыбного хозяйства, осуществляется в рамках Смешанной Российско-Греческой комиссии по экономическому, промышленному и научно-техническому сотрудничеству.

Греция является одним из ведущих средиземноморских производителей продукции аквакультуры, в связи с этим стороны обсудили вопросы возможности организации взаимодействия в данной сфере. Как отметил глава Росрыболовства, взаимный интерес могут представлять научные исследования в области разработки рецептур кормов для аквакультуры, производства продукции, как пищевой, так и фармацевтической, из объектов аквакультуры.

Димитриус Веланис в свою очередь обозначил заинтересованность республики в развитии двустороннего сотрудничества в области рыбного хозяйства, а также обозначил предложения греческой стороны в этом направлении.

В завершение встречи Илья Шестаков пригласил Греческую Сторону принять участие во II Международном рыбопромышленном форуме, который состоится в Санкт-Петербурге 13-15 сентября 2018 года, в том числе в работе «круглого стола», посвященного вопросам аквакультуры: прогнозам выращивания и развития до 2050 года. «На этой площадке мы можем продолжить предметное обсуждение вопросов развития двустороннего взаимодействия в области рыбного хозяйства», – отметил глава Росрыболовства.

Справочно:

На рыбацкий «Давос» прибудут делегации из ведущих рыболовных держав, которые обеспечивают более половины мирового вылова водных биоресурсов и объема производства продукции аквакультуры: в том числе Фарерских островов, Исландии, Китая, Японии, Южной Кореи, Мавритании, Ирана, Японии, Соединенных Штатов Америки, Сенегала и других.

Примут участие ведущие международные организации: НАФО, НЕАФК, ИКЕС, НАСКО, НПАФК, СИТЕС, Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО), а также Европейская ассоциация рыбопереработчиков и трейдеров, «Еврофиш», международные компании, ведущие научно-исследовательские институты, экологические организации и другие участники мировой рыбной отрасли.

Одновременно с форумом в Санкт-Петербурге состоится Международная выставка рыбной индустрии, морепродуктов и технологий. Площадь экспозиции увеличится на 60% по сравнению с прошлым годом и составит 13 тыс. кв. метров. В ней примут участие более 200 компаний, значительная часть участников – это зарубежные предприятия.

Источник: Пресс-служба Росрыболовства

Китай стал крупнейшим мировым экспортером переработанных фруктов и орехов

В 2016 году Китай экспортировал 1,3 млн тонн переработанных фруктов и орехов на сумму $2,5 млрд.

Такие статистические данные приводятся в отчете "World: Prepared Fruits - Market Report. Analysis And Forecast To 2025. Market Report. Analysis And Forecast To 2025" исследовательской компании IndexBox. Также в число ведущих экспортеров вошли Таиланд (709 тыс. тонн; $1,032 млрд), США (667 тыс. тонн; $1,56 млрд), Филиппины (459 тыс. тонн; $449 млн) и Аргентина (412 тыс. тонн; $521 млн). В совокупности эти странны составляют 50% мирового экспорта переработанных фруктов и орехов.

Около 23% мирового экспорта приходится на Испанию (305 тыс. тонн; $487 млн), Нидерланды (296 тыс. тонн; $748 млн), Грецию (288 тыс. тонн; $326 млн), Германию (230 тыс. тонн; $851 млн), Мексику (198 тыс. тонн; $441 млн), Коста-Рику (161тыс. тонн; $127,5 млн) и Италию (161 тыс. тонн; $329 млн).

В период 2007-2016 гг. наивысший темп роста производства переработанных фруктов и орехов был зафиксирован в Коста-Рике (+17,4% в год). Самый высокий темп роста экспорта за аналогичный период отметили в Мексике (+16.7%).

Всего объем производства переработанных фруктов и орехов в 2016 году достиг 7 млн тонн (+4% к результатом 2015 года). Среднегодовой темп роста производства с 2007 по 2016 год был на уровне +1,8%, рост экспорта +8% в год. В стоимостном выражении экспорт в 2016 году достиг $14 млрд. Ежегодно результаты мирового экспорта в денежном выражении за отчетный период росли на 1,8% в год. При этом объемы экспорта росли неравномерно, наиболее значительное увеличение экспортных поставок было продемонстрировано в 2016 году, когда прирост их стоимости составил 40,3%.

Средняя экспортная цена переработанных фруктов и орехов снизилась в 2016 году на -2,0% по сравнению с 2015 годом. Самая низкая экспортная цена была в Коста-Рике ($791 за тонну), а самая высокая в Германии ($3,7 тыс. за тонну).

Источник: FruitNews по материалам IndexBox

Тоталитарные и авторитарные режимы

Хуан Линц

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

Хуан Линц (1926—2013) — социолог и политолог, автор трудов по теории тоталитарных и авторитарных политических режимов.

[стр. 16—62 бумажной версии номера]

I. ВВЕДЕНИЕ [1]

Многообразие и широкая распространенность недемократических режимов

Все знают, что формы правления бывают разными и что быть гражданином или подданным одной страны совсем не то же самое, что быть гражданином другой — даже на повседневном уровне. Но известно также и то, что почти все правительства занимаются примерно одним и тем же, так что порой легко уподобиться чистым анархистом, для которых все государства одинаковы, просто потому что они государства. Это противоречие и является отправной точкой в общественно-политической науке.

Понятно, что при Сталине или Гитлере жизнь обычного гражданина — не говоря уже о верхушке общества — сильно отличалась от жизни в Великобритании или Швеции[2]. Даже если не брать крайние случаи, можно смело утверждать, что для многих, пусть даже и не для подавляющего большинства, жить в Испании при Франко совсем не то же самое, что жить в Италии — для глав коммунистических партий этих стран уж точно. Наша задача как ученых описать во всей его сложности отношение людей к правительству и понять, почему это отношение столь сильно меняется от страны к стране. Мы не будем рассматривать личные документы — мемуары политиков, генералов, интеллектуалов, заговорщиков и узников концлагерей, а также литературные произведения, посвященные столкновению человека с властью, зачастую жестокой и непредсказуемой. Мы ограничимся научными исследованиями общества, основанными на наблюдении, анализе законов, судебных и административных решений, бюрократических документов, на интервью с главами стран и опросах населения — то есть будем основываться на трудах, в которых предпринята попытка описать и объяснить функционирование разных политических систем в разных обществах.

Благодаря работам политических философов, у нас уже есть некоторое представление о том, какие вопросы следует задавать. Однако чисто дескриптивных исследований политической жизни в конкретном обществе в конкретное время, пусть даже очень хороших, нам будет мало. Нам, как и Аристотелю, который столкнулся с разнообразием правлений в греческих полисах, будет нужно свести всю эту сложность к ограниченному числу типов — достаточно разных, чтобы охватить весь спектр режимов, присутствующий в реальности, но в то же время позволяющих описать черты, общие для тех или иных сообществ. Классификация политических систем, как и других аспектов реальности — социальных структур, экономических систем, религий, структур родства, — составляет ядро социальных наук с момента их зарождения. Появление новых форм политической организации, учреждения власти и властных компетенций, распоряжения ими, а также изменение точки зрения, связанное с появлением новых ценностей, неизбежно приводит к созданию новых классификаций. Эта интеллектуальная задача не так проста, как может показаться, поскольку мы имеем дело с изменчивой политической реальностью. Старые понятия утрачивают адекватность. Как отмечает Токвиль, говоря об «опасной для демократических государств форме угнетения, не похожей ни на одну из ранее известных в мире форм»: «Это нечто новое, поэтому я попытаюсь описать ее, ибо имени у нее нет». К сожалению, нам всегда приходится как-то именовать реальность, которую мы пытаемся описать. Хуже того — мы в этом не одиноки, поскольку те, кто контролирует политическую жизнь в государствах ХХ века, тоже хотят определять, описывать и именовать свои политические системы, даже если при этом они выдают желаемое за действительное или просто хотят пустить пыль в глаза окружающим. Разумеется, подходы ученых и политических деятелей не всегда совпадают, одни и те же слова часто имеют разный смысл. Соответственно, ясность в понятиях — дело принципиальной важности. Кроме того, общества различаются не только тем, как в них организована политическая жизнь, но и устройством властных отношений в иных сферах. Естественно, те, кто считает, что внегосударственные аспекты общества для жизни людей важнее, будут стремиться к такой концептуализации разновидностей обществ, в которой политика будет лишь одним из аспектов и, наверное, даже не самым важным. Нас, однако, будет занимать именно проблема многообразия политических систем.

Простейший способ определить какое-либо понятие — указать, чем оно не является. Это, очевидно, предполагает, что мы знаем, чем является нечто другое, и, соответственно, можем сказать, что оно не совпадает с нашим понятием. В данном случае мы будем исходить из предположения, что мы знаем, что такое демократия, и сосредоточимся на политических системах, которые не подпадают под наше определение демократии. Джованни Сартори, анализируя примеры использования таких понятий, как тоталитаризм, авторитаризм, диктатура, деспотизм и абсолютизм, которые традиционно противопоставляются демократии, отмечает[3], что сейчас все сложнее понять, чем же не является демократия. Тем не менее присутствует ощущение, что благодаря работам множества ученых у нас все-таки есть описание демократии, соответствующее большому числу политических систем, достаточно схожих между собой по способу организации политической жизни и в отношениях между гражданами и правительством, чтобы подпадать под одно определение. Соответственно, здесь мы будем иметь дело с политическими системами, имеющими как минимум одну общую черту: все они не похожи на общества, к которым приложимо наше определение демократии. То есть мы будем иметь дело с недемократическими политическими системами.

Двойственность политических режимов традиционно описывалась противопоставленными терминами поликратия — монократия, демократия — автократия. С XVIII века дескриптивными и идеологическими понятиями для описания неограниченной власти (legibus solutus) стали абсолютизм и деспотизм, даже если это порождало такие неоднозначные выражения, как «просвещенный деспотизм». В конце XIX — начале ХХ века, когда в большинстве западных стран, по крайней мере на бумаге, установилось конституционное государство, а либерализм и правовое государство (Rechtstaat) стали символом политического прогресса, новые автократические формы правления обычно называли диктатурами. В 1920-е Муссолини заявляет о своей приверженности неоидеалистической концепции Джованни Джентиле об «этическом» и «тоталитарном» государстве: «Вооруженная партия ведет к тоталитарному режиму… Партия, тоталитарно управляющая нацией, — факт, новый в истории»[4]. В Германии это понятие найдет отклик лишь некоторое время спустя, причем не столько среди нацистского руководства, сколько у политических философов вроде Карла Шмитта, писавшего о повороте к тотальному государству в 1931 году[5]. Успех этого слова тесно связан с известной работой генерала Людендорфа «Тотальная война»[6], которая переворачивала старую формулу Клаузевица «война есть продолжение политики иными средствами», чтобы определить мир как подготовку к войне, а политику как продолжение войны иными средствами. Другой влиятельный автор, Эрнст Юнгер, примерно в это же время придумал выражение Totale Mobilmachung[7]. Вскоре эта идея тотальной мобилизации войдет в политический дискурс и даже в юридические документы — например в указы испанской правящей партии, где этот термин имел положительные коннотации. Уже в 1930-е политолог Джордж Сэбин использует это понятие для новых мобилизационных однопартийных режимов — и фашистских, и коммунистических[8]. Роберт Михельс в 1928 году отмечает сходство между фашистскими партиями и большевиками[9]. Троцкий пишет в 1936 году: «Сталинизм и фашизм, несмотря на глубокое различие их общественных основ, представляют собою симметричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга»[10]. Многие фашисты, особенно фашисты левые, ощущали близость своих идеалов к сталинскому коммунизму[11]. Так что выявить это сходство и обнаружить, насколько полезно понятие, описывающее сразу оба политических феномена, выпало отнюдь не либеральным критикам фашизма и Советского Союза. Как мы увидим, борьба с излишне широким или неправильным толкованием этого понятия, а также сомнения в его интеллектуальной плодотворности возникли лишь недавно. Тем не менее еще в 1930-е ряд теоретиков, симпатизировавших авторитарным, антидемократическим политическим решениям, но при этом враждебно относившихся к активистским мобилизационным концепциям тоталитарного государства и видевших проблему в автономии государства от общества, ясно указали на разницу между авторитарным государством, тоталитарным государством и тем, что они называли нейтральным либерально-демократическим государством[12]. В послевоенной политологии их идеи отклика не нашли. Когда в ходе «холодной войны» отдельные автократические режимы вроде Турции и Бразилии перешли к демократии, а обретшие независимость страны выбрали демократическую форму правления, считалось, что дихотомия демократии и тоталитаризма может описать все многообразие политических систем или как минимум два полюса, к которым все эти системы тяготеют. Именно тогда режимы, которые нельзя было отнести ни к демократическим, ни к тоталитарным, считались либо покровительствующими демократии (то есть режимами, где демократические нормы формально приняты, а элиты стремятся демократизировать свои общества, даже если они не вполне представляют, что для этого требуется), либо сохранившимися до настоящего времени традиционными олигархиями[13]. Но и в данном случае для режимов, оказавшихся между этими двумя типами и ориентировавшихся либо на демократическое будущее, либо на традиционалистское прошлое, требовалось создать особый тип модернизирующихся олигархий. Примечательно, что описание в этом случае в большей мере сосредоточивалось на целях экономического развития, чем на природе политических институтов, которые нужно было создать и работу которых необходимо было поддерживать.

Всего несколько лет спустя рухнули огромные надежды на демократию в Латинской Америке — в первую очередь в более развитых южноамериканских республиках и странах, созданных путем успешного переноса британских и французских демократических институтов в бывшие колонии. Вместе с тем авторитарные режимы в Испании и Португалии неожиданно для всех пережили разгром стран «оси». Ученым стало ясно, что такие режимы нельзя понимать как безуспешные примеры тоталитаризма, поскольку многие — если не все — их основатели не разделяли тоталитарных взглядов на государство и общество, а сами эти режимы функционировали совсем не так, как нацистский или сталинский; при этом сами правители, особенно в странах «третьего мира», даже не делали вида, что авторитаризм — лишь временный этап подготовки страны к демократии. Они все чаще отвергали либерально-демократическую модель и при строительстве нового государства нередко прибегали к несколько видоизмененной ленинской модели правящей партии как авангарда пролетариата. Вскоре ученые обнаружат, что идеологические выступления и декларируемые схемы управления партий и массовых организаций почти никогда не соответствуют действительности, как в прошлом псевдофашизм балканских, восточноевропейских и балтийских государств не был похож на немецкий национал-социализм или итальянский фашизм. Эти наблюдения неизбежно привели к тому, что был описан — с теми или иными нюансами — третий тип режимов, то есть именно отдельный тип, а не точка на оси между демократией и тоталитаризмом. На основании анализа режима Франко, особенно после 1945 года, мы сформулировали понятие авторитарного режима, который отличается и от демократического правления, и от тоталитарной системы[14].

Наш анализ будет сосредоточен на тоталитарных и авторитарных режимах, имеющих как минимум одну общую черту, — это недемократические режимы. Поэтому мы должны начать с краткого эмпирического определения демократии, чтобы очертить область нашего исследования. Мы обратимся к многочисленным теоретическим и эмпирическим исследованиям тоталитарных политических систем, появившимся в последние десять лет, а также к недавней критике этого понятия, чтобы наметить типы режимов, которые мы от противного считаем тоталитарными. Однако упомянутыми тремя типами режимов многообразие политических систем ХХ века не исчерпывается. До сих пор существует ряд режимов, основанных на традиционной легитимности, и мы неверно поймем их природу, если будем классифицировать их по тем же признакам, что и современные авторитарные режимы, сложившиеся после слома традиционной легитимности или после периода демократического правления. Нам представляется, что отдельные виды тирании и деспотизма, осуществляемые лично правителем и его клиентами — с помощью преторианской гвардии при отсутствии каких-либо форм организованного участия населения в государственных институтах и сколь-нибудь значимых попыток легитимации на фоне преследования режимом своих частных целей, — будет не вполне плодотворно относить к той же категории, что и более институализированные авторитарные режимы, в которых правители считают, что действуют ради общего блага. Поэтому такие режимы — назовем их «султанскими» — мы рассмотрим отдельно, пусть даже у них есть общие черты с авторитарными. Отдельную проблему представляют общества, в которых один слой навязывает свою власть остальным — при необходимости и силой, — но при этом позволяет им участвовать в политической жизни в соответствии с демократическими нормами, исключая лишь возможность дискуссии об отношениях с правящей группировкой, причем по этому вопросу имеется широкий консенсус. Мы называем такой вид режимов «расовой демократией», поскольку они столь же парадоксальны, как и сочетание демократии с расовой дискриминацией. Недавние события в Восточной Европе, связанные с десталинизацией, и даже некоторые тенденции в Советском Союзе поставили отдельный вопрос о природе постсталинистских коммунистических режимов. Мы обнаружили, что режимы, развивающиеся в Восточной Европе, имеют много общего с теми, которые мы определяем как авторитарные, однако их более или менее отдаленное тоталитарное прошлое и приверженность элит отдельным элементам тоталитарной утопии наделяют их известным своеобразием. Мы будем говорить о них как о частном случае авторитаризма — посттоталитаризме.

Два главных измерения в нашем определении авторитарных режимов — степень или вид ограничения политического плюрализма, а также степень, в какой режим основывается на политической апатии и демобилизации, либо ограниченной и контролируемой мобилизации населения. На их основании можно выделить множество подтипов, различающихся тем, кто участвует в ограниченном плюрализме и как эти участники организованы, а также уровнем и типом их участия. Мы будем различать: бюрократическо-милитаристские авторитарные режимы; формы институционализации авторитарных режимов, которые мы называем «органическим этатизмом»; мобилизационные авторитарные режимы в постдемократических обществах, примером которых во многих отношениях является итальянский фашизм; мобилизационные авторитарные режимы в государствах, только что обретших независимость; наконец, посттоталитарные авторитарные режимы. Разумеется, эти идеальные (в веберовском смысле) типы не описывают в полной мере ни одного конкретного режима, поскольку в реальности политические режимы возникают усилиями лидеров и общественных сил, имеющих противоречивые представления о государственном устройстве, причем приоритеты и общие представления о цели у них постоянно меняются. Любой режим — результат явных и скрытых разнонаправленных тенденций, поэтому всегда представляет собой смешанную форму. Тем не менее близость к той или иной форме всегда имеется. В этом смысле в рамки нашей типологии трудно точно поместить даже какую-то одну страну в каждый конкретный момент.

Ученые предпринимали попытки[15] классифицировать независимые государства в соответствии с некоторыми операционными критериями[16]. Из-за политических изменений, особенно в неустойчивых странах «третьего мира», эти классификации быстро устаревают. Кроме того, немногочисленные попытки переработать классификацию политических систем в более сложную типологию не находят широкой поддержки в научном сообществе — главным образом из-за отсутствия систематического сбора материалов, относящихся к параметрам, на которых такие типологии строятся, а также потому, что политическая ситуация в ряде стран вообще не становилась предметом научных исследований. При этом существует довольно широкий консенсус в отношении стран, которые Данкварт Растоу считал демократическими, Роберт Даль — полиархиями, а авторы обзора 1960 года «Политика развивающихся регионов» — конкурентными. Многие из этих исследований показывают, что в любой момент времени не более четверти или даже трети мировых политических систем являются демократическими. Роберт Даль, Ричард Норлинг и Мэри Фрейз Уильямс, взяв за основу данные из «Кросс-политического обзора»[17] и других источников, касающиеся права на занятие государственной должности и допустимости нахождения в оппозиции к власти (всего семь показателей, связанных с выдвигаемыми для этого условиями), разбили 114 стран на 31 вид[18]. На основании этих данных, собранных примерно в 1969 году, 29 государств оказались полиархиями и шесть — близкими к полиархии. В списке Данкварта Растоу (за исключением Мексики, Цейлона, Греции и Колумбии, он совпадает со списком Даля) указана 31 страна[19]. В обоих списках не упоминаются некоторые карликовые государства, которые можно считать полиархиями.

Из 25 государств, население которых превысило к 1965 году 20 миллионов человек, лишь восемь относились на тот момент к полиархиям, при этом Даль считал Турцию близкой к полиархии, а Растоу добавлял к этому списку еще и Мексику[20]. Если принять во внимание, что из этих 25 стран Япония, Италия и Германия не были демократическими на протяжении существенной части первой половины XX столетия, а из пяти крупнейших государств мира только в США и Индии демократическое правление не прерывалось с момента обретения независимости, важность изучения недемократических политических систем станет очевидной. Вообще говоря, в определенных частях земного шара демократии находятся в меньшинстве. Из 38 африканских государств, обретших независимость после 1950 года, лишь в семи сохраняется многопартийная система и проводятся выборы, на которых партии могут конкурировать между собой. В 17 из этих 38 стран по состоянию на 1973 год главой государства был военный; под властью военных живут 64% 266-миллионого населения этих стран[21]. Даже в Европе, за вычетом СССР и Турции, лишь 16 из 28 государств были стабильными демократиям, а будущее еще трех — Португалии, Греции и Кипра — оставалось неопределенным. 61,5% населения Европы, за вычетом СССР, жили при демократии, 4,1% — при неустойчивых режимах, 34,4% — в недемократических политических системах.

Демократии могут существенно отличаться друг от друга: в США всеобщие выборы непрерывно проводятся с 1788 года, а Федеративная Республика Германии была основана лишь в 1949-м, после 12 лет нацистского тоталитаризма и иностранной оккупации; в Великобритании правление большинства, а в Ливане — сложная система договоренностей между этнорелигиозными меньшинствами, сочетающими конкурентную политику и принцип государственного единства; в Скандинавии эгалитарное общество, а в Индии царит неравенство. При всех этих различиях политические институты этих стран похожи в достаточной мере, чтобы мы могли считать их все демократиями. Основное сходство будет особенно хорошо заметно, если посмотреть на неоднородный список 20 крупнейших недемократических стран. Вряд ли кто-то усомнится, что Советский Союз, Испания, Эфиопия и ЮАР отличаются друг от друга больше, чем США и Индия (если брать крайний случай) или Испания и Восточная Германия (если брать только европейские страны). Задача этой главы — попытаться разработать понятийный аппарат, отражающий разнообразие политических систем, которые мы даже в самом широком смысле не можем назвать демократическими и в которых живет как минимум половина человечества.

Конечно, богатейшие страны, а именно 24 страны, где ВВП на душу населения составлял в 1965 году более 1000 долларов [на душу населения], были демократиями — за исключением Чехословакии, Советского Союза, Восточной Германии, Венгрии и Кувейта (представляющего собой особый случай); но уже из 16 стран с подушевым ВВП более 500 долларов демократиями можно было считать только семь. Таким образом, мы имеем дело не только с бедными, неразвитыми странами или странами с остановившимся экономическим ростом, ведь из 36 стран со средним экономическим ростом более 5,1% в 1960—1965 годах лишь 12 входят в составленный Далем список полиархий и близких к ним режимов. А если взять только страны с высоким ростом душевого дохода — то есть более 5%, — то из 12 стран в этот список входят лишь две.

Соответственно, несмотря на существенную связь между стабильностью демократии в экономически развитых странах и более высокой вероятностью, что страны с более высоким уровнем социального и экономического развития станут демократиями, количество отклонений от этой тенденции требует отдельного анализа различных типов политических, общественных и экономических систем. Некоторые формы политической организации и легитимации власти, несомненно, более вероятны в определенных типах общества и при определенных экономических условиях, а какие-то отдельные сочетания практически невозможны. Однако мы считаем крайне важным не смешивать две эти сферы и сформулировать отдельные типологии для общественных, экономических и политических систем. В противном случае мы не сможем поставить целый ряд важных теоретических вопросов: какой вид общественной и экономической структуры с большей вероятностью приведет к появлению режимов определенных типов и обеспечит их стабильность? Как тот или иной режим влияет на конкретную общественно-экономическую структуру и ее развитие? Повышается ли вероятность развития той или иной общественной, а может, и экономической системы при данном политическом режиме?

Разумеется, никаких однозначных соответствий между всеми этими аспектами социальной реальности не существует. Демократическое правление вполне совместимо с целым рядом общественных и экономических систем, и то же самое можно сказать об автократических режимах. Достаточно вспомнить недавнюю немецкую историю: в течение полувека общество находилось последовательно под властью нестабильной веймарской демократии, нацистского тоталитаризма и стабильной боннской республики. Несомненно, все эти режимы оказали глубокое влияние на социально-экономические структуры — хотя были и другие факторы, — однако политические различия между ними были явно сильнее, чем экономически и социальные. Поэтому мы сосредоточимся на всем многообразии политических систем и не будем в нашей классификации учитывать параметры, которые в больше степени относятся к типологии общественных и экономических систем.

Невозможно переоценить важность этих аналитических различий для осмысленного исследования связей между государством, обществом и экономикой (сюда следовало бы добавить и четвертый аспект — культурно-религиозный).

Демократическое правление и недемократические государственные устройства

Дать определение демократии, не пытаясь описывать общественные структуры и отношения в демократическом государстве, относительно просто[22]. Демократической мы будем называть политическую систему, которая позволяет свободно формулировать политические предпочтения посредством права на свободу собраний, информацию и коммуникацию с целью регулярного ненасильственного (пере)избрания лидеров на основании открытой конкуренции. Демократическая система при этом не исключает активных политических организаций из конкурентной борьбы, не запрещает членам политического сообщества выражать свои предпочтения и не вводит ради этого никаких норм, требующих применения силы. Либеральные политические права являются необходимым условием для этой общественной дискуссии и конкуренции в борьбе за власть, а также для расширения права участвовать в выборах для все большего числа граждан как неизбежного следствия. Условие регулярности выборов исключает любые системы, в которых правители в какой-то момент получили легитимность и поддержку избирателей в рамках открытой конкуренции, однако впоследствии воспрепятствовали осуществлению контроля над своими действиями. Это явным образом исключает некоторые основанные на плебисците авторитарные режимы, даже если мы принимаем, что выборы, приведшие их к власти, были честными и открытыми. Требование того, что все действующие политические посты должны прямо или косвенно зависеть от результатов всенародных выборов, исключает системы, в которых правитель получает власть через традиционное наследование и осуществляет ее без контроля или участия выборного органа, либо системы, где имеется пожизненный и несимволический пост, как в случае Франко на посту главы государства или Тито на посту президента республики. Чтобы назвать ту или иную систему более или менее демократической, в ней непременно должен наличествовать целый ряд политических свобод, гарантирующих право меньшинств на создание организаций и мирную, конкурентную борьбу за поддержку населения, даже если при этом действуют какие-то юридические или даже фактические ограничения[23]. Недемократические же режимы не просто de facto ограничивают свободу меньшинств, но и, как правило, четко прописывают юридические ограничения, оставляя простор для интерпретации таких законов не объективным независимым органам, а самим правителям, которые к тому же применяют их крайне избирательно. Требование того, что гражданам не может быть отказано в участии в выборах, если такой отказ сопряжен с применением силы, связано с тем, что расширение гражданских прав было процессом медленным и конфликтным: от имущественного ценза к всеобщему избирательному праву для мужчин до включения женщин и молодежи — по мере того, как эти общественные группы начинали требовать распространения избирательного права, в том числе и на них самих. Таким образом, исключаются системы, которые в какой-то момент допускали более или менее ограниченное участие в выборах, но отказались, прибегнув к силе, расширить это право на другие группы. ЮАР является ярким примером политической системы, которая несколько десятилетий назад могла считаться демократией, однако перестала быть таковой, полностью отказав в избирательном праве темнокожему и цветному населению. Даже если в условиях однопартийной системы в партии происходит некоторая демократизация, эксклюзивное предоставление гражданских прав членам одной партии — а именно тем, кто принимает основные политические ценности, подчиняясь партийному уставу под угрозой исключения из нее, — не позволяет считать такого режима демократическим. Безусловно, система с внутрипартийной демократией более демократична, чем без нее, когда партия управляется по принципам вождизма или «демократического центризма», однако недопуск к выборам тех, кто не хочет вступать в партию, не позволяет нам определить такую политическую систему как демократическую.

В нашем определении отсутствует упоминание политических партий, потому что теоретически можно представить, что борьба за власть осуществляется без них, даже если нам не известны такие системы, подпадающие под определение демократических. Теоретически конкурентная борьба за лидерство может иметь место в рамках мелких избирательных округов при отсутствии организаций, действующих на постоянной основе, приверженных определенным ценностям и объединяющих повестку множества избирательных округов, — а именно такие организации мы называем партиями. Это теория органической, или корпоративной, демократии, и она утверждает, что представителей надо выбирать в первичных социальных группах, в которых люди знают друг друга и объединены общими интересами, что делает политические партии ненужными. Ниже, говоря об органическом этатизме, мы подробно рассмотрим теоретические и эмпирические трудности в организации открытой конкурентной борьбы за власть в так называемых органических демократиях, а также авторитарные черты подобных режимов. Соответственно, право свободно образовывать политические партии и право партий бороться за власть во всей полноте, а не только частично, является первым признаком демократичности политической системы. Зато исключается любая система, в которой партия de jureобладает особым конституционным или юридическим статусом, ее отделения отвечают перед отдельным партийным судом, а закон наделяет их особой защитой так, что другие партии должны признавать за ней лидерство при том, что сами они могут участвовать в управлении, только если не оспаривают ее исключительного положения, либо обязательно поддерживают определенный общественно-политический порядок (помимо конституционного порядка, задающего свободную конкурентную борьбу за власть в рамках регулярных мирных выборов). Крайне важно четко отличать правящие de facto партии, регулярно получающие на выборах подавляющее большинство голосов в равной борьбе с другими партиями, от партий-гегемонов в псевдомногопартийной системе. Именно поэтому различие между демократическими и недемократическими режимами не совпадает с различием между однопартийными и многопартийными системами. Еще один часто выдвигаемый критерий отличия демократических режимов от недемократических — регулярная передача власти, однако это условие не является необходимым[24].

Приведенные выше критерии позволяют практически однозначно определить государство как демократическое, при этом не упуская из виду элементов демократии в государствах других типов или присутствия de facto адемократических либо антидемократических тенденций в демократических государствах. Сомнения возникали лишь в редких случаях, да и то в силу несогласия ученых в оценках фактического положения дел, касающихся свободы политических групп[25]. Дальнейшее свидетельство правильности нашего определения — это сопротивление недемократических режимов, называющих себя демократиями, введению перечисленных нами элементов и те идеологические изощрения, на которые они идут, чтобы это оправдать. Еще одно подтверждение состоит в том, что ни одна демократия не трансформировалась в недемократический режим, не изменив хотя бы одной из указанных нами характеристик. Лишь в редких случаях нетрадиционные режимы преобразовывались в демократические без конституционного переворота и насильственного свержения действующей власти. Таковыми можно считать Турцию после Второй мировой войны[26], Мексику (если принять аргументы тех, кто считает ее демократией) и, возможно, Аргентину после выборов 1973 года. Таким образом, граница между недемократическими и демократическими режимами довольно жесткая, ее нельзя преодолеть посредством медленной и незаметной эволюции; для этого требуется резкий слом, неконституционные действия, военный переворот, революция или иностранная интервенция. При этом черта, отделяющая тоталитарные системы от других недемократических режимов, гораздо менее четкая, известны наглядные примеры, когда система теряла определенные характеристики, позволяющие считать ее тоталитарной, но при этом не становилась демократией, причем процесс этот проходил малозаметно, и точно зафиксировать переход чрезвычайно сложно. Несмотря на всю важность сохранения различия между тоталитарными и недемократическими типами политического устройства, они походят друг на друга больше, чем на демократические формы правления, что позволяет выделить их в отдельную, пусть и обширную, категорию недемократических режимов. Рассмотрению таких режимов и посвящена эта работа.

Примечание о диктатуре

В специальной литературе[27] и повседневной речи для обозначения недемократических режимов и государства с особым типом, нетрадиционным, легитимации часто используется термин «диктатура». Если в Древнем Риме оно возникло в форме dictator rei gerundae causaдля обозначения чрезвычайного правления, предусмотренного конституцией на ограниченный срок в случае экстренной ситуации и ограниченного 6 месяцами без права продления или исполнением конкретной задачи, то теперь слово «диктатор» стало использоваться для осуждения и поругания. Неслучайно Карл Шмитт[28] и Сартори[29]отмечают, что Гарибальди и Маркс все еще употребляли это слово без негативных коннотаций.

Если этот термин и имеет смысл сохранить для современного научного использования, его употребление следует ограничить описанием чрезвычайного правления, приостанавливающего или нарушающего на время конституционные нормы, касающиеся исполнения и передачи власти. Конституционная диктатура как тип правления основывается на статьях конституции, описывающих чрезвычайное положение (например массовые беспорядки или война) и по решению легитимного конституционного органа расширяющих полномочия отдельных органов власти или дающих им право исполнять их, когда их срок уже истек и должны состояться новые выборы. Такая экстраконституционная власть не обязательно становится антиконституционной, навсегда меняя политический строй. Она вполне может служить его защите в кризисной ситуации. Из-за неоднозначности выражения «конституционная диктатура» Сартори и другие ученые предпочитают термин «кризисное управление»[30]. Вообще говоря, революционные комитеты, которые берут на себя власть после падения традиционного строя или авторитарного режима с целью проведения свободных выборов и восстановления демократии, пока они остаются временным правительством, не утвержденным путем выборов, можно считать диктатурой в узком смысле слова. Многие военные перевороты против традиционных правителей, автократических правительств или разваливающихся демократий ради поддержания видимости преемственности власти путем фальсификации или задержки выборов получают широкую поддержку именно на основании этого шага — при том, что изначально отдельные лидеры таких переворотов могли искренне желть восстановить конкурентную демократию. Трудность выхода из режима правления военных, как показывает прекрасный анализ Самюэля Файнера[31] и Самюэля Хантингтона[32], позволяет понять, почему в большинстве случаев военные создают авторитарные режимы, а не обеспечивают возвращения к демократии. Еще один очень особый случай — явное принуждение из-за рубежа с целью установления демократии путем изгнания недемократических правителей. Япония, Австрия и Западная Германия после Второй мировой войны — уникальные тому примеры, поскольку главнокомандующие и администрации союзников не являлись демократическими правителями этих государств[33]. Однако их успех может быть связан с уникальными обстоятельствами, сложившимися в данных обществах, — других подобных примеров скорее всего нет. В этом узком смысле мы говорим только о тех диктатурах, которые Карл Шмитт[34] называл Kommissarische Diktatur, в отличие от «диктатур суверенных».

Однако в реальном политическом мире возвращение к конституционной демократии после разрушения демократической легитимности — даже путем так называемой конституционной диктатуры или вмешательства монархов или армий, действующих в качестве модернизирующего инструмента в чрезвычайной ситуации, — остается весьма сомнительным. Исключением, пожалуй, может считаться правительство национального единства во время войны, когда все основные партии соглашаются перенести выборы или не допустить подлинно конкурентных выборов, чтобы обеспечить почти единодушную поддержку правительству, ведущему общую для всех войну. Диктатуру как чрезвычайную власть, временно ограничивающую гражданские свободы и/или усиливающую власть отдельных органов, трудно отличить от иных типов автократических режимов, когда она выходит за рамки конкретной ситуации. Ученые не могут не принимать во внимание заявлений того, кто принимает на себя такую власть, даже если они сомневаются в его искренности или реалистичности его намерения вернуть власть народу, поскольку эти заявления скорее всего будут иметь необратимые последствия для легитимности устанавливаемого подобным образом недемократического правления. Ученый не a priori, а только ex post factoделает вывод о том, действительно ли правление индивида или группы было диктатурой в узком, римском, смысле. Как правило, подобные диктатуры — лишь переходные этапы к иным формам автократического правления, поэтому неслучайно ситуацию балканских государств, где короли отошли от конституционного правления, следует считать королевскими диктатурами, а не возвращением к абсолютной монархии. Как только от преемственности традиционной легитимации отказываются ради демократических норм, возвращение к ней кажется невозможным. Диктатура как промежуточная, чрезвычайная власть слишком часто переходит в более или менее институализированные формы авторитаризма. Не будем забывать, что уже римское конституционное правление было разрушено и преобразовано в авторитарное, когда Сулла в 82 году до нашей эры стал dictator reipublicae constituendae, а Цезарь в 48 году до нашей эры стал диктатором на ограниченный срок, а в 46-м — на десять лет. С тех пор свержение конституционного правительства выдающимся лидером называют цезаризмом.

Мы закрепим термин «диктатура» за временным кризисным правительством, которое не институализировало себя и представляет собой разрыв с институциональными правилами передачи и отправления власти, принятыми предыдущим режимом, будь он демократическим, традиционным или авторитарным. Временную приостановку этих правил в соответствии с конституцией такого режима мы будем называть кризисным правительством или конституционной диктатурой.

II. ТОТАЛИТАРНЫЕ СИСТЕМЫ

К определению тоталитаризма

В свете того, что тоталитаризм занимает центральное место в изучении современных неконкурентных демократических режимов, полезно будет начать с некоторых уже ставших классическими определений тоталитарных систем, после чего попытаться продвинуться в нашем понимании их, прислушавшись к критике, которой они подвергались[35]. Не так давно Карл Фридрих следующим образом переформулировал описательное определение, к которому они с Бжезинским первоначально пришли в 1965 году:

«Шесть черт отличают этот режим как от других, более старых автократий, так и от гетерократий. На сегодня это в целом общепринятый набор фактов: 1) тоталитарная идеология; 2) единственная партия, приверженная этой идеологии, во главе которой обычно стоит один человек, диктатор; 3) разветвленная секретная полиция и три типа монополии, или, точнее, монопольного контроля, а именно: а) над массовыми коммуникациями, б) над боевым оружием и в) над всеми организациями, в том числе экономическими, что включает в себя всю плановую экономику. [...] Следует добавить, что ради простоты эти шесть черт можно свести к трем: тоталитарная идеология, партия, подкрепленная секретными службами, и монополия на три основные формы межличностного взаимодействия в массовом индустриальном обществе. Эта монополия не обязательно находится в руках партии — это следует подчеркнуть с самого начала, чтобы избежать недоразумений, уже возникших в критических замечаниях к моим предыдущим работам. Здесь важно, что этот монопольный контроль находится в руках элиты (какой бы она ни была), управляющей данным конкретным обществом и, соответственно, олицетворяющей собой режим»[36].

Бжезинский предлагает более сущностное определение, указывающее на конечную цель таких систем:

«Тоталитаризм — это новая форма правления, подпадающая под общее определение диктатуры; система, в которой центральное руководство элитного движения, имеющее в своем полном распоряжении высокотехнологичные инструменты политического влияния, употребляет их ради совершения тотальной социальной революции (затрагивающей базовые условия человеческого существования) на основе некоторых произвольных идеологических принципов, провозглашенных этим самым руководством в атмосфере насажденной силой единодушной поддержки всего населения»[37].

Франц Нейман представил[38] похожий набор определяющих характеристик.

Следует подчеркнуть, что во всех этих определениях элемент террора — роль полиции и принуждения — не является ключевым (каковым он был, например, для Ханны Арендт[39]). В самом деле, можно показать, что до тех пор, пока власть может рассчитывать на лояльность вооруженных сил, тоталитарной системе для существования в относительно закрытом обществе вполне достаточно того, что громадная часть населения идентифицирует себя с властью и принимает активное участие в контролируемых ею и служащих ее целям политических организациях; власть может пользоваться распыленным контролем над обществом, возможным благодаря добровольному манипулируемому участию и тактике кнута и пряника. В некоторых отношениях именно к такому типу тоталитаризма приблизился коммунистический Китай; этой же модели соответствует и хрущевский опыт популистской рационализации партийного контроля, как его описывает Пол Кокс[40].

Явно или неявно эти определения указывают на постепенное стирание границы между государством и обществом, на возникновение «тотальной» политизации общества через политические организации — чаще всего партию и связанные с ней объединения. Тем не менее эта черта, отличающая тоталитарные системы от различных типов авторитаризма и особенно от демократического правления, никогда не проявляется в реальности в чистом виде — соответственно, трения между обществом и политической системой обязательно будут присутствовать, пусть и в усеченной форме, и в тоталитарных системах. Еще менее вероятно в реальности тотальное формирование индивида, полное усвоение идеологии массами и возникновение «нового человека», о котором постоянно вещают идеологи, хотя следует признать, что мало каким общественным системам, если не считать религий, удалось продвинуться в этом направлении так же далеко, как тоталитаризму.

Чертами, без которых политическую систему нельзя назвать тоталитарной, являются идеология, единственная партия с массовым членством вкупе с иными мобилизационными организациями и власть, сосредоточенная в руках одного человека и его сподвижников или небольшой группы, которые неподотчетны никаким сколь-нибудь широким кругам и не могут быть смещены со своих позиций институциализованными, мирными методами. Каждую из этих черт в отдельности можно обнаружить и в других типах недемократических систем, но тоталитарную систему создает лишь их совместное присутствие. Это означает, что не все однопартийные системы являются тоталитарными, что какая бы то ни было система не является тоталитарной, если в ней наличествует честная борьба за власть между свободно создаваемыми партиями, и что нельзя называть тоталитарной недемократическую систему, которая не является однопартийной — точнее, не находится под контролем одной активно действующей партии. Как признает в своем уточненном определении Карл Фридрих, суть не в том, что окончательные решения всегда принимает партийная организация или что у нее достаточно власти, чтобы их предопределить, пусть даже нам трудно поверить, что единственная массовая партия этого типа вместе с контролирующей ее бюрократией не является самой могущественной институцией в обществе — по меньшей мере, когда речь идет об отдельных ее членах и обычных гражданах.

Конечно, бывают диктаторы — цезаристские вожди, мелкие олигархии вроде военных хунт или объединения элит в разных институциональных областях, неподотчетные институциям и собственным членам, — но правление этих диктаторов тоталитаризмом мы называть не будем. Если их власть не реализуется во имя идеологии, так или иначе подчиненной каким-то коренным идеям или Weltanschauung, если они не прибегают к определенным формам массовой организации и вовлечения членов общества, отличным от военной угрозы или полицейского давления, то речь идет вовсе не о тоталитарной системе, а, как мы увидим позже, об авторитарных режимах. Каким бы прочным ни было единство верхушки, между приближенными к правителю и в среде его непосредственных подчиненных вполне может идти борьба за власть — равно как и между организациями, этим самым правителем и созданными. Подобного рода групповая политика не возникает из потребностей общества, в ней не участвуют институции или организации, существовавшие до захвата власти. Власть вовлеченных в эту борьбу людей, фракций или организаций не имеет корней в общественных структурах, не являющихся в строгом смысле политическими, даже когда сами участники этой борьбы за власть оказываются тесно связанными с какими-то определенными слоями общества. В этом смысле, когда речь идет о тоталитаризме, говорить о классовой борьбе в марксистском понимании невозможно. Исходные государственные позиции — заняв которые, конкурирующие за власть лица начинают бороться за расширение своего влияния путем установления связей с разными существующими в обществе запросами, — являются частью политической системы, то есть политических организаций вроде партии или связанных с ней массовых организаций, региональных партийных структур, партийных военизированных ополчений, правительства или полицейского чиновничества. В стабильных тоталитарных системах традиционные институции — например деловые объединения, церковь или даже армия — в борьбе за власть играют лишь вспомогательную роль, и если они вообще в ней участвуют, то лишь в той мере, в какой их привлекают для поддержки того или иного лидера или группы внутри политической элиты. На политическую власть их руководство претендовать не может — в лучшем случае оно может влиять на определенные решения и крайне редко получает даже в этой сфере право вето. В этом отношении одной из черт, отличающих тоталитарные системы от других недемократических систем, является подчиненное положение армии. На сегодняшний день ни одна из тоталитарных систем не пала благодаря военному перевороту, вмешательство военных еще ни разу не привело к фундаментальным переменам в тоталитарных системах, даже когда в момент кризиса одной из враждующих фракций удавалось усилить свое влияние благодаря поддержке армейской верхушки.

Подобную роль могла бы сыграть лишь крайне политизированная Народно-освободительная армия Китая (НОАК)[41] или же армия на Кубе[42]. Говорить, что какие-то отдельные включенные во властные структуры лидеры, фракции или бюрократические группы представляют интересы управленцев, сельхозпроизводителей, отдельных языковых или культурных образований, интеллектуалов и так далее, можно лишь в очень относительном смысле. Даже если каким-то лидерам или группам случается до некой степени представлять интересы отдельных сегментов общества, они остаются этим социальным сегментам неподотчетными, эти общественные слои не становятся фундаментальным источником их власти, сами лидеры чаще всего не являются выходцами из этих слоев и даже во властные элиты попали отнюдь не в силу своего высокого положения внутри одного из таких слоев. Разрушение или как минимум решительное ослабление всех институций, организаций и групп влияния, существовавших до захвата власти новой политической элитой и создания ею собственных политических структур, — одна из важнейших отличительных черт тоталитаризма, если сравнивать его с другими недемократическими системами. В этом смысле можно говорить о монополии на власть, о монизме, однако будет большой ошибкой считать монолитной эту концентрацию власти в политической сфере, в руках людей и организаций, назначенных политическим руководством. Плюрализм тоталитарных систем — это не общественный плюрализм, а плюрализм политический, причем исключительно внутри правящей политической элиты. Один пример: конфликты между SA и SS, DAF (Германским трудовым фронтом) и партией, четырехлетним планом Геринга и Организацией Тодта (впоследствии перешедшей под начало Шпеера) были конфликтами внутри нацистской элиты, столкновениями между разными ее организациями. Разумеется, участники этих конфликтов искали и находили союзников среди военных, бюрократов и бизнесменов, но было бы большой ошибкой считать перечисленных выше людей или организации представителями донацистских структур германского общества. То же самое, вероятно, можно сказать и о борьбе разных фракций Политбюро или ЦК после смерти Сталина.

Тем не менее можно показать, что в полностью установившейся тоталитарной системе, удерживающей власть в течение долгого времени, отдельные члены политических организаций, особенно партии, начинают ассоциироваться — в процессе дифференциации и разделения труда — с особыми участками административной работы и могут все чаще и чаще отождествляться с конкретными экономическими или территориальными интересами, представлять их чаяния и мнения при выработке каких-то административных мер — особенно в мирное время, когда перед всеми без исключения не стоит какой-то одной задачи первостепенной важности, а также в моменты передачи власти или кризиса в руководстве. Как только приняты все базовые решения о природе политической системы, все существовавшие ранее общественные структуры уничтожены или решительно ослаблены, а их наиболее влиятельные лидеры смещены, в тоталитарной системе может произойти трансформация, дающая возможности для возникновения плюрализма, ограниченного в своих пределах и автономности. В этот момент решающее значение в том, останется ли система по сути своей тоталитарной или превратится в нечто другое, будет иметь степень жизнеспособности идеологии, а также партии или других организаций, занимающихся поддержанием ее господства, плюс устойчивость высшего руководства. Разумеется, подобные преобразования внутри тоталитарных систем не происходят без трений и напряженности, поэтому их следует понимать скорее как циклические изменения, а не как гладкую последовательную эволюцию.

Всякой типологии тоталитарных систем придется учитывать относительную важность идеологии, партии и массовых организаций, а также политического правителя или правящих групп, присвоивших себе власть, а также сплоченность или разобщенность руководства. Кроме того, при типологизации необходимо проанализировать, как эти три параметра соотносятся с обществом и его структурой, историей и культурными традициями. Разные тоталитарные системы или одна и та же система в разных своих фазах могут оказаться в большей или меньшей степени идеологизированными, популистскими или бюрократизированными в зависимости от типа единственной партии — или в большей или меньшей степени харизматическими, олигархическими или даже феодальными в зависимости от внутреннего устройства высшей власти. Отсутствие одного из этих трех факторов или их достигшее определенного предела ослабление приводят к коренному изменению самой природы системы. При этом разнообразие самих этих факторов, конечно же, допускает возникновение самых разных типов тоталитарных систем.

Именно сочетание трех этих факторов объясняет многие другие черты, вероятность столкнуться с которыми в тоталитарных системах гораздо выше, чем в иных недемократических системах. Тем не менее какие-то из этих черт не являются ни достаточными, ни необходимыми для того, чтобы признать систему тоталитарной, и могут быть обнаружены также и в других типах политических систем.

Итак, я буду считать систему тоталитарной, если она удовлетворяет следующим условиям:

1. Наличествует единый, однако не монолитный центр власти, и любой плюрализм институций или групп, если он существует, получает свою легитимность именно из этого центра, им опосредуется и возникает в большинстве случаев в силу политической воли центра, а не является результатом развития общества в дототалитарный период.

2. Имеется единственная, автономная и более или менее проработанная в интеллектуальном плане идеология, с которой идентифицирует себя правящая верхушка или вождь, а также обслуживающая высшее руководство партия. Политика, которую проводит правительство, опирается на идеологию, любые проводимые меры оправдываются ссылкой на нее. Идеология имеет определенные границы, и преступить их — значит вступить в сферу инакомыслия, которое не остается безнаказанным. Идеология не сводится к какой-то конкретной программе или определению общего политического курса, но претендует на окончательное осмысление общества, понимание его исторической цели и объяснение всех общественных явлений.

3. Звучат постоянные призывы к активной мобилизации и широкому участию граждан в реализации политических и коллективных общественных задач; это участие реализуется через единственную существующую партию и множество подчиненных ей групп, оно поощряется и награждается. Нежелательными считаются пассивное подчинение и апатия, отход на позиции маленького человека, «хата которого с краю», характерные для авторитарных режимов.

Именно последняя из перечисленных черт сближает тоталитарное общество с идеалом, да в общем, и с реальностью многих демократий и в корне отличает его от большинства «нетоталитарных недемократических систем». Именно это участие и чувство сопричастности обществу так восхищает в тоталитарных системах демократически мыслящих наблюдателей, именно благодаря ему они начинают думать, что имеют дело с демократией — демократией, даже более совершенной, чем та, в условиях которой граждане вспоминают об общественных проблемах только (или главным образом) в преддверии выборов. Однако фундаментальное различие между политическим участием в условиях мобилизационного режима и в условиях демократии состоит в том, что в первом случае для каждой сферы жизни и каждой задачи имеется лишь один возможный канал участия, а общие цель и направление задаются из центра, который определяет и цели, возможные для общественных организаций, и, в конечном счете, их контролирует.

Тоталитарную систему характеризует именно это постоянное взаимодействие между господствующим и более или менее монистическим центром принятия решений, опирающимся в своей работе на идеологические постулаты или ссылающимся на них для оправдания собственных действий, с одной стороны, и гражданами, участвующими в работе контролируемых организаций ради реализации идеологических целей.

Прочие черты, на которые часто указывают при описании тоталитарных систем, можно вывести из указанных нами трех, что мы и сделаем, когда перейдем к подробному обсуждению важнейших научных работ, посвященных анализу отдельных тоталитарных систем. Здесь стоит привести лишь несколько элементарных примеров. Причиной напряженных отношений между интеллектуалами, художниками и политической властью[43] является, очевидно, помимо личных пристрастий и неприязни вождей вроде Гитлера и Сталина, упор на идеологию: требование приверженности этой идеологии исключает все прочие идейные системы, а ставить под вопрос лежащие в основе этой идеологии ценности попросту страшно — в особенности, когда речь идет о противопоставлении коллективных, общественных целей целям, индивидуальным и частным. Частный, замкнутый на себя человек представляется скрытой угрозой, а многие формы эстетического выражения обращены как раз к такому человеку. То же самое можно сказать и об эскалации обычных конфликтов между церковью и государством до конфликта между религией и политикой[44]. Важность идеологии имеет и позитивные стороны: огромной ценностью наделяется образование, возникает большая потребность в определенных культурных инициативах и последующем их массовом распространении. Это резко отличает тоталитарные системы от большинства традиционных автократий, где поддержкой пользуется лишь внушение религиозных идей (в случае религиозных автократий) или естественно-научное и техническое образование (в светских автократиях). Пропаганда, образование, обучение кадров, дальнейшая проработка и развитие идеологии, вдохновленная ею научная деятельность, награды интеллектуалам, идентифицирующим себя с системой, чаще оказываются важными именно в тоталитарных, а не в иных недемократических системах. Если не принимать во внимание ограниченность этих усилий и забыть об ограничении или полном отсутствии свободы, можно обнаружить здесь определенное совпадение с демократическими системами, где массовое участие в политической жизни тоже требует массового образования и массовых коммуникаций и где интеллектуалам предназначается важная роль, которой они не всегда, впрочем, рады.

Сосредоточенность власти в руках вождя и его приближенных или обособленной группы, сформировавшейся благодаря общему участию в борьбе за власть и в создании режима, обязательная социализация в политических организациях или кооптация из других секторов (по критериям лояльности и/или идеологической благонадежности) неизбежно приводят к ограничению автономии других организаций: промышленных предприятий, профессиональных групп, вооруженных сил, интеллектуалов и так далее. Приверженность идеологии, признание ее символов и убежденность, что любые решения должны приниматься с оглядкой на идеологию или ею обосновываться, отделяет эту группу от людей, испытывающих определенный скептицизм или вообще не интересующихся идеологией, а также от тех, кто в силу своего призвания, как например интеллектуалы, склонен ставить под вопрос лежащие в основе идеологии принципы. В то же время властная группа сближается с теми, кто готов развивать идеологию, не претендуя при этом на власть. Элемент элитизма, на который постоянно указывают при анализе тоталитарных систем, есть лишь логическое следствие стремления к монополизации власти. Тем же объясняется и ожесточенность конфликтов внутри элиты, а также чистки и гонения на тех, кто эту битву за власть проиграл. Власть — в большей степени, чем в демократических обществах, — становится здесь игрой на выбывание.

Приверженность идеологии, стремление к монопольному контролю и страх утраты власти, разумеется, объясняют и тенденцию к использованию в таких системах насильственных методов, а также высокую вероятность непрекращающегося террора. Соответственно, именно террор — особенно террор, направленный на саму элиту, а не на противников или потенциальных оппонентов системы, — и отличает тоталитарные системы от других недемократических систем. При объяснении характерной для тоталитарных систем тяги к полной вовлеченности, когда власть не удовлетворяют ни апатичность подданных, ни простое соглашательство бюрократов, идеологическое рвение имеет более важное значение, чем размер общества, который подчеркивает Ханна Арендт, или степень модернизации в смысле технологической развитости, связанной с индустриализацией.

Очевидно, что при анализе влияния (в поведенческих терминах) тоталитарных систем на разные общества важнейшим параметром оказывается природа и роль единственной партии. Важность, которой наделены партийная организация, возникающие из недр партии специализированные политические организации и связанные с партией массовые организации, объясняет многие основные характеристики этих систем. В первую очередь их способность проникать в общество, присутствовать во многих институциональных сферах и оказывать на них влияние, мобилизовывать людей для решения масштабных задач на добровольной или псевдодобровольной основе (а не в ответ на материальные стимулы и поощрения) дает тоталитарным системам возможность осуществлять важные изменения при ограниченных ресурсах, в силу чего они служат инструментом для определенного типа экономического и общественного развития. Кроме того, партийные структуры сообщают тоталитарным системам некоторый демократический характер — в том смысле, что они дают желающим (то есть всем тем, кто разделяет основные цели, сформулированные руководством страны, а не выдвигает собственные) шанс принять активное участие в жизни страны и ощутить сопричастность с ней. Несмотря на бюрократический характер государства, многих организаций и даже самой партии, массовое членство в партии и организациях, которые она поддерживает, может дать смысл, цель и чувство сопричастности многим гражданам. Этим тоталитарные системы разительно отличаются от многих других недемократических систем — авторитарных режимов, где правители полностью полагаются на бюрократов, экспертов и полицию, отделенных от всего остального населения, имеющего мало шансов (или вообще никаких) почувствовать себя активными участниками общественных и политических событий (им остается только работа и личная жизнь).

Партийная организация и масса существующих внутри нее невысоких руководящих должностей дают многим людям шанс причаститься власти — порой даже над людьми, стоящими выше них в других социальных иерархиях[45]. Это очевидным образом привносит элемент равенства, подрывающий другие общественные стратификации, но вводящий при этом новый тип неравенства. Кроме того, активная партийная организация, члены которой искренне вовлечены в ее деятельность, способствует резкому росту возможностей для контроля и неявного принуждения по отношению к тем, кто не желает в нее вступать или оказывается из нее исключенным. Тоталитарные системы ставят себе на службу всю ту массу энергии, которая в демократических обществах направляется не только в политическую жизнь, но и распыляется по множеству добровольных объединений, направленных на достижение общего блага. Едва ли не весь идеализм, связанный с ориентацией на коллектив, а не на себя лично (идеализм, в прошлом находивший свою реализацию в религиозных организациях, а в современных либеральных демократиях реализующийся в добровольных объединениях), в тоталитарных системах уходит в партийную деятельность и работу в связанных с ней организациях — как, очевидно, и оппортунизм тех, кого привлекают щедрые награды, связанные с партийной активностью, или доступ к власти и надежда ее обрести. Этот мобилизационный аспект является важнейшим для тоталитарных систем и отсутствует во многих (если не в большинстве) других недемократических системах. Люди определенного типа, при тоталитаризме с энтузиазмом решающие задачи, поставленные перед ними руководством, в других недемократических системах были бы пассивными подданными, которые интересовались бы лишь реализацией своих узких личных целей или переживали бы отчужденность в виду отсутствия каких-либо возможностей для участия в работе, направленной на перемены в обществе. Соответственно, привлекательность тоталитарной модели во многом объясняется именно этим мобилизационным, поощряющим всеобщее участие характером партии и массовых организаций. В то же время причина отчужденности и чувства неприятия, которые такие системы вызывают, чаще всего состоит в том, что выбор общественных целей обычному гражданину недоступен, свобода в выборе руководства организаций либо ограничена, либо точно так же недоступна в силу бюрократизма, существование которого оправдывается принципами коллективного руководства или демократического централизма.

Другие характеристики, часто встречающиеся в описаниях тоталитарных систем — например их тенденция к экспансии, — вывести из ключевых свойств тоталитаризма не так просто. Некая косвенная связь здесь, очевидно, присутствует, поскольку упор на единственно верную идеологию превращает в скрытую угрозу существование всех прочих идеологий и систем убеждений. Тем не менее здесь многое будет зависеть от конкретного содержания идеологии — как минимум природа и направление экспансии будут определяться этим в большей степени, чем другими структурными характеристиками[46].

В тоталитарных системах практически неизбежны стремление подчинять, запрет едва ли не на любые формы несогласия (особенно на те, что способны захватить сравнительно большие сегменты населения и предполагают какую-либо попытку самоорганизации), сжатие сферы частного и значительный объем полусвободного, если не прямо насильственного, участия в общественной жизни. При этом масштабный и произвольный террор в форме концлагерей, чисток, показательных процессов, коллективного наказания целых социальных групп или сообществ обязательной чертой тоталитаризма вовсе не является. Тем не менее мы можем сказать, что подобные формы при Гитлере и Сталине возникли не случайно, что они были характерны для этих режимов и широко распространены, чего ни в одной демократической системе не случалось никогда, и, наконец, что они наверняка отличались качественно и количественно от форм принуждения, практиковавшихся в других недемократических системах, если не считать периодов консолидации власти, гражданской войны и времени непосредственно после нее. Террор не является ни необходимой, ни достаточной характеристикой тоталитарных систем, однако вероятность его применения в таких системах, судя по всему, выше, чем в любых других, причем определенные формы террора представляются характерными для определенных форм тоталитаризма. Тем не менее целый ряд авторов совершенно верно говорят о тоталитаризме без террора.

В первых исследованиях тоталитаризма, особенно в «Перманентной революции» Зигмунда Ноймана[47], особо подчеркивалась роль лидера. Фашистская приверженность вождизму (Führerprinzip) и возвеличивание Duce, а также культ личности Сталина сделали эту черту очевидным элементом любого определения тоталитаризма. Тем не менее в последние годы мы видим примеры систем, в целом подпадающих под определение тоталитарных, однако не обнаруживающих бесспорного лидера, какого-либо культа или персонификации высшего руководства. И есть масса недемократических систем, не соответствующих описанному нами типу, в которых при этом центральное место занимает вождь со сложившимся вокруг него культом. Соответственно, мы смело можем сказать, что единственный лидер, который сосредотачивает в своих руках огромную власть, вокруг которого складывается культ личности и харизматический авторитет которого так или иначе признается как членами партии, так и населением в целом, появляется в тоталитарных системах с очень высокой вероятностью, однако его появление не является неизбежным или необходимым для сохранения стабильности таких систем. Кризисы передачи власти, которые, по мысли многих исследователей, угрожали стабильности или даже самому существованию таких режимов, на практике не привели к падению или упадку тоталитарных систем, хотя были в этом отношении очень опасными[48]. Можно было бы думать, что упор на вождизм характерен для тоталитарных режимов фашистского типа, что со всей очевидностью верно в случае Италии, Германии и еще некоторых мелких фашистских систем, однако роль Сталина в Советском Союзе показывает, что эта черта характерна не только для них. Понятно, что, если мы станем доказывать на манер некоторых диссидентствующих коммунистов и левых фашистов, что чисто функционально сталинизм был русским эквивалентом фашизма, эта сложность сама собой разрешится. Но такое решение больше похоже на софизм. В настоящий момент можно ответственно утверждать лишь, что в тоталитарных системах такого рода лидерство появляется с большей вероятностью, чем в других недемократических системах. Изменения в отношении между лидерством, идеологией и организованным массовым участием — те переменные, на основании которых следовало бы строить типологию тоталитарных систем и за счет которых можно было бы попытаться понять процессы консолидации, стабилизации, изменения и — возможно, развала — таких систем. Выдвигать какие-либо предположения относительно взаимосвязи этих относительно независимых переменных в любой тоталитарной системе было бы, пожалуй, слишком смело; только теоретико-эмпирический анализ конкретных типов, или даже отдельных случаев, может помочь справиться с этой теоретической проблемой на более высокой ступени абстракции.

[…]

IV. АВТОРИТАРНЫЕ РЕЖИМЫ

К определению авторитарного режима

В одной из предыдущих работ я обозначил все многообразие недемократических и нетоталитарных политических систем как авторитарные при условии, что они являются политическими системами с ограниченным, не подотчетным политическим плюрализмом без выраженной правящей идеологии, но с определенной системой ценностей, без широкой или интенсивной политической мобилизации, за исключением отдельных периодов развития, где лидер или иногда небольшая правящая группировка управляет в рамках формально плохо определенных, но вполне предсказуемых границ[49].

Это определение было сформулировано так, чтобы противопоставить эти системы конкурентным демократиями и типичным тоталитарным системам[50]. Оно четко отделяет авторитаризм от демократий, тогда как разница с тоталитаризмом кажется более размытой, поскольку под это определение вполне подходят до- и посттоталитарные ситуации и режимы. Дальнейшее разграничение требует исключения традиционных законных режимов, отличающихся источником легитимации правителей, и авторитарных олигархий. Режимы, которые мы назвали «султанским авторитаризмом», во многом похожи на те, что подпадают под наше определение авторитарных; их отличие — в произвольном и непредсказуемом применении власти и слабости пусть даже ограниченного политического плюрализма (а это важная черта «султанского авторитаризма»). По ряду причин нам удобнее исключить из определения авторитарных режимов полуконституционные монархии XIX века, сочетающие в себе элементы традиционного легитимного и авторитарного правления, где монархические, сословные и даже феодальные элементы смешиваются с зарождающимися демократическими институтами, и цензовых демократий, в которых ограниченное избирательное право — шаг вперед в сторону современных конкурентных демократий, основанных как минимум на всеобщем избирательном праве для мужчин. Олигархические демократии, сопротивляющиеся — особенно в Латинской Америке — попыткам дальнейшей демократизации, настаивая на ограничении избирательного права из-за неграмотности, контроля или манипуляции выборами через касиков, регулярного обращения за помощью к военным и создания почти идентичных партий, часто оказываются на грани между современными авторитарными режимами и демократией. Они ближе к демократии конституционно и идеологически, однако социологически схожи с авторитарными режимами. Но даже при более жестком определении, исключающем все лишнее, мы обнаруживаем множество современных политических систем, под него подпадающих, — что потребует, как мы увидим, введения нескольких подвидов авторитаризма.

Наше определение авторитаризма сосредоточено на способе употребления и организации власти, на связях с обществом, природе коллективных представлений, на которые опирается власть, а также на роли граждан в политическом процессе; при этом за пределами рассмотрения остается само содержание политики, цели и raison d'êtreподобных режимов. Мы практически ничего не узнаем из него об институтах, группах или социальных слоях, составляющих ограниченный плюрализм этого общества, или о тех, кто из него исключен. Акцент на строго политических аспектах дает почву для обвинений этого определения в формализме, которые уже звучали, когда речь заходила о наших определениях тоталитаризма или даже демократии. Нам, однако, кажется, что характеризуя режимы отдельно от проводимой ими политики, мы более четко видим проблемы, стоящие перед любыми политическими системами, — например отношения между политикой, религией и интеллектуалами. Условия их возникновения, стабильности, трансформации и возможного упадка тоже в таком случае видятся более явственно. Общий и абстрактный характер этого определения заставляет нас спуститься по лестнице абстракций к изучению множественных подвидов, чем мы здесь и займемся.

Мы говорим скорее об авторитарных режимах, а не об авторитарных правительствах, чтобы показать относительно низкую выраженность политических институтов: они проникают в жизнь общества, препятствуя — порой силой — политическому выражению интересов некоторых групп (например духовенства в Турции и Мексике после революции или рабочих в Испании) или формируя их путем политического вмешательства, как это происходит в корпоративистских режимах. В отличие от некоторых исследователей тоталитаризма, мы говорим не об обществах, а о режимах, потому что даже сами правители не хотят полностью отождествлять государство и общество.

Наиболее характерной чертой таких режимов является плюрализм, однако крайне важно подчеркнуть, что, в отличие от демократий с их почти неограниченным и политически институализированным плюрализмом, здесь мы имеем дело с плюрализмом ограниченным. Звучали даже предложения считать такие режимы ограниченным монизмом. На самом деле эти два обозначения задают довольно широкий диапазон, в котором могут действовать такие режимы. Ограничение плюрализма может достигаться за счет соответствующих законов, а может обеспечиваться de facto, оно может быть более или менее строгим, касаться только определенных политических групп или более широких слоев интересантов — главное, чтобы оставались группы, не созданные государством или не зависящие от него, несмотря на явное вмешательство государства в политический процесс. В некоторых режимах допускается институализированное политическое присутствие ограниченного числа независимых групп и даже поощряется создание новых, однако ни у кого не возникает сомнений, что правители сами решают, каким группам позволено существовать и на каких условиях. Кроме того, даже если власти реагируют на деятельность таких объединений граждан, они им de jure и/или de facto не подотчетны. Это отличает их от демократического правления, при котором политические силы формально зависят от поддержки на местах при всех возможных фактических отклонениях, описываемых «железным законом олигархии» Михельса. В авторитарных режимах представители различных групп и институций попадают во власть не просто потому, что они пользуются поддержкой соответствующей группы, а потому что им доверяет правитель или властная группировка, и они, безусловно, учитывают статус и влияние последней. У них может быть поддержка на местах — назовем ее потенциальной избираемостью, — но это не единственный, и даже не главный, источник их власти. Посредством постоянной кооптации лидеров разные секторы или институции становятся элементами системы, и это определяет природу элиты: разнородное происхождение и карьеры, а также меньшая доля профессиональных политиков — тех, кто строил карьеру только в политических организациях, — по сравнению с бывшими бюрократами, технократами, военными, лоббистами и иногда религиозными деятелями.

Как мы увидим, в некоторых из таких режимов одна правящая или привилегированная партия — это единственный более или менее важный компонент ограниченного плюрализма. На бумаге такие партии часто заявляют, что обладают такой же монополией на власть, что и тоталитарные партии, и как будто бы исполняют те же функции, но в реальности их следует четко различать. Отсутствие или слабость политической партии часто делает спонсируемые церковью или связанные с ней светские организации (например «Католическое действие» или «Opus Dei» в Испании) колыбелью лидеров для таких режимов; подобным же образом поставляют кадры для элит христианско-демократические партии[51]. Однопартийная система обычно строится на parti unifié, а не на parti unique, как говорят в Африке, то есть на партии, в которой переплетаются различные элементы и которая не является, таким образом, единым жестко организованным органом[52]. Такие партии часто создаются сверху, а не снизу, причем не в тоталитарном захватническом стиле, а некой находящейся у власти группой.

В определении авторитарных режимов мы используем понятие менталитета, а не понятие идеологии, имея в виду различение, проведенное немецким социологом Теодором Гайгером[53]. Он считал идеологии более или менее проработанными системами мысли, часто изложенными на письме интеллектуалами или псевдоинтеллектуалами (или с их помощью). Менталитет же — это способ мышления и чувствования, скорее эмоциональный, чем рациональный; он лежит в основе непосредственной, некодифицированной реакции на различные ситуации. Гайгер использует яркое немецкое выражение: менталитет он определяет как subjektiver Geist, субъективный дух (даже когда речь идет о коллективе), а идеологию — как objektiver Geist. Менталитет — это интеллектуальная позиция; идеология — интеллектуальное содержание. Менталитет — психическая склонность; идеология — рефлексия, самоинтерпретация. Сначала менталитет, потом идеология. Менталитет бесформен и подвижен — идеология четко оформлена. Идеология — это понятие из социологии культуры; понятием менталитета пользуются при изучении общественного характера. В идеологиях заключен сильный утопический элемент; менталитет ближе к настоящему или прошлому. Для тоталитарных систем характерны идеологические системы, основанные на неизменных элементах, имеющие мощное воздействие и закрытую когнитивную структуру, а также серьезную сдерживающую силу, важную для мобилизации масс и манипуляций ими. Консенсус в демократических режимах, напротив, основан на согласии по поводу процедуры его достижения, приверженность которой имеет некоторые черты идеологической веры.

Боливар Ламунье ставит под сомнение действенность и полезность различения идеологии и менталитета[54]. Он отмечает, что если взять их как реальные политические переменные, как когнитивные формы сознания, действующие в реальной политической жизни, особенно в процессе коммуникации, то обнаружить разницу между ними будет сложно. Ему представляется, что это различие вводится лишь для того, чтобы показать: господствующие в авторитарных режимах идеи не представляют никакого интереса для политической науки. Но это как раз совершенно не входило в наши намерения! Ламунье верно отмечает эффективность символической коммуникации, множественность референциальных связей между символом и общественной реальностью в авторитарных режимах.

Разногласия во многом зависят от философских соображений, касающихся определения идеологии, и этот вопрос мы здесь обсуждать не будем. Как идеологии, так и описанные выше ментальности являются частью более широкого феномена идей: они ведут к идеям, ориентированным на действие, что в свою очередь является аспектом институализации властных отношений, для обозначения которой Ламунье предпочитает пользоваться термином «идеология».

Важный вопрос звучит так: почему идеи принимают разные формы, разную последовательность, артикуляцию, охват, разную степень эксплицитности, интеллектуальной проработанности и нормативности? По всем перечисленным выше параметрам, идеологии и ментальности различаются, и различия эти часто имеют последствия для политического процесса. Ментальности сложнее описать как обязывающие, требующие безоговорочной приверженности и со стороны правителей, и со стороны подданных, даже если их реализация достигается ценой принуждения. Ментальности сложнее распространить в массах, труднее включить в процесс образования, они с меньшей вероятностью вступят в конфликт с религией или наукой, ими сложнее воспользоваться для проверки на лояльность. Сильно различаются спектр вопросов, ответы на которые можно извлечь из идеологий и ментальностей, точность этих ответов, логика процесса их извлечения, а также наглядность противоречий между проводимой политикой, ментальностями и идеологиями. Они, кроме того, в совершенно разной степени способны сдерживать или ограничивать законные или незаконные действия. При исследовании авторитарных режимов нам будет трудно найти ясные отсылки к идеям, ведущим и направляющим режим, в правовых теориях и судебных решениях по неполитическим делам, в художественной критике и научных спорах; свидетельств использования таких идей в образовании будет очень немного. Мы совершенно точно не обнаружим богатого и специфического языка, новой терминологии и эзотерического использования идеологии — трудного для понимания со стороны, но очень важного для участников процесса. Не столкнемся мы и с длинными полками книг и других публикаций идеологического характера, посвященных бесконечному и всестороннему разбору этих идей.

Имеет смысл признать, что идеология и ментальность — вещи разные, но что разницу эту нельзя описать четко и однозначно; скорее это крайние точки, между которыми имеется огромная серая зона. Естественно, военно-бюрократические авторитарные режимы с большей вероятностью будут отражать ментальность своих правителей. В других типах мы скорее всего обнаружим то, что Сьюзен Кауфманн называет программным консенсусом[55], а в третьих — набор идей, взятых из самых разных источников и перемешанных между собой случайным образом ради того, чтобы они создавали впечатление идеологии в том смысле, в каком о ней говорится применительно к тоталитарным системам. Естественно, авторитарные режимы, находящиеся на периферии идеологических центров, часто бывают вынуждены имитировать господствующие идеологические стили, так или иначе их инкорпорировать и приспосабливать к своим нуждам. Часто это приводит к серьезным недоразумениям при изучении таких режимов, когда акценты расставляются совсем не там, где требуется. В действительности вопрос следует ставить так: какие особенности внутреннего устройства власти мешают внедрить четкую идеологию в таких режимах? С моей точки зрения, сложная коалиция сил, интересов, политических традиций и институтов — а все это и составляет ограниченный плюрализм — вынуждает правителей отсылать как к символическому референту к наименьшему общему знаменателю этой коалиции. Таким образом правителям в процессе захвата власти удается нейтрализовать максимальное число потенциальных оппонентов (при отсутствии высокомобилизованной массы сторонников). Размытость ментальности смягчает расколы в коалиции, в силу чего правители получают возможность сохранять лояльность в корне несхожих между собой элементов. Что ментальность не утверждает раз и навсегда каких-то особых, четко сформулированных и однозначных постулатов, облегчает задачу приспособления к меняющимся обстоятельствам в условиях отсутствия поддержки со стороны окружения — особенно это характерно для авторитарных режимов, находящихся в сфере влияния западных демократий. Ссылки на предельно общие ценности вроде патриотизма и национализма, экономического развития, социальной справедливости или порядка, а также прагматичное и незаметное включение идеологических элементов, заимствованных у главных на данный момент политических центров, позволяет правителям, добившимся власти без поддержки мобилизованных масс, нейтрализовать оппонентов, кооптировать самых разных сторонников и принимать административно-политические решения исходя из чисто прагматических соображений. Ментальности, полу- или псевдоидеологии ослабляют утопическую устремленность политики, а вместе с ней и конфликт, который иначе потребовал бы либо институализации, либо более масштабных репрессий, — чего авторитарные лидеры не могут себе позволить. Тогда как некоторая доля утопичности вполне совместима с консервативным уклоном.

За отсутствие идеологии авторитарным режимам приходится расплачиваться тем, что они практически лишают себя возможности мобилизовать массы, чтобы заставить их эмоционально и психологически отождествить себя с режимом. Отсутствие проработанной идеологии, ощущения общей осмысленности общественной жизни, далеко идущих замыслов, априорной модели идеального общества снижает привлекательность таких режимов для людей, ставящих во главу угла идеи, смыслы и ценности. Отчуждение от таких режимов — при всей их успешности и относительном (по сравнению с тоталитарными системами) либерализме — интеллектуалов, студентов, молодежи и глубоко религиозных людей отчасти объясняется как раз отсутствием или слабостью идеологии. Одно из преимуществ авторитарных режимов, имевших серьезный фашистский элемент, состояло в том, что характерная для них вторичная идеология оказывалась привлекательной для каких-то из этих групп. Однако это преимущество превращалось в источник напряженности, как только становилось очевидным, что для определяющих режим элит эти идеологические элементы ничего не значат.

В теории мы должны уметь различать идейное содержание режима, в том числе его стиль, от идей, направляющих или оформляющих политический процесс в качестве реальной политической переменной. Можно было бы показать, что первый аспект, в связи с которым мы будем искать объективизации, в конечном счете не так важен, как субъективно схваченное и усвоенное, то есть многообразие форм сознания, действующих в реальной политике. Нам тем не менее кажется, что разница между ментальностью и идеологией вполне приложима и к тому, как они влияют на действия и процессы коммуникации в политике и обществе. Сложность взаимодействия между этими двумя уровнями анализа не дает возможности априори предсказать направление, в котором будут развиваться эти отношения. Вероятно, в тоталитарных системах содержание идеологии оказывает гораздо более глубокое влияние на реальные политические процессы, тогда как в авторитарных режимах ментальности правителей, которые не обязательно формулируются столь же ясно и четко, вероятно, в большей степени отражаются общественные и политические реалии.

В силу неуловимости ментальностей, из-за подражательности и вторичности так называемых идеологий авторитарных режимов ученые сравнительно мало занимались этой стороной авторитаризма. Придать этой теме важность можно лишь путем интервьюирования элит и проведения опросов среди населения, что сильно затруднено в силу ограниченности свободы выражения и создаваемых при авторитаризме коммуникационных препятствий. Типология авторитарных режимов, которую предлагаем мы, опирается в большей степени не на анализ типов ментальностей, а на характер ограниченного плюрализма и степень апатии или мобилизации масс.

***

В нашем изначальном определении авторитаризма мы подчеркивали фактическое отсутствие широкой и интенсивной мобилизации, однако признавали, что на определенном этапе развития таких режимов подобная мобилизация возможна. Соответственно, низкая и ограниченная мобилизация — общая для всех таких режимов характеристика, и на это есть ряд причин. Когда мы ниже перейдем к обсуждению подтипов, мы увидим, что в некоторых режимах деполитизация масс входит в намерения правителей, совпадает с их ментальностью и отражает содержание ограниченного плюрализма, на который они опираются. В других типах систем правители имеют исходные намерения мобилизовать тех, кто их поддерживает, и население в целом, чтобы добиться активного участия в жизни режима и его организациях. К этому их подталкивают публичные обещания, часто вытекающие из каких-то идеологических предпосылок. Исторический и социальный контекст установления режима благоприятствует такой мобилизации или прямо требует ее через массовые организации в рамках однопартийной системы. Борьба за независимость страны от колониальной державы или за полную самостоятельность, желание включить в политический процесс те слои общества, до которых не дотягивались руки ни у одного из прежних политических лидеров, или победа над сильно мобилизованным оппонентом в обществах, где демократия допускала и поощряла такую мобилизацию, приводит к возникновению мобилизационных авторитарных режимов националистического, популистского или фашистского толка. На практике такие режимы со временем становятся неразличимыми, несмотря на разные стартовые условия и пути развития. Однако это не должно заслонять крайне важных различий в их происхождении с точки зрения типа возникающего плюрализма, выбранной формулы легитимности, реакции на кризисные ситуации, способности к трансформации, источников и типов оппозиции и так далее.

В конечном счете, степень политической мобилизации и, соответственно, возможности участия в режиме для поддерживающих его граждан являются результатом двух других аспектов, которые мы рассматривали при определении авторитарных режимов. Мобилизацию и участие со временем все труднее и труднее поддерживать, если режим не начинает развиваться в сторону большего тоталитаризма или большей демократии. Эффективная мобилизация, особенно посредством массовых организаций в рамках однопартийной системы, будет восприниматься как угроза другими составляющими ограниченного плюрализма — обычно армией, бюрократией, церковью или лоббистскими группами. Для преодоления подобных сдерживающих обстоятельств потребуются шаги в сторону тоталитаризма. Неудачные попытки такого прорыва и способность ограниченного плюрализма препятствовать возникновению тоталитаризма хорошо проанализировал Альберто Аквароне. Он приводит примечательный диалог Муссолини с его старым другом-синдикалистом:

«Если бы вы могли представить, сколько сил у меня ушло на достижение баланса, чтобы не сталкивались соприкасающиеся друг с другом антагонистические ветви власти, ревнивые и не доверяющие друг другу правительство, партия, монархия, Ватикан, армия, милиция, префекты, лидеры партии в регионах, министры, глава Confederazioni [корпоративных структур], крупнейшие монополисты и т.д., вы поняли бы, что они остались не переваренными тоталитаризмом, в них я не смог сплотить то “наследие”, что мне без всяких ограничений досталось в 1922 году. Патологическую ткань, связывающую традиционные и случайные дефекты этих великих маленьких итальянцев, после двадцати лет непрестанной терапии удалось изменить лишь на поверхности»[56].

Мы уже описывали, как поддержание равновесия между ограниченными плюрализмами сдерживает эффективность мобилизации в рамках единой партии и, в конечном счете, приводит к апатии ее членов и активистов, поскольку такая партия дает лишь ограниченный доступ к власти по сравнению с другими каналами. Недоразвитость — особенно большой массы сельского населения, живущего в изолированных частях страны и занятого натуральным сельским хозяйством, что часто связано с традиционными и непотическими властными структурами в рамках единой партии, — несмотря на все идеологические заявления, организационные схемы и механизмы плебисцита, не создает основанной на участии политической культуры, даже если речь идет о контролируемом или фиктивном участии.

Как мы детально покажем далее, авторитарные режимы, возникающие после периода конкурентной демократии, приведшей к появлению неразрешимого конфликта в обществе, порождают деполитизацию и апатию среди населения, которое воспринимает это с облегчением после всех трудностей предыдущего периода. Изначально апатия охватывает проигравших новому режиму, но в отсутствие террора и осуществляющих его дисциплинированной тоталитарной массовой партии и ее организаций никто и не пытается интегрировать их в систему. По мере того, как уменьшаются напряженность и ненависть, изначально способствовавшие мобилизации, сторонники режима тоже впадают в апатию — часто к радости правителей, поскольку в такой ситуации им больше не нужно выполнять обещания, которые они раздавали в ходе мобилизации.

Отсутствие идеологии, неоднородность и компромиссный, а часто и подражательный характер главной идеи и — главным образом — менталитет правителей, особенно военных элит, бюрократов, экспертов и допущенных во власть политиков из прорежимных партий оказываются серьезным препятствием для мобилизации и привлечения к участию в общественной жизни. Без идеологии трудно мобилизовать активистов для добровольных кампаний, регулярного посещения партийных собраний, индивидуальных пропагандистских мероприятий и так далее. Без идеологии с ее утопическими компонентами сложно привлечь тех, для кого политика есть цель сама по себе, а не просто средство для достижения сиюминутных прагматических задач. Без идеологии молодежь, студенты, интеллектуалы с меньшей вероятностью будут заниматься политикой и обеспечивать кадры для дальнейшей политизации населения. Без утопического элемента, без привлечения широких слоев населения, которым требуется реально работающий, а не ограниченный, контролируемый плюрализм допущенных в элиты, призывы, основанные на бесконфликтном обществе консенсуса (за исключением моментов всплеска национализма или ситуаций прямой угрозы режиму), сводят политику к администрированию общественных интересов и фактическому выражению чьих-то частных интересов.

Ограниченный плюрализм авторитарных режимов и разная доля допустимых для них плюралистических компонентов в отправлении власти в разные моменты создают сложные системы полу- и псевдооппозиций в рамках режима[57]. Полуоппозицию составляют группы, не занимающие доминирующего положения и не представленные в правительстве; они критикуют режим, но при этом готовы участвовать во власти, отказавшись от фундаментальной критики режима. Не будучи институализированными, такие группы не являются нелегитимными, даже если для их деятельности нет законных оснований. Они могут выступать с резкой критикой правительства и некоторых институтов, однако проводят четкую разницу между ними и лидером режима и принимают историческую легитимацию или как минимум необходимость авторитарной модели. Есть группы, которые ратуют за иные политические приоритеты и способы их достижения, они поддерживают установление режима, но при этом надеются достичь целей, которых не разделяют их партнеры по коалиции. Бывает несогласие между теми, кто изначально отождествлял себя с системой, но не участвовал в ее становлении (обычно это радикальные активисты, своего рода «младотурки режима»), и теми, кто находится внутри режима и хочет достигнуть целей, не являющихся нелегитимными, — например восстановить прежний режим, возвращение к которому было объявлено, но так и не состоялось. Бывают приверженцы идеологии, на время отказавшиеся от нее ради победы над врагом; встречаются сторонники иностранной модели и/или даже иностранного государства, от которых стараются дистанцироваться правители; на поздних этапах развития такого режима появляются и те, кто противится его трансформации, а точнее, либерализации и отказу от его ограничительного характера. Полуоппозиция обычно возникает среди старшего поколения, участвовавшего в установлении режима ради реализации целей, которые они поставили перед собой еще до всякого переворота. Однако встречается она и среди интеллектуалов и молодежи, особенно студентов, всерьез воспринявших риторику руководства, но не обнаруживших действенных каналов участия во власти. Нередко полуоппозиция внутри режима становится не подпадающей под действие законов, алегальной, оппозицией. Отказавшись от надежды реформировать режим изнутри, она не готова перейти к нелегальной или подрывной деятельности и пребывает в состоянии неустойчивой терпимости, нередко основанной на прежних личных связах. Слабость попыток политической социализации и индоктринации в авторитарных режимах объясняет и тот факт, что, когда третье поколение, у которого не было шанса стать частью режима, открывает для себя политику, оно может обратиться именно к алегальной оппозиции. Автономия, допускаемая режимом для определенных общественных организаций, ограниченные попытки либерализации и повышения участия в институциях режима, а также относительная открытость другим обществам создают условия для появления алегальной оппозиции, которая иногда служит ширмой для нелегальной оппозиции и готова проникать в институты режима, не испытывая, в отличие от других его оппонентов, моральных сомнений по этому поводу. Часто оппозиция действует через формально неполитические организации — культурные, религиозные, профессиональные. В многоязыковых, мультикультурных обществах, где режим отождествляется с одной из национальных групп, выражением оппозиционности становятся такие культурные жесты, как использование неофициального языка. Особое положение католической церкви во многих обществах с авторитарным правлением и легальный статус многих ее организаций на основании соглашений между Ватиканом и правителями дают священникам и некоторым представителям светского общества определенную автономию, позволяя им стать каналом для выражения оппозиционных настроений определенных социальных классов и культурных меньшинств или трансляции поколенческих проблем, что также может способствовать появлению новых лидеров. В случае католической церкви роль религиозных групп в авторитарных режимах определяет ее транснациональный характер, моральную легитимацию относительно широкого диапазона идеологических позиций из-за отказа папы их осудить, легитимацию морально-профетического гнева по поводу несправедливости, особенно после Второго Ватиканского собора, а также озабоченность церковной верхушки гарантиями автономии религиозных организаций и свободы священников. Парадоксальным образом церковь обеспечила авторитарные режимы элитами через светские организации, но в то же время занималась защитой диссидентов и время от времени, как указывает Ги Эрме[58], играла роль трибуна, выступая против коррумпированного режима с позиций носителя моральных ценностей. Являясь организацией, которая переживет любой режим, даже если она отождествляется с ним в какой-то исторический момент, церковь имеет тенденцию дистанцироваться от режима и восстанавливать свою автономию при первых же признаках кризиса. То же самое относится к другим постоянным институтам, способным сохранять существенную автономию при авторитарном режиме — например судейству и даже профессиональным чиновникам.

Здесь следует подчеркнуть, что полуоппозиция — алегальная, но дозволенная оппозиция, относительно автономная роль различных институтов в условиях полусвободы — создает сложный политический процесс, имеющий далеко идущие последствия для общества и его политического развития. Либерализация авторитарных режимов может зайти далеко, но без изменения природы режима, без институционализации политических партий она все равно останется довольно ограниченной. Полусвобода, гарантированная при таких режимах, имеет свои последствия (несравнимые, конечно, с преследованием нелегальной оппозиции), и это объясняет фрустрацию, разобщенность, а иногда и готовность сотрудничать с режимом, что порой способствует устойчивости этих режимов в ничуть не меньшей степени, чем репрессии. Неопределенное положение оппозиции при авторитарных режимах резко отличается от четкого разграничения режима и его врагов в тоталитарных системах. Подчеркнем, однако, что ограниченный плюрализм, процесс либерализации и существование дозволенной властями оппозиции в отсутствие институциональных каналов для участия оппозиции в политике и получения доступа к населению в его массе ярко отличают авторитарные режимы от демократических.

Завершая общее обсуждение авторитарных режимов, обратим внимание на одну трудность их изучения. В мире, где крупными и наиболее успешными державами были либо стабильные демократии, либо коммунистические или фашистские политические системы — с их уникальной идеологической привлекательностью, организационными возможностями, видимой стабильностью, успехами в индустриальном развитии или в преодолении экономической отсталости, а также способностью преодолеть статус страны «второго сорта» на международной арене, — в таком мире авторитарные режимы находятся в неоднозначном положении. Ни один из них не стал утопическим образцом для других — за исключением, пожалуй, насеровского Египта для арабского мира в силу особых исторических обстоятельств. Наверное, таким образцом могла бы оказаться Мексика с ее революционным мифом в сочетании с прагматической стабильностью режима гегемонии одной партии. Ни один авторитарный режим не захватил воображения интеллектуалов и активистов за пределами своей страны. Ни один не вдохновил на создание международных партий в свою поддержку. Лишь оригинальные решения югославов вызывали у интеллектуалов определенный некритический интерес. В таких обстоятельствах авторитарные режимы и их лидеры не впадали в искус и не начинали воспроизводить привлекательные тоталитарные образцы, поскольку не хотели или не могли воспроизвести их ключевые черты. Лишь 1930-е с их идеологией корпоративизма в сочетании с различным идеологическим наследием и связью с консервативной социальной доктриной католицизма предложили действительную нетоталитарную и недемократическую идеологическую альтернативу. Наблюдаемый нами крах таких систем, тот факт, что ни одно крупное государство не пошло по этому пути, размытые границы между консервативным и католическим корпоративизмом и итальянским фашизмом и, наконец, отход церкви от своей приверженности органическим теориям общества свели на нет эту третью политическую модель. Авторитарные режимы, как бы они ни были укоренены в обществе, каких бы успехов они ни добивались, в итоге всегда сталкиваются с двумя привлекательными альтернативами, что ограничивает возможности их полной и уверенной в себе институционализации и дает силу их противникам[59].

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

[1] Перевод выполнен по изданию: Linz J.J. Totalitarian and Authoritarian Regimes. Boulder; London: Lynne Riener Publisher, 2000. P. 49—63, 65—75, 159—171. Первоначально эти главы были опубликованы в 1975 году.

[2] Превосходное сравнительное исследование двух обществ в условиях разных политических режимов, а также анализ того, как они отражались на жизни отдельных советских и американских граждан, см. в: Hollander G.D. Soviet Political Indoctrination. New York, 1972. Впрочем, в посвященных Америке разделах чувствуется чрезмерное влияние поколенческого либерального радикализма, характерного для интеллектуального протеста 1970-х.

[3] Sartori G. Democratic Theory. Detroit, 1962. P. 135—157.

[4] О Муссолини и значении термина «тоталитаризм» в Италии см. Jänicke M. Totalitäre Herrschaft. Anatomie eines politischen Begriffes. Berlin, 1971. S. 20—36. Эта работа также является лучшим обзором истории употребления термина, его вариантов и связанной с ним полемики и, кроме того, содержит исчерпывающую библиографию. Следует отметить, что для обозначения сразу и фашистских, и коммунистических режимов этот термин использовали не только либералы, католики или консерваторы, но и социалисты вроде Хильфердинга, который писал об этом уже в 1939 году. В 1936-м Хильфердинг отошел от марксистского анализа тоталитарного государства (см.: Ibid. S. 74—75; Hilferding R. StateCapitalism or Totalitarian State Economy // Modern Review. 1947. Vol. 1. Р. 266—271).

[5] Schmitt C. Die Wendung zum totalen Staat // Positionen und Begriffe im Kampf mit Weimar—Genf—Versailles 1923—1939. Hamburg, 1940.

[6] Ludendorff E. Der Totale Krieg. München, 1935. О понятии тотальной войны см.: Speier H. Ludendorff: The German Concept of Total War // Earle E.M. (Ed.). Makers of Modern Strategy. Princeton, 1944.

[7] Jünger E. Die totale Mobilmachung. Berlin, 1934.

[8] Sabine G.H. The State // Seligman R.A., Johnson A. (Eds.). Encyclopedia of the Social Sciences. New York, 1934.

[9] Michels R. Some Reflections on the Sociological Study of the Oligarchical Tendencies of Modern Democracy. New York, 1928. P. 770—772.

[10] Trotsky L. The Revolution Betrayed. New York, 1937. P. 278.

[11] Сходство в восприятии советского и фашистского режимов у итальянских фашистов и Троцкого обсуждается в книге: Gregor A.J. Interpretations of Fascism. Morristown, 1974. P. 181—188. Еще один пример подобного анализа у испанского левого фашиста см.: Ledesma Ramos R. ¿Fascismo in España? Discurso a las juventides de España [1935]. Barcelona, 1968.

[12] Ziegler H.O. Autoritärer oder Totaler Staat. Tübungen, 1932; Vögelin E. Der Autoritäre Staat. Vienna, 1936.

[13] Shils E. Political Development in the New States. The Hague, 1960.

[14] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Littunen Y. (Eds.). Cleavages, Ideologies and Party Systems. Helsinki, 1964.

[15] Shils E. Op. cit.; Almond G., Coleman J.S. (Eds.). The Politics of the Developing Areas. Princeton, 1960; Almond G., Powell G.B. Comparative Politics: A Developmental Approach. Boston, 1966; Hungtinton S.P. Social and Institutional Dynamics of One-Party Systems // Huntington S.P., Moore C.H. (Eds.). Authoritarian Politics in Modern Society. New York, 1970; Hungtinton S.P., Moore C.H. Conclusion: Authoritarianism, Democracy, and One-Party Politics // Ibid; Moore C.H. The Single Party as Source of Legitimacy // Ibid; Lanning E. A Typology of Latin American Political Systems // Comparative Politics. 1974. Vol. 6. P. 367—394.

[16] Обзор существующих типологий политических систем см. в: Wiseman H.V. Political Systems: Some Sociological Approaches. London, 1966. Указанная выше работа Габриэла Алмонда и Джеймса Коулмана была первой в своем роде: эти соавторы, а также их коллеги Вайнер, Растоу и Бланкстен занялись изучением политики в Азии, Африке и Латинской Америке. Разработанную Шилсом типологию Алмонд использует в связи с функциональным анализом. В указанной выше работе (главы 9—11) Алмонд и Пауэлл строят свою типологию в зависимости от структурной дифференциации и секуляризации — от примитивных политических систем до современных демократических, авторитарных и тоталитарных. У Файнера можно найти еще одну интересную попытку классификации (Finer S.E. Comparative Government. New York, 1971. P. 44—51). У Блонделя сравнительный анализ построен на различении традиционных консервативных, либерально-демократических, коммунистических, популистских и авторитарных консервативных систем (Blondel J. Comparing Political Systems. New York, 1972). Растоу выделяет системы: 1) традиционные, 2) модернизирующиеся — персонально-харизматические, военные, однопартийные авторитарные, 3) современные демократические, тоталитарные и 4) системы, в которых отсутствует какое-либо управление (Rustow D. A World of Nations: Problems of Political Modernization. Washington, 1967). Предложенная Органским типология режимов (Organski A.F.K. The Stages of Political Development. New York, 1965) берет за основу стадию экономического развития, на которой они находятся, роль политики в этом процессе, а также тип элитных альянсов и классовых конфликтов. Среди прочих у него присутствуют «синкратические» режимы (от древнегреческого σ?ν — вместе, и κρ?τος — власть) в среднеразвитых странах, где промышленные и аграрные элиты достигли компромисса под давлением снизу. Аптер, много изучавший Африку, создал очень интересную и получившую широкое признание типологию политических систем на основе двух основных параметров: типа власти и типа ценностей, к которым конкретная система стремится (Apter D.E. The Politics of Modernization. Chicago, 1965). По первому признаку системы разделяются у него на иерархические (где центр контролирует все) и пирамидальные (системы с конституционным представительством), по второму — на преследующие консумматорные (сакральные) и инструментальные (секулярные) ценности. Соответственно, возникают два типа систем с иерархической властью: 1) мобилизационные системы (как в Китае) и 2) либо модернизирующиеся автократии, либо неомеркантилистские общества (примерами, соответственно, будут Марокко и кемализм в Турции); типы с пирамидальным распространением власти подразделяются на: 3) теократические или феодальные системы и 4) примирительные системы (reconciliation system). Мобилизационные и примирительные системы противопоставляются по степени принуждения/информирования, находящихся в обратных отношениях друг с другом. К сожалению, в силу сложности проблемы здесь не место разбирать, как Аптер применяет эти умозрительные типы при анализе конкретных политических систем и проблем модернизации.

[17] Banks A.S., Textor R.B. A Cross-Polity Survey. Cambridge, 1963.

[18] Dahl R.A. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1971. Р. 331—349.

[19] Rustow D. A World of Nations…

[20] В этом разделе я пользуюсь рейтингом стран по численности населения, валовому национальному продукту и темпам его роста, а также данными о количестве населения, живущего в условиях разных режимов в Европе, представленными в таблицах 5.1, 5.4 и 5.5 в: Taylor C.L., Hudson M.C. World Handbook of Political and Social Indicators. New Haven, 1972.

[21] Young W.B. Military Regimes Shape Africa’s Future. The Military: Key Force [неопубл.].

[22] Наши определения и разграничения, связанные с демократией, опираются на следующие основные источники: Sartori G. DemocraticTheory; Kelsen H. Vom Wesen und Wert der Democratie. Tübingen, 1929; Schumpeter J.A. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York, 1950; Dahl R.A. Op. cit. О вкладе Даля в теорию демократии или, как он сам теперь предпочитает ее называть, полиархии, см. критический обзор: Ware A. Polyarchy // European Journal of Political Research. 1974. Vol. 2. P. 179—199. Там идет речь о критических замечаниях, высказанных в связи с так называемой «элитистской теорией демократии» (cм., например: Bachrach P. The Theory of Democratic Elitism: A Critique. Boston, 1967). Поскольку эта критика касается в основном «демократизации» полиархий, а не их отличий от неполиархических систем, мы не станем углубляться в эти важные дискуссии. Наше понимание демократии мы более подробно изложили в контексте обсуждения пессимистического и в конечном счете неверного анализа Михельса (см.: Linz J.J. Michels e il suocontributo alla sociologia politica // Michels R. La sociologia del partitopolitico nella democrazia moderna. Bologna, 1966).

[23] Dahl R.A. Op. cit.

[24] Sartori G. Democratic Theory. P. 199—201.

[25] Самым спорным случаем является Мексика, где кандидат в президенты лишь в 1952 году получил меньше 75% голосов, а обычно получает свыше 90%. Лидеры оппозиции прекрасно понимают, что они обречены на поражение — будь то в борьбе за одно из 200 губернаторских мест или за одно из 282 сенаторских кресел. Единственная надежда оппозиционной партии (и это относительно новое явление) в том, чтобы добиться, в обмен на депутатское кресло или муниципальные административные позиции, признания их лидеров со стороны правительства — в форме контрактов, займов или услуг. Во многих случаях партии финансируются правительством и поддерживают правительственных кандидатов или заранее вступают с ними в борьбу, чтобы получить преференции для своих сторонников. «Таким образом они принимают участие в политической игре и в ритуале выборов», — как выразился один мексиканский политолог (см.: González Casanova P. Democracy in Mexico. New York, 1970). Другой пример критического анализа: Cosío Villegas D. El Sistema político mexicano: las posibilidades de cambio. Mexico City, 1972. Более ранняя работа, подчеркивающая олигархические характеристики режима: Brandenburg H.-C. HJ-Die Geschichte der HJ. Köln, 1968. Лучшая монография об авторитаристском процессе принятия политических решений в Мексике: Kaufman S.B. Decision-making in an Authoritarian Regime: The Politics of Profit-sharing in Mexico. PhD dissertation. Columbia University, 1970. Выборный процесс анализируется в: Taylor P.B. The Mexican Elections of 1958: Affirmation of Authoritarianism? // Western Political Quarterly. 1960. Vol. 13. P. 722—744. Тем не менее есть и другие интерпретации, указывающие на демократический потенциал — либо внутри партии, либо в долгосрочной перспективе: Scott R.E. Mexican Government in Transition. Urbana, 1964; Scott R.E. Mexico: The Established Revolution // Pye L.W., Verga S. (Eds.). Political Culture and Political Development. Princeton, 1965; Needler M. Politics and Society in Mexico. Albuquerque, 1971; Padgett V. The Mexican Political System. Boston, 1966; Ross S.R. (Ed.). Is the Mexican RevolutionDead? New York, 1966. Тот факт, что выборы не дают доступа к власти и что Partido Revolucionario Institucional занимает привилегированное положение, не означает полного отсутствия свободы выражения и создания ассоциаций. Ведущей оппозиционной партии, ее электорату и препятствиям, с которыми она сталкивается, посвящена работа: Marby D. Mexico's Acción Nacional: A Catholic Alternative to Revolution. Syracuse, 1973. P. 170—182. О разногласиях ученых по поводу природы политической системы в Мексике см.: Needleman C., Needleman M. WhoRules Mexico? A Critique of Some Current Views of the Mexican Political Process // Journal of Politics. 1969. Vol. 81. P. 1011—1084.

[26] Karpat K.H. Turkey's Politics: The Transition to a Multiparty System. Princeton, 1959; Weiker W.F. The Turkish Revolution: 1960—1961.Washington, 1963; Idem. Political Tutelage and Democracy in Turkey: The Free Party and Its Aftermath. Leiden, 1973.

[27] Sartori G. Dittatura // Enciclopedia del Diritto. Vol. 11. Milano, 1962.

[28] Schmitt C. Die Diktatur: Von den Anfängen des modern Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf. München, 1928.

[29] Sartori G. Dittatura. P. 416—419.

[30] Rossiter C. Constitutional Dictatorship: Crisis Government in the Modern Democracies. Princeton, 1948.

[31] Finer S.E. The Man on Horseback: The Role of the Military in Politics.New York, 1962.

[32] Hungtinton S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1968. P. 231—237.

[33] Gimbel J.H. The American Occupation of Germany: Politics and the Military, 1945—1949. Stanford, 1968; Montgomery J.D., Hirschman A.O. (Eds.). Public Policy. Vol. 17. 1968 (см. опубликованные в этом сборнике статьи Фридриха, Кригера и Меркля о правлении военных и реконструкции).

[34] Schmitt C. Die Diktatur….

[35] См.: Jänicke M. Op. cit.; Friedrich C.J. (Ed.). Totalitarianism: Proceedings of a Conference Held at the American Academy of Arts and Sciences, March 1953. Cambridge, 1954; Friedrich C.J., Brzezinsky Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. New York, 1965; Neumann S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War.New York, 1942; Aron R. Democracy and Totalitarianism. London, 1968; Buchheim H. Totalitarian Rule: Its Nature and Characteristics. Middletown, 1968; Schapiro L. Totalitarianism. New York, 1972; Seidel B., Jenkner S. (Hg.). Wege der Totalitarismus-Forschung. Darmstadt, 1968.

[36] Friedrich C.J. The Evolving Theory and Practice of Totalitarian Regimes// Friedrich C., Curtis M., Barber B. (Eds.). Totalitarianism in Perspective: Three Views. New York, 1969. P. 126.

[37] Brzezinski Z. Ideology and Power in Soviet Politics. New York, 1962.

[38] Neumann F. The Democratic and the Authoritarian State. Glencoe, 1957. P. 233—256.

[39] Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1966.

[40] Cocks P. The Rationalization of Party Control // Johnson C. (Ed.). Change in Communist Systems. Stanford, 1970.

[41] Joffe E. Party and Army-Professionalism and Political Control in the Chinese Officer Corps, 1949—1964. Cambridge, 1965; Idem. The Chinese Army under Lin Piao: Prelude to Political Intervention // Lindbeck J.M.H. (Ed.). China: Management of a Revolutionary Society. Seattle, 1971; Pollack J.D. The Study of Chinese Military Politics: Toward a Framework for Analysis // McArdle C. (Ed.). Political-Military Systems: Comparative Perspectives. Beverly Hills, 1974; Schurmann F. Ideology and Organization in Communist China. Berkley, 1968. P. 12—13; Gittings J. The Role of the Chinese Army.London, 1967.

[42] Domínguez J.I. The Civic Soldier in Cuba // McArdle C. (Ed.). Op. cit.; Dumont R. Cuba est-il socialiste? Paris, 1970.

[43] Об интеллектуальной и культурной жизни в Советском Союзе см.: Pipes R. (Ed.). The Russian Intelligentsia. New York, 1961; Swayze H. Political Control of Literature in the USSR, 1946—1959. Cambridge, 1962; Simmons E. The Writers // Skilling H.G., Griffiths F. (Eds.). Interest Groups in Soviet Politics. Princeton, 1971; Johnson P., Labedz L. (Eds.). Khrushchev and the Arts: The Politics of Soviet Culture, 1962—1964. Cambridge, 1965. Восточной Германии посвящена книга: Lange M.G. Wissenschaft im Totalitären Staat: Die Wissenschaft der Sowjetischen Besatzungszone auf dem Weg zum «Stalinismus». Stuttgart, 1955; коммунистическому Китаю: MacFarquhar R. The Hundred Flowers Campaign and the Chinese Intellectuals. New York, 1960; Chen S.H. Artificial Flowers During a Natural «Thaw» // Treadgold D.W. (Ed.). Soviet and Chinese Communism: Similarities and Differences.Seattle, 1967; случай Лысенко интересно разбирает Жорес Медведев: Medvedev Z. Rise and Fall of T.D. Lysenko. New York, 1969; нацистской Германии посвящены книги: Brenner H. Die Kunstpolitik des Nazionalsozialismus. Reinbek bei Hamburg, 1963; Mosse G.L. Nazi Culture: Intellectual, Cultural and Social Life in the Third Reich. New York, 1966; Wulf J. Literatur und Dichtung im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1963; Idem. Die Bildenden Künste im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Theater und Film Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1964; Strothmann D. Nazionalsocialistische Literaturpolitik. Bonn, 1963. Дальнейшая, очень поучительная библиография, касающаяся образования и сферы производства знания, представлена в: Tannenbaum E. The Fascist Experience: Italian Society and Culture, 1922—1945. New York, 1972. Теоретически не очень сильная работа, хотя представленные в ней иллюстрации прекрасно показывают разнородность и эклектичность официального итальянского искусства, что резко отличается от положения дел в Германии и еще раз ставит под вопрос тоталитарный характер итальянского фашизма: Silva U. Ideologia у Arte del Fascismo. Milano, 1973. Разница культурной политики при тоталитаризме и авторитаризме хорошо видна в исследовании интеллектуальной жизни франкистской Испании: Díaz E. Pensamiento español 1939—1973. Madrid, 1974.

[44] Об отношениях религии и государства в Советском Союзе см.: Curtis J.S. Church and State // Black C.E. (Ed.). The Transformation of Russian Society. Cambridge, 1960. Позднейшие изменения анализируются в: Bourdeaux M. Religious Ferment in Russia: Protestant Opposition to Soviet Religious Policy. New York, 1968; Idem. Patriarch and Prophets: Persecution of the Russian Orthodox Church Today. London, 1969. О коммунистическом Китае см.: Busch R.C. Religion in Communist China. Nashville, 1970; MacInnis D.E. Religious Policy and Practice in Communist China. New York, 1972; Welch H. Buddhism under Mao. Cambridge, 1972. Германии посвящены исследования: Conway J.S. The Nazi Persecution of the Churches, 1933—1945. New York, 1968; Zipfel F. Kirchenkampf in Deutschland. Berlin, 1965; Lewy G. The Catholic Church and Nazi Germany.New York, 1965; Buchheim H. Glaubenskrise im Dritten Reich: Drei Kapitel Nationalsozialistischer Religionspolitik. Stuttgart, 1953. Хорошо документированное региональное исследование: Baier H. Die Deutschen Christian Bayerns im Rahmen des bayerischen Kirchenfampfes. Nürenberg, 1968. Сравнить с Италией можно на материале: Webster R.A. The Cross and the Fasces: Christian Democracy and Fascism in Italy. Stanford, 1960.

[45] Уже в SA звания раздавали без учета армейских званий, до которых человек дослужился в военное время, см.: Gordon H.J. Hitler and the BeerHall Putsch. Princeton, 1972. Эта идеология прорыва сквозь все структуры общества нашла свое отражение в клятве SA: «Клянусь, что в каждом члене организации — невзирая на его классовое происхождение, профессию, богатство и собственность — я буду видеть только брата и настоящего товарища, с которым я буду связан и в радости, и в печали». Впоследствии это привело к тому, что высокопоставленный чиновник стал серьезно опасаться собственного дворника, занимающего в партии должность квартального (Blockwart).

[46] Здесь не место обсуждать сложную проблему взаимоотношений между политическими системами и внешней политикой. Разумеется, агрессивные действия, вмешательство во внутренние дела других стран, а также политический или экономический империализм не являются исключительными атрибутами какого-то одного режима. Но в то же время нельзя не согласиться с тем, что национал-социализм, его идеология и внутренняя динамика германского режима вели к агрессивной экспансии, войне и созданию гегемонистской системы эксплуатируемых и угнетенных стран и зависимых стран-сателлитов. В этой политике есть чисто нацистские элементы, особенно в том, что касается расистской концепции — ее не следует путать с идеями, восходящими к немецкому национализму (восстановление полного суверенитета после Версаля, аншлюс, аннексия приграничных территорий соседних государств с преимущественно немецким населением), и к политике обеспечения экономического господства Центральной Европы (Mitteleuropa). См.: Bracher K.D. The GermanDictatorship. New York, 1970. P. 287—329, 400—408 и библиографию на р. 520—523; Jacobsen H.-A. Nationalsozialistische Aussenpolitik 1933—1938. Frankfurt a.M., 1968; Hillgruber A. Kontinuität und Diskontinuität in der deutschen Aussenpolitik von Bismarch bis Hitler. Düsseldorf, 1971; Hildebrand K. The Foreign Policy of the Third Reich. London, 1973. Отношения между Гитлером и Муссолини прекрасно проанализированы в: Deakin F.W. The Brutal Friendship: Mussolini, Hitler and the Fall of Italian Fascism. Garden City, 1966; Wiskemann E. The Rome-Berlin Axis. London, 1966. Несомненно, фашистская Италия тоже проводила политику экспансии в Адриатике и Африке, однако, если абстрагироваться от чисто риторических заявлений, легко показать, что этот экспансионизм лежал целиком в русле еще дофашистского итальянского империализма. Обостренный национализм характерен для всех фашистских движений, но для них столь же характерны интернационализм, антипацифизм, одержимость военным величием, ирредентизм и часто даже паннационализм, которые противопоставляют идеологии левых и центристских демократических партий, даже когда некоторые из этих партий не оказывают никакого сопротивления колониализму, курс на рост национальной мощи и упор на политику престижа.

Вопрос о внешней политике коммунистических государств сталкивается с той же проблемой отделения национальных интересов СССР (унаследованных от Российской империи) от интересов, порожденных динамикой режима (главным образом опытом гражданской войны, иностранной интервенции, изоляции и блокады), и, наконец, от интересов, исходящих из соображений международной революционной солидарности и соответствующих продиктованному идеологией пониманию международного положения. Разные точки зрения на эту проблему см. в: Hoffmann E.P., Fleron F.J. (Eds.). The Conduct of Soviet Foreign Policy. Chicago, 1971. Part 3; а также в: Shulman M.D. Stalin’s Foreign Policy Reappraised. New York, 1969; Ulam A.B. Expansion and Coexistence: The History of Soviet Foreign Policy from 1917—1967. New York, 1968. Литература по советско-китайскому конфликту (Zagoria D.S. The Sino-Soviet Conflict 1956—1961. New York, 1969) демонстрирует сложное переплетение национальных интересов и политических трений. Вполне ожидаемо, работы, касающиеся коммунистических стран Восточной Европы (Seton-Watson H. Eastern Europe between the Wars 1918—1941.New York, 1967; Ionescu G. The Politics of the European Communist States.New York, 1967; Brzezinski Z. The Soviet Block. Cambridge, 1960), демонстрируют неотделимость формирования внешней и внутренней политики от советской гегемонии. В силу связей восточноевропейских коммунистических партий с КПСС, особенно когда Советский Союз был образцом социалистического государства, то есть в сталинскую эпоху, было невозможно отделить политику мирового революционного движения от политической линии единственной страны, где у власти находилась коммунистическая партия. Полицентризм очевидным образом поменял и усложнил эту ситуацию. Фашистские партии при всем их сходстве, взаимном влиянии и подражании друг другу никогда не связывала общая дисциплина, как это было в случае коммунистов. Идеологически связанные партии, не принимающие в расчет инстанции, от которых они зависят более прямым образом, несомненно, являются важным фактором внешней политики для опирающихся на массовые движения режимов. Режимы, обязанные считаться со свободной публичной критикой и открытым несогласием, не могут позволить себе тот же стиль и тот же тип международных политических реакций, что и режимы, подобным ограничением не обремененные. Тем не менее было бы ошибкой выводить внешнюю политику любого режима из идеологических убеждений, как наглядно показал пакт между Сталиным и Гитлером или отношения между США и коммунистическим Китаем, однако принимать их во внимание при анализе долгосрочных внешнеполитических стратегий вполне разумно. Связанная с этим тема, которой почти не уделяется внимания (и, пожалуй, зря), — это связь между внешнеполитическими кризисами и проблемами или полным упадком демократических режимов, особенно в случае подъема фашизма, но так же и при повороте к авторитаризму в странах «третьего мира». Упускается также и связь между готовностью к войне, а именно — тотальной войне, и разворотом к тоталитаризму.

[47] Neuman S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War. New York, 1942.

[48] Проблема преемственности лидеров в недемократических конституционных режимах всегда рассматривалась как одна из их слабостей по сравнению с наследственными монархиями и парламентскими или президентскими демократиями (Rustow D.A. Succession in the Twentieth Century // Journal of International Affairs. 1964. Vol. 18. P. 104—113). На обсуждение этого вопроса серьезно повлияла последовавшая за смертью Ленина борьба за власть, а также личный характер власти и пожизненное руководство во многих однопартийных режимах. Уже в 1933 году Роберто Фариначчи в письме к Муссолини отмечал, что вопрос передачи власти от единственного в своем роде лидера, в окружении которого никакие другие лидеры возникнуть просто не могли, станет огромной проблемой для такого типа режимов (Aquarone A. L’organizzazione dello Stato totalitario. Torino, 1965. P. 173—175). По сути, считалось, что в отсутствие прямого наследника ожидать мирной передачи власти попросту не приходится и что можно институализировать действенный и законный метод смены пожизненных лидеров или ограничить их срок пребывания у власти. История не дала нам возможности проследить, как передают власть основатели фашистских режимов, а долголетие других основателей тоталитарных государств оставляет нам лишь возможности для спекуляций о будущем их режимов. При всех сопровождавших его конфликтах, приход к власти Хрущева (Swearer H.R., Rush M. The Politics of Succession in the U.S.S.R.: Materials on Khrushchev’s Rise to Leadership. Boston, 1964; Rush M. PoliticalSuccession in the USSR. New York, 1968) показал, что передача власти не обязательно приводит к краху системы и даже не сопровождается дополнительными чистками или новым периодом террора. Проблемы, связанные с передачей власти после смерти Мао, описаны в: Robinson T.W. Political Succession in China // World Politics. 1974. Vol. 27. P. 1—38. Тем не менее относительно институализированная передача власти от Хрущева, Хо Ши Мина, Насера или Салазара показывает, что институции в таких режимах способны справляться с этой проблемой лучше, чем предполагалось в политической науке. Еще более заметной является тенденция новых авторитарных режимов (как например в случае военной диктатуры в Бразилии) предотвращать появление вождей и ограничивать пребывание у власти определенным сроком. Предстоящий в недалеком будущем уход целого ряда основателей авторитарных режимов наверняка даст нам материал для сравнительного анализа в связи с этой проблемой.

[49] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Rokkan S. (Eds.). Mass Politics: Studies in Political Sociology. New York, 1970. P. 255.

[50] Ibid; Linz J.J. From Falange to Movimiento-Organización: The Spanish Single Party and the Franco Regime 1936—1968 // Hungtinton S.P., Moore C.H. (Eds.). Op. cit.; Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain // Dahl R.A. (Ed.). Regimes and Oppositions. New Haven, 1973; Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil // Stepan A. (Ed.). Authoritarian Brazil: Origins, Policies, and Future. New Haven, 1973.

[51] Hermet G. Les fonctions politiques des organisations religieuses dans les régimes à pluralisme limité // Revue Française de Science Politique. 1973. Vol. 23. P. 439—472.

[52] Foltz W.J. From French West Africa to the Mali Federation. New Haven, 1965.

[53] Geiger T. Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. Stuttgart, 1932.

[54] Lamounier B. Ideologia ens regimes autoritários: uma crítica a Juan J. Linz // Estudos Cebrap. Vol. 7. Sãn Paulo, 1974. P. 69—92.

[55] Kaufman S.B. Op. cit.

[56] Aquarone A. Op. cit. P. 302.

[57] Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain.

[58] Hermet G. Op. cit.

[59] Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil.

ИЗМЕНЕНИЕ КЛИМАТА: ПОД УГРОЗОЙ МИЛЛИОНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЖИЗНЕЙ

Климат, к сожалению, продолжает меняться. Это подтверждают не только ученые, но и трагические события в Японии, европейских странах и Калифорнии.

Население не желает страдать и настаивает на переменах. Люди по всему миру обращаются к политикам с призывами не игнорировать экологическую проблему и начать делать шаги к её решению. Последние тридцать лет политические деятели не обращали внимание на неё по той причине, что существуют компании, которые зарабатывают на добыче топлива. Но сегодня уже нельзя не придавать значение изменению климата на Земле.

В американском штате Калифорния нередко возникают возгорания лесов, с 2012 года она испытывает серьезную засуху. Пожар «Карр», который был совсем недавно, продемонстрировал настоящие угрозы, обусловленные изменением климата нашей планеты.

Европа также охвачена пожарами: таежные леса продолжают гибнуть от огня. В северном полушарии в начале лета зафиксировали периоды аномально высоких температур.

Катастрофы происходят и в Японии. В июле более двухсот человек погибло вследствие масштабных наводнений, после этого наступила экстремальная жара и по государству ударил тайфун.

Шестилетний японец не выдержал жары и скончался, пожар в Греции убил девятилетних близнецов, работник пожарной охраны погиб в процессе тушения пожара, который возник в Калифорнии – результат погодных изменений.

Нельзя не отметить гибель деревьев, считавшихся долгожителями, и стремительное таяние антарктических ледников. Специалисты заявляют, что глобальная температура повысится на три градуса.

Одной из причин глобального потепления являются выбросы парниковых газов. Человечеству необходимо отказаться от добычи угля, нефти и газа и прибегнуть к возобновляемым источникам энергии.

Иран является четвертым крупным производителем инжира в мире

Официальный представитель министерства сельскохозяйственного развития Ирана заявил, что Иран является четвертым крупным производителем инжира в мире.

Генеральный директор Департамента тропических и субтропических фруктов Министерства сельскохозяйственного развития Ирана Масуд Латифиан заявил во вторник, что Иран ежегодно производит около 80 000 тонн инжира и занимает четвертое место в мире по его производству, сообщает Mehr News.

Далее он рассказал, что Турция, ежегодно производящая около 255 000 тонн инжира, занимает первое место в этом отношении, добавив, что в общей сложности около 1 миллиона тонн этого фрукта собирают в год по всему миру.

Как сообщает сайт World Atlas, Египет и Марокко являются вторыми и третьими крупными производителями инжира, в то время как Алжир, Греция, Сирия, США и Испания стоят ниже Ирана в этом рейтинге.

На заседании научно-технического совета Росавтодора под председательством заместителя главы ведомства Игоря Астахова эксперты дорожной отрасли обсудили проектные предложения нового Предварительного национального стандарта (ПНСТ) «Автомобильные дороги общего пользования. Функциональная классификация автомобильных дорог».

В мероприятии приняли участие представители Минтранса РФ, Федерального дорожного агентства, Союза проектных организаций «РОДОС», ФГБУ ВО «МАДИ», АО «Институт «Стройпроект»», ООО «НПФ РУСАВТОДОР», а также постоянные члены совета.

Проект нового нацстандарта должен впервые устанавливать в России требования к функциональной классификации дорог, гармонизировав их, в том числе, с требованиями технического регламента Таможенного союза «Безопасность автомобильных дорог» ТР ТС 014/2011. Стандарт будет распространяться на все автомобильные дороги общего пользования.

Такое разделение позволит создавать наиболее эффективные дорожные сети, при этом повышая безопасность движения за счет формирования более однородных транспортных потоков.

Весьма существенным и актуальным преимуществом введения функциональной классификации автомобильных дорог является резкое снижение количества ДТП. Согласно зарубежному опыту введение функциональной классификации вместе с другими мероприятиями по повышению безопасности дорожного движения позволит снизить количество происшествий в среднем на 20-25%.

Кроме того, стоит отметить, что себестоимость автомобильных перевозок в условиях движения более однородного и стабильного транспортного потока по экспертной оценке снизится на 3-5%.

При этом стоимость строительства и эксплуатации автодорог за счет дифференцированного подхода к назначению основных параметров с учетом характера и условий движения снизится в среднем на 7- 10 %.

По результатам совещания Научно-технического совета Росавтодора в проект ПНСТ «Автомобильные дороги общего пользования. Функциональная классификация автомобильных дорог» был предложен ряд дополнительных замечаний и предложений, которые должны быть учтены разработчиками. В дальнейшем работа по принятию данного предварительного национального стандарта будет продолжена.

Два греческих музея номинированы на Museums in Short 2018

Видеофильмы двух греческих музеев - Диахронического музея Ларисы и Археологического музея Китиры - находятся в числе 12 финалистов премии MuseumsinShort 2018.

В этом году в конкурсе приняли участие в общей сложности 49 музеев из 20 европейских городов. Фильмы двух греческих музеев были отобраны в шорт-лист вместе с ещё десятью фильмами музеев Дании, Нидерландов, Испании, Словении, Литвы, Италии, Франции, Боснии и Герцеговины и Швеции.

Победители премии и фильм, который получит приз зрительских симпатий, будут объявлены на церемонии награждения в Пиране, Словения, 31 августа.

Электронное голосование начнется через несколько дней на сайте Museums in Short 2018 http://www.museumsinshort.eu. Фильмы всех 12 финалистов, которые были отобраны членами жюри, можно увидеть на странице Museum in Short в Facebook.

Видео Диахронического музея Ларисы озаглавлено «Tracing the footsteps of human society» и Археологического музея Китиры - «I am the Leon of Kythera».

Суд города Эдирне на северо-западе Турции освободил двоих греческих солдат, задержанных в марте за незаконный переход границы, сообщает телеканал NTV во вторник.

Отмечается, что греческие военные отпущены без права покидать пределы Турции, суд над ними будет продолжен, сообщает телеканал.

Ранее в министерстве национальной обороны Греции сообщили РИА Новости, что турецкие военные задержали двух греческих военнослужащих, которые во время патрулирования границы в условиях очень плохой погоды случайно оказались на турецкой территории.

По сообщениям турецких СМИ, лейтенант и старшина греческой армии были задержаны с оружием в районе Пазаркуле и доставлены в расположение командования сил жандармерии Турции в Эдирне.

Как сообщили РИА Новости в министерстве национальной обороны Греции, в Афинах ожидали, что турки в течение суток выдадут задержанных. Однако после проведения соответствующих процедур греческих военных отправили в прокуратуру, а оттуда — в суд, который по требованию прокуратуры арестовал задержанных, обвинив их в шпионаже и незаконном проникновении в закрытую военную зону.

Алёна Палажченко.

КЛИМАТИЧЕСКИЙ КРИЗИС УГРОЖАЕТ ЗЕМЛЕ

Почему в Северном полушарии начинается жаркий апокалипсис?

ВОЗДУШНЫЙ ПОТОК ИСПЫТЫВАЕТ ЛЮДЕЙ

Эксперты отмечают странное поведение воздушных потоков, определяющих погоду в Северном полушарии. В течение нескольких недель наблюдался резкий изгиб этого потока. Климатолог Джефф Мастерс говорит, что это позволяло теплу оставаться на одном месте в трех регионах - Европе, Японии и США.

Тот же самый воздушный поток вызвал горячую волну в 2003 году, печальное русское лето 2010 года, когда жара и пожары унесли несчитаное число жизней, тогда как в Западной Европе царила вполне нормальная погода.

Он устроил засуху в 2011 году в Техасе и Оклахоме, обширные лесные пожары в Канаде в 2016-м. Но ученые так и не пришли к единому мнению, что является причиной этих почти ежегодных причуд.

В ученой среде вновь разгорается спор. У сторонников теории глобального потепления и парникового эффекта одним из главных доводов стали пожары в Греции и США. В Америке в этом году огонь прошел по территории в 4 с лишним миллиона гектаров, что на 14 процентов выше среднего показателя за последние 10 лет. А вот в средней полосе России лето остается все таким же коротким, и, как печально сообщили синоптики, с началом августа оно начнет угасать.

В калифорнийском огне погибли пять человек, среди них два пожарных, 37 тысяч жителей были эвакуированы. Пожар на границе с Орегоном охватил 127 кв. миль, грозя перекинуться на густонаселенные районы. В ряде мест он превратился в настоящий торнадо высотой в 100 с лишним метров.

Однако в прошлом году площадь пожаров в Калифорнии была почти в пять раз больше, в них погибли 46 человек. Стоит отметить, что именно прошлый год, а не нынешний был самым жарким в Калифорнии, где засуха длится уже пять лет.

И в Шведской Лапландии тоже начались пожары, самый крупный охватил площадь в 900 футбольных полей. Возгорания здесь случались и прежде, но нынешняя засуха способствовала их разрастанию. «Невероятное лето, - жалуются шведские пожарные. - За два месяца почти не было дождей при непривычной для нас температуре 30 градусов».

Спутниковая съемка указала на мощные пожары в сибирской тайге, дым от них доходил до Северного полюса, Гренландии и Канады. Заполыхала и лесистая Норвегия.

В Японии особо заметных пожаров не наблюдалось, но и здесь, когда температура достигла 41 градуса, была объявлена природная катастрофа.

ЗАПАДНЯ ДЛЯ КУРОРТНИКОВ

Греческий самострой приобрел еще большие масштабы, чем в Сочи. В этот раз больше всего пострадал курортный поселок Мати: в плотной хаотичной застройке не предусмотрели путей подъезда для пожарных машин, не было системы оповещения о пожаре, не принималось никаких мер для защиты жилых районов, окруженных готовым вспыхнуть, как порох, лесом.

На место трагедии повиниться перед народом примчался премьер-министр Греции Алексис Ципрас, но его соболезнования не приняли. Люди обозлились на власть.

Погибли более 90 человек, 25 считаются пропавшими. Однако жертв могло быть и больше, если учесть, что на этом курортном пятачке проживали более 20 тысяч. Многих спасло море, в котором они пережидали, пока затихнет огненный вихрь.

Огонь прошел пять километров за 90 минут. Спасатели уверяют, что такая скорость распространения огня не позволила им развернуть эвакуацию. Сейчас греческие власти сваливают трагедию на поджигателей и глобальное потепление, так им проще оправдываться.

Летняя жара и возгорания растительности в Греции явление обычное. Летом часто можно увидеть, что окрестности Афин затянуты дымкой пожаров, в городе кое-где попахивает дымком.

Десять лет назад под Афинами происходило то же самое, дым пожара заволакивал столицу. Разница лишь в том, что в стране при нынешнем разгильдяйстве правительства Ципраса стало больше беспорядка и никто не предупредил людей о подступающем огне, не вывел их из опасной зоны. К берегу вовремя не подошли суда, чтобы подобрать спасавшихся в воде курортников.

Теперь сезона пожаров ожидают на Иберийском полуострове, где предвидят 45-градусную температуру. Вместе с ней придет и пыль из африканских пустынь. А в Цюрихе на полицейских собак впервые надели специальную обувь, чтобы животные не обожгли лапы на раскаленных тротуарах города.

МИФ О ПРИШЕСТВИИ «ВЕЛИКОГО ЗНОЯ»

Начали распространяться панические прогнозы, что в мире уже разразилась климатическая катастрофа и многие регионы Европы превратятся в выжженную солнцем пустыню, и это, мол, из-за того, что люди не борются с выбросами углекислого газа. Однако историки климата советуют не нервничать и напоминают, что бывали дни и пожарче.

Сейчас в Калифорнию вновь пришли высокие показатели жары, однако истории о температуре, якобы достигавшей в Лос-Анджелесе 47 градусов, были основаны на ложных данных. Оказывается, погодные станции, фиксировавшие эти рекорды, были расположены в городских зонах, где температурные показатели искажаются жаром, исходящим от расплавленного асфальта, и горячими выхлопами моторов.

Так, в аэропорту Бюрбанка станция испытывала на себя волны жара, исторгавшегося авиационными моторами. Климатологи считают, что станции нельзя располагать в столь горячих точках, где на них воздействуют факторы, не связанные с метеорологией.

Пересуды о рекордной жаре в Великобритании и других европейских странах тоже не соответствуют действительности. Как бы ни жаловались британцы на небывалую по их восприятию жару, нынешний июнь занял лишь 18-е место среди самых жарких за 350-летнюю историю метеонаблюдений, а самое теплое лето наблюдалось в Лондоне в 1846 году, когда не существовало удушливой подземки.

В 1976 году сухой воздух, нагревавшийся до 42 градусов, висел над Великобританией в течение почти всех трех летних месяцев. Первый дождь тогда прошел только в конце августа. Примерно то же самое повторилось в 2003 году.

Синоптики пояснили, что это происходит из-за формирования устойчивой зоны высокого давления, засасывающей воздушные потоки из Сахары, вот почему сейчас лондонцы обнаруживают на своих автомобилях осевшую на них песчаную пыль.

Дело в том, что в Великобритании стремительно ветшает инфраструктура. Примером тому служит древнее лондонское метро. На главной центральной линии подземки до сих пор ходят поезда без систем кондиционирования, и в них было жарко, как в аду, температура приблизилась к 36 градусам, люди ловили ртом перегретый воздух и теряли сознание. Как отметила «Дейли мейл», в таких условиях, когда температура переваливает через 30-градусную отметку, запрещено провозить даже крупный рогатый скот, овец и свиней.

Лондонцам обещали запустить на центральной линии кондиционированные составы только после 2030 года. Ради новых авианосцев для флота Ее Величества народу придется подождать. Британцы также обнаружили, что у них плавится асфальтовое покрытие, чего не происходит, например, в Катаре или Саудовской Аравии с их запредельной жарой.

На четыре часа стали задерживаться поезда, следующие через Евротуннель. А устремившиеся к морю британцы столкнулись с новой напастью. Совсем рядом с берегом плавали занесенные из дальних мест экзотические особо убойные медузы, ожог которых гарантирует попадание в госпиталь.

Таких монстров здесь раньше не наблюдали. Пришлось купаться в одежде. А рядом с ними плавали тысячи обычных медуз, казалось, море забито ими до дна.

В США НЕ ХВАТАЕТ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА

Северо-Американская электрическая корпорация была вынуждена еще в мае предупредить, что летом из-за повышенного энергопотребления Калифорния столкнется со значительным риском нехватки электроснабжения. Так и случилось: потребность в энергии даже при максимальном включении всех ресурсов превзошла генерирующие мощности на 5 тысяч мегаватт.

Гражданам и частному бизнесу рекомендовали уменьшить потребление электричества. В начале июля десятки тысяч калифорнийцев остались без электроэнергии, отключились кондиционеры, и люди оказались один на один с убийственной жарой.

Жителям солнечного штата советуют отключать все лишние электроприборы. Тем временем власти признали, что не могут совладать с огнем, распространяющимся во всех направлениях.

Николай Иванов

«Золотая виза» Греции – самая популярная в Европе

За первую половину 2018 года вид на жительство в Греции через инвестиции получили 2968 заявителей. Таким образом, греческая программа по предоставлению "золотых виз" становится самой популярной в Старом Свете.

Об этом сообщили корреспонденту Prian.ru в компании Henley&Partners со ссылкой на правительственное агентство по привлечению инвестиций Enterprise Greece.

С момента открытия программы в конце 2013 года Греция выдала 8 367 «золотых виз» основным заявителям и 12 089 их членам семьи, то есть вид на жительство (ВНЖ) получили 20 456 человек. Это на 6 000 больше, чем в Португалии.

Большинство участников программы (47%) – граждане Китая. Россияне составляют 14,5% от всех заявителей, украинцы – 2,8%. Самый популярный район для покупки недвижимости среди участников программы – Афины.

Программа Греции – одна из самых быстрых и недорогих европейских программ, позволяющая иностранным гражданам оформить разрешение на проживание в стране через покупку недвижимости. ВНЖ Греции позволяет свободно перемещаться по всем странам Шенгенской зоны. Требований к минимальному сроку проживания в стране для получения или продления ВНЖ нет.

Ирина Симонян, директор по маркетингу Henley & Partners Russia & CIS: «Наши соотечественники традиционно покупают недвижимость на севере материковой Греции в историко-религиозном регионе Халкидики. Столица Греции, Афины также набирает популярность – это пока еще недооцененный, но очень перспективный и динамичный рынок. Те, кто ищет что-то новое и более уединенное, выбирают Крит, виллы или новые большие застройки».

Салоники - Почётный гость «Европейских дней культуры»

Салоники стали почётным городом «Европейских дней культуры-2018» - серии мероприятий, которые организует каждое лето в Берлине Музей европейской культуры (MEK).

Выставки, лекции, открытые дискуссии, семинары и другие мероприятия позволят общественности «открыть» Салоники, в то время как один из главных инициаторов посвящения, Hellas Filmbox Berlin, организует программу кинопоказов, которые продолжатся с 9 августа по 9 сентября и будут сопровождаться лекциями и обсуждениями с общественностью.

Программа - дань уважения греческому городу - названа «Салоники, грани одного города». В рамках дискуссий будут подняты разнообразные вопросы, в том числе, как местное сообщество переживает продолжающийся кризис, и как художественное творчество воспринимает непростую реальность. В то же время одним из центральных событий станет фотовыставка «Looking at time through moments: photographs 1900-2017» под редакцией директора Музея фотографии Салоник Ираклиса Папаиоанну.

Открытие серии мероприятий в честь Салоник состоялось накануне в MEK в присутствии генерального директора Staatliche Museen zu Berlin Кристины Хаак, посла Греции в Германии Теодороса Даскаролиса, директора Европейского музея культуры Элизабет Титмайер и куратора Ираклиса Папаиоанну.

ВИРУС ЗАПАДНОГО НИЛА БЫСТРО РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ ПО ЕВРОПЕ

Медики не могут остановить распространение опаснейшего заболевания.

В Греции два человека скончались и 12 были помещены в госпиталь с тяжелыми симптомами вируса Западного Нила. У них фиксируются серьезные поражения центральной нервной системы. Четверо переведены в отделения интенсивной терапии. С 27 июля по 3 августа в Европе зафиксированы 55 вспышек этого смертельно опасного заболевания.

Вирус Западного Нила очень коварен, 80 процентов инфицированных им не проявляют никаких симптомов, но болезнь может развиться в лихорадку Западного Нила, вызвать энцефалит, менингит и паралич.

При обострении болезни люди испытывают головную боль, сильную лихорадку, ступор, потерю ориентации, мышечную слабость, конвульсии и впадают в кому.

Наибольшему риску подвергаются те, кому за 50 лет. Переносчиками болезни являются москиты. В августе от вируса умер 79-летний житель итальянской Вероны. В регионе Венето это заболевание было выявлено у 19 человек.

В городке Фоссальта ди Пиаве мэр распорядился провести полную дезинфекцию, когда вирусом Западного Нила заболела 53-летняя женщина, обратившаяся к врачу с жалобой на головную боль и сыпь по всему телу. В Италии резко вырос спрос на средства от комаров. Вирус уже добрался до Венгрии, Румынии и Сербии.

К настоящему времени против этого недуга нет вакцины, больных лечат внутривенными вливаниями, поддержкой дыхания и процедурами, предотвращающими осложнения.

Николай Иванов

Граница снова на замке

Александр Киденис

У российского среднего класса нет денег на отдых за рубежом. А тех, у кого есть – силовиков – туда не пускают

В Москве объявил о банкротстве один из старейших туроператоров — «Натали турс». Причина — спад покупательского спроса.

По той же причине в разгар летнего сезона с рынка ушли туристические компании DSBW-Tours, «Матрешка тур», «Аврора БГ», «Интрэвел Столешники» и «Радуга Трэвел». Все они поверили заверениям властей, что экономический кризис позади, инфляция упала, а доходы населения начали расти. Но покупатели не пришли.

Это плохой показатель — свидетельство финансового кризиса среднего класса, который составляет львиную долю россиян, выезжающих на отдых за границу. Еще в начале сезона пресса писала об удручающих перспективах наступающего лета и выездного туризма. «У 70-80% россиян ежемесячные расходы состоят из коммунальных платежей, обслуживания старых кредитов (включая ипотечные и автокредиты), а также из покупок продовольствия и медикаментов, — отмечал инвестиционный аналитик Global FX Владимир Рожанковский. — После этих обязательных расходов у людей просто не остается свободных средств, в том числе на отдых».

Средства есть у военных и силовиков, которым в последние годы власти заметно повысили денежное содержание. Но пару лет назад людям в погонах запретили выезжать за рубеж без разрешения отцов-командиров, и они выбыли из числа клиентов туристических фирм, предлагающих заграничные пляжи. Чему очень рады владельцы отечественных элитных курортов.

А гражданский средний класс попросту сдувается. По данным опроса Национального агентства финансового исследования (НАФИ), сегодня к этой категории себя относят 19% респондентов, в то время как годом ранее этот показатель составлял 25%. Оценки Института социального анализа Российской академии народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС) еще негативнее: доля среднего класса за год сократилась с 20% до 15%. И Росстат подтверждает: в 2017 году уровень бедности повысился в 44 регионах, а понизился лишь в 22. В общем, народу не до заграничных вояжей.

Оптимистично настроенные россияне пытались в нынешнем году сохранить прежний отпускной статус за счет кредитов и покупки зарубежных туров на этапе ранних бронирований (в этот период на пакет предоставляется скидка в 30%). В итоге весной в банке «Хоум Кредит» объем выданных кредитов увеличился почти на 30%, в ОТП-банке рост объема кредитов по 75-80 тыс рублей (цена дешевой недельной путевки на двоих) составил 60%.

Ликовали и туроператоры: вместо традиционных 35-40% летних туров они реализовали аж половину и рассчитывали на рост продаж в течение всего сезона. А продажи остановились в середине июля и уже пошли на спад. По словам представителя OnlineTur.ru Игоря Блинова, сейчас туры по пяти наиболее популярным направлениям (Турция, Кипр, Греция, Тунис, Таиланд) продаются на 30% хуже, чем годом ранее. «Это во многом связано с падением платежеспособного спроса»,— объясняет он. А то мы без него не знали...

Не помогают серьезные скидки, на которые идут туристические компании для стимулирования спроса. По словам Игоря Блинова, на рынке сложилась парадоксальная ситуация, когда купленные сейчас пакеты иногда оказываются дешевле тех, что были приобретены по программе раннего бронирования.

А тем временем в Москву пришла жара. И я давно не видел таких длинных автомобильных пробок на загородных шоссе по пятницам и воскресеньям, когда люди радостно сбегают из столицы на природу и горестно возвращаются в асфальтовые джунгли. А уехать куда-нибудь подальше и на подольше нет денег.

Нет их и на более душевные траты. Как утверждает экс-председатель синодального отдела по взаимодействию церкви и общества Московского патриархата Всеволод Чаплин, весьма заметно сократились доходы храмов от пожертвований. «Я, конечно, глобальными расчетами не занимался, но знаю, что многие рестораны и магазины в центре Москвы почти лишились клиентуры, а их владельцы ждут осени, чтобы окончательно решать — закрываться или нет. Чемпионат мира по футболу помог не очень сильно.

Средний класс стремительно нищает — об этом говорят многие. На том, сколько люди жертвуют в храмы, это тоже отражается», — пишет священнослужитель на своей странице в Фейсбуке.

Да, похоже, многим сейчас приходится спускаться с небес на грешную землю...

Россия > Миграция, виза, туризм > trud.ru, 10 августа 2018 > № 2845327 Александр Киденис

Разрушение демократии: как неолиберализм преобразовывает государство и субъекта

Венди Браун

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Перевод с английского Софьи Лосевой

Венди Браун (р. 1955) — политолог, профессор Калифорнийского университета (Беркли, США).

[стр. 99—129 бумажной версии номера]

Моя работа представляет собой теоретическое рассуждение о тех способах, которыми неолиберализм — особый тип рациональности, определяющий структуру всех аспектов существования в экономических терминах, — исподволь разрушает базовые элементы демократии [1]. Среди этих элементов: словари описания, принципы справедливости, политические культуры, модели гражданственности, практики власти и, главным образом, демократическое воображаемое. Мой тезис состоит не просто в том, что рынки и деньги искажают и разрушают демократию, что политические институты и решения все больше подавляются финансами и корпоративным капиталом или что демократию вытесняет плутократия — власть богатых для богатых. Я утверждаю, что неолиберальная рациональность, ныне повсеместная в государственном управлении и на рабочих местах, в юриспруденции, образовании, культуре и широком поле повседневной деятельности, преобразует отчетливо политические характер, смысл и действие фундаментальных элементов демократии в экономические. Либерально-демократические институты, практики и модели могут не пережить такого преобразования. То же самое касается и радикальных демократических устремлений. Таким образом, я описываю тревожное современное состояние дел и возможное бесплодие будущих демократических проектов, содержащихся в нынешнем проблемном настоящем. Институты и принципы, направленные на сохранение демократии, культурная среда, необходимая для ее взращивания, энергии, призванные наполнять ее жизнью, и граждане, практикующие ее, заботящиеся о ней и стремящиеся к ней, — все они оказываются под угрозой неолиберальной «экономизации» политической жизни и других, до сих пор не экономических, сфер и видов деятельности.

Какова связь между неолиберальным выхолащиванием современной либеральной демократии и той опасностью, которую оно несет более радикальному демократическому воображаемому? Либерально-демократические практики и институты почти никогда не оправдывают возложенных на них надежд, а иногда и жестоко обманывают их, но при этом либерально-демократические принципы придерживаются идеалов всеобщей свободы и равенства, политической власти народа в интересах народа и настаивают на этих идеалах. Большинство других вариантов демократии также разделяют эти идеалы, но понимают их иначе и часто пытаются воплотить их более явно, чем это позволяют сделать либеральные формализм, приватизм, индивидуализм и относительная удовлетворенность капитализмом. Однако, если, как я предполагаю, неолиберальная рациональность исключает эти идеалы и стремления из ныне существующих либеральных демократий, на какой почве могут развиться более амбициозные демократические проекты? Как стремление к лучшей, большей демократии сможет вспыхнуть на пожарище ее буржуазной формы? Как смогут народы стремиться к демократии и добиваться демократических свершений в отсутствие даже ее сомнительного либерально-демократического воплощения? И что в субъектах и субъективностях, лишенных демократического духа, будет способно помыслить такой политический строй, если мысль о нем не является ни врожденной, ни заданной существующими историческими условиями? Эти вопросы напоминают нам, что вопрос, какие народы и культуры будут стремиться к демократии или строить ее, далекий от того, чтобы относиться исключительно к незападному миру, представляет критическую важность для современного Запада. Демократия может быть разрушена, выхолощена изнутри, а не только явным образом побеждена своими противниками. А стремление к демократии не является ни изначально данным, ни неуязвимым; в самом деле, даже теоретики демократии, такие, как Руссо и Милль, признают сложность созидания демократического духа на материале европейской модерности[2].

***

Любое усилие по теоретизации отношений демократии и неолиберализма сталкивается с проблемой неопределенности и многозначности обоих терминов. «Демократия» — одно из наиболее спорных и неустойчивых понятий в нашем политическом словаре. В общественном воображаемом «демократия» может означать что угодно — от свободных выборов до свободных рынков, от протестов против диктаторов до закона и порядка, от непреложности прав до стабильности государств, от претворения в жизнь мнения большинства до защиты индивидуальности и понимания возможной ошибочности воли толпы. Для некоторых демократия — жемчужина в короне Запада; для других — то, чего на Западе никогда по-настоящему не было, или лишь позолота на его имперском оружии. Но демократия существует в стольких обличьях — социальная, либеральная, радикальная, республиканская, представительная, авторитарная, прямая, партиципаторная, делиберативная, плебисцитарная, — что высказывания в ее адрес порой лежат в совершенно разных плоскостях. Политические исследователи-эмпирики стремятся стабилизировать значение этого термина с помощью количественных и качественных методов, которые политические теоретики оспаривают и ставят под сомнение. В политической теории представлен весь спектр настроений — от оптимизма до недовольства — по отношению к нынешнему засилью в «теории демократии» единственной формулировки (либеральной) и метода (аналитического).

Даже греческая этимология слова «демократия» предполагает двусмысленность и споры. Demos/kratia переводится как «народ властвует» или «власть народа». Но кем был «народ» древних Афин? Собственниками? Бедняками? Массами? Большинством? Это было предметом споров и в самих Афинах, поэтому для Платона демократия близка к анархии, в то время как для Аристотеля это власть бедных. В современной континентальной теории Джорджо Агамбен трактует вечную двусмысленность — «которая не может быть случайной» — понятия «народ» так, что оно относится одновременно и ко всему политическому телу, и к бедным[3]. Жак Рансьер возражает (на основании «Законов» Платона), что «народ» относится не к этим двум множествам, а к тем, кто не способен править, к «массам». Так, для Рансьера демократия — это всегда причастность людей, которые «ни в чем не имеют своей доли»[4]. Этьен Балибар усиливает мысль Рансьера, утверждая, что присущие демократии равенство и свобода «навязаны восстанием исключенных», но затем всегда «реконструируются остальными гражданами и этот процесс бесконечен»[5].

Для этой работы важно принять открытое и спорное определение демократии, потому что я намереваюсь освободить демократию от тисков какой-либо определенной формы, при этом настаиваю на ценности ее ассоциирования с политическим самовластием народа, кем бы этот «народ» ни был. В этом демократия противопоставлена не только тирании и диктатуре, фашизму и тоталитаризму, аристократии, плутократии или корпоратократии, но также и современному феномену, в котором власть трансформируется в управление и менеджмент в рамках той структуры, которую привносит неолиберальная рациональность.

«Неолиберализм» — тоже вязкое и трудноуловимое означающее. Общим местом в науке является тот факт, что у неолиберализма нет устойчивых, фиксированных координат, что его дискурсивным формулировкам, политическому влиянию и материальным практикам присуща временнáя и географическая разнородность[6]. Эта распространенная идея преувеличивает разнородность истоков неолиберализма и тот факт, что термин этот в основном используется критиками неолиберализма, что делает само его существование сомнительным[7]. Неолиберализм как экономическая политика, модель управления и тип рациональности — это одновременно и общемировой феномен, и нечто крайне неустойчивое, разнородное, несистемное, нечеткое. В Швеции он соседствует с устойчивой узаконенностью государства всеобщего благосостояния (welfarism), в Южной Африке — с постапартеидными надеждами на государство демократизации и перераспределения, в Китае — с конфуцианством, постмаоизмом и капитализмом, в США — со странной смесью давно устоявшегося антиэтатизма и нового менеджеризма. Кроме того, неолиберальные процедуры исходят от разных агентов и через разные каналы. Неолиберализм изначально был «экспериментом», поставленным над Чили Аугусто Пиночетом и чилийскими экономистами, известными как «чикагские мальчики», после свержения Сальвадора Альенде в 1973 году. Но в следующие два десятилетия Мировой валютный фонд утвердил «структурные изменения» на Мировом Юге. Похожим образом, в то время как Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, оказавшись у власти, пытались снизить вмешательство государства в функционирование рынков, неолиберализм исподволь действовал на евроатлантические государства с помощью управленческих техник, подменяя демократические словарь и социальное сознание экономическими. Более того, сама по себе неолиберальная рациональность изменилась со временем, в особенности (но не только) в процессе перехода от индустриальной ко все более финансовой экономике[8].

Итак, перед нами парадокс. Неолиберализм — это четко определенный тип рациональности и производства субъектов, «управление поведением» и схема оценивания[9]. Это название конкретной исторической, экономической и политической реакции против кейнсианства и демократического социализма, но одновременно и имя более общей практики «экономизации» сфер и действий, до сих пор управляемых другими системами ценностей[10]. При этом в своих разнородных воплощениях по странам, регионам и секторам, в своих пересечениях с существующими культурами и политическими традициями и, главным образом, в своем слиянии с другими дискурсами и проектами, поглощении их, неолиберализм принимает самые разные формы и множит самые разные смыслы и нормативные элементы, даже разные идиоматические выражения. Он повсеместен, но внутренне не един и вариативен во времени и пространстве.

Невзирая на эту разнородность своих воплощений, по причинам, которые прояснятся далее, в этой работе меня будет больше интересовать определение «неолиберализма», чем «демократии». Однако указанные аспекты неолиберализма — его нестабильность, нехватка самотождественности, вариативность во времени и пространстве и, главным образом, его способность к реконфигурации — необходимо подчеркнуть в дискуссии, касающейся его видоизменений во времени, которое мы можем назвать современностью, и в пространстве, которое можно назвать Евро-Атлантическим миром. Осознание непоследовательности и пластичности неолиберализма предохраняет нас от принятия его нынешнего воплощения за его истинную природу и от превращения предмета моего рассуждения в телеологический, в мрачный рассказ о движении к концу времен.

***

Платон в «Государстве» предполагает строгую гомологичность между городом и душой. Они состоят из одних и тех же частей — разум (философы), дух (воины) и вожделение (рабочие), — и обоими можно одинаково правильно или неправильно управлять. Если над индивидуальной или политической жизнью главенствует не разум, а корыстолюбие и честолюбие, то ущемляется справедливость или добродетель. Политические теоретики достаточно часто ставили под сомнение эту аналогию Платона, однако она все время возникает вновь. Я предполагаю, что неолиберальная рациональность возродила ее со мстительным чувством: и люди, и государства устроены по образцу современной компании, и те и другие должны в своем поведении стремится к максимизации своего капитала в настоящем и в будущем, и те и другие практикуют с этой целью предпринимательство, саморазвитие и(или) привлечение инвесторов. Любой режим, держащийся другого курса, сталкивается как минимум с фискальным кризисом, снижением кредитного рейтинга, кризисом национальной валюты, сложностями с обслуживанием долга, утраченной легитимностью; как максимум — с банкротством и распадом. Таким же образом индивид, преследующий иные цели, рискует как минимум состоянием, репутацией и кредитоспособностью, а как максимум — жизнью.

Самое удивительное в этой новой гомологии государства и души в том, что ее координаты являются экономическими, а не политическими. По мере того, как одно и другая становятся проектами менеджмента, а не власти и экономические рамки и цели вытесняют политические, многие вопросы или поглощаются этим проектом увеличения капитала, или отступают перед ним, или радикально видоизменяются по мере «экономизации». Эти вопросы включают правосудие (и его элементы — такие, как свобода, равенство, справедливость), суверенитет индивидов и народов и главенство закона. Они также включают знание и культурную направленность на, пусть самые скромные, практики демократического гражданства.

Эту идею я подтвержу двумя примерами: одним о душе, другим о государстве.

Преобразование души. Не новость, что европейские и североамериканские университеты в последние десятилетия подверглись радикальной трансформации и переоценке. Растущая стоимость обучения, падающая поддержка государства, развитие коммерческого и онлайн-образования, преобразование университетов под стандарт корпоративных «лучших практик» и растущая бизнес-культура «компетенций» сделали башню из слоновой кости тридцатилетней давности анахроничной, дорогостоящей и невзыскательной. В Англии большинство государственных институтов наполовину приватизированы, а оставшееся государственное финансирование привязано к набору параметров академической производительности, которые оценивают знание по его «воздействию». В США трансформация происходит несколько иначе: через распространение менее формальных рейтинговых систем, близких к краудсорсингу. Старые критерии качества обучения (тоже сомнительные в своей тесной связи с качеством и количеством поступающих и с университетскими фондами) быстро вытесняются доминированием новых рейтингов «лучшего капиталовложения»[11]. Эти алгоритмы, предлагаемые разными изданиями — от «Kiplinger’s Personal Finance» до «Princeton Review» и «Forbes Magazine», — могут быть весьма сложными, но культурный сдвиг в них очевиден: измерение качества образования сменяется показателями, ориентированными исключительно на окупаемость вложений (ROI) и сфокусированными на последующем трудоустройстве и увеличении дохода, которых студенты-инвесторы могут ожидать от данного института. Вопрос этот не то чтобы аморален, но очевидно приравнивает ценность высшего образования к индивидуальным экономическим рискам и выгоде, исключая старомодную заботу о развитии человека и гражданина — или как минимум сводя это развитие к способу экономического превосходства. Что еще более важно, правительство США разрабатывает проект привязки 150 миллиардов долларов государственной финансовой поддержки к этим новым показателям, позволяя университетам с более высоким рейтингом предоставлять студентам больше финансовой помощи. Если данный проект станет реальностью, что весьма вероятно, эти показатели будут не просто апеллировать к институциям и студентам или стимулировать их, но насильственно трансформировать — по мере того, как университеты, как любой другой объект инвестиций, станут оцениваться в показателях величины рисков и ожидаемой доходности[12]. Рейтинговая система вызовет институциональные изменения гораздо большего масштаба, чем постулируемая ее защитниками забота о сокращении расходов на университеты: стремительное снижение общих требований к образованию и времени на получение диплома и, как следствие, подрыв того, что еще осталось от модели Liberal Arts и образования для исторически ущемленных групп населения. Еще шире: эти изменения повлияют на педагогику, методы и стандарты получения знаний, требуемые от выпускников колледжей. Короче говоря, новые показатели одновременно и описывают, и производят революцию в высшем образовании. Когда-то высшее образование создавало эрудированную, вдумчивую элиту и воспроизводило культуру; позже оно проводило в жизнь принцип равных возможностей и культивировало широкообразованных граждан. Теперь же оно производит «человеческий капитал», тем самым переворачивая классические ценности гуманизма с ног на голову.

Преобразование государства. Барак Обама начал свой второй срок на посту президента, вновь выразив беспокойство по поводу тех, кто оказался на обочине американской мечты по причине принадлежности к определенным классу, расе, сексуальной ориентации, полу, инвалидности или иммиграционному статусу. Это беспокойство явно прозвучало в его инаугурационной речи «Мы — народ», произнесенной в январе 2013 года. Учитывая также его послание Конгрессу «О положении страны», сделанное три недели спустя, можно сделать вывод, что президент вернулся на свои левые позиции или даже к свойственному ему духу справедливости после центристского, компромиссного, полного вынужденных сделок первого срока. Возможно, движение «Occupy Wall Street» даже могло бы похвастаться своим небольшим вкладом в смену общественного дискурса о том, для кого и для чего существует Америка.

Несомненно, обе речи отразили эволюцию взглядов Обамы на гей-браки и намерение вывести США из трясины боевых операций на Ближнем Востоке. Они также выражают его беспокойство о тех, кто остался за бортом неолиберальной гонки за богатством, в то время как «корпоративные доходы… взлетели до небывалых высот»[13]. Казалось, что в этих вопросах луч «надежды и перемен», благодаря которому Обама вознесся на свой пост в 2008 году, зажегся вновь. Однако внимательное изучение послания Конгрессу выявляет несколько иную расстановку акцентов. Когда Обама призывает к защите системы «Medicare»; введению прогрессивной шкалы налогов, к увеличению государственных инвестиций в научные и технологические исследования, чистую энергию, домовладение и образование, к реформе иммиграционных законов, к борьбе с сексуальной дискриминацией и домашним насилием, к увеличению минимальной зарплаты — каждое из этих предложений облекается в форму его возможного вклада в экономический рост или конкурентоспособность Америки[14].

«Растущая экономика, которая создает хорошие рабочие места для среднего класса, — вот путеводная звезда наших усилий», — подчеркивает президент. И добавляет: «Каждый день мы, как нация, должны задавать себе три вопроса»[15]. Каковы же эти дополнительные указания, которыми должны руководствоваться законодательная сфера и сфера конкретной политики, общественное и индивидуальное поведение? «Как нам создать больше рабочих мест? Как нам обеспечить своих людей навыками, необходимыми для этой работы? И как нам гарантировать то, что усердный труд приведет к достойной жизни?»[16].

Привлекать инвесторов и развивать достойно вознаграждаемую, квалифицированную рабочую силу — таковы цели старейшей в мире демократии, ведомой справедливым президентом в XXI веке. Успех в этих областях в свою очередь приведет к достижению главной цели нации и правительства, которое за нее в ответе: «всеохватный рост» экономики в целом. Что еще более важно, Обама представил каждую прогрессивную ценность — от снижения домашнего насилия до замедления изменений климата — не просто как сопутствующую экономическому росту, но как обусловливающую его. Чистая энергия поддержит нашу конкурентоспособность: «Если такие страны, как Китай, переходят на чистые источники энергии, мы тоже должны это делать»[17]. Обновление нашей устаревшей инфраструктуры должно «доказать, что для бизнеса нет лучше места на земле, чем Соединенные Штаты Америки»[18]. Более доступные ипотечные сделки позволят «ответственным молодым семьям» купить свой первый дом, что в результате «поддержит экономический рост»[19]. Инвестиции в образование снизят влияние факторов, сдерживающих экономический рост (подростковая беременность, преступления, связанные с насилием), выведут «детей на путь к хорошей работе», позволят им «проложить себе дорогу в средний класс» и обеспечат им навыки, делающие экономику конкурентоспособной. Следует поощрять объединение школ с «колледжами и работодателями» и создание «курсов, посвященных науке, технологии, инженерии и математике — областям, которые интересуют сегодняшних работодателей»[20]. Реформа иммиграционных законов призвана «поставить на службу стране таланты и знания иммигрантов, полных надежд и энергии», и привлечь «высококвалифицированных предпринимателей и инженеров, которые создадут рабочие места и сделают вклад в нашу экономику»[21]. Экономический рост усилится, «когда наши жены, матери и дочери смогут жить без угрозы дискриминации [...] и [...] страха перед домашним насилием», когда «мы будем вознаграждать честный труд честной платой» благодаря реформе минимальной заработной платы, когда мы восстановим разрушенные промышленные города и укрепим семьи, «убрав финансовые ограничители браков для пар с невысоким доходом и сделав больше для поощрения отцовства»[22].

Послание Конгрессу, которое Обама произнес в январе 2013 года, таким образом, восстанавливало либеральную повестку, преподнося ее как экономически обоснованную и обещая, что она увеличит конкурентоспособность и благосостояние, обеспечит стабильное восстановление после кризиса, вызванного коллапсом финансового капитала в 2008 году. Некоторые могут возразить, что подобная формулировка была призвана кооптировать оппозицию, не просто нейтрализовав, но обратив себе на пользу обвинения против демократов — партии высоких налогов и высоких же госрасходов (tax-and-spend). Обама сделал это, назвав социальную справедливость, государственные инвестиции и защиту окружающей среды «топливом» для экономического роста. Согласимся, что эта цель очевидна. Но фокусировка на ней одной не принимает в расчет вопрос: каким образом экономический рост стал единственным стремлением и оправданием правительства и, по иронии судьбы, в тот самый момент, когда честные экономисты признали, что накопление капитала и экономический рост несовместимы — отчасти потому, что изъятие ренты, облегченное финансиализацией, не способствует росту?[23] В неолиберальную эпоху, когда рынок в целом неплохо работает сам по себе, речь Обамы постулирует, что правительство ответственно как за укрепление экономического здоровья, так и за подчинение всех прочих своих обязательств (кроме национальной безопасности) задаче поддержания экономическому здоровью. Эта формулировка, удивительная своей прямотой, означает, что обещания демократического государства, касающиеся равенства, свободы, конституционализма и борьбы с дискриминацией, отныне подчинены проекту экономического роста, конкурентного позиционирования и накопления капитала. Эти политические обещания больше не способны существовать сами по себе и, как это подразумевается в речи президента, будут отброшены, если встанут на пути достижения экономических целей — вместо того, чтобы ему способствовать.

Кроме того, речь Обамы недвусмысленна в том, что множество задач и приоритетов государства и какой-нибудь современной компании неразличимы, особенно на фоне того, что компании сегодня все больше внимания уделяют вопросам справедливости и бережного использования ресурсов. Для компаний и для государства в первую очередь важны конкурентное позиционирование, курсы их ценных бумаг и размер долга. Иные задачи — от практик устойчивого развития производства до справедливости по отношению к рабочим — преследуются в той степени, в которой позволяют достичь этих целей. По мере того, как социальное обеспечение становится рыночной нишей, экологические практики и честная торговля наряду с (минимальным) перераспределением прибылей в пользу благотворительности стали публичным лицом и маркетинговой стратегией многих современных фирм. Послание Обамы Конгрессу лишь немного корректирует устоявшуюся семантическую структуру, выводя на передний план вопросы справедливости, неотрывно связанные с конкурентным позиционированием. Курсы государства и компаний отныне фундаментально схожи между собой; они озабочены справедливым бизнесом и устойчивым развитием — но лишь по необходимости. Скорее «социальная ответственность», которая превращается в элемент предпринимательства, становится средством привлечения потребителей и инвесторов[24]. В этом отношении речь Обамы одновременно и отображает неолиберальный этатизм, и становится блестящим маркетинговым ходом, позаимствованным у бизнеса, — повышая свои «кредитный рейтинг» и «рыночную стоимость» через привлечение инвестиций (в том числе повторных) со стороны части населения, озабоченной вопросами экологии или справедливости.

Я привожу лишь два из множества примеров того, как неолиберализм в наши дни трансформирует субъектов, государства и их отношения: что происходит с властью народа в интересах народа, когда неолиберальная рациональность конструирует души и государства как коммерческие фирмы, а не как политические единицы? Что происходит с составными элементами демократии — ее культурой, субъектами, принципами и институтами, — когда неолиберальная рациональность захватывает политическую жизнь?

Начав с этих примеров, я спешу добавить, что моя работа прежде всего выполнена в рамках политической теории и ее цель — осветить широкий спектр и основные механизмы, с помощью которых нынешнее неолиберальное конструирование индивидов и государств избавляется от демократических принципов, размывает демократические институты и выхолащивает демократическое воображаемое европейской модерности. Моя работа представляет собой критику в классическом смысле этого слова — попытку понять составляющие элементы и динамику нашей ситуации. Она не разрабатывает альтернатив описываемому порядку и лишь эпизодически указывает на возможные стратегии сопротивления его развертыванию. Однако затруднения и силы, которые она вскрывает, могут сделать вклад в развитие тех альтернатив и стратегий, которые имеют жизненное значение для будущности демократии.

***

Неолиберализм обычно понимается как воплощение множества экономических процедур, соответствующих его базовому принципу утверждения свободных рынков. Среди них: ослабление контроля за производством и движением капитала; радикальное снижение объемов социального обеспечения и мер защиты уязвимых групп; приватизация и аутсорсинг производства общественных благ, начиная с образования, парков, почтовых служб, дорог и социального обеспечения до тюрем и военной службы; замена прогрессивных налоговых и тарифных схем регрессивными; прекращение перераспределения ресурсов в рамках экономической или социально-политической стратегии; трансформация любой человеческой потребности или стремления в прибыльное предприятие — от подготовки к поступлению в колледж до трансплантации органов, от усыновления до прав на загрязнение окружающей среды, от решения проблемы очередей до резервирования места для ног в самолетах — и, с недавних пор, — финансиализация всего и вся и растущее преобладание финансового капитала над производственным в экономической динамике и повседневной жизни.

Критики этих политических процедур и практик обычно концентрируются на четырех пагубных последствиях. Первое — увеличение неравенства, при котором наиболее обеспеченный слой аккумулирует и удерживает все больше богатств, тогда как наименее обеспеченный буквально оказывается вытеснен на улицы или в городские и пригородные трущобы, а средний слой работает все больше при меньших зарплатах, страховых выплатах и возможностях продвижения и пенсионного обеспечения, чем когда-либо за последние 50 лет. Хотя эти критики редко употребляют слово «неолиберализм», именно эти факторы они подчеркивают в своих работах о западной государственной политике, как это делают экономисты Роберт Райх, Пол Кругман и Джозеф Стиглиц, и о политике развития, как это делают Амартия Сен, Джеймс Фергюсон и Бранко Миланвич[25]. Растущее неравенство — одно из следствий, которое Тома Пикетти считает основным для недавнего прошлого и ближайшего будущего посткейнсианского капитализма.

Второй аргумент критики экономической политики дерегуляции неолиберального государства — грубая и неэтичная коммерциализацияобъектов и видов деятельности, ранее считавшихся нерыночными. Этот аргумент состоит в том, что их вывод на рынок ведет к эксплуатации или деградации человека (например суррогатное материнство в странах «третьего мира» в пользу обеспеченных пар «первого мира»), потому что ограничивает или усложняет доступ к тому, что должно принадлежать всем и быть широко доступно (образование, дикая природа, инфраструктура), а также потому, что способствует ужасающим процессам и действиям, разрушающим планету (торговля органами или правами на загрязнение, вырубка лесов, добыча сланцевого газа). И, хотя эти критики так же не используют термин «неолиберализм», именно в этом заключается суть претензий, сформулированных Деброй Затц в книге «Почему некоторые вещи не должны продаваться» и Майклом Санделом в работе «Что нельзя купить за деньги»[26].

В-третьих, критики неолиберализма, понимаемого как экономическая политика государства, выражают недовольство растущей близостью корпоративного и финансового капитала и государства, а также корпоративным влиянием на политические решения и экономическую политику. Шелдон Волин подчеркивает это в книге «Акционерная демократия», хотя он тоже избегает понятия «неолиберализм»[27]. Эти темы характерны и для режиссера Майкла Мура; несколько иначе их разрабатывают Пол Пирсон и Джейкоб Хакер в книге «Политика по принципу “Победитель получает все”»[28].

Наконец, критики неолиберальной государственной политики часто высказывают обеспокоенность губительным воздействием на экономику возрастающего влияния и свободы финансового капитала, особенно разрушительными последствиями «финансовых пузырей» и других резких флуктуаций финансовых рынков. Эти последствия, наглядно проявившиеся в начальном потрясении и долгом послевкусии финансового коллапса 2008—2009 годов, усложняются и растущим разрывом между судьбами Уолл-стрит и так называемой «реальной» экономики. Эти процессы описаны Жерером Дюменилем и Домиником Леви в книге «Кризис неолиберализма», Майклом Хадсоном в работе «Финансовый капитализм и его неудовлетворительность», Ивом Смитом в «Экономизированные: как неограниченный интерес к себе подрывает демократию и разлагает капитализм», Мэттом Таиби в «Грифтопия: история о банкирах, политиках и самом неслыханном захвате власти в истории Америки» и Филипом Мировски в «Никогда не позволяйте серьезному кризису пройти впустую: как неолиберализм пережил финансовую катастрофу»[29].

Увеличивающееся неравенство, грубая коммодификация и коммерциализация, растущее корпоративное влияние в правительстве, экономическая разруха и нестабильность — несомненно, все это последствия неолиберальной политики, которые становятся объектами ненависти и массовых протестов: именно им противостояли движение «Occupy Wall Street», южноевропейские протесты против мер жесткой экономии, а до них — движение антиглобалистов. Однако здесь я смотрю на неолиберализм несколько иначе, и мое внимание обращено на другие его разрушительные последствия. Не соглашаясь с точкой зрения на неолиберализм как на государственную политику в разных сферах, фазу капитализма или идеологию, освобождающую рынок для восстановления доходов капиталистического класса, я присоединяюсь к Мишелю Фуко и другим теоретикам, которые воспринимают неолиберализм как нормативный тип рациональности, который, став господствующим, распространяет особую форму экономических ценностей, практик и показателей на все сферы человеческой жизни[30].

Этот господствующий тип рациональности включает то, что Корэй Калискани и Мишель Каллон называют «экономизацией» прежде неэкономических сфер и практик — процессов трансформации знания, формы, содержания и образа действий, характерных для этих сфер и практик[31]. Важно, что такая экономизация не обязательно включает в себя монетизацию. То есть мы можем (а неолиберализм интерпеллирует нас как субъектов, которые могут) думать и действовать как современные агенты рынка, на котором получение денежной прибыли не является непосредственной задачей: например, решая вопросы образования, здоровья, физической культуры, семейной жизни или выбора района проживания[32]. Говорить о неотступной и всеохватной экономизации неолиберализмом всех сфер жизни, таким образом, не означает утверждать, что неолиберализм буквально превращает эти сферы в рынок, хотя маркетизация, безусловно, является одним из его важнейших следствий. Скорее, идея в том, что неолиберальная рациональность распространяет рыночную модель на все области и типы деятельности — даже те, которые вовсе не связаны с деньгами, — и конструирует человеческие существа исключительно как рыночных акторов: всегда, везде и только как homo oeconomicus.

Например, можно обходиться со своей личной жизнью на манер предпринимателя или инвестора, при этом не пытаясь напрямую извлечь, накопить или инвестировать денежные средства в этой области[33]. Многие популярные приложения для знакомств определяют своих клиентов и предложения именно в таких терминах, указывая на важность максимизации доходов на инвестиции в чувства — а не только во время или деньги[34]. Верховный суд может понимать свободу речи как право, позволяющее повысить или рекламировать свою стоимость на рынке без ее прямой монетизации; мы видим намек на это в деле «Объединенные граждане против Федеральной избирательной комиссии». Студент может поступить в волонтерскую службу, чтобы усилить свое резюме для поступления в колледж; однако такая работа не оплачивается, а учеба в определенном колледже может не оправдать надежд на увеличение дохода. Схожим образом родители могут выбирать для ребенка начальную школу на основании рейтинга, характеризующего шансы выпускника на поступление в средние школы, которые в свою очередь имеют хорошие рейтинги по поступлению в элитные колледжи. При этом родители не будут первым делом подсчитывать денежные издержки на образование ребенка и сравнивать их с его будущими доходами во взрослом возрасте.

Масштабная экономизация прежде неэкономических областей, действий и субъектов, — без необходимого условия их маркетизации или монетизации, — таким образом, становится отличительным признаком неолиберальной рациональности. Однако «экономизация» — тоже широкое определение, не имеющее постоянного содержания и влияния в разных исторических и пространственных воплощениях «экономики». Сказать, что неолиберализм конструирует субъектов как единственно экономических акторов, не означает определить, в каких конкретно ролях он их конструирует. Производителей? Продавцов? Предпринимателей? Потребителей? Инвесторов? Таким же образом экономизация общества и политики может происходить в парадигме домашнего хозяйства, государства работников, государства клиентов и потребителей или мира человеческого капитала. Таковы несколько путей, по которым шла экономизация в условиях государственного социализма, государства всеобщего благосостояния, социальной демократии, национального социализма и неолиберализма. В самом деле, уже Карл Шмитт указывал на то, что либеральная демократия сама по себе является способом экономизации государства и политики, а для Ханны Арендт и Клода Лефора экономизация общества, политики и человека была типичным примером марксизма в теории и на практике[35]. В чем же особенность именно неолиберальной экономизации?

Отчасти в растущем масштабе экономизации, в ее доселе невообразимой способности вбирать в себя различные практики и потаенные желания. Но этот переход не сводится к увеличению масштаба. Современная неолиберальная рациональность не то чтобы берет в оборот некую вечную фигуру «человека экономического» и пропускает ее через увеличитель. Homo oeconomicus не имеет никакой постоянной формы, неизменной веками. Фигура, обрисованная Адамом Смитом двести лет назад, изображала купца, торговца, который неотступно стремился к личной выгоде путем обмена. Сто лет назад принцип homo oeconomicusбыл пересмотрен Иеремией Бентамом и сформулирован как избегание страдания и стремление к удовольствию, то есть как бесконечный подсчет рентабельности. Тридцать лет назад, на заре неолиберальной эпохи, homooeconomicus еще искал для себя выгоды, но уже стал превращать себя в предприятие и постулировать себя как человеческий капитал. Как пишет Фуко, субъект стал подчинен «диффузии и мультипликации формы “предприятия” внутри социального тела»[36]. Сегодня homo oeconomicusсохраняет черты этого предпринимательского духа, но реконструирован как монетизированный человеческий капитал: его проект заключается в том, чтобы инвестировать самого себя, увеличивая свою ценность и привлекая инвесторов, непрестанно занимаясь своим действительным или метафорическим кредитным рейтингом во всех сферах своего существования[37].

Так, современная «экономизация» субъектов неолиберальной рациональностью имеет как минимум три отличительные черты. Во-первых, в отличие от ситуации классического экономического либерализма, мы повсюду являемся homo oeconomicus, и только homooeconomicus. Это одно из нововведений неолиберализма в политическую и социальную мысль и один из ее наиболее подрывных элементов. Адам Смит, Нассау Сениор, Жан-Батист Сэй, Давид Рикардо и Джеймс Стюарт посвятили много внимания вопросу отношений экономической и политической жизни, и никогда не сводили последней к первой, и не могли себе представить, чтобы экономика подчиняла себе другие сферы существования с помощью своих терминов и показателей[38]. Некоторые из этих авторов даже указывали, насколько опасно и ошибочно дозволять экономике осуществлять слишком большое влияние на политику, не говоря уже о морали и этике.

Во-вторых, неолиберальный homo oeconomicus скорее принимает форму человеческого капитала, стремящегося увеличить свою конкурентоспособность и сделать более привлекательной свою ценность, нежели становится фигурой обмена или дохода. Это также ново и отличает неолиберального субъекта от субъекта классической и неоклассической экономики, от субъекта Иеремии Бентама, Карла Маркса, Карла Поланьи и Альберта Хиршмана.

В-третьих, и это связано с предыдущим аргументом, особая структура человеческого капитала и сфер его деятельности становится все больше схожа со структурой финансового и инвестиционного капитала — а не только производственного или предпринимательского. Выход на рынок на основе выгодного обмена и запуск в оборот своих ценных качеств и активов еще практикуются и остаются частью природы и деятельности человеческого капитала. Однако, как утверждает Мишель Фейе, homooeconomicus в качестве человеческого капитала становится все больше озабочен увеличением стоимости своего портфолио во всех сферах своей жизни — это поведение выражается через практики как самоинвестирования, так и привлечения инвесторов[39]. Образование, повышение квалификации, досуг, воспроизводство, потребление и другие сферы все в большем объеме рассматриваются как стратегические решения и практики, связанные с повышением будущей стоимости субъекта; будь то путем повышения рейтинга в социальных сетях — «фолловеры», «лайки», «ретвиты», участие в разнообразных рейтингах и списках, оценивающих различные сферы деятельности, или через напрямую монетизированные практики.

Разумеется, многие современные компании все еще ориентируются на выгоду, доходность и рыночный обмен; коммодификация и предпринимательство никуда не делись из капиталистической экономики. Однако суть в том, что финансовый капитал и финансиализация несут в себе новую модель экономического поведения, которая предназначена уже не только для инвестиционных банков и корпораций. Даже компании, занимающиеся предпринимательской деятельностью и стремящиеся к повышению дохода путем сокращения расходов, развития новых рынков и адаптации к изменениям среды, начинают использовать стратегии управления рисками, улучшения структуры капитала, инвестирования заемных средств, спекуляции и практики, нацеленные на привлечение инвесторов и повышение кредитных рейтингов и стоимости портфеля. Таким образом, поведение и субъективность homo oeconomicus в эпоху финансового капитала существенно отличаются и от смитовских торговли, бартера и обмена, и от бентамовских стремления к удовольствию и избегания боли. По мере того, как неолиберальная рациональность трансформирует человеческое существо в человеческий капитал, предыдущее воплощение homooeconomicus как субъекта, стремящегося к увеличению прибыли, уступает место субъекту как одновременно и работнику компании, и компании как таковой — и в обоих случаях этот субъект оказывается должным образом управляем теми практиками, которые приняты в компаниях. Эти практики заменяют вертикальные (сверху вниз) методы управления государствами, компаниями и субъектами на новые, бесконечно эволюционирующие техники менеджмента. Централизованные власть, закон, процедура, правила и квоты дают место сетевым, ориентированным на практику и командную работу техникам, в которых акцент делается на стимулирование, наборы рекомендаций и критерии анализа.

Когда конструирование человеческих существ и человеческого поведения по типу homo oeconomicus распространяется на все сферы жизни, в том числе и на жизнь политическую, происходит радикальная трансформация не только организации, но и цели, и характера этих сфер, а также их взаимоотношений. В политической жизни неолиберализация преобразует демократические политические принципы справедливости в экономические термины, превращает государство в менеджера народа по модели компании (премьер-министр Таиланда Таксин Чиннават в 1990-е называл себя «гендиректором корпорации Таиланд») и выхолащивает саму суть демократического гражданства, и даже народного суверенитета. Одним из важнейших следствий неолиберализации становится подавление и без того анемичного homo politicus либеральной демократии — подавление, имеющее огромные последствия для демократических институтов, культур и воображаемого.

***

Каким образом происходит трансформация человеческих существ в homooeconomicus и в человеческий капитал во всех сферах жизни? Каким образом определенный тип рациональности, неолиберализм, становится всеохватным, определяющим практики бытовых институтов и дискурсов повседневной жизни? Если в 1970-е и 1980-е неолиберальная политика часто насаждалась принуждением и силой, то сегодняшняя неолиберализация евроатлантического мира скорее происходит через специфические техники управления, через применение «лучших практик» и юридических манипуляций — одним словом, с помощью «мягкой силы» консенсуса, долевого участия и подкупа, а не через насилие, диктат или открытые политические платформы. Неолиберализм правит в форме тщательно обоснованного здравого смысла, принципа реальности, трансформирующего институты и человеческие существа повсюду, где он появляется, укореняется и расцветает. Конечно, случаются проблемы, протесты и стычки с полицией по поводу приватизации общественных благ, подавления профсоюзов, снижения выплат, урезания коммунальных услуг и так далее. Но неолиберализация действует скорее, подобно термиту, а не льву… Этот тип рациональности просачивается по капиллярным сосудам на рабочие места, в школы, органы исполнительной власти, социальные и политические дискурсы — и, главным образом, в самого субъекта. Даже метафора термита недостаточно точна: Фуко напомнил бы нам, что любая новоявленная политическая рациональность не только разрушительна, но и способна создавать новые типы субъекта, поведения, отношений и миров.

В рамках неолиберальной рациональности в понятии человеческого капитала заключены одновременно наша сущность и наше долженствование — то, кем нас называют, кем мы должны быть, чем нас делает рациональность посредством своих норм и конструирования среды. Мы уже рассмотрели одно из свойств, благодаря которому неолиберализм отличается от классического экономического либерализма: все сферы жизни становятся рынком, и всюду мы должны существовать в качестве рыночных акторов. Еще одно отличие, на которое указывал Фуко, заключается в том, что в неолиберальной рациональности основным принципом и базовым элементом рынка, вместо обмена, становится конкуренция[40]. (Фуко также утверждает, что неолиберальная рациональность формулирует конкуренцию как нормативную, а не как естественную рамку, поэтому ей требуются содействие и законодательная поддержка.) Этот неявный переход от обмена к конкуренции как сущности рынка означает, что все рыночные акторы существуют в качестве маленьких капиталов (а не владельцев, рабочих и потребителей), которые не обмениваются между собой, а конкурируют. Неотступная и повсеместная цель человеческого капитала, будь он вовлечен в учебу, стажировку, работу, планирование жизни на пенсии или изобретение себе новой жизни, заключается в том, чтобы пустить в оборот свои проекты, повысить свою стоимость и место в рейтинге. В этом стремлении он копирует задачи современных компаний, стран, академических подразделений и изданий, университетов, медиа и Интернет-сайтов: выход на рынок, повышение конкурентоспособности и ценности, максимизация рейтингов.

Восприятие человека как совокупности производительного и инвестиционного капиталов явно видно в каждой процедуре приема на работу или в колледж, в каждом курсе по технике обучения, в каждой стажировке и в каждой новой программе диет и упражнений. Лучшие ученые университетов выбираются по их навыкам предпринимательства и инвестиций: не только по умению получить грант или стипендию, но так же и по способности генерировать новые проекты и публикации на основании прежних исследований, рассчитывать количество публикаций и выступлений, пускать себя и свою работу в академический оборот в стремлении повысить свою стоимость[41]. Практику налаживания связей (networking), ныне столь распространенную во всех сферах, Мишель Фейе называет практикой «привлечения инвесторов»[42]. Эти примеры вновь напоминают нам, что способы, с помощью которых неолиберальная рациональность распространяет рыночные ценности и показатели на все новые сферы, не всегда принимают напрямую денежную форму; области, люди и практики экономизируются в масштабах, намного превышающих буквальное увеличение прибыли. Эта мысль будет центральной для понимания того, каким образом неолиберализм преобразовывает демократию.

Восприятие человеческих существ как человеческого капитала имеет много последствий. Далее я перечислю лишь те из них, что имеют отношение к моему аргументу.

Во-первых, мы являемся человеческим капиталом не только для себя, но так же и для компании, государства и постнационального образования, членами которых являемся. Так, хотя от нас требуют нести ответственность за самих себя в конкурентном мире других человеческих капиталов, до тех пор, пока мы являемся частью капитала компаний и государств, озабоченных нашей конкурентоспособностью, у нас нет никаких гарантий безопасности, защиты или хотя бы выживания. Субъект, понятый и сконструированный как человеческий капитал — свой собственный и принадлежащий компании или государству, — постоянно подвержен риску неудачи, ненужности и отказа, который никак не зависит от его действий, сообразительности и ответственности. Фискальный кризис, сокращение, аутсорсинг, увольнение — эти и другие события могут нас затронуть, невзирая на наши качества инвесторов и предпринимателей. Эта опасность касается всего, вплоть до минимальных потребностей в крове и пище, при том что разнообразные программы социальной защиты разрушаются неолиберализмом. Разложение социального на предпринимательское и самоинвестиционное уничтожает те убежища, которые дает принадлежность — будь то пенсионным программам или гражданскому сообществу. Лишь семейственность остается допустимым социальным пристанищем, невзирая на разрушение неолиберализмом общественной поддержки семейной жизни — от доступного жилья до образования. Более того, в качестве материи политического и морального значения человеческие капиталы не имеют статуса кантианских индивидов, представляющих собой цель, а не средство. К человеческому капиталу также неприменимы чисто политические права — их статус становится слабым и неотчетливым. Эти права сами по себе могут быть экономизированы, а их содержание и применение принципиально переработаны. В качестве человеческого капитала субъект одновременно сам несет ответственность за себя и является инструментом, элементом целого, который может стать не нужен. В этом отношении либерально-демократический общественный договор выворачивается наизнанку.

Во-вторых, посредником и модусом отношений между конкурирующими капиталами, вместо равенства, становится неравенство. Когда мы воспринимаемся как человеческий капитал во всех сферах своей деятельности, равенство перестает быть нашим предзаданным, естественным отношением друг к другу. Таким образом, в демократии неолиберального типа равенство не является ни условием, ни основанием. В законодательстве, юриспруденции и общественном воображаемом неравенство становится не просто нормальным, но нормативным. В демократии, образованной человеческими капиталами, действуют победители и проигравшие, а не равное обращение и равная защита. Общественный договор и в этом отношении выворачивается наизнанку.

В-третьих, когда все вокруг становится капиталом, труд пропадает как категория — вместе со своей коллективной формой, классом; пропадает также аналитическое основание отчуждения, эксплуатации и солидарности рабочих. В то же время разрушается сам принцип существования профсоюзов, групп потребителей и других форм экономического сотрудничества — кроме синдикатов между капиталами. Результаты нескольких веков развития трудового права и других форм гарантий и благ в евроатлантическом мире оказываются под угрозой, и, что не менее важно, размываются основания для этих гарантий и благ. Одна из причин такого размывания — растущее общественное противостояние пенсиям, гарантиям занятости, оплачиваемым отпускам и другим достижениям, которых государственные служащие США добились с огромным трудом. Другой признак — отсутствие в обществе сочувствия последствиям угрожающих жизни мер жесткой экономии, примененных к южноевропейским странам во время кризиса Европейского союза в 2011—2012 годах. Печально известная речь канцлера Германии Меркель о «ленивых греках», произнесенная во время этого кризиса, сыграла не только роль топлива для реакционных популистских настроений в северной Европе, но также и способствовала укоренению идеи о том, что испанские, португальские и греческие рабочие не заслуживают достойной жизни ни пока они трудятся, ни на пенсии[43].

В-четвертых, если существует только homo oeconomicus, если область политического формулируется в экономических терминах, исчезает основание гражданственности как заботы об общественных благах. Проблема состоит не только в том, что неолиберальная рациональность лишает основания общественные блага и обесценивает общие цели, хотя это действительно так, но и в том, что гражданственность как таковая теряет свою политическую значимость и область применения. Значимость: homo oeconomicus действует всюду, как на рынке, и знает только рыночное поведение; он не может мыслить общественных целей и проблем в сугубо политическом ключе. Область применения: неолиберальная рациональность преобразовывает политическую жизнь — и в частности государство. Замена гражданственности как заботы об общественном благе на гражданственность, сведенную к гражданину как homo oeconomicus, исключает саму идею народа, демоса, утверждающего свою коллективную политическую власть.

Объявляя войну общественным благам и самой идее общественного, включая гражданственность, не сводящуюся к членству в тех или иных организациях, неолиберализм существенно обедняет общественную жизнь, не убивая политику как таковую. При этом схватки за власть, гегемонные ценности, ресурсы и траектории развития продолжаются. Сохранение политики среди обломков общественной жизни, особенно характерной для хорошо образованной публики, вкупе с маркетизацией политической сферы составляет одну из причин того, что современная политика особенно непривлекательна и токсична — полна демагогии и позерства, лишена интеллектуальной серьезности, угождает необразованному, легко манипулируемому электорату и жадным до знаменитостей и скандалов корпоративным медиа. Неолиберализм создает условия для существования политики в отсутствие демократических институтов, которые поддерживают демократическую публику и все, что эта публика собой представляет: информированную страсть, участие, построенное на взаимном уважении, стремление к независимости и строгое сдерживание власти, которую можно свергнуть или подорвать.

В-пятых, когда легитимность и задачи государства оказываются связаны исключительно с экономическим ростом, глобальной конкурентоспособностью и поддержанием высоких кредитных рейтингов, снижается свойственная либерально-демократическому государству забота о справедливости. Экономика становится принципом организации и регулирования государств и постнациональных образований, таких, как Европейский союз. Это стало ясно из послания к Конгрессу президента Обамы в январе 2013 года: правосудие, отсутствие войны и бережное обращение с окружающей средой могут быть целью государства только в той степени, в которой они позволяют достигать экономических целей. Это также стало очевидно из характера кредитной помощи ЕС южноевропейским странам: чтобы предотвратить нарушение долговых обязательств и сдержать инфляцию, пожертвовали благополучием миллионов людей — такова судьба гражданина, обращенного в человеческий капитал. Таким же образом осенью 2013 года, во время приостановки работы правительства США и скандалов в Конгрессе по поводу повышения лимита государственного долга экспертов беспокоили не перебои в работе общественных служб, а положение на фондовой бирже, кредитный рейтинг Америки и темпы роста.

На успех неолиберальной рациональности в преобразовании гражданства и субъекта указывает отсутствие возмущенной реакции на новую роль государства в тех предпочтениях, обслуживании и поддержке, которую оно оказывает экономике якобы свободного рынка. Экономизация всего и вся, включая политическую жизнь, лишает нас чувствительности к явному противоречию между будто бы свободно-рыночной экономикой и государством, полностью подчиненным ей и находящимся под ее контролем. Когда государство приватизируется, покрывается и вдохновляется рыночной рациональностью во всех своих функциях и когда его легитимность все больше основывается на высвобождении, спасении и подпитывании экономики, государство оценивается по тем же показателям, что и любая другая компания. В самом деле, один из парадоксов неолиберальной трансформации заключается в том, что государство преобразовывается по модели компании, но при этом должно обслуживать и поддерживать экономику, в которую ему запрещено вмешиваться, не говоря уже о том, чтобы что-то ей противопоставлять.

Отсутствие возмущенной реакции на роль государства в поддержке капитала и в снижении значимости справедливости по отношению к гражданам и их благополучию также является следствием неолиберальной переноса базовых принципов демократии из политического порядка в экономический. Более того, сам процесс воплощения государством принципов справедливости трансформируется неолиберальной рациональностью, когда, по словам Фуко, «неолиберализм моделирует всю практику политической власти по принципам рынка… и экономическая сетка оценивает действие и измеряет его значимость»[44]. Когда такая экономизация конструирует государство как менеджера компании, а субъекта — как единицу предпринимательского и самоинвестиционного капитала, результатом становится не просто сужение функций государства и гражданина или расширение сферы экономически определяемой свободы за счет совместного инвестирования в общественную жизнь и блага. Скорее происходит переложение значения и практики демократической мысли о равенстве, свободе и суверенитете с политического регистра на экономический. Вот как это происходит.

Когда свобода перемещается из политической жизни в экономическую, она подвергается воздействию неравенства, внутренне присущего последней, и сама становится элементом, закрепляющим это неравенство. Гарантия равенства через главенство закона и участие в народовластии заменяется рыночной терминологией удачливых и неудачников. Свобода как таковая сводится к рыночному поведению, лишается смысловой связи с возможностью управлять условиями жизни, с экзистенциальной свободой или поддержанием власти народа. Свобода, понимаемая в узком смысле как самоуправление, а в более общем — как участие в народовластии, уступает место правилам поведения, оснащенным инструментарием рыночной рациональности, которая радикально ограничивает оба варианта и связанные с ними амбиции. После преодоления homo politicus — существа, властвующего над самим собой и правящего как часть демоса, исчезает вопрос о том, как создавать себя или какие жизненные пути избрать. Это одна из причин, по которым институции высшего образования теперь испытывают трудности с набором студентов, обещая им в будущем раскрыть их способности в рамках обучения по модели Liberal Arts. В самом деле, ни один капитал, если он себе не враг, не может свободно выбирать, чем ему заняться и каким путем последовать, или быть безразличным к инновациям своих конкурентов и показателям успешности в мире дефицита и неравенства. Так, в неолиберальном политическом воображаемом происходит поворот в отношении ответственности: мы больше не являемся существами, обладающими моральной автономией, свободой и равенством. Мы больше не выбираем своих целей и средств, ведущих к ним. Мы даже перестали быть существами, неустанно ищущими выгоды и удовлетворения[45]. В этом отношении конструирование homooeconomicus как человеческого капитала расправляется не просто с homopoliticus, но с самим гуманизмом.

Когда область применения и значение свободы и равенства перекраиваются из политических в экономические отношения, политическая власть становится их врагом, помехой им обоим. Эта открытая враждебность политическому в свою очередь скрадывает обещание современного либерально-демократического государства защищать инклюзивную социальную модель, равенство и свободу как базовые измерения народовластия. И вновь, когда каждое из этих понятий перемещается в сферу экономики и становится экономической идиомой, инклюзия преображается в конкуренцию, равенство в неравенство, свобода в неконтролируемый рынок, а народная власть исчезает вовсе. В этой формуле собраны те способы, которыми неолиберальная рациональность выхолащивает и либерально-демократическую рациональность, и более широкое демократическое воображаемое.

Более того, неолиберальные государства в своей новой, экономизированной, форме будут стремиться сбросить со своего баланса стоимость развития и воспроизводства человеческого капитала. Для этого они заменяют государственное высшее образование индивидуальными кредитами на учебу, социальное обеспечение — личными накоплениями и бесконечной занятостью, общественные услуги — индивидуально приобретаемыми, общественное исследование и знание — частным спонсорством в области науки, вводят плату за пользование общественной инфраструктурой.

Каждый из этих факторов усиливает неравенство и все больше урезает свободу неолиберализованных субъектов, от которых требуют самостоятельно добиваться того, что раньше предоставлялось всем.

Сложно переоценить значимость для демократии этого преобразования целей и горизонтов деятельности государств и граждан. Разумеется, она влечет за собой критическое урезание производства общественных благ и народного участия в политической жизни. Она способствует усилению влияния больших корпораций при разработке законов и проведении политики в соответствии с их нуждами, не просто отодвигая на второй план, но напрямую игнорируя общественный интерес. Кроме того, очевидно, что правление в соответствии с рыночными показателями противоречит целям классической либеральной демократии: справедливости и соизмерению различных интересов. Но неолиберализация уничтожает и еще кое-что. Когда экономические параметры становятся единственными критериями для любого действия и проблемы, ограниченная форма человеческого существования, которую Аристотель, а позже Ханна Арендт называли «обычной жизнью», и что Маркс называл жизнью, «ограниченной необходимостью» — заботой исключительно о выживании и приобретении благ, — эта ограниченная форма и воображаемое становится повсеместной и охватывает все классы[46]. Неолиберальная рациональность исключает то, что эти мыслители называли «хорошей жизнью» (Аристотель) или «истинным царством свободы» (Маркс), под которыми они понимали не роскошь, праздность или привилегии, а культивацию и выражение истинно человеческих способностей к этической и политической свободе, творчеству, неограниченному мышлению и изобретению. Маркс пишет:

«Как первобытный человек, чтобы удовлетворять свои потребности, чтобы сохранять и воспроизводить свою жизнь, должен бороться с природой, так должен бороться и цивилизованный человек... Свобода в этой области может заключаться лишь в том, что… ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того, чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его... при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своем базисе»[47].

Для Аристотеля, Арендт и Маркса потенциал человеческого вида реализуется не в схватке за существование и накопление благ, а по ту их сторону. Для доказательства этой идеи не приходится даже выходить за рамки либерализма: для Джона Стюарта Милля то, что делает человечество «благородным и прекрасным объектом созерцания», — индивидуальность, оригинальность, «полнота жизни», а более всего культивация нашей «высшей природы»[48]. Неолиберализм стирает это пространство «по ту сторону» и игнорирует эту «высшую природу»: внутри каждой сферы бытия подразумевается, что не существует стимулов, надежд и чаяний, отличных от экономических, что для человеческого существа нет ничего, кроме «обычной жизни». Неолиберализм — это тип рациональности, с помощью которого капитализм, наконец, проглатывает человечество, не только благодаря машинерии обязательного потребления и экспансии стремления к прибыли, но и через систему оценивания. Когда повсеместность этой системы изгоняет содержание из либеральной демократии и перекраивает ее смысл, она подавляет демократические устремления и угрожает демократическим мечтам.

Разумеется, либеральная демократия никогда не была вполне свободной от капиталистических власти и смысла. Это известный факт: систематически отстраняя или ассимилируя разнообразные республиканские и радикально демократические движения и эксперименты, либеральная демократия состоялась в современной Европе и Северной Америке как очень ограниченная и вынужденная форма демократии. Содержание этой формы, заданное властью национальных государств, капитализмом и буржуазным индивидуализмом, повсеместно изобиловало (хотя и по-разному) внутренними исключениями и иерархиями, относящимися, помимо класса, к полу, сексуальности, расе, религии, этнической принадлежности и происхождению. Либеральная демократия основана как на имперских, так и на колониальных предпосылках. Она защищала частную собственность — и вместе с тем отсутствие собственности, способствовала накоплению капитала — и эксплуатации масс, обеспечивала и укрепляла привилегии буржуазного белого гетеросексуального мужского субъекта. Все это не новость.

Однако на протяжении нескольких веков либеральная демократия также несла в себе или монополизировала — это зависит от взгляда — язык и обещание инклюзивного и всеобщего политического равенства, свободы и народовластия. Что произойдет, если этот язык исчезнет или сменится на противоположный? Что станет с надеждой на власть народа, если демос подвергнется дискурсивному разложению? Как субъекты, сведенные к человеческому капиталу, смогут достичь, или хотя бы стремиться, к народовластию? На что опираются радикальные надежды на демократию, на человека, создающего и контролирующего свою судьбу — на субъективные желания, реализуемые в форме парадокса или легитимирующего предписания? Что будет, если неолиберальная рациональность сумеет полностью перекроить государство и душу на свой манер? Что тогда?

Перевод с английского Софьи Лосевой

[1] Перевод выполнен по: Brown W. Undoing the Demos. NeoliberalismStealth Revolution. New York: Zone Books, 2015. P. 17—45.

[2] О признании Руссо сложности в создании демократических субъектов из материала модерности можно судить по переходу от «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми» к «Общественному договору». В «О свободе» Милль прямо заявляет о том факте, что мы все хотим свободы, индивидуальности и терпимости по отношению к себе, но не так склонны предоставлять их другим (Милль Дж. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 10—15; № 12. С. 21—26).

[3] Агамбен Д. Homo Sacer: суверенная власть и голая жизнь. М.: Европа, 2011. С. 223—228.

[4] Рансьер Ж. Несогласие: политика и философия. СПб.: Machina, 2013. С. 30.

[5] Balibar E. Equaliberty: Political Essays. Durham: Duke University Press, 2014. Р. 207. К сожалению, великолепный текст Балибара был издан на английском в тот момент, когда моя книга уже была отдана в печать. Он заслуживает гораздо более тщательного обсуждения, чем я даю здесь.

[6] Peck J. Constructions of Neoliberal Reason. New York: Oxford University Press, 2010; Clarke J. Living With/in and Without Neo-Liberalism // Focaal — European Journal of Anthropology. 2008. Vol. 51. № 1. Р. 135—147; Barchiesi F. Precarious Liberation: Workers, the State and Contested Social Citizenship in Post-Apartheid South Africa. Albany: State University of New York Press, 2011.

[7] Существует ряд прекрасных исследований истории неолиберализма, в том числе: Peck J. Op. cit.; Jones D.S. Masters of the Universe: Hayek, Friedman, and the Birth of Neoliberal Politics. Princeton: Princeton University Press, 2012; Dardot P., Laval C. The New Way of the World. New York: Verso, 2014; Mirowski P. Never Let a Serious Crisis Go to Waste. New York: Verso, 2013; Burgin A. The Great Persuasion: Reinventing Free Markets since the Depression. Cambridge: Harvard University Press, 2012. Каждая из этих работ делает вклад в понимание того, как неолиберализм зародился в послевоенный период из нескольких нонконформистских источников мысли, а затем постепенно отошел от них и стал господствующим типом рациональности. Каждый из авторов по-своему дополняет теорию новообразовавшихся сил и категорий неолиберальных политических режимов и субъективностей. Все эти исследования косвенно оспаривают более традиционную, марксистскую, точку зрения, выраженную, например в: Harvey D. A Brief History of Neoliberalism. New York: Oxford University Press, 2005, утверждавшую, что неолиберализм был реконструкцией капитализма в ответ на падение нормы прибыли в 1970-х. Детальный анализ возникновения и распространения политики жесткой экономии, выходящий за рамки этой теории, см. в: Blyth M. Austerity: The History of a Dangerous Idea. New York: Oxford University Press, 2013. Исследование того, как неолиберальные эксперты конструируют неолиберальную политику и рациональность см. в: Zuidhof P.W. Imagining Markets: The Performative Politics of Neoliberalism[готовится к публикации]. Идею о том, что термин «неолиберализм» стал означать слишком многое и лишился смысла, см. в: Boas T.C., Gans-Morse J. Neoliberalism: From New Liberal Philosophy to Anti-Liberal Slogan // Studies in Comparative International Development. 2009. Vol. 44. № 2. Р. 137—161.

[8] Детальный анализ важности этого перехода см., среди прочего см. в: Feher M. Rated Agencies: Political Engagements with Our Invested Selves[готовится к публикации]; Davis G.F. Managed by the Markets: HowFinance Reshaped America. New York: Oxford University Press, 2009; Idem. After the Corporations // Politics and Society. 2013. Vol. 41. № 2; Idem. Finance Capitalism 2.0: How BlackRock Became the New J.P. Morgan. Labor and Employment Relations Association Conference. January 7, 2012. University of Michigan (http://webuser.bus.umich.edu/gfdavis/Presentations/Davis%20LERA%20tak%201-7-12.pdf).

[9] Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978—1979 учебном году. СПб.: Наука, 2011.

[10] Caliskan K., Callon M. Economization, Part 1: Shifting Attention from the Economy towards Processes of Economization // Economy and Society. 2009. Vol. 38. № 3. Р. 369—398; Mitchell T. Rule of Experts: Egypt, Techno-Politics, Modernity. Berkeley: University of California Press, 2002; Idem. Carbon Democracy: Political Power in the Age of Oil. London: Verso, 2011.

[11] См.: Kaminer A. Lists that Rank Colleges’ Value Are on the Rise // New York Times. 2013. October 27. Р. 1.

[12] Хотя рейтинговая система явно ориентирована на студентов как инвесторов в высшее образование, помощник заместителя министра образования США Джемьен Стадли на собрании президентов колледжей сравнила ее с потребительской услугой: «Это похоже на рейтинг блендеров», — заявила она (Shear M.D. Colleges Rattled as Obama PressesRating System // New York Times. 2014. May 25 (www.nytimes.com/2014/05/26/us/colleges-rattled-as-obama-presses-rating-system.html)). Стадли также сравнила выбор колледжа с выбором ресторана, гостиницы или машины, где «мы пользуемся оценками экспертов и других пользователей, чтобы понять предпочтения потребителей и стоимость и сравнить с другими вариантами» (Lederman D. Key Addition to U.S. Higher Ed Team // Inside Higher Ed. 2013. September 22 (www.inside-highered.com/news/2013/09/22/jamienne-studley-named-key-education-department-post#sthash..... См. также: Field K. Obama Plan to Tie Student Aid to College Ratings Draws Mixed Reviews // Chronicle of Higher Education. 2013. August 22 (http://chronicle.com/article/Obama-Proposes-Tying-Federal/141229); Lewin T. Obama’s Plan Aims to Lower Cost of College // New York Times. 2013. August 22 (www.nytimes.com/2013/08/22/education/obamas-plan-aims-to-lower-cost-of-college.html).

[13] Remarks by the President in the State of the Union Address. White House Office of the Press Secretary. February 12, 2013. P. 1 (www.whitehouse.gov/the-press-office/2013/02/12/remarks-president-state-union-address).

[14] Ibid. P. 1—9. Единственным исключением стал контроль за оборотом оружия, что может быть одной из причин, по которым Обама так легко отказался от борьбы по этому вопросу в 2013 году.

[15] Ibid. P. 2.

[16] Ibid. P. 4.

[17] Ibid. P. 5.

[18] Ibid. P. 6.

[19] Ibid.

[20] Ibid. P. 7.

[21] Ibid. P. 8.

[22] Ibid. P. 8—9.

[23] См.: Пикетти Т. Капитал в XXI веке. М.: Ad Marginem, 2016; а также интервью с Пикетти: Dynamics of Inequality // New Left Review. 2014. № 85. Многие спорят с политическими рецептами Пикетти, но лишь немногие — с его основным утверждением о том, что накопление капитала без роста является основной причиной усиливающегося неравенства.

[24] Есть много других примеров неолиберализации сферы социальной справедливости со стороны администрации Обамы. Взять, к примеру, личную инициативу Обамы «My Brother’s Keeper» («Сторож брату моему»), которая направлена на улучшение возможностей в сфере образования и работы для небелых мальчиков и мужчин за счет привлечения государственных и частных «инвесторов» к нуждам этой группы населения. Президент описал свой проект так: «У нас много детей, гораздо более одаренных, чем был я, но никто в них не вкладывается» (Vega T. Administration Lays Out Ways Groups Can SupportProgram for Minority Men // New York Times. 2014. May 30 (www.nytimes.com/2014/05/31/us/politics/white-house-releases-report-on-helping-minority-men-and-boys.....

[25] Stiglitz J.E. The Price of Inequality: How Today’s Divided Society Endangers Our Future. New York: Norton, 2012; Idem. Freefall: America, Free Markets, and the Sinking of the World Economy. New York: Norton, 2010; Reich R. Aftershock: The Next Economy and America’s Future. New York: Vintage, 2010; см. также интервью с Райхом в снятом Джейкобом Корнблатом фильме «Inequality for All» (2013); Krugman P. Hunger Games, U.S.A // New York Times. 2013. July 15. Р. 15 (www.nytimes.com/2013/07/15/opinion/krugman-hunger-games-usa.html); Idem. End This Depression Now! New York: Norton, 2012; Idem. The Return of Depression Economics and the Crisis of 2008. New York: Norton, 2009; Idem. The Great Unraveling: Losing Our Way in the New Century. New York: Norton, 2003; Ferguson J. Global Shadows: Africa in the Neoliberal World Order. Durham: Duke University Press, 2006; Milanovic B. The Haves and the Have-Nots: A Brief and Idiosyncratic History of Global Inequality. New York: Basic Books, 2010; Sen A. Development as Freedom. New York: Random House, 1999; Stiglitz J., Sen A., Fitoussi J.-P. Report by the Commission on the Measurement of Economic Performance and Social Progress (www.stiglitz-sen-fitoussi.fr/documents/rapport_anglais.pdf).

[26] См.: Satz D. Why Some Things Should Not Be for Sale: The Moral Limits of Markets. New York: Oxford University Press, 2010; Sandel M. What Money Can’t Buy: The Moral Limits of Markets. New York: Farrar, Strauss and Giroux, 2012; см. также мою рецензию на эти книги в: Political Theory. 2014. Vol. 42. № 3.

[27] Wolin S.S. Democracy Incorporated: Managed Democracy and the Specter of Inverted Totalitarianism. Princeton: Princeton University Press, 2008.

[28] Hacker J.S., Pierson P. Winner-Take-All Politics: How Washington Made the Rich Richer — and Turned Its Back on the Middle Class. New York: Simon and Schuster, 2011. В ноябре 2013 года Национальное общественное радио выпустило прекрасный материал о тонких механизмах корпоративного управления государственной политикой, в котором было подробно описано, как именно неолиберальная экономизация правительства приводит к подчинению законодателей корпоративным интересам. Один из экспертов рассказал, как лоббисты пишут законы и добиваются их утверждения. Он привел в пример законопроект банка «Citigroup» об отмене одного из механизмов финансового регулирования, внедренного после финансового кризиса 2008 года. Ли Дратман из группы наблюдения за работой правительства «Sunlight Foundation» говорит: «На мой взгляд, это просто очередной поворот старой истории о том, как Конгресс передал права на политические решения частному сектору». Дратман отмечает, что при всей возмутительности этой истории она весьма типична для Конгресса в наши дни. «Теперь люди на Капитолийском холме не задерживаются, особенно хорошие люди. Процессы законотворчества все больше переходят в частный сектор и начинают отражать интересы тех организаций и компаний, которые могут за них платить, — то есть не ваши и не мои. Это интересы крупных банков и нефтяных компаний». В 2009—2010 годах Дратман был сотрудником аппарата по банковской политике и занимался вопросами пересмотра финансовой политики, и видел, что участие представителей Конгресса в этих процессах было крайне малозначительным. Он говорит, что лоббистам это известно, поэтому они предлагают законодателям проекты типа «все включено»: они готовы помочь привлечь дополнительных спонсоров к законопроекту, написать его текст и разработать терминологию. См. об этом: Chang A. When Lobbyists Literally Write the Bill // National Public Radio. 2013. November 11 (www.npr.org/blogs/itsallpolitics/2013/11/11/243973620/when-lobbyists-literally-write-the-bill).

[29] Duménil G., Lévy D. The Crisis of Neoliberalism. Cambridge: Harvard University Press, 2011; Hudson M. Finance Capitalism and Its Discontents. Dresden: Islet Verlag, 2012; Smith Y. E-CONned: How Unrestrained Self Interest Undermined Democracy and Corrupted Capitalism. New York: Palgrave MacMillan, 2010; Taibbi M. Griftopia: A Story of Bankers, Politicians, and the Most Audacious Power Grab in American History. New York: Random House, 2010; Mirowski P. Never Let a Serious Crisis Go to Waste: How Neoliberalism Survived the Financial Meltdown. New York: Verso, 2013.

[30] Мои ранние усилия по дальнейшей разработке взглядов Мишеля Фуко на неолиберализм как тип политической рациональности можно найти в: Brown W. Neoliberalism and the End of Liberal Democracy // Theory and Event. 2003. Vol. 7. № 1 (перепечатано в: Idem. Edgework: Critical Essays on Knowledge and Politics. Princeton: Princeton University Press, 2005); Idem. American Nightmare: Neoconservatism, Neoliberalism, and De-Democratization // Political Theory. 2006. Vol. 34. № 6. Р. 690—714. В этой книге переработаны ранние формулировки, которые были не критичны по отношению к некоторым утверждениям Фуко, неверно их интерпретировали, не учитывали влияние финансового капитала и финансиализации и сводили процесс разрушения демократии неолиберализмом к снижению ее значимости и замещению некоторых ее сфер, не принимая во внимание существенной замены либерально-демократических принципов экономическим формами и смыслами.

[31] Caliskan K., Callon M. Op. cit.

[32] См., например: Feiler B. Programming Families: How Kids Are Like Software, and What the Government Could Learn From It // The Secrets of Happy Families. New York: William Morrow, 2013 (www.wnyc.org/story/programming-families-how-kids-like-software-what-the-government-could-learn). Фейлер применяет язык, показатели и техники бизнеса к описанию и анализу семейной жизни. Среди прочего процесс принятия семейных решений приравнивается к собранию акционеров, семья создает свой бренд и декларацию о намерениях. В газете «The Week» это формулируется так: «Признать, что могут возникнуть проблемы, и внедрить систему для их решения — метод, подходящий как бизнесу, так и семье» (http://theweek.com/article/index/252829/the-secrets-of-happy-families). Таким же образом, на платформе «TED Talks» Фейлера рекомендуют как автора, создающего «семейные практики, которые поощряют гибкость, аккумуляцию идей снизу вверх, постоянную обратную связь и отчетность» (www.ted.com/talks/bruce_feiler_agile_programming_for_your_family.html). Благодарю Шанталь Тома за указание на эту работу. Другой пример — совет врача и писателя Рида Таксона своим пациентам: «Станьте гендиректором своего здоровья». На заглавной странице его сайта сказано: «Как мы работаем вместе над повышением качества нашей жизни? Мы привлекаем все доступные активы; практикуем привычки, лучшие для нашего здоровья; делимся инновациями в сферах профилактики и оказания медицинской помощи» (www.tucksonhealthconnections.com).

[33] См. также: Fayman S. 7 Ways Finding Investors for Your Startup Is Just Like Dating // Forbes. 2013. August 19 (www.forbes.com/sites/stellafayman/2013/08/19/7-ways-finding-investors-for-your-startup-is-just-like-...; Bosari J. Is Dating a Good Investment? // Forbes. 2013. January 3 (www.forbes.com/sites/moneywisewomen/2013/01/03/is-dating-a-good-investment).

[34] Тренер по знакомствам говорит в интервью «New York Times»: «На сайте Match.com вы, может быть, за месяц встретитесь с меньшим количеством людей, зато вам будет доступен тщательный отбор. Онлайн-сервисы знакомств дают лучшую доходность по инвестициям» (Kennedy P. Who Made Speed Dating? // New York Times. 2013. September 29. Р. 17 (www.nytimes.com/2013/09/29/magazine/who-made-speed-dating.html)). Другой сайт знакомств также позиционирует знакомство как инвестицию: «В современном мире с его быстрым ритмом жизни профессионалы высокого уровня ищут экспертов, которые помогают им во всех сферах личной и профессиональной жизни. Однако, когда речь идет о поиске любви, многие занятые, успешные одинокие люди продолжают искать романтических партнеров устаревшим методом случайного отбора и поиска иголки в стоге сена… Если вы действительно хотите найти те самые долгосрочные отношения, действуйте стратегически: наймите службу, у которой есть необходимый опыт, репутация и время, — инвестируйте в свое будущее! […] Мы обнаружили, что наш сервис The Premier Match 360TM, основанный на методах корпоративной оценки, позволяет нашим клиентам максимизировать свой потенциал по успешным знакомствам и найти те самые долгосрочные отношения, которых они желают» (www.premiermatchmaking.com/About.php). Еще один сайт знакомств предлагает «аутсорсинг вашей личной жизни»: «Время — деньги, и если вы одинокий богатый мужчина, то вы скорее всего уже разорились на усилиях познакомиться с красивой женщиной. Вам случалось тратить время на попытки перекричать музыку в барах и клубах, чтобы поговорить с женщиной, годящейся вам в дочери, и вы больше не хотите этого. Если вам удается привлечь женщину, но не удается привлечь правильную женщину и завести с ней долгосрочные отношения, обращайтесь в наше брачное агентство высшего уровня. Бесплодные попытки найти любовь несут разочарование. Угадывание, игры и надоедливые разговоры, сопровождающие свидания, могут быть очень утомительными — не говоря об их стоимости. С нашим сервисом вы сможете сэкономить много времени и сил: поручите решение своей проблемы опытным профессионалам из Model Quality Introductions, самого надежного в стране брачного агентства под мужским руководством» (www.modelqualityintroductions.com/why-use-an-upscale-dating-service). В том же духе рекламируются службы быстрых свиданий — как способ повысить производительность: «Быстрые свидания — это веселый и эффективный способ познакомиться со множеством одиноких людей за один вечер… В отличие от встреч в барах или на свиданиях вслепую, здесь вы можете быть уверены, что все люди одиноки, успешны — и что на каждое знакомство вы потратите не больше пяти минут» (www.theivyconnection.com/contents/whyspeeddating).

[35] Schmitt C. The Crisis of Parliamentary Democracy. Cambridge: MIT Press, 1988. Р. 24—26; Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алетейя, 2000. С. 79—100; Lefort C. Democracy and Political Theory. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1988. Р. 2—4, 10—12.

[36] Фуко М. Указ. соч. С. 191.

[37] Мишель Фейе, исследователь, наиболее полно разработавший последствия перехода от производительного капитала к финансовому для субъекта и субъективности, утверждает, что этот переход радикален и повсеместен. Я допускаю, что сегодня эти модальности сосуществуют, что человеческий капитал, аккумулируемый по предпринимательской модели, не ушел в прошлое и может существовать в рамках одного индивида одновременно с человеческим капиталом, работающим по инвестиционной модели. См.: Feher M. Rated Agencies…; Idem. Self-Appreciation; or, the Aspirations of Human Capital // Public Culture. 2009. Vol. 21. № 1.

[38] См. главу 4 в великолепной книге: Milgate M., Stimson S.C. After Adam Smith: A Century of Transformation in Politics and Political Economy. Princeton: Princeton University Press, 2009.

[39] Feher M. Self-Appreciation… Р. 21—41.

[40] Фуко М. Указ. соч. С. 121—123.

[41] См., например, историю молодого профессора кафедры университета Виктории в Канаде, который искусственно повысил себе рейтинг на сайте Academia.edu до максимального среди пяти миллионов пользователей: http://blog.academia.edu/post/53204075764/kindling-impact. Особую пикантность достижению начинающего ученого придает неприкрытая гордость, которую он выражает по поводу достигнутого рейтинга (http://people.geog.uvic.ca/Springer). Кроме того, следует отметить, что этот молодой человек идентифицирует себя с движением Occupy и возрождением анархистского движения; в его научных работах содержатся критические высказывания по поводу неолиберализма, насилия, правительственности и биополитики.

[42] Feher M. On Credit, Self-esteem, and Sharing: An Introduction to the Neoliberal Condition. Lecture, Cornell University, November 2013; а также: Idem. Rated Agencies…

[43] Gathmann F., Medick V. German Chancellor on the Offensive: Merkel Blasts Greece over Retirement Age, Vacation // Der Spiegel Online International. 2011. May 18 (www.spiegel.de/international/europe/german-chancellor-on-the-offensive-merkel-blasts-greece-over-ret...).

[44] Фуко М. Указ. соч.

[45] Повышение субъективной ответственности и капитализм, действующий в режиме жесткой экономии, требуют от нас инвестиций в себя внешне заданными способами, однако эти инвестиции и ответственное поведение никоим образом не гарантируют нам процветания, ведь мы являемся элементами более крупного организма, в чьи цели наша защита не входит.

[46] Арендт Х. Op. cit.; Аристотель. Политика. М.: АСТ, 2010; Маркс К. Капитал. М.: Эксмо, 2011. Т. 3. Когда я представляла фрагменты этой книги научному сообществу, мое использование аристотелевского понятия «обычной жизни» часто путали с «голой жизнью» Агамбена, поэтому я считаю важным объяснить, почему эти утверждения Агамбена не относятся к делу. В «Homo Sacer» он использует термин «голая жизнь», чтобы описать особое положение человеческого существа по отношению к власти и закону. Аристотель же использует термин «обычная жизнь» для обозначения ограниченности существования тех, кто привязан к производству и воспроизводству человеческого существа; он противопоставляет такой жизни жизнь гражданина, который может реализовывать человеческие устремления через политическую и интеллектуальную сферы, имеющие отчетливо человеческую природу, будучи свободными (освобожденными) от необходимости, понимаемой как воспроизводство жизни. Разумеется, эти формулировки Аристотеля онтологизируют порядок несвободы, основанный на рабстве, неравенстве полов и классов, и разделяют человечество на тех, кто обречен вести «обычную жизнь», и тех, кто свободен стремиться к «хорошей жизни». Арендт, как известно, была печально некритична к аристотелевской онтологии. Однако Маркс усмотрел в неравенстве Аристотеля предпосылку для освобождения: все люди должны освободиться от обычной жизни и иметь возможность стремиться к жизни хорошей.

[47] Маркс К. Указ. соч. Гл. 48.

[48] Милль Дж. Указ. соч. С. 59—64.

Афины отзывают посла из Москвы

СМИ: Греция отзывает посла из России

Рафаэль Фахрутдинов

Греция отзывает своего посла Андреаса Фриганаса из Москвы. В российских политических кругах выразили уверенность в том, что, несмотря на происходящее, отношения Москвы с Афинами будут дружескими.

Греция отзывает своего посла Андреаса Фриганаса из Москвы. Это решение принял лично министр иностранных дел Греции Никос Котзиас.

Дипломат вернется в Афины в ближайшие дни, а в российскую столицу будет направлен другой посол, приводит РИА «Новости» слова источника в греческом правительстве.

Член комитета Совета Федерации по международным делам Сергей Цеков отметил, что пока преждевременно говорить о том, действительно ли Афины отозвали посла, необходимо дождаться официальной информации. Тем не менее, по его словам, сложности между странами по ряду причин могут возникать.

«Несмотря на происходящее в Греции вокруг наших дипломатических структур, разумеется, если посол действительно был отозван, я уверен в том, что наши отношения с Грецией будут дружескими.

Прежде всего, стороны будут заниматься урегулированием и разрешением тем разногласий, которые существуют между двумя странами. Как Москва, так и Афины заинтересованы в выстраивании конструктивного диалога, связи между нашими государствами уходят вглубь своими корнями даже не в столетия, а в тысячелетия. Я надеюсь, что все сложности так или иначе будут урегулированы в ближайшее время», — цитирует ФАН сенатора.

Напряженные дипломатические отношения с Грецией у России начались в июле нынешнего года. Тогда Афины сообщили о высылке из страны двух российских дипломатов «за противоправные действия против национальной безопасности», еще двум запретили въезд на греческую территорию.

Как отмечалось, такие действия Греции являются ответом на незаконное вмешательство российских дипломатов во внутренние дела страны.

«Среди обвинений Афин в адрес дипломатов — попытки сбора данных и распространения дезинформации, а также подкуп государственных чиновников», — говорилось в материале.

Также указывалось, что действия греческой стороны не являются «ударом грома с ясного неба», так как речь идет о якобы скоординированных действиях, которые должны были усилить влияние России на территории страны.

Кроме того, россиянам вменялась в вину поддержка митингов против сделки Греции с Македонией.

«Дипломатические источники отмечают, что решение Афин относится исключительно к действиям этих четырех человек, а не к общему хорошему отношению Греции к России», — писали местные СМИ.

В деле также фигурировало Императорское православное Палестинское общество — российская гуманитарная организация, возглавляемая первым директором ФСБ России Сергеем Степашиным и связанная с Русской православной церковью.

В ответ на это Москва сообщила о зеркальных мерах — ответной высылке греческих дипломатических сотрудников.

«В МИД России был вызван чрезвычайный и полномочный посол Греции в РФ Андреас Фриганас, где ему была вручена нота, информирующая о принятых российской стороной зеркальных мерах в ответ на недружественные действия Афин в отношении российских дипломатических сотрудников и граждан», — говорилось в сообщении МИД России.

Позднее стало известно, что Россия запретила въезд руководителю политического бюро министра иностранных дел Греции Йоргосу Сакеллариу.

Также анонсировалась высылка торгового представителя посольства Греции Адамантиоса Каритианоса и ответственного за коммуникационную службу дипмисии Афин Андреаса Такиса, передает НСН.

Вскоре в Русской православной церкви сообщили, что консульство Греции отказало в выдаче виз российским священникам без объяснения причин.

«Еще в начале года мы с семьей купили тур. Хотелось детишкам показать Афон со стороны моря. Ну и конечно подспудно было желание провести пару дней на Святой горе. Мы подали документы на шенгенскую визу на всю семью. Я, матушка и шесть детей, одному из них три года. Матушке и детям сразу дали визу, а вот мне пришел отказ — мол, нет обоснований пребывания на территории Греции», — рассказал настоятель храма Сергия Радонежского на Ходынском поле протоиерей Василий Биксей.

Он подчеркнул, что это произошло несмотря на купленный билет и полностью оплаченный тур. Протоиерей также отметил, что дважды подавал документы в консульство Греции — один раз через туроператора, второй — самостоятельно.

Священник указал, что его случай является не первым, и добавил, что знает об аналогичных историях других священников.

Позднее МИД России опроверг сообщение греческой газеты Kontra News о связи Москвы с подготовкой беспорядков в Салониках.

Российское внешнеполитическое ведомство отметило, что статья под заголовком «Кто разрабатывает план срыва международной выставки-ярмарки в Салониках» вышла в греческом издании 23 июля.

«Ссылаясь на анонимный источник в спецслужбах Греции, издание утверждает, что некие греческие банды уличных хулиганов, «финансируемые из черных касс [президента России Владимира] Путина», ведут подготовку к протестным акциям в Салониках», — указали в МИД РФ.

Москва также отметила, что у автора текста «все хорошо с фантазией», и указала, что в статье «нет ни слова правды».

В Арте обнаружена мозаика IV в. до нашей эры

Мозаичный пол IV в. до н.э., украшающий античную купальню, был обнаружен в ходе археологических работ, проводимых на территории театра древней Амбракии.

Галечный пол круглой формы охватывает центральную часть пространства купальни, поверх которой позднее был построен маленький театр. Он состоит из небольших белых, янтарных и темных речных камешков, которые изображают сцены, связанные с морем и морскими обитателями.

Находку связывают с мозаичным полом, изображавшим похожие сцены, который был обнаружен в ходе раскопок в 70-е годы прошлого века и сегодня находится на складах Археологического музея Арты. Основываясь на сходстве с мозаикой, украшавшей купальни в древнем Коринфе, находка в Арте относится к IV в. до н.э.

Арта, второй по величине город Эпира, был непрерывно заселён с древних времен до наших дней, о чём свидетельствуют древние развалины, вплетённые в современную городскую ткань. Цель проекта, проводимого Инспекцией древностей Арты на месте маленького античного театра в центре города - включить этот новый археологический объект в современный городской ландшафт и повседневную жизнь жителей.

Самые популярные направления этого лета

Специалисты «АльфаСтрахование» составили рейтинг наиболее популярных стран у россиян за июнь-июль 2018 г.

Самыми востребованными направлениями стали Испания (8,3%), Италия (8,1%), Болгария (7%), Греция (5,8%) и Грузия (5,6%).

Также в рейтинг вошли Турция (5,2%), Германия (5,1%), Франция (4,5%) и Черногория (3,7%). На десятом месте оказался Кипр (3,2%), далее следуют Латвия (2,6%) и Чехия (2,3%), а замыкают топ-15 Израиль (2,2%), Хорватия (2%) и Белоруссия (1,9%).

Наиболее активно этим летом страховые полисы покупали мужчины – 56,8% против 43,2% у женщин. Чаще всего путешествовали люди в возрасте 25-59 лет.

«Полис ВЗР необходим во время поездки за границу даже тогда, когда он не нужен для получения визы. Примером безвизовых стран являются Грузия и Турция, однако мы знаем немало случаев, когда россияне попадали в них в непредвиденные ситуации, угрожающие их жизни и здоровью, и не знали, как выйти из них самостоятельно. В такие моменты на помощь приходит страховой полис и специалисты «АльфаСтрахование», которые подскажут, что нужно делать в экстренной ситуации. Чтобы связаться с оператором и заявить о страховом случае из любой точки мира, нужно лишь нажать в мобильном приложении «АльфаСтрахование Мобайл» кнопку «SOS», – говорит Егор Сафрыгин, директор департамента маркетинга «Медицина» Группы «АльфаСтрахование».

Полис выезжающего за рубеж покрывает медико-транспортные, медицинские расходы, стоматологическую помощь, транспортные затраты (эвакуация детей, возвращение после длительной госпитализации). Если турист планирует заниматься активными видами отдыха, это необходимо указать дополнительно.

Также турист может застраховать личное и недвижимое имущество на время своего отсутствия, гражданскую ответственность, а также приобрести страховку от невыезда. Страховку можно расширить за счет покрытия таких рисков, как потеря или хищение документов, багажа, задержка рейса. Благодаря инновационному сервису «АльфаСтрахование», отслеживание задержек авиарейсов производится автоматически, а при наступлении страхового случая не нужно собирать документы и тратить время на ожидание выплаты – деньги моментально поступят на карту клиента.

Самые популярные направления у россиян в июне-июле 2018 г.:

Ковчег с десницей святителя и чудотворца Спиридона Тримифунтского из Греции доставят 24 августа в Краснодар, где святыня будет открыта для поклонения верующих до 29 числа, а затем, до 15 октября, ковчег побывает еще в ряде городов России, включая Москву и Санкт-Петербург. Об этом сообщает пресс-служба Московской патриархии.

"Святитель Спиридон Тримифунтский – величайший святой, которого почитают православные во всех концах земного шара, но не так просто попасть на остров Корфу, где находятся его нетленные мощи. Поэтому мы благодарны Керкирской митрополии за возможность принесения десницы этого замечательного святого в пределы Русской православной церкви. Ранее десница святителя Спиридона уже приносилась в пределы нашей Церкви, но в этот раз по благословению святейшего патриарха Кирилла впервые ковчег со святыней посетит 12 епархий. Благодаря этому длительному и широкому по географии пребыванию, люди, которые знают и любят этого великого святого, смогут без особых сложностей поклониться его святым мощам. Организацию всего маршрута пребывания святыни в России берет на себя фонд имени равноапостольного князя Владимира. В Русской церкви убеждены в том, что принесение мощей святителя Спиридона Тримифунтского духовно укрепит наш народ", — отмечает пресс-секретарь патриарха священник Александр Волков.

Первым мощи готовится принять Краснодар, где святыня будет находиться в Свято-Екатерининском кафедральном соборе. Доступ к деснице будет открыт круглосуточно с 24 по 29 августа. "Мы ожидаем паломников со всего Южного федерального округа", – отметила пресс-секретарь храма Яна Топоркова.

Планируется, что помолиться у святыни смогут жители 12 регионов России. После Кубани ковчег с десницей Спиридона Тримифунтского доставят в Екатеринбург, Красноярск, Кемерово, Московскую область, Тулу, Санкт-Петербург, Тверь, Саратов, Чебоксары, Ярославль и Москву.

Святитель Спиридон Тримифунтский родился в конце III века на острове Кипр. Известно, что он был пастухом, имел жену и детей. Все свои средства будущий святитель отдавал на нужды ближних и странников, за что был вознагражден даром чудотворения и исцеления безнадежно больных. После смерти жены Спиридон был избран епископом города Тримифунта. По церковному преданию, святитель Спиридон совершил множество чудес: по его молитвам прекращалась засуха, исцелялись больные, умножалось масло в церковной лампаде. Провидя тайные грехи людей, святой призывал их к покаянию и исправлению. Сам он, даже будучи епископом, по-прежнему пас овец и работал в поле.

Последние слова его были о любви к Богу и ближним. Около 348 года во время молитвы святитель Спиридон скончался и был погребен в храме Святых апостолов в Тримифунте. В середине VII века мощи его были перенесены в Константинополь, а в 1453 году — на остров Корфу. Здесь, в городе Керкира, они и поныне хранятся в храме во имя Спиридона Тримифунтского.

В Греции начали расти цены на квартиры

Во втором квартале 2018 года средние цены на квартиры в стране увеличились на 0,8% в годовом исчислении. Согласно пересмотренным данным официальной статистики, в первом квартале годовой прирост составлял 0,1%. А за весь 2017 год апартаменты в современной Элладе подешевели на 1%.

Согласно отчету Центробанка Греции, во втором квартале 2018 года средние цены на новые апартаменты (до пяти лет) увеличились в годовом исчислении на 0,9%, а на «старые» (более пяти лет) – на 0,7%. За весь 2017 год эти показатели уменьшились на 0,8% и 1,2%, соответственно.

Что касается территориальных различий, то во втором квартале 2018-го цены на квартиры подросли в годовом исчислении на 1,2% в Афинах, на 0,2% - в Салониках, на 0,6% - в других городах и на 0,3% - в других регионах Греции. В целом в городах страны годовой рост составил 1%.

Напомним, что по изначальным данным Центробанка Греции, в первом квартале 2018-го средняя стоимость квартир в стране снизилась на 0,2% в годовом исчислении.

ПЕРВЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФОРУМ ДРЕВНИХ ГОРОДОВ ПРОЙДЕТ В РЯЗАНСКОЙ ОБЛАСТИ

С 12 по 19 августа 2018 года в Рязани состоится I международный форум древних городов, который объединит города мира возрастом старше 500 лет.

Мероприятие проводится при информационной поддержке Федерального агентства по туризму. Партнерами форума выступают Международный эногастрономический центр (Москва), Союз архитекторов России и туроператоры. Форум пройдет под эгидой Комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО.

Рязань посетят зарубежные экспертные и творческие делегации из Германии, Болгарии, Испании, Китая, Италии, Греции, Узбекистана, Армении, Перу, Эстонии и других стран, а также более 20 российских городов.

Впервые Рязань станет площадкой для обсуждения вопросов развития городской среды, истории, туризма, культурного наследия в древних городах. Насыщенная деловая программа форума включит конференции, круглые столы и панельные дискуссии с участием ведущих российских и международных экспертов.

13-14 августа состоится Международная конференция «Историко-культурное наследие – гарант устойчивого развития древних городов».

15 августа пройдет церемония открытия форума в Рязанском кремле.

16-18 августа будет работать гастрономический форум.

17-18 августа состоится открытый лекторий на тему развития города.

Культурная программа форума будет наполнена яркими, зрелищными и интересными событиями. В Рязани откроются «Посольства древних городов». Ежедневно на различных площадках города будут проходить уникальные концерты с участием испанского ансамбля фламенко, греческого коллектива традиционного танца, болгарской молодежной танцевальной студии и многих других творческих коллективов городов-участников форума.

Рязанцев и гостей города ожидают исторические спектакли от немецких и итальянских театров, Владимирского академического театра драмы, Московского историко-этнографического театра и других театров.

Свое творчество и колоритные многовековые традиции представят мастера народных промыслов и декоративно-прикладного искусства. Попробовать на вкус национальные блюда стран-участниц форума можно будет на фестивале уличной еды

18 августа по центральным улицам города пройдет большое костюмированное Шествие древних городов, на территории Кремля состоится итоговый Гала-концерт городов-участников.

Афины номинированы на звание европейской столицы инноваций-2018

Афины находятся среди 12 финалистов премии «European Capital of Innovation 2018», проводимой Европейской комиссией с целью признания и поощрения инноваций в городах.

Эта награда вознаграждает усилия европейских городов, которые производят и применяют инновационные решения для улучшения повседневной жизни своих граждан.

Конкурс адресован городам, которые используют инновации для повышения их устойчивости и открывают новые возможности для граждан, а также городам, вносящим свой вклад в создание динамичной инновационной экосистемы и сотрудничающим с гражданами в принятии решений и осуществлении соответствующих действий.

Кроме Афин, кандидатами на звание европейской столицы инноваций являются Вена, Лиссабон, Мадрид, Антверпен, Гамбург, Гётеборг, Лувен, Бристоль, Умео, Тулуза и Орхус.

12 городов-финалистов, отобранных среди более 80 кандидатов, претендуют на премию в размере одного миллиона евро и пять наград по 100.000 евро каждая. Кандидатуры финалистов будут рассмотрены в сентябре.

Большинство граждан Македонии поддержат договор с Грецией и, соответственно, идею переименования своей страны на консультативном референдуме, который пройдет 30 сентября, свидетельствуют данные социологического опроса, проведенного по заказу Македонского центра международного сотрудничества.

На вопрос "Выступаете ли вы за членство в ЕС и НАТО с принятием договора между республикой Македония и республикой Греция?", согласно соцопросу, положительно ответят 41,5% граждан, отрицательно – 34,1%.

Договор Македонии и Греции был ратифицирован сторонами в июне этого года. Он урегулирует продолжавшийся свыше 25 лет спор вокруг названия бывшей югославской республики. Греция требовала изменить название соседнего государства, чтобы его не путали с греческой областью Македония. Предполагается, что бывшая югославская республика будет переименована в Республику Северную Македонию.

Премьер Македонии Зоран Заев призвал сограждан выйти на всеобщее голосование и пообещал уважать их выбор на референдуме о переименовании страны. Тем временем порядка тридцати партий и движений Македонии начали кампанию по бойкоту референдума, а президент Македонии Георге Иванов назвал подписанное с Грецией соглашение "правовым самоубийством".

Выйти на референдум, по данным опроса, готовы 66,4% респондентов, бойкотировать – 19,8%, не определились со своей позицией 11,9% опрошенных, а еще 1,9% граждан отказались отвечать на вопрос о своем участии в плебисците.

Исследование также показало, что этнические македонцы в меньшей степени хотят поддержать договор с Грецией: "за" готовы проголосовать 27,4% респондентов, "против" — 45,2%. Одновременно подавляющее большинство этнических албанцев поддерживают договор – 88% "за" и лишь 2,2% "против".

"Независимо от исхода референдума, однозначна поддержка членству Республики Македонии в ЕС (80,4%) и в НАТО (79,9%)", — отмечает организатор опроса.

Социологическое исследование было проведено с 24 июля по 1 августа путем телефонного опроса респондентов. В нем приняли участие 1026 совершеннолетних граждан Македонии. Статистическая погрешность составляет 3,1%.

Греция до сих пор не может создать специальный реестр для арендодателей Airbnb

Специальная электронная система для учета тех собственников жилья, которые зарабатывают на сдаче его в аренду, так и не запущена. Тем временем страна продолжает терять деньги от поступления в бюджет соответствующих налогов.

Еще 1 января 2018 года вступил в силу закон, по которому частные лица или организации, которые сдают недвижимость в краткосрочную аренду, должны декларировать полученные доходы. Предполагалось создание специального электронного реестра, который помог бы учету подобных собственников. Тем не менее, пока система так и не заработала, несмотря на утверждения представителей Министерства финансов в июле 2018 года, что она «будет запущена в ближайшие дни», пишет Gtp Headlines.

Отельеры и профессионалы в сфере гостеприимства продолжают получать доходы, пока летний туристический сезон уже близится к своему завершению. А налоги с этих поступлений так и не получилось собрать.

По данным официальной статистики, сейчас на таких платформах, как Airbnb, выставлены более 8000 объявлений об аренде недвижимости в Афинах, и еще 18 000 – на острове Крит. Каждый объект в среднем приносит владельцам по €1000.

Потери гостиничного сектора от влияния краткосрочной аренды жилья оцениваются в €525 млн ежегодно, такие данные приводит Палата отелей Эллады.

Еврокомиссар по вопросам юстиции Вера Юрова призвала страны — члены ЕС ужесточить правила предоставления гражданства и вида на жительство в обмен на инвестиции или покупку недвижимости.

По словам Юровой, европейские власти обеспокоены развитием практики выдачи так называемых золотых паспортов и опасаются, что этой возможностью воспользуются люди, занимающиеся отмыванием денег.

"Мы не хотим "троянских коней" внутри Евросоюза", — приводит Spiegel Online слова чиновницы.

Среди европейских стран ЕК особо выделила Кипр, Грецию и Мальту, а среди обладателей "золотых паспортов" под подозрением оказались граждане России, бывших советских республик и Китая.

Из стран — членов Евросоюза гражданство в обмен на инвестиции можно получить в Австрии, Германии, на Мальте и Кипре, в Ирландии и странах Соединенного Королевства. При этом каждое государство решает вопрос о присвоении гражданства или выдаче вида на жительство самостоятельно.

Евросоюз призывает страны альянса ограничить выдачу «золотых виз»

Еврокомиссар по юстиции Вера Юрова заявила о том, что оформление гражданства за инвестиции представляет угрозу безопасности ЕС.

«Предоставление «золотых паспортов» - это серьезный риск для безопасности, поскольку оно дает новоиспеченным обладателям такого гражданства все права жителей стран альянса, а также возможность свободно передвигаться по территории Европы, - отмечает Вера Юрова в интервью газете Die Welt. – Евросоюз не должен становиться «тихой гаванью» для преступников, коррупционеров и отмывателей денег».

Газета Die Welt выделяет Кипр, Мальту, Грецию, Болгарию, Португалию, Литву, Латвию и Венгрию как страны, которые уже предоставили значительное число паспортов за инвестиции состоятельным россиянам, китайцам, африканцам и туркам, пишет Cyprus Property News.

«Мы не хотим никаких Троянских коней в Евросоюзе. Некоторые страны альянса обязаны будут ужесточить требования к соискателям, чтобы убедиться, что паспорта не предоставляются лицам, связанным с криминалом», - продолжает еврокомиссар.

Напомним, совсем недавно об ужесточении правил выдачи «золотых виз» уже объявил Кипр.

Музеи и археологические памятники отметят августовское полнолуние свободным входом

Вечером 26 августа 132 археологических объекта и музея Греции откроют свои двери для публики в рамках мероприятий, посвящённых августовскому полнолунию. В 95-ти из них пройдут интересные события, включающие музыкальные, танцевальные, театральные представления, выставки, кинопоказы, вечера поэзии, экскурсии и т.п.

События будут проходить с 24 по 27 августа, с кульминацией в ночь полнолуния.

В этом году мероприятия августовского полнолуния проходят в рамках Европейского года культурного наследия-2018.

Отмечается, что августовское полнолуние в прошлом году привлекло более 75 000 посетителей, которые буквально наводнили археологические объекты, памятники и музеи по всей стране.

Украина стала крупнейшим донором для Польши

"Польское радио" сообщило вполне обыденную новость: за первый квартал 2018 года иностранцы вывели из Польши сумму, эквивалентную 58,5 миллиарда рублей, причем 86 процентов от нее (почти 50 миллиардов рублей) пришлись на граждан Украины, как это принято говорить, "временно работающих в стране". Сумма украинских переводов из Польши, кстати, выросла по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 12 миллиардов рублей.

Впрочем, данный финансовый отток компенсируется для польской экономики переводами, получаемыми от поляков, живущих и работающих еще западнее. Те за первый квартал текущего года прислали домой более 63 миллиардов рублей, то есть разница составила более пяти миллиардов рублей в пользу Польши.

Таким образом, созданная в Европе схема "сообщающихся сосудов" по перераспределению рабочей силы и финансовых ресурсов работает бесперебойно и весьма эффективно. Польша выступает донором рабочей силы по отношению к Западной Европе и ее реципиентом — в отношениях с Украиной, и такое положение позволяет стране сохранять "положительный баланс" в данной конструкции.

Принято считать, что в наихудшем — во всех отношениях — положении находится замыкающее звено этой цепочки. В принципе, это соответствует действительности. Описания проблем, кошмарных условий жизни и работы украинцев в Польше практически превратилось в отдельный журналистский жанр за последнюю пару лет. Однако на происходящие процессы это никак не влияет.

Согласно информации Министерства социальной политики Украины, ежегодно на сезонные работы за границу уезжает до девяти миллионов украинцев. По данным украинского МИД, только в Россию и Польшу отправляется три и два миллиона трудовых мигрантов соответственно.

Только по официальным данным, более 20 процентов граждан страны (если верить в цифру 42 миллиона) выезжают на заработки за рубеж. Однако, по оценкам ряда экспертов, население Украины приближается к 30 миллионам. Учитывая, что перепись населения в стране не проводилась более пятнадцати лет, а перспективы новой крайне туманны, аргументы в пользу неофициальных точек зрения на данный вопрос приобретают дополнительный вес.

Киев в его нежелании проводить перепись населения можно понять, поскольку негативные демографические тенденции являются значимым показателем дел в стране. Снижение украинского населения с пиковых 52 миллионов в начале 1990-х годов до нынешних официальных 42 миллионов (они считают и Донбасс, и Крым) уже крайне наглядно описывает ситуацию на Украине. Однако, если признать реальное снижение численности, картина приобретет — и абсолютно справедливо — катастрофические черты.

В то же время словосочетанием "Украина и катастрофы" никого не удивишь. Последние годы эти два феномена постоянно идут рука об руку. Более того, можно сказать, что ускоренная потеря страной своего населения является по-своему благом, поскольку отводит украинское общество от очередных социальных взрывов.

Плотность населения на Украине официально составляет почти 74 человека на квадратный километр.

В самой по себе этой цифре нет ничего из ряда вон выходящего, хотя она заметно больше, чем в Белоруссии (менее 48 человек на квадратный километр). Про Россию и говорить не приходится, но наша страна с очень маленьким для такой колоссальной территории населением является особым случаем. Тем не менее и на Западе, и на Востоке во множестве имеются примеры стран с куда более высокой плотностью населения, что не влечет для них никаких роковых последствий.

Однако их опыт распространять на Украину нельзя. Чтобы справляться со столь мощным демографическим давлением (начиная с банального прокорма населения), необходима современная развитая социально-экономическая система либо эффективное в своих регуляторных функциях государство. А желательно и то и другое вместе.

На Украине наблюдается активный распад обеих составляющих: и деградация государства, и цивилизационный откат в доиндустриальную эпоху. В принципе, последнее в нынешнее время не является чем-то из ряда вон выходящим. Деиндустриализацию в той или иной форме переживает множество стран — от Прибалтики до Греции. Однако Украина являет собой уникальный пример, когда страна с энтузиазмом отказывается от собственной высокоразвитой экономики без какой-либо компенсации (как это было у стран ЕС), на одной только идеологической эйфории возвращения к национальным корням и смене геополитического курса.

Возвращающаяся же к истокам хуторская Украина физически не способна прокормить то количество населения, на которое была заточена промышленно развитая высокотехнологичная Украина.

К сожалению, острые кризисы перенаселения и нехватки в связи с этим ресурсов человечество исторически решает радикально — масштабным сокращением населения любыми, в том числе самыми жесткими методами.

Именно поэтому тотальная гражданская война всех против всех на Украине была не выдуманной страшилкой, а самой что ни на есть актуальной перспективой. Однако ее призрак ныне отступил.

Открытые со стороны и России, и Европы "шлюзы" по приему трудовых мигрантов позволяют стравливать избыточное демографическое давление, причем с пользой для "реципиентов", которые получают самых активных членов украинского общества. Украина, в свою очередь, получает финансовые вливания в виде денежных переводов, которые также помогают смягчать социально-экономическую ситуацию внутри страны.

В результате все получают то, что хотят: Россия и Запад — нужную им дополнительную рабочую силу, Украина — снижение социального и демографического давления, а также финансовую помощь, а все вместе — уменьшение риска полномасштабной гражданской войны в крупнейшей стране Европы.

Остаются только рядовые украинцы, работающие в Польше и вынужденные вспомнить особенности традиционных взаимоотношений "панов и холопов". Но кто-то же должен платить за то, что Украина является "финальным донором" и конечным звеном в европейской системе выкачивания ресурсов.

А кроме них, больше некому.

Ирина Алкснис

В Афинах стремительно растет число новых отелей и арендных квартир

Укрепление сектора гостеприимства связано с увеличением спроса на размещение в столице Греции.

По данным GBR Consulting, за последние два с половиной года в центре Афин появилось около 1000 новых гостиничных номеров. Кроме того, еще 750 номеров снова открылись после кризиса в стране. Тем временем, в настоящее время на стадии строительства находятся 400 комнат в отелях, пишет Gtp Headlines.

Что касается арендных квартир, то за последние три года был отмечен рост числа таких объектов на 239%. При этом доля апартаментов, имеющих категорию четырехзвездочных, сейчас достигает 72%. Правда, многие из них имеют статус комнат в роскошных отелях.

Как рассказывают также аналитики GBR Consulting, стремительно растет доля недвижимости, предлагаемой в аренду через сервис Airbnb. Власти вскоре хотя запустить электронную базу данных для собственников, которые занимаются арендным бизнесом через эту платформу.

Турпоток в Грецию продолжает расти.

Правительство Греции после пожаров, в которых за один день погибли 90 человек, сменило руководителей пожарной службы и полиции, сообщила пресс-служба премьер-министра Греции Алексиса Ципраса.

Соответствующее решение принял на внеочередном заседании в воскресенье правительственный совет по внешней политике и обороне.

Новым начальником пожарной службы назначен бывший до этого заместителем генерал-лейтенант Василиос Матеопулос. Новым начальником полиции стал генерал-лейтенант Аристидис Андрикопулос, ранее бывший заместителем начальника полиции, говорится в сообщении, поступившем в РИА Новости.

В пятницу в отставку ушел министр защиты граждан Никос Тоскас, отвечавший за работу пожарной службы и полиции.

В Восточной Аттике 23 июля произошел катастрофический пожар, жертвами стали 90 человек, среди них много детей.

Оппозиция обвинила руководство пожарной службы и полиции в бездействии и ошибках, приведших к многочисленным жертвам, и потребовала отставки всех виновных, в том числе правительства.

Рейтинг правительства резко упал на фоне жесткой критики.

Данные по посещению иностранных туристов нашей страны, опубликованные Испанским институтом статистики (INE), оставили негативное впечатление. Несмотря на то, что количество посещений страны растет в настоящее время на 1,8%, это наихудший показатель за последние несколько лет. Например, в 2016 и 2017 гг. темпы роста сектора превышали 11%, что являлось доказательством того, что туризм – это «мотор» испанской экономики.

Согласно данным Министерства промышленности, торговли и туризма, за первые шесть месяцев 2018 года число туристов, посетивших Испанию, превысило 37 млн. человек, что можно считать хорошим показателем. Большинство туристов по-прежнему приезжают из Великобритании (8,4 млн. посещений) и Германии (5,2 млн. посещений). Однако, в сравнении с результатами 2017 года заметно снижение количества туристов из обоих стран. Вовлеченных в Brexit англичан стало на 2% меньше, а количество немцев, под влиянием снижающей темпы экономики, снизилось на 5,7%. Самыми «постоянными» оказались французы с почти неизменным количеством посещений, составляющим 4,8 млн.

Существует несколько причин такого резкого замедления сектора. Основной из них можно назвать восстановление других средиземноморских рынков туризма, которые поглощают туризм в Испании. Тунис привлекает огромное количество немецких туристов, так же, как и Греция в период восстановления своей экономики после тяжелого кризиса. Хорватия тоже выдвигает заманчивые предложения, пользуясь благоприятными климатическими условиями и удобным расположением. Даже Египет и Турция, несмотря на серьезные политические проблемы, подают признаки улучшений.

Также большое влияние оказал такой фактор, как «истощение» сектора, особенно заметное в таких крупнейших туристических направлениях, как Каталония и Канарские острова.

(El economista)

Двенадцать подвигов Геракла перебираются в Салоники

Первый в Греции тематический парк греческой мифологии открывает свои двери 30 сентября в Салониках, в Международном выставочном центре, давая возможность посетителям совершить увлекательное путешествие в эпоху героев и мифологических чудовищ, туда, где Геракл совершал свои знаменитые подвиги.

Уникальный парк «12 подвигов Геракла» предложит своим гостям незабываемые впечатления в выставочном пространстве павильона №1 площадью 2500 кв.м. Он будет оснащён гигантскими роботизированными фигурами, которые двигаются и издают звуки, перенося больших и маленьких друзей в далёкое прошлое.

Тематический парк будет иметь не только развлекательный, но и образовательный характер. Его разработку осуществляют TIF-Helexpo, Dream Workers и Εksagon Exhibitions, продолжая успех уже существующих тематических парков, таких как Фабрика и Музей шоколада, «Секретные миры Евгениоса Тривизаса» и Парк динозавров.

Олег Мельник с 1 августа 2018 г. назначен Генеральным директором Управляющей компании Объединенной сети ТБГ и «Горячие туры»

Светлана Макарова, которая с 2006 года руководила Управляющей компанией, оставляет свой пост в связи со счастливым событием, она скоро станет мамой и хочет всецело посвятить себя семье.

О предстоящих изменениях Светлана сообщила на встрече Актива Объединенной сети 23 июля, и представила собравшимся нового руководителя. Отвечая на вопрос агентств, сохранятся ли сложившиеся традиции, позиционирование и основной курс развития Сети, Олег заверил, что Управляющая компания продолжит заданному курсу, а изменения будут происходить только в лучшую сторону.

Олег Мельник в туризме с 1992 года. Его профессиональный опыт охватывает различные сферы отрасли: работа в принимающей компании, управление объектами размещения в России и за рубежом, туроперейтинг и работа с турагентской розницей. За годы работы он успешно проявил себя в сфере выездного и внутреннего туризма.

Начинал карьеру на Кипре, где учился в Высшей школе American Hotel Association по направлению Hospitality Management. Параллельно с учебой руководил департаментом приема туристов из России, стран Балтии и Израиля в крупнейшей компании Groutas Tours.

Накопленные за пятилетний период знания, профессиональные навыки и связи позволили ему успешно развивать собственный туроператорский бизнес в России.

Основанная Олегом Мельником компания «Универсал Трэвел», которой он руководил на протяжении 8 лет, занималась консолидацией рейсов, управлением гостиницами на Кипре и предоставлением комплексных туристических услуг. Сотрудничала с ведущими туристическими агентствами России. Со временем компания расширила спектр направлений, добавив в ассортимент ОАЭ, Израиль, Тунис, Греция. Развивала собственную сеть офисов продаж для физических лиц под брендом «Универсал Трэвел».

Очередной этап карьеры связан с израильским холдингом Afi Hotels (сеть отелей Crown Plaza и Holiday Inn в Израиле), куда Олег Мельник был приглашен на должность регионального директора по России и СНГ. Работе в этой компании он посвятил 7 лет. Основным направлением его деятельности было продвижение израильских отелей среди туроператоров и турагентств, повышение узнаваемости бренда и формирование специальных условий сотрудничества для российских партнеров.

Работая в Afi Hotels, Олег также отвечал за развитие гостиничных и санаторно-курортных проектов в Москве и Ставропольском крае. Одним из успешно реализованных им старт-апов является сеть санаториев под брендом «Плаза». Санатории были выведены на окупаемость в течение 5 лет, бренд получил широкую узнаваемость, уровень среднегодовой загрузки ¾ 85%. Проект и в настоящее время является примером успешной отраслевой бизнес-модели.

В ходе реализации проекта «Плаза» плотно взаимодействовал с туроператорами по внутреннему туризму и сегментом розницы, делающим упор на отечественных направлениях.

Проделанная работа была отмечена российскими властями, а сам Олег Мельник награжден Почетной грамотой Министерства спорта, туризма и молодежной политики Российской Федерации за вклад в развитие внутреннего туризма и плодотворный добросовестный труд от 27.12.2010 № 185.

В 2012 году Олег Мельник перешел в ICS Travel Group на должность директора по стратегическому развитию. В компании он курировал собственные офисы продаж в регионах, развивал региональные программы, выстраивал взаимодействие туроператора с лидерами розничного рынка РФ.

В 2014 году получил предложение возглавить сеть санаториев РЖД (21 санаторий) в АО «РЖД-Здоровье». В его задачи входило повышение коммерческой привлекательности государственной инфраструктуры, рост эффективности использования объектов размещения, внедрение современных технологий.

В январе-мае 2018 г. страны ЕС увеличили импорт лиственных тропических пиломатериалов на 4,4%

Страны Европейского союза в январе-мае 2018 г. импортировали 405,597 тыс. м3 пиломатериалов из лиственных пород тропической древесины, что на 4,4% больше, чем годом ранее, об этом сообщает ITTO.

Поставки в Бельгию выросли на 2,1% до 119,354 тыс. м3, в Нидерланды — на 45,7% до 88,692 тыс. м3, во Францию — на 5,5% до 49,517 тыс. м3, в Италию — на 19,7% до 48 тыс. м3, в Данию — на 23,9% до 8,479 тыс. м3.

Между тем, Испания за пять первых месяцев 2018-го сократила импорт лиственных тропических пиломатериалов на 31,8% до 18,129 тыс. м3, Великобритания — на 20,1% до 29,903 тыс. м3, Германия — на 3,4% до 18,397 тыс. м3, Португалия — на 30,3% до 9,623 тыс. м3, Ирландия — на 48,3% до 3,878 тыс. м3, Греция — на 3,2% до 3,55 тыс. м3.

Турпоток в Грецию продолжает расти

В июне 2018 года число прибытий в местные международные аэропорты выросло на 14,6% в годовом исчислении, в том числе в Афины – на 27%.

По данным Конфедерации туризма Греции (SETE), региональные воздушные вокзалы показали прирост на 11,7% в годовом исчислении, пишет Tornos News.

Согласно статистике греческого Центробанка, расходы зарубежных путешественников в современной Элладе в мае 2018-го выросли на 34,7% в годовом исчислении, а с января по май 2018-го – на 21,7%.

Кстати, каждый четвертый евро, который иностранные путешественники тратят в Греции, приходится на Кикладские или Додеканесские острова в южной части Эгейского моря.

Греция > Миграция, виза, туризм > prian.ru, 2 августа 2018 > № 2691372