Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В сентябре в Австралии произошло самое значительное повышение цен на недвижимость за последние 30 месяцев.

Стоимость жилья в австралийских городах опять поднялась вверх на 1,4% в сентябре, после того, как Центральный банк страны снизил процентные ставки. Цены продолжают расти также и в квартальном исчислении – на 2% за третий квартал этого года, сообщает портал PropertyCommunity.com.

Больше всего квартиры и дома подорожали в Аделаиде и в Перте, на 2,4% и на 1,6% соответственно. В городах Дарвин и Канберра зафиксирован самый большой спад – 2% и 0,6% соответственно.

Эксперты предсказывают дальнейший рост цен в 2012 году на уровне 3%, и между 4% и 7% в 2013 году.

Тем временем, продажи первичного жилья по стране продолжают падать. По последнему отчету Ассоциации жилищной индустрии, в сентябре 2012 года это падение составило 3,7%.

Напомним, что в августе 2012 года продажи нового жилья в Австралии упали до уровня 15-летней давности.

С января по сентябрь 2012 года на Филиппинах побывали 17,7 тыс. туристов из России, что на 41% больше результатов того же периода прошлого года. В целом страна приняла 3,1 млн. гостей из-за рубежа, что всего лишь на 9% больше, чем год назад.

Помимо России, положительную динамику показали все основные для туризма Филиппин рынки. Несмотря на то, что доля россиян в общем объеме туристов остается небольшой – другим странам далеко до рекордных результатов России по приросту турпотока.

Так, за указанный период в страну приехало на 9,6% больше граждан Кореи (753 тыс.), на 4% - граждан США (485 тысяч), на 8,5% - граждан Японии (311 тысяч). На 14% вырос турпоток из Китая (196 тысяч человек), на 25% - из Тайваня (171 тысяча). Хороший результат показали также Австралия, Сингапур, Гонконг и Великобритания, сообщает портал Travel.ru.

С начала 2012 года страна реализует новую программу развития туризма. Продвижение отдыха в этой стране ведется со слоганом "Будь счастливей с Филиппинами" (It's more fun in the Philippines). Программа направлена на то, чтобы подчеркнуть неповторимые особенности страны, продемонстрировать радушие и душевное тепло местных жителей. Стабильно высокий рост туристического потока показывает, что акция проходит успешно и приносит свои плоды.

Отметим, что несмотря на оптимистичные цифры, Филиппины далеко не на первом месте среди азиатских стран по популярности среди туристов. Так, гораздо больше гостей из-за рубежа приезжает в Малайзию, Тайланд и Индонезию.

Награждена инициатива по внедрению в Австралии навинчивающихся винных колпачков.

Награда 2012 McWilliam’s Maurice O’Shea была присуждена инициативе Australian Screwcap. Она стала признанием заслуг всех тех, кто участвовал в успешном внедрении навинчивающегося колпачка, а также вклада, который эта инновационная разработка сделала в улучшение качества австралийского вина. Производитель вина Clare Valley и сторонник навинчивающихся колпачков Джеффри Гроссет (Jeffrey Grosset), получил данную награду от имени всех сочувствующих этой инициативе на официальном ужине в Whitehouse Institute of Design в Мельбурне. На мероприятии присутствовало 250 гостей, сообщает Upakovano.ru.

Награда Maurice O’Shea считается одной из самых престижных в австралийской винной индустрии. Она вручается раз в два года в качестве признания заслуг индивидуума, бренда, учреждения или предприятия, которые сделали «исторически значимый» вклад в винную индустрию Австралии. Премия была организована в 1990 году в память об ушедшем Морисе О'Ши (Maurice O’Shea), производителе вин McWilliam’s Wines, и основателе винодельни Mount Pleasant.

Председатель McWilliam’s Wines Group Дуг МакУильям (Doug McWilliam) заявил, что распространение использования винной индустрией Австралии навинчивающегося колпачка в 2000-х годах стало значительным достижением, которое позволило улучшить как качество, так и позиционирование австралийского вина.

Уровень заболеваемости сердечно-сосудистыми патологиями в РФ начнет снижаться уже через полгода после полного вступления в силу антитабачного закона, онкологическими - через 3-5 лет, считают опрошенные РИА Новости эксперты, знакомые с антитабачным опытом зарубежных стран.

Во вторник правительство РФ внесло в Госдуму законопроект "Об охране здоровья населения от воздействия окружающего табачного дыма и последствий потребления табака". Документ, подготовленный министерством здравоохранения России, предусматривает полный запрет курения в общественных местах с 1 января 2015 года. Кроме того, в проекте закона идет речь о запрете на продажу сигарет в ларьках, на демонстрацию табачных изделий и процесса курения в новых аудиовизуальных произведениях, предназначенных для детей.

Ранее Минздрав сообщал о том, что меры, ограничивающие потребление сигарет, будут вводиться поэтапно: часть мер вступит в силу с момента принятия законопроекта, другие будут введены с 1 июля 2014 года и заключительный этап запланирован с 1 января 2015 года.

Как отмечал заместитель министра здравоохранения РФ Сергей Вельмяйкин, Россия теряет порядка 1,5 триллиона рублей потому, что около 300 тысяч человек в трудоспособном возрасте ежегодно преждевременно умирают из-за потребления табака. Если бы удалось сократить табакокурение хотя бы на 10%, Россия могла бы дополучать 90 миллиардов рублей, уверен он.

Закон для здоровья

По мнению руководителя Центра по отказу от табака НИИ пульмонологии ФМБА России, доктора медицинских наук Галины Сахаровой, снижение потребления табака, в первую очередь, даст эффект с точки зрения здоровья населения.

"Вероятно, через 3-5 лет после вступления всех положений закона в силу, мы заметим снижение заболеваемости онкологическими заболеваниями. По таким диагнозам, как инфаркт миокарда, инсульт - уже через полгода увидим первые цифры, а стойкое снижение будет наблюдаться через 2-3 года", - сказала она РИА Новости.

По мнению врача, меры, которые описаны в законе, не ограничивают чью-либо свободу.

"Смысл этих мер заключается в том, чтобы создать вокруг человека атмосферу, свободную от табачного дыма, в котором очень много токсических, отравляющих, канцерогенных веществ. Эти меры - не ограничительные, а расширяющие возможности человека быть здоровым", - сказала она РИА Новости.

Сахарова отметила, что, например, в Канаде заболеваемость инфарктом миокарда была снижена на 39% без применения высоких технологий и дорогостоящих лекарств, а за счет того, что государство защитило людей от вредных веществ табачного дыма.

Согласен с ней председатель правления Международной конфедерации обществ потребителей Дмитрий Янин. "В тех странах, где был введен полный запрет на курение в общественных местах, резко снизилось число сердечно-сосудистых заболеваний", - сказал он РИА Новости.

Меры в комплексе

Также, по словам Сахаровой, в США заболеваемость раком легкого снизилась на 33% в результате того, что люди перестали дышать канцерогенами сигаретного дыма.

"В любой стране, где вводились эти меры, уже в течение полугода количество вызовов скорой помощи по поводу острых сосудистых состояний (инфаркта миокарда, инсульта) сокращалось на 15%. Эти меры спасают людей от преждевременной смерти и от трагедий в семье", - сказала она.

По словам Янина, в течение трех лет за счет комплексных антитабачных мер в разных странах распространенность курения снизилась почти на 15%. При этом он уверен, что самая эффективная мера в борьбе с распространением сигарет среди населения - это повышение акцизов.

Янин считает, что борьба с курением наиболее активно идет в Турции, Ирландии, Великобритании, Франции, Австралии, Польше, большинстве штатов США.

Китайское научно-исследовательское ледокольное судно "Сюэлун" ("Снежный дракон") с участниками 29-й научной экспедиции отправилось во вторник из Шанхая в Антарктиду, сообщает агентство Синьхуа.

По словам капитана "Снежного дракона" Цюй Таньчжоу, в состав антарктической экспедиции входят 239 человек. На борту вышедшего из Шанхая судна - 144 члена экспедиции, остальные присоединятся в южно-китайском городе Гуанчжоу и в Австралии.

Замглавы государственного океанического управления Китая Чэнь Ляньцзэн сообщил, что за 162 дня работы 29-й антарктической экспедиции планируется выполнить 39 исследовательских проектов, а также задач по доставке материалов и оборудования на китайские научные станции в Антарктиде. Кроме того, планируется продолжить работы по поиску места для строительства новой станции. Возвращение экспедиции на родину запланировано на начало апреля 2013 года.

К настоящему времени Китай построил в Антарктиде три научные станции - "Чанчэн", "Чжуншань" и "Кунлунь". Первая научная экспедиция была отправлена из КНР на ледовый континент в 1984 году. Олег Остроухов.

СОТНИ РЕЙСОВ В США ОТМЕНЕНЫ ИЗ-ЗА УРАГАНА СЭНДИ

Каждый день без полетов обходится авиакомпаниям примерно в 10 млн долларов

Ураган "Сэнди", бушующий на территории США, заставил крупнейших авиаперевозчиков отменить рейсы в Нью-Йорк и Вашингтон. Стихийное бедствие уже унесло жизни 13 жителей Соединенных Штатов и привело к коллапсу транспортной системы многих американских городов из-за обрывов линий электропередач, стремительно поднимающегося уровня воды и порывов сильного ветра.

Air France сообщает, что из-за урагана "Сэнди" компания вынуждена была отменить рейсы в Вашингтон, Нью-Йорк и обратно, которые были намечены на сегодняшний день. Авиакомпания рекомендует пассажирам, чей рейс был отменен, не ехать в аэропорты и дожидаться вылета дома или в гостинице. Перевозчик все еще выполняет рейсы в Бостон и оттуда в Европу. Air France выражает сожаление относительно сложившейся ситуации и обещает сделать все возможное, чтобы полеты поскорее возобновились. Компания напоминает, что пассажиры, рейс которых был отменен или задерживается более чем на пять часов, получат полную компенсацию стоимости билета.

Согласно онлайн-табло аэропорта "Шереметьево", "Аэрофлот" отменил рейс SU 101 из Нью-Йорка в Москву, который должен был состояться 31 октября. Статус остальных рейсов в американский город и из него пока не определен. Ранее авиакомпания отменила все полеты в Нью-Йорк и Вашингтон, намеченные на 29 и 30 октября. Крупнейший российский авиаперевозчик, таким образом, отменил десятки рейсов. В своем микроблоге Twitter представители "Аэрофлота" сообщили, что пассажиры, перелет которых был отменен, могут вернуть билеты без штрафа или отправиться в США другим рейсом до 10 ноября текущего года.

В общей сложности в США сейчас отменены около 15 тысяч рейсов. Авиакомпании по всему миру отменяют рейсы на северо-восток США, где бушует стихия. CNN передает, что из-за урагана пришлось закрыть Международный аэропорт имени Джона Кеннеди и воздушную гавань "Ла Гардиа" в Нью-Йорке, а также "Ньюарк" в Нью-Джерси. Рейсы отменены и в других крупнейших аэропортах страны. Европейские, азиатские и американские компании готовятся подсчитывать убытки, которые они понесут из-за урагана "Сэнди". "Каждый день в такой ситуации обходится авиакомпаниям в общей сложности в 10 млн долларов. Стоимость простоя значительно больше для европейских перевозчиков, таких, как British Airways и Virgin Atlantic, так как они вынуждены оплачивать проживание и питание своих клиентов, застрявших в США", - полагает туристический редактор газеты The Independent Саймон Колдер. По меньшей мере 50 тысяч путешественников из-за шторма застряли между США и Великобританией, и пока неизвестно, когда они смогут попасть домой.

После того, как стали понятны масштабы стихийного бедствия, азиатские авиакомпании стали отменять все больше рейсов в Соединенные Штаты. Австралийская Qantas, Korean Airlines и японская JAL отменили все рейсы в Нью-Йорк и обратно, которые должны были состояться сегодня. Cathay Pacific сообщает, что завтра полетов в аэропорты Нью-Йорка также не будет. British Airways отменила рейсы в Нью-Йорк, Бостон, Вашингтон, Филадельфию и Балтимор. Компания предлагает своим пассажирам, которые планировали вылететь в США сегодня или завтра, перенести бронь на другие рейсы. "Мы понимаем, что наши клиенты могут быть разочарованы, однако их безопасность - наш высший приоритет", - говорится в заявлении British Airways. Рейсы в США также отменили Qatar Airways, Etihad, Lufthansa, Aer Lingus и Turkish Airlines.

В Тегеране в Международном выставочном комплексе с 4 по 7 ноября проводится 8-я Международная выставка резины и пластика Iran Plast 2012, сообщает агентство «ИРИБ ньюз».

Директор выставки Iran Plast 2012 Али Шалбаф в ходе пресс-конференции заявил, что названная выставка проводится с целью демонстрации потенциала, которым располагает нефтехимическая промышленность Ирана, и обмена опытом и техническими ноу-хау между отечественными и зарубежными компаниями.

На выставке будут продемонстрированы конечная и промежуточная продукция нефтехимической промышленности, оборудование для производства полимерных материалов, сырьевые материалы, технические услуги, композитные материалы и др.

В ходе выставки свои последние достижения продемонстрируют около 400 отечественных и более 100 зарубежных компаний. Выставочные экспозиции займут площадь в 17 тыс. кв. м в закрытых помещениях и 3 тыс. кв. м на открытых площадках.

На выставке будут представлены более 20-ти европейских и азиатских стран, а также страны Персидского залива, в том числе Италия, Франция, Англия, Австрия, Австралия, Китай, Турция, Южная Корея, Тайвань, Таиланд, Саудовская Аравия, Арабские Эмираты и др.

Али Шалбаф подчеркнул, что многие зарубежные компании принимают участие в выставке, несмотря на оказываемое на них сильное политическое давление.

«Самое главное – инвесторы говорят о росте среднего класса»

Александр Ивлев, управляющий партнер компании Ernst&Young по России, об изменении отношения иностранцев к национальной экономике

 Ирина Граник

Александр Ивлев, управляющий партнер компании Ernst&Young по России, координатор работы с иностранными инвесторами в рамках консультативного совета по иностранным инвестициям при правительстве РФ, говорит об изменении отношения инвесторов к России.

— Какие факторы улучшили оценку иностранными инвесторами ситуации в России?

— Нельзя говорить о каком-то одном факторе, сыгравшем ключевую роль в изменении восприятия иностранными инвесторами России. Скорее это совокупность всех шагов, которые были сделаны в последние годы. Причем очень важно, что не только государство занималось улучшением инвестклимата, но и бизнес стал более активно участвовать в подготовке законодательства, включая работу с МЭР, Минфином, правительством и таможенной службой. Кроме того, в последние полтора года получил развитие проект «Национальная предпринимательская инициатива». В рамках проекта Агентством стратегических инициатив (АСИ) подготовлены 22 «дорожные карты», направленные на улучшение бизнес-среды. Кроме того, Минэкономразвития запустило систему оценки регулирующего воздействия принимаемых нормативных актов. В итоге инвесторы видят, что государство проводит ряд реформ, направленных на оздоровление инвестклимата в области налогообложения, миграционной политики, таможенного законодательства. Меняется ситуация в банковском и финансовом секторе. Мы видим то, что процесс интеграции России в мировое пространство продолжается полным ходом. Помимо того, что мы вступили в ВТО, идет процесс обсуждения нашего вступления в ОЭСР. В итоге накопленные за много лет прямые иностранные инвестиции составляют значительный объем. Только иностранные члены КСИИ на сегодняшний момент инвестировали в Россию более 110 млрд долл. Это очень хороший показатель. Пока это только 42 иностранные компании, но их может быть гораздо больше. Могли бы мы больше достичь? Наверное, могли бы. Тем не менее важна сама динамика в улучшении инвестклимата.

— Чем Россия, если отталкиваться от данных опроса, привлекает инвесторов?

— Самое главное — они говорят о росте среднего класса в России и его благосостоянии. Очень важный позитивный фактор — прибыльность инвестиций. И это реалии нашей жизни — Россия привлекает природными ресурсами.

— Насколько волнует инвесторов политическая ситуация в России?

— Можно сказать так: бизнес комфортно работает в тех регионах и в тех условиях, где есть стабильность. В целом, по мнению инвесторов, в России довольно стабильная и понятная политическая система. Бизнес старается политические вопросы не затрагивать в своих беседах с государством. Мы говорим об экономике, о глобальных тенденциях и о том, как создать нормальные условия для работы бизнеса. Помимо того, что я уже говорил, для России важным является создание нормальных условий для бизнеса и широкой предпринимательской базы. Рабочие места в Америке, Германии, Финляндии на 60–70% создаются предпринимателями, а у нас всего на 10–15%.

Владимир Путин провёл заседание Совета по науке и образованию. Это первое заседание Совета в обновлённом составе.

Обсуждались меры совершенствования научной деятельности, в частности вопросы повышения эффективности грантовой системы поддержки научных проектов, бюджетного финансирования исследований и разработок в рамках государственного задания, использования фондов целевого капитала, а также законодательное обеспечение новых механизмов финансирования науки.

* * *

В.ПУТИН: Добрый день, уважаемые коллеги!

Сегодня мы проводим первое заседание Совета по науке и образованию в обновлённом составе. Он действительно обновлённый, процентов, наверное, на 60. Очень рассчитываю, что мы сможем серьёзно обновить и содержание нашей работы. Совет должен стать площадкой для открытого диалога с научным сообществом, для выработки конкретных рекомендаций по основным направлениям государственной политики. Именно уровень развития науки, технологий, образования, качество человеческого капитала, в широком смысле этого слова, и определяют лидерство в современном мире.

Наша с вами общая задача – в том, чтобы последовательно, используя лучший отечественный и мировой опыт, сформировать в России научно-образовательную среду, отвечающую требованиям сегодняшнего дня, стратегическим приоритетам развития Российской Федерации. На решении этих вопросов и должен сконцентрироваться Совет, опираясь на компетентное мнение научно-образовательного сообщества страны, учитывая все конструктивные и реализуемые в наших условиях идеи.

Сегодня в рамках повестки речь пойдёт о таком значимом вопросе, как финансовая поддержка отечественной науки. Более эффективными и результативными должны стать инструменты, используемые на этом направлении. Они должны повысить отдачу от инвестиций в науку.

За последние десять лет объём расходов федерального бюджета на науку, я хочу подчеркнуть, именно на гражданскую науку, увеличился на порядок. Но мы привыкли считать, и часто говорим об этом, и иногда говорим, в общем-то, справедливо, что средств на науку не хватает. Вместе с тем хотел бы обратить ваше внимание на сухие цифры. Они такие. В 2002 году мы направляли на науку 31 миллиард рублей, а в 2012-м – 328 миллиардов рублей. Всё-таки разница существенная.

За последние 5 лет средняя заработная плата в государственном секторе исследований и разработок выросла почти втрое: с 9700 рублей в 2006 году до 27 869 рублей в 2011 году. Это на 21 процент выше средней заработной платы по экономике. Конечно, может быть, и это не весть что, но всё-таки тенденция очевидна, и положительная.

По абсолютным объёмам государственного финансирования исследований и разработок Россия вошла в число ведущих стран мира. По паритету покупательной способности, по ППС именно, у нас 22 миллиарда долларов. Если сравнивать со странами ОЭСР, то мы, конечно, значительно уступаем Соединённым Штатам (157 миллиардов), Японии (33 миллиарда) и Германии (29 миллиардов), но опережаем такие страны, как Франция, Великобритания, Италия. Там, соответственно, 19, 14 и 11 миллиардов долларов по паритету покупательной способности.

Ряд наших научных институтов, исследовательских команд работают на самом высоком, что называется, передовом глобальном уровне, пользуются заслуженным авторитетом в мировом сообществе. Даёт первые результаты и программа привлечения ведущих учёных в российские университеты и лаборатории. Сегодня в России реализуется более 70 исследовательских проектов с участием как зарубежных специалистов, так и наших соотечественников, которые возвращаются работать в Россию. Я уже говорил несколько раз, в том числе и публично, в новом Федеральном университете был, который мы открыли, вы знаете программу грантовой поддержки исследователей, ведущих исследователей с мировым именем, которым предоставляются лаборатория, жильё, заработная плата приличная. Конкурс провели: 10 человек на место. Из Соединённых Штатов, из Европы, из Японии, Южной Кореи. Это уже, в общем, мне кажется, мы в правильном направлении действуем. Нам, конечно, этого недостаточно, нам нужно больше, нам нужна устойчивая тенденция, новое качество работы всего научно-исследовательского комплекса страны.

Доля российских авторов в международных научных публикациях, число ссылок на наши научные работы в мире, к сожалению, продолжает снижаться. Остаётся невысокой патентная активность. Вполне обоснованно звучит вопрос, почему рост бюджетных расходов на науку пока не даёт нужной отдачи в виде патентов, новых технологий и инноваций. В то же время в научном сообществе бытует мнение, что средства, которые государство выделяет, – это только бюджет выживания, а не развития. В отдельных сегментах науки это так, но уже всё-таки не везде, надо объективно сказать.

Считаю, что интересы дела требуют максимальной чёткости и ясности в вопросах государственной поддержки науки. Нам нужна понятная логика, ориентированная на результат, на повышение эффективности бюджетных ассигнований на науку. Нам необходимо скорректировать бюджетные инструменты, сделать их назначение и использование более адресным, выработать дифференцированный подход к поддержке и финансированию различных стадий исследовательского цикла, установить понятную и прозрачную связь между научными результатами и вознаграждением учёных. И в то же время дать возможности для творческого роста и профессиональной самореализации молодых исследователей, обеспечить им достойный уровень жизни.

И конечно, необходимо стимулировать переход на принцип многоканального финансирования научных исследований, привлекать средства не только государственного бюджета, но и внебюджетных источников, бизнеса, частных компаний. Многие из присутствующих здесь знают, как в ведущих странах такие потоки распределяются. В Японии, например, только 23 процента бюджетных средств направляется на науку, а у нас – почти 75 процентов.

Естественно, все эти новые подходы нужно внедрять постепенно, без радикальной ломки действующих инструментов и институтов, понимая, что, как я только что сказал, главным финансовым ресурсом, источником для сектора исследований и разработок в России по-прежнему остаётся именно бюджет.

В этой связи несколько предложений. Первое. Должен серьёзно измениться базовый инструмент поддержки науки, так называемые «государственные задания».

Сегодня примерно три четверти средств и даже больше, я уже об этом сказал, выделяемых по этой линии, идут на выплату заработных плат, оплату коммунальных услуг и на текущий ремонт, то есть на текущие расходы. Соответственно, ресурсов для полноценных научных исследований, закупок оборудования и материалов, развития инфраструктуры оказывается явно недостаточно.

Считаю необходимым при формировании госзадания отделить задачи по содержанию и развитию научной инфраструктуры от непосредственно самой научной деятельности. При этом важно выйти на ритмичный 5–10-летний цикл обновления материально-технической базы научных и образовательных учреждений.

Далее. Сложившаяся практика госзаданий фактически ориентирована на освоение средств, полученных из государственного бюджета, уводит на второй план результативность научных исследований и изысканий, не создаёт стимулов для развития необходимой конкуренции в научной среде. Одним из возможных решений может стать переход на систему постоянных и срочных контрактов в рамках государственных заданий.

На постоянные контракты могут быть привлечены ведущие учёные, исследователи, которые добиваются высоких результатов в научной работе, а для остальных коллег, сотрудников должна быть предусмотрена система срочных контрактов для работы в сильных научных группах в рамках конкретной темы или проекта. При этом финансирование организаций, имеющих устойчивую мировую репутацию, необходимо вести на постоянной основе. Например, в рамках их среднесрочных программ развития.

Второе. Новое качество должна получить современная грантовая модель финансирования науки. Это действительно уже показавший себя не только за рубежом, но и у нас эффективный инструмент.

Вместе с тем существующие форматы краткосрочных грантов у нас, в России, не позволяют полноценно поддерживать все проекты. По сути, средства гранта являются лишь добавкой к базовому окладу исследователей и аспирантов. На них можно принять участие в научной конференции, закупить кое-какое оборудование, но осуществить крупный проект от начала и до конца, достичь значимых научных результатов практически невозможно.

Вы знаете о принятом решении существенно увеличить ресурсное наполнение государственных научных фондов. На эти цели к 2018 году планируется выделять до 25 миллиардов рублей ежегодно.

Хочу сказать, что мы этот вопрос с Минфином в своё время прорабатывали, и здесь не должно быть никаких спекуляций по поводу того, что слишком большие средства у нас выделяются и у нас от этого бюджет развалится. Ничего там не развалится. Вопрос предварительно проработан. Не проработан, правда, вопрос, в какой организационно-правовой форме дальше использовать эти средства, но это предмет отдельных дискуссий в рамках Правительства или между Правительством и Администрацией. В принципе, можно подумать и о том, чтобы создать какие-то дополнительные структуры, которые занимались бы грантовой поддержкой. Тем более, повторю, что они достаточно эффективно себя показали.

Чтобы эти средства получили максимальную отдачу, необходимо модернизировать грантовую политику (только что об этом сказал), ориентировать её на поддержку среднесрочных научных исследований и крупных проектов полного цикла на тех направлениях, которые способны дать результаты мирового уровня.

Также считаю важным перевести на грантовое финансирование поисковые исследования федеральных целевых программ. В этой связи предлагаю обсудить вопрос создания новых специализированных фондов поддержки науки и научно-образовательной деятельности.

Третье. Мировая практика показывает, что большая часть прикладных исследований и проектов реализуется с привлечением внебюджетных средств. Я сейчас только приводил пример с Японией. Однако для многих российских организаций эти возможности сильно ограничены. Особенно если исследования носят некоммерческий, фундаментальный характер.

Эффективной формой привлечения частных средств в сферу науки и образования являются фонды целевого капитала. Соответствующий закон у нас уже принят, действует. В настоящее время работают 70 фондов целевого капитала с общим объёмом 4 миллиарда рублей.

Конечно, этого недостаточно, мы понимаем, что этого ещё очень мало, чтобы говорить о серьёзном частном финансировании научных исследований. И тем, конечно, важнее роль государства в стимулировании создания и развития таких фондов.

Предлагаю сегодня все эти вопросы обсудить, поговорить на все эти темы, с тем чтобы двигаться дальше. Большое спасибо за внимание.

Слово для доклада Дынкину Александру Александровичу, академику-секретарю. Пожалуйста.

А.ДЫНКИН: Уважаемый Владимир Владимирович!

Уважаемые члены Совета! Уважаемые участники совещания!

Эта идея – вырабатывать рекомендации для научной политики на высшем политическом уровне и в диалоге с учёными – абсолютно правильная и очень долгожданная. У нас есть экономическая политика, есть бюджетная, есть промышленная, другие политики. Научной политике с этой точки зрения пока не везло. И могу сказать, что в научном сообществе существуют большие ожидания по поводу нашей работы.

Отмечу, что принимать стратегические решения в науке не так просто. Возьмём такой простой, но принципиальный вопрос: данные о научном бюджете. В соответствии с программной логикой федерального бюджета несколько лет тому назад из него исчезла статья 06 «Наука», правда, осталась статья 07 «Образование». Более того, в текущем году в бюджете нет статьи «Фундаментальные исследования в вузах». Есть свидетельства о том, что по статьям исследования и разработок у нас часто ведутся разработки методик, выполняются рутинные технологические операции.

Поэтому если бы Министерство финансов в справочном порядке приводило такую интегральную статистику ассигнований на науку, желательно с разбивкой по крупным получателям бюджетных средств, это, конечно, многое бы проясняло.

Далее. Сложившаяся практика показывает, что время от поступления средств победителям конкурсов до предоставления отчётов по гранту или программе в лучшем случае два-три месяца, а по идее это должен был бы быть год.

Могу сказать, Владимир Владимирович, что сегодня, 29 октября, ещё не поступили средства по президентским грантам 2012 года для молодых учёных, а в ноябре им надо сдавать отчёт.

Есть и структурные проблемы. Скажем, сокращение числа организаций отраслевой науки не компенсируется ростом исследований в корпоративном секторе. Есть разрывы между стадиями научного цикла. И повсюду, это слышно, ощущается дефицит заделов фундаментальных исследований, в том числе и в оборонно-промышленном комплексе.

Тем не менее очевидно, что кризис финансирования 90-х годов позади. Вы привели убедительные цифры. Я скажу, что по доле бюджетных расходов ВВП мы опережаем средний уровень по ЕС и находимся сегодня на уровне США. Я считаю, что это очень неплохой результат. То есть, другими словами, с точки зрения наукоёмкости произошёл прорыв. Теперь задача – повысить наукоотдачу, то есть эффективность этих ресурсов.

Очевидно, что вместе с бюджетными деньгами должны идти стимулы к реформе в науке, но, конечно, её надо вести с учётом того, что это тонкая сфера, что в ней важна сбалансированность между стадиями цикла, важно не допускать одноканального финансирования. И я рад, что Вы подчеркнули эту мысль.

Бюджетные инструменты должны не только обеспечивать приличную зарплату, но и стимулировать профессиональный рост, то есть должна быть видна карьерная лестница в науке. Важно повысить связь финансирования с результатами. Скажем, мой институт в последние пять лет занимает приличные места в топ-листе мирового рейтинга, но сотрудники получают только моральное удовлетворение от этого.

Если мы видим перспективы нашей науки как глобально конкурентоспособной, хотим её сделать инструментом «мягкой» силы, я считаю, что нужна опора на талантливых молодых людей. Я убеждён в том, что молодые российские мозги – это наш главный и уникальный ресурс. И мне кажется, что привлечение их в науку – это стратегическая задача на среднесрочную перспективу.

Как решать этот вопрос? Понятно, что мы не можем сразу достичь европейского уровня зарплат, но вектор движения в этом направлении должен быть задан сегодня. Он должен быть понятен абитуриентам уже 2013 года. Мне кажется, что у них должна быть уверенность, что работа в науке через пять-шесть лет будет в России престижной.

Для привлечения в профессию нужен не только привлекательный уровень стартовой зарплаты, но нужен и позитивный образ учёного. Я помню, как фильм «Девять дней одного года» сделал физиков героями целого поколения. У меня в рабочей группе есть один молодой парень из Института космических исследований. Он мне рассказывал, что благодаря журналу «Техника молодёжи» он увлёкся межпланетными полётами. Сегодня его прибор работает на марсоходе. Вот пример морального привлечения.

Хочу предложить определённую реструктуризацию действующих финансовых инструментов исходя из внутренней логики и структуры науки без ведомственной привязки. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что в науке существуют три крупных блока.

Первый блок – это дорогостоящие установки класса mega-science. Без них сегодня невозможна большая наука. Очевидно, что для строительства нового поколения таких установок, модернизации действующих необходимы бюджетные инвестиции. Другая задача – их эксплуатация и предоставление доступа к этой инфраструктуре. Здесь, очевидно, целесообразно сметное финансирование.

Второй блок – это, собственно, фундаментальные исследования. Они выполняются как на этих мегаустановках, так и, образно говоря, в тиши лабораторий, кабинетов и в шуме семинаров. Но для них тоже нужны приборы, нужны материалы, нужны информационные технологии, базы данных. Современные базы данных, скажем, в моей области по мировой экономике, по энергетике стоят от 1 миллиона рублей и выше. Это вообще стал дорогостоящий ресурс. Пока же наше базовое финансирование обеспечивает зарплату по не очень высоким бюджетным ставкам, не покрывает всех текущих и тем более капитальных затрат, и абсолютно нет никакой возможности решать задачи развития. Поэтому мне представляется, что именно сюда нужно перенацелить базовое и грантовое финансирование.

Мне представляется, что, во-первых, надо компенсировать все текущие затраты институтов за счёт базового финансирования.

Во-вторых, создать систему (Вы об этом говорили) постоянных контрактов для ограниченного числа научных лидеров и срочных контрактов для так называемых постдоков для молодёжи.

В-третьих, конечно, увеличить срок предоставления грантов минимум, наверное, до пяти лет, может быть, до трёх лет в некоторых дисциплинах, а их объём приблизить к мировому уровню, естественно, с градацией по областям знаний.

Я убеждён в том, что там, где постигается неизвестность, результат за один-два года не получается и не ведёт к публикации. А такая практика, как риск неполучения следующего гранта, ведёт к выбору поверхностных тем с малым приращением знаний, но с высоким шансом публикаций. Это главный недостаток текущего грантового финансирования. Мне кажется, что гранты нового поколения должны обеспечивать полноценную работу, скажем, научной группы, лаборатории до 10 человек на более продолжительный срок.

Наконец, третий блок науки – это прикладные исследования и опытно-конструкторские разработки, которые транслируют научные результаты в опытные изделия и технологии. Здесь возможно использование адаптированного механизма ФЦП с постепенным расширением коммерческих заказов бизнеса. Поэтому мне представляется, что часть средств, которая у нас идёт на поисковые исследования по ФЦП, стоит перевести в грантовое финансирование.

Может быть, стоит подумать и об отраслевых грантовых программах по профилям министерств и ведомств. Такая мировая практика известна, скажем, в Германии, когда есть какая-то проблема в каком-то секторе, они могут подтолкнуть работу по решению этой проблемы. То есть принципиальные изменения должны коснуться всех трёх инструментов, которые у нас сегодня есть, и по-разному эти инструменты применять к структурным блокам.

Есть ещё несколько универсальных предложений, которые можно применить ко всем трём блокам, о которых я говорил. Мне представляется, что целесообразно инициировать программу создания центров научного превосходства для тех лабораторий, тех организаций, которые доказали свой мировой уровень. За образец я бы здесь взял действующую программу о научно-исследовательских университетах, но применительно к бюджетным научным организациям. Я считаю важным эту позицию включить в перечень поручений.

Второе предложение. Предусмотреть создание новых научных фондов, потому что проблемы развития, видимо, целесообразно решать таким путём через эти новые формы.

Ну и, конечно, внебюджетные средства, Вы об этом сказали. У нас всё-таки доминирует бюджет. Есть фонды целевого капитала, которые пока не могут решать серьёзные задачи, нужно как-то их стимулировать. Но, конечно, главное всё-таки – это средства бизнеса, средства государственных компаний, частного бизнеса, Вы приводили эти цифры. Даже во Франции, где традиционно высокий уровень государственного финансирования, бизнес финансирует 55 процентов исследований, не говоря уже о Японии.

Ну вот, пожалуй, все мои предложения. Я хочу сказать, что они обсуждены на президиуме Совета, на рабочей группе и отражены в представленных материалах.

Спасибо. Доклад закончен.

В.ПУТИН: Спасибо большое, Александр Александрович.

Пожалуйста, Лукьянов Сергей Анатольевич.

С.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо.

Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые члены Совета!

Действительно, финансирование науки у нас существенно возросло. Если посмотреть, что изменилось за эти годы, то я бы сказал, что наиболее существенное, что бросается в глаза, – это то, что наши учёные перестали смотреть на зарубежных коллег глазами голодной и бездомной собаки с некой тайной мыслью: а не позовут ли работать? Это на самом деле очень приятно, очень важно, но, на мой взгляд, всё же недостаточно.

Если посмотреть на то, как мы сегодня работаем, мы существенно отстаём по уровню наших научных работ, по уровню публикаций, причём не только от стран, которые являются признанными лидерами, но и от развивающихся стран, которые ещё недавно считали нас лидерами и ориентирами для себя. Да и, в общем-то, тот отъезд учёных, который имел место в 90-е годы, хотя теперь не носит характер исхода молодёжи, но он не остановился, он продолжается, несмотря на возвращение некоторых ведущих учёных, которое, конечно, носит позитивный характер, но недостаточно.

У этих негативных явлений имеется, конечно, много причин, сложных причин, но одна из главных, с моей точки зрения, – это несовершенство системы финансирования науки. Это действительно очень сложный вопрос, причины очень глубокие, и кроются они в том, что научная работа – это прежде всего работа творческая, то есть она в принципе не может финансироваться на тех же основах, на которых идёт закупка картофеля, строительство стадиона и решение других хозяйственных вопросов. Мы не можем прописать в научно-исследовательской работе точное качество этой будущей работы. Мы не можем руководствоваться принципом наименьшей цены. Это всё равно что формировать футбольную команду сборной России на основе наименьшей цены тренеров и игроков, а ведь сегодня именно так предлагается отбирать проекты и учёных в рамках федеральных целевых программ.

Кроме того, научно-исследовательская работа относится к разряду поисковых, то есть в этой работе часто в принципе результат непредсказуем. Причём именно незапланированный результат может быть интереснее и важнее, многократно важнее, чем то, что прописано по плану. Однако опять же в рамках федеральных целевых программ, в рамках системы того финансирования, мы не можем ни прописать подобный ход событий, ни тем более отчитаться таким результатом.

Поэтому я считаю, что нам абсолютно необходимо коренное изменение в системе финансирования научных исследований. И прежде всего речь идёт о создании полноценной грантовой системы. Сегодня на грантовое финансирование науки у нас уходит, судя по приведённым цифрам, порядка 3–4 процентов от всей гражданской науки. Это недопустимо мало, потому что, на мой взгляд, именно грантовая система наиболее приспособлена к ведению поисковых научных работ как в фундаментальной области, так и при создании инновационных продуктов.

И мне хотелось бы коротко остановиться на нескольких таких принципиальных, основополагающих принципах, которые необходимо заложить в основу такой грантовой системы.

Во-первых, это экспертиза, это ключевой момент. Экспертиза должна проводиться профессионалами, не чиновниками. И при оценке тех команд, которые берутся за проект, нам абсолютно необходимо учитывать их международный рейтинг по публикациям в ведущих журналах, по числу цитирования работ этих лабораторий. Да, на самом деле международное признание – это непростая вещь. Мы часто сталкиваемся с предвзятым отношением, с игнорированием успехов и даже с воровством каких-то идей и результатов. Я сам с этим сталкивался.

В общем-то, эти проблемы, на мой взгляд, не причина строить местечковую науку. Только используя международную экспертизу, а публикация в международных журналах, по сути, это и есть экспертиза, причём высочайшего уровня экспертиза наших учёных, их идей, только на базе такой экспертизы мы сможем оценить качество наших учёных, актуальность их разработок. Другого пути построения высококлассной современной науки просто не существует.

Второе. Как уже говорилось сегодня, гранты должны выдаваться на более длительный период. Действительно, цифра в три-пять лет выглядит оптимальной. И объём гранта должен быть адекватным задаче, то есть он должен быть достаточен для полноценной работы научного коллектива, чтобы отобранный по конкурсу сильный коллектив мог некоторое время работать спокойно и творчески. Надо дать ему возможность выполнить проект, не заставлять постоянно метаться в поисках средств, не создавать вакуум, не ставить под угрозу начатую работу.

Именно так сегодня работают многие международные фонды. Могу привести в пример фонд «Медицинский институт имени Говарда Хьюза». Там как раз пятилетний период. Это на сегодня золотой стандарт в области поддержки научных исследований. У нас есть успешные примеры таких программ. Например, это программа по молекулярной и клеточной биологии, программа президиума РАН, созданная под руководством академика Георгиева. Мне это очень близко, поскольку эта программа позволила создать десятки научных коллективов в нашей стране, ведущих коллективов, в том числе и мою лабораторию. Но сразу скажу, что эта программа действует только в одной очень узкой области науки. И сегодня размер грантов (3,5 миллиона рублей) уже не позволяет поддерживать работу лаборатории на современном уровне.

Другой важный пример – это новый конкурс для ведущих молодых учёных, проведённый РФФИ [Российский фонд фундаментальных исследований] этим летом. Этот конкурс – прямой результат увеличения размера фонда РФФИ. Этот конкурс вызвал огромный интерес, среди молодёжи был ажиотажный интерес к этому конкурсу. Мы получили вал заявок, был очень жёсткий отбор, и почти 200 молодых ребят получили реальный шанс на организацию собственных научных групп, на проверку себя, своего творческого потенциала, своих идей. Это очень важный позитивный момент. Но хочу сказать, что сроки выполнения этого гранта де-факто – это год с небольшим, хотя формально это два года; фактически это год с небольшим.

И вот здесь возникает ситуация, при которой для полноценного поиска чего-то нового временного ресурса просто нет. То есть я понимаю, что эти проекты будут развиваться по принципу догоняющей науки, по принципу выполнения чего-то, что можно заранее предсказать. В общем, это существенное ограничение, которое, конечно, хотелось бы снять. Расширение сроков абсолютно необходимо, а для этого, конечно, нужно более ясное понимание в перспективах развития фонда фундаментальных исследований, потому что в современной ситуации он и не мог ответственно предложить более длительные периоды.

И последнее. Я считаю, что необходимо повысить заинтересованность научных организаций в поддержке сильных лабораторий, как-то увязать развитие их инфраструктуры, институтов с привлечением талантливых учёных, сильных коллективов. И для этого я бы предложил использовать давно действующую за рубежом систему оверхедов. Эта система заключается в следующем: если какой-то научный коллектив выигрывает грант, то дополнительно в размере не менее 50 процентов от суммы, выделенной на непосредственно научную деятельность, получает тот институт, в котором данный коллектив принял решение работать. Но у коллектива при этом есть право перехода в другую организацию вместе и с научной поддержкой, и с оверхедом. Это создаст ситуацию, в которой научные организации начнут бороться за талантливых учёных, за привлечение в свои ряды самых сильных научных коллективов.

С другой стороны, те, кто получит поддержку, те, кто выиграет в конкурентной борьбе за данные коллективы, смогут существенно улучшить свою инфраструктуру, привлечь специалистов по патентному праву, инженеров, создать сервисные центры внутри института. Не секрет, что те зарплаты, которые может институт сегодня предложить юристам или инженерам, абсолютно неадекватны рыночным. И как мы можем требовать от институтов активной деятельности в области международного патентования, если ставки юристов порой не достигают и 15 тысяч рублей?

Вот такая система, где есть увязка между конкурсным финансированием науки и привязкой к институтам, мне казалось, позволила бы эффективно использовать инфраструктурные деньги в направлении развития институтов.

И в заключение я хотел бы сказать, что, с моей точки зрения, только создание открытой конкурсной системы финансирования науки позволит нам выиграть в конкурентной борьбе за интеллектуальные ресурсы нашей собственной страны и создаст условия, ведущие к реальным прорывам в российской науке.

Спасибо за внимание.

В.ПУТИН: То, что Вы сказали по поводу вот этой системы оверхедов, – это то же самое, что мы в социальной сфере делаем, пытаемся делать в области образования, здравоохранения, когда деньги идут за людьми. Здесь применительно, конечно, к сфере науки, но принцип тот же самый.

Что касается примера, который Вы привели по поводу патентоведения и так далее. Нам нужно создать такие условия, чтобы и бизнес вкладывал деньги в эти проекты. То есть если бы у нас работали люди, которые могут реализовать соответствующие планы, что нужно для бизнеса в области, скажем, патентоведения, они бы с удовольствием туда пришли, деньги вложили, а они нанимают где-то со стороны, ещё неизвестно кого, и туда деньги платят. И не только в области патентоведения, но и в других отраслях знаний. Наша задача – создать такие условия, чтобы и наши компании (не только государственные компании, но и частные) приходили в наши учреждения и туда вносили деньги, а они шакалят по сторонам просто, понимаете – я это знаю, – переплачивают и результата часто не получают, никакого страхования рисков для них нет. Нам нужно вместе выработать такие системы. Собственно говоря, мы ради этого сегодня здесь и собрались.

Спасибо большое за Ваше сообщение.

С.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо.

В.ПУТИН: Пожалуйста, Черниговская Татьяна Владимировна, Петербургский университет.

Т.ЧЕРНИГОВСКАЯ: Я хотела бы вот что сказать. Всем людям, которые работают непосредственно в этих областях, то есть всем, кто здесь сидит, совершенно понятно, что такая формальная реорганизация ситуации просто необходима. Нужно прекратить абсурдность того, с чем мы встречаемся всё время, а именно когда один и тот же человек работает на нескольких работах или внутри нескольких проектов. Если говорить честно, то не может быть и речи о том, чтобы полноценно выполнялся хотя бы один из них.

Поэтому, конечно, нужно (сегодня уже было сказано) разработать систему контрактов разного ранга. В этом смысле образовательные учреждения (университеты) по этой дороге уже идут (то есть заключаются контракты на год, на три, на пять) и смотрят, имеет ли смысл продолжать.

В науке (я большую часть времени провела именно в Академии наук, потом только в университете стала работать), в научных учреждениях такой ситуации почти нет. И мне кажется, что было бы правильно действительно начать с того, чтобы заключать так называемые срочные контакты, но хотя бы сначала с молодыми людьми. Они должны получать гранты при прозрачной, строгой экспертизе, конечно, не на один-два года, а, скажем, на пять. Но они должны и отчитываться за то, что они сделали. Я имею в виду, что их зарплата должна быть адекватной тому, чтобы отказаться от дополнительных, от «клонов» работ. И если эти люди преподают (сегодня об этом ещё не говорилось), то, может быть, стоит пойти по линии, которая принята в международной практике, как многие из нас знают, а именно если человек получил грант, то либо вся, либо по крайней мере значительная часть его преподавательской нагрузки может быть снята, и перераспределение денег позволит на освободившиеся суммы взять других людей, которые, пока он выполняет научную работу, будут преподавать. Это гораздо более эффективная работа. Это первое.

И второе. Конечно, я поддерживаю идею мобильности грантов, когда грант может ездить за тем, кто его получил. Это, в частности, обеспечит и эффективное использование многих дорогостоящих приборов, потому что нет смысла покупать приборы, а такие приборы есть, которые стоят миллионы долларов или евро, в каждый институт. Какой смысл? И поэтому человек может выбрать тот институт, в котором он готов выполнять этот грант, а тот институт, в свою очередь, будет, что уже описывалось сегодня, готов его принять.

Конечно, нужно ввести систему так называемых постоянных контрактов, но это нужно делать постепенно и аккуратно, а это непростая история, как мы все понимаем. Но всё-таки есть люди, которые своей многолетней научной деятельностью заслужили себе общеизвестную репутацию. Они известны в мире, они известны в стране, они должны получить постоянный статус.

Но я бы к этому хотела добавить ещё вот что. Не только люди, но и коллективы. Мне кажется, что мы в России хорошо знаем, что одна из очень сильных наших сторон – это наличие научных школ. Это то, что в гораздо меньшей степени представлено на Западе, зато там более мобильная ситуация. То есть плюсы и минусы в мобильности. С одной стороны, столичные способные учёные со своими же деньгами и компетенцией ездят по стране и поднимают общий уровень. Это хорошо. Но, с другой стороны, если все будут всё время ездить, то тогда есть риск разрушения научных школ, и это очень плохо.

Следующее, что я бы сказала, о чём сегодня ещё не говорили: необходимо (правда, не знаю, как это сделать) возродить статус научной репутации. Имя и коллектив, в котором этот человек работает, должны быть настолько серьёзной ценностью… Это настолько важно, и мы знаем, собственно говоря, что по всему миру так и есть. Известно, что данный человек – крупный учёный, честный исследователь, он уже выполнил много научных проектов, и ему можно доверять. Вот это «ему можно доверять» – думаю, что со мной многие согласятся, – это очень важная вещь, которая как-то размылась и исчезла. Спасибо.

В.ПУТИН: Спасибо. Благодарю Вас.

Хархордин Олег Валерьевич, пожалуйста.

О.ХАРХОРДИН: Спасибо.

Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые члены Совета!

Хотел бы поделиться некоторыми замечаниями по поводу развития внебюджетного финансирования науки и образования, а также, наверное, высказать одно предложение по этому поводу.

Я сначала расскажу об особенном, наверное, в этом, а потом о типичном процессе сбора денег, например в фонде целевого капитала. Почему я об этом рассказываю? Потому что сейчас, судя по всему, по размеру среди университетских эндаументов, то есть фондов целевого капитала, мы вышли на второе место после МГИМО, несмотря на то, что МГИМО – громадная организация, а мы в общем небольшая школа.

Так вот как можно повторить подобный успех и как он достигается? Мне кажется, есть что-то особенное, что заставило нас особенно быстро в эту сторону развиваться, а есть что-то типичное. То, что особенное, это понятно: мы небольшая школа, мы не финансируемся государством, у нас негосударственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, то есть негосударственный вуз. К тому же мы школа аспирантского уровня, у нас обычно всего 200–250 людей учатся в рамках наших аспирантских программ. То есть подобная школа, похожая на нас, например, в Европе, она называется Европейский университет [European University Institute], во Флоренции, это панъевропейская аспирантура. Есть общеевропейский парламент, есть Европейская комиссия и также был когда-то учреждён и общий университет по общественным наукам. Он финансируется 18 государствами – членами ЕС, у них всего 500 аспирантов на всю Европу. У нас примерно вполовину меньше. Сравнимая с нами школа в Москве – это Российская экономическая школа.

То, что мы пытались сделать на этом небольшом уровне, наверное, для нас характеризовалось, если вспомнить лексику времён моего обучения в Ленинградском университете, так: лучше меньше, да лучше, а именно попытаться соответственно создать небольшое количество работ, которые будут заметны. У нас за последние годы где-то 160–170 защит кандидатских диссертаций, но из них зато 20 процентов привлечены в книги нашими выпускниками, и они заметны для общественных наук.

Про рейтинги я не говорю, мы точно не отстаём, наверное, по публикациям на одну профессорскую душу по социологии, в russian studies, по политическим наукам, антропологии, если смотреть публикации в англоязычных реферируемых журналах. И в принципе это получается. Когда ты имеешь небольшую школу, то для тебя, естественно, особенно остро стоит проблема финансирования – и потому, что фонд целевого капитала, доход на него даёт ощутимый ресурс. Если сравнить наши бюджеты с Высшей школой экономики, понятно, что Ярославу Ивановичу [Кузьминову, ректору НИУ ВШЭ] будет сложно обеспечить такой же процент своего бюджета за счёт доходов от целевого капитала, как он мне говорил. Мы, например, в прошлом году попытались выйти на уровень ниже 30 процентов бюджета, обеспечить за счёт процентов на деньги, вложенные в нашу управляющую компанию. И в принципе, как я уже сказал, это не недостижимая величина для многих университетов. Если смотреть в целом в среднем по Америке, до 30 процентов набирают очень много университетов; конечно, никто никогда не живёт на 50 процентов бюджета от эндаумента, про 100 вообще говорить не стоит, это несерьёзно, но величина достижимая.

Как этого достичь? Тут я перехожу к типичному. Типичное, наверное, в нашей деятельности сводится тоже к ленинской формулировке, извините за цитирование ещё раз: учиться, учиться и учиться сбору денег фонда целевого капитала. Например, если посмотреть объём денег, который собирают на благотворительность в Америке: в течение года до кризиса объём рынка составлял 250 миллиардов долларов. Сдавали частные лица на разного рода благотворительные цели. Там есть целые профсоюзы профессиональных сборщиков денег на разные нужды, образование – не самое главное, но представляете, что есть просто обычный набор простых и понятных приборов и техник сбора денег. Это не высшая математика, это достаточно скучно, но это обычное ремесло. Вопрос в том, сколько денег вложить в это ремесло.

Мы учились первоначально с помощью тех, кто тренировал недавно английские университеты. Английские университеты проигрывают в этих техниках американским, и недавно, например, они только осознали, что должны делать то же самое: мы учились у тех, кто обучал Ливерпульский и Манчестерский (для которых недавно стал приоритетом сбор денег с частных лиц и корпораций на финансирование своих целей). Как мы поняли, в принципе очень многие из этих техник можно легко адаптировать и пересадить на русскую почву. Не все, 50 процентов отваливается, но очень многие вещи в принципе можно. Кстати, если Россия начнёт рано, то она может даже обойти Европу, как ни смешно. Недавно мой проректор разговаривал с ректором Амстердамского университета, так у них отдел развития оказался меньше, чем наш. И в принципе они только начинают, потому что они всегда были на государственном финансировании – и им казалось, что это не будет меняться.

Как это работает? Естественно, нужно, как я уже сказал, иметь достаточное количество сотрудников в отделе развития, которые знают, как обычно собираются деньги на науку и исследования. У нас, мне кажется, маленький отдел развития, в таком университете средней руки, как Ноттингем, 60 человек, про Стенфорд я не говорю, там 300 человек этим занимаются, у нас – 6. Но, оказывается, это превосходит отдел развития многих наших федеральных университетов, где есть проректор, при нём помощник, и дальше они должны вдвоём что-то придумать из воздуха. На самом деле, я думаю, вложения в эти отделы окупаются.

Конечно, важен состав попечительского совета, который помогает собирать деньги в фонд целевого капитала, но также важна и поддержка профессоров, то есть профессор, который занимается только наукой, но не может объяснить её ни публике, ни потенциальному грантодателю или донору, – в принципе это не самая успешная вещь.

Какое было бы предложение, связанное с этим? Я думаю, что для того, чтобы многие могли заняться тем, чтобы развивать свои отделы развития, которые помогают собирать деньги и привлекать их на профессуру, на здания, на фонды целевого капитала, можно, наверное, учредить программу параллельных взносов, например, в фонды целевого капитала от государства. В Англии это было сделано в разгар кризиса в 2008 году. Финансировать начало лейбористское правительство, а закончили консерваторы. За три года они выдали 200 миллионов фунтов стерлингов по следующему принципу: ты не умеешь поднимать деньги – хорошо, тогда не делай; но, если поднимешь фунт стерлингов, мы фунт стерлингов тебе доложим. В течение трёх лет 133 университета стали двигаться и пытаться эти деньги получить. Конечно, там была своя идея ранжировать: тем, которые богатые, уже умели, им давали на три принесённых фунта один, а тем, которые только начинали, давали один на один. То есть надо посмотреть, конечно, как адаптировать подобный сюжет. Но я думаю, что параллельные взносы государства в фонды целевого капитала помогли бы сдвинуть хотя бы даже те громадные наши университеты, которые пока предпринимают в основном усилия на словах. Эти параллельные взносы разбудили бы как местную энергию, так и отделы развития, которые сейчас очень часто дремлют, несмотря на существующий с 2006 года закон о фондах целевого капитала.

Наверное, могу сказать, что мы, конечно, наверное, стали случайной экспериментальной федеральной площадкой по обкатке таких моделей в Российской Федерации. Но совершенно ясно, что общественные науки, может быть, для того и нужны, чтобы самих себя иногда проанализировать и посмотреть, какие модели сбора денег фонда целевого капитала, какие возможные институциональные улучшения здесь есть, какая национальная специфика и как её можно приземлить на нашей почве.

Спасибо.

В.ПУТИН: Спасибо большое.

Николай Михайлович, пожалуйста.

Н.КРОПАЧЕВ: Спасибо.

Хотел бы прореагировать по поводу фондов сначала. На мой взгляд, всё-таки, откровенно говоря, большая часть эндаумент-фондов формируется в результате не пожертвований со стороны предпринимателей, а воздействия со стороны друзей вузов, которые оказывают соответствующее воздействие на предпринимателей. Это не самая хорошая форма пополнения капитала, но это ситуация в России сегодняшнего дня.

Мы, конечно, также благодарны тем, кто жертвует в эндаумент-фонд. В конце этого года у нас будет миллиард рублей в эндаумент-фонде – может быть, даже немножко больше. Поэтому всем тем, кто это делает, мы благодарны. Но я не уверен, что уже сегодня такое прямое решение: рубль за рублём или доллар за долларом (лучше всё-таки рубль за рублём) – это правильное решение. Надо смотреть, какие это деньги.

Я радуюсь тому, что примерно половина средств, которые мы в этом году получили, это не пожертвования кого-то, кому кто-то позвонил или сказал, а это деньги, заработанные вузом. Мы начали активно заниматься экспертизой: экспертизой экологической, экспертизой политической, экспертизой химической. И в ответ стали получать деньги от предпринимателей. Кто-то хотел купить барокамеру для тёщи любимой (настоящий рассказ).

В.ПУТИН: Как здоровье тёщи?

Н.КРОПАЧЕВ: Великолепно.

Мы в течение месяца проводили оценку, что же за барокамеру ему покупать и зачем она ему нужна. В общем, когда речь идёт о заработанных деньгах, то тогда это действительно обоснованное пополнение эндаумент-фонда. Это пока не всегда бывает так в России – думаю, что будущее как раз за подобным пополнением капитала.

Ещё одна из форм – выпускники вузов. На сегодняшний день вряд ли какой-то руководитель сможет сказать, что нормой стало для выпускника Московского или Петербургского университета отдавать какую-то часть своей зарплаты сегодняшнего дня в эндаумент-фонд вуза. Я в течение полутора лет отдаю 10 процентов, но таких, как я, уже за этот года стало больше 100.

В.ПУТИН: А почему Вы на меня так смотрите пристально? (Смех.)

Н.КРОПАЧЕВ: А я знаю, что и Вы отдавали.

В.ПУТИН: Я согласен. Ладно.

Н.КРОПАЧЕВ: Вы отдавали. Между прочим, Ваш сосед слева тоже. И это оказало значительное влияние. И мой сосед справа тоже. Когда подобные действия становятся нормой, то, конечно, и понимание со стороны тех, кто не учился в вузе, не заканчивал его, становится другим.

Поэтому внимательно, на мой взгляд, нужно отнестись к тому, чтобы за каждым рублём шёл рубль, хотя, конечно, будем благодарны, если к нашему миллиарду добавится ещё миллиард, например, и мы будем в дальнейшем это понимать.

Второй момент. По поводу прозвучавших сегодня слов о политике в научной деятельности или научной политике. Одна из главных проблем – это координация научного финансирования, которая идёт многоканально: идёт из местных бюджетов, из федерального бюджета, из-за рубежа, идёт из грантов. Этой координации нет. На мой взгляд, это главное, что нужно решить. Как это можно сделать? Безусловно, я всячески приветствую как ректор инициативу Министерства образования и науки, которое подготовило проект положения о соответствующей научной политике или политике в области научных исследований. Это первая попытка, ранее такой не было, хотя думаю, что за 12 лет изменения, которые в законодательстве были подготовлены и внесены, как раз и создали возможность именно сейчас пойти в этом направлении.

Это положение на первом же его этапе, при первом обсуждении показало наличие противоречий в законодательстве: в законодательстве о науке, где есть своё понимание субъектов, участвующих в координации научной деятельности, в законодательстве об образовании, где нет чёткости и ясности в определении того, как вуз определяет основные научные направления и приоритеты. Замечу, что в отличие от федеральных университетов, которым разрабатывается программа, или Московского и Петербургского университетов, вуз сам определяет направления научных исследований, никак не ограничен в этом.

Думаю, что снятие вот этих противоречий, которые есть сейчас в законодательстве, позволит Министерству науки и образования сделать вот этот важный шаг. Если эти противоречия не снимать, то это вряд ли получится. Поэтому если бы было сейчас поручение Президента проработать вопрос о регулировании научной политики в том комплексе законодательных актов, которые есть (я имею в виду и закон об образовании, где говорится о науке, и закон о науке собственно), то можно рассчитывать на то, что выстроится строгая система законодательных актов.

Что сейчас получается? Указ Президента, определяющий приоритетные направления научных исследований, постановление Правительства, определяющее приоритетные направления научных исследований – как юрист скажу, что они обязательны для всех. И хотя в этом Указе не говорится напрямую: «граждане Российской Федерации обязаны», – но это значит, что обязаны все. Следовательно, министерства и ведомства должны выстраивать свою политику исходя из этих приоритетов. Выстраивают ли они? Безусловно, нет.

Если мы спросим губернаторов, руководителей или депутатов законодательных собраний субъектов, являются ли для них эти Указ Президента и постановление Правительства определяющими в выработке их направлений деятельности, – нет, не являются. Хотя речь идёт о довольно-таки существенных суммах, особенно когда мы имеем в виду, например, бюджет Москвы, бюджет Санкт-Петербурга, Татарстана и так далее. Налоговые льготы и преимущества, которые получают иностранные коллеги, которые объявляют гранты, наши российские предприниматели, выделяющие средства, для них определение научных направлений, которые выработаны Президентом и Правительством, является определяющим? Нет, не является. Хотя это, безусловно, неправильно.

Поэтому я думаю, что нужно выработать на уровне под указами Президента, под постановлениями Правительства такую схему, которая бы позволила более или менее последовательно реализовывать политику в области научных исследований, которая сейчас у нас в России, безусловно, должна быть эффективной.

В.ПУТИН: Спасибо.

Пожалуйста, коллеги, кто хотел бы что-то сказать?

Прошу Вас.

А.АДРИАНОВ: Владимир Владимирович, хотелось бы прокомментировать очень хорошее предложение, действительно, перейти на систему постоянных и срочных контрактов. Когда мы говорим о срочных контрактах, нужно одновременно говорить и о введении так называемого института постдоков, очень хорошо себя зарекомендовавшего и на Западе, и на Востоке. Это не то же самое, что срочные контракты. Срочные контракты – это люди, которые приходят в штат. Сейчас перевести на срочные контракты в академических учреждениях людей с постоянных позиций довольно сложно и с точки зрения Трудового кодекса, и с точки зрения позиции профсоюзов, и так далее. То есть нужно начать с какой-то стартовой позиции. Начинаем с молодёжи, берём молодёжь. Целесообразно её брать не на срочные контракты сразу в штат институтов, тем более всегда есть проблема со штатной численностью, а брать их на постдоковские позиции. Это стипендия, это postdoctoral fellowships. Чтобы ввести эти позиции, не нужно менять Трудовой кодекс, здесь совершенно другая система выделения средств. Сейчас мы, институты, получаем отдельно по субсидии средства на выполнение госзадания и по отдельной субсидии получаем, например, средства на стипендии аспирантам.

Что дают постдоковские позиции? Ту самую конкурсную среду, прежде всего для молодёжи, о которой мы с вами говорим. Человек получает степень кандидата наук через аспирантуру или как соискатель, а дальше три-четыре цикла, как в западных странах, он варится на этой конкурсной позиции. Выигрывает постдоковскую позицию – это три-четыре года работы в ведущих лабораториях по всему миру. И когда мы вводим эти позиции (а мы, честно говоря, некоторые директора, просто мечтаем, чтобы нам разрешили это сделать), то на эти позиции могут приезжать люди и из других городов, и из других стран, то есть постдоки варятся в одном котле. Вот это та самая мобильность молодёжи по всему миру из одной ведущей лаборатории в другую. Мы получаем тот самый контингент молодых людей, из которых мы можем выбирать уже людей на постоянные позиции, если они хорошо зарекомендовали себя и многому научились. Мы можем получать отсюда кадры для административных позиций и в университеты, и в институты.

Что бы это дало в университете? Я тоже одновременно работаю в Академии наук и в университете, я мечтаю и уговариваю ректора ввести постдоковские позиции. Если мы вводим позиции постдока (а я знаю это по себе, я был постдоком в Японии, я выполняю определённую научную работу в какой-то ведущей лаборатории, но это университет – и меня привлекают к преподавательской работе), в результате достаточно большое количество людей из разных стран, которые варятся на этих позициях, очень здорово помогают университету в организации педагогического процесса, не занимая преподавательские ставки, будучи стипендиатами, вот этими «постдокторал феллоушипами». Это очень здорово разгружает преподавателей, у преподавателей с большой педнагрузкой высвобождается время для занятий научными исследованиями.

Здесь работает та же самая система оверхеда, о которой говорил академик Лукьянов, потому что мой японский завлаб был просто счастлив, когда я к нему приехал с постдоковской позицией, потому что он от правительства Японии одновременно получил ещё какие-то деньги, причём получил не университет, а конкретно та лаборатория, в которую приехал работать сотрудник. Он, правда, не назвал мне эту цифру, но был очень доволен. Это было давно.

И как раз, понимаете, финансирование системы постдоков может проходить из довольно разных источников. Это могут быть правительственные стипендии, их могут выделять министерства, их может выделять сам университет из своих средств, создавая специальные фонды, это может быть и грантовая система, можно ввести наши научные фонды (и государственные, и негосударственные), чтобы они выделяли средства. Но есть одна оговорка. Это не просто грантовые средства – это грантовые средства, достаточные, чтобы человек получал зарплату для жизни, чтобы у него были деньги на съём жилья (это главное условие в обеспечении мобильности, чтобы он из Москвы мог приехать во Владивосток, например) и чтобы у него были какие-то средства на покупку реактивов, на покупку недорогого оборудования, потому что дорогое оборудование я ему обеспечу в институте, я ему обеспечу в университете, на площадках центров коллективного пользования. И это как раз те самые гранты на три-пять лет с достаточно хорошим содержанием, о чём мы сейчас с вами говорим.

Просто мне хотелось бы разграничить немножко понимание. Что такое срочный контракт: это мы человека берём в штат. Я наберу в штат этих людей, но я вам опущу планку средней заработной платы в институте. А перевести на срочный контракт уже работающих у меня людей у меня рука не поднимется. Они 30 лет назад пришли в институт, они жизнь свою отдали институту, и я их сейчас лишу уверенности в жизни, переведу с постоянных контрактов на срочные, я не могу это сделать, я могу это сделать с молодёжью. Но принимать молодёжь в штат без дополнительного финансирования очень сложно, штат заполнен, на пенсию не выходят.

Коллеги приводили примеры, я тоже хочу привести несколько примеров. Я месяц назад говорил со своим другом, директором довольно большого института в Китае, института океанологии, академического института, и мы как раз все эти проблемы обсуждали: как быть с пенсионерами, как быть с молодёжью, как сделать так, чтобы статей было много в Scopus и Web of Science. А там ситуация такая. У него 700 человек – штат и 500 человек – аспиранты и постдоки. Вот это та категория, это те тягловые лошадки, которые роют землю носом. Они на конкурсных позициях, они выдают огромное количество публикаций. Именно благодаря этому институту Китай прыгнул на свои 16,6 процента в общей сумме статей, которые индексирует Web of Science. У нас пока эта цифра 1,9 процента. Вот этот момент я бы хотел прокомментировать.

И очень здорово, что встал наконец вопрос о том, чтобы специально выделять финансовые средства на поддержание инфраструктуры. Мы строимся, мы получаем очень хорошее оборудование. Ко мне коллеги из-за рубежа приезжают и завидуют, какое оборудование стоит в институте и в университете. Но это дорогая инфраструктура. Денег из базового бюджета на это катастрофически не хватает. Чтобы у меня инженеры обсуживали электронные микроскопы «Карл Цейс» новейшего поколения, я их посылаю учиться в Англию и в Германию на заводы Карла Цейса, и, только когда они приезжают с лицензиями, я их допускаю до этого оборудования. Это тоже стоит денег.

Что касается (здесь прозвучало) того, что у нас есть разрыв между фундаментальными наработками и приложением этих наработок в практику, есть достаточно хороший эффективный механизм, чтобы этот разрыв сократить. Это организация опытных производств при наших ведущих институтах. Откуда брать деньги? Я тоже со своим китайским коллегой это обсуждал, он говорит так: «Вы сейчас в стране ранжируете институты на три категории: первая категория, вторая, третья. Третья – это те, с которыми надо что-то делать. Вторая – это те, у которых всё нормально, базовое финансирование. А первой надо добавлять». Его институт вошёл в первую китайскую категорию. Ему правительство через академию дополнительно даёт каждый год 46 миллионов юаней, это 7,5 миллиона долларов. Эти деньги достаточно свободно в его управлении. Из бюджета это не вытащишь. Бюджет – на коммуналку, бюджет – на транспорт, бюджет –на зарплату. Вот эти дополнительные деньги он и пускает на ввод дополнительных постдоковских позиций, на поддержку инфраструктуры и на создание каких-то опытных производств. Вот этот момент.

Дальше. Владимир Владимирович, для Академии наук до сих пор действует запрет на инвестиционную деятельность до 2016 года, то есть мы не можем привлекать на инвестпроекты, допустим, какой-то бизнес. Мой коллега, как он решил задачу построить себе вторую очередь института? Я её решил – спасибо Правительству, дали деньги, закончили в прошлом году строительство второй очереди нашего института. Как он решил? У него институт, рядом есть кусок земли. Ему Правительство разрешило – пожалуйста, привлекай. Он привлёк крупную компанию, они построили 20-этажную «свечку»: 10 этажей – ему, 10 этажей – компании, все довольны.

Ещё один момент. Мы сейчас говорим, что очень важно привлечь молодёжь. Зарплата уже достаточно хорошая. Молодёжь у меня перестала ехать на Запад только из-за зарплаты. Они могут здесь за грантовую активность получать очень хорошие деньги.

Вопрос с жильём. Да, сейчас много принимается решений и много делается. Например, для нас (для Дальнего Востока, для Владивостока) выделяются средства на строительство жилья для молодёжи. Правда, нельзя потратить больше на квадратный метр, чем 32–36 тысяч рублей. Нет таких цен во Владивостоке, их в принципе нет. 70 – средняя цена по вторичному рынку, и где-то 60 – по первичному рынку. В итоге мы не можем эти средства реализовать, они уходят в бюджет. Нужно как-то более реально (это такая просьба к Минрегиону) оценить стоимость квадратного метра, потому что мы скованы. Мы хотим построить молодёжи, она сидит, ждёт этих обещанных квартир, но реализовать это достаточно сложно.

Я целиком присоединяюсь к академику Лукьянову, когда он говорил, что с точки зрения министерских лотов оценка была (сейчас она изменилась) несовершенна. Как оценивалась заявка? 40 процентов весил статус коллектива, его возможности, научные наработки, а 60 процентов в определении победителя играла цена. В результате знаю примеры, когда прекрасные проекты просто демпинговались. Проект стоит 30 миллионов, кто-то предлагает 20, в результате этот проект выигрывает, но проект выполняется не на том уровне, на котором он мог бы выполниться. Здесь нужен критерий оценки. Критерии оценки тоже очень важны.

Спасибо.

В.ПУТИН: Спасибо, Андрей Владимирович. У Вас финансирование-то восстановили по тем объектам, которые мы с Вами смотрели?

А.АДРИАНОВ: Финансирование пошло, но в каком объёме, я пока не могу, Владимир Владимирович, прокомментировать.

В.ПУТИН: Хорошо, ладно. Я проверю ещё.

А.АДРИАНОВ: Но всё нормально, всё зашевелилось.

В.ПУТИН: Хорошо. Ладно. Надо только вернуться нам будет к качеству этих объектов.

А.АДРИАНОВ: Да, конечно.

В.ПУТИН: Я посмотрел, проанализировал бумаги, Вы были правы. В деталях, может быть, сократить можно кое-что, но в целом лучше вернуться к первоначальному варианту.

А.АДРИАНОВ: Хорошо. Спасибо.

В.ПУТИН: Что касается стоимости одного квадратного метра жилья, конечно, нужно исходить из реалий. Мы для Минобороны, по-моему, ввели более высокие стандарты, так же как не только для Дальнего Востока, но и для Москвы. Поэтому надо будет посмотреть. Из реалий надо исходить. Посмотрите вместе с Министерством регионального развития, действительно дорого. Там нет пока развитой промышленности стройматериалов, всё приходится завозить. В этом проблема.

И за предложения Ваши спасибо.

Виктор Антонович, пожалуйста.

В.САДОВНИЧИЙ: Спасибо.

Владимир Владимирович, Вы в первых словах сказали о научной среде. Я хочу об этом немножко сказать.

Многие из нас были свидетелями довольно большого успеха нашей науки, а по многим направлениям мы просто лидировали в мире. Это было создано, конечно, поколениями, были созданы уникальные научные школы. Сейчас мы переживаем всё-таки другой период. Мы переживаем период, когда мы потеряли по ряду направлений приоритеты, тончают научные школы. Конечно, приоритет занятия наукой в обществе упал. Об этом всём сегодня говорилось. Следовательно, надо подумать, как выйти из этой ситуации. Снова я хочу к Вашим словам апеллировать, что здесь надо делать очень аккуратно и системно, потому что, мне кажется, здесь нет такого разового решения, которое враз всё решит, и мы снова получим то, что, может быть, у нас было или будет впереди.

Я бы считал, что такими системными мерами улучшения ситуации в науке являются правильная организация финансирования и создание конкурентной среды в науке. Сейчас беда состоит в том, что почти все учёные, получая и гранты, и зарплату, фактически тратят её на собственно необходимые первоочередные нужды – и коллективы живут, скажем, так. А ставить какие-то серьёзные стратегические задачи и получать что-то чрезвычайное в науке, в том числе просто и сил нет, и средств нет, да и это всё как-то в коллективах старается уйти на второй план.

Поэтому мне кажется, что надо бы создать систему, может быть, грантовую (наверное, грантовая в этой ситуации самая лучшая), когда крупный учёный, который известен, получает грант сроком на пять-семь лет (такой минимальный срок), объёмом для среднего гранта 20–30 миллионов в год, этот учёный имеет право нанимать молодых, он имеет право приглашать зарубежных учёных. На мой взгляд (об этом сегодня не говорилось), он не должен участвовать в других грантах. Я бы назвал такого учёного, который выиграл этот основной грант, таким «генеральным конструктором» направления, пусть небольшого, но направления. И этот «генеральный конструктор» (или руководитель этого гранта) отвечает (его фамилия, его тема находится на сайте, он известен) за результат, он отвечает за подготовку молодых специалистов.

Мне кажется, что если такие гранты (может быть, это назвать в целом президентской программой) будут организованы, пусть в ограниченном количестве, но довольно понятные и известные, то такие лаборатории будут иметь право двигать науку.

Конечно, требуется объявление и грантов для молодых учёных, то есть для учёных, которые создают собственные лаборатории. Этот учёный должен быть известен, он должен иметь какой-то рейтинг как молодой учёный: например, он уже участвовал в каких-то грантах, – он выигрывает грант на создание собственной лаборатории. Это второй уровень после тех больших грантов, я бы их назвал грантами для молодых учёных. Эта лаборатория для молодого учёного существует тоже три-пять лет; люди, которых он приглашает, также находятся на работе на этом гранте, а по окончанию гранта ищут себе работу, может быть, в каких-то других учреждениях или в этом же – или продолжают бороться за новый грант.

И третье. Чтобы сварить, так сказать, научный «бульон» в обществе, безусловно, нужна прослойка между лабораториями для молодых и лабораториями для крупных учёных. Это система постдоков, о ней говорилось. То есть я считаю, что на постдоки должен заявляться профессор, который говорит: «Я подготовлю несколько докторов наук после аспирантуры». Он не получает сам денег, а деньги получают только постдоки, которые, завершив обучение, уходят в другие коллективы, тем самым мы создаём мобильность.

Одной из больших бед – «бед» в кавычках – нашей науки сейчас является то, что она очень замкнута. Если учёный попал в одну лабораторию, он уже до конца жизни из неё не выпрыгнет. Такая система больших грантов, грантов для лабораторий молодых учёных и постдоки как промежуток между ними, на мой взгляд, создаст некоторые предпосылки мобильности. В общем, без мобильности между научными школами разных городов, регионов и даже международной мобильности мы, наверное, сейчас из ситуации не вырвемся. Это первое.

Второе. Владимир Владимирович, мы сейчас закупили очень мощное оборудование: закупили университеты, институты Академии, научные центры. Оборудование имеет такое свойство, что через пять-семь лет его параметры стареют, то есть уже на этом аппарате, на этом приборе не получишь тех результатов, которые носят мировой уровень. Следовательно, это оборудование надо очень эффективно использовать. Для того чтобы его использовать, требуются серьёзные расходные материалы, обучение коллективов для работы на этом приборе и, конечно, его обновление, ежегодно надо какой-то блок для этого прибора докупать. Может быть, специально предусмотреть средства (ведь мы можем потерять те огромные миллиарды, которые вложены) на эксплуатацию этого новейшего оборудования. Не знаю, каким образом: через госбюджет или специальные гранты, – но это было бы правильно, по-государственному, чтобы мы своё оборудование использовали на полную катушку.

И третье, о чём я хотел бы сказать, – это то, что с уходом отраслевой науки мы оказались висячими в воздухе. Мы разрабатываем фундаментальные исследования, а вопрос приложений – это уже вопрос искусства отдельного человека. Не каждый учёный имеет вкус доводить свой результат до применения. Тем самым этот разрыв и отбросил нашу науку, как науку мечтателей: мы ничего не внедряем. Я бы считал, что сейчас настало время, когда мы в университетах и, наверное, в институтах Академии наук должны создавать такие отдельные корпуса, лаборатории, где бы садились коллективы, получающие результаты на базе фундаментальных исследований. И тоже временно, на три-пять лет данный коллектив занимает лаборатории, площади, инфраструктуру, отвечает за какое-то изделие, разработку, и потом по конкурсу он может меняться или продолжать свою работу. То есть мы должны заполнить брешь между фундаментальной наукой, у которой всё-таки, я думаю, предпосылки хорошие, и прикладной, которую мы растеряли, когда ушла отраслевая наука.

И ещё я хотел бы сказать в заключение, что мы ежегодно выпускаем из вузов и аспирантур около миллиона талантливых ребят. В целом среди них значительная доля талантов. Мне кажется, что этот человеческий капитал заслуживает того, чтобы на него обратили особое внимание. То есть он должен в основном продолжить работу в наших университетах, в наших научных центрах. Необходимо создать условия, чтобы эти люди, ежегодно пополняющие нашу науку, действительно нами были востребованы и использованы.

Знаменем всех наших решений должно быть то, чтобы эти молодые люди чувствовали, что они хотят войти в науку, хотят идти, то есть вернуть им уверенность, что у нас есть и будут условия для их самореализации. Если мы это создадим, мне кажется, что и наши усилия, всех, кто пробует организовать науку, увенчаются успехом.

В.ПУТИН: Спасибо, Виктор Антонович.

Некоторые вещи мы пытались уже реализовывать. Вы об этом тоже знаете. Вы сейчас говорили о грантах на пять-шесть лет. У нас реализуется проект так называемых мегагрантов – правда, там не пять-шесть лет, а три года. На самом деле получается чуть меньше: два с половиной, около трёх лет; 150 миллионов рублей – по 50 миллионов ежегодно. Да, кстати говоря, работает эффективно. Поэтому нужно, видимо, расширять эту программу, может быть, даже временные рамки расширять. Вы предложили на пять-шесть лет. Суть та же самая: по сути, проводится конкурс, и учёные привлекаются к этой работе, именно конкретному учёному даются деньги, а не лаборатории, не вузу, не институту, а именно учёному, он определяет уже круг людей, с которыми он считает возможным работать.

Что касается инфраструктуры, содержания инфраструктуры, я об этом тоже сказал в самом начале. Мы понимаем, что сейчас у нас в связи с удорожанием инфраструктуры и с тем, что мы деньги выделяем, хотелось бы больше, но всё-таки выделяются средства, нужно её содержать своевременно и качественно. Поэтому нужно разделять деньги на инфраструктуру и на, собственно говоря, научную деятельность.

Пожалуйста, коллеги, кто ещё хотел бы сказать?

Прошу Вас.

Е.КАБЛОВ: Уважаемый Владимир Владимирович, я бы хотел вернуться к вопросу о результативности научных исследований. Конечно, важно, сколько статей будет опубликовано. Но для государства не менее важно, насколько результаты выполненной работы востребованы реальным сектором экономики. При таком объёме финансирования, который сейчас выделяется на науку: 328 миллиардов рублей (по сравнению с 2002 годом это 31 миллиард), – у нас общее количество патентов фактически в стране не увеличилось. Оно осталось на том же уровне, каким и было в 2002 году. В среднем сейчас в Российской Федерации подаётся 30 тысяч патентов. Хотел бы напомнить, что за рубежом, в Соединённых Штатах, в Японии, это на уровне 350–400 тысяч патентов в год. В Советском Союзе было 300 тысяч авторских свидетельств.

Поэтому те решения, которые были приняты, Владимир Владимирович, на Совете по модернизации и инновационной деятельности, очень актуальны и важны: решение о том, чтобы предоставить право патентообладателя разработчику, подтолкнёт наших учёных к тому, чтобы патентовать и получать соответствующие решения, – конечно, за исключением известных областей, в которых это должно остаться за государством.

Наличие реального положения, кто является патентообладателем, создаст реальные условия для создания рынка интеллектуальной собственности. Без рынка интеллектуальной собственности нет реально инновационной системы, не сможет она функционировать. Фактически создание рынка интеллектуальной собственности завершит создание национальной инновационной системы в Российской Федерации, о чём Вы говорили в Послании Федеральному Собранию в 2008 году.

Хотел бы привести примеры, что, конечно, важно, чтобы выпускники вузов помогали. Но самое главное, чтобы мы сами научились зарабатывать деньги. ВИАМ [Всероссийский научно-исследовательский институт авиационных материалов] поддерживает и платит пошлины за 542 патента. При этом по 540 патентам у нас заключены лицензионные соглашения, они позволяют нам получать деньги за счёт передачи ноу-хау: это 468 соглашений и около 80 соглашений на патенты.

Я абсолютно согласен с коллегой, который говорил, что нам необходимо создавать при вузах соответствующие малые инновационные предприятия. На это и направлены те постановления, которые приняты Правительством, известное 218-е, поскольку создание условий для учёных свои идеи реализовывать в производстве позволяет им дополнительно заработать деньги.

В своё время, Владимир Владимирович, Вы поддержали наши предложения о создании малотоннажных производств. В ВИАМе существует около 19 малотоннажных производств, которые выпускают наукоёмкую продукцию. И при этом это производство построено на патенте, который получен институтом, по выпуску того или иного материала. Это возможность дополнительно где-то около миллиарда 800 рублей получать за счёт выпуска соответствующей продукции. В целом от оборота результатов интеллектуальной деятельности, которая есть в институте, мы имеем в год 200 миллионов. Это очень хороший дополнительный стимул для учёных, поскольку действует соглашение между руководством института, работодателем, и тем, кто создаёт это изобретение и получает деньги, тем, кто реально реализует эту разработку в производстве.

Поэтому я считаю главной задачей, которая стоит сейчас перед нами, интенсифицировать процесс подачи и оформления соответствующих патентов. Патенты должны быть действующими, они не должны просто лежать на полке, они должны работать, потому что сейчас многие патенты подаются просто для диссертации, год прошёл – о них забыли. А если бы соответствующая организация поддерживала, платила за это деньги, она бы понимала, что пустых патентов не должно быть. Поэтому важным направлением деятельности научной организации является результативность в виде статей, но в первую очередь должны быть ноу-хау, патенты, которые позволят продукцию продавать.

Спасибо.

В.ПУТИН: Полностью согласен. Есть ещё один момент, но это уже, может быть, не предмет сегодняшней встречи. Когда учреждение зарабатывает деньги, важно ещё, как оно эти деньги тратит. Одно дело – направлять в эндаумент, другое дело – тратить на текущее содержание, третье – ещё на что-то. Это очень, между прочим, серьёзная вещь. Ну а то, что нужно патентовать вещи, которые могут быть использованы в том числе в практической деятельности, безусловно. Я уже недавно приводил цифры, сколько у нас патентуется, сколько реально используется, сколько потом лицензий выдаётся и так далее.

Спасибо большое.

Михаил Борисович, прошу Вас.

М.ПИОТРОВСКИЙ: Товарищи, есть такое волшебное слово – «фонд». Вот у нас лежат прекрасные материалы. Когда-то слово «фонд» казалось страшным и очень опасным. Сейчас вроде бы мы убедились на большом опыте, что фонды прекрасно могут функционировать у нас. Фонды РФФИ и РГНФ [Российский гуманитарный научный фонд] спасли в значительной мере нашу науку. Живой пример – наша классическая советско-йеменская экспедиция была спасена фондом РГНФ, даже сейчас мои коллеги работают в Йемене. Там уже никто не работает, а наши на острове Сокотра работают на эти деньги.

В.ПУТИН: Аккуратнее там.

М.ПИОТРОВСКИЙ: Аккуратно. Во всяком случае там безопасно.

В.ПУТИН: Нет, я не шучу. Слушайте, там очень сложная ситуация. Там власти нет, а наши учёные есть, поэтому очень аккуратно.

Михаил Борисович, только Вы сами туда не ездите, не нужно.

М.ПИОТРОВСКИЙ: Нет, сам я не успеваю.

В.ПУТИН: Не надо. Я не шучу, я без всякой иронии говорю – не надо.

М.ПИОТРОВСКИЙ: Я не успеваю.

Если будет действительно принято решение увеличить серьёзно те гранты, которые они дают надолго, тогда будет совершенно замечательно и хорошо.

Ещё одна вещь – это фонды целевого капитала. Сейчас мы начали это всё делать. Мне кажется, что в будущем это может быть прекрасной формой государственного финансирования развития науки и культуры, потому что одно дело – процедура, как вы осваиваете деньги, а другое дело – вот деньги, покажи, сумел ты их использовать или нет. Это очень чёткий критерий, но не сейчас, конечно, а лучше на всём этом опыте.

И третья вещь. Это почти не говорили, но всё время говорят – утечка мозгов. Действительно, это такая вещь, которая всех очень раздражает, это как очередь в музей, это показатель успеха. И известно, что с ней делать. Надо делать то-сё, чтобы очереди не было, чтобы всем было удобно, чтобы люди возвращались. Но в сто раз будет хуже, если никому будут не нужны те люди, эти миллионы, которые у нас выпускаются. Надо это всё красиво взвесить. У нас громадный опыт последних лет, мне кажется, внушает очень большой оптимизм во всех областях науки, в том числе и гуманитарных, которые всегда сложнее.

В.ПУТИН: Спасибо.

Дмитрий Викторович, есть что добавить?

Д.ЛИВАНОВ: У меня два очень коротких замечания.

Во-первых, мы, безусловно, отмечаем, в том числе и по тем материалам, которые подготовлены, что паритет по ресурсам у нас уже, в общем-то, достигнут. Мы действительно видим, что бюджетные ассигнования в расчёте на одного исследователя у нас уже больше, чем в Великобритании, Финляндии, Японии. Мы понимаем, что там есть внебюджетная часть, которая сопоставима с бюджетной и которая у нас меньше. Безусловно, государство должно взять на себя функцию восполнения этого провала в той части, в которой он есть, с чётким пониманием того, как этот провал будет закрываться, преодолеваться в ближайшее время.

Но что очень важно, чтобы мы сейчас перешли от управления затратами, чему мы все очень хорошо научились, к управлению результатами, научились мерить этот результат, понимать, как мы можем добиваться желаемого результата, потому что вложить деньги – ещё совершенно не значит получить результат. Это разные вещи.

И второе. Многое из того, что здесь было сказано и что действительно надо делать, можно делать уже сейчас, ничего не мешает это делать. Сергей Анатольевич [Лукьянов] рассказал про отличную программу молекулярной клеточной биологии, которой руководит академик Георгиев в Российской академии наук. Она уже есть, есть отличная программа, и ничего не мешает сделать 5 таких программ, 10, 15 или 20. Это можно сделать. Ничего не мешает на эти цели отвести не 3–4 процента бюджета Российской академии наук, а 15, или 20, или 25. Но если нет желания или нет возможности, то в этом причина, а не в том, что у нас каких-то инструментов не хватает. Если будут инструменты, но не будет ни желания, ни возможностей, мы можем опять, произведя затраты, не прийти к результатам.

То же самое с постдоками: ничто не мешает сейчас в любом университете или научно-исследовательском институте освободить фонд оплаты труда, выделить 10–15 процентов и финансировать такие позиции для молодых исследователей на год, на три, на пять. Ничего это сделать сегодня не мешает.

Поэтому я бы просто хотел призвать коллег активно использовать те возможности и ресурсы, которые уже есть, потому что только эффективное использование тех ресурсов, которые уже есть, мне кажется, позволяет ставить вопрос об увеличении ресурсов.

Спасибо.

В.ПУТИН: Спасибо.

Пожалуйста, Михаил Валентинович.

М.КОВАЛЬЧУК: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!

Мы обсуждаем вопрос, в частности, эффективности вложений в науку. Я позволил бы себе начать с такой фразы: объясняя неэффективность сегодняшних вложений, я думаю, можно сказать одну вещь. Наука с конца 90-х годов у нас приобрела некий образ нищенки: тогда не было денег, и мы попрошайничали, попрошайничали на Западе; потом, когда появились здесь деньги, стали попрошайничать здесь, и фактически создался устойчивый стереотип попрошайки. Но если вы на паперти подали, то вам неловко спросить, куда потратили. И это очень важная вещь, это породило некую систему суммарной безответственности. Сегодня, когда государство вкладывает (это звучало и во вступительном слове Владимира Владимировича, и в докладе) огромные средства, которые превосходят практически все страны, кроме Соединённых Штатов, Германии и Японии, то вопрос эффективности вложений становится ключевым.

В этой связи я хотел бы обратить внимание на несколько моментов. В докладе академика Дынкина, он об очень многих вещах говорил, но прозвучали, с моей точки зрения, три очевидные вещи. Мы говорим – деньги на науку, но наука очень разная. Если мы посмотрим на научную сферу, то она имеет очень сложный ландшафт, она состоит из разных частей, у каждой из этих частей своя целевая часть, разные цели. Например, одна часть – это исследовательская инфраструктура, которая подразделяется на две компоненты: с одной стороны, это лабораторная инфраструктура, которая очень дорого стоит, о которой говорил академик Адрианов, это важно, но другая часть – это мегаустановки. И сегодняшнее изменение науки XXI века таково, что существенная часть прорывов и открытий создаётся именно на этих сложных дорогостоящих установках международного статуса и коллективного пользования. В этой связи это отельная вещь. Эти установки, мы в них преуспеваем, Россия всегда была ключевым игроком на этом поле.

Сегодня я хочу напомнить присутствующим, потому что я был поражён, я выступал сейчас в Ленинграде, открывая фестиваль популярного научного кино «Мир знаний», что люди вообще ни о чём не слышали, что происходит в собственной стране. Мы сегодня являемся ключевыми участниками международного научного ландшафта. Четыре крупнейших проекта: ИТЭР [ITER] – это создание прототипа термоядерной энергетической установки на юге Франции, в Кадараше; вторая установка у всех на слуху, это ЦЕРН [CERN], Большой андронный коллайдер; и две установки в Германии – это рентгеновский лазер на свободных электронах Х-ray Free Electron Laser [ХFEL] и ускоритель в Дармштадте. В этих четырёх установках Россия не просто участвовала людьми. Мы являемся, например, в ХFEL, в этом миллиардном проекте (в евро), крупнейшими донорами после Германии: Германия – 50 процентов, Россия – 25, все остальные европейские страны – ещё 25. Но при этом я хочу напомнить, что в основе ИТЭРа лежит ТОКАМАК, этот проект вообще был инспирирован и продвинут на мировом уровне благодаря усилиям Евгения Павловича [Велихова, президента ФГБУ «Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт», академика РАН]. Там в основе лежит ТОКАМАК, который был создан в нашей с вами стране. Рентгеновский лазер на свободных электронах реализуется по российским, советским идеям. И весь мир это строит. То есть мы являемся не просто участниками – мы ещё являемся и задатчиками интеллектуальной моды. И плюс сегодня ещё крупнейшими плательщиками наряду с Германией. Это надо отчётливо понимать. Наше реноме: мы не просители – мы сегодня в некоем смысле в этой области общепризнанные мировые лидеры. Это факт.

Вы все знаете про ЦЕРН. Главное, что там есть (я не говорю о магнитах, о тысяче вещей), – кристаллы, образующие пустые промежутки, в которых детектируется бозон Хиггса, другие частицы. Это всё сделано нашей с вами наукой и промышленностью. И наш вклад очевиден любому, работающему там человеку. Это первая вещь.

Поэтому инфраструктура не может оцениваться по количеству статей, наукометрически она не может оцениваться – она есть удел заботы государства. Это либо инвестиции на развитие, либо госбюджетное финансирование, потому что люди, которые работают на ядерноопасных объектах, на сложных ускорителях, нейтронных или термоядерных комплексах, должны: (а) получать зарплату, (б) вы должны иметь все расходы – вплоть до вывода из эксплуатации. Поэтому это тип финансирования совершенно иной, а оценка должна быть: уровень этих установок, их международное использование и количество часов работы на пользователя.

Теперь я хочу сказать, что есть три блока в научном ландшафте: один блок – это установки; второй блок – это поисковые или фундаментальные исследования; третий – превращение этих исследований в продукты технологий и работы на установках. Раз есть разные цели у частей научного ландшафта, то у них есть разные типы финансирования, о которых и говорил академик Дынкин. Если у вас первая часть – это госфинансирование инвестиций, то вторая часть – это грантовое финансирование при поддержке государством базы, о чём уже тоже говорилось, а третья часть – это превращение фундаментальных исследований этого «бульона» и работы на установках в технологии. Фактически это уже должно оцениваться, если первая часть, то уровнем этих установок и числом пользователей, сколько они работают и как; вторая часть – наукометрически; а третья часть должна оцениваться долей рынка, не патентами, не лицензионными соглашениями – долей рынка: либо западного, захваченного технологиями, либо созданного внутреннего рынка. Тогда это будут прямые оценки эффективности каждой части. Мне кажется, это крайне важно.

И при этом я хотел бы, заканчивая, обратить внимание на следующее. Мы часто сегодня говорим об оценке, о количестве статей. Надо точно понимать, что мы не можем сделать так. Это при всём том, что мы должны понимать международную компоненту, но мы не можем дать отбор кадров и выбор стратегических направлений, чтобы они управлялись извне. Обязательно мы должны быть частью мирового ландшафта, что произошло по факту, но это надо всегда понимать, когда мы говорим об этом.

Вот я хотел бы просто подчеркнуть, что три разные задачи (как минимум три, можно ещё две назвать, но три – глобальные задачи внутринаучной среды) по-разному должны финансироваться и по-разному оценивается их эффективность. Это очень важный вопрос.

В.ПУТИН: Спасибо.

Прошу Вас, Андрей Александрович.

А.ФУРСЕНКО: Я по второму вопросу.

В.ПУТИН: Да, давайте. Мы будем считать, что дискуссию закончили, потом подведёте итог. По второму давайте.

А.ФУРСЕНКО: Тогда, Владимир Владимирович, очень коротко просто отчитаться о том, что сделано после подписания Указа о создании Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию. Совет, как Вы уже сказали, был создан в новой структуре. Были созданы четыре рабочие группы, эти группы сформированы, начали работать.

Первая группа – это группа по новым инструментам финансирования. Она встречалась и готовила в значительной степени этот Совет. Сегодня все остальные группы тоже сформированы.

Поэтому у нас есть предложение о том, какие следующие вопросы мы могли бы рассмотреть в течение следующего года. У нас планируется два полномасштабных заседания Совета. На первом предлагается рассмотреть вопрос формирования и развития современной инфраструктуры научных исследований. Это было предложение Евгения Максимовича Примакова, у него сегодня тоже День рождения – он извинился, что не может присутствовать.

И второй вопрос, может быть, короткий, но просто с точки зрения информирования – доложить о том, как совершенствуется оценка результативности деятельности научных организаций. В своё время было принято постановление Правительства. Некоторые ведомства более эффективно воспользовались этим постановлением, некоторые – менее. Мы предлагаем вторым вопросом в мае поставить вопрос о том, каким образом сегодня реализуется это постановление и как вообще мы считаем необходимым усилить контроль за оценкой результативности деятельности научных организаций.

Второе заседание Совета в октябре–ноябре 2013 года. Главная тема – о совершенствовании организации фундаментальных исследований в Российской Федерации и повышении эффективности деятельности государственных академий наук. Мы обсуждали этот вопрос неоднократно, Министерство довольно активно этот вопрос поднимает. Вопрос требует, конечно, серьёзного обсуждения, но при этом, я думаю, если мы сегодня утвердим этот план, то уже можно с завтрашнего дня начать его готовить. Плюс к этому второй вопрос, который мы тоже планируем обсудить на президиуме, а потом доложить здесь: это вопрос о мерах по научному образовательному обеспечению, подготовке инженерных кадров. Если мы предполагаем, что все эти вопросы предварительно будут обсуждаться на президиуме нашего Совета и на рабочих группах (президиум у нас собирался дважды; мы планируем, что он будет собираться не реже, чем раз в два месяца), то мы представляем, что и тот, и другой вопросы будут достаточно серьёзно подготовлены.

И последний текущий вопрос. Совету предстоит большая работа по рассмотрению представлений на соискание премии Президента для молодых учёных в области науки и инноваций и Государственной премии Российской Федерации. Эта работа тоже ведётся, соответствующее объявление сделано. Так же как и обычно, мы на Совете должны будем рассмотреть окончательные результаты и предоставить Вам уже как Президенту Российской Федерации предложения по присуждению этих премий.

В.ПУТИН: Спасибо большое, Андрей Александрович.

Есть какие-то комментарии по поводу сообщения Андрея Александровича? Нет.

Уважаемые коллеги! Мы сегодня с вами рассматривали один из ключевых вопросов, связанных с организацией научной деятельности в Российской Федерации: это вопрос финансирования. Понятно, что без финансирования невозможно ничего решить, – вопрос в том, как организовать эту работу. Мы убедились с вами в том, что если денег и недостаточно, то всё-таки они значительными являются.

Имея в виду намерение государства увеличивать это финансирование, мы с вами уже сегодня должны (и коллеги об этом тоже сказали) самым внимательным образом посмотреть не только на то, как это делается, как организовано финансирование, но и на то, какие результаты приносит наша с вами совместная работа. Я согласен, что оценка эта непростая, она неодномерная. Понятно, что здесь, так же как в любом творчестве, научном творчестве, к оценкам деятельности нужно подходить в высшей степени аккуратно, взвешенно, профессионально. Но вообще без оценки невозможно.

Мы, безусловно, учтём ваши замечания и предложения при формулировании окончательных вариантов итогового документа нашей сегодняшней встречи. Но я хочу обратить внимание и на то, что Министр сказал, хочу его поддержать в том смысле, что сегодня многие вещи уже открыты для применения, нужно только использовать имеющуюся нормативно-правовую базу. Хотя согласен с теми, кто считает, что её нужно совершенствовать. Всё это вместе и будет предметом нашей дальнейшей работы – имея в виду, разумеется, и тот план нашей совместной деятельности, который Андрей Александрович предложил.

Большое вам спасибо за совместную работу и за участие в сегодняшнем заседании.

Премьер-министр Джулия Гиллард представила в политическом Институте Lowy в Сиднее долгожданный документ под названием «Век Азии», раскрывающий планы развития страны на ближайшие два десятилетия. Согласно этому документу Австралия должна повернуться лицом к новым развивающимся экономикам Азии: Китая, Индии, Индонезии. Австралийские школы будут преподавать китайский, хинди, индонезийский и японский языки. Телеканалы ABC и SBS сместят фокус на события в азиатском регионе. Австралия. Азия > Внешэкономсвязи, политика > unification.net.au, 29 октября 2012 > № 678930

The Australian сообщает, что опрос компанией Newspoll показал рост поддержки лейбористов до 36 %, а либералы потеряли часть голосов, получив 41% поддержки. На основе сравнения двух партий голоса опрошенных разделились между правящей партией и оппозицией поровну - 50 на 50. Член парламента от правящей партии Келвин Томсон заявил журналистам, что у лидера оппозиции Тони Эбботта уже не хватает дыхания. Австралия > Внешэкономсвязи, политика > unification.net.au, 29 октября 2012 > № 678924

WineStar намерена предложить своим потребителям около 12 вин из разных регионов Франции в металлических банках, передает Upakovano.ru

Компания WineStar решила произвести, как она заявила, «новую революцию в области высококачественного вина», предложив линейку французских вин класса премиум в металлических банках. По информации Upakovano.ru, компания намерена предложить своим потребителям около 12 разлитых таким образом вин из разных регионов Франции, включая Бордо, Бургундию, Рону, Прованс, Божоле, Луару, Эльзас и Лангедок.

Первым вином в банке станет напиток из винодельни Château de l ‘Ille, расположенной в регионе Корбьер. В компании Winestar также утверждают, что они представят на рынок серию Best Selection, куда войдут вина из менее крупных и менее известных виноградников. По словам WineStar, вино в банках не будет стоить дороже, чем то же самое вино в бутылках.

WineStar — это филиал компании WineStar Pty Ltd. Расположенная в Мельбурне компания была основана в 1975 году. Онлайн-магазин по продаже вина начал свою работу в октябре 1997 года, сделав ее одним из самых долго существующих в Интернете ритейлеров вина. Сегодня компания имеет сеть дистрибуции вин в общенациональном масштабе, а также службы распространения в Азии.

Новый глобальный игрок

Масштабные планы Бразилии

Резюме: Бразильские стратеги признают, что суть и качество отношений с соседями определят их положение в XXI веке в такой же (если не большей) степени, чем двусторонние отношения с Соединенными Штатами.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6 за 2010 год. © Council in Foreign Relationc, Inc.

За последнее десятилетие Бразилия превратилась в глобальный бренд и глобальную державу. Она занимает пятое место в мире по территории, является восьмой крупнейшей экономикой мира и одним из ведущих производителей товаров, которые нужны всем: от продуктов животноводства, овощей и минералов до воды, энергии и самолетов. Здравый смысл позволяет предположить, что теперь Бразилия готова заработать себе имя на глобальной арене, чтобы уравновесить влияние другой крупной державы по соседству – Соединенных Штатов. Подъем Бразилии совпал с относительным спадом влияния США в Латинской Америке и появлением новых центров силы в Азии. Такая динамика укрепляет основную идею бразильской внешней политики: поскольку на международной арене есть место и задачи для нового глобального игрока, Бразилия вполне может стать Mac-ом для американского PC – с соответствующими моральными идеалами и международной повесткой дня.

Устремления Бразилии подкрепляются ее впечатляющими социально-экономическими достижениями, дипломатическими успехами, а также амбициями и личными представлениями двух ее бывших президентов – Фернанду Энрике Кардозу и Луиса Инасиу Лула да Силвы. Однако попытки Бразилии оказывать влияние на широкий спектр ключевых международных вопросов могут ослабить легитимность ее усилий в таких сферах, как изменение климата, миротворческая деятельность и глобальное управление, где участие Бразилии было наиболее успешным. Бразилия не в первый раз заставляет напряженно затаить дыхание. Главное для нее сейчас – не допустить, чтобы преувеличенное представление о себе затмило нацеленность на поддержание баланса между ограничениями дома и возможностями за рубежом.

У нынешнего руководства есть шанс избежать иллюзорного стремления стать глобальной державой – с мягкими, жесткими или какими-то еще ресурсами власти – и вместо этого закрепить за страной постоянное место за международным столом. Более скромная, хотя по-прежнему амбициозная стратегия позволила бы Бразилии участвовать в формировании глобальных институтов и воздействовать на их работу, приток инвестиций изменил бы внутреннюю ситуацию: существенную нехватку вложений в человеческий капитал и инновации, а также практически полное отсутствие государства в жизни миллионов бразильцев.

Многомерная идентичность страны уже давно беспокоит американских политиков. Хотя бразильцы придерживаются консенсуса по поводу приоритетности социальной инклюзивности, у них нет единого мнения о том, как они видят самих себя. Бразилия – страна одновременно и развивающаяся, и развитая. Государство является и сильным, и слабым. Почти половина населения идентифицирует себя как черное или по крайней мере небелое. Страна граничит с 10 южноамериканскими государствами, но не считает себя латиноамериканской. Бразилия придерживается консервативных макроэкономических принципов, но проводит агрессивные социальные программы. Она может похвастаться банковским и финансовым сектором мирового уровня, третьей по величине фондовой биржей в мире, но 26% населения до сих пор живут в трущобах. Идет реализация масштабных инфраструктурных проектов в Рио-де-Жанейро, который примет чемпионат мира по футболу в 2014 г. и Олимпийские игры в 2016 г., и в том же городе в 2008 г. 4600 человек погибли в результате насилия, связанного с криминалом, наркотиками, бандами или действиями полиции.

Но Бразилия сделала выбор: постараться справиться с внутренними вызовами и новым международным положением, и Вашингтону придется принять появившуюся по соседству новую державу и осознать, что она определяет себя в глобальном контексте.

Большие ожидания

Ажиотаж вокруг Бразилии в значительной мере связан с ее экономическими достижениями и природными ресурсами. Макроэкономическая стабильность, регулируемая инфляция, плавающий курс валюты, контролируемый объем долга, достаточные долларовые резервы, быстрый рост и стабильный политический климат позволили Бразилии стремительно превратиться в глобальном восприятии из еще одной латиноамериканской страны-должника в экономический локомотив. Шумиха вокруг потенциала Бразилии набрала силу после 2003 г., когда Goldman Sachs ввел термин «БРИК» для четырех развивающихся рынков – Бразилии, России, Индии и Китая, на долю которых к 2020 г. будет приходиться почти половина мирового ВВП. Бразилия воспользовалась новым термином, чтобы сделать более значительной свою роль в решении различных вопросов: от борьбы с глобальным потеплением и продовольственной безопасности до мировой торговли.

Бразильцы объединились вокруг «материального базиса для консенсуса», как выразился один бразильский социолог, – согласия вкладывать прибыли государства в людей, оказавшихся на обочине. Эти вложения привели к быстрому росту потребительского класса, который, однако, до сих пор не имеет гражданских прав и адекватного образования. Такие инициативы, как Bolsa Familia – программа выплаты семейных пособий при условии посещения школы и регулярных медицинских осмотров детей; субсидирование кредитов на жилье и повышение минимальной зарплаты позволили с 2003 г. снизить бедность почти на 24%. Бразилия по-прежнему занимает третье место в Латинской Америке по уровню неравенства, но за последние восемь лет 13 млн бразильцев смогли выбраться из бедности, а 12 млн – из нищеты. На сегодняшний день богатые отдали небольшую часть своего состояния и, возможно, отдадут больше посредством отлаженной – что нехарактерно для Латинской Америки и большей части развивающегося мира, – хотя по-прежнему регрессивной системы налогообложения. Впечатляющие успехи Бразилии в социальной сфере вызывают зависть других стран развивающегося мира, а сама Бразилия превратилась в лабораторию и модель глобализации с социальным сознанием.

Готовность к международному плаванию

До конца XX столетия внешняя политика Бразилии основывалась на четырех принципах: защита обширных территорий, консолидация и укрепление республики, недопущение или урегулирование конфликтов с соседями и поддержание отстраненных, но теплых отношений с Соединенными Штатами. Бразилия, одно из государств-основателей Лиги Наций и ООН, направляла войска, чтобы воевать вместе с союзниками в годы Второй мировой войны, но никогда не стремилась доминировать в Латинской Америке. В период правления военных в 1960-е, 1970-е и 1980-е гг. Бразилия успешно позиционировала себя как ведущая неприсоединившаяся страна и непостоянный и отнюдь не близкий партнер США.

В 1990-е гг. Бразилия отказалась от своей традиционной отстраненности. Успехи на внутреннем фронте в сочетании с радикальными изменениями в глобальной политике и экономике создали новый исторический курс, который воплотился в период правления Лулы, так что бразильцы попросили объяснить, почему их страна столь вездесуща на мировой арене. Эта новая идея напоминает доктрину «явного предназначения» в Америке XIX века, но с бразильскими нюансами. Без кровопролития и аннексий Бразилии удалось консолидировать многонациональную и многорасовую демократию, стабилизировать сильную рыночную экономику и взрастить многомиллионный средний класс. Бразильцы, представляющие разные этнические группы и разные слои общества, уверены, что эти достижения дают их стране право считаться глобальной державой и вести себя соответствующим образом.

Более уверенная в себе Бразилия начала проводить наступательную и полномасштабную внешнюю политику. Она намерена обеспечить себе постоянное место в расширенном Совете Безопасности ООН, организовать крупные и мелкие развивающиеся страны в более мощную коалицию в рамках торговых переговоров Дохийского раунда и в последнее время расширить права голоса для себя и других во Всемирном банке и Международном валютном фонде.

Бразилия также имеет влияние на переговорах по изменению климата. У страны очень благоприятный с точки зрения выбросов энергобаланс, кроме того, на ее территории расположены около 60% лесов Амазонии. В то же время вырубка лесов в Бразилии – существенный фактор, влияющий на парниковые газы. Страна – лидер по доступности препаратов от ВИЧ/СПИДа для бедных. Кроме того, она возглавляла миротворческую миссию ООН на Гаити с 2004 года. После того как в результате землетрясения на Гаити погиб 21 бразилец – это самые большие потери бразильских войск за рубежом со времен Второй мировой войны, – страна сделала взнос в размере 19 млн долларов в ООН, объявила о выделении 205 млн долларов помощи Гаити и пообещала направить дополнительно 1300 спасателей. Бразильские военнослужащие участвуют в миссиях ООН в Либерии, ЦАР, Кот-д’Ивуаре, Восточном Тиморе и в других миротворческих операциях. При этом, учитывая коммерческие и дипломатические интересы, Бразилия преимущественно хранила молчание по конфликтам в Мьянме (Бирме), Судане и Зимбабве.

Несмотря на партнерство по БРИК, Бразилия отлично осознает, что рыночная сила Китая и его заинтересованность в ресурсах – это палка о двух концах. Сегодня КНР – крупнейший источник иностранных инвестиций для Бразилии, средства вкладываются в порты, железные дороги, атомные электростанции, железо, сталь и нефть. Китай стал самым большим рынком экспорта для бразильской сои, нефти и железа, и одновременно основным конкурентом, когда дело касается производимых товаров и ресурсов Африки. После многих лет молчания Бразилия в 2010 г. присоединилась к другим странам G20, включая Индию, Россию и США, и призвала Пекин ввести плавающий курс юаня.

При Лула да Силве Бразилия добилась успеха в повестке Юг–Юг в ближнем и дальнем зарубежье. На этом направлении страна продвигала идеи панидеологической интеграции Южной Америки и начала формировать широкую коалицию и укреплять диалог с Индией и ЮАР. Бразилия вкладывала крупные средства в Африку, особенно в португалоговорящие страны и государства, богатые ресурсами. МИД Бразилии открыл 16 новых посольств на континенте за 16 лет. Правительство Лула да Силвы ссылалось на экономическую мощь и многонациональное население (10 млн бразильцев являются выходцами с Ближнего Востока), объясняя ряд статусных и обусловленных коммерческими интересами президентских визитов в Израиль, на Западный берег и в Иорданию. Лула подчеркивал потенциал Бразилии как посредника на переговорах между израильтянами и палестинцами. Поскольку поездки не дали существенных дипломатических результатов, приоритетом визитов, по-видимому, было продвижение коммерческих интересов.

Персидская игра Лула да Силвы

Предложенная в 2008 г. Лулой да Силва и министром иностранных дел Селсу Аморимом альтернатива санкциям ООН против Ирана была, возможно, самым противоречивым – а для некоторых необъяснимым – примером новых международных амбиций Бразилии. Вместе с Турцией Бразилия пыталась возродить инициативу, впервые предложенную администрацией Обамы. Речь шла о том, чтобы убедить Иран отправлять уран для обогащения за границу. После нескольких месяцев переговоров, включавших непростые консультации с Соединенными Штатами, Бразилия и Турция добились соглашения, официальную декларацию подписали министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу, его иранский коллега Манучехр Моттаки и Аморим.

Наутро после объявления о соглашении госсекретарь США Хиллари Клинтон сообщила, что Китай и Россия, которые, как ожидала Бразилия, будут против санкций, поддержали предложенную Вашингтоном резолюцию. Позже Клинтон назвала шаг Бразилии и Турции маневром с целью отложить введение санкций ООН. Обе эти страны, которые в тот период имели статус непостоянных членов Совета Безопасности, проголосовали против резолюции. После внутренних дебатов и состоявшихся в последний момент телефонных переговоров между Вашингтоном и Бразилиа, а также Бразилиа и Тегераном, Бразилия впервые проголосовала в Совете Безопасности против Соединенных Штатов. Хотя соглашение могло бы послужить шагом к укреплению доверия между США и Ираном, администрация Обамы полностью отвергла инициативу Бразилии.

Реакция в стране была даже более жесткой, чем за рубежом. Бразильская элита и СМИ резко отреагировали на кадры, на которых Лула обнимал и обменивался рукопожатиями с иранским президентом Махмудом Ахмадинежадом, когда два лидера отмечали подписание официальной декларации. Провал дипломатического гамбита грозил привести к изоляции Бразилии от крупных держав по одному из ключевых вопросов международной безопасности. Критики заявляли, что Лула растратил дипломатический капитал и престиж, который страна накапливала 20 лет, позиционируя себя как независимого, влиятельного и ответственного международного игрока.

У Бразилии было множество мотивов – исторических и геополитических – для вмешательства в ядерную проблему Ирана. Опыт подготовки к войне в Ираке заставил ее задуматься об иранской стратегии США.

Аморим, в то время постоянный представитель Бразилии при ООН, также являлся председателем комитета по санкциям против Ирака и считал санкции первым шагом на опасном пути к применению военной силы. На посту главы МИДа Аморим стремился позиционировать Бразилию как мост между Западом и Тегераном, чтобы таким образом сделать свою страну доверенным лицом и надежным посредником. Соглашение по ядерному топливу принесло бы успех бразильцам по ряду аспектов: недопущение милитаризации ядерной программы Ирана; вызов фундаментальному представлению Вашингтона о том, что санкции ведут к более серьезным переговорам; укрепление морального авторитета Бразилии как единственного члена БРИК, не являющегося ядерной державой; подтверждение позиции МИДа, что старые правила управления международными институтами – на уровне Совета Безопасности или в рамках режима ядерного нераспространения – необходимо обновить, учитывая появление новых держав, начиная с самой Бразилии.

Лула и Аморим проецировали ядерную историю Бразилии на Иран и считали, что их страна имеет уникальную возможность убедить Тегеран придерживаться контролируемой мирной ядерной программы с гражданскими целями. Бразилия пыталась разрабатывать ядерную программу в 1970-х гг., но эти усилия были остановлены угрозой американских санкций. С точки зрения генералов, руководивших программой, и экспертов по обороне, продвигавших ее, бомба должна была дать преимущество в соперничестве с Аргентиной и обеспечить международный престиж. Однако переход Бразилии к демократии изменил ее ядерные расчеты. К 1967 г. Бразилия подписала Договор Тлателолько, который обязывал Бразилию и Аргентину придерживаться мирной ядерной программы и создать программу двусторонних инспекций. Конституция Бразилии (1988) запрещала иметь ядерное оружие, а в 1998 г. Бразилия подписала Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Страна отбросила свое авторитарное прошлое, добровольно отказалась от секретных ядерных разработок, перешла от конфронтации со своим соседом к сотрудничеству и присоединилась к режиму нераспространения. Для Лула да Силвы и его внешнеполитической команды эта история означала, что при правильных дипломатических шагах Иран можно было бы убедить пойти по тому же пути.

Возможно, главным стратегическим обоснованием стремления Бразилии позиционировать себя как дипломатического посредника была статья 4 ДНЯО, которая закрепляет право всех участников Договора «развивать исследования, производство и использование ядерной энергии в мирных целях». Бразилия занимает шестое место в мире по запасам урана (209 тыс. тонн), и в результате дальнейших разведочных работ это количество может увеличиться втрое. По данным Международного энергетического агентства, в ближайшие 20 лет мировое потребление электричества, произведенного на АЭС, почти удвоится. В Бразилии работают два ядерных реактора, третий введут в эксплуатацию в 2015 г., разрабатываются планы строительства четырех дополнительных реакторов к 2030 году. Бразилия по-прежнему отправляет большую часть своего урана для обогащения за границу (в Канаду и Европу). После завершения третьего реактора у нее появятся мощности для независимого обогащения урана, что позволит начать экспорт обогащенного урана. Поэтому неудивительно, что бразильская доктрина национальной безопасности определяет атомную энергетику как одну из трех стратегических сфер национальной обороны. Выступление против санкций по Ирану и попытки убедить его – по крайней мере в принципе – отправлять топливо за границу для обогащения под контролем МАГАТЭ вполне могли отражать стремление обеспечить себе рынок в будущем.

Успешное соглашение могло бы также показать бразильцам, испытывающим ностальгию по бомбе, что морального авторитета и дипломатической силы Бразилии достаточно для поддержания международного престижа. Но вместо этого вновь активизировались дебаты о том, пошел ли отказ от ядерного оружия на пользу стратегическим интересам страны. Националистические чувства и левых, и правых объединила изначальная несправедливость ДНЯО. Преимущества, которые Индия, Пакистан, Израиль и Северная Корея получили, оставаясь за рамками режима нераспространения, вызвали досаду и разочарование – без бомбы Бразилия никогда не сможет войти в клуб мировых держав по-настоящему первого порядка. Конституционных и международных обязательств, в соответствии с которыми действует Бразилия, может быть достаточно, чтобы полемика по поводу бомбы осталась на уровне разговоров. Но раздражение, связанное с неэффективностью и неравенством существующего режима нераспространения, а также растущая решимость его реформировать будут характерными чертами новой Бразилии.

Богатые ресурсы, нужные товары

Несмотря на провал иранского соглашения и ущерб, нанесенный имиджу, Бразилия продолжит играть весомую роль на международной арене. Изменение климата стало той сферой, где Бразилия смогла конвертировать свои технологии чистой энергии и экологическую добросовестность в значимый международный голос. Климатическая стратегия Бразилии продолжает развиваться: хотя вырубка лесов Амазонии способствовала глобальному потеплению, энергоснабжение страны на 40% обеспечивается возобновляемыми источниками. Доля бразильцев, которые считают экологию своей главной заботой, увеличилась более чем в два раза с 2002 по 2007 гг. – до 85%, и это самый высокий показатель в мире. Бразильское правительство продолжает защищать свой суверенитет над Амазонией и до недавнего времени отказывалось даже обсуждать вопрос о вырубке лесов на международных встречах по проблемам климата. Но изменения в общественном мнении дали возможность внести ответственное управление Амазонией в бразильскую повестку дня.

Национальный план Бразилии по изменению климата ставит цели остановить чистую потерю лесного покрова к 2015 г. и сократить средний уровень вырубки лесов на 70% до 2017 года. Бразильский банк национального развития управляет международным фондом в 1 млрд долларов по финансированию сохранения и устойчивого развития Амазонии. Бразилия взяла на себя обязательства сократить выбросы парниковых газов на 36–39% к 2020 г. и предложила себя в качестве представителя и посредника на переговорах по климату с развивающимся миром. Хотя Копенгагенское соглашение является лишь скромным шагом вперед в борьбе с изменением климата, участие Бразилии и ее готовность к компромиссам доказали, насколько серьезно она относится к этому вопросу.

В ближайшие годы Бразилия будет играть важную роль в обеспечении мировой продовольственной безопасности. Пастбища занимают почти четверть территории, а 150 млн акров пахотных земель не возделываются, что дает огромный потенциал для увеличения сельхозпроизводства в стране, которая уже сегодня является четвертым крупнейшим экспортером продовольствия в мире. Также она крупнейший производитель сахарного тростника, кофе и говядины. Хотя Китай и Индия опережают ее по производству пшеницы, риса и кукурузы, рост сельскохозяйственного ВВП в Бразилии в 2000–2007 гг. превысил показатели обеих этих стран, а также средний мировой уровень. Однако в Бразилии сосуществуют изобилие и нужда. Программа «Нулевой голод», начатая в 2003 г., и другие инициативы помогли уменьшить число людей, страдающих от голода, на 28%. Эти улучшения, а также технологические успехи в адаптации массового сельхозпроизводства для тропических условий, позволили стать ориентиром и моделью для программ продовольственной безопасности в Африке и Латинской Америке.

На долю Бразилии приходится 18% доступных мировых запасов пресной воды – благодаря ее многочисленным рекам, озерам и подземным водам. ГЭС вырабатывают 40% энергии. Хотя мировой рынок воды пока еще только развивается, прогнозируемые засухи и растущий спрос могут превратить воду в один из самых ценных и дефицитных ресурсов в мире. Доступ к воде для самих бразильцев остается неудовлетворительным – из 28 млн сельских жителей только 2,5 млн имеют водопровод. Тем не менее прогнозы ООН о том, что изменение климата может привести к вооруженным конфликтам из-за воды, дают Бразилии возможность конвертировать этот дефицитный ресурс в инструмент влияния далеко за пределами своих границ.

Сегодня Бразилия готовится к притоку средств еще из одного источника – нефтяного. В 2007 г. крупные запасы нефти были обнаружены в 150 милях от южного побережья, на глубине 16 тыс. футов ниже уровня моря и под слоем нестабильной соли толщиной более чем в одну милю – так называемые подсолевые запасы. Благодаря этому открытию страна может подняться на восьмое место по запасам нефти в мире с нынешнего 24-го и получить миллиарды нефтедолларов. Бразильская нефтяная компания с государственным участием Petrobras, которая уже является крупным международным игроком и работает в 27 странах, планирует к 2020 г. производить 5,4 млн баррелей нефти в день.

Извлечение этой нефти стало еще более дорогостоящим и сложным после разлива нефти на платформе Deepwater Horizon в Мексиканском заливе в 2010 году. Репутация Petrobras как специалиста по глубоководной разведке и добыче нефти основывается на ее уникальных программах безопасности и охраны окружающей среды. Однако страховые взносы для глубоководных скважин выросли на 50%, а бразильская технология ликвидации разлива нефти, аналогичная использованной на Deepwater Horizon, требует дополнительных вложений. Стоимость превращения подсолевых залежей нефти в доходы для финансирования инфраструктуры, образования и социальных расходов существенно увеличилась с момента их открытия.

Несмотря на голоса немногочисленных критиков, поднимающих тему экологических последствий «большой нефти», Бразилия делает серьезную ставку на нефть, которая поможет решить внутренние проблемы. Petrobras, вероятно, сможет привлечь 224 млрд долларов пятилетних инвестиций за счет предложения акций этой осенью. Новые правовые нормы по подсолевым залежам нефти, принятые при участии нынешнего президента Дилмы Русеф, которая была министром энергетики и руководителем аппарата Лула да Силвы, увеличат контроль государства над новыми ресурсами, на смену модели иностранных инвестиций на основе концессий придет новая схема распределения доходов нового объединения – Petrosal. По закону, 50% государственной доли в доходах Petrosal пойдут на финансирование образования в научно-техническом секторе. Некоторые бразильцы – интеллектуалы, представители движения «зеленых» и неправительственных организаций – вполне справедливо предупреждают об угрозах коррупции, политизации и экологических последствиях того, что нефть окажется в центре бразильской модели развития. Однако гораздо более влиятельные политические и экономические деятели утверждают, что на фоне острых структурных проблем – бедности, неравенства, плохого образования и инфраструктуры – как прямые, так и опосредованные преимущества нефтяного бума становятся вполне привлекательными.

Внутренние проблемы

Бразилия уже начала заниматься некоторыми из своих извечных проблем. В 2001 г. неравенство впервые стало сокращаться; в период с 2003 по 2008 гг. 10% бразильцев смогли выбраться из бедности; большая часть населения сегодня принадлежит к нижней части среднего класса, и Бразилии удалось пережить глобальный финансовый кризис-2008 лучше, чем многим. Инвестиции в инфраструктуру выросли: сооружаемые в настоящее время промышленный комплекс Суапе на северо-востоке и Межокеаническая автотрасса в 1600 миль, которая свяжет восточную Бразилию с Перу, – лишь два показательных примера.

Тем не менее Бразилия до сих пор занимает 10-е место в мире по неравенству, и более четверти бразильцев живут ниже черты бедности. Хотя благодаря программе Bolsa Familia практически все дети школьного возраста пришли в классы, качество образования остается очень низким, по уровню начального образования Бразилия находится на 119-м месте в международном рейтинге. В исследовании, проведенном Организацией экономического сотрудничества и развития, бразильские школьники заняли 54-е место из 57 по математике (опередив только Тунис, Катар и Киргизию) и 48-е место из 61 по чтению.

Создание возможностей для бедных присоединиться к профессиональным и технократическим трудовым ресурсам будет означать, как долгое время утверждали сами бразильцы, реорганизацию парадоксально замкнутой системы государственного образования. Сейчас государство тратит огромные средства на высшее образование, выделяя деньги государственным университетам, от чего в основном выигрывают студенты, которые могли позволить себе частное обучение в первые годы и оказались лучше подготовлены к сдаче жестких квалификационных экзаменов.

Транснациональные и бразильские компании, стремящиеся получить прибыль от экономического бума в стране, уже давно ведут подготовку кадров напрямую и конкурируют друг с другом за немногочисленных специалистов-инженеров. Несомненно, сегодня Бразилия получает отдачу от инвестиций в науку и технологии, которые были сделаны военным правительством в 1960-х и 1970-х гг. – Embrapa (инновации в сельском хозяйстве), Embraer (бразильский авиапроизводитель мирового уровня) и Petrobras – три основных примера. Международная конкурентоспособность Бразилии сейчас зависит от политического решения расходовать государственные ресурсы на трансформацию нижнего класса и нижней части среднего класса – бразильцев, которые совсем недавно стали потребителями – в грамотных производителей в экономике, в значительной степени основанной на знаниях.

Кроме того, жизнь многих бразильских городов по-прежнему омрачает насилие и отсутствие безопасности. Северо-восточный регион, исторически наименее развитый экономически и наиболее нестабильный политически, имеет самые высокие темпы экономического роста в стране. При этом здесь зафиксирован самый высокий уровень убийств. Хотя некоторые жалуются, что правительство вторгается во все сферы жизни, в бразильских фавелах – трущобах, простирающихся на огромные расстояния вокруг крупных городов – государство отсутствует или рассматривается как угроза.

В Рио-де-Жанейро более миллиона человек (почти пятая часть населения) живут в фавелах. Многие из этих районов – некоторые новые, другие существуют десятилетиями – сегодня управляются бандами. Легкий доступ к оружию способствует высокому уровню насилия. В Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро ежегодно происходит более тысячи так называемых «убийств из сопротивления», совершенных полицейскими в целях самообороны. Семь фавел удалось утихомирить, после того как Рио получил право на проведение Олимпиады-2016. Наведение порядка подразумевает размещение правоохранительных сил и вооруженные рейды, а также обеспечение базовыми товарами и услугами, включая воду и санитарную инфраструктуру, транспортное сообщение, освещение улиц, медицинские и образовательные учреждения, интернет и обновление домов. Это лишь начало агрессивной программы по захвату и обеспечению безопасности в 40 фавелах, окружающих Рио. Но решение проблем фавел – среди которых слабые институты, незаконная экономическая деятельность и бедность – требует гораздо большего, чем временное умиротворение и размещение органов правопорядка. Неуправляемость фавел, несмотря на многолетнюю государственную политику, направленную на изменение ситуации, постоянно напоминает о том, что здоровье и легитимность бразильской демократии зависит от выполнения пока еще иллюзорных обещаний, данных миллионам, живущим в трущобах.

Кроме солнца, самбы и футбола

Соединенные Штаты больше не являются единственной державой, отвечающей за преодоление кризисов, обеспечение безопасности и определение программы развития для Латинской Америки. Многие американцы до сих пор придерживаются примитивной и некорректной точки зрения, что Бразилия должна вести себя как латиноамериканская страна. Вашингтону нужно понять, что бразильцы в меньшей степени считают себя латиноамериканцами, а в первую очередь бразильцами, в которых соединилась культура Африки, Европы, Ближнего Востока, Азии и местных коренных народов. Бразильские стратеги признают, что суть и качество отношений с соседями определят их положение в XXI веке в такой же (если не большей) степени, чем двусторонние отношения с Соединенными Штатами.

Бразилия привносит огромный исторический контекст в свои отношения с США. Многие бразильцы, ставшие совершеннолетними в период политической борьбы за свержение генералов, руководивших страной в 1960-е, 1970-е и 1980-е гг., воспринимали Америку как препятствие для бразильской демократии, а сейчас они возглавляют ключевые политические партии, социальные движения, государственные институты и компании. Даже бразильцы, имеющие тесные связи с Америкой, разделяют мнение, что страна не получит особой пользы от альянса старого образца с Вашингтоном.

Несмотря на вполне реальные идеологические различия во внешней политике, Кардозу и Лула да Силва отдалили Бразилию от программы Соединенных Штатов по Латинской Америке. В 1990-е, когда Латинская Америка в основном следовала рекомендациям Вашингтона, включавшим свободную торговлю, демократию и борьбу с наркотиками, правительство Кардозу отказалось участвовать в «Плане Колумбия», предложенном администрацией Клинтона, не поддержало идею зоны свободной торговли двух Америк, выступило против эмбарго США в отношении Кубы и попытки свержения Уго Чавеса в Венесуэле в 2002 г., которая первоначально была одобрена в Белом доме.

Как и Кардозу, Лула да Силва старался дистанцироваться от США по региональным вопросам, давая при этом добро на создание ряда региональных институтов, включая МЕРКОСУР, Союз южноамериканских наций, Южноамериканский совет по обороне и, совсем недавно, Сообщество латиноамериканских и карибских государств. Но когда наркотики и насилие стали проблемой и для самой Бразилии, да Силва предоставил разведданные и другую поддержку правительству Альваро Урибе в Колумбии. Тем не менее Бразилия осудила продление и расширение американского присутствия на военных базах в Колумбии, выступила против переворота в Гондурасе и решения США не поддерживать возвращение свергнутого президента к власти, а также подталкивала Вашингтон к снятию эмбарго в отношении Кубы.

Независимо от того, в какой степени правительство Русеф будет солидаризироваться с политикой Соединенных Штатов в регионе или дистанцироваться от нее, первостепенное значение имеет постоянное расширение собственных интересов Бразилии в Латинской Америке. Помимо исторических и коммерческих связей с Аргентиной или политической и экономической гегемонии в Парагвае, коммерческое и финансовое участие Бразилии в экономике соседей увеличивается. С 2000 по 2009 гг. торговля со странами МЕРКОСУР возросла на 86%, с Андским сообществом – на 253%, а с Мексикой – на 121%. Бразильские глобальные компании, часто имеющие преференции при финансировании со стороны Бразильского банка развития, превратились во влиятельных участников инфраструктурных проектов в регионе – включая инвестиции в добывающий и нефтяной сектор Колумбии, модернизацию нефтеперерабатывающей отрасли и сооружение дорог в Перу, а также транзит, строительство, добычу нефти и выращивание сои в Венесуэле. В отличие от Чавеса, который тратит нефтяные богатства преимущественно на политические и идеологические цели, Бразилия конвертирует свои инвестиции и экономические успехи в Латинской Америке в мировое влияние.

Отсутствие четких экономических норм в соседних с Бразилией странах создает плодотворную почву для распространения организованных преступных групп, а также трафика людей, оружия, наркотиков и другой контрабанды. Осознавая огромные проблемы там, Бразилия недавно начала строить специальную сеть военных баз вдоль своих границ протяженностью 9 тыс. миль.

Конкуренция за дипломатическое и политическое влияние в Латинской Америке только начинается. Архитекторы внешней политики Лула да Силвы и Русеф утверждают, что интересы Бразилии в Латинской Америке неминуемо приведут к соперничеству с США, хотя и не очень острому. На протяжении десятилетий представления о регионе создавали в основном ориентированные на Соединенные Штаты элиты, поэтому теперь Вашингтон вынужден в срочном порядке знакомиться с серьезно изменившимися реалиями.

Латиноамериканские правительства сегодня в первую очередь несут ответственность перед новым электоратом – бедными, рабочим классом, новым средним классом, группами коренных жителей, социальными движениями, а не перед Вашингтоном. Близкое соседство и собственные интересы заставили новую Бразилию научиться жить в изменившихся политических условиях.

Вряд ли Бразилия или США добьются успеха в дипломатическом доминировании в Латинской Америке. Старые многосторонние институты, такие как Организация американских государств, пытаются восстановиться после перекосов гегемонии Соединенных Штатов, а также двойственности и даже прямых вызовов со стороны некоторых стран-членов. Не демонстрируя в открытую желание лидировать в региональных институтах, что могло бы вызвать антибразильские настроения, Бразилия осторожно пытается максимизировать свои интересы и минимизировать конфликты.

По некоторым вопросам конфликты между США и Бразилией никуда не денутся. Но в целом Бразилия не настроена ни антиамерикански, ни проамерикански. Например, бросая вызов Соединенным Штатам по вопросам о Гондурасе, Колумбии и Иране, она одновременно вела переговоры о первом с 1977 г. соглашении по военному сотрудничеству, вместе с администрацией Обамы работала над разрешением конфликта вокруг хлопкового рынка и созданием открытого канала для взаимодействия в сфере изменения климата и международных экономических институтов.

Двусторонние отношения, скорее всего, будут и дальше находиться в неопределенном состоянии – ни вражды, ни дружбы. Правительства Обамы и Лула да Силвы ввели термин «глобальный партнерский диалог» – немного расплывчатая форма признания определенной заинтересованности в сооружении лесов вокруг строящегося дома. Упущенные возможности и неоднозначные сигналы по иранскому эпизоду отражают стратегические разногласия. Однако глобальные вопросы обеспечивают благоприятную почву для сотрудничества, особенно в сфере изменения климата, в рамках G20 и через скромные совместные усилия по преодолению бедности и лечению инфекционных заболеваний на Гаити и в Африке.

Самым серьезным испытанием для нового президента станет необходимость сочетать амбициозные внутренние планы с сохранением позиции Бразилии на международной арене. На самом деле Бразилия находится среди мировых держав в выгодном положении: она может позволить себе модернизацию обороны и системы безопасности и при этом не столкнется со сложной дилеммой – пушки или масло. Чтобы существенно увеличить инвестиции в людей – на чем основан новый общественный договор, – Бразилии, вполне вероятно, придется умерить амбиции относительно глобального лидерства в ближайшей перспективе. В конечном итоге результат может быть одинаковым: сильная, уверенная в себе Бразилия, которая вносит значительный вклад в мир и процветание не только на региональном, но и на глобальном уровне. Возможно, единственный и самый важный способ, которым США могут повлиять на бразильскую внешнюю политику, – это дать понять на словах и на деле, что Вашингтон не считает подъем Бразилии игрой с нулевой суммой, угрожающей американским интересам, а воспринимает это как появление не совсем привычного, хотя иногда очень необходимого глобального партнера.

Джулия Свейг – старший научный сотрудник и директор по изучению Латинской Америки, а также Глобальной бразильской инициативы в Совете по международным отношениям. Она является автором книги «Дружественный огонь: теряя друзей и заводя врагов в антиамериканский век».

Бразилия. ЛатАмерика > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735522 Джулия Свейг

Шаткое благополучие

Российская экономика в контексте глобального кризиса

Резюме: Россия потеряла преимущества, характерные для стран БРИКС, но не достигла позиций наиболее технологически развитых стран. Только рост производительности труда на базе инвестиций в новые технологии может компенсировать накопленную отсталость и снижение конкурентоспособности.

Заявление французского банка BNP Paribas в августе 2007 г. о колоссальных потерях на рынке саб-прайм ипотеки, а затем банкротство американского банка Lehman Brothers в сентябре 2008 г. стали общепризнанными точками отсчета начала глобального финансового кризиса. Миновало пять лет. Мир стал иным. Экономическая жизнь теперь жестче, тяжелее и временами не поддается рациональному управлению на базе привычных, наработанных в течение многих десятилетий решений. Россия не исключение. Ее экономические проблемы также усугубляются и далеки от разрешения. Но уже сегодня понятно, что решать их мы должны в тесном взаимодействии с партнерами и учитывая глобальные тенденции развития.

Не БРИКС и не развитый мир

Летом 2012 г. Министерство экономического развития (МЭР) выступило с прогнозами экономического роста на ближайшую перспективу. Основным явился инерционный сценарий, который с высокой степенью вероятности предсказывал рост ВВП на уровне 3,5–4% ежегодно. Вместе с тем МЭР опубликовал и «кризисный сценарий», указывавший на угрозу спада экономики начиная с 2013 года.

Факторами потенциального кризиса называются неблагоприятные внешнеэкономические условия в случае резкого обострения кризиса в Европейском сообществе. Углубление рецессии в периферийных южных странах Евросоюза, перерастание долгового кризиса в кризис банковских систем и полный или частичный распад еврозоны грозят значительным снижением спроса на российские нефть, газ, металлы и химическую продукцию. Результатом может стать падение цен на нефть примерно до 60 долл./баррель. (Для справки: 9 августа 2012 г. нефть Urals стоила 114 долл./баррель.) По оценке МЭР, даже в этом случае спад в России не должен быть глубоким, менее –3% ВВП, а вероятность реализации такого сценария – менее 20%.

Хотя многие аналитики считают основной (инерционный) сценарий развития экономики излишне оптимистичным, суть проблемы – не в споре о конкретных показателях. Характерным является сам подход, т.е. признание того факта, что внешнеэкономические риски имеют решающее значение и рост в нашей стране прямо зависит от развития экономики ведущих партнеров по внешней торговле.

Эльвира Набиулина, бывшая в то время министром экономического развития, так оценивала факторы экономического развития России в начале 2012 г.: «Именно внешнеэкономическая конъюнктура обеспечивала России половину темпов прироста. Средние темпы прироста были 7%, и примерно 3,5% приходилось на внешнеэкономическую конъюнктуру». В то же время она констатировала, что в скором будущем данная благоприятная ситуация более не повторится.

В период 2000–2007 гг. инвестиционный бум на основе использования доходов от внешнеэкономической деятельности являлся мотором роста экономики, он позволил качественно изменить не только уровень индивидуальных доходов населения (в среднем они увеличились в 2,5 раза), но и вывел Россию в число среднеразвитых стран. В 2008 г. ВВП по ППС на душу населения составлял 14 767 долларов. В 2012 г. прирост инвестиций в российской экономике равнялся примерно 8%, на ближайшие годы прогнозируется около 7% в год. Двузначные показатели прироста инвестиций недостижимы, а с ними российская экономика теряет и потенциал опережающего роста в сравнении с наиболее развитыми экономиками мира.

Инвестиции в проекты, ориентированные на внутренний спрос, должны стать новым источником роста, повысить устойчивость перед угрозами глобального кризиса. Вступление России в ВТО делает инвестиции в национальную экономику особенно актуальными.

Механизм формирования национальных сбережений и их трансформации в инвестиции должен быть полностью обновлен. В этом и будет заключаться подлинная модернизация российской экономики. Современная экономика не может быть изъята из глобального контекста. Напротив, умелое использование международных финансовых механизмов – единственный реалистичный вариант модернизационной стратегии. России нужно, с одной стороны, быть привлекательной для инвесторов сферой капиталовложений, а с другой – бизнесу и правительству следует освоить методы работы на мировых финансовых и торговых рынках, позволяющие занимать сильные позиции во взаимодействии с иностранными партнерами.

Речь идет, разумеется, не о возврате к ведению хозяйства закрытого советского типа, оно не только оказалось неэффективным, но и не смогло противостоять внешним негативным факторам. Экономический хаос в СССР начался именно со снижения мировых цен на нефть. Российская экономика сохраняет исключительно высокую зависимость от волатильности нефтяных цен. Предстоит решать застарелую проблему наращивания конкурентоспособности экономики и ее инвестиционной привлекательности. Вместе с тем необходимо учитывать, что цена нефти на мировом рынке сегодня определяется сложным набором факторов, среди которых спрос на нефть как энергоноситель – важный, но далеко не единственный. Функция формирования товарных цен на сырье, включая нефть, на мировом рынке в значительной степени перешла на финансовые рынки производных инструментов – контракты типа опцион или фьючерс на биржевую цену сырья. Таким образом, цена на нефть определяется аналогично, например, цене на золото. При достаточно значительном снижении цен финансовые инструменты становятся привлекательными для инвесторов, и приток денег стабилизирует их уровень.

Результат двух туров количественного смягчения, осуществленных ФРС США, парадоксален. Существенное увеличение предложения долларовой денежной массы не вызвало заметных инфляционных последствий для американской экономики. Вместе с тем именно накачка ликвидности сыграла решающую роль в предотвращении коллапса цен на глобальных финансовых рынках.

Кроме того, нефть является весьма «политизированным» товаром. Бюджетные доходы и расходы ведущих экспортеров нефти, Саудовской Аравии и России, определяются в зависимости от избранной ими прогнозной цены нефти. В России этот уровень – выше 100 долл./барр., в Саудовском королевстве – примерно 70 долл./баррель. Всегда существует вероятность воздействия правительства на экспортеров нефти с целью сдерживания предложения товара. Не способствует снижению цены и общеполитическая ситуация в странах Центрального Востока, особенно напряженность вокруг Ирана, его поставки нефти уже исключены из рыночного контекста.

Зависимость российского бюджета от нефтегазовых доходов является, возможно, наиболее яркой иллюстрацией значения именно внешнеэкономической конъюнктуры. В 2012 г. ненефтегазовый дефицит федерального бюджета достиг уровня –11,5% ВВП. В 2008 г., накануне кризиса, он составлял –2,7% ВВП. Доля нефтегазовых поступлений в общем объеме доходов бюджета выросла с 46,5% до 52,8%.

Федеральный бюджет не в состоянии сегодня обеспечивать крупные инвестиции. Вся инвестпрограмма сводится к набору нескольких «демонстрационных» проектов – Олимпиада в Сочи, заседание АТЭС во Владивостоке и т.п. По данным Росстата, основным источником внутренних инвестиций являются ресурсы корпоративного сектора (42% капитальных вложений в основной капитал), государственный бюджет обеспечивает вдвое меньший объем капиталовложений (18%). Основная нагрузка на федеральный бюджет – это перераспределение собираемых доходов по социальным программам (покрытие дефицита Пенсионного фонда, рост зарплат бюджетников) и перераспределение средств между регионами.

Летом 2012 г. министерства представили в правительство документ «Основные направления бюджетной политики на 2013 г. и на плановый период 2014–2015 гг.». Прогнозируемые изменения только подтверждают указанные тенденции. Предстоит существенно увеличить (с 29% до 35% всех расходов) долю бюджетных ассигнований на оборону и безопасность. Ответственность за затраты бюджетов всех уровней на здравоохранение и образование намечено сместить на местные (региональные) уровни. Но объем субсидий из федерального бюджета подвергнется сокращениям. Это значит, что сохранение уровня социальных выплат будет обеспечиваться за счет еще большего урезания расходов инвестиционного характера.

Конкурентоспособность производителей и поставщиков экспортной продукции определяется в настоящее время либо низкими удельными издержками производства единицы традиционной продукции (производительность труда и удельные затраты на заработную плату), либо инновационным характером самой продукции и предоставляемых услуг, аналогов которых конкуренты предложить не в состоянии. Приходится констатировать, что низкие социальные затраты – уровень заработной платы, расходы на пенсионное обеспечение и социальное и медицинское страхование, – в странах развивающихся рынков предопределяют уровень их конкурентоспособности на фоне конкурентов из числа наиболее развитых стран. Развивающиеся экономики, по сути, определяют сегодня мировые социальные стандарты.

Исследование динамики конкурентных преимуществ в период выхода из кризиса в 2008–2011 гг., проведенное институтом «Центр развития» НИУ ВШЭ с использованием данных МВФ, дало следующие результаты. По сравнению с 2008 г. заработная плата в промышленности России в номинальном выражении выросла на 58%, а с учетом изменения валютного курса к корзине «доллар–евро» рост зарплаты составил 35%. Россия потеряла преимущества, характерные для стран БРИКС, но не достигла позиций технологически наиболее развитых стран. Таким образом, мы не имеем права более терять время. Только рост производительности труда на базе инвестиций в новые технологии в состоянии компенсировать накопленную отсталость и снижение конкурентоспособности, стать мотором экономического роста.

Как повысить силу притяжения

Домохозяйства, фирмы в период кризисного спада уменьшали расходы, прежде всего инвестиции. Одновременно они стремились сократить или по крайней мере не наращивать задолженности. Показателем завершения кризиса в России должен был стать рост потребления населением товаров долгосрочного пользования, инвестиции домохозяйств в недвижимость, рост ипотечного кредитования. Такие процессы действительно происходят на протяжении 2010–2012 годов. Однако еще большее значение для восстановления экономического роста имел бы рост инвестиций и привлечение долгосрочного кредитования со стороны корпоративного сектора экономики. Данные об инвестициях и задолженности предприятий свидетельствуют об обратной тенденции. Они явно осторожничают.

Российские предприниматели и в так называемом реальном секторе производства товаров и услуг, и в финансовом секторе проявили недостаточное понимание самого процесса глобализации экономики и оказались плохо подготовлены к ответу на ее вызовы. Еще в меньшей степени российские деловые и политические элиты готовы рассматривать глобализацию с точки зрения потенциальных возможностей. Преобладающей является сугубо оборонительная консервативная политика и бизнес-практика, которая в лучшем случае направлена на сохранение ранее занятых позиций на мировых рынках.

Сегодняшний экономический кризис начался с обвала глобальных финансовых рынков. Немедленная и далеко не всегда продуманная реакция правительств и центральных банков ведущих стран – финансовых центров была оправдана и в целом успешна. Банк Японии, Банк Англии, Федеральная резервная система США приступили к программам «количественного смягчения», осуществив масштабное увеличение денежного предложения. Эти чрезвычайные меры сработали. Удалось не допустить повторения ситуации 1929–1932 гг., когда «реальный сектор» ведущих мировых экономик стоял в целости и сохранности, готовый к эксплуатации, но бездействовал, т.к. никто из владельцев основных производственных фондов не мог реализовать с прибылью продукцию предприятия.

Восемьдесят лет назад оценка финансового риска оказалась чрезвычайно трудным делом. Невозможно было получить кредит, да и непонятно, как его можно будет вернуть. Примерно то же самое творится и сегодня. Серия рыночных «пузырей» и последующих кризисных падений стоимости ценных бумаг привела к осознанию необходимости более надежных методов оценки рисков операций с финансовыми инструментами. Тем не менее в период выхода из кризиса ускоренный рост объемов наиболее рисковых операций с производными инструментами продолжился. Если в 2007 г. объем деривативов пяти крупнейших банков США превышал объем их иных активов в 33,6 раза, то в 2011 г. это превышение составило 50,8 раза. Однако операции хеджирования финансовых рисков с помощью производных инструментов больше не признаются безусловно надежными. Система рейтинговой оценки рисков потеряла доверие инвесторов.

В этих кризисных условиях перед Россией стоит задача выработки наиболее надежных способов подключения к мировым финансовым потокам. Выгодное для нашей страны присоединение к системе глобальных финансовых рынков необходимо и бизнесу, и правительству. При этом речь идет в первую очередь об оптимизации уже сложившихся каналов включения российской экономики в глобальный финансовый контекст, а далее о наращивании собственного потенциала в качестве одного из мировых финансовых центров.

Международное движение финансовых (денежных) потоков зависит от «силы притяжения» национальных финансовых систем, выражающейся в оценке сочетания рисков и доходности инвестиций на местных финансовых рынках, т.е. зависит от зрелости финансовых институтов, от привлекательности инвестиционного климата и конкурентоспособности. Российское правительство достаточно недвусмысленно демонстрирует понимание этих задач. Первый заместитель председателя правительства Игорь Шувалов говорит: «Необходимо создать деловой климат и сформировать социальную среду, которая была бы более дружественной и по отношению к бизнесу, и по отношению к человеку, к его потенциалу самостоятельности и креативности».

К рассмотрению ставшего привычным перечня негативных явлений, включающего коррупционную «административную ренту», забюрократизированность всех процедур регистрации нового бизнеса, риски правоохранительной и судебной системы, стоит добавить такие тормозящие инвестиционный процесс явления, как неконкурентную высокомонополизированную структуру российских рынков. Речь идет как о скрытых картельных соглашениях на товарных рынках, так и о сохранении излишнего влияния естественных монополий на развитие экономики. Именно это делает накачку совокупного спроса малоэффективным способом стимулирования экономического роста в России.

Существенную роль в привлечении отечественных и иностранных инвесторов призвана сыграть государственная программа приватизации, которую намечено реализовать в ближайшие годы. Для каждой группы предприятий должны быть свои процедуры и правила приватизации. Политика приватизации в различных отраслях будет непосредственно зависеть от тех задач, которые ставит перед собой руководство страны при ее осуществлении.

Горячие споры идут по поводу возможности или невозможности приватизации так называемых стратегических секторов и предприятий. Стратегические объекты далеко не обязательно должны находиться в непосредственной собственности государства. Принципиально важно четко описать в законодательных актах сами стратегические отрасли и определить методы их государственного регулирования. Например, необходимо использовать долгосрочные методы определения тарифов и цен на услуги и продукцию в отраслях естественных монополий. Утверждение таких долгосрочных (на ближайшие 10–15 лет) четко определенных формул создаст условия для дальнейшей приватизации и привлечения капиталов. Это даст инвестору понимание того, как у него будет формироваться денежный поток, а также как он сможет окупить свои вложения.

Общая либерализация условий привлечения иностранных инвесторов в сочетании со льготным режимом для тех, кто приходит в высокорисковые отрасли высоких технологий, представляется наиболее логичным и эффективным подходом для преодоления трудностей российской экономики.

Офшор без пристрастия

Российская экономика генерирует сбережения в крупном масштабе. Вместе с тем они не находят должного применения непосредственно в национальной экономике. В результате чистый отток капитала из России в 2011 г. составил 80,5 млрд долларов. Оценки оттока в 2012 г. колеблются от 40 до 90 млрд долларов.

Превышение вывоза капитала над его ввозом происходит на протяжении последних двух десятилетий и, видимо, продолжится в предстоящие несколько лет. Разворот данной тенденции к чистому притоку кредитов и инвестиций, желательно в форме прямых капиталовложений (сегодня доля прямых инвестиций не более 10% прихода капитала в Россию), является важной стратегической задачей. Она не может быть решена административными методами. Прямые иностранные вложения в российскую экономику излишне жестко контролируются правительством. В 42 отраслях экономики, признанных стратегическими, потенциальный зарубежный инвестор должен получать предварительное одобрение правительственной комиссии на участие в инвестиционном проекте, если его доля превышает 10%.

Никакой запрет перевода средств в адрес иностранных партнеров или законодательное решение о выходе компаний, принадлежащих родственникам госчиновников, из иностранных активов и о возврате капитала, делу не поможет. Сегодня крупнейшим каналом притока денег из-за рубежа является наращивание иностранной задолженности. Величина корпоративного иностранного долга достигла 545 млрд долларов. Государственный долг правительства России на конец 2012 г. официально прогнозируется в объеме 48,4 млрд долларов. Аналитики называют в качестве максимума около 57 млрд долларов.

Сами по себе данные об оттоке капитала необходимо правильно понимать с учетом экономического смысла происходящих процессов. В настоящее время значительная часть российских крупных и средних корпораций входит в состав бизнес-групп, головные холдинговые компании которых имеют офшорную юридическую регистрацию. Покупка облигаций, векселей и кредитование таких компаний или банков другими российскими банками и финансовыми компаниями отражается на бухгалтерских балансах кредиторов как кредит нерезидентам. Следовательно, в общей статистике платежного баланса России эти операции могут отражаться в качестве оттока капитала, несмотря на внутреннюю экономическую природу этих сделок.

Особого внимания заслуживают предложения о легализации активов российских резидентов, размещенных в офшорных юрисдикциях. Условиями применения такой меры могли бы стать, во-первых, добровольная декларация владельцев активов об их величине и месте регистрации, во-вторых, четкое указание конечных бенефициаров, в-третьих, уплата единовременного налога (сбора) в российский бюджет, равного налогу на дивиденды акционерных обществ, в-четвертых, регулярная уплата налогов на прибыль и на доходы физических лиц в дальнейшем. В свою очередь российское государство должно принять на себя недвусмысленное обязательство не прибегать к юридическому или хозяйственному преследованию владельцев зарубежных активов, а также не использовать раскрытую добровольно информацию о них в качестве причины для возбуждения такого преследования или в качестве доказательства в судебных процессах.

В результате всего происходящего «белый» офшор Кипр превратился в крупнейший источник инвестиций в российскую экономику. То есть это вложение в экономику России отечественных же денег, пропущенных через офшорную юрисдикцию. Систему нельзя ломать, иначе такие инвестиции не будут поступать вовсе. Предстоит не разрушать, а укреплять международные каналы привлечения инвестиций в экономику России.

Использование офшоров, само имя которых в российской дискуссии звучит как нечто заведомо криминальное, давно стало в международной практике делом абсолютно нормальным. Без офшорных компаний невозможно реализовать крупные транснациональные проекты – такие, например, как экспортные газопроводы «Голубой поток» или «Северный поток». Для подъема (мобилизации) необходимых финансовых ресурсов путем выпуска ценных бумаг создаются «специальные целевые компании» в «белой» офшорной юрисдикции, что является обычной международной практикой инвестиционных банков.

В списке «черных» офшоров ОЭСР в настоящее время не осталось ни одной юрисдикции. В «сером списке» еще несколько лет назад было 40 стран, теперь лишь две. Правительства офшорных территорий приняли на себя обязательства соответствовать стандартам ОЭСР по прозрачности налоговых систем, информационной прозрачности. Все страны ОЭСР провели работу по заключению межправительственных договоров об обмене налоговой информацией. Нет уже тайн и в определении бенефициаров тех или иных холдинговых компаний, необходимо только заключение соглашений об их раскрытии по требованию уполномоченных регуляторов. Власти России этого не делают.

Мировая деловая практика создания специальных экономических зон с офшорным статусом оправдала себя не только в Китае с его фактическим офшорным режимом для Гонконга и других странах формирующихся рынков, но прежде всего в США (штат Делавэр), Великобритании (острова Джерси, Виргинские и т.д.), Нидерландах. Отечественные попытки предложить инвесторам специальный налоговый режим помогли резко ускорить развитие автомобилестроения. Специальный налоговый режим для технопарка Сколково позволяет уже сегодня привлекать исследовательские подразделения инновационных фирм.

Имеет смысл двигаться в этом направлении и дальше. Свои технопарки надо создавать во всех крупных университетских центрах. Но их работа невозможна без финансовой системы, способной поднять необходимые деньги. Внутренний офшорный статус будет, например, очень полезен для реализации программы развития международного финансового центра в нашей стране.

Если российские финансовые регуляторы всерьез намерены развивать международную рыночную инфраструктуру, они должны проработать как технические (электронные системы коммуникации), так и организационные и правовые аспекты. Участники торгов должны иметь возможность не только заключать сделки по рыночным репрезентативным ценам, но и получать комплексное послепродажное обслуживание. Регистрация итогов сделок в центральном депозитарии с оформлением в течение нескольких часов, высокие стандарты оперативного рассмотрения споров, страхование от потери информации – без этого невозможна современная организация финансовых рынков.

При этом регулирование рынка желательно строить на опережение – предусматривать возможность проведения операций, которые получили массовое развитие на международной арене, но не имеют в настоящее время большого применения в России. К числу таких сделок относятся операции с деривативами и сделки хеджирования. Если данный сегмент рынка не будет обеспечен юридически и технически на российском рынке, уход значительной части рынка на зарубежные платформы неизбежен.

Инновации в финансовых услугах – рынок деривативов, срочных товарных инструментов, операции по хеджированию рисков, сделки по венчурным инвестициям, – весь данный инструментарий тесно связан с высокими технологиями. Один вид инноваций – технических, теряет смысл без другого – финансовых инноваций.

Финансовые инновации в сфере деривативов на финансовом и товарном рынках создали за два предкризисных десятилетия необходимые и достаточные условия для наращивания инвестиций в странах развивающихся рынков. Инновации в финансовом секторе позволили наращивать денежные потоки, без которых невозможно было бы построить инновационные современные промышленные предприятия и обеспечить спрос на их продукцию.

Российской экономике нелегко преодолевать спад инвестиций и замедление роста, если финансовый сектор, и прежде всего банковская система как его стержневая конструкция, не преодолеют свою очевидную неспособность надежно оценивать риски кредитования и инвестиций, не повысят надежность балансов банковских учреждений.

Банковской системе России предстоит справиться с такими застарелыми болезнями, как скрытое внутригрупповое кредитование связанных между собой предприятий, недостоверное преувеличенное отображение в банковских балансах объема собственного капитала. Для этого требуются дополнительные инвестиции. Участие иностранных инвесторов часто позволяет рассчитывать на привнесение определенных управленческих инноваций. Они достаточно жестко следят за тем, чтобы соблюдались правила корпоративного управления, правила управления рисками, complains. Это центральные вопросы развития банковской системы России. Такой подход полностью отвечает и требованиям Банка России.

Уровень достаточности собственного капитала в 10% банковских активов признается нормальным Банком России. Примерно сто ведущих банков страны вполне надежно укладываются в данное надзорное требование. Средний показатель достаточности капитала (норматив Н-1) равняется в 2012 г. 14,3%. Просроченная задолженность несколько возросла, но составляет всего 4,2%. Вместе с тем международные рейтинговые агентства гораздо более скептически оценивают состояние банковской системы России. По оценке S&P, в России почти все из ведущих 30 банков нуждаются в докапитализации.

Банк России ищет возможность активизировать надзорную практику в целях укрепления банковской системы. В качестве инструментария избраны принципы Базель-2 и Базель-3. Надзорные органы не в состоянии абсолютно точно оценить риски кредитного портфеля банковской системы, следовательно, в качестве основной меры укрепления банков избирается наращивание собственного капитала. Одновременно применяется новый инструмент – стресс-тестирование состояния конкретных банков при моделировании экономической ситуации на базе различных сценариев ее развития. Такой подход позволяет выработать оценку рисков и предложить ясные требования по любому конкретному банковскому институту.

* * *

Степень подготовленности российской экономики к общемировому замедлению экономического роста не может быть оценена на основе данных о накопленных государством резервах. Золотовалютные резервы Банка России, составляющие около 510 млрд долл., стабилизационный и резервный фонды правительства, равные соответственно около 4% ВВП страны, могут быть израсходованы за неполные два-три года неблагоприятной конъюнктуры. Необходим надежно работающий механизм генерации сбережений и трансформации их в инвестиции в конкурентоспособные проекты в отечественной экономике.

С.К. Дубинин – доктор экономических наук.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735521 Сергей Дубинин

Срединная империя

Шумиха вокруг восхождения Китая и действительность

Резюме: Пора начать относиться к КНР как к большой, но обычной стране. Не следует предвкушать ее доминирования или опасаться такого исхода. Не надо поддаваться всеобщей панике и шумихе – Китай переживал трагедию на протяжении 200 лет и, наконец, возвращается в нормальное состояние.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2011 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

По любым меркам Китай переживает беспрецедентный и даже чудодейственный рост экономики. По данным Международного валютного фонда, с 1990 по 2010 гг. экономика КНР росла в среднем на 9,6%. В начале нынешнего мирового финансового кризиса многие опасались, что мотор китайского роста вот-вот заглохнет. В конце 2008 г. китайский экспорт резко сократился, что породило страхи политической нестабильности и народного бунта. Однако глобальный экономический кризис оказался лишь ухабом на торном пути китайского экономического чуда. Конечно, Китай не застрахован от ускорения инфляции, а пузырь на рынке недвижимости может лопнуть, но большинство экономистов продолжают предсказывать стремительный рост еще длительное время.

Хотя прогнозы разнятся, все сходятся во мнении, что китайская экономика будет расти быстро, пусть и не так, как до недавнего времени, и темпы сохранятся на несколько десятилетий. Что касается ближайшего будущего, прогнозы достаточно осторожны (экономические показатели не останутся столь же выдающимися, как до недавнего времени), но относительно отдаленного будущего они оптимистичны (повышательному тренду в экономике Китая не видно конца-края). Случайно или умышленно, прогнозы основаны на экстраполяции нынешних тенденций.

Например, лауреат Нобелевской премии в области экономики Роберт Фогель считает, что китайская экономика будет расти в среднем на 8% в год до 2040 года. К этому времени КНР станет вдвое богаче Европы (с точки зрения доходов на душу населения), а его доля в мировом ВВП составит 40% (тогда как на американскую экономику придется всего 14% мирового ВВП, а на европейскую – 5%). Другие экономисты несколько осторожнее: Юрий Дадуш и Беннетт Стэнсил из Фонда Карнеги за международный мир предсказывают, что темпы роста китайской экономики составят в среднем 5,6% ежегодно до 2050 года.

Подобно многим другим прогнозам непрерывного усиления Китая, эти основаны на тщательном, формальном моделировании экономики. Но насколько они убедительны? Применение нынешних трендов может иметь смысл при прогнозе на пару лет, но когда речь идет о нескольких десятилетиях, исходные предпосылки вызывают гораздо больше вопросов. Если бы мои предки в 1800 г. оформили на мое имя инвестицию размером в один пенни, то с учетом капитализации процентов пенни превратился бы сегодня в 280 тыс. долларов. Я исхожу из того, что средняя доходность за этот период превышала инфляцию на 6%. Однако это не значит, что в действительности легко найти надежные высокодоходные инвестиции на 211 лет. Все меняется, причем не так, как мы планируем. Прибыли в прошлом не гарантируют того же в будущем.

Когда речь заходит об измерении предстоящего роста китайской экономики, на экономическое моделирование стоит полагаться лишь с оговорками. Модели обещают будущую отдачу на основе прогнозных входных данных. Однако невозможно предсказать входные данные в экономике будущего. Поэтому не остается ничего другого, как только экстраполировать нынешние данные на предстоящие годы. Но эти исходные данные, как и другие особенности любой экономики, со временем корректируются. Китайская экономика быстро развивается от натурального сельского хозяйства к тяжелой промышленности, а от нее к новейшей электронике и потребительским услугам. И в какой-то момент – быть может, в не столь отдаленном будущем – избыточные темпы роста начнут замедляться до уровня, присущего другим странам с сопоставимой экономикой.

Когда рост затормаживается

Глупо даже заикаться о потолке роста китайской экономики в 2011 году. Судя по моделям Фогеля и Дадуша-Стэнсила, в среднесрочной перспективе препятствий не просматривается. Пока рабочая сила продолжает прибывать в китайские города, уровень ее образования повышается, а мировой капитал перемещается в направлении Поднебесной, экономика будет расти.

Но все ли так просто? С одной стороны, экономические модели обычно недооценивают тот факт, что со временем рост крупных экономик замедляется, начинает буксовать. Перемещаясь вверх по цепочке общей стоимости, эволюционируя от производства простых промышленных товаров к эксплуатации творческого потенциала своих граждан и развитию новых отраслей промышленности, они растут все медленнее. Южной Корее понадобилось 30 лет с 1960 по 1990 гг., чтобы увеличить ВВП на душу населения с одной тридцатой до одной трети; но еще целых 20 лет ушло на то, чтобы нарастить этот показатель до половины американского. И сегодня Южной Корее еще далеко до того, чтобы сравняться с США по этому показателю. Япония догнала Запад (и в некотором смысле даже перегнала его) в 1980-е гг., но затем пузырь лопнул, и начиная с 1990 г. ее экономика растет в среднем на 1% в год.

Кроме того, эти два государства гораздо успешнее других. Ни одна другая большая или средняя страна с диверсифицированной экономикой даже близко не подошла к достижениям Японии. Из четырех «азиатских тигров» два самых богатых (Гонконг и Сингапур) – это города-мегаполисы, а два других (Южная Корея и Тайвань) – по сути дела, города с большими окрестностями, которые к тому же значительно отстают в экономическом отношении от первых двух. Другие бедные страны, которые разбогатели, – это либо финансовые оффшоры, либо небольшие нефтегазовые эмираты. Ни одна из них не является полноразмерной страной с множеством городов и областей, многочисленным сельским населением и конкурирующими политическими образованиями. Даже Японию вряд ли можно считать бесспорным образцом государства, быстро нагнавшего Запад в последние десятилетия, поскольку она добилась значительных успехов еще до начала Второй мировой войны.

Подобно ведущим державам Запада, Япония пережила индустриализацию в конце XIX и начале XX веков – отчасти за счет безжалостной эксплуатации колоний. Затем в результате бомбежек во время Второй мировой ее экономика превратилась в руины; таким образом, быстрый послевоенный рост в какой-то мере был возвратом к довоенному уровню. Другими словами, на сегодняшний день нет примера страны, экономика которой за короткий период превратилась бы из отсталой в одну из наиболее развитых. И есть основания усомниться в том, что КНР станет счастливым исключением.

Рост китайской экономики в последние годы часто оценивается как естественное и заслуженное возвращение Китая на его историческое место в мировом хозяйстве, но аргумент этот скорее умный, чем точный. Согласно покойному эксперту в области истории экономики Ангусу Маддисону, Китай в последний раз достигал паритета с Западом примерно во времена Марко Поло. Последующий закат могущества Поднебесной относительно Запада случился задолго до промышленной революции, западного колониализма и даже раньше замыкания Китая на самом себе в XVI веке. Однако прошлые пять столетий – это история не столько абсолютного упадка Китая, сколько относительно быстрого развития Запада. Европейские экономики существенно выросли с 1500-го по 1800-й годы. Согласно Маддисону, к 1820 г. – до появления железнодорожного сообщения, телеграфа и современной сталелитейной промышленности, до опиумных войн, колонизации Гонконга и восстания боксеров – доход Китая на душу населения составлял менее половины среднеевропейского дохода на душу населения. К 1870 г. он упал до 25%, а к 1970 г. – до 7%. Кроме того, учитывая, что цифры Маддисона – оценки, основанные на паритете покупательной способности, позиции Китая в твердой валюте выглядят еще хуже. Согласно статистике Всемирного банка, с 1976 по 1994 гг. китайский ВВП на душу населения составлял менее 2% ВВП на душу населения в Соединенных Штатах, и сегодня он ниже 10% американского ВВП на душу населения.

Впечатляющий экономический рост в течение последних двух десятилетий не позволил Китаю хотя бы вернуться на позиции, которые страна занимала в мировой экономике в 1870 г. (по паритету покупательной способности). Оптимисты расценивают этот факт как еще одно доказательство потенциала: если страна еще не добралась до доли, которую имела в 1870 г., то она обладает колоссальным ресурсом дальнейшего роста. Но пессимисты могут отметить, что коль скоро китайская экономика не удержалась на уровне 1870 г. в свое время, ее показатели могут снова ухудшиться и в будущем. На первый взгляд, нет причин ожидать того или иного исхода; по консервативному прогнозу, КНР останется на своих нынешних позициях.

Одномоментные выгоды

Экономические модели, на которых основаны прогнозы о продолжении быстрого роста китайской экономики, многое упрощают также потому, что не учитывают одномоментные стимулы, способствовавшие ускорению китайской экономики в прошлом, а также политические, экологические и структурные препятствия, которые будут ограничивать ее рост в будущем. Если брать соотношение сил между Западом и Китаем, то сейчас военно-политические позиции последнего гораздо прочнее, чем в 1870 г., и вряд ли китайское государство ожидает еще одно столетие гуманитарных и экономических катастроф. Но означает ли это, что он станет богатейшей страной мира?

Впечатляющему рывку КНР в последние 20 лет способствовали два единовременных преимущества: снижение рождаемости и рост урбанизации. Оба фактора привели к резкому росту производительности труда, но это ограниченные во времени процессы, на которые нельзя возлагать надежду в будущем. Рождаемость в Китае начала падать еще до того, как в 1979 г. руководство приступило к реализации драконовской политики «одна семья – один ребенок». Падение рождаемости в 1970-е гг. означало, что в 1980-е и 1990-е гг. семьи и государство смогли сосредоточить ограниченные ресурсы на сравнительно небольшом количестве детей. Сегодня этим детям от 30 до 40 лет, и они вносят активный вклад в развитие человеческого капитала страны и ее ВВП. Поколения будущего могут быть еще лучше образованы, но главные одномоментные выгоды уже извлечены.

Еще важнее то, что низкая рождаемость в течение нескольких последних десятилетий позволила взрослым, особенно женщинам, выйти на рынок труда. Сотни миллионов женщин, которые в противном случае работали бы дома или на приусадебном участке, сегодня трудятся в экономике, умножая ВВП. Это обеспечило устойчиво высокие показатели промышленного производства, но данное преимущество не вечно, и в будущем оно не поможет росту ВВП. Рождаемость снижать дальше некуда: не может же Китай вообще отказаться от деторождения?!

Более того, сегодня все еще многие работники, родившиеся в десятилетия высокой рождаемости (пятидесятые, шестидесятые и начало семидесятых), еще не завершили свою карьеру. Их родители довольно рано ушли из жизни, детей немного, поэтому на этих людях не лежит бремя ухода за престарелыми или воспитания молодой поросли. По сравнению со всеми предшественниками данное возрастное сообщество имеет уникальные возможности продолжать трудиться и создавать богатство. Будущее поколение китайцев не будет таким многочисленным и окажется обременено заботой о престарелых родственниках. Более того, темпы рождаемости впоследствии могут лишь расти, то есть нынешнему поколению работников придется воспитывать больше детей.

Рост урбанизации – еще одно временное преимущество, поддерживавшее экономический рост Китая. Урбанизация увеличивает ВВП, поскольку городское население в целом более производительно, чем сельское. Городские жители обычно трудятся вне дома на оплачиваемой работе, тогда как в сельской местности многие заняты неоплачиваемым натуральным хозяйством. Но, подобно снижению рождаемости, урбанизация имеет естественные пределы. Ее уровень в Китае все еще значительно отстает от соответствующего уровня на Западе, и пока нет никаких признаков замедления роста китайских городов. При нынешних темпах КНР дойдет до уровня урбанизации на Западе и в Латинской Америке только в 2040-х годах. Но в каком виде будет происходить эта экспансия? На периферии Пекина, Шанхая и других мегаполисов образуются гигантские трущобы. Китайское правительство ежегодно сносит бульдозерами сотни тысяч лачуг, но непонятно, переселяют ли куда-то их обитателей или они становятся бездомными? Независимо от того, выиграет правительство битву с трущобами или нет, время, когда урбанизация поддерживала рост экономики, кануло в Лету.

Структурные препоны

Кроме того, Китай наталкивается на политические, экологические и структурные барьеры, которые будут ограничивать его рост в будущем. Например, многие аналитики считают, что Китай не сможет двигаться вверх по мировой цепочке добавленной стоимости, если его политика не станет открытой. Аргумент состоит в том, что для осуществления деятельности, связанной с получением высокой добавленной стоимости, такой как создание брендов, проектирование и изобретения, необходимо свободное мышление, возможное только в демократическом обществе. Власти могут дать образование сотням тысяч инженеров, но если они и дальше будут душить и сковывать их творчество, те не преуспеют на высших этажах мировой экономики. На глобальные высоты (с точки зрения ВВП на душу населения) КНР не поднимется до тех пор, пока его факультеты, компании и люди не научатся изобретать больше, чем в прошлом. Это уже происходит, но процесс тормозит политическая культура, которая ограничивает творческое мышление. Трудно представить себе динамичную экономику, основанную на информации и знании, которая формировалась бы в политически репрессивном однопартийном государстве; по крайней мере, пока подобных прецедентов не было.

Экологические барьеры непрерывного роста китайской экономики лучше документированы. По оценке Всемирной организации здравоохранения, загрязнение воздуха в Китае ежегодно убивает 656 тыс. человек, а загрязнение воды ежегодно уносит 95,6 тыс. жизней. По оценке Министерства водных ресурсов Китая, около 300 млн человек, две трети из которых проживают в сельской местности, вынуждены пить воду, содержащую «вредные для здоровья вещества». Согласно The New York Times, официальные лица из Госсовета Китая заявили, что нужно срочно решать проблемы, связанные с гигантской плотиной «Три ущелья». «Необходимо спокойно переселять жителей из опасных районов, защищать окружающую среду и предотвратить экологическую катастрофу». Китай – крупнейший в мире производитель парниковых газов. Сильная засуха и наводнения, которые обрушились на страну в этом году, возможно, были расплатой за пренебрежение к экологии. Ясно одно: возможности Китая стимулировать экономический рост путем монетизации природы, но без разрушительных последствий для окружающей среды, исчерпаны. В будущем рост экономики не должен причинять такого ущерба экологии, как в прошлом. Это значит, что он будет более дорогостоящим. Как одна из самых густонаселенных стран мира, Китай всегда был одним из наиболее интенсивных эксплуататоров природы. Сегодня уже почти нечего эксплуатировать.

Но самые серьезные препятствия на пути дальнейшего быстрого роста – это структурные барьеры. До 1980 г. страна оставалась наглухо закрытой для мира; к 1992 г. почти все городские территории Китая включены в специальные экономические зоны, открытые для частного предпринимательства и зарубежных инвестиций. С невероятно неэффективной маоистской экономикой покончено, на смену ей приходит одна из самых конкурентоспособных корпораций мира. Создавать больше стоимости, чем это делали государственные предприятия во времена культурной революции, не слишком трудно. Но вот быть более производительными, чем сегодняшние эффективные китайские компании, гораздо труднее.

Эта трудность усугубится серьезными структурными изменениями в экономике. С 1960 г. ожидаемая продолжительность жизни китайцев увеличилась с 47 до 74 лет, но количество детей на семью уменьшилось с более чем пяти до менее двух. Сегодняшние маленькие императоры проведут самые продуктивные годы своей жизни в заботе о престарелых родителях. В результате экономика Китая будет двигаться от сверхпроизводительной промышленности к низкопроизводительным услугам в области медицины и здравоохранения. Сдвиг еще больше ограничит возможности быстрого экономического роста, поскольку в сервисных отраслях производительность труда всегда растет значительно медленнее, чем в промышленном производстве, горнорудном деле или даже в сельском хозяйстве. В прошлом, чтобы по максимуму использовать конкурентное преимущество, китайцы сосредоточились на производстве товаров для мировой промышленности. В будущем у китайских поставщиков услуг не будет другого выбора, как только сосредоточиться на внутреннем рынке здравоохранения. Им будет не до конкурентных преимуществ на мировом рынке.

Можно сделать или уже сделано?

Многие обозреватели, и прежде всего политологи Джордж Гилбой и Эрик Хегинботам, предупреждают о «латиноамериканизации» Китая и конкретно о растущем неравенстве доходов. В 2003 г. существовал всего один китайский миллиардер (если мерить состояние в американских долларах); к 2011 г., по данным журнала Forbes, их насчитывалось уже 115. И все же Китай остается бедной страной: ВВП на душу населения в твердой валюте существенно ниже (менее 5 тыс. долларов), чем в Бразилии, Мексике и России (9–10 тыс. долларов), трех крупнейших в мире государствах со средними доходами населения. Но по мере того как Китай наверстывает отставание от этих стран по душевому доходу, он обретает и их уровень неравенства в доходах.

Китай имеет много общего с Бразилией, Мексикой и Россией. Социологи определили, что эти четыре страны относятся (вместе с Индонезией и Турцией) к «полупериферии» мировой экономики – группе государств, которые не так богаты и могущественны, как развитые демократии, но и не так бедны, как небольшие страны Африки, Центральной Америки и Юго-Восточной Азии. Их всех можно охарактеризовать как сильные государства со слаборазвитыми общественными институтами, правительствами, находящимися во многом под влиянием богатейших людей или олигархов, и массовой бедностью.

При нынешних темпах роста КНР, вероятно, догонит (с точки зрения доходов на душу населения) Бразилию, Мексику и Россию примерно в 2020 году. К тому времени средний уровень доходов на душу населения в четырех странах будет находиться в диапазоне от 10 до 15 тыс. долларов. Уровень экономического неравенства также станет похожим – гораздо выше, чем в развитых странах. Местное население не столкнется с проблемой голода или недоедания, но многие продолжат пребывать в бедности. Примерно 40% жителей сосредоточатся в больших городах и около 20% – в сельской местности, а остальные – в городах среднего и небольшого размера. Рождаемость упадет ниже уровня замещения, и на людей в возрасте от 16 до 65 лет придется примерно две трети жителей. Перед лицом быстрого старения населения этим странам придется переориентировать свои экономики с индустрии роста на услуги в области здравоохранения, для которых характерны низкие темпы.

Напрашивается невольное сравнение: если в 2020 г. структурные условия в Китае будут практически идентичны тем, что существуют в Бразилии, Мексике и России, то почему китайская экономика должна расти быстрее их? Бразилия и Мексика на протяжении уже нескольких поколений принадлежат к группе государств со средними доходами. Россия находилась в этой компании в начале XX века и вернулась в нее сразу после краха коммунизма. Китай пребывал среди подобных держав в 1870 г. и теперь возвращается в ту же категорию. Конечно, Китай больше вышеупомянутых стран по численности населения, но это не дает повода думать, будто его экономика будет развиваться иначе. Историческая статистика свидетельствует об отсутствии связи между размером нации и ее экономическим ростом.

Сравнительное положение Китая в 2020 г. будет очень похоже на его положение в 1870 г., а также на нынешнее состояние таких стран, как Бразилия, Мексика и Россия. Нет оснований считать, что КНР в 2020 г. станет успешнее их. Конечно, если предположить, что Пекин найдет какой-то творческий подход к развитию, возможно, он поднимется выше государств со средними доходами, несмотря на слабое гражданское общество, стареющее население и ужасное состояние окружающей среды. Допустим, что, восстановив позиции относительно Запада, на которых он находился в XIX веке, Китай сможет в конце концов восстановить и превосходство над Западом, которое он имел в XIII веке. Структура населения – это не рок. И если Китаю удастся преодолеть сдерживающие факторы, он даже добьется полного выравнивания мировой системы.

Пекин исходит из того, что утверждение «это возможно сделать» равнозначно другому – «мы уже сделали все возможное». Понятна законная гордость по поводу достигнутых успехов, но они не являются предвестником того, что в будущем динамика сохранится. Подобно другим государствам со средними доходами, Китай, скорее всего, будет развиваться немного быстрее, чем страны Запада, хотя – с учетом дестабилизирующих факторов – и не так быстро, как с 1990 по 2010 год. Однако население КНР начнет снижаться вскоре после 2020 г., тогда как население Соединенных Штатов продолжит расти. Таким образом, общий размер китайской экономики, скорее всего, останется сопоставим с размером американской на протяжении оставшейся части XXI века. Это не означает, что Китай не станет крупным игроком на мировой арене. Даже если он достигнет паритета с США с точки зрения ВВП, а доходы на душу населения составят 25% американского показателя, КНР будет державой, с которой всем придется считаться, уверенно занимая второе место в мировой табели о рангах.

Но благодаря более крупной сети альянсов и более прочному геостратегическому положению Соединенных Штатов усиление Китая не будет угрожать их гегемонии. Америка находится в окружении давнишних союзников (Канада и страны Западной Европы), а также стабильных, но слабых латиноамериканских стран, которые не могут составить им конкуренцию. Соседями Китая являются богатая и могущественная Япония, усиливающиеся Южная Корея и Вьетнам, гигантские державы Индия и Россия и множество стран со слабой или распадающейся государственностью в Центральной и Юго-Восточной Азии. США правят бал в мировом океане, воздушном пространстве и космосе; Китай же отчаянно пытается поддерживать порядок на собственной территории. Пекин будет неизбежно играть все более весомую роль в азиатской и мировой политике, но ему трудно добиться доминирующего положения даже в Азии, не говоря уже обо всей планете.

Ученые не упускают возможности порассуждать о постамериканском будущем, в котором миру придется учить китайский язык, но факты говорят о том, что этого не случится в нынешнем веке. Пора уже начать относиться к Китаю как к большой, но обычной стране. Не следует предвкушать его доминирования или опасаться такого исхода. Не надо поддаваться всеобщей панике и шумихе – в Китае стоит видеть державу, которая переживала страшную трагедию на протяжении 200 лет и наконец-то возвращается в свое нормальное состояние. Это хорошо для Китая, Соединенных Штатов и остального мира. Если мировое сообщество будет расценивать Пекин как важного, но не всемогущего участника системы международных отношений, а сам Китай так же трезво осознает свое место в мировой табели о рангах, иррациональные страхи исчезнут, что станет вполне оправданной реакцией. В обозримом будущем КНР, скорее всего, сосредоточится на удовлетворении потребностей собственного народа, чем на самоутверждении в роли нового мирового гегемона.

Сальваторе Бабонес – старший лектор и профессор социологии и социальной политики в Сиднейском университете, Австралия.

Китай > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735520 Сальваторе Бабонес

Несговорчивый Пекин

Альтернативная китайская политика США

Резюме: Невозможность достижения искреннего согласия между США и Китаем объясняется фундаментальным расхождением интересов. Ограниченное сотрудничество по конкретным вопросам допустимо, но идеологическая пропасть слишком велика, а уровень взаимного доверия чрезвычайно низок.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

В отличие от стратегии сдерживания времен холодной войны, нынешний подход Вашингтона к Китаю – не результат тщательного планирования. Он не кодифицирован в официальных документах; более того, у него даже нет названия. Тем не менее на протяжении последних двух десятилетий Соединенные Штаты последовательно осуществляют двойную стратегию взаимодействия и уравновешивания.

Президенты США от Ричарда Никсона до Барака Обамы работали над тем, чтобы взаимодействовать с Китаем посредством дипломатии, торговли, научного сотрудничества, а также обмена в области образования и культуры. С середины 1990-х гг. несколько администраций предпринимали шаги, направленные на поддержание благоприятного баланса сил в Восточной Азии. Когда Китай усилился, Соединенные Штаты нарастили свои военные возможности в этом регионе. Они углубили стратегическое сотрудничество с традиционными союзниками и установили партнерские отношения с разделяющими их озабоченность государствами, такими как Индия и Сингапур.

Что касается политики взаимодействия, то она направлена на вовлечение КНР в мировую торговлю и международные организации, убеждение его в тщетности оспаривания статус-кво и стимулирование к превращению в «ответственного участника» (по выражению Джорджа Буша-младшего) сложившейся системы международных отношений. Хотя американские стратеги в последние годы более осмотрительны, они по-прежнему питают надежду на то, что торговля и диалог в конечном итоге помогут превратить Китай в либеральную демократию. Вторая половина стратегии Вашингтона нацелена на поддержание стабильности и сдерживание агрессии или попыток Пекина решать вопросы силой, пока политика взаимодействия творит чудеса преображения китайского политического истеблишмента.

Недавние события породили серьезные сомнения в жизнеспособности обоих компонентов стратегии. Десятилетия торговли и переговоров не ускорили процесс политической либерализации Китая. В стране ужесточаются карательные и репрессивные меры в отношении инакомыслящих. А широко разрекламированные экономические связи между двумя тихоокеанскими державами стали источником серьезных трений. Надеждам на сотрудничество, похоже, не суждено сбыться, поскольку Пекин не спешит помогать Вашингтону в решении насущных международных проблем, подобных ядерному вооружению Северной Кореи или попыткам Ирана разработать такое оружие. Наконец, китайские лидеры не только далеки от принятия сложившегося статус-кво, но и все более агрессивны в попытках контролировать акватории и природные ресурсы в своих прибрежных водах. Что касается уравновешивания и сдерживания, то продолжающееся наращивание КНР военных возможностей, наряду с неминуемым сокращением расходов на оборону в США, означает, что региональный расклад сил будет неизбежно и достаточно быстро смещаться в пользу Китая.

Почему мы не можем поладить

Сегодня китайские правящие элиты высокомерны и уязвимы одновременно. С их точки зрения, сохранение правящей роли Компартии Китая – необходимое условие стабильности, процветания и престижа страны. Это также важно для их личной безопасности и комфорта, что отнюдь не случайное совпадение. Хотя в экономике китайские лидеры согласились с некой разновидностью государственного капитализма, их главная задача – сохранить в руках политическую власть. Решимость КПК удержать контроль над всеми сферами жизни предопределяет восприятие существующих и мнимых угроз, а также влияет на постановку целей и проведение внешнеполитического курса.

Беспокоясь по поводу своей легитимности, китайские правители жаждут представить себя поборниками национальной чести и достоинства. Веря, что Китай стоит на пути превращения в мировую державу, равную по силе Соединенным Штатам, они панически боятся окружения и идеологических диверсий. Несмотря на попытки Вашингтона заверить их в добрых намерениях, китайцы убеждены, что США преследуют цель помешать усилению Китая и в конечном итоге демонтировать его однопартийную систему.

Со времени окончания холодной войны Китай, подобно Соединенным Штатам, проводит, по сути, постоянную политику в отношении своего главного внешнего соперника. Пекин предпочитает избегать прямой конфронтации с США, стремясь к экономическому росту и наращиванию всех элементов своей «всеобъемлющей национальной мощи». Эта стратегическая концепция предусматривает военную силу, технологическое совершенство и дипломатическое влияние. Но, даже занимая оборонительную позицию, китайские официальные лица не довольствуются пассивной ролью. Они стремятся двигаться вперед постепенно, маленькими шагами, медленно расширяя сферу влияния, укрепляя позиции в Азии, тихо, без лишнего шума подрывая позиции Америки в этом регионе. Хотя китайские лидеры не говорят об этом открыто, они нацелены на то, чтобы в долгосрочной перспективе Китай сменил Соединенные Штаты в качестве главной региональной державы, поскольку считают подобное положение вполне законным. Китайское руководство не думает, что этой цели можно достичь быстро или путем наступления по всему фронту. Вместо этого оно стремится успокоить и обнадежить соседние государства, полагаясь на силу могучей китайской экономики (заманчивого партнера для всех), которая, по мнению КНР, способна противодействовать начавшимся попыткам уравновесить ее. Следуя совету военного стратега древности Сунь-Цзы, Пекин намеревается «победить без сражения», постепенно создавая ситуацию, в которой открытое сопротивление его желаниям окажется тщетным и бесполезным.

Невозможность достижения искреннего согласия между США и Китаем объясняется не отсутствием усилий, а фундаментальным расхождением интересов. Хотя ограниченное сотрудничество по конкретным вопросам допустимо, идеологическая пропасть слишком велика, а уровень взаимного доверия чрезвычайно низок для достижения хотя бы временного соглашения. Вашингтон вряд ли пожелает предоставить нынешним китайским лидерам региональную гегемонию, к которой они стремятся, поскольку это противоречило бы неизменной цели американской внешней политики: не допустить господства в какой-либо части огромного евразийского континента одной или более потенциально недружественных держав. Эта цель объясняется рядом стратегических, экономических и идеологических соображений, которые в обозримом будущем не изменятся.

Если присутствие Америки в регионе не будет сдерживать Китай, он может и не приступать сразу к завоеванию пространства, но окажется в выгодном положении, позволяющем реализовывать притязания на спорные территории и природные ресурсы. Избавившись от необходимости противодействовать воображаемым угрозам вдоль приморской периферии, Китай смог бы проецировать военную силу в более отдаленных регионах и отстаивать свои интересы в Индийском океане, на Ближнем Востоке и в Африке. Американские компании вскоре обнаружили бы, что доступ к рынкам, товарам и природным ресурсам, расположенным в границах расширяющейся сферы влияния КНР, контролируется Пекином. Перспектива политических реформ в странах, находящихся в орбите Китая, также будет под сомнением до тех пор, пока КПК находится у власти. Уверившись в своей безопасности в Азии, Пекин начал бы предлагать помощь и поддержку авторитарным режимам по всему миру. Но даже если в Китае начнется политическая трансформация, она не будет означать, что трения с Вашингтоном моментально прекратятся.

История подсказывает, что процесс либерализации сопровождается внутренними волнениями, вследствие чего увеличивается риск конфликта с другими странами. Демократический Китай, вне всяких сомнений, будет стремиться к тому, чтобы его голос громче звучал в региональной политике, а цели Пекина не всегда будут совпадать с целями Вашингтона. Однако в долговременной перспективе надежды на сотрудничество двух держав существенно возрастут. У правительства, уверенного в собственной легитимности, нет повода опасаться окружения и подрывной деятельности со стороны ведущих демократий. Поскольку другие государства вряд ли будут видеть в Китае угрозу, ему будет легче вырабатывать взаимоприемлемые соглашения с соседними странами, включая Тайвань.

США могли бы научиться жить при господстве в Восточной Азии демократического Китая подобно тому, как Великобритания в свое время смирилась с лидирующим положением Соединенных Штатов в западном полушарии. Однако при отсутствии в КНР демократических преобразований Вашингтон не пожелает отказываться от политики уравновешивания и покидать данный регион. В то же время во избежание обострения кризиса или серьезной конфронтации Америка вряд ли прекратит попытки взаимодействовать с Китаем. Какое-то время будет проводиться та или иная разновидность смешанной политики. Но чтобы обе ее части были достаточно действенными, потребуется их существенное совершенствование и коррекция.

От лозунгов к стратегии

Непрерывному наращиванию китайской военной мощи Соединенные Штаты в первую очередь должны противопоставить укрепление уравновешивающей части своего стратегического азиатского портфеля. Поначалу администрация Обамы двинулась в противоположном направлении, дезавуируя высказывания «ястребов» о сдерживании Китая, подчеркивая перспективы более широкого и глубокого взаимодействия и рассуждая о том, что Джеймс Стейнберг, бывший помощник госсекретаря, охарактеризовал как «стратегическое успокоение». К чести администрации, она в 2010 г. изменила вектор китайской политики. Реагируя на ряд инцидентов в течение того года, которые привели к обострению отношений между Китаем и Японией, Филиппинами, Южной Кореей и Вьетнамом, а также рядом других стран, американские официальные лица начали подчеркивать приверженность идее уравновешивания Китая. Администрация Обамы пошла еще дальше и изобрела лозунг, описывающий ее планы: сворачивая операции в Афганистане и Ираке, сделать Восточную Азию стержнем американской внешней политики.

Проблема в том, что до недавнего времени в этом лозунге не было серьезного содержания. Порождаемые им действия либо оставались чисто символическими (размещение небольшого контингента морских пехотинцев в Австралии), либо представляли собой простое перераспределение имеющихся в разных регионах мира воздушных и военно-морских баз. Помимо смутных намеков на новую концепцию «воздушно-морского сражения», которую Пентагон на типичном военном жаргоне описывает как «комплексную, хорошо скоординированную, глубоко проникающую атаку с целью нанесения сокрушительного поражения» вражеским силам, администрация не объяснила, как она собирается реагировать на наращивание КНР военного потенциала. Напротив, объявив о новом подходе, представители Министерства обороны применили всю свою изобретательность, чтобы избежать признания очевидного факта, что он направлен прежде всего против Китая. В сложившихся сегодня финансовых условиях любой администрации будет трудно добиться общественной поддержки, необходимой для сохранения благоприятного баланса сил в Азии, если она не заявит более откровенно о вызове, который представляет собой растущая китайская мощь.

Ставки едва ли могут быть выше. Китай собирает «по кусочкам» возможности «преграждения доступа/блокирования зоны» (A2/AD). Подобная тактика опирается на разработку высокоточных сравнительно недорогих баллистических и крылатых ракет с обычными зарядами. С помощью этого оружия Китай может взять на прицел практически любой порт и военно-воздушную базу в западной акватории Тихого океана, а также угрожать потоплением неприятельских судов (включая американские авианосцы), которые несут дежурство на расстоянии многих сотен километров от побережья своего базирования. Народная освободительная армия Китая экспериментирует с кибернетическим и противоспутниковым оружием, а также начала расширять небольшое подразделение межконтинентальных ракет, несущих ядерные заряды.

При отсутствии решительного ответа со стороны США китайские стратеги могут в конечном итоге уверовать, что их растущие возможности A2/AD достаточны, чтобы напугать Соединенные Штаты и заставить их не вмешиваться и не провоцировать конфронтацию в регионе. Хуже того, китайцы могут убедить себя, что если США все же предпочтут вмешательство, НОАК удастся обескровить их обычные вооруженные силы в западной акватории Тихого океана, так что у американцев фактически не останется других вариантов, как только угрожать применением ядерного оружия. Для поддержания стабильности необходимо снизить вероятность того, что китайские лидеры решат, будто осуществление подобного сценария в их интересах. Конечно, прямое вооруженное столкновение между Америкой и Китаем маловероятно. Но цель сдерживающей и уравновешивающей стратегии Соединенных Штатов должна заключаться в том, чтобы подобная вероятность оставалась крайне низкой даже в случае наращивания китайской военной мощи.

Отсутствие адекватной реакции со стороны Вашингтона может подорвать веру азиатских союзников США в серьезность американских гарантий их безопасности. Если Соединенные Штаты не будут доказывать решимость защищать друзей и подтверждать приверженность их интересам, у дружественных стран появится опасение, что они брошены на произвол судьбы. В конечном итоге они падут духом и поддадутся искушению начать попытки умиротворения Китая. Но если Вашингтон хочет, чтобы союзники совершенствовали оборонительный потенциал, ему самому необходимо серьезно реагировать на растущие возможности КНР. Когда дело касается Азии и ее интересов, администрации Обамы надо изжить склонность к «руководству из глубокого тыла», как выразился корреспондент The New Yorker.

Чтобы уменьшить приверженность Китая стратегии A2/AD, Соединенные Штаты и их союзники должны прежде всего предпринять видимые шаги, направленные на рассредоточение, укрепление и защиту наиболее вероятных целей китайского первого удара, включая мишени в космосе и киберпространстве. Однако современные войны нельзя выиграть посредством оборонительной тактики, и их невозможно сдержать путем одного лишь реагирования на действия противника. В этом главный смысл новой концепции воздушно-морского боя. Защитники такой стратегии утверждают, что пока Китай наращивает способность атаковать мишени со своего восточного побережья, США должны прорабатывать варианты расширенных контрударов с применением обычных вооружений.

Какой бы стратегической логикой ни руководствовались разработчики концепции воздушно-морского сражения, она уже вызвала реакцию в виде нескольких контраргументов. Широкомасштабное нападение на КНР с применением обычных вооружений может спровоцировать эскалацию конфликта, включая возможное применение ядерного оружия, поскольку Китай не будет ждать, пока его разбомбят. Разработка новых систем проецирования силы, находящихся за пределами расширяющейся зоны досягаемости китайского оружия, потребует времени и денег, и это отвлечет немало средств от проектов, которые традиционно предпочитают осуществлять вооруженные силы США. Например, вместо дополнительных авианосцев и пилотируемых истребителей Соединенным Штатам, вероятно, потребуются новые возможности, такие как БПЛА с большой продолжительностью полета, пилотируемый бомбардировщик нового поколения, новые традиционные ракеты дальнего радиуса действия и, быть может, корабли-невидимки, оснащенные высокоточным оружием.

В свете вероятных финансовых трудностей, политического противодействия и стратегической неопределенности Соединенным Штатам и их союзникам, возможно, не удастся разработать действенные и убедительные ответные контрмеры с применением обычных вооружений в качестве реакции на растущий потенциал Китая в сфере A2/AD. Как в годы холодной войны, сдерживание должно отчасти опираться и на правдоподобные варианты эскалации. Обещание США при необходимости применить ядерное оружие для защиты своих союзников остается стержнем американских оборонных обязательств. Но эта угроза становится все менее устрашающей и реальной по мере увеличения китайских ядерных сил дальнего радиуса действия.

Вместо того чтобы полагаться на перспективу эскалации насилия до беспрецедентно высокого уровня, Соединенным Штатам лучше направить усилия на разработку вариантов горизонтальной эскалации. Наилучшим представляется повышение способности ответить на агрессию созданием антикитайской коалиции с участием других морских держав и союзников США в акватории Тихого океана для быстрого блокирования морских путей сообщения. Даже если Пекин уверен в целесообразности применения силы для быстрой победы – например, над Тайванем или в Южно-Китайском море – в случае начала подобных боевых действий США со своими союзниками могли бы лишить КНР возможности экспорта товаров по морю. Они также могли бы перерезать пути импорта энергоресурсов и другого сырья, которое необходимо Китаю для поддержания экономики в работоспособном состоянии.

Соединенные Штаты могут убедить Китай в реальности угрозы, инвестируя еще больше средств в технологии ведения боевых действий под водой, где они уже добились значительных преимуществ. Им следует углублять сотрудничество с ВМС Австралии, Индии и Японии, а также поддерживать усилия стран Юго-Восточной Азии по приобретению оружия, которое понадобится им для защиты своего воздушного пространства и прибрежных вод.

Печальное государство радужной риторики

Наращивая усилия по сдерживанию Китая, Соединенным Штатам следует продолжать курс взаимодействия с ним. Официальные лица США должны ясно дать понять словом и делом, что стремятся к развитию самых лучших отношений с Китаем. Но нужно исцелиться от болезненной склонности преувеличивать фактические достижения и области согласия, а также недооценивать проблемы и разногласия. Радужная дипломатическая риторика не смягчила восприятие Пекином намерений Вашингтона, но породила у американских граждан и союзнических стран нереалистичные представления о состоянии американо-китайских отношений.

Вместо того чтобы превозносить взаимодействие как самоцель, Соединенным Штатам нужно проводить более трезвую политику, ориентированную на конечный результат. Начать следует с торговли. Двусторонние экономические отношения по-прежнему взаимовыгодны, но в последнее время перекосы все очевиднее. Пекин использует регулирование курса национальной валюты и различного рода субсидии для поддержки экспорта. Он также требует от иностранных компаний передавать китайским партнерам по бизнесу новейшие технологии в обмен на доступ к своему внутреннему рынку. Более того, китайские фирмы не гнушаются массовой кражей интеллектуальной собственности. В отличие от Японии семидесятых и восьмидесятых годов Китай – не просто проблемный торговый партнер, правительство которого прибегает к разным торговым хитростям, чтобы склонить чашу весов в свою пользу; это еще и геополитический соперник, использующий торговые отношения для обретения стратегических преимуществ.

Огромный торговый профицит КНР в торговле с США и накопление Пекином активов, деноминированных в долларах, вызывают беспокойство по причинам, выходящим за чисто экономические рамки. В последние годы китайские аналитики и официальные лица высказывали мысль, что если Вашингтон не будет считаться с желаниями Пекина по различным вопросам, продолжая продавать вооружения Тайваню и организовывать визиты в резиденцию далай-ламы на президентском уровне, Китай может начать распродажу этих активов. Тем самым он вынудит Соединенные Штаты поднимать процентные ставки, что замедлит рост американской экономики. Тот факт, что подобные действия нанесут как минимум не меньший вред китайской экономике, не может служить гарантией отказа Пекина от попыток проведения такой политики при обострении двусторонних отношений. Нельзя исключить, что китайские угрозы произведут впечатление на американский политический истеблишмент и что Вашингтон пойдет на попятный, когда будет необходимо твердо придерживаться своей линии.

Вывод ясен: если США хотят сохранить максимально возможную свободу действий, они не могут позволить себе такие гигантские заимствования у главного геополитического противника. Переоценка юаня помогла бы сократить американо-китайский торговый дефицит, хотя среди экономистов нет согласия по поводу возможной величины сокращения этого дефицита. На основании прошлого опыта можно быть уверенным только в одном: лишь перед лицом существенного давления Китай может согласиться на значимую корректировку курса национальной валюты. В 2005 г. Пекин пошел на повышение курса юаня, после того как Джон Сноу, тогдашний министр финансов Соединенных Штатов, предупредил о возможном направлении в Конгресс доклада о том, что Китай сознательно манипулирует валютным курсом. Спустя пять лет китайские власти снова допустили значительное укрепление курса юаня в преддверии саммита «Большой двадцатки», на котором другие страны готовились раскритиковать их политику занижения обменного курса национальной валюты.

Хотя общий баланс в торговле с Китаем уже служит поводом для беспокойства, высокотехнологичный сектор заслуживает особого внимания американских политиков и стратегов. Со времени окончания холодной войны Вашингтон никак не мог решить, стоит ли и дальше контролировать экспорт технологий, которые потенциальные противники могут использовать для разработки передовых вооружений. Некоторые представители научного и делового сообщества полагают, что в условиях глобального распространения технологической информации и знаний подобный контроль в лучшем случае бесполезен, а в худшем – может снизить конкурентоспособность США. Однако даже скептики признают, что Соединенные Штаты обладают серьезными преимуществами в технологиях геометрической малозаметности, а также шифрования и кодировки, которые следует защищать посредством одностороннего контроля экспорта.

Тревоги по поводу растущей мощи КНР могут также вдохнуть новую жизнь в механизмы многостороннего контроля. Сегодня технологически развитые страны Европы и Азии, опасаясь передачи потенциально опасных технологий НОАК или усиления конкурентоспособности китайской аэрокосмической и телекоммуникационной промышленности, готовы сотрудничать с американцами в области ограничения поставок некоторых технологий двойного применения в Китай. В лучшем случае контроль экспорта может решить лишь одну часть гораздо более крупной проблемы. У Пекина есть разные возможности доступа к секретным технологиям. Научно-промышленный шпионаж в Китае поставлен на широкую ногу. Эта страна использует как проверенные временем способы, включая подкуп и воровство, так и более новые и зачастую более эффективные кибернетические методы. Помимо использования брешей в корпоративных системах защиты информации, КНР может просто войти через парадный вход, покупая акции зарубежных компаний или реализуя им продукцию, предоставляющую доступ к технологиям и информации. Компания, продавшая американским поставщикам телекоммуникационных услуг новейшее оборудование АТС, может позволить китайским разведслужбам прослушивать секретные разговоры между ответственными лицами США и разработчиками технологических систем. Точно так же китайские компании могут саботировать или видоизменить микрочипы, установленные в американских компьютерах, системах связи или даже системах вооружения. Соединенным Штатам и их развитым в промышленно-технологическом отношении союзникам нужно более внимательно отслеживать цепочки поставок высоких технологий и регулировать инвестиции китайских компаний в свою экономику, поскольку некоторые из них имеют тесные связи с официальными органами и НОАК.

Проявить твердость

Главное возражение против корректировки американской политики, предложенной автором данной статьи, сводится к тому, что таким образом можно накликать беду, усилив так называемых сторонников жесткой линии в Пекине и подорвав позиции китайских либералов, жаждущих реформ. Многим нравится думать, что среди людей, стремящихся к власти в Китае, есть неплохие ребята, которым поможет неконфронтационная политика. Однако на данном этапе противоположная точка зрения представляется как минимум не менее правдоподобной. Если Вашингтон смягчит позицию, сторонники жесткой линии в Пекине поставят себе это в заслугу. Они получат право утверждать, что подобные изменения в американской политике – прямое следствие их жесткой линии, включая последовательное наращивание военного потенциала, к которому они призывали. Пытаться обострять внутрипартийные противоречия в Китае, которые американские политики не вполне и не до конца понимают, было бы опасно.

Это не значит, что Америку не должна волновать политическая эволюция в Китае, вовсе нет. Однако любое влияние внешней державы на внутриполитическую борьбу в Китае будет опосредованным и долговременным проектом. Демократическим странам следует и дальше поддерживать укрепление китайского гражданского общества, способствовать свободному перетеканию прогрессивных идей, а также высказываться в защиту свободы слова и тех, кто идет на риск ради реальных реформ.

По крайней мере, на данный момент в Азии развиваются неблагоприятные тенденции. Через четыре года после мирового финансового кризиса США все еще не могут выбраться из рецессии и политического тупика. Темпы роста китайской экономики также замедляются; однако Китай становится все богаче и сильнее, и при этом КПК остается у власти. Тем не менее в не столь далеком будущем ситуация может кардинальным образом измениться. Соединенные Штаты и другие развитые промышленные демократии преодолеют нынешние трудности, а китайская экономика может забуксовать. Китаю придется как-то справляться с комплексным вызовом в виде необузданной коррупции, быстро стареющего населения и экономической модели, основанной на инвестициях, которую многие эксперты считают нежизнеспособной.

Потенциал Китая в области стратегического соперничества, скорее всего, уменьшится, а США и их союзников – возрастет. Главная задача американских политиков – преодолеть промежуточный период неопределенности и ограниченных возможностей с наименьшими потерями. В этом плане им может помочь поведение Китая в последние годы. Жесткость и грубость Пекина вызывают глубокую озабоченность у многих соседей КНР, и они более чем когда-либо склонны сплотиться ради того, чтобы уравновешивать азиатского гиганта. По этой причине другие правительства в регионе в целом приветствуют более «силовую» риторику Вашингтона, все чаще звучащую в последние месяцы. Но они не уверены, что у США хватит ресурсов и решимости, чтобы подкрепить храбрые речи конкретными делами. Кто бы ни был избран президентом Соединенных Штатов на ноябрьских выборах, ему предстоит попытаться рассеять эти сомнения. Разработка и финансирование заслуживающей доверия стратегии противодействия усилению Китая и ужесточение подхода к экономическому взаимодействию будут чрезвычайно важными шагами, равно как и твердое отстаивание своих принципов.

Взаимодействуя с Пекином и сдерживая его воинственную политику в азиатском регионе, Соединенные Штаты должны сделать все возможное для того, чтобы добиться «постепенного размягчения» китайской власти, по меткому выражению Джорджа Кеннана.

Аарон Фридберг – профессор политики и международных отношений на факультете публичной политики и международных отношений имени Вудро Вильсона в Принстонском университете и автор книги «Борьба за господство: Китай, Америка и конкуренция за первенство в Азии». С 2003 по 2005 гг. он был вторым помощником руководителя Управления по национальной безопасности при вице-президенте США.

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735518

С оружием

Как Вашингтон не утрачивал позиций на рынке вооружений

Резюме: США – вероятно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. Внешнеполитические и идеологические предрассудки и опасения утечки передовых технологий не дают американским компаниям раздавить конкурентов на мировом рынке.

Статья Джонатана Каверли и Этана Кэпштейна «Как Вашингтон утратил монополию в продажах оружия» представляет собой в высшей степени интересный взгляд академических ученых из США на процессы, происходящие на рынке вооружений. Рассуждая главным образом об изменении американской позиции на этом рынке и утверждая, что в нулевые годы Соединенные Штаты утратили монопольное положение, достигнутое в 1990-х гг., авторы затрагивают и более фундаментальные вопросы. Первый – об общей эволюции конфигурации игроков на этом рынке. Второй – уже по сути теоретический – о базовых факторах, как политических, так и экономических, определяющих эту эволюцию. Основной причиной утраты позиции на рынке авторы считают ориентацию американского ВПК на производство слишком сложных дорогих высокотехнологичных вооружений, которые начинают проигрывать более простым и доступным по цене системам европейского, российского, израильского или даже южнокорейского производства.

Девяностые годы: а была ли монополия США?

Можно согласиться, что начало 1990-х гг. действительно было периодом, когда позиции Соединенных Штатов на рынке оружия по сравнению с 1980-ми гг. заметно усилились. Это стало следствием резкого сокращения с 1992 г. российских поставок, а также ухода с рынка игроков второго эшелона, которые в предыдущем десятилетии нарастили военный экспорт благодаря гигантскому спросу, порожденному ирано-иракской войной. На фоне падения советского/российского, китайского и бразильского экспорта, а также некоторого снижения европейских поставок сами США увеличили продажи вооружений в арабские монархии Персидского залива после войны с Ираком 1991 года.

Вообще мировые трансферты вооружений достигли максимальных объемов в 1987–1988 гг. в апогее ирано-иракской войны и многочисленных внутренних конфликтов в развивающихся странах (Афганистане, Анголе, Эфиопии, Кампучии и Никарагуа), где прозападные и прокитайские партизанские движения противостояли ориентированным на СССР правительствам. В начале 1990-х гг. Москва прекратила безвозмездные или сверхльготные поставки квазимарксистским режимам в третьем мире. Крах «мировой социалистической системы» и роспуск Организации Варшавского договора привели также к прекращению продаж бывшим союзникам в Центральной и Восточной Европе. Кроме того, советский и ранний российский военный экспорт пострадал из-за ухода с рынка попавших под санкции ООН Ирака и Ливии, то есть как раз тех стран, которые вообще придавали советским оружейным поставкам хоть какую-то коммерческую составляющую. Смена советской политической парадигмы экспорта на российскую коммерческую привела также к кратковременному параличу в российско-индийских военно-технических связях. В результате действия всех этих факторов российский экспорт в 1994 г. упал до своего исторического минимума, составив всего 1,7 млрд долларов.

Окончание ирано-иракской войны, которая генерировала ежегодный многомиллиардный спрос на вооружения, нанесло сильный удар по экспортерам оружия второго эшелона, особенно по Китаю и Бразилии. Пострадали также европейские производители. КНР в 1994 г. переходит из разряда чистых экспортеров вооружений в категорию нетто-импортеров. Бразилия вообще уходит с рынка, ее оборонная промышленность практически прекращает существование.

На этом фоне США после победоносного окончания первой войны в Заливе получили крупные саудовские, эмиратские и кувейтские военные заказы, которые отчасти должны были повысить боеспособность армий заливных монархий, но главным образом стали формой благодарности Вашингтону за спасение от Саддама. Таким образом, победив в холодной войне, разгромив Ирак и избежав крупных потерь из-за прекращения ирано-иракской войны, Соединенные Штаты действительно на короткий срок резко усилили позиции на рынке вооружений. Однако это абсолютное доминирование (даже в тот период отнюдь не монополия) продолжалось не все десятилетие, как утверждают американские авторы, а всего лишь три-четыре года.

Уже в 1994 г. начинается восстановление российских позиций на рынке, причем на новых деполитизированных коммерческих началах. Подписывается исторический контракт стоимостью 650 млн долларов на поставку в Малайзию 18 истребителей МиГ-29N, исполняются первые крупные китайские контракты, прежде всего на истребители Су-27СК/УБК, восстанавливается сотрудничество с Индией и Вьетнамом, продолжаются поставки бронетехники и подводных лодок по контрактам, заключенным еще в советское время с Ираном. Россия получает свою долю благодарности от аравийских монархов – ОАЭ и Кувейт закупают крупные партии боевых машин пехоты БМП-3 и реактивных систем залпового огня «Смерч». В середине – второй половине 1990-х гг. отлично сработал специфический российский маркетинговый инструмент – поставки вооружений и военной техники в счет погашения советских долгов. Благодаря этому удалось продвинуть истребители МиГ-29 в Венгрию, танки Т-80У и БМП-3 в Южную Корею, зенитные системы «Бук-М1» в Финляндию. В 1996 г. из 3,6 млрд долларов совокупного российского военного экспорта поставки в счет погашения долга составили 800 млн, или 22%.

Еще более активно наращивают присутствие на рынке Франция и Израиль. Париж получает крупные военно-морские и авиационные контракты на Тайване, саудиты покупают французские фрегаты, а ОАЭ – большую партию новейших танков Leclerc, масштабные поставки идут в Пакистан. Израиль почти одномоментно становится заметным игроком на рынке, активно продавая в КНР и Турцию электронные системы, беспилотные летательные аппараты и решения в области модернизации.

Резюмируем: скачок относительной доли США, которая действительно могла достигать на максимуме 60% мировых трансфертов, наблюдался в очень короткий период примерно с 1990 по 1994–1995 гг. и был девиацией, связанной с одновременным действием трех факторов – победой в холодной войне, победой в первой войне в Заливе и последствиями прекращения ирано-иракского конфликта. Уже к середине 1990-х гг. рынок стал возвращаться в более сбалансированное состояние, когда наряду с Соединенными Штатами крупными экспортерами оставались Великобритания и Франция, начала возвращаться на свои позиции Россия, а Израиль приступил к феноменальному восхождению.

Нулевые годы: а была ли потеря рынков?

Не так однозначно и просто выглядит и динамика американских позиций в нулевые годы. Возможно (хотя далеко не гарантированно), доля США на рынке снизилась, однако не до 30%. Вероятнее всего, она колебалась между 40 и 50%. При этом имеются лишь единичные случаи, когда Соединенные Штаты теряли бы позиции на рынке или проигрывали в прямой конкуренции, почти все эти эпизоды упомянуты авторами. В Юго-Восточной Азии это авиационные закупки Малайзии (которая продолжила приобретение российской авиатехники, заключив контракт на 18 Су-30МКМ, но отказавшись от ожидавшегося заказа на F-18F Super Hornet) и Индонезия, которая в комплектовании своих ВВС начала переориентацию на Россию и Южную Корею. Чехия и Венгрия предпочли американским машинам сверхлегкие и относительно дешевые шведские Gripen. Бразилия в тендере на закупку перспективных истребителей формально выбрала Rafale, но до сих пор не подписала контракт. Возможно, кое-что можно отнести к американским потерям в больших бразильских военно-морских контрактах 2008 г., которые также достались французам. И, конечно, знаменитый индийский тендер MMRCA на закупку 126 средних многоцелевых истребителей, где победу также одержали французы.

При этом США сохраняют прочные позиции на колоссальном рынке монархий Персидского залива. Саудовские закупки британских Typhoon или заказ ОАЭ Mirage 2000-9 (и возможное продолжение эмиратских авиационных приобретений во Франции, на сей раз Rafale) потерями назвать никак нельзя. Это воспроизводство уже сложившейся структуры источников вооружений консервативных арабских нефтяных режимов, допускающих ограниченную диверсификацию, но сохраняющих доминирование Соединенных Штатов, которые единственные в состоянии гарантировать выживание этих режимов. Резервируя часть пирога за Парижем и Лондоном, саудовские и эмиратские шейхи все равно основные деньги тратят на закупку американских F-15SA, F-16 block 60 и систем ПВО.

Boeing нанес унизительное поражение Dassault Aviation на критически важных тендерах в Южной Корее и Сингапуре, военно-воздушные силы этих стран предпочли сырым французским Rafale заслуженные американские истребители F-15. США безраздельно господствуют в Японии и Австралии. Самый большой и единственный растущий в Восточной Европе польский рынок также ориентирован на американские системы. Да, чехи и венгры арендовали в общей сложности 28 шведских Gripen, но поляки купили 48 F-16. Наконец, в нулевые годы американцы вошли на новый для себя индийский рынок, продав здесь всего за пять лет военно-транспортных и базовых патрульных самолетов, а также боевых вертолетов на сумму до 10 млрд долларов.

Фактор low cost систем

Главной причиной потери предполагаемой (но недоказанной) монополии США на оружейном рынке авторы считают уход американских компаний в нишу разработки и производства очень дорогих высокотехнологичных систем вооружений, которые начинают проигрывать более простым и дешевым образцам. Однако из всех приведенных выше примеров неудач лишь единичные можно объяснить действием этого экономического по сути фактора. Как нетрудно заметить, открытые тендеры на авиационные системы в Индии и Бразилии Соединенные Штаты проиграли французам. Но французские Rafale гораздо дороже любых американских истребителей четвертого поколения – будь то тяжелые F-15 и F-18 Super Hornet или средние F-16. Вообще если есть экспортер, который действительно страдает от отсутствия предложений в нише low cost, так это именно Франция. По всей видимости, как раз это обстоятельство и стало причиной относительно низких французских продаж после окончания поставок легких Mirage 2000-5/9 и демонтажа сборочной линии этих относительно дешевых (по французским, конечно, меркам) машин.

Индийские ВВС, которые, кстати, примерно до 2007–2008 гг. отдавали предпочтение именно США, не приняли американское предложение в рамках тендера MMRCA, по всей видимости, по причине неудовлетворенности предложенным уровнем трансферта технологий. Бразильский выбор объясняется наличием устоявшихся промышленных и коррупционных связей с Dassault и опять-таки готовностью французов передать права на лицензионное производство Rafale на Embraer.

Все другие примеры предполагаемых американских неудач – от китайского доминирования на пакистанском рынке до российских успехов в Малайзии и Индонезии – также объясняются политическими, технологическими или промышленными факторами, но только не ценой американских предложений. Стоимость не была определяющим фактором и в таиландском решении купить Gripen: за три года до этого выбора предыдущее тайское правительство почти подписало контракт на закупку более дорогих, особенно в эксплуатации, тяжелых российских Су-30. Так что в тайском выборе решающее значение имеют любые другие, но только не ценовые мотивы.

Получается, что чуть ли не единственным случаем, когда цена сыграла решающую роль, был чешско-венгерский (и не упомянутый авторами швейцарский) выбор в пользу маленького шведского истребителя. Характерная особенность всех трех случаев – требования боевой эффективности закупаемой системы не были приоритетными, потребность в передаче технологий со стороны Чехии и Венгрии отсутствует (швейцарская ситуация более сложная, там предполагается софинансирование покупателем создания новой, более тяжелой версии Gripen NG). При наличии военных, политических, промышленных или технологических мотивов ценовой фактор уходит на второй-третий план. Именно поэтому Индия и Бразилия, которые стремятся создать национальную военную авиационную промышленность, выбрали более дорогие французские самолеты. Именно поэтому небогатая Уганда, которой угрожает вовлечение в конфликты между Северным и Южным Суданом или в Демократической Республике Конго, закупает сложный и недешевый в эксплуатации Су-30МК2.

Кстати, вообще неверно считать, что у США отсутствуют предложения в low cost сегменте. Американские вооруженные силы сохраняют огромные запасы всех видов оружия и военной техники, которые находятся в очень хорошем состоянии и могут поставляться покупателям немедленно или после недорогой модернизации и по весьма приемлемой стоимости. На любое дешевое и простое предложение конкурентов Соединенные Штаты в состоянии ответить продвижением не менее дешевого, но вполне приличного технологического уровня вооружения и техники с баз хранения. Ни в ценовом, ни в технологическом отношении конкурировать с американцами почти невозможно, и в этом смысле Вашингтон действительно мог бы добиться монополии.

Тогда почему же этого не происходит? Главные ограничители американской экспансии на рынке вооружений – это очень жесткое законодательство в отношении трансферта технологий и склонность к постоянному введению санкций и эмбарго. Первое затрудняет продвижение американской техники в государства с растущими национальными оборонными индустриями, например, в Индию или Бразилию. Второе заставляет диверсифицировать источники вооружений государства, имеющие амбиции проведения относительно независимой внешней и оборонной политики – Малайзию, Индонезию или Алжир, например. И, само собой разумеется, исключает возможность поставок в государства-изгои – от Сирии до Северной Кореи. США – это, вероятно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. И не потеря позиций на рынке вооружений ограничивает возможности Вашингтона влиять на политику других государств. Все ровно наоборот – внешнеполитические и идеологические предрассудки и опасения утечки передовых технологий не дают американским компаниям раздавить своих конкурентов на мировом рынке. Например, Пентагон препятствует кораблестроительной промышленности строить неатомные подводные лодки из-за опасения, что созданные в интересах экспортных заказчиков и поставленные за рубеж дизельные субмарины будут содержать технологии, используемые на атомных подводных кораблях. В результате растущий перспективный рынок неатомных субмарин оказался разделен между Россией, Германией и Францией, а в прошлом году на нем впервые появилась и Южная Корея.

Типы рынков вооружений

Таким образом, на рынке вооружений действует сложный комплекс переменных. Это чаще всего политические, промышленные, технологические, военные соображения и лишь чуть ли не в последнюю очередь почему-то привлекший к себе все внимание американских коллег ценовой фактор. Важную роль играет сложившаяся традиция отношений импортера и экспортера, коррупционные связи и маркетинговая эффективность. При этом в политике импортеров, как правило, присутствуют сразу несколько из перечисленных мотиваций, однако чаще всего явно доминируют лишь одна-две. При наличии такого явно выраженного доминирования одной мотивации однозначно определяется и тип рынка вооружений. Сложная и динамическая комбинация мотиваций дает промежуточный тип. В целом, как нам представляется, можно выделить следующие модели поведения покупателей на рынке вооружений:

В коррупционной модели при решении о приобретении ВВТ доминируют не рациональные общегосударственные или общенациональные интересы, а корпоративная или личная финансовая заинтересованность высокопоставленных представителей государства-импортера. Данная модель наиболее ярко выражена в странах мусульманского культурного ареала и в Латинской Америке. Кроме того, ощутимое влияние этого типа мотивации наблюдается также в Индии и странах Восточной и Юго-Восточной Азии.

В рамках зависимой модели вооружения и военная техника выступают как своеобразный промежуточный товар, призванный замаскировать истинный предмет торговли. Под видом ВВТ де-факто закупаются гарантии безопасности страны-производителя. Данная модель наиболее характерна для капиталоизбыточных стран, которые в силу демографических и культурных особенностей не в состоянии самостоятельно обеспечить внешнюю военную безопасность. Наиболее яркими примерами являются нефтедобывающие монархии Персидского залива. Соответственно, для успешного продвижения на такой рынок особое значение приобретает военно-политический вес страны-экспортера, а также достоверность ее военно-политических гарантий.

Политическая модель. Принятие решения об импорте того или иного вида ВВТ обусловлено политической ориентацией страны-покупателя. Закупая ВВТ, импортер демонстрирует свои политические и цивилизационные предпочтения, которые могут быть прозападными (ЦВЕ), антиамериканскими (Венесуэла) или подчеркнуто плюралистическими (Малайзия, Индонезия).

Блокадная модель. Как известно, целый ряд государств, армии которых испытывают острую потребность в обновлении или модернизации парка вооружений и военной техники, находятся в ситуации юридической или фактической блокады. К числу таких стран относились в свое время саддамовский Ирак и Ливийская Джамахирия. Элементы блокады в отношении поставок современных конвенциональных ВВТ присутствуют также в случае с Сирией и Ираном. Особое место занимает Тайвань, импортную модель которого следует относить скорее к зависимой, но в которой все же отчетливо присутствуют и признаки блокадного типа.

Промышленно-технологическая модель предполагает приоритет доступа к передовым военным и общепромышленным технологиям. Соответственно, ключевую роль начинают играть готовность экспортера к передаче технологий, продаже лицензий и реализации офсетных программ. Наиболее яркими примерами этого типа импортеров являются сейчас КНР, Бразилия, Индия. В последнее время к этой модели быстро эволюционируют также Южная Корея и Турция.

Наконец, собственно военная модель импорта вооружений предполагает приоритет боевых качеств закупаемых систем. В экстремальных случаях, когда импортер находится в состоянии вооруженного конфликта или существует высокая вероятность его возникновения, особое значение приобретает быстрота поставки и способность военного персонала быстро освоить закупаемое вооружение.

Перспективы

Рассуждая далее в рамках предложенной мотивационной модели рынков вооружений, нетрудно заметить, что Соединенные Штаты имеют наиболее прочные позиции на части политических и зависимых рынков. К первым прежде всего относятся государства англосаксонского цивилизационно-культурного поля, некоторые европейские союзники США и Япония. Эталонными примерами американских клиентов с зависимой мотивацией остаются аравийские нефтяные монархии, прежде всего, конечно, Саудовская Аравия. Сильны позиции и в странах, где приоритетом является обеспечение военной безопасности: американское вооружение эффективно, испытано в боях, тактика его применения отработана самыми мощными на планете вооруженными силами. Поэтому Индия предпочла проверенные ударные вертолеты Apache сырым российским Ми-28NE, по той же причине на Вашингтон ориентированы Израиль и Южная Корея, хотя эти два рынка также имеют признаки политической и даже зависимой мотивации. Нет оснований полагать, что в будущем конкурентоспособность Соединенных Штатов на указанных типах рынков снизится.

А вот государствам, для которых приоритетом является создание собственной промышленности, придется из-за американских ограничений развивать отношения прежде всего с Европой, особенно с Францией. Сейчас это наиболее заметно в случае с Бразилией, в некоторой степени в Индии. Но далее можно ожидать активизации европейского вектора таких ориентированных сегодня преимущественно на США стран, как Южная Корея или Сингапур. В общем можно предполагать, что структура покупателей американских вооружений останется в целом прежней, изменения возможны главным образом в случае политической переориентации стран (например, краха саудовского королевского дома).

Динамика российских рынков выглядит менее привлекательно. Бум продаж в нулевые годы обеспечивался за счет мощного китайского и индийского спроса, при этом обе страны решали главным образом задачи развития национальной промышленной и технологической базы. На сегодня в КНР эта задача в некоторой степени решена, а Индия повышает планку технологических требований, которые все чаще уже не могут удовлетворяться российской промышленностью. Это не значит, что в ближайшие годы индийский и даже китайский спрос на российские системы и технологии совсем исчезнет, но объемы торговли, особенно с Пекином, уже никогда не повторят тех эпических значений, которые были достигнуты в нулевые годы. Можно предположить, что промышленно-технологическая модель сотрудничества будет развиваться в отношениях с такими растущими странами, как Вьетнам и Индонезия (впрочем, для Индонезии приоритетным партнером уже стала Южная Корея), но понятно, что эти государства не компенсируют падение китайских и индийских закупок.

Другой большой группой российских клиентов, обеспечивших диверсификацию российского оборонного экспорта в минувшем десятилетии, стали государства, проводящие независимую или антизападную внешнюю и оборонную политику. Антизападная политическая мотивация при закупках присутствует у Венесуэлы и Ирана (до введения эмбарго на поставки оружия). В значительной степени политически мотивированными были и сирийские приобретения, хотя сирийская модель содержит также военные и блокадные мотивы. Вьетнам, Алжир, Малайзия и Индонезия относятся к странам с независимой внешней и оборонной политикой.

«Антизападные» рынки один за другим закрываются в результате введения международных эмбарго или политической переориентации соответствующих стран. Оставшиеся (как Венесуэла) отличаются высочайшими политическими рисками и экономической нестабильностью. Алжирский рынок близок к насыщению, а индонезийский и малайзийский открыты для конкуренции, и в последнее время успех россиянам здесь не сопутствует. В прошлом году, например, Россия проиграла южнокорейцам тендер на поставку Джакарте двух подводных лодок. Стабильным и предсказуемым в этом кластере остается только Вьетнам, который в ближайшие пять-семь лет останется ориентированным преимущественно на закупки российских вооружений. Таким образом, можно прогнозировать, что Россия, вероятно, будет терять свои позиции в пользу европейцев (прежде всего французов) и израильтян, оставаясь при этом одним из ключевых игроков на рынке.

К.В. Макиенко – заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий.

США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735517 Константин Макиенко

Без оружия

Как Вашингтон утратил монополию в военно-технической сфере

Джонатан Каверли – доцент Северо-Западного университета.

Этан Кэпштейн – профессор Техасского университета в Остине, приглашенный профессор Джорджтаунского университета и старший научный сотрудник Центра новой американской безопасности.

Резюме: Создание небольшого количества супероружия, не имеющего аналогов, которое хотят иметь лишь немногие страны и которое подрывает военный бюджет государства, – это не большая стратегия, это политика, лишенная стратегии вообще.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

В последние 20 лет Соединенные Штаты пользовались бесспорным конкурентным преимуществом в производстве и экспорте современного обычного вооружения. Распад СССР и Организации Варшавского договора привел к резкому сокращению военных расходов России и уменьшению оружейных поставок Москвы региональным союзникам. В то же время глобализация способствовала процветанию крупных фирм, позволив американским оборонным подрядчикам получать прибыль благодаря своим мощностям и большим заказам от вооруженных сил разных стран. Формула была проста: производя различные виды доступного, но современного вооружения, Пентагон и его подрядчики могли превзойти любого соперника. На кону стояло доминирование в мировой торговле оружием и связанные с этим экономические и геополитические выгоды, которые США не хотели терять.

Но преимущество постепенно утрачивается. В 1990-е гг. Соединенные Штаты контролировали 60% мирового рынка в этой сфере. Сегодня – лишь около 30%. Сосредоточившись на передовых технологиях и разработке невероятно дорогих оборонных систем, Вашингтон дал иностранным конкурентам возможность выйти на рынок с практичным предложением по доступной цене. Вследствие этого Россия постепенно восстановила свои позиции, а ряд других государств, в том числе Китай, Израиль и Южная Корея, превращаются в важных поставщиков.

Ни в одной программе не было такого количества ошибок, угрожающих американской оборонной промышленности, как в проекте ударного истребителя F-35, который, как признают сейчас даже его самые оптимистичные сторонники, стал катастрофой по закупкам. В конце холодной войны эксперты рассуждали об F-35 как о самолете, который изменит мировой рынок. Он предназначался для замены трех американских истребителей, и его планировалось длительное время производить дома. Это, в свою очередь, позволило бы реализовывать F-35 за границей по относительно низкой цене, поскольку затраты на разработку амортизировались бы за длительный период производства. Как говорили тогда, единственное, что оставалось бы иностранным производителям, – это выбросить планы создания собственного вооружения, провести переоснащение и стать частью глобальной цепи поставок F-35.

Однако после 11 сентября 2001 г. ограничения военных расходов были сняты, а стоимость F-35 резко подскочила, и он превратился в одну из печально известных «золотых» американских систем вооружения. Различные военные подразделения США настаивали на дополнительных технических характеристиках F-35, который стал финансовой «черной дырой». Процесс оборонных закупок настолько сложен, что дать оценку стоимости чрезвычайно трудно, но даже по самым оптимистичным расчетам F-35 обойдется на 75% дороже, чем предполагалось в 2001 году. Сегодня на программу приходится 38% закупочного бюджета Пентагона, включающего все нынешние системы вооружений. Шок от цены заставил многих покупателей, в том числе ключевых союзников – Австралию, Италию и Великобританию, – отложить или сократить заказы.

F-35 – отнюдь не уникальный случай. По данным Главного контрольного управления США, половина программ материально-технического оснащения Пентагона выходит за рамки своего бюджета. Утрачиваемые Соединенными Штатами позиции в мировой торговле оружием – не просто еще один удар по уже ослабевшей внутренней экономике (в аэрокосмической промышленности страны заняты более 600 тыс. человек). В прошлом способность вооружать союзников позволяла Вашингтону укреплять мощь своих друзей и при этом получать деньги. Утратив лидирующие позиции на мировом рынке вооружений, Соединенные Штаты лишились важного инструмента внешней политики.

Проклятие монополиста

После войны в Персидском заливе (1991 г.) потребителям во всем мире было очевидно, что американское оружие – лучшее на рынке. А учитывая, что США тратили на военные исследования и разработки больше, чем весь остальной мир, неудивительно, что американские фирмы могли похвастаться такими возможностями, как технология «стелс», которые не мог предложить никто другой.

Но поскольку американский военный бюджет был раздут после 2001 г., когда Вашингтон начал «войну против терроризма», оборонные компании и Пентагон перестали обращать внимание на цену вооружений. Конгресс открыл кошелек, внутренний спрос на высокотехнологичное вооружение возрос, а финансовые ограничения на приобретение новинок сняты. Имея в распоряжении огромный объем средств, индустрия предвкушала золотую эру продаж. Включились и инвесторы. После 11 сентября акции крупных оборонных подрядчиков резко выросли в цене.

Сегодня обычные вооружения, такие как самолеты и ракеты, требуют использования последних инженерных достижений. Поскольку затраты на разработку возрастают до астрономических значений, стоимость единицы может быть снижена только за счет наращивания производства. Поэтому экспорт становится жизненно важным – каждая дополнительная продажа уменьшает стоимость единицы вооружения. Объем заказов Пентагона существенно превышает закупки министерств обороны России или европейских стран, а потому американские оружейные программы имеют довольно длительный срок жизни, даже если единственным покупателем остаются собственные вооруженные силы. Уже благодаря этому фактору стоимость единицы американского оружия должна быть относительно ниже.

Однако в последние 10 лет Соединенные Штаты, уверившись, что у покупателей просто нет других альтернатив, стали жертвой «проклятия монополиста». Поскольку Вашингтон дал карт-бланш Пентагону, который вел войну в Афганистане и Ираке, представителям военных структур не приходило в голову, что большинство стран может обойтись без усовершенствованных истребителей «стелс» и новейших боевых кораблей. Как правило, вполне достаточно менее масштабных технологий. Таким образом, рост цен на американскую продукцию вынудил иностранных потребителей обращаться к другим поставщикам. В январе 2011 г., например, вместо заказа у американских фирм Lockheed Martin и Boeing Индия решила потратить 11 млрд долларов на истребители Rafale французской компании Dassault Aviation. Это стало первой продажей Rafale за рубеж, и благодаря сделке самолет неожиданно приобрел конкурентоспособность в мире.

Разумеется, некоторые покупатели по-прежнему в состоянии платить за первоклассное американское оружие. Страны Персидского залива сохраняют свои заказы благодаря высоким ценам на нефть и нестабильной обстановке в регионе. К примеру, в 2010 г. Конгресс США одобрил рассчитанную на 10 лет 60-миллиардную сделку с Саудовской Аравией, которая включает приобретение самых передовых истребителей в мире. Но даже саудовцы стремятся диверсифицировать базу своих поставщиков, приобретая истребители Eurofighter у Великобритании и собираясь закупать вертолеты у России. Нужно отметить, что таких покупателей, как страны Персидского залива, немного и их пример становится менее значимым, так как стратегический фокус Вашингтона смещается в сторону Азии.

Новая гонка вооружений

Если бы сокращение американской доли рынка являлось чисто экономической проблемой, можно было бы не обращать на это особого внимания, полагая, что оборонная отрасль, которая имеет обязательства перед своими акционерами, рано или поздно будет вынуждена реформировать бизнес-стратегию и урезать расходы. Но в отличие от других секторов, торговля оружием имеет геополитическую составляющую, особенно учитывая экспортный бум в Азии на фоне общего экономического роста.

Если Вашингтон заключает сделку по продаже вооружения, страна-партнер вряд ли будет использовать его против интересов Соединенных Штатов, поскольку это ставило бы под угрозу сам доступ к этому оружию. Таким образом, чем больше оружия продает Вашингтон, тем в большей степени он контролирует решения в сфере безопасности, принимаемые за рубежом. Иными словами, используя свою мощь на рынке, американцы могут добиваться важных внешнеполитических целей. Так, в 2005 г. Вашингтон приостановил доступ Израиля к программе F-35, чтобы заставить его прекратить продажу комплектующих для беспилотников Китаю. Похожую тактику США использовали, чтобы не допустить поставки бразильских и испанских самолетов Венесуэле.

Со смещением интересов Вашингтона в сторону Азии продажи оружия дали ему возможность оснастить своих тихоокеанских союзников и одновременно держать в изоляции Пекин. Это можно делать напрямую, например, когда Соединенные Штаты используют доступ на свой внутренний рынок вооружений, чтобы заставить страны Евросоюза придерживаться эмбарго на поставки оружия Китаю, введенного еще в 1989 г. после событий на площади Тяньаньмэнь. Но есть и непрямые способы. Используя свое конкурентное преимущество, чтобы уменьшить экспортный рынок России, США могут сделать основного поставщика оружия Китаю менее привлекательным.

В последние годы Россия добилась значительных успехов в странах Азии. Такие компании, как «Сухой», крупный российский производитель самолетов, понимают, что не могут существовать, полагаясь только на внутренние заказы. В последние 10 лет компания успешно продавала относительно недорогие истребители Индонезии и Малайзии. Активизировались и европейские производители. С 1990 г. компании Европы разработали по меньшей мере два новых истребителя в дополнение к французскому Rafale. Швеция поставила свой однодвигательный Gripen Венгрии и Таиланду; истребитель Eurofighter, который собирают на четырех сборочных линиях в Европе, что весьма неэффективно, тем не менее был продан Австрии и Саудовской Аравии.

Тем временем признаки того, что Соединенные Штаты теряют позиции в сфере вооружений, стали заметны и в Азии. Крупнейшим поставщиком оружия Пакистану сегодня является Китай, Сингапур покупает французские корабли, а Филиппины впервые в истории ищут неамериканских продавцов самолетов. Этим странам не очень нужно новейшее высокотехнологичное вооружение, их интересует оружие среднего уровня, которое они могут себе позволить. Вашингтон, разумеется, не продает оружие Китаю или России, а Индия делает лишь ограниченные закупки. Южная Корея, давний союзник США, создала собственную быстрорастущую военную промышленность и производит, к примеру, дизельные подлодки, которые экспортируются в Индонезию. Если Вашингтон хочет сохранить лидирующую роль в Азии, необходимо восстановить утраченные позиции на рынке вооружений.

Все эти изменения могут оказать дестабилизирующее воздействие. В то время как Соединенные Штаты рискуют утратить роль основного поставщика вооружений в регионе, количество производителей будет только расти, поскольку у небольших стран, выходящих на рынок, нет иного выбора, кроме как ориентироваться на экспорт, чтобы выжить и постепенно расширять бизнес. Им необходимо производить как можно больше. Американские компании, напротив, могут позволить себе быть более избирательными в подходе к экспорту благодаря огромным объемам внутреннего рынка. Вашингтон может ограничить поставки, сократив объем новейшего вооружения в мире. С точки зрения безопасности и стабильности это выигрышно.

Проще, но лучше

Но есть и хорошие новости: многие конкурентные преимущества американской оборонной промышленности – масштабы экономики, бюджеты разработок, которые по-прежнему превышают расходы всего остального мира, и доказанное качество продукции – сохранятся и в обозримом будущем. Вашингтон может и должен использовать эти качества, чтобы доминировать в глобальной сети военной продукции, при этом Европу и другие государства среднего уровня следует включить в эту систему, российский экспорт оставить за ее пределами, а оборонные возможности Китая – держать под контролем.

Каждая администрация призывает реформировать процесс закупок Пентагона, но результат не оправдывает надежд. Вместо борьбы за полную трансформацию политикам стоит сделать своей целью изменения с высокой степенью отдачи. Белый дом (при поддержке Конгресса) должен заставить Минобороны и его поставщиков заняться тем, что они не были склонны делать в прошлом: под жестким гражданским контролем работать над более простым и рентабельным оружием для глобального рынка вместо разработки и производства излишне сложного вооружения для домашнего использования.

Увеличение военных расходов не поможет. Сроки серийного производства вооружения в США уже давно превышают конкурентный период, а опыт последнего десятилетия позволяет предположить, что любые достижения эффективности, связанные с крупными закупками, превращаются лишь в высокие доходы оборонных компаний и все более фантастическое оружие для Пентагона. Секрет не в том, чтобы потратить больше денег, а в том, чтобы потратить их наиболее разумно.

Парадоксально, но, чтобы увеличить долю зарубежного рынка, Вашингтон должен быть готов закупать некоторое количество оружия за границей. Угроза импортировать продукцию иностранных конкурентов вынудила бы американских производителей контролировать затраты и повысила бы их конкурентоспособность в мире. Важно понимать, что как только Соединенные Штаты решат покупать оружие за границей, размер заказа гарантирует, что Вашингтон немедленно станет самым важным клиентом. Чтобы обеспечивать американское влияние, оружие необязательно должно быть американского производства. Кроме того, другие государства будут охотнее покупать у Вашингтона, зная, что их собственная продукция имеет возможность попасть на огромный рынок США.

Возьмем тендер по закупке невысокотехнологичных винтовых самолетов для контртеррористических операций афганских ВВС, недавно проведенный Пентагоном. Американские ВВС отказались от первоначального решения приобрести A-29 Super Tucano бразильской компании Embraer – самолет, проверенный в боевых действиях и используемый ВВС еще шести стран, который должны были практически полностью собирать в Америке, – после протестов базирующейся в Арканзасе компании Hawker Beechcraft, аналогичный самолет которой находится в стадии разработки. Вероятным результатом станет увеличение расходов, задержки, несоразмерность цены продукта и его миссии, повышение шансов «Талибана» на победу и охлаждение отношений с Бразилией, одной из быстрорастущих мировых держав и крупного импортера обычных вооружений.

В процессе перехода от дорогих систем вооружения американская оборонная промышленность не должна забывать, что простое – не значит примитивное. Оружие должно быть доступным по цене, эффективным и привлекательным для мирового рынка. Помимо увеличения экспорта, более простая продукция имеет еще одно преимущество: ее легче производить. Меньше вероятность задержки поставок из-за неготовности технологий или необходимости пересмотреть нормы технического обслуживания. Но самое главное – программы попроще уменьшат информационное преимущество оборонной отрасли и Пентагона и сделают гражданский контроль более продуктивным.

В конечном итоге именно гражданские руководители, а не представители вооруженных сил и оборонной промышленности должны определять, какое оружие будет разрабатываться, и нести за это ответственность, поскольку такие решения могут иметь серьезные стратегические последствия. Нынешний подход – создание небольшого количества супероружия, не имеющего аналогов, которое хотят иметь лишь немногие страны и которое подрывает военный бюджет государства, – это не большая стратегия, это политика, лишенная стратегии вообще. Сейчас Америка разрабатывает настолько передовое вооружение, что оно, вероятно, будет устрашать противника, не позволяя применить собственное оружие в приступе гнева. Вместо этого нужно сосредоточиться на том, чтобы препятствовать созданию значительной части иностранного оружия.

США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735516 Этан Кэпштейн, Джонатан Каверл

Три пути России в Азии

Почему ни один из них не ведет к верной цели

Резюме: Соединенные Штаты и КНР, по сути, уже находятся в состоянии конфликта, напоминающего холодную войну. Это осложняет для Москвы выработку политического курса, но появляются и перспективы, недоступные при отсутствии масштабного антагонизма в АТР, который будет иметь отголоски по всему миру.

Признание того факта, что мировой центр силы перемещается из Трансатлантического региона на пространство Тихого океана, стало в последние год-два общим местом в рассуждениях исследователей различных стран и школ. Даже отъявленные скептики вынуждены признавать, что экономический полюс влияния уже почти полностью сместился в АТР, правда, они питают иллюзии, что Запад в целом и Европа в частности останутся центром культурным (в том числе и для России) и сохранят хотя бы часть нынешнего политического капитала. Однако мировая история свидетельствует, что перенос экономического центра неуклонно влечет за собой и аналогичное перемещение культурной и политической компонент.

Новый экономический лидер может продемонстрировать «городу и миру» историю успеха, а значит, его политическая система и культурные традиции априори начинают считаться передовыми, поскольку позволяют добиться высокого уровня жизни. Такой путь в свое время прошла Европа (в 1500 г. она обеспечивала всего 18% мирового производства, в то время как Восток – 77%, в том числе Дальневосточно-конфуцианская цивилизация – 35%), такой путь, судя по всему, ожидает в ближайшие десятилетия и Азиатско-Тихоокеанский регион.

В итоге новый исторический шанс получает Россия, которая, в отличие от Европы, по чисто географическим причинам способна принимать участие в становлении нового геополитического проекта. Кстати, такие же возможности благодаря «островному» положению имеют и Соединенные Штаты, и они ими уже пользуются. Вашингтон заявил о намерении существенно нарастить военную группировку в АТР (морскую, сухопутную и авиационную), а высокопоставленные политики все чаще отправляются в вояжи по странам региона.

Москва пока не имеет четкой и последовательной стратегии утверждения своих позиций в АТР, как и развития российского Дальнего Востока. Эта часть страны с начала ее освоения столетия назад воспринималась как дальняя окраина, а не форпост в динамично развивающемся регионе. Судя по активизации на данном направлении, российские власти начали осознавать происходящие тектонические сдвиги, однако еще не понимают, как системно на это реагировать. Действия в АТР либо предназначены для внутренней аудитории, как недавний визит Дмитрия Медведева на Курилы, либо представляют собой попытку «продемонстрировать флаг» и показать, что Москва в принципе способна на нестандартные шаги. Так было с участием России в проходящих под эгидой Соединенных Штатов учениях RIMPAC (Rim of the Pacific Exercise), где от нее впервые присутствовали не наблюдатели, а военный корабль, и куда не был приглашен Китай.

Данная статья – попытка осмыслить новую геополитическую конфигурацию в регионе с учетом его растущего значения, а также рассмотреть возможные стратегии поведения России, когда основные игроки в АТР – США и Китай – уже приступили к активному строительству политического каркаса в своих интересах.

Стратегия Соединенных Штатов

Стратегия США в АТР достаточно прозрачна и укладывается в схему действий, которой Вашингтон придерживался в годы холодной войны, правда, в усложненном варианте. И хотя пока Фултонской речи, прямо указывающей на стратегического противника «свободного мира», не прозвучало, становится ясно – именно Китай почти полностью заменил для Вашингтона СССР. Правда, страны экономически зависимы друг от друга, а мир сегодня многополярен и менее предсказуем, чем во второй половине ХХ века. Но в целом многие элементы геополитической стратегии Соединенные Штаты берут из прошлого.

Первая и самая главная составляющая деятельности американцев в АТР – создание вокруг Китая «кольца безопасности», точно так же они в свое время пытались окружить Советский Союз базами НАТО. Данное стратегическое направление можно подразделить на два тактических. Первое – усиление собственно американской военной группировки в регионе. Ярким примером является соглашение о размещении американских военных на австралийской базе Дарвин. К 2016 г. там будут дислоцированы 2500 военнослужащих США и «некоторое количество флотских и авиационных соединений», точной численности которых пока не сообщается. По словам американских военных, в Австралии будут размещены современные типы вооружения, включая истребители F-22 и транспортные самолеты C-17. F-22 снабжены не только передовыми технологиями для ведения воздушных боев, но и аппаратурой для кибернетического и радиоэлектронного противостояния. Ранее появлялась информация об увеличении американского контингента на острове Гуам в Тихом океане, а также о расширении присутствия флота в акваториях стран-союзников, например, Сингапура.

Военная база в Австралии замкнет «кольцо окружения» вокруг Китая и позволит контролировать важнейшие пути, через которые проходит транзит товаров на 5 трлн долларов в год, попутно держа под наблюдением все государства региона. Австралийские должностные лица откровенно признали, что база в Дарвине удобна потому, что новые поколения китайских ракет способны поразить американские базы в Японии и Южной Корее, но с трудом долетают до Австралии.

О приоритетности АТР для Соединенных Штатов с военной точки зрения говорят и планы по передислокации основного американского средства проецирования силы – авианесущих соединений. По словам главы Пентагона Леона Панетты, Вашингтон намерен усилить военное присутствие в Тихом океане, в результате чего к 2020 г. там будут размещены уже до 60% американского военно-морского флота. В настоящее время в АТР находится чуть менее 300 военных кораблей США, из 11 американских авианосцев пять дислоцированы в Тихом океане. По словам Панетты, в будущем это число предстоит довести до шести (при том что общее число авианосцев сократится до 10 уже в этом году). Кроме того, в Тихом океане будет сосредоточена большая часть крейсеров, подводных лодок и других типов судов. Несмотря на заверения министра в том, что эти действия не направлены против КНР, причина передислокации прозрачна.

Второе направление – политическое: создание двух- и многосторонних альянсов, де-факто направленных против Пекина. Успех в этом достигается во многом благодаря двум факторам. Первый – опасения соседей Китая по АТР, что растущие амбиции новой глобальной державы скорее рано, чем поздно поставят их в зависимость от Пекина. Кроме того, у многих стран (Южная Корея, Япония) сильны исторические страхи (также как, например, у прибалтов и восточноевропейцев перед Российской империей/СССР). Они обусловлены экспансионистской традицией китайских царств в древности и в Средние века, а также тем, что Пекин захочет взять реванш за империалистическую политику, которую проводили некоторые его соседи в период ослабления Китая последние 200 лет (прежде всего это касается Японии).

Второй фактор – растущие геоэкономические амбиции Пекина, которые приводят к обострению застарелых территориальных споров. Это позволяет США проводить политику «разделяй и властвуй». В первую очередь речь идет об архипелагах Парасель и Спратли в Южно-Китайском море, которое Пекин все откровеннее начинает считать своим «внутренним озером». При этом в конфликт втянуты практически все игроки в АТР – как ключевые, так и второстепенные. Так, претензии на обладание всеми островами, атоллами и рифами группы Спратли и Парасель выдвигают Вьетнам, Китай и Тайвань. Филиппины претендуют на островные группы, которые находятся в северо-восточном архипелаге Спратли. Малайзия и Бруней считают своими рифы и атоллы, которые расположены в пределах их континентального шельфа и исключительных экономических зон. Сфера интересов и юрисдикции Индонезии непосредственно граничит с районом Спратли. Урегулирование давнего спора вокруг этого архипелага осложняется наличием большого количества претендентов, которые имеют массу взаимно перекрещивающихся и накладывающихся друг на друга территориальных претензий, вследствие чего перспектива полного удовлетворения требований всех практически нереальна. Пока «линия раздела» проходит между Китаем и его соседями – конкурентами в вопросе архипелагов, но не факт, что так будет всегда. Вполне возможно, что Вашингтон использует эту тему для давления на страны, которые в новой геополитической ситуации сделают ставку на союз с Пекином. Весьма взрывоопасная ситуация создалась и в Восточно-Китайском море, где осенью 2012 г. резко обострился японо-китайский конфликт по поводу островов Сенкаку (Дяоюйдао). Конфликт по поводу принадлежности острова Такэсима (Токто) серьезно омрачает отношения Южной Кореи и Японии.

Как говорилось выше, Вашингтон делает ставку на дву- и многостороннюю политику. В первом случае речь идет либо о демонстрации поддержки стран региона в противостоянии с Пекином, либо об ангажировании немногочисленных игроков, которые считаются последовательными союзниками КНР. Так, например, Соединенные Штаты совместно с Филиппинами в апреле провели учения возле рифа, который является наиболее проблемной точкой в филиппино-китайских отношениях (риф Скарборо на международных картах и Хунъянь – на китайских). Что касается второго случая, то хрестоматийным может считаться быстрое потепление отношений с Мьянмой, руководство которой на протяжении многих десятилетий считалось нерукопожатным. В конце 2011 г. состоялся первый за 50 лет официальный визит госсекретаря США в эту страну. При этом руководство Мьянмы с большим одобрением восприняло этот ход, так как давно тяготится растущей экономической зависимостью от Пекина, которая грозит перерасти в политическую.

Что касается многосторонней политики Вашингтона на китайском (вернее, антикитайском) направлении, то американцы пытаются ее проводить с использованием международных организаций. В первую очередь речь идет об АСЕАН, которую Соединенным Штатам, судя по всему, все чаще удается привлекать на свою сторону. Ассоциация, вход в которую неформально запрещен геополитическим «тяжеловесам» (диалог с ними ведется в формате «АСЕАН+»), все-таки вынуждена идти в фарватере США, поскольку обеспокоена активизацией Китая. И Вашингтон, и члены АСЕАН заинтересованы в выработке «кодекса поведения» в АТР (эту идею озвучил премьер Камбоджи Хун Сен), что позволило бы поставить экспансию КНР в относительно предсказуемые рамки.

Стратегия Китая

Стратегию Пекина в регионе в целом можно охарактеризовать как реактивную, так как инерционное развитие событий объективно работает в его интересах и против его оппонентов, прежде всего США. Китайская армия активно перевооружается, делая упор на морских средствах проецирования силы. Так, в августе 2011 г. КНР провела первые испытания авианосца, заявив, что он никому не угрожает. Как указывалось выше, новые поколения китайских ракет уже способны поразить американские базы в Южной Корее и Японии.

Кроме того, Пекин активно использует в своих интересах растущую экономическую зависимость от него стран АТР, в том числе входящих в АСЕАН. Так, например, после создания в 2010 г. зоны свободной торговли между Китаем и АСЕАН (CAFTA) товарооборот между ними достиг 300 млрд долларов, прогнозируется, что вскоре он составит 500 млрд. Во время обострения филиппино-китайских отношений вокруг рифа Скарборо Пекин прибег к асимметричному ответу. Крупнейшим туристическим операторам Китая настоятельно рекомендовали не продавать туры на Филиппины. Поскольку китайские туристы составляют около 10% всего потока, это нанесло филиппинской отрасли серьезный удар.

Следует обратить внимание на еще одно ключевое направление китайской политики – северо-западное. В орбиту влияния Пекина все больше вовлекаются страны Центральной Азии – бывшие советские республики. В отличие от Москвы КНР делает ставку не на широкие коалиции, а на двусторонние контакты, что ставит Россию в заведомо проигрышное положение. Так, например, перед саммитом Шанхайской организации сотрудничества, который состоялся в Пекине в начале июня, китайская сторона провела ряд консультаций с членами ШОС. Перед саммитом начальник Генштаба НОАК Чэнь Биндэ совершил турне Узбекистан–Туркменистан–Таджикистан, а в Пекине побывали президенты Киргизии Алмазбек Атамбаев и Таджикистана Эмамоли Рахмон. В итоге встреча в верхах во многом стала материализацией уже достигнутых двусторонних договоренностей.

Тем самым Пекин обеспечивает себе «тылы» на случай обострения конфликта с Соединенными Штатами и другими противниками в регионе, например, Индией. Хотя Китай гарантировал себе ресурсную базу во многих регионах мира и продолжает проводить экспансию (например, заявлено о намерении вложить еще 20 млрд долларов в Африку), практически все пути доставки сырья в страну – морские. Это значит, что США, обладающие абсолютным превосходством в Мировом океане, без проблем блокируют транспортные артерии (во многом на подготовку такого сценария и направлено усиление присутствия американского ВМФ в АТР). Соответственно, Пекину необходимы сухопутные маршруты транзита, которые легче прикрыть с использованием потенциала НОАК.

Россия перед дилеммой

США и КНР, по сути, уже находятся в состоянии конфликта, который хотя и не копирует полностью полувековое американо-российское противостояние, но по ключевым характеристикам соответствует понятию холодной войны. Это осложняет выработку политического курса для Москвы, но появляются и перспективы, недоступные при отсутствии столь масштабного антагонизма в АТР, который будет иметь отголоски по всему миру.

России предстоит сделать выбор, который задаст логику ее внешнеполитического поведения как минимум на ближайшие десятилетия. Речь идет о двух полярных вариантах – стоит ли, памятуя о былой сверхдержавности, попытаться образовать в АТР новый центр притяжения (примерно как Вашингтон в настоящее время сколачивает антикитайский альянс), либо войти в орбиту интересов кого-либо из более крупных и влиятельных игроков (речь, конечно, идет только о Соединенных Штатах и Китае). Правда, существует еще и третий вариант, который в последнее время красиво называют «многовекторной политикой/дипломатией», «тактикой маятника». На деле же это означает отсутствие внятной стратегии и выторговывание более мелкими игроками преференций у более крупных под угрозой заключить «эксклюзивный» альянс со стороной, антагонистичной этому крупному игроку.

Что касается первого варианта – образования самостоятельного центра влияния в АТР – то он явно выглядит нереальным. По экономической мощи и влиянию в регионе Россия не только несопоставима с Китаем, но и уступает многим другим странам, например, Индии и даже Индонезии. Все экономические связи России исторически строились по принципу «с Востока на Запад», и если в период доминирования Европы это было стратегически выигрышно, то сейчас начинает играть против интересов Москвы в АТР.

Более того, способность быть основой самостоятельного центра силы зачастую определяется военной мощью – претендующее на лидерские позиции государство должно обеспечить безопасность своим сателлитам. Такие гарантии давали своим союзникам СССР в рамках Организации Варшавского договора и США в НАТО во время холодной войны, такие же гарантии, правда, пока не закрепленные каким-либо юридическим документом, Вашингтон предоставляет своим действующим и потенциальным союзникам в АТР.

С военной точки зрения присутствие Москвы в АТР ничтожно – даже меньше, чем экономическое. Более того, российское (и советское) военное строительство было нацелено на европейский театр военных действий (в меньшей степени – на южное направление), который характеризуется большой площадью суши. Именно поэтому упор делался и делается на сухопутную составляющую вооруженных сил, а программа строительства авианесущих кораблей (даже не авианосцев, как ошибочно пишут многие СМИ, а авианесущих крейсеров, не дотягивающих до классических авианосцев) была свернута с распадом СССР. В итоге сейчас в составе российского ВМФ из пяти принятых на вооружение крейсеров (и еще двух недостроенных) остался лишь один – «Адмирал Кузнецов» – который с немногочисленными кораблями сопровождения может служить лишь для демонстрации флага, а никак не для проецирования силы. Симптоматично, что остальные четыре корабля, как и один из двух недостроенных («Варяг»), были проданы странам АТР – Китаю, Южной Корее и Индии.

В силу географических особенностей Азиатско-Тихоокеанского региона, а именно островной или прибрежной природы почти всех государств, именно флот будет иметь ключевое значение для выстраивания геополитических балансов. На российском Тихоокеанском флоте мало пригодных для дальнего плавания кораблей, и даже после поступления вертолетоносцев «Мистраль» (до сих пор непонятно, будет их два или четыре) он вряд ли сможет претендовать на то, чтобы считаться серьезной боевой единицей.

Правда, у России есть шанс стать (или, вернее, остаться) самостоятельным центром силы в «мягком подбрюшье» Китая. Речь идет о Центральной Азии, где в силу советского наследия позиции Москвы достаточно сильны. Этот регион как источник ресурсов (а в перспективе – и часть транспортного коридора Китай–Европа) имеет для Пекина стратегическое значение. Частично контролируя его, можно оказывать влияние на баланс сил в АТР. Правда, и здесь позиции Москвы подвергаются эрозии, во многом благодаря действиям КНР. Так, ШОС, которая рассматривалась Москвой в начале «нулевых» как инструмент возрождения влияния в Центральной Азии, все больше выходит из-под ее контроля. Москва прекрасно понимает потенциал пекинской тактики «двусторонней дипломатии», так как сама успешно использует ее на западном направлении – в отношениях с Европой.

Организация Договора о коллективной безопасности, которая в силу подавляющего военного превосходства России находится под ее контролем, все чаще по своей проблематике пересекается с ШОС. Так, например, на последних саммитах обеих организаций затрагивались вопросы безопасности в Центральной Азии, и большой вопрос, решения какой организации для ее членов будут приоритетнее. К тому же в ОДКБ явно накопились глубокие проблемы, связанные с отсутствием полноценного доверия между союзниками, и даже рост неопределенности вокруг Афганистана пока не ведет к сплочению стран-членов вокруг Москвы.

Осознав, что формирование самостоятельного геополитического центра силы в АТР невозможно, российские элиты могут впасть в противоположный соблазн – плыть по течению. Именно такой сценарий лоббирует китайская сторона, которая на экспертном уровне практически открыто говорит, что никакой стратегии по отношению к АТР Москве разрабатывать не нужно – «все и так хорошо». Более того, чувствуя, что российские власти все больше тяготятся инерционным развитием событий, чреватым переходом экономической зависимости в политическую, китайцы действуют по принципу «если процесс нельзя остановить, его нужно возглавить».

Так, например, Пекин пытается в своих целях использовать популярные в Москве представления о России как коридоре между Востоком и Западом. В настоящее время Китай активно лоббирует (используя для этого и ШОС) проект Евразийского трансконтинентального моста (нового Шелкового пути), который по суше соединит тихоокеанский Шанхай с крупнейшими европейскими столицами. Работа уже выходит на уровень юридически значимых договоренностей – в настоящее время члены ШОС проводят консультации по вопросу подписания «Соглашения о создании благоприятных условий для международных автомобильных перевозок». Появление этого документа стимулирует создание сети транспортных магистралей, охватывающей весь регион.

Пекин старается заинтересовать всех потенциальных участников проекта. Он утверждает, что Россия как страна с самой большой территорией должна стать основным транзитером, но при этом Центральная Азия – «ядро» проекта, именно на элиты этих государств, которые мечтают о возвращении былого значения своих стран в Средние века и в древности, и направлен термин «новый Шелковый путь». Правда, при этом умалчивается, что «мотором» и модератором предполагается Китай. Он станет контролировать его ход и основные параметры, сам транспортный коридор будет предназначен исключительно для экспорта в Европу китайских товаров, а значит, окажется в критической зависимости от потока из этой страны.

Осознавая тупиковость этих двух вариантов стратегии позиционирования в АТР, российские власти предсказуемо выбрали третий – «тактику качелей». В упрощенном виде она заключается в демонстрации Китаю того, что ему есть альтернатива в лице США, а Вашингтону – прямо противоположного. Именно в этом контексте можно рассматривать участие российского ВМФ в учениях Rim of the Pacific Exercise под эгидой Соединенных Штатов. В них не участвовали китайские войска, зато были задействованы Филиппины, с которыми у КНР обострился территориальный конфликт, а также впервые принимала участие Индия, которая воспринимается как противовес Китаю в регионе.

Вопросы вместо ответов

Проведение «многовекторной политики» в ее классическом виде, когда вместо стратегии предлагается тактика перебежек от одного центра силы к другому, также не соответствует интересам Москвы. Парадоксальность ситуации в том, что частично ее стратегические цели совпадают с китайскими, а частично – с американскими.

В первом случае речь идет о том, что ни Китай, ни Россия не заинтересованы в сохранении мироустройства, предусматривающего безусловное доминирование Запада. Сейчас в наиболее концентрированном виде это находит выражение в противостоянии по сирийскому вопросу. Мировой порядок, который с молчаливого согласия большинства игроков воцарился после распада восточного блока под эгидой СССР, оказался непрочным. Он был основан на доминировании спекулятивного капитала, инфраструктура управления которым преимущественно сконцентрирована в Соединенных Штатах (отчасти – в Великобритании). Однако кризис 2008 г. (на самом деле он начался гораздо раньше, в 2000 г., с краха доткомов) похоронил надежды на устойчивость мировой структуры при лидерстве США.

Необходимо выстраивать новую систему, и речь идет не только и не столько о мировой экономике, хотя она является базисом, но и о мировой гуманитарной инфраструктуре, базирующейся ныне на символическом капитале Запада. Другими словами, на вере в то, что все западное автоматически означает передовое. Системные неурядицы, которые только начинаются в Европе, в скором времени похоронят эту логическую связку, как и многие другие. В итоге «протестантам», не удовлетворенным старым миропорядком, придется участвовать в становлении новой инфраструктуры – как банальных фондовых и сырьевых бирж (азиатские страны активно участвуют в этом процессе), так и новой гуманитарной сети. Условно говоря, новому миру понадобятся своя Нобелевская премия, свой Оксбридж, свои Wall Street Journal и The Economist, а также своя Amnesty International.

Однако стратегические интересы России и США в регионе частично также совпадают. Обе страны заинтересованы вовлечь Китай в систему обязательств, которые вытекают из членства в международных организациях. Пекин принципиально предпочитает двустороннюю дипломатию, в то время как использование стратегии вовлечения могло бы сделать его политику более предсказуемой. Но пока Москва далека как от строительства новой инфраструктуры, так и от втягивания КНР в систему международных обязательств.

Ни один из трех линейных рецептов внешней политики в АТР для России неприемлем. Это означает, что ее действия в регионе по сравнению с Европой должны быть и будут, с одной стороны, более сложными, а с другой – более гибкими. Надо быть готовым к ситуативному реагированию на вызовы.

Однако такая ситуативность отнюдь не означает автоматически отсутствия (или даже невозможности) целостной концепции реализации своих интересов. Дискуссионным остается вопрос, является ли Россия европейской страной, особенно входит ли она в цивилизационный «центр» или «периферию» – по этому поводу и в самой России, и в Европе имеются полярные точки зрения. Однако совершенно точно, что Россия с цивилизационной точки зрения не является страной азиатской, особенно в восприятии народов АТР – в обозримой исторической перспективе россияне никогда не будут восприниматься там как «свои» (что не исключает успешной интеграции самой страны в геополитический баланс региона). Однако эта, на первый взгляд, очевидная слабость может также стать сильной стороной. Дело в том, что Россия не имеет длительной истории участия в колонизации стран АТР(крайне ограниченный советский опыт не в счет, и он не закрепился в исторической памяти жителей АТР). Соответственно, нет и такого отторжения, которое имеется в отношении европейцев и американцев. Значит, у России есть шанс позиционироваться в регионе как сила нейтральная, что в условиях противостояния двух блоков, особенно гипотетически равных по силе, можно капитализировать в существенные геополитические и чисто экономические выгоды. Другими словами, речь идет об использовании клише «далекого соседа», союз с которым можно противопоставить возможной угрозе со стороны «соседа ближнего», обладающего экспансионистскими планами. Это клише успешно используют те же США, например, в Центральной Азии в ущерб интересам России и Китая (Узбекистан), или в Монголии.

П.Б. Салин – ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры России.

Зачем оружие?

Почему России нужно наращивать военную силу даже в небывало благоприятных внешних условиях

Резюме: Военное усиление России если и может компенсировать слабости других факторов силы, то только частично. Нужно реставрировать и наращивать привлекательность для мира и собственных граждан – через возрождение и создание новой российской идентичности, основанной на великой культуре и славной истории ратных побед.

Россия взяла курс на военное усиление. Принимаются и воплощаются в жизнь программы переоснащения и коренного реформирования вооруженных сил. И хотя внешняя военная угроза беспрецедентно мала, эта политика будет продолжена, поскольку вписывается в складывающиеся международные реалии и отвечает внутренней логике развития России. Поэтому речь сейчас не о том, чтобы сменить курс, а о том, как его оптимизировать, избежав грубых ошибок и бессмысленных трат. Идеи, изложенные в данной статье, призваны стимулировать дискуссию вокруг оборонной политики, которая в России сегодня ведется куда менее активно, чем даже в СССР. А это просто опасно. Между тем именно теперь вопрос о военной силе – ее роли и возможностях в международных отношениях – стоит особенно остро. И мы, кажется, сами не до конца знаем, для чего сейчас военная сила и сколько ее нужно.

Военная сила теряет значение?

Широко распространена точка зрения, что военная сила – этот главный на протяжении всей истории инструмент политики государств – прогрессирующе теряет значение. Особенно такой тезис популярен в Европе, надорвавшейся на своей истории войн и сделавшей во второй половине XX века выбор в пользу пацифизма.

Действительно, большинство главных проблем современного мира – изменение климата, требования большего благосостояния со стороны активизирующихся масс, кризис мировой финансовой системы, нарастающий относительный дефицит продовольствия – не решить с помощью военной силы. Изменившаяся политическая культура и структура хозяйства делает бессмысленным с экономической точки зрения захват территорий и проживающего на них населения. Удерживать их под контролем не удается. Население невозможно эксплуатировать к своей выгоде. Все военные победы последних четырех десятилетий кончались политическим поражением (Ирак, Афганистан) и/или гигантскими тратами на поддержание населения на завоеванной или отвоеванной территории (тот же Ирак или российская Чечня).

В эпоху действительно массовых коммуникаций, затрудняющих (хотя и не отменяющих) целенаправленное манипулирование информацией, повышается морально-политическая цена использования военной силы, особенно если речь идет о ее масштабном и долговременном применении. Оно до известной степени вообще делегитимируется. Если раньше война, перефразируя навязшую в зубах формулу Клаузевица, была нормальным продолжением политики, то ныне, после двух мировых войн и появления ядерного оружия, применение военной силы чаще рассматривается как политический провал.

Снижение эффективности военной силы и ее делегитимация во многом связаны с продолжением ядерного пата, прежде всего между Россией и Соединенными Штатами. Риск эскалации любого серьезного конфликта на ядерный и глобальный уровень вынуждает крупные государства ограничивать применение силы на гораздо более низких уровнях. Благодаря ядерному фактору относительно мирно завершилась самая глубокая политическая и идеологическая конфронтация в истории – холодная война. Не будь его, беспрецедентное, быстрое и глубокое перераспределение влияния в мире от традиционного Запада в пользу растущей Азии не происходило бы на наших глазах столь гладко. Почти всегда в истории такие сдвиги сопровождались – стимулировались или останавливались – войнами. Так что Россия и США, остающиеся в ситуации ядерного клинча, и в меньшей степени другие ядерные державы могут считать себя крестными родителями азиатского экономического чуда.

Опыт последних лет, кажется, подкрепляет тезис о том, что в современном и грядущем мире военный потенциал не будет иметь решающего значения как инструмент политики и показатель силы и влияния государств. Самая мощная в военном отношении держава – Соединенные Штаты – по сути проигрывает подряд две войны, которые она инициировала (Ирак, Афганистан). И политически обесценивает многотриллионные вложения в вооруженные силы.

Однако есть другой набор факторов и аргументов, который противоречит представлению об уменьшении роли военной силы в мире и ее обесценивании как ведущего инструмента государственной политики. Войны все-таки выигрываются – при всех различиях обстоятельств можно вспомнить конфликты в Югославии, Ливии, Чечне, Грузии, победу правительства Шри-Ланки над «Тиграми освобождения Тамил Илама». Ядерное сдерживание работает, не допуская больших войн, и никто всерьез не сокращает ядерные арсеналы, а, напротив, совершенствует их. С ядерным сдерживанием безуспешно борются романтики – реакционные (американские сторонники противоракетной обороны) и прогрессивно-либеральные (мечтатели о «глобальном нуле» и минимальном сдерживании на уровне 50–200 боезарядов с каждой стороны). Новые мировые лидеры, наподобие Китая или Индии, которые вроде бы выигрывают в мирном соревновании, при этом стремительно вооружаются. На глазах милитаризируется соперничество между главными конкурентами будущего – США и КНР. Не прекращаются разговоры о грядущих столкновениях за ресурсы, воду.

Эти и подобные рассуждения можно было бы считать пережитками мышления времен холодной войны. И действительно, дискуссию вокруг проблем военной безопасности во многом все еще определяют те ветераны, которые сознательно или неосознанно стремятся вернуть повестку дня прошлой эпохи. Одни делают это, выдумывая (иногда даже вполне бескорыстно) бесконечные несуществующие угрозы своим странам или миру в целом, другие – призывая к возвращению благословенных для них времен процесса ограничения вооружений, который сам по себе служил отчасти мотором, правда, благопристойным, продолжения гонки вооружений. Если и меня причислят к этим ветеранам, многие из которых являются моими друзьями, но с которыми я по большей части не согласен – не обижусь. «Назвался груздем – полезай в кузов».

Но нельзя отрицать и другого. Растущее почти повсеместно ощущение опасности современного мира и, как следствие, возрождение опоры на военную силу в политике многих государств – в том числе и России – имеет и объективные основания. Грезы не сбываются. Ни либеральные – о мировом правительстве, ни реакционные – о новом концерте мощных наций, которые управляли бы миром. Планета движется к хаосу, но на новом глобальном уровне и в условиях качественно более глубокой и всеобъемлющей взаимозависимости. Старые институты международного управления – ООН, МВФ, ЕС, НАТО, G8 – слабеют. Новые – G20, либо возникающие региональные структуры – пока не работают. И, вероятно, вакуум управляемости заполнить не смогут.

Подрываются многие этические нормы международного общежития – отчасти это делают сознательно, а иногда к этому ведет объективное развитие мировой системы. Уважение к государственному суверенитету, традиционным правилам внешнеполитического поведения – принципы несовершенные. Но они давали хоть какие-то точки опоры. Чем бы ни руководствовались инициаторы нападения на Югославию, Ирак, Ливию, результат один: все увидели, что слабых бьют, и никто не приходит к ним на помощь. А вот хоть сколько-нибудь сильных – не бьют. Неядерный Ирак под лживыми предлогами разгромили, а успевшую обзавестись ядерным оружием Северную Корею, в гуманитарном смысле еще менее приятную, не трогают. Уходят и старые принципы политической морали – «своих не сдают», или «сукин сын, но наш сукин сын». Сначала «своих» сдал Советский Союз. Но это хоть как-то можно было оправдать его банкротством и развалом. Теперь «своих» мубараков стал сдавать и Запад.

В новом мире захват прямого контроля над территорией и находящимися на ней ресурсами, по-видимому, действительно больше не работает. Но при помощи военных методов можно управлять доступом к ним. Не случайно чуть ли не главное направление наращивания вооружений растущими державами – военно-морские силы. Морские пути – нынешние и вероятные будущие (тут резонно вспомнить Арктику) – остаются, как и во времена классической геополитики, главным объектом интереса великих держав. Больших войн за главный ресурс будущего – пресную воду – пока нет. Но наметившаяся тенденция к перекрытию верховьев рек, а такая практика особенно опасна для Индокитая и Индостана, может привести к тому, что данная проблема окажется в сфере применения военной силы.

Ренессансу ее роли способствует и давно начавшееся распространение ядерного оружия. Израиль, Индия, Пакистан, Северная Корея, вероятно, Иран ставят своих соседей в уязвимое и политически проигрышное положение. Они пытаются его компенсировать, либо стремясь сами обрести ядерное оружие, либо усиливая обычные вооруженные силы, системы противоракетной обороны. Наконец, с помощью попыток расшатать усилившегося соперника изнутри, как это, например, сейчас делают суннитские монархии Персидского залива, работая над свержением дружественного Ирану и к тому же светского режима Сирии. Ядерный потенциал Северной Кореи и резкое комплексное усиление Китая в перспективе толкает и Японию к преодолению ядерного порога. А эта страна имеет к России, как, впрочем, и к Южной Корее, КНР, территориальные претензии. Впрочем, в Восточной Азии многие претензии взаимны. Там вокруг объективно усиливающегося Китая и из-за возрождения старых территориальных споров быстро формируется вакуум безопасности.

Структурные изменения в международной системе тоже способствуют сдвигу в сторону большой опоры на военную мощь. Столкнувшись с масштабными вызовами при ослаблении институтов глобального управления, общества бросились под защиту привычного института – государства. Началась ренационализация мировой политики и частично экономики. Тенденция усилилась и благодаря подъему и выходу на авансцену мировой политики Азии – континента традиционных государств. С необычайной лихостью в новом обличье и на новом фоне возвращается старая геополитика, концепция «баланса сил». Продолжая на словах осуждать ее (хотя и все более вяло), именно такую линию претворяют в жизнь все более откровенно – раскачивая Сирию, союзницу Ирана, уравновешивая Китай. Или мешая преодолению остаточного военно-политического разделения Европы. И, конечно, невозможно всерьез воспринимать лозунги о том, что подобные действия предпринимаются в поддержку демократии. Более того, принцип баланса сил не только возрождается вокруг Европы, где он возник и привел к многочисленным войнам, в т.ч. двум мировым, но начинает доминировать в Азии, хотя тамошняя внешнеполитическая культура прошлых веков такой подход отвергала.

Однако государства качественно ослабли. Они все меньше способны контролировать информационные, финансовые, экономические, а значит и политические процессы даже на своей территории. И все больше зависят от внешнего мира. Причем избавиться, отгородиться от такой зависимости практически невозможно. Так появляется дополнительный стимул опираться на тот инструмент, который государства все еще почти полностью контролируют – военную силу.

В среднесрочной перспективе частичной ремилитаризации мировой политики может способствовать и затягивающийся на десятилетие глобальный экономический кризис. С одной стороны, он ограничивает аппетиты военных лобби. Но с другой – радикализирует политику, усиливает «ястребов» и создает соблазн развязывать войны, чтобы отвлечь от внутренней безысходности и списать неспособность справиться с кризисом на внешние факторы. Нечто похожее видно в отношении большинства великих держав к Ближнему Востоку. Против удара по Ирану, а это значит – большой войны – возражают все менее энергично. А вторжение в Ливию выглядело как классическая «маленькая победоносная война». Победить-то победили. Но ликование быстро угасло, унесенное продолжением кризиса и безысходным развалом самой Ливии.

Стремление опираться на военную силу стимулируется еще одним обстоятельством. При всех возможных политических или экономических претензиях, которые многие в мире имели к Западу, все исходили из того, что его политика рациональна и предсказуема. Но в последние годы западный курс все чаще приводит в полное недоумение.

Нападение на Ирак было изначально обречено на провал. Демократизировать Ближний Восток, развить то, что казалось победой в холодной войне, было невозможно. Получили де-факто фрагментацию Ирака, качественно усилив тем самым главного соперника Запада в регионе – Иран. Еще труднее рационально объяснить ввод войск НАТО в Афганистан. Первая часть операции – разгром основных баз талибов и «Аль-Каиды» с воздуха и поддержка, в том числе с помощью России, антиталибских группировок – была разумна. Но наземное вторжение в эту «могилу империй», которую тысячелетиями никто не мог захватить и где на памяти ныне живущих надорвался СССР, понять невозможно. Вмешательство в предфеодальное общество под флагом «распространения демократии» было столь безумной идеей, что тайные намерения пытались найти не только обычные приверженцы теорий заговора.

Дальше – больше. Западные страны под лозунгами поддержки демократии способствуют крушению хоть и авторитарных, но светских режимов Египта, Туниса, Ливии, теперь Сирии, хотя знают, что за их свержением стоит не только недовольство масс, но и суннитские фундаменталистские монархии Персидского залива, на порядок более реакционные, с точки зрения западных ценностей, чем режимы свергаемые. В результате началось попятное движение от модерна и развития к традиционализму. К тому же приходящие к власти исламистские режимы неизбежно вслед за мнением «базара» становятся более антизападными и антиизраильскими. Даже сторонники конспирологических теорий в изумлении.

Потеря Западом стратегических ориентиров, неизбежная из-за длительного кризиса радикализация его политического поведения вносит яркий дополнительный штрих в картину хаотичности и непредсказуемости мира, в котором человечеству предстоит жить в обозримом будущем. И добавляет аргументов тем, в том числе и в России, кто склоняется к большей опоре на что-то понятное – суверенитет, силу.

Россия и военная сила

И Россия начала наращивать эту силу. С точки зрения военной безопасности страна находится в беспрецедентно благоприятной ситуации. На протяжении тысячелетия стержневой идеей российской государственности, национальной идеей являлась защита от внешней угрозы и обеспечение суверенитета. Сегодня России никто из серьезных внешних сил сознательно не угрожает, и в среднесрочной перспективе угрожать не сможет. Статус ядерной сверхдержавы делает ничтожной возможность масштабного нападения. Такая ситуация на деле существует с 1960–1970-х гг., но тогда признать это было невозможно идеологически и политически. За одержимость конфликтом Советский Союз и заплатил самую высокую цену – он покинул мировую арену.

С уходом идеологического противостояния практически не осталось политических разногласий, которые могли бы привести Москву к прямому военному столкновению с Западом. Правда, теоретическая возможность существовала до 2008 г., пока НАТО угрожала втягиванием в альянс Украины. Это создало бы нетерпимую с точки зрения военной безопасности уязвимость России и было чревато возникновением на Украине раскола и конфликта, в который могла бы быть с высокой степенью вероятности вовлечена вся Европа.

За то, что подобная угроза не стала реальностью, Москва и Европа должны быть «благодарны» грузинскому руководству и тем, кто его подталкивал к нападению на Южную Осетию. Победа России в «пятидневной войне» предотвратила гораздо более опасный сценарий. И если российское руководство действительно, как утверждают многие его критики, провоцировало нападение Грузии, чтобы потом легко разгромить ее, то это – выдающаяся дипломатическая победа, резко усилившая геополитические позиции России и избавившая Европу от возможности тяжкого кризиса. Вопрос о расширении НАТО на Украину был по существу закрыт уже через несколько дней после событий в Цхинвале.

В случае прихода к власти в Вашингтоне ультрареакционных сил может быть предпринята попытка вернуться к вопросу отношений альянса и постсоветского пространства. Но объективно Соединенные Штаты в обозримой перспективе будут сосредоточены не на нем, а на растущем соперничестве с Китаем и удержании своих рассыпающихся позиций на Большом Ближнем Востоке. Противостояние с Россией только усугубит данные проблемы. Европейцам же конфронтация вообще не нужна, у них на нее нет ни сил, ни желания.

Те в России, кто постоянно напоминает о внешней угрозе, указывают на формальное превосходство НАТО в области вооруженных сил общего назначения. Но лукаво игнорируют тот факт, что эти самые вооруженные силы и расходы на них в Европе сокращаются уже два десятилетия, и, говоря откровенно, в большинстве стран неумолимо стремятся к символическому уровню. (Если не произойдет чего-то из ряда вон выходящего, наподобие нападения Ким Ир Сена при поддержке Сталина на Южную Корею в 1950 г., которое обратило вспять одностороннее разоружение Европы и США после Второй мировой войны.)

Опыт иракской и афганской войн показал уровень дееспособности НАТО – на деле весьма низкий. Это, правда, не дает гарантии от агрессивного поведения. До 1990-х гг. альянс был чисто оборонительным. Но ощущение триумфализма и безнаказанности, появившееся после, как казалось, победы в холодной войне, утрата Россией, переживавшей тяжелый кризис в последнем десятилетии прошлого века, потенциала политического сдерживания, вызвали эйфорию и серию вторжений. Но России НАТО угрожать не в состоянии, да и упоения своим успехом все меньше.

Китай, предвидя обострение своего соперничества с Америкой, в том числе военно-политического, делает все, чтобы не пробуждать у России опасений. Так, после недоуменных вопросов из Москвы были свернуты проводившиеся несколько лет тому назад учения, сценарий которых предусматривал переброску войск на значительные расстояния. Модернизация китайских ядерных сил не направлена, насколько это вообще возможно, против России. Пекин проводит подчеркнуто дружественную политику. Вопреки частым утверждениям, Китай не осуществляет ни демографической, ни инвестиционной экспансии. Китайцев в России живет меньше, чем немцев. И много меньше, чем в Российской империи. Инвестиций же до обидного мало.

Москва же, укрепляя отношения с КНР, все же придерживается линии на удержание подавляющего ядерного превосходства и на стратегическом, и на нестратегическом (тактическом) уровне. Об этом свидетельствует и возобновившаяся модернизация российских сил, и фактический отказ от дальнейших договоров об их сокращении.

Существует, разумеется, проблема экономического и политического усиления Китая, которая может привести, особенно при отсутствии сверхэнергичной политики по новому освоению Сибири и Забайкалья, к «финляндизации» России. Но это не военная угроза, она непосредственно связана с темпами и качеством нашего внутреннего развития.

Риск конфликтов нарастает по южной периферии России. Ситуация вокруг Ирана, которая чревата вооруженным конфликтом, почти неизбежная большая война или серия войн на Ближнем Востоке, агрессивная наступательность части исламского мира – все это будет неизбежно выбрасывать метастазы силовых конфликтов на территорию России и ее соседей. Конфликты придется предотвращать или купировать, в том числе и военной силой. Но и такая угроза качественно отличается от той, экзистенциальной, которая определяла всю отечественную историю.

Опасность этих метастазов, а также идейно-политической наступательности части исламистского мира, пытающегося компенсировать (в том числе с помощью нефтяных денег) свой проигрыш в международной экономической и социально-политической конкуренции, представляется наиболее вероятной среди всего спектра вызовов военной безопасности России.

Традиционных масштабных военных угроз не просматривается и в перспективе. Конечно, можно запугивать себя тем, что Соединенные Штаты наращивают способность нанести по России массированный удар неядерными сверхточными ракетами. Скорее всего, это блеф. Но даже если предположить, что такие ракеты появятся, ясно, что ответ с российской стороны может быть только ядерным. И едва ли кто-то готов пойти на риск угрозы такого нападения. И главное в этом контексте – не дать втянуть себя в гонку вооружений на заведомо невыгодном направлении, ведь сегодня кое-кто активно предлагает создавать у нас такой же потенциал. То есть начать азартно играть в игры снайперов, когда за спиной стоят установки залпового огня.

Еще один способ собственного «накручивания» – нагнетать страсти по поводу ЕвроПРО и начать бессмысленно тратить деньги по примеру советских «ястребов», которые в свое время вытребовали и освоили гигантские бюджеты на противодействие мифическим рейгановским «звездным войнам». Надеюсь, что те, кто ведут нынешнюю кампанию против ЕвроПРО, преследуют более рациональные цели: политически связать руки американцам, ограничив свободу действий в этой сфере, получить удобный и убедительный предлог для отказа от каких-либо дальнейших договорных шагов по сокращению любых ядерных вооружений. И даже – чем черт не шутит – создать условия для совместных де-факто союзнических отношений в этой сфере, если в США когда-нибудь откажутся от веры в возможность стратегической неуязвимости.

Однако, несмотря на отсутствие угрозы, продолжение курса на укрепление военной мощи неизбежно. Не только и не столько из-за потребности в современных вооруженных силах, способных сдерживать или активно предотвращать прямые угрозы безопасности. Хотя воссоздание таких сил после почти двадцатилетнего одностороннего разоружения, вызванного системным кризисом, начавшимся в конце 1980-х гг., объективно необходимо. Думаю, что в глазах нынешнего российского руководства (хотя это и не объявляется открыто) необходимость военного усиления определяется в первую очередь факторами международного позиционирования страны с учетом того, что иного способа обеспечения ее ведущих позиций нынешняя модель развития не предусматривает.

Модернизационного рывка нет и пока не предвидится. Ни общество, ни элита к нему не готовы. Общество отдыхает после 80 лет коммунистических лишений и посткоммунистических 1990-х годов. Правящий класс наслаждается перераспределением ренты. Недовольные, слишком энергичные или эффективные уезжают или живут и там, и здесь. Демодернизация экономики идет своим чередом, компенсировать ее если и пытаются, то только за счет импортных технологий. Жизнь становится комфортнее, но перспектив развития не появляется.

При таком векторе, заложенном на ближайшие годы, страна, несмотря на везение и дипломатическое мастерство, может не удержать позиции третьей из великих держав, которые она сейчас по факту занимает (после США и КНР). Между тем, потребность в «величии» свойственна не только нашим лидерам, но и большинству граждан. К тому же мы, как и англичане, не сломлены историей, в отличие практически от всех других в прошлом великих европейских держав.

Экономическое ослабление угрожает и эрозией суверенитета, в чем мы убедились в 1980–1990-е годы. Между тем, общество, похоже, почти на генном уровне готово отстаивать этот суверенитет, что оно с упоением и отчаянным мужеством делало на протяжении всей своей истории, чтобы затем возвращаться в нищету, а то и в рабство. В большинстве своем жители России не могут и не желают стать «нормальной страной», «жить как все остальные», наслаждаясь исключительно скоромными радостями потребления. Кого-то это огорчает, кого-то радует. Но, как ни относись к этому типу национальной психологии, на горизонте не видно причин, по которым она изменилась бы. Возможно, на нее повлияют десятилетия мирной эволюции, но это только гипотеза.

Военное усиление призвано компенсировать относительную слабость в других факторах силы – экономических, технологических, идейно-психологических. Россия обладает удивительно малой привлекательностью для внешнего мира. Уважают ее почти исключительно как сильного игрока. (Почему у нации Пушкина, Гоголя, Чайковского, Толстого, Пастернака, Шостаковича, Солженицына такой дефицит «мягкой силы», привлекательности – отдельный разговор.)

Легко осудить такую ставку как не соответствующую современному миру. Но сегодня мир меняется столь быстро и непредсказуемо, что, возможно, эта ставка и адекватна. Разумеется, гораздо лучше быть сильными и в экономике, и в технологиях, и в культурном, духовном отношении. Но этого пока не дано. Пошла только военная реформа.

Русская реформа

Самое удивительное и показательное в военной реформе – это то, что, несмотря на массу препятствий и неоднозначное отношение, она весьма успешна. Все прочие реформы, о которых говорят уже много лет, – пенсионная, ЖКХ, судебная, образовательная, наконец, политическая – стоят на месте, ползут черепашьим шагом или просто проваливаются. А военная реформа идет. И дело не в обещанных фантастических цифрах ассигнований на оборону – 18, 20, 23, снова 20 триллионов. Сами они малозначимы, четко продуманные планы перевооружения за ними не стоят, и они будут корректироваться по обстоятельствам. Однако цифры указывают на политическую решимость тратить на армию больше.

Происходит действительно революционное реформирование вооруженных сил. От огромной, традиционно мобилизационной Российской и Советской армии, рассчитанной в первую очередь на большую сухопутную войну для отражения угрозы с Запада (давно отсутствующей) в пользу компактной, более профессиональной армии постоянной боевой готовности, которая была бы нацелена на конфликты низкой и средней интенсивности. Для предотвращения больших конфликтов увеличивается опора на ядерное оружие, которое тоже модернизируется. В войска наконец начали поступать межконтинентальные баллистические ракеты нового поколения с заложенной способностью к преодолению любых систем ПРО, что делает развертывание этих систем бессмысленной тратой денег.

Мощные ядерные силы, которые, по сути, не предназначены для применения, по-прежнему нужны, чтобы обессмыслить чьи-либо попытки давить на Россию за счет превосходства в обычных силах. К тому же ядерный дамоклов меч необходим для «цивилизовывания» горячих голов. Особенно сейчас, когда беспрецедентные по глубине и быстроте перемены в мире приводят к потере стратегических ориентиров, здравого смысла.

То есть, по сути, модернизация вооруженных сил объективно нацелена не только на парирование вызовов безопасности и подкрепление международно-политического статуса России, но и на перекрытие многих каналов гонки вооружений в мире, объективно способных подрывать международную военно-стратегическую стабильность. Обеспечивая свою безопасность и статус, Россия одновременно возвращает себе роль ключевого гаранта международной безопасности и мира.

В сухопутных войсках упраздняют дивизии, полки, армии, корпуса в пользу понятной и более простой бригадной структуры. Сходные изменения происходят в военно-воздушных силах и войсках ПВО. Идет радикальное сокращение аппарата, вдвое – генералов и офицеров. С опережением графика оптимизируется общая численность вооруженных сил. Похоже, все-таки правы были хулимые в 1990-х гг. реформаторы, говорившие, что оптимальная численность вооруженных сил – около 800 тыс. человек. Тогда сокращать не хотели и держали призыв, чтобы хоть как-то подпереть старую армейскую структуру, впустую растрачивая средства в бедной стране.

Уже очевидно, что армия быстро профессионализируется, не за горами дальнейшее резкое сокращение и перевод на добровольную основу. Началась, пусть неровно, медленно и противоречиво, гуманизация военной службы. Войска перестают заниматься самообслуживанием. Все больше усилий концентрируют на основной задаче – повышении боеспособности и боевой подготовки. Но главное в том, что вооруженные силы, несмотря на дикое сопротивление, адаптируются к реальным вызовам и проблемам настоящего и будущего. Начался массированный отход от советских по сути вооруженных сил, нацеленных на отражение давно не существующей угрозы массированного нападения с Запада и рассчитанных на страну, способную тратить огромные суммы на содержание вооруженных сил и фактически быть их обслугой.

Проводится активное перевооружение, хотя идет оно и со скрипом. Оборонно-промышленный комплекс (ОПК) (раньше его называли ВПК) во многом обескровлен, и в отличие от вооруженных сил почти не реформируется, оставаясь тенью советского левиафана, как еще недавно Российская армия была бледной тенью Советской.

Однако имеются не только достижения хватает проблем и ошибок. Ведь планы действий нарочито не обсуждались и не прорабатывались. Видимо, военно-политическое руководство пришло к выводу, что любое обсуждение породит такую оппозицию, что реформу в очередной раз похоронят. Даже основополагающие документы – Стратегия национальной безопасности 2009 г. и Военная доктрина 2010 г. – практически не отражали процессы, идущие в вооруженных силах. Просто они находятся в других, мало пересекающихся плоскостях. Но все же Россия идет по пути превращения в современную мощную военную державу. Что это даст – вопрос открытый, как, впрочем, и большинство других вопросов в сегодняшнем мире.

Мне лично особенно приятно писать о продвижении реформы, потому что она почти совпадает с предложениями и разработками, которые в 1990-е и в начале 2000-х гг. выдвигала рабочая группа по военной реформе Совета по внешней и оборонной политике. Тогда эти идеи с раздражением или даже негодованием отвергались военным ведомством, но в конце концов были приняты, поскольку соответствовали веяниям времени, потребностям и возможностям страны. Рабочую группу неизменно возглавлял блестящий человек – великолепный эрудит и теоретик Виталий Шлыков, к сожалению, недавно ушедший из жизни. Но он успел увидеть, как то, за что он боролся много лет, стало воплощаться в жизнь.

В итоге

С учетом ситуации в мире и вектора развития страны продолжение курса на военное усиление неизбежно. Вопрос – как и почем. Нельзя броситься в безудержные расходы, угробив все бюджеты на развитие. От социальной подкормки масс режимы, подобные сегодняшнему российскому, как правило, не отказываются. А уже, похоже, взят курс на самоубийственное для страны сокращение – вместо резкого увеличения – расходов на образование. Это ставит крест даже на отдаленных возможностях модернизационного рывка – хоть в либеральном, хоть в антилиберальном вариантах.

Глупо тратиться на бессмысленные вооружения или ненужные направления развития вооруженных сил. Глупо, перевооружившись сверх разумной меры, создать себе лишних врагов, страшащихся России. Риск велик, ведь безудержно милитаризировался не только СССР, выпустивший и державший на вооружении больше танков, чем остальной мир вместе взятый, но и гораздо более продвинутые и демократические государства. Риск ошибок усиливается тем, что практически нет институциональных ограничителей гонки вооружений.

Правда, Министерство финансов пытается не давать, сколько требуют, а министр обороны старается ограничить аппетиты оголодавших и, видимо, коррумпированных, как и почти все у нас, остатков ВПК. Но парламент в нынешней политической системе серьезной роли в определении военной политики и в формировании бюджета играть не может. По-прежнему практически отсутствует научная и публичная дискуссия вокруг приоритетов военной политики. А она существовала даже в позднем СССР, когда ЦК создал в ряде академических институтов группы специалистов, не подчиненных прямо Министерству обороны и Военно-промышленной комиссии того же ЦК. Они сыграли значительную роль в попытке через процесс ограничения вооружений вывести страну из состояния, когда она фактически с экономической точки зрения вела войну почти со всем миром. Неизвестно, сколько тратилось на оборону и связанные с ней отрасли, но, полагаю, процентов 20–25 не бюджета, а валового национального продукта. Советский Союз де-факто не закончил Вторую мировую войну и рухнул не только в результате экономической неэффективности социализма, но и под тяжестью безумного военного бремени. И по большей части это непосильное ярмо было надето добровольно, без особой нужды. И из-за идеологии и порождаемой ею глупости, и из-за несдерживаемых аппетитов военно-промышленного лобби и абсолютно неадекватных представлений о внешней угрозе, отголоски которых слышны и до сих пор.

Созданные тогда академические группы специалистов физически и морально постарели и не хотят, и не могут больше активно полемизировать. Экспертов по военной экономике практически нет. С либеральной стороны нынешнюю военную политику критикуют буквально два-три публициста, выступающие в СМИ второго-третьего эшелона. Честь и хвала им за смелость, но они не могут обладать достаточными знаниями, к тому же политически ангажированы. В центре стоит группа близких к Министерству обороны специалистов, по необходимости хвалящих все его действия и не обращающих внимания на ошибки. Справа – в СМИ третьего-четвертого эшелона, к счастью, совсем не доходящих до массового читателя, пишут десятки, если не сотни авторов, представляющих остатки денежно и интеллектуально обескровленной академической части советского ВПК, пугая фантасмагорическими угрозами и требуя от Минобороны денег. Очень часто их писания не имеют никакого сопряжения с действительностью, являются карикатурой на советские выдумки. Их, похоже, не слушают, но они давят массой и не могут не формировать общественное мнение в многомиллионной человеческой среде, связанной с обороной. Для этих специалистов и Анатолий Сердюков, и стоящий за ним Владимир Путин подчас оказываются чуть ли не предателями, поскольку они пытаются ограничивать безумные аппетиты и все-таки – не очень успешно – навязать конкуренцию, сколько-нибудь современные методы хозяйствования.

Чтобы разобраться в том, что нужно делать, необходимо создавать независимую общественную научную экспертизу процессов, проходящих в военной сфере. Такая экспертиза сверху – в виде независимых комиссий «высокого уровня» (blue ribbon committees) – создавалась и создается в разных государствах, особенно в периоды реформирования вооруженных сил. И она была относительно эффективна. Реформа уже запущена. Оппозиция остановить ее не сможет. Вопрос в том, как реформу рационализировать. В противном случае неизбежны крайне дорогостоящие ошибки, которые не позволят воспользоваться возможностями, которые предоставляют России многие тенденции развития современной мировой геополитики и военно-политической обстановки. Не предотвратить появления угроз. И даже самим создать себе новые.

И последнее. Военное усиление если и может компенсировать слабости других факторов силы, то только частично. Чтобы остаться великой и суверенной державой и в будущем, России придется модернизировать и диверсифицировать экономику. Иначе не будет базы даже для укрепления военной мощи. Нужно реставрировать и наращивать «мягкую силу» – привлекательность для мира и собственных граждан – через возрождение и создание новой российской идентичности, основанной прежде всего на великой культуре и славной истории военных побед. Иначе обидная шутка блистательного политического острослова, бывшего канцлера ФРГ Гельмута Шмидта о Советском Союзе как о «Верхней Вольте с ракетами» может оказаться справедливой для России.

Сергей Караганов — политолог, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала "Россия в глобальной политике". Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735500 Сергей Караганов

Извилистые пути прогресса

Однородный мир неоднородных государств

Резюме: Очевидную опасность сегодня представляет мировой рынок, никак не ограниченный демократическим контролем. Именно он становится «Большим братом», посягающим на свободу личности – пусть не так явно и непосредственно, как это делает государство, но не менее подло.

Начало XXI века, похоже, ознаменует поворотный момент в истории. Среди экономических, политических и других осязаемых факторов, свидетельствующих о наступлении перелома, можно указать на количественный и качественный рост книг и изданий, в которых исследуются события, тенденции и общая динамика мировых процессов. Многие из них призваны доказать, что когда история резко меняет ход, происходящее обретает смысл, только если анализировать его в длительной перспективе.

Сегодня, когда мир по существу стал глобальной деревней, мы наблюдаем два противоречивых, конкурирующих между собой и даже нейтрализующих друг друга процесса: мир в целом все более и более однороден, тогда как большинство отдельных обществ все менее целостны. Глобализация и особенно волны миграции как одно из ее проявлений, будучи источником гомогенизации в мире, одновременно усугубляют сложность и диверсификацию отдельных обществ. Становясь одним взаимосвязанным целым, мир в растущей степени делается неуправляем. Все чаще наши сознательные поступки провоцируют непредвиденные и непреднамеренные последствия.

Помимо спонтанной гомогенизации, в истории встречались и осознанные попытки сделать мир более однородным. К этому стремились христианство и ислам – либо путем завоеваний, либо посредством миссионерской деятельности. Идеи Просвещения, основанные на вере в универсальность разума и его конечное торжество, не раз побуждали людей переделать окружающую их реальность по тщательно разработанной схеме. Марксизм стал наиболее яркой эманацией Просвещения. Исторический детерминизм объединился с волюнтаризмом: обнаружив железные законы, которые должны были полностью эмансипировать человека, марксисты поставили перед собой задачу облегчить муки рождения нового мира. Либерально-демократическое представление также основано на сочетании детерминистских и волюнтаристских элементов; оно уходит корнями в иудейско-христианское мировоззрение и особенно в наследие эпохи Просвещения.

Методологически эти два течения близки. Будучи уверенными, что рано или поздно все общества эволюционируют в направлении либеральной демократии и свободного рынка, многие либеральные демократы также считают своим долгом помочь другим обществам приблизить свою неизбежную судьбу. Эти убеждения особенно сильны в англосаксонских странах, где полагают, что другие государства почти неизбежно будут следовать в этом кильватере, чтобы не оказаться выброшенными, по выражению Маркса, на свалку истории.

Рынок против демократии

Глобализация таит в себе опасности. Вполне может случиться, что отдельным странам придется ее ограничивать – по крайней мере в некоторых аспектах, чтобы ответить на новые вызовы. Хотя до сих пор главным двигателем универсализации мира, а также основным бенефициаром этого процесса был Запад, такое положение не продлится вечно. В истории человечества еще не было такой политической или экономической системы, империи или великой державы, господство которой не пришло бы к концу.

Фрэнсис Фукуяма пишет, что «либеральная демократия – это идеология по умолчанию в большей части современного мира, потому что она отвечает стремлениям определенных социально-экономических структур». Однако глобализация и развитие технологий размывают относительную силу среднего класса – главного столпа либеральной демократии. В обществах растет расслоение, и они становятся все более поляризованными. С точки зрения Фукуямы, эта тенденция подрывает структуру, на которой основана либерально-демократическая идеология и практика.

По мере углубления глобализации все более очевидны недостатки либеральной демократии. Современная демократия формировалась параллельно с так называемыми национальными государствами, развиваясь и процветая вместе с ними. Исторически существовала положительная связь между демократией и национализмом. Однако сегодня большинство обществ все более многонациональны, в них сосуществует множество культур и религий. Национализм перестает играть освободительную роль, его влияние становится в возрастающей степени негативным.

Кроме того, институты современной демократии, сформировавшиеся во времена национального государства и адаптированные к нему, непригодны для выстраивания международных отношений и оказываются недейственными, когда размывается четкое деление на внешнюю и внутреннюю политику. Большинство граждан стран ЕС постоянно жалуются на отчуждение европейских организаций и учреждений от потребностей простых людей, на дефицит демократии внутри Евросоюза. Существует обратная связь между властью и эффективностью международных организаций, с одной стороны, и их «демократическими» полномочиями, с другой. Чем более «демократична» международная организация, тем меньше у нее авторитета и влияния. Внутри ООН самым действенным и могущественным органом является Совет Безопасности, в котором всего пять постоянных членов.

Помимо кризиса либеральной демократии, обостряется кризис капитализма. Свободный рынок и либеральная демократия – явления, предполагающие друг друга, – также находятся в постоянном соперничестве. Чем свободнее рынок, тем острее экономическое неравенство; чем больше неравенство, тем меньше демократии, и наоборот. Уверенная в себе демократия почти неизбежно обуздывает рынок и ограничивает рыночные свободы. Экономическое неравенство обязательно увеличивает и неравенство политическое, и наоборот. После Второй мировой войны многие западноевропейские страны нашли лекарство против перегибов дикого капитализма в виде «государства всеобщего благоденствия», которому, как казалось, удалось нащупать удовлетворительный баланс между свободой, равенством и братством. Однако сегодня национальное государство и национальная рыночная экономика – две колыбели прав человека и демократии – переживают радикальные перемены. Государство утратило способность не только контролировать международные финансовые потоки, но и защищать собственное население от негативных последствий колебаний на глобальных рынках. Необузданный мировой рынок имеет тенденцию низводить защиту социально-экономических прав до уровня низшего общего знаменателя (например, дешевый труд и более продолжительный рабочий день во многих азиатских обществах оказывают влияние на уровень занятости и социальную защищенность в странах ОЭСР).

Процесс глобализации также негативно влияет на политические права. Неспособность демократически избранных правительств защищать избирателей от вызовов мировой экономики означает снижение эффективности и дееспособности демократии. В глобальном мире капитал выигрывает от «гонки на дно», то есть перемещается в места с самой низкой стоимостью труда, тем самым приводя к ослаблению систем социальной безопасности в более богатых странах. К таким же последствиям приводит рост миграции из бедных регионов в более богатые. А когда к власти приходят социал-демократические или социалистические партии, они не в состоянии продолжать политику государства всеобщего благоденствия. Идеи правых и правоцентристских партий, которые до недавнего времени рекламировались как панацея от всех социально-экономических зол, обанкротили западный мир, а левые и левоцентристы не способны предложить ответ на сегодняшние вызовы.

Существуют ли жизнеспособные альтернативы?

Правомочен ли вопрос: куда движется мир? Сам факт его постановки подразумевает наличие одного и того же направления, линейную эволюцию к единой цели. Перемещение силы и богатства с Запада на Восток, наверное, так же неизбежно в XXI веке, как и с Востока на Запад в XIX веке. Быстрое усиление Китая и рост экономического потенциала Бразилии, России, Турции, Вьетнама вкупе с более ранними экономическими чудесами азиатских тигров побудили некоторых авторов писать, нередко с опаской, об авторитарном капитализме в качестве возможной модели будущего. Израильский стратег Азар Гат отмечает, что авторитарные капиталистические государства в лице Китая и России могут являть собой жизнеспособную альтернативу. А один из самых красноречивых критиков всех видов капитализма Славой Жижек предупреждает, что «вирус этого авторитарного капитализма (придуманного Дэн Сяопином и Ли Куан Ю) медленно, но верно распространяется по миру». Для некоторых обществ, таких как Китай или даже Россия, какая-то форма авторитарного капитализма может надолго стать моделью развития, тогда как европейские страны, вероятно, продолжат экспериментировать с разными формами либерально-демократической рыночной экономики.

Выбор модели зависит от различных факторов, таких как история, религия, занимаемая территория, география и демография. Однако те самые азиатские тигры стали менее авторитарными и более демократичными обществами. Как отмечает Кишор Махбубани, хотя Китай остается «политически закрытым обществом», «в общественном и интеллектуальном отношении он все более открыт». Пекин экспериментирует с политическими реформами, хотя очень медленно и осторожно, и в этом он абсолютно прав. Сам Азар Гат отмечает, что «институционально режим в Китае постоянно расширяет свою базу, вовлекая бизнес-элиты в партию, демократизируя ее, экспериментируя с разными формами народного участия, включая выборы в сельские и городские советы, опросы общественного мнения и группы для тематического опроса. Все это нужно китайскому правительству для того, чтобы держать руку на пульсе общественных настроений». Эта тенденция важна, но она не обязательно благоприятна для Запада. Едва ли более демократичный Китай будет послушно выполнять волю Запада или отвечать его интересам. Демократия там будет, конечно, иметь ярко выраженные «китайские особенности».

Эволюция Турции при правительстве Реджепа Тайипа Эрдогана и его Партии справедливости и развития вполне может послужить примером для других мусульманских стран. Сочетание там рыночной экономики, ислама и демократии не похоже на западные либеральные образцы, которым Анкара пыталась подражать в стремлении присоединиться к Евросоюзу. Самьюэл Хантингтон прозорливо предсказывал еще несколько лет назад, что «в какой-то момент Турция может быть готова отказаться от унизительной и обескураживающей роли попрошайки, умоляющей о членстве в западном сообществе, и вернуться к более впечатляющей и возвышенной исторической роли в качестве главного переговорщика от имени мусульманского мира и антагониста Запада». Похоже, что это время наступило. Турция не только добилась успехов в экономике и стала проводить намного более самоуверенную и независимую внешнюю политику; она стала больше похожа на саму себя в прошлом. Конечно, следует приветствовать стремление отдельных людей и обществ к успеху и повышению качества жизни, в том числе и за счет перенимания чужого опыта. Но если при этом приходится отказываться от исторической индивидуальности, во внутриполитической жизни накапливается заряд острых противоречий.

Сегодня мы видим три конкурирующих и борющихся друг с другом формы капитализма: либерально-демократическая система англо-саксонского типа, социал-демократическое устройство скандинавского типа и государственный капитализм, типичными представителями которого являются Китай и Россия. Возможно, Восток постепенно будет становиться все более либеральным и демократичным, тогда как Западу, чтобы обуздать и взять под контроль рыночную стихию, придется укреплять роль государства во внутренней и внешней политике. Сергей Караганов назвал это «практической реализацией постмодернистской теории сближения». Правда, термин «больший авторитаризм» неточно отражает то, что нужно Западу для успешной конкуренции с усиливающимся Востоком. Скорее можно говорить о большем коллективизме вместо прославления воинствующего индивидуализма в трактовке Айн Рэнд; о том, чтобы права уравновешивались обязанностями; о большей роли государства – не только как распределителя богатства, но и как защитника граждан от негативных рыночных тенденций. Чарльз Капчан предсказывает, что «поднимающиеся державы, скорее всего, будут двигаться к современности каждая своим уникальным путем. Это станет гарантией не только многополярности, но и политического многообразия будущего мира, а также того, что формирующийся мир неизбежно будет состоять из множества разных режимов. Впереди нас ожидает значительное политическое разнообразие, а не однородность по западному образцу».

Мало шведов для демократии

Современные общества состоят из трех основных взаимозависимых компонентов: политической и экономической системы и гражданского общества. В идеале ни один из них не должен доминировать. В неолиберальных демократиях, особенно в Соединенных Штатах, экономика занимает командные высоты, а целью является «маленькое государство», то есть ограниченное вмешательство в пространство рынка. Сегодня фактически нет стран, где гражданское общество доминировало бы над двумя другими составными частями; повышение его роли, возможно, свидетельствовало бы о прогрессивном развитии любой нации. Когда доминирует политический императив, существует угроза возникновения диктаторских режимов, тогда как при примате экономики существует опасность того, что возобладает принцип «победитель получает все». Попытки же ослабить роль государства грозят привести не к демократии, а к анархии.

Государство является центральным элементом любой политической системы. Согласно традиционной марксистской теории, это часть надстройки, тогда как базисом служат экономические отношения. Хотя критики Карла Маркса чрезмерно упрощали его воззрения, обвиняя его в экономическом детерминизме, нет сомнений в том, что Маркс и тем более «официальный» марксизм верили, что в конечном итоге экономические отношения оказывают определяющее влияние на другие сферы функционирования общества. Сегодня справедливость этого марксистского постулата все больше проявляется в либерально-демократических странах.

При всем при том гражданское общество в силу его консервативности, инертности, меньшей подверженности переменам зачастую определяет темпы и характер трансформации. Без общественных изменений невозможны никакие политические и экономические преобразования, либо они оказываются искаженными или неустойчивыми. Недавние смены режимов в Азии, Северной Африке или на Ближнем Востоке – это попытки экспортировать западные политические и экономические системы в социумы, где гражданское общество либо отсутствует, либо жестоко подавляется, либо сильно отличается от западного. Вот почему подобный экспорт часто заканчивается хаосом и анархией, а не демократией. Вместо рынков, основанных на власти закона, возникают феодальные рынки, где все прибыльные предприятия находятся под контролем силовиков или властных лидеров. Хотя формально западные политические и экономические принципы можно относительно легко насадить в восточной среде, в отсутствии адекватного, восприимчивого гражданского общества они принимают искаженные формы.

Апогеем попыток навязанной трансформации стала практика продвижения демократии, получившая широкое распространение в начале XXI века. Если не существует внутренних условий для появления либеральной демократии и особенно для ее устойчивости в конкретной стране, Европейский союз, Вашингтон, НАТО, ОБСЕ в одиночку или все сообща, сформировав «коалицию доброй воли», поддерживают «прогрессивные» режимы, направляя их к либеральной демократии. Справедливости ради надо признать, что есть правительства, международные и прочие организации, которые, выполняя кропотливую и обычно неблагодарную работу, действительно содействуют постепенной демократизации и модернизации. Однако это может быть только длительным и сложным процессом. При отсутствии достаточных внутренних факторов никакие внешние усилия не увенчаются успехом, а, возможно, дадут и противоположный результат.

Взять хотя бы волну, поднятую «арабской весной», которая была направлена на то, чтобы смести прежние режимы. Подобно «цветным революциям», у этого движения также имелись внутренние причины, хотя внешние факторы играли немаловажную роль. Один из «весенних» уроков, вне сомнения, заключается в том, что внешнее вмешательство усугубляет, а не улучшает положение. Главное правило – не покровительствовать диктаторам, но и не подрывать их режим искусственно. Антизападные настроения часто становятся реакцией на политику самих стран Запада, направленную на поддержку угодных ему сил. Так было раньше: Куба Фиделя Кастро и Иран под руководством аятолл – это реакция на поддержку Вашингтоном режимов Батисты и Резы Пехлеви. Точно так же не стоит обольщаться, что потом будет иначе: народы Ирака и Афганистана едва ли тепло вспомнят тех, кто освободил их от Саддама Хусейна или «Талибана».

Исламизация некоторых ближневосточных стран вследствие «арабской весны» неизбежна и потенциально благотворна для народов этого региона – лучше раньше начать долгий и мучительный процесс эволюции в направлении более свободного общества. Вполне возможно, что когда Запад перестанет учить Восток, как ему жить, и поможет беспристрастно разрешить израильско-палестинский конфликт, который многие считают лакмусовой бумажкой для отношений между Западом и Востоком, западные и мусульманские страны смогут развить добрососедские и равноправные отношения. После первого раунда парламентских выборов в Египте Бобби Гош выступил с интересным комментарием: «Оказалось, что исламисты понимают демократию гораздо лучше, чем либералы». Действительно, в стране, не имеющей либеральных традиций, демократия не приведет либералов к власти. Мы видим, что Турция может сочетать политический ислам с демократией; почему бы Египту или другим мусульманским странам не последовать ее примеру? На Ближнем Востоке подобное сочетание будет, конечно, иметь лучшие перспективы, нежели либеральная демократия.

Амитай Эциони в своей книге «Безопасность превыше всего: для силовой, нравственной внешней политики» описывает некоторые нетрадиционные и неочевидные проблемы взаимоотношений между «воинами» и «проповедниками». Большинство людей в странах Востока не являются «воинами», готовыми прибегнуть к насилию для пропаганды своих ценностей, но они и не либеральные демократы. «Нелиберальные умеренные» в большинстве случаев отвергают насилие, но это не значит, что они «благожелательно относятся к либерально-демократическому режиму или к полноценной программе прав человека». Во многих странах именно таково абсолютное большинство, с ним необходимо работать, не делая ставку лишь на тонкий слой либералов, которые не имеют легитимности внутри собственных обществ. Попытка обратить «нелиберальных, но умеренных людей» в либеральных демократов не только тщетна, но и контрпродуктивна. Томас Фридман однажды задал неудобный вопрос по поводу демократизации некоторых обществ, оставив его без ответа: «Был ли Ирак той страной, какой он был, потому что Саддам был тем, кем он был? Или же Саддам был тем, кем он был, потому что Ирак был той страной, какой он был?»

Уильям Салливан, американский посол в Тегеране при администрации Картера, написал, оглядываясь назад и анализируя имевшие место события: «Сверху донизу Иран был и остается гораздо более сложным обществом, чем думают многие наши политики и стратеги. При отсутствии такого понимания упрощенческая политика, какими бы благородными мотивами она ни руководствовалась, часто терпит провал». Он добавил, что в ответ на его довольно дипломатичные высказывания о демократии в Иране шах «обычно говорил, что хотел бы быть королем Швеции, если бы только у него в стране жили одни шведы». Большинству ближневосточных обществ не хватает шведов для того, чтобы демократия пустила корни.

Движемся к нормативному синтезу?

Вернемся теперь к началу: мир в целом все более однороден, тогда как большинство отдельных обществ быстро обретают разнородность. Этциони отметил важную особенность: «Мир фактически движется к новому синтезу между уважением к правам и выбору личности на Западе и уважением к общественным обязанностям на Востоке; поглощенностью Запада вопросами автономии и озабоченностью Востока по поводу общественного порядка; юридическим и политическим равноправием Запада и авторитаризмом Востока». Искусственно ускорять приближение большей однородности – опасно и контрпродуктивно, идет ли речь о либеральной демократии, исламском халифате или синоцентричной системе. В равной мере неразумно и почти невозможно пытаться остановить эти процессы. Что мы как род человеческий в лице государств, международных организаций, групп гражданского общества, руководителей бизнеса и отдельных граждан действительно можем делать, так это попытаться управлять данными процессами, снижать риски.

Сегодня наиболее реалистичной и непосредственной угрозой является отнюдь не оруэлловский Большой Брат или Левиафан. Не избыток силы и стабильности, а слабая государственность или ее полный крах повсеместно становятся главной причиной человеческих страданий. Очевидную опасность представляет мировой рынок, никак не ограниченный демократическим контролем. Именно он становится «Большим Братом», посягающим на свободу личности – пусть не так явно и непосредственно, как это делает государство, но не менее подло. Одна из важнейших задач, стоящих перед современным государством, – это управление глобализированной экономикой, недопущение деградации окружающей среды, поддержание национальной и международной безопасности, а также квалифицированная, пропорциональная защита демократии и прав человека. Иногда говорят, что государства слишком велики для малых дел и слишком малы для больших. Но если в мире и отдельных странах уже есть организации, готовые решать «малые проблемы», пока еще не создано эффективных международных структур для решения «больших проблем». Усиление Китая и других стран Азии, где роль государства была определяющей в ускорении экономического роста, – еще одно доказательство того, что государство рано отправлять на свалку истории, о чем когда-то мечтали марксисты, или сокращать его до размеров «ночного сторожа», чего так хотят либертарианцы и неолибералы.

Покойный британский дипломат и ученый Адам Уотсон, изучив разные международные системы, однажды заметил: «Державы, способные системно сформулировать и изложить закон, делают это на практике». Похоже, это действительно один из постоянных императивов в международных отношениях, зависящий не от внутренних особенностей государства, а от его относительной силы. Но впервые мы оказались в ситуации, когда не существует какой-то одной доминирующей державы. Любые попытки гегемонии оканчиваются имперским надрывом и перенапряжением. Следовательно, предсказание Анатоля Ливена о том, что «мы быстро приближаемся к такому мировому устройству, при котором на смену американской гегемонии не придет китайская гегемония, поскольку ни одна страна не будет в состоянии выполнять нечто напоминающее роль мирового лидера» со всеми вытекающими последствиями, оказывается весьма прозорливым.

Рейн Мюллерсон – профессор права, декан юридического факультета Таллинского университета, ранее – профессор Королевского колледжа в Лондоне. Его книга «От теорий демократического мира к смене режимов» выйдет в 2013 году.

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735498 Рейн Мюллерсон

Политическая логика дезинтеграции

Семь уроков распада Советского Союза

Резюме: Неверно направленные реформы могут привести к развалу гораздо быстрее, чем само их отсутствие. Во время кризисов политики часто лихорадочно ищут «серебряную пулю», и именно эта последняя нередко становится причиной распада.

Опубликовано Центром исследования европейской политики (CEPS), г. Брюссель, в сентябре 2012 года.

В 1992 г. мир внезапно обнаружил, что Советского Союза больше нет на карте. Одна из двух сверхдержав прекратила существование не вследствие войны, вражеского нашествия или какой-либо иной катастрофы, если не считать неудачной попытки государственного переворота, больше походившего на фарс. Советская империя рухнула вопреки ожиданиям. Бытовало мнение, что она слишком велика и стабильна, чтобы развалиться, и пережила изрядно потрясений, чтобы вот так просто взять и «схлопнуться». А между тем еще с 1970-х гг. хватало указаний на то, что система вступила на путь необратимого распада, хотя многие предполагали, что процесс затянется на десятилетия, и ничто не предвещало, что крах СССР станет кульминацией «короткого ХХ века».

В 1985-м, 1986-м и даже в 1989 гг. никто из тогдашних аналитиков не верил в скорый конец Советского Союза – точно так же, как нынешние эксперты не допускают разрушения Европейского союза. Еще в 1990 г. группа выдающихся американских экспертов, тесно связанных с Пентагоном, была убеждена в том, что СССР способен переродиться ближе к концу начавшегося десятилетия и, превратившись в отлаженную парламентскую демократию, еще станет государством всеобщего благоденствия по скандинавской модели. В ближайшей перспективе полный крах казался менее всего вероятным. Сенсационные сценарии способны на время увлечь читателя, но в реальном мире нет недостатка в различных стабилизаторах и сдерживающих факторах. Многие страны проходят через кризисы, включая серьезные и весьма опасные, однако они крайне редко совершают самоубийство.

Но как много может измениться за одно десятилетие! То, что считалось немыслимым в 1985-м, в 1995-м провозглашалось уже неизбежным. Простую игру воображения чуть позже представили как историческую необходимость. И именно этот неожиданный поворот судьбы, прыжок от «немыслимого» к «неизбежному» делает распад Советского Союза отправной точкой отсчета в нынешних дискуссиях о возможных сценариях развития кризиса в Европе и выборе, который стоит перед европейскими лидерами.

В конце концов, проблемы Евросоюза убедительно продемонстрировали, что риск его дезинтеграции – нечто большее, чем риторический прием или страшилка, с помощью которой политики пытаются навязать недовольным избирателям жесткие меры экономии. Неразбериха царит не только в экономике, но и в политической жизни. Европа оказалась между Сциллой невразумительной политики национальных правительств и дефицита демократии и Харибдой усугубляющегося взаимного недоверия между рынками.

Финансовый кризис резко сократил ожидаемую продолжительность жизни отдельных правительств и кабинетов независимо от их политических цветов и расширил пространство для возникновения популистских и протестных движений. Суть общественных настроений лучше всего выражается в сочетании пессимизма и гнева, яркий образ которого мы находим у поэта Уильяма Батлера Йейтса в стихотворении «Второе пришествие»: «Все рушится; не держит середина, / Анархия – в миру; и, как лавина, / Безудержен прилив…».

Это настроение отражают недавние опросы. Например, согласно обзору под общим названием «Будущее Европы», профинансированному Европейской комиссией и опубликованному в апреле 2012 г., для большинства европейцев Евросоюз – привлекательное место для жизни, однако их уверенность в европейской экономике и способности ЕС играть заметную роль в мировой политике снизилась. Еще больше обескураживает тот факт, что почти 90% респондентов усматривают серьезное несоответствие между надеждами общества и действиями правительств; лишь треть уверена в том, что их голоса что-то значат на уровне ЕС, и только 18% итальянцев и 15% греков полагают, что с их голосами считаются в их собственных странах. Согласно последнему обзору под названием «Трансатлантические тенденции», 76% европейцев считают экономическую систему в Европе несправедливой и отвечающей интересам лишь немногочисленной элиты.

Короче говоря, Европейского союза, каким мы его знаем, больше нет. Фундамент, на котором он создавался, подвержен эрозии. Общая память о Второй мировой войне размывается: половина подростков в возрасте 15–16 лет в немецких школах не знают, что Гитлер был диктатором, а треть считают, что он защищал права человека. Обвал СССР выхолостил смысл геополитического существования европейского единства. Демократическое государство всеобщего благоденствия – стержень послевоенного политического согласия – находится под угрозой демонтажа хотя бы в силу демографических факторов, не говоря уже о других причинах. Куда-то уходит и процветание, положенное в основу политической легитимности европейского проекта. Шесть из десяти европейцев полагают, что сегодняшних детей ожидает гораздо более трудная взрослая жизнь по сравнению с представителями нынешнего поколения.

Насколько маловероятен сегодня распад Евросоюза на фоне этой негативной динамики? Не ошибаются ли европейцы, считая союз чем-то само собой разумеющимся? Правомерен ли вывод о том, что он не развалится только потому, что нерушим? Здесь решающую роль может сыграть способность Европы извлекать уроки из опыта бывшего Советского Союза. Ибо выживание ЕС зависит и от способности европейских лидеров учитывать аналогичный набор политических, экономических и психологических факторов, которые имели место в процессе деградации СССР. Распад – это прежде всего результат политических игр, верного или неверного восприятия и оценки ситуации действующими политическими лидерами, а не просто сочетание институциональных и экономических структурных факторов.

В то же самое время, если мы решим сравнивать нынешние процессы в Европейском союзе с крахом Советов, необходимо учитывать характер обоих проектов. В противном случае нам вряд ли удастся извлечь какие-то значимые уроки. Если советский проект был основан на страхе, то европейский – на согласии. В то время как большинство советских граждан привлекал Запад, европейцы гордятся своим образом жизни и своей политической моделью и не грезят, к примеру, «китайской мечтой». Если фиаско Советского Союза было обусловлено банкротством коммунистической идеологии, то Евросоюз не сталкивается с кризисом мировоззрения. Если советские реформаторы видели будущее Советского Союза в более свободной федерации или конфедерации, то выживание ЕС обусловлено тесным политическим союзом. Словом, СССР пал жертвой собственных неудач, тогда как Европа может пострадать от собственных успехов. Однако принципиально иная природа европейского проекта, являясь сильным аргументом в пользу того, что Европу не постигнет участь СССР, вовсе не служит достаточной гарантией против возможного провала. Чтобы Европейский союз выжил, европейским лидерам следует избегать ошибок, допущенных советскими руководителями.

Советский Союз стал достоянием истории не в силу заговора Запада и не только по причине структурных изъянов, но также в силу принятия или непринятия тех или иных решений. Сегодня, читая мемуары главных действующих лиц той драмы, убеждаешься, что для некоторых советских лидеров, включая Михаила Горбачёва, крах стал таким сюрпризом, что даже спустя многие годы они все еще не могут поверить в исчезновение империи. Вместе с тем следует отметить, что нежелание Горбачёва ввести прямые президентские выборы внесло не меньшую лепту в уничтожение СССР, чем рекордно низкие цены на нефть на мировых рынках того времени.

Специалистам, анализирующим нынешний европейский кризис, особенно трудно перенести этот опыт на европейскую почву, поскольку не совсем понятно, что будет означать дезинтеграция Евросоюза. Распад Советского Союза означал, что эта страна исчезла с карты мира как политическое образование и вместо нее появилось более дюжины новых государств на огромном пространстве от Средней Азии до юго-восточной Европы. Но ЕС – не государство, и даже если он рассыплется, на карте мира ничего не изменится. Более того, даже в случае роспуска объединения большинство (если не все) страны-участницы останутся рыночными демократиями, скорее всего, продолжат сотрудничество в той или иной форме и сохранят некоторые общеевропейские институты.

Как же может выглядеть распад Евросоюза? И чем он будет отличаться от простой реформы или изменения конфигурации? Будет ли выход из еврозоны хотя бы одной страны означать исчезновение союза? Или на это будут указывать другие тенденции – например, снижение влияния на мировой арене или демонтаж важных достижений европейской интеграции (прекращение свободного перемещения людей или отмена таких институтов, как Европейский суд)? Будет ли появление двухуровневой организации равносильно концу или это следует расценивать как шаг к более тесному и совершенному союзу? При ответе на эти вопросы будут полезны уроки из недавней советской истории. И речь идет не столько о политике, сколько о проблемах, связанных с управлением кризисом.

Урок первый…

…одновременно заключает в себе парадокс, а именно: поддерживаемая экономистами и разделяемая политическими классами Европы вера в то, что ЕС не может разрушиться сам по себе, представляет один из серьезных рисков. Последние годы существования Советского Союза являли собой классический пример подобной динамики. Мнение, будто распад «немыслим», подталкивает политиков к тому, чтобы использовать критику европейской интеграции или соответствующую риторику в целях достижения сиюминутных преимуществ – ведь они уверены, что в долгосрочной перспективе «ничего негативного произойти не может». Вера в то, что развал Евросоюза – крайне маловероятный сценарий, может привести политиков к недооценке фактора времени. Речь между тем идет о самом выживании Союза. «Слишком мало, слишком поздно» – эти слова как нельзя лучше характеризуют историю исчезновения СССР. Они могут стать лейтмотивом и возможного обвала Евросоюза. Один из факторов риска в нынешнем европейском кризисе состоит в том, что демократическая природа стран – членов Европейского союза заставляет принимать важные политические решения по мере смены электоральных циклов в отдельных странах. Рынки же отказываются следовать политической логике стран-участниц и считают чувствительность Европы к политическому расписанию конкретных государств фактором повышенной неопределенности. В настоящий момент воздействие рынков объединяет и сплачивает Европу, тогда как давление избирателей разъединяет ее. Подобное негативное влияние последних политическая элита европейских стран должна как-то преодолеть.

Более того, оценка вероятности самого неблагоприятного сценария не должна быть отдана исключительно на откуп экономистам, которые приходят в оцепенение, когда дело идет к дезинтеграции. С точки зрения ведущего американского экономиста Фреда Бергстена, «с учетом того, как много поставлено на карту, Европа почти наверняка разовьет и доведет до логического завершения идею всеобъемлющего экономического и монетарного союза». Будем надеяться, что он прав, хотя пример Советского Союза показывает, что чрезмерно высокая цена разъединения не служит гарантией того, что его никогда не случится. Поэтому считать, что Евросоюз никогда не развалится просто потому, что это слишком дорого обойдется странам-участницам, – слишком слабое утешение и никак не свидетельствует в пользу стабильности и нерушимости Союза. Во время кризиса логика политиков, как правило, берет верх над логикой экономистов.

Настоящий вызов состоит в том, что в определенный момент европейским лидерам, возможно, придется делать выбор между спасением евро и спасением Европейского союза. Вполне очевидно, что крах зоны евро сам по себе ведет к сворачиванию европейского проекта, но не менее вероятен сценарий, при котором «спасение евро» будет зависеть от частичного сворачивания демократии в странах периферии еврозоны. Подобная динамика может в корне изменить саму природу и характер интеграции. И действительно, жесткий диктат добродетельных стран-кредиторов в отношении грешных стран-должников многим экономистам представляется единственно возможным решением, однако, с точки зрения политических аналитиков, подобный подход чреват будущим кризисом в отношениях между европейскими странами.

Урок второй

Распад Евросоюза вовсе не обязательно станет поводом для торжества противников европейской интеграции над ее сторонниками. Опыт Советского Союза – это грозное предостережение Европе, ведь конец объединения может стать непреднамеренным следствием долговременной недееспособности (или кажущейся недееспособности) элит, которая осложняется их непониманием внутриполитической динамики. В настоящее время политические лидеры поглощены частыми сменами настроений сторонников и противников интеграции, а обозреватели ликуют по поводу выборов в любой стране, где популистские партии не проходят в правительство. Однако ценой нейтрализации популистского давления является то, что многие партии европейского мейнстрима начали говорить и действовать как популисты. Не снижает риска динамики распада даже тот факт, что при нынешнем европейском кризисе (в отличие от советского) никакой популярной альтернативы ЕС не существует. Действительно, подавляющее большинство граждан Европы (за исключением британцев), несмотря на разочарование, не помышляют о возврате к автономным национальным государствам. Но отсутствие привлекательной замены не служит гарантией единства. Еще один фактор риска, характерный для нынешнего европейского кризиса, состоит в том, что, несмотря на безальтернативность Евросоюза, популистские волны, накатывающие с юга и севера, преследуют разные цели и крайне затрудняют проведение общей политики.

Разгневанные избиратели на юге протестуют против политики жесткой экономии, на которой настаивают северяне, но готовы принять политический союз, поскольку абсолютно не доверяют национальным правительствам и утратили всякую надежду на демократию в своих странах. В то же время популистские движения севера, одобряя меры жесткой экономии, не поддерживают общеевропейские политические институты, поскольку доверяют национальным демократиям больше, чем Брюсселю. Поэтому главная угроза союзу исходит не столько от усиливающегося антиевропейского популизма, сколько от столкновения между южным популизмом, не приемлющим жестких мер экономии, и северным, направленным против Брюсселя.

Урок третий

Он свидетельствует о том, что неверно направленные реформы могут привести к развалу гораздо быстрее, чем само их отсутствие. Во время кризисов политики часто ищут «серебряную пулю», и именно эта последняя нередко становится причиной распада. Главным фактором кончины СССР стала неспособность Михаила Горбачёва понять природу системы (он упорно придерживался иллюзии, будто ее можно сохранить, не прибегая к глубоким реформам, поскольку необоснованно верил в ее превосходство). Ошибочное убеждение Горбачёва в том, что советское государство способно пережить утрату идеологической легитимности и организационный обвал компартии, в значительной степени обрекло на неудачу его усилия по спасению и реформированию Советского Союза. В этом контексте любопытно сопоставить истолкования советскими и китайскими лидерами причин провала коммунистического эксперимента. Если советские реформаторы, вышедшие из либеральной интеллигенции, склонны были считать, что социалистические идеи – это единственное, что имелось ценного при социализме, китайские реформаторы готовы отказаться от социалистической идеологии, но делают все возможное для сохранения организационной силы компартии, понимая ее ценность в деле сплочения нации.

Риск неверно направленных реформ состоит также в искушении лидеров воспользоваться кризисом в целях достижения того, к чему всегда стремились, но знали, что люди этого не примут. Готовность федералистов к радикальным решениям, с одной стороны, проистекает из логики кризиса и необходимости завершить проект, начатый с вводом единой валюты. С другой – это попытка воспользоваться моментом в продвижении идеи федеративного политического устройства Европы и компенсировать недостаток общенародной поддержки. Но отсутствие консенсуса нельзя подменять кризисом, и лучшей иллюстрацией тому служит неудача советских реформ.

Урок четвертый

Если исключить войны и другие чрезвычайные обстоятельства, то главную опасность для политического проекта представляет не дестабилизация на периферии, а мятеж в центре (хотя окраинный кризис может распространяться, как инфекция). Судьбу советского государства предопределило решение России избавиться от союза, а не упорное желание стран Балтии из него выйти.

Сегодня мнение Германии о происходящем в Европейском союзе способно гораздо больше повлиять на будущее всего проекта, чем беды греческой или испанской экономики. Когда застрельщики интеграции начинают считать себя ее главными жертвами – большой беды не миновать. Вот почему так важно правильно понимать намерения Берлина при оценке рисков для Евросоюза. В этом смысле вряд ли полезно сопоставлять роль, которую сыграла РСФСР в распаде СССР, и нынешнюю роль Германии. Россия была необычным актором в драме распада Советского Союза: несмотря на наличие лидера, законно избранного путем прямого голосования – Бориса Ельцина, – она оставалась всего лишь тенью Советского государства. В каком-то смысле Россия могла состояться как государство только в случае смерти СССР. Иное дело – Германия.

В контексте нынешнего кризиса она проявила себя не только как самое сильное государство Старого Света, но и стала синонимом дееспособной Европы. У европейцев нет повода усомниться в приверженности Германии идее европейской интеграции, что бы ни писали СМИ. Что действительно пока неясно, так это стратегия, которую Берлин выберет для перестройки и перегруппировки ЕС, и шансы на успех этой стратегии. Поэтому перспективы выживания Евросоюза зависят от того, будут ли успешными попытки Германии преобразовать «солидарную Европу» в «Европу, живущую по правилам».

Лидерство Берлина также оспаривается в связи с тем, что Германия не слишком торопится выбираться из нынешнего упадка. Парадокс в том, что хотя Европа в целом переживает кризис, самое могущественное европейское государство – Германию (в отличие от той же России перед развалом СССР) – он практически не затронул; более того, Берлин больше всех выигрывает от европейских проблем. Государственные облигации Германии рефинансируются по нулевым процентным ставкам, а безработица в стране находится на рекордно низком уровне. Спад привел к притоку на немецкий рынок труда квалифицированной рабочей силы из таких стран, как Италия, Испания, Греция и Португалия. Это смягчило обеспокоенность немецкой общественности по поводу демографического кризиса. Позиции Берлина в мире укрепились. Таким образом, у Германии есть все основания не только опасаться кризиса, но и благословлять его, и Берлин не торопится принимать меры по преодолению ситуации – прежде всего, потому что он чувствует себя вполне комфортно, а кроме того, потому что быстрое решение всех проблем может сослужить Германии плохую службу в ее попытках преобразовать союз.

В каком-то смысле данный кризис – возможно, последняя надежда Берлина заставить Европу жить по правилам. Это тем более важно, если иметь в виду, что Германия, подобно другим богатым и стареющим странам, сталкивается с громадными долгосрочными вызовами. Рабочая сила сокращается, энергетическая отрасль нуждается в реконструкции, а инфраструктура слишком долго не совершенствовалась. В последнее десятилетие чистые инвестиции в немецкую экономику в процентном выражении от ВВП были меньше, чем в любое другое время за всю историю, если не считать годы Великой депрессии. Неравенство в доходах населения в этом десятилетии росло в два раза быстрее, чем в среднем по странам ОЭСР.

Смысл дебатов сводится к тому, что история имперских амбиций Германии в Европе послужила одной из причин сопротивления европейцев трансформационной стратегии Берлина. Гораздо меньше обсуждается немецкий опыт реформ, который также может быть фактором риска, препятствуя усилиям по преодолению кризиса. Подобно тому, как распад Советского Союза оказался единственно верным выбором в пользу государственного строительства в России ввиду ее институциональной слабости, опыт реформ, накопленный Германией, предопределяет выбор Берлина.

Реакция Германии на кризис объясняется опытом борьбы Веймарской республики с инфляцией (одержимость стабильными ценами), демографическим профилем немецких избирателей (стареющее население боится потерять свои сбережения), а также интеллектуальными традициями «орднунг-либерализма». Эти предпосылки побуждают население больше доверять независимым институтам – таким как Конституционный суд и Бундесбанк. Эпоха воссоединения Германии (одной щедрости недостаточно) и последнее десятилетие реформ (действенность структурных реформ) тоже следует иметь в виду, если мы хотим понять логику немецких лидеров. Менее изученный источник немецкой трансформационной стратегии – интерпретация Германией опыта Центральной и Восточной Европы в переходный период. Именно страны ЦВЕ, согласно убеждению немецких стратегов, нуждались в проведении болезненных экономических реформ, направленных на аккуратный демонтаж государства всеобщего благоденствия, так чтобы не спровоцировать ответную волну народного негодования. Немцы были уверены, что внешняя интервенция приведет не к делегитимации национальных демократических институтов, а к их усилению. Поэтому суть немецкого подхода к реформе можно передать с помощью краткой формулы: «Делать на юге то, в чем мы преуспели на востоке» – создавать ответственных в финансовом отношении членов сообщества. Опыт стран ЦВЕ не объясняет, почему Германия ставит перед собой те или иные цели, но помогает понять, почему она верит в возможность их достижения.

У Берлина есть веские аргументы, чтобы верить в успех своей трансформационной стратегии за пределами Германии или даже Северной Европы. Постреволюционная рецессия в большинстве стран Центральной и Восточной Европы была глубже и болезненнее, чем в сегодняшней Южной Европе. Предпринятая перестройка оказалась гораздо радикальнее, нежели та, что ожидается от Греции или Испании. Рыночные и демократические институты в странах ЦВЕ слабее, чем те же институты в Южной Европе, а риски политической нестабильности и бунтов выше.

В то же время ряд факторов делают трансформацию на юге по образу и подобию преобразований на востоке очень рискованной стратегией. Успех переходного периода в странах ЦВЕ (хотя пример Венгрии показывает, что его нельзя считать абсолютным и необратимым) обусловлен несколькими факторами, отсутствующими в нынешнем контексте. В государствах Восточной Европы общество единодушно отрицало коммунистическое прошлое и с оптимизмом взирало на будущее; при этом считалось, что в выигрыше окажется молодежь, уровень жизни которой существенно поднимется. Общество в странах Южной Европы, напротив, стремится к сохранению прежних благ, с пессимизмом смотрит в будущее и считает, что от предлагаемых реформ проиграет в первую очередь молодое поколение. Когда страны Центральной и Восточной Европы переживали переходный период, они знали наверняка, что им нужно делать, рассматривая Запад как образец для подражания, тогда как нынешний кризис Евросоюза – неотъемлемая часть более масштабного кризиса капитализма и либеральной демократии, какими мы их знаем. Переходный период в странах ЦВЕ сопровождался появлением новых элит, и люди ощущали себя победителями. Сегодня этого нет и в помине.

Короче говоря, надежда на то, что Южную Европу можно преобразовать по образу и подобию Центральной и Восточной, может оказаться слабым звеном в стратегии перестройки Европейского союза, которой придерживается Берлин.

Урок пятый

Если в ЕС возобладает динамика распада, это будет больше походить на «паническое изъятие банковских вкладов», чем на популистскую революцию. Таким образом, важнейшим фактором, способствующим выживанию союза, является вера элит в его способность справляться со своими проблемами. По меткому выражению Стивена Коткина, который поделился своим видением советской драмы, «демонтаж Союза инициировала именно центральная элита, а не периферийные движения за независимость». Люди могут и не бунтовать против единой Европы, просто национальные элиты начнут сомневаться в ее перспективах, боясь упустить контроль над ситуацией. И своими действиями и поступками (сея панику и страх оказаться последними в очереди за собственными вкладами) они ее окончательно развалят. Парадокс в том, что ЕС – элитарный проект, зиждящийся на уважении европейского истеблишмента к демократии, но сегодня ему грозит опасность из-за страха тех же элит перед демократией. Неспособные реализовать демократические идеи на уровне единой Европы за отсутствием европейского демоса как такового и напуганные призраком антиевропейского популизма на национальном уровне, многие политики готовы заблаговременно повернуться к союзу спиной.

Впервые с тех пор, как европейский проект был запущен в действие после 1945 г., цели достижения «все более тесного союза» и «углубления демократии» вошли в противоречие. Cпособность политического союза поддерживать евро посредством общей финансовой политики находится под вопросом, поскольку граждане против этого, а страны-члены остаются привержены демократии. В то же время крах общей валюты способен привести к распаду Евросоюза, и при этом существует риск резкой деградации демократии на национальном уровне в некоторых странах востока и юга Европы – прежде всего в Венгрии, Румынии и Греции.

Таким образом, вопреки ожиданиям некоторых теоретиков, ЕС не рухнет из-за «дефицита демократии» в европейских институтах. А демократическая мобилизация гражданского общества тоже его не спасет. Скорее, речь идет о всеобщем разочаровании в демократии – убеждении, что национальные правительства беспомощны перед лицом мировых рынков. В этом главная надежда на устранение обостряющихся противоречий между задачей европейской интеграции в будущем и задачей углубления демократии в Европе.

Природа разочарования в демократии существенно разнится в каждой отдельно взятой стране. Особенно бросается в глаза контраст между здоровым в финансовом отношении севером (Германия, Нидерланды, Австрия и Финляндия) и обремененным долгом югом (Италия, Испания, Греция и Португалия). Разочарование жителей южной периферии Европы политикой своих национальных лидеров может способствовать тому, что они преодолеют нежелание передать больше полномочий европейскому центру, но не предотвратит протестов против политики жесткой экономии, которую им навязывают страны севера. Более того, твердая вера избирателей Северной Европы в национальные демократические институты отнюдь не делает их восторженными сторонниками политического союза. Вот почему панические центробежные тенденции могут породить цепную реакцию, которая приведет к краху союза.

Урок шестой

Надежда на небольшой, но более функциональный и оптимальный союз и цивилизованный раздел еврозоны может сама по себе открыть путь к дезинтеграции. В этом контексте показательна логика развала рублевой зоны, проливающая свет на нашу проблему. Природа советской командно-административной системы хозяйствования, низкий уровень сложности экономики, институциональная слабость постсоветских республик и тот факт, что Советский Союз руководствовался идеей не общего рынка, а трансграничного объединения производственных цепочек, затрудняют сравнение нынешних дилемм еврозоны с опытом краха рублевого пространства. По справедливости нужно признать, что в случае раскола еврозоны этот процесс мало чем будет напоминать распространение национальных валют на постсоветском пространстве. Однако некоторые выводы все же вполне уместны.

Анализируя советский распад, Патрик Конвей отмечает, что «страны решают покинуть валютную зону по трем причинам: 1) национализм, 2) стремление оградить себя от денежных коллапсов, которые случаются в экономиках других членов Союза и 3) стремление ужесточить национальный контроль над доходами от эмиссии». Та же логика применима и к еврозоне. Что касается Советского Союза, то балтийские республики были единственными, за выходом которых из валютной зоны стоял национализм, и не случайно их выход происходил достаточно гладко. Другим пришлось покинуть рублевую зону либо из-за страха перед внешними потрясениями, либо из-за желания получать эмиссионный доход, и их отделение было гораздо более болезненным. Что же касается выхода из еврозоны, то национализм не будет главным мотивом для любой из европейских стран, поэтому полезнее проанализировать, как размежевание отразилось на экономиках не прибалтийских, а других республик.

Опыт рублевой зоны подсказывает, что ни о каком плавном или упорядоченном отказе от общей валюты не может быть и речи. Как утверждает историк Гарольд Джеймс, «подобный выход всегда сопровождается хаосом и приводит к потере доходов и инфляции». Сохранение монетарного союза в случае политического разъединения также маловероятно. Когда в 1991 г. президенты России, Белоруссии и Украины решили положить конец СССР, они еще надеялись, что смогут сохранить общую валюту в условиях существования независимых государств, но уже через два года стало очевидно, что общая валюта не выживет при высокой инфляции и нарушенных политических связях. Усилия России по обузданию гиперинфляции и плавному переходу к рыночной экономике постоянно находились под угрозой из-за политики других республик, подстегивавшей инфляцию. Таким образом, логика рыночных реформ сталкивалась с желанием сохранить рублевую зону, и от общей валюты пришлось отказаться.

Поэтому, когда сегодняшние политические обозреватели спекулируют на тему желательности и осуществимости таких проектов, как «северный евро» или «южный евро», им следует помнить о соглашении, принятом лидерами России, Белоруссии и Украины и положившем конец Советскому Союзу. Тогда оно представлялось не похоронами общей экономики, а рождением оптимального и более функционального союза менее разобщенных и все более сплоченных стран-членов с общей культурой. Но то, что считалось тогда началом, осталось в памяти как начало конца, потому что процесс разъединения никогда не останавливается на полпути. Так что не будет преувеличением сказать, что в погоне за более цельным и спаянным Евросоюзом, состоящим из менее разнородных стран-членов, существует риск обратного результата. Процесс будет запущен в момент нарастания недовольства политических элит и широкой общественности нынешним статус-кво и одновременно страхом перед распадом союза и перспективой будущей неконкурентоспособности на мировой арене.

Урок седьмой

Самый важный урок, извлекаемый из дезинтеграции СССР, заключается в том, что при угрозе распада политические игроки должны сделать ставку на гибкость, обуздывая естественную склонность настаивать на жестких и долгосрочных решениях (которые в случае неудачи лишь стимулируют негативную динамику). К сожалению, в настоящее время европейские стратеги пытаются спасти союз с помощью политических решений, которые радикально ограничивают выбор национальных правительств и широкой общественности. Как следствие, избиратели в таких странах, как Италия и Греция, в силах сменить правительства, но не политический вектор, поскольку экономические решения де-факто отстранены от электоральной политики. Хотя подобная стратегия способна стабилизировать институциональную основу, она с достаточно высокой вероятностью грозит спровоцировать непредвиденные реакции.

Примат политики – это сердцевина европейского проекта. В 1920-е и 1930-е гг. европейцы усвоили, что демократия должна «исправлять» рынки во имя достижения социально-политической стабильности. Нынешний курс, одобряемый европейскими лидерами, нацелен на то, чтобы переделать Евросоюз и лишить политику ее центральной роли в надежде на то, что новая линия на строгую финансовую дисциплину снизит политическое давление на объединение. Эксперты могут спорить о плюсах и минусах жесткой экономии, однако важнее то, что крах этих мер автоматически ускорит кризис и тем самым затруднит выживание союза. Сегодня понятно, что ЕС не сохранится без общей валюты, не поддерживаемой общим казначейством. Но уцелеет ли союз как содружество государств, объединенных принципом жесткой экономии, в которых процесс принятия экономических решений никак не зависит от воли избирателей, а политика национальной идентичности – единственное, что осталось от политики? Популярным ответом на тезис об отсутствии альтернативы вполне может стать лозунг «Любая альтернатива лучше».

Поэтому главный урок, который европейские лидеры могут извлечь из краха СССР, состоит в том, что для выживания нужно адекватно реагировать на свои страхи. Как сказал Макбет, увидев ведьм, «подлинные страхи слабей, чем ужасы воображенья».

Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий в Софии и постоянный научный сотрудник Института гуманитарных наук в Вене.

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735497 Иван Крастев

Необходимость налога на разработку природных месторождений в Австралии, которая вызывает споры в стране, в очередной раз поставлена под сомнение после того, как стало известно, что он не приносит новые доходы в бюджет страны.На прошедшей неделе средства массовой информации Австралии разместили ряд сообщений, в которых утверждается, что за три месяца, прошедших после введение налога на пользование природными ресурсами, горнодобывающие предприятия, на которые налог был ориентирован изначально, не производили по нему ни каких выплат в бюджет.

22 октября правительство страны официально снизило прогноз по выплатам данного налога с 3,7 миллиардов австралийских долларов в год, до 2 миллиардов долларов.

Немедленно вслед за этим австралийские средства массовой информации начали публикации в которых указывалось на то, что ни одно из трех крупнейших горнодобывающих предприятий Австралии в первом квартале не делало выплат по данному налогу и, возможно, такая ситуация сохранится до конца финансового года.

25 октября министров финансов Австралии Уэйн Свон выступил в защиту позиции правительства, заявив о том, что точный анализ ситуации по сбору данного налога может быть сделан не ранее декабря текущего года.

Он также указал на некорректность оценки ситуации лишь по ее состоянию на первые три месяца, напомнив о том, что прогноз правительства страны составлялся на весь предстоящий год, при этом сама оценка должна производиться с учетом текущих цен и спроса на мировом рынке.

Несмотря на оптимистичность высказываний министра финансов, правительство по прежнему находится под огнем критиков данного налога, а министр финансов теневого кабинета Джо Хокей уже заявил, что он раньше «… ни когда не слышал о налоге, который не приносит не единого доллара дохода».

Перенесшие инсульт курильщики ставят себя в условия повышенного риска с точки зрения повторных инсультов, инфаркта и преждевременной смерти по сравнению с теми, кто никогда не курил, установили ученые из Австралии, труд которых опубликован в журнале Американской кардиологической ассоциации Stroke.

Исследователи из Мельбурна (Австралия) наблюдали за 1,589 тысячи пациентов, перенесших первый инсульт в 1996-1999 годах. Они изучали данные о состоянии здоровья этих людей в течение 10 лет, фиксируя факты смерти, повторные инсульты или инфаркты.

По сравнению с теми, кто никогда не курил, обладатели вредной привычки в 30 раз чаще имели неблагоприятный исход в результате инсульта. Среди тех, кто оставался в живых спустя 28 дней после инсульта, у курильщиков риск неблагоприятного исхода был на 42% выше. Кроме того, по расчетам исследователей, в ближайшие десять лет риск осложнений у них был на 23% выше. Бывшие курильщики, те, кто бросил до инсульта, рисковали не пережить его на 18% больше, чем те, кто не курил никогда.

"Это исследование дает свежий стимул бросить курить сейчас или никогда не начинать, потому что показывает, что последствия инсульта для курильщиков значительно хуже, чем для некурильщиков", - цитируются в пресс-релизе ассоциации слова автора исследования Аманды Трифт (Amanda Thrift), профессора эпидемиологии факультета медицины в Южной клинической школе при университете Монаша в Клейтоне.

Инсульт - четвертая лидирующая причина смертности и инвалидности среди работоспособного населения в США. Каждые 40 секунд в Америке кто-то переживает инсульт, пишут авторы исследования.

Дети иммигрантов в своем большинстве достигают большего по сравнению с теми, чьи родители родились в Канаде. Это выяснилось в результате исследования, проведенного в Университете Торонто.

Заявление верно не только для Канады, но также для Австралии и США. Одним из аспектов являются успехи в образовании. Иммигранты во втором поколении опережают по успеваемости одногодок, представляющих основную массу населения. Это особенно справедливо для выходцев из Азии.

Такая же картина наблюдается и по части трудоустройства и экономических успехов. Это в значительной мере касается китайцев и представителей Южной Азии, коих на руководящих должностях и местах, требующих высокой квалификации, в этих странах в два раза больше, чем представителей основной массы населения.

Годовой доход «местных» в возрасте 25-39 лет в Канаде составляет в среднем 50 тысяч долларов на домохозяйство, в то время как китайские иммигранты во втором поколении зарабатывают 63 тысячи долларов на домохозяйство. Исследователи считают: причина заключается в том, что иммигранты в этих высокоразвитых странах в основном имеют высокий уровень образования, и их дети лучше понимают его ценность, что, в свою очередь, со временем оборачивается экономическим успехом.

Канада > Миграция, виза, туризм > winnipeg.ru, 26 октября 2012 > № 674877

С 28 октября 2012 года аэропорт "Пулково" переходит на осенне-зимнее расписание. Впервые в зимнем расписании аэропорта появятся рейсы в Бургас, Владикавказ, Навои, Нукус, и Томск. В новом сезоне авиакомпания Кореан Эйр продолжит выполнять прямые рейсы из Санкт-Петербурга в Сеул, ранее перелеты осуществлялись только в летнее время. Благодаря маршрутной сети авиакомпании и удобному расписанию, пассажиры, отправляющиеся из России, смогут свободно продолжить своё путешествие по множеству направлений в Китае, Японии, США и Австралии.

В связи с возрастающем спросом на авиабилеты, по таким популярным направлениям, как Астрахань (авиакомпания "Ак Барс Аэро") Астана (Air Astana), Казань ("Ак Барс Аэро" и авикомпания "Россия") Краснодар ("Авиалинии Кубани" и авиакомпания "Якутия"), Милан и Рим (авиакомпания "Россия" и "Трансаэро"), перевозчиками принято решение о продолжении выполнения этих рейсов в зимнем периоде.

В наступающем сезоне будет увеличена частота полетов в:

Волгоград, осуществляемых авиакомпанией "РусЛайн"

Ереван и Минск, авиакомпания "Белавия" - Оренбург, "Оренбургские авиалинии"

Таллинн, Estonian Air

Тель-Авив, авиакомпания El Al

Расписание регулярных рейсов базовой авиакомпании аэропорта "Пулково" - АК "Россия" будет в целом ориентировано на увеличение частот. Рейсы в Самару и Екатеринбург будут выполняться дважды в день, дополнительные полеты будут открыты на линиях в Минеральные Воды, Вену, Тель-Авив, Рим, Стокгольм.

Расширение маршрутной сети и увеличение частот рейсов, выполняемых из Санкт-Петербурга, сможет удовлетворить взыскательный вкус петербургских путешественников.

Иран продолжает закупать уголь в Европе, не смотря на ужесточение мер, введенных Европейским союзом и США в попытке заставить его отказаться от ядерной программы. В частности, отраслевые источники говорят, что производители в Украине предоставляют Ирану коксующийся уголь и кокс, необходимые для производства стали, пишетЛІГАБізнесІнформ со ссылкой на Reuters .

"Иранцы раньше покупали много коксующегося угля в Австралии, чтобы производить собственный кокс, но сейчас это прекратилось, так как крупные компании не хотят быть приметными, - говорит британский источник на угольном рынке. - Таким образом, Иран начал покупать кокс в Украине".

Иранский рынок оценивается в около $25 млн. в месяц, и поставщики в Украине стремятся этим воспользоваться. Источники сообщают, что такую торговлю сопровождает ряд сложностей, и она проходит с участием ряда брокеров и посредством разнообразных механизмов оплаты, включая использование различных валют, например, российских рублей.

"К нам обращались за покупкой коксующегося угля в Иране, и они покупают все больше в последнее время, - говорит представитель одного из украинских производителей угля. - Мы осуществили несколько сделок, но не напрямую, а через другие страны - Сирию и Ливан".

Компаниям из Украины, которые хотят совершать сделки с Ираном, приходится прорабатывать различные схемы для торговли, отмечают источники. Одна из них - это бартер угля на сталь эквивалентной стоимости. Таким образом, исключается денежный аспект сделки.

Конечные иранские потребители украинского угля неизвестны из-за участия агентов и посредников и желания скрыть покупки.

Человек, знакомый с ходом поставок, сообщает, что грузы направляются из грузового порта Николаева. "Экспорт проходит уже на постоянной основе в течение двух лет, отправляется около двух-трех грузов в месяц", - сказал источник.

Официальные данные статистики Украины показывают, что общий объем экспорта в Иран в период с января по август этого года вырос на 10% до $800 миллионов по сравнению с тем же периодом прошлого года. Экспорт угля в этот период достиг $421 млн., что чуть более чем на 20% ниже, чем в тот же период прошлого года.

Однако источники заявляют, что эти цифры не отражают в полной мере объемы торговли, и в действительности объемы экспорта угля находятся между 170 тыс. до 200 тыс. тонн в месяц.

Департамент иммиграции Австралии признал инженеров с дипломами 31 российского и 6 казахских ВУЗов годными к профессиональной иммиграции.

Если прежде австралийскими службами признавались "полноценными" дипломы только 108 инженерных факультетов по всему миру, то теперь список их пополнился многократно. По примерным подсчетам, число молодых иностранных инженеров возрастет в стране на 900% .

"476 визу" на срок до 18 месяцев смогут , при желании, получить лица не старше 31 года и получившие дипломы аккредитованных департаментом иммиграции Австралии ВУЗов за последние пару лет. Ассоциация Consult Australia, представляющая интересы большинства профессиональных инженерных фирм страны, выступала за проведение подобной реформы с 2010 года.

В список аккредитованных институтов вошли десятки европейских, американских и азиатских ВУЗов, не забыты и инженеры африканского континента. Без преувеличения, набор кадров начался по всему миру.

Исторически, подавляющее большинство профессионалов, приехавших в страну по временным визам, оставалось на постоянное местожительство по профессиональной миграции. Нововведением правительство планирует не только увеличить число профессионалов, но и возродить "австралийскую глубинку", ведь инженеров и их семьи больше всего ждут именно там.

Список российских и казахских ВУЗов с вебсайта министерства иммиграции Австралии:

Russia

Altai State Technical University named after I.I. Polzunov

Irkutsk State Technical University

Ivanovo State Power University

Kazan State Technical University named after A.N. Tupolev

Kazan State Technological University

Komsomolsk-on-Amur State Technical University

Krasnoyarsk State Technical University

'MATI'-Russian State Technological University

Moscow Institute of Electronic Technology

Moscow Power Engineering Institute

Moscow State Institute of Radio Engineering, Electronics and Automation

Moscow State Mining University

Moscow State Technological University 'Stankin'

Moscow State University

Moscow State University of Applied Biotechnology

National Research Tomsk Polytechnic University

National University of Science and Technology 'MISIS'

Novosibirsk State Technical University

Samara State Aerospace University

Saint Petersburg State University

Saint Petersburn Electrotechnical University 'LETI'

Siberian Federal University

Taganrog Institute of Technology of Southern Federal University

Tambov State Technical University

Togliatty State University

Trekhgorny Technological Institute

Tyumen State Oil and Gas University

Ural State forest Engineering University

Ural State Technical University

Ufa State Aviation Technical University

Ufa State Petroleum Technological University

Republic of Kazakhstan (included in the list of the Association for Engineering Education of Russia)

D. Serikbayev East Kazakhstan State Technical University

Innovative University of Eurasia

Kazakh National Technical University named after K.I. Satpaev

L.N. Gumilyov Eurasian national University

Karaganda State Technical University

Semey State University named after Shakarim

В этом сезоне метеорологи предсказывают в Австралии особенно опасные лесные пожары. Жаркая погода и сильные ветры - это сочетание, которое уже не раз приводило к трагическим последствиям.

В феврале 2009 года во время стремительно распространявшихся пожаров в штате Виктория сгорело более 2 тысяч жилых домов и погибли 173 человека.

В этом году до начала летнего сезона пожарные службы и волонтеры проводят предупредительное сжигание растительности возле жилых домов и автотрасс.

До начала лета еще больше месяца, а в Квинсленде уже отмечено около 50 пожаров, в которых горит высохшая трава и леса. Метеорологи предсказывают, что температура воздуха поднимется до 41 градуса Цельсия при ветрах до 40 км в час.

ФСФР ПРЕДЛОЖИЛА УПРОСТИТЬ ЗАКОН ОБ ИНСАЙДЕРСКОЙ ИНФОРМАЦИИ

Ведомство забеспокоилось, потому что не в состоянии эффективно обрабатывать данные от участников рынка ценных бумаг

Нормы закона об инсайдерской информации зарегулированы и требуют упрощения. Такое мнение, как сообщает РИА Новости, высказал руководитель Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР) Дмитрий Панкин, общаясь с журналистами в кулуарах конференции ОЭСР по корпоративному управлению в России.

В настоящее время закон об инсайде реализуется на основе подзаконных актов, отметил финансист. Он сообщил, что возглавляемое им ведомство столкнулось с трудностями: оно не может эффективно обрабатывать получаемые данные от участников рынка ценных бумаг. "Такое впечатление, что все-таки чрезмерно громоздкая структура. Я вижу, что есть зарегулированность. Нужны меры по облегчению закона об инсайде", - сообщил Панкин. Он добавил, что ФСФР начала анализировать подзаконные акты. Ведомство рассчитывает завершить эту работу в I полугодии 2013 года, внеся предложения по облегчению норм закона.

Федеральный закон о противодействии неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком, работа над которым началась в 2000 году, вступил в силу 27 января 2011 года. Нормативная документация по этому закону начала действовать 1 января 2012 года. Уголовное наказание за использование инсайда - от двух до семи лет лишения свободы (в зависимости от вида нарушения и размера причиненного ущерба) - будет применяться с 27 июля 2013 года. Минимальный штраф за неправомерное использование инсайдерской информации и манипулирование рынков с оговоркой "если это действие не содержит уголовно наказуемого деяния" установлен в размере 3 тысяч рублей. Максимальный - 700 тысяч рублей (для юридических лиц).

В законе об инсайде впервые в законодательной практике Росии прописано определение инсайдерской информации. Закон также определяет круг лиц, подпадающих под термин "инсайдер". К инсайдерам отнесены некоторые госорганы и организации, обязанные раскрывать или предоставлять инсайдерскую информацию на своих сайтах. Помимо этого, закон определяет порядок раскрытия инсайдерской информации. В настоящее время компании, ценные бумаги которых торгуются на российской бирже, обязаны предоставлять списки инсайдеров в электронном виде в ежедневном режиме.

В последнем рейтинге Всемирного экономического форума Иран занимает 74-ое место по объему ВВП на душу населения среди 144 стран, сообщает агентство ИСНА.

Объем ВВП на душу населения в Иране составляет 6 тыс. 360 долларов. Первое место в названном рейтинге принадлежит Люксембургу, где названный показатель достигает 113 тыс. 533 долларов. Второе и третье места занимают Катар и Норвегия (98 тыс. 329 и 97 тыс. 255 долларов соответственно).

С четвертого по десятое места в рейтинге ВЭФ занимают соответственно Швейцария, ОАЭ, Австралия, Дания, Швеция, Канада и Голландия.

Замыкают рейтинг такие страны, как Бурунди, Либерия, Эфиопия, Сьерра-Леоне. В Бурунди объем ВВП на душу населения составляет только 279 долларов.

В названном рейтинге Иран по объему ВВП на душу населения опережает такие страны, как Сербия, Перу, Ливия, Китай, Таиланд, Украина, Индонезия, Парагвай, Марокко, Индия и Нигерия.

Самолёт авиакомпании flydubai сегодня выполнил первый рейс из Дубаи в столицу Македонии Скопье. Таким образом, карта маршрутов авиакомпании теперь насчитывает 15 городов Центральной и Восточной Европы.

Рейс FZ791 вылетел сегодня в 9:15 из Терминала 2 аэропорта Дубаи и прибыл в аэропорт Скопье имени Александра Великого в 12:40 по местному времени. На борту самолёта находился Президент flydubai, Гейт Аль Гейт (Ghaith Al Ghaith), которого на земле встречали Министр транспорта и коммуникаций страны Майл Янакески (Mile Janakieski) и Директор по операциям TAV Holding, Мурат Орнекол (Murat Ornekol). На пути руления самолёт прошёл сквозь традиционную арку из воды, а, спустившись по трапу, Аль Гейт был встречен хлебом с солью. После этого делегация в сопровождении журналистов проследовала в здание аэропорта, где состоялась пресс-конференция.

Президент flydubai, Гейт Аль Гейт, сказал: "Более 40% новых маршрутов, открытых нашей авиакомпанией в текущем году, приходится на страны Центральной и Восточной Европы. Начиная выполнять полёты в Скопье, мы соединяем Дубаи с ещё одним регионом, испытывающим дефицит воздушного сообщения. Новый рейс открывает дополнительные возможности для сотрудничества между странами, а также служит очередным подтверждением нашего интереса к развитию бизнеса в данном регионе".

По данным Министерства внешней торговли ОАЭ, объём товарооборота между ОАЭ и Македонией по итогам 2011 года вырос на 80%, причём основную долю в нём составляют текстильные изделия.

Майл Янакески, Министр транспорта и коммуникаций Республики Македония, отметил: "Бюджетные авиаперевозчики, такие как flydubai, предоставляют пассажирам возможность совершать путешествия по доступным тарифам. При этом, чаще всего, эти компании выполняют рейсы в регионы, где наблюдается активный экономический рост. Появление Скопье на карте машрутов flydubai является очень важным событием. Жители нашей страны получили возможность летать в Дубаи, а оттуда по широкому спектру направлений, включая более 50 городов, в которые выполняет полёты flydubai".

По данным Всемирного Совета по Туризму и Путешествиям, доля туристической индустрии в ВВП Македонии должна ежегодно увеличиваться на 5% в течение ближайших 10 лет. Посещая Македонию, туристы стремятся познакомиться с богатой историей и культурой страны, а также увидеть множество достопримечательностей, среди которых Крепость Кале в Скопье, построенная 1500 лет назад, и озеро Охрид на юго-западе.

"Открытие рейсов между Скопье и Дубаи принесёт большую пользу македонской диаспоре, живущей в Австралии. Теперь наши соотечественники смогут путешествовать между Македонией и Австралией с меньшим количеством пересадок, существенно экономя время в пути. Кроме того, граждане Македонии и соседних стран смогут напрямую летать в ОАЭ из аэропорта Скопье имени Александра Великого", - отметил Мурат Орнекол, Директор по операциям компании TAV Holding, занимающейся управлением аэропортами Македонии.

Скопье стал вторым городом, представляющим регион СНГ и стран Центральной и Восточной Европы, который появился в этом месяце на карте маршрутов flydubai. 1 октября 2012 года компания уже начала выполнять полёты в столицу Румынии Бухарест. В этом регионе компания на сегодняшний день обслуживает 15 направлений, в том числе Азербайджан, Армению, Грузию, Россию, Румынию, Сербию, Туркменистан, Украину и, с сегодняшнего дня, Республику Македония.

Подробная информация о рейсе

Рейсы в Скопье выполняются дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. Рейс FZ791 вылетает из Терминала 2 аэропорта Дубаи в 09:15 и прибывает в аэропорт Скопье имени Александра Великого в 12:40 по местному времени. Обратный рейс, FZ792, вылетает в 13:25 и прибывает в Дубаи в 20:35 по местному времени.

Стоимость билета "туда-обратно" из Дубаи в Скопье начинается от 5 260 грн. Тариф включает в себя все налоги и сборы, а также перевозку 20кг багажа, одного места ручной клади весом до 7кг и одной небольшой сумки или ноутбука в чехле. Услуга выбора места с дополнительным пространством для ног предоставляется по цене 220 грн. На борту пассажирам предлагается широкий выбор услуг за дополнительную плату, среди которых доступ к развлекательной системе по цене от 22 грн, а также меню прохладительных напитков и товары магазина беспошлинной торговли.

Повышение цен и введение налога на выбросы СО2 с нового финансового года привело к скачку цен на потребительские товары на 1.4% за июль-сентябрь 2012 года. В предыдущий квартал цены потребительской корзины поднялись лишь на 0.5%.

Резервный банк Австралии, который в прошлом месяце в попытке приостановить рост цен снизил кредитную ставку на 0.25 пункта, рассчитывает, что инфляция в этом году не должна превысить 3%.

Италия разрешила использование пластиковых пробок в признанных законом зонах DOC и DOCG. Впервые законодательство официально позволило применение синтетических пробок в защищенных зонах виноделия, пишет Корреспондент.net

Итальянские виноделы назвали решение историческим, а производители пробок – способом сохранения вин на века. Известно, что натуральная пробка может портиться, а вино после этого становится непригодным для хранения или питья.

Ранее от традиционной пробки отказалась часть производителей игристых вин Австралии, а еще раньше к таким изменениям пришли около трети виноделов Нового Света.

Как и у каждой идеи отрицающей историческое наследие - у пластиковой пробки сразу появилась масса противников. Одни называют это изменение "подделкой традиций", другие – борьбой с производителями пробок из дуба в угоду дешевой пластмассе. Если раньше это была собственная инициатива производителей, то теперь это официальная позиция властей.

Радикальные изменения пугают многих, но если раньше многие были уверены, что это будет лишь частичное явление, то теперь даже законченные скептики думают, что совсем скоро мы увидим элитное французское шампанское закрытое, либо железной пробкой, либо пластиковым обручем.

Все заявления противников легко разбиваются реальными и позитивными причинами ломания этого старого стереотипа о пробковом дубе и невозможности его замены.

Кроме уже сказанной случайной порче вина, можно добавить достаточную дороговизну исходного материала, а также проблематичность в производстве, не всегда поспевающую за ростом выпуска вина в мире. Кроме прочих моментов научно доказано, что пластиковая пробка иди завинчивающаяся крышка никоим образом не портят вкус вина или шампанского.

Об удобстве пластиковых и железных крышек и говорить нечего – они очень легко открываются и не крошатся как пробки из дуба низкого качества.

Традиции пробки не уходят – они меняются, ведь главное, что в бутылке, а не чем она закрыта.

Согласно последним данным, жизнь в Канберре заметно подорожала. В ежегодном рейтинге самых дорогих городов мирa Канберра поднялась с 47-го на 34-е место, сообщает сайт Новости Канберры.

Исследование, проведенное недавно компанией Economist Intelligence Unit показало, что в настоящее время самый высокий прожиточный минимум установлен в таких городах как Лондон, Нью-Йорк, Рим, Лос-Анджелес, Берлин и Гонконг .

В исследовании сравнивались цены более чем пo 400 пунктaм, включая пищу, одежду, аренду, транспорт, коммунальные услуги и затраты на отдых.

Среди самых дорогих городов мирa Сидней вышел на 7-е место, следом за ним на 8-м месте Мельбурн, Перт - на 13-м , Брисбен на 14-м и Аделаида на 18-м месте. Аналитик Джон Копстэйк отметил в докладе, что стоимость хлеба в Сиднее почти удвоилaсь за последние 10 лет, а стоимость бензина вырослa в три раза. Причины повышения стоимости жизни - усиление курса австралийского доллара, а также инфляция, особенно ощутимая в прошлом году.

Российский разгонный блок "Бриз-М", который в августе не смог вывести на орбиту спутники "Экспресс-М1" и "Телком-2", в середине октября взорвался на орбите, распавшись примерно на 70 фрагментов, однако пока непосредственной угрозы для Международной космической станции (МКС) эти обломки не несут.

Австралийский астроном Роберт Макнот (Robert McNaught), известный своими открытиями комет, 16 октября в ходе рутинных наблюдений в обсерватории Сайдинг-Спринг (Новый Южный Уэльс, Австралия) случайно обнаружил несколько десятков неизвестных околоземных объектов, двигавшихся примерно по одной траектории. Его коллега Роберт Мэтсон (Robert Matson), проведя подсчеты, установил "подозреваемого" - российский разгонный блок "Бриз-М".

"(Макнот) наблюдал около 70 отдельных фрагментов, двигавшихся по почти параллельным орбитам, с тем же направлением и скоростью, которое должен иметь объект номер 38746 ("Бриз-М"), за исключением того, что большинство фрагментов показались примерно на 5 минут раньше", - пишет Мэтсон в сообщении, опубликованном в специализированной рассылке наблюдателей за спутниками.

Согласно подсчетам Мэтсона, обломки "Бриза-М" "попались на глаза" Макноту всего через несколько часов после его распада.

Вместе с тем, в данных Стратегического командования США пока не появилось информации о распаде блока "Бриз-М". По информации американских военных, после неудачного августовского запуска с Байконура отслеживаются четыре объекта - сам "Бриз-М", спутники "Экспресс-МД2" и "Телком-3", а также фрагмент "Бриза-М", который может быть сбрасываемым тороидальным топливным баком или адаптером для спутника.

По данным ЦУПа, обломки "Бриза" не несут непосредственной угрозы для Международной космической станции (МКС).

"Угрозы никакой нет. Орбита обломков, конечно, будет пересекать орбиту МКС, но мы и американцы это отслеживаем. Конкретной угрозы, какой-то серьезной опасности пока нет", - сообщила РИА Новости представитель Центра управления полетами ЦНИИМАШ.

Представлены новые решения для хостинга облачных услуг и новое полномасштабное решение для веб-конференций в частных облаках. Эти новшества предоставляют партнерам новые источники дохода от решений "как услуга"Компания Cisco усовершенствовала целый ряд своих решений для совместной работы, предназначенных для общедоступных, частных и гибридных облаков. Эти новшества облегчают заказчикам доступ к расширенному набору наилучших рыночных предложений. В число таких предложений входят решения для "телеприсутствия" (telepresence), веб-конференций, унифицированных коммуникаций и контактных центров.

За последний год количество операторов и партнеров, предлагающих решение Cisco для хостинга совместной работы (Hosted Collaboration Solution, HCS), более чем удвоилось. За этот период Cisco приобрела 16 новых партнеров в данной области, доведя их общее количество до 34. Теперь Cisco значительно расширила прикладную часть этого решения и углубила его платформный компонент. Новое решение HCS включает усовершенствования в технологиях Cisco TelePresence , Customer Collaboration (в том, что касается контактных центров), Unified Communications, а также в сфере мобильности. Теперь партнеры компании Cisco по HCS, включая операторов связи, системных интеграторов, оптовых и розничных продавцов, могут предоставить своим заказчикам еще более широкую функциональность унифицированных коммуникаций в облачной модели "как услуга" (as-a-service).

Распространение веб-конференций Cisco WebEx на частные облака

Число веб-конференций, проводимых в разных странах с помощью технологии WebEx и общедоступного облака Cisco WebEx, продолжает расти быстрыми темпами (подробнее об этом - ниже). В связи с этим многие заказчики просят предоставить им аналогичное решение для частного облака, способное поддержать такие же возможности совместной работы в сочетании с широкой пользовательской функциональностью и строгим внутренним контролем. Идя навстречу таким пожеланиям, Cisco представила Cisco WebEx Meetings Server. Он разработан для организаций, нуждающихся в таком решении для веб-конференций, которым они могли бы пользоваться как своим собственным, разместив его в своем центре обработки данных.

Вышеупомянутые инновации продолжают развивать объявленный ранее пакет решений Cisco CloudVerse , состоящий из основных компонентов, необходимые для формирования и подключения общедоступных, частных и гибридных облаков, а также для управления ими. В состав Cisco CloudVerse входят облачные приложения и услуги (составляют основу сегодняшних объявлений), унифицированный ЦОД (Unified Data Center) и интеллектуальная облачная сеть Cloud Intelligent Network. CloudVerse предоставит предприятиям все преимущества облачных технологий: интегрированные, непротиворечивые, гарантированные функции совместной работы, а также более высокую гибкость, экономичность и информационную безопасность.

Хостинг совместной работы (HCS)

По мере расширения портфеля решений Cisco HCS целый ряд операторов и партнеров, таких как Damovo, eLoyalty (дочерняя компания TeleTech), Orange Business Services, NTT Communications, Telefonica и Vodafone, стали совмещать свои возможности с функциями HCS, чтобы предоставить заказчикам дифференцирующие услуги.

Кроме того, новые корпоративные заказчики, такие как D+M Group, Devoteam и Nokia Siemens Networks, стали получать облачные услуги для совместной работы от сертифицированных партнеров Cisco HCS, чтобы быстрее наращивать и упрощать свои внутренние коммуникации. HCS позволяет заказчикам быстро внедрять решения для совместной работы с минимальными капитальными затратами. Партнеры могут ускорить внедрение хостинга услуг для совместной работы с помощью специализированных партнерских сервисов (HCS partner enablement).

Ниже приводится список новых технологий, которые Cisco планирует вывести на рынок в 4-м квартале 2012 финансового года, т.е. в период с мая по июль 2013 года (доступность новых технологий в том или ином регионе будет зависеть от зон покрытия, созданных партнерами и операторами связи).

Расширение возможностей TelePresence в HCS

ХВиртуальные встречи с помощью технологии TelePresence по вашему требованию. Теперь партнеры Cisco могут предложить заказчикам услугу "статический мост" ( известна также под названием "rendezvous conferencing"). Она позволяет начинать виртуальную встречу с применением TelePresence в любое время без предварительного резервирования. Это еще больше облегчит заказчикам HCS использование видео для совместной работы в своей экосистеме.

ХМаксимальный возврат инвестиций для партнеров. Встраивание технологии Cisco TelePresence Exchange (CTX) в HCS позволит партнерам более эффективно управлять инфраструктурой, необходимой для решений TelePresence и видеоконференций. Кроме того, это даст партнерам возможность использовать свою инфраструктуру в интересах всех заказчиков: партнерам больше не придется создавать отдельную инфраструктуру для каждого заказчика.

ХРасширение зоны действия технологии TelePresence. Интеграция CTX предоставит заказчикам возможность одновременного подключения к множеству компаний, включая внешних поставщиков. Хостинг позволит заказчику покупать или брать в аренду лишь оконечные устройства, всю остальную технологическую "начинку" предоставит партнер.

Расширение функций HCS для совместной работы

ХУпрощение операций и повышение производительности сотрудников контакт-центра. Усовершенствованные функции HCS для совместной работы помогут партнерам легко управлять множеством контакт-центров в интересах заказчиков. Кроме того, партнеры HCS смогут предоставить заказчикам хорошо настраиваемый десктоп Web 2.0 для совместной работы, выводящий на простой настраиваемый экран всю информацию, необходимую сотруднику контакт-центра. Сотрудники смогут использовать эту информацию для того, чтобы быстрее, лучше и точнее помогать заказчикам.

ХРазвитие услуг HCS для унифицированных коммуникаций. С помощью HCS компания Cisco расширила возможности унифицированных коммуникаций для облачной среды (были объявлены летом 2012 года). Вот несколько примеров таких услуг:

ХExtend and Connect. Эта новая функция решения Cisco Unified Communications Manager работает вместе с технологией Cisco Jabber , обеспечивая подключение телефонов иных компаний к среде Cisco UC. Для подключения абонент вводит номер телефона своего устройства голосовой связи в клиент Jabber , работающий на компьютере Windows PC, после чего Cisco Unified Communications Manager напрямую передает голосовой трафик на этот телефонный номер. Программный клиент Jabber поддерживает функции учета присутствия, мгновенных сообщений, голосовой связи, голосовых сообщений, видео, совместного использования десктопов и конференц-связи.

ХПодключение предприятия к мобильным сетям. Интеграция IMS позволяет партнерам Cisco HCS предлагать своим заказчикам конвергенцию фиксированной и мобильной связи (Fixed Mobile Convergence, FMC). Это поможет мобильным операторам подключать предприятия к мобильным сетям и обеспечивать бесперебойную связь между ними. Кроме того, данная функция позволяет операторам передавать голос по сетям 4G.

Cisco WebEx: разработки для частных и общедоступных облаков

На 4-й квартал 2012 финансового года запланировано появление на рынке сервера Cisco WebEx Meetings. Он будет включать в свой состав средства для эффективной организации онлайновых встреч (в офисе и мобильной среде) через частное облако. Данное решение отлично подходит заказчикам, предпочитающим устанавливать подобные решения в помещении своей компании, а также тем, кто, работая в "эпоху пост-ПК", хочет получить решения для веб-конференций, совместимые с самыми разными пользовательскими устройствами и операционными системами и хорошо интегрирующиеся с существующими системами унифицированных коммуникаций. Заказчики этого решения могут также пользоваться услугами планирования и проектирования (Cisco Planning and Design Services). Сервер Cisco WebEx Meetings предоставляет заказчикам следующие преимущества:

Хотличную пользовательскую функциональность WebEx, характерную для общедоступного облака; поддержку клиентов WebEx для ПК, Mac, iPhone и iPad; высококачественное видео; обмен данными, аннотациями и средствами для совместной работы; возможности записи и воспроизведения;

Хинтеграцию с технологией Cisco для унифицированных коммуникаций, что превращает IP-телефонию в решение для конференц-связи и позволяет переходить от простых сессий Jabber IM к полномасштабным конференциям WebEx непосредственно из клиента Jabber (доступность этой функции запланирована на январь 2013 года);

Хвиртуализированное программное решение для серверов Cisco Unified Computing System (Cisco UCS ), отличающееся простотой установки и управления.

Решение Cisco WebEx для веб-конференций продолжает быстро наращивать свою популярность в среде общедоступного облака в значительной степени благодаря быстрым изменениям поведения сотрудников в "эпоху пост-ПК". Об этом свидетельствуют такие цифры:

Хза год количество зарегистрированных пользователей решения Cisco WebEx выросло на 30 процентов, и в августе 2012 г. их число превысило 6,8 млн;

Хколичество веб-конференций за год возросло на 38 процентов, составив 9,6 млн (по состоянию на август 2012 года);

Хпродолжительность сессий в минутном выражении за год увеличилась на 32 процента, составив в августе 2012 года 1,8 млрд минут;

Хколичество загрузок мобильного клиента составило 2,7 млн (рост более чем на 30 процентов в год для устройств Apple и более чем на 11 процентов в год - для устройств Android).

"Мы наблюдаем исключительно быстрый рост популярности всех облачных продуктов Cisco для совместной работы, - заявил старший вице-президент компании Cisco, руководитель подразделения по разработке технологий для совместной работы Одд Джонни Винге (OJ Winge). - Так, более половины ведущих мировых операторов используют решение Cisco HCS. По нашему мнению, это решение дает им свободу выбора. Кроме того, оно предоставляет абонентам отличную функциональность, независимо от модели внедрения".

"Мы предоставляем аудиорешения премиального качества во всех регионах мира, - говорит вице-президент компании D+M Group Джон Джексон (John Jackson), отвечающий за глобальную инфраструктуру и отношения с вендорами. - Чтобы добиться успеха, нам нужно поддерживать отличные условия для совместной работы более чем двух тысяч сотрудников компании, рассредоточенных по всему миру. Мы искали решение для хостинга, отличающееся высокой масштабируемостью, информационной безопасностью, надежностью и расширяемостью. Вместе с партнером Cisco - компанией West IP Communications мы внедрили решение Cisco HCS и уже видим, как это решение начинает менять нашу корпоративную культуру".

"Облачные услуги стали неотъемлемой частью корпоративной культуры Orange Business Services, - сказал вице-президент компании Orange Business Services Поль Молинье (Paul Molinier), возглавляющий отдел унифицированных коммуникаций и совместной работы. - Наш опыт в области сетевых и коммуникационных услуг создает отличные условия для доставки заказчикам высокопроизводительных облачных вычислительных сервисов. Интеграция платформ Cisco HCS и CTX с облачной инфраструктурой Orange предоставила нашим заказчикам все преимущества видео и систем совместной работы, доставляемых как услуга по всей организации. Имея такие решения, как Cisco HCS и CTX, компания Orange может предложить комплексные облачные услуги для коммуникаций и совместной работы, повышающие гибкость (в рамках сервисной модели), увеличивающие конкурентоспособность (за счет сокращения капитальных и текущих расходов) и повышающие уровень информационной безопасности (при помощи защиты данных на всем протяжении канала связи от пользовательского устройства до центра обработки данных)".

"Производительность 60 тысяч наших конечных пользователей и их совместная работа с NSN и нашими заказчиками - ключ к успеху NSN на нашем остроконкурентном рынке, - утверждает ИТ-директор компании Nokia Siemens Networks Манфред Иммитцер (Manfred Immitzer). - Решения Cisco для совместной работы поддерживают отличную пользовательскую функциональность на разных оконечных устройствах и стали основой бизнеса NSN. Наша ИТ-стратегия состоит в том, чтобы приобретать ИТ-решения как услуги. Недавно мы вместе с компанией Cisco и ее партнерами решительно двинулись в сторону облачных технологий, что позволит быстрее реагировать на непрерывно меняющиеся требования бизнеса с помощью гибких моделей пользования и экологически чистых платформ".

"60 тысяч рабочих мест на мировом рынке - это значительное достижение для нашей отрасли, - говорит Хосе Гамо (Jose L. Gamo), главный исполнительный директор компании Telefonica Multinational Solutions. - Мы преодолели неизбежные первоначальные трудности. Компания Nokia Siemens Networks уже пользуется преимуществами наших комплексных глобальных услуг с архитектурой Cisco для совместной работы. Эта технология удовлетворяет требования наших заказчиков, которым нужны экономичные и эффективные решения для совместной работы и унифицированных коммуникаций. Рассмотрев варианты разных вендоров, предлагавших установить решения для совместной работы либо в помещениях NSN, либо в облаке, компания Nokia Siemens Networks выбрала самое лучшее из них и решила перенести свои услуги в облако Telefonica с технологией Cisco HCS".

"Выбрав технологию Cisco HCS в качестве платформы, мы смогли предоставить облачные решения для унифицированных коммуникаций в глобальном масштабе, чтобы помочь заказчикам модернизировать методы своей работы, - отмечает Мицуру Такаяма (Mitsuru Takayama), директор подразделения голосовой связи и голосовых услуг из компании NTT Communications. - Чтобы поддержать успех глобального бизнеса наших заказчиков, мы будем и далее расширять функциональность своих решений и предлагать надежные, глобальные услуги, позволяющие нашей компании стать глобальным ИКТ-партнером для своих клиентов. Сотрудничество с Cisco является важнейшим условием непрерывных технологических инноваций".

"Нас очень воодушевляют программа Vodafone OneNet Global Enterprise, партнерские отношения с компанией Cisco и возможность пользоваться решением HCS, - заявил Сэнди Уокер (Sandy Walker), менеджер отдела фиксированных и унифицированных коммуникаций из компании Vodafone. - Cisco HCS - это стратегическая масштабируемая платформа. Мы будем интегрировать ее с мобильным облаком Vodafone, чтобы облегчить совместную работу своих заказчиков в любом месте в любое время с помощью любого устройства. Это поможет нашей компании реализовать свою стратегию в области развития деловых коммуникаций".

"Провинция Куинсленд занимает первое место в Австралии по производству и экспорту говядины, - говорит Джон Джеймс (John James), руководитель группы eExtension из Министерства сельского хозяйства, рыболовства и лесного хозяйства австралийской провинции Куинсленд. - Нам хочется общаться лицом к лицу со всеми 12 тысячами производителей мяса, проживающих в нашей провинции, но личные встречи между нами затруднены огромными пространствами (по своей площади Куинсленд в семь раз больше Великобритании). Облачное решение для конференц-связи Cisco WebEx позволяет нашему министерству чаще общаться с производителями и вести с ними интерактивные переговоры в дружественной обстановке с минимальным загрязнением окружающей среды. По нашим подсчетам, один час веб-конференции с 10 участниками в среднем экономит 60 часов командировок общей стоимостью в 6 тысяч долларов и позволяет отказаться от покупки авиабилетов на сумму более 2 500 долларов. Таким образом, это решение позволяет намного эффективнее использовать деньги налогоплательщиков".

"Решение Cisco WebEx помогло нам усовершенствовать совместную работу в мировом масштабе, - утверждает Оливер Брайден (Oliver Breiden), представитель Metro Group в Дюссельдорфе (Германия). - Это решение поддерживает открытые, прямые коммуникации, независимо от служебной иерархии и географических расстояний. Metro Group принадлежат более 2 тысяч магазинов Cash & Carry, супермаркетов, универмагов и универсамов в Европе, Азии и Африке. Совершенно ясно, что прямая и эффективная передача важных сообщений, поддержка обучения специалистов и проведение регулярных информационных совещаний для нашего международного коллектива приносит компании большую пользу. К тому же эта технология проста в использовании и одинаково хорошо работает на самых разных платформах. Встречи и собрания в среде WebEx служат хорошим дополнением к физическим встречам, телеконференциям и переписке по электронной почте".

О решениях Cisco для совместной работы

В самых разных областях, от IP-коммуникаций до мобильных решений, систем CRM, веб-конференций, передачи сообщений, корпоративных социальных сетей и совместимых решений telepresence, компания Cisco предлагает интегрированные сетевые решения для совместной работы, основанные на открытых стандартах. Эти решения могут устанавливаться в помещениях заказчика, в облаке или на виртуализированных платформах. Их можно также получать у Cisco и ее партнеров в виде услуг. Эти решения разработаны для развития бизнеса и инноваций и для повышения производительности труда. Кроме того, они помогают ускорять работу трудовых коллективов, защищать инвестиции и упрощать процессы поиска нужных людей и информации.

Один из журналистов газеты "Единение" занимался сравнением Австралии и России по уровню обеспечения населения. Новые данные государственного департамента Австралии об уровне бедности в стране заставили под другим углом посмотреть на эту тему.

Согласно отчету австралийского департамента социального обеспечения, 2,2 миллиона человек в стране живут ниже официального уровня бедности. Из них - 600 тысяч детей, которые идут в школу без завтрака и изолированы социально.

В отдельном отчете, составленном благотворительной религиозной организацией Anglicare Australia, указывается, что в каждой третьей австралийской семье возникают проблемы с покупкой продовольственных товаров, а один из 10 школьников иногда пропускает школу, потому что ему нечего взять с собой в качестве школьного завтрака.

"Несмотря на десятилетия беспрецендентного экономического роста в стране, мы не создали условий, чтобы помочь своим гражданам, оказавшимся в бедности, а в помощи нуждается однин из каждых восьми жителей страны",- констатирует факты директор департамента социального обеспечения Cassandra Goldie.-" Богатая страна, как наша, должна иметь лучшие показатели в этом вопросе. Это несоблюдение элементарных человеческих прав."

Журналисты news.com.au встретились с 65-летним пенсионером Крисом Новаком из Сиднея, который не может найти работу в течение последних пятнадцати лет, после того, как получил травму. Мистер Новак живет на пенсию по инвалидности и добавку на жилье - 410 долларов в неделю. Большую часть денег он расходует на аренду жилья, хотя в течение 10 лет находится в очереди на получение льготного государственного жилья.

Также значительная для его доходов сумма уходит на содержание старого автомобиля. Раз в неделю он получает бесплатный обед по месту своей волонтерской работы. Его родители умерли, а двое сыновей с ним не общаются.

News.com.au приводят примерный бюджет мистера Новака на неделю:

- аренда жилья: $200

- автомобиль (бензин, страховка, т.п.): $58

- общие счета: $56

- электричество и телефон: $48

- продукты: $50

- одежда: $5

- медикаменты: $2.90

- развлечения: $1.50

Так что, согласно этому списку, у не имеющего своего или государственного жилья безработного для развлечений - возможности невелики, остается лишь телевизор.

Институт прикладной экономики и социальных исследований Мельбурнского университета приводит расчетные данные уровня бедности по Австралии.

Согласно данным исследователей, для одинокого неработающего человека это $381.40, а для работающего $470.36 в неделю. Для семьи из двух человек $540.25 и $629.21 соответственно.

Официальная минимальная заработная плата в стране на сегодняшний день $15.96 в час или $606.4 в неделю.

Справедливости ради, отметим также среднюю заработную плату взрослого человека, работающего на полную ставку, рассчитанную Австралийским бюро статистки на середину 2012 года - $1494.50, или 77.7 тысяч долларов в год

Средние цены на продукты в австралийском супермаркете, в $AU

(В настоящее время 1 австралийский доллар составляет примерно 1.02 доллара США):

литр молока 1.50

хлеб, 700г 2.50

кг свежей рыбы от 12.00

кг креветок 28.00

кг говядины от 12.00

кг фарша 7.50

кг курицы от 5.00

яйца, 12 шт. от 3.50

кг сыра от 7.00

масло, 250 гр 2.50

маргарин 1.80

кг сахара 1.50

Чай,250 гр от 3.00

Nescafe 250 Gr. 8.00

кг йогурта 3.00

хлопья к завтраку 6.00

кг риса от 3.00

спагетти 2.00

морковь 2.00

картошка от 2.00

лук от 1.50

бананы 3.00

яблоки от 3.00

помидоры от 5.00

авокадо, 1 шт. 1.50

Цена литра бензина - от 1.50

По материалам news.com.au и открытых данных

При голосовании на место в Совете Безопасности ООН Австралия получила 140 голосов, опередив Люксембург (128 голосов) и Финляндию (108 голосов).

"Всегда приятно, когда Австралия побеждает",- сказал присутствовавший в ООН министр иностранных дел страны Боб Карр. "На таких форумах Австралии всегда непросто, так как мы не являемся частью большого блока", - отметил министр. Последний раз Австралия была временным членом Совета Безопасности в 1985 -1986 году.

Международные политические амбиции руководства Австралии стоили стране 24 миллиона долларов, эта кампания была начата в 2008 году Кевином Раддом.

"Это хорошая победа", - заявил политический комментатор Крис Кенни. - "Если бы Австралия не выиграла, это выглядело бы унижением. Так что победа - это хорошо. Но не ожидайте слишком многого в усилении роли Австралии в международных делах. Главную роль в Совете Безопасности играют постоянные члены, которые имеют право вето", - заметил австралийский комментатор.

В Совете Безопасности 5 постоянных членов - Китай, США, Великобритания, Россия и Франция и 10 временных. Одно из них в 2013-2014 году будет занимать Австралия. Кроме Австралии временными членами СБ стали также Люксембург, Аргентина, Руанда и Южная Корея.

Руанда, Аргентина и Австралия стали новыми непостоянными членами Совета Безопасности ООН на 2013-2014 годы по итогам состоявшегося в четверг тайного голосования в Генассамблее всемирной организации.

Всего в СБ ООН насчитывается 15 государств, пять из которых - постоянные члены (Россия, США, Китай, Великобритания и Франция). Десять остальных выбираются голосованием - по пять каждый год.

Голосование продолжается для выборов еще двух государств.

Как отметил на открытии голосования председатель Генассамблеи Вук Еремич, из нынешних 193 государств ООН свыше 70 еще никогда не были членами СБ. Иван Захарченко.

РУАНДА, АРГЕНТИНА И АВСТРАЛИЯ ИЗБРАНЫ В СБ ООН

Они станут непостоянными членами Совета Безопасности ООН в 2013-2014 годах

Генеральная ассамблея ООН избрала Руанду, Аргентину и Австралию непостоянными членами Совета Безопасности ООН в 2013-2014 годах, сообщает Reuters.

Аргентина набрала больше всех голосов - 182 (в Генассамблею входят 193 государства). У Руанды 148 голосов, у Австралии - всего 140. Австралия сражалась за место с Финляндией и Люксембургом.

В ходе второго тура определится страна-кандидат, которая займет оставшееся вакантным место представителя Азиатско-Тихоокеанского региона. Среди неофициальных фаворитов выделяется Южная Корея.

В Совет Безопасности входят 15 стран - пятерка постоянных членов (РФ, США, Китай, Великобритания и Франция) и десять непостоянных.

АМЕРИКАНСКИЙ NEWSWEEK УЙДЕТ В ИНТЕРНЕТ

С 2013 года бумажный вариант еженедельника выходить не будет. Редакция надеется на пользователей Интернета и владельцев мобильных устройств

Со следующего года старейший американский еженедельник Newsweek исчезнет в бумажном варианте и будет выходить лишь онлайн, сообщает Reuters. Как говорится в заявлении главного редактора Тины Браун, новое издание будет международным и станет именоваться Newsweek Global.

Браун предупреждает о грядущих увольнениях, но не уточняет их размер.

Сейчас Newsweek "обитает" на сайте The Daily Beast, который был запущен в 2008 году самой Браун как новостной портал и в 2010 году стал делить "страничку" с журналом. Благодаря приложениям для планшетов iPad и различных электронных книг редакции Newsweek удалось завоевать аудиторию пользователей мобильных устройств. За месяц ресурс The Daily Beast посещают более 15 миллионов уникальных посетителей. За год показатель вырос на 70%.

За первое полугодие объем размещения рекламы в американских печатных изданиях снизился на 8,8%. Редакции Newsweek удалось нарастить личный показатель на 7,6%.

Тираж еженедельника составляет 1,5 млн экземпляров. Ранее он составлял 3 млн. В бумажном виде Newsweek просуществовал 79 лет.

В настоящее время Newsweek принадлежит миллиардеру Сидни Харману, купившему журнал у медиагруппы Washington Post за 1 доллар.

У более чем 35% австралийцев, купивших жилье на условиях кредитования после 2008 года, долг больше, чем рыночная стоимость их сравнительно недавнего приобретения.

Отрицательная разница между стоимостью жилья и кредитной задолженностью возникает в результате снижения рыночных цен на соответствующее имущество. Аналитики предупреждают, что такая ситуация сохранится на рынке недвижимости, по крайней мере, шесть последующих лет.

Неутешительный отчет агентства JP Morgan был опубликован на этой неделе. В соответствии с документом, значительное количество тех, кто несколько лет назад считался потенциальным покупателем, сегодня не могут себе позволить выступать в этом качестве на рынке недвижимостииз-заужесточения условий кредитования.

Больше всего пострадал штат Квинсленд, где стоимость 54% недвижимости, приобретенной после 2008 года, меньше полученной под нее ипотечного кредита. Новый Южный Уэльс пока легко отделался — здесь наименьшее количество собственности с «отрицательным капиталом» владельцев — 24,5%. Несмотря на то, что с 2008 года средняя цена австралийского дома выросла почти на 10% — с 375000 долларов до 412000 долларов, отрицательный актив по стране вырос почти в шесть раз — с 6% в 2008 году до 35,6% за последние четыре года.

Снижение процентных ставок Резервным банком страны не помогло ситуации — банки, наученные мировым финансовым кризисом, уже не раздают деньги направо и налево, и клиентам стало намного труднее получить ипотечный кредит.

В первом квартале 2012-13 финансового года англо-австралийская горнорудная компания BHP Billiton увеличила добычу железной руды по сравнению с аналогичным периодом прошлого фингода на 1%, до 39,772 млн. т. В то же время, по сравнению с последним кварталом прошлого ФГ, добыча снизилась на 3%. Об этом говорится в отчете компании.

Также в июле-сентябре 2012 г. добыча коксующихся углей упала к АППГ на 4%, до 8,938 млн. т, по сравнению с апрелем-июнем 2012 г. выросла на 10%.

Кроме того, в I кв. 2012/2013 ФГ добыча марганцевой руды выросла к АППГ на 6%, до 2,146 млн. т, по сравнению с предыдущим кварталом 2012 г. - на 4%.

В июле-сентябре 2012 г. производство ферросплавов снизилось к АППГ на 33%, до 130 тыс. т, по сравнению с предыдущим кварталом – выросло на 73%.

В I кв. 2012/2013 текущего ФГ добыча энергетического угля выросла к АППГ на 6%, до 19,607 млн. т, по сравнению с апрелем-июнем 2012 г. выросла на 6%.

ФНС ХОЧЕТ БОРОТЬСЯ С НЕУПЛАТОЙ НАЛОГОВ ВМЕСТЕ С ОЭСР

Михаил Мишустин считает, что было бы также полезно обмениваться банковской информацией

Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и Россия, которая к 2014 году планирует в нее войти, должны начать совместную борьбу с уклонением от уплаты налогов, сообща искать конечных бенефициаров бизнеса и обмениваться банковской информацией, полагает глава Федеральной налоговой службы Михаил Мишустин, передает РИА Новости.

Мишустин предлагает также объединить усилия по поиску баланса между снижением административных затрат на выполнение требований налогового законодательства и эффективностью контроля за его соблюдением. Мишустин считает, что форум ОЭСР по налоговому администрированию, который пройдет в Москве в мае 2013 года, придаст "новый импульс" координации международных усилий по борьбе с уклонением от уплаты налогов.

Министр финансов РФ Антон Силуанов в интервью телеканалу "Россия-24" рассказал, что российское налоговое законодательство было изменено и приведено в соответствие с требованиями ОЭСР. Глава ведомства сообщил, что налоговая система была упрощена, что он считает очень важным для ее гармонизации с "лучшими мировыми стандартами". Силуанов сообщил, что в последнее время были приняты решения об избежании двойного налогообложения и трансфертном ценообразовании по требованиям ОЭСР. Министр напомнил, что Россия присоединилась к конвенции ОЭСР об обмене налоговой информацией, что ему кажется очень важным шагом.

Глава ведомства рассказал, что руководство ФНС работает вместе со Всемирным банком для формирования объективной оценки российской налоговой системы и администрирования. Эта работа, по словам Силуанова, должна помочь России подняться на несколько ступенек вверх в рейтинге Doing Business, который готовит Всемирный банк. Руководитель Минфина надеется, что положение РФ в рейтинге существенно улучшится уже в следующем году.

Агенты и принципалы: чего ожидать после «вертикали власти»?

Ирина Марковна Бусыгина (р. 1966) – политолог, профессор МГИМО(У) МИД РФ.

Михаил Георгиевич Филиппов (р. 1963) – политолог, профессор Университета Бинхэмтон (штат Нью-Йорк, США).

Для любой территориально протяженной страны вопрос о характере взаимоотношений между центром и территориальными единицами (регионами) является одним из самых трудных. Неопределенность дальнейшего развития ситуации в России, усугубляемая появлением гражданского протестного движения, неизбежно затрагивает и сферу территориальных отношений. Так, одной из активно обсуждаемых институциональных новаций является возвращение к прямым выборам глав исполнительной власти регионов. Более того, есть веские основания ожидать, что политические реформы в случае своего продолжения приведут к принципиальному изменению характера федеративных отношений в России[1]. Причины и последствия такого влияния политических реформ на отношения между центром и регионами нашей страны мы и хотели бы обсудить.

В самой общей форме наш основной тезис заключается в том, что в федеративной стране любое значительное изменение политической системы неизбежно включает в себя пересмотр характера отношений между центром и регионами. На практике речь идет как о степени политической и экономической автономии, которой располагают регионы (субъекты федерации), так и о формальных и неформальных правилах, структурирующих взаимоотношения между ними и федеральным центром. В российском случае мы ожидаем очередного пересмотра федеративных принципов по мере расширения публичной конкуренции в политике и экономике. При этом в краткосрочном и среднесрочном плане политические реформы скорее всего приведут к обострению проблем территориального устройства, а возможных улучшений в виде эффективного развития федеративных отношений можно будет ожидать только в долгосрочной перспективе, после периода длительной неопределенности и сопровождающей ее череды кризисов.

Ниже мы пытаемся показать полезность использования модели отношений принципала и агента для понимания динамики федеративных отношений в России. По нашему мнению, ее основная ценность заключается в способности подчеркнуть единство различных подходов к территориальному устройству больших стран. При любом выборе – от имперского до федерального – требуется создать механизм контроля над действиями региональных властей со стороны политического центра. Общепризнанные выводы из теории отношений принципала и агента указывают, однако, на то, что успех такого контроля зависит прежде всего от системы политических стимулов и наличия в распоряжении центра достаточных ресурсов. Поэтому любые существенные изменения, затрагивающие политические правила игры и ограничивающие доступные центру финансовые ресурсы, приводят к кризису отношений с регионами.

Модель отношений между принципалом и его агентом столь же хорошо объясняет, почему политические правила игры (то есть институты, их задающие) работают не по отдельности, а только в комбинации друг с другом и с другими факторами, то есть только как система. Поэтому если осуществлять последовательный, шаг за шагом, институциональный переход, то положительных результатов такая реформа не даст до тех пор, пока новая политическая модель не будет построена до конца. Более того, издержки будут возрастать с каждым шагом, поскольку, когда старые правила уже перестают действовать, новые еще не действуют в полном объеме. С учетом того, что многие могут выигрывать от одних реформ, но потерять от других, компромиссы и половинчатые решения неизбежны. Однако половинчатые меры, как правило, недостаточны для того, чтобы запустить весь механизм игры по новым правилам. Соответственно, перспективы эффективного функционирования федерализма в России представляются весьма ограниченными.

Конституция нуждается в системе политических контрактов

В экономической и политологической литературе федерализм часто анализируют как процесс институционального «торга», закрепленного конституционным договором (контрактом) между различными уровнями власти. Более того, большинство исследователей считает формальный конституционный контракт, четко определяющий полномочия и права федерального центра и регионов, необходимым элементом федеративной формы государственности. Формальная сторона конституционного контракта, как правило, привлекает значительное внимание практиков и исследователей в любой федеративной стране. Значительно меньшее внимание уделяется проблеме реализации такого контракта.

Между тем, особенностью любого конституционного договора, включая федеративный, является его «неполный» характер, то есть принципиальная невозможность описать в нем все потенциально спорные ситуации и пути их решения. И, сколько бы ни призывали юристы четко прописать в конституции принципы федерализма, в реальности это можно сделать только в самых общих чертах. Поэтому на практике конституционный контракт обязательно дополняется другими контрактами нижестоящего уровня, которые задают «правильные» стимулы для игроков, ответственных за практическую реализацию конституционных принципов. Соответственно, применение конституции на практике оказывается зависящим от множества институциональных деталей, которые невозможно предусмотреть в основном законе. Именно поэтому, производя заимствования из одних и тех же исторических конституционных текстов, новые демократии, как правило, получают весьма несхожие результаты. Вместе с тем, при одной и той же конституции в стране могут практиковаться весьма различные политические режимы. Например, практика демократии и федерализма в России претерпела существенные изменения, пребывая в рамках формально остававшейся неизменной Конституции 1993 года. Да и американская Конституция допускала при своей принципиальной неизменности очень существенные изменения практики федерализма.

Федеративные страны сталкиваются с дополнительными сложностями при реализации конституционного контракта. Дело в том, что при федерализме в отношения вступают очень мощные институциональные игроки – регионы и территории, как правило, обладающие значительными экономическими и политическими ресурсами. Принуждение регионов к тому, чтобы они следовали указаниям центра, зачастую оказывается весьма трудным и дорогостоящим предприятием. Как правило, утверждается, что для успеха федеративной модели прежде всего необходимо задать стимулы (установить контракты) политикам федерального и регионального уровней. Для эффективного функционирования федерации политики сами должны следовать не только букве, но и «духу» конституции, требуя того же друг от друга. В противном случае, если у политиков нет стимулов, побуждающих их уважать основные принципы и дух конституции, они всегда изыщут способ обойти конституционные ограничения, формально оставаясь в рамках дозволенного. Ведь конституция, как уже отмечалось, является «неполным» контрактом и не может предусмотреть всего. В итоге, в такой федерации либо нарастает дезинтеграция, либо федерализм превращается в пустую формальность.

Любая федеральная конституция разделяет полномочия федеральных и региональных властей. При федерализме, по крайне мере в некоторых сферах, региональные политики получают полномочия действовать самостоятельно, в то время как в других сферах они выступают в качестве зависимых агентов федерального центра. Федерализм также требует взаимности – в каких-то сферах федеральные политики должны быть зависимы от регионов и их представителей. Регионам к тому же необходимо найти баланс взаимоотношений с местными властями, особенно крупных городов. Такое переплетение взаимозависимостей на фоне принципиальной невозможности прописать все возможные обстоятельства в конституции создает множество трудноразрешимых проблем. Тем не менее, в больших странах с разнообразием региональных особенностей наиболее сложной проблемой остается, как правило, именно выстраивание отношений с региональными властями как агентами политического и экономического центра страны. Каким же образом можно обеспечить условия, при которых региональные политики действуют в интересах и центра, и регионов? И, главное, как отвратить региональные власти от действий, разрушающих территориальное единство страны?

С точки зрения выстраивания отношений с региональными властями как агентами центра, федерализм является лишь одной из возможных конституционных форм. Вместе с тем, при любой конституционной форме территориальной организации сохраняется необходимость заинтересовать региональные власти в действиях, выгодных политическому центру. Какая бы модель ни была положена в основу территориального устройства – имперская, федеральная, унитарная или все более популярная в современном мире модель многоуровневого государственного управления, – проблема обеспечения готовности региональных властей действовать в качестве добросовестных агентов центральной власти неизменно напоминает о себе. Важно подчеркнуть, что различные методы ее разрешения имеют свои плюсы и минусы, позволяющие лучше справляться с одними затруднениями за счет игнорирования других. Таким образом, универсального и идеального решения не просто нет; сам баланс достоинств и недостатков меняется как с течением времени, так и по мере технологического, экономического, политического и социального развития.

Федеральные отношения как проблема «принципал–агент»

Проблему контроля над представителями территориальных властей удобнее всего обсуждать, применяя методы анализа взаимоотношений агентов и принципалов, которые используются в экономических науках. Например, складывающаяся в России «вертикаль власти» хорошо описывается в рамках классической модели «принципал–агент»:

«А (агент) подотчетен Б (принципалу) при соблюдении двух условий. Во-первых, А обязан (по крайней мере в некоторой степени) действовать от лица Б. Во-вторых, Б имеет возможность – через формальные институты или неформальные правила – наградить или же наказать А за его действия»[2].

Причем любая модель принципал-агентских отношений предполагает, что интересы принципала и агента различны. Это означает, что у агента есть возможность использовать данные ему полномочия в собственных интересах, а не в интересах принципала. Данный факт в свою очередь заставляет принципала тратить усилия и дополнительные ресурсы на мониторинг поведения агента. Сердцевиной проблемы становится информационная асимметрия между принципалом и агентом в пользу последнего.

Агентская теория описывает и объясняет ситуации, в которых актор (принципал) контролирует агента, однако в то же время вынужден делегировать ему часть решений и полагаться на то, что последний будет действовать в его интересах. Эта проблема имеет глубокие теоретические корни, восходящие к работам Макса Вебера; ее далеко идущие последствия значимы для самых различных дисциплин и ситуаций[3]. Современный политический анализ широко использует агентскую теорию для объяснения двух типов отношений: между сообществами и их представителями и между избранными политиками и бюрократией.

Предлагаемое нами использование модели отношений между принципалом и агентом для объяснения различных принципов территориальной организации государств является новаторским, хотя в ряде исследований уже обсуждалась проблема принципала и агента в контексте федеративных и многоуровневых отношений[4]. Необходимо также заметить, что многие исследователи федерализма, не обращаясь непосредственно к указанной модели, тем не менее привлекали весьма сходный язык и методологию для анализа контроля над региональными властями, имеющего место при федеративном устройстве.

Проблема контроля агента в экономике и политике

Как же принципал может проконтролировать своего агента? Экономическая наука дает ясный ответ: необходимо заставить агента разделить с принципалом часть риска, связанного с достижением результатов деятельности. Это, правда, влечет за собой неизбежное увеличение расходов на компенсацию его усилий – плату за риск. Другими словами, даже самый эффективный контракт с агентом требует дополнительных расходов. Реальный выбор приходится делать между потерями от бесконтрольности и издержками от дополнительных компенсаций, выделяемых агенту. Поэтому проблема контроля агента является главным образом проблемой ограничения издержек и потерь. Она обостряется, когда ресурсы ограничены: в таких ситуациях приходится продолжать делегирование полномочий и обеспечивать контроль, не имея при этом возможности адекватно вознаграждать агентов. Если же финансовые ресурсы безграничны, то нет и проблемы контроля; точнее говоря, ее довольно просто разрешить. Применительно к практике российского территориального устройства такое утверждение означает, что бюджетные ресурсы выступают одной из ключевых переменных успеха. Именно поэтому наибольшие трудности с контролем над регионами испытывал режим Ельцина, а наименьшие – режим Путина. При этом нет уверенности, что выстроенная Путиным «вертикаль власти» сможет обеспечить адекватную мотивацию региональных руководителей в случае углубления финансового кризиса, начавшегося в 2008 году.

Следует подчеркнуть, что проблема контроля над деятельностью агентов легче решается в экономике, чем в политике. В экономической сфере типичным примером рассматриваемой здесь модели будет наем работодателем (принципалом) рабочего (агента) для выполнения каких-то задач. При этом работодатель хотел бы, чтобы рабочий трудился с максимальной отдачей и высоким качеством, рабочий же предпочел бы сделать работу с наименьшими издержками и быстрее. Одним из способов, позволяющих оценить усилия рабочего, является наблюдение за его действиями, предполагающее последующую корректировку заработной платы или даже увольнение. Однако осуществление такого наблюдения может оказаться весьма затратным; иногда само время работодателя слишком ценно и дорого для осуществления постоянного контроля. В подобных случаях решением мог бы стать контракт, формирующий правильные стимулы, нацеленные на повышение эффективности деятельности рабочего, скажем, контракт с разделом прибыли: рабочие работают хорошо – прибыль компании возрастает – рабочие получают часть прибыли в виде бонусов – все оказываются в выигрыше. Однако прибыль может упасть и из-за причин, не зависящих от самих рабочих, а они при этом все равно лишатся своих бонусов. Это естественно, поскольку описываемая схема мотивации требует от рабочих взять на себя часть предпринимательского риска. Сказанное означает, что в обмен за принятие рабочими части риска предприниматель вынужден будет платить больше, компенсируя их риск.

Многие формы общественной жизни можно рассматривать как цепочки или сети принципал-агентских отношений или контрактов, посредством которых принципалы стараются побудить агентов к тому, чтобы последние действовали в их интересах как можно более продуктивно[5]. Так, в политической сфере складываются различные типы таких отношений, включая отношения между гражданами и политиками, политиками разного уровня, а также политиками и чиновниками. В демократиях действуют несколько взаимосвязанных механизмов реализации контроля принципалов над своими агентами. В основе их лежит подотчетность политиков во время выборов[6]. Среди неэлекторальных механизмов решения этой задачи обычно упоминают свободные СМИ, независимую судебную власть и развитое гражданское общество.

К сожалению, политическая сфера отличается несколькими особенностями, затрудняющими выстраивание отношений между принципалами и их агентами. Наиболее существенно то, что в политике агент часто выполняет двойную функцию, с одной стороны, служа принципалу (например, гражданам), а с другой стороны, принуждая принципала следовать выгодным для него правилам. Классическим примером такого агента является демократическое государство, обладающее значительной автономией, полномочиями и ресурсами и опирающееся в выполнении своих функций на армию, полицию и секретные службы. Другим примером служит обоюдная зависимость политиков федерального и регионального уровней, взаимно выступающих принципалами и агентами друг для друга. В современных условиях столь же противоречивую роль все чаще выполняют международные организации и интеграционные объединения (например Европейский союз).

Кроме того, в сфере экономических отношений средством, эффективно дисциплинирующим как принципала, так и агента, выступает рынок. Он вынуждает обоих выстраивать более или менее стабильную систему стимулов и вознаграждений. При прочих равных условиях и принципал, и агент разорятся, потеряют доход или заработок в том случае, если не смогут наладить взаимодействие. В политической же сфере неоптимальные отношения между принципалами и агентами, отсутствие должных стимулов и ответственности способны сохраняться в течение продолжительного периода. История знает многочисленные примеры политических режимов, переживающих стагнацию на протяжении длительного времени и страдающих от засилья неэффективной и коррумпированной бюрократии.

Детальные инструкции, взывания к совести или стимулы?

Любое решение «проблемы агента» предполагает понимание того, что прямое наблюдение за ним стоит слишком дорого, а связь между действиями агента и конечными результатами неизменно слаба. Представим себе, что агент может выбирать между двух альтернатив: быть «честным» или быть «нечестным». Этот выбор влечет для принципала два альтернативных результата – «хороший» или «плохой» соответственно. Выбирая, агент должен действовать в интересах принципала в обмен на оговоренное вознаграждение. Допустим также, что принципал не в состоянии осуществлять прямое наблюдение за агентом и поэтому он судит о его скрытых действиях и вознаграждает (или не вознаграждает) по конечному результату. Если бы результаты зависели только от действий агента, то, оценивая их, принципал мог бы полностью полагаться на наблюдаемый итог. Но, как правило, агент, объясняя неважный конечный результат, способен привести убедительные доводы в пользу того, что всему виной стали какие-то не зависящие от него обстоятельства. Иными словами, ситуация такова, что конечные результаты не полностью, а лишь в какой-то степени определяются усилиями агента. Здесь возникают четыре возможных сценария:

Действие агента

Наблюдаемый результат

Нечестное

1.Плохой

2.Хороший

Честное

3.Плохой

4.Хороший

Принципал не в состоянии провести различие ни между первой и второй возможностями, ни между третьей и четвертой. И, если он хочет повысить вероятность получения «хорошего» результата, он может предпринять следующее.

Во-первых, принимая во внимание иерархический характер отношений между ним самим и агентом, принципал может использовать инструкции, в которых одно действие («честность») будет предписано, а другое («нечестность») будет запрещено. Для политиков и государственных чиновников подобными инструкциями служат конституция, международные и внутренние законы, права человека, должностные руководства и так далее. Кроме того, в России, по традиции, принято полагаться на указы. Так, в 2007 году президент издал указ «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации», устанавливающий более четырех десятков основных показателей, по которым следует оценивать работу губернаторов.

Во-вторых, намереваясь изменить предпочтения агента в свою пользу, принципал готов использовать убеждение. Например, можно повышать культурный и образовательный уровень чиновников и бюрократов, взывать к их совести или стыдить. Так, в 2008 году в предвыборных выступлениях Дмитрия Медведева звучали традиционные идеи о том, что чиновникам необходимо становиться более сознательными. Однако на практике российскому политическому руководству все больше приходится полагаться на узкий круг лично преданных исполнителей и друзей, включая одноклассников, родственников, сослуживцев.

Наконец, в-третьих, принципал может прибегнуть к стимулам, меняющим для агента привлекательность тех действий, которые он выбирает. Подобное использование стимулов следует рассматривать как стратегическое усложнение первоначальной схемы вознаграждения за конечный результат. Благодаря стимулам выбор в пользу «честности» может оказаться выгодным для агента.

В целом можно говорить о том, что использование инструкций направлено на сокращение имеющихся у агента альтернатив, а использование стимулов нацелено на повышение привлекательности выбора в пользу эффективных опций. Использование убеждения в свою очередь направлено на конвергенцию интересов принципала и агента[7]. Именно такая модель отношений предполагается классической теорией федерализма. При федеративном порядке (то есть при существовании двух политически автономных уровней власти, обладающих собственной легитимностью) представители политического класса стремятся занять выборные должности на национальном и на региональном уровне. Почему они стремятся к получению должностей – с целью ли помочь народу или же желая укрепить свое материальное благополучие, – отдельный вопрос. Однако, когда политики федерального и регионального уровней оказывают друг другу помощь в борьбе за должности, когда они взаимодействуют, поддерживая в центре тех, кто помогает им на местах, возникает система, подобная американской или германской. В развитых политических и партийных системах такого типа федеральный и региональный уровни интегрированы между собой в той мере, в какой люди, работающие на разных уровнях, взаимосвязаны через заинтересованность друг в друге – в частности, в рамках политических организаций, к которым они принадлежат. Множественность точек, в которых протекают политические процессы, выигрываются выборы, работают законодательные органы, и создает пространство для возникновения взаимной заинтересованности между рассредоточенными представителями политического класса.

Взаимное дополнение стимулов, которые вдохновляют политиков, действующих на различных уровнях, ведет к формированию успешно функционирующих федераций. Данный тезис находит подтверждение в наиболее «образцовых» случаях США и Германии. К этому списку можно добавить также Индию, Австралию и Швейцарию. Перечисленные системы являются и успешными демократиями, причем в случае с Индией демократия работает вопреки изначально сложным экономическим обстоятельствам и этнорелигиозным конфликтам.

В России отмена прямых выборов губернаторов, сужающая поле политической конкуренции, поставила региональную исполнительную власть в положение агента по отношению к власти федеральной, выступившей в роли принципала. Действительно, в новой системе губернаторы подчинялись федеральной власти, которая располагала набором рычагов для их наказания или вознаграждения. При этом основными требованиями принципала по отношению к агенту выступали поддержание лояльности и обеспечение «заказанных» центром электоральных результатов. За пределами этих договоренностей, то есть при их исполнении, центр попустительствовал региональным властям, предоставляя им широкую свободу действий, которая и выступала в качестве агентского вознаграждения. Помимо этого, региональные власти располагали возможностями расширения упомянутой свободы, используя в свою пользу информационную асимметрию, – иначе говоря, предоставляя принципалу неполную информацию о своих действиях или же попросту дезинформируя его. Доступ к распределению богатства поддерживал единство «вертикали власти» и механизмы лояльности. Согласно Владимиру Гельману и Сергею Рыженкову, в современных российских условиях акторы локальных режимов «знают, что аппарат власти безразличен к некоторым результатам политического процесса». Федеральный центр требует от региональных властей лишь поддержания системы социального патронажа, гарантий определенных электоральных результатов и обеспечения политически спокойной обстановки[8].

Такой порядок весьма напоминает имперский. Понятно, что в современных условиях никакая степень внутрисистемного принуждения не может обеспечить жизнеспособность многонационального государства, пока это идет вразрез с интересами региональных элит. Поэтому империя пытается заинтересовать региональные элиты стабильностью центра посредством устранения политической конкуренции и «назначения» в элиту на основе личной преданности центральному руководству[9]. При этом, не располагая достаточными ресурсами для тотального контроля над регионами, империя вынужденно допускает элементы нецентрализации (не путать с децентрализацией) – то есть безразличие и терпимость к действиям региональных властей за пределами существующих договоренностей.

Восстановление губернаторских выборов: что изменится?

Закон о прямых выборах губернаторов вступил в силу 1 июня 2012 года, выборы по новой процедуре намечаются ближайшей осенью в четырех субъектах федерации: в Амурской, Белгородской, Брянской и Новгородской областях. Обозначит ли восстановление выборов поворот к эффективному федерализму? Ответ на этот вопрос подсказывает рассмотренная выше модель отношений между принципалом и агентом. В нынешних российских условиях восстановление процедуры губернаторских выборов, даже с так называемыми «президентскими» и «муниципальными» фильтрами, будет означать, что региональные избиратели превращаются в еще одного потенциального принципала для губернаторов. При этом наряду с элитными группами влияния в центре и регионах безусловным принципалом по-прежнему остается Кремль.

Институциональная теория демократии говорит о том, что при демократическом режиме основным механизмом, посредством которого граждане добиваются контроля над политиками, являются выборы. Они дают возможность гражданам отказывать в переизбрании политикам, которые не действуют в их интересах[10]. Однако использование выборов в качестве институционального механизма, поддерживающего политический контроль, имеет серьезные ограничения. Избиратели не способны контролировать своих агентов в полном объеме, поскольку отношения между ними и политиками основываются на весьма несовершенном наблюдении: граждане просто не в состоянии получать исчерпывающую информацию о поведении политиков и адекватно ее интерпретировать.

Кроме того, ущербность подобного контроля неизбежна из-за разницы в критериях, которые избиратели используют для оценки политиков. Именно эта разница позволяет политикам «натравливать» одних избирателей на других и тем самым становиться вообще никому не подконтрольными[11]. Другим способом, позволяющим политическим деятелям уклоняться от контроля, выступает, например, сочетание популярных действий с непопулярными. В таких случаях граждане вынуждены оценивать политических деятелей исходя из некого числа «важных» проблем и не учитывая «менее важные». Наконец, политики, реализуя непопулярные решения, могут в глазах избирателей «поделить вину» с чиновниками: ведь избиратели знают, что в осуществлении политических решений политикам необходимо сотрудничество с агентами государства.

Еще более существенные прорехи в контроле возникают тогда, когда политики и чиновники подотчетны по многим направлениям и задачам одновременно: концентрация надзорных усилий на одной задаче может привести к недоработке в отношении других задач[12]. Если принципалов несколько, возникает вероятность такого поведения агента, при котором он заставит контролирующие инстанции конкурировать между собой за контроль над собой и соглашаться лишь на дополнительные послабления этого контроля. Формальный анализ проблемы принципал-агентских отношений при наличии множественных задач и многочисленных принципалов ведет к следующему заключению: если поведение агента оценивается на основании противоречащих друг другу критериев, его гораздо сложнее контролировать, стимулируя желательные действия. Это проблема не раз детально анализировалась[13].

Какое же решение проблемы контроля над политиками предлагает существующая аналитическая литература? Контроль посредством выборов есть лишь половина дела; его необходимо дополнить так называемым «горизонтальным контролем», основанным на взаимном присмотре политиков друг за другом. Чтобы стать эффективной, эта разновидность контроля нуждается в наличии государственных агентств, которые уполномочены наблюдать, контролировать и при необходимости налагать санкции за незаконные действия на другие агентства. Подобные учреждения должны обладать не только правовыми полномочиями, но и достаточной степенью автономии в отношении других государственных служб. Агентства, обеспечивающие горизонтальную подотчетность, традиционно включают исполнительную, законодательную и судебную власти, однако в современных демократиях в их число входят еще и институт омбудсмена, счетные палаты, налоговые органы и так далее. В ситуации изоляции каждый из них едва ли может действовать эффективно: их решения, конечно, способны повлиять на общественное мнение, однако обычно результативность их деятельности проявляется в судебных постановлениях или, например, в намерении законодательной власти инициировать процедуру импичмента президента. Эффективный горизонтальный контроль рождается из работы не изолированных агентств, но сетей агентств, нацеленных на поддержание верховенства права.

Горизонтальный контроль и подотчетность разрушаются двумя различными, хотя иногда и поддерживающими друг друга, способами. Первый способ Гильермо О’Доннелл называет «посягательством»: это вторжение одного государственного агентства в законную компетенцию другого. Второй способ он определяет как «коррупцию»: это получение государственным актором незаконного вознаграждения. По мнению О’Доннелла, в долгосрочной перспективе новым демократиям стоит больше опасаться посягательства, нежели коррупции, поскольку посягательства угрожают самому существованию демократии, в то время как коррупция лишь ослабляет ее. Более того, посягательство серьезно мешает развитию относительно автономных государственных институтов, которые действовали бы в соответствии с четко определенными полномочиями, как это происходит в формально устоявшихся демократиях[14].

К сожалению, сказанное выше означает, что возврат к прямым выборам губернаторов без кардинальной смены политической системы приведет лишь к ослаблению контроля за региональными лидерами, причем как со стороны Кремля, так и со стороны граждан. По мнению президента Центра стратегических разработок Михаила Дмитриева, при быстром распространении на регионы недовольства сложившейся в стране ситуацией, события могут развиваться следующим образом:

«…Выборы губернаторов приведут к кардинальной трансформации политической ситуации в стране. Это будет примерно так, как происходило с Михаилом Горбачевым в конце 1980-х годов, когда выборы в республиканские парламенты дали гораздо бóльшую легитимность местным республиканским лидерам и создали для них стимулы оппонировать ослабленной центральной власти. В России идущие на более открытые выборы губернаторы могут получить дополнительный потенциал легитимности. И они будут мотивированно оппонировать федеральным властям, потому что федеральные власти будут терять популярность, а недовольное население будет ждать от губернаторов протестных действий. И это будет иметь последствия, в чем-то похожие на то, что происходило с Советским Союзом в конце 1980-х годов, то есть ослабление центральной власти в пользу тогда еще республиканских властей. Потом это перекинулось и на внутрироссийскую федеральную власть в начале 1990-х годов»[15].

Но это, как представляется, взгляд оптимиста. На наш взгляд, можно ожидать и более неприятных последствий. Во-первых, возвращение выборов губернаторов при сохранении их фактической зависимости от центра повлечет за собой появление над губернаторами двух принципалов с конкурирующими интересами в лице федеральной власти и граждан. Данное обстоятельство, с одной стороны, поставит губернаторов в более сложную игровую ситуацию, но, с другой стороны, предоставит им потенциальную возможность для маневра и уклонения от «правильных» действий посредством манипулирования и игры на противоречиях интересов двух принципалов.

И, во-вторых, даже если возвращение выборов губернаторов рассматривать как важный и необходимый шаг в направлении подлинной федерализации, то он явно недостаточен: проблема состоит в том, что сменой одного института обойтись невозможно. Институты – в данном случае федеративная институциональная подсистема – работают только все вместе, как единая система. Иными словами, федерализм требует не только демократического конкурентного политического процесса, но и так называемых гарантий. А во что вырождаются территориальные отношения при отсутствии подобных условий и гарантий, мы хорошо знаем из недавнего опыта российского федерализма.

[1] Мы разделяем мнение Андрея Захарова: «Выход отечественного федерализма из состояния анабиоза неизбежен, каким бы долгим и трудным ни был этот процесс» (см.: Захаров А. «Спящий институт»: федерализм в современной России и в мире. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 12).

[2] Ferejohn J. Accountability and Authority: Toward a Theory of Political Accountability //Przeworski A., Stokes S., Manin B. (Eds.). Democracy, Accountability, and Representation. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 131–153.

[3] Shapiro S.P.Agency Theory // Annual Review of Sociology. 2005. Vol. 31. P. 263–284.

[4]См.:Chubb J. The Political Economy of Federalism // The American Political Science Review. 1985.№ 79(4). P.994–1015; Dehousse R.Delegation of Powers in the European Union: The Need for a Multi-Principals Model // West European Politics. 2008. №31(4). P.789–805; Dür A., Elsig M. Principals, Agents, and the European Union’s Foreign Economic Policies //Journal of European Public Policy. 2011. №18(3). P. 323–338;Nicholson-Crotty S.Goal Conflict and Fund Diversion in Federal Grants to the States // American Journal of Political Science.2004.№ 48(1). P. 110–122; Sharafutdinov G.Subnational Governance in Russia: How Putin Changed the Contract with His Agents and the Problems It Created for Medvedev// Publius. 2010. № 40(4). P.672–696; Tommasi M.,Weinschelbaum F.Centralization versus Decentralization: A Principal-Agent Analysis // Journal of Public Economic Theory. 2007. № 9(2). P. 369–389.

[5]См.: Przeworski A.States and Markets: APrimer in Political Economy. Cambridge: CambridgeUniversityPress, 2003.

[6] В недемократических государствах население может и не ожидать наступления выборов, даже если они предусмотрены; оно скорее будет склонно к протесту, беспорядкам и восстаниям с целью свержения правительства.

[7] Groenendijk N.A Principal-Agent Model of Corruption Crime // Law & Social Change. 1997. № 27. P. 207–229.

[8] См.: Гельман В., Рыженков С. Локальные режимы, городское управление и «вертикаль власти» в современной России // Политекс. 2010. № 4 (www.politex.info/content/view/764/30/).

[9] См.: Бусыгина И., Филиппов М. Проблема вынужденной федерализации // ProetContra. 2009. Т. 13. № 3–4. С. 125–138.

[10]См.: PrzeworskiA. Op. cit.

[11]См.: FerejohnJ. Op. cit.

[12] Dewatripont M., Jewitt I., Tirole J.Multitask Agency Problems: Focus and Task Clustering // European Economic Review.2000. № 44. P. 869–877.

[13]См., например: Mulgan R.G. Holding Power to Account: Accountability in Modern Democracies. London: Palgrave Macmillan, 2003.

[14] O’Donnell G. Horizontal Accountability in New Democracies // Journal of Democracy. 1998. № 9(3). P. 112–126.

[15]Интервью президента Центра стратегических разработок Михаила Дмитриева // РИА «Новости». 2012. 14 марта (http://ria.ru/interview/20120314/593787664.html).

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2012, №4(84)

Арест участниц группы «Pussy Riot» как катализатор художественно-гражданского активизма

Алек Д. Эпштейн (р. 1975) – историк и социолог, автор книг «Полиция мыслей», «Защищая власть от общества» и «Тотальная “Война”. Арт-активизм эпохи тандемократии». В настоящее время готовит к печати альбом «Искусство на баррикадах:“Pussy Riot”, “Автобусная выставка” и протестный арт-активизм».

В своей статье, опубликованной в прошлом номере «Неприкосновенного запаса», я анализировал панк-молебен группы «Pussy Riot» в Храме Христа Спасителя в контексте актуального искусства и гражданского активизма, указывая, что сама эта акция продолжает длинный ряд креативных исканий как в сфере современной культуры, так и в сфере политического протеста. Однако не менее важно и то, что непродолжительная деятельность «Pussy Riot» (о группе стало известно 7 ноября 2011 года, а уже в первой половине марта 2012-го ее ключевые активистки были арестованы) стала катализатором весьма самобытных процессов в сфере художественно-гражданского активизма. Именно этой теме – влиянию группы «Pussy Riot» и ареста ее ключевых активисток на тенденции развития актуального протестного искусства и его институциональной самоорганизации – и посвящена настоящая статья.

Практически сразу после ареста Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной 3 марта этого года началась общественная кампания за их освобождение. Вообще говоря, гражданских кампаний с требованием освободить тех или иных лиц, ставших жертвой преследований по политическим мотивам, в России идет довольно много, причем активисты не дают обществу забыть о заключенных все то время, что последние лишены свободы. Кампания в защиту политзека «Стратегии 31» Сергея Мохнаткина продолжалась почти два года, до тех пор, пока 23 апреля 2012 года он не был помилован Дмитрием Медведевым. В самой по себе гражданской кампании в защиту Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич (она была арестована 14 марта) изначально не было ничего особенного, однако практически сразу массовое участие художников повлекло за собой создание работ, которые бы не появились, не окажись девушки под арестом. До этого события по мотивам деятельности «Pussy Riot» была создана, насколько известно, единственная художественная работа; первопроходцем оказался Алексей Кнедляковский, чья «Мироносица» была нарисована и размещена в его блоге 27 февраля[2].

Прежде отдельные художники создавали яркие антирежимные работы (такие, как, в частности, известная работа представителя соц-арта Лены Хейдиз «Химера правопорядка»), но все эти сравнительно немногочисленные произведения появлялись каждое в свое время и, в общем, не являлись частью какого-либо единого процесса. Сейчас же сложилась уникальная, не имеющая прецедентов, ситуация: десятки художников создают работы в поддержку арестованных девушек, а также того, чем занималась группа «Pussy Riot», тех ценностей и идей, которые она отстаивала. Ничего подобного в истории российского искусства не было никогда, и, как ни громко это звучит, это событие, значение которого нам еще предстоит оценить. Известно о более чем тридцати работах в поддержку «Pussy Riot», созданных художниками, среди которых Виктория Ломаско, Антон Николаев, Алексей Кнедляковский, Владимир Козин, Лена Хейдиз, Олег Хвостов, Дмитрий Булныгин, Герман Виноградов и другие.

Уже 6 марта – спустя менее чем трое суток после ареста Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной – известный художник и теоретик арт-активизма Антон Николаев, находившийся в то время за пределами России, провел в Амстердаме пикет (сам он для описания этого действа использовал термин «партизанинг») «Free Pussy Riot», для которого создал работу «Притворились светофором», обыграв в ней балаклавы, бывшие неотъемлемой частью образа арестованных девушек; информацию о своей акции с фотографиями Николаев сразу же разместил в своем блоге[3]. В тот же день Алена Щеблева создала и разместила на своей странице в «Фейсбуке» плакат «Free Pussy Riot», который стал очень популярным и был перекопирован сотнями людей. Интересно, что и на работе Антона Николаева, и на плакате Алены Щеблевой пророчески изображены три девушки, хотя в то время арестованы были только две (Екатерина Самуцевич была задержана неделю спустя), в акции в Храме Христа Спасителя участвовали пятеро, а точное число членов группы в разных интервью называлось то шесть[4], то восемь[5], то десять[6].

Днем позже, 7 марта, на портале «Gay Russia» появилась карикатура Александра Хоца «Православная Фемида», на которой изображен священник, держащий карающий меч правосудия; на весах Фемиды были изображены две балаклавы. Тогда же Зоя Черкасская объявила о проведении 8 марта пикета в защиту арестованных девушек напротив российского посольства в Тель-Авиве. В тот же день серия одиночных пикетов в поддержку арестованных прошла и у здания Главного управления МВД РФ по Москве, причем активисты использовали плакат «Освободи женщин», с которым Толоконникова, Самуцевич и их единомышленники вышли 24 декабря на митинг на проспекте Сахарова.

Тогда же работу «Free Your Mind. Pussy Riot» разместил в своем блоге московский художник Алексей Иорш, а питерский художник Владимир Козин опубликовал в своем «Фейсбуке» работу группы «Мир» «Свободу Pussy Riot», в мае 2012 года опубликованную в журнале «ART Хроника». Так сложилось, что в момент ареста девушек в киосках продавался первый номер этого журнала за 2012 год, на обложке которого были помещены три участницы «Pussy Riot»; статья называлась «Тотальный акционизм. Искусство на баррикадах». Далее тема «Pussy Riot» будет появляться на обложках уже с требованиями их освобождения: 4 апреля и 16 мая – в журнале «Большой город», 9 апреля – в журнале «F5», 20 апреля – в анархистском журнале «Воля», воспроизведшем работу художницы-графика Виктории Ломаско «Свободу заключенным. Позор РПЦ».

9 марта в блоге Антона Николаева появилась «Икона Pussy Riot» работы Лидии Ц. (вначале было упомянуто имя Даша Ким Чен Ир; настоящее имя художницы по соображениям безопасности так и не было обнародовано). В тот же день Виктория Ломаско разместила в своем блоге плакат «Вступайте в ряды “Pussy Riot”». Ломаско не пропустила ни одного судебного заседания по делу арестованных и прямо на месте делала зарисовки, которые отличают не только точность в воспроизведении деталей происходящего, но и чутко уловленный дух этих судилищ. Развивая стиль комикс-репортажа, созданный ею совместно с Антоном Николаевым в ходе работы над зарисовками из зала заседаний Таганского суда, где в 2008–2010 годах судили организаторов выставки в Сахаровском центре Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, Виктория Ломаско стала своего рода Оноре Домье современного русского искусства.

Каждый день появлялись все новые и новые работы, в создании которых принимали участие как известные художники, так и любители, а также просто неравнодушные граждане, разместившие на всевозможных порталах десятки так называемых «демотиваторов».

Когда стало понятно, что появилось значительное количество работ, достаточных для организации выставки, стал вопрос, как и где ее провести, поскольку было понятно, что никакая институция такую выставку устроить не решится. (Даже Марат Гельман, считающийся наиболее бесстрашным и при этом влиятельным куратором в сфере современного искусства, написал мне, что «открыть [такую выставку] можно тогда, когда девочек выпустят»[7].) Арестованных девушек защищали в сотнях и тысячах блогов, Интернет-форумов, страниц в социальных сетях, но физически места, где можно было бы вывесить несколько десятков работ, не было.

18 марта решение было найдено: на несколько часов арендовать автобус и устроить передвижную выставку работ, часть которых была представлена копиями. 23 марта планируемая акция была анонсирована в книжном салоне «Гилея», располагавшемся в то время в Московском музее современного искусства на Тверском бульваре. Подобно тому, как экспозиция на открытом воздухе, организованная московскими художниками-авангардистами 15 сентября 1974 года на окраине столицы в Беляево, навсегда вошла в летопись русского искусства как «Бульдозерная выставка», так навсегда останется в анналах истории и организованная 31 марта 2012 года «Автобусная выставка». Организаторы акции описывали ее так:

«Формат мобильной агитационной выставки на колесах выбран для акции не случайно. Просветительские возможности кинопоездов оценили в нашей стране еще на заре советской пропаганды, а в 1960-е годы именно автобусное путешествие по Америке Кена Кизи и его коммуны “Веселые проказники” спровоцировало психоделическую революцию. Из новейшей истории стоит вспомнить антирасистские караваны венского активистского Фолькстеатра, а также агитационный Party-van группы “Kiss my Petrushka”, в сентябре прошлого года проделавший путь из Новосибирска в Москву»[8].

Попытки найти и реконструировать какие-то «корни» являются небезынтересными сами по себе, но и из слов организаторов очевидно, что ничего похожего на то, что они затеяли, в Москве не проводилось никогда. Анонс «Автобусной выставки» гласил:

«31 марта проект “ЖИР” и “noart галерея” проводят передвижную выставку-акцию в поддержку группы “Pussy Riot”.

Акция-молебен группы “Pussy Riot” не оставила равнодушными практически никого. Активистки вскрыли застаревший абсцесс взаимоотношений коррумпированной церкви и тоталитарной власти и стали катализатором столкновения радикального искусства и фашиствующего псевдоправославного сообщества, приняв огонь на себя. Выбор времени акции, приуроченный к выборам президента, не случаен, и очевидно, что решение по этому уголовному делу будет приниматься на самом верхнем уровне политического управления. От исхода этого процесса во многом зависит вектор, который примет развитие современной культуры и гражданского общества в целом. Сегодня поддержка “Pussy Riot” – это не вопрос вкуса и принадлежности к той или иной социальной группе, это дело каждого, кто задумывается о том, в какой стране будут жить его дети.

Беспрецедентная жестокость властей и общества по отношению к участницам группы “Pussy Riot” и их семьям вызвало волну международного протеста, акции поддержки прошли в Москве, Новосибирске, Ереване, Амстердаме, Берлине, Варшаве.

31 марта готовится новая акция – коллективное действие арт-активистского сообщества в поддержку группы “Pussy Riot” в Москве. “PARTY RIOT BUS” – это передвижная автобусная вечеринка, которая проедет по Садовому кольцу, вместив в себя пресс-конференцию, показ арт-объектов и перформансы в поддержку группы.

Акция проводится на общественных началах на средства участников, поэтому мы обращается ко всем, кто хочет повлиять на ход уголовного процесса над художницами, помочь в сборе средств на ее проведение. Мы считаем, что именно формирование общественного мнения может сейчас стать решающим в этом деле.

Собранные средства пойдут на оплату аренды автобуса, печать постеров и профессиональную охрану мероприятия, остальное, а также деньги, собранные во время акции, будут переданы адвокатам группы»[9].

Кроме кураторов «Автобусной выставки» Татьяны Волковой и Дениса Мустафина, в ее организации активнее других помогали Матвей Крылов, Анна Саранг и Александр Дельфинов. В автобус пришли многие активисты, среди которых были Евгения Крикова, Давид Абрамов, Петр Верзилов, адвокаты арестованных девушек Марк Фейгин и Виолетта Волкова, а также фотокорреспонденты и репортеры: Антон Тушин, Илья Питалев, Митя Алешковский, Екатерина Фомина, Сергей Карпов, Татьяна Сушенкова и Денис Бочкарев. Визуальным символом акции, благодаря чрезвычайно колоритному стилю одежды, стал пришедший в балаклаве и котелке Олег Васильев; его фотографии из «Party Riot Bus» появились в изданиях «Газета.ру», «Московские новости», РИА «Новости», «Ридус» и других[10].

Свои работы на выставку предоставили Игорь Гусев, Алексей Кнедляковский, Виктория Ломаско, Владимир Козин, Антон Николаев, Влад Чиженков, Дмитрий Булныгин, Мария Кравцова, Олег Хвостов, Алексей Иорш, Светлана Шуваева, Юрий Куевда, Денис Крюков и другие. Некоторые художники также сами присутствовали в арендованном автобусе.

Сама акция прошла не совсем так, как планировали ее организаторы. Во-первых, часть художников, обещавших дать работы, так и не создали или не прислали их; во-вторых, народу пришло существенно больше, чем мог вместить в себя один небольшой автобус, вследствие чего не удалось избежать толчеи и давки, что, в частности, очень затрудняло съемку; в-третьих, перед началом движения автобус был проинспектирован полицейскими, запретившими, в частности, вывешивать даже внутри автобуса коллаж Матвея Крылова «Богородица, Путина прогони», созданный по мотивам обложки сингла группы «Sex Pistols» «God Save the Queen». Однако эти досадные неприятности не смогли заслонить главного: «Автобусная выставка» состоялась и навсегда вошла в историю российского арт-активизма. После ее проведения Денис Мустафин написал:

«Сегодня мы запустили рейсовый автобус имени Участников Бунта, мы собрали работы художников, посвященные вам, мы надевали ваши маски и давали интервью от вашего лица, с единственной целью, вернуть вас к нам»[11].

Хотя формально решения об аресте задержанных активисток каждый раз принимали рядовые судьи Светлана Александрова (5-го и 16 марта), Елена Иванова (19 апреля) и Наталья Коновалова (20 июня), ни у кого не было сомнений, что вопрос решался отнюдь не в Таганском суде. О том, что свое мнение об акции в Храме Христа Спасителя есть и у Владимира Путина – и это мнение негативное, – его пресс-секретарь сообщил еще 7 марта. В тот же день председатель Синодального информационного отдела РПЦ Владимир Легойда сравнил участниц «Pussy Riot» с большевиками, причем не в пользу девушек: «Даже большевики в свое время не позволяли себе того святотатства, которое было проявлено в рамках “панк-молебна”». По его словам, разница в том, что «богоборцы советских времен по крайней мере выводили верующих из храма, прежде чем попытаться его разрушить, осквернить», а девушки из «Pussy Riot» якобы устроили акцию в действующем храме на глазах у верующих[12]. После длительной паузы 24 марта с резким осуждением произошедшего выступил лично патриарх Кирилл. Глава РПЦ осудил не только саму акцию, которую он определил как «кощунство», но и тех, кто как-то защищал арестованных девушек:

«Появляются люди, которые оправдывают это кощунство, минимизируют его, стараются представить как некую забавную шутку. И печально, и от горечи сердце мое разрывается, что среди этих людей есть и те, кто называет себя православными. Думаю, ни один верующий человек не должен сказать: “Это меня не касается”, “это не мое дело”. Каждого верующего человека это не может не уязвлять».

Патетически заявив, что в произошедшем «дьявол посмеялся над всеми нами», глава РПЦ предрек:

«Нет у нас будущего, если мы начинаем глумиться перед великими святынями и если это глумление кому-то ложится на душу как некая доблесть, как некое выражение политического протеста, как некое уместное действие или как безобидная шутка»[13].

После того, как были озвучены подобные позиции первых лиц государства, надежды на то, что дело закроют, не осталось…

«Автобусная выставка», прошедшая 31 марта, стала первым значимым эпизодом в борьбе не только за освобождение, но и за доброе имя девушек; важно, что в ней приняли участие люди, обладающие немалым художественным и моральным авторитетом. 3 апреля глава российского отделения правозащитной организации «Amnesty International» Сергей Никитин объявил о признании трех участниц коллектива «Pussy Riot» узницами совести. Пикеты и различные акции в защиту девушек в марте–апреле прошли в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Волгограде, Мурманске, а также в Берлине, Гамбурге, Тель-Авиве, Мельбурне и других городах.

В середине апреля первоначальный срок ареста девушек заканчивался, и следствие объявило, что будет просить суд о продлении нахождения подозреваемых под стражей, несмотря на то, что, как утверждали адвокаты, за все время нахождения девушек в СИЗО никаких следственных действий с ними не проводилось. Формально продлившее их арест заседание Таганского суда – того самого, где за три года до этого, 29 мая 2009 года, арестованные сейчас девушки участвовали в акции группа «Война» против судилища над организаторами выставки «Запретное искусство», – было назначено на 19 апреля.

На тот же день художники и активисты – сторонники группы «Pussy Riot» – анонсировали во дворе Таганского суда фестиваль. На красочном плакате, созданном Алексеем Иоршем, были заявлены лекции, стихи, музыкальные и художественные выступления.

Практически ничего из задуманного реализовать не удалось. Часть активистов, среди которых были Таисия Круговых, Олег Васильев, Алексей Киселев и другие, вначале подверглись нападению агрессивно настроенных хулиганов, а затем были задержаны еще на подступах к зданию суда. Другие, как активисты из группы «Аркадий Коц» Кирилл Медведев и Николай Олейников, задерживались, как только расчехляли гитары. Впрочем, в автозаке они продолжили исполнение песни «Давай разрушим эту тюрьму, здесь этих стен стоять не должно», этот видеоролик набрал затем более пятнадцати тысяч просмотров.

Гражданский активист Роман Доброхотов пришел к зданию суда с пачкой журнала «Большой город», обложка которого гласила «Свободу Pussy Riot»; эти номера он быстро раздал всем желающим. Художник Лена Хейдиз пришла с инсталляцией в балаклаве; непосредственно в ходе заседания она помадой (!) нарисовала портрет Надежды Толоконниковой. Но активнее всех и в этот раз работала Виктория Ломаско, вновь создавшая непосредственно в ходе судебного заседания целый ряд точных графических репортажных работ.

20 июня девушек вновь привезли в Таганский суд для очередного продления срока содержания под стражей. К зданию суда пришли и такие известные фигуры, как Дмитрий Быков и Чулпан Хаматова, и люди, работающие в сфере актуального искусства: Герман Виноградов, Аристарх Чернышев, Жора Литичевский, Евгений Митта, Артур Аристакисян и другие. Провести запланированный фестиваль искусств им не удалось: полиция перекрыла вход во двор суда, вытеснив сотни людей в переулок с узкими тротуарами, при этом требуя не выходить на проезжую часть. Аркадий Аленичев и некоторые другие активисты были задержаны.

Важно отметить, что отдельные художественные работы продолжают вносить свой вклад в создание атмосферы сопротивления очень далеко от музеев и выставок, пусть даже и автобусных. Их используют на обложка, с ними делают плакаты и футболки (особенно популярной стала работа Алексея Кнедляковского «Мироносица»), за сам факт предъявления которых активисты неоднократно задерживались… Даже находясь за решеткой, девушки из «Pussy Riot» остаются не только одними из главных ньюсмейкеров в культурно-политической сфере, но и способствуют формированию субкультуры гражданского художественного активизма, что особенно ярко проявилось в ходе «Марша миллионов» 6 мая, когда группа участников вышла под большой растяжкой «Start the Pussy Riot» и с репродукциями картины Кнедляковского в руках или на футболках.

19 мая к ежегодно проходящей в ряде крупных городов мира (в том числе и в Москве) «Ночи музеев» скульптор Андрей Митенев и сотрудник Государственного центра современного искусства Юрий Самодуров решили провести на Бульварном кольце акцию «Кочевой музей современного искусства». Идея этой акции была подсказана «прогулкой писателей», прошедшей 13 мая, спустя неделю после серьезных столкновений в ходе силового разгона «Марша миллионов», состоявшегося накануне инаугурации Владимира Путина. После сбора у памятника Пушкину собравшиеся (в числе организаторов «контрольной прогулки» были писатели Борис Акунин, Людмила Улицкая и Дмитрий Быков, поэты Сергей Гандлевский и Лев Рубинштейн, рок-музыканты Алексей Кортнев, Андрей Макаревич и другие) двинулись в сторону памятника Грибоедову в начале Чистопрудного бульвара, где уже несколько дней был разбит оппозиционный лагерь «Оккупай Абай». «Прогулка» десятков тысяч москвичей с видными отечественными писателями была призвана стать ответом на массовые задержания оппозиционеров во время «бессрочных гуляний», устроенных в знак протеста против действий силовиков в ходе разгона митинга на Болотной площади 6 мая. «Кочевой музей современного искусства» был задуман как гражданский «ответ» художников литераторам. При этом писатели по бульварам просто прогуливались, беседуя с москвичами; они выступали как известные граждане, но собственно актуального литературного содержания у этой прогулки не было, никто никаких произведений не читал. В этом смысле «Кочевой музей» шел существенно дальше, ибо речь шла не только о массовом скоплении и шествии (пусть и без политических лозунгов) оппозиционно настроенных граждан, но еще и о передвижной экспозиции работ ряда современных художников.

Интересно, что в ходе этой акции наиболее резонансный эпизод произошел именно с произведением, непосредственно связанным с «Pussy Riot». Представляющийся как лидер так называемой «Корпорации православного действия» и глава Ассоциации православных экспертов Кирилл Фролов утверждал, что на передвижной выставке имелись оскорбительные экспонаты. «В ходе акции один из наших активистов, Владимир Андреев, увидел кощунственный экспонат – картину с изображением распятой на кресте участницы панк-группы “Pussy Riot” – и порвал его», – сообщил он порталу «Интерфакс-религия»[14]. На самом деле этой картины – а речь, очевидно, идет о «Мироносице» Алексея Кнедляковского – в «Кочевом музее» представлено не было. Владимир Андреев рвал копию графического листа Виктории Ломаско, изображающего «Радужную колонну» на митинге 6 мая: один из демонстрантов на ее рисунке действительно держит в руках плакат с распятой участницей группы, напоминающий работу Кнедляковского, – такие плакаты в большом количестве несли манифестанты (часть из них также надела футболки с оттиском этой работы). Виктория Ломаско работает в жанре графического репортажа: свои документальные комиксы она нередко рисует прямо на протестных акциях и судебных процессах, хотя данная работа представляет собой более обобщенный образ. Естественно, что в ее репортажном комиксе, точно так же, как в десятках других фото- и видеосвидетельств, возникло изображение плаката с распятой участницей «Pussy Riot». Однако, упоминая несуществующую картину, Кирилл Фролов заявил, что намерен добиваться возбуждения уголовного дела «по факту оскорбления чувств верующих» данным экспонатом передвижной выставки[15].

В то время как «по факту оскорбления чувств верующих» работой Виктории Ломаско только требуют возбудить уголовное дело, работа «Чудесное обретение иконы “Pussy Riot”», на которой следователями были обнаружены отпечатки пальцев художника, активиста и видеорежиссера Артема Лоскутова, уже стала поводом для вынесения обвинительного приговора. В постановлении о возбуждении дела об административном правонарушении указывалось, что Артему Лоскутову вменяется часть 2 статьи 5.26 Кодекса об административных правонарушениях: посягательство на общественную нравственность в форме осквернения почитаемых гражданами «предметов, знаков и эмблем мировоззренческой символики»[16]. Сами «иконы» основаны на почитаемом в православии образе Пресвятой Богородицы «Знамение», но у женщины лицо закрыто чулком с прорезями для глаз, а вместо младенца Иисуса, изображена девочка с косичками. 8 июня мировой суд Железнодорожного района Новосибирска счел Артема Лоскутова виновным в размещении двух «икон» в световых рекламных коробах на улицах города, почему-то признав при этом невиновным в размещении последней, третьей[17]. Суд оштрафовал его в общей сложности на одну тысячу рублей. Признав ответственность за размещение одной из работ, Артем Лоскутов категорически не согласился признавать свою вину в чем бы то ни было, заявив, что будет обжаловать вынесенный приговор. Решение, принятое новосибирским судом, стало первым приговором по делу, связанным с «Pussy Riot», причем оно было вынесено тогда, когда рассмотрение по существу самого дела против активисток группы даже не начиналось.

Каковы бы ни были дальнейшие следственные и судебные действия в отношении Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич, каков бы ни был масштаб давления и преследований (вынудивших, в частности, Самуцевич на протяжении пяти суток держать голодовку в СИЗО), власти не в силах изменить того факта, что группа «Pussy Riot» – значимая часть современного российского культурно-политического поля. Чем дольше продолжается преследование остающихся под арестом девушек, тем большее число художников, активистов и просто неравнодушных граждан включаются в их защиту. Хотя именно «благодаря» аресту активисток «Pussy Riot» российское искусство обогатилось рядом важных работ, все же нельзя не подчеркнуть, что, чем скорее прекратится эта вакханалия преследований, тем лучше и, что естественно, для самих девушек, и для страны в целом.

[1] Автор благодарит подвижников современного искусства и гражданских активистов Татьяну Волкову, Татьяну Сушенкову и Дениса Мустафина, помощь которых в сборе материалов для настоящей статьи была поистине бесценной.

[2] Запись в блоге Алексея Кнедляковского от 27 февраля 2012 года (noliquid.livejournal.com/235768.html).

[3] Запись в блоге Антона Николаева от 6 марта 2012 года (halfaman.livejournal.com/706611.html).

[4] См.: Глазко Л. Интервью с «PussyRiot» // Портал «Public Post». 2011. 18 ноября (http://publicpost.ru/blog/id/1284).

[5] См.: Гладин Е. Мы не хотим торговать женским лицом // Московские новости. 2012. 24 января.

[6] См.: Загвоздина Д. Мы вышли захватывать улицы // Газета.ру. 2012. 27 февраля (www.gazeta.ru/social/2012/02/27/4013957.shtml).

[7] Письмо автору от 23 апреля 2012 года.

[8] Запись в блоге «noart gallery» от 28 марта 2012 года (noartgallery.livejournal.com/11981.html).

[9] Там же. Запись от 18 марта 2012 года (noartgallery.livejournal.com/11369.html).

[10] См.: В поддержку «PussyRiot» устроили передвижную автобусную вечеринку // Ридус. 2012. 31 марта; Сторонники «PussyRiot» устроили в Москве передвижную выставку // РИА «Новости». 2012. 31 марта; Бритцова К. Оппозиция пошла наперекор запретам властей // Московские новости. 2012. 31 марта; Смирнов С., Кузьменкова О., Артемьев А. Панк-узники совести // Газета.ру. 2012. 31 марта.

[11] Запись в блоке «noart gallery» от 31 марта 2012 года (noartgallery.livejournal.com/12207.html).

[12] РПЦ сравнила участниц «Pussy Riot» с большевиками // Лента.ру. 2012. 7 марта.

[13] Цит. по: www.patriarchia.ru/db/text/2101850.html.

[14] Православные пресекли кощунство на акции деятелей современного искусства в Москве // Интерфакс-религия. 2012. 21 мая (www.interfax-religion.ru/?act=news&div=45592).

[15] Текст жалобы Кирилла Фролова см. в его блоге, запись от 22 мая 2012 года (kirillfrolov.livejournal.com/1966803.html).

[16] Цит. по: Воронов К. Новосибирского художника обвиняют в канонизации «Pussy Riot» // Коммерсант. 2012. 7 июня.

[17] Суд посчитал, что новосибирский художник Артем Лоскутов не размещал третью «икону» в защиту «Pussy Riot» // Комсомольская правда. 2012. 9 июня.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2012, №4(84)

Благодаря развитию технологий в стране, информация о мире стала более доступной. При этом не только увеличился круг общих познаний и пополнился речевой словарный запас, но и IQ тестируемых австралийцев с каждым годом в среднем возрастает на три балла.

Однако члены австралийского правления международного элитного общества Менса (Mensa) - лиц с высоким коэффициентом интеллекта - подозревают, что в стране намного больше умников и умниц, чем кажется, ведь проверка IQ - не самая насущная бытовая задача. В настоящее время в Австралии около 1000 человек являются членами организации, в их числе - врослые и дети.

Австралийский адвокат Роналд Беррил и английский профессор и адвокат Ланцелот Ваер основали Менсу в Англии в 1946 году. Идея создания общества была одна - для умных людей. С единственным требованием для вступления - высоким IQ. Менса - неполитическое сообщество, свободное от всех социальных различий (расы, религии, и так далее), открыто для всех людей, независимо от их происхождения, чей IQ соответствовал заданным требованиям, для того, чтобы люди могли получать удовольствие от общения друг с другом и участвовать в разнообразных социальных и культурных событиях.

Поддержка и развитие человеческого интеллекта на пользу человечества;

помощь в исследовании природы, характеристик и использования интеллекта;

предоставление членам общества среды, дающей им возможность интеллектуального развития - так характеризуются основые задачи Менсы.

Однако больше всего Менса известна за программы поддержки одаренных детей, предоставление стипендий и субсидий для их обучения , а также помощи их учителям и родителям.

И вы чувствуете необходимость пообщаться с умными людьми? Членами Менса для лиц старше 14-ти лет можно стать по результатам прохождения IQ теста в присутствии преставителей организации Менса.Тест проводится только четыре раза в год. Последняя возможность в этом году - 24 ноября для жителей Квинсленда и Нового Южного Уэльса, 1 декабря - для жителей Виктории. О датах тестов в других штатах на сайте Менса www.mensa.org.au. Там же, на сайте, можно найти информацию по поводу определения IQ детей до 13 лет ( в разделе Join FAQ).

Менса принимает участников, набравших больше баллов, чем 98% сдававших определённые стандартные тесты (например тест Стэнфорд-Бине). Так как разные тесты показывают разное количество баллов, то не имеет смысла сравнивать количество баллов IQ, только проценты. Например минимальный допустимый результат для принятия в Менсу теста Стэнфорд-Бине будет 132, а теста Кэттелла - 148.

Менса - крупнейшая, старейшая и самая известная организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта. Организация имеет национальные группы в 50 странах мира, а количество членов превышает 110 тысяч человек из примерно 100 стран.

Опубликованы результаты International Wine and Spirit Competition для южного полушария. Больше всего медалей досталось Австралии — вина производителей из этой страны получили в общей сложности 714 медалей, включая 61 золотую и «золотую выдающуюся». Австралии также достались три главных трофея конкурса — за лучший семильон, лучшее крепленое вино и трофей London International Wine Fair за лучшее красное монокрю, передает Vinum.ru

Южная Африка получила в общей сложности 642 медали, в том числе 44 золотых и «золотых выдающихся», а также пять трофеев: The Denbies Trophy за ферментированное в бутылке игристое, The Wine Extra Trophy за шенен блан, The Abraham Perold Trophy за пинотаж, а также трофеи за лучшие совиньон блан и пинотаж.

На счету Новой Зеландии — 323 медали, а также трофей Bouchard Finlayson за лучший пино нуар. У вин из Чили 351 медаль, а также трофей London International Wine Fair за лучшее белое монокрю и трофей за карменер.

Среди стран-участниц, менее известных на международной арене, — Мексика (две серебряные и пять бронзовых медалей) и Бразилия (две «серебряных выдающихся», четыре серебряных и четыре бронзовых медали).

Все награды будут официально присуждены на торжественном банкете IWSC в Лондоне. Полный список победителей конкурса и обладателей всех трофеев можно увидеть здесь.

Москва заняла первое место среди 10 крупнейших городов мира по росту ставок аренды жилья в первом полугодии 2012 года, за шесть месяцев аренда подорожала в российской столице в среднем на 5,4%, говорится в исследовании компании Savills.

На втором месте, по данным экспертов, индийский город Мумбаи, где ставки арендные ставки в первом полугодии выросли на 5%, на третьем - австралийский Сидней с 3,35%.

Также стоимость аренды жилья выросла в таких мегаполисах как Шанхай (1,9%), Нью-Йорк (1,8%) и Лондон (1,7%), указывается в материалах исследования.

В то же время, отмечается в докладе, в Париже и в Токио ставки остались по итогам первого полугодия 2012 года неизменными, а в Сингапуре и Гонконге снизились на 1% и 0,1% соответственно.

"Ведущие города мира продолжают привлекать людей, которые приезжают сюда жить и работать. И даже если уровень заинтересованности инвесторов и собственников недвижимости время от времени колеблется, приезжающие будут по-прежнему нуждаться в жилье и становиться арендаторами. Сильная мотивация вновь прибывших подогревает спрос на арендное жилье и, в силу этого, наш индекс рынка аренды показывает позитивную динамику практически во всех 10 городах", - приводятся в докладе слова директора департамента исследований жилой недвижимости Savills Иоланды Барнс.

При этом средний годовой показатель роста арендных ставок согласно индексу World Savills Rental Index составил к июню 2012 года 4,1%, указывается в сообщении.

"Аналогичный показатель для капитальной стоимости вырос лишь на 2,1%, увеличив тем самым среднюю доходность от покупки жилья до 4,4%", - добавляется в исследовании.