Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Австралийских потребителей призывают отказаться от чилийского винограда.

Чилийские экспортеры протестуют против австралийской кампании, направленной на пропаганду низкого качества чилийского винограда, - пишет Fructidor.com. Австралийских потребителей призывают не покупать чилийский виноград, так как он подвергается фумигации бромистым метилом. Чилийские организации Asoex и Fedefruta уже выступили против такого обвинения, объясняя, что данный препарат не влияет на качество фруктов.

Ранее фитосанитарными службами стран были установлены технические требования к экспортному винограду. В 2009 году вступило в силу соглашение о свободной торговле между Чили и Австралией.

Между тем, одна из чилийских компаний-поставщиков (Frutam) уже отказалась от экспорта 15 контейнеров винограда, предназначенных для австралийского рынка, стоимостью $1 млн.

Бунт в иммиграционном центре Villawood в Сиднее продолжается. Незаконные иммигранты требуют свободу в обмен на прекращение протеста.

До ста человек участвовали в беспорядках, кульминацией которых был поджог зданий центра. При пожаре сгорело 9 зданий центра. Иммигранты, подавшие на визу беженцев, часто находятся в центре многие месяцы. Лидер оппозиции Тони Эббот заявил, что Австралии не нужны мигранты, которые участвуют в беспорядках. Казначей Вэйн Свон также признал, что поведение устроивших бунт недопустимое. Министр иммиграции Крис Боуэн доложит правительству полную картину случившегося в четверг.

Исследователи в Австралии создали бумагу из множества слоёв графена. Она показала удивительные механические свойства, сохраняя хорошую гибкость и высокую упругость.

Специалисты из технологического университета Сиднея (UTS) использовали комбинацию химической и тепловой обработки, чтобы аккуратно отделить от графита одноатомные слои, очистить их и выложить как бутерброд в идеально выровненную структуру из гексагональных решёток атомов углерода — графеновую бумагу (graphene paper — GP).

Как рассказывает PhysOrg.com, плотность GP — в пять-шесть раз ниже, чем у стали.

При этом испытания показали, что новый материал в два раза твёрже и в десять раз прочнее при растяжении нежели углеродистая сталь. А модуль упругости при изгибе оказался выше в 13 раз.

Исследователи полагают, что графеновая бумага окажется великолепным конструкционным материалом, востребованным в авиационной и автомобильной отраслях, да ещё — дружественным природе и экономически оправданным. (О достижении учёных рассказывают статья в Journal of Applied Physics и пресс-релиз университета.)

Акционеры марганцеворудной бермудской компании OM Holdings (OMH) приняли решение о двойном листинге и допэмиссии акций на Гонконгской фондовой бирже, против чего выступала подконтрольная украинскому бизнесмену Геннадию Боголюбову компания Consolidated Mineral (Consmin), однако соответствующие поправки в устав на собрании не прошли.

Как говорится в сообщении OMH на Австралийской фондовой бирже по итогам проведенного в среду собрания с кворумом свыше 83%, за предложение о двойном листинге, требовавшее простого большинства голосов, проголосовало 64,96%, против – 35,04%.

В то же время изменения в устав поддержали 66,29%, а против выступили 33,71%, тогда как для утверждения этого вопроса требовалось квалифицированное большинство в 75%.

OMH отмечает, что проведет юридические консультации в связи со сложившейся ситуацией, но продолжит двигаться в направлении двойного листинга, получившего одобрение акционеров.

На собрании были также приняты предложения менеджмента о значительных опционных программах: против них было подано от 35% до 45% голосов, однако хватило простого большинства.

Против переизбрания двух директоров, критикуемых компанией Consmin, проголосовало лишь 23%.

Как сообщалось, марганцеворудная компания Consmin с основными активами в Австралии и Гане Геннадия Боголюбова выступает против дополнительной эмиссии акций OMH, по итогам которой 11,4% пакет Consmin может быть размыт почти вдвое. Компания Г.Боголюбова подала судебный иск, чтобы заблокировать допэмиссию, и намерена добиваться изменений в совете директоров OMH с целью улучшения управления и повышения прозрачности. Consmin, официально являющаяся крупнейшим акционером OMH, подозревает, что у бермудской компании есть и другие акционеры, в том числе высший менеджмент, тайно сконцентрировавшие крупные пакеты, хотя в руководстве OMH эти обвинения отвергают.

Компания Г.Боголюбова также подчеркивает, что до сих пор отсутствует какая-либо информация о том, смогут ли нынешние акционеры OMH принять участие в допэмиссии. В свою очередь OMH заявляет, что не может прогнозировать итогов доразмещения акций.

Согласно сообщению бермудской компании на Австралийской фондовой бирже, где сегодня котируются ее акции, на Гонконгской фондовой бирже предполагается выпустить 345 млн. акций. Помимо того опционные программы предусматривают выпуск для работников еще потенциально до 254 млн. акций.

В настоящее время в обращении находится 503,085 млн. акций OMH, из них в свободном обращении – около 8%. Цена акций по итогам собрания в среду упала на 4,5% – до AUD1,28 ($1,36).

OMH в Австралии принадлежит марганцевый проект Bootu Creek на севере Австралии с годовой мощностью производства 1 млн. т, а также ферросплавный завод на юго-западе Китая мощностью 50 тыс. т в год. Компания также имеет миноритарные доли в железорудных проектах в Норвегии, Швеции и марганцеворудных в Южной Африке, Австралии и Гане.

OMH в 2010 г. увеличила продажи на 9,7% – до AUD307,5 млн., EBITDA – на 93,5%, до AUD307,5 млн. Компания планирует в текущем году увеличить добычу марганцевой руды до 1 млн. т (в 2010 г. – 831,4 тыс.), марганцевых сплавов – до 60 тыс. т (37 тыс. т).

Около года назад OMH обвинила Consmin в попытке недружественного поглощения, однако компания Г.Боголюбова заявила, что не намерена наращивать свой пакет.

Consmin занимается разведкой, добычей, переработкой и реализацией марганцевых руд, а также управляет значительным портфелем инвестиций. Основным марганцевым активов Consmin является рудник Woodie Woodie на западе Австралии, резервы которого на конец 2009 г. составляли 12,4 млн. т 41,8%Mn руды. Компания также добывает и продает карбонатные руды, добываемые Nsuta Mine в Гане, а также хромитовые руды.

В 2010 г. Consmin впервые в своей истории произвела свыше 1 млн. т марганцевой руды, тогда как в 2009 г. объемы ее производства возросли на 17,5%, до 961 тыс. т.

Г.Боголюбов завершил приобретение Consmin в январе 2008 г., купив ее в ходе ожесточенной 18-месячной борьбы за AUD1,3 млрд. (на тот момент - $1,2 млрд., в настоящее время курс составляет AUD1/$1,0529). После этого компания была выведена из листинга Австралийской фондовой биржи, прекратила публикацию отчетности, а затем и временно закрыла свой сайт.

В январе-марте 2011 г. горнорудная компания Anglo American снизила добычу железной руды по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 19%, до 9,945 млн. т. Об этом говорится в отчете компании.

Кроме того, по сравнению с IV кварталом 2010 г. добыча руды снизилась на 16%.

В I квартале Anglo American сократила добычу коксующихся углей в австралийском штате Квинсленд к АППГ на 37%, до 2,056 млн. т, по сравнению с IV кварталом 2010 г. – на 44%.

Как отмечается в отчете, снижение добычи руды в ЮАР и коксующихся углей в Австралии в I квартале связано сильными тропическими ливнями, а также последовавшими за ними масштабными наводнениями, которые шли в течение января-февраля.

Опасности ядерного Ирана

Пределы сдерживания

Резюме: Желание и способность Вашингтона защитить партнеров в регионе от обладающего ядерным оружием Тегерана вызывают сомнения. Основы сдерживания СССР в эпоху холодной войны – официальные гарантии договоров и размещение значительных военных контингентов на территории стран-союзниц – вряд ли возможно применить в данной ситуации.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1 за 2011 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Что делать с ядерной программой Ирана – один из наиболее дебатируемых внешнеполитических вопросов, стоящих перед администрацией президента Барака Обамы. Ведущиеся дискуссии отмечены все большим пессимизмом относительно того, что с помощью дипломатических усилий мирового сообщества и экономических санкций Ирану можно помешать обрести ядерное оружие. Впрочем, присутствует и осторожный оптимизм, внушаемый надеждой на то, что с последствиями появления у Тегерана ядерного оружия удастся справиться. Весной прошлого года на страницах этого журнала Джеймс Линдсей и Рэй Тайкей из Совета по международным отношениям писали, что даже если Иран разработает ядерный арсенал, США смогут его сдерживать, установив четкую «красную линию», которую Тегеран окажется не в силах переступить, не рискуя столкнуться с ответными действиями. Например, если Иран применит свое ядерное оружие, передаст его третьим странам, вторгнется в соседние государства или увеличит поддержку таких террористических группировок, как ХАМАС или «Хезболла», Соединенные Штаты будут вынуждены ответить, хотя меры, которые предпочтет применить Вашингтон, не будут определяться заранее. Этот аргумент отражает публичную позицию многих высокопоставленных американских и европейских официальных лиц, а также ряда известных ученых и экспертов по обороне.

Однако эта точка зрения слишком оптимистична. Прежде всего, она базируется на спорных тезисах. О том, что обладание ядерным оружием побуждает действовать осторожно и сдержанно. Что другие ближневосточные страны выступят в качестве противовеса Ирану, а не объединятся с ним. Что, обладая ядерным оружием, Тегеран будет вынужден уважать новую «красную линию», хотя он и с обычным вооружением не слишком-то обращал внимание на подобные предупреждения. И что дальнейшего распространения ядерного оружия в регионе можно избежать. Более вероятной представляется другая перспектива. Получив ядерное оружие, Иран станет более агрессивным, союзники США на Ближнем Востоке, ощутив реальную угрозу, будут вынуждены ладить с Тегераном, способность Соединенных Штатов продвигать и защищать свои интересы в регионе ослабнет, а дальнейшее ядерное распространение со всеми вытекающими отсюда опасными последствиями все-таки произойдет. Наибольшую обеспокоенность в краткосрочной перспективе вызывает возникновение нестабильного ядерного соперничества между Ираном и Израилем с высокой вероятностью того, что одна из сторон способна первой нанести удар, несмотря на огромные риски и затраты. В долгосрочной перспективе у Саудовской Аравии и других стран Ближнего Востока может появиться желание разрабатывать собственный ядерный потенциал, что повысит вероятность ядерной гонки вооружений в очень нестабильном регионе.

Более того, стратегия, которая рассматривается как наиболее подходящее решение при таком исходе – комбинация сдерживания и усиленного сдерживания, – имеет серьезные недостатки, которые преуменьшаются или, что гораздо хуже, игнорируются. Согласно общепринятой точке зрения, обязательства США в сфере безопасности позволят держать Иран под контролем, а также воспрепятствуют сотрудничеству американских союзников на Ближнем Востоке с Тегераном, поскольку убедят их в бесперспективности разработки ядерного оружия. Однако желание и способность Вашингтона защитить своих партнеров в регионе от ядерного оружия Ирана вызывают сомнения. Соединенные Штаты сдерживали ядерный Советский Союз в период холодной войны, но тогдашние основы обеспечения безопасности – официальные гарантии договоров и размещение значительных военных контингентов на территории стран-союзниц – вряд ли материализуются снова в ближайшее время. Несмотря на заявления членов администрации Обамы о том, что не стоит исключать ни один из вариантов вплоть до применения военной силы, они не преуспели в разработке убедительного военного сценария. Такого, который отбил бы у Ирана охоту разрабатывать ядерное оружие или позволил бы сдерживать его в случае фиаско таких мер, как дипломатическая изоляция, экономические санкции и «красные линии». Разместив дополнительные контингенты ВВС и ВМС на Ближнем Востоке, Америка подкрепила бы свои дипломатические усилия инструментами принуждения, заложила бы основы режима усиленного сдерживания и обеспечила бы себе средства для применения силы, если военная операция окажется не самым худшим вариантом.

Иран, Израиль и бомба

Учитывая статус Израиля как предполагаемой, но официально не провозглашенной ядерной державы, непосредственно после того, как Иран пересечет порог, на Ближнем Востоке возникнет нестабильное биполярное ядерное соперничество. С учетом огромного количественного и качественного превосходства Израиля в ядерном вооружении (его арсенал, по оценкам, составляет от 100 до свыше 200 боеголовок и, по всей вероятности, включает термоядерное оружие) Тегеран может опасаться обезоруживающего упреждающего удара. Кризис поставит иранское руководство перед дилеммой «используй ядерное оружие или проиграешь», и в конечном итоге оно способно решиться атаковать первым.

Израильские лидеры, со своей стороны, тоже не исключают нанесение первого удара, несмотря на огромные риски. Для критических разрушений на незначительной территории Израиля достаточно всего несколько ядерных ударов. Бывший президент Ирана Али Акбар Хашеми Рафсанджани лишь отчасти преувеличивал, говоря, что «даже одна ядерная бомба по территории Израиля уничтожит все». Иранский ядерный арсенал, вероятно, вначале будет совсем скромным и уязвимым для упреждающего удара. Кроме того, даже если нынешняя и будущая система противоракетной обороны Израиля окажется неспособна остановить полномасштабный заранее спланированный удар баллистическими ракетами, она вполне эффективна против любого ответного удара Ирана, если его удастся атаковать первым. Готовность нанести обезоруживающий упреждающий удар при столкновении с серьезной угрозой – глубоко укоренившийся элемент стратегической культуры Израиля, это было продемонстрировано в ходе атак против Египта в 1956 и 1967 гг., против ядерной программы Ирака в 1981 г. и против предполагаемого ядерного объекта в Сирии в 2007 году. Единственный раз, когда Израиль сам стал объектом первого удара – в 1973 г., – чуть было не привел его к поражению. Иными словами, на ранних стадиях ирано-израильское ядерное соперничество будет нестабильным.

Даже если Ирану и Израилю удастся избежать прямого конфликта, ядерный арсенал Ирана останется постоянным источником нестабильности на Ближнем Востоке. Тегеран почти наверняка попытается увеличить потенциал, чтобы повысить выживаемость своей ядерной системы. В этой связи у него появится мощный стимул для использования северокорейской модели: вести переговоры с международным сообществом и при этом наращивать арсенал. Эксплуатируя желание президента Барака Обамы и других западных лидеров добиться прогресса в создании безъядерного мира , Тегеран также может ослабить давление со стороны международного сообщества, еслипредложит отказаться от собственного арсенала в обмен на аналогичный шаг Израиля. Однако с увеличением арсенала и уменьшением страха перед ответными действиями у Ирана может возникнуть желание использовать более тонкие, но не менее опасные формы агрессии, включая активную поддержку террористических группировок или силовую дипломатию.

Между тем, если Тегеран обретет ядерное оружие, на Израиль оказываться давление изнутри и извне с требованиями отказаться от политики ядерной неопределенности или непрозрачности, когда власти не подтверждают и не отрицают наличие ядерного оружия. Давление изнутри будет исходить от тех, кто считает, что признание ядерного арсенала Израиля необходимо для предотвращения удара со стороны Ирана. Давление извне станут осуществлять те, кто видит в таком признании Израиля первый шаг к ядерному разоружению. Но если Израиль откажется от политики ядерной неопределенности, значительно усложнится его сотрудничество с арабскими соседями, а реализовать стратегию сдерживания Ирана станет гораздо труднее. Признание Израиля в обладании ядерным оружием может также побудить другие страны региона начать разработку собственных программ. Большинство соседей пока готово мириться с неопределенным статусом еврейского государства. Но сочетание двух новых факторов – Иран, обладающий ядерным оружием, и Израиль, признавший свой ядерный статус, – способно изменить ситуацию из-за повышенного чувства опасности, стремления к престижу, внутреннего давления или по всем трем причинам.

Из Исламабада в Эр-Рияд

В докладах Комиссии Конгресса по оценке стратегического положения США и Комиссии по предотвращению распространения оружия массового уничтожения и терроризма, а также в других аналитических обзорах, отмечается риск того, что появление у Ирана ядерного оружия приведет к дальнейшему распространению на Ближнем Востоке, даже если Израиль не признает наличие собственного ядерного арсенала. В частности, Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Саудовская Аравия, Турция и ОАЭ, подписавшие Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), недавно объявили о программах по ядерной энергетике или приступили к их реализации. И хотя некоторые из этих государств имеют разумные экономические основания для разработки атомной энергии, а низкообогащенное топливо для ядерных реакторов непригодно для производства оружия, эти шаги были истолкованы как сооружение барьеров против ядерного Ирана. ДНЯО не запрещает странам разрабатывать чувствительные технологии для собственного производства ядерного топлива, т. е. обогащать природный уран и извлекать плутоний из отработанного ядерного топлива. Однако обогащение и переработку также можно использовать, чтобы накапливать обогащенный оружейный уран и плутоний, и именно этой лазейкой, по-видимому, воспользовался Иран.

Разработка ядерного оружия остается длительным, дорогостоящим и трудоемким процессом даже для стран со значительными экономическими ресурсами, особенно если они сталкиваются с ограничениями доступа к ядерным материалам и технологиям со стороны других государств. Без поддержки извне вряд ли какая-либо страна, стремящаяся войти в ядерный клуб, в состоянии за 10 лет разработать атомное оружие.

Однако есть, по крайней мере, одно государство, которое могло бы рассчитывать на серьезную внешнюю поддержку – Саудовская Аравия. И если это произойдет, ядерное распространение в регионе ускорится. Иран и Саудовская Аравия давно являются геополитическими и идеологическими соперниками. Эр-Рияд столкнется с огромным давлением в связи с необходимостью как-то реагировать на ядерный статус Ирана, чтобы не только сдержать силовые действия Тегерана, но и сохранить ощущение, что Саудовская Аравия остается ведущей державой мусульманского мира. Правительство уже занимается программой по ядерной энергетике, которая может стать первым этапом в длительном процессе разработки ядерного оружия. И существуют серьезные опасения, что процесс ускорится благодаря тесным связям с Пакистаном. В 1980-е гг. Саудовская Аравия приобрела у Китая несколько десятков баллистических ракет средней дальности CSS-2 в ответ на использование ракет в ходе ирано-иракской войны и их распространение в регионе. Посредником при заключении сделки предположительно являлось правительство Пакистана, и оно могло предложить саудитам купить ядерные боеголовки для CSS-2S, недостаточно точных для эффективной доставки обычных боеголовок к цели.

По слухам, Эр-Рияд и Исламабад обсуждали вопросы ядерного оружия, ядерных технологий и гарантий безопасности. Этот «исламабадский вариант» может развиваться по нескольким сценариям. Например, Пакистан продает Саудовской Аравии действующее ядерное вооружение и средства доставки или обеспечивает ее необходимой инфраструктурой, материалами и технической поддержкой, что позволит производить собственное ядерное оружие уже через несколько лет, а не спустя десятилетие или больше. Пакистан и раньше предоставлял подобную помощь, ныне же он строит еще два реактора на тяжелой воде для производства плутония и второй объект химической переработки для извлечения плутония из отработавшего ядерного топлива. Иными словами, Исламабад способен накапливать больше ядерного материала, чем необходимо для поддержания его собственного (даже значительно увеличенного) арсенала.

В качестве альтернативы Пакистан может предложить Саудовской Аравии расширенные гарантии сдерживания и размещение ядерных вооружений, средств доставки и войск на ее территории – Соединенные Штаты десятилетиями практиковали это с союзниками. Не исключено, что такой вариант покажется и Саудовской Аравии, и Пакистану особенно привлекательным. Эр-Рияд тогда заявит, что он не нарушает ДНЯО, так как не разрабатывает собственное ядерное оружие. А расширенное сдерживание со стороны Пакистана выглядит более предпочтительным, чем со стороны США, поскольку развертывание на саудовской территории иностранных мусульманских сил не вызовет негативной реакции населения. Пакистан, в свою очередь, разместив в Саудовской Аравии ядерное оружие, извлечет финансовую выгоду и приобретет международный вес, а также стратегические преимущества в отношениях со своим главным соперником, Индией.

«Исламабадский вариант» поднимает целый комплекс проблем, из которых наибольшее беспокойство, вероятно, вызывает реакция Дели. Нацелит ли он обычное или ядерное оружие на пакистанские системы в Саудовской Аравии? Как это расширенное ядерное соперничество повлияет на стабильность в случае кризиса на Ближнем Востоке или в Южной Азии? Вне зависимости от действий Индии, любое решение саудовского правительства о приобретении ядерного оружия тем или иным способом возымеет дестабилизирующий эффект. Другие государства Ближнего Востока получат дополнительный стимул для разработки собственного ядерного оружия. А их возможности возрастут вследствие устранения оставшихся барьеров на пути ядерного распространения: каждое новое государство, завладевшее атомным оружием, ослабляет режим нераспространения, даже если конкретный способ его получения позволил обойти, но не нарушить ДНЯО.

Соперничество ядерных игроков

Если Саудовская Аравия завладеет ядерным оружием, на Ближнем Востоке появится три ядерных державы, а возможно, в скором времени и больше. Неизвестно, как будет развиваться подобное соперничество, поскольку анализ сдерживания основан преимущественно на опыте гонки между США и СССР в годы холодной войны. Однако, скорее всего, в соревновании трех или более держав вероятность неуклонной эскалации и ошибки в расчетах значительно выше, чем при биполярном противостоянии. В эпоху холодной войны Соединенные Штаты и Советский Союз беспокоило только одно – угроза взаимного обмена ударами. Многополярные системы в принципе менее стабильны, чем биполярные, поскольку состав коалиций быстро меняется, нарушая баланс сил и создавая различные мотивы для нанесения удара.

Кроме того, новоявленным ядерным державам Ближнего Востока может показаться, что предпринимать затратные шаги во имя сохранения стабильности в регионе и предотвращения обмена ударами не обязательно. Краеугольным камнем сдерживания является понимание того, что каждая из сторон обладает гарантированным потенциалом для ответа, поэтому ни одна страна не может нанести первый удар в надежде уничтожить силы противника и избежать разрушительного ответного удара. Однако новые ядерные державы, возможно, не будут вкладывать средства в дорогостоящее поддержание боеспособности, включая шахтные пусковые установки или ядерные силы, базирующиеся на подводных лодках. Учитывая эту вероятную уязвимость, тесное расположение стран на Ближнем Востоке и короткое время полета баллистических ракет, игрокам придется действовать по принципу «запуск по предупреждению» или даже – в условиях кризиса – использовать свои ядерные силы для превентивного удара.

Правительства также способны делегировать полномочия по пуску командирам низшего звена, что повысит риск ошибок в расчетах и вероятность эскалации. Кроме того, если системы раннего оповещения не будут интегрированы в полноценные системы командования и управления, риск несанкционированного или случайного пуска возрастет еще больше. А без современной системы раннего оповещения виновник ядерного удара может быть либо не распознан вообще, либо установлен неправильно. Иными словами, если предположить, что руководство страны выжило после первого удара, оно, скорее всего, не сумеет точно определить, какое государство несет за него ответственность. И эта неопределенность в сочетании с необходимостью быстро отреагировать создает серьезный риск того, что ответный удар будет нанесен неверно.

Большинство существующих ядерных держав предприняли шаги, чтобы защитить свое ядерное оружие от несанкционированного применения: от тщательного подбора персонала до разработки мер технической безопасности, включая предохранительные блокировочные устройства, которые требуют введения специальных кодов, прежде чем ядерные боеприпасы будут снабжены зарядом. Однако нет никакой гарантии, что новые обладатели атомного оружия захотят или будут способны принимать подобные меры, поэтому возникнет значительный риск того, что их правительства потеряют контроль над оружием или ядерными материалами, которые станут доступны негосударственным акторам. Вероятно, некоторые страны постараются уменьшить угрозу для своего ядерного арсенала; например, они попытаются засекретить местонахождение своего оружия. Однако в случае утечки информации их арсенал рискует подвергнуться удару или может быть похищен.

При этом государства за пределами Ближнего Востока также могут стать источником нестабильности. В период холодной войны Соединенные Штаты и Советский Союз были вовлечены в гонку ядерных вооружений, на которую другие страны практически не влияли. На многополярном ядерном Ближнем Востоке другие ядерные державы и страны, обладающие современными военными технологиями, воздействуют – позитивно или негативно – на военное соперничество в регионе путем торговли или передачи технологий, которых сегодня пока нет у большинства местных акторов. Это ракетные двигатели на твердом топливе, усовершенствованные системы наведения ракет, технология миниатюризации боеголовок, системы раннего оповещения, системы противовоздушной и противоракетной обороны. Передача таких технологий может стабилизировать хрупкий баланс, если в результате новые ядерные державы получат менее уязвимые арсеналы. Но может и дестабилизировать. Если, например, держава извне стремится заслужить расположение потенциального клиента или повлиять на перспективного союзника, она будет готова поделиться с ним технологией, повышающей точность ракет, что расширит его возможности нанесения первого разоружающего удара по любому противнику. Стремление существующих ядерных держав и других продвинутых в военных технологиях государств воздействовать на возникающее на Ближнем Востоке ядерное соперничество грозит привести к новой «Большой игре» с непредсказуемыми последствиями.

Невероятные средства сдерживания

Если Иран станет ядерной державой, сможет ли стратегия сдерживания сохранить стабильность на Ближнем Востоке? Некоторые аналитики, в том числе Линдсей и Тайкей, заявляют, что, хотя временами Иран агрессивен, он контролирует свое поведение, чтобы не спровоцировать ответные действия. Поскольку режим чувствителен к затратам, логично предположить, что он осознает опасности эскалации конфликта, поэтому сдерживание сработает. Другие аналитики заявляют: антагонизм Ирана по отношению к США и Израилю столь велик и занимает настолько важное место в идеологии его руководства, что, приобретя ядерный арсенал, Тегеран станет более враждебным, независимо от последствий.

Истина находится где-то посередине. Иран, вероятно, не столь иррационально агрессивен, но структура его руководства и система принятия решений непрозрачны. Высказывания иранской верхушки в адрес Америки, Израиля и арабских государств часто провокационны. А враждебное поведение Тегерана, включая поддержку представителей «Хезболлы», попытки диверсий в соседних странах и вызывающие морские маневры в Персидском заливе, легко могут привести к кризису. Иными словами, непонятно, как обладающий ядерным оружием Иран оцениват затраты, выгоды и риски балансирования на грани эскалации и насколько просто будет его удержать от попыток подорвать интересы Соединенных Штатов и их партнеров на Ближнем Востоке.

Одним из наиболее важных элементов американской стратегии сдерживания является усиленное устрашение с целью предотвратить атаки Ирана на другие страны Ближнего Востока. За последние несколько лет популярность обрела идея о том, что сдерживание ядерного Ирана, стабилизация отношений между ним и Израилем и предотвращение дальнейшего ядерного расползания потребуют распространения американских гарантий безопасности на некоторых союзников и партнеров на Ближнем Востоке. Так, в июле 2009 г. госсекретарь Хиллари Клинтон предложила расширить «зонтик безопасности над регионом». Тем самым предполагается противодействовать продолжению иранской ядерной программы и не допустить агрессии Ирана, если Тегеран все же получит ядерное оружие. Также, по-видимому, имеется в виду убедить союзников и партнеров США не разрабатывать собственное ядерное оружие.

На первый взгляд, политика усиленного сдерживания может показаться разумным и эффективным подходом. Она сыграла важную роль в предотвращении советского удара по странам Запада и ограничении ядерного распространения в период холодной войны. Поиски ядерной державы-патрона – привлекательный вариант для стран, которые не чувствуют себя в безопасности, но не хотят или не могут взять на себя бремя и риски разработки собственной ядерной программы. Кроме того, Соединенные Штаты уже заложили прочный фундамент альянсов и партнерства в сфере безопасности, включая длительные «особые отношения» с Израилем, тесные связи с Бахрейном, Египтом, Ираком, Иорданией, Саудовской Аравией и ОАЭ, не говоря уже о членстве Турции в НАТО. США также обладают уникальными военно-техническими возможностями, которые включают системы противоракетной обороны (может быть применена против основных иранских средств доставки) и раннего оповещения (особенно важны с учетом короткого времени полета любых ракет, запущенных Ираном в направлении соседних стран). Государства региона, без сомнения, хотели бы видеть их на службе собственной безопасности.

Однако стратегия, основанная на усиленном сдерживании, может оказаться гораздо более сложной в реализации и гораздо менее эффективной, чем это признает большинство политиков и экспертов. Ее сторонники опираются главным образом на опыт холодной войны, но эти параллели слишком упрощают проблемы, с которыми столкнутся Соединенные Штаты, если на Ближнем Востоке начнется распространение ядерного оружия. В период советско-американского противостояния США и союзники под их «ядерным зонтом» были не просто объединены одной главной угрозой; у них практически не было серьезных претензий друг к другу в сфере безопасности, особенно после того как в 1950–1960-е гг. прекратилось соперничество между Францией и Германией. Сегодня большинство ближневосточных государств рассматривает Иран как угрозу, но их собственные отношения остаются напряженными, а зачастую даже враждебными. Эти многочисленные противоречия способны воспрепятствовать усилиям Америки по созданию эффективного режима усиленного сдерживания в регионе, особенно если Вашингтон пообещает защитить Израиль и ряд арабских государств.

В годы холодной войны США разместили несколько сотен тысяч военнослужащих в демократических странах Западной Европы, над которыми нависала тень авторитарного Советского Союза. Противостояние Вашингтона и Москвы было борьбой за глобальное доминирование. Американские союзники в культурном и политическом плане гораздо больше походили на Соединенные Штаты, чем их нынешние партнеры на Ближнем Востоке, а договорные обязательства Америки и войска передового базирования четко демонстрировали готовность выступить на защиту союзников. Но вот по поводу готовности Вашингтона применить ядерное оружие против Советского Союза, чтобы нанести противнику военное поражение в Европе, оставались сомнения. Если в ту пору не было полной уверенности, что американцы рискнут Нью-Йорком ради спасения Бонна, Лондона или Парижа, почему же теперь, появись у Тегерана средства для нанесения ядерного удара по территории США, на Ближнем Востоке должны поверить в готовность Америки рискнуть ради Каира, Дубая и Эр-Рияда? А ведь Иран может вместо межконтинентальных баллистических ракет использовать нестандартные средства доставки, например, транспортировку на грузовом судне.

При этом Конгресс вряд ли охотно одобрит обещание защитить арабские государства, особенно учитывая неприязненное отношение многих из них к Соединенным Штатам. Даже неофициальные публичные гарантии вызовут серьезную оппозицию в Конгрессе. А частные заверения не произведут эффект, поскольку в этом случае Вашингтон не поставит на карту свою репутацию. Еще одно различие между СССР и ядерным Ираном заключается в том, что с Ираном у США, вероятно, не будет широких возможностей задействовать значительные передовые силы и таким образом продемонстрировать готовность ответить на любой удар по своим партнерам на Ближнем Востоке. Многие правительства выступят против присутствия американских войск, поскольку не захотят, чтобы население воспринимало их как протектораты, не способные защитить себя.

Принять неприемлемое

Ряд серьезных вопросов возникает и по поводу надежности американского режима усиленного сдерживания. Первый и самый главный: Вашингтон собирается давать гарантии, хотя ему не удалось остановить иранскую ядерную программу. И это после того как подряд три президента заявляли, что Иран, обладающий ядерным оружием, будет представлять основную угрозу безопасности Соединенных Штатов и стабильности на Ближнем Востоке. Управление балансом страха в годы холодной войны, возможно, требовало «вообразить невообразимое», но неспособность США остановить стремление Ирана стать ядерной державой означала бы для многих «принять неприемлемое». Если американцы не в состоянии помешать Ирану, обладающему обычными вооружениями, получить ядерное оружие, американские партнеры на Ближнем Востоке наверняка поставят под сомнение и способность противостоять ядерному Тегерану.

Более того, если Вашингтон выполнит свои обязательства по новому Договору о сокращении стратегических наступательных вооружений и планы Доктрины ядерной стратегии по дальнейшему сокращению ядерных сил, а также воздержится от разработки новых боеголовок, то американский ядерный арсенал будет уменьшаться при одновременном значительном расширении обязательств по безопасности. Соединенные Штаты традиционно соотносили масштабы и состав своего ядерного арсенала с силами Советского Союза (и позже России). Однако сейчас США должны иметь возможность сдерживать удары по своей территории со стороны нескольких стран: по-прежнему России, а также Китая, КНДР и в скором времени, возможно, Ирана. Кроме того, возникла необходимость предотвращать удары по многим странам, находящимся под американским «ядерным зонтиком», включая более 20 членов НАТО в Европе и их союзников в Азии, таких как Япония и Южная Корея, а также по Австралии. С сокращением американского арсенала у Вашингтона будет меньше оружия, чтобы обеспечить выполнение любых обязательств. Поскольку до сих пор Соединенные Штаты отказывались от разработки ядерного оружия нового поколения, оставшийся арсенал будет состоять преимущественно из боеголовок большой мощности, предназначенных для ударов по крупным городам и мирному населению. В результате у союзников и противников может создаться впечатление, что США сдерживают сами себя – Вашингтон не захочет применять ядерное оружие в ответ на атаку против одного из своих партнеров из-за огромного сопутствующего ущерба и большого числа жертв среди мирного населения.

Америка действительно обладает значительными средствами противоракетной обороны, призванными укрепить расширенное сдерживание путем противодействия наиболее вероятным системам доставки ядерного оружия Ирана. Однако, учитывая другие требования, в особенности необходимость защитить союзников и базы Соединенных Штатов в Европе и Азии, маловероятно, что Вашингтон будет располагать достаточным количеством систем наземного и морского базирования, чтобы обезопасить своих партнеров на Ближнем Востоке. Эта проблема будет обостряться по мере постепенного роста иранского арсенала баллистических ракет. В конечном итоге Тегеран сможет подавить системы ПРО США с помощью залпового запуска ракет с неядерными боеголовками. Поскольку существующие системы ПРО не различают ядерные и неядерные боеголовки, подобные атаки могут вывести из строя противоракетную оборону Америки и ее союзников, оставив эти страны уязвимыми для последующего ядерного удара. Системы противоракетной обороны стоят значительно дороже, чем наступательные баллистические ракеты, поэтому, сооружая новые системы ПРО, чтобы не отстать от Ирана, который увеличивает число ракет, США рискуют оказаться в минусе по объему затрат – и это в момент, когда ресурсы Пентагона сократятся.

Опасность баллистических ракет Ирана порождает дополнительные сомнения по поводу американских гарантий безопасности. Захотят ли Соединенные Штаты изматывать свою противоракетную оборону для защиты Египта, Ирака или Саудовской Аравии от иранских атак, если в результате Израиль окажется уязвимым для последующего ядерного удара? Доверят ли ближневосточные государства свою защиту Америке, готовой применить все имеющиеся в ее распоряжении перехватчики, зная, что Вашингтон очень неохотно оставит без защиты Израиль, своего самого близкого союзника в регионе? Направят ли США дополнительные средства ПРО морского базирования в случае кризиса, понимая, что это грозит спровоцировать упреждающий удар либо Ирана (до того, как его противники станут менее уязвимыми), либо кого-то из американских союзников (считающего, что американцы перехватят ответ Тегерана)?

Наконец, пытаясь сдерживать ядерный Иран, Вашингтон столкнется с фундаментальной дилеммой: действия Тегерана, которые проще всего сдерживать, а именно – подготовленный удар с применением обычного или ядерного оружия, являются наименее вероятной формой иранской агрессии. Наиболее же вероятные ее формы, в особенности поддержку терроризма и диверсий, сдерживать значительно сложнее. Ближневосточные государства очень серьезно относятся к подобным угрозам более низкого уровня. Но в отличие от удара с применением ядерного или обычного оружия трудно определить, откуда исходят эти угрозы, а ущерб от них меньше. И любое обещание Соединенных Штатов обеспечить силовой ответ с использованием ядерной компоненты или без нее вряд ли будет восприниматься как заслуживающее доверия и в Тегеране, и среди союзников США.

Одним словом, любые американские попытки установить режим усиленного устрашения на Ближнем Востоке, чтобы сдерживать ядерный Иран и предотвратить ядерное распространение в регионе, столкнутся с серьезным противодействием. Учитывая масштабы подобного вызова, Соединенным Штатам следует удвоить усилия, чтобы помешать Ирану обрести ядерное оружие, а также предпринять шаги по укреплению доверия к себе – если сдерживание станет необходимым в случае обретения Ираном ядерного оружия.

Что делать?

Неудивительно, что, когда дело доходит до борьбы с опасностями, сопряженными с ядерной программой Ирана, хороших вариантов просто не находится. Дипломатия и экономические санкции, кажется, пока только укрепили решимость Тегерана разрабатывать ядерный потенциал. Хотя секретные попытки сорвать иранскую ядерную программу могут замедлить ее реализацию, они вряд ли помешают Ирану получить ядерное оружие. Удар Израиля по ядерным объектам способен отбросить программу назад, но лишь на короткий срок, учитывая ограниченные возможности Израиля по поражению противника на большой дальности. Даже если Соединенные Штаты сосредоточат более крупные силы, а военная операция США против иранских объектов предоставит больше шансов по отсрочке выполнения иранской ядерной программы, затраты и издержки военной кампании будут ошеломляющими.

Кроме того, подобная атака грозит пагубными последствиями: она может вернуть народную поддержку режиму, который в последнее время становится все менее популярным, еще больше укрепить решимость Ирана стать ядерной державой, а также спровоцировать ответные меры, которые нанесут серьезный ущерб Соединенным Штатам и их союзникам на Ближнем Востоке. Альтернативные же действия – попытки надежно удержать обладающий ядерным оружием Иран от агрессивного поведения в отношении США, их союзников и их интересов в регионе – почти наверняка будут чрезвычайно дорогостоящими и сложными.

Что же в таком случае предпринять Америке? На сегодняшний день наилучшей стратегией является трехсоставной подход: дипломатические санкции, секретные мероприятия и угроза применения военной силы. Во-первых, Соединенным Штатам следует продолжать оказывать дипломатическое и экономическое давление. В результате возрастут издержки Тегерана по созданию ядерного потенциала, Иран попадает во все большую изоляцию во мнении международного сообщества, а его руководство – в глазах иранского народа. Тем самым будет внесен раскол в иранское правительство, и радикалы отдалятся от более прагматичных коллег. Хотя до сих пор эта политика была успешной лишь отчасти, но, учитывая непрозрачность режима, вполне вероятно, что ему нанесен гораздо больший ущерб, чем кажется на первый взгляд. Более того, надежное разрешение данного конфликта зависит от вероятности (пусть и невысокой) того, что значительная доля иранского общества и иранской элиты придет к выводу, что игра не стоит свеч. Если Соединенным Штатам и международному сообществу удастся замедлить процесс обретения Тегераном ядерного оружия, в конечном итоге санкции, изоляция и осознание Ираном того, что он останется государством-изгоем, пока не откажется от своих ядерных амбиций, возымеют эффект. Как минимум продолжение использования дипломатических и экономических инструментов продемонстрирует, что США предпочитают невоенный подход к проблеме, что поможет смягчить критику, если более решительные меры когда-нибудь все-таки потребуются.

Во-вторых, последние сообщения СМИ позволяют предположить, что сразу несколько государств пытаются нанести урон ядерной программе Ирана. Если это так, и они добьются успеха, появится время для действия дипломатов, разработки эффективных военных сценариев и для того, чтобы предпринять шаги, которые уменьшат уязвимость Соединенных Штатов в случае ответного удара Ирана. Подрывная деятельность особенно важна, если Тегеран выберет стратегию «ядерного прорыва», откладывая момент вооружения, пока он не накопит достаточно ядерного материала для небольшого количества боеголовок. В действительности это наиболее вероятное поведение Ирана: она не только позволит избежать упреждающего удара благодаря неопределенности, которая окружает сейчас иранскую ядерную программу, но и обеспечит Тегерану более мощное средство сдерживания, когда он войдет в ядерный клуб. Однако поскольку Ирану нужно значительное количество расщепляемых материалов, прежде чем он сможет создать и испытать свой арсенал, препятствия на пути к производству обогащенного урана поставят его перед непростой дилеммой. Быстро изготовить очень скромный арсенал, даже если он будет уязвим для удара, или ждать, пока можно будет сразу произвести больше оружия. Если Тегеран выберет второй вариант, США получат значительно больше времени, чтобы остановить программу или подготовиться к появлению ядерного Ирана.

В-третьих, Соединенным Штатам следует расширить свои военные возможности в регионе Персидского залива и разместить там дополнительно бомбардировщики B-2 вертикального взлета, высокоточное вооружение, радиоэлектронные системы, средства подводной атаки, включая ракетные субмарины, платформы ПРО морского базирования и, возможно, вторую авианосную ударную группу. Если дипломатия не поможет, такое дополнение к силам США, уже дислоцированным в регионе, подкрепит дипломатические усилия администрации Обамы и расширит возможности по противодействию ядерной программе. Дополнительные войска предоставят дипломатам больше возможностей для оказания давления. В последнее время высокопоставленные военные и гражданские чиновники, включая министра обороны Роберта Гейтса и председателя Объединенного комитета начальников штабов адмирала Майка Маллена, в своих официальных заявлениях практически предлагали сбросить со счетов военный вариант, ссылаясь на трудности операции и опасности ответного удара. Если руководство Ирана придет к выводу, что Америка не захочет или не сможет применить силу, это не добавит Тегерану стимулов для отказа от ядерного оружия.

В то же время более твердая военная позиция Соединенных Штатов продемонстрирует, что преимущества, которые Иран рассчитывает получить от ядерной программы – вытеснение США из региона и ослабление местных альянсов, – вряд ли достижимы. Это также поможет убедить американских союзников и партнеров в том, что Вашингтон придерживается обязательств по их защите. Даже если администрация Обамы посчитает, что ядерный Иран можно сдерживать, и дальнейшего распространения ядерного оружия на Ближнем Востоке удастся избежать, либо если усилия по противодействию вступлению Ирана в ядерный клуб провалятся, Соединенным Штатам все равно уже сейчас пора предпринимать шаги по укреплению доверия. А проблемы с ним обязательно возникнут, если Иран получит ядерное оружие и сдерживание станет необходимым. Наконец, дополнительные силы улучшат позицию США для быстрого осуществления военной атаки, если Вашингтон решит, что таковая отбросит иранскую ядерную программу, по крайней мере, на несколько лет назад, а потенциальный ущерб от ответных действий Ирана сочтут приемлемым.

Несмотря на привлекательность поисков эффективного решения мирными средствами, скорее всего, Америке придется выбирать между двумя малоприглядными сценариями – нанесением военного удара, не допускающего вхождения Тегерана в ядерный клуб, и применением стратегии сдерживания, позволяющей сосуществовать с ядерным Ираном. Использование силы всегда рискованно и особенно в этом случае, поскольку значительное число американских войск дислоцировано вблизи Ирана. Будет ли применена сила, зависит от ответов на три непростых вопроса. Насколько близко находится Иран к получению ядерного оружия? Будет ли удар эффективным? Как Иран ответит, и какой ущерб понесут в результате Соединенные Штаты, их союзники и партнеры? Риски войны следует соотнести с другими обстоятельствами. Например, с вероятностью того, что сдерживание позволит сохранить региональную стабильность и избежать дальнейшего ядерного распространения, с потребностью введения и поддержания стратегии сдерживания, а также с неизбежным сокращением возможностей США в плане защиты своих жизненно важных интересов в других регионах.

Последствия присоединения Ирана к числу ядерных держав будут очень серьезными, а проблемы стратегии сдерживания, коренящиеся в усиленном устрашении, нельзя назвать тривиальными. Военный вариант не следует сбрасывать со счетов, основываясь только на привлекательном, но неоднозначном убеждении, что сдерживание – относительно простой или менее рискованный способ решения весьма сложной проблемы. Напротив, сдерживание может потребовать от Соединенных Штатов значительно более широкого военного присутствия на Ближнем Востоке, в особенности ВВС и ВМС, а также крупных инвестиций в дорогостоящие виды вооружений, включая противоракетную оборону, модернизированный ядерный арсенал с оружием малой мощности. Кроме того, потребуется гибкая дипломатия для создания и поддержания сплоченности таких разных союзников и гораздо более жесткие экономические санкции, чем были возможны до сих пор. Понимание и выполнение этих требований будет иметь ключевое значение, если США решат попытаться сдерживать Иран. Независимо от того, посчитают ли они издержки и трудности превентивных действий слишком высокими, либо потому, что Иран пересечет ядерный порог быстрее, чем ожидается, и других вариантов уже не останется.

Эндрю Крепиневич – президент Центра стратегических и бюджетных оценок

Эван Брэйден Монтгомери – научный сотрудник Центра стратегических и бюджетных оценок

Эрик Эдельман – почетный сотрудник Центра стратегических и бюджетных оценок, в 2005–2009 гг. был заместителем министра обороны США по политическим вопросам

Иран. США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 20 апреля 2011 > № 739773

Консенсус после вашингтонского

Как кризис повлиял на развитие

Резюме: Американская версия капитализма если и не потеряла репутацию, то, по крайней мере, больше не является доминирующей. Запад, и в особенности США, впредь не будет рассматриваться как единственный центр инновационной социально-политической мысли. А когда дело касается международных организаций, голоса и идеи Соединенных Штатов и Европы доминируют все меньше.

Авторы являются редакторами книги «Новые идеи развития после финансового кризиса» (Johns Hopkins University Press, 2011), на основе которой написано это эссе. Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2 за 2011 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Начавшийся в США глобальный кризис на этот раз не только потряс мировую экономику, но и отрицательно сказался на мировой политике. В свое время Великая депрессия 1929–1933 гг. положила начало переходу от жесткого монетаризма и политики невмешательства государства к кейнсианскому регулированию спроса. Более того, в глазах многих людей капиталистическая система лишилась легитимности, были заложены основы для роста радикальных и антилиберальных движений по всему миру.

В наши дни столь явного отторжения капитализма не наблюдается даже в развивающемся мире. В начале 2009 г., в самый разгар глобальной финансовой паники, Китай и Россия, две бывшие некапиталистические державы, ясно дали понять отечественным и зарубежным инвесторам, что не намерены отказываться от капиталистической модели. Ни один из лидеров крупных развивающихся стран не отступил от приверженности принципам свободной торговли и глобальной капиталистической системы. Напротив, именно развитые западные демократии подчеркивали, как опасно чрезмерно полагаться на рыночную глобализацию, и призывали к большему регулированию мировой финансовой системы.

Почему нынешний кризис вызвал гораздо менее экстремальную реакцию в развивающихся странах по сравнению с временами Великой депрессии? Во-первых, в развивающемся мире обвиняют в кризисе Соединенные Штаты. Многие в этих странах готовы согласиться с президентом Бразилии Луисом Инасиу Лула да Силвой, что «этот кризис вызвали белые люди с голубыми глазами». Если мировой финансовой кризис и стал проверкой на прочность какой-либо модели развития, то именно рыночной, неолиберальной модели, которая отводит государству скромную роль в экономике, но делает акцент на дерегулировании, частной собственности и низких налогах. Немногие развивающиеся страны могут считаться полностью принявшими эту концепцию.

На самом деле до кризиса в течение многих лет они дистанцировались от данного подхода. Финансовый кризис конца 1990-х гг. в Восточной Азии и Латинской Америке дискредитировал целый ряд идей, ассоциирующихся с так называемым «вашингтонским консенсусом», в особенности те из них, которые касаются прямой зависимости от иностранного капитала. К 2008 г. многие страны с развивающейся экономикой прикрыли двери перед иностранными финансовыми рынками, накопив значительные валютные резервы и создав систему регулирования своего банковского сектора. Подобная политика обеспечила защиту от глобальной экономической волатильности. Это подтвердил впечатляющий подъем соответствующих стран после недавнего кризиса: развивающиеся экономики демонстрировали лучшие показатели роста, чем страны развитого капитализма.

Таким образом, американская версия капитализма если и не потеряла репутацию, то по крайней мере больше не является доминирующей. В ближайшие 10 лет страны с развивающимся рынком и низким доходом, скорее всего, продолжат вносить изменения в свой подход к экономической политике. Они будут жертвовать гибкостью и продуктивностью, ассоциирующимися с моделью свободного рынка, ради внутренней политики противостояния конкурентному давлению и глобальным экономическим потрясениям. Их станет заботить не столько свободный поток капитала, сколько минимизация социальной нестабильности посредством программ социальной защиты и более активная поддержка национальной промышленности. И еще меньше, чем раньше, они будут склонны полагаться на опыт развитых стран, считая – вполне справедливо, – что не только экономическая, но и интеллектуальная мощь начинает распределяться более равномерно.

Фетиш иностранных финансов

Одна из главных особенностей старого, докризисного экономического консенсуса воплощалась в тезисе о том, что развитые страны могут рассчитывать на значительную выгоду от увеличения притока иностранного капитала. Экономист Арвинд Субраманиан назвал это «фетишем иностранных финансов». Идея о том, что беспрепятственное движение капитала по всему миру, как и свободное обращение товаров и услуг, делает рынки более эффективными, в целом воспринималась в политических кругах как должное. В 1990-х гг. США и такие международные финансовые институты, как Международный валютный фонд, подталкивали заемщиков из развивающихся стран открывать свои рынки капиталов для иностранных банков и отказываться контролировать курс валют.

В то время как выгоды от свободной торговли подтверждались документально, преимущества полномасштабной мобильности капитала не столь очевидны. Причины кроются в фундаментальных различиях между финансовым сектором и «реальной» экономикой. Свободные рынки капитала действительно добиваются эффективного распределения капитала. Но крупные взаимосвязанные финансовые институты в отличие от крупных производственных фирм сталкиваются с рисками, которые способны оказывать огромное негативное воздействие на остальную экономику.

Одним из парадоксальных следствий финансового кризиса 2008–2009 гг., возможно, станет то, что американцы и британцы наконец осознают простую истину, известную в Восточной Азии уже более 10 лет. А именно, что открытый рынок капитала в сочетании с нерегулируемым финансовым сектором – это бомба замедленного действия. По завершении финансового кризиса в Азии многие американские политики и экономисты стали вновь акцентировать внимание на быстротечной либерализации и продвигать идею «последовательности», т.е. либерализации только после того, как будет создана мощная система регулирования с адекватным надзором за банками. Но они не задумывались о том, способны ли некоторые развивающиеся страны быстро ввести в действие такую систему или как будет выглядеть оптимальный режим регулирования. Они упустили из виду взаимосвязь между их новой идеей и их собственным случаем, а также забыли предупредить об огромном нерегулируемом теневом финансовом секторе, грозящем избыточной задолженностью, который возник в Соединенных Штатах.

Первым очевидным следствием кризиса, таким образом, стало падение фетиша иностранных финансов. Такие страны, как Исландия, Ирландия и государства Восточной Европы, с большим энтузиазмом принявшие на себя бремя данного фетишизма, пострадали особенно сильно, и их ожидает очень трудный период восстановления. Как и для Уолл-стрит, уверенный рост, который демонстрировали эти страны с 2002 по 2007 г., отчасти оказался иллюзорным. Он свидетельствовал о доступности кредитов и высокой доле заемных средств, а не о наличии прочного фундамента.

Забота о социальной защите

Второе следствие финансового кризиса 2008–2009 гг. – новая привязанность развивающихся стран к преимуществам разумной социальной политики. До кризиса те, от кого зависит принятие политических решений, были склонны приуменьшать значение социального обеспечения и программ социальной защиты, отдавая предпочтение стратегиям, нацеленным на экономическую эффективность.

Американский президент Рональд Рейган и британский премьер-министр Маргарет Тэтчер пришли к власти в конце 1970-х и начале 1980-х гг. на волне критики современного социального государства. Многие их критические замечания вполне обоснованы: государственный бюрократический аппарат во многих странах был раздутым и неэффективным, а в менталитете населения закрепился расчет на получение положенной социальной помощи. Вашингтонский консенсус не обязательно отвергал применение социальной политики, но его сосредоточенность на эффективности и бюджетной дисциплине часто вела к сокращению социальных расходов.

Однако кризис выявил нестабильность, свойственную капиталистическим системам – даже таким развитым и передовым, как в США. Капитализм – динамичный процесс, невинными жертвами которого регулярно становятся люди, теряющие работу или лишающиеся источника дохода. В период кризиса и после него граждане ожидали, что их правительства обеспечат им определенный уровень стабильности на фоне общей экономической неопределенности. Политические деятели в развивающихся странах вряд ли забудут этот урок; консолидация и легитимность их хрупких демократических систем будет зависеть от способности обеспечить более высокий уровень социальной защиты.

Рассмотрим реакцию континентальной Европы в сравнении с Соединенными Штатами. До сих пор с учетом кризиса в еврозоне Западная Европа переживала менее болезненное восстановление благодаря более развитой системе действующих автоматически антициклических социальных расходов, включая страхование на случай безработицы. Восстановление экономики без создания новых рабочих мест в США, напротив, делает американскую модель еще менее привлекательной для тех, кто принимает стратегические решения в развивающемся мире. Особенно для тех, кто подвержен политическому давлению и вынужден уделять внимание нуждам среднего класса.

Яркий пример нового акцентирования социальной политики можно обнаружить в Китае. Реагируя на быстрое старение населения, китайское руководство борется за создание современной пенсионной системы, что знаменует собой переход от традиционной тактики, сосредоточенной только на создании новых рабочих мест, к поддержанию социальной и политической стабильности. В Латинской Америке те же проблемы решаются иначе. С началом нового столетия регион полевел, устав от либеральных реформ 1990-х гг., и новые правительства увеличили социальные расходы, чтобы сократить бедность и неравенство. Многие страны, последовав успешному примеру Бразилии и Мексики, ввели схемы перевода денежных средств, предназначенных для бедных семей (при этом получатели помощи должны отправлять детей в школу или выполнять другие условия). В Бразилии и Мексике этот подход впервые за многие годы способствовал заметному сокращению неравенства доходов и помог защитить беднейшие семьи от недавнего кризиса.

Разумеется, вопрос в том, смогут ли подобные программы, адресованные бедным (и потому не требующие значительных бюджетных затрат), с легкостью привлечь долгосрочную поддержку растущего в регионе среднего класса. А также как эти и другие развивающиеся экономики, в том числе Китай, справятся с финансовыми затратами на более универсальные программы социального обеспечения, включая здравоохранение и пенсии. Преуспеют ли они в решении проблем, связанных с недофинансированием универсальных социальных программ, – проблем, которые сейчас стоят перед Европой и Соединенными Штатами из-за старения населения.

Видимая рука

Третьим следствием кризиса стало начало нового раунда дискуссий об индустриальной политике – стратегии страны по развитию определенных секторов промышленности, традиционно получающих такие виды поддержки, как дешевые кредиты, прямые субсидии или государственное управление банками развития. Подобная политика была признана опасной и несостоятельной в 1980-е и 1990-е гг. из-за поддержки неэффективных отраслей промышленности путем огромных бюджетных затрат. Но кризис и адекватная реакция на него некоторых стран могут укрепить уверенность о том, что компетентные технократы в развивающихся странах способны эффективно управлять участием государства в производственном секторе. Бразилия, например, использовала финансируемый правительством банк развития, чтобы быстро направить кредиты в определенные сектора в рамках первоначальной антикризисной программы, а Китай сделал то же самое с помощью государственных банков.

Однако эта новая индустриальная политика не связана с выявлением победителей или осуществлением крупных секторных сдвигов в производстве. Ее задача – координация решения проблем и устранения барьеров, которые мешают притоку частных инвестиций в новые отрасли и технологии, трудностей, с которыми рыночные силы не могут справиться в одиночку. Например, для развития инновационного производства по пошиву одежды в Западной Африке правительства могли бы обеспечить постоянные поставки текстиля или субсидировать строительство портов, чтобы избежать затруднений с экспортом. Тем самым, взяв на себя часть первоначальных финансовых и других рисков и более системно развивая государственную инфраструктуру, правительства помогут частным инвесторам справиться с высокими затратами при налаживании производства и внедрении инноваций во вновь возникающих секторах.

На протяжении последних 30 лет базирующиеся в Вашингтоне институты развития придерживались точки зрения, согласно которой некомпетентность правительства и коррупция представляют для роста гораздо большую угрозу, чем крах рынка. Изменится ли эта точка зрения сейчас, когда капитализм американского стиля рухнул со своего пьедестала? Возобладает ли идея о том, что государство способно принять на себя более активную роль? Для каждой в отдельности развивающейся страны ответ зависит от оценки возможностей государства и общего уровня управления. Самая строгая критика промышленной политики всегда касалась политических, а не экономических аспектов, поскольку подчеркивалось, что принятие экономических решений в развивающихся странах не может быть защищено от политического давления. Критики заявляли, что политики будут придерживаться протекционистских мер даже после того, как они выполнят свою первоначальную задачу по обеспечению резкого рывка национальной промышленности. Такие виды индустриальной политики, как сокращение зависимости от импорта и продвижение новых отраслей, хотя и критиковались позже в Вашингтоне, действительно способствовали достижению впечатляющего уровня экономического роста в 1950-е и 1960-е гг. в Восточной Азии и Латинской Америке. Проблема, однако, заключалась в том, что правительства в странах Латинской Америки были политически неспособны расширить этот протекционизм, поэтому их промышленность не смогла стать конкурентоспособной на мировом уровне.

Поэтому технократы в развивающемся мире должны учитывать политические аспекты своего намерения проводить промышленную политику. Существует ли достаточно компетентная и независимая от политического давления бюрократия? Хватит ли средств, чтобы поддерживать такой курс? Хватит ли сил для принятия жестких решений, например, чтобы отказаться от утративших свою эффективность политических решений? Большинство успешных примеров промышленной политики приходится на Восточную Азию, где традиционно существует мощная технократическая бюрократия. Странам, у которых отсутствует такое наследие, следует быть более осторожными.

Заставить бюрократию работать

Правительствам, вознамерившимся продвигать индустриальное развитие и обеспечивать социальную защиту населения, придется реформировать госсектор. Дело в том, что четвертым следствием финансового кризиса 2008–2009 гг. стало болезненное напоминание о том, что произойдет, если этого не сделать. В США регулирующие органы не получали достаточного финансирования, не могли привлечь высококвалифицированных сотрудников и сталкивались с политическим противодействием. И это неудивительно: доктрина Рейгана и Тэтчер подразумевала, что рынки являются приемлемой заменой эффективного правительства. Кризис продемонстрировал, что нерегулируемые или плохо регулируемые рынки могут обойтись очень дорого.

Правительства как развивающегося, так и развитого мира с восхищением наблюдали за удивительной способностью Китая оправиться от кризиса, в основе которой лежит жестко управляемый, выстроенный сверху вниз механизм принятия решений. Он позволяет избежать задержек, характерных для сложного демократического процесса. Следствием явилось то, что политические лидеры развивающегося мира сейчас связывают эффективность и возможности с автократическими политическими системами. При этом существует множество некомпетентных автократических режимов, на фоне которых Китай выделяется тем, что представляет собой бюрократию, которая, по крайней мере на высшем уровне, способна осуществлять управление и координацию продуманной политикой. Среди стран с низким уровнем доходов это делает КНР исключением.

Создание и поддержание эффективного госсектора – одна из самых сложных проблем мирового развития. Такие институты, как Всемирный банк и британский Департамент международного развития, осуществляли программы по укреплению госсектора, продвижению ответственного госуправления и борьбе с коррупцией на протяжении последних 15 лет, но не добились особых успехов. Тот факт, что даже финансовые регуляторы в Соединенных Штатах и Великобритании не смогли использовать свои полномочия, чтобы идти в ногу с быстро меняющимися рынками, лишний раз доказал: эффективный госсектор остается актуальным вызовом даже для наиболее развитых стран.

Почему в укреплении госсектора в развивающихся странах удалось добиться лишь незначительного прогресса? Первая проблема – бюрократия часто служит правительствам, которые, в отличие от идеального, обезличенного государственного аппарата представляют собой коалиции взяточников, действующих в личных интересах. Зарубежные доноры обычно не обладают необходимыми рычагами, чтобы заставить их измениться. В некоторых случаях исключением служат такие механизмы, как процесс вступления в Евросоюз. Вторая проблема состоит в том, что эффективные институты должны развиваться естественным путем, отражая политические, социальные и культурные реалии страны. Развитие обезличенной бюрократии на Западе было продуктом длительного и болезненного процесса, при этом внешние факторы (такие как необходимость военной мобилизации) сыграли значительную роль в создании сильных государственных институтов (например, знаменитой прусской бюрократии). Такие институты, как верховенство закона, редко становятся работоспособны, если просто копируют зарубежный опыт, общество должно вникнуть в их суть. Наконец, реформа госаппарата должна происходить параллельно с процессом построения нации. Если у общества нет четкого осознания национальной идентичности и общих государственных интересов, каждый отдельный человек будет демонстрировать большую принадлежность своей этнической группе, племени или приверженность своим покровителям.

Движение к многополярности

Спустя много лет историки вполне смогут назвать нынешний финансовый кризис окончанием американского экономического доминирования в мировой политике. Но тенденция движения к многополярному миру возникла гораздо раньше, а крах западных финансовых рынков и их неторопливое восстановление лишь ускорили процесс. Даже до кризиса международные институты, созданные после Второй мировой войны для разрешения проблем в сфере экономики и безопасности, находились на пределе своих возможностей и нуждались в реформировании. МВФ и Всемирный банк страдали от недостатков структуры управления, которая отражала устаревшие экономические реалии. Начиная с 1990-х гг. и далее в наступившем столетии, институты Бреттон-Вудской системы оказались вынуждены предоставить больше прав голоса странам с развивающейся экономикой, таким как Бразилия и Китай. В то же время «Большая семерка» – элитная группа, состоящая из шести наиболее экономически значимых западных демократий и Японии, оставалась неформальным мировым лидером, когда дело касалось глобальной экономической координации, несмотря на появление других центров силы.

Финансовый кризис в конце концов привел к тому, что G7 утратила роль основного координатора глобальной экономической политики и к ее замене «Большой двадцаткой». В ноябре 2008 г. главы государств G20 собрались в Вашингтоне, чтобы выработать глобальную программу стимулирования экономики – встреча с тех пор переросла в официальный международный институт. Поскольку G20, в отличие от G7, включает развивающиеся страны, такие как Бразилия, Китай и Индия, подобное расширение экономической координации представляет собой запоздалое признание новой группы глобальных экономических игроков.

Кризис также вдохнул новую жизнь в МВФ и Всемирный банк, подтвердил их легитимность. До кризиса создавалось впечатление, что МВФ быстрыми темпами превращается в отжившую структуру. Рынки частного капитала обеспечивали страны финансовыми средствами на выгодных условиях, не обставляя их требованиями, которыми часто сопровождались кредиты МВФ. Фонд с трудом финансировал собственную деятельность и находился в процессе сокращения персонала.

Ситуация изменилась в 2009 г., когда лидеры «двадцатки» договорились обеспечить институты Бреттон-Вудской системы дополнительными средствами в размере 1 трлн долларов, чтобы помочь странам пережить будущий финансовый дефицит. Бразилия и Китай вошли в число доноров специальных фондов, которые в итоге помогли поддержать Грецию, Венгрию, Исландию, Ирландию, Латвию, Пакистан и Украину.

Попросив развивающиеся рынки взять на себя более ответственную роль в международной экономической политике, западные демократии косвенно признали, что сами они уже не в состоянии справиться с мировыми экономическими проблемами в одиночку. Но то, что назвали «подъемом остальных» (в отличие от «упадка Запада». – Ред.), касается не только экономической и политической мощи. Подразумевается также глобальная конкуренция идей и моделей. Запад, и в особенности США, больше не рассматривается как единственный центр инновационной социально-политической мысли. Схемы оказания денежной помощи на определенных условиях, например, впервые были разработаны и введены в Латинской Америке. За последние 30 лет Запад внес скромный вклад в инновационное мышление в промышленной политике. Чтобы увидеть успешные модели на практике, стоит обратиться к примеру развивающихся стран, а не развитого мира. А когда дело касается международных организаций, голоса и идеи Соединенных Штатов и Европы доминируют все меньше. При этом страны с развивающейся экономикой, ставшие крупными донорами международных финансовых институтов, приобретают более значительный вес.

Все это говорит о конкретных изменениях в программе развития. Традиционно эта программа разрабатывалась развитым миром и затем вводилась (или, в действительности, часто навязывалась) в развивающемся мире. США, Европа и Япония по-прежнему останутся бесспорными источниками экономических ресурсов и идей, но развивающиеся экономики выходят на эту арену и станут крупными игроками. Бразилия, Китай, Индия и ЮАР будут одновременно донорами и реципиентами ресурсов для развития и способов их наилучшего использования. Значительная доля бедного населения планеты живет на территории этих стран, однако им удалось добиться уважения на мировой арене в экономической, политической и интеллектуальной областях. На самом деле развитие никогда не являлось чем-то, что богатые даруют бедным, скорее, бедные достигают этого самостоятельно. Видимо, западные державы, наконец, осознали эту истину в свете финансового кризиса, который для них отнюдь не окончен.

Фрэнсис Фукуяма – ведущий научный сотрудник Института международных исследований Фримена Спольи при Стэнфордском университете.

Нэнси Бердсолл – президент Центра глобального развития.

США. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Финансы, банки > globalaffairs.ru, 20 апреля 2011 > № 739765 Фрэнсис Фукуяма, Нэнси Бердсолл

Получив от Дмитрия Медведева задание снизить тариф страховых взносов до 26–28%, Минфин выдвинул свои предложения. Чтобы бюджет потерял не слишком много денег, предлагается увеличить налогообложение высоких зарплат. Сдвинуть порог, после которого соцвзносы не выплачиваются, с нынешних 463 тыс. руб. до 1,5–2 млн. И, возможно, ввести небольшой тариф 3–6% на зарплаты, превышающие этот порог.

Повышение нагрузки на богатых не означает расширения их пенсионных прав. Уплатив высокие взносы, они получат низкие пенсии наравне со всеми остальными гражданами России. Похожий вариант реформирования соцналога Минфин предлагал еще летом 2009 года. Но тогда возобладала позиция Минздрава: резкое повышение тарифа, относительно невысокий порог; богатые излишних взносов не платят, но и дополнительных обязательств перед ними у государства не возникает.

Можно ли войти дважды в одну и ту же реку, приняв предложения Минфина, к чему это приведет?

Минфин в сложной ситуации: надо выполнить распоряжение президента, но не допустить значительного сокращения поступлений. Ведь государство взяло на себя неподъемный груз повышения расходов на пенсии. Совокупный трансферт из федерального бюджета на их выплату вырос с 1,6% ВВП в 2008 году до 5,2% ВВП в 2010-м. Суммарные расходы на выплату пенсий достигли почти 10% ВВП.

Растут и другие расходы: модернизация армии, увеличение зарплат милиционеров (простите, полицейских), Олимпиада, саммит АТЭС, чемпионат мира по футболу. При этом и президент, и премьер хотят видеть бюджет бездефицитным. На значительное замещение нагрузки на зарплату другими доходами у Минфина надежд мало: масштабная приватизация пока не планируется, НДС повысить никто не даст, с ростом акцизов тоже велели не переусердствовать. Сократить расходы на пенсии в среднесрочной перспективе Минфин также не рассчитывает.

В этих условиях Минфин старается так настроить шкалу, чтобы не допустить значительных потерь в поступлениях. Если ставка будет 28%, порог 1,5–2 млн руб., а после порога будет взиматься 3–5%, поступления останутся прежними. Если ставки и порог будут ниже, потерь бюджета не избежать. Но роста пенсионных обязательств Минфин допустить не может, поэтому все сборы свыше 463 тыс. руб. (в условиях 2011 года) будут носить «солидарный характер».

Расширение облагаемой базы при снижении ставки — в русле лучшей практики реформирования налоговой системы. По идее должно снизиться уклонение, нейтральность налоговой системы увеличится. Но адекватны ли предлагаемые меры сложившейся ситуации? Ответ скорее всего отрицательный.

Реализация идеи Минфина вызовет рост уклонения от уплаты взносов. Это связано с постоянным изменением правил игры. Совсем недавно, в 2005 году, базовая ставка ЕСН была снижена с 35,6 до 26%. В 2011 году без широких общественных обсуждений нагрузка на невысокие зарплаты увеличилась с 26 до 34%. Теперь предлагается «обложить по полной» высокие зарплаты (раньше с зарплат выше 463 тыс. руб. взносы не взимались). И это будут не взносы, а именно 28-процентный налог.

Если бы мы приняли предложенную Минфином шкалу в 2005 или 2010 году, ситуация была бы совершенно иной. Но с тех пор правительство провело слишком много реформ, и время для принятия такого решения утекло. В результате получится следующее.

Те, кто ушел в тень в 2010–2011 годах из-за резкого роста страхового тарифа, вряд ли вернутся обратно. Снижение тарифа с 34 до 26% — стимул явно недостаточный, ведь нет гарантий, что еще через год государство не передумает и не повысит взносы обратно. Увеличится уклонение тех, кому выгодна нынешняя шкала взносов. Это сектор с высокой заработной платой (консалтинг, финансы, высокотехнологичные производства).

Изменятся способы уклонения, а масштабы возрастут. Потеряет свою привлекательность «директорский фонд» (оформление значительной части оплаты на менеджмент с перераспределением в конвертах между сотрудниками). Зато станет более выгодным уводить от налогов высокие зарплаты, используя такие схемы:

•черный нал (обналичка стоит около 10% — сравните с 13% НДФЛ плюс 26–28% страховых взносов);

•выплата дивидендов вместо зарплаты (20% налога на прибыль плюс 9% налога на дивиденды);

•можно объявить себя нерезидентом (выехать из России самолетом, а назад вернуться поездом через Украину, сказав, что потерял миграционную карту, и заплатив $50). Тогда придется платить только НДФЛ, но по ставке 30%;

•работникам транснациональной компании деньги можно выплачивать на счет в заграничном банке (российских налогов не будет, а заграничные зависят от юрисдикции: в Германии с вас вообще ничего не возьмут);

•можно заключить долгосрочный гражданско-правовой договор с компанией-нерезидентом. Платить придется только 13% НДФЛ, и то лишь ради очистки совести (поймать за руку будет трудно даже при полном отказе от уплаты российских налогов).

Было бы желание, а способы найдутся.

28% почти со всей оплаты труда — это по-прежнему много. Нагрузка на нее в России остается на высоком уровне по сравнению со странами ОЭСР и крайне высокой по сравнению, например, с Казахстаном. В результате практически все минусы, присущие 34-процентному тарифу, останутся с нами: негативное влияние на зарплату и занятость, торможение экономического роста и диверсификации экономики, стремление лоббистов всех мастей получить вожделенную льготу. По-прежнему огромным будет и дефицит пенсионной системы — 3–4% ВВП.

У китайцев есть чудесная пословица: «Встал — стой, сел — сиди, не дергайся». Шараханья из стороны в сторону к добру не приводят. Плохо совершить ошибку, но еще хуже постоянно ее исправлять, к тому же неправильно. Мы рискуем оказаться в положении ученика, который так часто менял «А» на «Ы» в слове «КОРОВА», что сделал дырку в тетрадке. Владимир Назаров.

Многообразие против единства?

Применим ли в России канадский опыт мультикультурализма

Резюме: Мультикультурализм – не панацея и не императивное руководство к действию. Но в ближайшей перспективе это одно из эффективных средств предотвращения потенциальных конфликтов на этнической и религиозной почве и полезное орудие модернизации России.

В статье использованы материалы доклада, подготовленного группой российских экспертов во главе с автором статьи, совершивших в 2007 г. ознакомительную поездку в Канаду.

У российских политологов в последнее время вошла в моду несколько пренебрежительная критика Запада за неспособность в рамках известных парадигм, в том числе мультикультурализма, решить проблему адаптации иммигрантов (это касается в основном Европы), а также улучшить взаимоотношения с исламским миром (в первую очередь речь идет о США). Действительно, идущие в странах Евросоюза процессы (рост мятежных и экстремистских тенденций среди иммигрантов, с одной стороны, и ксенофобии, радикального национализма – с другой), как и участившиеся заявления европейских лидеров о крахе политики мультикультурализма, дают основания для пессимистических оценок. В целом кризис в отношениях между Западом и исламским миром пока лишь усугубляется.

Но и Россия лишилась иммунитета от болезней, поражающих во всем мире сферу межнациональных и межконфессиональных отношений, растеряв позитивную часть советского наследия. Резкое ухудшение ситуации на Северном Кавказе, где постоянно расширяется ареал действий террористов, появление беснующихся групп националистов на Манежной площади, бесконечные нападения на иностранцев, рост «этнической» преступности, распространение ксенофобских настроений, потрясший столицу теракт в аэропорту Домодедово – все это требует мобилизации усилий для переформатирования политики. В частности, необходимо обеспечить беспристрастное, свободное от политической конъюнктуры изучение опыта других государств.

Одна из наиболее успешных моделей внедрена в Канаде, первой стране западного мира, признавшей в 1971 г. мультикультурализм в качестве официальной политики (раньше такой курс зафиксировала Конституция Индии, принятая в 1950 году).

В самом общем виде мультикультурализм сводится к признанию правомерности и ценности культурного плюрализма, и по этой причине предполагается, что все современные государства обязаны предоставлять своим культурным, этническим и религиозным группам равный социальный статус. Непохожесть и отличие рассматриваются не как второсортное и чужое, они оцениваются просто как «иное»; в этой ситуации меньшинства становятся объектом особого внимания.

Но мультикультурализм – это также и средство, которое способно смягчить негативные (прежде всего для традиционных культур, этнических и конфессиональных групп) последствия глобализации. Одно из них – миграционные перемещения, изменяющие в короткие сроки исторический, социальный и этнокультурный облик населения государств. Поэтому термин «мультикультурализм» часто используется для описания демографических условий культурного и этнического разнообразия (там, где оно имеется) вне зависимости от того, поддерживается ли такое разнообразие официальной политикой государства или нет. В целом, мультикультурализм – это теория, практика и политика неконфликтного сосуществования в одном жизненном пространстве множества разнородных культурных групп. Она утверждает уважение к различиям, но при этом не отказывается от поиска универсальности. То есть взаимодействие культур происходит через координацию, а не субординацию.

Канадский опыт

Канадский мультикультурализм законодательно закреплен в двух документах: Конституционном акте 1982 г. (в его части «Канадская хартия прав и свобод») и в «Акте о сохранении и развитии мультикультурализма в Канаде» от 21 июля 1988 года. (Примечательно, что оба эти документа так и не были ратифицированы правительством канадской провинции Квебек, где идея особого национального самоопределения франко-канадцев пустила глубокие корни.) В стране действуют также акт об официальных языках, акт об иммиграции и защите беженцев и некоторые другие нормативные документы. Мультикультурализм не противопоставляется национальному (этническому) и религиозному многообразию, а включает их в качестве вариантов культурной идентичности.

Во-первых, мультикультурализм не подменяет общегражданскую идентичность, а подтверждает то, что она является «улицей с двусторонним движением». Иммигранты вживаются в принявшую их страну, принимают ее культуру и законы, но государство уважает культурную идентичность иммигрантов и даже готово несколько адаптировать свои институты и законы с учетом этого фактора.

Во-вторых, мультикультурализм отражает культурное и расовое разнообразие канадского общества и признает за всеми его членами право сохранять и развивать их культурное наследие.

В-третьих, мультикультурализм рассматривается как «фундаментальная характеристика канадского наследия и идентичности».

В-четвертых, признается существование общин, члены которых объединены общим происхождением и историческим вкладом в развитие канадского общества.

В-пятых, все индивидуумы получают равную защиту со стороны законодательства, а их разнообразие (diversity) уважается и ценится.

В-шестых, при развитии социальных, культурных, экономических и политических институтов Канады принимается во внимание и уважается мультикультурный характер страны.

В-седьмых, помимо официальных языков Канады – английского и французского – сохраняется возможность пользования другими языками.

За проведение политики мультикультурализма отвечает система государственных органов федерального и провинциального уровней. На федеральном уровне выделяются Министерство канадского наследия (Heritage Canada) и специальная структура в Министерстве иностранных дел и международной торговли. На провинциальном действует, к примеру, министерство иммиграции и мультикультурных связей провинции Онтарио. Кроме того, институциональный элемент политики мультикультурализма включает и ряд общественных организаций – в частности, Совет мультикультурных связей в провинции Квебек и ряд этнических неправительственных организаций, поддерживаемых государством.

Идея сохранения иммигрантами культурной идентичности является главной отличительной чертой канадского подхода. Но любое культурное (этническое, религиозное) своеобразие допускается лишь при условии соблюдения канадского законодательства и в его рамках. Любые конфликты разрешаются в судебном порядке.

Важнейшим элементом политики мультикультурализма является тщательная работа с иммигрантами. Сначала строгий отбор из числа кандидатов на переезд в Канаду лиц, которые должны набрать необходимое число пунктов по определенным критериям, различающимся от одной провинции к другой (points system). Прошедшие отбор должны сдать экзамен по языку; для тех, кто не владеет английским или французским, организуются курсы. Правоохранительные государственные органы получают специальные знания и рекомендации относительно обращения с представителями культурных меньшинств. Примечательно, что уровень преступности среди иммигрантов в Канаде ниже общего по стране.

Особое внимание уделяется образованию, которое относится к сфере полномочий не федерации, а провинций. В частности, в государственных школах ученикам даются знания по основным религиям. Особенностью канадского опыта является возможность создания частных религиозных школ, выпускники которых при условии усвоения общей программы получают возможность поступать в университеты. Государство не финансирует частные школы (за исключением католических).

Отмечая несомненные и общепризнанные успехи канадской модели мультикультурализма, нельзя не учесть, что она не полностью отражает фактическое положение в сфере культурного многообразия. Некоторые канадские эксперты отмечают, что политика мультикультурализма, призванная ломать национальные барьеры и наводить мосты между представителями различных этнических и религиозных общин, подрывает устойчивость Канады как национального государства, стимулирует сепаратизм отдельных групп и не ускоряет, как это планировалось, интеграцию иммигрантов. Так, согласно исследованиям, проведенным в 2007 г. Университетом Торонто, многие вновь прибывшие в Канаду небелые иммигранты не идентифицировали себя как «канадцы».

Восприятие идей мультикультурализма в России

Для России, переживающей все еще транзитный период развития, понятия, которыми мы пользуемся при обсуждении проблем мультикультурализма и религиозного плюрализма, являются во многом новыми. У России пока еще нет долголетнего исторического опыта, который накоплен в этой сфере западным миром. В Российской империи традиционно доминировала поддерживаемая государством Русская православная церковь, но соответствующие указы Екатерины II и Николая II способствовали развитию веротерпимости.

Во времена СССР декларировался интернационализм. Толерантность, равно как и уважительное отношение к представителям разных культурных групп, официально не ставились под сомнение, но де-факто часто имели место ограничения, налагаемые на развитие национальных культур, языков и особенно религий.

Сегодня благополучное сосуществование этнических и конфессиональных групп в едином российском культурном пространстве, имеющее многовековую историю, сочетается с целым рядом проблем не только межэтнического и межрелигиозного, но и социального характера. В религиозной сфере, к примеру, довольно значительные доктринальные и ритуальные различия, а также заложенная в некоторых доктринах или традициях нетерпимость к инакомыслию иногда практически перечеркивают возможность межконфессионального диалога. Возникающие проблемы, как правило, не находят решения в рамках существующей еще с советских времен парадигмы. До определенной степени они могут сниматься в ходе межконфессионального и межэтнического диалога, но для него необходима единая внеконфессиональная платформа, приемлемая для всех участников.

Даже внутриконфессиональный диалог (христианство, ислам) затруднен из-за притока все новых носителей нетерпимости, экстремизма и ксенофобии. Известно, например, сколь острые противоречия разделяют представителей традиционных толков ислама (в том числе последователей суфийских орденов) и адептов салафизма. Увеличение на российском исламском поле за пределами Северного Кавказа, в том числе среди служителей культа, числа выходцев из северокавказских субъектов федерации, республик Центральной Азии и Южного Кавказа и даже из стран Арабского Востока вызывают недовольство традиционно доминировавших в этой сфере представителей татарского этноса.

Тем не менее, тема мультикультурализма как возможного варианта решения этнонациональных и религиозных проблем современной России все чаще звучит в выступлениях и исследованиях отечественных социологов, политологов и культурологов.

На одном фланге находятся противники практики мультикультурализма, рассматривающие его как чужеродное явление и разрушительную идею, грозящую расколоть единое культурное пространство страны на мозаичные, не связанные друг с другом фрагменты, что сведет на нет попытки создания и привития гражданам России «национальной идеи». Мультикультурализм объявляется «провальной» политикой, ярко проявившей свои негативные стороны (в большей или меньшей степени) во всех странах, где он практикуется на государственном уровне, в том числе в Канаде.

Среди наиболее опасных последствий мультикультурализма отмечаются:

– этническая фрагментация общества;

– ухудшение самочувствия и ослабление роли русского этноса – государствообразующей группы с ее опорной идентифицирующей конфессиональной основой – православием;

– сознательный отказ от малейших проявлений ассимиляции основной господствующей культурой (даже в среде вновь прибывших иммигрантов) и, как результат, нарастание напряженности в межэтнических и межконфессиональных отношениях.

Противники мультикультурализма подчеркивают, что он ведет к маргинализации этнических общин, так как сознательно формирует «фольклорный» образ представителей различных этнокультур, способствуя не диалогу, а конфликту.

Критиков мультикультурализма особенно тревожат абсолютизация и обособление национальных различий применительно к России. Для исторически сложившегося многонационального государства западная идея, родившаяся в «иммигрантских» государствах, будет опасным шагом назад. Еще одним аргументом против распространения теории и практики мультикультурализма является констатация того факта, что положение с межнациональными и межконфессиональными отношениями в Российской Федерации вовсе не является удручающим, а значит, не требует срочной смены стратегии развития. Длящиеся или время от времени обостряющиеся этнонациональные конфликты при подробном и пристальном рассмотрении обнаруживают не этническую, а политическую и экономическую первопричину. С точки зрения интересов интеграции, которые никем не оспариваются, мультикультурализм не дает ответов на вопросы ни в многонациональной России, ни на постсоветском пространстве – такова основная мысль, высказываемая противниками этой концепции.

В свою очередь, сторонники мультикультурной модели преподносят ее как воплощение политического прагматизма и даже новую «культурную революцию», способную заменить в глобализующемся современном мире вполне традиционную ксенофобию на «ксенофилию». Они призывают распространить эту, либеральную по своей сути, концепцию существования полиэтничного государства на практику межэтнических отношений в Российской Федерации, коль скоро она провозгласила устами своих лидеров приверженность либерально-демократическим принципам строительства государства.

Многокультурная идея, по мнению ее сторонников, даст России ряд как внутриполитических, так и внешнеполитических выгод. Внутри страны это снижение конфликтного потенциала в отношениях между этническими и конфессиональными группами, повышение шансов на адаптацию иммигрантов. Принятие этой модели улучшит взаимопонимание с Западом, который настораживает сконструированный им самим образ угрожающе огромной славянской православной державы, якобы ностальгирующей по имперским временам. Мультикультурализм, по мнению отдельных аналитиков, предлагается использовать в России и для формирования единого евразийского пространства, на котором воздвигнется геополитическая общность, противостоящая как «атлантизму», так и «европеизму». Это государство будет базироваться на многообразии этнических сообществ, а инициативу создания новой модели общества должны взять на себя русские.

Мультикультурная форма существования полиэтнического сообщества в нашей стране, по мнению ее сторонников, является объективной необходимостью также в связи с таким относительно новым вызовом, как рост потоков иммиграции. В условиях режима, ориентированного на развитие демократии, вновь прибывшие (как для постоянного, так и для временного проживания) члены общества имеют право получить от принимающего государства хотя бы формальное признание их культурных ценностей и обеспечение равенства возможностей. Общество должно озаботиться защитой основных прав и свобод иммигрантов, таких, как свобода совести, вероисповедания, других предусмотренных Конституцией РФ прав и свобод, предоставить новым гражданам России возможности для культурной, а затем и общественно-политической репрезентации. Мультикультурная модель, опробованная в странах, традиционно принимающих иммигрантов (в том числе в Канаде), может указать пути решения этих непростых задач. Наконец, по мнению сторонников мультикультурализма, осуществление его принципов может способствовать повышению в российском обществе уровня толерантности (она трактуется как терпимость, а также стремление и способность к установлению и поддержанию общности с людьми, которые отличаются – этнически, религиозно, культурно – от превалирующей группы), снижению этноконфессионального потенциала его конфликтности.

В России издавна проживают представители разных этнических и конфессиональных групп, которые пользуются одинаковыми гражданскими правами и свободами, в том числе правом сохранять и развивать собственную культуру, исповедовать религию или оставаться вне религии (атеисты и агностики). По действующей с 1993 г. Конституции, Россия строится как светская федерация, все субъекты которой равноправны и существуют в рамках единого правового пространства. Созданы и государственные институты, специально занимающиеся проблемами межэтнических и межконфессиональных отношений (соответствующие парламентские комитеты, подразделения Общественной палаты, органы при президенте и правительстве).

Среди форм взаимодействия, которые на протяжении последнего десятилетия складывались между государственными органами федерального уровня и религиозными структурами, есть и такая, как соглашения (например, Министерства культуры с рядом мусульманских, буддистских, иудаистских организаций). Опыт подписания соглашений существует и на уровне федеральных округов (к примеру, в Уральском федеральном округе действует соглашение между православными епархиями округа и полпредом президента; администрация Пермского края заключила соглашение с местным межрелигиозным органом). Таким образом, имеется широкий диапазон договоренностей, и религиозные структуры часто выступают в качестве партнеров государства – вместе и по отдельности.

Что в канадском опыте приемлемо для России

Россия, как и Канада, является федерацией, хотя и отличается тем, что многие субъекты выделены по этническому признаку и опираются на «титульные нации». Такой базис межнациональных отношений является наследием Советского Союза, где права этнических меньшинств признавались и защищались, а многонациональность поддерживалась и в социально-экономическом, и в культурном плане. Последствием такой политики, в частности, стало формирование местных этнических элит, которые, стремясь к неограниченной власти, реально способствовали развалу Советского Союза. В 1990-е гг. призывы к «заглатыванию суверенитета» большими порциями также были восприняты этими общественными кругами с энтузиазмом, грозившим разделить на этнические «квартиры» пространство самой России.

В этих условиях России было бы контрпродуктивно пытаться сохранить «русское лицо», чтобы не породить реакцию отторжения нерусских этнических элементов государства, а, напротив, сохранить и приумножить их лояльность. Политика многокультурного пространства может оказать реальную помощь в государственном строительстве.

Российская Конституция фактически закрепляет основную идеологию мультикультурализма, поскольку, следуя общедемократическим установкам, запрещает пропаганду расового, национального и языкового превосходства, с одной стороны, а с другой – предусматривает для меньшинств особые права, носящие характер преференции (например, для малочисленных народов Севера). Таким образом, реализуются основные постулаты мультикультурализма – защита государством (в определенной степени) отдельных групп, культурно отличных от основной массы населения.

В известной мере целям мультикультурализма отвечает и принятый в 1996 г. Закон «О национально-культурной автономии», который предусматривает сохранение самобытности, языка, культуры на уровне федерации и регионов. К 2002 г. учреждены 14 национально-культурных автономий федерального уровня. В 1998 г. была создана Ассамблея народов России, региональная деятельность которой вполне соответствовала практике мультикультурализма.

В целом, канадская модель может оказаться полезной для России и дать, в случае ее адаптации к конкретным условиям, следующие положительные результаты.

Во-первых, в контексте политики мультикультурализма объектом повышенного внимания – как в Канаде, так и в России – становятся меньшинства, что дает возможность каждой группе, даже самой малочисленной, развивать свою культуру наравне со всеми другими.

Во-вторых, мультикультурализм признает прежде всего коллективные права этнических и других меньшинств. Такой вариант более подходит для России и в целом соответствует ее традиционному коллективизму. Жители Канады, как и подавляющее большинство россиян, четко осознают свою специфическую этничность.

В-третьих, канадский мультикультурализм предполагает свободу выбора индивидуума в отношении культуры: индивиду нельзя навязывать этническую культуру доминирующей группы, равно как он не обязан придерживаться ценностей своей этнической группы. Такая позиция актуальна для России, где культурная идентичность в постсоветское время приравнивалась к этнической, а национальные и конфессиональные различия поднимались на щит этнобюрократическими элитами.

В-четвертых, канадская модель противостоит как ассимиляции, так и социально-культурной изоляции этнических групп, способствуя «мозаичности» культурной картины общества. Канадцам она позволила не только сделать выбор из многочисленного спектра культур, но и быть уверенными в государственной поддержке культуры путем принятия целого ряда законодательных и финансовых мер на федеральном, провинциальном и муниципальном уровнях. Канадская «мозаичность», помогающая сохранить этнокультурное лицо, является предметом национальной гордости канадцев, не желающих в культурном плане являться географическим продолжением своего мощного южного соседа – США. Такой вариант сохранения самобытности в целом подходит и для России с той лишь разницей, что ее «мозаичность» сложилась исторически, вместе с формированием государства и его территориальным расширением. Россия, в отличие от Канады, может не опасаться утраты этой мозаичной структуры под давлением культурной традиции какого-либо сильного соседа.

В-пятых, в качестве положительного опыта канадского мультикультурализма Россия может и должна заимствовать отказ от чрезмерной коммерциализации культуры ради сохранения ее этнического многообразия и традиционных ценностей. Создание в Канаде в 1993 г. Министерства канадского наследия свидетельствует о беспрецедентном внимании государства к духовной жизни различных этнических и религиозных групп общества. Политические функции министерства состоят в координации и продвижении ценностей канадской культурной самобытности, способствуют развитию канадской идентичности и мультикультурности. Так, канадское государство поддерживает кинопродукцию «канадского содержания» и стимулирует ее налоговыми льготами. Это привело к тому, что объем продукции «канадского содержания», несмотря на мощную конкуренцию со стороны южного соседа, за последние десять лет вырос в два раза.

В-шестых, канадский опыт может быть особенно полезным для решения проблем, порожденных миграцией. Она обогащает этническую и культурную жизнь государства, но выявляет и обостряет этнокультурные противоречия между различными группами населения. Актуальной задачей для Российского государства становится поиск новых форм отношений с прибывающим, особенно иноэтничным, населением, для того чтобы не только адаптировать его к местным нормам повседневного поведения и оптимально использовать новые трудовые ресурсы, но и ориентировать принимающее население на толерантное взаимодействие с мигрантами.

Внимания заслуживает опыт канадского правительства и общественных организаций по адаптации к местным условиям иммигрантов, прибывающих из стран Азии, Африки и Ближнего Востока. Им, в частности, предоставляются бесплатные услуги, касающиеся оформления необходимых для проживания документов, устройства детей в школу, информации об условиях поступления в высшие учебные заведения, учебы на курсах английского или французского языков и т. п.

В-седьмых, канадский опыт может быть использован для решения в России проблем радикального национализма и экстремизма, тем более что на эти вызовы общество и государство, несмотря на энергичные усилия власти в последнее время, пока еще не смогли предложить адекватные ответы. Принятый в 2002 г. Закон «О противодействии экстремистской деятельности» до сих пор действовал слабо. Целевая программа «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001–2005 гг.)» ограничилась преимущественно методическими разработками и не переросла в общественную кампанию и в практическую деятельность. Усилия и мероприятия в рамках политики многокультурности и по обеспечению этноконфессионального согласия, предпринимаемые в некоторых регионах, не получают должного освещения и поддержки. Но самое главное – это неудачи правоприменительной практики по части быстрого реагирования и адекватной, в том числе и судебной, оценки индивидуальных и групповых форм проявлений экстремизма и насилия.

Полезным представляется преимущественная трактовка в Канаде толерантности не как индифферентности к этническим и религиозным различиям, а как способности воспринимать людей другой национальности или религии такими, какие они есть, готовность взаимодействовать с ними. Это тем более важно с учетом того, что у нас в стране есть представители элит, которые с подозрением относятся к концепции толерантности как к якобы порождению массовой западной культуры, основанной на распущенности и вседозволенности, а в ее распространении видят чуть ли не попытку лишить Россию ее культурно-цивилизационной самобытности и духовности (об этом, в частности, говорят отдельные иерархи Русской православной церкви).

В-восьмых, российская школа, особенно начальная и средняя, может почерпнуть много полезного из канадской практики преподавания в государственных общеобразовательных учреждениях предметов и курсов по истории, культуре, религиоведению. Принцип светскости государства, как в Канаде, так и в России, предполагает учет разнообразия мировоззренческих подходов в системе образования и необходимость уважительного отношения к пониманию частью общества религии как основы традиционной культуры семьи, народа, нравственного развития и формирования личности ребенка. Преподавание в государственных и муниципальных общеобразовательных учреждениях учебных предметов и курсов по истории и культуре конкретных религий (христианства, ислама, буддизма, иудаизма и др.) осуществляется на основе добровольности. К сожалению, представители Министерства образования Канады так и не дали автору и его коллегам достаточной информации о том, как в стране соблюдаются права нерелигиозной части общества (а таковая, разумеется, там существует) – проблемы, весьма актуальной для сегодняшней России.

Большой практический интерес для российских школ может представить разработанная правительством провинции Онтарио всесторонняя стратегия безопасных школ (Safe School Strategy). Она включает в себя программу по предотвращению издевательств, специальное обучение учителей и директоров, а также сотрудничество с телефонной линией «Помощь детям» (Kids Help Phone). Выпущенная Министерством образования провинции на 22 языках, включая и русский, брошюра «Третирование: мы все можем помочь это остановить» с некоторыми модификациями применима в российских школах, где обучаются представители различных этнических и культурных групп, приверженцы не только православного христианства, но и ислама, а также других религий.

Заслуживает внимания опыт канадского телевидения по подготовке передач на языках этнических меньшинств. Речь может идти, как в Канаде, о выделении в сетке вещания одного из федеральных телеканалов ограниченного времени (скажем, не более часа два-три раза в неделю) для передач на языке такой дисперсно проживающей в России и многочисленной народности, как татары, а может быть, и украинцы. Для всех остальных народностей (чеченцев, башкир, аварцев) передачи могут вестись только по ротационному принципу. Противники такой меры могут сказать, что лоббирующие группы соответствующих меньшинств могут начать оказывать давление с целью увеличения квот, что вызовет недовольство носителей доминирующей русской культуры. Но если ввести процесс в жесткое законодательное русло, его положительный эффект окажется чрезвычайно велик и будет содействовать комфортному сосуществованию этнических и конфессиональных групп.

Успех канадского опыта убеждает в том, что при реформировании административной системы в России необходимо совершенствовать нормативную базу полноценного культурного включения всех меньшинств и иммигрантов в российское общество. Иммигранты (не говоря уже обо всех автохтонных меньшинствах) должны знать русский язык, культуру, историю и традиции России, что следует закрепить законодательно. Нужно разрабатывать программы школьного образования, способствующие культурной адаптации иммигрантов.

И еще один важный вывод. Федеральные власти должны уделять больше внимания вопросам межэтнических, межкультурных и межнациональных отношений, а также сохранению наследия всех народов России. Целесообразно разработать финансируемую из государственного бюджета программу научных исследований по вопросам решения проблем, отражающих многонациональный, поликонфессиональный характер российского общества, с позиций государственных интересов России и с учетом зарубежного опыта, включая канадский.

Что в канадском опыте неприемлемо для России

Если в XX столетии Россия была по преимуществу страной эмиграции, то к XXI веку она превратилась в страну иммиграции индивидов и групп, имеющих «свое» государство за рамками политического сообщества, которое они пытаются здесь обрести. Следствием этих новых процессов явилась растущая полиэтничность.

Между тем практика мультикультурализма (в том числе и на российской почве) подразумевает опору на главную культурную норму – русского народа, составляющего примерно 80% населения и являющегося в массе своей приверженцем православной религиозной традиции. Однако культурные нормы других этнических групп и конфессий должны иметь равноправные возможности для сохранения и развития. В идеале это даст новый толчок развитию культур этнических меньшинств, или иначе – мультикультурализму. Такая практика, однако, приносит не только положительные плоды: результаты ее неоднозначны и в Канаде.

В настоящее время не только в Канаде, но и в других странах (США, Австралии) мультикультурная модель, задумывавшаяся как вариант интеграционной идеи в глобализирующемся мире по менее болезненному, мягкому сценарию, пока не реализует свой объединяющий потенциал, а все более расширяется в сторону усиления «мозаичности» и даже фрагментации отдельных культур. Для них мультикультура полиэтничных государств – способ избежать интеграции, которая расценивается как утрата в конечном счете своей идентичности и реальная возможность противостоять давлению унифицированного социокультурного пространства.

Канада, где мультикультурализм существует на уровне постоянной практики, сложилась как государство в результате иммиграции, и в ней имеются «главные» нации, первоначально формировавшие национальную идею: франко-канадцы и англо-канадцы. Вновь прибывающие иммигранты должны доказать соответствие этой идее, так как от этого зависит их успех на новой родине. В отличие от Канады российская историческая традиция такова, что за несколько веков она сумела «переварить» влившиеся в государство в результате иноземного нашествия, экспансии и миграций инокультурные этноконфессиональные группы и перемешать, не без помощи самих этих групп, все «иное» в своеобразном «плавильном котле» единой российской цивилизации.

Интеграционная составляющая, которая делает возможным применение мультикультурной практики в Российской Федерации, не всегда удовлетворяет этнические меньшинства, исконно проживающие на территории России. Не устраивает она и мусульман, которые являются второй по величине после православных христиан религиозной общиной. Будучи автохтонами или исторически воспринимая себя таковыми, мусульмане Северного Кавказа, Поволжья имеют больше оснований отстаивать свою идентичность по соображениям «исторической справедливости», нежели иммигранты, которые, приезжая в Канаду, должны быть готовы ради своего блага принять культуру и «правила игры» страны-реципиента.

В России, по сути, не существует пресловутого «конфликта цивилизаций» (между русскими и иммигрантами, к примеру – выходцами из республик Южного Кавказа, из Центральной Азии, Афганистана, Китая, Юго-Восточной Азии), а также болезненной несовместимости культур. Действия экстремистов и межнациональные стычки – единичные случаи, которые, хотя частично и вызваны ксенофобией, больше все же относятся к проявлению социальных противоречий либо имеют криминальную подоплеку. Однако в будущем ситуация с растущим этническим и религиозным плюрализмом, культивируемым по образцу канадского мультикультурализма, способна породить в обществе напряженность (от такого рода этнонациональной и религиозной напряженности не застрахована и сама Канада), превратиться в серьезный вызов и даже угрозу стабильности и целостности Российского государства. Результатом может стать появление в России в ближайшее десятилетие более масштабных, чем прежде, конфликтов на этнической почве, наподобие тех, что имеют место во Франции, где нестабильность инициируется детьми и внуками людей, прибывших в эту страну начиная с 1950–1960-х гг., из преимущественно сельских районов Ближнего Востока.

Вообще в целом российская политическая традиция ближе не столько к канадской, сколько к республиканской французской (внедренной задолго до появления идей мультикультурализма), особенно в том ее аспекте, который касается целей построения «единого и неделимого государства». Напомним, что Франция, в отличие от той же Великобритании, традиционно придерживалась принципа ассимиляции в отношении иммигрантов, которые должны были полностью воспринять французскую культуру и язык, не считая необходимым сохранение и поддержание общинами своей идентичности. Сегодня практика регионализма и автономизма, введенная в российскую политику, видится больше вынужденной мерой, необходимой для умиротворения настроений в среде малых этносов, повышения комфортности их существования как этнических групп. Но в будущем, если в рамках поощряемого государством «разнообразия» (мультикультурализма) подобная практика возьмет верх над тенденцией экономической, политической и культурной интеграции, а также над задачей формирования нации как согражданства, Россия может столкнуться с серьезными вызовами своей целостности как суверенного государства.

Не панацея, но полезный инструмент

В России мультикультурализм так же возможен, как и в других государствах с множественной культурой, этнически и конфессионально разнообразным населением. При мультикультурной парадигме Российское государство, представляющее культуру большинства, с одной стороны, и культурные меньшинства – с другой, принимает на себя определенные обязательства и в теории должно обеспечить согласие в обществе.

Конечно, механическое перенесение канадского опыта на российскую почву создало бы серьезные препятствия для формирования в российском народе представлений о себе как о гражданской, исторической и социально-культурной общности, или «единой нации», для осознания того, что в границах Российской Федерации проживает один народ – россияне. А именно такое направление национальной политики видится чрезвычайно важным для сохранения целостности Российского государства, предупреждения развития в нем этнического и культурного партикуляризма. Но именно для этого необходимо использование в России рассмотренных выше наиболее полезных элементов канадской модели мультикультурализма. Творческое освоение самой философии этой модели может стать предметом совместных усилий политиков и экспертного сообщества.

С помощью мультикультурализма не удастся разрешить все национальные проблемы, однако включение некоторых положений этой теории, например, в сферу миграционной политики или же в систему образования способствовало бы выработке более приемлемой, с точки зрения демократии и реформ, внутренней политики России. В целом мультикультурализм – не панацея и не императивное руководство к действию. Но в ближайшей перспективе это одно из эффективных средств предотвращения потенциальных конфликтов на этнической и религиозной почве и полезное орудие модернизации России.

В.В. Наумкин – профессор, доктор исторических наук, директор Института востоковедения РАН, зав. кафедрой региональных проблем факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова, президент Центра стратегических и политических исследований, главный редактор журнала РАН «Восток – ORIENS».

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739778 Виталий Наумкин

После стабильности

Арабский мир и пределы авторитарной модернизации

Резюме: Процессы, идущие сегодня в странах Северной Африки и Ближнего Востока, не надо сравнивать с падением Берлинской стены. Арабские события – это не «бархатные революции» в Восточной Европе, хотя западные журналисты с надеждой ищут аналогии.

В феврале в Мюнхене проходила очередная конференция по безопасности, на которую собирается весь мировой истеблишмент. Организаторы загодя составили насыщенную повестку дня, но выдерживать ее удавалось с трудом. Участникам явно не терпелось досидеть до перерывов, чтобы в прямом эфире увидеть трансляцию с главной площади Каира. Искушенные в международных делах, они казались обескураженными.

Неожиданные потрясения в Северной Африке и на Ближнем Востоке сформировали другую повестку дня не только мюнхенской конференции, но и, по сути, всей большой политики. Осмысление новой ситуации, которая продолжает стремительно развиваться сразу в нескольких странах региона, еще впереди, и, судя по судорожным шагам, предпринимаемым внешними игроками, они слабо понимают, что именно происходит. По крайней мере, готовность ведущих западных держав вмешаться в гражданскую войну в Ливии, не имея не только плана действий, но даже достоверных данных о диспозиции на месте, демонстрирует скорее растерянность, чем решительность. Между тем, кровь мирного населения льется и в других частях Ближнего Востока. И если коалиция, спешно собранная против полковника Каддафи, захочет быть последовательной в своей политике, то конца вмешательству в дела этого региона не видно.

Причины революций – вовне и внутри

Первая реакция Запада на народные выступления в Северной Африке и на Ближнем Востоке оказалась дежурной. В Вашингтоне и европейских столицах заговорили о фундаментальных ценностях – о правах человека и демократии. То есть о том, чем длительное время в отношении североафриканских и ближневосточных режимов пренебрегали. Ради интересов относительной стабильности и нефти.

Незадолго до нынешних событий, в ноябре прошлого года, состоялся саммит Евросоюз – Африка. Лидер ливийской революции полковник Муаммар Каддафи объявил, что Африка готова сотрудничать только с теми европейскими государствами, которые не будут выставлять «непомерных» требований по части соблюдения прав человека и норм демократии. И заодно запросил у Брюсселя 5 млрд евро на предотвращение миграции в Европу.

Надо сказать, что Запад не то что «непомерных», а вообще никаких сколько-нибудь серьезных требований такого рода к Каддафи и не предъявлял. Как и к другим руководителям Северной Африки и Ближнего Востока, которые теперь либо свергнуты, либо продолжают сопротивляться. Лишь изредка из Брюсселя раздавались вежливые сожаления о том, что в государствах региона права человека все же нарушаются, управление экономикой и обществом не укладывается в демократические нормы, а экспорт беженцев не сокращается.

Подход с моральной точки зрения сомнительный, но рациональный. Ведь без двойных стандартов странам НАТО пришлось бы жить в условиях постоянных санкций против недемократических режимов, а то и воевать с каждым из множества диктаторов, сменяющих один другого. Чтобы разорвать этот замкнутый круг, требовались бы длительные оккупации освобожденных от тиранов территорий, что влетает в копеечку. К тому же есть невеселый опыт силового распространения демократии в Ираке и войны в Афганистане. Там оккупационные контингенты попросту застряли при удручающем, с точки зрения целей вторжения, эффекте.

Волнения в Северной Африке и на Ближнем Востоке начались внезапно. Правда, эксперты указывают на «рейтинг ботинкометания», составленный летом прошлого года Всемирным банком, который сопоставлял такие показатели, как уровень нищеты, грамотности населения, безработицы, коррупции и прочее. В среднем для бунтующего сегодня региона цифры оказались если и не на предреволюционном, то уж точно на весьма тревожном уровне. Но внимание на это обратили только задним числом.

Устроить революцию извне, о чем сейчас много говорят, невозможно, если к ней нет предрасположения внутри. Вероятнее всего, имеет место комплексный феномен, который включает в себя разнообразные факторы экономического, социального, геополитического характера. Например, ряд экспертов справедливо говорят об общем росте национального самосознания в арабском мире. Среди прочего он порожден неудачами Израиля, извечного «экзистенциального» оппонента, в ливанской кампании 2006 г. и операции в секторе Газа два года назад, да и вообще некоторым ослаблением политических позиций еврейского государства.

Нельзя сбрасывать со счета коммуникационный фактор. С одной стороны, массовая доступность данных о «настоящей» жизни в более благополучных частях планеты, с другой – повсеместное распространение «революционной литературы» через информационные и социальные сети. Если большевистскую «Искру», выходившую крошечными тиражами, по мере возможностей несли в массы курьеры-одиночки, то «твиттер» позволяет пустить революционную искру повсюду и в режиме реального времени.

Можно назвать и вполне конкретные экономические причины взрыва. Так, в начале года индекс цен на продовольствие превысил 230 пунктов, что исчерпало способность правительств субсидировать базовые продукты питания. Прогнозы Всемирной продовольственной организации на текущий год не радужные – мировое производство зерна снизилось из-за засухи в США и России, наводнений в Австралии и Канаде. Более долгосрочные продовольственные прогнозы тоже тревожны. Среди причин кризиса называют производство биотоплива. Только в Соединенных Штатах от пищевых нужд отвлекается на замену бензина до трети всего урожая кукурузы. И велика вероятность, что мировое сообщество в скором времени столкнется с массовыми «голодными бунтами», которые дестабилизируют прежде всего африканские страны, расположенные южнее нынешней горячей линии.

Правда, в Северной Африке удорожание продовольствия все-таки трудно отнести к главному спусковому крючку восстаний. В той же Ливии Муаммар Каддафи за счет нефтяных доходов обеспечил вполне приемлемый уровень жизни, хотя с безработицей среди молодежи он не справился. Ливийская конъюнктура в целом положительно оценивалась и МВФ, и Всемирным банком, а мировой кризис весь этот регион, как ни странно, пережил сравнительно легко. Специалисты российского МГИМО полагают, что решающую роль в раскачивании лодки сыграл не абсолютный, а относительный уровень благополучия – в североафриканском обществе возник взрывоопасный «разрыв между ожиданиями роста благосостояния и реальностью».

Политики на юге и севере Судана, в Эфиопии, Джибути, Объединенных Арабских Эмиратах говорят, конечно, о подрывной роли США, Израиля и неких неправительственных организаций. Но даже они признают, что основные причины революций в Египте и Тунисе, которые открыли «ящик Пандоры», кроются в поколенческом разрыве. В глазах молодых людей существующие несменяемые или династические режимы утратили либо быстро утрачивают легитимность, которую за ними признавали предыдущие поколения.

Институциональный дизайн региона не менялся с середины прошлого века. Большой Ближний Восток, по сути, обошли потрясения, прокатившиеся по мировой политике в конце ХХ столетия и радикально преобразившие Европу, Восточную Азию, Латинскую Америку и юг Африки. Нынешняя молодежь не выбирала тех, кто десятилетиями сидит у власти. Ей надоело терпеть и искать лучшей доли за границей, стыдиться за свою страну, сидеть во внутренней эмиграции и выслушивать вранье пропаганды. Надоели уверовавшие в собственное величие лидеры, за которых, будь выборы честными, едва ли кто-то проголосовал бы. И люди в арабском мире теряют страх.

Отрыв местного правящего сословия, семей и кланов руководителей, практически приватизировавших национальные богатства, от народа столь велик, что говорить о каких-то общих целях бессмысленно. Североафриканские и ближневосточные элиты не поспевали за обстановкой, прозевали появление среднего класса. В странах региона под предлогом угрозы исламского экстремизма была уничтожена всякая системная оппозиция, отсутствовала социальная мобильность. Стабильность режимов Северной Африки и Ближнего Востока оказалась видимостью.

Однако оппозиция состоит не только из эмансипированных молодых людей. Противники режимов разношерстны, и, скажем, волнения в Бахрейне и частично в Сирии имеют выраженный межрелигиозный характер. Среди тех, кто сражается против Каддафи, обнаружены боевики «Аль-Каиды». Революционные выступления в Тунисе и Египте, наиболее продвинутых государствах региона, стали предлогом для выяснения отношений с властью в других странах Африки и Ближнего Востока, где ситуация иная. Авторитарные режимы региона поражены кризисом, нуждаются в реформах, но разные группы оппозиционеров под прикрытием вполне демократических лозунгов могут преследовать и разные цели.

Главная мина еще не взорвалась

После того как коалиция, собранная для предотвращения резни в Бенгази, приступила к выполнению резолюции СБ ООН 1973, внимание политиков и экспертов сосредоточилось на Ливии. Но страсти не утихают и в других странах региона, а если говорить об Африке, то кровь льется и южнее средиземноморского побережья.

В Сирии демонстрации проходили в городах Нава, Тафас, Хомс, Эс-Санамейн, Алеппо. В Латакии сожгли офис правящей партии Баас. В город ввели войска. Основные требования демонстрантов – положить конец коррупции, улучшить систему социального обслуживания населения, решить проблему безработицы, отменить чрезвычайное положение. Президент Асад после долгих колебаний согласился на отмену ЧП. Но причины волнений, очевидно, не сводятся только к этому.

Господствующее положение в стране занимают алавиты – шиитское меньшинство, составляющее чуть более 10% от общего населения. В свое время, когда страна была еще подмандатной территорией Франции, эта община пользовалась французским покровительством. В 1982 г. Хафез Асад уничтожил 50 тысяч суннитов в Хаме. И надо полагать, что отголосок этой истории присутствует и в нынешних выступлениях против его сына Башара. Есть сведения о бесчинствах исламских экстремистов, которые занимаются поджогами и атакуют тех, кто требует реформ. Волнениями охвачена северо-восточная часть страны, населенная курдами. Лозунг курдов, многие из которых не имеют сирийского гражданства: «Мы хотим не только гражданства, но и свободы». Новый кабинет министров, назначенный президентом Асадом, приступил к работе над обновлением законодательства. Учрежден Институт по исламским и арабским исследованиям, что расценивается как попытка Дамаска привлечь на свою сторону духовенство.

В Египте события развиваются более благоприятно – гарантом плавных реформ выступает армия. Переходное правительство утвердило закон об уведомительном создании политических партий, но сохраняется запрет на партии, которые проводят дискриминацию по религиозному, этническому, половому или расовому признаку. Исламизации политики не заметно – глава Высшего военного совета заявил, что Египет не планирует разрывать мирный договор с Израилем, а операция в Ливии у Каира озабоченности не вызывает. В отношении видных представителей режима Мубарака и его семьи заведены коррупционные дела, его партия распущена.

В Иордании бунтующая молодежь требует отставки премьер-министра, прекращения политических репрессий, проведения реформ. Требования молодых оппозиционеров такие же, как в соседних странах – борьба с коррупцией и безработицей, принятие закона о выборах, упразднение марионеточного парламента и секретной службы. Премьер аль-Бакит был назначен на этот пост месяц назад. Ему-то король Абдалла II и поручил провести реформы. Но аль-Бакит уже был главой правительства в 2005–2007 гг., и оппозиция не видит в нем проводника обновления.

В Бахрейне борьбу с суннитской королевской династией ведет шиитская оппозиция. Военную помощь в подавлении выступлений оказала Бахрейну Саудовская Аравия. Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) возложил на Иран ответственность за события в Бахрейне. Есть сведения, что члены Совета готовят высылку граждан Ливана и Ирана, которых обвиняют в связях с «Хезболлой» и иранской разведкой. Дело зашло далеко – Бахрейн прекратил воздушное сообщение с Ираном, Ливаном и Ираком. Отозваны послы – Бахрейна в Иране и Ирана в Бахрейне. Тегеран обвиняется и во вмешательстве во внутренние дела Кувейта. Там раскрыта шпионская сеть, работающая на Иран. Два иранца и один кувейтец приговорены за шпионаж к смертной казни, послы отозваны и между двумя этими странами.

Уместно заметить, что Бахрейн, пожалуй, самое модернизированное государство арабского мира. Половину мест в парламенте, который выбирается так, как положено, занимает оппозиция. Женщины уравнены в правах с мужчинами, во всяком случае, могут голосовать.

В Йемене продолжаются массовые волнения. Президент Али Абдалла Салех, занимающий этот пост более тридцати лет, согласился уйти в отставку до конца 2011 г. и мирно передать власть военному совету. Но это не устраивает оппозицию. ССАГПЗ открыто призывает Салеха уйти, в США опасаются, что междоусобица отвлекает власти Йемена от антитеррористической борьбы. Есть информация, что в эту страну прибывают боевики «Аль-Каиды» и вступают в вооруженную борьбу с силами безопасности. А офицеры правительственных войск переходят на сторону восставших. Йеменская оппозиция вроде бы согласна вести переговоры с властями при посредничестве Эр-Рияда, однако столкновения не утихают. Война в Йемене способна поколебать относительную стабильность в Саудовской Аравии.

Сохраняется вероятность нового взрыва в Алжире. Оружия там не меньше, чем в Ливии, а исламисты уже побеждали на демократических выборах в 1991 г. и вели кровопролитную войну против военно-бюрократического режима. Новая междоусобица грозит вовлечением в нее Марокко. Ведь проблема спорной Западной Сахары не решена, а бойцы фронта ПОЛИСАРИО штыков в землю не воткнули. Боевые действия могут пересечь границы стран зоны Сахеля: Мали, Чада, Нигера, а есть еще и неспокойные районы Судана. Власти Алжира укрепляют границы с Ливией, откуда, по их мнению, просачиваются боевики «Аль-Каиды» в странах исламского Магриба. Они известны как похитители европейцев, но их может привлечь и шанс отомстить за поверженных когда-то братьев по идеологии. Тогда в Алжире главной действующей силой окажутся откровенные радикалы-исламисты.

Огонь бикфордова шнура, подожженного в Тунисе, еще не дошел до самой большой мины, которая заложена под существующий порядок на Большом Ближнем Востоке. Это возможность противостояния между самой мощной шиитской державой Ираном и его суннитским аналогом – Турцией. Судя по тому, как стремительно демократические движения в той же Сирии или Бахрейне переходят в шиито-суннитский конфликт, к тактическим союзам Анкары и Тегерана, которые сейчас демонстрируют друг другу подчеркнутую почтительность, следует относиться осторожно. Потому что обе эти страны откровенно претендуют на лидерство в исламском мире, обе достаточно сильны в военно-экономическом отношении. Каждая из них следует собственным модернизационным исламским проектам и настойчиво предлагает их близким и далеким соседям.

Неуемный полковник

В отличие от президентов Туниса и Египта глава Ливии не отступил перед оппозицией и развернул боевые действия против повстанцев. Иначе говоря, Каддафи не выполняет резолюцию СБ ООН 1973. Россия и Китай воздержались при голосовании по этой резолюции, другими словами, «пропустили» ее. Суть документа – защита гражданского населения Ливии от насилия, совершаемого его собственным правительством, но формулировки открывают возможность широкой военной операции против войск Триполи.

Резолюция 1973 – первый в истории документ ООН, разрешающий военное вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Сербию бомбили без санкции ООН, вторжение в Ирак тоже происходило в обход Совета Безопасности. Иначе говоря, резолюция 1973 – это признание того факта, что в случае с Ливией отсутствие насилия извне означает его рост внутри.

Разумеется, у ведущих членов коалиции есть интересы в Северной Африке. Личные счеты к ливийскому полковнику, вероятно, имеются и у Николя Саркози, и у Сильвио Берлускони, двух европейских руководителей, которые особенно усердствовали в налаживании коммерческих отношений с Триполи. Лондон тоже не отставал, но в лице предыдущих лейбористских властей, так что консерватор Дэвид Кэмерон в этом смысле запятнаться не успел. Как бы то ни было, среди причин бомбовых ударов по Ливии не стоит искать следы мирового заговора или американских нефтяных интересов (2% мировой добычи – не настолько солидный куш). Скорее речь идет о беспомощности мирового сообщества перед теми, кто стреляет в собственный народ. Поспешные удары еще до составления каких-либо конкретных планов операции – это следствие смятения, которое охватило западных лидеров после начала событий в регионе.

Некоторые из друзей Каддафи (надо сказать, весьма немногочисленных) именуют его сейчас не иначе как «лидером арабского мира». И утверждают, что Запад развернул на него охоту именно в этом качестве. На самом деле полковник никогда таковым не являлся, хотя очень хотел. Хотел настолько, что вызвал стойкое отторжение практически у всех соседей, что и аукнулось при голосовании в СБ ООН по резолюции 1973 – не поддержи ее активно Лига арабских государств, ни Россия, ни Китай, вероятнее всего, не согласились бы «пропустить» документ.

Каддафи всегда был неугомонным революционером. Во имя реализации своих экстравагантных идей бомбил Хартум. Разжигал гражданскую войну в Чаде, да так, что ухитрился объединить против себя таких антагонистов, как Ирак, Египет и США. Семь раз принимался сколачивать союзы с Сирией, Египтом, Тунисом и Чадом. Вошел в историю как автор всполошившего Африку плана Великой исламской сахарской империи. Все кончилось, однако, убийством президента Гвинеи-Бисау, свержением президента Верхней Вольты и неудавшимся переворотом в Нигерии и Гамбии.

Подвергаться атакам Каддафи тоже не впервой. Рональд Рейган бомбил Триполи и Бенгази в 1986 г. в качестве возмездия за теракт на берлинской дискотеке, где погибли американские военные. В 1989 г. Соединенные Штаты наносили удары по Ливии, подозревая, что полковник строит завод по производству боевых отравляющих веществ. Много говорят об американском лайнере, сбитом в 1988 г. над Шотландией, но это отнюдь не единственный такого рода «подвиг» вождя Джамахирии. Кстати, остается только диву даваться, как при таком послужном списке Муаммар Каддафи сумел не просто договориться с Западом в начале 2000-х гг., но и стать для всех желанным деловым партнером.

Ливийская кампания, как и всякая локальная война, весьма непрозрачна. Например, только спустя несколько недель после начала событий более или менее прояснились основные группировки внутри повстанцев. Среди них – исламисты, в том числе боевики «Аль-Каиды» и регионалисты. Эти силы первоначально шокировали своих французских покровителей антисемитскими лозунгами. Третьей силой эксперты считают ливийских берберов, претензии которых на собственную этничность Каддафи не признавал. На самом деле они составляют чуть ли не десятую часть всего населения и относятся к числу наиболее непримиримых противников полковника.

Лондонская конференция, которая прошла в конце марта без участия главы Лиги арабских государств, представителей России, Китая и Африканского союза, наконец, выдвинула некий план и обозначила цель: Каддафи должен уйти – живым или мертвым. (О резолюции 1973 на этом собрании напоминало, пожалуй, лишь присутствие Генсека ООН.) Свои выступления перед прессой авторы плана неизменно заканчивали заявлением, что после ухода Каддафи ливийский народ должен сам решать свою судьбу. Такого рода стратегии составлялись накануне вторжения и в Афганистан, и в Ирак с той же конечной целью – предоставить народам право решать свои судьбы. Прошли годы, а иностранные державы по-прежнему не могут покинуть эти страны. Именно не могут, хотя явно все больше хотят. Есть основания предполагать, что в Ливии все может сложиться похожим образом.

Мирный выход или бесконечная рознь

К резолюции 1973 есть обоснованные претензии. Россия справедливо критикует ее за расплывчатые формулировки. Де-факто коалиция, не мудрствуя лукаво, встала на сторону повстанцев, которых, по сути, нельзя считать чисто гражданским населением – они вооружены. Среди причин, по которым Россия только «пропустила» резолюцию, а не проголосовала за нее, министр иностранных дел Сергей Лавров назвал именно отсутствие в документе четких ограничений применения силы. Полагаю, что Москва заняла совершенно верную позицию по отношению к происходящему в Ливии: у нас хватает дел внутри страны, скоро выборы, нужна модернизация и т.д. Театр этих военных действий от России достаточно далек, но у Москвы есть возможность претендовать на посредничество, требовать прекращения огня и скрупулезного следования резолюции 1973.

Стороны конфликта в Ливии предельно ожесточены. Но это не основание, чтобы отвергать инициативы мирного урегулирования. Прецедент есть – развод противоборствующих сторон в Судане без применения силы, который, правда, закончился отделением Юга страны от Севера. Зато появились возможности их мирного развития. Потребовалось заинтересованное сотрудничество стран «большой пятерки» СБ ООН. Оно состоялось в том числе благодаря перезагрузке российско-американских отношений, российско-китайскому стратегическому партнерству и желанию Евросоюза обрести субъектность во внешней политике. Общими усилиями удалось переломить скептическое отношение к официальному Хартуму Великобритании и Франции. Помогла, конечно, и слаженная работа с ООН и Африканским союзом. Решающую роль сыграл консенсус элит Севера и Юга Судана, которые прагматично согласились, что лучше справедливо делить нефтяные прибыли, чем лить кровь и бесчинствовать ради неких идеологических догм.

Заметную роль в суданском урегулировании сыграл институт специальных представителей, среди которых был и спецпредставитель президента России. Главная их задача состояла в том, чтобы контролировать Всеобъемлющее мирное соглашение и следить за ситуацией в Дарфуре. Спецпредставителю России выпала особая роль в «суданском досье», ведь западные посредники обязаны были избегать личных встреч с президентом Судана Омаром Аль-Баширом, на которого завел дело Международный уголовный суд. У российской стороны сложились исключительно конструктивные отношения со всем пулом международных посредников, прежде всего с представителями США и Китая. При всех тонкостях работы не было зафиксировано ни единого случая, когда российские позиции разошлись бы с американскими. Это очевидное, хотя не столь известное свидетельство успеха перезагрузки. Представляется, что мы недооцениваем нашу собственную роль в суданском урегулировании. А ведь это демонстрация реальных возможностей России играть важную роль в делах Африки и Ближнего Востока.

Надо сказать, что жестокости, которыми сопровождалась междоусобица в Судане, намного превосходили то, что пока наблюдается в Ливии. Однако международные организации, ООН и Африканский союз вместе с институтом спецпредставителей добились демократических (по африканским меркам) всеобщих выборов и референдума по самоопределению суданского Юга. Это кропотливая работа – челночная дипломатия между центрами Юга и Севера страны, консультации с лидерами соседних стран, с ООН, с контингентом миротворцев, с вождями повстанцев, инспекции лагерей беженцев в Дарфуре и т.д. Имея такой опыт, можно с уверенностью сказать – при желании мировое сообщество в состоянии обойтись в Ливии и без бомбометания. И это – главный урок суданского урегулирования. Тем более что за прекращение огня в Ливии вместе с Россией выступает и Африканский союз, сыгравший чрезвычайно важную роль в установлении мира в Судане.

Есть угроза, что после свержения Каддафи Ливия пойдет путем, с которого в Судане в конце концов удалось сойти – бесконечная племенная рознь, замешанная на деньгах, этнической неоднородности и религии. Если коалиция сумеет привести к власти в Триполи лояльное правительство, оно тут же погрузится в поиски мучительного компромисса по дележу нефти между племенами. А с востока грянет новое наступление, теперь уже подкрепленное силами «Аль-Каиды» и не гнушающееся откровенно террористическими методами. И тогда вмешиваться в ливийские дела извне придется вновь и вновь, а поток беженцев начнет захлестывать Европу.

К сожалению, вероятность такого сценария высока. Процессы, идущие сегодня в странах Северной Африки и Ближнего Востока, не надо сравнивать с падением Берлинской стены. Арабские события – это не «бархатные революции» в Восточной Европе, хотя западные журналисты с надеждой ищут аналогии. Параллели успокаивают. Но у народов Восточной Европы были идеологии, ясные цели и явные вожаки. В Северной Африке и на Ближнем Востоке демократические лидеры, мягко говоря, не ярки, зато со всех концов света срочно прибывают фигуры из ранее запрещенных экстремистских организаций. А в программах оппозиций внятно звучит только требование отставки президентов, после чего следуют общие пожелания. В обыденной жизни это называется «сорвать зло». А вот кто воспользуется затем революционным порывом – большой вопрос.

Ситуация в Северной Африке и на Ближнем Востоке имеет и еще одно толкование. В значительной степени это кризис авторитарных модернизаций в регионе, то есть такой политической модели, когда власти вознамериваются осчастливить и просветить свой народ без его участия. Такие страны, как Тунис, Египет, Ливия, Сирия, Иордания, Бахрейн не назовешь отсталыми, все они относительно успешно развивались (исключение составляет, пожалуй, Йемен). Но чтобы добиться устойчивости и социальной гармонии, мало одних только рыночных реформ, высоких темпов роста ВВП и приличного состояния финансовой сферы. Наступает время, когда народ больше не желает удовлетворяться материальными подачками, а требует свобод и прав. И подробный анализ социально-экономической ситуации в странах региона дал бы нам возможность увидеть пределы, на которые натыкаются авторитарные модернизации.

М.В. Маргелов – председатель Комитета по международным делам Совета Федерации Федерального Собрания РФ, специальный представитель президента России по Африке.

Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739767 Михаил Маргелов

ЕвроПРО как смена стратегической игры

Как России и Соединенным Штатам начать демилитаризацию отношений

Резюме: Трансформация стратегических отношений между Россией и Америкой на путях контроля над вооружениями невозможна в принципе. Наиболее реальный путь – формирование сообщества безопасности в Евро-Атлантике, в рамках которого связи между государствами Северной Америки и Европы, включая Россию, были бы демилитаризованы.

В конце 2011 г. в России должно быть принято решение о структуре системы воздушно-космической обороны. Оно, в свою очередь, будет зависеть от того, удастся ли Москве договориться с НАТО (а реально – с Соединенными Штатами) о параметрах сотрудничества в области противоракетной обороны Европейского континента, для краткости – ЕвроПРО. Этой теме будет посвящено заседание Совета Россия – НАТО на уровне министров обороны, намеченное на июнь 2011 года. Таким образом, предстоящие несколько месяцев определят характер и содержание военно-политических отношений между Россией и Западом.

Преодоление амбивалентности

Выбор, стоящий перед Москвой и ее партнерами, очевиден: либо сохранение амбивалентности, сформировавшейся после окончания холодной войны, либо переход к стратегическому сотрудничеству. К амбивалентности и в России, и на Западе успели привыкнуть. Она не является оптимальным состоянием взаимоотношений, чревата периодически возникающими кризисами, один из которых в 2008 г. привел к войне на Кавказе, но психологически комфортна, поскольку не заставляет принимать трудных решений, преодолевать наслоившиеся за десятилетия предрассудки, рисковать политическим положением сегодня ради негарантированных приобретений в неопределенном будущем.

Если России и Североатлантическому альянсу не удастся достичь договоренности о сотрудничестве в области ПРО, каждая из сторон пойдет своей дорогой. США с союзниками будут строить систему обороны Европы от баллистических ракет Ирана. Российская Федерация, в свою очередь, сделает ставку на систему для защиты преимущественно от удара со стороны Соединенных Штатов. На продвинутых этапах – третьем и четвертом – объявленной администрацией Обамы программы строительства европейской ПРО американские средства перехвата будут рассматриваться как представляющие угрозу российскому потенциалу сдерживания. Откроется перспектива новой гонки стратегических оборонительных и наступательных вооружений.

Это может серьезно скорректировать российскую внешнюю политику, цели и задачи которой пересмотрят в изоляционистском и нео-конфронтационном духе, а социально-экономический курс придется подчинить логике осажденной крепости и требованиям национальной безопасности. Эти ограничения – и сама истощающая ресурсы гонка вооружений – очевидно, не позволят России на нынешнем этапе справиться с задачей модернизации, законсервируют развитие страны, что создаст серьезную угрозу разложения и распада уже на выходе из «прохладной войны».

Европейцы, в свою очередь, не убеждены, что им грозит ракетная опасность со стороны Ирана, а платить за систему ПРО, которая к тому же может создать напряженность в отношениях с Россией, им совсем не хочется. Впрочем, заявление Москвы о намерении разместить в Калининградской области ракеты «Искандер» может изменить ситуацию. Контрмеры такого характера способны убедить Европу в необходимости американской защиты – хоть от Ирана, хоть от Москвы.

Не факт, однако, что США, разместив свою систему ПРО в Европе и консолидировав НАТО ввиду новой напряженности с Россией, окажутся в стратегическом выигрыше. Продолжающееся возвышение Китая и фундаментальные перемены на Ближнем и Среднем Востоке, которые делают неясными перспективы не только Египта, но и Саудовской Аравии; нерешенность ядерной проблемы Ирана; нестабильность и неопределенность в Афганистане и, что важнее, Пакистане… На фоне всего этого Вашингтону меньше всего нужен возврат к стратегической напряженности в отношениях с Москвой.

Если все эти соображения способны перевесить сиюминутный комфорт и отвращение к риску как таковому, Россия, Соединенные Штаты и Европа смогут, оказавшись сегодня в преддверии «трансформационного момента» в их стратегических отношениях, переступить этот порог. Об окончании холодной войны говорится беспрерывно, начиная со встречи Михаила Горбачёва и Джорджа Буша-старшего у берегов Мальты в 1989 г., но окончательно вырваться из психологического плена противостояния пока не удалось. Мало на что повлияла и декларация прошлогоднего Лиссабонского саммита Совета Россия – НАТО, в которой стороны договорились именовать друг друга стратегическими партнерами.

Не меняет ситуацию и российско-американский Договор по СНВ-3, подписанный и ратифицированный в 2010 году. Он, безусловно, важен и ценен как символ продуктивности «перезагрузки» и как продолжение военно-стратегического диалога между Москвой и Вашингтоном. Тем не менее, Договор, как и породивший его процесс контроля над вооружениями, являются инструментами регулирования отношений стратегической враждебности или, как минимум, соперничества. Регулируя эти отношения, Договор по СНВ их воспроизводит и укрепляет.

Дальнейшие шаги в области контроля над вооружениями – стратегическими и достратегическими, ядерными и «обычными», – безусловно, необходимы, но следует также иметь в виду, что и они не выведут отношения между Москвой и Вашингтоном, Россией и Западом в целом за рамки, очерченные в период советско-американского противостояния. Более того, чем ниже разрешенные «потолки» вооружений, тем сложнее сделать следующий шаг – особенно России, с учетом разницы экономических, научно-технических, финансовых, а также неядерных военных потенциалов сторон. Сохранение в совершенно иных условиях модели стратегических отношений, возникшей шесть десятилетий назад, представляет собой ловушку для Москвы.

Выбраться из ловушки

Существование этой ловушки косвенно признается в России. За два последних десятилетия в Москве не раз пытались найти из нее выход, дважды повторяя одни и те же маневры. В начале 1990-х гг. и в начале 2000-х гг. была популярна идея интеграции в западные структуры безопасности посредством вступления в НАТО и заключения военно-политического союза с США. Во второй половине 1990-х и в середине 2000-х господствовала идея создания геополитического противовеса Соединенным Штатам посредством формирования «центра силы» в СНГ, сближения с незападными центрами силы, прежде всего с Китаем, и установления ситуативных альянсов с оппонентами Вашингтона – от Белграда и Багдада до Тегерана и Каракаса. Эти усилия не привели ни к союзу с Америкой, ни к установлению удовлетворительного баланса в отношениях с ней.

Военно-политический союз с Вашингтоном – в том числе в форме присоединения к НАТО – в принципе нереален: Москва, очевидно, не намерена жертвовать своей стратегической независимостью. Это – глубокая убежденность подавляющего большинства российской политической элиты, которая вряд ли изменится в обозримом будущем. На пути в Североатлантический альянс есть много других препятствий, в значительной степени они связаны с позицией западных стран, но стратегическая самостоятельность России является отправным пунктом любых реалистических построений на тему военно-политического сотрудничества с Западом.

Создание противовеса влиянию Америки с помощью разнообразных геополитических комбинаций не только бесперспективно, но и ведет к результатам, обратным желаемым. Консолидация СНГ в «российский блок» не просто сопряжена с многочисленными трудностями, но практически недостижима. Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать внешнюю политику крупнейших стран Содружества – Украины, Узбекистана, Казахстана, Белоруссии или хотя бы задаться вопросом о том, почему ни одна страна СНГ не последовала за Россией в вопросе признания независимости Абхазии и Южной Осетии.

Поддержка антиамериканских режимов чревата немалыми рисками из-за очевидной неспособности контролировать эти режимы. Кроме того, тесное общение с явными диктатурами сопряжено с репутационными потерями. Остается один реальный путь – блокирование с Пекином. В Китае, который привык действовать в одиночку, не испытывают, однако, нужды в союзнике – тем более претендующем на равный статус, материально не подкрепленный. Для России же отказаться от «неравного брака» с США, чтобы стремиться заключить подобный же союз с КНР, было бы абсурдом. Итак, что делать?

Начать надо с признания, что действительной потребностью России является не союз или паритет с Соединенными Штатами, а выход за пределы этой парадигмы и преодоление невыгодного положения, когда ни союз, ни баланс невозможны. Это означает установление с основными международными игроками таких отношений, которые гарантированно исключали бы применение военной силы для решения межгосударственных конфликтов и противоречий. Такое состояние обычно называется «стабильным миром», а совокупность государств, между которыми установлен стабильный мир, принято именовать сообществом безопасности. Упор делается именно на гарантированное исключение военно-силовых методов, война становится делом немыслимым, отношения между государствами демилитаризуются. Союз может и не случиться, но военный баланс однозначно утрачивает значение.

Сообщества безопасности уже более полувека существуют в рамках НАТО и Евросоюза (Атлантическое сообщество безопасности), в рамках альянсов между США, Японией, Южной Кореей, Австралией, Новой Зеландией и Канадой (Тихоокеанское сообщество), в Юго-Восточной Азии между странами АСЕАН, между арабскими государствами Персидского залива, в Северной Америке (Соединенные Штаты, Канада, Мексика). Такое сообщество, по-видимому, существует между Россией и рядом стран – например, Белоруссией или Германией. Итак, появление сообщества безопасности в Евро-Атлантике с участием Северной Америки и всей Европы, включая Россию, является важнейшей политической потребностью Москвы на западном направлении.

Создание подобного сообщества посредством заключения Договора о европейской безопасности представляется привлекательным, но на деле невозможно. Теоретически, конечно, можно допустить подписание такого договора и даже его ратификацию, но договоры не создают отношений, они их в лучшем случае оформляют. История пактов о ненападении – кстати, юридически обязывающих – не внушает особого оптимизма. Трудно всерьез доказывать, что государства не исполняют свои торжественные обязательства по целому ряду документов – от Хельсинкского Заключительного акта и парижской Хартии для новой Европы до стамбульской Хартии европейской безопасности – исключительно потому, что эти документы носят политический, а не юридический характер. Наверняка есть более существенные причины.

Для того чтобы понять, как выстраивать сообщество безопасности в Евро-Атлантике, необходимо уяснить, каковы на самом деле коренные проблемы безопасности в регионе. На наш взгляд, их две.

Одна связана со стойкой озабоченностью Москвы долгосрочными целями США в отношении России. Этим, в конечном счете, объясняются беспокойство по поводу расширения НАТО на восток и страхи, связанные с «цветными революциями». Россия озабочена активностью Вашингтона на пространстве СНГ, а также планами создания американской системы противоракетной обороны.

Вторая проблема – зеркальное отражение первой, но на другом уровне. Речь идет о беспокойстве стран Центральной и Восточной Европы по поводу внешней политики «вставшей с колен» России. Это беспокойство подпитывается официальной риторикой Москвы о зонах «привилегированных интересов» и о «защите граждан Российской Федерации за рубежом»; практикой перекрытия газопроводов; угрозами размещения ракет в Калининграде; маневрами у границ Балтийских стран и, конечно, ситуацией на Кавказе.

Без снятия этих двух проблем стабильный мир в Евро-Атлантике не наступит. Москва верно определила ключевое направление – российско-польские отношения – и сумела начиная с 2009 г. сделать очень важные шаги к историческому примирению с Варшавой. На сегодняшний день инерция примирения пока не набрала достаточную силу, чтобы сделать процесс необратимым. Российско-польский опыт еще не только не стал моделью для инициирования сходных процессов на других направлениях – в частности, для нормализации отношений со странами Балтии, – но фактически еще до конца не осмыслен в Польше и России. Тем не менее, движение в сторону решения «российской проблемы» Центральной и Восточной Европы началось.

Вторая часть двуединой задачи общеевропейской безопасности затрагивает отношения между Москвой и Вашингтоном. Сотрудничество в области создания ЕвроПРО может стать началом решения «американской проблемы» России.

Противоракетный ключ

Первый шаг – и это логично – сделали американцы. В сентябре 2009 г. президент Обама объявил о реконфигурации проекта ПРО в Европе и отказе в этой связи от планов администрации Джорджа Буша-младшего по созданию позиционного района американской ПРО в Польше и Чехии. По согласованию с Вашингтоном Генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен выдвинул идею совместной европейской системы ПРО с участием России. Москва заинтересовалась этой инициативой, и на Лиссабонском саммите альянса в ноябре 2010 г. президент Медведев представил российское предложение о «секторальной» ПРО в Европе.

Подробности натовского и российского предложений не публиковались, но в общих чертах речь идет, по-видимому, о координации систем ПРО (в первом случае) и о создании общей системы с заранее определенными секторами ответственности (во втором). Это существенное сближение позиций, и будет печально, если оно окажется недостаточным для достижения соглашения.

Фактически и Россия, и страны Североатлантического альянса признают наличие растущей ракетной угрозы. В Соединенных Штатах прямо говорят о ее источнике – Иране; в России, напротив, предпочитают об Иране в этой связи не упоминать, главным образом из политических соображений. В Москве согласны, однако, что неопределенность развития ситуации на Ближнем и Среднем Востоке в целом повышает риски, исходящие из этого региона.

Есть принципиальное согласие на уровне экспертов, что сотрудничество в области ПРО могло бы быть нацелено на создание системы защиты от класса ракет, который отсутствует в арсеналах и стран НАТО, и России – ракет средней и меньшей дальности (от 500 до 5500 км), запрещенных советско-американским Договором по РСМД 1987 года. В последние годы Россия и США предложили другим странам присоединиться к этому договору. Это предложение остается в силе.

Уже давно существует обоюдное понимание необходимости объединить информационно-аналитические средства России и стран НАТО в единую интегрированную систему контроля за пусками ракет. Еще в 2000 г. подписано российско-американское соглашение о создании центра обмена данными на этот счет, которое, однако, так и не было реализовано из-за ухудшения политических отношений между Москвой и Вашингтоном.

Если необходимость интеграции информационных систем – с непосредственной передачей данных на огневые средства – споров не вызывает, то объединение боевых систем представляется более проблематичным. Логично предположить, что ни одна из сторон не захочет передоверять свою безопасность другой, а система двух ключей легко может «заклинить» – с катастрофическими последствиями. Иными словами, «палец» на натовской кнопке должен будет остаться натовским, а на российской – российским.

Взаимодействие двух систем, распределение ответственности должно соответствовать решению общей задачи – защите Европы от ракет третьих стран. Речь, конечно, идет не о каком-то новом разделе Европы между Россией и Америкой, а о военно-технической целесообразности организации защиты европейских стран при полном уважении их государственного суверенитета. Возможность поражения одной ракеты двумя перехватчиками, стартующими с разных сторон, повышает надежность защиты. Чтобы не было споров, кому в каких случаях что сбивать, необходимы договоренности, достигнутые и зафиксированные заранее.

Сопоставление существующих и перспективных боевых потенциалов России и Соединенных Штатов в области ПРО свидетельствует о значительном отрыве американцев в этой области. Позиционный район, планировавшийся при Буше в Центральной Европе, в Москве называли третьим – в ряду аналогичных районов ПРО на Аляске и в Калифорнии. Помимо наземных, в Вооруженных силах США имеются комплексы ПРО морского базирования. Российский арсенал много скромнее. Он включает систему противоракетной обороны Москвы, основанную на принципе поражения ракет с помощью ядерных взрывов, и ограниченное число дивизионов комплексов С-300, к которым только начали присоединяться системы С-400, способные защищать объекты от ударов ракет средней дальности. В целом у России недостаточно средств ПРО для противодействия США, но их хватает, чтобы начать сотрудничество с американцами.

Россия только приступает к масштабному переоснащению Вооруженных сил, в рамках которого планируется значительно повысить возможности противоракетной обороны. Тем не менее, даже в обозримой перспективе не приходится говорить о равенстве потенциалов с Соединенными Штатами. Это означает, что, сотрудничая с США в области создания ЕвроПРО, нужно делать упор – в отличие от традиционного контроля над вооружениями – не на паритете и равенстве, а на полномасштабном и всеобъемлющем характере взаимодействия. Это означает, что концепция, архитектура и само строительство ЕвроПРО должны быть абсолютно прозрачными, открытыми и доступными для всех участников проекта – несмотря на то, что их долевой вклад на разных этапах может быть различным. Если искать ближайший аналог для такого проекта, им может стать МКС – с ее международным космическим экипажем, национальными модулями, наземными центрами управления и особенностями финансирования.

Почему мы считаем, что ЕвроПРО, подобно мирному космосу, может стать для России и Америки мостом от соперничества к сотрудничеству? Прежде всего – благодаря стратегическому характеру проекта. Не всякое сотрудничество, как свидетельствует опыт, способно создать условия для стратегического разворота. Так, участие российской армии в миротворческой операции НАТО в Боснии и Герцеговине (СФОР/ИФОР) не создало «критической массы». В то время как на Балканах действительно создавалась новая ткань отношений, в центре – в Генштабе и Пентагоне – на это взаимодействие смотрели как на нечто второстепенное. Другое дело – противоракетная оборона.

Сотрудничество в этой области влечет за собой последствия «по всей линии». Невозможно совместно обороняться от ракетного нападения с третьей стороны, в то же время бесконечно держа друг друга под ракетным прицелом и угрожая взаимным гарантированным уничтожением. Взаимодействие по линии ПРО логически ведет к трансформации ядерного сдерживания. Безъядерный мир не наступает, но ядерные отношения во все большей степени утрачивают заложенную в них с самого начала взаимную враждебность. Говоря иначе, ядерные арсеналы России и США сохраняются, но потребность в обоюдном сдерживании постепенно исчезает. Этот процесс может занять длительное время, но важен не момент осознания «отмены сдерживания», а направление движения.

Устойчивость процессу стратегической трансформации будет придавать практическое сотрудничество в определении общих угроз и принятии мер по их нейтрализации. По мере расширения и углубления взаимодействия в военной сфере начнется постепенная демилитаризация отношений между Москвой и Вашингтоном: военно-силовой компонент будет вынесен за скобки. В рамках этого процесса произойдет изменение стратегий национальной безопасности, военных доктрин, конкретных стратегических планов государств, а также предназначения вооруженных сил, их дислокации, сценариев учений, программ обучения и подготовки военнослужащих и т.п. ЕвроПРО, как локомотив, способна «потянуть» за собой целый военно-стратегический, оперативный и даже тактический «поезд».

Мы не ожидаем, что даже в результате реализации проекта ЕвроПРО Россия и Америка станут союзниками, если под «союзом» подразумевается модель НАТО или, к примеру, американо-японского договора безопасности. Москва в полной мере сохранит стратегическую самостоятельность, а Соединенные Штаты не будут обременены слишком близкими отношениями со столь негабаритным – ни младшим, ни равным – союзником, как Российская Федерация. Обе стороны сохранят достаточно возможностей для налаживания оптимальных отношений со «вторым номером» современной глобальной иерархии – Китаем. С самого начала Пекину должно быть предельно ясно: проект ЕвроПРО не направлен против КНР.

На пути к глобальной Европе

Итак, подведем итоги. Российская модернизация однозначно нуждается в технологических, инновационных, финансовых, инвестиционных и других возможностях развитых стран. Большая часть ресурсов, которые реально могут быть привлечены для этих целей, сосредоточена в государствах Европейского союза. Однако невозможно взаимодействовать с ЕС, сохраняя базовое враждебное отношение к НАТО. В случае возвращения напряженности между Россией и США не многого удастся достичь даже в контактах с Германией.

Трансформация стратегических отношений между Россией и Америкой на путях контроля над вооружениями невозможна в принципе. Снятие остаточного противостояния путем присоединения Российской Федерации к Североатлантическому альянсу маловероятно и отчасти нежелательно. Поиск противовеса Америке путем блокирования с ее оппонентами бесперспективен и крайне опасен. Наиболее реальный путь к трансформации отношений – формирование сообщества безопасности в Евро-Атлантике, в рамках которого отношения между государствами Северной Америки и Европы, включая Россию, были бы демилитаризованы. Идеал будущих отношений России и Соединенных Штатов – это сегодняшние отношения между Москвой и Берлином.

Для того чтобы возникло сообщество безопасности, необходимо установить прочное доверие между Россией и США, с одной стороны, и странами Центральной и Восточной Европы, с другой. Повышение доверия не произойдет автоматически, как функция простого временного отдаления от периода холодной войны. Требуются конкретные проекты тесного сотрудничества в стратегических областях. Именно на это указывает опыт Западной Европы и Атлантического сообщества после окончания Второй мировой войны. В качестве «головного» трансформационного проекта на американо-российском направлении мы предлагаем ЕвроПРО, общие контуры подхода к которому мы попытались изложить в этой статье.

Проект сотрудничества в области ПРО рассматривается именно как «головной» – с учетом того, что за ним последуют другие, а рядом будет реализовываться программа исторического примирения на востоке Европы. Очевидно, что сообществу безопасности в Евро-Атлантике потребуется экономическая основа. Эту роль может сыграть энергетическая интеграция – подобно тому, как 60 лет назад объединение угля и стали явилось не только основой европейского Общего рынка, но и фундаментом прочного мира между Германией и Францией.

Очевидно, что Евро-Атлантическое сообщество безопасности нуждается в соответствующем «нарративе» – идеологической, ценностной составляющей. При всем многообразии культур народов, населяющих это пространство, между ними имеется значительная общность. Эта общность коренится в самой природе европейской цивилизации, распространившейся далеко за пределы географической Европы, но являющейся лишь частью глобального мира. Важнейшей ролью «глобальной Европы» может стать как раз формирование современной модели сообществ безопасности, которая могла бы быть применима и за пределами Евро-Атлантики. Что же касается России, то она сумела бы таким образом обрести устойчивое равновесие на международной арене, необходимое ей для решения самых важных – домашних – дел.

Д.В. Тренин – директор Московского центра Карнеги.

США. Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739763 Дмитрий Тренин

Мир большого нуля

Новый экономический клуб будет порождать конфликты, а не способствовать сотрудничеству

Резюме: Сегодня мы живем в мире «Большого нуля», в котором ни у одной отдельно взятой страны или группы стран нет политико-экономических рычагов или воли, чтобы решать значимые международные проблемы. Экономики всего мира сидят на огромных запасах наличности, выжидая окончания нынешней эпохи политической и экономической неопределенности. Многим из них ждать придется долго.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2 за 2011 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Мы больше не живем в мире «Большой двадцатки». В последние несколько месяцев группа ведущих экономик мира нарушила концерт наций, сбившись на какофонию конкурирующих голосов. Это произошло после того, как острота финансового кризиса снизилась, и обнаружились несовместимые политические и экономические ценности. Не существует и жизнеспособной «Большой двойки» – американо-китайского решения насущных транснациональных проблем, поскольку не в интересах Пекина взваливать на себя бремя, неотделимое от роли мирового лидера. Не впечатляет и альтернатива в виде «Большой тройки» – США, Европа и Япония, в которой мир потенциально мог бы найти спасение.

Сегодня у Соединенных Штатов не хватает потенциала для того, чтобы оставаться главным поставщиком мировых общественных благ. Европа всецело поглощена спасением еврозоны. Япония также связана по рукам и ногам сложными внутриполитическими и экономическими проблемами. У правительств этих стран нет ни времени, ни ресурсов, ни внутриполитического капитала для того, чтобы стать новыми международными тяжеловесами. Между тем дать адекватный ответ на транснациональные вызовы сегодня невозможно без прямого участия формирующихся новых держав, таких как Бразилия, Китай и Индия. Однако они слишком заняты проблемами внутреннего развития и не желают взваливать на себя дополнительное бремя решения насущных вопросов мировой повестки дня.

Сегодня мы живем в мире «Большого нуля», в котором ни у одной отдельно взятой страны или группы стран нет политико-экономических рычагов или воли, чтобы решать значимые международные проблемы. В результате на мировой арене будут усиливаться конфликты по таким жизненно важным вопросам, как макроэкономическая координация на глобальном уровне, реформа финансового регулирования, торговая политика и изменение климата. Этот новый порядок имеет далеко идущие последствия для глобального хозяйства, поскольку экономики всего мира сидят на огромных запасах наличности, выжидая окончания нынешней эпохи политической и экономической неопределенности. Многим из них ждать придется долго.

Клуб старой гвардии

До середины девяностых G7 была тем международным форумом, где шел основной торг. Ее члены имели общие ценности и верили, что демократия и рыночный капитализм способны обеспечить длительный мир и процветание.

В 1997 г. «Большая семерка», в которой доминировали США, превратилась в «Большую восьмерку» после того, как американские и европейские политики пригласили в свой клуб Россию. Это изменение не отражало никакого реального сдвига в мировом балансе сил, а представляло собой попытку поддержать хрупкую российскую демократию и не допустить сползания этой страны назад в коммунизм или шовинистический милитаризм. Переход от G7 к G8 не поставил под сомнение добродетели представительной демократии или истину о том, что чрезмерное государственное вмешательство в управление экономикой представляет опасность.

Недавний финансовый кризис и крах мирового рынка стали гораздо более серьезным потрясением для системы международных отношений, чем события, последовавшие за развалом советского блока. В сентябре 2008 г. опасения по поводу того, что глобальная экономика находится на грани катастрофы, ускорили неизбежный переход к формату G20, включающий крупнейшие экономики мира и самые важные формирующиеся национальные рынки. На первых встречах этого клуба – в ноябре 2008 г. в Вашингтоне и в апреле 2009 г. в Лондоне – было достигнуто соглашение о совместной монетарной и фискальной экспансии, увеличении финансирования Международного валютного фонда и новых правилах функционирования финансовых учреждений. Этих успехов удалось добиться в основном потому, что все члены клуба одновременно чувствовали одну и ту же угрозу.

Но когда началось восстановление экономики, чувство опасности в некоторых странах притупилось.

Стало ясно, что Китай и другие крупные развивающиеся экономики понесли менее существенный урон и восстановятся быстрее богатейших государств мира. Китайские и индийские банки в наименьшей степени пострадали от банкротства крупнейших финансовых учреждений Соединенных Штатов и Европы. Более того, валютные резервы Китая надежно защищали правительство и банковское сообщество этой страны от паники в связи с нехваткой наличности на Западе. Способность Пекина направлять средства государственного бюджета на инфраструктурные проекты быстро создала новые рабочие места, сняв опасения по поводу того, что падение потребительского спроса в США и Европе может породить массовую безработицу и дестабилизировать ситуацию в КНР.

По мере восстановления Китая и других быстроразвивающихся стран на Западе еще больше усилились страхи и уныние. Высокий уровень безработицы, упорно не желающий снижаться, и опасения второй волны рецессии вызвали в Америке антиправительственные настроения, которые привели к тому, что вектор власти сместился к республиканцам. Во Франции и Германии правительства утратили доверие, а в Японии и Великобритании партии, находившиеся у власти, проиграли выборы. Налогово-бюджетный кризис спровоцировал народное возмущение во многих странах – от Греции до Ирландии, от государств Балтии до Испании.

Тем временем Бразилия, Китай, Индия, Турция и другие развивающиеся страны двинулись вперед, не обращая внимания на забуксовавшие экономики развитого мира. Ирония в том, что единственная развивающаяся страна, где восстановление экономики идет с большим трудом, – это нефтегазовый гигант Россия (первая страна, приглашенная в клуб G7). По мере того как интересы богатых и развивающихся государств начали расходиться, «Большая двадцатка» и другие международные организации перестали осознавать насущную и безотлагательную необходимость координации усилий для проведения последовательной многосторонней политики.

Западные политики, оказавшиеся под огнем критики, поскольку не смогли обеспечить энергичного восстановления экономики, стали искать козлов отпущения в других странах. В течение последних нескольких месяцев существенно возросло напряжение в отношениях между Соединенными Штатами и Китаем. КНР по-прежнему игнорирует призывы Вашингтона отпустить курс юаня и позволить ему значительно укрепиться. Пекинские политики настаивают на том, что им необходимо защитить свою страну на важном этапе развития, в то время как вашингтонские законодатели более решительно настроены на введение санкций против китайской торговой и валютной политики, которую они считают несправедливой. В последние три года резко возросло количество дел, которые США и Китай возбуждают друг против друга на уровне двусторонней торговли и во Всемирной торговой организации. Между тем «Большая двадцатка» перерождается из умеренно эффективной международной организации в площадку для болезненного выяснения отношений.

Место водителя пустует

В этих взаимных упреках и бездействии нет ничего нового. Так, спустя четыре десятилетия после подписания Договора о нераспространении ядерного оружия основные ядерные державы так и не договорились о том, как построить и поддерживать действенный режим нераспространения, который сможет остановить расползание самого опасного оружия и технологий по всему миру. Фактически международная оборонная политика всегда была, по сути, игрой с нулевой суммой, поскольку одна страна или группа стран работают над максимальным наращиванием своих оборонных возможностей таким образом, чтобы (сознательно или неосознанно) поставить под сомнение военное превосходство потенциальных противников.

Мировая торговля – это совсем другая игра, поскольку от нее могут выиграть все игроки. Однако расхождение экономических интересов после завершения финансового кризиса подрывает международное сотрудничество и вставляет палки в колеса глобализации. В прошлом мировая экономика полагалась на гегемона (Великобританию в XVIII и XIX веках и Соединенные Штаты в XX веке), который создавал рамочную структуру безопасности, необходимую для защиты свободных рынков, свободной торговли и движения капиталов. Однако уникальное сочетание слабеющего влияния США на международной арене, с одной стороны, и резких политических разногласий (как между развитыми и развивающимися странами, так и между Соединенными Штатами и Европой) – с другой, создают вакуум мирового лидерства как раз в тот момент, когда оно больше всего нужно.

В последние 20 лет, несмотря на все разногласия по вопросам безопасности, у правительств крупных развитых и развивающихся стран были общие экономические цели. Рост китайской и индийской экономики обеспечивал западным потребителям доступ к самым быстрорастущим рынкам мира и помогал американским и европейским политикам сдерживать инфляцию путем импорта недорогих товаров и услуг. США, Европа и Япония помогают развивающимся экономикам создавать рабочие места, экспортируя их товары в больших объемах и поддерживая относительную стабильность в международной политике.

Но в течение следующих 20 лет переговоры по экономическим и торговым вопросам, скорее всего, будут проникнуты тем же духом соперничества, какой наблюдался в ходе недавних дебатов о нераспространении ядерного оружия и изменении климата. Раунд торговых переговоров в Дохе так же мертв, как и дронт, и Всемирная торговая организация не способна противостоять всплеску протекционистского давления, спровоцированного замедлением мировой экономики.

Конфликты по поводу либерализации торговли в последнее время вспыхивали между Соединенными Штатами, Евросоюзом, Бразилией, Китаем, Индией и другими быстроразвивающимися экономиками, поскольку каждое правительство стремится защитить своих рабочих и промышленность – часто за счет интересов других стран. Чиновники во многих европейских государствах сетовали на слишком низкие ставки налога на корпорации в Ирландии, и в прошлом году вынудили ирландское правительство принять план спасения, который был нужен этой стране, но который правительство не хотело принимать. Немецкие избиратели недовольны тем, что им приходится оказывать материальную поддержку более бедным государствам ЕС, а граждане стран Южной Европы критикуют нежелание своих правительств и дальше жить не по средствам.

Перед последней встречей стран «Большой двадцатки» в Сеуле (в ноябре прошлого года) бразильские и индийские официальные лица поддержали претензии своих американских и европейских коллег к Китаю, обвиняя его в манипулировании курсом национальной валюты. Однако, когда американцы подняли этот вопрос на самом форуме, министр финансов Бразилии высказал мнение, что политика «количественного смягчения», проводимая Вашингтоном – это такая же несправедливая практика, а немецкий министр иностранных дел охарактеризовал американскую политику как «неумную».

Среди других трудноразрешимых разногласий можно отметить споры по поводу субсидий фермерам в США и Европе, вопросы защиты прав интеллектуальной собственности, принятия антидемпинговых мер и компенсирующих пошлин. Беспокойство в связи с поведением фондов национального благосостояния ограничило возможность некоторых из них занять ведущее положение в западных компаниях, особенно американских. А стремление Китая блокировать надежный, долговременный доступ к природным ресурсам, которое заставляет Пекин прибегать к агрессивной скупке полезных ископаемых в Африке, Латинской Америке и на других развивающихся рынках – еще больше подливает масла в огонь разгорающегося конфликта с Вашингтоном.

Финансовый протекционизм и стремление защитить активы также набирают обороты. Китайская государственная нефтяная компания попыталась приобрести американскую энергетическую компанию Unocal в 2005 г., но сделку заблокировал Конгресс. Годом позже государственная компания ОАЭ Dubai Ports World предприняла попытку получить контрольный пакет акций другой компании, чтобы иметь возможность управлять несколькими американскими портами, и это также вызвало негодование политического истеблишмента Соединенных Штатов. Эти события были лишь предвестниками аналогичных проявлений инвестиционного протекционизма в Европе и Азии. На самом деле на международной арене существует мало руководящих принципов в отношении прямых зарубежных инвестиций – практически не выработано четкого определения, например, того, что следует считать «критически важной инфраструктурой». Это одна из тех мировых политических проблем, которую вряд ли удастся решить в ближайшее время.

Самым важным источником конфликтов служат дебаты о том, как не допустить в будущем повторения глобального экономического краха. Международная монетарная и финансовая стабильность в будущем потребует более тесной координации на мировом уровне, принятия единых норм регулирования и контроля. В конечном итоге, возможно, придется создать наднациональную регулирующую инстанцию с учетом того, что капитал мобилен и не признает границ, а политика регулирования проводится исключительно на национальном уровне. Однако по этому вопросу имеются глубокие разногласия. Правительства многих развивающихся государств опасаются, что принятие более строгих международных правил в отношении деятельности финансовых компаний будет означать их более жесткую привязку к финансовым системам тех самых западных экономик, которые они обвиняют в провоцировании последнего кризиса. Но и между развитыми экономиками нет единства во взглядах на пути реформирования системы регулирования и наблюдения за финансовыми учреждениями.

Дисбаланс в мировой торговле остается существенным и продолжает увеличиваться, а вместе с ним растет и риск валютных войн – не только между США и Китаем, но также и между другими быстрорастущими экономиками. В этих разногласиях нет ничего нового. Но все еще шаткое и неустойчивое состояние глобальной экономики обусловливает необходимость скорейшего и безотлагательного разрешения этих противоречий. В то же время вакуум в области мирового лидерства крайне затрудняет поиск взаимоприемлемого решения и компромисса.

Кому нужен доллар?

После прежних кризисов на развивающихся рынках, подобных азиатскому финансовому краху конца 1990-х гг., политические деятели этих стран договорились о поддержании слабых валют и положительного сальдо текущих операций путем накопления огромных золотовалютных резервов. Эта стратегия отчасти стала результатом неверия в то, что на МВФ можно рассчитывать как на кредитора последней инстанции. Страны с дефицитом текущих операций, такие как Соединенные Штаты, считают накопление золотовалютных резервов разновидностью торгового меркантилизма, который препятствует укреплению недооцененных валют. В свою очередь, быстроразвивающиеся экономики сетуют на то, что дефицит текущих операций в США может, в конечном итоге, привести к краху американского доллара, хотя именно данный дефицит и помогает этим странам накапливать те самые нужные им золотовалютные резервы. Это современная версия парадокса Триффина – страна, производящая главную резервную валюту, вынуждена допускать дефицит платежного баланса для обеспечения ликвидности на мировом уровне. В конце концов, этот дефицит обесценивает данную валюту как стабильный международный резерв.

Между тем начатые по рекомендации Китая дебаты по поводу альтернатив американскому доллару, включая повышение роли специального права заимствования (SDR, международного резервного актива, основанного на корзине из пяти главных национальных валют, создаваемого МВФ в качестве дополнения к золотовалютным резервам), ни к чему не приводят. Главная причина в том, что Вашингтон не заинтересован в каких-либо решениях, способных подорвать центральную роль доллара. Также маловероятно, что китайский юань сможет в ближайшем будущем прийти на смену доллару в качестве главной резервной валюты, поскольку для этого Пекину придется ввести плавающий курс юаня, снизить контроль над перемещением капитала, осуществить либерализацию внутренних рынков капитала и создать рынки суверенного долга, деноминированного в юанях. Это долговременный процесс, который может представлять угрозу политической и экономической стабильности КНР в краткосрочной перспективе.

Кроме того, производители энергии сопротивляются политике, направленной на стабилизацию непредсказуемых цен с помощью диверсификации источников энергоносителей. Экспортеры, особенно Россия, продолжают использовать угрозы перекрыть поставки природного газа в качестве главного внешнеполитического оружия против соседних стран. Со своей стороны, потребители энергии сопротивляются введению налога на выброс углерода в атмосферу, который мог бы уменьшить их зависимость от ископаемого топлива. Аналогичная напряженность возникает из-за резкого роста цен на продовольствие и прочее сырье. Конфликты, связанные с решением этих проблем, вспыхивают в эпоху сильной экономической обеспокоенности, когда ни одна страна или группа стран не обладает достаточным влиянием, чтобы предложить по-настоящему международный подход к их разрешению.

С 1945 по 1990 гг. мировой баланс сил определялся относительной разницей в военных возможностях. Не рыночные инновации и не культурная динамика усиливали советский блок в рамках биполярной системы международных отношений, а грубая военная сила. Сегодня ключевое значение Китая и других формирующихся держав для будущего мировой экономики, а не количество китайцев «под ружьем» и не численность их вооружений, делает их выбор крайне важным для будущего Соединенных Штатов.

В этом суть дилеммы большого нуля. Фраза «коллективная безопасность» сразу же вызывает ассоциации с НАТО и ролью этой организации в обеспечении мира и безопасности в Европе. Но, как убедительно демонстрирует кризис еврозоны, коллективной экономической безопасности в глобальной экономике не существует. Если раньше интересы европейских стран сближались на основе предположения, что страны юга Европы защищены от риска дефолта, и государства Восточной Европы выстраивались в очередь, чтобы присоединиться к зоне евро, то теперь они опасаются подхватить «вирус» внутри европейского дома, который может в один прекрасный день привести к развалу всей еврозоны.

За пределами Европы, будь то рыночная демократия, подобная Соединенным Штатам, или авторитарное капиталистическое государство, как Китай, любые политики, прежде всего беспокоятся и переживают по поводу роста национальной экономики и создания рабочих мест. Что же касается стремления поддержать мировую экономику, то это для всех второстепенный приоритет. Больше не существует вашингтонского консенсуса, но не возникнет и пекинский консенсус, потому что государственный капитализм китайского образца призван удовлетворять уникальные потребности Китая. Это тот редкий продукт, в экспорте которого КНР не заинтересована.

Поскольку каждое правительство должно работать над укреплением внутренней безопасности и процветания, которое соответствовало бы уникальным политическим, экономическим, географическим, культурным и историческим особенностям данной конкретной страны, государственный капитализм – это система, которая должна быть уникальной для каждой практикующей ее страны. Вот почему, несмотря на обязательства «избегать прошлых ошибок», зафиксированные в совместных коммюнике «Большой двадцатки», протекционизм живет и здравствует. Вот почему процесс создания новой международной финансовой архитектуры вряд ли приведет к появлению новой структуры, соответствующей нормам и правилам, вызывающим всеобщее доверие. И именно поэтому эпоха «Большого нуля» скорее породит затяжной конфликт, чем что-то, отдаленно напоминающее новое Бреттон-Вудское соглашение.

Нуриэль Рубини – профессор экономики на факультете бизнеса имени Стерна в Нью-Йоркском университете, председатель совета директоров компании Roubini Global Economics и соавтор книги «Кризисная экономика».

Иэн Бреммер – президент Группы «Евразия», консалтинговой компании, оценивающей политические риски, и автор книги «Конец свободного рынка».

Мирное сосуществование XXI века

Закат вульгарного мультикультурализма как возрождение культуры модерна

Резюме: Мультикультурализм появился лишь как исторический эпизод, как проявление кратковременной «обратной волны», завершающей цикл индустриальной модернизации. Эта волна была вызвана внешними по отношению к культуре импульсами, сила которых ныне слабеет. Необходима новая модель.

Критика мультикультурализма становится модной политической тенденцией в Европе, но вызывает разноречивые отклики в России. При этом само значение этого понятия не вполне прояснено, дискуссии же носят исключительно политический характер. В данной статье я излагаю свою гипотезу о том, что ослабление позиций сугубо традиционалистской идеологии, выраженной в концепции вульгарного (упрощенного, выхолощенного) мультикультурализма, обусловлено фундаментальными историческими тенденциями – приливами и отливами модернизации.

Концепция «обратной волны»

В 1990-е гг. Самьюэл Хантингтон предложил модель глобального распространения демократизации, в которой использовал образ морских приливов и отливов. Он ввел в научный оборот понятие «обратной волны» (rеverse wave) демократизации, обосновав почти неизбежные, но временные отступления ранней демократии под напором традиционных и более укорененных в жизни народов недемократических режимов. Концепция «обратной волны» хорошо объясняет не только трудный и извилистый путь демократизации, но и более широкий круг процессов, объединяемых понятием «модернизация». Эта концепция позволяет лучше понять и природу одного из парадоксов глобализации.

Речь идет об одновременном проявлении с конца XX века двух, казалось бы, взаимоисключающих тенденций. С одной стороны, рост взаимосвязи стран мира и определенная стандартизация их культур. С другой – нарастание культурной дифференциации и дезинтеграции, связанное с феноменом так называемого «этнического и религиозного возрождения». Рост традиционных групповых форм идентичности (этнической, религиозной, расовой) стал активно проявляться с конца 1960-х и усилился в 1980–1990-х годах. Эта тенденция охватила большинство стран мира, что и обусловило глобальный кризис модерна, затянувшийся почти на полвека. Глубокой эрозии подверглись в это время основополагающие ценности культуры модерна, прежде всего ценности индивидуальной свободы, рационального сознания и прав человека. Эти процессы сопровождались обострением конфликтов между этническими и религиозными группами не только в постколониальных странах с незавершенной национальной консолидацией общества, но и в давно сложившихся государствах-нациях Европы и в США.

Чаще всего отмеченный парадокс глобализации объясняют естественным сопротивлением незападных культур модернизационным переменам, процессам стандартизации и унификации человеческой деятельности. Но основным фактором, подтолкнувшим волну традиционализма, стали, вероятнее всего, внешние по отношению к культуре импульсы, а именно – совокупность радикальных перемен в экономической, интеллектуальной и политической жизни мира, произошедших в конце 1960-х – начале 1970-х годов.

Экономические перемены. Начала радикально меняться глобальная экономическая стратегия, обусловившая в немалой мере и изменения в культурной политике. С конца 1960-х гг. стремление к сокращению издержек на рабочую силу, затрат на развитие социальной инфраструктуры, на обеспечение экологической безопасности и других требований индустриального и демократического общества стимулировали вывоз капитала и перенос промышленных мощностей из развитого мира в развивающийся. Эта стратегия побуждала корпорации приспосабливать как индустриальные технологии, так и управленческие идеологии к культурным особенностям соответствующих стран. Простота применения новых технологий сделала их доступными для использования в разных культурных и социальных условиях. Внедрение этих технологий не потребовало столь значительных изменений в традиционной культуре, какие произошли в предшествующие эпохи при появлении первых гидравлических и паровых машин, а затем и механизмов на дизельной и электрической тяге. Поэтому вместо прежних западных стратегий слома традиционных культур возникала политика адаптации западной экономики к традиционным культурам.

Она проводилась и в самих западных странах в связи с массовой заменой местной рабочей силы на более дешевую, рекрутируемую из среды иммигрантов. Эта новая стратегия не только уменьшила стандартизирующие функции индустриализации по отношению к традиционным культурам, но и стимулировала рост традиционализма, легитимировала его. Бизнес перестал играть роль основного защитника и проводника модернизации и идей культурного универсализма, что, в свою очередь, повлияло на развитие мирового интеллектуального климата в последней трети XX века.

Изменение общественных настроений. Господствовавшая с XIX века идея модернизации как универсального прогресса подверглась в конце 1960-х и в 1970-х гг. сокрушительной критике. В этот период (времена деколонизации) модернизацию все чаще стали называть «насильственным цивилизаторством и орудием колониализма», а также «имплицитным тоталитаризмом». Левый европейский постмодернизм в лице Ролана Барта, Мишеля Фуко, Жиля Делеза, Герберта Маркузе и ряда других философов-шестидесятников буквально бомбардировал классическую теорию модернизации упреками в антигуманизме и подавлении прав народов на культурную самобытность.

Одним из поводов для сокрушительной критики модернизации послужили проблемы (реальные и мнимые) в ряде стран «третьего мира», подвергшихся модернизации в значительной мере под давлением внешних сил. В некоторых из этих государств, прежде всего африканских, она сопровождалась разрушением традиционных институтов и жизненных укладов, повлекших рост социальной дезорганизации.

Однако в те годы еще рано было оценивать результаты индустриальной модернизации, позитивные последствия которой проявились лишь к началу нового века. Только ныне они стали заметными как раз там, где процесс оказался наиболее полным и последовательным. Например, ряд стран преодолели или существенно смягчили основное бедствие африканского континента – высокую детскую смертность. В период с 1995 по 2007 гг. Бенин, Ботсвана, Намибия, Нигер, Лесото, Маврикий, Мали, Мадагаскар, Сейшелы, Сенегал и некоторые другие (всего около 25% африканских государств) сумели обеспечить сокращение детской смертности в среднем на 18%. Здесь же сложились и сравнительно стабильные демократические режимы, достигнут 15-процентный совокупный рост доходов на душу населения. В большинстве же из 24 автократических государств континента, элиты которых боролись не столько с накопившимися веками внутренними проблемами, сколько с так называемым «экспортом модернизации», с 1995 г. наблюдается отрицательная динамика экономических и социальных показателей.

Но все это стало известно лишь в начале XXI века, а в 1970-е гг. большинство западных интеллектуалов демонизировали модернизацию в «третьем мире», описывая ее исключительно как форму колониализма, и одновременно идеализировали подъем национальных движений, возвращение народов к традиционным социальным практикам и образу жизни. Эти идеи были подхвачены в странах Востока, где послужили основой для формирования разнообразных фронтов сопротивления «новым западным крестоносцам». Многие исследователи давно обращают внимание на то, что политическая философия исламского фундаментализма представляет собой коллаж из идей левого европейского постмодернизма и антиглобализма.

Таким образом, в 1960–1970-е гг. западные интеллектуалы оказали существенное влияние на изменение глобальных политических стратегий, подстегнув волну традиционализации. По отношению к модернизации это была «обратная волна», отступление от идеи органического и целенаправленного обновления общества.

От гражданской интеграции к общинному строю

Одним из важных проявлений кризиса культуры модерна стало изменение в 1970-х гг. западных концепций национальной и культурной политики. До этого на протяжении нескольких веков процесс трансформации империй и становления национальных государств сопровождался политикой поощрения культурной однородности. Георг Фридрих Гегель и Франсуа Гизо, Эдуард Тейлор и Алексис де Токвиль, Жан Жорес и Макс Вебер при всех различиях в их политических предпочтениях твердо поддерживали принцип культурной однородности национального государства.

При этом в его истолковании и способах воплощения в жизнь единства не наблюдалось. Различались представления о мере культурной однородности, для одних она выражалась в формуле французской революции: «Одна страна, один народ, один язык», а для других – только в однородности политической и правой культуры при допущении разнообразия этнического и религиозного самосознания. В последнем случае можно было говорить о переходе страны от политики культурной ассимиляции к политике интеграции разных культур в единую гражданскую общность. Со временем идея национально-гражданской интеграции вытеснила доктрину культурной ассимиляции и после Второй мировой войны стала на Западе основой национально-культурной политики.

Культурная ассимиляция в XVIII–XIX веках достигалась преимущественно за счет навязывания населению страны единого языка, насильственного подавления местных или привнесенных языков, жестких запретов на функционирование локальных культур. На совершенно иных основах утверждалась гражданская интеграция. Она базировалась на идее дополнения множества культур единой гражданской и поощрения такой дополнительной культурной однородности косвенными методами. Так, американская политика «плавильного котла» (melting pot) переплавляла культуру иммигрантских групп, используя социально-экономические рычаги, преимущественно систему льгот. Такая политика не запрещала национальные культуры в быту и вместе с тем поощряла освоение иммигрантами единых гражданских норм на основе усвоения ими английского языка, а также совокупных норм культуры так называемого «белого протестантского большинства». Эта политика показала, что гражданская культура развивается не вместо национальных культур, а вместе с ними.

С конца 1940-х гг. политика «плавильного котла» и гражданской интеграции (в различных модификациях) стала доминирующей в Соединенных Штатах и в Европе. Однако уже в 1960-х гг. под давлением постмодернизма такая политика постепенно стала все более негативно восприниматься западным общественным мнением, которое тогда не умело отличить насильственную ассимиляцию от добровольной гражданской интеграции. Кроме того, интеграция тогда была еще непоследовательной и неполной, например, в США она ограничивалась расовой сегрегацией. Эти ограничения должны были быть сняты, однако вместо совершенствования интеграционной политики ее просто отбросили. Такое часто бывало в истории.

С 1970-х гг. началось победное шествие другой концепции, «мультикультурализма», отказавшейся от идеи гражданской интеграции и направленной на поощрение группового культурного разнообразия и простого соседства общин в рамках единого государства. В 1971 г. принципы мультикультурализма были включены в Конституцию Канады, в 1973 г. ее примеру последовала Австралия, в 1975 г. – Швеция. С начала 1980-х гг. эти принципы вошли в политическую практику большинства стран Запада и стали нормой, своего рода кредо для международных организаций.

Почти четыре десятилетия наблюдения за последствиями внедрения в жизнь этой политической доктрины дают основания для вывода о том, что она, решая одни проблемы, например, обеспечивая привыкание людей к неизбежному и растущему в современном мире культурному разнообразию, порождает другие, усиливая межобщинный раскол общества и провоцируя межгрупповые конфликты. Однако значительные сложности в оценке последствий этого феномена проявляются не только в силу этой двойственности.

Мультикультурализм и его трактовки

Мультикультурализм до сих пор является одним из наиболее расплывчатых терминов политического лексикона, означающим лишь то, что в него вкладывает каждый говорящий. Защитники мультикультурализма рассматривают его как характеристику современного общества, представленного многообразием культур, и как сугубо культурологический принцип, заключающийся в том, что люди разной этничности, религии, расы должны научиться жить бок о бок друг с другом, не отказываясь от своего культурного своеобразия. Такой подход, как правило, не встречает возражений среди серьезных европейских политиков. Они выступают против других сторон мультикультурализма, рассматривая его сквозь призму государственной политики.

Поскольку сторонники и противники мультикультурализма оценивают его с различных позиций, то порой дискуссии на эту тему превращаются в сплошное недоразумение, как если бы люди серьезно спорили о том, шел дождь или студент? Примерно такая коллизия возникла при обсуждении политических заявлений, сделанных в конце 2010 – начале 2011 г. лидерами трех стран – Германии, Великобритании и Франции – по поводу «провала» политики мультикультурализма.

О чем шла речь? Ни один из трех лидеров не подверг сомнению саму необходимость мирного сожительства представителей разных культур в одном государстве. Все они использовали слово «провал», оценивая мультикультурализм исключительно как особую политическую стратегию, т. е. говоря об ошибочном, неверно выбранном государственными деятелями, принципе организации взаимодействия разных этнических, расовых и религиозных общин в единой стране. По сути, три европейских политика говорили только о мультикультурной дезинтеграции.

Первой на эту тему высказалась Ангела Меркель 18 ноября 2010 года. В речи канцлера ФРГ содержалось как признание в качестве общепринятого факта сосуществования в Германии разных культур (по словам Меркель, «ислам уже стал неотъемлемой частью Германии»), так и критика вульгарного мультикультурализма, т.е. такой политической практики, которая привела к раздельному и замкнутому существованию общин в составе одного государства. Именно эту замкнутость («живут бок о бок, но не взаимодействуют») канцлер определила как «абсолютный крах» политики мультикультурализма.

Эту же мысль повторил и британский премьер-министр Дэвид Кэмерон, внеся важное уточнение. Выступая в Мюнхене на международной конференции по безопасности (5 февраля 2011 г.), он подчеркнул, что проблему мультикультурализма составляет не столько специфичность разных религиозных культур, представленных в современной Великобритании, сколько отсутствие у новых британцев единой гражданской, общей британской идентичности. В 2007 г. было проведено социологическое исследование, которые выявило: треть британских мусульман считает, что им ближе мусульмане из других стран, нежели их сограждане-англичане. Эти и другие факты дали Кэмерону основание для вывода о том, что «отсутствие у молодых людей, выходцев из мусульманских стран, других идентичностей, кроме соотнесения себя с общиной, заставляет их придерживаться извращенных интерпретаций ислама и сочувствовать террористам». В целях преодоления культурного раскола общества и установления позитивного плюрализма британский премьер предложил особую либерально-гражданскую концепцию, названную им «мускулистый либерализм». На его взгляд, интеграция произойдет, если люди, принадлежащие к разным культурным сообществам, «освободившись от государственного гнета, обретут общую цель», например, в виде общей гражданской заботы о своей стране как едином доме.

В феврале 2011 г., последним из лидеров стран ЕС, тему мультикультурализма затронул президент Франции Николя Саркози, сам являющийся живым воплощением этого феномена современной Европы. Ведь история рода Саркози – пример переплетения по крайней мере трех традиций: французской, венгерской и еврейской. Понятно, что и претензии к мультикультурализму носят с его стороны не культурологический, а сугубо политический характер. Провал этой стратегии он, как и его коллеги по Евросоюзу, связывает с нарушением принципов гражданской интеграции: «Общество, в котором общины просто сосуществуют рядом друг с другом, нам не нужно, – отметил Саркози 12 февраля 2011 года. Если кто-то приезжает во Францию, то он должен влиться в единое сообщество, являющееся национальным». Напомню, что во Франции уже более двух веков под нацией (национальным сообществом) понимается согражданство и единая гражданская идентичность.

Невольники общин: либеральная критика мультикультурализма

В политических кругах у мультикультурализма есть два вида критиков. Консервативная критика (обозреватели часто называют ее «культурным империализмом» или «новым расизмом») исходит из необходимости замены мультикультурализма монокультурализмом и настаивает на законодательно закрепленном режиме привилегий для доминирующих культурных групп (религиозных и этнических). Апологеты такой позиции (неонацисты в Германии; активисты крайне правой «Английской лиги обороны» в Великобритании или партии Марин Ле Пен во Франции) резко отрицательно оценили выступления нынешних лидеров своих стран, рассматривая их как «беззубые», «пустой пиар», «обман общества» и т.д.

Позиция Меркель, Кэмерона и Саркози ближе к либеральной критике мультикультурализма, которая исходит из того, что сохранение культурного своеобразия является безусловным правом всех граждан. Однако зачастую такое сохранение своеобразия отнюдь не добровольно, оно происходит под давлением общин и вступает в противоречие с правами других людей, с принципом равноправия и с гражданской сущностью современного общества.

Либеральная критика приводит следующие аргументы.

Во-первых, эта политика обеспечивает государственную поддержку не столько культурам, сколько общинам и группам, которые необоснованно берут на себя миссию представительства интересов всего этноса или религии.

Во-вторых, государственное спонсирование общин стимулирует развитие коммунитарной (общинной) идентичности, подавляя индивидуальную. Такая политика закрепляет безраздельную власть общины, группы над индивидом, лишенным возможности выбора.

В-третьих, мультикультурализм искусственно консервирует традиционно-общинные отношения, препятствуя индивидуальной интеграции представителей разных культур в гражданское общество. Во многих странах Европы и в США известны многочисленные случаи, когда люди, утратившие этническую или религиозную идентичность, вынуждены были возвращаться к ней только потому, что правительство спонсирует не культуру, а общины (их школы, клубы, театры, спортивные организации и др.). В России же льготы, предназначенные для «коренных малочисленных народов Севера», вызвали в 1990-е гг. стремительный рост численности таких групп за счет того, что представители иных культур, прежде всего русские, стали причислять себя (разумеется, только по документам) к коренным народам в надежде на получение социальных льгот.

В-четвертых, главным недостатком политики мультикультурализма является то, что она провоцирует сегрегацию, порождая искусственные границы между общинами и формируя своего рода гетто на добровольной основе.

Во многих странах мира возникли замкнутые моноэтнические, монорелигиозные или монорасовые кварталы и учебные заведения. В студенческих столовых возникают столы «только для черных». Появляются «азиатские» общежития или дискотеки для «цветных», вход в которые «белым» практически заказан. В 2002 г. имам небольшого французского города Рубо посчитал недопустимым въезд в этот населенный пункт Мартины Обри, известнейшей политической персоны – мэра города Лилля, бывшего министра труда, впоследствии лидера Социалистической партии и кандидата в президенты Франции. Имам назвал свой городок «мусульманской территорией», на которую распространяется «харам», т.е. запрет для посещения женщины-христианки. Это пример часто встречающейся и парадоксальной ситуации – мультикультурализм на уровне страны оборачивается жесткой сегрегацией на локальном уровне.

Такие же превращения происходят и с иными ценностями, которые в 1970-е гг. лежали в основе самой идеи мультикультурализма. Эта политика, по замыслу ее архитекторов, должна была защищать гуманизм, свободу культурного самовыражения и демократию. Оказалось же, что на практике появление замкнутых поселений и кварталов ведет к возникновению в них альтернативных управленческих институтов, блокирующих деятельность избранных органов власти на уровне города и страны. В таких условиях практически неосуществима защита прав человека. Например, молодые турчанки или пакистанки, привезенные в качестве жен для жителей турецких кварталов Берлина или пакистанских кварталов Лондона, оказываются менее свободными и защищенными, чем на родине. Там от чрезмерного произвола мужа, свекра или свекрови их могла защитить родня. В европейских же городах этих молодых женщин зачастую не спасают ни родственники, ни закон. Карикатурный мультикультурализм, из которого выхолощены ценности гуманизма, способствует возрождению таких архаических черт традиционной культуры, которые уже забыты на родине иммигрантов.

В ряде исламских стран женщины становились не только членами парламента, судьями, министрами, но и главами правительств (Беназир Бхутто в Пакистане, Тансу Чиллер в Турции). А в исламских кварталах европейских городов турецкую, арабскую или пакистанскую женщину могут убить за любое неподчинение в семье мужчине, за подозрение в супружеской неверности, за не надетый платок. Правда, и в Германии турчанка Айгёль Озкан стала министром земельного правительства Нижняя Саксония (апрель 2010 года). Однако как раз она представляет ту, пока небольшую, часть иммигрантов, которая сумела вырваться из локальной общины и индивидуально интегрироваться в немецкое гражданское сообщество.

В замкнутых же исламских кварталах Берлина, Лондона или Парижа молодежь имеет значительно меньшие возможности социализации и адаптации, чем их сверстники, живущие вне добровольных гетто. Уже поэтому невольники общин заведомо не конкурентоспособны на общем уровне страны. К началу 2000-х гг. в Берлине лишь каждый двенадцатый турецкий школьник сдавал экзамены за полный курс средней школы, тогда как из числа немецких школьников такие экзамены сдавал каждый третий выпускник. Понятно, что и безработица затрагивает молодых турок в значительно большей степени, чем немцев. В 2006 г. 47% турчанок в возрасте до 25 лет и 23% молодых турок являлись безработными и жили за счет социальных пособий. При этом сама возможность получения пособий почти без ограничений по времени не стимулирует иммигрантов к интеграции в принимающее сообщество. Более того, социологические исследования показывают, что турецкая молодежь в Германии демонстрирует меньшее стремление к интеграции, чем турки старшего поколения. Вот это и есть реальное выражение краха политики мультикультурализма, точнее – политики культурной дезинтеграции.

Концепция «культурной свободы»: контуры политики нового века

Накапливается все больше доказательств того, что мультикультурализм появился лишь как исторический эпизод, как проявление кратковременной «обратной волны», завершающей цикл индустриальной модернизации. Эта волна была вызвана внешними по отношению к культуре импульсами, сила которых ныне слабеет.

Экономика. В 1970-е гг. мировое разделение труда определялось потребностью экономики в снижении издержек на рабочую силу, при этом ее качество, квалификация работников имели тогда меньшее значение, чем обилие и дешевизна трудовых ресурсов. Индустриальная экономика сама упрощала технологии, адаптируя их к социальным и культурным стандартам, сложившимся в данной местности. Новая же постиндустриальная экономика высоких технологий значительно менее пригодна для адаптации к локальным традиционным культурам. Сама сущность «высокой технологии» исключает возможность ее упрощения, поэтому она более требовательна к качеству трудовых ресурсов, оцениваемому по универсальным и стандартизированным критериям.

Это обстоятельство уже сейчас меняет характер мирового разделения труда. В странах «глобального Севера» уменьшается спрос на рабочую силу низкой квалификации. Большинство этих государств своей миграционной политикой поощряет приток только высококвалифицированных специалистов. Изменяется и отношение к вывозу капитала. Эксперты отмечают, что ныне американские фирмы предпочитают размещать производства первой стадии (высококвалифицированный умственный труд и опытное производство) у себя дома, второй стадии (производство элементов, требующих квалифицированного ручного труда) – в регионах, отличающихся высоким качеством технической культуры и долгой традицией квалифицированного индустриального труда (например, в Шотландии). Наконец, производства третьей стадии, требующие рутинной, трудоемкой, малоквалифицированной деятельности (скажем, изготовление элементов электронных изделий и сборка) – в таких странах, как Китай (Гонконг), Филиппины, Индонезия.

Странам, сохраняющим значительные пласты традиционной культуры, присущей неурбанизированным обществам, в современном разделении труда достаются лишь трудоемкие производства, требующие рутинного и малоквалифицированного труда. По мере того как эти государства или некоторые из них будут втягиваться в развитие собственного постиндустриального производства, им придется существенно изменять сложившийся в стране культурный климат. Экономика вновь воспроизводит креативную функцию по отношению к традиционной культуре, которую она частично утратила в эпоху ее адаптации к локальным традициям.

Политика. Индустриальная фаза модернизации могла осуществляться при разных политических режимах: демократических, авторитарных и тоталитарных. На постиндустриальном этапе модернизации возрастают требования к индивидуальной активности и творчеству работника. А это, в свою очередь, требует сравнительно радикальных изменений в обществе. Экономическая модернизация рано или поздно подталкивает модернизацию социально-политическую. Не случайно переход ряда стран Азии (прежде всего, Японии и Южной Кореи) к инновационному этапу модернизации сопровождался процессом их демократизации. Аналогичные процессы происходили в Латинской Америке (например, в Бразилии), а еще раньше – в странах Южной Европы (Испания, Португалия и Греция). Да и в России политический истеблишмент все яснее осознает, что экономические успехи будут все больше зависеть от «честных выборов». А факт того, что они уже и сегодня невозможны без справедливого суда, осознан уже давно.

Культурное развитие. Волна традиционализма в немалой мере породила архаичную политику мультикультурализма, возродившую и усилившую разобщенность. Ныне этот факт признается не только большинством экспертов, но и политическими кругами. В «Белой книге по межкультурному диалогу», выпущенной Советом Европы (2009), равно негативно оценены как концепция «культурной ассимиляции», так и «мультикультурализма» в его нынешнем виде. Международные организации и практически все демократические страны перешли к новой стратегии.

Во-первых, это поощрение интеграции иммигрантских групп в принимающее сообщество с использованием системы льгот и санкций. Во-вторых, «разделение сфер культуры». В публичной сфере поощряется культурная однородность, основанная на принятии единых формальных норм, контролируемых гражданским обществом. В приватной же области, также как и в духовной жизни, гарантируется возможность культурного разнообразия. Например, место для отправления специфических культов – это храм, тогда как улица – сфера общего светского пользования. Исходя из такого подхода, Саркози заявляет: «Мы не хотим, чтобы во Франции устраивали показательные уличные молитвы, но мечети – это нормально». Предполагается, что такая компромиссная модель позволяет обеспечить соблюдение прав человека вне зависимости от его культурных особенностей при сохранении разнообразия мультикультурного общества.

Модель «разделения сфер культуры», несомненно, отражает назревшие изменения общественных настроений, хотя и остается теоретически весьма несовершенной. В реальной жизни невозможно провести демаркационную линию между приватной и публичной жизнью. Например, воспитание детей в семье, казалось бы, относится к сугубо приватной сфере. Тогда как же оценить принятые в ряде европейских стран запреты на использование физических наказаний при воспитании детей? Таким же фактическим вторжением в личную жизнь являются законы, обязывающие родителей выплачивать алименты на поддержание детей при разводах. Да и сами защитники интересов той или иной культурной группы в приватной сфере неизбежно апеллируют к публичности. Само существование этнических или религиозных общин сегодня невозможно без общественных собраний, собственных изданий, системы просвещения и другой публичности.

Несомненно, новая концепция чрезвычайно противоречива. Вместе с тем, такая противоречивость характерна для большинства принципов, на которых держится современное политическое устройство государства-нации. Так права человека могут вступать в противоречие с принципом защиты национальной безопасности. И в случае роста угроз в любой стране вводятся ограничения прав человека, начиная с личного досмотра в аэропортах и заканчивая – в крайних случаях – установлением режима чрезвычайного положения. На практике противоречия между базовыми принципами политики всегда разрешаются за счет установления системы приоритетов. Они действовали во все времена и во всех сферах общественной жизни, в том числе и в национально-культурной.

Даже в период расцвета политика мультикультурализма имела ограничения. Так, ни одна европейская страна, допустившая на свою территорию ислам, не разрешала многоженства, принятого в мусульманской традиции, вначале потому, что этот принцип был способен разрушить всю систему европейского семейно-имущественного права, созданного для моногамной семьи. Затем этот принцип отвергался как безусловно дискриминационный по отношению к женщине. Ныне, в связи с ростом критики мультикультурализма, общегражданские нормы становятся еще более приоритетными по сравнению с нормами групповыми.

В мире не прекращаются поиски новых стратегий культурной политики. Одним из наиболее перспективных направлений является модель «индивидуальной свободы и культурного выбора», базовые принципы которой изложил Амартия Сен – известный мыслитель и ученый, лауреат Нобелевской премии по экономике. Главная его идея состоит в постепенном ослаблении групповых форм идентификации и переходе к индивидуальному выбору. «Культурная свобода, – объясняет Сен, – это предоставление индивидам права жить и существовать в соответствии с собственным выбором, имея реальную возможность оценить другие варианты». Амартия Сен подчеркивает, что «множество существующих в мире несправедливостей сохраняется и процветает как раз потому, что они превращают своих жертв в союзников, лишая их возможности выбрать другую жизнь, и даже препятствуют тому, чтобы они узнали о существовании этой другой жизни». Вот и этнические, религиозные и другие групповые культурные традиции по большей части не добровольны, они «аскриптивны», т.е. предписаны индивиду от рождения. Поэтому основная цель политики поощрения культурной свободы состоит в ослаблении этой предопределенности, в развитии индивидуального мультикультурализма.

Концепция «культурной свободы» была с энтузиазмом встречена многими специалистами в области изучения культурной политики. Однако она пока не стала нормой и в западных странах. Что касается возможности ее применения в российских условиях, то это представляется крайне маловероятным в обозримой перспективе. И вовсе не потому, что этому будет препятствовать российский народ. Наиболее труднопроходимым для инноваций слоем культурной почвы является тот, который принято называть «российской элитой».

Россия: возможно ли продвижение к мультикультурной интеграции?

На февральском (2011) заседании Госсовета России, обсуждавшем проблемы межнационального общения, президент Дмитрий Медведев попытался реабилитировать слово «мультикультурализм», заметив, что новомодные лозунги о его провале неприменимы к России. На мой взгляд, такая оценка – результат недоразумения, «эффекта Журдена», не знавшего, что он тоже говорит прозой. Дело в том, что российский лидер сам неоднократно критиковал те же стороны мультикультурализма, что и его европейские коллеги. Особенно часто он это делал, говоря о ситуации на Северном Кавказе, где мультикультурная дезинтеграция чрезвычайно ярко проявляется в клановости, в этническом сепаратизме и в религиозном радикализме. Все это порождает почти непреодолимые преграды для управляемости региона, формирует беспрецедентную волну терроризма, не говоря уже о проблемах модернизации этой территории. Президент России, как и европейские лидеры, неоднократно связывал проблему преодоления такой раздробленности с гражданской интеграцией, которую он определял по-разному. На декабрьском (2010) Госсовете, посвященном взрыву русского национализма, Медведев назвал интеграцию развитием «общероссийского патриотизма», а на февральском Госсовете в Уфе – задачей становления «российской нации».

Российская версия политики мультикультурализма древнее и намного сложнее по своим последствиям, чем европейская. Мультикультурализм как форма поощрения групповой, общинной идентичности был неотъемлемой частью сталинской политики создания национальных республик (союзных и автономных), а также национальных округов и областей. Однако в советское время дезинтеграционные последствия такой политики частично снималась имитационным характером всей системы автономий, за фасадом которой скрывалось единое территориально-партийное управление. Проблема обострилась в постсоветское время, когда местные элиты попытались наполнить реальным содержанием формальный и мнимый суверенитет своих республик.

Девяностые годы прошли под знаком мобилизации представителей так называемых титульных национальностей в республиках России, поднимаемых местными элитами на борьбу за суверенитет. В ряде случаев такая мобилизация приводила к открытым вооруженным столкновениям больших групп населения с федеральной властью, как это было в Чеченской Республике. В 2000-е гг. ситуация изменилась, ее фокусом стали другие проблемы, а именно: отторжение иноэтнических мигрантов принимающим сообществом, прежде всего жителями крупнейших городов России.

Эта проблема породила столкновения между разными группами населения, вроде того, что произошло в Кондопоге в 2006 году. Вместе с тем, этнополитическая ситуация в России стала напоминать проблематику стран «глобального Севера». Это, казалось бы, позволяет в большей мере использовать зарубежные концепции и практики культурной, миграционной и этнической политики. Однако в реальности возможность прямой имплементации позитивных концепций и практик весьма ограничена.

Проблема объекта политики. На Западе ксенофобия принимающих сообществ направлена в основном на иммигрантов, т.е. иностранных граждан, прибывших из-за рубежа. В России же основным объектом ксенофобии выступают внутренние мигранты, граждане Российской Федерации, жители республик Северного Кавказа. Уже одно это показывает, что применяемая на Западе политика ослабления миграционных проблем за счет ограничений въезда иностранных граждан и изменений условий предоставления им гражданства или вида на жительство не может быть использована в качестве инструмента решения межэтнической и религиозной напряженности в России.

Проблема раздробленности политического менеджмента в сфере миграционной и этнической политики. В странах Европейского союза направленность развития законодательства и политических практик в сфере регулирования миграции, защиты прав человека и обеспечения прав национальных меньшинств взаимоувязаны как институционально (входят в единый блок управления), так и идеологически (опираются на единые ценности). В России же нет не только единого идеологического основания для интеграционной политики, но разорваны и само управление, и законодательные практики. Так, миграционная политика в 2000-х гг. претерпела изменения. Этническая же («национальная») политика России застыла в том положении, в каком она сформировалась в 1990-е годы. Концепция государственной национальной политики, принятая в 1996 г., не пересматривается. В 2000–2010 гг. законодательная активность Государственной думы в сфере этнической («национальной») политики была парализована, а министерство, которое в 1990-е гг. под разными названиями отвечало за проведение такой политики, ликвидировано.

Проблема фундаментальных особенностей функционирования государственной власти. На Западе основные новации в сфере этнической и миграционной политики формируются политическими партиями и институтами гражданского общества, проходят общественное обсуждение, затем принимаются и кодифицируются законодательной властью, становясь нормой для власти исполнительной. В России же принципиально иной способ формирования политики во всех сферах жизни. Ее принципы и нормы создаются исполнительной властью и затем одобряются партиями, представленными в Федеральном собрании. При таком способе функционирования политики участие экспертного сообщества и широкой общественности в ее выработке и реализации весьма ограничено, а возможность принятия контрпродуктивных политических решений, напротив, чрезвычайно велика. Кроме того, партии, отчужденные от реального участия в выработке политики и не обремененные ответственностью за ее проведение, склонны к популизму. Не случайно практически все партии, представленные в Государственной думе, эксплуатируют этнофобии и мигрантофобии, тогда как в крупнейших странах Евросоюза такие партии либо не попадают в парламент (как в Германии и Великобритании), либо находятся там в меньшинстве, как во Франции. Россия в числе европейских лидеров и по уровню массовой мигрантофобии, хотя и не опережает такие страны ЕС, как Венгрия, Латвия, Греция и Португалия.

В странах Европейского союза основным механизмом реализации этнокультурной и миграционной политики выступает взаимодействие органов исполнительной власти с институтами гражданского общества. Такое взаимодействие делает участие граждан в политике непрерывным, не ограниченным только временем очередных выборов. В России же институты гражданского общества крайне слабы. Более того, наша страна, судя по материалам международных исследований, отличается от 28 стран ЕС самым низким уровнем ценности гражданской солидарности и взаимного («горизонтального») доверия. При этом подстегнуть процесс гражданской интеграции одними лишь информационными манипуляциями по развитию «общероссийского патриотизма» не удастся. Все это делает маловероятной активизацию процесса гражданской интеграции в нашей стране в ближайшие годы.

И все же я верю, что движение России от мультикультурного раскола к мультикультурной интеграции стратегически неизбежно. Наша страна вступила на путь инновационной модернизации, и это не лозунг очередного лидера, а жизненная необходимость для государства с великой историей и великой культурой. Сама же инновационная экономика настолько же неизбежно требует модернизации политико-правовой и социально-культурной, насколько вдох требует выдоха.

Э.А. Паин – доктор политических наук, профессор Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики, генеральный директор Центра этнополитических исследований.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 19 апреля 2011 > № 739745 Эмиль Паин

Из-за временных неполадок в системе контроля в сиднейском аэропорту 16 человек прошли через проверочные ворота без рентгеновского просвечивания.

Персонал аэропорта решил эту проблему просто - эвакуировал всех, кто находился в аэропорту, и попросил вновь пройти через рентгеновский экран. Кроме значительного количества людей в зале, в это время пассажиры проходили посадку в самолет. Люди были высажены из самолета и отправлены проходить просвечивание. Когда все, наконец, были проверены, в зале аэропорта скопились толпы людей, и на взлетной полосе образовалась очередь самолетов. Рейсы компаний Virgin и Tiger были задержаны.

Во время официального визита в Гонконг президент Дмитрий Медведев совершил экскурсию по ночному городу. На улицах было довольно темно, за что извинился президент китайской провинции Дональд Цанг. Дело в том, что в силу «экологической сознательности» местные власти выключают уличное электричество после 22 часов. Медведев не обиделся. Наоборот, он очень вдохновился, заявив, что российским губернаторам хорошо бы брать пример с дисциплинированных китайцев.

Интеграция иностранных достижений — это камень преткновения российской политики. Казалось бы, кукурузная эпопея Никиты Хрущева должна была напрочь отбить у российских чиновников тягу к бездумному заимствованию зарубежного опыта. Но каждый чиновник (особенно настроенный на модернизацию) считает своим долгом быть если не впереди планеты всей, то хотя бы вровень с передовиками. Основные направления, которые сейчас будоражат фантазию российских управленцев, — это США, некоторые страны Европы и азиатские индустриальные «тигры». Вспомним про наукоград Сколково, который должен стать аналогом американской Кремниевой долины. Сокращение часовых поясов — это тоже оттуда. В Америке при большой территории всего четыре часовых пояса. Перенимать опыт Медведев рекомендовал и российским режиссерам: производство фильмов в жанре экшн сейчас особенно необходимо, поэтому надо использовать компьютерные технологии как в Голливуде, иначе «будет лажа».

Идея выключать свет по ночам вызвала у губернаторов легкую дрожь, хотя открыто критиковать эту идею они, естественно, не решаются. «Мы это уже проходили лет десять назад, но не из-за экологической сознательности, а потому что были веерные отключения электроэнергии, и города по ночам стояли без света», — рассказывает один из них. По его словам, это крайне неудобно: в темноте сразу возрастает количество уличных преступлений и растет количество аварий. «К сожалению, Россия не Гонконг — у нас в дорогах такие дыры, что их и при фонарях не разглядишь». Другой губернатор тоже не собирается внедрять блэкаут. «Гонконг вынужден покупать электроэнергию, а в России она своя, — говорит он. — Оптимизировать расход электричества хочется не ночью, когда пониженный тариф и энергии переизбыток, а днем, когда мощности перезагружены».

Оригинальные идеи экспроприации зарубежного опыта — это не ноу-хау президента Медведева. Всем запомнились начинания бывшего мэра Юрия Лужкова. Правда, его идеи, видимо к счастью, оставались лишь словами или снами. Однажды ему приснился метод гидроклассификации мусора, а потом оказалось, что такие установки уже используются, например, в Австралии и Израиле. Еще Лужков хотел вводить смертную казнь за хранение наркотиков и выдавать землю на кладбище не в постоянное пользование, а во временное, как за рубежом. Новый мэр Сергей Собянин с первого дня тоже показал себя внедренцем передового опыта. Первым делом он распорядился, чтобы подчиненные приходили на работу не в девять утра, а в восемь. «Вот я бывал в Сингапуре, Гонконге, Индии. Все встречи там назначались на восемь утра. И это нормально!» — говорил он.

Другие регионы тоже не отстают. Встречаясь с калифорнийскими бизнесменами, президент Татарстана Рустам Миниханов решил внедрять в республике исламский банкинг и продвигать «КамАЗ» на рынок Юго-Восточной Азии, а заодно поставил переводчиков в тупик фразой: «У нас есть, чему у вас поучиться». Томский губернатор Виктор Кресс ездил в Берлин учиться выращивать шампиньоны, чтобы организовать такую фабрику в Томске. А мэр Сочи Анатолий Пахомов запомнился идеей строительства 24-этажной спиралеобразной гостиницы в форме факела на насыпном острове, как в Арабских Эмиратах.

Когда почти год назад Москва задыхалась в горючем дыму, первый заместитель мэра Москвы Владимир Ресин все интересовался, почему у «нормальных людей» ничего не горит. После того, как он узнал, как немцы заботятся о своих лесах, у него «слюнки потекли от зависти».

Из командировок чиновники очень часто приезжают вдохновленные, но чем-то не тем. Потом энтузиазм либо сходит на нет, либо приобретает невероятно причудливые формы. Вероятно, идея со светом все же пойдет по первому сценарию. Надежда Иваницкая.

Компания Clarimedix (США) разрабатывает новое средство против болезни Альцгеймера — это маленький пластырь, миниатюрное электрическое устройство, которое приклеивается на шею и, с помощью инфракрасных лучей, улучшает кровоток и увеличивает поступление крови к мозгу. В 2009 г. австралийское исследование проанализировало десятилетний массив данных от многих меньших исследований и показало, что принятие лекарств от высокого кровяного давления вдвое снизило риск Болезни Альцгеймера.

Мини-пластырь позволяет расширить сонные артерии: он стимулирует выработку окиси азота, которая расслабляет мышцы. Пластырь можно носить до нескольких часов подряд. В настоящий момент начинаются испытания пластыря на пациентах с болезнью Альцгеймера. Если они пройдут успешно, пластыри могут появиться в продаже в течение 3 лет. Пластырь создан исходя из предположения, что важнейшую роль в болезни Альцгеймера играют не амилоидные отложения в головном мозге, как предполагалось, а недостаточное кровоснабжение мозга.

В 2009 г. австралийское исследование проанализировало десятилетний массив данных от многих меньших исследований и показало, что принятие лекарств от высокого кровяного давления разделило на два риск Болезни Альцгеймера. Исследователи из университета Нового Южного Уэльса пришли к выводу, что высокое кровяное давление придает жесткость артериям и ограничивает кровоток к частям мозга, которые управляют памятью. Врачи уже знали, что другая болезнь, названная сосудистым слабоумием, была вызвана бедным кровоснабжением к мозгу, часто из-за курения, диеты с высоким содержанием жира и нехватки осуществления.

Изготовитель пластыря, американская фирма Clarimedix Inc, говорит, что, если испытания будут успешны, лекарство может стать доступным для использования в течение двух–трех лет. Связь между кровоснабжением к мозгу и болезнью Альцгеймера вызывает большой научный и практический интерес — сообщил доктор Саймон Ридли, глава исследования болезни Альцгеймера в Великобритании.

Лесные угодья Поднебесной. Экспорт. Все больше беспокоит, что отечественная целлюлозно-бумажная промышленность все больше зависит от восточного соседа. Обнадеживает одно – Китаю выбирать не из кого.

Поставки в Китай российской целлюлозы приносят ее производителям ежегодно сотни миллионов долларов. Влияние этой страны как основного импортера российской целлюлозы усиливается, и уже сегодня альтернатив китайскому потребителю у России нет. Как и у прочих мировых поставщиков.

Китай обеспечивает основной прирост мирового потребления целлюлозы (до 70%) и является основным импортером из России. На протяжении последних лет (и в докризисный, и в посткризисный периоды) его потребности остаются главным и определяющим индикатором мирового рынка. Именно растущий спрос со стороны Китая спас мировую целлюлозно-бумажную промышленность в 2009 году и способствовал ее стабилизации в 2010-м.

Если говорить о России, то, по данным Федеральной таможенной службы (ФТС), объем экспорта древесной целлюлозы в 2010 году по сравнению с 2009 годом вырос на 59,2% до $1,03 млрд. В натуральном выражении показатель составил 1,7 млн тонн, из которых в Китай было поставлено более 800 тыс. тонн, около половины всего объема. На китайском рынке российские производители заработали около $500 млн. В этом году доля Китая еще увеличится за счет роста цен (на 30% за 2010 год) и объемов экспорта. Только за январь–февраль 2011 года Россия поставила в Китай 133 тыс. тонн целлюлозы, что на 36,1% выше показателя прошлого года. Объем экспорта в деньгах – $110 млн. Это на 79,9% больше, чем в январе–феврале 2010 года.

Наше все. По словам Ольги Деулиной, независимого аналитика по ЛПК, уже много лет Китай – основная страна, куда экспортируется российская целлюлоза. Налицо недиверсифицированный клиентский портфель у целой отрасли. «Туда уходит около 50% от общего объема отечественного производства, – говорит она. – И российским компаниям постоянно угрожает опасность снижения спроса со стороны Китая».

Группа «Илим» является крупнейшим российским поставщиком целлюлозы в Китай и опережает остальных с большим отрывом. В общем-то, доля рынка более 60% логична для крупнейшего производителя страны. В 2009 году филиалы компании, расположенные в Братске и Усть-Илимске Иркутской области, установили рекорд, отгрузив в Китай более 1 млн тонн целлюлозы и картона. Группа «Илим» выпускает около 2,5 млн тонн целлюлозно-бумажной продукции в год, то есть Китай потребляет примерно 40% товара компании.

Почти полностью ориентированы на китайский рынок ЦБК Сибири. Например, скандально известный «Байкальский ЦБК» до остановки экспортировал туда более 90% своей продукции. Однако доля поставок в Китай велика даже у производителей Северо-Запада, в регионе сосредоточено большинство крупнейших игроков): «Соломбальского ЦБК», «Сегежского ЦБК», «Питкяранты». Например, завод «Питкяранта», расположенный в Карелии, далеко не самом близком к Китаю регионе, поставляет в Поднебесную 35% своей продукции. Причем на втором месте среди зарубежных покупателей стоит Индия (17,8%), и только потом идут более близкие Украина и европейские страны. На российском рынке оседает менее 10% товара.

Выгодные перспективы. В будущем значение Китая для российской промышленности может вырасти еще больше за счет совместных проектов. Например, компания «Базовый Элемент» и китайский производитель химического волокна TangShan SanYou XingDa Chemical Fiber подписали соглашение о намерениях, которое предусматривает создание СП на базе Енисейского ЦБК (входит в «лесную» компанию «Базэла» «Континенталь Менеджмент»). Проектом запланирована модернизация предприятия в 2011–2015 годах, объем инвестиций – $300 млн. На первом этапе в этом году будет организовано производство 30 тыс. тонн небеленой вискозной целлюлозы в год, которая будет перерабатываться в Китае. К концу проекта производственная мощность достигнет 300 тыс. тонн. «Китай заинтересован в том, чтобы продукция глубокой переработки производилась внутри страны, – говорит Милена Авада, представитель компании «Континенталь Менеджмент». – Поэтому в России Китай будет открывать совместные предприятия по производству полуфабрикатов».

Без вариантов. Альтернативы китайскому рынку для российских производителей сегодня не существует. «Прочие рынки неактуальны с точки зрения поставок, – объясняет ситуацию Вера Бубело, директор по продажам и маркетингу бизнес-единицы «Илим Восток». – Чтобы поставить целлюлозу в европейскую часть, надо доставить ее до порта, а это в 2 раза дороже, чем доехать до границы с Китаем, который ближе. Затем от порта целлюлозу надо везти дальше, и в итоге затраты возрастают на 70%. К тому же Китай – очень емкий рынок». Участники рынка признают, что ориентированность на конкретного потребителя сопряжена с рисками – рынок Китая периодически проседает, иногда 2 раза в год. По словам Веры Бубело, особенность китайского рынка состоит именно в его спекулятивной составляющей. Периодически он перегревается, падает, потом опять перегревается и т.д., но в течение года эти колебания нивелируются.

Спасает то, что зависимость России и Китая в области производства и потребления целлюлозы обоюдная. Конкурентов у России немного, и дела у них в последнее время неважные. Например, серьезным поставщиком считалась Чили. Но после землетрясения в феврале 2010 года в стране появился дефицит сырья, выросли спрос и цены на полуфабрикаты, картон, бумагу. Конечно, рост поставок из России сразу подскочил. Но даже без учета последствий землетрясения Чили не имеет ресурсов для расширения – в небольшой стране и так уже работают 16 заводов.

А потребности Китая продолжают расти, особенно в сегменте хвойной целлюлозы. Правда, продукция требуется исключительно дешевая. «Есть один нюанс: Китай – производитель дешевой продукции. И китайская целлюлозная продукция глубокой переработки тоже должна быть дешевой, это означает дешевые поставки целлюлозы из России, – говорит Милена Авада. – Поэтому российская промышленность вынуждена проводить жесткую политику по снижению издержек, поддерживая конкурентоспособную себестоимость продукции».

Елок нет. Радостное известие в том, что свое производство целлюлозного полуфабриката Китаю наладить затруднительно. С одной стороны, правительство страны активно поддерживает лесопереработку, например, действует программа компенсаций всех затрат на поставку леса для производителей. Но если КНР ежегодно вводит новые мощности по бумаге и налаживает производство целлюлозы из лиственных пород – щепу привозят из Австралии, Индонезии, – то хвойную щепу взять неоткуда, а своих елок нет. В прошлом году в Китае открылся завод-миллионник по выпуску лиственной целлюлозы, но его появление российских производителей не пугает. «К 2013 году увеличение мощностей по выпуску лиственной целлюлозы составит 1,6 млн тонн, – продолжает Вера Бубело. – Однако это всего около 5% от общих потребностей Китая в целлюлозе. Переводить свои заводы на производство хвойной целлюлозы китайцам экономически невыгодно – лучше докупать необходимый объем. А своего хвойного леса у них нет». Поэтому, даже если каждому китайцу придет в голову посадить по елке, российские производители могут спать спокойно как минимум 30 лет. Пока деревья не вырастут. Маргарита Арановская

ОАО "Сбербанк России" и Коммерцбанк подписали в понедельник рамочное кредитное соглашение на 250 миллионов евро, говорится в сообщении банка.

Соглашение предусматривает долгосрочное и среднесрочное финансирование поставок капитальных товаров и услуг из Германии и других стран ОЭСР для клиентов Сбербанка под покрытие немецкого экспортного кредитного агентства Euler Hermes, а также агентств других стран.

ОС Windows Phone 7 придет в Россию обновленной. Компания Microsoft готовит комплексное обновление своей мобильной операционной системы Windows Phone 7. В России эта ОС появится не раньше осени

Компания Microsoft готовит комплексное обновление своей мобильной операционной системы Windows Phone 7. О грядущих нововведениях в версии Mango представители компании рассказали на проходившей в Лас-Вегасе с 12 по 14 апреля конференции MIX 2011. В Mango появится довольно много изменений, то есть это первое масштабное обновление WP 7 с момента выхода системы на рынок. В первую очередь, по заявлению компании, в новой версии усовершенствован механизм многозадачности. Приложения будут работать в фоновом режиме, а пользователь сможет переключаться между ними. Кроме того, в новую версию планируется включить браузер на основе Internet Explorer 9 с поддержкой HTML5. Также ускорится загрузка приложений и появятся новые функции.

Напомним, 11 октября прошлого года Microsoft объявила о выходе на рынок 10 устройств, работающих под управлением мобильной ОС Windows Phone 7. Смартфоны с этой операционной системой выпустили компании HTC, Dell, Samsung и LG. Спустя 10 дней, 21 октября, стартовали продажи этих устройств в Европе и Австралии, а 8 ноября — в Соединенных Штатах. В настоящее время смартфоны WP 7 продаются в 30 странах мира. Во второй половине текущего года (скорее всего, осенью) обновленная «семерка» должна прийти в Россию уже в новой версии — Mango. На наш рынок, естественно, официально будет поставляться русифицированная «семерка».

Совпадет ли дата российского старта продаж с появлением первых смартфонов Nokia, работающих под управлением этой ОС — пока загадка, так как компании не разглашают деталей своего будущего сотрудничества. Также остается вопрос, сумеет ли Windows Phone сыграть заметную роль на рынке смартфонов наряду с такими мобильными ОС, как Google Android и Apple iOS. Аналитики считают, что это возможно.

Так, компания IDC недавно опубликовала прогноз по развитию рынка смартфонов на период с 2011 по 2015 год, в котором устройствам с Windows Phone предрекают второе место в мире по распространенности. На первом — Android-смартфоны. Аналитики прогнозируют существенный рост доли устройств с Windows Phone — с 5,5% в 2011 году до 20,9% в 2015.

Вторит коллегам и компания Gartner. По ее прогнозу, в 2015 году почти половину рынка мобильных ОС (48,8%) будет занимать ОС Android. Второй по популярности станет Windows Phone — (19,5%), третьей — iOS (17,2%), а BlackBerry OS — четвертой (11,1%).

Сама Microsoft для вывода WP 7 на рынок использует стратегию, в общем и целом заключающуюся в балансировании между весьма жесткими правилами Apple и чрезмерной свободой Google.

С одной стороны, Microsoft (в отличие от Apple) работает с известными производителями смартфонов, такими как HTC, Samsung, Dell, LG, а вскоре к ним должна присоединиться Nokia и другие. Тем самым компания расширяет круг пользователей, которых можно привлечь в силу их лояльности к перечисленным маркам смартфонов.

С другой стороны, Microsoft (по крайней мере, пока) выдвигает к партнерам определенные требования: аппараты должны обладать неким минимальным набором характеристик, чтобы у пользователей изначально не возникло «негативного» опыта, как это бывает с «андроидами» нижнего ценового сегмента. Четырехпальцевый тач, минимальная частота процессора — 1 ГГц, наличие на корпусе определенных кнопок, большой экран с хорошим разрешением — это лишь некоторые из необходимых характеристик. Соответственно, цена такого устройства не будет низкой.

«Сравнивать цены на западных рынках не имеет смысла, поскольку они во многом зависят от условий операторов сотовой связи, в сетях которых продается с определенными контрактами определенный телефон. На открытых рынках, например, в Италии, смартфоны с WP 7 продаются по цене 400–500 евро. В России, с учетом таможенных сборов, НДС, наценки ритейлеров, можно предположить, что те же самые (или аналогичные) смартфоны будут продаваться в двух ценовых нишах — 15–17 тысяч рублей и свыше 20 тысяч рублей, но не заходя в высший ценовой сегмент, то есть за 30 тысяч», — рассказал BFM.ru руководитель отдела по продвижению мобильных операционных систем Microsoft в России Сергей Езык.

При этом, по его словам, надо учитывать, что это — текущая оценка, и многое зависит от партнеров Microsoft, которые, к примеру, могут проводить акции по снижению цен для привлечения аудитории к новым устройствам. Также Езык отметил, что к выходу следующей версии (Mango) партнерская линейка производителей будет расширяться.

Многим пользователям и экспертам не дает покоя история взаимоотношений Microsoft и Nokia. В частности, речь идет о том, что финская компания выбрала Windows Phone 7 основной ОС для своих смартфонов, и она в скором будущем должна прийти на смену Symbian. Соглашение пока только анонсировано, а подписать его компании должны в конце апреля. Какие аппараты Nokia выйдут под WP 7, сколько их будет и по какой цене их начнут продавать — пока говорить рано. Все детали соглашения Nokia и Microsoft обсуждаются «на самом верху», и сотрудники российского офиса не могут сообщить никаких деталей переговоров.

На российском рынке выход новых моделей Nokia с WP 7 может существенно изменить картину, по крайней мере, так надеются в Microsoft. Для финского производителя мобильных телефонов Россия является четвертым по важности рынком — после Китая, Индии и Германии.

«Год назад смартфоны на Windows Mobile занимали около 30% российского рынка. В России есть лояльная база пользователей, которые хотят покупать смартфоны с Windows Phone, но они, к сожалению, пока не продаются здесь. А та база лояльных пользователей, которые есть у Nokia, дает нам надежду, что через год положение Windows Phone будет гораздо лучше, чем некогда у Windows Mobile», — заявил Сергей Езык.

Что касается особенностей Windows Phone 7, то, как уже сообщал BFM.ru, она во многом отличается от уже знакомых широкому кругу российских потребителей мобильных операционных систем, таких как Android или iPhone. Прежде всего, заметна разница в интерфейсах этих ОС. В Windows Phone 7 меню выполнено в виде «блоков» или «хабов» с названиями «люди», «сообщения», «почта» и т. п. В каждом из блоков можно найти соответственно все вышеназванное.

Эксперты не зря отмечали, что между всеми смартфонами с WP 7 наблюдается некая похожесть — действительно, «семерка» на любом из устройств должна выглядеть более-менее одинаково. То есть никаких «надстроек», существенно меняющих интерфейс, партнерам ставить не позволено. Так, например, в смартфонах HTC для встроенных приложений выделен отдельный «хаб». В этом заключается еще одно требование Microsoft к аппаратным партнерам.

Пока что российским пользователям недоступен контент магазина приложений Martketplace для WP 7. Возможность скачивать приложения появится только с момента официального запуска WP7 в России. При этом если, к примеру, телефон с английским LiveID (идентификатор для доступа к веб-сервисам) находится в России в роуминге, приложения с Marketplace скачать можно.

В целом, как отмечают эксперты, «семерка» выглядит вполне законченной и ее нельзя назвать «сырой», как было с первыми версиями ОС Android. Однако продукт должен был появиться существенно раньше, и теперь для того, чтобы переманить пользователей, Microsoft, скорее всего, придется уповать на агрессивную рекламную кампанию. Марина Эфендиева

Полиция получит право брать пробы ДНК у совершивших преступления. Это может стать ключем в раскрытии старых преступлений и облегчить раскрытие новых.

В настоящее время австралийский закон разрешает брать пробы ДНК только у совершивших серьезные преступления - убийства и изнасилования. С нового года полиция сможет делать анализ ДНК у совершивших мелкие преступления - кражи, обман, употребление наркотиков и других, где предусматривается наказание в два или более лет заключения.

Полиция также сможет выдавать запрет на посещение пабов и баров для людей, у которых причиной их преступлений является алкоголь.

Подземный толчок силой 5.4 балла произошел в 3.31 пополудни местного времени в Северном Квинсленде, в 124 километрах на юго-восток от города Таунсвилла.

Землетрясение, очаг которого был на глубине 10 километров, ощущался в городах Макай и Таунсвилл в течении 10-20 секунд. Управляющий паба Сивью готел в Таунсвилле рассказал, что во время землетрясения в зале находились около 50 посетителей. Переждав звон стаканов и бутылок, они, вскоре, продолжали потягивать пиво, как ни в чем не бывало. Сообщений о разрушениях не поступало.

В это же время подземный толчок такой же силы был зафиксирован в районе Крайстчерч, в Новой Зеландии.

В сфере туризма, так же, как и в области энергетики, речь идет все чаще не только о возможностях быстрой прибыли, но и необходимости обеспечения устойчивого долгосрочного развития. В середине апреля более двух сотен специалистов собрались в Люцерне на «World Tourism Forum» для того, чтобы найти выход из этой дилеммы.

Туристическая индустрия Швейцарии отражает федеративную структуру страны. Она разделена на тысячи небольших компаний, а потому с точки зрения экономического потенциала ее очень часто недооценивают. В этом смысле здесь наблюдается полная противоположность по сравнению, например, с часовой промышленностью, в которой наблюдается господство отдельных ярких и раскрученных имен и брендов.

И, тем не менее, туристическая отрасль Швейцарии не без успеха конкурирует с часовой индустрией за право занять третью строчку в рейтинге национального экспорта. Туризм демонстрирует удивительную способность сопротивляться кризисам, показывая вот уже многие годы устойчивый рост.

Однако наряду с быстрым ростом и непосредственной прибылью в экономике в последние годы все большее значение приобретает принцип устойчивого развития (Nachhaltigkeit/Sustainability). Этот принцип призван быть противоположностью принципу линейного промышленного роста. Во многих отраслях он уже заметно укрепился – во многих, но пока не в туристической сфере.

Способствовать устойчивости

Недавно в Люцерне собрались боле двухсот специалистов, представляющих туризм, политические и промышленные круги, финансовый мир. Их задача была – обсудить возможности укрепления принципа устойчивого развития в области туризма. Кроме того, они обсуждали вопрос, как сделать так, чтобы работники туристической сферы стали, наконец, относиться к этому принципу более серьезно.

«Необходимо для начала выяснить, как можно было бы добиться процветания без роста», - заявил Юрг Шмид (Jürg Schmid), директор организации «Schweiz Tourismus» (ST) в рамках одного из круглых столов, устроенных на форуме.

В самом деле, согласился с ним Мартинус Ван Шалквик (Marthinus Van Schalkwyk), министр туризма ЮАР, - рост массового туризма, прежде всего в развивающихся странах, еще долго будет обеспечивать отрасли сильный спрос на организацию обычных путешествий и туров.

Особенно растет спрос на поездки в хорошо сохранившиеся природные регионы, такие, как в Швейцарии, - указал далее Ю. Шмид, ссылаясь на проведенное недавно исследование, которое показывает, что соприкосновение с природой является «доминантным фактором», определяющим спрос в области туризма.

Неэффективная эффективность

При этом обыкновенный рост становится неизбежным. «Как мы можем в Швейцарии заниматься развитием туризма с опорой на принцип устойчивого развития, если среднее время пребывания в стране одного туриста постоянно падает», - поставил вопрос Ю. Шмид. Сделать с этим ничего нельзя, однако можно, при помощи соответствующей рекламы, добиться роста числа туристов, что помогло бы компенсировать сокращение времени пребывания каждого отдельного туриста.

Проблему четко обозначил Тим Джексон (Tim Jackson), представлявший британскую Комиссию по вопросам устойчивого развития и советник британского правительства. По его словам, дилемма заключается в следующем.

Устойчивое развитие, подразумевающее сокращение выбросов СО2 и экономию энергии в расчете на единицу потребления, полностью подрывается арифметическим ростом потоков туристов. Технологическая эффективность не способствует эффективному устойчивому развитию, пусть даже она находится в центре большинства туристических рекламных кампаний.

Такие проблемы уже имели место

Мишель Роша (Michel Rochat), участник форума и директор знаменитой лозаннской Школы отельного бизнеса (Ecole Hôtelière Lausanne), заявил порталу swissinfo.ch, что его терзают значительные сомнения:

«История показывает, что подобного рода проблемы уже имелись в прошлом. Однако прежде, чем заняться поисками технических решений проблемы, необходимо добиться всеобщего понимания того, что такая проблема на самом деле существует.

В 19-м веке Лондон уже почти задохнулся в угольном дыму, но потом вдруг произошла смена технических парадигм и появился электрический транспорт.

При этом решающие импульсы должны исходить от политики. Именно политическая власть должна так перенаправить средства на НИОКР, чтобы преимущество получило развитие сберегающих, «чистых» и иных схожих технологий».

Пример Квинсленда

Размышления относительно принципа устойчивого развития имеют место не только в Швейцарии, но и на другом конце света, в Австралии.

«Туризм с опорой на этот принцип всегда был актуальной темой в штате Квинсленд», - говорит Даниэль Гшвинд (Daniel Gschwind), исполнительный директор Совета по туристической промышленности Квинсленда (Chief Executive Queensland Tourism Industry Council), швейцарец, живущий на ПМЖ в Австралии, почетный консул Швейцарии в г. Брисбен (Brisbane), в интервью порталу swissinfo.ch.

«Это происходит потому, что наши основные природные достопримечательности, такие, как Большой Барьерный риф, джунгли или регион Северного Квинсленда, могут только в ограниченном масштабе и только с опорой на принцип устойчивого развития использоваться с туристическими целями».

С другой стороны, именно такая ситуация всегда выступала одним из преимуществ Квинсленда как туристического региона. «Природные катастрофы, которые постигли Австралию в последние месяцы, сделали данный принцип еще более актуальным. Потенциал ожидающих нас опасностей стал немного более предсказуемым и прозрачным».

Акцент на устойчивость

Кроме научных исследований в Люцерне обсуждались и другие методы, с помощью которых можно было бы придать принципу устойчивого развития больший вес.

К таким методам относится, например, ценовая политика, то есть политика цен, учитывавших бы все расходы на организацию перелета и оплату услуг отеля. Была высказана рекомендация пересмотреть существующие в этой сфере международные соглашения, например, «Международную конвенцию о гражданской авиации», также известную под именем «Чикагская конвенция».

Кроме того, было рекомендовано ускорить смену поколений на руководящих этажах туристической отрасли. Молодое поколение менеджеров думает гораздо более «зеленым» образом, чем предыдущие поколения руководителей. Еще один способ – учреждение по норвежскому образцу фондов устойчивого развития.

Туризм в цифрах

В 2009 году общее число туристических ночевок в мире составило 880 миллионов. Ожидается, что в 2020 г. это число возрастет до 1,6 миллиарда.

В период с 2000 по 2003 гг. среднее число авиапассажиров в мире составляло около 3,5 миллиарда человек.

В 2007 г. этот показатель поднялся до уровня в 4,8 миллиарда человек.

Швейцария является традиционной туристической страной. В 2008 г. туризм принес ей прибыли на сумму в 16 миллиардов франков.

Сами швейцарцы потратили в этом же году при поездках за рубеж около 12 миллиардов франков.

45% всех путешествий швейцарцев приходится на собственную страну.

В 2008 г. количество ночевок зарубежных туристов в Швейцарии составило 115,4 миллиона.

В 2010 году только в швейцарских отелях было зарегистрировано 36 миллионов ночевок, из них 15,8 миллиона пришлись на внутренний спрос.

Международная конвенция о гражданской авиации

Международная конвенция о гражданской авиации, также известная под именем Чикагская конвенция — конвенция, которая установила основные принципы работы международной авиации, в частности, правила полетов над территорией страны участницы, принцип национальной принадлежности воздушного судна, облегчение международных полетов, международные стандарты и рекомендованную практику (SARPs), т.д.

Кроме того, акт Конвенции включает создание Организации Международной гражданской авиации (ИКАО, ICAO), которая, являясь ассоциированным органом при ООН, должна контролировать исполнение положений конвенции и её приложений.

Документ был подписан 7 декабря 1944 года в Чикаго, штат Иллинойс, США 52-мя странами-сигнатурами. 26-я ратификация (необходимое условие для вступления конвенции в силу) произошла 5 марта 1947 г., в результате конвенция вступила в силу для ратифицировавших её стран 4 апреля 1947 года.

Американская биотехнологическая компания Cephalon Inc. заявила о подаче «заявления претендента» на приобретение австралийской фармкомпании ChemGenex Pharmaceuticals за 167 млн. долларов США, первоначальная сумма, по сообщениям СМИ составляла около 225 млн. долларов.

Тот факт, что Cephalon предложила цену в 70 австралийских центов за одну акцию, а это — на 60% больше, чем цена акций ChemGenex по состоянию на 29 марта, говорит о том, что топ-менеджмент австралийской компании единогласно одобрил поглощение. ChemGenex специализируется на разработке новых методов терапии против рака. В 2010 г. ChemGenex начала клинические испытания фазы II—III по оценке эффективности и безопасности продукта Ceflatonin® (Рomoharringtonine, HHT) у больных миелоидной лейкемией с мутацией T315I bcr-abl — в 16 центрах США и Европы.

«Кроме конкретных активных молекул, ChemGenex поддерживает наше стремление к созданию продуктопровода мирового уровня, который поставлял бы первые в своем классе терапии для пациентов, страдающих от серьезных, часто опасных для жизни заболеваний», — заявил CEO компании Cephalon Кевин Бучи (Kevin Buchi).

В то же время, Cephalon сама является потенциальным объектом поглощения. 29 марта 2011 г. канадская Valeant Pharmaceuticals сделала предложение Совету директоров Cephalon о приобретении. Сумма сделки может составить 5.7 млрд. долларов или 73 доллара за одну акцию. Это предложение превышает среднюю рыночную стоимость акций на протяжении последнего месяца на 29%. Не исключено, что руководство Cephalon будет искать дополнительные источники повышения стоимости компании.

Вступление России во ВТО в 2011 году не единственная цель российских чиновников в сфере международного экономического сотрудничества. Уже в мае 2012 года может завершиться еще одна многолетняя история, и Россия станет членом Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Стране пригодится опыт управления экономиками развитых стран, уверено Минэкономразвития.

Заявку на вступление в ОЭСР Россия подала еще в мае 1996 года, на ее рассмотрение ушло 11 лет. Официальное приглашение присоединиться к организации российские чиновники получили лишь в мае 2007 года. Но, как и в случае с присоединением к ВТО, переговоры затянулись надолго. ОЭСР — одна из ведущих межправительственных экономических организаций, сейчас в нее входит 34 государства. Среди задач объединения — обмен опытом экономической и социальной политики между странами, выработка рекомендаций для правительств, различные аналитические исследования. Членство в ОЭСР не накладывает на страны каких-либо финансовых обязательств, организация не занимается выделением денег ни своим участникам, ни сотрудничающим с ОЭСР странам.

Одновременно с Россией четыре года назад в организацию позвали еще несколько стран — Чили, Эстонию, Словению и Израиль. Все они на данный момент уже являются участницами ОЭСР. Российские же чиновники в 2009 году, получив от экономической организации рекомендацию отменить экспортные пошлины на нефть и нефтепродукты, впали в задумчивость. «Мы один раз уже сделали это по настоянию МВФ в 1995 году, и через три года получили банкротство», — так отреагировал на это предложение замминистра экономического развития Андрей Клепач.

Но с приближением вступления в ВТО чиновники вновь вспомнили и про незавершенные переговоры с ОЭСР. В докладе Мин­экономразвития об основных направлениях деятельности на 2012–2014 годы (копия есть в распоряжении «МН»), подготовленном для правительства, указано, что России по силам стать членом организации уже в мае 2012 года. Доклады о состоянии в России конкуренции, корпоративного управления, страхового сектора, о политике на рынке труда и социальной политике, а также статистика прямых иностранных инвестиций уже переданы в профильные комитеты ОЭСР. Став полноправным членом организации, Россия сможет получить дополнительную возможность прямого доступа к передовым технологиям и опыту управления рыночной экономикой, накопленному развитыми странами за длительный период, объясняют чиновники Мин­экономразвития.

Россия — все еще переходная экономика, и опыт развитых стран, безусловно, будет полезен, говорит профессор кафедры торговой политики Высшей школы экономики Алексей Портанский. Страны, входящие в организацию, имеют доступ к закрытым исследованиям о состоянии экономики, что способствует лучшему пониманию ситуации и возможностей для различных преобразований, говорит он. Кроме того, для России вступление в ОЭСР важно и с точки зрения имиджа, практически на любых международных переговорах принято обращать внимание на историю взаимодействия страны с партнерами, рассказывает Портанский.

Упоминаний о возможной отмене экспортных пошлин в обмен на вступление в ОЭСР в докладе Мин­экономразвития нет. Несколько сотрудников министерства заверили «МН», что этот вопрос даже не обсуждается. На переговорах по вступлению в ВТО Россия выторговала себе сохранение экспортных пошлин на ряд позиций, среди которых нефть, нефтепродукты и газ, напоминает Портанский. Логично, что при вступлении в ОЭСР эти решения останутся неизменными.

Помимо сотрудничества с ОЭСР в планах у Минэкономразвития есть и более экзотические решения. В докладе речь идет о подписании соглашения о кофе с Международной организацией кофе (ICO). Сейчас в рядах ICO 37 стран-участников: 31 экспортер (среди них Бразилия, Кения и Колумбия) и шесть импортеров (Евро­союз, США, Швейцария, Норвегия, Тунис и Турция). Организация существует с 1963 года, а главная ее цель, согласно официальному сайту, «достижение разумного баланса между спросом и предложением на кофе». Спрос на кофе в России последние годы растет. Алена Чечель.

Основой швейцарского экспорта, да и всей экономики в целом, являются малые и средние предприятия. Швейцарский Центр развития торговли (OSEC) посвящает каждый год теме экспорта специальный форум. В этом году на таком форуме впервые выступила новая шеф Госсекретариата по делам экономики Мари-Габриель Инайхен-Фляйш.

Швейцария имеет только 0,1 процента от мирового населения, обеспечивая, однако, 1,4 процента объема мирового экспорта. Огромную роль в этом играют швейцарские малые и средние предприятия, которые давно стали пусть и маленькими, но международными транснациональными концернами.

Причиной такой ситуации является не только ограниченность внутреннего рынка Швейцарии, но и тот факт, что продукция из Швейцарии пользуется во всем мире неослабевающим спросом. Но экспорту требуются соответствующие рамочные условия.

Именно задача обеспечения таких условий и стоит перед Государственным секретариатом по делам экономики (Seco), подразделением федерального министерства экономики Швейцарии. С апреля этого года данную структуру возглавляет Мари-Габриель Инайхен-Фляйш (Marie-Gabrielle Ineichen-Fleisch).

swissinfo.ch: Каковы Ваши приоритеты?

Мари-Габриель Инайхен-Фляйш: Палитра задач, стоящих перед Seco, весьма широка. Однако приоритетом сейчас является задача в период после кризиса улучшить рамочные условия действия нашей экономики на международной арене. В эту задачу в качестве элемента входит дальнейшее улучшение условий доступа отечественных производителей на мировой рынок, расширение сети Договоров о свободной торговле. Приоритетом для нас будут отношения с Европой. Мы сами находимся в центре Европы, а потому мы обязаны расширять и укреплять отношения с нашими непосредственными соседями, а так же в целом с ЕС. Одновременно мы должны решить проблемы, существующие у нас в отношениях с Италией. Первый шаг в этом направлении мы все же уже смогли сделать, решив проблему общественных заказов и тендеров в области материально-технического обеспечения. Теперь мы должны сделать следующие шаги. Непременно в следующие годы нас будут занимать и вопросы энергетики. Особенно теперь, после катастрофы в Японии.

swissinfo.ch: Звучит весьма по-деловому. Однако есть ли во внешней торговле место для эмоций?

М.-Г. И.-Ф.: Еще как есть! Как раз последнее мероприятие Osec показало это со всей отчетливостью. Без эмоций наши средние и мелкие предприятия, будучи опорой экспортной промышленности, просто не смогли бы нащупать свою линию поведения на зарубежных рынках. Очень эмоционально я и сама подходила всегда в роли представителя Швейцарии к ведению переговоров. Конечно, трудно представить себе, как можно со страстью вести переговоры о, например, таможенных барьерах. Однако идет ли речь о таможне, о порезанных томатах или непрожаренных орехах, следует всегда учитывать, что низкие таможенные барьеры могут внести существенный вклад в усиление конкурентоспособности швейцарских промышленных предприятий. Так что материя это отнюдь не такая уж сухая. И теперь я хочу с таким же напором, с каким я вела переговоры, руководить Seco.

swissinfo.ch: Весьма эмоциональными были и два последних кризисных года. Пришлось весьма постараться, чтобы сгладить их последствия. Что нас ожидает в будущем?

М.-Г. И.-Ф.: В 2008 и в 2009 гг. правительство и парламент приняли целый пакет мер по стабилизации промышленной конъюнктуры Швейцарии. С 2009 г. они уже претворяются в жизнь, завершение намечено на конец 2011 г. Среди этих мер находятся и меры по поддержке экспорта. Их реализацией как раз занимается Osec. Не в последнюю очередь и благодаря этим мерам мы получили с примерно середины 2010 г. качественное оздоровление швейцарской промышленности. В настоящее время эксперты федеральных властей исходят из того, что в 2011 г. промышленность Конфедерации вырастет на 2,1%, что, по моему мнению, является очень хорошим ростом. Новым вызовом для нас станет изменение структуры мировой промышленности. С момента начала мирового финансового и промышленного кризиса в мире наблюдается заметное смещение политико-экономических приоритетов. Так называемые «пороговые страны» вышли из кризиса лучше и быстрее промышленно развитых стран. И именно поэтому они теперь отличаются большей степенью уверенности в своих силах. И, разумеется, теперь они хотят быть равноправными партнерами в ВТО, в «Большой двадцатке», в МВФ.

swissinfo.ch: Вас это смущает?

М.-Г. И.-Ф.: Нет, все это совершенно понятно. Мир теперь не биполярен. Однако временами я не могу избавиться от чувства недоумения. Коль скоро эти страны настаивают на своих правах, то тогда им следует учитывать, что к правам прилагаются еще и обязанности. И тут как раз все эти страны немного пока притормаживают. Если бы они, например, в рамках нынешнего раунда переговоров в ВТО слегка приоткрыли свои рынки, то ситуация с переговорами была сейчас гораздо лучше.

swissinfo.ch: Как должна позиционировать себя Швейцария в новых условиях?

М.-Г. И.-Ф.: Посмотрите на карту мира, которую ОЭСР интегрировала в свой логотип по случаю 50-летия со дня своего основания. Многие вообще не узнали бы на ней привычные очертания, поскольку планета на ней зафиксирована совсем с иного ракурса. На этой карте в центре находится Тихий Океан, слева Азия, справа обе Америки. А совсем слева, небольшой фрагмент, это Европа. Однако именно так видится сегодня мир многим странам, и вот в этом мире Швейцария и должна найти себе свои новые позиции. Для этого необходимо прикладывать немало сил, так как мы как раз не хотим, чтобы нас вот так задвигали в угол.

swissinfo.ch: Как, по Вашему, будет развиваться Европейский союз?

М.-Г. И.-Ф.: Проблемы есть с зоной хождения евро. На днях буквально к помощи стабилизационного финансового фонда прибегла Португалия. Слишком сильный швейцарский франк является для некоторых предприятий швейцарской экспортной промышленности определенной проблемой, хотя по идее сильная валюта должна рассматриваться как признак сильной экономики. Так что во многом мы стали жертвами собственного успеха.

swissinfo.ch: Что ожидает саму Швейцарию?

М.-Г. И.-Ф.: Очень важным будет нынешний 2011 год. Ведь именно в этом году парламент определит финансовые рамки, в которых будет поддерживаться экспорт и финансироваться задачи продвижения Швейцарии за рубежом как выгодной экономической площадки и в качестве финансового центра. Соответствующее послание правительства будет обсуждаться депутатами на летней и осенней сессиях парламента. Мы делаем вывод, что спрос на услуги Osec со стороны промышленности в последний год значительно вырос. Задачей малых и средних предприятий является, поэтому, стать еще более инновативными, уделять еще больше внимания ранее неоткрытым нишам, чтобы тем самым еще более увеличивать степень диверсификации их рынков. Мы в Seco с особым вниманием присматриваемся к будущим договорам о свободной торговле, прежде всего, со странами Азии. Однако переговоры с ними протекают не всегда просто. Особенно тогда, когда, например, индийский предприниматель говорит мне, что население его страны составляет 1,2 миллиарда человек, а все население стран, входящих в ЕАСТ (членом которой является и Швейцария), составляет едва ли 12 миллионов – и как прикажете при таком соотношении добиваться заключения взвешенного договора? Для этого нам нужны ниши, качество и особенности, которых невозможно найти где-либо еще.

swissinfo.ch: Мы обсудили двустороннюю часть Вашей политики. А как выглядит ситуация на мультинациональном уровне, например, в ВТО?

М.-Г. И.-Ф.: Великие торговые нации до сих пор не договорились о том, на что им следовало бы обратить внимание в первую очередь. Я сама принимала участие в переговорах почти 15 лет, и я должна, к сожалению, сделать вывод, что перспективы нынешнего раунда переговоров в Дохе выглядят весьма неблагоприятно. Но при этом я остаюсь совершенно иррациональной вечной оптимисткой, и я продолжаю надеяться, что прорыв все же произойдет, в той или иной форме. Этот раунд очень важен как раз для многих развивающихся стран. Неопределенность в сфере многосторонней дипломатии придает особый вес нашей двусторонней политике заключения Договоров о свободной торговле. В нашем распоряжении сейчас находятся 24 договора с 33 странами за пределами ЕС. В январе этого года в Давосе, во время Всемирного форума, мы достигли договоренности на предмет начала переговоров о заключении Договора о свободной торговле с Китаем. Китайская делегация как раз находится сейчас в Берне. Переговоры ведутся сейчас также с Индией, Индонезией и с Таможенным союзом в составе России, Казахстана и Белоруссии. Контакты существуют, кроме того, с Бразилией и другими странами в Азии и Латинской Америке.

swissinfo.ch: А разве не ведет сейчас Бразилия переговоров с ЕС на предмет заключения договора о свободной торговле?

М.-Г. И.-Ф.: Да, и мы будем очень внимательно смотреть, чем эти переговоры завершатся, что Бразилии удастся выторговать себе. Раньше в нашей переговорной политике мы опирались на правило «one step behind». Это означало, что Швейцария заключала Договор о свободной торговле только с теми странами, с которыми такой же Договор уже заключил Евросоюз. Однако в последние годы мы работаем на опережение, исповедуя принцип «one step ahead». Тем самым Швейцария стремится занять лидирующие позиции, с тем, чтобы швейцарские экспортеры могли первыми выходить на новые многообещающие рынки, опережая конкурентов из ЕС или США. Примером такого курса является наш договор с Кореей. Такая стратегия хороша и в том смысле, что ЕС или США, разумеется, являются куда более весомыми игроками на мировом рынке, нежели маленькая Швейцария. Поэтому они порой получают гораздо больше, чем мы. Поэтому в прошлом нам приходилось затем модернизировать уже существующие соглашения с тем, чтобы избегать дискриминации.

Мари-Габриель Инайхен-Фляйш

1-го апреля 2011 года Мари-Габриель Инайхен-Фляйш возглавила Государственный секретариат по делам экономики (Seco), сменив на этом посту Жана-Даниэля Гербера (Jean-Daniel Gerber).

Владеет итальянским и французским языками как родными. В 1987 г. завершила курс юриспруденции в Университете Берна, работала адвокатом, потом в консалтинговой компании McKinsey. В 1990 г. поступила на госслужбу в тогдашнее Федеральное ведомство внешней торговли (Bundesamt für Aussenwirtschaft - Bawi).

Ей пришлось часто сопровождать своего шефа Франца Бланкарта (Franz Blankart) в международных поездках. В итоге она поняла, что это и есть ее призвание.

С 2007 г. она занимает должность посла по особым поручениям. Является уполномоченной федерального правительства по вопросам заключения торговых договоров. Возглавляла делегацию Швейцарии на переговорах в ВТО. Член правления Seco, курирует в Дирекции внешней торговли (Direktion für Aussenwirtschaft) досье Договора о свободной торговле.

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) пообещала помощь Индии в изучении обнаруженной в Нью-Дели супербактерии с геном NDM-1, устойчивой ко многим видам антибиотиков, пишет в пятницу газета Times of India.

NDM-1 - ген, который живет в бактерии и заставляет ее вырабатывать специальный фермент, разрушающий самые сильные антибиотики. Ген с легкостью переходит от одной бактерии к другой и ученые опасаются, что вскоре NDM-1 перейдет на бактерии, вызывающие серьезные заболевания. По мнению ученых, распространение супербактерии может привести к возникновению неизлечимых форм холеры, дизентерии и других болезней.

На прошлой неделе медицинский журнал Lancet написал об обнаружении гена NDM-1 в бактериях в образцах воды из Нью-Дели. Пробы были взяты в лужах и водопроводной воде в радиусе 12 километров от центра индийской столицы.

Представители здравоохранения страны, в свою очередь, решительно опровергли утверждения об опасности гена для человека, сославшись на клинические исследования в одной из столичных больниц.

ВОЗ заявила о необходимости дать научную оценку влияния гена NDM-1 на организм человека. "Всемирная организация здравоохранения поможет индийскому правительству исследовать (ген NDM-1) и выяснить, представляет ли супербактерия опасность для здоровья (человека - ред.)", - сообщила глава представительства ВОЗ Ната Манабде.

Всемирная организация здравоохранения и ранее выражала серьезную обеспокоенность антимикробной резистентностью, которая возникает из-за злоупотребления антибиотиками.

По сообщениям мировых СМИ, в Японии в начале сентября 2010 года был зафиксирован первый случай заражения человека бактерией с геном NDM-1, которую не может уничтожить ни один антибиотик. Заболевание, вызываемое этим вирусом, опасно для людей с ослабленной иммунной системой и, прежде всего, для пациентов больниц. Симптомы заболевания проявляются только через несколько дней, и человек может долгое время не знать о том, что он болен.

Бактерии с геном NDM-1 распространяются в Великобритании, Франции, Бельгии и других европейских странах, а также в США, Канаде и Австралии. Многие из заболевших жителей этих стран ездили в Индию или Пакистан. До сих пор эта бактерия встречалась только в странах юго-восточной Азии. Евгений Безека

8 апреля 2011 года вступило в действие соглашение об избежании двойного налогообложения между Сингапуром и Ирландией, подписанное 28 октября 2010 года. Настоящее соглашение является шестьдесят пятым для Сингапура. Оно призвано стимулировать и развивать двустороннюю торговлю и инвестирование путем внесения ясности в налоговые права и минимизации объема двойного налогообложения между странами. Среди прочих положений соглашением устанавливаются основные правила сбора налогов. Нынешние налоги, на которые распространяется соглашение в Ирландии, включают в себя подоходный налог, налог с корпораций и налог на прирост капитала. В Сингапуре это подоходный налог. Соглашением предусматривается снижение налога у источника на дивиденды, проценты и роялти, а также ведение обмена информацией по запросу в рамках норм и стандартов ОЭСР. Соглашение освобождает от уплаты налогов в государстве, являющемся источником доходов, полученных от операций по международному трафику с морскими или воздушными судами. Ирландия > Внешэкономсвязи, политика > nalogi.net, 15 апреля 2011 > № 316937

Glencore, одна из самых крупных в мире фирм в области торговли сырьевыми товарами, намерена выйти из тени и укрепить свои позиции, расположив на биржах Лондона и Гонконга около 20 процентов своих акций. Компанию часто подвергают критике. Штаб-квартира сырьевого гиганта находится в Швейцарии.

Руководство компании ожидает, что выход Glencore на биржевой паркет Лондона и Гонконга принесет почти 11 миллиардов франков, которые будут потрачены на новые приобретения и инвестиции. Некоторые неправительственные организации правозащитного профиля подвергли такого рода планы серьезной критике. Эти НПО обвиняют компанию в эксплуатации стран третьего мира и в нарушении прав человека.

Штаб-квартира компании находится в городе Баар (Baar) что в кантоне Цуг. С момента своего основания в 1974 году компания смогла укрепиться на мировом рынке в качестве лидера в сфере торговли такими сырьевыми товарами, как нефть, металлы, минералы, а так же сельскохозяйственной продукцией. Основатель компании Марк Рич (Marc Rich) продал ее в 1993 году за 600 миллионов долларов. С тех пор рыночная капитализация концерна достигла 70 миллиардов долларов.

Объявление о выходе компании на биржу, сделанное вчера, примечательно по двум причинам. Во-первых, деловому миру Лондона и Гонконга предстоит стать свидетелем самой крупной в истории биржевой сделки. Тем самым контроль за тем, что происходит в самом крупном сырьевом трейдере на этой планете, частично перейдет в руки общественности, которая станет серьезным конкурентом таким институциональным инвесторам, как «хедж-фонды» и государственные «суверенные фонды».

«Выход на биржу есть следующий логичный шаг в нашем развитии и в нашей стратегии», - заявил шеф компании Иван Глазенберг (Ivan Glasenberg).

Последуют ли другие?

Во-вторых, мир бизнеса ожидает, что многомиллиардные финансовые вливания в результате биржевой торговли дадут компании возможность инвестировать дополнительные средства в покупку новых активов, таких, например, как шахты и разрезы. Есть информация, что Glencore может приобрести швейцарскую горнодобывающую компанию Xtrata. Контрольный пакет акций этой фирмы уже давно принадлежит концерну Glencore.

Аналитики сомневаются, что выход на биржу этой компании послужит примером для остальных тяжеловесов в мире торговли сырьем. Многие из них, напомним, имеют свои штаб-квартиры в Швейцарии, работая в сфере разработки шахтных и иных месторождений минерального сырья. «Это могло бы стать началом нового феномена», - говорит эксперт в области торговли сырьем Йозеф де Биргилио (Joseph Die Birgilio) из нью-йоркской компании «Globus Capital Managment Fonds» в интервью порталу swissinfo.ch. «Glencore действует как лидер рынка, и многие конкуренты будут внимательно анализировать этот шаг. Это в целом шаг верный, который даст Glencore дополнительный капитал со стороны с тем, чтобы иметь возможность финансировать дальнейшее развитие».

Выход компании Glencore на биржу относится, наверное, к самым очевидным «секретам Полишинеля» за последние 18 месяцев. Компания дала понять, что намерена сделать это еще в 2009 году, когда она протестировала рынок, продав акций на сумму в 2,3 миллиарда долларов. Акции показали, что они способны расти довольно быстро, и те из инвесторов, которым тогда посчастливилось урвать часть этого пирога, смогли на данный момент уже удвоить свое состояние. В этом году Glencore реконструировал правление компании, чтобы быть готовым к выходу на биржу.

Этическая критика

Некоторые наблюдатели, однако, считают, что надежда на то, что продажа компанией части своих акций заставит ее изменить свою политику в странах третьего мира, не оправдается. На своем сайте Glencore пишет, что компания уважает права человека, соблюдает положения техники безопасности на производстве и бережно относится к природе. Однако многие НПО, включая швейцарскую «Erklärung von Bern», продолжают критиковать этику компании в сфере ведения бизнеса.

В 2008 году Glencore получила «премию» в рамках традиционного конгресса Public Eye Awards в Давосе в период проведения там Всемирного форума в качестве компании, руководство которой осуществляется наихудшим образом. Цель этой «премии» - обратить внимание мировой общественности на безответственный бизнес.

Недавно против компании бы подан иск в связи с нарушениями прав человека в ДР Конго. А буквально на этой неделе «Erklärung von Bern» и ряд других НПО из Франции, Канады и Замбии обратились с протестом к Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР/OECD) и к швейцарскому федеральному Государственному секретариату по делам экономики (Seco) в связи с тем, что, по их мнению, Glencore занимается в Замбии откровенной эксплуатацией и коррупцией.

Glencore отвергает все эти обвинения, указывая, что старается улучшить условия труда и искоренить недостатки на недавно приобретенных в этой стране шахтах. По мнению концерна, критика в его адрес опирается на неполную и некорректную информацию.

Сырье - притягательно…

Шеф компании Иван Глазенберг подчеркивает, что из-за выхода на биржу фирма не намерена кардинально менять свою бизнес-стратегию. «Тот факт, что некоторая часть акций станет открытой для общественности, ни в коей мере не повлияет на наш бизнес», - заявил он на днях британской газете «Financial Times». «Сторонние инвесторы должны понимать, что мы больше будем учитывать интересы нашего капитала, чем их».

Андреас Мисбах (Andreas Missbach), сотрудник НПО «Erklärung von Bern», не надеется, что Glencore изменит в ближайшем будущем этические основы своего бизнеса. «Сам по себе выход на биржу не означает, что фирма начинает действовать более этично», - заявил он порталу swissinfo.ch.- «Компании Glencore не пришлось срочно продавать свои акции в ситуации давления, и, как кажется, институциональные инвесторы особенно не озабочены репутацией этой компании».

Эммануэль Фражниер (Emmanuel Fragnière), доцент по вопросам торговли сырьем в Женевской школе управления бизнесом HEG, считает, что Glencore идет на биржу исключительно из практических соображений. «На первом месте здесь рациональный расчет заработать как можно больше в период высоких цен на сырье», - говорит он порталу swissinfo.ch. «Они хотят превратить свой бизнес в ликвидные средства; сделать это им удастся – по той простой причине, что в последние годы сектор сырья стал для инвесторов особенно привлекательным».

КОМПАНИЯ GLENCORE

Glencore является одним из крупнейших торговцев алюминием, никелем и другими металлами.

Компания была основана в 1974 году Марком Ричем под именем «Mark Rich & Co.»

В 1983 году Рич скрылся от налоговых властей США и перебрался в Швейцарию, чтобы избежать преследования со стороны тогдашнего генпрокурора США Рудольфа Джулиани (Rudolph Giuliani). В 2001 г. Рич был помилован Биллом Клинтоном.

В 1993 г. Рич продал компанию менеджменту, а тот уже переименовал ее в Glencore.

В настоящее время компания принадлежит 485-ти частным содиректорам.

В прошлом году Glencore сумел увеличить свою прибыль на 40% до 3,8 миллиардов долларов. Оборот компании вырос на 36% до 145 миллиардов долларов.

На биржах Лондона и Гонконга планируется разместить от 15 до 20% акций компании.

Glencore ожидает получить за счет этого дополнительно 12,1 миллиарда долларов. Тем самым общая капитализация компании составит сумму от 45 до 73 миллиардов долларов.

Правительство Австралии заверяет, что введение налога на выбросы углерода окажет самое положительное влияние на экономическое положение населения, особенно в отношение малоимущих и престарелых граждан.

Выступая 13 апреля, министр правительства Австралии по вопросам изменения климата Грег Комбет заверил население страны, что не менее половины сборов от налога на выбросы углерода будет использоваться на программы финансовой и экономической помощи наименее обеспеченной части населения.

«Мы ожидаем, что миллионы австралийцев почувствуют значительные экономические улучшения в своей жизни после введения налога, и такие изменения будут носить постоянный характер» – заявил министр в интервью Радио Австралии. Точный размер затрат на финансирование поддержки населения еще не известен, но уже сейчас можно предполагать, что большая часть затрат уйдет на компенсацию повышения цен, вызванную введением новых налоговых платежей на производителей.

Ожидается, что уже в первый год после введения налога с его помощью удаться собрать дополнительно не менее 11,5 миллиардов австралийских долларов (338,69 миллиардов рублей) в бюджет страны. Доходы от нового налога, оставшиеся после осуществления финансирования программ поддержки населения, будут расходоваться в основном своем объеме на создание технологий по использованию более чистых видов энергии и на поддержание уровня занятости в энергетической индустрии.

Правительство Австралии планирует ввести налог на выброс углеродов примерно в середине 2012 года, а в последующие пять лет ввести механизм торговли эмиссионными квотами на территории Австралии.

В Австралии назревает ипотечный кризис.

До конца 2011 года процентные ставки по кредитам на покупку недвижимости в стране должны повыситься на 0,5%. Если это произойдет, то количество покупателей жилья, которые не смогут рассчитаться по своим займам, вырастет в 11 раз.

Страховая компания QBE провела опрос среди ипотечных заемщиков Австралии. При существующих процентных ставках только 2% людей отметили, что их доходы не позволяют им выплачивать кредит. Однако в случае повышения процентной ставки на 0,25% уже 11% заемщиков будут иметь сложности с выплатами, а при росте ставок на 0,5% - 23% покупателей не смогут возвращать деньги, передает News.com.

Пока стоимость кредитов в Австралии сохраняется на уровне 4,75% годовых. По данным Национального банка Австралии, экономическое положение в стране позволяет повысить проценты по ипотечным займам. Первый прирост ставок на 0,25% ожидается в августе, второй – в ноябре 2011 года.

При этом без банковских кредитов недвижимость на рынке Австралии будет недоступна для большинства жителей страны. «Проблема состоит в том, что цены на недвижимость ушли так далеко, что даже человек, имеющий хорошую работу и внушительный депозит в банке, не сможет купить дом в Мельбурне», - заявляет общественный деятель Дэвид Кольер.

С 2005 года жилье в стране подорожало на 40%, а зарплаты выросли только на 24%. 12 городов Австралии входят в список из 20 наименее доступных населенных пунктов в мире. По словам экономиста Брайана Харатсиса, цены на жилье стали «национальным позором» Австралии.

В I квартале 2011 г. австралийская горнорудная компания Fortescue Metals снизила добычу железной руды на 16%, до 8,37 млн. т и планирует повысить добычу до 12 млн. т во II квартале.

Компания рассчитывает достичь роста за счет месторождения Christmas Creek, которое близко к вводу в строй, и начала сухого сезона в австралийском железорудном поясе Пилбара. В первом квартале добыча снизилась из-за ливней.

По итогам финансового года, который завершится 30 июня, Fortescue, занимающая третье место в Австралии по добыче железной руды, планирует произвести 55 млн. т.

Средняя цена продажи в первом квартале составила $162/т CFR по сравнению со $150/т в предыдущем квартале. Финансовый директор Fortescue Стивен Пирс не согласен с аналитиками, предсказывающими снижение цен на железную руду в III квартале.

«Сейчас запускается не так много новых проектов, так что я вижу очень мало факторов, которые могли бы изменить баланс спроса и предложения. Думаю, цены останутся довольно высокими... в ближайший год-два наверняка», - сказал С.Пирс.

В середине февраля спотовые цены достигли рекордного уровня почти $200/т за счет высокого спроса в Китае - крупнейшем потребителе железной руды и производителе стали.

В то время, как в вооруженных силах Австралии обсуждают заявления женщин-военнослужащих о сексуальных притеснениях, правительство Джулии Гиллард объявило, что отменит запрет женскому персоналу участвовать в боевых операциях.

В настоящее время женщины имеют право служить в 93% всех мест в вооруженных силах. Под запретом оставались лишь специальные отряды, артиллерия, морские ныряльщики и ряд других.

Министр обороны Стивен Смит отдал распоряжение отменить запрет женщинам участвовать в боях на передовой линии. В австралийских вооруженных силах женщины составляют только 13% всего персонала.

Президент РФ Дмитрий Медведев примет участие в заседании Азиатского форума Боао (АФБ) в Китае, где обсудит интеграцию России в экономические процессы стран Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), сообщил помощник президента Сергей Приходько.

"Участие президента России в работе Азиатского форума Боао призвано расширить экономическую повестку взаимодействия с партнерами по БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка), придать импульс раскрытию возможностей российских деловых кругов на азиатском направлении", - сказал Приходько журналистам.

Планируется, что Медведев выступит в пятницу, 15 апреля, на церемонии открытия форума, который пройдет на острове Хайнань в Китае.

"Подключение России к АФБ будет способствовать интеграции российской экономики в разворачивающиеся в АТР интеграционные процессы, привлечению потенциала стран региона к процессам модернизации, а также более эффективному использованию возможностей сотрудничества с КНР, Японией, Республикой Корея, государствами-членами АСЕАН в интересах социально-экономического подъема Сибири и Дальнего Востока", - отметил помощник президента.

Приходько сообщил, что российский бизнес на форуме представят руководители Торгово-промышленной палаты, Внешэкономбанка, АФК "Система", "Русала", "Мечела", "Роснефти".

На предстоящем заседании также ожидаются выступления председателя КНР Ху Цзиньтао, президента Бразилии Дилмы Роуссефф, президента ЮАР Джейкоба Зумы, премьер-министра Испании Хосе Луиса Сапатеро, премьер-министра Южной Кореи Ким Хван Сика, главы правительства Украины Николая Азарова и других официальных лиц.

В этом году главная тема форума - "Инклюзивное развитие: общая повестка дня и новые вызовы". Предполагается проведение дискуссий по более чем 20 темам, включая состояние и перспективы развития мировой экономики в посткризисный период, укрепление роли G20 и проведение реформы международной финансовой системы, тенденции в развитии экономик ключевых государств АТР, региональные интеграционные процессы.

Учрежденный по инициативе Китая в 2001 году Азиатский форум Боао отмечает в этом году десятилетие. За это время форум, который претендует на статус "азиатского Давоса", стал важной площадкой для обсуждения вопросов экономического сотрудничества и интеграционных процессов в АТР, укрепления взаимодействия между правительственными, деловыми и научными кругами. АФБ также сравнивают с Петербургским международным экономическим форумом.

В состав участников Азиатского форума Боао входят представители крупных корпораций и некоммерческих организаций, науки, видные политики.

Во время своего первого официального визита в КНР президент Бразилии Дилма Руссефф намерена убедить официальные китайские власти покупать больше железной руды в Бразилии, чем в Австралии и Индии, сообщает Bloomberg.

Д.Руссефф встретится с президентом КНР Ху Цзиньтао и ожидает, что встреча принесет положительные результаты.

«Бразилия нужна Китаю так же, как Китай Бразилии, – отмечает бывший министр торговли Бразилии Сержиу Амарал, который сейчас руководит китайско-бразильским бизнес-советом. – И Бразилия, и Китай получат обоюдную выгоду от такого сотрудничества».

Экономическое и политическое развитие Америки в ХIX веке во многом базировалось на продвижении колонистов-европейцев на запад. Понятие фронтира – постоянно отодвигающейся в этом направлении границы не освоенных колонистами земель – прочно вошло в американскую культуру и историю. Похоже, что и китайское правительство спустя два века готово повторить американскую стратегию Go west!. Пекин активно инвестирует средства в инфраструктурное развитие экономически отсталых центральных и западных регионов, пытаясь сделать их более привлекательными для инвесторов, а также ставя перед собой цель выровнять качество жизни населения страны.

Китай – огромное государство, причем настолько, что некоторые его регионы, окажись они вдруг независимыми, стали бы очень крупными странами. Административно весь Китай делится на 22 провинции, большую часть населения которых составляют ханьцы (то есть, собственно китайцы), пять автономных районов с более пестрым этническим составом (наиболее известные из них – Тибет и Синцзян-Уйгурский автономный район / СУАР), а также четыре города центрального подчинения (муниципальные образования, находящиеся под прямым руководством правительства страны) – Пекин, Чунцин, Шанхай и Тяньцзинь. Среди китайских регионов встречаются настоящие тяжеловесы, по населению или территории не уступающие крупным европейским странам. Например, в провинциях Шаньдун, Гуандун и Хэнань живет почти по 100 млн человек, а территория каждого из трех регионов – Тибета, СУАР и Внутренней Монголии – превышает 1 млн кв. км, что больше любой европейской страны.

Прибрежный уклон

Со времени начала экономических реформ, стартовавших в 1978 г., развитие Китая было перекошено в пользу прибрежных провинций. Это связано с тем, что Пекин поощрял развитие свободных экономических зон (СЭЗ), расположенных на территориях вблизи стран – основных торговых партнеров Китая: Гонконга, Макао и Тайваня (впоследствии к ним присоединились Япония и США). Базирующиеся на берегу Тихого океана и обладающие прекрасным потенциалом с точки зрения транспортной логистики СЭЗ пользуются налоговыми и тарифными преференциями со стороны центрального правительства. Привлечение прямых иностранных инвестиций и государственная поддержка позволили прибрежным районам стать локомотивом промышленного роста Китая в последние три десятилетия. Именно прибрежные регионы – витрина экономических успехов и гордость современной Поднебесной.

Однако подобная политика не могла не привести к опасному увеличению и без того достаточно существенной разницы в экономическом развитии китайских регионов. В то время как ВВП на душу населения в прибрежных провинциях приближается к 50 000 юаней в год, в отдельных центральных провинциях этот показатель не дотягивает до 20 000, а в западных даже до 15 000 (в частности, в провинциях Гуйчжоу и Юньнань – немногим больше 10 000 и 13 000 соответственно). Бедность одних на фоне все возрастающего богатства других – опасная тенденция для Китая, история которого насыщена региональными противоречиями, иногда перераставшими в открытое противостояние.

Полет на Запад

Еще в 2000 г. Пекин принял программу развития западных регионов, в основном нацеленную на стимулирование экономического развития 12 центральных и западных регионов страны. И с тех пор этот тренд только усиливался – на протяжении всего последнего десятилетия Пекин выдвигал самые разные схемы развития внутренних регионов, тут и план “31 направление перемещения индустриальных зон”, и программа “10 000 предприятий уходят на Запад”. Всего с 2000 по 2009 годы в рамках проекта по развитию западных районов страна реализовала 120 проектов. “Фактически, Китай пытается повторить хорошо знакомый государствам послевоенной Восточной Азии (Япония, Южная Корея, Сингапур, Тайвань, Гонконг и др.) паттерн перенесения технологий и производственной базы из развитых стран в развивающиеся, так называемую стратегию “Летящих гусей” (вожаком и донором технологий среди которых мыслилась Япония), но уже в рамках одной державы, – отмечает эксперт по экономике Китая экономист Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) Ричард Херд. – Go west! по-китайски – это “Домашние гуси, летящие на запад”“.

Глобальный финансовый кризис, ударивший в 2008-м, ничуть не помешал “гусиному полету”, а даже наоборот, ведь львиная доля принятого в ноябре 2008 г. антикризисного пакета мер по стимулированию экономики объемом в 4 трлн юаней пошла именно на развитие центральных и западных районов страны. Так, 1,8 трлн юаней выделены на улучшение транспортной и энергетической инфраструктуры внутренних регионов Поднебесной. Среди крупных инфраструктурных проектов, осуществленных или осуществляемых в последние годы, можно упомянуть уникальную по инженерной сложности высокогорную железную дорогу из провинции Цинхай в Тибет, вторую ветку Западно-Восточного газопровода, соединяющую богатый углеводородами СУАР с прибрежными провинциями, и новый суперсовременный аэропорт в древней столице Китая Сиане. Экономический эффект от этих проектов очевиден. “До постройки аэропорта в Сиане стоимость перевозки сюда грузов из Шанхая была такой же, как из Шанхая в США, – отмечает экономист Deutche Bank Штефан Дик, – сейчас она уполовинилась. Постройка высокоскоростных железных дорог позволяет сократить время передвижения между Центральным Китаем и прибрежными регионами. К примеру, после введение в строй дороги Ухань – Хэфэй в 2009 г. время в пути сократилось с восьми до четырех часов”. Но Пекин не намерен останавливаться на достигнутом – в соответствии с планами министерства железнодорожного сообщения Китая сеть высокоскоростных железных дорог, соединяющих внутренние регионы друг с другом и с морскими портами прибрежных провинций, должна вырасти за ближайшее десятилетие вчетверо – с нынешних 4000 км до 16 000 км к 2020 г.

Дао догоняющего развития

Хорошо изученный экономистами на примере Восточной Азии процесс модернизации достаточно точно соответствует сформулированной нобелевским лауреатом по экономике Саймоном Кузнецом гипотезе. Согласно предположению экономиста о начальном этапе модернизации, региональное неравенство внутри страны быстро растет, но по достижении определенного уровня экономического развития динамика сменяется на противоположную – отстающие регионы начинают догонять лидеров. И, похоже, эта гипотеза может подтвердиться на китайском примере. Действительно, некоторые преимущества прибрежных провинций являются естественными и плохо поддаются копированию (удачное географическое расположение, человеческий капитал и т.п.), что делает задачу регионального выравнивания отнюдь не тривиальной. Однако статистика говорит о том, что усилия Пекина по развитию отстающих регионов начинают приносить определенные плоды.

Сейчас среди лидеров роста в Китае уже не сплошь прибрежные регионы, как это было еще недавно. До 2000 г. провинции Гуандун, Фуцзянь, Чжэцзян и Цзянсу возглавляли “топ-список”, но за последнее десятилетие он изменился – в него вошли новички: например, с Севера – Внутренняя Монголия, с Запада – Шэньси. Еще позже в первый эшелон попали центральный Чунцин и южная провинция Гуанси – в последние годы рост ВВП в них превышал в среднем 13% в год.

И все же этот быстрый рост во многом объясняется эффектом “низкого старта”, ведь многие внутренние провинции Китая очень бедны. За последние 30 лет Шанхай был и остается самым богатым регионом Китая. В 2008 г. ВВП на душу населения в Шанхае превышал соответствующий показатель в Гуйчжоу (одной из самых бедных провинций Поднебесной) в 8,5 раза. Удивляться такому разрыву не стоит – доходы на душу населения в прибрежных и северных (прежде всего за счет Пекина) регионах выше среднего значения по стране. Однако и здесь есть некоторые признаки того, что политика поддержки отсталых регионов дает некоторый эффект. Так, еще в 2001 г. ВВП на душу населения в Шанхае достигал 250% от среднего государственного показателя, а в 2008-м он опустился до 168%.

Аутсорсинговый фронтир

Впрочем, столь сильная разница в доходах регионов создает для Пекина и определенные стратегические выгоды. Не секрет, что в последнее время бизнес, работающий в Китае (в особенности иностранный), сталкивается с ростом затрат на рабочую силу – китайские пролетарии все чаще и настойчивее требуют повышения зарплаты и улучшения условий труда, и власти поддерживают их в подобных начинаниях. В условиях повышения стоимости трудовых ресурсов компании вынуждены задумываться над тем, чтобы перенести свои производства в более дешевые азиатские страны – Индонезию, Бангладеш, Камбоджу, Вьетнам, Индию и т.д. Отчасти, в сфере производства с низкой добавленной стоимостью (текстиль, игрушки и т.п.) такой процесс аутсорсинга из Китая уже идет. Однако огромный китайский “фронтир” в виде бедных центральных и западных провинций позволяет Пекину предложить бизнесу альтернативу – переводить производство из высокоразвитых китайских регионов в менее развитые. “Существующая между прибрежными и внутренними провинциями разница в заработках рабочих может помочь Китаю удержать на высоком уровне свою конкурентоспособность, – отмечает экономист Deutche Bank Штефан Дик. – Уже сейчас все большее число китайских и иностранных компаний переводят свое производство в такие города, как, например, Ухань в провинции Хубэй или Чунцин, а также крупные мегаполисы на берегах Янцзы”.

Однако не забыты и высокие технологии – недавно промышленные зоны высоких технологий были открыты в центральной провинции Сычуань и в южной Юньнани. Новые научно-технические парки в южных и западных регионах Китая, например в Чэнду (столице провинции Сычуань), Чунцине и в Сиане, привлекают все больше иностранных инвесторов, рассчитывающих на меньшие издержки по зарплате. Мировой лидер индустрии микропроцессоров американская компания Intel инвестировала $450 млн в создание новых предприятий в Чэнду. Прямые иностранные инвестиции в Сычуань в 2009-м удвоились относительно предыдущего года, и в основном инвесторами выступили технологические гиганты, такие как Cisco, Microsoft и Siemens.

“Внутренние провинции Китая – естественный и масштабный источник экономического роста страны, – отмечает профессор экономики пекинского университета и экс-СЕО американского инвестбанка Bear Stearns Майкл Петтис. – В этом нет никакого сомнения. Но вопрос заключается в том, зависит ли динамика роста только от внутренних усилий Китая или значительная часть китайских перспектив лежит вне контроля Пекина? Пока более верным кажется второе предположение”. И действительно, до сих пор основной экономической стратегией развития Китая была экспортная ориентация, что создало для Пекина серьезные риски, материализовавшиеся осенью 2008 г. Переориентация Китая на рост внутреннего рынка, в том числе и стимулирование экономического подъема внутренних провинций, за счет развития инфраструктуры – логичная попытка избежать зависимости от изменчивой внешней конъюнктуры. Однако стоит помнить, что стратегия Go west!, как почти любой процесс в экономике Китая, остается уязвимой и политически (например, этнические меньшинства в Тибете и СУАР не в восторге от ханьской экспансии, что доказывают произошедшие в этих регионах в последние пару лет волнения), и экономически – директивная модернизация внутренних регионов может сопровождаться своими “перекосами” (к примеру, переинвестированием и созданием неэффективных избыточных мощностей). И все же китайский “фронтир” остается таким же привлекательным, как и американский два столетия назад.

Григорий Марченко: «В 2020 году у нас будет единый финансовый рынок». Интервью. Григория Марченко называют «казахским Чубайсом» и лучшим руководителем ЦБ в СНГ. Обычно его зовут возглавить Нацбанк, когда приходит время разгребать кризисные завалы. В последний раз это случилось два года назад.

Григорий Александрович, ругают вас дома. Говорят, что опять девальвацию готовите.

– А мы привыкли, что нас всегда ругают, что бы мы ни делали. Думаю, что это связано с тем, что уровень финансовой грамотности у нас все-таки ниже, чем в Москве, а хороших деловых изданий нет в принципе. Потому и возникает недопонимание. Кроме того, как мне кажется, мне до сих пор не могут простить предыдущую девальвацию, которую пришлось проводить в 2009 году, через неделю после моего назначения в Нацбанк. Считают, что можно было девальвацию не делать. Но это была объективная необходимость. Девальвация в России была 50%, в Украине – 60%. Мы в Казахстане девальвировали тенге на 25%.

Правильно я понял, что новые риски ваши критики увидели в запланированном переходе Нацбанка на плавающий режим курсообразования?

– Мы на самом деле к нему возвращаемся – он у нас был много лет. То есть, то, чем мы занимались с 1999-го по 2009 год – это называется управляемым плавающим курсом. Потому что есть же две крайности – свободно плавающий курс и жестко фиксированный курс. А между ними есть куча вариантов. И документы МВФ это признают. 4 февраля 2009 года мы одновременно с девальвацией ввели валютный коридор, который в феврале 2010 года сильно расширили. А в связи с тем, что тенге активно укрепляется в последнее время, потому что на рынке избыточный объем долларов, никакой необходимости в коридоре как в якоре экономической стабилизации уже нет. Поэтому мы его с 20 марта и отменяем. Но это привело к тому, что у нас постоянно шли разговоры о второй волне девальвации – либо после завершения действия коридора с 20 марта, либо после проведения досрочных президентских выборов 3 апреля (интервью взято до выборов – «Ф.»). Но при текущих объемах экспорта сырья из страны и при растущих ценах на металлы, нефть и зерно такие разговоры никакому рациональному объяснению не поддаются. При этом за первые два с половиной месяца года мы купили $6 млрд, чтобы предотвратить слишком быстрое укрепление тенге.

В этих условиях вас как председателя Национального банка, наверное, больше волнует аналогичная российской проблема инфляции? Как вы с ней собираетесь бороться?

– Она чуть-чуть ниже, чем в России, но тоже высокая – 3,7% в первом квартале (в России – 3,9% по состоянию на 4 апреля – «Ф.»). В основном подорожали продукты питания. Кроме того, растут цены на нефть и нефтепродукты. Это та же самая тема, с которой мы сталкивались в 2008 году. Конечно, с одной стороны, экспортеры этому рады. Но эти цены, поскольку мы живем в условиях открытой экономики, неминуемо приводят к тому, что растут цены на продукты питания, на коммунальные тарифы, а по цепочке они сказываются на других секторах. Пик годовой инфляции в Казахстане пришелся на 2008 год, когда было около 20%. При этом почти 70% этого повышения явилось результатом роста цен на мировых рынках на продукты питания и на энергоносители.

За какую долю инфляции ответственны цены на мировом рынке?

– Больше половины. Мы подождем, конечно, итогов первого квартала, а потом уже сделаем более подробный анализ. Но очевидно, что при тех ценах, которые сейчас установились на пшеницу и нефть, ситуация еще более-менее предсказуемая. Но если цены вырастут еще на 20%, то тогда сложнее будет удерживать инфляцию в запланированном коридоре 6–8%. Если эта тенденция будет усиливаться, тогда прогноз нужно будет пересмотреть.

Как влияет на ситуацию с ценами то, что вы экспортируете зерно?

– Мы экспортируем сравнительно небольшие объемы – 5–6 млн тонн зерна. Даже при цене $300 за тонну это $1,5 млрд, что от общего объема экспорта составляет менее 3%. Попытка же удержать цены на зерно, муку и хлеб, притом что у нас 7 тыс. километров границы с РФ и мы члены Таможенного союза, обречена на провал, так как у нас все скупят. Поэтому мы должны или принимать какие-то совместные с Россией меры, или стараться, чтобы уровень цен по каким-то позициям не сильно разнился с российским уровнем цен. Я сам жил в Германии на границе с Австрией и видел, как народ ездит в соседнюю страну покупать обувь. То есть это во всем мире так. Поэтому от факта, что рано или поздно мировые цены придут на территорию России и Казахстана, никуда не денешься. Вопрос только в лаге. Иногда этот лаг составляет 3 месяца, иногда – 6, иногда – год. Но рано или поздно это произойдет.

Вы упомянули о совместных мерах, которые нужно будет принимать. У вас есть какие-то конкретные предложения к России?

– В соответствии с подписанными документами по единому экономическому пространству мы определили, что центральные банки должны заключить между собой порядка шести соглашений. Из них соглашения в области валютного регулирования, репатриации валютной выручки и координации валютной политики очень важны. Мы опять можем в силу тех или обстоятельств выйти на траекторию растущих цен на сырье, которая может продолжаться несколько лет. Но если произойдет резкое падение, то в России вновь случится девальвация и мы тоже вынуждены будем ее проводить. Замечу, что по внутренним причинам за последние 16 лет в Казахстане ни разу девальвацию не проводили. Каждый раз нам помогали извне. Поэтому координация валютной политики, если мы действительно строим единое экономическое пространство, – это важная задача на будущее, чтобы нам от этих ситуаций уходить. Потому что как получается: Россия начала девальвацию, потом мы сделали компенсацию, а после этого были большие проблемы в Таджикистане и Киргизии, потому что они наши соседи и для них это тоже было достаточно большим шоком. Поэтому с теми странами, с которыми мы строим единое экономическое пространство, должны быть какие-то механизмы координации или согласования. Какие именно – это вопрос для обсуждения. Сейчас же нет никаких проектов документов, которые можно было бы обсуждать. Есть пока только понимание, что это нужно делать с российским Центральным банком и Национальным банком Белоруссии. А как этот документ может выглядеть – это предмет для переговоров. Но двигаться в эту сторону необходимо. Ведь если мы понимаем, что у нас работает схема, когда курс несколько лет укрепляется, то, может быть, и не нужно его сильно укреплять, чтобы потом не делать резкой девальвации? Понятно, что это более управляемая модель, больше будут интервенции, но, с точки зрения общей экономики, я на самом деле не считаю, что девальвация раз в 10 лет на 56% – это хорошо.

Как можно бороться с инфляцией и одновременно скупать валюту?

– Если основная цель – таргетирование инфляции, тогда объем интервенции должен быть минимальным, это так. Хотя есть исключения. Классический пример – Банк Израиля, который в течение десятилетий следил и за инфляцией, и за курсом. Мы, в силу того что имеем хороший спрос на наши инструменты, всю теньговую ликвидность, которую выпускаем на рынок, проводя валютную интервенцию, стерилизуем путем выпуска нот. Мы пока себе можем это позволить, потому что доходность очень низкая – по трехмесячным нотам около 1% годовых, по шестимесячным нотам – 1,45% (у ЦБР доходность по двухлетним облигациям с погашением в 2013 году составляет около 6,5% – «Ф.»). При уровне инфляции в 7–8% в реальном выражении мы можем себе это позволить очень долго. То есть мы забираем с рынка больше ликвидности, чем потом в реальном выражении возвращаем. Но если эта свободная ликвидность у банков начнет уходить на кредитование реального сектора, на что мы все надеемся, и ставки придется поднять, для нас это будет очень дорого. Тогда придется идти на большее укрепление курса либо нужно будет, чтобы с нами кто-то эти расходы делил.

Получается, что на благо финансового рынка Таможенный союз работать пока не начал?

– Это долгосрочный проект, поэтому и отдачи следует ждать долго. Де-факто он начал работать только с 1 июля – то есть не прошло даже года. Таможенники уйдут 1 июля этого года. Целый ряд соглашений, которые были подписаны в рамках Таможенного союза, начнут действовать с 1 января 2012 года, а еще часть – с 1 января 2013-го. Поэтому не нужно ждать отдачи прямо сейчас – так не бывает. Я как экономист, с учетом опыта других региональных объединений, считаю, что Таможенный союз – это все равно благо. Более 7 тыс. километров границы, которая проходит по ровной территории, невозможно администрировать. Для этого понадобится поставить на ней 10% населения Казахстана. И потом, мы же знаем, на вашей и на нашей таможне не все Верещагины, и насчет того, что «я мзду не беру» и «мне за державу обидно», – это очень красивые фразы, но не все работники таможенных органов наших стран руководствуются этими принципами в своей повседневной деятельности.

Введение Таможенного союза уже сказывается на экономике Казахстана?

– У нас есть очень интересная статистика, что резко сократился официальный импорт автомобилей. По нашим данным, народ с наличными деньгами выезжает в Российскую Федерацию и покупает себе там машины.

В России дешевле?

– Дешевле, потому что рынок больше. Думаю, что по многим другим позициям это тоже будет происходить. Это нормально, мы много лет находились в состоянии таможенной разделенности, а сейчас рынки все больше и больше будут интегрироваться. Если кто-то понял, как можно эту ситуацию использовать в своих интересах, он на этом и заработает, как это было в Европе. В некоторых странах целые отрасли промышленности резко сократились или даже исчезли. Но в целом потребители и граждане выиграли очень сильно. Потому что общий уровень цен сократился вследствие усиления конкуренции, и я считаю, что и у нас то же самое постепенно произойдет.

Можно ли что-то в Казахстане купить дешевле, чем в России, по примеру автомобилей?

– Теоретически очень большие опасения в России должна вызывать возможность нерегулируемого импорта товаров из Китая через Казахстан. То есть когда китайские компании будут открывать сборочные предприятия на нашей территории и результаты этой сборки будут импортироваться в Россию. Думаю, что интерес могли бы вызвать пищевая промышленность и ее продукция – не только в плане зернового сектора и продуктов переработки зерна, но и производства мяса. Россия, особенно Москва, импортирует огромный объем мяса из-за границы. Если удастся решить вопросы, которые касаются переработки, хранения и санитарии, выиграют все. У вас будет хорошего качества мясо, которое не нужно будет импортировать из Австралии или Аргентины. То же самое касается фруктов и овощей, хотя тут более южные страны – Узбекистан и Таджикистан – имеют конкурентные преимущества. Я все время привожу пример с цветами. Вот вы меня извините, но мы же все понимаем, что существенная часть цветов, которые мы покупаем в Москве или Алма-Ате, произведена или в Колумбии, или в Кении. И в Азербайджане, понятно. Их возят самолетами. И это притом, что тюльпаны вообще-то происходят из Северного Узбекистана и Южного Казахстана. Поэтому есть смысл восстановить историческую справедливость и вернуть казахские тюльпаны на московские рынки. У нас есть люди, которые, например, скрещивают голландские тюльпаны с теми, что называются автохтонными тюльпанами, которые растут только в Казахстане. Это позволяет, с одной стороны, получить резистентные сорта, с другой стороны, они по красоте ничуть не уступают голландским.

Национальный банк Казахстана сейчас не является надзорным органом для банковской системы – его функции отошли Агентству по финансовому надзору (АФН). Тем не менее вы как председатель Нацбанка являетесь членом правления АФН и председателем Совета по финансовой стабильности. 2 года назад Банк «ТуранАлем» не смог расплатиться по обязательствам, и государство фактически его национализировало. Сейчас банк как себя чувствует?

– Нормально. Главное, что к 1 сентября прошлого года была решена задача по реструктуризации внешнего долга. Решения судов Великобритании, США и России поддержали эту реструктуризацию, и банк сейчас работает в обычном режиме. Главный вопрос, который все продолжают задавать, – что будет с планами Сбербанка, но мы в этих переговорах не участвуем, они ведутся между фондом «Самрук-Казына» и Сбербанком. Последнее, что мы слышали, – что по итогам года, когда появится аудированная отчетность, переговоры будут возобновлены. Но деталей мы не знаем: это уже просто переговоры между владельцами контрольного пакета и потенциальным стратегическим инвестором.

Если банк чувствует себя нормально, есть ли смысл в его продаже?

– Есть заявления и правительства, и руководства фонда «Самрук-Казына», что они хотели бы из тех банков, в которые зашли в период кризиса, выйти в течение 2 лет. Если я правильно понимаю, то как раз с 1 сентября 2010 года, с момента окончания реструктуризации, можно считать эти 2 года. То есть к 1 сентября 2012 года они оттуда должны выйти. У нас тоже очень много было разговоров о том, почему один из крупных банков нужно продавать российским инвесторам. Я на эту тему тоже много раз высказывался. Но $6 млрд активов БТА находятся в России – в основном в Москве и Подмосковье. Споры по ним с прежним владельцем контрольного пакета еще не закончены. Поэтому если покупателем будет не Сбербанк, то это должны быть «Газпром» или ВТБ – то есть организации, которые смогут вести кропотливую работу по возвращению российских активов банку. Эту работу в любом случае нужно делать: по условиям реструктуризации 50% возвращенных активов должны отойти кредиторам. Но для того, чтобы эти активы не потерять, нужен сильный российский партнер. Вот и все. То есть, если бы активы были на территории Китая, был бы нужен хороший китайский партнер. И так далее. Это просто объективная ситуация. Но когда я это говорю, некоторые меня обвиняют в том, что я агент Москвы.

Просто господин Аблязов (бывший бенефициар БТА – «Ф.») в свое время покупал из средств банка активы именно в Москве и Московской области, и поэтому я говорю, что банку нужен российский партнер. А сотрудничество со Сбербанком выгодно еще и тем, что по некоторым активам кредиты давали и БТА, и Сбербанк. Но еще раз повторю: переговоры ведет фонд «Самрук-Казына», мы в это никак не вмешиваемся. Если они договорятся – хорошо, если не договорятся, то надо будет вести переговоры с какими-то другими российскими или нероссийскими партнерами.

После довольно неприятной ситуации, которая сложилась вокруг БТА и, в частности, его российских активов, выгодно ли Казахстану выпускать своих инвесторов на российский рынок? Нет ли желания ограничить их активность?

– Моя позиция скорее противоположна – я за покупку зарубежных активов в странах Таможенного союза. Ведь при нормальном стечении обстоятельств в 2020 году у нас будет единый финансовый рынок. То есть мы исходим из того, чтобы те ограничения на вывод средств, которые были введены во время кризиса, были отменены: с точки зрения казахстанских инвесторов, не должно быть принципиальной разницы при покупке казахстанских активов или российских. Мы должны к этому двигаться, потому что 2020 год совсем не далеко и надо начинать уже сейчас. Ведь что такое единый финансовый рынок? Банки Казахстана, страховые компании России, пенсионный фонд из Белоруссии смогут действовать на территории всего нашего единого экономического пространства на основании своей национальной лицензии. То есть у нас будет единый рынок товаров, рабочей силы и услуг, в том числе финансовых. И если мы начинаем двигаться в этом направлении, каких-то тут дополнительных ограничений в любом случае не нужно, а действующие сейчас должны постепенно убираться на основе принципов взаимности.

Может ли кто-то из частных казахстанских инвесторов вернуться на российский рынок в ближайшее время?

– До кризиса основной объем российских приобретений делали два крупных банка – БТА и Казкоммерцбанк. До августа 2007 года это были близнецы-братья, которые вели очень агрессивную политику, выдавали много кредитов и инвестировали в недвижимость и в России, и в Казахстане. Но когда в августе 2007 года началась первая фаза кризиса (для Казахстана раньше, чем для России, потому что наши банки были больше завязаны на внешнее кредитование), акционеры и менеджеры Казкоммерцбанка продали или рефинансировали более 20 объектов в Москве, включая «Ритц Карлтон», и в Казахстане и этими деньгами выплачивали внешний долг. А БТА в лице Аблязова продолжал делать ставку на сектор недвижимости, потому что искренне верил, что он вот-вот «отскочит», и продолжал вкладывать деньги в недвижимость и в 2007-м, и в начале 2008 года. То есть Аблязов, физик по образованию, оказался очень плохим банкиром, используя банк как инструмент финансирования своих проектов в области недвижимости. С упорством, достойным лучшего применения, он считал, что цены на недвижимость все время будут расти. Когда они обвалились в Алма-Ате и ему говорили, и я в том числе, что нужно продавать российскую недвижимость и закрывать долги, он этого не делал, а, наоборот, откуда только мог, вытаскивал деньги. И когда, уже в ноябре 2008 года, понял, что и в России рынок недвижимости начал валиться, тогда он начал вытаскивать деньги из банка и выводить через офшоры. Тем временем Казкоммерцбанк погасил все свои внешние долги, причем на 1 июля 2007 года у «ТуранАлема» доля внешних обязательств была около 64%, а у «Казкома» – около 62%. То есть, будь Аблязов ответственным и честным человеком, он бы до сих пор оставался председателем совета директоров и никакого дефолта и реструктуризации не было.

Эти два банка на 3 года с российского рынка практически ушли. В какой степени и какими темпами они будут возвращаться – это большой вопрос, потому что до сих пор ничего на внешних рынках они не привлекали. Единственный банк из Казахстана, который недавно разместил еврооблигации, – это Народный банк. Он смог привлечь в Лондоне $500 млн.

Почему Лондон? Пару лет назад вы говорили, что выгоднее выходить на ближневосточные рынки…

– Дальневосточные и ближневосточные, да. Но поскольку я уже к этому банку не имею отношения (Григорий Марченко до своего возвращения в Нацбанк был председателем правления Народного банка – «Ф.»), они сами решают, что и как им делать. И вообще у них там достаточно большой объем свободной ликвидности. То есть это было, с моей точки зрения, просто демонстрацией силы или флага. И они показали, что даже с учетом сложной истории могут выйти и взять деньги на хороших условиях – 7,5%.

Москва пытается стать одним из международных финансовых центров. Может ли она рассчитывать на эмитентов из Казахстана?

– Почему нет? Мы об этом, на самом деле, говорим давно. У Лужкова были такие идеи еще в 1996-м году. Но если мы двигаемся в сторону единого экономического пространства и в перспективе – объединенного финансового рынка, должны быть казахстанские эмитенты на российских рынках и могут быть российские эмитенты на казахстанских рынках. Потому что у нас все равно есть одно большое отличие – это накопительные пенсионные фонды, у которых накоплено уже более 11% ВВП. Поскольку в России они только добровольные, здесь они меньше 1,5%. Эти деньги, по крайней мере, часть, на самом деле могли бы пойти и на российский рынок. Но, опять же, это должен быть процесс в обе стороны. К тому же есть еще один момент, который отличает Казахстан от России, – у нас, единственной стране в регионе, был принят закон об исламском финансировании. Это такая достаточно интересная альтернатива классическим финансовым продуктам – облигации «сукук». Один арабский банк уже открыл дочерний банк – «Аль-Хиляль». Думаю, что до конца этого года появятся второй и, возможно, третий исламские банки. То есть это хорошая альтернатива для тех же самых российских эмитентов, которые выходили на ближневосточные рынки с подобными инструментами.

Реформы финансовой системы Казахстана, которые вы проводили, часто ставились в пример странам СНГ. Поэтому интересно, как вы оцениваете предложения по реформированию банковского надзора, которые были сделаны в ходе кризиса и частично оформлены в рекомендации Базельского комитета?

– Что касается крупных банков, я считаю, что проблема too big to faie не решена в принципе. Здесь самое главное – что делать с крупными банками, которые оперируют в десятках стран. Тут должен быть международный подход, которого нет, а национальный подход проблему не решает. «Базель-3», с моей точки зрения, был сильно ослаблен благодаря лоббированию. В июне, когда я был в Базеле, у них были более жесткие и, с моей точки зрения, более правильные подходы. Но впоследствии они ослабли. Мы в Казахстане планируем полностью перейти на требования «Базеля-3» – к 1 января 2013 года. И то это компромисс, потому что могли бы это сделать раньше. Почему на Западе собираются растягивать этот процесс до 2018 года – непонятно. Кроме того, по-прежнему нет единого определения капитала (в разных странах они немного разные), как и единого набора стандартов бухучета. Совет по МСФО (IASB) и американский Совет по стандартам финансовой отчетности (FASB) уже 12 лет друг с другом разговаривают, но единого набора стандартов нет. Да, правительства и центральные банки действительно приложили очень большие усилия в борьбе с кризисом, что помогло избежать худшего. Но структурные и системные вопросы в основном остались нерешенными. Поэтому и вероятность повторения такого же крупного кризиса достаточно большая. Так, в США с лета прошло года уже можно получить ипотеку без первоначального взноса. Рано или поздно у них накопится объем плохой ипотеки, для которой будут выдуманы очередные сложноструктурированные бумаги. Потом они начнут впаивать эти сложные инструменты каким-нибудь японским или европейским структурам, которые слабо будут в этом разбираться. В итоге все опять лопнет.

Но чего следует опасаться сейчас в первую очередь? Наиболее актуальные риски ближайшего года?

– Я думаю, в 2011 году больше всего стоит опасаться нестабильности на Ближнем Востоке и в Северной Африке – то есть того, чего три месяца назад никто не ожидал. В этом и заключается проблема – в непредсказуемости. Получается, что все попытки некоторых товарищей сказать, что они предвидели кризис 2008 года, не совсем правда. Все знали, что, да, рынки переоценены, перекуплены, должна быть какая-то коррекция, но того, что произошло после падения Lehman Brothers, не ожидал реально никто. Способность человека к предсказанию, развитию ситуаций, какой бы умный он ни был, очень ограниченна. Просто нужно диверсифицировать портфель и инвестировать деньги не в предсказания, а в готовность институтов и экономик целых стран реагировать на изменение ситуации, откуда бы она ни происходила. Беседовал Игорь Моисеев

Повышение сложности экзамена по английскому языку может сделать практически невозможным въезд в страну для иностранцев, желающих жить и работать в Австралии по профессиональной миграции, предупредила правительство группа основных австралийских работодателей.

Master Builders Australia настаивает на пересмотре изменений теста по английскому языку: строительные и добывающие промышленности страны испытывают потребность в иностранной рабочей силе и профессионалах, а подрастающее поколение австралийцев «не хочет пачкать руки» и предпочитает другие профессии и индустрии.

Также работодатели убеждены в необходимости, по крайней мере, сохранения существующей среднегодовой численности профессиональных мигрантов для процветания австралийской экономики. Они сомневаются, что необходимое количество иностранных работников сможет попасть на работу в страну из-за повышения требований к знанию английского языка с 1 июля этого года.

Напомним, что с 1 июля 2011 г. австралийское правительство собирается ввести новый тест по английскому языку для миграционных целей. Система направлена на то, чтобы люди с лучшим знанием английского языка получали больше возможностей для иммиграции в Австралию. Сейчас важную роль для получения постоянного жительства в Австралии играет возраст — чем моложе, тем больше баллов набирает претендент. Это позволяло получившим образование в Австралии студентам, большая часть которых из Китая и Индии, успешно подавать заявление на постоянное местожительство (PR, Permanent Residency), и, добрав баллов по другим категориям, больше никогда не работать по полученной специальности.

Как настаивают специалисты по миграционному праву, с июля месяца предпочтение будет отдаваться профессионалам со стажем работы и знанием английского языка, т. е. претендентам из англоязычных стран и тем претендентам из неанглоязычных стран, кто честно отработал определенное количество лет в Австралии, находясь на условиях временного пребывания, и, соответственно, усовершенствовал свой английский.

Кто прав — работодатели страны, или специалисты по миграционному праву, пока неясно. Но нововведение вызывает нарекания и со стороны учебных заведений: в связи с высоким курсом австралийского доллара и сокращением списка специальностей, отучившись по которым студенты могли претендовать на получение PR, в последние два года индустрия образовательных учреждений Австралии испытывает огромные потери вплоть до закрытия большого их числа. Повышение сложности теста по английскому и изменение системы баллов — потенциальная вероятность краха мечты многих иностранных студентов о том, чтобы навсегда остаться в Австралии.

Всем тем, у кого мало шансов получить право на жительство по новому закону, советуют поторопиться с документами: зарегистрированные в департаменте до 1 июля, они все еще будут проходить старый тест по английскому языку.

Александра Вилец, Голд Кост

Бывший судья Верховного Суда Алексей Чернов на церемонии в Мельбурне приведен к присяге как 28-й губернатор штата Виктории. В этой должности он заменяет профессора Давида де Кретцера, исполнявшего эту должность с 2006 года.

72-летний Алексей Чернов, бывший ректор Мельбурнского университета, первый представитель русской диаспоры, занявший пост губернатора. На церемонии Алексей был приведен к присяге главным судьей Верховного суда Мэрилин Воррен. Принимая присягу, он сказал: «Я, Алексей Чернов, клянусь всемогущим Богом, что буду хорошо и верно служить Её Величеству королеве Елизавете II, ее наследникам и преемникам в должности губернатора штата Виктория на благо его жителей». Он сказал, что назначение было большой честью. «Я ощущаю доверие, возложенное на меня, и большую ответственность этой должности». Губернатор пообещал содействовать культурному многообразию. «Культурные отличия между различными группами не препятствует объединению в один австралийский народ»,- сказал губернатор. Премьер штата Тэд Бэйлью, говоря об Алексее Чернове, сказал: «Он человек, испытывающий сочувствие, педагог, юрист, воспитатель молодежи, который принесет с собой опыт лидера и международные контакты».

Алексей Чернов родился в Литве в русской семье и приехал в Австралию вместе с родителями в 1949 году. Начав австралийскую жизнь в лагере Бонегилла, вскоре Алексей уже изучал юриспруденцию в Мельбурнском университете. В 1968 году начав практику юристом, в 1997 он получил место судьи в Верховном суде штата, а в 2009 становится ректором Мельбурнского университета. В должности губернатора Алексей будет служить три года.

В семье Алексея и его жены Елизаветы трое детей и шестеро внуков.

Назначение губернатором Алексея Чернова было очень тепло встречено среди русских австралийцев. Несмотря на большую численность диаспоры, насчитывающую около 200 тысяч человек, это первый случай избрания человека с русскими корнями на такой высокий пост. Недавно в русской диаспоре также стал известен еще один случай высокого назначения, когда мэр большого сиднейского района Таня Михайлюк была выбрана в парламент штата НЮУ.

Редакция газеты поздравляет Алексея с высоким назначением. Особенно хочется отметить, что семья нового губернатора, в частности, его отчим и мать, в далекие 50-е активно участвовали в создании и выпуске первых номеров русской газеты «Единение».

Новая супербактерия с геном NDM-1, который делает ее устойчивой ко многим видам антибиотиков, не представляет опасности для жителей индийской столицы, заявили представители департамента здравоохранения страны.

NDM-1 - ген, который живет в бактерии и заставляет ее вырабатывать специальный фермент, разрушающий самые сильные антибиотики. Ген с легкостью переходит от одной бактерии к другой и ученые опасаются, что вскоре NDM-1 перейдет на бактерии, вызывающие серьезные заболевания, и сделает их устойчивыми к антибиотикам, благодаря которым у пациента есть шанс на спасение.

Ген NDM-1 (метало-бета-лактамаза 1 из Нью-Дели) был обнаружен британскими учеными в бактериях, полученных из образцов воды в Нью-Дели. "Пробы были взяты в лужах и водопроводной воде в радиусе 12 километров от центра Нью-Дели с 26 сентября по 10 октября 2010 года", - говорится в статье исследователей, опубликованной в медицинском журнале Lancet.

По мнению ученых, распространение супербактерии может привести к возникновению неизлечимых форм холеры, дизентерии и других болезней.

"Наличие в природных образцах из Нью-Дели бактерий с NDM-1 несет серьезные последствия для жителей города, которые пользуются городской системой водоснабжения и канализации. Международное исследование устойчивости, забор природных образцов и проведение клинических анализов должны стать приоритетом", - говорится в статье.

Индийские эксперты не согласились с доводами британских ученых, сославшись на отсутствие клинических подтверждений выводов об опасности данного гена. "Обнаружение в природной среде бактерий с геном NDM-1 является малозначимым открытием, поскольку отсутствует клиническая или эпидемиологическая связь результатов в месте забора образцов", - сообщил журналистам директор Индийского совета медицинских исследований Вишва Мохан Каточ.

По его мнению, аналогичные бактерии существуют во всем мире. "Это одна из миллионов бактерий в природе. Они развили устойчивость к лекарственным препаратам, потому что им надо выживать в своей среде. Такие бактерии есть во всем мире и не представляют большой угрозы здоровью", - сказал Каточ.

Он пояснил, что в столичной больнице имени Сира Гангарама, которая расположена в районе забора образцов "воды с супербактерией", на протяжении двух лет на устойчивость к антибиотикам были проверены 2 тысячи беременных женщин, и ни у одной из них не было проблем.

Директор главного управления медицинских услуг Ракеш Кумар Шривастава согласился с коллегой, но признал, что чрезмерное использование антибиотиков в Индии приводит к возникновению устойчивых к их действию бактерий, и политику в области применения антибиотиков надо менять.

"Правила применения антибиотиков существовали всегда. Раньше они содержались в больничных правилах борьбы с инфекцией. Стерилизация и правильное использование антибиотиков являются главными поводом для беспокойства. Мы планируем ограничить использование некоторых препаратов", - сказал Шривастава.

По сообщениям мировых СМИ, в Японии в начале сентября 2010 года был зафиксирован первый случай заражения человека бактерией с геном NDM-1, которую не может уничтожить ни один антибиотик. Заболевание, вызываемое этим вирусом, опасно для людей с ослабленной иммунной системой и, прежде всего, для пациентов больниц. Симптомы заболевания проявляются только через несколько дней, и человек может долгое время не знать о том, что он болен.

Бактерии с геном NDM-1 распространяются в Великобритании, Франции, Бельгии и других европейских странах, а также в США, Канаде и Австралии. Многие из заболевших жителей этих стран ездили в Индию или Пакистан. До сих пор эта бактерия встречалась только в странах юго-восточной Азии. Евгений Безека

Высокий спрос на уголь, железную руду и другие полезные ископаемые в Китае и других азиатских странах помогли Австралии пройти с малыми потерями, легче других развитых стран, мировой финансовый кризис.

Когда экономика большинство стран попала в глубокую рецессию, австралийская экономика не уменьшилась, а даже выросла на 1,4%, что подтверждает высокую конкурентноспособность Австралии.

Австралийский доллар вырос и превзошел по стоимости американскую валюту, что не наблюдалось в Австралии за последние 30 лет.

Безработица в стране упала до 5%, в то время, как в США безработица составляет 9.4%, во Франции 9.8%, а в Великобритании и Канаде чуть меньше 8%.

Однако, специалисты Всемирной Торговой Организации ( ВТО) предупреждают, что стремительный рост экспортных цен и низкая безработица могут создать иллюзию успеха и ненадобности проведения реформ. Рост австралийского доллара положительно влияет на импорт товаров, но может повредить отраслям экономики, связанным с экспортом австралийских товаров. Представляет опасность также существенная зависимость экономики страны от сильно меняющихся мировых цен на минеральное сырье.

В 2010 году экономика Австралии выросла на 2,7%. В текущем году этот показатель может превысить 4%.

Генеральный директор управления по надзору за наркотическими и лекарственными препаратами при министерстве здравоохранения Ирана сообщил, что согласно недавнему отчету Международного комитета по контролю за наркотическими средствами Иран в 2009 г. занял шестое место в мире по производству наркотических лекарственных средств морфина и кодеина.

Мохаммад-Реза Шанесаз добавил, что этот успех был достигнут благодаря усилиям специалистов фармацевтической индустрии, при содействии министерства здравоохранения и Штаба по борьбе с контробандой наркотиков.

По его словам, согласно международным соглашениям законный посев опиумного мака осуществляется в большей степени во Франции, Турции, Венгрии, Австралии, Индии, Испании. Другие страны для производства морфина и кодеина должны закупать необходимое для этого сырье в одной из этих странах.

47-летний Кемпбелл Ньюмен, бывший лорд-мэр Брисбена, 4 апреля был избран лидером либерально-национальной партии Квинсленда.

Признанный в 2010 году одним из лучших мэров мира, Кемпбелл решил баллотироваться на место в парламенте штата и вести борьбу за лидерство в парламенте.

Политику, получившему большую популярность в юго-восточной части штата, где находится Брисбен, теперь необходимо завоевать доверие жителей всего огромного штата, простирающегося с севера на юг и с запада на восток почти на две тысячи километров.

В ближайшее время он отправляется на север для встречи с жителями Кернса.

Хотя новоиспеченный лидер еще даже не завоевал себе место в парламенте штата, представители либералов считают его будущим премьером Квинсленда. Кемпбелл надеется быть выбранным в парламент в лейбористском округе Ashgrove.

Очередные выборы в парламент Квинсленда состоятся через год, в марте 2012 года. В настоящее время правящая партия в штате — лейбористы и возглавляет ее премьер Анна Блай.

Франция, председатель G20, решила провести семинар по реформе глобальной финансовой системы в Китае. Но этот оригинальный и необычный шаг не удался. Помешала, как ни странно, операция НАТО в Ливии.

Мероприятие на китайской территории целиком организовывалось Францией. Даже аккредитация журналистов не проводилась французским посольством в Пекине — китайские госструктуры от этой задачи устранились.

Французский президент Николя Саркози заявил, что, проведя семинар в КНР, он стремился подчеркнуть важность расширения роли новых валют в мировой финансовой системе. Одной из главных идей, высказанных им, было расширение корзины валют, лежащих в основе SDR, прежде всего за счет китайского юаня.

Организаторы предполагали, что китайцы, неоднократно заявлявшие о своем стремлении повысить международную роль юаня, по итогам форума солидаризуются с французскими инициативами. И поддержат усиление функций и полномочий МВФ, выступив, возможно, коспонсорами некоторых из них.

Этим планам не суждено было исполниться в силу целого комплекса причин, не имеющих никакого отношения к судьбе мировой валютной системы. Проведение семинара пришлось на период (до сих пор не завершившийся) активной фазы военной операции НАТО против Ливии.

Ливийская гражданская война — довольно болезненная проблема для Китая. Речь идет не только о традиционно негативном отношении КНР к западным гуманитарным интервенциям, но и о прямых потерях китайских компаний, осуществлявших на момент начала хаоса в Ливии 50 крупных строительных проектов на общую сумму $18,8 млрд.

Особенно неприятно для Китая, что инициированные Францией воздушные операции НАТО по поддержке несостоятельной в военном и организационном отношении ливийской оппозиции ведут к затягиванию войны на неопределенный срок и, как следствие, к росту цены нефти.

Военные упражнения Парижа ставят под угрозу усилия Китая по борьбе с инфляцией. Советник Народного банка Китая, профессор университета Цинхуа Ли Даокуй еще в начале марта предупреждал, что повышение цен на нефть до $120–130 за баррель в результате затяжного хаоса в арабских странах будет «худшим сценарием для китайской экономики в 2011 году». К нижней границе этого рубежа нефть уже подошла.

Борьба с инфляцией — безусловный приоритет китайской экономической политики. Ориентир по инфляции на этот год повышен с прошлогодних 3 до 4%. Экономисты подозревают, что будет превышен и этот порог. Китай импортирует 55% потребляемой нефти, и дальнейшие резкие скачки цен на энергоносители поставят перед китайскими властями трудноразрешимые проблемы. Народный банк Китая уже почти исчерпал ряд инструментов сдерживания роста цен. Например, резервные требования к коммерческим банкам близки к предельно возможным.

Все это сделало встречу Саркози и председателя КНР Ху Цзиньтао довольно прохладной. Сообщения китайских СМИ о ней свелись к заявлению Ху о том, что применение силы лишь осложняет ситуацию в Ливии и призыву искать пути мирного разрешения проблем.

У Китая были и другие причины воздерживаться от поддержки французских инициатив. Рост международной роли юаня и усиление роли КНР в МВФ — долгосрочные стратегические задачи. Их реализация, в том числе включение юаня в корзину SDR, потребует от КНР ускоренных реформ финансовой системы, включая дальнейшую либерализацию обменного курса юаня.

Но именно сейчас, учитывая все многочисленные риски, с которыми сталкивается китайская экономика, китайцы хотели бы этого избежать. Представители МИД КНР заблаговременно заявляли, что курс юаня на семинаре ни в каком виде обсуждаться не должен. Но, по словам бывшего торгового представителя США Сьюзен Шваб, избежать этого разговора едва ли удалось.

Форум в Нанкине с участием Саркози не принес кардинальных изменений в ход дискуссий о реформировании валютной системы, а отношение КНР к французским инициативам стало еще более прохладным и подозрительным. Василий Кашин.

Подводя итоги финансового года, окончание которого предстоит менее чем через три месяца, правительство Австралии готовится к осложнению финансовой ситуации, которую в ближайшее время может вызвать непрекращающееся падение сбора налогов в стране.

Благодаря проводимой в стране экономической политике, правительство Австралии на протяжении последних лет успешно решало задачи уменьшения дефицита национального бюджета и поддержания стабильно высокого уровня собираемости налоговых платежей. События экономической и социальной жизни последних месяцев резко изменили ситуацию, и в прошедшие выходные был опубликован доклад Казначейства Австралии объективно указывающий на то, что в текущем финансовом году сборы платежей корпоративного налогообложения упадут до 60,6 миллиардов австралийских долларов (17,77 триллионов рублей). При этом, еще в ноябре 2010 года сбор этой категории налогов планировался на уровне 63,7 миллиардов долларов (18,68 триллионов рублей), а в начале текущего финансового года (июль 2010 г.) показатель сбора намечался 66,5 миллиардов долларов (19,50 триллионов рублей).

Одним из основных факторов, столь негативно повлиявших на доходы государственного бюджета, стал резко дорожающий обменный курс австралийского доллара, что вызвало падение доходов горно – добывающей и перерабатывающей промышленности, одного из наиболее важных секторов экспортной экономики Австралии. Финансовые последствия и необходимость инвестировать дополнительные средства в восстановление инфраструктуры, разрушенной небывалым наводнением в штате Квинсленд, еще более обострили и без того не простую экономическую ситуацию в стране. Немаловажное влияние оказало положение, сложившеесяя в странах исторически считающимися одними из важнейших внешнеторговых партнеров Австралии, в Новой Зеландии и в Японии. Обе эти страны подверглись в последние недели разрушительным природным землетрясениям и, как следствие, резко сократили объемы своих внешнеторговых операций.

По мнению экспертов, новые экономические реалии заставят правительство Австралии самым внимательным образом пересмотреть свои финансовые планы на предстоящий финансовый год и новые финансовые ориентиры лягут в основу бюджетного плана, который должен будет быть рассмотрен уже 10 мая.

Российские власти оперативно отреагировали на трагические события в Японии, предложив Токио активизировать сотрудничество в сфере энергетики. «Московским новостям» удалось ознакомиться с предложениями Минэнерго по увеличению поставок российских энергоресурсов на японский рынок: Россия готова в 2011 году удвоить экспорт нефти, на 30% увеличить сбыт нефтепродуктов, на 45% — угля и добавить немного сжиженного газа. Впрочем, платежеспособным японцам эти меры могут не пригодиться. А наши чиновники, возможно, пытаются таким образом обострить конкуренцию Японии и Китая за российское сырье.

При этом они признают, что для вовлечения Токио в развитие крупных инфраструктурных проектов на Дальнем Востоке «крайне важно изменить структуру взаимоотношений между РФ и Японией в сторону более тесного сотрудничества на взаимовыгодной основе». Но конкретных механизмов качественного изменения Минэнерго не предлагает.

Уже на следующий день после разрушительного землетрясения в Японии премьер Владимир Путин публично в беседе с заместителем по ТЭК Игорем Сечиным распорядился проработать вопрос увеличения поставок. «Если такая помощь нашим партнерам нужна», — несколько раз подчеркнул глава правительства. 14 марта аппарат вице-премьера выдал официальное поручение Минэнерго совместно с заинтересованными компаниями подготовить предложения о снабжении Японии энергоресурсами. Через девять дней они были готовы и тут же были озвучены приглашенному Сечиным японскому послу в Москве Масахару Коно.

«Эта ситуация является проверкой на истинную дружбу, истинные человеческие отношения, и мы считаем, что в такой ситуации должны поддержать вас и предложить помощь по всем направлениям», — заявил дипломату российский вице-премьер. «Россия предложила комплексное пакетное решение, в том числе по поставкам СПГ, нефти, электроэнергетики и угля. Ведутся переговоры со всеми компаниями, я очень этому рад», — отреагировал посол.

По итогам 2010 года поставки российской нефти в Японию превысили 9 млн т. В основном это нефть с проектов СРП «Сахалин-1» и «Сахалин-2», но в ближайшей перспективе следует ожидать роста экспорта «Роснефтью» через терминал «Козьмино» (конечная точка нефтепровода ВСТО). Сейчас его пропускная способность составляет 15 млн т в год. В совокупности с мощностями сахалинских проектов Минэнерго оценивает предельный потенциал поставок нефти в Японию на уровне 30 млн т, но прогнозирует, что в 2011 году будет отгружено 18 млн т. Если сориентировать весь поток нефти, идущей через «Козьмино» на японский рынок, как говорится в докладе министерства Игорю Сечину, то это может быть связано с «риском понижения эффективности экспорта ввиду отсутствия конкуренции на рынке одного покупателя».

Как известно, «Роснефть» уже столкнулась с такой проблемой в отношениях с Китаем, который заключил с российской госкомпанией долгосрочный контракт по закупке нефти через ВСТО, но после начала поставок в одностороннем порядке изменил подход к ценообразованию. Тем не менее в интервью телеканалу «Вести 24» 1 апреля министр энергетики РФ Сергей Шматко заявил, что «существует хорошая возможность между двумя государствами (Россией и Японией. — «МН») выйти на долгосрочные договоренности по стабильным поставкам энергоресурсов». «Нам нужны деньги, причем серьезные деньги, на масштабные инвестиции на развитие инфраструктуры, на развитие нашей ресурсной базы на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Это могут быть разные источники денег. Это может быть и партнерство, и акционерный капитал, и заемные деньги. А взамен этого мы готовы предложить обеспеченные, в том числе межправительственным соглашением, как у нас по Китаю, долгосрочные контракты на поставки углеводородов», — пояснил Шматко. Учитывая, что японские компании в принципе не практикуют долгосрочные контракты в сфере нефти, покупая необходимые объемы на биржах и спотовых площадках, эти рассуждения больше направлены на несговорчивый Пекин, чем на Токио.

Нефть не единственная сфера, где Москва решила поддавливать китайцев, предлагая японцам расширять сотрудничество. «Россией были сформулированы предложения по участию в освоении Чаяндинского и Ковыктинского месторождений, — напомнил Шматко. — Это стратегические вещи, которые позволяют России и Японии заключать соглашения, аналогичные тем, которые были заключены, например, с Китаем». Министр погорячился. По Чаянде и Ковыкте с Пекином нет никаких соглашений. Более того, продолжаются тяжелые многолетние переговоры «Газпрома» и CNPC о подписании первого долгосрочного контракта на поставку газа в Китай. Российская сторона не раз говорила, что планирует подписать договор в июне 2011 года, но для этого нужно найти компромисс по цене. А появление на горизонте Японии может подстегнуть китайцев.

Возможности оперативно нарастить поставки российского газа на японский рынок весьма ограничены. По данным Минэнерго, в рамках долгосрочных контрактов в 2011 году Япония забронировала около 5,1 млн т (половина мощности завода) сжиженного газа, еще 1,4 млн т может быть поставлено сверх плана за счет незаконтрактованных объемов. К тому же пока с поставками газа в Японию больше проблем, чем перспектив. Как уже писали «МН» (см. номер от 1 апреля), сжиженный газ с проекта «Сахалин-2» продается японским компаниям по ценам ниже рыночных и даже иногда ниже себестоимости СПГ. И «Газпром» ведет сложные переговоры с клиентами о пересмотре контрактов.

С углем тоже есть ограничения. По действующим контрактам из России в Японию поставляется около 9 млн т угля в год. Крупнейшими экспортерами являются СУЭК, «Сибуглемет» и «Мечел». Объемы могут быть увеличены на 3–5 млн т. Однако из-за разрушения объектов угольной генерации японские компании TEPCO, Tohoke Electric, Joban объявляют форсмажор по поставкам угля и отказываются даже от уже отправленных судов. Продлится такая ситуация может от нескольких недель до нескольких месяцев, затоваривая угольные склады на Дальнем Востоке и сбивая цены в регионе. По данным Platts, японцы уже начали переговоры о снижении цен на уголь с австралийской Xstrata. Аналогичная ситуация наблюдается в нефтянке. Япония снизила потребление нефти из-за пожаров на НПЗ и повреждениях портовых терминалов на северо-востоке. Согласно экспертным оценкам (публикация официальных данных Нефтяной ассоциации Японии за март отложена) импорт уменьшился примерно на 1 млн баррелей в сутки. А вопросы дополнительных поставок СПГ на апрель Япония решает за счет разменных операций, не прибегая к массированным закупкам на спотовом рынке, и тем самым сдерживают рост цен. Алексей Гривач.

В Аделаиде было зарегистрировано Российское Этническое представительство Южной Австралии (РЭПЮА). Russian Ethnic Representative Council of SA Inc (RERCSA).

Почтовый адрес: 10 Teak St Campbelltown SA, 5074

Состав комитета RERCSA: Валерий Лебедев ,председатель, Ирина Людвига, секретарь, Полина Фришлинг, казначей, Наталья Миллс, Наталия Жуковская, Сергей Смагин и Елизавета Губченко.

По уставу Комитет имеет право привлекать новых членов, а любая российская организация в ЮА может назначить своего делегата в Комитет и участвовать в деятельности RERCSA.

В рамках деятельности создается вебсайт RERCSA.com.au, подготавливается выпуск информационного бюллетеня «Русская Аделаида», запланировано проведение экспозиции о российской эмиграции в Музее иммиграции ЮА, планируется организация службы ухода или помощи русскоговорящих людей ЮА. Намечена обширная программа празднования 50-летия полета Юрия Гагарина. В ноябре 2011 планируется проведение конкурса «Российская красавица Австралии».

В 2010 г. Китайская Народная Республика вложила $54,4 млрд в возобновляемые источники энергии. Таким образом страна вышла в мировые лидеры по объему инвестиции в экологически чистую энергетику.

На втором месте по затратам на "чистую" энергетику находится Германия с $41,2 млрд, на третьем - США. Соединенные Штаты вложили $34 млрд в эту сферу, что на 51% больше, чем в 2009 г. Аналитики рынка уверены, что Поднебесная вышла на лидирующие позиции благодаря отлаженной политике.

Инвестиции в эту сферу экономики в странах-членах G20, а также России и Саудовской Аравии признаны международными экспертами ничтожными. Тем не менее, в прошлом году 20 экономически сильных государств вложили в экологичные энергетические технологии на 33% больше средств, чем в 2009 г. В сумме инвестиции составили $198 млрд. Причем этот показатель не включает затраты на научные исследования.

Ранее сообщалось, что к 2030 г. китайские власти планируют довести долю генерации электроэнергии из возобновляемых источников до 25%. КНР последовательно выполняет свои обязательства по снижению выбросов углекислого газа в атмосферу.

К концу 2015 г. потребление электроэнергии на единицу ВВП Китая должно сократиться на 18%, воды - на 30%. К тому же временному рубежу снижение выбросов углекислого газа на единицу ВВП должно сократиться на 18%. Объем утилизации твердых промышленных отходов будет доведен до 72% относительно уровня 2010 г.

По результатам января-февраля 2011 г. экспорт овощей из Чили в денежном выражении вырос на 29% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года и составил $26 млн., сообщает Агентство сельскохозяйственных исследований и политики Чили (ODEPA). В то же время, рост экспорта овощей из Чили в натуральном выражении вырос на 10% и составил более чем 19 тыс. тонн.

Густаво Рохас, директор ODEPA, заявил, что Чили сумела нарастить общий объем экспорта преимущественно благодаря увеличению поставок в Испанию, куда было направлено 5 тыс. тонн овощей общей стоимостью почти $9 млн., что соответственно на 79% и 139% больше, чем в январе-феврале 2010 г.

Наиболее экспортируемыми товарами стали чеснок и репчатый лук, доля которых составила 98% от общего объема экспорта из страны. Мексика заняла второе место после Испании по потреблению чилийских овощей с долей 33% от общего объема поставок. Далее расположились США (22%), Нидерланды (5%), Австралия (1%) и Аргентина (1%).

Сильные проливные дожди в Виктории вызвали новый всплеск активности золотоискателей.

Верхний слой земли в центральной Виктории был смыт дождями, обнажив блестящие самородки. В Мариборо, Бендиго и Балларате золотоискатели промывают песок во всех ручьях в надежде найти сокровища.

Как сообщает news.com.au хозяин компании «Золото мира» Дэвид Воттерс - один человек принес металлоискатель и за день нашел почти две унции золота на 25 тысяч долларов. Другой намыл за день 25 небольших самородков по 1000 долларов каждый. В центральной Виктории были найдены около 80% всех крупных золотых самородков (весом больше 500 унций), рассказал Воттерс.

Нечасто встретишь нападки на ОЭСР - организацию, ответственную за повсеместное насаждение стандартов налоговой прозрачности. Однако, Барбадос (карибская оффшорная юрисдикция) осмелился настаивать на том, что в ответ на его включение в черный список как "несотрудничающую территорию" он не станет "падать и прикидываться мертвым".

Министр финансов и экономики территории Крис Синклер уверил лидеров бизнеса на обеде в Международной бизнес-ассоциации Барбадоса, что правительство намерено решительно защищать репутацию острова.

Рассказывая о развитии ситуации, Министр финансов сказал, что недавние события в ОЭСР в отношении Барбадоса произошли не только с подачи Франции и Германии, но были "неявно санкционированы другими участниками G20, некоторые из которых являются многолетними партнерами острова, и которые также участвуют в кампании против Барбадоса, чтобы ликвидировать его как международную налоговую юрисдикцию".

Заявив, что ответ острова будет быстрым и решительным, Sinckler сообщил, что уже составлено письмо британскому правительству, в котором выражается разочарование острова позицией по этому вопросу, которую заняли правительство и ОЭСР.

"В международном сообществе есть люди, страны, если хотите, которые желают закрыть Барбадос как международную налоговую юрисдикцию. Постоянное изменение ОЭСР ориентиров в стандартах прозрачности и обмена информацией является столь же вопиющим, как и критерии, по которым Барбадос был выбран из нескольких сотен стран и помещен в список из около 62 налоговых юрисдикций, якобы имеющих потенциал для разрушения международной финансовой системы," сказал Синклер.

Он сказал, что в рамках усилий правительства дипломаты Барбадоса проведут двусторонние и многосторонние переговоры со странами-участницами G7 и G20.

Sinckler объяснил, что Министерство иностранных дел было вынуждено заниматься этим вопросом на дипломатическом уровне, и будет выпускать дипломатические ноты, адресованные тем странам, которые сочувствуют плану Барбадоса, "чтобы создать коалицию стран с целью сопротивления недавним действиям ОЭСР, порочащим доброе имя стран, которые во всех остальных отношениях сотрудничают по международным налоговым вопросам."

"Именно эти альянсы, которые мы создаем, послужат защите и росту репутации Барбадоса как высококачественной, открытой и хорошо регулируемой налоговой юрисдикции," сказал он.

Министр также подверг сомнению мотивы ОЭСР в свете активного участия острова в Комитете ОЭСР по пристальному рассмотрению и его позиции на стороне прозрачности в налоговых вопросах.

"Но еще большее беспокойство вызывает преждевременное и ненужное рвение британских налоговых органов к осуждению, в результате чего Барбадос был помещен в так называемую "Категорию 3", то есть группу стран, в которую входят некоторые из самых несотрудничающих налоговых гаваней в мире," сказал в завершение Синклер.