Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

«Сшиблись два антихриста»

22 июня 1941 года в оценке русской эмиграции

Олег Игоревич Бэйда (р. 1990) – исследователь, специалист по проблемам русской эмиграции и истории Второй мировой войны, автор книги «Французский легион на службе Гитлеру. 1941–1944 гг.» (2013).

Через несколько лет Россия будет отмечать важнейшую дату своей истории – 100-летие октябрьской революции, спровоцировавшей, среди прочих тектонических сдвигов, одну из самых жестоких гражданских войн Новейшего времени. Помирились ли «красные» и «белые» за время отпущенной им жизни? Вряд ли. Однако о примирении двух сторон в последние годы рассуждают широко и с удовольствием. Еще в 2000 году президент Владимир Путин, впервые посещая Францию в должности главы государства, возложил венки на могилы писателя Ивана Бунина и участницы движения Сопротивления Вики Оболенской. Российский лидер тогда заявил: «Мы дети одной матери – России, и для нас настало время объединиться»[1]. Спустя тринадцать лет, когда режиссер Юрий Кара предложил построить в России храм национального примирения, президент энергично поддержал инициативу, добавив: «Я считал, что все помирились, но, если вы считаете, что нет, давайте дальше мириться»[2].

Но зададимся вопросом: а нужно ли нам мириться, если сами мы не пережили то, что было пережито нашими предками? И не проще ли было бы для нас, ныне живущих, воспринимать историю как голый набор фактов, не таящий в себе никакого поучения? Проблема здесь в том, что если избрать путь обезличенного факта, то придется забыть о гражданском патриотизме, которым так дорожат многие государства; ведь история, интерпретируемая подобным образом, предстанет наукой сугубо описательной, – какой она, собственно, и должна быть. Лишенная морально-поучающего компонента, она зачастую оказывается лишь многоголосьем человеческих судеб, а раз так, то и спорить не о чем.

Об отношениях русских эмигрантов с «третьим рейхом» сказано и написано достаточно, хотя и не очень много. В настоящей статье мы остановимся лишь на одном из аспектов этого сюжета: на том, как русская эмиграция восприняла нападение нацистской Германии на Советский Союз. Разумеется, в рамках небольшого текста невозможно рассмотреть всю гамму чувств, с которой рассеянная по разным странам Европы русская эмиграция оценивала 22 июня 1941 года. Ниже будет представлен лишь срез мнений; но, поскольку эти мнения высказывались и отстаивались одновременно, в их динамике просматривается сложная жизнь заграничной России.

«Оборонцы» и «пораженцы»

Почва для разного восприятия того дня была подготовлена еще в предшествующие годы: русские военные долго ждали реванша, эмигранты дробились на партии, различные сегменты зарубежной России по-разному оценивали события мировой политики. В ходе споров 1930-х годов, касающихся будущей войны, эмигрантский мир разделился на «оборонцев» и «пораженцев», а 22 июня лишь подвело черту под этим расколом. Одни считали, что в случае войны надо оборонять территорию старой Российской империи, что «красная» Россия – это все равно Россия, что большевики в грядущем конфликте, защищая себя, невольно будут защищать и ее, а затем получившие оружие красноармейцы сумеют свергнуть режим. Другие полагали, что территория не так важна по сравнению с уроном, который наносит России само существование большевистского государства, и что «снести» это государство можно только с помощью внешней военной интервенции. А поскольку у самой эмиграции сил для начала и ведения войны не было, ей, как предполагалось, следует принять деятельное участие в будущем общеевропейском конфликте. Имелась еще и третья категория, состоявшая из равнодушных или не определившихся с симпатиями наблюдателей; на наш взгляд, она и была самой многочисленной.

Соответственно, для «оборонцев» 22 июня 1941 года стало днем скорби. Так, один из бывших руководителей Русского общевоинского союза (РОВС), вице-адмирал Михаил Кедров, с началом войны перешедший на «оборонческие» позиции, говорил впоследствии:

«Кровавыми слезами мы плакали, когда слышали о первых поражениях, но в глубине души мы продолжали верить, что Советский Союз победит, так как для нас он представлял русский народ»[3].

А начальник штаба Вооруженных сил Юга России, генерал-лейтенант Петр Махров, в своем письме полковнику Петру Колтышеву от 12 мая 1953 года вспоминал:

«День объявления войны немцами России, 22 июня 1941 года, так сильно подействовал на все мое существо, что на другой день, 23-го (22-е было воскресенье), я послал заказное письмо Богомолову [советскому послу во Франции], прося его отправить меня в Россию для зачисления в армию, хотя бы рядовым».

За это письмо Махров позже попал в лагерь Вернэ, откуда был освобожден лишь по ходатайству знавшего его генерала Анри Альбера Нисселя в декабре 1941-го[4]. К слову, Махров, занявший «оборонческие» позиции еще до войны, в 1938 году призывал создать эмигрантский «оборонческий батальон» в составе РККА[5].

«Пораженцы» же, окрыленные надеждой на скорое возвращение на Родину, на долгожданное продолжение борьбы, пусть и с помощью немецких штыков, ликовали. Их позиции могли различаться в деталях – в обосновании, в осознании или предчувствии рисков и в том, как они эти риски для себя оправдывали, – но тем не менее то была прежде всего радикально антисоветская позиция, воплощенная в выведенной генерал-лейтенантом Петром Врангелем формуле: «Хоть с чертом, но против большевиков»[6].

Во всех странах Европы, где имелись русские общины, первое осмысление начавшейся войны проходило под влиянием двух факторов, которые дополняли друг друга. Первым были откровенно наивные надежды, а вторым едва ли не полное отсутствие информации. В этой рамке, соответственно, выстраивались и размышления о том, приемлемой ли будет германская оккупация, позволят ли немцы создать русское национальное государство, каким это государство станет.

«Не против русского народа, а против политической системы»

В балканских странах еще в 1920-е годы образовались крупные эмигрантские общины, и поэтому там 22 июня обсуждалось и воспринималось крайне бурно и напряженно. Орган Общества Галлиполийцев, «Галлиполийский вестник», ежемесячно выходивший в Софии, уже на следующий день после начала войны выпустил свежий номер. Нехватку информации авторы передовицы восполнили выдержками из довоенных речей Гитлера, в которых обличался мировой коммунистический Интернационал. Комментируя их, а также выступление Гитлера по случаю начала войны, «Вестник» подчеркивал, что «вождь III Райха оставался последовательным в своей оценке большевизма». Говоря о начале боевых действий, авторы пытались подкрепить собственные позиции заявлениями официальных лиц Германии.

«Мы уверены, что каждый из русских по эту и ту сторону рубежа с замиранием сердца следит за ходом военных действий, которым суждено из-под развалин СССР воскресить новую Россию уже без юдобольшевиков, с которыми в решительный бой вступает Германия, а за ней и ряд связанных общими целями стран. “Борьба не против русского народа, а против политической системы Советского Союза”, так определяет цели текущей войны комментатор радио-София в своей эмиссии от 23 июня. Если это так […] то мы, белые русские, в этой цели видим полное созвучие с тем, что столь последовательно проводили с начала большевицкой революции и до самых последних дней»[7].

Уверенность в скором «освобождении» высказывалась не только эмигрантскими изданиями, но и отдельными лицами. Так, начальник III отдела РОВС (Болгария), генерал-лейтенант Федор Абрамов, 25 июня получил письмо от проживавшего в одном из болгарских сел некоего Альбояна (по-видимому, также члена РОВС), который писал:

«События переживаемых дней так взбудоражили меня, что я потерял сон и покой. Верю, что приближается день падения большевиков, и, мне кажется, сидеть в такое время сложа руки, в качестве простого наблюдателя, не принимая в событиях никакого участия, – больше, чем преступление. Одинаково со мной думает и тот десяток оставшихся верными Белой идее, который переживает события так же, как я».

Автор, впрочем, понимал, что в начавшейся войне Германия преследует свои цели, и поэтому резюмировал так:

«Хоть происходит далеко не то, чего мы так страстно ожидали, но все же идет борьба за свержение большевистского строя, и потому приходится мириться и как-то надо участвовать в событиях»[8].

Некоторые, кстати, были готовы мириться с этим фактом, но других осознание его удерживало от выступления на стороне Германии. Тот же Абрамов переписывался и с председателем Союза бывших русских железнодорожников и техников в Болгарии (его имя нам неизвестно), который в связи с начавшейся войной делился следующим соображением:

«Думаю, что наш моральный долг и перед русским народом, и перед историей, и перед самим собой – это: если есть хоть малейшая возможность протеста в направлении “будущего расчленения”, его надо предпринять»[9].

В ответном письме от 10 июля Абрамов недвусмысленно обозначил свою – и других непримиримых эмигрантов – позицию:

«Что касается высказанного Вами мнения о необходимости массового протеста со стороны русской эмиграции в “направлении будущего расчленения России”, то “протестовать”, конечно, можно. В таком “протесте” сейчас очень и очень нуждается и товарищ Джугашвили. Но если перед нами стоит вопрос, кого же поддержать в ходе мировой борьбы, хотя бы идейно: Гитлера ли, поставившего целью раздавить мировую коммунистическую заразу в лице правящего аппарата СССР, или товарища Джугашвили, ведущего русский народ к полной коммунизации и старающегося, в час смертельной для него опасности, прикрыться затоптанным им в грязь знаменем Единой Неделимой России, то я, как и большинство фактически сражавшихся с большевиками в течение 1918–1920 годов на полях Дона и Кубани, иду на стороне Гитлера. К этому призываю и всех своих старых соратников. “Протест” же против расчленения России будет уже вторым этапом в борьбе за восстановление Великой России; и вести его должна будет новая национальная Власть возрожденной России»[10].

Корнет Юрий фон Мейер, участник Белого движения в рядах Сводно-гвардейского полка 1-й кавалерийской дивизии, говорил о том, что в Белграде день 22 июня стал «неожиданностью для большинства русских». Как и в случае с Болгарией, единственным источником информации здесь выступала пропаганда. Фон Мейер пишет:

«Многие из русских были обмануты одной фразой в речи Гитлера, произнесенной рано утром этого дня. Он назвал начавшуюся войну крестовым походом против коммунизма с целью освобождения народов. Многие эмигранты серьезно поверили в то, что Германия идет против большевиков без своекорыстных целей, с желанием лишь восстановить имманентную справедливость»[11].

Но на самом деле в речи Гитлера не было упоминаний о «крестовом походе»; скорее, общая тональность его слов позволяла принять желаемое за услышанное. Дефицит информации порождал неуместные надежды.

Член Народно-трудового союза (НТС) Ростислав Полчанинов, живший в то время в Хорватии, вместе с друзьями услышал от их знакомого русского немца Гердта, что началась война. Жена немца была огорчена и плакала, а сам он вовсе не был уверен в том, что поход на Восток закончится скоро. Полчанинов пишет:

«Мы же, наоборот, радовались. Мы стали говорить, что вот сейчас, когда народ получит оружие в руки, он свергнет ненавистное ему советское правительство и что война даст толчок к национальной революции, о чем неоднократно и много говорили братья Солоневичи. Гердт только качал головой и повторял: “Эх, дети, дети”»[12].

Начальник Загребского отдела РОВС, генерального штаба генерал-лейтенант Даниил Драценко, высказался в связи с событиями предельно четко: «Борьбу, а не туманное философствование, ведут народы Европы во главе с Германией и ее Вождем, и нам, русским националистам и патриотам, сейчас по пути только с ними». Позже этот офицер зарегистрировал более 1500 человек, желавших бороться с коммунистами, и начал организовывать военные курсы. Столь бурная активность вызвала недоумение хорватских властей и негативную реакцию немцев. По требованию немецких официальных лиц уже 10 сентября регистрация проживавших в Независимом государстве Хорватия русских эмигрантов, желавших принять участие в войне, была остановлена. Что касается самого Драценко, то он, как и многие русские эмигранты, проживавшие в Хорватии, пополнил ряды Русского охранного корпуса[13].

Еще один член НТС, живший в Белграде, Александр Казанцев писал:

«22 июня поставило нас перед двумя вариантами нашего отношения к событиям – остаться в стороне и наблюдать, кто кого, Сталин Гитлера или наоборот, или броситься в эти события и устремить все свои силы на достижение наших русских целей. Для нас был приемлем только второй вариант»[14].

Николай Февр, бывший кадет Киевского Владимирского корпуса, в эмиграции окончил Крымский кадетский корпус в сербской Белой Церкви. Проживая в Белграде, он с конца лета 1941 года сотрудничал с финансировавшейся нацистскими властями берлинской газетой «Новое слово». 22 июня в его послевоенных мемуарах посвящены следующие строки:

«С этого дня я лишился того относительного душевного покоя, который можно было иметь в городе, недавно пережившем воздушные бомбардировки и оккупированном чужими войсками. Я почувствовал, что вот теперь наступил тот момент, когда можно каким-то путем пробраться на родину и, наконец, самому убедиться в том, что с ней произошло за эти долгие и смутные годы»[15].

Во всех приведенных фрагментах явно просматривается общее настроение: из них видно, что эмигранты очень хотели видеть в происходящем свою правду, желали найти в шторме начавшейся войны подтверждение своих гипотез (некоторые из которых – например, мнение о том, что борьба так или иначе будет продолжена, – вынашивались десятилетиями) и обоснование своих надежд. Германское вторжение воспринималось ими как прорыв, из которого надо извлечь возможность для продолжения борьбы. Эмигрантское сознание по большей части отторгало идею о том, что напавшая на Советский Союз Германия ведет войну лишь ради собственных интересов.

«Трудно было предвидеть, что Гитлер окажется настолько тупоумным и пойдет завоевывать Россию»

В Центральной Европе настроения были более разнообразными. «Морской журнал», издававшийся в Праге, посвятил весь июльский номер теме 22 июня. Здесь были опубликованы речи деятелей эмиграции и в целом выражалась надежда на грядущее «освобождение» России. Редактор ежемесячника, лейтенант Михаил Стахевич, писал:

«Борьба немецкого народа с коммунистическим Интернационалом, начатая 22 июня, продолжается. На русских полях льется кровь немецких офицеров и солдат за освобождение русского народа от ига большевизма, горшего, чем иго татарское. Волей Божией и распоряжением Вождя и Канцлера Адольфа Гитлера нам, русским эмигрантам, 20 лет жившим за рубежом своей Родины мыслью об освобождении России от красной нечисти своими руками, этого счастья пока не дано. Нам пока остается единственный способ участия в борьбе – посильная материальная помощь тем, кто пострадал в этой борьбе, – помощь Немецкому Красному Кресту»[16].

Интересно, что кровь германских солдат, по мысли автора, льется не за германские интересы и не за германское государство и его фюрера – а за русских (!) и их свободу. Здесь мы вновь имеем дело с попыткой найти свою, русскую, нить в завязавшемся военном узле, сопровождавшейся вынесением за скобки той логической посылки, что если одно государство нападает на другое, то делает оно это лишь ради собственных интересов, а не в качестве «дружественного акта» помощи кому бы то ни было.

На западной окраине Европы тоже имелась своя, пусть и маленькая, русская община. После окончания гражданской войны в Испании небольшая группа эмигрантов, воевавших на стороне националистов, получила гражданство и осталась там жить. Антон Яремчук 2-й, ветеран Первой мировой войны и гражданских войн в России и Испании, в годы Второй мировой служил в итальянской армии в качестве переводчика. В своих воспоминаниях он писал:

«Прошло два года с начала войны – нам чуждой и неинтересной. В конце июня 1941 года, в разгар советско-германской дружбы, я как-то зашел к нашему “декану”, полковнику Болтину. Он рассказал, что на советской границе немцы сосредоточили около ста дивизий для вторжения. И действительно, через несколько дней немцы вторглись в СССР. Можно было ожидать, что война примет форму крестового похода против мирового врага – коммунизма. В то время трудно было предвидеть, что Гитлер окажется настолько тупоумным и, согласно своей книге “Майн Кампф”, пойдет завоевывать Россию, чтобы превратить многострадальный русский народ в рабов “высшей расы”!»[17]

Во Франции, однако, два первых года войны вряд ли воспринимались как «чуждые и неинтересные»; эта страна уже успела потерпеть поражение, а в ее армию были мобилизованы и русские эмигранты. Вероятно, именно Франция в интересующей нас перспективе наиболее показательна: при обсуждении роли эмиграции в войне историки предпочитают ссылаться на позицию известнейших «оборонцев», живших именно там. Так, ярко описала «примирительную» позицию и соответствующее восприятие войны княгиня Зинаида Шаховская:

«22 июня Гитлер напал на СССР. В двадцать четыре часа все русские эмигранты по распоряжению оккупантов были арестованы французской полицией. […] Событие, произошедшее 22 июня, имело – и это чувствовали многие – первостепенное значение. […] В войну вступила несчастная страна, ее угнетенный народ. Но хоть я и предчувствовала победу русских, зная, что все многочисленные иноземные вторжения на Русь неизменно заканчивались разгромом агрессора, то были лишь не согласованные с разумом надежды. В течение долгих лет Сталин занимался больше чистками и репрессиями, чем экономикой и промышленностью страны. […] Трудно было ожидать от народа верности тирану, который внушил ему страх, но не так-то просто вырвать из сердца любовь к людям, к земле, с которыми тысячу лет были связаны целые поколения твоих предков. Презирая и ненавидя коммунистический режим, я тем не менее желала победы русским»[18].

Разумеется, современный человек не имеет права судить тех людей, однако здесь мы тоже видим специфическое «вынесение за скобки» неудобной правды: на советско-германском фронте были лишь две стороны, и лишь из них можно было выбирать. Третьим вариантом оказывался отказ от выбора и уход в частную жизнь. Если «пораженцы» закрывали глаза на то, что Германия ведет войну лишь для собственного блага, преследуя лишь свои интересы и руководствуясь нацистской идеологией, то «оборонцы» пытались как-то совместить неприятие коммунизма с желанием выступить на «русской» стороне. При этом, разумеется, они выносили за скобки тот факт, что эта сторона воевала под красным флагом и что всем руководило большевистское, а не «общерусское» правительство.

Похожую позицию «чистого сочувствия к страданиям людей» мы видим и в других источниках. Жена известнейшего «оборонца», генерал-лейтенанта Антона Деникина, Ксения, сидя под арестом во Франции, прислушивалась к тому, что сообщало германское радио. Впечатления она записывала на клочках бумаги, а затем перенесла эти заметки в дневник. В записи от 21 июня читаем:

«По радио говорят только о “слухах” (о нападении Германии на СССР), идущих чаще всего из Швеции. […] Что думать про это нам? Огорчаться, радоваться, надеяться? Душа двоится. Конечно, вывеска мерзкая – СССР, но за вывеской-то наша родина, наша Россия, наша огромная, несуразная, непонятная, но родная и прекрасная Россия!»

Уже через два дня, 23 июня, она пишет:

«Не миновала России чаша сия! Сшиблись два антихриста… А пока что немецкие бомбы рвут на части русских людей, проклятая немецкая механика давит русские тела, и течет русская кровь… Пожалей, Боже, наш народ, пожалей и помоги!»[19]

Часть проживавших во Франции военных эмигрантов подверглась арестам, и это тоже могло повлиять на мнение людей относительно того, чего ждать от немцев и стоит ли идти с ними. Но и во Франции, тем не менее, были свои «пораженцы». Председатель Гвардейского объединения во Франции, генерал-лейтенант Арсений Гулевич, 24 июня направил приветственный адрес главе оккупационной администрации, генерал-лейтенанту Отто фон Штюльпнагелю:

«Как старейший русский генерал во Франции и как председатель Гвардейского объединения, я счастлив засвидетельствовать перед Вами как перед Главнокомандующим Германской армией во Франции, что бывшие офицеры Русской Императорской гвардии и армии приветствуют от всего сердца предпринятую Фюрером войну против большевиков. Мы выражаем пожелание скорейшей победы для свержения иудобольшевизма и уверены, что освобожденная от советской власти Россия немедленно явится могучим фактором в создании Новой Европы на основе возвышенных принципов, провозглашенных Фюрером. Мы готовы приложить все наши силы для участия в этом величайшем мировом событии и просим дать нам возможность исполнить наш долг»[20].

Во Франции, как и в других странах, «пораженцы» были уверены в грядущем благе, которое солдаты вермахта несут на своих штыках, а также в доброй воле немецкого руководства, которое, конечно же, поможет создать или воссоздать «новую Россию».

На наш взгляд, очень метко охарактеризовал происходившее тогда размежевание эмигрант Николай Рощин, 23 июня записавший в своем дневнике:

«Впервые за эти двадцать лет каждый поставлен перед необходимостью в последний раз выбрать – “за” или “против”. За народ, но и непременно вместе с его теперешней властью или по-прежнему против этой власти, но и – и на этот раз особенно остро – непременно против народа… Для каждого из эмигрантов пришли дни, самые страшные и самые суровые, грозные. Каждый предоставлен только самому себе, своему разуму и совести, каждый вновь сам решает свою судьбу – как в годы Гражданской войны»[21].

Сам Рощин выбор впоследствии сделал, став бойцом Сопротивления.

Высказались и первые лица эмиграции. 26 июня появилось обращение проживавшего в Сен-Бриаке главы Российского императорского дома, великого князя Владимира Кирилловича:

«В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырех лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом: способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма»[22].

Этот документ носил довольно общий характер, но для тех эмигрантов, что признавали великого князя наследником престола, он выступил своеобразной санкцией, приведшей их в германские воинские формирования.

«Чемодан не собираю и тебе не советую»

В самой Германии новость о начале войны произвела необычайный фурор. Полковник Константин Кромиади, с 1922 года работавший таксистом в Берлине, рассказывал об этом так:

«Был воскресный день, 22 июня 1941 года. Берлин еще не проснулся от ночного сна, и затемненные улицы еле-еле прорезывались предрассветной зарей. Трамваи, омнибусы и метро еще не шли, и мне предстояло добраться до места своей работы пешком. По пути, на одном из перекрестков вынырнувший из темноты встречный велосипедист на лету выкрикнул: “Сегодня ночью между Советским Союзом и Германией началась война!” – и, не остановившись, промчался дальше. Я остался стоять на месте как вкопанный. […] Лично на меня весть о возникшей войне подействовала так сильно, что я растерялся и не знал, что предпринять. Во мне как будто что-то оборвалось, и все, что мне предстояло делать, потеряло свое значение. Как будто не было и минувших двадцати пяти лет эмиграции»[23].

Тогда Кромиади еще не знал, что ему предстоит сыграть ведущую роль в формировании одной из коллаборационистских частей, а позже служить в штабе генерал-лейтенанта Андрея Власова. По его словам, слухи о войне циркулировали в русской среде Берлина давно, но никто не придавал им значения, так как политическая и военная обстановка вроде бы доказывала их несостоятельность.

Русская эмиграция внимательно следила за происходящим на фронте, и всем было ясно, что на карту поставлена судьба России. В ресторанах, на улицах, в домах обсуждали только это, спорили и строили прогнозы. В берлинских кинотеатрах, где показывали еженедельные сводки с фронта, по заплаканным людям можно было определить количество русских в зале. Цели и пути русских и немцев в Германии разошлись, поскольку каждый воспринимал происходящее на фронте по-своему, каждый стоял за интересы «своей» родины. Настроения русского Берлина «распались веером – от крайне непримиримых до советских патриотов включительно; но последних было очень мало»[24].

Официальное мнение немецких властей выразила уже упоминавшаяся газета «Новое слово». Экстренный номер от 23 июня открывался речью Гитлера по случаю начала войны. Над ее текстом большими буквами было написано: «Крестовый поход против большевизма». На второй странице, с подзаголовком «Борьба с Дьяволом», излагал свое мнение редактировавший газету с середины 1930-х годов Владимир Деспотули, русский грек, ветеран Первой мировой и гражданской войн. Рассуждая о том, что коммунистам нельзя прощать минувшие двадцать лет, он писал:

«Наконец, тем ханжам и кликушам, которые станут говорить о том, что объявленный Германией поход является походом против русского народа, походом на нашу родину, мы отвечаем, что для нас это прежде всего поход против кремлевской шайки поработителей нашего народа. Для нас война, ведущаяся ныне Германией, – это крестовый поход против III Интернационала. Если теперь же эта война не окончится победой, наша родина навеки обречена будет на прозябание под властью мирового кагала. Выбора нет. […] Наше сердце может обливаться кровью перед теми испытаниями, которые выпали на долю многострадальных народов нашей родины, но мы твердо должны знать, что победа Германии означает уничтожение коммунистической безбожной власти»[25].

Противоречия и сомнения, терзавшие тем не менее эмиграцию, отразились в письмах главы Объединения русских воинских союзов (ОРВС)[26], генерального штаба генерал-майора Алексея фон Лампе. Так, в письме великой княжне Вере Константиновне от 28 июня он писал:

«Какие события!! Переживаешь их и чувствуешь, что сердце раздирается на части, – радость за освобождение России от коммунизма омрачается тем, что не СССР, а именно Россия делается опять объектом войны и… вероятного расчленения. Дорого придется заплатить русскому народу за более чем сомнительное “счастье” иметь у себя “самое демократическое правительство”. Оно утонет в крови, но от этой крови еще долго будет болеть страна»[27].

Иначе говоря, сомнения относительно грядущей политики Германии оставались, но высказывать их предпочитали в частном порядке.

Вероятно, наиболее восторженно весть о начале войны была воспринята казачеством как обособленной частью эмигрантского сообщества. Живший в Берлине генерал от кавалерии Петр Краснов в день начала войны высказался так:

«Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Хитлеру! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии русские и Император Александр I в 1813 году»[28].

На следующий день он писал атаману Общеказачьего объединения в Германской империи, Словакии и Венгрии, генерал-лейтенанту Евгению Балабину:

«Свершилось! Германский меч занесен над головой коммунизма, начинается новая эра жизни России, и теперь никак не следует искать и ожидать повторения 1918 года, но скорее мы накануне событий, подобных 1813 году. Только роли переменились. Россия – (не Советы) – является в роли порабощенной Пруссии, а Адольф Гитлер в роли благородного Императора Александра I. Германия готовится отдать старый дом России. Быть может, мы накануне новой вековой дружбы двух великих народов»[29].

Казачьи националисты и сепаратисты, мечтавшие о создании независимого государства Казакия, так же полностью поддержали начавшуюся войну. Глава Казачьего национального центра Василий Глазков, проживавший в Праге, в день начала войны послал телеграмму на имя Гитлера, Геринга, Риббентропа и фон Нейрата, в которой среди прочего писал:

«Мы, казаки, отдаем себя и все наши силы в распоряжение Фюрера для борьбы против нашего общего врага. Мы твердо верим, что победоносная германская армия обеспечит нам восстановление казачьей государственности, которая будет верным сочленом держав Пакта Трех»[30].

Аналогичное по смыслу постановление приняли и казаки Перникской общеказачьей станицы (Болгария) в середине июля 1941 года:

«Мы открыто заявляем, что единственным нашим верным союзником считаем национал-социалистическую Германию, возглавляемую ее Вождем Адольфом Гитлером, и все силы Трехстороннего Пакта»[31].

Краснов, Балабин и Глазков впоследствии приняли деятельное участие в войне на стороне Германии.

Конечно, и в казачьей среде были представлены иные мнения. Живший в Болгарии казак Николай писал офицеру Александру, работавшему на мельнице в селе Продилово:

«Дорогой мой, родной Саша! Кровью обливается мое истерзанное сердце. На тех местах, на тех полях святой Руси, где мы с тобой были, опять бьются русские войска за Россию, которую злые враги хотят уничтожить. Великая Россия всегда была великой в глазах Европы! Не ради красивых глаз украинок бросили немцы свои войска в Россию. Хлеб, железо, топливо – вот что нужно голодным ордам, которые истязают народ нашей матери-Родины. Ходил в Софию к казакам, настроение у них разное. Одни вызываются биться вместе с русскими за Россию, другие говорят, что приготовили обмундирование и сапоги и хотят ехать на Терек, Дон, Кубань. Эмиграция старого поколения страдает и мучается за Россию, сознает предстоящее разделение родины. Чемодан не собираю и тебе не советую, не все так просто, как кажется другим»[32].

«По-видимому, нам не доверяют»

В мае 1945 года парижская газета «Русские новости», обозревая эволюцию политических позиций белой эмиграции в военный период, отмечала:

«[22 июня –] дата, с которой начался глубокий сдвиг для громадного большинства наших читателей. […] Русские во Франции разделились на две непримиримые части. Это не было больше делением на “правых” и “левых” – делением, которое становилось все более и более условным. Деление произошло по другому признаку: сообразно отношению каждого к происходившей борьбе. Лишь меньшинство пошло за Германией. Большинство стало на позицию необходимой защиты Родины и постепенно шло к признанию советского правительства»[33].

Конечно, с точки зрения сегодняшних знаний оценку, согласно которой большинство эмигрантов, живших во Франции, якобы поддержало СССР, стоит признать упрощением – вполне понятным, впрочем, в свете победы Красной армии в войне. Общий вклад «французских» русских в завершившееся противостояние оценить непросто. В нашем распоряжении есть лишь приблизительные и сильно разнящиеся цифры, отражающие участие эмигрантов в борьбе французского Сопротивления; одновременно имеется столь же неполная статистика, касающаяся русских выходцев из Франции, которые сражались в немецкой армии. Так, по данным Леонида Шкаренкова, в подпольных организациях и войсках «Сражающейся Франции» состояли около 3000 русских. Согласно оценке Николая Рощина, активными участниками Сопротивления были не менее 10% русских эмигрантов, то есть около 5–6 тысяч человек. Столько же, по его подсчетам, насчитывалось активных коллаборационистов[34]. Кроме того, известно, что после 22 июня в I (французском) отделе РОВС для отправки на Восточный фронт зарегистрировались 1160 русских офицеров, но какое количество из них на деле добралось до линии фронта и влилось в немецкую армию, сказать трудно[35].

Всего же в годы войны в различных воинских формированиях, действовавших на стороне Германии и союзных с ней стран, служили от 15 до 20 тысяч русских эмигрантов. Согласно другим данным, это число не превышает 12–13 тысяч человек. Разброс мнений очень велик; есть историки, по мнению которых, количество русских изгнанников в армиях антигитлеровской коалиции следует оценивать в диапазоне от 3 до 5 тысяч человек, причем 300–400 эмигрантов приходятся на долю европейского движения Сопротивления[36]. Иначе говоря, безапелляционные оценки в духе «большинство (или меньшинство) европейских эмигрантов поддержали Гитлера» едва ли состоятельны. А вот что не вызывает сомнений, так это сам факт глубочайшего раскола во мнениях, сопутствовавшего войне.

Соответственно, после 22 июня, желая примкнуть к выбранной армии, одни эмигранты пытались проникнуть в Советский Союз, а другие отправлялись в Германию. Например, князь Николай Оболенский, явившись в советское посольство во Франции, попросил советского посла Александра Богомолова отправить его на родину, чтобы там он смог вступить в РККА. С аналогичной просьбой к советским представителям в Лондоне и Алжире обращался и Николай Вырубов, который, по его словам, был согласен «хотя бы рыть окопы», но на русской земле[37]. Другие воевали с Гитлером в армиях своей новой родины: в частности, князь Эммануил Голицын вступил в ряды британских ВВС и в 1942 году провел самый высотный воздушный бой в «битве за Англию». А одним из первых отрядов, высадившихся в Нормандии 6 июня 1944 года, командовал капитан армии США Петр Шувалов.

Разумеется, были и те, кто добровольно шел под немецкие знамена. Мотив чаще всего был идейным, а вот выражение его, осознание себя и своего места в происходящем всегда оставались индивидуальными. Кто-то искренне верил, что делает благое дело, кто-то сомневался, но все равно вступал в гитлеровскую армию, а кто-то отказывался от такого рода попыток, получив отказ: ведь принимать эмигрантов в вермахт формально было запрещено. Так, Ростислав Завадский, представитель молодого поколения офицеров, воспитанных уже на чужбине, записавшийся в Валлонский легион и уезжавший вместе с бельгийскими добровольцами 8 августа 1941 года из Брюсселя, оставил в дневнике такую запись:

«“Vers mes grande aventure”, – прошептал мой сосед и тяжело вздохнул. У него тоже остаются жена, сын, отец, но какие у нас разные мысли и переживания. Конечно, и для меня это большая авантюра, но разница в том, что я русский офицер. Этим сказано все. Не таким способом я думал попасть на родину. Бог расположил, да будет святая Его воля. Но твердо верю, что Он указал мне путь – мой путь. Он же видит, как мне тяжело, ведь все чужое, и я для всех чужой. Господи, помоги же мне выполнить мой долг»[38].

Взгляды людей нередко менялись. Некоторые, увидев войну на Восточном фронте и осознав противоречие между собственными идеалами и теми целями, ради которых вела войну Германия, пытались «выйти из игры», но возможностей для этого почти не было. Другие, напротив, продолжали служить, полагая, что немцы «одумаются», или же считая, что гитлеровская армия есть меньшее из зол. А кто-то – таких, правда, было не слишком много – переходил на другую сторону или присоединялся к партизанам. Штабс-капитан Алексей Полянский писал уже после войны:

«Мог ли я подумать в Петербурге во время войны с Германией, получая приказ о производстве из пажей Пажеского Его Величества корпуса в офицеры Русской Императорской армии, что через 26 лет я получу приказ о производстве в офицеры германского вермахта? Причем, надевая немецкий офицерский мундир, не буду чувствовать себя изменником своей родины, а наоборот, ее защитником и бойцом за освобождение России от красных захватчиков и лишь тактическими соображениями принужденным к этому»[39].

После принятия присяги пути назад, как правило, не было, и поэтому эмигранты продолжали вести «свою», неоконченную гражданскую войну на полях новой войны, которую начала Германия за «расширение жизненного пространства».

Впрочем, разочарование для многих было неизбежным. В этом смысле любопытна переписка главы ОРВС, генерал-майора фон Лампе, который в письме от 24 августа 1941 года, направленном княжне Вере Константиновне, писал:

«Вы спрашиваете, что нам делать? Плохо с этим вопросом. […] Нас не хотят. Почему? Я сам не знаю. […] По-видимому, нам не доверяют… именно не доверяют потому, что власть имущие знают, что они будут делать с Россией, и как сами люди добросовестные учитывают, что при таких делах мы не можем искренне быть с ними!»[40]

Ту же мысль он развивает в письме от 5 октября:

«Думаю, что на фронт нам пока стремиться нельзя… Трудно писать почему, но уж очень все двойственно, и недаром сами немцы не хотят нас пускать на фронт. Быть может, учитывают, как нам будет тяжело присутствовать и участвовать в том, что предстоит России!»[41]

В том же письме фон Лампе отвечал и на предложение княгини организовать помощь раненым и пленным красноармейцам. По его словам, как участник гражданской войны, он не может «красных считать своими»:

«[Если бы немцы] поручили эмиграции просмотреть состав красных пленных и отобрать тех, кто может стать своими… – это верно. Но всех, гуртом, я своими считать не могу… Как это ни печально, но то обстоятельство, что и они, и мы родились в России, не делает нас родными!»[42]

Правда, вскоре его позиция изменилась. Уже 25 ноября фон Лампе написал княжне, что десять дней назад посетил гестапо, где подал заявление от имени Красного Креста, прося указать, как отнестись к желанию многих эмигрантов помочь пленным. Ответа на тот момент еще не было. Есть в том письме и такие строки:

«По отзывам наших офицеров, ездивших с комиссией в лагеря, ужас того положения, в которое попали пленные, НЕ поддается описанию, и минимум, что вымрет от начавшего уже косить тифа, – это 50% всего состава пленных. Кошмар!»[43]

* * *

22 июня 1941 года было суждено стать в высшей степени символической датой, причем и в СССР, и в современной России она осмысляется как одна из ключевых точек именно национальной (в широком смысле) истории: «это наше и только наше, никто больше не поймет». Эта особенность заметна даже на уровне применяемых в науке терминов: в России 22 июня открывает Великую Отечественную войну, в западных же работах – германо-советскую войну (Soviet-German war, Deutsch-Sowjetischer Krieg).

Однако тот день переживался, пусть и по-разному, не только Россией, но и русским зарубежьем. И «оборонцы», и «пораженцы» были поставлены перед тяжелым выбором: кого поддержать и поддерживать ли вообще? Любое решение было очень трудным и по-своему роковым, ибо размежевание сторон было предельным. При этом ни одно из предпочтений не ассоциировалось с той гипотетической «общерусской» стороной, о которой страстно мечтали эмигранты – люди, двадцать лет прожившие на чужбине и потерявшие государство, которое могло бы их представлять и защищать.

[1] Медведев Р.А. Время Путина? Россия на рубеже веков. М.: АСТ, 2002. С. 189.

[2] Цит. по: Путин одобрил идею строительства в России храма национального примирения (www.vz.ru/news/2013/12/5/662987.html).

[3] Цит. по: Голдин В.И. Роковой выбор. Русское военное Зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск; Мурманск: СОЛТИ, 2005. С. 188, 189.

[4] Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина. Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными силами юга России. СПб.: Logos, 1994. С. 11.

[5] Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. М.: Родник, 1994. С. 276. Т. 1.Данный факт приводится со ссылкой на следующий источник: Галай Н. На собрании оборонцев // Сигнал. 1938. № 27. 15 марта. С. 4. См. также: Секретный доклад генерала Махрова // Грани. 1982. № 124. С. 188, 189.

[6] Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне. М.: Intrada, 2001. С. 38.

[7] Галлиполийский вестник. 1941. № 96. 23 июня. С. 1–3.

[8] Голдин В.И. Указ. соч. С. 178, 179.

[9] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-9116. Оп. 1. Д. 17. Л. 90.

[10] Там же. Л. 91.

[11] Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного русского корпуса // Труды IIмеждународных исторических чтений, посвященных памяти профессора, Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина. Белград, 10–14 сентября 2011 года. СПб.: Скрипториум, 2012. С. 93.

[12] Полчанинов Р.В. Молодежь русского зарубежья. Воспоминания 1941–1951. М.: Посев, 2009. С. 38, 39.

[13] См.: Дробязко С.И., Романько О.В., Семенов К.К. Иностранные формирования Третьего рейха. М.: АСТ; Астрель, 2009. С. 560, 561.

[14] Казанцев А.С. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. 1941–1945. М.: Посев, 2011. С. 38.

[15] Февр Н. Солнце восходит на западе. Буэнос-Айрес: Новое слово, 1950. С. 15.

[16] Стахевич М. Война немецкого народа с коммунистическим Интернационалом и Русские в протекторате // Морской журнал. 1941. № 145(2). Июль. С. 4.

[17] Яремчук 2-й А.П. Моя последняя – четвертая – война // Мемуары власовцев/ Сост. А.В. Окороков. М.: Вече, 2011. С. 8.

[18] Шаховская З.А. Таков мой век. М.: Русский путь, 2006. С. 441.

[19] Лехович Д. Деникин. Жизнь русского офицера. М.: Евразия +, 2004. С. 731, 732.

[20] Бюллетень Объединения лейб-гвардии Московского полка. 1941. № 87. 23 августа – 8 сентября. С. 1.

[21] Лебеденко Р.В. Политический выбор российской эмиграции во Франции в период Великой Отечественной войны // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2010. Вып. 6. С. 42.

[22] Цурганов Ю.С. Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939–1945. М.: Центрполиграф, 2010. С. 64.

[23] Кромиади К. За землю, за волю… Сан-Франциско: Глобус, 1980. С. 22.

[24] Там же. С. 24.

[25] Крестовый поход против большевизма // Новое слово. 1941. № 26(355). 23 июня. С. 1, 2; Деспотули В. Борьба с Дьяволом // Там же. С. 2.

[26] II отдел РОВС, располагавшийся в Германии, 22 октября 1938 года под давлением немецких властей был преобразован в формально независимое Объединение русских воинских союзов.

[27] «Сердце раздирается на части». Письма председателя Объединения русских воинских союзов А.А. фон Лампе. Июнь – октябрь 1941 г. // Исторический архив. 2010. № 3. С. 42, 43; Baur J. Die russische Kolonie in München 1900–1945: deutsch-russische Beziehungen im 20. Jahrhundert. Wiesbaden: Harrassowitz, 1998. S. 295.

[28] Крикунов П. Казаки. Между Гитлером и Сталиным. М.: Яуза; Эксмо, 2005. С. 75.

[29] Кривошеева Е.Г. Российская эмиграция накануне и в период Второй мировой войны (1936–1945 гг.). М.: МАДИ (ТУ), 2001. С. 56, 57.

[30] Казачий вестник. 1941. № 1. 22 августа. С. 1.

[31] ГАРФ. Ф. Р-5762. Оп. 1. Д. 2. Л. 9.

[32] Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов в борьбе против фашизма (1941–1945 гг.). М.: Высшая школа, 1973. С. 324, 325.

[33] Сотников С.А. Российская военная эмиграция во Франции в 1920–1945 гг. Дисс. на соис. уч. ст. к.и.н. М.: Московский государственный университет сервиса, 2006. С. 167, 168.

[34] «Сопротивляйтесь!» // Между Россией и Сталиным: российская эмиграция и Вторая мировая война / Ответ. ред. С.В. Карпенко. М.: РГГУ, 2004. С. 175.

[35] Ильинский П.Д. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии. (Жизнь Полоцкого округа 1941–1944 годов) // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Сост. К.М. Александров. СПб.: Скрипториум, 2011. С. 135.

[36] Белая военная эмиграция и Вооруженные силы Комитета освобождения народов России // Александров К.М. Русские солдаты Вермахта: герои или предатели. Сборник статей и материалов. М.: Яуза; Эксмо, 2005. С. 379, 380; Андреев В.А. Русское зарубежье и вторая мировая война // Материалы по истории Русского освободительного движения: сборник статей, документов, воспоминаний. Вып. 2 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. М.: Архив РОА, 1998. С. 139, 149; Дробязко С.И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941–1945 гг. М.: Эксмо, 2005. С. 99; Урицкая Р.Л. Они любили свою страну… Судьба русской эмиграции во Франции с 1933 по 1948 г. СПб.: Дмитрий Буланин, 2010. С. 137–158, 202–204; Закат российской эмиграции во Франции в 1940-е годы: история и память / Под ред. Д. Гузевича, М. Якунина. Париж; Новосибирск: Ассоциация «Зарубежная Россия», 2012. С. 21–35.

[37] Любимов Л.Д. На чужбине. М.: Советский писатель, 1963. С. 312; Против общего врага: советские люди во французском движении Сопротивления / Под ред. И.В. Паротькина. М.: Наука, 1972. С. 268.

[38] Завадский Р.В. Своя чужая война. Дневник русского офицера вермахта 1941–1942 гг. / Ред.-сост. О.И. Бэйда. М.: Посев, 2014. С. 75.

[39] Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944–1945. М.: Посев, 2009. С. 54.

[40] «Сердце раздирается на части»… С. 48.

[41] Там же. С. 50.

[42] Там же. С. 49.

[43] Голдин В.И. Указ. соч. С. 190, 191.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2014, №3(95)

В Европе построят велодорожки вдоль "железного занавеса".

Планы по строительству велосипедного маршрута длиной в 6 800 км вдоль "железного занавеса" - линии, которая разделяла Европу на Запад и Восток в течение почти полувека - были представлены в Доме Европейского союза в Вене.

Трасса маршрута, который назвали "Путь вдоль железного занавеса", будет простираться от севера Норвегии до Черного моря, сообщает портал The Local. "Большая проблема Европы в том, что мы слишком мало знаем друг о друге, а это приводит к недопониманию и недовольству. Этот проект поможет нам сблизиться", - сказал комиссар ЕС Йоханнес Хан.

Впервые идея прозвучала из уст Майкла Крамера, председателя Транспортного комитета в Европейском парламенте, в 2005 году. Крамер фактически расширил популярную среди иностранцев и местных жителей трассу вдоль Берлинской стены на территорию Европы. Он назвал велосипед идеальным транспортом для знакомства с другими культурами, поскольку "это достаточно быстрый способ увидеть многое, который, однако, позволяет реально взглянуть на то, что происходит вокруг".

При прокладывании маршрута предпочтение отдавалось местам в непосредственной близости к бывшей границе между Востоком и Западом. Велосипедная дорожка будет удобной для езды, вокруг будет создана необходимая инфраструктура, а встречи с автомобильным транспортом будут сведены к минимуму. Не останутся в стороне памятники и мемориалы.

"Путь вдоль железного занавеса" начнется с русско-норвежского рубежа в Баренцевом море, пройдет параллельно российско-финской границе, по береговой линии стран Балтии и Польши. Затем последуют границы Чехии, Австрии, Словении, Венгрии, Сербии, Румынии и Болгарии, где путешественники достигнут Черного моря.

"Стоимость проекта будет минимальной, поскольку на многих участках уже существуют качественные велосипедные дорожки. В основном, нужны будут только дорожные знаки и информационные щиты, которые помогут путешественникам сориентироваться", - говорит Крамер. Электронные брошюры о проекте уже доступны в Интернете, а вскоре будет выпущен и бумажный вариант.

«Этот проект поможет людям преодолеть психологические барьеры, которые остаются намного дольше после того, как реальный железный занавес уже разрушен",- сказал жаркий сторонник проекта Йоханнес Хан.

Европейские власти уделяют все больше внимания велосипедистам: недавно во Франции, вслед за многими странами-соседками, начали платить 21 евроцент за каждый километр пути, пройденный на велосипеде на работу.

Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан считает, что проект "Южный поток" отвечает интересам страны, и он не намерен от него отказываться, передает агентство Рейтер.

Соответствующее заявление Орбана появилось на фоне обсуждения в Европейском союзе новых санкций против России, которые могут затронуть энергетический сектор. Орбан заявил, что хотя он и поддерживает Украину, ему необходимо задумываться об интересах страны и он не откажется от "Южного потока".

"Если газопровод "Южный поток" должен пройти через нашу страну, чтобы поддержать хорошие деловые отношения с Россией, то мы, конечно, за "Южный поток", — заявил он.

Для реализации сухопутной части "Южного потока" Россия подписала межправительственные соглашения с Австрией, Болгарией, Венгрией, Сербией, Словенией и Хорватией. Однако ЕК сочла эти двусторонние договоры нарушающими законодательство ЕС, а именно так называемый третий энергопакет. Власти Болгарии уже заявили о приостановке работ по проекту после предупреждения Еврокомиссии о несоблюдении норм ЕС. В ответ Россия начала разбирательство в ВТО по применению норм этого энергопакета, запрещающих компаниям, добывающим газ, владеть магистральными трубопроводами в ЕС.

Проект "Южного потока" через акваторию Черного моря в страны Южной и Центральной Европы направлен на диверсификацию маршрутов экспорта российского газа. Его строительство стартовало 7 декабря 2012 года в районе Анапы. Алексей Миллер сообщал, что в конце 2015 года по газопроводу "Южный поток" будет поставлен первый природный газ.

1914 год. Гибель старого мира

Нефедов Сергей Александрович — историк. Родился в 1951 году. Окончил Уральский университет в Екатеринбурге. Доктор исторических наук, профессор Уральского федерального университета. Автор более 200 научных работ. Живет в Екатеринбурге. Постоянный автор «Нового мира».

Когда кайзер убедился в неудаче своих усилий спасти мир, он был глубоко потрясен. Один издавна близкий ему человек, встретившийся с ним в первые дни августа, рассказывал, что он никогда не видел такого трагического и взволнованного лица, как у кайзера в эти дни.

Адмирал Альфред фон Тирпиц[1]

Мы были массой потерявших надежду, ошеломленных людей, которых Всевышний и природа заставляли бороться за каждый вздох до самого конца.

Джон Тэйер, пассажир «Титаника»[2]

Это было похоже на гибель «Титаника». Огромный светящийся в ночи лайнер уверенно разрезал океанские волны на пути к счастливой стране. В роскошном ресторан-салоне леди и джентльмены проводили время за игрой в бридж, смеялись, пили шампанское. На нижних палубах, в третьем классе, все было намного скромнее, но и там царило веселье — бедняки плыли навстречу своей мечте. Никто не сомневался в том, что завтра будет новый день, светлый и радостный.

«Титаник» был воплощением европейского технического прогресса, символом промышленной революции. За какие-нибудь полвека промышленная революция преобразила Европу, покрыла ее сетью железных дорог, наполнила дымом заводов и фабрик, шумом машин и сутолокой новых городов. Мир неудержимо изменялся на глазах одного поколения: появилось электрическое освещение, автомобили, самолеты, здания из бетона и стали. Жизнь стремительно менялась — и менялась в лучшую сторону; это чувствовали даже обитатели городских трущоб. Огромные пароходы стали привозить в Европу зерно, выращенное в далеких странах, — и хлеб внезапно подешевел, так что в промышленных странах забыли о голоде. Эти страны жили теперь обменом промышленных товаров на хлеб и сырье; голод уже не сдерживал рост населения, и оно стало быстро расти.

Промышленная революция дала европейцам не только товары для торговли, но и новое оружие. Это оружие — винтовки, скорострельные пушки и пулеметы — позволило европейцам завоевать весь мир. Европейское завоевание мира — это была одна из самых жестоких страниц истории, когда символом цивилизации на какое-то время стал пулемет. «Варвары» самоотверженно сопротивлялись, и Уинстон Черчилль с восторгом описывал действие пулеметов: «Как только [они] вошли в зону огня... их коричневые тела покрыли песчаную равнину. <…> Так закончилось сражение при Омдурмане — наиболее яркий триумф современной военной науки над толпами варваров».[3]

Основная часть колониальной добычи досталась тем странам, которые раньше других вступили на путь промышленной революции. Англия создала огромную империю, над которой «никогда не заходило солнце». Достижения Франции были намного скромнее, но и в этом случае территория колоний в двадцать раз превосходила территорию метрополии. Преуспевание колониальных держав объяснялось не только промышленным развитием, но и грабежом колоний — или, как выражаются экономисты, «неэквивалентным обменом». Англия жила в основном импортным хлебом, значительная часть которого привозилась из Индии — притом что в Индии царил постоянный голод.

Тем, кто не успел к разделу добычи, приходилось бороться за оставшиеся свободные рынки. Немецкие фирмы проникали туда, где англичане давно чувствовали себя хозяевами. Немцы сбивали цены и отнимали прибыли у прежних монополистов. Эта повсеместная конкуренция формировала контуры мировой политики. В то время часто цитировали статью из газеты «The Saturday Review», которая появилась в 1897 году: «...в Европе существуют две великие, непримиримые, направленные друг против друга силы, две великие нации, которые превращают в свое владение весь мир и желают требовать с него торговую дань: Англия и Германия <…> Немецкий коммивояжер и английский странствующий торговец соперничают в каждом уголке земного шара, миллион мелких столкновений создает повод к величайшей войне, которую когда-либо видел мир. Если бы Германия была завтра стерта с лица земли, то послезавтра во всем свете не нашлось бы англичанина, который не стал бы от этого богаче. Прежде народы годами сражались за какой-нибудь город или наследство; неужели им теперь не следует воевать за ежегодный торговый оборот в пять миллиардов?»[4]

В то время торговля могла существовать лишь под защитой военного флота. В 1893 году журнал «The Fortnightly Review» дал четкую формулировку этого принципа: «Торговля либо порождает флот, достаточно сильный, чтобы защитить ее, либо переходит в руки иностранных купцов, располагающих такой защитой»[5]. Начиная с эпохи англо-голландских морских войн история Западной Европы была историей борьбы за торговое преобладание, и в этой борьбе торговый флот был желанной добычей стопушечных кораблей. Когда в 1803 году Англия решила выступить против Наполеона, английский флот захватил в открытом море 1200 французских и голландских торговых судов; эта добыча позволила англичанам финансировать войну. Главным условием морских побед была внезапность: в 1801 году эскадра Нельсона без объявления войны атаковала и уничтожила датский флот в порту Копенгагена. Эта операция вошла в английские учебники как образец решительных действий, а термин «копенгагировать» стал обозначать то, с чего надо начинать морскую войну.

После побед Нельсона Британия стала «владычицей морей», и остальные державы могли вести морскую торговлю лишь с ее позволения. Война с Британией грозила ее конкурентам потерей торгового флота, а затем — морской блокадой. Поскольку Германия ввозила большую часть нужного ей хлеба, то, как предупреждал адмирал Тирпиц, «семидесятимиллионный народ, скученный на ограниченной территории, без огромной экспортной торговли должен буквально умереть с голоду»[6]. Тирпиц призывал к созданию военного флота, который защитил бы германскую торговлю. По числу кораблей этот флот должен был составлять 2/3 английского флота; его называли «флотом риска», потому что он должен был показать Англии, что нападение на Германию сопряжено с риском.

«Мы не хотим никого отодвигать в тень, но и себе требуем места под солнцем», — так характеризовал ситуацию рейхсканцлер Бюлов[7]. «Мы приведем Англию в чувство только создав гигантский флот, — говорил кайзер Вильгельм II. — Когда Англия смирится с неизбежным, мы станем лучшими в мире друзьями»[8]. Однако строительство мощного флота требовало не менее десяти лет, и эти годы, как предупреждал Бюлов, будут «опасной зоной» — временем, когда Британия может повторить «копенгаген».

Англия, конечно, не желала «мириться с неизбежным». Первые меры британского правительства носили дипломатический характер: Англия решила помириться со своим давним колониальным соперником, Францией, и создать антигерманское «сердечное согласие», «Антанту». На одном из званых обедов министр колоний Чемберлен встретился с французским послом Камбоном, и, потягивая сигары, они в полчаса договорились о разделе Африки. Англии по этому разделу доставался Египет, Франции — Марокко, а Германии — ничего. Как отметил Бюлов, для Германии это означало сокращение числа стран, где еще возможен свободный сбыт товаров[9]. Вильгельм II был полон негодования: когда Франция в начале 1905 года попыталась превратить Марокко в протекторат, он лично прибыл в марокканский порт Танжер и заявил, что Марокко — независимая страна. Кайзер предлагал марокканскому султану оборонительный союз — это означало войну с Францией.

В соответствии с «сердечным согласием» Англия выступила в поддержку Франции. Адмирал Фишер предложил королю Эдуарду VII без долгих слов уничтожить германский флот. Адмиралтейство официально заявило, что «британский флот нанесет удар прежде, чем другая сторона получит время прочесть в газетах об объявлении войны»[10]. В конечном счете, противники согласились урегулировать конфликт на международной конференции в Альхисерасисе. Марокко сохранило свою независимость, и «двери остались открытыми» для торговли всех стран.

Адмирал Фишер на время отказался от плана «копенгагирования» в пользу другой идеи: он предложил построить гигантский броненосец, «Дредноут». В то время как обычные броненосцы имели четыре 12-дюймовых орудия главного калибра, «Дредноут» должен был иметь десять таких орудий. Кроме того, за счет использования паровых турбин «Дредноут» получал преимущество в скорости и мог выбирать выгодную позицию для боя. Фишер считал, что немецким инженерам не хватит таланта, чтобы построить такой корабль, а германское казначейство не согласится на такие огромные расходы. Таким образом, Германия будет вынуждена отказаться от состязания в морской мощи.

Первый «Дредноут» был спущен на воду в феврале 1906 года, а в 1907 году у Британии было уже семь кораблей такого типа. Немецкое побережье оказалось беззащитным против бронированных монстров Фишера, и в портах неоднократно вспыхивала паника при известии, что «Фишер наступает!» Осенью 1907 года Фишер с удовлетворением писал королю Эдуарду, что благодаря строительству дредноутов Германия полностью парализована.

Однако Германия приняла вызов; немецкие инженеры решили технические проблемы, и в апреле 1908 года рейхстаг постановил строить по четыре дредноута в год. В ответ в английской прессе поднялась яростная антинемецкая компания, а Фишер вновь предложил одним ударом покончить с германским флотом. Пытаясь успокоить англичан, Типриц дал интервью газете «Дейли мейл». «Мы за торговлю, а не за территорию, — говорил германский адмирал. — Мы хотим держать открытыми двери… Мы за равенство в коммерческих возможностях и ничего более…»[11] В итоге Англия воздержалась от нападения, но парламент решил ответить на строительство каждого германского дредноута закладкой двух английских кораблей.

В рядах либеральной партии, правившей в Англии с 1906 года, не было единства по вопросу о политике в отношении Германии. В отличие от консерваторов, ориентировавшихся на промышленные круги, либералы пришли к власти при поддержке профсоюзов и среднего класса. Они обещали своим избирателям расширение социальных программ и поначалу даже сократили военные расходы. «Дредноутная гонка» нарушала планы либералов, и они согласились на дополнительные ассигнования лишь под впечатлением спровоцированной консерваторами «морской паники».

Однако при относительном миролюбии либерального кабинета Герберта Генри Асквита в его составе имелась энергичная «империалистическая» группа. Эту группу возглавлял министр иностранных дел Эдуард Грей, который стремился продолжить начатую консерваторами политику «окружения Германии». В 1907 году он организовал подписание договора об урегулировании колониальных споров с Россией, по которому обе державы поделили на «сферы влияния» Иран и Афганистан. Теперь Антанта состояла из трех государств, два из которых, Франция и Россия, были связаны оборонительным союзом, в то время как Англия формально сохраняла «свободу рук». Эта позиция делала Англию европейским арбитром: в случае возникновения конфликта она могла остаться в стороне, и тогда России и Франции пришлось бы пойти на уступки Германии и Австро-Венгрии. В другом варианте, если бы Англия приняла сторону Франции и России, то на уступки пришлось бы пойти Германии. И наконец, в третьем варианте Англия могла обещать Германии нейтралитет, а втайне поддерживать Францию и Россию. В этом случае война становилась неизбежной.

Временное затишье, установившееся после «морской паники», было прервано в 1911 году новым марокканским кризисом. Франция снова, как в 1905 году, попыталась установить свой протекторат над Марокко, а Германия старалась сохранить независимость султаната — или, по крайней мере, получить какую-нибудь компенсацию в колониях. «Империалистическая» группа английского кабинета энергично выступила в поддержку Франции: министр финансов Ллойд Джордж заявил, что действия Германии создали положение, «невыносимое для такой великой страны как наша»[12]. С английской стороны организаторами кризиса были Эдуард Грей и Уинстон Черчилль: они участвовали в составлении речи Ллойд Джорджа, а затем Грей «попросил» морского министра МакКену привести в боевую готовность военный флот. Черчилль, вскоре занявший место МакКены, не уступал Грею в воинственности: его первым советником был адмирал Фишер — и они оба, Черчилль и Фишер, впоследствии сожалели о том, что кризис не привел к войне. «Империалисты» не имели большинства в английском правительстве, поэтому они надеялись, что грубый окрик Ллойд Джорджа и вызывающее бряцание оружием спровоцируют эмоционального кайзера на объявление войны. Но Вильгельм II сдержался и, хотя его престиж был задет, решил отступить. Марокко стало французским протекторатом, а Германия ограничилась получением небольшой компенсации: правом на свободную торговлю в султанате и территорией на границе французского Конго и германского Камеруна. Независимые наблюдатели считали такой исход унижением для германского кайзера.

Ответом Вильгельма II был новый виток «дредноутной гонки». По плану, принятому в 1908 году, строительство дредноутов с 1912 года уменьшалось с четырех до двух в год. Кайзер провел через рейхстаг закон, санкционировавший ежегодную постройку трех кораблей. Канцлер Бетман-Гольвег был против принятия этого закона; он предсказывал, что этот закон принесет войну, что Британия в конце концов решит уничтожить германский флот. Действительно, наступал решающий момент: Тирпиц утверждал, что после 1915 года его дредноуты смогут противостоять англичанам. Следовательно, Британия должна была либо смириться с потерей господства на морях, либо атаковать в 1914 году.

Поначалу казалось, что Британия смирилась: Грей предложил начать переговоры о сокращении строительства дредноутов. Германия согласилась, но при условии, что обе стороны подпишут «пакт о ненападении», то есть «Гранд-Флит» откажется от замыслов «копенгагирования» германского флота. Грей уклонился от подобных гарантий, но в целом переговоры проходили в дружеской обстановке, и к концу 1913 года многие дипломаты говорили о снижении напряженности в англо-германских отношениях.

Однако параллельно умиротворяющим переговорам с Германией Грей вел переговоры с Францией. Речь шла о взаимодействии на случай войны с Германией: английская средиземноморская эскадра перебазировалась в Северное море, а французский флот сосредотачивался в Средиземном море. По этой договоренности британские дредноуты должны были защищать берега Северной Франции — но это была неофициальная договоренность, «обязательство чести» Грея. Русский посол в Париже Извольский писал, что «французское правительство <…> не сомневается в том, что в случае, если Франция будет вовлечена в войну, она может рассчитывать на вооруженную помощь Англии»[13]. Точно так же, неофициально, Грей обещал поддержку России. В сентябре 1912 года он говорил министру иностранных дел Сазонову: «Если бы наступили предусматриваемые мной обстоятельства, Англия употребила бы все усилия, чтобы нанести самый чувствительный удар германскому могуществу!»[14] Грей ждал подходящего момента. Русский посол в Лондоне Бенкендорф писал, что, поскольку британский кабинет зависит от общественного мнения, Грей выжидает, когда Германия «очевиднейшим образом поставит себя в положение виноватого», что он «уже близок к тому, чтобы поставить ловушку» Германии[15].

Англо-германское морское соперничество было главной, но не единственной причиной надвигающейся войны. Вторая половина XIX и начало ХХ века были эпохой расцвета национализма и национальных движений. Проходившие под знаменем национально-освободительной борьбы балканские войны положили начало разделу Османской империи. Наследство этой средневековой империи было огромным — но главным призом были черноморские проливы и Константинополь. Когда болгарская армия приблизилась к «Царьграду», Россия недвусмысленно заявила на него свои права. Причины, побуждавшие Россию к борьбе за Константинополь, были аналогичны причинам, заставлявшим Германию создавать «Флот открытого моря»: речь шла о защите свободной торговли. Большая часть русской торговли шла через черноморские проливы, и если бы они оказались в руках сильного противника, то России угрожала морская блокада.

В ноябре 1913 года в Турцию прибыл германский генерал Лиман фон Сандерс, которому было поручено реорганизовать турецкую армию и построить форты в проливах — это сделало бы возможным морскую блокаду России. 6 января 1914 года министр иностранных дел Сазонов подал Николаю II доклад, в котором указывал на возникшую угрозу и предлагал «одновременное совместное занятие Россией, Францией и Англией известных пунктов Малой Азии...»[16] Этот план не был поддержан правительством, поскольку он мог привести к войне с Германией, а позиция Англии оставалась двусмысленной. При обсуждении плана выяснилось, что в ближайшее время соотношение сил на Черном море должно было резко ухудшиться: Турция заказала в Англии четыре дредноута, два из которых должны были прийти на Босфор осенью 1914 года. Сазонов обратился к Грею с настоятельной просьбой задержать передачу этих судов Турции — но Грей и Черчилль ответили, что они не контролируют частные заказы судостроительных компаний. Таким образом, если Россия желала бороться за Константинополь, то нужно было атаковать летом 1914 года — и предварительно убедить Грея и Черчилля нейтрализовать турецкие дредноуты.

Когда 28 июня 1914 года в Сараево был убит эрцгерцог Франц Фердинанд, то никто не предполагал, что это приведет к мировой войне. Ожидался конфликт между Австро-Венгрией и Сербией: убийство было организовано прибывшей из Белграда группой сербских националистов, и Вена пылала жаждой мести. Следы вели к влиятельной сербской организации «Черная рука», которую возглавлял руководитель военной разведки Дмитриевич; в эту организацию входило десять генералов и несколько членов правительства. «Черная рука» уже пять лет вела необъявленную войну против австрийской администрации в Боснии, надеясь оторвать эту провинцию от раздираемой национальными конфликтами Австро-Венгрии. В этой обстановке австрийская «военная партия» видела единственный выход в энергичном подавлении сепаратистских движений. Убийство эрцгерцога давало удобный повод для разгрома славянского сепаратизма и подпитывавшей его Сербии, и вожди «военной партии», министр иностранных дел граф Бертхольд и начальник генерального штаба Конрад, решили воспользоваться этим поводом. Однако прежде чем приступать к действиям, венское правительство решило заручиться поддержкой своего союзника — Германии, и Вильгельм II предоставил ему «карт-бланш». Кайзер полагал, что конфликт будет локальным, и не придавал ему большого значения. 6 июля он, как обычно, отбыл на своей яхте в круиз к берегам Норвегии, а 15 июля туда же отправился на маневры «Флот открытого моря». Канцлер Бетман-Гольвег уехал в свое поместье, а адмирал Тирпиц отдыхал на курорте Тарасп. В Берлине остался только статс-секретарь иностранных дел Ягов, которому вечером 22 июля был представлен текст австрийского ультиматума, предназначенного для предъявления Сербии. Текст показался Ягову слишком резким, особенно выделялись два пункта, которые предусматривали участие австрийских чиновников в расследовании нитей сараевского покушения на территории Сербии. На возражения Ягова граф Бертхольд ответил, что ультиматум уже отослан в Белград.

24 июля содержание ультиматума стал известно в европейских столицах. Ознакомившись с документом, Грей сказал германскому послу Лихновскому, что если ультиматум не приведет к осложнениям между Австрией и Россией, то ему нет до этого дела. Но он уже знал, что осложнения будут: в Петербурге не могли допустить превращения Сербии в австрийского вассала. Узнав об ультиматуме, Сазонов в запальчивости воскликнул: «Это европейская война!» Он сразу же пригласил на совещание британского и французского послов, Бьюкенена и Палеолога. Сазонов и Палеолог были едины в том, что война может быть предотвращена только выступлением Англии. «Если бы Англия теперь же заняла твердую позицию рядом с Россией и Францией, — писал позднее Сазонов, — войны бы не было, и наоборот, если бы Англия нас в эту минуту не поддержала, полились бы потоки крови, и в конце концов она все же была бы вовлечена в войну. Несчастье заключалось в том, что Германия была убеждена, что она могла рассчитывать на нейтралитет Англии. <…> Говоря с сэром Дж. Бьюкененом, я не подозревал, что мне когда-либо придется найти в австрийских и германских первоисточниках буквальное подтверждение моих тогдашних предположений»[17].

Но Грей отказался поддержать Францию и Россию. «Что он не сделал этого, кажется весьма странным, — отмечал Тирпиц, — ибо в июле 1911 года Ллойд-Джордж <…> не замедлил выступить с открытыми угрозами, хотя в то время положение было далеко не столь острым. На этот же раз Англия воздержалась даже от предупреждения с глазу на глаз»[18] (курсив — С. Н.). Более того, 26 июля английский король Георг V в дружеской беседе пообещал Генриху Прусскому (брату кайзера), что в случае европейского конфликта Британия останется нейтральной.

С другой стороны, Грей подталкивал Россию к мобилизации: он намекал, что считает русскую мобилизацию вполне естественной. Действительно, 25 июля русское правительство обсуждало этот вопрос, и было решено начать частичную мобилизацию против Австро-Венгрии, если австрийцы нападут на Сербию. Пока же объявлялся «предмобилизационный период»: войска возвращались на зимние квартиры, в крепостях вводилось военное положение, выставлялись минные заграждения и т. д. Кое-где (в приграничных районах) происходил призыв резервистов, и в целом, по оценке германского посла Пурталеса, многие военные мероприятия «принадлежали к числу таких, какие у нас (в Германии. — С. Н.) происходят только по издании приказа о мобилизации»[19].

Ситуация оставалась еще неопределенной, но русское правительство торопилось с мобилизационными мерами, так как мобилизация и переброска войск в России требовала не меньше 40 дней — в то время как Германия могла мобилизоваться за 14 дней. Германский план Шлиффена-Мольтке был рассчитан именно на быстроту мобилизации: в случае войны предполагалось за 40 дней разгромить Францию, а потом перебросить войска навстречу русским. Поэтому начальник русского генштаба, генерал Янушкевич, стремился во чтобы то ни стало выиграть у начальника германского генштаба, генерала Мольтке, хотя бы несколько дней. В отсутствие кайзера и Мольтке в Берлине поначалу не оценили важности этих приготовлений, и Ягов ответил французскому послу, что частичная русская мобилизации не вызовет соответствующего ответа Германии — но всеобщая мобилизация повлечет за собой войну.

Между тем Грей тоже проводил мобилизацию британского флота. Благодаря происходившим тогда маневрам флот был сосредоточен в Портленде, но маневры закончились и пришло время распускать резервистов. По совету Грея Черчилль приказал сохранять боевую готовность на кораблях. Таким образом, «Гранд-Флит» был готов нанести внезапный удар. Германский флот в это время находился у берегов Норвегии. Вильгельм II приказал срочно возвращаться, и окруженная дредноутами яхта кайзера направилась к родным берегам.

26 июля стал известен сербский ответ на ультиматум Вены. Сербы согласились на все, кроме участия австрийских чиновников в расследовании обстоятельств сараевского убийства. Австро-Венгрия сочла ответ неудовлетворительным — и это означало подготовку к войне.

Утром 27 июля Грей вызвал Лихновского и впервые выразил неудовольствие по поводу действий Вены, которые могут привести к войне. Вместе с тем он предложил посредничество четырех держав — Британии, Германии, Франции и Италии, чтобы предотвратить войну между Австро-Венгрией и Сербией. Затем Грей сказал несколько ободряющих слов русскому послу Бенкендорфу и отправился на заседание кабинета министров. О том, что произошло на этом заседании, известно только из записок одного из членов кабинета, лорда-президента Джона Морли. Морли рассказывает о выступлении Грея: «Он осведомил нас о содержании телеграммы Бьюкенена из Петербурга от 24 июля: Сазонов надеется, что Англия не откажется объявить о своей солидарности с Францией и Россией, он предупреждает, что <…> Англия рано или поздно будет втянута в войну, и Бьюкенен полагает, что даже если Англия откажется присоединиться, Франция и Россия решились… воевать против Австрии и Германии». Изложив содержание телеграммы, «Грей своим тихим голосом сделал незабываемое заявление <...>. Он сказал, что Кабинет должен решить, должны ли мы действовать вместе с двумя другими державами Антанты, или остаться в стороне и сохранять абсолютный нейтралитет. Мы больше не можем откладывать решение. События происходят очень быстро… В случае, если Кабинет выскажется за политику нейтралитета, он не считает себя человеком, который мог бы проводить эту политику. На этом он закончил. Кабинет, казалось, испустил вздох, и на одно-два мгновения установилась мертвая тишина…»[20]

Грей говорил неправду: Франция и Россия еще не решились воевать с Австрией и Германией, и Бьюкенен не сообщал ему ничего подобного. Напротив, Франция и Россия просили Британию о дипломатическом вмешательстве с целью избежать войны. А Грей вовсе не упоминал о дипломатии — он предлагал объявить войну Германии. «Хотя раньше… он проводил различие между дипломатическим и военным вмешательством, впредь предполагалось обращение к оружию», — свидетельствует Морли[21].

Английские историки отвергают это свидетельство Джона Морли, утверждая, что пожилой лорд мог перепутать даты различных заседаний кабинета. Конечно, у них есть причины отрицать то, что выставляет британскую политику в неприглядном свете. Однако записки Морли открывают мотивы загадочного поведения Грея. Как утверждают все стороны конфликта, Грей мог легко предотвратить войну, если бы высказался в поддержку Франции и России. Не требовалось даже официального заявления кабинета, можно было выступить на каком-нибудь банкете — как это сделал Ллойд Джордж. Но Грей избрал другую тактику: он намекал Германии на нейтралитет, а союзникам — на поддержку против Германии. Эти намеки подталкивали обе стороны к войне, и когда противники встали бы друг против друга, Британия могла нанести внезапный удар. Известно, что Черчилль поддерживал Грея, и «Гранд-Флит» стоял наготове. «Лучшим объявлением войны будет потопление вражеского флота!» — писал адмирал Фишер[22].

Возможно, это была та «ловушка для Германии», о которой упоминал Бенкендорф, но она не сработала. Большинство министров высказалось против войны — несмотря на то, что Грей угрожал отставкой. Удрученный Грей удалился обдумывать свое пошатнувшееся положение в кабинете. В течение следующего дня он никого не принимал, и дела в министерстве на время остановились.

Европейские правительства ничего не знали о выступлении Грея, и международный конфликт развивался своим чередом. Министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Берхтольд торопился воспользоваться предоставленным ему «карт-бланшем» и начать войну с Сербией; в середине дня 27 июля он принес императору Францу Иосифу ноту об объявлении войны. Престарелый император не хотел войны, но Берхтольд объявил ему, что сербские пароходы на Дунае обстреляли австрийские позиции. Это была неправда, однако обман помог Берхтольду получить подпись императора. Объявление войны должно было состояться на следующий день; на тот же день была назначена частичная мобилизация австрийской армии вдоль южной границы. Чтобы не раздражать Россию, на австро-русской границе в Галиции не проводилось никаких военных приготовлений. Австро-венгерский посол в Петербурге должен был проинформировать Сазонова о том, что Вена не имеет никаких территориальных претензий к Сербии.

Тем временем в Берлине начинали проявлять беспокойство по поводу русских военных приготовлений. Канцлер Бетман-Гольвег (дезавуируя заявление Ягова) телеграфировал в Петербург, что эти меры могут вынудить Германию к мобилизации; мобилизация же означает войну. Германский посол граф Пурталес при этом объяснил Сазонову, что географическое положение Германии «вынуждает нас в случае угрозы империи предупредить наших противников быстротою» — то есть Германия не позволит русским военным отнять у нее преимущество в скорости мобилизации[23].

Вильгельм II вернулся в Берлин днем 27 июля и только здесь ознакомился с сербским ответом на ультиматум. «Блестящее достижение для столь короткого промежутка времени… — написал он на полях сербской ноты. — Большая моральная победа Вены, но вместе с тем отпадает и всякий предлог к объявлению войны»[24]. Утром 28 июля канцлер Бетман-Гольвег послал в Вену сообщение о том, что Германия присоединяется к британскому предложению о посредничестве с целью предотвращения войны между Австро-Венгрией и Сербией. Это означало, что «карт-бланш» аннулирован и Австро-Венгрия должна отступить, но Берхтольд ответил, что война уже объявлена.

Эффект этого сообщения был подобен разорвавшейся бомбе. Как только в Петербурге узнали об объявлении войны, совет министров поднял вопрос о начале частичной мобилизации, решение о которой было принято 25 июля. Но генерал Янушкевич неожиданно заявил, что необходимо сразу начать всеобщую мобилизацию: частичная мобилизация перепутает графики движения поездов, и тогда проведение всеобщей мобилизации (если она понадобится) станет невозможным. Тем не менее совет министров решил ограничиться частичной мобилизацией. Утром 29 июля Янушкевич приехал в Петергоф, и Николай II подписал указ о частичной мобилизации. Однако начальник генштаба продолжал настаивать на подписании «на всякий случай» другого указа — о всеобщей мобилизации. В конце концов царь подписал и второй указ, оговорив, что Янушкевич должен предварительно посоветоваться с Сазоновым.

Янушкевича волновала прежде всего военная проблема: как выиграть несколько дней у Мольтке? Он не стал советоваться с Сазоновым и решил пустить в ход указ о всеобщей мобилизации. Однако для начала Янушкевич пригласил немецкого военного атташе майора Эггелинга. Как докладывал в Берлин майор Эггелинг, «он дал мне свое честное слово в самой торжественной форме <...> что до 15 часов сегодняшнего дня нигде не начато ни одной мобилизационной меры...»[25] Затем Янушкевич отправил генерала Добророльского, чтобы завизировать указ императора у министров. Министр внутренних дел Маклаков неожиданно заговорил о возможности революции. «Война, — сказал Добророльскому Маклаков, — не может быть популярна у нас в народных массах, для которых революционные идеи более доступны, чем победа над немцами. Но нельзя избежать своей судьбы»[26]. Однако от Маклакова ничего не зависело, и, перекрестившись, он принял указ к исполнению.

Между тем Сазонов ничего не знал о решении Янушкевича инициировать всеобщую мобилизацию. Днем 29 июня он известил иностранных послов о намерении правительства начать на следующий день частичную мобилизацию. Он пояснил австро-венгерскому послу Сапари, что, поскольку австрийцы обладают преимуществом быстрой мобилизации, Россия объявляет мобилизацию из предосторожности и войска не предназначены для нападения. Уже в 17 часов стало известно о германской реакции: канцлер Бетман-Гольвег предупреждал, что дальнейшее продолжение русских мобилизационных мер вынудит Германию к мобилизации, и тогда европейской войны вряд ли удастся избежать. Пурталес передал это сообщение Сазонову, добавив, что речь идет не об угрозе, а о дружеском предупреждении.

Однако Сазонов истолковал это предупреждение (впрочем, уже не первое) как ультиматум. По его логике теперь не оставалось ничего иного, кроме как ввиду неизбежной войны ускорить военные приготовления и вместо частичной мобилизации провести всеобщую. В 18 часов Сазонов встретился с Янушкевичем и военным министром Сухомлиновым, и они решили дать ход всеобщей мобилизации. Выводы этого совещания были по телефону доложены императору, и Николай II изъявил согласие на отдачу соответствующих распоряжений. Как гласит стенограмма, «известие об этом было встречено с восторгом тесным кругом лиц, которые были посвящены в это дело»[27]. Ввиду ясного предупреждения Германии это решение означало неизбежную европейскую войну.

Однако часы еще не пробили полночь. Объявление войны Сербии не означало немедленного начала боевых действий: австрийцам требовалось две недели для мобилизации предназначенных для атаки корпусов. Вильгельм II выдвинул предложение, которое позволило бы Австро-Венгрии остановить войну, не «потеряв лицо»: австрийцы могли занять Белград как залог выполнения условий ультиматума, а потом остановиться и передать конфликт на рассмотрение держав. Это предложение «остановиться в Белграде» было передано в Вену поздно вечером 28 июля. Ночью 29 июля кайзер послал телеграмму Николаю II: «…принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, издавна связывающую нас крепкими узами, я употребляю все свое влияние, чтобы побудить австрийцев действовать со всей прямотой для удовлетворительного соглашения с тобой. <…> Твой искренний и преданный друг и кузен... Вилли»[28]. Одновременно и царь, стоявший перед мучительным выбором, обратился с призывом к кайзеру: «…Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать все, что ты можешь, чтобы твои союзники не зашли слишком далеко. Ники»[29].

Эти две телеграммы пересеклись; затем, вечером 29 июля, последовал обмен телеграммами о способах разрешения конфликта. Кайзер, в частности, писал, что «военные меры со стороны России <…> подвергли бы риску мое положение посредника». По получении этой телеграммы царь позвонил «в тесный круг восторженных лиц» и спросил, можно ли заменить всеобщую мобилизацию частичной. Когда Янушкевич стал говорить, что не может взять на себя ответственность, Николай II резко оборвал его, заявив, что берет ответственность на себя. В 1.20 ночи 30 июля царь отправил кайзеру новую телеграмму: «Военные мероприятия, вступившие теперь в силу, были решены пять дней тому назад как мера защиты ввиду приготовлений Австрии. От всей души надеюсь, что эти мероприятия ни в какой степени не помешают твоему посредничеству, которое я высоко ценю… Ники»[30]. Вслед за этой телеграммой рано утром 30 июля в Берлин пришло известие о русской частичной мобилизации. Кайзер был взбешен. «Царь своим обращением ко мне за помощью просто разыграл комедию и провел нас, — написал он на полях телеграммы. — Ибо о помощи и посредничестве не просят, когда уже мобилизовались. В ответ на это я также мобилизуюсь…»[31]

Кайзер понял, что его обманули: на протяжении предыдущих пяти дней в Берлин поступила масса сообщений о проводившейся русскими тайной мобилизации. По оценке генерала Палицына (который был начальником генштаба до Янушкевича) русские выиграли для мобилизации даже не пять, а двенадцать дней и фактически сорвали планы Мольтке.

И для Мольтке и для кайзера не существовало разницы между частичной и всеобщей мобилизацией: какой бы ни была русская мобилизация, она лишала Германию ее преимущества быстрой боеготовности. Если бы Германия медлила и дальше, то она оказалась бы лицом к лицу с отмобилизованными и имеющими численное преимущество армиями противников. Избежать этого можно было лишь немедленным переходом в наступление — таким образом, война с Россией и ее верным союзником, Францией, становилась неизбежной.

Но кайзера ожидала еще одна неприятная неожиданность. Днем 29 июля Грей наконец вышел из своего дипломатического уединения и откровенно предупредил германского посла Лихновского: Германия не должна рассчитывать на английский нейтралитет, если в конфликт будут втянуты Германия и Франция — в этом случае английское правительство «будет вынуждено к быстрым решениям». 30 июля это сообщение легло на стол кайзера вслед за известием о русской мобилизации, которая вынуждала Германию к войне. Франция была союзником России, она была бы неминуемо втянута в войну, а значит Британия становились на пути Германии — как айсберг на пути «Титаника».

Тирпиц писал, что германская политика налетела на подставленный штык. Отчаяние и ярость овладели кайзером. «Англия открывает свои карты, — писал Вильгельм, — в тот момент, когда ей кажется, что мы загнаны в тупик, и с нами, так сказать, покончено. Гнусная торгашеская сволочь пыталась обмануть нас банкетами и речами. Наглым обманом являются обращенные ко мне слова короля, сказанные Генриху (прусскому. — С. Н.): „Мы остаемся нейтральными и постараемся держаться в стороне от этого возможно дольше”. Грей уличает короля во лжи, и эти слова Лихновскому лишь проявление нечистой совести из-за имеющегося даже у него чувства, что он обманул нас. <…> Гнусный сукин сын! Англия одна несет ответственность за войну и мир, а никак не мы»[32].

Вильгельм II счел необходимым в первую очередь ответить царю. Он сдержал негодование и попытался объяснить ситуацию: «…Австрия мобилизовала только против Сербии и только часть своей армии. Если теперь <…> Россия мобилизуется против Австрии, то моя роль посредника, которую ты мне любезно доверил <…> подвергнется опасности, если не станет совершенно невозможной. Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну. Вилли»[33].

Затем была послана очередная телеграмма в Вену с «настоятельной рекомендацией» немедленно принять предложение четырех стран о посредничестве. Но Бертхольд тянул время и не отвечал. «Легкомыслие и слабость должны ввергнуть мир в самую ужасную войну, имеющую целью в конечном счете гибель Германии… — писал Вильгельм II. — Англия, Россия и Франция сговорились, учитывая условия нашего союза с Австрией, сделать сербский конфликт предлогом для войны с нами на уничтожение… Мы должны либо подло предать нашего союзника и предоставить его на произвол России <…> либо подвергнуться нападению <…> и они сообща совершенно разорят нас. Глупость и неспособность нашего союзника станет для нас петлей на шее»[34].

Кайзер заставил Генриха Прусского отправить телеграмму, взывающую к совести английского короля: «Если ты действительно и серьезно желаешь предотвратить эту ужасную катастрофу, осмеливаюсь тогда предложить тебе использовать свое влияние на Францию и, следовательно, на Россию, чтобы они остались нейтральными...»[35]

В действительности, делая свое заявление Лихновскому, Грей не советовался ни с королем, ни с кабинетом: это было личное мнение Эдуарда Грея. Фактически оно ничего не значило, потому что большинство английского кабинета было против войны. После понесенного 27 июля поражения Грей не стал подавать в отставку и выжидал. Узнав о будущей русской мобилизации, он дал Сазонову сигнал о поддержке — сигнал, о котором давно просили Россия и Франция. Однако он был подан слишком поздно и поэтому изменил свой смысл: теперь, когда война стала неизбежной, это был сигнал о поддержке русской мобилизации.

Одновременно был подан другой сигнал. Черчилль решил удовлетворить просьбу Сазонова о «нейтрализации» турецких дредноутов. Два огромных корабля стояли у причальной стенки верфи «Виккерс и Армстронг» в готовности отправиться на Босфор. 29 июля они без единого выстрела были захвачены отрядом английской морской пехоты. Это был маленький «копенгаген» Уинстона Черчилля: внезапный удар, без объявления войны уничтожающий неприятельский флот. Правда, это был не германский, а турецкий флот, который угрожал будущей союзнице Англии, России. Сазонов теперь мог вернуться к своему плану захвата Константинополя — плану, который означал войну с Германией.

Сазонову была необходима поддержка Черчилля и Грея, потому что вопрос о мобилизации еще не был вполне решен. Янушкевич упорно доказывал, что частичная мобилизация невозможна, и фактически она еще не начиналась — происходил лишь медленный и тайный призыв резервистов по плану всеобщей мобилизации.

Николай II полагал, что при частичной мобилизации еще можно сохранить мир, но всеобщая мобилизация неминуемо приведет к войне. 19 июля он получил телеграмму от Распутина: «Верю, надеюсь на мирный покой, большое злодеяние затевают, мы не участники»[36]. Утром 30 июля в разговоре с министром двора Фредерихсом царь сказал, что крайне недоволен Янушкевичем и Сазоновым, что он твердо решил избежать войны. Николай II написал письмо кайзеру с предложением обсудить все вопросы на Гаагской конференции; это письмо должен был доставить в Берлин генерал Татищев.

В это время Янушкевич, Сухомлинов и Сазонов обсуждали вопрос о том, как убедить царя объявить всеобщую мобилизацию. Около полудня посол в Берлине Свербеев телеграфировал о том, что в газете «Локаль Анцайгер» появилось сообщение об объявлении всеобщей мобилизации в Германии. Это была газетная утка, о чем статс-секретарь иностранных дел Ягов сразу же известил Свербеева. Свербеев немедленно отправил телеграмму с опровержением, но, как потом объяснял Сазонов, она «почему-то запоздала». В три часа дня Сазонов прибыл на аудиенцию к царю и сообщил ему ложные сведения о всеобщей мобилизации в Германии.

«Я сказал это Государю, — вспоминает Сазонов, — и прибавил, что как из телеграммы Вильгельма II к Его Величеству, так и из устного сообщения мне Пурталеса я мог вынести только одно заключение, что нам войны не избежать <…>. В таком положении Государю не оставалось ничего иного, как повелеть приступить ко всеобщей мобилизации». Николай II долго молчал. «Затем он сказал мне голосом, в котором звучало глубокое волнение: „Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?” Я ответил ему, что на него не ляжет ответственность за драгоценные жизни, которые унесет война. <…> Наконец Государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал мне: „Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику генерального штаба мое приказание о мобилизации”»[37].

Сазонов немедленно позвонил Янушкевичу и передал ему высочайшее повеление. Окончив диктовать текст, он сказал: «А теперь вы можете сломать телефон. Отдайте ваше приказание, генерал, и исчезните на весь день»[38]. Сазонов опасался, что царь может изменить свое решение.

Первые известия о русской всеобщей мобилизации достигли Берлина поздно вечером 30 июля. Эффект был таков, что, по свидетельству Тирпица, канцлер Бетман-Гольвег «производил впечатление утопающего»[39]. Время сомнений истекло, и начальник генштаба Мольтке без промедления взял власть в свои руки. Около полуночи он телеграфировал своему коллеге, начальнику австрийского генштаба Конраду фон Гетцендорфу: «Встретьте твердо русскую мобилизацию. Австро-Венгрию надо сберечь. Немедленно мобилизуйтесь против России. Германия объявит мобилизацию»[40].

Кайзер какое-то время сопротивлялся генералам, которые, обступив его, доказывали, что русский «паровой каток» движется к границе, что промедление смерти подобно. Наконец, собственная жена посоветовала ему «быть мужчиной», и 31 июля Вильгельм II объявил «состояние военной угрозы».

В полночь германский посол, престарелый граф Пурталес, вручил Сазонову ультиматум с требованием прекращения русской мобилизации. Когда 12-часовой срок ультиматума истек, в Германии была объявлена всеобщая мобилизация. В 19 часов 1 августа германский посол снова вошел в кабинет Сазонова.

«Граф Пурталес был в большом волнении, — вспоминал Сазонов. — Он повторил свой вопрос и подчеркнул те тяжелые последствия, которые повлечет за собою наш отказ считаться с германским требованием отмены мобилизации. Я повторил уже данный ему раньше ответ. Посол, вынув из кармана сложенный лист бумаги, дрожащим голосом повторил в третий раз тот же вопрос. Я сказал ему, что не могу дать ему другого ответа. Посол, с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: „В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту”. Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны. <…> После вручения ноты посол, которому, видимо, стоило большого усилия исполнить возложенное на него поручение, потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал…»[41]

Сазонов имел не меньшие причины для волнения, чем сентиментальный старик Пурталес. В часы, предшествовавшие началу войны, Франция и Россия обнаружили, что их предали, что они оказались одни перед лицом готовой к удару германской армии. Оказалось, что Грей, который 29 июля обещал союзникам поддержку, выражал лишь свое неофициальное мнение, а не мнение английского правительства. Когда Париж и Петербург потребовали официального заявления о поддержке, Лондон ответил молчанием.

Столкнувшись с желанием правительственного большинства остаться в стороне от европейской войны, Грей начал маневрировать. У него были личные обязательства перед Францией, а не перед Россией, и он попытался вывести Францию из-под удара. Утром 1 августа Грей обратился к Лихновскому с запросом: не нападет ли Германия на Францию, если та (вопреки союзу с Россией) останется нейтральной в русско-германской войне? Лихновский, даже не запрашивая Берлин, заявил, что он может дать такую гарантию.

Вильгельм II был в восторге от предложения Грея, он приказал принести шампанское. «Значит, мы попросту двигаемся со всей армией на восток», — сказал он Мольтке[42]. Это означало, что Германия и Австро-Венгрия объединенными силами обрушатся на Россию.

Вечером Грей передал предложение о нейтралитете французскому послу Камбону. «Я сказал Камбону, — писал Грей, — что <…> Германия соглашается не нападать на Францию, если Франция останется нейтральной в войне между Россией и Германией. <…> Франция должна принять собственное решение, не рассчитывая на нашу помощь, которую ныне мы не в состоянии обещать»[43]. Поль Камбон был дипломатом старой школы, и честь Франции была для него превыше всего. Он отказался обсуждать предложение Грея. Позже в тот же день он сказал Ллойд Джорджу: «Вы нас предали. <…> Да знает ли Англия вообще, что такое честь?»[44]

Лихновский и кайзер в это время ждали сообщения Грея о результатах переговоров с французами. Незадолго до полуночи пришла телеграмма от короля Георга V: король известил Вильгельма II о «недоразумении» с Лихновским, который якобы неверно понял слова Грея, сказанные в дружеской беседе. «Господин Грей, лживый пес…» — написал кайзер на полях телеграммы[45]. Германская армия возобновила движение на запад, к французской границе.

Получив пощечину от Камбона, Грей возобновил попытки вовлечь Британию в мировую войну. Он уже не раз угрожал отставкой своим коллегам по кабинету, теперь он решился расколоть либеральное правительство и войти в союз с консерваторами. Фактически это означало предательство своих коллег по либеральной партии, которые доверили ему министерский пост. Это означало также предательство избирателей, которые голосовали за либералов потому, что либералы выступали против войны, за сокращение военных расходов и за социальные программы.

2 августа Грей и Асквит заручились поддержкой консервативной партии в вопросе о вступлении Британии в войну и о формировании коалиционного кабинета. В качестве предлога для объявления войны было использовано вторжение германских войск в Бельгию. Но причина, конечно, заключалась в том, что, как писала «The Saturday Review» (чьи слова мы привели в начале статьи): «…если бы Германия была завтра стерта с лица земли, то послезавтра во всем свете не нашлось бы англичанина, который не стал бы от этого богаче».

4 августа Великобритания объявила войну Германской империи. Из-за потери внезапности Грей и Черчилль не сумели осуществить очередной «копенгаген», но сотни германских торговых кораблей стали добычей английских крейсеров. Тирпиц не успел построить «флот риска», и Германия оказалась в тисках морской блокады. Теперь все зависело от того, сможет ли Мольтке осуществить свой план и за 40 дней одержать победу над Францией. Но Янушкевич украл у Мольтке 12 дней, и русские армии перешли границу быстрее, чем рассчитывал германский генштаб. В итоге Мольтке был вынужден перебросить на восток несколько корпусов из Франции, и германское наступление захлебнулось на Марне. Началась позиционная война, чудовищная бойня, в которой погибло 10 миллионов солдат, было ранено 18 миллионов и 7 миллионов пропало без вести.

«Массы потерявших надежду ошеломленных людей боролись за каждый вздох до самого конца».

Через четыре года истощенная блокадой Германия была вынуждена сложить оружие. Победители заставили побежденных подписать Версальский договор, в котором Вильгельму II было предъявлено обвинение «в высшем оскорблении международной морали и священной силы договоров»[46]. Германское правительство предложило союзникам создать нейтральную комиссию для установления действительных виновников войны с тем, чтобы бывшие противники предоставили этой комиссии необходимые документы. После долгого молчания Лондон ответил, что нет нужды в создании каких-либо комиссий, потому что «ответственность Германии за войну давно уже установлена с несомненностью»[47].

«Судьба решила против нас, — записал бывший рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег. — Пусть враги чувствуют себя победителями, они все же не являются судьями… Вполне объективно в состоянии будет судить только позднейший историк»[48].

[1] Тирпиц А. Воспоминания. М., «Воениздат», 1957, стр. 296.

[2] Gracie A., Thayer J. Titanic: A Survivor’s Story and the Sinking of the S. S. Titanic. Chicago, «Academy Chicago Publishers», 1988, p. 298.

[3] Черчилль У. Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии 1897 — 1900. М., «Эксмо», 2004, стр. 300.

[4] Цит. по: Тирпиц А. Указ соч., стр. 220.

[5] Там же, стр. 98.

[6] Там же, стр. 252.

[7] Цит. по: Туполев Б. М. Происхождение Первой мировой войны. — «Новая и новейшая история», 2002, № 4, стр. 42.

[8] Цит. по: Уткин А. И. Первая Мировая война. М., «Алгоритм», 2001, стр. 50.

[9] Цит. по: Туполев Б. М. Указ. соч.

[10] «Naval and Military Record», 1905, 2 сентября. Цит. по: Синегубов С. Н. Германо-английское морское соперничество в 1900 — 1914 гг. Диссертация. Тюмень, 2010, стр. 160.

[11] «Daily Mail», 1908, 29 мая. Цит. по: Синегубов С. Н. Германо-английское морское соперничество, стр. 251.

[12] «Times», 1911, 22 июля. Цит. по: Бетман-Гольвег Т. Мысли о войне. М. — Л., «Госиздат», 1925, стр. 18.

[13] Цит. по: Романова Е. В. Путь к войне. Развитие англо-германского конфликта 1898 — 1914 гг. М., «Макспресс», 2008, стр. 245.

[14] Цит. по: Тирпиц А. Указ. соч., стр. 273.

[15] Международные отношения в эпоху империализма (далее — МОЭИ). Т. I. М. — Л., «Государственное социально-экономическое издательство», 1931, № 328, стр. 437.

[16] «Константинополь и проливы». — «Красный архив», 1924, № 7, стр. 42.

[17] Сазонов С. Д. Воспоминания. Минск, «Харвест», 2002, стр. 201.

[18] Тирпиц А. Указ. соч., стр. 272.

[19] Пурталес Ф. Между миром и войной. М. — П., «Госиздат», 1923, стр. 35.

[20] Morley J. Memorandum on Resignation. London, «Macmillan And Co.»,1928, p. 1.

[21] Ibid. p. 2.

[22] Fear God and Dread Nought. The Correspondence of Admiral of the Fleet Lord Fisher of Kilverstone. Vol. 1. London, «Cape», 1952, p. 308 — 309.

[23] Пурталес Ф. Указ. соч.

[24] Die deutschen Dokumente zum Kriegsausbruch: vollstandige Sammlung (далее — DD). Charlottenburg, «Dt. Verl.-Ges. fur Politik und Geschichte», 1919. № 271. Цит. по: Полетика Н. П. Возникновение Первой мировой войны (июльский кризис 1914 г.) М., «Мысль», 1964, стр. 182.

[25] DD. № 370. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 308.

[26] Указ соч., стр. 309.

[27] МОЭИ. Т. V. № 224, стр. 214.

[28] Там же, стр. 189.

[29] Там же, стр. 182.

[30] Там же, стр. 250.

[31] Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 207.

[32] DD. № 368. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 207.

[33] МОЭИ. Т. V, стр. 268.

[34] DD. № 401. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 213.

[35] DD. № 417. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 208.

[36] Копии телеграмм и писем Г. Е. Распутина царской семье. 1905 — 1916 гг. — В кн.: Платонов О. Г. Жизнь за царя (Правда о Григории Распутине). СПб, «Воскресение», 1996. Цит. по: <http://www.rus-sky.com/history/library/plat-r1.htm#_Toc467905265>.

[37] Сазонов С. Д. Указ. соч., стр. 226 — 227.

[38] Dobrorolsky S. Die Mobilmachung der russischen Armee 1914. Berlin, 1922, s. 28.

[39] Тирпиц А. Указ. соч., стр. 295.

[40] DD. № 451a. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 218.

[41] Сазонов С. Д. Указ. соч., стр. 237.

[42] Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 225.

[43] British Documents on the Origins of the War 1898 — 1914. Vol. IX. London, 1926, № 426. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 547.

[44] Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 549.

[45] DD. № 596. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 227.

[46] Версальский мирный договор. М., «Литиздат», 1925, стр. 83.

[47] Там же, стр. XI.

[48] Бетман-Гольвег Т. Указ. соч., стр. 112.

Опубликовано в журнале:

«Новый Мир» 2014, №6

Аналитик калифорнийского Независимого института, эксперт по вопросам национальной безопасности Айван Эланд упрекнул американские власти и СМИ в лицемерии и плохом знании истории. В своей статье для Huffington Post он напоминает о том, что сами США уже сбивали пассажирский лайнер и совершенно в этом не раскаивались.

"Помнят ли американцы иранский гражданский самолет, без всяких извинений сбитый над Персидским заливом сложнейшей системой Aegis, когда в 1980-х США вмешивались в ирано-иракскую войну на стороне Саддама Хусейна? Разумеется, нет, потому что печальный факт заключается в том, что американцы не интересуются историей", — пишет Эланд.

Автор поражен тем обстоятельством, что малайзийский самолет пролетал над зоной боевых действий. По его мнению, в условиях, когда возможна любая трагическая случайность, западные возгласы о "военном преступлении" неуместны. "Это вина украинского правительства, которое почему-то не стало полностью закрывать воздушное пространство для гражданских самолетов", — полагает Эланд. Однако американские СМИ "рефлекторно" стали обвинять Россию, ведь это "легкая добыча". В результате, по мнению аналитика, Штаты вновь продемонстрировали миру лицемерие своей внешней политики.

В США, отмечает аналитик, взгляд на историю российско-американских отношений таков: по окончании холодной войны США "милостиво" впустили Россию в "Большую восьмерку" и предоставили ей "экспертов" для строительства демократии. Однако россияне, как пишет Эланд, "позволили "суровому" Владимиру Путину разрушить все попытки по экспорту демократии".

"Американцы чувствуют себя отвергнутыми, потому что россияне не хотят быть похожими на нас", — считает Эланд. При этом он обвиняет США в "амнезии": Штаты забыли, какую роль они сами сыграли в ухудшении российско-американских отношений. Автор статьи напоминает, что по окончании холодной войны Запад по-прежнему относился к России с подозрением и исключил ее из НАТО и ЕС. После падения Берлинской стены Джордж Буш пообещал Михаилу Горбачеву, что НАТО не будет расширяться на Восток, но это обещание было нарушено. К тому же США пытались наращивать влияние в богатых энергоресурсами бывших советских республиках Средней Азии.

Не так давно, напоминает Эланд, США помогли "Косовской освободительной армии" оторвать Косово от Сербии, традиционного союзника Москвы. Также Россия почувствовала себя обманутой, когда одобренная ею резолюция ООН по Ливии была использована Западом для свержения Муамара Каддафи. Кроме того, автор статьи упоминает вмешательство ЦРУ в государственные перевороты во всем мире, в том числе на Украине.

Стягивание "кольца сдерживания" не было мудрым шагом, отмечает Айван Эланд. "Видя, как разрушается важнейшая для нее буферная зона, Россия пытается спасти все, что можно <…> И лицемерие США, критикующих Россию за то, что она укрепляет свою буферную зону, прямо-таки поразительно", — пишет аналитик.

Саперы МЧС РФ готовятся к разминированию участков в центре города Ниш, одного из крупнейших в Сербии, который подвергся бомбардировкам НАТО кассетными бомбами в 1999 году, сообщил РИА Новости руководитель проекта по разминированию Дмитрий Гапоненко.

"Разминирование пройдет 22-25 июля по просьбе администрации Ниша. Это частная территория площадью 815 квадратных метров стоит огороженной с 1999 года, туда никто не может пройти", — сообщил Гапоненко.

Работы будут проведены силами российских и сербских саперов из отряда гуманитарного разминирования, который продолжает "очищать" территорию в районе другого сербского города Парачин, где в 2006 году взорвался армейский склад. Проект осуществляется на средства РФ.

По оценке экспертов, во время бомбардировок НАТО на территорию Ниша были сброшены десятки контейнеров-носителей кассетных боеприпасов, авиабомб и других снарядов большой массы. На район, где расположены частные участки, подлежащие разминированию на следующей неделе, в мае 1999 года было сброшено как минимум два таких контейнера с кассетными боеприпасами типа BLU-97 A/B.

При этом значительная часть боеприпасов не взорвалась, а осталась в земле, либо завалена разрушившимися от последствий бомбардировок зданиями. После ударов НАТО сербские армия и полиция проводили разминирование и очистку от кассетных боеприпасов этой территории визуальным методом.

В феврале 2008 года во время уборки мусора вблизи территории, где предстоит разминирование, был обнаружен один кассетный боеприпас, который был уничтожен на месте. Николай Соколов.

Молдова занимает второе место по поставкам яблок в Россию с рыночной долей 17%

Главным поставщиком яблока в Россию остается Польша, на долю которой с июля прошлого года по май нынешнего года пришлось 47% от общего объема импорта. В тройку лидеров входит также и Сербия с долей почти 10% от общего объема поставок яблок в РФ. По данным официальной статистики, в мае 2014 г. Россия сократила объемы закупок яблока на внешнем рынке по сравнению с апрелем на 34%. По данным Росстата, за май текущего года Россия импортировала 80 тыс. тонн яблок, а это на 33% меньше, чем в мае 2013 года и является минимальным показателем для мая за последние пять лет. Причиной снижения поставок яблок на российский рынок в мае эксперты считают увеличение предложения сезонных ягод и фруктов, тогда как спрос на яблоки традиционно снижается в этот период сезона. В целом же с июля по май на рынок России было отгружено 995 тыс. тонн яблок, а это на 20% меньше, чем за такой же период сезона-2012/13 и также является рекордным минимумом для этого периода за последние пять лет.

7 июля 2014 г., ИП «point.md»

Молдова вошла в тройку стран, в которые Россельхознадзор осуществил в I полугодии возврат наибольшего числа партий подконтрольных ему товаров.

Как сообщила Федеральная служба по ветеринарному и фитосанитарному надзору России, в частности, в период с 1 января по 1 июля 2014 г. при осуществлении государственного ветеринарного надзора внешнеторговых операций было выявлено в целом 707 нарушений законодательства в установленной сфере деятельности и оформлен возврат 142 партий подконтрольных госветнадзору товаров, из них 74 в страны Евросоюза.

При этом, больше всего партий касалось возврата товаров, произведенных в Украине. По 14 партий товаров возвращено в Германию и Молдову. Далее по количеству возвращенных им партий товаров следуют: Литва и Нидерланды – по 9; Польша -8; Венгрия – 6; Латвия, Италия и Швеция – по 5; Австрия, Бельгия, Франция, Китай, Сербия – по 3; Дания – 2 и т.д.

Основными нарушениями явились: поступление подконтрольных товаров произведенных предприятиями, не включенными в Реестр организаций и лиц осуществляющих производство, переработку и (или) хранение подконтрольных товаров, ввозимых на таможенную территорию Таможенного союза; поступление подконтрольных товаров предприятий, на поставки продукции которых введены временные ограничения в связи с выявлением в продукции запрещенных и вредных веществ; несоответствие номеров пломб, заявленных в сопровождавших грузы ветеринарных сертификатах, номерам пломб, фактически выявленным на транспортных средствах; поступление продукции с датами выработки, не заявленными в сопровождавших грузы ветеринарных сертификатах; подконтрольных товаров, не заявленных в ветеринарных сертификатах; реэкспорт.

В связи с этим Россельхознадзором принимались меры и конкретным предприятиям-поставщикам вводились временные ограничения в отношении всех стран-членов ЕС на отдельные категории подконтрольных товаров. Кроме того, приняты меры по усилению контроля в отношении поставок животноводческой продукции происхождения третьих стран следующих транзитом через территорию ЕС в страны-члены Таможенного союза.

07 июля, 2014 г., ИП «interlic.md»

Еврокомиссия по-прежнему занимает жесткую позицию по газопроводу "Южный поток", настаивает на приостановке проекта и готова вести разбирательства со странами ЕС, участвующими в проекте, заявил журналистам глава директората Еврокомиссии по энергетике Доминик Ристори.

Еврокомиссия считает, что проект "Южный поток", направленный на диверсификацию маршрутов экспорта российского газа в Европу, не соответствует нормам третьего энергопакета. В ответ Россия начала разбирательство в ВТО по применению норм этого энергопакета, запрещающих компаниям, добывающим газ, владеть магистральными трубопроводами в ЕС.

"В текущем контексте наша позиция по "Южному потоку" ясна: газопровод не имеет места в том контексте, в котором у нас имеются такие трудности с Россией. Мы предложили приостановить "Южный поток" и пересмотреть анализ этого проекта в свете энергетической безопасности (Евросоюза). Учитывая текущее развитие ситуации на Украине и отношения России с Украиной, эта позиция сейчас не может измениться", — сказал Ристори.

Еврокомиссия настаивает, что проект должен полностью отвечать требованиям законодательства Евросоюза. "У нас нет причин изменять это", — заявил он.

"Как вы знаете, мы уже открыли разбирательство, связанное с "Южным потоком". Мы сделаем то же при необходимости в подобных условиях", — сказал представитель ЕК.

На вопрос, идет ли речь о возможности начала разбирательств в отношении стран ЕС, которые должны получать газ в рамках строящегося газопровода, он ответил: "Это наша позиция". Однако за открытие антимонопольных разбирательств в Еврокомиссии отвечает не энергетический департамент, а департамент по конкуренции.

Россия подписала межправительственные соглашения по строительству "Южного потока" с Австрией, Болгарией, Венгрией, Грецией, Сербией, Словенией и Хорватией. Еврокомиссия считает, что эти соглашения противоречат нормам третьего энергопакета. Власти Болгарии уже заявили о приостановке работ по проекту после предупреждения Еврокомиссии о несоблюдении норм ЕС.

Между тем глава МИД Италии, председательствующей в ЕС, Федерика Могерини на прошлой неделе заявила, что проект "Южный поток" очень важен для всей Европы, и необходимо стремиться к тому, чтобы в ближайшие месяцы найти взаимоприемлемые решения по этой проблеме.

Ещё десяток государств поспешили присоединиться к длинному списку стран, подписавших с США соглашения о сотрудничестве в области обмена информацией.

Договорённости в рамках FATCA, достигнутые 30 июня, вступят в силу после 31 декабря 2014 года - когда будут подписаны межправительственные соглашения между государствами.

Среди стран, присоединившихся к первой модели договорённостей по Закону о налоговом соответствии - Алжир, Бахрейн, Гаити, Доминиканская республика, Кабо-Верде, Малайзия, Сербия и Черногория. Их финансовым учреждениям предстоит в дальнейшем отчитываться перед своими правительствами, которые будут затем передавать сведения налоговой службе Соединённых Штатов.

Ещё несколько государств - Ирак, Молдова, Сан-Марино и Никарагуа – добавлены в перечень стран со второй моделью соглашений по FATCA и отчитываться будут без посредников – прямо перед налоговым ведомством США.

Причинами недавних событий на фондовом рынке Дубая, связанных с резким падением стоимости акций крупнейшего строительного концерна Arabtec, являются амбиции, жадность инвесторов и непрозрачность системы корпоративного управления.

Резкое падение курса акций крупнейшей строительной компании ОАЭ оказало влияние на весь фондовый рынок и стало причиной снижения совокупной рыночной капитализации компаний, чьи акции торгуются на фондовом рынке ОАЭ, на сумму более 30 млрд. долларов США за 8 недель. Агентство Reuters представило свой взгляд на причины этого события.

Резкий взлет и катастрофическое падение (несколько раз за последние недели торги акциями Arabtec останавливались по причине достижения минимально возможного дневного снижения курса – 10%) компании Arabtec и ее бывшего руководителя Хасана Исмайка обнажили ряд проблем крупного бизнеса в ОАЭ – непрозрачность государственных акционеров, авторитарный стиль управления, зависимость от личных связей, недостаток регулирования со стороны государства, и одновременно неявное вмешательство в дела компаний со стороны правительства и правящих семей.

Компания была основана в Дубае четыре десятилетия назад бизнесменом палестинского происхождения и вскоре стала одним из крупнейших строительных концернов страны, принимавшим активное участие в возведении ее самых знаменитых объектов, в том числе и высочайшего небоскреба в мире - Burj Khalifa.

В 2012 г. фонд Aabar Investments, подразделение государственной инвестиционной компании International Petroleum Investment Co (IPIC) из Абу-Даби, увеличил долю своего участия в Arabtec, фактически став ее гарантом, располагающим практически неистощимыми финансовыми возможностями.

В 2013 г. Aabar Investments произвел перемены в правлении компании, сместив ее основателя Риада Камаля с поста первого руководителя и назначив на него Хасана Исмаика, иорданского бизнесмена, которому едва исполнилось 36 лет. Будучи выходцем из обычной семьи, он впервые приехал в Дубай в 1996 г. и начал работать как брокер на рынке недвижимости. Через несколько лет при его посредничестве ряд влиятельных инвесторов из Абу-Даби приобрели несколько зданий в Дубае, его личные связи укреплялись. Он начал приобретать акции Arabtec, и к августу 2012 г. стал крупным акционером, вошел в состав правления компании, а через несколько месяцев возглавил ее.

Увеличение доли участия Aabar Investments фондовый рынок воспринял как очень обещающий признак, и за первые 4 месяца текущего года акции компании подорожали в три раза, а ее руководитель стал первым иорданским миллиардером. В феврале 2014 г. Aabar сделал компании заказ на строительство 37 новых зданий в Абу-Даби и Дубае. Общая сумма сделки составила $6,1 млрд. – в три раза больше дохода компании за весь 2013 г. В марте Arabtec был выбран для строительства одного миллиона домов в Египте в рамках совместного проекта правительств двух стран. Эта сделка должна была принести компании 40 млрд. долларов США. Компания фактически стала политическим инструментом правительства ОАЭ, вливающего огромные инвестиции в Египет с целью помешать возрождению влияния организации Братья мусульмане. Компания объявила об амбициозных планах по диверсификации и международной экспансии, в том числе и на Балканах через филиал в Сербии.

Однако быстрый рост курса акций насторожил многих крупных держателей акций, в частности, инвестиционные фонды, они сочли, что стоимость акций значительно превысила разумные пределы, и начали продавать их. Падение курса началось в середине мая на фоне слухов о разногласиях между правлением компании и крупнейшим инвестором – фондом Aabar. К началу июня эти слухи получили подтверждение – Aabar снизил свою долю в компании с 21,57% до 18,94% за семь дней. В середине июня Исмаик заявил, что между ним и фондом нет никаких трений, но всего через два дня после этого заявления он оставил свой пост, сказав, что желает развивать собственный бизнес.

С середины мая до начала июля акции Arabtec потеряли 70% стоимости, инвесторы ожидали, что Исамик продаст свою очень существенную долю акций компании. В конце мая Arabtec заявил, что его доля в компании увеличилась с 8,03% до 21,46%, не пояснив, когда это было сделано, что явилось грубым нарушением правил фондового рынка, требующих, чтобы компании незамедлительно уведомляли о любых изменениях в долях акционеров, превышающих 5% акций. На момент увольнения доля Исмаика составила уже 28,85%. Он пояснил, что приобрел их на разные компании, что разрешено в ОАЭ, и что его доля выросла скачкообразно, когда регулятор фондового рынка решил объединить все его акции под одними именем.

После ухода Исмаика правление компании покинули уже несколько связанных с ним управленцев, что говорит не о личном характере его увольнения, а о целенаправленной смене руководства, осуществляемой Aabar. Информированные источники утверждают, что он стал слишком влиятельной и яркой фигурой, не соответствующей представлениям Aabar о традиционном стиле управления. Возможно, увольнению способствовала посвященная ему статья в журнале Forbes.

Новый глава компании Хадем Абдулла Аль Кубайси провел первую после назначения пресс-конференцию и заверил, что Aabar продолжает поддерживать компанию, и все проекты осуществляются в соответствии с графиком. За последние дни акции компании выросли в цене, но все еще торгуются на 46% ниже их пиковой стоимости. Политика компании изменилась, стала более сдержанной, чем раньше. Идет сокращение щедрых заработных плат и других расходов, сокращены и планы по диверсификации. Компания, возможно, передаст на субподряд часть своих проектов. В настоящий момент в ней работают 63 тыс.человек, а для руководства одной только египетской жилищной программой надо будет нанять более 1000 «белых воротничков».

Фондовый рынок, и, особенно, другие строительные компании, акции которых упали на волне паники, вызванной Arabtec, восстановятся, но уроки должны быть извлечены.

Более двухсот боеприпасов обезврежено с начала этого года в Сербии, сообщил в интервью РИА Новости замглавы МЧС РФ Владимир Степанов.

Глава ведомства Владимир Пучков ранее заявлял, что министерство планирует завершить работу по разминированию в районе сербского города Парачин, где должен пройти газопровод "Южный поток", в течение трех лет. Однако источник РИА Новости заявлял, что строительство газопровода и разминирование между собой не связаны.

"Уже более 260 тысяч квадратных метров обследовано и уже более 200 боеприпасов обезврежено. Это наша традиционная работа, мы каждый год выезжаем туда, в рамках договоренности, проводим эту работу", — сказал Степанов. Кроме того, он отметил, что это традиционная работа, спасатели каждый год выезжают туда в рамках договоренностей, также идет сотрудничество и по другим вопросам.

"Кроме того, в мае там произошло сильное наводнение, и мы направили туда спасателей, гуманитарную помощь, почти 200 тонн доставили. Помимо этого отправляли туда авиацию для проведения спасательных работ. У нас с сербскими коллегами очень тесные контакты в организации совместной работы", — подчеркнул он.

Группировка МЧС РФ работает над разминированием территории Сербии с 2008 года, а в районе города Парачин в 150 километрах южнее Белграда — с 2009 года. Саперы находят и обезвреживают боеприпасы, оставшиеся в земле со времен Первой и Второй мировой войны, взрыва на армейском складе в Парачине в 2006 году и бомбардировок НАТО в 1999 году. Проект, как ожидается, завершится в 2017 году.

Длина магистрального участка газопровода "Южный поток" на территории Сербии составит 422 километра. Некоторая его часть, согласно обнародованным планам, пройдет через территорию общины (муниципалитета) Парачин, общая площадь которой (включая одноименный город) составляет более 540 квадратных километров. Предполагается, что первый газ по сербскому участку "Южного потока" будет пущен до конца 2016 года.

Мэр Москвы Сергей Собянин провел переговоры с председателем правительства Республики Сербия Александром Вучичем и мэром Белграда Синишей Мали, которые находятся в российской столице с официальным визитом.

Об этом сообщает официальный портал правительства Москвы. В переговорах также участвовал Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Сербия в Российской Федерации Славенко Терзич. В начале встречи мэр Москвы поздравил сербских партнеров с уверенной победой на недавних парламентских выборах и выборах мэра Белграда. Со своей стороны А. Вучич и С. Мали поблагодарили С. Собянина за теплый прием и выразили пожелание активизировать давние и дружеские связи между Белградом и Москвой. В ходе переговоров было принято решение разработать и подписать двустороннее Cоглашение о сотрудничестве между правительством Москвы и мэрией Белграда.

По решению С. Собянина и С. Мали основными направлениями сотрудничества российской и сербской столиц станет обмен опытом и реализация совместных проектов в таких сферах, как:

- развитие дорожно-транспортной инфраструктуры;

- повышение эффективности общественного транспорта;

- ЖКХ и благоустройство общественного пространства; - повышение энергоэффективности;

- градостроительное планирование;

- привлечение инвестиций, содействие малому и среднему бизнесу;

- создание электронного правительства;

- туризм и культура.

Владимир Путин встретился с Председателем Правительства Республики Сербия Александром Вучичем, который находится в России с рабочим визитом.

В.ПУТИН: Уважаемый господин премьер-министр, добрый день! Очень рад Вас видеть!

Думаю, что у Вас уже состоялись содержательные переговоры с российским коллегой.

Мы не только внимательно следим за тем, как развиваются события в вашей стране, но и стараемся принять участие в развитии прежде всего наших торгово-экономических связей. У нас есть хорошие проекты, но ещё больше у нас возможностей.

Я очень рад Вас видеть, добро пожаловать.

А.ВУЧИЧ: Уважаемый господин Президент, прежде всего хотел бы поприветствовать Вас и поблагодарить за тёплый приём. И мне надо информировать Вас, что мы с Вашими коллегами всё обсудили вчера, и надеюсь, что мы закончим самый важный контракт сегодня по поводу «Южного потока».

И ещё раз: я Вам очень благодарен за приглашение и очень тёплый приём.

(Как переведено) Я продолжу на сербском.

Я очень благодарен Вам за помощь по вопросу Косово и Метохии, которую мы от вас получаем, и я очень благодарен Вам за то, что Вы хотите продолжать развивать с нами экономические отношения.

Спасибо Вам большое ещё раз за возможность встретиться. Все члены сербской делегации вчера имели очень тяжёлый, очень напряжённый рабочий день, но я думаю, что по итогам сегодняшнего дня мы сможем сказать, что и прошлый день, и сегодняшний были очень продуктивными.

Спасибо ещё раз.

Дмитрий Медведев провёл переговоры с Председателем Правительства Республики Сербии Александром Вучичем.

По итогам российско-сербских переговоров Дмитрий Медведев и Александр Вучич провели совместную пресс-конференцию.

Стенограмма:

Д.Медведев: Уважаемые коллеги! Уважаемые представители средств массовой информации!

Мы завершили переговоры с моим коллегой – Председателем Правительства Сербии Александром Вучичем. Это первый визит господина Вучича в нашу страну в новом качестве, в качестве главы сербского Правительства, которое было сформировано в конце апреля. Я своему коллеге пожелал самых разных успехов. Мы, конечно, обсудили все вопросы сотрудничества, говорили в узком составе и в расширенном составе, прежде всего говорили о торгово-экономических связях, инвестициях, анализировали проекты в энергетике, в промышленности, в транспортной инфраструктуре – в общем, по тем вопросам, по которым мы вместе активно идём одной дорогой.

Отмечу несколько моментов. Только за прошлый год наш взаимный товарооборот увеличился на 15%, и в этом году он вырос уже процентов на 10. С учётом того, что в мировой экономике не очень всё хорошо, да и наша экономика, во всяком случае российская, не лучшее время переживает, это неплохой результат. Сейчас товарооборот в районе 2 млрд долларов – имеется в виду наш, российский таможенный счёт, он всегда отличается. Важно, чтобы эти тенденции сохранились даже с учётом тех политических планов, которые есть у наших стран, чтобы эти тенденции укреплялись в будущем.

Есть успехи и в инвестициях. Капиталовложения российских компаний в Сербии составляют 1,3 млрд долларов, это прямые инвестиции, через наши компании, которые работают на территории Сербии. Если считать заход через третьи страны, что очень часто практикуется в международной практике, то инвестиции порядка 3 млрд, что в общем неплохо и, на мой взгляд, характеризует наши отношения.

Важным является, кстати, и работа наших банков в границах экономики Сербии, и решение Народного банка Сербии об использовании российского рубля для расчётов на местном рынке.

Стратегические проекты в области энергетики идут по согласованному графику, но об этом мы скажем чуть подробнее, мы довольно много времени этому уделили. Важнейший из них – это «Южный поток» на территории Сербии. То, что это приоритетный проект и очень серьёзный, для нас для всех стало очевидно в том числе и в контексте событий на Украине. Надеюсь, он будет способствовать обеспечению надёжности поставок российского газа европейским потребителям в предстоящее десятилетие.

Ещё один крупный проект, о котором мы говорили, касается модернизации и развития компании «Нефтяная индустрия Сербии». Там у нас тоже основной акционер «Газпром нефть». Как и во всяком проекте, в нём есть и достижения, есть и какие-то проблемы, о чём мы сейчас тоже рассуждали, но тем не менее из убыточного предприятия всё-таки эта компания вышла на позиции регионального лидера в своей отрасли и создаёт доход, который инвестирует в экономику Сербии, а стало быть, укрепляет общую ситуацию в экономике и создаёт новые рабочие места.

Мы говорили о планах «РЖД» в области модернизации сербской железнодорожной инфраструктуры. Реализация этого проекта, безусловно, должна улучшить транзитный и экспортный потенциал Сербии. Договорились о том, что мы ускорим эту работу, и, надеюсь, это тоже будет очень весомым проектом, отражающим наши добрые отношения.

В мае этого года Сербия пострадала от катастрофического наводнения. Мы ещё раз приносим наши соболезнования в связи с этим и отмечаем, что при проведении спасательной операции свою эффективность ещё раз подтвердил Российско-Сербский гуманитарный центр в городе Ниш. Считаю, что это такой зримый проект нашей дружбы. Естественно, работа в этом направлении будет продолжена, в том числе и с участием целого ряда третьих стран.

Конечно, нас объединяют и историко-культурные, и духовные связи. Мы придаём особое значение сохранению нашего общего культурного наследия, и эта работа тоже будет продолжена.

Ещё раз хотел бы пожелать своему коллеге успехов в должности Председателя Правительства. Это сложная работа, но кто-то должен ею заниматься, поэтому передаю ему слово. Господин Председатель Правительства, прошу Вас.

А.Вучич (по-русски): Спасибо.

Уважаемые дамы и господа, хотел бы начать своё обращение к вам на русском языке. Я весьма доволен тем, что я открыто и в духе взаимного уважения могу обсудить все важные вопросы с Председателем Правительства Дмитрием Анатольевичем Медведевым.

С удовольствием могу сказать, что Сербия и Россия развивают и совершенствуют хорошие, дружественные взаимоотношения и что Россия уважает Сербию и её позиции по самым сложным вопросам. Сербия подтвердила себя в качестве друга России и в трудные моменты не отворачивалась от неё. Свою дружбу и близость к России, в отличие от многих других, Сербия показывает и сегодня не только на словах, а на деле.

(Далее как переведено) Я бы хотел поблагодарить Председателя Правительства Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева за гостеприимство, за тёплые слова «Добро пожаловать» сербской делегации.

Я хотел бы сказать, что у нас сегодня были хорошие переговоры по экономическим и политическим темам. Некоторые вопросы по «Южному потоку» мы сегодня уже решили. И я благодарен российской стороне, что она поняла сербские потребности, мы всегда будем это уважать, поверьте.

Также мы оценили как весьма успешное сотрудничество и в других областях. Мы не скрывали от Председателя Правительства господина Медведева, что мы по своей вине в Сербии создали проблемы в области железнодорожных путей и вообще сотрудничества с «РЖД», и мы эти последствия сами будем нести на своих плечах, но проблему мы будем решать. Это, разумеется, наши внутренние дела. Я благодарен ещё раз Председателю Правительства господину Медведеву за понимание.

Мы говорили о нашем торговом сотрудничестве. Действительно, Вы абсолютно правы, господин Медведев, что в I квартале этого года у нас уже рост на 9%, а в прошлом году – 15%. Россия вместе с Италией и Германией стала крупнейшим внешнеторговым партнёром Республики Сербия. Мы говорили о сотрудничестве и в других областях и о расширении, может быть, зоны свободной торговли.

Конечно, мы понимаем проблемы, с которыми сталкивается Россия и, естественно, Евразийский союз. Сербия идёт в Европейский союз. Мы понимаем их ограничения. Я, может, был слишком дерзок, чтобы попросить у Председателя Правительства России всё-таки подумать ещё и пойти нам навстречу по некоторым позициям. Председатель Правительства, конечно, выразил некий скепсис по поводу моих просьб, но сказал, что рассмотрит и постарается пойти навстречу.

Также я хотел бы сказать, что Россия всегда понимает Сербию, её политические позиции. Как вы знаете, я никогда не скрывал, что Сербия хочет быть частью Евросоюза, но Сербия не хочет в тяжёлый момент рушить свои хорошие, самые лучшие, дружеские отношения с Российской Федерацией. Сербия это показала на деле, не только на словах, Сербия так будет вести себя и в будущем.

Мы весьма благодарны Российской Федерации, что она показывает заинтересованность в дополнительных вложениях в нашу страну. Я поблагодарил Председателя Правительства господина Медведева за всё то, в чём российская сторона шла нам навстречу, и попросил, чтобы с учётом предстоящих серьёзных соревнований на территории России были больше ангажированы на российском рынке сербские строительные компании. Для Сербии это бы многое значило. Я надеюсь, что это найдёт поддержку Председателя Правительства России.

У нас были некоторые проблемы в функционировании отдельных предприятий, мы нашли хорошие пути для того, чтобы это решить, и в ближайший период мы будем ещё лучше сотрудничать, достигать ещё лучших результатов для российского государства, сербского государства, для российского народа, сербского народа.

Спасибо ещё раз большое, господин Председатель Правительства, вашим министрам, вашим коллегам!

Всегда можете рассчитывать, что в лице Сербии вы имеете и друга, и союзника, да и людей, с которыми вы можете просто, открыто и искренне поговорить на все темы, хотя иногда мы и не соглашаемся, но это бывает редко.

Вопрос: Добрый день, ИТАР-ТАСС. У меня вопрос к обоим премьер-министрам. Вы упоминали «Южный поток» и что он сегодня обсуждался, и даже ряд моментов уже решён. Поподробнее не могли бы рассказать об этом проекте, и что сегодня всё-таки вы решили? Спасибо.

Д.Медведев: Я начну, а потом мой коллега продолжит. Мы действительно сегодня обсуждали тему «Южного потока», потому что это очень важный, ключевой российский проект для Европы, на наш взгляд, и для Сербии в том числе. На наш взгляд, этот проект не должен политизироваться, он носит взаимовыгодный характер, и, собственно, наши переговоры с сербскими партнёрами подтвердили именно этот подход. Иными словами, мы продвинулись и довольно существенно в переговорном процессе. Я даже скажу больше: мы в принципе в ближайшее время, в ближайшие дни готовы выйти на подписание документа, что, на мой взгляд, будет означать переход этого проекта применительно к нашим взаимоотношениям с Сербией на новую фазу. Все те нюансы, о которых был разговор, были услышаны в ходе переговоров, и, мне кажется, это отражает особый партнёрский подход наших стран к этому проекту и очень добрые отношения, которые связывают наши народы.

Ещё на эту тему хотел сказать господин Председатель Правительства. Я не могу у него эту возможность забирать, тем более что господин Председатель Правительства сказал, что целый ряд других проектов я воспринял со скепсисом, но скепсис был умеренный, там ещё есть возможность поработать. Да, и единственное, о чём ещё хотел бы сказать, – по поводу строительного направления. Сербские компании много строят в России, и это хорошие строители, качественные строители. Я надеюсь, что и в дальнейшем так будет.

А.Вучич (как переведено): Спасибо ещё раз, господин Председатель Правительства. Я скажу двумя фразами. У нас было четыре просьбы, наши российские друзья пошли нам навстречу, и у нас остались только технические вопросы, которые быстро закрываются. Как сказал Дмитрий Анатольевич Медведев, в ближайшие дни всё будет решено. Это может быть завтра, а может быть через несколько дней, но всё будет быстро решено. Большое спасибо российской стороне, спасибо Дмитрию Медведеву, спасибо господину Новаку, господину Миллеру и всем, кто был готов выслушать наши просьбы, наши пожелания и наши замечания. И мы как друзья смогли полностью это всё решить.

Вопрос: Первый телеканал Сербии. Каковы были четыре просьбы, пожелания, которые озвучивали?

А.Вучич (как переведено): Я не буду говорить об этом здесь. Я уже сказал, я пожелал Председателю Правительства Российской Федерации, чтобы всё, что происходит на Украине, решалось мирным путём, поэтому мы поддержали все мирные инициативы Президента Путина, Российской Федерации.

Я сказал это в ходе беседы тет-а-тет, что мы в Сербии поддержали и позиции госпожи Меркель, Штайнмайера, их видение решения украинского кризиса.

Сербия – маленькая страна, но мы сами на своей шкуре очень хорошо знаем, как это всё выглядит, и поэтому мы желаем больших успехов в достижении мира и российской, и украинской стороне.

Д.Медведев: Я об этом говорить не буду, потому что вопрос не касался этих очень сложных, драматических событий. Хотя, не скрою, мы с господином Председателем Правительства много и откровенно говорили о ситуации на Украине, о том, что там произошло, кто виноват и что делать.

Но я скажу про четыре пожелания, или четыре вопроса. Если эти вопросы решены, то этих вопросов просто больше нет и говорить об этом не надо. Вот если бы они не были решены, тогда другое дело. А так всё хорошо, спасибо.

А.Вучич: Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо.

Министр энергетики Российской Федерации Александр Новак обозначил основные направления российско-сербского сотрудничества в энергетической сфере в рамках встречи Председателя Правительства РФ Дмитрия Медведева с Премьер-министром Республики Сербии Александром Вучичем.

Александр Новак отметил, что сегодня особое значение в энергетическом диалоге между Россией и Сербией отводится газовой сфере. Ситуация с транзитом российского газа через территорию Украины, в том числе в Сербию, остается напряженной. В связи с невыполнением обязательств украинской стороной по оплате поставленного и потребленного российского газа с 16 июня текущего года введена авансовая система оплаты поставок. В то же время, Министр подчеркнул, что, несмотря на имеющиеся риски, Россия не намерена отказываться от выполнения всех международных обязательств перед европейскими потребителями.

«Для снижения транзитных рисков важно продолжить реализацию газотранспортного проекта «Южный поток», - сказал Александр Новак. - «Первый стык» газопровода сварен в ноябре 2013 года, строительству сербского участка придан статус Проекта национального значения, подписано соглашение о наделении СПК «социально-значимыми обязательствами». Кроме того, подписан Протокол об основных условиях предоставления ОАО «Газпром» займа ГП «Сербиягаз» для финансирования проекта».

Головным действующим проектом в нефтяной сфере является модернизация технологического комплекса компании «Нефтяная индустрия Сербии» (НИС), контрольным пакетом акций которой владеет ОАО «Газпромнефть» (56,15%). В настоящее время НИС стала одним из основных работодателей Сербии и занимает первое место по взносам в госбюджет (14%).

Крупным российским инвестиционным проектом в Сербии в нефтяной сфере также является покупка ОАО «Лукойл» предприятия по хранению и сбыту нефтепродуктов «Беопетрол». Суммарные инвестиции компании ОАО «Лукойл» в Сербии составляют более 330 млн. долл. США.

Еще одним важным направлением российско-сербского сотрудничества Министр назвал электроэнергетику.

«В этой сфере отмечу поставки оборудования и работы по реконструкции ГЭС «Джердап–1», которые осуществляет ОАО «Силовые машины». Сотрудничество осуществляется в рамках Межправительственного соглашения об урегулировании обязательств бывшего СССР. Завершение поставок запланировано на 2015 года», - пояснил Александр Новак. По словам Министра, у российской компании «Интер РАО» есть заинтересованность в реализации проекта реконструкции теплового пункта «Новый Белград». Проект предусматривает установку газовых турбин и энерго-утилизационных котлов в рамках существующей инфраструктуры станции.

Глава Минэнерго напомнил, что в ходе его июньской встречи с Министром горнорудного дела и энергетики Республики Сербии Александром Античем была достигнута договоренность об оказании российской стороной содействия в восстановлении инфраструктурных объектов, разрушенных в результате майского наводнения в Колубарском угольном бассейне.

В завершении своего выступления Александр Новак отметил, что российско-сербское сотрудничество носит стратегический характер. Только в январе-апреле 2014 года внешнеторговой оборот России с Сербией, по данным ФТС России, составил 684,5 млн. долл. США. Это на 9% выше, чем за первый квартал прошлого года.

Вернуть доверие к европейским ценностям

Карл Эрьявец Министр иностранных дел Республики Словении

Министр иностранных дел республики Словении Карл Эрьявец отвечает на вопросы «Вестника Европы»

«Вестник Европы»: Двадцать лет назад о Словении говорили как о стране, «сбежавшей с Балкан». За эти годы Словения с интегрировалась в Европе, в НАТО, предпринимала участие во многих акциях ЕС и НАТО.

Как бы Вы охарактеризовали опыт приобретенный за годы членства в Европейском Союзе? Как изменилась психология людей, стали ли они ощущать себя больше «европейцами», чем словенцами, вырос ли интерес к проблемам Большой Европы, выборам Европарламента?

Карл Эрьявец: С тех пор как Словения стала членом ЕС, прошло 10 лет. Вхождение в Евросоюз ускорило весь переходный процесс и прогресс Словении во многих областях. Словения зарекомендовала себя успешным членом Евросоюза, мы стали первой новой страной в процессе расширения 2004 года, которая стала председателем Совета ЕС и ввела в обращение новую валюту евро.

Европейскими гражданами считают себя 68 процентов словенцев, что на 5 процентов выше, чем средний показатель за ЕС (63 %). Наивысшим достижением они полагают свободное передвижение лиц, внутренний рынок, переход на евро, программу по обмену студентов «Эразмус» — в общем, словенцы чувствуют себя европейцами.

Но, с другой стороны, конечно, нельзя не согласиться с тем, что в странах — членах ЕС снижается уровень доверия к институтам ЕС, а также слабая заинтересованность граждан в Европейском Союзе. Знаковым показателем является участие в выборах в Европейский парламент, который остается низким (в 2009 году он составлял в Словении немногим более 28%, а по всему ЕС — 43%).

Нельзя забывать, что Европейский Союз является не только экономическим и финансовым сообществом, но и сообществом, которое защищает демократические ценности, соблюдение прав человека и правового государства, а также борется за мир и безопасность. И такой Европейский Союз необходимо сохранить. При этом Евросоюз должен найти ключ для сохранения экономической успешности, с тем чтобы сохранить социальное государство.

Сегодня Европа, наверное, находится в самой сложном положении с тех пор, как начался интеграционный процесс. Геополитические изменения, связанные с глобальным экономическим и финансовым кризисом, ставят перед нами целый ряд вопросов, но в то же время и предлагают новые возможности. Окончание экономического, финансового и долгового кризиса является нашим приоритетом, мы должны как можно быстрее найти эффективные решения и вернуть доверие к европейским ценностям. Европейскому Союзу необходимо вернуть роль глобального игрока.

Кризис евро и меры по углублению экономического и монетарного союза означают, что необходимо перенести еще бóльший суверенитет стран-участниц на уровень ЕС, ибо уже существует опасность, что демократический дефицит в ЕС увеличится.

Я сам вижу необходимость в более активном включении национальных парламентов в дела ЕС и межпарламентское сотрудничество. Частично это является задачей прежде всего национальных правительств, которые обязаны проводить более активную проевропейскую политику, качественную коммуникацию и диалог с гражданами.

Выборы в Европейский парламент в 2014 году станут важным переломным моментом, быть может, первым важным шагом к прямым выборам Президента ЕС (кандидаты будут выдвигаться европейскими политическими группировками).

Словения хочет быть активным членом сообщества, поэтому будущее Европы мы сделали главной темой восьмого «Стратегического форума Блед» — «Изменения в Европе и мире» («A Changing Europe in a Changing World»), прошедшего в сентябре. Этот форум в предыдущие годы показал себя одной из наиболее значительных в регионе конференций на высоком уровне.

«ВЕ»: Какова динамика отношений со странами бывшей Югославии?

К.Э.: Западные Балканы являются ключевыми внешнеполитическими приоритетами Словении. Между всеми странами региона на всех уровнях проходят интенсивные двусторонние контакты — помимо политического и все более возрастающего экономического сотрудничества, протекает также регулярный обмен позитивным опытом интеграции и приближения к ЕС. Словения является решительным сторонником процесса расширения Евросоюза. В этом году я уже посетил Македонию, Сербию, сейчас идет процесс согласования встреч с остальными министрами региона, с которыми я встречусь еще в этом году — или у них в гостях, или буду принимать их в Словении. Наше преимущество заключается в хорошем знании ситуации, поэтому Словения остается авторитетным собеседником и защитником интересов стран региона.

«ВЕ»: Экономический кризис больно ударил по многим европейским странам, говорят о разделении Европы на южную —кризисную и северную —более-менее благополучную. Видные германские экономисты предлагают отказаться от евро. Словению называют среди проблемных стран, которым может потребоваться помощь ЕС. Как это отражается в сфере внешней политики?

К.Э.: Сначала я должен подчеркнуть, что речь идет о глобальном финансовом кризисе, который больнее всего ударил именно по Европейскому Союзу и его членам. Еще и потому, что проект экономическо-монетарного союза был не завершен, а также по причине слабого надзора за банками. Европейский кризис — это, по сути, банковский кризис. Сейчас мы пытаемся это исправить, очень многое уже сделано. То, что страны-участницы еврозоны выработали европейский финансовый механизм для спасения проблемных стран, — лишь одно из конкретных доказательств солидарности.

Конечно, мы могли бы преодолеть кризис не столь болезненно, если бы Евросоюз был организован как федерация с мощными органами в Брюсселе. А поскольку их нет, то многие ключевые аспекты экономической и финансовой политики переданы координационным органам между странами-участницами. И для обеспечения конкурентоспособности государствам самим приходиться проводить в жизнь ключевые структурные реформы. С этой точки зрения (а также с точки зрения совершенно различных проблем в странах-участницах), я с трудом согласился бы на деление между севером и югом Европы. С необходимостью проведения структурных реформ сталкиваются и страны центра. В связи с изменившимися экономическими и политическими условиями для Словении является важным, чтобы она еще более углубленно сотрудничала и крепила свою деятельность не только в рамках ЕС и в своем непосредственном окружении, но и в более широком международном сообществе. Но наряду с этим она должна провести некоторые структурные реформы. Считаю, что мы наметили правильные реформы. В настоящее время все наши силы направлены на их реализацию.

Несмотря на нынешнюю ситуацию (и в то же время именно из-за них), Словения продолжает активно выступать на внешнеполитической сцене, в регионе Западных Балкан, а также при разработке макрорегиональных стратегий в ЕС. В настоящее время Словения является председательствующей страной в Адриатическо-Ионической инициативе, основной целью которой является формирование Адриатическо-Ионичеcкого макрорегиона до конца нынешнего года.

Как я уже сказал ранее, мы принимаем также активное участие в обсуждении будущего ЕС. Мы хотим более интегрированного Союза в банковской, экономической и фискальной (налогово-бюджетной) областях, что сможет также обеспечить демократичность процессов.

Кроме того, Словения ведет диалог со стратегическими партнерами. В области внешней политики ключевое место отведено экономической дипломатии, которая открывает двери нашим компаниям на третьих рынках. Словения проводит последовательную и распознаваемую многостороннюю дипломатию на международных форумах, мы являемся принципиальными и бескомпромиссными защитниками прав человека.

«ВЕ»: Турцию называют среди стран, с которыми Словения поддерживает заинтересованные отношения. Недавно вашу страну посетил председатель турецкого меджлиса; Ваш председатель парламента говорил, что Словения поддерживает идею вступления Турции в ЕС (идея, которую разделяют не все в ЕС), а отношения между странами назвал стратегическими.

С другой стороны, в Южной Европе пишут о возвращении и даже экспансии Турции на Балканы, ее заинтересованности в восстановлении исторического (османского) влияния в Средиземноморье. Что Вы можете сказать об этом?

К.Э.: Словения является решительным сторонником расширения Европейского Союза. И в случае с Турцией мы сразу же после вступления в ЕС заняли конструктивную позицию с целью полноправного членства Турции. Конечно, при этом мы все время подчеркиваем, что Турция, как и все остальные кандидаты, в переговорах о присоединении должна провести необходимые реформы и согласовать свою правовую систему с европейской. Я лично убежден, что тесные отношения ЕС и Турции необходимы и что активное продолжение переговорного процесса с этой страной представляет интерес и для Евросоюза.

У Словении и Турции существует стратегическое партнерство, что поднимает наши отношения на более значительный уровень. В ноябре прошлого года проходило заседание словенско-турецкой совместной экономической комиссии (сопредседателями которого мы были вместе с турецким министром по таможенным делам и торговле Язици). Экономики обеих стран взаимодействуют, в частности, в области транспорта, логистики и туризма.

Благодаря своему геостратегическому положению Турция является главным мостом между Европой и Азией. Поэтому естественно, что на основе своих хороших экономических показателей Турция становится важным игроком в международных отношениях. Это проявляется и в растущем турецком присутствии на Балканах, причем можно утверждать, что ключевой интерес этого — в первую очередь экономический. Исторические связи при этом им только помогают. В то время как ЕС и Балканы переживают тяжелый экономический и финансовый кризисы, мы рады всем партнерам, которые могут внести свою лепту в инвестиционный прорыв, ибо тем самым укрепляется также стабильность региона. А стабильность Западных Балкан — это, безусловно, тот фактор, в котором заинтересованы все, поэтому он является дополнительной причиной для укрепления отношений ЕС и Турции.

«ВЕ»: Охарактеризуйте позицию Словении в сирийском кризисе; считаете ли Вы необходимым участие мирового содружества в прекращении кровопролитной гражданской войны в этой стране? Как Вам видится «дорожная карта» разрешения этого кризиса?

К.Э.: В дебатах, проходящих в рамках Европейского Союза и на других форумах, Словения на первый план выдвигает политическое решение сирийского кризиса, а недавний договор США и России о проведении международной конференции по Сирии представляется мне шагом в правильном направлении.

Скорейшее разрешение сирийского кризиса необходимо из-за все возрастающих региональных последствий войны и опасности расширения конфликта через границы гражданской, а тем самым и дестабилизации всего региона. Особенно актуальным является все ухудшающееся гуманитарное положение в стране, количество расселенных лиц и беженцев в соседних странах. Международное сообщество должно принять на себя часть своей ответственности и защитить гражданское население Сирии.

Словения всегда была активным членом международного сообщества при решении сирийского вопроса: мы принимаем участие в Группе друзей сирийского народа, вместе с некоторыми другими коллегами — министрами иностранных дел я писал письмо, с тем чтобы передать ситуацию в Сирии на рассмотрение Международного трибунала.

«ВЕ»: В России к Словении традиционно относятся тепло как к одной из близких славянских стран, хотя и самой западной из всех.

Двадцатилетие дипломатических отношений между нашими странами было отмечено на высшем уровне; складывается впечатление; что у России со Словенией наиболее спокойные, предсказуемые и благополучные из всех постюгославских государств, несмотря на Ваше членство в НАТО И ЕС. Отчего это? Как Вам —и нам —это удалось?

К.Э.: Это правда, наши отношения находятся на очень высоком и дружеском уровне. Между странами установлено стратегическое партнерство. Интенсивность сотрудничества, особенно в экономической и культурной областях, возрастает. Политический диалог регулярно проходит на высоком уровне. Между государствами заключена Декларация о дружбе и сотрудничестве между странами, которая была подписана в 2002 году во время визита тогдашнего премьер-министра Дрновшека в Москве. Все это время мы строили наши двусторонние отношения. В последние годы в наших двусторонних отношениях, помимо визитов на высшем уровне, произошли многочисленные важные события.

Политический диалог интенсивен и во время моего мандата. Недавно (3 мая 2013 г.) в Словении находился с визитом российский министр иностранных дел Сергей Лавров. Уже традиционно делегации Государственной Думы и Совета Федерации РФ, а также Русской Православной церкви принимают участие в мемориальных июльских торжествах у Русской часовни на перевале Вршич. В прошлом году мы отметили 20-летний юбилей установления дипломатических отношений между нашими странами. Словения считает Россию важным партнером в европейской и мировой истории международных отношений. Россия играет большую роль для обеспечения мира и стабильности во всем мире.

Словения является молодым государством, показавшим себя за последние двадцать лет успешным и авторитетным членом международного сообщества. Нам удалось войти во все наиболее важные международные организации, мы успешно выполнили трудную задачу председательствования в Совете ЕС. Эту важную функцию мы выполняли первой из славянских стран, поэтому эта возможность была использована для продвижения богатого славянского культурного наследия к широкой европейской общественности.

Нынешний год для славянских народов является особым, поэтому будут проходить многочисленные мероприятия по случаю 1150-летия славянской письменности и культуры. Сотрудничество в области культуры между нашими народами является обширным и приносит многие конкретные результаты. Словенская сторона размышляет о том, чтобы в ближайшем будущем открыть в Москве культурно-информационный центр. Исходя из положительного опыта Российского центра науки и культуры в Любляне я убежден в том, что и Словенский центр в Москве смог бы внести значительный вклад в дело взаимопонимания и укрепления связей между словенским и русским культурным языковыми пространствами.

«ВЕ»: Как Вам представляется динамика и перспективы словенско-российских политических и экономических отношений?

К.Э.: Мы пригласили российских инвесторов поучаствовать в проекте приватизации банков и некоторых компаний, которую в ближайшее время будет проводить Словения.

Мы заинтересованы в укреплении сотрудничества с отдельными регионами РФ. Растет число российских туристов, приезжающих в Словению. Россия входит в число тех стран и тех рынков, на которых Словения повысит динамику своей работы (кроме РФ в этом перечне стоят также Индия, Китай, Турция и Казахстан).

Мы хорошо осознаем экономическую роль и значение России, которая является одним из крупнейших и перспективных рынков.

«ВЕ»: Охарактеризуйте позицию Словении в ЕС по вопросам миграции, расширения присутствия иного религиозного и этнокультурного населения. Мы знаем, что, скажем, в соседней Швейцарии или Франции эта проблема сейчас стоит особенно остро. Как вы охарактеризуете ситуацию в Словении и Вашу позицию в ЕС и Совете Европы по этому вопросу?

К.Э.: Словения является привлекательной страной для мигрантов, в частности, граждан республик бывшей СФРЮ, которые ищут возможности для лучшей жизни. Таким образом, Словения меняет свое бывшее положение транзитной страны на целевую страну для переселения. Полноправным членством в ЕС она гармонизировала свою правовую систему в этой области с правовой системой Европейского Союза. Одним из главных принципов Резолюции по миграционной политике Республики Словения является принцип равноправия, свободы и взаимного сотрудничества, который, в первую очередь, касается политики интеграции. Путем различных программ словенское правительство стремится к улучшению социальной включенности и экономической независимости рабочих мигрантов, предупреждению нарушений их прав, способствованию их трудоустройству, а также образованию рабочих мигрантов и интеграции их семей в словенское общество. В Словении создана эффективная система интеграции иностранцев. С начала выполнения программ по включению в словенское общество (2008 г.) общее количество мигрантов, которые обучались словенскому языку, а также знакомились со словенской историей, культурой и конституционным устройством, с программами межкультурного диалога, составляет более девяти тысяч человек.

В этих областях мы также активно работаем в Совете Европы, уделяя соответствующее внимание миграциям в связи с представлением убежища и процедурой возврата мигрантов, борьбе против ксенофобии, нетерпимости и дискриминации, а также проблематики внутренней эмиграции людей. Свою деятельность мы согласуем с госорганами стран-участниц и международными организациями (ЕС, UNHCR, ОБСЕ и IOM). Мы поддерживаем усилия Совета Европы, чтобы деятельность организации была направлена не только на освоение новых инструментов и стандартов, но и на то, чтобы уже принятые стандарты и инструменты (конвенции, рекомендации, направления) также выполнялись.

«ВЕ»: В Словении работает атомная станция КРШКО, единственная в бывшей Югославии. Она старая; как Ваша страна вообще относится к энергетической проблематике, развитию атомной энергетики, нетрадиционным видам энергии?

К.Э.: Атомная электростанция Кршко играет важную роль в деле энергоснабжения, ведь она предоставляет более трети всей энергии. Такая структура, которая уравновешенно разделена между гидро- и термоэнергетикой, обеспечивает нам смешанный состав энергоисточников. Удастся ли нам сохранить такую структуру в будущем — это еще будет предметом тщательных анализов.

Несмотря на некоторые возражения против использования атомной энергии, необходимо согласиться с тем, что она повышает надежность нашего энергоснабжения и в то же время не вызывает дополнительного парникового эффекта. Конечно, при этом необходимо позаботиться о надежном и безопасном способе хранения радиоактивных отходов. Что касается нетрадиционных источников же энергии, я хотел бы сказать, что Словения активно внедряет обновляемые источники энергии, их доля в конечном потреблении в последние годы увеличивается. Если так пойдет и дальше, то нам удастся добиться поставленной цели — иметь в конечном потреблении четверть энергии из возобновляемых источников энергии.

«ВЕ»: В ноябре прошлого года Москву посетила правительственная делегация Словении во главе с премьером Яншей, она встречалась с президентом Путиным; говорили о перспективах увеличения товарооборота до 1 млрд евро. Речь, среди прочего, шла об окончательных соглашениях по проекту «Южный поток». С тех пор в Словении сменилось правительство. Премьер Аленка Братушек уже встречалась с руководством Газпрома. В какой стадии находится этот проект? Не изменилось ли отношение к нему?

К.Э.: Правительство Словении поддерживает проект «Южный поток». В переговорах с Европейской комиссией мы стараемся разъяснить, что подписанное между Правительством РС и Правительством РФ Соглашение о сотрудничестве при сооружении газопровода на территории Словении (подписан 14 ноября 2009 г.) вполне соответствует третьему законодательному пакету европейской Энергетической Хартии. Словения внесла свой существенный вклад к принятию решения № 12 на Совете ЕС 4 февраля 2011 г., в котором говорится, что «Европа должна увеличить диверсификацию своих путей и источников снабжения».

Мы стоим на позиции, что подписанное соглашение полностью соответствует требованиям правовой системы (Acquisom communitaire). Мы готовы вместе с Европейской комиссией обсуждать его в двустороннем порядке, с тем чтобы устранить возможные недостатки. Считаем, что «Южный поток» необходимо рассматривать в соответствии с законодательством ЕС и учитывать процедуры исключения в этом законодательстве. Словенская сторона намерена и обязана рассматривать данный проект в соответствии с требованиями Третьего энергетического пакета.

Конечно, этот проект нуждается в политической поддержке и четко выраженной заинтересованности стран-участниц по всей трассе, от Болгарии до Италии включительно. В Словении он имеет статус государственного значения и в соответствии с этим включен в пространственные планы. Мы считаем, что работы по проекту протекают согласно утвержденному плану. Председатель правительства Аленка Братушек во время встречи с министром Сергеем Лавровым подчеркнула, что в настоящий момент этот проект является самой важной инвестицией в Словении.

«ВЕ»: Некоторые малые страны обладают в мире бóльшим влиянием, нежели их процент в мировом населении или доля в мировом ВВП. Имеет большое значение их исторический и культурный запас, их моральная позиция в сложных мировых конфликтах. Словения активно занимается продвижением идеи о всемерном осуждении и запрете геноцида. Прокомментируйте вашу позицию в этом вопросе.

К.Э.: Словения активно защищает соблюдение прав и безопасности человека, постоянно осуждает массовые зверства и является инициатором многочисленных международных выступлений за повышение ответственности стран и их руководителей за грубые нарушения прав человека.

Благодаря своему историческому опыту и опыту ближнего зарубежья она чувствует особую ответственность за то, чтобы укреплять международные усилия за предотвращение потенциальных геноцидов и других зверств. Конечно, мы должны осознавать, что слишком быстро изменить деятельность международного сообщества нельзя, но усилия любой, пусть даже маленькой страны в этой области всегда ощутимы и ценимы. Так же обстоит дело с инициативой по созданию мира без геноцида, которую словенская сторона представила на 67-м заседании Генеральной ассамблеи ООН в сентябре прошлого года в Нью-Йорке.

Словения является активным сторонником концепции о защите, согласно которой суверенитет — это не только право государств, но и их ответственность. На каждом государстве лежит ответственность по защите собственного населения, и государства должны помогать друг другу при этом. А международное сообщество тоже должно вмешиваться, но только в соответствии с существующими правилами (одобрение Совета Безопасности ООН), если у той или иной страны произойдет сбой при выполнении обязательств по защите людей.

«ВЕ»: В некоторых странах Европы снова поднимает голову антисемитизм, растет расовая и религиозная нетерпимость. Как, по Вашему мнению, обстоит дело в Словении?

К.Э.: В Словении мы не видим никаких проявлений антисемитизма. Мы являемся активными членами Международного союза памяти о Холокосте (International Holocaust Remembrance Alliance) и соблюдаем принципы Стокгольмской декларации (поддержка просветительской работы, расследования и сохранения памяти о Холокосте на национальном и международном уровнях). 27 января отмечается национальный день памяти о Холокосте, и в этом году у нас было рекордное число мероприятий. В качестве министра иностранных дел я был почетным покровителем отдельных мероприятий, которые проходили в рамках проекта «Šoa-Шоа — вспоминаем 2013» в организации Центра еврейского культурного наследия «Синагога Марибор».

В этом году Министерство иностранных дел совместно с Министерством образования, науки и спорта, Институтом народного образования и некоторыми ведущими учеными проводит проект по просвещению по теме Холокоста.

Что касается расовой нетерпимости, то на международном уровне мы боремся за принципиальное обсуждение проблематики дискриминации и расовой нетерпимости. Вместе с Бельгией Словения внесла в Генеральную Ассамблею ООН биеннальную резолюцию в поддержку Международной конвенции о ликвидации всех видов расовой дискриминации. Резолюция была вновь единогласно принята в 2012 году.

В качестве кандидата в члены Совета ООН по правам человека в период 2016 — 2018 гг. Словения в рамках международных организаций будет и далее бороться за реализацию региональных и универсальных международных правовых инструментов для борьбы против фашизма, расовой дискриминации, ксенофобии и других видов нетерпимости.

«ВЕ»: И напоследок: расскажите о своих литературных вкусах. Какие книги для Вас были самыми важными, каких писателей вы назовете в числе близких?

К.Э.: Я люблю читать исторические, биографические и автобиографические романы политических деятелей и личностей из мира искусства. Особенно люблю русскую классику, больше всего «Войну и мир» Льва Толстого.

Перевод —Александр Садыков

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2013, №37

Словения. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 3 июля 2014 > № 1116738 Карл Эрьявец

Без иллюзий, или Словения между сломом социализма и кризисом капитализма

Йоже Менцингер

Спустя двадцать лет Словения бьется в экономических, социальных, политических и моральных судорогах, конца которым не видно. Потому не лишне поразмыслить о событиях, приведших к нынешнему состоянию. Могла ли Словения выбирать пути —лучшие, чем те, что она выбрала в действительности? Мы сбились —и когда? —с дороги, которая привела бы нас к чему-то более близкому тем романтическим ожиданиям двадцатилетней давности? Или же тогда это были лишь иллюзии? Вникнем в экономические проблемы, сопровождавшие Словению, —от слома социализма через депрессию переходного периода, десятилетия спокойного развития и периоды азартных игр к сегодняшнему кризису.

1. Слом социализма

Социализм должен был бы устранить недостатки капиталистической экономики, в первую очередь — капиталистическую эксплуатацию и экономическую неэффективность. Между тем в одних странах — семьдесят, а в других — пятьдесят лет социалистической системы показали, что «исключительно быстрый» экономический прогресс социализма сопровождался дефицитом и очередями в Москве, отсутствием света и холодными радиаторами в Бухаресте, забастовками в Варшаве, «серостью» в Праге. Страны, считавшие себя социалистическими — за исключением большей социальной защищенности и равенства — не могли гордиться достижениями в других областях. Чтобы хоть как-то соответствовать уровню развития капиталистических стран, они пытались проводить экономические реформы, которые в большей или меньшей степени «капитализировали» социализм. Но, когда последствия таких реформ становились социально и в первую очередь политически неприемлемыми, за ними следовали антиреформы. В 1980-е годы стало ясно, что опыты «строительства коммунизма» остались за бортом и что «дорога напрямик» в лучшем случае приведет к неразвитому капитализму. Несмотря на это, слом социалистической системы в Восточной Европе произошел поразительно быстро.

СФРЮ и Словения — как ее часть — разделили судьбу других социалистических стран, хотя с большей легкостью, основательнее и чаще, чем другие, меняли хозяйственную систему. Раз от разу изменения хозяйственной системы было возможно осуществлять при помощи политической монополии Коммунистической партии и — внутри нее — бесспорного лидерства Тито. Инициаторами, или идеологами всех изменений хозяйственных систем — от введения централизованного планирования экономики «советской» конституцией 1946 г., через введение самоуправления в 1950-е годы и рыночного социализма в 1960-е, вплоть до «договорной» экономики в 1970-е — были словенские политики: Борис Кидрич, Борис Крайгер и Эдвард Кардель. Причины реформ чаще всего были, скорее, политическими, чем экономическими; а у социологов никогда не было проблем с поиском «идеологических оснований» для реформ — достаточно было по-новому перечитать Маркса и из этой «богатой сокровищницы» общеупотребительных цитат выбрать наиболее подходящие. И те, вплоть до следующих нововведений, служили бесспорным доказательством верно выбранного на сей раз направления. Так оно и шло вплоть до 1980-х годов, когда легендарная способность изменять хозяйственную систему исчезла вообще. Число комиссий, резолюций и слов, посвященных прежде всего «открытым вопросам и реальным трудностям», затем «экономическому кризису» и наконец «всеобщему экономическому, политическому и моральному кризису», возрастало с неимоверной скоростью. Одновременно — особенно в академических кругах — увеличивалось и количество идей: как же все-таки выйти из кризиса? Вереница запретов сокращалась. Сюда относятся признание рынка труда и капитала как необходимых составляющих рыночной экономики (Horvat 1985, Jerovšek и др., 1985), изменения в самоуправлении (Goldstein 1985), смена концепции общественной собственности на коллективную (Bajt, 1986, 1988) или же реставрация смешанной экономики (Popović, 1984). Вскоре, несмотря на множество идей, стало очевидно, что время реформ истекло. Политики все еще, как шаманы во время засухи, твердили — заклинали о «необходимости дать проявиться экономическим и рыночным закономерностям» — точно так же, как десять лет назад говорили о «необходимости заменить рынок всеобъемлющей согласованностью на договорной основе, при помощи которой рабочие целиком овладели бы общественным воспроизводством». Среди попыток отыскать путь, который вывел бы страну из кризиса, самыми многообещающими были хлопоты внутри так называемой «крайгеровской» комиссии в первой половине 80-х, которая, однако, дальше замены утопичной «договорной» экономики семидесятых возвращением к социалистической рыночной экономике 60-х никуда так и не пришла. Все отчетливее становилось ясно, что изменения хозяйственной системы возможны лишь при отказе от ее основ — общественной собственности и самоуправления (Mencinger, 1988).

Объяснений для неожиданной неспособности продолжать реформы множество. От самого простого, согласно которому причины следует искать в уходе политиков, всегда «знавших», как быть дальше, и именно потому окруженных заурядностями, повторяющими лозунги, — до гораздо более хитросплетенных, согласно которым безветрие возможно объяснить появлением распределительных коалиций (Olson, 1982) — достаточно сильных, чтобы предотвратить изменения, но слишком слабых, чтобы их осуществить. Когда во второй половине 80-х кризис все еще продолжал усугубляться, стали предпринимать более радикальные попытки изменить хозяйственную систему: необходимость реформировать социалистическую экономику сменилась необходимостью преобразовать ее в капиталистическую. В эту сторону были обращены предложения, изложенные в тексте «Основные направления реформы хозяйственной системы», подготовленные в 1988 г. Комиссией Федерального Исполнительного Совета, или так называемой «микуличевской»1 комиссией. Комиссия восприняла идею об «интегральном рынке», состоящем из рынков продукции, труда и капитала, и переложила принятие решений с рабочих на собственников капитала. Последовавшие за этим два системных закона — Закон об иностранных инвестициях и Закон о предприятиях, собственно, и ввели капитализм еще прежде, чем социализм был формально устранен2.

Поиски «новой» хозяйственной системы были вызваны и сопровождались рецессией, начавшейся после второго нефтяного кризиса в 1980 г., когда Югославия больше не могла рассчитывать на кредиты и начался период купонов, четных и нечетных дней, периодической нехватки масла, стирального порошка и т.п. Рецессия стремительно углубляла противоречия между интересами республик, которые прежде прикрывались лозунгами о «братстве и единстве», признанию же противоречий препятствовала политическая монополия Союза коммунистов, которая, однако, быстро превращалась в политическую олигополию республиканских партий.

Неспособность изменить хозяйственную систему, с одной стороны, и еще более рецессия, с другой, породили «югославский синдром» — уверенность, что твои дела плохи, поскольку другие тебя используют. «Сербы использовали словенцев, словенцы — сербов, сербы — хорватов, хорваты — боснийцев…» Уже во второй половине 1980-х гг. в связи с этим стали появляться исследования о распаде Югославии и непосредственно об отделении Словении (Mencinger, 1990). В конце 1989 г. во время рецессии, переходящей в депрессию, высокая инфляция стала переходить в гиперинфляцию. Самой серьезной попыткой остановить гиперинфляцию стала стабилизационная программа Марковича3, выдвинутая в декабре 1989 г.; ее краеугольными камнями были фиксированный курс «нового» динара, рестрикционная денежная политика и контроль над заработком. В июне 1990 г. за ошибками начального этапа программы «шоковой терапии» последовали новые; программа эта провалилась частично еще и потому, что все попытки союзных властей что-либо предпринять успешно блокировались отдельными республиками.

В начале 1990 г. дело дошло и до фундаментальных политических изменений; введение партийной демократии в Словении и Хорватии привело к власти «право»-ориентированные правительства. Это углубило «югославский синдром» и ускорило распад хозяйственной системы. Осенью 1990 г. союзное государство СФРЮ как экономика перестала существовать; оно больше было не способно собирать налоги, контролировать «печатный станок», а также препятствовать введению «таможни» между республиками и появлению различных хозяйственных систем4. Потенциальная экономическая выгода отсоединения Словении стала превышать неизбежные экономические и социальные потери; независимость явилась запасным выходом и одновременно условием для изменения хозяйственной системы. Вместе с тем совершенно неясным и непредсказуемым оставалось лишь то, как это будет происходить.

2. Из социалистической Югославии в капиталистическую Словению

Поразительно быстрый слом социализма в СССР, в Восточной Европе и в СФРЮ потребовал таких же быстрых ответов на вопрос: как можно осуществить возвращение в капитализм без больших социальных потрясений? Правильных ответов не было; переход от социалистической экономики к капиталистической начался без ясного понимания реального экономического положения, без контуров новой хозяйственной системы и без соответствующих экономических и социальных решений проблем, неизбежно возникающих в переходный период.

Их заменили иллюзии: якобы устранение деформированных рыночных и нерыночных институтов, реставрация рынка и частной собственности, а также рыночный механизм laissez-faire автоматически превратят социалистические хозяйства в государственное благосостояние. К новым, неопытным правительствам с их романтическими ожиданиями «гуманитарной помощи» быстренько подскочили международные финансовые институты и консультанты, зачастую узнававшие о странах, которым они давали советы, из туристических брошюр и поездок от аэропорта до гостиницы «Холидей Инн» в их столицах. Кроме того, как и новые местные политики, многие иностранные специалисты были так же идеологически ослеплены и политически ангажированы — основной целью для них было окончательно устранить социализм и существующие институты, а вовсе не постепенно создать соответствующую определенной стране хозяйственную систему и повысить жизненный уровень для всего общества, а не только для «элиты»5. Различные идеологии прежнего «предотвращения капиталистической эксплуатации» сменила идеология «рыночного фундаментализма».

Принято говорить о трех или четырех составляющих переходного периода: приватизации, макроэкономической стабилизации, микроэкономической перестройке и установлении нового правопорядка.

Приватизация должна представлять собой упорядоченный и законный перенос прав собственности от «народа», т.е. государства и прочих государственных институтов, на участников гражданского права, т.е. частных предпринимателей и компании. Это повысило бы экономическую эффективность, гарантировало бы законность при разделе народных богатств и благ, а также служило бы устранению однопартийной системы. В действительности же превращение прежнего регулирования собственности в регулирование, которое соответствовало бы механизмам рыночной экономики и обеспечивало бы достижение поставленных экономических, социальных и политических целей, оказалось самой большой проблемой переходного периода. Оно, к сожалению, стало лишь целью, но не средством обеспечения экономической эффективности, а его стремительность и результаты перераспределения — критерием оценки успешности6. Различные приватизационные модели, вместо того чтобы отражать характерные особенности экономик, в действительности же отразили раздел, осуществляемый политическими силами и зачастую случайно выбранными приватизационными экспертами.

Макроэкономическая стабилизация — другой краеугольный камень переходного периода. Дело в том, что так называемый «monetary overhang» (излишек денег, денежный навес), или избыточный спрос, должен быть нормальной составляющей социалистической экономики; это проявлялось в очередях перед магазинами, в которых покупатели ожидали продукты и какие-то дефицитные товары, а также в низком качестве последних. Поэтому макроэкономического равновесия в бывших социалистических экономиках можно было бы достичь увеличением предложения, т.е. либерализацией торгового обмена, уменьшением спроса посредством рестриктивной денежной и фискальной политики, либерализацией цен, фиксированным курсом, а также заморозкой выплат и государственных расходов. Однако очень скоро стало ясно, что оценка исходного положения экономики из-за ускоренной инфляции или гиперинфляции, уничтоживших покупательную способность и тем самым спрос, была ошибочной; та же политика углубляла депрессию перехода, превращая все большее число отечественных изделий в «продукт исключительно социалистического производства», которые возможно продавать лишь в закрытом социалистическом хозяйстве, и тем самым ускоряя продажу предприятий иностранным межнациональным корпорациям.

Третью составляющую переходного периода — микроэкономическую перестройку — сложно отделить от приватизации и макроэкономической стабилизации. Вместе с тем несомненно то, что значительная часть быстрых структурных изменений являлась скорее навязанной, чем необходимой для данного уровня развития, из-за чего в менее развитых экономиках создавались ненужные или даже вредные для них институты.

В то же время созданию и установлению нового правопорядка, позволявшего «невидимой руке» рынка сменить направление деятельности администрации, не было уделено должное внимание7.

Словения как часть СФРЮ обладала всеми ее хорошими и плохими — в сравнении с другими странами Восточной Европы — качествами, но у нее были и дополнительные преимущества; несомненно, что в начале переходного периода она обладала самыми лучшими стартовыми условиями для успешной его реализации. Эти условия были созданы открытостью страны, наполовину осуществленными экономическими реформами и краеугольными камнями тогдашней хозяйственной системы: общественной собственностью и самоуправлением, делавшими возможными автономию предприятий, нормальную работу рынка продукции и принятием вполне стандартных политико-экономических мер.

К дополнительным словенским преимуществам следует отнести и социально стабильное население, географически рассредоточенную и довольно современную промышленность, частное (хотя и весьма неэффективное) сельское хозяйство, отчасти также частный сектор сферы услуг и укоренившиеся связи с западными хозяйствами. Наряду с этим нельзя не отметить, что словенская экономика так и не была полностью интегрирована в общеюгославскую. «Республиканизация» после 1974 г. с другими югославскими республиками наладила торговый обмен по образцу международного торгового обмена.

В мае 1990 г. мандат получило правительство «Демоса», состоявшее из политиков-любителей с весьма разношерстными взглядами на мир8. Согласно документу «Программный курс» оно должно было бы попытаться: 1) обеспечить необходимое для того, чтобы пережить период трансформации системы; 2) установить новую хозяйственную систему и 3) путем обращения к отдельным частям системы и политики сделать возможной экономическую самостоятельность таким образом, чтобы это не вызвало ломки экономики и не спровоцировало противомер со стороны других республик, федерации и заграницы. Правительство своими мерами (ограничением роста зарплат и уменьшением государственного потребления) реально поддерживало стабилизационную программу Марковича. Но от этой поддержки оно отказалось в середине 1990 г., когда в «Меморандуме об экономической политике до конца 1990 года» потребовало изменений в стабилизационной политике, и хотя союзное правительство этих требований никогда бы не приняло, правительство Словении объявило о выходе отдельных составных частей экономической политики из ведения федерации9. Устранив «черный валютный рынок», оно уже летом ввело параллельную систему «плавающего курса» для населения. После распада фискальной системы в июле (когда Словения прекратила платить в фонд поддержки менее развитых югославских республик и областей) и в сентябре 1990 г. (когда Сербия и Словения не перечислили в союзный бюджет половину собранного налога с продаж), межреспубликанской торговой войны (в октябре Сербия ввела специальные депозиты на все платежи в Словению и Хорватию) и вторжения Сербии в денежную систему в конце декабря 1990 года — Словения отклонила все предложения по усилению присутствия союзного правительства, вновь потребовала изменений в экономической политике и предложила принципы для разделения долгов, обязательств, а также нефинансовых активов между Словенией и остальными республиками СФРЮ. Однако эти требования союзное правительство вновь проигнорировало, поэтому, когда Национальный Банк Югославии прекратил вмешиваться в валютный рынок, Словения ввела собственный «квазивалютный рынок» и систему гибкого денежного курса для предприятий. Вместе с тем вплоть до июня 1991 г. словенское правительство сохраняло возможность создания таможенного союза с остальными частями Югославии, поэтому не вторгалось в систему таможенной охраны, а также регулярных выплат таможенных доходов в союзный бюджет10. Находясь в неопределенности по поводу будущей политической судьбы Словении и Югославии, правительство занималось расчетами расходов и прибылей от различных будущих мер11.

Уменьшение рынка12 и предложения по сырью из оставшейся части Югославии, остановка торговых потоков, налаженных Словенией через Югославию, снижение интереса иностранцев к маленькому словенскому рынку, разделение долгов, валютных резервов и недвижимого имущества, а также подготовка и подписание 2500 различных международных соглашений были отнесены к расходам. Прибыли были скорее потенциальными; посредством отсоединения Словения избежала бы политического беспорядка, увеличила бы возможности успешного изменения хозяйственной системы и введения экономической политики, соответствующей словенской экономике, а также возможности для вступления в ЕС. Осенью 1990 г. потенциальные прибыли перевесили расходы, независимость стала «запасным выходом».

При создании новой хозяйственной системы — еще до провозглашения независимости следует отличать те изменения, которые должны были бы обеспечить нормальную экономическую политику, от изменений, направленных на независимость, тогда еще остававшуюся под вопросом13. К первой группе изменений относится введение системы непосредственных налогов и первого бюджета с заложенным участием в делах федерации. С другой стороны, тайно появлялись законы, регулирующие денежную и фискальную систему будущей независимой страны; к этой группе мер относится также и печатание талонов в октябре 1990 г. Политика прагматичного приспосабливания к экономической ситуации и весьма неопределенным политическим решениям была успешной; в течение года Словения увеличила свою относительную конкурентоспособность на 35%, достигла суверенности в фискальной и курсовой политике, а также подготовила институциональные рамки для нового государства.

Накануне и во время обретения независимости разгорелся спор между приверженцами «шоковой терапии» и сторонниками «поступательности». Первые, поддерживаемые иностранными советниками, верили в то, что провозглашение независимости и переходный период необходимо связать в единый пакет экономических мер, включающий в себя централизованную приватизацию, стабилизационную программу с характерными особенностями «шоковой терапии» и государственную перестройку экономики, особенно банковской системы; но прежде всего они верили в то, что незамедлительно нужно «позабыть» о самоуправляющемся прошлом. Приверженцы же «поступательности», собравшиеся в Совете Банка Словении, видели различие мер по обретению хозяйственной независимости и меры переходного периода; к поступательным мерам относилась децентрализованная приватизация, постепенное создание отсутствующих рыночных институтов, а также гибкая экономическая политика (Mencinger, 1991). Такая политика должна была бы сопровождаться меньшими потерями национального продукта, более низким уровнем безработицы, меньшим расслоением общества, но — более высокой инфляцией.

Поступательность была характерна и для макроэкономической стабилизации, ответственность за которую после провозглашения независимости — в значительной мере реально, а не только формально, — взял на себя Банк Словении. Основанием для нее были незамедлительное введение системы плавающего курса, ползущая привязанность курса и «пренебрежение» инфляцией. Больше всего проблем вызвала абсолютная и относительная малость, а поэтому и исключительная чувствительность финансовой сферы. Уже во время первоначальной консолидации денежной системы (с октября 1991 г. по июнь 1992 г.) Банку Словении удалось определить основные принципы изыскания денег для «новой» экономики и снизить уровень ожидаемой инфляции. Страх перед нехваткой валютных средств оказался необоснованным. Вместо избыточного спроса довольно быстро воцарилось избыточное предложение валюты. Поэтому Банк Словении быстро отменил первоначальные ограничения на валютном рынке и перешел к системе управления плавающим курсом, тем самым препятствуя чрезмерному реальному повышению курса толара. Инфляция же уменьшалась прежде всего благодаря уменьшению инфляционных ожиданий, усилению конкурентоспособности посредством открытия экономики, а также — вплоть до 1999 года — благоприятному развитию «terms of trade»*, которые основывались на длящемся десятилетие снижении цен на нефть (Mencinger, 2000 b). Внутреннее и внешнее равновесие в течение всего периода от провозглашения независимости до 2004 г. оставалось характерной чертой, а также и особенностью словенской — в сравнении с другими переходными ситуациями — экономики, соответственно сохранялась и высокая доля государственных затрат в национальном продукте. Именно последнее, среди прочего, в значительной мере отражало поступательность во взглядах на то, каково социально приемлемое перераспределение национального продукта.

Поступательность, характерная для экономического развития Словения, собственно, никогда не была поставлена под угрозу; при образовании нового государства Словения не являлась членом Международного валютного фонда и у нее не было никаких «stand-by»** кредитов, при помощи которых МВФ принуждает воплощать в жизнь свои рекомендации, а потому могла отклонить тот тип стабилизации, которую рекомендовал «Вашингтонский договор». Можно сказать, Совет Банка Словении из рук экономически весьма необразованного правительства взял в свои руки стабилизационную политику и проводил политику отличную от действующих в то время доктрин МВФ.

Опасность рыночного фундаментализма начиная с 1993 г., когда была пройдена нижняя точка депрессии переходного периода, на целое десятилетие с лишним совсем пропала, ведь тогда последовал период солидного экономического роста, снижения безработицы и инфляции, сопровождавших внутреннее и внешнее равновесие14.

3. Приватизационные трудности

Еще до переходного периода в Словении существовал более или менее нормальный рынок продукции и несколько необычный рынок труда, который был приспособлен под нужды самоуправления. Гораздо больше трудностей было связано с рынком капитала, который должен был бы передавать сбережения от их владельцев инвесторам и обеспечивать их эффективное использование15. Но его невозможно создать без частной собственности, ведь собственность «всех и никого» нельзя покупать и продавать. Бóльшая часть производственного сектора, по крайней мере принципиально, целиком принадлежала «народу»; каким образом его приватизировать? Это и было в Словении самой сложной проблемой переходного периода. Вместе с тем приватизации государственного или общественного имущества никто из тех, кто в начале 1990-х гг. получил или сохранил политическое влияние, не противился. Да и всем тем, кто немного раньше еще «верил» в общественную собственность и самоуправление, приватизация казалась само собой разумеющейся. Однако как ее проводить, чтобы она привела к эффективной экономике и социально справедливому обществу, никто не знал ни тогда — ни сейчас.

В работах о том, что делать, если упростить, наметились два направления: 1) концепция децентрализованной, поступательной и возмездной приватизации и 2) концепция централизованной, быстрой и безвозмездно-распределительной приватизации. В каждой концепции были свои экономические достоинства и недостатки, но последние для проведения в жизнь этих концепций не имели особого значения; речь шла о перераспределении экономической и политической власти. Первый вариант предполагал ее сохранение в руках прежней экономической и политической элиты, а другой — передавал бы ее в руки новой экономической и политической элиты. «Закон о переоформлении общественной собственности» от ноября 1992 г. является своеобразным компромиссом между обеими; из первой концепции в него вошла децентрализованность, из второй — безвозмездное распределение при помощи сертификатов. Важнейшей положительной стороной этого закона была изначальная неопределенность структуры собственности по окончании формальной приватизации, а самой уязвимой — установление в сфере имущества института посредничества вместо устойчивого длительного хозяйствования.

Несмотря на окольные пути, словенская приватизация считалась успешной; в большом количестве предприятий стала возможной форма участия работников в собственности16 — без чего, скорее всего, их обанкротилось бы гораздо больше, а лучшие оказались бы в иностранной собственности, как практически все в Восточной Европе. Вместе с тем уверенность в относительной справедливости и эффективности словенской модели приватизации особенно после 2005 г. сильно пошатнулась; именно в сертификационной приватизации следует искать и корни словенского «казино капитализма». Посредством сертификатов и их обменом на акции в хозяйственных обществах и проектах производства работ мы создали, так сказать, два миллиона «капиталистов» — собственников имущества, которых не заботит судьба «их» хозяйственного общества, но лишь дивиденды и капиталистические прибыли, а следствием является истощение предприятий. Обладатели сертификатов, если им повезло, стали собственниками имущества в «Леке», «Крке», «Петроле» и других успешных хозяйственных обществах, но и здесь их реально интересовали лишь дивиденды и обращение акций в деньги, на которые они могли бы заменить свое имущество производственного назначения на имущество непроизводственного назначения, например автомобили или недвижимость, а не долгосрочная перспектива судьбы хозяйственных обществ, собственниками которых они стали. Большому количеству обладателей сертификатов, как всегда, оставалось лишь «вложение» в ППР, которые были преобразованы в инвестиционные общества; так мы и на другом уровне получили собственников имущества. А потому при помощи приватизации, собственно, по крайней мере в том, что касается ответственности, мы попали «из огня да в полымя». По-новому устроенная частная собственность зачастую оказывалась менее эффективной нежели прежняя общественная; она была действительно коллективной собственностью, являющейся по своей природе, скорее, владением хозяйственным обществом, чем владением его имуществом. Как таковая она была гораздо более связана с предпринимательством, чем с ним связана сегодняшняя частная собственность17.

4. Как мы оказались там, где находимся?

В таблицах 1а и 1b представлены самые важные показатели двадцатилетнего развития экономики Словении; номинальный валовый внутренний продукт, валовый внутренний продукт на душу населения, темпы роста реального ВВП, безработица, выраженная в числе ищущих работу, и инфляция. Доля государственного потребления и доля расходов на образование, здравоохранение, социальный сектор и культуру косвенно указывают на социальную сплоченность, которая обычно измеряется коэффициентом риска бедности или различными коэффициентами распределения доходов, каковыми являются коэффициент неравенства, или коэффициент Джини; обе указывают на то, что доходы в Словении распределяются гораздо более соразмерно, нежели в Европейском Союзе. Затем следуют показатели внутренней стабильности: сбалансированность бюджета и государственный долг. Характерные особенности экономических отношений Словении с остальным миром демонстрируют сальдо счета текущих операций, объем экспорта и импорта, а также коэффициент открытости экономики.

Таблица 1a

Экономическое развитие Словении, 1991–2010

Источник сведений: Статистическое управление Республики Словения и Евростат

Таблица 1b

Экономическое развитие Словении, 1991–2010

Источник сведений: Статистическое управление Республики Словения и Евростат, собственные расчеты,

* — млн долларов США

В конце Таблицы 1b представлены менее употребимые, но для передачи изменений экономического состояния весьма важные финансовые показатели. Нетто финансовое положение (разница между неоплаченными долгами и обязательствами Словении по отношению к другим экономикам, которую составляет разница между размещением капиталов резидентами Словении за рубежом и иностранцами у нас в форме непосредственных вложений, вложений в ценные бумаги и прочими вложениями) демонстрирует зависимость экономики от финансовых колебаний в мире. Отношение между кредитами и ВВП показывает финансовое «погружение» экономики, а отношение между кредитами и депозитами связывает характерные особенности банковского сектора с финансовой зависимостью Словении от происходящего на мировых финансовых рынках.

Рисунок 4.1

Экономическое развитие Словении 1991– 2010

экономический рост            ищущие работу (в тысячах)

инфляция (в %)                     дефицит бюджета (в % ВВП)

дефицит текущего счета

(в % ВВП)                              открытость экономики

финансовая глубина            кредиты / депозиты

Экономическое развитие18 Словении можно разделить на четыре периода: период переходной депрессии (1991–1993), период выздоровления и безветрия (1994–2004), период азартных игр (2005–2008) и вытекающий из него период экономического кризиса (2009–2010).

Депрессия переходного периода

Словения как национальная экономика формально появилась 8 октября 1991 г., когда истек трехмесячный срок, в течение которого, согласно Брионскому договору, она должна была отказаться от мер, предпринятых для того, чтобы отстоять свою независимость. Страна сразу же столкнулась с продолжением кризиса, в течение которого падение активности, обусловленное переходным периодом, смешивалось с практически абсолютным исчезновением югославского рынка. Промышленное производство после 10,5-процентного падения в 1990 г., в 1991 г. сократилось еще на 12,5 %, в 1992 г. — на 13,2 %, а в 1993 г. — еще на 2,7 %. Валовый внутренний продукт в 1991 г. снизился на 9,3 %, в следующем году — еще на 6 %. Это сопровождалось снижением занятости населения на 5,6 % в 1992 г. и на 3,5 % в 1993 г. Количество ищущих работу с 44 тысяч в 1990 г. возросло до 129 тысяч в 1993 г.; удвоилось количество неработающих пенсионеров. И те и другие требовали бóльших социальных выплат и увеличения доли государственного потребления в валовом внутреннем продукте. Инфляция, которая в 1991 г. с 549-процентной в 1990 г. снизилась «лишь» на 118 % и вновь поднялась на 201 % в 1992 г., в 1993-м успокоилась на 32,3 %. Вместе с тем вынужденный переход с югославского на «настоящий» иностранный рынок уже в 1991 и 1992 гг. принес на удивление значительный избыток в товарообмене: потеря югославского рынка ускорила реструктуризацию, вынудила на соответствующую экономическую политику и быстрое формирование нормальных макроэкономических рамок. В середине 1993 г. было достигнуто дно депрессии, а в следующем году — четырехпроцентный экономический рост. Двойной переход — из социалистической в рыночную и из региональной в национальную экономику — сопровождался переходом из индустриальной в сервисную экономику, а также крахом крупных и появлением мелких предприятий19. Реструктуризация была постепенной, рассредоточенной и по большей части без государственной поддержки. В первый период значительную часть реструктуризации составили именно увольнения и отправка на пенсию. Социальные издержки переходного периода, которые хотя и были гораздо ниже, чем в других странах, переживавших переходный период, в первую очередь ударили по тяжело адаптирующимся к новым условиям промышленным рабочим среднего возраста, потерявшим место: прежняя «самоуправляемая» асимметрия рынка труда, так сказать, превратилась в «неоевропейскую» асимметрию, однако вплоть до 1993 г. увеличение «скрытой» безработицы и ранний выход на пенсию смягчали социальные проблемы, однако это усугубляло долгосрочные проблемы пенсионной системы. Социальная стабильность осталась важной особенностью Словении. Она основывалась на рассредоточенности индустрии, которая вместе с особенностями уклада в сельском хозяйстве способствовала появлению важной социальной группы — полукрестьян. Начальные условия, определенные реформами в бывшей Югославии, отклонение рекомендаций международных финансовых институтов, поступательность и прагматичность в экономической политике и в создании экономической системы, а также нерешительность в устранении институтов прежней экономической системы — важные факторы относительно успешного перехода. Утверждения о том, что переход был бы еще более успешным, если бы Словения приняла рекомендации международных финансовых институтов и если бы еще в 1990 г. новая власть отстранила бы людей, придерживавшихся «непрерывности» пути развития, ошибочны. Экономической успешности и малым социальным издержкам переходного периода, несомненно, способствовало и то, что Словения избежала политических потрясений и что прежней политической и экономической элите удалось сохранить или же во время переходного периода вновь обрести экономическое и политическое влияние.

Период выздоровления и безветрия

Экономические достижения периода с 1994 по 2004 год можно считать, по крайней мере, удовлетворительными. Для процессов этого периода был характерен стабильный и в соответствии со степенью развитости также довольно высокий экономический рост, при внутреннем (бюджет) и внешнем (платежный баланс) равновесии достигший уровня около 4 %. Безработица, приобретшая черты безработицы европейских рыночных экономик (Mencinger, 2000), постепенно шла на убыль, так же постепенно уменьшалась и инфляция. Колебания доли государственного сектора в ВВП, вполне соответствующей «европейскому» уровню, и колебания расходов на образование, здравоохранение, социальный сектор и культуру, превосходивших средние «европейские» показатели, происходили скорее из-за колебаний в знаменателе, чем в числителе этой доли. Внутренний дисбаланс, отразившийся в бюджетном дефиците и государственном долге, был не слишком велик. Излишков в части услуг по текущему счету хватало на покрытие дефицита в его коммерческой части; внешнее равновесие наряду с унаследованной структурой экономики обеспечивалось также принятым решением о скользящем курсе, постоянной сбалансированной монетарной и курсовой политикой, а также размышлениями о продажах имущества «во благо малой родины»20. От других бывших социалистических экономик Словения отличалась прежде всего относительно малыми непосредственными вложениями из-за рубежа, ведь она меньше, чем другие экономики, продавала богатства своего производства и сохранила значительную часть финансовой экономики. В отличие от большинства прочих бывших социалистических экономик, она сохранила и высокую степень социальной сплоченности. Это демонстрирует Рисунок 2, на котором показана комбинация критерия экономической успешности и критерия социальной сплоченности для стран — участниц ЕС. Согласно комбинации критериев Словения попадает в «скандинавский квадрат», объединяющий государства, экономически и социально более успешные, чем средние показатели Евросоюза.

Рисунок 2

Экономическая успешность и социальная сплоченность

(по горизонтали уровень занятости населения, по вертикали уровень риска бедности в %)

Примечание: Для измерения экономической успешности все чаще используется уровень занятости: доля работающих среди населения в возрасте от 15 до 64 лет — на горизонтальной оси; а для измерения социальной сплоченности — уровень риска бедности (доля населения, имеющего доходы меньше 60 % медианы) — на вертикальной оси. Словения (2007), по оценке обеих, попадает в так называемый «скандинавский квадрат».

Источник сведений: Евростат

Рисунок 3

Зависимость экономики Словении от ЕС

(годовой прирост ВВП 1998/I–2011/I)

Источник сведений: Евростат

Потоки товаров, услуг и капитала постепенно привязали Словению к Евросоюзу, и таким образом она, потеряв экономические атрибуты государства (деньги, налоги, границы и правила игры) и вступив в ЕС и ЕВС, также формально стала областью ЕС21.

Период азартных игр и кризис

По вступлении в Европейский Союз или, еще более, по вступлении в еврозону Словения сошла с пути прежнего консервативного развития. «Устаревшее» (физиократическое и «во благо малой родины») мышление сменилось «современными» идеями, согласно которым богатство можно приумножать «финансовым погружением», поиском «случая» прибрать к рукам предприятия в бывших югославских республиках и покупкой «высокодоходных» ценных бумаг в различных фондах дома и по всему миру. Экономический рост, усиливавшийся и в 2007 г. (в первую очередь благодаря 15-процентному росту строительства и финансовых услуг), достиг 6,8 %; число ищущих работу с 2004 по 2008 г. быстро снизилось на треть; благодаря быстрому росту ВВП уменьшились государственно-финансовый дефицит, доля государственного сектора и государственный долг. Значение словенского фондового индекса, которое прежде более или менее соответствовало росту нормального ВВП, за три года утроилось. Понятие экономии изменилось, обычные формы сбережений в банках вытеснили инвестиционные спекуляции в «высокодоходных» отечественных или зарубежных инвестиционных или пенсионных фондах. Биржа, призванная аккумулировать сбережения и контролировать управление предприятиями, стала местом для посреднических сделок с имуществом и создания виртуального богатства. Сформировалась среда, в которой укоренилась практика выкупа предприятий собственным руководством22. Все это стало возможным лишь при быстром росте кредитов. А поскольку депозиты в банках росли гораздо медленнее, приблизительно с той же скоростью, что и номинальный ВВП, довольно скоро рост кредитов, необходимых для финансирования производства, расширения путем покупки предприятий, выкупа предприятий руководством и «сбережений» в ценных бумагах, привел лишь к обременению банков долгами за рубежом.

Рисунок 4

Внутреннее и внешнее равновесие, 1994–2010

(А: жирным — дефицит бюджета, тонким — дефицит текущего счета; Б: жирным — государственный долг, тонким — нетто внешний долг; и там и там по вертикали — % ВВП)

Источник: Банк Словении и Министерство финансов

Рисунок 5

Азартные игры (финансовое погружение, создание виртуального богатства и долга)

(Серым обозначен период азартных игр.)

Кредиты и депозиты кредиты/депозиты

Словенский фондовый индекс НЕТТО ДОЛГ

Источник:Банк Словении и Министерство финансов

В результате процессов 2005–2008 гг. Словения «вернется» к странам, развитие которых в переходный период опиралось на иностранные сбережения, поступавшие к ним в различных формах, чаще всего в форме иностранных непосредственных вложений или сумм за проданное имущество. «Финансовое погружение» 2005–2008 гг., как видно, окончательно расправится и с «национальным интересом». Распродажа предприятий, являющаяся следствием неуспешных выкупов их собственным руководством и политической демагогии, вернет ее в ряд других бывших социалистических экономик, судьбы которых в большей или меньшей степени решают собственники мультинациональных корпораций, прежде всего банков и финансовых институтов, находящихся практически целиком во власти

иностранцев23.

Начавшегося в конце 2008 г. кризиса Словения, естественно, избежать не могла, поскольку — и прежде всего — активность производства абсолютно зависит от экономической активности в ЕС, однако она встретила его дисбалансом, который сильно снизил или даже свел на нет возможности того, чтобы при помощи остатков экономической политики, по крайней мере, смягчить его социальное воздействие24 и ускорить выход из него.

Предпринимаемые государством финансовые усилия в период кризиса в Словении вовсе не представляют собою ничего особенного; значительное увеличение бюджетного дефицита и государственного долга в 2009 г. — непременное условие сокращения экономической активности, что немедленно снижает государственную финансовую прибыль от посредственных и непосредственных налогов, в то время как государственные финансовые расходы снижаются не так быстро — а если бы и снижались, кризис оказался бы еще более глубоким. Кризисная ситуация требует даже еще бóльших расходов для поддержки общественной безопасности и, как в текущей кризисной ситуации, для социализации банковских потерь, при помощи которой государства пытались предотвратить крах финансовой системы и частично в этом преуспели. Такое спасение финансовой системы демонстрирует Рисунок 6, на котором изображен пример словенских банков: это — уменьшение задолженности «частного» сектора (банков) за рубежом при увеличении задолженности государства25 за рубежом. Наряду с предпосылкой о том, чтобы только государство принимало на себя обязательства по облигациям, увеличение долга в 2009 г. было в Словении несколько бóльшим, чем в среднем по ЕС27 (бóльшим было и сокращение ВВП), но еще более, чем Словения, государственный долг в период кризиса до конца 2011 г. должны были бы увеличить еще десять членов Евросоюза. Однако из-за малой задолженности до кризиса государственный долг в размере около 45 % ВВП должен был бы оставаться на 20 индексных пунктов ниже, чем в среднем в ЕС27. Гораздо более опасным, чем государственный долг, является общая задолженность Словении (банков, населения, нефинансового сектора и государственных учреждений) за рубежом26 и большая внутренняя задолженность или неликвидность нефинансовой части экономики, которая точно так же появилась в результате финансового погружения или кредитной зависимости нефинансовых обществ в период до кризиса и которая препятствует оживлению экономики.

Рисунок 4.6

Перенос долга за рубежом с «частного» на государственный сектор

(в % ВВП; тонкая линия — задолженность банков; жирная линия — задолженность государства)

Источник: Банк Словении, собственные расчеты

Уровень государственного долга, не являющегося критичным, и появление нетто задолженности и кредитной зависимости в прошлом указывают на сомнительность пути решения проблем при помощи такого рода консолидации государственных финансов и уменьшения государственного долга, с одной стороны, и посредством требований о немедленном введении новых правил капиталистического соответствия банков — с другой. Чересчур быстрое фискальное и монетарное ужесточение сделает невозможным избавиться от кредитной зависимости и неликвидности предприятий, а также уменьшить задолженность банков за рубежом. Парализованный внутренний спрос дополнительно может активизировать лишь государство, но не принуждением к экономии, а поощрением экономической активности. При этом для него оказывается доступен лишь безрадостный выход — займы и бóльший государственный долг; и то и другое с развитием паралича экономики, естественно, будут увеличиваться, а это еще хуже.

***

Дать ответ на вопрос об окончании кризиса и о том, что будет со Словенией в конце второго десятилетия XXI века, невозможно. Вероятно, кризис, или колебание роста около нулевой отметки, — это нормальное состояние, к которому просто следует привыкнуть? При этом не стоит забывать о том, что Словения — это лишь область Евросоюза, ведь от ответственности, присущей государству как экономической единице, — в деньгах, налогах, границах и правилах игры — осталось совсем немного.

Таким образом, размышления о 2020 г. могут быть лишь размышлениями о Европейском Союзе и его судьбе, что возвращает нас к «официальным» стратегиям европейских властей. «ЕВРОПА 2020 — Стратегия разумного, устойчивого и всеобъемлющего роста» присоединилась к потоку стратегий в прошлом году27. Может ли Европа ожидать от нее большего, чем от лиссабонских стратегий? Если собранной в ней риторики окажется достаточно, о жизни в 2020 г. мы смело можем больше не заботиться. Крах двух стратегий несколько отрезвил брюссельских плановиков: так, например, глобализацию теперь определяют туда, где ей и место, — к трудностям ЕС, вместе с давлением на природные ресурсы и старением населения. Также и важнейшая цель — 75 % занятости — ведет к осознанию того, что проблемой современного мира оказывается создание достаточного количества рабочих мест, а не достижение еще большей производительности и богатств, и что создание новых услуг, учреждений и правил — это лишь способ, как хотя бы немного преодолеть последствия технического прогресса для сферы занятости.

А что, если в 2020 г. Европейского Союза вообще больше не будет, по крайней мере такого, каким мы его знаем сейчас? Еще несколько лет назад об этом было неприлично даже подумать, но два с лишним года кризиса привели к появлению в ЕС «югославского синдрома» и к различного рода исследованиям, подобным тем, что наводнили Югославию накануне ее краха. Ведь вдруг оказалось, что Евросоюз-2011 очень похож на СФРЮ-1983, когда югославские политики еще искали выход для Югославии, а нынче европейские политики ищут выход для Евросоюза. И если им не повезет, Словении останется лишь опыт двадцатилетней давности.

Использованная литература

Bajt, A.(1986): Preduzetništvo u samoupravnoj socijalističkoj privredi, Privredna kretanja 159, 32?46.

Bajt, A. (1988): Samoupravna oblika družbene lastnine, Globus, Zagreb.

Bole, V. (1993): Restrukturiranje gospodarstva, Gospodarska Gibanja, EIPF, Ljubljana, 239, 21-34;

Goldstein,S. (1985): Prijedlog 85, Scientia Yugoslavica, Zagreb.

Horvat, B. (1985): Jugoslovensko društvo u krizi, Globus, Zagreb.

Jerovšek,J.,et al.: (1985) Kriza, blokade i perspektive, Globus, Zagreb.

Kornai, J. (1990): The Road to a Free Economy, WWNorton&Company, New York;

Krugman, P (2010): The Return of Depression Economics and the Crisis of 2008.

Mencinger, Jože (1988) Ideološki preboj, teoretska zmeda in stvarne prepreke, Gospodarska Gibanja, 6/1988, 39-45;

(1990) Slovensko gospodarstvo med centralizmom in neodvisnostjo, Nova Revija, 108,

(1991) «Makroekonomske dileme Republike Slovenije» Gospodarska gibanja, 5/1991, 25-35;

(2000a): Restructuring by Firing and Retiring”: The Case of Slovenia v Landesmann M.A. in Pichelmann, K.:(2000) Unemployment in Europe, McMillanPress, London, 374-389;

(2000b) Zunanje ravnotežje ter avtomobilski in bencinski trg, Gospodarska gibanja, februar 2000, 25-38;

Olson M (1982): The Rise and Decline of Nations, Yale University Press, New Haven

Popović, S. (1984) Ogled o jugoslovenskom privrednom sistemu, Marksistički centar Beograd.

Stiglitz, J.: (2010): Freefall, Free Markets and the Sinking of the Global Economy, Penguin Books, London;

Источники сведений:

Статистическое управление Республики Словении — Statistični urad Republike Slovenije;

Евростат — EUROSTAT;

Банк Словении — Banka Slovenije;

Министерство финансов — Ministrstvo za finance.

Примечания

1 Микулич, Бранко – югославский политик, государственный деятель, председатель Союзного Исполнительного Вече СФРЮ в 1986–1989 гг., предпринявший ряд жестких мер ради стабилизации экономического положения страны. – Примеч. пер.

2 Введение капитализма обычно связывают с обретением самостоятельности и переходным периодом, а также с принятием в конце 1992 г. «Закона о преобразовании общественной собственности». Вместе с тем более или менее официальными являются и замыслы по приватизации, отраженные в документе «Отказ от безсобственнической концепции для общественной собственности». Таким образом, этот документ не мог стать ничем другим, как отказом от общественной собственности, или ее «вырождением» в коллективную и затем в частную собственность. Право управления и постоянного пользования в соответствии с инвестированным капиталом, вводимые тезисами документа, как раз являются составляющими капитализма. При этом общественная собственность все-таки была бы основной формой собственности, однако без дополнительных ограничений по отношению к другим формам она не могла оставаться доминирующей. «Официальное» введение рынков товаропроизводителей также потребовало бы «официального» признания и последствий, а это не что иное, как «официальный» отказ от провозглашенных основ общественного устройства – общественной собственности и самоуправления, ведь и то и другое идеологически, теоретически и практически несовместимы с рынком товаропроизводителей.

3 Маркович, Анте – югославский политик, государственный деятель, последний председатель Союзного Исполнительного Вече СФРЮ (1989–1991). – Примеч. пер.

4 Распад Югославии и отделение Словении прикрыты политическими и этническими рассуждениями, однако ясно, что все это невозможно отделить от процессов переходного периода. И более того, именно возможности перехода и присоединения к Евросоюзу оказались среди важнейших аргументов к достижению самостоятельности Словении.

5 Экономисты во все более обширной литературе в области «трансформатологии» занимаются так же и классификацией событий перехода по переходным моделям. Чаще всего используется разделение на модель «шоковой терапии» и поступательную модель. Однако можно быстро удостовериться, что такое разделение не дает классификации государств, осуществляющих переход, ведь отдельные составляющие перехода в определенных странах являлись смесью скорее разнообразных системных изменений и экономических политик, чем согласованных решений. Некоторые из них могли бы трактоваться как составляющие поступательного перехода, другие – как составляющие «шоковой терапии». Кроме того, целиком отдельное системное изменение или решение хозяйственной политики, например либерализацию цен, в отдельной экономике (Польша) возможно трактовать как «шоковое», в другой (Венгрия) как составляющую поступательности, в третьей (Словения) оно просто является начальным состоянием. Разделение Станислава Гомулки (2000) на три модели неопределенности не устраняет. Согласно ему к модели «шоковой терапии» относится лишь переход, осуществленный в бывшей Восточной Германии, в поступательную модель попадают наследницы бывшего Советского Союза, а в модель быстрого приспособления – все восточноевропейские экономики. В действительности же важными являлись и различия в исходном положении, и различия созданных политических элит.

6 То, что частная собственность является условием эффективности, само собой разумеется, однако она является лишь необходимым, но недостаточным условием для достижения трех целей, ведь «настоящих» собственников, которые обеспечивали бы эффективное использование средств, невозможно создать декретами и административной передачей собственнических полномочий. Именно поэтому можно было ожидать, что эффект приватизации по отношению к эффективности экономик будет маленьким и, прежде всего, отложенным на будущее. Работает ли другая предпосылка – о том, что приватизация обеспечит законность, – это еще больший вопрос. Законность в экономике – исключительно неопределенный концепт, на что указывают, например, уже весьма разнообразный опыт распределения материальных ценностей даже в наиболее развитых капиталистических хозяйствах. Хотя частная собственность и рыночная экономика являются основой стабильной политической демократии, однако новая или ново-старая политическая и экономическая элита приватизацию поняла в первую очередь как возможность быстрого усиления своей политической легитимности и увеличения своего благосостояния. Таким образом «настоящая» приватизация была лишь той приватизацией, результатом которой стала удовлетворявшее их перераспределение богатств и сфер влияния. Капитализм в Южной Америке и не только вовсе не является эффективной хозяйственной системой, не обеспечивает разумного распределения богатств и благ и еще меньше является основой политической демократии.

7 Впрочем, рыночные институты и рамки закона, формально сходные с теми, что присутствуют в развитых рыночных экономиках, могут быть сформированы довольно быстро, но это не обеспечивает того, что работать они будут так же, как в развитых рыночных экономиках.

8 В правительстве сформировались три группы; наряду с политически сильной «государствообразующей», также политически слабая «экономическая» группа и группа «попутчиков», попавших в правительство благодаря выборной математике. Разделение между «державообразующей» и «экономической» группой явствовало из их отношения к Югославии; для первых (может быть??) отделение было целью, для вторых выход был вынужденным и в меньшей степени определенным переходным периодом. Что касается взглядов на переходный период или на приверженцев «шоковой терапии» и постепенщиков речь скорее шла о разделении между «правыми», желавшими возвращения к тому миру, каков он был до Второй мировой войны, и «левыми», о таком возвращении не помышлявшими.

9 В этом меморандуме словенское правительство требовало: 1) отменить привязку денег к немецкой марке и их девальвацию; 2) уменьшить налоговое бремя за счет расходов на оборону; 3) более эффективно контролировать рост заработной платы и вернуть зарплаты союзной администрации на сопоставимый уровень; 4) скорректировать денежную политику при налогообложении, а также перенести большую часть валютных запасов в коммерческие банки и 5) взять на себя часть претензий предприятий к Ираку. Одновременно оно объявило о собственных мерах по защите словенской экономики.

10 Поводом для выступления Югославской народной армии на пограничные переходы и войны за независимость могло бы стать именно нарушение словенским правительством обещания, что оно будет выплачивать в союзный бюджет собранные на границе таможенные пошлины.

11 Будущее политическое устройство вплоть до июньской войны, или июльского Брионского соглашения, несмотря на результаты декабрьского референдума, в действительности было еще совершенно неопределенным, о чем свидетельствуют исследования об асимметричной федерации и различных формах конфедерации.

12 Самой большой потенциальной и реальной проблемой было именно уменьшение рынка, ведь Словения на югославском рынке, если считать его иностранным рынком, продавала целых 58 % общего «экспорта».

13 Основная часть недостающих макроэкономических предпосылок для эффективной рыночной экономики появилась в 1990 – начале 1991 г., еще до политического провозглашения независимости. В конце 1990 г. Законом о доходах и Законом о налоге на прибыль была введена простая, прозрачная и недискриминационная система прямых налогов. В начале 1991 г. были подготовлены Закон о Банке Словении, Закон о банках и сберегательных кассах, Закон о валютной системе и Закон о реабилитации банков и сберегательных касс, которые вступили в силу одновременно с Декларацией о независимости в июне 1991 г.

* Условия торговли (англ.). – Примеч. ред.

** Резервный (англ.). – Примеч. ред.

14 Во второй раз угроза возникла в ноябре 2005 г., когда тогдашнее правительство приняло «Рамочное постановление об экономических и социальных реформах, направленных на увеличение благосостояния в Словении». Реформами должны были бы стать «процесс изменения основополагающих системных параметров», а также «экономической и общественной парадигмы, действовавшей начиная с обретения независимости». Исходной точкой подъема должна была бы стать налоговая реформа с пресловутой тройной ставкой единого налога, которую бы сопровождали реформа социальной системы, системы здравоохранения и системы образования, уменьшение государственного сектора и приватизация в производственном секторе имущества, которое в результате первой приватизации непосредственно или опосредованно оставалось в собственности государства. Опасности, что реформаторский подвиг 2005 г. состоится, не было. Налоговую реформу с бессмысленной тройной ставкой единого налога еще до ее начала собственным высокомерием развалили ее же авторы, а добили профсоюзы. Стратегический совет и Комиссия по реформам быстро завершили поход за введение «настоящего» капитализма и исправления при социализме «искривленных» ценностей. Партийные объединения в интересах развития – какой-нибудь современный вариант Социалистического союза трудового народа Словении – всегда были всего лишь частью «цирка» рекламных кампаний.

15 Частная собственность рождает необходимость в рынке капитала, где собственники могут продавать и покупать имущество посредством ценных бумаг. Судя по уровню заинтересованности в колебаниях курса акций, события на рынке капитала являются даже преобладающей и наиболее значимой частью экономической деятельности в Словении. Рынок капитала должен был бы выполнять две важные функции: на нем сосредоточивались бы средства для инвестиций и проверялась бы успешность управления. То, что в сборе средств для инвестиций (так же как и в других системах) он не важен, – это известно; более 70 % денежных средств, которые предприятиями направляются на инвестиции, происходит из их собственной амортизации и отложенной прибыли, в оставшейся же части преобладают банковские кредиты. А потому рынку капитала особо нечего делать в плане проверки успешности и смены неуспешных администраций отдельных обществ, хотя у нас он используется как инструмент для замены хороших или плохих администраций на «наши» администрации. Решение проблем при помощи «капиталистических» отношений происходит во много раз жестче, чем решение тех же проблем происходило бы при помощи «самоуправленческих» отношений.

16 В ноябре 1997 г., считающегося временем окончания формальной приватизации, было приватизировано 1127 предприятий, 70 предприятий осталось в государственной собственности, а 82 были ликвидированы. Лишь 32 общества обошлись без участия работников в приватизации, в 455 участие работников в собственности было неосновной, а в 795 – основной формой.

17 Хотя нельзя не заметить эффект глобализации и мирового экономического кризиса в современных процессах, происходящих в словенской экономике, банкротство многих предприятий показывает, что частные собственники и управляющие их имуществом менеджеры могут быть хуже от «несобственников» и «красных» директоров, или что частная собственность может быть гораздо менее эффективна, чем общественная, или коллективная.

18 Экономическая успешность государств обычно оценивается при помощи нескольких постоянных индикаторов: экономический рост, безработица, инфляция, внешнее и внутреннее равновесие и реже критерии социальной сплоченности.

19 Причинами сокращения валового внутреннего продукта стали переходный период и распад Югославии с потерей югославского рынка (который составлял целых 58 % от «иностранного» рынка в общем – настоящего и югославского). Эффект от перехода и эффект от распада невозможно размежевать, поскольку многие виды продукции именно из-за развала государства стали продуктом «исключительно социалистического производства». Таковыми были, например, грузовики «ТАМ», за одну ночь превратившиеся в товар, который был никому не нужен; два их крупных покупателя – Югославская народная армия и Советский Союз – развалились, а третий покупатель – арабские страны после американской «Бури в пустыне» в Ираке оказались в кризисе. Когда 8 октября 1991 г., с введением собственной валюты, Словения стала национальной экономикой, многие из еще в то время государственных предприятий, имевших продукцию, которую можно было продать, быстро переориентировались на рынки развитых стран. Наибольшие заслуги в быстрой переориентации принадлежат тогдашним «красным директорам». Многие из них на предприятиях, которыми они руководили, прожили целую жизнь; даже их организовывали или из маленьких и незначительных превратили в крупные и успешные. Самих себя они еще не воспринимали как «работодателей», а рабочие предприятий еще не стали для них «рабочей силой».

20 Утверждений о том, что и реструктуризация словенской экономики в этот период из-за поступательности была медленной, и развитие было ошибочным, эмпирически невозможно подтвердить. Как раз наоборот: спустя пятнадцать лет экономическая и социальная структура стала еще больше похожа на экономические и социальные структуры малых скандинавских стран – членов ЕС, чем на структуры новых его членов. Это и без «великих» реформ дает довольно большие возможности для развития – бóльшие, чем есть у экономик иных новых членов ЕС, что прекрасно показывает простая диаграмма степени занятости населения (являющейся основной целью Лиссабонской стратегии) на горизонтальной и степени риска бедности – на вертикальной оси. Словения по степени занятости и степени социальной сплоченности попадает в так называемый «скандинавский квадрат» (наряду со скандинавскими государствами в него входят также Австрия и Кипр).

21 Она окончательно потеряла большинство рычагов макроэкономической политики, что определяется прежде всего политикой управления совокупным спросом. Ведь Словения потеряла все атрибуты национальной экономики: право на «печатание» денег, право на формирование экономической системы, право направлять потоки товаров, услуг и капитала через государственные границы, – у нее осталось лишь весьма ограниченное право на «сбор налогов».

22 До «ускоренной приватизации», являвшейся составляющей частью как раз неудачной реформы 2005 г., казалось, что при помощи концентрации собственности частных собственников заменят собственники обществ, т.е. собственники, которые будут заниматься хозяйствованием, а не посредническими сделками. Выкуп предприятий собственным руководством также поначалу обнадеживал: мол, тем самым мы получим настоящих собственников обществ, подобных «боскаролам» и «акраповичам», самостоятельно создавшим предприятия. Возможно, многие даже намеревались стать длительными собственниками, но финансовый кризис застал их врасплох. Посредством залога переоцененных акций они превратились в собственников имущества, и они сами или же банки через заложенные акции начали на все четыре стороны распродавать предприятия, их части, товарные марки и территории.

23 Доля иностранных банков в государствах «старой» Европы равна приблизительно 24 % (если исключить Великобританию и Люксембург, то лишь 19 %). Кроме того, она гораздо ниже, чем доля иностранных обществ в иных экономических сферах. Доля иностранных банков в «новой» Европе превышает 75 % и значительно выше доли иностранных обществ в иных сферах.

24 Нынешний мировой и словенский кризис представляет собой кризис избыточного предложения; корни этого – в длящемся десятилетии создания избыточных производственных мощностей; за избыточным предложением в течение нескольких последних лет тянулся и совокупный спрос вместе с займами, «финансовым погружением» и надуванием разнообразных имущественных «пузырей». Кризису нет дела до специфической величины добавленной стоимости на душу населения или гибкости рынка труда; он ничуть не меньше, по сравнению со Словенией, и в технологически наиболее развитых, открытых экономиках, до недавнего прошлого вызывавших восхищение. Движение макроэкономических составляющих государств ЕС подтверждает, что глубина кризиса в отдельно взятой экономике наряду с его «глобальным финансовым погружением», определяется открытостью; чем больше она открыта, тем больше и сокращение производства, чем гибче у нее рынок труда, тем выше безработица. Лучшая ситуация в больших, более закрытых и самодостаточных экономиках, которые благодаря большой доле государственного сектора в ВВП и большим социальным трансфертам могут создать достаточный внутренний спрос и достаточное количество рабочих мест; меньше всего безработица затронула государства с жестко регулируемым рынком труда. Экономия путем сокращения социальных прав, «лишних» учителей, воспитательниц и государственных чиновников, которые прекратили бы «создавать работу», может лишь углубить кризис, ведь таким образом еще более снижается внутренний спрос, при этом не гарантируется спрос внешний. По крайней мере, в какой-то момент кажется, что для объяснения ситуации и поиска путей выхода из кризиса возможно использовать лишь «экономику депрессии» (P. Krugman, 2009), требующую немедленного освобождения от кредитов и активизации совокупного спроса. Однако освобождение от кредитов возможно лишь с непосредственным (частичная национализация с докапитализацией) или посредственным (благодаря принятию государством на себя долговых обязательств и его депозитам) входом государства в банковскую систему. Активизации совокупного спроса точно так же можно достичь лишь увеличением государственного и/или субсидированием частного потребления. Неизбежным последствием такого освобождения от кредитов без увеличения частных сбережений и создания спроса является увеличение бюджетного дисбаланса и рост государственного долга.

25 Государственный долг в 2009 г. значительно вырос из-за принятия государством на себя обязательств посредством облигаций и государственных депозитов в банках, что позволило последним уменьшить их задолженность за рубежом.

26 Хотя из-за нетто отрицательных инвестиций в размере 35,5 % ВВП Словения входит в число членов ЕС27 с наименьшей задолженностью и является вообще «новым» членом с наименьшей задолженностью (из числа вступивших в ЕС с 2004 по 2007 г.), однако значительна доля банков в отрицательных инвестициях и исключительно высока доля предприятий, обремененных банковскими кредитами, что парализует экономическую активность.

27 Ею Европейская комиссия «надстраивает» две лиссабонские стратегии: «оригинальную» (2000) и «обновленную» (2005). Первая была призвана создать из ЕС до 2010 г. общество знаний и наиболее эффективную мировую экономику, вторая – обеспечить экономический рост и занятость населения. Первая закончилась уклонением от цели, вторая – экономическим кризисом. Обе и не активизировали, и не воспрепятствовали ходу событий, приведших к нему. Совсем наоборот. Хотя Европейская комиссия трактует нынешний кризис так, будто речь идет о непредсказуемом стихийном бедствии, своею одержимостью либеризацией, дерегуляцией и приватизацией она поддержала развитие событий, которое должно было закончиться так, как и закончилось. Комиссия просмотрела то, что рабочие места, которые она теряет из-за увольнений на производстве, невозможно компенсировать рабочими местами в сфере услуг, что деятельность с высокой добавленной стоимостью из-за перемещения в государства с низкой зарплатой превращается в деятельность с низкой добавленной стоимостью и что посредством «общества знаний», большей приспособляемостью рынка труда, финансовыми продуктами и приватизацией государственных услуг невозможно конкурировать с гораздо более недобросовестными, с социальной точки зрения, обществами.

Перевод Ю. Созиной

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2013, №37

Словения > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 3 июля 2014 > № 1116737

Отрывки из книги «Основы международного права»

Данило Тюрк

Из предисловия:

Книга задумана таким образом, чтобы дать читателю возможность взглянуть на целостную картину современного международного права.

...Международное право — система правовых принципов и норм, которые определяют права и обязанности субъектов международного права и их взаимоотношения в мировом сообществе.

Государства как его первоначальные и важнейшие субъекты играют решающую роль при создании и развитии принципов и норм МП и при введении санкций за их нарушение.

Нормы международного права, содержащиеся в международных договорах и в обычном МП, являются обязательными. Этим международные договоры отличаются от политических деклараций, а обычное МП — от простых обычаев и правил вежливости. Нарушение международно-правовых норм рассматривается как международный деликт. Вопрос ответственности за международные деликты и последствия этих деликтов регулируются нормативами по международной ответственности государств, включающими так же разнообразные санкционные правила. Вместе с тем МП не содержит единообразно сформулированной системы санкций за нарушение его норм.

В МП также отсутствуют централизованная законодательная, исполнительная и судебная власти. Законодательная власть находится в руках государств... Исполнение обязательств также касается прежде всего субъектов международного права... Система мирного разрешения споров основана на принципе мирного урегулирования и свободы выбора средств... Основные функции в системе МП таким образом — децентрализованы. Это — следствие того обстоятельства, что МП возникло и развивалось в условиях, важнейшим детерминирующим принципом которых являлся правовой суверенитет государств?— его главных субъектов. Поэтому МП возникло как межгосударственное право, некоторые его институты и сегодня имеют подчеркнуто межгосударственный характер. Таковыми являются Международный суд ООН, сама ООН и другие международные организации... Европейское сообщество, само являясь международной организацией, стало членом некоторых других международных организаций.

Децентрализованный характер основных функций в системе МП ставит три фундаментальных вопроса.

С учетом того, что МП возникло путем заключения многочисленных договоров и длительного развития международных обычаев, можно утверждать: нормы МП представляют собой систему.

Основная особенность этой системы заключается в том, что в случае отсутствия конкретной нормы, можно регулировать отношения между субъектами, решать различные правовые вопросы, ссылаясь на более абстрактные нормы...

Вопросы толкования и применения международных договоров являются не только предметом приложений самих этих договоров, но и общих, кодифицированных норм.

Основные принципы международного права, такие как принцип добросовестного соблюдения договоров (pacta sunt servanda), связуют систему в единое целое.

ООН

Важнейшим международно-правым актом, который принят практически повсеместно и который с силой, равной силе международного договора, определяет основные принципы международных отношений, является Устав ООН.

Этот фундаментальный международный договор содержит такие основные принципы МП, как принцип суверенного равенства государств, принцип добросовестного и честного выполнения взятых на себя международно-правовых обязательств, принцип запрета использования силы, принцип обязательного мирного разрешения споров и ряд других. Этот международный договор и его принципы заложили основы современного международного права.Устав ООН играет роль Конституции в современном глобальном мировом сообществе.

Международное право влияет на все сферы международных отношений. Действующие принципы позволяют решать проблемы еще до возникновения новых правых норм.

Второй основной вопрос, периодически возникающий: является ли международное право правом вообще?

Можно ли говорить о праве, в ситуации, когда система норм зависит от многих субъектов, которые создают и применяют правовые нормы, а централизованная система санкций отсутствует?

Основной категорией, определяющей все отношения в международном праве, является СУВЕРЕНИТЕТ ГОСУДАРСТВ.

Современные государства с помощью МП строят свои взаимные юридически урегулированные отношения. В ходе этого взаимодействия возникают многочисленные правовые нормы, которые все больше ограничивают суверенитет государств.

В международном праве известны императивные и диспозитивные нормы. Большинство норм являются диспозитивными, и государства могут изменить их, заключив об этом договор.

Императивные нормы —например, запрет применения силы или запрет расовой дискриминации, другие основные нормы соблюдения прав человека — не могут быть изменены государствами.

Важно также деление на обычное международное право и право международных договоров.

Существует еще исторически сложившееся деление МП на право войны и право мира.

Вопреки убеждению, которое бытует в общественном мнении повсюду в мире, большинство норм международного права соблюдается. Нарушения по большей части затрагивают нормы в области войны и мира, а также вопросы соблюдения прав человека. Нарушения, связанные с поддержанием мира, становятся предметом всеобщей озабоченности, и создают представление о хрупкости международно-правового регулирования. Эта озабоченность обоснована, однако она не отражает состояния МП в целом. Да и сами нарушения не подрывают состояние МП в целом.

«Большинство государств бóльшую часть времени соблюдает большинство международно-правых норм».

В современном мире все более видны черты создающегося международного публичного правопорядка. Развиваются коллективные санкции. Со времени создания ООН за нарушения, связанные с нарушением мира и угрозу миру, предусмотрены санкции, как не связанные с применением оружия, так и силовые санкции, решение о которых выносит Совет Безопасности ООН.

Третий основной вопрос: на кого распространяется международное право?

...На международном уровне сложилось своеобразное положение. Поскольку отношения развиваются между государствами, которые и создают нормы международного права, часто используется выражение «международное сообщество». Однако понятие «международное сообщество» невозможно отождествлять с понятием «глобальное общество», или человечество. Понятие «международное сообщество» можно понимать по-разному. В политическом смысле оно используется, чтобы обратить внимание на общие цели и ценности, которые объединяют мир.

В международном праве понятие «международное сообщество» используется для обозначения совокупности всех государств мира и той формы их взаимодействия, которая отражает глобальный характер международного права

МП возникло как система регулирования отношений между государствами. Вопрос о «положении человека как индивида» в международном праве является достаточно новым. Изначальная связь между индивидом и международным правом была совершенно опосредованной. Норм МП, которые определяли бы положение человека, было исключительно мало; положение религиозных и позднее национальных меньшинств было предметом межгосударственного регулирования, основанном на интересах обеспечения стабильности в отношениях между государствами, а не на идее прав человека.

Идея международного правового определения положения человека проникла в международное право и получила свое место только после ужасов Второй мировой войны. Весьма важная часть усилий по развитию МП за последние шестьдесят лет была посвящена именно судьбе человека как индивида. Это развитие привело к возникновению трех больших групп правовых норм.

Прежде всего были заключены многочисленные международные договоры, которые определяют права и свободы, присущие человеку как индивиду. Созданы международные механизмы, которые дают индивиду возможность апелляций на международном уровне после того, как исчерпаны внутригосударственные средства правовой защиты.

Права человека сегодня являются неотъемлемой частью международного права.

Вторая группа правовых норм призвана защищать человека во время вооруженных конфликтов.

Гуманитарное право и его нормы защиты человека как индивида —элемент права вооруженных конфликтов, которое достигло своего развития после Второй мировой войны, особенно с принятием четырех Женевских конвенций о защите жертв войны (1949), двух дополнительных протоколов к этим конвенциям (1977) и развитием обычного права.

Третьей группой современного МП является развитие норм международной уголовной ответственности индивида. Эти нормы развивались постепенно, а полное выражение получили в Статуте Международного уголовного суда, который был подписан в 1998-м и вступил в силу в 2002 году.

Международный уголовный суд, созданный Римским статутом 1998 года, является не только институтом международного права войны.

…Развитие международного права, определяющее положение человека как индивида, значительно повлияло на состояние современного МП в целом. Если посмотреть на него из далекой исторической перспективы, такое развитие естественно и ожидаемо.

Международное право складывалось в Европе. Начало его было положено тогда, когда Европа стала системой суверенных государств, после того как европейские страны приняли принцип территориального суверенитета в качестве фундаментального организационного принципа государственной власти. Это развитие было весьма интенсивным после заключения Вестфальского мира (если иметь в виду договоры, подписанные в Мюнстере и Оснабрюкке в 1648 году). Оба договора были заключены на основании принципа, уже принятого в некоторых более ранних договорах, но никогда прежде не имевшего столь широкого общеевропейского действия — принципа, в соответствии с которым государь признает решение о религиозной принадлежности своего государства — cuius region eiius religio. Этот принцип дал возможность католическим и протестантским странам, которые в составе различных коалиций принимали участие в Тридцатилетней войне, установить мир, оставив идею существования единой системы власти в Европе, предполагающей единую религию и политическое устройство.

Важнейшую роль стало играть осуществление эффективной власти на территории государства. Все другие обстоятельства и соотношения сил были подчинены принципу территориального суверенитета.

На этой основе оказалось возможным построить международное право.

В Средние века решающим фактором была католическая церковь. Столкновение между церковной властью (Папой Римским) и светской властью (императором Священной Римской империи) закончилось победой Папы и универсалистской идеи власти — власти от Бога.

Этой системе были неизвестны национальные государства. Но в действительности принципы универсалистского христианского государства не были реализованы.

Позднее возникали отношения между итальянскими городами-государствами; возникали дипломатические отношения и международные договоры, торговцы формировали свои правила взаимоотношений и международной торговли. В XVI в. создан ряд трудов, ставших основой для дальнейшего развития международного права — например «Государь» Н. Макиавелли и работа Жана Бодена, создателя понятия «суверенитет» (1576). Жан Боден исходил из предпосылки, что суверенная власть — это не совсем свобода, она находится под эгидой естественного права, которое исходит от Бога. Швейцарский юрист Эммерих де Ваттель (1714–1767) вывел на первый план свободу народов, суверенитет и равноправие государств. После Французской революции наполеоновские войны изменили карту Европы и международное право.

На Венском конгрессе (1814–1815) был создан новый международный порядок, который опирался на принцип легитимности династий, которые правили до Наполеона. Священный Союз организовывал интервенции в целях сохранения status quo. Этот порядок не смог остановить образования национальных государств. Начались процессы объединения Италии и Германии, ослабление Габсбургской и Османской империй. К концу Первой мировой войны мобилизующим стал принцип самоопределения народов.

Священный Союз стал первым примером устойчивого анклава великих европейских держав, впрочем, не сумевших предотвратить Крымскую войну между ними. Взаимодействие великих держав было необходимо для созыва двух больших мирных конференций в Гааге в 1899-м и в 1907 году. Конференциям не удалось обеспечить разоружение и прочный мир, но по их результатам была создана Постоянная палата Третейского суда и осуществлена кодификация правил войны.

***

В Америке распространен подход, в котором МП имеет «ограниченное значение».

Реалистично признавать разность между фактическим состоянием дел в международных отношениях, и нормативной структурой МП — с другой.

МП воздействует на реальность двумя способами: это метод регулирования, который вносит порядок в сложные международные реалии и одновременно нормативная система, пользующаяся достаточно большим авторитетом.

Вопросы международного деликта и международной ответственности являются основополагающими в системе международного права. Вместе с тем их особенностью стали различные определения понятия ДЕЛИКТ и составляющих его элементов в системе международной ответственности. Практический опыт и доктрина различных государств давали разные ответы на эти вопросы. Перед Второй мировой войной по данной теме проходила дискуссия в Лиге Наций... которая, впрочем, не завершилась кодификацией... За совершенные действия государства отвечают объективно, за неисполнение действия — по принципу презумпции виновности, при этом необходимо также определить, проявило ли государство необходимую добросовестность и старание...

Международный деликт — это всякое действие или бездействие, которое: а) совершается государством и б) является нарушением его международных обязательств. Государство несет ответственность за международные деликты. Оценка действия как международного деликта относится к компетенции международного права...

Понятие государства абстрактно, в сущности — государство представляют его органы и лица, действующие на основании выданных им полномочий.

Государство несет ответственность за действия таких органов и лиц, а в некоторых ситуациях — за поведение других, находящихся под его властью субъектов... Первым вопросом является то, в каких случаях некоторое поведение (действие или бездействие) можно присвоить государству. То есть — вопрос о присвоении поведения (attbutabiliti).

В судебной практике встречались случаи, когда нужно было выяснить природу связи между вооруженными группировками и некоторыми другими группировками в иностранном государстве. Самый известный пример — военная и паравоенная деятельность в Никарагуа и вокруг нее (Никарагуа против США) рассматривалась в международном суде... Суд постановил, что ответственность за некоторые действия несут США, а в отношении других действий — нет. Суд отметил, что США не могут быть ответственны за нарушения гуманитарного права, совершенные никарагуанскими повстанцами (контраст). Хотя повстанцы и получали помощь, они тем не менее не контролировались США. Международный суд тот же критерий контролируемости использовал в разбирательстве спора между Боснией и Герцеговиной и СР Югославией (позже Сербией) о геноциде… По решению Международного суда ответственность Республики Югославии за геноцид в Сребренице квалифицировалась как самостоятельная: при тех обстоятельствах она не должна была допустить геноцид, что было прямой обязанностью Республики Югославии на основании первой статьи Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, и даже не пыталась это сделать.

Суд также констатировал ответственность Югославии за непреследование виновных, участвовавших в геноциде в Сребренице... Особым вопросом является рассмотрение нарушений основополагающих, императивных норм международного права, что необходимо рассматривать как международное преступление. Другие нарушения называются международными деликтами.

Поучительным примером является проблема военных действий НАТО против Союзной Республики Югославии с марта по июнь 1999 года во время кризиса в Косово. Операция была проведена без специального разрешения Совета Безопасности. С другой стороны, следует отметить, что поданное в Совет Безопасности предложение осудить вооруженные действия государств — членов НАТО Совет Безопасности определенно отклонил (неявная поддержка военных действий), выдвинув аргумент гуманитарной необходимости и форс-мажора…

ООН и Совет Безопасности

...С юридической точки зрения, наиболее важным различием органов системы ООН является то, носят ли их решения обязательный или рекомендательный характер. К первой категории относятся решения Совета Безопасности и Международный суд, ко второй — все остальные органы... При создании Совета Безопасности особую роль сыграла идея президента США Рузвельта о «четырех полицейских», которые после Второй мировой войны должны совместно заботится о поддержании международного мира; это США, Великобритания, СССР и Китай.

На конференции в Сан-Франциско к этой группе присоединилась Франция.

Сотрудничество между постоянными членами было задумано как основополагающее условие для успешной деятельности Совбеза и всей системы ООН. С началом «холодной войны» его мощь была сильно подорвана. Противостояние между СССР и другими членами Совета Безопасности приводило к блокированию тех или иных решений и — как следствие — вело к тому, что центр политической инициативы сместился в сторону Генеральной Ассамблеи ООН. После окончания холодной войны условия работы Совета Безопасности стали гораздо более благоприятными. Сегодня он является основным международным органом по поддержанию мира и безопасности; замысел авторов устава ООН таким образом осуществился.

Первоначально в Совете Безопасности было 11 членов — пять постоянных и шесть непостоянных. В связи с ростом числа членов ООН в 1963 году было принято решение об увеличении его состава на четыре непостоянных члена. Их стало десять. Непостоянные члены избираются Генеральной Ассамблеей сроком на два года. Каждый год избирается половина (пять) непостоянных членов. Чтобы быть избранным, государство должно получить большинство в две трети голосов всех членов ООН.

Совет Безопасности проводит свои заседания в форме совещаний и неформальных консультаций. Последние занимают бóльшую часть времени и имеют преимущества, связанные с их неформальным характером; они проводятся без ведения протокола, без присутствия общественности или представителей государств, не являющихся членами Совета Безопасности. В форме неофициальных консультаций проходит бóльшая часть обсуждений в Совете Безопасности. Работа СБ ведется постоянно; у каждого члена Совета есть свой представитель в штаб-квартире ООН.

Совет Безопасности принимает свои решения на открытых официальных заседаниях. Хотя существует возможность проведения закрытых заседаний, они редко реализуются на практике, поскольку конфиденциальность обеспечивается практикой неформальных консультаций.

...Особые условия распространяются на страны, чьи «интересы специально затронуты». Эти страны имеют право принимать участие в обсуждении без права голоса... На практике, при определении того, интересы каких государств «специально затрагиваются», проявляется бóльшая гибкость. Часто государствам, участвующим в споре или конфликтной ситуации, представляется место за столом Совета Безопасности на все время обсуждения. Остальные участники за столом меняются. Таким образом, круг государств, чьи «интересы специально затронуты», может быть расширен, причем всегда будет ясно, судьба каких государств обсуждается, и они будут постоянно иметь право находиться за столом Совета Безопасности, который служит символом принятия решений....

Совет Безопасности принимает решения путем голосования. Для принятия решений по вопросам процедуры достаточно получить голоса девяти членов, для принятия остальных решений необходимо, чтобы это большинство включало голоса ВСЕХ постоянных членов СБ.

Правило, согласно которому для принятия основных (а точнее — непроцедурных) решений требуется согласие всех пяти постоянных членов СБ, широко — и не вполне точно — интерпретируется как «право вето» постоянных членов. Термин «вето» означает возможность не допустить принятия решений путем выдвижения возражения. Таким образом, воздержание при голосовании, не означает наложения вето и тем самым позволяет принять решение. Этот принцип со временем утвердился в практике СБ, вопреки положению статьи 27 Устава ООН, который требует СОГЛАСИЯ всех постоянных членов СБ для принятия решения.На практике считается, что если кто-то из постоянных членов «воздержался», это не препятствует принятию решения Совета Безопасности. Данное изменение правила об обязательном согласии всех постоянных членов Совета для принятия решений по основным вопросам фактически соответствует понятию «вето».

Таким образом, по мнению некоторых авторов, была сформирована новая норма международного процессуального права и фактически пересмотрен устав ООН.

Сложившееся на практике определение «вето» соответствует потребностям постоянных членов, которые могут, воздержавшись при голосовании, таким образом выразить свои опасения в отношении предложенного решения вопроса, но избежать ситуации, когда они могут помешать принятию решения.

Несмотря на то что право «вето» в новейшей практике используется редко, угроза его применения реально сохраняется. Это особенно важно в процессе переговоров, когда стараются предложить такую формулировку, чтобы возражающий постоянный член Совета мог воздержаться, а Совет сохранил способность к принятию решения.

В нынешней ситуации необходима большая гибкость подхода... Правда, надо признать, что переговоры, которые ведутся под давлением угрозы применения вето, часто приводят к решениям, которые в результате двусмысленности и неопределённости формулировок не могут иметь оптимальных дипломатических последствий. Неопределенные и неясные решения всегда создают проблемы в толковании и применении.

Особенность современного развития дает преимущество консенсусным решениям... Например, во время кризиса, связанного с ситуацией в Косово в начале 1999 г., когда из-за угрозы применения вето было заблокировано решение об использовании вооруженных сил НАТО для урегулирования кризиса, ни в Совете Безопасности, ни в Генеральной Ассамблее не было предпринято попыток созвать чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи. Чрезвычайные сессии по вопросам Палестины после 1993 года созывались несколько раз, вопреки вето США в Совете Безопасности, но они постепенно утратили былую мобилизующую силу.

Согласно статье 25 Устава, члены ООН «соглашаются подчиняться решениям Совета Безопасности и выполнять их».

Тем не менее Совет Безопасности может принять по тому или иному вопросу решения и рекомендательного характера. В каждой резолюции СБ четко определено, содержит ли она решения (decisions) или рекомендации. Часто в одном решении есть и то и другое. Совет Безопасности не является судебным органом и не имеет права выносить судебные решения, носящие обязательный характер. Даже в случае угрозы мира или агрессивных действий. Не исключается, что он сделает только рекомендацию. Эта возможность выбора необходима, поскольку часто рекомендации СБ являются достаточной или предпочтительной мерой воздействия. После окончания «холодной войны» СБ часто использовал полномочия, данные ему Уставом ООН, и принимал меры принудительного воздействия.

Были введены различные меры экономического характера против Ирака в 1990–1993 годах. И против Югославии в 1992–1996 гг. целевые акции были направлены на конкретные действия — например, на запрет поставки вооружений (государства бывшей Югославии, Либерия, Сомали и др.), запреты на полеты (Ливия), запрет на торговлю алмазами (Ангола, Сьерра-Леоне, Либерия), запрет на торговлю тропической древесиной (Либерия).

Практика показала, что, как правило, слишком широкие санкции не достигают желаемого эффекта и приводят к гуманитарным проблемам.

Для каждого случая санкций Совет Безопасности учреждает состоящий из государств — членов СБ специальный комитет, которому поручается мониторинг режима санкций.

Крупнейшей системой санкций была программа «нефть в обмен на продовольствие», которую СБ создал на основании соглашения с Ираком в 1996 году. Программа действовала до мая 2003 года. Она обеспечивала контроль над продажей иракской нефти и закупкой гуманитарных товаров в соответствии с решениями СЮ. После окончания программы оставшиеся финансовые средства (около 8 млрд. долларов США) были перечислены на специальный счет для целей будущего развития Ирака.

...Международные уголовные трибуналы по бывшей Югославии и по Руанде были также созданы согласно решению Совета Безопасности.

Эти решения носили весьма новаторский характер.

...Совет Безопасности в тех случаях, когда идет речь об определении мандатов миротворческих операций, ссылается на VII статью Устава. Когда возникает необходимость использования принудительных средств и особенно военных аспектов, Совет Безопасности принимает решение, что мандат действует в соответствии со статьей VII, что означает возможность применения вооруженных сил.

При проведении таких мероприятий, как санкции и миротворческие операции, Совет Безопасности действовал в обход препятствий, предусмотренных в тексте Устава, на основе телеологического толкования своих полномочий и имплицитных полномочий, вытекающих из целей ООН, которые предусматривают эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру...

С другой стороны, Совет Безопасности не развил практику использования статьи 42 Устава, которая дает возможность СБ собственными вооруженными силами провести кампанию по поддержанию или восстановлению мира.

Во время войн в Корее (1950) и в Персидском заливе (1991), последовавшей за иракской агрессией против Кувейта, Совет Безопасности разрешил применение силы.

Совет Безопасности в своей деятельности осуществил немало нововведений вследствие телеологического толкования устава, расширивших использование его полномочий, предусмотренных Уставом. В некоторых случаях, например, при создании трибуналов по бывшей Югославии и Руанде — были открыты совершенно новые направления толкования Устава и применения полномочий СБ.

Среди примеров последних лет важна резолюция 1373 (2001 г.), принятая после террористического нападения на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и Пентагон. Эта резолюция стала важным нововведением в борьбе с терроризмом. Этой резолюцией СБ ввел систему отчетности всех государств ООН по вопросу борьбы с терроризмом и особо подчеркнул, что поддержка и укрывательство террористов также считаются террористической деятельностью... Был создан Контртеррористический комитет СБ. С точки зрения права, статус данного комитета является нововведением, поскольку он, не будучи одним из комитетов по санкциям, созданных для решения географически определенных ситуаций, имеет открытый мандат Совета Безопасности, который может дополнять и развивать. В отношении данного Комитета не установлены ограничения по срокам его существования и деятельности. Советом Безопасности создано специальное подразделение Секретариата — так называемый Контртеррористический Исполнительный директорат, который осуществляет аналитическую работу и обеспечивает профессиональную работу Комитета.

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2013, №37

Словения > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 3 июля 2014 > № 1116735 Данило Тюрк

Южная Европа и европейская безопасность

Антон Беблер1

В течение двух последних десятилетий некоторые регионы Южной Европы часто становились наиболее опасными очагами напряженности на нашем континенте. Недавний глобальный финансовый кризис, с его первоначальным эпицентром в США, вызвал особенно глубокие экономические и социальные проблемы в ряде средиземноморских стран — членов ЕС и стал угрозой для евро, весьма заметного и важного символа европейской интеграции. Политические кризисы, социальные потрясения, вооруженное насилие и войны в Северной Африке и на Ближнем Востоке привели к увеличению притока в Европу из Северной Африки беженцев и людей, ищущих работу. К этому добавились многолетняя напряженность и конфликты в средиземноморском регионе Южной Европы. Это, в свою очередь, отрицательно повлияло на социальную стабильность и политический климат в балканских странах. Последовавшая затем политическая напряженность внутри государств — членов ЕС поставила под угрозу и работу Шенгенской системы — также одного из важнейших институтов европейской интеграции.

И без того шаткая экономическая и политическая стабильность в восточной части Южной Европы пострадала особенно сильно, тем самым почти нивелировав и так скромные достижения последнего десятилетия. Согласно статистическим данным о вооруженных конфликтах, существующих в мире, которые были составлены Центром исследования проблем мира (PCR) Университета Упсала, в сравнении с другими континентами Европа, после кризисного пика в начале 1990-х годов, сегодня демонстрирует относительное спокойствие. Однако реальное значение этого результата переоценивать не следует. Точно так же, как и везде, хотя и менее значительно, чем в Азии и Африке, на нашем континенте или на его границах сохраняется серьезный конфликтный потенциал. Это относится и к Юго-Восточной Европе, а также — и даже в большей степени — к соседним странам Средиземноморья, Северному и Южному Кавказу и к Ближнему Востоку. Помимо существования политики силы, нерешенных межгосударственных территориальных и политических споров, внутреннего религиозного экстремизма, конкуренции за энергоносители, воду и другие дефицитные природные ресурсы, внешнего вмешательства и пр., конфликтный потенциал в Европе увеличился и в связи с глобализацией. В том числе с ее эффектом массовой информации, а в долгосрочной перспективе — в связи с неизбежным процессом индивидуального и коллективного освобождения, которое изнутри дестабилизировало установленные авторитарные политические порядки, особенно в многонациональных и многоконфессиональных обществах.

Основы безопасности Юго-Восточной Европы

Между геополитическим развитием Евро-Атлантического региона и региональной безопасностью в Юго-Восточной Европе (ЮВЕ) существует ощутимая взаимосвязь. Сдвиги в соотношении сил среди основных внерегиональных держав повлияли на (дис)баланс между конфликтом и сотрудничеством стран друг с другом, а также внутри региона. Однако некоторые реальные или потенциальные угрозы все еще представляют опасность для ЮВЕ и других регионов Европы. Кроме того, в течение последних двух десятилетий страны ЮВЕ сами являются заметным источником опасности, распространяющейся и на другие части континента. Четко выделяются две особенности региона ЮВЕ: его необычайная разнородность и высокая чувствительность элит к внешним воздействиям и сдвигам в отношениях между крупными державами континента. Страны Юго-Восточной Европы всегда существенно отличались от других европейских регионов, в частности от скандинавских стран. Не случайно Збигнев Бжезински назвал геополитическую линию разлома, простирающуюся от стран ЮВЕ на восток, вплоть до Тихого океана «Евразийскими Балканами»2.

Геополитическая нестабильность в странах ЮВЕ имеет глубокие исторические корни. Страны ЮВЕ частично пересекаются со странами Восточного Средиземноморья, Центральной и Восточной Европы и Черноморского региона. Балканский полуостров всегда представлял собой уникальную в культурном, лингвистическом и религиозном плане смесь народов и этнических меньшинств в Европе3.

Впоследствии Юго-Восточная Европа так и не смогла стать единым регионом с точки зрения культуры, политики и экономики. Данному региону явно не хватает своего центра тяжести.

Балканы уже давно зарекомендовали себя как наиболее нестабильный регион Европейского континента. На протяжении ХIХ и ХХ веков балканские восстания, революции, перевороты, государственные распады, войны, терроризм и другие формы насилия являлись стимулом к более широким социальным потрясениям и войнам между континентальными державами. Последние всплески вооруженного насилия и войн на Балканах произошли в 1991–1995 и в 1998–2003 годах4. Эти всплески в значительной степени были вызваны позитивными изменениями в Евро-Атлантическом регионе, а именно: концом «холодной войны», распадом Советского Союза, Восточной Европы и Социалистической Федеративной Республики Югославии, роспуском Организации Варшавского Договора и последующим переходом к демократической политической системе и рыночной экономике.

Социальная нестабильность, экономические трудности и политические волнения стали почвой для межнациональных конфликтов. Дополнительную остроту данным конфликтам придавали современные СМИ. Политики же безжалостно использовали эти конфликты в своих интересах.

Политическая нестабильность вместе с насилием с 1970-х годов привела к распаду Кипра, Молдавии и Югославии. Процесс «балканизации» удвоил число де-факто существующих государств в Юго-Восточной Европе с восьми до шестнадцати. В результате новых балканских войн было убито до 130 тысяч человек, а от двух до трех миллионов человек стали беженцами или вынужденными переселенцами. Самые трагические последствия наблюдались на территории Боснии и Герцеговины, Хорватии и Косова. Еще одним печальным результатом тех войн стало стрелковое оружие и боеприпасы, которые в неограниченном количестве поступали на общеевропейский черный рынок и контролируются организованными преступными группировками.

Даже по самым грубым подсчетам, здесь было установлено около миллиона противотанковых и противопехотных мин. Несмотря на то что при финансовой поддержке США и ряда стран — членов ЕС деятельность по разминированию ведется весьма успешно, осталось еще более двух тысяч квадратных километров потенциально опасных областей в Боснии и Герцеговине и в Хорватии, на которых, возможно, установлено 400 тысяч мин. В результате бомбардировок НАТО в 1999 году в сельской местности на землях Сербии еще находят огромное количество смертельно опасных остатков кассетных бомб.

Юго-Восточная Европа стала единственным регионом на Европейском континенте, где было размещено несколько миротворческих миссий ООН, но который тем не менее стал зоной военной интервенции НАТО. В 1995 году, после неудачных попыток со стороны ООН, СБСЕ / ОБСЕ и ЕЭС / ЕС6 и только после значительных колебаний западные державы под руководством США решили силой навязать мир в западной части Балканского полуострова. Конец военным действиям на территории Хорватии, Боснии и Герцеговины, Косова и Македонии был положен лишь к 2003 году.

Политическая раздробленность, вооруженные конфликты, а также провал коммунистической политики индустриализации в странах ЮВЕ привели к разрухе и нанесли ущерб экономике и инфраструктуре региона6. В результате этого большинство социалистических государств бывшей Югославии и Восточной Европы до сих пор так и не достигли уровня 1991 года ни в промышленности ни в сельском хозяйстве.

В некоторых частях западной части Балканского полуострова потери в результате военных действий, перемещения человеческих и природных ресурсов, разрушения ранее единой транспортной и энергетической системы, экономического разделения и потери экспортных рынков уничтожили большинство позитивных результатов предшествующего экономического прогресса. Ущерб, распределившийся очень неравномерно, значительно увеличил различия в ВНП на душу населения7 среди стран региона и повысил уровень безработицы. В беднейших государствах Юго-Восточной Европы уровень безработицы стал самым высоким на континенте.

Балканские войны привели к резкому росту торговли оружием, спонсируемой правительствами или при их попустительстве. Эти войны также способствовали тому, что уровень организованной преступности в Западной Европе увеличился в разы. Безработица и нищета в странах региона стимулировали коррупцию, организованную преступность, нелегальную миграцию и многочисленные виды незаконной торговли, особенно наркотиками и стрелковым оружием.

Тектонические геополитические сдвиги в начале 1990-х годов и кризис политики нейтралитета и Движения неприсоединения, провозглашенной Броз Тито привели к радикальной политической и военной перестройке в странах Юго-Восточной Европы. В результате значительного снижения советского/российского влияния практически весь регион в политическом и экономическом плане стал ориентироваться на Запад. Окончание конфликта между НАТО и странами Варшавского Договора и отсутствие крупных минеральных, энергетических и других природных ресурсов привели к катастрофическому снижению геополитического значения региона. Страны Юго-Восточной Европы перестали быть объектом открытой борьбы за политическое и военное господство сверхдержав. Поэтому внерегиональные источники конфликтов на самой территории либо на границах стран ЮВЕ были сведены к минимуму. Западные Балканы больше не являются пороховой бочкой Европы, как это было в 1914 году. Эпоха религиозных и идеологических войн и перекройки государственных границ на Балканах, похоже, закончилась. Но в итоге регион получил долговременную международную дурную славу как источник опасности и больших неприятностей.

Ситуация в области безопасности в настоящее время

«Европейская стратегия безопасности», принятая в 2003 году, в качестве основных глобальных угроз для стран — членов ЕС утвердила следующие: распространение оружия массового поражения, недееспособные государства, терроризм и организованную преступность, информационную безопасность, энергетическую безопасность и изменения климата8. В других документах ЕС также упоминаются реальные или потенциальные проблемы, нерешенные конфликты между странами и внутри соседних государств и обеспечение внешних границ Европейского Союза. Реальная ситуация в странах ЮВЕ и уж тем более общественное восприятие угроз безопасности весьма существенно отличаются от официальных оценок ЕС.

Респонденты, участвовавшие в опросах общественного мнения в большинстве европейских стран, в целом были больше озабочены другими аспектами мировой безопасности, такими как безработица, преступность, коррупция, стихийные бедствия (наводнения, пожары) и т.д.

Однажды навязанное мнимое спокойствие в регионе сохранялось на Западных Балканах посредством международного протектората в Боснии и Герцеговине и в Косово. В БиГ СПС (SFOR) под руководством НАТО были заменены гораздо меньшим контингентом СЕС (EUFOR) в количестве двух тысяч человек (при поддержке небольшого специального подразделения НАТО, имеющего возможность быстрого вмешательства в конфликт). В Косово остаются около шести тысяч солдат НАТО в многонациональных силах СДК (KFOR), в то время как миссия Евросоюза ЕВЛЕКС (EULEX) насчитывает 2300 человек — с учетом международной полиции, прокуроров, сотрудников пенитенциарных учреждений, административных контролеров и т. д. Численность миссии ЕВЛЕКС, вероятно, будет уменьшена в 2013 году.

Демаркационную линию между двумя частями Кипра с 1975 года охраняет миссия ВСООНК, которая сегодня насчитывает около шестисот миротворцев. И после двух десятилетий, прошедших со времен локальной мини-войны, российский миротворческий контингент в Приднестровье насчитывает около 335 военнослужащих.

Хотя гораздо менее интенсивно, чем во времена «холодной войны», но все же возобновилось соперничество между США и Россией за влияние в странах ЮВЕ. Российская сторона в качестве основного инструмента использует экспорт энергоносителей и значительные инвестиции, особенно в энергетический сектор Сербской Республики, Сербской и Боснии и Герцеговине, а также в недвижимость в Черногории. На территории, расположенной вблизи к странам ЮВЕ, по-прежнему присутствуют арсеналы оперативно-тактического ядерного оружия США и России. Многочисленное военное присутствие в Приднестровье, крупные морские и воздушные базы на украинской территории в Крыму, корабли русского флота на Черном море и сменяемая эскадрилья в Восточном Средиземноморье обозначили уменьшающиеся военные амбиции России — по сравнению с уровнем СССР до 1990 года. С другой стороны, военное присутствие США в Юго-Восточной Европе, заметно увеличилось — в основном из-за нестабильности на Ближнем и Среднем Востоке. В дополнение к Шестому флоту американских ВМС в Средиземном море и присутствию ВВС США в Италии, Греции и Турции американцы создали крупную наземную базу Бондстил в Косово и приобрели права на использование военной подготовки и транзитной инфраструктуры в Румынии и Болгарии. В июле 2011 года США заключили соглашение с Румынией о размещении на ее территории элементов противоракетной обороны. Эти мероприятия обозначают будущую роль стран Юго-Восточной Европы в провозглашенном США и НАТО театре военных действий против потенциальной угрозы со стороны Ирана (в то время как Россия негативно расценивает подобное развитие событий и видит в нем непосредственную угрозу для себя).

Одним из важных аспектов безопасности в Юго-Восточной Европе после окончания «холодной войны» явилось то, что были весьма значительно сокращены расходы на оборону, содержание армии, запасы обычных вооружений, производство оружия и экспорт. Эти движения отражены в запасах тяжелых обычных вооружений до и вскоре после осуществления ДОВСЕ, подписанного в 1990 и в 2011 годах (см. таблицу 1).

Таблица 1

Русских по-настоящему можно узнать только здесь

Прощальное интервью

Беседа с Адой Филип-Сливник — бывшим послом Республики Словения в России с 2009 по август 2013 г.

Корреспондент: Ваше превосходительство, поделитесь, под занавес Вашей долгой миссии в качестве посла в России, впечатлениями о стране пребывания...

Посол: Это не первая и не вторая моя московская история... Мой муж был журналист, корреспондент газеты «Борьба», его направили в Москву, я приехала с ним, тогда еще совсем молодая. Была осень 1982 года, мрачное время, последний год правления Брежнева. Муж привез меня в квартиру и признался, что еще не все рассказал мне о предстоящей жизни... Сказал, что мне еще придется познакомиться с тараканами. Я не знала, что это такое. Потом я быстро адаптировалась к московской жизни, стояла в очередях, заводила друзей. В общем, это были хорошие годы, хотя и трудные. Нам платили мало денег в валюте, «Березка» была для нас недоступна, так что мы жили как все москвичи того времени. Уровень жизни в Югославии тогда был значительно выше. У вас же во всем был дефицит.

Корр.: Как вы думаете —с расширением Евросоюза будут ли развиваться какие-то новые интегральные проекты в бывшей Югославии —через Брюссель?

П.: Думаю, что нет, вряд ли. Хорватия вступила в ЕС, Сербия стоит на пороге, перед ними сейчас трудная задача — пройти весь этот путь интеграции… Евросоюз осуществляет экономически обусловленные проекты.

Корр.: Но есть же большие инфраструктурные, транспортные проекты, например: реконструкция дорожной сети, скоростные железнодорожные маршруты…

П.: Да, конечно; это есть. Через Словению идет так называемый пятый транспортный коридор, Барселона — Киев, будет, конечно, вестись реконструкция железных дорог; но все это делается не как какие-то особые «постюгославские» проекты. Такой задачи просто никто не ставит. Каждая страна строит свои участки этих магистралей, все в этом заинтересованы.

Корр.: Кстати, что Вы можете сказать о газопроводе «Южный поток», согласования по которому практически завершены. Словения в нем активно участвует. Насколько я понимаю, ЕС к этому относится без особенного энтузиазма, даже несколько напряженно...

П.: Может быть, и напряженно. Но позиция Евросоюза состоит в том, что, с одной стороны, Европа нуждается в газе, в расширении его поставок, и, с другой — в диверсификации этих поставок. В соответствии с третьей корзиной Европейской энергетической Хартии, Евросоюз озабочен тем, чтобы появлялись новые источники, но не желает допускать монополизма никаких партнеров, чтобы была прозрачная и разветвленная структура поставок и транспортировки газа.

Корр.: Кстати, в России к этой «корзине» относятся довольно нервно.

П.: Тут, скорее, взаимное недопонимание, отчего и возникает напряженность. В конце концов, все хотят честных, понятных, стабильных торговых отношений, не обременённых никакими другими обстоятельствами. Мы покупаем газ — и ничего, в данном случае, кроме газа. Никаких других обязательств, это естественное желание Евросоюза. Чтобы были новые маршруты и новые поставщики газа. Европа не хочет быть зависимой; но я думаю, что какой-то компромисс будет достигнут. Уже три члена Евросоюза участвуют в этом проекте «Южный поток» — Болгария, Венгрия, Словения. Еще и Хорватия теперь член ЕС, но через нее газопровод не пойдет; туда планируется ответвление, как и в Австрию. Напрямую труба пойдет через Болгарию, Венгрию, Словению и дальше в Италию.

Корр.: А что Вы думаете о нынешнем кризисе? Как, по-вашему, виден «свет в конце тоннеля»?

П.: Я в принципе оптимистка; в конце концов, кризис когда-нибудь кончится. Но вот когда? Нас критикует Брюссель; нам необходимо провести какие-то трудные реформы, потому что их слишком долго не делали, откладывали на потом... У нас шел активный рост: либо на старых достижениях, либо на кредитах, но без структурных реформ. Теперь пришло их время. У нас еще осталось слишком много социализма. Образование, здравоохранение, все у нас было бесплатно; гарантирован ранний выход на пенсию. В девяностые годы многие ушли на пенсию, потому что для женщин пенсионный возраст у нас был 50 лет. Теперь же пенсионеров стало слишком много. Одна моя подруга уже 15 лет получает пенсию и, конечно, работает: продает косметику, хорошо зарабатывает. И таких вот работающих пенсионеров очень много. А пенсии у нас, по сравнению с русскими, высокие. Сколько ты платил в Пенсионный фонд, столько и получишь. Правда, есть проблема, с теми, кто работал в федеральных организациях (например дипломаты), с ними сложности, трудно собрать документы, получить из Белграда... Гарантии, оставшиеся от социализма, плюс гарантии, приобретенные со вступлением в ЕС, — это ведь должно было когда-то кончиться. От бизнеса, от политиков, от всего народа требуется больше трезвости и реалистичности. Реформы всегда — это политический процесс. Одни интересы, другие, иногда противоположные, их проводят различные партии. Сейчас столкнулось много интересов, и возник такой долгий политический кризис. Общество отчетливо разделилось почти пополам: левые и правые партии. То, что поддерживают одни, невыгодно другим. Левые требуют как можно больше государственной поддержки, правые — как можно меньше. К сожалению, возможно, все это время мы слишком прислушивались к нашим профсоюзам. Их требования часто не соответствовали экономическим возможностям страны. Можно сказать, что профсоюзы, в известном смысле, правили страной. Если делалось что-то не так, как они хотели, они угрожали вывести людей на улицы. И выводили. Помню, еще в девяностые годы на демонстрацию вышли старые революционерки, ветераны коммунистической партии, с требованием поднять пенсии. Была зима, и они митинговали в шубах. Это было смешно: у нас южная страна, шуба — не как в России — необходимый тип одежды, у нас шуба — признак очень состоятельных людей. Было очень смешно; акция произвела противоположный эффект. С тех пор пенсионеры старшего поколения больше не протестовали на улицах.

Корр.: Что вы считаете самой успешной частью своей миссии посла в России?

П.: Трудно сказать. Я думаю, человеческие отношения. Это я поставила бы на первое место. У нас появилось много друзей Словении, и не только в Москве. Завязались отношения с Подмосковьем и даже с футбольными командами. Малаховка, Чехов, Кострома, Калуга... Я во всех этих городах и поселках бывала. Филологов-словенистов объединяли, собирали, бизнесменов постоянно приглашали, они уже привыкли ходить в наше посольство. Все постепенно поняли, что посольство, оказывается, не только бюрократическое учреждение, оно может быть полезно и для контактов с русскими партнерами. Мы звали всех: приезжайте к нам.

Корр.: Это очень хорошая формула: посольство должно быть полезно людям. Сколько я куда ни ездил, в посольства никогда не обращался.

П.: В посольствах никогда не были?! Понятное дело. Я тоже не ходила! Это обычно так и есть. Но мы хотели это изменить. Постепенно наши компании, типографии, турфирмы привыкли проводить здесь свои презентации. Особенно компании, которые здесь имеют своих представителей. И знаете: если посольство приглашает своих русских партнеров, тем тоже бывает интересно прийти, даже на высшем уровне.

Корр.: А бывало так, что из этих встреч в посольстве возникал какой-то интересный проект?

П.: Точно я не могу сказать, это не измеришь и не вставишь в отчет, но я знаю, что многие здесь начали свои знакомства, деловые контакты, и теперь хорошо работают. Это не какие-то грандиозные проекты; но я многих познакомила, даже они сами об этом забыли. То же и в культурной сфере — с издательствами, университетами, архивами, библиотеками. Например, с Библиотекой иностранной литературы, с госпожой Екатериной Гениевой, мы осуществляем грандиозный проект «Библиотека словенской литературы». Уже вышло несколько книг наших прозаиков. А как это начиналось? К нам зашла госпожа Гениева, она собиралась в Рим. Я ее спросила: может быть, вы по дороге заедете к нам в Любляну? Она поехала, познакомилась с множеством наших интеллектуалов. И уже через восемь месяцев в их издательстве «Рудомино» вышла первая книжка — представляете? Началось многолетнее сотрудничество. И книги эти очень тепло были встречены. А теперь издатели и в других странах начали интересоваться нашими писателями. Для того чтобы писатель из малой страны стал европейски известным, его должны перевести хотя бы на один великий европейский язык. Например, на русский. Так что знакомство с госпожой Гениевой было очень удачным.

Корр.: И нас с Фондом Гайдара Екатерина Юрьевна увлекла Словенией, в прошлом году мы дважды посещали вашу страну, которую так любил наш друг Егор Гайдар. Вручали нашу Карамзинскую медаль «Вестника Европы» замечательному человеку Саше Славецу...

П.: Да, его семья уже не первое поколение поддерживает Русскую часовню, поставленную русскими военнопленными в 1915 году на месте гибели их товарищей под лавиной, на перевале Вршич.

Корр.: Мы были там. Это удивительное, с такой трогательной заботой сохраняемое место. И памятник русским солдатам, погибшим здесь. А вокруг горы, леса, снежные вершины, синее небо…

П.: Эта часовня, восстановленная и реставрированная, стала символом словенско-русских братских отношений. Теперь там бывают самые высокие российские гости; русские туристы едут туда поклониться русским могилам, находящимся так далеко от родины. Каждый год в конце июля там собираются первые лица нашего государства — Президент, Премьер, Председатель парламента... И в этом году тоже.

Корр.: И такое большое историческое дело долгие годы поддерживала одна семья бескорыстных словенских людей...

П.: В вашей стране к Словении все относятся очень доброжелательно. В нашей — тепло относятся к России. Это самое главное. В несколько раз вырос поток туристов, деловые отношения становятся широкими, захватывают разные регионы. Я ведь много ездила по России, побывала во многих областях, помогала нашим и вашим бизнесменам. Через человеческие контакты, установившееся между людьми доверие, начинаются и большие дела.

Корр.: Вернемся к Вашей жизни. А Ваша вторая командировка в Москву, —с какими чувствами Вы сюда возвращались?

П.: Это был драматический для России 93-й год, у нас возникло новое словенское государство. Здесь впервые открывалось наше посольство. Мы с одной сотрудницей приехали сюда, занимались организационной работой, потом приехал первый посол... Я здесь тогда проработала полтора года. В девяносто шестом году я занималась открытием посольства в Словакии.

Корр.: Уже как посол?

П.: Нет, опять как организатор. Работала там шесть месяцев, опять вернулась. В 2007 году я стала первым послом Словении в Словакии. Я всю жизнь кручусь между Россией и Словакией. Братислава — красивый город, и близко... Иногда это плохо. Семья недалеко, легко можно махнуть домой на выходные. Но послу так нельзя, всегда надо спрашивать разрешения. Дипломатическая служба требует внутренней дисциплины, это входит в профессию. Хорошо, что родные могли ко мне приезжать. Отец из Каринтии приезжал на машине, там до Братиславы три часа езды. Друзья, сыновья…

Корр.: А как у Вас шли дела с Россией?

П.: Когда я приехала послом в Россию в 2009 году, это было время мирового спада. И торговый оборот падал каждый квартал. В начале 2010 года упал еще на несколько процентов, а потом понемногу начал восстанавливаться. В 2011-м он поднялся, а в 2012-м вырос на 18 процентов. Так что 2012 год был выше, чем 2008-й, который был рекордным. Наш экспорт в Россию был на 840 миллионов евро, а российский экспорт — около 600 млн. Это согласно нашей статистике; по вашей статистике больше, она в долларах, и лучше звучит. Во-вторых, наша статистика работает по старой югославской системе; услуги туда не входят. А ведь у нас много услуг: туризм, рестораны, отели, медицина. Строительство здесь и там; в нашу статистику не входят инвестиции. Я думаю, что если все учесть, мы приближаемся к товарообороту в два миллиарда долларов в год. Это совсем неплохо для страны с населением в два миллиона человек. Экономическое сотрудничество идет хорошо, несмотря на кризис в Европе и в Словении.

Корр.: Вы покидаете Москву, здесь у Вас остается много друзей...

П.: Настоящих друзей не бывает слишком много... Они всегда в твоем сердце. Я со своими сыновьями редко разговариваю по телефону, ну, раз в месяц.

Корр.: А по «Скайпу» не общаетесь?

П.: Нет, нет, нет! По «Скайпу» я не разговариваю. Это такая коварная вещь: а когда приходится встречаться, не о чем разговаривать. Когда не видишься полгода, год, как же приятно общаться, рассказывать, что произошло... Одно исключение: раз в неделю я должна позвонить маме, иначе она будет думать, что со мной не все в порядке. Друзья… Я сохранила связи с теми друзьями, которые были у меня в 93–94 годах. С теми, которые были у меня в 1980-е, не сохранила, потому что они разбежались по всему миру. В те годы у меня был здесь один приятель, он все мечтал: «Как бы я хотел поехать в Германию и прокатиться по их автобанам! Почему меня не выпускают?» Но потом в Германию уехала сестра его жены... Когда я вернулась сюда в девяностых годах, я их искала; у меня остался телефон его мамы, я позвонила ей. Она сказала: как, вы не знаете? Он погиб. В Германии разбился на машине. Он слишком быстро ехал. Но мечту свою реализовал. Контакты с друзьями девяностых остались и будут продолжаться. Так было и в Словакии. Но теперь мне нужно будет налаживать отношения с моими словенскими друзьями. Меня слишком долго не было.

Корр.: Дипломаты часто —довольно одинокие люди, потому что когда они возвращаются домой через много лет, выясняется, что жизнь на родине прошла без них.

П.: Да... Но остаются родные, друзья юности, коллеги — так что я не думаю, что одиночество — обязательная судьба дипломата. Когда выйду на пенсию, придется какое-то занятие, хобби себе искать.

Корр.: У Вас нет хобби?

П.:Нет.

Корр.: Совсем никакого?

П.: Совсем никакого. Придется искать. Может быть, в культурной сфере. В социально-культурной. Политика меня точно не интересует. Помогать кому-то, каким-то группам населения, нуждающимся в помощи. Я так живо могла себе представлять боль других людей. Я была не слишком реалистичным человеком, могла упасть в обморок от каких-то страшных рассказов — так сильно сопереживала чужой боли.

Корр.: Скажите, Ада, какое все-таки у Вас общее ощущение от нынешней России?

П.: Ох!.. В одном интервью меня об этом спрашивали. Я восхищалась Москвой, а корреспондент меня спросил: а вы выезжали из Москвы больше чем на сто километров? Да, выезжала. Я объехала чуть ли не всю Россию. Конечно, Словения — она маленькая, развивается более равномерно, в старые времена тоже так было. У нас политика децентрализации, упор на роль местного самоуправления была во всей Югославии; и внутри республик так было. Так что у нас в маленьких деревнях часто много лучше жить, чем в городе. Инфраструктура, дороги, технология быта. Здесь, в России, все по-другому. Большие контрасты. Наверное, во всех странах так было: столица поднимала уровень, а потом и жители столицы стали требовать, чтобы улучшать дороги до их дач, чтобы и там были автозаправки, магазины и кафе… Я думаю, это будет следующий шаг. И он уже делается, этот шаг; Во многих местах, где я бывала, произошли огромные изменения, я могу сравнивать. Конечно, там, где остались одни старушки, где молодежи нет, трудно ожидать обновления. Но большинство населения, которому лет тридцать, уже и не знает, как было раньше. И та часть населения, которой тридцать–пятьдесят, может себе позволить гораздо больше, чем раньше. Но знаете что: всего ни у кого и нигде в мире нет.

Корр.: А что вы можете сказать об изменении отношения людей к религии —в Словении и здесь, в России?

П.: Здесь разница большая. Вы знаете, наши верующие католики не такие, как в Польше: там религия веками была оппозиционна власти, она объединяла народ. В Словении все иначе. В праздники, на Рождество особенно, церкви и соборы были полны людей, даже вокруг стояли. А теперь нет... Теперь уровень религиозности заметно и быстро снижается.

Корр.: Как я понимаю, у вас и влияние клерикальной католической партии тоже снизилось…

П.: Последние десять лет ее вообще практически больше нет. После нескольких крупных скандалов, связанных с ней, она так и не оправилась. У нас общество в целом не религиозно. Ну, может быть, процентов десять верующих людей... У нас религия считается каким-то сугубо частным делом. Два-три раза в год зайдут в храм. Ну, моя мама раза четыре. Это сейчас скорее воспринимается как традиция, уважение, дань памяти предков. Мои сыновья вообще посещают в храмы в других странах и смотрят на них как на памятники архитектуры. Это — часть культуры, часть образования, которые ты подсознательно впитываешь в себя. Ты живешь по нормам, которые вокруг тебя. Знаешь, что нельзя того, нельзя этого... Это уже универсальные человеческие законы, а не только христианские: не укради, не убий, чти отца своего... Это общечеловеческие мировые законы. Так что религиозность у нас снижается. А в России, мне кажется, растет. Хотя оценивать это явление надо с осторожностью. Его нужно изучать.

Корр.: Я недавно видел фильм в интернете про крестный ход в Кировской области. Тысячи людей идут по полям, лесам, болотам, многие тысячи людей. Это впечатляет. Такую Россию и мы-то не очень знаем...

П.: Знаете, что меня удивляет? Почему люди верят каким-то бабкам, которые им гадают, предсказывают судьбу, заклинают, заговаривают кого-то. Это какие-то архаические, языческие структуры сознания выходят на поверхность. И очень многие верят в это, тратят большие деньги на этих колдунов. И даже на телевидение их приглашают... Какое-то средневековье рядом с современностью. Это удивительно. И часто совмещается в одних и тех же людях. Это мне странно… Я видела Россию разную: во времена Брежнева, Ельцина, Медведева, Путина. Я жила здесь. И когда работала в Любляне, не оставляла вниманием Россию, очень часто бывала здесь с делегациями... И вот что скажу: я думаю, люди сейчас живут лучше, чем жили раньше. Но мы такие существа, что хотим больше и больше. Всегда стремимся к какой-то мечте. Дача, дом на море, вилла на океане. Всегда мечтаем, чтобы твои потомки жили лучше, чем жили мы. Но в этом понимании лучшего некоторые запутываются, хотя в принципе понять их стремление можно... Если бы люди не стремились к лучшему, они бы и сейчас жили на деревьях. И они хотят, чтобы было что-то и для души. У многих всё есть, а душа пустая. Меня настораживает, когда люди хотят наполнить душу любовью к Богу, а наполняют ее агрессией и ненавистью к другому. Люди ищут, чем заполнить душу, ищут Бога, но почему-то через какую-то нетерпимость. Если все будут себя вести так — к чему это приведет, мы видим на примере бушующих страстей на Ближнем Востоке. Есть и гораздо более агрессивные люди.

Я знала одну девушку, австралийку (или новозеландку, не помню). Она фотограф, в девяностые путешествовала через Россию на поезде и как придется. Она остановилась в России не на три дня, как собиралась, а на два месяца. И знаете, что ей нравилось? Человеческие отношения, студенческая среда, все друзья. Она говорила, что в Австралии, в европейских странах слишком много индивидуализма, каждый сам по себе. Но в то время она была очарована межчеловеческими отношениями, они жили в какой-то съемной квартире, четыре или пять человек, я была у них, некоторые спали на полу. Там была и одна словенка, она заболела, я ей помогала от посольства, поэтому и познакомилась с этой командной, с которой она жила в Москве. Но двадцать лет спустя и в России стало больше индивидуализма, чем было в 93-м году. И у нас тоже, конечно.

Корр.: Вы стали лучше понимать русский характер?

П.: Русский символ — русский медведь. В 1993-?94 гг. у меня здесь была учительница русского языка. Она меня как-то спросила: что вы там думаете о медведе, о русском медведе? Как вы его видите на Западе? Я ответила: ну, это животное, мощное, сильное, может быть опасным, агрессивным... Она была в шоке: «Что вы, медведь — самая любимая игрушка каждого русского ребенка! Он ласковый! Во всех русских сказках есть медведь. Он добродушен, возможно, наивен, его все обводят вокруг пальца, подсовывают то вершки, то корешки. Но он никогда не агрессивен». А я об игрушках даже не подумала, подумала о настоящем медведе — их в наших лесах тоже много.

Если же говорить о русских... Никто не может определить, какие они, типичные русские. На Западе считается: они не очень общительные, замкнутые, а вот когда выпьют, становятся раскованными, веселыми… Я думаю, в общении с иностранцами у русских еще подсознательно осталась настороженность, идущая со времен «холодной войны». Сначала они неприступны, а потом, когда их узнаешь, это теплые, добрые люди... Но на Западе так не думают, потому что русских по-настоящему можно узнать только здесь, у них дома. Конечно, они могут ругаться, как итальянцы, но в принципе это очень чувствительные люди, которые мгновенно переходят из одного настроения в другое. Здесь женщины часто плачут. Я такого нигде не видела: кажется, они могут заплакать в любую минуту. У нас такого нет. Вы думаете, я ошибаюсь? В восьмидесятых годах все-таки мы были иностранцы, совсем уж близких друзей у нас не было. Никто не знал, следят ли за ним, или за нами. В девяностые годы всё стало по-другому... А теперь снова возникает дистанция.

Корр.: Времена меняются, меняются и люди. Что вы думаете о молодежи?

П.: Когда мы росли, нам хватало палок, песка, тряпичных кукол, ну велосипеда — это уже как роскошь. А теперь у детей компьютеры, модные смартфоны, но общения между ними все меньше. И они все более одиноки. Или вот сладости. В нашем детстве мама раз в месяц пирог испечет, дедушка пряник принесет… А теперь этими сладостями дети буквально закормлены. За полвека всюду изменения колоссальные произошли. И ребенок теперь в семьях один, от силы — двое детей. А вокруг родители, дедушки, бабушки, дяди и тети. Он вырастает, но к двадцати годам все еще ребенок, неспособный к самостоятельной жизни. Такого прежде никогда не было. Это и у нас так. Они быстро устают, у них всегда не хватает времени. А если сам заводят ребенка: всё, у меня ребенок, учиться некогда. У меня тоже был ребенок, я окончила университет, как у вас говорится, с «красным дипломом». И потом уже было двое сыновей — я училась и работала, делала свою карьеру. Училась даже ночью. Я каждый вечер приходила домой, готовила ужин — горячий, из трех блюд, салат, мясо, десерт... И когда дети ложились спать, я садилась за компьютер и писала то, что нужно было написать. И без бабушек, без дедушек, они у меня остались в Каринтии.

В общем, я так скажу: можно совмещать учебу, работу, карьеру и семью. Но это очень трудно, это точно. И у моих подруг (они тоже послы) у обеих и семьи, и дети, и карьера...

После Первой мировой войны, когда рухнула Австро-Венгерская империя и Словения вошла в возникшее Королевство сербов, хорватов и словенцев (а потом в Югославию), моя бабушка осталось совсем без денег... Австрийские деньги меняли на югославские так, что у них не осталось ничего. А Словения тогда была самая зажиточная из всех трех... Они были благополучные люди и всего лишились. Эта травма у них осталась на всю жизнь. Она была актриса провинциальная, играли спектакли из сельской жизни на площадях. Она поздно вышла замуж. Во время войны были карточки, талоны. Мама говорит, что хлеба была мало, но картошка и овощи были. А дедушка не курил, и свои табачные талоны менял на сахар. Она с теплотой вспоминала воскресенье. Потому что по воскресеньям они устраивали спектакли, они играли для детей. Они были уже в возрасте, почти под пятьдесят, но играли с детьми в старые детские игры. Бабушка потом со мной в них играла. А я со своими детьми — уже нет…

Интервью провел В.Ярошенко.

Июль 2013 г. Москва, посольство Словении

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2013, №37

Понаехали тут, или Чефуры вон!

Cловенские реалии мультикультурного сожительства

Александра Красовец

Словения, вступив в 2004 г. в ряды Евросоюза, тем самым подтвердила свой статус европейского государства с динамично развивающейся экономикой, в очередной раз невольно дистанцируясь от бывших братских республик, которым не так давно довелось пережить один из самых кровавых военных конфликтов. Вопрос идентичности не перестает тревожить Словению. Находясь бóльшей частью своей истории в составе Габсбургской империи, сегодня словенцы задаются вопросом о том, насколько важным для них был семидесятилетний югославский эпизод и как он повлиял на их культурную самоидентификацию. Мнения на этот счет отличаются диаметральной противоположностью и часто становятся поводом для ксенофобных высказываний.

Национальный вопрос в контексте бывших республик СФРЮ представляет собой крайне сложную и комплексную проблему, Словения также не может ее избежать, безусловно, имея свою специфику.

Модель социалистического общества, предложенная Иосипом Броз Тито, сделала Югославию активным членом Движения неприсоединения — международной организации, отстаивающей принцип неучастия в военных блоках. Югославской коммунистической партии на протяжении всей истории ее существования удавалось оказывать сопротивление идеологическому и политическому давлению со стороны КПСС, однако вместе с тем Югославия развивала обширные экономические связи с капиталистической Европой, имея открытые границы. Вызывая симпатии на обоих полюсах европейской политики, Тито сформировал идеальную модель социализма, разыгрывая двойную карту — антикапитализма и антисталининизма. Оборотной стороной столь удачной формулы была искусственность СФРЮ как государственного образования, внутри которого разным нациям и народностям страны было навязано общее сосуществование. Кажущееся равновесие поддерживалось жесткими репрессиями; не решенный во времена Тито национальный вопрос, на который было наложено табу, обострился сразу же после смерти маршала в 1980 году. Высвобождается скрытый до этого дискурс, тема национального фундаментализма и «гражданских войн» 1941–1945 гг. вновь выходит на поверхность. Политика национализации набирает обороты во всех республиках, а трагическим следствием этого становится разразившаяся в 1990?-е?гг. в Боснии и Герцеговине. Словения не участвует в конфликте, приняв на своей территории волну военной миграции. Первую, экономическую, миграционную волну представляет собой поколение, прибывшее на стройку новой словенской индустрии еще во времена существования СФРЮ. Среди федеративных республик Югославии Словения представляла собой наиболее развитую экономически и активно принимала рабочую силу из более отсталых аграрных регионов страны. Так на ее территории оказалось значительное число нацменьшинств, представляющих собой выходцев из Сербии, Хорватии, Боснии, Македонии и Черногории, наделенных в словенском языке пейоративным обозначением «чефур». Это слово получило широкое распространение в начале 1990-х?гг.: так агрессивно настроенные группы словенской молодежи называли мигрантов из южных республик только что распавшейся большой Югославии. Внешние отличия и неизменные атрибуты правоверного «чефура» — спортивное трико, дутая куртка, кроссовки «адидас» и стрижка «полубокс» (не могут не напомнить нам российских гопников). Однако само понятие «чефур» оказалось более универсальным и со временем стало применяться как характеристика всех граждан с фамилиями, оканчивающимися на «-ич». Таким образом, стереотип «чефуров», рисует нам переселенцев из бывших югославских республик: у них, как правило, низкий уровень образования, они выполняют тяжелую, низкооплачиваемую работу (чернорабочие, уборщицы и т.д.), их дети учатся в средних специальных учебных заведениях, и живут они в люблянском районе Фужины — так называемом гетто, построенном специально для всех приезжих «чефуров». Этот стереотип настолько прочно вошел в жизнь словенского общества, став столь мощным социальным и культурным фактором, что, несмотря на всю изначально негативную окраску понятия, с ним отчасти начали идентифицировать себя как сами переселенцы и прежде всего их дети, родившиеся и выросшие в Словении, так и часть словенской молодежи, для которых стиль в одежде и музыка, которую слушают «чефуры», стали неотъемлемой составляющей современной городской молодежной субкультуры.

В 2008 г. в Словении вышел в свет роман молодого автора Горана Войновича* (1980 г. р.) под провокационным названием «Чефуры вон!», тут же став бестселлером как в Словении, так и на территории всей бывшей Югославии. Книгу взяли в руки даже те, кто и вовсе не имеют привычки читать беллетристику.

Роман привлек к себе большое внимание к средствах массовой информации после инцидента со словенской полицией, когда Горану Войновичу был предъявлен иск об оскорблении и клевете. В словенской литературной среде поднялась волна негодования, министр внутренних дел Катарина Кресал встала на защиту писателя и лично извинилась перед ним. Публичный скандал вызвал дополнительный интерес к книге, хотя подобная реклама, по словам автора, была явно излишней. Эпизод, однако, стал поводом для шуток: если книгу читают даже полицейские, она и правда должна быть чем-то особенным. Во время одного из своих выступлений в Лейпциге в компании двух авторов из Черногории и Албании Войнович, отвечая на вопрос: почему будучи единственным автором из ЕС, который также единственный имеет проблемы с полицией? — ответил, что, вероятно, именно потому, что Словения — член ЕС, его книгу читают полицейские. На что черногорский писатель и албанский поэт шутя ответили, что в их странах таких проблем нет, ибо их стражи порядка грамотой вовсе не владеют.

Юмор, ирония и самоирония являются одной из главных составляющих книги, которая на данный момент представляет в словенской литературе самое исчерпывающее раскрытие проблемы мигрантов.

В эпиграфах к своей книге писатель дает начальные пояснения о том, кто же такие эти «чефуры»... Так, мы узнаем, что в названии романа использовано распространенное люблянское граффити, отсюда же бросающаяся в глаза ошибка в пунктуации (название по-словенски «Čefurji raus!» — прямая параллель с положением евреев в фашистской Германии, что уже само по себе придает роману остропровокационный характер). В словенском этимологическом словаре слово «чефуры» с пометой «презрительное» истолковано так: «чефуры» — это иммигранты из южных республик бывшей Югославии; известный словенский исполнитель Роберт Пешут Магнифико в своей песне «Чефур» описывает их поведенческие особенности: «живут они неторопливо, вальяжно, не чураются непристойностей, обожают алкоголь, нежный пол и футбол. Еще одна их страсть — китч и золотые украшения. Они неравнодушны к боевым искусствам и часто сами бывают неоправданно агрессивны. Период их акклиматизации, как правило, длителен».

Главный герой романа — семнадцатилетний подросток по имени Марко Джорджич, сын иммигрантов из Боснии, обитатель многонациональных Фужин — сам называет себя «чефуром» и от первого лица рассказывает о жизни этого спального района, о трудностях и проблемах, с которыми приходится сталкиваться его жителям: низкий уровень жизни, неблагополучные семьи, отсутствие возможности диалога с жителями Любляны, неспособность ассимилироваться в чужеродном пространстве и многое-многое другое. Главы романа напоминают разделы детской энциклопедии и, пародируя логику стереотипа, дают ответы на вопросы: «Почему коммунизм еще не вымер», «Почему чефуры не говорят о сексе», «Почему Радован оказался в Словении», «Почему гастарбайтеры — самая несчастная раса», «Почему чефуры в машине на всю катушку врубают музыку», «Почему чефуры сидят на задних партах», «Почему нет монстров ужаснее, чем молодые чефурки», «Почему Босния не для чефуров»... По сути, книга представляет собой роман воспитания: читатель наблюдает за процессом взросления Марко — героя, перед которым встают вопросы идентичности, стереотипов окружения, проблема выбора... Герой критически воспринимает весь окружающий его мир, соприкосновение двух культур описано им с иронией.

Главный герой, представляя собой второе поколение «чефуров» (его родители приехали в Словению еще во времена существования СФРЮ, получив здесь работу), пытается решить для себя вопросы национальной и культурной принадлежности, что ему сделать еще сложней, несмотря на то что он родился и вырос здесь. Родители таких, как он, молодых людей никогда даже не пытались сблизиться с чуждым ментальным пространством — правда, крайне агрессивным по отношению к ним, — что, конечно же, не способствовало ассимилятивному процессу.

Наследие многонациональной Югославии со всеми ее этническими и религиозными конфликтами неуклонно давит своим грузом на все поколения. Отец Марко, Радован, — серб из Боснии, у которого больше нет своей страны, — не приемлет сербских националистов, четников, но и не видит, чтобы хоть что-то менялось к лучшему: страной управляют все те же радикалы: «Нет у Радована своей страны — вот это его и напрягает. Так у всех боснийских сербов. Боснию они типа вычеркнули из списка и типа подсели на Сербскую Республику, а потом вроде как начали за Сербию болеть, и теперь таращатся на этих своих Шешелей, и сами уже не знают: а может, мусульмане и хорваты и получше будут всех этих идиотов? Вот Радован и смотрит на Сербию, надеется, что она станет нормальной страной, и тогда он скажет, что это его страна. А сейчас ему стыдно так говорить, пока у власти там персонажи вроде Коштуницы. Но Сербия-то никогда не будет нормальной страной. Мы все это точно знаем».

Эти проблемы беспокоят и молодое поколение, которое не может найти подлинной опоры для своей идентичности на родине предков, но и Словения, где они родились и выросли, для них, скорее, враждебная среда. Негативная стереотипизация по отношению к иммигрантам, имеющая место в словенском обществе, ксенофобия и этноцентризм питают уверенность словенцев в том, что именно переселенцы являются причиной роста преступности, что их присутствие — с экономической точки зрения — приносит больше вреда, чем пользы. Одну из причин такого отношения, вероятно, следует искать в комплексах, присущих словенскому обществу, которое, в свою очередь, точно так же является жертвой негативных стереотипов со стороны их соседей — итальянцев и австрийцев. Сами находясь в зависимом положении, подвергаясь критике и насмешкам, они переносят эту же поведенческую модель на зависимых от них людей. Атака, которой подвергается слабейший, на самом деле предназначена сильнейшему, — но ему-то невозможно нанести удар! Так словенское общество формирует и поддерживает стереотип «другого», «чужого», применив его в отношении переселенцев из южных республик бывшей Югославии. Противодействуя такого рода шовинизму, представители национальных меньшинств вырабатывают защитные механизмы, готовя адекватный ответ, что нередко приводит к насилию. Страх перед ассимилятивным окультуриванием и боязнь потерять собственную идентичность в новой среде приводят к радикализации своей собственной культуры, в среде молодежи это выражается в подчеркнуто стереотипной манере одеваться, вести себя в обществе, выбирать музыку. В качестве яркого примера подобной психологической реакции приведем отрывок из романа: «Есть что-то кайфовое, когда вот так врубаешь музыку и едешь медленно на тачке с опущенными стеклами... А самый большой кайф — смотреть, как народ вокруг офигевает. Ясно же: они б с удовольствием накостыляли нам и заслали обратно в Боснию, — а ты нарочно едешь десять километров в час, и Миле Китич орет, чтоб все слышали».

Когда герой демонстративно называет себя «чефуром» — словом с большим знаком минус, уже одним этим он выражает сопричастность с той оппозиционностью, на которую обречены чуждые словенскому миру переселенцы. Одной из схем противодействия становится двунаправленная стереотипизация, когда обозначение «словенец», в свою очередь, тоже приобретает негативные качества.

Марко не перестает противопоставлять Словению и Боснию, да и внутри него самого постоянно происходит столкновение двух различных менталитетов и двух темпераментов. Жители других республик Югославии всегда видели в словенцах людей работящих, хорошо организованных, старательных, но в то же время законопослушных, покорных, слабохарактерных, с чем соглашаются и сами словенцы. Эти черты словенского характера часто связывают с австрийской и немецкой дисциплинированностью и организованностью, которая оказала сильное влияние на словенский народ, в течение нескольких столетий входивший в состав Габсбургской империи, отсюда такие определения, как «австрийские холопы», «конюшенники», «батраки». Со словенским типом характера контрастирует балканский темперамент: балканцы открыты, участливы, внимательны, общительны и эмоциональны. Безразличию, прохладности словенцев противопоставлены главные ценности переселенцев с юга — коллективизм и солидарность. Существует и оппозиция по социальному статусу: словенцы — представители благополучного среднего класса, а иммигранты — маргинальная среда, что, в свою очередь, способствует еще большему расхождению двух поведенческих схем. В романе, однако, позиция героя лишена какой-либо односторонности: Марко ассимилирует обе идентичности, отмечая плюсы и минусы той и другой. В начале романа Босния всегда представлена в положительном свете по отношению к Словении: «И все друг другу помогают, к любому можешь прийти в гости кофе попить без приглашения и всякой прочей мурни. Заходишь, когда хочешь, так — побазарить просто, пообщаться, без понтов и прочей мути. Просто расслабился и вперед. Народ здесь живет не так: дом — работа, работа — дом. <...> Здесь же все только и думают о своей заднице, чтобы у них всего было побольше: и тачка крутая, и хата в несколько этажей — и насрать им на братьев, сестер, дядьёв, тёток. Замкнутые все. Потому и несчастливые». Но когда герой понимает, что ему придется вернуться в Боснию, Словения приобретает в его глазах гораздо больше преимуществ: «Фужины — это круто. Я ни в каком другом месте не хотел бы жить. По сравнению с этой долбанутой Боснией, с этим барахлом, а не страной, Фужины — Голливуд. Самые крутые чуваки — с Фужин. Да и вообще, что тут сравнивать? Здесь просто полнейший облом!» Поиски молодым героем своего «я», вступление на путь взросления, его существование меж двух культур — «чефур» в Словении, словенец в Боснии — ставит перед ним непростые вопросы, на которые ему еще предстоит ответить.

Наиболее существенным элементом, которым обусловлена двойственность самоидентификации второго поколения иммигрантов, является язык, ставший главной особенностью романа. Он же вызвал немало споров в среде словенских пуристов, в то же время заинтересовав читателей и критиков, послужив материалом для появления многочисленных исследований. Именно этот особый язык — «чефурский» или «фужинский», который представляет собой богатую и выразительную смесь словенского, языков бывшей Югославии, а также уличного люблянского сленга, — явился главным мотивом написания книги. Первоначальный вариант «Чефуров» представлял собой сценарий к фильму, переработанный затем автором в литературный текст как раз для того, чтобы запечатлеть это лингвистическое своеобразие. Сам Войнович утверждает, что язык, на котором говорят обитатели многонациональных Фужин, всегда восхищал его; зафиксировать это ускользающее и быстро меняющееся языковое богатство — вот что стало для него ключевой задачей. Несмотря на то что словенскому читателю порой непросто понять некоторые слова, общее впечатление от восприятия книги при этом нисколько не страдает.

В период существования СФРЮ сербско-хорватский язык считался таким же официальным, как и словенский. Вопреки закрепленному в конституции положению о равноправном использовании языков всех федеративных республик, сербско-хорватский как язык численного большинства и центральной власти в Белграде неизменно становился престижным во многих сферах общественной жизни. Словенцы слышали его по радио, на телевидении, на нем выходили основные газеты и научно-популярные издания. Иммигранты из Хорватии, Сербии, Боснии и Черногории, приезжая в Словению, совершенно не чувствовали необходимости учить словенский. Ситуация кардинально изменилась после 1991 года, когда Республика Словения первой провозгласила свою независимость. Словенский как официальный язык нового государства приобрел более высокий статус, между тем как сербско-хорватский начал ассоциироваться с приезжими с юга. Таким образом, первое и второе поколение «чефуров» оказались в разных языковых ситуациях. Поколение родителей Марко, хотя они полжизни прожили в Словении, так и не овладело полностью словенским языком. Отсутствие мотивации связано также с отсутствием коммуникативных ситуаций: чефуры работают на стройплощадке, где в любом случае нет ни одного словенца. Коверканье словенских слов, неправильное произношение — все это предмет насмешек и карикатур, показатель их социальной ущемленности. С изрядной долей юмора герой романа поднимает этот немаловажный языковой вопрос: «Словенцы страшно бесятся, когда кто-то не умеет говорить по-словенски, – не знаю только, чем им поможет, если все Пешичи по-словенски заговорят. Можно подумать, они сразу с ними болтать начнут. По мне, так это полная чушь. Я о том, что Пешичи должны говорить по-словенски типа из уважения к Словении и все такое. Пешичи работают на стройках, всю Словению они построили, но уважают только Мирослава Илича и холодное пиво. Да эти Пешичи могут хоть по-тунгузски говорить... Можно подумать, кто-то обратил бы на это внимание. Больно нужно! Только вот словенцы напрягаются на этот счет, бесятся, — зачем? Комплекс у них такой, а всё потому, что никогда не умели в футбол играть».

Напротив, второе поколение иммигрантов уже владеет как языком своих родителей, так и языком той среды, в которой они живут, их билингвизм, переход с одного языка на другой, а также их смешение, свобода в создании гибридных форм свидетельствуют о двойной идентичности фужинской молодежи. Молодое поколение именно при помощи языка выражает комплексный характер своего «я» и его культурных составляющих, свою оппозицию по отношению к официальному языковому коду, вобрав в свой социолект маргинальный диалект переселенцев первого поколения и живой городской сленг. Сложно также говорить о сербско-хорватском языке как о втором языке, речь скорее идет о боснийском, черногорском, хорватском и сербском языках, о каждом из них в отдельности или о всех сразу, другими словами — о «чефурском» языке, который также не имеет смысла определять с точки зрения национальной принадлежности, так как автор вобрал в свою лексическую мозаику слова из самых разных уголков бывшей Югославии.

Еще одной особенностью социолекта переселенцев, которые заняты тяжелым физическим трудом, является преобладание лексики, обозначающей половую сферу, наименований физиологических функций, а также солидный пласт обсценного вокабуляра. Для носителя литературного языка употребление подобных выражений допустимо лишь в исключительных ситуациях, тогда как в среде молодежной городской субкультуры использование вульгаризмов и бранных выражений является частью повседневного общения и призвано увеличить чувственную экспрессивность. Сленг и сквернословие — способ дистанцироваться от доминирующего социального и как следствие языкового кода, знак провокации, заданное нарушение принятой нормы. Особый упор делается на инновациях, словарь обогащается за счет непрекращающегося процесса смешения высокого и низкого, старого и нового, родных и иностранных слов; константой является пародирование официальной югославской риторики с ее канцеляризмами, плотно вошедшими в разговорную речь. Использование ненормативной лексики — это тоже способ показать: «мы не утонченные», то есть «мы — не вы». Отметим важное отличие от русского того же сербского языка: мат для его носителей не представляет собой табуированную лексику, — то, что русскому читателю покажется чересчур грубым и агрессивным, для жителей Балкан является чем-то устоявшимся и зачастую вовсе не несет в себе негативного заряда. Искрометный юмор главного героя во многом обязан исключительной выразительности, красочности и живости языка, остроумию и комичности используемых им жаргонизмов. Именно этот словенско-сербско-хорватский вариант суржика, носители которого заявляют о себе как о людях непосредственных, ярких и искренних, позволяет им выразить свою многонациональную и мультикультурную идентичность.

Так, значит, как, помимо агрессии, «чефур» может возвратить удар обществу? Насилие в общем зачастую присуще подросткам в их потребности заявить о себе здесь и сейчас, это самый быстрый и, казалось бы, естественный способ обратить на себя внимание и показать, что ты существуешь и что давление порой невыносимо. Так, именно язык становится тем мощным орудием, которое говорит само за себя. Максима для словенцев и травма для иммигрантов, язык, в его оригинальном преображении, становится защитной и в то же время созидательной реакцией так называемых «чефуров». Люблянский спальный район Фужины, плавильный котел народов, населявших когда-то бывшую Югославию, в миниатюре, мультикультурное наследие распавшегося государства становится уникальной средой для рождения исключительного языкового явления.

Отметим также тот важный факт, что ввиду субверсивного характера «пейоративного» понятия «чефур» и самого «чефурского» языка, эти явления — как символ культурной оппозиционности — приобрели в среде как словенских интеллектуалов, так и обычной молодежи положительное значение, став синонимами так называемой «cool-attitude». Заимствования объективно имеют место быть, чему официальный литературный код старается активно противостоять. В этой связи можно провести параллель с «Канак Шпраком» (дословно по-немецки «язык чужака»), употребляемом для обозначения социолекта, на котором говорят второе и третье поколения турецких иммигрантов в Германии. Последний представляет собой смешение умышленно упрощенных грамматических форм немецкого разговорного языка, турецкого и афроамериканского английского. Представители молодого поколения иммигрантов, родившихся и выросших в Германии, носители «Канак Шпрака» вполне осознанно провозглашают свою культурную непохожесть, принимая закрепившиеся в немецком обществе пренебрежительность и негативность оценки в качестве своей культурной идентичности, но тем самым утвердив себя и на социальном поле. «Канак Шпрак» благодаря средствам массовой информации и кино стал доступен и тем, кто не является носителями турецкого языка; немецкие студенты и даже образованные люди используют элементы социолекта с его оригинальными высказываниями и упрощенной грамматикой, показывая тем самым свою причастность к актуальным тенденциям в современном разговорном языке.

Благодаря своему роману Горан Войнович сумел разрушить негативный заряд слова «чефур». Однако сам же автор опасается, что чем «круче» оно будет звучать, тем больше опасность стать «мэйнстримом», а позиция «античефура» снова может показаться кому-то привлекательной.

К сожалению, в этом есть доля правды. В декабре 2011 года в ответ на расистские высказывания правого политического лагеря возникло движение «носящих спортивное трико» (слов. «trenirkarji»), как результат стереотипных выпадов: мол, трико носят одни «чефуры» или так называемые «новые граждане Словении», провоцирующие неоправданный перевес в результатах голосования. Несмотря на немногочисленный характер движения, получившего, однако, большой резонанс в СМИ, в ряды его преимущественно вступили словенские граждане, выступающие за более терпимое общество и желающие обратить внимание на все большее присутствие в Словении языка вражды, который распространяет дискриминационное мнение о выходцах из других республик бывшей Югославии.

Благодаря блестящему юмору книга Горана Войновича читается на одном дыхании. Автор, правда, не скрывает, что за всеми «фишками» и «приколами» его юного героя прячется малоприятная реальность, в которой приходится взрослеть молодому поколению: проблемы с наркотиками, отсутствие достойных жизненных перспектив, столкновения с полицией, узколобый провинциальный менталитет родителей, их неумение наладить контакт со своими детьми, непонимание, жестокость, деструктивный характер патриархальной системы как таковой. Смех и ирония позволяют касаться самых болезненных точек бытия, не становясь на позицию жертвы, и найти созидательные силы в хаотичной энергии молодости.

Одна из главных и больших тем мировой литературы — тема «чужого», «другого» — нашла свое оригинальное и яркое воплощение в романе словенского автора. Будем надеяться, что перевод романа скоро будет доступен и российскому читателю и что судьба «чефуров» не оставит его равнодушным. Контекст происходящего от него, в общем, достаточно далек, но почему бы в очередной раз не задуматься о собственной толерантности и терпимости, способности понять «чужого» и прислушаться к его мнению. Разворачивающиеся события в отдельно взятом районе небольшого европейского государства на самом деле универсальны, поэтому не стоит закрывать на них глаза и делать вид, что ничего похожего рядом с нами не происходит. Как отмечает сам писатель, в каждой стране есть свои «чефуры» и у каждого «чефура» есть своя форма «чефурского» языка. В любом микрорайоне любого города найдется «чефур», сидящий на лавочке возле детской площадки. Однако стереотип оказывается раздавлен и изничтожен, когда речь идет об отдельной личности, о самом интимном и сокровенном ее содержании. Но главное — то несравненное удовольствие, которое получаешь, погружаясь в яркий и живой мир современного города, когда из открытых окон доносится запах балканских голубцов, слышны ритмы народной музыки, а футбольные матчи остро, сочно и темпераментно комментируют обитатели люблянских Фужин.

Словенцы, говоря о Балканах, зачастую дистанцируются от них, предпочитая позиционировать себя как часть «цивильной» Европы. Отрицая «отсталую» балканскую составляющую своего менталитета, они каждый раз с воодушевлением встречают талантливые смешения, рождающиеся при впрыскивании темпераментной южной крови, не решаясь, однако, до конца признаться себе в том, что это тоже они и что это драгоценно.

Примечания

* Горан Войнович окончил Люблянскую Академию театра, радио, кино и телевидения (AGRFT), где изучал режиссуру. Он автор нескольких короткометражных фильмов: «Фужины рулят» (2002), «Сезон 90/91» (2003), «Мой сын – сексуальный маньяк» (2006), «Китайцы прибывают» (2008), – отмеченных наградами на различных международных кинофестивалях. Им написан сценарий, по которому снят фильм Марко Шантича «Счастливого пути, Недимэ» (2006), получивший награду «Сердце Сараево» и номинированный на премию Европейской киноакадемии. В октябре 2010 Войнович дебютировал в качестве режиссера и сценариста полнометражного художественного фильма «Пиран – Пирано». Помимо деятельности в кино и на телевидении, Горан работает как кинокритик, журналист, автор журнальных колонок; некоторые из его текстов составили сборник под названием «Когда Джимми Чу встречает Фиделя Кастро» (2010). В конце 2011 г. вышел в свет второй роман Войновича – «Моя страна Югославия», также принесший автору успех. Текст поднимает серьезную тему рефлексии молодого поколения о распаде Югославии, которое невольно вынуждено разделить вину своих отцов.

«Чефуры вон!» (2008) – дебют Войновича в литературе. В 2009 г. книга была сперва отмечена премией фонда имени Прешерна, а затем названа лучшим романом 2008 года. «Чефуры вон!» получил награду имени Керсника, присуждаемую газетой «Дело». Роман многократно переиздавался, был переведен на хорватский, боснийский, сербский, польский и чешский языки; готовится и англоязычное издание. Горан Войнович в сотрудничестве с признанным боснийско-герцеговинским сценаристом Абдулой Сидраном подготовил сценарий полнометражного фильма «Чефуры вон!», премьера которого должна состояться в 2013 г.

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2013, №37

Русский след

(По материалам РЦНК)

Наши соотечественники на разных этапах прошлого столетия внесли весомый вклад в развитие науки и культуры Словении.

В период между двумя мировыми войнами в Люблянском университете работало около двадцати русских преподавателей-эмигрантов. Их знания и опыт во многом способствовали формированию в Люблянском университете областей науки, для развития которых в Словении не было достаточного числа квалифицированных специалистов. Среди самых видных соотечественников, внесших вклад в развитие науки и образования в двадцатые годы XX столетия, было свыше десяти профессоров: юрист и экономист А.Д.Билимович, математик Ф.Ф.Грудинский, филолог А.В.Исаченко, литературовед и русист Н.Ф.Преображенский, химик В.Исаевич, юрист и историк М.Н.Ясинский, профессор медицинского факультета Е.И.Канский, профессора технического факультета Д.В.Фрост, А.Копылов, А.Н.Митинский, В.В.Никитин, Д.Шахназаров и И.Н.фон Майдел, а также профессора юридического факультета А.В.Маклецов и Е.В.Спекторский. Из русских профессоров, эмигрировавших из России, в Люблянском университете после Второй мировой войны остались только Копылов, Маклецов и Преображенский. Следует упомянуть и профессоров русского происхождения, которые покинули Россию в очень молодом возрасте, получили образование в югославских вузах и после Второй мировой войны стали работать в Люблянском университете. К ним относятся профессор микробиологии Александр Коняев, сейсмолог Сергей Бубнов, преподаватель русского языка и литературы Вера Брнчич (в девичестве Шермазанова).

Русские артисты-эмигранты не только восхищали своим искусством, но и учили, создавали свои школы. В Любляне пользовалась большой популярностью актриса М.Н. Наболоцкая, которая играла в постановках мировой классики и русской классической драматургии, а также в пьесах национальных авторов. Блестящий актер и режиссер Б.Н.Путята помог художественному развитию Люблянского драматического театра. В историю словенского театра вошли также имена замечательных хореографов П.Н.Грессорова-Головина, отдавшего оперному театру в Любляне почти двадцать лет (1924–1945), и М.Туляковой, известной постановкой танцев в опереттах.

Среди наших соотечественников, живших в Словении, были и те, кто оставил след в современной истории.

А.Д. Бубнов (1883, Варшава — 2 февраля 1963, Крань) — русский контр-адмирал. Во время русско-японской войны мичманом участвовал в Цусимском сражении в составе эскадры адмирала Рожественского на броненосце «Орёл». В годы Первой мировой войны находился в Ставке Верховного Главнокомандующего, где занимал должность начальника морского управления. 28 июля 1917 года был произведен в контр-адмиралы. Его работы по вопросам морской стратегии и тактики получили высокую оценку специалистов того времени, а воспоминания о годах службы в Царской Ставке стали одним из бестселлеров мемуарной литературы.

После революции А.Д. Бубнов эмигрировал в Югославию. По просьбе короля Александра Карагеоргиевича в 1923 году он основал в Дубровнике военно-морское училище и морскую военную академию, в которой преподавал до 1941 года. Состоял членом Русского научного института в Белграде. До Второй мировой войны проживал в Дубровнике. После оккупации Югославии немцами и увольнения из академии преподавал русский язык в гимназии в словенском городе Крань, где жил и работал после Второй мировой войны.

П.Н.Врангель (15 (27) августа 1878, Новоалександровск, Ковенская губерния, Россия — 25 апреля 1928, Брюссель, Бельгия). Русский военачальник, участник русско-японской и Первой мировой войн, один из главных руководителей (1918−1920) Белого движения в годы Гражданской войны. Главнокомандующий Русской армией в Крыму и Польше (1920). В 1922 году со своим штабом переехал из Константинополя в Королевство сербов, хорватов и словенцев в Сремски-Карловци. Штаб создал строительную компанию «Техника» (1923-1924 гг.) и построил в Словении железную дорогу Ормож — Лютомер.

В Словении жили и наши соотечественники, известные философскими трудами.

Евгений Васильевич Спекторский (1875–1951), бывший ректор Киевского университета, был «самым видным русским эмигрантом между мировыми войнами». С 1930–1945 гг. на юридическом факультете университета в Любляне профессор Спекторский преподавал философию и социологию права. Был председателем Словенского общества философии права и социологии в Любляне. В наследии профессора Спекторского сохранились два дневника, написанные в период первых двух лет пребывания в Любляне (1930–1932 гг.), содержание которых знакомит читателя с переживаниями и взглядами русских преподавателей-интеллектуалов, оказавшихся в эмиграции в Югославии. Известный экономист, профессор Александр Дмитриевич Билимович, бывший министр в правительстве А.И. Деникина, тоже работал в Люблянском университете. Он написал ряд работ, где полемизировал с Марксом и, анализируя особенности советского строя, предрекал ему экономический и политический крах («Экономический строй освобождённой России»). Как считают словенские ученые, он «поднял теоретическое изучение экономики на завидно высокий уровень».

Среди известных русских ученых, меценатов, благотворителей, живших в Словении, известна графиня П.С.Уварова (урождённая княжна Щербатова) (28 марта (9 апреля) 1840, с. Бобрики Харьковской губернии — 30 июня 1924, Добрна, Югославия) — русский историк и археолог. Была избрана почетным членом Императорской Академии наук, профессор Дерптского, Харьковского, Казанского и Московского университетов, а также Петербургского археологического института. Как общественный деятель она требовала принятия закона, запрещающего вывоз древностей из России, беспокоилась о том, что национальное достояние может стать предметом наживы. Важнейшим своим делом Уварова считала составление каталога отечественных древностей. В московском особняке П.С.Уваровой хранилось более трех тысяч древних рукописей, богатейшее собрание картин, греческих и русских монет, памятников античного искусства. Все эти сокровища она передала в дар музеям. Городок Добрна в Словении — последний приют П.С.Уваровой.

Есть «русский след» и в культурной жизни Словении. В 1970 году легендарный Сергей Михайлович Лифарь (Серж Лифарь) в Люблянском театре оперы и балета поставил балетный вечер, в котором были представлены части из трех его балетов: «Ромео и Джульетта» П.Чайковского, «Фавн» Клода Дебюсси, «Сюита в белом» (одноактный балет на музыку из балета «Намуна» Эдуара Лало).

Этот след русской балетной школы простирается и до нашего времени. Художественным руководителем балетной труппы Люблянского

театра оперы и балета работает Ирек Мухамедов. В течение девяти лет он был премьером балетной труппы Государственного академического Большого театра. Его репертуар включал главные мужские партии в балетах «Иван Грозный», «Дон Кихот», «Лебединое озеро», «Ромео и Джульетта», «Жизель», «Раймонда» и «Легенда о любви». С 1990 года до недавнего времени являлся ведущим солистом, затем хореографом Королевского балета Лондона. В балетной и оперной труппах Мариборского театра оперы и балета работают высококлассные солисты — выходцы из России. Есть в Словении и российские музыканты (пианисты, скрипачи, виолончелисты) высокого уровня, играющие в крупных оркестрах и преподающие в музыкальных учебных заведениях. Есть и художники, скульпторы. В прошлом году в городе Ново-Место поставлен памятник местному уроженцу, самому знаменитому словенскому (югославскому) спортсмену, участнику четырех Олимпиад, трехкратному олимпийскому чемпиону по гимнастике, пятикратному чемпиону мира, Леону Штукелю (Leon Štukelj; 12 ноября 1898, Ново-Место, Австро-Венгрия — 8 ноября 1999, Марибор, Словения). В 1998 году 100-летний юбилей выдающегося гимнаста стал главным национальным праздником Словении. Замечательный памятник создан молодым российским скульптором Станиславой Калининой.

По материалам Российского центра науки и культуры в Словении

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2013, №37

«Газпром нефть» и Правительство Москвы заключили соглашение о сотрудничестве для обеспечения дорожного строительства столицы инновационными битумными материалами. В торжественном подписании приняли участие мэр Москвы Сергей Собянин и Председатель Правления «Газпром нефти» Александр Дюков.

По условиям соглашения «Газпром нефть» будет производить битумные материалы, эксплуатационные свойства которых позволяют использовать их при строительстве дорог с высокой автомобильной нагрузкой. Компания также будет поставлять материалы на особых условиях для строительства экспериментальных участков дорог для проведения тестов битумов. Одним из важных направлений сотрудничества станет участие сторон в разработке и внедрении отраслевых стандартов и нормативных документов, регламентирующих применение современных материалов в дорожном строительстве. Производство битумных материалов для поставок в Центральный федеральный округ осуществляется на Московском НПЗ и Рязанском заводе битумных материалов «Газпром нефти».

Сегодня «Газпром нефть» занимает лидирующие позиции в России по производству и продажам битумных материалов. В 2013 году объем реализации битумов увеличился на 20% по сравнению с 2012 годом - до 1,8 млн тонн.

В настоящее время компания совместно с французским концерном Total реализует на Московском НПЗ проект по производству полимерно-модифицированных битумов нового поколения под брендом G-Way Styrelf. Новый продукт предназначен специально для строительства дорог, подвергающихся высоким транспортным нагрузкам. Использование инновационной битумной продукции позволяет значительно увеличить межремонтный период дорог и сократить затраты на их эксплуатацию.

Председатель Правления «Газпром нефти» Александр Дюков отметил: «На протяжении нескольких лет «Газпром нефть» является одним из лидеров Московского региона по производству и реализации нефтепродуктов. Долгосрочная стратегия компании предполагает достижение технологического лидерства в сфере производства битумных материалов, именно поэтому уже сегодня мы осуществляем уникальные для России проекты, налаживая выпуск инновационной продукции. Уверен, что расширение сотрудничества с Правительством Москвы будет способствовать достижению стратегических целей компании, а дорожные организации и жители столицы по достоинству оценят новое качество московских дорог».

СПРАВКА:

«Газпром нефть» является одним из крупнейших производителей и поставщиков битумной продукции в России, развивая это направление бизнеса с 2008 года.

Основные мощности компании для производства битумов расположены в Москве, Омской, Ярославской и Рязанской областях, а также в Сербии и Казахстане. На нефтеперерабатывающих заводах «Газпром нефти» выпускаются дорожные, строительные и кровельные марки битумов, а также полимерно-битумные вяжущие (ПБВ) и битумные эмульсии.

Мир непредвиденных сложностей

История вернулась из отпуска

Резюме: В глобальной экономике большинство санкций можно обойти. Добровольный уход одной страны с выгодного зарубежного рынка открывает возможности для другой. Санкции – пагубный, хотя и политически предсказуемый ответ на нежелательные события.

Мы живем в эпоху разрыва во времени. По крайней мере в мировом контексте прошлое и настоящее больше не служат надежными путеводителями в будущее. Наши ожидания постоянно оказываются нереалистичными. Ясно, что мы довольно часто неверно оцениваем события, происходящие в мире. Поэтому нас все время удивляют некоторые тенденции и явления.

Мы не смогли предвидеть серьезные факторы, которые сформировали мир после окончания холодной войны. Распад Советского Союза и быстрое возвращение Китая в клуб богатых и влиятельных держав ошеломили всех и ввели в состояние ступора. Триумфализм, порожденный распадом СССР, вселил во многих надежду, что история достигла кульминации во всемирной победе либеральной демократии и торжестве западных ценностей. Однако попытки американцев насадить эти ценности в таких местах, как Афганистан, Египет и Ирак привели к полной анархии.

Возможно, история взяла небольшой отпуск, но затем вернулась с новой силой и энергией – по крайней мере в Восточной Европе и Восточной Азии. Европа и США снова занялись перетягиванием каната с Россией по поводу ее границ и политической ориентации соседей. Китай, Япония, Корея, Филиппины и Вьетнам принимают воинственные позы, претендуя на островки, скалы и рифы в пустых морях, которые их разделяют. Границы, утвержденные в эпоху колониализма и холодной войны, больше не являются непоколебимыми.

Некоторые демократически избранные правительства свергнуты после массовых протестов. Другие демократии, включая Канаду и Соединенные Штаты, энергично поддержали инициированную снизу смену режимов, потому что нам не нравились свергнутые правительства или мы считали их политику неудобной для нас. Каким бы ни был организующий принцип века, это уже не защита демократии против тех, кто считает ее препятствием для политической ориентации.

Мало кто предвидел, что башня деривативов и кредитных свопов, построенная на Уолл-стрит, внезапно обрушится. Выяснилось, что банки, слишком крупные, чтобы потерпеть крах, примерно в равных пропорциях накапливали прибыли и риск недобросовестности. Они по-прежнему этим занимаются, но «Вашингтонский консенсус», предполагавший невмешательство государства в экономику и некогда превозносившийся как олицетворение неопровержимой мудрости об алчности как движущей силе рынка, сегодня в значительной степени дискредитирован. Многие опасаются, что снижение уровня экономической активности и продолжающаяся инерция в странах с развитой экономикой знаменуют долгосрочную тенденцию, а не рецессию, из которой мы скоро выйдем.

Страх дефицита энергии сменился резким ростом добычи сланцевого газа и трудноизвлекаемых запасов нефти. Прибыль на вложенный капитал превышает прибыль от производства товаров и услуг, а при использовании сложного процента она превышает ее многократно. Карл Маркс был бы удовлетворен тем, что его предсказания сбываются, пусть и с опозданием.

Частный капитал накапливается быстрее темпов роста экономики. В результате в мире разрастаются новые плутократические касты. В Соединенных Штатах и некоторых других демократиях исчезновение социально-экономического консенсуса и компромисса затрудняет принятие демократических решений и парализует финансовую политику, вследствие чего восстановление экономики оказывается в зависимости от манипуляций центральных банков с валютными курсами.

И мировые организации, и индустриальные демократии серьезно недорабатывают в области управления. Доверие правительству и масштаб участия в политической жизни – на самом низком уровне в истории. Тем временем авторитарные режимы, такие как Китай, уверенно и эффективно реагируют на стоящие перед ними социально-экономические вызовы.

После окончания холодной войны большинство надеялось, что провинциализм и местничество уступят место глобализации. Вместо этого главными движущими силами в мире стали религиозное и национальное самоопределение, которые дают о себе знать не на глобальном, а на региональном уровне. Западная интервенция на Ближнем Востоке выводит на мировую арену реакционных фанатиков, которые оправдывают свою деятельность необходимостью противостоять агрессивному Западу. Наше упование на применение силы в ущерб другим инструментам государственного управления, включая дипломатическое увещание, создает благодатную почву для этих экстремистов.

Военная мощь, какой бы неотразимой она ни была, регулярно терпит крах в преобразовании политической экономики или изменении принципов построения иностранных обществ, против которых она применяется нами. Принудительная дипломатия, основанная на санкциях и подкрепленная военным превосходством, бесполезна. В последние месяцы эта дипломатия еще раз продемонстрировала несостоятельность в сравнении с гениальным использованием Россией флешмоба для захвата территории.

Сами того не желая, мы разожгли пожар религиозных войн в мире ислама. У нас нет другого ответа на этот пожар, кроме устранения предполагаемых врагов при помощи беспилотных летательных аппаратов. Это воспламеняет огонь ненависти среди друзей, родственников, соотечественников и единоверцев тех, кого убивают наши машины, и усиливает в них решимость отомстить. Если убийство роботом людей, таргетируемых посредством удаленного контроля, – наш ответ на вызов, тогда на какой именно вопрос мы отвечаем таким способом? Какой властью мы это делаем? Военные действия с помощью БПЛА – это напоминание, что международное право попрано и что мы не понимаем влияния новых технологий на нашу жизнь, или как защищать свои уязвимые места, которые эти технологии обнаруживают.

Все это говорит о том, что мир движется совсем не в ту сторону, куда нам хотелось бы. Нужно научиться ориентироваться в новой обстановке, если мы хотим проложить путь в океане неопределенности, в котором дрейфуем. Какие ветры и течения способны повлиять на наш маршрут? Куда мы движемся? Нам не удалось предсказать настоящее. Какое же предстоит будущее?

Стоит обсудить шесть ключевых факторов: 1) переход прежде централизованной глобальной силы в разные регионы мира; 2) рост национализма; 3) формирование нового экономического центра в Азии; 4) способ разрешения споров, который мы используем; 5) разрушительное действие кибертехнологий; и 6) реакцию Соединенных Штатов на эти и другие дестабилизирующие факторы. На счастье или беду, с учетом глобального превосходства и силы США реакции Вашингтона на тенденции и события оказывают большое влияние на их конечный итог. Американцы постепенно осознают, что Провидение не дало нам права вечно управлять мировым порядком, но это осознание приходит очень медленно и болезненно.

Неопределенность ситуации – реальный вызов для государственных деятелей и долгосрочных инвесторов. В условиях нарастающего хаоса и сумбура чего нам следует ожидать?

Эрозия и фрагментация

Начнем с признания происходящей в настоящее время разбалансировки мирового управления. Организация Объединенных Наций и Международный валютный фонд закрепили привилегии победителей во Второй мировой войне, но не отражают мировую и региональную силу и влияние восходящих звезд современной геополитики. Только этот фактор уже лишает их легитимности. Снижающаяся способность Вашингтона доминировать в этих организациях и, как следствие, его разочарование в них и склонность игнорировать также снижают дееспособность институтов.

Американцы были главными авторами Устава ООН и защитниками мирового порядка, зиждущегося на четких правилах. Но сами Соединенные Штаты давно освободили себя от ограничений международного права, которое они стремятся навязывать другим. Наглядными иллюстрациями стали вторжение в Гренаду (1983) и в Панаму (1989). В 1998 и 1999 гг. США обошли ООН и с помощью НАТО развязали войну с целью отделить Косово от Сербии. В этом они преуспели, хотя стабилизировать статус Косово как нового независимого государства им не удалось. Вашингтон пренебрег мнением Совета Безопасности ООН в 2003 г., когда вторгся в Ирак и оккупировал страну. Некоторые были шокированы этими примерами пренебрежения великой державой ООН тех самых правил, соблюдение которых она должна была гарантировать. Для других, включая Владимира Путина, эти действия стали источником вдохновения.

В результате сегодня трудно доказать, что международное право способно оградить от злоупотреблений со стороны более сильной иностранной державы. Грузины, ливийцы, сирийцы и украинцы не могут положиться на международное право. Оно не защищает палестинцев. И никто ни разу не сослался на него как на надежную защиту от неспровоцированного нападения на Иран.

По мере того как тает вера в способность мирового сообщества сдерживать агрессию и реагировать на нее, а ограничения закона исчезают, военное сдерживание снова представляется единственным надежным оплотом против нападения более сильных противников. Когда потенциальный агрессор является ядерной державой – например, Соединенные Штаты, Россия или Израиль – и в прошлом не раз нападал на страны с безъядерным статусом, другие государства приходят к выводу, что самое надежное сдерживающее средство – это ядерное оружие. Открытое и наглое пренебрежение нормами права порождает демонстративное неповиновение со стороны тех, кому грозит опасность, и воспламеняет националистические страсти.

Сегодня повсюду мы видим усиление национализма и религиозного фанатизма; вместе с ними пышным цветом цветут ксенофобия, торговые войны, политическая паранойя, протекционизм, ханжеское подражание самым низменным явлениям в мировой геополитике. Общественность крупных держав относится все более подозрительно к намерениям других стран. Американцы, индийцы и японцы не доверяют Пекину. Китайцы и русские не доверяют Вашингтону. Никто не доверяет Исламабаду, Москве, Тегерану или Токио, и так далее.

Взаимное недоверие серьезно сказывается на способности принимать рациональные решения и идти на компромисс. Подозрительность влечет за собой альтернативные издержки. Сырьевой национализм препятствует разработке полезных ископаемых, углеводородного и другого сырья. Сегодня нельзя исходить из того, что сделка будет заключена просто потому, что она выгодна всем. Обеспокоенность возможной утечкой военных секретов не позволяет свободно обмениваться технологиями. Все это замедляет реализацию сравнительных преимуществ, осложняет взаимоотношения и сдерживает экономический рост.

Национализм, конечно, угрожает не только торговле и инвестициям. Теоретиков неизбежной войны между устоявшимися и восходящими державами сегодня можно услышать во многих ток-шоу. Это опасно уже потому, что, как заметил Джордж Кеннан, «велики шансы на то, что война, считающаяся неизбежной или даже вероятной, к которой к тому же серьезно готовятся, рано или поздно начнется».

В частности, КНР все напористее защищает свои ближние моря и острова, на которые претендует. Похоже, что Соединенные Штаты твердо намерены и дальше господствовать у берегов Китая и де-факто встают на сторону его соседей во всех территориальных спорах. Пекин и Вашингтон сегодня относятся друг к другу как к вероятному противнику. Некоторые усматривают в этом параллели с эпохой, предшествовавшей Первой мировой войне, когда интенсивное стратегическое соперничество сочеталось с благодушным неверием в саму возможность вооруженного конфликта.

Об ускоренной модернизации вооруженных сил и армий региональными державами и гонке вооружений можно судить по тому, что мировая торговля оружием растет на 14% в год. Военные расходы снижаются на Западе, но увеличиваются в других регионах, особенно в странах, которые считают Соединенные Штаты главной угрозой суверенитету и независимости. И все большее упование исключительно на военную силу для обеспечения безопасности чревато расползанием ядерных вооружений.

Разумной реакцией на наращивание оборонных бюджетов в бывших колониях Запада были бы крупные инвестиции в оборонную промышленность собственной страны. Рынок вооружений, похоже, и дальше будет расти быстрыми темпами. Другая менее узконаправленная, более вдумчивая и, похоже, более действенная реакция могла бы заключаться в наращивании усилий по оценке политических рисков и защите от них. Поскольку общее мнение таково, что мировой порядок, основанный на четких правилах, отступает, применение силы или запугивания для разрешения споров становится все более обыденным и вероятным, что делает тенденции и события менее предсказуемыми.

Неприятный урок, преподанный нам 11 сентября, заключается в том, что если Запад нанесет удар по своим бывшим колониям и протекторатам, местное население найдет способ отомстить. Террорист – это человек с обидой в душе и бомбой, хотя у него нет ВВС. На периферии все больше людей, обиженных на весь мир, которым нечего терять и которые изобретают новые способы изготовления бомб. Но в развивающихся странах постепенно появляются и военно-воздушные силы.

Эскалация политических рисков, неявно проявляющаяся в снижении эффективности институтов мирового управления, не ограничивается терроризмом и военно-политической сферой. Подумайте об МВФ и его роли в поддержании стабильного мирового монетарного порядка за счет организации торговых и инвестиционных потоков или спасения отдельных стран и правительств, терпящих финансовый крах. Сегодня фонд все менее и менее способен справляться с этими задачами.

В 2010 г. США отреагировали на требования усиливающихся держав предоставить им больше прав влиять на мировую монетарную политику и управлять финансовым кризисом, предложив сравнительно незначительные изменения в управлении МВФ. Но и эти реформы до сих пор не проведены из-за опасений, что они могут ослабить контроль Соединенных Штатов над МВФ.

Один из итогов – сведение на нет усилий международного сообщества по стабилизации таких мест, как Украина, и реформированию мировой валютной системы для снижения финансовых рисков. Другой итог – уменьшение того самого влияния США, которое противники реформы стремятся сохранить.

На недавней встрече в Вашингтоне члены МВФ твердо заявили, что нежелание Соединенных Штатов одобрить реформы 2010 г. вынудят их решать проблему обходным способом или подумать об альтернативе участия США в будущем принятии решений. Выполнят ли они свою угрозу – время покажет. От исхода этого противостояния зависит, как будет функционировать система международных резервов и финансового управления.

Без глубокой реформы международные организации, созданные после Второй мировой войны, обречены на жалкое существование, и их возможности останутся ограниченными. Это можно сказать не только об ООН или МВФ, но также и о ВТО (вспомните безуспешные переговоры о либерализации торговли в Дохе), о системе веб-адресов и доменных имен, из которых складывается киберпространство, об управлении безопасностью в интернете, о режимах контроля над вооружениями и нераспространением ядерного оружия, о помощи в развитии бедным странам и т.д. Во всех случаях многосторонние организации, процессы и регулирующие системы вытесняются субглобальными, региональными и государственными альтернативными регуляторами.

Мир находится в процессе разделения на блоки, коалиции и региональные порядки, учитывающие планы и интересы их членов, а не Соединенных Штатов, других внешних держав или мирового сообщества в целом. Эта тенденция проявляется почти повсеместно. Подумайте, например, о распаде большой Сирии, Ирака, о расчленении Украины, о хаосе в Сахеле и Центральной Африке и о возобновлении территориальных споров и пограничных стычек между Японией и Кореей, Японией и Китаем. Тем временем коалиции, образуемые по доброй воле, приходят на смену жестким альянсам времен холодной войны. Сегодня альянсы облегчают сотрудничество, но не обязывают к нему. Отсюда ненасытимая потребность союзников США в стратегическом обнадеживании и успокоении.

Новая разношерстная ось

Эта децентрализация делает еще менее предсказуемыми мировые события в экономике, политике и военной сфере. Неопределенность усиливается из-за того, что распад единого центра управления мировым хозяйством совпадает с формированием новой центральной оси мировой экономики в Индо-Тихоокеанском регионе. Впервые за два последних века наследники евро-американской эпохи Просвещения не задают тон в глобальной политической экономике и не контролируют ее. Мир ожидает, что теперь лидерство возьмут на себя азиатские державы, частично вестернизированные безотлагательными потребностями в модернизации. Но возьмут ли? Что если склоки между ними не позволят им взвалить на себя бремя лидерства, которому они предпочитают престиж?

Печально, что когда мировые лидеры каждый год приезжают в Нью-Йорк на открытие Генеральной ассамблеи ООН, никто из них больше не ждет от американского президента новых идей, смелых инициатив или лидерства. Все знают, что он использует трибуну ООН для обращения к своей домашней аудитории. Устав от американского запугивания и лицемерия, мир внимательно прислушивается к новым идеям из Китая, Индии и других восходящих держав о том, как отвечать на вызовы, с которыми сталкивается человечество. Правда, до сих пор мы не услышали от них чего-то принципиально нового или революционного.

Отчасти это объясняется тем, что азиатов сплачивает негодование по поводу доминирования Запада в прошлом, но разделяют непохожие языки, история, религиозные традиции, обычаи, а также политические и социально-экономические системы. Самые могущественные государства Азии (Китай, Индия, Япония, Корея, Пакистан, Россия, Вьетнам, Индонезия) – это стратегические соперники, которых история ожесточила настолько, что они напрочь лишены какого-либо сопереживания друг другу. Кроме того, у Индо-Тихоокеанского региона нет культурного родства, подобного греко-римскому наследию, иудео-христианской традиции или преданности власти закона, что отличает атлантическую цивилизацию. Попытка выявить какие-то общие «азиатские ценности» обычно ничего не дает, кроме расплывчатого определения с негативной коннотацией – «незападные люди». У азиатов нет общих планов или целей, но они оказывают все более заметное влияние на мировой порядок.

Ирония в том, что азиаты добились этого не за счет реализации каких-то «незападных» подходов, но благодаря стойкому отстаиванию понятий, которым они поначалу противились, но которые затем переняли у Запада чуть более 100 лет назад. Они стали страстными приверженцами идеи суверенного равенства государств – главного постулата вестфальского мироустройства. В частности, Китай и Индия всегда были в первых рядах решительных противников любого иностранного вмешательства во внутренние дела. Они последовательно против всякого ограничения суверенитета – например, под предлогом «гуманитарной интервенции». Это неприятие порой выходит им боком, поскольку мешает созданию региональных организаций, способных выступать арбитрами в территориальных и других спорах.

«Пять принципов мирного сосуществования» (или панч шила), сформулированные Китаем и Индией в 1954 г. и провозглашенные в качестве Азиатского консенсуса в Бандунге (1955), рассматривались как декларация неприсоединения во времена холодной войны, и это правильно. Но в более фундаментальном смысле они олицетворяли принятие Азией Вестфальской системы отношений между государствами. Как таковые эти принципы ознаменовали собой решительный отказ от прежних азиатских моделей регионального и мирового порядка, включая китайскую имперскую «данническую систему» и индо-османскую концепцию сюзеренитета или протектората в качестве альтернативы суверенного равенства стран. Сегодня азиаты даже не вспоминают об этих взглядах. О них можно услышать только от полемистов, стремящихся представить споры Пекина с соседями о морских границах непостижимыми восточными играми с нулевой суммой, требующими американского военного вмешательства.

Сегодня Индо-Тихоокеанский регион движется в трех разных направлениях.

Во-первых, происходит экономическая интеграция стран региона. Континентальный Китай, Гонконг, Макао и Тайвань становятся экономическим содружеством, процветание которого создает экономический порядок, с новым «большим Китаем» в центре этого образования. Индо-тихоокеанские цепочки поставок, деловые сети, транспортные узлы и финансовые связи все в большей степени концентрируются в городах Китая. Все больше дорог ведет в Пекин, Гонконг, Шанхай и Тайбей.

Перспективы заключения соглашения о паназиатском «Всеобъемлющем региональном экономическом партнерстве» (ВРЭП) к концу 2015 г. весьма радужны. Это партнерство объединит в единую зону свободной торговли Австралию, Китай, Индию, Японию, Южную Корею, Новую Зеландию и десять стран – членов Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН). В зону войдут самые быстрорастущие экономики мира. На долю ее участников придется 46% населения мира и четвертая часть мировой экономики. Для сравнения – НАФТА и ЕС составляют пятую часть мировой экономики (на каждое из этих объединений) и, соответственно, 6 и 7% мирового населения.

Во-вторых, главный компонент региональной динамики – реформирование. Япония экспериментирует с радикальными методами оживления экономики. Китай приступил к очередному этапу фундаментальной перестройки и либерализации экономики, которая на сей раз включает серьезную реформу финансовых рынков. Индия стремится заново открыть рынок для иностранных инвестиций и осуществить реформы. Десять лет назад начальный этап либерализации привел к ускорению темпов роста экономики и наполнил ее патриотическим оптимизмом. В последнее время начальный импульс, который реформы дали индийской экономике, затухает. Индонезия в настоящий момент не слишком привлекательное место для иностранных инвестиций в силу коррупции и сырьевого национализма, но она пытается вернуть прежнюю динамику. Индо-Тихоокеанский регион перестраивается и готовится к славному будущему, в котором ему будет отведена еще более заметная роль, чем сегодня.

В-третьих, растущая военная мощь и политическое влияние Китая предсказуемо стимулируют создание коалиций, призванных уравновесить его влияние. Они также разделяют Азию на континентальную и прибрежную части. Соединенные Штаты поддерживают сопротивление японцев и филиппинцев китайскому натиску. Индия стремится наладить стратегическое партнерство с Японией. Корея, как обычно, где-то посередине. Страны АСЕАН сегодня разделены отношением к Китаю. Усиление КНР способствует экономической интеграции Индо-Тихоокеанского региона и одновременно раскалывает его политически.

Одна из главных причин политического раскола – споры по поводу границ. Разногласия о границе между Китаем и Индией возникли еще в эпоху британского империализма и в 1962 г. привели к войне между двумя странами. Споры относительно морских границ в акватории Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей начались более века тому назад.

Новое сегодня – способность разных претендентов на острова, скалы и рифы, таких как Китай, Япония, Малайзия, Филиппины и Вьетнам, поддерживать свои претензии с помощью военно-морских сил и береговой охраны, а также мобилизовывать национализм для придания легитимности своим действиям.

Отступление закона и дипломатии

Тревожит отсутствие очевидного механизма разрешения территориальных споров помимо войны. В Азии нет соглашений или структур, сопоставимых с имеющимися в Европе, где угроза военной конфронтации между Западом и Россией по поводу Украины была отведена обращением сторон к авторитету ОБСЕ.

В Европе и двух Америках обращение в арбитражные инстанции считается желательной альтернативой вооруженному конфликту. В азиатской разновидности вестфалианства, похоже, нет места для подобных механизмов. Япония отрицает само существование или возможность возникновения споров по поводу суверенитета над островами Сенкаку, которые нужно было разрешать в судебном порядке. Южная Корея занимает такую же бескомпромиссную позицию относительно притязаний Японии на остров Докдо. Китай не желает слышать о попытке Филиппин передать разрешение споров по поводу островов в Южно-Китайском море в арбитражный суд ООН.

Подобная жесткая позиция препятствует разрешению конфликтов посредством дипломатического диалога или ссылок на международное право. Из-за такого подхода конфликты тлеют годами и десятилетиями или разрешаются путем силовых или военных действий. Если азиаты планируют практиковать этот подход и экспортировать его в другие части мира, это будет шаг назад по сравнению с общепринятым консенсусом XX века, согласно которому суверенитет может и должен сдерживаться согласованными на международном уровне правилами и процедурами. Означает ли медленное ослабление доминирования Запада, что всеобщая приверженность власти закона также будет ослабевать?

Судя по тому, что сегодня происходит в киберпространстве, такое может случиться. Интернет быстро стал незаменимым механизмом торгового и культурного сотрудничества, технологических инноваций, корпоративной деятельности. Он также оказался ничейной территорией, где не действуют обычные законы, не защищены права человека на интеллектуальную и материальную собственность, а государственные и негосударственные игроки могут посягать на свободы человека. Интернет необходим для современной жизни, и в то же время он представляет все более серьезную угрозу.

С военной точки зрения киберпространство – новая область столкновения с вероятным противником. Господство в киберпространстве –

ключ к преимуществу в воздухе, на море и суше. Военные ведомства всего мира считают, что эта среда удобна для того, чтобы атаковать неприятеля, и в ней необходимо прикладывать немалые усилия для энергичного сдерживания вероятного противника.

И в космосе, и в киберпространстве желание Америки сохранить технологическое превосходство, а также потребность России чем-то компенсировать слабость традиционных вооружений сталкиваются с незаинтересованностью Китая во власти закона и его желанием эксплуатировать асимметричные средства ведения боевых действий для противодействия сильным сторонам американской военной машины. Итог – полное отсутствие усилий по разработке правил ведения боя и юридических сдержек при использовании военными киберпространства.

Stuxnet – израильско-американская кибератака против ядерных реакторов Ирана – стала первым подобным ударом. Кибервойна как минимум ставит такие же новые и сложные задачи, как те, которые возникают из-за возможности ядерного террора. Целые компании уже были уничтожены кибератаками. Но они могут уничтожать и страны.

Поразительно, что всего каких-то пять лет назад подобные вопросы вообще не возникали. Обстоятельства изменились намного сильнее, чем наше представление о мире, в котором мы живем. Мы страдаем от нехватки стратегического планирования, вследствие чего вылезаем из одного кризиса и тут же вползаем в другой, переходим от тактической реакции на один кризис к тактической реакции на другой кризис.

Подобное реагирование нередко включает санкции, всегда служащие первым прибежищем для политических фигляров. Санкции оказываются бесполезны, разве только как часть активного переговорного процесса и поиска компромиссов, но они сегодня вводятся как политически более корректная замена дипломатического диалога и переговоров. Однако подобные карательные меры никак не могут подменять дипломатию.

Санкции – конечно, удобный способ для политиков показать свое негодование, создать видимость каких-то действий и избежать разговоров об их личной ответственности за случившееся. Это перекладывание издержек, вызванных недееспособной внешней политикой, на плечи предприятий, компаний, рабочих и потребителей в стране, вводящей их, и в той, против которой они вводятся.

В современной глобальной экономике большинство санкций можно обойти. Добровольный уход одной страны с выгодного зарубежного рынка открывает новые возможности для бизнеса другой. Таким образом, санкции – пагубный, хотя и политически предсказуемый ответ на нежелательные события. Они показывают, почему инвесторы не могут позволить себе игнорировать внешнеполитические вопросы.

Долой стереотипы

Мы живем в такое время, в которое, как следует из прошлого опыта, непременно произойдет нечто сегодня невообразимое. Что бы это ни было, оглядываясь назад уже после свершившегося факта, событие нам будет казаться чем-то очевидным и неизбежным. Еще позже станет понятно, что оно предопределило еще более непредвиденные события, которые затем тоже будут казаться очевидными.

Добрая весть в том, что надвигающиеся явления, которые задним числом кажутся очевидными, часто можно выявить прежде чем они случатся. Надо просто поменьше обращать внимание на мнение аналитиков и гуру, иметь открытый ум и стараться замечать грядущие перемены. Неудачи разведки почти всегда становятся следствием нежелания замечать, принимать и понимать события, которые не вписываются в господствующие стереотипы или каноны политкорректности.

К сожалению, за редким исключением средства массовой информации в основном сообщают новости, не противоречащие устоявшимся стереотипам и национальным идеям. Наша пресса не публикует беспристрастные репортажи и аналитику, которая помогала бы предвидеть события, способные открыть новые возможности для предпринимательства и инвестиций во всем мире.

Правительства пытаются это сделать, но не понимают интересов бизнеса и часто оказываются в плену группового мышления. Вот почему возникла целая отрасль стратегического прогнозирования и постоянной оценки тенденций и событий за рубежом, и она быстро расширяется. Поскольку я сам этим не занимаюсь, для меня уместно и этично обратить ваше внимание на эти консалтинговые компании и призвать воспользоваться их услугами, поскольку в этом случае шансы на то, чтобы всегда быть в первых рядах, существенно повысятся.

Откровенно говоря, мир также был бы намного более предсказуемым, если бы Соединенные Штаты разработали связную стратегию для анализа изменений в мировом порядке, начавшихся после холодной войны. Попытки воспользоваться мнимыми преимуществами рушащегося статус-кво – это инвестиции в прошлое, а не в будущее. Альтернатива стратегии – постепенная корректировка внешней политики. На этом пути нас ожидают непредсказуемость и нестабильность, способные нанести большой ущерб.

За прошедшие 25 лет политические и экономические реалии изменились как на мировом, так и на региональном уровне. Можем ли мы позволить себе поддерживать сеть формальных альянсов без преобразований или еще больше ее расширять? В свое время она была создана, чтобы сдерживать враждебный Советский Союз и Китай, но будет ли она эффективна сегодня? СССР уже нет. Какова же цель нынешних оборонных обязательств США? Просто защищать другие страны от их ближайших соседей? Если это так, то оправдываются ли связанные с этим издержки и риски конкретными американскими интересами?

Стимулируют ли эти альянсы союзников самостоятельно заботиться о своей обороне и сохранять региональный баланс сил, чтобы защитить себя, или они поощряют их смотреть в сторону Вашингтона в надежде на то, что он решит за них эти задачи? Облегчают ли обязательства Соединенных Штатов в сфере коллективной обороны разрешение региональных споров или они замораживают их, увеличивая риск того, что американцы будут втянуты в войны независимо от того, заинтересованы они непосредственно в разрешении этого конфликта или нет?

Кому важнее контролировать моря, омывающие китайские берега: Китаю или Америке? Если это важнее Китаю, то можно ли назвать здравым и разумным подходом с нашей стороны попытку доказывать обратное?

Это вопросы, о которых американский политический истеблишмент не желает даже слышать, поскольку в настоящее время он не способен ответить на них. Но со временем, когда еще больше обострится необходимость правильно расставить приоритеты, пересмотр унаследованной стратегии станет неизбежным.

Подобно тому как изменение климата влечет за собой аномальную погоду, геополитические изменения сулят резкие колебания валютных курсов, более частые политические потрясения, возрождение существенных региональных различий в торговых и инвестиционных режимах и непрерывные проблемы согласования действий на мировой арене для решения глобальных вопросов. Велика опасность того, что трения могут привести к непреднамеренному конфликту и вражде между великими державами. Жизнь была проще и безопаснее сразу после так называемого «Большого взрыва свободного мира», охватившего весь земной шар, и Вашингтон в те годы руководил развитием событий. Плохая новость в том, что никто больше ни за что не отвечает. Нельзя винить за это только Соединенные Штаты. Хорошая новость: имеются исторические прецеденты длительного периода мира и стабильности при коллективном управлении балансом сил. Мы должны надеяться на то, что нынешняя неопределенность предвещает переход к другой эпохе.

Чез Фримен – президент Совета по ближневосточной политике (г. Вашингтон), председатель Projects International, в течение многих лет работал на ответственных должностях в Государственном департаменте США и Пентагоне, занимался проблемами Африки, Ближнего Востока, Китая, Южной Азии и европейской безопасности.

США. Евросоюз. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 июля 2014 > № 1144828 Чез Фримен

За флажки

Россия в авангарде пересмотра мирового порядка

Резюме: Украина лишь открывает серию конфликтов, которыми сопровождается становление полицентричной системы международных отношений. Необходим многосторонний механизм раннего предупреждения и урегулирования кризисов в Европе и северной Евразии.

Малые причины могут порождать большие последствия. Сто лет назад террористический акт, подготовленный небольшой группой сербских националистов, запустил цепную реакцию событий, закончившихся мировой войной и крушением нескольких империй. В наши дни короткая запись в Фейсбуке, содержавшая призыв к единомышленникам собраться на центральной площади украинской столицы, привела к катаклизму, потрясшему Европу и резко ускорившему трансформацию мирового порядка. Украинский кризис в самом разгаре, и он, очевидно, принесет еще немало горьких плодов. Национал-демократическую революцию и начало вооруженного конфликта на востоке Украины трудно характеризовать иначе, как трагедию страны, независимое существование которой неразрывно связано с возникновением и распадом Советского Союза. Общим прошлым обусловлено и активное участие России в этом кризисе. Впрочем, не только прошлым. Будущее, в котором Украина и Россия отчуждены друг от друга, участвуют в различных интеграционных проектах и военно-политических союзах, слишком многим в Москве казалось неприемлемым. Встряска подтолкнула Кремль к действиям, которые можно рассматривать и как отчаянную попытку отстоять важнейшую геополитическую позицию, и как решимость вырваться «за флажки» мирового порядка, где России отводится роль вечного побежденного в холодной войне.

Фактор Путина

Украинский кризис, конечно, имеет объективные причины, к числу которых относятся и сохраняющаяся инерция распада СССР, и мины в межгосударственных отношениях на постсоветском пространстве, заложенные еще в советское время, и реалии постбиполярного мира. Но экстраординарное значение приобрел и личностный фактор. Роль президента России Владимира Путина в решающие моменты кризиса была ключевой. Еще «оранжевая революция» 2004 г. рассматривалась российским лидером как геополитический вызов и модель дестабилизации политического режима, которая при благоприятных обстоятельствах, если им позволить сложиться, может быть перенесена и на отечественную почву. Последующее развитие событий – российско-украинские газовые войны, раскол между лидерами первого Майдана и их политическое фиаско, сближение Москвы и Киева, пагубная для Виктора Януковича попытка балансирования между европейским и евразийским интеграционными проектами и, наконец, второй Майдан – подтверждало, что Украина становится для Путина пространством одного из решающих в его политической судьбе противоборств. Ни для кого из других внешних акторов Украина никогда подобного значения не имела. Именно поэтому мало кто ожидал от российского президента столь решительного перехода от вязкой позиционной борьбы к игре на повышение ставок. При этом, однако, путинскую политику на Украине имеет смысл рассматривать именно как активную контригру, как готовность путем концентрации имеющихся в распоряжении ресурсов и неожиданных ходов переломить неблагоприятные изменения в соотношении сил.

Вместе с тем следует с большой долей осторожности отнестись к суждениям о предопределенности действий российского президента, о том, что они обусловлены внутренней логикой консолидации авторитарного режима или необходимостью соответствовать великодержавному запросу значительной части российского общества, «зомбированного» агрессивной антизападной пропагандой. Более детальный анализ политических шагов Владимира Путина в период его третьего президентского срока выявляет намного более нюансированную картину, свидетельствующую не только о намерениях более жестко отстаивать геополитические интересы, как их понимают в Кремле, но и о стремлении создать почву для восстановления конструктивного диалога с Западом. Во всяком случае, об этом говорят и освобождение Михаила Ходорковского, и – в особенности – усилия, направленные на создание положительного имиджа России как страны-хозяйки XXII зимних Олимпийских игр. Вполне вероятно, что совпадение по времени сочинской Олимпиады, столь значимой для Путина, и смены власти в Киеве воспринималось особенно болезненно, поскольку, с одной стороны, триумф организаторов спортивного праздника оказался явно перекрыт победой Евромайдана, а с другой – именно в этот момент у российского руководства были связаны руки. После феерической церемонии закрытия игр Кремлю как будто уже ничего не оставалось кроме признания нового порядка на Украине. Насколько можно судить, именно к этому настойчиво подталкивали российское руководство лидеры Соединенных Штатов и Евросоюза, при этом не обещавшие никакого содействия в учете российских интересов украинской стороной. В эти же дни переформатированное большинство Верховной рады и переходное правительство в Киеве работали в режиме «взбесившегося принтера», печатая одно за другим решения, очень быстро поставившие под вопрос саму украинскую государственность. Такими решениями, безусловно, стали попытка отмены языкового закона Колесниченко–Кивалова и расформирование подразделений спецназа МВД «Беркут». За ними мог последовать пересмотр внеблокового статуса Украины и харьковских соглашений.

Выбор Путиным курса на воссоединение Крыма и России, безусловно, спровоцирован переворотом в Киеве и ожиданиями его тяжелейших геополитических последствий. Но было бы поверхностно характеризовать это решение как спонтанное. Напротив, все предыдущие годы лидерства Путина можно рассматривать как подготовку к переходу крымского Рубикона. По крайней мере, временной интервал между двумя наиболее известными внешнеполитическими заявлениями Путина – выступлением на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля 2007 г. и почти что исповедальной Крымской речью 18 марта 2014 г. – был периодом окончательного разочарования в возможности достижения равноправного партнерства в отношениях с США и ЕС. По мере роста этого ощущения крепла убежденность в неотвратимости кризиса в отношениях с Западом, причем наиболее вероятным ареалом обострения считалась именно Украина. Правда, основные ожидания начала открытой конфронтации фокусировались на 2015 г., когда на Украине должны были состояться очередные президентские выборы. Очевидно, что именно к этому событию как моменту решающей схватки готовились не только Кремль, но и Запад, прежняя украинская власть и ее противники. Пост киевского журналиста Мустафы Найема, который через социальные сети призвал сторонников европейского выбора Украины выйти на Майдан Незалежности, перечеркнул эти расчеты.

Неконтролируемое развитие событий на Украине казалось потоком, направление которого уже никому изменить не под силу. Путин на это решился, противопоставив воле Евромайдана волю поборников русского ирредентизма. Тем самым он совершил необратимый шаг в отношениях не только с Украиной и Соединенными Штатами, но и в отношениях между властью и обществом внутри России.

До самого последнего времени голос представителей российского общества в дискуссиях относительно российско-украинских отношений звучал не слишком громко. Заявления о готовности к максимально возможному сближению России и Украины пользовались широкой поддержкой, но взаимодействие двух стран явно не входило в число проблем, наиболее значимых для общества. На экспертном уровне украинская проблематика в преддверии кризиса обсуждалась более активно, но связи между экспертами и структурами, участвующими в выработке политического курса, скорее ослабевали. Централизация процесса принятия политических решений в случае Украины была доведена до предела; насколько можно судить, наиболее ответственные решения принимались единолично президентом России. Стоит отметить, что в оперативном отношении успех действий по воссоединению Крыма с Россией в немалой степени был обусловлен именной такой гиперцентрализацией и прямым контролем со стороны главы государства.

Установление российского суверенитета над Крымским полуостровом предсказуемо получило широкую общественную поддержку, подняв до небывалых высот президентский рейтинг. То, что до начала марта было только делом Владимира Путина, в считанные недели стало общим делом и общей ответственностью власти и общества. Подъем ирредентизма обеспечил полную перезагрузку легитимности третьего срока Путина; страница новейшей российской истории, связанная с политическими протестами на Болотной площади и проспекте Сахарова, оказалась перевернутой. Власть получила карт-бланш на переход к мобилизационной модели развития, хотя нет достаточной уверенности, что российское общество, столкнувшись с тяготами миссии «русского мира», останется столь же сплоченным, как в момент крымской эйфории. Вместе с тем сформировался мощный общественный запрос на продолжение всесторонней поддержки миллионов русских и русскоязычных людей за пределами российских границ, о которой заявил президент Путин в Крымской речи. Необходимость соответствовать этому запросу становится фактором, если и не детерминирующим российскую внешнюю политику, то, во всяком случае, очерчивающим пределы компромиссов в отношении Украины. Из самого запроса на солидарность с «русским миром» могут вырасти новые силы и фигуры, способные в будущем изменить российский политический ландшафт.

В то же время для части политических и экономических элит России возвращение Крыма стало подобием «белого слона». Им ничего не оставалось, как присоединиться к дискурсу «Крым наш», тщательно скрывая при этом растерянность и опасения за собственное будущее. После мартовских торжеств по случаю присоединения Крыма и Севастополя и по мере введения Западом новых санкций скрытое давление этих элит значительно возросло и, по всей видимости, повлияло на готовность Кремля оказывать прямую поддержку ополченцам Донбасса.

Важнейшая роль Владимира Путина в украинских событиях и связанной с ними деструкции мирового порядка явно обострила и личностную конкуренцию в клубе глобальных лидеров. В случае Барака Обамы это кажется особенно интригующим, поскольку американский президент не слишком склонен к чрезмерной персонификации в государственных делах и мировой политике. «Заслуга» в данном случае во многом принадлежит консервативным оппонентам хозяина Белого дома в самой Америке, твердящим о «сильном Путине» и «слабом Обаме». Еще более существенно понимание западными партнерами специфики процесса принятия политических решений в России. Путинская вертикаль власти, которую в последние годы российский лидер готовил и к противостоянию с Западом (т.н. национализация элит), функционировала весьма эффективно на крымском этапе украинского кризиса. Но российский персоналистский режим отличается структурной уязвимостью, компенсируемой жестким контролем со стороны лидера. Ослабление позиций лидера создает угрозу системе власти в целом. В этом контексте западные санкции, призванные нанести удар по ближайшему окружению Владимира Путина, не кажутся такими уж символическими.

Нет сомнений, что в обозримом будущем именно за Путиным останется последнее слово в формировании украинской политики. Но теперь он будет вынужден учитывать не только давление Запада и разноречивые сигналы российских элит, но и набирающие силу ирредентистские настроения.

Марс и Венера на хуторе близ Диканьки

Известная метафора Роберта Кагана, уподобившего воинственные Соединенные Штаты Марсу, а изнеженную Европу – Венере, вполне применима и к украинскому кризису. Европейский союз с его политикой «Восточного партнерства» внес в раздувание кризиса едва ли не основной вклад, впервые вступив на ранее неизвестную ему стезю геополитического соперничества. При этом в отношении постсоветского пространства собственно европейская стратегия как синтез интересов ведущих стран ЕС, по сути, не была сформулирована. Вместо этого евробюрократия пошла по шаблонному пути, предпочтя передоверить выработку политического курса группе государств, заявивших о своем особом опыте и знании соответствующего региона. Такое делегирование было оправданным, когда в разработке европейской политики соседства в отношении южного и восточного Средиземноморья ведущая роль отводилась Франции с ее колониальным опытом и разветвленными связями со странами региона, за которыми не стоял никакой другой мощный геополитический игрок. Напротив, политика «Восточного партнерства», замысленная ее основными проводниками как вытеснение влияния России в западной части постсоветского пространства, с неизбежностью втянула Евросоюз в конкурентную геополитическую борьбу. В результате альтернативный вариант, предполагающий долгосрочную экономическую интеграцию ЕС, России и постсоветских государств Балто-Черноморья, отход от логики игры с нулевой суммой и переориентацию на стратегии взаимного выигрыша, всерьез не рассматривался даже на экспертном уровне.

Повышение ставок в геополитическом противостоянии неоднократно вызывало растерянность в структурах Европейского союза, ответственных за выработку общей внешней политики. И в момент отказа Виктора Януковича от подписания соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли с ЕС, и в революционных обстоятельствах, когда достигнутый 21 февраля при посредничестве министров иностранных дел Германии, Франции и Польши политический компромисс не продержался даже суток, и в ситуации, когда США настойчиво требуют введения против России секторальных санкций, эффективность единой европейской внешней политики снижается до уровня, близкого к параличу. В этих обстоятельствах на помощь растерянной Венере спешит самоуверенный Марс.

С начала второго Майдана основным оппонентом России становятся Соединенные Штаты, увидевшие в украинском кризисе не только угрозу европейской стабильности, но и шанс вдохнуть новую жизнь в постепенно увядающее глобальное лидерство. Вплоть до присоединения Крыма к России США в основном решали региональные задачи, с лихвой восполняя слабость европейской дипломатии (ее образная оценка заместителем госсекретаря и женой Роберта Кагана Викторией Нуланд имела большой резонанс). Установление российского контроля над Крымом моментально перевело кризис в глобальный контекст, поскольку это действие Москвы свидетельствовало о переходе от эрозии постбиполярного мирового порядка к его осознанной ревизии.

Российский суверенитет над Крымом имеет исключительное значение как прецедент, свидетельствующий об отказе следовать международному порядку, в котором нормоустанавливающей инстанцией являются Соединенные Штаты. Несмотря на то, что масштабы крымского вызова незначительны и не создают реальной угрозы американским позициям в мире, сама возможность несанкционированного территориального изменения служит индикатором способности Вашингтона поддерживать порядок, в котором за ним остается последнее слово.

С этой точки зрения активные действия США, направленные на мобилизацию союзников для сдерживания путинской России, достаточно предсказуемы. Причем наибольшее значение в данном случае будет иметь не само сдерживание, а именно мобилизация, придающая новый смысл деятельности руководимых Соединенными Штатами военно-политических союзов. В этих условиях ЕС приходится признавать необходимость дальнейшего американского военного присутствия на территории европейских государств, более того, соглашаться с созданием существенной военной инфраструктуры на территории стран, ранее входивших в Организацию Варшавского договора. Во время украинского кризиса деление на «старую» и «новую» Европу, предложенное в свое время Дональдом Рамсфельдом, достигло логического завершения: при активной поддержке Соединенных Штатов позиция «новой» Европы по вопросам военной и энергетической безопасности усиливается настолько, что ей, по крайней мере на словах, приходится следовать и грандам «старой» Европы. По отношению к России «новая» Европа становится санитарным кордоном, который в ближайшее время может быть укреплен за счет Украины (по крайней мере ее западных и центральных регионов) и Молдавии (за вычетом Приднестровья и, вероятно, Гагаузии). Впрочем, конфигурация «новой» Европы теперь заметно отличается от той, которая существовала десять лет назад. Активно участвовать в организации санитарного кордона готовы Польша, страны Балтии и Румыния; в силу разных причин намного меньший энтузиазм демонстрируют Болгария, Венгрия, Словакия и Чехия. Тем не менее в тандеме с «новой» Европой Вашингтон в состоянии уверенно контролировать политику безопасности всего Евросоюза, равно как и усилия по возобновлению диалога между ЕС и Россией.

Судя по всему, администрация Барака Обамы постарается использовать напряженность вокруг Украины и для решения более масштабной задачи – скорейшего достижения соглашения с Европейским союзом об учреждении Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. Появление этого крупнейшего экономического блока будет означать создание новой опоры пошатнувшегося американоцентричного мирового порядка. Одновременно США активизируют усилия по созданию аналогичной группировки в Азиатско-Тихоокеанском регионе, призванной составить конкуренцию «китайскому дракону».

Как можно видеть, региональные и глобальные стратагемы, реализуемые в контексте украинского кризиса, отстоят довольно далеко от того, чтобы обеспечить достойное будущее жителям различных регионов Украины. Этой стране «не повезло» стать ареной, на которой разыгрывается первая из битв за будущее мироустройство. И вне зависимости от исхода схватки украинцы оказываются в числе проигравших.

Безальтернативный поворот на Восток

Решившись стать в авангарде пересмотра мирового порядка, Россия принимает на себя основные контрудары со стороны Соединенных Штатов и их союзников. Этот пересмотр потенциально выгоден большому количеству глобальных и региональных игроков, которые с неподдельным интересом наблюдают за ходом противостояния России и Запада. При этом крупнейшим бенефициаром становится КНР. Китай, приближающийся к грани открытого соперничества с США за мировое лидерство, получает благодаря украинскому кризису передышку (возможно, на несколько лет), избегая прямой конфронтации и сохраняя возможность сместить Америку с пьедестала первой экономики мира. Но этим выигрыш Пекина далеко не ограничивается.

Новый раунд российско-китайского сближения прогнозировался многими экспертами начиная с того момента, как Владимир Путин принял решение вернуться в Кремль в качестве президента на третий срок. Немало аналитиков предупреждали, что слишком усердные попытки «поймать китайский ветер» в российские паруса очень серьезно осложнят взаимодействие с Соединенными Штатами, а также создадут трудности в отношениях с Евросоюзом. Сильный крен в сторону Китая существенно ограничивает для России возможности маневрирования между основными глобальными игроками. Однако крымский выбор Владимира Путина в любом случае сделал невозможным сохранение прежней модели партнерского взаимодействия как с США, так и с Евросоюзом. Соответственно, неизбежны и новые шаги навстречу Китаю.

В самый острый период украинского кризиса Москва, несомненно, рассчитывала на то, что Китай окажется для нее надежным тылом. Эти ожидания оправдались. Воздерживаясь от выражений солидарности с действиями России, Пекин тем не менее предотвратил ее международную изоляцию и во многом нивелировал воздействие западных санкций. Подписание газового контракта на 400 млрд долларов показало, что китайские лидеры рассматривают отношения с Россией в долгосрочной стратегической перспективе. Пекин добился весьма благоприятных условий поставок газа, но явно не стал «дожимать» Москву в тяжелый для нее момент и дал ей в руки козырь, позволяющий вести энергодиалог с Евросоюзом с твердых позиций. В результате российско-китайское взаимодействие переходит в фазу, когда действия сторон, оставаясь де-юре отношениями соседей и стратегических партнеров, де-факто начинают ориентироваться на логику союзничества. Но это взаимодействие уже сейчас не является полностью равноправным и скорее всего не будет таковым и впредь.

Западные санкции, уже наложенные на Россию, и в особенности те, которые пока озвучиваются лишь в качестве угроз, создают благоприятные условия для кумулятивного роста китайских инвестиций в российскую экономику. Судя по всему, Москве придется снять большинство ограничений на доступ китайских инвесторов к российским активам, которые вводились из соображений безопасности или сохранения равноправия в двусторонних экономических отношениях. Если это произойдет, иначе будут выглядеть и перспективы Евразийского экономического союза, создаваемого с 1 января 2015 года. Данный интеграционный проект, естественным лидером которого является Россия, вполне может быть совмещен с продвигаемой председателем КНР Си Цзиньпином инициативой «Нового шелкового пути». Такая синергия позволит реализовать амбициозные инфраструктурные программы, обеспечивающие радикальное упрощение доступа китайских товаропроизводителей к рынку не только Евразийского союза, но также и к европейскому. В более отдаленной перспективе возможно и формирование на пространстве Северной Евразии секторальных объединений, фундаментом которых станет китайская экономическая мощь. Подобное развитие событий будет впечатляющей антитезой прекраснодушным идеям о едином экономическим пространстве «от Лиссабона до Владивостока», предметное обсуждение которых так и не было начато до момента перерастания украинского кризиса в острое геополитическое противостояние.

В новой парадигме сотрудничества России также предстоит доказывать, что она служит для КНР надежным тылом и тем самым исключает возможность полного окружения Поднебесной кольцом государств, ориентированных на Вашингтон. По всей видимости, России придется изменить акценты даже в своем отношении к нарастающей напряженности в Южно-Китайском море: если еще в прошлом году Москва с осторожностью демонстрировала симпатию к Ханою, то теперь ей, скорее всего, понадобится показать полную беспристрастность либо понимание аргументов китайской стороны. Аналогичным образом становится крайне сложно сохранить прежний баланс отношений в треугольнике Москва–Токио–Пекин, даже несмотря на демонстративную неохоту, с которой правительство Синдзо Абэ присоединилось к инициированной Бараком Обамой волне антироссийских санкций.

На глобальном уровне новое качество российско-китайского взаимодействия вероятнее всего обернется началом системных, хотя и достаточно осторожных усилий двух держав, направленных на размывание глобального доминирования институтов и практик Вашингтонского консенсуса. Постепенное ослабление позиций доллара в торговых расчетах между странами ШОС и БРИКС, развитие и взаимное признание национальных платежных систем участников этих объединений, учреждение странами БРИКС собственного Банка развития, создание Россией и Китаем международного рейтингового агентства в противовес «большой тройке» Moody's, Fitch и Standard & Poor's могут стать первыми предвестниками переструктурирования глобальной экономики. Вполне вероятно, что именно России придется на первых порах принять на себя наибольшие издержки этого перехода. Однако едва ли стоит питать в связи с этим особые иллюзии: альтернатива Вашингтонскому консенсусу возможна, но это будет Пекинский консенсус. Впрочем, для России и других стран, которые решатся выступить агентами такого рода изменений, в долгосрочной перспективе благом окажется уже сама ситуация соревновательности центров экономической мощи, международных финансовых институтов и макроэкономических моделей.

Довольно неожиданным, но не менее значимым по последствиям эффектом посткрымского поворота России к Китаю может стать «национализация» интернета. Помимо близости позиций двух стран в отношении роли ICANN и управления интернетом решимость российской власти создать собственный аналог проекта «Великий золотой щит» (Great Firewall) способна привести к своеобразному реваншу вестфальского порядка во всемирной паутине. Знаменитый принцип cuius regio eius religio в середине второго десятилетия XXI века можно будет переформулировать примерно так: «чей сервер, того и сеть».

Украинский кризис сделал поворот России к Китаю неотвратимым. Но является ли этот поворот необратимым? Возможно, не столь уж далек от истины Чарльз Краутхаммер, заявивший о повторении Путиным в Шанхае знаменитого маневра Никсона–Киссинджера, и о том, что теперь аналогичная геополитическая комбинация направлена уже против США. По мнению Краутхаммера, расширенное российско-китайское партнерство «знаменует первое появление глобальной коалиции против американской гегемонии начиная с падения Берлинской стены». Очевидно, эта коалиция будет существовать до тех пор, пока не выполнит хотя бы части своих задач. По всей видимости, только осознание неизбежности утраты доминирующих позиций сможет заставить одну из будущих американских администраций предпринять усилия по восстановлению отношений с Москвой, предполагающие ту или иную форму признания российских интересов как на Украине, так и на всем постсоветском пространстве. Проблема в том, что это может произойти достаточно поздно, когда Россия окажется в слишком большой зависимости от китайской экономической мощи. К тому же, как показал опыт перезагрузки, лидерам Соединенных Штатов очень трудно выдвигать действительно привлекательные для Москвы предложения, даже если этого настоятельно требуют американские интересы. Тем не менее решимость находиться в авангарде пересмотра мирового порядка, опираясь на почти союзнические отношения с Китаем, не должна означать заведомого отказа России от готовности к поиску новой модели баланса сил как на глобальном уровне, так, в частности, и в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Украинские перспективы: Финляндия? Босния? Приднестровье?

Хотя общие контуры урегулирования, позволявшего найти выход из геополитического противостояния или по крайней мере снизить его остроту до приемлемого для большинства вовлеченных в него сторон уровня, были очевидны едва ли не на следующий день после бегства Януковича, до сих пор ни один из ведущих игроков украинской драмы не решился артикулировать готовность пойти на такой компромисс. Суть компромисса описывается хорошо знакомым термином финляндизация. Именно о финляндизации как об оптимальном выходе из кризиса писали Збигнев Бжезинский в первые дни после переворота в Киеве, а Генри Киссинджер – накануне присоединения Крыма к России. Финляндизация в их трактовке означала установление уважительных отношений добрососедства, неприсоединение Украины к военным альянсам и, напротив, интенсивное развитие экономического сотрудничества как с ЕС, так и с Россией. От России же требовалось признание свершившихся перемен, отказ от претензий на какие-либо части украинской территории и от попыток дестабилизировать новую власть в Киеве. В качестве дополнительного бонуса для Москвы также предлагалось полномасштабное развитие сотрудничества с Евросоюзом.

В принципе финляндизация Украины – это примерно то, что могло бы произойти, если бы европейские лидеры не настаивали на безоговорочном подписании Украиной соглашения об ассоциации и свободной торговле в Вильнюсе, а прислушались к призывам Москвы найти в формате трехсторонних переговоров взаимоприемлемое решение. В этом случае Россия не чувствовала бы себя изолированной в результате привязки соседней страны к альтернативному интеграционному проекту, а сама Украина, сполна используя преимущества эксклюзивных отношений с Россией, чуть с меньшей скоростью продолжала бы дрейф в сторону Евросоюза. Так или иначе, но финляндизация означает постепенный вывод Украины за пределы «русского мира».

Сразу же после победы Евромайдана финляндизация оказалась значительно менее привлекательной опцией как для пришедших к власти противников режима Януковича, так и для Кремля. Для первых нетерпимой и противоречащей революционному мандату была сама возможность даже частичного признания неких особых интересов Москвы на Украине. Что касается Кремля, то для него финляндизация означала бы вынужденное признание очередного fait accompli, причем смириться предстояло не только с необходимостью вести дела с новым недружественным правительством, но и с насильственной сменой законной, хотя и предельно коррумпированной власти.

Российский вариант политического урегулирования на Украине, наряду с сохранением внеблокового статуса, предполагал федерализацию и конституционные гарантии использования русского языка. Объективно федерализация никак не противоречит либерально-демократическому вектору развития Украины (т.е. идеалам, изначально декларированным Евромайданом), более того, способствует его закреплению на уровне взаимодействия между центральной властью и регионами. Однако при этом федерализация становится преградой для диктата этнонационализма, побуждая к закреплению на конституционном уровне прав и баланса интересов различных территориальных общин, этнических и языковых групп. А это уже напрямую противоречит радикально-националистическим установкам, ставшим доминантой программы Евромайдана накануне свержения режима Януковича.

Преобразование Украины в федеративное государство, в котором регионы будут влиять на решение вопросов о присоединении к тем или иным экономическим объединениям или военно-политическим блокам, могло бы стать дополнительной, конституционно закрепленной гарантией сохранения ее внеблокового статуса. Столь радикальное перераспределение полномочий между Киевом и украинскими регионами в принципе совместимо со сценарием финляндизации, но при этом означает возможность реализации интересов внешних игроков не только через контакты с центральными властями, но также посредством влияния на региональные политические и экономические элиты.

Присоединение Крыма к России и решительное непризнание международной правомочности этого акта со стороны Киева и Запада перевело Украину в то же положение, в котором после 2008 г. находится Грузия, – страны, имеющей неурегулированный территориальный спор с соседним государством. Членство в НАТО переходит в разряд гипотетических возможностей. В этом смысле конституционные гарантии внеблокового статуса превращаются в своеобразное архитектурное излишество, некую надстройку над суровой реальностью государства, в котором революционный переворот создал вакуум легитимной власти и условия для утраты территориальной целостности. Но одновременно такая формально внеблоковая держава, если она сумеет сохраниться в качестве унитарного государства, будет консолидироваться на основе радикального неприятия всего, что связано с Москвой. Если первые 23 года своего независимого существования эта страна весьма неуверенно развивалась под брендом «Украина – не Россия», то теперь бренд меняется на «Украина – анти-Россия». Если же антироссийская направленность становится нациеформирующей идеей, то, скорее всего, даже федерализация не сможет здесь ничего изменить. В лучшем случае – ослабить или затормозить.

Предопределенность длительного российско-украинского антагонизма и реальная угроза сецессии ряда регионов юго-востока Украины заставляют обращаться в поисках новой формулы компромисса уже не к примеру Финляндии эпохи холодной войны, а к опыту Боснии и Герцеговины после подписания Дейтонского соглашения 1995 года. По сути дела, как и в случае с Боснией, речь могла бы идти о конфедерализации, позволяющей погасить конфликт за счет максимального ограничения полномочий центральной власти и обеспечения широкой самостоятельности частей такого государства, в том числе и в вопросах отношений с соседними странами. Правда, по условиям Дейтонского соглашения, субъекты (этнитеты) Боснии и Герцеговины не имеют права на сецессию, хотя связаны между собой менее тесно, чем один из них с Сербией, а другой – с Хорватией. Преимущество дейтонской модели для Москвы могло бы видеться в том, что, обеспечивая особый статус и легализуя пророссийскую ориентацию Донбасса (возможно, и других регионов украинского юго-востока), она радикально ограничит дееспособность боснизированной Украины в качестве международного игрока. Практически все усилия украинского государства, стабилизированного по дейтонским лекалам, будут уходить на поддержание внутреннего равновесия между регионами. В то же время не исключено, что применение дейтонской формулы к Украине не только принесет ей относительную внутреннюю стабильность, но в среднесрочной перспективе создаст более благоприятные возможности для экономического роста, чем однонаправленная ориентация на Европейский союз.

Не стоит, однако, забывать, что Дейтонский мир был заключен сторонами боснийского конфликта под мощнейшим давлением Соединенных Штатов, которые вместе с союзниками по НАТО использовали и такой аргумент, как бомбардировки (операция «Обдуманная сила»). На момент написания статьи Россия подобных аргументов не применяла; очевидно также, что без готовности США и ЕС склонить Киев к принятию дейтонской модели урегулирования Москва не сможет в одиночку добиться этого результата. Слабой киевской власти (а она такой остается и после избрания президентом Украины Петра Порошенко) гораздо проще продолжать малоэффективную военную операцию против ополченцев Донбасса, чем признавать их представителей полноценными участниками переговорного процесса. Если же переговоры будут идти в отсутствие одной из сторон конфликта, а компромиссы базироваться на неафишируемых договоренностях великих держав, при первом же удобном случае достигнутое согласие может подвергнуться ревизии. Между тем устойчивость Дейтонского соглашения не в последнюю очередь обеспечивается детальной проработкой всех его условий, почти не оставлявших простора для интерпретации (единственным серьезным исключением довольно долго оставалась неопределенность статуса стратегически значимого округа Брчко).

Сегодня Дейтон представляется наиболее оптимальным решением. Однако побудить Киев и Запад принять это решение при нынешнем соотношении сил едва ли получится. Как минимум позиции самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик должны быть не менее крепкими, чем позиции боснийских сербов перед началом дейтонских переговоров. К сожалению, дейтонский вариант едва ли можно реализовать без предварительного осуществления другого сценария – приднестровского. А это уже вопрос цены, которую Москва способна и готова заплатить за «приднестровизацию» Донбасса, включая и цену новых санкций. Однако настоящий драматизм очередного выбора, который предстоит сделать президенту Путину, состоит в том, что и отказ от приднестровского варианта имеет немалую политическую, экономическую и символическую цену.

* * *

Эта статья передана в редакцию «России в глобальной политике» в момент кратковременного спада напряженности, связанного со вступлением в должность нового президента Украины и переговорами ключевых участников конфликта, состоявшимися во время юбилейных торжеств в Нормандии. Сам факт интенсификации международных контактов и, в частности, встреча Владимира Путина и Петра Порошенко говорят о том, что бремя кризиса становится для всех сторон слишком тяжелым. Избрание президентом Украины олигарха Порошенко спустя три месяца после революции, имевшей не только националистическую, но и антиолигархическую направленность, свидетельствует об усталости большинства избирателей и от революции, и от раздирающего страну противостояния. Однако это не значит, что Порошенко получил мандат на такое урегулирование конфликта, которое было бы приемлемым для России и ополченцев Донбасса. Власть Порошенко не консолидирована, он не имеет устойчивой опоры в нынешнем составе Верховной рады и не обладает конституционными полномочиями для назначения большинства членов правительства. Поэтому основные усилия будут брошены бывшим шоколадным королем на укрепление собственных позиций на политической арене Украины путем проведения досрочных парламентских выборов. Между тем до военной победы над силами ДНР и ЛНР еще очень далеко. Однако любой серьезный компромисс между новым президентом Украины и сепаратистскими движениями Донбасса открывает путь к третьему Майдану, то есть к новому витку дестабилизации. Динамика кризиса далеко не исчерпана, и вслед за временной разрядкой последуют новые обострения.

Украинский кризис уже сильно повлиял на российскую внутреннюю политику. Обновленная (крымская) легитимность третьего президентского срока Владимира Путина может быть использована для осуществления мобилизационного сценария. К последнему будут прежде всего подталкивать уже введенные западные санкции, а также находящиеся в стадии обсуждения меры наказания Москвы. Возрождение американского курса на отбрасывание России, скорее всего, заставит Кремль не только изменить методы экономического управления, но и ускорит процесс обновления элит, приведет к дальнейшему сокращению автономии гражданского общества. Вариант модернизации в партнерстве с Западом утратил актуальность на многие годы; остается вариант мобилизации в партнерстве с Китаем.

Восстановление сотрудничества России с Западом, прежде всего со странами Евросоюза, связано с возможностью хотя бы частичной стабилизации обстановки на Украине. Но характер отношений в любом случае претерпит значительные изменения. Политика ЕС в отношении России, основывавшаяся на ожиданиях, что эта страна рано или поздно повторит путь демократического транзита, пройденный другими государствами Центральной и Восточной Европы, зашла в тупик. Новая политика должна строиться на ином восприятии, близком к тому, как в Европе воспринимают Китай. Подобная смена ракурса будет способствовать прагматизации и инструментализации отношений Россия–Евросоюз. Дискуссии о ценностях и цивилизационной близости на какое-то время имеет смысл заморозить. Приоритетным могло бы стать создание действенного многостороннего механизма раннего предупреждения и урегулирования кризисов в Европе и северной Евразии. Такой механизм окажется особенно востребованным в условиях дальнейшей ревизии постбиполярного мирового порядка. Украинский кризис лишь открывает целую серию конфликтов, которыми будет сопровождаться становление полицентричной системы международных отношений.

Д.В. Ефременко – доктор политических наук, зав. отделом социологии и социальной психологии Института научной информации по общественным наукам РАН.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 2 июля 2014 > № 1144827 Дмитрий Ефременко

В РОССИИ ВПЕРВЫЕ ЗА 30 ЛЕТ СДЕЛАЛИ НОВУЮ БРОНЕВУЮ СТАЛЬ

Она позволит ощутимо снизить вес новых бронемашин, при этом не снизив их безопасность

Впервые за последние 30 лет в России была создана новая броневая сталь для бронетанковой техники. Как сообщили в пресс-службе ОАО "Научно-исследовательский институт стали" (НИИ стали), новая броневая сталь марки 44С-св-Ш, созданная специалистами ОАО "НИИ стали", входящего в машиностроительно-индустриальную группу "Концерн "Тракторные заводы", решает проблему обеспечения заданных ТТХ на защиту перспективной военной техники, активно разрабатываемой в последние годы.

Использование этой стали вместо традиционных серийных только на "Армате" (разрабатываемый перспективный образец военной техники) позволит "снять" сотни килограммов веса с машины, где она также будет использована не только для броневых целей, но и в качестве конструкционного материала.

Как отмечают в копании, новая сталь разрабатывалась по техническому заданию Уральского КБ транспортного машиностроения, входящим в НПК "Уралвагонзавод", который выступил в роли заказчика. Отработка и промышленное освоение легли на плечи одного из флагманов российской металлургии - Волгоградский металлургический комбинат "Красный октябрь", который также входит в структуры "Уралвагонзавода". "Успех вряд ли стал бы возможен без тесного взаимодействия специалистов "Уралвагонзавода", разработчиков от "Тракторных заводов" и производителя - ВМК "Красный октябрь", что еще раз доказывает важность кооперации предприятий ОПК, отмечают в пресс-службе "Тракторных заводов".

"Задачу удалось решить за счет применения сбалансированного химсостава и отработки технологических режимов на всех этапах производств новой стали", - отметил один из авторов, главный металлург ОАО "НИИ стали", доктор технических наук, профессор Сергей Гладышев. "Именно технологическими приемами нам удалось предсказуемо управлять структурой стали и добиться создания ультрамелкозернистой структуры, равномерной по всему объему", - добавил он.

Хотя сталь и является излишне твердой, ее пластические характеристики остаются на уровне серийных сталей - именно это сочетание позволяет снизить на 15% толщину и, соответственно, вес бронеконструкций из новой стали без снижения защитных характеристик и живучести при низких температурах.

Сейчас стали 44С-св-Ш присвоена литера "О", она находится на этапе опытно промышленного освоения, на котором и разработчик, и заказчик, и производитель решают десятки технических технологических и организационных вопросов. В НИИ отметили, что на юбилейном военном параде 9 мая 2015 мир увидит новейшую боевую технику с новой, в том числе и стальной, броней.

ОАО "НИИ Стали" - крупнейший в России разработчик и производитель комплексных систем защиты: бронежилетов, бронекомплектов, бронешлемов, электрошокеров, щитов, локализаторов взрыва, рентгенозащиты, средств огнезащиты, систем комплексной защиты тяжелой и легкой бронетехники и стационарных объектов. С 2010 года входит в состав Machinery & Industrial Group N.V. Активно взаимодействует с ОАО "Курганмашзавод" в вопросах создания и модернизации защиты для БМП и БМД. В составе ОАО "НИИ Стали" существует Научный тракторный исследовательский центр (НАТИц-ЦПР).

Машиностроительно-индустриальная группа "Концерн "Тракторные заводы" - один из крупнейших российских интеграторов научно-технических и производственно-технологических ресурсов в машиностроении как в России, так и за рубежом. В управлении группы находится более 20 крупнейших предприятий, расположенных в 10 субъектах РФ, а также в Дании, Германии, Австрии, Нидерландах, Сербии и Украине. Производственная деятельность представлена пятью направлениями: промышленное, железнодорожное, сельскохозяйственное машиностроение и машиностроение специального назначения, а также запасные части и ОЕМ-компоненты. Техника и оборудование, выпущенное предприятиями машиностроительно-индустриальной группы, эксплуатируется более чем в 40 странах мира.

С 16 по 17 июня2014 г. состоялся официальный визит в Сербию Министра иностранных дел Российской Федерации С.В. Лаврова по приглашению своего сербского коллеги – Первого Вице-премьера и Министра иностранных дел Республики Сербии И. Дачича. В ходе визита глава российской дипломатии встретился с Президентом Сербии Т. Николичем, Премьером А. Вучичем и Первым Вице-премьером и Министром иностранных дел Сербии И. Дачичем. Президент Сербии в ходе беседы с С. Лавровым подчеркнул, что сотрудничество с Россией открывает для Сербии большие возможности для процветания и улучшения жизни граждан и об этом все знают. Он добавил, что сегодня в Сербии нет никого кто бы мог помешать сотрудничеству двух стран и это уже видит и ЕС, в который Сербия стремится войти.

Премьер Сербии А. Вучич в ходе встречи с главой российского дипломатического ведомства заявил, что целью Сербии является вступление в ЕС, однако и сохранение в то же время хороших отношений с Россией. В ходе встречи А. Вучич и С. Лавров обсудили вопросы экономического сотрудничества двух стран, уделив особое внимание сотрудничеству в области энергетики и констатировали, что существует потенциал для увеличения двустороннего товарооборота и привлечения инвестиций из России в Сербию и сербских инвестиций в Россию.

В ходе встречи со своим российским коллегой Министр И. Дачич заявил, что стремление Сербии стать членом ЕС не ослабит и не прекратит отношения с Россией. Он подчеркнул, что Сербия хочет стать членом ЕС, но не желает и никогда не будет против России. Дачич добавил, что перед Сербией не ставится вопрос либо ЕС либо Россия. Сербия хочет и ЕС и продолжение хороших отношений с Россией.

С.В. Лавров в ходе встреч с сербским руководством заявил, что Россия с уважением относится к позиции Сербии в отношении переговоров о ее вступлении в ЕС, принимая во внимание, что эта позиция исходит из недопустимости создания новых линий разделения в Европе и наоборот поддерживает идею создания единого экономического, гуманитарного и культурного пространства.

В отношении реализации проекта по строительству магистрального газопровода «Южный поток» С. Лавров заявил, что все договоренности остаются в силе, так как этот проект является единственным системным решением для обеспечения снабжения газом Юго-восточной Европы. Первый Вице-премьер и Министр иностранных дел Сербии И. Дачич заявил, что в интересах Сербии, чтобы все начатые экономические проекты продолжали реализовываться и добавил, что «Южный поток» является проектом национального и государственного значения. В интересах Сербии чтобы компания «НИС» стала лучшей компанией в регионе, чтобы успешно завершилась реализация проектов реконструкции и модернизации сербской железнодорожной инфраструктуры в счет российского государственного экспортного кредита.

Российская компания «РЖД Интернешнл», реализующая проекты по реконструкции и модернизации сербской железнодорожной инфраструктуры в рамках предоставленного Сербии российского государственного экспортного кредита в размере 800 млн. долл., подписала контракт о субподряде с предприятием «ЗГОП» г. Нови Сад. Около 50 специалистов данного сербского предприятия будут задействованы на строительстве ж/д инфраструктуры на участке Панчевский мост – Панчево Главная. Реконструкция, строительство и модернизация второго ж/д пути на данном участке железной дороги Белград-граница с Румынией является первым проектом, финансируемым российским кредитом, работы на котором начаты 25 марта2014 г. Сербия. Россия > Транспорт > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122633

08 июня2014 г. Вице-премьер Сербии и Министр строительства, транспорта и инфраструктуры З. Михайлович заявила, что Сербия вынуждена приостановить реализацию проекта по строительству сербского участка газопровода «Южный поток». Данное заявление было сделано после сообщения болгарского премьера П. Орешанског об остановке проекта «Южный поток» на территории Болгарии вследствие требований Еврокомиссии, которая обвинила Болгарию в нарушении европейских правил при объявлении тендера на строительство «Южного потока». З. Михайлович отметила, что Болгария является узловой страной в данном контексте, и пока не будут окончены переговоры между Болгарией и Брюсселем и ЕС и Россией или пока Россия не изменит маршрут газопровода, говорить о реализации проекта на территории Сербии пока не приходится. Брюссель требует, что бы двусторонние соглашения о строительстве «Южного потока» были приведены в соответствие с нормами Третьего энергопакета.

В ГП «Сербиягаз», являющимся ответственным за реализацию проекта в Сербии, заявили, что в настоящее время ведутся переговоры с «Газпромом» о предоставлении Сербии займа для реализации данного проекта, а в конце июня с.г. запланировано подписание договора с подрядчиком. По их мнению, работа по проекту не будет останавливаться, пока Правительством Сербии не будет принято соответствующее решение о замораживании проекта.

05 июня2014 г. Сербские СМИ отмечают, что пока Европа продолжает компанию против строительства «Южного потока», в «Газпроме» убеждены, что работы по проекту будут продолжаться и победит деловая логика. Такого же мнения придерживается и Сербия, единственная страна на трассе газопровода, которая не является членом ЕС. Оптимизм прибавляет и тот факт, что потребности Европы в газе в ближайшие годы возрастут на 30%, что дает основания полагать, что Брюссель и Москва договорятся по этому вопросу. Будущее проекта зависит от готовности Болгарии выдержать политическое давление Брюсселя. 04 июня Еврокомиссия сообщила, что Правительство Болгарии должно в течение месяца затормозить строительство газопровода. По мнению Еврокомиссии, Болгария нарушает правила ЕС и за это должна понести наказание. В Брюсселе подчеркивают, что ЕС поддерживает позицию Украины, которая против строительства «Южного потока», т.к. этот газопровод не будет проходить по территории Украины, что тем самым облегчит России возможность перекрыть газ Украине не ставя под угрозу потребителей в ЕС. Министр энергетики Сербии А. Антич в интервью газете «Новости» заявил, что «Южный поток» является исключительно важным энергетическим проектом, который обеспечит Сербии стабильность снабжения газом. Он отметил, что Сербия воспринимает данный проект как европейский, а интонации из Брюсселя и требования Еврокомиссии слышны уже продолжительное время. Сербия внимательно следит за развитием ситуации. Сербия не является определяющим фактором того, будут ли работы по проекту продолжены или нет. Сербия надеется что будут, однако следует подождать ответов на эти вопросы.

В Минэнерго Сербии подчеркивают, что строительство сербского участка «Южного потока» является лишь частью вопроса, который решается между ЕС и Россией. В случае, если будет необходимо дополнить подписанные документы, Сербия поступит в соответствии с достигнутыми договоренностями и в соответствии с действиями других стран-участников проекта. Что касается последствий, которые Сербия может ощутить со стороны ЕС, если не откажется от остановки проекта, то эти последствия будут больше связанны с процессом евроинтеграций Сербии, а не с судебными спорами, как это может быть в случае с Болгарией.

В Минэнерго Сербии отмечают, что в настоящее время ведется работа над проектной документацией и решаются вопросы имущественного характера на трассе «Южного потока», а также ведется работа по определению альтернативных газопроводов и связыванию с газопроводами Болгарии, Румынии, Македонии и Хорватии.

По данным Республиканского статистического комитета Сербии объем товарооборота России с Сербией в январе-апреле2014 г. составил 1094,6 млн. долл., что на 14,8% больше, чем в январе-апреле2013 г. При этом российский экспорт составил 773,9 млн. долл. (рост на 23,5%), а импорт из Сербии – 320,7 млн. долл. (снижение на 1,9%).

Россия по объему товарооборота с Сербией в январе-апреле2014 г. занимает 3 место среди зарубежных торговых партнеров Сербии с удельным весом 9,3% в ее совокупном внешнеторговом обороте. Объем товарооборота с Италией составил 1723,3 млн. долл. (14,7%), Германией – 1437,8 млн. долл. (12,3%).

По объему экспорта в Сербию Россия занимает 3 место с удельным весом 11,5% в совокупном экспорте зарубежных стран в Сербию. На долю Германии приходится 12,0% - 804,6 млн. долл., Италии 11,8% - 792,1 млн. долл.

По объему импорта из Сербии Россия занимает 4 место с удельным весом 6,4% в совокупном импорте зарубежных стран из Сербии. Объем экспорта Сербии в Италию составил 931,2 млн. долл. (18,7%), Германию – 633,2 млн. долл. (12,7%), Боснию и Герцеговину – 393,6 млн. долл. (7,9%).

Химическая промышленность Сербии в I полугодии текущего года добилась значительных результатов по экспорту своей продукции, несмотря на неблагоприятные условия, сложившиеся как на внутреннем, так и на внешнем рынках. Как и в прошлые годы, одним из самых крупных экспортёров в отрасли является государственное нефтехимическое предприятие «Химическая индустрия г.Панчево-Петрохемия» (ХИПП), крупнейший отечественный производитель и поставщик продукции базовой химии. По словам С.Соколовича, руководителя Центра по управлению проектами, предприятие работает бесперебойно, стабильно, 99% выпускаемой продукции соответствует первому разряду качества. Однако, объёмы производства в этом году несколько ниже по сравнению с соответствующим периодом прошлого года, что является следствием уменьшения поставок основного сырья с НПЗ » Панчево», принадлежащему компании «НИС». Практически на всех производствах ХИПП осуществляются проекты повышения энергетической эффективности, которыми предусмотрены установка энергосберегающего оборудования, финансируемые за счёт выделенного госкредита в размере 11млн.евро.

В 2013г. на производственных линиях ХИПП произведено 60 тыс.т полиэтилена высокого давления и 90 тыс.т полиэтилена низкого давления.

Делегация австрийского фонда «Вествуд» прибудет в Белград в начале июля с целью проведения переговоров о стратегическом партнерстве с металлургическим комбинатом «Железара Смедерево». По информации СМИ, рабочая группа во главе с Министром экономики Сербии Д.Вуйовичем, созданная с целью решения судьбы Комбината, в ближайшее время пригласит все заинтересованные компании для переговоров о стратегическом партнерстве с Комбинатом. Представители фонда «Вествуд» впервые посетили Комбинат в феврале с.г., когда и был подписан меморандум о сотрудничестве с Правительством Сербии, в соответствии с которым была выражена заинтересованность фонда в приобретении 100% данного сербского Комбината. Позже заинтересованность проявила американская компания «Esmark steel group», которая недавно начала проводить детальный анализ функционирования Комбината. Кроме того, заинтересованность проявляла российская компания «НПК Уралвагонзавод» и турецкая компания «Tros celik». По словам Министра экономики Сербии Д. Вуйовича в сентябре с.г. у Правительства будет решение по Комбинату. Правительство планирует в июле объявить тендер на выбор стратегического партнера для Комбината, который в2003 г. купила американская компания «US Steel» за 21,3 млн. долларов, который в то время являлся одним из ведущих экспортеров Сербии и который в2012 г. эта же американская компания продала Сербии за 1 доллар, по причине убыточности предприятия и падения мировых цен на сталь. Сербия. Австрия > Металлургия, горнодобыча > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122628

Производство новых электропоездов швейцарской компании «Штадлер» для нужд АО «Железные дороги Сербии» осуществляется в соответствии с запланированным графиком, а первый поезд будет поставлен в Сербию в конце сентября с.г. В настоящее время завершается согласование технической документации и приемка оборудования, которое будет установлено на поездах. После поставки первого поезда начнется процедура получения разрешения о его использовании на ж/д маршрутах, а в начале декабря с.г. ожидается поставка второго поезда в Сербию. Всего до конца августа2015 г. в Сербию будет поставлено 21 электропоезд вместимостью 465 пассажиров. Данные поезда представляют собой композиции из четырех частей, развивающие скорость до160 км. в час. Реализация данного проекта осуществляется в соответствии с контрактом на сумму 99 млн. евро, подписанным 04 марта2013 г., финансируемым Европейским Банком Реконструкции и Развития. Сербия. Швейцария > Транспорт > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122627

По информации СМИ Правительство Сербии готово к переговорам в любом формате по вопросу выбора стратегического партнера для металлургического комбината «Железара Смедерево», однако на сегодняшний день ни одна из компаний, проявлявших интерес к Комбинату не предоставила официального предложения о сотрудничестве. Согласно планам Правительства Сербии, судьба Комбината должна быть определена до конца текущего года. В качестве наиболее вероятного партнера для Комбината «Железара Смедерево» Правительство рассматривает американскую компанию «Esmark steel group», которая после проведенного анализа оправданности инвестиций находится в контакте с Правительством Сербии и готовится к переговорам о возможных вариантах партнерства. В начале мая2014 г. Правительство сформировало рабочую группу по поиску стратегического партнера для Комбината, председателем которой является Министр экономики Сербии Д.Вуйович. Из-за проблем с поставкой сырья из Украины работа Комбината с начала мая с.г. приостановлена. Сербия > Металлургия, горнодобыча > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122626

В соответствии с данными Республиканского статистического комитета Сербии товарооборот республики с зарубежными странами в январе-апреле2014 г. составил 11,70 млрд. долл., что на 10,2% больше, чем в соответствующий период2013 г. Сербия в январе-апреле2014 г. экспортировала товаров на сумму 4,99 млрд. долл. (рост на 19,4%). Импорт товаров составил 6,72 млрд. долл. (рост на 4,6%). Отрицательное сальдо торгового баланса – 1,73 млрд. долл. (снижение на 27,2%). Покрытие импорта экспортом – 74,3% (в январе-апреле2013 г.– 65,1%). Сербия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122625

В соответствии с данными Республиканского статистического комитета Сербии средняя заработная плата по стране в мае составила 60 966 динаров (530 евро) без налоговых отчислений. Размер чистой заработной платы составил 44 187 динаров (384 евро), что на 3,5% больше чем в мае2013 г. Самая высокая зарплата наблюдалась в области горнодобычи – 147 051 динаров (1278 евро), табачной промышленности – 115 978 динаров (1008 евро), добычи нефти и газа. Самая низкая зарплата наблюдалась в сфере ресторанного обслуживания – 23 324 динаров (203 евро) и в области деревообрабатывающей промышленности. Сербия > Госбюджет, налоги, цены > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122624

11 июня2014 г. в ходе официального визита в Германию Премьер Сербии А. Вучич после встречи с Канцлером А. Меркель заявил, что Сербия будет действовать серьезно и решительно и приложит все силы для того, что бы быть надежным партнером Германии. А. Меркель оценила, что отношения двух стран находятся на очень хорошем уровне и визит Премьера Сербии будет способствовать дальнейшему расширению сотрудничества. А. Вучич подчеркнул, что Сербия хотела бы видеть как можно больше немецких фирм у себя и добавил, что ее основной задачей является проведение реформ и принятие необходимых законов для того, что бы Сербия стала символом стабильности. Сербский Премьер отметил, что Германия не будет иметь с Сербией проблем, которая будет стремиться иметь хорошие и дружеские отношения со всеми странами в регионе. Сербия. Германия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 2 июля 2014 > № 1122623

17 июня2014 г. состоялся визит в Москву сербской делегации во главе с Вице-премьером и Министром торговли, туризма и телекоммуникаций Сербии Р. Ляичем. В ходе визита прошли переговоры с Министром сельского хозяйства Российской Федерации Н. Федоровым. Основная цель визита и тема переговоров – отмена частичного запрета импорта свинины из Сербии на российский рынок, который был вызван грубым нарушением порядка ввоза на территорию России свиного мяса со стороны сербского мясоперерабатывающего предприятия «Джурджевич». Р. Ляич заверил российского коллегу, что этот инцидент носит единичный характер и Сербия примет строжайшие меры против недобросовестного предприятия и приложит все усилия что бы такое не повторилось. Он отметил также, что Сербия является единственной европейской страной, имеющей разрешение на экспорт в Россию свинины. Из-за появления свиной чумы в силе находится запрет импорта свиного мяса из ЕС и Америки.

В Россию мясо поставляют восемь сербских предприятий. За первые пять месяцев текущего года в Россию Сербия экспортировала 3,6 тыс. тонн свиного мяса. Запрет на импорт свинины из ЕС и Америки открывает для Сербии российский рынок, на который страны ЕС поставляли свиное мясо на 1,4 млрд. евро в год. Стороны договорились, что проблема с ограничением импорта свинины в Россию из Сербии будет решена, а российские эксперты в ближайшее время посетят с проверкой сербские предприятия, поставляющие свиное мясо на российский рынок.

Министр иностранных дел Сербии Ивица Дачич не удивлен тому факту, что Сербия оказалась в списке стран, за которыми могло проводить слежку Агентство национальной безопасности (АНБ), сообщает в среду телерадиокомпания B92.

"Если они (АНБ) могут прослушивать в других странах, включая Германию, почему они не могут прослушивать нас", — заявил Дачич, выступая на пресс-конференции, отметив, что власти Сербии открыто обозначают свою позицию. "Они не услышат много нового по сравнению с тем, что можно услышать на пресс-конференциях, поэтому им не нужно прилагать много усилий", — добавил он.

По мнению министра, деятельность АНБ не может считаться "хорошей практикой" и может стать причиной возникновения недоверия между странами. "Это нехорошая практика, и я против этого, но мы бессильны что-либо изменить… Эта тема породила недоверие между странами", — добавил он.

Ранее газета Washington Post со ссылкой на документы, предоставленные бывшим сотрудником американских спецслужб Эдвардом Сноуденом, сообщила, что АНБ получало разрешение от суда США на сбор разведданных в 193 странах. Столько же государств являются членами ООН.

Скандал вокруг деятельности АНБ начался после того, как экс-сотрудник фирм, сотрудничавших с ЦРУ и АНБ, Эдвард Сноуден обнародовал детали сверхсекретной программы PRISM. В июне 2013 года он передал газетам Washington Post и Guardian ряд секретных материалов о программах слежки спецслужб США и Великобритании в интернете.

Благодаря Эмиру Кустурице и €15 млн в Боснии и Герцеговине появился новый город.

Самый знаменитый балканский кинорежиссер открыл в Боснии и Герцеговине город-музей под названием Андричград.

Андричград находится недалего от Вишеграда в Республике Сербии и занимает территорию более 17 000 квадратных метров и, пишет BalkanPro.ru. Напомним, что республика является частью союзного государства, в которое также входят Федерация Боснии и Герцеговины и округ Брчко.

На торжественной церемонии открытия, которую освещали более 300 представителей СМИ, присутствовали премьер-министр Сербии Александар Вучич, премьер-министр Республики Сербской Милорад Додик и несколько тысяч человек.

В «новоиспеченном» городе располагаются городской муниципалитет, магазины, отели, театр, дом-музей писателя Иво Андрича, рынок, трактиры, маленькая пристань и многое другое. Кроме того, в Андричграде возведен храм - уменьшенная копия церкви Вознесения Господня, которая входит в монастырский комплекс Высокие Дечаны в Косово.

Андричград получил название в честь югославского писателя и нобелевского лауреата Иво Андрича. Строительство велось при непосредственном финансовом участии режиссера Эмира Кустурицы. А в общей сложности в проект было инвестировано почти €15 млн. Ожидается, что город станет культурным центром Республики Сербской.

ВЕНГРИЯ НЕ СОБИРАЕТСЯ ОТКАЗЫВАТЬСЯ ОТ СТРОИТЕЛЬСТВА "ЮЖНОГО ПОТОКА"

Премьер-министр Виктор Орбан заявил, что "если кто-то хочет остановить этот проект, то сначала должен предложить альтернативу"

Венгрия не намерена отказываться от проекта строительства газопровода "Южный поток", несмотря на позицию Евросоюза и США по этому вопросу, заявил венгерский премьер-министр Виктор Орбан в ходе пресс-коференции в Белграде. Его цитирует сербская телерадиокомпания B92.

Он отметил, что "если кто-то хочет остановить этот проект, то сначала должен предложить альтернативу". Орбан также заявил, что Венгрии и Сербии необходимо объединить свои сети распределения энергии, причем Будапешт уже вполне готов к реализации подобного проекта.

"Венгрия намерена строить "Южный поток", так как это газопровод повысит энергетическую безопасность страны и не позволит поставить нас в положение, при котором Будапешт будет зависеть от Киева", - сказал Орбан. Премьер-министр подчеркнул, что его страна поддерживает украинские власти, однако на кабинете министров также лежит ответственность за граждан Венгрии. Орбан заявил, что те, кто не хочет, чтобы "Южный поток" был построен, должны ответить, "как же мы будем получать топливо".

Премьер-министр Сербии Александр Вучич, в свою очередь, заявил, что намерен обсудить проект строительства газопровода с президентом и председателем правительства России. Он подчеркнул, что рабочие группы постараются гармонизировать проект "Южного потока" с большинством требований Евросоюза, однако, в то же время, Сербия всегда будет исходить из собственных интересов.

Министр энергетики России Александр Новак 4 июля намерен обсудить проект строительства "Южного потока" с еврокомиссаром по энергетике Гюнтером Эттингером.

Украина и реальная политика

Алексей Арбатов – академик РАН, руководитель Центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова Российской Академии наук, в прошлом участник переговоров по Договору СНВ-1 (1990 г.), заместитель председателя Комитета по обороне Государственной думы (1994–2003 гг.).

Резюме Разрыв этой страны на части вновь расколет всю Европу

Украина стала предметом прямого политического и идеологического противостояния России и Запада, которое повлекло исключение России из «большой восьмерки» и других престижных форумов, экономические санкции и свертывание многих каналов сотрудничества самого различного характера. По остроте этот кризис беспрецедентен не только за период после окончания холодной войны, но, пожалуй, с конца 1970-х годов, когда советские войска вошли в Афганистан. А последствия кризиса могут иметь более долговременный характер.

Взгляды на украинскую драму

В мировом общественном сознании сложились разные точки зрения по поводу бурных и трагических событий в Украине и вокруг нее. Первая официально принята в России, ряде стран Организации договора коллективной безопасности и Евразийского экономического союза, она в целом поддерживается Китаем и некоторыми другими нейтральными государствами. Этот взгляд состоит в том, что через соглашение об ассоциации с Евросоюзом (ЕС) Запад попытался оторвать Украину от России и интеграционных структур СНГ, подчинить ее своим финансово-экономическим стандартам, разрушить крупнейший после российского постсоветский научно-технический и промышленный потенциал. В дальнейшем предполагалось принять страну в НАТО, разместить там американский флот и базы ПРО.

После пяти лет переговоров Украины с Евросоюзом Кремль открыл глаза президенту Виктору Януковичу на эту опасность, предложил братскую экономическую помощь, и тот отменил (или отложил) подписание соглашения с ЕС. Но украинские антипатриотические силы, националисты и фашисты при прямом подстрекательстве и помощи Запада организовали евромайдан и свергли Януковича, совершив антиконституционный переворот и силовой захват власти в Киеве.

В ответ на создание националистических вооруженных формирований, угрозы и дискриминационные законодательные акты новой незаконной власти народ Крыма реализовал свое международно признанное право на самоопределение и воссоединился с исторической родиной. В свою очередь, стремление народа юго-восточных регионов Украины к самоопределению, выразившееся в референдумах в Донецкой и Луганской областях, вызвали карательную военную операцию незаконной временной власти в Киеве, которую в мае сменил президент, избранный лишь частью регионов страны. В этой гражданской войне произошла трагедия в Одессе, на юго-востоке гибнут мирные жители, везде происходят массовые нарушения прав человека, аресты и пытки политических противников, захват и убийства журналистов. Но ополчение наносит растущие потери украинской армии, которая действует фактически как внешний агрессор на территории двух провозгласивших независимость республик.

Россия не способна прекратить народное восстание в двух областях, и потому любые новые санкции со стороны Запада просто бьют мимо цели. А вот США и их союзники могут и должны оказать давление на Киев, чтобы тот прекратил военную операцию и путем переговоров урегулировал отношения между Центром и регионами на основе федерализации или других принципов.

В целом украинский кризис наиболее рельефно выявил политику США и их союзников. Она направлена на то, чтобы не позволить России подняться с колен, помешать развитию ее равноправных экономических отношений с Евросоюзом, удержать однополярный мир под руководством Вашингтона, утвердить свое право на смену неугодных режимов военной силой или через цветные революции и на навязывание другим народам западных ценностей, политических норм и культурных стандартов.

Совершенно иная трактовка событий преобладает в странах Европы, входящих в НАТО и Евросоюз, и практически безраздельно царит в США. Она состоит в том, что украинский народ сверг коррумпированный режим президента Януковича, после того как он под давлением Москвы отказался от соглашения об ассоциации с Евросоюзом. Тем самым украинцы подтвердили свой выбор в пользу демократического европейского пути развития.

По этой версии, в наказание Россия присоединила Крым, нарушив территориальную целостность Украины в границах, признанных ООН и закрепленных международными меморандумом и договором от 1994 и 1997 годов. Отмечается, что впервые после 1945 года в Европе одно государство отняло часть территории у другого. На Западе утверждают, что затем посредством посылки частей спецназа, оружия и добровольцев Москва инспирировала вооруженное сепаратистское движение в юго-восточных областях страны, провоцируя украинскую армию на ответные удары, влекущие жертвы среди мирного населения.

Как уверены за рубежом, все это делается с целью держать страну под угрозой дальнейшего распада и подчинить себе вновь избранное демократическое руководство Киева или свергнуть его. В НАТО считают, что возможен захват этих областей российской армией по мартовской санкции Совета Федерации РФ. Применяя санкции и свертывая многоплановые связи с Россией, Запад стремится наказать Москву за Крым и вынудить ее прекратить поддержку украинских повстанцев, чтобы Киев мог восстановить власть над страной.

На Западе возобладало мнение, что Россия решила взять реванш за геополитическую трагедию краха СССР, пользуясь потрясениями в Украине, мягкотелостью президента США и разобщенностью их союзников. Как утверждают за границей, Москва хочет сплотить народ патриотическими чувствами на пути возрождения империи и территориальных захватов: Южная Осетия, Абхазия, Крым, украинские южные и восточные области, в будущем, возможно, Приднестровье, а при случае – Северный Казахстан и русскоязычные части Балтии. В США значительная часть правящих кругов требует, чтобы в ответ на это НАТО возродило политику сдерживания и изоляции России, которая, как там полагают, успешно сработала против СССР.

Казалось бы, два названных подхода невозможно примирить. Но не все так просто, как кажется на первый взгляд: хитросплетение идеологий современного мира поистине удивительно. Начать с того, что сторонников первой из приведенных точек зрения можно найти и на Западе, причем не только среди левых радикалов, но и в лагере крайне правых партий Европы, одержавших недавно победы на выборах в Европарламент. Во времена СССР их считали неофашистами, а сегодня для России они вдруг стали неформальными союзниками в противоборстве с либеральными западными ценностями и давлением Вашингтона и бюрократии Евросоюза на суверенитет европейских государств.

Однако еще более поразительно, что в менталитете великого множества россиян публично или негласно прекрасно уживаются обе версии украинского кризиса. Правда, вторая трактовка происходящего оценивается ими исключительно со знаком плюс, а не минус. В частности, сплошь и рядом открыто призывают присоединить к России названные выше постсоветские анклавы и отринуть предательство Беловежских соглашений 1991 года. Сторонники этой точки зрения считают курс на реванш за 1990-е годы и противоборство с извечно враждебным Западом единственно верной политикой, а территориальную экспансию самодержавной военной империи с миссией облагодетельствовать окружающий мир – единственно возможным способом существования России. Об этом постоянно твердят с телеэкранов известные публичные деятели, а ведущий идеолог такой доктрины Александр Проханов призывает построить то, что он называет «империей обрубков».

Угол зрения «реальной политики»

Но есть и другой взгляд на события, согласно которому при всем трагизме ситуации в ней нет ничего необычного: повод для конфликта имеет абсолютно классический характер и стар как мир.

Этот подход опирается на спорное, но весьма инструментальное учение так называемой реальной политики. Согласно данной школе политологии (родоначальником которой был американский мыслитель Ганс Моргентау, а блестящим теоретиком и практиком является Генри Киссинджер), в основе международной политики лежат не высокие принципы, а национальные интересы, геополитика и баланс сил ведущих держав. Для реализации национальных интересов международно-правовые нормы, моральные принципы, апелляции к чаяниям народов и исторические аргументы – лишь свободно сменяемые инструменты для достижения поставленной цели. Так, для себя и своих союзников принципы территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела всегда стоят во главе угла, а по отношению к соперникам на первый план ставятся права национальных меньшинств на самоопределение и возможность гуманитарных интервенций для защиты прав человека, этнических и конфессиональных сообществ.

Нынешнее международное противоборство основано не на прежних идеологических «-измах», а на открыто заявляемых великодержавных интересах. По контрасту с советской идеологией в российском публичном дискурсе «империализм» ныне утратил прежний негативный флер и все чаще используется с героическим пафосом. Исключительно позитивный смысл придается ядерному оружию и концепции ядерного сдерживания (и негативный – ядерному разоружению), воспевается политика наращивания вооружений, демонстрации военной силы, поиска военных баз за рубежом, соперничества в торговле оружием – всего того, что раньше ставилось в вину «мировому империализму». Не обходится и без курьезов. Энтузиасты такой политики, стараясь бежать впереди «генеральной линии», нередко доводят ее до абсурда и тем самым дискредитируют: например, призывая выйти из договоров по разоружению и начать по всему миру «торговать ракетно-ядерным оружием... с обеспечением сервисного обслуживания» (С. Брезкун, «НВО», № 19 от 06.06.14).

Трансформация отношений России и Запада

Под углом зрения «реальной политики» конфликт России и Запада вокруг Украины был объективно неизбежен. На развалинах рухнувших империй всегда вспыхивали этнические и религиозные конфликты, прежде подавлявшиеся силой метрополии, которая произвольно проводила границы между своими субъектами для удобства управления или по принципу «разделяй и властвуй». Точно так же окружающие державы и вновь образовавшиеся государства всегда вступали в борьбу за имперское наследство.

В конце 1980-х и на протяжении 1990-х годов Запад был занят освоением советского наследия в Центральной и Восточной Европе путем договорно-правового объединения Германии, мирного расширения НАТО и Евросоюза, силового расчленения Югославии и Сербии. А правопреемнице СССР России было предоставлено гасить многочисленные конфликты на постсоветском пространстве (включая собственную территорию). Страны НАТО не горели желанием вовлекаться в кровавую неразбериху, и к тому же Россия была дезорганизована, экономически зависима и следовала в фарватере международного курса США. При этом никаких формальных или негласных договоренностей, режимов и механизмов поддержания стабильности на постсоветском пространстве не было создано, за исключением нескольких миротворческих и переговорных миссий.

Но время шло, и противоречия между Россией и Западом по этому поводу становились все более явными. При этом для роста напряженности существовали вполне объективные и обычные для международных отношений причины, понятные исследователям «реальной политики». За первое десятилетие нового века изменилось соотношение сил между Россией и Западом. Президента Бориса Ельцина сменил Владимир Путин, который быстро консолидировал в Кремле управление страной. По сравнению с 1990-ми годами Россия обрела устойчивый экономический рост (правда, в основном за счет беспрецедентного взлета мировых цен на углеводороды) и относительную социально-политическую стабильность. Москва получила крупные свободные капиталы для инвестиций, расплатилась с огромным государственным внешним долгом, резко (вчетверо за 2001–2008 годы) увеличила финансирование национальной обороны.

Одновременно относительно ослабли международные позиции США, Евросоюза, Японии как из-за провалов во внешней политике администрации Джорджа Буша (особенно в Ираке и Афганистане, в отношении Ирана и Северной Кореи), так и по причине мирового кризиса, спровоцированного безответственной финансово-экономической политикой Соединенных Штатов.

Изменение соотношения сил в мире проявилось в повышенной дипломатической активности Москвы на всех континентах, нежелании идти в фарватере США в разрешении региональных кризисов (Косово, Палестина, Иран, КНДР). Россия активизировала независимые от США, НАТО и ЕС межгосударственные объединения – ОДКБ, ШОС, БРИКС, стала открыто противодействовать США в военно-технической сфере (например, в развитии ПРО США и НАТО). Самое главное, РФ начала энергичные попытки объединения под своим руководством постсоветского пространства и вытеснения оттуда влияния Запада. Видимо, в Москве решили, что без этого было невозможно стать самостоятельным центром силы в полицентричном мире. Ведь экспортно-сырьевая экономика не позволяла сравняться по экономическому потенциалу с США, Евросоюзом, Китаем. А ядерный арсенал хоть гарантировал иммунитет от большой войны, но постепенно девальвировался по мере распространения ядерного оружия в мире и развития высокоточных оборонительных и наступательных вооружений в неядерном оснащении.

Заявка на смену уклада отношений в свете меняющегося соотношения сил неизбежно порождает противоречия как между людьми, так и между государствами. Похожие конфликты возникали между США и СССР в конце 1950-х и начале 1960-х годов, между Советским Союзом и Китаем в конце 1960-х годов. Речь Путина в Мюнхене в 2007 году стала сигналом Западу о том, что Россия больше не намерена играть по прежним правилам и претендует на равноправные отношения – или будет идти своим путем.

Реакция Запада на этот поворот была предсказуемо негативной. Как раз к этому моменту НАТО и Евросоюз всерьез занялись постсоветским пространством. На смену неудавшейся коалиции недовольных Россией стран под обозначением ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова) в начале нулевых годов была выдвинута концепция «Европейской политики соседства», а затем – стратегия «Восточного партнерства». Бухарестский саммит НАТО объявил, что в альянс «открыта дверь» Грузии и Украине. Цель состояла в том, чтобы воспрепятствовать усилиям России по формированию своей сферы влияния (по выражению бывшего президента Дмитрия Медведева, «сферы привилегированных интересов») на постсоветском пространстве и по возможности вытеснить ее оттуда.

После временной разрядки напряженности в годы «перезагрузки» отношений России и США под руководством президентов Дмитрия Медведева и Барака Обамы отчужденность и соперничество возобновились с удвоенной силой. Массовые протестные акции в 2012 году были восприняты новым российским правящим классом как подготовка Западом цветной революции, ввиду чего сближение с последним подорвет сложившуюся в России политическую систему.

В ответ на внутренние и внешние события российское руководство отменило курс «европейского выбора России», который провозглашался в 1990-е годы и в период правления Путина, начиная с Петербургского саммита России–ЕС в мае 2003 года и вплоть до 2007 года, когда президент подчеркивал: «Убежден, что не может быть полного единства нашего континента, пока органической частью европейского процесса не станет Россия – крупнейшее европейское государство».

Теперь на смену пришла официальная доктрина «евразийства». Она предполагает первоочередную интеграцию России в Таможенном и Евразийском союзах с постсоветскими республиками: прежде всего Белоруссией, Казахстаном и другими, которые пожелают присоединиться. А вместо получения инвестиций и передовых технологий Запада (на которые была рассчитана концепция «Партнерства ради модернизации» Медведева) был взят курс на реиндустриализацию экономики с опорой на оборонно-промышленный комплекс, получивший гособоронзаказ на 19 трлн руб. до 2020 года.

Украина как яблоко раздора

Запад, в свою очередь, сделал ставку на сближение с Украиной как второй по величине постсоветской страной, без которой, по давней формуле Збигнева Бжезинского, Россия не может снова стать империей. Памятуя уроки Грузии, это планировалось делать не через НАТО, а путем ассоциации с Евросоюзом, против чего Россия прежде не возражала. В основе этого курса лежали не экономические, а сугубо политические мотивы – после стремительного расширения членства в предыдущие годы Евросоюз столкнулся с большими трудностями. Однако в Москве дело воспринималось по-другому: опыт двух предыдущих десятилетий показал, что, за единичными исключениями, расширение НАТО и Евросоюза шло рука об руку.

Спохватившись в ноябре 2013 года, что дело всерьез шло к подписанию соглашения об ассоциации Украины и ЕС, Москва решила помешать этому. Без Украины Евразийский союз выглядел бы как-то неубедительно: Белоруссия и так строит с Россией Союзное государство, Казахстан сам проводит «многовекторную» политику между РФ, США и КНР, а другие партнеры всецело зависят от российской помощи в обмен на политическую лояльность. Украина с ее большим экономическим и научно-техническим потенциалом, территорией и населением хоть и не заменила бы Запад по инвестициям и технологиям, но вывела бы Евразийский союз на качественно иной уровень в системе мировых центров силы – во всяком случае в теории. Таким образом, и со стороны России, видимо, доминировали политические цели. К тому же население Украины было неоднородно, и значительная его часть тяготела к России в экономическом и культурно-гуманитарном плане.

Иначе говоря, в украинском вопросе ставки России и Запада оказались чрезвычайно велики, хотя для первой они, безусловно, были намного выше, и это было недооценено в Вашингтоне и Брюсселе. Причем проблема не в таможенных тарифах на товары западного производства, которые пришли бы на российский рынок – данная угроза была весьма преувеличена. Дело в другом – помимо геополитики, выбор ближайшим родственным народом пути своего развития является для России в отличие от Запада важнейшим вопросом внутренней политики, перспектив собственного социального прогресса.

Дилемма для Украины и остального мира

Безусловно, философия «реальной политики» не может претендовать на полноту картины, но некоторые стороны проблемы она вполне наглядно объясняет. Трагическое положение вовлеченных в украинский кризис людей должно быть в центре внимания мировой общественности, но для циничных дипломатов суть происходящего проста: США и Евросоюз тянут Украину к себе, опираясь на власть в Киеве и население ее центра и запада, а Россия не пускает Украину, поддерживая народ юго-востока. И Запад и Россия стремятся иметь всю Украину в орбите своего влияния, но это не получается, а жертвы, разрушения и потоки беженцев нарастают.

При всех сложностях ситуации варианты решения, по существу, тоже просты, и определяться они будут не только на переговорах Киева и юго-востока, а в Москве, Брюсселе и Вашингтоне. Или Россия и Запад договорятся о каком-то взаимоприемлемом будущем статусе Украины, характере ее отношений с ЕС и восточным соседом при сохранении нынешней территориальной целостности, или страна будет разорвана на части с тяжелейшими социальными и политическими последствиями для Европы и всего мира. Похоже, что Москва готова к такому диалогу, хотя не говорит об этом прямо. Об этом свидетельствует поддержка ею перемирия на юго-востоке и отзыв резолюции об использовании войск из Совета Федерации. А вот США и Евросоюз из принципа пока не желают вести прямые переговоры с Россией о будущем Украины.

В худшем из вариантов новая разделительная линия конфронтации между Россией и Западом пройдет по какой-то внутриукраинской границе, как в годы холодной войны водораздел проходил по внутригерманской. Это может по логике вещей воспроизвести многие элементы отношений холодной войны с ее кризисами и огромными издержками.

Украинский кризис потряс Европу и весь мир. Ущерб отношениям между Россией, США и их союзниками нанесен большой и надолго. Какие бы претензии Москва ни предъявляла к укладу отношений прошедших лет, нет оснований полагать, что новая конфронтация улучшит внешнее и внутреннее положение России. Да и интересы Запада немало проиграют. Мирное урегулирование украинского кризиса едва ли вернет отношения к уровню сотрудничества последних десятилетий. Но в этом случае все-таки можно надеяться на сохранение некоторых ключевых каналов взаимодействия держав и на то, что новое противостояние будет менее острым, долгим и разрушительным, чем прошлая холодная война.

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 июня 2014 > № 2906776 Алексей Арбатов

Пекин выводит Азию и Ближний Восток из-под финансового диктата Соединенных Штатов.

Китай наращивает капитал для создания альтернативы Всемирному банку. Власти КНР предлагают партнерам создать кредитную организацию с активами в 100 миллиардов долларов. Об этом сообщает газета Financial Times со ссылкой на свои источники.

По мнению Пекина, Всемирный банк чрезмерно подвержен влиянию США и их партнёров. Сообщается, что интерес к созданию нового банка под рабочим названием Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (Asian Infrastructure Investment Bank, AIIB) проявляют 22 государства, в том числе и с Ближнего Востока.

- Китай видит, что добиться чего-либо в рамках Всемирного банка и МВФ трудно, поэтому он хочет создать собственный Всемирный банк, чтобы самому его контролировать. К такой структуре есть интерес во всей Азии, но и без него Китай не откажется от своих планов, — говорит один из собеседников делового издания.

Планируется, что AIIB начнет работать уже в 2014 году, а первым проектом новой организации должен стать аналог Великого шёлкового пути – древний торговый маршрут, который связывал Китай с Европой.

Глава Азиатского банка развития Такехико Накао не так давно выступил с осторожной поддержкой идеи создания AIIB, предупредив, что структура должна соблюдать трудовое законодательство, а также нормы по охране окружающей среды.

Директор Института проблем глобализации Михаил Делягин считает, что если китайцы захотят, то они действительно смогут сорганизовать новый банк в этом году.

- Понятно, что проработать определенные проекты он вряд ли успеют, но собраться, наполнить уставной капитал, снять штаб-квартиру и начать рассматривать проекты – запросто.

Азия – перенаселенный континент и довольно развитый в экономическом плане. Там есть страны, которые зарабатывают довольно неплохие деньги, но при этом не имеют современной инфраструктуры. Таким образом, в Азии существует чудовищный дефицит капиталов на инфраструктурные проекты, потому что у большинства правительств на это нет денег. В то же время есть Китай, который зарабатывает столько денег, что просто не знает, куда их девать. И он в таком случае решает сразу две проблемы одновременно: проблему избыточных золотовалютных резервов и проблему расширения политического влияния. Понятно, что если вам профинансировали объекты инфраструктуры, то вы возьмете и китайских подрядчиков, и китайских рабочих, и при этом будете оставаться благодарными.

И понятно, что создание инфраструктуры способно решить огромное количество проблем, вплоть до снижения внутриполитической напряженности в ряде стран и регионов. Здесь можно вспомнить, как Петр I покончил с мятежами военного сословия. Он просто создал сеть дорог, что позволило в распутицу проехать к любому населенному пункту, и подвезти служивым хлеб. Тем самым почва для военных бунтов была уничтожена, потому что люди перестали голодать.

Теперь что касается альтернативы Международному Всемирному Финансовому банку. Всемирный банк и Азиатский банк развития по идее должны решать вопросы по созданию материальных предпосылок для развития стран, но они с этим не справляются. Потому что в этих структурах доминируют американцы, а те, во-первых, пользуются этим в политических целях (поэтому вряд ли будут помогать союзникам Китая), а во-вторых, у них просто нет денег. То есть новая структура не может стать альтернативой Международному Всемирному Финансовому банку или Азиатскому банку развития, потому что последние не справляются со своими задачами.

Китай предпринимал довольно много усилий для того, чтобы расширить свою квоту в МВФ, во Всемирном банке, да и других инвестиционных банках, чтобы осуществлять и создавать инфраструктуру в рамках существующих международных организаций. Но США заняли жесткую позицию, мол, мы готовы брать китайские деньги, но не готовы делиться влиянием. И Пекин понял, что сотрудничество с Вашингтоном в этом направлении невозможно.

Если бы РФ обладала правительством, которое бы работало на интересы России, то мы могли бы войти в уставной капитал этого банка. Понятно, что китайцы не допустили нас к паритетному сотрудничеству, но вторым номером мы все могли быть. Но поскольку наше правительство абсолютно либеральное и, строго говоря, проводит проамериканскую политику в социально-экономическом отношении, то рассчитывать нам особо не на что.

И в данном случае мы будем объектом освоения. Понятно, что Россия сейчас существует в Средней Азии в основном в форме воспоминаний, несмотря на то, что Киргизия вступает в Таможенный союз и т.д., но если этот банк начнет действовать в Средней Азии, то Россия окончательно потеряет там влияние, и, соответственно, снизится наше влияние в Казахстане. Думаю, если осенью нынешнюю либеральную компанию выгонят из правительства, то мы будем иметь возможность войти в этот банк и превратить его из потенциальной проблемы в потенциальную возможность. Деньги у нас, чтобы там Силуанов не говорил, есть.

Руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений Василий Колташов замечает, что появление AIIB - это, безусловно, новое явление, в котором Россия, так и иначе, будет участвовать.

- Цель Азиатского банка инфраструктурных инвестиций - сотрудничество с государствами, которые не хотят следовать указаниям МВФ, Всемирного банка, тех международных институтов, которые контролируются западными корпорациями.

Но такая идея, как создание аналога Великого шелкового пути, - это, прямо скажем, не тот проект, куда мы должны вкладывать средства, а, тем более, в одном блоке с Китаем, поскольку у нас есть определенные противоречия в промышленном развитии. Тут либо Китай развивается как промышленная держава, либо Россия. К тому же для нас гораздо выгоднее инвестировать деньги в собственную инфраструктуру.

Но с точки зрения интересов российских сырьевых корпораций, реализация аналога Великого шёлкового пути – перспективное и интересное предложение, и поддержка банка для них тоже может быть интересна. Поэтому, думаю, Россия будет активно участвовать в этом проекте, стараясь внутри него нарастить собственное влияние.

Для Китая же имеет большое значение наладить поставку китайских товаров в некоторые страны Ближнего Востока и связать многие рынки. В частности, ему надо крепче привязать к себе определенные районы Пакистана (куда Китай активно делает инвестиции), соединиться в экономическом плане с Ираном, потому что с той блокадой, которую ему организовали Штаты и Евросоюз, поставлять оттуда в Китай углеводороды крайне затруднительно.

Этот первый проект AIIB действительно можно называть повторением Великого шелкового пути, только - для промышленных товаров. Но и в те времена он делился на два блока – южный и северный, и вот последний торговый канал проходил по территории современной России. Но, конечно, самым активным был южный блок.

Но, повторюсь, для РФ наиболее интересным представляется развитие транспортных сообщений по своей территории. И было бы правильным, если Россия обратила внимание на северный участок Великого шелкового пути и поставила под сомнение правильность того, что банк начнет реализовывать инфраструктурные проекты с транспортного освоения самого выгодного для Китая направления. Вкладывать же деньги в проект, чтобы только насолить американцам, - довольно сомнительный вариант. Поэтому я холодно отношусь к этой инициативе Китая и считаю, что для России она не столь важна.

Политолог, аналитик «Лаборатории Крыштановской» Михаил Коростиков замечает: все государства, которые планировали вести какую-либо самостоятельную политику, всегда искали обходные пути для получения кредита на лучших условиях, чем рыночные.

- Во времена финансового кризиса в конце 90-х годов Япония предлагала создать Азиатский валютный фонд вместе со странами АСЕАН, но так как Япония практически не является суверенным государством, проект был заморожен, потому что США сказали: «Нет». В 2007 году Япония снова ставила на повестку этот вопрос, но США были непреклонны.

Что касается банков развития, в которых участвует Китай, то здесь, прежде всего, стоит упомянуть банк БРИКС, который может быть запущен уже в июле этого года.

В общем, идея создания практического собственного валютного банка не является новой для региона. Ведь МВФ кредиты просто так не дает, со Всемирным банком - дело обстоит легче, но он совсем уж с тяжелыми случаями работает. А вот МВФ сотрудничает с вполне нормальными странами, которые оказались, скажем так, в тяжелой жизненной ситуации. Но вместе с кредитами МВФ навязывает целый набор изменений во внутренней политике, который для развивающихся рынков просто смертелен. Существуют как положительные, так и отрицательные примеры применения политики фонда, но отрицательных примеров все же больше.

Некоторые специалисты считают, что именно кредиты МВФ и сопряженные с ним условия привели к развалу Югославии, потому что страна вынуждена была прекратить политику выравнивая доходов в регионах, что резко отделило Хорватию, Сербию, Черногорию друг от друга и, в конце концов, привело к гражданской войне и развалу Югославии.

Китайцы хотят создать банк практически за собственные деньги. Их экономика вполне это позволяет, их международные резервы составляют почти четыре триллиона долларов. Соответственно, для них банк с капиталом 100 млрд. долларов – не проблема.

Китай не скрывает, что создает банк для того, чтобы избежать диктата МВФ и Всемирного банка, а им это необходимо, потому что Азию ждут большие перемены в будущем. И наученные горьким опытом страны региона повернутся скорее к Пекину, чем к МВФ, ведь первый не будет ставить условий по реформации внутренней политики.

Таким образом, AIIB – еще и политический проект, который может вызвать недовольство в странах АСЕАН и в Японии. Но Китай ничем не связан и полностью свободен в своих действиях, и его политика может действительно изменить баланс сил в регионе в пользу Юго-Восточной Азии, а не Штатов.

Я не удивлюсь, если в банк и в его проекты вложится и Россия. Нам на самом деле выгодно вкладываться в проекты за пределами РФ, потому что мы получаем там долю. Конечно, пока не совсем понятно, что подразумевается под проектом восстановления Великого шелкового пути, пока ясно, что Китай хотел бы построить дорогу на Багдад, которая будет идти по достаточно важному региону. Соответственно, если такие магистрали будут построены Китаем, то они сильно усилят его присутствие там.

Но, честно говоря, я с опаской отношусь к идее создания такого пути, потому что он по своим характеристикам сильно напоминает печально известный Данцигский коридор между Польшей и Германией. Когда такая дорога, за которой стоит определенная держава, проходит через регион, то его страны во многом будут вынуждены считаться с политикой Китая. Потому что тот в любой момент может найти тысячу предлогов для того, чтобы ввести войска в любое государство для защиты этого коридора.

Но России, конечно, стоит вкладываться в такие проекты, потому что это расширяет наши экономические возможности. К тому же нам надо каким-то образом взаимодействовать с Китаем и не только из-за диверсификации экономики. Дело в том, что китайцы - люди довольно циничные: если ты с ними не ведешь реальных дел (не прокладываешь газопровод, не строишь дороги), то тебя для них как бы не существует.

В чем истинные цели США на Ближнем Востоке

Петр Львов

После визита госсекретаря Дж.Керри в Ирак стало окончательно ясно, что Вашингтон не намерен влезать своими вооруженными силами в нынешний иракский конфликт, и готов принять сценарий распада этой страны на 3 части – курдскую, шиитскую и суннитскую. Для США сейчас важнее наращивать конфронтацию с Россией с целью подрыва устоев нынешней российской власти и ослабления ее экономики, используя украинский конфликт. Одновременно Белому Дому откровенно хочется втянуть Иран в вооруженный конфликт в Ираке, чтобы Тегеран сначала завяз там в межэтнических и межконфессиональных разборках, а затем обвинить Тегеран во вмешательстве во внутренние дела суверенного арабского государства и потребовать от СБ ООН принятия соответствующих мер по 7-й главе Устава ООН, разрешающей применение силы. А заодно и загнать ИРИ под новые финансово-экономические санкции, а возможно и включить в их набор ядерную программу Ирана, поставить под контроль ракетную программу и другие военные разработки иранского ВПК по примеру того, что было сделано после иракской агрессии против Кувейта по резолюции 687 СБ ООН в отношении Багдада при Саддаме Хусейне.

Так что план Вашингтона по использованию иракского конфликта для недопущения резкого увеличения экспорта нефти из Ирака и Ирана более чем понятен. Обе эти страны ведь могли выйти через 5-6 лет на уровень нефтяного экспорта в 20 млн. баррелей в день. В результате, произошел бы обвал мировых цен на нефть у основного ее экспортера и главного партнера США в регионе – Саудовской Аравии с последующим крушением нынешнего «престарелого» режима Аль – Саудов, возможным выходом из состава саудовского королевства населенной шиитами Восточной провинции, где добывается почти вся нефть КСА. И тогда не менее 70% всего экспорта нефти из Персидского залива контролировали бы государства «шиитской дуги» во главе с ИРИ.

Кроме того США и сами хотят начать экспорт своей нефти. Так что конкуренты им вовсе не нужны. Кстати, введение новых санкций против Ирана позволило бы Западу свернуть и планы по развитию газовой отрасли этой страны, прежде всего крупнейшего месторождения Южный Парс. Значит, катарский режим и далее будет оставаться основным поставщиком сжиженного газа из зоны Персидского залива. А американцы продолжат навязывать Европе проекты экспорта из США сжиженного сланцевого газа.

Налицо борьба за передел нефтяного и газового рынка в мире, которая реализуется Белым Домом через конфликты на Украине и в Ираке. Для сохранения своей гегемонии Соединенным Штатам, которые лишь на 3% покрывают свои потребности в нефти за счет импорта из Ирака, необходимо поставить под контроль все поставки из этого района, а также потребление своих конкурентов: Европы, Китая, Японии, Индии. Поэтому понятно, почему Вашингтон сейчас отдал иракский конфликт на откуп Саудовской Аравии и странам ССАГПЗ, которые открыто призывают к уходу премьер — министра Н.аль-Малики и всячески поддерживают суннитские племена Ирака и их боевые отряды, включая ИГИЛ. Наступление этих сил, поддерживаемых Турцией и Саудовской Аравией, совпадает с почти успешным завершением первого раунда американо-иранских переговоров по ядерной проблематике. Сдержать Иран, используя с этой целью Сирию и Ирак, — вот основная задача Саудовской Аравии, Турции и Израиля.

Правда, начав понимать хитрые замыслы США, в Тегеране не спешат вводить в Ирак крупные вооруженные силы. Похоже, иранские руководители просчитали возможные последствия подобной интервенции. Защита шиитских святых мест в Кербеле, Неджефе и Самарре – это очень важно для Тегерана, но выживание нынешнего иранского режима и выход из западных финансово-экономических санкций через переговоры по ядерной программе намного важнее. Кроме того, иранцы понимают, что в любой момент Израиль может нанести ракетные и бомбовые удары по объектам ядерной инфраструктуры ИРИ, особенно если ее армия будет занята войной в Ираке. А ведь президент Роухани уже готов быль попасться на эту уловку под слащавые речи американских политиков, заявив, что возьмет под защиту шиитские святыни в Ираке в случае нападения на них суннитских вооруженных группировок.

Надо отметить, что визит госсекретаря выпал на те дни, когда боевики из «Исламского государства Ирака и Леванта» и их союзники из суннитских вооруженных формирований взяли под свой контроль два ключевых пограничных пункта – один на границе с Сирией, другой – на границе с Иорданией. Так что декларируемая ИГИЛ цель – утверждение исламского государства на территории Ирака и Сирии – получает вполне зримые очертания. Поэтому отчасти приезд Керри можно рассматривать скорее как давление, которое американская администрация оказывает на иракскую власть. В Вашингтоне считают, что правительство во главе с премьером Нури аль-Маликом должно уйти в отставку – в интересах будущего страны, которая иначе может расколоться на суннитскую, шиитскую и курдскую части. Правда, сомнительно, что даже смена преимущественно шиитского правительства в Багдаде на кабинет, представляющий интересы всех крупнейших общин в Ираке, заставит боевиков из ИГИЛ и их союзников отказаться от планов взятия Багдада и создания суннитского государства «джихада».

Весьма показательны и другие факты. Так, 20 июня, когда иракцы вовсю убивали иракцев, Израиль получил первую партию сырой нефти из иракского Курдистана. Это свидетельство новой политической ситуации, сложившейся в данном районе, вызывает много вопросов относительно того, что происходит в Ираке, и тех, кто за всем этим стоит.

Учитывая высокую боеспособность и организованность приблизительно 8-и тысяч боевиков ИГИЛ, прибывших из пограничных районов Сирии и Турции (страны-члена НАТО, которая их у себя принимает и вооружает), а также размах их наступления, разворачивающегося в то время, как в стране дислоцированы 7,5 тысяч американских военных инструкторов и 300 тысяч иракских военнослужащих, обученных американскими и натовскими инструкторами, хочется задать вопрос Бараку Обаме: входит ли эта и ей подобные вооруженные группировки в американскую сеть «оставленных позади» на Ближнем Востоке для решения в будущем других заданий Белого Дома? Обращает на себя внимание также то, насколько похоже действуют сторонники Евромайдана на Украине и «повстанцы» в Ираке и Сирии. Очень похоже, что их обучали одни и те же инструкторы: разведслужбы США, Великобритании, других стран НАТО, Саудовской Аравии и Турции.

Явно не является простым совпадением и нынешняя эскалация насилия в Ираке как крупного поставщика энергоресурсов с введением Москвой предоплаты за российский газ, поставляемый на Украину, а также подписание газового соглашения России с Китаем на сумму 400 миллиардов долларов.

И еще кое-что интересно — пока развеиваются иллюзии относительно того, что Ирак увеличит добычу нефти с нынешних 3 миллионов баррелей в день до 12 миллионов к 2017 году, спекулянты подняли цены со 110 до 113 долларов за баррель (а в перспективе она может дойти и до 150), при том, что перебоев в поставках не было.

Ну и хотелось бы подчеркнуть главное: стратеги ЦРУ, АНБ и Пентагона сумели превратить арабо-израильский конфликт, который считался главным в этом районе, сначала в палестино-израильский, а теперь и в суннито-шиитсикй. А под сурдинку Вашингтон заодно положил конец либо самому существованию, либо кардинально ослабил мощь шести наиболее влиятельных полусветских и умеренных исламских государств арабского мира: Египта, Ирака, Судана, Ливии , Йемена и Сирии.

Кстати, в феврале с.г., незадолго до своей отставки, директор Разведывательного управления министерства обороны США генерал Майкл Флинн (Michael Flynn) предупреждал Конгресс о попытках захвата Ирака исламистами. Он понимал: новая война выгодна американской экономике, т.к. устраняет конкурентов и полностью подчиняет себе в экономическом плане страны этого региона. Новая террористическая угроза опять станет источником баснословных доходов американских торговцев оружием, средствами безопасности и т.д.

Можно вспомнить и следующее. Вследствие срыва натовского плана по строительству газопровода Туркмения — Афганистан — Пакистан – Индия (ТАПИ) (именно это стало одной из главных причин оккупации Афганистана) туркмены поставляют сейчас свой газ Китаю по трубопроводу длиной в 7 тысяч километров, а по другому трубопроводу обеспечивают газом Иран, укротив таким образом среднеазиатские амбиции США и их союзников. А совсем недавно, в результате давления со стороны США Болгария (полностью зависящая от российского газа) и Сербия приостановили строительство газопровода «Южный поток», российского проекта-конкурента «Набукко», который должен быть запущен в 2015 году. Предполагалось, что ежегодно по нему будет перекачиваться около 60 миллионов кубометров газа в Европу. Поскольку строительство «Набукко» тоже заморожено, то он может начать прокачивать иранский газ.

Как только Иран выйдет на западный рынок, увеличатся возможности по реанимации газопровода «Набукко», который предполагалось построить от Каспийского моря до Европы в обход России. Но азербайджанского газа для заполнения трубы не хватило, и строительство этого любимого детища Белого дома (с целью уменьшить зависимость Европы от российского газа) было заморожено. Даже в случае нормализации отношений Тегерана с Западом, этот газопровод сохранит политическое значение, и его судьба будет зависеть от постоянных изменений в области поставок энергоресурсов.

И на время войн в Сирии и Ираке останавливается строительство газопровода с месторождения «Южный Парс» (самое крупное в мире) протяженностью 6 тысяч километров, который должен был соединить Персидский залив со Средиземным морем и пройти по территории Ирака, Сирии и Ливана. В этих условиях Катар, Саудовская Аравия, Турция и Израиль могут вздохнуть спокойно – Тегеран теперь не сможет быстро укреплять свою экономическую мощь.

А вообще, нужно еще иметь в виду геополитику — целью всех этих действий Вашингтона является удушение сначала российской, а затем и китайской экономики, сохранение статуса США как единственной мировой сверхдержавы. Только что-то много сомнений в том, что Вашингтон способен этого добиться. Но пока что из-за всего этого проливается кровь тысяч ни в чем не повинных людей в Ираке, Сирии и на Украине.

Aвиакомпания Etihad Airways из Абу-Даби (ОАЭ) сконцентрировала свои усилия на приобретении акций европейских перевозчиков, и на сегодня арабский оператор владеет различными долями в капитале таких авиакомпаний, как Aer Lingus, Air Berlin, Darwin и Air Serbia, а также рассматривает возможность приобретения контрольного пакета акций итальянского национального перевозчика Alitalia. Однако опасения, высказанные Еврокомиссией, могут замедлить наступление Etihad на европейский рынок.

Еврокомиссия инициировала официальное расследование в отношении участия Etihad в акционерном капитале и контролировании деятельности ряда европейских авиакомпаний, включая Air Berlin и Air Serbia. Кроме того, параллельно Еврокомиссия проводит расследование в отношении приобретения американским перевозчиком Delta Air Lines 49% акций британской Virgin Atlantic.

У комиссаров ЕС возникли сомнения в том, что инвестиции Etihad и Delta в европейские авиакомпании соответствуют действующим правилам Евросоюза в отношении владения и контроля над активами. Еврокомиссия уже направила необходимые письма в правительства Германии и Сербии с запросом подробной информации относительно влияния Etihad и ее возможностей контроля над авиакомпаниями Air Berlin и Air Serbia.

Такие шаги несут на себе политический оттенок. Конкуренты Air Berlin уже выступали с негласными заявлениями о том, что Etihad скрытно осуществляет контроль над немецким перевозчиком. При этом Etihad Airways, как утверждают конкуренты, уже вынашивает планы по усилению контроля над авиакомпанией, что может привести к еще более критическим последствиям.

Однако фактически необходимость привлечения дополнительных инвестиций с вытекающими отсюда последствиями не ограничивается только одной Air Berlin. Большая часть европейских авиакомпаний второго эшелона, среди которых TAP Portugal, LOT Polish Airlines, Alitalia, Adria Airways, Croatia Airlines, вынуждены продавать свои акции, но им довольно сложно найти покупателей в Евросоюзе. В результате многие перевозчики ведут переговоры с инвесторами за пределами ЕС. Etihad, безусловно, активнее всех играет на европейском рынке, но этот арабский оператор не одинок: Korean Air контролирует долю в авиакомпании Czech Airlines, возможность покупки европейского перевозчика рассматривает также китайская авиакомпания Hainan Airlines.

Правительства ряда европейских государств негласно высказывались в пользу привлечения иностранных инвестиций и выступали за смягчение законодательства в отношении собственности и управления активами, что облегчило бы приход на рынок неевропейских инвесторов. Однако все попытки смягчить законодательство на международном и многостороннем уровне оказывались неудачными. Любые новые усилия по смягчению законодательства в этом направлении сталкиваются с жесткой оппозицией со стороны некоторых крупных европейских авиакомпаний, которые не заинтересованы в появлении на рынке Евросоюза перевозчиков с сильной финансовой поддержкой. И самая очевидная конфронтация возникает между Lufthansa и Air Berlin.

Как считают осведомленные источники в европейской авиационной отрасли, авиакомпании ЕС не станут принимать никаких новых соглашений, которые противоречили бы действующим правилам относительно механизмов преимущественного владения и эффективного контроля над активами. Источники также уверены, что Министерство транспорта Германии отклонит любые решения, способствующие усилению кризисной ситуации с Air Berlin, которая отошла от строгих юридических интерпретаций первоначального соглашения.

Руководство Air Berlin в свою очередь заявляет о том, что авиакомпания работает над мерами по собственной рекапитализации, которые позволили бы усилить активы компании, а также повысить ликвидность Air Berlin Group. В настоящее время указанные меры обсуждаются с собственниками и акционерами перевозчика.

Эксперты считают, что Etihad намерена помочь своему германскому филиалу, но камнем преткновения является поиск юридического механизма по оказанию такой помощи. Etihad Airways в настоящее время владеет 29,2% акций Air Berlin, предполагается, что Etihad планирует увеличить эту долю до максимально возможных 49%. Планы Etihad включают в себя делистинг Air Berlin и вытеснение мелких акционеров. Сама Etihad может выкупить 12% акций у турецкого инвестора ESAS Holdings и еще 8% акций, но не больше. Оставшиеся 38% находятся в различных частных руках.

По мнению осведомленных источников, Etihad, скорее всего, попытается убедить группу частных акционеров, включая бывшего генерального директора Air Berlin Иоахима Хунольда, увеличить их собственные доли в авиакомпании. Но для этого частным инвесторам придется привлечь примерно 100 млн евро, причем банки, вероятно, не будут выдавать кредиты, учитывая сомнительное положение Air Berlin. В то же время некоторые источники утверждают, что частные инвесторы могут привлечь финансирование через банки в Абу-Даби.

Один из топ-менджеров Air Berlin подчеркнул, что такая договоренность, несомненно, породила бы вопросы об эффективном контроле над активами авиакомпании, но проблема заключается в том, что подобные схемы труднодоказуемы.

Арабский перевозчик согласился приобрести 29% акций Air Berlin в 2011 г. Очередная помощь последовала, когда Etihad подписалась на конвертируемые облигации Air Berlin и приобрела основную долю в программе лояльности Topbonus по цене, превышающей рыночную капитализацию Air Berlin. Кроме того, Etihad предоставляла немецкому перевозчику ссуды, обеспеченные акциями. Тем не менее постепенно доступные механизмы дополнительных инвестиций у Etihad заканчиваются, и ей придется приобретать акции Air Berlin.

Несмотря на обширную программу реструктуризации затрат операционные потери Air Berlin за первые 9 месяцев 2013 г. увеличились с 77,5 млн до 80,7 млн евро. В то же время генеральный директор немецкого перевозчика Вольфганг Прок-Шауэр подчеркнул, что первоначальная цель вывести авиакомпанию на прибыльный уровень в 2013 г. оказалась недостижимой. По мнению аналитиков, потери Air Berlin по итогам 2013 г. превысят 100 млн евро. Собственные средства компании вышли на отрицательный уровень и составили минус 6,1 млн евро, долговые обязательства Air Berlin составляют 811 млн евро, а ликвидность компании оценивается в 312,5 млн евро.

Еврокомиссия также направила соответствующее письмо в адрес правительства Великобритании с просьбой провести проверку финансовых взаимоотношений Delta Air Lines и Virgin Atlantic. В прошлом году Delta Air Lines в рамках стратегических планов по усилению своего присутствия в лондонском аэропорту Хитроу и на трансатлантических маршрутах приобрела 49% акций британского перевозчика Virgin Atlantic за 360 млн долл. у Singapore Airlines.

В данном случае структура собственников не вызывает никаких вопросов у Еврокомиссии, но при этом у комиссаров ЕС есть вопросы относительно того, что Delta Air Lines могла обрести эффективный контроль над Virgin Atlantic. Из семи членов совета директоров Virgin Atlantic трое контролируются Delta Air Lines, при этом генеральный директор британского перевозчика Крейг Криджер по происхождению является американцем.

Еще один запрос был отправлен правительству Швейцарии с просьбой проверить покупку 33,3% акций авиакомпании Darwin Airline компанией Etihad. Кроме того, у Еврокомиссии возникает вопрос, кто же осуществляет эффективное управления перевозчиком: власти Швейцарии или инвесторы из Абу-Даби. Предупреждение от Еврокомиссии также получили власти Италии, которые проводят реструктуризацию национального перевозчика Alitalia. Акции этой авиакомпании также собирается приобрести арабская Etihad Airways.

Роль русской епархии в Америке в развязывании Первой мировой

прот. Михаил Аксенов-Меерсон

Данное исследование возникло в ходе написания очерков из истории Православной Церкви в Америке и потому опирается на уже рассмотренную ранее историю присоединения части русинской иммиграции в Америке к русской епархии. В очерках была сделана попытка посмотреть на этот аспект американской религиозно-иммигрантской истории через призму политической истории европейской и, в особенности, русской. В главах же, публикуемых в этом номере НЖ, напротив, читателю предложен взгляд на европейские события в контексте американских.

Публикуемый отрывок представляет собой первую часть исследования о том, какую роль сыграло различие политико-религиозного мышления в Новом и Старом Свете. Это различие было бессознательным фактором, подтолкнувшим Австро-Венгрию и Россию к конфликту, вылившемуся в Первую мировую войну. Локальные события религиозной жизни малозначимых иммигрантских общин в Америке, будучи отраженными в средствах информации на европейском континенте, приобрели мощный общественно-политический резонанс. Эти события, вроде перехода части униатов в православие, на которые в Америке почти никто, кроме самой этой общины, не обратил никакого внимания, воспринятые через призму их конфессионально-этнической политики, породили в империях Габсбургов и Романовых взаимную подозрительность, которая мешала им разрешить дипломатически противоречия их интересов, завязанных на балканской проблеме. Миссионерская деятельность русского священноначалия в Америке, формально объединившего под русским омофором бывших униатов из Австро-Венгрии и сербских иммигрантов из самой Сербии и из австрийских территорий, представлялась австро-венгерским политикам подготовительным плацдармом, с которого Россия, якобы, готовила наступление с обоих флангов на Габсбургскую империю. На эту предполагаемую угрозу габсбургская администрация отвечала организацией среди русинов движения за украинскую самостийность, а также занялась покрывательством большевистских вождей (Троцкого и Ленина). С другой стороны, вдохновленные ростом православной епархии в Америке за счет обращенных униатов-русинов, русские славянофильские круги, включая царя, сделали ставку на обращение в православие тех же русинов в самой Австро-Венгрии, поддерживая среди них пророссийские настроения в пику украинской карте австрийцев. Эта «холодная война» за русинов, которая велась с начала 1890-х годов, усилилась именно ко времени начала Великой войны и способствовала последовательной коррозии длительного монархического согласия трех императоров (российского, австрийского и германского), что, в конечном счете, могло только способствовать развязыванию военных действий. Вся иллюзорность российской политики, направленной на «спасение» русинов, проявилась уже в ходе самой войны на занятой русской армией галицийской территории, что вызвало ответный террор австро-венгерских властей против ни в чем не повинного русинского населения. Война между двумя армиями, российской и австро-венгерской, после падения монархии в России переросла в Гражданскую войну. Направляемая большевиками и ведомая в значительной мере профессиональными военными из числа освобожденных по сепаратному мирному соглашению австро-венгерских и германских военнопленных, вошедших в Красную армию, эта Гражданская война уничтожила как остатки прежнего монархического режима, так и начатки режима демократического, и передала обескровленную войной Россию в руки режима коммунистического.

Прот. Михаил Аксенов-Меерсон

К моменту присоединения русинской иммиграции в Америке к русской епархии почти вся епархия ютилась в русском соборе в Сан-Франциско. В ее составе находилось несколько церквей на проданной Соединенным Штатам Аляске, с бегущим оттуда духовенством, и по-существу не зависящая от нее греческая церковь в Новом Орлеане с присланным из России греческим священником. В начале 1890-х годов, по словам архиепископа Платона (Рождественского), главы русской епархии в Америке с 1907 по 1914 год, без всякой инициативы с ее стороны в ее ограду «буквально ворвались» русины-униаты1, которых отказалась признать местная католическая иерария. Переход в русскую епархию огромного греко-католического прихода в Миннеаполисе и последующее вступление в епархию других карпаторосских униатских приходов вместе со своими церквами образовали тело епархии, разбросанной по территории Соединенных Штатов и Канады. К началу Первой мировой войны русская епархия состояла в массе своей из карпатороссов.

Первая мировая война, потрясшая до основания Старый Свет, принесла многие потрясения и в Новый, не исключая и жизнь американской епархии РПЦ. Однако в этом очерке мы рассмотрим обратную причинность: не столько влияние войны на американскую православную епархию, сколько влияние самой епархии на Первую мировую войну, более того, ее бессознательный, но тем не менее, на наш взгляд, решающий вклад в развязывание этой войны. В качестве преамбулы к развитию этого тезиса, могущего показаться парадоксальным, скажем, что в этой войне новые силы, вызванные к жизни эпохой модерна и в начале ХХ века вошедшие в возраст, насильственно свергли и разрушили тысячелетнюю державу религиозных теократий.

Первая мировая война привела к падению четырех империй: Российской, Австро-Венгерской, Германской и Оттоманской, – которые были заменены республиканскими, революционными или националистическими правительствами стран, возникших после их распада. Падение империй завершило тысячелетний режим теократий, христианских и исламской, и привело к мировому господству секуляризма, либо либерального, либо агрессивного революционно-тоталитарного типа в форме идей коммунизма и национал-социализма. Потому можно назвать эту войну еще и войной между тысячелетними христанскими теократиями – имперскими наследницами Римской империи: Священной Римской империей (962–1806), превратившейся в Австрийскую (1804–1867), а затем Австро-Венгерскую (1867–1918), возглавлявшихся одним и тем же домом Габсбургов, с одной стороны, и Российской, сознающей себя наследницей Византии, Восточной Римской империи, с другой. До середины ХIХ века Австро-Венгерская империя оставалась главной политической опорой Римской Церкви до такой степени, что ее императоры даже обладали JusExclusivae, т. е. правом вето при избрании Папы, которым пользовались, даже когда теократический режим Австрийской империи был заменен либеральной конституционной монархией. Последний раз Вена воспользовалась этим правом в 1903 году, когда Франц-Иосиф наложил вето на «обеспеченную кандидатуру кардинала Рамполлы», бывшего госсекретаря Папы Льва XIII. Вместо Рамполлы на папский престол был выбран кардинал Сарто под именем Пия X2.

Сама австрийская монархия считала себя политической хранительницей западно-римского христианства, подобно тому как российский император мыслил себя преемником византийских императоров, а потому защитником всех православных в мире. Византия же была завоевана и поглощена исламом в Оттоманской империи (1453), считавшей себя также истинной преемницей того геополитического целого, которым была империя Римская.

Конечно, на это легко возразить, что в отличие, скажем, от Тридцатилетней войны XVII века между католиками и протестантами, в Великой войне религиозные лозунги не были решающими, если и вообще фигурировали. Мы не собираемся здесь оспаривать современный анализ, видящий в причинах войны столкновение вполне секулярных и современных капиталистических интересов и тяжб за старые и новые колонии и рынки сбыта европейских империалистических держав, или же конфликт национализмов малых наций, стремившихся приобрести и усилить за счет других наций или государств свою собственную государственность. Однако политические военные альянсы переигрывались неоднократно и в прошлом, и они могли бы быть переиграны и в этот раз, стань, например, русский царь, и особенно его министр иностранных дел Сазонов, на точку зрения министра Дурново, считавшего, что России нечего делить с Австро-Венгрией и Германией и они могут продолжать существовать в мире, разрешая возникающие конфликты умелой дипломатией3.

Цель же этого очерка – довести до исторического сознания те глубокие, можно сказать подводные, течения, которые в силу своего религиозного, и потому в новое время маргинального, характера не были осознаны даже и воюющими сторонами в качестве реальных факторов и причин конфликта. Это, впрочем, не означает, что эти факторы воюющими сторонами вовсе не учитывались. Просто в Новое время о них было как-то не принято говорить и, тем более, придавать им решающее политическое значение. ХХ век вышел из-под развалин старого мира, Первой мировой войной погребенного, и потому смотрел на истоки войны уже своим секулярным взглядом, подслеповатым по отношению к религиозной специфике невозвратно ушедшей эпохи.

В публикуемых в этом номере НЖ главах очерка я предлагаю посмотреть на недоразумение относительно «русскости» русинского или карпаторосского населения Австро-Венгрии, якобы колебавшегося между австро-венгерским униатством и русским православием; недоразумение, раздутое в миф именно русской православной епархией в Америке, куда в течение двух десятилетий перед войной вошли русины-униаты, иммигрировавшие из Австро-Венгрии в Америку.

ПРИЧИНЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ И ГАЛИЦИЯ

Герхард Динес, заместитель директора австрийского музея «Йоаннеум» в городе Грац и куратор проходившей в Австрии выставки в 2013 году, посвященной истории лагеря для русских военнопленных времен Первой мировой войны, сказал: «Первая мировая война стала забытой войной»4. Что он имел в виду? Судьба победителей оказалась не намного счастливее судьбы побежденных. И те, и другие стыдились и обращались к истории с основным вопросом: как война могла произойти? Хотя ответы даются разные, историки подчеркивают случайный характер возникновения войны. Победители винят побежденных – Австро-Венгрию и Германию как зачинщиков. Что касается России, то она, проведя предварительно всеобщую мобилизацию и медля с ее отменой, тем не менее никому сама войны не объявляла, хотя и сосредоточила свои войска на австрийской и германской границах с целью оказать дипломатическую поддержку Сербии.

Однако поражает тот факт, что с самого начала, по мере продвижения российских войск по территории Галиции и Буковины, в ответ на объявление Австрией войны России 6 августа 1914 года, русское правительство сразу же стало образовывать на завоеванной территории собственные губернии. В течение первых месяцев войны были созданы Львовская и Тернопольская, позже – Черновицкая и Перемышльская губернии Российской империи. Губернии делились на уезды, а их администрация и на губернском, и на уездном уровнях практически полностью комплектовалась чиновниками из России. Это само по себе представляется вызывающим поведением одной из воюющих сторон на только что занятой территории противника, причем именно той стороной, которая была втянута в войну как бы против своей воли и ради защиты даже не своего, а чужого государства – Сербии.

Генерал-губернаторство было образовано с несвойственной русской бюрократической машине расторопностью уже 25 августа, меньше чем через три недели после объявления войны и сразу же с занятием русскими войсками части Галиции. Губернатором был назначен генерал граф Георгий Александрович Бобринский, канцелярия которого начала работу во Львове 5 сентября, как только русские войска взяли город. Военный губернатор Бобринский в своей программной речи заявил: «Я буду учреждать здесь русский язык, закон и строй», – и сразу же начал проводить политику, направленную на скорейшую инкорпорацию Восточной Галиции в состав Российской империи. Это выглядело агрессией по отношению к территории противника, которая никогда не была российской территорией, уже полтора века принадлежала Австро-Венгрии и могла отойти к ней обратно при перемене военной фортуны (что и произошло через несколько месяцев, а именно в июне 1915 года, в связи с контрнаступлением войск центральных держав). Несмотря на эту довольно необычную и явно вызывающую в военных условиях политику, граф Бобринский был поощрен правительством Российской империи и вскоре из временно исполняющего обязанности генерал-губернатора императорским указом был утвержден в этой должности, а затем, при посещении царем Львова, был пожалован званием генерал-адъютанта с прибавлением к фамилии именования «Галицийский»5. Когда же Галиция в результате отступления русской армии опять оказалась внутри Австро-Венгрии, это новое русское губернаторство не было упразднено, канцелярию «временно» эвакуировали в Киев. Это означало, что русское правительство не отказалось от завоевания Галиции и не потеряло надежду на ее окончательную инкорпорацию в состав Российской империи. Упразднена канцелярия военного губернатора была лишь в марте 1916 года, когда надежда на скорую русскую победу стала угасать.

Надо отметить, что ничего подобного не происходило при занятии русскими войсками Восточной Пруссии и области Мазурских озер. Здесь Россия не учреждала никакого русского губернаторства и собственной администрации. Завоеванная территория была под военным режимом действующей армии (российской), пока не была отбита обратно немцами. Чем же в этом смысле отличалась Галиция? Оче-видно тем, что русское правительство имело на нее свои виды, желало ее завоевать, получить в качестве своей собственной территории еще до подписания всякого мирного соглашения. Также очевидно, что оно полагало местное население своим, русским, и потому поставило над ним русских чиновников. Если до начала войны не было оснований утверждать, что Российская империя имела какие-то завоевательные цели в отношении Австро-Венгрии, то такая решительная инкорпорация в ее состав захваченной в первые месяцы войны территории уже не могла оставить у противника сомнений, что со стороны России эта война – захватническая.

Пока историки не нашли никаких свидетельств, что захват Галиции и ее присоединение к Российской империи серьезно планировались на правительственном уровне. Однако именно о том, что таковые намерения питали в некоторых кругах, в том числе и самодержец России, свидетельствует «Записка» П. Н. Дурново Императору Николаю II, написанная в феврале 1914 года, за пять месяцев до начала войны. В этой «Записке» бывший российский министр внутренних дел и действительный член Государственного Совета, кроме того, возглавлявший (1908–1915) в его составе крайне правую группировку6, писал царю следующее про Галицию: «Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. (Курсив мой. – о. МАМ) Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров»7. Слова Дурново подтвердились в прошлом уже несколько раз и на наших глазах подтверждаются снова.

О какой же «идее национального сентиментализма» и о «какой ничтожной горсти русских по духу галичан» говорит Дурново в своей «Записке» как о возможной причине войны, и уж во всяком случае как о рациональном основании включения этой части Австро-Венгрии в состав Российской империи в форме готовых губерний и уездов? Речь идет о русинах-униатах, поскольку именно переход этой небольшой иммигрантской общины обратно в православие – вступление в русскую епархию в Америке – дал основание определенным слоям русского общества, Церкви и правительства, включая царя, считать и коренное славянское население Галиции потенциально православным, а значит и «русским». Что и привело к эскалации вражды между католической Австро-Венгрией и православной Россией – вражды, перешедшей сначала в «холодную войну» между ними, а затем и в Первую мировую войну.

ВЛИЯНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЕПАРХИИ НА СОБЫТИЯ В РОССИИ И ЕВРОПЕ

Добровольный переход униатов-русинов в православие через вступление в русскую епархию в Америке продолжался в довоенный период несколько более двух десятков лет и получил широкую церковно-политическую огласку в русской прессе, прежде всего, через издание «Американского православного вестника». К тому времени «русская Америка» уже исчезала. С продажей Аляски русское присутствие в Америке пошло на нет и, кроме нескольких приходов на Аляске, в конце концов сохранилось в русском соборе в Сан-Франциско, где чуть ли не номинально ютилась русская епархия в Соединенных Штатах.

Русины-иммигранты из Австро-Венгрии, называвшие свою Галичину и свою общину «Русью», слили это название с «русской Америкой» православной епархии, тем самым возродив «Американ-скую Русь». А «Американская Русь», уже приняв в себя иммигрантов – галичан и карпатороссов, – ретроспективно закрепила за Галицией и Закарпатьем с частью униатского русинского населения названия «Червонной Руси» и «Угорской Руси» как потенциальной территории «Руси Державной». Эти понятия прочно вошли в лексикон «Американского православного вестника» (АПВ) и российских славянофильских кругов. Из-за магии языка этот переход униатов в православие в Америке сыграл немалую роль в дезориентации российской внешней политики и подлил масла в огонь искреннего православно-освободительного панславизма, или, по словам Дурново, в пропаганде «идеи национального сентиментализма» по защите «русских по духу галичан». Эта идея была подхвачена и превратилась в целое движение в славянофильских кругах, и ею увлекся сам Государь Император. При этом она полностью умалчивалась в среде профессиональных политиков, включая и министра иностранных дел. Ведь они понимали ее взрывной характер, способный вызвать международный конфликт. Но, уйдя в политическое подсознание двух соседствующих империй – Австро-Венгерской и Русской, – эта идея начала генерировать такую вражду и подозрительность между ними, под конец уже переходящую в паранойю, что и сами политики и дипломаты оказались бессильны ее контролировать. Эта «идея национального сентиментализма» по защите галичан, вначале принявшая довольно скромную форму информационной войны, стала даже уже не искрой, а довольно долго тлевшей пороховой бочкой, взорвавшейся в конце концов в Первую мировую войну. Дурново своей «Запиской» попытался затушить ее хотя бы в сознании Государя. Но «Записка», как уже известно из истории, не возымела действия или же запоздала.

Ряд историков видят в обращении русинов-униатов в Америке продолжение русской имперской политики, направленной на распад Австро-Венгрии. Их мнение – ретроспекция, в которой предвоенные и военные настроения проецируются назад, на русскую политику уже с середины ХIХ века. На самом деле идея «освобождения» русинов-униатов из-под австрийского владычества возникла в некоторых российских кругах именно под влиянием перехода их в православие в Американской русской епархии. Здесь уместно привести отрывок из главы «История Американской Руси» в книге Иеронима Луцика «Народная история Руси». Иммигрант из Австро-Венгрии, Луцик, одно время редактор издававшейся в Америке проукраинской униатской газеты «Правда»8, перейдя в США в православие – и с тем в русскую епархию, написал и издал в Америке (в 1911 г.) популярную историю русинов, начиная от крещения Руси до иммиграции части русинского населения в Северную Америку: «Ледва тридцать лет минает от часу, коли первыи русскiи переселенцы так из Державной, як из при- и закарпатской Руси прибыли до Америки... Русский народ в Полночной Америке живет роскинутый на великом просторе целых Соединенных Штатов, от Нью-Йорка до Сан-Франциско и от Миссури до Рио-Гранде. Наибольше русских живет в штатах: Нью-Йорк, Нью-Джерзи, Пеннсилвания, Огайо, Массачусетс, Коннектикут. Русские переселенцы начали наплывати до Америки около р. 1880. Наибольше прибыло их из Галичины и Угрии, а с 1905 р. начинает много прибывати и из Державной Руси, хоть там людям поводится далеко лучше, чем в Прикарпатской Руси. Из Галичины прибыли до Америки первые переселенцы из Лемковщины»9. Мы оставляем язык и орфографию автора. Они ясно показывают различие между тем, что под словом «русский» понималось в «Державной Руси», а что в «Прикарпатской».

Именно с переходом этих иммигрантов в православие на них и обратили внимание в самой России. Хотя славянофилы в первой половине ХIХ века и сформулировали идею панславизма с Россией в качестве покровительницы всех славян, но определяющим фактором этой идеи они ставили именно православие. Россия обязана защищать православных славян, не имеющих собственной государственности и живущих под гнетом других государственных исповеданий, именно потому, что она – суверенное православное государство. Униаты, естественно, не подпадали под эту категорию, поскольку и для своих правительств, и для русского правительства они были католиками. Вспомним, что еще Аугсбургский религиозный мир, достигнутый на рейхстаге Священной Римской империи (1555) под председательством дома Габсбургов, учредил принцип Cuiusregio, eiusreligio, т. е. чья страна (правление, правительство), того и религия. Так возник практически общеевропейский закон, по которому правящая династия определяет государственную религию своей страны и определяется ею. Правда, этот принцип распространялся в Западной Европе только на две наиболее могущественные стороны, а именно на католиков и лютеран, все остальные исповедания были из него исключены. Но и императорская Россия жила по тому же принципу: православие было государственной религией, и Царствующий Дом обязан был быть православным.

Уважая принцип государственно-религиозного суверенитета других европейских государств и их правящих династий, и Дом Романовых не претендовал на какое-либо влияние на славянское население Австро-Венгерской империи, поскольку это население было католическим и находилось под властью католического монарха. Из числа славянофилов один лишь Михаил Погодин (в 1835 и 1839 гг.) выдвинул идею инкорпорирования карпаторосского населения в Российскую империю10. Однако российское правительство проигнорировало эту идею полностью. Более того, начиная с Французской революции, Наполеоновских войн и Священного союза и вплоть до последних десятилетий ХIХ века, отношения между тремя империями: Австрийской, Российской и Германской, несмотря на естественные трения их как соседей, определялись духом консервативной солидарности имперских правительств против общеевропейского национально-освободительного и социального движения. Как при императоре Павле Суворов, назначенный главнокомандующим союзными войсками европейских империй, защищал Австрию от революционной Франции, так и русский генерал Паскевич при Николае I подавлял Венгерское восстание 1848 года для сохранения единства империи Габсбургов.

Что же касается самих русинов, то и они поддерживали австрийскую имперскую власть, поскольку та обеспечивала им равенство перед законом и защищала их как могла от национального притеснения и дискриминации со стороны поляков, словаков и венгров. В одном из современных обзоров истории русинов их причисляют к народам, которые на протяжении всей своей истории претерпевают «бесчисленные и кажущиеся бесконечными страдания и притеснения» именно в качестве народности11.

РУСИНЫ. ИСТОРИЯ ОБЩИНЫ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВАМИ

Именно эту историю, малознакомую, мы и должны кратко обозреть, чтобы понять саму специфику и даже уникальность основного контингента русской епархии – карпатороссов. Изначально они составляли население Галицко-Волынского княжества, созданного князем Романом Мстиславичем в 1199 году и превращенного в королевство Галиции и Лодомерии в 1254 году, когда князь Даниил Галицкий принял от Папы Римского Иннокентия IV титул «короля Руси» и основал галицкий Королевский Дом и династию «королей Руси», или «князей всей земли русской, галицкой и владимирской» (rexRussiae). Население, оставшееся в массе своей православным, и именовало себя «русинами», прилагательное от которого – не «русинский», а «руський» или «русский». Но их пограничное положение на стыке больших государств сделало и саму Галичину, как называлась эта земля, и ее обитателей – русин, объектом постоянных военных и дипломатических завоеваний и переделов. В XIV веке в результате почти полувековой войны за нее между Польшей, Венгрией и Литовской Русью земли Галицко-Волынского княжества были поделены между этими государствами.

Польское королевство получило часть княжества с городами Галичем и Львовом, Подляшье, Люблин и южные земли Подолья, а также – часть Волыни с городами Белзом и Холмом, а Великое Княжество Литовское – Волынь с Владимиром и Луцком, Полесье и часть Подолья. Таким образом русины оказались разделены между Польшей и Княжеством Литовским, а после их объединения в XVI веке уже целиком оказались под властью католичества и втянуты в орбиту восточно-европейской политики. Не имея собственной государственности, через всю последующую историю они оставались ее жертвой. К тому же, они были вынуждены видеть себя глазами завоевателей, неизменно пытавшихся их ассимилировать в культуру того государства, под власть которого их определила на данный момент историческая судьба.

В западных справочниках и энциклопедиях русины называются «рутенцами». Американская энциклопедия дает им следующее определение: Ruthenians – «историческое название украинцев, соответствующее украинскому ‘русины’. Английское слово Ruthenians происходит от латинского Rutheni (ед. число Ruthenus), от которого произошло немецкое Ruthenen и похожие слова на других языках. Первоначально так называлось кельтское племя в Южной Галлии». В Средние века так назвали обитателей Киевской Руси – по западной средневековой практике давать новым народам, появившимся на горизонте, имена древних исчезнувших племен. Впервые это слово в применении к обитателям Руси встречается в Annales Augustiniani в 1089 году и с того времени веками использовалось на Западе для латинского именования восточных славян, и в особенности украинцев и белоруссов12.

Другая энциклопедия определяет их как галицко-волынское население, вначале вошедшее в состав Литовской Руси, потом Речи Посполитой, а после раздела Польши (1772) доставшееся Австро-Венгрии, где их культурным центром веками был Львов (Львив, или Лемберг). С конца XVI века это население было постепенно переведено в униатство, то есть православие по обряду и церковным обычаям, но подчиняющееся Риму и исповедующее католичество. Переход этот произошел в две стадии, в результате Брестской унии (1595 года) и Ужгородской унии, которая включала устное соглашение (1646 года), позднее подтвержденное письменными соглашениями (1664 и 1713 гг.). Сама эта многоступенчатость свидетельствует о том, что в значительной мере уния была насильственным переводом православного населения под власть католической иерархии13. В результате образовалась Греко-Католическая Церковь, православная по обряду и языку (церковнославянскому) и ряду специфически православных обычаев (женатое белое духовенство, совершение миропомазания священником и т. д.), католическое по подчинению Риму, богословию и формированию духовенства в католических семинариях. Веками эта Греко-Католическая Церковь оставалась специфически русинской (Карпаторосской Церковью). Уже здесь было заложено глубокое противоречие в сознании католической иерархии, с одной стороны, и массы мирян – с другой; противоречие, проявившееся несколько веков спустя в легком и безболезненном переходе русин-униатов обратно в православие уже в Америке. Рим считал эту аранжировку с византийским обрядом православным лишь по форме, но католическим по содержанию, в то время как русины воспринимали ее как православную по содержанию, а католическую лишь по форме. Но в силу ее своеобразного устройства, предоставляющего приходам жить на низовом уровне своей привычной православной жизнью, она служила русинам в странах римско-католического большинства (и в Галиции, и в Венгрии) бастионом, предохраняющим от ассимиляции в господствующие католические культуры. В католических странах это русинское население в силу своей религиозной, якобы, «второсортности» было отодвинуто в низший малообразованный класс мелких фермеров и зависимого крестьянства. В этом качестве в Польше его эксплуатировала польская католическая шляхта, в Австро-Венгрии – средний класс, в который оно не могло попасть из-за отсутствия должного образования, а входя в него, неизбежно ассимилировалось уже в венгерской культуре. Эта превратность их исторического существования отразилась в множестве имен, которые они носили: «галичане», «карпатороссы», «рутенцы», «лемке», – имен, свидетельствующих, что на их собственное самосознание «русин» накладывалось и географическое положение, и то, кем и как их видели те государственные образования и народности, под власть которых их ставила сама пограничность их исторической судьбы. Что сохраняло их идентичность – так это православие, а точнее даже – православный обряд на церковнославянском языке, внутри которого береглась историческая память даже тогда, когда этот обряд был включен внутрь католичества в институте униатства, как бы специально для них изобретенного.

РУСИНЫ В ЛИВОНСКОЙ РУСИ

Само имя «русины» указывает на древнее формирование такого самоопределения, сохранившегося до наших дней. По мнению академика А. А. Шахматова, древние славяне зародились на склонах Кар-патских гор14. В XV–XVI веках жители Львова, Киева или Чернигова еще не знали никакой «Украины». Само это слово появляется именно в лексиконе Польши для обозначения «окраины». Но Западная и Юго-Западная Русь себя окраиной не считали. Наоборот, они долго оставались центром, в котором продолжала свободно жить и развиваться православная культура. Это сознание своей центральности в русской истории укоренилось настолько, что в конце XVII века, уже после века Унии, православный игумен Киево-Михайловского монастыря Феодосий Сафонович написал обзор русской истории15, начав от Ноя, но так и не добравшись до Москвы. Эта русская история, ограничивающаяся пределами «киевского центра и государства русско-литовского», была столь популярна, что, войдя в Синопсис Инно-кентия Гизеля, выдержала 25 изданий в течение двух веков, «вплоть до последнего – в 1861 году»16.

Возможно, что именно в Западной Руси и началась проповедь Евангелия. Как пишет о. Владимир Зелинский, «...по преданиям, западная часть нынешней Волыни уже с конца IX века входила в епархию равноапостольного Мефодия (умер в 885 г.), простиравшуюся от Моравии до волынских рек Буга и Стыри.»17 Галицкая Русь помнила, что именно она дала Москве ее первого митрополита из русских – св. Петра. После 1241 года, когда после трех сокрушительных поражений коалиции русских князей Русь как независимое государство перестала существовать, сохранились неразгромленными западнорусские княжества. Галицкий князь Даниил, в надежде получить поддержку Европы против монголов, принимает в 1254 году католичество18. Но большинство населения остается православным.

Впрочем, не от Европы и католичества приходит поддержка против Орды, а от одного из языческих литовских племен. Литовские князья, от Миндовга (1240) г. до Ягеллы (1377–1434), объединяли литовские и западнорусские княжества для противостояния уже не столько Орде, сколько западным Крестовым походам против литовцев и славян. Папа Иннокентий Третий провозгласил Крестовый поход против прибалтийских язычников. Для завоевания были созданы три военных ордена: Тевтонский, Ливонский и Меченосцев, – которые, неся католическую веру, пользовались любой слабинкой соседей, чтобы завоевать не только язычников, но и крещеных славян, причем не только православных, но и своих, католиков.

Для защиты от крестоносцев Миндовг создает коалиционное государство, куда входят княжества Западной и Юго-Западной Руси. Это государство успешно сопротивляется Тевтонскому ордену, сумевшему завоевать всю Прибалтику. Литовские князья при этом не покоряют русские земли; русские княжества присоединяются к литовско-русскому государству сами, видя в нем защиту от немецких Орденов и от Орды. В XV веке, когда Великое Княжество Литовское, Русское и Жмудское стало могучей европейской державой, к нему присоединились уже и Смоленская, Орловская, Калужская, Тульская и Курская земли. Граница проходила в районе Можайска. Русский князь мог перейти под власть Москвы со всей своей землей, этим не нарушая обычаев и законов, как часто и делалось, особенно когда, под натиском католицизма, православных лишали прав и оттесняли от участия в политическом процессе, т. е. в социальной самозащите19. В самой Литовской Руси власть Великого князя была ограничена сеймом; русским в нем принадлежало большинство, так как 80% населения были православными. До крещения Литвы в католичество в 1386 году русские доминировали и в культурном отношении. Древнерусский язык был официальным языком Литовской Руси, на нем велись летописи. Он и остался государственным языком не только после обращения Литвы в католичество, но и после присоединения ее к Польше. И в Речи Посполитой, смешанном польско-литовско-русском государстве, и даже в Польше на русском языке писались все официальные документы вплоть до 1791 года, уже после первого раздела Польши, по которому она утрачивала свой федеративный строй. Конечно, как указывал историк А. В. Карташев, язык этот, «нося имя ‘русского’... отражал в себе оформление белорусского диалекта и по лексикону и по грамматической морфологии». Он продолжал отражать и культурное доминирование православной традиции. По подсчетам Карташева, до конца XVII века во всей Литовской митрополии, при наличии восьми епископов и одиннадцати тысяч «попов русских», местная Православная Церковь «вместе с монастырями числила в своем составе от 4 до 5 тысяч приходских центров»20. Никогда не провозглашавшая своей автокефалии, эта церковная область продолжала числиться митрополией Константинопольского патриархата, будучи фактически автономной.

Литовские князья долгое время видят в русских естественных союзников и против немцев, и против Орды. Миндовг, основатель коалиции, ищет помощи против Тевтонского ордена у новгородцев и заключает договор (1262 г.) с Александром Невским о совместном походе против немцев. Похода не вышло, так как Миндовг был убит заговорщиками из числа литовской знати. Ольгерд заключает союз с Михаилом Тверским. В. О. Ключевский считает, что «культурное сближение соединенных народностей, под преобладающим воздействием более развитой из них русской, шло так успешно, что еще два-три поколения, и к началу XVI века можно было ожидать полного слияния Литвы с Западной Русью»21.

В Литовской Руси русское православное население пользовалось свободами и привилегиями («привилеями» – на языке Литовской Руси), утерянными или не приобретенными в Московском княжестве. Особенно это касалось положения городов, которые в Польше и Литовской Руси жили по Магдебургскому праву – юридическому кодексу, возникшему в XIII веке в Магдебурге для самоуправления торгово-промышленного города. Этот кодекс распространился на многие города Германии и остальной Европы, привился в Новгородской и Псковской республиках с поправками на местную вечевую традицию.

Даже при мощном наступлении католицизма в Литве православные могли еще удерживать свои свободы и права. Литовская Русь, которая, наряду с Новгородом, свыклась с церковной свободой, стояла под угрозой ее лишиться, идущей сразу с двух сторон: со стороны надвигающегося с Запада католицизма и со стороны Москвы, где Церковь все более оказывалась под властью Великого князя. Именно боязнь Москвы, которая начинает войну с Литвой, вынуждает Ягелло на принятие крещения у католиков (1386). Русский по матери, Ягелло (1377–1434?) решается на брак с польской царицей Ядвигой, но устанавливает лишь династический союз с Польшей через корону – вместо объединения двух стран, потому что сейм, в массе своей православный, встал против государственного объединения с католической страной.

После этого многие русские князья со своими землями переходят к Москве. Но большинство населения Литовской Руси продолжает исповедовать православие и добивается для себя равных прав с католиками, которые и получает в привилегиях (1432 г.) при Сигизмунде Кейстутовиче. В 1511 г. таковые привилегии получает православное духовенство; в 1531 г. виленскому католическому епископу было запрещено судить православных. Согласно Ключевскому, «общие и местные привилегии постепенно сравняли литовско-русское дворянство в правах и вольностях с польской шляхтой... с влиятельным участием в законодательстве, суде и управлении», что было закреплено в XVI веке законодательным сводом Литовского княжества – Литовским статутом. Весь следующий XVI век Литовская Русь ведет войны с Московией: 1500–1503, 1507–1508. 1512–1522, 1534–153722. При этом она все еще сохраняет свою независимость и сопротивляется государственному слиянию с католической Польшей, при династическом союзе с нею.

Эпоха Иоанна Грозного, с долгой Ливонской войной и завоеванием части Ливонии в 1563 году, становится временем окончательного выбора для Литвы, устрашенной политикой восточного соседа. Литовская Русь продолжает быть прибежищем московитов, спасающихся от террора: сюда бегут кн. Курбский, завоеватель Казани, игумен Артемий (игумен Троице-Сергиева монастыря), первопечатник Иван Федоров. Литва остается центром православной культурной работы. Здесь делается перевод Острожской Библии, переводятся творения греческих отцов. Но уже открывается и путь к окатоличению православных. Русское дворянство, переходя в католичество, получает все огромные права польской шляхты, выбирающей монарха и контролирующей государство. Его же одаривают и крепостными, отчего происходит быстрое закрепощение православного населения. Под мощным давлением католичества православный епископат идет на компромисс: Церковь подчиняется Риму, но сохраняет свое православное богослужение и обычаи; благодаря своему образу жизни сохраняет и связь с остальной массой церковного народа – мирянами, общиной. Брестская Уния 1596 года официально перевела православное население под власть Папы, но с сохранением православного обряда.

Постепенно после Унии православные стали превращаться в культурное меньшинство на собственной родине. Правда, и в униатстве они сохранили традицию братств, которая помогала им организовывать собственную церковную жизнь и защищать свои права уже социально, поскольку при новых порядках униаты постепенно отодвигались в низы общества. Это только усилилось после раздела Польши, когда прежде православное, а ныне униатское население оказалось в границах Австро-Венгерской империи. В середине XIX века одна его часть осталась в Польше, в Галиции, другие же были разделены между австрийской Галицией и венгерским Подкарпатьем, где они тоже оказались под чужим культурным, языковым и социальным влиянием, частенько переходящим в гнет со стороны венгерских и словацких местных властей23.

А теперь свяжем это с русской епархией в Америке. В год, когда Аляска с ее православным населением перешла к Соединенным Штатам и в ней началось умирание православной Миссии, произошел перелом и в положении австро-венгерских карпатороссов, вынудивший часть их эммигрировать в Америку. Это были, в основном, русины, проживавшие на венгерской территории, положение которых резко ухудшилось с получением Венгрией автономии с собственной администрацией (1867). Последняя взялась за активную ассимиляцию русинов в мадьярскую культуру. Здесь от бывшей родины осталась только Церковь, точнее даже приход, сохранявший православные обряды и обычаи под властью Рима, при посредничестве униатской иерархии, которая предоставляла большую свободу приходской жизни. Приход-то и был тем единственным местом, где русины веками сохраняли исконные начала самоуправления, даже по мере постоянного снижения социального и культурного уровня, и где притулилось их национальное самосознание. Именно во второй половине ХIХ века, после Венгерского восстания 1848 года и особенно венгерской автономии (1867), из венгерских и словацких областей и из польской Галиции началась эмиграция русин-униатов в Америку.

Артикуляризация, или литературное выражение национального самосознания русин в Австрийской империи начались лишь в ХIХ веке, но они пошли именно путем восстановления исторической памяти. Один из ранних лидеров этого возрождения национального самосознания в Галичине, называемых «будителями», был филолог Д. И. Зубрицкий (1777–1862), вступивший в переписку с российскими славянофилами, в частности с М. П. Погодиным. Зубрицкий пишет «Критико-историческую повесть временных лет Червонной или Галицкой Руси. От водворения христианства при князьях поколенья Владимира Великого до конца 16-го столетия» (т. е. Брестской унии). В одном из своих писем к Погодину Зубрицкий сообщает, что им уже составлена «родословная карта всех князей Рюрикова поколения... с лишком 670 лиц», а также окончена первая часть «Истории Галичского княжества»24. Вослед подобных исторических изысканий и местная популярная литература восстанавливает историческую память и преемство русинов от Ярослава Мудрого с его «Русской Правдой», от Новгородского вечевого колокола и от соборного православия начальных киевских времен. В этом смысле показательна «Народная история Руси», написанная в Америке Иеронимом Луциком: написав историю русинов, начиная от Андрея Первозван-ного, и доведя ее через историю русинов в Австро-Венгрии (Угорская и Буковинская Русь) до очерка о русинской общине в Америке, он включил ее в историю Государства Российского как параллельную ему и родственную историю25.

То, что это самосознание выражало чувство идентичности самого народа, с одной стороны, и давало ему историческую перспективу, с другой, подтверждает сознание и русинской иммиграции в Америку уже в конце ХIХ века. Приведем собственное свидетельство русинов о себе в форме жалобы на опеку католических миссионеров, посланной в 1899 году в русскую епархию от группы карпатороссов, поселившихся в Канаде. Большую часть этого небольшого письма занимает именно обзор собственной истории: «Року 862 було основано руске князевство. Року 988 князь Володимир Великий приняв веру вод Греков а за ним и руский народ. Русины галицки мали своих князев и королев до року 1337. В роце 1340 польский король Казимир напав на галицку Русь с великою силою войска и загорнув Русь под свою власть; замки королевски зруйновав, а все скарбы заграбив и забрав до Кракова. Року 1351 папа римский заслав энциклику до польских бискупов, щобы ти старали ся запроваджувати латиньство помежь Русинами, если бы не можливо було вод разу запровадити латиньство, то бодай заключити унию с Римом. Але руский народ запротестував против сего добра. Польские ксьондзы однак не могли стерпети всходной церкви под польским панованем, для того старали ся силомоц довершити свого дела... Церковная уния з Римом була запроваджена в Галичине в роках под 1681 до 1710 через польских езуитов и через здраду руских епископов. И теперь в Галичине не лепше. Поляки а властиво ксьондзы и езуиты старают ся всеми силами затерти следы всходного обряду и тем самым вынародовити руский народ... Мы упенившись в холодной Канаде, водчуваемо все те добро езуитов, котре стоит сумными рядами во нашой истории, а друге живе сведоцтво на нашом народе. За-для того мы тут протестуемо против католицкой школы за ласки Французов и взагале не хочимо их ласк.» Подписано: «Комитет Вече». Из пятерых подписавших двое – Григорий и Михаил – носили фамилию «Фекула». И сейчас, более века спустя, «Фекула» – известная фамилия деятелей американского православия26.

РУСИНЫ В АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ ИМПЕРИИ

В короткий период в новое время, с конца XVIII по середину XIX века, почти все русинское население было объединено под Габсбургской короной. С разделом Польши в 1772 году Галиция вошла в состав Австрийской империи в качестве восточной части королевства Галиции и Лодомерии. В 1775 году к нему, в качестве Черновицкого округа, отошла и Буковина, исторически румынская область, аннексированная Россией у Турции и затем уступленная ею Австрии. Подкарпатское население, оказавшееся в Венгрии, тоже было внутри одного государства. На этнографической карте Австрийской империи, составленной незадолго до Первой мировой войны, русины, разделенные внутренними границами между Галицией, Буковиной, Венгрией, Словенией и Словакией, даже не упоминаются, – скорее всего, чтобы не привлекать к ним внимание соседней России. Кроме того, весьма чувствительная к проблеме многонациональности имперская власть не желала раздражать национализм всех этих народностей упоминанием русинского меньшинства. А сами русины, в силу своего низкого социального статуса, не могли отстоять своих прав. После объединения Литвы с Польшей и введения Унии само русское дворянство было ополячено. Принимая католичество латинского обряда, оно допускалось в состав польской шляхты со всеми ее политическими правами и экономическими привилегиями. То же постепенно произошло с купечеством и высшим духовенством. Остались верны своей народности и своей вере – в форме унии – только мелкие ремесленники, крестьяне и низшее духовенство («попы и хлопы»). Не имея собственных высших и средних учебных заведений, русины оказались лишенными и собственной интеллигенции. Образование было доступно лишь на польском, венгерском и немецком языках, и, получая его, русины уже тем самым ассимилировались в господствующей культуре и чаще всего теряли связь с собственной народностью. Интеллигенцией, верной народу и его заботам, оставалось лишь униатское духовенство. Оно и играло роль лидеров в культурной жизни населения, основной ячейкой самоорганизации которого, как и в Средние века, оставался приход. При императрице Марии-Терезии, при которой русины оказались внутри границ империи, а затем при императоре Иосифе II, их церковные и гражданские права были значительно расширены и, в теории, Греко-Католическая Церковь была уравнена с господствующей Римо-Католической27.

Габсбургская администрация не поощряла этнический национализм, она была достаточно космополитичной и предоставляла путь наверх по лестнице государственной службы выходцам из всех своих народностей, особенно их аристократии, при условии их полной преданности короне и идеалу «Священной (т. е. католической) Римской империи». При своей относительной (для того времени) либеральности, имперский режим не препятствовал и самоорганизации различных этнических групп своего населения. Поэтому в Австрийской империи положение русинов улучшилось по сравнению с их прежним положением в Польше, а в Галиции, как коронной австрийской земле, их положение было лучше, чем в Венгрии.

Рядом правительственных распоряжений в Галиции была значительно ограничена власть помещиков, которые уже не могли распоряжаться не только трудом и имуществом, но и личностью своих крепостных, как это было при польской власти. Были приняты меры к поднятию культурного уровня и авторитета униатского духовенства. Русинам стали выдавать правительственные стипендии для получения образования в униатской духовной семинарии в Вене, основанной при императрице Марии-Терезии (1717–1780), а униатские епископы были уравнены в правах с католическими, например, в праве участия во вновь установленном Галицийском сейме. Поэтому русины заняли по отношению к империи не только лояльную, но и патриотическую позицию. Когда в 1809 г. галицкие поляки подняли против Австрии восстание, в надежде на поддержку Наполеона, и захватили Львов, русины выступили на стороне короны, помогая войскам в борьбе с повстанцами. То же произошло и во время Венгерской революции 1848 года, когда русины на стороне австрийцев и вместе с русской армией Паскевича, посланной на помощь империи, участвовали в подавлении восстания.

Впрочем, сама эта революция, наряду с общим революционным движением 1848 года в Европе, названным «Весной народов», привела к либеральным реформам в самой Австрийской империи. Была принята конституция, введшая ряд демократических свобод и ликвидировавшая пережитки феодализма. Это вызвало подъем национального движения среди галицийских русинов, во главе которого стала униатская церковь. Австрийцы учли настроения русинов в Галиции и всячески содействовали их антипольской и проавстрийской деятельности. При покровительстве австрийского генерал-губернатора Франца Стадиона в 1848 году оформился политический орган галицких русинов – была создана «Головная руская рада», также называемая «Галицийская рада», из 66 человек. В нее входили мелкие чиновники, интеллигенция, представители высшего духовенства и студенты.

Все это сохранилось в благодарной памяти русинов, что мы находим в свидетельстве об этом уже упомянутого Иеронима Луцика. Приведу из него несколько цитат, касающихся австрийского периода русинской истории: «Австрия занялася в первых часах дуже щиро русским народом проживающим в Галичине... Цесарева Мария-θересия... добра и справедливая монархиня... знала добре, як великие беды перенесла Галичина под лукавым рядом Польши. Народ был обеднелый, темный, духовенство понижене, мало учене. Она выслала своего сына, цесаревича Иосифа, до Галичины, где он наочно пересведчился о великой нужде русского селянства. Из Львова писал он до матери, что конечно треба тут поднести торговлю, промысл... иначе народ пропадет. А прежде всего треба образовати духовенство, без него, як писал Иосиф, для просвещения народа не дастся тут ничего сделати»28. Далее Луцик описывает благодеяния русинам со стороны наследовавшего Марии-Терезии Иосифа II, который был тоже «дуже справедливый цесарь», заботившийся о «русском народе», который отменил крепостничество (в 1782 г.), сократил барщину до трех дней в неделю, дал право «селянам женитися» без позволения барина и покупать землю (1787), а также изменил положение духовного сословия, «приказал на университете во Львове учити богословие на русском языке», положил стипендию духовенству и дал право избирать епископов из числа мирского духовенства. Так же с благодарностью Луцик упоминает и последующих императоров: Леопольда II (1790–1792), «справедливого для русского народа», защитившего права униатов перед католиками латинского обряда, императора Франца I (1792–1835), который «установил во Львове униатскую митрополию» (1808), и, наконец, Фердинанда Благого (1835–1848), который отменил полностью барщину и даровал народам Австрии конституцию, «то есть припустил весь народ до управления державою через выбранных из народа послов». «Народ русский в Галичине, – пишет Луцык, – доныне 3-го мая молится Богу за душу того благого владетеля. Русский народ платил всегда верностью и любовью за все добродетели того цезаря. Коли другие народы Австрии бунтовалися, русский народ остал всегда верным цезарю. Во многих кровавых битвах русские полки билися храбро и не щадили своей крови. А коли в самом Ведне (Вене. – о. МАМ) пришло до революции, то на страже при монархе были беспрестанно русские воины.»

Пользуясь конституционными правами, русины пытались объединиться внутри империи не по территориальному, а по этнически-религиозному принципу, с целью развития собственной культурно-гражданской автономии в рамках достаточно либеральной австрийской монархии, чему помогала их собственная традиция самоорганизации. Такое объединение входило в задачу Высшего русинского совета (Головной рады) под началом епископа Григория Яхимовича29. В 1850-х годах за объединение русинов Галиции и Закарпатья в единую имперскую область с самоуправлением под непосредственной властью австрийского императора выступал каноник Пречевской епархии Александр Духонович. Но именно этому препятствовали те национальности, среди которых русины оказались разбросаны и представляли политическое меньшинство.

По инициативе Галицийской рады в Восточной Галиции стали формироваться местные русинские комитеты из представителей интеллигенции и духовенства. Были выдвинуты требования расширения прав русинов в Галиции и нового раздела провинции на две части: польскую Западную Галицию и русинскую Восточную. Этот вопрос даже обсуждался на Славянском съезде народов империи в Праге (1848) по инициативе представителей «Русской» (русинской) рады, результатом чего стало соглашение 7 июня о признании равенства национальностей Галиции. Русинам была предоставлена возможность начать обучение на родном языке в начальных школах и вводить преподавание его в гимназиях. Поэтому именно в австрийский период истории русинов начинает пробуждаться их национальное самосознание и его выразители – интеллигенция – получают соответствующее название – «славянские будители»30. В 1848 году усилиями «славянских будителей» на русинском научном съезде был выдвинут тезис о лингвистической и культурной принадлежности русинов к русскому народу Российской империи и об изучении истории Галиции в связи с историей России. Таковое самосознание опиралось на труды собственных ученых, раскапывающих свою историю, но также и на языковое самосознание, возникшее не без влияния австрийского этнического плюрализма. С начала австрийского владычества в Галичине широко распространяется термин «русины» с его западной вариацией rutheni и среди населения, и у интеллигенции.

XIX век – век пробуждения исторического сознания европейских народов. История созревает как строгая научная дисциплина, и создаются монументальные труды в области национальных историй. Интерес к собственной истории возникает и среди русинской интеллигенции, в ее среде создаются труды, возводящие ее генеалогию к Киевской Руси, – вроде работ Д. И. Зубрицкого (1777–1862)31 или Б. А. Дедицкого (1827–1909), журналиста, написавшего популярную «Народную историю Руси от начала до новейших времен». Находя в своем прошлом лишь борьбу за свое этнически-культурное выживание, часть русинской интеллигенции предложила модель культурно-языковой ориентации на Россию. Здесь надо подчеркнуть именно лингвистический характер этой ориентации. Русины, разбросанные по разным регионам, говорили на разных диалектах, и перед их интеллигенцией возник вопрос о литературном языке. Часть из них взяла ориентацию на русский язык с его развитой литературой как на возможную модель для развития собственного литературного языка. При этом все исследователи этого движения и русинской истории подчеркивают, что с реальной Россией ни русины, ни их интеллигенция знакомы не были, к ней территориально никогда не принадлежали, режима ее власти на себе не испытывали. Россия для них оставалась абстрактной и достаточно теоретической моделью. Кроме того, ранняя русинская интеллигенция, выражавшая самосознание народа, причисляла себя к малороссам. Исследователь Пашаева замечает: «В воззвании к народу ‘Головная русская рада’, сообщая о предоставлении императором конституции, впервые в официальном заявлении утверждала: ‘Мы, русины галицкие, принадлежим к великому русскому народу, который говорит на одном языке и составляет 15 миллионов, из которых два с половиной миллиона населяют Галицкую землю’»32. Пашаева продолжает: «Это заявление соответствовало тогдашним воззрениям галицких будителей, причислявших себя к малорусскому (по нынешней терминологии – украинскому) племени. Так, в своей брошюре Головацкий писал, что русинское, или малорусское, племя (russinische oder kleinrussische Stamm) после великоруссов самое сильное, по Шафарику, оно насчитывает 10 370 000 живущих под русским скипетром и 2 774 000 под австрийским». «Нарiд Руский располагается з поза гiр Бескидских за Дон», – сообщается в «Русалке Днестровой», одном из первых русинских литературных альманахов33.

Именно русинские интеллигенты-«будители» формировали в сознании русинов миф о России. Так, в силу культурного равнения на Великую Россию (не говорим – Великороссию, поскольку русины под ней понимали Российскую империю, вместе с ее всеми «россиями» – Белой и Малой – и другими народностями, как единый этнос) постепенно возникает сближение в сознании прорусски настроенной интеллигенции понятий «русин», или «русский», или великоросс. Это сближение позднее, после перехода русинов-иммигрантов в Америке в православие в русскую епархию, автоматически и некритически внедряется и в России и постепенно превращается в культурное смешение этих понятий. Славянофильское направление начинает воспринимать русинов как своих соотечественников, отделенных во-лей несчастных обстоятельств.

Сразу может возникнуть вопрос: не боялась ли пророссийская интеллигенция поставить в глазах австрийских властей под подозрение все русинское население Галиции как потенциального врага или перебежчика, готового перейти под власть соседней империи прямо со всей своей областью, принадлежавшей Австрии? Увы, позднее именно это и произошло. Однако на начальных стадиях пророссийского движения этот страх не возник в силу ряда обстоятельств. Во-первых, благодаря либеральной эпохе «Весны народов», когда в самых разных славянских группах империи начались самостийные движения за культурную и внутриполитическую автономию. Русины требовали того же, что и все другие; единственным потенциально опасным отличием прорусской интеллигенции было то, что она идентифицировала собственное культурно-языковое наследие с языком и культурой огромной пограничной империи. Другим обстоятельством было сознание русинами своей лояльности Австрии, предоставлявшей им права и свободы, которых у русинов нигде не было и которые они не получили бы и в России. Это выразил за пару лет до русинского конгресса и до «Весны народов» один из «славянских будителей» и интеллектуальных вождей всего прорусского направления, профессор Львовского университета и униатский священник Яков Головацкий в статье «Положение русинов в Галиции», напечатанной в 1846 году в независимом бесцензурном журнале «Летописи славянской литературы, искусства и науки». Опровергая мнение, будто движение русинов (Russinenthum) представляет опасность для империи из-за соседства Галиции с Россией, Головацкий подчеркивает, что русины в Галиции – униаты, к которым в православной России относятся плохо. К тому же, и русский тип церковного благочестия, с постоянными постами и «монашеской жизнью русских попов», не подходит для образованных русинов. Что же касается русинского крестьянства, то его положение в Австрийской империи лучше, ибо «нигде помещик не может так безнаказанно плохо обращаться со своими крестьянами, как в России». Следовательно, русины останутся австрийскими патриотами, если только не ущемлять их национальные права34. В этой статье, напечатанной под псевдонимом «Таврило Русин», автор ратует за культурно-языковую автономию своего народа внутри империи. Он, правда, описывает приниженное положение русинов, поскольку и «под австрийским мягким скипетром» они живут «без литературы, без журналов, без национального образования, без школ – как варвары». Но и подтверждает вполне сознательную политическую лояльность русинов по отношению к империи: «В настоящем Австрия предлагает, хотя не известно, надолго ли, свободу, равноправность и конституцию, а Польша – рабство и политическое самоубийство...»35 О России как политической альтернативе, как мы видим, здесь не идет и речи. При этом следует отметить, что австрийская Польша была свободнее, чем Польша, входящая в состав Российской империи.

Итак, пророссийская интеллигенция Галиции, равняясь в культурно-языковом отношении на Россию, имела в виду лишь культурно-языковое самоопределение и самоуправление, будучи уверенной, что доказанная русинская лояльность Австро-Венгрии служит прочным гарантом для формирования такой культурной автономии.

ЦЕРКОВНО-СЛАВЯНСКАЯ ОСНОВА НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ

«Народ наш, – как писал в своей «Истории» Иероним Луцик, – як нiякiй другiй на свете привязанный есть до Церкви»36. Это отмечает и сторонний наблюдатель, чешский чиновник Яромир Нечас, секретарь Г. Жатковича, первого губернатора автономной русинской области Прикарпатской Руси в Чехословакии, в 20-х годах прошлого века. Нечаса поразило, что среди русинов «даже большевистские вожди» (коммунистические идеи легко угнездились среди обездоленного русинского населения Чехословакии) «регулярно посещали церковь», их социал-демократы почтительно приветствовали священников, «а одно из антиклерикальных собраний в Ужгороде» открылось традиционным русинским приветствием «Слава Иисусу Христу!»37

Религиозная вера уходила в глубокие слои национального самосознания русинов, само пробуждение которого в новое время было тесно связано с богослужением и опиралось на него. В течение нескольких веков православный обряд оставался единственной культурной родиной русинов, живущих среди разных народностей с их собственным охранительным национализмом. Поэтому и движение за культурную автономию началось как «обрядовое движение» за очищение в рамках униатской Церкви православной литургики от позднейших католических наслоений и искажений. Оно возникло как вполне невинная легальная реформа, но привело к первому серьезному столкновению имперской администрации с прорусским направлением. Хотя Уния 1596 года, переведя православных в папскую юрисдикцию, обещала полное сохранение православного богослужения, в реальности и оно оказалось «окатоличено»: духовенству разрешалось служить по несколько литургий в день; вместо православного престола, бывало, стоял открытый алтарь со статуями святых – иезуитов, и. т. д. Движение за очищение обряда и приведение его к православному уставу возглавил униатский священник о. Иоанн Григорьевич Наумович, и к нему присоединились другие священники и миряне. Сам Наумович, популярный и отзывчивый пастырь, был в 1861 году избран депутатом в первый галицкий сейм, а в 1873 – после введения прямых выборов – послом в рейхсрат. Со своей политической трибуны он выступал неоднократно в защиту экономических, гражданских и культурных прав русинского населения и даже требовал от сейма помощи русинскому театру во Львове38. При этом он держался пророссийской ориентации и, оставаясь униатским священником, повел проповедь за возвращение русинов в православие. Наумович, как и другие промосковские деятели, считавшие себя верными подданными австрийской монархии и привыкшие к ее либеральным порядкам, открыто начал говорить об этническом и языковом единстве «русского народа от Карпат до Камчатки», не представляя политически взрывных результатов таковой идеологии, последствий которой так боялась Австрийская империя, состоявшая на 42% из славян и прислоненная именно русинской территорией к Российской границе. Сознавая, что православие имело в империи легальный статус (хотя было признано лишь в Буковине с ее преимущественно румынским населением), Наумович настаивал на праве русинов ориентироваться на Россию, не боясь того, что он может навлечь на себя, на промосковское направление и, в целом, на все русинское население подозрение властей в нелояльности и даже в государственной измене. В прессе он открыто заявлял, что «все усилия дипломатии и поляков сделать из нас особый народ рутенов-униатов оказались тщетными и что Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр. с точки зрения этнографической, языковой, литературной, обрядовой – это одна и та же Русь... Мы не можем отделиться китайской стеной от наших братьев и отказаться от языковой, литературной и народной связи со всем русским миром»39.

Реагируя на потенциальную опасность таковой промосковской идеологии среди своего населения, пограничного с Россией, австрийские власти стали искать другое направление для русинского культурного и языкового самоопределения и, видя русинское стойкое упорство против ассимиляции в среде австрийских поляков, стали поощрять среди русинов проукраинское направление, которое, в свою очередь, представлялось сепаратистским уже в глазах их русского имперского соседа. На руку этой австрийской линии сыграла русская имперская политика в отношении Украины. В 1863 году министр внутренних дел Российской империи П. А. Валуев издал циркуляр, по которому разрешалось на украинском языке печатать лишь ограниченное количество написанной на нем художественной литературы и запрещалась вся остальная учебная, религиозная и прочая литература, а царский указ 1876 года запретил не только «печатание в пределах Российской империи произведений на ‘малорусском наречии’, кроме художественной литературы и исторических памятников», но также «свободный ввоз книг и брошюр из-за границы, театральные представления, чтения и даже ‘подписи под нотами’»40. Поскольку украинский язык был близок к галицким наречиям, хотя и не совпадал ни с одним из них, австрийцы стали поощрять на этом языке всякую культурную деятельность в Галиции. При поддержке австрийской администрации украински настроенная часть галицкого общества начала движение за отделение Украины от Российской империи и за создание из нее и Галиции отдельного государства.

С переходом русинских иммигрантов в русскую епархию в Америке между двумя империями началась и продолжала «теплеть» «холодная война» за русинское население. Этому способствовало и создание в 1867 года Австро-Венгрии с общей внешней политикой, но двумя раздельными внутренними: на территории Венгрии власти начали планомерную ассимиляцию славянского населения, игнорируя его культурные и национальные права, в Галиции, под австрийской властью, положение было лучше, но и здесь русины стали терять надежду на получение автономии. После 1867 года Галиция приобретает характер польской провинции. И если в Подкарпатье русины стали подвергаться мадьяризации, то в Галиции усиливается процесс их полонизации.

Русины при этом сохраняют полную лояльность Австрии и, пользуясь своими конституционными правами, продолжают выбирать своих представителей в львовский сейм и в венский рейхсрат. Но в силу своего меньшинства они не могут выдвинуть никакой политической программы. Отдельные москвофилы из интеллигенции начали посматривать в сторону России, ожидая помощи (не вполне понятно – какой) и пытаясь обратить на себя внимание. Уже упомянутый ранее профессор Львовского университета Яков Головацкий поехал депутатом от прорусских галичан на этнографическую выставку 1867 года в Санкт-Петербург. Там он рассказывал о русских связях русинов, также ведущих свое происхождение от крещения Руси при Владимире. В своей речи на обеде в Дворянском собрании Петербурга (11 мая 1867 года), он даже заявил, что русины «по роду и по племени, по вере и языку, по крови и кости» составляют единство с «великим славянским многомиллионным русским народом». Австрийские власти отреагировали на это выступление увольнением Головацкого из университета. Но произведено это было без шума и скандала, ему даже была назначена небольшая пенсия. Его выступление не осталось без последствий и в России, куда он был приглашен со всей своей большой семьей и где принял православие и русское подданство. Александр II произвел его в чин статского советника, и в его служебный стаж были засчитаны годы преподавания в Львовском университете. Став православным, Головацкий сложил с себя сан униатского священника. Эта индивидуальная эммиграция прошла без всяких осложнений в политических отношениях между империями. Галичане-русины, будучи униатами, т. е. официальными католиками, гораздо меньше в ту пору интересовали и русскую дипломатию, и славянофилов, чем судьбы православных сербов или болгар. Австрия также не искала обострения отношений с собственным русинским населением в Галиции.

ПОЛОЖЕНИЕ РУСИНОВ В ВЕНГРИИ

Но это обострение стало нарастать в Венгрии, когда та получила автономию. Ее администрация взялась за активную ассимиляцию русинов в мадьярскую культуру. Это выразилось прежде всего в том, что в Венгрии греко-католические епископы стали назначаться только из числа полностью мадьяризованного духовенства; те, в свою очередь, требовали и от священников последовательной мадьяризации своей паствы. Это давление было столь явным и последовательным, что привело к отчуждению основной массы мирян от духовенства. Венгры старались подавлять всякие проявления русофильства среди русинов и ограничить их автономию41. Одно время русины пытались объединиться в единую Перемышленскую митрополию, однако венгры заблокировали эту попытку создания церковной базы для этнического объединения42. Тогда-то и началась иммиграция русинов в Америку, в основном из Венгрии, но отчасти и из Галиции.

Хотя славянофильски настроенная часть русского общества и сочувствовала положению славян под турецким игом и даже создала в 1858 году Славянский благотворительный комитет под председательством того же М. Погодина, это сочувствие никак не переносилось на русинов, проживавших в Австро-Венгрии. После же войны с Турцией 1877 года, которая чуть не привела к войне с Англией, и особенно после Берлинского конгресса 1878 года, русское правительство стало игнорировать славянофильские тенденции в среде русской общественности. До конца ХIХ века, до того как русины-униаты в Америке попросились в тамошнюю русскую епархию, ни в Русской Церкви, ни в российских правительственных кругах никому не приходило в голову видеть в русинах-униатах в Австро-Венгрии союзников в геополитическом переделе средней Европы. Правда, в Австро-Венгрии существовал среди русинов прорусский клуб, ратовавший за принятие русинами русского языка как языка собственной культуры и письменности. Но москвофильское направление было самобытным движением среди русинов; сама Россия в нем не играла никакой роли43. Россия поддерживала это движение, но именно как культурное, а не религиозное и, тем более, не политическое, поскольку сами лидеры этого движения были политическими консерваторами, выступавшими за поддержку австрийской имперской власти и политики. Их культурно-политическая программа была основана на идее сохранения русинской культуры путем объединения всех русинов как национального меньшинства внутри Австро-Венгерской империи, с собственной культурной и, желательно, с политической автономией, наподобие венгров и словаков. Эта программа исключала как великорусскую концепцию присоединения к Российской империи, так и украинскую, с отождествлением русинов с движением за единую самостийную Украину. В 1882 году были арестованы несколько видных москвофильских деятелей: Добрянский, его дочь Ольга Грабарь, о. Иоанн Наумович. Поводом послужила попытка перехода в православие русинского села Глинички вслед за проповедью Наумовича, который, оставаясь униатским священником, ратовал за возвращение к православию. Власти обвинили арестованных в панславизме, государственной измене и в стремлении оторвать Галицию, Буковину и Прикарпатскую Русь от Австро-Венгрии с перспективой присоединения их к России. Процесс получился бездоказательным, поскольку вся деятельность обвиняемых была легальна и ограничивалась публичной проповедью своих убеждений. При этом русское общественное мнение и правительство, выступая за права человека и осуждая этот процесс, не пытались использовать эти гонения в качестве повода для политических демаршей по отношению к соседу.

Весьма осторожна была реакция высших правительственных кругов в России (точнее, К. П. Победоносцева и Александра III) на этот процесс. Когда после процесса подсудимые временно были выпущены из тюрьмы и Наумович остался без средств к существованию, т. к. приход у него был отнят, русское правительство оказало ему и Добрянскому тайную материальную помощь. Она была передана через венского посольского протоиерея Михаила Раевского. В своем письме К. П. Победоносцеву, тогда обер-прокурору Синода, от апреля 1883 года, Раевский уведомляет, что «отец Наумович приедет сам в Вену за получением денег». Сумма не указывалась, но к письму приложена расписка уже получившего помощь Добрянского на 15 тыс. гульденов44.

Исключительно интересно более подробное письмо К. П. Победоносцева Александру III об этом процессе и о подавлении национальной самобытности русинов со стороны венгров и поляков в Австро-Венгрии. Победоносцев ссылается на рассказ Добрянского, который «тайно от австрийских агентов» приехал в Петербург из Германии и описал в рассказе Победоносцеву даже не сам процесс над ними, а продажность парламентской демократии и беспомощность русинов, которые не смогли ею воспользоваться для защиты своих прав из-за того, что они остаются политическим меньшинством, а также и беспомощность австрийских властей, не смогших вмешаться в это преследование и стать на защиту русинов, потому что это было бы вмешательством во внутренние дела Венгрии. При этом Победоносцев называет «русинов», вероятно, с подачи самих «москвофилов», «русскими», не делая никакого семантического различия между «русскими» в Австро-Венгрии и «русскими» в России. «Чудовищный процесс по обвинению в государственной измене, возбужденный против Добрянского, Наумовича и других, лучших и доблестнейших людей русской народности (Курсив мой. – о. МАМ), – пишет Победоносцев, – привел в изумление здравомыслящих людей в целой Европе.» И далее Победоносцев призывает царя и своих соотечественников сделать должный вывод ...о вреде конституционного правления: «Но вот что весьма поучительно, и особливо для нас, русских. Австрийское правительство само было опечалено этим процессом и понимало все его беззаконие, но было бессильно предотвратить его и видело себя в необходимости подчиниться партии, возбудившей этот процесс. Роль недостойная для правительства; но австрийское правительство принудило себя на эту ложь потому, что оно утверждается на конституции»45. Далее в письме Победоносцев показывает, как, пользуясь демократией, другие народности Австрийской империи, подавляют русинов. Победоносцев и здесь называет русинов «русскими»: «Теперь вся парламентская сила – в руках у мадьяр и у поляков. Мадьяры – полные хозяева у себя и давят без пощады и без совести всякую иную народность, а система выборов так хитро ими же и поляками устроена, что никакая другая славянская народность не может иметь в палате сильного голоса... Располагая силою в парламенте, они задумали целый ряд законов к подавлению русской народности: изменение календаря, замену русского алфавита латинским, изгнание русского языка из русской школы, замену русского духовенства латинским, передачу иезуитам русских монастырей и духовных школ...» Тема этого большого письма – не столько необходимость защиты русинов со стороны России, сколько антиконституционный памфлет. Русины здесь оказываются скорее аргументом в полемике, чем ее целью и главной темой. Обер-прокурор Синода и доверенный советник императора, бывший еще и членом Совета министров, называемый в кулуарах его «негласным председателем», Победоносцев пишет царю с возмущением о нетерпимости венгерских и польских властей, о насилии над правосудием, ни словом не намекая на необходимость России вмешаться в это дело. Единствен-ная мораль, которую выводит Победоносцев в этом письме, – это мораль о губительности и злостной нетерпимости парламентской демократии к «инакомыслию», о нетерпимости и беззаконии, перед которыми оказалась бессильной сама австрийская имперская бюрократия, допустившая этот парламентаризм. Нигде, ни одним словом, влиятельный Победоносцев, который без стеснения мог призвать в поддержку своей политики военную силу России и ее дипломатию, не говорит здесь о том, чтобы использовать это прорусское движение в Австро-Венгрии в каких-либо геополитических целях.

Царь Александр III сочувствовал арестованным, но тоже не собирался в это дело вмешиваться, понимая всю политическую бестактность и даже опасность такового вмешательства. По словам Пашаевой, «в РГБ хранится письмо Победоносцева императору от 23 октября 1885 года. Направляя ему письмо Наумовича, Победоносцев пишет: ‘Совестно утруждать Ваше Императорское Величество посреди многих забот и занятий еще новым чтением. Но почитаю нелишним представить Вам полученное мною вчера письмо священника Наумо-вича, в нем выражается поистине отчаянный вопль русского населения в Галиции о безысходном положении их в борьбе с польским правительством, которому предала их Австрия. Наумович, недавно перешедший из униатства и порвавший все связи с Римом – человек по-чтенный и служит... действительно лучшим представителем лучшей части русского населения в Галиции...’ Наверху письма Александр Ш подписал синим карандашом: ‘Чрезвычайно больно и грустно читать его письмо. Авось даст Бог и нам и им светлый день когда-нибудь’.»46

Так впервые на языке российского государства было отождествлено понятие «русин» (в случае с Наумовичем, перешедшим в православие) с «русским» в качестве «великоросса», подданного империи. Несмотря на то, что сам Наумович после тюремного заключения переселился в Россию, далеко не все москвофилы были готовы ему последовать, привыкнув к либеральным порядкам габсбургской им-перии. Сам Наумович избирался в венский парламент и галицкий сейм. Добрянского, начиная с 1850-х годов, несколько раз избирали в венгерский парламент, хотя венгерское правительство и отнимало у него мандат, боясь его политической программы и настойчивости: Добрянский предлагал разделить Венгрию на пять национальных округов – русинский, сербский, немецко-венгерский, румынский и словацкий. Но парламентская система, которую так критиковал По-бедоносцев, свое дело делала. Когда в 1865 году Добрянский был избран в третий раз в парламент, правительство все же было вынуждено признать его мандат, и в течение четырех лет он выступал с его трибуны, пока в 1869 году его снова не лишили мандата по обвинению в панславизме47. Очевидно, что при всем сочувствии в России к деятельности Добрянского, в ней он не смог бы получить депутатских полномочий – за отсутствием парламентской системы. И русинская общественность это более или менее понимала.

Арест Наумовича, Добрянского и других деятелей прорусского клуба привел к закату всего этого москвофильского движения среди русинов в Старом Свете. До обращения униатов-иммигрантов в Америке в православие русины в Австро-Венгрии именно в качестве униатов не привлекали к себе особого внимания в России. Прежде всего, они сами давно уже свыклись со своим церковным положением. Уния была сконструирована таким образом, что ни по обрядам, ни по образу жизни, – т. е. именно по тем сторонам, с которыми имеет дело простой мирянин на уровне приходской жизни, – не отличалась от православия. Римскими были богословие, семинарии, каноническое право и церковноначалие, т. е. униатская иерархия, подчинявшаяся Риму. Ни с тем, ни с другим простой верующий, малообразованный или вовсе неграмотный, в своей повседневной церковной жизни дела не имел. Более того, это положение продолжалось веками и уже вошло в плоть и кровь местного населения: так оно его ощущало, когда находилось на политической территории Речи Посполитой, а затем на территории Польши; таковым это церковное положение и осталось, когда после раздела Польши эта территория с русинами отошла к Австро-Венгерской империи.

ПОЛОЖЕНИЕ РУСИНСКОЙ ИММИГРАЦИИ В АМЕРИКЕ

Уния была данностью и таковой могла бы остаться и в условиях американской иммиграции русинов, если бы в Америке было такое явление как католичество византийского обряда, и если бы Като-лическая Церковь в Соединенных Штатах обладала властью насильно удержать униатов в подчинении. Но ни того, ни другого не было, а американский образ жизни, с его конфессиональной раздробленностью и общинами по этническому принципу, способствовал автономии и сепаратизму. Униатские приходы могли с легкостью переходить в состав русской епархии потому, что никто не был в силах их от этого удержать, а самому американскому государству до этого не было никакого дела. В конце ХIХ века в Америке даже образовалась многотысячная епархия польских старокатоликов во главе с собственным епископом поляком, т. е. «Польская Католическая» Церковь, независимая от Папы Римского, – явление, которое в самой Польше было бы немыслимо.

Так же и «русскость» австро-венгерских русинов, вступивших в состав русской епархии в Америке, имела мало общего с русскостью подданного Российской империи. К тому же, эта русскость, по существу, ни политически, ни культурно русинов ни к чему не обязывала, кроме сентиментальной приверженности к своим же исконным православным обрядам, теперь уже не связанным с подчинением Риму. Перейдя в русскую епархию в массовом порядке, эти приходы, разбросанные по огромной территории, не столько подчинялись директивам епископа, как явствовало из признаний архиепископа Платона, сколько навязывали епархии свои собственные традиции и образ жизни, точнее, жили тем же укладом, которым жили веками и до этого, с поправкой на постепенную ассимиляцию в американском обществе. Именно свобода, царившая внутри русской епархии на огромной американско-канадской территории, и привлекла русинов с самого начала в православие из католичества с его жесткой дисциплиной. Американские католические епископы, в основном ирландского происхождения, на своем съезде в Чикаго в 1893 году решили применить собственные стандарты к католикам византийского обряда, т. е. просто перевести их на униформный латинский обряд, «поскольку возможная потеря немногих душ греческого обряда несоизмерима с тем благословением, которое приносит дисциплинарное единообразие»48.

Русские же епископы в Америке сознавали себя в большей или меньшей степени именно миссионерами, которые призваны строить Церковь из этнически и культурно разнородного иммигрантского материала. Собственный уклад, язык и обычаи сохраняли в этой епархии и другие национальные общины: сиро-арабская, сербская, отдельные греческие приходы, албанская община. Все они вели культурно-самостийное существование внутри единой организации русской архиепископии. Подобным образом устроились и карпатороссы с галичанами, с той лишь разницей, что теперь их церковный центр переместился в Санкт-Петербург. При этом Святейший Синод, сверху и издалека решавший их церковную судьбу, оставался для них так же далек и недоступен, как до этого – Римская курия.

Однако при этом русская иерархия и духовенство, возглавлявшие епархию, стали для бывших униатов их голосом, толмачами и выразителями. Это было тем легче, что основная масса русинов-иммигрантов была настолько задавлена ежедневной борьбой за выживание на своей новой заморской земле, что они охотно перепоручали своей отныне православной иерархии и духовенству выступать за них и от их имени, тем более, что они и сами себя признавали «русскими» – русинами. Но в самосознании русинов и их русских толмачей, таких как редакторы и издатели двух основных органов епархии – «Американского православного вестника» и газеты «Свит», – слово «русский» значило совсем разные вещи.

Здесь следует подчеркнуть огромное значение «имени», мощь слова и риторики, которая в этом исторически, казалось бы, кратком и незначительном эпизоде приобрела поистине мировую зажигательную силу. Русины считали себя русскими, т. е. гражданами уже не существующей, умопостигаемой Руси Киевской, которая, породив и Московскую Русь, и Петербургскую Россию, и Украину, уже не была ими узнаваема. Как указывает Пашаева, «прилагательное от ‘русин’, как считают сами русины, не ‘русинский’, а только ‘русский’, ‘руский’»49.

Для русской же иерархии и духовенства, подданных Российской империи, именно это подданство и принадлежность к Русской Пра-вославной Церкви в земном ее смысле, с Государем Императором во главе как политическим покровителем и защитником всех православных, и составляли их «русскость». Именно в этих терминах епископ Николай (Зиоров) в 1890-х годах объяснял американским властям, что православная литургическая молитва за Царствующий Дом и воинство не означает, что русские иммигранты, в том числе и иммигранты-русины, не лояльны к своему новому отечеству – Америке. Епископ утверждал, что Церковь возносит эти молитвы за православного императора потому, что в его миссию входит защита всех православных во всем мире50.

Как мы видели, и Победоносцев называл русинов-униатов в Австро-Венгрии, сочувствующих православию или же в него переходящих и смотрящих на Россию как потенциальную моральную защитницу, «лучшими и доблестнейшими людьми русской народности». Для русинов же, перешедших в Америке в епархию русской Церкви, «русский» означало всего лишь несколько модифицированную форму их собственного самоопределения как культурно-автономной этнической группы, которая продолжает в духе преемственности со своим собственным прошлым строить свою культурную и религиозную жизнь в Новом Свете. Так в миннеаполисском приходе самого о. Алексея Тофта, первым вошедшим в русскую епархию, возникло подряд несколько организаций с названиями «Русское женское общество» (1904), «Русское братство» (1907), «Русское библиотечное общество» (1908), «Русское театральное общество» (1911), хотя, по свидетельству одного из иммигрантов, в то время «в Миннеаполисе не было ни одного человека из России», да таковые и не имелись в виду51.

Такое понимание двух разных вещей под одним словом «русский» – типичный пример бахтинского двуголосого слова52. Однако то, что описуемо в терминах поэтики и даже мифологии, привело, как мы увидим, к реальным политическим и историческим последствиям. Здесь миф творит историю, а не просто ее осмысляет. Имя «русский» в применении к «русинам» превратилось в тот электрический ток, который средствами даже очень скромной массовой информации (русской газеты и журнала), быстро достигал столиц двух соседствующих империй и заземлялся в них на двух противостоящих враждебных полюсах. В российском истолковании Русская Православная Церковь была неразделима с имперским государством, со времен Петра I инкорпорировавшим эту Церковь в собственную бюрократию и практически содержащим всю американскую епархию из имперско-церковного бюджета. Поэтому для великоросского сознания русины, став православными и вступив в русскую епархию, стали, тем самым, если и не актуальными, то «почетными» подданными Российской империи. Таковое впечатление производили даже писания русского духовенства в Америке, уже хорошо осведомленного о специфике американских порядков, в которых религия – это целиком автономная сфера, не относящаяся к гражданской и политической. Тем паче в России, а особенно в имперских кругах, такое понимание нового статуса русинов возникло автоматически, как самоочевидная новая реальность. Особую роль сыграл в этом «Аме-риканский православный вестник», исполнявший функцию епархиальных ведомостей. Он выходил два раза в месяц и издавался бесперебойно более двадцати лет до самого 1917 года, а потом продолжал выходить с перебоями еще полвека. Русская пресса, в массе своей – русинской епархии, возглавляемой российским духовенством и церковноначалием, – превратилась в мощный свободный рупор почти угасшего москвофильского направления в самой Австро-Венгрии; рупор, разносивший эту идеологию сразу на три континента.

Америка – правовое общество, и иммигранты уже во втором поколении, обученные языку, нравам и законам, получают возможность за себя постоять. Вступив же в русскую епархию, осознав себя вполне православными и обретя средства для выражения собственного самосознания, галичане из Америки, без всякого, так сказать, злого умысла, не придавая этому особого международно-политического значения, начали влиять на самосознание и своих бывших собратьев униатов в Австро-Венгрии, и на формирование собственного образа в Церкви и обществе в самой России. Естественным каналом этого влияния было возвращение обратно к себе на родину русинов, поживших в Америке и соприкоснувшихся там с русской епархией. Далеко не все оставались в Америке, некоторые приезжали на заработки, чтобы, скопив денег, вернуться и купить землю или собственное дело дома. Таким образом нормы и конструкты демократии в американском изводе начали влиять на возникновение и распространение такого явления, как «русскость», в самосознании австро-венгерских русинов и в восприятии их в этом качестве в России.

Архиепископ Платон свидетельствовал, что русская Миссия была плохо осведомлена об униатах, проживавших в Америке. Но до их возвращения в православие русское общество мало знало и об униатах в Австро-Венгрии. Для Русской Церкви Уния была данностью, с которой приходилось бороться в западных областях России и в Польских землях. Но здесь Православная Церковь, скорее, не наступала, а держала оборону против католического натиска, который и окрашивал представление об униатах у пограничного православного духовенства.

Как же могла возникнуть такая путаница в умах, прежде всего образованных людей, неплохо осведомленных об истории России, Руси и Российской империи? Российская историческая наука вообще мало интересовалась историей Западной Руси, сознательно или бессознательно проходила мимо нее, поскольку та опиралась на древнерусские феодальные и вечевые традиции, искорененные в Московии и напрочь забытые в петровской России. Ни у одного крупного русского историка ХIХ века – ни у Сергея Соловьева, ни у Ключевского, при всем его внимании к социальному аспекту истории и при том, что он в своем курсе русской истории бегло уделяет внимание и Литовской Руси, ни даже у либерала П. Милюкова в его «Очерках по истории русской культуры», – мы не найдем описания истории Западной Руси именно как отдельного культурно-политического типа.

До обращения в православие униатов в Америке и их жалоб на местную католическую иерархию Русская Церковь не видела в униатском населении Австро-Венгрии потенциальных православных, которые так и рвутся назад в Русскую Православную Церковь, желая и территориально присоединиться к России. Но поскольку русская историческая наука прошла мимо Западной Руси именно как отдельной культурной и церковно-политической модели, то и «русскость» русинов стала восприниматься в России не по типу автономной культурной общины, а по модели церковно-государственной. Именно поэтому их симпатию к России ошибочно истолковывали как стремление вступить в ее состав, стать подданными российского православного императора.

«Американский православный вестник» этому весьма содействовал: выражения «Червонная Русь» и «Угорская Русь», которыми москвофильские «будители» называли русинское население и земли Галиции и венгерского Прикарпатья, прочно вошли в российский лексикон, а территории стали восприниматься как потенциально российские. Так на геополитическом горизонте рубежа ХIХ–ХХ веков возникла новая символическая страна, «Червонно-Угорская Русь», не имеющая под собой политической реальности, но наполненная реальностью символической, – подобно Константинополю, представлявшему для греков исчезнувшую Византию, маячившую, подобно призраку, над телом Оттоманской империи, а затем Турции. В панславянском сознании эта «Червонная Русь», по существу бывшая неким «умным» наваждением или градом Китежем, стала на четвертое место в ряду вполне реальных Великороссии, Малороссии и Белоруссии. В этом смысле показательна «Народная история Руси» Иеронима Луцика, посвященная предстоятелю русской епархии Платону, архиепископу Алеутскому и Северо-Американскому. По-следняя страница книги заканчивалась так: «Да живет святая, Православная Русь, защитница всего славянства. Да живет Русский Царь и Царствующий Дом, Богом данный, блюститель русской силы и чести»53. Это – уникальная трактовка истории русинов, включенная в русскую историю. В ней краткие обзоры историй Угорской и Буковинской Руси заканчиваются и обзором Руси Американской, т. е. предвоенного укоренения и своеобразного вторичного «подданства» русинов в русской епархии в Америке.

Конечно, то была уже американская книга, оторванная от своей галицкой и карпаторосской почвы и политической реальности. Она давала некий конструкт и, одновременно, формулировала и выражала некую новую идеологию, складывавшуюся у русинов, нашедших в русской американской епархии почву для своего мифа и идеала, – почву, на которой их никто не притеснял и которая их политически ни к чему не обязывала. Такое сознание могло возникнуть только в Америке, то есть при полном отрыве религиозного, культурного и даже этнического сознания от политической реальности Старого мира, а главное, при полном отделении Церкви от государства. Русские публикации в Америке, принявшие и даже провоцировавшие эту идеологию и свободно оперировавшие понятиями «Червонная Русь», «Подъяремная Русь», сумели убедить в этом мифологическом конструкте-хронотопе определенную часть православной иерархии и духовенства в самой России. Так, и архиепископ Тихон (Белавин) в своем выступлении на Мэйфилдском соборе называл русинов – свою основную паству – «русским народом» из Австро-Венгрии54.

Православные русины в американской епархии охотно принимали такое толкование, поскольку для них самих Россия была полной абстракцией, да и образ их собственной родины, из которой они эмигрировали, постепенно все более и более тускнел. Даже в наши дни телевизора и интернета достаточно провести несколько дней в пенсильванской глубинке, где-нибудь в районе Свято-Тихоновского монастыря, чтобы почувствовать, насколько отсюда весь мир представляется далеким и нереальным. Что же говорить о неграмотных или полуграмотных иммигрантах в конце ХIХ века, целыми днями трудившихся в пенсильванских шахтах или на сталелитейных заводах, а по воскресеньям собиравшихся в своих церквях и полностью делегировавших собственное представительство доверенным выборным лицам и духовенству, организовавшим их новый быт в русской епархии? Для них несколько измененное имя «русские» значило именно то, чем они были всегда и чем продолжали оставаться в Америке, и ничуть не больше. Но именно тем, что они так легко и охотно дали себя переименовать и так легко восприняли великорусскую риторику своих двух органов печати, став православными, они стали способствовать распространению и в России мнения, что их собратья в Австро-Венгрии с радостью готовы, вместе со своими территориями, войти в великую Россию.

Вот, например, статья о двадцатилетнем юбилее русского православного Петро-Павловского братства в гор. Бриджпорте штата Кон-нектикут, напечатанная, заметим, в 1914 году, сразу же после начала войны, в «Американском православном вестнике»: «Велика и широка наша Русь родная. От Дуная до Алтая и дальше, до Великого Океана тянется одна неделимая великая русская земля. От холодных льдов Севера до знойного Закавказья и Туркестана простирается наша родина святая. И на всем этом пространстве живет один русский народ, соединенный единою верою православною, крепкий единым русским духом христианской любви. Одна великая неделимая Русь. Она не делится и не должна разделиться. Она едина. Потому-то она так сильна и могущественна, ибо ‘в единении сила’. И все русские люди, живут ли они в Галичине или на Угорской Руси, в златоверхом Киеве, или в златоглавой белокаменной Москве, суть братья и дети одной Великой Русской Земли. Наша родина – целая Россия, наше знамя – православный трираменный крест, наш народный клич – ‘С нами Бог!’ С такими мыслями было заложено в г. Бриджпорте, штате Коннектикут, и наше Русское Православное Петро-Павловское Братство, которое и стало существовать с 7 августа 1894-го г.»55

Можно представить, с каким удовлетворением русский царь мог читать подобные изъявления безоговорочного русского патриотизма и лояльности ему лично, доходившие из далекой американской епархии, когда его собственная держава раздиралась революцией, антиправительственным террором и национально-сепаратистскими движениями, и резкая критика его режима и дворцовых порядков раздавалась с трибуны Государственной думы. По какой-то злой иронии, выпуск «Американского православного вестника» с этой статьей вышел 28 августа 1914 года, три дня спустя после образования на территории занятой русскими войсками Галиции (25 августа) генерал-губернаторства графа Бобринского, провозгласившего основой своей политики здесь учреждение русского языка, закона и строя путем ее скорейшей инкорпорации в состав империи. Конечно же, это только способствовало убеждению австро-венгерских политиков в том, что русская епархия в Америке, куда формально входили и сербские приходы, являлась мало прикрытым заморским плацдармом, на котором Россия заранее разыгрывала это свое наступление.

Однако действительно ли эти слова выражали самосознание карпаторосских членов Петро-Павловского Братства в Бриджпорте? Очень сомнительно. Их автор взял процитированное клише из заяв-лений русинов-москвофилов и подобных же статей и лозунгов в «Американском православном вестнике». По сей день стоит в том же Бриджпорте, в Новоанглийской епархии Православной Церкви в Америке, построенная в 1894 году этим Братством Святодухова церковь, где уже в наше время более десяти лет прослужил священником выходец из России, москвич, тщетно пытавшийся ввести хоть немножно церковнославянского языка в богослужение и в жизнь своего прихода, чтобы привлечь новых иммигрантов из России. Приход, состоящий из внуков, правнуков и праправнуков основателей прихода и Братства, написавших ту русскую патриотическую статью, и слышать не хотел ни о каком русском языке даже в гомеопатических дозах, да и вообще не очень жаловал иммигрантов из России. Приход этот в настоящее время англоязычен на сто процентов; ни Россия, ни ее культура, ни ее язык его всерьез не интересуют. Так же не интересовала их дедов и прадедов реальная Россия, когда они писали эту статью про свой двадцатилетний юбилей. Для них это было не более чем привычная риторика тех газет, которые для них издавались. Эта терминология и идеология ни в Коннектикуте, ни в Пенсильвании, ни в Канаде, из которых они уже не собирались никуда далее эмигрировать, их политически ни к чему не обязывали.

АМПЛИФИКАЦИЯ «МОСКВОФИЛЬСКОЙ ИДЕОЛОГИИ» В АМЕРИКАНСКОЙ РУСИ

Итак, в Америке русины, – как оставшиеся в униатстве, так и перешедшие в православие, – стали строить свои общественные организации, называя их, без всякой задней мысли, «русскими». В феврале 1892 года, после перехода конгрегации о. Алексея Тофта в русскую епархию, группа галицких и прикарпатских священников и мирян собралась для создания Объединения греко-католических русских братств. На этом же собрании организаторы постановили издавать газету под названием «Американский русский вестник». Газету решено было издавать на «русском», но со «словацким диалектом»56.

Три года спустя о. Алексей Тофт на собрании в своем приходе в городе Вилкес-Барре в Пенсильвании призвал к созданию Русского православного общества взаимопомощи57. Оно и было основано в 1895 году самим Тофтом совместно с архиепископом Николаем и русским консулом в Нью-Йорке А. Е. Оларовским. Показательно, что именно консул, т. е. не церковная фигура, а представитель Россий-ского государства, стал его первым президентом (1895–1897 годы)58.

Общество требовало, чтобы все его члены принадлежали Рус-ской Православной Церкви, подчеркивало, что оно русское и что есть лишь один неделимый «русский народ». Это последнее утверждение тем более парадоксально, что почти все его члены были американскими иммигрантами из Австро-Венгрии, до того – австро-венгерскими подданными. Но с точки зрения имперской России общество было «русским», и оно стало единственной американской организацией, получившей благословение Святейшего Синода59.

В 1900 году иммигрант из Прикарпатья Иван Зинчук-Смит организовал Общество русских братств, открытое как для униатов, так и для православных, но с 1902 года закрытое для представителей духовенства во избежание разделений по исповедному признаку среди русинской общины. Языком был выбран литературный русский с использованием русинского диалекта, т. е. тот самый язык, на котором Луцик написал свою «Народную историю Руси». Это Общество, в частности, в своем ежегоднике, названном «Календарь», опубликовало поэму своего генерального секретаря Михаила Баланда «До русских молодцев», называемых «сыновьями Святой Руси». Поэт призывал «русских молодцев» не верить обманчивому зову «поляков и евреев», соблазняющих идеей «Украины», а оставаться верными и гордыми сынами «матери Руси», т. е. родной Галиции с ее долинами, реками и горами60.

Конечно, на государственном полюсе Российской империи такие речения однозначно понимались как полная политическая солидарность русинов именно с государством Российским. Но другим полюсом, начавшим воспринимать подобные высказывания со страхом за свою территориальную целостность, оказалась Австро-Венгерская империя, чьими фактическими подданными были русины. События в Америке не могли остаться без резонанса и среди русинов в Австро-Венгрии. Под их влиянием возродилось москвофильское направление, а с ним и стремление употреблять русский литературный язык. Это направление питалось не столько реальной оценкой положения русинов на границе двух империй, сколько романтическими настроениями. Не жившие никогда в России галичане понимали, как правило, Россию не как многонациональную империю, а как национально-культурный монолит, не разбираясь в разных направлениях российской политики или общественной мысли и не примыкая ни к одному из них. Поскольку это направление приобретало в Австро-Венгрии все более оппозиционный характер, москвофилы питали надежды на поддержку единой великой России и даже провоцировали эту поддержку. Так, москвофил Дмитрий Вергун начал издавать в Вене журнал «Славянский век». Авторы, печатавшиеся в нем, употребляли наименование «русские» вместо «русинов», говоря о народе, жившем в восточной Галиции и северной Венгрии, хотя остальных славян продолжали называть их собственными привычными именами: «чехи», «поляки», «сербы», «болгары». Отдел переписки в «Славян-ском веке» время от времени сообщал и новости из Америки – о переходе все новых и новых униатских общин в православие. В одном из номеров был опубликован отчет о съезде славянских журналистов в гор. Сан-Луисе и о том, что на съезде присутствовали Виктор Гладик, редактор журнала «Правда», издававшегося Организацией русских братств (русской епархии в Америке), и Павел Жаткович, редактор униатского «Американского русского вестника». «Славянский век» Дмитрия Вергуна, издававшийся в Вене, и поведший оттуда информационную войну, стал уже катализатором, благодаря которому символическая точка на заокеанском горизонте материализовалась в небольшую грозовую тучку, нависшую над обеими европейскими столицами.

РЕАКЦИЯ В АВСТРО-ВЕНГРИИ НА «АМЕРИКАНСКУЮ РУСЬ»

События в Америке, а особенно резонанс на них в русинской общине в Австро-Венгрии и в самой России, пробудили и волну страха австрийских властей перед возможным прорусским движением среди русинов-униатов в самой империи. Уже в начале 90-х годов, после того как первые приходы русинов-униатов из Австро-Венгрии вступили в русскую епархию, австрийский министр иностранных дел граф Густав Калноки начал склонять польских политиков в Гали-ции признать украинское движение, чтобы повернуть русинов в направлении украинского национализма и самостийности. Поляки вроде бы согласились на это, но когда украинцы потребовали равенства политических прав с поляками, то те пошли на попятный и использовали избирательные законы в свою пользу, чтобы блокировать украинское представительство61.

Также и деятельность москвофильского направления стала рассматриваться венским кабинетом как откровенное проявление сепаратизма. После процесса Наумовича начинается наступление Рима на Униатскую Церковь. Базилианские (униатские) монастыри в Гали-ции, с их громадным имуществом, переходят под власть и руководство иезуитского ордена. Униатский митрополит Иосиф Сембра-тович, пытавшийся остановить этот захват, был смещен и отозван из Галиции в Рим, где и умер62.

С началом же перехода русинов-иммигрантов в Америке из униатства в русскую епархию началось и правительственное наступление на униатов в Австро-Венгрии. В 1893 году император издал рескрипт, закрывающий русскую духовную семинарию в Вене, откуда выходили самые образованные священники. Студентов стали отсылать в Рим. Закрывается также и Генеральная духовная семинария во Львове, дававшая университетское образование и готовившая священников для всех трех галицких епархий – Львовской, Станиславской и Перемышльской. Ее заменяют епархиальными семинариями с понижением образовательного ценза, чтобы поставить священников в полное подчинение епископам – правительственным ставленникам63.

Но, при несомненном церковном давлении, никто не ущемлял гражданских прав русинского населения. Описавший это в своем очерке Мончаловский, друг и биограф Наумовича, зачитал его в качестве доклада в петербургском Галицко-Русском благотворительном обществе, где очерк и был опубликован. Как видно на примере того же Мончаловского, в предвоенные годы галичане свободно ездили в Россию, причем поездки эти носили совершенно легальный характер «и лишь в страшные годы военного террора тяжко отразились на судьбах путешествовавших»64. Сам Вергун, в дополнение к своей издательской деятельности в Вене, по совместительству стал еще и вице-председателем Галицко-Русского благотворительного общества в Санкт-Петербурге65.

ГАЛИЦКО-РУССКОЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

Галицко-Русское благотворительное общество было образовано 15 декабря 1902 года в Петербурге. По своему уставу, утвержденному министерством внутренних дел, общество ставило своей целью «оказывать всякого рода нравственную и материальную поддержку русским галичанам и их семействам, временно или постоянно проживающим в Санкт-Петербурге». В момент своего возникновения это было действительно чисто благотворительное и просветительское учреждение неославянофильского толка. Помимо благотворительной помощи уроженцам Галиции, Общество стремилось также содействовать ознакомлению русской общественности с жизнью Прикарпатской Руси, с ее прошлым и настоящим.

Основателем и первым председателем Галицко-Русского благотворительного общества стал ученый славист-филолог А. С. Будилович, женатый на Елене Добрянской, дочери Адольфа Добрянского, видного деятеля русофильского движения среди русинов в Прикарпатье. Специалист по церковнославянскому и раннеславянским языкам, одно время ректор Варшавского университета, а затем ректор Императорского Юрьевского университета, Будилович был убежденным монархистом и славянофилом консервативно-романтических взглядов. В 1905 году он стал председателем Особого совещания по вопросам об образовании инородцев, а в 1907 году – одним из основателей Русского окраинного общества, ставившего задачи противодействовать сепаратизму и антирусским настроениям среди инородцев. Свои взгляды на проблему «русинов» он высказывал прямо на своих выступлениях в Галицко-Русском благотворительном обществе.

С самого своего возникновения Общество заявило себя в качестве трибуны панславянской риторики, подчеркивавшей роль имперской России как защитницы и собирательницы всех славян, в том числе, и особенно, галицийских русинов. Во вступительной речи Будилович подчеркнул «единство судьбы» России и Прикарпатья с Галицией или «Червонной и Угорской Руси». По словам Будиловича, история не знает того периода времени, когда «Червонная Русь» не входила бы культурно и этнически в семью русского народа. В течение двух тысяч лет Карпаты были «святыми горами» этой семьи. «Червон-ная Русь» противилась всем попыткам своих врагов уничтожить ее веру, однако в последние «несколько веков» (Курсив мой. – о. МАМ) их религиозные и культурные связи с Россией были укреплены... Будилович дал краткий обзор «вражьих попыток» разорвать узы, связывающие русских в Австрии с русскими в России66.

На открытии Галицко-Русского благотворительного общества, как бы очерчивая его политическую программу, выступил священник-популист о. Григорий Петров. На его зажигательные религиозно-патриотические выступления в панславянском же духе в Санкт-Петербурге стекались толпы народа. В своей речи в Галицко-Русском обществе о. Григорий сравнил мира с палитрой художника или струнным инструментом, где художник и исполнитель – сам Господь Бог. Перефразируя известное описание многообразия национальных даров и черт в конце пятой главы «Мертвых душ», где Гоголь превозносит, по поводу прозвища Плюшкина, «метко сказанное русское слово», Петров сравнил народы мира с красками на палитре или струнами арфы. Когда какие-то цвета на палитре или струны отсутствуют, то ни живопись, ни музыкальное произведение не могут совершиться, что является преступлением против духа. Таковое же преступление против духа случается, если культура позволяет быть разделенной внутри себя. «Отделенность народов Галиции и Закарпатской Руси от русской нации и является таковым преступлением. Обязанность национальной культуры состоит в том, чтобы объединить все ее народности в единую нацию.» Дмитрий Вергун печатал эти и подобные выступления в «Славянским веке», пока, после четырех лет издания, его не прикрыли австрийские власти. Однако «Славянский век» и его редактор сумели объединить «большинство славянских и русских клубов в самой Российской империи и за ее пределами». После закрытия журнала Вергун перебрался в Россию, где стал ездить по всей стране с лекциями о положении русинов в Австро-Венгрии и их желании вступить в единую семью с российским народом. Ему удалось создать целое движение сочувствия русофильскому движению среди русинов, что входило в программу Общества как укрепление контактов между подданными «Держав-ной» и «Подъяремной» Руси. В Обществе устраивались лекции и заседания, на которых читались доклады русских ученых и общественных деятелей о современном положении и истории, а равно и текущих нуждах Руси Галицкой и Угорской. 21 декабря 1903 года Общество торжественно отпраздновало память св. Петра, первого митрополита Московского, выбранного не из греков, а из русских. Петр же, как подчеркивалось, был уроженцем Галицкой Руси. В заключение собрания Общества его почетным членом был избран Флавиан (Городецкий), митрополит Киевский и Галицкий.

Почти с самого возникновения Галицко-Русского благотворительного общества его членом стал граф Николай Павлович Игнатьев (1832–1908), который в 1903 году был также избран председателем Славянского благотворительного комитета. Скорее всего, это была не более чем почетная должность для ушедшего в отставку некогда блиставшего политического деятеля. Однако символичность такого назначения уже тогда не могла остаться незамеченной австро-венгерскими дипломатами и политиками. Имя графа Игнатьева, российского чрезвычайного посланника, было широко известно на международной арене как имя дипломата, последовательно проводившего политику панславизма. В бытность свою послом в Константинополе генерал Игнатьев и не скрывал своей цели добиться расщепления Оттоманской империи на множество славянских государств, которые бы призвали Россию гарантом своей политической независимости67. В 1878 году он подписывал со стороны России Сан-Стефанский договор, создавший независимое государство Сербия. Под давлением международных дипломатических кругов царь вынужден был уволить его в отставку прямо перед Берлинским конгрессом (1878). Фигура Иг-натьева во главе Славянского благотворительного комитета волей-неволей придала комитету характер наступательно-дипломатической организации, не очень даже скрываемый под одеянием культурно-просветительного и религиозного общества, – что граф неустанно и демонстрировал, противопоставляя идеологию панславизма пангерманизму. В панславизм входило и обязательное просвещение всех славян в духе великорусской идеи, по которой России принадлежала роль их естественной защитницы против всяческих притеснений. И будучи отставленным от своей дипломатической деятельности, Игнатьев оставался вхож ко Двору и имел личные беседы с Государем.

В глазах австро-венгерских политиков Русско-Галицкое общество в Петербурге явилось пока еще скрываемым симптомом наметившейся тенденции русской внешней политики перейти от Турции к расщеплению «лоскутной» империи. Именно эти опасения были открыто выражены во введении к Красной Книге, сборнику венских дипломатических документов, которыми Вена обменивалась со своими послами и правительствами задействованных стран прямо накануне Великой войны. «Первым шагом (К развалу Австро-Венгрии. – о. МАМ) было создание Балканского союза, задуманного для ослабления Австро-Венгрии, основания которой как великой державы должны были быть расшатаны панславянской и сербской агитацией в ее пограничных областях68. В качестве предварительного шага Турция должна быть разгромлена и изгнана из Европы. Благодаря этому сила увеличенных христианских балканских государств могла бы быть использована Россией в ее борьбе против двух центральных европейских держав»69. Документ австро-венгерского правительства присоединяет сюда и Германию как главную союзницу и опору.

Возникает вопрос, стояли ли за риторикой российского Галиц-кого общества реальные политические планы? На первых порах – нет. Скорее всего, это была безответственная риторика людей, не имевших реальной власти, столь частая в политически бесправных, а потому и политически неопытных обществе и Церкви. Этим людям ничего, кроме риторики, и не оставалось; они либо пользовались трибуной Галицко-Русского общества для выражения своей романтической идеологии, либо были рады поддакнуть высочайшим настроениям, либо плыли по течению и того, и другого. Однако после революции 1905 года и создания русского парламента пропагандистские речи уже получили политическую трибуну, и за рубежом к ним стали относиться именно, как к таковым, – программным политическим речам. Так, в думский период председателем Общества стал член Государственной думы граф Владимир Бобринский, последовательно проводивший идею включения Галиции и Карпат с их населением в состав Российской империи.

ПРИСТАЛЬНЫЙ ИНТЕРЕС НИКОЛАЯ II К ГАЛИЦИЙСКОЙ ПРОБЛЕМЕ

Это Общество так и могло бы остаться одной из русских благотворительных организаций без всяких политических поползновений, не окажись у него могущественного покровителя, а именно – Самодержца Всероссийского Императора Николая II. Царь, правда, сам открыто не выступал с поддержкой, справедливо опасаясь собственного правительства, но тихо повел свою, пока еще «холодную», войну за «Червонную Русь». Вовлеченность царя в этот проект «национального сентиментализма» началась и разрослась на базе его пристального внимания к росту русской епархии в Америке за счет русинов, бывших униатов. Русско-американский «Православный вестник» печатал материалы о неусыпном интересе российского Императорского Дома к американской епархии, печатал телеграммы и поздравления, которыми в течение многих лет обменивалась епархия с Царствующим Домом, свидетельствовавшие о личной заботе о епархии самого Государя, который поддерживал епархию часто из собственных фондов. В 1899 году царь Николай пожертвовал из личных средств 5 тысяч долларов на американскую Миссию, а в следующем году еще 5 тысяч на постройку Никольского собора в Нью-Йорке. Кроме того, по Высочайшему распоряжению в день Благовещения на постройку Никольского собора в Нью-Йорке был произведен сбор средств по всем церквам Российской империи. Общей сложностью было собрано 60 тыс. рублей. В том же году царь пожертвовал еще пять тысяч рублей из личных средств на постройку собора в Чикаго и две тысячи – на церковь в Питтсбурге70. В 1908 году царь подарил еще 5 тысяч на русский иммигрантский дом в Нью-Йорке71. Надо отметить, что царь совсем не любил сорить деньгами. Знавший его лично в Ставке адмирал Бубнов свидетельствовал, что «Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам; стол у него был совсем простой... из игр любил он лишь домино и трик-трак, а в карты не играл»72. А протопресвитер армии и флота Георгий Ша-вельский даже говорит о крайней бережливости царя, экономившего в затратах и на собственную семью, которую безумно любил. Шавель-ский иллюстрирует это свидетельством военного министра Редигера. Военный министр как-то рассказывал Шавельскому, что «ожидая в Царском Селе царя, задержавшегося на прогулке, он увидел Николая II с пятью девочками. Зная, что у царя только четыре дочери, Редигер не удержался и спросил царя, что это за маленькая девочка, которую он вел за руку. – ‘Ах, это Алексей Николаевич, – смеясь, сказал царь. – Он донашивает платья своих сестер. Вот вы и приняли его за девочку’»73.

Поэтому поддержка американской епархии из личных средств на внушительные по тем временам суммы свидетельствует об исключительной заботе Государя об американской Миссии и жертвенном участии в ней. Конечно же, помощь царя не выходила за рамки религиозной благотворительности или же миссионерского рвения. Однако параллельно этому растущий интерес России к галицийским «проблемам» и мост между прикарпатскими русофилами и Петербургом не могли остаться незамеченными в Австро-Венгрии и не вызвать ее опасений. Реакция самой Австрии была сдержанна, поскольку по новому распорядку империя вела совместно лишь внешнюю политику, а переход американских карпатороссов в русскую епархию и их влияние на рост русофильских настроений в Австро-Венгрии попадали в компетенцию внутренней политики Венгрии. Таким образом, если Австрия на первых порах заняла выжидательную и наблюдательную позицию, то в Венгрии, откуда шел основной поток русинской эмиграции, этой проблемой занялись на самом высоком политическом уровне.

БОРЬБА ВЕНГРИИ ЗА АМЕРИКАНСКИХ УНИАТОВ

Составив себе представление, что «борьба за Галицию и Угорскую Русь» ведется Россией на американской территории, венгерское правительство направило туда и свою «армию» – в данном случае, «армию войны межконфессиональной» – отряд венгерских католических священников. События развивались следующим образом. В 1901 году премьер-министр Венгрии получил донесение, что некоторые русины, эмигрировавшие в Америку, возвращаются в Венгрию и призывают своих земляков обратиться в православие. Это показалось настолько угрожающим явлением, что осенью министр исповеданий назначил расследование, чтобы определить, насколько угроза серьезна. «Как показало расследование, определенное число русинов эмигрировали из Бечерова (к северу от Прешова, в настоящее время в восточной Словакии) в Миннеаполис, где они перешли в русскую православную епархию. Некоторые из перешедших в православие вернулись на родину и стали убеждать земляков последовать их примеру. Как показало дальнейшее расследование, лишь отсутствие церковного здания стояло препятствием переходу значительного числа поселян, включая и священников, в православие. Более того, русская организация в Америке пообещала собрать деньги для постройки церкви»74.

Некоторые чиновники стали опасаться, что это начало целого движения. Окружной прокурор Анош Пакси дал показания, что более трети населения уходит из греко-католической церкви и требует русского православного священника. Дальнейшее указание свидетельствует о том, что это по масштабу незначительное религиозное движение тем не менее имеет под собой геополитическую подоснову, равно как и чревато геополитическими последствиями. По словам того же прокурора, это движение распаляется слухами, что после смерти Императора Франца-Иосифа русинская территория в северной Венгрии будет передана России и, таким образом, русины, перешедшие в православие, окажутся в более благоприятном положении. Вряд ли этот слух исходил от Франца-Иосифа, или же наследного принца – еще вполне живого и деятельного Фердинанда, или же от венгерских властей. По инициативе прокурора, несколько священников – Андрас Збилей, Василий Збилей и Ласло Титко – были привлечены к уголовной ответственности за антикатолическую пропаганду и в марте 1902 года осуждены на тюремное заключение.

Венгерское правительство настолько встревожилось этим «антипатриотическим» движением иммигрантов-русинов в Америке, что во главе с премьер-министром повело дипломатические переговоры с Ватиканом, добиваясь права для самого правительства номинировать из числа венгров униатского епископа для Америки и священников-венгров, которые в дополнение к своим священническим обязанностям могли бы быть и активными «политическими агентами» Венгрии среди американских иммигрантов75.

Венгерское министерство исповеданий издало в 1902 году несколько указов, имеющих целью ограничить численность духовенства, едущего из Венгрии в Америку, лишь лояльными венграми, которые смогут препятствовать обращению бывших австро-венгерских подданных в православие. Эта цель была ясно изложена в послании от 4 февраля 1902 года (№ 393) венгерского министра исповеданий Комлочи католическим иерархам в Америке76. В нем говорилось, что венгерское правительство вынуждено защищать свои интересы в Америке и для этого не допустить туда иммиграцию «враждебных» (по отношению к Венгрии) священников. Поэтому американские епископы должны принимать только тех священников, которые приезжают в Америку по правительственным рекомендациям. Эти шаги необходимы, поскольку, согласно Комлочи, из сорока двух словацких католических конгрегаций в Америке только семь возглавляются «патриотическими» священниками. Это послание каким-то образом попало к словацким священникам в США, было переведено на английский и опубликовано в брошюре с названием «Hungary Exposed: Secret State Document Reveals the Plotting of that Government in theUnited States». 26 июля 1903 г. «Вашингтон пост» напечатала статью об этом скандале и о вмешательстве Венгрии во внутренние дела Амери-ки и американских граждан. А на следующий день «Нью-Йорк таймс» опубликовала интервью с Джозефом Хорватом, издателем венгерско-американской газеты «Szabadsag», в котором проявилась характерная неспособность этого венгра стать на американскую точку зрения, отражавшую нейтральность государства в делах религии. Джозеф Хорват настаивал на правомочности венгерского правительства проводить свою политику. По его словам, «в Венгрии словаки и русины делали вид, что они лояльны к своей родине», но стоило им приехать в Америку, и они стали выступать «под русским флагом». Пускай у себя на родине русины молились на своем «русском» языке, но поскольку они венгерские подданные и среди них много венгров, то венгерское правительство отныне требует, чтобы в Америке богослужение проходило на венгерском языке77. Интервью лишь подтвердило американским читателям, что религиозные меньшинства в Австро-Венгрии не пользуются теми свободами, которые они, эмигрировав, смогли получить в Америке.

По настоянию венгерского правительства Ватикан послал в Америку двух священников-венгров: Андрея Ходобая, в звании апостольского наблюдателя, и Иоанна Коротноки, назначенного на важный приход в Аллегени в штате Пенсильвания. Венгерское министерство иностранных дел даже прочило Ходобая в униатские епископы в Америке. Основная стратегическая линия как самого венгерского премьер-министра, так и министерства иностранных дел, состояла в том, чтобы убедить Ватикан назначить венгра униатским католическим епископом для Америки. Эта позиция была прямо выражена в отчете премьер-министра Венгрии за 1902 год относительно бечеровского случая перехода части униатов в православие под влиянием русинов из Америки78. Однако Ватикан испытывал сильное противодействие со стороны ирландской иерархии латинского обряда в Америке, которая была резко против «униатской ветви» в католичестве. Поэтому он не желал компрометировать дисциплинарное единство, которое и без того было тяжело поддерживать в Америке при ее религиозном плюрализме.

Ходобай главной целью своей политической миссии считал создание сильной греко-католической церковной организации, возглавляемой священниками-венграми и финансируемой венгерским правительством; организации, которая противостояла бы как панславянским настроениям, так и русинской культурно-религиозной автономии79. И первые шаги в этом противостоянии были сделаны именно в Венгрии, где был создан комитет по назначению священников для Америки, состоящий из семи епископов, из которых двое были епископы византийского обряда, а пятеро – латинского, о чем Ходобай и уведомил апостолического делегата в Вашингтоне в 1906 году.

Одной из задач о. Ходобая была организация в Америке венгерскоязычных униатских конгрегаций, в которых бы служба византийского обряда велась на венгерском языке. Они предназначались для тех русинов, которые иммигрировали в Америку из венгерской части Австро-Венгрии, вроде о. Алексея Тофта и части его прихожан, которые если и не полностью были ассимилированы в венгерской культуре, то хотя бы знали венгерский язык. Их-то и старалась привлечь Венгрия, специально создавая для них в Америке мадьяроязычные религиозные общины и содержа эти общины на государственные деньги с исключительной целью предохранить от соблазна перехода в православие свое собственное карпаторосское население, пребывающее в Унии, и упразднить самую основу его идентификации с русскими и Россией.

Ходобаю удалось создать пять таких угроязычных униатских церквей в городах Хомстеде, Кливленде, Пассэике, Южном Лорэне и Бриджпорте. Интересны донесения Ходобая венгерскому правительству: в качестве правительственного агента и, с другой стороны, папского представителя для восточного обряда в Америке, он должен был оценивать священников-униатов со стороны их «патриотичности» по отношению к Венгрии и лояльности ее правительству. Так, в письме премьер-министру Венгрии в феврале 1906 года Ходобай превозносит о. Юласа Орожа в Кливленде как «наиболее активного и патриотического священника», а в июне, в другом письме на имя премьер-минис-тра, просит того прислать побольше «патриотических» священников», а также докладывает об «антипатриотической» кампании о. Юлия Медвика из города Маккиспорта, который «пытается оторвать народ от венгерского правительства». В 1908 году, после обращения в православие редактора проукраинской униатской газеты «Правда» Иеро-нима Луцика, будушего автора «Народной истории Руси», о. Джон Коротноки обратился к австро-венгерскому консулу в Филадельфии с требованием не пускать Луцика на родину из-за его пропаганды православия.

В конечном итоге, старания венгерского министерства иностранных дел и его духовных агентов в Америке привели к прямо противоположным результатам. Ходобай и его сотрудник Джон Коротноки также докладывали о политическом влиянии съездов Греко-Католического союза, собиравшихся каждые два года. О съезде 1904 года Коротноки докладывал венгерскому премьер-министру, что «словак Ровнянек и его ‘панславянские’ сторонники имеют решающее влияние на конгресс». «Пагубными» результатами его влияния явилось то, что президент Союза Майкл Юхаз Младший от «панславянской» группировки был переизбран, и съезд принял резолюцию, по которой все должностные лица Союза должны быть американскими гражданами, а съезд разделяет «панславянские идеалы и правила в форме присяги»80. Узнав, что венгерские власти, пытавшиеся раньше лишить русинов собственного языка и идентичности на родине, теперь пытаются лишить их того же и в Америке, униатская карпаторосская община возмутилась до такой степени, что Греко-Католичес-кий союз исключил из своего состава всех священников, представлявших интересы венгерского правительства, о чем оное и было поставлено в известность австро-венгерским генеральным консулом в Филадельфи1и в 1908 году. Сам факт требования американского гражданства для должностных лиц Греко-Католического союза свидетельствовал о чисто культурно-религиозной программе этой этнической общины в Америке, не преследовавшей никаких политических целей в Старом Свете. Однако венгерское правительство все это воспринимало в свете российской геополитической угрозы. Ни в Австро-Венгрии, ни, особенно, в России, не сознавали этого радикального различия между обращением униатов в православие в Америке и перспективой возвращения униатов в православие в Прикарпатской Руси. В Америке религия и отношения между конфессиями никак не транслировались в политику. Максимально, чего могли добиться разные иммигрантские группировки, – это организоваться социально и выдвинуть своих представителей в местные, штатные или федеральные органы для защиты своих прав и интересов. В России религиозная озабоченность судьбой униатов в Прикарпатье или Польше автоматически принимала форму территориальных притязаний, которых и пребывающее в составе Российской империи Царство Польское, и, тем более, «лоскутная» Австро-Венгерская империя боялись как реальной политической и военной угрозы.

РУССКО-ГАЛИЦИЙСКОЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО И БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

От австрийского посла в Петербурге конечно не могли быть скрыты ни интерес царя к американской епархии, ни резонанс обращения в православие униатов в Америке среди русинов-униатов в Австро-Венгрии. Там-то галицко-русские патриоты, известные под именем «москвофилов», начали пропагандистскую кампанию, вторя закрытому «Славянскому веку» и энтузиастам Галицко-Русского благотворительного общества, на собраниях которого научно доказывалось, что Галиция и в историческом, и в этнографическом отношениях «единая, неделимая Русь», со всею Россиею разделенная «лишь не-счастными политическими обстоятельствами»81. Вероятно, чтобы исправить эти «несчастные политические обстоятельства», Русско-Галицийское благотворительное общество стало оказывать все большее влияние в Петербурге. На него прямо ссылается епископ Евлогий (Георгиевский) в бытность свою членом Думы (Второй и Третьей, 1907–1912).

К этому времени означенное Общество превратилось в политическую и церковную силу, совершенно не пропорциональную декларируемым им скромным благотворительным целям. Среди членов Общества и его подкомитетов были члены Святейшего Синода, два митрополита – Санкт-Петербургский и Киевский, пять членов Государственного Совета, такие влиятельные лица, как заместитель председателя Государственной думы, и несколько членов Совета министров Императорского Двора. Конечно, членство митрополитов можно было бы счесть почетной декорацией, которая на пользу любой благотворительности. Однако присутствие министров Двора подчеркивало именно личную руку Государя в этом предприятии и то, что он пытается руководить этим Обществом в обход собственного правительства. Это министерство объединяло все части придворного управления вне контроля Сената, Государственного Совета или какого бы то ни было другого высшего учреждения. Возглавлял его министр Двора, который состоял под непосредственным ведением Государя. Все повеления министр Императорского Двора получал непосредственно от Государя; по делам, требующим Высочайшего разрешения, также имел право входить с докладом прямо к Государю. Таким образом, его деятельность не подчинялась ни Государствен-ному Совету, ни Сенату, ни Думе и не контролировалось ими. Присутствие этих министров в Галицко-Русском обществе отражало особый интерес Императора к этому Обществу и его роли как общественной организации, подконтрольной непосредственно Самодержцу. Среди рьяных охотников политизировать религиозное положение русинов в Австро-Венгрии был новый председатель Галицко-Русского благотворительного общества в Петербурге, член Государ-ственной думы граф Владимир Бобринский, старинный приятель Государя, служившего еще в бытность свою цесаревичем в 1887–1891 годах с Бобринским в одном Лейб-гвардии гусарском полку. Бобринский начал выступать с предложением включения Галиции и Карпат как земель русинов, «т. е. русских», в состав Российской империи, причем выступал он на самой думской трибуне.

Окруженная облаком геополитической риторики, звучавшей со всех сторон, – из Петербурга, прорусских кругов в Галиции и даже из далекой Америки, – эта «холодная война» оседала в подсознании государственных и дипломатических деятелей обеих империй. Уходила она в подсознание в силу своей дипломатической невыразимости. А собственно, на что можно было дипломатически пожаловаться? На Благотворительное общество с его риторикой и научными религиозно-этнографическими прениями, на выступления в Думе? Но Дума была российским парламентом и всенародной говорильней, где выступали все, от крайне правых до крайне левых, совсем не сдерживаясь в выражениях, и где радикальная критика собственного правительства, особенно в I и II Думах, звучала гораздо громче, чем требование присоединить к России еще какую-то там Галицию. Неназываемые и невыражаемые подозрения и протесты выливались в новые и новые акции «холодной войны».

Русофильская партия в Галиции, вдохновленная, с одной стороны, известиями из «русской» Америки, т. е. русской православной епархии, состоявшей уже на 80% из русинов, бывших униатов, а с другой стороны, поощряемая растущим интересом, который к ней проявлял Петербург, да и в силу либеральных порядков Австро-Венгрии нечувствительная к пропорционально нараставшей угрозе со стороны собственного правительства, можно сказать, лезла на рожон. В 1907 году русинские депутаты в Венском парламенте устроили манифестацию. Один из депутатов, лидер старорусской партии Дмитрий Андреевич Марков, произнес речь на русском литературном языке. В ответ министр внутренних дел барон Бинерт заявил, что в Австрии нет русского народа, на что русины, не вполне поняв, о чем речь, ответили организованно, направив в столицу множество петиций в защиту русского языка, под которым они понимали свой собственный82. В ответ польско-австрийская администрация в Галиции начинает усиленно привлекать на свою сторону украинских союзников.

Здесь уже трудно было определить, какая империя наступает, а какая защищается. Австро-венгерские власти, в страхе перед «москвофильской» ориентацией внутри русинского движения, пытались ввести его в русло движения за украинскую самостийность, которую и поощряли. Испуганная этим Россия отвечала усилением русинско-православной пропаганды. В записке по польскому вопросу чиновник российского МИДа Олферов в 1908 году писал, что в результате политики австро-венгерских властей в Галиции «украинцы сольются в единый самостоятельный народ, и тогда борьба с сепаратизмом станет невозможной. Пока в Галиции живет еще русский дух, для России украинство не так еще опасно, но коль скоро австро-польскому правительству удастся осуществить свою мечту, уничтожив все русское в Галиции, и заставить на веки забыть о некогда существовавшей Червонной Православной Руси, тогда будет поздно и России с врагом не справиться».

В «холодной войне» уже невозможно разграничить причину и следствие, каждая сторона идет в свою контратаку. По инициативе австрийского правительства и католической иерархии в 1909 году во Львове прошел Всеукраинский съезд, в числе предложений которого было и объединение Галиции с Украиной в отдельное, независимое от России, государство. Боязнь проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 году российское министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на «помощь прикарпатским русским». В 1911 году П. А. Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. руб. на расходы по выборам в австрийский парламент. Речь шла о помощи организациям «москвофильской» ориентации. Ежегодно по запросу министра внутренних дел выделялось 60 тысяч рублей и 25 тысяч рублей непосредственно через министра финансов. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении В. А. Бобринского и камергера Гижицкого и шли через Галицко-Русское благотворительное общество. И того, и другого для этой деятельности делали пригодными не дипломатическое образование и опыт, не государственная деятельность, а исключительно близость к царю. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. Выделяя средства, российское правительство как бы полностью устранялось от того, как и на что они используются83. Помимо государственных субсидий, еще 10-12 тысяч рублей ежегодно давали частные пожертвования. Все перечисленные средства в соответствии с уставом Галицко-Русского общества должны были идти на культурно-просветительные цели. Фактически это были самые разнообразные мероприятия как культурного, так и политического характера. Центральное место в культурной работе отводилось распространению русского языка в Галиции, поскольку вопрос культурно-языковой ориентации составлял основу программы галицийских «москвофилов» и с 1909 году приобрел политическое звучание.

Австрийский министр внутренних дел, а затем и глава комитета министров Бинерт издал в 1910 году циркуляр министерства внутренних дел, запрещавший подданным империи называть русский «родным языком». Относительно же православия, его боялись как «русской» религии, хотя оно было разрешено законом, а в Буковине православие даже было господствующим вероисповеданием. Однако правительство боялось «руссификации» и буковинского православия. В мае 1910 года австрийские власти закрыли все «русофильские» организации Буковины («Общество русских женщин», «Карпаты», «Русско-православный народный дом», «Русско-православный детский приют», «Русско-православная читальня», «Русская дружина»), а также русские бурсы (общежития для учащейся молодежи) в Черновцах и Серете. Имущество организаций было конфисковано. Причиной запрещения деятельности русских организаций стали обвинения в шпионаже и государственной измене.

В Галиции же немногочисленные попытки перехода из униатства в православие стали пресекаться самыми разными способами, иногда и насильственными. На это русское общественное мнение, Дума и церковные деятели реагировали с возмущением, хотя сама Россия до манифеста 1905 года была тоже конфессиональной страной, и переход из православия в другую религию или исповедание считался уголовным преступлением («совращением из православия», что могло караться каторгой до 10 лет). Архиепископ Волынский (Антоний Храповицкий), епархия которого была пограничной, возмущался, что в Галиции не желают признавать православия, и всех православных священников-галичан, получивших духовное образование в России, заключили в тюрьму, в которой они томятся без следствия и суда. 17 марта 1912 года были арестованы двое православных священников и двое мирян. Их держали в тюрьме два с половиной года, не предъявляя обвинений; наконец, перед самой войной во Львове начался против них судебный процесс с обвинением в государственной измене и шпионаже. На этот процесс неожиданно явились пять депутатов российской Государственной думы, которые, войдя в зал во время публичного заседания суда, поклонились до земли сидящим на скамье подсудимых со словами: «Целуем ваши вериги!» Подсудимые были оправданы присяжными заседателями, несмотря на то, что председательствующий судья в своей напутственной речи заседателям, очевидно по указанию свыше, не скрывал надежды на то, что будет вынесен обвинительный приговор.

Галицко-Русское общество подливало масла в огонь. На заседаниях звучали слегка завуалированные призывы к русскому правительству о помощи братьям за кордоном. В 1912 – начале 1913 гг. силами Общества организуются не только вечера, но и многолюдные собрания в Александровском зале Городской думы, в Дворянском собрании. Проблемы «русской» Галиции выходят на авансцену русской политической жизни. Как пишет Пашаева, в феврале 1912 года в России устроила гастроли русинская молодежная крестьянская театральная группа, по существу – кружок самодеятельности, на спектакле которой в Петербурге «было много членов Государствен-ной думы во главе с ее председателем М. В. Родзянко». Когда в 1913 году Прикарпатье постиг голод, во Львове был образован Русский спасательный комитет. В октябре 1913 года Комитет обратился за помощью к населению России с воззванием «Вопль из русской Галиции». Правление Галицко-Русского благотворительного общества сразу же откликнулось, и в ноябре был образован в Петербурге в рамках Общества Комитет помощи голодающим в Червонной Руси. Одним из двух почетных председателей стал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир84. Среди членов Комитета мы находим также и влиятельного архиепископа Финляндского Сергия, будущего патриарха. По ходатайству Галицко-Русского благотворительного общества министр внутренних дел разрешил сбор пожертвований по всей стране, а Священный Синод установил, что пожертвования будут собирать по воскресным дням во всех церквах Российской Империи. К 1 мая 1914 года голодающим было направлено более ста тысяч рублей85.

На посту главы Общества граф В. А. Бобринский развил бурную деятельность, значительное место в которой занимала защита прав православных в Галиции. Вместо тактичных дипломатических шагов по смягчению политических обвинений в сторону австро-венгерских подданных, переходящих в православие, Русско-Галицкое общество и круги вокруг него реагировали на преследования православных русинов в Австро-Венгрии с воинственным запалом. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) в своей речи восклицал: «Мы не имеем права отнекиваться от родных братьев... а должны громко на весь мир воскликнуть: ‘Братья-галичане, мы слышим ваши стоны, и готовьтесь к часу возмездия’». Заканчивая свою речь 25 марта 1913 года, В. А. Бобринский предложил собранию принять резолюцию, в которой говорилось: «Собрание выражает горячее пожелание, чтобы правительство русское во исполнение исторических заветов России нашло способы воздействия для прекращения бесчеловечных страданий православных...»

В Венгрии, в местечке Мармарош-Сигете в 1913–1914 гг. проходил политический процесс, получивший широкую известность. 98 кар-патороским крестьянам, собравшимся перейти в православие, было представлено обвинение в том, что, по подстрекательству Русской Церкви, они стремились оторвать Угорскую Русь от Венгрии с целью присоединения ее к России86. На галицко-русском митинге 1 марта 1914 г., говоря о мармарошском и львовском политических процессах против карпаторусских деятелей, член Общества И. В. Никаноров упомянул об отсутствии «той твердости русской политики, в результате чего оказалось возможным такое пренебрежительное отношение к русскому имени, какое видим теперь в указанных двух процессах»87.

Все это происходило за несколько месяцев до начала войны. Сомнительно, что вся эта деятельность могла остаться незамеченной австрийским послом графом Берхтольдом. Для австрийской агентуры все это представлялось планомерной подрывной деятельностью огромного соседа, направленной на взрывное восстание славянских народностей и распад империи и довольно неумело прикрываемой фиговым листком благотворительности. Еще раз следует напомнить, что Габсбургская империя, вторая после России по числу славянского населения, всегда страшилась угрозы славянского национально-освободительного движения, фактически сформулированного в программе на Первом панславянском конгрессе в Праге (июнь 1848 года), на котором численно доминировавшие чешские делегаты провозгласили солидарность всех славянских народов против немцев. Впрочем, тогда же, как было сказано выше, имела место и солидарность империй, и русский Император Николай I посылал военную помощь австрийскому Императору Францу-Иосифу.

Однако положение вещей изменилось в начале ХХ века, когда освободительные националистские движения объединялись с революционно-социальными и имперские правительства уходили от них в оборону, а разделение мира на политические блоки, активно ведущие программы по перевооружению, делало международный военный конфликт весьма и весьма вероятным. Наследнику Францу-Фердинанду приписывали слова: «Австрийский и российский императоры не должны свергать друг друга с престола и открывать дорогу революции». Очевидно, что слова эти отражали вполне реальные опасения уже и с той, и с другой стороны. Русская епархия в Америке представлялась заокеанским плацдармом, где Россия уже ведет, пока еще церковными методами, успешную войну за «Червонную Русь», готовясь перевести военные действия на территорию Галиции.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Архиепископ Платон. Программная речь на епархиальном съезде духовенства. «Американский православный пестник», № 10, май 1914, с. 197.

2. С. Д. Сазонов. Воспоминания. – Мн.: Харвест, 2002, с. 7.

3. Записка П. Н. Дурново Императору Николаю II. См.: http://www.mysteriouscountry.ru/wiki/index.php

4. http://www.sknews.ru/chron/24198-v-avstrii-proxodit-vystavka-posvyashhennaya.html «Северный Кавказ». 5.06.2013.

5. Дневник Николая II, 1915: «В 6 часов принял гр. Бобринского-Галицийского». 2 мая, 1915 г. См.: http://www.rus-sky.com/history/library/diaris/1916.htm

6. Государственный совет в 1906–1917 гг. из высшего совещательного органа превратился в Верхнюю палату законодательного учреждения Российской империи. См.: http://www.encyclopaedia-russia.ru/article.php?id=341

7. Записка П. Н. Дурново Императору Николаю II. Указ. источник.

8. В качестве небольшого периодического издания эта газета, скорее даже листок, сохранилась до наших дней. Она издается по-английски под названием Truth и посвящена каждодневным практическим проблемам ПЦА с акцентом на жизнь русинской общины.

9. Иероним Я. Луцик (Роман Сурмач). Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней. С коротким очерком истории Русской Церкви и с приложением истории Угорской, Буковинской и Американской Руси. – Нью-Йорк, 1911, с. 325.

10. Keith P. Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul: The Politics of Religion and Culture in Eastern Europe and in America, 1890 – World War I. – Pliladelphia: The Balch Institute Press; London & Toronto: Associated University Presse, 1992, р. 22.

11. Светлана Замлелова. «Русины многострадальны». – Омилия: Между-народный клуб православных литераторов, 27.01.2010 – 01:30. См.: http://omiliya.org/content/rusiny-mnogostradalny.html

12. Ruthenians. См.: http://www.encyclopediaofukraine.com/pages/R/U/Ruthenians

13. А. В. Карташев. «Очерки по истории Русской Церкви», т. I. – Париж: Имка-Пресс, 1959.

14. Л. Н. Гумилев. От Руси до России. – Москва: АСТ. Хранитель, 2006, с. 29.

15. См.: http://litopys.org.ua/sofon/sof10.htm

16. А. В. Карташев. Очерки по истории Русской Церкви. Т. II. Сс. 288-289.

17. Свящ. Владимир Зелинский, Объятия Отча... Очерки по истории Почаевской Лавры. – Свято-Успенская Почаевская Лавра, 2000, с. 7.

18. Александр Бушков, Андрей Буровский. Россия, которой не было. Часть 2-ая, с. 131.

19. Там же, с. 181.

20. А. В. Карташев. Очерки по истории Русской Церкви. Сс. 536-537.

21. В. О. Ключевский. Курс русской истории. Часть III., Лекция XLV // Соч. в 9 тт. – Москва: Мысль. 1988, с. 88.

22. Там же, с. 90.

23. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... Рр. 13, 19.

24. Н. М. Пашаева. Очерки истории Русского Движения в Галичине XIX–XX вв. – Москва: ГПИБ, 2001. Сс. 23, 49-50.

25. Иероним Луцик (Роман Сурмач). Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней...

26. «Протест Канадийцев». // Американский православный вестник. – Нью-Йорк, 1899, № 2 (15-27 января). Сс. 70-71.

27. Kann, Robert A. A History of the Habsburg Empire 1526–1918. – Berkeley: University of California Press, 1974. Цит. у Дайруда, цит. соч., с. 18.

28. Иероним Я. Луцик. Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней... С. 287-290.

29. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... С. 24.

30. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 8.

31. Зубрицкий, Д. Н. История древнего Галичско-русского княжества: В 3 ч. – Львов, 1852–1855.

32. Освободительное движение народов Австрийской империи; возникновение и развитие. Конец XVIII века – 1849 г. – Москва: Наука, 1980. С. 475.

33. Русалка Днестровая. Ruthenische Volkslieder. – Будим, 1837. С. IX. Цит. по: Пашаева, цит. соч.

34. Таврило Русин (Яков Головацкий). Положение русинов в Галиции. // Летописи славянской литературы, искусства и науки. // Holowacky J. Die Zustande der Russinen in Galizien: Ein Wort zur Zeit von einem Russinen. – Leipzig: Slawische Buchhandlung Ernst Keil & Comp, 1846. Сс. 20-22. Цит. по: Пашаева, цит. соч. С. 26-27.

35. Цит. по: Пашаева, Н. М. Очерки истории русского движения в Галичине... Сс. 65-66.

36. Иероним Я. Луцик. Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней... С. 326.

37. Jaromir Nečas. Politicka situace na Podkarpatske Rusi (Rok 1921). – Praha 1997. ss. 6-7. Цит. из Шевченко К. В. Русины и межвоенная Чехословакия. К истории этнокультурной инженерии. – М.: Модест Колеров, 2006, с. 117.

38. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... Сс. 52, 62.

39. Мончаловский, О. А. Житье и деятельность Ивана Наумовича. – Львов: Изд. полит. об-ва «Русская Рада», 1899, с. 112; цит. по кн. Пашаевой, 2-изд. Сс. 63-64.

40. Пашаева, Н. М. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 56-57, 58-61.

41. Magocsi, Paul Robert, The Shaping of the National Identity: Subcarpathian Rus’, 1848–1948. – Cambridge: Harvard University Press, 1978. Рр. 56-57.

42. Athanasius Pekar. Historic Background of the Eparchy of Prjashev. – Pittsburgh, PA: Byzantine Seminary Press, 1968. pp. 3-7.

43. «Карпато-русский сборник», 25-30, цит. по кн.: Дайруд, цит. соч. Сс. 29-32.

44. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 86.

45. Пиcьмо К. П. Победоносцева Александру III. См.: http://www.hrono.ru/ libris/ lib_p/pobed1883.html

46. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 87.

47. Шевченко К. В. Славянская Атлантида: Карпатская Русь и русины в XIX – 1-й пол. XX вв. – Москва: REGNUM. 2011. Сс. 76-77.

48. Gerald P., Fogarty, S. J. The American Hierarchy and Oriental Rite Catholics, 1890–1907. In Records of the American Catholic Historical Society of Philadelphia 85 (Mar.-June 1974), цит. по Дайруд. С. 104.

49. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 9.

50. BishopNicholas. On the Duty Incumbent Not Alone on the Orthodox Russians But on the Orthodox of all Nationalities. // Russian American Orthodox Messenger, 1 Oct., 1894. pp. 34-40.

51. Кюропас. Украинские американцы. С. 55, цит. по: JohnMatusiak. Orthodox Church in America following the Russian Revolution, 1917–1922. // M.D. thesis St. Vladimir’s theological seminary, 1975. Гл. 2. С. 7.

52. Этим наблюдением я обязан проф. Ольге Меерсон.

53. Иероним Я. Луцик. Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней... С. 343.

54. Архиепископ Тихон. Ход совещаний на Первом Соборе Северо-Американской Православной Церкви, 20 февраля 1907 г. // «Американский православный вестник», Vol. XI, № 5, март 1907. С. 83.

55. «Двадцатилетний юбилей русского православного Петро-Павловского братства в г. Бриджпорте, шт. Коннектикут». // Американский православный вестник, Vol. XVIII, № 16, август 28, 1914.

56. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... С. 59.

57. Петр Коханик. Начало истории американской Руси. См.: PeterS. Hardy, ed. Prikarpatskaia rus’, Trumbell, Conn,: Peter S. Yardy, 1970. pp. 499-500.

58. Peter Kohanik, ed. Русское православное кафолическое общество взаимопомощи, 1895–1915. – Нью-Йорк, 1915, с. 23. Цит. по: Дайруд, цит. соч. С. 69.

59. Указ № 4703, 27 сентября 1895 года. Коханик, цит. соч. Цит. по: Дайруд, цит. соч. С. 13.

60. Календарь для 1911 г. // Филадельфия: Правда, 1910. С. 74. Дайруд, цит. соч. С. 61.

61. Rudnitsky, Ivan. Ukranians in Galicia under Austrian Rule. // Austrian History Yearbook, 3, № 2 (1967). Цит. по: Дайруд, цит. соч. Сс. 36-37.

62. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 99, с. 72. См. также: Биография Иосифа Сембратовича: http://avstrien.ru/a/sembratovich_ iosif.

63. О. А. Мончаловский. Положение и нужды Галицкой Руси // Известия Санкт-Петербургского благотворительного общества, 1903. № 3, с. 9-11., // О. А. Мончаловский. Положение и нужды Галицкой Руси. Русская и украинская идея в Австрии. Цит. по: Пашаева, цит. соч. Сс. 72-73.

64. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 100.

65. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... С. 49.

66. «Славянский Век», № 62, 15 февр., 1903. Сс. 434-435. Цит по: Дайруд, цит. соч. Сс. 49-50, 69.

67. Карцов Ю. С. За кулисами дипломатии. – Петроград, 1915. «В продолжении целых 12-ти лет (1864–1876 гг.) делами посольства нашего в Константинополе, – писал русский дипломат Карцов, – заведовал генерал Николай Павлович Игнатьев. Турецким Востоком канцлер А. М. Гор-чаков интересовался мало; поэтому, в действиях своих Н. П. Игнатьев был почти полным хозяином. <...> В Константинополе, где каждый человек на счету, он скоро приобрел преобладающее значение. Его называли levice-Sultan; да он и был им на самом деле: турецкие министры его боялись и были у него в руках. Главною и неизменною целью игнатьевской политики было разрушение Турецкой империи и замена ее христианскими, предпочтительно славянскими народностями». (Сс. 10-11).

68. Под панславянской агитацией, очевидно, имелось ввиду движение за отделение «Угорской и Червонной Руси и за присоединение их к России.

69. The Austro-Hungarian Red Book: Official English edition. The American Journal of International Law, vol. 9, № 4, Oct. 1915. р. 312.

70. Всеподданейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода, 1901. Сс.210-216.

71. Отчет обер-прокурора Святейшего Синода, 1908-1909. Сс. 417-422.

72. А. Бубнов. В царской ставке. – Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955. С. 189.

73. Прот. Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. – Нью-Йорк: Издательство имени Чехова. Т. 1. С. 57.

74. См. иследование Дайруда, цит. документы из Архивов Венгерского министерства иностранных дел // Miniszterelnoksegi Laveltar (Magyar Orszagos Leveltar), в микрофильмах: M. L. 1902 – XXIII – 852 (reel 1 – микрофильм 1). pp. 10, 20-22, 35-39. Дайруд, цит. соч. С. 87.

75. Там же, 1903. XVI. 71, reel 1. Рp. 53-59.

76. Там же, 1903. XX. 834, reel 3. pp. 54-56.

77. New York Times, 27 July 1903. P. 7, col. 3.

78. Архив Венгерского министерства иностранных дел», M.L. 1902. XXIII – 852 (reel 1). Pр. 25-26.

79. M.L. 1906. XXI – 854 (reel 10). Pр. 1263-1265; Там же, reel 11, p. 2059, Там же. Pр. 2366-2368.

80. M.L. 1908. XXIII – 4102 (reel 18). P. 100, р. 251.

81. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. // Московский Рабочий, 1994. C. 234.

82. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... C. 98.

83. http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/31620

84. Митроп. Владимир (Богоявленский), митр. Киевский и Галицкий с 1915 года (в 18 году принял муч. кончину), с ноября 1912 года по 1915 – митр. Санкт-Петербургский и Ладожский.

85. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... Cс. 100-101.

86. Шевченко. Славянскаая Атлантида... C. 98.

87. Галицко-русское благотворительное общество в Санкт-Петербурге. Отчет о деятельности общества за 1913–1914 гг. СПб, 1914. С. 44.

Нью-Йорк

* НЖ предлагает журнальный вариант нескольких глав из неопубликованного очерка свящ. Михаила Аксенова-Меерсона «Роль русской епархии в Америке в развязывании Первой мировой». © MikhailAksenov-Meerson.

Опубликовано в журнале:

«Новый Журнал» 2014, №275

Издание Právo опубликовало аналитический материал историка Яна Эйхлера, который дает обширные комментарии высказываниям профессора Уолтера Рассела Меда, авторитетного в США специалиста по международным отношениям, высказывающего точку зрения о том, что недавнее присоединение Крыма принципиально меняет развитие мировой политики с 1990 года и представляет собой огромную трудность для внешнеполитической стратегии Барака Обамы. По мнению У.Меда, «российская аннексия Крыма» является проявлением ревизионистского поведения .

Политику В.В.Путина по отношению к Украине он квалифицирует как попытку «принципиального пересмотра», как «унизительный и подавляющий сюрприз для президента Обамы и его политики».

Чешский историк, в свою очередь, подчеркивает, что У.Мед забывает о тех событиях, которые случились до украинского кризиса. По его мнению, американский профессор не упоминает моменты, которые в России воспринимались как унижение: война в Сербии 1999 года, вторая волна расширения НАТО, которая захватила три государства, некогда входившие в состав СССР.

Оба эти события вызвали в России огромное разочарование не только среди политической и военной элиты, но и у миллионов рядовых россиян. Вышеупомянутые шаги США были типичным проявлением унилатерализма, т.е. одностороннего подхода, когда не принимаются во внимание иные точки зрения, интересы и позиция других государств или даже международных организаций.

Вступление прибалтийских государств в НАТО показало, что «откуда уходят россияне, туда немедленно приходят американцы». В свое время Министр обороны США Р.Гейтс квалифицировал это как напрасную провокацию по отношению к России.

По мнению чешского историка, жесткая геополитика, о которой пишет У.Мед, не является новинкой нынешнего времени. Ядро проблемы, вызванной присоединением Крыма, лежит в другом месте – в плоскости, которая называется «перцепция», т.е. восприятие изменений, через которые мир проходит постоянно.

(Právo, 05.06.2014)

Александр Новак обсудил энергетическое сотрудничество с сербским коллегой.

Министр энергетики Российской Федерации Александр Новак провел рабочую встречу с Министром энергетики и горной промышленности Республики Сербия Александром Античем.

Александр Новак поздравил сербского коллегу с недавним назначением и выразил надежду на совместную плодотворную работу по укреплению двусторонних связей в энергетической сфере между Россией и Сербией.

В ходе переговоров стороны обсудили перспективные направления сотрудничества, в том числе, в нефтегазовой и электроэнергетической отраслях, а также ход оказания помощи российскими компаниями в восстановлении объектов энергетики, пострадавшими от недавнего наводнения в Сербии.