Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Хотите, чтобы колбаса была из мяса, поднимите цены на продукцию

Производители колбасных изделий, по данным «Ведомостей», просят правительство повысить розничные цены из-за подорожания сырья примерно на треть. Но насколько обоснованно это требование?

Производители колбас пытаются добиться повышения цен в рознице. Национальный союз мясопереработчиков обратился с письмом в правительство — к вице-премьеру Алексею Гордееву. Предприниматели в союзе уверены, что из-за резкого роста стоимости сырья производители терпят убытки.

Текст обращения стал известен газете «Ведомости». Гордеев обещал отреагировать на письмо и поручить профильным ведомствам разобраться в ситуации с ростом цен на мясную продукцию. Но теперь появились вопросы и к самому Национальному союзу мясопереработчиков.

О бесконтрольном росте цен на мясо заявили сразу несколько переработчиков: «Продо», «Дымов» и «Останкино». По их данным, с начала года свинина подорожала на 30%, курятина — на 35%, отечественная говядина — на 10%, а импортная и вовсе на 25%. Ситуацию они назвали критической и анонсировали рост цен на свою продукцию. Основатель компании «Дымов» Вадим Дымов предполагает, что в поведении поставщиков, возможно, есть какие-то подводные камни.

«Проблема есть такая, это точно. Резкий рост цен. Он необоснованный, но многие в нем что-то усматривают, как я понимаю».

И действительно, к происходящему появляется много вопросов. Национальный союз мясопереработчиков в письме к Алексею Гордееву просит не только повысить стоимость розничных продуктов, но и отрегулировать ценообразование мясного сырья, а для этого восстановить конкурентную среду.

Аргументы вроде бы веские. В регионах из-за африканской чумы и птичьего гриппа сократилось поголовье животных. А значит, упали и поставки мяса. К тому же запрещен ввоз свиней из США, Европы и, что особенно важно, из Бразилии. Ведь именно бразильская замороженная свинина была стратегическим запасом и обеспечивала конкуренцию.

Но ранее сразу несколько участников мясного рынка — «Мираторг», «Мясо & Рыба» и Мясной союз России — заявили Business FM, что рост цен временный. Он связан с повышенным спросом на мясо в летний период и откорректируется осенью.

К тому же представители компаний отмечают, что Россия в достаточном количестве производит свинину и курятину и не зависит от импорта. Тогда о каком росте розничной цены может идти речь? В данный момент трудности испытывают переработчики с маленькой сырьевой базой, но это временное явление, уверен президент Мясного союза России Мушег Мамиконян:

«Анализ прошлого показывает, что цена на свинину за три года практически не выросла, а упала в России в абсолютных величинах. Цена последних трех месяцев говорит о том, что она выросла большими темпами, чем в прошлом году. Но если мы проследим еще на мониторинге шесть месяцев, то мы увидим, что цена 2018 года существенно не будет отличаться от цены 2017 года. Это означает, что она или будет на уровне инфляции, или меньше инфляции».

Президент агропромышленного холдинга «Мираторг» Виктор Линник просьбе Национального союза мясопереработчиков повысить розничные цены удивился. Его компания не только работает в обычном режиме, но еще и зарабатывает.

«По нашим оценкам, как только погода хуже будет в сентябре — октябре, все это назад откатится. Причем мы сами являемся сейчас производителями колбасных изделий, честно говоря, и рентабельность там нормальная, позволяет дальше работать. Поэтому тут бороться с этими вещами можно только одним — это увеличивать собственное производство как сырья, так и колбасных изделий, тогда расширяется потребление за счет более конкурентных цен для того же потребителя».

Поднимутся ли розничные цены на колбасу, пока непонятно, а вот алкоголь крепче 28% с 20 августа, в отличие от колбасы-закуски, подорожает точно. Это была плохая новость. Но есть и хорошая — цена вырастет всего на 2%, или на 4 рубля.

В течение дня Business FM просила ответить на возникшие вопросы исполнительного директора Национального союза мясопереработчиков Екатерину Лучкину. Но получить комментарий так и не удалось.

Ирина Яковлева

На пороге второго «золотого десятилетия» БРИКС

Ду Шанцзэ, Ху Цзэси, корреспонденты газеты «Жэньминь жибао»

С 25 по 27 июля председатель КНР Си Цзиньпин вновь оказался на авансцене саммита БРИКС

Ежегодно в определенное время проводится саммит БРИКС. В этом году, как и пять лет назад, когда председатель КНР Си Цзиньпин только вступил в свою должность, местом проведения саммита стала Южно-Африканская Республика. Тогда встреча руководителей стран — членов БРИКС была первым международным форумом, на котором присутствовал Си Цзиньпин.

После повторного вступления в должность председатель КНР Си Цзиньпин впервые показался на публике на Деловом форуме БРИКС в Йоханнесбурге. Тема его выступления отчетливо подчеркнула стремление Китая к активному развитию сотрудничества в рамках БРИКС: «Соответствие тенденциям эпохи». В своей речи Си Цзиньпин отметил, что «появление и развитие механизма БРИКС является результатом изменений в мировой экономике и международной структуре».

10 лет назад, когда механизм БРИКС только появился, страны с зарождающейся рыночной экономикой и развивающиеся государства начали массово активно подниматься. На 10-й юбилейной неофициальной встрече руководителей стран — членов БРИКС участники привели конкретные данные. «Вклад стран с зарождающейся рыночной экономикой и развивающихся государств в общий рост мировой экономики уже достиг 80%. По методологии „Атласа“, доля экономического объема этих стран в глобальной экономике достигает 40%».

Что касается мирового развития и эволюции международной структуры, сотрудничество в рамках БРИКС активно способствует изменению управления глобальной экономикой, повышает представительность и закрепляет право голоса стран с зарождающимися рынками и развивающихся государств, направляет международный порядок в русло справедливого и рационального развития. Если говорить о собственном и совместном развитии пяти стран организации, то сотрудничество в рамках БРИКС нацелено на торгово-инвестиционные рынки, свободное денежное и финансовое обращение, тесную инфраструктурную взаимосвязь и гуманитарные обмены. Оно дает пример международных отношений нового типа, которые основаны на взаимодействии и обоюдном выигрыше.

Современный мир стоит перед большими переменами. Каким образом продвигать сотрудничество в рамках БРИКС в историческом процессе изменений международной структуры? Как стремиться к собственному развитию стран БРИКС на фоне мирового развития и совместного развития государств — членов объединения? Выступая на встречах БРИКС, председатель КНР Си Цзиньпин представил свое видение развития мира в последующие 10 лет. Президент ЮАР Сирил Рамафоса, выслушав Си Цзиньпина, сказал: «Ваши идеи обращены в будущее».

В ходе саммита в ЮАР основное внимание было уделено «четвертой промышленной революции». Одной из тем встречи была «Новая индустриализация Африки». Продвижение «четвертой промышленной революции», внедрение новых методов управления и новых моделей — все это ставит страны перед исключительно важным выбором, от которого зависит наше будущее.

Руководители разных государств с различных точек зрения объяснили политические концепции. 26 июля в ходе заседания саммита БРИКС в расширенном составе президент ЮАР Рамафоса подчеркнул необходимость комплексного использования ресурсов. Президент Бразилии Мишел Темер особое внимание уделил научно-технической конкурентоспособности. Президент РФ Владимир Путин рассказал о стратегии стимулирования роста цифровой экономики, а премьер-министр Индии Нарендра Моди надеется, что Индия станет «создателем новых рабочих мест, а не их соискателем».

Председатель КНР Си Цзиньпин с позиции обновления модели экономического развития проанализировал мощный и развивающийся эпохальный подъем: «Тот, кто не успевает за подъемом, будет устранен. Нам необходимо воспользоваться возможностями, делать то, что нам можно и что следует, увеличивать вложения в инновации, прикладывать усилия для развития новых точек экономического развития, осуществлять смену старого драйвера экономического роста на новый».

В настоящее время в мире усиливаются тенденции унилатерализма и протекционизма. Председатель КНР Си Цзиньпин четко обозначил позицию Китая: «Торговая война неприемлема, потому что в ней не будет победителя. Экономический гегемонизм также неприемлем, поскольку он наносит ущерб общим интересам международного сообщества, а в конце концов и инициатору».

Необходимо придерживаться открытости, взаимной выгоды и обоюдного выигрыша, защищать мультилатерализм, бороться с политикой односторонних действий — именно такого твердого выбора придерживается Китай, это также общее мнение стран — членов БРИКС, в этом проявляется соответствие концепций развития стран — членов объединения. Президент ЮАР Рамафоса отметил, что странам — членам БРИКС необходимо укреплять сотрудничество, защищать многосторонний порядок, ключевую роль ООН, а также правила ВТО. По словам руководителя Бразилии Темера, странам — членам БРИКС следует усиливать сплоченность, совместно отвечать на современные риски и вызовы. Российский президент Владимир Путин заявил, что участникам объединения необходимо координировать действия, придерживаться мультилатерализма и международных правил, совместно защищать мировой экономический порядок. Премьер-министр Индии Моди сказал, что в условиях нарастающего протекционизма нужно принимать активное участие в совершенствовании глобального управления, распространять мультилатерализм, продвигать свободную торговлю.

26 июля страны — члены БРИКС приняли Йоханнесбургскую декларацию, в которой говорится: «Мы осознаем беспрецедентные вызовы, перед которыми стоит многосторонняя торговая система, подчеркиваем важность строительства мировой экономики открытого типа, для того чтобы все страны и народы могли пользоваться выгодами от экономической глобализации». Следует предотвращать вхождение мировой экономики в замкнутую ловушку, на БРИКС лежит большая ответственность.

В то же время неравномерность экономических показателей стран БРИКС стала поводом для высказываний об «ослаблении БРИКС» на международной арене. В этой связи председатель КНР Си Цзиньпин с твердостью сказал: «Потенциал и тенденции постоянного развития вперед стран — членов БРИКС не изменились. Мы в этом уверены».

Китай добился исторических успехов, которые вызывают все больший интерес в мире. Инновации, координация действий, экологичность, открытость, совместное пользование — в речи Си Цзиньпина была раскрыта логика концепции нового развития КНР.

На Деловом форуме БРИКС председатель КНР Си Цзиньпин заявил: «Мы совместно будем строить партнерские отношения между странами — членами БРИКС в эпоху новой промышленной революции, укреплять координацию макроэкономической политики, способствовать инновациям и сотрудничеству в индустриализации, прикладывать усилия для смены старого драйвера экономического роста на новый, а также экономической трансформации и модернизации».

Изучая новый путь сотрудничества на базе основных тенденций развития, выдвинутый Китаем проект получил общее одобрение. В Йоханнесбургской декларации отмечается: «Мы высоко оцениваем строительство партнерских отношений между странами — членами БРИКС в эпоху новой промышленной революции». «Мы запустили всестороннее функционирование партнерских отношений в эпоху новой промышленной революции». Президент ЮАР Рамафоса дал следующую оценку: «Партнерские отношения на базе индустриализации, инноваций, инклюзивного роста, инвестиционного сотрудничества превратят план второго десятилетия БРИКС в реальность».

Значимость сотрудничества в рамках БРИКС уже давно вышла за рамки пяти стран. БРИКС+ позволяет «кругу друзей» объединения расширяться. На саммите в Йоханнесбурге вновь прошла встреча руководителей механизма БРИКС+, начало которому было положено на саммите в китайском Сямэне в прошлом году. Более 20 лидеров из стран с зарождающейся рыночной экономикой и развивающихся государств, в том числе и Африки, обсудили вопросы, представляющие взаимный интерес.

«На сямэньском саммите была утверждена концепция сотрудничества БРИКС+, ее значение заключается в постоянном усилении сплоченности и взаимодействия пяти стран, одновременно с повышением центростремительной силы сотрудничества и единства в рамках БРИКС. Продолжается расширение „круга друзей“ БРИКС, осуществляется совместное развитие и процветание во взаимодействии со странами с зарождающимися рынками и развивающимися государствами».

После принятия Йоханнесбургской декларации по партнерским отношениям в новую промышленную революцию председатель КНР Си Цзиньпин на встрече руководителей БРИКС+ совместно с представителями стран с зарождающимися рынками и развивающихся государств выступил со следующей инициативой: «Китай предлагает создать партнерские отношения между странами — членами БРИКС в эпоху новой промышленной революции. Они позволят охватить как государства БРИКС, так и страны с зарождающимися рынками и развивающиеся страны. Необходимо найти пути взаимодействия, содействовать внедрению инноваций, взаимосвязи и инклюзивного развития».

Что сказал председатель Си

«Последующие 10 лет станут десятилетием стремительного изменения международной структуры и пропорции сил, глубокой трансформации системы глобального управления».

«На сямэньском саммите была утверждена концепция сотрудничества БРИКС+, ее значение заключается в постоянном усилении сплоченности и взаимодействии пяти стран одновременно с повышением центростремительной силы сотрудничества и единства в рамках БРИКС, продолжается расширение „круга друзей“ БРИКС, осуществляется совместное развитие и процветание со странами с зарождающимися рынками и развивающимися государствами».

«Социализм с китайской спецификой вступил в новую эпоху, статус КНР в качестве крупнейшей развива-ющейся страны в мире не изменился. Вне зависимости от будущего развития Китая КНР всегда будет относиться к разряду развивающихся государств, будет поддерживать развитие развивающихся стран, прикладывать усилия для продвижения тесных партнерских отношений».

Создавать открытую экономику

Си Цзиньпин: В текущем году отмечается 40-летие политики реформ и открытости Китая

Председатель КНР Си Цзиньпин 25 июля в Йоханнесбурге принял участие в Деловом форуме БРИКС, а также выступил с важной речью на тему «Идти в ногу со временем, совместно развиваться». Китайский лидер подчеркнул, что страны БРИКС должны адаптироваться к историческим тенденциям, твердо придерживаться принципов сотрудничества на базе общего выигрыша, инновационного руководства, инклюзивности, всеобщей системы преференций и мультилатерализма, а также играть конструктивную роль в создании международных отношений нового типа, формировании сообщества с единой судьбой для всего человечества.

Си Цзиньпин отметил, что рождение и развитие механизма БРИКС является результатом изменений мировой экономики и международной структуры. За первые 10 лет своего существования объединение внесло выдающийся вклад в стабильное возрождение глобальной экономики и возвращение на путь роста.

Си Цзиньпин выразил надежду на то, что в ближайшие 10 лет лидеры БРИКС совместно воспользуются шансами развития и вместе будут преодолевать вызовы, играть конструктивную роль в создании международных отношений нового типа и формировании сообщества с единой судьбой для всего человечества. Он выдвинул следующие предложения:

Во-первых, твердо придерживаться принципа сотрудничества на базе общего выигрыша и создавать открытую экономику. Странам БРИКС необходимо решительно создавать мировую экономику открытого типа, придерживаться четкой позиции противодействия унилатерализму и протекционизму, содействовать либерализации торговли и инвестиций и упрощению их процедур.

Во-вторых, отстаивать инновационное руководство и использование шансов на развитие. Странам БРИКС необходимо усиливать внедрение инноваций, всеми силами продвигать структурные реформы и углублять международные обмены и сотрудничество в области инноваций.

В-третьих, отстаивать принципы инклюзивности и всеобщей системы преференций на благо народов стран мира. Странам БРИКС нужно углублять сопряжение Повестки дня в области устойчивого развития на период до 2030 года со стратегиями собственного развития, а также координировать экономическое, социальное и экологическое развитие.

В-четвертых, решительно придерживаться принципов мультилатерализма и совершенствовать глобальное управление. БРИКС должна поощрять соблюдение странами совместно установленных международных правил, отстаивать равноправие крупных и небольших стран. Необходимо поддерживать структуру многосторонней торговли, продолжать продвижение реформы глобального экономического управления, повышать представительность и право голоса стран с зарождающимися рынками и развивающихся стран, заявил председатель КНР.

Си Цзиньпин напомнил, что в текущем году отмечается 40-летие политики реформ и открытости Китая. За это время КНР пережила необычный опыт и успешно проложила путь социализма с китайской спецификой. Китай будет активно развивать сотрудничество по линии Юг — Юг, усиливать защиту прав на интеллектуальную собственность, инициировать расширение импорта и продолжать всеми силами содействовать строительству «Пояса и пути».

По словам Си Цзиньпина, Китай является естественным хорошим другом, верным братом и надежным партнером для стран Африки, а китайско-африканское сотрудничество — это классический пример взаимодействия по линии Юг — Юг. В сентябре текущего года Китай и африканские страны совместно проведут в Пекине Форум по китайско-африканскому сотрудничеству, где на более высоком и качественном уровне определят пути реализации китайско-африканского сотрудничества на основе общего выигрыша и совместного развития.

Си Цзиньпин указал, что экономическое сотрудничество является наиболее важной и плодотворной сферой взаимодействия стран БРИКС. Он выразил надежду, что предприниматели будут одновременно учитывать экономические и социальные интересы, стимулировать взаимную выгоду и общий выигрыш стран БРИКС, а также реализовывать совместное развитие.

На форуме присутствовали президент Того Фауре Гнассингбе, вице-президент ЮАР Дэвид Мабуза, министры торговли и промышленности стран БРИКС, а также представители торгово-промышленных кругов, всего около 1200 человек.

Михаил Задорнов: уверен и сегодня — альтернатив дефолту в 1998 году не было

Ровно 20 лет назад – 17 августа 1998 года – россияне узнали новое слово "дефолт", в результате которого обесценилась национальная валюта, а люди лишились сбережений. Михаил Задорнов, который в тот период возглавлял Минфин, вспоминает, что решение об отказе государства выполнять долговые обязательства принималось с большим трудом и в условиях полной секретности, чтобы не допустить паники в стране. В интервью РИА Новости он рассказал, из-за чего не удалось избежать "черного понедельника", какие выводы сделали власти и почему сейчас в России невозможно повторение той ситуации. Беседовали Диляра Солнцева и Гульнара Вахитова.

— Как вы можете охарактеризовать события августа 1998 года? Какие ошибки, на ваш взгляд, были тогда допущены властями, можно ли было их избежать? Явились ли они скорее результатом внутренней политики государства, почему правительство и ЦБ не смогли отразить внешние шоки?

— В целом у девальвации и частичного отказа государства от выполнения обязательств было четыре группы причин. Во-первых, это непоследовательность экономической политики правительства в 1996-1998 годах. Победа Бориса Ельцина на выборах 1996 года не была использована для того, чтобы добиться финансовой стабилизации и окончательно сбалансировать бюджет, напротив, бюджетный дефицит де-факто был увеличен и финансировался за счет заимствований – как внешних, так и внутренних, через механизм государственных краткосрочных облигаций (ГКО).

Второй причиной была курсовая политика ЦБ: в то время считалось, что можно подавить инфляцию путем привязки курса национальной валюты к курсу твердой валюты, например доллара. Эта практика широко применялась в международных финансах в 1990-х годах, позднее этот подход был пересмотрен. В 1995-1998 годах рубль находился в так называемом валютном коридоре, не выходя за его границы.

Третья причина — у России в 1998 году был колоссальный государственный долг. Прежде всего наша страна унаследовала все обязательства по внешнему долгу СССР, и для того чтобы их обслуживать, правительству пришлось занимать за границей и наращивать внутренний долг за счет выпуска ГКО. В результате до девальвации совокупный государственный долг приближался к 80% ВВП страны, а после девальвации – осенью 1998 года – превысил 120%. Совершенно очевидно, что этот долг было невозможно выплачивать.

И наконец четвертая причина, которая стала триггером, это внешние шоки, когда резко упали цены на сырье. Я напомню, что цена нефти в 1998-начале 1999 года колебалась в районе 9,5-12 долларов, что сейчас сложно представить. В связи с этим упали цены на другие сырьевые товары и прежде всего азиатские рынки испытали сильнейшее падение. Кризис начался в Юго-Восточной Азии осенью 1997 года и повлек за собой отток капитала с развивающихся рынков, что привело к удорожанию и российского долга.

Если говорить не о причинах, а об ошибках, то, по сути, это не отдельные ошибки, а непоследовательная политика российского государства в первой половине 1990-х годов.

— Вы в августе 1998 года занимали пост министра финансов. Какая царила атмосфера в правительстве тогда? Был ли это единственный вариант решения либо рассматривались другие варианты, какие?

— Безусловно, это было не спонтанное решение, правительство и ЦБ боролись до конца, чтобы избежать девальвации и не идти на столь тяжелые меры, как отказ от части своих обязательств, поскольку этот шаг серьезно подрывал доверие к государству.

Правительство боролось более полугода, чтобы смягчить внешние шоки. Но, во-первых, правительство поменялось, эта пересменка сама по себе затруднила проведение последовательной политики. Кроме того, Госдума не поддержала предложенный новым правительством пакет налоговых и бюджетных инициатив, направленных на устранение дефицита бюджета.

Но российским властям летом 1998 года все же удалось пролонгировать часть своих внешних обязательств, это была рыночная реструктуризация, и долг был сдвинут на 20 лет. Кроме того, России был выдан очередной транш от международных финансовых организаций и поначалу казалось, что этого хватит, чтобы пройти острый период, но кризис, прежде всего внешний, обострялся. Где-то в июле стало понятно, что этот пакет мер недостаточен и не соответствует ожиданиям рынка.

С этого момента мы в Минфине и Центральном банке РФ стали готовить варианты альтернативных действий, их было несколько. Само по себе решение 17 августа было довольно сложным, это был, безусловно, отход от фиксированного обменного курса. Девальвация происходила путем установления новых, гораздо более широких границ валютного коридора, но эти границы рынок очень быстро преодолел. Государственные обязательства были частично реструктурированы, по некоторым Минфин продолжал платить.

— Расскажите, пожалуйста, как непосредственно принималось решение об объявлении дефолта?

— Само по себе решение, его детали готовились в течение последней недели, прежде всего в пятницу, субботу и воскресенье – 14-16 августа, когда рынки уже были закрыты, и его можно было подготовить без утечки информации. Еще его нужно было согласовывать с президентом. В выходные ему было об этом доложено, и уже вечером 16 августа в Белом доме были собраны руководители крупнейших российских банков и компаний, на этой встрече мы довели до них основные элементы предполагаемых изменений в валютной политике и обслуживании долга.

— То есть у банков не было возможности подготовиться?

— Не было. О решении и последующих шагах они узнали непосредственно в воскресенье, 16 августа 1998 года. Все разговоры о том, что кто-то что-то знал, от лукавого. По сути, такое решение готовилось несколькими людьми в Минфине и несколькими в Центральном банке, оно корректировалось по ходу, инсайд в этой ситуации был просто невозможен.

Соответственно, само решение правительства РФ было публично объявлено утром 17 августа, и началась его реализация. К сожалению, мы учились на собственных ошибках. Но я и сегодня абсолютно уверен, что по ситуации на июль-август альтернатив не было, разве что можно было несколько иначе структурировать выплаты по тем или иным государственным обязательствам.

Это решение в равной степени затронуло всех – и государство, и олигархов, и рядовых граждан: вся страна расплачивалась за непоследовательную политику первой половины 1990-х годов. Однако власти практически сразу извлекли уроки из кризиса и уже бюджет 1999 года был принят фактически без дефицита.

— Возможно ли повторение ситуации 1998 года в нынешнее время на фоне обострения ситуации на валютном и финансовом рынках РФ? Достаточно ли у ЦБ и правительства инструментов для хеджирования рисков?

— Если говорить о сегодняшних колебаниях на внешних рынках, они не идут ни в какое сравнение с ситуацией 20-летней давности. Не только потому, что цена на нефть сейчас 70, а не 7 или 8 долларов за баррель. Во-первых, российский федеральный бюджет исполняется с профицитом в 2,5% ВВП, а не с дефицитом в 4-6%, как в 1990-е годы. Урок выучен, бюджет балансируется.

Второе, был создан Стабилизационный фонд, который потом распался на ФНБ и Резервный фонд. Этот механизм удачно применялся для смягчения предыдущих кризисов и продолжает работать, позволяя наращивать международные резервы.

Объем уже накопленных Россией резервов в 458 миллиардов долларов позволяет правительству иметь полтора-два года времени для корректировки экономической политики государства на случай неблагоприятных внешних условий.

Сегодня общий долг России – внутренний и внешний – менее 30% ВВП, а внешний — на уровне 10-12% ВВП. То есть Россия, по сути, сейчас почти не зависит от внешнего долга, тем самым гарантируя устойчивость рубля и обязательств государства.

Сейчас волатильность наблюдается на всех развивающихся рынках, но Россию они затронули гораздо меньше, чем Аргентину, ЮАР, Бразилию или Турцию.

— Можно ли уже сказать, что Россия отошла от сырьевой модели? Насколько развитие ненефтяного сектора и финансовой системы позволяет назвать экономику гибкой и устойчивой к внешним шокам?

— Макроэкономическая и бюджетная политика у нас одна из лучших в мире, это признанный факт, но, к сожалению, от сырьевой модели развития отойти пока не удалось. Это видно по доле экспорта с низким уровнем передела в структуре ВВП.

У нас по-прежнему 85% экспорта приходится на сырье (не только нефть и газ, но и металлы, удобрения, зерно, лес), а не на высокотехнологичную продукцию, как, например, смартфоны, которых в прошлом году было продано в мире почти полтора миллиарда штук.

Что сильно изменилось за 20 лет? Значительно вырос сектор услуг — финансовых, IT, ритейл, гостиничный и ресторанный бизнес. Но все равно доминируют сырьевые сектора – прежде всего добыча и переработка нефти и газа, что, безусловно, сильно подвергает нашу экономику риску внешних шоков.

— Стабильной ли выглядит сейчас позиция России с точки зрения обслуживания внутренних и внешних долговых обязательств?

— В настоящее время внешний долг России легко обслуживается и рефинансируется, но с повышением долларовых ставок придется больше тратить на его обслуживание.

Ситуация осложняется угрозой новых санкций в отношении России, которая добавляет неопределенности для инвесторов и заставляет их выходить из российских бумаг. Неопределенность отбивает желание инвестиционных решений не только у иностранных инвесторов, но и у многих российских.

У населения и у предприятий есть большие свободные средства, но они не хотят их вкладывать именно из-за этой неопределенности. Она у нас не только внешняя, но и внутренняя: если бы правительство более четко обозначило свои экономические приоритеты и программу на три-пять лет, это помогло бы инвестиционному климату. Но определенности в экономической политике у нас пока нет.

— Насколько, на ваш взгляд, могут оказаться реальными угрозы США ввести санкции на покупку госдолга РФ?

— Давайте четко расставим точки над i — в нашей Госдуме рождается очень много депутатских инициатив, но не все доходят до реализации. Так же и в США: есть инициативы, которые выдвигаются для внутриполитической игры и стремления заявить о себе. Не надо забывать, что в ноябре в США пройдут промежуточные выборы в Конгресс, поэтому и республиканцам и демократам надо показать свою активность перед избирателями.

Плохо, конечно, что политики соревнуются, как сделать России хуже, лишь бы обратить на себя внимание. Это в целом отражает отношение к нам американской политической элиты. Но я все-таки не верю, что пакет, заявленный несколькими конгрессменами, будет принят в нынешнем виде.

Самое печальное, что рынки уже начинают реагировать на эти ожидания. Видимо, осенью еще в каком-то виде стоит ожидать новый виток санкций США.

— На ваш взгляд, может ли ухудшившаяся финансово-экономическая ситуация в Турции оказать дополнительное давление на российский рынок, ведь наши страны связаны множеством совместных проектов?

— Нас с Турцией действительно связывают серьезные экономические отношения. Турция вошла в десятку стран-основных торговых партнеров России, но я не думаю, что колебания обменного курса турецкой лиры повлияют на основные товарные и денежные потоки между нашими странами.

Туризм, поставки продовольствия, равно как и поставки российского газа в Турцию, проекты Росатома все равно будут продолжаться. Серьезно колебания лиры повлияют на наших соседей, прежде всего на Азербайджан и Грузию, поскольку их валюты сильно привязаны к турецкой.

— Август традиционно является плохим месяцем для рубля, а восьмой месяц года, заканчивающегося на цифру восемь, особенно. Не стал исключением и август 2018 года, когда на фоне санкций и бегства капитала с развивающихся рынков рубль к доллару обновлял минимум 2016 года. С чем связано, по вашему мнению, устоявшееся опасение россиян того, что август – "черный месяц" для финансового рынка страны? Насколько это оправдано?

— Как бы это ни было смешно, но в России очень часто какая-то турбулентность на финансовых рынках происходит именно в августе. Трудно сказать, почему, но это факт. Но я не вижу, чтобы это сильно испортило отпускные настроения российских граждан. Однако финансисты к августу относятся несколько настороженно. Хоть мы и не суеверны.

— И последний вопрос. Ваш совет, в чем россиянам хранить сбережения, чтобы защитить свои деньги от колебаний курса?

— Здесь нет каких-то универсальных советов. Ясно, что надо распределять свои деньги и риски между разными валютами, инструментами. Многие россияне этому правилу и следуют. Главное, чтобы было, что сберегать.

Россия > Финансы, банки > ria.ru, 17 августа 2018 > № 2712074 Михаил Задорнов

В Китае создана специальная структура, которая займется диверсификацией зарубежных поставок соевых бобов в КНР. Китайские закупщики уже давно заняты расширением источников импорта соевых бобов. Особенно это актуально сейчас – на фоне возникающих рыночных рисков, связанных с поставками из США.

По итогам 2016-2017 гг., общий объем импорта бобов в Поднебесную достиг 93,48 млн т. При этом Бразилия поставила 45,34 млн т с приростом на 1,7% относительно уровня 2015 г. На бразильскую сою пришлось 48,5% от импорта данной продукции. В то же время из США поступило 36,84 млн т с снижением на 1%.

Ранее сообщалось, что на фоне торговой войны, развязанной властями США с Китаем, три страны – Россия, Бразилия и Аргентина – готовы взять на себя поставки бобовых в КНР, которые ранее осуществлялись из США. Американские поставщики обеспечивали до 30% импорта сои в Поднебесную. Общая стоимость этих поставок составляет примерно $12 млрд.

В частности, в 2017 г. российский экспорт зерна и бобов в Поднебесную увеличился в два раза. Самым крупным российским поставщиком сои в КНР является Амурская область РФ. Этот регион производит более 1,2 млн т бобовых в год. В прошлом году Амурская область поставила в Китай 236 т сои, так что потенциал региона очень велик.

Дубай, ОАЭ. Emirates SkyCargo, грузовое подразделение авиакомпании Emirates Airline, улучшило сервис комфортабельной и удобной перевозки домашних животных Emirates Pets. В числе новых услуг – транспортировка от двери до двери и бронирование обратного рейса для питомцев (для тех, кто берет их с собой на каникулы).

В частности, перевозчик заключил соглашение с компанией Snoopy Pets, которая профессионально занимается международной транспортировкой домашних животных из ОАЭ. Совместная услуга доставки домашних любимцев от двери до двери получила название Emirates Pets Plus. Компания Snoopy Pets оформляет все документы, проводит ветеринарный осмотр и осуществляет доставку животных от аэропорта до аэропорта в 16 странах мира, включая Бахрейн, Бразилию, Кипр, Францию, Германию, Ирландию, Италию, Малайзию, Нидерланды, Португалию, Сингапур, Южную Африку, Испанию, Швейцарию, ОАЭ и Великобританию.

В рамках базовой услуги Emirates Pets перевозка животных осуществляется по более чем 160 направлениям, документы оформляет владелец. За прошедшие два года Emirates SkyCargo перевезла более 11 тысяч животных, в основном кошек и собак. Около 60% из них начинали либо заканчивали свое путешествие в ОАЭ. Более трех тысяч животных были отправлены в Великобританию. Сервисы доступны в международном аэропорту Дубая и авиатерминале Аль Мактум.

Источник: Russian Emirates

Верховный суд Венесуэлы в изгнании приговорил президента Николаса Мадуро к 18 годам и трем месяцам тюремного заключения по обвинению в коррупции, сообщает газета Nacional.

По данным издания, приговор был вынесен 15 августа в конгрессе Колумбии, расположенном в Боготе. Судьи постановили, что Мадуро также должен будет компенсировать 35 миллионов долларов правительству Венесуэлы по делу о коррупции, связанному с бразильским строительным конгломератом Odebrecht. В качестве места отбывания наказания они выбрали военную тюрьму Рамо-Верде в городе Лос-Текес штата Миранда.

Ранее Мадуро пообещал посадить в тюрьму всех судей верховного суда, приведенных к присяге Национальной ассамблеей. Кроме того, власти Венесуэлы блокировали счета судей верховного суда, назначенных парламентом. В итоге судьи покинули Венесуэлу и были приведены к присяге в октябре 2017 года в здании Организации американских государств в Вашингтоне.

В мае верховный суд Венесуэлы в изгнании объявил о прекращении полномочий Мадуро на посту президента. Это решение было принято после получения судом в изгнании данных о якобы причастности Мадуро к коррупции. Эта информация была представлена, в том числе, экс-генеральным прокурором страны Луисой Ортегой Диас, также вынужденной покинуть страну.

Власти Венесуэлы не признают полномочий верховного суда в изгнании.

Вышел в свет № 8 журнала «Электросвязь» за 2018 год

Тема номера: «Дополненная реальность».

«Электросвязь» не в первый раз обращается к тематике дополненной реальности (ЭС, № 2,2017). В условиях предстоящего масштабного внедрения дополненной реальности появится внушительный по объему трафик чувствительный к параметрам качества обслуживания и восприятия. Поэтому так актуальна задача интеграции дополненной реальности с сетевыми технологиями пятого поколения и с образующими их технологиями интернета вещей. Данному вопросу посвящены материалы «Дополненная реальность. Интеграция с сетевыми технологиями» и «Распределение ресурсов при предоставлении услуги дополненной реальности».

Цифровая экономика – важный элемент будущего информационного общества. Она базируется на цифровых компьютерных технологиях, новых методах генерирования, обработки, хранения и передачи данных. При этом ее создание и развитие невозможны без совершенствования сетевой инфраструктуры, беспроводных технологий и передачи больших объемов информации в масштабе времени, близком к реальному. Свое видение проблемы в материале «Сети связи 5G/IMT-2020 и IoT – во все сферы национальной экономики» представили генеральный директор ФГУП НИИР Валерий Бутенко, заместитель директора НТЦ А ЭМС ФГУП НИИР Евгений Девяткин и начальник сектора ФГУП НИИР Татьяна Суходольская (рубрика «Цифровая экономика»).

Непрерывный рост объемов видеотрафика предполагает возрастающую роль средств отображения информации (СОИ). Однако технологическое отставание России в этой области привело к тому, что в России во всех отраслях народного хозяйства и обороны страны используются преимущественно дисплеи и мониторы зарубежного производства. Главный эксперт МНИТИ, профессор, доктор технических наук Калью Кукк в материале «Средства информации для цифровой экономики» подчеркивает необходимость в рамках цифровой трансформации и национальных программ по цифровой экономике создать дорожную карту «Средства отображения информации», в которой следует предусмотреть организацию фабрик по крупносерийному производству современных СОИ (рубрика «Актуально»).

В предыдущем номере журнал «Электросвязь» открыл новую рубрику «Защита интеллектуальных прав», посвященную изобретательской деятельности и правовой охране ее результатов. В этом выпуске о патентной информации как основе инновационной деятельности рассказывают представители компании «Городисский и партнеры» старший эксперт по патентно-информационным исследованиям, патентный поверенный РФ Владимир Башкиров и юрист Вениамин Казаков.

В рубрике «Мониторинг» читайте: «БРИКС определяет приоритеты», «Цифровой экономике требуется законодательная база», «Назначены заместители министра цифрового развития РФ».

«Электросвязь» – ежемесячный научно-технический журнал по проводной и радиосвязи, телевидению и радиовещанию, предназначенный для широкого круга специалистов в области связи и информатизации. Основан в 1933 г.

Подписку на журнал «Электросвязь» можно оформить в любом отделении связи по каталогу «Роспечать» (индекс – 71107), через агентство ООО «Урал-Пресс» //www.ural-press.ru или в редакции журнала «Электросвязь» +7(495) 647-1765.

Лифт сломался: почему стать нищим все легче

Милена Бахвалова, редактор Банки.Ру

Социальные лифты застряли. Сегодня вырваться за пределы своего социального слоя и найти достойную работу сложнее, чем 20 лет назад. В том числе и в России. Почему так?

Твое будущее предопределено: ты повторишь путь родителей. У тебя по-прежнему есть шанс вырваться вперед, подняться по социальной и имущественной лестнице. Но с каждым годом сделать это все труднее. Социальный лифт хорошо работал для тех, кто родился в период с 1955 по 1975 год, а для более молодых он функционирует куда хуже. Таковы результаты исследования «Сломанный социальный лифт? Как стимулировать социальную мобильность», подготовленного экспертами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Сегодня людям гораздо легче провалиться в бедность и нищету, чем улучшить свое положение. Есть ли выход?

«Липкий пол»

Мы дети своих родителей, и забудьте про общество разных возможностей — таков посыл исследования ОЭСР. Неравенство сопровождает нас всю жизнь. Сначала — на уровне образования. Лишь каждый четвертый ребенок из рабочей семьи со временем занимает менеджерскую позицию. Если же кто-то из родителей был менеджером, то вероятность занять аналогичный пост у ребенка поднимается до 50%. В свою очередь, лишь 10% детей, чьи родители имеют высшее образование, ограничиваются средним. Остальные также получают высшее. Если же родители не получили даже полного среднего образования, то шанс, что их ребенок поступит в университет, не превышает 15%.

Более низкое образование, как правило, означает более низкую зарплату. Причем на всю оставшуюся жизнь. Что важно, неравный доступ к образованию означает не только неравенство в доходах, но еще и неравенство в здоровье и в продолжительности жизни. Сегодня в странах ОЭСР 25-летний мужчина, окончивший университет, проживет в среднем на восемь лет дольше, чем его малообразованный ровесник. Среди женщин эта разница составляет 4,6 года.

Авторы исследования вводят термин «липкий пол»: если ты родился в бедной семье, то и свою жизнь проведешь в бедности. Эти данные касаются стран ОЭСР — экономической организации, объединяющей 36 развитых стран мира. Но аналогичная ситуация сегодня складывается и в России. Ведущий эксперт Института образования НИУ ВШЭ Валерия Малик и преподаватель университета Эксетера (Великобритания) Алексей Бессудов изучили, какую образовательную стратегию выбирают выпускники 9-х классов российских школ и насколько их выбор зависит от семей, в которых они растут.

Выбор, стоящий перед выпускником 9-го класса, — это первая важная развилка, первый выбор, определяющий будущее. Остаться в школе, а потом поступить в вуз? Или же ограничиться рабочей специальностью? По сути, социальный лифт как раз и начинает действовать с 10-го класса. Но в этот лифт еще надо постараться запрыгнуть, отмечают авторы исследования. Шансы не равны.

В семьях, где оба родителя имеют высшее образование, 87% детей продолжили обучение в старшей школе. Там, где вуз закончил только один из родителей, этот показатель уже ниже — 70%. Если в институте не учились ни мать, ни отец, шансы перехода в десятый класс для ребенка составляют 47%.

Прослеживается и зависимость от достатка в семье: самые низкие шансы перейти в 10-й класс у детей из семей с доходом 20 тыс. рублей в месяц и ниже. С ростом дохода растет и вероятность продолжить учебу в школе. Самая высокая она у детей из семей с доходом более 80 тыс. рублей в месяц — на 16 процентных пунктов выше, чем у детей из наиболее бедных семей.

Однако проблема не только в том, что между социальными классами существуют стеклянные стены. Проблема в том, что эти стены становятся все выше и прочнее: имущественное расслоение растет.

Неравенство: разрыв нарастает

10% самого богатого населения стран ОЭСР сегодня имеют доход, который в 9,5 раза превышает доход 10% самого бедного населения. Для сравнения: 25 лет назад эта разница составляла 7 раз, приводят данные в ОЭСР. Сегодня 10% самых богатых обладают половиной всего благосостояния в мире, в то время как 40% самого бедного населения — только 3%.

В обществе нарастает пессимизм. Если в 1992 году 27% людей считали, что их финансовое положение улучшится со временем, то в 2015 году — только 22%. Все больше людей думают, что главный секрет продвижения вперед — это «правильные» ( то есть образованные и обеспеченные) родители. Такого мнения придерживались 31% жителей стран ОЭСР в 1987 году и 36% — в 2009 году. Реальность подтверждает эти мысли: в среднем 38% детей (в некоторых странах ОЭСР — до 70%) имеют тот же уровень доходов, что и их родители.

На днях американский телеканал CBS провел опрос на тему, как изменилась напряженность между афроамериканским и белым населением США. 61% ответивших считают, что за последний год напряженность возросла.

55 лет назад, 28 августа 1963 года, в Вашингтоне прошел марш Мартина Лютера Кинга против дискриминации людей по расовому признаку. В 1965 году в США приняли «Закон о гражданских правах» и «Закон об избирательных правах», сделав белокожее и темнокожее население де-юре равными. Де-факто разрыв не уменьшается, а по некоторым параметрам даже растет. Согласно журналу The Economist, медианный доход афроамериканского домохозяйства составлял в 2000 году 64% от медианного дохода домохозяйства белых. В 2011 году это отношение было 58%. В 2008 году, когда на американском рынке лопнул ипотечный пузырь, именно афроамериканцы оказались самой многочисленной группой пострадавших.

Проблема опять-таки родом из детства: 17-летний темнокожий подросток демонстрирует такую же технику чтения и такой же уровень владения математикой, как и 13-летний белый ученик. Следовательно, шансов поступить в колледж у белых учеников значительно больше. Следовательно, у них больше шансов получить качественное образование, лучшую работу и в итоге более высокий социальный статус и более высокий доход.

Российская статистика также свидетельствует о росте бедности. «По данным Росстата, в 2016 году доходы 19,5 миллиона (13,3%) россиян не превышали величины прожиточного минимума, — говорит руководитель департамента по работе с персоналом QBF Светлана Белодед. — На тот момент в нашей стране было зарегистрировано максимальное количество бедных, начиная с 2006 года. В 2017 году показатель несколько уменьшился — доходы ниже прожиточного минимума были зафиксированы у 19,3 миллиона человек (13,2% населения)». Говорит это изменение об уменьшении бедности или просто о погрешности расчета, покажут данные за 2018 год.

Счастье родиться богатым

Растущая экономика — по всему миру это превращается в прерогативу богатых. Именно в их карманах и на их счетах оседает то самое «растущее благосостояние», о котором пишут аналитики каждый год. Особенно явственно поломка социального лифта при одновременном росте неравенства стала просматриваться с 1990-х годов.

Эксперты ОЭСР, помимо термина «липкий пол», вводят также термин «липкий потолок», говоря о том, что 40% детей из самых богатых 20% населения стран ОЭСР сохраняют уровень дохода родителей. «Липкий пол» и «липкий потолок» одинаково крепко держат подрастающее поколение. Эксперты ОЭСР на протяжении четырех лет наблюдали, как меняется уровень дохода у представителей пяти имущественных групп. Оказалось, что 60% самых бедных (нижние 20% по уровню дохода) и 70% самых богатых (верхние 20% по доходам) остались с тем же уровнем дохода. Более того, те малообеспеченные, которые смогли увеличить свой доход, сделали это вовсе не благодаря социальному лифту: в большинстве случаев сыграли роль какие-то неожиданные внешние обстоятельства, а вовсе не продвижение по карьерной лестнице.

Причем наиболее крепко «липкий пол» и «липкий потолок» держат в США и Германии. Авторы доклада сделали некий условный расчет: сколько поколений потребуется ребенку из бедной семьи, чтобы достичь среднего дохода по данной стране. В США и Германии этот показатель составил шесть поколений. Средняя цифра по ОЭСР — 4,5. Безусловно, есть страны, где социальный лифт работает еще хуже, чем в США и Германии, но это экономики другого типа. Например, в Китае и Индии этот процесс займет семь поколений, а в Бразилии и ЮАР — девять. Самые низкие показатели характерны для стран Северной Европы. В Дании это два поколения, в Финляндии, Норвегии и Швеции — три.

По сути, некоторая социальная мобильность сохраняется сегодня в среднем классе. И то, речь идет больше о движении вниз, чем вверх. На протяжении четырех лет наблюдений одна семья из семи, принадлежащих среднему классу, опустилась в группу самых бедных (нижние 20% по доходам). Среди семей, относящихся к категории «нижний слой среднего класса», такая вероятность составила уже один к пяти.

Социальный лифт в России: застряли или приехали?

Поломка социального лифта заметна и в России. СССР, как и другие страны, где преобладал социалистический строй, при всех недостатках системы, давал больше шансов пробиться через рамки сословий, считает совладелец и директор по развитию компании «Экоокна» Нина Филоненко. «Для отдельных регионов и групп граждан существовали льготы на поступление в самые престижные вузы страны, например в МГУ, МГИМО», — приводит она пример.

То, что сейчас социальный лифт фактически перестал работать, Светлана Белодед связывает со стихийными процессами в экономике в 1990-е годы. «В нашей стране чрезвычайно быстро произошло расслоение общества на богатых и бедных, тогда как на Западе элита формировалась постепенно, — говорит Белодед. — Кроме того, важно учитывать, что основная часть российского населения психологически привыкла оставаться на одном месте, вести такой образ жизни, который был характерен для их родителей».

В России социальный лифт работает по-прежнему неплохо, полагает управляющий партнер Swiss Consulting Partners Юлий Сомсиков. «Особенно в больших городах, где молодой человек из любой социальной среды может получить неплохое образование и вполне успешно продвинуться вверх по карьерной лестнице, — считает эксперт. — Спрос на толковых специалистов по-прежнему велик».

Так или иначе, отсутствие или снижение социальной мобильности несет в себе угрозу как социальной стабильности, так и экономическому развитию страны. «Прежде всего, при большом количестве бедных повышается уровень социальной напряженности. В частности, развивается преступность, — говорит Белодед. — Отсутствие социальных лифтов препятствует развитию рынка труда».

Когда неравенство не пугает

На самом деле напряженность в обществе создает не неравенство как таковое, а отсутствие социальных лифтов, то есть возможности изменить свое положение. К такому выводу пришли директор Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ Владимир Гимпельсон и старший научный сотрудник Лаборатории сравнительных исследований массового сознания НИУ ВШЭ Галина Монусова в исследовании «Отношение к неравенству и социальная мобильность».

Причем важна не мобильность сама по себе, а способ, ее обеспечивающий. Широкое использование немеритократических способов обогащения (взятки, коррупция, «нужное» семейное положение) в любой стране значительно снижает терпимость к неравенству. Если же инструменты успеха легитимны и справедливы, например упорный труд, то население гораздо в меньше степени считает неравенство серьезной проблемой.

Как же обеспечить эту мобильность? Эксперты ОЭСР дают политикам следующие рекомендации:

1. Высокие стандарты среднего образования, которое дает возможность поступить в университет для всех слоев населения.

2. Социальная помощь родителям должна быть скорректирована таким образом, чтобы учитывать образовательные способности детей. Необходима поддержка при непредвиденных временных шоках, как, например, потеря работы или рождение ребенка. Причем такая поддержка должна быть доступна также семьям среднего класса, которые находятся в зоне риска скатиться в нижную страту.

3. Налоговая шкала должна быть прогрессивной и не иметь исключений.

4. Градостроительная политика и планирование транспортной инфраструктуры должны не допускать появления гетто.

5. Политика на рынке труда должна защищать работников из социальных низов и делать процесс найма честным и прозрачным.

Нина Филоненко добавляет в этот перечень пункт про российскую специфику: важно, чтобы государство открывало возможности в том числе и для смены должностей в государственном секторе. С этим в стране пока проблемы.

Впрочем, социальный лифт может быть запущен и без участия политиков, просто благодаря развитию технологий, уверены некоторые эксперты. Распространение Интернета и онлайн-образования может дать те самые равные возможности. «Ты можешь получить знания любого порядка, которые ранее стоили каких-то сумасшедших денег и продавались только избранным, — считает основатель EvoDesk.ru, профессиональной социальной сети на технологии Blockchain Вячеслав Золотухин. — Да, есть люди, которым сложно получить доступ в Интернет, например жители Северной Кореи или совсем бедные слои населения. Но Google работает и над этой проблемой тоже, чтобы предоставить свободный Интернет всем на Земле. Сейчас при должном усердии, если не лениться, ты можешь обучаться на уровне того же Гарварда, находясь у себя дома, изучая их лекции, курсы, тесты».

«Цифровые копии» вместо Гарварда

Да и Гарвард не обязателен. «Всеобщая цифровизация открывает совершенно новые горизонты, позволяя зарабатывать на взрывном росте интереса к контенту в блогах и социальных сетях, — говорит Юлий Сомсиков. — Возможности социального лифта в этой сфере сейчас настолько велики, что некоторые молодые люди сознательно отказываются от классического вузовского образования и сосредотачивают усилия на «раскрутке» своих цифровых копий».

«Конечно, освоение отдельных профессий остается прерогативой богатых (например, врачи и юристы в США — образование по этим направлениям традиционно очень дорогое), — говорит член совета по взаимодействию с институтами гражданского общества при председателе Совета Федерации Евгений Корчаго. — Но в целом таких проблем нет, поэтому говорить о поломке социального лифта в век мобильности и Интернета достаточно странно».

Безусловно, Интернет дает возможность получить много знаний, особенно в рамках общего среднего образования, а многочисленные платформы для онлайн-образования позволяют прослушать и курсы лучших университетов мира. Но, радуясь доступности, которую дает Интернет, не стоит игнорировать того факта, что речь идет о лишь об ограниченном круге гуманитарных, общественных и некоторых точных наук. Профессии врача, инженера и многие другие по-прежнему передаются «от человека к человеку» и подразумевают много практики. А значит, остаются внутри университетских стен. Куда попасть детям из бедных семей становится все труднее.

Тоталитарные и авторитарные режимы

Хуан Линц

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

Хуан Линц (1926—2013) — социолог и политолог, автор трудов по теории тоталитарных и авторитарных политических режимов.

[стр. 16—62 бумажной версии номера]

I. ВВЕДЕНИЕ [1]

Многообразие и широкая распространенность недемократических режимов

Все знают, что формы правления бывают разными и что быть гражданином или подданным одной страны совсем не то же самое, что быть гражданином другой — даже на повседневном уровне. Но известно также и то, что почти все правительства занимаются примерно одним и тем же, так что порой легко уподобиться чистым анархистом, для которых все государства одинаковы, просто потому что они государства. Это противоречие и является отправной точкой в общественно-политической науке.

Понятно, что при Сталине или Гитлере жизнь обычного гражданина — не говоря уже о верхушке общества — сильно отличалась от жизни в Великобритании или Швеции[2]. Даже если не брать крайние случаи, можно смело утверждать, что для многих, пусть даже и не для подавляющего большинства, жить в Испании при Франко совсем не то же самое, что жить в Италии — для глав коммунистических партий этих стран уж точно. Наша задача как ученых описать во всей его сложности отношение людей к правительству и понять, почему это отношение столь сильно меняется от страны к стране. Мы не будем рассматривать личные документы — мемуары политиков, генералов, интеллектуалов, заговорщиков и узников концлагерей, а также литературные произведения, посвященные столкновению человека с властью, зачастую жестокой и непредсказуемой. Мы ограничимся научными исследованиями общества, основанными на наблюдении, анализе законов, судебных и административных решений, бюрократических документов, на интервью с главами стран и опросах населения — то есть будем основываться на трудах, в которых предпринята попытка описать и объяснить функционирование разных политических систем в разных обществах.

Благодаря работам политических философов, у нас уже есть некоторое представление о том, какие вопросы следует задавать. Однако чисто дескриптивных исследований политической жизни в конкретном обществе в конкретное время, пусть даже очень хороших, нам будет мало. Нам, как и Аристотелю, который столкнулся с разнообразием правлений в греческих полисах, будет нужно свести всю эту сложность к ограниченному числу типов — достаточно разных, чтобы охватить весь спектр режимов, присутствующий в реальности, но в то же время позволяющих описать черты, общие для тех или иных сообществ. Классификация политических систем, как и других аспектов реальности — социальных структур, экономических систем, религий, структур родства, — составляет ядро социальных наук с момента их зарождения. Появление новых форм политической организации, учреждения власти и властных компетенций, распоряжения ими, а также изменение точки зрения, связанное с появлением новых ценностей, неизбежно приводит к созданию новых классификаций. Эта интеллектуальная задача не так проста, как может показаться, поскольку мы имеем дело с изменчивой политической реальностью. Старые понятия утрачивают адекватность. Как отмечает Токвиль, говоря об «опасной для демократических государств форме угнетения, не похожей ни на одну из ранее известных в мире форм»: «Это нечто новое, поэтому я попытаюсь описать ее, ибо имени у нее нет». К сожалению, нам всегда приходится как-то именовать реальность, которую мы пытаемся описать. Хуже того — мы в этом не одиноки, поскольку те, кто контролирует политическую жизнь в государствах ХХ века, тоже хотят определять, описывать и именовать свои политические системы, даже если при этом они выдают желаемое за действительное или просто хотят пустить пыль в глаза окружающим. Разумеется, подходы ученых и политических деятелей не всегда совпадают, одни и те же слова часто имеют разный смысл. Соответственно, ясность в понятиях — дело принципиальной важности. Кроме того, общества различаются не только тем, как в них организована политическая жизнь, но и устройством властных отношений в иных сферах. Естественно, те, кто считает, что внегосударственные аспекты общества для жизни людей важнее, будут стремиться к такой концептуализации разновидностей обществ, в которой политика будет лишь одним из аспектов и, наверное, даже не самым важным. Нас, однако, будет занимать именно проблема многообразия политических систем.

Простейший способ определить какое-либо понятие — указать, чем оно не является. Это, очевидно, предполагает, что мы знаем, чем является нечто другое, и, соответственно, можем сказать, что оно не совпадает с нашим понятием. В данном случае мы будем исходить из предположения, что мы знаем, что такое демократия, и сосредоточимся на политических системах, которые не подпадают под наше определение демократии. Джованни Сартори, анализируя примеры использования таких понятий, как тоталитаризм, авторитаризм, диктатура, деспотизм и абсолютизм, которые традиционно противопоставляются демократии, отмечает[3], что сейчас все сложнее понять, чем же не является демократия. Тем не менее присутствует ощущение, что благодаря работам множества ученых у нас все-таки есть описание демократии, соответствующее большому числу политических систем, достаточно схожих между собой по способу организации политической жизни и в отношениях между гражданами и правительством, чтобы подпадать под одно определение. Соответственно, здесь мы будем иметь дело с политическими системами, имеющими как минимум одну общую черту: все они не похожи на общества, к которым приложимо наше определение демократии. То есть мы будем иметь дело с недемократическими политическими системами.

Двойственность политических режимов традиционно описывалась противопоставленными терминами поликратия — монократия, демократия — автократия. С XVIII века дескриптивными и идеологическими понятиями для описания неограниченной власти (legibus solutus) стали абсолютизм и деспотизм, даже если это порождало такие неоднозначные выражения, как «просвещенный деспотизм». В конце XIX — начале ХХ века, когда в большинстве западных стран, по крайней мере на бумаге, установилось конституционное государство, а либерализм и правовое государство (Rechtstaat) стали символом политического прогресса, новые автократические формы правления обычно называли диктатурами. В 1920-е Муссолини заявляет о своей приверженности неоидеалистической концепции Джованни Джентиле об «этическом» и «тоталитарном» государстве: «Вооруженная партия ведет к тоталитарному режиму… Партия, тоталитарно управляющая нацией, — факт, новый в истории»[4]. В Германии это понятие найдет отклик лишь некоторое время спустя, причем не столько среди нацистского руководства, сколько у политических философов вроде Карла Шмитта, писавшего о повороте к тотальному государству в 1931 году[5]. Успех этого слова тесно связан с известной работой генерала Людендорфа «Тотальная война»[6], которая переворачивала старую формулу Клаузевица «война есть продолжение политики иными средствами», чтобы определить мир как подготовку к войне, а политику как продолжение войны иными средствами. Другой влиятельный автор, Эрнст Юнгер, примерно в это же время придумал выражение Totale Mobilmachung[7]. Вскоре эта идея тотальной мобилизации войдет в политический дискурс и даже в юридические документы — например в указы испанской правящей партии, где этот термин имел положительные коннотации. Уже в 1930-е политолог Джордж Сэбин использует это понятие для новых мобилизационных однопартийных режимов — и фашистских, и коммунистических[8]. Роберт Михельс в 1928 году отмечает сходство между фашистскими партиями и большевиками[9]. Троцкий пишет в 1936 году: «Сталинизм и фашизм, несмотря на глубокое различие их общественных основ, представляют собою симметричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга»[10]. Многие фашисты, особенно фашисты левые, ощущали близость своих идеалов к сталинскому коммунизму[11]. Так что выявить это сходство и обнаружить, насколько полезно понятие, описывающее сразу оба политических феномена, выпало отнюдь не либеральным критикам фашизма и Советского Союза. Как мы увидим, борьба с излишне широким или неправильным толкованием этого понятия, а также сомнения в его интеллектуальной плодотворности возникли лишь недавно. Тем не менее еще в 1930-е ряд теоретиков, симпатизировавших авторитарным, антидемократическим политическим решениям, но при этом враждебно относившихся к активистским мобилизационным концепциям тоталитарного государства и видевших проблему в автономии государства от общества, ясно указали на разницу между авторитарным государством, тоталитарным государством и тем, что они называли нейтральным либерально-демократическим государством[12]. В послевоенной политологии их идеи отклика не нашли. Когда в ходе «холодной войны» отдельные автократические режимы вроде Турции и Бразилии перешли к демократии, а обретшие независимость страны выбрали демократическую форму правления, считалось, что дихотомия демократии и тоталитаризма может описать все многообразие политических систем или как минимум два полюса, к которым все эти системы тяготеют. Именно тогда режимы, которые нельзя было отнести ни к демократическим, ни к тоталитарным, считались либо покровительствующими демократии (то есть режимами, где демократические нормы формально приняты, а элиты стремятся демократизировать свои общества, даже если они не вполне представляют, что для этого требуется), либо сохранившимися до настоящего времени традиционными олигархиями[13]. Но и в данном случае для режимов, оказавшихся между этими двумя типами и ориентировавшихся либо на демократическое будущее, либо на традиционалистское прошлое, требовалось создать особый тип модернизирующихся олигархий. Примечательно, что описание в этом случае в большей мере сосредоточивалось на целях экономического развития, чем на природе политических институтов, которые нужно было создать и работу которых необходимо было поддерживать.

Всего несколько лет спустя рухнули огромные надежды на демократию в Латинской Америке — в первую очередь в более развитых южноамериканских республиках и странах, созданных путем успешного переноса британских и французских демократических институтов в бывшие колонии. Вместе с тем авторитарные режимы в Испании и Португалии неожиданно для всех пережили разгром стран «оси». Ученым стало ясно, что такие режимы нельзя понимать как безуспешные примеры тоталитаризма, поскольку многие — если не все — их основатели не разделяли тоталитарных взглядов на государство и общество, а сами эти режимы функционировали совсем не так, как нацистский или сталинский; при этом сами правители, особенно в странах «третьего мира», даже не делали вида, что авторитаризм — лишь временный этап подготовки страны к демократии. Они все чаще отвергали либерально-демократическую модель и при строительстве нового государства нередко прибегали к несколько видоизмененной ленинской модели правящей партии как авангарда пролетариата. Вскоре ученые обнаружат, что идеологические выступления и декларируемые схемы управления партий и массовых организаций почти никогда не соответствуют действительности, как в прошлом псевдофашизм балканских, восточноевропейских и балтийских государств не был похож на немецкий национал-социализм или итальянский фашизм. Эти наблюдения неизбежно привели к тому, что был описан — с теми или иными нюансами — третий тип режимов, то есть именно отдельный тип, а не точка на оси между демократией и тоталитаризмом. На основании анализа режима Франко, особенно после 1945 года, мы сформулировали понятие авторитарного режима, который отличается и от демократического правления, и от тоталитарной системы[14].

Наш анализ будет сосредоточен на тоталитарных и авторитарных режимах, имеющих как минимум одну общую черту, — это недемократические режимы. Поэтому мы должны начать с краткого эмпирического определения демократии, чтобы очертить область нашего исследования. Мы обратимся к многочисленным теоретическим и эмпирическим исследованиям тоталитарных политических систем, появившимся в последние десять лет, а также к недавней критике этого понятия, чтобы наметить типы режимов, которые мы от противного считаем тоталитарными. Однако упомянутыми тремя типами режимов многообразие политических систем ХХ века не исчерпывается. До сих пор существует ряд режимов, основанных на традиционной легитимности, и мы неверно поймем их природу, если будем классифицировать их по тем же признакам, что и современные авторитарные режимы, сложившиеся после слома традиционной легитимности или после периода демократического правления. Нам представляется, что отдельные виды тирании и деспотизма, осуществляемые лично правителем и его клиентами — с помощью преторианской гвардии при отсутствии каких-либо форм организованного участия населения в государственных институтах и сколь-нибудь значимых попыток легитимации на фоне преследования режимом своих частных целей, — будет не вполне плодотворно относить к той же категории, что и более институализированные авторитарные режимы, в которых правители считают, что действуют ради общего блага. Поэтому такие режимы — назовем их «султанскими» — мы рассмотрим отдельно, пусть даже у них есть общие черты с авторитарными. Отдельную проблему представляют общества, в которых один слой навязывает свою власть остальным — при необходимости и силой, — но при этом позволяет им участвовать в политической жизни в соответствии с демократическими нормами, исключая лишь возможность дискуссии об отношениях с правящей группировкой, причем по этому вопросу имеется широкий консенсус. Мы называем такой вид режимов «расовой демократией», поскольку они столь же парадоксальны, как и сочетание демократии с расовой дискриминацией. Недавние события в Восточной Европе, связанные с десталинизацией, и даже некоторые тенденции в Советском Союзе поставили отдельный вопрос о природе постсталинистских коммунистических режимов. Мы обнаружили, что режимы, развивающиеся в Восточной Европе, имеют много общего с теми, которые мы определяем как авторитарные, однако их более или менее отдаленное тоталитарное прошлое и приверженность элит отдельным элементам тоталитарной утопии наделяют их известным своеобразием. Мы будем говорить о них как о частном случае авторитаризма — посттоталитаризме.

Два главных измерения в нашем определении авторитарных режимов — степень или вид ограничения политического плюрализма, а также степень, в какой режим основывается на политической апатии и демобилизации, либо ограниченной и контролируемой мобилизации населения. На их основании можно выделить множество подтипов, различающихся тем, кто участвует в ограниченном плюрализме и как эти участники организованы, а также уровнем и типом их участия. Мы будем различать: бюрократическо-милитаристские авторитарные режимы; формы институционализации авторитарных режимов, которые мы называем «органическим этатизмом»; мобилизационные авторитарные режимы в постдемократических обществах, примером которых во многих отношениях является итальянский фашизм; мобилизационные авторитарные режимы в государствах, только что обретших независимость; наконец, посттоталитарные авторитарные режимы. Разумеется, эти идеальные (в веберовском смысле) типы не описывают в полной мере ни одного конкретного режима, поскольку в реальности политические режимы возникают усилиями лидеров и общественных сил, имеющих противоречивые представления о государственном устройстве, причем приоритеты и общие представления о цели у них постоянно меняются. Любой режим — результат явных и скрытых разнонаправленных тенденций, поэтому всегда представляет собой смешанную форму. Тем не менее близость к той или иной форме всегда имеется. В этом смысле в рамки нашей типологии трудно точно поместить даже какую-то одну страну в каждый конкретный момент.

Ученые предпринимали попытки[15] классифицировать независимые государства в соответствии с некоторыми операционными критериями[16]. Из-за политических изменений, особенно в неустойчивых странах «третьего мира», эти классификации быстро устаревают. Кроме того, немногочисленные попытки переработать классификацию политических систем в более сложную типологию не находят широкой поддержки в научном сообществе — главным образом из-за отсутствия систематического сбора материалов, относящихся к параметрам, на которых такие типологии строятся, а также потому, что политическая ситуация в ряде стран вообще не становилась предметом научных исследований. При этом существует довольно широкий консенсус в отношении стран, которые Данкварт Растоу считал демократическими, Роберт Даль — полиархиями, а авторы обзора 1960 года «Политика развивающихся регионов» — конкурентными. Многие из этих исследований показывают, что в любой момент времени не более четверти или даже трети мировых политических систем являются демократическими. Роберт Даль, Ричард Норлинг и Мэри Фрейз Уильямс, взяв за основу данные из «Кросс-политического обзора»[17] и других источников, касающиеся права на занятие государственной должности и допустимости нахождения в оппозиции к власти (всего семь показателей, связанных с выдвигаемыми для этого условиями), разбили 114 стран на 31 вид[18]. На основании этих данных, собранных примерно в 1969 году, 29 государств оказались полиархиями и шесть — близкими к полиархии. В списке Данкварта Растоу (за исключением Мексики, Цейлона, Греции и Колумбии, он совпадает со списком Даля) указана 31 страна[19]. В обоих списках не упоминаются некоторые карликовые государства, которые можно считать полиархиями.

Из 25 государств, население которых превысило к 1965 году 20 миллионов человек, лишь восемь относились на тот момент к полиархиям, при этом Даль считал Турцию близкой к полиархии, а Растоу добавлял к этому списку еще и Мексику[20]. Если принять во внимание, что из этих 25 стран Япония, Италия и Германия не были демократическими на протяжении существенной части первой половины XX столетия, а из пяти крупнейших государств мира только в США и Индии демократическое правление не прерывалось с момента обретения независимости, важность изучения недемократических политических систем станет очевидной. Вообще говоря, в определенных частях земного шара демократии находятся в меньшинстве. Из 38 африканских государств, обретших независимость после 1950 года, лишь в семи сохраняется многопартийная система и проводятся выборы, на которых партии могут конкурировать между собой. В 17 из этих 38 стран по состоянию на 1973 год главой государства был военный; под властью военных живут 64% 266-миллионого населения этих стран[21]. Даже в Европе, за вычетом СССР и Турции, лишь 16 из 28 государств были стабильными демократиям, а будущее еще трех — Португалии, Греции и Кипра — оставалось неопределенным. 61,5% населения Европы, за вычетом СССР, жили при демократии, 4,1% — при неустойчивых режимах, 34,4% — в недемократических политических системах.

Демократии могут существенно отличаться друг от друга: в США всеобщие выборы непрерывно проводятся с 1788 года, а Федеративная Республика Германии была основана лишь в 1949-м, после 12 лет нацистского тоталитаризма и иностранной оккупации; в Великобритании правление большинства, а в Ливане — сложная система договоренностей между этнорелигиозными меньшинствами, сочетающими конкурентную политику и принцип государственного единства; в Скандинавии эгалитарное общество, а в Индии царит неравенство. При всех этих различиях политические институты этих стран похожи в достаточной мере, чтобы мы могли считать их все демократиями. Основное сходство будет особенно хорошо заметно, если посмотреть на неоднородный список 20 крупнейших недемократических стран. Вряд ли кто-то усомнится, что Советский Союз, Испания, Эфиопия и ЮАР отличаются друг от друга больше, чем США и Индия (если брать крайний случай) или Испания и Восточная Германия (если брать только европейские страны). Задача этой главы — попытаться разработать понятийный аппарат, отражающий разнообразие политических систем, которые мы даже в самом широком смысле не можем назвать демократическими и в которых живет как минимум половина человечества.

Конечно, богатейшие страны, а именно 24 страны, где ВВП на душу населения составлял в 1965 году более 1000 долларов [на душу населения], были демократиями — за исключением Чехословакии, Советского Союза, Восточной Германии, Венгрии и Кувейта (представляющего собой особый случай); но уже из 16 стран с подушевым ВВП более 500 долларов демократиями можно было считать только семь. Таким образом, мы имеем дело не только с бедными, неразвитыми странами или странами с остановившимся экономическим ростом, ведь из 36 стран со средним экономическим ростом более 5,1% в 1960—1965 годах лишь 12 входят в составленный Далем список полиархий и близких к ним режимов. А если взять только страны с высоким ростом душевого дохода — то есть более 5%, — то из 12 стран в этот список входят лишь две.

Соответственно, несмотря на существенную связь между стабильностью демократии в экономически развитых странах и более высокой вероятностью, что страны с более высоким уровнем социального и экономического развития станут демократиями, количество отклонений от этой тенденции требует отдельного анализа различных типов политических, общественных и экономических систем. Некоторые формы политической организации и легитимации власти, несомненно, более вероятны в определенных типах общества и при определенных экономических условиях, а какие-то отдельные сочетания практически невозможны. Однако мы считаем крайне важным не смешивать две эти сферы и сформулировать отдельные типологии для общественных, экономических и политических систем. В противном случае мы не сможем поставить целый ряд важных теоретических вопросов: какой вид общественной и экономической структуры с большей вероятностью приведет к появлению режимов определенных типов и обеспечит их стабильность? Как тот или иной режим влияет на конкретную общественно-экономическую структуру и ее развитие? Повышается ли вероятность развития той или иной общественной, а может, и экономической системы при данном политическом режиме?

Разумеется, никаких однозначных соответствий между всеми этими аспектами социальной реальности не существует. Демократическое правление вполне совместимо с целым рядом общественных и экономических систем, и то же самое можно сказать об автократических режимах. Достаточно вспомнить недавнюю немецкую историю: в течение полувека общество находилось последовательно под властью нестабильной веймарской демократии, нацистского тоталитаризма и стабильной боннской республики. Несомненно, все эти режимы оказали глубокое влияние на социально-экономические структуры — хотя были и другие факторы, — однако политические различия между ними были явно сильнее, чем экономически и социальные. Поэтому мы сосредоточимся на всем многообразии политических систем и не будем в нашей классификации учитывать параметры, которые в больше степени относятся к типологии общественных и экономических систем.

Невозможно переоценить важность этих аналитических различий для осмысленного исследования связей между государством, обществом и экономикой (сюда следовало бы добавить и четвертый аспект — культурно-религиозный).

Демократическое правление и недемократические государственные устройства

Дать определение демократии, не пытаясь описывать общественные структуры и отношения в демократическом государстве, относительно просто[22]. Демократической мы будем называть политическую систему, которая позволяет свободно формулировать политические предпочтения посредством права на свободу собраний, информацию и коммуникацию с целью регулярного ненасильственного (пере)избрания лидеров на основании открытой конкуренции. Демократическая система при этом не исключает активных политических организаций из конкурентной борьбы, не запрещает членам политического сообщества выражать свои предпочтения и не вводит ради этого никаких норм, требующих применения силы. Либеральные политические права являются необходимым условием для этой общественной дискуссии и конкуренции в борьбе за власть, а также для расширения права участвовать в выборах для все большего числа граждан как неизбежного следствия. Условие регулярности выборов исключает любые системы, в которых правители в какой-то момент получили легитимность и поддержку избирателей в рамках открытой конкуренции, однако впоследствии воспрепятствовали осуществлению контроля над своими действиями. Это явным образом исключает некоторые основанные на плебисците авторитарные режимы, даже если мы принимаем, что выборы, приведшие их к власти, были честными и открытыми. Требование того, что все действующие политические посты должны прямо или косвенно зависеть от результатов всенародных выборов, исключает системы, в которых правитель получает власть через традиционное наследование и осуществляет ее без контроля или участия выборного органа, либо системы, где имеется пожизненный и несимволический пост, как в случае Франко на посту главы государства или Тито на посту президента республики. Чтобы назвать ту или иную систему более или менее демократической, в ней непременно должен наличествовать целый ряд политических свобод, гарантирующих право меньшинств на создание организаций и мирную, конкурентную борьбу за поддержку населения, даже если при этом действуют какие-то юридические или даже фактические ограничения[23]. Недемократические же режимы не просто de facto ограничивают свободу меньшинств, но и, как правило, четко прописывают юридические ограничения, оставляя простор для интерпретации таких законов не объективным независимым органам, а самим правителям, которые к тому же применяют их крайне избирательно. Требование того, что гражданам не может быть отказано в участии в выборах, если такой отказ сопряжен с применением силы, связано с тем, что расширение гражданских прав было процессом медленным и конфликтным: от имущественного ценза к всеобщему избирательному праву для мужчин до включения женщин и молодежи — по мере того, как эти общественные группы начинали требовать распространения избирательного права, в том числе и на них самих. Таким образом, исключаются системы, которые в какой-то момент допускали более или менее ограниченное участие в выборах, но отказались, прибегнув к силе, расширить это право на другие группы. ЮАР является ярким примером политической системы, которая несколько десятилетий назад могла считаться демократией, однако перестала быть таковой, полностью отказав в избирательном праве темнокожему и цветному населению. Даже если в условиях однопартийной системы в партии происходит некоторая демократизация, эксклюзивное предоставление гражданских прав членам одной партии — а именно тем, кто принимает основные политические ценности, подчиняясь партийному уставу под угрозой исключения из нее, — не позволяет считать такого режима демократическим. Безусловно, система с внутрипартийной демократией более демократична, чем без нее, когда партия управляется по принципам вождизма или «демократического центризма», однако недопуск к выборам тех, кто не хочет вступать в партию, не позволяет нам определить такую политическую систему как демократическую.

В нашем определении отсутствует упоминание политических партий, потому что теоретически можно представить, что борьба за власть осуществляется без них, даже если нам не известны такие системы, подпадающие под определение демократических. Теоретически конкурентная борьба за лидерство может иметь место в рамках мелких избирательных округов при отсутствии организаций, действующих на постоянной основе, приверженных определенным ценностям и объединяющих повестку множества избирательных округов, — а именно такие организации мы называем партиями. Это теория органической, или корпоративной, демократии, и она утверждает, что представителей надо выбирать в первичных социальных группах, в которых люди знают друг друга и объединены общими интересами, что делает политические партии ненужными. Ниже, говоря об органическом этатизме, мы подробно рассмотрим теоретические и эмпирические трудности в организации открытой конкурентной борьбы за власть в так называемых органических демократиях, а также авторитарные черты подобных режимов. Соответственно, право свободно образовывать политические партии и право партий бороться за власть во всей полноте, а не только частично, является первым признаком демократичности политической системы. Зато исключается любая система, в которой партия de jureобладает особым конституционным или юридическим статусом, ее отделения отвечают перед отдельным партийным судом, а закон наделяет их особой защитой так, что другие партии должны признавать за ней лидерство при том, что сами они могут участвовать в управлении, только если не оспаривают ее исключительного положения, либо обязательно поддерживают определенный общественно-политический порядок (помимо конституционного порядка, задающего свободную конкурентную борьбу за власть в рамках регулярных мирных выборов). Крайне важно четко отличать правящие de facto партии, регулярно получающие на выборах подавляющее большинство голосов в равной борьбе с другими партиями, от партий-гегемонов в псевдомногопартийной системе. Именно поэтому различие между демократическими и недемократическими режимами не совпадает с различием между однопартийными и многопартийными системами. Еще один часто выдвигаемый критерий отличия демократических режимов от недемократических — регулярная передача власти, однако это условие не является необходимым[24].

Приведенные выше критерии позволяют практически однозначно определить государство как демократическое, при этом не упуская из виду элементов демократии в государствах других типов или присутствия de facto адемократических либо антидемократических тенденций в демократических государствах. Сомнения возникали лишь в редких случаях, да и то в силу несогласия ученых в оценках фактического положения дел, касающихся свободы политических групп[25]. Дальнейшее свидетельство правильности нашего определения — это сопротивление недемократических режимов, называющих себя демократиями, введению перечисленных нами элементов и те идеологические изощрения, на которые они идут, чтобы это оправдать. Еще одно подтверждение состоит в том, что ни одна демократия не трансформировалась в недемократический режим, не изменив хотя бы одной из указанных нами характеристик. Лишь в редких случаях нетрадиционные режимы преобразовывались в демократические без конституционного переворота и насильственного свержения действующей власти. Таковыми можно считать Турцию после Второй мировой войны[26], Мексику (если принять аргументы тех, кто считает ее демократией) и, возможно, Аргентину после выборов 1973 года. Таким образом, граница между недемократическими и демократическими режимами довольно жесткая, ее нельзя преодолеть посредством медленной и незаметной эволюции; для этого требуется резкий слом, неконституционные действия, военный переворот, революция или иностранная интервенция. При этом черта, отделяющая тоталитарные системы от других недемократических режимов, гораздо менее четкая, известны наглядные примеры, когда система теряла определенные характеристики, позволяющие считать ее тоталитарной, но при этом не становилась демократией, причем процесс этот проходил малозаметно, и точно зафиксировать переход чрезвычайно сложно. Несмотря на всю важность сохранения различия между тоталитарными и недемократическими типами политического устройства, они походят друг на друга больше, чем на демократические формы правления, что позволяет выделить их в отдельную, пусть и обширную, категорию недемократических режимов. Рассмотрению таких режимов и посвящена эта работа.

Примечание о диктатуре

В специальной литературе[27] и повседневной речи для обозначения недемократических режимов и государства с особым типом, нетрадиционным, легитимации часто используется термин «диктатура». Если в Древнем Риме оно возникло в форме dictator rei gerundae causaдля обозначения чрезвычайного правления, предусмотренного конституцией на ограниченный срок в случае экстренной ситуации и ограниченного 6 месяцами без права продления или исполнением конкретной задачи, то теперь слово «диктатор» стало использоваться для осуждения и поругания. Неслучайно Карл Шмитт[28] и Сартори[29]отмечают, что Гарибальди и Маркс все еще употребляли это слово без негативных коннотаций.

Если этот термин и имеет смысл сохранить для современного научного использования, его употребление следует ограничить описанием чрезвычайного правления, приостанавливающего или нарушающего на время конституционные нормы, касающиеся исполнения и передачи власти. Конституционная диктатура как тип правления основывается на статьях конституции, описывающих чрезвычайное положение (например массовые беспорядки или война) и по решению легитимного конституционного органа расширяющих полномочия отдельных органов власти или дающих им право исполнять их, когда их срок уже истек и должны состояться новые выборы. Такая экстраконституционная власть не обязательно становится антиконституционной, навсегда меняя политический строй. Она вполне может служить его защите в кризисной ситуации. Из-за неоднозначности выражения «конституционная диктатура» Сартори и другие ученые предпочитают термин «кризисное управление»[30]. Вообще говоря, революционные комитеты, которые берут на себя власть после падения традиционного строя или авторитарного режима с целью проведения свободных выборов и восстановления демократии, пока они остаются временным правительством, не утвержденным путем выборов, можно считать диктатурой в узком смысле слова. Многие военные перевороты против традиционных правителей, автократических правительств или разваливающихся демократий ради поддержания видимости преемственности власти путем фальсификации или задержки выборов получают широкую поддержку именно на основании этого шага — при том, что изначально отдельные лидеры таких переворотов могли искренне желть восстановить конкурентную демократию. Трудность выхода из режима правления военных, как показывает прекрасный анализ Самюэля Файнера[31] и Самюэля Хантингтона[32], позволяет понять, почему в большинстве случаев военные создают авторитарные режимы, а не обеспечивают возвращения к демократии. Еще один очень особый случай — явное принуждение из-за рубежа с целью установления демократии путем изгнания недемократических правителей. Япония, Австрия и Западная Германия после Второй мировой войны — уникальные тому примеры, поскольку главнокомандующие и администрации союзников не являлись демократическими правителями этих государств[33]. Однако их успех может быть связан с уникальными обстоятельствами, сложившимися в данных обществах, — других подобных примеров скорее всего нет. В этом узком смысле мы говорим только о тех диктатурах, которые Карл Шмитт[34] называл Kommissarische Diktatur, в отличие от «диктатур суверенных».

Однако в реальном политическом мире возвращение к конституционной демократии после разрушения демократической легитимности — даже путем так называемой конституционной диктатуры или вмешательства монархов или армий, действующих в качестве модернизирующего инструмента в чрезвычайной ситуации, — остается весьма сомнительным. Исключением, пожалуй, может считаться правительство национального единства во время войны, когда все основные партии соглашаются перенести выборы или не допустить подлинно конкурентных выборов, чтобы обеспечить почти единодушную поддержку правительству, ведущему общую для всех войну. Диктатуру как чрезвычайную власть, временно ограничивающую гражданские свободы и/или усиливающую власть отдельных органов, трудно отличить от иных типов автократических режимов, когда она выходит за рамки конкретной ситуации. Ученые не могут не принимать во внимание заявлений того, кто принимает на себя такую власть, даже если они сомневаются в его искренности или реалистичности его намерения вернуть власть народу, поскольку эти заявления скорее всего будут иметь необратимые последствия для легитимности устанавливаемого подобным образом недемократического правления. Ученый не a priori, а только ex post factoделает вывод о том, действительно ли правление индивида или группы было диктатурой в узком, римском, смысле. Как правило, подобные диктатуры — лишь переходные этапы к иным формам автократического правления, поэтому неслучайно ситуацию балканских государств, где короли отошли от конституционного правления, следует считать королевскими диктатурами, а не возвращением к абсолютной монархии. Как только от преемственности традиционной легитимации отказываются ради демократических норм, возвращение к ней кажется невозможным. Диктатура как промежуточная, чрезвычайная власть слишком часто переходит в более или менее институализированные формы авторитаризма. Не будем забывать, что уже римское конституционное правление было разрушено и преобразовано в авторитарное, когда Сулла в 82 году до нашей эры стал dictator reipublicae constituendae, а Цезарь в 48 году до нашей эры стал диктатором на ограниченный срок, а в 46-м — на десять лет. С тех пор свержение конституционного правительства выдающимся лидером называют цезаризмом.

Мы закрепим термин «диктатура» за временным кризисным правительством, которое не институализировало себя и представляет собой разрыв с институциональными правилами передачи и отправления власти, принятыми предыдущим режимом, будь он демократическим, традиционным или авторитарным. Временную приостановку этих правил в соответствии с конституцией такого режима мы будем называть кризисным правительством или конституционной диктатурой.

II. ТОТАЛИТАРНЫЕ СИСТЕМЫ

К определению тоталитаризма

В свете того, что тоталитаризм занимает центральное место в изучении современных неконкурентных демократических режимов, полезно будет начать с некоторых уже ставших классическими определений тоталитарных систем, после чего попытаться продвинуться в нашем понимании их, прислушавшись к критике, которой они подвергались[35]. Не так давно Карл Фридрих следующим образом переформулировал описательное определение, к которому они с Бжезинским первоначально пришли в 1965 году:

«Шесть черт отличают этот режим как от других, более старых автократий, так и от гетерократий. На сегодня это в целом общепринятый набор фактов: 1) тоталитарная идеология; 2) единственная партия, приверженная этой идеологии, во главе которой обычно стоит один человек, диктатор; 3) разветвленная секретная полиция и три типа монополии, или, точнее, монопольного контроля, а именно: а) над массовыми коммуникациями, б) над боевым оружием и в) над всеми организациями, в том числе экономическими, что включает в себя всю плановую экономику. [...] Следует добавить, что ради простоты эти шесть черт можно свести к трем: тоталитарная идеология, партия, подкрепленная секретными службами, и монополия на три основные формы межличностного взаимодействия в массовом индустриальном обществе. Эта монополия не обязательно находится в руках партии — это следует подчеркнуть с самого начала, чтобы избежать недоразумений, уже возникших в критических замечаниях к моим предыдущим работам. Здесь важно, что этот монопольный контроль находится в руках элиты (какой бы она ни была), управляющей данным конкретным обществом и, соответственно, олицетворяющей собой режим»[36].

Бжезинский предлагает более сущностное определение, указывающее на конечную цель таких систем:

«Тоталитаризм — это новая форма правления, подпадающая под общее определение диктатуры; система, в которой центральное руководство элитного движения, имеющее в своем полном распоряжении высокотехнологичные инструменты политического влияния, употребляет их ради совершения тотальной социальной революции (затрагивающей базовые условия человеческого существования) на основе некоторых произвольных идеологических принципов, провозглашенных этим самым руководством в атмосфере насажденной силой единодушной поддержки всего населения»[37].

Франц Нейман представил[38] похожий набор определяющих характеристик.

Следует подчеркнуть, что во всех этих определениях элемент террора — роль полиции и принуждения — не является ключевым (каковым он был, например, для Ханны Арендт[39]). В самом деле, можно показать, что до тех пор, пока власть может рассчитывать на лояльность вооруженных сил, тоталитарной системе для существования в относительно закрытом обществе вполне достаточно того, что громадная часть населения идентифицирует себя с властью и принимает активное участие в контролируемых ею и служащих ее целям политических организациях; власть может пользоваться распыленным контролем над обществом, возможным благодаря добровольному манипулируемому участию и тактике кнута и пряника. В некоторых отношениях именно к такому типу тоталитаризма приблизился коммунистический Китай; этой же модели соответствует и хрущевский опыт популистской рационализации партийного контроля, как его описывает Пол Кокс[40].

Явно или неявно эти определения указывают на постепенное стирание границы между государством и обществом, на возникновение «тотальной» политизации общества через политические организации — чаще всего партию и связанные с ней объединения. Тем не менее эта черта, отличающая тоталитарные системы от различных типов авторитаризма и особенно от демократического правления, никогда не проявляется в реальности в чистом виде — соответственно, трения между обществом и политической системой обязательно будут присутствовать, пусть и в усеченной форме, и в тоталитарных системах. Еще менее вероятно в реальности тотальное формирование индивида, полное усвоение идеологии массами и возникновение «нового человека», о котором постоянно вещают идеологи, хотя следует признать, что мало каким общественным системам, если не считать религий, удалось продвинуться в этом направлении так же далеко, как тоталитаризму.

Чертами, без которых политическую систему нельзя назвать тоталитарной, являются идеология, единственная партия с массовым членством вкупе с иными мобилизационными организациями и власть, сосредоточенная в руках одного человека и его сподвижников или небольшой группы, которые неподотчетны никаким сколь-нибудь широким кругам и не могут быть смещены со своих позиций институциализованными, мирными методами. Каждую из этих черт в отдельности можно обнаружить и в других типах недемократических систем, но тоталитарную систему создает лишь их совместное присутствие. Это означает, что не все однопартийные системы являются тоталитарными, что какая бы то ни было система не является тоталитарной, если в ней наличествует честная борьба за власть между свободно создаваемыми партиями, и что нельзя называть тоталитарной недемократическую систему, которая не является однопартийной — точнее, не находится под контролем одной активно действующей партии. Как признает в своем уточненном определении Карл Фридрих, суть не в том, что окончательные решения всегда принимает партийная организация или что у нее достаточно власти, чтобы их предопределить, пусть даже нам трудно поверить, что единственная массовая партия этого типа вместе с контролирующей ее бюрократией не является самой могущественной институцией в обществе — по меньшей мере, когда речь идет об отдельных ее членах и обычных гражданах.

Конечно, бывают диктаторы — цезаристские вожди, мелкие олигархии вроде военных хунт или объединения элит в разных институциональных областях, неподотчетные институциям и собственным членам, — но правление этих диктаторов тоталитаризмом мы называть не будем. Если их власть не реализуется во имя идеологии, так или иначе подчиненной каким-то коренным идеям или Weltanschauung, если они не прибегают к определенным формам массовой организации и вовлечения членов общества, отличным от военной угрозы или полицейского давления, то речь идет вовсе не о тоталитарной системе, а, как мы увидим позже, об авторитарных режимах. Каким бы прочным ни было единство верхушки, между приближенными к правителю и в среде его непосредственных подчиненных вполне может идти борьба за власть — равно как и между организациями, этим самым правителем и созданными. Подобного рода групповая политика не возникает из потребностей общества, в ней не участвуют институции или организации, существовавшие до захвата власти. Власть вовлеченных в эту борьбу людей, фракций или организаций не имеет корней в общественных структурах, не являющихся в строгом смысле политическими, даже когда сами участники этой борьбы за власть оказываются тесно связанными с какими-то определенными слоями общества. В этом смысле, когда речь идет о тоталитаризме, говорить о классовой борьбе в марксистском понимании невозможно. Исходные государственные позиции — заняв которые, конкурирующие за власть лица начинают бороться за расширение своего влияния путем установления связей с разными существующими в обществе запросами, — являются частью политической системы, то есть политических организаций вроде партии или связанных с ней массовых организаций, региональных партийных структур, партийных военизированных ополчений, правительства или полицейского чиновничества. В стабильных тоталитарных системах традиционные институции — например деловые объединения, церковь или даже армия — в борьбе за власть играют лишь вспомогательную роль, и если они вообще в ней участвуют, то лишь в той мере, в какой их привлекают для поддержки того или иного лидера или группы внутри политической элиты. На политическую власть их руководство претендовать не может — в лучшем случае оно может влиять на определенные решения и крайне редко получает даже в этой сфере право вето. В этом отношении одной из черт, отличающих тоталитарные системы от других недемократических систем, является подчиненное положение армии. На сегодняшний день ни одна из тоталитарных систем не пала благодаря военному перевороту, вмешательство военных еще ни разу не привело к фундаментальным переменам в тоталитарных системах, даже когда в момент кризиса одной из враждующих фракций удавалось усилить свое влияние благодаря поддержке армейской верхушки.

Подобную роль могла бы сыграть лишь крайне политизированная Народно-освободительная армия Китая (НОАК)[41] или же армия на Кубе[42]. Говорить, что какие-то отдельные включенные во властные структуры лидеры, фракции или бюрократические группы представляют интересы управленцев, сельхозпроизводителей, отдельных языковых или культурных образований, интеллектуалов и так далее, можно лишь в очень относительном смысле. Даже если каким-то лидерам или группам случается до некой степени представлять интересы отдельных сегментов общества, они остаются этим социальным сегментам неподотчетными, эти общественные слои не становятся фундаментальным источником их власти, сами лидеры чаще всего не являются выходцами из этих слоев и даже во властные элиты попали отнюдь не в силу своего высокого положения внутри одного из таких слоев. Разрушение или как минимум решительное ослабление всех институций, организаций и групп влияния, существовавших до захвата власти новой политической элитой и создания ею собственных политических структур, — одна из важнейших отличительных черт тоталитаризма, если сравнивать его с другими недемократическими системами. В этом смысле можно говорить о монополии на власть, о монизме, однако будет большой ошибкой считать монолитной эту концентрацию власти в политической сфере, в руках людей и организаций, назначенных политическим руководством. Плюрализм тоталитарных систем — это не общественный плюрализм, а плюрализм политический, причем исключительно внутри правящей политической элиты. Один пример: конфликты между SA и SS, DAF (Германским трудовым фронтом) и партией, четырехлетним планом Геринга и Организацией Тодта (впоследствии перешедшей под начало Шпеера) были конфликтами внутри нацистской элиты, столкновениями между разными ее организациями. Разумеется, участники этих конфликтов искали и находили союзников среди военных, бюрократов и бизнесменов, но было бы большой ошибкой считать перечисленных выше людей или организации представителями донацистских структур германского общества. То же самое, вероятно, можно сказать и о борьбе разных фракций Политбюро или ЦК после смерти Сталина.

Тем не менее можно показать, что в полностью установившейся тоталитарной системе, удерживающей власть в течение долгого времени, отдельные члены политических организаций, особенно партии, начинают ассоциироваться — в процессе дифференциации и разделения труда — с особыми участками административной работы и могут все чаще и чаще отождествляться с конкретными экономическими или территориальными интересами, представлять их чаяния и мнения при выработке каких-то административных мер — особенно в мирное время, когда перед всеми без исключения не стоит какой-то одной задачи первостепенной важности, а также в моменты передачи власти или кризиса в руководстве. Как только приняты все базовые решения о природе политической системы, все существовавшие ранее общественные структуры уничтожены или решительно ослаблены, а их наиболее влиятельные лидеры смещены, в тоталитарной системе может произойти трансформация, дающая возможности для возникновения плюрализма, ограниченного в своих пределах и автономности. В этот момент решающее значение в том, останется ли система по сути своей тоталитарной или превратится в нечто другое, будет иметь степень жизнеспособности идеологии, а также партии или других организаций, занимающихся поддержанием ее господства, плюс устойчивость высшего руководства. Разумеется, подобные преобразования внутри тоталитарных систем не происходят без трений и напряженности, поэтому их следует понимать скорее как циклические изменения, а не как гладкую последовательную эволюцию.

Всякой типологии тоталитарных систем придется учитывать относительную важность идеологии, партии и массовых организаций, а также политического правителя или правящих групп, присвоивших себе власть, а также сплоченность или разобщенность руководства. Кроме того, при типологизации необходимо проанализировать, как эти три параметра соотносятся с обществом и его структурой, историей и культурными традициями. Разные тоталитарные системы или одна и та же система в разных своих фазах могут оказаться в большей или меньшей степени идеологизированными, популистскими или бюрократизированными в зависимости от типа единственной партии — или в большей или меньшей степени харизматическими, олигархическими или даже феодальными в зависимости от внутреннего устройства высшей власти. Отсутствие одного из этих трех факторов или их достигшее определенного предела ослабление приводят к коренному изменению самой природы системы. При этом разнообразие самих этих факторов, конечно же, допускает возникновение самых разных типов тоталитарных систем.

Именно сочетание трех этих факторов объясняет многие другие черты, вероятность столкнуться с которыми в тоталитарных системах гораздо выше, чем в иных недемократических системах. Тем не менее какие-то из этих черт не являются ни достаточными, ни необходимыми для того, чтобы признать систему тоталитарной, и могут быть обнаружены также и в других типах политических систем.

Итак, я буду считать систему тоталитарной, если она удовлетворяет следующим условиям:

1. Наличествует единый, однако не монолитный центр власти, и любой плюрализм институций или групп, если он существует, получает свою легитимность именно из этого центра, им опосредуется и возникает в большинстве случаев в силу политической воли центра, а не является результатом развития общества в дототалитарный период.

2. Имеется единственная, автономная и более или менее проработанная в интеллектуальном плане идеология, с которой идентифицирует себя правящая верхушка или вождь, а также обслуживающая высшее руководство партия. Политика, которую проводит правительство, опирается на идеологию, любые проводимые меры оправдываются ссылкой на нее. Идеология имеет определенные границы, и преступить их — значит вступить в сферу инакомыслия, которое не остается безнаказанным. Идеология не сводится к какой-то конкретной программе или определению общего политического курса, но претендует на окончательное осмысление общества, понимание его исторической цели и объяснение всех общественных явлений.

3. Звучат постоянные призывы к активной мобилизации и широкому участию граждан в реализации политических и коллективных общественных задач; это участие реализуется через единственную существующую партию и множество подчиненных ей групп, оно поощряется и награждается. Нежелательными считаются пассивное подчинение и апатия, отход на позиции маленького человека, «хата которого с краю», характерные для авторитарных режимов.

Именно последняя из перечисленных черт сближает тоталитарное общество с идеалом, да в общем, и с реальностью многих демократий и в корне отличает его от большинства «нетоталитарных недемократических систем». Именно это участие и чувство сопричастности обществу так восхищает в тоталитарных системах демократически мыслящих наблюдателей, именно благодаря ему они начинают думать, что имеют дело с демократией — демократией, даже более совершенной, чем та, в условиях которой граждане вспоминают об общественных проблемах только (или главным образом) в преддверии выборов. Однако фундаментальное различие между политическим участием в условиях мобилизационного режима и в условиях демократии состоит в том, что в первом случае для каждой сферы жизни и каждой задачи имеется лишь один возможный канал участия, а общие цель и направление задаются из центра, который определяет и цели, возможные для общественных организаций, и, в конечном счете, их контролирует.

Тоталитарную систему характеризует именно это постоянное взаимодействие между господствующим и более или менее монистическим центром принятия решений, опирающимся в своей работе на идеологические постулаты или ссылающимся на них для оправдания собственных действий, с одной стороны, и гражданами, участвующими в работе контролируемых организаций ради реализации идеологических целей.

Прочие черты, на которые часто указывают при описании тоталитарных систем, можно вывести из указанных нами трех, что мы и сделаем, когда перейдем к подробному обсуждению важнейших научных работ, посвященных анализу отдельных тоталитарных систем. Здесь стоит привести лишь несколько элементарных примеров. Причиной напряженных отношений между интеллектуалами, художниками и политической властью[43] является, очевидно, помимо личных пристрастий и неприязни вождей вроде Гитлера и Сталина, упор на идеологию: требование приверженности этой идеологии исключает все прочие идейные системы, а ставить под вопрос лежащие в основе этой идеологии ценности попросту страшно — в особенности, когда речь идет о противопоставлении коллективных, общественных целей целям, индивидуальным и частным. Частный, замкнутый на себя человек представляется скрытой угрозой, а многие формы эстетического выражения обращены как раз к такому человеку. То же самое можно сказать и об эскалации обычных конфликтов между церковью и государством до конфликта между религией и политикой[44]. Важность идеологии имеет и позитивные стороны: огромной ценностью наделяется образование, возникает большая потребность в определенных культурных инициативах и последующем их массовом распространении. Это резко отличает тоталитарные системы от большинства традиционных автократий, где поддержкой пользуется лишь внушение религиозных идей (в случае религиозных автократий) или естественно-научное и техническое образование (в светских автократиях). Пропаганда, образование, обучение кадров, дальнейшая проработка и развитие идеологии, вдохновленная ею научная деятельность, награды интеллектуалам, идентифицирующим себя с системой, чаще оказываются важными именно в тоталитарных, а не в иных недемократических системах. Если не принимать во внимание ограниченность этих усилий и забыть об ограничении или полном отсутствии свободы, можно обнаружить здесь определенное совпадение с демократическими системами, где массовое участие в политической жизни тоже требует массового образования и массовых коммуникаций и где интеллектуалам предназначается важная роль, которой они не всегда, впрочем, рады.

Сосредоточенность власти в руках вождя и его приближенных или обособленной группы, сформировавшейся благодаря общему участию в борьбе за власть и в создании режима, обязательная социализация в политических организациях или кооптация из других секторов (по критериям лояльности и/или идеологической благонадежности) неизбежно приводят к ограничению автономии других организаций: промышленных предприятий, профессиональных групп, вооруженных сил, интеллектуалов и так далее. Приверженность идеологии, признание ее символов и убежденность, что любые решения должны приниматься с оглядкой на идеологию или ею обосновываться, отделяет эту группу от людей, испытывающих определенный скептицизм или вообще не интересующихся идеологией, а также от тех, кто в силу своего призвания, как например интеллектуалы, склонен ставить под вопрос лежащие в основе идеологии принципы. В то же время властная группа сближается с теми, кто готов развивать идеологию, не претендуя при этом на власть. Элемент элитизма, на который постоянно указывают при анализе тоталитарных систем, есть лишь логическое следствие стремления к монополизации власти. Тем же объясняется и ожесточенность конфликтов внутри элиты, а также чистки и гонения на тех, кто эту битву за власть проиграл. Власть — в большей степени, чем в демократических обществах, — становится здесь игрой на выбывание.

Приверженность идеологии, стремление к монопольному контролю и страх утраты власти, разумеется, объясняют и тенденцию к использованию в таких системах насильственных методов, а также высокую вероятность непрекращающегося террора. Соответственно, именно террор — особенно террор, направленный на саму элиту, а не на противников или потенциальных оппонентов системы, — и отличает тоталитарные системы от других недемократических систем. При объяснении характерной для тоталитарных систем тяги к полной вовлеченности, когда власть не удовлетворяют ни апатичность подданных, ни простое соглашательство бюрократов, идеологическое рвение имеет более важное значение, чем размер общества, который подчеркивает Ханна Арендт, или степень модернизации в смысле технологической развитости, связанной с индустриализацией.

Очевидно, что при анализе влияния (в поведенческих терминах) тоталитарных систем на разные общества важнейшим параметром оказывается природа и роль единственной партии. Важность, которой наделены партийная организация, возникающие из недр партии специализированные политические организации и связанные с партией массовые организации, объясняет многие основные характеристики этих систем. В первую очередь их способность проникать в общество, присутствовать во многих институциональных сферах и оказывать на них влияние, мобилизовывать людей для решения масштабных задач на добровольной или псевдодобровольной основе (а не в ответ на материальные стимулы и поощрения) дает тоталитарным системам возможность осуществлять важные изменения при ограниченных ресурсах, в силу чего они служат инструментом для определенного типа экономического и общественного развития. Кроме того, партийные структуры сообщают тоталитарным системам некоторый демократический характер — в том смысле, что они дают желающим (то есть всем тем, кто разделяет основные цели, сформулированные руководством страны, а не выдвигает собственные) шанс принять активное участие в жизни страны и ощутить сопричастность с ней. Несмотря на бюрократический характер государства, многих организаций и даже самой партии, массовое членство в партии и организациях, которые она поддерживает, может дать смысл, цель и чувство сопричастности многим гражданам. Этим тоталитарные системы разительно отличаются от многих других недемократических систем — авторитарных режимов, где правители полностью полагаются на бюрократов, экспертов и полицию, отделенных от всего остального населения, имеющего мало шансов (или вообще никаких) почувствовать себя активными участниками общественных и политических событий (им остается только работа и личная жизнь).

Партийная организация и масса существующих внутри нее невысоких руководящих должностей дают многим людям шанс причаститься власти — порой даже над людьми, стоящими выше них в других социальных иерархиях[45]. Это очевидным образом привносит элемент равенства, подрывающий другие общественные стратификации, но вводящий при этом новый тип неравенства. Кроме того, активная партийная организация, члены которой искренне вовлечены в ее деятельность, способствует резкому росту возможностей для контроля и неявного принуждения по отношению к тем, кто не желает в нее вступать или оказывается из нее исключенным. Тоталитарные системы ставят себе на службу всю ту массу энергии, которая в демократических обществах направляется не только в политическую жизнь, но и распыляется по множеству добровольных объединений, направленных на достижение общего блага. Едва ли не весь идеализм, связанный с ориентацией на коллектив, а не на себя лично (идеализм, в прошлом находивший свою реализацию в религиозных организациях, а в современных либеральных демократиях реализующийся в добровольных объединениях), в тоталитарных системах уходит в партийную деятельность и работу в связанных с ней организациях — как, очевидно, и оппортунизм тех, кого привлекают щедрые награды, связанные с партийной активностью, или доступ к власти и надежда ее обрести. Этот мобилизационный аспект является важнейшим для тоталитарных систем и отсутствует во многих (если не в большинстве) других недемократических системах. Люди определенного типа, при тоталитаризме с энтузиазмом решающие задачи, поставленные перед ними руководством, в других недемократических системах были бы пассивными подданными, которые интересовались бы лишь реализацией своих узких личных целей или переживали бы отчужденность в виду отсутствия каких-либо возможностей для участия в работе, направленной на перемены в обществе. Соответственно, привлекательность тоталитарной модели во многом объясняется именно этим мобилизационным, поощряющим всеобщее участие характером партии и массовых организаций. В то же время причина отчужденности и чувства неприятия, которые такие системы вызывают, чаще всего состоит в том, что выбор общественных целей обычному гражданину недоступен, свобода в выборе руководства организаций либо ограничена, либо точно так же недоступна в силу бюрократизма, существование которого оправдывается принципами коллективного руководства или демократического централизма.

Другие характеристики, часто встречающиеся в описаниях тоталитарных систем — например их тенденция к экспансии, — вывести из ключевых свойств тоталитаризма не так просто. Некая косвенная связь здесь, очевидно, присутствует, поскольку упор на единственно верную идеологию превращает в скрытую угрозу существование всех прочих идеологий и систем убеждений. Тем не менее здесь многое будет зависеть от конкретного содержания идеологии — как минимум природа и направление экспансии будут определяться этим в большей степени, чем другими структурными характеристиками[46].

В тоталитарных системах практически неизбежны стремление подчинять, запрет едва ли не на любые формы несогласия (особенно на те, что способны захватить сравнительно большие сегменты населения и предполагают какую-либо попытку самоорганизации), сжатие сферы частного и значительный объем полусвободного, если не прямо насильственного, участия в общественной жизни. При этом масштабный и произвольный террор в форме концлагерей, чисток, показательных процессов, коллективного наказания целых социальных групп или сообществ обязательной чертой тоталитаризма вовсе не является. Тем не менее мы можем сказать, что подобные формы при Гитлере и Сталине возникли не случайно, что они были характерны для этих режимов и широко распространены, чего ни в одной демократической системе не случалось никогда, и, наконец, что они наверняка отличались качественно и количественно от форм принуждения, практиковавшихся в других недемократических системах, если не считать периодов консолидации власти, гражданской войны и времени непосредственно после нее. Террор не является ни необходимой, ни достаточной характеристикой тоталитарных систем, однако вероятность его применения в таких системах, судя по всему, выше, чем в любых других, причем определенные формы террора представляются характерными для определенных форм тоталитаризма. Тем не менее целый ряд авторов совершенно верно говорят о тоталитаризме без террора.

В первых исследованиях тоталитаризма, особенно в «Перманентной революции» Зигмунда Ноймана[47], особо подчеркивалась роль лидера. Фашистская приверженность вождизму (Führerprinzip) и возвеличивание Duce, а также культ личности Сталина сделали эту черту очевидным элементом любого определения тоталитаризма. Тем не менее в последние годы мы видим примеры систем, в целом подпадающих под определение тоталитарных, однако не обнаруживающих бесспорного лидера, какого-либо культа или персонификации высшего руководства. И есть масса недемократических систем, не соответствующих описанному нами типу, в которых при этом центральное место занимает вождь со сложившимся вокруг него культом. Соответственно, мы смело можем сказать, что единственный лидер, который сосредотачивает в своих руках огромную власть, вокруг которого складывается культ личности и харизматический авторитет которого так или иначе признается как членами партии, так и населением в целом, появляется в тоталитарных системах с очень высокой вероятностью, однако его появление не является неизбежным или необходимым для сохранения стабильности таких систем. Кризисы передачи власти, которые, по мысли многих исследователей, угрожали стабильности или даже самому существованию таких режимов, на практике не привели к падению или упадку тоталитарных систем, хотя были в этом отношении очень опасными[48]. Можно было бы думать, что упор на вождизм характерен для тоталитарных режимов фашистского типа, что со всей очевидностью верно в случае Италии, Германии и еще некоторых мелких фашистских систем, однако роль Сталина в Советском Союзе показывает, что эта черта характерна не только для них. Понятно, что, если мы станем доказывать на манер некоторых диссидентствующих коммунистов и левых фашистов, что чисто функционально сталинизм был русским эквивалентом фашизма, эта сложность сама собой разрешится. Но такое решение больше похоже на софизм. В настоящий момент можно ответственно утверждать лишь, что в тоталитарных системах такого рода лидерство появляется с большей вероятностью, чем в других недемократических системах. Изменения в отношении между лидерством, идеологией и организованным массовым участием — те переменные, на основании которых следовало бы строить типологию тоталитарных систем и за счет которых можно было бы попытаться понять процессы консолидации, стабилизации, изменения и — возможно, развала — таких систем. Выдвигать какие-либо предположения относительно взаимосвязи этих относительно независимых переменных в любой тоталитарной системе было бы, пожалуй, слишком смело; только теоретико-эмпирический анализ конкретных типов, или даже отдельных случаев, может помочь справиться с этой теоретической проблемой на более высокой ступени абстракции.

[…]

IV. АВТОРИТАРНЫЕ РЕЖИМЫ

К определению авторитарного режима

В одной из предыдущих работ я обозначил все многообразие недемократических и нетоталитарных политических систем как авторитарные при условии, что они являются политическими системами с ограниченным, не подотчетным политическим плюрализмом без выраженной правящей идеологии, но с определенной системой ценностей, без широкой или интенсивной политической мобилизации, за исключением отдельных периодов развития, где лидер или иногда небольшая правящая группировка управляет в рамках формально плохо определенных, но вполне предсказуемых границ[49].

Это определение было сформулировано так, чтобы противопоставить эти системы конкурентным демократиями и типичным тоталитарным системам[50]. Оно четко отделяет авторитаризм от демократий, тогда как разница с тоталитаризмом кажется более размытой, поскольку под это определение вполне подходят до- и посттоталитарные ситуации и режимы. Дальнейшее разграничение требует исключения традиционных законных режимов, отличающихся источником легитимации правителей, и авторитарных олигархий. Режимы, которые мы назвали «султанским авторитаризмом», во многом похожи на те, что подпадают под наше определение авторитарных; их отличие — в произвольном и непредсказуемом применении власти и слабости пусть даже ограниченного политического плюрализма (а это важная черта «султанского авторитаризма»). По ряду причин нам удобнее исключить из определения авторитарных режимов полуконституционные монархии XIX века, сочетающие в себе элементы традиционного легитимного и авторитарного правления, где монархические, сословные и даже феодальные элементы смешиваются с зарождающимися демократическими институтами, и цензовых демократий, в которых ограниченное избирательное право — шаг вперед в сторону современных конкурентных демократий, основанных как минимум на всеобщем избирательном праве для мужчин. Олигархические демократии, сопротивляющиеся — особенно в Латинской Америке — попыткам дальнейшей демократизации, настаивая на ограничении избирательного права из-за неграмотности, контроля или манипуляции выборами через касиков, регулярного обращения за помощью к военным и создания почти идентичных партий, часто оказываются на грани между современными авторитарными режимами и демократией. Они ближе к демократии конституционно и идеологически, однако социологически схожи с авторитарными режимами. Но даже при более жестком определении, исключающем все лишнее, мы обнаруживаем множество современных политических систем, под него подпадающих, — что потребует, как мы увидим, введения нескольких подвидов авторитаризма.

Наше определение авторитаризма сосредоточено на способе употребления и организации власти, на связях с обществом, природе коллективных представлений, на которые опирается власть, а также на роли граждан в политическом процессе; при этом за пределами рассмотрения остается само содержание политики, цели и raison d'êtreподобных режимов. Мы практически ничего не узнаем из него об институтах, группах или социальных слоях, составляющих ограниченный плюрализм этого общества, или о тех, кто из него исключен. Акцент на строго политических аспектах дает почву для обвинений этого определения в формализме, которые уже звучали, когда речь заходила о наших определениях тоталитаризма или даже демократии. Нам, однако, кажется, что характеризуя режимы отдельно от проводимой ими политики, мы более четко видим проблемы, стоящие перед любыми политическими системами, — например отношения между политикой, религией и интеллектуалами. Условия их возникновения, стабильности, трансформации и возможного упадка тоже в таком случае видятся более явственно. Общий и абстрактный характер этого определения заставляет нас спуститься по лестнице абстракций к изучению множественных подвидов, чем мы здесь и займемся.

Мы говорим скорее об авторитарных режимах, а не об авторитарных правительствах, чтобы показать относительно низкую выраженность политических институтов: они проникают в жизнь общества, препятствуя — порой силой — политическому выражению интересов некоторых групп (например духовенства в Турции и Мексике после революции или рабочих в Испании) или формируя их путем политического вмешательства, как это происходит в корпоративистских режимах. В отличие от некоторых исследователей тоталитаризма, мы говорим не об обществах, а о режимах, потому что даже сами правители не хотят полностью отождествлять государство и общество.

Наиболее характерной чертой таких режимов является плюрализм, однако крайне важно подчеркнуть, что, в отличие от демократий с их почти неограниченным и политически институализированным плюрализмом, здесь мы имеем дело с плюрализмом ограниченным. Звучали даже предложения считать такие режимы ограниченным монизмом. На самом деле эти два обозначения задают довольно широкий диапазон, в котором могут действовать такие режимы. Ограничение плюрализма может достигаться за счет соответствующих законов, а может обеспечиваться de facto, оно может быть более или менее строгим, касаться только определенных политических групп или более широких слоев интересантов — главное, чтобы оставались группы, не созданные государством или не зависящие от него, несмотря на явное вмешательство государства в политический процесс. В некоторых режимах допускается институализированное политическое присутствие ограниченного числа независимых групп и даже поощряется создание новых, однако ни у кого не возникает сомнений, что правители сами решают, каким группам позволено существовать и на каких условиях. Кроме того, даже если власти реагируют на деятельность таких объединений граждан, они им de jure и/или de facto не подотчетны. Это отличает их от демократического правления, при котором политические силы формально зависят от поддержки на местах при всех возможных фактических отклонениях, описываемых «железным законом олигархии» Михельса. В авторитарных режимах представители различных групп и институций попадают во власть не просто потому, что они пользуются поддержкой соответствующей группы, а потому что им доверяет правитель или властная группировка, и они, безусловно, учитывают статус и влияние последней. У них может быть поддержка на местах — назовем ее потенциальной избираемостью, — но это не единственный, и даже не главный, источник их власти. Посредством постоянной кооптации лидеров разные секторы или институции становятся элементами системы, и это определяет природу элиты: разнородное происхождение и карьеры, а также меньшая доля профессиональных политиков — тех, кто строил карьеру только в политических организациях, — по сравнению с бывшими бюрократами, технократами, военными, лоббистами и иногда религиозными деятелями.

Как мы увидим, в некоторых из таких режимов одна правящая или привилегированная партия — это единственный более или менее важный компонент ограниченного плюрализма. На бумаге такие партии часто заявляют, что обладают такой же монополией на власть, что и тоталитарные партии, и как будто бы исполняют те же функции, но в реальности их следует четко различать. Отсутствие или слабость политической партии часто делает спонсируемые церковью или связанные с ней светские организации (например «Католическое действие» или «Opus Dei» в Испании) колыбелью лидеров для таких режимов; подобным же образом поставляют кадры для элит христианско-демократические партии[51]. Однопартийная система обычно строится на parti unifié, а не на parti unique, как говорят в Африке, то есть на партии, в которой переплетаются различные элементы и которая не является, таким образом, единым жестко организованным органом[52]. Такие партии часто создаются сверху, а не снизу, причем не в тоталитарном захватническом стиле, а некой находящейся у власти группой.

В определении авторитарных режимов мы используем понятие менталитета, а не понятие идеологии, имея в виду различение, проведенное немецким социологом Теодором Гайгером[53]. Он считал идеологии более или менее проработанными системами мысли, часто изложенными на письме интеллектуалами или псевдоинтеллектуалами (или с их помощью). Менталитет же — это способ мышления и чувствования, скорее эмоциональный, чем рациональный; он лежит в основе непосредственной, некодифицированной реакции на различные ситуации. Гайгер использует яркое немецкое выражение: менталитет он определяет как subjektiver Geist, субъективный дух (даже когда речь идет о коллективе), а идеологию — как objektiver Geist. Менталитет — это интеллектуальная позиция; идеология — интеллектуальное содержание. Менталитет — психическая склонность; идеология — рефлексия, самоинтерпретация. Сначала менталитет, потом идеология. Менталитет бесформен и подвижен — идеология четко оформлена. Идеология — это понятие из социологии культуры; понятием менталитета пользуются при изучении общественного характера. В идеологиях заключен сильный утопический элемент; менталитет ближе к настоящему или прошлому. Для тоталитарных систем характерны идеологические системы, основанные на неизменных элементах, имеющие мощное воздействие и закрытую когнитивную структуру, а также серьезную сдерживающую силу, важную для мобилизации масс и манипуляций ими. Консенсус в демократических режимах, напротив, основан на согласии по поводу процедуры его достижения, приверженность которой имеет некоторые черты идеологической веры.

Боливар Ламунье ставит под сомнение действенность и полезность различения идеологии и менталитета[54]. Он отмечает, что если взять их как реальные политические переменные, как когнитивные формы сознания, действующие в реальной политической жизни, особенно в процессе коммуникации, то обнаружить разницу между ними будет сложно. Ему представляется, что это различие вводится лишь для того, чтобы показать: господствующие в авторитарных режимах идеи не представляют никакого интереса для политической науки. Но это как раз совершенно не входило в наши намерения! Ламунье верно отмечает эффективность символической коммуникации, множественность референциальных связей между символом и общественной реальностью в авторитарных режимах.

Разногласия во многом зависят от философских соображений, касающихся определения идеологии, и этот вопрос мы здесь обсуждать не будем. Как идеологии, так и описанные выше ментальности являются частью более широкого феномена идей: они ведут к идеям, ориентированным на действие, что в свою очередь является аспектом институализации властных отношений, для обозначения которой Ламунье предпочитает пользоваться термином «идеология».

Важный вопрос звучит так: почему идеи принимают разные формы, разную последовательность, артикуляцию, охват, разную степень эксплицитности, интеллектуальной проработанности и нормативности? По всем перечисленным выше параметрам, идеологии и ментальности различаются, и различия эти часто имеют последствия для политического процесса. Ментальности сложнее описать как обязывающие, требующие безоговорочной приверженности и со стороны правителей, и со стороны подданных, даже если их реализация достигается ценой принуждения. Ментальности сложнее распространить в массах, труднее включить в процесс образования, они с меньшей вероятностью вступят в конфликт с религией или наукой, ими сложнее воспользоваться для проверки на лояльность. Сильно различаются спектр вопросов, ответы на которые можно извлечь из идеологий и ментальностей, точность этих ответов, логика процесса их извлечения, а также наглядность противоречий между проводимой политикой, ментальностями и идеологиями. Они, кроме того, в совершенно разной степени способны сдерживать или ограничивать законные или незаконные действия. При исследовании авторитарных режимов нам будет трудно найти ясные отсылки к идеям, ведущим и направляющим режим, в правовых теориях и судебных решениях по неполитическим делам, в художественной критике и научных спорах; свидетельств использования таких идей в образовании будет очень немного. Мы совершенно точно не обнаружим богатого и специфического языка, новой терминологии и эзотерического использования идеологии — трудного для понимания со стороны, но очень важного для участников процесса. Не столкнемся мы и с длинными полками книг и других публикаций идеологического характера, посвященных бесконечному и всестороннему разбору этих идей.

Имеет смысл признать, что идеология и ментальность — вещи разные, но что разницу эту нельзя описать четко и однозначно; скорее это крайние точки, между которыми имеется огромная серая зона. Естественно, военно-бюрократические авторитарные режимы с большей вероятностью будут отражать ментальность своих правителей. В других типах мы скорее всего обнаружим то, что Сьюзен Кауфманн называет программным консенсусом[55], а в третьих — набор идей, взятых из самых разных источников и перемешанных между собой случайным образом ради того, чтобы они создавали впечатление идеологии в том смысле, в каком о ней говорится применительно к тоталитарным системам. Естественно, авторитарные режимы, находящиеся на периферии идеологических центров, часто бывают вынуждены имитировать господствующие идеологические стили, так или иначе их инкорпорировать и приспосабливать к своим нуждам. Часто это приводит к серьезным недоразумениям при изучении таких режимов, когда акценты расставляются совсем не там, где требуется. В действительности вопрос следует ставить так: какие особенности внутреннего устройства власти мешают внедрить четкую идеологию в таких режимах? С моей точки зрения, сложная коалиция сил, интересов, политических традиций и институтов — а все это и составляет ограниченный плюрализм — вынуждает правителей отсылать как к символическому референту к наименьшему общему знаменателю этой коалиции. Таким образом правителям в процессе захвата власти удается нейтрализовать максимальное число потенциальных оппонентов (при отсутствии высокомобилизованной массы сторонников). Размытость ментальности смягчает расколы в коалиции, в силу чего правители получают возможность сохранять лояльность в корне несхожих между собой элементов. Что ментальность не утверждает раз и навсегда каких-то особых, четко сформулированных и однозначных постулатов, облегчает задачу приспособления к меняющимся обстоятельствам в условиях отсутствия поддержки со стороны окружения — особенно это характерно для авторитарных режимов, находящихся в сфере влияния западных демократий. Ссылки на предельно общие ценности вроде патриотизма и национализма, экономического развития, социальной справедливости или порядка, а также прагматичное и незаметное включение идеологических элементов, заимствованных у главных на данный момент политических центров, позволяет правителям, добившимся власти без поддержки мобилизованных масс, нейтрализовать оппонентов, кооптировать самых разных сторонников и принимать административно-политические решения исходя из чисто прагматических соображений. Ментальности, полу- или псевдоидеологии ослабляют утопическую устремленность политики, а вместе с ней и конфликт, который иначе потребовал бы либо институализации, либо более масштабных репрессий, — чего авторитарные лидеры не могут себе позволить. Тогда как некоторая доля утопичности вполне совместима с консервативным уклоном.

За отсутствие идеологии авторитарным режимам приходится расплачиваться тем, что они практически лишают себя возможности мобилизовать массы, чтобы заставить их эмоционально и психологически отождествить себя с режимом. Отсутствие проработанной идеологии, ощущения общей осмысленности общественной жизни, далеко идущих замыслов, априорной модели идеального общества снижает привлекательность таких режимов для людей, ставящих во главу угла идеи, смыслы и ценности. Отчуждение от таких режимов — при всей их успешности и относительном (по сравнению с тоталитарными системами) либерализме — интеллектуалов, студентов, молодежи и глубоко религиозных людей отчасти объясняется как раз отсутствием или слабостью идеологии. Одно из преимуществ авторитарных режимов, имевших серьезный фашистский элемент, состояло в том, что характерная для них вторичная идеология оказывалась привлекательной для каких-то из этих групп. Однако это преимущество превращалось в источник напряженности, как только становилось очевидным, что для определяющих режим элит эти идеологические элементы ничего не значат.

В теории мы должны уметь различать идейное содержание режима, в том числе его стиль, от идей, направляющих или оформляющих политический процесс в качестве реальной политической переменной. Можно было бы показать, что первый аспект, в связи с которым мы будем искать объективизации, в конечном счете не так важен, как субъективно схваченное и усвоенное, то есть многообразие форм сознания, действующих в реальной политике. Нам тем не менее кажется, что разница между ментальностью и идеологией вполне приложима и к тому, как они влияют на действия и процессы коммуникации в политике и обществе. Сложность взаимодействия между этими двумя уровнями анализа не дает возможности априори предсказать направление, в котором будут развиваться эти отношения. Вероятно, в тоталитарных системах содержание идеологии оказывает гораздо более глубокое влияние на реальные политические процессы, тогда как в авторитарных режимах ментальности правителей, которые не обязательно формулируются столь же ясно и четко, вероятно, в большей степени отражаются общественные и политические реалии.

В силу неуловимости ментальностей, из-за подражательности и вторичности так называемых идеологий авторитарных режимов ученые сравнительно мало занимались этой стороной авторитаризма. Придать этой теме важность можно лишь путем интервьюирования элит и проведения опросов среди населения, что сильно затруднено в силу ограниченности свободы выражения и создаваемых при авторитаризме коммуникационных препятствий. Типология авторитарных режимов, которую предлагаем мы, опирается в большей степени не на анализ типов ментальностей, а на характер ограниченного плюрализма и степень апатии или мобилизации масс.

***

В нашем изначальном определении авторитаризма мы подчеркивали фактическое отсутствие широкой и интенсивной мобилизации, однако признавали, что на определенном этапе развития таких режимов подобная мобилизация возможна. Соответственно, низкая и ограниченная мобилизация — общая для всех таких режимов характеристика, и на это есть ряд причин. Когда мы ниже перейдем к обсуждению подтипов, мы увидим, что в некоторых режимах деполитизация масс входит в намерения правителей, совпадает с их ментальностью и отражает содержание ограниченного плюрализма, на который они опираются. В других типах систем правители имеют исходные намерения мобилизовать тех, кто их поддерживает, и население в целом, чтобы добиться активного участия в жизни режима и его организациях. К этому их подталкивают публичные обещания, часто вытекающие из каких-то идеологических предпосылок. Исторический и социальный контекст установления режима благоприятствует такой мобилизации или прямо требует ее через массовые организации в рамках однопартийной системы. Борьба за независимость страны от колониальной державы или за полную самостоятельность, желание включить в политический процесс те слои общества, до которых не дотягивались руки ни у одного из прежних политических лидеров, или победа над сильно мобилизованным оппонентом в обществах, где демократия допускала и поощряла такую мобилизацию, приводит к возникновению мобилизационных авторитарных режимов националистического, популистского или фашистского толка. На практике такие режимы со временем становятся неразличимыми, несмотря на разные стартовые условия и пути развития. Однако это не должно заслонять крайне важных различий в их происхождении с точки зрения типа возникающего плюрализма, выбранной формулы легитимности, реакции на кризисные ситуации, способности к трансформации, источников и типов оппозиции и так далее.

В конечном счете, степень политической мобилизации и, соответственно, возможности участия в режиме для поддерживающих его граждан являются результатом двух других аспектов, которые мы рассматривали при определении авторитарных режимов. Мобилизацию и участие со временем все труднее и труднее поддерживать, если режим не начинает развиваться в сторону большего тоталитаризма или большей демократии. Эффективная мобилизация, особенно посредством массовых организаций в рамках однопартийной системы, будет восприниматься как угроза другими составляющими ограниченного плюрализма — обычно армией, бюрократией, церковью или лоббистскими группами. Для преодоления подобных сдерживающих обстоятельств потребуются шаги в сторону тоталитаризма. Неудачные попытки такого прорыва и способность ограниченного плюрализма препятствовать возникновению тоталитаризма хорошо проанализировал Альберто Аквароне. Он приводит примечательный диалог Муссолини с его старым другом-синдикалистом:

«Если бы вы могли представить, сколько сил у меня ушло на достижение баланса, чтобы не сталкивались соприкасающиеся друг с другом антагонистические ветви власти, ревнивые и не доверяющие друг другу правительство, партия, монархия, Ватикан, армия, милиция, префекты, лидеры партии в регионах, министры, глава Confederazioni [корпоративных структур], крупнейшие монополисты и т.д., вы поняли бы, что они остались не переваренными тоталитаризмом, в них я не смог сплотить то “наследие”, что мне без всяких ограничений досталось в 1922 году. Патологическую ткань, связывающую традиционные и случайные дефекты этих великих маленьких итальянцев, после двадцати лет непрестанной терапии удалось изменить лишь на поверхности»[56].

Мы уже описывали, как поддержание равновесия между ограниченными плюрализмами сдерживает эффективность мобилизации в рамках единой партии и, в конечном счете, приводит к апатии ее членов и активистов, поскольку такая партия дает лишь ограниченный доступ к власти по сравнению с другими каналами. Недоразвитость — особенно большой массы сельского населения, живущего в изолированных частях страны и занятого натуральным сельским хозяйством, что часто связано с традиционными и непотическими властными структурами в рамках единой партии, — несмотря на все идеологические заявления, организационные схемы и механизмы плебисцита, не создает основанной на участии политической культуры, даже если речь идет о контролируемом или фиктивном участии.

Как мы детально покажем далее, авторитарные режимы, возникающие после периода конкурентной демократии, приведшей к появлению неразрешимого конфликта в обществе, порождают деполитизацию и апатию среди населения, которое воспринимает это с облегчением после всех трудностей предыдущего периода. Изначально апатия охватывает проигравших новому режиму, но в отсутствие террора и осуществляющих его дисциплинированной тоталитарной массовой партии и ее организаций никто и не пытается интегрировать их в систему. По мере того, как уменьшаются напряженность и ненависть, изначально способствовавшие мобилизации, сторонники режима тоже впадают в апатию — часто к радости правителей, поскольку в такой ситуации им больше не нужно выполнять обещания, которые они раздавали в ходе мобилизации.

Отсутствие идеологии, неоднородность и компромиссный, а часто и подражательный характер главной идеи и — главным образом — менталитет правителей, особенно военных элит, бюрократов, экспертов и допущенных во власть политиков из прорежимных партий оказываются серьезным препятствием для мобилизации и привлечения к участию в общественной жизни. Без идеологии трудно мобилизовать активистов для добровольных кампаний, регулярного посещения партийных собраний, индивидуальных пропагандистских мероприятий и так далее. Без идеологии с ее утопическими компонентами сложно привлечь тех, для кого политика есть цель сама по себе, а не просто средство для достижения сиюминутных прагматических задач. Без идеологии молодежь, студенты, интеллектуалы с меньшей вероятностью будут заниматься политикой и обеспечивать кадры для дальнейшей политизации населения. Без утопического элемента, без привлечения широких слоев населения, которым требуется реально работающий, а не ограниченный, контролируемый плюрализм допущенных в элиты, призывы, основанные на бесконфликтном обществе консенсуса (за исключением моментов всплеска национализма или ситуаций прямой угрозы режиму), сводят политику к администрированию общественных интересов и фактическому выражению чьих-то частных интересов.

Ограниченный плюрализм авторитарных режимов и разная доля допустимых для них плюралистических компонентов в отправлении власти в разные моменты создают сложные системы полу- и псевдооппозиций в рамках режима[57]. Полуоппозицию составляют группы, не занимающие доминирующего положения и не представленные в правительстве; они критикуют режим, но при этом готовы участвовать во власти, отказавшись от фундаментальной критики режима. Не будучи институализированными, такие группы не являются нелегитимными, даже если для их деятельности нет законных оснований. Они могут выступать с резкой критикой правительства и некоторых институтов, однако проводят четкую разницу между ними и лидером режима и принимают историческую легитимацию или как минимум необходимость авторитарной модели. Есть группы, которые ратуют за иные политические приоритеты и способы их достижения, они поддерживают установление режима, но при этом надеются достичь целей, которых не разделяют их партнеры по коалиции. Бывает несогласие между теми, кто изначально отождествлял себя с системой, но не участвовал в ее становлении (обычно это радикальные активисты, своего рода «младотурки режима»), и теми, кто находится внутри режима и хочет достигнуть целей, не являющихся нелегитимными, — например восстановить прежний режим, возвращение к которому было объявлено, но так и не состоялось. Бывают приверженцы идеологии, на время отказавшиеся от нее ради победы над врагом; встречаются сторонники иностранной модели и/или даже иностранного государства, от которых стараются дистанцироваться правители; на поздних этапах развития такого режима появляются и те, кто противится его трансформации, а точнее, либерализации и отказу от его ограничительного характера. Полуоппозиция обычно возникает среди старшего поколения, участвовавшего в установлении режима ради реализации целей, которые они поставили перед собой еще до всякого переворота. Однако встречается она и среди интеллектуалов и молодежи, особенно студентов, всерьез воспринявших риторику руководства, но не обнаруживших действенных каналов участия во власти. Нередко полуоппозиция внутри режима становится не подпадающей под действие законов, алегальной, оппозицией. Отказавшись от надежды реформировать режим изнутри, она не готова перейти к нелегальной или подрывной деятельности и пребывает в состоянии неустойчивой терпимости, нередко основанной на прежних личных связах. Слабость попыток политической социализации и индоктринации в авторитарных режимах объясняет и тот факт, что, когда третье поколение, у которого не было шанса стать частью режима, открывает для себя политику, оно может обратиться именно к алегальной оппозиции. Автономия, допускаемая режимом для определенных общественных организаций, ограниченные попытки либерализации и повышения участия в институциях режима, а также относительная открытость другим обществам создают условия для появления алегальной оппозиции, которая иногда служит ширмой для нелегальной оппозиции и готова проникать в институты режима, не испытывая, в отличие от других его оппонентов, моральных сомнений по этому поводу. Часто оппозиция действует через формально неполитические организации — культурные, религиозные, профессиональные. В многоязыковых, мультикультурных обществах, где режим отождествляется с одной из национальных групп, выражением оппозиционности становятся такие культурные жесты, как использование неофициального языка. Особое положение католической церкви во многих обществах с авторитарным правлением и легальный статус многих ее организаций на основании соглашений между Ватиканом и правителями дают священникам и некоторым представителям светского общества определенную автономию, позволяя им стать каналом для выражения оппозиционных настроений определенных социальных классов и культурных меньшинств или трансляции поколенческих проблем, что также может способствовать появлению новых лидеров. В случае католической церкви роль религиозных групп в авторитарных режимах определяет ее транснациональный характер, моральную легитимацию относительно широкого диапазона идеологических позиций из-за отказа папы их осудить, легитимацию морально-профетического гнева по поводу несправедливости, особенно после Второго Ватиканского собора, а также озабоченность церковной верхушки гарантиями автономии религиозных организаций и свободы священников. Парадоксальным образом церковь обеспечила авторитарные режимы элитами через светские организации, но в то же время занималась защитой диссидентов и время от времени, как указывает Ги Эрме[58], играла роль трибуна, выступая против коррумпированного режима с позиций носителя моральных ценностей. Являясь организацией, которая переживет любой режим, даже если она отождествляется с ним в какой-то исторический момент, церковь имеет тенденцию дистанцироваться от режима и восстанавливать свою автономию при первых же признаках кризиса. То же самое относится к другим постоянным институтам, способным сохранять существенную автономию при авторитарном режиме — например судейству и даже профессиональным чиновникам.

Здесь следует подчеркнуть, что полуоппозиция — алегальная, но дозволенная оппозиция, относительно автономная роль различных институтов в условиях полусвободы — создает сложный политический процесс, имеющий далеко идущие последствия для общества и его политического развития. Либерализация авторитарных режимов может зайти далеко, но без изменения природы режима, без институционализации политических партий она все равно останется довольно ограниченной. Полусвобода, гарантированная при таких режимах, имеет свои последствия (несравнимые, конечно, с преследованием нелегальной оппозиции), и это объясняет фрустрацию, разобщенность, а иногда и готовность сотрудничать с режимом, что порой способствует устойчивости этих режимов в ничуть не меньшей степени, чем репрессии. Неопределенное положение оппозиции при авторитарных режимах резко отличается от четкого разграничения режима и его врагов в тоталитарных системах. Подчеркнем, однако, что ограниченный плюрализм, процесс либерализации и существование дозволенной властями оппозиции в отсутствие институциональных каналов для участия оппозиции в политике и получения доступа к населению в его массе ярко отличают авторитарные режимы от демократических.

Завершая общее обсуждение авторитарных режимов, обратим внимание на одну трудность их изучения. В мире, где крупными и наиболее успешными державами были либо стабильные демократии, либо коммунистические или фашистские политические системы — с их уникальной идеологической привлекательностью, организационными возможностями, видимой стабильностью, успехами в индустриальном развитии или в преодолении экономической отсталости, а также способностью преодолеть статус страны «второго сорта» на международной арене, — в таком мире авторитарные режимы находятся в неоднозначном положении. Ни один из них не стал утопическим образцом для других — за исключением, пожалуй, насеровского Египта для арабского мира в силу особых исторических обстоятельств. Наверное, таким образцом могла бы оказаться Мексика с ее революционным мифом в сочетании с прагматической стабильностью режима гегемонии одной партии. Ни один авторитарный режим не захватил воображения интеллектуалов и активистов за пределами своей страны. Ни один не вдохновил на создание международных партий в свою поддержку. Лишь оригинальные решения югославов вызывали у интеллектуалов определенный некритический интерес. В таких обстоятельствах авторитарные режимы и их лидеры не впадали в искус и не начинали воспроизводить привлекательные тоталитарные образцы, поскольку не хотели или не могли воспроизвести их ключевые черты. Лишь 1930-е с их идеологией корпоративизма в сочетании с различным идеологическим наследием и связью с консервативной социальной доктриной католицизма предложили действительную нетоталитарную и недемократическую идеологическую альтернативу. Наблюдаемый нами крах таких систем, тот факт, что ни одно крупное государство не пошло по этому пути, размытые границы между консервативным и католическим корпоративизмом и итальянским фашизмом и, наконец, отход церкви от своей приверженности органическим теориям общества свели на нет эту третью политическую модель. Авторитарные режимы, как бы они ни были укоренены в обществе, каких бы успехов они ни добивались, в итоге всегда сталкиваются с двумя привлекательными альтернативами, что ограничивает возможности их полной и уверенной в себе институционализации и дает силу их противникам[59].

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

[1] Перевод выполнен по изданию: Linz J.J. Totalitarian and Authoritarian Regimes. Boulder; London: Lynne Riener Publisher, 2000. P. 49—63, 65—75, 159—171. Первоначально эти главы были опубликованы в 1975 году.

[2] Превосходное сравнительное исследование двух обществ в условиях разных политических режимов, а также анализ того, как они отражались на жизни отдельных советских и американских граждан, см. в: Hollander G.D. Soviet Political Indoctrination. New York, 1972. Впрочем, в посвященных Америке разделах чувствуется чрезмерное влияние поколенческого либерального радикализма, характерного для интеллектуального протеста 1970-х.

[3] Sartori G. Democratic Theory. Detroit, 1962. P. 135—157.

[4] О Муссолини и значении термина «тоталитаризм» в Италии см. Jänicke M. Totalitäre Herrschaft. Anatomie eines politischen Begriffes. Berlin, 1971. S. 20—36. Эта работа также является лучшим обзором истории употребления термина, его вариантов и связанной с ним полемики и, кроме того, содержит исчерпывающую библиографию. Следует отметить, что для обозначения сразу и фашистских, и коммунистических режимов этот термин использовали не только либералы, католики или консерваторы, но и социалисты вроде Хильфердинга, который писал об этом уже в 1939 году. В 1936-м Хильфердинг отошел от марксистского анализа тоталитарного государства (см.: Ibid. S. 74—75; Hilferding R. StateCapitalism or Totalitarian State Economy // Modern Review. 1947. Vol. 1. Р. 266—271).

[5] Schmitt C. Die Wendung zum totalen Staat // Positionen und Begriffe im Kampf mit Weimar—Genf—Versailles 1923—1939. Hamburg, 1940.

[6] Ludendorff E. Der Totale Krieg. München, 1935. О понятии тотальной войны см.: Speier H. Ludendorff: The German Concept of Total War // Earle E.M. (Ed.). Makers of Modern Strategy. Princeton, 1944.

[7] Jünger E. Die totale Mobilmachung. Berlin, 1934.

[8] Sabine G.H. The State // Seligman R.A., Johnson A. (Eds.). Encyclopedia of the Social Sciences. New York, 1934.

[9] Michels R. Some Reflections on the Sociological Study of the Oligarchical Tendencies of Modern Democracy. New York, 1928. P. 770—772.

[10] Trotsky L. The Revolution Betrayed. New York, 1937. P. 278.

[11] Сходство в восприятии советского и фашистского режимов у итальянских фашистов и Троцкого обсуждается в книге: Gregor A.J. Interpretations of Fascism. Morristown, 1974. P. 181—188. Еще один пример подобного анализа у испанского левого фашиста см.: Ledesma Ramos R. ¿Fascismo in España? Discurso a las juventides de España [1935]. Barcelona, 1968.

[12] Ziegler H.O. Autoritärer oder Totaler Staat. Tübungen, 1932; Vögelin E. Der Autoritäre Staat. Vienna, 1936.

[13] Shils E. Political Development in the New States. The Hague, 1960.

[14] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Littunen Y. (Eds.). Cleavages, Ideologies and Party Systems. Helsinki, 1964.

[15] Shils E. Op. cit.; Almond G., Coleman J.S. (Eds.). The Politics of the Developing Areas. Princeton, 1960; Almond G., Powell G.B. Comparative Politics: A Developmental Approach. Boston, 1966; Hungtinton S.P. Social and Institutional Dynamics of One-Party Systems // Huntington S.P., Moore C.H. (Eds.). Authoritarian Politics in Modern Society. New York, 1970; Hungtinton S.P., Moore C.H. Conclusion: Authoritarianism, Democracy, and One-Party Politics // Ibid; Moore C.H. The Single Party as Source of Legitimacy // Ibid; Lanning E. A Typology of Latin American Political Systems // Comparative Politics. 1974. Vol. 6. P. 367—394.

[16] Обзор существующих типологий политических систем см. в: Wiseman H.V. Political Systems: Some Sociological Approaches. London, 1966. Указанная выше работа Габриэла Алмонда и Джеймса Коулмана была первой в своем роде: эти соавторы, а также их коллеги Вайнер, Растоу и Бланкстен занялись изучением политики в Азии, Африке и Латинской Америке. Разработанную Шилсом типологию Алмонд использует в связи с функциональным анализом. В указанной выше работе (главы 9—11) Алмонд и Пауэлл строят свою типологию в зависимости от структурной дифференциации и секуляризации — от примитивных политических систем до современных демократических, авторитарных и тоталитарных. У Файнера можно найти еще одну интересную попытку классификации (Finer S.E. Comparative Government. New York, 1971. P. 44—51). У Блонделя сравнительный анализ построен на различении традиционных консервативных, либерально-демократических, коммунистических, популистских и авторитарных консервативных систем (Blondel J. Comparing Political Systems. New York, 1972). Растоу выделяет системы: 1) традиционные, 2) модернизирующиеся — персонально-харизматические, военные, однопартийные авторитарные, 3) современные демократические, тоталитарные и 4) системы, в которых отсутствует какое-либо управление (Rustow D. A World of Nations: Problems of Political Modernization. Washington, 1967). Предложенная Органским типология режимов (Organski A.F.K. The Stages of Political Development. New York, 1965) берет за основу стадию экономического развития, на которой они находятся, роль политики в этом процессе, а также тип элитных альянсов и классовых конфликтов. Среди прочих у него присутствуют «синкратические» режимы (от древнегреческого σ?ν — вместе, и κρ?τος — власть) в среднеразвитых странах, где промышленные и аграрные элиты достигли компромисса под давлением снизу. Аптер, много изучавший Африку, создал очень интересную и получившую широкое признание типологию политических систем на основе двух основных параметров: типа власти и типа ценностей, к которым конкретная система стремится (Apter D.E. The Politics of Modernization. Chicago, 1965). По первому признаку системы разделяются у него на иерархические (где центр контролирует все) и пирамидальные (системы с конституционным представительством), по второму — на преследующие консумматорные (сакральные) и инструментальные (секулярные) ценности. Соответственно, возникают два типа систем с иерархической властью: 1) мобилизационные системы (как в Китае) и 2) либо модернизирующиеся автократии, либо неомеркантилистские общества (примерами, соответственно, будут Марокко и кемализм в Турции); типы с пирамидальным распространением власти подразделяются на: 3) теократические или феодальные системы и 4) примирительные системы (reconciliation system). Мобилизационные и примирительные системы противопоставляются по степени принуждения/информирования, находящихся в обратных отношениях друг с другом. К сожалению, в силу сложности проблемы здесь не место разбирать, как Аптер применяет эти умозрительные типы при анализе конкретных политических систем и проблем модернизации.

[17] Banks A.S., Textor R.B. A Cross-Polity Survey. Cambridge, 1963.

[18] Dahl R.A. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1971. Р. 331—349.

[19] Rustow D. A World of Nations…

[20] В этом разделе я пользуюсь рейтингом стран по численности населения, валовому национальному продукту и темпам его роста, а также данными о количестве населения, живущего в условиях разных режимов в Европе, представленными в таблицах 5.1, 5.4 и 5.5 в: Taylor C.L., Hudson M.C. World Handbook of Political and Social Indicators. New Haven, 1972.

[21] Young W.B. Military Regimes Shape Africa’s Future. The Military: Key Force [неопубл.].

[22] Наши определения и разграничения, связанные с демократией, опираются на следующие основные источники: Sartori G. DemocraticTheory; Kelsen H. Vom Wesen und Wert der Democratie. Tübingen, 1929; Schumpeter J.A. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York, 1950; Dahl R.A. Op. cit. О вкладе Даля в теорию демократии или, как он сам теперь предпочитает ее называть, полиархии, см. критический обзор: Ware A. Polyarchy // European Journal of Political Research. 1974. Vol. 2. P. 179—199. Там идет речь о критических замечаниях, высказанных в связи с так называемой «элитистской теорией демократии» (cм., например: Bachrach P. The Theory of Democratic Elitism: A Critique. Boston, 1967). Поскольку эта критика касается в основном «демократизации» полиархий, а не их отличий от неполиархических систем, мы не станем углубляться в эти важные дискуссии. Наше понимание демократии мы более подробно изложили в контексте обсуждения пессимистического и в конечном счете неверного анализа Михельса (см.: Linz J.J. Michels e il suocontributo alla sociologia politica // Michels R. La sociologia del partitopolitico nella democrazia moderna. Bologna, 1966).

[23] Dahl R.A. Op. cit.

[24] Sartori G. Democratic Theory. P. 199—201.

[25] Самым спорным случаем является Мексика, где кандидат в президенты лишь в 1952 году получил меньше 75% голосов, а обычно получает свыше 90%. Лидеры оппозиции прекрасно понимают, что они обречены на поражение — будь то в борьбе за одно из 200 губернаторских мест или за одно из 282 сенаторских кресел. Единственная надежда оппозиционной партии (и это относительно новое явление) в том, чтобы добиться, в обмен на депутатское кресло или муниципальные административные позиции, признания их лидеров со стороны правительства — в форме контрактов, займов или услуг. Во многих случаях партии финансируются правительством и поддерживают правительственных кандидатов или заранее вступают с ними в борьбу, чтобы получить преференции для своих сторонников. «Таким образом они принимают участие в политической игре и в ритуале выборов», — как выразился один мексиканский политолог (см.: González Casanova P. Democracy in Mexico. New York, 1970). Другой пример критического анализа: Cosío Villegas D. El Sistema político mexicano: las posibilidades de cambio. Mexico City, 1972. Более ранняя работа, подчеркивающая олигархические характеристики режима: Brandenburg H.-C. HJ-Die Geschichte der HJ. Köln, 1968. Лучшая монография об авторитаристском процессе принятия политических решений в Мексике: Kaufman S.B. Decision-making in an Authoritarian Regime: The Politics of Profit-sharing in Mexico. PhD dissertation. Columbia University, 1970. Выборный процесс анализируется в: Taylor P.B. The Mexican Elections of 1958: Affirmation of Authoritarianism? // Western Political Quarterly. 1960. Vol. 13. P. 722—744. Тем не менее есть и другие интерпретации, указывающие на демократический потенциал — либо внутри партии, либо в долгосрочной перспективе: Scott R.E. Mexican Government in Transition. Urbana, 1964; Scott R.E. Mexico: The Established Revolution // Pye L.W., Verga S. (Eds.). Political Culture and Political Development. Princeton, 1965; Needler M. Politics and Society in Mexico. Albuquerque, 1971; Padgett V. The Mexican Political System. Boston, 1966; Ross S.R. (Ed.). Is the Mexican RevolutionDead? New York, 1966. Тот факт, что выборы не дают доступа к власти и что Partido Revolucionario Institucional занимает привилегированное положение, не означает полного отсутствия свободы выражения и создания ассоциаций. Ведущей оппозиционной партии, ее электорату и препятствиям, с которыми она сталкивается, посвящена работа: Marby D. Mexico's Acción Nacional: A Catholic Alternative to Revolution. Syracuse, 1973. P. 170—182. О разногласиях ученых по поводу природы политической системы в Мексике см.: Needleman C., Needleman M. WhoRules Mexico? A Critique of Some Current Views of the Mexican Political Process // Journal of Politics. 1969. Vol. 81. P. 1011—1084.

[26] Karpat K.H. Turkey's Politics: The Transition to a Multiparty System. Princeton, 1959; Weiker W.F. The Turkish Revolution: 1960—1961.Washington, 1963; Idem. Political Tutelage and Democracy in Turkey: The Free Party and Its Aftermath. Leiden, 1973.

[27] Sartori G. Dittatura // Enciclopedia del Diritto. Vol. 11. Milano, 1962.

[28] Schmitt C. Die Diktatur: Von den Anfängen des modern Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf. München, 1928.

[29] Sartori G. Dittatura. P. 416—419.

[30] Rossiter C. Constitutional Dictatorship: Crisis Government in the Modern Democracies. Princeton, 1948.

[31] Finer S.E. The Man on Horseback: The Role of the Military in Politics.New York, 1962.

[32] Hungtinton S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1968. P. 231—237.

[33] Gimbel J.H. The American Occupation of Germany: Politics and the Military, 1945—1949. Stanford, 1968; Montgomery J.D., Hirschman A.O. (Eds.). Public Policy. Vol. 17. 1968 (см. опубликованные в этом сборнике статьи Фридриха, Кригера и Меркля о правлении военных и реконструкции).

[34] Schmitt C. Die Diktatur….

[35] См.: Jänicke M. Op. cit.; Friedrich C.J. (Ed.). Totalitarianism: Proceedings of a Conference Held at the American Academy of Arts and Sciences, March 1953. Cambridge, 1954; Friedrich C.J., Brzezinsky Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. New York, 1965; Neumann S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War.New York, 1942; Aron R. Democracy and Totalitarianism. London, 1968; Buchheim H. Totalitarian Rule: Its Nature and Characteristics. Middletown, 1968; Schapiro L. Totalitarianism. New York, 1972; Seidel B., Jenkner S. (Hg.). Wege der Totalitarismus-Forschung. Darmstadt, 1968.

[36] Friedrich C.J. The Evolving Theory and Practice of Totalitarian Regimes// Friedrich C., Curtis M., Barber B. (Eds.). Totalitarianism in Perspective: Three Views. New York, 1969. P. 126.

[37] Brzezinski Z. Ideology and Power in Soviet Politics. New York, 1962.

[38] Neumann F. The Democratic and the Authoritarian State. Glencoe, 1957. P. 233—256.

[39] Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1966.

[40] Cocks P. The Rationalization of Party Control // Johnson C. (Ed.). Change in Communist Systems. Stanford, 1970.

[41] Joffe E. Party and Army-Professionalism and Political Control in the Chinese Officer Corps, 1949—1964. Cambridge, 1965; Idem. The Chinese Army under Lin Piao: Prelude to Political Intervention // Lindbeck J.M.H. (Ed.). China: Management of a Revolutionary Society. Seattle, 1971; Pollack J.D. The Study of Chinese Military Politics: Toward a Framework for Analysis // McArdle C. (Ed.). Political-Military Systems: Comparative Perspectives. Beverly Hills, 1974; Schurmann F. Ideology and Organization in Communist China. Berkley, 1968. P. 12—13; Gittings J. The Role of the Chinese Army.London, 1967.

[42] Domínguez J.I. The Civic Soldier in Cuba // McArdle C. (Ed.). Op. cit.; Dumont R. Cuba est-il socialiste? Paris, 1970.

[43] Об интеллектуальной и культурной жизни в Советском Союзе см.: Pipes R. (Ed.). The Russian Intelligentsia. New York, 1961; Swayze H. Political Control of Literature in the USSR, 1946—1959. Cambridge, 1962; Simmons E. The Writers // Skilling H.G., Griffiths F. (Eds.). Interest Groups in Soviet Politics. Princeton, 1971; Johnson P., Labedz L. (Eds.). Khrushchev and the Arts: The Politics of Soviet Culture, 1962—1964. Cambridge, 1965. Восточной Германии посвящена книга: Lange M.G. Wissenschaft im Totalitären Staat: Die Wissenschaft der Sowjetischen Besatzungszone auf dem Weg zum «Stalinismus». Stuttgart, 1955; коммунистическому Китаю: MacFarquhar R. The Hundred Flowers Campaign and the Chinese Intellectuals. New York, 1960; Chen S.H. Artificial Flowers During a Natural «Thaw» // Treadgold D.W. (Ed.). Soviet and Chinese Communism: Similarities and Differences.Seattle, 1967; случай Лысенко интересно разбирает Жорес Медведев: Medvedev Z. Rise and Fall of T.D. Lysenko. New York, 1969; нацистской Германии посвящены книги: Brenner H. Die Kunstpolitik des Nazionalsozialismus. Reinbek bei Hamburg, 1963; Mosse G.L. Nazi Culture: Intellectual, Cultural and Social Life in the Third Reich. New York, 1966; Wulf J. Literatur und Dichtung im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1963; Idem. Die Bildenden Künste im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Theater und Film Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1964; Strothmann D. Nazionalsocialistische Literaturpolitik. Bonn, 1963. Дальнейшая, очень поучительная библиография, касающаяся образования и сферы производства знания, представлена в: Tannenbaum E. The Fascist Experience: Italian Society and Culture, 1922—1945. New York, 1972. Теоретически не очень сильная работа, хотя представленные в ней иллюстрации прекрасно показывают разнородность и эклектичность официального итальянского искусства, что резко отличается от положения дел в Германии и еще раз ставит под вопрос тоталитарный характер итальянского фашизма: Silva U. Ideologia у Arte del Fascismo. Milano, 1973. Разница культурной политики при тоталитаризме и авторитаризме хорошо видна в исследовании интеллектуальной жизни франкистской Испании: Díaz E. Pensamiento español 1939—1973. Madrid, 1974.

[44] Об отношениях религии и государства в Советском Союзе см.: Curtis J.S. Church and State // Black C.E. (Ed.). The Transformation of Russian Society. Cambridge, 1960. Позднейшие изменения анализируются в: Bourdeaux M. Religious Ferment in Russia: Protestant Opposition to Soviet Religious Policy. New York, 1968; Idem. Patriarch and Prophets: Persecution of the Russian Orthodox Church Today. London, 1969. О коммунистическом Китае см.: Busch R.C. Religion in Communist China. Nashville, 1970; MacInnis D.E. Religious Policy and Practice in Communist China. New York, 1972; Welch H. Buddhism under Mao. Cambridge, 1972. Германии посвящены исследования: Conway J.S. The Nazi Persecution of the Churches, 1933—1945. New York, 1968; Zipfel F. Kirchenkampf in Deutschland. Berlin, 1965; Lewy G. The Catholic Church and Nazi Germany.New York, 1965; Buchheim H. Glaubenskrise im Dritten Reich: Drei Kapitel Nationalsozialistischer Religionspolitik. Stuttgart, 1953. Хорошо документированное региональное исследование: Baier H. Die Deutschen Christian Bayerns im Rahmen des bayerischen Kirchenfampfes. Nürenberg, 1968. Сравнить с Италией можно на материале: Webster R.A. The Cross and the Fasces: Christian Democracy and Fascism in Italy. Stanford, 1960.

[45] Уже в SA звания раздавали без учета армейских званий, до которых человек дослужился в военное время, см.: Gordon H.J. Hitler and the BeerHall Putsch. Princeton, 1972. Эта идеология прорыва сквозь все структуры общества нашла свое отражение в клятве SA: «Клянусь, что в каждом члене организации — невзирая на его классовое происхождение, профессию, богатство и собственность — я буду видеть только брата и настоящего товарища, с которым я буду связан и в радости, и в печали». Впоследствии это привело к тому, что высокопоставленный чиновник стал серьезно опасаться собственного дворника, занимающего в партии должность квартального (Blockwart).

[46] Здесь не место обсуждать сложную проблему взаимоотношений между политическими системами и внешней политикой. Разумеется, агрессивные действия, вмешательство во внутренние дела других стран, а также политический или экономический империализм не являются исключительными атрибутами какого-то одного режима. Но в то же время нельзя не согласиться с тем, что национал-социализм, его идеология и внутренняя динамика германского режима вели к агрессивной экспансии, войне и созданию гегемонистской системы эксплуатируемых и угнетенных стран и зависимых стран-сателлитов. В этой политике есть чисто нацистские элементы, особенно в том, что касается расистской концепции — ее не следует путать с идеями, восходящими к немецкому национализму (восстановление полного суверенитета после Версаля, аншлюс, аннексия приграничных территорий соседних государств с преимущественно немецким населением), и к политике обеспечения экономического господства Центральной Европы (Mitteleuropa). См.: Bracher K.D. The GermanDictatorship. New York, 1970. P. 287—329, 400—408 и библиографию на р. 520—523; Jacobsen H.-A. Nationalsozialistische Aussenpolitik 1933—1938. Frankfurt a.M., 1968; Hillgruber A. Kontinuität und Diskontinuität in der deutschen Aussenpolitik von Bismarch bis Hitler. Düsseldorf, 1971; Hildebrand K. The Foreign Policy of the Third Reich. London, 1973. Отношения между Гитлером и Муссолини прекрасно проанализированы в: Deakin F.W. The Brutal Friendship: Mussolini, Hitler and the Fall of Italian Fascism. Garden City, 1966; Wiskemann E. The Rome-Berlin Axis. London, 1966. Несомненно, фашистская Италия тоже проводила политику экспансии в Адриатике и Африке, однако, если абстрагироваться от чисто риторических заявлений, легко показать, что этот экспансионизм лежал целиком в русле еще дофашистского итальянского империализма. Обостренный национализм характерен для всех фашистских движений, но для них столь же характерны интернационализм, антипацифизм, одержимость военным величием, ирредентизм и часто даже паннационализм, которые противопоставляют идеологии левых и центристских демократических партий, даже когда некоторые из этих партий не оказывают никакого сопротивления колониализму, курс на рост национальной мощи и упор на политику престижа.

Вопрос о внешней политике коммунистических государств сталкивается с той же проблемой отделения национальных интересов СССР (унаследованных от Российской империи) от интересов, порожденных динамикой режима (главным образом опытом гражданской войны, иностранной интервенции, изоляции и блокады), и, наконец, от интересов, исходящих из соображений международной революционной солидарности и соответствующих продиктованному идеологией пониманию международного положения. Разные точки зрения на эту проблему см. в: Hoffmann E.P., Fleron F.J. (Eds.). The Conduct of Soviet Foreign Policy. Chicago, 1971. Part 3; а также в: Shulman M.D. Stalin’s Foreign Policy Reappraised. New York, 1969; Ulam A.B. Expansion and Coexistence: The History of Soviet Foreign Policy from 1917—1967. New York, 1968. Литература по советско-китайскому конфликту (Zagoria D.S. The Sino-Soviet Conflict 1956—1961. New York, 1969) демонстрирует сложное переплетение национальных интересов и политических трений. Вполне ожидаемо, работы, касающиеся коммунистических стран Восточной Европы (Seton-Watson H. Eastern Europe between the Wars 1918—1941.New York, 1967; Ionescu G. The Politics of the European Communist States.New York, 1967; Brzezinski Z. The Soviet Block. Cambridge, 1960), демонстрируют неотделимость формирования внешней и внутренней политики от советской гегемонии. В силу связей восточноевропейских коммунистических партий с КПСС, особенно когда Советский Союз был образцом социалистического государства, то есть в сталинскую эпоху, было невозможно отделить политику мирового революционного движения от политической линии единственной страны, где у власти находилась коммунистическая партия. Полицентризм очевидным образом поменял и усложнил эту ситуацию. Фашистские партии при всем их сходстве, взаимном влиянии и подражании друг другу никогда не связывала общая дисциплина, как это было в случае коммунистов. Идеологически связанные партии, не принимающие в расчет инстанции, от которых они зависят более прямым образом, несомненно, являются важным фактором внешней политики для опирающихся на массовые движения режимов. Режимы, обязанные считаться со свободной публичной критикой и открытым несогласием, не могут позволить себе тот же стиль и тот же тип международных политических реакций, что и режимы, подобным ограничением не обремененные. Тем не менее было бы ошибкой выводить внешнюю политику любого режима из идеологических убеждений, как наглядно показал пакт между Сталиным и Гитлером или отношения между США и коммунистическим Китаем, однако принимать их во внимание при анализе долгосрочных внешнеполитических стратегий вполне разумно. Связанная с этим тема, которой почти не уделяется внимания (и, пожалуй, зря), — это связь между внешнеполитическими кризисами и проблемами или полным упадком демократических режимов, особенно в случае подъема фашизма, но так же и при повороте к авторитаризму в странах «третьего мира». Упускается также и связь между готовностью к войне, а именно — тотальной войне, и разворотом к тоталитаризму.

[47] Neuman S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War. New York, 1942.

[48] Проблема преемственности лидеров в недемократических конституционных режимах всегда рассматривалась как одна из их слабостей по сравнению с наследственными монархиями и парламентскими или президентскими демократиями (Rustow D.A. Succession in the Twentieth Century // Journal of International Affairs. 1964. Vol. 18. P. 104—113). На обсуждение этого вопроса серьезно повлияла последовавшая за смертью Ленина борьба за власть, а также личный характер власти и пожизненное руководство во многих однопартийных режимах. Уже в 1933 году Роберто Фариначчи в письме к Муссолини отмечал, что вопрос передачи власти от единственного в своем роде лидера, в окружении которого никакие другие лидеры возникнуть просто не могли, станет огромной проблемой для такого типа режимов (Aquarone A. L’organizzazione dello Stato totalitario. Torino, 1965. P. 173—175). По сути, считалось, что в отсутствие прямого наследника ожидать мирной передачи власти попросту не приходится и что можно институализировать действенный и законный метод смены пожизненных лидеров или ограничить их срок пребывания у власти. История не дала нам возможности проследить, как передают власть основатели фашистских режимов, а долголетие других основателей тоталитарных государств оставляет нам лишь возможности для спекуляций о будущем их режимов. При всех сопровождавших его конфликтах, приход к власти Хрущева (Swearer H.R., Rush M. The Politics of Succession in the U.S.S.R.: Materials on Khrushchev’s Rise to Leadership. Boston, 1964; Rush M. PoliticalSuccession in the USSR. New York, 1968) показал, что передача власти не обязательно приводит к краху системы и даже не сопровождается дополнительными чистками или новым периодом террора. Проблемы, связанные с передачей власти после смерти Мао, описаны в: Robinson T.W. Political Succession in China // World Politics. 1974. Vol. 27. P. 1—38. Тем не менее относительно институализированная передача власти от Хрущева, Хо Ши Мина, Насера или Салазара показывает, что институции в таких режимах способны справляться с этой проблемой лучше, чем предполагалось в политической науке. Еще более заметной является тенденция новых авторитарных режимов (как например в случае военной диктатуры в Бразилии) предотвращать появление вождей и ограничивать пребывание у власти определенным сроком. Предстоящий в недалеком будущем уход целого ряда основателей авторитарных режимов наверняка даст нам материал для сравнительного анализа в связи с этой проблемой.

[49] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Rokkan S. (Eds.). Mass Politics: Studies in Political Sociology. New York, 1970. P. 255.

[50] Ibid; Linz J.J. From Falange to Movimiento-Organización: The Spanish Single Party and the Franco Regime 1936—1968 // Hungtinton S.P., Moore C.H. (Eds.). Op. cit.; Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain // Dahl R.A. (Ed.). Regimes and Oppositions. New Haven, 1973; Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil // Stepan A. (Ed.). Authoritarian Brazil: Origins, Policies, and Future. New Haven, 1973.

[51] Hermet G. Les fonctions politiques des organisations religieuses dans les régimes à pluralisme limité // Revue Française de Science Politique. 1973. Vol. 23. P. 439—472.

[52] Foltz W.J. From French West Africa to the Mali Federation. New Haven, 1965.

[53] Geiger T. Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. Stuttgart, 1932.

[54] Lamounier B. Ideologia ens regimes autoritários: uma crítica a Juan J. Linz // Estudos Cebrap. Vol. 7. Sãn Paulo, 1974. P. 69—92.

[55] Kaufman S.B. Op. cit.

[56] Aquarone A. Op. cit. P. 302.

[57] Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain.

[58] Hermet G. Op. cit.

[59] Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil.

Команда МГУ им Невельского вошла в топ-6 неофициального молодежного чемпионата мира по морской робототехнике

Сборная команда Морского государственного университета имени адмирала Г.И. Невельского по автономным необитаемым подводным аппаратам вошла в топ-6 престижных международных состязаний по морской робототехнике Robosub-2018. Состязания по автономным подводным аппаратам, имеющие ранг неофициального студенческого чемпионата мира, проводятся проводятся с 1998 года на базе Центра космических и военно-морских систем США (штат Калифорния).

В этом году в турнире, состоящем из нескольких этапов – тестовых запусков, квалификационных раундов, полуфиналов и финала, принимали участие команды 47 университетов из Бразилии, Индии, Канады, Китая, Польши, Пуэрто-Рико, России, Сингапура, США, Таиланда и Японии. Из них 11 команд от учебных заведений, входящих в TOP 100 World University Rankings 2018. Россию на соревнованиях традиционно представляли сборные МГУ им. адм. Г.И. Невельского и ДВФУ.

В этом году Морской университет на Robosub был представлен студентами физико-технического факультета Татьяной Черемных и Олегом Шевченко, аспирантом, изучающим направление «Физика и астрономия», Владиславом Болотовым и инженерами сектора морской робототехники НИК «Морской технопарк» - Александром Есиным и Петром Гореловым. Одной из ключевых особенностей команды МГУ в этом году стало использование сразу двух аппаратов с возможностью коммуникации между ними. Это позволило выполнять часть задания параллельно, экономя время и набирая дополнительные баллы.

В первый день соревнований после сборки своего аппарата на месте и проведения первых тестов были пройдены все квалификационные задания. На второй день соревнований аппарат Морского университета стабильно выполнил проход ворот, стабилизацию курса по линии, решает гидроакустические задачи.

Первое место на турнире завоевала команда Харбинского инженерного университета (Китай), второе место занял Национальный университет Сингапура, третье – Высшая технологическая школа (Канада). Команда Морского университета заняла почетное шестое место.

Студенческая команда МГУ им. адм. Г.И. Невельского в международном турнире участвует уже в 4 раз, начиная с 2015 года. И все эти годы команда МГУ неизменно попадала в финал соревнований с участием 6-8 самых сильных команд мира.

Бразилия может получить рекордные урожаи сои и кукурузы в сезоне 2018/19

Бразильские фермеры, вдохновляемые высоким спросом со стороны Китая, в наступающем сезоне планируют засеять под сою рекордные площади. Такой прогноз сделало во вторник аналитическое агентство Céleres. Сообщает агентство Зерно Он-Лайн со ссылкой на агентство Reuters.

Сев сои в Бразилии стартует в сентябре и, как ожидается, площади сева вырастут по сравнению с прошлым годом на 3,1% до рекордных 36,2 млн. га. Производство же может вырасти на 1% до 119,6 млн. тонн.

По прогнозу Céleres, сев кукурузы под первый урожай, который также начинается в сентябре, увеличится на 7% до 5,8 млн. га. На планы фермеров повлияли высокие цены на данную культуру в текущем сезоне.

Первый урожай кукурузы прогнозируется экспертами агентства в 30,29 млн. тонн. Второй урожай кукурузы, который засевается после сои, может вырасти на 31% до 73,82 млн. тонн.

Если прогнозы Céleres сбудутся, то Бразилия в сезоне 2018/19 впервые в истории может собрать урожай зерновых выше 100 млн. тонн.

Источник: Зерно Он-Лайн

Аргентина: импорт соевых бобов в июле снизился

Согласно оценкам экспертов Oil World, в июле т.г. Аргентина импортировала 381 тыс. тонн соевых бобов, что на 26% уступает показателю предыдущего месяца (518 тыс. тонн), но в 2 раза превышает показатель в аналогичный период прошлого года (191 тыс. тонн).

Как уточняется, основные объемы масличной в отчетном месяце были поставлены в страну из Парагвая – 255 тыс. тонн (+36% в год) и Бразилии – 84 тыс. тонн (+82%), а также из США – 29 тыс. тонн и Уругвая - 13 тыс. тонн, которые в июле 2017 г. не осуществляли отгрузки соевых бобов в указанном направлении.

Всего за 7 месяцев т.г. Аргентина импортировала 3,3 млн. тонн соевых бобов, что в 2,5 раза превышает показатель января-июля прошлого года (1,3 млн. тонн). Доля масличной из Парагвая в указанном объеме оценивается в 86% (2,8 млн. тонн), Бразилии – 12% (410 тыс. тонн), США – 0,9% (29 тыс. тонн), Уругвая – 0,4% (13 тыс. тонн).

Источник: АПК-Информ

Встреча с членом политбюро ЦК Компартии Китая Ян Цзечи.

Состоялась встреча Владимира Путина с членом политбюро Центрального комитета Коммунистической партии Китая – куратором международного блока Ян Цзечи.

Обсуждались различные вопросы взаимодействия двух стран, а также детали предстоящего визита в Россию Председателя Китайской Народной Республики Си Цзиньпина.

* * *

В.Путин: Уважаемый товарищ Ян Цзечи! Дорогие друзья! Очень рад вас видеть.

В начале встречи хотел бы отметить, что наши отношения развиваются так, как мы и планируем, всё идёт по намеченному нами плану. Это происходит в значительной степени благодаря активной позиции нашего надёжного, хорошего друга Председателя Си Цзиньпина.

Прошу передать ему самые наилучшие пожелания, мы ждём его с визитом – в сентябре этого года он состоится во Владивостоке, а затем мы вместе будем участвовать во владивостокском экономическом форуме.

В прошлом году у нас товарооборот был 87 миллиардов, а за первое полугодие этого года увеличился сразу на 50 процентов, и в этом году мы скорее всего выйдем на рубеж торгового оборота в 100 миллиардов долларов.

Знаю, что Вы сегодня уже провели достаточно глубокие переговоры с Вашим коллегой господином Патрушевым. Очень рад этому.

Ян Цзечи (как переведено): Ваше Превосходительство господин Президент, я Вам очень благодарен за сегодняшнюю встречу со мной и моими коллегами. Обязательно передам Ваши наилучшие пожелания Председателю Си Цзиньпину. Позвольте мне передать Вам также наилучшие пожелания и тёплый привет от Председателя Си Цзиньпина.

Ваше Превосходительство господин Президент, в июне Вы совершили госвизит в Пекин, а затем присутствовали на саммите в Циндао. Затем в июле этого года вместе с Председателем Си Цзиньпином Вы присутствовали на саммите БРИКС.

В ходе этих мероприятий состоялся весьма глубокий разговор между Вами и Председателем Си Цзиньпином по широкому кругу вопросов. Все ваши встречи крайне важны, они придали новый дополнительный мощный импульс развитию двусторонних отношений.

По радушному приглашению Председатель Си Цзиньпин будет присутствовать на предстоящем Восточном экономическом форуме во Владивостоке. Также состоится очередная встреча между двумя лидерами на высшем уровне.

Мы считаем, что предстоящая встреча станет важнейшим событием во внешней политике Китая и России. Без всякого сомнения, очередной саммит России и Китая увенчается полным успехом. Мы также хотим пожелать успехов предстоящему Восточному экономическому форуму.

К концу текущего года также предстоит целый ряд других возможностей для двусторонних встреч на высшем уровне на полях международных мероприятий. Нам важно должным образом подготовиться к этим встречам.

Вы абсолютно правильно отметили, что постоянно растут торгово-экономические связи двух стран и по количеству, и по качеству, и мы можем ожидать выход на рубеж стомиллиардного долларового товарооборота.

По указанию лидеров двух стран сегодня мы с господином Патрушевым провели очередной раунд консультаций по вопросам стратегической безопасности. Причём наши консультации являются весьма практическими и прошли весьма продуктивно.

Мы весьма благодарны российской стороне за тёплый приём и отличную организацию нашего пребывания. Я уже пригласил товарища Патрушева в следующем году на очередной раунд консультаций по стратегической безопасности.

Ещё раз спасибо Вам, господин Президент, за сегодняшний приём.

В.Путин: А мы со своей стороны помним, как тепло в прямом смысле этого слова, по-дружески вы принимали нас в Китае в июне этого года, почти по-семейному, я бы сказал.

Постараемся Председателю Си Цзиньпину ответить тем же самым. Не знаю, как у нас получится, но мы очень этого хотим: и по содержанию, и по форме.

Бразилия ожидает рекордного экспорта сои в Китай и расширяет площади ее сева за счет сахарного тростника

Фермеры Бразилии расширяют площади сева сои, в том числе, за счет сокращения площадей сева сахарного тростника. Сообщает агентство Зерно Он-Лайн со ссылкой на агентство Reuters.

Сев сои под новый урожай начнется в сентябре. Согласно официальным данным, за 2 года площади сева сои уже выросли на 2 млн. га в то время как площади сева сахарного тростника сократились на 400 тыс. тонн.

В Китае с ростом доходов населения мясо занимает все больше места в рационе. Соответственно растут потребности сектора животноводства в кормах, в том числе, и на основе сои. В 2017г. Китай импортировал из Бразилии 53,8 млн. тонн соевых бобов, в 2012г., когда начались масштабные поставки бразильской сои, импорт составлял 22,8 млн. тонн.

В связи с торговой войной между США и Китаем, и установлением, в частности, 25%-й пошлины на импорт сои из Штатов, Бразилия рассчитывает на исторически рекордные поставки в КНР.

За первую половину 2018г. Бразилия экспортировала в Китай около 36 млн. тонн соевых бобов, на 6% больше, чем за аналогичный период прошлого года. При этом июльские поставки составили 10,2 млн. тонн, что на 46% больше, чем за июль 2017г.

Расширение площади сева сои идет за счет пояса выращивания сахарного тростника. Цены на сахар сейчас находятся на годовом минимуме.

Источник: Зерно Он-Лайн

На фоне торговой войны, развязанной властями США с Китаем, три страны – Россия, Бразилия и Аргентина – готовы взять на себя поставки бобовых в КНР, которые ранее осуществлялись из США. Американские поставщики обеспечивали до 30% импорта сои в Поднебесную. Общая стоимость этих поставок составляет примерно $12 млрд.

В частности, на Дальнем Востоке РФ, вблизи российско-китайской границы уже создана торговая площадка для зерновых. Крупнейший порт в северо-восточной китайской провинции Ляонин – Инкоу – готов принимать 20 млн т зерновых и бобовых круглогодично.

В 2017 г. российский экспорт зерна и бобов в Поднебесную увеличился в два раза. Самым крупным российским поставщиком сои в КНР является Амурская область РФ. Этот регион производит более 1,2 млн т бобовых в год. В прошлом году Амурская область поставила в Китай 236 т сои, так что потенциал региона очень велик.

Ранее сообщалось, что до конца 2018 г. в Китае планируется увеличить площадь посевов сои на 1,1%. Благодаря этому урожай сои вырастет до 15 млн т. Растущий спрос позволит удержать китайский импорт сои на высоком уровне, но его структура будет оптимизирована.

Как ожидается, уровень цен на соевые продукты в Поднебесной останется стабильным. Кроме того, в стране планируется нарастить производство кукурузы.

Улучшение здоровья почв в мире имеет важное значение для достижения Целей устойчивого развития, включая «Нулевой голод», а также в борьбе с изменением климата и его последствиями, сказал сегодня Генеральный директор ФАО Жозе Грациану да Силва участникам Всемирного конгресса почвоведов.

В своем видео послании к участникам мероприятия, на которое съехались 2000 ученых со всего мира, Грациану да Силва отметил, что около трети почв на планете деградированы.

«Деградация почв влияет на производство продовольствия, становясь причиной распространения голода и неполноценного питания, усиливая нестабильность цен на продовольствие, принуждая людей покидать свои земли и мигрировать, сталкивая при этом миллионы из них в пропасть бедности», - сказал он.

Доклад ФАО «Состояние мировых почв» выявил 10 основных угроз для функций почв. Они включают эрозию, снижение продуктивности и запасов углерода в почве, утрату биоразнообразия, дисбаланс питательных веществ, закисление, загрязнение, засоление почвы и уплотнение грунтов.

Грациану да Силва заострил внимание на вопросе устойчивого управления почвами как «важнейшей переменной в уравнении с Нулевым голодом» в мире, где более 815 миллионов человек страдают от голода и неполноценного питания.

Почвы и изменения климата

«При том, что почвы незаметны и о них часто забывают, мы полагаемся на них в повседневной деятельности и для будущего планеты», - сказал Генеральный директор ФАО, подчеркнув важную роль, которую могут играть почвы в поддержке усилий стран по смягчению или адаптации к меняющемуся климату.

В частности, он отметил потенциал почв по связыванию и накоплению углерода, что отражено на глобальной карте органического углерода в почвах, опубликованной ФАО. "Поддержание и наращивание запасов углерода в почве должно стать приоритетом", - сказал Грациану да Силва.

Он также отметил, что почвы действуют как фильтры для загрязнений, препятствуя их проникновению в пищевую цепь и попаданию в водные объекты - реки, озера, моря и океаны. При этом, когда масштабы загрязнения превышают способность почвы справляться с ними, этот потенциал снижается.

Глобальное почвенное партнерство

В своем послании Грациану да Силва отметил важность Глобального почвенного партнерства, в рамках которого ФАО сотрудничает с правительствами и другими партнерами в процессе создания технического потенциала и обмена знаниями в области устойчивого управления почвами в рамках Добровольных руководящих принципов по устойчивому управлению почвами.

«Давайте сделаем почвы средством процветания и становления мира, и продемонстрируем вклад почв в достижение Целей устойчивого развития», - сказал Генеральный директор ФАО.

Как создавался “соцмедиа фото-пазл” #Romanovs100

О том, какие трудности возникли во время работы над мультимедийным кросс-платформенным проектом #Romanovs100, что вызвало наибольший интерес аудитории, рассказал в интервью РИА Новости автор идеи проекта Кирилл Карнович-Валуа.

— В чем особенность проекта, и какие задачи ставили перед собой его авторы?

— #Romanovs100 — это документальный проект, исторический фотопазл, собранный из тысяч фотоснимков и представленный в социальных сетях. Мы попытались создать большое историческое полотно, но реализовать его на языке современных медиа. Это и интерактивные панорамы из 100-летних фотографий, и цифровая колоризация, и VR-анимация, и блоги исторических персонажей "от первого лица" (даже фотоблог питомца Романовых — спаниеля Джоя).

Мы не просто взяли 4,000 фотографий и раскидали их по разным соцмедиа аккаунтам. За каждой фотографией, за каждым альбомом — настоящая исследовательская работа, за каждым постом в социальных сетях — целая история. Каждая фотография должна была быть датирована, а персонажи на ней — идентифицированы. Затем все фотографии распределялись по платформам и создавалось уникальное визуальное повествование для каждого из аккаунтов. Мы хотели, чтобы у зрителей появилась возможность "заглянуть" в частную жизнь семьи Романовых — так, как мы следим за жизнями друг друга в эру социальных медиа.

— #Romanovs100 — это ведь не только фотографии. Что еще вошло в проект?

— Большой акцент мы делали на видео. Команда режиссёра RT Александра Скрябина и оператора-постановщика Ильи Грачёва сняла три видеозарисовки, работая с оригинальными камерами и кинопленкой 8 и 16 миллиметров. Мы взяли несколько снимков из коллекции Романовых и реконструировали их так, как они бы выглядели в хронике начала 20-ого века. Например, для зимнего ролика мы построили точную копию 10-метровой снежной башни, которую Романовы лепили каждую зиму. Летние тизеры снимались в интерьерах Ливадийского дворца. Cделать ролики исторически аутентичными было непростой задачей — костюмам, реквизиту, каждой детали уделялось огромное внимание.

Например, на YouTube и в Facebook мы создали несколько десятков коротких видео, которые раскрывают характеры самих героев и в стиле минидокументалок рассказывают о России, о мире, об эпохе через объективы фотокамер Романовых.

Очень важным элементом сторителлинга в #Romanovs100 стала музыка, написанная специально для проекта Петром Наличем. Многие из композиций были записаны с оркестром на студии Мосфильма. Для нас было важно создать разные музыкальные настроения для различных видео — раскрыть лирическую тему, военную, тему дороги и путешествий. В результате Петру Наличу, как мне кажется, удалось погрузиться в атмосферу жизни семьи Романовых и передать их историю в ярких мелодиях и аранжировках. Кстати, на осень у нас запланирован официальный релиз саундтрека к проекту в Apple Music.

— Какие сложности возникли при работе над #Romanovs100?

— В самом начале работы над проектом сложность представлял процесс сортировки и цифровой архивации тысяч отсканированных снимков, предоставленных нам Государственным архивом РФ. Нам было необходимо подобрать приложение с удобной системой тегов и маркеров, позволяющее распределять и отслеживать всю визуальную информацию.

Непростым был и процесс идентификации фотографий — определение даты и места, где сделана та или иная фотография, кто на ней запечатлен. В самых сложных ситуациях нам помогали наши партнеры проекта из ГАРФ, за что им отдельное спасибо.

Помимо создания уникального контента мы реализовали непростые технологические задачи. Например, в создании постеров-тизеров к проекту художники Иван Михайловский и Анатоль Грин использовали старейший и очень непростой фотографический процесс — амбротипия. В видеоклипе к песне "Колыбельная Романовых" мы решили совместить фотографии с анимацией — создать визуальный ряд по технологии, когда художник рисует прямо в виртуальной реальности. В итоге VR-художнику Денису Семёнову удалось изобразить своеобразный сон-фантазию царевича Алексея.

— У вас уже есть опыт работы с историческими проектами — #1917LIVE объединил на одной площадке историков, журналистов и писателей. Удалось ли найти тот же отклик в этот раз?

— В дни столетней годовщины расстрела Романовых, оригинальный хештег проекта #Romanovs100, который мы запустили в январе, стал основным в обсуждении этой темы в Твиттере. Рост количества твитов с нашим хэштегом составил более 2 000% всего за несколько дней. #Romanovs100 использовали в своих твитах журналисты, профессоры, историки, писатели. О проекте вышли материалы в HistoryMagazine, Quartz, Tatler, в радиоэфире BBC News Hour, на телеканале Sky News.

В этот раз мы расширили наше партнёрство с бразильской художницей Мариной Амарал, автором проекта "Лица Аушвица" (Faces of Auschwitz) и только что вышедшей книги "Цвет времени" (The Colour of Time). В рамках нашего проекта мы объявили конкурс цифровой колоризации исторических фотографий, когда любой желающий мог раскрасить одно из трех фото из архива Романовых. Мы получили работы из разных стран: Канады, США, Нидерландов, Великобритании, России, Индонезии, Филиппин, Тринидад и Тобаго, — а победителей выбрала Марина Амарал. Было интересно наблюдать, как через колоризацию люди погружаются в прошлое, смотрят на историю под новым углом.

— Что вызвало наибольший интерес аудитории?

— Судьба детей, особенно посты, связанные с ОТМА (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия — акроним, который использовали сами девочки). Твиттер-блог сестёр Романовых вела британский историк и автор многочисленных книг (последняя из которых — "Рок семьи Романовых") Хелен Раппапорт. Она внесла огромный вклад в повествование проекта о великих княжнах.

Подписчики проекта, которые следили за аккаунтами в течение 100 дней, рассказывали, что раньше не представляли, какой была жизнь в дореволюционной России, а #Romanovs100 дал им такую возможность. Интерес к истории объединил тысячи людей вокруг проекта и сделал его таким вовлекающим — посты аккаунтов в соцмедиа получили более миллиона лайков, комментариев и шеров, а видеоролики набрали более миллиона просмотров. Мы планируем представить свои исторические проекты #1917LIVE и #Romanovs100 на одном из главных креативных фестивалей в Техасе. И наша аудитория может нам помочь туда попасть, проголосовав на сайте фестиваля (необходима предварительная регистрация).

— Что больше всего запомнилось в работе над проектом?

— Сам рабочий процесс — ежедневные просмотры и отбор фотографий. Было ощущение, что мы каждый день открываем что-то новое, заглядываем в личную жизнь Романовых, что мы имеем возможность изучать что-то сокровенное — то, к чему до нас мало кто имел доступ. Фотографии хранят нашу память, а архив царской семьи — это, наверное, первая настолько подробная фотолетопись в истории. В фотографиях Романовых пойманы моменты жизни большой и очень любящей семьи. Но в этой хронике также и история большой страны, история времени. Нашим проектом мы хотели сделать "живой" трибьют, дать фотографиям, когда-то вклеенным Романовыми в семейные альбомы, вторую жизнь — жизнь в социальных сетях.

Мировой экспорт соевого масла в июле несколько вырос

По данным экспертов Oil World, в июле т.г. суммарный объем экспорта соевого масла из США и стран Южной Америки увеличился до 798 тыс. тонн в сравнении с показателем предыдущего месяца (около 690 тыс. тонн) и фактически соответствовал уровню июля 2017 г. (797 тыс. тонн).

В частности, экспорт соевого масла из США в июле оценивается в 92 тыс. тонн, из Аргентины – в 425 тыс. тонн, из Бразилии – в 216 тыс. тонн, из Парагвая – в 65 тыс. тонн.

Импорт продукта в отчетном месяце увеличил Египет - до 45 тыс. тонн, что на 33% превышает показатель в аналогичный месяц прошлого года, закупив с начала текущего сезона 226 тыс. тонн, а также Алжир - до 44 тыс. тонн в июле (+51%) и 272 тыс. тонн в текущем МГ. Также отмечается отгрузка в июле 30 тыс. тонн соевого масла в ЕС, что привело к росту отгрузок в указанном направлении с начала сезона до 72 (38) тыс. тонн.

В то же время, крупнейший мировой импортер соевого масла - Индия снизила закупку продукции до 341 тыс. тонн в июле (-11% в) и 2,5 млн. тонн (-12%). Бангладеш импортировал 63 тыс. тонн соевого масла в июле (-23% в год) и с начала сезона - 663 тыс. тонн (+7%).

В целом экспорт соевого масла из США и южноамериканских стран в текущем МГ (октябрь-июль) снизился до 6 млн. тонн, что на 14% уступает показателю аналогичного периода 2016/17 МГ (7 млн. тонн).

Источник: АПК-Информ

Цены на жильё в Панаме остаются привлекательными для инвесторов

Стоимость недвижимости в государстве остаётся примерно на 10% ниже пика до начала глобального кризиса 2008 года, хотя спад не оказывал существенного влияния на страну примерно до 2012-го. Несмотря на рост продаж, цены остались низкими в значительной степени из-за падения арендных ставок.

По словам владелицы Panama Realtor Люсии Хейнс, худшие времена для местного рынка остались позади: объем продаж жилья неуклонно растет, с заметным увеличением во второй половине 2017 года. Но, вместе с тем, цены на собственность не спешат расти из-за шаткого рынка аренды, сообщает NY Times https://www.nytimes.com/2018/08/08/realestate/house-hunting-in-panama.html  .

Большинство иностранных покупателей ищут недвижимость в известных районах Панамы, таких как Punta Pacifica, Cinta Costera и Costa Del Este, а также в двух новых – Ocean Reef и Santa Maria, сказал управляющий директор Punta Pacifica Realty Джефф Бартон. Цены на квартиры в государстве варьируются в пределах $1 610 – 2 150 за квадратный метр в зависимости от района, отделки и размера помещения. Роскошные кондоминиумы в лучших районах столицы продают по цене от $300 000 до более $2 миллионов.

Прибрежных сообществ в Коронадо и вокруг него повышение продаж не коснулось – после возведения чрезмерного количества новостроек иностранцы не спешили инвестировать в пляжную недвижимость Панамы. В тихоокеанских прибрежных сообществах дома с двумя или тремя спальнями продают за $1 610 – 2 150 за квадратный метр или около $200 000 - 400 000 за собственность целиком.

Недвижимость в Панаме покупают граждане США и Канады, Венесуэлы, Колумбии, Бразилии, России и таких европейских стран, как Франция, Германия, Испания, Италия, Англия и Нидерланды. Многие инвесторы – пенсионеры, по словам брокеров. В последнее время также наблюдается приток китайских покупателей в связи с тем, что между странами были налажены дипломатические отношения в 2017 году.

Между тем, соседняя Мексика всё больше привлекает иностранных покупателей. По прогнозам, спрос на недвижимость в стране со стороны зарубежных инвесторов вырастет на 30% в 2018 году https://prian.ru/news/36984.html .

Эффективное лечение сахарного диабета позволит сэкономить десятки миллиардов рублей в год

Неисполнение клинических рекомендаций по лечению сахарного диабета второго типа ежегодно обходится бюджету РФ дополнительно в 20 млрд руб. Такие данные, как пишет «КоммерсантЪ», приводят сотрудники Высшей школы экономики в работе, посвященной экономическому эффекту программ по борьбе с данным заболеванием.

Авторы работы Лариса Попович, Елена Потапчик и Светлана Светличная использовали комбинацию зарубежных моделей по оценке ущерба от заболевания в сравнении с затратами на борьбу с ним, рассчитав два сценария развития сахарного диабета у пациентов. В первом случае состояние больных соответствовало принятым в 2017 году клиническим рекомендациям Минздрава, второй сценарий исходил из фактических данных о течении заболевания из Федерального регистра сахарного диабета.

Как отмечается в публикации, расходы на лечение и социальное обеспечение людей с сахарным диабетом – одна из крупных статей бюджета ОМС, они составляют около 100 млрд руб. в год. При этом сложившаяся в России практика управления заболеванием приводит к высокому уровню развития различных осложнений, борьба с последствиями которых существенно увеличивает стоимость лечения и ухода за больными.

Расчеты авторов показали, что достижение целевых показателей управления сахарным диабетом за десятилетний период позволит сократить объем расходов на его лечения на 20%, то есть на 206,2 млрд руб. Наиболее существенная экономия будет достигнута за счет сокращения производственных потерь – 138,5 млрд руб. или более 60% экономических выгод. Значительным будет также и эффект от снижения инвалидизации: на выплате социальных трансферов инвалидам государство сможет сэкономить еще 53 млрд руб. Сокращение расходов на лечение сердечно-сосудистых осложнений сахарного диабета составит еще 14,7 млрд. руб.

Помимо этого, более эффективное лечение сахарного диабета позволит в течение 10 лет предотвратить более 90 тыс. смертей, почти 99 тыс. случаев развития сердечно-сосудистых осложнений и 32 тыс. случаев получения инвалидности. При этом для достижения такого эффекта не требуется внедрения более сложных и дорогостоящих протоколов лечения – речь идет о соблюдении действующих рекомендаций Минздрава.

В настоящее время в России зарегистрировано 4,3 млн больных сахарным диабетом второго типа (2,9% населения), однако, по оценкам Международной диабетической ассоциации реальное их число может достигать 12 млн человек. Это ставит Россию на пятое место в мировом рейтинег стран с наибольшей численностью больных диабетом после Китая, Индии, США и Бразилии.

Бразилия обеспокоена масштабами эпидемии кори в Венесуэле

Министерство здравоохранения Бразилии выразило обеспокоенность в связи с эпидемиологической ситуацией по кори в Венесуэле и неспособностью властей и санитарных служб пребывающего в глубоком экономическом кризисе соседнего государства предотвратить дальнейшее распространение опасной инфекции.

По информации Reuters, начиная с февраля текущего года в бразильском городе Рорайма на границе с Венесуэлой было зарегистрировано 4 случая смерти от кори, причем трое из скончавшихся были гражданам Венесуэлы. Лабораторно подтвержден 281 случай инфекции, большинство заболевших – дети.

Вспышка в приграничном труднодоступном районе побудила власти Бразилии провести в стране дополнительную иммунизацию против кори, охватившую в общей сложности 11 миллионов детей и взрослых, отнесенных к группам риска.

По словам главы бразильского Минздрава Жильберто Оши (Gilberto Occhi) власти Венесуэлы проигнорировали предложение Бразилии о безвозмездных поставках противокоревой вакцины и помощи в проведении противоэпидемических мероприятий. Соседнее государство также не ответило на запрос данных о масштабах эпидемии кори на его территории.

По словам Оши, с учетом сложившейся ситуации Бразилия рассматривает вопрос об обязательной вакцинации всех граждан Венесуэлы, пересекающих границу– около 2 тыс. человек в день, включая тех, кто прибыл в Бразилию с краткосрочным визитом. В настоящее время вакцинация проводится только гражданам Венесуэлы, претендующим на получение статуса беженца в Бразилии.

Эксперты Conab несколько повысили прогноз производства сои в Бразилии в текущем МГ

Эксперты агентства Conab в своем последнем отчете прогнозируют общее производство соевых бобов в Бразилии по итогам 2017/18 МГ на уровне 118,98 млн. тонн, что несколько выше июльской оценки (118,88) млн. тонн и значительно превышает результат предыдущего МГ (114,08 млн. тонн), сообщает Reuters.

Урожайность масличной эксперты оценивают на уровне 3,385 т/га, что несколько выше предыдущей оценки (3,382 т/га), а также уровня прошлого сезона (3,364 т/га).

Что касается кукурузы сафринья, то аналитики прогнозируют ее валовой сбор на уровне 55,35 (56,01) млн. тонн, что на 18% ниже уровня производства в предыдущем МГ (67,38 млн. тонн). Общий урожай кукурузы в Бразилии может составить 82,18 (82,92) млн. тонн, что на 16% ниже показателя в прошлом году. При этом, урожайность зерновой ожидается на уровне 4,93 т/га, что уступает как более ранним оценкам (4,96 т/га), так и показателю предыдущего МГ (5,56 т/га).

Общее производство зерновых и масличных культур в Бразилии в 2017/18 МГ эксперты прогнозируют на уровне 228,56 млн. тонн, что несколько выше июльской оценки (228,51 млн. тонн), однако уступает показателю в предыдущем МГ (237,67 млн. тонн).

Источник: АПК-Информ

Дан старт голосованию за лучшие проекты планировок жилья

Завершился прием заявок для участия в Открытом международном архитектурном конкурсе на разработку альтернативных планировок стандартного жилья. На конкурс было подано 689 проектов домов в 132 заявках из 36 стран, в том числе из России, Испании, Великобритании, Бразилии, США, Китая, Австралии. С 9 августа на сайте конкурс-дом.рф стартовало народное голосование. Конкурс проводится Минстроем России и ДОМ.РФ при поддержке Правительства РФ. Оператором конкурса выступает КБ Стрелка.

Цель Конкурса — разработать типологию планировочных решений квартир среднего и увеличенного размера для стандартного жилья, отвечающего современным требованиям к обеспечению комфорта и безопасности жилой среды и выполненного с применением передовых строительных технологий. В основу Технического задания вошли положения Стандартов комплексного развития территорий, который разрабатываются ДОМ.РФ и КБ Стрелка.

«Современные горожане уделяют все больше внимания комфорту как окружающей их среды, так и своему жилью. Люди хотят жить в квартирах с продуманными планировками, отвечающих требованиям сегодняшнего дня. Решения, которые мы ждем от конкурсантов, должны учитывать ошибки проектирования типового советского жилья, а также быть легко внедряемыми в регионы с различными климатическими условиями и гибкими с точки зрения изменений, вносимых на этапе строительства жилого дома», - прокомментировал замглавы Минстроя России Никита Стасишин.

Народное голосование продлится до 16 августа. Доступна для скачивания подробная информация о каждом из проектов, включая планшеты и альбомы конкурсантов. Лидеры народного голосования автоматически пройдут во второй тур и примут участие в выставке проектов.

В конкурсной заявке каждый из участников мог предложить планировочные решения для квартир в среднем и увеличенном размерах в соответствии с типологией жилого помещения: квартира-студия — 25 и 30 кв. м, квартира с 1 спальней — 45 и 50 кв. м, а также 65 и 70 кв. м, квартира с 2 спальнями — 85 и 90 кв. м, квартира с тремя спальнями — 105 и 110 кв. м. Для размещения квартир было предложено четыре типа зданий: малоквартирный жилой дом, секционный дом, галерейный дом, многоэтажная башня. Конкурсные предложения должны быть основаны на принципах адаптивности, функционального зонирования, продуманного баланса помещений и экономической целесообразности.

Первый тур голосования жюри пройдет в онлайн-формате, во втором туре — очной выставке — жюри выберет 20 финалистов, которые впоследствии будут дорабатывать свои проекты. На этом этапе каждый финалист получит вознаграждение в размере 1 млн рублей. В ноябре 2018 года участники представят финальные концепции, доработанные с учетом рекомендаций жюри. Итоги конкурса будут подведены в конце года: до пяти проектов получат по 2 млн рублей, до пяти проектов — по 1,5 млн рублей, до десяти проектов — по 1 млн рублей.

ВТО приняла решение по «Третьему энергетическому пакету»

10 августа 2018 года опубликован доклад Третейской группы по спору России против ЕС в рамках ВТО «ЕС и его государства члены – меры в отношении энергетического сектора».

Этот спор был инициирован Правительством Российской Федерации в апреле 2014 года в связи с реализацией на территории Евросоюза так называемого «Третьего энергетического пакета» в газовой сфере и прочих мер регулирования энергетического рынка ЕС, которые приводили к дискриминации российского газа и российского поставщика услуг трубопроводного транспорта – ПАО «Газпром».

По характеру и охвату мер и задействованию сторонами положений соглашений ВТО, не имевших до настоящего времени толкования в праве организации, данный спор является беспрецедентным.

В качестве третьих сторон в споре приняли участие девять членов ВТО: Китай, Япония, США, Бразилия, Индия, Колумбия, Корея, Саудовская Аравия и Украина.

Целью «Третьего энергетического пакета» ЕС в газовой сфере декларируется установление соответствующих правил создания и функционирования единого газового рынка ЕС. Эти правила, среди прочего, включают в себя требование разделения по собственности соответствующих вертикально-интегрированных предпреятий, распределение мощностей газотранспортных сетей, правила сертификации операторов сетей, правила в отношении СПГ терминалов, а также правила создания и развития европейской энергетической инфраструктуры (в том числе т.н. «проекты общего интереса»).

В рамках спора российская сторона оспаривала шесть блоков мер, включающих в себя, как требования «Третьего энергетического опакета» и ряда прочих мер энергетической политики ЕС, так и механизмы их реализации на уровне национального законодательства отдельных государств- членов ЕС:

1. требования Третьей Газовой директивы ЕС и национального законодательства Венгрии, Хорватии и Литвы о разделении по собственности (разделение функций производства и поставки газа от транспортировки и распределения), изъятия (преференции) из требований Третьей газовой Директивы ЕС для услуг и поставщиков услуг трубопроводного транспорта, контролируемых правительствами государств - членов ЕС, дискриминационное освобождение от требований разделения по собственности компаний и доступа третьих лиц к объектам «новой крупной газовой инфраструктуры» (такие как соединительные газопроводы между государствами-членами ЕС, терминалы СПГ и хранилища газа);

2. преференции для сжиженного природного газа (СПГ) и поставщиков СПГ;

3. применение количественных ограничений в отношении газопровода ОПАЛ (сухопутное продолжение морского газопровода «Северный поток»);

4. изъятия из требований газовой директивы ЕС для промысловых трубопроводов;

5. дискриминационные требования по сертификации операторов газотранспортных сетей, контролируемых лицами из третьих стран;

6. предоставление преференций соответствующим инфраструктурным проектам через наделение их статусом «проектов общего интереса».

Третейской группой признаны неправомерными количественные ограничения поставок российского газа по газопроводу ОПАЛ, включая 50% ограничение на использование мощностей трубопровода, а также требования продажи определенного количества газа на открытом рынке; дискриминационные правила сертификации операторов газотранспортных сетей, контролируемых иностранными лицами, в Литве, Венгрии и Хорватии; а также дискриминационные преимущества инфраструктурным проектам и наделение их статусом «проектов общего интереса», в случае, если они нацелены на поставку газа не из Российской Федерации. Также третейская группа признала несостоятельной защитную позицию ЕС в части сертификации операторов и «проектов общего интереса» на основании положений об общих исключениях в рамках Генерального соглашения по торговле услугами и Генерального соглашения по тарифам и торговле. Принятые решения по всем трем блокам мер способны улучшить условия доступа российского природного газа на рынок ЕС, а также выровнять условия конкуренции на рынке ЕС для российских поставщиков услуг трубопроводного транспорта, и, таким образом, представляют коммерческий интерес для российских поставщиков газа и услуг по его транспортировке.

Исход разбирательства для Российской Федерации по ключевым с точки зрения экономической и операционной деятельности российских поставщиков на территории ЕС положителен. Это позитивный прецедент, который дает возможность изменить нормы, которые создавали препятствия для российских поставщиков на рынке Евросоюза, как в законодательстве ЕС, так и в законодательстве отдельных его стран - членов.

Решение Третейской группы создает предпосылки для выравнивания конкурентных условий для текущих и будущих российских проектов в Европе. С учетом выводов Третейской группы мы вправе рассчитывать на то, что в отношении будущих проектов Газпрома на территории ЕС будет применяться недискриминационный режим.

В ближайшее время сторонам предстоит договориться о дальнейших шагах в данном споре. В соответствии с правилами ВТО, доклад Третейской группы должен быть утвержден Органом по разрешению споров ВТО не позднее 60 дней с даты его официального опубликования, т.е., не позднее 9 октября 2018 г.

Китай направил приглашения 138 странам на участие в VII Всемирных летних военных играх, которые пройдут в городе Ухань осенью 2019 года, говорится в заявлении минобороны Китая, поступившем в распоряжение РИА Новости.

"Китай направил приглашения 138 странам на участие в VII Всемирных военных играх в городе Ухань в 2019 году", — говорится в заявлении ведомства.

Отмечается, что к приглашению также прилагается детальная информация о регламенте мероприятия, основные сведения о государстве-устроителе и городе Ухань, где пройдут состязания, условия и образец регистрации, а также другие полезные сведения. В общей сложности, приглашение со всеми приложениями весит 1,3 килограмма, упаковано в водонепроницаемый пакет, вся информация представлена на китайском и английском языках.

"Желающим странам необходимо до 18 октября 2018 года отправить электронную заявку, в которой нужно обозначить свое намерение участвовать в состязаниях. После этого 18 января 2019 года на официальном сайте игр пройдет процедура подведения итогов и будет объявлено, сколько всего участников подали заявки", — поясняется в документе.

При этом окончательный список участвующих стран будет опубликован 18 июля следующего года. До 1 марта 2019 года каждая страна может направить в Ухань специальную рабочую группу для ознакомления с ситуацией и условиями на месте, добавили в минобороны Китая.

Седьмые Всемирные летние военные игры пройдут в городе Ухань китайской провинции Хубэй с 18 по 27 октября 2019 года, ранее организаторы ожидали, что число стран-участниц может превысить 120.

Игры проходят под эгидой Международного совета военного спорта (CISM), созданного в феврале 1948 года. Россия присоединилась к CISM в 1995 году, к настоящему моменту общее число государств-членов организации достигло 135.

Первые игры прошли в Риме в 1995 году, в 1999 году игры приняла Хорватия (Загреб), в 2003 — итальянский город Катания, в 2007 игры прошли в индийском Хайдарабаде, в 2011 году принимающим городом стал бразильский Рио-де-Жанейро, а последние игры в 2015 году состоялись в южнокорейском Мунгене.

С 2010 года традиционными стали и зимние игры, впервые они состоялись в Валле-д'Аоста в Италии, в 2013 году игры принял французский город Анси, а в феврале 2017 года зимние военные игры прошли в Сочи.

Америка доизолировалась. Русский газ в Китае и китайский атом в Турции

Как сообщило вчера Главное таможенное управление Китайской Народной Республики, товарооборот между Россией и Китаем за первые семь месяцев текущего года вырос на 25,8% в годовом выражении и достиг на данный момент 58,35 миллиарда долларов.

Что при этом особенно любопытно. Чиновники и экспертное сообщество КНР, всегда бдительно следящие за "торговым равновесием", сейчас весьма одобрительно наблюдают за ростом товарооборота, при этом игнорируя внешнеторговое сальдо. А там есть о чем поговорить.

Объем экспорта из Китая в Российскую Федерацию только за указанный период увеличился на 16,6% и составил 26,9 миллиарда долларов. При этом импорт российских товаров и услуг в Китайскую Народную Республику, в свою очередь, вырос на куда более заметные 34,9% — до 31,45 миллиарда долларов. И китайских товарищей, повторимся, довольно чувствительных в этой области, данный "перекос трендов" не очень-то беспокоит. Что с точки зрения глобальных рынков выглядит вроде бы довольно странно.

На самом деле объяснение этому есть.

Но сначала — о самом масштабе перемен. Российско-китайский внешнеторговый оборот по итогам 2016 года, например, вырос на сравнимые с темпами роста ВВП Российской Федерации 2,2% в годовом выражении и достиг 69,52 миллиарда долларов США. Но уже в 2017 году этот показатель увеличился "скачкообразно", на целых 20,8% (больше, чем на одну пятую: весьма серьезные цифры) — до 84,07 миллиарда долларов. А в 2018-м имеет все шансы перевалить за сто миллиардов долларов. Это, конечно, не американо-китайские 600 миллиардов долларов, но уже, простите, весьма и весьма значимая цифра.

И это, заметим, пока еще не заработали наиболее масштабные как для российской, так и для китайской стороны стратегические проекты: ни "Сила Сибири", ни Северный морской путь, ни транспортный коридор через Казахстан с планирующейся высокоскоростной магистралью. Да и расшивка "базового" трансевразийского железнодорожного коридора (БАМ, Транссиб) тоже еще только-только началась.

А тем временем, как сообщает агентство Reuters со ссылкой на данные судовой статистики, поставки сжиженного природного газа из США в Китай уже непосредственно сейчас, в июле текущего года, упали до минимального значения за 2018-й и составили 130 тысяч тонн. Просто для сравнения: еще в мае Соединенные Штаты экспортировали в Китайскую Народную Республику примерно 400 тысяч тонн СПГ, а в марте — 445 тысяч тонн.

Причем к лету поставки СПГ в Китай, напротив, нарастили такие страны, как Австралия, Индонезия, Малайзия и Папуа — Новая Гвинея. Но самый серьезный из "выпадающих объемов" приходится на долю (кто бы мог подумать) Российской Федерации.

При этом, в общем, понятно, что снижение экспорта СПГ из США произошло на фоне обострения торговых противоречий между странами. Китайская Народная Республика вообще расценивала закупки американского сланцевого газа в качестве уступки Трампу, как своеобразный жест доброй воли.

Этот жест так и не был в США по достоинству оценен.

И теперь, по словам трейдеров, поделившихся своим мнением с Reuters, Китай вовсю ищет альтернативные источники поставок.

И вполне естественно, что присматривает он их не среди глобальных конкурентов, а из числа соседей по материку.

Но и это тоже еще не все. Теперь перенесемся в Турцию, откуда также пришла интересная новость.

Как заявил турецкий министр энергетики и природных ресурсов Фатих Донмез, Турция, помимо "Синопа" и "российской" "Аккую", планирует реализовать проект по строительству третьей атомной электростанции на северо-западе страны.

И строить ее будут даже не русские, а китайцы.

Это решение, безусловно, политическое. Судя по всему, принималось оно в более или менее окончательном виде в ходе переговоров, которые президент Турции Тайип Эрдоган и председатель Китайской Народной Республики Си Цзиньпин проводили на полях десятого саммита БРИКС в Йоханнесбурге. Того самого БРИКС, куда Турция сейчас активно жаждет попасть.

И очень вряд ли господин Эрдоган и товарищ Си принимали подобного рода решение без ведома российского коллеги.

…О чем это прежде всего нам с вами говорит?

В случае реализации российского (АЭС "Аккую") и китайского ("Фракия") атомного проектов, а также с учетом поставок газа через "Турецкий" и "Голубой" (есть и такой, построен еще в рамках российско-турецкого соглашения от 1997 года, пропускная способность на сегодняшний день порядка 15,5 миллиарда кубов) потоки Турецкая Республика фактически полностью переходит на так называемую евразийскую энергетическую платформу, которую контролирует Российская Федерация при дружественном участии КНР.

Турция, как мы помним, — член НАТО, пока еще официальный союзник "цивилизованных стран Запада" и США.

Все это вместе говорит не о каких-либо "сенсационных новых союзах" — вовсе нет.

Это — всего лишь системная регионализация глобальной экономики, и даже эксцентричность нынешнего американского президента тут ни при чем: Трамп и его политика — просто катализатор, а не причина происходящего. И, собственно говоря, Россия и Китай здесь не столько "формируют тренды", сколько банально следуют вполне естественным глобальным процессам, пока еще только экономическим.

В том числе и усиливающейся, опять-таки по вполне естественным экономическим причинам, глобальной самоизоляции США.

Политика, как всегда в подобного рода историях, следует за экономикой с некоторым запозданием.

Дмитрий Лекух

Годовой прирост экспорта сои из стран Южной Америки в июле составил более 18%

По оценке экспертов Oil World, в июле т.г. суммарный объем экспорта соевых бобов из стран Южной Америки значительно увеличился в сравнении с показателем аналогичного месяца годом ранее – до 10,7 млн. тонн против 8,7 млн. тонн, но уступил показателю июня т. г. (11,5 млн. тонн).

Основным экспортером масличной из стран данного региона в июле являлась Бразилия, отгрузившая на внешние рынки 10,2 млн. тонн соевых бобов против 10,4 млн. тонн в предыдущем месяце и 6,9 млн. тонн в июле в 2017 г. В то же время, экспорт соевых бобов из Аргентины снизился до всего лишь 60 тыс. тонн против 560 тыс. тонн в июне, из Парагвая – до 350 (390) тыс. тонн, из Уругвая – до 80 (160) тыс. тонн.

Ключевым импортером южноамериканской масличной в июле т.г. оставался Китай, закупивший 8,1 млн. тонн против 8,9 млн. тонн в предыдущем месяце. Кроме того, ЕС импортировал 650 (670) тыс. тонн, Аргентина – 440 (490) тыс. тонн, Турция – 270 (230) тыс. тонн, Россия – 260 (30) тыс. тонн.

В целом мировой экспорт соевых бобов в июле т.г. увеличился на 6,5 млн. тонн, или на 16% от прошлогоднего показателя в аналогичный период, ввиду чего общий объем отгрузок масличной в период с мая по июль т.г. достиг 47,2 млн. тонн.

При этом объемы отгрузок масличной из Южной Америки на мировые рынки в мае-июль т.г. увеличились на 6% в сравнении с показателем аналогичного периода прошлого года, достигнув 36,3 млн. тонн.

Источник: АПК-Информ

«Цель — вызвать волнения»: по кому ударят новые санкции

В МИД России заявили о подготовке ответных мер на новые санкции США

Одним из пунктов нового американского законопроекта, вводящего санкции против России, может стать приостановка дипломатических отношений. Официальная причина, по которой вводятся столь серьезные меры, — инцидент в Солсбери, вина Москвы в котором так и не была доказана. Российские политики называют новые санкции «антироссийской акцией» и готовят на них ответ.

Высокопоставленный представитель Госдепа США заявил, что второй пакет антироссийских санкций, который может быть введен через три месяца, может включать понижение уровня дипотношений между странами или их приостановку, передает РИА «Новости».

Представитель внешнеполитического ведомства США рассказал, что в первую очередь новые санкции могут ввести запрет на банковские займы во всех американских банках или установить дополнительные ограничения на импорт и экспорт товаров.

«И они могут включать понижение уровня дипломатических отношений или их приостановку», — добавил чиновник Госдепа.

Также, по его словам, санкции могут предполагать ограничения на деятельность российских авиакомпаний — «Аэрофлоту» могут запретить летать в США.

Первый пакет санкций, вступление в силу которого предварительно намечено на 22 августа, также не выглядит безобидным.

Меры, которые предполагает предпринять Вашингтон, касаются запрета на экспорт в Россию товаров, связанных с нацбезопасностью: электронных устройств двойного назначения и их компонентов. Санкции США будут заключаться также в запрете на выдачу лицензий на поставку в Россию товаров двойного назначения, представляющих большое значение для национальной безопасности.

Ограничительные меры коснутся испытательного и калибровочного оборудования — и в целом компонентов систем, разработанных для использования в авиации в качестве бортовой электроники. Также в законопроекте предусмотрены запреты на космическое сотрудничество с Россией и поставки титана из нашей страны.

«В конечном итоге очень сложно предсказать точный эффект от этих санкций», — прокомментировал планируемые ограничения против России представитель Госдепа.

«Санкции действительно очень серьезные, — отметил в разговоре с «Газетой.Ru» президент Американского университета в Москве, профессор МГУ Эдуард Лозанский. — И это еще не конец. Дело в том, что сейчас вкладываются значительные средства в специальные новые мозговые центры, задача которых — разработка еще более «эффективных» санкций. Практически нет предела для ухудшения отношений».

«Здесь, скорее, моральный аспект. А моральный аспект в том, что риторика такова, что России стараются нанести удар, от которого экономика страны уже может не оправиться. Цель — это вызвать волнения, подобные тем, скажем, как в Иране. Пока там речь не идет о свержении власти. Но тут Вашингтон даже не скрывает, что цель этих санкций — это если не полное, то значительное разрушение российской экономики. Это говорится открытым текстом. И в этих условиях надо готовить себя к худшему варианту», — рассуждает эксперт.

В заявлении Госдепа утверждается, что новые санкции вводятся из-за использования нервно-паралитического отравляющего вещества «Новичок» в британском Солсбери.

Российская сторона неоднократно опровергала сообщения о производстве «Новичка» на территории России или СССР. Также российские власти не раз заявляли, что Москва не имеет отношения к отравлению бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля и его дочери Юлии в Солсбери. В связи с этим пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков заявил, что

Кремль считает неприемлемой «увязку» новых санкций со стороны США с делом Скрипалей.

Песков также заметил, что ответ Великобритании по поводу совместного расследования инцидента так и не был получен. «И подобные рестрикции, собственно как и те, которые были приняты американской стороной заранее, в нашем понимании и по нашему убеждению являются абсолютно незаконными и не соответствующими международному праву», — сказал Песков.

Привязка законопроекта к «делу Скрипалей» настолько плотная, что второй раунд санкций, который может включать в себя понижение уровня дипотношений, может быть отменен в случае выполнения Россией поставленных условий.

Москва в течение трех месяцев должна предоставить гарантии, что не будет использовать химическое оружие, и дать согласие на допуск международных инспекторов на свои объекты, где это химоружие предположительно может производиться.

Член думского комитета по международной политике Светлана Журова в разговоре с «Газетой.Ru» заявила, что, возможно, Россия даст США убедиться, что мы никого не травили и не использовали газ. «В этом щепетильном вопросе не хотелось бы строить догадок. Мы, может, вообще их удивим и дадим возможность убедиться, что мы никого не травили и газ не использовали! Они же от нас санкции ответные ждут, а не сотрудничества! Оно им как раз вообще не нужно», — заявила депутат.

В то же время в непосредственную связь между новыми санкциями и «делом Скрипалей» верят далеко не все. Так, член Совета Федерации, зампред комитета по науке Игорь Морозов в разговоре с «Газетой.Ru» назвал заявление Госдепа «очередной антироссийской кампанией».

«Если бы не было дела Скрипалей, был бы найден другой повод или создан очередной «миф», — отмечает сенатор.

Его коллега, член комитета Совета федерации по международным делам Олег Морозов заявил «Газете.Ru», что дело Скрипалей «развивает новую традицию». «Как с вмешательством в выборы. То есть мотив может быть любой, даже самый абсурдный. Даже лучше, если абсурдный. Так как тогда не нужно ничего доказывать», — заявил он.

Официальный представитель МИД России Мария Захарова назвала «надуманным» предлог, под которым американская сторона намерена ввести антироссийские санкции. По словам Захаровой, разговор с российской стороной с позиции силы и при помощи языка ультиматумов является бесперспективным и бесполезным.

Она также добавила, что на фоне происходящего заявление о готовности США к улучшению отношений с Москвой является «неприкрытым лицемерием».

«Российская сторона займется проработкой ответных мер на очередной недружественный шаг Вашингтона», — пообещала представитель МИДа.

Каким именно может быть российских ответ, неизвестно. Тем не менее, отечественные парламентарии уже ведут активную дискуссию по этому поводу.

«Разумеется, будет ответ. Какой? Говорить сейчас трудно. Но санкционные войны по закону жанра всегда предполагают ответные действия — симметричные или ассиметричные», — отмечает сенатор Олег Морозов.

Игорь Морозов считает, что в ответ на санкции США Россия должна отказаться от использования доллара. «Конечно же, мы должны ответить и, в первую очередь, отказаться вместе с нашими партнерами по целому ряду экономических и интеграционных группировок от доллара и перейти на национальную валюту. Это то, о чем шла речь на последнем саммите БРИКС. Это будет не только наш ответ, но и всего мирового сообщества, против которого развязываются войны», — уверен Морозов.

Сенатор отметил, что мы уже начинаем торговать с Китаем и Ираном, используя национальную валюту, а на уровне БРИКС сформирован целый пул резервных национальных валют. По словам парламентария, это и является самым мощным раздражителем для США.

К середине текущего года Китай стал вторым в мире по объему импорта говядины, оставив позади Японию. На первом месте держатся США. Как ожидается, импорт говядины в КНР к концу 2018 г. будет на 13% меньше, чем аналогичный показатель в США.

По данным зарубежных экспертов, примерно через два года Поднебесная станет крупнейшим импортером говядины в мире. Сейчас объем потребления этого вида мяса в стране составляет ,5 млн т. Рост внутреннего спроса стимулирует увеличение импорта.

Более 95% китайского импорта говядины приходится на Бразилию, Уругвай, Австралию, Новую Зеландию и Аргентину. На китайский рынок планируют выйти и российские производители мяса.

Напомним, что в мае 2018 г. китайские корпорации Rifa Holding и Citic Group заявили о планах по участию в реализации казахстанской программы развития мясного животноводства на 2018-2027 гг. Как ожидается, реализация программы позволит создать новый класс фермеров-животноводов. Будут созданы новые фермерские хозяйства и рабочие места. Примерно в два раза увеличится численность крупного рогатого скота – до 15 млн голов. Выпуск говядины и баранины вырастет с 600 000 т до 1,6 млн т. Экспортная выручка составит $2,4 млрд.

Еще ранее Китай разрешил импорт замороженной баранины из девяти областей Казахстана по железной дороге.

Бразилия в т.г. может увеличить экспорт сои до 75 млн. тонн

Согласно прогнозам экспертов Oil World, по итогам 2018 г. общий объем экспорта соевых бобов из Бразилии достигнет 75 млн. тонн, что на 6,8 млн. тонн превышает показатель предыдущего года.

При этом уточняется, что страна может наращивать отгрузки масличной в Китай до завершения текущего МГ (до ноября т.г), но при этом будет вынуждена импортировать порядка 1 млн. тонн соевых бобов из США для обеспечения внутреннего спроса в период с октября по январь.

Также эксперты ожидают, что в сентябре-декабре т.г. Бразилия экспортирует 10,7 млн. тонн соевых бобов, что уступит объему отгрузок в аналогичный период прошлого года (11,3 млн. тонн).

Источник: АПК-Информ

1 августа 2018 года на полях 7-го Китайского Форума по конкурентной политике состоялась двусторонняя встреча делегации ФАС России с г-ном Ксю Лефу, заместителем генерального директора антимонопольного бюро Главной администрации по надзору за рынком (SAMR) КНР. Делегацию ФАС России возглавляла начальник Управления международного экономического сотрудничества Леся Давыдова.

Стороны обсудили участие китайских коллег в мероприятиях в формате БРИКС, которые организует ФАС России в рамках Недели конкуренции в России (заседание Рабочей группы БРИКС по фармацевтике и заседание Координационного комитета БРИКС). Кроме того, Леся Давыдова проинформировала китайских коллег о том, что в сентябре 2019 года в Москве состоится очередная Конференция по конкуренции БРИКС, подготовка к которой входит в активную фазу. Стороны достигли договоренности о том, что Конкурентное ведомство Китая примет активное участие в подготовке Конференции путем наполнения повестки мероприятия и вынесения на обсуждение вопросов, представляющих наибольшее значение для развития конкуренции в Китае.

Помимо этого, делегация ФАС России проинформировала г-на Лефу об инициативе принятия проекта Инструментария по международному сотрудничеству конкурентных ведомств по противодействию ограничительным деловым практикам крупных ТНК и нарушениям правил конкуренции, имеющим трансграничный характер, который в настоящее время обсуждается на площадке ЮНКТАД. Было отмечено, что проект Инструментария предполагается принять в качестве приложения к Секции F Комплекса по конкуренции ООН, он будет носить рекомендательный характер и не потребует от государств принятия каких-либо изменений в действующее национальное законодательство. Российская делегация пригласила китайских коллег присоединиться к обсуждению данной инициативы в формате Дискуссионной группы ЮНКТАД по международному сотрудничеству, а также поддержать ее в рамках заседаний Межправительственной группы экспертов по законодательству и политике в области конкуренции, очередное заседание которой состоится в июле 2019 года.

Стороны договорились продолжать как двустороннее сотрудничество, так и взаимодействие в формате БРИКС.

Кто в лес, кто по дрова: как вырубают Россию

В России в этом году будет вырублен рекордный за несколько лет объем леса

Рустем Фаляхов

В России вырубка леса растет с каждым годом. И законная и незаконная. Принятые меры пока не помогают снизить криминализацию лесной отрасли — ни введение единой государственной системы учета древесины, ни маркировка буквального каждого дерева из числа ценных пород. В правительстве теперь хотят наблюдать за лесом из космоса. Впрочем, исчезновение лесов – глобальная проблема, признают в ООН.

К 2050 году население Земли вырастет с нынешних 7,6 млрд человек до почти 10 млрд. Это самым негативным образом отразится на окружающей среде. Например, на объеме лесного фонда планеты, говорится в докладе Продовольственно-сельскохозяйственной организации ООН (Food and Agriculture Organization, ФАО).

ФАО установила, что площадь лесов уменьшилась с 31,6% мировой поверхности до 30,6%, хотя темпы исчезновения немного замедлились в последние годы.

Лес обеспечивают питание и доход каждому пятому жителю Земли. Около трети мирового населения, или около 2,4 млрд человек, по-прежнему используют древесину для обеспечения самых насущных потребностей — приготовление пищи, кипячение воды и для отопления жилища.

По мнению экспертов ООН, напрямую влияет на количество и качество воды. Как показали исследования ФАО, примерно 40% из 230 основных водосборов мира потеряли более половины лесного покрова.

Наличие или отсутствие лесных массивов влияет даже на уровень преступности в регионе, хотя эта связь напрямую не доказана, отмечает ООН.

Лагерные лесорубы в действии

В России вырубка леса также только нарастает. Если в 2010 году было официально разрешено вырубить 173,6 млн кубов древесины, то в 2015 году уже более 205 млн кубов, в 2016-2017 – по 210 млн кубов.

Прогноз Рослесхоза на текущий год (имеется в распоряжении «Газеты.Ru») – будет вырублено в плановом порядке – 215 млн кубометров.

Из этих разрешенных объемов порядка 170 млн кубов леса спилят арендаторы земельных участков, то есть, компании-заготовители. А оставшиеся 45 млн кубов, как пояснили в Рослесхозе, заготовят учреждения Федеральной службы исполнения наказаний.

Заключенные, как всегда, активно трудятся на лесоповале, заготавливая дрова для отопления жилых бараков и административных зданий. Лес валят и для получения строительной древесины на продажу и для нужд ведомства.

В этот же объем входит и вырубка под строительство, например, федеральных трасс и других инфраструктурных объектов. Кроме того, разрешена вырубка леса гражданам, проживающим в сельской местности, на отопление жилья.

Черный дровосек не знает отдыха

Площади незаконно вырубленных делянок тоже растут, хотя и не такими темпами, как законных. По данным Рослесхоза, объемы незаконных вырубок в 2015 году составляли 1 млн 208 тыс. кубометров.

В прошлом году «черные дровосеки» заготовили еще больше — 1 млн 694 тыс. кубов леса.

Проблема незаконной заготовки остается одной из ключевых, отмечал ранее спецпредставитель президента РФ по вопросам природоохранной деятельности, экологии и транспорта Сергей Иванов. Он говорил, что в последнее время площадь лесных массивов сокращается пугающими темпами, уже потеряны в результате незаконных рубок и пожаров миллионы гектаров зеленых насаждений.

Глава Рослесхоза Иван Валентик признавал, что наряду с добросовестными лесопользователями есть и те, кто, не имеет мощностей по заготовке. Получив ресурс по минимальной цене (зачастую благодаря близости к региональным властям), они занимаются продажей леса на корню в третьи руки.

«Во многих регионах сохраняется практика проведения закрытых и непрозрачных аукционов», — говорил глава Рослесхоза.

В итоге лесные ресурсы передаются в пользование по минимальным ценам, так как в торгах принимает участие всего один претендент. Большая часть незаконно вырубленного леса попадает в Китай.

Ущерб на миллиарды рублей

Но в правительстве уверены в обратном — доля незаконной рубки леса снижается. Об этом 20 июля в Петрозаводске на совещании по охране лесов и обработке древесины сообщил премьер Дмитрий Медведев.

«Хотя доля незаконной рубки [леса] в легальном обороте снижается, все-таки определенные результаты есть, это происходит недостаточными темпами», — цитировало премьера ТАСС.

В Рослесхозе пояснили, что не комментируют заявление руководителя правительства.

Медведев также посетовал на ущерб, который по-прежнему очень высок и измеряется миллиардами рублей. При этом власти еще в 2015 году запустили ЛесЕГАИС — Единую государственную систему учета древесины.

С ее внедрением правительство рассчитывало снизить криминализацию отрасли. Было много восторженных разговоров о том, что ЛесЕГАИС позволяет проследить движение каждого кубометра с момента рубки до конечного потребителя.

Но восторги быстро сошли на нет, поскольку криминальная рубка осталась и даже выросла в объемах.

Каждому пеньку по штампу

Премьер косвенно признал это, заявив, что необходимо «в целом сделать федеральный государственный лесной надзор более эффективным». Как, например, в Иркутской области.

На ее долю пришлось 16% от всей российской учтенной заготовки древесины в 2017 году. В Иркутской области придумали чипировать и заготавливаемую древесину и даже маркировать каждое дерево особо ценных пород, например, бук.

В итоге за I квартал текущего года незаконный оборот снизился на 70%. Кто предоставил такие сведения, не уточняется.

Если не поможет и маркировка каждого спила, тогда отслеживать использование леса можно с помощью «космических снимков и других инновационных технологий», — предложил Медведев.

Наверное, задействовать космические технологии действительно давно пора. По крайней мере, даже на снимках из космоса видно, как хищнически вырубаются российские леса и какого впечатляющего размера в тайге остаются проплешины после ухода лесозаготовителей, легальных и нелегальных.

Решить проблему воспроизводства

В первозданном виде сохранилась только четверть лесов планеты, подсчитали в «Гринпис». Между тем, именно дикие первозданные леса критически важны для поддержания биоразнообразия и как основа климатической стабильности планеты.

Значительная часть дикого леса (примерно 95%) сосредоточена на территории всего 17 стран, в том числе в Канаде, России, Бразилии, Конго, США, Перу, Индонезии, Колумбии, Венесуэле. С 2000-го по 2016-й в среднем по миру площадь дикого леса сокращается примерно на 8,7 млн гектаров в год — это больше, чем территория, например, Австрии.

«Самые большие потери уникальных лесов приходятся на Россию, Бразилию и Канаду. За последние три года дикие леса стали исчезать на 20% быстрее, чем в период с 2000 по 2013 год. Стремительнее всего дикие леса сокращаются в России — на 90% быстрее, чем за предыдущий период (в Индонезии — на 62%, и в Бразилии — на 16%)», — поясняет руководитель лесного отдела «Гринпис России» Алексей Ярошенко.

По его мнению, правительство решает проблему сохранения и тем более воспроизводства лесов не с того конца. «Чтобы сохранить последние дикие леса Земли, нужно перестать добывать древесину, официально говоря, на малонарушенных лесных территорий, нужно развивать полноценное лесное хозяйство на староосвоенных лесных землях», — говорит он.

Необходимо выращивать лес на уже освоенных землях, они могут быть продуктивнее, чем дикие леса, и уж точно более доступны и обеспечены инфраструктурой и трудовыми ресурсами.

В уже освоенной лесной зоне полноценное хозяйство дает примерно втрое больше рабочих мест в расчете на ту же площадь лесов, чем добыча древесины в диких лесах, заключает Ярошенко.

Рабочие места при правильном ведении хозяйства не исчезают по мере исчерпания лесных ресурсов.

Наконец, на освоенных землях как раз удобнее применять инновационные методы контроля за оборотом древесины, о чем мечтает премьер Медведев.

В Тегеране началась международная выставка строительной индустрии

В понедельник в Тегеране началась 18-ая Международная выставка строительной индустрии ("Iran Confair 2018"), в которой принимают участие более 900 иранских и зарубежных компаний.

Как сообщает IRIB, 804 иранских и 115 иностранных компаний принимают участие в четырехдневном мероприятии, которое проходит в Постоянном международном выставочном комплексе в Тегеране.

Торжественная церемония открытия состоялась в присутствии министра дорог и городского развития Ирана Аббаса Ахунди.

В "Iran Confair 2018" принимают участие представители разных стран мира, включая Турцию, Китай, Польшу, Нидерланды, Норвегию, Чехию, Италию, Германию, Бразилию, Южную Корею, Индию, Финляндию, Францию, Великобританию, Гонконг, Швейцарию, Австралию, Австрию, Японию и Испанию.

По словам организаторов, в рамках выставки также планируется провести несколько конференций и семинаров, в том числе некоторые специализированные панели в области керамической плитки, дизайна зданий, массового строительства и современных строительных проектов.

Участники 81-го годичного собрания Метеоритного общества посетили с ознакомительным визитом ФГБУ «ВСЕГЕИ»

Во второй половине июля 2018 года специалисты Всероссийского научно-исследовательского геологического института им. А.П. Карпинского принимали с ознакомительным визитом участников ежегодного собрания Метеоритного общества. В рамках визита ФГБУ «ВСЕГЕИ» посетили представители США, Бразилии, Франции, Германии, Японии и Китая из различных научных и образовательных учреждений, в том числе Space Science Institute, University of Wisconsin-Parkside, University of Arizona, NC Museum of Natural Sciences, Lunar and Planetary Institute, Rieskratermuseum Noerdlingen, Museum National d'Histoire Naturelle, Centra Brasileiro de Pesquisas Fisicas, Nanjing University, The University of Kitakyushu и др. Основной целью визита явилось не только ознакомление с деятельностью института, но и обсуждение возможностей совместных исследований.

В ходе мероприятия главный научный сотрудник Отдела петрологии Виктор Людвигович Масайтис и ведущий научный сотрудник Отдела петрологии Михаил Виленович Наумов представили гостям основные результаты геологические исследования импактных структур, в том числе Попигайского кратера, выполненных ВСЕГЕИ, начиная с 1970 г. Также был продемонстрирован научно-документальный фильм «По следам космических катастроф».

В рамках встречи участники мероприятия ознакомились с геологическими материалами по Попигайской структуре, включая демонстрацию карт, моделей глубинного строения и общего разреза заполняющих кратер пород, частных разрезов скважин, образцов из обнажений и керна скважин, характеризующих основные литологические типы пород, а также различные фации брекчий и импактитов.

Бразилия в июле увеличила экспорт сои и продуктов переработки

По оценкам экспертов Oil World, в июле т. г. Бразилия увеличила экспорт соевых бобов, масла и шрота, преимущественно в Китай, ЕС, Россию, Аргентину и Турцию.

В частности, отгрузки соевых бобов на мировые рынки в отчетный период достигли 10,2 млн. тонн, что на 31% превышает показатель аналогичного месяца годом ранее (6,9 млн. тонн) и было обусловлено высоким спросом на бразильскую масличную со стороны Китая в т.г. В тоже время, объем экспорта в отчетном месяце снизился в сравнении с показателем июня т.г. (10,4 млн. тонн). В целом, за первые 7 месяцев т.г. Бразилия экспортировала 56,47 млн. тонн соевых бобов, то на 9% превышает показатель аналогичного периода прошлого года (50,9 млн тонн).

Что касается экспорта продуктов переработки сои, то отгрузки соевого масла в июле возросли до 216 тыс. тонн, что превышает как показатель предыдущего месяца (130 тыс. тонн), так и аналогичного периода прошлого года (151 тыс. тонн). Всего с начала 2018 г. экспорт бразильского соевого масла достиг 942 тыс. тонн (+4,5% в год).

Экспорт соевого шрота из страны по итогам июля эксперты оценивают на уровне 1,7 млн. тонн, что на 10% превышает показатель предыдущего месяца (1,56 млн. тонн), и на 33% - июля 2017 г. (1,15 млн. тонн). Всего с начала т. г. Бразилия экспортировала 10,3 млн. тонн соевого шрота (+15% в год).

Источник: АПК-Информ

О стоящих перед конкурентными ведомствами вызовах и достижениях ФАС России рассказала заместитель начальника Управления – начальник отдела Управления международного экономического сотрудничества Анна Позднякова

1 августа 2018 года в г. Пекин (Китайская Народная Республика) в рамках 7-го Китайского форума по конкурентной политике состоялся Круглый стол по вопросам правоприменения. ФАС России на этом мероприятии представляла заместитель начальника Управления – начальник отдела Управления международного экономического сотрудничества Анна Позднякова.

Первый раунд вопросов был посвящен вызовам, стоящим перед конкурентными ведомствами в современную эпоху. Анна Позднякова отметила, что в последние годы ФАС России наблюдает тенденции, которые являются вызовами не только для российского ведомства, но и для всего конкурентного сообщества. Речь идет о широком распространении цифровых технологий и увеличивающемся количестве глобальных сделок экономической концентрации.

«Тенденции, которые обсуждаются сегодня на многих международных площадках, требуют эффективных средств антимонопольного реагирования. Очевидно, что в настоящее время международное сотрудничество конкурентных ведомств играет как никогда важную роль. В этой связи ФАС России предпринимает усилия по институционализации такого взаимодействия путем закрепления механизмов и инструментов сотрудничества на международном уровне. Такой инициативой является разработка Инструментария по международному сотрудничеству конкурентных ведомств по противодействию ограничительным деловым практикам крупных ТНК, которая обсуждается на площадке ЮНКТАД», - заявила спикер.

Второй круг вопросов участникам Круглого стола был посвящен отдельным правоприменительным действиям, которые конкурентные ведомства считают своими достижениями. В рамках ответа на этот вопрос замначальника Управления международного экономического сотрудничества рассказала о новых подходах при рассмотрении сделки экономической концентрации между агротехнологическими гигантами Bayer и Monsanto. ФАС России применила принципиально новые механизмы анализа агротехнологического рынка, учитывала не только фактическое присутствие компаний на рынке, но и стратегии развития объединенной компании в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Принимая во внимание высокий инновационный потенциал сливающихся компаний, ФАС России одобрила сделку с рядом условий, среди которых обеспечение недискриминационного доступа российских игроков к цифровым платформам объединенной компании и передача ключевых технологий с целью развития конкуренции на данном рынке в Российской Федерации.

В завершение выступления Анна Позднякова отметила, что при рассмотрении сделки Bayer/Monsanto осуществлялось эффективное сотрудничество с конкурентными ведомствами стран БРИКС на основе полученных от компаний отказов от конфиденциальности.

«Рассмотрение сделки между компаниями Bayer и Monsanto сопровождалось проведением множества консультаций с нашими партнерами по БРИКС, в рамках которых мы обменивались идеями и мнениями как по использованию методологических подходов к рассмотрению этой глобальной сделки, так и относительно возможных условий, которые могут быть выставлены компаниям с целью развития конкуренции на агротехнологическом рынке наших стран», - резюмировала спикер.

В Круглом столе также приняли участие Марин Олаусен, глава Федеральной торговой комиссии США, Роджер Алфорд, заместитель генерального прокурора Департамента юстиции США, Чарльз Эстева Моссо, Заместитель генерального директора Европейской Комиссии по вопросам слияний, Всю Лефу, заместитель генерального директора Антимонопольного бюро Главного управления по надзору за рынком Китая, Тембинкоси Бонакеле, руководитель Комиссии по конкуренции ЮАР, Алешандре Кордейро Македу, суперинтендант Административного совета по экономической защите Бразилии, Эстебан Греко, председатель Национальной комиссии по защите конкуренции Аргентины, Смита Джингран, секретарь Комиссии по конкуренции Индии, Брент Шнайдер, глава Конкурентного ведомства Гонконга. Модератором мероприятия выступил профессор и директор Центра по конкурентной политике Университета международного бизнеса и экономики Китая г-н Ванг Йонг.

В период с 31 июля по 1 августа 2018 года в г. Пекин (Китайская Народная Республика) проходил 7-й Китайский Форум по конкурентной политике. Мероприятие открылось Пленарной сессией, которая была посвящена вопросам развития конкурентного законодательства и правоприменения.

С докладом в рамках Пленарной сессии выступила начальник Управления международного экономического сотрудничества Леся Давыдова. Она рассказала о функциях и структуре ФАС России, подчеркнула отличие российской антимонопольной службы от «классических» конкурентных ведомств. Кроме того, докладчик сообщила участникам Форума о принятии Указа Президента Российской Федерации «Об основных направления государственной политики по развитию конкуренции» и Национального плана развития конкуренции.

Спикер отметила, что «важность установления справедливых правил конкуренции на рынках осознается в настоящий момент на всех уровнях системы российского государственного управления. Эти документы имеют важнейшее значение для развития конкуренции в российской экономике».

В продолжение презентации были представлены наиболее значимые дела ФАС России, такие как Google, а также итоги рассмотрения глобальных сделок - Yandex/Uber и Bayer/Monsanto.

«В ходе рассмотрения глобальных дел о нарушении антимонопольного законодательства и сделок экономической концентрации мы сделали два основных вывода. Во-первых, необходимо изменение антимонопольного законодательства с учетом глобализации растущей диджитализации рынков. Во-вторых, сотрудничество с зарубежными конкурентными ведомствами, рассматривающими аналогичные дела и сделки, приобретает ключевое значение для принятия наиболее эффективных решений», - заявила Леся Давыдова.

В заключение своего доклада начальник Управления международного экономического сотрудничества отметила эффективное сотрудничество конкурентных ведомств в рамках объединения БРИКС. С момента подписания Меморандума о взаимопонимании в области сотрудничества по конкурентной политике БРИКС ведомства осуществляют взаимодействие в практической плоскости: эффективно функционируют Рабочие группы в формате БРИКС (по фармацевтике, автопрому, глобальным продовольственным цепочкам и цифровым рынкам), а также проводятся консультации по конкретным делам (наиболее ярким примером взаимодействия является рассмотрение сделки Bayer/Monsanto).

В Пленарном заседании 7-го Китайского форума по конкурентной политике также приняли участие Марин Олаусен, глава Федеральной торговой комиссии США, Роджер Алфорд, заместитель генерального прокурора Департамента юстиции США, Чарльз Эстева Моссо, Заместитель генерального директора Европейской Комиссии по вопросам слияний, Ким Сан-Джо, руководитель Комиссии по справедливой торговле Кореи, Такаши Ямамото, комиссионер Комиссии по справедливой торговле Японии, Тембинкоси Бонакеле, руководитель Комиссии по конкуренции ЮАР, Алешандре Баррето де Соуза, президент Административного совета по экономической защите Бразилии, Эстебан Греко, председатель Национальной комиссии по защите конкуренции Аргентины, Роджер Фитерсон, комиссионер Комиссии по конкуренции Австралии, Майкл Гренфелл, директор по вопросам правоприменения Ведомства по торговле и рынкам Великобритании, Смита Джингран, секретарь Комиссии по конкуренции Индии. Кроме того, со специальными докладами выступили Уильям Ковасик, профессор Университета Джорджа Вашингтона, Фредерик Женни, председатель Комитета по конкуренции ОЭСР, Алан Феллс, профессор Университета Мельбурна.

Многие участники Форума в своих выступлениях отметили происходящую в Китае трансформацию конкурентных ведомств: до марта 2018 года их было три, теперь они объединяются в один мегарегулятор – Государственную администрацию по надзору за рынком.

«Мы рады принимать участие в 7-м Китайском Форуме по конкурентной политике. Конкурентные ведомства Китая всегда оставались для ФАС России ключевыми партнерами. Наше взаимодействие длится уже более 20 лет и мы надеемся, что в настоящее время, когда происходит трансформация институциональной системы защиты конкуренции Китая и создание нового конкурентного ведомства, наши двусторонние контакты, а также сотрудничество в рамках БРИКС, будут еще более эффективны, в том числе в рамках расследования конкретных трансграничных дел», - прокомментировала Леся Давыдова.

Сжечь и закопать: четыре года мать без сыра

Россельхознадзор уничтожил 27 тыс. тонн подсанкционной продукции

Рустем Фаляхов

Около 27 тыс. тонн незаконно ввезенной на территорию России продукции (мяса, рыбы, сыра, овощей и фруктов) было закопано и сожжено по указу президента о введении в России продэмбарго. Об этом отчитался Россельхознадзор. Ведомство не только отлавливает «санкционку» на пару с пограничной службой, но и тратит миллионы рублей на ее уничтожение. В гастрономическом противостоянии Запада и России не выиграл никто, а проиграл бизнес по обе стороны госграницы и, в первую очередь, граждане.

Россельхознадзор в понедельник отчитался, как исполнятся указ президента о введении ответного продовольственного эмбарго на экономические санкции западных стран. (официальное название указа — «Об отдельных специальных экономических мерах, применяемых в целях обеспечения безопасности РФ». Итог впечатляет. Вот как выглядит «победа» ведомства:

«За 4 года действия указа президента Россельхознадзором выявлено свыше 27 тысяч тонн незаконно ввезенной на территорию России продукции, из них 999 тонн животноводческой продукции и 26,4 тысячи тонн – растительной».

Только за последний год было выявлено свыше 350 тонн незаконно ввезенных продовольственных товаров животного происхождения и 7,5 тысячи тонн продукции растительного происхождения, говорится в отчете ведомства.

Основной поток запрещенной продукции, уточняет ведомство, поступает в Россию со стороны Белоруссии и Казахстана, не поддержавших ответное российское эмбарго. Россельхознадзор неоднократно жаловался на то, что призывал компетентные органы этих стран к совместной работе по пресечению нелегального ввоза продуктов питания. Но безуспешно.

«Белорусские» киви, лосось и пармезан с переклеенными этикетками европейских стран-производителей продолжают поступать в Россию. Считается, что руководство Белоруссии неофициально поощряет реэкспорт запрещенных продуктов из Европы. Президент Белоруссии Александр Лукашенко даже поручал силовым ведомствам своей страны возбудить уголовное дело против главы Россельхознадзора Сергея Данкверта, мешающего реэкспорту.

Поймали немецкого шпика и сожгли

К очередной годовщине указа президента о продэмбарго активизировали борьбу с санкционкой едва ли не все региональные подразделения Россельхознадзора. В Подмосковье в июле отловили немецкого шпика – партию замороженной соленой свинины, произведенной в ФРГ, весом 21,3 тонны. Согласно немецким ветеринарным сопроводительным документам, шпик должен был следовать в Казахстан транзитом через Белоруссию и РФ. Но не прошел.

Масштабы уничтожения запрещенных продуктов поражают воображение. Например, в одной только Новгородской области на август назначен очередной аукцион по сжиганию и захоронению запрещенных продуктов. На эту процедуру выделено 200 тысяч рублей.

Под утилизацию пойдут продукты, произведенные в США, ЕС, Канаде, Австралии, Норвегии, Украине, Албании, Черногории, Исландии и Лихтенштейне.

Владимир Путин подписал указ об ответном продэмбарго 6 августа 2014 года, после введения санкций ЕС и США в связи с присоединением украинского Крыма к России. Во исполнение указа правительство составило перечень товарных позиций, поставки которых были ограничены: это молочная, мясная и рыбная продукция, а также овощи, фрукты и орехи, произведенные в странах, поддержавшие введение санкций против России.

Для того, чтобы граждане не забыли вкуса привычной продукции Россельхознадзор, как сообщает само ведомство, «максимально оперативно принял меры для переориентации российских импортеров на сотрудничество с производителями продукции в странах СНГ, Латинской Америки, Азии и Африки».

Впрочем, заместить качественную европейскую продукцию по всем запрещенным направлениям не удалось до сих пор. Например, по мясу и мясопродуктов. «По премиальным, то есть самым дорогим отрубам мы можем полностью удовлетворить потребность внутреннего рынка хоть в следующем году. Но по всему ассортименту мы не заместим импорт и в течение десяти лет», — говорил в апреле 2015 года в интервью «Газете. Ru» глава Национального мясного союза Сергей Юшин.

Грызи и жуй назло Путину

Наиболее заметным после введения ответного эмбарго России стало исчезновение с прилавков магазинов польских яблок. Они были не очень вкусные, но продавались круглый год по сравнительно низкой цене. Польша поставляла в Россию 1,2 млн тонн яблок в год. Все эти сотни тонн после введения Москвой контрмер стали гнить на складах.

Среднестатистический поляк съедает в год 14 кг яблок. Не так много. На волне патриотизма поедание яблок выросло, но не стало решением проблемы. В соцсетях Польши в 2014 году звучали призывы доказать России, что польские яблоки имеют высокое качество, что нужно сплотиться в борьбе за сохранение яблочного сада.

«Ешь яблоки назло Путину», — призывала издание Gazeta Wyborcza, отмечая, что эмбарго со стороны России — это большая политика.

В условиях отсутствия конкуренции отечественные сельхозпроизводители воспрянули духом и взвинтили цены. После изъятия европейского импорта удар по ценам на продовольствие стал по силе вторым неприятным следствием введения эмбарго. Правительственные чиновники при этом утверждали, что «мониторят ситуацию» и скачка цен не допустят.

Ситуация на потребительском рынке не выйдет из-под контроля, можно контролировать товарные запасы, остатки на складах, обещал сразу после введения продэмбарго, в сентябре 2014 года тогдашний вице-премьер и куратор АПК Аркадий Дворкович. В новое правительство он не вошел.

Фиг им и все!

Премьер Дмитрий Медведев также провел несколько резонансных кампаний по поддержке президентского указа. Осенью 2015 года он нагрянул с проверкой в один из гастрономов и под прицелом телекамер поинтересовался ценами, а также тем, нет ли на прилавках запрещенной к ввозу съестной продукции. Убедившись, что россиянам не продают ничего из запрещенного импортного, премьер завершил шопинг в хорошем расположении духа.

Отмена эмбарго обсуждалась как часть антикризисного плана правительства, но так ею и не стала. Санкции и контрсанкции в итоге добавили к росту цен на продовольствие в России как минимум 1 п.п., подсчитал тогда ЦБ РФ. За четыре прошедших года отношение к санкциям и контрсанкциям среди российской правящей элиты претерпело существенные изменения: от шапкозакидательства и полного отрицания «вреда санкций» для экономики до желания судиться в рамках ВТО со странами, их поддержавшими, и поиска компромисса.

Но по большому счету отношение к проблеме санкций и контрмер не меняется. В Кремле считают неприемлемым санкционное давление на Россию, но уверены в адекватности ответного эмбарго на ввоз импортной продукции. Президент Владимир Путин, комментируя итоги саммита БРИКС-2016, заявил, что нет необходимости отменять контрсанкции в отношении стран, которые ввели санкции против России.

Об этом он сообщил, отвечая на вопрос корреспондента «Газеты.Ru». Путину был задан вопрос о возможности смягчения ответных санкций России против тех стран, которые ввели антироссийские санкции. Это было бы на пользу и гражданам и бизнесу. По обе стороны госграницы. Ответ был такой: «Фиг им!»

Был только один ответ жестче этого. Когда, однажды, соседи из стран Балтии попытались высказать территориальные претензии и потребовали компенсации за «годы советской оккупации». «Пыталовский район Псковской области? От мертвого осла уши им, а не Пыталовский район», — отреагировал Путин.

По словам Путина, Запад ввел санкции не с целью решения каких-то проблем, а для сдерживания России. «Цель этих санкций не в том, чтобы что-то решить, а чтобы сдержать укрепление России как полноценного участника международной деятельности. Эта цель не будет достигнута», — подчеркнул президент.

Эксперты не видят логики в ответных мерах российских властей. «Государство тратит материальные ресурсы на что? На уничтожение продуктов питания! Сама по себе формулировка звучит как дурная новость», — говорит финансовый консультант Teletrade Михаил Грачёв.

Отношение к уничтожению продуктов, даже запрещенных к ввозу, вызывает недоумение и у Дмитрия Рылько, главы Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР). По его словам, «лучше бы бесплатно раздавать конфискованные продукты малоимущим, чем закапывать их».

Он считает, что от введения санкций Запада и ответных мер Москвы пострадал и российский бизнес и европейский. Налаженные торговые связи не восстановились ни здесь, ни там. Но естиь и хорошая новость для России.

«Возврата к исходной точке уже не будет, даже после того, когда санкции в конце концов отменят. Все-таки российские аграрии окрепли за это время и отвоевали часть отечественного рынка. Хотя «заслуга» санкций в этом, возможно, минимальна», — отмечает Рылько. Не стоит забывать, что отечественное сельское хозяйство «поднялось» еще и за счет обвала рубля.

Бразилия в 2018/19 МГ может увеличить производство соевых бобов

В 2018/19 МГ бразильские аграрии могут увеличить площадь сева соевых бобов в стране на 3-4% в сравнении с показателем предыдущего сезона - до 36 млн. га, что позволит нарастить валовой сбор масличной до 121-122 млн. тонн. сообщает Soybean & Corn Advisor.

Как уточняется, основными факторами, которые будут определять расширение посевных площадей под соевыми бобами в Бразилии, будут более высокая рентабельность масличной в сравнении с кукурузой сафринья, а также сохранение высокого спроса на нее со стороны Китая.

В то же время, стоит отметить, что в будущем сезоне затраты на производство сои в стране могут повыситься примерно на 10%, в связи с чем маржинальность данного бизнеса может составить лишь половину от прошлогодней.

Кроме того, объем производства бразильской сои в следующем сезоне будет определяться еще целым рядом фактором – погодными условиями, уровнем транспортной ставки, динамикой инвестиций, колебаниями курса национальной валюты, а также предстоящими выборами президента Бразилии и продолжающимся торговым конфликтом между США и Китаем.

Напомним, что посевная кампания сои в Бразилии традиционно стартует в сентябре.

Источник: АПК-Информ

О ввозе первой партии российской пшеницы на территорию Бразилии

В рамках проводимой Россельхознадзором работы, направленной на расширение географии экспорта российского зерна в текущем году были согласованы с Секретариатом по защите растений и животных Министерства сельского хозяйства, животноводства и снабжения Бразилии условия экспорта российской пшеницы на рынок Бразилии.

Благодаря этому, впервые за 8 лет первая партия российской пшеницы в объеме 26,2 тыс. тонн была отгружена в Бразилию из Калининградской области.

Согласно поступившей в Россельхознадзор информации компании-экспортера указанная партия российской пшеницы прошла все необходимые лабораторные исследования на соответствие карантинным фитосанитарным требованиям Бразилии и была допущена к ввозу без каких - либо ограничений с бразильской стороны.

Справочно: По информации СМИ, Бразилия ежегодно импортирует около 7 млн. тонн пшеницы.

Источник: Россельхознадзор

Все душат и душат

Георгий Бовт о том, когда «санкционеры» отменят свои санкции против России

Санкции, санкции, еще раз санкции и ничего, кроме санкций. Так сейчас выглядят отношения с Америкой. Саммит в Хельсинки давал слабую надежу, что будет остановлена дальнейшая их деградация. Однако он прошел столь «удачно», что станет только хуже. Большая часть истеблишмента в США восприняла его итоги резко враждебно: якобы Трамп все «слил» Путину, подставил разведсообщество США, дав понять, что верит российскому президенту, утверждающему, что никакого вмешательства в выборы в Америке в 2016 году не было, больше, чем родным спецслужбам. Поднялась информационная истерика, Трамп был вынужден отменить приглашение Путину приехать в Вашингтон этой осенью, перенеся новый саммит на время, когда закончится «охота на ведьм» и расследование дела о «вмешательстве» и «о сговоре с русскими».

Пытаясь перехватить политическую инициативу у Конгресса, одновременно несколько высокопоставленных представителей администрации (советник по нацбезопасности Джон Болтон, глава Национальной разведки Дэн Коутс, глава АНБ Пол Накасоне и др.) собрали брифинг в Белом доме, где завили о якобы новых попытках коварных русских влиять на политические процессы в Америке. Но, мол, они начеку и враг не пролезет ни через один IP-адрес или «фейковый аккаунт» в Facebook.

Тем временем группа сенаторов не теряла времени даром и внесла законопроект о новых санкциях против России. Потому что, мол, предыдущий закон – от 2 августа 2017 года – не работает, его «саботирует администрация». В случае его принятия санкционный режим заметно ужесточится.

Текста законопроекта еще нет на сайте Конгресса, его инициаторы — сенаторы республиканец Линдси Грэм и демократ Роберт Менендес — анонсировали основные пункты билля, охарактеризовав его как «адский». Что предлагается?

Прежде всего, запрет на покупку новых российских государственных долговых обязательств. Весной от санкций против ОФЗ Минфин США воздержался, а сейчас в Конгрессе решили, что пора. Доля иностранных держателей ОФЗ за последние месяцы сократилась с более 33% до примерно 28%. Принятие санкций против новых выпусков, по мнению разных экспертов, приведет к девальвации рубля на 5-7%, в случае более жесткого варианта, предусматривающего полный запрет на обращение ОФЗ иностранными держателями – от 15%. Это неприятно, но катастрофой не станет. Мы и не такие девальвации видели. Несколько лет назад мы вполне обходились почти без иностранных держателей: в 2012 году они имели на руках лишь менее 4% таких облигаций.

Зато российские власти успешнее отчитаются о выполнении социальных обязательств (они ведь в рублях). Сенаторы США, получается, косвенно работают на «план Путина» и поспособствуют выполнению его очередного «майского указа». Также российские власти, заранее готовясь к усилению санкций, за последний год резко сократили объем владения ЦБ американскими treasures – с более чем $100 млрд долл. до примерно $15 млрд. Судя по всему, скоро ЦБ полностью от них избавится во избежание ареста активов. Который еще недавно казался невозможным, а теперь ничего невозможного в плане «плохих новостей» в российско-американских отношениях уже нет.

Будет введен запрет на финансирование новых российских нефтегазовых проектов (судя по всему, тех, что с госучастием). Запрещено будет передавать нефтегазодобывающие технологии.

В краткосрочном плане это не нанесет большого вреда. Повышение уровня добычи нефти в последние годы в России было обеспечено более ранними инвестициями в новые месторождения, что позволит сохранить нынешний уровень примерно до начала 20-х годов. За последние пять лет добыча нефти в России выросла на 6% —до примерно 550 млн т. Однако если не вкладываться в разработку теперь, то уже с 2020 года начнется спад нефтедобычи, который достигнет 10% к 2030 году. Предотвращение такого сценария зависит от развития отечественных технологий. Или приобретения китайских. Как и китайских инвестиций.

С высокой вероятностью новые санкции затронут газопроводы «Северный поток-2» и «Южный поток», хотя практическое их применение будет во многом зависеть от поведения Турции (у которой отношения с США в последнее время испортились), а также Германии и всего ЕС.

Во втором случае возможны увязки с обязательствами покупать определенное количество американского СПГ вместо российского трубопроводного газа. В долгосрочном плане США возьмут курс на вытеснение России с европейского газового рынка.

Почему-то у нас не обратили внимание на то, что новый законопроект (в анонсе это положение было) предусматривает запрет на российские поставки урана для американских АЭС. Эта мера предлагалась в качестве «контрсанкционной» в думском законопроекте, который был внесен 6 апреля по инициативе всех четырех фракций и лично спикера Вячеслава Володина. Но потом от этой идеи отказались, поняв, что она нанесет больший вред самим российским экспортерам.

В окончательном варианте данный проект был существенно выхолощен. Однако теперь американские сенаторы воспользуются «подсказкой».

Поставлять уран на американский рынок Россия начала еще в 90-х на основе соглашения ВОУ-НОУ, предусматривавшего переработку российского высокообогащенного урана (ВОУ), используемого в ядерных боеголовках, в низкообогащенный уран (НОУ). Сейчас «дочка» «Росатома» компания Tenex занимает примерно 20% американского рынка (в США 99 ядерных реакторов на АЭС), заключив 25 контрактов на $6,5 млрд с американскими компаниями до 2028 года. Квота на рынке в 20% для Tenex действует на основе межправительственного соглашения до 2020 года. Американские компании-производители топлива для АЭС еще в начале нынешнего года лоббировали идею ограничение зарубежных поставок урана в пользу своих. Это укладывается в политику Трампа «покупай американское». Так что российский уран, вопреки распространенным у нас представлениям, вполне заменим – американским производством, а также за счет поставок из Казахстана, Узбекистана, Германии, Франции, Китая (он активно развивает соответствующие технологи в последнее время), Бразилии и даже Японии.

Также упомянутый законопроект предусматривает обязательное раскрытие бенефициаров покупок дорогой недвижимости в США россиянами. Так что «криминального чтива» в духе «расследований Навального» (которому, возможно, эту информацию кто-то сливал) прибавится.

Другим важным моментом станет предоставление Госдепартаменту права определять Россию как страну-спонсора международного терроризма на основании «вредоносной активности в интернете», для выявления которой при Госдепе будет создано спецподразделение по «цифровой экономике». Предусматривается создание объединенного центра по борьбе с «гибридными угрозами». Что выльется, скорее всего, в войну России и Америки в киберпространстве.

Законопроект Линдси Грэма и Ко. может быть принят еще до промежуточных выборов в Конгресс 6 ноября. Для многих (прежде всего демократов) тема «русского вмешательства» станет той лошадью, на которой они поскачут на выборы. Больше особо не на чем. Экономическая политика Трампа выглядит пока неуязвимой: рост ВВП составляет 4%, безработица сократилась до многолетних минимумов, особенно среди испаноязычных, которые являются традиционной электоральной базой демократов. Затормозить принятие закона о санкциях в этом году может разве что напряженный график работы Конгресса, а также лоббистские усилия администрации.

Российской экономике придется жить в условиях жестких санкций еще долго, возможно, не одно десятилетие.

Если этому давлению не будет противопоставлена эффективная политика, направленная на стимулирование экономического роста на основе внутренних ресурсов и раскрепощения предпринимательской активности (начиная с 2014 года правительство в этом преуспело лишь в не очень значительной мере), нас ждет постепенное «сжатие» импорта, введение валютных ограничений, дальнейшее «закручивание гаек» в интернете, который становится чуть ли не главным «полем битвы» с Америкой. Если Google, YouTube или Facebook активно включатся в борьбу с российским «вредоносным контентом», перенастраивая определенным образом свои алгоритмы, то рано или поздно они получат ответный удар от Роскомнадзора, который вспомнит о персональных данных россиян, которые надо хранить непременно на родной российской земле и нигде больше.

При этом сами санкции даже на фоне увеличения экономического ущерба от них по-прежнему будут больше работать на политическую консолидацию режима, чем на его подтачивание. Россияне уже привыкли жить в условиях санкций, российская экономика, хотя и не достигла впечатляющих результатов роста, к ним приспособилась. Реализовано, например, более тысячи проектов по импортозамещению, которые в противном случае вряд ли состоялись бы.

«Ко всему-то наш человек привыкает», — констатировал в свое время Достоевский. Вот и сейчас уже половина россиян «не ощущают влияния санкций в отношении страны на свою повседневную жизнь», тем более что она во много «параллельна» официальной экономике. 37% считают влияние на российскую экономику негативным, а 30% — позитивным (данные Фонда «Общественное мнение» на конец весны). Доля считающих, что санкции не влияют на нашу жизнь, повышается с 2014 года: тогда таких было 34%, в 2016 году уже 40%.

По мере ужесточения санкций и доведения их до предела (пока только непонятно, где он), они будут не повышать, а утрачивать свою эффективность в плане стимулирования «сдержанности» в поведении Москвы на международной арене.

Потому что если тебя всерьез уже собираются отключать от долларовых транзакций, технологий, ограничивать объемы экспорта энергоносителей, то страна-каратель тем самым утрачивает рычаги давления, а не приобретает новые.

Какой смысл о чем-то договариваться Москве по Украине или Сирии, если за этого не будет никакого «поощрения»: ведь отмена или ослабление санкций зависит от Конгресса США, а мы помним, сколько прожила поправка Джексона-Вэника, привязанная в свое время к требованию свободной эмиграции из СССР евреев. Уже все, кто хотел, уехали и даже некоторые вернулись обратно, а она все жила.

У России становится все меньше смысла, чтобы сотрудничать в США по каким-либо международным вопросам, проще сколотить «всемирный интернационал международных хулиганов» и гадить Америке где только можно.

Попытки отрезать от современных технологий будут провоцировать активизацию промышленного шпионажа и банального воровства, пренебрежение правами интеллектуальной собственности. К чему в таких условиях чрезмерная «законопослушность»? Если мы чуть ли не официально объявлены «исчадием ада», то чего уж стесняться.

Ровно так же попытки исключить страну из мировой финансовой системы будут толкать ее на всевозможные формы «финансового хулиганства», на работу против стабильности мировой финансовой системы на основе общих правил игры. Ибо их ведь все равно нет. В конечном счете это может ударить по самим санкционерам. Отказ или сокращение внешнеторговых операций в долларах со стороны России в долгосрочном плане может ударить по самой Америке, привести к изменению правил в мировой торговле – в том случае, если этому примеру последуют другие страны, воспользовавшись услугами, например, Китая, который собирается сделать юань одной из резервных мировых валют.

Санкции оказались не способны изменить поведение, по большому счету ни КНДР (максимум, чего от нее добились, так это изменения риторики), ни Ирана, ни Кубы, ни Венесуэлы, ни теперь России.

Какая-либо корректировка курса происходит лишь в обмен на ослабление «удавки», а не ее затягивание. Однако специфика антироссийских ограничений, введенных США, состоит в том, что там не предусмотрено реалистичного варианта смягчения или отмены санкций. Они введены как бы «навсегда». И это не «переговорная позиция», а месть за «плохое поведение».

Бесконечная эскалация санкционного давления со временем увеличивает издержки для экономики «карателей». Максимальный урон для российской экономики от санкций, по данным МВФ, составил примерно 1,5 % сокращения роста ВВП. Ущерб для Запада, в силу больших масштабов его экономики, менее заметен. Однако, к примеру, Европе придется покупать больше американского СПГ, который не менее чем на треть дороже российского трубопроводного газа (для нее самой оценка ущерба от собственных санкций и российских контрсанкций привел к потере 0,3% ВВП). По подсчетам австрийского Института экономических исследований, сохранение антироссийских санкций доведет уже в ближайшей перспективе ущерб европейскому бизнесу до €90-100 млрд и потерю 2 млн рабочих мест (400 тысяч – только в Германии). Для американской экономики ущерб куда менее значителен, но, к примеру, теперь американские финансовые организация вынуждены, как минимум, нанимать дополнительный персонал и тратить ресурсы на compliance. Американские энергетические компании потерял миллиарды долларов упущенной выгоды от разработки проектов России. Так, ExxonMobil вынуждена выйти из СП с «Роснефтью», включая сворачивание разработки 3-миллирадного нефтедобывающего проекта в Карском море.

Можно, конечно, еще сильнее расширить НАТО, приняв в него не только Черногорию, но рано или поздно Грузию и Украину, хоть с Донбассом, хоть без. Однако принципиальный вопрос при этом остается безответным: готовы ли страны НАТО готовы воевать за Украину, Грузию, да даже и Прибалтику после того, как они увлеченно загонят в угол своими военными приготовлениями Москву?

К тому же в представлении многих политиков в России, если конфронтации с Западом и Америкой неизбежна (а многие исходят из того, что она вероятна), то лучше пойти на нее еще до того, как США и развернут свою глобальную систему ПРО, с помощью которой попытаются блокировать ответный российский удар массированного возмездия.

Кроме того, живущая в условиях нарастающего санкционного давления, в условиях роста изоляции от Запада Россия видится многим представителям отечественного политического класса если не как более сильная страна, то точно как более управляемая.

Санкции будут работать и дальше на укрепление антизападных настроений, на отрыв стран от западных традиций, общественных и культурных моделей поведения. Российское общество, с точки зрения той же Америки, станет еще более неуязвимым для распространения на него культурологического американского влияния.

Нынешняя ситуация вовсе не похожа на ту, что складывалась в поздние годы «холодной войны», когда многие слушали «вражьи голоса», стремясь узнать у них скрываемую советскими властями правду. Теперь мало кто ищет такой правды в западных источниках, а если и наталкивается на альтернативную отечественной информационную картину, то заведомо считает ее «пропагандой» и «проявлением двойных стандартов», что часто ровно так и есть.

Запад сделал российском обществу «прививку» от себя самого.

В будущем, когда санкционерам захочется вновь поиметь какие-либо рычаги влияния на подвергнутые ограничениям страны и взаимодействовать с ними, включая Россию, то им самим придется искать формы и поводы для ослабления санкционного давления. Сделать это будет не так уж просто.

У нынешней санкционной политики США вообще не просматривается никакой «стратегии выхода».

И это не только наши проблемы, но и их тоже. Впрочем, выходом из всякого политического тупика вполне может стать военная конфронтация. Тогда «диалог» переходит на иной уровень, что снимает многие проблемы уровня предыдущего. В зависимости от исхода такого противостояния.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 6 августа 2018 > № 2694290 Георгий Бовт

Во 2 кв. 2018 г. выручка Fibria выросла на 70%

Выручка бразильской лесопромышленной компании Fibria (г. Сан-Паулу) по итогам второй четверти 2018 г. достигла 4,722 млрд бразильских реалов ($1,3 млрд), что на 70% больше, чем годом ранее.

Увеличение показателя стало возможным благодаря росту объемов продаж на 15% и удорожанию целлюлозы (в долларах США) на 32%.

Скорректированный показатель EBITDA вырос на 133% до 2,499 млрд бразильских реалов ($702 млн). Чистый убыток Fibria во втором квартале 2018-го составил $210 млн бразильских реалов ($59 млн), аналогичный период прошлого года компания завершила с чистой прибылью в размере 259 млн бразильских реалов ($73 млн).

Fibria — ведущий мировой производитель эвкалиптовой целлюлозы.

1968/89: исторический пик и надлом модерна

Георгий Дерлугьян

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Георгий Дерлугьян — социолог, профессор Нью-Йоркского университета в Абу Даби и Московской высшей школы социальных и экономических наук («Шанинка»).

[стр. 166—187 бумажной версии номера]

Если всерьез задуматься о происхождении сегодняшней ситуации в мире и в отдельно взятой стране, поражает, во-первых, глубина и внезапность изменений в геокультурном «климате», произошедших около рубежной даты 1968 года и их прямого продолжения в 1989-м, прокатившихся волной от Пекина до Берлина, в зоне коммунистических государств. Во-вторых, обескураживает, хотя едва ли изумляет, насколько никому теперь не хочется обо всем этом вспоминать. Однако именно в 1968 году, вернее, из его последствий, возникает то состояние, которое затем будет названо «постмодерном в культуре», «неолиберализмом в политической экономии власти» и в целом — «глобализацией». Попытаемся связать все это в целостную картину.

Начнем со столь явного и вездесущего показателя смены эпох, как мода. Наблюдательнейший историк современности Эрик Хобсбаум заметил, что «модельеры, совершенно не склонная к аналитическому мышлению порода людей, порою оказываются способны предугадывать контуры будущего лучше профессиональных футурологов»[1]. В самом деле, эпоха абсолютистских монархий, с которой начинался ранний модерн, удивительно четко обозначена напудренными париками на головах мужчин из высших сословий. Парики делаются непременным атрибутом аристократов при королевских дворах Европы в 1630-е, в следующие затем полтора столетия проходят череду итераций длины и степени завивки и стремительно исчезают в ходе Французской революции[2]. В долгом XIX столетии расцвет и торжество буржуазного общества отмечены деловыми костюмами и цилиндрами, ухоженными бородами и усами, плюс гаванскими сигарами. Эпоха мировых войн 1914—1945 годов принесла моду на кожанки механиков, шинели, гимнастерки и пилотки, наручные часы и наскоро выкуриваемые сигареты, офицерские сапоги и брюки-галифе, плащи-макинтоши и мягкие фетровые шляпы, а также полувоенные френчи всевозможных вождей и начальников.

По шкале смены мод, ХХ век продлился совсем недолго. В 1960-х возникает глубокий разрыв, gap — по знаковому названию магазина молодежной одежды, открывшегося в Сан-Франциско в августе 1969-го. Джинсы и майки — прежде рабочая одежда американских фермеров, резиновые шлепанцы с показательным названием «вьетнамки», чилийские пончо и прочая экзотика из «третьего мира» теперь носятся обоими полами. Парни отращивают длинные патлы назло всем военным, девушки стригутся вызывающе коротко. Татуировки и самокрутки с «травкой», некогда отличавшие портовую матросню и мелких люмпенов-жиганов, проникают в передовые слои. И все это надолго, по сей день остается с нами. Редко кому сегодня предоставляется случай явиться на публике в густо наложенной косметике и с массой драгоценностей. Усыпанными брильянтами айфонами теперь щеголяют лишь нувориши с периферии: арабы, китайцы, латиноамериканцы, новые русские. Отметим особо, что впервые в истории стало престижным выглядеть молодым, а не солидным и степенным. Значительные усилия и средства тратятся на поддержание «незрелого» юношеского вида и необязательного, игрового поведения. В моде йога и фитнес, низкокалорийные и органические продукты, а сигареты и крепкое спиртное отныне отмечают низкий вкус. Венчурные капиталисты и банкиры (но не клерки, которым по-прежнему полагаются пиджак и галстук) наряжаются в офис, будто на пикник или на пробежку. И доставляют их туда не «кадиллаки», а вроде с гор спустившиеся внедорожники.

Пока это все лишь внешние проявления. Каковы могли бы быть причины и внутренние системные сдвиги, производящие эти явления? И главное: почему все теперь выглядит настолько противоречиво? Если в 1968-м и в 1989-м в самом деле случилась мирная социальная революция, ознаменовавшаяся подрывом прежних авторитетов и иерархий, радикальным упрощением вкусов и политической демократизацией, то каким образом реальные показатели социального неравенства в большинстве регионов мира ныне вернулись к уровням раннего капитализма, а то и феодализма?

При этом, заметьте, в наши дни стало более, чем когда-либо, критики и осмеяния существующего порядка, акций сопротивления, вплоть до восстаний и революций. Эти строки пишутся в Армении, где студенты, в апреле свергавшие засидевшегося президента и коррупционную олигархию, теперь захватывают актовый зал Ереванского государственного университета, требуя отставки ректора и полного аудита университетских финансов. Студенческий праздник непослушания полон надежд и задора, хотя старшее поколение настроено более скептично. Они-то все это уже проходили. Но что именно проходили в 1968-м и 1989-м? Почему надежды тогда вспыхнули так быстро и так вскоре перегорели?

Наступившие после 1968 года времена выглядят скорее путаными и нестабильными, чем революционными. Наиболее громкая критика и угрожающие протестные движения носят реакционный характер. В их идеологиях и политических программах в различных пропорциях смешиваются ксенофобский национализм, демонстративно навязываемая религиозность и ностальгия по былому статусу некогда доминантных этнических и гендерных групп. При ближайшем рассмотрении выясняется, что реакционные популисты — будь то на Западе, в Восточной Европе или в исламских странах — заимствуют организационные и дискурсивные тактики протестов 1968 года. В мире сегодня столько самых разных движений протеста именно потому, что их инструментарий был широко освоен[3]. Прекрасно известно, как организовывать выступления, мобилизовать участников и заряжать их эмоциональной энергией. Однако заметьте главное: никто при этом не знает, как добиться какого угодно революционного или реакционного успешного исхода, как это будет работать в случае победы над «системой». Много движений — но мало достижений.

Неясность и путаница наших времен наглядно проявляется в трудности подбора названия для того, что наступило с концом ХХ века. Названий-то как раз появилось много, слишком много. В большинстве своем предлагалось добавить к старому существительному какое-то новое прилагательное, что есть первейший сигнал теоретического тупика, как некогда в бесконечных марксистских дебатах о феодализме — «кочевом», «данническом», «потестарном», «азиатском» и так далее. Так и теперь у нас — капитализм, но только когнитивный, глобальный, спекулятивный или коррумпированный, как будто все это не было в той или иной мере присуще капитализму западноевропейских купцов и мореплавателей уже в эпоху раннего модерна. Почитайте именно с этой, современной, точки зрения классический труд Фернана Броделя[4]. Текущий момент в истории предлагалось обозначать приставками пост- или нео-, подразумевающими что теперь не совсем то, что было раньше, однако настоящее не вполне обладает собственным качеством, отчего оно: постиндустриальное, постфордистское, постколониальное, постсоветское, неофеодальное, неопатримониальное, а в целом — неоконсервативное и неолиберальное.

Постмодерн выглядит на этом фоне более предпочтительным определением, если просто принять, что по итогам протестов 1968/89 годов мы оказались в периоде после исчерпания прогрессивных политических проектов модерна: социал-демократии, коммунизма, антиколониализма. Протесты несли в себе обличительный подрывной заряд, направленный на выявление лицемерия, недостатков и морального банкротства «обронзовевшего» истеблишмента. Однако протесты не ставили задачи полного переустройства существующей системы, потому что и не могли их поставить. От государственно-бюрократического руководства коммунистических партий требовали социализма с человеческим лицом, а от западных корпоративных и политических элит требовали более честного, щедрого и гуманного капитализма. Иначе говоря, со всех сторон требовали продолжения того же самого, только больше и по-настоящему. В переломных точках 1968-го и 1989 года возникла коллизия, которая в советской литературной критике обозначалась сакраментальной фразой «борьба лучшего с хорошим».

Западные консервативные критики в 1968 году справедливо замечали, что атакуемые и изобличаемые режимы были вовсе не фашистскими, как и в СССР времен перестройки их идейные собратья приговаривали «Сталина на вас нет». Протесты конца ХХ века оттого и могли быть настолько массовыми и мирными, что противостояли они не жестоким диктатурам межвоенной эпохи, а послевоенным стабилизационным элитам, вставшим на путь исправления. И, надо сказать, добившимся немалых успехов на пути своих реформ: социал-демократических мер обеспечения всеобщего благосостояния на Западе, возрождения «ленинских норм законности» и достижения того же массового благосостояния в советском блоке государств. Сегодня требуется напомнить, что начиналось все с — по сути своей ультралевых — требований интеллигенции, студенчества и (если повезет) примкнувших к ним передовых рабочих и этнических меньшинств. Мишенью критических выступлений служили власти, проводившие умеренно левые реформы. Слишком умеренно и слишком самоуверенно, замкнув доступ в политическую и управленческие элиты.

Чего конкретно требовать, когда уже давно достигнуты 8-часовой рабочий день, пенсии и ежегодный отпуск, суббота стала выходным, зарплаты более-менее растут, женщины получают высшее образование и массово занимают средние, если пока не высшие, эшелоны, прекратились массовые репрессии и империалистические войны? Разве что творческой свободы, избавления от мелочной бюрократической опеки и лицемерного морального надзора, в целом — соблюдения конституционных гарантий и обещаний. Иными словами, оставалось требовать невозможного.

Впервые в истории революция происходила не по Марксу, а по Веберу. Протесты были направлены не на свержение существующего строя, а на утверждение ценностных ориентаций. Не захват власти, а ее сущностное изменение, не уничтожение правящих классов, а их трансформация в соответствии с ожиданиями «гражданского общества». Само это знаковое понятие наших дней относится не к марксистскому классу, а к веберовской статусной группе. Наряду с гражданским обществом появились множество других коллективных акторов с ярковыраженными признаками статусных групп или, как теперь стали выражаться, этнических, расовых, гендерных, молодежных, субкультурных и каких угодно прочих идентичностей. Не способы производства, а образы жизни и самосознания выдвинулись в центр анализа и политической полемики. Содержательная повестка формируется вокруг слов «дискурс» и «смыслы» (теперь непременно во множественном числе). Противник и одновременно объект воззваний — застегнутый на все пуговицы мундира или бюрократического пиджака статусный образ авторитарно-покровительственного Начальника, Босса, Патрона, Вождя. Вот откуда такая политизация моды. Впрочем, какого Вождя? К 1968-му и 1989 году вожди остаются еще разве что в странах «третьего мира». В мире первом (Запад) и втором (советский блок) к тому времени харизматический вождизм был давно преодолен рутинной бюрократизацией политики и самого облика власти.

Здесь мы подходим к главному. В результате послевоенного экономического роста и щедро сопровождавших его социальных реформ в индустриально развитых капиталистических, равно как и в коммунистических, государствах были достигнуты допустимые пределы бюджетного перераспределения благ и (в целом символического) политического участия масс. Дальше и больше — это уже должна была быть какая-то другая система. Но какая? Конвергенция у некоей золотой середины улучшенного социально-кейнсианского капитализма с гуманизированным социализмом советского образца?

Именно так в душе и надеялись умеренно реформаторские элиты с обеих сторон «железного занавеса». Во многом из 1968 года проистекает «разрядка международной напряженности» и грандиозное по идее Хельсинкское совещание 1975-го[5]. Оптимистично, хотя и на ощупь, к конвергенции двигалась горбачевская перестройка, что и обеспечило нам всем неожиданно мирный распад СССР и избавление от атомной войны[6]. К «последнему и решительному бою» совершенно не стремились ни правящие элиты, ни критиковавшие их бунтари по обе стороны «холодной войны». Потому-то война и оставалась «холодной» — слишком комфортной стала жизнь после Второй мировой, и всем стало, что терять.

***

Попробуем дополнить эту схематичную теоретическую реконструкцию плотью более-менее знакомых эмпирических реалий. Никакой глобальный тренд не может обладать реальностью, пока не наблюдается в конкретных ситуациях. Бывший СССР представляется одной из важнейших и эмпирически насыщенных площадок для исследования происхождения и дальнейшего протекания постмодерна. Советский Союз некогда возник в самом центре коллизий короткого ХХ века и сделался мощным проявлением того, что политолог-анархист Джеймс Скотт описал как попытку воплощения идеи Высокого Модерна — с ее брутальным стремлением к построению мира по прямолинейным планам во имя достижения высочайшей эффективности и рациональности, — обернувшейся бесчеловечными результатами и, в конечном счете, моральным провалом[7]. Книги Джеймса Скотта, помимо их замечательно метких названий («Моральная экономика крестьянства», «Оружие слабых», «Господство и искусства сопротивления», «Против зерна: глубинная история ранних государств»), отличаются мастерским подбором и прорисовкой ярких примеров.

Два десятилетия назад моя первая монография, писавшаяся по-английски, выглядела прежде всего как свидетельство очевидца о недавних тогда событиях распада СССР[8]. С тех пор она сдвинулась в область истории, многие из черт которой не вызывают интуитивного понимания у молодых поколений читателей, не сталкивавшихся с реалиями советской жизни. В этой книге одновременно использовались три набора аналитических линз: общая макроисторическая эволюция миросистемы модерна, конкретные дилеммы антисистемного проекта построения крупного социалистического государства на восточноевропейской полупериферии и его внезапный распад, прослеживаемый в микроситуациях с этнической периферии.

Связующий лейтмотив повествования был найден в длительной жизненной траектории Юрия Шанибова, так же известного как Муса Шаниб в своей перестроечной ипостаси президента Конфедерации горских народов Кавказа. Особая аналитическая ценность этого персонажа виделась, во-первых, в том, что Шанибов не принадлежал к обычному кругу столичной интеллигенции. Он был, по его собственным словам, «простой советский черкес», точнее — кабардинец. В яркой личности Шанибова воплотилось множество типичных парадоксов его времени. В 1989—1993 годах он прославился как Гарибальди Кавказа, воодушевлявший протестные митинги во всем регионе, особенно у себя в Нальчике, а затем и батальоны добровольцев в сепаратистских войнах за независимость в Абхазии и Чечне. Гладко выбритый и неизменно в костюме с галстуком, Шанибов вполне мог сойти за советского провинциального функционера, кем он некогда и являлся, если бы не роскошная папаха серебристого каракуля, которую он гордо носил, не снимая и в помещении, в знак своей горской идентичности. Самым большим сюрпризом оказался энтузиазм Шанибова по поводу политической социологии Пьера Бурдьё. Все-таки не самый ожидаемая черта у бывшего секретаря Кабардино-Балкарского обкома комсомола по агитации и пропаганде, у которого в пору абхазской войны в подчиненных ходили чеченские боевики Шамиль Басаев и Руслан Гелаев. Сам Пьер Бурдьё, в изумлении от такой истории, повесил фото Шанибова (конечно, в папахе) у себя над письменным столом и запросил дальнейших разъяснений о своем дальнем читателе с Кавказа.

Как способный и напористый нацкадр, Юрий-Муса Шанибов в молодости вступил на головокружительную карьерную лестницу, приведшую его в обком комсомола и на должность районного прокурора, а затем в преподаватели научного коммунизма. Однако в 1970-е его карьера застопорилась из-за политических подозрений, обострившихся после чехословацких событий 1968 года. Как и многие советские провинциальные шестидесятники, Шанибов жадно и без разбору интересовался всем интеллектуально престижным и увлекательным, от Гегеля и Фрейда до современного кино и модных тогда кибернетики и поисков снежного человека на Кавказе. Круг его интересов включал в себя и неортодоксальные рассуждения об экономических реформах, о рыночном социализме и югославском эксперименте с самоуправлением. Энергия Шанибова привлекала к нему массу студентов, но также внимание местного начальства и КГБ, хотя никаким диссидентом он не был. Это был типичный социалистический реформатор местного масштаба. Моей задачей было объяснить, почему к 1989 году он стал не либералом в духе столичной интеллигенции, а яростным кавказским националистом.

Коллега Шанибова по Кабардино-Балкарскому госуниверситету точно указал на ответ: «Не судите нашего Юру строго. Всю свою жизнь он боролся фактически за один и тот же принцип демократического самоуправления; только референтные группы его проектов менялись от студенчества и социалистических рабочих к национальным меньшинствам». В результате объяснение личной траектории Шанибова приобретало структурное и макроисторическое измерение. В его биографии отразилась смена эпох в новейшей истории Восточной Европы.

Родившись в 1936 году, наш герой принадлежал к осиротевшему поколению, которому тем не менее достались основные плоды советской модернизации. Его отец, в сущности горский крестьянин, еще в середине 1920-х вступил в партию по ленинскому призыву, рассчитывая получить современное техническое образование на русском языке и выдвинуться в кадровый состав. Однако его вскоре вычистили из партии за сокрытие своего происхождения из традиционного мелкого черкесского дворянства и приверженность к бытовому исламу. Репрессии 1937 года Мухамед Шанибов переждал в горном селе, однако в 1942-м был призван на фронт и вскоре погиб. Его вдова осталась с четырьмя сиротами и подрабатывала прачкой. Все четыре ее сына со временем получили высшее образование и, став национальной интеллигенцией, переехали в современный советский город. Здесь уместно привести еще одну замечательную цитату из Эрика Хобсбаума: «Для 80% человечества Средневековье вдруг окончилось в 1950-х»[9].

Юрий Мухамедович (по паспорту; традиционное имя Муса бытовало до поры только в семье) с готовностью признает, что в ранние годы был искренним сталинистом. Тогда Сталин олицетворял для него громадный скачок к современной жизни в великой победоносной стране. Разочарование наступило в начале 1960-х, когда молодой прокурор Шанибов обнаружил в архиве дело с доносами соседей на его семью. Это личное переживание вполне в русле рефлексии растущих советских элит тех лет, которые искали пути преодолеть воспоминания о терроре и судьбе родителей, сохраняя при этом верность советскому государству. Под искренне воспринимавшимися лозунгами возрождения ленинских норм и социалистической законности советская правящая элита и ее молодая поросль оставляли позади харизматическую диктатуру времен революционной модернизации и переходили на новый этап предсказуемой бюрократической нормализации.

Однако нормализация очень скоро выявила и типично бюрократические патологии кумовства, местничества, снисходительного отношения к неэффективности, прикрываемого лицемерно помпезной риторикой и бухгалтерскими приписками. На постах прокурора и комсомольского работника молодой Шанибов пытался бороться против того, что становилось сущностью обновленного режима. Тут его карьерный рост и прекратился с переводом в преподаватели, где он застрянет надолго. Мы же посмотрим, какие структурные сдвиги тем временем подготовили Шанибову трибуну вождя горских народов.

***

Распыление и ведомственная сегментация советского государства в годы «застоя» протекало весьма комфортно. Однако это воспринималось многими с глубокой тревогой, если не с отвращением, на всех уровнях громадной системы, которой теперь управляла стареющая бюрократическая олигархия. Командная экономика должна быть командной. В вождистской системе динамизм и управляемость обеспечивает воля вождя. В противном случае должно появиться что-то другое. Быть может, в порядке эксперимента допущение рыночных стимулов и соревновательности? Но об этом говорить вслух после 1968 года стало небезопасно. Одним из первых эту проблему ясно диагностировал Андрей Амальрик, талантливый стихийный социолог, вытесненный в диссидентство, а затем в эмиграцию. В написанном в 1969 году самиздатском памфлете «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Амальрик доказывал, что подавление всякой публичной дискуссии в СССР лишило правящий слой рациональной оценки положения дел и предложения политических альтернатив[10]. Много позднее американский политолог Валери Банс афористично сформулировала дилемму, вставшую перед Москвой после 1968 года: «Глубокие реформы сделались столь же необходимы, насколько и политически невозможны»[11].

Питер Эванс, изучавший процессы экономического развития в странах «третьего мира», в 1980-х писал о преодолении модернизационных диктатур и демократизации в Южной Корее и Бразилии, а вовсе не в СССР. Тем не менее его классовая теория лучше множества других применима к анализу дилемм позднего советского общества. Эванс заметил, что все успешные государства ускоренного развития (developmental states) со временем накапливают внутри себя три вида социально-политического давления, ведущего к их «самодемонтажу»[12].

В первую очередь это сами управленческие элиты, которые начинают тяготиться бешеными нагрузками и непредсказуемостью своего личного положения в условиях авторитарного модернизационного рывка. Капитанам индустрии хочется стать ее хозяевами, насладиться плодами своих достижений и положения, сплотить собственный класс и затем передать дело по наследству. Контролируемая либерализация политической сферы и приватизация индустриальных гигантов составляют генеральную линию подобного директорского корпуса на пути к капиталистической власти. Напомню, это писалось до распада СССР и по поводу южнокорейских «Хёндэ» и «Самсунга», а не «Газпрома» и «АвтоВАЗа».

Во-вторых, промышленные рабочие снизу начинают оказывать давление, направленное на улучшение условий труда и зарплат, как только с завершением демографического перехода иссякает приток в индустриальный сектор дешевого труда женщин и недавних крестьян[13]. Сами по себе требования рабочих не идут далее экономического тред-юнионизма, о чем хорошо знал в свое время еще Ленин. Горькая ирония в том, что в позднем СССР даже остатки доставшейся по наследству от большевиков идеологии и политической практики не допускали никакой легальной самоорганизации рабочего класса. Если же профсоюзам не дозволяется совершать организованные коллективные действия ради повышения реальных зарплат, то самим рабочим остается исподволь понижать затраты своего труда. Стихийные забастовки все же происходили, но в этом был серьезный риск. Бракоделие, прогулы и простои, пьянство, мелкое воровство с предприятия — любимые мишени советской сатиры — сделались основной и по факту победной стратегией советских низкоквалифицированных пролетариев. Вот что стояло за пресловутой поговоркой «Они притворяются, что нам платят, а мы — что работаем». За пределами особого надзора и материальных стимулов военно-промышленного комплекса советские управленцы и местное партийное руководство мало что могли поделать с этой хронической ситуацией. В начале 1980-х гулял угрожающий стишок: «Ну, а если станет больше, будет то, что было в Польше» — имелся в виду независимый профсоюз по типу «Солидарности». Приходилось терпеть и как-то сглаживать последствия снижения производительности труда. В западном контексте философ Герберт Маркузе называл нечто подобное «репрессивной терпимостью»[14].

Наконец, третьим источником давления становятся средние слои специалистов: инженеров, ученых, преподавателей, врачей, журналистов и всевозможной творческой интеллигенции. Их численность и значение в социальном и экономическом воспроизводстве быстро растут по мере модернизации страны. Как только высшая управленческая олигархия в силу собственных интересов и интересов бесперебойного производства вынужденно ограничивает действия репрессивных органов, средние слои начинают все более открыто стремиться к профессиональной автономии и признанию собственного статуса. Специалисты, в идеале признаваемые лишь признанными собратьями по профессии, требуют ценить свое мнение и квалифицированный труд. Отсюда недалеко до непосредственно политических требований участия в принятии решений и избрания на руководящие посты. Данный политический вектор стремится к демократизации. Однако реализация политического вектора интеллигенции где угодно в мире всегда нуждалась в идейно-политическом блоке с гораздо более многочисленными нижними классами, или попросту — с «народом».

Идея Народа как суверена современной государственности впервые становится конституционным и конституирующим принципом в 1776 году в США и после 1789 года во Франции. Тем самым была прервана длительная историческая традиция социальной иерархии аграрных обществ с ее ярко выраженным неравенством наследственных рангов. Волна европейских революций 1848 года заставила считаться с необратимостью произошедшей модернизации политики всех, включая новых консерваторов — канцлера Бисмарка, императора Франца-Иосифа и царя Александра II[15]. Из революций 1848 года возникли две соперничающие программы мобилизации народа: национализм и социализм. Первым во имя стабилизации и легитимации государственной власти в XIX веке стал широко использоваться национализм. Затем мировые войны ХХ века, политически подготовленные самим процессом национализации «великих держав», находящихся в центре миросистемы, заставили в какой-то мере принять и социалистические требования[16].

В Российской империи и СССР последовательность, однако, оказалась другой. Большевики как верные марксисты до 1917 года были противниками национализма. Но в ходе гражданской войны Ленин быстро понял, что национализм «отсталых народов» (тех же кавказских горцев) надо привлекать на свою сторону, пока им не воспользовались «буржуазные» противники. Большевикам это удалось парадоксальным образом именно в силу их интернационализма, централизованной наднациональной организации, пронизанной ультрамодернистской романтизацией технологического прогресса. По емкому выражению американского политолога Стивена Хэнсона, ленинисты изобрели гибридную форму власти, которую не мог бы вообразить сам Макс Вебер, — харизматическую бюрократию[17].

И вот пятьдесят лет спустя, к 1968 году, Советский Союз становится зрелой военно-индустриальной сверхдержавой, в которой непоколебимо главенствует бюрократическая олигархия, уже начисто лишившаяся революционной харизмы. Тем временем капиталистический Запад вопреки всем идеологическим ожиданиям процветает и щедро предоставляет своим пролетариям потребительские блага в рамках социал-демократических или кейнсианских реформ и фордистского режима регуляции. При такой прекрасной жизни кому захочется попытать удачи в войне, тем более атомной?

Рискуя нарваться на обвинения в технологическом детерминизме, все-таки не могу не заметить, что парики и камзолы офицеров абсолютистских монархий — это внешнее и показное, пусть и показательное. Офицеры появились на заре модерна, потому что возникли новые регулярные армии с огнестрельным оружием. Европейский модерн есть по сути множественные последствия пороховой революции в военном деле. В таком случае постмодерн есть множественные последствия изобретения атомного оружия.

Войны между великими державами, владевшими атомным оружием, выглядели гарантированно самоубийственными. Конвергенция двух систем делается тем более привлекательной идеей по обе стороны «железного занавеса». Хотя в условиях советской идеологической цензуры слово «конвергенция» звучало подозрительно, тем не менее оно приобрело довольно широкий оборот в столичных технократических кругах СССР и даже проникало в провинциальные города, например в Ставрополь, где по соседству с Шанибовым жил и делал карьеру пока мало кому известный Михаил Горбачев. Почетный компромисс двух идеологических систем, закрепляющий состояние мира и процветания и притом снимающий множество идеологических ограничений с обеих сторон, выглядел еще более привлекательно для значительной массы интеллигенции. В начале 1960-х, на пике всеобщего оптимизма (вспомните иконографические улыбки Гагарина и Джека Кеннеди), конвергенция выглядела для многих думающих людей, занимавших определенное положение в обществе, логическим венцом истории. Но затем с обеих сторон грянули молодежные протесты 1968 года, еще более полные надежд и оптимизма. Это как раз и доказывает, что конвергенция в самом деле происходила.

В биологии термином «конвергенция» описывается появление в совершенно разных линиях эволюции аналогичных адаптаций к сходной среде обитания, как например форма тела у стремительно плавающих дельфинов, акул и пингвинов. За громко провозглашаемыми политическими отличиями между США и СССР проступало множество приобретенных сходств. Обе сверхдержавы второй половины ХХ века стремились приписать исключительно себе победу над фашизмом и установление мира; обе с облегчением оставили позади и предпочли забыть свои страхи и бедствия 1930-х; обе с гордостью считали достижение послевоенной стабильности и благосостояния подтверждением разумности своих политических систем, все более руководствующихся научными методами управления. На самом деле в ходе двух мировых войн и межвоенного экономического рывка обе сверхдержавы создали гигантские бюрократические иерархии мобилизационного планирования (включая крупные капиталистические корпорации в США и множество ведомств в СССР), которые после 1945 года отнюдь не сократились, а продолжали наращиваться. Но теперь оправданием беспрецедентного роста госбюджетов и инвестиций служили наряду с гонкой вооружений также исторически беспрецедентный рост научно-образовательных организаций (численность ученых, преподавателей, и особенно студентов в послевоенные годы росла едва не по экспоненте) и, главное, — массового потребления новых средних классов образованных специалистов. При этом обе сверхдержавы провозглашали себя маяками мирового прогресса, готовыми делиться своими версиями модернизации с остальным человечеством.

США первыми почти нечаянно угодили в вязкую и бесперспективную войну на мировой периферии, пытаясь защитить от национально-коммунистических партизан своих клиентов-модернизаторов в Южном Вьетнаме. В следующем десятилетии СССР повторит в Афганистане и ряде стран Африки ту же нечаянную ошибку, на самом деле подготовленную идеологическими и геополитическими представлениями «холодной войны». Периферийные войны, непосредственно отдававшиеся в центре, вызвали множественную эскалацию издержек — политических, финансовых, людских и в особенности моральных. Во второй половине ХХ века по обе стороны «железного занавеса» уже мало кто был готов воевать и тем более умирать за идею. Сказался колоссальный успех послевоенного умиротворения обществ с обеих сторон.

Первой, почти автоматической реакцией и Вашингтона, и Москвы стало ранее прекрасно срабатывавшее дальнейшее увеличение инвестиций одновременно в военно-промышленный комплекс и гражданский сектор, в образование, массовое потребление и международную помощь. Однако сочетание «пушек и масла» вскоре привело к перенапряжению даже бюджетов сверхдержав — тем более, что войны более не воспринимались людьми в качестве законного оправдания материальных трудностей. Вашингтон, первым обнаруживший у себя признаки нарастающего кризиса, ответил упреждающими обещаниями внутренних реформ и поиском путей к разрядке международной напряженности — причем сделал это от лица столь неубедительного реформатора, как жуликоватый циник Ричард Никсон. Москва со временем ответит гораздо более воодушевляющим романтиком Горбачевым, хотя и он вскоре сделается неубедительным перед лицом возникающих проблем.

Далее события развивались по хорошо известной из истории последовательности кризисных реформ, оборачивающихся революционной ситуацией[18]. Элиты начинают дробиться на фракции по двум измерениям: «мягкие» адаптационные реформисты против «жестких» сторонников устоев, плюс «централисты» против всевозможных «локалистов». Расколы в правящих элитах вызывают активизацию интеллигенции, причем со всех сторон (что редко замечается прогрессивными современниками). В отсутствие легких решений и авторитетных концентраций власти нарастает градус и публичность дебатов, которые захватывают уже и ранее в целом пассивное общество. Ощущение кризиса и тупика вызывает появление все более радикальных требований и «неформальных» движений, стремящихся мобилизовать массовую поддержку и одновременно воздействовать на официальных политиков в ту или иную сторону.

Политическая мобилизация масс происходит на основе двух программ — социальной справедливости и национализма в самом общем толковании. При этом обе программы могут по обстоятельствам причудливо сочетаться и приниматься как прогрессивными, так и реакционными силами. Первая, более универсалистская, программа предлагает широкое социальное перераспределение, направляемое и финансируемое государством, которое берется под демократический контроль «всеми и ради всех». Легитимирующим принципом и главным действующим лицом здесь выступает обобщающее понятие «народ» (в единственном числе). Но госбюджет и без того перенапряжен, поэтому предлагаются дальнейшие налоговые изъятия вплоть до централистской национализации средств крупных экономических концентраций, будь то капиталистические монополии или более богатые ресурсами сектора и территории. В ответ возникает сопротивление уже не только идеологических реакционеров и милитаристов, но и прежде умеренно центристских губернаторов и директоров богатых секторов и территорий. Обеспокоенные перспективой роста перераспределения, они вступают в борьбу, либо продвигая своих политических сторонников в центральном государственном аппарате, либо, если это не удается, угрожая отделением и уходом из-под центрального контроля.

Другая программа мобилизации массовой поддержки как раз и находится в русле сегментации и локализации власти. Национализм в широком смысле предполагает коллективные права всевозможных «народов» (во множественном числе). Отныне это не обязательно этнические народы. Одним из основных последствий 1968 года стала пестрая множественность «народов» или идентичностей: расовых, гендерных, религиозных, субкультурных. Не «народ» как единство низших классов, а «народы» как бесконечно открытый набор статусных групп.

Оказавшись среди множащихся конфликтных требований и источников давления, политический курс США в начале 1970-х и СССР в конце 1980-х начинает выписывать причудливые зигзаги. И здесь сказалось их решающее различие в уровнях богатства и положении в миросистеме. Все-таки есть разница, иметь ли в качестве сателлитов ФРГ и Японию — или Польшу и Монголию. Хотя обе сверхдержавы превратились к моменту кризиса в достаточно похожие бюрократизированные машины, американский мощный «Форд» все-таки вырулил на вираже, где советский полувоенный УАЗик слетел в кювет.

***

Точнее говоря, СССР разобрали на части его собственные элиты во время хаоса и паники, наступивших с 1989 годом. По известной ленинской фразе, «генеральная репетиция» произошла в 1968 году и в ходе последующих мировых сдвигов. Поэтому все и свершилось так ошеломляюще быстро и как бы само собой. Вот где кроются структурные источники и общетеоретическое объяснение странных перевоплощений как советских правящих элит, так и их внутренних оппонентов вроде Мусы Шанибова — маленькой, но показательной частицы в водовороте мировых процессов.

Здесь мы подошли к той громадной роли, которую в наступлении постмодерна сыграли глобализация и неолиберализм. Оба эти явления возникли из последствий 1968 года на Западе в качестве двойной реакции капиталистических элит на мировой кризис, грозивший им утратой контроля над сферой политики и идеологии, чреватой неприемлемыми уступками и дальнейшими экспроприациями.

Напомню, в 1970-е в Великобритании активизируются тред-юнионисты и левое крыло Лейбористской партии; обновленные и омоложенные «еврокоммунисты» в Италии, постфранкистской Испании и даже во Франции показывают впечатляющие результаты на выборах; в ФРГ формируется альтернативная Партия зеленых. Требуется также напомнить, как мощно в 1970-е выступили периферийные элиты «третьего мира»: пятикратное повышение цен на нефть по инициативе ОПЕК; волна национализации иностранных компаний; требование установления «нового экономического порядка» в отношениях Севера и Юга; революции в Латинской Америке, Эфиопии и Иране; победа коммунистических партизан в Индокитае; переворот левых военных в Португалии и радикальная деколонизация в Анголе и Мозамбике, под боком у режимов белых поселенцев Родезии и ЮАР. В сумме эти драматичные события ознаменовали исторический пик социалистических и левонационалистических тенденций, берущих начало в революциях 1848 года.

За пиком, однако, последовал глубокий и длительный провал. Антикапиталистические революции и реформы 1970-х, возникавшие из громадных успехов 1950-х, объективно столкнулись с ситуацией исчерпания лимитов перераспределения прибавочного продукта в капиталистической миросистеме модерна. Наглядно это можно проследить по динамике цен на нефть и другие предметы сырьевого экспорта преимущественно из стран периферии, рухнувших разом в 1980-х[19].

Пик левых проектов вызвал политическую и идейную контрактивизацию капиталистических элит. Отчасти были использованы традиционные методы подрывных операций: подпитка гражданских войн в Анголе, Мозамбике, Афганистане, Камбодже; перевороты в Чили и других странах Латинской Америки. Но это лишь арьергардные действия. Куда более важную роль сыграло главное капиталистическое оружие — инвестиционный бойкот и бегство капиталов. Не случайно в 1970-е плодятся оффшорные зоны, транснациональные корпорации, более не регулируемые национальными правительствами валютные рынки «евродолларов» и «петродолларов». Распространяется бизнес-практика, впоследствии названная аутсорсингом, — вынос производства в страны с дешевой рабочей силой и авторитарными режимами, не допускающими забастовок.

По удачному совпадению и с изрядной долей исторической иронии крупнейшей из подобных стран в начале 1980-х оказался коммунистический Китай. Сегодня также приходится напоминать, что не так уж давно маоистский Китай выглядел куда более фанатичным левацким режимом, чем Северная Корея сегодня. Председатель Мао претендовал на роль нового Сталина, деспотического военно-индустриального модернизатора и одновременно вождя мирового революционного движения. Однако среди мировых последователей маоизма оказались лишь Албания Энвера Ходжи, полпотовская Кампучия, плюс недолговечные левацкие секты на Западе. Уморив голодом десятки миллионов китайских крестьян и едва не поголовно выслав интеллигентов в лагеря перевоспитания, Мао так и не добился превращения Китая в военно-индустриальную сверхдержаву, подобную СССР. Китайский сталинизм к 1970-м оказался на грани краха.

Одним из первых это оценил хитроумный Генри Киссинджер, разглядевший в зашедшем в тупик Китае двойной потенциал: дополнительного геополитического противовеса в борьбе с Вьетнамом и Советским Союзом, а также громадной емкости для выгодного переразмещения промышленных инвестиций из тех стран, где американский и японский капиталы столкнулись с реальной угрозой роста политических издержек и налогового бремени, если не полной национализации.

Наряду с этим на рубеже 1970-х и 1980-х произошел подлинный переворот в официальной идеологии и политике Запада: от классового сотрудничества к конфронтации на внутриполитической арене, от кейнсианского реформизма к консервативному рыночному неолиберализму, от международной разрядки и конвергенции к новой «холодной войне» против советской «империи зла». Срывались регуляционные механизмы и ограничители, некогда выстроенные национальными правительствами стран Запада в период Великой депрессии и послевоенного восстановления. Перед лицом угрожающего полевения стольких правительств в 1970-е капитал пробивал себе запасные выходы в свободное глобальное пространство.

Тем временем все больше стран попадают в ловушку внешнего долга, вдруг оказавшегося непосильным. В 1970-е горячая масса нефтедолларов, ищущих вложения, вкупе с панически щедрой перед лицом кризиса эмиссией долларов и других ведущих валют вызвали понижение мировых банковских ставок. Набирая соблазнительно дешевые тогда кредиты, политики различных стран мира — от Мексики до Египта и Польши с Югославией — рассчитывали пережить последствия народных выступлений 1968 года путем немедленного увеличения субсидий и — в более долгосрочном плане — формирования основ новых индустриальных отраслей. Надежды на экономическое развитие в долг столкнулись с нехваткой рынков сбыта — ведь собственной электроникой и автопромом бросились одновременно обзаводиться Бразилия, Югославия, шахский Иран, Турция и (в итоге единственный действительно успешный пример) Южная Корея.

В своей борьбе с инфляцией 1970-х американская администрация Картера, и уже в полной мере администрация Рейгана после 1980 года, совершила крутой поворот к монетаристской политике и наращиванию учетных ставок. Как теперь видно из ставших доступными документов Федеральной резервной системы США, в Вашингтоне тогда гораздо больше беспокоились о внутриполитическом рейтинге, чем о международных последствиях. Хотя сознательного заговора империалистов тут не обнаруживается, причины эпидемии долговых кризисов 1989-х были заложены в самой структуре капиталистической миросистемы и центральной роли доллара США. Фидель Кастро призвал было ко всеобщей забастовке стран-должников, однако, учитывая, кому и сколько задолжал сам Остров Свободы, едва ли удивляет, что даже в Москве призывы кубинского вождя проигнорировали. Сам же СССР начнет стремительно набирать долги только во второй половине 1980-х, с резким падением цен на нефть и бездумной раздачей перестроечных обещаний[20]. Одна за другой страны-должники были вынуждены искать пути в Международный валютный фонд. Показательно, что соглашения о предоставлении средств МВФ, прежде умещавшиеся, как правило, на 3—5 страничках, теперь вырастают до 50 и более страниц за счет различных условий и обязательств правительств-должников по сокращению расходов и структурным реформам[21]. С этого времени и по сей день бюджетная политика абсолютного большинства стран будет определяться соображениями жесткой экономии (английским знаковым словом austerity) и мерами по привлечению ставшего весьма привередливым иностранного капитала.

На фоне исторического возобновления глобализации капитала к статусу неоспоримой гегемонии взлетает идеология неолиберализма. Приставка нео- здесь вполне уместна, поскольку происходило возвращение капитализма к его изначально космополитической форме времен Ротшильдов и даже более ранних генуэзских банкиров и голландских купцов[22]. Более лукаво в контексте наших дней выглядит использование слова «либерализм», которым во времена Адама Смита и британских фритредеров XIX века обозначалось революционное движение промышленной буржуазии против аристократических монополий. Неолиберализм же означал консервативный ответ на проекты поколения 1968 годов, один за другим приходившие в замешательство от столкновения с реальностью капиталистической миросистемы.

***

Впрочем, не везде все происходило так прямолинейно. В советском блоке государств после всплеска энтузиазма 1960-х сложилась патовая ситуация: правящая бюрократия никак не могла восстановить свою моральную гегемонию, а интеллигенция не могла сформулировать и донести до масс убедительного проекта контргегемонии. Оставались паллиативные меры ограниченного преследования диссидентов и в целом предотвращения смычки интеллигенции с народным большинством. Постепенное повышение зарплат и предоставление материальных благ рядовым рабочим лишь отчасти поддерживало их веру в существующий порядок, при этом порождая все новые издержки бюджета. Тем более множило издержки и деморализовало общество и саму власть негласно терпимое отношение к падению трудовой дисциплины. Использование антисемитизма и консервативно-популистского отвращения ко всем прочим отщепенцам, «абстракцистам и пидорасам» ограничивалось официальной идеологией и ее стражами. Ревнители советских устоев совершенно справедливо опасались пробудить русский великодержавный национализм и спровоцировать выступления остальных народов СССР. Не менее прозорливо, но и трусливо-близоруко они стремились заглушить всякие эмоциональные порывы, даже лояльно-патриотические и полные социалистического энтузиазма. Это прекрасно видно на примере доцента Юрия Шанибова с его идеями студенческого самоуправления как школы социалистической демократии.

Патовая ситуация порождает динамику радикализации. Давление ищет выхода и до поры находит хотя бы символическую компенсацию в осмеянии и переворачивании с ног на голову официозных икон. В пику социалистическому реализму и идейности в искусстве — тот же абстракционизм, абсурдизм, соцарт, из которых затем вырастет постмодернизм. В пику интернационализму — национализм, почвенничество, поиски духовных истоков. Молодые экономисты 1980-х начинают зачитываться работами Карла Поппера и Фридриха Хайека, откуда возникает культ Маргарет Тэтчер и даже Пиночета.

Постмодерн пронизан иронией, удельный вес которой в позднейшей траектории СССР просто зашкаливает. Анархичное отрицание официозных авторитетов подорвало геокультуру модерна, и это выглядело здорово! Осмеянию и отрицанию подвергся бюрократический модернизм Большого Государства. Но с провалом анархо-футуристических альтернатив что еще могло прийти на смену Большому Государству, если не этнический сепаратизм и рыночный неолиберализм?

В случае с распадом СССР главная ирония видится в том, что национальная суверенизация бывших республик в большинстве случаев обеспечила подавление демократизации, а коррупционная инсайдерская приватизация под прикрытием неолиберальных реформ задала огромный уровень неравенства. Глобализация помогла новым/старым элитам догнать и перегнать западные стандарты элитного потребления, а также обеспечила отмывание денег и пути к эмиграции в случае периодически возникающей необходимости, поскольку новые политические режимы оказались довольно брутальны и притом нестабильны.

Могло ли быть иначе? У истории всегда находятся другие пути, хотя результат редко оказывается совершенно иным. Задолго до перестройки, еще в 1968 году, американский социолог Иммануил Валлерстайн предсказывал, что у следующего поколения советских реформаторов может быть только одна успешная цель — интеграция Советского Союза в клуб капиталистических стран Европы на почетных условиях[23]. В этом случае глобализация имела бы другую геополитическую форму — соперничающих экономических блоков США с Китаем против Европы и СССР/России. Этому сценарию, помимо наивности Михаила Горбачева, серьезно препятствовали институциональная сложность Советского Союза с его национальными республиками и иерархией индустриальных ведомств, но главным барьером было геополитическое соперничество с Америкой. На этом фоне организационная простота, самоизоляция и бедность Китая выглядели преимуществами. И тем не менее достаточно реалистична была вероятность, что Советский Союз стал бы для Германии и Франции гигантским источником ресурсов и рынком сбыта. Конечно, в отличие от Китая, Советский Союз был индустриальной сверхдержавой с мощной современной армией и образованным населением. Но именно это удачно соответствовало экономическим, геополитическим и социокультурным притязаниям Европы 1970—1980-х. Если Китай смог стать одним из маховиков глобализации, сохраняя у власти коммунистическую партию, почему этого не мог Советский Союз? Вопрос не риторический, а требующий серьезного анализа и обсуждения. Состоялось бы в таком случае неолиберальное возрождение англо-американской гегемонии? Что могло бы организовывать капитализм сегодня? Распалась бы, к примеру, Югославия и как выглядел бы Ближний Восток? Что мы тогда считали бы состоянием постмодерна? Однако уже в июне 1991 года, глядя на распад СССР, Валлерстайн дал другой прогноз: «Эта дорога приведет [сторонников перемен], по крайней мере, большинство из них, не в обетованные земли Северной Америки, а в суровые реалии Америки Южной, а может быть, и куда-то похуже»[24].

Что остается нам от 1968-го? По меньшей мере точная точка отсчета окружающей нас «постсовременности», от которой следует наносить на карту события, социальные силы и политические проекты актуальной истории. Аналитически важны для исследования как реальные, так и иллюзорные цели, обернувшиеся разочарованиями. В нашем регионе мира особо необходимо осознать, что 1989-й в Восточной Европе стал прямым продолжением 1968-го. Сегодня мы живем посреди последствий краха революционной ситуации, которая, судя по всему, не могла иметь положительного результата в пределах капиталистической миросистемы. И тем не менее произошли какие-то глубинные сдвиги, что подтверждается сохранением 1968-го в моде, эстетике, искусстве, в повседневных ценностях, в изменившемся характере коммуникации и, не в последнюю очередь, в активности множества социальных движений. Почему все это актуально? Хотя бы потому, что история явно не кончается.

[1] Hobsbawm E. The Age of Extremes: A History of the World, 1914—1991. New York, 1991. Р. 178.

[2] Элиас Н. Придворное общество. Исследования по социологии короля и придворной аристократии. М.: Языки славянской культуры, 2002.

[3] Collins R. Social Movements and the Focus of Emotional Attention // Goodwin J., Jasper J.M., Polletta F. (Eds.). Passionate Politics. Chicago, 2001. Р. 27—44.

[4] Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв.: В 3 т. М.: Прогресс, 1986, 1988, 1992.

[5] Suri J. Power and Protest: Global Revolution and the Rise of Detente. Cambridge: Harvard University Press, 2009.

[6] Kotkin S. Armageddon Averted: The Soviet Collapse 1970—2000. Oxford; New York: Oxford University Press, 2008.

[7] Скотт Д. Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения человеческой жизни. М.: Университетская книга, 2011.

[8] Дерлугьян Г.М. Адепт Бурдьё на Кавказе: эскизы к биографии в миросистемной перспективе. М.: Территория будущего, 2010.

[9] Hobsbawm E. Op. cit. Р. 288.

[10] Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? (www.vehi.net/politika/amalrik.html).

[11] Bunce V. Subversive Institutions: The Design and Destruction of Socialism and the State. Cambridge, 1998. Р. 37.

[12] Evans Р. Embedded Autonomy: States and Industrial Transformation. Princeton, 1995.

[13] Silver B. Forces of Labor: Workers’ Movements and Globalization since 1870. New York, 2003.

[14] Moore B.Jr., Marcuse H., Wolff R.P. A Critique of Pure Tolerance. New York, 1965.

[15] О конфликтах, произведших в итоге классическое либеральное государство, писал Иммануил Валлерстайн: Валлерстайн И. Мир-система модерна. Т. 4: Триумф центристского либерализма. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016.

[16] Только что появился русский перевод ставшего уже классическим труда: Манн М. Источники социальной власти. Т. 2: Становлениеклассов и наций-государств, 1760—1914. М.: Дело, 2018.

[17] Hanson S. Time and Revolution: Marxism and the Design of Soviet Institutions. Chapel Hill, 1997.

[18] Голдстоун Д.А. Революции. Очень краткое введение. М.: Издательство Института Гайдара, 2015.

[19] Ергин Д. Добыча: всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть. М.: Альпина Паблишер, 2011.

[20] Гайдар Е.Т. Гибель империи: уроки для современной России. М.: РОССПЭН, 2006.

[21] Babb S. Behind the Development Banks: Washington Politics, World Poverty, and the Wealth of Nations. Chicago: University of Chicago Press, 2009.

[22] Арриги Д. Долгий двадцатый век: деньги, власть и истоки нашего времени. М.: Территория будущего, 2007.

[23] Подробнее см.: Дерлугьян Г.М. Чем коммунизм был // Валлерстайн И., Коллинз Р., Манн М., Дерлугьян Г., Калхун К. Есть ли будущее у капитализма? М.: Издательство Института Гайдара, 2017.

[24] Валлерстайн И., Арриги Д., Хопкинс Т. 1989-й как продолжение 1968-го // Неприкосновенный запас. 2008. № 4(60). С. 18.

ПОЧЕМУ ВЗЛЕТЕЛИ КУРЫ?

После ЧМ по футболу резко начали дорожать продукты в магазинах, что и ожидалось в связи с подорожанием бензина по весне, а также с превентивным повышением цен бизнесменами в связи с ростом НДС до 20%.

Рекорд по взлету цен побила курятина - тушки бройлеров подскочили в цене почти на 50%! Если еще в июне куриные тушки часто продавались в сетевых магазинах по 79-87 руб. за килограмм, то уже в июле, после ЧМ по футболу, курицу дешевле 116 руб. за 1 кг стало не купить. Причем точно такие же куры без подложки лежат и по цене 149-169 руб. за килограмм.

КУШАТЬ ПОДАНО… НО ДОРОГО

Следом за тушками резко подскочили цены на колбасы, паштеты, консервы. 90% этих продуктов в экономсегменте делают сегодня из куриного мяса.

Почему куры «полетели вверх»? Ответ, как всегда, прост: если в России что-то подорожало, значит, где-то в далекой Южной Америке наступила засуха.

Оказывается, 70% кормов для наших кур закупают в Аргентине и Бразилии (и это при том, что Россия является мировым рекордсменом по производству зерновых!).

Но российские куры не едят нынче зерно - они едят сою с южноамериканских плантаций. А в Южной Америке, где урожай собирают в феврале-марте, в этом году случилась засуха. Соя подорожала. Следом подорожали корма. Причем случилось это еще в начале весны, аккурат к нашим выборам президента. Кроме того, весной начал расти доллар, а за ним потянулась и цена на сою.

Но, конечно, никто не разрешил курице весной «поломать праздник».

- Если бы цены на курицу отпустили еще ранней весной, то 80% россиян, питающихся практически исключительно курятиной, которые не могут себе позволить регулярно есть красное мясо, прямо накануне выборов президента столкнулись бы с резким ростом цен на большинство мясопродуктов. Такого власть не могла допустить. Поэтому цены решили попридержать до окончания не только президентских выборов, но и заодно до окончания мундиаля, - комментирует юрист Алексей Самохин.

Действительно, о том, что оптовая закупочная цена на курицу выросла до 100 рублей и выше, сообщалось еще в марте. При этом розничная цена в магазинах оставалась прежней, ниже оптовой, - 79-87 руб. за тушку без подложки. Сами представители торговых сетей объясняли такой казус просто: якобы они закупили по старой цене огромное количество кур и теперь будут долго их распродавать.

- Объяснение не выдерживает никакой критики, - продолжает Алексей Самохин. - Ведь если полуфабрикаты еще можно заморозить и попридержать, то целые тушки цыпленка в магазинах продают только охлажденными. Поэтому очевидно, что производители и торговые сети выкручивались, как могли, - компенсировали рост себестоимости кур из своего кармана, перекидывали с других позиций, чтобы потом, после мундиаля, поднять цены и все вернуть.

ОТВОДЯТ ГЛАЗА ОТ ПРОБЛЕМЫ

Резкий рост цен на продукты питания последний раз наблюдался в конце 2014 года, когда рубль упал по отношению к доллару почти в два раза. Однако тогда правительство сделало все, чтобы не допустить быстрого обвала. Розничным магазинам было приказано не повышать цены более чем на 5% в месяц. В противном случае им грозили миллионные штрафы.

В этот раз роста цен на курицу и куриные мясопродукты власти решили просто не замечать. А вот в Белоруссии, где цена на курицу из-за роста цен на сою также выросла, президент Лукашенко уже потребовал снизить цены и пригрозил наказать аграриев. Причем в Белоруссии рост цен на курицу оказался скромнее, чем в России, и составил 28%.

Могут ли птицефермы снизить цены? Могут, но за счет нашего с вами здоровья. Для этого надо разрешить кормить кур генно-модифицированной соей, цена на нее в 1,5 раза ниже.

Курица, выращенная на ГМО, подешевеет сразу на 20 рублей.

Разрешат ли птицеводам кормить кур ГМО, пока неизвестно. Доктрина продовольственной безопасности, запрещающая использование ГМО в производстве мяса птицы, была принята в 2010 году и рассчитана на 10 лет, до 2020 года.

На днях было заявлено о том, что доктрину не просто не будут продлять в ее нынешнем виде, но и, возможно, изменят ее содержание раньше срока, уже в 2018 году.

ДОКТРИНОЙ НАРОД НЕ НАКОРМИТЬ

По словам директора Центра агропродовольственной политики ИПЭИ РАНХиГС при Президенте РФ Натальи Шагайды, задача заменить импорт отечественной продукцией, поставленная в доктрине, практически выполнена.

А вот вторая задача - накормить население - выполнена не совсем.

- Экономическая обеспеченность населения не всегда дает возможность купить эту продукцию, - отметила эксперт.

Согласно официальным данным, за три года доля расходов на питание выросла с 34 до 37% в городах и с 41,8 до 45,5% в селах. В лидерах Ингушетия и Дагестан - здесь тратят на еду 83,9% и 76,2% доходов соответственно, в Рязанской области - 47,1%.

Опросы «Левада-центра» дают более пессимистичную картину. В среднем россияне тратят на еду 69,5% от своего дохода. Лишь 40% россиян заявили, что тратят на еду 50% доходов или меньше. Еще 23% покупают еду на 50-75% доходов. Остальные тратят на питание от 75 до 100%.

Для сравнения: в среднем в мире на еду тратят 22,8% от ежемесячного дохода. В развитых странах этот показатель составляет 7-12%.

При этом питаются россияне более чем скромно. Нормы, рекомендованные Минздравом России, ниже мировых стандартов. Но даже до них россияне недотягивают: едят овощей на 20% меньше минздравовской нормы, недопивают 28% молока и недоедают 38% фруктов.

Так, может, стоит задуматься о снижении цен путем ухудшения качества продуктов питания?

- Да, таким путем мы накормим сегодня, но что будет завтра? - говорит директор офиса ФАО для связей с Россией Евгения Серова. - У нас и так растут сердечно-сосудистые заболевания, диабет, особенно в возрасте до 18 лет, и это результат качества питания.

Не брезгует отечественный производитель и антибиотиками. В результате «устойчивость к противомикробным препаратам. Только на этом мы можем потерять два миллиона человек», - считает эксперт.

Аделаида Сигида

По информации, размещенной на сайте Панамериканского бюро Всемирной организации здравоохранения, в Южноамериканском и Североамериканском регионах продолжается эпидемиологическое неблагополучие по кори.

С начала года (с 1 по 28 неделю 2018г.) 11 стран региона сообщили о 2472 лабораторно подтвержденных случаях заболевания корью, в том числе Боливарианская Республика Венесуэла (1613 случаев), Бразилия (677 случаев), США (91 случай), Канада (19 случаев), Колумбия (40 случаев). Единичные случаи заболевания зарегистрированы в Аргентине, Эквадоре, Гватемале, Мексике, Перу. В структуре заболевших корью преобладают дети. В Боливарианской Республике Венесуэла 44 случая кори имели летальный исход.

В настоящее время в странах Латинской Америки сохраняется тенденция к увеличению числа вспышек кори, прежде всего, за счет активной межрегиональной миграции.

С целью локализации заболеваемости и предупреждения дальнейшего распространения инфекции в странах проводится комплекс противоэпидемических и профилактических мероприятий, в том числе иммунизация против кори населения из групп риска.

Роспотребнадзор обращает внимание граждан на неблагополучную ситуацию по заболеваемости корью в странах Американского региона и просит учитывать данную информацию при планировании поездок. Гражданам, планирующим поездки в указанные страны, не болевшим корью ранее, не привитым против этой инфекции, рекомендуется не менее чем за две недели до поездки привиться от кори.

Африканский Крокодил: куда новый лидер поведет Зимбабве

Оппозиция не признает итоги выборов в Зимбабве

Александр Братерский

Эммерсон Мнангагва — бывший соратник, а затем противник многолетнего авторитарного лидера Зимбабве Роберта Мугабе — одержал победу на президентских выборах. Его главный соперник — Нельсон Чамиза — не признал результаты, что ставит страну на грань нового конфликта. Это осложняет позиции Мнангагвы, которому предстоит проводить реформы в стране, находящейся в состоянии экономического коллапса.

За кандидатуру Эммерсона Мнангагвы проголосовали более 2,46 млн избирателей Зимбабве, в то время как его соперник — лидер оппозиции, священник и юрист Нельсон Чамиза — заручился поддержкой чуть более 2 млн человек. Подсчет голосов занял четыре дня, однако, несмотря на мечты оппозиции, второго тура не будет.

Выборы стали первыми после ухода со своего поста 90-летнего Роберта Мугабе, который правил Зимбабве на протяжении многих лет. В последние годы режим Мугабе превратился в откровенную диктатуру, а сам президент начал мешать даже ближайшим соратникам. Весной Мугабе был свергнут при поддержке военных и руководства собственной партии, которая выдвинула своим лидером Мнангагву.

Стоит отметить, движимый неприязнью к своему оппоненту, Мугабе заявил, что поддержит на выборах главного соперника Мнангагвы — представителя оппозиционной партии «Движение за демократические перемены», которое возглавляет Чамиза.

Мугабе объяснил, что после того как по вине правящей партии оказался в таком положении, он не может поддерживать ее кандидатов. Он даже заявил, что ему импонируют выступления Чамизы и он будет рад встретиться с ним, если тот победит.

Впрочем, Мугабе дипломатично отметил накануне выборов, что желает «всего хорошего» любому победителю.

Выборная кампания проходила в сложных условиях. В конце июня на стадионе в VIP-секторе, где выступал на тот момент исполняющий обязанности президента Эммерсон Мнангагва, произошел взрыв, передает Reuters. Инцидент произошел, когда глава государства сходил с трибуны после выступления. В результате покушения пострадали 50 человек, в том числе травму ноги получил вице-президент страны Кембо Мохади. Также легкие ранения получили экс-министр обороны страны Константино Чивенга с супругой.

Президент «второй республики»

После оглашения результатов Мнангагва выступил с примиренческой речью, назвав себя президентом «второй республики». «Мы можем быть разделены в своих политических предпочтениях, но нас объединяет мечта. Это новое начало, давайте объединим наши усилия, чтобы построить новое Зимбабве для всех», — сказал тогда он.

Мнангагва также заявил, что гражданам страны необходимо проявить терпение и спокойствие во время подведения окончательных итогов выборов главы государства. «Мы все должны продемонстрировать терпение и зрелость», — написал Мнангагва в социальных сетях.

Однако его главный оппонент Чамиза не признал результаты выборов, заявив, что обнародованные результаты являются «фальшивыми».

Эксперты отмечают, что неприятие результатов выборов со стороны оппозиции может привести к гражданскому противостоянию в Зимбабве. В некоторых частях города оппозиционные активисты, недовольные результатами выборов, вступили в вооруженное противостояние с военными, несколько человек были убиты.

В МИД России сразу после выборов выразили обеспокоенность «провокационными действиями представителей зимбабвийской оппозиции, приведшими к человеческим жертвам», и призвали стороны действовать в рамках конституции.

Несмотря на то, что Мнангагва — экс-силовик по прозвищу «Крокодил», открестился от наследия авторитарного президента, он полностью не порвал с прошлым политической системы страны.

У власти в Зимбамбве по-прежнему находится «руководящая и направляющая» сила режима Мугабе партия Zanu-PF (Африканский национальный союз Зимбабве — Патриотический фронт). При этом руководство партии тактически отмежевалось от Мугабе и считает, что это даст возможность сохранить свою власть при новом президенте.

Став главой государства, Мнангава должен будет предложить пути для выхода из тяжелой экономической ситуации. Одному 75-летнему президенту сделать это будет тяжело, и экономические реформы будут проводиться командой из молодых технократов, которых не так много среди нынешнего руководства страны.

При этом действовать надо без промедления — экономика богатой ресурсами страны на грани коллапса. Как отмечает издание The Washington Post, для улучшения экономической ситуации руководству страны необходимо добиться снятия экономических санкций, которые были введены ЕС и США против нескольких ключевых лиц правительства Мугабе и правящей партии Zanu-PF.

Чтобы это произошло, руководство страны должно убедить мировую общественность, что выборы в стране прошли демократически.

Как отмечает дипломатический корреспондент британского издания The Guardian Патрик Винтур, прошедшие выборы посетило большое число наблюдателей, среди которых — сенатор от американского штата Аризона Джеф Флейк, бывший дипломат Эндрю Янг, представители ЕС.

Улучшение обстановки в Зимбабве выгодно и России, где эту богатую природными ископаемыми страну считают перспективной для инвестиций. Президент РФ Владимир Путин уже успел пообщаться с лидером Зимбабве в кулуарах саммита БРИКС в ЮАР, однако завоевать серьезные экономические позиции в этой стране Москве будет тяжело — главный инвестор в Зимбабве сегодня Китай, и руководство этой африканской страны опирается на поддержку Пекина.

Китайские проекты в Зимбабве оцениваются приблизительно в $1 млрд. Западная пресса обвиняла Пекин в том, что он способствовал отстранению Мугабе. Переворот произошел почти сразу после визита главы минобороны африканской страны генерала Чивенги в столицу КНР. Именно он был одним из главных участников заговора против Мугабе.

РОСТУРИЗМ ПОДВЕЛ ТУРИСТИЧЕСКИЕ ИТОГИ ЧЕМПИОНАТА МИРА ПО ФУТБОЛУ FIFA 2018 В РОССИИ

Федеральное агентство по туризму совместно с региональными органами исполнительной власти в сфере туризма подвело туристические итоги Чемпионата мира по футболу FIFA 2018 в России.

Суммарное количество туристов и болельщиков, посетивших в период проведения матчей города-организаторы футбольного первенства, составило порядка 6,8 млн человек, среди которых более 3,4 млн – иностранцы.

Таким образом, 11 городов проведения матчей суммарно приняли более чем на 40% туристов больше, чем за аналогичный период прошлого года. Въездной турпоток в период ЧМ-2018 вырос в этих городах более чем на 50%.

В Волгоградской области общее количество туристов в период проведения Чемпионата мира по футболу FIFA 2018 составило 220 тыс. человек, в том числе более 50 тыс. иностранных граждан. Регион посетили болельщики из Туниса, Англии, Нигерии, Исландии, Саудовской Аравии, Египта, Японии, Польши и других стран. Общий турпоток в Волгоградской области по отношению к аналогичному периоду прошлого года вырос в 2,9 раза, въездной – более чем в 2 раза.

Общее количество гостей за период проведения мероприятий Чемпионата в городе Екатеринбурге составило порядка 165 тыс. человек, из которых около 70 тыс. иностранных болельщиков. Гостями, посетившими 4 матча Чемпионата мира на стадионе «Екатеринбург Арена», стали граждане Египта, Уругвая, Франции, Перу, Японии, Сенегала, Мексики, Швеции, Китая, США, Украины, Германии, Южной Кореи, Польши, Казахстана, Нидерландов, Испании, Аргентины, Мексики, Италии, Великобритании и других стран.

Общий турпоток в Свердловской области по отношению к аналогичному периоду прошлого года вырос в 2 раза, въездной – в 9 раз.

Калининградскую область во время Чемпионата посетили 260 тыс. человек, в том числе более 90 тыс. иностранных туристов. Среди них были болельщики из стран игравших в Калининграде команд (25%) – Марокко, Англия, Хорватия, Бельгия, Швейцария, Сербия, Испания, Нигерия, всего – порядка 30 стран.

Общий туристский поток в июне 2018 года по отношению к аналогичному периоду прошлого года возрос в 1,4 раза, въездной – более чем в 7 раз.

Общее количество туристов, посетивших город Сочи в июне-июле 2018 года, составило порядка 795 тыс. человек, в том числе более 200 тыс. иностранных туристов. Прирост общего туристского потока в городе в июне 2018 года по сравнению с прошлым годом составил 30%, въездного турпотока – более чем 90%.

Гостями Республики Мордовии стали более 140 тыс. человек, в том числе более 106 тыс. иностранных туристов из Колумбии, Перу, США, Ирана, Японии, Мексики, Панамы, Аргентины, Германии, Китая, Бразилии, Туниса, Дании, Канады, Нигерии, Испании, Великобритании, Нидерландов, Индии, Австралии.

Общий турпоток в Республику в июне по сравнению с показателем аналогичного периода прошлого года возрос в 17,7 раза, въездной – в 235 раз.

Москву в период проведения Чемпионата мира по футболу посетили более 3 млн туристов, из них почти 2 млн – гости из-за рубежа. Наибольшее количество туристов прибыло в столицу России из Китая (223,2 тыс. чел.), США (167,4 тыс. чел.), Германии (81,6 тыс. чел.), Нидерландов (61,9 тыс. чел.) и Франции (45,1 тыс. чел.).

Общий турпоток в российской столице в период ЧМ-2018 по сравнению с показателем аналогичного периода прошлого года возрос на 4%, поток иностранных туристов из стран дальнего зарубежья – на 56%.

Общее количество посетивших Нижегородскую область туристов во время чемпионата составило 355 тыс. человек, в том числе более 150 тыс. иностранных граждан. Среди основных стран, болельщики которых посетили Нижегородскую область, были: Аргентина, Швеция, Великобритания, США, Уругвай, Панама, Южная Корея, Коста-Рика, Франция, Китай, Колумбия, Хорватия, Швейцария, Чехия, Германия.

Общий туристский поток в июне 2018 года по сравнению с прошлым годом возрос в 4,9 раза, въездной – в 19 раз.

Санкт-Петербург принял около 800 тыс. человек, в том числе более 500 тыс. иностранных граждан – из Бразилии, Египта, Ирана, Марокко, Аргентины, Нигерии и других стран. Общий турпоток в городе в июне 2018 года по сравнению с прошлогодним показателем аналогичного периода возрос в 2 раза, въездной – более чем на 12%.

Более 190 тыс. человек, в том числе более 72 тыс. иностранных туристов стали посетили Ростов-на-Дону. В городе побывали болельщики из Мексики, Бразилии и Саудовской Аравии. Общий туристский поток в июне по сравнению с прошлым годом вырос в Ростовской области почти в 2 раза, въездной – более чем в 8 раз (72 тыс. человек против 9 тыс.).

За период проведения чемпионата мира по футболу Самарскую область посетили порядка 500 тысяч туристов, в том числе 104 тыс. иностранных граждан.

Самое большое количество болельщиков приехали из Колумбии, Бразилии, Австралии, Мексики, США, Германии, Коста-Рики, Англии, Уругвая, Китая, Дании, Казахстана, Швеции, Аргентины, Сербии.

Общий туристский поток по сравнению с аналогичным периодом прошлого года увеличился более чем в 6,5 раз, въездной – более чем в 31 раз.

Республику Татарстан в период проведения Чемпионата посетило более 300 тыс. туристов, в том числе более 100 тыс. иностранных – из Колумбии, Австралии, Ирана, Бразилии, Германии, Аргентины, Франции, США, Китая, Мексики и т.д.

Общий туристский поток в Татарстан во время ЧМ-2018 по сравнению с аналогичным периодом прошлого года возрос на 30,3%, количество иностранных туристов увеличилось в 12 раз.

В рамках подготовки к Чемпионату мира по футболу FIFA 2018 была проведена работа по формированию благоприятных условий для приема болельщиков на объектах транспортной инфраструктуры, в коллективных средствах размещения, на предприятиях общественного питания, на туристских объектах, по обучению персонала индустрии гостеприимства, гидов-переводчиков, разработке специальных туристских маршрутов, программ, экскурсионного обслуживания, культурных, развлекательных и образовательных мероприятий для болельщиков, установке туристской навигации, созданию служб информировании и поддержки гостей, проведению информационно-пропагандистских кампаний, нацеленных на популяризацию туристских возможностей, созданных в городах-организаторах.

Все это позволило провести Чемпионат на высочайшем уровне и подарить туристам и гостям незабываемые впечатления и позитивные эмоции.

Отлично справилась с возросшей нагрузкой транспортная система страны.

«Необходимо особо отметить эффективную работу транспортной системы, которая блестяще справилась с обслуживанием резко возросшего турпотока во время проведения Чемпионата мира по футболу FIFA 2018. По данным РЖД, в период ЧМ-2018 компания перевезла между городами-организаторами мирового футбольного первенства 5,2 млн пассажиров, т.ч. около 319 тыс. болельщиков – на бесплатных поездах. С 14 июня по 15 июля было выполнено 3,9 тыс. чартерных рейсов, причем задержек было в 8 раз меньше, чем в аналогичный период 2017 года», – говорит глава Ростуризма Олег Сафонов.

Наследием ЧМ-2018 стали современные аэропорты и ж/д вокзалы в городах-организаторах мирового футбольного первенства (характерный пример – построенный «с нуля» аэропорт «Платов» в Ростовской области), высококачественные гостиницы (первые пятизвездочные отели в Калининграде, Нижнем Новгороде и Саранске были построены именно к Чемпионату, прежде коллективных средств размещения такой категории в этих городах не было), более 100 новых туристских маршрутов по регионам проведения матчей, конкурентоспособный информационный контент для популяризации России как туристского направления, в частности, разработанные Ростуризмом путеводители на иностранных языках, новый формат продвижения гастротуристических возможностей Российской Федерации – мобильные гастрономические фестивали на базе современных фудтраков (серия таких мероприятий под названием WORLDFOODBALLCUP «Гастрономическая карта России» впервые прошла в период проведения Чемпионату мира по футболу FIFA 2018 в рамках культурной программы турнира и собрала порядка 80 тыс. гостей), и многое другое.

«Чемпионат мира по футболу FIFA 2018 обеспечил для российской туристской отрасли долгосрочный эффект. Его наследие продолжит работать, способствуя росту внутреннего и въездного турпотоков. Компания McKinsey подсчитала, что благодаря проведению в России мирового футбольного первенства число внутренних туристов в нашей стране вырастет на 10-26%, туристов из-за рубежа – на 14-18%. Это вполне реальная динамика. Мы, со своей стороны, работаем над тем, чтобы закрепить и развивать позитивные тенденции», – говорит Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов.

Индекс продовольственных цен ФАО резко упал в июле, поскольку цены на основные группы торгуемых товаров продемонстрировали заметное снижение, особенно на молочную продукцию и сахар.

Индекс продовольственных цен ФАО снизился на 3,7 процента по сравнению с июньским показателем и составил 168,8 пункта, что является самым резким ежемесячным снижением индекса с конца прошлого года. Индекс неуклонно рос в 2018 году вплоть до июня.

Индекс продовольственных цен ФАО - это показатель изменений за месяц международных цен на корзину продовольственных сырьевых товаров.

Индекс цен на молочную продукцию ФАО в наибольшей степени повлиял на снижение общего показателя, упав на 6,6 процента по сравнению с предыдущим месяцем. При этом цены на масло и сыр снижались более быстрыми темпами, чем цены на сухое цельное и обезжиренное молоко.

Индекс цен на сахар ФАО упал на 6 процентов до почти трехлетнего минимума, главным образом вследствие пересмотра прогнозов по производству в сторону увеличения в Индии и Таиланде, которые являются крупными производителями сахара. Прогнозируемый спад производства в Бразилии - крупнейшем в мире производителе и экспортере сахара - ограничили падение мировых цен на сахар.

Индекс цен на зерновые ФАО снизился на 3,6 процента по сравнению с июньским показателем и сейчас находится на уровне ниже аналогичного показателя год назад. Экспортные котировки на пшеницу, кукурузу и рис снизились, хотя цены на пшеницу и кукурузу несколько выросли к концу июля.

Индекс цен на растительные масла ФАО снижался на протяжении последних шести месяцев, упав в июле еще на 2,9 процента по сравнению с июньским показателем, и сейчас он находится на самой низкой отметке с января 2016 года. Частично июльский спад был обусловлен ослаблением цен на рынке сои, которое явилось следствием торговых разногласий между Китаем и Соединенными Штатами Америки. Тем не менее, цены на рапсовое масло повысились, что было обусловлено ростом спроса со стороны производителей биодизеля и неблагоприятными прогнозами на урожай в Европейском союзе.

Индекс цен на мясо ФАО снизился на 1,9 процента по сравнению с июньским показателем, который был пересмотрен в сторону повышения в связи с ростом экспортных цен на говядину из Бразилии вследствие забастовки водителей грузовиков.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА НАКАПЛИВАЕТ ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ДОЛГ

Ситуацию ухудшает рост производства продовольствия

По подсчетам международной исследовательской организации «Глобальная сеть экологического следа», 1 августа мировая экономика израсходовала весь условный запас возобновляемых природных ресурсов, которые могут восстановиться за год. Для обеспечения потребностей в биологических ресурсах мировому населению по-прежнему требуется 1,7 планеты Земля. Россия пока остается мировым «экологическим донором», однако в последние годы в стране увеличивается экологический след от потребления домохозяйств.

День экологического долга — это условная дата очередного года, к которой мировая экономика полностью использовала пересчитываемый объем возобновляемых биоресурсов (лесов, продукции сельского хозяйства, морского рыболовства, экосистем, которые могут поглощать выбросы углекислого газа). Год от года этот день сдвигается на все более раннюю дату: в 2015 году день экологического долга выпал на 13 августа, в 2016-м — на 8 августа, в 2017-м — на 1 августа. За сутки население Земли вырубает 20 тыс. га леса, выбрасывает до 4,8 млн тонн мусора, потребляет 12,5 млн тонн еды (из них 3,7 млн выбрасывается), вылавливает более 250 тыс. тонн рыбы и морепродуктов, а также выбрасывает почти 90 мегатонн СО2, говорится в исследовании. Сейчас ему требуется уже 1,7 планеты Земля для покрытия потребностей в биологических ресурсах.

По данным исследования «Глобальной сети экологического следа», один из основных драйверов роста нагрузки на окружающую среду — увеличение производства продовольствия в условиях роста населения в мире и повышения его благосостояния.

В частности, уже почти половина земель на планете и 70% всей применяемой пресной воды используется для сельского хозяйства. Агросектор также ответственен за выбросы 25–30% парниковых газов. Именно поэтому, подчеркивают исследователи, важно переходить на устойчивое потребление продуктов питания, сокращение объемов выбрасываемой еды, потребление местных, сезонных и сертифицированных продуктов, произведенных в соответствии с принципами экологического или органического сельского хозяйства.

Для снижения экологической нагрузки на биоресурсы ученые также предлагают пересмотреть подход к городскому развитию в условиях роста урбанизации — речь идет прежде всего об устойчивом городском развитии, программах экологизации транспорта в городе, поддержке «зеленого строительства», о снижении объемов образующихся отходов и повышении доли их переработки. Третье важное направление — снижение «углеродного следа» экономики, включая повышение энергоэффективности и развитие возобновляемых источников энергии.

В соответствии с исследованием РФ остается глобальным экологическим донором (экологический след каждого жителя страны ниже, чем запасы биологических ресурсов и их способность к восстановлению и поглощению отходов и парниковых газов). Тем не менее день экологического долга наступает в России уже 21 апреля (для сравнения, в США 15 марта, в Дании 28 марта, в Германии 2 мая, в Китае 15 июня, в Бразилии 19 июля). Российский партнер исследования, WWF-Россия, отмечает рост вклада потребления домохозяйств в экологический долг страны (его роль составляет почти две трети) — прежде всего за счет увеличения покупки продуктов, привезенных издалека, большого объема потребления упаковки (в том числе одноразовой и пластиковой), высокого процента выбрасываемой еды и высоких показателей образующихся отходов (на фоне низкого процента их переработки).

Кроме того, отмечают в WWF-России, несмотря на увеличение площади лесного покрова (в том числе за счет зарастания заброшенных полей), снижается количество экологически ценных первозданных лесов (мало нарушенных лесных территорий), ранее не подвергавшихся серьезному хозяйственному воздействию. Аналогичные процессы также происходят и в Бразилии, Канаде и Индонезии. Причины потерь малонарушенных лесов в РФ, по данным экологов, это лесные пожары, вырубки и создание лесной инфраструктуры, а также разведка и добыча полезных ископаемых.

Ангелина Давыдова