Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Иран примет 29-ю Международную биологическую олимпиаду

15 июля в Тегеране (Иран) откроется 29-я Международная биологическая олимпиада (International Biology Olympiad – IBO). На данный момент об участии в соревновании заявили 270 школьников из 70 стран мира.

Год назад на 28-й Международной биологической олимпиаде в Ковентри (Великобритания) сборная команда Российской Федерации завоевала полный комплект наград, улучшив результат 2016 года по количеству полученных золотых медалей. По итогам выполнения заданий теоретического и практического туров 28-й Международной биологической олимпиаде российские школьники завоевали две золотые, одну серебряную и одну бронзовую медали.

В 2018 году сборную России представляют четыре школьника: Д. Афонин из Новосибирска, а также А. Гараев, А. Пустовид, И. Ярутич из Москвы.

Руководителем сборной команды России на 29-й Международной биологической олимпиаде, как и в прошлом году, выступит А.М. Рубцов, профессор кафедры биохимии МГУ имени М.В. Ломоносова.

Олимпиада завершится 22 июля.

Справочно

Международная олимпиада по биологии (IBO) – ежегодное всемирное состязание по биологии для школьников не младше 15 лет, победивших в национальных олимпиадах.

Все участники оцениваются в формате индивидуального зачёта по результатам двухдневных испытаний. Теоретические и практические задания основаны на ключевых разделах биологии: клеточная биология, молекулярная биология, анатомия и физиология растений, анатомия и физиология животных и человека, этология, генетика и эволюция, биосистематика.

Иран. Весь мир > Образование, наука. Медицина > edu.gov.ru, 13 июля 2018 > № 2671909

Опубликовано новое издание Руководства по экспертизе (2018 г.)

В недавно опубликованном новом издании Руководстве ВОИС по экспертизе, касающейся классификации товаров и услуг в международных заявках, подаваемых по процедуре Мадридской системы («Руководство») (2018 г.), содержится информация о самых современных принципах экспертизы, применяемых экспертами Мадридского реестра.

В последнем издании Руководства приводится ряд дополнительных рекомендаций по подготовке четкого и корректного перечня товаров и услуг, которые уменьшат риск ошибок, связанных с использованием классификации.

Подобно первоначальной редакции, представленной на круглом столе Рабочей группы по правовому развитию Мадридской системы в 2016 г., новое издание состоит из трех частей: в разделе 1 приводится обзор Мадридской системы и международной классификации товаров и услуг (Ниццкая классификация). В разделах 2 и 3, в которых в основном сосредоточена новая информация, разъясняются основные принципы классификации, применяемые ВОИС, и приводятся практические советы и рекомендации по оформлению.

Почему важно использовать классификацию

Что нового

Дополнительная информация о принципах классификации (раздел 2)

Характер услуг и область деятельности

Изучив самые распространенные ошибки, замеченные экспертами в прошлом году, мы выключили в издание 2018 г. подраздел 2.2, содержащий новую информацию, которая поможет при классификации услуг. Например, при указании услуги необходимо четко обозначить ее характер и область деятельности.

Так, если вы подаете заявку на регистрацию товарного знака для финансовых услуг на базе веб-ресурса, ВОИС примет к рассмотрению описание, сформулированное как «предоставление финансовой информации через веб-сайты» по классу 36, но не «веб-сайт, содержащий финансовую информацию».

Ссылки на другие классы

В новом издании Руководства содержится предостережение насчет описания товаров и услуг с использованием ссылок на другой класс. Например, не будут приниматься к рассмотрению такие описания, как «компьютерное программное обеспечение для услуг класса 35». Включение в перечень такого указания приведет к несоблюдению правил (согласно правилу 13 Общей инструкции ), что в конечном счете может стать причиной задержки или воспрепятствовать регистрации товарного знака.

Новые советы по оформлению (раздел 3)

Использование в тексте на английском языке определенного артикля

Краткость – основа всего. В большинстве случаев использование определенного артикля the необязательно. Согласно новому изданию Руководства, английский определенный артикль следует опускать везде, где это возможно.

Круглые или квадратные скобки

Несколько лет назад в алфавитном перечне терминов Ниццкой классификации было запрещено использовать круглые скобки. В настоящее время круглые скобки не могут быть использованы для пояснения или раскрытия термина, хотя могут применяться для обозначения американского варианта (“Am.”) британского термина, например trousers / pants (Am.) [британский и американский варианты слова «брюки»].

В то же время в алфавитном перечне Ниццкой классификации разрешается использовать квадратные скобки. В отличие от круглых скобок квадратные могут применяться для включения текста, поясняющего или уточняющего термин (например, «аппараты светосигнальные [проблесковые]» в классе 9).

Согласно Руководству этого года, квадратные скобки могут также использоваться по мере необходимости для определения или уточнения национального или регионального продукта, например «кимчи [блюдо из ферментированных овощей]» или «сенбей [рисовые крекеры]» в классе 30.

Почему важно использовать классификацию

Любая международная заявка на регистрацию товарного знака, подаваемая в рамках Мадридской системы ВОИС, должна включать перечень товаров и услуг, на которые распространяется действие этого знака. Такой перечень должен быть понятным и лаконичным; он должен быть составлен по определенным канонам категоризации (или классификации) каждого наименования, другими словами он должен соответствовать принципам международной классификации товаров и услуг (Ниццкой классификации). Если эти требования не соблюдаются, заявка не пройдет формальную экспертизу в ВОИС, и в отношении нее будет направлено уведомление о несоблюдении правил.

Источник: "WIPO"

Трамп, враг грудных младенцев

Какая, по-вашему, сейчас внутриполитическая тема номер два для США? С первой-то понятно: президент Дональд Трамп назначил судьей Верховного суда нелиберального человека по имени Брет Каванна и подвергается привычному избиению в либеральных медиа. А вот вторая… это про грудное молоко. И искусственное вскармливание. История смешная, но вскрывает массу видимых и подводных течений в мировой политике.

Здесь на самом деле две истории. Первая — пропагандистская и уныло-предсказуемая: Трамп — враг грудных младенцев (трогательные фотографии таковых — классика иллюстрации таких материалов). Вторая история — насчет того, что произошло на самом деле.

Стартом была длинная публикация New York Times, ведущей с Трампом борьбу. Текст (опять же классика) основывается на показаниях представителей нескольких стран, желающих остаться неизвестными. Представляли они свои страны на весеннем заседании Всемирной организации здравоохранения в Женеве, где обсуждалась длинная резолюция по детскому питанию.

По словам "представителей", американская делегация постаралась отредактировать или выкинуть из резолюции два пункта. Первый — якобы насчет "поддержки, продвижения и защиты" грудного кормления. И второй — насчет необходимости ограничений для компаний, продающих искусственное молоко.

А как работает американская дипломатия в ООН, мы знаем. Автором резолюции выступил Эквадор, но ему (по утверждению непоименованных представителей) американский посол пригрозил лишением американской военной помощи. То же произошло с несколькими африканскими странами: запугали и задавили. И тут за дело взялась российская делегация, ставшая вместо Эквадора автором резолюции, и ей США не грозили.

Не уверен, что вы оценили тонкость намека: дело не в том, что Россия грудью встала за грудное кормление. А в том, что "люди Трампа" не спорят с этой Россией, которая, как известно, вмешалась в выборы на стороне Трампа.

…И на этом месте Дональд сделал глупость. Написал в очередном утреннем твит-извержении, что жительницы бедных недоедающих стран должны иметь доступ к искусственному молоку. Ему немедленно объяснили, что вот как раз в бедных-то странах, где у женщин не всегда есть доступ к чистой воде, чтобы разбавлять порошок… и так далее. Ну, не знает президент США тонкостей темы. В итоге публикации о его бесчеловечности, с беззащитными младенцами в виде иллюстрации, продолжаются.

Приговор прессы пока такой: перед нами "запугивание, антинаука, продвижение интересов индустрии, борьба с общественным здоровьем и близорукость, и это еще не все". (Цитата по другой публикации той же газеты — редакционной статье, раздающей моральные определения в этой очередной кампании).

А мы продолжим всматриваться в частности, особенно те, что касаются "интересов индустрии". Есть глобальная индустрия искусственного молока с объемом продаж в 70 миллиардов долларов в год, и по большей части это американские компании. Так что Трампа обвиняют в лоббировании этой отрасли и, в очередной раз скажем, в нанесении вреда невинным младенцам. Пропагандисты вычерчивают кривые их продаж и показывают пальцем: видите, падают, вот почему Трамп старается. Примитивно, но убедительно.

Тем более что это давняя история — как производители искусственного питания продвигают свои продукты по всяким не очень грамотным странам, объясняя, что искусственное молоко не хуже материнского. А оно, понятно, все равно хуже.

Но есть и другие частности. Например, рассказ отнюдь не анонимных представителей — в данном случае американского Минздрава о том, что на самом деле отстаивали США в этой резолюции. Они боролись с любимой забавой лоббистов и фанатиков, так и кишащих внутри и вокруг ВОЗ — забавой по части запретов и массового морального давления на тех, кто не вписывается в определяемые фанатиками рамки "здорового образа жизни".

А именно, говорит человек из Минздрава, есть такие женщины, у которых нет молока. И у них должна быть возможность покупать искусственное питание без того, чтобы их оскорбляли по этому поводу, делая мишенью кампаний против "беспринципных отравителей, не пускающих младенцев к материнскому молоку".

Кто оскорбляет таких женщин: активисты, вестимо. На полях битвы за грудь замечены были люди из Baby Milk Action (Великобритания) и другие. А также лоббисты другой кампании — против ожирения, которые борются против сахаросодержащих напитков (и за напитки, содержащие кукурузный сироп) с яростью вегана, завидевшего мясной прилавок.

Кстати, на том же заседании ВОЗ американцы успешно выкинули из другой резолюции призывы обложить в глобальном масштабе налогами всяческие прохладительные напитки.

И вот в это верится. Не вполне правдоподобно, что команда Трампа борется со всем миром за интересы одной из множества пищевых отраслей (хотя на низовом уровне администрации возможно все). А вот что философия его команды не очень одобряет перманентно накаленную атмосферу в ВОЗ, где разные лоббисты и контрлоббисты требуют запретить что угодно, — это заметно. И что касается "ненависти" трампистов к науке, то и здесь понятно, о чем речь. Среди республиканцев много тех, кто знает, как целые отрасли "науки" создаются на гранты кого следует, опять же для продвижения какого-то продукта и запрета другого, и "наука" эта достойна серьезного расследования.

Многие битвы в ВОЗ ведутся громадной и очень активной медицинской отраслью США, в том числе битвы против всего мира. Но медицинское лобби никогда не было замечено в любви к республиканцам. Это известные друзья демократов, последние не раз продвигали какие угодно инициативы медицинского бизнеса. Так что ВОЗ с кипящими там спорами — не трамповская территория. Что мы и видим.

И в порядке послесловия: при поверхностном взгляде на вещи может показаться, что международная политика делается лишь на мероприятиях типа нынешнего заседания НАТО, на других саммитах и в прочих местах, где речь о стратегическом балансе или, в крайнем случае, о ценах на нефть. И еще на этих встречах неизменно фигурируют очередные выборы в той или иной стране, и много прочего — военного, политического.

В действительности это так — на поверхности. Но трампистский переворот и похожие события за пределами Америки порождают также и подводные течения. Яростная драка вполне может вестись и во всяческих международных организациях, в том числе в ВОЗ — драка и за продажи и запреты разных продуктов, и за идеологию и методы работы, сопровождающие такие запреты или продажи. И в других организациях много похожего. Какие-то отрасли могут быть "за Трампа", какие-то против, какие-то привыкли к лоббированию из Белого дома, какие-то недовольны прекращением лоббирования и поэтому мстят.

И их битвы будут обязательно сопровождаться словесным переходом на высокие материи. С обязательными фотографиями невинных детей, которым угрожают аморальные подонки, ненавидящие науку и здоровье.

Дмитрий Косырев

Почем искусство для студентов? Третьяковка борется с гидами-нелегалами

Третьяковская галерея продолжает войну с нелегальными экскурсоводами и увлеклась настолько, что стала проверять обычных посетителей. Оказалось, что учебные занятия в музее платные, но после резонанса в СМИ галерея решила пересмотреть правила

Исследователь моды и главный редактор журнала Fashionograph Тим Ильясов — частый гость в Третьяковке. Посещение музея для него целый ритуал. У Ильясова есть традиция: готовить рассказы про картины и делиться ими с близкими. В конце июня он в компании четырех друзей пришел рассмотреть платья на портретах, разглядывали наряды и шляпки эпохи ампира и романтизма и обсуждали, как они сидят. Вдруг случилось неожиданное.

«Во время нашей беседы, когда мы обсуждали одну из картин, один из нарядов на этих портретах, к нам подходит смотритель и просит прекратить экскурсию. Но постойте, почему вы решили, что у нас экскурсия? Она отвечает: вы ведь что-то рассказываете, значит, у вас экскурсия. Мы перестали двигаться столь активно. К нам подходит сотрудник охраны и снова, уже более настойчиво, просит прекратить экскурсию. Дальше я спросил совершенно резонно: значит ли это, что нам запрещено разговаривать. Охранник сказал: значит, так, разговаривать нельзя, все вопросы к администрации».

Похожая ситуация произошла со студентами и с преподавателями исторического факультета МГУ имени Ломоносова. На выставку картин Василия Верещагина в галерею на Крымском Валу они пришли группой из 12 человек. По словам преподавателей, осматривали экспозицию и делились впечатлениями. Но к ним тоже подошел охранник и попросил прекратить обсуждение. Оказывается, теперь в случае прохода на выставку группой нужно запрашивать разрешение у музея.

Данные истории настолько возмутили пользователей социальных сетей, что журналист Тимофей Дзядко решил организовать в Третьяковке флешмоб «Больше двух не собираться».

«Мы с друзьями по-прежнему планируем прийти в эту субботу в 12 часов дня в Третьяковскую галерею на Крымском Валу на выставку Верещагина, чтобы проверить новые правила, которые действуют теперь в галерее, а именно то, что больше двум людям там нельзя собираться, если они вдруг решили обсудить картины».

Как ни банально, но все упирается в деньги. С мая этого года Третьяковская галерея практикует новый формат борьбы с «черными» экскурсоводами. Официальная версия: часто нелегалы дают посетителям ложную информацию. Подтекст происходящего: проведение учебных занятий в Третьяковке в Лаврушинском переулке — платное. Стоимость билета для группы — 5310 рублей. Перед началом гостевой гид должен получить специальный бейдж. Бесплатные занятия могут проводить только профильные учебные заведения: художественные вузы и школы. Это очень странный подход, считает директор музея современного искусства «Гараж» Антон Белов:

«Если мы говорим о других музеях, то там все гораздо проще. Например, в Национальном музее Великобритании все постоянные экспозиции бесплатные для посещения. Они, наоборот, стимулируют, чтобы зрители сами приходили, обсуждали, дискутировали. Это странная вещь вообще, да? Потому что изначально все музеи в мире, это даже содержится в рекомендации Американской ассоциации музеев, привлекают людей к дискуссиям о представленных выставках».

После шумихи в СМИ команда Третьяковской галереи приняла решение скорректировать систему, говорится на официальной странице музея в Facebook. С нового учебного года занятия на всех территориях Третьяковки станут бесплатными. Это уже больше похоже на новую концепцию галереи: открытое пространство, где обсуждаются яркие и живые проекты.

Ирина Яковлева

Евросоюз проанализирует предложения Великобритании по Brexit, опубликованные в четверг, сообщил главный переговорщик от ЕС, член Еврокомиссии Мишель Барнье.

"Теперь мы проанализируем Белую книгу по Brexit со странами Евросоюза и Европарламентом", — написал Барнье в Twitter.

Барнье напомнил, что предложение Евросоюза заключается в возможности формировании "амбициозного соглашения о свободной торговле" с Соединенным Королевством, а также эффективного сотрудничества по широкому кругу вопросов, включая партнерство в сфере безопасности.

"Я жду переговоров (по Brexit – ред.) с Великобританией на следующей неделе", — написал переговорщик от ЕС.

В четверг был опубликован доклад британского правительства с предложениями по будущим отношениям с ЕС после Brexit, именуемый "Белой книгой". Страна предлагает ЕС новое партнерство в сфере безопасности, предусматривающее тесное сотрудничество правоохранительных органов, обмен развединформацией и совместное расследование серьезных преступлений и террористических заговоров, а также участие Великобритании в деятельности Европола и Евроюста.

Также Лондон предлагает Евросоюзу договориться о координации работы в сферах внешней политики, обороны и международного развития, а также в решении вопросов, связанных с нелегальной миграцией, кибербезопасностью, здравоохранением, борьбой с терроризмом.

Великобритания после Brexit планирует отказаться от принципа свободы передвижения, беспрепятственно въезжать в Соединенное Королевство из ЕС смогут только молодежь, студенты и туристы.

Правительство планирует ввести специальный таможенный режим с ЕС и вводить его по ступенчатому принципу. В стратегии закреплено намерение Великобритании проводить независимую торговую политику с собственным представительством в ВТО. Также Соединенное Королевство намерено устанавливать собственные тарифы и сборы, а также заключать прямые торговые соглашения с любыми странами.

Мария Князева.

Депутат Рады и глава партии "Батькивщина" Юлия Тимошенко назвала "способы" вернуть Крым Украине. По ее словам, для этого нужно укрепить армию и провести переговоры в Будапештском формате.

Слова политика передает пресс-служба "Батькивщины".

"Нам нужно не позволить миру разделить вопрос Крыма и Донбасса. Нам нужно не разделять эти вопросы, а ставить их очень четко странам-гарантам, которые когда-то, когда лишали нашу страну ядерного оружия, давали нам письменные гарантии защиты Украины", — заключила Тимошенко.

Политик также посетовала, что страна не вступила в НАТО после принятия Будапештского меморандума.

Документ подписали пятого декабря 1994 года лидеры Украины, России, США и Великобритании. Фактически он лишил Киев ядерного оружия и дал начало его присоединению к Договору о нераспространении ядерного оружия.

"Пустые хлопоты"

Как считает крымский политик, депутат Симферопольского городского совета от КПРФ Степан Кискин, об укреплении украинской армии не может идти и речи, потому что "все в развалинах", "бюджет разворовывается налево и направо".

"Все это, мне кажется, просто политические разговоры, которые промывают людям мозги", — сказал он в эфире радио Sputnik.

По его мнению, на Украине сейчас нет консолидирующей силы, а Тимошенко уже была при власти и ничего народу не дала.

"Поэтому я думаю, что она занимается пустыми хлопотами", — заключил эксперт.

Планы Киева на Крым

На Украине не раз говорили о "возвращении" Крыма и Донбасса. Так, экс-президент страны Леонид Кравчук считает, что можно "вернуть" полуостров, предоставив ему особый статус, при котором "субъектом власти будут крымские татары". При этом ранее он высказывал мнение о том, что Москва может добровольно "вернуть" полуостров.

В свою очередь, бывший министр обороны Украины и лидер партии "Гражданская инициатива" Анатолий Гриценко в интервью порталу Lb.ua объяснял, к чему может привести попытка силой забрать у России Крым.

По словам политика, существует некий "неофициальный план" по прекращению конфликта в Донбассе. Как отметил Гриценко, этот сценарий не предусматривает силовых методов.

"Я вам скажу: если бы Украина избрала президента, который начнет силой отбирать Крым и Донбасс, тогда санкции с России снимут, против нас введут, и на этом Украина закончится", — заключил экс-министр обороны.

Крым вернулся в состав России после проведенного там в 2014 году референдума, на котором более 95% жителей полуострова высказались за воссоединение. Москва не раз заявляла, что жители полуострова демократическим путем, в полном соответствии с международным правом и Уставом ООН сделали выбор в пользу России. По словам Владимира Путина, вопрос Крыма "закрыт окончательно".

Украина. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 12 июля 2018 > № 2676709

Италия не собирается увеличивать расходов на оборону по сравнению с уже существующими, заявил премьер-министр страны Джузеппе Конте.

В ходе саммита НАТО, который проходит в Брюсселе, президент США Дональд Трамп поднял вопрос не только о достижении членами альянса согласованного уровня расходов на оборону в размере 2% от ВВП, но установил новый барьер — 4%. Сам президент США ранее написал в своем Twitter, что страны НАТО должны немедленно начать тратить на оборону 2% от своего ВВП.

"Италия унаследовала обязательства по расходам в том, что касается вклада в НАТО, и мы эти обязательства не меняем. Насколько нам известно, сегодня мы не приняли решений по новым расходам в сравнении с теми, что имели ранее", — заявил Конте журналистам по итогам саммита НАТО в Брюсселе.

По его словам, проблема о разнице расходов на оборону между членами НАТО, которую на саммите в Брюсселе поставил президент Трамп, существует, так как уровень американских затрат значительно превышает расходы их союзников.

Вместе с тем, Конте подчеркнул, что вклад каждой из стран–участниц альянса подразумевает не только расходы бюджета на оборону, но вклад в миссии и операции НАТО: "Италия участвует в значимых стратегических миссиях, и мы намерены придать объективность оценке этого вклада", — сказал премьер.

При этом бывший министр обороны Италии Роберта Пинотти в феврале заявляла, что Италия готова нарастить расходы на оборону до 2% к 2024 году. По состоянию на 2016 год, согласно исследованию Стокгольмского института исследования проблем мира, доля военных расходов Италии от ее ВВП составляла 1,5%.

На саммите НАТО в 2014 году в Бухаресте было принято решение, что в перспективе все страны альянса доведут свои оборонные расходы до требуемого уровня. Однако, по оценке НАТО от июня 2017 года, из 29 членов блока не менее 2% от ВВП на оборону тратят только США, Греция, Великобритания, Эстония, Румыния и Польша. Трамп неоднократно призывал партнеров по альянсу выполнять достигнутые в Бухаресте договоренности повышать расходы на оборону до 2% от ВВП, угрожая в противном случае сократить участие США в общих программах по обеспечению безопасности стран-членов НАТО.

Александр Логунов.

Минпромторг: экспорт сельхозтехники вырастет на треть

Объем экспорта российской сельскохозяйственной техники за рубеж вырастет с 7,3 млрд руб. в 2017 году до 10 млрд руб. в 2018-м. Об этом сообщил ТАСС директор департамента сельскохозяйственного, пищевого и строительно-дорожного машиностроения Минпромторга Евгений Корчевой в кулуарах выставки «Иннопром-2018» в Екатеринбурге.

«У нас существенно растет экспорт, в этом году мы выйдем на 10 млрд руб., речь идет о более чем 30 странах мира. Сейчас растут поставки в Евросоюз — Германия, Франция, Великобритания, Польша, Венгрия. Плюс Северная Америка, в основном, Канада. Объем поставок в Китай тоже ежегодно увеличивается», — сказал Корчевой.

По его словам, в 2018 году российские производители сельхозтехники вышли на новые рынки сбыта продукции — это Австралия и ЮАР. «Мы в этом году впервые вышли на эти рынки, уже пошли первые продажи, там заключены контракты с дилерами. Причем техника разнообразная, речь идет, например, об инновационных фотосепараторах, о зерноуборочных комбайнах, энергонасыщенных тракторах и другой номенклатуре. Это уже факт поставок, и задача на этих рынках увеличивать объем поставок <…> Наша задача — увеличить количество стран в среднем с 30 до 65 к 2025 году», — добавил Корчевой.

В соответствии со стратегией, утвержденной правительством 31 августа 2017 года, экспорт российской сельхозтехники должен вырасти до 30 млрд руб. к 2025 году. «Планируется, что каждый из сегментов рынка в отдельности покажет рост экспортируемой продукции в два раза и более», — сообщала пресс-служба правительства. Как следует из стратегии, число предприятий, экспортирующих отечественную продукцию сельхозмашиностроения, в ближайшие восемь лет должно увеличиться с 48 В 2018 году до 70 к 2025-му — это более 80% всех отечественных предприятий. Сейчас производственные мощности отрасли загружены на 40−70% в зависимости от вида техники, это позволяет в короткие сроки увеличить объем производства в два раза по большинству видов сельхозмашин, указано в документе.

Увеличению экспорта способствует и спад спроса на сельхозтехнику внутри страны в начале 2018 года на фоне уменьшения доходности и инвестиционной активности аграриев. По данным ассоциации «Росспецмаш», из-за сокращения спроса в январе-апреле 2018 года производство сельхозтехники в России сократилось на 19% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года — до 32,3 млрд руб.

Ассоциация «Росспецмаш» объясняет спад спроса в начале года низкими ценами на зерно на внутреннем рынке, а также задержкой субсидирования льготных 5%-ных кредитов на приобретение сельхозтехники. Неопределенность по субсидиям сохранялась вплоть до конца апреля, в результате чего аграрии массово откладывали решение о приобретении сельхозмашин. Еще одной причиной снижения выпуска стало субсидирование закупок иностранной техники за счет средств региональных бюджетов. По данным опроса, проведенного Минпромторгом, зарубежные машины таким образом приобретают более чем в 50 регионах страны. При этом ежегодно на это выделяется свыше 8 млрд руб.

С 2012 по 2016 год экспорт продукции российского сельскохозяйственного машиностроения в денежном выражении вырос на 64%, в 2017-м он увеличился еще на 16% и, как сообщал ранее Минпромторг, составил 7,9 млрд руб. Поставки тракторов выросли на 63% до 330 ед., техники для послеуборочной обработки урожая — на 50% до 560 ед., почвообрабатывающей техники — на 31% до 783 ед., посевной техники — на 24% до 536 ед. По данным Минпромторга, среди основных импортеров — страны СНГ, Евросоюза, Монголия и Канада. Сейчас для экспортеров сельхозтехники действуют такие меры поддержки, как субсидирование части затрат на транспортировку, на сертификацию продукции на внешних рынках, на участие в конгрессно-выставочных мероприятиях и др.

«Выведите иранцев»: Путин и Нетаньяху поделили Сирию

Премьер-министр Израиля прибыл в Москву, чтобы снизить влияние Ирана в Сирии

Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху прибыл в Россию, чтобы посмотреть футбол и попытаться уговорить российского президента Владимира Путина содействовать выводу иранских войск из Сирии. Встреча двух лидеров прошла за несколько дней до презентации нового ближневосточного плана США.

Биньямин Нетаньяху прибыл в Россию, чтобы посмотреть полуфинал Чемпионата мира-2018 Англия — Хорватия. Неясно, за кого болел израильский премьер, но главной головной болью для него остается иранский вопрос, который он и собирался обсуждать с российским лидером. Военные из Исламской республики наращивают влияние в Сирии и, по мнению Нетаньяху, угрожают безопасности Израиля.

Особенное опасение Тель-Авива вызывает ситуация на границе двух государств, куда могут проникать иранские спецслужбы. До конфликта в Сирии на Голанских высотах находились миротворцы ООН, которые обеспечивали мирное соглашение между Израилем и сирийским президентом Башаром Асадом. Сейчас миротворцев там нет, и эта стратегически важная территория остается одним из важных очагов конфликта.

В ходе встречи с Путиным Нетаньяху в очередной раз объяснил позицию израильской стороны по ситуации в Сирии. Об этом сообщило Reuters со ссылкой на израильского чиновника, пожелавшего сохранить анонимность.

По словам источника агентства, главное требование Израиля — в Сирии не должно быть иранских войск.

«Мы не будем принимать меры против режима Башара Асада, а вы выведете иранцев», — передал источник слова Нетаньяху.

Также Нетаньяху рассказал Путину о перехвате израильскими ПВО беспилотника, запущенного с территории Сирии. Премьер отметил, что любые попытки нарушить границы Израиля будут строго пресекаться.

Взаимодействие России и Израиля на сирийском направлении происходит давно и до последнего времени удовлетворяло обе стороны. Путин напомнил об этом и в ходе последней встречи, отметив, что отношения между военными ведомствами двух стран «складываются на хорошем уровне».

Кремль как правило не вмешивается, если израильские ВВС тайно или открыто наносят удары по сирийским военным объектам, которые использует радикальная проиранская группировка «Хезболла», у которой есть доступ к Голанским высотам.

Вместе с тем Иран является союзником РФ в Сирии. Москва дорожит успешным переговорным форматом «Россия — Иран — Турция», который неоднократно демонстрировал свою эффективность как инструмент урегулирования сирийского конфликта.

На встрече Путина и Нетаньяху присутствовали высокопоставленные силовики, в том числе глава Генштаба РФ Валерий Герасимов. Израильского премьера сопровождали помощник по военным вопросам Элиэзер Толедано и глава совета национальной безопасности страны Меир Бен-Шабат.

Ведущий эксперт Gulf State Analytics Теодор Карасик считает, что встреча Путина и Нетаньяху — очередной этап переговоров о том, чтобы «убрать Иран из Сирии». Первый детальный разговор на этот счет, по мнению собеседника «Газеты.Ru», состоялся 9 мая, когда премьер-министр Израиля принял участие в праздновании Дня Победы в Москве. Путин и Нетаньяху вместе смотрели парад, а также возложили венки к могиле Неизвестного солдата.

Кремль, впрочем, хотел бы послушать и мнение другой стороны. В Москве ждут с визитом Али Акбара Велаяти, советника по международным делам Высшего руководителя Ирана Али Хаменеи.

По мнению Теодора Карасика, визит иранской делегации означает, что именно Россия становится страной, где решается вопрос баланса сил в сирийском конфликте.

Переговоры Путина и Нетаньяху прошли в преддверии встречи российского лидера с президентом США Дональдом Трампом в Хельсинки. Именно на этой встрече могут быть достигнуты финальные международные договоренности по Сирии, которые будут определять ход конфликта в ближайшей перспективе.

«Для Путина встреча с Нетаньяху всего за несколько дней до презентации долгожданного плана ближневосточной мирной инициативы США — это способ напомнить Вашингтону, что российский и израильский лидеры тесно общаются и обсуждают совместные проблемы. Москва не может быть исключена из более широкого регионального плана, который могли бы представить американцы», — пишет обозреватель Jerusalem Post Херб Кейнон.

Речь идет о плане мирного урегулирования конфликта между Палестиной и Израилем, который хочет предложить сторонам администрация Трампа. Подробности плана не раскрываются. Однако открытие американского посольства в Иерусалиме, чей спорный статус закреплен в резолюциях ООН, позволяет предположить: палестинцам этот план вряд ли понравится.

Палестинский лидер Махмуд Аббас тоже собирается прибыть в Россию. Он посмотрит финал чемпионата мира по футболу и обсудит с российскими политиками возможную реакцию на план Трампа.

Китай впервые включен в первую двадцатку рейтинга инновационных экономик мира. Список подготовили эксперты Всемирной организации интеллектуальной собственности и Корнеллского университета США. КНР заняла 17-е место.

В 2017 г. Поднебесная находилась на 22-м месте. В этом году первые три строчки рейтинга занимают Швейцария, Голландия и Швеция, на четвертой – Великобритания, на пятой – Сингапур, а на шестой – США.

В частности, надо отметить, что по критерию инвестиций и производства в области ключевых инноваций США занимают первое место, по количеству научных работников, патентов и научно-технических изданий – на второй позиции после Китая.

По способности экономик превращать образовательные инвестиции и расходы на исследования и разработки в высококачественные инновационные результаты Швейцария, Люксембург и Китай занимают первые три строчки.

Напомним, что в 2017 г. на развитие технологий искусственного интеллекта в КНР было направлено 180 млрд юаней ($28 млрд) инвестиций, включая государственное финансирование. Особый интерес для властей страны представляют интеллектуальные системы управления транспортом, технологии больших данных и сервисов данных.

За прошлый год в Поднебесной появилось 28 новых предприятий, специализирующихся на технологиях искусственного интеллекта. Китайское правительство разработало план, в соответствии с которым объем ключевых отраслей сферы искусственного интеллекта КНР к 2020 г. составит 150 млрд юаней, к 2025 г. – 400 млрд юаней, а к 2030 г. – 1 трлн юаней.

Китай. Весь мир > СМИ, ИТ. Образование, наука > chinapro.ru, 12 июля 2018 > № 2669771

Крупный инвестиционный менеджмент устремился в Китай

Европа, внешнеторговый товарооборот которой с КНР во много раз превышает российско-китайский, давно уже ведет себя по отношению к Китаю двойственно: одной рукой гладит, а другой указывает на недостатки. Среди главных претензий европейских торговых институтов — закрытость финансового сектора Китая.

Между тем, этот сектор становится все более открытым. Так, на днях Китай расширил доступ иностранцев к покупке A-акций.

Растущие возможности китайского финансового рынка привлекают в КНР крупные компании, управляющие активами.

Лицензии на управление активами в КНР выдает Ассоциация управления активами Китая. Иностранные компании получили 13 таких лицензий. Последними к этому списку присоединились крупнейший в мире хедж-фонд из США Bridgewater Associates, входящий в топ-30 управляющих активами компаний ($160 млрд) и британский инвестиционный менеджер Winton Group ($28,5 млрд).

Обе компании оптимистично оценивают свое будущее в Поднебесной. Топ-менеджеры в интервью назвали Китай «глобальной влиятельной экономикой», а свою деятельность по управлению китайскими активами — «ценной возможностью диверсификации».

По словам аналитиков, Китай и дальше будет предпринимать решительные шаги для открытия финансового сектора, что приведет к повышению конкурентоспособности страны и новым возможностям в реальном секторе экономики.

Китай на 29 позиций опередил Россию в списке самых инновационных стран

Стратегия «Сделано в Китае – 2025» приносит плоды: КНР впервые попала в топ-20 самых инновационных стран мира. В ежегодном рейтинге Global Innovation Index (GII) Китай занял 17-е место с показателем 53,06. Таков китайский путь: из страны-фабрики онпревращается в инновационный центр мира.

Global Innovation Index — совместный продукт экспертов Международной школы бизнеса INSEAD, Корнельского университета и Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС).

Для Global Innovation Index 2018 расчет индекса производился по 80 показателям — для 126 стран. Учитывались самые разнообразные данные — от мер по защите интеллектуальной собственности и расходов на образование до числа научных публикаций и разработки приложений для Android. По сравнению с 2017 годом Китай поднялся в рейтинге сразу на 5 позиций. Отметим, что Гонконг представлен в GII как самостоятельная территория. Он занимает 14-е место с показателем 54,62.

В пятерку самых инновационных стран вошли: Швейцария (68,4), Нидерланды (63,32), Швеция (63,08), Великобритания (60,13) и Сингапур (59,83). Из бывших республик СССР лидирует Эстония (50,51).

Россия в Global Innovation Index 2018 оказалась на 46-м месте (37,9), между Вьетнамом (37,94) и Чили (37,79).

Ложная альтернатива

Почему нас убеждают, что без либерального порядка возможен только хаос

Александр Крамаренко – директор по развитию Российского совета по международным делам.

Петр Стегний – доктор исторических наук, чрезвычайный и полномочный посол, член Российского совета по международным делам.

Резюме В принципиальном плане международное положение США разрушилось в 1989-1991 гг. в рамках, как уже очевидно, общей с Советским Союзом «геополитической катастрофы». Теперь оно разрушается де-факто – на уровне практической политики.

В какой международной системе мы живем после окончания холодной войны? Этот теоретический, казалось бы, вопрос обрел актуальность в последние годы на фоне быстрых и разнонаправленных процессов на мировой арене. В западной дискуссии чаще всего фигурируют такие понятия, как «либеральный» и «основанный на правилах» миропорядок. В качестве единственно возможной альтернативы ему выдвигается отсутствие порядка вообще, что отражает нежелание западных политологов и политиков признавать объективную тенденцию к многополярности. Нас, по сути, подводят к упрощенному выбору: статус-кво, под которым понимается согласие с доминированием Запада в мировой политике, экономике и финансах, либо хаос, от которого пострадают все. Так в каком же миропорядке мы живем и есть ли основания для апокалиптических ожиданий?

Действующий миропорядок

Еще несколько лет назад, по крайней мере до начала украинского кризиса, преобладало мнение о том, что продолжает существовать послевоенное мировое устройство (Ялтинско-Потсдамская система) с центральной ролью ООН, ее Устава и всей совокупностью универсальных международно-правовых норм и инструментов, принятых в период холодной войны. Оно основано на правилах, которые уже почти 80 лет удерживают мир от большой войны. Никто этот порядок формально не отменял, да и западные страны из числа постоянных членов СБ ООН продолжают ценить свой статус.

Заметим, что ООН создавалась как раз в расчете на множественность центров силы, которые представлены державами-победительницами во Второй мировой войне с правом вето (впоследствии за ними был закреплен и ядерный статус). Отсюда особая ответственность «пятерки» постоянных членов Совета Безопасности: им надо договариваться между собой в интересах поддержания международного мира. Но и остальные государства-члены – отнюдь не статисты: они выражают свое мнение, принимая резолюции на Генассамблее ООН. По сути, была создана глобальная система коллективной безопасности, наличие которой стало, может быть, главной предпосылкой того, что роспуск Советского Союза в 1991 г. не сопровождался глобальными катаклизмами.

Конечно, холодная война внесла коррективы в международную систему, но скорее на уровне ее функционирования. Поэтому правильно различать нормативно-правовой международный порядок, универсальность и устойчивость которого обеспечивала стратегическую стабильность, и менявшийся геополитический расклад сил. Последний носил блоковый характер, выстраивался вокруг биполярной идеологической и военно-политической конфронтации и нередко искажал первый. На функциональном уровне его можно определить как фактор искажения временного пространства (time warp), по крайней мере в части понимания Вестфальских принципов, на основе которых формировалась сначала европейская, а затем и мировая система международных отношений. В частности, постепенной эрозии подвергалась норма, которая предусматривала необходимость вывода вопросов внутреннего порядка государств, включая религию, за рамки межгосударственных отношений. Это, разумеется, не могло не сказаться на эффективности институтов, прежде всего ООН, хотя ее базовые задачи, в частности связанные с процессом деколонизации, общим пониманием прав человека, приемлемым для всех мировых цивилизаций и культурных традиций, и кодификацией международного морского права, успешно решались, несмотря на идеологический антагонизм.

С окончанием холодной войны востребованность ООН выросла. Если с 1945 по 1989 гг. Совет Безопасности принял 646 резолюций, то за последние 29 лет – уже 1768 (по состоянию на 1 мая с.г.). В новых условиях ООН способна работать в соответствии с первоначальным замыслом ее основателей, адаптируясь, хотя порой и медленно, к новым вызовам и угрозам. Там, где организация не является прямым участником урегулирования, СБ легализует своими решениями уже сложившиеся многосторонние форматы и достигнутые в их рамках договоренности. Прежде всего это такие острые кризисы, как урегулирование на юго-востоке Украины (резолюция 2202 в поддержку Комплекса мер по выполнению Минских соглашений, согласованных в формате Нормандской четверки 12 февраля 2015 г.); ядерная программа Ирана (резолюция 2231 в поддержку Совместного всеобъемлющего плана действий, СВПД, согласованного 14 июля 2015 г. США, Россией, Китаем, Великобританией, ФРГ и Францией, с одной стороны, и Ираном – с другой) и сирийский кризис (резолюция 2254 в поддержку Венского заявления Международной группы поддержки Сирии в составе 20 стран региона и внешних игроков, включая ЛАГ, ООН и ЕС, от 14 ноября 2015 г.).

Показательно, что критический во многих отношениях 2015 г. оказался наиболее продуктивным в миротворческой деятельности ООН за последнее время. И хотя ряд договоренностей в силу сложности конфликтных ситуаций и недобросовестного поведения тех или иных игроков, в том числе не являющихся сторонами соглашений, остаются нереализованными, это не снижает ценности достигнутых компромиссов. Они продолжают служить основой или ориентиром для дальнейшей работы в рамках комплексной многосторонней дипломатии. Показательна негативная реакция в мире на заявление президента Дональда Трампа от 8 мая с.г. об одностороннем выходе Соединенных Штатов из СВПД, в поддержку сохранения которого складывается неформальная коалиция всех остальных участников.

И все же выбор в пользу здравого смысла Запад делает только тогда, когда у него включается инстинкт самосохранения.

Геополитика: двусмысленность и неконструктивная неопределенность

Размышляя о тенденциях развития современного мира, Алексей Арбатов заметил: «У США был уникальный исторический шанс возглавить процесс созидания нового, многостороннего, согласованного с другими центрами силы миропорядка. Но они этот шанс бездарно упустили». Почему после 1991 г. события в мире пошли по иррациональному сценарию формирования вертикально, а не горизонтально интегрированного миропорядка, хотя едва ли не самой популярной метафорой глобализации стал «плоский мир» Томаса Фридмана?

Причин много, но если выделить главное – в дилемме, сформулированной когда-то Збигневом Бжезинским и Генри Киссинджером, американцы предпочли лидерству доминирование. Еще 28 января 1992 г. президент Буш, выступая в Конгрессе, заявил, что Соединенные Штаты одержали победу в холодной войне. Соответственно, по окончании блокового противостояния в отличие от предшествующих европейских и затем глобальных конфликтов не последовало формального урегулирования, выработки совместного понимания правил игры в условиях геополитических сдвигов. В ельцинскую эпоху американцы вопрос о результатах холодной войны не педалировали. Да и в целом в «лихие девяностые» Запад в общении с Россией говорил одно, думал другое, а делал третье. В результате миропорядок, приходящий на смену холодной войне, складывался хаотически как набор конструктивных и не очень конструктивных двусмысленностей.

Возникли два нарратива, отражавшие диаметрально противоположные подходы к новому мироустройству. Соединенные Штаты, исходя из того, что сфера их доминирования автоматически становится глобальной в духе идеи «конца истории», перешли к экспорту неолиберальной модели демократии в нарушение государственного суверенитета. На практике это вылилось в серию операций по смене режимов, вооруженных и «гуманитарных» интервенций, дестабилизировавших обстановку в ряде регионов мира. Высокая себестоимость подобной политики для самой Америки, ставшей крупнейшим должником в мире, обусловила поражение Хиллари Клинтон на выборах 2016 года. Придя к власти, Трамп немедленно дистанцировался от наиболее одиозных компонентов этого подхода, включив, однако, другие – экономические – рычаги обеспечения американской исключительности и перейдя к монетизации «услуг безопасности».

В условиях опасно возросшей геополитической турбулентности Россия при Владимире Путине всегда действовала строго в логике безусловного признания принципов суверенитета и равенства всех государств, центральной роли ООН в международных делах. Мюнхенская речь президента Путина 2007 г., в которой были изложены эти принципы российской внешней политики, стала ответной реакцией на разработанную в 2002–2004 гг. программу Джорджа Буша «Повестка дня для демократии», осуществлявшуюся параллельно с продвижением НАТО к границам России. До этого Вашингтон обсуждал идею «сообщества демократий», которое стало бы машиной для голосования образца времен холодной войны, а то и конкурентом ООН. Кульминацией противостояния двух подходов к мировой политике оказались сирийский и украинский кризисы. При более объективном и ответственном подходе Запада к выработанным еще на Вестфальском конгрессе 1648 г. универсальным, прошедшим проверку временем принципам международного общения многих катаклизмов последнего времени можно было бы избежать.

На фоне провальных результатов курса на демократическое миссионерство даже такой яркий представитель этого направления, как Бжезинский, признал необходимость «общего понимания нашей исторической эпохи» как «основы стабилизации современных международных отношений». Он заметил, что США не могут самостоятельно решить ни одну из крупных международных проблем, а «демократия для немногих без социальной справедливости для многих была возможна только в аристократическую эру. Сейчас же одна без другой самоубийственна».

Чуть дальше в той же логике идет известный британский исследователь Ричард Саква в своей книге «Россия против остальных. Кризис миропорядка после холодной войны» (2017 г.): «Атлантическая система является системой властной гегемонии, основанной на американском лидерстве. Россия могла бы присоединиться к этой системе только в качестве подчиненного, но не равного… Но она не может обменять свою историческую идентичность и статус великой державы на членство в Атлантическом сообществе». И верный вывод: в этих условиях, т.е. ввиду расширения НАТО, требовались содержательные связующие Россию и Запад институты, для начала – «укрепление ОБСЕ в сфере безопасности, возможно, одновременно с созданием Европейского совета безопасности».

Получается, что Россия изначально не могла претендовать на равенство в кругу евроатлантических держав. А жаль, поскольку цели российской политики могли бы быть достигнуты разными путями, в том числе таким «мягким», как заключение рамочного Договора о европейской безопасности, закрепляющего принцип ее неделимости, что и предлагала Москва в июне 2008 г., а западные партнеры начисто проигнорировали.

Широко известно мнение Джорджа Кеннана о том, что «расширение НАТО было бы наиболее роковой ошибкой американской внешней политики за всю эпоху после холодной войны». Впоследствии, когда решение стало свершившимся фактом, он сказал в интервью Томасу Фридману: «Я думаю, что это начало новой холодной войны». Сам Фридман писал о «нищете воображения, которая характеризовала американскую внешнюю политику в девяностые годы». С ним солидаризируется американский исследователь Майкл Мандельбаум, заметивший в книге «Провал миссии» (2016 г.): «Вместо того чтобы укрепить безопасность союзников Америки в Европе, расширение НАТО ослабило ее. Это имело эффект, прямо противоположный заявленному: проведена новая – уже после окончания холодной войны – разделительная линия между членами Альянса и теми, кто не вошел в его состав». Администрация Билла Клинтона, как считает Мандельбаум, могла бы ограничиться для начала предоставлением конкретных гарантий безопасности Польше, единственной из «Вышеградской четверки» имевшей границу с Россией, или найти способы включить Россию в состав НАТО, либо «изобрести новую панъевропейскую организацию безопасности вместо НАТО». Но тогдашний госсекретарь Мадлен Олбрайт заявила: «США несут ответственность, от которой они не могут уклониться, – построить мирный мир и положить конец ужасным несправедливостям и условиям, которые все еще гнетут цивилизацию». В таком проекте не нужны соратники. А будущее отношений России с Западом становится заложником общего курса Соединенных Штатов на выстраивание современного мира под себя.

Неудивительно, что Всемирный саммит (ООН) 2005 г. не дал значимых результатов: Запад сосредоточился на продвижении концепции «ответственности по защите» в русле идей гуманитарных интервенций. Хотя развитие системы ООН продолжалось: принята концепция миростроительства, придан импульс реформе Организации, включая возможное расширение ее Совета Безопасности.

Тем не менее дискуссии о выживаемости западного альянса в новой конкурентной геополитической среде продолжаются. Бжезинский в книге «Стратегическое видение» (2012 г.) предлагал решать вопрос путем вовлечения России и Турции, включая возможность заключения «в следующие два или более десятилетия по-настоящему обязывающего соглашения о сотрудничестве Запада даже с последующим – при оптимальных обстоятельствах – членством России в ЕС и НАТО». Такой проект он назвал «Большим и более жизнеспособным Западом» (а larger and more vital West)». (Заметим в скобках, что высказывание, по сути, является признанием паллиативного, необязательного характера как Парижской хартии для новой Европы 1990 г., так и Основополагающего акта 1997 г. и Декларации Россия–НАТО 2002 г.)

Нечто похожее Россия давно предлагала, говоря о настоятельной необходимости восстановления политического и иного единства европейской цивилизации в целях обеспечения ее конкурентоспособности в современном мире. Но подобные идеи отражают только эволюцию мышления позднего Бжезинского. Американские элиты в целом до такого взлета мысли пока не дозрели. В основу всей западной политики последних 25 лет были положены нереалистичные, идеологизированные оценки самого факта окончания холодной войны. Трудно не согласиться с Уинстоном Черчиллем, который сказал, что американцы всегда примут правильное решение, но прежде испробуют все остальное.

США: хождение по мукам?

Питер Бейнарт в книге «Синдром Икара» (2010 г.) приводит реакцию представителей старшего поколения консерваторов, таких как Джин Киркпатрик и Ирвинг Кристол, на окончание холодной войны: теперь для Америки наступил момент стать «нормальной страной в нормальное время», что в числе прочего предполагает «заняться собственными делами» и «прекратить жить не по средствам». Оба призвали к роспуску НАТО, сокращению оборонного бюджета и подготовке к жизни в многополярном мире.

Киссинджер еще в «Дипломатии» (1994 г.) отмечал: в новом миропорядке США должны занять место «первого среди равных» наряду с Европой, Китаем, Японией, Россией и, вероятно, Индией. Новый порядок «будет больше похож на европейскую систему XVIII и XIX вв., чем на жесткие схемы холодной войны». Он также предостерегал от утопий о возможности достижения «конечных целей» и рекомендовал исходить из того, что «не будет конца пути», а «реализация идеалов Америки должна достигаться терпеливым накоплением частичных успехов». В более поздней работе «Мировой порядок» (2014 г.) Киссинджер прямо констатирует, что «традиционный европейский подход к порядку рассматривал народы и государства как изначально склонные к соперничеству» (то есть Америке, наконец, пора «возвратиться в Европу» на уровне стратегического мышления и мироощущения). Вестфальские принципы отнюдь не исчерпали своего потенциала регулирования международных отношений. Предположение о том, что после окончания холодной войны «распространение демократии и свободных рынков автоматически создаст справедливый, мирный и инклюзивный мир», оказалось несостоятельным.

В ноябре 2011 г. в качестве частной инициативы два военных аналитика опубликовали «Видение национальной стратегии» (A National Strategic Narrative), в котором содержался призыв к демилитаризации американской внешней политики и стратегического мышления. В предисловии к этому документу Анна-Мари Слотер (до этого в течение двух лет возглавляла внешнеполитическое планирование в Госдепартаменте при Хиллари Клинтон) так определила ключевую задачу позиционирования Америки в качественно изменившихся условиях. Перейти «от контроля в закрытой системе к вызывающему доверие влиянию в открытой системе», «от сдерживания к устойчивости», «от сдерживания посредством устрашения и обороны – к гражданскому вовлечению и конкуренции». То есть США должны стать «наиболее сильным конкурентом», что, собственно, и составляет философию Стратегии национальной безопасности администрации Трампа (декабрь 2017 г.), где говорится о «мире сильных, суверенных и независимых государств», отношения между которыми трактуются в парадигме конкуренции, служащей «наилучшим способом предотвращения конфликта».

Перечисленные публикации трудно воспринимать иначе как свидетельства глубокого кризиса однополярного миропорядка, причем именно в силу его органической неспособности стать инклюзивным. К слову, термин «либеральный миропорядок» не фигурирует и в Стратегии национальной безопасности администрации Трампа, поскольку, надо полагать, наряду с глобализацией это изобретение уже рассматривается как стремление остального мира, включая друзей и союзников, «сидеть на шее у Америки». Поэтому сейчас вопрос о том, как упорядочить быстро меняющийся миропорядок в логике модернизации Вестфальской системы. Киссинджер также пишет о необходимости «каких-то правил международного поведения в киберпространстве», иначе кризис возникнет из «внутренней динамики системы».

Предшествующая американская политика, разумеется, в удобоваримой редакции открытых документов, строилась в русле так называемой доктрины Вулфовица. В статье в The New York Times в 1992 г. он поставил задачу предотвратить (включая превентивные действия) появление государства, которое могло бы бросить США военный, экономический и иной вызов в любом «важном регионе мира». То есть речь шла о консервации «однополярного момента», искушения которым не выдержало новое поколение американской элиты. «Хеджирование» в отношении России, а затем и Китая, или попросту политика сдерживания позволяет говорить о том, что холодная война продолжалась в одностороннем порядке.

Согласно тексту Стратегии нацбезопасности, сделана серьезная попытка хотя бы в принципе выйти из стратегического тупика. Предотвращать ничего уже не приходится: как отмечал в ежегодном послании Федеральному собранию президент Путин 1 марта этого года, «все уже произошло». И подмена понятий, а именно попытка выдать кризис «однополярного момента» за развал послевоенного миропорядка, который вдруг стал «либеральным», будет только затягивать достижение общего понимания мира, в котором мы живем.

Глобализация – отдельный вопрос, который надо рассматривать в сравнении с ее предшествующим этапом, закончившимся Первой мировой войной. Здесь своя логика и свои проблемы, включая ее неуправляемый, рыночный характер, что уже обернулось издержками для западного общества и его системным кризисом. Этим объясняются такие явления, как «Брекзит», избрание Трампа и то, что принято называть ростом популизма. Тут суверенизация выступает в качестве общего знаменателя перемен, указывающих на незаменимость таких базовых принципов, как суверенитет, независимость, территориальная целостность и невмешательство во внутренние дела как главного регулирующего начала международных отношений. Не возвращение в XIX век, а восстановление нормы, заложенной в Уставе ООН, в т.ч. в части применения силы.

Ричард Хаас в книге «Мир в беспорядке» (2017 г.) пытается вернуться к тому же, но под малоубедительным предлогом необходимости дополнить суверенные права государств «суверенными обязательствами», в частности, в вопросе изменения климата и других элементов «всеобщего блага». Как представляется, последние вытекают из первых и дополнительно принимаются по соответствующим международным процедурам.

Гармонизация миропорядков

Кризис Запада закономерно совпал с кризисом эксклюзивных глобальных и региональных форматов межгосударственного взаимодействия, таких как «семерка/восьмерка», МВФ/Всемирный банк, Транстихоокеанское партнерство и Трансатлантическое торговое и

инвестиционное партнерство (последние на стадии проектов). Вполне возможно, то же относится и к еврозоне. На фоне глобального фи-

нансового кризиса 2008 г. возник инклюзивный формат саммитов «Группы двадцати». Ее состав может служить индикатором для сбалансированного – с учетом принципа географического представительства и необходимости обеспечения должного отражения культурно-цивилизационного многообразия мира – расширения СБ ООН.

Так, число постоянных членов могло бы возрасти до одиннадцати. Евро-Атлантика (и Северная Америка, Австралия и Новая Зеландия) уже достаточно представлена Соединенными Штатами и Россией. Место Лондона и Парижа можно преобразовать в кресло объединенной Европы, что решало бы сразу две проблемы – представительства в Совете Германии и избыточного присутствия европейской цивилизации. Азия (помимо Китая) могла бы делегировать Индию и Индонезию, последнюю в том числе как наиболее населенную мусульманскую страну. В Африке претенденты ЮАР и Нигерия (отсутствует в «двадцатке»), а в Латинской Америке – Бразилия и Аргентина (Мексика связана САЗСТ с США и Канадой). Арабо-исламский мир и Ближний Восток вполне мог бы представлять Египет (также отсутствует в «двадцатке»). Число непостоянных членов осталось бы на уровне 10 при общей численности Совета в приемлемом для всех размере 21 государство. Регионы и субрегионы способны обеспечить дополнительную гибкость, скажем, что касается представительства Японии, Вьетнама, Турции и Ирана. Это стимулировало бы укрепление регионального уровня глобального управления (в порядке реализации положений Главы VIII Устава ООН), в том числе в Европе.

Именно Европа, где начались две мировые войны и холодная война, должна подать пример, прежде чем требовать готовности к компромиссам от остальных. Это относится и к проблеме региональной безопасности, где другие явно ушли вперед, если, к примеру, взять Африканский союз и АСЕАН. Кто сейчас кроме дипломатов и экспертов помнит о существовании ОБСЕ? К тому же затянувшаяся неурегулированность отношений в Евро-Атлантике создает турбулентность во всей мировой политике. Как писал авторитетный британский телекомментатор Джереми Паксман (в его «Империи» 2011 г.), «британцы были на стороне победителей в обеих мировых войнах и поэтому никогда не испытывали потребности заново посмотреть на себя… Все, что от них требовалось, – готовность принять себя такими, какими они были прежде, только в уменьшенном состоянии». Это относится и к США, причем на контрасте с другими ведущими странами мира, прошедшими через радикальную трансформацию (и не одну) в ХХ веке, – Россией, Германией, Францией, Китаем, Индией и Японией.

Возможно, поэтому адаптация Соединенных Штатов к новой реальности столь болезненна. По существу, при Трампе американцы разрушают миропорядок, в котором доминировали. Они пытаются перейти к «прямому правлению» через двустороннюю «транзакционную дипломатию» (где всё становится предметом торга и обмена, включая союзнические обязательства, торговлю, валютные курсы и позиции по острым международным вопросам) – как наиболее отвечающую их интересам в новых условиях, включая, возможно, решение проблемы внешнего суверенного долга. Логика этих двух процессов совместима, раз Вашингтон не намерен или скорее психологически не готов к трансформации сложившегося порядка путем обеспечения его инклюзивности. Заметим, что в принципиальном плане международное положение США разрушилось в 1989–1991 гг. в рамках, как теперь очевидно, общей с Советским Союзом «геополитической катастрофы». Теперь оно разрушается де-факто – на уровне практической политики. Именно отсюда элементы хаоса в становлении полицентричного миропорядка. «Транзакционность» будет одним из источников резких поворотов во внешней политике Вашингтона.

Опыт последних 25 лет также показывает, что громоздкие фиксированные военно-политические альянсы устарели, они уступают дорогу гибким открытым союзам по интересам, сетевой дипломатии. Пример – провал продвигавшейся Киссинджером идеи «большой двойки» (Америка–Китай). Отсюда девальвация статуса союзников, как, впрочем, и империй, которые, по его же справедливому замечанию, подменяют собой международную систему (глобальная империя США – последняя). Изменились реалии самой жизни. На первый план для всех государств, включая западные, выходят вопросы развития, трансграничных вызовов и угроз: издержки прежних жестких форматов межгосударственных отношений перевешивают преимущества (о чем в числе прочих лидеров порой убедительно говорит и американский президент).

Альтернативы многосторонней дипломатии и коллективным усилиям на уровне международного сообщества и регионов (в т.ч. в плане поиска региональных решений региональных проблем) нет. Давно пришло время выстраивать международные отношения на той же демократической основе, на которой строится внутренняя жизнь государств. В подобных условиях возрастает значение политической культуры умеренности, что в наше время означает не только сдержанность и соблюдение международного правопорядка, но и навыки работы в открытой системе, и отказ от идеологизированной внешней политики. Примером того, как методом проб и ошибок нащупывается новая модель, служит комплексная, многоплановая дипломатия Москвы последних лет на Ближнем Востоке. Когда вдруг оказывается, что приемлемые для всех подходы находятся даже там, где, как считалось, в принципе невозможна никакая договоренность.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714103

Возникновение нелиберальной гегемонии

Удивительная национальная стратегия Трампа

Барри Позен – международный профессор политологии и директор программы исследований в области безопасности в Массачусетском технологическом институте.

Резюме Хотя администрация Трампа отказалась от многих столпов либерального интернационализма, ее курс в сфере безопасности остается последовательно гегемонистским. Окажется ли нелиберальная гегемония более или менее устойчивой, чем ее либеральная кузина – вопрос открытый.

Во время избирательной кампании Дональд Трамп обещал положить конец национальному строительству за рубежом и высмеивал союзников Соединенных Штатов как любителей прокатиться за чужой счет. «Главной и преобладающей темой в моей администрации будет “Америка прежде всего”», – заявил он в речи о внешней политике в апреле 2016 г., которая перекликалась с высказываниями изоляционистов времен Второй мировой войны. «Страны, которые мы защищаем, должны оплачивать наши услуги в области обороны, а если они откажутся это делать, тогда США должны быть готовы дать им возможность защищать себя самостоятельно», – сказал он, очевидно намекая на ранее выдвинутое предложение позволить тем союзникам, которые не имеют ядерного оружия, приобрести его.

Подобные заявления вкупе с недоверием к свободной торговле, а также к обеспечивающим ее договорам и организациям породили среди политиков разных мастей обеспокоенность, что при Трампе Соединенные Штаты замкнутся в себе и откажутся от роли лидера мирового сообщества, которую играли со времен окончания Второй мировой войны. «В настоящее время США выпали из мирового порядка, они не при делах», – написал публицист Роберт Каган через несколько дней после избрания Трампа. С тех пор как Трамп вступил в должность, его критики, похоже, утвердились в своей правоте. Они ухватились за его непрестанные сетования относительно союзников, а также скептицизм по поводу беспрепятственной торговли, утверждая, что администрация отгородилась от мира и даже взяла на вооружение национальную стратегию замкнутости. Некоторые пошли еще дальше, навесив на Трампа ярлык, самый страшный для американского внешнеполитического истеблишмента: «изоляционист».

На самом деле Трампа можно обвинить в чем угодно, но только не в изоляционизме. Хотя его речи действительно пропитаны скептицизмом относительно глобальной роли Вашингтона, беспокойство по поводу изоляционизма Трампа совершенно неуместно на фоне все более громких призывов к войне с Северной Кореей, обостряющейся конфронтации с Ираном и растущего числа боевых операций во всем мире. Если говорить о наборе инструментов жесткой силы, то политика администрации Трампа представляется по крайней мере более амбициозной, чем политика Барака Обамы.

И все же Трамп отошел от традиционной национальной стратегии в одном важном аспекте. По крайней мере с окончания холодной войны демократические и республиканские администрации проводили государственную стратегию, которую ученые называют «либеральной гегемонией». Это гегемония в том смысле, что США намеревались стать самым могущественным государством в мире с большим отрывом, а либеральной она была потому, что американцы стремились трансформировать систему международных отношений в порядок, основанный на правилах, регулируемый многосторонними организациями, а также превратить другие страны в рыночные демократии, свободно торгующие друг с другом. Порвав со своими предшественниками, Трамп во многом изъял либеральный элемент из либеральной гегемонии. Он по-прежнему стремится сохранить экономическое и военное превосходство Соединенных Штатов, а также их роль арбитра в сфере безопасности для большинства регионов мира, однако предпочел отказаться от экспорта демократии и воздержаться от заключения многосторонних торговых соглашений. Другими словами, Трамп объявил о совершенно новой национальной стратегии: нелиберальная гегемония.

Не голубь мира

Национальная стратегия – довольно скользкое понятие, и для тех, кто пытается постичь стратегию национальной безопасности администрации Трампа, где намешано всего понемногу, мало что проясняется. Лучший способ понять подход Трампа к международным делам – оценить, во что реально обошлась его политика за год. Несмотря на все разговоры об отказе от внешнеполитического авантюризма и втягивания в конфликты, на практике администрация остается привержена геополитической конкуренции с крупнейшими военными державами мира, а также формальным и неформальным альянсам, которые она унаследовала. Она угрожает войнами, чтобы не допустить появления новых ядерных держав, как делали и ее предшественники; она ведет постоянные кампании против «Талибана» в Афганистане и «Исламского государства» (ИГИЛ, запрещено в России) в Ираке и Сирии, используя больше сил и средств, а также огневой мощи, чем предыдущая администрация. Она также объявила о планах выделить дополнительные средства Министерству обороны, бюджет которого по-прежнему превосходит совокупный военный бюджет всех военных соперников Америки.

Если говорить об альянсах, на первый взгляд может показаться, что Трамп отошел от традиции. Будучи кандидатом в президенты, он постоянно сетовал на нежелание союзников, особенно по НАТО, разделять бремя расходов на коллективную оборону. Как дилетантски ни звучали бы эти возражения, они абсолютно справедливы; на протяжении двух десятилетий вклад европейских стран-членов блока не дотягивал до планки, установленной самим альянсом. Сторонников НАТО по обе стороны Атлантики раздражают жалобы на нежелание разделять бремя военных расходов – не только потому, что они звучат правдоподобно, но также и потому, что они втайне считают их малозначительными. Фактическое обеспечение боеспособности меркнет в сравнении с политической целью во что бы то ни стало связать США с Европой тесными узами. Вот почему возникла некоторая паника, когда на саммите НАТО в мае 2017 г. Трамп не упомянул Пятую статью, то есть обязательство о взаимной обороне, которое берут на себя члены Альянса. Это означало, что Соединенные Штаты могут перестать быть конечным арбитром всех стратегических споров в Европе.

Однако в течение нескольких недель Трамп дал обратный ход и США продолжили заверять союзников в своей поддержке, как если бы никаких изменений не намечалось. Немногие американцы слышали об Инициативе по обеспечению безопасности Европы (ИБЕ). Можно понять тех, кто полагал, что 100-тысячный американский воинский контингент, находившийся в Европе после окончания холодной войны, был более чем достаточной гарантией, но после того как Россия вторглась на территорию Украины в 2014 г., союзники потребовали более надежных гарантий; отсюда и данная Инициатива. ИБЕ финансируется не из американского оборонного бюджета, а из отчислений на военные операции ВС США за рубежом – фонд «вынужденных расходов без строгого надзора», первоначально одобренный Конгрессом для глобальной войны с терроризмом. За счет ИБЕ оплачивалось наращивание военных учений в Восточной Европе, совершенствование военной инфраструктуры Соединенных Штатов в регионе, подарки Украине в виде нового оборудования, а также новые склады американской военной амуниции и снаряжения, достаточные для вооружения бронетанковой дивизии в случае чрезвычайной ситуации. В конце 2017 г. Вашингтон объявил, что впервые продаст Украине управляемые противотанковые ракеты, то есть летальные вооружения. До сих пор Белый дом потратил или запланировал потратить на ИБЕ 10 млрд долларов – эта сумма заложена в бюджете на 2018 финансовый год. Однако администрация Трампа увеличила финансирование почти на 1,5 млрд долларов. Тем временем все запланированные военные учения и развертывание войск в Восточной Европе шли полным ходом. Приверженность США военным обязательствам в рамках НАТО сохраняется, а союзники наращивают финансирование своих программ в области обороны, чтобы умиротворить президента. Другими словами, это обычный бизнес, деловой подход к вопросам обороны.

Военная активность Соединенных Штатов в Азии также повысилась по сравнению с эпохой президента Обамы, который объявил о «развороте» на восток. Трамп главным образом озабочен программой ядерных вооружений Северной Кореи, которые продолжают совершенствоваться, так как это идет вразрез с его размышлениями во время избирательной кампании о независимых ядерных силах для Японии и Южной Кореи. Пытаясь заморозить и в конечном итоге обратить вспять программу Пхеньяна, он угрожал применить военную силу, сказав, например, следующее в сентябре прошлого года: «У Соединенных Штатов есть много сил и терпения, но, если придется защищать себя или своих союзников, у нас не будет другого выбора, кроме полного уничтожения Северной Кореи». Хотя трудно сказать, воспринимает ли Пхеньян подобные угрозы всерьез, внешнеполитическая элита в Вашингтоне, конечно, воспринимает, и многие опасаются, что случайная или запланированная война сегодня более чем вероятна.

Пентагон поддерживает эти угрозы более частыми военными маневрами, включая отправку стратегических бомбардировщиков дальнего радиуса действия для полетов над Корейским полуостровом. В то же время администрация пытается оказывать экономическое давление на Северную Корею и стремится убедить Китай прекратить поставку в КНДР важных материалов, особенно нефти. В Тихом океане американские ВМС продолжают поддерживать бешеный темп различных операций – около 160 двусторонних и многосторонних учений в год. В июле США провели ежегодные Малабарские учения с Индией и Японией, впервые собрав воедино авианосцы из всех трех стран. В ноябре Соединенные Штаты собрали необычную флотилию из трех авианосцев возле Корейского полуострова во время визита Трампа в Азию. Начиная с мая 2017 г. ВМС США участили операции по обеспечению свободы навигации, когда американские корабли патрулируют акваторию Южно-Китайского моря, на которое претендует Китай. Американские военные моряки осуществляют настолько интенсивную деятельность, что только в 2017 г. Седьмой флот, базирующийся в Японии, пережил беспрецедентное столкновение четырех кораблей; еще один корабль сел на мель, и произошло крушение одного самолета.

Во время ноябрьской поездки в Азию Трамп предусмотрительно обновил обязательства Соединенных Штатов по обеспечению безопасности, и похоже, что премьер-министр Японии Синдзо Абэ решил не предавать огласке переговоры с президентом, в том числе о Северной Корее. С учетом нескончаемых жалоб Трампа на несправедливость торговых отношений в Азии и последующих уступок Китаю в части базовых экономических принципов можно только удивляться тому, что союзники в регионе настолько благосклонны к нашему президенту. Однако трудно чем-то заменить безопасность, безвозмездно обеспечиваемую военной сверхдержавой, а отношения с человеком, видящим мир через линзы экономических условий с более ярко выраженной нулевой суммой, чем обычно, – это небольшая цена.

Администрация Трампа также наращивает военную активность на Ближнем Востоке, что не может не радовать критиков Обамы, которые осуждали его за близорукий подход к этому региону. Трамп не тратил время даром, но сразу продемонстрировал намерение исправить ошибки прошлых лет. В апреле 2017 г., реагируя на доказательства применения сирийским правительством химического оружия, США разбомбили авиабазу, с которой была произведена химическая атака, выпустив по ней 59 крылатых ракет. Ирония в том, что Трамп наказал Сирию за пересечение «красной линии», проведенной Обамой, и за нарушение соглашения об уничтожении химического оружия, которое Обама заключил с Сирией, за что Трамп подверг предшественника беспощадной критике. Тем не менее был дан внятный сигнал, что в городе новый шериф.

Администрация Трампа также ускорила положительный исход войны с ИГИЛ. Нынешний Пентагон не любит делиться информацией о собственной деятельности, но из опубликованной статистики следует, что США отправили больше войск в Ирак и Сирию, а также сбросили больше бомб на эти страны в 2017 г., чем в 2016-м. В Афганистане Трамп, несмотря на рассуждения во время избирательной кампании об ошибках национального строительства, не отказал себе в импульсивном призыве, обращенном к американским военачальникам («мои генералы», как он их величал), не только остаться в стране, но и наращивать военные действия. Туда отправлен многотысячный дополнительный контингент, а авиаудары усилились до уровня, невиданного с 2012 года.

Наконец, администрация дала ясно понять, что планирует более агрессивную конфронтацию с Ираном на всем Ближнем Востоке. Сам Трамп возражал против ядерной сделки с Ираном в 2015 г., и его советники намерены снова ополчиться на эту страну. Например, в декабре Никки Хейли, посол США в ООН, стояла перед обломками того, что она назвала иранской ракетой, намекнув, что Тегеран вооружает мятежников в Йемене, где ведет опосредованную войну с Саудовской Аравией. Администрация Трампа, находясь за кулисами, по крайней мере не меньше прежней администрации Белого дома поддерживает интервенцию саудовцев в Йемене. Администрация Обамы предложила поддержку саудовцам, чтобы купить их сотрудничество в сделке по Ирану, но с учетом того, что Трамп презирает эту сделку, его поддержку саудовцев можно трактовать только как усилия, направленные против Ирана. Если удастся избежать войны с Северной Кореей, которая может потребовать больших военных ресурсов и внимания политиков, то усиление конфронтации с Ираном вполне возможно.

Оборонный бюджет администрации Трампа также предполагает сохранение Соединенными Штатами роли мирового полицейского. Трамп проводил президентскую кампанию под лозунгом, опубликованным в Твиттере: «Я сделаю нашу армию настолько большой и могущественной, что никто не захочет иметь с ней дело». Став президентом, Трамп предложил оборонный бюджет, на 20% превышающий тот, что был принят на 2017 год: примерно половина роста была запрошена администрацией, а вторая половина добавлена Конгрессом. (Судьба этого бюджета неясна: по Закону о расходовании бюджетных средств, подобное увеличение требует поддержки демократов, которую республиканцам придется покупать увеличением расходов на внутренние программы.)

Вот лишь один небольшой пример склонности новой администрации к дополнительным расходам: бюджет на приобретение высокоточных управляемых боеприпасов вырос более чем на 40% по сравнению с 2016 годом. Это решение вполне согласуется с часто декларируемым намерением более интенсивно вести текущие военные кампании, а также приготовиться к неминуемым войнам будущего.

Трамп также остается приверженцем программы ядерной модернизации, начатой администрацией Обамы, стоимость которой оценивается в триллион долларов. Эта программа предусматривает обновление всех элементов ядерной триады: ракет, бомбардировщиков и подлодок. Она опирается на исходную предпосылку времен холодной войны: чтобы гарантированно сдержать нападение на союзников, ядерные силы США должны иметь возможность ограничить ущерб от полномасштабного ядерного удара. Это означает, что Соединенным Штатам нужна способность первыми нанести удар и уничтожить весь ядерный арсенал противника до того, как он осуществит пуск своих ракет. Хотя усилия по ограничению ущерба – большой соблазн, они бесполезны против ядерных держав с сопоставимым ядерным потенциалом; поскольку, если уцелеет всего лишь несколько носителей и ядерных боеголовок, этого будет достаточно, чтобы нанести Соединенным Штатам недопустимо большой ущерб в качестве возмездия. В лучшем случае программа модернизации – деньги, выброшенные на ветер, поскольку она лишь подстегнет конкурентов США модернизировать свои ядерные силы, чтобы гарантировать способность нанести удар отмщения; в худшем случае она побудит неприятелей первыми нажать на спусковой крючок и повысит риск эскалации любого кризиса до масштабов ядерной войны. Если бы Трамп был действительно привержен принципу «Америка прежде всего», он лучше подумал бы об издержках и рисках подобной стратегии.

Бесцельное превосходство

Всегда трудно добиться гегемонии, поскольку большинство стран ревниво оберегают свой суверенитет и не желают выполнять указания со стороны. Однако после окончания холодной войны американская внешнеполитическая элита пришла к единодушному мнению, что либеральная гегемония отличается от прочих. Они доказывают, что этот вид доминирования – цель вполне достижимая при правильном сочетании жесткой и мягкой силы. Международная безопасность и экономические организации, свободная торговля, права человека и распространение демократии не только сами по себе являются ценностью, но и могут привлечь другие страны. В случае реализации эти цели сделали бы либеральный мировой порядок под руководством США более чем легитимным; они бы привели к появлению мира, настолько созвучного ценностям и интересам Соединенных Штатов, что Вашингтону не нужно было даже трудиться в поте лица для обеспечения его безопасности.

Трамп ушел с проторенного пути. Он пренебрежительно отзывался о международных экономических организациях, таких как ВТО, на которые можно возложить ответственность за разрушительные экономические перемены, активизировавшие его электорат. Он вышел из Парижского соглашения по климату отчасти потому, что оно экономически невыгодно американцам. Не уверенный в том, что Вашингтон сможет в достаточной мере доминировать в международных организациях для обеспечения своих интересов, президент вышел из Транстихоокеанского партнерства, инициировал воинственный пересмотр Североамериканского договора о свободной торговле и позволил Трансатлантическому торгово-инвестиционному партнерству засохнуть на корню. Вместо этих соглашений Трамп декларировал предпочтительность двусторонних торговых договоренностей, которые, по его мнению, легче проверять и ратифицировать.

Указывая на то, что недавние усилия США по построению демократии за рубежом были дорогостоящими и безуспешными, Трамп также отверг насаждение демократии как цель внешней политики, если не считать его одиночные твиты в поддержку протестующих против режима в Иране. До сих пор, судя по его действиям, ему нет ни малейшего дела до либеральной трансформации других обществ. Например, цель стратегии в Афганистане – не совершенствование афганского правительства, а принуждение талибов к переговорам военными средствами (при этом непонятно содержание этих возможных переговоров). В целом Трамп часто хвалит зарубежных диктаторов – от российского Владимира Путина до филиппинского Родриго Дутерте. Его планы ограничения программ иммиграции и приема беженцев отчасти из-за опасений по поводу проникновения в страну террористов практически граничат с неприкрытым фанатизмом. Его национальная стратегия – это бесцельное превосходство.

Подобная незаинтересованность в более мягкой и доброй части проекта американской гегемонии приводит в бешенство защитников этого проекта. Комментируя отсутствие либеральных элементов в Национальной стратегии безопасности Трампа, Сюзан Райс, которая служила советником по национальной безопасности в администрации Обамы, написала в декабре: «Эти упущения повсеместно ослабляют восприятие лидерства Америки; что еще хуже, они не позволяют сплотить мир вокруг наших целей, когда мы беззаботно игнорируем устремления других народов».

Однако правомерность или неправомерность подобного взгляда на вещи должна быть предметом дебатов, а не слепой веры. США давно уже пытаются сделать свою внешнюю политику легитимной, потому что даже принуждение к сотрудничеству обходится дешевле, чем мягкое противодействие. Но в случае с Соединенными Штатами либеральный блеск, похоже, не облегчает задачу достижения или поддержания гегемонии. Почти 30 лет Соединенные Штаты проверяли гипотезу о том, что либеральный характер их гегемонистского проекта делает его уникально достижимым или реализуемым. Итоги говорят о том, что эксперимент провалился.

Ни Китай, ни Россия не стали демократиями, и ничто не говорит о том, что они движутся в эту сторону. Обе страны наращивают военную мощь, необходимую для конкуренции с Америкой, и отказываются принимать либеральный мировой порядок во главе с США. Потратив уйму денег, Вашингтон так и не сумел создать стабильные демократические правительства в Афганистане и Ираке. Внутри НАТО, предполагаемом оплоте и хранителе демократии, Венгрия, Польша и Турция становятся все более авторитарными странами. Европейский союз, главное либеральное институциональное детище и плод победы Соединенных Штатов в холодной войне, недавно лишился Великобритании; другие страны-члены также нарушают его правила, как это недавно сделала Польша, отказавшись от стандартов независимости судебной власти. Новая волна политики идентичности – национальной, религиозной, расовой или иной – захлестнула не только развивающийся, но и развитый мир, включая Соединенные Штаты. Либеральная гегемония не принесла плодов ни во внешней, ни во внутренней политике.

Как выглядит сдержанность

Ничто из вышеперечисленного не может свидетельствовать в пользу политики национальной безопасности, проводимой Трампом. Его администрация берет на себя слишком много военных обязательств; она бесцеремонно и неосмотрительно угрожает применением силы; у нее нет никаких стратегических приоритетов и реального плана более справедливого распределения военных расходов между союзниками США. Под прикрытием борьбы с терроризмом она намерена продолжать военное вмешательство во внутренние дела других стран; она сбрасывает слишком много бомб в слишком многих местах на слишком большое число людей. Эти ошибки с большой долей вероятности приведут к тем же дурным результатам внутри страны и за рубежом, которые стали уделом США после окончания холодной войны.

Если бы Трамп действительно хотел реализовать некоторые свои задумки, которыми он делился во время избирательной кампании, то прилагал бы гораздо больше усилий для решения проблем безопасности в мире. Национальная стратегия сдержанности, как я вместе с другими исследователями называю этот подход, начинается с предположения о том, что у США все в порядке с безопасностью, и нужно лишь ответить на вопрос о тех немногих угрозах, которые все же существуют. На практике сдержанность означала бы осуществление осторожной стратегии поддержания баланса сил в Азии, чтобы не дать Китаю возможности доминировать в этом регионе – сохранение командного положения на море, не позволяющего Китаю проявлять насилие над соседними странами или мешать Вашингтону укреплять их, при одновременном признании и понимании страхов КНР. Вместо того чтобы окружать Китай американскими войсками, нужно было побуждать союзников больше делать для собственной обороны.

Это означало бы стремление делиться лучшими методами защиты ядерных арсеналов с другими ядерными державами, чтобы не допустить попадания этого оружия в руки негосударственных образований. И сотрудничество с другими странами, особенно в области разведки, для ограничения способности террористов осуществлять зрелищные теракты. Соединенные Штаты по-прежнему сталкиваются со всеми этими угрозами, они усугубляются происходящим в мире, где относительная позиция силы Вашингтона поколеблена. Таким образом, важно, чтобы союзники США, особенно богатые европейские страны, больше разделяли это бремя, позволив Соединенным Штатам сосредоточиться на главных угрозах. Например, европейцам следует всю военную мощь направить на сдерживание России, чтобы США могли перераспределить ресурсы на сохранение контроля над общими благами: Мировым океаном, воздушным пространством и космосом. Сторонники сдержанности также считают, что военную мощь дорого содержать, еще дороже использовать, и в целом это дает весьма «сырые» и спорные результаты; поэтому военную силу нужно использовать ограниченно и осмотрительно. Они благожелательно относятся к идее свободной торговли, но сомневаются, что американская торговля сильно пострадает, если армия будет менее активна. Они серьезно воспринимают проблему политики идентичности, особенно национализм, и потому не ожидают, что другие народы будут приветствовать усилия Вашингтона по преобразованию их обществ, особенно когда это делается под дулами автоматов. Таким образом, за исключением мероприятий, направленных на сохранение командного положения Соединенных Штатов в Мировом океане, поборники сдержанности не видят других достоинств во внешней политике Трампа, поскольку она абсолютно не сдержанна.

Во время избирательной кампании Трамп много и резко критиковал национальную стратегию США после окончания холодной войны. «Со временем наша внешняя политика становилась все менее и менее осмысленной, – сказал он однажды. – На смену логике пришла глупость и высокомерие, которые приводили к одной внешнеполитической катастрофе за другой». Некоторым казалось, что подобная критика может возвещать о новом периоде экономии бюджетных средств. Хотя администрация Трампа отказалась от многих столпов либерального интернационализма, ее курс в сфере безопасности остается последовательно гегемонистским. Окажется ли нелиберальная гегемония более или менее устойчивой, чем ее либеральная кузина – вопрос открытый. Внешнеполитический истеблишмент продолжает уклоняться от главного вопроса: является ли гегемония США устойчивой? Если нет, то какая политика должна прийти ей на смену? Трамп так же хорошо избегает этого проклятого вопроса, как и те, кого он осуждал.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714102 Барри Позен

Время экспериментов

Соперничество великих держав в XXI веке

Майкл Кофман – старший научный сотрудник Центра военно-морского анализа (CNA), научный сотрудник Института Кеннана Международного научного центра имени Вудро Вильсона (США).

Резюме Отсутствие войны между главными игроками компенсируется многочисленными проявлениями острой конкуренции. Это политические нападки, подрывные действия, кибератаки, информационное противостояние, равно как разрушительные опосредованные столкновения и кампании сопротивления.

Система международных отношений, сложившаяся после окончания холодной войны, вступила в переходный период: трансформируется баланс сил, происходят перемены в основах, на которых зиждется мировой порядок. Одна из самых ярких особенностей прошедшего периода – видимое отсутствие в мировой политике конкуренции между ведущими государствами. Соединенные Штаты стали править в качестве сверхдержавы на фоне временного ослабления России, которая отстранилась от активного влияния на европейские дела, в то время как Китай только начал восхождение. Сегодня Вашингтон признает, что настал переломный момент. И в Стратегии национальной безопасности, и в Национальной оборонной стратегии США акцентируется соперничество между великими державами, которые характеризуются как ревизионистские силы. Америка же, подобно другим державам, доминировавшим в истории, не жаждет делиться привилегиями и считает оба вызова угрозой для себя.

Конкуренция с Россией: возвращение холодной войны?

Хотя новую конфронтацию между Москвой и Вашингтоном часто называют «новой холодной войной» или «холодной войной 2.0», подобное толкование нередко порождается отсутствием лучших аналогий и вводит в заблуждение. Сегодняшняя конкуренция – не следствие баланса сил или универсалистской идеологии как таковой, но результат сознательных решений лидеров, реализуемых ими стратегий и ряда поддающихся определению разногласий в мировой политике. Она не была предопределенной или неизбежной. Текущие противоречия России и Соединенных Штатов имеют мало общего с неотъемлемым структурным конфликтом на почве идеологической борьбы или борьбы за власть. Хотя ставки достаточно велики, масштаб и экзистенциальный характер конфликта не идет ни в какое сравнение с эпохой холодной войны. Одним словом, причины и характер этой конкуренции различны.

Однако имеются и некоторые примечательные сходства с прошлыми конфликтами между великими державами – прежде всего понимание изменений в балансе сил, на котором основывается международная система. США распространяли либеральный мировой порядок с опорой на ряд политических, экономических и военных институтов в то время, когда другие великие державы фактически отсутствовали на игровом поле. По окончании периода внутренней балансировки (проведение военной модернизации и реформ в случае России) эти страны вполне естественно потребуют пересмотра правил и условий функционирования мировой системы. Классические великие державы считают себя привилегированными гражданами международной системы, где для них должны существовать особые правила.

Прошлое – лишь пролог

Вызов со стороны России заключается в требовании исключительных условий, положенных великим державам, закреплении за ней сферы влияния, как во время Ялтинской конференции, разделившей Европу после окончания Второй мировой войны, а также в требовании формирования арбитража великих держав наподобие «Европейского концерта» 1815 года. Аргументы России направлены прежде всего на обеспечение ее региональных интересов на основе транзакционного взаимодействия с международным сообществом. Другими словами, речь не идет о претензиях на лидерство в международной системе или о желании России вновь заявить права на великодержавный пьедестал. Напротив, российская геополитика носит однозначно локальный характер, равно как и непосредственные причины этой конкуренции. Однако это соперничество может иметь глобальные последствия.

Для России текущее противостояние – вопрос ее выживания как значимой силы в мире; вопрос не только консолидации Российской Федерации, но и ее влияния на пространстве бывшего СССР. Хотя Советский Союз распался более 20 лет назад, шок ощущается до сих пор. Восприятие Россией собственной уязвимости многократно обострилось после краха СССР, и стремление сохранить влияние на стратегическую ориентацию соседей больше объясняется желанием предотвратить дальнейший распад, нежели возродить былую мощь. Ключевые моменты российской стратегии прямо противоречат желанию Вашингтона иметь «единую, свободную и мирную Европу», а также планам расширения Евросоюза. Россия обманчиво велика, но в действительности у нее нет стратегической глубины в Европе, где сосредоточена большая часть российского населения и инфраструктуры. Посредством дорогостоящих войн Москва всегда стремилась иметь буферные государства, отделяющие ее от других крупных держав, либо опираться на военно-политический блок в Европе. Потребность в таком подходе возросла после Второй мировой войны. Россия решила, что больше никогда не позволит крупномасштабной войне развернуться на ее земле, а буферным европейским странам переходить на сторону противника. Фактически это означало, что Москва будет всегда стремиться влиять на стратегическую ориентацию соседей и требовать сохранения буферных государств ради своей безопасности.

Реализация Москвой подобной внешнеполитической стратегии привела к естественному для мировой политики конфликту между российскими требованиями безопасности, желанием Запада развивать военно-политическую архитектуру в Европе и стремлениями таких стран, как Украина. Этот конфликт интересов можно разрешить только по обоюдному согласию, за счет компромиссов или посредством войны. Попытки России интегрироваться в западный мир и либеральный мировой порядок не избавили ее от такого восприятия угроз и вопросов обеспечения безопасности.

Одна из главных проблем в претензиях России заключается в том, что они исходят из давнего убеждения, будто Россия – генетически великая держава и, таким образом, заслуживает соответствующих привилегий. Исторически Россия всегда была слабой великой державой, которую трудно объективно оценить, но ее нынешние претензии не подкрепляются экономической силой. Россия заметно отстает по критериям, которые принципиальны для Запада, и не имеет союзников, которые бы подтверждали ее влияние. Следовательно, важный аспект конкуренции – попытки Москвы доказать, что ее военная мощь, один из показателей силы, наиболее актуальный для классических великодержавных амбиций, остается недооцененной. Россия вынуждена использовать те рычаги, которые у нее есть, чтобы компенсировать отсутствующие.

Желание России пересмотреть архитектуру безопасности в Европе игнорировалось по одной простой причине: у Москвы не было оснований для выдвижения подобных требований. Она была слаба и, что важнее, без того связана многочисленными договоренностями как страна-преемница СССР. США и Запад принципиально отказываются предоставить Москве великодержавные привилегии: не только из-за политической идеологии, но также потому, что, с их точки зрения, Россия того не заслуживает по причине экономической слабости. Претензии России на многополярность плохо стыкуются с фактическим распределением силы в системе международных отношений. Именно поэтому попытки России договориться о кондоминиуме великих держав постоянно терпят провал. Соединенные Штаты не готовы принять подобные идеи, а европейцы уже не мыслят такими категориями, поскольку давно отказались от политического реализма.

Россия достаточно сильна, чтобы бросить вызов Западу, и сегодня пытается доказать, что она более могущественна, чем Запад это раньше признавал. Российские лидеры полагают, что с их интересами необходимо считаться, тем более что они не глобальные, а региональные в своей основе; и они требуют пересмотра имеющихся соглашений в области европейской безопасности. По оценке Запада, Россия – возрождающееся государство, но ее сила держится на хрупкой основе. Поскольку США считают Россию великой державой в упадке, у них мало стимулов для пересмотра положений, на которых зиждется мировой порядок, или корректировки своих геополитических амбиций. Россия нарушила статус-кво, но смотрят на нее как на «великодержавного спойлера», а не того, кто способен бросить реальный вызов.

Третий элемент в этой конкуренции остается идеологическим. В условиях отсутствия в течение двух десятилетий держав, которые бы оспаривали американское влияние, Вашингтон выстроил и распространил на весь мир удобный для себя порядок. После окончания холодной войны он становился все более идейно-политическим по своей сути. Вера Америки в универсальную праведность либеральной гегемонии только крепла. Политический либерализм как таковой стал больше похож на богословие, во многих отношениях подменив собой искусство государственного управления, стратегию и международную политику. Хотя российские лидеры могут полагать, что за политическими лозунгами Запада скрывается циничный прагматизм, в действительности это удручающее и некорректное зеркальное отображение собственных приоритетов. Вашингтон руководствуется верой в то, что Соединенные Штаты находятся на правильной стороне истории – тем, что Тимоти Снайдер изящно называет «политикой неизбежности».

Сегодня Запад весьма идеологичен, и его идеология нетерпима к автократиям, не желающим подчиняться либеральному порядку, или анократиям, таким как Россия. Проблема больше в том, что российская политическая система не просто нелиберальна, но антилиберальна. Она есть живое воплощение критики либерализма Карлом Шмиттом, поскольку стремится к суверенитету при принятии решений и исключительности в проведении внутренней и внешней политики. Идейный компонент конфликта как таковой все еще малопонятен, но у России определенно есть идеология, которую Запад находит неприемлемой. Упадок либерализма в Европе ассоциируют с конкуренцией со стороны России, которая видится причиной упадка. В центре озабоченности по поводу отката от демократических завоеваний находятся два постулата либеральной политической идеологии: ожидание устойчивой либеральной гегемонии и теория демократического мира.

Хотя Москва и может предполагать, что в конфликте вокруг Украины или в Сирии не затрагиваются жизненно важные интересы США, это неверная трактовка. Соперничество бросает фундаментальный вызов некоторым исходным предпосылкам западной политической идеологии и поднимает неудобные вопросы о будущем мирового порядка. Пока Москва озабочена сохранением и защитой того, что осталось от империи, и стремится к признанию в качестве великой державы, вызов для США более стратегический, чем можно предположить, если взглянуть на собственно причины конфликта. Центральный вопрос: смогут ли Соединенные Штаты остаться лидером мирового порядка после утраты своего первенства, и останется ли нынешняя международная система неизменной, если не будет подкреплена однополярностью.

Нынешний мировой порядок основывается на преобладающей мощи Америки и отсутствии конкуренции со стороны других держав. Этот период истории совершенно точно подошел к концу. Конкуренция между великими державами может оказаться пагубной для мирового порядка, если державы будут ставить свои интересы выше институтов и договоров, существующих в этой системе. Подобные махинации разрушили «Европейский концерт» и мировой порядок после Первой мировой войны. По крайней мере очевидно, что ни Россия, ни Китай не поддержат либеральный характер мировой системы или политическую идеологию, которой Вашингтон пытался ее наполнить. Как таковой либерализм в структуре международных отношений сталкивается с сильными встречными ветрами, и обращение вспять достижений демократии представляется почти неизбежным.

Вызов со стороны Китая

Хотя Пекин пока существенно отстает от США по расходам на оборону, по большинству макроэкономических показателей Китай будет соперничать с Соединенными Штатами в ближайшие десятилетия и, скорее всего, обгонит их. Пекин использует экономическую силу в качестве рычага внешней политики, стремясь обезопасить поставки нужных для его экономического роста ресурсов посредством инвестиций в добычу полезных ископаемых во всем мире, в инфраструктуру их доставки, а также в развитие других стран. КНР демонстрирует, что смотрит на мир исключительно через призму геоэкономических и геостратегических интересов.

Причина опасений Америки весьма прозрачна: Китай все меньше напоминает обычное успешное национальное государство, стремящееся к участию в существующем миропорядке – он больше похож на страну, бросающую вызов системе и претендующую на лидерство. Политика «Один пояс, один путь» видится как еще одно доказательство геополитических амбиций, равно как и желание сделать китайскую национальную валюту мировым конкурентом доллара. Как таковая политика Пекина размывает доминирование западных институтов, обескровливает некоторые процессы, такие как развитие человечества на базе политических или идеологических условий, а также дает КНР веские основания требовать для себя больше прав в системе международных отношений.

Эта политика сопровождается существенным сдвигом в относительном экономическом балансе сил между Европой и Азией. На самом деле экономически и демографически американские союзники в Европе уже давно уступают союзникам США в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Эти диспропорции значительно усугубляются из-за существенной разницы в расходах на оборону и доли ВВП, идущей на укрепление обороноспособности. Доля европейских стран в глобальных расходах на оборону неуклонно снижается. Если в мировой политике есть такое понятие, как центр повышенной или нарастающей экономической и политической активности, то он неуклонно смещается в Азию.

Наибольшее внимание привлекают военные расходы Пекина. Все было бы иначе, если бы Китай стремился быть экономически сильной державой, опирающейся на союзы, но слабой в военном отношении, наподобие современной Германии. Однако Китай демонстрирует великодержавные амбиции, прежде всего стремясь максимизировать собственную безопасность по отношению к соседям и, несомненно, за счет других, а затем – умело использовать это для достижения региональной гегемонии. Он стремительно трансформирует экономическую силу в военную мощь. Неотъемлемой частью этих усилий стала военная реформа и модернизация Китая, уменьшение размеров и роли армии и больший акцент на других инструментах проецирования силы. Военная конкуренция обостряется на фоне резкого смещения в последнее десятилетие баланса сил в регионе из-за влияния Китая.

Пекин ведет себя неразумно и проявляет близорукость, не зная, как управлять вновь обретенной силой и как сигнализировать другим о своих намерениях. Китай склонен повторять многие стратегические ошибки, совершенные Германией перед Первой мировой войной. Первой ошибкой были угрозы в адрес соседей по региону. Вторая заключалась в строительстве большого военно-морского флота по настоянию Альфреда фон Тирпица, что неизбежно сделало Германию экзистенциальной угрозой для Великобритании, ведущей морской державы той эпохи. Китайские политики полагают, что, угрожая соседям, они вынудят тех защищаться, заключая союз с усиливающейся державой. «Политика девяти пунктиров», которую Китай проводит в Южно-Китайском море, сигнализирует соседним странам о реваншизме и ревизионистских амбициях Пекина, в результате чего растущая мощь Китая воспринимается как угроза. Здесь важно вспомнить, что страны в целом уравновешивают не силу, а угрозы, и, следовательно, ключевым моментом является восприятие одной страны другой. Учитывая историю Второй мировой войны, обиды и опасения не только остаются, но и могут быстро возродиться.

Решив инвестировать экономическую мощь в создание большого ВМФ, включая строительство десантных вертолетоносцев, авианосцев и эсминцев, Китай сделал серьезный стратегический выбор. Подобное решение предопределило будущее Германии примерно 100 лет назад, когда она решила примерить на себя мантию морской сверхдержавы своего времени. Естественной реакцией Великобритании стало создание серии балансирующих блоков, которые были с энтузиазмом встречены соседями Германии, напуганными ее военной мощью и воинственным поведением. Япония тоже придавала слишком большое значение теориям адмирала Мэхэна о роли военно-морской державы, строя корабли и большой ВМФ, что в конечном итоге привело к конфликту с США. Похоже, что уроки Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания Японии сегодня подзабыты в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Пекин начал военную, политическую и экономическую конкуренцию с Соединенными Штатами, которая окажется главным стимулом для мобилизации вашингтонского политического истеблишмента в грядущие годы. Эта конкуренция кодифицирована в американских документах по национальной безопасности, а также прослеживается в более жесткой линии, недавно выразившейся в заградительных пошлинах против китайских товаров.

К соперничеству за военное превосходство в Азиатско-Тихоокеанском регионе добавляется более открытый конфликт в экономике. Решение Китая инвестировать в создание портовой инфраструктуры ближе к Европе и проведение совместных учений с Россией – послание всему миру о намерении Пекина осуществлять великодержавное проецирование мощи. Китай хочет, чтобы его корабли были видны в Европе, Средиземном море и Персидском заливе. Это также будет воспринято Вашингтоном как явная угроза длительному доминированию Америки в Мировом океане с целью обеспечения безопасного пользования общим достоянием.

В отличие от Европы, где у членов НАТО по сути нет альтернативы кроме присоединения к этому альянсу, в Азиатско-Тихоокеанском регионе конкуренция гораздо выше, и он менее стабилен в смысле формирования союзов. С одной стороны, альянсы здесь создаются по звездообразному принципу, когда все страны вступают в альянс с Америкой, но необязательно развивают союзнические отношения друг с другом. У них также есть варианты для хеджирования рисков, и, если Китай станет достаточно сильной державой в военном отношении и более выгодным партнером в экономическом плане, они могут пересмотреть свои стратегии. Хотя между Москвой и Вашингтоном нет конкуренции за союзников, в укреплении Китая кроется потенциал пересмотра политики заключения альянсов. В Европе также нет независимых средних держав, хотя это во многом зависит от оценки роли Турции. Кроме того, есть еще одно измерение конкуренции с Китаем, зависящее от курса, который выберет Индия.

Нельзя исключать, что со временем Индия сама станет великой державой, и ей придется выбирать, с кем строить союзнические отношения: с США или Китаем. Средние державы будут одним из объектов конкуренции между великими державами в XXI веке. В последние десятилетия у них не было выбора. Существовала лишь американская гегемония в укрепляющемся либеральном мировом порядке и… американское лидерство. От того, как успешно великие державы смогут «продавать себя» в качестве безобидных гегемонов, не угрожающих безопасности других стран, и формулировать прагматичное представление о своей роли в системе международных отношений, будет зависеть снижение напряженности в мире и вероятность появления новых уравновешивающих друг друга коалиций. До сих пор они не добились в этом больших успехов, что дает США существенные преимущества. Являясь самой могущественной военной силой в мире, Америка часто воспринимается как наименее опасная держава.

Стратегии сравнительного преимущества: кейс России

Сравнительное преимущество России – историческая устойчивость и выживаемость в системе международных отношений. Долгосрочные индикаторы тенденций неоднозначны. Несмотря на большую зависимость от добычи и продажи полезных ископаемых, Россия остается на плаву, и даже при вялом росте ВВП на уровне 1,5% (что фактически является стагнацией) способна долгое время оставаться конкурентной. С учетом нынешнего бюджета Россия может поддерживать расходы на оборону на уровне 2,8% ВВП как минимум в течение еще одного десятилетия.

Демографическая картина неоднозначна. Хотя ежегодно сотни тысяч человек покидают рынок труда, и число людей трудоспособного возраста год от года сокращается, ожидается рост числа мужчин призывного возраста. Демографические проблемы России обострятся в начале 2030-х гг., а это значит, что Москва способна легко поддерживать конкуренцию или конфронтацию как минимум еще десять лет. К тому же Россия является рынком труда для жителей бывших советских республик, что делает ее третьей или четвертой страной мира по объему ежегодного притока мигрантов. Следовательно, у России есть политические рычаги для сдерживания демографического упадка, хотя это чревато проблемами, связанными с социальной стабильностью, национальной идентичностью и т.д.

Оборонная промышленность продолжает восстанавливаться и обретает независимость от внешних обстоятельств. У России по-прежнему имеются ноу-хау и технологии для производства передового оружия, а поступательная реализация военных реформ, наряду с внушительной программой закупок, обеспечат мощь ее армии на протяжении 2020-х годов. Будущее после следующего десятилетия остается туманным, поскольку неясно, будут ли у России экономические ресурсы для разработки, испытания и развертывания следующего поколения вооружений, а также технологии, соответствующие развивающимся методам ведения войн. Россия сделала ставку на основные элементы военной мощи, необходимые для прямой конкуренции, посредством инвестиций в обычные и ядерные вооружения. Но она также добилась успехов в косвенной конкуренции, то есть в невоенных или «неактивных» сегментах. Сегодня становится очевидным, что, хотя большое внимание уделяется традиционному военному балансу в Европе и существенному нестратегическому ядерному потенциалу России, представляющему собой первую из замещающих стратегий, на первый план выходит непрямое противостояние.

Непрямая конкуренция – разновидность политической, экономической и информационной войны, ставшая возможной благодаря развитию различных механизмов в глобальных средах, под которыми подразумеваются кибервойны, соперничество в космосе или под водой, поскольку от них зависят современные телекоммуникации. Международные финансы и торговля, банковский сектор и арбитраж – среды, в которых также разворачивается конкуренция и конфронтация. Равно как и применение права в качестве оружия (lawfare) – одна из немногих разновидностей непрямого противостояния, где Запад пока имеет явные преимущества. Россия действенно использует преимущества в политической и информационной войне, включая нетрадиционные подходы. Однако она не способна эффективно применять правовые средства и оценить долгосрочные издержки экономической войны: в этих сферах США действуют гораздо увереннее.

Именно возрождение военной мощи позволило России взять на вооружение силовую дипломатию и использовать в качестве рычага менее дорогостоящие инструменты, такие как политическая война или неконвенциональные операции. Одно является главным источником для другого, и оба инструмента сдерживают резкую ответную реакцию противников, неся в себе существенные риски эскалации и одновременно оказываясь полезным инструментом принуждения. На Украине и в Сирии Россия продемонстрировала, что традиционная военная сила и ядерное оружие играют важную роль, влияя на решения, принимаемые противником, а также укрепляя другие инструменты достижения политических целей. Таким образом, российская стратегия сродни политическим и экономическим набегам с целью принудить Соединенные Штаты к кондоминиуму великих держав. Россия рассчитывает оставаться под боком США в качестве бунтовщика в системе международных отношений настолько долго, чтобы появление более серьезного вызова со стороны Китая убедило Вашингтон пойти на сделку. В некотором отношении Россия поменялась ролями с Китаем 1960-х и 1970-х годов.

Для реализации этой стратегии Россия сделала ставку на опосредованное участие в конвенциональных боевых действиях и контроль над эскалацией посредством нестратегических ядерных вооружений, считая, что подобное сочетание даст варианты для сдерживания Соединенных Штатов. Это имеет место в точках с достаточно узкой асимметрией интересов, таких как Сирия, где Россия балансирует на грани войны.

Еще один элемент российской стратегии – стремление к альянсу с Китаем. Несмотря на политические и экономические инициативы, а также растущее военное сотрудничество, в реальности союзы формируются в основном в ответ на угрозы или озабоченность по поводу безопасности. По сути, такой альянс могут инициировать только США, если они будут угрожать обеим странам в их регионах. Великие державы с недоверием относятся к альянсам и не предрасположены к их заключению, что вполне логично, поскольку любой союз подразумевает ограничение суверенитета, а также существенные обязательства. Только Соединенные Штаты и их внешняя политика может подтолкнуть Россию и Китай к заключению союза, если относительная конкуренция между этими державами и Вашингтоном будет намного острее двусторонних споров.

Вашингтон удваивает усилия

США сосредоточены на том, чтобы вновь как можно убедительнее заявить о своем превосходстве в сфере ведения боевых действий, сохраняя благоприятный расклад сил, а также укрепляя сеть альянсов. На самом деле у Соединенных Штатов есть все преимущества, но им приходится защищать огромную геополитическую область. До сих пор у вашингтонского истеблишмента не было желания определять свои интересы, в том числе торговые, и решать, что он будет защищать любой ценой, а от чего может отказаться. Фридрих Великий точно определил когда-то одну из главных стратегических проблем, актуальную для США: «Тот, кто защищает все, не защищает ничего».

Соединенные Штаты сохраняют колоссальные преимущества в экономических, военных и дипломатических ресурсах. Это и военный бюджет в размере более 600 млрд долл., который превосходит военные бюджеты всех соперников и союзников вместе взятых. Научные исследования и разработки остаются еще одним преимуществом американцев, равно как и их способность контролировать общее достояние человечества. Огромная сеть альянсов обеспечивает логистику, географию и оборонно-техническое сотрудничество, необходимое США для сохранения превосходства, если не гегемонии. Первоначальной реакцией было удвоить усилия для достижения военного превосходства, чтобы переиграть Китай, исходя из того, что многие возможности также пригодятся в гипотетическом конфликте с Россией. Проблема с нехваткой ядерных вариантов военных действий из-за добровольного разоружения, как уже было объявлено в «Обзоре состава и количества ядерного оружия – 2018» (Nuclear Posture Review 2018), будет разрешена. В создании глобальных вооруженных сил главный акцент будет сделан на гибкости и устойчивости.

Благодаря добыче сланцевой нефти и газа США стали энергетической державой, способной в будущем формировать энергетические рынки. Вашингтон может также стимулировать общее подавление энергетического рынка, чтобы задушить экономику своих противников, таких как Иран и Россия. Подъем производства сланцевой энергетики дает американцам большую свободу действий на Ближнем Востоке, поскольку они смогут выбирать себе союзников, не заботясь о безопасности поставок энергоносителей из этого региона.

Путь, которым идет Вашингтон, преимущественно состоит в наращивании возможностей прямой конкуренции посредством обычных и ядерных вооружений, создании новых технологий и потенциальных противовесов. США будут стремиться противодействовать мерам и способам воздействия, которые реализуют Россия и Китай, чтобы заставить эти страны платить по счетам, используя свое лидирующее положение в системе международных отношений. У Америки силовое превосходство над Россией в экономической войне и использовании правовых механизмов, но относительно Китая это преимущество незначительно. Исход конкуренции с Пекином будет во многом зависеть от региональных союзников, таких как Япония и Южная Корея. Вместо того чтобы спекулировать на интересах или искать компромиссы, Соединенным Штатам надо упорно работать над тем, чтобы «строить» новых партнеров, таких как Индия. Недостаток американской стратегии прямой конкуренции состоит в том, что Соединенные Штаты могут истощить себя, постоянно концентрируясь на вызовах Китая, России, Ирана или Северной Кореи.

Американская мягкая сила и привлекательность идеологии также дают США существенные преимущества над Москвой и Пекином. Модели социально-политического развития Китая и России не считаются слишком привлекательными где-либо за пределами этих стран, они и не особо заинтересованы в экспорте своих моделей развития. Проблема России и Китая в том, что они ведут себя цинично и исключительно по-деловому в международных отношениях, что можно считать недостатком в глазах Запада. Американская мягкая сила лежит в основе альянсов и коалиций, сглаживая одностороннее применение силы, и в целом поддерживает защиту интересов за рубежом с меньшими трениями. России и Китаю, похоже, нравится плыть против течения.

Китай – геополитический бульдозер

План Пекина состоит в неуклонной экспансии и проецировании силы, чтобы утвердиться в роли регионального гегемона и мировой державы, имеющей равное с Соединенными Штатами право голоса в международной системе на основании определяющих факторов жесткой силы. Китай пользуется преимуществами географического положения и современных военных технологий, тогда как США играют роль прибрежного балансира. Американские войска, базирующиеся в Японии, уже испытывают значительное напряжение, стремясь поддерживать региональный баланс сил. Китай использует современные технологии геоинженерии и творческий ревизионизм, создавая искусственные острова для захвата морской акватории, а также буферного морского пространства между своей территорией и американской военной армадой.

Основной элемент китайской стратегии – вытеснение американской военно-морской силы за пределы первой островной цепи. Сосредоточиваясь на традиционной военной силе, легко оттесняя фрегаты и миноносцы, Китай исходит из незатейливой логики «чем больше – тем лучше». Поэтому, когда встанет вопрос о военном балансе, у Китая будет больше кораблей и наступательной огневой мощи, чем у США. Однако перед китайской армией стоит фундаментальная проблема, аналогичная тому вызову, с которым сталкивается Япония. Китай экспортирует товары во все страны мира и импортирует природные минералы и ископаемые, а также аккумулирует немало прямых иностранных инвестиций. Экономика страны зависит от морского сообщения. Морские просторы патрулирует ВМФ США и, поскольку региональные моря оспариваются несколькими странами, Китаю необходимо получить доступ к природным ресурсам, чтобы выйти за пределы американского военно-политического контроля.

Усиление Китая неизбежно. Рано или поздно эта страна сможет конкурировать с США по части исследований и разработок военных технологий, а также в области производства военных кораблей. Соединенные Штаты не желают соглашаться с претензиями Китая на контроль морской акватории или с его вводом опознавательной зоны противовоздушной обороны. Конфронтация низкой интенсивности, операции по обеспечению свободы навигации и другие военные действия могут рано или поздно привести к кризису. Однако наиболее вероятен конфликт в отношениях Китая с одной из соседних стран, причем совершенно неожиданный для обеих держав, но с большими стратегическими последствиями. В мировой политике прибыли и потери чаще всего реализуются через такие кризисы, чем через просчитанные гамбиты.

Другое преимущество Китая состоит в том, что, хотя соседние страны могут считать его потенциальной угрозой, никто не рассматривает его как державу, способную на проецирование влияния в глобальном масштабе. Китайская военно-экономическая мощь как таковая не воспринимается в качестве угрозы большинством других участников системы международных отношений, и Пекин стремится представить свои амбиции как проект совместного процветания, а не геополитических устремлений. КНР – локомотив потребления, который другие страны, включая союзников США, не могут игнорировать. Это дает возможность Китаю использовать их желание вести торговлю в качестве рычага для получения доступа к технологиям, а также открытия этих стран для деятельности множества организаций, созданных по инициативе Пекина. В действительности экономическая стратегия Пекина гораздо более дальновидная и многообещающая, чем его военные планы.

Конкурентные стратегии

Цель конкурентных стратегий – вынудить неприятеля расходовать средства в конкретной области конкурентной борьбы. Когда какая-либо держава стремится обострить конкуренцию, логично предположить, что она будет искать стратегии, которые окажутся запретительно дорогостоящими для ее противников.

Главное преимущество Соединенных Штатов перед Россией – недостаточная защищенность ее бескрайних территорий и отсутствие необходимой инфраструктуры. Используя глобальную силу, США могут подтолкнуть Россию к более существенным расходам для создания военной инфраструктуры в удаленных регионах, таких как Арктика или Дальний Восток. Ей придется отвлекать ресурсы и средства от основного театра военных действий в Европе. Решение Москвы разработать целую линейку стратегических вооружений, чтобы обойти американскую противоракетную оборону, олицетворяет собой незапланированный успех конкурентной стратегии. Россия, вероятно, потратила немало средств на то, чтобы перехитрить американские системы противоракетной обороны, хотя возможности ПРО крайне ограничены, американцы даже близко не подошли к ее созданию. Таким образом, паранойя России, проистекающая из менталитета «осажденной крепости», может подстегивать гонку обычных вооружений даже в том случае, когда у Москвы имеется значительное преимущество в наступательных силах, таких как стратегическое ядерное оружие.

Вне всякого сомнения, Россия имеет преимущество в области ведения непрямых военных действий. Вашингтон уделяет избыточное внимание политическим или информационным войнам и операциям России. Конкуренция на Балканах – наверно, лучший пример этого фарса, так как неясно, чего Россия добилась в этом регионе, если вообще имеет смысл говорить о каких-либо достижениях, и стоит ли что-либо оспаривать. Однако Вашингтон, похоже, твердо намерен противодействовать непрямым военным операциям России, хотя можно заподозрить, что между действиями и реальными достижениями – огромная пропасть. С учетом вышеизложенного можно сказать, что в информационной войне побеждает Россия, несмотря на возмездие Запада в форме экономических санкций и дипломатических демаршей.

Фланговые театры военных действий, такие как Ближний Восток, также изобилуют выгодными вариантами и возможностями для превращения России в серого кардинала или кукловода ценой небольших издержек. В этом регионе для Москвы сокрыты большие возможности, которые она может использовать, чтобы вынудить Вашингтон вести с ней диалог на равных и оказывать давление на него, выступая альтернативной силой в регионе.

В конкуренции Китая и США больше нюансов. Пекин, вероятно, сосредоточится на количестве ракет, чтобы сделать передовое базирование нереалистичной задачей для американцев, хотя Вашингтон может воспользоваться своим значительным технологическим преимуществом аэрокосмической державы для нейтрализации такого давления. Очертания гонки вооружений все еще неясны, но Китай проглотил наживку, взявшись за разработку истребителя пятого поколения, хотя в этой области отстает на несколько десятилетий. Размещая подводные лодки стратегического назначения, Китай может также приступить к реализации заведомо нереалистичной стратегии ядерного сдерживания на море, опираясь на бастионный подход, взятый на вооружение Советским Союзом. С учетом превосходства Соединенных Штатов под водой и неблагоприятного географического положения, КНР вряд ли сможет конкурировать с американцами в этой области.

Между тем у Китая есть возможность вынудить США к перенапряжению. Для начала создать небольшую, но значительную сеть военных баз по всему миру, чтобы связать американские войска своими операциями, а затем использовать преимущества по паритету покупательной способности для создания масштабных обычных военно-морских сил с акцентом на наступательную огневую мощь. Сосредоточившись на наступательных вооружениях и боевых действиях, Китай может воспользоваться присущей Соединенным Штатам проблемой предоставления заслуживающих доверия гарантий безопасности союзникам в регионе. Американский истеблишмент склонен к принятию затратных технологических решений, которые увеличивают общие расходы на оборону. США окажут давление на союзников, требуя от них увеличить оборонные бюджеты и перекладывая бремя сдерживания на средние державы, уменьшая их выгоды от альянса с американцами. Возможным исходом станет попытка союзников в регионе защитить себя, так как они усомнятся в способности Вашингтона выполнить обязательства в сфере безопасности с учетом фактического военного баланса сил.

* * *

После холодной войны система международных отношений формировалась политикой не великих держав, а скорее одной великой державы. Эта эра подошла к концу. Однако мир вступает в период неопределенности. Все более явно проявляется тот факт, что великие и региональные державы не оказывают решающего влияния, с их военно-экономической силой мало считаются. Американские кампании в Ираке, Афганистане и Ливии, а также кампания России на Украине демонстрируют, что давление не обязательно становится действенным средством политического шантажа. Странам все труднее использовать жесткую силу в политических целях. Непонятно, что действительно идет в счет и как лучше этим воспользоваться. Какова фактическая динамика реализации силы и ее сущности. Система международных отношений не только вступает в период соперничества между великими державами, но и в эпоху экспериментирования, имеющую некоторое сходство с межвоенным периодом 1920-х и 1930-х годов.

Война между великими державами остается не только неправдоподобным, но и практически невозможным сценарием с учетом устойчивого гнета ядерного сдерживания. Однако отсутствие войны между главными игроками компенсируют многочисленные конфликты вследствие развертывающейся конкуренции. Политические войны, подрывные действия, кибератаки и непрекращающаяся информационная война будут привлекать больше внимания, равно как и разрушительные опосредованные войны и кампании сопротивления. Прямая конкуренция означает дальнейшую милитаризацию и давление на региональную обстановку, растущую напряженность и сопутствующие риски военного авантюризма. Отсутствие правил затрудняет снижение рисков. Таким образом, кризис ускорит принятие правил, как это происходило в первые десятилетия холодной войны, когда соглашения заключались вследствие чрезмерного увлечения прямой конкуренцией.

Данный текст представляет собой сокращенную версию Валдайской записки № 86, написанной по заказу Международного дискуссионного клуба «Валдай» и опубликованной в июне 2018 года. Другие Валдайские записки – http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

США. Китай. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714100 Майкл Кофман

«Две войны» Запада и Россия

Природа международного кризиса и что это значит

Тимофей Бордачев - кандидат политических наук, директор Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», директор евразийской программы Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Резюме Отношения России с Западом не имеют шансов на улучшение в обозримой перспективе. Это снимает проблему неопределенности намерений – наиболее важный методологический вопрос в теории международных отношений. Намерения в отношении России, Китая или Ирана понятны, что создает небывалую определенность в мировой политике.

Среди различных способов разрешения конфликтов и установления мира исторически наименее распространенным является соглашение с участием всех заинтересованных сторон. Даже такие классические примеры урегулирования не на поле боя, а за столом переговоров, как Венский конгресс 1815 г., были, в сущности, собраниями победителей. Хотя результат на условиях «всеобщей неполной удовлетворенности» и был достигнут посредством возвращения в европейский баланс побежденной Франции. Однако в остальном Конгресс оказался инструментом прагматичного перераспределения территорий, а не конструирования «светлого будущего». Принцип монархической легитимности и взаимного признания, конечно, сыграл роль во всеобщем мире (противоположность всеобщей войны), воцарившемся на 99 лет. Но сама по себе сделка государей стала возможна только после военной победы, уничтожившей их противника Наполеона.

К обществу и сообществу

Политическая история Запада – две с половиной тысячи лет перманентной борьбы внутри и с внешним окружением. Первым значимым сражением «внешней» войны стала битва при Марафоне в 490 г. до н. э., когда греческие полисы отразили вторжение Персидской империи. Последовавшие греко-персидские войны фактически завершились только с походом на Восток Александра Македонского. Он разрушил великую державу Ахеменидов и закончился на берегах Гидаспа, где произошло первое военное столкновение Запада и индийской цивилизации. В XI–XIII веках народы Европы пришли с оружием на Ближний Восток в отчаянной, хотя и обреченной, попытке захватить Святую землю. Но настоящий перелом произошел в XV–XVI столетиях, когда военно-техническое преимущество Запада над остальным миром стало подавляющим. Осенью 1502 г. каравеллы Васко да Гамы обратили в руины порт Кожикоде. Торговля между Востоком и Западом окончательно сместилась на океанские пространства, контролируемые европейцами, а Евразия превратилась в глухую и отстающую периферию.

Результатом многовековой борьбы стало установившееся 500 лет назад практически безраздельное политическое и военное доминирование Европы, а затем и Америки в мировых делах. Распространение вестфальской системы как универсального образа международного общения не происходило полюбовно – путем включения новых стран и народов, принятия ими общих правил. Оно осуществлялось через завоевание более сильными и успешными тех, кто был не готов отстоять независимость и воспользоваться суверенитетом. Исключения единичны и уникальны – Россия и Япония, сами вступившие затем на путь экспансии. При этом Япония в ХХ веке суверенитет частично утеряла. И если Европа свое глобальное значение утратила в результате двух катастроф минувшего столетия – Первой и Второй мировых войн, то Америка борьбу продолжает.

Дату первой битвы внутренней войны Запада установить невозможно. Однако то, когда состоялось ее последнее сражение, известно доподлинно. Последним актом «внутренней» войны стала центральноевропейская операция союзников 22 марта – 11 мая 1945 г., когда армии Соединенных Штатов, Великобритании и Франции заняли западную часть Германии и часть Австрии. А ее наиболее важным эпизодом в масштабах человечества стала Тридцатилетняя война 1618–1648 гг., 400-летие начала которой приходится на нынешний год. В результате этой самой важной войны в истории возник тот мир, в котором мы живем. То есть чисто внутренний эпизод (ни Россия, ни Китай, ни Индия в конфликт вовлечены не были) истории Запада оказался событием глобального значения. С этим, видимо, связана и установившаяся традиция отождествлять достижения Запада с достижениями всего человечества.

Итак, перманентный до этого внутренний конфликт завершился в 1945 г., пока, по меньшей мере. В середине прошлого века возникло уникальное сообщество, отношения между участниками которого строятся на иных, нежели в международной системе вообще, принципах. Это сообщество ценностей и интересов, собственно, и является физическим содержанием устоявшегося в публицистике понятия «Запад». В интеллектуальном плане оно было концептуализировано авторами «английской школы» теории международных отношений во второй половине ХХ века. Такие представители этого направления, как Хэдли Булл и Барри Позен, ввели в употребление понятия «международное сообщество» и «международное общество». Отношения между государствами внутри сообщества основаны на страхе неограниченного насилия и более совершенны, чем вне его. А «международное общество» продолжает жить по традиционным анархическим и эгоистическим правилам.

Примечательно, что после завершения первой холодной войны в 1991 г. была предпринята политическая и интеллектуальная попытка распространить понятие «международное сообщество» на всю совокупность государств. Установившийся в тот период т.н. либеральный мировой порядок в политическом измерении опирался именно на гипотезу о существовании целостного международного сообщества, выразителями интересов и ценностей которого является сплоченная группа западных государств во главе с США. Это было адекватно возникшей после распада СССР ситуации и даже в чем-то справедливо. При балансирующей на грани коллапса России и «копящем силы в тени» Китае кто-то должен был брать на себя ответственность. Более того, выступая от имени всего человечества, а не только своего собственного, Запад в своих глазах поступал даже благородно. Во-первых, он отказывался от многовековой традиции наслаждаться плодами победы. Во-вторых, любезно предлагал остальным присоединиться к победителям. Естественно, на тех условиях, которые победители могли предложить, обеспечивая приоритетность своих интересов. Отказ России, хотя и обусловленный объективными факторами, сделать это был воспринят с глубочайшим разочарованием, которое находится в сердцевине современного отношения к Москве подавляющего большинства в американском истеблишменте.

При этом в российской научной и экспертной дискуссии вопрос о том, как страна может стать участником этого «международного сообщества», был и остается одним из наиболее обсуждаемых. До конца 2000-х гг. этому вопросу посвящалось множество статей, докладов и книг. Спектр рецептов варьировался в самом широком диапазоне. Высказывались идеи о простом вхождении в Запад на основе фактически младшего партнерства (что обеспечивало бы определенный учет российских интересов) и восприятия ценностей. Но одновременно возникали и более экстравагантные концепции партнерства на равных и его институционального оформления в виде в том числе союза России и Европы. Однако Запад – это не только сообщество, основанное на ценностях и интересах, но и режим, гарантом существования которого остается наличие гегемона. Роль его всегда исполняли США, располагавшие ресурсами многократно большими, нежели другие участники. И исключительная адаптивность европейцев к зигзагам американской политики говорит в пользу неизменности объективных причин такого порядка вещей. Россия готова была принять ценности и даже разделить с Западом общие интересы – именно на этом делали и делают упор сторонники доктрины присоединения к Западу. Но вот участие в режиме изначально было совершенно невозможным. Несколько предложенных церемоний посвящения, как, например, в 1998–1999 гг. в связи с событиями вокруг Югославии, Москва успешно провалила.

Частично или полностью включенными в международное сообщество Запада оказались даже отдельные социальные модели, исповедующие другие ценности, нежели Европа и ее продолжение в Новом Свете. Например, Япония, Южная Корея или Сингапур. Поэтому пока предопределенность сохранения их в строю союзников Соединенных Штатов связана не с уникальной природой отношений между ними, а с военно-стратегическими соображениями локального характера. Другими словами – абсолютной зависимостью от Вашингтона как защитника и гегемона. Смогут ли эти страны оставаться частью Запада в случае (пока не просматривающемся) их военно-стратегической эмансипации – вопрос открытый.

Кто ревизионист?

Эти «две войны» – внутренняя и внешняя – определили поведение и стратегическую культуру стран Запада. В такой же степени, как Степь диктовала стратегическую культуру России во времена раннего Московского государства, а большая удаленность от других центров силы – привычки Китая и Индии. Для России соседство со Степью сделало неизбежной стратегию практически перманентной экспансии и собирания земель. У китайской и индийской цивилизаций географическая удаленность воспрепятствовала выработке навыков действовать в союзах – расположенный настолько далеко партнер просто не имел физической возможности прийти на помощь. Сейчас все три важнейшие стратегические культуры не-Запада сталкиваются с обстоятельствами, вынуждающими их адаптироваться.

Территориальная экспансия России ограничена собственной демографией и международной политикой в Евразии. В результате исторического поражения в холодной войне и резкого снижения возможностей России вдоль ее границ возникло множество новых суверенных государств вкупе с разнообразными интересами крупных внешних игроков. Поэтому Россия уже не полагается на силу, а строит международные институты, выступает с многосторонними инициативами. Такими, как, например, Большая Евразия – стратегический план формирования на евразийском пространстве международного сообщества, плотность которого будет выше, а отношения между участниками – теснее, чем с третьими сторонами.

Индия и Китай постепенно становятся уже не объектом политики других – России и Запада, а самостоятельными источниками экспансии регионального и глобального значения. Экспансия должна принимать современные формы многостороннего сотрудничества, иначе она неизбежно приведет к жесткому противодействию со стороны их малых, средних и даже великих соседей. Попытки уравновесить Китай можно наблюдать уже сейчас, когда Индия и Япония приветствует продвигаемые США концепции.

Трюизмом является утверждение, что европейская теснота – от греческих полисов до суверенных монархий XVII века – всегда была идеальным ландшафтом для конфликта. Отсюда задиристость европейских народов и одновременно их удивительная мобильность и гибкость в вопросах создания коалиций более или менее стабильного свойства. Обширные территории вовне исторически выглядели пространством экспансии и колонизации. За всю историю Европы она только два раза сама становилась объектом масштабного внешнего вторжения. В 711–732 гг. арабы Омейядского халифата захватили почти всю территорию Иберийского полуострова и дошли до Луары, пока не были отражены франками в битве при Пуатье. В XIV–XVII веках Европа подверглась вторжению турок-османов, решающим эпизодом которого стала Великая турецкая война 1683–1699 гг., после которой вторжения Европе уже никогда не угрожали. Все силы уходили на внутреннюю борьбу или внешнюю экспансию. В начале XVIII века возможность такой экспансии на востоке была прочно заблокирована Россией. Московское царство, Российская империя и СССР сами продвигались в западном направлении, успешно присоединив части Европы. На остальных географических векторах Запад не встречал практически никаких ограничений и непрерывно оставался источником экспансии. Два «длинных века» – восемнадцатый (1648–1789 гг.) и девятнадцатый (1789–1914 гг.) – могущество Запада растекалось по миру и к моменту своего заката заняло всю обитаемую сушу за исключением России и Японии.

Перманентный внутренний конфликт оставался нормой до тех пор, пока имелись силы, а внешней угрозы не было. Колыбель Запада – Европа постепенно слабела и после сокрушительной для себя первой половины ХХ века внутреннюю борьбу закончила. При поддержке США возник феномен европейской интеграции – наиболее цивилизованная за всю историю форма межгосударственных отношений. Этот проект стал спасением для европейских элит и необходимой «перезагрузкой» всей политической системы. Но последствия «второй тридцатилетней войны» оказались для Европы принципиально другими, нежели первой в XVII веке. Если 400 лет назад внутренний конфликт позволил европейцам создать правила, которые они потом распространили на весь мир, то события 1914–1945 гг., наоборот, привели к потере европейскими государствами глобального значения. Европа с тех пор, по выражению Раймона Арона, должна была одновременно делать много ставок. Возник и самый устойчивый военный блок в истории – Организация Североатлантического договора (НАТО).

При этом в обоих случаях – и в первой, и во второй Тридцатилетних войнах – источником конфликта служили силы, обойденные в сложившейся системе прав и привилегий. В XVII веке инициаторами конфликта выступили «восходящие державы» той эпохи – североевропейские государства и Франция, недовольные доминированием Габсбургов в Центральной Европе. В ХХ столетии такую же роль сыграли другие «восходящие державы» – Германия, Италия и Япония, недовольные разрывом между своими увеличившимися возможностями и недостаточным влиянием и престижем. Не случайно великий историк и политический философ Эдвард Карр констатировал в 1939 г.: «То, что получило всеобщее определение как “возвращение силовой политики”, было на самом деле концом силовой монополии, которой располагали до этого державы статус-кво».

Сейчас, в первой четверти XXI века, силовая монополия нарушена не только в традиционном, военном, измерении. Российская операция в Сирии впервые после 1991 г. ограничила США в праве произвольно использовать смену режима как наиболее простой способ решения внешнеполитических проблем за пределами «международного сообщества» Запада. Китайская стратегия «Пояса и пути» может стать концом монополии Запада в области экономической и «мягкой» силы. В последние годы экономическое могущество КНР и готовность его распространять привели к тому, что у малых и средних стран за пределами китайской периферии появилась альтернатива международным экономическим институтам, контролируемым Соединенными Штатами и их союзниками.

Однако парадоксальным образом инициатива конфронтации по-прежнему принадлежит тем, кто вроде бы должен держаться за существующий порядок вещей. На этот парадокс указывал в статье 2015 г. Рэндалл Швеллер: «Именно гегемоны – как недавно коронованные, так и перспективные (данный тип государства, насколько мне известно, вообще не обсуждался в литературе) – больше всего годятся на роль ревизионистских государств и наиболее к этому мотивированы». Как раз поэтому сейчас, как, собственно, и все годы после завершения первой холодной войны, к силовой политике наиболее активно обращались именно те государства, которые вышли из нее победителями. Это США и их европейские союзники. Количество вооруженных интервенций, осуществленных ими за 27 лет, несопоставимо с аналогичными деяниями России, Китая, который вообще ни с кем не воевал, и вообще всех остальных стран мира. Это заставляет согласиться со Швеллером в том, что подлинными ревизионистами, стремящимися пересмотреть международные порядки в более комфортную для себя сторону, являются именно державы Запада.

При этом изначально их ревизионистский напор был обращен к самим основам международного порядка, поскольку, добившись успеха в первой холодной войне, они чувствовали себя вправе перестраивать мир в соответствии с собственными представлениями, интересами и ценностями. Не случайно в 1990-е и первой половине 2000-х гг. было так много разговоров о «конце Вестфаля» и появлении новой системы координат, в том числе отмирании классического суверенитета. Как подметил в свое время Карр, больше всего о снижении значения суверенитета говорят те, кто свой суверенитет способен защитить. Сейчас дело принимает еще более увлекательный оборот. Во главе движения вновь встали главные ревизионисты мировой истории – США, провозгласившие устами эксцентрика Трампа стратегию извлечения односторонних выгод. Таким образом произошло окончательное возвращение к в принципе классической для мировой истории борьбе не за ценности, а за ресурсы и доминирование.

Со своей стороны, Россия никогда к пересмотру формальной стороны мирового устройства не призывала. Наоборот, вплоть до 2014 г. она неустанно подчеркивала на официальном и экспертном уровне, что международное право нужно соблюдать, а Совет Безопасности ООН – единственный легитимный орган международного сообщества. Аналогичным образом действовал и Китай. Хотя Пекин и создавал международные финансовые институты, параллельные тем, которые контролируют США, он никогда не ставил под сомнение институты политические. Либеральный мировой порядок, существовавший до последнего времени, экономически полностью устраивал Китай, позволяя ему копить силы и постепенно позиционировать себя в качестве альтернативного Западу источника ресурсов развития для средних и малых государств. В каком-то смысле эффективно паразитировать на глобализации, забирая у ее властелина – Соединенных Штатов – ресурсы и рабочие места. Но сейчас благословенные времена для Пекина закончились.

Еще один парадокс заключается в том, что борьба Россия с Западом исходит из презумпции необходимости установить некие правила игры. Формально новые, но фактически речь идет просто о соблюдении Западом требований, существующих со времен Вестфальского мира 1648 г., – не вмешиваться во внутренние дела, уважать суверенное равенство и не стремиться к силовому доминированию над другими. Это, кстати, ставит Москву в заведомо более уязвимую позицию в условиях разворачивающейся второй холодной войны. Потому что в рамках привычных представлений о целеполагании во внешней политике целью борьбы является максимизация выигрышей, то есть победа, а не соглашение или сделка. Соглашения фиксируют результат противостояния, но ни в коем случае не определяют его цели и задачи. Россия же, которую подозревают в ревизионизме, на деле стремится к договоренности. Однако, если рассуждать в категориях классической науки о международных отношениях, ее подход может быть воспринят как позиция относительной слабости. Взывая к уму и даже сердцу партнеров в США и Европе в условиях уже начавшегося конфликта, можно остаться неуслышанным.

Оговоримся, что соглашение может стать целью борьбы, только когда противники без оговорок признают легитимность друг друга. Как это было, например, во время самой яркой «дипломатической» войны за последние 400 лет – Крымской (1853–1856 гг.). Тогда целью главного игрока – императора Наполеона Третьего – было не реализовать экстравагантные планы Пальмерстона по отторжению у России Польши, Прибалтики, Крыма и Кавказа, а восстановить баланс сил в Европе. Что он успешно и сделал после занятия Севастополя. Заметим, кстати, что в середине XIX века противники России, как и сейчас, действовали в составе коалиции. Но в позапрошлом веке в основе отношений лежала монархическая легитимность, исполнявшая функцию сродни современному Уставу ООН – ограничивать произвол более сильных государств. К возвращению такой взаимной легитимности и призывают сейчас Россия и Китай.

Другое дело – Соединенные Штаты и их союзники. После 1991 г. они системно и последовательно нарушали базовые принципы международного общения и международного права. По-своему резонно, исходя из тезиса афинских послов в «Пелопонесской войне» Фукидида: «сильные делают то, что хотят, а слабые – то, что им позволяют сильные», а тем, кто слабее, «лучше подчиниться, чем терпеть величайшие бедствия». Это не сработало в случае с маленькой и совсем уже «отмороженной» Северной Кореей, зато получилось в случае с формально более весомым Ираком. Югославия – достаточно крупное европейское государство – была демонстративно демонтирована при активной помощи стран Европейского союза, которые без промедления признавали откалывающиеся республики бывшей федерации. Данный случай вообще уникален в европейской истории – крупнейшие державы Европы пошли на осознанное уничтожение суверенного государства.

В период 2003–2011 гг. страны Запада осуществили прямые вооруженные интервенции в Афганистане, Ираке и Ливии – в последних двух случаях результатом стало физическое уничтожение глав государств. Похожий сценарий готовился и для Сирии, но столкнулся с неожиданным препятствием – режим Башара Асада поддержали Иран и, что сыграло решающую роль, Россия. Наконец, после нескольких лет последовательного ухудшения отношений, в прямую конфронтацию втянули Россию. Поддержка Западом в феврале 2014 г. государственного переворота в критически важной для России стране не оставляла Москве выбора. А в конце 2017 г. противником США официально объявлен Китай, который вообще вел себя мирно по сравнению с относительно задиристой Россией. В ответ на жесткую позицию по Украине Россию обложили мерами экономического давления и периодически пытаются изолировать. Против Китая медленно, но последовательно разворачивается торговая война.

В каждом из приведенных примеров Запад действовал проактивно, инициатива обострения всегда принадлежала Соединенным Штатам и их союзникам. То, что мы наблюдаем сейчас – не контратака Запада в буквальном смысле этого понятия. Контратака следует за атакой, а на Запад никто не нападал. «Восходящие державы» Китай и Россия усомнились в праве США и их союзников узурпировать вопросы международной безопасности, сравнительно скромно ответили там, где агрессивность превысила все возможные пределы. Но системной борьбы никто не начинал и начинать не думал. Западные державы сами стали ее инициаторами после исчезновения единственного сдерживающего фактора – могущественного СССР в 1991 году. Особенность Запада – его имманентный ревизионизм, присущая ему, по мнению Швеллера, «склонность к риску и решимость вносить изменения в существующий порядок», в том, что он не перестает бороться и никогда не самоуспокаивается, как говорят в России, «на печи». Эта борьба является естественным состоянием и не имеет альтернативы. Она прекращается, только когда противник исчезает с карты как автономная единица. Будучи, как правило, включенным в Запад. Наиболее ярким примером стала Япония после поражения во Второй мировой войне и американской оккупации.

Не просто холодная война

Новая «мирная» война характеризуется одновременно нежеланием всех значимых участников сползти к полномасштабному конфликту (в нем погибнут все) и созданием множества рискованных ситуаций, которые к такому конфликту могут привести. В этом отношении она схожа с последними десятилетиями первой холодной войны второй половины ХХ века. И это основная причина искушения их отождествлять. Но подобное отождествление стало бы, видимо, фатальным аналитическим упрощением с точки зрения как системных признаков нового глобального конфликта, так и возможных стратегических решений участников.

Возникшую ситуацию нельзя считать простым продолжением истории прошлой холодной войны. Как, например, Вторая мировая война стала продолжением Первой, мотивированным необходимостью скорректировать возникшие по ее итогам системные перекосы – недобитую Германию и несправедливо обойденную трофеями Японию. В случае стратегического поражения опять подняться России, скорее всего, не дадут. Наиболее радикальным вариантом может оказаться даже физический раздел страны. Но полностью изменился контекст, как внутри, так и вовне. Этого не произошло в межвоенные 1919–1939 гг., когда основные участники международной политики не менялись. Только Россия переоделась из императорского мундира в большевистскую тужурку.

Тактически и стилистически текущие события в отношениях Россия–Запад ближе к отношениям Запада и Советской России в 1920–1930-е годы. Стратегически же сейчас с момента завершения холодной войны изменилось все. Во-первых, в новом этапе «внешней» войны Запада отсутствует ярко выраженная идеологическая составляющая. Противник не исповедует радикальную идеологию, отрицающую основы европейских ценностей. Более того, в мире растет ценностный плюрализм. Во-вторых, изменились все контексты. Уникальность ситуации, как уже многократно писали, в том, что адресатом политики США и их союзников по международному сообществу Запада является не локальная третьесортная диктатура, а одна из ядерных сверхдержав – развитая индустриальная Россия. За спиной которой стоит Китай.

Во второй половине ХХ века качественно отличался внутренний контекст, в рамках которого разворачивалось противостояние. На фоне подавляющей бедности в большинстве азиатских и не только стран только Запад мог предложить привлекательную модель экономического развития. Спору нет, помощь, которую СССР оказывал своим сателлитам, была значительной и в ряде случаев способствовала индустриализации. Однако сама экономическая модель, продвигаемая Москвой, не могла обеспечить устойчивого развития. Этим успешно воспользовался, в частности, Китай, решив параллельно задачу подстраховаться от угрозы с Севера. После десятилетий бедствий – войны, «большого скачка» и культурной революции – во второй половине 1970-х гг. власти КНР приняли решение перейти к политике экономической открытости.

Сейчас ресурс экономической «вестернизации» стратегически важных государств Азии в значительной степени, если не полностью, исчерпан. Да и сама Россия, хотя ей критически не хватает роста, уже – спасибо рыночной экономике – не бедная страна с отсутствующей туалетной бумагой и гнилой картошкой в овощных магазинах.

С другой стороны, на самом Западе закончился уникальный для истории капитализма период, когда неизбежное неравенство распределения доходов компенсировалось сногсшибательным экономическим ростом 1940-х – 1970-х годов. Сейчас запасы преимущественно исчерпаны, результат – рост популизма и неуверенность населения. Попытки гальванизировать общество через конфликт, в данном случае с Россией, материально подкрепляются слабо.

Внешний контекст также подвергся радикальной трансформации. Век Европы закончился в 1914 г., век Америки заканчивается на наших глазах, веку Китая не бывать – сдерживать его будут все. Но XXI век станет веком Азии, когда системообразующие конфликты будут происходить в самой населенной части земли. Новая мировая политическая география имеет совершенно определенное физическое измерение – выход Китая и Индии в число держав мирового порядка и заявление ими мировых же амбиций.

Потребовалось более чем полтора столетия для того, чтобы включение Китая в Вестфальскую систему привело к началу фундаментальных изменений принципов и условий ее развития. После обретения независимости в 1947 г. в вестфальскую систему включена Индия. Но фактором, влияющим на положение дел и расстановку сил в мире, это стало только сейчас. Китай и Индия – важнейшие участки «Римланда», контроль над которым, согласно классической геополитике, позволяет океаническим державам сдерживать континентальную Россию. Теперь эти две страны сами становятся уже не полем игры, а источниками глобальной и региональной экспансии. Как говорил Генри Киссинджер, возвышение Китая и Индии намного важнее для мировой политики, чем даже распад СССР. И именно оно, возможно, предопределило неизбежность синхронной атаки на Россию и Китай. Китай сдерживают, на Россию наступают в расчете победить и, полностью или частями, включить в режим «международного сообщества».

У Запада, безусловно, есть опыт одновременной успешной борьбы с двумя противниками (нацистской Германией и императорской Японией). Но тогда на его стороне выступала гигантская по своим природным, географическим и мобилизационным ресурсам Россия. Сейчас предпринимаются попытки сделать аналогичным союзником Индию. Но вероятность успеха зависит от того, насколько постоянное союзничество вписывается в индийскую стратегическую культуру. Пока результат не очевиден. А резкие действия Соединенных Штатов, угрожающие военно-техническому сотрудничеству Индии и России, уже вызвали раздражение Дели. Национально ориентированное правительство Нарендры Моди не может позволить даже таким могущественным державам, как США, диктовать себе, с кем вести дела, а с кем нет. У Соединенных Штатов меньше возможностей надавить на Индию, чем на Россию, не говоря уже о Китае, тесно связанном с Вашингтоном экономически, или о европейцах, полностью зависимых от американских союзников. Товарооборот Индии и США в 2017 г. составил 76 млрд долларов, что почти в 10 раз меньше американского товарооборота с Китаем. А главное – Индия не нуждается в Америке для обеспечения своей национальной безопасности. Вашингтону же хорошие отношения с Дели необходимы в контексте большой антикитайской игры.

Ясность намерений

Внешние и внутренние условия, в которых сейчас разворачивается конфликт, не предопределяют его исход в пользу одного из вовлеченных противников. Именно это, возможно, двигает решимостью России, вызывающей искреннее возмущение на Западе. И поэтому еще один, к сожалению, трюизм – отношения России с Соединенными Штатами и их союзниками вряд ли имеют шансы на улучшение в обозримой перспективе. Это снимает проблему неопределенности намерений – наиболее важный методологический вопрос в теории международных отношений со времен Фукидида. Сейчас намерения американского блока (в том числе Европы, которая постоянно колеблется и пытается играть разные партии) в отношении России, Китая или Ирана предельно понятны, что создает небывалую определенность в мировой политике в целом.

Москве, вероятно, следует стремиться к тому, чтобы выработать стратегические привычки, которые помогут извлечь выгоду из изменений внутреннего и внешнего контекста. Необходимо с большей осторожностью относиться к идее о возможности установления статус-кво и новых правил игры. Это невозможно просто потому, что прекратить борьбу на «внешнем» фронте Запад может, только инкорпорировав противника внутрь себя на тех или иных условиях, как это произошло с Германией в 1945 г. и предлагали сделать наиболее мудрые западные политики и ученые в отношении России после 1991 года. Тогда эти советы не послушали. Аналогичная стратегия, только другими средствами, проводилась в отношении Китая после начала рыночных реформ. Американские и китайские стратеги вели своеобразное соревнование. Китаю нужно было мирно наращивать мощь до того времени, когда для победы уже не потребовалась бы война, а США – поддерживать развитие рынка до объема, ведущего к неизбежности политической либерализации. Перелом, как констатируют видные российские китаисты, произошел на наших глазах. В Пекине поняли, что «держаться в тени» более невозможно, а в Вашингтоне – что развитый Китай не будет комфортным партнером по причинам стратегического характера. В принципе либеральные иллюзии 1990-х гг. дали Китаю два с половиной десятилетия форы.

Вряд ли можно рассчитывать на институциональные решения в форме международной конференции в формате Хельсинки-2. Запад выступает как коллектив с достаточно высокой степенью солидарности и дисциплины по важнейшим вопросам. «Философия Хельсинки» стала фундаментом поражения СССР в первой холодной войне, а судьба ОБСЕ после ее завершения показала всю ограниченность институциональных решений. Вариант соглашения на основе «всеобщей неполной удовлетворенности» (совершенно нетипичного для стратегической культуры Запада) гипотетически достижим только в условиях, когда Соединенные Штаты осознают, что победа невозможна. Собственных материальных ресурсов России недостаточно, чтобы создать такие условия, но история работает на нее, как бы эмоционально это в современных обстоятельствах ни звучало.

Новый глобальный контекст актуализирует необходимость внимательно прислушиваться к тому, как действия США и их союзников влияют на стратегические планы тех, кто пока остается основным получателем выгод от противостояния Запада с Россией, т.е. крупнейших стран Азии – Китая и Индии. Пока их устраивает положение вещей, но системные сдвиги, к которым может привести тотальность антироссийской компании Запада, вероятно, скажутся и на процессах, особенно в экономике, позволивших Пекину и Дели смотреть в будущее с оптимизмом. Обе державы достаточно индифферентны в отношении конфликта Россия–Запад. Однако вероятность «осыпания» существующей инфраструктуры глобализации может обесценить для них многие элементы отношений с Западом. Реакция Дели на новые санкционные действия Вашингтона в этом отношении показательна.

Внимательного наблюдения, видимо, заслуживает слабейший из игроков – Европа и ее ведущие державы – Германия и Франция. Сейчас Европа, вероятно, переживает третью за сто лет геостратегическую катастрофу. Втянувшись в 2014 г. в конфликт с Россией, западноевропейцы поставили себя в фатальную зависимость от США и их союзников в Восточной Европе, сократив поле для маневра до минимальных размеров. Результатом третьей катастрофы может оказаться полная утрата не только стратегической субъектности, но даже автономии. Однако произойдет это не сразу, Берлин и Париж будут пытаться лавировать, хотя бы тактически. Это лавирование также стоит использовать для создания упоминавшихся выше условий нового мира.

Важнейшие тенденции развития международной системы оправдывают ставку на относительную консолидацию широкого евразийского пространства. Для Запада объединенная и целостная Евразия представляет такую же угрозу, какую исторически для Франции представляла объединенная Центральная Европа. Как только германское единство впервые стало реальностью во второй половине XIX века, все претензии Парижа на гегемонию в Европе оказались бессмысленными. Россия уже предпринимала попытку объединить Евразию «железом и кровью» (под флагом коммунистической идеологии), и главным препятствием на этом пути оказался новый Китай, возникшии? в 1949 г. после 100 лет унижений. Сейчас Евразия может добиться относительной целостности через рациональное многостороннее сотрудничество основных держав, в центре которого китайско-российское взаимопонимание в области стратегических интересов. Внешнее давление и логика собственных глобальных амбиций должны двигать Китай в сторону ревизии подходов, традиционно отдающих предпочтение двустороннему сотрудничеству.

Наконец, необходимо корректировать собственные представления в отношении своего места и роли. Возникший конфликт Запада с Россией – это, скорее, первый эпизод гораздо более масштабных процессов адаптации Запада к новому внутреннему и внешнему контексту. Россия в немалой степени инструментальна. Это может задевать чувства россиян, поскольку не вполне отвечает их представлениям о себе как о центре международных процессов. Пока Москва стремится к тому, чтобы стать универсальным балансиром в международной системе, которая сформируется в ближайшие десятилетия. Но чтобы это стало реальностью, условия для уверенности нужно создавать внутри. Без постоянного наращивания внутренней устойчивости ставка исключительно на тактическую игру приведет к тому, что очередное изменение контекста лишит страну значения. Перефразируя автора известной телеграммы и статьи Джорджа Кеннана, можно без большого преувеличения сказать, что Россия должна быть благодарна Западу за ясность в отношениях. Однако в первую очередь за то, что впервые с начала XVII века ей создали условия для внутренней консолидации на основе приобретаемого самосознания самостоятельной единицы, уже не мечущейся между разными географическими направлениями.

Данная статья развивает и дополняет аргументы, изложенные в статье, подготовленной по заказу Валдайского клуба.

Россия. США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 11 июля 2018 > № 2714099 Тимофей Бордачев

Великобритания увеличит свой контингент в Афганистане на 440 человек

Великобритания собирается направить в Афганистан 440 военнослужащих в дополнение к 600 военным, проходящим службу в составе миссии НАТО «Решительная поддержка».

О планах увеличения военного присутствия в ИРА сообщила премьер-министр Тереза Мэй. Заявление было сделано накануне за день до открытия саммита НАТО в Брюсселе, где готовится обсуждение вопросов афганской миссии альянса и усилий по поддержке местных стражей порядка.

Как ранее сообщал «Афганистан.Ру», на фоне по-прежнему нестабильной ситуации в Афганистане, ставящей под угрозу в том числе и подготовку к парламентским выборам, руководство НАТО приняло решение о расширении деятельности на афганском направлении.

«Обязуясь направить дополнительные войска для участия в миссии подготовки, консультирования и содействия <местным силам> в Афганистане, мы вновь подчёркиваем, что когда НАТО выступает с призывом, Соединённое Королевство отвечает одним из первых», – заявила Тереза Мэй.

Несмотря на текущие вызовы безопасности, Североатлантический Альянс по-прежнему не считает нужным переключаться на боевые действия, ограничивая задачи военного присутствия поддержкой местных стражей порядка.

Ожидается, что британские военные, которым предстоит пополнить контингент миссии «Решительная поддержка», будут сосредоточены в Кабуле и не станут принимать непосредственного участия в боевых действиях, отмечает информагентство “Reuters”.

На отставку Бориса Джонсона: даже главный клоун устал от британского цирка

Разразившийся в Британии правительственный кризис только частично остается внутренним делом островного государства. Более того, текущие реалии таковы, что в случае ключевых мировых держав их внутриполитические дела все больше влияют на ситуацию на мировой арене.

Причина, по существу, проста: глобальная турбулентность и распад десятилетиями существовавшей мировой системы охватили и значительную часть национальных государств. Как следствие, человеческий фактор резко усилил свое значение, а государственные системы и бюрократические механизмы, наоборот, заметно потеряли в своей способности "гасить" возникающие эксцессы и своей инерционностью обеспечивать последовательность проводимой государственной политики, в том числе и внешней.

Именно поэтому эксперты, аналитики и наблюдатели стали под микроскопом рассматривать детали внутриполитических процессов в приложении к международной сфере, а фигуры государственных деятелей из взаимозаменяемых статистов, не способных кардинально повлиять на происходящее, вновь стали значимым фактором.

Примеры такого положения дел, причем из числа держав первого эшелона, крайне многочисленны в последнее время: от Ангелы Меркель, чья судьба висит на волоске в ее собственной партии, до Дональда Трампа, вся деятельность которого сопровождается масштабным сопротивлением и саботажем со стороны "глубинного государства".

Можно счесть ироничным, что наибольшие проблемы и внутренние конфликты разрывают сейчас изнутри государственные системы тех стран, что принято называть "первый мир". Самые влиятельные незападные страны в целом демонстрируют куда больше внутренней и внешнеполитической стабильности в том, что касается и самих систем, и их лидеров. Будь то Си Цзиньпин в Китае, Нарендра Моди в Индии или Реджеп Тайип Эрдоган в Турции. Россия во главе с Владимиром Путиным также находится в этом списке.

Запад же лихорадит, и речь в его случае идет о том, какая из стран лучше других справляется с внутренней турбулентностью и успешнее других продолжает добиваться своих целей на внешнеполитической арене. Если по поводу лидеров в данном аспекте можно спорить долго (например, Германия успешно сохраняет статус европейского гегемона и добивается реализации нужных ей проектов, таких как "Северный поток — 2", несмотря на внутриполитические проблемы), то позиция безнадежного аутсайдера все более прочно закрепляется за Великобританией.

Это тем более впечатляюще, если учесть ее репутацию мировой державы. Ту, что веками позволяла сохранять ей доминирующее положение в мире, несмотря ни на какие внутренние пертурбации (которых, надо признать, всегда хватало).

Есть показательный английский анекдот о человеке, купившем "бентли", которому через пять минут после отъезда из салона звонят и, извиняясь, говорят, что забыли поставить в машину мотор. "А на чем же я ехал?" — изумляется покупатель. "На репутации", — поясняют ему.

Теперь же, похоже, "репутация выдыхается". Британия в геополитическом рейтинге все отчетливее занимает место не просто неудачницы, но и откровенного посмешища. Публично творимые британскими властями глупости, сопровождаемые громкими скандалами и провалами, приобрели такой размах, что веками складывавшийся имидж Соединенного Королевства как всемогущественного закулисья тает на глазах даже у самых завзятых англофилов.

Брекзит, инициированный как чисто пиарная акция предыдущего премьер-министра в расчете поставить на место усилившихся евроскептиков, сначала дал шокирующий результат, а теперь оборачивается тяжелейшим геополитическим поражением Британии. Эффективность бюрократической машины ЕС, также переживающей нелегкие времена, оказалась на порядок выше британской, в результате чего на переговорах о выходе Британии выкрутили руки настолько, что, по словам ушедшего в отставку Бориса Джонсона, "страна идет к тому, чтобы стать колонией". А теперь еще и полномасштабный правительственный кризис по той же причине со сменой сразу нескольких ключевых фигур.

"Дело Скрипаля" оказалось настолько шито белыми нитками и доведено до такого уровня абсурда, что превратило британские власти в подобие украинских (по степени авторитетности и достоверности заявлений). А то, что Лондон продолжает педалировать эту тему, да еще делает это настолько постыдным образом, привело к тому, что международное сообщество стало ее просто игнорировать. Как легко заметить, раздающиеся из Лондона новые призывы покарать Россию (на сей раз — за подлое покушение на пару английских наркоманов) встречены в мировом сообществе гробовым молчанием. Позориться настолько не готовы пока, кажется, нигде.

Ситуация похожа на ту, что возникает, когда в публичном месте человек начинает себя вести откровенно неадекватно, а все остальные просто игнорируют его, делая вид, что ничего не происходит. В принципе, такой подход можно понять, потому что мир оказался просто не подготовлен к тому, что министр обороны Великобритании (не забытого богом медвежьего угла, не Украины, а Великобритании!) на голубом глазу говорит, что "Россия совершила атаку на британской земле, которая привела к гибели гражданки Британии", и это заявление стало просто еще одним в длинной череде его феерических комментариев на занимаемом посту.

Про лужу, в которую сели британцы с дискредитацией России как хозяйки футбольного чемпионата, и говорить не приходится.

Эксцентричность и высокомерный снобизм — фирменный знак Британии, но на глазах мира страна соскользнула в откровенную клоунаду — и, похоже, даже не заметила этого качественного перехода.

Борис Джонсон, покинувший корабль Мэй после двух лет на посту главы МИД, стал квинтэссенцией этого феномена.

В принципе, он был ею изначально — от вызывающих улыбку внешности и манер до позиции "семь пятниц на неделе".

Сначала долгое колебание и даже подготовленное выступление против Брекзита, а потом внезапное начало кампании за выход из ЕС.

Сначала политически мотивированный отказ от визита в Россию, а спустя полгода — приезд, потому что выяснилось, что Москва слишком важный геополитический центр, чтобы ее игнорировать.

Многочисленные жесткие антироссийские заявления, оборачивающиеся внезапно похвальными. Вроде того случая, когда уже бывший министр сравнил Запад с Афинами, а Россию со Спартой, явно недооценив обаяние последней в глазах мира после фильма "300 спартанцев" и позабыв, что именно Спарта одержала вверх в Пелопоннесской войне, о которой он говорил.

Наконец, именно при нем была произведена главная внешнеполитическая победа Великобритании с высылкой российских дипломатов — победа, сейчас оборачивающаяся позорищем.

Борис Джонсон за два года работы в британском правительстве стал наглядным примером того, каким не должен быть министр иностранных дел великой державы. Впрочем, то же можно сказать о многих его бывших коллегах по кабинету, которые сохраняют свои посты. И вот теперь Джонсон ушел — вслед за своим коллегой Дэвидом Дэвисом, который тащил на себе главную тяжесть переговоров с ЕС и для которого также стала неприемлемой "пораженческая" позиция Терезы Мэй в отношениях с Евросоюзом.

По-своему забавно, что все больше превращающееся в балаган британское правительство одним из первым покинул самый известный шут — и на удивление по серьезным причинам.

Ирина Алкснис

Почему стоит болеть за Англию

Вначале — одна история из личного опыта.

Сейчас не припомню, с кем тогда наш московский "Спартак" играл, но группа болельщиков оказалась в Лондоне. В первый же вечер после прилета парни из одной из самых топовых тогда спартаковских "бригад" поволокли меня в паб в районе Кингс-Кросс знакомиться, так сказать, с "коллегами" из одной лондонской, союзной столичному "Спартаку" группировки. Но на стадии знакомства случилась незадача. Когда меня с гордостью представили "это Дима, писатель и журналист", воздух вокруг нас с шипением опустел.

Нет, потом английские парни постепенно вернулись, и мы вместе начали выяснять причины катастрофы. Тогда-то я услышал впервые в жизни ходовую среди британских фанатов поговорку "журналист хуже копа". Они изначально убеждены, что любой представитель прессы — сволочь и предатель по определению, только и жаждущий втереться к тебе в доверие, чтобы потом предать и облить помоями. Наши объяснения, что "в России все не так", были поначалу встречены с явным недоверием.

Тут что важно понимать: британское общество выстроено совсем на других принципах, чем российское. Там, к примеру, до сих пор имеет место быть классический, прямо-таки по Марксу, пролетариат. Там до сих пор существуют негласные, но весьма отчетливые сословные различия, и перегородки между сословиями весьма непроницаемы для любых социальных лифтов. Да о чем там говорить, если довольно приличная часть жителей великого города Лондона говорит в своем кругу отнюдь не на том английском, что мир изучает в школах и университетах (в том числе британских), — у лондонского простонародья свое наречие.

Кстати, именно это британское "простонародье", к некоторому ужасу истеблишмента, и голосовало два года назад за Brexit, после чего этот самый истеблишмент не знает, что теперь с этим делать. Он ведь по сути эдакий, простите за сравнение, вариант нашей Болотной, победившей в Британии века назад, законсервировавший свою власть, но так и не разбомбивший окончательно собственный "Уралвагонзавод".

Что тут особенно любопытно в связи с футболом вообще и нашим чемпионатом мира в частности.

Футбол в Англии любят, конечно, все сословия, но в основном все же те низшие и средние классы.

Истеблишмент предпочитает скачки, гольф и крикет.

И отнюдь не случайно это именно британский истеблишмент очень не хотел, чтобы английские болельщики массово поехали в Россию на чемпионат мира по футболу. Именно поэтому он так отговаривал англичан в Россию ехать, пугая местными казаками, медведями, олигархами, "Новичком" и путинской пропагандой. И именно поэтому английские болельщики пишут сейчас разгневанные письма о том, как их безжалостно обманули свои же собственные СМИ.

Снимают ролики, размещая их в интернете.

Ругаются, и отнюдь не на страну — хозяйку чемпионата, в своих социальных сетях.

…Отечественная поговорка "англичанка гадит" не про английский народ. Они там вполне нормальные люди (хотя, конечно, далекие от идеалов воспитанности, ну, так их такими уже которую сотню лет растят). Исторически это те, кто вынес на собственных плечах строительство некогда великой империи.

И именно поэтому мне, к примеру, очень хочется, чтобы сборная Англии задержалась на нынешнем чемпионате мира как можно дольше. Просто потому, что каждый дополнительный день, который они проведут в России, уведет их дальше из-под "мозговых излучателей" собственного высшего класса. И лучше познакомит с нашей реальностью, и даст им больше воспоминаний для того, чтобы потом рассказывать дома, в своих пабах и на перекурах.

(Ну и помимо всего прочего, потому, что они привезли к нам в этот раз отличную сборную: молодую, бегущую, резкую, умеющую играть в современный, честный и красивый футбол.)

В общем, пусть побудут подольше и те и другие — и футболисты, и болельщики.

"Лечение Россией" этим парням совершенно точно не повредит. А если потом их поездка и масштаб вскрытого вранья, которым обрабатывал их родной истеблишмент, поспособствуют какому-нибудь очередному референдуму, результат которого британские верхи разочарует, то это будет, пожалуй, полезно не только для них, но и для остального мира.

Дмитрий Лекух

Максим Шевченко: «Политика – это высшая форма искусства»

О перспективах левых сил, правах человека, интернационализме, Гражданской войне, о том, нужно ли признать ДНР/ЛНР, и многом другом

– Во время недавней избирательной кампании вы были доверенным лицом Павла Грудинина, нередко представляли его интересы в теле- и радиоэфирах. Многим показалось, что в России появился новый яркий политик, однако после выборов Грудинин, можно сказать, исчез из политического пространства, общественной жизни. Почему так произошло?..

– Это не совсем так, Павел Николаевич участвовал в нескольких конференциях, крупных форумах. Просто его блокируют. Я не понимаю, чем он так опасен для государства, не знаю, какие инструкции разосланы, но очевидно, что федеральные СМИ получили указания не упоминать и не цитировать Грудинина. Он исчез не по своей воле, а по воле тех политтехнологов, которые занимаются в нашей стране идеологией. Я, между прочим, после выборов тоже отсутствую в федеральных медиа. Видимо, это такая политика – прятать от народа тех, кто осмелился бросить вызов власти бюрократии, власти тех людей, которые считают Россию своей собственностью.

– В какой степени, по-вашему, была уместна, в какой мере удалась эта попытка КПРФ «обновиться»?

– Она была крайне уместна. Думаю, это решение Геннадия Андреевича Зюганова было направлено на уменьшение роли партийной бюрократии в жизни КПРФ. Оно обеспечило приток свежей крови. Именно грудининская кампания заставила очень многих, в том числе и меня, присоединиться к народно-патриотической коалиции. В надежде на то, что именно эта политическая сила станет основой развития конституционных демократических принципов в России. Да, кампания оказалась во многом спонтанной, неподготовленной, даже наивной с точки зрения технологии, но политически это был яркий смелый шаг, не побоюсь этого определения – жертвенный вызов. Система ответила Павлу Николаевичу жёстким давлением, были спровоцированы арбитражные иски, судебные разбирательства…

– Как, по-вашему, скажутся результаты президентских выборов на положении компартии и вообще левых сил России?

– Думаю, компартия сделала серьёзные выводы, в том числе и по обновлению политических технологий, политической стратегии. Один из примеров обновления: я по согласованию с Геннадием Зюгановым иду на губернаторские выборы во Владимирской области. Новизна в том, что, с одной стороны, я нахожусь на патриотическом фланге, вхожу в Изборский клуб, при этом – являюсь членом Левого фронта и одновременно известен как человек вполне демократических и даже либеральных, от слова «свобода», взглядов. Как русский интеллектуал, как (не побоюсь этого слова) русский поэт отстаиваю ценности свободы и демократии. Думаю, такой подход позволит привлечь к движению левых сил новые человеческие ресурсы. В том числе и с так называемого демократического фланга. Такой подход позволяет нам инвентаризировать тех, кого мы называем патриотами. Я, например, считаю, что союз с движением «Народно-патриотические силы России» был ошибкой. Думаю, коммунисты просто не понимали насколько неоднородна эта структура: там и экзотическая личность – монархо-нацист Савельев, и человек с мутной биографией Стрелков, и вполне достойные люди вроде Алксниса… Это никакая не патриотическая коалиция, патриоты скорее объединены вокруг Проханова… А вообще я думаю, что будущее – на левом фланге, в коалиции с силами для которых принципы свободы и справедливости являются фундаментальными.

– Вы немало внимания уделяли теме межнациональных отношений и в качестве журналиста, и как общественный деятель. Ваша экспертная оценка: удалось ли «новой России» наполнить реальным содержанием понятие «россияне»? Удалось создать общность? Ведь попытки наполнить содержанием это понятие предпринимались…

– Можно, конечно, говорить об искусственности этого определения, однако для меня понятие «россиянин» идентично понятию «гражданин».

Власть бюрократии не хочет признавать за нами гражданские права. Мы, люди самых разных взглядов – левые, правые, консерваторы, либералы, – все мы граждане. Мы живём в данном государстве и обладаем конкретными правами, свободами и обязанностями. Мы вправе требовать от этого государства, чтобы оно защищало наши интересы, интересы граждан. По конституции мы – социальное государство, а социальное государство – это в первую очередь возможность развития. Главный фактор, который отличает человека от животного, – стремление развиваться. А не следовать инстинктам, в том числе инстинктам чинопочитания… А власть хочет иметь подданных, а не граждан. Поэтому сама власть и препятствует тому, чтобы термин «россиянин», идентичный, по сути, термину «гражданин», имел смысл. Россиянин – человек неважно какой национальности, неважно какого цвета кожи, какого вероисповедания, какого пола, но обладающий правами и свободами.

Я полагаю, мы не совсем точно осмыслили это понятие. Если бы мы на самом деле стали россиянами, то власть служила бы нам.

Социальное государство, на мой взгляд, – это оптимальная форма существования общности людей в современном мире. Но Россия, к сожалению, – это никакое не социальное государство. Это страна доминирующей бюрократии и либерального капитализма, направленного на хищнический вывоз капитала и природных ресурсов из нашей страны

– Удалось ли сформировать в современной России нечто аналогичное такому явлению, как «советский народ», или хотя бы приблизиться к созданию прочной общности, объединённой созвучными идеями, представлениями о прошлом и будущем? И на какой базе может возникнуть нечто сопоставимое?

– «Советский народ» – уникальное явление, аналогов которому не было в мировой истории. Это огромная масса людей, которые прошли ускоренными темпами социальную модернизацию в период с 21-го по 41-й год. Всего двадцать лет ушло на социальную модернизацию, на преодоление неграмотности, создание собственной науки, культуры, собственной экономической базы! И 22 июня 1941 года проект «советский человек» был остановлен силами объединённого Запада и их пособниками на территории нашей страны. Погибло 27 миллионов советских людей – почти все, кто считал советскую власть своей, кто искренне любил её, кто трудился на её процветание. Осмыслить масштаб этой трагедии практически невозможно. Это было уничтожение целой нации, целого народа. Потом пришло новое поколение. Послевоенная советская общность держалась на двух вещах – на памяти о социальной модернизации (со всеми её трагическими аспектами, перехлестами, ошибками, большим террором) и на великой Победе, которая была достигнута ценой уничтожения самого ядра советского проекта…

Ничего подобного, конечно, у россиян нет. Нет такой исторической травмы, такого прошлого. Да и само понятие «россиянин» изначально выдумано политтехнологами, которые хотят подчинить власти массу народа, у которой с помощью массовой пропаганды сформированы определённым образом мозги… При этом они хотят накачивать народ патриотизмом, но давать народу права не собираются, потому что они понимают: получив права, мы можем, как говорится, с власти спросить.

Поэтому моя принципиальная позиция – что бороться сегодня нужно за гражданские права и свободы, но опираясь при этом на историю ХХ века, на Советский проект. Не пытаясь его как-то реанимировать, восстановить, потому что это абсолютно невозможно. Просто нужно понимать, что Советский проект – это наилучший фундамент будущего.

Я считаю, что дореволюционный проект России погиб совершенно справедливо. Потому что Российская империя – это сословное государство полуколониального типа, которое было создано для того, чтобы от имени английского, немецкого или французского капитала эксплуатировать Евразию. Сегодня такой же может стать Российская Федерация. Если мы не добьёмся свобод, не вспомним, что наша Русская революция дала миллионам людей право на труд, образование, отдых, право на пенсию. Не вспомним, что мы – граждане. Граждане спросили бы у олигархов: почему вы живёте, как боги на земле, в то время как остальной народ из сил выбивается? Подданных, конечно, такие вопросы не интересуют. Подданные полагают, что правящая элита является богом данной, ниспосланной господом властью царя…

– Как вы считаете, почему современная Россия, по сути, отказалась от идей интернационализма? Во времена СССР эти принципы сосуществования народов не раз доказывали свою жизнеспособность, в том числе и в годы Отечественной войны. Но у нас говорят любо о толерантности, либо об имперских ценностях, а слово «интернационализм» как будто даже стесняются произносить…

– Современное российское государство ориентировано на то, чтобы скопировать всё с Запада. Власть сама это формулирует: то мы должны стать пятой экономикой мира, то частью Европы от Атлантики до Тихого океана… Если вы себя декларируете как часть Запада, значит, нужно брать западную идеологию, мировоззрение, ценности, адаптировать их к местным условиям. Похожим образом вели себя русские дворяне и помещики, которые были, по сути, представителями западной цивилизации на русской земле, держали русский народ в рабстве. Они считали, что так ему, народу, и надо, что грязные мужики, вся эта серая скотинка, плебеи, кухаркины дети существуют для того, чтобы Онегины и Салтычихи могли предаваться грустным размышлениям в «тёмных аллеях»…

Российская империя была создана немцами и голландцами при Петре Первом. Это был проект, который создавался как приложение к голландской, британской, немецкой экономикам. Современная российская элита, по сути, копирует эту систему, хочет, чтобы Россия была придатком западной экономики, хочет видеть себя такими же дворянами-помещиками в «тёмных аллеях» Барвихи, Жуковки, Баковки…

Поэтому никакой интернационализм им не нужен, им не нужны ценности, которые были сформулированы Революцией, добыты в боях Гражданской, которые помогли нашему народу победить в Отечественной войне Им надо уничтожить всё это. Поэтому они взяли власовский флаг, поэтому они не говорят, что значительная часть священников Русской православной церкви за границей поддержала нацистов, когда те напали на СССР.

Митрополит Анастасий (Грибановский): «Русский народ воскресает из мёртвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы. И древний Киев, и многострадальный Смоленск, и Псков светло торжествуют своё избавление как бы из самого ада преисподнего…»

Архиепископ Иоанн (Шаховской): «Право на операцию свержения 3-го Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу. Лечь под его хирургический нож тому, кто болен, не зазорно. Операция началась. Неизбежны страдания, ею вызываемые… Понадобилась профессиональная, военная, испытанная в самых ответственных боях железно точная рука германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звезды со стен русского Кремля…»

В такой системе координат не предусмотрены права и свободы. Россия становится корпорацией, которая эффективно работает на западную экономику. Зачем им интернационализм? Это всё только мешает… Толерантность можно продать в Брюссель. Евробюрократы спросят: «Что вы там делаете в своей глухой России?» – «Мы тут толерантность внедряем». – «Хорошо, но нам известно, что вы обижаете геев…» – «Но это как бы специфика…» – «Ладно, мы понимаем, что вы не совсем Европа, вы приложение к Европе. Поэтому вам разрешается чуть-чуть обижать геев, но в целом ведь всё толерантно? – «Да-да, конечно…» И покажут пальцем, кто у нас является геем в российской элите…

– В этом году исполняется 100 лет с начала Гражданской войны. Как менялось ваше представление об этом историческом событии по мере обретения жизненного опыта, исторических знаний?

– Когда я был студентом, мне жутко осточертела вся эта система лживой пропаганды, которая была в СССР 80-х годов. Даже советскому человеку с левыми взглядами невозможно было воспринимать эту хрень, которую нам лепили из всех телевизоров, со всех кафедр… Тем более я хорошо знал среду партийной номенклатуры, у меня семья была профессорская, я видел, как люди говорят на трибунах одно, а во время застолий прямо противоположное.

Проблема позднего Советского Союза состояла в том, что всякое свободное методологическое осмысление опыта Революции, опыта Гражданской войны, опыта Советского проекта было запрещено. Осмысление истории развивалось в рамках, установленных людьми, интеллектуальный уровень которых не соответствовал масштабу поставленных задач. Прямо скажем, это были не Ленины, не Сталины и даже не Маленковы. Русская революция и связанные с ней процессы не были продуманы, проговорены. Попытки свободных интеллектуалов осмыслить советское прошлое натыкались на репрессии. По сути, происходившее у нас в 70–80-е годы уже не являлось Советским проектом. Это была власть бюрократии, которая руководствовалась идеологическими принципами, которые её саму тяготили, смысл которых она не понимала. Хотя народ был искренне советским.

Интеллигенция чувствовала: что-то тут не так… И я тоже реагировал на идеологический кризис поисками новых идей, восхищался, скажем, Мариной Цветаевой, штудируя сборник «Лебединый стан»: «Белая гвардия, путь твой высок…» Ну, и далее следовал весь джентльменский набор – догматы Зарубежной церкви, модные диссидентские фигуры: отец Дмитрий Дудко, Александр Огородников, Владимир Пореш… В 88-м году мы (группа рокеров, хиппи, поэтов и музыкантов) заказывали в Елоховском соборе панихиду по царской семье. Я помню, как перепугался один священник и как согласился другой. Нам это было весело, Советский Союз казался вечным, а вялотекущая жизнь «эпохи застоя» казалась никак не связанной с историей и революцией. Да, иногда снимались неплохие фильмы, но в целом пропаганда не могла объяснить величие эпохи даже через героические образы красных.

Советы не играли к тому времени никакой роли. Властвовала партийная номенклатура, которая запуталась в своих доктринёрских измышлениях о советской истории. Понять, что происходило в 20-е, 30-е годы, было невозможно: о ком разрешается говорить, о ком говорить нельзя, кто такой Троцкий, кто такой Бухарин, что такое «рабочая оппозиция»?.. Партноменклатура переврала, извратила историю Советского государства.

Но у меня тогда, в конце 80-х, было преимущество. Параллельно со всеми этими постмодернистскими белогвардейскими выкрутасами я изучал историю партии. Мой прадед был большевиком с дореволюционным стажем, и я нашел на даче кучу интересных книг. В буквальном смысле – откопал под домом. В тайнике была история партии 20-х годов, материалы партийных съездов с жёсткими политическими дискуссиями, суровой политической борьбой. До поры до времени весь этот интеллектуальный багаж оставался абстракцией.

В начале 90-х и мне, и людям, которые меня окружали (в основном из литературной богемы), было плевать на страну: рухнуло государство – ну и рухнуло. Все жили своими жизнями – искусством, литературой, авантюрами, путешествиями. Открылась заграница, и я успел побродяжничать по Европе, посмотреть, как люди живут. Меня не интересовала карьера, не интересовали деньги, я вышел из такого слоя интеллигенции, где погоня за богатством считалась постыдной. А потом наступил 93-й год. Глаза мои открылись после расстрела Верховного Совета, а окончательный перелом случился после начала Чеченской войны. Я, как Нехлюдов в толстовском «Воскресении», испытал внутреннее перерождение, духовное преображение, когда увидел, что делают с нашим российским городом Грозным, как его расстреливают и бомбят, как на улицах гибнут люди, горят танки…

Потом я пошёл в «Независимую газету», работал военным корреспондентом и как бы стал узнавать мир заново. Хотя я ещё только подступался к сути гражданской войны, к сути Советского проекта… Потом я познакомился с Гейдаром Джемалем, великим философом, азербайджанцем по происхождению. Я считаю, что он был великим русским мыслителем, русским поэтом. Гейдар позволил мне по-иному взглянуть на многие вещи, понять, что такое «власть», «народ», «человек»… Я познакомился с Прохановым, Дугиным. Вадима Кожинова, Станислава Куняева я успел прочитать ещё в 80-е, но тогда по большому счёту не понял прочитанного. В 2000-е я перечитал заново Кожинова, Сергея Кара-Мурзу, труды Александра Пыжикова, Владлена Логинова. Я осознал, что надо заново переосмыслить для себя ХХ век, и прочитал, думаю, больше сотни книг о Гражданской войне… И я стал для себя формулировать совершенно новый подход к советскому периоду. Я понял, что это был проект большинства народа, потому что жизнь была к этому большинству ужасно несправедлива. Я понял, что Красный проект был национальным проектом русского народа. В истории таких было только три – французский, американский и русский. Он заключал в себе огромный потенциал развития, но был трагически приостановлен войной, гибелью миллионов людей – носителей смыслов этого проекта. Позже Красный проект был остановлен тупостью, корыстолюбием и предательством советской номенклатуры в 70–80-е годы.

Советский проект начинался как очень радикальный. Но позже он нёс в себе оригинальные пути формирования национального капитала – финансового, интеллектуального, научного. Это была нация. Особая, ни на кого не похожая нация. Со своими историческими взглядами, мифами. Эту нацию практически уничтожили в 91-м году. Продолжается её уничтожение на наших глазах. Элиты не заинтересованы, чтобы советская нация из революционной, тоталитарной развилась в демократическую, свободную гражданскую нацию.

То и дело нас попрекают революционным радикализмом 20-х годов. Но радикализм – естественная составляющая всякой молодости – будь то молодость индивидуума или молодость нации. Я верю, что Советский проект в своём развитии приведёт к появлению оригинального национального субъекта. Нации, которая будет хозяином этой земли, которая будет носителем демократических ценностей – свободы, справедливости, прав личности.

– Как вы считаете, должна ли Россия признать ЛНР/ДНР? Как вы полагаете, почему схема присоединения Крыма к России не была использована в отношении, скажем, Донбасса?

– У меня есть очень простое объяснение. Я уверен, что присоединение Крыма произошло по согласованию с Германией, Западной Европой. Там прекрасно понимали, что киевский переворот был американской спецоперацией по недопущению создания Украины в качестве транзитного государства между Западной Европой и Россией… Давайте вспомним, с чего всё началось. Перед самым переворотом Янукович заключил масштабное, многомиллиардное соглашение с Китаем. В Крыму должен был заканчиваться Шёлковый путь, там намечалось строительство уникального глубоководного порта. А это, по сути, логистический проект Китая и Западной Европы, Германии. Было понятно, что после подписания соглашения 19 февраля 2013-го, по которому Янукович уходил с поста в течение года и назначались новые выборы, Украина без всякой гражданской войны становилась посредником между Европой и Россией. Зоны влияния между Таможенным и Европейским союзами определили бы без всякой войны в рамках разного рода согласительных процедур. Но американцам это было совершенно невыгодно. Поэтому они и устроили штурм администрации президента неонацистскими боевиками, фактически сорвав соглашение, подписанное министрами иностранных дел Франции, Германии, Польши.

И вот произошло это событие… И конечно, немцы прекрасно знали подоплеку киевского переворота. И разумеется, они не могли официально признать референдум в Крыму… Но неофициально они закрыли бы на это глаза. Крым ждала судьба «Северных территорий» – Курильских островов, которые де-юре никогда не будут признаны Японией в качестве российской территории, но де-факто японцы, конечно, их признали и даже инвестируют туда… Ну, и Крым был бы таким… Однако некие силы внутри России (полагаю, не в интересах нашей страны) организовали стрелковскую авантюру… Когда-нибудь выяснится, кто стоял за Стрелковым, – очень будет интересно узнать персоналии…

С точки зрения пиара эта история выглядела как освобождение Донбасса, а на самом деле с точки зрения большой политики она втягивала Россию в конфронтацию с Западной Европой и НАТО. Результатом могла стать война, которую бы Россия не выдержала.

Стрелков, на мой взгляд, делал всё, чтобы там не случилось победы. Он постоянно упрекал донецких, что они не восстают, что они трусят. Но донецкие восстали и без Стрелкова. Донецкий криминал и донецкие олигархи вооружили и «Восток», и другие структуры. В числе лидеров сопротивления был Александр Ходаковский – командир группы Альфа-антитеррор СБУ по Донбассу… Я был в это время там и видел, что донецкие пацаны совершенно не нуждались в каком-то Стрелкове. Могу сказать, что на моих глазах целые подразделения украинской армии переходили на сторону Донбасса. А Стрелков в этом процессе был негативным фактором. Именно из-за Стрелкова раскручивалась история об участии в конфликте российских спецслужб. Если бы не Стрелков, половина украинской армии перешла бы на сторону Донбасса и война закончилась в Киеве. Вся эта концепция «Русского мира» была против победы Донбасса. Потому что, опираясь на «Русский мир», невозможно мобилизовать ни Кировоградскую область, ни Полтавскую, ни даже Днепропетровскую. Поверьте, границы «Русского мира» на Украине вполне осязаемы. Даже Донбассу пришлось объяснять, что он часть «Русского мира»…

Война была остановлена, потому что после взятия Мариуполя прямое столкновение с НАТО становилось реальностью. Путин, естественно, понимал, что российская армия не готова к войне с современными вооруженными силами Запада. Поэтому всё и превратилось сейчас в такую вялотекущую бойню…

Я считаю, что признавать ЛНР/ДНР в их нынешних границах нельзя. Потому что значительная часть республик оккупирована киевской хунтой. Вот если бы Донецкая и Луганская области были целиком свободны, тогда надо было бы признавать. Признавать в качестве Новороссии. Я был и тогда сторонником Новороссии, и остаюсь её сторонником сейчас. С включением туда Херсона, Одессы, Николаева Днепропетровска, Запорожья – старых махновских, повстанческих земель…

Но как можно признавать два эти анклава? Это привело бы к тому, что война с Украиной стала бы неизбежной, это бы втянуло Россию в цепь необратимых политических ходов… Если признавать, то – Народную республику Новороссия.

– Почему вы ушли из журналистики в политику?

– Были серьёзные причины. Сначала я ушёл из журналистики в правозащиту, но понял, что никому не могу помочь, что системе плевать на простого человека, если это нельзя продать в качестве пиар-акции. Я понял, что систему не интересует расследование убийств журналистов, освобождение людей, незаконно брошенных в тюрьмы. Я разговаривал с крупными чиновниками о Расуле Кудаеве, других узниках совести, мне отвечали: «Да, Максим, мы понимаем, что этот человек невиновен, но не отпускать же его!»

Я понял, что изменить эту ситуацию можно только политикой. Что журналистика – это просто болтовня, что правозащита – это бессмысленное биение рыбой об лёд. Причём это понимают все: и либералы, и консерваторы. Власть в России – просто совокупность людей, защищающих свои личные интересы. Их не интересует государство, общество, нация. Эти слова для них – понятия из области политтехнологий.

Поэтому я решил пойти в политику. Чтобы продолжить борьбу за освобождение моих друзей, за достижение справедливости. Тем более я помню, как Гейдар Джемаль говорил: «Политика – это высшая форма искусства». Ты работаешь не просто со словами и смыслами, а ещё и с человеческими судьбами. Судьбами людей, которые доверяют тебе. Поэтому я ушёл в высшую форму искусства. А искусством занимался всю жизнь: литературой, журналистикой – одной из форм литературы.

– Почему решили баллотироваться в губернаторы именно Владимирской области?

– Потому что это слабое место власти. Они совершили ошибку, переназначив губернатора Орлову. А в политике, как на войне, слабые ходы оппонентов надо сразу использовать… По кампании Грудинина я понял, что всё безжалостно и никаких гуманистических принципов нету, что в политике, как говорится, всё по-взрослому.

А ещё Владимирская область имеет огромное символическое значение. Это реальное сердце исторической России. Не Москва, не Киев, а Владимиро-Суздальская Русь – исток нашего государства, точка отсчёта, место рождения Северо-Восточной Руси, которая потом стала Московским царством. Это некая антитеза Киеву, антитеза Западному проекту. Я считаю, что символические вещи имеют огромное значение. Здесь, в центре Руси, я хочу доказать, что возможны кооперация и солидарность, партнерство между левыми и демократами, между консерваторами и либералами. При условии, что все они являются патриотами своей Родины – Владимирской Руси, Московской Руси, Российской империи, Советского государства, Российской Федерации – как угодно называйте. Это всё наша Родина, которая НЕ Запад, не часть мирового порядка.

Беседовал Олег Пухнавцев

Россия > Внешэкономсвязи, политика > lgz.ru, 11 июля 2018 > № 2693376 Максим Шевченко

Палеонтологи нашли рекордно древние орудия труда в Китае, свидетельствующие о том, что первые представители нашего рода проникли на территорию Азии свыше двух миллионов лет назад. Их фотографии и выводы ученых были представлены в журнале Nature.

"Наше открытие говорит о том, что теперь нам придется пересмотреть то время, когда первые представители нашего рода покинули Африку и начали расселяться по Земле", — заявил Робин Деннелл (Robin Dennell) из университета Эксетера (Великобритания).

Предположительные предки человека, прямоходящие люди (Homo erectus), появились на востоке и юге Африки примерно два миллиона лет назад. Кроме того, их считают прямыми предками неандертальцев и причудливых "хоббитов" с острова Флорес. Вдобавок, Homo erectus были изобретателями первых сложных орудий труда, первооткрывателями огня и первыми поварами Земли, освоившими секреты кулинарной обработки пищи.

Прямоходящие люди, как показывают находки из Дманиси в Грузии, покинули Африку примерно 1,85 миллиона лет назад. Они стали первыми представителями нашего рода, кому удалось пересечь границы "колыбели человечества", которой сегодня традиционно считается африканский континент.

Деннелл и его коллеги выяснили, что это, скорее всего, произошло намного раньше, чем принято считать, проводя раскопки в центральном Китае, в местечке под названием Шанчэн. Здесь на протяжении последних трех миллионов лет формировались гигантские залежи лёсса, спрессованного песка и глины, принесенных сюда водами реки Хуанхэ.

Три года назад палеонтологи натолкнулись на особенно толстый слой подобных отложений, который они постепенно раскопали и изучили. Внутри него неожиданным образом нашлись не только челюсти древних коров и других животных, но и почти сто орудий труда, имевших крайне разнообразную форму и предназначение.

К примеру, среди них присутствовали не только простые рубила и скребки, но и относительно сложные инструменты – наконечники стрел, молотки, долота и другие узкоспециализированные "предметы быта".

Несмотря на их очевидно древний характер, палеонтологи долго не могли определить их возраст, так как скорость формирования лёсса, в отличие от многих других осадочных пород, могла сильно меняться в зависимости от активности ветров, скорости течения реки и многих других параметров.

Решить эту загадку им помогло магнитное поле Земли, чьи полюса периодически меняются местами. Следы этих переворотов, как объясняют ученые, сохраняются в зернах глины и в частицах некоторых горных пород. Это позволило определить, в какую сторону была повернута стрелка компаса в тот момент, когда древние люди изготовили эти рубила, и узнать их примерный возраст.

Большая часть орудий труда была изготовлена примерно 1,5 миллиона лет назад, уже после предполагаемого исхода человечества. При этом, сразу шесть скребков и рубил, по словам Деннелла и его коллег, были значительно древнее – их возраст превышал 2,12 миллиона лет.

Подобное открытие, как отмечают ученые, говорит о том, что человек из Дманиси не был самым древним обитателем Азии – Китай, по всей видимости, был заселен гораздо раньше, чем Грузия. Как это именно происходило, пока не понятно, однако сам факт этого говорит о том, что первые представители нашего рода были больше приспособлены к холодному климату Азии, чем считалось раньше.

Турецкая полиция задержала известного исламского проповедника Аднана Октара, передает в среду агентство Anadolu.

Сообщается, что силы безопасности продолжают проводить операцию по задержанию 235 человек, которые подозреваются в причастности к деятельности группировки Октара. Операция, которую проводит отдел по борьбе с финансовыми преступлениями управления полиции Стамбула, проходит в пяти провинциях Турции.

Члены группировки обвиняются в создании преступной организации, сексуальном насилии над детьми, сексуальных домогательствах, сексуальных связях с несовершеннолетними, похищении детей, изнасилованиях, шантаже, незаконном лишении людей свободы, военном и политическом шпионаже, мошенничестве посредством использования религиозных убеждений и чувств людей, отмывании имущественных ценностей, нарушении неприкосновенности частной жизни, фальсификации документов, нарушении закона о борьбе с терроризмом, угрозах, клевете, лжесвидетельстве, оскорблениях, взяточничестве, незаконном хранении персональных данных других лиц.

Октар назвал свое задержание следствием "заговора британского глубинного государства", отвечая на вопрос журналистов, которые ожидали его у государственной больницы Хасеки в Стамбуле, куда он был доставлен для медицинского освидетельствования, сообщает газета Hurriyet. Согласно заявлению главного прокурора Стамбула, проповедника "поймали, когда он пытался скрыться" от полиции. Сообщается, что к полудню задержаны 79 подозреваемых по делу его группировки.

Октар, известный под псевдонимом Харун Яхья, — турецкий писатель псевдонаучного направления, исламский креационист. Автор более 300 книг по политической, религиозной и научно-популярной проблематике, переведенных на 76 языков.

В 1986 году Октар был арестован по обвинению в "попытке использования религии или религиозных чувств, а также религиозных святынь с целью частичного изменения социального, экономического или политического строя светского государства". Суд вынес решение об отсутствии состава преступления, после чего Октар был оправдан и освобожден из-под стражи.

Как ранее писали турецкие СМИ, Октар является лидером псевдоисламской секты, где практикуются сексуальное рабство и групповой секс.

Турция > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > ria.ru, 11 июля 2018 > № 2675682

Предки современных людей возникли в результате контактов нескольких изолированных групп древних людей, живших в разных уголках Африки. Это укрепляет позиции набирающей популярность теории африканских "садов Эдема", заявляют ученые в статье, опубликованной в журнале Trends in Ecology and Evolution.

"Эволюция человека одновременно протекала в разных уголках Африки, и мы являемся потомками сразу нескольких народов. И, соответственно, наша культура тоже происходит из множества источников. Для того чтобы понимать историю появления человечества, нам нужно изучать весь Африканский континент в целом", — рассказывает Элеанор Шерри (Eleanor Scerri) из Оксфорда (Великобритания).

До недавнего времени антропологи и палеонтологи считали, что современный человек, Homo sapiens, возник в Восточной Африке примерно 200 тысяч лет назад, через несколько сотен тысяч лет после разделения предков неандертальцев и кроманьонцев. Первые люди, как показывали раскопки, проникли на Ближний Восток примерно 70 тысяч лет назад, а в Европу — около 45 тысяч лет назад.

С другой стороны, находки последних лет и генетические исследования говорят о том, что люди могли покинуть Африку гораздо раньше, как минимум 130 тысяч лет назад, и контактировать с неандертальцами на протяжении долгого времени. В подтверждение этого ученые недавно нашли в Марокко останки Homo sapiens, живших в Африке примерно 300 тысяч лет назад.

Более того, на роль прародины человечества сегодня также претендует и Южная Африка, в пещерах которой ученые недавно нашли кроманьонские орудия труда возрастом в 150 тысяч лет и останки Homo naledi, потенциальных предков человека, живших в пещере Наледи около 330 тысяч лет назад. Все это заставляет многих ученых сегодня считать, что человечество возникло не в какой-то конкретной точке Африки, а в результате взаимодействия нескольких групп древних людей, живших в разных ее уголках.

Шерри и ее коллеги нашли новые подтверждения этой идеи, теории африканских "садов Эдема", изучая все следы древних людей, живших в разных уголках Африки в последние 300 тысяч лет, в том числе их орудия труда, останки, "ископаемую" ДНК и т. д.

Все эти факторы, как отмечает Шерри, говорят о том, что Африку в то время населяло сразу несколько изолированных популяций древних людей, претендовавших на роль возможных предков кроманьонцев и современных Homo sapiens. В пользу этого говорят различия в манере изготовления орудий труда, небольшие расхождения в их анатомии и облике, а также наборы мелких мутаций в их ДНК.

К примеру, Homo sapiens из Марокко обладали более вытянутым черепом, чем остальные древние люди, а их "кузены" из южноафриканской пещеры Флорисбад имели необычно крупное лицо и толстый затылок. И те и другие кроманьонцы изготовляли сложные, но совершенно разные орудия труда и предпочитали использовать разные пигменты и украшения, а их геномы совершенно не похожи друг на друга.

Как эти группы людей стали изолированными и как они встретились потом, ученые пока не знают. При этом они предполагают, что и то и другое связано с двумя факторами в их жизни — небольшими размерами популяций предков Homo sapiens и изменчивостью климата Африки, из-за которой Сахара и многие другие пустыни, неприступные для древних людей, периодически становились зелеными и плодородными равнинами.

Роскосмос опроверг возможность угрозы срыва выполнения контракта по запуску спутников OneWeb с космодромов Байконур и Восточный, заявили РИА Новости в пресс-службе госкорпорации.

Ранее ряд СМИ сообщил о том, что запуски спутников по контракту с OneWeb в 2019 году оказались под угрозой срыва из-за разногласий с властями Казахстана и Якутии о районах падения блоков ступеней ракет "Союз-2".

"Предоставленная анонимным источником информация не соответствует действительности", — сказали в Роскосмосе.

Запуски спутников планируется проводить с трех космодромов – европейского Куру, а также Байконура и Восточного.

Британская спутниковая система высокоскоростной интернет-связи OneWeb будет основываться на работе почти 900 космических аппаратов.

В конце декабря 2017 года Роскосмос официально подтвердил, что законтрактовано уже девять российских ракет-носителей "Союз" для запусков спутников сети OneWeb. Всего планируется провести пуски 21 ракеты "Союз" с этими аппаратами. Помимо того, сообщалось о контракте на использование 11 ракет "Протон" также для наращивания группировки OneWeb.

Анатолий Чубайс впервые выступил c лекцией «Инновационная экономика — что это?»

О чем я хотел бы рассказать? Рассказать хотел бы о пяти вещах.

Во-первых, надо как-то разобраться с истоками, понятиями, категориями, даже есть целая теория вокруг этого [инновационной экономики]. Я, наверное, погружаться в нее не буду, но хотя бы что-то упомянуть просто обязан, если претендовать на целостное описание того, что такое инновационная экономика.

Во-вторых, от этой теоретической части я попробую перейти к рассказу о том, как это реально происходит, что это такое, как это делается. Когда я буду рассказывать о том, как это делается, мы увидим с вами, что здание инновационной экономики базируется на двух китах. Один из которых — это тот, кто это делает — технологический предприниматель, второй — это тот, кто инвестирует — инвестор. Поэтому, третья часть разговора, это технологический предприниматель, а четвертая часть разговора — это финансовая индустрия, которая вокруг категории инновационной экономики существует.

Последнее, о чем нельзя не сказать, это ответ на вопрос о том, где [находится] Россия в этом инновационном мире, который уже колоссальный, масштабный, бурно развивающийся. Я попробую по возможности объективно ответить на вопрос о том, где мы в этом мире находимся. Давайте начнем сначала.

Теория и этапы развития инновационной экономики

Давайте начнем с ответа на вопрос, откуда пошла инновационная экономика. Говоря об этом, правильно вспомнить несколько без преувеличения великих имен, которые создавали теорию. Первым, в моем понимании, был известный классик экономист Йозеф Шумпетер, который ввел само понятие инноваций. Disruptive innovation — очень популярный термин, сейчас часто используемый, придуман впервые в его работах, это было примерно в 1940-ые годы. Основные его работы вышли в прошлом веке, и это был стартовый шаг в этой истории. Николай Кондратьев — привожу его не только потому, что он наш отечественный ученый, а потому что, в моем понимании, сделанное им без преувеличения стало важнейшей частью мирового теоретического фундамента в этой сфере. Пожалуй, об этом стоит сказать еще пару слов.

Элвина Тоффлера не очень сейчас часто вспоминают, но это несправедливо, потому что он придумал третью волну. Я имею в виду аграрную цивилизацию, индустриальную цивилизацию и инновационную экономику, как третий шаг в этом историческом развитии.

Было бы неправильно вычеркнуть советскую часть из этого теоретического задела. В позднесоветские годы, когда советская власть стала осознавать, что НТП (научно-технический прогресс) — это не просто важнейшая часть современной жизни, но и то, в чем Советский Союз, начиная с 1970-х годов все больше и больше отставал. Что-то надо было делать. По этому поводу был создан целый Институт экономики и научно-технического прогресса, и [на его базе] крупные ученые Александр Анчишкин и Юрий Еременко, наши в некотором смысле старшие товарищи, для кого-то — учителя, много чего сделали в этой сфере. Тогда появился очень важный документ КП НТП — комплексная программа научно-технического прогресса, до 2000-го года она была (1980–2000-е гг.). Она, конечно, по понятным историческим причинам, совсем мало имела отношения к реальной жизни, но, тем не менее, это был прорыв в понимании того, что такое инновационная экономика.

Совсем недавно вышла мощная книга Уильяма Баумоля, тоже такого классика, ровно про это. Чтобы не пытаться описать вам всю эту теорию от начала до конца, я попробовал выбрать то, что мне в целом в этом теоретическом заделе кажется наиболее интересным, и то, что в нем является наиболее модным. Это совсем разные вещи, поэтому два слова про «интересное» и два слова про «модное».

Итак, про интересное — это, конечно же, Николай Кондратьев — крупнейший ученый-экономист, уничтоженный в сталинских лагерях по личному решению Иосифа Виссарионовича [Сталина], который, в моем понимании, по масштабу входит в этот ряд с теорией технологических укладов, созданной им. В рамках этой теории он описал три технологических уклада: текстильная механизация, пар железной дороги, сталь и электричество. И у него еще были ранние описания периодов нефти и автомобилестроения, конвейера. Собственно, на этом фактическая часть [исследования] закончилась, но всегда сила теории, как мне кажется, проверяется ее предсказательной силой. Работает ли она за пределами того отрезка, который описан. Вот у Кондратьева она [теория] работает.

После смерти Кондратьева появились его последователи, ученые, в том числе описавшие пятый технологический уклад — эру информатизации и телекоммуникаций, и шестой технологический уклад — нано-, биотехнологии, так он в мире называется.

Мне кажется, что это наиболее такая основательная, серьезная, фундированная работа, про которую можно было бы много говорить. Будут вопросы — с удовольствием добавлю, но мне хотелось бы, чтобы в памяти у вас осталось и имя, и то, что сделано Кондратьевым.

Но в популярной сфере про это мало, кто знает, мало кто помнит, а все сейчас любят говорить про четвертую промышленную революцию. Это, собственно говоря, то же самое, это попытка как-то этапизировать историю инноваций, но немножко с другой позиции. Придумал это профессор [Клаус] Шваб — основатель Давосского форума. Вы если в Google, наберете про четвертую промышленную революцию, найдете тысячи ссылок, в отличие от технологических укладов — самая популярная, самая хайповая теория сейчас, в моем понимании, предельно малосодержательная. Если попытаться вгрызться внутрь, понять, что же такое каждый из этих этапов, то вы быстро обнаружите, что определения «четвертой промышленной революции» не существует, а есть набросанные самые разные вещи. Наверное, надо согласиться с тем, что на таком, чисто интуитивном уровне, вот как-то все ощущают, что в конце XX-го — начале XXI-го века что-то такое начало происходить, массы каких-то новых технологических прорывов: 3D-печать, роботизация, искусственный интеллект. И правда, это хочется как-то отдельно назвать, отдельно описать, но, на мой взгляд, здесь сильно не хватает теоретической основательности, хотя повторю еще раз, это моя субъективная точка зрения.

Суть инновационной экономики

Итак, это теоретические основы всей этой истории [инновационной экономики] и какие-то базовые термины, которые в нее заложены. Теперь, как и собирался, попробую описать, дать ответ на вопрос о том, а что это такое. Прошли историческую и теоретическую часть, давайте попробуем вгрызться внутрь того, что такое инновационная экономика. Предложу вам какое-то мое собственное изобретение на этот счет, немножко доморощенное, но то, как я это дело понимаю. Попробую описать вам движение инноваций, потому что кроме понимания сути, надо понимать еще, как она от рождения проходит до зрелости, это крайне важно. Без этой динамики бессмысленно о ней говорить. Но еще и в конце даже попробуем какую-то психологически-эмоциональную связь к этому прибавить, если удастся.

Итак, суть. Если говорить про суть, надо начинать от самого начала. Давайте начнем от Адама. Вот известная классическая фреска (см. слайды 7–10). Сейчас ее правда рисуют в основном, когда одна рука прикасается к ноге Акинфеева [вратаря сборной России Игоря Акинфеева], отбившего пенальти, это тоже, наверное, уместно, но я немножко про другое хотел сказать. Я хотел сказать про инновации. В этом прикосновении, мне кажется, действительно заложен ответ на вопрос о том, в чем же суть. Она вот в чем: с одной стороны — это технологический предприниматель, а с другой стороны — это инвестор. Мне представляется, что в той точке, где они соединяются, и только тогда, когда они соединяются — собственно говоря, и рождается то, что мы называем инновацией.

В некотором смысле, на этом можно было закончить лекцию, я сказал самое главное. Все остальное будет разного рода иллюстрации. При этом на вопрос о том, кого больше всего ненавидит технологический предприниматель, правильный ответ будет «инвестор». На вопрос о том, кого больше всего ненавидит инвестор, правильный ответ будет «технологический предприниматель». Эта такая любовь и ненависть, которая вот здесь есть, но именно в этом взаимодействии и рождается что-то, или не рождается.

Инновации: рождение и развитие

Мы с вами будем анализировать тот случай, когда рождается — это суть. Дальше мы хотели разобраться с этапом, как это появляется. У нас есть с вами источник финансирования — инвестор, есть сама инновация, есть технологический предприниматель. Какие стадии, как это движется, откуда это рождается, и куда эта история приходит. Давайте попробуем разложить это на несколько этапов.

С чего все начинается? Начинается, как правило, даже не с предпринимателя, а часто с ученого (у меня здесь ученый-предприниматель), с появления концепции и ее доказательства. Для этого тоже нужны деньги, поэтому какие-то источники появляются, хотя, строго говоря, грант — это не инвестиции, грант — это безвозвратные деньги, просто их подарили, и родилась концепция. Первая стадия, по классике в этой сфере — это доказательство концепции (Prove of concept), предположим, что оно произошло. Что происходит дальше? Дальше начинается следующая стадия, на следующей стадии вместо одного предпринимателя появляется, как правило, несколько человек, какая-то команда сумасшедших, которая дальше точно требует новых денег, это может быть опять же грант, а могут быть бизнес-ангелы.

Бизнес-ангелы — это специальный вид инвестора, которые на очень-очень ранней стадии, когда все непонятно, все сомнительно, берет и дает деньги. По этому поводу есть концепция трех F: friends, family and fools — друзья, семья и дураки — три категории инвесторов, которые на этой стадии готовы дать деньги, поверив, что из этого что-то произойдет. Так вот, если все правильно и получилось, то результатом этого этапа является доказательство работоспособности продукта. То есть они должны что-то изготовить, что-то сделать физически. Появился этот продукт, и он должен демонстрировать те свойства, которые в концепции ему были предписаны. Предположим, что это произошло, что и вторая стадия свершилась, все срослось.

Тогда начинается третья стадия — это уже стартап и юрлицо, а это уже немножко другой разговор. Это уже профессиональный инвестор, которым, по классике, является венчурный фонд. И здесь задача этого самого стартапа за счет денег венчурного фонда, прототип, который был на предыдущей стадии, довести до стадии пригодного к продаже продукта. На этой стадии масса чего погибает, масса чего не получается. Но мы опять живем в своем предположении, что пока все срастается, пока получается.

Итак, получили в результате работы венчурного фонда и в стартапе продукт, который пригоден к массовому производству. Что дальше? Дальше опять деньги, но уже другого масштаба. И стартап — это уже не просто стартап, а это уже компания в стадии роста. Если эта следующая стадия произошла, если нашелся фонд прямых инвестиций, который проинвестировал в это расширение, то тогда удачей станет доведение этой истории до стадии продаж.

Заметьте, стадия продаж (четвертая стадия) — это первый счастливый момент с самого начала, когда деньги не вовнутрь идут, а когда деньги из компании. Это принципиальная точка, очень важная.

Отвлекусь на секунду с примером. Нас [РОСНАНО] с любовью проверяет очень много разных проверяющих организаций. Одна из проверяющих организаций, причем такая довольно благожелательная, уж не буду называть, среди набора претензий к нам, сказала: «В принципе, все у вас неплохо, много чего делаете, замечательно, много финансируете стартапов, все здорово. Но есть одна проблема: у вас из 60-ти проектов 55 — это нецелевые расходы, а нецелевые расходы, кто понимает, — это вообще статья УК РФ, до 5 лет строгого режима». Соответственно, мы встревожились, почему нецелевые расходы, как же так? Мы же все направляли на нанотехнологии, мы создали стартапы, стартапы готовят продукты к продаже. Ну как же? А нецелевые потому, что вот инструкция Минфина, подписанная чуть ли не мной лет 20 назад, в которой пункт 3.6 гласит следующее (не дословно, но по смыслу): «бюджетные субсидии и ассигнования не допускается направлять в убыточные предприятия».

А как мы с вами видим, продажи с источником дохода, появляются только лишь на четвертой стадии, причем заметьте, и это пока еще только продажи, а не окупаемость, а все, что было до этого, по определению, убыточно. Это означает, что в этом месте логика инновационная в лоб сталкивается с логикой государственной бюджетной системы, и таких примеров очень много. Тем не менее, это суть процесса. Он вот здесь еще никакой окупаемости нам не дает.

Окупаемость может быть возникнет на следующей стадии. Если у вас правильно пошли продажи, если вы правильно подняли рынок, если вы развили построенный завод, производственную мощность и так далее, и, если вы дошли до целого публичного размещения акций — IPO. Это стадия, в которой у вас может появиться окупаемость, тогда вы публичная компания, у вас все прекрасно. Надо понять, что этот счастливый путь от начала до конца усеян трупами, как правило, в переносном смысле слова. Из 10 концепций 9 не доказываются, из 10 полученных продуктов 9 не доказываются, из 10 созданных до пригодности продуктов до производства не доходят 9, из 10 начатых производить — 9 не удается довести до продаж, а из 9 начатых продавать — 9 заканчиваются отсутствием окупаемости. Вот такой веселый процесс, а вместе все называется инновационной экономикой. Это и есть стадия рождения инноваций, как они в реальной жизни выглядят.

Кстати говоря, здесь правильно будет отделить науку от инноваций, которые очень часто путают, смешивают, хотя это вещи взаимно-противоположные. Почему? У вас есть знания, у вас есть деньги. Если вы хотите из денег сделать знания — это называется наука. А если вы хотите, наоборот, из знаний сделать деньги — это будет называться ровно наоборот, инновации. В этом смысле, это два противоположных процесса, но в идеале, вы сначала тратите долго-долго деньги, чтобы получить знания, а потом в идеале, из этих знаний вы с помощью инноваций возвращаете деньги, но как вы понимаете, это все далеко не в одном процессе, далеко не все связано, в одном месте затраты, в другом — результаты. Это два разных вида деятельности, с первым [с наукой] как мы знаем, у нас в стране все хорошо было, и сейчас в некоторых сферах хорошо, я считаю, а со вторым [c инновациями] у нас все гораздо сложнее. Это совсем другая история, смешивать их тут, мне кажется, принципиально неправильно.

Как почувствовать инновации

Собственно говоря, последнее, что я хотел попытаться здесь сделать, это еще сказать про то, как это [инновации] можно почувствовать, что ощущает технологический предприниматель, который ввязался в эту историю. Напомню, как мы с вами только что разобрались, у него источника доходов нет, он начал тратить полученные от предыдущего инвестора деньги на материалы, аренду, электроэнергию, зарплату, и осуществляя эти расходы, он понимает, что у него продаж пока еще нет, ему нужно дожить до следующей стадии. Что такое следующая стадия? Следующая стадия — это «следующий инвестор», следующий раунд финансирования. Таких раундов у стартапа может быть 4, 5, 6, 7, а окупаемость появится гораздо позже. Это означает что, ввязавшись в эту историю, на каждом этапе, технологический предприниматель, он же стартапер, находится в ситуации, когда он не знает, доплывет ли он до следующего этапа или нет.

Есть такая история, под названием «подводная спелеология» (cave diving), если кто-то сталкивался, примерно представляет себе ощущения. Особенность ее состоит в том, что в пещерах часть водной поверхности все-таки выходит на воздух, а часть не выходит. И вы каждый раз, ныряя из одной ниши в другую, предполагаете, что там впереди, наверное, будет воздух, а может его и не будет. Это все хорошо с аквалангом и инструктором, мне приходилось это делать, и это такие сильные впечатления в жизни. А стартапер в этом смысле, собственно говоря, делает то, чего никто никогда до него не делал, эта та же самая подводная спелеология, только без акваланга и без инструктора. Ныряешь, наверное, там, в конце все-таки будет воздух, а может быть и нет, я этого не знаю, но пока я плыву без акваланга и без инструктора. При этом по пути мне попадаются вот такие ниши, о части из них я что-то знал, а о части из них я не имел ни малейшего представления, потому что никто и никогда здесь не был. В результате всего этого процесса, если все было правильно и хорошо, если мне еще и повезло, то в итоге я на последних остатках кислорода вынырну.

К счастью, как мы знаем, детей в Таиланде спасли всех, слава Богу — сообщение полчаса назад пришло. Это для того, чтобы почувствовать. В реальной жизни, как мы понимаем, не все [стартапы] дошли, эта такая история жесткая: невыполненные финансовые обязательства, личные неудачи и так далее. Серьезный стартапер — это человек, который хотя бы раз пять обанкротился, с таким человеком уже можно разговаривать всерьез. Без этого — это какой-то детский сад. В этом смысле, надо понимать, что при всей романтике, при всем захватывающем характере этого вида деятельности — это жесткий тяжелый настоящий труд, с большими рисками, которые потянуть могут только настоящие энтузиасты своего дела. Закончим со второй частью, в которой я хотел рассказать про этапы и про то, как это прочувствовать.

Технологический предприниматель — кто это?

Теперь, давайте погрузимся внутрь двух основных компонентов: одна из них — это технологический предприниматель, вторая — инвестор. Что такое «технологический предприниматель»? Ну предприниматель — он и в Африке предприниматель. Нет! Я считаю, что технологический предприниматель — это нечто, принципиально отличающееся от обычного предпринимателя. Чем? Традиционный предприниматель, соединяясь с инвестициями, создает традиционный продукт — честь ему и хвала! Взял и открыл ресторан, замечательно — это правда круто, это правда серьезно, и это такой вполне уважаемый вид деятельности. Но в наших условиях скажем иначе — вид деятельности, который должен стать уважаемым, и надеюсь, что станет уважаемый, но это традиционный предприниматель. А в технологическом предпринимательстве есть еще одна важнейшая компонента, которая отличает его от традиционного предпринимательства — новый продукт, новая технология.

Вы всегда должны создавать то, чего не существовало, по крайней мере в стране, а вообще по-хорошему и в мире. В этом смысле традиционный предприниматель отличается от технологического очень существенно, и это не просто отличие теоретическое. Я вижу это по своему опыту работы с коллегами, с технологическими предпринимателями, там правда другая атмосфера, другой тип людей, другая этика, другие ценности. Я попытался ответить на вопрос о том, в чем они другие. Традиционный бизнес — это, прежде всего, снижение затрат. Резать косты — это основа для любого традиционного бизнеса, в инновационной сфере главное — это новый продукт.

Я как-то был на дискуссии в Давосе, в которой выступал президент компании Microsoft, тогда еще — Билл Гейтс. В какой-то момент в ходе дискуссии участники сильно на него наехали и стали критиковать за принятую [Microsoft] программу снижения издержек. Я как-то не сразу понял, в чем криминал: «Ну да, затраты снижает, эффективность вырастает». И как-то потом уже, по ходу дискуссии, стало понятно, что в технологическом предпринимательстве «косты» — дело пятнадцатое, оно не про это, оно не про затраты. Оно про создание нового продукта, ключевая вещь здесь — это time to market, время продвижения к новому продукту. Если ты прорвался на рынок, если ты быстро успел сделать новый продукт, значит потом уже разберешься и с «костами», и со всем остальным. Это совсем другая философия, сильно отличающаяся.

Не знаю, как присутствующих, но меня учили в моем родном Инженерно-экономическом институте, что спрос рождает предложение, а в инновационной сфере, в технологической сфере часто наоборот, предложение рождает спрос. Мы не знали с вами, что у нас есть спрос на то, чтобы, взяв в руки мобильный телефон сделать вот так вот и увеличить размер картинки. Мы этого не знали, а Стив Джобс знал, знал, взял и сделал. Multi touch называется. Сейчас мы держим в руках мобильный телефон, и, если захотим сделать такой Multi touch, и он сработает — все нормально.

Это означает, что он сформировал нашу потребность, уж по крайней мере, он за нас ее угадал. Мы ее не предъявляли, мы этого не понимали. Это не потребность в еде, пище, одежде — это другого типа потребность. Она скорее идет от предпринимателя, который попадает или не попадает. Это, мне кажется, очень важное отличие. Еще одно отличие — доход традиционного предпринимательства. Я искренне считаю, что в технологическом предпринимательстве доход — это не главное. Я не знаю лично Илона Маска, хотя знаю многих его товарищей.

Новый продукт — главная мотивация

Я убежден в том, что для него вопрос о том, на каком месте в списке Forbes он окажется — вот правда, совсем не значимый вопрос. А вопрос в том, он все-таки родит Tesla, или, пройдя теперь уже четыре банкротства на волоске (последнее, как я понимаю, он прошел два месяца назад), все-таки доведет ее до окупаемости, до той самой окупаемости, которой у Tesla нет до сих пор. Главный символ инновационной экономики в мире, объем производства дошел до 500 тысяч штук [автомобилей] в год. Очевидно, посрамил все крупнейшие автомобильные концерны в мире, является символом всей инновационной экономики и так далее, и так далее — убыточная компания!

Если я правильно помню, из 16 последних кварталов — лишь один доход на все остальное. Убыток, убыток, убыток, убыток, убыток. Это специфика деятельности. Для такого человека — главное сделать, главное доказать, что эта история летает. Это мне, правда, кажется очень важным этическим отличием инновационной сферы от сферы традиционного предпринимательства.

Еще одно более хитрое отличие, которое не сразу осознал — как выглядит нормальный традиционный бизнес? Ты создал продукт, начал его продавать. Все прекрасно — у тебя есть рынок, есть продажи, бизнес растет. В какой-то момент ты продаешь бизнес и зарабатываешь свои скромные миллиарды. Все чудесно. В инновационной сфере сплошь и рядом ты еще не создал продукт, ты еще не начал его продавать, но ты способен продать бизнес. И поверьте, это не какая-то там невероятная экзотика.

Даже в нашем скромном опыте есть пример — компания Selecta, в которую мы вложили на совсем ранней стадии. Занимается уникальными технологиями — использование иммунной системы организма для защиты организма от серий заболеваний. Один из боковых эффектов — это антиникотиновая вакцина, с которой, кстати, смешная история произошла.

Отвлекусь на секунду, у нас есть такая нанопремия. Мы автору концепции, это американский ученый, дали нанопремию на нашем нанофоруме года 3–4 назад [Омид Фарокзад, Профессор Гарвардской медицинской школы, лауреат RusnanoPrize-2013]. Он индус и говорит: «Вы знаете, когда я ехал в Москву получать премию, в Россию…». А отец у него в Индии живет, какой-то, видимо простой крестьянин, соответственно спрашивает его: «Тебе за что премию дают?» Он говорит: «Я придумал вакцину от никотина». — «Да? А в чем смысл этой вакцины? Что она делает?» — «Ну как же, она приводит к тому, что мне удалось разорвать связь между рецепторами, ощущающими поступление продуктов табака в организм, и рецепторами удовольствия». А отец думает, думает и говорит: «Это значит я курю и не получаю удовольствия?» Он говорит: «Да!» — «Какой смысл в твоей вакцине? Это же какая-то дичь! Зачем мне нужна такая вакцина? Мне, наоборот, нужно, чтобы я получал удовольствие. Иди со своими вакцинами! Это все не интересно и никому не нужно».

Тем не менее, мы ему дали премию, но это я не к теме вакцин, а к теме того, что вот эта самая компания Selecta до сих пор продолжает разработку продукта, продукт находится на стадии клинических исследований (вторая стадия сейчас). Компанию мы за 3 года вывели на публичный рынок, рыночная капитализация у нее сейчас за 300 млн долларов, все вполне успешно. А живой продукт конечный, при хорошей погоде, у него появится через несколько лет. Продукта нет, а цена бизнеса за 300 млн долларов есть.

Такой истории в обычном бизнесе не может быть, а в инновационном бизнесе — сплошь и рядом. Это обычная история, мы тут ничего такого героического не совершили. Таким образом, отличие совершенно принципиального свойства, и я требую просто, чтобы мы с вами никогда не путали технологического предпринимателя и обычного предпринимателя — они сделаны из разного теста.

Как устроена индустрия прямых и венчурных инвестиций

Завершающая часть конструкции инновационной экономики — инвестор. Это важнейшая часть, не понимая которую, ничего невозможно сделать, из которой, как мне кажется, у нас как раз в стране главный провал. Дело в том, что инвестор в этом мире инновационной экономики не просто продвинулся и развился, а он превратился сегодня в целую колоссальную индустрию.

Наверное, слышали сочетание PE/VC индустрия (private equity/venture capital industry). Это индустрия, размер которой больше, чем размер банковской индустрии. В это трудно поверить и, кстати, многие специалисты наши этого не знают, но это правда. Это сложнейшая индустрия, которая развивается темпами, существенно большими, чем банковская, без которой никакой инновационной экономики не возникнет, без которой будет технологический предприниматель, но не будет инноваций. Поэтому ей стоит уделить чуть больше времени, и я несколько слов об этом скажу.

Итак, что такое эта самая PE/VC-индустрия — один вопрос. И второй вопрос — откуда она сама берет деньги? Как в нее деньги попадают, которые через нее потом попадают к инноваторам? Чем она принципиально отличается от других видов индустрии? Вот я сказал, что она больше, чем банковская. Банк дает кредит, а PE/VC индустрия дает капитал — и это вообще разные истории, совсем разные.

Да, конечно, есть пересечения. Бывают ситуации, когда инвесторам банк дает капитал, но мы все-таки пытаемся главное понять. Главное в этом состоит, банк — это кредит, а эта PE/VC- индустрия — капитал. Это, кстати, парадокс. Сразу же на Россию обратим взгляды. Наверняка, здесь присутствуют люди, которые понимают, как устроен наш финансовый мир. У нас, очевидно, в России крайне переразвита банковская индустрия, и чудовищно недоразвита индустрия PE/VC. Предоставлять кредит мы умеем. Да, можно спорить, ругаться: проценты, условия, залоги и еще 150 вопросов, но тем не менее, размер индустрии колоссален. А предоставлять капитал в стране [могут] 20–25 фондов — ни о чем. Это первая главная особенность.

Вторая главная особенность. В этой индустрии активы отделены от управления, и это настолько важно, что об этом я должен сказать еще несколько слов. Почему активы отделены от управления? Во-первых, в этой сфере всегда нужно управлять большими деньгами, и это не десятки миллионов долларов, это сотни миллионов долларов или миллиарды. Даже самый маленький венчурный фонд — 50 млн долларов (меньше просто не бывает и быть не может технологически). Итак, объем денег колоссален, и тот, кто управляет ими — он такими деньгами не обладает. Вам нужно отделить того, кто управляет от того, чем он управляет, институционально отделить. То есть сам процесс принятия инвестиционных решений нужно сделать профессиональным, это профессией стало.

Отделение активов от управления

Investment Professionals — что это такое? Это тот самый отделенный от активов управляющий, который умеет ими управлять. И, кстати, не просто умеет управлять, а у которого репутация, имя, у которого за спиной pipeline, то есть поток проектов, которые он сделал, track record и так далее. Профессионализация процесса принятия инвестиционных решений, PE/VC индустрия — важнейшая история. Мало того, вам нужно так структурировать это индустрию, чтобы риски управляющего и риски инвестора были адекватно отражены в этой индустрии, а они совершенно разные. Это сложнейшая задача в таком теоретическом отношении, которая в итоге решена совершенно блестяще. Суть ее решения — то, что называется LP и GP.

Я извиняюсь, что вас втягиваю в наши совсем экономические вещи, но буквально два слова. LP — это limited partners. LP — партнеры с ограниченной ответственностью. GP — general partners, партнеры с генеральной (общей) ответственностью. Что это означает? Это означает, что в LP инвестор ограничивает свою ответственность размером его инвестиций, а GP — ограничивает свою ответственность размерами всего своего имущества. Не справился с управлением фондов на 100 млн — квартиру продай, машину продай.

Так выстроена эта индустрия, потому что эти рискуют сотнями миллионов долларов, а этот рискует десятками тысяч долларов. Это принципиальная разница, именно поэтому вся индустрия выстроена в конструкции фондов LP/GP, ее так и называют, в литературе это можете увидеть. Ничего подобного нет ни в банковской, ни в страховой, ни в пенсионной…тут все по-другому. А вот в нашей индустрии это именно так и работает. В России мы создали с Минэкономики российский аналог PE/VC фонда — инвесттоварищество, абсолютно работоспособная история, которых сейчас десятки появляются. Итак, это мы про вторую особенность говорили — про отделение активов от управления.

Портфельный принцип для хеджирования рисков

Третья особенность — портфельный принцип. Наверняка все, даже не специалисты, много раз слышали про портфель проектов: у меня портфель такой-то, что такое портфель? Портфель — это сердцевина всей этой истории. Если бы не было портфеля — не было бы индустрии всей. Он позволяет не только серийными проектами управлять, но и риски снимать. У вас портфель проектов. То есть в фонде у вас 10–15-20–30 проектов. Вы заранее понимаете, что у вас не все проекты доживут. Вот на этом вашем судне парусном, под названием «венчурный фонд», по ходу дела точно поотрывает часть парусов, и они куда-то улетят, как мы и говорили с самого начала. Они улетят, но фонд выплывет.

Портфельный принцип — это способ хеджирования рисков. Главная особенность этой индустрии — невероятный уровень рисков, выше, чем инвестиции в недвижимость, в рестораны, во что хочешь, намного выше. Значит ее так должны структурировать, чтобы она умела эти риски акцептовать и адекватно хеджировать. Вот суть решения, простая и, я бы сказал, гениальная. Портфельный принцип вместе с серийным управлением — это основа выстраивания всей инвестиционной индустрии, без которых эта сфера бы просто не существовала.

Уникальная система мотивации менеджмента

Последняя, четвертая особенность — уникальная система мотивации менеджмента. Представьте себе, что у каждого из вас небольшая сумма — 100 млн долларов. Вам нужно, чтобы ею кто-то управлял, и вы по каким-то загадочным причинам считаете, что: «Давайте, я ее в венчурный фонд отдам. Мне говорят, что есть такой-то фонд, в котором есть такие-то управляющие, они толковые ребята. Они понимают, как инвестировать, они заработают». Но тогда первая мысль здравая, которая появится у вас, как у владельцев 100 млн долларов — это мысль о том, как сделать так, чтобы управляющий моими деньгами управлял ими правильно? При том, что наша нормальная мысль в этой ситуации пойдет в сторону: «Дай-ка, я его проверю раз в неделю, а дай-ка я ему заложу массу ограничений, дай-ка я устрою специальный аудит» и так далее.

А здесь мысль пошла вообще в другую сторону. Мысль, которая называется: «Дай-ка, я согласую интересы. Дай-ка, я сделаю так, чтобы у него, у управляющего моими ста миллионами долларов, интерес был такой же как у меня, чтобы он хотел того же, чего и я». Чтобы он хотел заработать деньги на этих ста миллионах. Мысль очень простая, но абсолютно фундаментальная, которая и создала всю систему мотивации менеджмента, которая базируется на двух китах.

Вот золотая формула оплаты менеджмента в этой сфере, его мотивация 2% — плата за управление и 20% — плата за успех. Что это такое в двух словах? Плата за управление, с этим просто — как бы я его не мотивировал по результату, но в текущем режиме ему нужно какую-то зарплату платить, но раз ее нужно платить, значит давайте договоримся. Есть этот самый фонд, со ста миллионами долларов, и я ему буду платить каждый год 2% от стоимости фонда. Это такой принятый в индустрии стандарт. Это и есть плата за управление, management fee. Это первая часть.

Вторая часть. За результат, за успех. За успех плата должна зависеть от того, каков успех. Что такое успех? Может быть, сложный получился фонд, сложная картинка, но на самом деле ничего сложного, если у меня сил хватит, и у вас сил хватит пройти за мыслью, она очень простая. Вот у вас есть это самый мешок с деньгами, дальше вы, как управляющий, из этого мешка с деньгами выделяете X денег на инвестиции в портфельную компанию. Проинвестировали. Удачно проинвестировали. Она подрастает.

Прошло еще какое-то время — еще подрастает, замечательно. Все прекрасно, вы продали ее и получили возврат инвестиций. И тут начинается самое главное, здесь вся сердцевина этой истории. Возвращенные удачно деньги делятся на две части. Одна часть — это тот самый X, который был в начале, то что вложено в начале — возвращается сразу же владельцам фонда и инвесторам. А то, что дополнительно заработано (дополнительный заработок) — делится в пропорции 80%/20%, 80% — туда же в фонд, а 20% — менеджерам, которые организовали весь этот процесс. Это и есть a light interest — ситуация, когда менеджмент прежде всего заинтересован в том, чтобы доход получить от этой деятельности. Фундаментальный принцип, я не знаю его в других видах финансовой индустрии. Здесь опять же в силу высочайшей рискованности индустрии — это единственная работоспособное решение, которое доказало на практике свою работоспособность.

На этом мы завершили описание того, как устроена эта индустрия. Осталось ответить на вопрос о том, откуда она сама берет деньги. От возвратов — это понятно, но должны быть еще какие-то иные источники. Ответ — да, должны.

Источники финансирования индустрии PE/VC

Таких источников по классике четыре: эндаументы, фонды фондов, семейный офис и негосударственные пенсионные фонды. Вот четыре вида финансовых института, которые, как правило, аккумулируют десятки миллиардов долларов, которые инвестируют в эту самую индустрию. Я попробовал эту теоретическую картинку наложить на нашу практическую российскую реальность. Что я увидел.

Эндаументы — вот свежие данные по всем эндаументам наших ВУЗов. «Сколтеха» — самый большой — 4,7 млрд рублей, но если вы даже сложите все эндаументы всех наших ВУЗов вместе взятых, то сразу увидите, что эта сумма в 10 раз меньше, чем эндаумент одного Кембриджа (6 мдрд евро). Вообще не летает эта история, несопоставимый объем ресурсов, который в России в этом источнике существует.

Фонды фондов — это специальный институт особого вида. Вот РОСНАНО — это фонд фондов. РВК, российская венчурная корпорация — это фонд фондов. Общий объем двух фондов — 35 млрд рублей. Это, конечно, для России крайне недостаточно.

Family office — это наш простой российский олигарх, который свои скромно заработанные 10 млрд долларов как-то расходует, нанимая для этого менеджеров. Тут есть одна коварная история. Я, как молодой инноватор, поначалу, пошел в сторону Family office, поскольку я их знаю всех, со своими ребятами говорю: «Дайте хоть 200 млн долларов, больше мне не надо. Знаете, какую офигительную нанотехнологию разовьем?». На что они мне говорят: «Ты кто?» — «Я менеджер, который берет ваши деньги, у которого будет light interest и так далее». Они говорят: «То есть ты нам заработаешь денег?» — «Да, я говорю, что я заработаю вам денег». — «А ты кто такой? Мы тебя не помним в списке Forbes», — резонно говорят они. Действительно, к сожалению, я не оказывался там никогда и явно уже не окажусь. Я говорю: «И чего?» — «Да то», — говорят они мне, — «Мы-то заработали и доказали, а ты рассказываешь, а не доказал. Иди, дорогой, Анатолий Борисович, поработай лет 20. Докажешь — потом к нам вернешься».

Это абсолютно объективная особенность, стадиальная. Наш большой бизнес только родился, он весь в первом поколении. Реальными Family office управляют не независимые менеджеры, а сами наши уважаемые бизнесмены. Они в гробу видели и меня, и всех моих коллег, которые твердят им, что они сейчас заработают. Не работает эта история.

Осталось одно — негосударственные пенсионные фонды. Вот цифра объемов. Это, как вы видите, за 3,5 трлн рублей, и это серьезно. Для справки, на сегодняшний день негосударственным пенсионным фондам запрещено размещать свои активы в инвесттовариществах.

Да, причина понятна, мы не можем рисковать пенсионной системой, сейчас в ней особенно страсти кипят. Понятно, что здесь нужно быть крайне осторожным, в этом смысле Центральный Банк прав. Я уже устал с ним ругаться, но тем не менее, я понимаю их логику, осторожность нужна. Но, о чем здесь может идти речь? Речь может идти, во-первых, не о приказе, а о разрешении, а во-вторых о разрешении не 100%, а хотя бы 5% активов [НПФ] размещать в фонды прямых и венчурных инвестиций, которые прошли соответствующую аттестацию по рискам.

Пока ничего этого нет, а это означает, что вся картинка выглядит таким образом: Family office нет, фонда фондов нет, эндаументов нет, Empire запрещены.

Опять же, в этом месте лекцию можно уже было закончить, но я все-таки ее продолжу, у меня еще кусочек остался. Но тем не менее — это реальная российская картина, на которую нужно смотреть объективно. Из всего из этого давайте перейдем к последней части.

Есть ли у России шанс?

Где мы [Россия] в мире? Я, естественно, имею в виду инновационную экономику, про которую мы с вами и говорим, на каком мы месте. Существует 150 способов измерять. Я сейчас не пытаюсь ничего доказать, просто взял мировой рейтинг конкурентоспособности. Между 41 и 51, с Маврикием, Филиппинами, Мальтой, Южной Африкой и так далее. А где правит наша индустрия, про которую я сейчас вам с пылом и с жаром рассказывал? Ее неправильно мерить в абсолютных размерах, правильно взять долю этой самой индустрии в ВВП. Посмотрите, как по долям мы соотносимся с миром. Как видите, исходя из этих цифр, мы в 8 раз меньше чем Турция, в 10 раз меньше — чем Мексика, в 20 раз — чем Китай, в 100 раз меньше, чем Израиль, и в 10 раз меньше, чем Великобритания.

Я не про абсолютный размер — это хуже, это про доли, это нормированный показатель, сопоставимый. Это, конечно, тяжелый факт, без понимания которого, невозможно сдвинуть ситуацию с мертвой точки по-настоящему. Никак и никогда. Это общая оценка.

У нас в стране есть документ, называется он «Стратегия инновационного развития России». В этом документе, как на беду, есть целый набор плановых показателей. Принят документ в 2011-ом году, и показатели там до 2020-го года. Я, со свойственной мне язвительностью, решил проверить план-факт к сегодняшнему разговору, чтобы вам рассказать об этом. Взял основные показатели из этого документа и посмотрел отчеты Росстата.

Количество ВУЗов, входящих в число двухсот ведущих университетов мира. Был один [ВУЗ] — планировали к 2020-му году четыре. Факт — в 2017-м — один. Внутренние затраты на исследования и разработки в процентах ВВП — был 1,3%, планировали 3% (это фундаментальный, важнейший, очень важный показатель), факт — 1,1%. Стабильность — наше мастерство! Коэффициент изобретательной активности, количество поданных патентных заявок на 10 тысяч человек: с 2 [в 2010 году] хотели поднять до 2,8 [к 2020 году]. Факт [в 2017 году] — героических 2. Доля организаций, осуществляющих технологические инновации: с 7,7% [в 2010 году] хотели поднять до 25% [к 2020 году]. Факт [2017 года] — 7,3%, снизили чуть-чуть. В общем, такая печальная статистика.

Международный рейтинг по индексу развития информационных технологий. Я было сначала обрадовался, потому что вижу, что факт выше плана, а потом пригляделся, понял — это же место [России] в мире. Это означает, что мы хотели перейти на 10 место [начиная с 2016 года], а мы на 45 месте. К сожалению, все то же самое. Плохо у нас дело с этим.

Инновационная экономики в России: что получилось?

Это формальные показатели, которые трудно опровергнуть, но я рискну к ним добавить неформальные качественные оценки или почти ощущения, потому что я не считаю, что все провалено, все рухнуло. Я вижу, что много чего сделано, и я попробовал сам ответить на вопрос (поделюсь сейчас с вами) о том, что, в моем понимании, сделано практически за 10 лет, потому что история инновационной экономики реально в России началась примерно с 2007–2008-го года. Что не сделано, что в плюсе, что в минусе? И на этом будем завершать.

Итак, я считаю, что тема под названием «государственный институт развития» по-настоящему важна и по-настоящему работающая. Я вижу, что происходит в Сколково, начиная от 1,5 тысяч стартапов, заканчивая «Сколтехом», одним из лучших ВУЗов в стране, гимназии прекрасные и так далее. Считаю, что это успешно развивающийся проект. РВК — наши коллеги, неплохо продвигающиеся со всеми сложностями. Фонд содействия инновациям, так называемый Фонд [Ивана] Бортника — сильный институт, вполне работающий. Про себя [РОСНАНО] не говорю.

Агентство стратегических инициатив, которое пытается, в отличие от нас, заглянуть не на 10 лет вперед, а на 25 лет вперед — тоже в правильном направлении работают, как мне кажется. Это институты развития.

За это же время в стране реально появились венчурные фонды, появились Private Equity фонды, стартапы (по моим прикидкам их уж не меньше 2,5–3 тысяч точно). Закон об инвесттовариществах — тоже очень важный документ. Создали мы на Московской бирже площадку для IPO инновационных компаний [Рынок Инноваций и Инвестиций Московской Биржи]. Я вижу явственно 10–12 регионов лидеров, которые по-настоящему продвигаются и всерьез хотят строить инновационную экономику, и много чего сделали у себя. Я вижу 5–10 лидеров ВУЗов-лидеров, которые тоже этим занимаются. Конечно, их бесконечно мало, но это все-таки они есть, и сбрасывать их со счетов было бы неправильно.

Я вижу реально возникающий кластер, по крайней мере в нашей тематике [нанотехнологии], которую мы понимаем хорошо. Я знаю, что в России не было настоящей ядерной медицины. Я знаю, что на сегодня, построенная нами в 11 регионах страны сеть позитронно-эмиссионных томографичесикх центров [«ПЭТ-Технолоджи«], которая на сегодня уже пропустила больше 60 тысяч человек — это реально работающая ранняя диагностика. А что такое ранняя диагностика в раке? Выявление на первой стадии — 80% выживает, выявление на четвертой стадии — 20%. Эта история серьезная, это жизни человеческие.

Наноэлектроника — классическая наноэлектроника начинается с топологического размера, 100 нанометров и меньше. В России не было производства электронной компонентной базы такой размерности, пока мы с Евтушенковым [АФК «Система»] не построили завод «Микрон» (ныне флагман отечественной промышленности).

Фотоника — Россия не производила оптоволокна. Сто процентов российского рынка оптоволокна, кроме спецволокна — это импорт, Corning, американцы. Построили завод в Саранске, который сейчас вытесняет американцев шаг за шагом и точно вытеснит, не сомневаюсь. Солнечная энергетика, ее в России не было, не существовало. [Теперь] она есть в России. Завод «Хевел» сегодня производит солнечную панель с КПД 22,7% — ТОП 3 в мире. Солнечных станций введено уже 460 МВт, и будем вводить дальше. Биофармацевтика — почти отсутствовавший кластер. На сегодня он возник, десятки компаний на российском рынке производят свою продукцию. Это то, что уже есть. Я рискнул и нахально рассказал.

Тут, кстати, есть ссылка на другую мою лекцию, в которой я взял на себя обязательства в следующие 10 лет построить в России новые кластеры, которых не существовало. Это наша роснановская задача: ветроэнергетика — уже в этом ни минуты не сомневаюсь, ясно понимаю, что она будет. Не просто будет [эксплуатация ветроустановок], а будет вместе с производством лопастей, производством гандол, производством башен — основных компонентов в России.

Промышленное хранение электроэнергии, развивающаяся индустрия с колоссальной перспективой, просто гигантской, которая лицо электроэнергетики изменит. Гибкая электроника — крупная прорывная тема — отдельный разговор. Завершаем строительство Российского центра гибкой электроники в Троицке. Переработка мусора в электроэнергию — большущая новая тема. Наномодифицированные материалы.

О каждом из этих направлений можно было бы рассказывать, но сейчас неуместно. Но, знаете, что для меня важно? Для меня важно, что и левая часть, и правая часть — это то, чего не было в стране, а сейчас оно есть. И точно также, как мы, оглядываясь, можем сказать о том, что уже есть, глядя вперед, мы говорим, что будет.

Инновационная экономики в России: что не получилось?

Это в плюсах, что в минусах. Минусы, к сожалению, очень и очень серьезные и очень и очень весомые. Один из главных: крупный частный бизнес не пошел в инновации. Я его хорошо знаю (крупный российский частный бизнес), я с ним много раз говорил об этом. По разным причинам, примерно понимаю по каким, этого не произошло. Государственные компании, естественно перебюрократизированы, среди них есть те, которые по-настоящему этим [инновациями] занимаются, но скорее, это вопрос персонального менталитета первого лица. Могу прямо назвать вам тех, кто по-настоящему продвигает эту историю, а есть те, кого это вообще не интересует никак, ни на миллиметр.

Академия наук, мы видим погружение ее в бои вокруг реформы. Не хочу оценивать, с плюсом или с минусом, но факт остается фактом. Она не стала драйвером инноваций.

Вся система госконтроля и та часть, про которую я сейчас рассказывал, и та часть, про которую не рассказывал, внутренне, институционально, просто с ненавистью к этому ко всему этому относится. Любой способ увидеть изъян — это то, что наверняка будет, как говорят в Америке: «С этого момента каждое ваше слово может быть использовано против вас». Здесь каждая ваша инновация может быть использована против вас, и вообще ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным. Это фундаментальный принцип, который, к сожалению, работает здесь на сто процентов.

И последнее — источники финансирования, то, про что я долго рассказывал. Системных институтов нет, а это означает, что не может быть индустрии. Могут быть отдельные успехи, могут быть отдельные прорывы, но системного результата нет.

Выводы

Итог: со всеми плюсами и минусами Россия построила базовые институты инновационной сферы, кроме финансирования, которых не было раньше. Их не существовало. Мы язык этот даже не знали, мы терминов не знали. Я не знал этих терминов, для меня это все совершенно новый мир — это. Во-первых.

Во-вторых, стратегия, принятая страной, не будет выполнена. Никаких шансов. По факту 2017-го года ясно, что к 2020-му году эту картинку переломить не удастся. Скорее тревожит даже не это, а тревожит то, что, по-моему, я первый человек в стране, а вы первые люди в стране, которые об этом услышали. Я не слышал этого ни от кого, может я в чем-то ошибся, что-то перепутал, но, правда, готовясь к разговору, я сознательно поднял эту фактуру и с вами ей делюсь, это так.

И, наконец, третье и последнее — очевидно, что для преодоления отставания нужна резкая активизация, изменение приоритета. При чем драматизм всей этой истории состоят в том, что государство одно с этим справиться не может, а без государства тоже сделать [это] невозможно.

Забудьте эти псевдолиберальные и поверхностные иллюзии о том, что инновационная экономика в мире возникает сама по себе, а не от рынка. Нет! Не возникает. Не только в Южной Корее, на Тайвани, в Китае, в Японии, она не возникает сама по себе, даже в Соединенных Штатах Америки [не возникает]. Так не бывает, и я готов это доказывать. В этом смысле она появляется только тогда, когда соединяется несоединимое, с чего я и начал сегодняшний разговор — когда соединяется государство и живой технологический предприниматель. Соединились — значит полетело, не соединились — не полетело. Мы пока еще этот Рубикон не перешли.

На этой грустной ноте (я не обещал вам очень привлекательного разговора, но обещал рассказать вам о том, что я думаю на самом деле) и завершаю, спасибо за внимание. Будут вопросы — готов ответить.

Справка

Акционерное общество «РОСНАНО» создано в марте 2011 года путем реорганизации государственной корпорации «Российская корпорация нанотехнологий». АО «РОСНАНО» содействует реализации государственной политики по развитию наноиндустрии, инвестируя напрямую и через инвестиционные фонды нанотехнологий в финансово эффективные высокотехнологичные проекты, обеспечивающие развитие новых производств на территории Российской Федерации. Основные направления инвестирования: электроника, оптоэлектроника и телекоммуникации, здравоохранение и биотехнологии, металлургия и металлообработка, энергетика, машино- и приборостроение, строительные и промышленные материалы, химия и нефтехимия. 100% акций АО «РОСНАНО» находится в собственности государства. Благодаря инвестициям РОСНАНО работает 96 предприятий и R&D центров в 37 регионах России.

Функцию управления активами АО «РОСНАНО» выполняет созданное в декабре 2013 года Общество с ограниченной ответственностью «Управляющая компания «РОСНАНО», председателем правления которого является Анатолий Чубайс.

Задачи по созданию нанотехнологической инфраструктуры и реализации образовательных программ выполняются Фондом инфраструктурных и образовательных программ, также созданным в результате реорганизации госкорпорации.

Россия > Госбюджет, налоги, цены. Образование, наука. СМИ, ИТ > rusnano.com, 11 июля 2018 > № 2674682 Анатолий Чубайс

Увлеченные сталью.

На вкус и цвет, как известно, товарищей нет. Этот тезис применим и к архитектуре - сфере, где даже общепризнанные стили и направления находят своих критиков. Что уж говорить о новых трендах. Например, на Западе, уже несколько десятилетий в архпроектах применяется кортеновская сталь. Однако в России кортен - относительно новый продукт, и уровень его принятия в обществе пока довольно низок. А рыжий цвет, за который этот материал так любят скульпторы, дизайнеры и архитекторы, вызывает разную реакцию у горожан. Одни видят в нем произведение искусства, другие, наоборот, отказываются воспринимать столь смелое архитектурное решение.

Марина Синягина, коммерческий директор ГК Insigma:

Что же такое кортен? Это легированная сталь, в состав которой, кроме основных компонентов – железа и углерода, входят кремний, магний, фосфор, сера, хром, медь, ванадий и никель. Подобный химический «коктейль» позволяет добиться очень интересного свойства: единожды покрывшись слоем ржавчины, коррозия прекращает распространяться внутрь материала. И вместо разрушения выполняет совершенно противоположную функцию – защитную. Из-за этого свойства сталь и получила свое название: CORrosion resistance and TENsile strength (рус. коррозионная стойкость и прочность на разрыв) или COR-TEN.

Сегодня кортен применяется в судостроении и строительстве, и как конструкционный, и как декоративный материал. Из-за бархатистого бронзового покрытия кортеновскую сталь часто используют скульпторы для создания как масштабных композиций, так и малых архитектурных форм.

В архитектуре впервые кортен был применен в начале 60-х годов прошлого столетия при строительстве штаб-квартиры одного из мировых лидеров в области производства сельскохозяйственной техники – американской корпорации John Deere. Руководство компании настояло на использовании именно этого материала по той причине, что листы кортена издалека похожи на вспаханную землю – главный атрибут сельского хозяйства.

После этого кортеновскую сталь начали использовать лучшие архитекторы по всему миру: Университет Оденсе в Дании (здание получило неофициальное название «Ржавая Крепость» из-за эффекта, созданного листами кортена), спортивная арена «Барклайс-центр» (Barclays Center) в Бруклине (США), планетарий в Гронингене (Нидерланды), здание Городского университета Лидса (Великобритания) и многие другие объекты.

Причем архитекторы полюбили кортен не только за его внешний вид, но и за широкую вариативность применения. К примеру, панели из кортеновской стали используются для частичной или полной облицовки фасада, в качестве декоративных элементов на фасаде или в интерьере, в качестве напольного покрытия или кровельного материала, для мощения дорожек, при создании малых архитектурных форм и мебели. А при желании из кортена можно собрать и несущие конструкции. В частности, из кортеновской стали построен автомобильный мост через одну из рек штата Западная Виргиния в США. Масштабное сооружение имеет длину 924 метра, высоту – 267 метров.

В нашей стране этот материал пока не получил такого широкого распространения, как во всем мире. Но в последние годы этот материал используется все чаще. К примеру, в ходе реконструкции Ильинского сквера на Китай-Городе в рамках программы «Моя улица» планировалась замена бордюрного камня на листы кортеновской стали. При этом, надо отметить, что установка малых архитектурных форм из кортена требует значительных финансовых вложений: например, клумбы из такой стали обойдутся в несколько раз дороже бетонных или гранитных изделий таких же габаритов.

Адептом кортена в России является известный архитектор Сергей Скуратов. В частности, фасад одного из корпусов жилого комплекса, реализуемого на месте бывшего Завода им. Лихачева, предполагается декорировать кортеновскими панелями. В том или ином виде данный материал присутствует и в других проектах архитектора.

Можно смело предположить, что вслед за Скуратовым кортен возьмут на вооружение и другие российские мастера. Ведь столь интересный и необычный материал вполне заслуживает того, чтобы «прописаться» в лучших столичных жилых комплексах и чаще применяться в оформлении общественных пространств.

Россия. ЦФО > Недвижимость, строительство. Металлургия, горнодобыча. Химпром > stroygaz.ru, 11 июля 2018 > № 2674626

«Настал критический момент»: какой совет НАТО даст Трампу

Трамп заявил, что Германия «полностью контролируется» Россией

11 июля в Брюсселе открылся двухдневный саммит лидеров НАТО, который может стать одним из самых проблемных за последние годы. Главная причина — это президент США Дональд Трамп, который хочет тратить на оборону НАТО меньше, а также настаивает, чтобы европейские страны платили на эти же цели больше. Итоги саммита станут основой для скорой встречи американского президента Дональда Трампа и его российского коллеги Владимира Путина.

В руководстве НАТО перед саммитом решили сгустить краски. «Он открывается в критический момент для безопасности Североатлантического альянса. это будет важная возможность прочертить путь НАТО на годы вперед», — говорится в сопроводительных документах перед встречей.

Руководители стран-членов НАТО будут обсуждать все те же проблемы и противоречия, которые возникли после в альянсе прихода к власти в США Дональда Трампа. Тот активно критикует других участников НАТО за то, что большинство из них не тратят на коллективную оборону необходимые 2% отчислений от ВВП.

Незадолго до саммита Трамп вновь обратился к этой теме, выступив с критически обращением в своем твиттере. Как отметил президент, США делают взносы в размере 4% ВВП.

Трамп заявил, что Германия полностью контролируется Россией. «Германия платит миллиарды долларов в год России, а мы защищаем эту страну от России. Они строят газопровод, цель которого — платить миллиарды долларов в казну России. Я считаю, что это совершенно неприемлемо», — сказал Трамп, которого цитируют РИА «Новости».

Он еще раз указал подчеркнул, что ФРГ платит в НАТО чуть более 1%. Президент назвал подобную ситуацию несправедливой.

«Соединенные Штаты тратят на НАТО гораздо больше, чем любая другая страна. Это несправедливо. Хотя эти страны увеличивают свои взносы, с тех пор как я приступил к работе, они должны делать гораздо больше», — утверждает Трамп.

В настоящее время, помимо США, только пять стран альянса выполняют свои обязательства в рамках НАТО и тратят те самые 2% от ВВП. Это Великобритания, Греция, Эстония и Польша и Румыния.

Львиную долю расходов на нужды альянса несут на себе США, которые платят более 22% расходов НАТО. Так сложилось со времен «холодной войны», когда Вашингтон нуждался в НАТО для военно-политического противостояния с СССР.

Теперь Трамп, очевидно, стремится пересмотреть роль альянса в системе нынешней американской политики и хочет сделать европейскую часть НАТО более самостоятельной.

Однако многие эксперты скептически относятся к этим идеям. Нельзя превратить НАТО в организацию «европейской обороны», говорит «Газете.Ru» один из европейских дипломатов. «Без США НАТО не будет», — сказал он.

Трамп экономит на солдатах

На брюссельском саммите, как предполагают западные СМИ, произойдет обострение противоречий между Трампом и европейскими лидерами. «Союзники обеспокоены, сможет ли Атлантический альянс пережить Трампа», — пишет The Guardian.

Как отмечает The New York Times, в штаб-квартире НАТО от Трампа ждут мало конструктива. Издание пишет, что союзники по НАТО «озабочены» тем, что Трамп будет использовать фактор нахождения американских военных в Европе, убеждая их увеличить траты.

Как рассказывал «Газете.Ru» Дмитрий Данилов, заведующий отделом Евробезопасности Института Европы РАН, сегодня Трамп для НАТО — проблема стратегического порядка.

«В альянсе считают, что после Трампа, скорее всего, придет президент, который не продолжит ту же политику в отношении НАТО», — считает эксперт. Поэтому сегодня задача европейских союзников — переждать политику Трампа с минимальными для себя потерями.

Другим актуальным вопросом станет присутствие американского контингента в Европе. Небольшая его часть циркулирует по странам Прибалтики и Восточной Европы в рекламных целях: продемонстрировать готовность НАТО дать отпор российской агрессии. Однако, несмотря на активное освещение этой операции в СМИ, главная проблема американского присутствия не в этом.

Львиная доля американских военнослужащих расквартирована в Германии, на постоянной военной базе США. Со времен «холодной войны» он уменьшился в пять раз и сегодня составляет 35 тысяч солдат и офицеров.

По данным The New York Times, Трамп, у которого натянутые отношения с германским канцлером Ангелой Меркель, говорил в частных беседах: высокие траты на содержание военных США в Германии себя не оправдывают.

Своя логика в этом есть, так как первоначально американские военные были размещены в Германии для противостояния находившимся на территории ГДР советским военным.

По мнению польского политолога Якоба Корейбы, Трамп и Меркель, несмотря на трения, вряд ли будут обсуждать подобные вопросы в сегодняшних обстоятельствах. «Как Трампу, так и Меркель нужно продемонстрировать твердую позицию для внутренней аудитории своих стран», — заявил эксперт «Газете.Ru».

Корейба уверен: не пересматривая отношения в стратегическом плане, саммит «зафиксирует тактические разногласия в отношении практической реализации политики безопасности». Более конкретные вопросы США и их европейские союзники будут обсуждать на других сессиях, считает он.

«На разногласиях будут стараться сыграть члены «натовского комсомола» из Восточной Европы, которые в большей степени надеются на союз с Вашингтоном, чем на НАТО», — добавил Корейба.

«Эти страны попытаются выторговывать для себя новые условия. К примеру, варшавское руководство уже заявило: если Трамп исполнит угрозу и выведет из Германии базы, то Польша готова их принять», — считает он.

В марте польские власти заявляли, что готовы принять американских военных у себя на постоянное базирование и даже назвали сумму, которая на это потребуется, — $2 млрд.

Постоянное нахождение военных из стран альянса нарушило бы соглашение Россия-НАТО о не размещении сил вблизи границ и привело бы к дальнейшей эскалации напряжения. Впрочем, как объясняет Корейба, в руководстве Польши считают, что после включения Крыма в состав России Запад должен принимать более решительные шаги.

Подготовка к Путину

Отношения России и альянса после крымских событий были заморожены. После отъезда из Брюсселя российского посла при НАТО Александра Грушко в январе новый посол пока не назначен.

В Кремле к возобновлению отношений с НАТО пока не сильно стремятся. «Наше отношение к НАТО хорошо известно. Это продукт эпохи «холодной войны» и конфронтации «холодной войны». Это альянс, который был сконструирован для целей и во имя конфронтации», — заявил накануне саммита российским журналистам глава пресс-службы Кремля Дмитрий Песков.

Россию будут обсуждать как на саммите, так и в кулуарах НАТО, учитывая, что сразу после брюссельского саммита Трамп отправиться на встречу с российским президентом Владимиром Путиным в Хельсинки.

Как отмечала в беседе с журналистами накануне саммита посол США при НАТО Кэй Бэйли Хатчитсон, встреча Путина и Трампа «станет возможностью обсудить в том числе вопросы, связанные с НАТО».

Опасения европейских союзников Трампа в преддверии его встречи с Путиным отражает твит главы Европейского Совета Дональда Туска, который он адресовал американскому президенту. «У США нет и не будет лучшего союзника, чем ЕС. Мы тратим на оборону гораздо больше, чем Россия и столько же, сколько Китай, — написал политик. — Я надеюсь, у вас нет сомнений в том, что все это — инвестиции в нашу безопасность, чего нельзя с уверенностью сказать о тратах России и Китая :-)»

Недовольство России может вызвать политика расширения НАТО. Как ожидается, на брюссельском саммите приглашение в альянс получит Македония, которая по требованию Греции будет называться Республика Северная Македония. После того как приглашение будет ратифицировано парламентами всех стран-членов НАТО, Македония станет 30-й страной альянса.

Другим раздражителем для НАТО служат отношения с Турцией, одним из старейших членов альянса, на территории которого также расположена американская военная база.

Вновь избранный президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган собирается прибыть на саммит, и разговор с ним не будет легким для западных политиков.

Европейские союзники критикуют его за нарушение прав человека, хотя на саммите ради сохранения единства альянса постараются не выносить сор из избы. Решение Эрдогана купить комплекс ПВО С-400 у России также вызывает раздражение в руководстве НАТО и особенно — в США, которые рассматривают альянс в том числе как рынок для экспорта собственных вооружений.

Помимо этого, на саммите будет принята так называемая инициатива «Четыре тридцатки». Согласно этой инициативе, к 2020 году альянс должен получить техническую возможность оперативно, — в течение 30 дней, — развертывать 30 механизированных батальонов, 30 боевых кораблей и 30 воздушных эскадрилий. Для этого будет созданы новые командные пункты НАТО в США и Германии.

Табло. Эффект домино...

торговая война США с Китаем может привести к глобальной финансово-экономической катастрофе

Служба безопасности День

Как отмечают инсайдерские источники, организованный послом США Джоном Хантсманом приезд в Москву делегации американского Конгресса, представлявшей исключительно республиканцев-"ястребов", сторонников Трампа и жёсткой антироссийской позиции, вызвал чрезвычайно бурную положительную реакцию в российских "верхах", которые расценили этот визит как "первую ласточку" восстановления "докрымского" статус-кво и отказа "вашингтонского обкома" от курса на превращение РФ в "страну-изгоя", а её "элит" — в касту "неприкасаемых". При этом изъявленная высоким заокеанским гостям на всех уровнях "властной вертикали" готовность к сотрудничеству, одним из доказательств которой стало согласие на вывод иранских сил и "Хезболлы" из районов, прилегающих к сирийско-израильской границе, не столько обеспечит безопасность Израиля, сколько вызовет осложнения в отношениях между Москвой и Тегераном…

Создание на встрече в Дурбане (ЮАР) Форума разведсообществ стран БРИКС не копирует англосаксонской структуры "Five Eyes", объединяющей спецслужбы США, Великобритании, Канады, Австралии и Новой Зеландии, но является важным шагом, расширяющим "пространство безопасности" перед саммитом лидеров России, Китая, Бразилии, Индии и ЮАР, который должен пройти в Йоханнесбурге 25—27 июля и, по мнению инсайдерских источников, будет иметь ключевое значение для дальнейшего формирования многополярного мира…

Начало с 6 июля реальной "торговой войны" между США и Китаем способно вызвать "эффект домино" по всему миру, что в течение нескольких месяцев приведёт к глобальной финансово-экономической катастрофе, утверждают наши цюрихские корреспонденты, отмечая, что визит в Германию главы правительства КНР Ли Кэцяна и его переговоры с бундесканцлерин Ангелой Меркель, несмотря на заявление последней о стремлении решать проблемы с Трампом на основе двусторонних соглашений, выведет китайско-немецкие отношения на новый уровень…

Прошедшее в Вене на уровне министров иностранных дел обсуждение иранской проблемы в рамках Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) без участия США и Великобритании подтвердило критическое снижение внешнеполитического потенциала официального Вашингтона, который уже не способен выполнять функции "глобального лидера" и единолично определять решение важнейших вопросов международного взаимодействия, передают из австрийской столицы…

В американском экспертном сообществе активно обсуждается информация о присвоении заместителю главы Администрации президента РФ Сергею Кириенко звания Героя России. Согласно доминирующей версии данное награждение состоялось для закрепления бывшего главы Росатома в статусе вероятного преемника Путина на выборах 2024 года, такая информация поступила из Филадельфии…

Источники в Лондоне расценивают отставку Бориса Джонсона с поста министра иностранных дел Великобритании и замену его Джереми Хантом, ранее державшим в кабинете Терезы Мэй портфель министра здравоохранения, как признание того факта, что нынешнее правительство консерваторов нуждается в квалифицированной медицинской помощи, а его внутренние противоречия, прежде всего — по поводу Брекзита, уже привели к таким эксцессам, как "второе отравление "Новичком" в Эймсбери, поскольку только призрак "общего врага" в лице России может удержать "оловянную леди" Мэй от отставки, а само Соединённое Королевство — от распада, с выходом из него Северной Ирландии и Шотландии…

Согласно сообщениям из Варшавы, здесь активно рассматривают предложение Петра Порошенко о создании союза, направленного против "общего врага" в лице России. Объединение двух стран, реализующее давнюю мечту Польши о границах "от можа до можа", то есть от Балтийского до Чёрного моря, вызвало целую серию закрытых дипломатических консультаций по "цене вопроса" с Румынией, Венгрией, США и Россией…

Казнь семерых членов секты "Аум Синрикё", включая её лидера Сёко Асахару, является ответом Токио на политику Дональда Трампа по корейскому вопросу, которая проводится в одностороннем порядке, без согласования с Японией, такая информация поступила из Шанхая. Отмечается, что Сёко Асахара действовал в рамках программы американских спецслужб по созданию "зомби-сообществ" и его казнь является недвусмысленным сигналом о том, что Страна восходящего солнца намерена выйти из "кильватера" США и проводить более независимую внешнюю политику, что может привести к дальнейшему выводу американских войск с Окинавы и к усилению японских вооружённых сил с пересмотром действующей "пацифистской" конституции…

Скандал вокруг "графини" Паниной-Лысенко, главы пиар-службы французской компании "Леруа Мерлен", обвинившей "ватку" в "победобесии", был призван под флюсом футбольного чемпионата мира мягко "сместить" фокус внимания российского общества с актуальных социально-экономических проблем, включая повышение пенсионного возраста и НДС, на "общепатриотическую" тематику и уменьшить степень неприятия "партии власти" на предстоящих в ходе очередного "единого политдня" 9 сентября региональных выборах. Как утверждают эксперты СБД, именно этим обстоятельством объясняются все "нестыковки" данного скандала, включая позицию руководства "Леруа Мерлен" и самой главной фигурантки, якобы получившей гарантии дальнейшего включения в политический процесс в качестве "иконы либеральной оппозиции нового призыва"…

Старый добрый «Новичок»

отравление Скрипалей связано с активностью британского центра по изготовлению боевых отравляющих веществ?

Алексей Анпилогов

Конечно, смешного мало, но в Великобритании опять отравления «Новичком». Теперь — со смертельным исходом. В прошедшее воскресенье, 8 июля, в больнице города Эймсбери скончалась британка Дон Стерджес. Покойная не была примером подражания для жителей небольшого городка в графстве Уилтшир. Дон Стерджес и её приятель Чарли Роули были типичными представителями социальных низов: по словам их друзей, «всегда немного пьяные и уставшие» и часто находившиеся под воздействием героина или кокаина.

Из-за такого отношения к собственной жизни их, после внезапного поступления в тяжёлом состоянии в окружную больницу города Солсбери, заподозрили именно в передозировке какого-то тяжёлого наркотика. Однако вскорости стало понятно, что речь идёт об отравлении нервно-паралитическим веществом: у пострадавших были судороги, изо рта шла пена, сузились зрачки и наблюдалось расстройство сознания. Впоследствии было установлено, что в качестве отравляющего «агента» выступил… всё тот же «Новичок», отравление которым диагностировали четырьмя месяцами раннее у Сергея и Юлии Скрипалей.

Что же добавили в сюжет того мартовского отравления «Новичком», в котором поспешно обвинили Россию, новые жертвы и пострадавшие?

Во-первых, в любом случае, теперь под Солсбери погиб британский подданный. Это уже не шпион-перебежчик из России и его дочь, а самый что ни на есть «сакральный» житель Великобритании. «Соль, героин и виски земли британской», как ни крути. Поэтому тут уже никакой «озабоченностью» не отделаешься, надо или по-прежнему «наезжать» на Россию, или же — перейти ко второму пункту наших изменений в сюжете.

Вторым моментом является временной «лаг» между отравлениями. Уже понятно, что говорить о мифических «русских отравителях-убийцах», которые затаились где-то под Солсбери, смешно и дико. Зачем им отравлять двух бомжей-асоциалов? Поэтому пока что рабочая версия следствия — пострадавшие что-то нашли, понюхали, выкурили или выпили, а это оказалось тем, что выбросили несостоявшиеся убийцы Скрипалей. Например, говорят о каком-то случайном окурке, который выкурила покойная — и дала затянуться другу. Правда, всё равно непонятно, как тогда «Новичок» пережил четыре месяца и не распался на части — ведь одной из причин «чудесного» выздоровления Скрипалей называли именно замечательную британскую погоду. Мол, не выдержал советский «Новичок» столкновения с английским дождём и туманом, вышел весь. А тут нате вам: лежал себе четыре месяца в окурке — и снова бодрячком! Чудеса, снова чудеса.

Ну и, наконец, третьим фактом является то, что двое новых пострадавших оказались жителями соседнего Эймсбери, а не самого Солсбери, где в марте были отравлены Скрипали. По прямой между городками около 10 километров, столько окурку не пройти и за четыре месяца. Но есть другой факт — между Солсбери и Эймсбери, на третьей вершине воображаемого географического треугольника, лежит «лаборатория науки и техники министерства обороны Великобритании Портон-Даун». От неё 9 километров до Солсбери и всего 7 километров — до Эймсбери. Такое благостное название объекта (Портон-Даун) не должно ничуть вас смущать — это крупнейший в Великобритании центр по разработке и тестированию химического и биологического оружия. Место, где были созданы смертельно опасные V-газы и VX-газы, чья убийственная эффективность до сих пор считается «золотым стандартом» боевой линейки нервно-паралитических агентов.

И вот этот третий пункт и ставит самый простой, наивный, но абсолютно неприятный для британских политиков, спецслужб и военных вопрос: а не могло ли быть отравление Скрипалей напрямую связано с активностью гораздо более близкого британского центра по исследованию и изготовлению боевых отравляющих веществ — нежели с мифическим злым умыслом далёкой и уже позабывшей о предателе и бывшем шпионе России? Ведь, как известно, снаряд (ну, или окурок, да) в чистом поле очень редко падает в одну и ту же воронку. А вот последовательные взрывы или утечки на складе боеприпасов или химическом складе — это обычное дело. Тем более, что британские власти уже сказали: да, «Новичок» в Портон-Дауне у нас был. Немножко, только для себя, чисто в исследовательских целях. Посмотреть, ознакомиться, потом выкинуть. А то, знаете ли, нервно-паралитический «агент». Вдруг убьёт кого случайно…

Поэтому теперь ситуация зависла в совсем уж неадекватной «раскоряке». Надо действовать, обвинять, требовать объяснений и вводить санкции. За Скрипалей ведь уже объявили «войну России», а тут ещё и национальная, «скрепно-сакральная» британская личность пополнила список жертв. Это ведь и вовсе на ядерный удар по Москве тянет, если придерживаться версии «российского следа» и действовать в той же логике, что и раньше. А тут, как назло, в Лужниках сборная Англии в полуфинале чемпионата мира с Хорватией играет! Чудовищное положение, просто безвыходное.

И зачем она подняла этот окурок? Министр иностранных дел в отставку ушёл, кабинет шатается, пресса лютует, общественность на взводе. Старая добрая Англия. Старый добрый «Новичок».

Россия. Великобритания > Армия, полиция > zavtra.ru, 11 июля 2018 > № 2674427 Алексей Анпилогов

От нас скрывают правду

К 100-летию гибели царской семьи

Василий Бойко-Великий

В начале 2018 года были опубликованы экспертизы по исследованию "екатеринбургских останков", на основе которых правительственная комиссия во главе с Б. Немцовым в 1998 году приняла решение о захоронении девяти скелетов, найденных в Поросенковом Логу под Екатеринбургом, как царских останков. Надо сказать, что Русская православная церковь не признала и не признаёт эти останки Царскими, потому что было обнаружено много несоответствий (и исторических, и антропологических, и судебно-медицинских), говорящих о несовпадении этих останков с возможными Царскими останками. И вот, наконец, по прошествии двадцати лет мы получили возможность ознакомиться с экспертными заключениями, на основе которых выносила решение правительственная комиссия Б. Немцова.

Как оказалось, большинство из них носит вероятностный и предположительный характер и, конечно, не даёт оснований категорически утверждать, что эти останки являются Царскими. Об этом в 1998 году в своём докладе заявил нынешний руководитель Следственного комитета России Александр Бастрыкин, тогда ещё профессор Российской правовой академии.

Сомнения в принадлежности "екатеринбургских останков" Царской Семье высказывали многие исследователи. Независимый судебный медицинский эксперт Юрий Григорьев в 2008 году в книге "Последний император России. Тайна гибели" отметил, что место, где находились останки, болотистое. Тогда этот его вывод был основан главным образом на оценках Поросенкова Лога очевидцами. Спустя десять лет Григорьев смог подтвердить сделанное им предположение на основе опубликованных материалов экспертиз.

Болото и болотистый грунт содержат гумусовые кислоты, которые действуют на захороненный в этой среде труп как дубильные вещества, что приводит к развитию консервирующего явления, получившего название "торфяное дубление".

При торфяном дублении мягкие ткани организма хотя и изменяются, но сохраняются в таком виде, что возможно опознание погибшего. Известны многочисленные случаи обнаружения таких тел в болотах Дании, Великобритании, Ирландии и других стран ("болотные люди").

Важно, что в ходе развития торфяного дубления гумусовые кислоты разрушают молекулы ДНК, делая их непригодными для молекулярно-генетического исследования, а само такое исследование — бесполезным.

Таким образом, результаты молекулярно-генетического исследования останков из-под мостика в Поросенковом Логу противоречат научным данным и не могут считаться доказательством принадлежности останков Царской Семье.

В 2007 году в Поросенковом Логу было обнаружено кострище, из которого извлекли около 150 граммов обгорелых фрагментов костей. Сразу же было объявлено, что это останки Цесаревича Алексея и Великой Княжны Марии. Молекулярно-генетическое исследование этих фрагментов подтвердило: да, это члены Семьи.

При этом специально выполненными исследованиями доказано, что если костные останки находились при температуре 150 градусов Цельсия свыше двух часов, ДНК в них (и ядерная, и митохондриальная) разрушается до такой степени, что её исследование невозможно.

Таким образом, результаты молекулярно-генетической экспертизы этих фрагментов тоже не заслуживают доверия.

Юрий Григорьев также установил, что обнаруженные так называемые два следа от удара саблей на черепе №4 из захоронения в Поросенковом логу находятся совсем не там, где им следовало быть, если бы этот череп действительно принадлежал Царю-мученику Николаю. Дело в том, что во время покушения на тогда ещё цесаревича Николая Александровича в Японии в городе Оцу японский городовой нанёс два удара саблей по правой половине головы наследника: один — в лобно-теменную область и второй — в теменно-затылочную. Расстояние между ранами составляло 6 см. Это зафиксировано в протоколе, который составили врачи, выполнившие хирургическую обработку ран. Рукопись протокола сохранилась, находится в Государственном архиве РФ и недавно выложена на сайт архива. Обнаруженные на черепе №4 два желобоватых углубления располагаются в лобно-теменной области одно возле другого.

Всё это ещё раз доказывает, что "екатеринбургские останки" не являются Царскими.

И сегодня следователь Владимир Соловьёв, двадцать два года ведший дело и отстранённый в 2015 году от него руководителем Следственного комитета России Александром Бастрыкиным, по-прежнему пытается доказать общественности, что эти останки Царские. Видимо, он не теряет надежды выполнить кем-то порученную ему миссию признать фальшивые останки мощами.

Большая загадка

новое в деле о «екатеринбургских останках»

Алексей Оболенский

Несмотря на многочисленные экспертизы и исследования, которые проводились с момента обнаружения "екатеринбургских останков" в 1991 году, ясности в вопросе их принадлежности нет до сих пор.

Автором этой статьи вместе с коллегой-историком Леонидом Болотиным и стоматологом Эмилем Агаджаняном было проведено ещё одно исследование, комплексное: историки брали из доступных источников реальные факты из жизни императорской семьи, а стоматолог по фотографиям и рентгеновским снимкам черепов "екатеринбургских останков" определял их стоматологический статус. Далее результаты этих исследований совмещались.

Выявились вопиющие нестыковки. Во-первых, у черепа №4, приписываемого императору, наблюдаются следы шести удалений зубов и два запломбированных зуба: одна пломба цементная, одна — амальгамная, поставленные врачом низкой квалификации. А у черепа №7, приписываемого императрице, отмечается высокий уровень стоматологической помощи, но не эксклюзивный. Такой уровень стоматологии мог себе позволить тогда представитель среднего и более высокого класса общества. Конечно, крестьянам и рабочим подобные услуги были недоступны, но интеллигенция, чиновничество, купечество вполне могли себе подобные вещи позволить.

Значительная разница уровней стоматологической помощи черепов №4 и №7 не соответствует тому факту, что реальная царская семья в полном своём составе пользовалась на протяжении долгих лет услугами одних и тех же лейб-стоматологов. Сначала это был американец Генрих Воллисон, с именем которого связано первое документальное свидетельство лечения зубов императором Николаем Александровичем. Это случилось в 1910 году, когда Воллисону было отпущено 1 327 рублей 25 копеек — огромные деньги на тот момент. Из них 1 300 рублей — за работу, а оставшиеся 27 рублей 25 копеек — на зубные щётки, порошок и эликсир для ополаскивания. Подобные суммы (1 000 рублей, 800 рублей) неоднократно упоминаются в отчётах дворцового врачебного ведомства и при лечении зубов императрицы Александры Фёдоровны.

Когда доктор Воллисон состарился, в 1914 году был приглашён ялтинский доктор Сергей Кострицкий. С ним царская семья познакомилась во время своего ежегодного пребывания в Крыму, в Ливадии. Кострицкий был доктором очень преуспевающим и имевшим в Ялте обширную клиентуру. Поэтому на заманчивое предложение стать лейб-стоматологом он согласился с оговоркой, сказав, что будет приезжать по вызову в любое время дня и ночи из Ялты, не переселяясь в Петербург. По самым скромным подсчётам доход доктора Кострицкого от ялтинской практики составлял несколько губернаторских окладов.

Кострицкий оборудовал в Царском Cеле кабинет, на который отпускались неоднократно очень большие суммы: и на закупку кресел, и на инструментарий, и на инвентарь. По тем же отчётам дворцового ведомства видно, что серьёзная помощь оказывалась исключительно императрице. Это легко установить, так как деньги на содержание императорской фамилии выделялись каждому отдельно: императору, императрице, цесаревичу и великим княжнам (в порядке убывания). И когда речь заходила об оплате каких-то услуг, независимо от того, шила ли швея платье к балу или приходил доктор лечить зубы, оплаты проводились со счёта каждого из членов семьи отдельно. Так вот, если у Александры Фёдоровны это действительно приличные суммы, то за лечение зубов цесаревича было уплачено всего 116 рублей. Не часто посещали стоматолога и великие княжны. Документально подтверждено, что за пять лет Александра Фёдоровна посетила стоматолога 17 раз, Ольга Николаевна — 4 раза, Татьяна Николаевна — 2 раза, Анастасия Николаевна — 6 раз. Николай Александрович — 16 раз за восемь лет. Причём у девушек, судя по всему, это были плановые профилактические посещения.

Всё это никак не укладывается в картину с двадцатью, шестнадцатью пломбами и с 19-ю зубами с рецидивирующим кариесом, которые мы имеем на зубах "екатеринбургских останков", поскольку очень сложно предположить, что Сергей Сергеевич Кострицкий, имея доступ к своим пациентам фактически до последнего, до ноября 1917-го года, допустил бы подобный "развал" в "зубном хозяйстве". И пломбы низкого качества у черепа №4, даже не выровненные с уровнем зуба, Кострицкий поставить не мог.

То есть помощь тем, чьи останки обнаружены в Поросенковом Логу, оказывали разные стоматологи, хотя доподлинно известно, что никаких других докторов, кроме Кострицкого, у императорской семьи не было. За исключением самого последнего периода в жизни императорской семьи, уже в период заключения.

В Тобольске, где они находились с августа 1917-го по апрель 1918-го года, к государю приглашали несколько раз местного врача-стоматолога Марию Рендель. Она достаточно регулярно посещала губернаторский дом, оказывая царю помощь. Последний визит Рендель, зафиксированный в дневниковых записях, состоялся 3 марта 1918 года по новому стилю. Следует отметить, что Рендель — выпускница Варшавской зубоврачебной школы — долгое время занималась зубоврачебной практикой, и выбрали её неслучайно.

Дело в том, что в Тобольске режим заключения арестантов был весьма мягким. Доктор Боткин из царской свиты вообще имел свободное перемещение по городу. Тогда же в Тобольске был лейб-хирург Деревенко, который лечил цесаревича. Деревенко был не просто лейб-хирургом, он ещё защитил учёную степень по зубочелюстной хирургии, то есть в стоматологии он как минимум разбирался. Очевидно, что два лейб-медика абы какого стоматолога к царю бы не допустили, тем более, что выбор был — на тот момент в Тобольске было три стоматолога: один при губернской больнице и два частных; один из частных докторов — это Рендель.

К тому же, когда у императрицы по прибытии в Тобольск разболелись зубы, к ней вызвали ни много ни мало из Ялты самого Кострицкого. Кострицкий приехал, около недели пробыл, лечил императрицу. Несколько раз на приёме у него был государь. О лечении детей никаких упоминаний нет.

Это мы точно знаем из дневниковых записей, из писем, из воспоминаний императрицы-матери Марии Фёдоровны. Следует заметить, что в дневниках императорской семьи бытовым вопросам уделялось громадное внимание, особенно, если кто-то заболевал.

Например, однажды учитель Жильяр, катаясь с горки и балуясь с детьми, ушиб голову. И это отразилось и в дневниках, и в письмах великих княжон, и в дневниках императрицы: "Жильяр ушиб голову, его там лечат", "бедный Жилик", — всё это зафиксировано.

Когда в конце июня у государя случился приступ ревматизма и геморроидальных болей, это тоже было отмечено: "Ники стало плохо, сегодня не вставал с постели". И сам Николай Александрович тоже это отразил, что "со мной такое приключилось". То есть тайны из этого не делалось.

И не надо думать, как сейчас пытаются представить, что государь с государыней на такие мелочи, как состояние здоровья, не обращали внимания. Обращали, особенно когда это касалось детей и близких. О себе они писали более сдержанно, а вот о близких — тщательно, развёрнуто, с указанием температуры, если простуда случалась, и всех изменений в симптоматике.

До приезда Кострицкого все дневниковые записи пестрели тем, что у императрицы сильно болят зубы, невозможно уснуть. И дочери упоминали, и у Николая Александровича тоже есть записи, что "Аликс сильно страдает". После визита Кострицкого ни единой жалобы на зубы у императрицы не было до самого конца.

Поэтому вполне логично предположить, что когда зашла речь о приглашении Рендель к государю, остальные члены семьи проблем с зубами не имели, поскольку для частного доктора чем больше клиентов, тем лучше, и Рендель с удовольствием оказала бы помощь и другим страждущим. Кстати, по дневниковым записям Николая Александровича можно предположить, что его лечение у Рендель носило отчасти плановый характер. Государь писал в дневниках: гулял, чистил снег, пилил дрова, потом пришла Рендель, зашёл на полчаса к ней и потом продолжил прогулку или ещё что-то. Явно это не было связано с каким-то серьёзным лечением, требующим изменений в режиме.

А теперь вспомним, что у черепа №4, приписываемого государю, есть два удалённых зуба: 6-й и 8-й. Это наиболее сложные для удаления зубы, требующие и высокой квалификации хирурга, и специального инструментария. А удалены они в течение двух-трёх месяцев до смерти человека, которому принадлежал череп №4. И точно такие же зубы удалены у черепа №2, приписываемого доктору Евгению Боткину, но только за полтора-два и за два-три месяца до наступления смерти.

В это время семья находилась уже в Екатеринбурге, и этот период полностью охвачен дневниковыми записями. Более того, в Ипатьевском доме — доме особого назначения — вёлся журнал караула, где фиксировались даже малейшие события, особенности поведения узников, их состояние здоровья, и, главное, вёлся строгий учёт людей, посещающих заключённых. Нигде нет ни малейшего указания на то, что кому-то что-то удаляли, что приходил какой-то доктор.

За здоровье семьи отвечал доктор Боткин, терапевт. Наибольшее внимание он уделял лечению мигреней и других заболеваний императрицы Александры Фёдоровны. За здоровье цесаревича полностью отвечал доктор Деревенко, который тоже прибыл в Екатеринбург. Ему разрешали несколько раз оказывать помощь цесаревичу, не допускали его в Ипатьевский дом только в самые последние дни.

Следует отметить, что в Екатеринбурге было громадное количество стоматологов. В местных газетах тех лет — десятки "рекламных блоков" с предложениями стоматологических услуг, притом на самом высоком уровне. Помимо частной практики, существовала система земской медицины — бесплатной для малообеспеченных слоёв населения; и услуги по удалению зубов или элементарному пломбированию мог получить любой крестьянин, приехав в земскую больницу.

В таких условиях к государю и Боткину, без сомнения, могли пригласить докторов, если бы что-то случилось. Ведь здоровый зуб никто не удаляет. Значит, должны были быть какие-то симптомы заболевания. Несомненно, это нашло бы отражение и в дневниковых записях, и в караульном журнале. Ну, допустим: "заключённому Романову стало плохо, жалуется на зубную боль…". На самом деле, зафиксированы только просьбы государя максимально открывать окна, чтобы проветривать, и больше гулять.

Члены семьи читают вслух, ставят домашние спектакли, поют церковные песнопения. Ни малейших указаний на то, что у кого-то болит зуб, нет. А один из удалённых зубов у черепа №4 удалён не просто так, а с диагнозом "обострение хронического остеомиелита"! То есть, это воспаление надкостницы челюсти — страшные острые боли, затруднение способности жевать, невозможность внятно долго говорить. Разумеется, никакого нахождения подолгу на улице… Это очень серьёзное и тяжёлое заболевание, развивающееся от нескольких недель до нескольких месяцев. Современные доктора при таком заболевании советуют проводить удаление в условиях стационара, с ассистентами, с возможностью полной анестезии и т.п. Ни о чём подобном в жизни Николая Александровича в заключении мы не знаем.

В Тобольске государь регулярно и помногу гулял, невзирая на любой мороз, занимался физической работой: убирал снег, пилил дрова. Притом так, что и караульные удивлялись: надо же, молодец какой, так он нам все дрова перепилит! Мало того, по его просьбе ему сделали тренажёр для занятий физкультурой.

Все это никак не соотносится с таким серьёзным диагнозом как остеомиелит: зуб должен долгое время болеть, ведь остеомиелит развивается на протяжении какого-то периода, минимум двух недель. Потом — удаление и долгий восстановительный период с затруднением и жевания, и дыхания, и разговора. Никакого чтения вслух! И невозможно даже допустить, что подобные факты в дневниках никого из членов семьи и в караульном журнале отражены не были.

С доктором Боткиным — аналогичная ситуация. Притом доктор Боткин болел с самого момента отъезда из Тобольска. Как писали, у него начались почечные колики, он очень мучился. Даже когда они ехали в Екатеринбург, на несколько часов в одной из деревень сделали незапланированную остановку с конвойными. Боткин просто не мог подняться, чтобы продолжать дорогу. И когда приехали, он очень много времени в Екатеринбурге проводил в постели. В дневнике императрицы Александры Фёдоровны даже есть запись, что она с одной из дочерей делала ему укол морфия, чтобы снять эти почечные боли. Но о зубах нет ни слова!

Есть рапорт Боткина Екатеринбургскому совету с просьбой пропустить доктора Деревенко для оказания помощи наследнику-цесаревичу, есть его записи с просьбой обеспечить доставку свежих продуктов, молока и яиц, разрешить прогулки. Ни малейшего упоминания о том, что Боткину удаляли зубы, нет.

Теперь рассмотрим череп №7, приписываемый императрице. Когда-то обладательница этого черепа получала великолепное лечение, но потом зубы были запущены. И у черепа №7, и у черепов, приписываемым великим княжнам, огромное количество рецидивирующего и первичного кариеса на зубах. У черепа №7 четырнадцать первичных очагов кариеса и три рецидивирующего, то есть семнадцать очагов кариеса. У черепа №6, который одной из великих княжон приписывается, четыре очага первичного, девятнадцать — рецидивирующего кариеса. При этом до начала ноября 1917 года (по новому стилю) был доктор Кострицкий, а потом с декабря по март 1918 года в шаговой доступности была приходящая к государю доктор Рендель. И помощи ни императрице, ни великим княжнам, вернее, людям, которым приписывают эти черепа, по какой-то причине она не оказала? Как мы знаем, деньги у императорской фамилии, чтобы оплатить услуги стоматолога, были. И это не было страшно дорого: за несколько десятков рублей можно было сделать полное протезирование. Фарфоровую коронку на платиновом штифте могли позволить себе очень многие. Тем не менее, нет никаких указаний, что к императрице и дочерям приглашались доктора.

Фотографии и дневниковые записи свидетельствуют, что дочери вместе с императором просто "не вылезали" в Тобольске с прогулок. К тому же они вели достаточно обширную переписку, и то, что они писали своим родственникам в Крым, Англию, Данию, сохранилось. Это весёлые письма: мы играли, мы бегали, мы очень плотно и вкусно кушали, пили чай. И при этом у одной дочери четыре, у другой — восемь, у третьей — девять, а у императрицы — четырнадцать кариесов? Вся семья должна была страдать от зубной боли целыми днями, а в дневниках ничего этого нет.

Более того, один из зубов у черепа №7 поражён настолько сильно, что дело дошло до острого пульпита, то есть с обнажённым нервным каналом. Обладатель этого черепа должен был постоянно испытывать мучительную зубную боль. В дневниках императрицы об этом ни слова нет, в дневниках Николая Александровича — ни слова, и вообще нигде ничего об этом нет. После отъезда Кострицкого никаких жалоб не было.

Вывод один: захороненные в Поросенковом Логу люди не имели доступа к стоматологу на протяжении одного-двух лет, за исключением двух человек, которым проводилось удаление. Также у этих людей был сильно развит пародонтит, в народе называемый цингой. У черепа №4 пародонтит в наиболее запущенной форме, что наталкивает на мысль, что эти люди были лишены и нормального питания, и хоть какой-то стоматологической помощи, хотя раньше они её регулярно и даже качественно получали. Потому что запломбированных и протезированных зубов много: по 16, по 20 пломб на зубах черепов, приписываемых великим княжнам, 9 протезов у черепа №7. Видно, что эти люди за состоянием своих зубов следили.

Ещё одна загадка — вставная челюсть, приписываемая доктору Боткину. Ещё в материалах следственного дела Соколова в 1919 году отмечено, что обнаружен некий протез. Соколов пытался понять, кому принадлежит найденная челюсть, опрашивал очевидцев. Учитель Жильяр сказал, что вроде бы у Боткина был протез, но какой, он не помнит. Доктор Деревенко тоже припоминал, что что-то у Боткина было, но что точно, он сказать не может. Соколов написал родному брату Евгения Боткина, тоже врачу. Брат Боткина ответил Соколову, что не может сказать, что было у Евгения к 1918 году, а вот зимой 1916-го зубы у него были плохие, но вставных не было ни одного. Далее по логике следствия должен был последовать запрос Кострицкому, поскольку тот лечил не только царскую семью, но и её ближайшее окружение. Запроса от следователя Соколова Сергею Кострицкому не было сделано.

У черепа №2 есть следы от долго, на протяжении многих лет, носимого протеза. И даже если предположить, что доктор Боткин сделал протез в 1916 году, то таких следов у него к 1918 году ещё не могло появиться. Таким образом, найденная челюсть так до конца и не атрибутирована.

И правительственной комиссии под руководством Немцова в 1990-х годах всё это было известно. Но никому из исследователей даже не пришло в голову совместить данные об удалениях и состоянии зубов черепов из Поросенкова Лога с историческими фактами жизни императорской семьи?

Вместо этого была запущена байка, что император якобы страдал дентофобией, то есть боязнью зубоврачебного вмешательства. Но два запломбированных зуба, которые имеются на черепе №4, не имеют глубокого проникновения до нервного канала. То есть эти зубы не болели, и их пломбировали исключительно из профилактических соображений. Ни один человек, страдающий дентофобией, никогда не отправится к доктору просто для того, чтобы выполнить какую-то профилактическую, косметическую операцию.

Дентофобии не способствовала и анестезия, которая в начале XX века была более чем качественная. Известный нам новокаин широко применялся с 1906 года, до этого использовались кокаин и морфий. Была и общая анестезия с эфиром и хлороформом. Сложнейшие операции проводились абсолютно безболезненно. В рекламных объявлениях, которые публиковались широко по всей империи, гарантировались лечение и удаление без боли. Поэтому даже повода для разговоров о дентофобии нет. Даже владелец черепа №4, и тот осуществлял медицинские манипуляции со своими зубами, а о некоем малодушии государя мы вообще не имеем никаких сведений. Более того, дентофобия если и была у государя, непонятно куда делась в последний период жизни, когда он посещал и Кострицкого, и — многократно — Рендель.

Таким образом, сравнив объективные данные "зубной формулы" "екатеринбургских останков" с историческими фактами о стоматологической помощи в России в целом и императорской семье в частности, с дневниковыми записями, с записями журналов караула дома особого назначения, с перепиской членов императорской семьи, их близких и знакомых, мы приходим к выводу о том, что "екатеринбургские останки" не имеют ни малейшего отношения к семье последнего российского императора.

Война минус стрельба

Чемпионат дал новые подтверждения тренду: смене линии глобального различия Восток — Запад на Север — Юг

Игорь Шумейко

Ещё задолго до нынешнего мегатонного влияния на политику олимпиад, чемпионатов мира Дж. Оруэлл заметил: "Большой спорт — это война минус стрельба". Но поскольку война — всегда ещё и "момент истины", момент знакомства наций, то спорт (продолжая формулу Оруэлла) — тоже дарит опыт взаимопознания. В этом ЧМ-2018, Олимпиада-1980 схожи с советским освободительным походом 1944—1945 гг.

Чемпионат дал новые эмоциональные, национально-бытовые подтверждения не очень давнему тренду: смене линии глобального различия Восток — Запад на Север — Юг.

Сверил своё впечатление с серьёзной газетой серьёзной страны.

Заголовок Frankfurter Rundschau (Германия): "Лицо чемпионата мира по футболу определяют болельщики из Латинской Америки и Африки".

Далее подтверждения — карнавальные репортажи и вполне прозаичная, денежная статистика: "Больше всего, купив билеты, приехало гостей из Бразилии (72 512), Колумбии (65 234), Мексики (60 302), Аргентины (54 031), Перу (43 583)". Из Германии, что богаче их вместе взятых — 62 541. Уполномоченный Германского футбольного союза (DFB) Михаэль Габриэль поясняет: основное ядро немецких фанатов в последние 15 лет распалось. Причины: чрезмерное увлечение коммерцией ФИФА, переключение болельщиков на клубные команды в ущерб национальной сборной…

Третью причину, действенную для Германии и всей Северной Европы, герр Михаэль не назвал, но и так ясно — политика. Сопоставьте со списками (не)прилетевших на ЧМ "первых лиц". Бойкоты, санкции, страхи… Конкурентом ЧМ раскрутили "скрипаль-шоу" и… только 32 362 англичан рискнули.

Сегодня СМИ полны разоблачений: северо-европейцы, прилетевшие несмотря на запугивания и ложь, в восторге от праздника. Многолетний лидер "Манчестер Юнайтед" и сборной Англии Гари Невилл: "Этот турнир — лучший из всех, какие я видел. Приезжайте и получите удовольствие, если у вас есть такая возможность". Пошли слухи: на финал с участием Германии приедет канцлер Меркель, — но тут уж корейцы постарались (2:0).

Многие "северяне", как упомянутая немецкая газета, завидуют чужому умению веселиться:

"Гости из Латинской Америки и Африки определяют лицо турнира. Они стучат в барабаны, танцуют в пёстрых масках на улицах российских городов, да и на самих стадионах тон задают именно они. При этом, в отличие от европейцев, им пришлось преодолеть по пути на чемпионат мира намного большее расстояние и потратить на дорогу больше денег".

Заканчивая книгу, я смотрел по ТВ матчи, репортажи с кипящих цветами, музыкой улиц, утешая себя: "Этот праздник — всегда с тобой… аж до 15 июля". Но, вырвавшись в командировку в Питер, понял: едва успел! Всё больше весёлых наций оставалось за бортом чемпионата.

В фанзоне на Конюшенной любовался "рыцарями футбола": хорваты, опять не имея турнирных стимулов, честно сразились с Исландией и, победив, помогли (в точности, как России в 2007-м) Аргентине.

В те же минуты гвардия Месси сделала свою часть работы и на Невский проспект обрушился бело-голубой водопад. Столько счастливых лиц разом я не видел, до самого 1 июля ("Россия — Испания"). Танцующие толпы перехлёстывали Невский, по пояс высунувшиеся из окон машин фанаты с флагами. ГИБДД, понимая, что на штрафах могли б отбить все расходы на мундиаль, лишь галантно вздевали руки. Словно даря ещё бонус от страны-хозяйки: белая ночь. Не знаю, как дальше, но в 3:50 на Невском был ещё полный Буэнос-Айрес.

А я, покидая праздник, думал о развороте стрелки своего "компаса симпатий".

В "лихо-святые 90-е" она казала строго на Север. Путешествовал по Германии, Скандинавии. Помнится, получил премию за длинный путевой очерк "Стокгольм. Неделя на всё", немного насмешливый, но очень благожелательный. Примеры, ориентиры — на Севере, а порядки "южан" (греков, "латинов", арабов) казались копией той безалаберности, в которой утонул СССР и бултыхалась РФ.

Когда начался "поворот стрелки"? Это футбольно-географическое эссе если имеет ценность, то лишь потому, что мой "компас" — не только мой. Много примет (от итогов голосований до векторов турпотоков и статей типа "Мы теряем Россию") говорят о смене ориентира. Просто у одних этот дрейф плавно подсознателен, а мой график (издержки профессии?) выстроен по точкам политических казусов — вроде объявления "Россия впервые изменила границы в Европе". Почему-то именно "южане" отказались цинично повторять: да-да, 2014-й был первее 1999-го!

А Север приоткрывал всё новые изъяны: за богатством, высокой организованностью тянулись снобизм, лицемерие, "статистические кривые" самоубийств (вверх), рождаемости (вниз)… Финальная глава моей книги "Холодная война 2.0 и закон сохранения России" адресована именно им: "Лицемерные, но платежеспособные". (Торговать, не вдаваясь в "дискурсы").

Так многодесятилетняя линия раздела Восток — Запад поворачивалась на 90?.

"Поездка на поезде объединила футбольных фанатов из России и Уругвая" — это вполне северная (финская) газета Ilta-Sanomat тоже ловит момент "южного дрейфа". Репортаж о возвращении из Самары в Москву полон сцен братания (несмотря на проигрыш 0:3) русских с уругвайцами. Журналисты в поезде видят (опытный взор) полную искренность момента, озабоченно помечают: "Нужен материал о мексиканцах. Что они думают о русских женщинах? ЧМ считают политической демонстрацией силы, но поездка показала другую сторону. Люди могут лучше понять друг друга". Так завершают статью финны — почти банальностью.

Деление Север — Юг не совпадает с известным "цивилизации Востока и Запада": в нём больше от стиля жизни, от музыки, деления на брата богатого и брата весёлого… (Джаз-блюз-рок-рэггей… богатый взял у весёлого).

И на ЧМ-2018 мой ответ собирательному англо-скандинаво-германо-бельгийцу был не "Тамбовский волк тебе Забивака!". Нет, старался вести с северянами — по-северному. Чуть помог в кафе двум немцам, наивно полагавшимся на свой ломаный английский, и отвернулся дальше любоваться аргентинской фиестой.

Россия. Весь мир > Транспорт > zavtra.ru, 11 июля 2018 > № 2674400 Игорь Шумейко

Кофе с собой в керамической чашке – так британцы борются с пластиковым мусором

Кофейня из северо-восточной части Лондона подает кофе своим клиентам в обычной керамической кружке, которую, зачастую принесли сами гости.

С помощью своей инициативы La Tour Cycle Café хочет помочь остановить зависимость от одноразовых кофейных чашек и использовать многоразовые керамические кружки, даже если кофе заказывают с собой.

В отчете 2017 года британской Палаты общин было обнаружено, что каждый год в Соединенном Королевстве на свалку попадает до 2,5 млрд. одноразовых кофейных чашек. То есть за один день используется и выбрасывается более 6,8 млн. одноразовых чашек.

Чтобы сократить количество отходов, La Tour Cycle Café начал подавать напитки, в том числе и кофе, обычных керамических кружках.

И хотя клиенты иногда предпочитают брать свои напитки с собой, обеспечить большим количеством кружек следующего клиента не является проблемой для кафе.

Каждый день кафе выставляет корзину для сбора кружек, чтобы вернуть свои чашки. Что оказалось любопытным, многие используют возможность очистить свои шкафы и пожертвовать свои кружки в кафе.

«У всех у нас есть чашки, кружки, которые пылятся где-то в глубине шкафа, и они нам уже давно не нужны», — сказала Анна Мэтьюс (Anna Matthews), владелец La Tour Cycle Café. «Почему бы не пожертвовать их в свое местное кафе?».

Уникальная программа позволяет людям сократить количество отходов, предназначенных для свалки и также наслаждаться любимыми напитками.

Лингвоцид

за четверть века "новой языковой политики" Украина провалилась в глобальную культурную пропасть

Алексей Анпилогов

Уничтожение русских на Украине: язык как маркер

Русские на Украине. Или, как теперь пытаются заставить всех говорить, в нарушение традиционных норм русского (да и украинского) языка, — "в Украине". Этот сюжет отдаётся болью в сердце любого русского человека вот уже целую четверть века. И здесь нет никакой "потерянной империи" или "великорусского шовинизма", о которых любят кричать националисты всех мастей и расцветок, но есть поломанные судьбы и разрушенные жизни миллионов русских, которые остались за пределами границ новой постсоветской России. И теперь, фактически, стали заложниками геополитики — и "неугодным элементом" для новых национальных республик, образовавшихся на обломках СССР.

Лингвоцид: краткое пособие от украинского националиста

Определение лингвоцида, или же, в буквальном переводе на русский, "языкоубийства", принадлежит Ярославу Рудницкому, украинскому канадскому лингвисту и, одновременно с этим, "премьер-министру Украинской народной республики в изгнании (1980—1989)". Интересна биография Рудницкого. Родился он на территории Западной Украины, в городе Перемышле. Родной город Рудницкого своей историей буквально отразил все шатания западных украинцев между европейскими "центрами силы": основан как город киевским князем Владимиром Святославовичем, во время монгольского нашествия завоёван Польшей, окатоличен, долгое время был приграничной крепостью Австро-Венгрии; потом, во время Первой мировой войны, был ненадолго занят русскими войсками, вскорости снова потерян во время немецкого наступления, попал в состав Второй Польской республики, после её разгрома гитлеровской Германией отошёл к СССР, по итогам Второй мировой войны окончательно передан Польше.

Неудивительно, что вместе с метаниями западных украинцев, попавших в жернова европейской истории, метался и наш герой. Молодой Рудницкий состоял в "Пласте" — украинской националистической скаутской организации, в членах которой отметились и Роман Шухевич, и Степан Бандера. Окончил университет во Львове, там же в 1937 году получил степень по философии. В 1938 году молодой Рудницкий переехал в нацистский в то время Берлин, где работал вплоть до 1940 года, после чего примкнул к Украинскому свободному университету (УСУ), организованному в оккупированной Праге.

Взаимоотношения УСУ с нацистами были весьма сложными: университет рассматривался Германией как нежелательный пережиток прошлой политики Чехословакии по поддержке украинской эмиграции. Тем не менее, УСУ спокойно пережил Вторую мировую войну, а в 1945 году переехал в Мюнхен, в американскую зону оккупации. США, в отличие от нацистской Германии, не испытывали никаких предубеждений против украинских "унтерменшей", предпочитая использовать их как оружие в борьбе против Советского Союза.

Судя по всему, именно тогда началось сотрудничество Рудницкого с американцами. В 1949 году Рудницкий переезжает в канадский Виннипег, основывая отдел украинистики в Манитобском университете. Во время руководства отделом он развернул активную политическую деятельность, добиваясь особого статуса украинского языка в Канаде. В частности, в 1967 году он добился того, что украинский язык и другие языки меньшинств были признаны официальными языками для территорий Канады, где таковые меньшинства составляли более 10% местного населения. В том же 1967 году Рудницкий ввёл в научный оборот и сделавший его известным термин "лингвоцид". Согласно принятому теперь определению, лингвоцид — это комплекс мер административно-политического, а также экономического характера, направленных на искоренение языка, обычно в регионах его исконного и исторического распространения. Впоследствии определение лингвоцида было включено в документы ООН, которые приравняли насильственное изменение языковой идентичности к геноциду. Обычно в случае лингвоцида доминирующая бюрократическая машина государства довольно лояльно относится к сохранению этнических, культурных или религиозных элементов при подавлении языка — однако вполне может сочетать все эти элементы для полного искоренения неугодной ей идентичности и "перепрошивки" своих граждан на нужный языковой, культурный и религиозный стандарт.

Лингвоцид русских на Украине: идеология

Конечно же, любой украинский националист, кроме совсем уж отмороженных праворадикалов, ни в коем случае не признается в использовании украинской государственной "машины" для насильственного уничтожения русской идентичности — как в языковом, так и шире того — в культурном смысле.

Манипулирование данными социологических опросов, фальсификация данных в рамках переписи населения, существующая политика замалчивания, а то и просто извращения повестки русского языка в украинских СМИ — всё это должно стать не более, чем "фиговым листком" для максимально жёсткого и однозначного курса государственной политики Киева на создание невыносимых условий для носителей русского языка. По определению одного из наиболее одиозных представителей украинского национализма, чьё имя не стоит рекламировать в нашей статье, "русский язык должен занять своё законное место — в туалете; а вот даже на кухнях между собой наши граждане должны говорить на украинском".

Такой радикальный подход — один из краёв украинского спектра отношения к русскому языку. Второй его край наглядно обозначил украинский писатель Андрей Курков, который призвал объявить русский язык на Украине "украинской культурной собственностью" и взять под "филологический контроль". По мнению Куркова, необходимо создать какой-то мифический "украинский русский язык", который позволит использовать его носителей в качестве тарана против "российского самодержавия".

Как видите, запрограммированный выбор для русских и русскоязычных на Украине в представлении украинских националистов различных оттенков весьма невелик: или же просто языковая смерть, о которой и говорит определение лингвоцида, или же — использование его носителей для борьбы с Россией, причём использование в буквальном смысле "до последнего русского".

Создание такой идеологической платформы для уничтожения, будь то медленного или быстрого, русского языка и "перепрошивка" его носителей — это альфа и омега для любого украинского националиста. Но откуда берётся такая звериная ненависть к русскому языку и к русским? Ведь, на деле, такой подход разрушает в первую очередь саму Украину! Миллионы граждан страны как бы "зависают" между двумя языками, по-прежнему общаясь между собой на русском, и лишённые свободного доступа к научным и техническим знаниям, русской "культурной матрице", включаются в украинское языковое поле — минимально, так как его наполнение им представляется и чуждым, и малозначительным.

В чём же состоит замысел идеологов русского лингвоцида на Украине, и является ли это чисто украинским изобретением и начинанием?

Лингвоцид: глобальный аспект

Неустранимой проблемой украинского национализма, как и всех "малых" национализмов второй половины ХХ века является их несводимое родимое пятно: никто из них просто не успел к настоящему, "взрослому" национализму, который смогли привнести в мир Великобритания и Франция, Германия и Россия, США и Япония.

Все эти мировые державы в той или иной степени прошли горнило национализма ещё в середине XIX века, и к началу ХХ века угодили уже в следующую стадию цивилизационного развития — имперскую. Именно имперская стадия, этот удивительный этап "сплава непохожего" позволил поднять голову национализму малых народов Европы, да и всего мира.

Ни германская, ни австро-венгерская, ни российская (а потом советская) империи не видели в национализме своих малых народов ничего плохого — ровно до тех пор, пока он не начинал разрушать имперский порядок и влиять на саму структуру государства. Поэтому-то и выходит, что все нынешние доморощенные украинские националисты были поголовно или комсомольцами или же членами КПСС: их в советское время использовали для будничного имперского строительства, предпочитая закрывать глаза на их мелкие "странности".

Однако проблемой стало то, что сами индустриальные империи попали в кризис в конце ХХ века, вступив в противоречие с новым формирующимся укладом — глобальным. Глобализм как течение возник сразу после Второй мировой войны, породив сразу два проекта: американский "мир объединённых корпораций" и европейский мир "объединённых наций".

Старая максима "враг моего врага — мой друг" была сполна использована глобалистами против классических империй. Новый, местечковый национализм стал поднимать голову везде: в Африке и в Юго-Восточной Азии, на Ближнем Востоке и на просторах деградировавшего в конце своего существования СССР. Уход Франции из Алжира, уход Великобритании из Южной Родезии и ЮАР или же уход России с Украины можно подвергнуть простому сравнительному анализу — и везде найти одни и те же сюжеты.

Переход к стадии картонного "национального строительства" происходил везде по одним и тем же странным лекалам. Квалифицированные имперские кадры во всех сферах тут же замещались "национальным элементом" различной степени некомпетентности. Уход из публичной сферы имперского, "большого" языка приводил обычно к чудовищной деградации культурной, научной, социальной и технической сферы. В случае с Украиной такой подход выразился в известном перечне "национальных" ценностей: тын, глечик, вышиванка и рушник (забор, кувшин, крестьянская рубашка и полотенце), — которые показывали уровень понимания современного мира в представлении украинских националистов.

Интересно в данном плане невольное сравнение с Россией: здесь лапти, балалайку, косоворотку или самовар никто не считает признаками нынешней "русскости", предпочитая в качестве символов нынешней России использовать куда более современные предметы, а не лубочную "клюкву" из прошлых и позапрошлых веков.

Впрочем, такой подход, если его рассмотреть через призму глобализма, оказывается весьма продуктивным. Такая полуразрушенная и перепаханная лингвоцидом территория (а назвать это образование государством как-то и язык не поворачивается), сразу же попадает в тотальную зависимость от глобальных систем. Имея собственные структуры на уровне "добротного конца XVIII века", а то и местами — куда хуже, нынешняя Украина как пример оказывается в полной политической и экономической зависимости от ЕС и США — не имея ни собственного будущего, ни собственной исторической судьбы после искомого часа икс, когда во главу националистического тупикового угла был поставлен отказ от русского языка.

Лингвоцид: последствия

Конечно же, изменение языкового ландшафта — это дело отнюдь не одного десятилетия. Демографические и языковые процессы достаточно инертны — например, сейчас на территории Украины ещё "рулят" в основном выпускники советской системы образования. Поэтому-то на Украине ещё не взлетают на воздух химические заводы или атомные станции, массово не падают самолёты и не сходят с рельс поезда. Хотя, надо сказать, что первые "звоночки" в такого рода сюжете мы уже наблюдаем — достаточно лишь внимательно прочитать ленту новостей об очередных происшествиях на просторах "незалежной".

Однако надо сказать, что в другой, более чувствительной и нежной, сфере Украина уже сполна получила все негативные эффекты от такой самоубийственной политики в сфере языка. Вам знакомы известные украинские театральные постановки? Произведения новой, независимой украинской литературы? Украинские кинофильмы мирового уровня? Наконец, ёлы-палы, украинские изобретатели и учёные?

Скажем просто: за прошедшие четверть века "новой языковой политики" Украина просто провалилась в глобальную культурную пропасть. Большая часть из того, что реально стоит упоминания в культурном плане, создана в стране русскими и на русском языке даже сегодня. А вот украинское культурное поле скорее напоминает заброшенный пустырь, по которому ветер гоняет грязные и рваные листки каких-то скучных и унылых заметок. В большинстве случаев — не интересных не то что читателям, но даже и самим авторам, которые творят их скорее из-за "вовлечённости в процесс", а не с вдохновением или с внезапно пришедшей музой.

Украинская культура и наука стали явлениями глубоко вторичными, не имеющими собственного наполнения и смысла. Результат достаточно запрограммированный, ожидаемый — но никогда не провозглашавшийся в начальной идеологической платформе. Как мы помним, четверть века на Украине националисты бредили "второй Францией", только вот по факту получили ухудшенную копию какой-нибудь африканской Зимбабве (бывшей Южной Родезии). Белых фермеров в Родезии или "русских колонизаторов" на Украине успешно выгнали, но тут же выяснилось, что национальная экономика без них "не работает". А национальная культурка так и вовсе — катится в тартарары.

Опять-таки, возвращаясь к идеологическому наполнению, разница между глобалистскими элитами Лондона, которые пятнадцать лет не признавали Родезию Яна Смита, но сразу же признали Зимбабве Роберта Мугабе, — и глобалистскими элитами в Москве, которые до сих пор говорят о каких-то "партнёрах" в Киеве, — минимальна. Нынешняя Россия столь же больна вирусом глобализма, как и лондонский Сити. Ведь для известной российской корпорации сохранность газопровода через территорию Украины является гораздо более весомой величиной, нежели сохранность или просто элементарное выживание русской и русскоговорящей общины. А Сбербанк России добровольно, по первой готовности готов докапитализировать свои "дочки" на Украине и косвенно финансировать украинскую войну против русских Донбасса — но в то же время лживо продолжает рассказывать, что не имеет возможности предоставлять свой сервис на территории российского Крыма.

Конечно, российских глобалистов на этом пути ждёт ожидаемая расплата — никто на Западе не рассматривает Украину как будущую глобальную вотчину Газпрома или Сбербанка. Скорее, незадачливых российских нуворишей при первой возможности выбросят из Украины, ещё и обеспечив позорную конфискацию всех активов. Как это уже, кстати, и происходит в случае упомянутых компаний. Но первыми пострадавшими, конечно же, будут отнюдь не эти "жирные коты", но — русские Украины, которые живут в состоянии лингвоцида уже не первое десятилетие.

Может ли Россия защитить русских?

Ситуацию, которую сегодня мы видим на Украине, уже отнюдь не решить "одним взмахом сабли". Если, конечно, вдруг не произойдёт чудо — и в Москве не появится единое мнение в вопросе Украины как имперской территории, ушедшей в сепаратное плавание. Но даже в этом случае, как показывают множественные примеры нового и новейшего времени, у России будет масса врагов в реализации такого силового подхода и, что гораздо важнее, — ноль союзников. Решения 1991 года никто не даст отменить "просто так" — за наши красивые голубые глаза или по причине величия русского языка.

Но, как показывает история, даже в нынешнем положении "независимой Украины" есть своя слабость. Аналогичный украинскому языковый подход по изменению языкового "ландшафта" уже не раз применялся в мировой практике. Наиболее наглядно он был оформлен в случае двух языков современной Норвегии: букмола (датско-норвежского) и нюнорска (новонорвежского).

Букмол (норв. "книжная речь") — это стихийно "норвегизированный" датский язык, аналог украинского суржика, во многом унаследовавшего нормы русского языка. Причём, как и в случае суржика, букмол имел давние исторические связи с Данией, а также испытал влияние Нового времени, когда южная часть Норвегии находилась под властью Дании. Известные норвежские писатели Генрик Ибсен и Бьёрнстьерне Бьёрнсон творили именно на букмоле, ничуть не стесняясь его датского прошлого.

В конце XIX века на волне собственной "украинизации" Норвегия тоже пошла на насильственное внедрение новой лексики и грамматики, взяв за основу сельские западнонорвежские диалекты. На их основе был создан во многом искусственный язык нюнорск (норв. "новонорвежский"). Впрочем, в истории Норвегии всё-таки не было попыток насильственной "норвегизации": начиная с 1915 года язык обучения в школах выбирается на общем голосовании совершеннолетних жителей местной коммуны.

Единственный краткий период насильственного внедрения нюнорска пришёлся на период нацистского режима Видкуна Квислинга в Норвегии во времена Второй мировой войны, когда доля преподавания нюнорска в школах составила около 34%. По иронии судьбы, в политике насильственной "норвегизации", проводимой режимом Квислинга, приняла самое активное участие его жена, Мария Квислинг (в девичестве — Пасечникова), которая была… уроженкой Украины, родом из Харькова.

Нынешнее же состояние новонорвежского весьма показательно — на сегодня он преподается в 15—17% норвежских школ, а языковая среда Норвегии в основном базируется на букмоле. Хотя жители страны в целом понимают "экспериментальный" язык, ставший частью норвежской идентичности. Во многом победа букмола произошла как из-за позиции Дании, защищавшей этот вариант норвежского языка, так и по выбору самих жителей Норвегии: в Скандинавии всё-таки здравый смысл победил — в отличие от украинских чернозёмов.

Именно на воплощение такого рода сценария и надо постоянно работать России на территории Украины. У нас есть свой "букмол" для неё — русский язык, который имеет куда меньшие отличия для случая Украины и России, нежели это наблюдалось для датского и старонорвежского языков. "Филологический контроль" русского языка — это прерогатива исключительно русских людей и России, никакой внешней рамки политического, бюрократического или государственного контроля над ним допускать нельзя ни в коем случае. В этом плане для российских политиков должна стать образцом реакция Венгрии на новый закон об образовании на Украине. Будапешт пошёл на радикальное ухудшение своих взаимоотношений с НАТО и ЕС — но чётко дал понять, что ни с какими проявлениями лингвоцида он не согласен в принципе. И только украинские венгры могут определять, на каком языке будут учиться их дети — и где и как они будут жить.

Именно такой подход стоит проповедовать России по отношению к украинским, среднеазиатским или прибалтийским националистам. Те русские, которые хотят уехать, — должны иметь возможность вернуться в Россию не как гастарбайтеры или бесправные мигранты, а как репатрианты и возвращающиеся на родину соотечественники. Тех же, кто вопреки внешнему давлению своих государств (которое никуда не денется) решат остаться, надо всячески поддерживать — как на уровне Российского государства, так и в виде целевых программ помощи.

Быть русским на Украине должно стать престижно — начиная от возможностей к образованию и работе в России и заканчивая участием в общем культурном и социальном пространстве. И, если вам кто-нибудь из "упоротых" украинских националистов скажет, что "русских на Украине слишком мало", то приводите им определение лингвоцида их кумира Ярослава Рудницкого и скромно упоминайте, что именно он добился того, что в Канаде даже 10% жителей той или иной территории имеют при желании право на полную языковую автономию.

В противном случае — просто посылайте их в Зимбабве, к наследникам товарища Мугабе. Они научат их, как бороться с "имперскими колонизаторами".

Украина. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > zavtra.ru, 11 июля 2018 > № 2674387 Алексей Анпилогов

Киев ждет встречи Путина и Трампа

Порошенко пожелал Трампу вернуть Путина на «верный путь»

Президент Украины Петр Порошенко призвал главу Белого дома Дональда Трампа «вернуть на верный путь» российского лидера Владимира Путина в ходе двусторонней встречи в Хельсинки. Между тем, политологи считают, что итог встречи глав двух государств может быть не столь хорошим для Украины, как того ждет Порошенко.

Президент Украины Петр Порошенко заявил, что он так же, как Москва и Вашингтон, ждет встречи главы Белого дома Дональда Трампа с российским лидером Владимиром Путиным в Хельсинки.

«Я желаю господину Трампу успеха в его усилиях, чтобы вернуть Путина на верный путь. Зная его, как я уверен, что он ждет нашего поражения. Но это не наш вариант, и никогда им не будет», — цитирует Порошенко его пресс-служба.

Он также выразил уверенность в том, что лидеры двух государств, пребывая в финской столице, услышат «мощный сигнал, который направит Украина, приглашенная на саммит НАТО на этой неделе».

Дональд Трамп накануне отъезда в европейское турне рассказал журналистам, что приготовил подарок для Владимира Путина. Трамп добавил, что сам подарок станет известен общественности после того, как он вручит его российскому лидеру.

«У меня действительно есть маленький подарок для него (Путина. — «Газета.Ru»), но вы узнаете, что это за подарок, только когда я его вручу», — сказал американский лидер.

Он также предположил, что встреча с Путиным может стать «самой легкой» частью его поездки в Европу, которая началась 10 июля.

«Итак, мне предстоят саммит НАТО, Великобритания, которая в некоторой степени находится в кризисе, и Путин. Честно говоря, Путин может стать самой легкой частью», — сказал глава Белого дома журналистам.

Израильский политолог Яков Кедми считает, что итог встречи Путина и Трампа может быть не столь хорошим для Украины, как того ждет Порошенко, передает ФАН.

«Большую роль сегодня для Киева имеет предупреждение российского лидера, который ранее заявил, что в случае провокаций во время мундиаля, государственность Украины окажется под вопросом. После слов Путина, Киев замолчал. Только перепуганный Порошенко позвонил по телефону выяснить подробности, а ему объяснили: сиди тихо», — сказал эксперт.

Украинский политолог Григорий Перепелица считает, что в ходе встречи Трампа с Путиным сторонами будет решен вопрос по Крыму, и интересы Киева при этом учитываться не будут.

«Трамп назвал Крым разменной монетой не случайно, ведь именно по этому вопросу будет строиться диалог лидеров двух стран на предстоящей встрече. США не учтут интересов Украины по вопросу Крыма», — сказал аналитик.

По мнению украинского политолога Андрея Бузарова, урегулирование ситуации в Донбассе и неэффективность процесса переговоров сторон конфликта на юге Украины станут одной из ведущих тем саммита Россия — США.

«Эффективных переговорных площадок по Донбассу не существует. Только Америка и Россия способны изменить эту ситуацию», — указал эксперт.

По его мнению, помимо Донбасса на обсуждение будут вынесены политическая ситуация на Украине и предстоящие в 2019 году президентские выборы. Российский политолог Алексей Мартынов уверен, что встреча в Хельсинки может привести к новым договоренностям по Украине, что заставляет нервничать Порошенко.

В июле прошлого года президент Владимир Путин на итоговой пресс-конференции саммита G20 в Гамбург заявил, что у Украины на сегодняшний день остался лишь один товар — русофобия и отдаление от России.

«У них остался только один товар, которым они успешно торгуют, — это русофобия. И еще они торгуют политикой разделения России и Украины, растаскиванием народов двух государств. Но я думаю, что это когда-нибудь закончится. Мы, во всяком случае, заинтересованы в том, чтобы такая ситуация закончилась как можно быстрее», — заявил российский лидер.

В рамках того же саммита 8 июля прошла встреча Владимира Путина, канцлера Германии Ангелы Меркель и президента Франции Эммануэля Макрона. Этот разговор журналисты разных стран еще заранее назвали переговорами усеченного «нормандского формата», поскольку в центре внимания лидеров трех государств, как ожидалось, должно было стать урегулирование конфликта в Донбассе.

При этом Петр Порошенко не участвовал в беседе, поскольку Украина не входит в «большую двадцатку», и сам Порошенко не получил приглашения поучаствовать в саммите.

Действительно, Путин обсудил со своими европейскими коллегами «ситуацию на Украине и пути ее урегулирования», говорилось на сайте Кремля. Тема Украины поднималась и во время первой встречи Путина и Трампа на данном саммите. В это время в Киев нанес визит тогдашний госсекретарь США Рекс Тиллерсон, передает НСН.

«Тиллерсон срочно отправился в Киев успокаивать Порошенко после 2-часовой беседы Путин — Трамп. Пусть захватит валидол: в Киеве нервничают очень», — так прокомментировал происходящее член Совета Федерации Алексей Пушков.

«Они подкупают»: почему Греция высылает дипломатов России

МИД: Москва даст зеркальный ответ на высылку дипломатов из Греции‍

Власти Греции высылают двух российских дипломатов, еще двум запрещен въезд в страну. По данным местных СМИ, Афины обвиняют россиян в попытках вмешательства во внутренние дела Греции. В МИД России заявили, что ответят на действия Афин зеркально.

Правительство Греции выслало двух российских дипломатов, а еще двум запретило въезд на территорию страны, сообщает афинская газета Kathimerini. По данным издания,

Афины обвиняют дипломатов из Москвы в попытках вмешательства во внутренние дела Греции и «нелегальных действиях, подрывающих национальную безопасность».

Дипломатов обвиняют в попытках распространения дезинформации, а также в подкупе государственных чиновников. Попытки подкупа также не удались — причем совершались они как на уровне местных властей, так и государственного аппарата Греции. В публикации отмечается, что подпольная деятельность, вероятно, связана с «тайными сношениями» Афин и Москвы на протяжении последних двух лет на фоне «общей обстановки в мире в сфере безопасности».

Один из выдворенных дипломатов, по данным Kathimerini, — Виктор Яковлев, однако это имя не фигурирует в списке дипломатического персонала российского посольства на сайте миссии.

В статье отмечается, что выдворение Афинами россиян — не «гром среди ясного неба», а «ответ на ряд шагов РФ по расширению влияния в Греции». По данным источников в дипломатических кругах,в деле фигурирует Императорское православное Палестинское общество — гуманитарная организация, возглавляемая генерал-полковником Сергеем Степашиным, экс-главой Федеральной службы контрразведки РФ и первым директором ФСБ.

При этом власти Греции подчеркивают, что хотят поддерживать добрые отношения с Россией и будут продолжать продвигать дружбу между двумя народами — на условиях взаимного уважения суверенитета и независимости стран.

Кроме того, Афины стараются вести себя осторожнее в отношениях с Москвой — особенно на фоне дела об отравлении Скрипалей в британском Солсбери, говорится в статье. К примеру, Греция не стала выдворять российских дипломатов после этого скандала — когда многие другие страны ЕС решили выслать сотрудников дипмиссий РФ.

Еще до начала взаимных выдворений, премьер-министр Греции Алексис Ципрас, комментируя решение Европейского союза отозвать посла из России, заявил, что каналы диалога с Россией должны оставаться открытыми.

«Мы на саммите [ЕС в Брюсселе] обсуждали европейско-российские отношения, которые являются особенно сложными после покушения в Солсбери. Я подчеркнул, что это дело должно быть расследовано как можно скорее и в сотрудничестве с Россией. Я указал, что мы должны быть решительными в этом вопросе. В то же время я подчеркнул необходимость всегда сохранять каналы диалога с Россией, мы должны оставлять открытым окно и завершить расследование соответствующей международной организации прежде, чем делать окончательные выводы», — подчеркнул премьер Греции.

Греческое правительство под руководством Алексиса Ципраса старается укреплять контакты с Москвой и открыто критикует санкции ЕС в отношении России, называя их «контропродуктивными».

В Министерстве иностранных дел России заявили, что Москва зеркально ответит на высылку Грецией российских дипломатов, передает ФАН. В ведомстве подчеркнули, что такая реакция на подобные действия иностранных государства — сформировавшаяся ранее практика.

Заместитель председателя комитета Государственной думы по международным делам Алексей Чепа связывает ситуацию с саммитом НАТО в Брюсселе, стартовавшим 11 июля.

«Возможно, это связано с саммитом НАТО, чтобы улучшить свою позицию. Как-то очень странно все это звучит. Греция всегда была дружественной нам страной», — удивился в разговоре с НСН депутат.

США и Саудовская Аравия обсудили поставки нефти.

Американские дипломаты встретились в Джидде с министром энергетики Саудовской Аравии и обсудили вопросы сохранения уровня поставок нефти на фоне введения санкций США против Ирана, заявила официальный представитель госдепа Хезер Науэрт.

"Представители госдепа встретились с саудовским министром энергетики Халидом аль-Фалихом в Джидде, чтобы обсудить сохранение уровня поставки нефти на рынки для избежания волатильности, и обсудить координацию нефтяных санкций США для лишения иранского режима источников финансирования терроризма", — написала Науэрт в Twitter.

Ранее директор по политическому планированию госдепартамента Брайан Хук заявил, что США призывают страны свести до нуля импорт иранской нефти к 4 ноября. После этой даты США начнут вводить санкции против тех, кто этого не сделал.

Иран и "шестерка" международных посредников (Россия, США, Британия, Китай, Франция, Германия) в 2015 году достигли исторического соглашения об урегулировании многолетней проблемы иранского атома: был принят Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), выполнение которого снимает с Ирана экономические и финансовые санкции СБ ООН, США и Евросоюза.

Президент США Дональд Трамп 8 мая объявил, что Вашингтон выходит из соглашения с Ираном по ядерной программе. Трамп сообщил о восстановлении всех санкций против Ирана, в том числе вторичных, то есть в отношении других стран, ведущих бизнес с Ираном. Остальные члены "шестерки" выступили против подобного шага США. Европейские партнеры Вашингтона заявили, что намерены по-прежнему соблюдать условия сделки с Ираном.

Иран пообещал "продать как можно больше нефти" в ответ на санкции США

Вице-президент Ирана пообещал во вторник "продать как можно больше нефти" и защитить банки перед лицом экономических санкций США.

Эсхаг Джахангири заявил, что Вашингтон пытается остановить экспорт нефти, стали и меди из Ирана. "Америка стремится свести продажи нефти в Иране, нашем жизненно важном источнике дохода, к нулю", - сказал он.

"Было бы ошибкой думать, что экономическая война США против Ирана не будет иметь никаких последствий", - добавил Джахангири, сообщает Iran Daily.

Джахангири рассказал, что Министерство иностранных дел Ирана и Центральный банк приняли меры для облегчения банковских операций Ирана, несмотря на санкции США.

Европейские державы, которые все еще поддерживают ядерную сделку, заявляют, что они примут дальнейшие меры, чтобы стимулировать свой бизнес продолжать заниматься с Ираном, хотя ряд фирм уже заявили, что они планируют выйти из этой страны.

Министры иностранных дел из пяти оставшихся стран, подписавших ядерную сделку — Великобритании, Франции, Германии, Китая и России — предложили Ирану в пятницу пакет экономических мер, но Тегеран заявил, что этот пакет не удовлетворяет выгоды Ирана.

"Мы думаем, что европейцы будут действовать так, чтобы удовлетворить иранские требования, но мы должны подождать и посмотреть", - сказал Джахангири.

Он добавил, что давление США на Иран возникло, когда США начали "экономическую войну с Китаем и даже его союзниками", имея в виду торговую напряженность между Вашингтоном и многими его основными торговыми партнерами.

Он также обвинил Вашингтон в попытке использовать экономическое давление для провоцирования уличных протестов в Иране.

Волна антиправительственных демонстраций против экономических трудностей и предполагаемой коррупции охватила города по всей стране в конце декабря и начале января.

Банк ВТБ выиграл аукцион ГУП "Московский метрополитен" на предоставление услуги по бесконтактной оплате проезда. Об этом говорится в сообщении банка.

Сервис распространяется более чем на 1 тыс. турникетов на всех 215 станциях столичного метро. Новые устройства планируется установить до ноября 2018 года.

Сервис по бесконтактной оплате проезда позволяет совершить поездку, не покупая билет в кассе. Пассажиру достаточно приложить карту или смартфон, поддерживающий опцию PAY, к считывающему устройству турникета. После этого с карты спишется сумма, эквивалентная стоимости поездки в метро. Для успешного проведения операции необходимо иметь на своём счёте достаточно средств.

Помимо турникетов возможность бесконтактной оплаты проезда реализована в московском метрополитене во всех кассах и аппаратах по продаже билетов - в настоящее время это более 2.3 тыс. устройств. Кроме того, приобрести проездные билеты в кассах метро пассажиры могут с помощью смартфонов или электронных часов с технологией NFC.

На сегодняшний день в московском метрополитене также функционирует более 250 банкоматов банка, в которых доступна оплата порядка 200 услуг. Помимо внесения и снятия наличных, клиентам доступны различные виды переводов, в том числе погашение кредитов ВТБ и других банков, оплата коммунальных услуг, транспортных штрафов, налогов, пополнение карты "Тройка".

Группа ВТБ - российская финансовая группа, включающая более 20 кредитных и финансовых компаний, работающих во всех основных сегментах финансового рынка. В странах СНГ группа представлена в Армении, на Украине, в Беларуси, Казахстане, Азербайджане. Банки ВТБ в Австрии, Германии и Франции работают в рамках Европейского субхолдинга во главе с ВТБ Банк (Австрия). Кроме того, группа имеет дочерние и ассоциированные банки в Великобритании, на Кипре, в Сербии, Грузии и Анголе, а также по одному филиалу банка ВТБ в Китае и Индии, два филиала ВТБ Капитал Plc в Сингапуре и Дубае.

Московский метрополитен начал работу 15 мая 1935 года. Его доля в перевозке пассажиров среди предприятий городского пассажирского транспорта столицы составляет 56%.

Средняя дальность одной поездки в метро составляет около 14.6 км, ежедневно услугами метрополитена пользуются более 8 млн пассажиров.

Каждый день по линиям метрополитена пропускается более 10 тыс. поездов. Средняя эксплуатационная скорость поездов Московского метрополитена (с учётом остановок) составляет около 41.61 км/ч. При этом обеспечивается регулярность движения поездов с минимальным интервалом - 90 секунд.

За последние несколько лет продажа яблок значительно увеличились из-за повышенного спроса в основном на азиатском рынке. Среднегодовые темпы роста достигли 3,5% за последние 9 лет. Как следствие, мировое производство яблок составило 89,3 миллиона тонн, что на 2,5 миллиона больше, чем в 2015 году.

Данные взяты из доклада «Мир: Рынок Яблок. Анализ и Прогноз до 2025 года», недавно опубликованного «ИндексБокс», из которого также следует, что производство яблок в Аргентине и близко не достигает объемов производства стран-лидеров, одной из которых является Чили.

Обгоняют по этому показателю Чили только Китай, США, Италия и Польша с совокупным объемом экспорта 764 000 тонн в 2016 году. Именно в этом году, согласно данным Министерства Агропромышленности, объем экспорта Аргентины составил 90 942 тонны, что на 14% меньше, чем в 2015 году (106 300 тонн). В прошлом году экспорт Аргентины продолжал падать, достигнув лишь 77 658 тонн (-14,6%). В 2013 году страна экспортировала 163 598 тонн.

Потеря рынков, снижение конкуренции и рост издержек отчасти объясняют кризис, в котором находится национальное производство фруктов (в особенности груш и яблок) в последнее время. В период с 2007 до 2016 год такие страны, как Польша (9,4% в год), США (5,5% в год), ЮАР (4,8% в год) были основными поставщиками с наиболее высокими темпами роста производства. Это обуславливается возросшим азиатским спросом, который стимулировался ростом налогов и городского населения, а также программами коммерциализации для продвижения здорового и сбалансированного питания. Доклад прогнозирует рост производительности на 2% ежегодно в течение 9 лет (с 2016 до 2025), полагая, что совокупный объем производства достигнет 107 миллионов тонн в 2025 году.

Из-за большой территории, высокой численности населения и благоприятных климатических условий Китай является мировым лидером в этой отрасли, достигнув производства в 44,4 миллиона тонн в 2016 году, что составляет почти 50% от общемирового производства. Далеко позади остались США (5%), Польша (4%), Турция (3%), Индия (3%), Иран (3%), и Италия (3%). От этого общего количества около 10% продукции экспортировалось. В докладе утверждается, что высокая интенсивность торговли объясняется необходимостью в импорте продуктов, местное производство которых недостаточно, особенно вне сезона. Денежный объем экспорта в 2016 году составил 7229 миллиона долларов.

Наиболее значимыми импортерами являются Россия (790 000 тонн), Германия (602 000 тонн), Белоруссия (599 000 тонн), Великобритания (398 000 тонн), Египет (354 000 тонн), США (333 000 тонн) и Испания ( 250 000 тонн). С точки зрения потребления лидирует Китай (48%), затем США (4%), Индия (3%), Турция (3%), Иран (3%), Польша (3%) и Россия (3%). Однако если рассчитывать этот показатель на душу населения, то в 2016 году первое место займет Польша (67 кг/год), второе – Турция (35,4 кг/год) и третье – Иран (34,7 кг/год). Средний мировой показатель составит 12,2 кг/год.

«Эль Крониста»

Постамериканская глобализация мировой экономики в эпоху Трампа

Почему всем станет хуже

Адам Позен – президент Института мировой экономики Петерсона.

Резюме США слишком доминировали в некоторых сферах мировой экономической дискуссии и не хотели позволить другим странам помогать им в определении актуальной повестки дня. Но гораздо хуже неяркого лидера тот, кто вообще отказывается от своей роли или даже активно работает над подрывом ценностей системы.

После Второй мировой войны Соединенные Штаты приступили к созданию мирового экономического порядка, основанного на либеральных ценностях свободной торговли и власти закона. На протяжении следующих нескольких десятилетий система, поддерживаемая силой США и ее растущей легитимностью среди других стран, не позволял большинству экономических споров перерасти в разрушительные торговые войны, не говоря уже о военном конфликте. Даже самые маленькие и бедные страны могли развивать социально-экономический потенциал и не беспокоиться по поводу хищнических инстинктов более сильных соседей. Порядок, созданный и ведомый США, во многом освободил мировую экономику от страха и привел к тому, что рыночные решения стали приниматься по деловым соображениям, а не вследствие запугивания.

Сегодня такой порядок под угрозой. Президент Дональд Трамп отверг идею о том, что все экономики мира выигрывают, следуя правилам. Вместо этого он решил, что «ставить Америку прежде всего» означает отказ от предположительно невыгодных сделок и соглашений, на которых, как ему кажется, основана система. Трамп пока не реализовал самые разрушительные свои идеи. Однако ущерб уже очевиден. Его администрация стреножила Всемирную торговую организацию, поощрила Китай и другие автократические режимы в их нажиме на более мелких и слабых соседей, требуя от них экономической лояльности, перечеркнула соглашения о наказании за уклонение от налогов и об изменении климата и подтолкнула даже основных американских союзников к тому, чтобы вести переговоры о свободной торговле и трансграничных инвестиционных сделках без участия Вашингтона.

Если Соединенные Штаты продолжат отказываться от экономического лидерства, то обрекут остальной мир и себя самих на большие страдания. Если администрация Трампа не развяжет полномасштабную торговую войну, последствия наступят не сразу. Однако последовательное самоустранение США неизбежно приведет к замедлению темпов экономического роста, а быть может, и к его полной остановке. В результате воцарится хаос, который поставит под угрозу экономическое благополучие людей во всем мире, поскольку они будут более уязвимы для хищнической политики, проводимой некоторыми странами, и конфликтов, которых не знали уже несколько десятилетий.

Добро пожаловать в клуб

Один из важных уроков экономической истории заключается в том, что запугивание не способствует процветанию. Надлежащие институты – власть закона, прозрачные права собственности, стабильный обменный курс, эффективное собирание налогов, обеспечение общественных благ, меры противодействия официальной коррупции – фундаментальные предпосылки устойчивого экономического роста. Конечно, не следует преувеличивать выгоды этих институтов. Они не приводят автоматически к процветанию или демократической свободе. Но без них долгосрочные сбережения и инвестиции, образующие основу роста, не могут поддерживаться.

Лучше всего порядок, базирующийся на правилах, можно представить в виде клуба, члены которого отстаивают общие убеждения и ценности: способность экспортировать, импортировать и инвестировать в рынки всего мира не определяется военной мощью или структурами альянса; экономический рост других стран следует приветствовать, а не воспринимать как угрозу; права собственности должны быть защищены от посягательства, экспроприации и воровства; нужен также беспрепятственный обмен технологиями при условии их защищенности патентами и торговыми марками. В совокупности перечисленные ценности создают основу для устойчивых инвестиций и деловых отношений, а также роста личных доходов.

Клуб предлагает общие инструменты, собирая со всех членов пошлины. Они начинаются с организаций, созданных на Бреттон-Вудской конференции 1944 г., таких как Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ) и Всемирная торговая организация (ВТО), хотя последняя меняла название, но выходят далеко за их рамки. Порядок предусматривает общие принципы заключения сделок, конвертации валют, выставления счетов в общепризнанных валютах, а также правила взыскания пошлин и таможенных сборов. Он создает форумы, на которых эксперты могут обсуждать специальные темы, а также группы, разрабатывающие международные стандарты, такие как Корпорация по присвоению имен и номеров в Интернете (ICANN). Важно то, что в инструментарии этого клуба имеются также договоры об урегулировании международных коммерческих споров. Клуб также предусматривает взаимное страхование от техногенных и природных катастроф. Частично оно осуществляется в виде помощи в развитии и во время бедствий, преимущественно предоставляемой более бедным странам, но также предполагает сотрудничество в период финансовых кризисов или экономической депрессии, которые могут иметь место, коль скоро все сообщество не станет совместно трудиться над решением проблем, даже если изначально они затрагивают только одного члена. Важную роль в тушении финансовых пожаров играет ликвидность, предоставляемая Федеральным резервом США в случае катастроф.

Клубная аналогия несовершенна. Хотя членами являются национальные государства, за каждым из них стоят миллионы людей, домохозяйств и предприятий. Именно они, а не правители мира, являются конечными бенефициарами глобального экономического порядка. И именно это придает либеральному порядку этический и нравственный вес.

Лидерство ради общего блага

Все эти атрибуты?– во многом следствие лидерства Соединенных Штатов. Но, если США председательствуют в клубе, это не означает, что они могут отдавать команды или требовать лояльности. Вашингтон не способен заставить какое-либо государство вступить в клуб; он лишь может сделать членство более привлекательной альтернативой, нежели пребывание вне. Он также не может накладывать ограничения на действия правительства государства-члена в своей стране или в областях, которые не регламентируются ценностями существующего мирового порядка, за исключением угрозы исключить данную страну из общей системы. Но, если подобные угрозы звучат слишком часто или кажутся слишком произвольными, другие члены будут опасаться за свой статус и объединятся для сопротивления давлению США. Наконец, Соединенные Штаты могут собирать клубные пошлины лишь в той степени, в какой члены считают это членство стоящим, при условии, что и другие платят справедливую долю. Эта реальность противоречит широко распространенному, но неверному мнению, будто США обеспечивают общемировые общественные блага, которыми другие безвозмездно пользуются, не говоря уже о точке зрения Трампа, будто мировой порядок держит американских избирателей за дураков.

На самом деле Соединенные Штаты обеспечивают лишь два важных аспекта экономического порядка. Во-первых, Вашингтон развертывает зонтик безопасности и ядерного сдерживания над своими союзниками. Во-вторых, американская армия гарантирует беспрепятственную навигацию в морском и воздушном пространстве в коммерческих целях при условии соблюдения некоторых международных правил, устанавливаемых преимущественно Соединенными Штатами. И то и другое – классические общественные блага, поскольку их обеспечивает одна сторона – США, которая может делать это, по сути, единолично, тогда как все другие страны от этого выигрывают, независимо от того, вносят они какой-то вклад в мировую систему или нет. Фактически, если говорить об остальных организациях мирового порядка и выгоде от них, то американцы сами нередко пользуются ими бесплатно в последние годы. Зачастую они не платят своевременно пошлины и взносы в международные организации, как это делают другие. Тратят гораздо меньший процент своего ВВП на помощь, чем другие богатые страны. Не реагируют адекватно на изменение климата, тогда как другие государства начали переход к «зеленому» росту. Соединенные Штаты вели себя безответственно, практически полностью отказавшись от регулирования финансового сектора и рынка ипотечных ценных бумаг, хотя оказывали давление на другие страны, чтобы те снизили темпы экономического роста ради общей стабильности.

Эта реальность противоречит озабоченности Трампа, выраженной в лозунге «Америка прежде всего». США нередко получали поблажку, и им разрешалось не выполнять многие обязательства именно потому, что они руководят всей системой, а другие страны хотят, чтобы Вашингтон и впредь это делал.

До сих пор выгоды от американского лидерства были достаточно велики, поэтому прочие страны готовы иногда закрывать глаза на некоторое лицемерие Соединенных Штатов. Но если США перейдут от эпизодической «бесплатной езды» к демонстративному нарушению правил, вся система окажется под угрозой. Американцы должны иметь желание руководить системой, а остальные – добровольно давать им на это мандат.

Таким образом, лидерство Соединенных Штатов не есть неизбежное следствие сравнительного размера американской экономики и армии. В течение последних 70 лет оно сохранялось, хотя доля мирового ВВП, производимого американской экономикой, снизилась с 50% до 25%. Политикам не следует опасаться, что Китай или ЕС заменят Вашингтон в качестве лидера мировой экономики, когда их экономика превзойдет экономику США.

До тех пор пока американская экономика останется очень большой (в чем можно не сомневаться), в авангарде технологического прогресса (что весьма вероятно), и Соединенные Штаты сохранят приверженность ценностям, привлекательным для всего мира, страна и дальше будет способна к лидерству. Это признание общей привлекательности либерального порядка, основанного на правилах, и способности Вашингтона позиционировать себя как лучшую из всех альтернатив. Благодаря этому лидерство США так охотно поддерживается мировым сообществом.

Они действительно так думают?

Отступление Вашингтона не сразу погрузит мир в рецессию. Если администрация Трампа не начнет торговую войну с Китаем или Мексикой, то она может даже не причинить заметного вреда в течение следующего года или двух. Отчасти потому, что нужно время, чтобы даже серьезная экономическая политика как-то отразилась на экономике других стран в целом. Кроме того, мировая экономика переживает широкое и сбалансированное восстановление. Его размах делает нынешнюю экспансию самой устойчивой из всех – по крайней мере с 1980-х годов. Все двигатели мировой экономики работают хорошо, без чрезмерной зависимости от долга в частном или государственном секторе.

Большинство стран заняло выжидательную позицию относительно угроз Трампа в адрес мировой экономической системы. Стратегия национальной безопасности, изданная в декабре, бросает вызов почти всем фундаментальным аспектам мировой роли Соединенных Штатов и тем ценностям, которые страна исповедовала последние 70 лет. Она ломает стену между экономикой и национальной безопасностью и обрекает американское правительство на двустороннее запугивание, вместо того чтобы побуждать США следить за соблюдением правил. Продвигая так называемый «принципиальный реализм», стратегия сулит «объединение всех элементов национальной мощи Америки – политической, экономической и военной». Соединенные Штаты будут «стремиться к двусторонним торговым соглашениям», а не к широким партнерствам. Но это скорее инструмент экономического принуждения, чем сотрудничества.

Некоторый скептицизм по поводу курса администрации Трампа оправдан, поскольку прошлые администрации редко последовательно воплощали заявленную стратегию. Что еще важнее, даже если данный документ отражает намерения Трампа, то промежуточные выборы в Конгресс, которые состоятся в этом году, неожиданный исход продолжающегося расследования возможной связи между кампанией Трампа и российским правительством, давление Конгресса, даже мотивированные доводы экономических советников президента и мировых лидеров могут не дать администрации возможности следовать ошибочным путем.

Но если данная стратегия в самом деле определяет и направляет политику Вашингтона, она способна причинить серьезный вред. США ограничат доступ на свой рынок разными произвольными методами, блокируя иностранные инвестиции, выходя из торговых соглашений, навязывая ограничения программы государственных закупок и требуя, чтобы закупались исключительно товары, сделанные в Америке, а также политизируя финансовый надзор и доступ к международным платежным системам. С учетом большей политической осмотрительности некоторые американские политики неизбежно будут требовать денег или даже взяток у компаний за совершение обычных торговых операций. Все, кроме последнего, уже отчасти происходит; однако сменяющие друг друга администрации сопротивлялись таким тенденциям на родине и за рубежом еще со времен Второй мировой войны. Отказ от подобного подхода плохо скажется на экономической производительности США и покупательной способности американцев. Однако на этом дело не закончится. Взятие на вооружение такой политики воодушевит автократов идти тем же путем, и даже демократические союзники вынуждены будут принять ответные меры.

Наконец, размер ущерба будет зависеть от того, насколько другие правительства захотят и смогут поддерживать ценности и структуры нынешней системы: прежде всего Китай и ЕС, но также и другие крупные экономики, давно поддерживающие порядок, основанный на правилах, такие как Австралия, Канада, Япония и Мексика. По всей вероятности, быстрой катастрофы не произойдет, потому что система предлагает выгоды тем, кто добровольно соблюдает ее правила. Даже без Соединенных Штатов почти все члены порядка все еще публично соглашаются с заявляемыми ценностями: открытыми рынками, равным обращением со всеми членами в экономических целях и мирным разрешением споров.

Отход от признания экономического лидерства США начался еще до прихода администрации Трампа. С начала мирового финансового кризиса во всем мире возникло презрение к излишествам англо-американского гипертрофированно финансового капитализма, особенно к его необузданным спекуляциям и бесконтрольному накоплению частного капитала. Во многих странах эта критика способствовала большей терпимости к государственным предприятиям (усиленной примером роста Китая с его государственным капитализмом), защите особых интересов от торговой конкуренции и раскрутке компаний, штаб-квартиры которых находятся на родине, как защитников национального благоденствия. Все это может иметь положительный эффект в виде умеренности, но нынешняя тенденция, вероятно, может зайти слишком далеко без сдерживания со стороны США, которые должны настаивать на соблюдении правил. Даже при администрации Обамы Соединенные Штаты медлили с вводом в международную повестку дня новых вопросов, таких как наделение женщин большими полномочиями, переселение беженцев, защита личных данных в Интернете и экология. Однако лучший способ их решения мог бы заключаться в вынесении озабоченности других стран по поводу ошибок США на обсуждение «Большой двадцатки». Если другие страны откажутся от американского лидерства, не говоря уже о выходе самих Соединенных Штатов из системы, то это лишь усугубит данные проблемы.

Отступление администрации Трампа от прежних принципов быстрее всего отразилось на торговле. Перспектива выхода США из мировой торговой системы подтолкнула несколько крупных экономик к заключению двусторонних или региональных торговых соглашений. В прошлом году Евросоюз заключил важные торговые сделки с Канадой, Японией, Сингапуром и Вьетнамом, а также ускорил переговоры с Мексикой и южноамериканским торговым блоком Меркосур. С удивительной скоростью 11 стран, которые остались в Транстихоокеанском партнерстве после выхода США в начале 2017 г., подготовили большую часть соглашения, причем лидерство на себя взяли Австралия и Япония. Региональные торговые переговоры в Азии и Африке с участием Китая и переговоры между латиноамериканскими странами также набирают темп. Хотя обычно подобные переговоры приводят к некачественным соглашениям, позволяющим проводить лишь ограниченную либерализацию и не решающим многие вопросы с регулированием, они будут отвлекать торговые потоки отовсюду, включая и Соединенные Штаты.

Администрация Трампа начала нападки на международные организации от НАТО до ООН. Блокируя назначение новых судей по торговым спорам в Апелляционный орган ВТО из семи членов, администрация не дает возможности ВТО нормально функционировать. Остальной мир пока никак не реагирует. Лишь немногие лидеры высказались по этой проблеме – например, президент Аргентины Маурисио Макри, защищавший ВТО на декабрьском биеннале этой организации. Канада подала официальный протест против многочисленных односторонних торговых мер, к которым стремится администрация Трампа и которые могут создать прецедент для ответных мер других стран. Но большинство промолчали – возможно, потому, что не желают провоцировать Трампа на выход из ВТО или на дальнейшие выпады против этой организации.

Некоторые неторговые аспекты либерального порядка, основанного на правилах, могут продолжать функционировать и при отсутствии американского лидерства. Большинство организаций и форумов не будут работать так же хорошо или так же систематически и гибко, но они никуда не денутся. Системы, обеспечивающие международную финансовую кооперацию, до сих пор были, по большому счету, избавлены от нападок – отчасти по причине юридической независимости Федерального резерва. Вместе с тем без американского руководства даже эти режимы будут уязвимы для будущих экономических потрясений. В случае серьезного экономического спада крупные страны вряд ли смогут действовать сообща без вклада США. Система априори не выдержит полномасштабного наступления Вашингтона. Если Трамп хочет демонтировать существующий порядок, остальным странам будет трудно ограничить ущерб.

Разори соседа

С левого фланга либеральный экономический порядок под руководством США критикуется как система, поощряющая «гонку на выживание» путем эксплуатации более бедного населения. Эта критика особенно важна, когда речь заходит о защите окружающей среды и прав трудящихся, поскольку в этой области американцы делают недостаточно у себя дома и тем самым снижают общемировые стандарты. Но до последнего времени сочетание давления других государств и формальных соглашений, одобряемых Соединенными Штатами, ограничивали возможности стран ослаблять друг друга. За последнее десятилетие международные усилия, отчасти возглавляемые администрацией Обамы, которая действовала через «Большую двадцатку», начали приносить плоды по обузданию двух самых пагубных видов политики разорения соседей – валютных манипуляций и создания налоговых убежищ.

Если американское правительство откажется от роли лидера, картина резко изменится. Сегодня налоговая конкуренция в основном принимает форму конструктивного давления с требованием приводить ставки и покрытие в соответствие с теми, которые существуют в сопоставимых по размеру экономиках. Нынешняя система ставит США, наряду с некоторыми другими государствами, в невыгодное положение, но только мировая кооперация в состоянии закрыть имеющиеся дыры вместо снижения доходов каждой страны. Если Соединенные Штаты попытаются в одностороннем порядке использовать свой налоговый кодекс, чтобы переманить к себе штаб-квартиры крупных корпораций из других стран, это усилит стимулы для гонки на выживание за счет разрешения уклонения от налогов. В налоговом законопроекте, подписанном Трампом в декабре, много сложных положений, но в целом похоже, что он ставит в привилегированное положение местных производителей; скорее всего, это снизит эффективность экономики и будет способствовать налоговому конфликту в мировом масштабе.

В более широком смысле либо предприимчивые многофункциональные компании столкнут страны друг с другом, поскольку правительства будут конкурировать за привлечение рабочих мест, либо страны составят перечень национальных компаний, требующих защиты и субсидий. В любом случае акционеры потребуют для себя больше национальных доходов, отнимая их у рабочих и налогоплательщиков, а также снижая возможности правительств решать социальные вопросы и инвестировать в долгосрочные проекты. Политика в стиле «разори своего соседа» разорит всех.

Еще одна цель послевоенного либерального порядка состояла в том, чтобы наделить голосом правительства развивающихся стран. Глобальное управление никогда не было по-настоящему равным; Соединенные Штаты и другие крупные державы всегда играли доминирующую роль. А организации, в которых все страны-члены имеют равное право голоса, такие как ВТО, часто заходят в тупик. Однако МВФ, Всемирный банк и другие многосторонние организации развития при выделении кредитных средств и помощи в целом используют последовательные критерии, утверждаемые коллективным членством.

Напротив, в мире, где связи в области национальной безопасности и двусторонние отношения вытесняют общие правила и многосторонние структуры, помощь и кризисное финансирование будут становиться все более политизированными. Получит развивающаяся страна доступ к финансированию или нет, может зависеть от того, находится ли она в сфере влияния крупной державы и готова ли принять (или не способна сопротивляться) ее политическому доминированию. МВФ и Всемирный банк останутся, но без поддержки богатых стран они, скорее всего, не смогут уравновесить этот вид политизации на большей части планеты.

Чтобы избежать такого политического давления, многие быстроразвивающиеся рынки попытаются защитить себя от ситуаций, в которых им понадобится помощь, за счет увеличения золотовалютных резервов, даже ценой снижения внутренних инвестиций. Они также попытаются обезопасить своих покровителей, которые пообещают им относительно безусловную помощь, когда она понадобится. Имея эти гарантии, страны будут меньше нуждаться в помощи международных организаций и, следовательно, больше готовы не принимать во внимание мнение международных наблюдателей при принятии решений. Это может привести к более частым финансовым кризисам, поскольку вмешательство в усилия международных организаций по зачистке финансового поля, вероятно, нанесет продолжительный политический и экономический ущерб. Пропасть между государствами со средними доходами и бедными странами еще больше углубится, поскольку непоследовательность системы наибольший урон причинит беднейшим и самым маленьким странам.

Экономика, оторванная от реальности

Менее очевидные, но более разрушительные последствия отхода США от экономического лидерства проявятся на макроэкономическом уровне. Они начались с недавних усилий по искажению экономической статистики. Американцы всегда гордились тем, что поручают независимым агентствам подготовку докладов о состоянии национальной экономики. Это давало им моральное право оказывать давление на другие страны, требуя от них точного и своевременного раскрытия информации о состоянии своей экономики. Они разработали ряд определений и методов, чтобы помочь другим странам, а также создали основу для формальных соглашений об экономическом наблюдении среди технократов. Объективные и стандартизированные экономические данные позволяют политикам корректировать действия и программы на более надежном основании, чем внутренние ощущения или искусство проталкивания своих идей. Организация экономического сотрудничества и развития, а также МВФ, при серьезной поддержке Соединенных Штатов помогают разрабатывать и поддерживать этот статистический режим; их регулярные доклады о политике, проводимой странами-членами, и их экономических показателях дают избирателям и инвесторам независимые экспертные оценки.

Вместе с тем, за последний год британские и американские политики начали с пренебрежением относиться к находкам своих земляков-технократов. В Лондоне правительство отмахнулось от скептического анализа последствий Брекзита официальными агентствами, а в Вашингтоне конгрессмены-республиканцы отвергли обязательную юридическую оценку законодательства Бюджетным управлением Конгресса и Совместным комитетом по налогообложению. В некоторых случаях они даже пытались помешать опубликованию данных анализа для широкой общественности. Политики всегда будут выставлять цифры и статистику в розовом свете и ополчаться против критики. Но требуя лояльности вместо объективности и замалчивая открытия, которые им не по нраву, они тем самым узаконивают тактику, бывшую некогда уделом автократов. Другие своекорыстные политики пойдут по их следам. Невозможно подсчитать урон, который может нанести подобный подход, поскольку политика направляется в ложное русло, искажаются и сдерживаются инвестиции за счет роста неопределенности и снижения способности широкой общественности призывать свои правительства к ответу.

По мере того как Соединенные Штаты отворачиваются от либерального порядка, основанного на правилах, а экономические решения все больше увязываются с политической властью, возрастает неопределенность, а доходность инвестиций снижается. Правительства станут работать над тем, чтобы оставить инвестиции в родной стране – либо для создания новых рабочих мест, либо для финансирования коррумпированной политической системы. Это всегда бьет рикошетом по экономике. Если бы правительства таким не занимались, им не нужно было бы бороться с утечкой капиталов за рубеж. Политика, ограничивающая способность иностранцев инвестировать в конкретную страну, приводит к смешанным результатам. Ограничение некоторых иностранных инвестиций помогает предотвратить дестабилизирующий ввод в экономику крупного капитала и последующий вывод прибыли. Однако при подобной политике можно легко перегнуть палку, поскольку прямые иностранные инвестиции приносят разнообразные выгоды и преимущества как развитым, так и развивающимся экономикам.

Если правительства начнут ограничивать движение капитала, инвесторам будет труднее диверсифицировать вложения в мировую экономику. Это обречет домохозяйства и предприятия на более серьезные убытки по причине волатильности конкретно в их стране или регионе. Законы, затрудняющие домохозяйствам вложения сбережений в экономику и вывода их из экономики с прибылью, снизят потоки инвестиций и сместят их в направлении более ликвидных активов, таких как наличные и государственные облигации. Перспективным компаниям станет крайне трудно привлекать средства. Богатым, но стареющим обществам в Европе, Северной Америке и Северо-Восточной Азии нужно вкладывать капитал в растущие и быстроразвивающиеся страны для поддержания своих пенсионных доходов. Поднимающиеся экономики нуждаются в инвестициях от более богатых стран для строительства дорог, мостов и больниц, развития Интернета и других сетей связи, а также для обучения врачей, учителей и других профессионалов. Но если политики и угрозы национальной безопасности помешают перетеканию инвестиций между странами или разными отраслями экономики, беспроигрышный обмен будет затруднен, что ухудшит положение пенсионеров и трудящихся всего мира.

Торгуйте дальше

Международный режим свободной торговли – наиболее видимый и резче прочих осуждаемый аспект послевоенного экономического порядка. Но именно здесь уход США принесет наименьший вред. Соединенные Штаты более гибко подходят к торговому режиму на основе правил, чем к иным сферам экономики, а другие крупные торговые нации реагируют на уход США путем углубления своих торговых соглашений. Международная торговля существовала во все исторические эпохи, даже когда мировые экономические державы самоустранялись (Китай это сделал с середины XV до середины XVIII века, а Советский Союз – на протяжении всего периода своего существования). Торговля может быть ограниченной, но полностью она никогда не сворачивается. Уход американцев, конечно, нанесет определенный урон. Страны уже начали уводить свои торговые потоки и цепочки поставок с рынка Соединенных Штатов, разрывая деловые связи с американскими партнерами. Процесс лишь ускорится по мере того, как США будут отступать. Хотя размер американской экономики таков, что другие страны просто не смогут полностью вести свои торговые потоки в обход американского рынка, масштаб лишь усугубит потери мировой экономики от ухода Америки.

Если Соединенные Штаты полностью откажутся от мировой системы свободной торговли, произойдет резкое сжатие глобальных рынков. Потребители почувствуют это в виде уменьшения разнообразия и снижения качества приобретаемых товаров; компании не смогут в той же мере извлекать преимущества из политики удешевления за счет массовости; повысится вероятность того, что страны отойдут от передовых технологий и стандартов, делающих возможной современную жизнь. Глобальная конкуренция зачахнет. Пострадают и сами Соединенные Штаты, поскольку компании ищут возможности там, где новые торговые сделки расширяют рынки и политика благоприятствует этому. Больше всего проиграют как раз американцы, поскольку им придется платить больше практически за все, и им не будут доступны новые рабочие места и рост, который мог быть обусловлен подъемом развивающихся рынков.

Будучи лидером мирового экономического порядка, США, хотя и недостаточно, но настаивали на ужесточении антикоррупционных и экологических стандартов, а также на соблюдении прав человека в рамках крупных торговых соглашений, таких как Транстихоокеанское партнерство. Конечно, многое можно улучшить, но торговые соглашения без Соединенных Штатов, особенно с участием Китая, но без Евросоюза, скорее всего, ознаменуют откат во всех вышеуказанных областях. Даже ЕС может с большей готовностью идти на компромиссы, когда он станет ведущей экономикой с высокими доходами в системе мировой торговли. Без уравновешивающего влияния США у Брюсселя появится сильное искушение поступаться ценностями ради экономической выгоды. Он может ограничить распространение биотехнологий и нововведений в сельском хозяйстве, поскольку многие европейские страны оказывают им антинаучное сопротивление; попытаться расколоть Интернет, чтобы поставить европейские компании в более выгодное положение в части поиска информации, онлайн-торговли и взаимодействия через социальные сети. Европа также может согласиться с требованиями Пекина передавать ему технологии, которые могут пригодиться в военной промышленности, или признать его территориальные притязания в обмен на льготный доступ на китайские рынки. США порой тоже не проявляли принципиальности в подобных вопросах, но их лидерство при поддержке Европы остается единственным способом добиться какого-то прогресса в этой области. В противном случае у любой крупной экономики будут стимулы идти на компромиссы и закрывать глаза на злоупотребления.

Дом, который построили мы

Возврат к запугиванию слабых лишь повредит экономическому росту. Иногда Соединенные Штаты не соответствовали своим идеалам лидера либерального экономического порядка. Особенно заметно это было после 11 сентября, поскольку многие американцы начали ощущать угрозу со стороны поднимающего голову терроризма, а также по причине экономического укрепления Китая. Эта склонность также проявляется в шовинистических настроениях, свойственных американскому электорату и Конгрессу еще до избрания Трампа и во многом способствовавших приходу последнего в Белый дом. США слишком доминировали в некоторых сферах мировой экономической дискуссии и не позволяли другим странам помогать им в определении актуальной повестки дня – отчасти из-за желания потрафить американским националистам и сохранить символическое превосходство. Но гораздо хуже неяркого лидера тот, кто вообще отказывается от своей роли или даже активно работает над подрывом ценностей системы.

Мотивация Соединенных Штатов в построении послевоенной экономической системы заключалась не только в предотвращении конфликтов, но и в стимулировании роста. Установив правила ведения бизнеса для всех участников системы, ее создатели надеялись отделить экономическую конкуренцию от военного соперничества. Уход США не обязательно приведет к экономическим или реальным войнам, но повысит риск случайного конфликта. Без согласованных правил даже второстепенные экономические споры чреваты эскалацией и обменом контрударами. Если будет упразднена норма отделения экономических споров от военной конфронтации, экономические трения, такие как кража Китаем интеллектуальной собственности или ограничения на торговлю с ядерным Ираном или Северной Кореей, могут вылиться в прямое военное столкновение.

Вполне правдоподобный сценарий таков: когда экономика США ослабеет вследствие их выхода из мировой системы, администрация Трампа возложит вину за экономический ущерб не на собственные действия, а на зарубежные правительства, что вызовет нескончаемые приступы гнева у иностранных политиков. Когда другие державы выступят в защиту открытого экономического порядка или себя от экономической агрессии США, Вашингтон может это воспринять как вызов превосходству Америки. Возможно даже, что администрация Трампа неверно истолкует нынешнюю сдержанность Китая или ЕС как слабость и приглашение к эскалации конфронтации.

Сегодня доля мирового населения, живущего в бедности, меньше чем когда-либо раньше, а численность среднего класса больше, чем в прошлые эпохи. И это не только следствие поразительного подъема Китая. В Чили, Эфиопии, Индии, Индонезии, Южной Корее, Вьетнаме и странах бывшего СССР экономический рост вывел сотни миллионов людей из жизни на грани выживания. Это чудо произошло без завоеваний или конфликтов – просто потому, что права человека и право частной собственности оберегаются лучше, чем когда-либо раньше. Либеральный порядок, сконструированный и ведомый Соединенными Штатами, сделал прогресс возможным, дав странам, предприятиям и людям возможность планировать семейный бюджет, не опасаясь, что все нажитое будет расхищено иностранной державой. Лидерство США не вредит их интересам, как некоторые пытаются доказать. Пропасть между богатыми и бедными и нерастущие зарплаты в самой Америке – прежде всего результат неумелой внутренней политики и просчетов. Если Соединенные Штаты откажутся от роли лидера или, что еще хуже, будут подвергать нападкам ими же созданный порядок, в мире будет больше бедности, меньше справедливости и уверенности в завтрашнем дне. Жизнь станет опаснее для всех.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 июля 2018 > № 2714095 Адам Позен

Большой сдвиг

Как американская демократия терпит крах на пути к успеху

Уолтер Рассел Мид – профессор внешней политики и гуманитарных наук в колледже «Бард», публицист The Wall Street Journal, заслуженный профессор Института Хадсона.

Резюме Понятия «промышленная революция» и «информационная революция» стали настолько избитыми, что за ними стирается масштаб перемен. А они меняют общество глубже, чем революции политические. От семьи до государства, от корпораций до учебных заведений, от алтаря до престола, от гендера до финансов – ни один из институтов не избежит потрясений.

По мере того как американцы пытаются разобраться в неприятных экономических переменах, тревожных политических событиях, перед ними открывается безрадостная картина. Hеэффективные политики, частые скандалы, откат к расизму, поляризованные и безответственные СМИ, популисты с их шарлатанскими рецептами оздоровления экономики, растущая подозрительность элит и экспертов, пугающие вспышки насилия, потеря рабочих мест, громкие теракты, антииммигрантские волнения, снижение социальной мобильности, доминирование в экономике гигантских корпораций, усугубление неравенства и появление нового сословия миллиардеров, наделенных огромными полномочиями в финансовом секторе и технологических отраслях.

Все это напоминает описание жизни в Америке в течение 35 лет после окончания Гражданской войны. Годы, прошедшие от убийства президента Авраама Линкольна в 1865 г. до убийства президента Уильяма Маккинли в 1901 г., были наименее вдохновляющими в истории американской политики. Реконструкция не принесла плодов, и экономика пережила ряд опустошительных депрессий, сеявших панику среди населения, а вашингтонские политики не находили ответа на вызовы дня.

Немногие американцы припомнят имена скучных и серых президентов, бесцельно слонявшихся по коридорам Белого дома в те годы; еще меньше людей назовут сенаторов и конгрессменов, с которыми те работали. Почти никто из профессионалов, изучающих внешнюю политику США, не вспомнит какого-то великого свершения на дипломатическом поприще между покупкой Аляски и строительством Панамского канала. Если какие-то смутные воспоминания о политиках тех дней и остались, то чаще не из-за деяний, а по причине сопровождавших президентства скандалов («Мама, мама, где мой папа?» – стишок времен Гровера Кливленда, намекавший на его незаконнорожденного ребенка).

Но, хотя в летописи американского государственного управления это было безрадостное время, в истории страны те же годы были исключительно важными. Именно в этот период Соединенные Штаты становятся крупнейшей и наиболее передовой экономикой в мире. Трансконтинентальные железные дороги сформировали национальный рынок, а интенсивная индустриализация создала новые отрасли промышленности и технологии. Из мастерских Томаса Эдисона, его подражателей и конкурентов лился непрерывный поток удивительных изобретений. Джон Рокфеллер превратил нефть из субстанции, не имеющей коммерческого значения, в фундамент мирового экономического развития. Американская финансовая система стала не менее изощренной и могущественной, чем британская.

Оглядываясь назад, мы можем сказать, что на пути к успеху США стали последствия Промышленной революции. Конечно, случилась она задолго до Гражданской войны, но в полной мере ее итоги начали ощущаться чуть позже, когда США обогнали Великобританию, став главной производственной державой мира. Быстрые технологические и социально-экономические изменения, которые принесла с собой Промышленная революция, сделали неэффективными те институты, посредством которых Соединенные Штаты управлялись со времен американской революции. Не только Юг обнаружил, что старые политические структуры и идеи после войны перестали работать; на Севере политические идеалы и институты управления довоенного мира также не соответствовали требованиям времени.

Сегодня страна переживает нечто подобное. Информационная революция так же сильно подрывает социально-экономические устои, как в свое время Промышленная. Идеология и политика, подходившие американскому обществу в прошлом поколении, все менее приемлемы для решения проблем, с которыми оно сталкивается сегодня. У политических партий и большинства лидеров Соединенных Штатов нет видения и идей, которые позволили бы разрешить наиболее острые проблемы. Интеллектуальные и политические элиты по большей части слишком привержены парадигмам, утратившим актуальность; но и у популистов, стремящихся заменить их, нет реальных ответов. Во многих отношениях жить в такое время – большой стресс и волнение. И тревога порождает всепроникающее отчаяние в отношении американской демократии – страх по поводу того, что она нежизнеспособна и переживает необратимый упадок.

Последствия быстрых перемен зачастую нежелательны, но трансформация – процесс роста и развития, а не упадка и заката. На самом деле способность справляться с изменениями остается одним из главных источников американской силы. В XIX веке люди нередко противопоставляли Соединенные Штаты отлаженной немецкой империи во главе с Пруссией. Сегодня их часто противопоставляют Китаю с его эффективной модернизацией. Однако творческий беспорядок свободного общества отличается гибкостью и устойчивостью. Есть все основания верить, что США снова найдут путь к открытому и гуманному обществу, которое обратит себе на пользу ценности и богатства, производимые новой экономикой.

Жизнь не ждет

Переходные периоды всегда болезненны. После Гражданской войны политические неудачи имели тяжкие последствия для американцев. Это были годы массовой урбанизации, а государство на всех уровнях демонстрировало неспособность решать связанные с этим процессом проблемы. Плохое качество жилья и еды, угрожавшее здоровью и жизни людей, страшное загрязнение окружающей среды, высокая преступность, отвратительная государственная система здравоохранения, низкий уровень школьного образования – все это отравляло жизнь людей в американских городах.

Сельскохозяйственная политика также была катастрофичной. Федеральное правительство призвало первопроходцев осваивать неплодородные земли к западу от 100-го меридиана; многие потеряли все, что имели. За счет применения сельскохозяйственной техники и искусственных удобрений удалось поднять урожайность, но мелкие семейные фермы не могли конкурировать на рынке. Ни создание дотированных государством колледжей, призванных развивать научное земледелие, ни раздача бесплатных земельных участков после принятия Гомстед-акта, ни субсидирование железных дорог не смогли остановить экономические силы, подрывавшие безопасность того, что веками было фундаментом американского общества: семейную ферму.

Промышленная революция, помимо всего прочего, изменила способ зарабатывания денег на жизнь. В 1850 г. 64% американского населения жило за счет земледелия. К 1900 г. эта цифра снизилась до 38%, а сегодня показатель находится на уровне 2%. Промышленная революция также привела к снижению социальной мобильности. До Гражданской войны линия, разделявшая работника и работодателя, была более размытой, чем в последующие годы. Молодые люди, не имевшие начального капитала, естественно, устраивались на работу ремесленниками в мастерские, но затем многие быстро начинали собственное дело. Но, когда на смену небольшим мастерским пришли крупные заводы и фабрики, это стало невозможно. Горацио Элджер писал романы о смелых и предприимчивых чистильщиках обуви, которые выбирались из бедности благодаря упорному труду и доброму нраву; однако общество все более отчетливо делилось на работников и собственников.

По мере того как усложнялась задача преодоления этого барьера, классовое расслоение становилось более явным. В 1800 г. существовали богатые и бедные (и почти миллион американцев были рабами), но в целом в США того времени было намного меньше бедности, чем в большинстве других стран мира. Все изменилось после Гражданской войны. Появился класс сверхбогатых предпринимателей и заводчиков, пересекавших Атлантику и рыскавших по Европе в поисках сокровищ искусства. А у них на родине рабочие трудились по 12–14 часов в день семь дней в неделю в шумных и опасных цехах, еле-еле сводя концы с концами.

Финансовые рынки настолько плохо регулировались, что крах и паника происходили на бирже с определенной периодичностью и невероятной свирепостью, уничтожая процветавшие предприятия, выгоняя некогда благоденствующие семьи на улицы. Люди теряли сбережения, пополняя ряды незанятых, в то время как система социальной защиты для смягчения ужасов безработицы отсутствовала.

К концу XIX века многих американцев преследовали мрачные картины будущего, выходящего из-под контроля. Упадок семейной фермы и появление больших городов, заполненных массой иммигрантов, приводили к мысли о скором конце американской демократии. Социалисты и анархисты ратовали за революционные изменения; консерваторы опасались будущего и считали, что американские ценности и культура будут подавлены иммигрантами и чуждыми идеями.

Однако с начала ХХ столетия Соединенные Штаты преодолели кризис, вызванный стремительной индустриализацией, построив новую экономику, которая в конце концов обеспечила процветание и свободу для подавляющего большинства населения. Послевоенное поколение, вопреки опасениям многих, стало свидетелем не смертельной агонии американского эксперимента, а героических усилий бабочки, освобождающейся из кокона.

Под лежачий камень вода не течет

Корректировка происходила в три этапа. На первом этапе, с 1865 по 1901 гг., американцы отчаянно пытались справиться с теми силами, которые меняли их общество. Правительство часто было слишком слабым или плохо организованным для решения сложных задач. Новые идеи, которые с благими намерениями выносились на суд общественности, часто не оправдывали ожиданий, поскольку не соответствовали требованиям момента. Биметаллический денежный стандарт политика Уильяма Дженнингса Брайана и «единый налог» экономиста Генри Джорджа не смогли решить насущных проблем. Но и пророки ортодоксии также не могли решить проблемы упадка сельского хозяйства, расового неравенства и городской бедности.

И все же американцы учились на своих ошибках и углубляли понимание новых условий и среды. Экономисты разрабатывали более совершенные методы статистического учета и оттачивали анализ таких проблем, как бизнес-цикл и нестабильность банковской системы. Реформа гражданской службы повысила качество труда госслужащих. Общественные активисты и частные благотворители экспериментировали с новыми методами и идеями. Богословы переосмысливали связь социальных проблем с Евангелием. В американской политике начали формироваться новые и более прогрессивные коалиции.

Послевоенное поколение не решило новых проблем, с которыми столкнулось, но заложило фундамент для будущих успехов. Постепенно оформилась интеллектуальная, общественная и политическая конструкция для поддержки более успешной политики в эпоху, которая получила название «эра прогрессизма». Тем самым было положено начало второму этапу корректировки. Федеральная резервная система, регулирующие ведомства, такие как Управление по контролю за продуктами и лекарствами, а также реформы, такие как «Сухой закон», избирательное право для женщин, введение подоходного налога и всенародные выборы сенаторов свидетельствовали о растущей уверенности нового поколения, лучше оснащенного для жизни в эпоху индустриализации.

Но, несмотря на все эти успехи, ни эра прогрессизма, ни сменивший ее более радикальный и далеко идущий «Новый курс» не решили всех проблем индустриального общества. Понадобилась Вторая мировая война, чтобы перейти к третьему и заключительному этапу корректировки. Быстрое развитие военной экономики и крупномасштабное планирование, необходимое для победы в войне, дали американцам шаблон для более всеобъемлющей организации общества, чем в предыдущие эпохи. Лишь на этом этапе США смогли в полной мере воспользоваться потенциалом производительности труда передовой промышленности и создать стабильное и процветающее общество, которое, похоже, преодолело наиболее фундаментальные проблемы социально-экономической жизни в современном мире.

В ретроспективе картина кажется ясной: годы, наступившие после окончания Гражданской войны, превратили США в ведущую индустриальную державу мира, а в последующие десятилетия американцы научились использовать огромное богатство, создаваемое индустриализацией, для решения вызванных ею же проблем. К концу Второй мировой войны сельская нация, преимущественно состоявшая из процветающих мелких фермеров, стала урбанизированной страной с богатыми пригородами, где жили преуспевающие синие и белые воротнички. Дети учились в школах, а не работали на шахтах или заводах. Финансовые потрясения более ранних эпох удалось по большому счету укротить и погасить. Бизнес-цикл, хоть и не был полностью ликвидирован, стал умеренным и управляемым, так что депрессии, потрясавшие индустриализирующийся мир, остались в прошлом. Общество обеспечило социальные гарантии и защиту трудящимся, престарелым и инвалидам от превратностей жизни в рыночной экономике. В городах наладили надежное водо-, газо- и электроснабжение. В 1970-е гг. удалось устранить худшие последствия Промышленной революции для окружающей среды; постепенно вода и воздух становились чище, и в стране велась медленная и кропотливая работа по оценке и исправления урона, нанесенного экологии.

На пике развития индустриального общества, с 1945 по 1990 г., во многих странах появилась удивительно стабильная форма регулируемого капитализма, тесно связанного с государством. Регулируемые монополии и олигополии занимали доминирующее положение во многих отраслях промышленности. В США компания AT&T эксплуатировала телефонную систему в качестве монополии, а нефтяная, автомобильная, авиационная и сталелитейная отрасли, а также некоторых другие, были олигополиями, где доминировали несколько крупных производителей. В других отраслях, таких как банковско-финансовый сектор, действовало множество фирм, но государство ввело в них ограниченную конкуренцию. Эти работодатели предлагали сотрудникам стабильную и выгодную работу; все больше рабочих пользовались льготной системой пенсионного обеспечения, помимо социальных гарантий. Зарплаты и премии постепенно росли в реальном выражении. Расширялись возможности для получения образования. В целом каждое следующее поколение имело более высокий уровень жизни, чем предыдущее. Подобная трансформация происходила не только в Соединенных Штатах. Во всем индустриальном мире постепенно ослабевала ожесточенная классовая борьба, характерная для первых десятилетий индустриализации в XIX и начале XX века. После Второй мировой войны и капиталисты, и работники предпочли борьбе компромисс. Социалистические партии стали более глобальными, а рыночно-ориентированные партии уделяли больше внимания социальной защите населения.

Международная жизнь индустриальных демократий также стабилизировалась. Беспокойные и честолюбивые страны, такие как Германия и Япония, больше не нарушали мир на планете. Образование Европейского сообщества и НАТО указывало на начало новой миролюбивой эпохи внутри Европы в частности и в атлантическом сообществе в целом. Жизнь повсюду наладилась.

Тем не менее за пределами индустриального мира – в развивающихся странах и советском блоке – сохранялось напряжение. Но, с учетом мирного настроя индустриальных демократий, казалось, что политический процесс развивается вполне предсказуемо и логично. По мере индустриализации аграрных обществ они проходили подростковый период, но со временем взрослели, преодолевая ошибки молодости, а иллюзорные фантазии – от фашизма до коммунизма – теряли привлекательность. В конце концов, подобно большинству хорошо воспитанных юношей, эти общества становились ответственными участниками процветающего мирового сообщества.

Многое еще предстояло сделать, и жизнь в США и других зрелых индустриальных обществах конца XX века была далеко не идеальной. Однако достижения оказались достаточно впечатляющими, чтобы политологи приветствовали либеральный, индустриальный капитализм как наиболее возвышенную и конечную форму организации человеческого общества. Идея же о том, что индустриальное развитие неминуемо ведет к социальному благоденствию и миру внутри страны и миру на всем земном шаре, служила утешением в эпоху накопления ядерных арсеналов и межконтинентальных баллистических ракет.

Однако у Провидения были другие планы. Либеральная демократия в мире зрелых индустриальных экономик все же не стала концом истории, поскольку геополитические и идеологические соперники в последние годы подрывают основы либерального мирового порядка. Официальные лица ЕС в Брюсселе схватились за голову, узнав итоги выборов в Великобритании, Венгрии, Польше и Италии, особенно когда администрация Трампа попыталась увести политику США в другую сторону. Фундамент здания либеральной демократии зашатался как раз тогда, когда архитекторы мирового порядка пытались уложить последние кирпичи храма либерального мироустройства. Либеральные демократии больше не были хранителями полноценной и стабильной общественной системы. Простые люди все меньше верили в то, что технократы смогут найти правильный ответ на социально-экономические вопросы, следуя установленным процедурам. Во многих случаях граждане демократий всего мира сегодня оказываются в неприятном положении послевоенного поколения. Они сталкиваются с проблемами, истоки которых не вполне понятны и решение которых в конечном итоге потребует создания пока еще не существующей интеллектуальной и политической архитектуры.

Пожалуйста, информацию

«Промышленная революция» и «информационная революция» – эти фразы стали настолько избитыми, что за ними скрывается масштаб перемен, которые они определяют. Подобные процессы меняют общество еще глубже, чем политические революции. От семьи до государства, от корпораций до учебных заведений, от алтаря до престола, от гендерных вопросов до финансов – ни один из общественных институтов не останется без потрясений. Политические партии раскалываются и воссоздаются по новому лекалу; новые политические идеологии, некоторые из них экстремальные, рождаются из хаоса, привлекая широкую поддержку масс. Именно такие перемены захлестнули мир в годы Промышленной революции, и сегодня они снова его захлестывают.

Для Соединенных Штатов это одновременно пессимистичный и оптимистичный диагноз. С одной стороны, страну могут охватить социальные волнения и кризисные явления на годы, а, может быть, на десятилетия – по мере того как американцы будут сначала пытаться понять правила формирующегося информационного общества, а затем овладевать ими. С другой стороны, путь, на который встала страна, ведет не к упадку, а к достижениям. Подобно тому как зрелое индустриальное общество второй половины XX века предложило подавляющему большинству американцев больше процветания, здоровья и свободы, чем кто-либо мог себе представить с тех пор, как человечество вырвалось из доисторического мрака, так и сегодня есть все основания надеяться на то, что творческие силы, освобожденные информационной революцией, смогут создать новый тип общества, которое будет более благоприятным для достоинства человека и его свободы, чем что-либо другое в истории человечества.

Информационная революция, вероятно, еще больше подорвет устои общества, чем Промышленная. Ситуацию усугубляет тот факт, что она разворачивается в мире, который до краев наполнен ядерным оружием. История не может раскрыть нам все, что нужно знать о тех вызовах, которые ждут нас впереди. Вместе с тем, когда задумываешься над тем, как управлять опасным периодом, когда старые способы уже недостаточны, а контуры нового мира еще не ясны – становится очевидно, что размышления о последнем большом сдвиге между двумя разновидностями социально-экономического порядка могут дать ценные идеи.

Начать нужно с того, где эти революции ощущаются в первую очередь: в мире труда. У быстрого упадка сельского хозяйства в США и занятых в нем людей вследствие Промышленной революции есть современный аналог в виде резкого снижения занятости на производстве и на рутинной канцелярской работе в офисах. Эти две категории составляли почти половину рабочих мест в американской экономике еще совсем недавно, в 1980-х гг.; однако по причине всеобщей автоматизации и глобализации в 2016 г. на них приходилось всего 15% рабочих мест. Создается впечатление, что эти исторические сдвиги – лишь начало. Рост автоматизации, которого многие так опасаются, предположительно уничтожит миллионы рабочих мест. Хотя им на смену могут прийти новые рабочие места, никто не знает, что будет представлять собой эта новая занятость, или какое образование следует давать молодежи, чтобы подготовить ее для нового рынка труда.

Между тем характер занятости изменился для многих сохранившихся рабочих мест. Трудоустройство на всю жизнь часто было нормой в зрелой индустриальной экономике. В современном мире, где компании возникают в одночасье и почти так же быстро исчезают, намного труднее проработать на одном месте всю жизнь. Вне государственного сектора, по большому счету, уже исчезли пенсионные программы с установленными выплатами. Работники не только вынуждены менять место работы и даже отрасли в течение трудовой жизни, но и совершать набеги в «экономику свободного заработка», развозя пассажиров в такси компании Uber, сдавая комнаты через службу Airbnb, продавая товары на портале eBay и выполняя разные задания по принципу неполной занятости.

Эпохальные перемены

Пройдет еще немало времени, прежде чем станет понятно, как будет выглядеть зрелая информационная экономика. Если бы людям, жившим в 1860-е и 1870-е гг., сказали, что в конце ХХ века лишь два процента населения будут зарабатывать на жизнь земледелием, они не были бы способны представить себе, какие работы придут на смену фермерству. Возможно, они могли вообразить, что в один прекрасный день появятся «экипажи без лошадей» и даже «летающие машины», но точно не предсказать, что кто-то станет зарабатывать производством стикеров со словами «в машине младенец», чтобы родители с гордостью наклеивали их на задние стекла этих экипажей. Или что заводы однажды начнут производить компактные чемоданы, которые пассажиры будут укладывать в багажные отсеки, расположенные под потолком летающих машин?

Промышленная и сопровождавшая ее научная революция дали возможность простым людям наслаждаться изобилием и безопасностью, которые поразили бы двор Людовика XIV. Автомобили, радио, пылесосы, телевизоры и прочие блага цивилизации преобразовали материальное бытие масс, равно как и элит. В то же время революция в здравоохранении позволила обуздать и победить множество болезней, увеличила среднюю продолжительность жизни на несколько десятилетий и нашла новые способы обезболивания при хирургических операциях и родах.

Информационная революция, вероятно, произведет аналогичный эффект в сфере услуг по мере того, как дешевая обработка информации сделает передовые предложения в ценовом диапазоне обычного потребителя. Среднестатистический человек получит доступ к уникальным услугам на основе информации, которые сегодня доступны только очень богатым. Индивидуальная медицина, первоклассные финансово-юридические услуги и представительство, карьерные и профессиональные консультации станут почти универсальными в век умных машин и изощренных программных средств.

На первых этапах информационная революция увеличила заработки многих работников умственного труда. Вероятно, эта ситуация изменится. От Промышленной революции больше всего пострадали члены купеческих гильдий и торговцы. Ткачи, швеи, прядильщики и рабочие по металлу стали свидетелями того, как их когда-то престижные и высокооплачиваемые работы утрачивали статус и доходность, поскольку станки позволяли менее квалифицированным рабочим достигать такой же производительности. Если, что представляется вероятным, ученые продолжат совершенствовать программные средства и разрабатывать более мощные компьютеры, многих сегодняшних профессионалов также заменят машины. Подобные угрозы нависли над чиновниками и менеджерами.

Все последствия информационной революции проявятся постепенно. Возникнут новые идеи и организации, соответствующие новым реалиям. Подрастающие поколения будут учиться использовать ресурсы и богатство, создаваемое информационным обществом, для решения порождаемых им проблем. Наверно, до того как завершится корректировка, все общественные институты – от государства до семьи и корпораций – фундаментально изменятся. Тем временем людям предстоит научиться жить в мире новых сил, которые они не всегда понимают, а потому не могут контролировать. «Не мы едем по железной дороге, а она переезжает нас», – написал Генри Дэвид Торо в 1854 году. Сегодня можно сказать, что не столько мы заходим в Интернет, сколько Интернет заходит в нас.

Как это пережить

Если из прошлого опыта великого перехода можно извлечь полезные уроки, в первую очередь необходимо помнить, что, как бы трудно это ни показалось, происходящее сегодня – возможность, а не катастрофа. Можно, конечно, оплакивать потерю стабильности, но работа на конвейере вряд ли приносит большое удовлетворение или заработки. Тот факт, что человечество скоро сможет удовлетворять материальные нужды без необходимости обрекать миллионы людей на монотонный труд, – повод для торжества.

Кроме того, становится понятно, что многие из нынешних социальных институтов и стратегий, как бы хорошо они себя когда-то ни зарекомендовали, нужно менять. Современный подход к образованию разработан в ответ на потребности Промышленной революции: он обеспечил общую грамотность для всей рабочей силы, предложил более элитное обучение для небольшого процента населения и позволил социализировать детей, встроив их в уникальную рабочую среду промышленного века. Трудящиеся в индустриальную эру работали в иерархических организациях, будь то фабрика, частная компания или государственное учреждение, в которых ценили порядок и терпение. Современная система образования все чаще социализирует молодых людей для жизни в мире, которого больше нет.

Усиление крупных и стабильных работодателей сделало их стержнем социальной политики. Корпорации собирали налоги от имени государства, но были и инструментом достижения многих социальных целей. Общество ожидало, что работодатели будут выплачивать пенсии, медицинские страховки и множество других пособий. Если, что представляется вероятным, крупные фирмы новой экономики, такие как Facebook и Google, станут брать меньше людей в штат, чем такие компании, как AT&T и U.S. Steel в пору наивысшего расцвета, и если многие компании будут нанимать и увольнять сотрудников быстрее, чем в прошлом, пора переосмыслить тесные отношения между работодателями и государством.

Существует вероятность, что во время переходного периода многие американцы окажутся самозанятыми или будут работать в очень мелких предприятиях – возможно, при неполной занятости или по принципу свободного найма. Чтобы обеспечить компаниям доступ к кредитным ресурсам и другим необходимым услугам, с одной стороны, и снять с них бремя бумажной работы и прочих формальностей, которые требуются от более крупных предприятий, с другой – необходимо менять политику в отношении малого бизнеса. Нужно пересмотреть буквально все, начиная с закона о функциональном зонировании (чтобы позволить людям руководить небольшими предприятиями из дома) и заканчивая правилами о льготах работодателям.

Здравоохранение – одна из важнейших областей, в которых информационная революция способна обеспечить резкое повышение качества жизни большинства американцев. В будущем даже опытный врач, вполне возможно, окажется худшим диагностом, чем компьютерная программа – подобно тому как народный герой Джон Генри был побежден бурильной установкой с паровым приводом, а гроссмейстер Гарри Каспаров – суперкомпьютером компании IBM под названием Deep Blue. Характерное воздействие информационной революции на конкретные отрасли заключается в резком снижении издержек, сопровождающемся резким повышением качества. Следовательно, в здравоохранении главным направлением реформы должен стать отказ от формального казенного подхода ко всему населению в пользу стимулирования инноваций, которые способны обеспечить каждому американцу существенно более высокий уровень здравоохранения.

Государство должно преобразиться. Современная госслужба – прежде всего продукт Промышленной революции; информационная революция делает возможной и, наверно, необходимой большую эффективность госслужащих и быстрое реагирование на запросы граждан. Промышленные бюрократии нацеливались на однородность: каждый, кто имел дело с чиновниками, в идеале должен был получать одинаковые услуги и проходить аналогичные процедуры. Этот принцип хорош при выдаче водительских удостоверений, но срабатывает гораздо хуже, когда дело доходит до оказания комплексных услуг. В будущем человек, потерявший работу, сможет получить ваучер на пособие по безработице и на переквалификацию, да еще и выбирать между конкурирующими фирмами, предлагающими разного рода специализированные услуги, которые традиционная бюрократия просто не может предложить.

Наконец, становится все яснее, что информация – один из элементов государственной власти и, возможно, самый важный элемент. «Революция в военном деле», о которой аналитики оборонной отрасли говорили в начале 1990-х гг., – идея о том, что преимущество на поле боя будет иметь армия, контролирующая информационное пространство – была лишь предвкушением грядущих событий. С учетом растущего значения радиотехнической разведки, кибервойны и «больших данных» власть, которую информация дает странам, будет только расти. Это поднимает фундаментальные вопросы суверенитета, безопасности и, конечно, гражданских свобод, на которые предстоит найти ответ.

Перед нами колоссальный вызов. Внутренние основы обществ сотрясаются в то самое время, когда мировой порядок вот-вот распадется. Политики США подотчетны общественности, которая может быть ершистой и враждебно настроенной, испытывая на себе стресс культурных и экономических перемен. Рецепты из старых хрестоматий, похоже, больше не дают эффекта, а новые ответы еще не найдены, тогда как люди, которые в один прекрасный день напишут новые учебники, пока еще посещают начальную школу. Размышляя над потрясениями, сопровождавшими Промышленную революцию, а также о самых разрушительных войнах и самых отвратительных тираниях в истории рода человеческого, мы начинаем понимать, какая угроза над нами нависла.

Однако люди – это животные, способные решать проблемы. Вызовы заставляют нас находить выход и добиваться успеха. Американцы унаследовали систему смешанной государственной и народной власти, которая позволяла им справляться в прошлом с великими потрясениями. Хорошая и плохая новость сегодня, наверно, идентичны: у американцев, вкупе с другими жителями Земли, есть возможность достичь невообразимо высокого уровня благосостояния и свободы, но, чтобы воспользоваться этой возможностью, им необходимо преодолеть самые большие трудности, с которыми человечество когда-либо сталкивалось. Сокровище в горах бесценно, но охраняющий его дракон свиреп и беспощаден.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 3, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 10 июля 2018 > № 2714093 Уолтер Рассел Мид

Быстро текущий момент

Природа миропорядка и кризиса глазами ведущих мировых ученых-международников

Резюме Природу изменений в современном мире еще только предстоит осознать – трудно избавиться от инерции мышления после холодной войны и соблазна найти параллели в истории. Мы обратились к ученым и интеллектуалам из разных стран с просьбой кратко оценить характер перемен.

Количество перешло в качество. Деформации и напряжения в мировом устройстве, подспудно копившиеся и назревавшие на протяжении лет, если не десятилетий, выплеснулись наружу. Природу изменений в современном мире еще только предстоит осознать – трудно избавиться от инерции мышления после холодной войны и соблазна найти параллели в истории. Мы обратились к ученым и интеллектуалам из разных стран с просьбой кратко оценить характер перемен.

Павел Цыганков, доктор философских наук, профессор кафедры сравнительной политологии факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор кафедры мировых политических процессов МГИМО (У) МИД России:

Если исходить из теории, то современная ситуация в мировой политике может быть описана в терминах реализма. Она стала, во-первых, следствием разрушившегося после окончания холодной войны баланса сил – основного условия стабильности международных отношений; во-вторых, результатом подрыва важнейших скреп мировой системы – государственности и суверенитета; в-третьих, эффектом навязывания морализаторского идеализма.

Явно смещенный баланс сил и вытекающая из этого неуравновешенность Соединенных Штатов породили у них ощущение неуязвимости, соблазняя на военные авантюры. Америка чувствует себя перед лицом мира так, как когда-то Афины перед Митиленой: «Что касается божьей милости, у нас нет причин беспокоиться. Мы не будем повержены». С исчезновением СССР был нарушен один из законов политического равновесия, согласно которому для сохранения стабильности мировой системы США и другие крупные государства должны были либо помочь России подняться до уровня великой державы, либо найти ей замену в этом же регионе. Как известно, не произошло ни того, ни другого. А «выстраивание» западных союзников вокруг Вашингтона как единственного центра глобализации привело вместо стабильности к обратному результату. Давление на Россию и шельмование ее внутренней и внешней политики, попытки сдерживания КНР, погружение Ближнего Востока в хаос, экстерриториальное применение американского права, практика смены режимов, в том числе путем «цветных революций», поддержка радикальных оппозиций и террористических группировок – все это резко снизило уровень международной безопасности. Нарастающая напряженность несет угрозу большой войны. Уверения политиков и экспертов в том, что ее ни в коем случае не будет, не убеждают, т.к. сдерживающая роль, которую играл в XX веке ядерный фактор, значительно снизилась.

Сравнение нынешнего положения с эпохой биполярного противостояния некорректно и потому, что второго полюса нет и пока не предвидится: Россия слаба, Китай все еще надеется «отсидеться». Одна из функций такого сравнения – самоуспокоение: «пронесло тогда, пронесет и сейчас, напряженность сменится разрядкой...». На самом деле и тогда положение было «чревато»: как писал Раймон Арон, «мир невозможен, война маловероятна». Сегодня напряженность только взвинчивается. Международные отношения и в XXI веке носят не предопределенный характер, а противоречия отличаются гораздо большей многомерностью, чем раньше. Риск глобального конфликта возрастает, хотя он и не фатален…

Спонсируемая Америкой и странами Западной Европы глобализация мыслилась и продвигалась как преодоление Вестфальской системы и как приоритет наднациональных и транснациональных структур над государственным суверенитетом. Суверенитет США при этом обсуждению не подлежал, а страны Западной Европы охотно передавали все большую часть своей государственности не только в структуры Евросоюза, но и в пользу Вашингтона. Как и Соединенные Штаты, они не склонны были ценить суверенитет других, считая его препятствием для глобализации, ведущей к всеобщему процветанию. Поэтому европейские страны не только поддерживали, но иногда инициировали американскую практику борьбы против «суверенизма» в формах гуманитарных интервенций, борьбы против диктаторских режимов, продвижения демократии и «обязанности защищать».

Подобная практика привела к росту конфликтов, дестабилизировала мировую политику и вернулась бумерангом к самим европейским странам. Оказалось, что США и НАТО не могут защитить Европу от потоков неконтролируемой миграции, распространения террористических актов на внутреннее пространство Евросоюза. «Угроза российской агрессии» продается труднее, требует все новых создаваемых наспех информационных кампаний при сомнительности их действительно сплачивающей роли. Экономические трудности, разногласия по вопросам антироссийских санкций, Брекзит, фрондерство Польши, неподчинение Венгрии и Чехии, «бунт» Италии, недовольство Греции разрушают образ ЕС как процветающего объединения. Евроатлантическое единство, в свою очередь, подрывается политикой Дональда Трампа «Америка прежде всего» и наметившимися торговыми войнами между союзниками. Эксперты и политики в Берлине, Париже и Брюсселе сегодня говорят о необходимости «взять свою судьбу в собственные руки», о защите своей экономики и даже о национально ориентированной политике и суверенитете. Но провозглашенный «поворот к прагматизму» в экономике по-прежнему подчинен политическим установкам, отказ от вмешательства в суверенитет третьих стран (например, Сирии как страны с «неправильным режимом») не предвидится, приверженность общим евроатлантическим ценностям остается постоянно повторяемой мантрой.

Ценностный и шире – моральный конфликт остается в числе главных проблем, вызывающих глобальную напряженность. Как известно, в теории МО существует три трактовки соотношения политики и морали. Одна из них гласит, что в международной политике нет места морали, здесь господствуют интересы, которых принято добиваться любой ценой. В соответствии с другой, международная политика должна быть подчинена общечеловеческим нравственным принципам. С позиции третьей, критерием моральной политики являются последствия принимаемых действий.

Разумеется, на практике все выглядит гораздо сложнее. В реальных действиях любой страны сочетаются все три варианта... И все же правомерно говорить о том, что сегодня наблюдается раскол между ведущими игроками по этим трем линиям. Китай, нуждающийся в ресурсах для быстрорастущей экономики, стремится действовать умеренно и осторожно, соизмерять свои действия с возможными последствиями для торговли. Америка исходит из презумпции цинизма в достижении финансовой прибыли, о чем Трамп заявляет вполне откровенно. Евросоюз главными принципами своей внешней политики провозглашает идеи демократии, индивидуальных свобод и прав человека, навязывая их всем остальным и не заботясь о том, как это может сказаться на представителях других культур и на самой Европе. Россия, выступая за традиционные в международных отношениях ценности суверенитета, невмешательства и национальной безопасности, готова идти до конца в отстаивании своей независимости. При этом самолюбование евроатлантических стран и претензии на моральное превосходство над «недемократическими режимами» плохо скрывают волю к власти и доминированию в международных отношениях. Как откровенный цинизм США, так и морализаторский идеализм Европы влекут за собой дестабилизацию мировой системы. Американские претензии на «исключительность», так же как европейские на «универсальность», не предполагают диалога с «остальными». Нормальная дипломатия как искусство компромиссов в таких условиях невозможна, что мы и наблюдаем сегодня. Хотя в Европе, как уже говорилось выше, какие-то сдвиги происходят.

Чез Фриман, cтарший научный советник Института мировой и публичной политики имени Уотсона в Университете Брауна, в прошлом – высокопоставленный дипломат и сотрудник Пентагона:

Вторая мировая война и холодная война неразрывно связали геополитику и идеологию. На протяжении полувека стратегии и ценности были идентичны, но сегодня они снова отличаются. Геополитика фактически превратилась в набор региональных, а не глобальных вопросов. Мир вступил в период абсурда и индифферентности к институтам, принципам и прецедентам.

В эпоху социальных сетей известность приравнена к авторитету, и распространение предрассудков – «прямая демократия» пользователей – определяет параметры политически возможного. Невежество и компетентность имеют теперь равный вес в политическом дискурсе. Удобные постулаты и массовые заблуждения вытесняют стратегические обоснования и анализ, становятся движущими силами политики и истории.

Восхваляющие себя эгоистичные лидеры придумывают популистскую идентичность, пропагандируют собственные заблуждения, действуют в соответствии с ними и отвергают факты, не вписывающиеся в созданную ими картину. Уверенность в своей правоте побеждает способность сострадать – ключевой фактор стратегии и дипломатии. Угрозы, агрессия, бойкоты, перевороты, саботаж и бомбардировки вытесняют международную вежливость и переговоры как инструмент разрешения споров между государствами.

Происходит переход от мирового порядка, в котором доминировали Соединенные Штаты и послевоенные институты, к системе региональных порядков, регулируемых субглобальными процессами. Подобный переход был бы трудным в любых условиях. Но США усложнили его, настаивая на собственном глобальном превосходстве, несмотря на упадок международной системы, которую Запад создал после победы во Второй мировой войне. Результат – непредсказуемая эволюция региональных стратегических вызовов на фоне стремительного разрушения мирового порядка.

После окончания холодной войны Соединенные Штаты получили большую часть советской сферы влияния и провозгласили свою ответственность за управление мировыми делами, практически вплотную приблизившись к границам России. При этом Вашингтон препятствовал попыткам других держав, включая Китай, играть более активную роль в своих регионах. Представление о глобальной сфере влияния за исключением запретных зон в России и Китае глубоко укоренилось в американском мышлении. Нежелание Москвы и Пекина принять эту идею стало главным фактором напряженности между великими державами в Юго-Восточной Европе, на Кавказе и в западной части Тихого океана.

Сложилась тупиковая ситуация, и фундаментальные вопросы регионального стратегического баланса и соперничества остаются неизученными. Но именно они являются причиной международной напряженности. Какова роль США, России и ЕС в мирном управлении Европой? Могут ли такие государства, как Украина, служить мостом или буфером между Россией и Евросоюзом? Если да, то как это будет работать? Какую роль должны играть Китай, Индия, Япония, две Кореи, АСЕАН и Соединенные Штаты в поддержании мира и безопасности в Восточной и Юго-Восточной Азии? Могут ли Иран, Израиль и государства Персидского залива восстановить баланс сил, который будет сдерживать их соперничество и принесет всем пользу? И так далее.

Нынешние стратегические сдвиги в международной системе, если оставить их без внимания, могут привести к катастрофе. Если существующие институты перестанут функционировать, мировому сообществу придется изобретать новые – на региональном и глобальном уровне. Но для этого потребуется интенсивный диалог между великими державами. В последний раз нечто подобное происходило в XIX веке. При этом Соединенным Штатам, Китаю, России и другим придется скорректировать свою политику, хотя сейчас никто из них не видит необходимости в этих корректировках.

Си Раджа Мохан, профессор, директор Института исследований Южной Азии в Национальном университете Сингапура, колумнист The Indian Express, ведущий научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир:

Чтобы найти объяснение нынешнему глобальному беспорядку, необходимо разобраться с четырьмя ключевыми нарушениями. Первое – это мощный сдвиг баланса сил между Востоком и Западом. Проблему подъема Китая и Азии в целом принято рассматривать как необходимость встроить новых акторов в построенный Западом порядок, который основан на правилах. Но это лишь попытка замаскировать реальную задачу – признать необходимость «системных изменений» и начать этим заниматься, вместо того чтобы интегрировать новых акторов в глобальный порядок. Такого подхода требует хотя бы размер азиатских стран – Китая, Индии и Индонезии.

Второе явление – негативное отношение к глобализации, распространившееся во всем мире и прежде всего на Западе. Под вопрос ставится традиционный постулат об открытых границах – в целях обеспечения свободного перемещения товаров, услуг и людей. Неудачники – реальные и не очень – вышли на политическую тропу войны, бросив вызов логике глобализации.

Ситуацию усугубляет третье явление – масштабная волна технологических инноваций, связанных с искусственным интеллектом, синтетической биологией, большими данными и новыми технологиями производства. Под угрозой оказались традиционные формы экономической организации, развивавшиеся в эпоху индустриальных революций XIX и XX столетий. Мы плохо понимаем влияние новых технологий на распределение глобальных экономических и политических сил. Если так называемая четвертая индустриальная революция находится лишь на ранней стадии развития, мировые правящие элиты даже представить себе не могут ответы на вопросы, которые вскоре появятся.

Три этих явления обусловили четвертое – растущую неопределенность во внутренней политике ведущих держав. Неустойчивость относительного внутриполитического спокойствия на Западе продемонстрировали такие события, как референдум в Великобритании и избрание Дональда Трампа президентом США. Бесконечные внешнеполитические эскапады Трампа шокировали американскую элиту, но уровень его поддержки населением не уменьшился. В то же время крупные государства Востока не защищены от внутриполитических изменений.

Если ускорение повсеместно распространившихся изменений – новая особенность нашего времени, студентам, изучающим международные отношения, следует искать способы интеграции четырех разрушительных явлений в единую аналитическую систему.

Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги:

Мировой порядок после четверти века беспрецедентного глобального доминирования одной державы вновь пришел в движение. Это движение – не только и даже не столько результат подъема других крупных стран – Китая и Индии – или возвращения России к проведению активной политики. Еще большее значение имеет растущая усталость мирового лидера – США – от бремени лидерства и стремление Вашингтона перераспределить это бремя. Демарши Трампа в торговой сфере, его давление на европейских союзников по части повышения их вклада в НАТО, приостановка США выполнения соглашения по климату продолжают, хотя и в более резкой форме, линию, обозначившуюся еще при Бараке Обаме, на постепенное снижение вовлеченности США за пределами их границ.

Начиная с 1940-х гг. Соединенные Штаты приступили к строительству Pax Americana. На этом пути они совершили многое: вступили в мировую войну против Японии и Германии, а затем в холодную войну против СССР; инициировали создание ООН и выстроили систему международных финансовых институтов; политически, экономически и стратегически помогли обустроить Западную Европу; создали сеть союзов, охватившую весь мир – от Восточной Азии до Западной Европы и от Ближнего и Среднего Востока до Южной Америки. Говоря словами Джона Кеннеди, США были готовы «нести любое бремя» во имя торжества дела капиталистической демократии. Сейчас эпоха либерального интернационализма в политике Вашингтона постепенно завершается.

Завершение эпохи займет немало времени. Обвала не случится. Но решающий поворот уже произошел. Чем дальше, тем больше американскую политику будут определять национальные интересы – в интерпретации, конечно, тех, кто будет действовать от имени Соединенных Штатов, – а не интересы «свободного мира». Системообразующая страна, настаивающая на «справедливости» отношений внутри возглавляемой ею системы, тем самым подрывает основы этой системы: любая империя подразумевает жертвенность, готовность «нести любое бремя». Отказ от жертвенности равнозначен отказу от империи.

Отношение к союзникам, таким образом, более показательно, чем отношение к противникам или конкурентам. Вызовы, которые США сегодня бросают друзьям, более существенны, чем те, которые они адресуют недругам. Перед странами НАТО, Японией, Южной Кореей, Австралией и другими после семи десятилетий американской опеки объективно встает задача подготовки к проведению самостоятельной внешней и военной политики, а также нового позиционирования по отношению к Соединенным Штатам. США, конечно же, не покинут этот мир, а станут более жестко отстаивать свои интересы с позиций по-прежнему самой крупной и влиятельной, но уже менее вовлеченной в чужие дела страны. Новых «планов Маршалла» не будет. America First. Yes. Pax Americana, RIP.

Сян Лянсин, профессор Женевского института международных отношений и развития, директор Центра «Одного пояса, одного пути» и евразийской безопасности в Китайском институте исследований ШОС (Шанхай):

Послевоенный либеральный мировой порядок терпит крах. Он был создан Соединенными Штатами в 1945 г., а теперь американская администрация бросает вызов практически всем его аспектам: свободной торговле, многостороннему подходу, системе альянсов. Но Китай и остальной мир по-прежнему встроены в этот порядок.

Как Китай воспринимает новый тревожный феномен? Исторически существовало две теории «неизбежности». С одной стороны – теория неизбежности интеграции в либеральный мировой порядок, предполагающая, что Китай в конце концов окажется вовлеченным в этот порядок благодаря глобализации. Экономически он будет увеличивать свою роль в поддержании либерального порядка, который принес ему много преимуществ, а итогом станет демократизация страны. С другой стороны, существует теория неизбежности того, что Пекин бросит вызов существующему международному порядку.

Однако Китай может пойти по совершенно иному пути. У него нет оснований для разрушения нынешнего мирового порядка, но он готов изменить некоторые правила игры в соответствии с национальными традициями, культурой и интересами. Кстати, вероятность конфликта с Западом возрастет, если мировоззрение Китая будет полностью «вестернизировано». Демократия не препятствует экспансионизму (как показала в свое время молодая американская республика). Вестернизированный Китай с активной территориальной повесткой обязательно вступит в конфликт с США по геополитическим причинам.

Дебаты о политической легитимности в Китае начались в середине XVII века – в период споров в Римской католической церкви о религиозности китайских ритуалов (1645–1742 гг.). Фундаментальный вопрос был поднят миссионерами-иезуитами, которые восхищались системой управления в Китае. Нарастающее доминирование Запада за пределами Европы с XVIII века привело к гегемонии западной мысли в мире – как ярко выраженной, так и скрытой. Активное взаимодействие Европы с Китаем намеренно игнорировалось историками постпросветительской эпохи.

Такая ортодоксальность ослабляла позиции самого Запада в беспокойный период борьбы за статус на мировой арене. В это время взаимодействие с незападными странами характеризовалось соперничеством, а не доминированием; приспосабливанием, а не отрицанием; переговорами, а не гегемонией. Поэтому сейчас Китай хочет вернуться к культурному диалогу с европейским гуманизмом времен Возрождения – диалогу, который был грубо прерван в XVIII веке в эпоху Просвещения. С исторической точки зрения вряд ли такое желание можно назвать необоснованным.

Александр Ломанов, главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН:

Запад утрачивает глобальное лидерство, и в этой ситуации ему приходится выбирать между сопротивлением переменам и приспособлением к ним. Утратив интерес и потенциал для привлечения на свою сторону растущих игроков, Запад хочет «вернуть себе величие». Проблема в том, что усилия по собственному оздоровлению сочетаются с попыткой притормозить других.

Неуверенность в способности остаться впереди при нынешних правилах игры побуждает США подставлять подножки партнерам. Первым крупным сражением стала торговая война Трампа против всех. Западные союзники могут обидеться и ответить встречными пошлинами, но к военно-политическому противостоянию с Вашингтоном они не готовы. А вот Китай будет вынужден драться до конца с привлечением всех имеющихся ресурсов. После долгих разговоров о сокращении торгового дисбаланса Америка решительно потребовала, чтобы Китай отказался от государственной поддержки новых наукоемких отраслей экономики. Согласие с этим требованием будет означать для Пекина самоубийственный отказ от «мечты о возрождении» и глобальном лидерстве.

Китайские аналитики рассуждают о том, что действия Трампа неразумны и являются следствием перехода Запада от фазы развития к застою. Опасная «ловушка Фукидида», о которой предупреждает гарвардский политолог Грэм Эллисон, обретает осязаемые контуры. Конфликт между набирающим силу Китаем и стареющим гегемоном в лице США уже дал о себе знать в экономике.

Давление Соединенных Штатов будет ускоренными темпами вытягивать КНР из завещанной Дэн Сяопином стратегической сдержанности во внешней политике. Каждая попытка дать американцам симметричный болезненный ответ станет провоцировать раскручивание спирали противостояния по всем направлениям. Все это похоже на сбывшееся пророчество Джорджа Кеннана об опасности расширения НАТО из-за предсказуемо негативной реакции России. Кеннана не услышали, поскольку Запад упивался триумфом после завершения холодной войны. Предупреждение о «ловушке Фукидида» не принимают во внимание, поскольку для слабеющего Запада противостояние растущему Китаю превращается в экзистенциальный вопрос. Путь двусторонних уступок и взаимной адаптации еще не закрыт, но шансов выйти на него становится все меньше.

Инерция утвердившейся за столетия западоцентричной картины мира воспроизводит оторванное от реальности противопоставление овладевшего наукой и демократией Запада «темному» и «деспотичному» Востоку. В обозримом будущем ощущение «чужого», а также латентные расовые и цивилизационные комплексы Запада, будут препятствовать принятию растущего Востока как равного себе.

На деле Восток еще не имеет инструментов для того, чтобы перевоспитать Запад и научить его ценить иные системы ценностей и модели развития. Незрелой мягкой силой на Трампа и нынешнюю Америку повлиять невозможно. Однако успешное использование Китаем рыночных механизмов в экономике при сохранении жесткой политической вертикали выглядит все более привлекательным для стран, которые еще не нашли свой путь к процветанию. И это делает реакцию Запада, не желающего превращаться в одного из многих, еще более резкой и эмоциональной.

Охваченный популизмом и скепсисом Запад перестает быть манящей целью. Как будет выглядеть мир, в котором у Запада не будет преимущества ни в богатстве, ни в военной мощи, ни в инновациях? России нужно размышлять об этом трезво и объективно. Преимущество России в том, что она не стала частью «коллективного Запада». Это дает возможность впитывать новое, не опасаясь конфликта с нормативными институциональными требованиями и ценностными установками. Однако реализовать это преимущество будет непросто. В сознании элиты будет тлеть постоянный конфликт между неразделенной любовью к «европейскому дому» и пониманием реальных перспектив сотрудничества с Востоком. Неизбывная российская вера в то, что Запад одумается и поймет, что ему без России не прожить, может сыграть злую шутку. Через пару десятилетий долгожданное приглашение в «европейский дом» может оказаться путевкой в стан отставших и проигравших.

Восток неспроста так сильно стремится к избавлению от «западоцентризма» и созданию современных дискурсивных систем, отражающих его ценностные воззрения. Напряженные усилия Пекина по развитию «общественных наук с китайской спецификой» стали конкретным воплощением этой тенденции. Отказ от осмысления собственной реальности с помощью иностранных критериев создает предпосылки для интеллектуальной эмансипации внутри страны. Нечто похожее уже происходит и будет происходить в России. Задача запихнуть себя в прокрустово ложе норм и стандартов ЕС утратила актуальность с учетом санкций, взаимного отчуждения и неопределенности будущего Евросоюза. Это расширяет горизонт для собственных инноваций и поисков.

Доля Запада в мировой экономике будет сокращаться. Сдерживание Китая даст возможность выиграть время, но в этом случае пропорция будет меняться за счет роста других стран. В долгосрочной перспективе надежда Запада на то, что его верным союзником станет Индия, может оказаться столь же обманчивой, как прежняя ставка на поддержку развития Китая. За рамками «коллективного Запада» возникнут новые группировки, обладающие сопоставимым потенциалом. Подлинная проблема даже не в том, что в отдаленном будущем ШОС вдруг станет восточной альтернативой НАТО, или «пояс и путь» превратится в достойную замену ЕС. Самой опасной будет точка перехода, в которой прежние мировые структуры уже утратят способность решать свои задачи, а новые еще не будут обладать необходимыми для этого инструментами и опытом.

Роберт Купер, британский дипломат, в прошлом – высокопоставленный сотрудник Европейской комиссии:

Мемуары Дина Ачесона начинаются словами о том, что время, которое он описывает, казалось «великой неизвестностью для тех, кто его пережил. Туманным было не только будущее – довольно распространенная ситуация, – но и настоящее». Это было время разрушений, которые происходили после 1914 года. Кульминацией стала война 1939–1945 гг. и хаос последовавшего за ней мирного периода. У людей, живших тогда, было преимущество: они знали, что ничего не знают. Сегодня мы ослеплены стремительно мелькающими огнями перемен, напуганы историями о будущем и даже не знаем, что мы ничего не знаем.

Прошло 70 лет с момента прямого конфликта великих держав. Закончилась ли эпоха войн великих держав или только приближается к концу? Возможны ли новые формы великих держав или их конфликтов? Может, это будет конфликт мифологий? Нации, как религии, строятся на идеях, не соответствующих действительности. Кто будет разрешать такие конфликты? Потребуется арбитр.

А как же нации? Они создавались благодаря печатной прессе. Когда люди могут читать тексты самостоятельно, они начинают в них сомневаться. Печатный станок превратил местный диалект в национальный язык и сформировал нации, помог становлению национального образования и национальной промышленности. Современные гаджеты мгновенно переводят тексты. Пока они делают это плохо, но быстро учатся. Сохранит ли национальный язык свое значение? Смогут ли коммуникационные технологии однажды предложить людям единую идентичность и схему действий? За что люди будут умирать? Сначала они боролись за жизнь, потом умирали за религию, за нацию. Что дальше? За футбол? Или ни за что?

Ясности нет. Можно сказать только одно. Мы можем представить себе будущее без религий, без государств, без великих держав, но не видим его без iPhone и самолетов. Значит, единственная определенность – это регулирование.

Время, в которое мы живем, – это всегда период неизвестности. Думаю, мы движемся к периоду, когда главной функцией власти – а я не могу представить мир без власти – будет регулирование.

Фрэнсис Корнегей, ведущий сотрудник Института глобального диалога в Университете Южной Африки (Претория) и сотрудник Центра Вильсона в Вашингтоне:

Международная система переживает опасный, нестабильный переходный период. Новой холодной войны нет, однако наблюдается завершающая фаза асимметричной холодной войны, а центр притяжения в глобальной экономике уже сместился с Запада на Восток. Глобальная экономическая интеграция определяет взаимозависимую и взаимосвязанную геополитическую экономику мира. Однако сдвиг на Восток обусловил динамику деиндустриализации в северных постиндустриальных экономиках Запада, что в различной степени дестабилизировало послевоенную социально-политическую систему.

Возникли линии разлома на социально-расовой, этнической, культурной и классовой почве, которые, учитывая развитие информационных технологий как нового оружия геополитической борьбы, открыли новое опасное измерение глобального переходного периода. Внутренние разногласия в государстве используются внешними противниками, которые хотят расшатать ситуацию, стимулировать популизм, создав таким образом выгодные геополитические условия на международном уровне.

Так, использование Россией расовой карты для воздействия на американских избирателей в 2016 г., чтобы стимулировать ультраправые, националистические и популистские настроения среди белого населения, можно считать примером опасной гибридной войны в международной политике. Еще одним трендом реакционного интернационализма и циничного нелиберализма является отрицание своего участия. Это характерная особенность информационной гибридной войны, которая также обладает параметрами мягкой силы. В любом случае исход выборов в США способствовал укреплению международных позиций правых тяжеловесов и возвращению к старой силовой политике великих держав, которая уже привела нас к двум мировым войнам и расцвету фашизма. Можем ли мы говорить о некоем феномене, к представителям которого относятся Путин, Трамп, Си Цзиньпин, Нетаньяху, бен Сальман, Моди, Дутерте?

Еще один вопрос: приведет ли регионализация многополярности в условиях развития региональных экономических объединений к дальнейшей институционализации глобального управления, которая ограничит геополитическую борьбу великих держав и укрепит международную систему. Систему, в которой скорректированный либеральный интернационализм будет отражать более демократический, плюралистичный мировой порядок. Основой плюралистичного интернационализма должна стать реформированная Организация Объединенных Наций.

Скотт Карпентер, управляющий директор Jigsaw (прежнее название – Google Ideas). (Точка зрения может не совпадать с позицией компании):

Международная система никогда в истории не была стабильной настолько, насколько мы думали, так что эффективность никакого мирового устройства не надо переоценивать. И все же очевидно, что послевоенный мировой порядок, основанный на нормах международного права, постепенно себя изживает. Тот, что придет ему на смену, будет совершенно другим, он выкристаллизуется из периода неустойчивости, возможно, конфликта. Первые три пункта далее – источники нестабильности, а затем – аналогия, как следует размышлять о том, что грядет на смену.

Информационно-технологическая революция. Стремительные изменения, происходящие с 1990-х гг. в области информационных технологий, уже изменяли все – политику, культуру, медицину, финансовый сектор и т.д. И с точки зрения того, что еще наступит, сейчас происходит отлив перед ударной волной искусственного интеллекта. Это обстоятельство в сочетании с неспособностью существующих институтов к быстрому реагированию означает, что даже демократиям предстоит пройти через тяжелый период адаптации. Попытка заткнуть пальцем дыру в дамбе (посредством авторитарного контроля или путем регулирования наподобие европейского) скорее только усугубит следующий фактор нестабильности.

Нарастающая неравномерность развития. Перефразируя Уильяма Гэддиса, будущее уже наступило, просто не все обладают к нему равным доступом. И в свете упадка мирового порядка, основанного на нормах международного права, в этом нет ничего хорошего. Скорее всего, существующие (или несуществующие) диспропорции в результате усугубятся, оказывая возрастающее давление на общества и союзнические отношения между государствами, которые будут пытаться решать проблемы, связанные с бешеным темпом изменений. Концентрация талантов, людей с высоким потенциалом в США и Китае гарантирует, что другие страны в основном будут лишь пассивно реагировать на возникающие проблемы. В то же время сила негосударственных акторов продолжит возрастать, так как возможность доступа к технологиям и право владения новейшими разработками позволит негосударственным игрокам бросить вызов все более слабеющим государствам.

Непредсказуемость Соединенных Штатов. Избрание Дональда Трампа президентом является симптомом усугубляющегося недовольства в американском обществе, частично подогреваемого силами, описанными выше. Но какой бы ни была причина, США больше не являются державой, стремящейся к сохранению статус-кво. Мы получали огромную выгоду в эпоху международного правопорядка, но, похоже, намерены теперь его разрушить. Если такой тренд продолжится, политика Соединенных Штатов останется непредсказуемой, и непредсказуемость, исходящая от крупнейшей мировой сверхдержавы, в значительной степени увеличит размер погрешности в расчетах, возможно, экспоненциально.

В этом случае, удобная для размышления (но наименее приятная) аналогия для меня – мы живем в предвоенный период, когда взаимодействие описанных выше сил увеличивает вероятность возникновения «черных лебедей», описанных Нассимом Талебом: их появление невозможно предсказать, но связанные с ними риски ущерба для неустойчивых систем колоссальны. Единственное решение – снизить уязвимость, но времени мало – и становится все меньше.

Виталий Куренной, профессор, руководитель Школы культурологии НИУ ВШЭ:

Контур современной цивилизации продолжает существовать в рамках модерна, а все теории, поторопившиеся объявить о наступлении нового постмодернового завтра, давно сами оказались вчерашними. В области международных отношений теоретики также слишком поспешили заявить о наступлении новой эпохи. А именно такой, где главная политическая единица модерна, т.е. государство, утрачивает наконец свое значение. Речь, по сути, шла о том, что место национальных государств вновь занимает империя, на роль которой – как в качестве международного полицейского, так и основного органа контроля мировых сетей и потоков (технологических, финансовых и т.д.) – некоторое время претендовали США. В мировом масштабе воспроизвелось то, что Наполеон в свое время пытался реализовать в Европе, неся покоренным народам гражданские свободы и Code civil.

Но как тогда, так и теперь этот сценарий не реализовался. Государства, будь то Россия, Великобритания или Соединенные Штаты, восстанавливают свою роль в самых разных сферах. Мир модерна устроен так, что в нем не может возродиться мировая империя. Карл Розенкранц, правый гегельянец, которые, в отличие от левых, лучше понимали реальность, в которой живут, писал в 1870-е гг., что современная цивилизация является «океанической». Рим мог взять под контроль Средиземное море и потому стать мировой империей в тогдашних границах ойкумены. Но Мировой океан взять под контроль нельзя: мечта о мировой монархии, развивал он свою метафору, «терпит неминуемое крушение на свободной волне океана, который бушует на берегах всех частей света».

Означает ли это, что целостному миру модерна наступил конец и мы наблюдаем его окончательный распад и неизбежную политическую регионализацию, чреватую пугающими конфликтами? Это возможно как рецидив реликтовых политических рефлексов, но невозможно в более фундаментальном смысле. А именно в смысле того, что можно назвать цивилизацией модерна, которая, по словам того же Розенкранца, становится все более «единообразной», стандартизованной или, если воспользоваться термином Джорджа Ритцера, макдональдизированной. Глобальная цивилизация – в отличие от всего национального, регионального и локального – действительно универсальна, она безродна. Римская канализация, британская железная дорога или американский интернет где-то возникают, но затем шествуют по всему миру, утрачивая всякую связь с местом своего происхождения. Речь, конечно, идет о цивилизационной инфраструктуре в широком смысле слова – финансы и право также являются цивилизацией. Цивилизации невозможно препятствовать, потому что она имеет только одну черту – несет с собой удобство и комфорт. Цивилизацию выбирают по той простой причине, что лечить зубы с анестезией комфортней, чем без нее.

Цивилизация имеет издержки, самая фундаментальная из которых – стресс, вызванный нарастающей скоростью изменений. Отсюда тяга к «стабильности», которую избирают своим слоганом политические популисты по всему миру, не будучи в силах, разумеется, сдержать своих обещаний. Просто потому, что люди по большей части склонны выбирать стоматологию с анестезией. Цивилизация также означает стандартизацию. И пока мы эмоционально переживаем свою суверенизацию, цивилизация все же продолжает неумолимое движение по стране, хотя и медленней, чем хотелось бы. Например, в форме обязательной сертификации российских гостиниц по классу «звездности» (предполагается завершить к 2021 г.). Но при этом мир модерна умеет справляться с указанным перманентным стрессом и страхом (например, о ближайшем отмирании множества профессий, о котором сегодня не рассуждает только ленивый). С этим стрессом, правда, можно попытаться справиться также политически – выбрав «особый путь», поставив барьеры на пути цивилизации и, положим, выдвинув вождя – гаранта всего этого. Но итог этого особого пути в конечном счете хорошо известен, поэтому подумаем лучше о хорошем варианте. А хороший вариант находится в сфере культуры.

Мы компенсируем, как выражается Герман Люббе, издержки динамики современной цивилизации, осуществляя историзацию и музеефикацию своей локальной специфики. Когда на территорию приходит цивилизация, на нее реагируют, пытаясь сохранять, а если сохранять уже нечего, то изобретать свою локальную культуру, свои традиции, вот эти вот «традиционные ценности» или, что лучше, национальную кухню. Что является сегодня наиболее стратегически разумной инвестицией? Можно без труда указать на вещи, которые имеют бесконечный горизонт окупаемости – бесконечный в смысле до конца человечества, как мы его понимаем. Это никакие не технологии или стартапы. Все они рано или поздно устареют и уступят место другим – такова неумолимая природа креативного разрушения, которую воплощает собой мир модерна. Единственная совершенно надежная инвестиция – в прошлое. В исторические памятники, в музеи, в сохранение локальной уникальности. Потому что цивилизация модерна стабилизирует себя в самых разных формах музеефикации и консервации прошлого. И, как мы знаем, люди все больше путешествуют по миру со стандартизированными гостиницами лишь для того, чтобы увидеть именно эту законсервированную культуру. А там, где ее по какой-то причине нет, ее начинают «воссоздавать». Или даже покупать, причем задорого – так, Арабские Эмираты просто за использование слова «Лувр» применительно к своему новому музею недавно заплатили 400 млн евро.

Но для того чтобы культура таким вот образом «возродилась» и процвела, нужна цивилизация. Если мы отстаем цивилизационно, то нам не интересна и собственная культура, и очереди будут стоять не в музеи, а в открывшуюся забегаловку мировой корпорации фастфуда. Но создание условий для цивилизованной жизни – это и есть главная задача суверенного государства модерна.

Кристофер Кокер, профессор международных отношений Лондонской школы экономики и политических наук:

Цивилизации возвращаются, утверждает Кришан Кумар. Однако на этот раз западные эксперты не обсуждают вероятность столкновения цивилизаций. Концепцию формулируют политики мейнстрима. Возьмем Россию Владимира Путина. Как утверждает социолог Лев Гудков, сегодня Великая Отечественная война воспринимается гражданами как победа не только над Германией, но и над Западом. Такое восприятие имеет значение, потому что для многих россиян война – самое важное событие в истории. Или возьмем Си Цзиньпина, который настаивает на том, что культурные различия не уступят место универсальным ценностям. В Китае уже ищут аргументы, позволяющие игнорировать «западное» международное право в Южно-Китайском море, ссылаясь на геокультурные особенности. Даже Нарендра Моди и другие индийские политики заявляют, что их страна принадлежит к индуистской цивилизации, истоки которой можно обнаружить в Ведах. Хотя археологические свидетельства говорят о том, что на протяжении первых 200 лет Веды составляли кочевники из Центральной Азии, которые завезли лошадей на Индостан.

Так что же происходит? Китай и Россия называют себя государствами-цивилизациями, отличающимися от национальных государств, установивших основанный на правилах миропорядок. В обеих странах политические лидеры предупреждают граждан, что их государства исчезнут как независимые культурные объединения, если западные идеи получат неограниченное распространение. Поэтому Компартия Китая заявляет, что программа реформ, открывшая путь принципам капитализма в 1979 г., зародилась «на китайской почве». В целях защиты китайских ценностей сегодня запрещена западная религиозная музыка: не допускается исполнение «Мессии» Генделя и «Реквиема» Верди – они якобы представляют угрозу для культурной целостности. А министр культуры России заявляет, что Netflix – проект по воздействию на российское общество. В попытке усовершенствовать защиту от внешнего влияния его ведомство ввело прокатные лицензии и запретило показ фильмов, которые «порочат национальную культуру».

Очевидно, цивилизационная риторика призвана уменьшить привлекательность западных идей. Пока сложно судить, насколько цивилизационные концепции изменили мышление людей. Но чем дольше они будут циркулировать, тем глубже проникнут в сознание, и тогда следующее поколение политиков окажется заложником этих концепций.

Ханс Мауль, профессор, доктор политологии, заслуженный научный сотрудник Фонда «Наука и политика» (Берлин):

Если либеральный международный порядок еще жив, он явно находится в критическом состоянии, и больше других этому способствовал президент Соединенных Штатов, который, казалось бы, должен быть его главным хранителем. Это не случайное совпадение. Избрание Дональда Трампа президентом США является отражением глубинных проблем американской демократии, а его усилия по уничтожению институциональных и нормативных основ демократии и либерального международного порядка показывает, насколько тесно и органично они взаимосвязаны.

Наблюдать за тем, как Дональд Трамп управляет процессом сноса из Белого дома, довольно увлекательно, но зрелище маскирует наносимый им ущерб. Возьмем, к примеру, встречу Трампа и Ким Чен Ына. То, как готовился этот саммит – независимо от его результатов – и освещался публично, оказало негативное воздействие. Раньше считалось, что в переговорах с Пхеньяном нельзя доверять одной стороне – руководству КНДР. Теперь так можно говорить об обеих сторонах. Если вы не верите в то, что Пхеньян или Вашингтон готов выбросить белый флаг и капитулировать, т.е. не верите в сказки, значит, вы понимаете, что переговоры о денуклеаризации Северной Кореи приведут к затягиванию процесса, а главная цель – набрать очки дома. Для описания стиля переговоров Трампа используют эвфемизм «транзакционный»: он действует хаотично и непоследовательно, что ведет к подрыву правил и доверия – двух ключевых ингредиентов для достижения дипломатического компромисса.

Независимо от резонансности саммита и его результатов ущерб региональной безопасности в Восточной Азии уже нанесен. Задайте себе вопрос: насколько вероятным вы считали распространение оружия массового уничтожения в регионе полгода назад и сегодня, после того как Трамп продемонстрировал пренебрежение к союзникам и договорным обязательствам? Правительства стран-союзников США в регионе могут задуматься об альтернативе американским гарантиям безопасности – у них есть для этого основания. Этот пример показывает, как легко культивировать заблуждения об упадке нынешнего, еще либерального, международного порядка. Самые распространенные среди них: это западный порядок, поэтому его разрушение – это хорошо; он уже не играет никакой роли; происходящее означает крах Запада и подъем остальных, так что беспокоиться не о чем. Происходит восстановление исторической справедливости.

Почему три этих предположения являются заблуждением? Либеральный международный порядок изначально действительно был западным проектом, но уже давно стал универсальным – как формально, так и фактически. Формально основополагающие документы и институты были согласованы и одобрены всеми, а не только Западом, в становлении порядка существенную роль сыграли незападные страны. Фактически либеральный международный порядок отражает развитие универсальных сил науки и технологий. Они тоже изначально были европейскими, но никто не станет отрицать, что они уже давно превратились в универсальные силы.

Либеральный международный порядок действительно органически связан с западной моделью демократии, и сейчас эта модель переживает глубокий кризис во многих странах. Но это кризис не демократии как таковой, а ее конкретных исторических форм. Идея демократического устройства универсальна, как силы науки и технологий. Его преимущества заключаются в уважении индивидуальных свобод и достоинства человека, верховенстве закона и возможности исправлять политические ошибки. Возможно, демократия не выдержит эволюционного соперничества с другими моделями государственного устройства, но говорить об этом преждевременно. Кризис демократии на Западе (затронувший отнюдь не все страны и в разной степени) уже вызвал ответную реакцию и мобилизовал корректирующие социальные силы.

Второе заблуждение касается упадка либерального международного порядка, от которого якобы пострадает только Запад. Ключевое слово здесь «либеральный», а не «порядок». И тут в дело вступает следующее заблуждение – о том, что последствия краха можно прогнозировать и контролировать. Это предположение наивно, учитывая то, что сегодня в Китае называют «взаимосвязанностью» (или, если хотите, взаимозависимостью) между людьми, обществами и национальными государствами. Последствия краха могут оказаться настолько масштабными и непредсказуемыми, что их будет сложно контролировать и тем более остановить. Вопрос о том, кто пострадает от краха либерального мирового порядка, остается открытым. Для кого-то ответ окажется неприятным сюрпризом.

Третье заблуждение (беспокоиться не о чем) предполагает, что крах либерального международного порядка будет сопровождаться «подъемом остальных», как выразился Фарид Закария. Предполагается, что мир переживает процесс перехода власти от одной группы стран к другой. Это действительно так. Но такова только часть более масштабной трансмутации власти, которая затрагивает природу и распределение сил в глобальной системе. Важнейший аспект процесса – не подъем остальных, а подъем многих и рост асимметричности сил в международных отношениях. С этой точки зрения власть не переходит от одних к другим, а скорее распыляется, все больше акторов могут влиять на ход истории, но во все меньшей степени.

Это касается и наиболее влиятельных акторов – современные великие державы, включая США и Китай. Несмотря на всю свою мощь, ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты не смогли навести порядок в Афганистане, а руководству КНДР на протяжении 20 лет удавалось манипулировать участниками шестисторонних переговоров. Ограниченная мощь национальных государств, даже нынешних великих держав, обусловлена экспоненциальным усложнением современного мира. Одно из следствий усложнения – уязвимость, имеющиеся силы становится проще мобилизовать ради деструктивных целей. В то же время невероятно сложна мобилизация в конструктивных целях, для этого необходимо подключить к сотрудничеству или нейтрализовать все стороны, обладающие определенным влиянием (будь то деструктивная сила или право вето). Поэтому упадок Запада и крах либерального международного порядка вряд ли приведет к подъему остальных, скорее он вызовет распространение беспорядка. Будьте осторожны в своих желаниях!

Самир Саран, вице-президент исследовательского фонда Observer (Дели):

Мир не находится в беспорядке, он переживает переходный период. После перерыва в несколько столетий богатство и власть вновь смещаются на юг и восток, некоторые нормы и институты мирового порядка проходят серьезную проверку на эффективность. На протяжении 70 лет глобализация приносила огромные богатства странам Атлантики, но в последние 30 лет Азии удалось получить собственную значительную долю глобального роста. В результате в западных странах – традиционных гарантах послевоенного мирового порядка – наблюдается сокращение среднего класса, хотя элиты пытаются придумать способы сохранения своего преимущественного положения в международных делах.

В подъеме Востока и отступлении Запада можно выделить четыре основных тенденции.

Во-первых, смещение баланса сил с Запада на Восток ведет к износу системы норм и институтов, которые являлись определяющими на протяжении 70 лет. Некоторые державы, такие как Россия и Китай, видят в этой глобальной перебалансировке возможность уменьшить влияние США и скорректировать несправедливые правила, не отражающие реалии истории. Предъявляя претензии на собственные сферы влияния, эти страны стремятся изменить неисторический характер существующего порядка.

Во-вторых, индустриально развитые демократии не способны отвечать на вызовы, обусловленные смещением баланса экономических сил, из-за внутренних проблем. В условиях технологических изменений и невыгодной демографической ситуации кусок глобального экономического пирога уменьшается, и это способствует росту национализма и популизма в Америке и Европе. Политическая поляризация блокирует способность этих стран консолидироваться и защищать порядок, ими же и созданный. В результате в мировой политике медленно растет вакуум.

В-третьих, развивающиеся державы начинают претендовать на лидерство в этом вакууме. Китай – самый яркий, хотя и не единственный пример. Теперь уже Пекин стал сторонником экономической интеграции, которую раньше продвигал Запад. Однако Китай не считает нужным придерживаться принципов свободного рынка или следовать правилам прошлого. Пекин пытается продвигать альтернативную модель, фундаментально меняющую глобальный институциональный ландшафт, например, посредством инициативы «Один пояс, один путь». Другие страны, в том числе Индия, идут к глобальному столу переговоров собственным путем, выбирая менее революционные варианты.

Наконец, Евразия (и прилегающие к ней моря) как геополитический театр остается плохо разграниченной и постоянно переживает конфликты. Поскольку ни одна держава не обладает достаточной мощью, чтобы навязывать свою волю другим, – следствие распыления геополитических сил – ведется многоуровневое соперничество, в котором используются временные коалиции и строятся ситуативные оси. Недавно возрожденная «четверка» (Индо-Тихоокеанская), раздутая НАТО, возглавляемая Россией и Китаем ШОС – все это следствие геополитической неопределенности. Можно предположить, что один из этих альянсов в конце концов превратится в модель «концерта великих держав» XXI века, но в своих действиях он будет руководствоваться прагматизмом, а не идеологией.

Александр Филиппов, ординарный профессор НИУ ВШЭ, руководитель Центра фундаментальной социологии НИУ ВШЭ:

В самом конце прошлого тысячелетия Джон Ролз, едва ли не крупнейший политический философ США, выпустил книгу «The Law of Peoples» («Право народов»), заголовок которой недвусмысленно отсылал и к современному понятию международного права (international law), и к старому европейскому термину «ius gentium». Ролз, однако, не собирался оставаться в русле традиции. Он предложил то, что сам назвал «реалистической утопией». «Я, – писал он, – буду использовать термин “общество народов”, подразумевая все те народы, которые во взаимоотношениях следуют идеалам и принципам “права народов”. У каждого из них свое правление, будь то конституционная либеральная демократия или нелиберальное, но достойное правительство».

Задержимся ненадолго на этой утопии, реалистичность которой Ролз не переоценивал и возможные, сходу напрашивающиеся возражения против которой хорошо понимал. Дело не в том, что влиятельный автор выдумал что-то такое, во что хотелось верить ему одному. Напротив! В его рассуждениях явственно сказался дух эпохи. Всемирное общество, по Ролзу, должно состоять именно из народов, а не государств. У народов, как и у каждого человека, есть свой «нравственный характер» (moral character), так что те принципы сотрудничества, которые свойственны либеральным народам (и отчасти народам достойным, пусть и нелиберальным), могут быть положены в основу организации мирового общения. Государства же в известном смысле не меняются со времен античных, они готовы вести войны, они навязывают свою суверенную власть даже вопреки представлениям народов о достоинстве и справедливости. Либеральные народы не воюют кроме как ради самозащиты, они не воюют между собой, находя возможности договариваться, в том числе и с нелиберальными народами, по отношению к которым следует воздержаться от любого рода санкций, дать им возможность идти своим путем.

Возможно, для благородных идей Ролза еще придет время, и большинство нелиберальных (в его терминологии) народов, станут если и не либеральными, то достойными, тогда как либеральные станут еще ближе к идеалу и в отношениях между ними не будет тех недоразумений, которые все еще случаются. Однако очевидно, что за прошедшие два десятилетия дух времени изменился. Мне кажется очень важным зафиксировать это зыбкое, плохо определимое обстоятельство: интересы государств стабильны по крайней мере в том смысле, что не могут быть сведены к интересам или склонностям возглавляющих их людей. Геополитическое положение, соотношение сил, долговременные тенденции не представляют собой чего-то неожиданного, но есть то, что в одни времена делает возможным доверие, уступчивость, готовность посмотреть на свою позицию с чужой точки зрения, а в другие ситуация полностью меняется, причем вопрос о правоте, справедливости, достоинстве стоит тем более остро, что решать его окончательно просто некому. Исчезает позиция привилегированного интерпретатора событий или хотя бы группы соперничающих привилегированных интерпретаторов.

Исторически известно, что такие ситуации складываются необыкновенно быстро, выглядят как неожиданные ссоры между друзьями или добрыми партнерами, могут приводить к войнам, которые, в свою очередь, перемежаются более или менее надежным миром, который обеспечивается не только военным превосходством победителей, но и лидерской, контролирующей позицией внутри нового консенсуса. Тем самым, конечно, еще сказано довольно мало: мы лишь повторяем, что все или почти все испортилось, что это опасно, что так бывало и что к просто, одномерно понимаемой игре интересов сводить это нельзя.

Что еще? По меньшей мере в нескольких отношениях движение последних тридцати лет, времени взлета и падения большой идеи, большого нарратива глобализации, весьма поучительно, прежде всего в пространственном отношении. Идея глобализации означала, между прочим, исчезновение территориальности как базового принципа международного устройства. Территории – это государства, государства – это граждане и зависимость политических процессов от взаимной поддержки граждан и государств. В границах государств размещается народное хозяйство, собираются и распределяются налоги и т.п. Глобализация означает возникновение экономики сетей и потоков, перенос центра тяжести на глобальные центры, находящиеся в сложных отношениях с государствами, выведение множества процессов из-под государственного (гражданского и правового) контроля и передачу их в ведение международных бюрократических структур, не несущих ответственности ни перед кем. То возвращение государства в качестве главного агента международных отношений и политико-идеологической машины солидарности граждан, которое мы теперь повсеместно наблюдаем, означает пока еще не очень эффективный, но все более решительный отказ от этих издержек глобального. Но вместе с тем это отказ и от того нарратива, той самоочевидности надгосударственной общности, которая была заметна в предшествующую эпоху. Еще далеко до членения мира вновь по границам территориальных государств как главной политико-пространственной единицы, но недооценивать этого нельзя.

Языка для описания других, негосударственных территориальных образований, за исключением некоторых известных союзов, пока нет. Не менее важным является вопрос времени. Внезапно закрылся горизонт будущего. Остались только ситуации, требующие реагирования, остались долгосрочные договоры, осталось ожидание, что некоторые проблемы разрешатся в течение длительного времени, за пределами жизни тех, кто принимает решения сейчас. Никакого иного будущего, то есть никаких больших целей, состояний, которые должны быть достигнуты, вроде установления везде демократии или светского правления, побед над старыми эпидемиями и т.п., просто не осталось. Вместо сложных общих целей появляются задачи самосохранения государств, роста ресурсов и территорий. Без нового разговора о справедливости, общем благе и желательных переходах ничего, кроме эгоизма каждой страны, здесь ждать нельзя.

Бруно Масаеш, государственный секретарь Португалии по европейским делам в 2013–2015 гг.:

После 1815 г. европейцы перестали смотреть на звездное небо революции и обратили свои взгляды на реальный мир: Европа превратилась в идею, основанную на физической реальности, с этим нужно было что-то делать, отвечая на вызовы и разрешая проблемы. Нечто похожее происходит сейчас с Соединенными Штатами. Израненные, расставшиеся с иллюзиями о западных идеалах, американские мыслители и политики ищут нечто менее идеальное, то, с чем можно работать.

Запад всегда оставался идеалом, стоило к нему приблизиться – и он снова ускользал. На протяжении почти 100 лет американская внешняя политика строилась на идее «двойственного мира». Мир разделен на две половины, между ними находится цивилизационный барьер, но одна половина постоянно расширяется и призвана – достигнув зрелости или, возможно, после большой битвы – стать универсальным образцом. Соединенные Штаты видели себя лидером этого процесса, лидером экспансии Запада. Отношения с другой половиной – с темной стороной – всегда оставались отношениями с цивилизационным чужаком, даже в периоды мира и стабильности.

Сегодня мы видим иную картину. Экспансия неожиданно прекратилась. Барьер между двумя половинами рухнул, и они соединились. Теперь американской внешней политике приходится иметь дело с Европой, Россией, Китаем, Индией и другими как с частями одной системы, защищая свои интересы в структуре отношений, где США всегда стремились занимать центральную позицию. Главное отличие состоит в том, что система перестала динамично развиваться, она уже не стремится к идеалу.

Как европейцам после 1815 г., нам нужно подобрать слово для определения реального мира, а не недостижимого идеала. И подходящее слово есть, оно поможет нам, как «Европа» помогла в свое время европейцам. Это слово – Евразия, географический регион, где сосредоточены экономические, политические и культурные силы. Место конфликтов и противоречий, разделенное на разные культуры и предлагающее самый большой куш победителю в конкурентной борьбе. Любопытно, что Европа в XIX веке находилась в неоднозначных отношениях со своим далеким и одновременно близким соседом – мощным островным королевством, аналогичная ситуация складывается сегодня в отношениях Евразии и США, мощного государства, расположенного недалеко, если брать Мэн или Аляску.

Для американской внешней политики Евразия в определенном смысле заменила идеальную концепцию Запада. Можно сказать, что Соединенные Штаты превратились в реалистичную державу в мире многообразного идеализма: европейские ценности, «Один пояс, один путь», хиндутва, русская душа…

Анатоль Ливен, профессор Джорджтаунского университета в Катаре:

Нынешняя ситуация в США напоминает то, что долгое время происходило на Ближнем Востоке: невероятно сложно наладить эффективную работу правительства, не говоря уже о демократии, если огромная часть населения кардинально не согласна с фундаментальной этнической и культурной идентичностью государства. Американская внешняя политика перестала быть результатом анализа национальных интересов и превратилась в функцию нарастающей внутриполитической истерии. Ситуацию усугубляет потеря Соединенными Штатами глобального лидерства. Кроме того, экономические трудности, с которыми все чаще сталкивается белое население, вынуждают идти на жесткие меры в международной торговле, и это может привести к новой глобальной экономической депрессии.

Однако картина на самом деле не такая мрачная. Политическая культура, в которой факты не имеют значения, а дебаты – это вопрос восприятия, интерпретации и манипулирования, производит тягостное впечатление на человека, верящего в разум. Но с другой стороны, такая культура обладает определенными преимуществами во внешней политике. Если официальную позицию США по КНДР и отношение к ее лидеру удалось перевернуть за один день под одобрительные возгласы республиканского истеблишмента и СМИ, кто знает, какие еще трансформации возможны в будущем.

Важно отметить, что американское население может использовать агрессивную риторику, но на самом деле не хочет воевать. То же самое относится и к Пентагону, если речь идет об очередной антитеррористической операции или конфликте с великими державами. США делали громкие заявления во время конфликта между Грузией и Россией в 2008-м и кризиса на Украине в 2014-м, но вероятность отправки американских войск в зону конфликта была минимальной. Соединенным Штатам придется воевать, если Россия атакует страну-члена НАТО, но Москва не собирается этого делать. Если Китай не станет совершать необдуманные действия в Южно-Китайском море, риск конфликта между двумя государствами будет гораздо ниже, чем опасаются многие.

Наиболее высоки риски конфликта с Ираном: Израиль может нанести удар, чтобы спровоцировать ответную атаку Ирана на США, и тогда Вашингтон уничтожит иранскую экономику. В прошлом Пентагону удавалось блокировать подобные планы Израиля. Посмотрим, сможет ли он справиться с этой задачей при Трампе.

Йохан Гальтунг, математик, социолог и философ (Норвегия):

В XIX–XX веках общественная мысль выстраивалась вокруг доминирующих идей о конфликте между частным и общим, между рынком и планом. Это столкновение идей определяло отличие правых от левых. Но потом этот конфликт разрешился; он утратил актуальность – вместе с теми политическими силами, которые подпитывал. Появились новые дискурсы, основанные на базовых, фундаментальных потребностях человечества и природы – вопросы разнообразия, симбиоза. Толком они еще не осмыслены, но именно они могут определить «новых правых» и «новых левых».

Если Запад оставался более или менее неизменным как во время того, что мы называем холодной войной 1949–1989 гг., так и после нее, Восток преобразился самым драматическим образом. Варшавский договор распался, а НАТО осталось – но сейчас есть Шанхайская организация сотрудничества. И это уже не просто Россия, Китай и горстка исламских государств. В ШОС теперь входят и Индия, и Пакистан. Бóльшая часть мира сегодня живет вне старой схемы противостояния – Запад против Востока, НАТО против Варшавского договора, США против СССР. Это измерение времен холодной войны стремительно устаревает. Вместо этого сформировался многополярный мир, в котором лишь две страны – Соединенные Штаты и Израиль – остаются по-старому агрессивными, постоянно находясь в состоянии войны.

Кроме того, существует терроризм, и, вероятно, мы находимся на пороге формирования системы государственного терроризма. Однако до настоящего времени для бóльшей части многополярного мира пассивное, но мирное сосуществование наиболее благоприятно. И пока каждое государство занимается решением своей части глобальных вопросов, если те затрагивают несколько регионов, Соединенные Штаты по-прежнему пытаются монополизировать управление на глобальном уровне – хотя бы финансово. В ответ на это государства начинают создавать собственные валютно-финансовые корзины.

США и Россия слишком сильны, чтобы проиграть противостояние, но недостаточно могущественны, чтобы победить. Гораздо вероятнее, что они все же придут к мирному сосуществованию. Западу придется свыкнуться с этим, как он свыкся с деколонизацией, но Запад будет продолжать пытаться проникнуть в Россию за счет своего могучего капитализма. Соединенным Штатам по целой совокупности причин (прежде всего США – банкрот, одного этого достаточно) придется вернуться в Северную Америку, к себе домой. А России, я полагаю, стоит сосредоточиться на развитии собственной гигантской территории, которая остается предметом зависти Запада, а не экспансии. Как это сделать – это уже другой вопрос.

Хуан Цзин, заслуженный профессор Пекинского университета лингвистики и культуры:

Подъем Китая безвозвратно изменил экономический, геополитический и стратегический ландшафт. Можно выделить три аспекта последствий для мирового порядка и стабильности.

Первый фундаментальный вызов и одновременно возможность, которую открывает подъем Китая, касается глобальной экологической системы. Как известно, первая волна индустриализации, запустившая процесс модернизации в истории человечества, произошла в Западной Европе 250 лет назад и затронула менее 40 млн человек. Вторую волну в конце XIX – начале XX века возглавили США, Россия (СССР), Германия и Япония с общей численностью населения более 400 млн человек. А теперь подъем Китая в сочетании с быстрым развитием Индии и стран Юго-Восточной Азии ознаменовал третью волну модернизации и затронул уже более 4 млрд человек!

Однако модель модернизации посредством индустриализации, которая означает масштабное потребление природных ресурсов и безудержную урбанизацию, отнюдь не устойчива. Если Китай и другие страны Азии добьются модернизации с помощью этой индустриализационной модели, человечество будет обречено. Как же найти альтернативный путь к модернизации и одновременно сохранить уязвимую экосистему? С этой задачей мировое сообщество и прежде всего Китай обязательно должны справиться. Именно осознание суровой реальности заставило объединиться и предпринять усилия, чтобы противостоять вызовам экосистеме и оптимизировать возможности развития мира. В результате были разработаны Киотский протокол 1997 г. и Парижское соглашение 2015 года.

Во-вторых, подъем КНР достигнут благодаря интеграции в существующую международную систему, а не посредством ее подрыва. Развитие в рамках международной системы предопределило не только мирный характер подъема Китая, но и позволило воспользоваться благами глобализации, которая была инициирована и активно продвигалась Соединенными Штатами и их союзниками в 1990-е гг., после распада Советского Союза. Сегодня Китай превратился в крупнейшего торгового партнера в мире, а его экономика превзойдет американскую в ближайшие 10 лет. В то же время дальнейшее развитие Китая зависит от глобальной экономической интеграции на базе многосторонних договоренностей. Выдвинутая председателем КНР Си Цзиньпином инициатива «Один пояс, один путь» продемонстрировала заинтересованность в дальнейшей глобализации, которая, с точки зрения Пекина, в конце концов приведет к формированию «сообщества единой судьбы» человечества.

В-третьих, подъем Китая со стремительной экспансией его влияния и впечатляющим совершенствованием вооруженных сил кардинально изменили геополитический и стратегический баланс между ведущими державами. В результате однополярный мир, в котором доминировали Соединенные Штаты, постепенно трансформируется в многополярный, где международные дела и баланс сил определяются взаимодействием великих держав (США, Россия, Китай, Япония, Индия и ЕС), а не гегемонией Америки.

С точки зрения Вашингтона, все вышеперечисленные аспекты подъема Китая существенно навредили интересам США. Кроме того, американская политическая элита убеждена: именно политика «вовлечения Китая», которую Соединенные Штаты проводили с конца 1970-х гг., пытаясь стимулировать Пекин к «мирной эволюции» (в сторону англосаксонской демократии), позволила КНР быстро развиваться за счет США. Глубокое недовольство тем, что Китай «никогда не станет таким, как мы», и одновременно нарастающая тревога, даже паранойя, что Китай «выйдет вперед», привели к формированию стратегического консенсуса в американском истеблишменте.

Несмотря на неразрешимые разногласия, и демократы, и республиканцы уверены, что Китай превратился в «стратегического соперника», поэтому США должны принять «мощные и эффективные меры» для препятствования или даже полного ограничения его дальнейшего развития. Цель – не только остановить подъем КНР, гораздо важнее укрепить позиции Соединенных Штатов.

Поэтому администрация Трампа одобрила жесткий подход в отношении Китая. В экономическом плане США пообещали значительно повысить пошлины на китайский импорт, ужесточить запрет на экспорт высоких технологий в Китай и тщательно проверять китайские инвестиции. Кроме того, американцы наращивают военное присутствие в регионе в соответствии с новой «индо-тихоокеанской стратегией», целью которой является формирование четырехстороннего альянса – США, Япония, Индия и Австралия – против Китая. Учитывая нарастающую враждебность, некоторые эксперты утверждают, что две крупнейшие державы вступили в «новую холодную войну».

Но это не так. Фундаментальное следствие подъема Китая в рамках существующей международной системы и при содействии американской политики вовлечения состоит в том, что страны стали взаимозависимыми. Поэтому их отношения выходят за рамки традиционных. Практически все вопросы в отношениях двух стран имеют глобальное значение, а серьезные глобальные вызовы (например, корейскую ядерную проблему) невозможно разрешить без консультаций и определенного взаимодействия США и Китая. Кроме того, сегодня китайско-американские отношения определяются внутренней политикой, а не контактами Пекина и Вашингтона по конкретному вопросу. И в Соединенных Штатах, и в КНР в политическом процессе участвуют различные группы интересов с различными целями. Например, политика, порадовавшая Уолл-стрит, может расстроить правозащитников, экологи будут выступать против курса, продвигаемого энергетической отраслью, а промышленники и фермеры будут недовольны повышением пошлин, которое вызовет торговую войну между двумя странами. Поэтому, хотя США одобрили жесткий подход в отношении Китая, бесконечная борьба между группами интересов пока мешает администрации Трампа выработать всеобъемлющую и последовательную линию. В результате китайская политика Трампа в основном ситуативна и нередко противоречива. Аналогичные явления существуют и в Китае, хотя там политический процесс менее прозрачен. Поэтому, несмотря на «жесткую позицию» президента Трампа по Китаю, стабильность двусторонних отношений определяется авторитетом руководителей и их умением добиваться компромиссов во внутренней политике. Следовательно, Си Цзиньпин, явно обладающий большим авторитетом во внутренней политике, чем Трамп, будет играть ведущую роль в турбулентных отношениях двух стран.

Стратегическая взаимозависимость в условиях экономической глобализации подорвала фундамент «новой холодной войны», которая предполагает четыре условия. Во-первых, политический процесс в обеих странах должен определяться идеологией, чтобы, во-вторых, политически мир был разделен на два лагеря. В-третьих, обе экономики должны быть независимы друг от друга, чтобы, в-четвертых, стороны могли формировать альянсы для введения санкций друг против друга.

Однако, как и в большинстве стран, сегодня политический процесс в США и Китае не определяется идеологией, а ориентирован на интересы. Поэтому практически невозможно, что мир вернется к холодной войне, когда страны разделены на два политически враждебных и экономически независимых друг от друга лагеря. И хотя возглавляемая Соединенными Штатами система безопасности выстояла после окончания холодной войны, американские союзники вряд ли захотят участвовать в конфликте двух супердержав. Что касается Китая, то Си Цзиньпин ясно дал понять на саммите «Один пояс, один путь» в мае 2017 г.: Пекин не стремится к альянсам, он заинтересован в укреплении партнерства со всеми странами.

Таким образом, несмотря на резонансные меры президента Трампа против Китая, сложно представить, что США или Китай прибегнут к войне. Дело не в том, что они откажутся от конкуренции и даже соперничества, просто и Вашингтону, и Пекину будет невероятно трудно достичь внутриполитического консенсуса и сформировать альянсы за границей – а это обязательные условия конфронтации двух глобальных держав.

Тем не менее «жесткий подход» Вашингтона в отношении Китая окажет негативное воздействие на мировой порядок и стабильность не только потому, что антикитайские меры являются ключевым элементом кампании Трампа «Америка прежде всего». Дело в том, что Китай уже стал серьезным участником всех трех уровней современного международного порядка: политический порядок сосредоточен в ООН и ее органах, экономический и торговый порядок строится на базе ВТО и многосторонних соглашений, финансовый порядок поддерживают Всемирный банк, МВФ и другие институты, включая Азиатский банк развития и Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Неудивительно, что самые близкие союзники США в Европе и Азии – несмотря на существенные разногласия с Пекином в вопросах ценностей и политической системы – не хотят вместе с американцами препятствовать развитию Китая. Это отнюдь не означает, что они его поддерживают. Но, как и Китай, они встроены в существующий мировой порядок, базирующийся на многосторонних договоренностях. В конце концов, главная цель безрассудного одностороннего поведения администрации Трампа (выход из Парижского соглашения, иранской ядерной сделки и Совета ООН по правам человека, повышение пошлин на импорт со всеми ключевыми партнерами и требование, чтобы союзники платили больше за американские гарантии безопасности) – переписать правила игры в международных делах в пользу США и за счет всего мирового порядка. «Америка прежде всего» превратилась в «Америку в изоляции», потому что такой подход вредит всем участникам существующего мирового порядка, включая союзников Соединенных Штатов.

Реакция Китая на давление со стороны Вашингтона, напротив, выглядит рациональной и позитивной. Си Цзиньпин дал понять на Боаоском азиатском форуме в апреле 2018 г., что Китай намерен продолжать реформы и следовать политике открытости. В то же время он будет решительно защищать систему свободной торговли, базирующуюся на многосторонних договоренностях, и реализовывать стратегию «мирного развития». Сможет ли Пекин превратить риторику в конкретные действия, как и какими средствами он будет поддерживать отношения с США при непредсказуемой администрации Трампа – посмотрим. Но в любом случае это окажет серьезное воздействие на стабильность и развитие всего мира. Хорошая новость в том, что эгоцентризм и односторонние шаги Трампа могут укрепить позиции Китая, если он будет реагировать разумно. Плохая новость – Америка по-прежнему самая мощная держава на планете.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 10 июля 2018 > № 2714091

«Газпром нефть» направила 100 млн рублей в 2017 году на образовательные программы в профильных вузах

В этом году компания продолжила работу по гармонизации образовательных программ вузов с актуальными задачами в сфере технологического развития.

«Газпром нефть» на постоянной основе сотрудничает с профильными вузами страны. Специализированные кафедры компании действуют в Российском государственном университете нефти и газа им. И.М. Губкина и Омском государственном техническом университете. В 2017 году в Ульяновском институте гражданской авиации была открыта базовая кафедра обеспечения авиаГСМ и техническими средствами при содействии «Газпромнефть-Аэро». В этом году на базе Рязанского института Московского политехнического университета начнется обучение по специальности «Строительство автомобильных дорог» при участии оператора битумного бизнеса компании — «Газпромнефть — Битумные материалы». Также в сентябре 2018 года в Санкт-Петербургском государственном университете (СПбГУ) открывается еще одна магистратура компании — «Геологическое сопровождение разработки месторождений углеводородов». Над проектами «Газпром нефти» студенты вуза будут работать в новой лаборатории цифрового моделирования СПбГУ. Другие магистерские программы* интегрированы в образовательный процесс Политехнического университета, Тюменских государственного и Индустриального университетов, Московского физико-технического института, РГУ нефти и газа им. Губкина. Также «Газпром нефть» участвует в развитии совместных программ Томского политехнического университета и британского университета Heriot Watt, где готовят специалистов по геологии и разработке месторождений.

Участники магистерских программ «Газпром нефти» ведут научно-исследовательские работы в Инжиниринговом центре Московского физико-технического института и в лабораториях гидродинамического моделирования и гидродинамических исследований скважин Научно-образовательного центра «Газпромнефть-Политех» в петербургском Политехническом университете. В сентябре 2018 года начнется набор на магистерскую программу компании в Башкирском государственном университете, где будут готовить специалистов с пониманием особенностей геологического строения сложных коллекторов, умеющих применять цифровые технологии обработки и интерпретации данных.

Лекции по предметам нефтегазового профиля на базовых кафедрах «Газпром нефти» ведут специалисты компании. Задачи и кейсы, которые разбирают студенты на занятиях, приближены к реальным технологическим задачам «Газпром нефти» — это позволяет лучше подготовить студентов к дальнейшей работе в современной нефтяной компании.

Ежегодно десятки российских студентов проходят практику и стажировки в подразделениях и на предприятиях компании, ведут исследовательские проекты под руководством сотрудников «Газпром нефти», решают реальные производственные задачи в современных лабораториях, созданных при поддержке компании. Самые талантливые и заинтересованные в профессиональном развитии выпускники вузов в дальнейшем получают приглашение на работу в компанию. В 2017 году по итогам производственной практики «Газпром нефть» приняла на работу более 380 студентов, аспирантов и выпускников.

«Наша программа сотрудничества с высшими учебными заведениями — это эффективный бизнес-проект, предполагающий возврат инвестиций в виде самого ценного ресурса: квалифицированных высококлассных специалистов. Именно уровень кадрового потенциала сегодня во многом определяет рыночную конкурентоспособность компаний и, соответственно, стратегические перспективы развития бизнеса», — отметил заместитель генерального директора «Газпром нефти» по организационным вопросам Кирилл Кравченко.

Страны-члены Евросоюза согласуют коллективный ответ на предложения Британии к переговорам о Brexit, заявила канцлер Германии Ангела Меркель.

"После того как Британия представит white paper, что уже является значительным шагом вперед, мы, 27 стран-членов (ЕС), выработаем общую позицию и дадим коллективный ответ. Но уже хорошо, что предложения уже готовы, это все, что я могу сказать, не вдаваясь в детали", — сказал Меркель на пресс-конференции в Лондоне.

По ее словам, после Brexit Германия намерена поддерживать тесные связи с Британией. Уже месяцы британское правительство подвергается критике за то, что не желает публиковать официальный документ о том, чего добивается на переговорах с ЕС и какие именно положения будут содержаться в соглашении о выходе из Евросоюза. Еще в начале июня чиновники вынуждены были заявить, что опубликуют официальный документ о позиции правительства в ближайшее время, однако не называли точной даты публикации. Накануне официальный представитель британского премьера заявил, что полный вариант стратегии будет опубликован в четверг, 12 июля.

Денис Ворошилов.

Новым министром иностранных дел Великобритании стал экс-министр здравоохранения Джереми Хант.

Как сообщила канцелярия премьера в Twitter, королева была рада утвердить политика на эту должность.

На этом посту Хант сменит Бориса Джонсона, ушедшего в отставку из-за разногласий с премьер-министром Терезой Мэй по вопросу о будущих торговых и таможенных отношениях с Евросоюзом.

Его пост главы Минздрава займет Мэтт Хэнкок.

Короткая скамейка

Как считает политолог, заместитель директора Института истории и политики МПГУ Владимир Шаповалов, Хант — один из долгожителей в британском правительстве.

"Он неоднократно был избран депутатом и, по меньшей мере, в четырех последних правительствах занимал позиции министра. Он также занимался вопросами спорта, культуры, молодежной политики", — заявил он в эфире радио Sputnik.

Эксперт отметил, что теперь Ханту придется вникать в совершенно другую сферу деятельности, которая требует принципиально иных компетенций.

Кроме того, по его мнению, назначение свидетельствует о проблемах в правительстве Терезы Мэй, поскольку Хант до настоящего времени не был связан с внешней политикой.

"Его назначение — это демонстрация того, что у Терезы Мэй очень короткая скамейка, что, по сути, серьезной поддержки в политической сфере у премьер-министра нет", — подчеркнул Шаповалов.

Споры вокруг Brexit

В минувшую пятницу Мэй заявила о намерении смягчить условия выхода Британии из Евросоюза.

Премьер заявила, что Лондон предложит создать зону свободной торговли и обозначить перечень промышленных товаров и сельскохозяйственной продукции, которые не подпадут под будущие ограничения.

Эта программа не устроила сторонников более жесткого подхода к условиям выхода страны с единого европейского рынка. По их мнению, реализация такого плана сохранит зависимость Великобритании от ЕС и создаст преимущество для глобальных корпораций в ущерб местным производителям.

В свою очередь, Борис Джонсон написал письмо Терезе Мэй, в котором заявил, что "страна идет к тому, чтобы стать колонией", а "мечта о Brexit умирает".

"Brexit должен был быть возможностью и надеждой. Он должен был стать шансом вести дела по-другому, стать более гибкими и динамичными и максимально использовать преимущества Великобритании как открытой, смотрящей вне глобальной экономик ", — написал Джонсон.

Подарок для президента: чего ожидают от встречи Путина и Трампа

Почему Трамп назвал Путина своим соперником‍

Президент США Дональд Трамп заявил журналистам, что приготовил «маленький подарок», который передаст президенту Владимиру Путину в ходе предстоящей встречи в Хельсинки 16 июля. Ранее стало известно, что на переговорах главы государств в первую очередь обсудят конфликт на Украине и в Сирии. В преддверии двусторонней встречи Трамп заявил, что считает Путина соперником, но не врагом.

Президент США Дональд Трамп накануне отъезда в европейское турне рассказал журналистам, что приготовил подарок для президента России Владимира Путина. Трамп добавил, что сам подарок станет известен общественности после того, как он вручит его российскому лидеру.

«У меня действительно есть маленький подарок для него (Путина. — «Газета.Ru»), но вы узнаете, что это за подарок, только когда я его вручу», — сказал Трамп.

Американский лидер также предположил, что встреча с Путиным может стать «самой легкой» частью его поездки в Европу, которая началась 10 июля.

«Итак, мне предстоят саммит НАТО, Великобритания, которая в некоторой степени находится в кризисе, и Путин. Честно говоря, Путин может стать самой легкой частью», — сказал он журналистам.

В то же время американский президент не смог однозначно ответить на вопрос, является ли российский лидер его врагом или другом. Во время общения с журналистами он заявил, что видит в президенте Путина соперника, но не врага.

Во время европейского турне Трамп примет участие в саммите НАТО в Брюсселе и посетит Великобританию, где встретится с британским премьер-министром Терезой Мэй и королевой Елизаветой II. 16 июля в Хельсинки состоится саммит Дональда Трампа и Владимира Путина. Он станет первой официальной встречей лидеров стран с момента избрания Трампа в 2016 году.

По словам госсекретаря США Майка Помпео, главными темами переговоров станут конфликты в Сирии и на Украине. Так, он подчеркнул в беседе с журналистами, что Вашингтон нацелен на выработку новой сирийской конституции и политическое решение конфликта.

Кроме того, Помпео пояснил, что руководство США хочет заставить граждан России, Сирии и Ирана придерживаться политических договоренностей. Сам Трамп ранее заявил о намерении «поладить» с российским лидером.

В начале июля в ходе выступления перед своими сторонниками в штате Монтана Трамп высказался относительно российско-американских отношений и грядущей встречи в Хельсинки. Президент подчеркнул, что курс на улучшение отношений и с Россией, и с Китаем — «дело хорошее». Он также заявил, что не сомневается насчет позитивного исхода встречи с Путиным.

«Все будет хорошо, и сам Путин тоже в порядке», — заявил Трамп, добавив, что «мы все в порядке».

В ответ на ряд публикаций в американских СМИ, ставивших под сомнение готовность Трампа к переговорам с Путиным президент США подчеркнул, что «был готов к встрече [с Путиным] всю свою жизнь». Отметим, что конкретных примеров критики в свой адрес со стороны американской прессы Трамп решил не приводить.

Руководитель Центра исследований внешнеполитического механизма США Сергей Самуйлов полагает, что по итогам встречи не стоит надеяться на резкое улучшение российско-американских отношений, однако итог может быть более выгодным для Кремля, если Трампу не понравится саммит НАТО.

Саммит Североатлантического альянса пройдет перед встречей Трампа и Путина, напомнил Самуйлов, и американский лидер будет требовать от партнеров по военному блоку, чтобы они тратили на оборону больше — по 2% ВВП. Сейчас многие европейские страны, особенно бывшие члены социалистического лагеря в Восточной Европе, отказываются платить, считает эксперт.

«Трамп — человек импульсивный. Если он во время саммита НАТО додавит европейцев, тогда он будет доволен. Если же они не пойдут на уступки, тогда разозленный Трамп после этого встретится с Путиным и договорится о чем-то, что европейцам не понравится и нанесет им ущерб», — передает слова Самуйлова НСН.

Также в СМИ появлялась информация, что на предстоящей встрече главы государств, возможно, обсудят проблему признания Крыма частью России. Новость распространилась после того, как на соответствующий вопрос журналистов Трамп не дал отрицательного ответа и сказал: «Посмотрим». Многие журналисты после этого написали, что американский лидер не исключает возможность признания Крыма российским.

Однако пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков заявил, что полуостров является «неотъемлемой частью России», поэтому подобный вопрос не может стоять на повестке дня. Он также подчеркнул, что российская сторона открыта для диалога и совместных поисков компромисса, несмотря на существенное расхождение в позициях Москвы и Вашингтона по многим вопросам.

Ранее предстоящую встречу в Хельсинки прокомментировал президент Финляндии Саули Ниинисте. Он выразил надежду, что переговоры Путина и Трампа принесут миру надежду. «Надеюсь, они прибудут на встречу в Хельсинки с чем-то, что устранит страхи и укажет свет в направлении [движения], что напряжение будет снято», — сказал Ниинисте.

Финский президент подчеркнул, что его беспокоит биполярность этого мира, а также тот факт, что международная политика персонифицирована.

«Я также считаю, что Соединенные Штаты и Россия должны вести двустороннюю дискуссию, но они не могут вмешиваться в дела, касающиеся Европы», — подчеркнул президент Финляндии.

В первом полугодии 2018-го объем сделок с жильем в Дубае составил $30 млрд

По данным земельного Департамента Дубая (DLD), в первой половине 2018 года было подписано 27 642 договоров на покупку недвижимости. Несмотря на внушительные цифры, общий объем сделок примерно на 16% меньше показателя того же периода годичной давности. В 2017 он составлял $36 млрд, а в 2016 – почти $31 млрд.

По словам главы отдела исследований в Global Capital Partners Хусейна Алладина, сокращение сделок с недвижимостью в первом полугодии 2018 года произошло в основном в области строящихся объектов, которые пользовались высоким спросом в 2017 году. Основной причиной стал запуск меньшего числа проектов. Кроме того, инвесторы сейчас всё чаще предпочитают уже готовые решения, так как разница в ценах между такими объектами и проектами на стадии строительства – всё меньше, сообщает Khaleej Times.

В первые шесть месяцев 2018 года районы Business Bay и Dubai Marina были лидерами в плане выбора инвесторов: 1 934 и 1 445 сделок соответственно. В Al Merkadh было заключено 1 262 сделки. С точки зрения стоимости также лидирует Business Bay – здесь приобрели недвижимость более чем на $1,1 млрд. В Dubai Marina – на $790 млн, а в Al Merkadh – на $570 млн.

Генеральный директор DLD Султан Бутти бин Мейрен сказал, что стратегические решения правительства оказали значительное влияние на устойчивый рост и укрепление конкурентоспособности национальной экономики. Предоставление инвесторам резидентской визы ОАЭ на срок до 10 лет и сокращение государственных пошлин, включенных в предыдущие инициативы, станут важнейшими стимулами для экономического роста эмирата, так как окажут положительное влияние на снижение издержек бизнеса и поддержат позицию Дубая как одного из лучших инвестиционных направлений в мире.

В то время как инвесторы из ОАЭ заняли первое место как по количеству, так и по стоимости сделок (2 986 договоров на сумму $1,9 млрд), индийцы оказались на втором месте, заключив 3 218 сделок на $1,6 млрд. За ними последовали граждане Саудовской Аравии, чьи вложения составили $1 млрд и 1 415 сделок. В список ТОП-10 инвесторов также вошли граждане Великобритании, Пакистана, Китая, Египта, Иордании и Франции.

Франция, Германия и Англия договорились продолжить торговлю с Ираном без использования доллара США

Министр иностранных дел России Сергей Лавров рассказал российским СМИ, что Франция, Германия и Великобритания договорились продолжить торговлю с Ираном без использования доллара США.

Крупнейшие европейские страны, участвующие в ядерных переговорах с Ираном - Франция, Германия и Великобритания, договорились поддерживать торговлю с Тегераном, независимо от доллара США, сказал министр иностранных дел России Сергей Лавров, сообщает Mehr News со ссылкой на российский информационный центр rt.com.

Европейские компании испытывают все большее давление со стороны США, чтобы они сократили деловые связи с Ираном. Поскольку большинство транзакций в настоящее время осуществляется с использованием доллара США, фирмы, работающие в Иране, сталкиваются с потенциальными штрафами от США.

По словам Лаврова, решение, в частности, касается малых и средних компаний. Он пояснил, что участники иранской сделки согласились разработать меры по защите бизнеса стран от санкций США.

"Все согласны с тем, что эти санкции США являются абсолютно незаконной и неприемлемой политикой, но, конечно, это вряд ли может быть изменено, и поэтому будет достаточно борьбы в торгово-экономической и политической сферах", - сказал российский министр иностранных дел.

На прошлой неделе законодатели ЕС дали разрешение Европейскому инвестиционному банку (ЕИБ) вести бизнес в Иране, пытаясь спасти ядерную сделку 2015 года.

"Мы предоставляем ЕИБ возможность инвестировать в Иран, если будут найдены подходящие проекты", - сказал депутат от правящей Европейской народной партии Зигфрид Муресан.

"Иранская сделка хороша для безопасности Европы", - сказал он Reuters, имея в виду соглашение, подписанное мировыми державами в 2015 году.