Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Беспрецедентное событие отмечено на рынке недвижимости Вьетнама в начале 2015 г. в связи с отзывом проекта коммерческого и жилого комплекса в г. Хошимине с участием японских инвесторов стоимостью 337 млн. долл. в связи со стоимостью отселения жителей и очистки территории под строительство. В настоящее время площадь занята зданием, в котором находится управление по культуре, спорту и туризму Народного комитета г. Хошимина и проживает 145 семей. Длительная процедура подготовки строительной площадки вызвала риски по возникновению коммерческого ущерба при выполнении проекта.

(Vietnam Investment Review, 09-15.03.2015)

По данным Министерства сельского хозяйства и аграрного развития СРВ, на 15 февраля во Вьетнаме было произведено 807,2 тыс. т. сахара - снижение на 27,850 тыс. т. по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Суммарные запасы сахара фабрик составили 315,5 тыс. т., что на 104,1 тыс. т ниже, чем в прошлом году. Параллельно со снижением запасов цены на сахар поднялись на 500-700 донгов/кг по сравнению с прошлым месяцем, оптовая цена на сахар держится на уровне 12000 донгов/кг.

(Saigon Times, 05.03.2015)

В марте 2015 г. Премьер-министр СРВ утвердил Стратегию развития железной дороги страны на период до 2020 г. с перспективой до 2050 г. Прежде всего, предусматривается модернизировать существующую дорогу. Особый акцент будет сделан на дороге «Север-Юг» с тем, чтобы обеспечить скорость движения пассажирских поездов 80-90 км/ч и грузовых до 50-60 км/ч. На втором этапе в период 2020-2030 гг. планируется создать систему железнодорожных перевозок для движения составов со скоростью 160-220 км/ч, шириной колеи 1,435 мм, а также построить инфраструктуру, способную обеспечить к 2050 г. движение скоростных поездов на магистрали «Север-Юг» со скоростью 350 км/ч. В случае успешной реализации этой стратегии, доля железнодорожной отрасли СРВ в перевозках пассажиров может составить 5-8%, и 5-6% в грузоперевозках, а в пригородных сообщениях гг.Ханой и Хошимин доля пассажироперевозок электричками и метро может достичь 30%.

(Doanh nhan Sai Gon, № 331, 01-17.03.2015)

Оборот торговой сети Со.ор в 2015 г. составит 26 трл. вьетн. донг, (около 1,2 млрд. долл.). Для достижения этой цели намечено ввести в строй дополнительно 6 супермаркетов Co.opmart, 30 продовольственных магазинов Со.ор Food, 1 универсам Co.opXtra и 1 торговый центр Sense City. Общее число торговых точек сети Со.ор достигло во Вьетнаме 365.

(Doanh nhan Sai Gon, № 331, 01-17.03.2015)

По данным Министерства финансов Вьетнама в январе и феврале 2015 г. заметно выросли поступления в государственный бюджет и снизились поступления от продаж сырой нефти. Суммарные бюджетные поступления в течение первых двух месяцев выросли на 17,2% и достигли показателя 151,87 трлн. донгов (7,1 млрд. долл.). Внутренние доходы составили 117,5 трлн. донгов

рост на 24,7% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

(Vietnam News, 09.03.2015)

МЕРОПРИЯТИЯ ТОРГПРЕДСТВА

Направлены материалы:

В Минэкономразвития России:

в ДААЛА - по запросу актуализированная таблица мониторинга текущей реализации паспортов проектов, а также справочная информация о ходе реализации паспортов проектов.

в ДААЛА - предложения Торгпредства для возможного использования позиционных и справочных материалов к визиту во Вьетнам Д.А. Медведева.

в ДКРРВЭД, ДААЛА - актуализированный СПД на I квартал 2015 г.

в ДААЛА - перевод ноты заместителя министра промышленности и торговли СРВ Чан Куок Кханя в адрес А.Е. Лихачева о проведении переговоров по разделу услуг и инвестиций Соглашения о ЗСТ в марте с.г. в г. Ханое.

в ДААЛА - ответ на поручение о подготовке информации к официальному визиту Д.А. Медведева во Вьетнам.

в ДААЛА - ответ на поручение о подготовке документов к подписанию по программе визита Д.А. Медведева.

в ДААЛА - по запросу направлен список вьетнамских участников встречи Д.А. Медведева в качестве предложения Торгпредства по персоналиям.

в ДААЛА - по запросу письмо с предложениями по проекту Совместного заявления о завершении переговоров по согласованию Раздела о торговле и инвестициям Соглашения по ЗСТ.

в ДААЛА - по запросу статистическая информация по инвестиционному сотрудничеству между Россией и Вьетнамом на период 2012-2014 гг.

в ДААЛА - ответ на запрос о существующих барьерах для российских экспортеров

в ПД - информация о «Законе о жилье», перевод главы закона

ДКРРВД - формы для инициирования бизнес-миссий в рамках СПД по Омску, Челябинску

ДААЛА - перевод ноты Минпромторга СРВ с описанием обязанностей зам .министра Хоанг Куок Выонга

в ДААЛА - ответ на запрос по рынку сбыта металлопродукции Вьетнама для ООО «УГМК- ОЦМ».

в ДКРиРВЭД - в рамках работы по паспорту проекта НО «Масложировой Союз России» обзор масложировой отрасли Вьетнама, информация о Союзе размещена на сайте Торгпредства, на фэйсбуке, направлена в ТПП Вьетнама.

в Департамент инвестиционной политики.. - обновленная справка по стране для С.С. Воскресенского.

Для размещения на сайте направлены материалы: Фармацевтическая отрасль Вьетнама, Машиностроительный сектор Вьетнама, Рынок алкогольной продукции Вьетнама, Рынок дорожно-строительной техники Вьетнама, Рынок мебельной продукции Вьетнама, Рынок мебельной продукции Вьетнама, Импорт древесины во Вьетнаме, Об акционировании государственных предприятий во Вьетнаме

В другие организации:

в Минпромторг СРВ направлена нота Минэкономразвития РФ о создании совместной рабочей группы по вопросам хризотилового асбеста при Подкомиссии по торговле и инвестициям МПК.

в Минпромторг СРВ направлен проект с переводом Плана мероприятий по линии РГВУ на 2015 г.

Президенту ТПП Вьетнама по организации бизнес-форума в ходе визита Д.А. Медведева.

Министру промышленности и торговли Вьетнама By Хюи Хоангу по участию Минпромторга в приглашении вьетнамских компаний на встречу Д.А. Медведева с представителями деловых кругов Вьетнама.

Министру промышленности и торговли Вьетнама By Хюи Хоангу по подписанию Сторонами

Совместного заявления и Плана мероприятий на 2015 г. по линии РГВУ в ходе визита Д.А. Медведева.

Министру экономического развития Саратовской области ответ на запрос относительно предоставления информации о системе господдержки экспорта во Вьетнаме.

Президенту ТПП Вьетнама по организации встречи Д. А. Медведева с представителями деловых кругов в г. Хошимине в части уровня представителей с вьетнамской стороны.

Минпромторга Вьетнама - нота о назначении Лихачева А.Е. первым заместителем Министра экономического развития Российской Федерации

Минздрав, Минпромторг России - письма об участии в фармацевтических выставках во Вьетнаме

Минпромторг России - перевод ноты Минпромторга СРВ о переносе сроков предоставления информации в рамках реализации решений в соответствии с Протоколом 3-го заседания РГ по легкой промышленности

Отделение ТП в г. Хошимине:

справка «Система лизинга во Вьетнаме» в соответствии с Планом инженерно-технической работы Торгпредства на первое полугодие 2015 г.

отчет о подборе вьетнамского партнера (Центр ядерной техники г.Хошимина, Филиал

неразрушающих технологий) по запросу российской компании ООО «НИИ ГЕОТЕХ».

актуализированный справочный материал по г.Хошимину: справка по социально-

экономическому положению, экспорт, импорт.

предложения об основных итогах работы Отделения Торгпредства для интервью Торгового представителя в ходе визита в СРВ Председателя Правительства России Д.А.Медведева.

Отчет о работе Отделения Торгпредства в марте 2015 г. с обзором вьетнамской прессы.

Проведены мероприятия:

встреча с представителем «Медипал-онко» по вопросам открытия представительства во Вьетнаме

встреча Торгпреда с руководством Государственной корпорации по управлению

государственными активами - SCIC по вопросам инвестиционного сотрудничества и участия в программе визита Д.А. Медведева.

встреча с руководством департамента международного сотрудничества ТПП СРВ по вопросам организации встречи ДА. Медведева с деловыми кругами Вьетнама.

встреча Торгпреда с директором департамента европейских рынков Минпромторга Вьетнама по вопросам программы визита Д.А. Медведева, а также по переговорам о 3CT.

участие Торгпреда в программе переговоров директора Департамента торговых переговоров Минэкономразвития М.Ю. Медведкова по Разделу Соглашения о 3CT.

встреча с представителем ОАО «УАЗ - «Солерс» по сотрудничеству и организации

автосборочного производств во Вьетнаме.

встреча с вице-президентом ОАО «Зумк-Инжениринг» В.В. Сухоносовым по участию

компании в тендере на строительство шахтных стволов «Кхечам-2».

участие в переговорах Министра ЕАЭС А.А. Слепнева с Министром промышленности и торговли СРВ By Хюи Хоангом по согласованию проекта Соглашения о 3CT в контексте инвестиционного сотрудничества и организации промсборки российской автомобильной техники на территории Вьетнама.

в соответствии с поручением Пресс-службы на фэйсбуке Торгпредства размещена информация оПМЭФ 2015.

Отделение ТП в г. Хошимине:

посещение международной выставки INMEX VietNam. Содействие российским участникам в знакомстве с новыми вьетнамскими партнерами.

участие в международной конференции-презентации экономического и инвестиционного потенциала южной провинции Ниньтхуан.

участие в приеме для дипкорпуса по случаю убытия начальника Управления внешних связей в заграничную командировку и назначения нового представителя МИД СРВ в г. Хошимине.

участие в церемонии открытия трехдневного фестиваля туризма в г. Хошимине.

подбор площадки для встречи деловых кругов в ходе визита во Вьетнам Председателя Правительства России Д.А. Медведева

Оказано содействие российским компаниям и организациям:

ответ на запрос по машиностроительной продукции ОАО «Уралмашзавод» в адрес Общероссийского общественного фонда Содействия социально-экономическому развитию России «Национальный экономический совет».

ответ на запрос ОАО «УАЗ» о потенциальных партнерах по организации сборочного производства внедорожников УАЗ на территории Вьетнама.

ответ на запрос ООО «ДЦ УАЗ» по соответствиям кодов ТН ВЭД России и Вьетнама.

ответ на запрос ОАО «НПК «Уралвагонзавод» о Стратегии развития железнодорожного транспорта во Вьетнаме до 202 г. и на период до 2050 г.

Центр поддержки экспорта Омской области - ответ на запрос по организации бизнес-миссии во Вьетнам

METIZ - рассылка информации о продукции компании

ООО «ВиЦыАн» - рассылка запроса на закупку тканей во Вьетнаме

ОАО «Институт стволовых клеток человека» - ответ на запрос по генно-терапевтическому препарату

УК «Аэропорты регионов» - организована встреча с «ВьетнамЭйрлайнс» по вопросу использования аэропортовой инфраструктуры УК «Аэропорты регионов».

Правительству Московской области - в предоставлении вьетнамским учреждениям и организациям информации о проведении в г. Красногорске Международного аграрного форума овощных культур.

Правительству Ульяновской области - в предоставлении контактов вьетнамских компании- производителей и экспортеров кешью.

ЗАО «РУСАЛ» - в предоставлении статистики по вьетнамской торговле продукции из алюминия.

ООО Торговый дом «Кухня без границ» в предоставлении информации по импортерам и дистрибьюторам продовольственной продукции во Вьетнаме.

Центральному выставочному комплексу «Экспоцентр» - в предоставлении вьетнамским деловым кругам информации по проводимым им мероприятиям в2015-2016 гг.

ООО «Биар» - в Народные комитеты провинций Банзянг и Хынгиен направлены письма по проверке благонадежности 2-х потенциальных партнеров компании.

Южно-Уральскую ТПП - ответ о готовности оказать содействие при проведении бизнес- миссии.

Отделение ТП в г. Хошимине:

консультации для делегации Банка ВТБ и ВРБ, оказано информационное содействие по вопросам торгово-экономического сотрудничества предприятий г.Хошимина с Россией и перспективным экономическим проектам российских инвесторов на юге СРВ.

встреча с главным инженером КБ «Тайфун», г. Калуга А.К.Васичевым по организационным вопросам при реализации проекта военно-технического сотрудничества в г.Хошимине.

информационное содействие старшему консультанту заместителя Гендиректора ГК «Ростехнолигии Ю.В. Макееву по вопросу подготовки к заседанию совета участников ООО «Висорутекс».

информационное содействие Генеральному директору «Гео Спектрум групп» М.В.Курицыну по вопросу подготовки заседания совета участников ООО «Висорутекс».

информационное содействие по вопросу работы на вьетнамском рынке директору по развитию бизнеса и международным связям концерна «Аврора», г.Санкт-Петербург.

консультативное содействие по вопросу функционирования банковской системы СРВ региональному менеджеру российской компании FINSTAR в г. Хошимине Ринату Гатаулину.

Оказано содействие вьетнамским компаниям и организациям:

AMI - в предоставлении списка потенциальных российских экспортеров древесины. Компании «КубаньЛесПромКомбинат» направлено письмо-запрос компании.

Отделение ТП в г. Хошимине:

содействие Генеральному директору компании AMI в установлении контактов с российскими экспортерами древесины типа дуб и ферросилиция.

содействие директору компании «Хоанг Ань» господину Jle Дай Луану по вопросам экспорта в Россию орехов кешыо.

На встрече с Премьер-министром Правительства Вьетнама Нгуен Тан Зунгом бывший британский премьер Тони Блэйер заверил в своем содействии в привлечении высокопрофессиональных инвесторов в качестве стратегических партнеров к акционированию государственных компаний Вьетнама в интересах развития частно-государственной модели партнерства и привлечения иностранных инвестиций.

(Saigon times, 05.03.2015)

Корпорация «Винамилк» заявила о намерении купить французскую молочную компанию в рамках амбициозного плана экспансии в Европу. В 2014 г. «Винамилк» купила 70 % молочной компании «Дрифтвуд», расположенной в Калифорнии. В 2013 г. Винамилк увеличила инвестиции в новозеландскую компанию «Мирака» с 91,29 млн. долл. до 111 млн. долл. (доля «Винамилк» в компании составила 19,3 %), а также запустила бренд «ТвинКауз» на фабрике «Мирака». 18 февраля 2015 г. «Винамилк» заявила о создании дочерней компании в Польше с уставным капиталом в 3 млн. долл. «Винамилк» планирует войти в список 50-ти крупнейших молочных компаний мира к 2017 г. со средним годовым доходом в 3 млрд.долл.

(Vietnam Investment Review, 02.03.2015)

Вьетнам готовится к очередному повышению цен на электроэнергию. Корпорация EVN рассматривает варианты повышения в пределах 7-10% или более 10%. Зам.министра промышленности и торговли СРВ До Тханг Хай разъяснил, что во Вьетнаме всего 0,55% объема электроэнергии вырабатывается за счет использования ГСМ, поэтому падение цен на нефть не означает автоматического снижения цен на энергетику. В то же время, цена на уголь за прошедший год выросла на 22%, а уголь используется для выработки 32,37% объема электроэнергии. Кроме того, цена на газ в 2014 г. в СРВ выросла почти в 4 раза. Были сделаны сравнения стоимости электричества с другими странами ЮВА: Филиппины 21,72 цента/кВтч, Сингапур 21,3 цента/1 кВт.ч, Таиланд 10,65цента/1 кВт.ч, а во Вьетнаме этот показатель пока 7,7 цента/1 кВт.ч.

(Thoi bao Kinh te Saigon, № 10-2015, 05.03.2015)

Участники рынка аквакультуры приняли решение о создании отраслевого объединения и приступили к формированию состава учредителей и организационного комитета.

Такие договоренности достигнуты на встрече, которая во вторник прошла в режиме видеоконференции на площадке Федерального агентства по рыболовству.

В мероприятии приняли участие представители рыбоводных хозяйств, производителей и поставщиков рыбоводного оборудования и кормов, научно-исследовательских организаций и учебно-образовательных учреждений, общественных объединений и региональных органов власти. Количество участников, с учетом подключившихся через конференцсвязь из территориальных управлений Росрыболовства, превысило 100 человек.

В начале мероприятия со вступительным словом выступил заместитель министра сельского хозяйства Российской Федерации – руководитель Федерального агентства по рыболовству Илья Шестаков. Он отметил, что Росрыболовство поддерживает инициативу создания отраслевого объединения. «Надеемся, что ассоциация объединит различные предприятия аквакультуры и уже существующие профильные некоммерческие организации, и будет способствовать активному развитию отрасли», – добавил он.

С основным докладом выступил генеральный директор ООО «Русское море - Аквакультура» Юрий Киташин. Он отметил, что аквакультура является очень перспективным направлением для инвестирования, при этом как отрасль она только начинает формироваться. «В области рыбоводства предстоит решить еще немало проблем, и сделать это мы можем лишь сообща, консолидировав нашу позицию в рамках единой ассоциации и наладив системный и конструктивный диалог с государством и всеми заинтересованными субъектами», – сказал Юрий Киташин.

Он также перечислил трудности, с которыми сталкивается начинающий рыбовод на всех этапах своей деятельности – от выбора породы рыбы до реализации готовой аквакультурной продукции. «Создаваемое объединение должно стать единой базой данных для его участников, где они смогут получить быстрый ответ на любой важный для их деятельности вопрос, будь то информация о рынке, ценах, технологических процессах, рыбоводных нормативах, стандартах качества, законодательстве», – пояснил Юрий Киташин.

В ассоциацию могут быть приняты любые юридические и физические лица, имеющие отношение к аквакультуре. В том числе: организации и индивидуальные предприниматели, занимающиеся производством, переработкой и реализацией продукции аквакультуры; производители и поставщики рыбных кормов, ветеринарных препаратов, рыбоводного оборудования и техники; организации, занимающиеся проведением научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ в области аквакультуры, а также банковской, страховой, образовательной и иными видами деятельности, связанные с развитием рыбоводства.

По итогам обсуждения принято решение о формировании оргкомитета и состава учредителей в течение ближайших двух недель. Регистрация отраслевого некоммерческого объединения ожидается в этом году. Название и устав объединения будут определены оргкомитетом.

Справка:

По данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), производство аквакультуры в Российской Федерации в настоящее время составляет 0,2% от мирового уровня и не более 4% от добытых водных биоресурсов в Российской Федерации. При этом потенциал выращивания рыбы и других объектов аквакультуры является значительным.

В последние годы наблюдается устойчивый мировой тренд увеличения объемов производства продукции аквакультуры. За последние пять лет объем производства вырос более чем на 11 млн тонн. Так, при общемировом производстве рыбной продукции около 160 млн тонн на долю аквакультуры приходится почти 70 млн тонн, или 44%, и уже к 2017 году по прогнозам ООН эта доля увеличится до 50% и составит 90 млн тонн. Около 70% производства продукции аквакультуры в мире приходится на Китай (67,3%), Индию (5,4%), Вьетнам (2,6%), Японию (1,7%), Чили (1,5%) и Норвегию (1,4%).

Корреспондент украинского издания "Подробности" София Гордиенка наблюдала за реакцией европейского сообщества на украинский кризис. По ее словам, события на Украине уже не стоят на повестке дня в Европе.

"Европейская пресса молчит. Как и европейские политики. И правда, что тут скажешь? Слова поддержки уже всем набили оскомину", — пишет журналистка.

Председатель Европейского совета Дональд Туск, президент Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер и президент Украинской Петр Порошенко на пресс-конференции после встречи в Киеве

Она также отметила, что европейские СМИ обвиняют украинское правительство в умышленном затягивании реформ, которых так требует европейское сообщество. "Журналисты все чаще пишут о том, что украинские власти используют этот конфликт в своих целях, якобы для того чтобы оправдать затягивание реформ. И звучит немного странно, когда наш премьер-министр в интервью французскому изданию "Ле Монд" говорит, что реформам мешает отсутствие политической воли".

Киев рассчитывает после завершения масштабных реформ подать заявку на полноправное членство в Евросоюзе. Программа реформ президента Петра Порошенко предполагает подачу заявки на членство уже к 2020 году.

Однако на данный момент от ЕС не поступило четкого сигнала, который бы указывал на то, что Европа признает за Украиной такое право. Ранее еврокомиссар по европейской политике соседства и переговорам о расширении ЕС Йоханнес Хан заявил, что в ближайшие десять лет расширение Евросоюза не планируется.

Корейскому тунцу не повезло с ценами

В прошлом году Южная Корея увеличила поставки тунца за рубеж на 42,1% к уровню 2013 г. – примерно до 200 тыс. тонн. Однако выручка рыбаков республики фактически осталась прежней из-за нестабильных мировых цен на продукт.

Таможенное управление Южной Кореи опубликовало доклад «Тенденции экспорта-импорта тунца за последние 3 года», пишет информационное агентство «Ёнхап». Согласно этому документу, добытчики тунца в 2014 г. заработали на поставках за рубеж 354 млн. долларов – всего на 0,8% больше, чем в предыдущем году. Такая разница связана со значительными колебаниями цен, отмечают авторы доклада.

Как сообщает корреспондент Fishnews, главным импортером тунца в Южную Корею в 2014 г. названа Япония – 26,6% от общего объема поставок, дальше идут Таиланд и Вьетнам (по 21,6%).

Импорт тунца в Южную Корею в прошлом году составил 11 тыс. тонн, или 63 млн. долларов, что на 3,9% и 5,8% ниже показателей 2013 г. В основном тунца в республику поставляют КНР, Тайвань и Микронезия.

Представители более чем 50 афганских строительных и логистических компаний сделали коллективное заявление о том, что американские и турецкие фирмы задолжали им в общей сложности более 100 млн. долларов.

Мохаммад Юнус Вийяр, директор строительной компании «Майванди-Азия», рассказал журналистам, что его компания закончила ряд проектов для заказчиков из Турции и США, однако до сих пор не может дождаться оплаты. Более конкретно, он обвинил в неуплате своей фирме 6,3 млн. долларов турецкую компанию «Proccea Construction» и американскую «BYA», сообщает информационное агентство «Пажвок».

Советник логистической компании «Мансур Джалал» Юсуф Аминзада, в свою очередь, заявил, что «Supreme Group» должна выплатить его компании 22 млн. долларов. Бизнесмены предупредили афганское правительство, что если оно не примет меры и не призовёт должников к решению проблемы, они организуют массовые протесты.

Хан Джан Алокозай, глава Торгово-промышленной палаты Афганистана, согласился, что претензии афганских бизнесменов справедливы и были зарегистрированы ещё около года тому назад.

Иран с успехом может поставлять на российский рынок бытовую химию

Директор департамента торговли со странами Азии и Океании Организации развития торговли Ирана Сейед Моджтаба Мусавиян на совещании по вопросам устранения тарифных и нетарифных барьеров в экспорте чистящих и моющих средств на внешние рынки, в частности, заявил, что с подписанием с Пакистаном соглашения о преференциальной торговле иранский экспорт в эту страну вырос в четыре раза и его объем достиг 1 млрд. долларов.

Как отметил С.М.Мусавиян переговоры о подписании подобных соглашений ведутся также с Индонезией и Бангладеш. На начальном этапе находится подготовка к подписанию соглашений о преференциальной торговле с Индией и Вьетнамом.

Затем С.М.Мусавиян затронул вопрос о торговле с Россией и отметил, что на рынке этой страны имеются вполне благоприятные условия для экспорта иранских чистящих и моющих средств. Отчасти российский рынок обеспечивается поставками бытовой химии из Турции и стран Европы. Однако этому рынку требуется продукция, которая до сих пор на него не поставлялась. В частности, на российском рынке практически отсутствует пена для пола, не получило достаточно широкого распространения жидкое мыло. Однако иранские стиральные порошки, например, не могут конкурировать на российском рынке с продукцией других стран.

Как подчеркнул С.М.Мусавиян, в любом случае Иран может с успехом поставлять на российский рынок жидкое мыло, средства для мытья посуды, жидкие антисептики и др. Однако для выхода на российский рынок нельзя использовать те же методы, которые применяются для выхода на рынки, например, Турции и Пакистана. В этой связи следует прибегать к опыту специалистов, знакомых с российским рынком.

С.М.Мусавиян предложил использовать для выхода на рынки России и Казахстана инвестиции в проекты, которые реализуются в Астраханской области. Ее благополучие во многом зависит от торговли с Ираном, и без экономического сотрудничества она может просто разориться.

Why I Wept at the Russian Parade

F. William Engdahl

Something extraordinary just took place in Russia and it may have moved our disturbed world one major step nearer to peace and away from a looming new world war. Of all unlikely things, what took place was a nationwide remembrance by Russians of the estimated 27 to perhaps 30 million Soviet citizens who never returned alive from World War II. Yet in what can only be described in a spiritual manner, the events of May 9, Victory Day over Nazism, that took place across all Russia, transcended the specific day of memory on the 70th anniversary of the end of World War II in 1945. It was possible to see a spirit emerge from the moving events unlike anything this author has ever witnessed in his life.

The event was extraordinary in every respect. There was a sense in all participants that they were shaping history in some ineffable way. It was no usual May 9 annual show of Russia’s military force. Yes, it featured a parade of Russia’s most advanced military hardware, including the awesome new T-14 Armata tanks, S-400 anti-missile systems and advanced Sukhoi Su-35 fighter jets. It was indeed impressive to watch.

The military part of the events also featured for the first time ever elite soldiers from China’s Peoples’ Liberation Army marching in formation along with Russian soldiers. That in itself should shivers down the spines of the neoconservative warhawks in the EU and Washington, had they any spines to shiver. The alliance between the two great Eurasian powers—Russia and China—is evolving with stunning speed into a new that will change the economic dynamic of our world from one of debt, depression, and wars to one of rising general prosperity and development if we are good enough to help make it happen.

During his visit, China’s President XI, in addition to his quite visible honoring of the Russian Victory event and its significance for China, met separately with Vladimir Putin and agreed that China’s emerging New Silk Road high-speed railway infrastructure great project will be integrated in planning and other respects with Russia’s Eurasian Economic Union which now consists of Russia, Belarus, Kazakhstan and Armenia with several prospective candidates waiting to join. While it may seem an obvious step, it was not at all certain until now.

The two great Eurasian countries have now cemented the huge oil and gas deals between them, the trade deals and the military cooperation agreements with a commitment to fully integrate their economic infrastructure. Following his meeting with Xi, Putin told the press, “The integration of the Eurasian Economic Union and Silk Road projects means reaching a new level of partnership and actually implies a common economic space on the continent.”

It’s Zbigniew Brzezinski’s worst geopolitical nightmare come to fruition. And that, thanks to the stupid, short-sighted geopolitical strategy of Brzezinski and the Washington war faction that made it clear to Beijing and to Moscow their only hope for sovereign development and to be free of the dictates of a Washington-Wall Street Sole Superpower was to build an entire monetary and economic space independent of the dollar world.

The Parade of the Good

Yet the most extraordinary part of the day-long events was not the show of military hardware at a time when NATO is not only rattling sabres at Russia, but even intervening militarily in Ukraine to provoke Russia into some form of war.

What was extraordinary about the May 9 Victory Day Parade was the citizens’ remembrance march, a symbolic parade known as the March of the Immortal Regiment, a procession through the streets of Moscow into the famous and quite beautiful Red Square. The square, contrary to belief of many in the West was not named so by the “Red” Bolsheviks. It took its name from Czar Alexei Mikhailovich in the mid-17th Century from a Russian word which now means red. Similar Immortal Regiment parades involving an estimated twelve million Russians took place all over Russia at the same time, from Vladivostock to St. Petersburg to Stevastopol in what is now Russian Crimea.

In an atmosphere of reverence and quiet, some three hundred thousand Russians, most carrying photos or portraits of family members who never returned from the war, walked on the beautiful, sunny spring day through downtown Moscow into Red Square where the President’s residence, the famous Kremlin, is also located.

To see the faces of thousands and thousands of ordinary Russians walking, optimism about their future beaming from their faces, young and the very old, including surviving veterans of the Great Patriotic War as it is known to Russians, moved this writer to quietly weep. What was conveyed in the smiles and eyes of the thousands of marchers was not a looking back in the sense of sorrow at the horrors of that war. Rather what came across so clearly was that the parade was a gesture of loving respect and gratitude to those who gave their lives that today’s Russia might be born, a new, future-looking Russia that is at the heart of building the only viable alternative to a one-world dictatorship under a Pentagon Full Spectrum Dominance and a dollar system choking on debt and fraud. The entire Russian nation exuded a feeling of being good and of being victorious. Few peoples have that in today’s world.

When the television cameras zoomed in on President Vladimir Putin who was also marching, he was walking freely and open amid the thousands of citizens, holding a picture of his deceased father who had served in the war and was severely wounded in 1942. Putin was surrounded not by bulletproof limousines that any US President since the assassination of Kennedy in 1963 would have, were he even to dare to get close to a crowd. There were three or four presidential security people near Putin, but there were thousands of ordinary Russians within arm’s length of one of the most influential world leaders of the present time. There was no climate of fear visible anywhere.

My tears

My tears at seeing the silent marchers and at seeing Putin amid them was an unconscious reaction to what, on reflection, I realized was my very personal sense of recognition how remote from anything comparable in my own country, the United States of America, such a memorial march in peace and serenity would be today. There were no “victory” marches after US troops destroyed Iraq; no victory marches after Afghanistan; no victory marches after Libya. Americans today have nothing other than wars of death and destruction to commemorate and veterans coming home with traumas and radiation poisonings that are ignored by their own government.

That transformation in America has come about in those same 7o years since the end of the war, a war when we–Americans and Russians, then the Soviet Union of course—had fought side-by-side to defeat Hitler and the Third Reich. Today the Government of the United States is siding with and backing neo-nazis in Ukraine to provoke Russia.

I reflected how much my countrymen have changed over those few decades. From the world’s most prosperous nation, the center of invention, innovation, technology, prosperity, in the space of seven decades we have managed to let our country be ruined by a gaggle of stupid and very rich oligarchs with names like Rockefeller, Gates, Buffett and their acolytes in the Bush dynasty. Those narcissistic oligarchs cared not a whit for the greatness of the American people, but saw us as a mere platform to realize their sick dream of world dominion.

We let that happen.

I’ll let you in on a secret that I recently discovered. The American oligarchs ain’t all-powerful; they ain’t some new Illuminati or gods as some try to convince us. They ain’t omniscient. They get away with murder because we allow them. We are hypnotized by their aura of power.

Yet were we to stand tall and clear in the open and say, “These silly would-be Emperors have no clothes!,” their power would evaporate like cotton candy in hot water.

That’s what they’re terrified of. That’s why they are deploying the US Armed Forces into Texas to stage war games aimed at US citizens; that’s why they have torn up the Constitution and Bill of Rights after 911. That’s why the Created a Department of Homeland Security. It’s why they try to terrify our citizens to vaccinate with untested Ebola or other vaccines. It’s why they are desperate to control free expression of political ideas in the Internet.

Now, when I reflect on the true state of America today compared with Russia, it brings tears. Today the economy of the USA is in ruins. It has been “globalized” by its Fortune 500 global companies and the banks of Wall Street. Its industrial jobs have been outsourced to China, Mexico, even Russia over the past 25 or so years. Investment in the education of our youth has become a politically-correct sick joke. College students must go deep into debt to private banks, some $1 trillion worth today, to get a piece of paper called a degree in order to look for non-existent jobs.

Our Washington government has become serial liars who have lied to us about the true state of the economy ever since Lyndon Johnson during the Vietnam War ordered the Commerce and Labor departments to find ways to fake the numbers to hide the developing internal economic rot. The consequence, followed by every president since, is that we live in a fairy tale world where the mainstream media tells us we are in the “sixth year of economic recovery” and have a mere 5.4% unemployment. The reality is that more than 23% of Americans today are unemployed but through clever tricks have been defined out of the statistics. Some 93 million Americans are unable to get full time work. It isn’t the fault of Obama or Bush before him or Clinton, Bush, Reagan or Jimmy Carter. It’s our own fault because we were passive; we gave them the power because we did not believe in ourselves enough. We let billionaires decide for us who will be our President and Congress because we no longer believed that we were good.

By the same token, Russians today, amid brutal Western economic and financial warfare sanctions; amid a NATO war in Ukraine that has led more than one million Russian-speaking Ukrainians to flee to Russia for safety, despite the demonization in the western media of their country, exude a new optimism about their future. What makes Vladimir Putin so extraordinarily popular, with over 83% approval, is that he acts out that growing sense of representing that Russian soul, the people who are good, being just, being right, the sense that the vast majority of Russians today have.

That was overwhelmingly visible in the faces of the May 9 marchers. You could feel that Putin on the speaker’s podium felt it when he looked into the vast crowd. It was clear when Defense Minister Shoigu, a Russian-Mongolian Tuvan-born Buddhist, respectfully and humbly made the Orthodox sign of the cross with bowed head as he passed through the Kremlin’s Saviour Tower to take his place aside Putin. As Victor Baranets, a noted Russian journalist put it: ”At that moment I felt that with his simple gesture Shoigu brought all of Russia to his feet. There was so much kindness, so much hope, so much of our Russian sense of the sacred in this gesture.“ The legendary Russian Soul was manifest on May 9 and its alive and very well, thank you.

And that’s why I shed the tears on May 9, watching hundreds of thousands of peaceful Russians walk through their capital city, the city that saw the defeat of Napoleon’s army and of Hitler’s. I was moved deeply watching them slowly and deliberately walking into the Red Square next to their President’s residence at a time when Washington’s White House is surrounded by concrete barriers, barbed wire and armed guards.

You could see it in the eyes of the Russians on the street: they knew that they were good. They were good not because their fathers or grandfathers had died defeating Nazism. They were god because they could be proud Russians, proud of their country after all the ravages of recent decades, most recently the US-backed looting during the 1990’s Harvard Shock Therapy in the Yeltsin era.

I shed tears being deeply moved by what I saw in those ordinary Russians and tears for what I felt had been destroyed in my country. We Americans have lost our sense that we are good or even perhaps again could be. We have accepted that we are bad, that we kill all around the world, that we hate ourselves and our neighbors, that we fear, that we live in a climate of race war, that we are despised for all this around the world.

We feel ourselves to be anything but good because we are in a kind of hypnosis induced by those narcissistic oligarchs to be so. Hypnosis, however, can be broken under the right circumstances. We only have to will it so.

Postscript:

The last time I wept at a public event was in November 1989 when the Berlin Wall came down and Germans—east and west—danced together on the symbol of the Cold War division between East and West, Beethoven’s Ode to Joy rang out. The German Chancellor made a speech to the Bundestag proposing the vision of a high-speed rail linking Berlin to Moscow. Then, Germany was not strong enough, not free enough from guilt feelings from the war, to reject the pressure that came from Washington. The architect of that vision, Alfred Herrhausen, was assassinated by the ‘Red Army Fraction’ of Langley, Virginia. Russia was deliberately thrown into chaos by IMF shock therapy and the criminal Yeltsin family. Today the world has a new, far more beautiful possibility to realize Herrhausen’s dream—this time with Russia, China and all Eurasia. This is what was so beautiful about the May 9 parade.

Торгпред: Вьетнам собирается осваивать арктический шельф вместе с РФ

Западные санкции и контрмеры РФ практически не отразились на российско-вьетнамской торговле, объем которой и так был невысоким. Однако вьетнамские компании собираются наращивать свое присутствие на рынке нашей страны даже в таких неожиданных сферах, как, например, освоение арктического шельфа России. Сам же Вьетнам заинтересован в поставках самых разнообразных российских товаров — от самолетов до конфет, рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Николаю Кузнецову торгпред РФ во Вьетнаме Максим Голиков.

— Выиграл ли Вьетнам из-за антироссийских санкций?

— Количественно оценить это довольно сложно, потому что Вьетнам никогда не был крупным поставщиком продовольствия на российский рынок. Тем более таких товаров, которые из-за антисанкций сейчас не импортируются в Россию.

Безусловно, во Вьетнаме есть интерес к поставке в РФ риса, рыбы, морепродуктов, овощей и фруктов. Мы, в частности, через торгпредство активно призывали вьетнамские компании выходить на рынок России. И по итогам 2014 года экспорт продовольственной продукции из Вьетнама несколько вырос, но незначительно — примерно на 5%.

Проблема была в том, что рубль сильно обесценился к концу прошлого года, когда Вьетнам активно пытался поставлять свою продукцию или искать новые контакты с российскими компаниями. Это, конечно, во многом препятствовало существенно нарастить экспорт продовольствия. Вьетнам в любом случае выиграл в том плане, что активизировалось сотрудничество между странами, появились новые контакты между компаниями, а российские регионы начали проявлять больший интерес к закупкам вьетнамского продовольствия. Некоторые региональные сетевые ритейловые компании пытаются выйти на вьетнамский рынок и закупать там товары. Деловая среда качественно изменилась. Думаю, этот и следующий год дадут уже более ощутимые результаты.

Санкции ограничили российский импорт, а Вьетнам достаточно известный в мире экспортер тропического земледелия: черный перец, рис, кофе. Экспорт вьетнамских морепродуктов и рыбных продуктов имеет существенный потенциал для роста.

— В каких российских товарах заинтересована вьетнамская сторона?

— Вьетнам закупает в России много продукции. Традиционно черные металлы, изделия из них, минеральные удобрения играют большую роль на вьетнамском рынке.

Кроме того, Вьетнам сейчас все больше заинтересован в российском продовольствии, как это ни парадоксально. Это и молочная, и мясная, и даже рыбная продукция, а также кондитерские изделия и ликероводочная продукция.

Вьетнам импортирует из РФ продукцию высоких технологий, а также оборудование, в частности, в рамках проектов по сооружению атомной станции и теплоэлектростанций. Вертолетная техника также вызывает определенный интерес. Наши суперджеты рассматриваются отдельными компаниями в качестве перспективных самолетов для закупок.

— Как продвигаются переговоры по строительству тепловой и атомной электростанций во Вьетнаме?

— Атомный проект, вообще, первый в своем роде для Вьетнама. Параллельно с разработкой этих проектов была создана необходимая законодательная база, а также технические стандарты и регламенты. В принципе, переговоры идут интенсивно по соответствующим дорожным картам, которые уже согласованы. Можно считать, в ближайшие год-два проекты должны стартовать.

— Будут ли российские и вьетнамские компании рассчитываться в национальных валютах?

— Мы ожидаем этого. Минфины и центральные банки двух стран уже неоднократно обсуждали этот вопрос. С учетом санкции сейчас более благоприятная среда для предметного рассмотрения этой темы. Во Вьетнаме действует Вьетнамско-российский банк, учредителем которого является банк ВТБ, уже осуществлявший пробные операции по расчету контрактов в национальных валютах.

Недавно в ходе визита во Вьетнам премьер-министра РФ Дмитрия Медведева банк ВТБ и Банк развития Вьетнама подписали еще один меморандум о запуске системы расчетов в нацвалютах. В ближайший год или два года, думаю, мы увидим отдельные сделки, которые оплачиваются по схеме рубль-донг.

— За сколько "Газпром нефть" купит "Зунг Куат"?

— Оценку этого актива проводили вьетнамская компания "Петровьетнам" и "Газпром нефть" с участием независимых аудиторов. Суммы эти не разглашались. По оценке вьетнамских экспертов, этот актив в целом стоит порядка 2,5-2,7 миллиарда долларов.

Возможно, это устаревшая оценка, и, насколько мне известно, "Газпром нефть" намеревается произвести переоценку в ближайшее время с учетом изменившейся конъюнктуры цен на нефть и нефтепродукты.

Эта сделка находится в высокой стадии готовности, компании постоянно ведут интенсивный диалог. Есть ряд несогласованных вопросов, в частности по завершению текста межправительственного соглашения, которые будут решаться в ближайшее время.

— Будет ли Вьетнам принимать участие в проектах "Роснефти" по освоению шельфа в Арктике?

— Вьетнам заинтересован расширять зону своей деятельности на нефтяных, газовых полях в других странах, в первую очередь в России. Уже существуют два проекта: один — с "Газпромом", второй — с "Роснефтью". И сейчас, насколько я знаю, подписан меморандум о сотрудничестве с "Газпром нефтью" по соответствующему месторождению на арктическом шельфе. Вьетнаму это интересно, но практические параметры этого проекта стороны еще не обсуждали.

"Роснефть" сейчас также ведет переговоры с "Петровьетнам" по освоению шельфа в Печорском море в России.

Россия. Вьетнам > Нефть, газ, уголь > economy.gov.ru, 13 мая 2015 > № 1371582 Максим Голиков

В текущем году Гвинея-Бисау отправит на мировой рынок около 250 тысяч тонн кешью

По мнению отраслевых специалистов, данный план западноафриканского государства, в случае его воплощения в жизнь, станет настоящим скачком отрасли производства кешью. Если на 2015 год запланированы 250 тысяч тонн, то в 2013-ом экспортеры страны отгрузили 130 тысяч тонн, а в 2014 году – 140 тысяч тонн.

Данный результат является следствием масштабной кампании увеличения производства кешью в стране. Таким образом Гвинея-Бисау уже является пятым в мире производителем подобной продукции после Индии, Кот-д'Ивуара, Вьетнама и Бразилии.

СП "Вьетсовпетро" в 2015 году планирует добыть более 5 млн нефти и завершить строительство морских производственных объектов. Об этом говорится в сообщении ОАО "Зарубежнефть" по итогам визита в компанию президента Вьетнама Чыонга Тана Шанга.

В сообщении отмечается, что СП "Вьетсовпетро" недавно перешагнуло рубеж в 215 млн т добытой нефти. Доходы компании от реализации нефти превысили $72 млрд.

Глава Зарубежнефти Сергей Кудряшов подчеркнул, что, несмотря на опыт работы во многих странах, "вьетнамский вектор" всегда был и остаётся одним из важнейших и наиболее эффективных направлений международного сотрудничества для компании. Он поблагодарил президента Вьетнама за поддержу и большое внимание к проектам Зарубежнефти, которые являются уникальными в плане эффективности взаимодействия двух стран в области добычи нефти и газа.

Терроризм остается главной проблемой Пакистана

Владимир Симонов

Несмотря на активизацию усилий правительства, армии и правоохранительных органов Пакистана, ужесточение методов борьбы с террористическими и экстремистскими группировками, проблема терроризма продолжает оставаться основной угрозой стабильности ИРП. Высокий уровень террористической деятельности практически не спадает. В этом плане Пакистан уступает по количеству тератак только Ираку, кроме того ИРП уверенно держит третье место в мире по числу смертников-террористов после Афганистана и Ирака. Правда, весной 2015 года все чаще стал использоваться другой метод: вместо подрыва машин с взрывчаткой или применения шахида в толпе, группы боевиков стали врываться в различные здания общественного назначения, убивать там всех подряд и скрываться до начала спецоперации по их уничтожению.

В 2014 году в результате атак экстремистов погибло около 1800 человек, а за первую четверть 2015 года – около 400. При этом уменьшилось число жертв среди представителей религиозных меньшинств. И террористы стали нести больше потерь в ходе спецопераций. В 2014 году силовые структуры ИРП уничтожили более 3200 боевиков, что в 2 раза больше, чем в предыдущем году. А в первой четверти 2015 года их число возросло до 900 человек. Правда, и потери «силовиков» остаются достаточно высокими.

В настоящее время подрывная и террористическая деятельность осуществлялась практически на всей территории Пакистана, прежде всего в пограничных с Афганистаном северо-западных районах страны. Много терактов происходит в крупных городах – Карачи, Исламабаде и на территории племен федерального управления. Лишь Пенджаб остается относительно спокойным регионом, включая его столицу г. Лахор. Хотя и там еженедельно звучат взрывы.

Пока что главным источником террористической угрозы в Пакистане остается Движение талибов Пакистана (ДТП). В реалии – это не единая структура, а своего рода зонтичная организация, в состав которой входят до трех десятков группировок различного антиправительственного экстремистского толка. Именно на нем лежит ответственность за наиболее громкие и резонансные теракты в Пакистане, такие как нападение на международный аэропорт Карачи и на школу в Пешаваре. ДТП провозгласило пакистанское правительство прозападным и антиисламским и объявило борьбу против него своей основной целью. Поэтому ДТП нападает на госучреждения, полицейских, общественные учреждения, убивает отдельных представителей власти. Не брезгует оно и нападениями на иностранцев, прежде всего граждан западных стран, включая сотрудников иностранных диппредставительств и ооновских структур.

Талибы поддерживают тесные связи с базирующимися на северо-западе страны отрядами афганской вооруженной оппозиции, такими как: «сеть Хаккани», Исламское движение Узбекистана и радикальными организациями типа «Лашкар-и-Джангви».

Попытки правительства Н. Шарифа наладить переговорный процесс с ДТП и запустить нечто вроде внутрипакистанского диалога провалились. Талибы с самого начала повели диалог с позиции силы, отказались признать конституцию ИРП и потребовали провести полную исламизацию Пакистана по ваххабитским лекалам. После этого армия и силы безопасности страны возобновили активные боевые действия против ДТП и ИДУ. Для этого была задействована даже авиация. И хотя власти смогли уничтожить свыше 100 баз террористов, те смогли перегруппироваться и уйти в другие места базирования. После кровавого теракта в школе Пешавара, где погибли 132 ребенка, под давлением военных был отменен мораторий на смертную казнь по преступлениям террористического характера. Вновь учреждены военные суды, пока сроком на два года. Всего было создано девять военных трибуналов в четырех провинциях ИРП. Кроме того, к середине апреля с.г. созданы специальные антитеррористические подразделения численностью до 5 тыс. чел., ужесточен контроль над деятельностью религиозных школ – медресе.

На этом фоне началась фрагментация ДТП, вызванная противоречиями между полевыми командирами. С учетом вывода натовских воинских контингентов из Афганистана лидеры части отколовшихся от Движения организаций призвали сосредоточиться на помощи афганским талибам вместо подрывных действий на пакистанской территории. Тем саамы произошло их противопоставление лидеру ДТП М. Фазулле, который основной акцент делает на свержении прозападного правительства в Исламабаде. В результате раскола произошло создание новых организаций, таких как «Движение талибов Южного Вазиристана» во главе с С. Мехсудом, «Джаммат-уль-Хинд» во главе с М. Хорасани, которые стали говорить о приверженности М. Омару и целям афганского Движения Талибан. При этом они поддерживают и тесные связи с верхушкой «Аль-Каиды». Это лишь подтвердило опасную тенденцию – усиление в Пакистане международных организаций, прежде всего «Аль-Каиды». Фактически образовано южноазиатское крыло АК, которое намерено действовать от Индии до Мьянмы.

Но наиболее опасное явление последних месяцев – это начало проникновения в Пакистан «Исламского государства». Сначала в северо-западных районах ИРП появились листовки ИГИЛ, затем они стали разбрасываться уже в крупных городах страны, включая Карачи и Лахор. В них говорится, что «ИГ» намерено расширить границы «Исламского Халифата» с арабского мира на Центральную Азию, Иран, Афганистан, Пакистан, часть Индии и т.д. Эта часть «ИГ» получила название – «Хорасан». А весной 2015 года отряды ИГИЛ уже стали насчитывать сотни человек. К ним примыкают все новые боевики из ДТП, ИДУ и «Аль-Каиды». Один из полевых командиров Хафиз Саид-хан провозгласил себя правителем Хорасана. По некоторым данным, в числе его боевиков имеются граждане ряда бывших советских республик Центральной Азии.

Судя по всему, все эти террористические проявления в Пакистане будут прогрессировать и далее, принимая различные идеологические формы. Игиловские идеи пока наиболее привлекательны. Так что правоохранительным органам ИРП предстоит продолжить самую активную борьбу с терроризмом в стране.

В Пакистане разбился вертолет Ми-17, сообщает сегодня Altair. В инциденте погибли 7 человек из 18 находившихся на борту, несколько человек, в т.ч. польский дипломат, получили ранения.

Вчера четыре вертолета армейской авиации Пакистана перевозили 25 важных чиновников и 32 иностранных дипломатов и сопровождающих лиц на церемонию открытия канатной дороги на горнолыжном курорте в долине Налтар. Они летели с базы Нур Хан в Равалпинди до Гилгита в Балтистане. Во время захода на посадку один из вертолетов Ми-17 разбился, упав на зданию школы в Налтаре.

В вертолете находились три члена экипажа и 17 пассажиров. В катастрофе погибли два члена экипажа и пять пассажиров, среди них послы Норвегии и Филиппин, а также жены послов Малайзии и Индонезии. Среди пострадавших – польский и голландский дипломаты. На земле никто не пострадал.

Причины крушения неизвестны. Пакистанские военные подозревают техническую неисправность. В свою очередь, талибы утверждают, что они сбили вертолет пулеметным огнем. Их представитель заявил, что целью должен был стать премьер-министр Наваз Шариф (Nawaz Sharif). Однако он летел на самолете.

Денис Мантуров принял участие в переговорах глав России и Вьетнама.

Президент России поздравил Чыонг Тан Шанга и граждан Вьетнама с 40-летием восстановления территориальной целостности государства.

«В этом году мы отмечаем и другую дату – 65-летие восстановления наших дипломатических отношений. Мы поддерживаем очень ритмичный политический диалог, развиваем наше стратегическое партнерство. Очень рад возможности поговорить с вами о наших двусторонних отношениях», - цитирует Президента России сайт Кремля.

Президент Вьетнам Чыонг Тан Шанг поздравил Владимира Путина и всех россиян с Днем Победы.

«Для нас была большая честь принять участие сегодня утром в параде на Красной площади. Мы смогли почувствовать дух Победы. И все песни, музыка, которую мы слышали сегодня на Красной площади, также нам, вьетнамскому народу, очень знакомы, родные для нас».

Встреча с Президентом Вьетнама Чыонг Тан Шангом.

Президент России поздравил Чыонг Тан Шанга и граждан Вьетнама с 40–летием восстановления территориальной целостности государства.

Владимир Путин также отметил, что в 2015 году Россия и Вьетнам отмечают 65–летие установления дипломатических отношений.

* * *

В.Путин: Уважаемый господин Президент! Дорогие друзья! Позвольте мне ещё раз сердечно поприветствовать вас в Москве. Спасибо, что приняли наше приглашение и приехали на празднование 70–летия Победы.

Хочу ещё раз, пользуясь случаем, поздравить Вас, уважаемый господин Президент, весь вьетнамский народ с 40–летием восстановления территориальной целостности, воссоединением севера и юга страны. Поздравить не только весь дружественный нам вьетнамский народ, но и вас лично как участника боевых действий. Вьетнамский народ как никто другой знает, какие беды с собой приносит война и как дорог мир.

В этом году мы отмечаем и другую дату – 65-летие восстановления наших дипломатических отношений. Мы поддерживаем очень ритмичный политический диалог, развиваем наше стратегическое партнёрство. Очень рад возможности поговорить с вами о наших двусторонних отношениях.

Чыонг Тан Шанг (как переведено): Уважаемый товарищ Владимир Путин! Уважаемые товарищи! В первую очередь хотел бы выразить вам благодарность за возможность встретиться с Вами, несмотря на вашу большую занятость в эти дни.

Пользуясь случаем, разрешите мне от имени нашего руководства поздравить всех вас с 70–летием Победы в Великой Отечественной войне.

Мы очень высоко оцениваем значение этой победы. Эта победа заложила основы для борьбы за свою независимость различных народов мира – Азии, Африки, Америки. Она также стала залогом для победы нашей революции в августе 1945 года.

Это также повод подтвердить традиционный характер дружественных отношений между нашими странами. И мы хотим далее углублять отношения с вами – это один из главных приоритетов нашего внешнеполитического курса.

Мы прекрасно осознаём, что всё, что было достигнуто Вьетнамом сегодня, – это, конечно, результат максимальных усилий вьетнамского народа, но Вьетнам также принимал помощь и содействие международных друзей, в том числе России.

Для нас была большая честь принять участие сегодня утром в параде на Красной площади. Мы смогли почувствовать дух Победы. И все песни, музыка, которую мы слышали сегодня на Красной площади, также нам, вьетнамскому народу, очень знакомы, родные для нас.

Россия и Вьетнам поддерживают ритмичный политический диалог и развивают стратегическое сотрудничество, заявил президент РФ Владимир Путин.

"В этом году мы отмечаем восстановление 65-летия наших дипломатических отношений. Мы поддерживаем очень ритмичный политический диалог, развиваем наше стратегическое сотрудничество", — сказал Путин на встрече с президентом Вьетнама Чыонг Тан Шангом.

Он поблагодарил главу Вьетнама за участие в торжественных мероприятиях в Москве 9 мая в честь 70-летия Победы в Великой Отечественной войне.

Путин отметил, что Вьетнам не понаслышке знает о разрушительных последствиях войн.

"Вьетнамский народ как никто другой знает, какие беды с собой приносит война", — сказал Путин.

Вьетнам намерен развивать отношения с Россией, это является одним из приоритетов внешней политики страны, заявил в субботу президент республики Чыонг Тан Шанг.

"Мы хотим далее углублять отношения с вами (РФ). Это один из главных приоритетов нашего внешнеполитического курса", — сказал президент Вьетнама на встрече с российским коллегой Владимиром Путиным.

Он отметил, что во Вьетнаме "прекрасно осознают", что все, чего добилась республика за прошедшие десятилетия — это результат не только "максимальных усилий вьетнамского народа", но и результат взаимодействия с "международными друзьями".

"В том числе советскими, российскими", — пояснил Чыонг Тан Шанг.

Он также поблагодарил Путина за приглашение на празднование 70-летия Победы в Великой Отечественной войне в Москву, за возможность участия в "историческом параде".

"Мы смогли почувствовать дух победы", — сказал вьетнамский президент.

Мнение об отношениях Вьетнама и США через 40 лет после войны

Мазырин В.М., руководитель Центра изучения Вьетнама и АСЕАН

30 апреля 2015 г. вьетнамский народ отметил 40-ю годовщину освобождения юга страны. Эта победа завершила 10-летнюю войну против американской агрессии, развязанную США в 1965 г., и в целом борьбу за национальную независимость. Затем было осуществлено государственное воссоединение искусственно разделенной страны – в 1976 г. образовалась Социалистическая Республика Вьетнам. Вместе с вьетнамскими друзьями и соратниками нашу общую победу с законной гордостью празднуют и в России – без огромной военной, материально-технической и финансовой помощи, без массового общественного движения в поддержку справедливого дела Вьетнама в СССР она вряд ли бы стала возможной.

Освобождение юга привело к свержению антикоммунистического режима, созданного усилиями и на деньги США. Они бесцеремонно, исходя из собственных геополитических интересов, по праву сильного вмешались в дела находящего на другом краю земли государства и всеми доступными, законными и незаконными средствами, пытались удержать у власти своих ставленников, развернувших массовый террор против патриотов. Остановить развернувшееся в ответ общенародное сопротивление не удалось не прямым военными действиями силами полумиллионного экспедиционного корпуса, ни варварскими бомбардировками территории ДРВ, ни уничтожением гражданского населения, лесного покрова и строений путем применения дефолиантов и других запрещенных химических веществ. Поведение США в принципе не отличалось тогда от их действий сегодня в других местах, в том числе на Украине в 2013-2014 гг. и типично для державы, пытающейся в одиночку вершить мировую гегемонию.

США потерпели во Вьетнаме самое сокрушительное и позорное в своей истории поражение в противостоянии со значительно уступавшим им в вооружении, подготовке и живой силе противником. Этот урок в Вашингтоне хорошо выучили и помнят до сих пор: США больше ни разу не решались на прямое участие в военных действиях на чужой территории большими силами. С тем большим усердием и изобретательностью американские стратеги продолжают попытки обелить себя, показать, что они насаждали верные, имевшие поддержку среди местного населения идеи и самый правильный общественный строй. Конечно, в Вашингтоне всегда считали кампанию по сдерживанию коммунизма насущным делом, но этим невозможно оправдать многомиллионные людские жертвы (в т.ч. потерю 56 тыс. американских военнослужащих, не считая раненных и умерших после войны).

Одной из новых попыток США изобразить свою миссию как победную стала серия статей в американских СМИ об итогах опроса общественного мнения во Вьетнаме в 2014 г. Его провел надежный партнер Госдепа США, якобы независимый исследовательский центр в Вашингтоне, близкий к газетам Los Angeles Times и Wall Street Journal – Pew Research Center (см.: Kat Devlin. 40 years after fall of Saigon, Vietnamese see U.S. as key ally – http://www.pewresearch.org/fact-tank/2015/04/30/vietnamese-see-u-s-as-key-ally - 30.04.2015). Основной вывод опроса – вьетнамцы видят в лице США главную опору на пути к светлому будущему и самого надежного союзника. Вот как иллюстрирован этот исторический парадокс, призванный доказать, что жертвы войны забыты и у всех в глазах виден только один символ – доллар.

Во-первых, граждане социалистического по форме правления Вьетнама де-факто одобряют смену общественного строя – по сути, возврат к тому, что всячески насаждали США в Южном Вьетнаме в годы своего правления. Абсолютное большинство – 95% респондентов – признали, что они лучше живут благодаря свободной рыночной экономике, несмотря на углубление имущественной дифференциации. Ряд американских СМИ интерпретировали этот итог как признание вьетнамцев в «любви к капитализму».

Во-вторых, оказывается, что в СРВ предпочитают дружбу с США всем другим странам (в скобках подразумевается с прежним основным союзником – Россией). 76% респондентов высказали благоприятное мнение о США и их действиях сегодня, особенно в части торговли (главный экспортный рынок Вьетнама) и инвестиций в местную экономику (проводник капитала и технологий, менеджмента). Наиболее высокую поддержку США получили среди образованного населения и молодых людей в возрасте от 18 до 29 лет (по 89%). Позитивные оценки дали даже представители старших возрастов – от 50 лет и выше, т.е. поколения, видевшего войну своими глазами (60%). Вьетнамская публика, согласно данным опроса, признала США ведущей экономической державой в мире (56%), намного превосходящей Японию (14%) и КНР (11%), и определила Америку как своего самого надежного партнера в будущем. При этом главной угрозой был назван Китай, споры с которым вокруг островов в Южно-Китайском море, по мнению большинства (84%), способны привести к военному конфликту двух сторон.

Как известно, результатам всех опросов общественного мнения можно доверять лишь до известной степени. Во многом она зависит от того кем, для каких целей и среди какой аудитории (степень репрезентативности) они были проведены и как интерпретируется. В данном случае, если опрос проводился только в южной части страны (тем более в Сайгоне), то его исход во многом был предопределен. Мнение произвольно и, видимо, тщательно подобранной группы респондентов (например, 9 тысячи граждан, т.е. 0,01% из 90 млн населения СРВ, а, скорее всего, намного меньшей части) не отражает общих настроений в обществе. Вряд ли в выборку попали те, кто учился и работал в СССР и РФ, их дети и члены семей, а это огромный отряд – не менее 1% от всего населения. С учетом же специалистов, которые с нашей помощью подготовлены, прошли трудовую школу в самом Вьетнаме, он еще больше. Мнение этих людей вряд ли интересовало американцев. Учтем также, что после войны родилось и выросло более 70% нынешнего населения СРВ, причем тех, кто в сознательном возрасте (выше 20 лет) пережил ее, всего 6%.

Но даже если мы признаем приведенные ответы репрезентативными, то и тогда им есть реальное объяснение – не то, которое хотят представить в Белом доме. Очевидно, что кардинальные реформы последних 30 лет привели к резкому улучшению жизни народа, вьетнамская экономика (ВВП по ППС) приблизилась к 30 ведущим странам мира. И это несмотря на то, что США с 1965 по 1975 гг. сделали всё, чтобы «отбросить ее в каменный век». Конечно, рыночная система стала главной и эффективной формой развития экономики Вьетнама, однако это не тот капитализм, который выражает «Вашингтонский консенсус». В СРВ, по нашей концепции, реализована конвергентная система, построена смешанная двухсекторная экономика. И не следовало бы забывать, что промышленный фундамент для нее был создан с помощью СССР, по большей части безвозмездно с нашей стороны.

Лидерство США, кстати, вслед за Китаем, как торгово-инвестиционного партнера Вьетнама тоже вполне бесспорно. И, надо признать, это серьезный вызов усилиям РФ по сохранению и развитию всестороннего стратегического сотрудничества с СРВ. Но такой расклад сложился объективно. Китай – ближайший сосед и самая динамично развивающаяся страна в мире. Россия в 1990-е годы практически «ушла» из Вьетнама и лишь с начала 2000-х годов, по инициативе президента Путина восстанавливает утраченные позиции, по понятным причинам не везде и не во всем успешно. Вашингтон в этот период всемерно использовал преимущества однополярного мира и управляемой им международно-финансовой системы, последствия ослабления России, чтобы пустить корни в СРВ, подчинить ее своему влиянию, хотя бы косвенно, сделать «американскую мечту» чаянием миллионов людей. Как мы знаем, такая политика принесла свои горькие плоды во многих странах.

В заключение хочется сделать два важнейших вывода из проведенного американскими экспертами опроса. Если мы хотим сохранить отношения с самыми близкими народами, то должны сегодня помнить, что для обработки общественного мнения государств, выбранных в качестве объекта влияния, пропагандистская, культурная машина и экономика США имеют огромные и во многом недооцененные у нас возможности. Это наглядно доказал пример Украины. И второе, какие бы оценки и мнения не высказывали респонденты, даже вполне искренне, они не исказят давно доминирующее во Вьетнаме, доказанное и во время войны против США, и позже, убеждение, сформулированное первым президентом ДРВ – Хо Ши Мином, 125-летие которого будет отмечаться в 19 мая 2015 года: «Нет ничего дороже свободы и независимости!». Не случайно его знали в годы учебы в Советской России и работы в Коминтерне как Нгуена–патриота. Можно ли выполнить этот завет, опираясь на США? Ответ на этот вопрос у нас не вызывает сомнения и его, думается, должен дать себе каждый вьетнамец. Подлинными друзьями являются те, кто, не забывая о своих задачах, помогает союзникам отстаивать их подлинные национальные интересы, а не навязывает собственные взгляды и ценности, силой или обманом.

Национальные лесные фонды - управляемые государством механизмы финансирования, предназначенные для поддержки устойчивого лесопользования - обладают огромным потенциалом для привлечения крупных инвестиций в лесное хозяйство, в том числе инвестиций, направленных на решение проблем, связанных с изменением климата. Тем не менее, их роль по-прежнему остается в значительной степени непризнанной, говорится в новом документе ФАО.

Поскольку в последнее время появилось огромное количество новых национальных и международных механизмов финансирования, например, тех, которые связаны со смягчением последствий изменения климата и адаптацией к нему, увеличились и масштабы потенциального финансирования. Одновременно с этим становится все сложнее получить доступ к таким ресурсам, говорится в публикации, которая была представлена на этой неделе на 11-й сессии Форума Организации Объединенных Наций по лесам, где вопрос о финансировании устойчивого лесопользования стал одним из наиболее обсуждаемых.

Должным образом структурированные и эффективно управляемые национальные лесные фонды (НЛФ) могут выступать в качестве координационных механизмов, позволяющих направить инвестиционные потоки из нескольких источников на реализацию таких сложных схем, как платежи за экологические услуги или национальные программы, направленные на сокращение выбросов углерода в результате снижения обезлесения и деградации лесов (REDD+), говорится в публикации.

«С ростом признания важной роли лесов в решении глобальных проблем, таких как изменение климата, обеспечение продовольственной безопасности и борьба с нищетой, обеспечение устойчивого лесопользования остается ключевым фактором, - сказала Ева Мюллер, директор Отдела экономики и политики лесного сектора и лесной продукции ФАО. - Благодаря этой публикации и соответствующей поддержке в целях укрепления потенциала Организация надеется внести свой вклад в развитие национальных лесных фондов, способных помочь трансформировать лесные инвестиции в эффективные национальные действия, которые будут содействовать устойчивому развитию».

Как повысить эффективность НЛФ

Несмотря на присутствие НЛФ в более чем 50 странах, по-прежнему в наличии имеется очень ограниченная информация по тому, как они работают, а ряду стран еще предстоит превратить их в эффективные инструменты финансирования.

«Одним из ключевых требований для такой трансформации является наличие сильной политической и правовой основы для их создания и функционирования, которая бы обеспечила их прозрачность и подотчетность. Это позволит правительствам мобилизовать средства, поступающие от внутренних и международных инвесторов и доноров», - сказал автор публикации Рао Матта.

Мобилизация финансовых ресурсов является особенно сложным, когда речь идет об освоении международного финансирования, в частности имеются в виду источники, связанные с изменением климата. Этот процесс требует создания национальных структур, способных мобилизовать, переориентировать и эффективно использовать большие объемы финансовых средств, отметил он.

Наличие необходимой политики и институциональных правовых норм позволит улучшить доступ к международному финансированию. Так произошло в случае с национальным лесным фондом Коста-Рики, который смог получить доступ к финансированию из фонда Всемирного банка «Лесное углеродное партнерство» на реализацию программы по сокращению выбросов.

Межотраслевой подход

Межотраслевое сотрудничество имеет решающее значение для реализации таких схем, как платежи за экологические услуги или программы REDD +, и НЛФ должны обеспечивать участие всех заинтересованных сторон из других секторов - в частности из финансового, туристического, энергетического и сектора инфраструктуры, отмечается в публикации ФАО.

Например, национальный лесной фонд Вьетнама тесно сотрудничает с Министерством промышленности и торговли для того, чтобы малые и средние ГЭС платили за экологические услуги, предоставляемые лесами, расположенными сверху по течению.

Должным образом разработанные НЛФ помогут избежать фрагментации усилий и дублирования мандатов и видов деятельности различных учреждений, смогут улучшить координацию усилий и увеличить финансирование путем управления ими с помощью единой организационной структуры.

Основываясь на практическом опыте, публикация «На пути к эффективным национальным лесным фондам» дает представление об общей структуре НЛФ и рассказывает о возможных мерах для повышения эффективности их работы.

У ЕАЭС есть хорошие перспективы, о чем свидетельствуют намерения других государств к нему присоединиться, несмотря на кризис, заявил президент Казахстана Нурсултан Назарбаев на встрече с президентом России Владимиром Путиным.

"Несмотря на то, что в условиях кризиса взаимная торговля проседает, я считаю, что Евразийский экономический союз имеет большую перспективу. Вы посмотрите, почему многие страны хотят — Китайская народная республика хочет создать свободную экономическую зону, Вьетнам, сегодня мы договорились, Турция хочет с нами быть, Индия с нами хочет быть. То есть этот союз востребован, и его оценивают другие", — сказал Назарбаев.

Глава Казахстана в преддверии Дня Победы на встрече с Путиным также подчеркнул, что Россия приняла на себя основной удар во время

Второй мировой войны. Говоря о текущей экономической ситуации, Назарбаев заверил, что Россия и Казахстан, как добрые соседи и друзья, продолжают быть вместе.

"Конечно, есть трудности, всем нам — экономический кризис, снижение цен, основные продукты экспорта нашего, никому непонятные, неподтвержденные Организацией Объединенных Наций санкции, которые мешают нам работать, но Казахстан всегда рядом с Россией как друг. И я уверен, что мы вместе выйдем из любых ситуаций. Наши народы и не то переживали, что переживаем сейчас", — отметил президент Казахстана.

Ранее Путин поблагодарил Назарбаева за инициативу в интеграционных процессах. Он напомнил, что именно Назарбаев выступил с инициативой создать Таможенный, а затем и Евразийский экономический союз. Президент России также еще раз поздравил Назарбаева с апрельской победой на выборах.

Встреча с Президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым.

Состоялась отдельная встреча Владимира Путина с Президентом Республики Казахстан Нурсултаном Назарбаевым. Ранее в этот день главы России и Казахстана приняли участие в саммитах СНГ и ВЕЭС.

В ходе встречи Владимир Путин и Нурсултан Назарбаев обсудили широкий спектр вопросов двустороннего взаимодействия, ряд актуальных международных проблем, перспективы развития интеграционных процессов на евразийском пространстве и дальнейшие пути координации в сфере обеспечения региональной стабильности и безопасности.

* * *

В.Путин: Уважаемый Нурсултан Абишевич, мы с Вами сегодня практически целый день вместе. Тем не менее сейчас хотелось бы еще раз поздравить Вас с убедительной победой на выборах Президента.

Вы человек опытный, это не первые Ваши выборы. Но то, что произошло в стране за последние годы, и то, как люди – граждане Казахстана – реагируют на эти предвыборные кампании, как они дают оценку тому, что Вами сделано за последние годы – это, конечно, очень дорогого стоит.

Уверен, что и дальше наши двусторонние связи будут развиваться также энергично и с таким же результатом, как это было в предыдущие годы.

Еще раз хочу Вас поблагодарить за Ваши инициативы в сфере интеграционных процессов. То, что мы сегодня делаем дополнительные шаги по углублению нашего экономического союза – это в значительной степени Ваша заслуга. Помню очень хорошо, как вы выступили с инициативой создания Таможенного союза, а затем и нашего Евразийского экономического союза.

Самое главное, что всё – и связанное с развитием самого Казахстана, и связанное с интеграционными процессами – всё, что Вы задумывали, что Вы планировали – всё осуществляется.

Хочу Вам пожелать, чтобы и дальше Вам сопутствовали успех и удача.

Н.Назарбаев: Спасибо, Владимир Владимирович.

Я по Вашему приглашению совершаю первый официальный визит за пределы Казахстана после моего избрания на последних внеочередных президентских выборах. Получил Ваше поздравление, звонок – это для меня очень много значит.

Мы вместе работаем больше 15 лет – эти годы были сплошным укреплением отношений Казахстана с Россией. Мы с Вами подписали договор о союзничестве, обращенном в XXI век, на основе которого осуществляются все наши вопросы; создали Евразийский экономический союз, он сейчас «оброс»: сначала Армения, сегодня Кыргызстан приняли. Несмотря на то, что в условиях кризиса взаимная торговля проседает, я считаю, что Евразийский экономический союз имеет большую перспективу.

Вы посмотрите, почему многие страны хотят к нам: Китайская Народная Республика хочет создать свободную экономическую зону, Вьетнам – сегодня мы договорились, Турция хочет с нами быть, Индия хочет с нами быть. То есть этот союз востребован, и его оценивают другие.

Я же приехал накануне великого праздника, Владимир Владимирович, – 70-летия Великой Победы в Великой Отечественной войне, где наши народы бок о бок вместе воевали против фашизма.

Основную ношу, конечно, основной удар приняла на себя Россия, русский народ – и возглавил эту Победу, я вас от души поздравляю. Сегодня тут много гостей, глав государств, которые прибыли сюда.

Конечно, есть трудности у всех нас: экономический кризис, снижение цен на основные продукты нашего экспорта, никому не понятные, не подтвержденные ООН санкции, которые мешают нам работать.

Но Казахстан всегда рядом с Россией как добрый сосед и друг. И я уверен, что мы вместе выйдем из любых ситуаций. Наши народы и не то переживали, что переживаем сейчас. И это переживем тем более: эра другая, время другое, возможности другие.

Я от души поздравляю Вас, весь российский народ с великим праздником – Днем Победы, с завтрашним парадом, где мы будем участвовать, и всего самого доброго. Двусторонние отношения развиваются согласно нашим договорённостям.

В.Путин: Спасибо.

Казахстан. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 8 мая 2015 > № 1364347 Нурсултан Назарбаев

Заседание Высшего Евразийского экономического совета.

Состоялось заседание Высшего Евразийского экономического совета (ВЕЭС) на уровне глав государств. В саммите также принял участие Президент Киргизской Республики Алмазбек Атамбаев.

По итогам заседания ВЕЭС подписан ряд документов в связи с вхождением Киргизии в организацию.

* * *

Стенографический отчёт о заседании Высшего Евразийского экономического совета

В.Путин: Уважаемые коллеги, добрый день!

Наше заседание – первое с начала работы Евразийского экономического союза. Я очень рад отметить, что большинство принятых решений по запуску евразийского интеграционного проекта реализовано в полной мере и в сроки, о которых мы договаривались. На мировой арене появилось новое экономическое объединение с едиными правилами движения товаров, услуг, капитала, трудовых ресурсов.

Со 2 января полноправным членом союза стала Армения, и уже приняты решения – надеюсь, после ратификации всё это вступит в силу – по присоединению Киргизии в полномасштабном формате.

Важно, что у всех участников Евразийского союза есть настрой на углубление интеграции. Более тесные торговые инвестиционные связи, несомненно, будут способствовать дальнейшему социально-экономическому развитию наших стран, будут укреплять конкурентоспособность нашего объединения в мировой экономике и, в конечном счёте, обеспечат рост благосостояния населения наших стран.

Евразийская интеграция доказывает свою эффективность: взаимный товарооборот стран-участниц вырос почти на двадцать миллиардов долларов, улучшилась инфраструктура торговли, возросла доля товаров с высокой добавленной стоимостью и сократилась доля сырья, причём сократилась значительно – с 40 до 28,9 процента.

На 2015–2016 годы в рамках Евразийского союза согласованы общие макроэкономические ориентиры роста, запланирован комплекс мер по стимулированию хозяйственного развития, углублению сотрудничества в реальном секторе и улучшению делового климата.

Предлагаем подумать над возможностью более тесного взаимодействия в сфере монетарной политики. Убеждён, действуя слаженно, центробанки наших стран могли бы эффективнее противостоять негативному влиянию резких колебаний курсов валют.

Мы прекрасно отдаём себе отчёт в том, что это дело будущего. Здесь никто не собирается забегать вперёд. Согласованные действия монетарной политики должны быть основаны на интеграционных процессах в экономической, прежде всего, сфере после достижения определённого уровня взаимодействия. Обсуждать эти вопросы, говорить, думать об этом – всё это можно делать уже сейчас.

В завершающей стадии находится работа по созданию общего рынка энергоресурсов Евразийского союза. На наше утверждение представлена концепция единого рынка электроэнергетики, который начнёт функционировать с 2019 года. Этот документ определяет этапы формирования, механизмы регулирования, порядок взаимной торговли электроэнергией.

Продолжается формирование общего транспортного пространства Евразийского союза. Нам предстоит утвердить программу поэтапной либерализации рынка автомобильных грузоперевозок. Ставится задача сократить транспортные издержки, развить добросовестную конкуренцию в данном секторе услуг. Будет обеспечена гармонизация правил и требований для автоперевозчиков.

По линии национальных корпораций развития разрабатываются совместные программы кредитования экспортёров на внешних рынках. Это поможет выправить недавний спад в нашей торговле с третьими странами.

Идёт создание евразийской системы единого окна для бизнеса. Её запуск позволит унифицировать фискальные, таможенные и административные процедуры внешнеэкономической деятельности.

До конца года нам предстоит серьёзно обновить договорно-правовую базу: в работе находятся более 50 проектов документов. Нужно, в частности, принять новый Таможенный кодекс, подписать соглашение о взаимодействии в валютно-финансовой и социально-экономических сферах. Завершить работу по большинству документов необходимо к следующему заседанию совета – это октябрь, в Астане.

Интерес к углублению отношений с союзом проявляют и зарубежные партнёры. Налажено взаимодействие со структурами ООН. В сентябре на 70-й сессии генеральной Ассамблеи ООН Евразийский экономический союз должен получить статус наблюдателя. Важно, чтобы наши внешнеполитические ведомства координировали усилия при рассмотрении в ООН соответствующей заявки.

Евразийская экономическая комиссия ведёт переговоры по соглашениям по свободной торговле с рядом государств. Согласован и будет подписан в ближайшее время договор с Вьетнамом, аналогичные документы прорабатываются на экспертном уровне с Израилем, Индией, Египтом.

Перспективным представляется развитие экономического сотрудничества Евразийского союза с Китайской Народной Республикой, говорил об этом сегодня и на встрече с Председателем КНР Си Цзиньпином.

Кстати говоря, Председатель КНР также проявляет к этому интерес и говорит о том, что этот процесс вполне можно было бы вписать в «Экономический пояс» так называемого Шёлкового пути – проект, который продвигается нашими друзьями в Китае. Считаю целесообразным поручить Евразийской комиссии начать переговоры с КНР о заключении соглашения с КНР о торгово-экономическом сотрудничестве.

На перспективу, думаю, стоит подумать над возможностью гармоничного совмещения Евразийской экономической интеграции и, как я уже сказал, китайской инициативы «Экономического пояса Шёлкового пути».

Убеждён, тесная кооперация с китайскими партнёрами будет способствовать притоку инвестиций в государства союза, поможет создать новые рабочие места, эффективнее освоить евразийский транспортный потенциал.

Я хочу вас поблагодарить за внимание и передаю слова Александру Григорьевичу Лукашенко, Президенту Беларуси, которая председательствует в этом году в Евразийском экономическом союзе.

СНГ. Киргизия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 8 мая 2015 > № 1364343 Владимир Путин

Апрель выдался уловистым для Вьетнама

Объемы производства водных биоресурсов во Вьетнаме в апреле составили 563,2 тыс. тонн - на 3,4% больше, чем за аналогичный период 2014 г. Поставки увеличили как рыбаки, так и аквафермеры республики.

Об апрельских прибавках рассказала Вьетнамская ассоциация производителей и экспортеров креветки. Аквакультура страны в апреле 2015 г. вырастила 240,6 тыс. тонн ВБР. Из общего объема на долю рыбы приходится 193,9 тыс. тонн, креветки – 34,4 тыс. тонн.

Как сообщает корреспондент Fishnews, уловы республики в апреле составили 322,6 тыс. тонн, что на 6,4% выше показателя за тот же период прошлого года. Особенно выросла добыча морских рыб (+6,6% к уровню 2014 г.).

Рыбаки Вьетнама увеличили вылов основных промысловых видов благодаря хорошим погодным условиям, низкой стоимости топлива и относительно стабильным закупочным ценам.

Сафронова Е.И. КНР - полноправный участник коалиции победителей: современное восстановление исторической справедливости

Дополненный текст выступления 5 мая 2015 года ведущего научного сотрудника ИДВ РАН Е.И. Сафроновой на конференции «Роль СССР и Китая в достижении Победы над фашизмом и японским милитаризмом во Второй мировой войне»

КНР – полноправный участник коалиции победителей: современное восстановление исторической справедливости [1]

Е.И. Сафронова*

Китай, уже ведший с июля 1937 г. освободительную войну против Японии, официально стал членом антигитлеровской коалиции 1 января 1942 г., когда 26 государств, подписав Вашингтонскую декларацию Объединенных Наций, объявили о намерении направить все свои усилия на борьбу со странами гитлеровской «оси» «Рим-Берлин-Токио». За несколько недель до этого – сразу после нападения японцев на Перл-Харбор в декабре 1941 г. – Война сопротивления китайского народа Японии (термин, принятый в китайской историографии) стала частью Второй мировой войны. Однако еще в 1937 г. Китай явился, по сути, первым государством, преградившим путь тройственному нацистско-милитаристскому блоку, который в азиатском ТВД был представлен Японией. (Япония, подписав в ноябре 1936 г. т.н. Антикоминтерновский пакт [2] с гитлеровской Германией, официально подтвердила свой выбор ближайшего союзника в надвигавшейся войне. В ноябре 1937 г. к гитлеровской «оси» присоединилась и Италия. Далее в течение 1939-1941 гг. «ось» пополнилась еще рядом участников в лице государств или марионеточных структур, образованных на территориях, оккупированных основными членами «оси»).

И Национально-революционная армия Китайской Республики (НРА КР), и военные формирования КПК сыграли значительнейшую роль во Второй мировой войне: на территории Китая НРА и вооруженные силы китайских коммунистов сдерживали около 800 тыс. японских солдат [3]. По другим данным, одна только НРА (6 млн чел.) сковывала на китайском ТВД до половины японской императорской армии [4]. Китайские вооруженные силы одержали победы в таких важных военных операциях, как Пинсингуаньское сражение (в сентябре 1937 г. 115-я дивизия 8-й армии НРА под руководством военачальников-коммунистов Линь Бяо и Чжу Дэ разгромила колонны 5-й дивизии японской армии Японии. Итог битвы положил конец мифу о непобедимости японской армии), битва за Тайэрчжуан (1938 г.), сражение за Ваньцзялин (1938 г.), Первая Чаншайская операция (1939 г.), битва за Уюань (1940 г.), битва за Цзаоян и Ичан (1940 г.), «Битва ста полков», ставшая крупнейшей военной победой КПК в годы Второй мировой войны (1940 г.), Третья Чаншайская операция (конец 1941-начало 1942 гг.), сражение при Чандэ (1943 г.), Вторая Гуансийская кампания (1945 г.). Кроме того 40-тысячный китайский контингент сражался в Бирме вместе с англо-американскими войсками, обеспечивая безопасность транспортного участка от индийского города Ассам до Бирманской дороги (1944 г.) [5].

Людские потери китайского народа в войне были огромны: порядка 20 млн убитых и от 80 до 100 млн беженцев [6]. То есть, они многократно превысили потери других основных союзников по антигитлеровской коалиции (США, Великобритании и Франции вместе взятых, за исключением СССР, потерявшего почти 27 млн жизней [7]).

Приведенные факты – лишь некоторые свидетельства масштабности роли Китая в деле завоевания Победы во Второй мировой войне.

Однако через несколько лет после того, как Китай справедливо получил постоянное членство в Совете безопасности созданной в 1945 г. ООН, военно-освободительная роль страны практически было подвергнута замалчиванию вплоть до игнорирования. В основном это произошло по причине враждебности западных союзников к провозглашенной в 1949 г. Китайской Народной Республике и нежелания тогдашних властей КНР и администрации гоминьдановского Тайваня «делить лавры» за победу над Японией. Ныне Китай все решительнее заявляет о своем праве на международное признание его миссии в коалиции союзников, одержавшей 70 лет назад Победу над фашистско-милитаристским альянсом. И соответствующие сдвиги в реакции мирового сообщества уже наблюдаются. Почему они стали возможными именно сейчас, и каковы их причины?

Во-первых, это происходит благодаря небывалому росту международного авторитета КНР как крупнейшей экономической державы мира [8] и государства глобального значения. Ныне Китай, даже в условиях планетарного экономического кризиса, способен не только демонстрировать всему миру успехи ее социально-экономической модели развития: он имеет все дипломатические и хозяйственные возможности настаивать на учете ее международных заслуг, фундированном самой историей. Западу все труднее пренебрегать стремлением страны укрепить ее внешнеполитический потенциал также и средствами ретроспективного анализа мировой жизни.

Во-вторых, добиваясь исторической справедливости, Китай, видимо, осознает, что его международное признание как силы, повлиявшей на все послевоенное мироустройство, ныне подразумевает большую ответственность за формирование и современной ситуации тоже - причем как на глобальном, так и региональном уровнях. Представляется, что КНР к этой ответственности уже готова.

В-третьих, еще одна важная причина - это беспрецедентный уровень развития отношений КНР с Российской Федерацией - практически первым государством, открыто заявившим о необходимости адекватного признания роли Китая во Второй мировой войне [9]. Успехи развития российско-китайского диалога стали несомненным фактором, благоприятствующим восстановлению исторической справедливости. КНР и Россию объединяет стремление не допустить неправого пересмотра итогов Второй мировой войны и фальсификации ее истории и тем самым - воспрепятствовать расширению «историографического» арсенала современного гегемонизма.

В-четвертых, признанию союзнической роли Китая, на наш взгляд, способствует и потепление отношений Пекина и Тайбэя, ставшее особо заметным с 2008 г. Ученые и деятели литературы и искусства КНР получили возможность открыто высказывать свое мнение о важности НРА в антияпонском сопротивлении. В КНР на уровне гражданского общества, в частности, на авторитетных интернет-порталах, ведутся активные дискуссии о роли НРА и Гоминьдана (ГМД) в антияпонской войне. Проводится мысль о том, что ГМД внес важный вклад в победу над японскими милитаристами и что нельзя забывать славное сотрудничество КПК и Гоминьдана [10].

В 2014 г. Государственное архивное управление КНР обнародовало обширную серию материалов о Войне сопротивления китайского народа японским захватчикам [11]. Примечательно, что в комментариях к ней материковые СМИ практически не делят китайские освободительные силы на Национально-революционную армию и вооруженные формирования КПК. Все китайские военные соединения называются «китайской армией» или «вооруженными силами Китая» [12]. Долгожданная констатация в КНР освободительной роли НРА вносит весомый вклад в улучшение отношений через Тайваньский пролив, а также в осознание международным сообществом роли всей огромной единой страны в победе во Второй мировой войне.

Думается, что признание боевого братства материковой и островной части Китая благоприятствует делу преодоления трагедии разделенной войной нации через укрепление многоплановых контактов в гуманитарной сфере, на уровне научных исторических изысканий и живого межличностного общения.

В целом, раскрытие историко-политического потенциала Китая видится действенным механизмом «мягкой силы», направленным на укрепление концептуальной основы международного статуса Поднебесной. Получив признание в качестве государства-архитектора послевоенного мироустройства, КНР обретет дополнительный моральный аргумент для внедрения своего кредо при решении проблем АТР (межкорейское урегулирование, территориальные споры в двух Китайских морях, активизация роли КНР в экономической жизни региона и т.д.). Следственно Китай сможет действовать не только как современный мощный политико-экономический центр, но и как держава, играющая ключевую роль в АТР в силу ее исторических достижений и побед. (До сих пор США различными методами, порой далекими от дружественных, продавливали свою волю как стержневого азиатско-тихоокеанского актора, руководствуясь в том числе соображениями собственной значимости в событиях Тихоокеанского ТВД 1941-1945 гг.).

Интенсивное распространение фундаментальных фактов и знаний о военно-освободительной миссии Китая уменьшит американский ресурс по вмешательству в мировоззрение стран АТР, поскольку эти страны узрят еще одно государство, исторически доказавшее свою способность играть в регионе конструктивную роль и, в отличие от США, вышедшее из самой «толщи» азиатского мира. Несомненно, это послужит на пользу внешнеполитическому имиджу КНР, что особенно важно именно сейчас, когда в АТР присутствуют опасения перед бурнорастущей экономической и военной мощью Поднебесной, еще живы воспоминания о китайско-вьетнамском вооруженном конфликте 1978 г. и не сглажена острота многоаспектных «островных» споров с участием КНР.

* Сафронова Елена Ильинична, к.э.н., в.н.с. Центра изучения и прогнозирования российско-китайских отношений ИДВ РАН.

[1] В заголовке страна указана под современным ее названием, ибо восстановление исторической справедливости в настоящих условиях (чему и посвящено выступление) стало возможным под знаменами именно Китайской Народной Республики.

[2] Пакт, прежде всего, был направлен против СССР, но одновременно – и против Франции и Великобритании: в правительстве Франции участвовали коммунисты и условия пакта можно было при распространить и на нее. Что касается Великобритании, то германо-японское сближение объективно сковывало внешнеполитический маневр Лондона в момент, когда именно от Японии просматривалась угроза для британских владений в Азии (История международных отношений (1918-2003). Под ред. А.Д.Богатурова. – М.: Московский рабочий, 2000. См. URL:. http://www.diphis.ru/antikominternovskiy_pakt-a1118.html?PHPSESSID=cfc22a4fdf43d21d9948db2d154dded2).

[3] Mitter R. The War’s Wartime Debt to China. – URL:http://www.nytimes.com/2013/10/18/opinion/the-worlds-wartime-debt-to-china.html?_r=0

[4] URL: http://visualhistory.livejournal.com/101004.html (комментарий к статье).

[5] Там же и Mitter R. Op.cit.

[6] Участие председателя КНР Ху Цзиньтао в торжествах по случаю 65-летия победы в ВОВ. - URL: http://russian.people.com.cn/31519/6976189.html. Здесь С.Г.Лузяниным, видимо, имеется в виду цифра потерь с сентября 1939 г. – принятой ныне даты начала Второй мировой войны. Однако согласно недавно обнародованным уточненным китайским данным, потери страны с учетом 1930-х гг. составили 37 млн человек! (http://ria.ru/analytics/20150506/1062933462.html). Mitter R. To understand China's foreign policy, look to World War II. - URL: http://www.abc.net.au/news/2013-04-08/mitter-china/4615756

[7] Известия. 05.05.2010 г.; также см. «Потери стран, вовлеченных в войну». - URL: https://ru.wikipedia.org

[8] В 2014 г. Китай вышел на первое место в мире по размеру ВВП по паритету покупательной способности, обогнав США (Независимая газета. 10.10.2014 г.).

[9] См. «Участие председателя КНР Ху Цзиньтао в торжествах по случаю 65-летия победы в ВОВ»….

[10] См., в частности, URL: http://wenku.baidu.com/view/4e70c7d226fff705cc170a50.html, URL:http://bbs.tiexue.net/post_3702211_1.html

[11] Архив войны сопротивления китайского народа японским захватчикам – 30 важных инцидентов и битв. – URL: http://russian.news.cn/30zdzy/index.htm

[12] См., например, «Архив войны сопротивления….», а также URL: http://www.cntv.ru/2014/09/22/ARTI1411353055315606.shtml, URL: http://www.cntv.ru/2014/09/03/ARTI1409743586648972.shtml.

May 9th: Russian Victory, NATO Defeat

Christopher Black

On February 2nd, 1943, the 6th German Army, under the command of Field Marshall Von Paulus, and elements of the 4th Panzer Army, surrendered to the Red Army at Stalingrad. This stunning victory is considered the turning point in the war in Europe, heralding the defeat of fascist Germany.

That defeat came on May 2ndth 1945, when the German forces in Berlin, the capital of the Third Reich, surrendered to the forces of the Red Army that had captured the city. On May 9th the official act of surrender of the German government and military forces took place in Berlin when the Germans surrendered to the Soviet commander, Marshal Zhukov, a surrender witnessed by representatives of the American, British and French forces. This was the end of the war in Europe.

Surrenders of elements of the German armies in the Italy and Austria on May 2nd and German forces in northern Europe, on May 7th, at first claimed by the western allies to be the official surrender of Germany, were not recognised as such by the Soviet government, since they were in violation of the agreement of the European Advisory Committee of the three Big Powers, that was finalised in March, 1944. That agreement required that the surrender would be one event, would be of the German government itself, not just of army elements in impossible positions, and was to take place at the seat of government from which German aggression had been launched, Berlin.

The western allies had no choice but to agree, and to regard the May 9th ceremony as the official act of surrender of the German government. But it was clear even then that the western allies had tried to arrange a separate peace with the Germans while the Soviets were still fighting and it was made very clear that the Americans and British wanted to steal the show from the Russians. Now 70 years later, the propaganda machine in the west once again claims that the earlier date was the end of the war in Europe.

It is well to remember the significance of this attempt by the Americans and British to conclude a separate peace with the Nazis, while Soviet forces were still engaged in the fierce Battle of Berlin and what a betrayal it was of the promised solidarity between the nations fighting against fascist aggression to which the Soviet forces at Stalingrad had dealt the fatal blow.

During one of his fireside chats on American radio on July 28, 1943, American President Roosevelt said,

“The world has never seen greater devotion, determination and self-sacrifice than have been displayed by the Russian people…under the leadership of Marshal Joseph Stalin. With a nation, that in saving itself, is thereby helping to save all the world from the Nazi menace, this country of ours should always be glad to be a good neighbour and a sincere friend to the world of the future.”

Fine words, and true, but where is the good neighbour now?

Instead of international solidarity between the victors and recognition of the sacrifice of the Russian people that Roosevelt praised, the NATO countries now refuse to attend the Moscow Victory Parade commemorating the defeat of Nazi Germany. But why do they insult the one nation that suffered the most, sacrificed the most, fought the hardest and won the greatest victories against the fascists? Is it really about Ukraine? The answer is simply that they see the defeat of fascist Germany not as a victory over fascism but as a failure of the western attempt to crush Russia.

We must also remember that NATO includes the occupied German state whose forces attacked the Soviet Union on June 22nd 1941, a state that still has no sovereignty and is still occupied by American forces two decades after Russian forces left, and whose leaders, now revealed as permitting American intelligence to spy on German companies for economic advantage, are evidently in the pocket of the American government.

It includes Britain, whose war time leader, Winston Churchill, echoing public calls by American General Patton, proposed an attack on the Soviet forces in Europe to take place in July 1945, using combined American-British-Canadian forces as well as the remaining German armies. The plan even included the use of nuclear weapons. It was called Operation Unthinkable, but it was clearly very thinkable and was a plan to pick up where the Nazis had failed, to subjugate Russia, and was only shelved when analysis proved that Soviet forces were too strong to overcome.

It is clear that the fire bombings of Dresden and Tokyo and the nuclear attacks on Japan, in which hundreds of thousands of civilians were incinerated by the Americans and British, were meant as demonstrations to the Soviet Union of their power, as an attempt to intimidate and subdue their supposed ally before the war with Germany was even concluded. The threat of a continued world war against Russia was made with the attacks on those defenceless cities. But with Operation Unthinkable put on hold and the formation of the Warsaw Pact as a defense against the NATO threat, the war against Russia was continued using other means and came to be called the Cold War, a political euphemism, since Soviet forces fought against the NATO allies directly in Korea and Vietnam and by proxies in many countries seeking liberation from western colonialism in Asia, Africa and Afghanistan.

We must also remember that in 1939, when Hitler attacked Poland, both Britain and France reneged on their promise to Poland to defend it in the event of an attack by Germany because they wanted German forces to be able to move right up to the borders of the Soviet Union to make it easier for Germany to launch its invasion of Russia just two years later. The so-called phoney war after the fall of Poland until the May, 1940 German attack on France, gave crucial time to Germany to advance its plans to attack Russia.

The entire focus of the NATO alliance, formed immediately after the defeat of Germany, has been on war with Russia and, since the fall of the Soviet Union and the weakening of Russian power, the NATO alliance has steadily advanced its attack position with a series of wars from Yugoslavia to Georgia and Ukraine, from Chechnya to Iraq, Syria, Libya and Afghanistan, all designed to eliminate Russian allies and to put NATO forces right up against Russian territory on its southern and western flanks.

In a document known as the Atlantic Charter, drafted on a battleship off the coast of Newfoundland in the middle of 1941, the Americans and British promised that the goals of the world war were not to increase their territories, but to guarantee the self-government of peoples, free trade, global cooperation to secure better economic and social conditions for all, freedom from fear and want, freedom of the seas and abandonment of the use of force as an instrument of policy, and disarmament. The Soviet Union adhered to these principles in the January 1, 1942 Declaration of the United Nations.

But aside from the relentless forcing of “free trade” treaties down workers throats across the world, which really means the freedom to exploit workers everywhere for the profit of a few corporations, the western signatories have violated every one of the clauses in the Atlantic Charter document.

The world was assured that there would be peace but they have given us nothing but 70 years of war. They promised us freedom from want but have relentlessly tried to destroy any government that protects the rights of workers, and poverty has increased dramatically in every western country since the fall of the Soviet Union.

Nations that were promised liberation at the end of the world war, had to fight these same powers to attain that justice. Some like China and Vietnam, Cuba, and North Korea, succeeded after long and bitter fighting, while the struggles of many others were crushed or subverted.

In Ukraine now we are witnessing a national army and formations of outright fascist militias, the new SS, firing on, and shelling fellow citizens who protest the lack of legality of the government and the American agenda of using it as a base to attack Russia. The interests of the War Party in the west prevail over the basic demands of their peoples for social and economic justice, and freedom from fear and war.

The whole world owes the peoples of the Soviet Union, of the Russian Federation, a debt that can never be repaid for their defeat of fascism in Europe. They suffered the heaviest losses, the most destruction, the heaviest burden of fighting the Nazi war machine.

The refusal of NATO leaders to attend the Moscow ceremonies on May 9th is an insult to history, to the sacrifices of scores of millions of Russians, and is tantamount to a repudiation of the principles of the Atlantic Charter and the Charter of the United Nations. But it is more than that. It is proof, if ever it was needed, that the main objective of the world war in Europe was the crushing of Russia for the benefit of the three powers, the USA, Britain and Germany. While scrapping among themselves to see who would be top dog on the world street, they were united in their desire to subdue Russia to their will. This objective was long held in check by Soviet power. The fall of the Soviet Union and its replacement by a government initially composed of compradors for the west gave the Americans and their allies the impression that they had succeeded in bringing Russia under their complete domination. But the rise of new leaders in Russia, reinvigorating Russian sovereignty and reviving Russian power and prestige in the world has angered these wolves of war who now circle, and harass, waiting for the opportunity to strike.

Согласно исследованию, бедные дети в Дели имеют в 3,2 раза больше шансов умереть, чем их богатые ровесники. Глобальная смертность детей младше пяти лет снизилась в два раза с 90 до 46 смертей на 1000 живорожденных в период между 1990 и 2013 годами, сообщает unitworld.net.

Индия, за этот же период, достигла снижения до 54,4 процента в мировому уровню прогресса 44,8 процента.

Доклад, в котором проанализирована разница выживаемости детей между богатыми и бедными среди городских жителей в 36 развивающихся странах показал, что в возрастной группе до пяти лет городская беднота имеет в 3,2 раза больше шансов умереть по сравнению с богатыми горожанами в Дели.

В выводах подчеркивается, что качество жизни матерей и детей в городских трущобах столицы Индии является одним из худших в мире, и неравенство в отношении здоровья между богатыми и бедными очевидно.

Министр Наджма Хепталла говорит: «Мы привыкли думать, что не заботятся о большинстве детей в сельских районах, но это исследование доказывает обратное». Она добавила, что здоровье городских детей является важным вопросом, так как в 2030 году значительное количество населения отодвинется в города.

«Люди, живущие в трущобах и перенаселенных районах, сталкиваются с множеством проблем, связанных со здоровьем из-за плохих санитарных условий и загруженности», — говорит Министр.

К десяти странам, демонстрирующим наибольший разрыв выживаемости между богатыми и бедными городскими детьми относятся: Руанда, Камбоджа, Кения, Вьетнам, Перу, Индия, Мадагаскар, Гана, Бангладеш и Нигерия.

Судип Гадок, директор программы по спасению детей, сказал: «Правительство Индии достигло значительного прогресса в обеспечении выживаемости новорожденных, младенцев и матерей. Впервые в истории, более половины населения мира живет в городах. Люди часто стремятся в город с перспективой лучшей жизни для своих детей, но многие города по всему миру не могут идти в ногу с головокружительным ростом… В результате чего, сотни миллионов матерей и детей в городах, не имеющие доступа к основным услугам здравоохранения и чистой воды, должны выживать и оставаться здоровыми».

В отчете говорится, что существует необходимость сокращения разрыва шансов на выживание для матерей и детей, независимо от места их проживания, ведь каждый должен иметь шанс на выживание и реализацию своего потенциала.

Предправления ОАО "Газпром" Алексей Миллер и председатель Совета директоров PetroVietnam Нгуен Суан Шон обсудили планируемую покупку группой "Газпром" доли в Dung Quat. Об этом говорится в сообщении Газпрома.

"В ходе встречи затронут вопрос планируемого приобретения Газпромом доли во вьетнамском нефтеперерабатывающем заводе (НПЗ) Dung Quat и его участия в модернизации завода. Отмечено, что с подписанием Основных положений соглашения о приобретении доли в НПЗ Газпром получил исключительное право на ведение переговоров по данной сделке", - сообщил Газпром.

Dung Quat - единственный нефтеперерабатывающий завод во Вьетнаме. Мощность НПЗ - 6.5 млн т в год.

В конце 2014 года ОАО "Газпром нефть" и Binh Son Refining and Petrochemical заключили соглашение о долгосрочном обеспечении НПЗ нефтью сорта ВСТО. В апреле 2015 года "Газпром нефть" и PetroVietnam подписали документ, фиксирующий Основные положения соглашения о приобретении ОАО "Газпром нефть" доли в НПЗ.

Экспорт риса из Таиланда останется стабильным.

Иностранная сельскохозяйственная служба при Минсельхозе США (FAS USDA) подтвердила ранее опубликованный прогноз риса из Таиланда в текущем году – 11 млн. т, несмотря на небольшое снижение темпов экспорта в первом квартале.

В январе-апреле Таиланд поставил на внешние рынки 2,1 млн. т риса, что на 4% меньше, чем за аналогичный период в прошлом году. Причиной снижения активности торговли стала сильная конкуренция со стороны Вьетнама. Средняя экспортная цена вьетнамского белого риса (5% битых зерен) в первом квартале равнялась 365 $/тонна, что на 10% ниже стоимости таиландского риса.

Ожидается, что второй половине экспорт ускорится благодаря реализации риса из государственных запасов. В итоге, экспорт риса за весь текущий год повторит высокий результат, достигнутый в прошлом году.

Конкуренция между таиландским и вьетнамским рисом продолжит оказывать давление на мировые цены, прогнозируют эксперты FAS USDA.

"Газпром" и PetroVietnam пробурят первую глубоководную скважину на шельфе Вьетнама.

Во втором полугодии 2015 г. намечено начало бурения поисковой скважины на блоке №129 континентального шельфа Вьетнама. Перспективы сотрудничества ОАО "Газпром" и вьетнамской нефтегазовой группы PetroVietnam обсудили сегодня в Москве главы компаний Алексей Миллер и Нгуен Суан Шон. На встрече отмечалось, что это будет первая глубоководная скважина на шельфе Вьетнама, глубина моря в районе бурения превышает 1,6 тыс. м.

Участники встречи рассмотрели основные вопросы двустороннего партнерства по освоению ресурсов углеводородов. Речь шла о совместной работе на блоках №129-132 континентального шельфа Вьетнама. На данных блоках завершена интерпретация геолого-геофизических материалов, проведены инженерно-геологические и гидрологические изыскания в точках заложения скважин.

Совместная операционная компания "Газпрома" и PetroVietnam "Вьетгазпром" ведет разведку на блоках №№ 112, 129, 130, 131, 132 континентального шельфа Вьетнама. В 2013 г. "Газпром" и PetroVietnam начали промышленную добычу газа с месторождений "Мок Тинь" и "Хай Тхать", расположенных в пределах лицензионных блоков 05-2 и 05-3 на шельфе Вьетнама (извлекаемые запасы газа — 35,9 млрд куб. м, газового конденсата — 15,2 млн тонн). "Газпром" и PetroVietnam планируют выйти на проектный уровень добычи на вьетнамских месторождениях Мок Тинь и Хай Тхать в 2 млрд куб. м в 2016 г.

Внимание на сегодняшних переговорах было также уделено подготовке соглашения участников об основных условиях реализации проектов разработки Нагумановского (Оренбургская область) и Северо-Пуровского (ЯНАО) месторождений. Рамочное соглашение участников об условиях реализации этих проектов было подписано в 2014 г.

Утвержденные геологические запасы газа Нагумановского НГКМ составляют 5,8 млрд куб. м, извлекаемые запасы конденсата и нефти — 1683 тыс. тонн и 960 тыс. тонн соответственно. Утвержденные геологические запасы газа Северо-Пуровское ГКМ составляют 45,5 млрд куб. м, извлекаемые запасы конденсата — 6826 тыс. тонн. Лицензией на освоение месторождений владеет

ООО "Газпромвьет" (доля ОАО "Газпром" — 51%, PetroVietnam — 49%).

Кроме того, в ходе встречи сегодня затронут вопрос планируемого приобретения "Газпромом" доли во вьетнамском нефтеперерабатывающем заводе (НПЗ) Dung Quat и его участия в модернизации завода. Отмечено, что с подписанием Основных положений соглашения о приобретении доли в НПЗ "Газпром" получил исключительное право на ведение переговоров по данной сделке. Dung Quat — единственный нефтеперерабатывающий завод во Вьетнаме. Мощность НПЗ — 6,5 млн тонн в год.

В 2014 году правительство Китая решило потратить $45,6 млрд на создание коридора, которое предусматривает строительство шоссейных и железных дорог, а также нефте- и газопроводов, соединяющих Китай с Ближним Востоком, пишет интернет-портал Al Bawaba.

Экономический коридор протяжённостью 3 тыс км представляет собой уже реализуемый проект по соединению порта Гвадар, расположенного на юге Пакистана, с городом Кашгар на северо-западе Китая.

- По существу, коридор сократит расстояние для Китая, но речь идёт не только о расстоянии, так как он будет стимулировать разные виды экономической активности в регионе, - сказал посол Пакистана в ОАЭ Асифа Али Хана Дуррани в кулуарах конференции "Инвестирование в Гвадар", состоявшейся недавно в Дубае. Конференция была организована швейцарской компанией Academy and Finance.

Когда коридор будет построен, он станет главным маршрутом для торговли Китая с Ближним Востоком и Африкой. В частности нефть с Ближнего Востока можно буде выгружать в Гвадаре и транспортировать в Китай через пакистанскую провинцию Белуджистан. Это значительно сократило бы путь нефтяных поставок, в настоящее время преодолевающих расстояние в 1200 км между Ближним Востоком и китайскими портами.

Помимо сокращения расстояний для китайского экспорта и импорта, коридор позволит увеличить объёмы торговли в регионе в целом, пояснил посол.

- Очевидно, что главную выгоду коридор принесёт Пакистану благодаря транзитным возможностям, которые страна готова предложить. В то же время он подтолкнёт развитие в Пакистане сектора услуг, инфраструктуры и промышленности. Вследствие этого CPEC считается жизненно важным для стимулирования экономического роста в Пакистане, - сказал он.

В марте Moody 's Investors Service отметило, что проект "позитивен для кредитного рейтинга Пакистана". Рейтинговое агентство отметило, что проект начнёт приносить значительную выгоду не ранее 2017 года, но добавило, что некоторые преимущества станут ощутимыми раньше.

"Государственная поддержка проекта китайско-пакистанского экономического коридора положительно влияет на кредитный рейтинг Пакистана, поскольку проект будет стимулировать инвестиционную активность, способствовать увеличению двусторонних торговых потоков и позволит смягчить растущий дефицит энергоресурсов в этой стране", - говорится в меморандуме Moody's.

- Помимо увеличения товарооборота между Китаем и Пакистаном, коридор будет способствовать расширению производственного потенциала Пакистана, который сможет экспортировать излишки и выходить на новые рынки, - сказал посол.

Ближайшим результатом строительства CPEC будет приток новых иностранных инвестиций. Китай является крупнейшим иностранным инвестором в Пакистан, вложившим в эту страну $696 млн в течение финансового года, завершившегося 30 июня 2014 года.

Инвестиции ОАЭ в Пакистан, по оценкам, превысили $20 млрд. Эмираты вкладывают главным образом в телекоммуникации, финансовый сектор, недвижимость и энергетику. Ускорение темпов экономического роста в Пакистане приводит к увеличению инвестиций ОАЭ в другие сектора – добывающую отрасль, экспортно-ориентированные производства, информационные технологии и создание программного обеспечения.

Посол отметил, что CPEC будет выгоден и для экономик государств Персидского залива, позволяя увеличивать объёмы торговли и экономить огромные суммы на фрахте. После завершения строительства порт Гвадар станет новой инвестиционной возможностью для стран Персидского залива, которые смогут вкладывать средства прежде всего в строительство новых нефтехранилищ, сказал он.

Саудовская Аравия, которая является крупнейшим поставщиком нефти в Китай, уже реализует в КНР совместные проекты по строительству НПЗ. Саудовской Аравии и другим странам Персидского залива было бы удобно использовать порт Гвадар не только для транспортировки своей нефти и другой продукции, но и инвестировать в Oil City, который планируется создать в этом порту.

В настоящее время 60% импортируемой нефти Китай получает с Ближнего Востока, и 80% этого объёма транспортируется по опасному Малаккскому проливу.

Рабочая встреча с главой госкорпорации «Росатом» Сергеем Кириенко.

Владимир Путин провёл рабочую встречу с генеральным директором Государственной корпорации по атомной энергии «Росатом» Сергеем Кириенко.

В.Путин: Сергей Владиленович, естественно, хотелось бы услышать о результатах работы компании за прошлый год. Имеются в виду и общие объёмы того, что сделано, что поставлено на рынок. Конечно, второй вопрос – развитие: что делается по развитию атомной генерации и у нас, и за границей.

С.Кириенко: Владимир Владимирович, вот такую презентацию мы подготовили, чтобы было удобно.

Первое. Мы как раз сейчас подвели итоги года. Все показатели выполнены. У нас получается где–то по выполнению утверждённой долгосрочной программы развития 116 процентов от плановых заданий. Самое главное, действительно, это выработка электроэнергии. Рекордный год – 182 миллиарда кВт/ч выработано электроэнергии, это почти на 14 миллиардов больше, чем плановое задание. Такого не было. Это рекордный год за всю историю атомной отрасли.

В.Путин: Сколько у нас сейчас, если помните, конечно, в общей структуре генерации составляет атомная?

С.Кириенко: Владимир Владимирович, сейчас порядка 17 процентов.

В.Путин: Подросло, значит.

С.Кириенко: Подросло. Было 15. Оно подрастает, сейчас 17 с небольшим процентов, растёт. Рост производительности труда – 11,7 процента, рост заработной платы за прошлый год – 9,5 процента. Это важно, мы всё время следим за тем, чтобы заработная плата росла, но производительность труда росла быстрее, чем заработная плата. Нам это удаётся удерживать.

В.Путин: 60 400 рублей средняя, да?

С.Кириенко: Средняя, да. И выручка очень прилично подросла. Я как раз сказал про рекордный год по выработке электроэнергии. Но, что важно, мы всё время следим, чтобы это увеличение выработки шло не за счёт снижения надёжности и устойчивости работы. У нас тоже в этот год ни одного отклонения, которое являлось бы хоть насколько–то значимым. То есть это то, что называется по международной шкале «нулевой уровень». Ни одно событие не является значимым для безопасности. И важная вещь, есть независимая международная организация операторов атомных станций, она учитывает все атомные станции в мире. Показатели надёжности российских атомных станций примерно в два раза лучше, чем у наших коллег и в Европе, и в Соединённых Штатах Америки.

В.Путин: Такая ситуация сложилась за несколько последних лет, по–моему, это не первый год.

С.Кириенко: Не первый раз, да. Это мы устойчиво уже последние годы, Владимир Владимирович, работаем.

По пускам. У нас состоялось два пуска, физпуск Белоярского блока.

В.Путин: В ноябре.

С.Кириенко: Да. Важнейшая вещь – Ростовский у нас раньше графика. Он у нас по графику должен был сейчас только пускаться, в I квартале 2015 года, пустили в ноябре – физпуск, в декабре – энергопуск, что важно, ещё с некоторым сокращением сметы, почти 2 миллиарда рублей сэкономили по смете по пуску блока.

По международной деятельности, Владимир Владимирович. Конечно, важнейшую задачу для себя ставили – нарастить портфель заказов зарубежных. В условиях, когда планировали (мы позапрошлый год закончили – 72 миллиарда, часть портфеля заказов исполняется, мы выполнили контрактов на 5 с лишним миллиардов, то есть осталось у нас 67), мы себе ставили задачу выйти на 98, что, конечно, в условиях попыток ограничения, политического давления было непростой задачей. Тем не менее мы год закончили, у нас 101,4 миллиарда долларов в портфеле зарубежных заказов, то есть мы выросли на 34 миллиарда за год.

Добавилось два блока в Бушере, у нас там межправсоглашения на 8, контракт на 4, считаем мы только то, где уже твёрдо прописаны цены и где уже, в общем, пошла практическая деятельность. Добавилось два блока в Венгрии, добавилось два блока в «Куданкулам», там тоже, помните, в Вашей поездке подписана «дорожная карта» на 12, но считаем пока эти первые два блока. Поэтому подросли очень прилично по портфелю заказов, что, конечно, даёт устойчивую загрузку для предприятий, причём как собственно атомной отрасли, так и смежных предприятий для нас.

Подписали новое межправительственное соглашение уже в этом году с Иорданией, неплохую площадку там подобрали.

Очень важная вещь по Венгрии. Явно тут без давления не обошлось, Financial Times пыталась даже опубликовать, что Евросоюз отказал Правительству Венгрии. Мы получили подтверждение от Правительства Венгрии, что всё согласовано, всё так, как договаривались, большой объём: это у нас и сооружение атомной станции, плюс поставки топлива, плюс сервис, то есть такой большой, серьёзный портфель заказов, всё подтверждено, контракт начинает действовать, всё согласовано.

В.Путин: Условия у нас хорошие, технологии самые новые, поэтому, конечно, если партнёра бы вынудили отказаться, это можно было бы, конечно, сделать, наверное, но точно совершенно с ущербом для национальных интересов самой Венгрии.

С.Кириенко: Самой Венгрии, конечно. И надо отдать должное, очень твёрдо Правительство Венгрии настаивало на реализации контракта. Мы, конечно, понимаем, Владимир Владимирович, для того, чтобы удерживать эту конкурентоспособность, чтобы наши предложения даже при политическом давлении всё равно пересиливали, нам очень важно удерживать себестоимость. Поэтому как раз на следующем слайде показали, что мы себе внутреннюю задачу поставили – стараться каждый год на 10 процентов сокращать издержки. Мы здесь проходим по всем показателям: и по фабрикации топлива, и по добыче урана, и по производству электроэнергии, и по переработке отходов – где–то в среднем около 10 процентов. От 15 до 7 процентов мы за год сократили затраты. Себестоимость на килограмм урана или на килограмм топлива, которое мы производим, меньше, где–то в среднем около 10 процентов. Это, конечно, в первую очередь получается за счёт того, что везде создали конкурентную среду.

Я Вам докладывал, Владимир Владимирович, что мы постарались сделать так, что у нас теперь нет монополистов. Уровень поставки российских предприятий, мы ставили задачу всё время за этим следить, каждый год увеличивается. Сейчас 97 процентов от всего основного оборудования – это российские предприятия, но не одно. То есть везде российские, но везде не одно, везде два-три, которые приходят на конкурс. В результате этого, Владимир Владимирович, у нас получилось, что по длинноцикловому оборудованию (это самое сложное оборудование: корпус реактора, это турбины, парогенераторы, основные насосы, трубопроводы) мы в 2014 году вот этот комплект для основного блока атомной станции купили на 11 процентов дешевле, чем покупали в 2007-м. Если просто инфляцию Госкомстата добавить, оно должно было стоить на 74 процента дороже, а мы купили на 11 дешевле, то есть получается, что минус 85 процентов. За счёт этого удаётся удерживать конкуренцию. Собственно, все эти меры по закупкам, такая сложная система требует постоянных усилий, но мы перевели на открытые торги всё, прозрачную систему построили.

У нас получается, что экономия за прошедший год только 34 миллиарда за счёт вот такой прозрачной системы закупок. По совокупности с момента внедрения примерно 250 миллиардов у нас получилась экономия.

В.Путин: Знаю, Вы уделяете много внимания подготовке кадров.

С.Кириенко: Да, Владимир Владимирович. Спасибо огромное за принятое решение по созданию Национального ядерного исследовательского университета, он у нас базовый. Мы со всеми институтами работаем, не только с МИФИ, но МИФИ, конечно, базовый. Для нас очень важно, что у него филиалы во всех наших городах, что даёт возможность ребятам учиться ближе к дому. А потом, каждый филиал на чём–то своём специализируется: филиалы в ядерных центрах, понятно, больше на военной тематике, в гражданских наших городах – на гражданских направлениях.

У нас каждый год растёт конкурс, очень радует, что уровень квалификации, то есть выпускной балл по ЕГЭ у ребят растёт, и конкурс растёт. Раньше ведь всегда росли конкурсы только на финансистов, экономистов или на юристов. Очень важно, что из года в год растёт конкурс на такие сложные технические специальности, как, например, оператор по эксплуатации атомных станций, конструкторы, технологи. И конечно, очень высокий спрос в мире. У нас практически в каждой стране, где мы договариваемся, один из первых вопросов…

В.Путин: …подготовка кадров.

С.Кириенко: Да. Мы встречались с Премьер-министром, и Премьер-министр, и Король Иордании задают вопрос: «А можно увеличить количество студентов, которые будут учиться?» Они просят с этого года в два раза увеличить приём иорданских специалистов. То же самое по Вьетнаму, то же самое по Турции. Поэтому это хорошо идёт.

В.Путин: И продолжается активная работа с наукой.

С.Кириенко: Да, продолжается активная работа с наукой. Одна тема в науке – это всё, что связано с ликвидацией старого, накопленного наследия по безопасности. Хочу доложить, что мы завершили в 2014 году важную вещь. Помните, Вы своим решением передали нам ответственность за утилизацию атомных подводных лодок, которые вышли из эксплуатации, и старое топливо. В советские годы очень много было накоплено, особенно на Дальнем Востоке. Мы в прошлом году закончили, мы вывезли последнюю сборку отработанного топлива, в том числе аварийное топливо.

В.Путин: Вы даже привлекали партнёров из–за рубежа для этого.

С.Кириенко: Да, они помогали. Вот, собственно, ключевая вещь. У нас 41 эшелон ушёл полный топлива. То есть на Дальнем Востоке ни аварийного, ни отработанного ядерного топлива не осталось. Лодки работают, будет появляться новое, но теперь, что называется, с колёс можем забирать, то есть опасность…

В.Путин: Эта большая работа, которая была проделана в течение многих лет и действительно серьёзным образом оздоровила экологическую ситуацию на Дальнем Востоке. Так что это очень хорошо. Спасибо.

С.Кириенко: Мы добираем на Севере таким же образом.

Россия > Электроэнергетика > kremlin.ru, 5 мая 2015 > № 1360074 Сергей Кириенко

В 2014 г. объем импорта древесной щепы в Китай снизился в сравнении с данными 2013 г. на 6%, составив 8,6 млн т, об этом сообщает таможенная служба страны.

Стоимость зарубежных поставок упала на 22% до $1,54 млрд.

В основном Китай импортировал щепу из Вьетнама (45%), Австралии (24%), Индонезии (14%) и Таиланда (12%).

Фиаско Обамы в Ливии

Алан Куперман

Как интервенция с добрыми намерениями окончилась неудачей

Алан Куперман – профессор факультета публичной политики Техасского университета в Остине и редактор книги «Конституции и управление конфликтом в Африке: предотвращение гражданской войны посредством институционального планирования».

Резюме Великие державы используют силу за рубежом по разным причинам. И не стоит притворяться, что война носит гуманитарный характер, либо удивляться, когда жертвами оказываются многочисленные и ни в чем не повинные гражданские лица.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

17 марта 2011 г. по настоянию президента США Барака Обамы Совет Безопасности ООН принял Резолюцию 1973, тем самым дав разрешение на интервенцию в Ливии. Обама объяснил, что цель интервенции – спасение жизни мирных, демократически настроенных демонстрантов, ставших мишенью ливийского диктатора Муаммара Каддафи. Каддафи не только ставил под угрозу набиравшую силу «арабскую весну», которая смела незадолго до этого авторитарные режимы в Тунисе и Египте, но и был твердо намерен устроить кровавую баню в Бенгази, где началось восстание, сказал американский президент. «Мы знали, что если промедлить хотя бы день, в Бенгази – городе, сопоставимом по размерам с американским Шарлотт, – может быть устроена бойня, которая потрясет весь регион и запятнает совесть всех людей доброй воли в мире», – заявил Обама. Через два дня после разрешения ООН Соединенные Штаты и другие страны НАТО установили бесполетную зону над Ливией и начали бомбить войска Каддафи. Через семь месяцев, в октябре 2011 г., повстанцы при поддержке Запада завоевали страну и убили Каддафи.

Американские официальные лица торжествовали. Иво Даалдер, тогдашний постоянный представитель США в НАТО, и Джеймс Ставридис, главнокомандующий союзными войсками в Европе, писали на страницах Foreign Affairs в 2012 г.: «Операция НАТО в Ливии справедливо ставится в пример в качестве образцовой интервенции».

Обама с гордостью заявил, выступая в Розовом саду сразу после смерти Каддафи: «Не введя в страну ни одного солдата, мы добились поставленных целей». Казалось, что Соединенным Штатам удался хет-трик: они поддержали «арабскую весну», помогли избежать геноцида, подобного тому, что имел место в Руанде, и не допустили превращения Ливии в спонсора международного терроризма.

Однако подобные суждения оказались преждевременными, и сегодня, оглядываясь назад, есть все основания сказать, что интервенция в Ливии закончилась полным провалом даже с американской точки зрения. Страна не только не стала демократией, но деградировала до состояния разваливающейся государственности. Количество насильственных смертей и другие нарушения прав человека выросли в несколько раз. Вместо того чтобы помогать США вести борьбу с терроризмом (Каддафи делал это в последнее десятилетие пребывания у власти), Ливия стала пристанищем для боевиков, связанных как с «Аль-Каидой», так и с «Исламским государством Ирака и Леванта» (ИГИЛ). Интервенция нанесла урон и другим интересам Соединенных Штатов, подорвав режим нераспространения ядерного вооружения, резко снизив готовность русских сотрудничать с Вашингтоном в ООН и подлив масла в огонь гражданской войны в Сирии.

Что бы ни говорили сегодня защитники военной миссии, гораздо разумнее было бы вообще не вмешиваться, потому что мирные граждане Ливии не были мишенью Каддафи. Если бы Соединенные Штаты и их союзники пошли этим путем, можно было бы предотвратить наступивший в стране хаос и дать Ливии шанс на прогресс при преемнике Каддафи – его сравнительно либеральном сыне Саифе аль-Исламе, получившем образование на Западе. Вместо этого Ливию сегодня терзают злобные банды и террористы. Это служит серьезным предостережением – гуманитарная интервенция может рикошетом ударить по интервенту и по тем, кому он хочет помочь.

Разваливающаяся государственность

Оптимизм в отношении Ливии достиг апогея в июле 2012 г., когда в результате демократических выборов к власти пришло умеренное светское коалиционное правительство, принципиально отличавшееся от диктатуры Каддафи, длившейся четыре десятилетия. Но страна быстро начала сползать в хаос. Первый премьер-министр Мустафа Абу-Шагур продержался у власти менее одного месяца. Его изгнание стало предвестником грядущих бед: на момент написания данной статьи в Ливии менее чем за четыре года сменилось семь премьер-министров. В первом послевоенном парламенте – Генеральном национальном конгрессе – доминировали исламисты. Между тем новому правительству не удалось разоружить незаконные военные формирования, возникшие во время семимесячной интервенции НАТО (прежде всего исламистов), что спровоцировало смертоносные бои между соперничающими племенами и боевыми командирами, которые продолжаются до сих пор. В октябре 2013 г. сепаратисты на востоке Ливии, где сосредоточены основные нефтяные месторождения, объявили о формировании собственного правительства. В том же месяце был похищен тогдашний премьер-министр страны Али Зейдан. В свете растущего влияния в правительстве Ливии исламистов весной 2014 г. США отложили план по подготовке и обучению 6–8 тыс. ливийских военных.

К маю 2014 г. Ливия оказалась на грани новой гражданской войны – между либералами и исламистами. Именно в это время светский генерал-перебежчик Халифа Хифтер взял под контроль ВВС, нанеся удар по исламистским боевикам в Бенгази. Затем он расширил список мишеней, включив в них законодательное собрание в Триполи, в котором доминируют исламисты. Выборы в июне прошлого года не вывели страну из хаоса. Большинство ливийцев уже разочаровались в демократии – явка избирателей упала с 1,7 млн на прошлых выборах до 630 тыс. человек на последних. Светские партии объявили о победе и сформировали новое законодательное собрание, Палату представителей, но исламисты не признали эти итоги. В результате образовалось два парламента, причем каждый претендует на легитимность.

В июле исламистские ополченцы из города Мисурата отреагировали на действия Хифтера, атаковав Триполи, что привело к эвакуации западных посольств. В августе, после шестинедельной битвы, исламисты захватили столицу от имени так называемой «Коалиции Рассвета Ливии», которая вместе с «мертвым» законодательным собранием сформировала то, что они назвали «правительством национального спасения». В октябре вновь избранный парламент, возглавляемый светской коалицией «Операция “Достоинство”», бежал в город Тобрук на востоке страны, где создал временное правительство, которое Верховный cуд Ливии впоследствии объявил неконституционным. Таким образом, Ливия разрывается на части двумя враждующими правительствами, каждое из которых контролирует лишь часть территории и боевиков.

Каким бы плохим ни было положение дел с правами человека при Каддафи, после его изгнания оно стало еще хуже. Сразу после захвата власти повстанцы совершили десятки жестоких убийств, не говоря уже о пытках, избиениях и незаконном аресте тысяч людей, подозреваемых в поддержке Каддафи. Мятежники изгнали 30 тыс. преимущественно чернокожих жителей из города Таверга, а затем разграбили или сожгли их дома и магазины на том основании, что некоторые из них предположительно были наемниками. Через шесть месяцев после начала войны международная организация, стоящая на страже соблюдения прав человека, Human Rights Watch, заявила, что в Ливии «настолько систематически и повсеместно нарушаются права человека, что речь может уже идти о преступлениях против человечности». Подобные массовые нарушения не прекращаются. В октябре 2013 г. Верховный комиссар ООН по правам человека докладывал, что «большинство из задержанных во время конфликта 8 тыс. человек (по примерным оценкам) лишены судебно-правовой поддержки, и в отношении них не соблюдается никакого процессуального кодекса». Еще более тревожные данные содержались в докладе организации Amnesty International, авторы которого вскрыли факты жестокого обращения с арестованными: «Задержанные подвергались длительному избиению пластиковыми трубами, палками, металлическими прутьями или проводами. В некоторых случаях их пытали током, подвешивали в неудобной позе на несколько часов, надевали на глаза повязки и заключали в кандалы со связанными за спиной руками. Их также лишали еды и питья». В докладе упомянуты 93 случая нападения на ливийских журналистов за первые девять месяцев 2014 г., «включая похищения, необоснованные аресты, убийства, покушения на убийство и избиения». Непрерывные нападения на западе Ливии, делают вывод авторы доклада, «можно приравнять к военным преступлениям». Вследствие такого повсеместного насилия примерно 400 тыс. ливийцев, по оценке ООН, вынуждены были бежать из своих домов, причем четвертая их часть вообще покинула страну.

Качество жизни в Ливии резко снизилось вследствие обвала экономики. Продолжительный конфликт парализовал нефтедобычу, от которой зависит благополучие страны. До революции Ливия добывала 1,65 млн баррелей нефти в сутки, а во время интервенции НАТО нефтедобыча снизилась до нулевой отметки. Хотя добыча временно восстановилась до 85% от объема добываемой при Каддафи нефти, но с тех пор как сепаратисты в августе 2013 г. захватили нефтяные месторождения и терминалы на востоке, добыча нефти в среднем составляет 30% от довоенного уровня. Непрекращающиеся боевые действия привели к закрытию аэропортов и морских портов в двух крупнейших городах Ливии: Триполи и Бенгази. Во многих городах жители страдают от частого отключения электричества – в Триполи света иногда не бывает до 18 часов в сутки. Лишения последних лет привели к резкому снижению уровня жизни, хотя, согласно Индексу человеческого развития ООН, Ливия считалась одной из наиболее процветающих стран Африки.

Как это отражается на людях

Хотя Белый дом оправдывал свою миссию в Ливии гуманитарными соображениями, интервенция увеличила число жертв на порядок. Карательные меры Каддафи, как оказалось, унесли меньше человеческих жизней, чем об этом писали средства массовой информации. В Восточной Ливии, где восстание начиналось как смесь мирных и насильственных протестов, Human Rights Watch документально зафиксировала только 233 смерти в первые дни сражений, а не 10 тыс., как сообщал саудовский новостной канал «Аль-Арабия». В статье, опубликованной в журнале International Security в 2013 г., я писал, что документально подтверждена смерть 1 тыс. ливийцев, погибших с середины февраля 2011 г., когда началось восстание, до середины марта 2011 г. – начала интервенции НАТО. В это число входят солдаты и повстанцы. В материале «Аль-Джазиры», растиражированном западными средствами массовой информации в начале 2011 г., говорилось, что ВВС Каддафи бомбили гражданское население в Бенгази и Триполи, однако, как выявило исчерпывающее расследование Хью Робертса из Университета Тафта, опубликованное в London Review of Books, «эта информация была ложной». На самом деле, стремясь свести к минимуму жертвы среди гражданского населения, войска Каддафи воздержались от неразборчивого применения карательных мер.

Human Rights Watch выявила, что из 949 человек, раненных в третьем по величине городе Ливии Мисурата, где в течение первых семи недель восстания шли самые ожесточенные бои, лишь 30 (чуть более 3%) были женщины и дети. Это ясно показывает, что мишенью войск Каддафи были боевики, среди которых практически не было женщин. В это же время в Мисурате погибло всего 257 человек, то есть ничтожно малая доля населения города, насчитывающего 400 тыс. жителей.

Та же сдержанность была очевидна и в Триполи, где использовались большие силы лишь два дня до начала интервенции НАТО, чтобы оттеснить демонстрантов, которые жгли правительственные здания. Ливийские врачи впоследствии рассказали Следственной комиссии ООН, что видели более 200 трупов в городских моргах 20–21 февраля, но среди них было всего две женщины. Эта статистика опровергает измышления о том, что войска Каддафи без разбора стреляли по мирным гражданам.

Более того, к моменту вторжения альянса насилие в Ливии уже почти закончилось. Хорошо вооруженная армия Каддафи обратила в бегство плохо организованных повстанцев. К середине марта 2011 г. правительственные войска готовились захватить последний оплот мятежников, Бенгази, тем самым положив конец месячному конфликту, унесшему чуть более 1 тыс. жизней. Но в то же самое время ливийские эмигранты в Швейцарии, связанные с повстанцами, начали предупреждать о предстоящей в Бенгази «кровавой бане». Западные средства массовой информации поспешили растиражировать эту информацию, хотя теперь, задним числом, понятно, что это была пропаганда. В действительности 17 марта Каддафи обещал защитить гражданское население Бенгази, как он защищал население других отвоеванных городов, добавив, что его войска «оставили открытым путь» для отступления мятежников в Египет. Попросту говоря, боевики терпели поражение в войне, поэтому их заокеанские покровители подняли на щит призрак геноцида для оправдания вмешательства НАТО. Нет доказательств того, что Каддафи планировал массовые убийства гражданского населения, и у него не было для этого никаких мотивов.

Да, правительство действительно пыталось запугать мятежников, пригрозив, что будет беспощадно их преследовать. Но Каддафи никогда не угрожал мирному гражданскому населению. С 5 по 15 марта 2011 г. правительственные войска отвоевали крупные города, занятые повстанцами, кроме одного, и нигде они не убивали гражданских лиц из мести, не говоря уже о том, чтобы устроить кровавую баню. На самом деле, когда войска приблизились к Бенгази, Каддафи выступил с публичными заверениями, что не тронет гражданское население и мятежников, которые добровольно сложат оружие. 17 марта он напрямую обратился к повстанцам Бенгази: «Сложите оружие, как это сделали ваши братья в Адждабии и других городах. Они сложили оружие и находятся в безопасности. Мы их не преследовали и не будем преследовать».

Однако двумя днями позже началась военная кампания НАТО, которая остановила наступление войск Каддафи. В результате Бенгази не вернулся под государственный контроль, мятежники не бежали, и война не закончилась. В конечном итоге 20 октября 2011 г. мятежники нашли Каддафи, долго пытали его, а затем казнили. Через три дня пали последние остатки режима. Но факт остается фактом: интервенция продлила гражданскую войну в Ливии с шести недель до восьми с лишним месяцев.

Называются самые разные цифры погибших. На совещании за закрытыми дверями в ноябре 2011 г., организованном Институтом Брукингса, один американский чиновник назвал окончательное число жертв: «около 8 тыс. человек». С этой оценкой резко расходится информация, озвученная в сентябре 2011 г. министром здравоохранения повстанцев еще до окончания войны – он заявил, что уже погибло 30 тыс. ливийцев. Однако Министерство по делам мучеников и пропавших без вести лиц послевоенного правительства снизило эту цифру до 4,7 тыс. гражданских лиц и мятежников, а также аналогичного числа солдат официальной армии. Еще 2,5 тыс. человек были отнесены к числу пропавших без вести. Таким образом, итоговая оценка жертв – 11,5 тыс. человек.

В течение двух последующих лет вялотекущего конфликта учет общих потерь не велся. Однако имеются сведения о нескольких серьезных столкновениях, таких как сражение соперничающих племен в городе Сабха на юге Ливии, которое имело место в марте 2012 г. и унесло 147 жизней. В свете этой статистики логично предположить, что в результате конфликта в 2012 и 2013 гг. погибло примерно по 500 жителей. Более точные данные имеются по возобновившейся в 2014 г. гражданской войне. На сайте «Счет тел в Ливии», где ежедневно публикуются документальные свидетельства о потерях, сообщается, что общее число ливийцев, убитых в прошлом году, превысило 2750 человек. Более того, в отличие от войск Каддафи, ополченцы, воюющие сегодня в Ливии, неразборчивы в применении силы. Например, в августе 2014 г. Медицинский центр в Триполи сообщил, что из ста жертв недавнего насилия – 40 женщин и по меньшей мере девять детей. В следующем месяце было совершено вопиющее военное преступление, когда ополченцы обстреляли из ракетной установки медицинское учреждение.

Мрачная арифметика приводит к удручающему, но неизбежному выводу. До интервенции НАТО гражданская война в Ливии была близка к окончанию и унесла чуть более тысячи жизней. Однако с тех пор вследствие непрекращающегося конфликта Ливия потеряла еще как минимум 10 тыс. своих граждан. Иными словами, операция НАТО привела к увеличению числа жертв более чем на порядок.

Территория для террористов

Еще один непреднамеренный итог интервенции в Ливии – рост угрозы терроризма, исходящей из этой страны. Хотя несколько десятилетий назад Каддафи поддерживал терроризм, о чем свидетельствуют выплаты репараций за сбитый в 1988 г. над Локерби самолет, еще до событий 11 сентября ливийский лидер стал союзником США в борьбе с мировым терроризмом. Отчасти он изменил позицию, столкнувшись с угрозой Группы ливийских боевиков-исламистов, связанных с «Аль-Каидой». Шеф внешней службы безопасности Каддафи Мусса Куса много раз встречался с высокопоставленными чинами ЦРУ для передачи разведданных о ливийских боевиках в Афганистане и о пакистанском торговце ядерными материалами Абдуле Кадыре Хане. В 2009 г. генерал Уильям Уорд, главнокомандующий силами США в Африке, хвалил Ливию как «главного партнера в противодействии транснациональному терроризму».

Однако после интервенции НАТО в 2011 г. Ливия и соседняя с ней Мали стали безопасным пристанищем для террористов. Радикальные исламистские группировки, которые подавлял Каддафи, под прикрытием с воздуха со стороны НАТО стали авангардом мятежников. Ополченцы, вооруженные до зубов сочувствующими странами, такими как Катар, отказались разоружаться после падения Каддафи. Исходящая от них угроза наиболее явно проявилась в сентябре 2012 г., когда джихадисты, включая группу «Ансар-аль-Шария», напали на американскую дипломатическую миссию в Бенгази, убив посла Соединенных Штатов в Ливии Кристофера Стивенса и трех его коллег. В прошлом году ООН формально объявила «Ансар аль-Шария» террористической организацией по причине ее связи с «Аль-Каидой» в исламистском Магрибе.

Сегодня ливийские исламисты сражаются за контроль над всей страной и добиваются успехов. В апреле 2014 г. они захватили секретную военную базу возле Триполи. Ирония в том, что войска особого назначения США создали эту базу летом 2012 г. для обучения и подготовки контртеррористических сил Ливии. Катар и Судан в сентябре 2014 г. снабдили исламистов оружием. В ответ на это более светские правительства ОАЭ и Египта нанесли удары с воздуха по боевикам-исламистам в Триполи и Бенгази в августе и октябре прошлого года. Среди джихадистов Ливии не только сообщники «Аль-Каиды»; по состоянию на январь 2015 г. группировки, связанные с ИГИЛ, известной также как «Исламское государство», совершили убийства или похищения в трех традиционных административных зонах Ливии.

Интервенция НАТО также усилила позиции террористов в других частях этого региона. После падения Каддафи этнические туареги из Мали, служившие в силах безопасности, бежали на родину со своим оружием и там подняли собственное восстание. Это восстание было моментально подхвачено местными исламистскими силами и «Аль-Каидой в Магрибе», которые объявили о создании независимого исламского государства на севере Мали. К декабрю 2012 г. эта область Мали стала «крупнейшей территорией в мире под контролем экстремистов-исламистов», по словам сенатора Кристофера Кунза, председателя Подкомитета Сената США по Африке. Эта опасность была подробно проанализирована в The New York Times, которая сообщила, что «союзная “Аль-Каиде” группировка в Северной Африке руководит лагерями подготовки террористов на севере Мали и снабжает воинственную исламистскую группировку в Северной Нигерии оружием, взрывчаткой и финансами». Но расползание террора из Ливии на этом не остановилось, вызвав смертоносный этнический конфликт в Буркина-Фасо, а также рост радикального ислама в Нигере. Для сдерживания этой угрозы Франции в начале 2013 г. пришлось развернуть многотысячную военную группировку в Мали, причем некоторые из французских солдат по сей день воюют с джихадистами на севере страны.

Проблема терроризма усугубляется утечкой опасного оружия из арсенала Каддафи, которое попадает в руки радикальных исламистов в Северной Африке и на Ближнем Востоке. По оценке Питера Букерта из Human Rights Watch, в Ливии в десятки раз больше бесхозного оружия, чем в Сомали, Афганистане или Ираке. Наверно, наибольшее беспокойство вызывает бесконтрольное распространение переносных зенитных ракетных комплексов (ПЗРК), потому что в умелых руках они могут использоваться для поражения гражданской и военной авиации. По состоянию на февраль 2012 г., согласно сотруднику Госдепартамента США, которого процитировала The Washington Post, до 15 тыс. таких установок оставались неучтенными; из этого количества удалось выкупить лишь 5 тыс., за которые уплачено 40 млн долларов. В этом же номере говорилось, что сотни комплексов остаются без присмотра, в том числе в Нигере, где некоторые ПЗРК приобрела радикальная исламистская группировка «Боко Харам», действующая также и на территории Нигерии. Еще несколько десятков комплексов обнаружены в Алжире и Египте.

Эти установки попали даже в сектор Газа через территорию Египта. В октябре 2012 г. боевики произвели первый залп по израильскому вертолету, но не попали. Израильские официальные лица заявили, что страна происхождения этого смертоносного оружия – Ливия. В начале 2014 г. исламисты в Египте сбили военный вертолет ракетой, выпустив ее из ПЗРК. Ливийские ПЗРК и морские мины всплыли на рынках оружия в Западной Африке, где сомалийцы активно скупали их для исламистских мятежников и пиратов на противоположном Северо-Восточном побережье Африки.

Более широкие последствия

Вред от интервенции в Ливии выходит далеко за пределы соседних стран. С одной стороны, оказав помощь в свержении Каддафи, Соединенные Штаты поставили под угрозу достижение провозглашенной ими цели недопущения расползания ядерного оружия. В 2003 г. Каддафи добровольно прекратил реализацию программ по наращиванию ядерных и химических боеприпасов и отдал накопленные арсеналы Соединенным Штатам. В награду от США через восемь лет он получил насильственную смену режима, кульминацией которой стала его гибель. Это чрезвычайно осложнило задачу убеждения других государств остановить или повернуть вспять свои ядерные программы. Вскоре после начала бомбежек Ливии Северная Корея опубликовала заявление неназванного чиновника из МИДа, что «ливийский кризис преподал хороший урок международному сообществу» и Пхеньян не поддастся на ту же уловку американцев и «не позволит себя разоружить». Точно так же верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи отметил, что Каддафи «опрометчиво упаковал все свои ядерные установки, погрузил их на корабль и отправил на Запад». Еще один иранец с хорошими связями по имени Аббас Абди заметил: «Когда в Ливии поднялось восстание против Каддафи, все западные лидеры легко отказались от него. Из этого наши лидеры делают вывод, что компромисс не идет на пользу».

Интервенция в Ливии могла также подхлестнуть насилие в Сирии. В марте 2011 г. восстание там все еще было по большому счету ненасильственным, и реакция правительства Асада, будучи преступно диспропорциональной, все же оставалась сравнительно ограниченной – за неделю менее 100 сирийских граждан стали жертвой операции правительственных войск. Однако летом 2011 г., после того как при помощи НАТО ливийские повстанцы одержали верх, революционеры в Сирии решили прибегнуть к насилию – возможно, надеясь на международное вмешательство. «У нас происходит то же самое, что и в Бенгази», – сказал в то время сирийский мятежник корреспонденту The Washington Post, добавив: «Нам нужна бесполетная зона». В результате произошла быстрая эскалация сирийского конфликта, что привело к 1,5 тыс. жертв в неделю в начале 2013 г., то есть число жертв выросло в 15 раз!

Миссия НАТО в Ливии также помешала миротворческим усилиям в Сирии, крайне отрицательно настроив Россию. С согласия Москвы Совет Безопасности ООН одобрил введение бесполетной зоны в Ливии и другие меры для защиты гражданского населения. Но НАТО превысила выданный ей мандат, осуществив смену режима. Коалиция семь месяцев атаковала войска Каддафи, даже когда те отступали, не представляя никакой угрозы гражданским лицам, а также вооруженным и обученным мятежникам, которые отказались от мирных переговоров. Владимир Путин горько посетовал на то, что войска НАТО «откровенно нарушили резолюцию Совета Безопасности ООН, когда вместо ввода так называемой бесполетной зоны над воздушным пространством страны они начали бомбить ее». Министр иностранных дел России Сергей Лавров объяснил, что после этого Россия «никогда больше не позволит Совету Безопасности давать добро на нечто такое, что случилось в Ливии».

В начале «арабской весны» сторонники интервенции в Ливии утверждали, что этим путем можно поддержать динамику сравнительно мирных восстаний в Тунисе и Египте. На самом деле своими действиями НАТО не только не способствовала распространению мирной революции, но и поощрила милитаризацию восстания и конфликта в Сирии, а также затруднила перспективы миссии ООН. Для Сирии и соседних государств главным последствием стало трагическое усугубление трех патологий: человеческих страданий, религиозной вражды и радикального ислама.

Отвергнутый путь

Несмотря на страшный хаос, вызванный интервенцией, некоторые нераскаявшиеся ее сторонники утверждают, что альтернатива – сохранение у власти Каддафи – была бы еще хуже. Но 69-летний Каддафи, имеющий проблемы со здоровьем, в любом случае не был для Ливии будущим. И он уже вел подготовку для передачи власти своему сыну Саифу, который давно мечтал о реформах в стране. «Я не приму ни одну должность, если не будет принята новая конституция, новые законы и не будут проведены прозрачные выборы, – заявил Саиф в 2010 г. – Все должны иметь доступ к государственным должностям. У нас не должно быть монополии на власть». Саиф также убеждал отца признать вину за печально известное тюремное побоище 1996 г. и выплатить компенсацию семьям сотен жертв. Кроме того, в 2008 г. Саиф опубликовал свидетельство бывших узников о пытках революционных комитетов – неофициальных сторожевых псов режима – и требовал их разоружения.

С 2009 по 2010 гг. Саиф убедил отца отпустить почти всех политических заключенных, создав программу дерадикализации исламистов, которую западные эксперты считали образцово-показательной. Он также настаивал на упразднении Министерства информации Ливии в пользу частных средств массовой информации. Он даже пригласил известных американских исследователей, включая Фрэнсиса Фукуяму, Роберта Патнама и Кассу Санстейна, читать лекции о гражданском обществе и демократии. Наверное, самым убедительным доказательством серьезности намерений Саифа реформировать страну можно считать тот факт, что в 2011 г. политическими лидерами революции стали люди, которых он ранее пригласил работать в правительстве. Махмуд Джибрил, премьер-министр Национального переходного совета повстанцев во время войны, возглавил Национальный совет по экономическому развитию, созданный Саифом. Мустафа Абдель Джалил, председатель Национального переходного совета, был избран Саифом в 2007 г. для проведения юридических реформ на посту министра юстиции и вел эту работу до тех пор, пока не перешел на сторону повстанцев.

Конечно, мы не знаем, хватило ли бы Саифу желания и возможностей для преобразования Ливии. Могущественные кланы противостояли ему, как и его отцу, всякий раз, когда они затевали реформы. В 2010 г. консерваторы временно закрыли средства массовой информации, которыми владел Саиф, потому что одна из газет раскритиковала действия правительства. Однако в конце 2010 г. Каддафи-старший уволил другого своего сына, Мутассима, – сторонника более жесткой линии, и казалось, что это проложит путь для Саифа с его реформаторскими планами. Хотя Саиф не собирался в одночасье превратить Ливию в демократию по стандартам Джефферсона, он был твердо намерен ликвидировать наиболее вопиющую неэффективность и несправедливость режима своего отца.

Даже после начала войны уважаемые наблюдатели выражали уверенность в Саифе. В редакционной колонке The New York Times Курт Уэлдон, бывший конгрессмен-республиканец от штата Пенсильвания, который избирался в Конгресс десять раз подряд, написал, что Саиф «мог бы сыграть конструктивную роль как член комитета, предложив новую структуру правительства или конституцию». Вместо этого ополченцы, поддерживаемые НАТО с воздуха, арестовали и посадили в тюрьму сына Каддафи. В октябре 2014 г. в интервью, которое у него взял журналист Франклин Лэм в тюрьме, Саиф выразил сожаление: «Мы уже начали осуществлять широкие реформы, и отец поручил мне довести их до конца. К сожалению, случился мятеж, обе стороны допустили ошибки, которые теперь позволяют экстремистским исламистским группировкам, таким как Дайиш (ИГИЛ), собрать осколки, оставшиеся от страны, и превратить Ливию в экстремистское фундаменталистское государство».

Уроки Ливии

Обама выразил сожаление в отношении Ливии, но, к несчастью, извлек неправильный урок. «Думаю, мы недооценили… необходимость ввода войск, – сказал президент обозревателю The New York Times Томасу Фридману в августе 2014 г. – Если уж взялись за это дело, то нужно было доводить его до конца и быть более напористыми в перестройке общества».

Но это совсем не тот урок, который нужно было вынести из случившегося. Ошибка в Ливии заключалась не в том, что не было приложено достаточно усилий для реформирования страны после интервенции, а в самом решении ее осуществить. В таких странах, как Ливия, где правительство подавляет восстание, военное вмешательство с большой долей вероятности ударит рикошетом, поощряя насилие, развал государственности и терроризм. Перспектива интервенции также порождает у ополченцев нездоровое желание отомстить правительству, а затем кричать на каждом углу о геноциде, чтобы получить иностранную помощь и дать предлог для гуманитарной интервенции.

Подлинный урок Ливии в том, что если государство делает своей мишенью мятежников и не причиняет ущерба гражданскому населению, международному сообществу нужно воздерживаться от военной кампании по гуманитарным соображениям для оказания помощи ополченцам. Западной аудитории также следует остерегаться цинизма мятежников, преувеличивающих не только насилие со стороны государственных сил, но и собственную поддержку со стороны местного населения. Даже если режим глубоко порочен, как, например, режим Каддафи, существует высокая вероятность того, что интервенция лишь подольет масла в огонь гражданской войны, дестабилизировав страну, поставив под угрозу жизни мирных граждан и создав благоприятную почву для экстремистов. Гораздо более благоразумный путь – это путь мирных реформ, к которому стремился Саиф Каддафи.

Гуманитарную интервенцию следует припасти для тех редких случаев, когда мишенью становятся мирные граждане и военная операция может принести больше блага, чем вреда, как это было в Руанде в 1994 г., где, по моим оценкам, своевременное вмешательство могло бы спасти более ста тысяч жизней. Конечно, великие державы иногда могут использовать войска за рубежом по другим причинам – чтобы бороться с терроризмом, не допустить распространения ядерного оружия или свергнуть зарвавшегося диктатора. Но в этом случае не надо притворяться, будто это гуманитарная операция, или удивляться, когда в результате боевых действий гибнет большое число невинных граждан.

США. Ливия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363837 Алан Куперман

ИГИЛ – не группа террористов

Одри Курт Кронин

Почему антитеррористическая деятельность не остановит джихадистов

Одри Курт Кронин – почетный профессор и директор международной программы в области безопасности в Университете Джорджа Мейсона, а также автор книги «Как заканчивается терроризм: понимание упадка и затухания террористических кампаний».

Резюме У США нет военных вариантов борьбы с ИГИЛ. Ни антитеррористические операции, ни стратегия противодействия повстанческим выступлениям, ни полномасштабные военные действия не позволят одержать решительную победу.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

После 11 сентября многие в системе государственной безопасности США были обеспокоены тем, что после десятилетий подготовки к столкновению с традиционными противниками Вашингтон оказался не готов к вызовам необычного врага, каким оказалась «Аль-Каида». Поэтому в течение следующих 10 лет Соединенные Штаты выстраивали сложную бюрократическую конструкцию для противодействия этой исламистской организации, приспосабливая армейские, разведывательные и правоохранительные органы к новым задачам борьбы с терроризмом и повстанческими движениями.

Однако сегодня на смену «Аль-Каиде» в качестве главной джихадистской угрозы пришла другая группировка – «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), также называющая себя «Исламским государством». Идеология, риторика и долгосрочные цели ИГИЛ и «Аль-Каиды» схожи, и когда-то они формально были союзницами. Поэтому многие наблюдатели полагают, что сегодня Вашингтону нужно просто перенастроить грозный антитеррористический аппарат на новую цель. Но ИГИЛ – это не «Аль-Каида», не ее порождение, не часть старой радикальной исламистской организации и не следующая стадия ее эволюции. Хотя «Аль-Каида» по-прежнему опасна (особенно филиалы в Северной Африке и Йемене), ИГИЛ является ее преемницей и представляет главную джихадистскую угрозу пост-алькаидовского мира.

В своей речи в сентябре прошлого года, которая транслировалась по телевидению, президент Барак Обама, объясняя свой план «разложения и полного уничтожения» ИГИЛ, провел прямую параллель между этой группировкой и «Аль-Каидой», заявив, что ИГИЛ – «не что иное как террористическая организация». Но это ошибочная точка зрения: ИГИЛ едва ли подходит под такое описание, хотя использует терроризм в качестве тактического инструмента. В действительности это вовсе не террористическая организация. Террористические сети, подобные «Аль-Каиде», в целом насчитывают лишь десятки или сотни членов, совершают теракты против гражданского населения, но не удерживают территории под своим контролем и не могут напрямую противостоять вооруженным силам. А в рядах ИГИЛ примерно 30 тыс. бойцов, оно контролирует территории в Ираке и Сирии, обладает серьезными военными возможностями, контролирует линии связи, руководит инфраструктурой, само себя финансирует и участвует в сложных военных операциях. То есть ИГИЛ – не что иное как псевдогосударство, возглавляемое армией с обычными вооружениями. Вот почему стратегии борьбы с повстанцами и тактика антитеррористической деятельности, которые позволили существенно снизить угрозу, исходящую от «Аль-Каиды», вряд ли сработают против ИГИЛ.

Вашингтон не сразу приспособил свою политику в Ираке и Сирии к истинному характеру угрозы, исходящей от ИГИЛ. В Сирии Соединенные Штаты, проводя антитеррористические операции, сделали приоритетом бомбежки союзников «Аль-Каиды», что дало ИГИЛ определенные преимущества, а также предоставило режиму Асада возможность сокрушить умеренных сирийских повстанцев – союзников США. В Ираке Вашингтон по-прежнему делает ставку на разновидность борьбы с повстанцами, но при этом зависит от способности центрального правительства в Багдаде восстановить утраченную легитимность, объединить страну и укрепить вооруженные силы, чтобы нанести решительное поражение ИГИЛ. Эти подходы разрабатывались для противостояния совершенно другим угрозам. Сегодня, чтобы остановить экспансию ИГИЛ, изолировать группировку и снизить ее возможности, нужна стратегия «наступательного сдерживания» – сочетание ограниченных военных действий и широкой дипломатии.

Явные различия

Различия между «Аль-Каидой» и ИГИЛ отчасти коренятся в их истории. «Аль-Каида» возникла после советского вторжения в Афганистан в 1979 году. Мировоззрение ее лидеров и стратегическое мышление формировались в процессе 10-летней войны против советской оккупации, когда в этой стране встретились тысячи мусульманских боевиков, включая Усаму бен Ладена. А когда были созданы организационные структуры, «Аль-Каида» стала всемирной сетью, осуществляющей громкие теракты против западных мишеней для объединения мусульман в противостоянии светским властям во всем мире.

ИГИЛ возникла как реакция на вторжение Соединенных Штатов в Ирак. В своем первом воплощении она являлась одной из многочисленных суннитских групп, сражающихся с американскими войсками и нападающих на мирных шиитов, чтобы спровоцировать религиозную гражданскую войну. В те годы она называлась «Аль-Каидой в Ираке» (АКИ), а ее руководитель Абу Мусаб аль-Заркави поклялся в верности бен Ладену. Заркави был уничтожен ударом с воздуха в 2006 г., и вскоре после этого, когда суннитские племена решили помочь американцам в борьбе с джихадистами, АКИ почти полностью разгромили. Но поражение было временным. АКИ обновилась внутри американских тюрем в Ираке – именно там самопровозглашенный халиф Абу Бакр аль-Багдади впервые объявил себя лидером организации.

В 2011 г., когда восстание против режима Асада в Сирии переросло в полномасштабную гражданскую войну, группировка воспользовалась хаосом, захватив территорию на северо-востоке Сирии, создав там оперативную базу и переименовав себя в ИГИЛ. В Ираке она продолжала использовать слабость центрального государства и эксплуатировать религиозную вражду, которая обострилась после того, как Соединенные Штаты вывели войска из страны. С уходом американцев иракский премьер-министр Нури аль-Малики занял жесткую прошиитскую позицию, еще больше настроив против себя суннитских арабов. Теперь в рядах ИГИЛ числятся вожди суннитских племен Ирака, бывшие повстанцы против США и даже офицеры армии Саддама Хусейна, стремящиеся восстановить былую власть и безопасность.

Территориальные завоевания группировки в Ираке стали настоящим шоком. Когда в январе 2014 г. ИГИЛ захватила Фаллуджу и Рамади, большинство аналитиков предсказывало, что обученные американцами силы безопасности Ирака будут сдерживать эту угрозу. Но в июне, на фоне массового дезертирства из иракской армии, ИГИЛ выдвинулось к Багдаду, взяв по дороге Мосул, Тикрит, Эль-Кайм и многие другие иракские города. К концу месяца ИГИЛ переименовало себя в «Исламское государство» и провозгласило территорию, находящуюся под его контролем, новым халифатом. Тем временем, по оценкам американской разведки, где-то 15 тыс. иностранцев из 80 стран прибыли в регион, чтобы вступить в ряды ИГИЛ – в среднем около тысячи бойцов в месяц. Хотя большинство новобранцев приехали из стран, где мусульмане составляют большинство, – например, из Туниса и Саудовской Аравии, – некоторые прилетели из Австралии, Китая, России и западноевропейских стран. ИГИЛ даже удалось привлечь американских подростков – как парней, так и девушек – из среднего класса Денвера, Миннеаполиса и окраин Чикаго. По мере разрастания ИГИЛ стали понятнее цели и намерения. «Аль-Каида» считала себя авангардом мирового повстанческого движения, мобилизующего мусульманские общины против светских режимов. ИГИЛ же стремится к контролю над территорией и созданию «чистого» суннитского исламского государства под управлением шариата в его наиболее фанатичной трактовке. Оно хочет немедленно убрать политические границы на Ближнем Востоке, созданные западными державами в XX веке, а также позиционировать себя в качестве единственной политической, религиозной и военной власти над мусульманами всего мира.

Не те, на кого обычно думают

Поскольку история возникновения и цели ИГИЛ коренным образом отличаются от истории и целей «Аль-Каиды», две группировки действуют совершенно по-разному. Вот почему американская стратегия борьбы с террором, «заточенная» под «Аль-Каиду», совершенно не годится для противодействия ИГИЛ.

После 11 сентября США потратили триллион долларов на создание разведывательной и правоохранительной инфраструктуры, а также на военные операции, направленные против «Аль-Каиды» и ее союзников. Согласно расследованию The Washington Post, в ответ на теракты 11 сентября создано или реорганизовано 263 государственные организации, включая Департамент внутренней безопасности, Национальный центр по противодействию терроризму и Управление безопасностью транспортных перевозок. Разведслужбы ежегодно готовят 50 тыс. докладов по терроризму. В стране насчитывается 51 организация и военные командования, которые отслеживают движение денежных средств вокруг террористических сетей. Эта структура позволила снизить до минимума число терактов, совершаемых на территории Соединенных Штатов. Система работает неплохо, но не годится для борьбы с ИГИЛ, представляющего собой вызов совсем другого рода.

Вспомним о грандиозной военной и разведывательной кампании по поимке и уничтожению главных лидеров «Аль-Каиды» с помощью ударов беспилотных летательных аппаратов и рейдов Сил специального назначения. Примерно 75% главарей были убиты посредством БПЛА и после удачных рейдов. Эти технологии идеально соответствуют задачам выявления и поражения целей в сельской местности, где риск случайного уничтожения гражданских лиц не высок.

Однако подобная тактика не слишком перспективна для борьбы с ИГИЛ. Бойцы и лидеры сконцентрированы в городских кварталах, где они смешиваются с гражданским населением, находятся среди жилых домов и административных зданий. Это крайне затрудняет применение БПЛА. Да и простое убийство лидеров ИГИЛ не приведет к его исчезновению. Они управляют вполне функциональным псевдогосударством со сложной административной структурой. На вершине военного командования находится эмират, состоящий из Багдади и двух заместителей, причем оба были генералами в Ираке времен Саддама Хусейна. Это Абу Али эль-Анбари, контролирующий операции ИГИЛ в Сирии, и Абу Муслим эль-Туркмани, который руководит операциями в Ираке. Во главе гражданской бюрократии 12 администраторов, управляющих территориями в Ираке и Сирии. Они возглавляют советы, в ведении которых финансы, средства массовой информации и религиозные вопросы. Хотя эту структуру едва ли можно назвать образцовым правительством, каким его изображают пропагандистские видеоматериалы, псевдогосударство останется дееспособным и без Багдади или его ближайших сподвижников.

ИГИЛ также бросает серьезный вызов традиционной антитеррористической тактике США, направленной против финансовых потоков, контролируемых джихадистами, их пропаганды и набора новобранцев. Перекрытие каналов финансирования «Аль-Каиды» было одной из самых успешных и впечатляющих антитеррористических операций Соединенных Штатов. После терактов 11 сентября ФБР и ЦРУ начали тесно координировать действия в области финансовой разведки, и к ним вскоре присоединилось Министерство обороны. Агентов ФБР внедрили в военные подразделения американской армии во время вторжения в Ирак в 2003 г., а также допросили подозреваемых в терроризме лиц, содержащихся в американской тюрьме в заливе Гуантанамо на Кубе. В 2004 г. Казначейство США создало Управление по терроризму и финансовой разведке, которое выявило все механизмы, используемые «Аль-Каидой» для отмывания денег и получения средств под прикрытием пожертвований на благотворительность. При поддержке ООН, ЕС и сотен национальных правительств появилась глобальная сеть противодействия финансированию террористов. В итоге перекрыты основные источники поступления средств на счета лидеров «Аль-Каиды», и в 2011 г. Министерство финансов доложило, что «Аль-Каида» «испытывает серьезные затруднения в получении устойчивого финансирования с целью планирования и осуществления терактов».

Но все это не годится для борьбы с ИГИЛ, потому что оно не нуждается во внешнем финансировании. Удержание территории позволяет этой группировке для обеспечения своих нужд выстраивать финансовую модель, которая немыслима для большинства террористических групп. Начиная с 2012 г. ИГИЛ постепенно прибирало к рукам крупные нефтяные активы в восточной Сирии и сегодня контролирует около 60% нефтедобывающих мощностей. В процессе оккупации северного Ирака прошлым летом ИГИЛ также захватило семь нефтеносных провинций. Ему удается продавать часть этой нефти на черном рынке Ирака и Сирии, в том числе, согласно некоторым сообщениям, режиму Асада. ИГИЛ также занимается контрабандой нефти из Ирака и Сирии в Иорданию и Турцию, где находит множество покупателей, которые рады платить ниже рыночной цены за нелегально импортируемую нефть. С учетом всего вышесказанного, доходы ИГИЛ от продажи нефти составляют от одного до трех миллионов долларов в сутки.

Но нефть – лишь один актив. В июне прошлого года, когда ИГИЛ взяло под контроль северный иракский город Мосул, оно ограбило центральный банк провинции, а также другие банки. Похитило антиквариат, продав его на черном рынке. Крадет драгоценности, машины, оборудование и домашний скот у покоренных жителей, а также контролирует крупные транспортные артерии в западном Ираке, облагая налогами перевозимые товары и взимая плату за провоз. Доходы приносят также хлопок и пшеница, выращиваемая в Раке, житнице Сирии.

Как и другие террористические группировки, ИГИЛ берет заложников, требуя за них десятки миллионов долларов выкупа. Но еще более важный источник финансирования – это рэкет и вымогательство у владельцев и производителей на подконтрольных территориях. Налогами облагаются все – от мелких фермеров до крупных предприятий, таких как провайдеры сотовой связи, компании, осуществляющие доставку пресной воды, поставщики электроэнергии. Все это предприятие настолько сложное по структуре, что Казначейство США отказалось оценивать суммарные активы и доходы ИГИЛ. Однако ИГИЛ – в высшей степени диверсифицированная структура, намного превосходящая по финансовым активам любую другую террористическую организацию. И нет доказательств того, что Вашингтону удалось сократить активы этой группы.

Секс и джихадист-холостяк

Еще один аспект контртеррористической деятельности США, хорошо работавший против «Аль-Каиды», – это усилия по лишению ее легитимности путем афиширования ошибок в выборе целей и избыточности насильственных действий. Американцы также помогали в этом своим союзникам. Не секрет, что в результате терактов «Аль-Каиды» нередко гибли мусульмане, и лидеры группы крайне болезненно реагируют на угрозу своему имиджу как авангарду массового мусульманского движения. Теракты в Марокко, Саудовской Аравии и Турции в 2003 г., в Испании в 2004 г., Иордании и Великобритании в 2005 г. унесли жизни многих мусульман, что вызвало негодование всего исламского мира. Группа неуклонно теряла всенародную поддержку с 2007 г.; сегодня «Аль-Каиду» поносят во всем мусульманском мире. В 2013 г. исследовательский центр Pew опросил почти 9 тыс. мусульман в 11 странах и выявил высокий уровень неодобрения действий «Аль-Каиды»: 57 процентов. Во многих странах эта цифра еще выше: 96% мусульман, опрошенных в Ливане, 81% – в Иордании, 73% – в Турции и 69% – в Египте придерживаются негативного мнения об «Аль-Каиде».

Однако ИГИЛ, похоже, не подвержено риску навлечь на себя праведное негодование мусульман. Провозгласив себя халифом, Багдади выступил со смелыми (пусть и абсурдными) притязаниями на духовный авторитет. Но главный посыл ИГИЛ – это грубая сила и месть, а не легитимность. Зверства организации – снятое на видео обезглавливание заложников и массовые казни – призваны запугать врагов и подавить несогласие. В конечном итоге отвращение мусульман при виде подобных сцен насилия может подорвать позиции ИГИЛ, но до недавнего времени акцент Вашингтона на его жестокости лишь помогал группировке усилить свою ауру силы. По тем же причинам американцы и их партнеры не смогли противодействовать наплыву новобранцев в ряды ИГИЛ, включая многих молодых мусульман. Основная группировка «Аль-Каиды» привлекала последователей религиозными аргументами и псевдонаучным призывом к альтруизму во имя «уммы» – мирового сообщества мусульман. Бен Ладен и Айман аль-Завахири, который долгое время был его правой рукой и преемником, кропотливо создавали образ благочестия и религиозной легитимности. В своих пропагандистских видеоматериалах эти люди предстают воинами-аскетами, скрывающимися в пещерах, изучающими важные материалы в библиотеках или находящими пристанище в удаленных лагерях. Хотя некоторые филиалы «Аль-Каиды» используют более эффективные методы для привлечения новобранцев, основная группа отложила создание халифата на далекое будущее, считая это почти несбыточной мечтой: на первый план вышла задача обучения и мобилизации «уммы». В «Аль-Каиде» нет места спиртным напиткам или женщинам.

В этом смысле образ «Аль-Каиды» глубоко асексуален; на самом деле для молодых воинов секс возможен только после брака – или мученической смерти. Даже для самого свирепого мусульманина это может стать нелегким выбором. Привлекательность лидеров «Аль-Каиды» ограничена их попытками изобразить себя нравственными деятелями, поучающими других. Успешные программы дерадикализации в таких странах, как Индонезия и Сингапур, акцентируют внимание на несоответствии между тем, что «Аль-Каида» предлагает, и тем, что интересует молодежь. Антитеррористическая пропаганда призывает боевиков вернуться в нормальное общество, где они смогут удовлетворить свои более прозаичные чаяния и желания.

ИГИЛ предлагает юношам, а иногда и девушкам, нечто совершенно иное. Оно привлекает молодежь, жаждущую не только религиозной праведности, но и приключений, личной власти, самоутверждения и общения со своими сверстниками и единоверцами. Конечно, некоторые просто хотят убивать неверных, и таких тоже привечают. Жестокость и насилие, практикуемые группировкой, привлекают внимание, демонстрируют ее доминирующее положение и побуждают к действию.

ИГИЛ действует в городских кварталах и предоставляет новобранцам возможность сразу вступить в бой. Оно рекламирует себя, распространяя веселые клипы, снятые отдельными бойцами на передовой линии фронта. Группа также находит молодых девушек и женщин для новобранцев-мужчин – некоторые из этих женщин добровольно соглашаются на роль их сожительниц, но большинство делают это по принуждению или их даже превращают в рабынь. Лидеры группировки особо не обеспокоены поиском религиозного оправдания подобных деяний; их фирменный знак – завоевание в любых проявлениях, включая секс. «Исламское государство» уже создало самопровозглашенный халифат, в котором Багдади является халифом. Тем самым оно воплотило в жизнь (пусть пока и ограниченно) то, что «Аль-Каида» в целом считала утопическим будущим.

Короче, ИГИЛ предлагает примитивное удовольствие в ближайшей перспективе. Оно не занимается радикализацией молодежи, которую можно легко опровергнуть логическими доводами. Подростки охотно присоединяются, даже не понимая сути, а бойцы старшего возраста просто хотят быть частью успеха ИГИЛ. Вашингтону было сравнительно легко найти противоядие от «Аль-Каиды» с ее призывом к аскетизму, но намного труднее противостоять «свирепому» очарованию ИГИЛ по одной простой причине: вся американская культура пропитана стремлением к власти, влиянию, мгновенным результатам; Америка также преклоняется перед силой и корпоративной солидарностью.

2015 ≠ 2006

Контртерроризм – не единственный элемент национальной безопасности, который Вашингтон заново открыл и возродил после 11 сентября; борьба с повстанческими выступлениями также пережила ренессанс. Когда Ирак погрузился в хаос после американского вторжения и оккупации 2003 г., армии США пришлось задуматься о противодействии повстанцам, хотя со времен войны во Вьетнаме эта тема была непопулярна в американских ведомствах, отвечающих за национальную безопасность. Самой успешной реализацией американской доктрины борьбы с повстанческими выступлениями стало наращивание контингента в Ираке под руководством генерала Дэвида Петреуса в 2007 году. Годом ранее, когда насилие в провинции Анбар с компактным проживанием суннитов достигло апогея, официальные лица в Вашингтоне пришли к выводу, что могут проиграть эту войну. Тогда президент Джордж Буш решил направить дополнительно 20 тыс. американских солдат в Ирак. Генерал Джон Аллен, служивший тогда заместителем главнокомандующего многонациональными силами в провинции Анбар, налаживал отношения с местными суннитскими племенами и вызвал к жизни так называемое суннитское пробуждение. В итоге примерно 40 суннитских племен перешли на сторону законного правительства и решили вместе с усиленным американским воинским контингентом выступить против АКИ. К лету 2008 г. количество нападений со стороны повстанцев снизилось более чем на 80 процентов.

Глядя на последние завоевания ИГИЛ в суннитских областях Ирака, которые по сути свели на нет успехи, достигнутые после укрепления воинского контингента, некоторые аналитики начали призывать Вашингтон ответить на это второй волной решительной борьбы с повстанческими выступлениями. И, похоже, им удалось хотя бы отчасти убедить в этом Белый дом: в прошлом году Обама попросил Аллена стать его специальным представителем для создания коалиции против ИГИЛ в регионе. В таком подходе есть определенная логика, поскольку ИГИЛ во многом опирается на поддержку тех же самых мятежных групп, которые удалось нейтрализовать за счет укрепления американского воинского контингента и суннитского пробуждения. Эти группы снова стали угрозой из-за вакуума, образовавшегося после вывода американских войск в 2011 г. и шиитской диктатуры Малики в Багдаде.

Однако нынешняя ситуация совершенно не похожа на ту, с которой Вашингтон столкнулся в 2006 г., и американская логика борьбы с повстанческими выступлениями сейчас не подходит. Соединенным Штатам не удастся завоевать умы и сердца иракских арабов-суннитов, потому что правительство Малики уже потеряло их. Иракское правительство с доминированием в нем шиитов до такой степени подорвало свою политическую легитимность, что ее будет невозможно восстановить. Более того, США вывели войска из Ирака. Конечно, можно снова направить их туда, но нельзя вернуть доверие правительству, которое американцы больше не контролируют. ИГИЛ – не просто группа повстанцев, сражающихся с сильным правительством, но одна из сторон в традиционной гражданской войне между отколовшейся территорией и слабой центральной властью.

Разделяй и властвуй?

Соединенные Штаты опирались на стратегию борьбы с антиправительственными выступлениями не только для того, чтобы предотвратить распад государственности в Ираке, но и чтобы показать, как противодействовать джихадистскому движению в целом. «Аль-Каида» расширялась, убеждая воинственные мусульманские группировки по всему миру трансформировать свои более узкие националистические кампании в узлы мирового джихада под своим управлением, иногда даже в качестве филиалов. Однако между чеченскими, филиппинскими, индонезийскими, кашмирскими, палестинскими и уйгурскими боевиками мало общего в смысле целей и задач, и «Аль-Каиде» было трудно объединить все группировки под одним «шатром» и командованием, поскольку ей было сложно полностью примирить и согласовать собственные цели с интересами разбросанных и удаленных отделений.

Это делало всю сеть уязвимой, чем стремились воспользоваться США с союзниками. Правительства Индонезии и Филиппин одержали решительные победы над филиалами «Аль-Каиды» в своих странах, сочетая контртеррористические операции и укрепление связей с лидерами местных общин, разрабатывая государственные программы дерадикализации, обеспечивая религиозное образование в тюрьмах, используя бывших боевиков-террористов, прошедших курс реабилитации, в качестве официальных представителей государства. В некоторых случаях они также устраняли причины недовольства политикой властей на местах.

Некоторые наблюдатели призвали Вашингтон применить ту же стратегию к ИГИЛ, попытавшись посеять рознь между светскими офицерами бывшей иракской армии времен Саддама, суннитскими племенными вождями и бойцами суннитского сопротивления, с одной стороны, – и закоренелыми джихадистами, с другой. Но сегодня слишком поздно прибегать к подобной тактике. Во главе ИГИЛ стоят хорошо обученные, дееспособные бывшие иракские военачальники, знакомые с американскими приемами ведения боевых действий, поскольку Вашингтон помогал в свое время обучать их. После обращения в бегство иракских воинских подразделений и захвата боевой техники, завезенной из США, ИГИЛ располагает американскими танками, артиллерией, БМП и противоминными вездеходами.

Наверное, суровый религиозный фанатизм ИГИЛ в конце концов оттолкнет его светских союзников, бывших членов партии Баас. Но пока офицеры времен Саддама более чем охотно воюют на его стороне, успешно руководя военными операциями. Их руками ИГИЛ создало изощренную армию, опирающуюся на легкую и маневренную пехоту, вооруженную американским оружием.

Конечно, остается третий возможный подход, помимо контртеррористической деятельности и нейтрализации повстанческих выступлений: полномасштабная война против группировки с применением обычных вооружений с целью ее полного уничтожения. Это было бы большой глупостью. После десяти с лишним лет непрерывных войн американская общественность просто не поддержит долгосрочную оккупацию и интенсивные боевые действия, которые потребуются для уничтожения ИГИЛ. Полноценная военная кампания истощила бы ресурсы Соединенных Штатов и вряд ли бы достигла поставленной цели. Нельзя победить в войнах, идущих вразрез с политической реальностью.

Сдерживание угрозы

Отрезвляющий факт заключается в том, что у США нет военных вариантов борьбы с ИГИЛ. Ни антитеррористические операции, ни стратегия противодействия повстанческим выступлениям, ни полномасштабные военные действия не позволят одержать решительную победу над этой группировкой. По крайней мере еще какое-то время наиболее действенной политикой, отвечающей целям и средствам Соединенных Штатов и имеющей самые высокие шансы защитить их интересы, останется «наступательное сдерживание» – сочетание ограниченной военной кампании с серьезными дипломатическими и экономическими усилиями для ослабления ИГИЛ и согласования интересов многих стран, которым угрожает наступление этой группировки.

ИГИЛ – головная боль не только Америки. В военных действиях, идущих в Ираке и Сирии, помимо региональных игроков участвуют и крупные мировые державы, такие как Россия, Турция, Иран, Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива. Вашингтон должен перестать вести себя так, как будто он может решить все проблемы региона военной силой; пусть лучше возродит свою роль дипломатической сверхдержавы.

Конечно, военная сила США была бы важной составляющей политики наступательного сдерживания. Удары с воздуха способны подавить наступательный порыв ИГИЛ, и если перекрыть каналы поставок технологий, вооружений и боеприпасов, блокировав маршруты движения контрабанды, это еще больше ослабит «Исламское государство». Тем временем Соединенным Штатам следует продолжать консультировать и поддерживать иракскую армию, помогать региональным силам, таким как курдская «Пешмерга», и предоставлять гуманитарную помощь гражданскому населению, бежавшему с территорий, оккупированных ИГИЛ. Вашингтону также нужно расширять помощь соседним странам, таким как Иордания и Ливан, которые пытаются как-то справиться с массовым потоком беженцев из Сирии. Но отправка американских солдат для участия в боевых действиях контрпродуктивна, поскольку это означало бы втягивание в войну, которую невозможно выиграть и которая будет тянуться десятилетиями. США не могут восстанавливать иракскую государственность или предопределять исход гражданской войны в Сирии. Хотя кого-то это разочарует, когда речь заходит о военных действиях, Вашингтону требуется реалистичный курс, который исходил бы из ограниченных возможностей вооруженных сил – в качестве долгосрочного решения.

Весьма полезным был созванный недавно администрацией Обамы «саммит по противодействию насилию и экстремизму», на который в Вашингтон съехались мировые лидеры, чтобы обсудить способы борьбы с радикальным джихадизмом. И, хотя угроза, исходящая от региональных филиалов «Аль-Каиды», освещена должным образом, ИГИЛ снова охарактеризовали как вызов для антитеррористической деятельности. На самом деле ИГИЛ – более серьезный риск: оно бросает вызов мировому порядку и, в отличие от значительно уменьшившегося центрального ядра «Аль-Каиды», «Исламское государство» гораздо ближе подошло к достижению этой цели. США не могут в одиночку защищать регион и весь мир от агрессивного ревизионистского теократического государства, и им не следует этого делать. Крупным державам нужен общий дипломатический, экономический и военный подход, чтобы жестко и решительно сдерживать новое псевдогосударство и относиться к нему как к мировому изгою. Хорошая новость в том, что ни одно правительство не поддерживает ИГИЛ; эта организация ухитрилась настроить против себя все страны региона и весь мир. Чтобы воспользоваться данным обстоятельством, Вашингтону стоит предпринимать более агрессивные дипломатические усилия на высшем уровне, взаимодействуя с крупными державами и региональными игроками, включая Иран, Саудовскую Аравию, Францию, Германию, Великобританию, Россию и даже Китай, а также соседей Ирака и Сирии, и вместе дать отпор ИГИЛ.

Этот отпор должен выйти за рамки взаимных обязательств препятствовать радикализации и новому набору предполагаемых джихадистов и не ограничиваться созданной США региональной военной коалицией. Крупным державам и региональным игрокам необходима договоренность об ужесточении уже введенного международного эмбарго на поставки оружия ИГИЛ, введении более жестких санкций, совместном патрулировании границ, большей гуманитарной помощи перемещенным лицам и беженцам, а также укреплении миротворческих контингентов ООН в странах, граничащих с Ираком и Сирией. Хотя некоторые из этих инструментов дублируют контртеррористические операции, их нужно поставить на службу стратегии борьбы с неприятелем, больше напоминающим организованное государство. У ИГИЛ нет ядерного оружия, но эта организация несет угрозу стабильности в мире наподобие Северной Кореи, и к ней нужно относиться не менее серьезно.

Принимая во внимание, что политические игры вокруг внешней политики США будут только усугубляться по мере приближения президентских выборов, которые должны пройти в 2016 г., Белый дом, вероятно, столкнется с многочисленными нападками на политику сдерживания, не устраивающую ни ястребов, настаивающих на силовом решении, ни голубей, выступающих против всяких интервенций. Обе группы присутствуют в системе национальной безопасности. Перед лицом такой критики Соединенные Штаты должны быть готовы к длительной борьбе с ИГИЛ, приведя в соответствие средства и цели. Необходимо совершенствовать методы сдерживания этой организации, оставляя в прошлом неактуальные и устаревшие формы антитеррористической деятельности и борьбы с повстанческими выступлениями, а также сопротивляться искушению перейти черту и начать полномасштабную войну. Со временем успешное сдерживание ИГИЛ может открыть двери для более действенной политики. Но в обозримом будущем для США нет лучшей альтернативы, чем политика наступательного сдерживания.

США. Ирак > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363836 Одри Курт Кронин

Европеизм в эпоху кризиса

Владимир Лукин

Заметки на полях конфликта

В.П. Лукин – доктор исторических наук, профессор-исследователь факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики».

Резюме Дискуссия о «европейскости» и «евразийстве» России ведется давно. И на самом деле речь идет о спорах между европейцами в России и за ее пределами о степени общего и особенного в концепции европеизма.

Между Россией и западным (евро-атлантическим) сообществом вновь возник серьезный конфликт. Кризис оказался настолько острым, что вылился в то, что Карл Маркс в свое время остроумно назвал сменой оружия критики на критику оружием.

Ниже я хотел бы коснуться некоторых аспектов темы «Россия–Запад», чтобы яснее осознать, что происходит сегодня. Итак, в самом центре нынешнего конфликта, между залпами орудий (и словесных, и, увы, самых настоящих), можно, если заткнуть уши и пошевелить мозгами, обнаружить по меньшей мере два принципиальных вопроса: о ценностях и о европеизме/антиевропеизме применительно к России.

Вопрос о ценностях

Каков базовый ценностный багаж задействованных в конфликте сторон? Столкнулись ли здесь и сейчас две разные системы ценностей или речь идет о различных интерпретациях одной, общей? В сегодняшней дискуссии о том, находимся ли мы в состоянии новой холодной войны, серьезный ответ приобретает принципиальную важность.

Если мы затеваем очередной «крестовый поход» и наши базовые системы миропонимания противоположны, то иного выхода, кроме тотальной победы одной из сторон конфликта, просто не существует. Речь может идти только о более или менее продолжительном «мирном сосуществовании» как промежутке между фронтальным столкновением.

Именно таким был подход и в Москве, и в Вашингтоне на протяжении значительной части классической холодной войны. Игра с нулевой суммой лучше всего подсвечивалась ярким блеском идеологической непримиримости в наиболее острые моменты политической конфронтации (Берлин 1953 г., Венгрия 1956 г., Куба 1962 г., Чехословакия 1968 г., Афганистан 1982–1986 гг.). Но постепенно и параллельно с гниением советской модели прокладывала себе дорогу сумма идей, направленных сначала на их включение в ареал официального марксистско-ленинского пространства, а затем и вытеснения этого последнего совершенно непривычными для того времени ценностными смыслами.

Более или менее сходный процесс, разумеется, с учетом плюралистического характера евро-атлантического идейного универсума, происходил в стане антагонистов советско-коммунистического блока.

Вскоре эти процессы сконцентрировались вокруг понятия «конвергенция». Речь прежде всего шла о взаимопроникновении и переплетении ценностей и принципов, на которых базировались социально-политические системы капитализма и социализма (в советском его понимании).

В одном стане все чаще стали говорить о том, что единственным способом преодоления хронических экономических проблем может и должна стать рыночная экономика (разумеется, не отменяющая, а укрепляющая социализм). В Китае и Вьетнаме эта идейная занавеска, стыдливо прикрывающая энергичный переход к совершенно иным формам жизни, существует до сих пор.

Одновременно на Западе вспомнили, что система коммунистических идеологических формул является прямой наследницей великих западных возрожденческих идей. Лишь позднее она нашла весьма своеобразное применение в Восточной Европе, а затем и в Азии, будучи приспособленной местными фанатичными радикалами к практическим нуждам обретения, наконец, «последней и решительной» правды сначала в их гавани, а затем и во всемирном океане.

Отсюда признание того, что многие социальные начинания, действительно изменившие к лучшему жизнь миллионов людей на западе Европы и в Америке, были ответом на заразительные лозунги (к сожалению, на 90% именно лозунги, а не дела), доносившиеся из коммунистической части Европы и транслируемые как бескорыстными, так и вполне корыстными «местными очевидцами».

Впрочем, речь сейчас не о рождении, развитии и реальных судьбах конвергенции, а о ее международно-политических последствиях. Совершенно очевидно, что появление на свет «нового политического мышления» было прямым следствием и развитием конвергенции. Более того, оно явилось внешнеполитическим ответвлением данной концепции. Между прочим, все это ярко и выпукло проявилось в наследии нашего выдающегося современника Андрея Сахарова.

Многие считают законным отцом «нового политического мышления» Михаила Горбачёва. Конечно, эта формула была одной из любимейших тем выступлений президента СССР. Но корни такого взгляда на мир уходят в 1970-е гг., когда группа энергичных и талантливых людей из аппарата ЦК КПСС, МИДа и институтов АН СССР «пробила» сквозь высокие начальственные кабинеты идею принципиально нового подхода к европейской идентичности и безопасности. Она нашла воплощение в Хельсинкском процессе. В обобщенном виде он означал принятие некоторого общего понимания базовых приоритетов и ценностей будущего долговременного европейского общественно-политического развития.

В частности, после длительных и очень сложных дискуссий было решено, что оппоненты, они же партнеры, согласны с тем, что:

Европа при всех расколах, нюансах и сложностях – это единая, целостная историческая реальность, и в качестве таковой имеет общие параметры и интересы, экономическое сотрудничество на общеевропейском уровне приоритетно и должно развиваться как можно более энергично;

должен быть создан механизм общеевропейского политического сотрудничества и консультаций, особенно в сфере безопасности;

базовые правозащитные, гуманитарные принципы, характерные для европейского культурного наследия, должны совместно обсуждаться и строго соблюдаться.

Так родились знаменитые «три корзины» и организационная структура, призванная заботиться об их достойном наполнении. Именно в ее рамках, а также в лоне Совета Европы (куда на исходе XX века вступила новая посткоммунистическая Россия), развернулась сложнейшая работа по согласованию традиционных ценностей многих весьма разных и специфических государств Европы (Россия в этом отношении – отнюдь не исключение) и ценностей общеевропейских.

В течение почти 20 лет общие ценности существовали как бы в полуподпольном виде. Но на рубеже 1980-х и 1990-х гг. они были приняты официально на уровне глав государств и зафиксированы в знаменитой Парижской хартии, провозгласившей стратегической задачей создание Европы от Лиссабона до Владивостока. Однако параллельно стало набирать обороты движение в иных ценностных направлениях. Уместно назвать наиболее значимые из них концепцией раскола Европы и концепцией растворения Европы.

За раскол Европы ратовала обширная партия тех, кто «ничего не забыл и ничему не научился». В Европе традиционно существовало мощное русофобское направление мысли. Для его представителей эмоциональный и интеллектуальный негативизм по отношению к России связан прежде всего с тем, что Россия – страна сильная, огромная по размерам, а потому имманентно опасная. В этом смысле различия между царской автократией или коммунистическим тоталитаризмом не имели принципиального значения. Как не имело значения и то, что автократия царизма со временем мягчала и двигалась (пусть даже рывками и с откатами) к конституционности, а значит, и демократизации, а коммунистический тоталитаризм с середины восьмидесятых все более явственно обретал «человеческое лицо».

Значение имело не это. Для представителей данной ориентации важны лишь силовые и геополитические факторы. Россия стала нравиться только тогда, когда после декабря 1991 г. она в своем традиционном историческом облике распалась, и упомянутые выше факторы резко сузились. Именно в этот период европейское общественное мнение (включая и русофобское направление) охотно признало за Россией право на общие ценности с остальной Европой. И это несмотря на то, что осенью 1993 г. применение президентом Борисом Ельциным в Москве на практике «общих ценностей» вызвало серьезное сомнение в весьма широких слоях вполне демократически настроенного российского общества.

Важно было не это. Чем больше возникает малых «Россий», и чем слабее каждая из них, тем они автоматически «демократичнее». Невольно всплывают в памяти слова видного французского писателя, сказавшего в контексте подведения итогов Второй мировой войны: «Я так люблю Германию, что счастлив, что их две». В советском/российском случае радость была прямо пропорциональна количеству возникших новых государств.

По мере того как Россия начала подавать первые признаки жизни (а произошло это в конце 1990-х гг.), споры по поводу общих ценностей приобретали все большую остроту. Нет никакого сомнения в том, что внутриполитическое развитие нашей страны порождало серьезные основания для разговоров по существу о демократических ценностях и их конкретной имплементации. Но уж больно тесно эта дискуссия увязалась с каждодневными политическими реалиями и приоритетами. Особенно сильно это проявилось в период югославского кризиса.

Между тем настоящие дебаты об общих европейских ценностях происходили и происходят не по периметру госграницы между Россией и остальной Европой, а внутри практически каждой страны большой Европы. Например, о культурно-цивилизационных истоках европеизма. Разве они завершились? Конечно, нет, как и дискуссия о роли и месте христианства (в особенности его православной ветви) в истории России. России новой, светской, посткоммунистической. Но эти дискуссии очень сходны (хотя имеют свою специфику), и они обе – ветви одной общеевропейской дискуссии, которая является частью общеевропейского культурного и ценностного феномена. Европеизм высвечивается не в том или ином конкретном содержании, так сказать, номенклатуре ценностей, данных раз и навсегда, а в принципиальном подходе к характеру обсуждения вопроса о ценностях. Стиль содержателен, а содержательность стилистически окрашена. И эта стилистическая окраска значительно более важна для распознания европеизма, чем те или иные статичные формулы и тем более их увязка с геополитическими зигзагами.

Страшные события, связанные с «Шарли Эбдо», и возбуждение вокруг фарса с перформансом «Пусси Райот», при всей трагичности первого и мелкой балаганности второго, – эпизоды одного порядка. Это страницы в одной и той же книге под названием «Формирование европейской идентичности». Самые сложные вопросы в ней начинаются не со слова «что», а со слова «как». И ответы на них – не столько абсолютная заключительная формула, сколько сам культурно-исторический процесс. В этом широком смысле общеевропейскую конституцию, авторы которой по существу так и не смогли прийти к консенсусу относительно ценностной основы Европы, завершить невозможно, но писать необходимо, ибо единый европейский контекст просвечивает сквозь все споры.

Что касается процесса «растворения» Европы, то это продукт американских опасений относительно создания мощного долговременного оппонента не только американскому геополитическому лидерству, но, что не менее важно, и более существенному культурно-цивилизационному.

В Соединенных Штатах многие прекрасно понимают, что при всех материальных богатствах, сосредоточенных в Северной Америке, при всем превосходстве американской науки и образования, объединенная Европа имеет непревзойденно более высокое качество воздействия на умы и сердца людей в силу своего особого историко-культурного багажа. Этот багаж, его содержание и стилистика способны составить эффективную и опасную конкуренцию американской «мягкой силе».

Отсюда линия – «растворить Европу» в необозримом и расплывчатом евро-атлантическом пространстве, простирающемся везде и негде, но руководимом из Вашингтона. И такая линия находит активную поддержку у группировки «новой Европы», которая включает в себя пространство между новой объединенной Германией и новой разъединенной Россией. Тому, кто сочтет эту схему умозрительной, следует напомнить о целой серии противоречий между «старой» и «новой» Европой в последнее время. Именно в последнее. Ибо в самое последнее время эти противоречия пошли на убыль по хорошо известным конъюнктурным причинам.

Ясно, что стремление держать под контролем стержень Евросоюза – доминантный мотив США. Что касается «новой Европы», то с ее стороны преобладают исторические страхи в отношении «имперских генов» России. Страхи, врачевание которых в последнее время не было самой сильной стороной внешней и культурной политики Москвы. Ведь подсознательные страхи, как известно, следует лечить, а не культивировать. Именно это – единственно верный путь решения стратегических задач России ХХI века, для которой фактор величины территории отнюдь не является самым важным. Он значительно уступает по важности выигрышу или проигрышу фактора времени.

Не следует забывать, что Германия (ФРГ) в короткие сроки стала ведущей державой Европы не благодаря воссоединению с ГДР, а в период, предшествовавший этому событию. Территориальное воссоединение при всей его важности стало, помимо иных исторических обстоятельств, следствием, а не причиной. Именно поэтому влияние Германии на европейские процессы, ее включенность в общеевропейский контекст не уменьшились, а, напротив, возросли – главным образом потому, что данный процесс не породил сомнений в кардинальном расхождении между германскими и общеевропейскими ценностями. И в этом – коренное отличие от прошлых исторических попыток германского воссоединения.

Вопрос о «европейскости» России и «евразийстве»

Эта дискуссия уже давно ведется и в нашей стране, и во многих европейских странах. На самом деле речь идет о спорах между европейцами в России и за ее пределами о степени общего и особенного в концепции европеизма. Федор Достоевский, глубоко включенный в этот вопрос, говорил, что «чем более мы будем национальны, тем более мы будем европейцами (всечеловеками)». Русские славянофилы, эти замечательные ученики и наследники немецкого, а следовательно европейского, романтизма занимались преимущественно русской фольклорной культурой, обычаями, русскими историческими навыками самоуправления (между прочим, очень похожими и типом, и временем формирования на соответствующие структуры многих европейских, особенно восточноевропейских социально-государственных образований). И в этой своей содержательной и полезной для российской культуры работе славянофилы были вполне европейскими людьми, исследователями специфики российского социокультурного феномена как части общеевропейского тренда.

Напротив, многие, хотя и не все, русские «западники» более механистично и одномерно трактовали европейскость России. Для них важны были внешние проявления сходства, а различия, своеобразие зачастую трактовались как негативные и даже постыдные свидетельства отсталости и дикости. Иногда это было справедливо (например, применительно к крепостному праву), иногда – ошибочно. Но проблема в том, что даже крепостничество в России было вполне сопоставимо с европейскими феноменами более раннего исторического периода. Между тем некоторые европейские (равно как и российские) мыслители, стремившиеся на собственном (интеллектуальном) уровне воздвигнуть между Россией и Европой «китайскую стену», изобретали различного рода концепции явно одностороннего идеологического свойства, пытающиеся подпереть эту загородку произвольно выбранным или просто вырванным из контекста историческим материалом.

К их числу принадлежала изобретенная Марксом и перенесенная на Россию рядом его последователей гипотеза об «азиатском способе производства». Согласно ей, Россия относится к вечным «азиатским деспотиям», которым якобы присущ особый строй, основанный на государственной собственности на основные естественные ресурсы. Таким образом, решалась искомая идеологическая задача: Россия вопреки всем базовым историческим и социальным показателям принципиально отделялась от Европы. Воздвигалась прочная преграда, обеспечивающая почти метафизическое отъединение «вечно реакционной и статичной» России от «вечно динамичной и прогрессивной» Европы. Для западноевропейского русофобства данная теория открывала широкие возможности. И ими до сей поры пользуются многие политики как правого, так и левого направления.

Как говорил Гераклит: «Расходящееся сходится, и из различных тонов образуется прекраснейшая гармония». В нашем случае она образовалась у сторонников «азиатского способа производства» с такой, казалось бы, расходящейся с ней концепцией, как «евразийство».

Будучи по замыслу антимарксистской, эта концепция сформировалась по преимуществу на российской почве и была направлена на объяснение причин катастрофы, случившейся в 1917 году. Она исходила из неприятия «европейскости» России как бы совершенно с другой стороны. В значительной мере именно эта мифотворческая конструкция в настоящее время полностью или частично заполняет в «протомарксистско-ленинских» мозгах нашего полуобразованного истеблишмента пустоту, образовавшуюся после рассеивания истматовского тумана недавнего прошлого.

Евразийцы восприняли многое из построений славянофилов, начиная с Владимира Одоевского, а позднее – Николая Данилевского и Константина Леонтьева, которые оказали заметное влияние на умы и сердца российской мыслящей элиты в ХIХ и ХХ столетиях. Не будет преувеличением сказать, что исторические схемы Одоевского воспринял и развил Александр Герцен. Он подчеркивал, что Запад (точнее Европа), проделав большой и славный путь, вошел в органическую стадию бесславной старости, и именно поэтому ему не удается осуществить последнюю историческую работу – воплотить наяву социалистическую мечту. Сие под силу только новому племени, молодому, энергичному, обладающему уникальной территорией – славянству вообще и России в частности. Но – России без Европы и, в определенной мере, против Европы.

В целом для евразийцев характерно настойчивое и одностороннее выделение и подчеркивание российского своеобразия и полное игнорирование исторической схожести – как европейского, так и общемирового уровня. Они коллекционировали элементы географических особенностей России, этнического состава населения, живущего на территории Российского государства, подчеркивая его родство с коренным населением азиатской степи и не упуская из виду даже расовых моментов. Приоритет отдается даже не столько народу, сколько территории. Именно из этого базового принципа выводится в качестве абсолюта некое «месторазвитие». Внеместные начала не игнорируются полностью, но как бы подчинены местному магниту и постоянно облекаются в локальные одежды. Магнетизм в обратном направлении практически игнорируется. Местный акцент по существу распространяется и на религиозный аспект. Слияние религии с территорией приводит к противопоставлению православия другим ветвям христианства, а в самом православии особенно положительные эмоции вызывают у евразийцев протоправославные религиозные феномены вплоть до различных форм язычества, якобы готовивших почву для православия… И вообще главным антагонистом «русской религии» видится не язычество и даже не ислам или буддизм, а католичество и иные христианские конфессии.

Если славянофилы не утверждали, что Европа в целом чужда России, и выступали за единство с другими славянскими народами, то евразийцы считают именно так. В их писаниях всегда чувствуется привкус отвращения к Европе и эмоциональное тяготение к Азии. О родстве с Азией – и кровном, и духовном – евразийцы говорят с подъемом и даже с упоением, и в этом чувстве тонут как русские, так и православные факторы. В советской современности за интернационалистской декорацией евразийцы увидели «стихийное национальное своеобразие и неевропейское, полуазиатское лицо России–Евразии», открыли Россию не «славянскую» или «варяжско-славянскую», а настоящую «русско-туранскую Россию–Евразию», преемницу великого наследия Чингисхана. В этом смысле евразийские построения резко противоречат идеям так называемого «русского мира» (если, конечно, не считать «русскими» также и «туранские» народы степи) и тем более «славянского единства».

Такое превращение образа реальной России в прямую наследницу империи Чингисхана сопровождается абсолютизацией государственного начала, имеющего «естественное право» на бесконечное и безграничное насилие над личностью и над любыми социально-культурными и религиозными институтами. По словам Георгия Флоровского, в евразийском толковании «русская судьба снова превращается в историю государства, только не российского, а евразийского, и весь смысл русского исторического бытия сводится к “освоению месторазвития“ и к его государственному оформлению “на все более расширяющей основе“».

Нет сомнения, что государственный максимализм в сочетании с отвержением европейской России и выпячиванием ее «туранско-чингисхановских» псевдокорней как две капли воды похож на позднесталинские агитпроповские установки.

Совершенно очевидно, что в XXI веке нарастающей взаимозависимости морфологические доктрины, вкратце обрисованные выше, обречены. Попытки осуществления проектов создания супергосударственных державных структур, основанных на территориально-этнических фантазиях «месторазвития», на пространстве всего или большей части евразийского массива предпринимались неоднократно.

Это и наполеоновский проект создания единой Европы с французским ядром (с прихватом немалой части Евразии). И гитлеровский Третий рейх с его теориями, пересекающимися с евразийскими. И сталинский проект «социалистической Евразии», закончившийся относительно мирным развалом сверхимперии, по территории удивительно напоминавшей чингисхановские владения. Есть все основания сделать вывод о том, что с дальними потомками Чингисхана дело обстоит и обречено обстоять не лучше, чем с ближними его потомками. И если по большой Европе и в ее окрестностях все еще бродит «призрак евроазиатизма», то шансы на обретение им плоти практически ничтожны.

А вот что касается вопроса о создании общеевропейского «центра силы» в течение следующих десятилетий, то, по моему мнению, размышления на этот счет не столь уж беспочвенны. Конечно, на полях украинского кризиса трудно говорить о серьезных долговременных тенденциях развития Европы. И все же, не забывая о прошлом и думая о будущем, нельзя не вспомнить, что наиболее смелые и успешные шаги в строительстве России в качестве великого и влиятельного фактора сыграли цари-западники, цари-европеисты (Петр I, Екатерина II, Александр I, Александр II), отнюдь не закрывавшие страну от Европы. Что же касается крупных изоляционистских проектов (Николай I, сталинская версия советского строя), они кончались либо военными поражениями, либо саморазложением. Возврат к попыткам реализации грез величия глобального охвата без достаточного рационального ресурса стратегически беспочвенен.

Не менее ущербна (и даже попросту наивна) версия растворения России в безликом и одномерном глобализме. Между растущей взаимозависимостью и растворением в этом процессе крупных государств и культур лежит по меньшей мере целая историческая эпоха. Игнорировать это могут только простодушные провинциалы-неофиты, изобретатели старой как мир концепции «нового политического мышления».

Что же остается? Остается сложная и изменчивая реальность многополюсного мира, в котором различные полюса стремятся с наибольшей для себя пользой разместиться в среде своего естественного исторического обитания. Быстро наращивает силы китайский (восточноазиатский) мир. С ним дружить необходимо, в том числе и потому, что не дружить нельзя. Но этот мир – не наш. Крайне важен и индийский (южноазиатский) мир. Многие уже подзабыли, что именно Индия, освободившаяся в пятидесятые годы прошлого столетия от колониальной зависимости, вскоре стала лидером огромного третьего мира (движения неприсоединения), а Джавахарлал Неру сделался одним из самых влиятельных политиков своего времени. Возможно, концепция неприсоединения – этого «глобализма минус два блока» – была одной из предтеч «нового политического мышления», и ее постигла судьба доктрин, не основанных на реалиях мощи, времени и места. Но фактор Индии, ее запросы и потенциал проявились уже в тот период. Сейчас Индия, как и Китай, сосредотачивается и собирает силы. Мы живем и будем жить в одном доме. Но не в одной квартире.

Этот список можно было бы продлить (исламский мир с арабским ядром, латиноамериканский центр силы). Ясно, что Россия не является частью какого-либо иного мирового центра, кроме Европы. Только с Европой мы сможем составить такой центр, который в середине нынешнего века будет по праву именоваться «центром силы».

В настоящее время видны попытки найти европейский внешнеполитический курс, основанный на сотрудничестве «старой» Европы с США при ослаблении и изоляции России. На мой взгляд, он не имеет стратегической перспективы. Кроме Великобритании такая линия не устроит в Европе никого из серьезных акторов. Ведь подобная конфигурация – рудимент эпохи двух блоков плюс движения неприсоединения, которая уже отошла в прошлое. США были и будут существовать сами по себе, им вполне достаточно НАТО. А НАТО – это единый голос. И акцент у него американский.

Очень важной в связи с этим представляется попытка сыграть собственную роль в решении украинского кризиса, предпринятая руководством Германии и Франции. Визит в Москву лидеров этих стран и дальнейшие контакты фактически на трехстороннем уровне могут при определенном стечении обстоятельств оказаться перспективными. Степень же этого во многом зависит от России, нашего чувства меры и дипломатической гибкости.

На мой взгляд, умелое и грамотное российское содействие начавшемуся процессу имеет шанс привести в будущем к строительству общеевропейского «центра силы», основанного на «трех китах»: Париж–Берлин–Москва. В случае движения в этом направлении (которое, конечно, будет долгим, мучительным и подверженным различного рода зигзагам и перепадам), вхождение Украины в объединяющуюся Европу могло бы происходить в тесной увязке с формированием европейского «центра силы». А следовательно, параллельно с созданием единой Европы от Атлантики до Тихого океана.

На каком-то не очень отдаленном этапе нам придется вернуться к идее дискуссии в формате «Хельсинки-2» по созданию новой «дорожной карты», ведущей к объединенной Европе. Разумеется, это возможность, а не неизбежность. Но возможность значительно более реальная, чем распространяемые ныне прекраснодушные или средневековые неоимперские грезы.

Пока это – лишь линия горизонта. Однако кто знает? Как говорят, «требуй невозможного – получишь максимум». Быть может, на «трех китах» и град Китеж удастся поднять со дна моря.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363830 Владимир Лукин

Отсутствие угроз и стратегия США

Кристофер Феттвайс

Как жить без врага

Кристофер Феттвайс – профессор факультета политологии Тюлейнского университета и автор книги «Властные патологии: страх, честь, слава и завышенная самооценка во внешней политике США»

Резюме Устранение врага стало губительным для глобальной стратегии Соединенных Штатов. Попытки нащупать путь в эпоху отсутствия угроз ни к чему не приводят из-за поверхностных, непродуманных и опасных идей, доминирующих более двух десятилетий.

Опубликовано в журнале Survival: Global Politics and Strategy, т. 56, №5, 2014 год. @ IISS

Когда Советский Союз уже разваливался, Георгий Арбатов направил письмо в The New York Times. Один из ведущих кремлевских американистов предупреждал, что Советы приводят в действие безотказное «тайное оружие», которое «сработает практически вне зависимости от реакции Америки»: Кремль собирался лишить Америку врага.

Спустя 25 лет последствия устранения последней серьезной угрозы для Соединенных Штатов становятся понятны. Хотя некоторые из прогнозов Арбатова не сбылись – например, НАТО избежала распада, и никому не удалось вбить клин между Вашингтоном и его союзниками – очевидно, что стратегическое мышление в США пострадало от отсутствия врага. Сегодня для Запада нет угроз, о которых нужно беспокоиться; хотя люди, черпающие информацию из СМИ, постоянно выискивающих сенсаций, могут этого не сознавать, Америка – страна в целом безопасная. Пессимисты могут предрекать всевозможные проблемы в будущем, но ни одну из них нельзя признать по-настоящему серьезной, особенно в сравнении с теми вызовами, с которыми другие страны сталкивались в прежние, менее стабильные эпохи.

Неспособность рассматривать современную эпоху в правильном свете характерна не только для СМИ. Американское стратегическое сообщество вот уже четверть века бьется над тем, чтобы просто понять и осмыслить новое время, не говоря уже о том, чтобы наметить логичный план действий на будущее. Два десятилетия жизни без опасностей оказали пагубное воздействие на подход к разработке глобальной стратегии. Много писалось о нашей склонности преувеличивать угрозы – как во время холодной войны, так и после ее окончания. Гораздо меньше внимания уделялось анализу последствий отсутствия угроз, влиянию этого феномена на представления Соединенных Штатов об окружающем мире. Не изучается и то, как американские лидеры и стратеги боролись с «тайным оружием», которое привели в действие Арбатов и его коллеги. Среди прочего снижение опасности после распада Советского Союза фактически отрицалось, а новые угрозы преувеличивались – мнимые, а если и реальные, то незначительные. Кроме того, пересмотрена стратегия и изменены подходы к использованию вооруженных сил – все внимание было обращено вовнутрь, где угрозы можно было себе представить, а не вовне, где их больше не существовало.

Важные средства достижения целей холодной войны – влияние, проникновение и завоевание доверия – стали целями. Наконец, в отсутствие безотлагательных задач в области национальной безопасности внутренние и финансовые факторы оказались доминирующими при принятии решений.

В целом, хотя распад Советского Союза и общее снижение уровня насилия в мире были, конечно, позитивными явлениями, американские стратеги не сумели своевременно и продуктивно скорректировать свои аналитические построения. В итоге страна не спеша искала новый путь в новых условиях, потеряв управление, совершая серьезные промахи и мелкие ошибки. До тех пор, пока стратегическое сообщество не поймет природу системы, в которой действует, ошибки будут повторяться, а победа в холодной войне останется призрачной и не принесет дивидендов, как и предсказывал Арбатов.

Отрицание и возникновение новых страхов

Первоначальной реакцией американского стратегического сообщества на крах СССР было отрицание – первая психологическая реакция на любое горе или утрату. Как будто опровергая Арбатова, расхожее мнение сводилось к тому, что США никогда не теряли врагов, и они всегда где-то за углом – их надо просто обнаружить. Угрозы второго и третьего порядка – распространение ядерного оружия, терроризм, государства-изгои, разваливающиеся государства, сверхмогущественные индивидуумы, экономические кризисы или просто хаос – быстро возвели в ранг первостепенных, как будто уровни опасности являются математической константой.

Поскольку эти второстепенные угрозы были более многочисленными, чем один Советский Союз, казалось, что мир стал более опасным местом. «Да, мы убили большого дракона, – сказал Джеймс Вулси во время слушаний перед его утверждением на посту директора ЦРУ, – но теперь живем в джунглях, кишащих ядовитыми змеями. И во многих отношениях с одним драконом легче совладать». Государственный секретарь Мадлен Олбрайт посетовала: «Нам приходится выстраивать защиту не против одной серьезной угрозы, как во времена холодной войны, а против змеиного гнезда опасностей». Высокопоставленный офицер американской армии предпочел следующую формулировку: в годы холодной войны Соединенные Штаты были заперты в комнате с коброй, но после ее окончания им приходится иметь дело с бесчисленным множеством агрессивных пчел. Изобретатели этих метафор упускали из виду, что в мире всегда существовали второстепенные угрозы, но никто не обращал на них слишком много внимания при наличии более серьезной проблемы. Терроризм и другие пороки XXI века не были чем-то новым, но после ухода Советов с исторической арены они стали гораздо больше тревожить американских лидеров, и им уделяется гораздо больше времени и внимания. Фоновые проблемы вышли на передний план, придя на смену куда более серьезной угрозе, исходившей от Москвы.

Практические реалии системы, сложившейся после окончания холодной войны, говорят совсем о другом. Большинство исследователей хорошо знают, что уровень угрозы мирового конфликта резко упал после краха советской империи. Великие державы не воевали друг с другом по крайней мере шесть десятилетий. И это самый длительный исторический отрезок без больших войн. Более мелкие державы также намного реже прибегают к насилию, и уровни внутренних конфликтов (гражданские войны, межэтнические столкновения, массовые убийства гражданского населения, государственные перевороты и т.д.) – самые низкие за всю историю человечества. «Новые» угрозы нынешнего века не так уж новы и не так уж опасны. Терроризм остается проблемой, но сравнительно незначительной. Даже «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), несмотря на его зверскую жестокость, во время написания данного материала остается не более чем потенциальной угрозой для Запада. Хотя некоторые члены этой организации, по-видимому, имеют паспорта западных государств, важно помнить, что «Аль-Каида», предшественница ИГИЛ в Ираке, так и не смогла осуществить ни одного теракта за пределами Ближнего Востока в течение последнего десятилетия. На самом деле «Аль-Каида» не совершала терактов в западном мире с 2005 года. Конечно, необходимо отслеживать деятельность нескольких тысяч боевиков ИГИЛ, но они едва ли представляют серьезную экзистенциальную угрозу США или их союзникам. Распространение ОМУ не набирает обороты; фактически расползание большей части смертоносных вооружений (включая ядерное, химическое и биологическое оружие) существенно замедлилось после окончания холодной войны.

В мире не стало намного больше стран с распадающейся государственностью, и угроза, которую они представляют, минимальна. Наверно, самое важное в том, что завоевание стран более могущественными соседями осталось в прошлом: количество стран – членов ООН, исчезнувших с карты мира вопреки их воле, равно нулю (у Южного Вьетнама в 1975 г. был лишь наблюдательный статус). Некоторые исчезли вследствие распада государств или добровольного деления, но ни одно государство не было поглощено в результате агрессии. Завоевание Крыма Владимиром Путиным стало редким исключением из общего правила неприкосновенности и нерушимости государственных границ в XXI веке. Государства в целом чувствуют себя в безопасности, и чем сильнее страна, тем в большей безопасности она находится. Будущие историки опишут нынешнюю эпоху либо как золотой век мира и безопасности, либо, возможно, как начало длительного периода относительного мира.

Это снижение уровня насилия признается стратегическим сообществом, но редко воспринимается всерьез. Гораздо более типичная реакция – это точка зрения стратега старшего поколения Колина Грея, который с ходу отбрасывает мысль о каких-либо новых тенденциях в мировой политике. Уже несколько десятилетий Грей утверждает, что в мировой политике никогда не происходит фундаментальных или принципиальных изменений, что нет ничего нового под солнцем, и из истории известно, что бедственное время неизбежно сменяется эпохой благоденствия. Когда 1990-е гг. приближались к концу, Грей доказывал, что «любая теория трансформации мировой политики неизменно оказывается ловушкой и обманом… человечество ожидает кровавое будущее, потому что у него было кровавое прошлое». В 1993 г. он писал: «Холодная война закончилась, но имеет ли это реальное значение?». На горизонте маячат новые войны, большие и малые, даже если обывателю трудно сейчас их разглядеть или даже представить себе, что такое возможно.

Хотя люди, пережившие горе и утрату, рано или поздно проходят стадию отрицания, многие американские политики, похоже, застряли на этой начальной стадии. Автор одной из очень немногих статей по стратегии, посвященных последствиям фактического отсутствия угроз (или по крайней мере отсутствию врага), отрицает, что относительная безопасность, как правило, связана с крахом противников. В своей книге «Власть в эпоху неопределенности» Эмилия Голдман утверждает, что «по сравнению с эпохой холодной войны» Соединенные Штаты сегодня имеют дело «с большим количеством угроз, большим разнообразием игроков на поле безопасности, способных угрожать нашим интересам. Мы живем в более независимом мире, где быстро появляющиеся новые технологии так же быстро расходятся и могут быть использованы разными силами совершенно неожиданно».

Другими словами, мир, свободный от советской угрозы, вовсе необязательно более безопасен. Затем Голдман описывает ряд прецедентов, иллюстрирующих, в каком положении оказывались Соединенные Штаты в прошлом. Ее примеры, включающие Россию и Великобританию в период между Крымской войной и Первой мировой войной, а также Соединенные Штаты и Великобританию между двумя мировыми войнами, выбраны не слишком удачно. Все страны в приведенных примерах сталкивались с реальными угрозами или по крайней мере с соперничающими великими державами, готовыми отстаивать свои интересы силой. Включение периода между двумя мировыми войнами выглядит особенно странно, поскольку во второй половине этой эпохи в Тихоокеанском регионе доминировала экспансионистская империя, а в Европе формировалась усиливающаяся ревизионистская держава. Эти периоды едва ли можно сравнивать с эпохой, наступившей для США после холодной войны. Хотя в истории можно найти несколько примеров обществ, которые могли действовать в условиях фактического отсутствия угроз в силу своей географической изолированности, в новейшее время трудно вспомнить великую державу, которая была бы вынуждена разрабатывать стратегию при отсутствии реальных опасностей. Синдром повсеместного отрицания приводит к тому, что мало кто всерьез задумывается над тем, как резко снизившийся уровень угрозы влияет на внешнюю политику или генеральную стратегию.

Расплывчатые и бессмысленные: сложность, неопределенность и «неизвестные неизвестные»

Перечень реальных угроз в мире, сложившемся после окончания холодной войны, может оказаться недостаточным, чтобы оправдать неизменно высокий уровень расходов на оборону. К счастью для тех, кто опасается серьезных сокращений бюджета, нет конца и края гипотетическим, мнимым и неосязаемым угрозам, которые может нарисовать болезненное воображение чиновников Пентагона. Если есть какая-то тема, красной нитью проходящая через два десятилетия стратегического мышления в США, так это то, что эпоха после завершения холодной войны характеризуется сложностью, неопределенностью и таким понятием, как «неизвестные неизвестные». Подобные расплывчатые теории могут быть довольно пугающими, если их глубоко не анализировать.

Впервые проблема сокращения расходов на оборону ввиду отсутствия угроз была затронута группой аналитиков из корпорации RAND (Стратегический научно-исследовательский центр) в начале 1990-х годов. Джеймс Виннефельд и другие «ястребы неопределенности»/см. ниже, как их назвали Карл Конетта и Чарльз Найт, первыми заявили, что новая система мироустройства не стала более безопасной, как некоторым может показаться. Виннефельд – автор статей с такими красноречивыми заголовками, как «Все по-старому» и «Уверенность или неопределенность». «Неизвестность – главная особенность нынешнего политического ландшафта», – писал Пол Дэвис, главный редактор одного из томов RAND 1994 г., посвященного планированию оборонных расходов с акцентом на зловещие вызовы, связанные с исчезновением единственной угрозы для безопасности США.

Эту тему подхватили авторы документов по стратегии национальной безопасности. «Реальная угроза, с которой мы сталкиваемся, – говорится в Стратегии государственной безопасности, – это угроза неизвестности и неопределенности». Эта мысль последовательно проводится в официальных и неофициальных документах в течение более двух десятилетий. В «Стратегии национальной обороны» за 2005 г. неопределенность (нет чтобы сказать «стабильность»!) возводится в ранг «главной характеристики нынешнего стратегического ландшафта». В 1997 г. министр обороны Уильям Коэн сказал, что «хотя перспектива страшной мировой войны отступила, на горизонте маячат новые угрозы и опасности, которым труднее дать определение и которые труднее отслеживать». Его преемник Дональд Рамсфельд спустя пять лет, когда в Вашингтоне полным ходом шли приготовления к войне в Ираке, предупреждал: «Мы ничего не знаем о неизвестных нам угрозах», которые «на поверку обычно оказываются сложными». В Великобритании сегодня также доминируют ястребы неопределенности. В документе 2010 г. о национальной стратегической безопасности Великобритании под названием «Сильная Британия в век неопределенности» говорится, что «сегодня Британия сталкивается с иным, более сложным комплексом угроз из множества источников». Авторы также утверждают, что «в век неопределенности мы постоянно имеем дело с новыми и непредвиденными угрозами безопасности». Подобные утверждения редко ставятся под сомнение и еще реже анализируются и проверяются. Тот факт, что сегодняшний мир более сложен и, следовательно, менее предсказуем и познаваем, нежели предшествующие эпохи, принимается на веру, без всякого дальнейшего обоснования.

Заявления ястребов неопределенности не лишены последовательности. Прежде всего одним из самых пугающих аспектов неопознанных угроз является то, что нам мало что известно об относительных уровнях их серьезности. Неизвестные неизвестности могут быть вполне безобидными, катастрофически жесткими или чем-то средним между этими двумя полюсами. Многие наблюдатели считают, что нельзя исключать возможность того, что невидимые угрозы окажутся крайне опасными. «В настоящее время американцы сталкиваются с самым запутанным и неопределенным стратегическим ландшафтом в своей национальной истории, – пишет видный историк и стратег Уильямсон Мюррей. – Он может представлять самую большую опасность для благополучия страны». Известные факторы можно измерить, понять и предотвратить, но те, которые относятся к сфере воображения, могут быстро разрастись до зловещих пропорций. «Чтобы сделать какое-то явление очень страшным, ему нужно придать черты неопределенности – это общее правило, – заметил Эдмунд Бёрк несколько веков тому назад. – Когда нам известны истинные масштабы опасности, когда мы привыкаем к ней, большая часть страхов исчезает». Опасности, исходящие от неизвестной неизвестности, представляются безграничными и особенно ужасающими, возможно, в силу их неясности и неопределенности.

Во-вторых, поскольку настоящее так пугает своей неопределенностью, подобная аналитика нередко преуменьшает опасности прошлого. Неосязаемые угрозы стратегически бессмысленны, если не преподносятся в сравнительном ключе. Эти угрозы, по-видимому, акцентируются, чтобы доказать большую сложность, неопределенность и непостижимость нынешней эпохи. Согласно «Стратегическому руководству по обороне» США за 2012 г., современный мир сталкивается со «все более комплексным набором вызовов в области безопасности, если сравнивать с тем, что было раньше».

Ностальгия по холодной войне – простой, прямолинейной, даже менее опасной, по мнению многих, эпохи – к сожалению, становится распространенным явлением. Соединенные Штаты покинули «эпоху разумной предсказуемости, вступив в период неожиданностей и неопределенности», утверждают авторы «Четырехлетнего доклада о положении дел в оборонной отрасли» 2006 года. Хотя слова о том, что холодная война была предсказуемой, могут удивить тех, кто вел ее; с точки зрения стратегов, пришедших им на смену, борьба с Советами представляется относительно нетрудной и даже занятной, несмотря на ядерную угрозу.

Третья тема общих заявлений о неопределенности связана с ее технологическими корнями. Ястребы неопределенности утверждают, что распространение науки и передовых технологий сулят большие неприятности не только США и их национальной безопасности, но и миру и стабильности в целом. Национальный совет по разведке предсказывал в 1996 г., что «ускорение темпов технологических изменений сделает мир более непредсказуемым и менее стабильным в будущем». Наиболее тревожно распространение опасных вооружений, но нельзя также недооценивать дестабилизирующие последствия общенаучных достижений и прогресса. Авторы «Четырехлетнего доклада о положении дел в оборонной отрасли» 2006 г. полагают, что Соединенным Штатам нужно обращать внимание не только на «катастрофические» технологии, которые враги могут использовать в будущем, но и на так называемые «подрывные» технологии. Американские стратеги до такой степени одержимы темой кибервойн, что в 2009 г. было создано Киберкомандование. Социологи давно уже поняли, что технологические перемены будут сопровождаться повышенным чувством тревоги и предсказаниями неприятных последствий. Поскольку никогда еще технологии не менялись с такой скоростью, как в наши дни, наверно, не стоит удивляться тому, что уровень тревожности сегодня высок как никогда.

В-четвертых, возможность возникновения неосязаемых угроз вызвала большой резонанс в сообществе американских стратегов – во многом в силу их традиционной озабоченности и, быть может, даже маниакального страха перед неожиданной атакой. На протяжении нескольких десятилетий различные наблюдатели утверждали, что острая и необоснованная боязнь сюрпризов стала стержнем американской политической культуры – по крайней мере, со времен Пёрл-Харбора. Теракты 11 сентября как будто указывали на то, что опасности могут буквально свалиться нам на голову с неба. Арнольд Вольферс заметил несколько десятилетий тому назад, что наиболее восприимчивые к угрозам страны «либо пережили теракты в недавнем прошлом, либо, пройдя длительный период исключительно высокого уровня безопасности, внезапно увидели множество поводов для тревог. Периоды очевидного спокойствия не могут успокоить те общества, которые внушили себе, что на них отовсюду могут напасть, и притом внезапно.

Внешне безопасный мир, в котором источники этих неожиданностей остаются неясными, может казаться еще более пугающим, чем тот, в котором присутствуют явные и очевидные угрозы. Наконец, одержимость невидимым и неосязаемым миром мешает дать правильный ответ на самые важные вопросы планирования вооружений: сколько, например, мощных авианосцев требуется для того, чтобы спокойно смотреть в неспокойное будущее? Сколько истребителей F-22, киберсолдат или спутников-шпионов нужны Соединенным Штатам, чтобы спасти своих граждан от неизвестной неизвестности? Условия безопасности, для которых характерно преобладание пугающих «неизвестностей», не дают необходимых ориентиров людям, занимающимся строительством вооруженных сил. Когда опасность ограничена только воображением, государства неизбежно будут закупать оружия намного больше, чем нужно, выбрасывая деньги на системы вооружений, которые никогда не будут применяться, в надежде отвести некие непостижимые, предполагаемые угрозы.

До тех пор, пока человеческая логика остается ограниченной, неизменным атрибутом любой мудрой стратегии будет определенная гибкость. Однако люди, осуществляющие планирование, должны учитывать вероятности, устанавливая приоритеты. Хотя все возможно, если верить известному клише, далеко не все правдоподобно. Даже если нет предела потенциальным опасностям, которые могут исходить от человеческого разума, в действительности всегда будут существовать вполне конкретные угрозы.

Вопреки утверждениям ястребов неопределенности, стратегические условия в сегодняшнем мире не только довольно стабильны и предсказуемы, но и благоприятны для Запада. Новые угрозы не возникают как гром среди ясного неба, будь то небольшие группы психопатов – разведслужбам мира было хорошо известно о планах «Аль-Каиды» до 11 сентября – или серьезная конкуренция со стороны других крупных держав. На самом деле практически невозможно представить, что последние могут появиться внезапно, и Соединенные Штаты ничего не будут знать об их возможном усилении.

Голдман писала, что «в отличие от периода между двумя мировыми войнами неопределенности, порожденной окончанием холодной войны, не видно конца, и ясности точно не прибавляется». В этом она права, даже если приходит в своем анализе к противоположным выводам. Отсутствие конкретных, выявленных, осязаемых и непосредственных угроз безопасности США заставляет стратегов видеть неявные, неосязаемые угрозы в будущем. Однако наш век неопределенности – это век относительной безопасности. Пока не наступит день, когда американские стратеги будут вынуждены заменить смутные угрозы конкретными, фундаментальная безопасность Америки гарантирована.

От отрицания к внутреннему анализу

Что будет делать шахматист, если его соперник встанет из-за стола и покинет помещение? Имеет ли смысл продолжать игру и размышлять над возможностями своих фигур? По сути США именно этим и занимаются после краха Советского Союза. Вместо того чтобы изменить свой взгляд или уровень подготовки для соответствия возникающим в мире опасностям, Вашингтон просто изменил направленность стратегического анализа извне вовнутрь. В результате другая сторона уже не берется в расчет (поскольку ее просто не существует), и это резко и контрпродуктивно изменило подходы Соединенных Штатов к планированию и строительству вооруженных сил.

Самым фундаментальным следствием этого переключения извне вовнутрь стало отношение стратегов к своей главной концепции. Хотя общепринятого определения так и не выработано, стратегия традиционно строилась вокруг какого-то конфликта, пусть даже потенциального, с неким противником. Необходимость учета предпочтений и действий «другого» – это то, что отделяет стратегию от простого планирования. Человеку не нужно стратегии, чтобы доехать до дома с работы или пройти в соседний магазинчик и купить сэндвич – если, конечно, на дорогах нет пробок и если в магазине не стоит длинная очередь из жаждущих купить тот же сэндвич. Шахматы и международная безопасность – это стратегические игры по своей сути, поскольку другие действующие лица одновременно пытаются добиться своих целей, нередко противоречащих друг другу. Без врага или хотя бы других действующих лиц нет и стратегии в традиционном понимании.

В конце 1980-х гг. американские стратеги начали переосмысливать концепцию, разорвав традиционную связь между стратегией и врагом. Одним из первых это сделал Артур Ликк из Армейского военного колледжа США. Он писал в 1989 г., что стратегия – это способы использования государствами силы для достижения поставленных целей. Риск возрастает, когда нет правильного баланса между этими тремя компонентами. Действия других едва ли фигурировали в представлении Ликка. Чтобы стратегически мыслить, необходимо ответить всего на три вопроса, и правильные ответы могут дать лишь те, кто смотрит внутрь, а не вовне: что следует делать? Как это делать? Какие потребуются ресурсы?

Представление Ликка о стратегии стало повсеместным. «По сути, – обобщил в 2007 г. Макубин Оуэнс из Военно-морского колледжа США, – стратегия описывает способ использования имеющихся средств для достижения политических целей». Взаимодействие с другими игроками, попытка влиять на них или реагировать на их действия больше не является сутью концепции. Вашингтону больше не нужно задаваться вопросом, что сделают враги и соперники в ответ на его действия. До тех пор, пока цели определяются правильно, и для их достижения выбираются разумные способы и средства, миссию можно считать выполненной. «Большой вызов для стратега, – пишут Дерек Реверон и Джеймс Кук, – не в том, чтобы учитывать возможные действия других, а в том, чтобы “последовательно или умно координировать разные уровни национальной силы и власти”». С точки зрения специалистов, хотя бы немного знакомых с историей, таких как Лоуренс Фридман, это новое, но давно утвердившееся представление «едва ли может считаться стратегией». По меньшей мере это новый способ представления данной темы, который уже обеднил стратегическое мышление в стране, готовой игнорировать остальной мир. Стратегия, не берущая в расчет других, – это не только смешение понятий, но и рискованная затея с точки зрения принимаемых на ее основе решений.

Второй итог обращения вовнутрь – принципиальное изменение подходов Пентагона к планированию вооруженных сил. Более двух десятилетий тому назад Соединенные Штаты ориентировались на реальные угрозы. При таком подходе США прежде всего реагировали на возможности потенциальных противников, предвидя их вероятные действия и изобретая способы противодействия. Но после исчезновения правдоподобных врагов эта модель устарела. С тех пор военное ведомство при планировании модернизации вооруженных сил ориентируется на «имеющиеся возможности»; при этом действия неприятелей (или даже само их существование), по сути, неактуально. Решения о том, какие возможности следует развивать, принимаются исходя из анализа слабых мест в обороне США: если они очевидны для нас, то будущий враг также может ими воспользоваться. Не так важно то, на что враг способен сегодня; гораздо важнее наши представления о том, что он может сделать завтра. Как доказывал Рамсфельд, после краха СССР был необходим новый подход: «Надо меньше думать о том, кто может нам угрожать и где, и больше о том, как нам могут угрожать и что необходимо для сдерживания подобных угроз и защиты от них». Другими словами, фактические угрозы не столь важны для планирования, как уязвимость наших оборонных систем, которую могут обнаружить (или вообразить) американские стратеги. Мудрое планирование должно строиться таким образом, как будто существуют равные по силам конкуренты, прощупывающие слабые места в обороне США, даже если таких конкурентов в природе не существует.

В результате планирования на основе имеющихся возможностей на вооружение флота принимается новое поколение ударных подводных лодок, несмотря на то что старое поколение, остающееся лучшим в мире, так и не было использовано по назначению. Сам факт того, что другие страны не имеют ни одного сверхмощного авианосца, не мешает американцам заменять свои 11 авианосцев новыми моделями, каждая из которых обходится казне в 13 млрд долларов. ВВС США твердо вознамерились принять на вооружение новые поколения сверхмощных истребителей (F-22) для достижения превосходства в воздухе и для наземной поддержки (F-35) вне зависимости от того, что делал остальной мир. Нам внушают, что корабли-невидимки, новая модификация боевых танков и космические вооружения могут однажды пригодиться, даже если сегодня им трудно найти применение.

Эта трансформация в подходах к планированию вооруженных сил произошла не по воле случая, а после жарких дебатов. В начале 1990-х гг. тогдашний председатель Комиссии палаты представителей по делам ВС отстаивал сохранение традиционных подходов к планированию вооруженных сил, утверждая, что если мыслить логически, можно сэкономить немало денег в отсутствие серьезных угроз. Министр обороны Дик Чейни вступил с ним в полемику, утверждая, что, если сосредоточиться на распознаваемых угрозах (или их отсутствии), есть риск оказаться уязвимыми для неясных на сегодняшний день угроз, которые могут возникнуть в будущем. Чейни доказывал, что Соединенные Штаты должны создавать и содержать лучшую армию, какую только возможно, не ограничиваясь нынешними или будущими опасностями и вызовами. В конце концов, прыгун в высоту не перестает штурмовать планку на новых высотах лишь потому, что его конкуренты выбыли из борьбы.

Планирование на основе возможностей – еще одно понятие, которое ранее отстаивалось аналитиками RAND. Виннефельд и некоторые его коллеги начали призывать Министерство обороны избавиться от «тирании правдоподобного сценария» и сместить акценты внутрь: «Сценарии, находящиеся за линией горизонта, тем не менее способны внезапно разрушить сегодняшние комфортные предпосылки и относятся к категории непредвиденных сюрпризов». Дэвис подчеркивал, что «концепция планирования в условиях неизвестности появляется в самом первом абзаце» его определения планирования, основанного на возможностях, потому что оно идеально вписывается в оборонную стратегию, ставящую неизвестность во главу угла. Этот подход «хорош тем, что призывает к благоразумной озабоченности по поводу потенциальных нужд, выходящих за рамки ныне очевидных угроз». Беспокойство по поводу потребностей, не связанных с нынешними угрозами, кажется вполне благоразумным для людей, следующих модели, основанной на возможностях и обращенной внутрь. Именно эта модель предопределяет стратегическое планирование Пентагона после окончания холодной войны.

Военные учения «Вызов тысячелетия», прошедшие летом 2002 г., – наглядный пример планирования на основе возможностей. Эти маневры, ставшие одними из самых масштабных в истории вооруженных сил США, дали всем службам возможность испытать новые технологии, сошедшие с конвейеров в предыдущие годы. Если принять во внимание год проведения этих учений, можно подумать, что предполагаемым противником мог быть Ирак, включенный американцами в «ось зла», либо Китай, либо Россия. Однако ни одна из этих стран не была способна по-настоящему испытать возможности США, поэтому главным противником выбрали страну, имевшую наиболее технологически продвинутую армию после Соединенных Штатов: Израиль. США потратили 250 млн долларов на моделирование войны с израильтянами, что кажется совершенно невероятным.

Планирование, основанное на технологических возможностях, привело к наиболее печально известной ошибке в планировании вооруженных сил за всю историю Америки. Если перефразировать Рамсфельда, США вошли в Ирак с армией, которая у них была на тот момент, но не с той армией, которая была на самом деле нужна. Если бы военные стратеги сосредоточили всю силу и энергию на внешних угрозах, а не на внутренних возможностях, они вполне могли бы продумать вероятность того, что нерегулярные воинские подразделения противника не будут пользоваться передовыми технологиями. К сожалению, длинный перечень вооружений, имевшихся в арсенале американских военных, не включал средств борьбы с импровизированными взрывными устройствами, такими как БТРы с тяжело бронированным днищем. Армии приходится ждать годы и терять множество солдат, прежде чем Пентагон начинает реагировать на реальные, неотложные угрозы.

Ни один разумный стратег не скажет, что американская армия не должна стремиться к превосходству во всех аспектах ведения боевых действий независимо от того, что делают другие страны. Однако задача стратега – оценивать реалистичные риски и размещать скудные ресурсы в соответствии с наиболее вероятными угрозами будущего. Планирование на основе возможностей не предполагает достаточных усилий для оценки возможностей, вследствие чего США несут огромные расходы как в смысле ресурсов, так и в смысле упущенных возможностей.

Слияние средств с целями

Поскольку новый подход к выработке стратегии, принятый в оборонных ведомствах США, делает акцент на совмещение целей, способов и средств, можно предположить, что этому уделялось достаточно внимания в постсоветскую эпоху. К сожалению, это не так. Еще одно следствие отсутствия угроз – привычное слияние средств с целями, осуществляемое американскими оборонными стратегами. Часто это делается таким образом, что может быть чревато серьезными опасностями в обозримом будущем. Ряд понятий, традиционно считающихся способами достижения целей – влияние, присутствие, укрепление доверительных отношений и даже союзы – слишком часто становятся политическими целями, что усиливает возможность конфликта между средствами и целями. Первый пример – это одно из наиболее распространенных представлений. Влияние в столицах иностранных государств всегда было государственной целью, но в исторической перспективе оно всегда рассматривалось как средство продвижения интересов – и в мирное время, и во время кризиса. Сегодня влияние все чаще становится самоцелью, поскольку считается, что может когда-нибудь пригодиться, даже если польза от него редко обсуждается и еще реже формулируется. В отрыве от осязаемых итогов или стратегических целей наращивание влияния может резко увеличить вовлеченность США в разные зарубежные проекты. Например, крупные инвестиции в военное сотрудничество и помощь в сфере безопасности в основном призваны усиливать влияние Соединенных Штатов в мире. Согласно статистическим данным, США размещают офицерский и сержантский состав в более чем 150 странах с самыми разными целями, одна из которых – влиять на события, какими бы они ни были. В «Национальной военной стратегии» 1992 г. развертывание войск по всему миру оправдывается тем, что они «внушают больше доверия к нашим альянсам» и увеличивают влияние Соединенных Штатов в разных регионах мира и доступ к этим регионам. При этом редко обсуждается, чего именно можно добиться благодаря этому влиянию. Влияние ценно само по себе и является самоцелью.

Существует также опасность слияния средств и целей в вопросе доступа. Вместо того чтобы быть инструментом или открывать новые возможности для реализации национальных целей, доступ становится самоцелью – прежде всего по мнению стратегов ВМС и ВВС. Например, одной из новейших концепций для Тихоокеанского региона является так называемая доктрина «боя воздух – море», которая призвана противодействовать попыткам Китая блокировать доступ к своим ближайшим морям (или использовать возможности блокирования доступа к региону, чего так боятся американцы). Хотя детали этой доктрины засекречены, по сути «бой воздух – море» предполагает более тесное сотрудничество между ВМС и ВВС США с целью не допустить блокирование Китаем своих внутренних морей. В «Стратегическом руководстве по обороне» 2012 г. говорится, что «государства и негосударственные образования могут представлять потенциальную угрозу для доступа». В нем также дается обещание, что Соединенные Штаты «будут стремиться защитить свободу доступа к общим благам всего человечества». Разработка доктрины «боя воздух – море», а также еще одной новой доктрины совместных операций, полностью посвященной доступу, не содержит обсуждения средств и целей. Доступ здесь выступает как нечто самоценное.

Обеспечение экономического доступа было долговременным интересом Вашингтона в Азии со времен миссии командующего ВМС Мэтью Пери в Японии и политики открытых дверей в Китае. В этих случаях доступ был ценным, поскольку открывал рынки, и в этом была реальная цель. Современные стратеги ссылаются на экономические выгоды доступа или защиту союзников как на побочный эффект, но не как на главную цель проводимой политики. Неясно, почему Пекин вдруг решит прервать международную торговлю – ведь это приведет к полной остановке китайской экономики? Но ничего и понимать не нужно, если доступ сам по себе является целью. Все сказанное выше не преуменьшает тактического или операционного значения свободы действий, но эта свобода должна быть связана с более масштабными задачами, чтобы иметь какой-то смысл. Если стратегические цели остаются неясными, как, например, в доктрине «боя воздух – земля», то обеспечение доступа может предопределять выбор средств. Если Вашингтон и дальше будет ценить доступ ради доступа, а не воспринимать его как составную часть более широкой политики по защите свободной торговли, у него появятся проблемы.

Еще один жизненно важный интерес США – по крайней мере судя по их готовности проливать кровь ради его отстаивания – это внушение доверия. Согласно расхожему мнению политиков – которое, и это стоит отметить, не разделяется учеными, – доверие, завоеванное проявлением твердой воли и решимости, может помочь государствам добиваться в будущем целей, влияя на расчеты и планы политиков в других странах. В годы холодной войны Соединенные Штаты стремились внушить доверие к своим действиям, считая, что это посылает определенные сигналы СССР по поводу их решимости защищать свои интересы, своих союзников и других неприсоединившихся стран. Эта одержимость повышением уровня доверия пережила Советский Союз, несмотря на то что больше не существует врага, намеренного воспользоваться нерешительностью, и нет державы, на сторону которой могли бы перейти союзники США или неприсоединившиеся страны.

Хотя неясно, может ли высокий уровень доверия как-то пригодиться, эта цель, конечно, бессмысленна, когда нет врага, которому американцы пытаются продемонстрировать свой решительный настрой. Сегодня редко формулируется или анализируется логика, на которой зиждется эта одержимость повышением уровня доверия или то, что Стивен Уолт называет «фетишем доверия». Уровень доверия становится самоцелью, а не инструментом, облегчающим отстаивание жизненно важных интересов.

Требование повысить уровень доверия стало особенно заметно в прошедшем году. Когда президент Барак Обама провел риторическую «красную черту» в Сирии, а затем не поддержал угрозу действиями, критики обвинили его в нерешительности, которая развязывает руки политикам в других странах. Авантюрные действия Путина в Восточной Украине – лишь наиболее явный пример последствий снижения доверия к тому, что США способны выполнять свои угрозы. Бывший вице-президент Чейни заявил, что вне всякого сомнения Путин считает Обаму слабым, и это вдохновляет Россию на агрессию. Критика, исходящая преимущественно (но не исключительно) от главных ястребов на рынке идей, также подразумевает, что решимость и сила могут как-то сдерживать подобные действия. Этим критикам хорошо бы вспомнить один из постулатов политической психологии: действующие лица мировой политики привычно преувеличивают свое влияние на решения, принимаемые другими. Кризис на Украине – в той мере, в какой он фактически является кризисом для Соединенных Штатов – имеет региональную динамику, которая не зависит от действий Вашингтона. Нет оснований полагать, будто Кремль учитывал в своих стратегических расчетах, в какой степени можно доверять словам Белого дома – во всяком случае, не больше, чем в 1970-х годах.

Не стоит так уж бояться снижения уровня доверия. Когда администрация Рейгана вывела американские войска из Ливана после бомбежек казарм в 1983 г., ястребы вполне предсказуемо вышли из себя. «Если нас выгонят из Ливана, радикальные элементы будут праздновать серьезную победу, – сказал государственный секретарь Джордж Шульц. – Многие страны получат сигнал о том, что Советскому Союзу можно доверять, а полагаться на США будет роковой ошибкой». Майкл Ледин высказался еще более определенно: «Поражение в Ливане окрылит наших врагов на Ближнем Востоке и в других местах. По всей вероятности, мы заплатим несоразмерно высокую цену за провал в Ливане»/ – от Ближнего Востока до Центральной Америки, где воодушевятся партизаны, поддерживаемые Советами. Союзники и потенциальные друзья США испытают сильнейшее разочарование, включая египтян, которые, как казалось Ледину, «еще дальше отойдут от Кемп-Дэвидского соглашения». К счастью для США, влияние Советского Союза на Ближнем Востоке не увеличилось, его союзники-партизаны не изменили тактику, а египтяне не отказались от договорных обязательств. Страхи перед последствиями снижения уровня доверия оказались, как обычно, беспочвенными.

Последний пример слияния средств с целями касается одного из столпов системы безопасности Соединенных Штатов. Арбатов едва ли был единственным экспертом, удивившимся тому, что НАТО не только пережила распад СССР, но и расширилась. Расширение поддерживали даже либералы и реалисты, но все они соглашались с тем, что альянс должен измениться – как по своей миссии, так и по составу, чтобы иметь шанс на выживание. С точки зрения либералов, расширение было способом стабилизации положения в странах бывшего советского блока и их интеграции в Евросоюз. Сравнительно немногочисленные сторонники из числа реалистов ценили накопление выгод от победы в холодной войне – на тот случай, если лидеры России в будущем задумают возродить былое могущество страны. Экспансия позволила альянсу найти новый «смысл существования» и не допустить потери импульса и темпа, что вполне могло случиться после утраты прежней цели. Согласно расхожей фразе того времени, НАТО стояла перед выбором: «расширяться или умереть». Альянс, который когда-то был главным инструментом недопущения Советов в Западную Европу (размещения американских войск и исключения реваншизма в Германии, согласно хорошо известной формуле), в 1990-х гг. стал самоцелью. Колин Пауэлл обобщил это ошибочное принятие средств за цели в названии своей статьи, опубликованной в журнале Foreign Affairs: «Стратегия партнерств». Партнерства больше не были стратегическими целями; они стали целями стратегии.

Когда нет каких-то безотлагательных целей или угроз, инерция политической ситуации может привести к тому, что ранее использовавшиеся средства приобретают видимость целей. В результате американские политики могут испытывать давление и считать себя обязанными бороться с китайцами за доступ к морям, осуществить интервенцию в Сирии, чтобы поддержать свое реноме, или расширять НАТО ради сохранения жизнеспособности этого блока. Возвышение средств до уровня целей в отсутствие угрозы можно понять, но от этого оно не становится логичным или умным. Стирание различий внесло такую путаницу в стратегическое мышление американских политиков, что в некоторых случаях ненужная конфронтация стала более чем вероятным исходом.

Формулирование постсоветской политики

Отсутствие угроз имело и другие, более предсказуемые последствия для выработки внешней политики и политики в области национальной безопасности. Некоторые из них достойны краткого упоминания. Устранение традиционного стратегического императива повысило статус нестратегических соображений в политическом процессе. В частности, внутриполитические и бюджетные озабоченности оказывают гораздо более сильное влияние на принятие решений, чем в годы холодной войны.

В странах, где внимание не приковано к главному и всепоглощающему врагу, внутренние факторы начинают оказывать гораздо более сильное влияние на внешнюю политику. В частности, конгрессменам не приходится беспокоиться по поводу потенциально негативного воздействия на политику интересов местных этнических или других групп. Когда национальной безопасности ничто не угрожает, можно свободно продвигать интересы разных лобби, не опасаясь серьезных последствий. В итоге целый ряд внутриполитических лобби оказывают гораздо более сильное воздействие на внешнюю политику после окончания холодной войны. Например, в начале 1990-х гг. США решительно склонялись на сторону Армении, когда армянская диаспора пустила глубокие корни. В годы холодной войны национальные интересы иногда сталкивались с интересами израильского лобби; сегодня законодатели соревнуются в подобострастном отношении к Американо-израильскому комитету по общественным связям. При отсутствии давления извне наиболее решительное влияние оказывается изнутри. Соединенные Штаты одержимы несущественными вопросами, такими как формальное признание массовой резни 1915 г. в Турции геноцидом или сохранение бессмысленного эмбарго в отношении Кубы.

Эпоху после окончания холодной войны можно легко истолковать как 25-летний пример организационного поведения. Как могли ожидать все знакомые с произведениями Мортона Гальперина, защита выделяемых ресурсов стала главной заботой огромной бюрократии, созданной специально для борьбы с Советами. В 1990-е гг. защитники бюджетного статус-кво доказывали, что США нужно быть готовыми к ведению двух региональных войн одновременно, что потребует примерно такого же уровня расходов на оборону, как в годы холодной войны. Иначе потенциальные враги могут начать наступление, воспользовавшись тем, что вооруженные силы Соединенных Штатов связаны ведением боевых действий в другом регионе. Было не до конца понятно, о каких «двух театрах военных действий» идет речь, но многие считали, что имеются в виду Ближний Восток и Северо-Восточная Азия. Если бы США пришлось снова иметь дело с президентом Ирака Саддамом Хусейном, то, согласно этим представлениям, Пхеньян мог бы нанести удар по Южной Корее. Тот факт, что эта цепочка событий была чем-то из области фантастики и что страны принимают решение о вторжении на территорию соседней страны, руководствуясь совсем другими соображениями, не особо беспокоил сторонников этого аргумента, главной целью которых было избежать ужасов «мирного дивиденда» – логичного следствия устранения главной угрозы для Запада.

Если нет вызовов национальной безопасности, решения будут приниматься под влиянием финансовых требований. Например, военные расходы обычно рассчитываются как процент ВВП, чтобы доказать, что Соединенные Штаты тратят на оборону не так много, как могли бы, или что существует некий оптимальный уровень правильного планирования военных расходов. Иногда проводится довольно явная связь, как в 2009 г., когда сенатор Джеймс Инхоуф предложил законопроект о том, чтобы отныне на нужды обороны всегда выделялось 4% ВВП. Эту идею поддержали многие.

Законопроект не был принят, но идея все еще жива, и эта цифра стала общепринятой. Подобное грубое использование бюджета в качестве руководящего стратегического ориентира, наверно, как нельзя лучше подходит для завершения исследования патологического влияния окончания холодной войны на вопросы национальной безопасности США. Когда серьезные аналитики утверждают, что определенный уровень расходов должен поддерживаться независимо от внешних условий, тем самым практически защищая расходы ради расходов, или от того, как функционирует американская экономика, необходимо отказаться от претензий на существование какой бы то ни было стратегии. В подобных произвольных, явно нестратегических целях военных расходов не было бы надобности, если бы существовали угрозы, которые нужно отводить. Как оказывается, в мире есть угрозы и после окончания холодной войны, но только не для безопасности Соединенных Штатов: это прежде всего военный бюджет, оказавшийся под давлением. Его защитники выдвинули аргументы, казавшиеся логичными, но лишь до тех пор, пока их не подвергли последовательному анализу.

* * *

Холодной войны не пережил не только Советский Союз, но и способность американцев ясно мыслить в стратегических вопросах. Быть может, предупреждение Арбатова не сбылось во всех деталях, но в целом устранение врага действительно оказалось губительным для глобальной стратегии США. Попытки нащупать верный путь в эпоху отсутствия угроз ни к чему не приводят из-за поверхностных, непродуманных и опасных идей, доминирующих в национальной политике обеспечения безопасности на протяжении более двух десятилетий. В итоге Соединенные Штаты больше беспокоятся и тратят, чем это необходимо для достижения целей.

В годы холодной войны угроза помогла создать гигантское стратегическое сообщество; после ее окончания это стратегическое сообщество помогает создавать угрозу. Люди, беспокоящиеся по поводу неопределенности, сложности и неопознанных опасностей, явно ностальгируют по более простым временам, когда все мысли американских стратегов были заняты агрессивным, тоталитарным врагом с многомиллионной армией и тысячами боеголовок. Однако аналитики с менее избирательной памятью могут вспомнить, что Советский Союз был не только осязаемым и непредсказуемым противником, но и гораздо более серьезной угрозой для интересов Запада, чем неизвестные неизвестности, которые не дают спокойно спать современным американским стратегам.

США вышли победителями из холодной войны, но почему-то считают, что им сегодня угрожают более серьезные опасности. Вашингтону было бы неплохо вспомнить слова одного из своих лучших мыслителей, Джорджа Кеннана: «Если кажется, что в данный момент нам грозит страшная беда, то это плод нашей собственной фантазии». Соединенные Штаты сегодня переживают наименее проблемное время за всю свою историю, даже если мы это не вполне сознаем.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 мая 2015 > № 1363829 Кристофер Феттвайс

China: Where Do We All Go From Here?

Seth Ferris

China has transformed from a backwater which produced cheap goods into one of the great economic powers in a very short time. Commentators have often compared its rise to that of Singapore, but have done so by stressing the very different political traditions and outlooks of these countries.

The implication of this is that countries not regarded as “Western” cannot be economically successful. This mindset began as the product of ignorance, but is now the product of fear. It is that fear, as much as anything, which is allowing China’s rise to go unchallenged.

Once detatched from Malaysia in 1965 Singapore was forced to fend for itself, as just another third world country, under the leadership of the recently departed Lee Kuan Yew, its first Prime Minister, who hailed from Canton in China and was of Hakka Chinese origin. Fledgling Singapore became a multi-racial Asian Dragon built on a Chinese work ethic, despite not having natural resources. By doing so it developed a new economic model for the region, which as ever was embraced by others without regard to local factors.

Eventually even Communist China acknowledged that Singapore was a suitable role model. It also understood that Chinese cultural influence, rather than Western orientation, had been the main driver of Singapore’s rise. As China could use the same methods, rather than import a different cultural ethic, it has made them work on a grand scale.

So no one should be surprised that China is changing the rules of the game on the broader international stage, as set down by the powers to be, and especially the United States. What is causing concern is that the existing order doesn’t know how to respond to this, because it doesn’t know its opponent. It can’t see the end and therefore can’t see the present, except in negative terms.

Bricks and BRICS

China is literally one Big Brick in the Great Wall of a new economic and political system that is developing rapidly. Everyone was fond of this change when it represented previously hostile China joining the “club” of established world leaders, who all did things the accepted way. Now US attempts to impose currency controls and other illegal trade restrictions on China testify how much concern it is causing.

When China produced cheap electronic, plastic and paper goods the West had a vested interest in a strong Chinese economy – provided it remained a dependent one and the proceeds weren’t used to develop weapons. Now China’s strength is imposing the same economic dependency on its neighbours, and greater political leverage is going hand in hand with that.

Soon China won’t need Western approval for anything, if it still does now. It will no longer be a Western partner in the international system but create a new one, based around the BRICS forum (Brazil, Russia, India, China and South Africa), and understandably the West doesn’t want to have to adjust to that.

It has almost been forgotten that China is still a Communist dictatorship. The problem here is not the discredited ideology behind such countries but the fact that they insist on doing things differently. China has realised, ideology or not, that it must listen to the needs of its population as well as staying competitive on world markets. This contradicts Western thinking, in which domestic prosperity is only possible after competitiveness has been achieved.

In the West, when economies are struggling the classic remedy is to cut public spending and social welfare, thus reducing the capacity of the population to participate in the economy. China has taken the opposite approach, reacting to each downturn by spending more to create jobs, develop infrastructure and create a sounder base from which to reverse the decline, believing that prosperity breeds prosperity.

A Western economist advocating such measures would be driven out of the profession by the very intolerant academics who run it, and a politician with such ideas would never gain the credibility to implement them. In China they have worked, and the West can’t just copy China due to this cultural difference.

So China will enjoy the same benefits of its success the West always has, and lead a new world order in which the West is at a perpetual disadvantage. Few Westerners can speak or read Chinese, or have any real knowledge of its cultural norms and expectations. Therefore fear of losing control is being magnified by that greatest fear of all – fear of the unknown. You can’t fight an unknown enemy, and that is why China has got away with it so far, and will probably continue to do so until fighting would be futile.

From Achilles heel to jugular

In 1982 China’s GDP was $200 billion. Now it is $9 trillion. Since it joined the WTO its trade turnover has grown from about $100 billion to, again, approximately $9 trillion. Foreign direct investment has risen from about $380 million to more than $110 billion a year.

China has achieved this by doing another Western no-no: devaluing its currency. This continues to make its exports cheaper than the competition, and enables China to compete for vital raw materials, sourced from the same countries, with developed nations.

This rapid growth has been accompanied by the usual social and environmental problems, as Western commentators have been quick to point out. Human indicators have improved but are still acute, especially in the regions. The water and air are so polluted that they affect the quality of the food and water supply.

But the West’s problem here is that it has already addressed these issues. Never again will the hideous conditions associated with nineteenth-century industrialisation be found in the West because the public will not tolerate them now. The Chinese may not have freedom of opinion but they still freely put up with these conditions for what they can get out of them, in the same way generations of Westerners once did. China has every right to say that it will abide by modern Western standards as soon as the West compensates the victims of its own breaches of them.

This last point is the key to the Chinese approach, as it resides deep within the Chinese character. China doesn’t try and attack on all fronts. It looks for points where it can gain an advantage by exploiting the inadequacy of Western policy or thinking. If the West can’t do something for ideological reasons, China can turn considerable profit out of doing that very thing, and the West is beaten as soon as that happens because it knows it cannot respond.

As former US Secretary of State Henry Kissinger once wrote, China’s approach to the outside world is best understood through the lens of the Chinese strategist Sun Tzu, who focused on the psychological weaknesses of the adversary. “China seeks its objectives,” Dr. Kissinger says, “by careful study, patience and the accumulation of nuances – only rarely does China risk a winner-take-all showdown.” Allison, Graham and Robert D. Blackwill. “Considering China? It Pays to Listen to Lee.” Financial Times, January 28, 2013.

Unknown but visible

Xi Jinping, the new leader of China, sees the country’s rise as both a dream and a threat. As China gets richer it will get stronger and prouder. He feels that China will be recognised as somebody, a player with a role, but he also doesn’t know what that role will be and how others will try and either counter it or take advantage of it.

The currency wars of the West have been noted. China is hedging its bets by buying gold at an unprecedented rate, and has established an international infrastructure bank to stash some of it in, which gains it not only financial dividend but political advantage in resource-rich countries. China knows that the national growth, foreign policy orientation and national/regional security of many countries in which it has an interest depend on China’s macroeconomic stability and it being a global financial powerhouse.

What is more threatening to the US, particularly as no one knows what the endgame is, is that China is expanding on all fronts, including military ones. China is using its newfound wealth to build a regional and global military capability. This can potentially be used to settle its territorial disputes, such as the long-running dispute with Japan over the Senkaku Islands and the tensions between China, Vietnam, the Philippines, Malaysia, and Brunei over the Spratly and Paracel Islands. After that, who knows what, when no one knows what world role China wants to play or is equipped to play?

The obvious target of any Chinese military aggression is that longstanding US ally, Taiwan. It has always been inevitable that this last bastion of the defeated Nationalists will be reintegrated into the mainland one day. The US has always resisted this outcome, latterly by promoting the One China policy in which Taiwan would preserve its independence, but it knows very well that Chinese gunboat diplomacy will eventually prevail.

The other territorial disputes China is involved in can be dismissed as local issues requiring local solutions. The annexation of Taiwan, or reintegration as China would see it, would be a significant defeat for the Western world as a whole. The West will not intervene to save Taiwan when it is obviously Chinese but will not declare its own longstanding policy false unless events make it irrelevant. Handing Taiwan over to an economically powerful and thrusting China will end up being far more difficult than giving it up in 1979, when China was recognised by Jimmy Carter, would have been.

The US also knows that China’s military buildup is not simply a means of showing the rest of the world how much money it has. China’s stated reason for it is not to regain what it regards as its rightful territory but to counter growing US troop deployment in the region. China has an expanding fleet of nuclear submarines, from which nuclear missiles can be launched at targets the West wishes to defend, and its overall military growth is still many times greater than that of the US and EU, which will make a US presence in the area irrelevant in the long run.

Furthermore, China’s impressive growth may soon cause the US domestic economy to buckle under the pressure. As it is, the US military’s current levels of spending are clearly unsustainable. China spends only 20 percent of the amount the US spends on its military and gets considerably more “bang for its buck”. As long as the US is faced with a choice between ever-increasing military spending and alleviating domestic problems this plays into China’s hands, thus plunging the world into an even deeper unknown.

Conclusion

The way to conquer fear of the unknown is to have a better grasp of what the unknown is than the other side. When you don’t know what it is, you arrive at that understanding by clarifying what it isn’t, and not fighting against what you know isn’t there.

The West does still have space in which to do this, for now. Not even Deng Xiaoping, who opened China up to Western investment to keep the Communist Party in power by buying the population off, would have predicted how rapidly China would become a powerhouse. It is still too busy coming to terms with the present to understand what its future should be. If the West understands that first, it can still shape China’s future in the way it wants.

But for now all either side can see is that a new world order is forming on the back of China’s exploitation of Western weakness. That exploitation has come about by tapping into the native Chinese character, not adopting someone else’s standards. The West can’t cope with that because it understands the Chinese less than the Chinese understand the West, and can’t identify their weak points or use them to its advantage.

The West’s hope is to turn negatives into positives. It should retreat from the positions where it is losing and see them as opportunities to develop a new outlook China will have to catch up with.

Is that likely to happen? If a third party candidate becomes President of the United States, perhaps. If not, the structure of the Western world will see it go the same way as the Ottoman Empire, and be mourned by the same tiny minority.

Президент Беларуси Александр Лукашенко требует от белорусских предприятий четкой стратегии закрепления на азиатском рынке, а также продвижения на рынки Латинской Америки, Африки. Об этом глава государства заявил сегодня, обращаясь с Посланием к белорусскому народу и Национальному собранию, передает корреспондент БЕЛТА.

Александр Лукашенко подчеркнул, что развитие взаимовыгодного сотрудничества с государствами Азии, Латинской Америки, Африки, выстраивание "дальней дуги" белорусской внешней политики является принципиально важным для Беларуси направлением. "Взаимодействие со странами этих регионов позволит находить дополнительные точки опоры, повышающие устойчивость наших внешнеполитических и внешнеэкономических позиций", - сказал белорусский лидер.

По словам главы государства, регионы Южной, Восточной и Юго-Восточной Азии представляют особую значимость для Беларуси, в первую очередь как емкие и быстро расширяющиеся рынки для отечественных товаров и услуг, как перспективные инвесторы в белорусскую экономику. "В этой связи ключевым белорусским предприятиям необходима четкая стратегия закрепления на азиатском рынке, предусматривающая в качестве одной из приоритетных задач создание совместных производств в таких государствах региона, как Вьетнам, Индонезия, Индия", - считает Президент Беларуси.

Александр Лукашенко обратил внимание на продолжение сотрудничества Беларуси с Венесуэлой и Кубой, хороший потенциал для развития отношений с Боливией, Эквадором, Никарагуа. По его словам, в этих странах белорусская продукция востребована и пользуется спросом. Несмотря на всю сложность и трудоемкость налаживания кооперационных связей с регионом Латинской Америки, Президент считает, что продвижение белорусских экономических интересов в западном полушарии имеет весьма большое значение для страны.

"Пришло время реализации крупных инвестиционных проектов с государствами Аравийского полуострова. Для этого создана максимально благоприятная атмосфера. Соответствующие договоренности достигнуты с руководством Объединенных Арабских Эмиратов. Готов к активизации инвестиционного сотрудничества и инвестирует в Беларусь Кaтар. Перспективными партнерами являются Оман и Саудовская Аравия", - отметил глава белорусского государства.

Не менее важным направлением является и укрепление связей и равноправного сотрудничества с международными организациями, региональными объединениями, союзами и отдельными государствами. "Акцент необходимо сделать на привлечении кредитов, займов, технической и других видов помощи для решения актуальных проблем нашего экономического развития", - сказал Президент Беларуси.

Центробанк Афганистана ввёл новые требования к иностранным банкам, работающим на территории ИРА.

Главное изменение состоит в том, что стартовый капитал банка, желающего открыть представительства на территории Афганистана, был повышен с 5 до 20 млн. долларов. Об этом Национальному телевидению Афганистана сообщил и.о. главы ЦБ ИРА Хан Афзал Хадавал.

Изменения в требованиях были произведены вскоре после того, как в Афганистане закрылись отделения Стандартного чартерного банка и Пенджабского банка.

Руководство Центробанка полагает, что прекращение деятельности иностранных банков не скажется на экономике страны, поскольку в Афганистане работают собственные негосударственные банки. В то же время некоторые экономические аналитики считают, что данное решение негативно скажется на экономике страны и инвестиционной ситуации.

Министерство планирования и инвестиций СРВ разработало новую стратегию поощрения передачи технологий от иностранных инвесторов местным компаниям. По словам представителя министерства, новая стратегия предусматривает несколько уровней применения соответствующих стимулов для иностранных компаний в зависимости от объёма технологий, который они готовы передать.

Vietnam Investment Review, 13-19.04.2015

Банк BNP и вьетнамская частная авиакомпания Viet Jet Air (VJA) подписали соглашение, согласно которому BNP окажет содействие вьетнамскому авиаоператору в получении кредита в 60 млн. долл. для оплаты аванса на производство самолетов Airbus, что является условием для поставки 5 лайнеров в течение ближайшего года. В 2013 г. VJA и Airbus подписали контракт на поставку 100 самолетов всего или 5-10 машин ежегодно. В настоящее время VJA имеет 22 самолета A320 и 1 A321, которые совершают 151 рейсов в день внутри страны и на внешних линиях.

Thoi bao Kinh te Saigon, № 17-2015, 23.04.2015

Председатель Совета директоров Вьетнамского банка инвестиций и развития господин Чан Бак Ха в интервью газете «Инвестиции» отметил, что BIDV находится в активном поиске иностранных стратегических партнеров для продажи им максимально разрешенной доли акций в 30%. В настоящее время переговоры идут сложно и сильно зависят от рыночной конъюнктуры, продажа акций в 2015 г. маловероятна. Согласно прогнозам, если экономический рост Вьетнама в 2016 г. составит 6,5-7 %, то продажа акций пройдет успешно.

Dautu, 20.04.2015

Согласно статистическому отчету Отделения Государственного банка СРВ в г. Хошимине, 7 из 12 крупных банков со штаб-квартирами в этом городе не в состоянии выплатить дивиденды своим акционерам. Среди них Eximbank, HD Bank, An Binh, TMCP Sai Gon, Southernbank. Положение стало следствием низкой рентабельности в деятельности банков за 2014 г. и негативными прогнозами по прибыли на перспективу. Даже те банки, которые выплачивают дивиденды, вынуждены существенно уменьшать их. Так, LienVietPostBank снизил установленную норму с 10 до 6 %, БанкVIB c 11 до 9 %.

Thoi bao Kinh te Saigon, № 15, 09.04.2015