Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Очерки былой и теперешней жизни крымской татарки из Узбекистана

Алиева Алие Сафетовна, крымская татарка, родилась и живет в Андижане. Закончила иностранный факультет Самаркандского госуниверситета, где получила специальность филолог, преподаватель французского языка. Около 40 лет работала в Андижанской областной библиотеке им. Бабура. Почти все литературные опыты Алие Алиевой имеют автобиографиче-ский характер. «Это — не исповедь и не мазохистские исследования собственной души, — объясняет она, — это просто попытка рассказать о жизни через индивидуальное восприятие».

Кое-что о моей семье...

Моя мама точно знала, что ее, свою старшую дочь, отец назвал Урие (от татарскогоУриет — свобода, благородство) в честь революции. Следом родились ее сестры Эдие (от арабского ид — праздник) и Инает (тоже от арабского — милость, благодать).

По молодости я не очень любила слушать, отсюда отрывочность воспоминаний. Припоминаю, что отец мамы — Умeр, будучи высокого роста, служил солдатом в охране дворца в Ливадии. И даже видел самого государя императора с семьей. Его знакомство с будущей женой было вполне традиционным. «Селекцией» занималась женская половина его родни. Смотр устраивали в бане, так было сложнее скрыть неявные физические недостатки. После вердикта можно было увидеть суженую где-нибудь на посиделках, затем приступали к официальной части сватовства.

Почти так же женили старшего брата моей бабушки. С той лишь разницей, что показали ему младшую сестру, а женили на старшей. Жену он не любил до последнего дня своей с ней долгой жизни. Прижили они пятерых детей. Трое мальчиков, как на подбор, походили на красавца-отца, девочки пошли в дурнушку-мать.

Мой дед Умeр унаследовал от своего отца скотобойню. Раскулачивание в 30-х годах коснулось деда напрямую. Скотобойня стала основным доводом для его «перевоспитания» на строительстве Беломорканала. Бабушка осталась с тремя детьми на руках: старшей — девять, младшей — пять. Как жена кулака она была лишена всех гражданских прав, и главное — права на работу.

Только протекция земляка, служившего в прокуратуре, помогла ей устроиться санитаркой в больницу. Вспоминала, как завхоз, перечисляя ее обязанности на день, заканчивал неизменным: «А время останется — вымой окна». Была очень набожна, каждое утро совершала намаз и читала (на арабском) Коран. На русском могла вывести только свое имя: Шашне. Знала ли она русский? Не знаю, мы общались на крымско-татарском.

Как человека помню ее плохо. Нелюбовь к моему отцу она перенесла и на меня. Во сне я видела ее единственный раз — перед смертью мамы. Но даже во сне помнила, что она меня не любит. Бабушка ходила согбенная, опираясь на палку, в шали, случайно прихваченной из дома в холодную майскую ночь депортации 44-го. Запачканный уголок этой шали так и не отстирался. Это была крымская грязь.

Зарплаты бабушки хватало лишь на то, чтобы жить впроголодь. Брат ее мужа давал им продукты только в обмен на немногие оставшиеся у них вещи. Правда, разрешил племяннице, моей маме, погостить у него какое-то время. Мамой особо не занимались. Завелись вши, и ее обрили наголо. Так мама впервые потеряла свои длинные, до колен косы. Второй раз, когда ей было уже семьдесят, в роли экзекутора выступила я. Мыть такие волосы было тяжело. «Режь!» — решительно сказала мама. О дяде вспоминала, глядя, как я нарезаю хлеб: «Так же тонко, как и он». И заключала: «Жадный был, очень». И еще с отвращением вспоминала о бочонках с засоленной рыбой в его подвале. В ее семье рыбу не ел никто, просто не могли. «Даже во время голода». Голод унес их младшую. Умерла от туберкулеза.

На чудом уцелевшей фотографии 30-х бабушка снята с не похожими друг на друга дочерьми. Они были разными во всем. В маме — нечто утонченное, в Эдие — чувственное. «Господи, — вздыхала бабушка, — и в кого она только пошла?» Вдовоенном Крыму остались ее отличные отметки, первое место на конкурсе песни (была даже фотография на обложке журнала) и несостоявшийся жених, ставший семейным анекдотом. В самый разгар сватовства он спросил свою мать: «Мама, можно я пойду пописать?»

На маме как старшей был весь дом. Ей удалось закончить только начальную школу. Видимо, были способности к языкам: владела русским (писала, как слышала, смело употребляя латинские буквы). Во время оккупации Крыма заговорила по-румынски и по-немецки.

Папа с мамой познакомились на танцах, в 37-м. Ей было 17, он — на десять лет старше. На браке настояли ее родные. «За ним — как за каменной стеной». Так оно и было. Какое-то время мама работала на вышивальной фабрике. Но недолго. Самый большой стаж в ее трудовой жизни — несколько месяцев на одном месте. Ревнуя, папа «увольнял» ее отовсюду. Позже, уже в 70-е, работая вместо нее дворником, «заработал» ей пенсию.

Моего деда по отцовской линии звали Али. В Бахчисарае он имел свою кофейню. Отсюда и прозвище «каведжи Али», то есть Али — владелец кофейни. Фамилий тогда не носили, они пришли вместе с русификацией. Тезок дифференцировали по имущественному положению, физическим недостаткам и тому подобным признакам.

Самый богатый человек деревни Биели владел двадцатью гектарами садов, на которых вместе с наемными работниками трудились старшие из его детей. Жена родила ему восьмерых, но в живых осталось только шестеро: трое мальчиков и три девочки. Старшего, моего отца, назвали Сафет (от арабского Сабит — стойкий, твердый). Был он рыжеват, с глазами редкого янтарного цвета. «Круглый год мы ходили в налынъ. Кожаную обувь купил себе уже в городе», — рассказывал папа. Налынъ представляли собой деревянную подошву, на которой крепился ремешок, прижимавший к ней стопу. Именно такую обувку, напоминающую японскиегета, папа сделал мне в детстве. Летом ходить в ней было сплошным удовольствием. А зимой… Но дед жил так, как испокон веков жили до него.

Он спас свою деревню от страшного голода в 20-е. Все остались живы. В период коллективизации односельчане его раскулачили. Деньги в банке были конфискованы, земля — национализирована. Все, чем он владел, осталось в его родной деревне. На телегу с лошадью погрузили младших детей и какие-то пожитки. Уехали навсегда и в никуда.

Папа

Я не знаю, как и когда они очутились в городе. Устроиться на работу папа сумел только после того как официально, через газету, отказался от своих родных. Это решение было принято на семейном совете. По-другому было не выжить. В реальной жизни сын за отца отвечал. Все, что он зарабатывал, тайком переправлял родным. Если бы об этом узнали, а доносы были нормой, наверняка лишился бы работы.

Мастер-немец обучил папу столярному делу. Вскоре он работал по самому высокому разряду. После войны, уже в Узбекистане, он так и не сумел официально это подтвердить (все архивы сгорели во время войны) и здесь работал плотником. Сидящим без дела я вообще его не помню. После основной работы «одевал» домa: делал полы, потолки, окна, двери… Все было сработано на совесть. Усто — по-узбекски «мастер» — уважительно называли его узбеки. Умел многое: стриг, чинил обувь, ремонтировал электроприборы...

В тридцатые годы будущих студентов вузы набирали среди передовиков-рабочих. Так папа стал студентом Качинского летного училища. Прыгал с парашютом, совершал самостоятельные полеты. Донос земляка о кулацком происхождении положил конец его карьере летчика. Но небо он всю жизнь любил самозабвенно. Всегда провожал и встречал меня в аэропорту, несмотря на мои протесты. Уже после его смерти я нашла среди документов парашютный значок.

Благодаря отцу я знаю несколько венгерских слов. Говорить на венгерском, также как на русском и румынском, он выучился во время войны. На войне был с 24 июня 1941 по сентябрь 1945 года. В августе 41-го недалеко от деревни Малаеш попал в окружение. Их эшелону, направлявшемуся на Бессарабский фронт, так и не успели выдать оружия.

Попал в лагерь для военнопленных Турнумугарель на территории Румынии. «Вшей с себя собирал горстями. В туалет ходил раз в десять дней». В конце марта 1944-го этот лагерь был освобожден Красной армией. Папу направили на 2-й Украинский фронт. В составе своего первого батальона (572-й полк, 233-я дивизия) он форсировал Дунай с территории Югославии, в направлении на Бездай. Батальон стал живой подсадной уткой. Сразу после переправы они попали под немецкую бомбежку. В этой мясорубке уцелело пять человек. Их взяли в плен, окружив шестью танками, солдаты власовской армии. Так он вновь оказался в лагере для военнопленных, что находился в какой-то деревне в трех километрах от Капошвара (Венгрия).

Позже, в ответ на свой запрос, я получила справку из архива о том, что Алиев С. Б. погиб при форсировании Дуная. В лагере его, рыжеватого, с типично «еврейским» носом, чуть было не расстреляли немцы, приняв за «jude». Выручили земляки — татары.

В марте 1945-го в три часа ночи лагерь эвакуировали в течение пятнадцати минут. Около двадцати человек сумели спрятаться. Части Красной армии только на третьи сутки освободили уже пустой лагерь. Оставшихся в живых проверял особый отдел. Практиковались ложные расстрелы. «Когда меня поставили к стенке, мне было уже все равно. Так измучили меня допросы». До конца жизни отец не мог смотреть фильмы о войне.

Его память меня поражала. Уже в перестройку крымские татары стали требовать возвращения на историческую родину. На всякий случай шла проверка достоверности фактов их участия в войне. И папа в свои 78(!) лет вспомнил все даты, номера частей, топографические названия. Я сверяла последние с географической картой тех мест, где он воевал. Все оказалось точно.

Победа застала его в городе Санкт-Пельтен, где команда в десять человек охраняла лагерь французских и итальянских военнопленных. В Хирово, в Польше, находился советский «фильтровочный пункт». Здесь ему выдали документы и отправили в Узбекистан. Видя его недоумение, издевательски объяснили: «Вашему народу, так пострадавшему во время войны, решили дать отдохнуть в Узбекистане». По приезде отца в кишлак, где уже жили его родители, комендант по спецпереселенцам отобрал у него документы, заявив, что они ему больше не понадобятся. Подвалы ГБ он знал не понаслышке. Били, требовали признаться, на какую разведку работает.

Советскую власть отец ненавидел, что мне, пионерке, внучке двух кулаков, было абсолютно непонятно и чуждо. Доходило до абсурда: «болел» исключительно за соперников СССР. Систематически слушал «голоса», мало что понимая в силу плохого знания литературного русского. Помню его признание: «Воспользоваться возможностью остаться мне и в голову не приходило. Ощущение дома пришло, как только пересекли границу с Польшей».

Моя продолжительная переписка с военными ведомствами по восстановлению его статуса участника войны ни к чему не привела. Только в 1980-м, после обращения в редакцию газеты «Красная Звезда», папе выдали долгожданное удостоверение.

Мама

Судя по рассказам мамы, вначале румыны, а затем немцы вели себя в Крыму по отношению к местному населению довольно корректно. А вот евреи и цыгане расстрелов не избежали. Большинству цыган удалось спастись лишь тем, что они выдали себя за татар. В период депортации их и выслали как татар, вместе со всеми. Греков, болгар и «русских немцев» эта участь постигла раньше всех. Они были высланы в канун войны. Сами татары распознавали цыган мгновенно. «Фараунлар, — называла их мама по-татарски. — Фараоново племя».

Из рассказов моей старшей сестры: «В самом начале войны моя мама работала в столовой. Мне тогда было около трех лет. По Карасубазару шла колонна военнопленных, наших матросов. Запомнилось, что все были в тельняшках. Раненные, в крови. Мы с мамой стояли на обочине, у нее два ведра с едой, а у меня какой-то мешок с хлебом. Это все мы раздавали тем, кто проходил мимо нас. В одном из матросов мама узнала своего двоюродного брата-моряка».

Сколько времени деда Умeра «перевоспитывали» на строительстве канала, не знаю, но к началу войны он уже был со своей семьей. Выжил только потому, что в первый же день, когда их построили в шеренгу и спросили: «Кто работал поваром?», он сделал шаг вперед. Хотя готовкой никогда не занимался. И еще одна история от деда, которую мне пересказала мама. «Счастье? — переспросил моего деда сосед по нарам. — Я — дома. У очага, освещенная отблесками пламени, в вишневом бархатном платье сидит моя жена, и в доме пахнет занесенным с мороза бельем». Сосед по нарам умер там же, на строительстве. Дед домой вернулся, но стал сильно пить.

В их небольшом домике жили на постое вначале румыны, затем немцы. Пользуясь их незнанием языка, дед поносил их как только мог. И наконец нарвался. Офицер-румын ответил ему на чистейшем крымско-татарском: «Вы думаете, что мы здесь по своей воле?» Румын оказался этническим татарином. К счастью для дедушки, все закончилось благополучно.

«Дедушка, — вспоминала сестра, — никогда не оставлял меня одну дома. Вместе ходили за хлебом. Он нес меня на закорках. Помню, как попали под бомбежку, и осколок бомбы задел мне висок. Сейчас понимаю, что по касательной. Лечил меня немецкий врач. Он мне показывал фото своих детей. И чтобы я не хныкала при перевязке, давал шоколадку и называл меня gutes Madchen, хорошая девочка. А шрам на виске так и остался».

В 44-м Крым был освобожден советскими войсками. «В соседнем доме всю войну прятали девушку-еврейку. Когда в город вошли наши войска, она, радостная, выбежала из дома и попала под колеса грузовика. Умерла сразу же». В апреле власти провели перепись населения. Мама сопровождала военных как переводчица. Один из них ей явно симпатизировал. В ночь с 17-го на 18-е мая каждый дом был окружен автоматчиками. Во избежание беспорядков мужчин тут же отделили от женщин и детей. На сборы дали двадцать минут. Из домов выносили даже лежачих больных.

Узнав в одном из военных своего знакомого, мама высказала ему все, что думала. Он ответил, что был не вправе предупреждать кого-либо. Ей разрешил вернуться в дом вместе с отцом и взять что-нибудь из вещей. Прошло чуть более часа, а дом был уже разграблен соседями. Всех загнали на грузовики. Люди были уверены: их должны расстрелять. Скорей всего там, где немцы расстреливали евреев. Но грузовики, не останавливаясь, проехали дальше. На вокзале уже были готовы товарные составы. Благодаря тому же военному, семья мамы попала в товарняк, идущий на Урал. «Там — промышленность, — сказал он маме, — там вам легче будет выжить».

Так они оказались в поселке Боровск Соликамского района. И мама, и ее сестра знали русский; их оставили работать на бумажном комбинате. Те, кто не знал языка, валили и сплавляли лес. Там и гибли: кто на лесоповале, а кто на Каме.

На Урале Надя, сестра мамы, жила отдельно. Метаморфозу имени объясняла тем, что не хотела для себя судьбы младшей сестры отца, в честь которой была названа. Та, Эдие, покончила жизнь самоубийством. Тетя Надя крутила романы с двумя одновременно: с сероглазым пермяком и с темноволосым румыном. Когда пришел вызов от моего отца, бросила их обоих и уехала вместе со своими в Узбекистан.

Папа сумел отыскать свою семью только в 47-м. Вызов от него пришел незадолго до смерти деда. «Посреди барака стоял стол, на котором лежал длинный мертвый дедушка». Из двух стаканов муки, купленных мамой, приготовили юфакаш, мелкие пельмешки в бульоне, для поминального стола. Помянув, на сорок первый день собрались в дорогу. Ехали долго. Посевы хлопка, увиденные из окна вагона, приняли за фасоль.

Вначале жили в кишлаке. В город удалось переехать только с помощью Надиного очередного кавалера, занимавшего весьма важный пост. Место проживания было своеобразной резервацией. Без разрешения коменданта передвигаться с места на место запрещалось категорически. Вновь прибывших добивали голод и инфекционные болезни. У мамы обнаружили тяжелейшее заболевание кишечника. Папе удалось спасти ее. Все его заработки уходили на ставшую панацеей слегка прожаренную печень.

С Урала она привезла артрит суставов. В 50-е всех, кто не работал, сгоняли на сбор хлопка. По домам ходил управдом, для которого чудовищно распухшие колени моей мамы не были аргументом.

Через некоторое время, выйдя замуж, Надя родила мужу-узбеку светловолосую сероглазую девочку. «Представь себе, ни я, ни бабушка, мы даже не догадывались, что она была беременна уже на Урале», — удивлялась мама. Бабушке с мамой Надя по секрету призналась, что это дочь румына. «Аллам (Господи — по-татарски), но ведь ребенок — точная копия пермяка», — недоумевала мама. Однако в романтичную Надину схему любви румын, видимо, вписывался лучше. Позже ее дочь получила отчество от имени румына. Жизнь для моей тети была сплошным праздником. Своего единственного ребенка, еще в пеленках, скинула на руки бабушке. Брошенные и даже, случалось, обворованные ею мужья продолжали ее любить и надеяться на возвращение.

Работала официанткой и тратила казенные деньги, как свои собственные. За что и сидела. Обожала работать на публику. На последнем суде громогласно сказала моей маме: «Передай дочери, пусть продаст фамильные бриллианты!» Никто из нашей семьи ни о каких бриллиантах слыхом не слыхивал. «Все, что было ценного, мы снесли в Торгсин во время голода», — рассказывала мама.

Вдохновенно врала. Маму это ее «своеобразие» злило чрезвычайно. Их редкие встречи заканчивались ссорами. Любила широкие жесты: «набеги» совершала только с друзьями и подругами, которые неделями обитали в нашей одной комнате. Благо, лето длилось почти девять месяцев. Ночевать можно было и под открытым небом. Разыскала, привезла и оставила на маму парализованного дядю, того самого жадного брата их отца. Только через полгода родная дочь перевезла его к себе.

Наша семья жила скученно, вчетвером (к тому времени уже появилась я) в одной комнате. Большой байский двухэтажный дом с балаханой — открытой галереей был поделен на отдельные комнаты-«квартирки». Удобства — во дворе, баня — в десяти минутах ходьбы, вода — через дорогу. Все принималось как должное, роптать не было принято. Уже к концу 60-х балахану было решено снести. Так мы трое, уже замужняя сестра жила отдельно, получили однокомнатную квартиру.

Бабушка с моей двоюродной сестрой ютились в пристройке к этому же дому. Жили очень бедно, бабушка могла дать внучке только свою любовь и какие-то крохи денег. «Принцесса в обносках», выросшая красавицей, так и не простила матери ни своего сиротства, ни своего нищего детства. Та доживала свои страшные дни старого и очень больного человека в полном одиночестве. Хоронили ее чужие люди, которым досталась ее квартира.

В последний свой приезд к тете я вдруг заметила их с мамой сходство: те же тонкие черты лица, изящная линия носа и манера складывать маленькие кисти рук. Их дед был в родстве со знаменитым крымским разбойником Алимом. Возможно, поэтому мама так и не сменила свою фамилию на папину. Любила читать и смотреть телевизор, свято веря в правдивость всего увиденного на экране. Мужественно высидела от начала до конца «Цвет граната» Параджанова. Папа, по его собственному признанию, прочел только две книги: Букварь и «Легенды и сказки Крыма».

Я всегда думала, что внешне пошла в материнскую родню. Я похожа на маму, а мама — на бабушку. Как-то двоюродный брат отца стал меня пристально рассматривать. Заметив мое смущение, сказал: «Смотрю на тебя, а вижу мать твоего отца». Меня это удивило. Дядя покачал головой: «Ты — ее копия». Может быть, именно поэтому я была папиной любимицей. Сказывалась и разница в тринадцать лет между старшей сестрой и мною. Она взрослела без него. Папа помнил трехлетнюю малышку, а встретился с уже девятилетней девочкой.

Своим высшим образованием мы обе обязаны в первую очередь папе. В ответ на выпад зятя об отсутствии приданого у его дочери он ответил: «Ее приданое — образование». Даже в начале 60-х существовал негласный лимит на прием крымских татар в вузы. Поступление безусловно одаренной старшей дочери в медицинский институт стоило папе бесплатных плотницких работ в огромном новом доме. Содействие доброго папиного знакомого, не взявшего с него за это ни копейки, позволило уже и мне поступить в университет.

«Ты помнишь дом, в котором мы жили? Так вот, он мне приснился». Крым жил в снах моих родителей. Там осталась их жизнь. Уже потом, в 70-е, в родном городе папы Бахчисарае, им, узнав, что они татары, отказали в гостинице. В Карасубазаре в их доме жила бывшая соседка. Встретились, всплакнули. «Свою кофемолку я узнала сразу же, как только увидела», — рассказывала мама.

Возвращение на родину стало для отца idee-fixe. Переехать самостоятельно, даже после того как в перестройку были сняты все препоны, было сложно. Переезд требовал огромных материальных затрат, мы же всегда жили бедно. Папа забросал письмами (писала я и страшно это дело не любила) все официальные инстанции Крыма. Добился, чтобы его поставили в очередь на казенную квартиру. После развала Союза все эти хлопоты сами собой забылись.

Уже после смерти родителей, в апреле1999-го, я увидела во сне, как мама что-то втолковывает папе, а он отмахивается: «Все суета сует...» На следующий день я получила письмо на его имя из мэрии города Белогорска (бывшего Карасубазара, где они жили до войны). Согласно изложенному, папа должен был до марта того же года получить украинское гражданство. В противном случае его снимут с перерегистрации в очереди ветеранов войны. «...и всяческая суета».

В Крыму, до распада Союза, я была один-единственный раз. Полуостров был мне чужим. В Узбекистане с вопиющими случаями бытового «расизма» сталкиваться, к счастью, не приходилось. Хотя фразу «Ты хоть и татарка…», причем от матери своего лучшего русского друга, услышать довелось. Помню сделанное на пятом году обучения в университете признание подруги, с которой учились и жили душа в душу: «Есть нация, которую я терпеть не могу — крымские татары»! И на мое недоуменное: «А как же ты все это время со мной общалась»? ее паническое: «Ты — крымская татарка?!» Что не помешало нам дружить и дальше. Первое, о чем предупредили моего приятеля-француза, приехавшего работать на одном из совместных предприятий: «Старайтесь не общаться с крымскими татарами — коварные люди».

Задуматься о том, кто я, заставили меня события 2 мая 1990 года. В тот вечер я возвращалась из гостей. Автобус остановился посередине дороги, так как проезжая часть была перекрыта народом. Светофоры стояли со свернутыми «шеями». «Это недовольные болельщики хулиганят», — прокомментировал кто-то из пассажиров. На площади масса возбужденных людей пыталась разбить камнями окна хокимиата (мэрии).

Стало не по себе, когда два подростка указали на меня, возбужденно приговаривая по-узбекски: «Урус, урус» — русская, русская. Масла в огонь добавил случайный прохожий, посоветовавший мне «побыстрее убегать отсюда» во избежание изнасилования (было употреблено нецензурное выражение). На что я высокомерно ответила: «Я здесь родилась, это моя родина, и я не собираюсь убегать»! Хотя уже поняла, что мне, чужеродной, явно грозит опасность. До сих пор не знаю, как я дошла тогда до своего дома, находившегося всего в пяти минутах ходьбы от того места.

Здесь была только часть толпы. Основная лавина шла целенаправленно громить армянские и еврейские кварталы. На проспекте, по которому она двигалась, хватало домов, где жили не только узбеки. Кое-где были выбиты стекла, но не более. Мою приятельницу, которая случайно в это время возвращалась домой, никто и пальцем не тронул. Петардами взрывались будки «Газированная вода», горели, потрескивая, мастерские сапожников, которые поджигали по маршруту следования. Их владельцами традиционно были армяне и евреи. Это был хорошо спланированный погром. Людей выгоняли на улицу, их дома грабили, а затем поджигали. Были редкие случаи изнасилования. Варварская акция преследовала другую цель: липкий страх физического уничтожения должен был согнать с насиженных мест людей, которые возомнили, что это и их родина. Сразу после событий начался массовый исход. Моя записная книжка напоминает кладбище, где вместо надгробий — адреса и телефоны старых друзей и знакомых.

Весь наш огромный дом, расположенный вдоль дороги, девяносто процентов жителей которого были узбеками, затаившись, темнел окнами всю ту страшную ночь. После полуночи та же толпа хлынула обратно уже по нашей улице. Движение не прекращалось до трех-четырех часов ночи. Стражи правопорядка появились только на следующий день. Улицы опустели задолго до введенного комендантского часа — люди боялись выходить из дому. В официальную версию о вандалах — футбольных болельщиках не верил никто. Я запретила себе бояться где-то на третий день. Мои родители жили с этим страхом всю свою жизнь. Мне, не в пример им, досталось совсем мало.

Мой Андижан. Мгновенная фотография

Если в «12 стульях» Ильфа и Петрова «в уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вижиталем и сразу же умереть», то в среднестатистическом городе бывшей туземной окраины России, судя по количеству колледжей, столовых, аптек и банков, люди учатся, непрерывно едят, лечатся и занимают деньги.

Первым плодом нашей независимости стала полная независимость граждан от информации. И это не было чьим-то злым умыслом. Развал Союза, введение своей валюты привело к такому взлету цен на российскую периодику и книги, что они стали предметами роскоши. Купить то или иное издание могут позволить себе немногие; отсюда невиданная популярность еженедельных журнальчиков с телепрограммой, издаваемых на плохой бумаге, но зато скачивающих информацию из российских изданий, зачастую желтых. Хорошая литература в силу своей дороговизны и оттока основного своего читателя в страну почти не завозится.

По количеству вновь выстроенных колледжей с почему-то готическими окнами «мы впереди планеты всей». Другое дело, что в них преподают все те же преподаватели старой закваски. Дети в своей массе весьма малообразованны. Зато их отличает необыкновенный интерес к английскому языку, который они зачастую считают, опять-таки в силу малограмотности, единственным иностранным языком в мире, все сведения о котором собраны в одну «Английскую книгу».

Переход с кириллицы на латиницу привел к тому, что для сегодняшнего молодого поколения оказался недоступным целый пласт национальной культуры, созданный за годы советской власти. А заодно с ней и мировой, также изданной на кириллице. Одним из веских доводов в пользу перехода было то, что весь просвещенный Запад благоденствует именно благодаря своей письменности.

Наша повседневная узбекская мода долгое время была весьма и весьма консервативна. Речь идет о провинциальных городах. Ташкент в силу своего статуса всегда стоял особняком. Долгое время модели, основываясь на традиционном стиле одежды, лишь слегка видоизменялись — на уровне деталей, не более.

Если в нашем жарком климате, с его яростным солнцем, даже темные очки были принадлежностью либо иностранцев, либо местного европейского населения, то что уж говорить о шортах. Брюки на особах женского пола, коротко остриженные волосы, одежда без рукавов, дамские шляпки, бермуды на подростках — все это стало нормой благодаря телесериалам.

Но самый большой прорыв сделала звезда нашей эстрады Юлдуз Усманова. «Узбекская Мадонна» смело нарушила все установленные правила и каноны. Она была первой во всем: самые разнообразные стрижки и немыслимые цвета волос, татуировка на плече, гардероб, в котором с роскошными вечерними платьями соседствовали джинсы в обтяжку с топом, оставляющим голым(!) пупок.

Правда, одевшись в меру экстравагантно, ждать российского безразличия к себе со стороны прохожих не стоит, мы — Азия, пусть и Центральная. Плюс в том, что бесполой себя не чувствуешь.

В еще советскую бытность в библиотеку позвонил некто, попросивший к телефону Гулю. «Какую именно? — поинтересовалась я. — Гуль у нас много». Немного поразмыслив, мужчина ответил: «Бландинк»! Сегодня, если в толпе вы заметили блондинку, то на 99,98% это просто модница, а никак не представительница европейского населения. Блонд — самый востребованный цвет, может, еще и потому, что многие меняют географию проживания.

Пешеходов уже не удивляют молодые девушки и женщины, уверенно чувствующие себя за рулем личных автомобилей. Говорят, мы умудрились попасть в «Книгу рекордов Гиннеса» по количеству маршрутных такси, бороздящих просторы нашего города по всем направлениям и в любое время суток. Память об ином общественном транспорте хранили только те наши сограждане, что родились до 1991 года. Однако все течет… На радость ликующим горожанам, из небытия возник общественный транспорт в виде турецких автобусов. Цена за проезд в маршрутных такси сразу же понизилась, и появился выбор.

Правда, проблемы с газом, водой и электричеством все те же. Самая верная примета приближающейся зимы — полное отсутствие газа в квартирах. Веерное отключение газа и электричества приметой быть не может — это обычные будни.

Мы — русские какой угодно национальности

Перейдем к более высокой материи. Зададимся фундаментальным вопросом: что представляют собой в ХХI веке русские, живущие вне пределов своей исторической Родины, в частности в наших краях? Попробую ответить на него с точки зрения простого обывателя и «со своей колокольни».

Ни для кого не секрет: развал Союза и движение к национальной независимости повсеместно привели к тому, что поток мигрантов стал расти, как снежный ком. Если говорить конкретно об Узбекистане, то оттоку в немалой степени способствовали, во-первых, «Закон о языке», затем «Закон о гражданстве», не последнюю роль сыграли вынужденное переселение турок-месхетинцев и майские погромы 1991 года в Андижане.

Мало кто из русскоговорящих, живших в то время в Узбекистане, мог хотя бы сносно изъясняться по-узбекски. Да и нужды особой в этом не было. Почти все окружение понимало и говорило на русском. Дети ходили в садики с воспитателями, говорившими по-русски, в русские школы, потом — в вузы. Уроки узбекского в школе особого восторга у учащихся не вызывали, так же, впрочем, как и уроки никому бывшего не нужным иностранного языка.

Первой страшилкой стало возведение узбекского в ранг государственного языка, на котором отныне должно было вестись делопроизводство. Отметим, что эти драконовские меры оказались таковыми только на бумаге. До реализации закона оставалось еще много лет сносного существования русского языка.

Процедура принятия гражданства была максимально упрощена: все люди, проживавшие в тот момент на территории Узбекистана и имевшие советские паспорта, автоматически становились гражданами независимого Узбекистана. При этом, в отличие от стран Балтии, никто никому не ставил никаких препон на пути получения гражданства. Обмен паспортов был проведен организованно и быстро, безо всяких эксцессов. Но вот пункт закона, запрещавший двойное гражданство, добавил масла в огонь миграции. Под эгидой двойного гражданства, особенно в форс-мажорных обстоятельствах, каждый чувствовал бы себя более защищенным. Когда это стало невозможным, выход (в форме исхода) напрашивался сам собой.

Волна массового исхода после майских погромов приводит на память известный анекдот, в котором умирающий старик-татарин (есть вариант — армянин) дает последнее наставление потомкам: «Берегите евреев: с ними покончат — за нас возьмутся». События мая 1991 были настолько страшной и впечатляющей иллюстрацией к этому анекдоту, что основной пик миграции приходится именно на это время. Парадокс заключается в том, что есть люди, которых погромы не затронули вовсе, но которые под знаменем вынужденного переселения оказались в Бельгии, где и живут припеваючи. Если даже «рыба ищет, где глубже…», что уж про человека говорить.

«Дальняя» география была не очень обширной: Штаты, Израиль, Германия, гарантировавшие достаточный для выживания минимум. Учитывая, что Израиль — для евреев, Германия — для немцев, а Штаты — для «избранных» правительством США, в прочие государства надо было еще умудриться попасть. Россия принимала всех, безо всяких условий, но под лозунгом «спасение утопающих», которое, как известно, всегда было делом рук их самих. Отсюда в Россию потянулись те, кто мог взять на себя финансовое бремя переезда или же в какой-то мере рассчитывать хотя бы в первое время на поддержку родственников. Далее идут авантюристы и перекати-поле.

«Невыездными по собственному желанию» стали безнадежные оптимисты, верившие в свое будущее здесь, и те, у кого обстоятельства складывались так, что сорваться с насиженного места в тот конкретный момент было просто невозможно по ряду причин: больные на руках, учеба детей в вузах, предпенсионный возраст… (Последние через определенное время все-таки уехали.) Кого-то удерживала как раз неохота «к перемене мест». Кроме того, была еще одна категория — те, кому не на что, не к кому и некуда было ехать. Словом, одинокие, бедные, сирые и убогие.

Сегодня русский на просторах бывшей туземной окраины России — это чаще всего человек какой угодно национальности, и меньше всего этнический русский.

«В нашем классе, — рассказывала бабушка мальчика, в котором смешалась кровь евреев и крымских татар, — кроме моего внука всего трое русских: Пак Толик, Гарифулин Марат и Арсен Адамян». Тем, кто некогда жил в многонациональном государстве, нет нужды расшифровывать, что речь идет о корейце, казанском татарине и армянине.

До независимости любимой фразой в бытовой ссоре была: «Езжай своя Россия!» Теперь эти слова можно адресовать уже узбекам, зарабатывающим на хлеб насущный в городах и весях Необъятной. Отсюда огромный интерес к русскому языку и стремление выучить его — желательно за несколько дней до отъезда.

Если раньше были русские и узбекские школы, то теперь наиболее верным стало бы определение «школа с обучением на русском языке». В первых классах, переполненных детьми, количество учащихся, не говорящих на русском с рождения, составляет не менее, если не более 80%.

На вступительных экзаменах в вузы отдельно формируются «европейские группы», в которых опять-таки превалируют дети коренной национальности. Такова действительность. Набрать достаточное количество русскоязычных детей не представляется возможным, конкурс здесь намного меньше, и поступить поэтому значительно проще. То, что в основной своей массе в «европейской группе» мало кто понимает русский, никого не останавливает. Все в этом мире имеет цену… На пути получения знаний даже анонимная тестовая система — не препятствие. Хотя знаю многих, кто поступил в вуз без всяких жертвоприношений, именно благодаря тестам.

Если раньше смешанные браки не вызывали ни порицания, ни удивления, то теперь — и в силу оттока людей, и в силу борьбы за чистоту крови — полукровкам сложно найти себе пару. При сватовстве основным аргументом является тот фактор, что родители жениха или невесты тоже не чистокровные узбеки.

Русскоязычные в общей массе населения на улицах и в людных местах встречаются так нечасто, что невольно вспомнишь Гоголя с его «редкой птицей». Понятно, что русская речь звучит все реже. Говорить некому. Опять-таки речь идет о провинциальных городах, а не о Ташкенте, хотя в той же Фергане на русском еще продолжают общаться.

Правда, каждый ребенок нашего дома, идущий мне навстречу, считает своим долгом поздороваться со мной по-русски. Вечерами, слыша ликующее: «Обознатушки-перепрятушки» вкупе с «Море волнуется раз…», понимаю, что это совсем другие игры, хоть и с тем же рефреном.

Для детей, родившихся в годы независимости, русский язык давно чужой. Вот образчик диалога двух братьев-узбеков, находящихся на разных концах длинного дома, стоящего вдоль дороги. Тот, что постарше, лет девяти, надрывается: «Иди сюда, раздолбай, кому говорю!» Младший, завидев меня краем глаза и решив продемонстрировать знание иностранного, гордо кричит в ответ по-русски: «Нэт!» и, подумав, добавляет: «Блят!»

В старом городе нас, так сказать, аборигенов, принимают за приезжих. Отсюда и намеренно завышенные цены. Философия нехитрая: приезжие русские все как один богатые и не торгуются. Если в мультике длина удава измерялась в попугаях, то свою цену я узнала в пересчете на килограмм брынзы (цена на Новом базаре, где русскоязычного населения больше, не превышает 5600 сумов). У входа на рынок я «стоила» шесть тысяч, по мере продвижения вглубь цена моя росла и наконец достигла рекордной оценки в восемь тысяч! Но старикам, какой бы национальности они ни были, всегда уступят и продадут по сходной цене, понимая, как им сложно выжить.

Увидеть всех, или почти всех русскоязычных еще можно в микрорайонах, некогда сплошь заселенных русскими, или же на русском кладбище в день религиозных праздников. Кладбищенские нищие в лице лели (цыган) истово крестятся, произнося вне зависимости от обстоятельств: «Христос воскрес!» Изредка можно встретить и русских попрошаек: всего один или двое бледных алконавтов на фоне сплошных смуглых лиц.

Что о нас думают? В первую очередь, что когда-нибудь динозавры, то бишь русские, или сгинут или все равно уедут. Отсюда первый вопрос соседей после приветствия: «Квартиру не продаете?»

Наш моральный облик тоже оставляет желать лучшего.

Иду вечером с работы. Сбоку пристроилась девочка лет 10—11. Я ей, видимо, интересна. Идем, беседуя ни о чем, и наконец звучит вопрос:

— Пьете?

— Что пью?

— Водку!

— Но почему я должна пить водку?

— А все русские пьют!

И в тему. Года три как соседствую с семьей, очень, на мой взгляд, европеизированного человека, имеющего свой бизнес в России. В день своего рождения, накрывая стол к приходу гостей, попросила его помочь открыть бутылку сухого вина. Его вопрос оригинальностью не отличался: «Пьете»? На что я робко стала оправдываться. Хотя так о себе думать повода не давала.

Моя приятельница почти всю свою жизнь живет в мире и согласии с соседкой-узбечкой. Дама — пенсионерка, всем, то есть и образованием, и профессией, и некогда солидным положением в обществе, обязана русским, некогда олицетворявшим повсеместно советскую власть. Тост на прекрасном русском по случаю дня рождения прозвучал очень искренне: «Хотя мои соседи и русские…» Слушать дальше мне уже не хотелось.

Явью начинает становиться вековая мечта, воплощенная в анекдоте еще застойных времен, когда полеты космонавтов были всенародными праздниками: отец-колхозник мотыжит поле, подбегает его сын и радостно кричит: «Отец, русские — в космосе!» Отец с надеждой: «Все?» — «Нет, только двое!» — «… твою мать!»

Говорят, что человеку определенной расы первое время все чужаки кажутся на одно лицо. Так, наверное, и все русскоязычное для людей ордерной национальности — на один лад. И если поначалу, слыша в разговоре «а вот у вас, у русских…», пытаешься слабо сопротивляться — мол, и не русские мы вовсе, то в конце концов, не кривя душой, сознаешься: «Да, мы — русские!»

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №7

Табгха — далекая и близкая

Зорин Александр Иванович — поэт, автор восьми поэтических книг и трех книг прозы, в их числе »Ангел чернорабочий» — воспоминания об отце Александре Мене. Печатается в отечественных и зарубежных журналах. Давний автор «Дружбы народов».

Мой друг, живущий в Израиле, рассказывал мне, как евреи в уличных стычках доказывают свою правоту. Прежде всего безудержной жестикуляцией, которая крайне редко переходит в контактное действо. В этих крайних случаях противники шлепают друг друга по щекам и, удовлетворенные, расходятся. Друг мой прожил в России бурную жизнь, досуги в основном проводил в ресторанах и пивнушках. В кровавых разборках участвовал не однажды... Ему было с чем сравнить враждебное поведение евреев. Я вспомнил его смешной рассказ, когда оказался на борту «Боинга», готового вылететь из Москвы в Тель-Авив.

Пассажиры заходят в салон, рассаживаются по местам, кто-то задвигает сумку под кресло, кто-то разувается и задвигает обувь туда же. Господин в бороде пытается запихнуть огромный баул в багажный отсек над головой, который значительно меньше баула. Но господин усердствует, толкает руками, головой, мог бы, наверное, и ногами, но — высоко, не допрыгнуть. Своим баулом он теснит вещи пассажиров, занимая их место в багажнике. Господин нервничает, пассажиры тоже, в проходе образуется пробка. Много шума, глаза навыкате. Седой господин, чьи вещи потеснены, наносит удар бороде. Но это не удар, и даже не шлепок по лицу, а короткие и быстрые поглаживания по щекам этого возмутителя спокойствия. Возмутитель на поглаживания не реагирует, но огрызается на крики, вытаскивает, выдирает назад свой баул. Но, кажется, все понимают, что он или сумасшедший или крепко не в себе... И конфликт на этом заканчивается.

Сегодня девять лет, как умерла мама. Знаменательное совпадение: в ее день еду на ее историческую прародину.

Володя Ф. встретил меня в аэропорту. Мы не виделись с ним лет двадцать. Однако друг друга узнали. Он вызвался проводить меня до самой Табгхи, до монастыря на берегу Генисаретского озера. На автобусах гораздо дешевле, чем на такси, которое хотел выслать за мной настоятель монастыря отец Иеремия. «Сто евро, ты с ума сошел, — упредил меня Володя по интернету, — спокойно доедем за сто шекелей». С четырьмя пересадками, с ожиданием очередных рейсов мы добрались до Тверии затемно, часам к восьми. Пенсионерам в Израиле скидка на транспорт 50%. Володя берет два билета — за полцены. Водитель спрашивает: «Вам пенсионный, а ему?» — имея в виду меня. «А ему и подавно», — можно было бы ответить водителю. Я старше на несколько лет.

Мне не удалось купить симкарту ни в аэропорту, ни на промежуточных остановках. Звонить в монастырь по мобильному через Москву накладно. Да и не хочется лишний раз тревожить настоятеля, просить о транспорте: от Тверии до монастыря 15 километров. Провожатому моему пора в обратный путь, вот-вот отходит последний автобус в Иерусалим. А мне придется брать такси: 15 километров за те же 100 шекелей. Водитель — молодой араб, хорошо говорящий по-английски. В израильской школе арабы учат и иврит, и английский. Ну, вот и ворота католического монастыря. Иеремия на звонок не отвечает. Забыл, наверное, о госте из Москвы. На звонок в ворота тоже — тишина. Машина не отъезжает, участливый таксист не решается оставить меня одного. Наконец в микрофоне слышится женский голос, и железные ворота со скрежетом ползут в сторону. Лес, овраги, чуть вправо — асфальт, внизу — тусклый свет фонаря. И ни души. Спрашиваю в микрофон: «Куда мне идти?» — «Идите налево», — отвечают. А налево овраг... С моим-то тяжеленным бесколесным чемоданом. Машина уже отъехала. Да, Господи, Ты же меня зачем-то сюда послал... Священник, который рекомендовал меня настоятелю монастыря, сказал, если Господу угодно, ваша поездка состоится. Как Он решит. Ты — решил. И вот я здесь.

Впрочем, я уже был здесь. 45 лет тому назад, когда узнал из Евангелия о чуде умножения хлебов на поляне, поросшей густой травой. И представил себе тогда многолюдное сборище и это место в реальных подробностях. Помнится, оно было не таким, возле которого я сейчас блуждаю.

Тьма египетская, все же нет, не египетская, а — подмосковная, с тусклым фонарем на дне оврага... Но вот показались две женщины, две монашенки. И выяснилось, что это францисканский монастырь, а не бенедиктинский, который мне нужен; тот по соседству. Иеремия на мои позывные по-прежнему не отвечает, но наконец кто-то откликнулся. Привратник, молодой симпатичный парень, впустил меня и показал на трапезную, ярко освещенную и полную народа. Иеремия сначала не понял, кто пришел, а, услышав мое приветствие, всплеснул руками.

Вечерняя трапеза у них проходит в полном молчании, звучит только музыка... За столами кроме священников много молодых людей, волонтеров, как выяснилось позже. Один из них и открыл мне ворота. Телефоны с собой в трапезную не берут. Потому мои звонки к Иеремии оставались безответными. Я не разобрал блюда, которое на столе. Думал, овощи — сейчас рождественский пост, но овощи густо заправлены мясом. Ну, что ж. В чужой монастырь со своим уставом не суйся.

У самого домика, где мне предстоит жить, высокие кусты олеандра, усыпанные цветами. Светится окошко. «She is your neighbor», — это ваша соседка — знакомит меня настоятель с женщиной, чье окошко освещает цветы. Вторая половина домика — моя. Слышно, как рядом дышит вода. Озеро дышит.

Утром я увидел его. Метрах в пятидесяти посверкивало сквозь густые плавни. Уже поднялось солнце. Далеко-далеко в сонном мареве чапает пароходик, оттуда слышны голоса и протяжная песня. Это первая ласточка с туристами из Тверии — города, спускающегося к озеру по склону горы. Город построил в 17-м году новой эры Ирод Антипа в честь императора Тиберия. Он и имел название Тиберия. И озеро Кенерет римляне переименовали в Тивериадское. После разрушения римлянами Иерусалима в 70-м году многие евреи переселились в Галилею, и Тиберия на долгие годы стала центром еврейской жизни.

В декабре туристов не много. Два-три пароходика в день покружат вдали, не нарушая еврейской или арабской мелодией девственного покоя. Не нарушают покоя и вертолеты, ведущие за Галанами подробный дозор. Вечером пророкочут в библейском небе, оглядят сверху опасную сирийскую границу и растают, удаляясь в северном направлении. Каждый день, в определенный час.

Соседи мои за столом — немцы, супружеская пожилая пара. Оба профессоры математики. Преподаватели в дрезденском ВУЗе. Но уже на пенсии и поэтому большую часть года живут здесь, трудятся волонтерами. «Что же вы делаете»? — спросил я. «Да все, что попросят», — ответила Барбара. И правда, частенько по утрам Люций, ее муж, убирает стоянку машин, подметает, сгребая мусор в большие контейнеры. Барбара помогает на кухне, в прачечной, гладит белье. Или продает сувениры в магазинчике при храме.

Я тоже должен буду часть дня отдавать физической работе. Пока еще неизвестно какой. «Пока отдыхайте, — успокоил меня отец Иеремия, — приходите в себя, в понедельник я скажу вам, что делать». В понедельник отец Иеремия выдал мне инструмент: грабли, лопату, кайло, тачку. «Тачка» — немцы почему-то произносят это слово по-русски. Не потому ли, что их отцы, горбившиеся в русском плену на послевоенных стройках, крепко запомнили это пыточное орудие производства, прикипавшее к рукам? И память о нем унесли на родину именно в русском произношении. В любом другом оно теряет изначальный, отягченный гулаговским опытом смысл.

Перед моим домиком большая площадка, метров сто квадратных, когда-то засыпанная гравием, а теперь, сквозь гравий, поросшая травой. Слева ее замыкает огромный разлапистый кактус, справа — кряжистый эвкалиптовый пень. Я насчитал на пне более сотни колец. В его недрах живет семейство ящериц, а может быть, и не одно. Они, выныривая из расселин, греются на солнышке, пока я не начинаю свою разрушительную работу. Мне предстоит заменить старый гравий на новый. Где кайлом, где ломиком, подгребая совковой лопатой, к концу своего пребывания в монастыре я наконец выбрал плотно слежавшиеся пласты. И тогда увидел, почему они поросли травой. Под гравием была положена пленка. Но по слегка покатому склону ее ряды постелены были внахлест навстречу водному потоку. Вода под гравием не скатывалась по ним, а просачивалась под пленку, питала почву и взращивала остроклювые стебли травы.

Первые дни я не отходил от озера. Сидел, завороженный его тихостью, у самой воды. Ученые считают, что вода обладает памятью. Если да, то, наверное, помнит многое из того, что происходило на этих берегах, когда посещал их Иисус. А гнейсы, громоздящиеся глыбы, которых Он не мог не заметить… Где-то в их каменной глубине теплится Его взгляд.

Вероника и Мириам, моя соседка, пригласили меня на прогулку: подняться на гору Блаженств. Храм на вершине виден издалека, шедевр современного зодчества. К нему мы и направили свои стопы, обутые в крепкие бутсы, пара которых была выдана и мне. Кроме храма там, на горе возведены роскошные палаццо — отель, дворцы... Церковь — символический восьмигранник (число заповедей блаженств — восемь), алтарь помещен в середине храма. Молящиеся сидят на скамьях вокруг алтаря.

Галилейские холмы покрыты садами. Огромные валуны сдвинуты в кучи и освободившееся пространство занято деревьями — манго, апельсины, лимоны, банановые леса, укрытые сеткой.

Там и тут стоят насосные агрегаты, перекачивающие воду по трубам, по бесчисленным капиллярам, подведенным к каждому дереву. Вода подается из озера. Его озера.

Генисаретская вода питает Израиль более чем на одной трети всей площади. Она поступает не только в городские квартиры, водоносные трубки подведены к корням деревьев. Каждое деревце напоено, ухожено, молодые стволы забраны в пластиковые стаканы, свежие спилы обмотаны фольгой. Забота о человеке начинается с заботы о дереве. И не только фруктовом.

Ежедневная утренняя литургия для меня, мирянина, неподъемное излишество. Вставать в 5 часов... С благословения отца Иеремии я оставил для себя ежедневную вечернюю службу и воскресную литургию. Обязательного для всех правила здесь не существует. Храмовая молитва для мирянина не принудительный долг, а подарок.

В воскресенье вечером, после ужина в гостиной, она же библиотека, собираются священники и гости. Выпить по бокалу вина. Поделиться новостями, почерпнутыми из Интернета. Распечатали коробку шоколадных конфет, которую я привез из Москвы. На многочисленных полках ни одного русского автора. Кажется, что путного, тем более в богопознании, может принести русский язык? А ведь может на самом деле. Наши русские религиозные философы, вышвырнутые большевиками из России, — Булгаков, Бердяев, Федотов, — моим немцам, бенедиктинским священникам, не знакомы.

Мириам, уезжая, подарила мне будильник. «Мне уже не понадобится. Завтра я буду дома, в Дюльсенфорсе. Лишний вес. Лучше вместо будильника еще один лимон положу в рюкзак». Лимонные и цитрусовые деревья растут у дороги к нашему домику. Земля усыпана апельсинами и лимонами. Собирают их один раз в неделю, и многие плоды подгнивают, лежа на рыхлой земле. Грех не подобрать спелый плод.

Она врач, месячный отпуск провела в Израиле, путешествуя в одиночку. Неделю жила в протестантской общине евангелистов, еще где-то, теперь у бенедиктинцев. Сама она баптистка. Здесь, у католиков, не пропускала ни утренней, ни вечерней службы. Причащалась, разумеется. Как и Барбара. Барбара и ее муж тоже протестанты. Барбара активно участвует в службе, в воскресенье читает на аналое Евангелие. Люций бывает в храме редко. Чаще я его вижу с метлой на автостоянке.

Отрадно сознавать, что католики допускают иноверцев к причастию, к молитвенному общению. В наших палестинах за это сурово наказывают. Как это случилось с иконописцем Зеноном, разрешившим католикам отслужить мессу в своем храме и причастившемся на этой мессе. Зенона, «опоганившего» православный храм иноверцами, епископ Евсевий запретил в священнослужении.

Город Тверия, облепивший склон горы, ночью, весь в огнях, похож на огромный лайнер, вот-вот готовый плыть по воде. И снова под вечер над Галанскими высотами кружат вертолеты...

Галаны угрюмые — бурый массив

с отливом сверкающей меди.

Тяжёлые головы положив

на лапы, лежат, как медведи.

За ними, за всем, что таится от глаз,

За каверзой дикой природы,

В Библейском безоблачном небе кружась,

Приглядывают вертолёты.

Природу прицельная зоркость спасёт.

И так уж без меры изранен,

Оттуда, с хребтины Галанских высот,

Простреливается весь Израиль.

Чем выше внимательный взгляд, тем мудрей

Решаются все передряги.

В сиреневых сумерках стали темней

Медвежьи ложбины, овраги.

Храм в Табгхе осаждают туристы. Много русских групп. Перед самим храмом небольшой бассейн с рыбами, наполняемый водой из семи источников, они не иссякают с библейских времен. Рыбы тех же пород, что попадались в сети апостолам: красноперые, толстолобые — эти называются рыбой Петра. На дне бассейна много монет. Отец Иеремия прикрепил табличку на английском языке: «Кормить рыб и бросать монеты не разрешается». Но монет не стало меньше. Иеремия понял, что бросают люди, не умеющие читать по-английски, то есть русские. Тогда он повесил табличку на русском языке: «Хлеб и деньги не броса» — «Здесь пропущены две буквы, — сказал я ему, — русские могут не понять смысла» — «Допишите», — попросил меня священник. «Вы понимаете, зачем они бросают деньги?» — спросил я его. «Нет» — «Чтобы вернуться сюда снова. Такая примета» — «Это очень вредно для рыб. От хлеба и монет они заболевают».

Нынешний храм Приумножения хлебов построен в прошлом веке на древнем фундаменте византийской церкви, разрушенной землетрясением в VI столетии. В алтаре на полу горбится камень, на котором якобы Христос разложил хлеб и рыбы, насытившие четыре тысячи человек. Рядом византийская мозаика, подтверждающая это чудо. Перед алтарной частью помещены две православные иконы Богородицы и Иисуса.

Впервые войдя в храм на утреннюю литургию, я увидел, что и священники, и миряне, которых было немного, находятся в алтаре. Я не решился присоединиться к ним. Но отец Иеремия настойчиво пригласил меня. Я занял место рядом с Вероникой. Позже, на каждой службе она показывала мне евангельские и апостольские чтения, которые я открывал в своей русской Библии. Не зная, увы, немецкого языка, я таким образом участвовал в вечерних службах, а католическая литургия во многом сходна с православной и узнаваема.

Раз в неделю приезжает инженер проверять систему подачи воды. Домик, в котором я живу, попросту говоря, является водокачкой. Рядом с моей комнатой бойлерная. Мудреные машины, похожие на ЭВМ старого образца: счетчики, кнопки, разноцветные рычажки. Система иногда пошумливает за стеной, но — терпимо.

Молодой, в белоснежной рубашке араб приветливо поздоровался: «Hello!» — «Howareyou?» — спросил я его. «Well. Andyou?» — «Где вы живете?» — «В Тверии, рядом с отелем» — « А вы откуда?» — «Из России» — «Россия... Где это?» — «Знаете город Москву?» — «Да» — «Она столица России» — «O'key!» — ответил он. «Вы еврей?» — «Нет, я христианин» — «А какая ваша национальность?» — «Национальность? А что это? А, нет, я араб... Я христианин», — сказал он и перекрестился.

Часа два машина будет работать на полную мощность, разговора не получится, я ушел на берег озера, где облюбовал бухточку. Спугнул стаю чирков и крячек. Стремительный чирок вскрикнул, пролетая. Увидел свое место занятым.

* * *

В трапезной подобие шведского стола, чуть, может, поскромнее. Молодые священники, монахи всегда улыбчивы, судя по смачному хохоту за столом, удачно шутят. За обедом шумно, если не сказать весело. А вот за ужином слышна классическая музыка — Бах, Гендель, Шопен. И ни слова, пока не прозвучат колокольчик и благодарственная молитва.

* * *

Капернаум. Руины города, который называют городом Иисуса. Синагога, на месте старой, где проповедовал Иисус, занимает чуть ли не треть города. И вокруг лачуги — стены и фундаменты, — дающие представление о величине жилища горожан. Можно бы их сравнить с ласточкиными гнездами, что лепились к стенам синагоги и вокруг нее. В каком-то из этих крохотных гнездышек жил Петр с женой и тещей, и там останавливался Иисус. Едва ли не такую же площадь занимает протестантская церковь. Она похожа на гигантскую летающую тарелку, опустившуюся на бывший город, не нарушив его останков. Бетонные опоры чуть возносят над землей эту прозрачную конструкцию, детище иных миров. Хотя опуститься она могла бы не в самом городе, а неподалеку, как, например, православный храм — за пределами Капернаума. В ее настырном присутствии чувствуется дух агрессивного протестантизма.

Сегодня воскресенье, мало туристов, в тени переплетенных веток платана дремлет сторож. Я спустился по скользким камням к самой воде. Отсюда, на глубину, ныряли, наверное, капернаумские мальчишки. Купался ли в озере Иисус? Умел ли Он плавать? В Назарете, где Он рос, не было большой воды...

И тут меня застал телефонный звонок из израильской тюрьмы, от Алексея Г. Много лет я переписываюсь с ним. Бывший россиянин, он осужден за участие в убийстве. Он был лишь свидетелем, пассивным участником, но вину взял на себя, зная, что, если назовет настоящих убийц, то жить ему останется недолго. Подробностей преступления я не знал, никогда не спрашивал, а он не считал нужным в них посвящать. А тут вдруг прорвало, вывалил весь ужас случившегося с ним двадцать три года тому назад. Он не знал, что я слушаю его в Капернауме. Это было подобие исповеди, безудержного сбивчивого потока слов, длившегося не менее часа. Какая-то неотвратимая, неизъяснимая сила выталкивала их. Как будто я слушал его не один. Незыблемая голубизна воды и неба, отраженного в ней, мягкое теплое декабрьское солнце... и безумие падшего мира. Господи, приди на помощь этому несчастному человеку...

Подъехал белый автобус, набитый, будто семечками, черными туристами. Высыпали на площадь, резвятся, как дети, облепили статую апостола Петра, фотографируются. Кто держится за его жезл, кто за руку, кто прижался сбоку. Улыбаются до ушей, счастливые. Висит на апостоле Петре африканский материк.

Дорога по-над озером в Капернаум — это древняя римская дорога. Разделенная сегодня на пешую и автомобильную. По ней и ходил Христос, проводивший немалое время в Галилее. Пешеходная выложена белым камнем. Через каждый километр столбик с автопоилкой. Сейчас зима, не так знойно, водичка не подается. А в другое время, стоит наклониться к раковине, тотчас же забьет фонтанчик. Неподалеку от города каменный знак, указывающий, что здесь была таможенная застава, где мытарь Матфей собирал пошлину. Чуть дальше — так называемый «камень кровоточивой», место, где Христос исцелил женщину, прикоснувшуюся к нему. Эти и другие памятные знаки сохранились благодаря испанской паломнице Эгерии, побывавшей здесь в конце четвертого века и оставившей свои заметки. Иудеи, христиане Капернаума передавали из поколения в поколение все подробности пребывания здесь Иисуса Христа.

Над дорогой, метрах в двадцати, пещера Эремос, в которой, по преданию, оставался на ночь Христос, когда всходил на гору молиться. С этой горы Он возвестил заповеди Блаженства. Пещера чистая, только очень много стеариновых следов от свечек. Каждый камушек побывал подсвечником. Деревянная скамья отшлифована седалищами, но надписи все же кое-где на ней вырезаны. Из пещеры на простор тянется деревце — худенькое и упрямое. Ему тоже хочется видеть изумрудное озеро, горы, безоблачное небо.

К монастырю я подходил уже затемно. Меня догнал молодой человек и, узнав, что я живу там, спросил, нельзя ли переночевать в монастыре? Случай примечательный. Юноша испанец, лет восемнадцати, путешествует по Израилю. Уверенный, что на улице ночевать ему не придется, он не озаботился ночлегом заранее. И задает вопрос случайному попутчику. До города далеко, да он и не останавливается в гостиницах, дорого, кто-то всегда пускает его на ночлег. Пустили и в монастырь.

В свободном мире человек чувствует себя свободно. И привыкает к этому с молодости. Внучки Барбары, окончив школу, разъехались по миру: одна в Парагвай, другая в Аргентину. Живут в семьях, помогая по хозяйству — в саду, в доме. Или мальчики и девочки, волонтерствующие в монастыре. После школы они не пошли учиться дальше, не уверенные в своем призвании. Они рассудили, что, может быть, Церковь поможет им найти себя, свое место в жизни. Общество выделяет им, окончившим школу, стипендию на год проживания в любой стране. И они добираются туда без пап и без мам. За год, живя среди людей и трудясь для людей, можно почувствовать свое призвание. И дело не в том, что они владеют английским, понятным в любой точке мира. Они внутренне раскрепощены. Человек моего происхождения и моего возраста в моей стране озабочен на каждом шагу. Поспешая на вокзал к электричке, думает, не изменилось ли расписание, покупая лекарство в аптеке, не уверен, что оно не поддельное. И скорее всего, человек моего возраста деньги в сберкассе хранить не будет, если, конечно, они у него есть. Внешняя стабильная обстановка способствует молодым людям адаптироваться в мире. Ну, а израильская молодежь, которая с рождения взята под прицел террористов? Она мне показалась такой же деятельной и общительной, как мои волонтеры в монастыре.

На закате, когда солнце только-только касается гор, на дерево перед моим домом прилетают две горлицы. Не боясь моего присутствия, тихо, без птичьей суеты, по-домашнему устраиваются на ветке.

Непуганых уток стада...

Копошатся, ныряют, взлетают...

Летите, летите, пернатые стаи сюда.

Здесь в вас не стреляют.

И рыбу не глушат, и зверя не душат капканом.

Свидетелю нравов иных,

такое мне кажется странным.

На камушек цапля,

ног не замочив опустилась.

Какая достойная неприступность,

Скажите на милость...

В неё на предмет шашлыка

и по страсти загула

Поддатый полковник

Из плавней не высунет дула.

О чём бы я здесь ни завёл разговор с первым встречным,

края свои вспомню, которые сравнивать не с чем.

Мы словно калеки, бывая в ухоженных странах,

твердим об одном, о родном — о скорбях и о ранах.

О травмах врождённых, запущенных безнадёжно.

Однако в гостях неприлично скулить. Сколько можно!

Под вечер на тёплых камнях расселись койоты.

Уставились все на закат, прочь отринув дневные заботы.

Позднее, после утренней службы, утро. Пустынный берег. Камушки у воды уже прогреты солнцем. Шушукаются волны, переговариваются меж собою. Мягкая вода холодновата, как у нас в августе. Броситься кролем в ее объятья. При взмахе правой руки, поворачивая голову влево, невольно закрываешь глаза от слепящего солнца. На протяжении всей жизни вот так, загребая кролем, я встречался с ним по утрам; в Куйвижи, на Валдае, в Тамани, в Семхозе, в Эгейском море, в Адриатическом — везде, где оно вставало слева над водною гладью. Быть может, и в будущую жизнь я войду, рассекая земные пределы, и Солнце, но уже другое, не ослепительное Солнце, откроет мои глаза...

А еще раньше, на рассвете, вдруг голоса, шум машины, стук сгружаемых ящиков. Это приехали рабочие собирать оливы. Способ, каким древние греки времен Гомера собирали урожай, практикуется и сегодня. Под деревом расстилают две большие плотные пленки по окружности всей кроны и начинают стегать длинной палкой по веткам оливы. Ягоды сыплются градом вместе с листьями и мелкими веточками. Затем пленки подтягивают к следующей маслине и так же хлещут по ней палками. Обтрусив нижние ветки, верхние обивают с высокой лестницы. Нагруженные пленки подтягивают к пластиковым ящикам, быстро-быстро выбирают лиственный мусор и ссыпают в них ягоды.

Сбор урожая в этом году запоздал. Много ягод уже нападало под деревьями. Я спросил пожилого араба, будете ли их собирать? Он ответил одним словом: little. Непонятно, то ли мало нападало на землю, то ли немножко будем собирать.

Фермер Абдулла, хозяин садов, сетует на рабочих: обещали давно приехать, а явились только что. Сейчас они нарасхват, диктуют свои условия.

* * *

За трапезой никто не встает из-за стола, ждут последнего. Сегодня заезжая паломница после вечерней молитвы приглашена на ужин. Она, не зная обычая, не спешила с выбором блюда, ела не торопясь, основательно, как делают немцы все, что делают. Все давно отужинали, ждут ее при всеобщем молчании. Минут пятнадцать, а то и более. Только она закончила, священник зазвонил в колокольчик, и все встали, громко двигая стульями, на благодарственную молитву.

Время Адвента, Рождественского поста, сопровождается затейливыми придумками. После благодарственной молитвы читалась вслух смешная история из похождений святого Николая. А потом раздавались подарки, мешочки с конфетами, которыми увешано корявое деревце вроде нашей елки, стоящее в углу комнаты. Грядущий в мир Христос уже до рождения одаривает гостинцами всех, кто ждет Его. Каждый придумывает какой-нибудь сюрприз. В следующий раз юноша-волонтер прочитал свое стихотворение на евангельскую тему. Девушка вырезала лобзиком звезды и, разноцветные, разложила по столам для каждого. Вероника рассказывала о земном пути Богородицы. А потом пели Рождественскую песнь Марии — гимн, который знает, наверное, вся Германия. «Не вся», — сокрушенно призналась Барбара. И правда, двое немцев, рабочих из Дюссельдорфа, не пели.

В какой-то день дошла очередь и до меня. «Хочим слюшать русскую песнь», — глядя в словарь, обратилась ко мне Вероника. Я понял, что они имеют в виду какую-нибудь праздничную молитву, и пропел Рождественский тропарь «Рождество Твое, Христе Боже наш, воссияй мирови свет разума!..» Объяснил, что это главная «песня» праздника. Прочел несколько своих стихотворений, посвященных Рождеству. Как мог, объяснил содержание.

«Что у Господа один миг,

То у нас две тысячи лет.

К восхищённой земле приник

отдалённый нездешний свет.

Долы девственные осенил...

Потому и родился Сын

Света — семя звёздных высот,

Чтобы в нас завязался плод.

Не оставит всхода зерно,

Если не распадётся в прах.

Потому и упало оно

в бездны горя, в бесплодный страх.

Миг тот, тысячелетия для,

Нам себя дано превозмочь.

Понесёт или нет Земля,

Как её пречистая дочь?..

Нет, ещё не взошёл посев.

Побивает то град, то навет.

Что у Господа девять месяцев,

То у нас девять тысяч лет.

В воскресенье никто не работает, даже Люций, профессор математики, исполняющий в монастыре должность дворника. Исполняет добросовестно, как узбек Паша в моем московском дворе. На автостоянке возле монастыря ни бумажки, ни фантика. По воскресеньям на своей машине они с Барбарой и Вероникой путешествуют по Израилю. На сей раз пригласили меня. Предстоит восхождение на плато, откуда видна чуть ли не вся Галилея. Неподалеку от Магдалы (родина Марии Магдалины) свернули к арабскому поселку Хамам, здесь оставили машину.

Гора устрашающего вида, но по высоте не более полутора километров. У самого верха отвесная стена, в которой тысячелетия назад аборигены выдолбили жилища. На такой высоте и неприступности жить безопасней, чем в долинах. Как они, бедные, туда забирались? Что люди! По каменистым крутым склонам пасется скот — коровы, телята. Уверенно ступают меж крупных и мелких камней. На самых подступах, у отвесной стены, в которую вмурованы скобы, толпятся школьники. Не первую группу школьников я вижу в этих краях. Их возят по историческим местам, чтобы хорошо знали свою страну. Мы подождали, пока они, как муравьи, вытянутые в цепочку, не скроются из виду, и двинулись следом. Впереди, неуверенно цепляясь за скобы, поднимается Вероника, крупная женщина. Далеко нам придется падать, если соскользнет, смахнув и меня, как былинку.

Но вот и плато. Густая трава, стадо черных коз: свирепые морды, огромные уши. Древняя порода козлищ, упомянутых Иисусом в притче об овцах и козлах. Внизу с высокой мечети заголосил муэдзин. Его голос, удесятеренный динамиком, увы, не ласкает слух. И здесь, на плато, тоже есть озеро — искусственное, полное дождевой воды. Далеко видны разбросанные по холмам Кана, Магдала, Назарет...

Отец Иеремия вечером встретил меня словами: «В Москве трудный день, уличные стычки». В комнате Барбары есть телевизор. Последние известия показали многотысячный митинг на проспекте Сахарова. Москва поднялась, нагло обманутая выборами в парламент. Москва поднялась... Поднялась ли?

* * *

Перед храмом во дворике лежат огромные каменные чаши — бывшие давильни для отжимания оливкового масла. Однажды утром я увидел, что они уставлены свечками. Группа паломников внимает довольно странному полуреву-полурыку. Perhaps Greek orthodoxy — пояснила Вероника. Так и есть, наш брат православный. В храм они войти не смеют, молитвенное общение с католиками запрещено, поэтому молебствие проводят рядом. Священник быкообразной (отсюда и голос) наружности, сзади на голове косичка, впереди борода лопатой. Помолившись, достали съестное: бутерброды, пирожные. Священник с большим пирожным отошел в кустики и там, вкушая вкусих, тщательно отряхнул бороду. Трудно уберечься от сравнения внешнего вида православных батюшек и бенедиктинцев — худых, подтянутых, опрятных.

В сувенирном магазине работает женщина-гречанка. Сегодня за столом мы сидели рядом, и я заметил, что крестное знамение она кладет по-православному — справа налево. «Вы православная?» — спросил я ее. «Да», — ответила женщина. «А в какую церковь ходите? Бываете у бенедиктинцев?» — «Разумеется. Я же христианка. Бываю по праздникам и в нашей, которая за Капернаумом. Но она далеко. Я живу в Магдале, машины нет, езжу сюда на велосипеде» — «А духовник ваш знает, что вы причащаетесь у католиков?» Женщина не поняла моего вопроса.

Удивительно: ни одного печального лица. Семейная атмосфера. Хотя мимолетных гостей бывает больше, чем своих. А свои — четыре священника, молодые люди-волонтеры, Барбара, Луций, Вероника и я, затесавшийся в их семью.

* * *

Каждое утро — благотворное общение с тачкой. Часа три отколупываю киркой и лопатой плотный слой гравия. Сваливаю недалеко, под обрыв. Гора старого гравия растет. Я стараюсь разбросать пошире, чтобы зимой ее хорошенько промыли дожди. Послужит еще этот гравий в монастырском хозяйстве.

Работа моя довольно пыльная, после нее надобно хорошенько отмыться. Что может быть чище воды Генисарета! Вхожу в нее, в озеро, как в крещальную купель. Из кустов шумно поднялась цапля. Важная, неторопливо машет крыльями. Грудь выставлена, как у ладьи. Не летит, а плывет.

По-над озером на территории монастыря — несколько молельных площадок. Солнце затеняют бамбуковые циновки, рядами лежат тесаные бревна в виде лавок, посреди площадки — крест. И стесанная под столешницу каменная глыба, на которой священник, служащий литургию, совершает освещение Даров.

Одну такую площадку облюбовали койоты. Большие бесхвостые крысы. Вечером семья этих животных располагается на теплых бревнах. Сидят, почесываются, глядя на закат. На бревнах, на крыше я замечал их не однажды, а на каменном престоле — ни разу.

* * *

Третья неделя Адвента. Воскресная литургия. Храм освещают белые толстые свечи. Зажжены перед иконой Спасителя и Божьей матери. Пылает свечами и паникадило. Витражное окно, как на картине Вермеера, переливается малиновыми и голубыми цветами. Вся служба, насквозь вся, поется. Краски на витражах ликуют, вторят молитвенным песнопениям. Вдруг у открытого окошка появилось облачко. Покружилось, переместилось к другому, снова к открытому и в нем исчезло. Что это было? Дыхание ангельского пения?

После вчерашнего сочного дождя свежо, как в луговой пойме. Птицы, умытые наконец, щебечут на разные голоса. Кусты олеандра обсыпаны бусинами дождя. Солнышко то пробьется сквозь тучи, то снова спрячется за ними. Я успел за сегодня подчистить свой объект, вывез тачек десять последних. Завтра под кактусом (иногда ему, разлапистому, говорю: кактус, не толкайся!) большие камни, что лежали по периметру площадки, соберу в кучу. И можно будет стелить новую пленку. И засыпать новым гравием.

Забегая вперед, скажу, что зимой следующего года монахи прислали мне фотографии площадки, которую я обработал. Сияет белым, как рафинад, гравием и — ни одной травинки, ни одной щепотки зелени сквозь него не пробилось. Я возликовал, увидев плоды своей работы как дань благодарности за братское гостеприимство.

Заглянул отец Иеремия посмотреть, как идут дела. «Я к вам на минутку». Весь в заботах. Монастырь расстраивается: возводится еще один храм, помещения для паломников, конференц-зал. В движениях быстрый, в словах экономный. Улыбчивое светлое лицо иногда вдруг омрачается. Чистый по-детски взгляд и не по-детски проницательный.

В субботу и в воскресенье в трапезной самообслуживание. Повар Абрахам и его помощница в эти дни не работают. Заранее приготовленная еда достается из холодильника, а посуду моем сами. На кухне тесновато. Один драит посуду щеткой в железном баке, другой ополаскивает, девушки с полотенцами трут до блеска тарелки, блюдца, чашки. Их тут же подхватывают и расставляют на полки. Священники тоже участвуют в очистительной кампании. Подпоясавшись и надев фартуки на сутану.

Косточки, остатки мяса я хотел отнести собаке. Нет, сказала Барбара, мясо перченое, собаке вредно.

* * *

Долгая, на целый день, поездка в национальный заповедник, что расположен под Хайфой. Километров 300 туда и обратно. Немцы, мои новые родственники во Христе, любители лазить по горам и снимать на камеру красивые пейзажи. Я думал, эта экскурсия связана с христианскими достопримечательностями. Нет, просто очередной выезд на пленэр. Хотя, конечно же, образцовый заповедник стоит особого внимания.

Сохранилась пещера, огромная, как концертный зал, где жили первобытные люди в доисторические времена. Черные своды и стены прокопчены, наверное, дымом их очага. Здесь установлен большой экран и демонстрируется фильм о том, как они охотились, разводили огонь, варили пищу, рождались и умирали. Эффект присутствия среди аборигенов обеспечен пультовым управлением.

Тропа из пещеры ведет в горы. Оттуда видны море и пойма, сплошь покрытая сверкающими теплицами. Там на плодородной земле круглый год плодоносят банановые, гранатовые, апельсиновые сады. А рядом с морем — посевные культуры. Не одна Хайфа питается плодами своего идеально выстроенного хозяйства. В нашем продовольственном магазине в Москве на ящике с апельсинами красуется наклейка «Хайфа». Я уж не говорю об израильской моркови, которой завалены московские овощные магазины.

На обратном пути проезжали арабские города. Все горы заселены. Повсюду, похожие на белемнитов, высятся минареты, опровергая пропагандистский миф, будто в Израиле дискриминируют ислам.

В городе Тальяг остановились перекусить. Всюду чисто, многолюдно, открытые магазины, товары вынесены на улицу. У входа в кафе кемарит седовласый араб — в пиджаке и длинной галабее1. Угрелся. Солнышко поджаривает его старые кости.

Цивилизованная жизнь. Продавцы говорят по-английски. А мы, стоя у витрины и заказывая лаваш с овощной начинкой, пользовались подсказками мальчиков-арабчат, которые знают и немецкие слова.

И всюду урны для мусора. Не как на московских улицах, где горожане обходятся без подобных услуг.

Знакомые, нашего северного полушария звезды, неяркие при полной луне. Арктур стоял примерно в этом же месте при ногах Волопаса, когда безмолвными ночами смотрел на него Иисус. Темна была и Тверия. А сейчас кажется, что город, как огромный многоярусный теплоход, вот-вот спустится и сойдет на воду, сверкая своими зажженными палубами. К Тверии приложим и другой образ: город на горе ночью — гора, обсыпанная бриллиантами.

Страшно орут койоты. Не такие уж они безобидные, если так орут.

Молодежь сегодня не ужинала в трапезной. Собралась в парке за шашлыками. Отмечают день рождения Марты, которой из дома пришла рождественская посылка. В нее, кажется, влюблен Матвей, юноша из Берлина. Он тоже недавно кончил школу, куда пойти учиться дальше — не знает. И надеется, что время, проведенное здесь, ему подскажет. Я видел, как он управляется с колесным трактором, груженным обрезанными ветками, осторожно, по кочкам выводя его на дорогу. Всю неделю на берегу он корчевал кусты и рубил ветки. Он один из волонтеров. Заведует инструментом. У него ключи от инструментальной будки.

Катера с туристами курсируют по озеру. И не всегда оттуда доносится мелодическая музыка. Бывает и другая — современная рубиловка.

Счастливая встреча, подобно видению, ознаменовала мое последнее утро в Табгхе. Проснулся я раньше обычного, только-только забрезжил свет в застекленной двери, обращенной к озеру. И там, в клубящейся глубине, возникло темное пятно. Оно медленно двигалось. Я быстро оделся и побежал к озеру. Но выйти на открытый берег не решился, стоял в кустах и вдруг понял, что это — лодка. Уже почти рассвело. В лодке было два человека. Один, стоя, выбирал сеть из воды, второй на веслах медленно греб вдоль берега.

Много раз я представлял эту евангельскую картину в воображении. Ведь точно так это и происходило. Раннее утро. Редеющий туман бежит по воде... Может быть, даже на этом месте и увидел рыбаков Иисус. Ведь оно было для них самым притягательным, самым рыбным.

Прощай, Кинарет! Гора Блаженств, лазоревое небо, тихая радушная Табгха — прощайте.

Отец Матеуш, отец Захария, отец Франциск, отец Иеремия!..

За неделю до Рождества в Назарете объявлено театрализованное шоу, посвященное празднику. В колоссальный собор Благовещения арабы-христиане набились в большом количестве. Кланами, семьями, меж рядов бегают дети. Начало в 19.00. Но, как правило, праздничные представления вовремя не начинаются. Мои друзья, живущие в Назарете, знают местные обычаи; они пришли в храм на час позже и к началу не опоздали. По их мнению, у аборигенов размыто понятие времени. На производстве — план, механизмы, там работа, там не опаздывают. А в остальном — на полчаса, на час, как заведено.

Церковь Благовещения в Назарете. Гигантский храм, на стенах которого выложены мозаики всех стран мира с изображением Богоматери с Младенцем, или без Него, или с архангелом Гавриилом. Под этим циклопическим сооружением, напомнившим мне здание московского университета на Воробьевых горах, сохранились остатки вроде бы того жилья, где обитали Мария с Иосифом и с Младенцем. Несколько каменных ступенек, ведущих в каменный закуток. Меня не впечатляют эти археологические реалии, подлинность которых недоказуема. Тем более, в этой театрализованной обстановке они похожи больше на бутафорию.

Церковь, посвященная Иосифу, значительно меньше. А еще меньше храм над источником, где якобы деве Марии явился архангел благовестник. Здесь ли он явился или в доме, как пишет апостол Лука, конечно, не столь важно. Я помнил это место по акварели Поленова — ничего схожего. В конце ХIХ века, когда запечатлел его художник, оно, наверное, мало изменилось с евангельских времен. На склоне горы — горстка белых хижин, у источника женщина с сосудом на голове. Сейчас здесь арабская часть Назарета. Нижний город. Шумный, суетливый, базарный. Центральные улицы — сплошной рынок: фрукты, тряпки, ботинки, напитки… Все выставлено на тротуары. Механические зазывалы рекламируют товар. Оравы мальчишек задиристо орут, возятся, толкают прохожих.

И второй Назарет — верхний, ему всего-то лет 15-20. Современная архитектура, строгая, без излишеств. Чисто, тихо, огромные, как ангары, супермаркеты, но их не видно и не слышно. Есть и маленькие магазинчики.

Сережа и Света, у которых я остановился на пару дней, живут в четырехкомнатной квартире. Дети выросли, уехали в Америку. Возвращаться не хотят. Младший женат на арабке. Расписались на Кипре (в Израиле межконфессиональные браки не регистрируются), а свадьбу справляли здесь, в Назарете. Гостей было более 800 человек. Со стороны мужа, то есть евреев — 30, остальные арабы. Смешанные браки укрепляют израильское общество. К сожалению, их не много.

Четвертая комната в квартире — комната-бункер, комната безопасности. С 90-х годов начали строить дома с учетом бомбового или сейсмического разрушения. Впрочем, сейсмический фактор учитывался и раньше. А теперь, когда Израиль атакуют со всех сторон, в жилое строительство внесено важное дополнение. В каждом доме имеется один сквозной, сверху донизу, сектор №2. Даже если при прямом попадании дом рушится, комнаты безопасности одна над другой остаются незыблемыми. Они есть в каждой квартире. Личное бомбоубежище. Сережа и Света отсиживались в нем при последнем обстреле Назарета.

Приехали они сюда из Литвы в середине девяностых, уже верующими христианами. Света со школьных лет не сомневалась, что Бог есть, но верующей себя не считала. В 92-м году, слушая радиостанцию «Благовест», узнала, что можно прочитать о Христе в книге Александра Меня. Диктор сказала: кто хочет ее приобрести, вышлите адрес. И вскоре пришли наложенным платежом две книги: «Сын Человеческий» и «Истоки религии». Прочитав их, Света крестилась, а Сережа, они уже были мужем и женой, над ней подшучивал, опасаясь ее религиозного пыла. Но в книги заглянул. Начал читать... И однажды, придя домой с ночной смены, упал на колени перед женой, прося прощения за свое невежество. Они уже подали документы на выезд. И здесь, в протестантской общине он крестился.

Вечером город похож на уютно освещенный парк. Стайка детишек лет 10-14 попалась нам на пути. Город на горе, поэтому дома спускаются ярусами. Мы подходим к детям, они кричат тем, что внизу, на нижней площадке: «Подожди, не бросай, пусть люди пройдут!» И как только люди, то есть мы, прошли, раздается команда: «Теперь бросай!», и снизу вверх летит башмак под дружный визг и хохот.

Сейчас декабрь, в шесть утра начинает светать, и сразу, по мере увеличения света, гаснут один за другим уличные фонари. На остановке автобуса уже толпятся люди. Есть курящие. Есть среди них и те, что бросают окурки под ноги, хотя урна рядом. «Эти наверняка советского происхождения» — поясняет Сережа.

В нижнем городе, рядом с храмом Благовещения, арабы обнаружили некое древнее захоронение и объявили, что найденные кости, выражаясь по-нашему, мощи святого. А по религиозным законам, на месте захоронения святого должна стоять мечеть. Но израильские власти воспротивились захвату пусть даже клочка земли. К тому же рядом с собором другой святыни. Мусульмане намеревались возвести мечеть выше собора. И все же они это место огородили и собираются за забором на молитву.

На центральной улице, где теснятся торговые ряды, молодой человек вышел из кафе и на виду у всех облегчил себя по малой нужде. Шум, толчея, и он прудит у себя под ногами, рискуя задеть прохожих. Точно такую картину я наблюдал и в Иерусалиме, в старом городе, возле мусульманских торговых лавок.

Первый день в Иерусалиме. Мой провожатый — Володя Ф., у которого я остановился. Он литератор, поэт. Оторванность от русской культурной почвы переживает корнями, потому что корни в ней, и перетащить их куда-либо вместе с почтовым адресом невозможно. Замкнут, немногословен, на вопросы отвечает лаконично. По правде сказать, при такой отзывчивости и задавать их неловко...

Улица Скорби, по которой шел Иисус на Голгофу. Базарный восточный шум, не хочется смотреть по сторонам, а только под ноги, на бугристые каменные плиты. Христос ведь под тяжестью креста смотрел на них, на эти самые булыги... У Гроба Господня очередь, русские набожные паломники, точно такие, как в Троице-Сергиевой лавре. «Прасковья, — зовет здоровенный детина, — иди скорей сюда, вот он, гроб... Здесь все намолито...» У входа в пещеру стоит монах и повторяет беспрестанно по-русски и по-английски: «Выходим», «Comeback». И народ выползает, кое-кто задом из почтения к святыне. Я тоже приложился к камню, на котором, может быть, лежало тело Господа, помолился — о своих, близких и дальних, о нашей Церкви, о стране...

В армянском храме нас прихватил священник: «From Russia?» — «Yes». «Помолиться о Russia?» — предложил он нам и, не спрашивая согласия, потащил на место молитвы у железных дверей. Сам храм был закрыт. Пробормотав что-то по-армянски, он потащил нас дальше, приговаривая «пожертвования, пожертвования». Я ускользнул из «пожертвенных» объятий — «thank you, thank you» и — ходу, Володя за мной.

Толпа живописна. Лапсердаки, костюмы с фалдами, шляпы, пейсы — иногда изящно закрученные, как букли у женщин. Белобородые старички — на голове кипа, в руках книжка. С раскрытой книгой многие — дожидаясь автобуса и в самом автобусе.

Вдруг в конце какой-то улочки гремит музыка, и толпа прохожих составляет хоровод, начинается пляска. Искрометная и нескончаемая. Веселые, трезвые, живые люди.

На площади закончился митинг. Народ расходится, сворачивают плакаты, мусорщик убирает площадь, идет с тележкой. На тележке ящик для мусора. Вдруг он в этом ящике обнаруживает мегафон. Кто-то в спешке сунул его по ошибке в ящик. Мусорщик вертит его в руках, нажимает на кнопки, спрашивает у людей: «Чей?» Наконец хозяин находится, господин с плакатом, который берет, походя, мегафон, как будто с полки, где только что оставил. Не благодарит мусорщика, продолжает с кем-то переговариваться, продвигаясь к выходу. За что благодарить? Мусорщик отдал то, что ему не принадлежит.

Автобусы ходят редко, а носятся со скоростью мотоциклистов-рокеров. Огромные двухчастные вагоны несутся пулей среди машин, да и машины не отстают. Говорят, что водители автобусов в основном бывшие летчики. Их, вышедших рано на пенсию, охотно берут на эту работу: в экстремальных обстоятельствах у них хорошая реакция. Ну, а от небесных скоростей они никак не могут отвыкнуть.

В автобусе атмосфера по-домашнему дружеская: взгляды, душевное расположение сближают людей, которые в любую минуту могут быть атакованы террористами. Господин лет восьмидесяти. Огромный чемодан на колесиках, молния расстегнута. Поднявшись в автобус, он прикрутил чемодан веревкой к стойке, воткнул в карман чемодана большой букет цветов, сел к окошку, достал пук газет и принялся за чтение. Пассажиры наблюдают за странным стариком. Он ехал почти до конечной остановки, в автобусе осталось пять пассажиров, все пять бросились помогать ему — отвязали чемодан, спустили на землю, аккуратно передали букет цветов.

В подъезде объявление по-русски: «Дипломированный электрик выполняет все виды работ». Солнечные батареи и сейчас, в декабре нагревают воду, но только к концу дня. За ночь вода остывает. В квартире, где я живу, под утро холодно, как в таежной палатке осенью, когда лежишь в спальнике и не хочется вылезать, ждешь, может, сосед вылезет первым и растопит печку. Но печки в иерусалимских домах не заведены, а электроэнергия дорогая, приходится экономить моему доброму малоимущему хозяину. Володя приехал в Израиль двадцать два года тому назад и, как я уже говорил, в израильском климате не прижился. Оттого негативно настроен ко многому, и прежде всего к государству. Отношение к еврейству чуть ли не антисемитское. Точно такое же у его друга, тоже поэта. Но надо это понимать не в смысле идеологии, а так же, как политически грамотные люди в России настроены к своему среднестатистиче-скому этносу. Нельзя же их назвать русофобами. Отсюда, издалека, кажется, что власть у нас наводит порядок. Не идет ни на какую сделку с террористами, как в Израиле, например, где выпустили недавно из тюрем толпу головорезов, обменяв их на одного человека.

Прощальный разговор за бутылкой вина у нас получился полемический.

Мучительна судьба эмигранта, смертельно сроднившегося с русской культурой.

За эту неделю отдалилась от меня Табгха. Отдалилась и, как ласточка, держится на расстоянии. На храмы, на стены, на камни смотреть больше неинтересно. Макет старого Иерусалима в музее — самое впечатляющее зрелище. Нынешний, настоящий, в моем слабом воображении не совмещается с библейским.

Но вернусь в Табгху, в то место, которое впервые представил себе на Камчатке, в геологической экспедиции, где я работал. Однажды под вечер мы разбили лагерь на широкой поляне, поросшей сочной травой. Почему-то она мне представилась той, евангельской поляной, на которой Христос накормил несколькими хлебами четырехтысячную толпу. Стреноженные лошади, отпущенные на волю, тут же захрупали мерно и звучно. Там, на евангельской поляне, тоже было «много травы», как пишет Иоанн. Представил я себе эту картину очень живо и нисколько не усомнился в совершенном чуде. В тот год, в экспедиции, я впервые открыл Евангелие. Моя будущая жена, провожая меня в аэропорт, принесла старенькую книжицу. Одолжила у кого-то почитать. И я за четыре месяца переписал Евангелие в свою тетрадь почти целиком. Еще потому запомнились мне этот день и эта поляна, что по рации мы услышали о смерти Паустовского, одного из моих любимых писателей в те годы. Странные бывают сближения, заметил однажды Пушкин. Странно, что издалека, из глухого блуждающего бытия я увидел ту поляну на берегу Генисаретского озера именно такой, девственно-несмятой, где мы остановились на ночлег. И теперь они соединились — Табгха и зеленое плато у подножия Толбачека.

________________

1 Широкая длинная, до пят, мужская рубаха.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №7

Москва, Тегеран и ближневосточная «жара»

Всего пары летних месяцев нынешнего года хватило для того, чтобы геополитическая мозаика Ближнего Востока приняла совершенно иной вид. Между вчерашними противниками оформляются закулисные сделки и заключаются негласные договоренности, ведущие к возникновению непривычных политических альянсов. Ближневосточная политическая «жара» оборачивается для Москвы и Тегерана новыми, общими для двух наших стран вызовами.

В словах об общих для России и Ирана ближневосточных вызовах нет никакой натяжки. Политика Вашингтона всегда была антироссийской и антииранской, как бы ни пытались нас убедить в обратном иностранные и отечественные радетели за прозападный (читай − проамериканский) выбор во внешней политике. Завораживающая миролюбивая риторика отброшена, украинский кризис со всем его мерзким пропагандистским обрамлением вроде медиа-пляски на костях погибших пассажиров малазийского «Боинга», устроенной для обоснования необходимости введения санкций против России, «свежеиспеченные» обвинения в адрес Москвы в несоблюдении рейгановско-горбачевского договора по РСМД, разворачивающаяся в лабиринтах американского Конгресса кампания за ужесточение позиций США на переговорах с Ираном – не оставляют иллюзий о «временных разногласиях». Это, как и целый ряд других, обойденных вниманием СМИ процессов, положило начало нового этапа внешней политики Вашингтона и на Ближнем Востоке, и в отношении Москвы и Тегерана.

В этой новой ближневосточной партии Обама и его верный Керри – президентствуют, но не управляют. Серия откровенных внешнеполитических провалов нынешней администрации в сирийском, иракском, палестинском узлах, осложнение отношений с Израилем и Саудовской Аравией, «неподатливость» России в украинском, а Ирана в ядерном вопросах привели к тому, что вашингтонские «ястребы» взяли управление политикой США на Ближнем Востоке в свои руки, оставив президенту и госсекретарю роль декораций и «говорящих голов». Новая американская стратегия сегодня, что называется, «пишется на коленке», в спешке. Ее конечные цели остаются неизменными – сохранить военно-политический и экономический контроль над регионом. Но инструменты для реализации этих целей в Вашингтоне решили обновить, поскольку старые либо никуда не годятся, либо нуждаются в «модернизации».

Руины Ирака и самоокупаемость «Халифата»

Ирак стал ярким примером того, что «великие американские ценности», западная демократия и всевозможные свободы, экспортом которых США занимаются по всему миру, если кому и выгодны, то уж никак не той стране, на которую эти ценности обрушиваются. Американская оккупация и гражданская война, которую пережил Ирак в 2006-2007 годах, привели, помимо прочего, к возникновению своеобразной ближневосточной Нигерии. «Благословение и проклятие» арабов – нефть, стала предметом ожесточенной борьбы сформированных по национальному и конфессиональному признакам кланов, а демократический фасад прикрывал нищету населения, разгул коррупции и политического интриганства самого низкого пошиба.

Команда Нури аль-Малики полностью обанкротилась, став одной из главных причин иракского кризиса. Подковерные интриги, кумовство и взяточничество, попытки Багдада и аль-Малики усидеть на двух стульях, лавируя между Вашингтоном и Тегераном, мало того что поставили страну перед угрозой раскола, так еще и добавили напряженности в и без того старательно разжигаемый Западом конфликт между шиитами и суннитами во всем мусульманском мире. Вооруженные группировки исламистов и «джихадистов» всех мастей, атакующие Ирак и Сирию, создающие угрозы для остальных стран региона, стали кульминацией «политики сдерживания иранской революции и шиитского пробуждения», которую Саудовская Аравия при поддержке США проводила с 80-х годов прошлого столетия. Специальная операция американской и саудовской разведок против шиитского Тегерана и советского присутствия в Афганистане обернулась глобальным террором и экспансией исламистов на постсоветском пространстве.

«Всемирный джихад» стремительно мутировал, на американских и саудовских деньгах возникла террористическая транснациональная корпорация, которая, как показали события в Ираке и Сирии, теперь переходит на «самообеспечение», устанавливая контроль над нефтяными месторождениями. Собственно, до них этим занимались борющиеся за независимость от Багдада курды − танкеры с нефтью из Иракского Курдистана только в нынешнем году разгружались в портах Ашкелона и Хайфы уже как минимум четыре раза: в конце января, в начале февраля и дважды в начале марта. Таким образом Эрбиль расплачивался за поставки оружия, инструкторов и другие столь же деликатные аспекты сотрудничества с Израилем.

Столь ценный курдский опыт использования контрабандной нефти в целях финансирования «политической деятельности» теперь используют джихадисты. Сначала закрепившись на сирийских месторождениях, они обеспечили себя контрабандными продажами нефти по миллиону долларов в день. А после захвата некоторых месторождений в Ираке их доходы возросли еще в три-четыре раза.

При подобных доходах надобность в западных и саудовских спонсорах у джихадистов резко сокращается, а уж о контроле и кураторстве со стороны спецслужб этих стран речь и вовсе не идет. То, что 28 июля в Совбезе ООН наконец-то был принят подготовленный Россией еще год назад документ о недопустимости покупки сырой нефти у террористических организаций Сирии и Ирака, ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусра», свидетельствует об обеспокоенности Вашингтона утратой контроля над «бойцами за Халифат». Задача джихадистов – создание угроз России и Ирану, а уж никак не самостоятельное государственное строительство, поэтому Вашингтон и Эр-Рияд сегодня изыскивают средства восстановление контроля над геополитическими пешками, решившими играть самостоятельную партию. А последствия этих игр − атаки боевиков на Дамаск и Багдад, салафитское подполье в России, Центральной Азии и граничащих с Ираном государствах – предстоит «разгребать» именно Москве, Тегерану и Пекину.

Израильско-саудовский дуэт без грима

Впрочем, согласие США и их союзников в Совете Безопасности с вышеупомянутым документом совсем не означает того, что он будет исполняться. О необходимости принятия такого документа Россия и Иран говорили с первых месяцев начала джихадистской интервенции в Сирию. Запад отказывался наотрез, поскольку, во-первых, речь шла о свержении Башара Асада, о падении Дамаска, за которым должно было последовать резкое ослабление позиций Тегерана и Москвы на Ближнем Востоке. А во-вторых, контрабанда нефти – сущее «золотое дно» для западного бизнеса, который сталкиваясь с возможностями извлечения сверхприбылей, напрочь забывает об этике и идеалах. Цена контрабандной нефти колеблется от 10 до 30 долларов за баррель, снаряженные джихадистами караваны нефтеналивников шли через турецкую границу и находили своих покупателей из числа вполне респектабельных турецких, израильских и западных бизнесменов.

Точно так же как находила своих покупателей нефть, продаваемая правительством Иракского Курдистана в обход Багдада. Официально Вашингтон эту торговлю осуждал, однако никаких мер к американским компаниям, занятым в контрабанде нефти, не применял. В один и тот же день с принятием «нефтяного документа» в СБ ООН Багдад подал иск в окружной суд штата Техас, куда пришел танкер, груженый курдской нефтью. Достаточно показательный пример того, что запреты в отношении нефтяной контрабанды будут соблюдаться США не в пример мягче, чем режим калечащих санкций в отношении Ирана, поскольку за туманом, окутывающим контрабанду сирийской и иракской нефти, сквозь клубок завязанных на этом бизнесе джихадистов, турецких и курдских бизнесменах, представителях компании Saudi Aramco и инвестиционной консалтинговой компании Натаниэля Ротшильда проступают контуры все теснее обнимающих друг друга Эр-Рияда и Тель-Авива.

Два этих «непотопляемых авианосца США» на Ближнем Востоке, судя по всему, решили отбросить излишнюю стыдливость, заставлявшую их скрывать свои более чем тесные контакты последних лет. Сделка между Израилем и Саудовской Аравией, детали и подробности которой всплывут, скорее всего, не скоро, стала свершившимся фактом. Впрочем, так ли уж нужны детали, если достаточно сопоставить вереницу уже известных фактов – от участия саудитов в обеспечении поставок энергоносителей в Израиль, что, кстати, горячо приветствует американский истеблишмент, до готовности монархий Залива финансировать затяжную кампанию Тель-Авива по уничтожению ХАМАСа?

У саудовской династии и израильских элит, интересы которых представляет «неистовый Биби» Нетаньяху, общие враги − ХАМАС и Хезболла, Дамаск и Тегеран. У них общие интересы, главные из которых ограничить влияние Ирана и «поставить на место зарвавшихся джихадистов», для которых врагом теперь является не только Израиль, но и «дом Саудов». Тель-Авив рассчитывает на финансы монархий, поставки энергоносителей и посредничество в переговорах о дополнительных гарантиях лояльности Египта. А Эр-Рияд, в свою очередь, надеется на помощь в борьбе против той же базирующейся в Йемене «Аль-Каеды Аравийского полуострова», поскольку сил самого Королевства и саудовского МВД во главе с принцем Мухаммедом бин Наифом на отражение внутренних и внешних угроз, как выяснилось в ходе развернувшейся в Королевстве «борьбы с экстремизмом», не хватает.

При такой взаимной заинтересованности и взаимной нужности маскировка и грим не нужны ни одной из сторон. Иракский кризис, создание, возникновение, пусть временное, халифата и карательная акция против ХАМАС, обернувшаяся для палестинцев бойней в Газе, − все это своеобразная проверка на прочность, первые результаты израильско-саудовской сделки. Следующим этапом будет атака на российские и иранские позиции на Ближнем Востоке.

********

Россия увязла в украинском кризисе, на который вынуждена расходовать почти весь и без того невеликий внешнеполитический ресурс. Тегеран находится в не менее сложной ситуации, поскольку вынужден действовать сразу на нескольких внешнеполитических «фронтах», оставаясь при этом под действием санкций. Но последние дипломатические прорывы наших стран – на переговорах в Вене по иранскому ядерному досье, в успешном лоббировании российской резолюции по контрабанде нефти − дают основания считать, что ближневосточная политическая «жара» последних месяцев не обернется для Москвы и Тегерана поражением, а лишь укрепит российско-иранское партнерство в отстаивании совместных интересов в регионе.

Редакционная статья Iran.ru

Израиль официально объявил, что принимает предложение США и ООН о трехдневном гуманитарном перемирии в секторе Газа, которое должно начаться с 8.00 (9.00 мск) пятницы.

О согласии обеих сторон сделать "гуманитарную паузу" в конфликте и одновременно начать через правительство Египта переговоры в Каире о долгосрочном урегулировании объявил ночью госсекретарь США Джон Керри.

"В рамках полномочий, предоставленных военно-политическим кабинетом премьер-министру и министру обороны, Израиль принял предложение США и ООН о 72-часовом гуманитарном прекращении огня", — говорится в сообщении, которое распространила канцелярия главы израильского правительства Биньямина Нетаньяху.

Согласие приостановить боевые действия на условиях, которые озвучил Керри, ранее подтвердил высокопоставленный представитель ХАМАС от имени "всех фракций палестинского сопротивления".

Свыше 80 палестинцев пополнили в четверг список жертв бомбардировок сектора Газа, где четвертую неделю продолжается израильская военная операция, сообщили местные медики.

Кампания "Нерушимая скала" сравнялась по числу погибших с операцией "Литой свинец", которая зимой 2008-2009 годов унесла жизни, по разным оценкам, от 1 тысячи 166 до 1 тысячи 444 палестинцев. Она до сих пор считалась самым кровопролитным раундом противостояния израильской армии и группировок сектора Газа за все восемь лет правления исламистского движения ХАМАС.

По подсчетам палестинского Минздрава, опирающегося на сводки из местных больниц, за 23 дня нынешних боев погибли 1 тысяча 440 человек, 8 тысяч 295 получили ранения. В четверг были убиты, скончались от ран и найдены мертвыми при разборе руин 82 жителя анклава. Среди них 11 человек, погибших при бомбежке дома в лагере беженцев Нусейрат. Семья из шести человек была убита в городе Дейр аль-Балах.

Несмотря на бомбардировки и присутствие наземных войск в приграничных районах сектора Газа, палестинские боевики продолжают выпускать ракеты и мины по Израилю. Одна из ракет попала в жилой дом в южном городе Кирьят-Гате, ранив трех человек. Состояние одного оценивается как тяжелое, сообщила служба скорой помощи. Еще по меньшей мере восемь человек, по данным местных СМИ, ранены при минометном обстреле сел на границах сектора Газа.

Военные насчитали за день более 110 пусков из сектора Газа, 95 ракет упали на израильской территории, в том числе шесть разорвались в пределах населенных пунктов. Еще 17 были сбиты батареями ПРО "Железный купол", в том числе по меньшей мере одна над 400-тысячным Тель-Авивом. Назар Альян.

По мнению экономического обозревателя норвежской газеты «Афтенпостен» Олы Сторенгвейена, применяя санкции, Европа не сможет «ранить» российскую экономику, не «задев» при этом свою.

Политический конфликт между Россией и странами Запада повлияет также и на норвежскую экономику, особенно её нефтегазовый сектор. Так, норвежская государственная компания «Статойл» сотрудничает с российским концерном «Роснефть» в рамках шельфовых проектов, и в настоящий момент остаётся неясным, как действовать норвежской компании: следовать ли «зову денег» или же придерживаться общей политической траектории. Таким образом, в случае эскалации политического конфликта между Россией с одной стороны, и ЕС с США – с другой, Норвегия ни при каких обстоятельствах не останется в стороне.

Кроме того, по мнению Сторенгвейена, санкции против России, украинский кризис, конфликт на Ближнем Востоке (в Ираке и между Израилем и Палестиной), экономическая стагнация в азиатском регионе – всё это, несомненно, спровоцирует изменения в мировой экономике в худшую сторону, и неизвестно, как всё это отразится на Норвегии.

По словам журналиста, можно с полной уверенностью заявить уже сейчас, что «норвежская удача», связанная с огромным потоком нефтяных доходов, не вечна и необходимо уже сейчас думать о будущем.

газета «Афтенпостен»

Работа главного правоприменителя США президента Барака Обамы в последнее время становится похожей на "беспрецедентное безумие", которое совершает "главный преступник", считает бывший судья Верховного суда штата Нью-Джерси, старший судебный аналитик американского телеканала Fox News Channel Эндрю П. Наполитано.

Совершенно в различных областях, начиная от гражданских свобод и заканчивая международной политикой, президент противоречит присяге, которую приносил во время вступления в должность, а также наносит ущерб свободе народа США, заявляет аналитик. В частности, в президентской клятве шла речь об уважении интересов американского народа и честности президента в основе применения его власти.

Внешнюю политику президента США аналитик подверг особенной критике, обвинив его в гибели сотни невинных людей и провокации военных конфликтов в нескольких странах.

"Его агенты разжигали революцию в Ливии, которая привела к убийству лидера этой страны, убийству посла США и эвакуации посольства США", — считает аналитик, отмечая, что эти же агенты "разжигали революцию на Украине". Результатом действий США в отношении Украины Наполитано называет "активное сопротивление ополчения, фиктивные выборы и смерть сотни пассажиров упавшего авиалайнера на территории Украины".

"Он направил в Йемен и Пакистан тайных агентов ЦРУ и войска, и он отправлял беспилотные самолеты убивать там невинных людей", — отмечает Наполитано.

По словам аналитика, Госдепартамент США поощряет ХАМАС – "банду безжалостных убийц, имеющей целью уничтожение Израиля", единственного серьезного союзника американцев на Ближнем Востоке.

Еще одним просчетом американского президента Неаполитано считает разрешение "необузданно и неконституционно шпионить за всеми американцами все время", давая команду своим агентам лгать и вводить в заблуждение народ и даже представителей конгресса. Другим характерным преступлением Обамы против своего народа аналитик называет действия Департамента по делам ветеранов, в ходе которых были уничтожены записи об умерших в государственных больницах военных. Также были уничтожены государственные электронные файлы Налоговой службы, подтверждающие, что налоговое законодательство в отношении политических оппонентов Обамы было более жестким, чем в отношении его союзников.

Почти 130 палестинцев в среду погибли в секторе Газа, где уже 23 дня продолжается израильская военная операция, унесшая в общей сложности жизни более 1,3 тысячи человек, сообщил официальный представитель Минздрава Ашраф аль-Кидра.

Самыми кровопролитными эпизодами минувших суток стал обстрел заполненной беженцами школы ООН в северном городе Джебалия и бомбардировка рынка на восточной окраине столичного города Газы во время действия "гуманитарного перемирия". Ответственность за оба инцидента палестинцы возлагают на Израиль, который пока воздерживается от комментариев.

"За сегодняшний день 129 человек погибли, 400 получили ранения. За все время операции число погибших достигло 1359, раненых — 7677", — сказал журналистам аль-Кидра, добавив, что в главной больнице Газы не осталось свободных коек.

Израильская армия потеряла убитыми трех бойцов спецподразделения "Маглан". Они осматривали подземный ход, найденный в доме на юге сектора Газа, когда палестинские боевики привели в действие два взрывных устройства, спрятанных в здании и туннеле. С начала кампании погибли 56 военнослужащих и трое мирных жителей.

После очередного заседания военно-политического кабинета власти Израиля объявили о намерении продолжить операцию в прежнем формате с непродолжительными "гуманитарными паузами" для поддержки гражданского населения сектора Газа. Целью "сухопутной фазы", которая почти две недели назад дополнила дистанционные удары по анклаву, остается поиск и уничтожение в узкой приграничной полосе десятков подземных туннелей, проложенных боевиками для вылазок на территорию Израиля. Назар Альян.

Классические Таиланд и Нью-Йорк уступили место тусовочной Барселоне

Последние данные, собранные метапоисковиком kayak.ru, мировым лидером в сфере онлайн-бронирования путешествий, свидетельствуют о том, что россияне все чаще предпочитают тусовочные европейские туристические направления. А спрос на такие традиционные направления, как Таиланд, падает, несмотря на то, что перелеты туда значительно дешевеют.

Рейтинг 2014 года выявил необычный тренд в предпочтениях российских туристов. Среди лидеров рейтинга оказались такие молодежные направления, как Тель-Авив и Барселона, а традиционные Таиланд, Прага и Мюнхен теряют популярность.

Тель-Авив стал одним из самых востребованных направлений за последние три года, хотя из-за последних событий на Ближнем Востоке, этот тренд, конечно, поменяется. В 2012 году Тель-Авив не входил даже в десятку лидеров рейтинга, в 2013 подскочил сразу до седьмого места, а в 2014 возглавил рейтинг. В определенной степени эта популярность связана с Российско-Израильским соглашением об отмене визового режима. Другим лидером рейтинга стала Барселона, поднявшаяся в этом году до второго места. В первую очередь, эти два города известны как туристические направления, популярные среди европейской молодежи.

Больше всего в этом году потеряли традиционные курортные направления, в первую очередь Таиланд. Полеты в Бангкок были вторыми по популярности в 2012 году, третьими в 2013, но в 2014 откатились сразу на восьмое место. Что касается запросов по отелям, то Пхукет, занимавший в 2012 году пятое место, в 2014 стал лишь четырнадцатым. И это несмотря на то, что стоимость отдыха в Таиланде значительно снизилась. Так, билет до Бангкока и обратно за последние два года стал дешевле на 17%.

Та же тенденция прослеживается с полетами в Нью-Йорк. В 2012 это было третье по популярности направление, а сейчас только седьмое. В рейтинге запросов отелей Нью-Йорк за два года со второго места упал до тринадцатого.

"Мы думаем, что российские туристы стали уставать от привычных направлений, куда они постоянно ездили последние 5-7 лет. Все уже были в Таиланде по крайней мере пару раз, и теперь хотят чего-то нового. Хотя, конечно, из-за последних событий Тель-Авив точно утратит свои позиции", - говорит Андрей Вербицкий, директор по маркетингу Kayak в России.

Рейтинг был составлен на основе запросов российских пользователей портала Kayak с 2011 по май 2014 года на перелеты в 2012, 2013 годах и до конца 2014 года.

Министерство иностранных дел Украины (МИД) снова призвало украинцев воздержаться от поездок в Израиль и Палестинскую Автономию. Об этом сообщает пресс-служба украинского внешнеполитического ведомства.

"В связи с резким обострением ситуации с безопасностью и проведением антитеррористической операции в Секторе Газа, а также многочисленными протестными акциями, которые происходят на всех палестинских территориях, в том числе - в Рамалле, Вифлееме и других городах, МИД в очередной раз настойчиво рекомендует гражданам Украины воздержаться от поездок в Израиль и Палестинскую Автономию, а тем, кто уже находится в указанном регионе - безотлагательно покинуть его территорию", - говорится в сообщении.

Вместе с тем гражданам, которые уже находятся на территории Израиля и Палестины, рекомендуется проявлять повышенную осторожность, соблюдать правила личной безопасности, постоянно отслеживать сообщения о развитии ситуации в стране и выполнять соответствующие инструкции местных компетентных органов.

Напомним, по состоянию на 23 июля Украина эвакуировала 45 украинцев из Сектора Газы.

Небесная тысяча

− Подождем, пока тысячу палестинцев убьют, а потом вмешаемся и прекратим огонь, − сказал «высокопоставленный американский госслужащий из администрации Барака Обамы», по словам израильского государственного Первого телеканала. Сказал ли это президент открытым текстом, или намекнул, но так и произошло. Когда количество убитых палестинцев − мужчин, женщин и детей в Газе стало четырехзначным, США начали говорить о прекращении огня.

Израильская армия не против прекращения боевых действий. Жертвы среди солдат и офицерского состава достаточно серьезные, да и большого смысла в продолжении бойни уже нет. Израильские военные всегда тщательно скрывают данные о своих реальных потерях, чтобы не терять так называемый ореол славной, героической армии. На самом деле израильская армия на сегодня потеряла более ста человек среди солдат, много офицеров и одного генерала, большое количество суперсовременной военной техники. В ходе боев тяжелое ранение в голову получил также командир бригады «Голани» полковник Расан Элиан. С другой стороны, за 20 дней противостояния погибли уже более тысячи палестинцев, большинство из которых составляют мирные жители, женщины и дети. Израиль уже проиграл эту войну, т.к. Хамасу удалось нанести сокрушительный удар по спокойствию и безмятежной жизни израильтян. Впервые в истории Израиля сотни выпущенных ракет со стороны Газы достигли Тель-Авива и других крупнейших городов страны. Что бы ни говорили израильские политики и генералы, очевидно одно: народ Израиля теперь не ощущает себя в безопасности, не верит и в систему «Железный купол», в которую были вложены сотни миллионов долларов. При этом Хамас, как утверждают источники, пока еще не использовал свои более мощные и современные ракеты. А их, надо полагать, более чем достаточно в арсенале Хамаса.

Тем не менее, правые политические активисты и беснующиеся толпы израильтян на улицах Иерусалима и в социальных сетях требуют еще крови, по-прежнему кричат о необходимости «стереть Газу с лица земли», перебить или депортировать ее непослушное население, но власти, и в первую очередь силовики, не верят в возможность «окончательного решения» (как называл это Адольф Гитлер) и считают, что их работа выполнена.

Цели войны

Бойни в Газе стали регулярным повторяющимся событием. Относительно большой была бойня в декабре 2009 − январе 2010, была и в 2012, и это не считая небольших вспышек – бомбежек и артобстрелов. Политику Израиля в секторе Газа можно сравнить с криптиями древних спартанцев – те время от времени устраивали облаву и резню илотов, тамошних палестинцев, чтобы те не подымали нос, слушались и радовались, что остались живы. Главная цель израильских криптий – физическое уничтожение активных лидеров Палестины, чтобы легче было властвовать над остальными. Нынешняя война нужна Тель-Авиву для того, чтобы сорвать примирение Фатха и Хамаса. Девять месяцев палестино-израильские переговоры, которыми дирижировал лично госсекретарь США Джон Керри, закончились ничем, Фатх и Хамас, взяв инициативу в свои руки, начали урегулирование спорных вопросов, и именно этот процесс необходимо было сорвать Израилю. Оставалось лишь найти повод.

На Западном Берегу пропали три молодых поселенца. Их исчезновение по сей день окутано тайной. Они сели в машину с израильскими номерами (у палестинцев номера другого цвета), к говорящему на иврите водителю. Через несколько минут один из молодых людей позвонил в полицию и сказал, что их похитили. Затем прозвучали выстрелы и инфернальный смех, радостные возгласы по-арабски. Это было записано полицейским записывающим устройством, но на протяжении нескольких часов полиция не приступала к поискам и вообще забыла про звонок. Это очень нетипично для израильской полиции. Она, как будто, давала шанс похитителям исчезнуть.

Гибель поселенцев при невыясненных обстоятельствах была использована по максимуму, по всем законам жанра с использованием современных технологий для создания волны всенародной истерии – массовые молебны, непрерывное телевизионное освещение, звонки на радио. В похищении был обвинен конечно же Хамас, хотя никаких подтверждений так и не было представлено. Израильская пехота была введена в палестинские города на Западном Берегу, сотни палестинцев схвачены и брошены в тюрьмы, в основном – активисты и парламентарии Хамаса. После двух недель раскручивания медиа-истерии, тела похищенных были «найдены». Нетаньяху провозгласил, что он отомстит Хамасу, и война разгорелась.

Газа и малазийский «Боинг»

Если первая часть израильской операции против палестинцев – удары с воздуха – была предсказуемой, то ввод наземных войск в Газу всегда воспринимался в Израиле как нежелательный и опасный, как из-за возможной гибели израильских солдат, так и из-за негативной реакции мировой общественности. На этот раз наземная операция началась через считанные минуты после катастрофы малайзийского «Боинга», когда стало понятно, что внимание всего мира и западной печати будет приковано к происходящему в Донбассе. Начавшаяся на Западе, и в первую очередь в Англии кампания по демонизации российского президента и вовсе отвлекла людей от происходящего в Газе.

Израиль использовал крушение лайнера в своих целях, и некоторые обозреватели предполагают, что израильское руководство заранее знало о готовящемся преступлении, акцентируя внимание на деятельности крупного еврейского бизнесмена, теперь уже политического деятеля, губернатора Днепропетровска Игоря (Бени) Коломойского, активного члена самой реакционной еврейской религиозной организации «Хабад». Они отмечают, что «Боинг» вели диспетчеры Днепропетровска, они указали самолету необычный коридор, сместив его к северу, и потребовали от него снизиться на несколько тысяч футов. Впрочем, для агрессии против палестинцев была и другая причина…

Роковые ошибки Хамас

Еще несколько лет назад Иран и Сирия активно помогали этой организации, победившей на демократических всеобщих выборах в палестинской автономии в 2006 году и выражающей чаяния заметной части палестинского общества. Те же бойцы Хезбаллы потратили много усилий, чтобы повысить боевой уровень бойцов Хамаса. Но когда в Сирии разгорелся мятеж, руководство Хамас решило резко поменять ориентиры, приняв покровительство Катара и спонсируемых им братьев-мусульман, пришедших к власти в Египте. Итоги этих решений обернулись трагедией и для Хамас, и для всего палестинского народа. В критический момент вчерашние «новые друзья» от Хамас отвернулись. Катар заметно уменьшил свое участие в палестинской проблематике после недавнего смещения старого султана и воцарения его сына. Братья-мусульмане ограничились устными протестами, впрочем довольно двусмысленными. А представители «исламского халифата», радеющие на словах за «угнетаемых Израилем мусульман», ничего для Газы не сделали. «Они хотят убивать только мусульман», − говорят о них в Палестине. Горькое прозрение с тяжелыми последствиями, поскольку действительно последовательный противник Израиля Хезболла из-за ошибок руководства Хамаса не выступила против агрессора, хотя только лишь части ее военного потенциала было достаточно для провала наземной операции израильтян.

Иранский угол

Откровенно конъюнктурное политиканство руководства Хамас привело и к тому, что Иран, по сути, оказался исключенным из процесса палестино-израильского урегулирования. Как следствие – Тегеран был фактически лишен поля для маневра и в «преддверии» конфликта, и в его начальной стадии. «Хамас хотел бы вернуться к своим шиитским друзьям, но назад пути нет», − предрекали израильские аналитики, а военные рассчитывали, что лишенный иранской поддержки Хамас станет легкой добычей. Просчитались, поскольку Иран оказался выше обид и мелочного сведения счетов. В минувшее воскресенье в Бейруте заместитель главы иранского МИДа Амир Абдоллахиян заявил, что Исламская республика использует все свои ресурсы, чтобы Израиль не победил Хамас. Поддержка палестинцев для Ирана – это не сиюминутная политическая тактика, а продуманная стратегия, которая стоит выше разногласий, вызванных поведением руководства Хамас. О Нетаньяху говорят, что война в Газе для него – утешительный приз за то, что ему не дали ударить по Ирану, на чем сам «неистовый Биби» продолжает настаивать. Подавление Газы может оказаться первой фазой нового наступления на Иран, если Израиль продолжит войной против Хезбаллы, а затем возьмет курс на активное вмешательство в сирийский конфликт.

Ряд обозревателей склоняются к мнению, что одной из причин того, что Вашингтон по сути поддержал израильскую операцию в Газе, является стремление втянуть Тегеран в этот конфликт, чтобы сорвать подписание мирного соглашения по иранской ядерной программе и снятия санкций с него. Это очевидно и для руководства Исламской республики, поэтому, оставаясь последовательным сторонником освобождения Палестины и убежденным противником сионизма, Тегеран не намерен делать за Хамас его работу, взваливая на себя бремя противостояния Израилю и стоящему за его спиной Вашингтону в одиночку.

Заявив о поддержке палестинцев, Амир Абдоллахиян вполне справедливо потребовал от Хамаса мобилизации, отметив, что его руководство не использовало даже и 3% своего потенциала. Палестинцы не смогут сами освободиться от еврейского господства, по крайней мере в ближайшем будущем. Израиль получает немеряные деньги от США, Германии, его военная промышленность считается передовой, его агрессия пользуется мощной медийной и дипломатической поддержкой своих единоверцев в США и Европе, но своим сопротивлением Хамас показывает всему миру, что Палестина жива, и за него никто другой этого не сделает.

Проблема двух фронтов для Москвы

Украинский кризис стал временем тяжелых испытаний и для России, и для российского Президента. Прозападная российская элита, стремящаяся сохранить свои вклады и интересы на Западе, похоже, вполне созрела до отстранения Путина от власти и «возвращения» России в объятия США. Кремлю откровенно сейчас не до палестино-израильского конфликта, не до Ближнего Востока. Кроме того, Израиль достаточно тонко повел себя в украинском конфликте, не только не поддержав волну антироссийских настроений на Западе¸ но в чем-то, например в осуждении неонацистских тенденций нового украинского правительства, солидаризовавшись с Москвой. И обострение отношений с Западом, и сдержанность Тель-Авива в украинском вопросе сейчас вовсю отрабатывается российскими «друзьями Израиля» для прикрытия агрессии против палестинцев и для блокирования действий Москвы по вмешательству в этот конфликт.

Черным пятном российской политики стала поездка сенатора Михаила Маргелова и других его компаньонов в Израиль. «Десант сенаторов» практически поддержали политику бойни палестинцев, восхитились «героизмом Сдерота» (израильского городка, обстреливаемого из Газы). Маргелов – мрачная фигура в русской политике, «черный ворон поражения», заслуживший такое прозвище после поддержки Москвой свержения Каддафи. И хотя при сегодняшнем российском плюрализме нет нужды считать Маргелова и его команду основным выразителем российской политической мысли, но его поведение указывает на то, что пятая колонна в России «прикрывает» Израиль с не меньшим энтузиазмом, чем это делает Вашингтон. Российские СМИ, в том числе и основные федеральные телеканалы, фактически подконтрольные пятой колонне и произраильскому лобби, организовали самую настоящую информационную блокаду массового убийства палестинцев в Газе. Информационная блокада – это часть их успешной «операции прикрытия» Тель-Авива, в которой задействованы, как ни парадоксально выглядит такой альянс, не только «демократы», но и «националисты». И те, и другие поддерживают Израиль и выступают против палестинцев, против Ирана, против Китая, и самое ужасное против России и ее интересов.

*******

Война в Сирии подорвала и без того весьма условное «мусульманское единство». Победа исламистов в Центральном Ираке, курс Иракского Курдистана на независимость, произраильская ориентация Саудовской Аравии и других монархий Залива, Россия и Иран под санкциями – вот тот безрадостный фон, на котором происходит очередная война в Газе. Кровь более чем тысячи палестинцев, целого легиона, − это цена ошибок и политиканства палестинского руководства, израильской агрессии и ее покровительства мировым жандармом Вашингтоном, цена предательства монархий Залива и молчаливого поощрения устроенной израильтянами бойни общественного мнения других стран. И цена эта с каждым днем продолжает возрастать.

Исраэль Шамир,

Специально для Iran.ru

По меньшей мере 20 палестинцев погибли в ночь на среду при обстреле школы ООН в секторе Газа, которая использовалась как пункт приема беженцев, сообщил представитель Минздрав Ашраф Аль-Кидра.

Ответственность за трагедию, произошедшую в городе Джебалии на севере анклава, медики возлагают на израильские войска, которые 22-й день проводят операцию против палестинских боевиков.

"Десятки граждан погибли, получили ранения и сейчас находятся в больнице "Камаль Эдуан" в городе Джебалии после новой сионистской бойни в школе "Абу-Хусейн", где находились десятки беженцев из Джебалии и других районов", — сообщил аль-Кидра. Трагедия в Джебалии — уже второй инцидент такого рода с начала кампании. Неделю назад под обстрел попала школа ООН в Бейт-Хануне, где погибли по меньшей мере 17 человек. Израиль тогда объявил, что огонь с его стороны не мог стать причиной столь многочисленных жертв.

Более 80 школ ООН по всему сектору Газа приняли 200 тысяч беженцев из приграничных районов анклава. "В среднем по 2,4 тысячи человек в школе, свыше 80 — в каждом классе. БАПОР обеспечивает их продовольствием и матрасами, остальные критически значимые потребности удовлетворять не удается", — говорится в сводках Ближневосточного агентства ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ.

Всего за ночь в палестинском анклаве погибли 34 человека. Помимо Джебалии, сообщения о жертвах поступали из столичного города Газы, южного Хан-Юниса, лагеря беженцев аль-Бурейдж, который расположен в центральной части анклава. За время операции, которая началась 7 июня и через десять дней дистанционных бомбардировок перешла в фазу наземных боев, погибли 1262 палестинца, более семи тысяч ранены. С израильской стороны убиты 56 человек, из которых 53 — солдаты и офицеры. Назар Альян.

Шесть украинских авиаперевозчиков получили от Министерства инфраструктуры Украины разрешения на выполнение 26 новых рейсов, из них 23 международных. Об этом сообщает пресс-служба Мининфраструктуры.

Соответствующее решение Комиссии по формированию и реализации государственной политики по эксплуатации воздушных линий было утверждено приказом Министерства инфраструктуры от 25 июля.

Так, согласно решению, лоукост "Визз Эйр Украина" получил разрешение на выполнение рейсов из Киева в Будапешт, которые сейчас выполняет материнская компания Wizz Air Hungary.

Авиакомпания "Днеправиа" получила право на осуществление полетов из Херсона в Москву, из Одессы в Батуми и из Харькова в Варшаву. Также авиакомпания сможет в дополнение к рейсу из Днепропетровска во Львов выполнять полеты из Киева в Херсон и из Днепропетровска в Одессу.

Перевозчик "Ян Эйр" получила разрешение на международные полеты из Одессы в Варну и Бухарест, а также из Киева в Кутаиси.

Авиакомпания "Аэро-чартер" получила право на осуществление грузовых перевозок в международном сообщении - между Киевом и Лихтенштейном.

Дочерняя структура турецкой авиакомпании Atlasjet - "Атласджет Украина", уже имеющая право на эксплуатацию 11 воздушных линий, получила право использования еще 15 линий. Теперь компания сможет выполнять международные регулярные рейсы из Киева, Львова, Одессы, Харькова, Винницы и Херсона в Стамбул, из Одессы и Винницы в Тель-Авив, из Киева в Тбилиси и еще несколько.

"Авиалинии Харькова" на дальнемагистральном самолете Boeing-767 будут выполнять рейсы на линии Киев-Пхукет. Одновременно количество рейсов компании на линии Одесса - Стамбул уменьшено с 7 до 1 рейса в неделю, на линиях Киев - Стамбул и Харьков - Стамбул - с 7 до 3 рейсов в неделю, поскольку с 20 сентября прошлого года "Авиалинии Харькова" так и не начали их выполнения.

Недавние боевые действия в различных странах, ставшие причиной гибели мирных жителей в Палестине и на востоке Украины, демонстрируют недопустимость однополярного мира для многих стран, заявил в недавнем выступлении афганский депутат Мохаммад Алам Изидьяр.

На пленарном заседании первый заместитель спикера верхней палаты парламента (Мешрано Джирги) подчеркнул, что подобная ситуация противоречит в том числе и интересам Афганистана.

Народный избранник высказал недоумение «молчаливой позицией» международного сообщества, в частности, западных государств, относительно гибели мирных жителей в Палестине. Изидьяр связал нежелание многих стран комментировать трагические события с последствиями однополярного мироустройства, передаёт информационное агентство «Бахтар».

По сведениям СМИ, в результате атак Израиля на сектор Газа погибли более 500 человек, среди которых большое количество детей и женщин. Сообщения о гражданских потерях вызвали возмущение афганского общества, представители которого выразили свой протест в серии демонстраций.

Изидьяр также связал разворачивающиеся на Украине события с попытками выстроить мировой порядок в духе однополярного устройства. Напомнив о случае крушения самолёта индонезийских авиалиний на востоке Украины, депутат возложил ответственность за происшествие на украинские власти, пользующиеся поддержкой Запада.

Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху призвал сограждан быть готовыми к длительной военной кампании и, несмотря на растущее давление международного сообщества, пообещал, что не остановит ее до выполнения армией поставленной задачи.

По его словам, цель операции осталось прежней — уничтожение трансграничных туннелей, используемых палестинскими боевиками для вылазок на территорию еврейского государства.

"В этот час мы продолжаем активно действовать в направлении ликвидации террористических туннелей. Мы не завершим эту операцию без уничтожения всех туннелей, предназначенных для убийства наших детей и мирных граждан", — сказал Нетаньяху.

"Мы должны быть готовы к длительной военной кампании. Мы будем действовать решительно и разумно, пока не достигнем поставленных целей", — подчеркнул он.

Многие партнеры Нетаньяху по правому лагерю, включая влиятельных министров, требуют от него поставить перед армией более амбициозные цели — вплоть до реоккупации сектора Газа и свержения правящего там движения ХАМАС. Одновременно давление идет и извне: мировое сообщество во главе с США добивается немедленного прекращения боевых действий, которые унесли жизни более тысячи палестинцев и 50 израильтян.

Вынесенное судом в Гааге решение о взыскании с России в пользу экс-владельцев нефтяной компании ЮКОС более 50 миллиардов долларов будет проблематично исполнить, к тому же российский Минфин заявил о намерении его обжаловать.

Постоянная палата третейского суда в Гааге опубликовала решение, принятое 18 июля по искам трех компаний, представляющих бывших акционеров ЮКОСа. По этому решению кипрские Hulley Enterprises и Yukos Universal Limited — дочерние компании Group Menatep Limited, которые суммарно владели 51% ЮКОСа, получат компенсацию в 39,9 миллиарда долларов и 1,85 миллиарда долларов соответственно, а Veteran Petroleum Ltd. — пенсионный фонд ЮКОСа — 8,2 миллиарда долларов.

Правда, слово "получат" употреблять в этой связи следует с большой осторожностью. Принудительно исполнить решение будет крайне затруднительно. А вывод о том, что добровольно исполнять его никто не собирается, можно сделать из заявлений Минфина России, который по горячим следам сообщил, что решение арбитража будет оспорено.

Минфин уполномочен заявить

По мнению Минфина РФ, третейский суд в Гааге не был компетентен рассматривать иск совладельцев ЮКОСа. "Фундаментальное значение имеет то обстоятельство, что Третейский суд не обладал юрисдикцией для рассмотрения поставленных перед ним вопросов", — говорится в сообщении министерства.

В нем уточняется, что Российская Федерация не ратифицировала Договор к Энергетической хартии, который защищает права инвесторов в сфере энергетики и на который сослался в своем решении арбитраж.

Минфин заявил также о больших изъянах в самом решении Гаагского арбитража. По мнению министерства, выводы суда вступают в противоречие с рядом заключений Европейского Суда по правам человека. Кроме того, среди изъянов были названы "однобокое исследование и однобокое применение доказательств", "совершенно недопустимый пересмотр сложных решений судов Российской Федерации", "неспособность Третейского суда прийти к очевидным выводам о том, что руководство ОАО "НК "ЮКОС" знало о допускаемых нарушениях налогового законодательства".

Все эти основания, по всей видимости, лягут в основание жалобы на решение арбитража в Гааге. Судя по заявлению Минфина РФ, принципиальное решение продолжать этот спор уже принято.

Давай поспорим

Для отмены решений третейских судов существует очень ограниченное число оснований, предупреждает руководитель практики по разрешению споров международной юркомпании Noerr Виктор Гербутов. Среди таких оснований — нарушение компетенции суда, то есть неподведомственность ему конкретного спора, процессуальные нарушения, связанные с нарушением права стороны на судебную защиту, а также нарушение публичного порядка страны суда. Публичным порядком называют сложившуюся в обществе систему отношений, включая нормы права, морали, обычаи и традиции. В заявлениях Минфина можно усмотреть основания по каждой из этих групп.

По словам Гербутова, существует гипотетическая возможность отмены решения арбитража государственным судом Нидерландов. Однако даже в случае такой отмены ни что не помешает истцам требовать признания и исполнения решения в других странах — особенно в тех, где находятся российские активы. В спорах вокруг ЮКОСа есть примеры, когда решение третейского суда не признается в России, но признается судом в США.

В любом случае, даже если экс-владельцам ЮКОСа удастся добиться в каких-то странах признания опубликованного 28 июля решения, его принудительное исполнение затянется на годы или даже десятилетия.

"В тех странах, которые признают решения арбитража, экс-акционерам ЮКОСа будет необходимо искать имущество России, не защищенное иммунитетом", — поясняет Гербутов. Но некоторые государства допускают возможность обращения взыскания по долгам России не только на активы, принадлежащие непосредственно государству, но и на имущество государственных компаний. В данном случае это может быть, например, имущество "Роснефти" или "Газпрома" — компаний, упоминаемых в решении арбитража.

При этом эксперт не очень высоко оценивает шансы отменить решение Гаагского арбитража. "Так как Россия с самого начала процесса оспаривала компетенцию международного арбитража, шансы на успешное обжалование решений арбитража по этому основанию есть, хотя они и не очень высоки", — заявил юрист.

Ходорковский дистанцировался

Некогда основной владелец ЮКОСа Михаил Ходорковский в очередной раз дистанцировался от судебного разбирательства, завершившегося в Гааге. Он заявил, что не являлся участником процесса и не получит никаких финансовых выгод от его итогов.

Ходорковский приветствовал решение арбитража, поскольку "акционеры компании получают шанс на компенсацию своих убытков", и в то же время выразил сожаление по поводу того, что отвечать за действия в отношении ЮКОСа будет государство, а не персонально лица, виновные в преследовании ЮКОСа.

"Крайне огорчает ситуация, в которой за действия конкретных индивидуумов, которые преследуют не государственные, а свои личные политические или корыстные интересы, вынуждено отвечать российское государство", — заявил Ходорковский.

Он предположил, что решение суда усложнит ведение бизнеса "Роснефти", к которой отошли основные активы ЮКОСа, с точки зрения взаимоотношений с инвесторами и получения международного финансирования. "Все, кроме коротких контрактов, ставится под очень серьезный риск и удар", — считает экс-глава ЮКОСа.

Между тем сама Роснефть заявила, что не ждет печальных последствий. "Компания не ожидает, что решение Третейского суда в Гааге по иску экс-акционеров ЮКОСа к России негативно повлияет на деятельность или активы компании", — говорится в ее сообщении.

Другой бывший акционер ЮКОСа Леонид Невзлин, проживающий в Израиле, выразил надежду, что РФ исполнит решение суда и добровольно выплатит компенсацию. При этом, правда, говоря о планах, он заявил следующее: "Я не хочу ни в коем случае, чтобы мои люди или я входили в войну с Россией. Это не война, просто дальше — поиск и заморозка активов во всем мире".

Невзлин признался, что не рассчитывал на такую большую сумму компенсации. "Я, конечно, не ожидал, что Group Menatep Limited выиграет полную сумму, но и не ожидал, что такую большую. То есть это как бы некий подарок", — сказал он. Невзлин проживает в Израиле и имеет гражданство этой страны. Россия, где он осужден заочно за организацию убийств и покушений на убийства, неоднократно направляла израильским властям запрос на его экстрадицию. Сам он своей вины не признает.

Банкротам подарки не положены

О том, что экс-владельцы ЮКОСа не заслуживают никаких подарков от государства, РИА Новости рассказал арбитражный управляющий Эдуард Ребгун, под чьим руководством проходила процедура банкротства самой крупной в прошлом нефтяной компании России.

"Мне вообще не понятно, откуда этот процесс возник, потому что я считаю, что ЮКОС был банкротом, это показали материалы анализа ЮКОСа, сделанные самим ЮКОСом. Эти материалы мне достались, когда я принимал документы", — заявил Ребгун.

Он напомнил, что ЮКОС дважды сам себя пытался объявить банкротом: "сначала в Европе, потом в Техасе, и техасский суд отклонил заявление, потому что центр прибыли компании находится в России".

Ребгун вслед за Минфином высказал сомнения в правомочности Гаагского арбитража рассматривать данный спор. "Я не считаю, что должен Гаагский арбитраж этим заниматься. Эксперты мне сказали, что в соответствии с одной из статей Энергохартии налоговые споры решаются в той стране, где фирма зарегистрирована", — отметил экс-управляющий ЮКОСа.

Так же, как и Невзлина, Ребгуна удивила сумма присужденной компенсации. По его словам, за время своей работы в ЮКОСе он дважды сталкивался с оценкой компании, и оба раза она была на уровне 30 миллиардов долларов. Причем, одна из этих оценок принадлежала самому ЮКОСу. Откуда взята судом сумма в 50 миллиардов долларов, экс-управляющий не понимает.

Председатель комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству Владимир Плигин назвал решение суда по компании еще одним видом санкций против России из-за позиции по украинскому кризису.

С Плигиным согласился представитель комитета Совета Федерации по конституционному законодательству Андрей Клишас. По мнению сенатора, "суд, по всей видимости, пытался попасть в струю антироссийских акций на волне антироссийской пропаганды на Западе".

Между тем достаточно объективный комментарий к новостям из Гааги без лишних слов сделал российский валютный рынок, быстро сообразивший, что присужденная России компенсация сопоставима с ее расходами на Олимпиаду в Сочи. В понедельник курс доллара расчетами "завтра" к 18.36 мск повышался на 40 копеек — до 35,53 рубля, курс евро рос на 56 копеек — до 47,74 рубля. Как заявил, в частности, Коул Эйксон из компании "Сбербанк КИБ", принятое решение воспринимается как своего рода барометр отношений Европы к России в настоящее время. На барометре — неспокойно.

Полиция в Париже задержала около сорока человек на манифестации в поддержку народа Палестины, проведение которой не было разрешено французскими властями, сообщает в субботу агентство Франс Пресс.

Несмотря на запрет, на площади Республики в субботу собрались около 5 тысяч человек с палестинскими флагами и транспарантами, осуждающими действия Израиля.

Решение о запрете манифестации было принято накануне из-за опасений нарушения общественного порядка, поскольку ранее в Париже и его пригородах уже были зафиксированы массовые беспорядки и столкновения с полицией в ходе пропалестинских манифестаций.

Израиль в начале июля начал в палестинском анклаве операцию "Нерушимая скала", цель которой была обозначена как прекращение ракетных обстрелов и подрыв военного потенциала ХАМАС. Действия Тель-Авива до 17 июля сводились к дистанционным ударам с воздуха и моря, рейдам спецназа. Однако потом израильская армия начала наземное вторжение в сектор Газа, основной его задачей военные назвали уничтожение туннелей, прорытых палестинскими боевиками под границей.

Число палестинцев, погибших за время израильской операции в секторе Газа, превысило тысячу.

"Окончательных цифр пока нет, но могу с уверенностью говорить о том, что с 7 июля (даты начала операции) более тысячи человек погибли, раненых около 6 тысяч", — сказал РИА Новости официальный представитель палестинского Минздрава Ашраф аль-Кидра. Ранее сообщалось, что число погибших превысило 900 человек. С израильской стороны убиты 37 солдат и офицеров, а также трое мирных граждан.

По словам аль-Кидры, с начала перемирия в больничные морги доставлены более 110 тел, найденных в развалинах домов в столичных районах Шиджаийя, Туфах, Зейтун, в городах севера Бейт-Лахия и Бейт-Ханун. "К сожалению, израильская армия не разрешает войти в деревню Хузаа, на востоке (южного) города Хан-Юниса. Там были тяжелые бои и, предположительно, остались много трупов", — сказал собеседник агентства.

Медики считают, что около трети погибших — женщины и дети. "К нам весь день привозят обгоревшие тела. <…> Сейчас еще стоит жара и, если не эвакуировать погибших, то это может привести к эпидемической катастрофе", — сообщил РИА Новости врач крупнейшей в секторе Газа больницы "Шифа" Ахмед Даур.

Судя по очередям, жители анклава тратят 12-часовую "гуманитарную паузу" на покупки и снятие денег в банках, которые заработали впервые с начала боев. "Магазины у нас работали, но в них пропали многие товары, которые просто перестали подвозить, потому что было опасно. Так что сегодня я сама поехала закупаться на рынок — неизвестно, что будет завтра", — сказала РИА Новости жительница Газы по имени Аиша.

В субботу утром началась самая продолжительная гуманитарная пауза с начала противостояния, она рассчитана на 12 часов и согласована с обеими сторонами конфликта. Предполагается, что с 08.00 до 20.00 (09.00-21.00 мск) гражданское население анклава сможет пополнить запасы еды и медикаментов, перебраться из приграничной полосы, где идут наземные бои, в более безопасные внутренние районы. Перемирие позволило медикам добраться до районов наиболее ожесточенных боев. Назар Альян.

По меньшей мере 25 боевиков ликвидированы в результате спецоперации, предпринятой египетскими силовиками к югу от города Шейх-Зувейд в провинции Северный Синай, передает палестинское информационное агентство "Маан" со ссылкой на военный источник.

По его данным, боевики являлись членами джихадистской группировки "Ансар Бейт аль-Макдис", считающей себя одним из подразделений "Аль-Каиды" и ведущей террористическую деятельность на Синайском полуострове.

Как информирует агентство, спецоперация, которая осуществлялась как на суше, так и при поддержке с воздуха, была проведена в ответ на убийство боевиками в пятницу двух египетских военных офицеров в городе Шейх-Зувейд.

Ранее сообщалось, что группировка "Ансар Бейт аль-Макдис" взяла ответственность за один из самых громких терактов в Египте за последнее время: террорист-смертник 16 февраля подорвал автобус с иностранными туристами. Жертвами этого теракта стали четыре человека: трое граждан Южной Кореи и один водитель-египтянин. Тринадцать человек получили ранения. Иностранные туристы стали мишенью террористов впервые с 2006 года, когда при взрывах в курортном городе Дахаб погибли 23 человека, в том числе один россиянин.

Атаки боевиков в Египте, особенно на граничащем с Израилем Синайском полуострове, многократно участились после отстранения от власти президента-исламиста Мухаммеда Мурси.

Пресс-секретарь министерства нефти Ирака заявил, что сейчас только Израиль покупает контрабандную нефть Курдской автономии на севере Ирака.

Асим Джихад во вторник, касаясь отказа большинства стран закупать контрабандную нефть Иракского Курдистана, отметил, что в настоящее время лишь сионистский режим остается покупателей "черного золота" из северного Ирака. Джихад, ссылаясь на официальные шаги министерства нефти Ирака и компании-экспортера нефти SOMO в деле предостережения стран от покупки контрабандной нефти из Курдистана, добавил, что эти меры привели к сокращению числа покупателей нефти, однако сионистский режим все еще импортирует нефть из этого района.

Иностранное нефтеналивное судно с нефтью из Курдистана некоторое время тому назад причалило в израильском порту Ашкелон (на оккупированных в 1948 году палестинский территориях).

Иракский Курдистан экспортирует свою нефть через турецкий порт Джейхан. Курдская региональная администрация на севере Ирака с 2007 г. без разрешения официального Багдада подписала десятки соглашений с иностранными компаниями по разведке и добыче нефти.

Сектор Газа лежит в руинах. Наземная фаза военной операции охватывает почти половину территории палестинского анклава. Более сто сорока тысяч палестинцев бежали из своих домов. Международные правозащитные организации заявляют о критической нехватке питьевой воды и продовольствия. По данным благотворительной организации “Оксфам” около миллиона палестинцев уже лишились доступа к питьевой воде.

“Нам нужно уехать отсюда в более безопасное место,” — говорит сотрудник продовольственного склада. В результате авиаударов в секторе Газа разрушена инфраструктура. Функционирует только половина станций по очистке сточных вод, что может привести к заражению оставшихся источников пригодной для питья воды.

На складе больше не работают холодильные установки: “Эта операция ударила по нам и по нашим израильским партнерам тоже, потому что мы экспортировали все эти продукты в Израиль. Я не знаю, что нам теперь делать с этой продукцией, наши холодильник не работают из-за обрыва линий электропередачи. И как мы можем перевозить наш товар во время войны?”

В четверг координатор чрезвычайной помощи ООН Валери Амос заявила, что жители сектора Газа в ближайшее время могут оказаться на грани голода.

С места событий передает корреспондент “Евроньюс” Валери Гориа: “Немногие уверены в положительном исходе дипломатических усилий. Жители сектора Газа готовятся к новой фазе конфликта. Никто не может предсказать, как долго население анклава сможет выдержать нехватку самого необходимого для жизни, т.к. авиаудары усиливаются с каждым днем.”

Курды инициируют выход из состава Ирака?

Станислав Иванов

3 июля с.г. президент Иракского Курдистана Масуд Барзани выступил в региональном парламенте с предложением провести референдум по вопросу отделения этого субъекта федерации от Ирака. Можно ожидать, что подавляющее большинство депутатов поддержит это предложение, поскольку оно совпадает с национальной идеей и давней мечтой всех курдов о создании своего национального государства.

Следует заметить, что после свержения режима Саддама Хусейна в 2003 г. курды приняли самое деятельное участие в создании нового иракского государства и стали как бы связующим звеном между арабо-шиитским большинством и арабо-суннитским меньшинством. Во многом благодаря именно курдам удавалось не раз преодолевать внутрииракские парламентские и правительственные кризисы и сохранять страну как единое государство. Но к парламентским выборам 2014 г. кредит доверия правившему с 2006 г. правительству Нури аль-Малики оказался исчерпан. Своими ошибочными действиями или бездействием коррумпированный и насквозь прогнивший режим Малики не смог консолидировать вокруг Багдада основные этно-конфессиональные группы населения и, по сути, развалил государство.

Искусственное отстранение им от власти и дискриминация арабо-суннитского меньшинства привели к его массовому неповиновению, вспышкам насилия и террору и, в конечном счете, к восстанию суннитских провинций. Этим воспользовались боевики международной радикальной исламистской организации «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), которые вместе с местными суннитскими группировками установили контроль за частью западных, центральных и северных провинций Ирака, границами с Сирией и Иорданией. Правительственные войска в панике бежали, бросив на поле боя современные образцы тяжелых вооружений и боевой техники. Возникла реальная угроза дальнейшему наступлению исламистов на Багдад и Киркук. Курдские силы самообороны (бригады «пешмерга») вынуждены были вступить в боестолкновения с отрядами ИГИЛ на севере страны и взять под защиту население провинции Киркук.

Находившиеся до последнего времени в несколько лучшем, чем арабы-сунниты положении, иракские курды тоже почувствовали себя обманутыми центральными властями. Формально они были неплохо представлены в Багдаде и добились значительной самостоятельности своего региона. Но Малики явно саботировал выполнение статьи 140 конституции страны, которая предусматривала поэтапное мирное решение вопроса об административной принадлежности исконно курдского города Киркук с прилегающими к нему нефтеносными районами, принятие новых законов об углеводородах, статусе бригад «пешмерга» и т.п. В последнее время из федерального бюджета перестали поступать на развитие региона даже те 17 % от экспорта нефти, которые предусматривались действующим законодательством.

Лишился господин Малики и безоговорочной поддержки своих соплеменников-единоверцев из числа курдов-шиитов. Против назначения его на третий срок на должность премьер-министра выступают многие представители шиитской общины Ирака, в том числе сторонники имама Муктады ас-Садра, а также аятоллы Али ас-Систани. Отметим, что аятолла ас-Систани и имам ас-Садр пользуются поддержкой соседнего Ирана.

Определенное негативное влияние на настроения иракцев оказала и неспособность режима Малики восстановить инфраструктуру, разрушенные войной системы жизнеобеспечения, здравоохранения, образования, до сих пор население испытывает перебои с водой и электроэнергией. Миллиарды долларов США, полученные от экспорта нефти и газа, разворовываются и тратятся на ничем не обоснованные закупки тяжелых вооружений и боевой техники в США и других странах. Думается, что именно утрата доверия со стороны большинства населения страны к правительству Малики и захват боевиками ИГИЛ трети территории Ирака вынудили М.Барзани обратиться к региональному парламенту с таким предложением.

Реакция на этот шаг президента Иракского Курдистана со стороны внутренних и внешних сил была предсказуемой. Багдад увидел в этом предложении покушение на суверенитет и территориальную целостность страны, сделал ряд резких заявлений, очевидно, что эту позицию разделяет арабо-шиитское большинство страны. Арабам-суннитам отделение курдских провинций также нежелательно, но им сейчас не до того, они воюют с режимом Малики. Туркоманы, христиане и арабы-шииты, проживающие в Иракском Курдистане, Киркуке, Мосуле спасаются бегством от боевиков ИГИЛ и ищут защиты у курдов, поэтому придерживаются нейтралитета.

Региональные игроки заняли прямо противоположные позиции. Израиль безоговорочно поддержал право иракских курдов на самоопределение, Турция и часть арабских стран с некоторой осторожностью и оговорками, но допускают такое развитие событий, когда Эрбиль вынужден будет действовать самостоятельно от воюющих между собой арабских частей Ирака. Наиболее резко и непримиримо к заявлению М.Барзани отнесся Тегеран, который считает создание нового курдского государства «проектом США и Израиля». Иранские лидеры опасаются также усиления Турции на севере Ирака и появления в лице Курдистана нового серьезного конкурента в торговле нефтью и газом на мировом рынке. Особенно руководителей ИРИ беспокоит переход под контроль Эрбиля нефтегазовых месторождений Киркука. Иранские эмиссары пытаются вести активный политический торг и все же склонить М.Барзани к сотрудничеству с Малики (его преемником из числа арабов-шиитов) и втянуть курдов во внутриарабский вооруженный конфликт на стороне шиитов или хотя бы в более активные боевые действия с ИГИЛ. Прямо не говорится, но в Тегеране явно опасаются того, что пример иракских собратьев может спровоцировать и активизацию борьбы за свои национальные права и свободы и иранских курдов (по отдельным оценкам, их численность составляет 8-9 млн. человек). Масуд Барзани, в свою очередь, пытается объяснить представителям Тегерана, что независимый Курдистан не является для них угрозой, а лишь вынужденной мерой защиты для курдов.

Вашингтон, Брюссель и большая часть западных стран по инерции продолжают заявлять о необходимости, во что бы то ни стало, сохранить территориальную целостность Ирака и прилагают значительные усилия по преодолению очередного правительственного кризиса. В условиях военного времени им все же удалось с третьей попытки, 15 июля с.г., инициировать созыв иракского парламента нового состава, который избрал депутата от суннитской «Коалиции иракских сил» Селима аль-Джубури новым спикером Совета представителей (парламента) Ирака. Теперь парламенту осталось избрать нового президента страны (пост представительский и его, скорее всего, как и ранее, отдадут представителю курдов) и премьер-министра. Таким образом, видимость коалиции основных иракских этно-конфессиональных групп будет сохранена, хотя на деле вся власть в стране по прежнему будет сосредоточена в руках премьер-министра. Предполагается также, что арабо-шиитское большинство в парламенте будет поддерживать своего ставленника. Несмотря на заметно пошатнувшийся авторитет, Нури аль-Малики пока не отказывается от борьбы уже в третий раз за этот ключевой в государстве пост. Но все больше политиков в стране и за рубежом начинают понимать, что сохранение у власти в Ираке Н. аль-Малики – это катастрофа для страны. В Вашингтоне и Тегеране пытаются подобрать ему преемника из числа арабо-шиитского окружения, чтобы сохранить свои национальные интересы и преемственность иракской власти. К сожалению, арабо-шиитское большинство в Ираке расколото на отдельные блоки и фракции и пока не может договориться по будущей кандидатуре премьер-министра. Исходя из реально складывающейся военно-политической обстановки в Ираке, Вашингтон и Брюссель уже не исключают возможного распада страны на два-три анклава и создания на севере Ирака нового курдского государства.

Хотя Масуд Барзани и попросил депутатов регионального парламента сформировать избирательную комиссию и назначить конкретную дату проведения референдума, пока говорить об окончательном и бесповоротном решении курдских лидеров выйти из Ирака нет оснований. Судя по всему, продолжатся активные консультации и переговоры по этому вопросу между региональными и центральными властями, представителями соседних и других государств. Стороны вполне могут найти разумный компромисс и, в таком случае, даже после проведения намеченного референдума имеются шансы сохранить территориальную целостность Ирака.

Небывалый уровень антисемитизма в Южной Корее?

Константин Асмолов

Похожие заголовки ознаменовали реакцию на то, что в майском номере японского журнала «Дипломат» вышла статья с вроде бы разгромной информацией – 53 % населения Республики Корея являются антисемитами! На это указывают данные опроса ADL Global 100: An Index of Anti-Semitism, проведенного Антидиффамационной Лигой (АДЛ) — правозащитной организацией США, отслеживающей факты антисемитизма и других вариантов нетерпимости по отношению к евреям. Внутри США АДЛ проводит такие исследования последние 50 лет, но данный опрос проводился на основе 53 100 интервью с взрослыми гражданами 102 государственных образований и позиционировался как первый комплексный анализ уровня и интенсивности антисемитских настроений в мире.

Опрос строился по принципу, который используется в США для любых исследований такого рода. Респондентам надо было ответить, сколько из 11 утверждений он считает истинными или ложными, после чего тех, кто посчитал «истинными» или «возможно истинными» более половины высказываний, записали в антисемиты:

1.? Евреи более лояльны Израилю, чем стране пребывания.

2.? У евреев слишком много власти в бизнесе.

3.? У евреев слишком много власти на международных финансовых рынках.

4.? Евреи слишком много разглагольствуют о том, что случилось с ними во время Холокоста.

5.? Евреям наплевать на то, что происходит с кем-то кроме них.

6.? У евреев слишком много контроля над мировой политикой.

7.? У евреев слишком много власти в правительстве США.

8.? Евреи думают, что они лучше других людей.

9.? У евреев слишком много контроля над мировыми СМИ.

10.? Евреи ответственны за большинство мировых войн.

11.? Люди ненавидят евреев из-за того, как они себя ведут.

И вот (данные доступны здесь), большинство респондентов из Республики Корея ответило на вопросы 1-3, 6, 8, и 9 положительно, причем процент ответивших на первый вопрос вообще составил 65%.

Ужас-ужас и повод поднимать гвалт? Скорее – повод проанализировать причины подобных цифр, ибо достаточно сравнить результаты этого опроса (53 % антисемитов) с аналогичными, взятыми с того же сайта результатами такого опроса в РФ (30 % антисемитов) или Украине (38 %), чтобы понять некоторую странность приведенных результатов.

Во-первых, вижу некоторую проблему в самом вопроснике. Даже если допустить, что все нюансы категории «слишком много» были точно переведены на корейский, не все положительные ответы там можно интерпретировать как однозначный антисемитизм. Например, для меня утверждение № 8 в той формулировке, в которой оно приведено, не является указанием на антисемитизм.

И здесь обратим внимание, что те утверждения, в которых виден действительный антисемитизм (4, 5, 10-11) , большинство корейцев не поддержало.

Кроме того, не учитывалась разница между вариантами ответа «правда» и «возможно, и правда», хотя первый вариант указывает на вещи, в которых ты уверен, а второй показывает скорее зависимость от дискурса, а не личное мнение. Лично мне было бы очень интересно увидеть точный процент того и другого ответов, поскольку кажущееся упрощение здесь, наоборот, затрудняет понимание реальной ситуации.

К тому же, 53100 респондентов в 102 странах — это в среднем 500 человек на страну, причем неясно, насколько репрезентативной была выборка.

Во-вторых, авторы опроса не учли незнакомство корейцев с еврейской историей и культурой. История стран Запада, и даже история Второй мировой войны в корейских школах практически не преподается. Мода на еврейскую музыку или интерес к еврейской культуре практически отсутствуют, а тема Холокоста заменена постоянным муссированием преступлений японского колониального режима (занимающего в государственном мифе нишу фашистской Германии). Иудаизм распространен в основном как структура сопровождения иностранцев, и корейцы, прошедшие гиюр, исчисляются единицами. Это означает, что вопросы, сформулированные для европейца или американца, которые по умолчанию знают о евреях больше, могут корейцам ни о чем не говорить.

С внешнеполитической стороны можно отметить и то, что до определённого времени РК скорее дружила с арабскими странами, откуда получает нефть, где много работали корейские строители, и отношения с Израилем завязались довольно поздно.

О евреях в РК не знают почти ничего, за исключением тех, про которых читали в Библии. Не забудем, что РК одна из наиболее христианизированных стран региона, так что не исключено, что при ответе на вопрос часть респондентов руководствовалась тем, что пророки говорили про народ Израиля.

Не случайно в комментариях к статье в журнале обратили внимание на то, что евреи для среднего корейца – это примерно как австралийские аборигены для среднего американца. Нечто совсем выходящее за грань их «ментальной карты». И естественно, что в такой ситуации у человека, которого просят о них высказаться, своего сформированного мнения быть не может. Вроде умные, вроде богатые, говорят, где-то там всем заправляют…

Откровенные антисемиты в РК есть, но принадлежат к малочисленным протестантским сектам, которые весьма далеки от настоящего христианства. Вспомним, что даже Церковь объединения небезызвестного Мун Сон Мёна заявляла, что евреи утратили право называться избранным народом с тех пор, как новый мессия родился в Корее (имеется в виду Мун). И вообще – 40 лет мучений корейского народа под японским игом, разумеется, перекрывают 2000 лет мытарств еврейской диаспоры, включая Холокост. Другой протестантский проповедник, наоборот, пытался заявить, что корейцы – это и есть евреи, потерянное колено, у которого от долгого пути и суровых климатических условий сменился расовый тип.

В-третьих, с учетом собственно корейской политики по отношению к диаспоре, курсом на пестование лояльности к РК и восприятие страны пребывания как не более чем страны пребывания, аналогичное поведение евреев воспринимается как «не бага, а фича». Можно вспомнить целый ряд скандалов на эту тему между РК и КНР, а равно – «Кореягейт» 1970-х в США, когда власти пытались использовать диаспору как средство лоббирования своих интересов. Здесь корейцы транслируют не антисемитский дискурс, а государственное представление о том, как правильно должны себя вести «зарубежные соотечественники».

Конечно, ничего не слышавший о Корее и воспитанный в традициях толерантности человек, решивший пройтись по Сеулу, ужаснется обилию свастик на улицах. Вот только свастики эти повернуты в другую сторону и являются буддийскими символами.

Поэтому данная история не про антисемитизм в Корее, а про то, как некорректно формулируя вопросы для статистического исследования и плохо представляя себе местные особенности можно прийти к сенсационным, но совершенно неверным, выводам.

Израильтяне создали <электронный нос> для поиска взрывчатки

Инженеры Школы химии и Центра нанотехнологий и исследования наноматериалов Тель-Авивского университета разработали <электронный нос>, который обладает на два-три порядка большей чувствительностью к молекулам взрывчатых веществ, чем нос собаки. Согласно сообщению Тель-Авивского университета, <нос> представляет собой чип с несколькими сотнями сверхчувствительных сенсоров, способных обнаруживать в воздухе молекулы взрывчатки.

На чипе <электронного носа> расположены нанотранзисторы, которые способны менять электропроводность при контакте с ними хотя бы одной молекулы взрывчатого вещества. На основе мельчайших изменений электрической проводимости нанотранзисторов математический алгоритм проводит анализ взаимодействующего вещества. По оценке Тель-Авивского университета, их устройство при серийном производстве будет дешевле существующих систем поиска взрывчатки.

Точные данные по чувствительности чипа в сообщении не приводятся, но указывается, что он работает при концентрации в несколько молекул взрывчатого вещества на квадриллион молекул других газов. Обнаружение опасных веществ производится в режиме реального времени. При этом электронный чип способен дифференцировать взрывчатку от других веществ, которые при других тестах могут давать положительный результат.

Кроме того, сенсоры способны обнаруживать и самодельные устройства, в которых используются нетрадиционные взрывчатые вещества. Например, чип может определять пероксид ацетона или гексаметилентрипероксиддиамин, вещества нередко используемые в самодельных бомбах. При этом <электронный нос>, в отличие от других систем поиска взрывчатки, способен с высокой точностью определять вещество. Разработанное израильтянами устройство может работать и с жидкостями.

В октябре 2013 года инженеры американского Университета Вандербильта в Теннеси объявили о создании новой технологии поиска взрывчатых веществ малой и большой мощности. В разработанном американцами методе используется фазированный акустический излучатель, позволяющий направить на исследуемый объект ультразвуковой луч.

Одновременно на этот же объект наводится лазерный луч, позволяющий измерить частоту колебаний его оболочки, вызванных воздействием ультразвука. По силе и частоте этих колебаний и можно с большой вероятностью определить взрывчатое вещество. В настоящее время этот способ работает только в случае со взрывчаткой, расположенной в пластиковом контейнере, однако в перспективе возможности будут расширены и на тканевую оболочку.

Гранатовые сады в Израиле выглядят «замечательно».

Крупнейший израильский производитель гранатов рассчитывает на прибыльный сезон, с хорошей урожайностью и благоприятной рыночной конъюнктурой.

Менеджер по продукции компании Edom Fruits Амир Порат рассказал, что сбор урожая начнется со дня на день, как только фрукты приобретут желаемый вкус и внешний вид.

- Вполне вероятно, что мы начнем собирать гранаты на следующей неделе, а пока ждем, пока плоды полностью поспеют. Уже две недели вы можете наслаждаться гранатами. Тем не менее мы хотим, чтобы плоды получили большее содержание сахара и приобрели более яркий цвет, поэтому решили подождать до следующей недели, – объяснил он.

В общей сложности, по словам г-на Пората, размер ожидаемого урожая – 2-2,5 тысячи тонн плодов.

- В садах очень красиво – деревья всех сортов полны фруктами. Похоже, сезон окажется хорошим,- добавил он.

Крупнейшими иностранными рынками Edom Fruits являются Россия и Европа, в которой главными направлениями признаны Нидерланды, Германия и Великобритания.

Амир Порат также сообщил, что каждый год израильский сезон гранатов, как правило, стартовал примерно в то время, когда экспорт из других стран шел на спад.

- В данный момент рынок наводнен гранатами из США, Центральной Америки, Чили и Перу. В ближайшие несколько недель на нем появятся и израильские гранаты, – заключил он.

Фонд государственного имущества Украины рассчитывает продать ПАО "Одесский припортовый завод" (ОПЗ) в 2014 году за $600 млн

Об этом на брифинге в Киеве сообщил и.о. главы ведомства Дмитрий Парфененко.

По его словам ОПЗ вошел в перечень из 164 объектов, которые планируется реализовать в текущем году. Соответствующий перечень утвержден на заседании Кабинета министров Украины 17 июля.

По оценке Д.Парфененко интерес к покупке ОПЗ могут проявить 3-4 потенциальных покупателя.

Как сообщалось, ОПЗ занимается производством химической продукции, а также перевалкой аммиака на морской транспорт. Завод находится в государственной собственности.

О своем интересе к покупке объекта уже заявила Group DF Дмитрия Фирташа.

2013 год завод отработал не на "высоте", увеличив чистый убыток в 9,8 раза по сравнению с 2012 годом (до 1,144 млрд грн, свыше $98 млн). Согласно данным, обнародованным в системе раскрытия информации Национальной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку (НКЦБФР), выручка предприятия за указанный период также упала - на 8,7% в сравнении с позапрошлым годом, составив 4,9 млрд грн ($420,24 млн).

Несмотря на финансовый негатив, ОПЗ остается довольно интересным активом, не в последнюю очередь благодаря инфраструктуре, пишет delo.ua. Так, завод обладает единственным в Украине терминалом по перевалке в 4,7 млн тонн аммиака в год и хранилищем на 120 тыс. тонн. Также непосредственно к предприятию подведен мощный аммиакопровод "Тольятти-Горловка-Одесса". При этом Одесский припортовый способен выпускать около 900 тыс. тонн аммиака и 660 тыс. тонн карбамида в год. Впрочем, завод в "обычном" режиме работал на 125% загрузки, поставляя 15% продукции на внутренний рынок; остальное же оставалось на экспорт. Именно поэтому 2013-й, хотя и ударил по финансовым показателям предприятия, благодаря такой возможности для маневра на производственных показателях не сильно отразился. На предприятии данные по выпуску продукции обнародовали, однако сообщали о "незначительном падении" в мае-июле и выходе на проектную мощность в августе.

Однако 2013-й был не самым удачным для "химиков" с точки зрения мировой рыночной конъюнктуры. По данным компании "Инфоиндустрия", в апреле прошлого года рынок "обвалился" из-за выхода на него индийской компании IPL с тендерным предложением на поставку 500 тыс. тонн карбамида. Это снизило экспортные цены на карбамид в регионе Черного моря с 410-430 $/тонна FOB месяцем ранее до 345 $/тонна FOB. К началу IV квартала-2013 стоимость продукта снизилась до критической для украинских производителей отметки - 307 $/тонна FOB, (с погрузкой в порту "Южный"). Несколько лучше ситуация с аммиаком. На фоне снижения спроса на рынке фосфорных и азотных удобрений средняя цена на аммиак (FOB Южный) в III квартале 2013 года составила 429 $/тонна, упав на 31% в сравнении с аналогичным периодом предыдущего года (АППГ). Из-за этого производители вынуждены были останавливать агрегаты по производству продукции, а также переориентировать часть поставок на внутренний рынок ради сохранения спроса. При этом, по прогнозам экспертов, ситуация вряд ли улучшится к концу 2014-го.

Подобные цены в условиях дороговизны природного газа (в минувшем году промышленным предприятиям ресурс обходился коло $500 за 1 тыс. кубометров; за весь 2013-й ОПЗ потребил 1,3 млрд куб. м газа), стоимость которого, по словам экспертов, занимает 60-80% себестоимости производства удобрений - весомый удар по финансовому балансу. На самом предприятии периодически на стоимость газа жалуются, однако в этот раз запрос Delo.UA о причинах финансового "пролета" оставили без ответа. А вот и.о. главы ФГИ охотно рассказал, что одной из основных проблем приватизации завода остается большая составляющая себестоимости его продукции на уровне около 90% от стоимости газа, что создает трудности в поиске покупателя.

Приватизационное снижение

Однако эксперты иного мнения, и связывают растущие убытки ПАО не столько с высокой стоимостью "голубого топлива", сколько с его подготовкой к разгосударствлению. "Завод показал убыток уже по факту калькуляции валовой прибыли. Иначе говоря, простая трактовка данного явления: сама по себе операционная деятельность в текущем году была изначально убыточной. С другой стороны, есть основания для версии о намеренном занижении предпродажной стоимости предприятия по аналогии с рядом других предприятий", - отмечает руководитель департамента риск-менеджмента МЮФ Integrites Евгений Тимошенко. Подобной версии придерживается и министр промышленности в 1995-1997 годах Валерий Мазур, указывая на то, что подобная схема уже применялась на одном из объектов химпрома - ПАО "Сумыхимпром", входящего в сферу интересов бизнесмена Дмитрия Фирташа. Механизм, по мнению Мазура, заключается в наращивании кредиторской задолженности. По данным предприятия, текущие обязательства ОПЗ в 2013-м увеличились в 8 раз - до 2,06 млрд грн ($176,7 млн), при этом долгосрочных обязательств нет. "Цель - снизить стоимость предприятия при его продаже", - отмечает экс-министр.

Что же касается стоимости завода, озвученной в ФГИ - $600 млн, эксперты ее называют существенно заниженной. В 2008-м - при одной из первых попыток продать актив - экс-премьер-министр Юлия Тимошенко говорила о 8-9 млрд грн ($686-772 млн). В 2012-м в самом ФГИ озвучивались уже более скромные цифры - 5-7 млрд грн ($429-$600,34 млн). В итоге новая стоимость по нынешнему курсу НБУ приближается к верхней границе этого предложения. Нижнюю же еще в 2009 году предлагала за ОПЗ компания "Нортима", которую связывают с бизнесменом Игорем Коломойским.

Реальная стоимость Одесского припортового, по оценке экспертов, - около $1,2-1,5 млрд. Порог в $600 млн Евгений Тимошенко называет "ультимативным", так как при ограниченном круге потенциальных покупателей рост цены будет небольшим. "Мы не беремся утверждать, что завод имеет большой потенциал роста цены по сравнению со стартовой: допускаем движение в пределах нескольких "шагов" от начального уровня", - полагает он.

Битва титанов

Желающих вряд ли найдется много. И.о. главы Фонда Парфененко отмечал, что интерес к покупке ОПЗ могут проявить 3-4 потенциальных покупателя. Эксперты называют и того меньше - бороться за актив будут два основных игрока химической "арены" государства: владелец Group DF Дмитрий Фирташ и губернатор Днепропетровской области, владелец группы "Приват" Игорь Коломойский. "У "Укрлендфарминга" Олега Бахматюка (в начале текущего года компания "Райз", ассоциированная с бизнесменом, претендовала на участие в конкурсе по продаже "Сумыхимпрома" - Ред.) вряд ли сейчас на это найдутся средства, а участие олигархов со стороны РФ невозможно как по политическим вопросам, так и в свете проблем с их основными активами", - считает Тимошенко. Также эксперт допускает возможность участия бизнесменов из Китая, Японии, Индии или даже Израиля, но, по его словам, вероятность сделки с их участием в свете последних новостей под большим вопросом.

Что касается основных "местных" претендентов, то оба олигарха давно пытаются получить ОПЗ в список своих активов. В Group DF свой интерес к Одесскому заводу не скрывают. В майском интервью ИА "Интерфакс-Украина" управляющий директор группы Борис Краснянский подтвердил желание поучаствовать в конкурсе по продаже Одесского припортового. "У нас абсолютно не меняются [...] приоритеты. Да, мы предполагаем участвовать во всех тех конкурсах, в которых планировали участвовать и раньше", - утверждал топ-менеджер. Сейчас же в группе Фирташа эти планы пока не комментируют. Впрочем, источник Delo.UA, близкий к компании, уверяет, что предприятие все еще интересно для химического бизнеса олигарха, несмотря на происходящие на рынке и вокруг группы события. Холдинг Фирташа OstChem контролирует деятельность четырех из шести предприятий азотной химии в стране, и получение еще одного отраслевого актива вполне отвечает стратегии компании - объединения крупнейших химических предприятий под своим контролем.

С Фирташем Одесский припортовый связывает не только интерес, но и длительные "торговые" отношения. Холдинг OstChem с мая 2011 года поставлял на ОПЗ природный газ (ПГ) в ежемесячном объеме до 120 млн кубометров. Более того, когда в 2012-м компания начала импортировать ресурс для собственных нужд, в балансе учитывался и вышеуказанный актив. Однако ныне от поставок природного газа Group DF "отодвинули". "Сейчас поставки ресурса на завод идут через государственные компании", - рассказывает собеседник Delo.UA. Однако при этом он добавляет, что большая часть долгового портфеля, которым сейчас располагает завод, накоплена именно благодаря расчетам за "голубое топливо".

Куда больший интерес сейчас вызывает другая фигура - Игоря Коломойского. В 2009 году выигрышное приватизационное предложение, с которым выступила уже упомянутая компания этого бизнесмена - "Нортима" - все же не смогло реализоваться из-за политических разногласий. В "Привате" нюанс с приватизацией ОПЗ пока не комментируют, однако источники, близкие к группе Днепропетровского губернатора, указывают - контролер "Днепроазота" вряд ли отступится от столь привлекательного актива, создавая свой химический холдинг. Любопытно, что сейчас и.о. главы ФГИ - тот же человек, который руководил конкурсом по Одесскому заводу 5 лет назад.

Тем не менее, даже с участием таких сильных игроков эксперты не берутся прогнозировать - продадут завод в 2014-м или нет. С одной стороны, приватизация ОПЗ обеспечит более трети от запланированного на текущий год "плана продаж" в 19,4 млрд грн ($1,67 млн). С другой - аукцион уже неоднократно переносили и даже переигрывали. Похоже, что в истории Одесского припортового конечная точка все же будет поставлена в зависимости от политических "раскладов".

Скандинавская авиакомпания САС возобновила полеты в Израиль. Первый рейс на Тель-Авив вылетел из Копенгагена в 22.50 в четверг. Норвежская авиакомпания Norwegian отменила сегодняшние полеты в Тель-Авив и обратно по соображениям безопасности.

Европейское ведомство безопасности авиаполетов изменила свою прежнюю рекомендацию: избегать полетов на международный аэропорт Тель-Авива Ben Gourion.

Палестинские потери с начала израильской операции в секторе Газа превысили в пятницу 800 человек убитыми, среди последних жертв — начальник "военной пресс-службы" одной из крупнейших местных группировок "Исламский джихад", сообщили медики и боевики.

На 18-й день конфликта, который ровно неделю назад перешел в фазу наземных боев, погибшими, по подсчетам палестинского Минздрава, числятся 816 жителей анклава, из которых четверть — дети, раненых — порядка 5,3 тысячи. Минувшей ночью погибли 16 человек, в том числе один из командиров "Бригад аль-Кудс" — военного крыла "Исламского джихада", которое по численности бойцов и богатству арсеналов уступает только своему союзнику, правящему в анклаве исламистскому движению ХАМАС.

"Бригады аль-Кудс" провожают в последний путь командира и лидера, мученика Салаха Абу Хасенена, начальника своей военной пресс-службы", — говорится в сообщении группировки. По данным СМИ, его дом в южном городе Рафахе разбомбила израильская авиация, вместе с Абу Хасаненом, известным под псевдонимом Абу Ахмад, погибли двое его сыновей. Он стал одним из самых высокопоставленных палестинских боевиков, ликвидированных израильтянами с начала операции в Газе.

Наземные бои по-прежнему идут в узкой полосе вдоль восточной границы сектора Газа. Главная задача израильских военных — найти и уничтожить трансграничные туннели, которые тайно прорыли боевики для проникновения в Израиль и организации там масштабных диверсий. С израильской стороны за время кампании погибли 35 человек, в том числе 32 солдата и офицера.

Представители Израиля говорят о возможности расширения географии и целей операции, увеличения задействованных в ней сил. Обсуждается и новая мирная инициатива — "гуманитарное перемирие" на пять дней, в течение которых стороны через посредников должны согласовать параметры долгосрочного урегулирования, включая политические и социально-экономические. Назар Альян.

Израиль не намерен вести переговоры с исламистским движением ХАМАС, заявила полномочный министр, заместитель главы дипломатической миссии посольства Израиля в РФ Ольга Слов.

"ХАМАС — это террористическая организация, с ней переговоры не возможны", — сказала она на пресс-конференции в Москве.

"Мы надеемся, что может быть достигнуто перемирие", — отметила Слов.

Израиль с 7 июля проводит военную операцию в секторе Газа против правящего там исламистского движения ХАМАС и союзных ему группировок палестинских боевиков. В ночь на 18 июля, после десяти дней бомбардировок с воздуха и обстрелов с моря, в анклав вошли израильская пехота и бронетехника.

Число убитых в Газе, согласно местной статистике, исчисляется сотнями. С израильской стороны также есть убитые и пострадавшие.

Мыслящие политики и практикующие эксперты

5-й Гайдаровский форум 2014. Oбзор

В середине января в Москве прошел 5-й Гайдаровский Форум.

Теперь Форум – авторитетная мировая экономическая конференция, посвященная памяти Е.Т. Гайдара и организуемая его соратниками, Академией народного хозяйства и Государственной службы при Президенте РФ, Институтом Гайдара и Фондом Егора Гайдара.

Форум собрал блестящий состав участников и беспрецедентную прессу.

«Гайдаровский Форум за пять лет его существования сумел стать превосходной площадкой для дискуссий экспертного сообщества и правительства», – таково общее мнение почти всех экспертов.

Хотя – и не без того, конечно, чтобы (за пределами Форума) несколько неутомимых ненавистников Гайдара и «гайдаризма» не отработали свои номера с ритуальными проклятиями.

Гайдаровский Форум-2014 продемонстрировал, что политическое руководство страны признало внутренний характер проблемы замедления темпов экономического роста. Поэтому нынешний Форум воспринимался как некий «мозговой штурм» при обсуждении модели экономического роста, хотя бы на среднесрочную перспективу.

Похоже, что правительство и экспертное сообщество достигли консенсуса по вопросу улучшения делового климата в России, с тем чтобы именно малый и средний бизнес могут стать «драйвером экономического роста, а не надеяться на повышение спроса за счет нефтедолларов». Но кроме правительства и экспертов есть еще многое, что должно заработать в унисон.

Первый день 5-го Гайдаровского Форума был посвящен теме «Контуры посткризисного мира». Начался он дискуссией с парадоксальным названием «Устойчивое развитие в период нестабильности».

Обсуждались варианты государственной экономической политика в условиях нестабильности; структурные и стабилизационные меры экономической политики; будущее мировых резервных валют; обновление мировой финансовой архитектуры.

Модератор дискуссии — Сергей Синельников-Мурылев, ректор Всероссийской академии внешней торговли Минэкономразвития России, научный руководитель Института Гайдара.

* * *

Тональность дискуссии задал министр экономического развития Алексей Улюкаев, заявивший, что Россия сейчас находится «в противофазе с мировым экономическим ростом»: мировой рост составляет 3,5%, в России в 2013, 2014, 2015 гг. и, возможно, в последующие годы — в лучшем случае 2%. Однако, по мнению А. Улюкаева, наблюдаемые сейчас явления — это не кризис, а переход с одной модели экономического развития на другую, для которой будут характерны более низкие темпы роста и преодоление сложившихся дисбалансов.

Устойчивость и развитие, отметил министр, — «это две стороны одной медали». Средствами для их поддержания являются создание качественных институтов, комфортной среды для предпринимательства, снятие ограничений — не по спросу, а по предложению.

* * *

Министр финансов Антон Силуанов сообщил, что дефицит федерального бюджета по итогам 2013 г. составил 0,5% ВВП, при том, что планировали недополучить 0,8% ВВП. Основной задачей Министерства финансов он считает сокращение ненефтегазового дефицита до уровня 5-6%, (по итогам 2012 г. этот показатель составил 10,2% против запланированных 9,7%). «Излишний оптимизм при планировании доходов привел к тому, что по мере исполнения бюджета пришлось направлять нефтегазовые доходы на восполнение выпадающих ненефтегазовых доходов. Консерватизм при планировании — один из основных выводов по итогам 2013 года», — сказал Силуанов.

А. Силуанов (вслед за А. Кудриным, не устающим указывать на необходимость и неизбежность повышения пенсионного возраста) заявил, что без решения вопроса о повышении возраста выхода на пенсию балансировка пенсионной системы невозможна.

* * *

Первый заместитель председателя Банка России Ксения Юдаева считает, что российская экономика исчерпала возможности восстановительного роста и уже в прошлом году столкнулась с явлением стагфляции. «В целом в круге стран с развивающейся экономикой, в том числе и в России, можно говорить о такой проблеме, как стагфляция, то есть о замедлении экономического роста, который сопровождается всплеском инфляции. Мы видим такое в России, мы видим такое в ряде стран, например в Бразилии». По ее словам, эта проблема является одним из вызовов прошлого года. Необходимо сделать соответствующие выводы и «строить стратегию развития, исходя из этого вызова.

* * *

Президент — председатель правления Сбербанка России Герман Греф подверг критике работу правительства России. По его словам, неясно, какие задачи ставит правительство РФ на 2014 год. «Я зашел на сайт правительства, но не нашел там шагов на 2014 год, потом зашел на сайт открытого правительства, но и там ничего. Но вместе с тем есть цифры на 2018 год».

Впрочем, Греф заявил, что не стоит поддаваться унынию, а нужно просто работать. Он дал рекомендации гражданам и малому бизнесу по поводу валют,

в которых стоит хранить свои сбережения, и представил результаты исследования экспертов Сбербанка по 33-м странам мира. Исследовалось состояние экономики стран и их устойчивость. В первую тройку лидеров попали Швейцария, Норвегия и Швеция. «Сохранение сбережений в валютах этих стран, с точки зрения устойчивости, наиболее безопасно, поэтому мы не отнесли евро в рекомендуемый набор валют». Доллар США эксперты Сбербанка поставили на 9-е место. Учитывалась и ликвидность валют этих стран — максимум у швейцарского франка: Греф отметил, что ежедневно в мире обращается эквивалент около $80 млрд в этой валюте. Этой ликвидности достаточно для большинства представителей МСБ.

Российский рубль в рейтинге оказался на 11-м месте. «Это очень неплохое место, — сказал Греф. — Зона евро весьма разнородна, поэтому мы не отнесли евро в рекомендуемый набор валют». Глубокомысленные предложения Сбербанка оживили аудиторию.

«Контуры посткризисного мира» (По стенограмме пленарной дискуссии)

Владимир Мау, ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации:

…Особенность нашего Форума состоит в том, что форум этот не инвестиционный и не политический, это Форум экспертов, которые становятся политиками, и политиков, которые любят думать. Я бы так сказал: мыслящие политики и практикующие эксперты. Собственно, это основной месседж, основная идея этого Форума.

Мы хотим обсудить контуры мира, который будет возникать после этого системного кризиса. Год назад, обсуждая ситуацию, мы говорили, что мир проходит через системный кризис, через структурный кризис, который по своей глубине в чем-то аналогичен кризисам 30-х и 70-х годов XX века.

Из этого кризиса мир выходит с другим видением глобальных тенденций, с новыми конфигурациями резервных валют, с новой экономической доктриной, с новыми инструментами, с новыми механизмами регулирования, новой индустриальной парадигмой.

Я бы использовал такое сравнение: экватор кризиса пройден.

В общем, и экономисты, и политики гораздо лучше понимают ситуацию, чем это было в 2008, 2009 и даже 2010 гг., но сейчас перед нами стоит несколько загадочных проблем, на которые предстоит ответить. Отчасти мы сможем ответить на эти проблемы. Среди них — будущее социального государства, потому что понятно, что то социальное государство, которое возникло в начале XX века в других демографических ситуациях, теперь, в современном развитом мире, включая Россию, неэффективно.

Это вопрос о том, будет ли новая модель роста демонстрировать те же высокие темпы, которые были в предыдущие 20 лет — в 1990-е и 2000-е годы.

Это одна из интереснейших дискуссий — являются ли те темпы роста, которые были в предыдущие 20 лет, нормальными или мир выходит в другую парадигму, где темпы развитых стран, а также и темпы развивающихся стран (emergingmarkets) будут ниже, чем это было в предыдущие 20 лет.

Это и вопрос о том, как удастся выйти из той ситуации с денежными политиками, когда балансы ведущих центробанков и двух основных резервных валют получили такой денежный прилив, которого не знает история.

Самое интересное в кризисах (и самое болезненное) — это те возникающие ситуации, которые не имеют исторических прецедентов. Такого увеличения балансов центробанков без инфляционного эффекта история не знала никогда.

Что это значит? Это выход в новую парадигму, или за это придется платить? Чем — инфляцией или ростом? Это тоже вопрос, на который еще только предстоит дать ответ, какая денежная политика будет в этой ситуации.

Это и вопрос новой модели регулирования. Но опять же: после кризиса 1930-х годов мир вышел с дирижистской моделью, с резко возросшим уровнем бюджетной нагрузки на экономику, а после 1970-х — с моделью дерегулирования.

Что будет сейчас? В какой мере на вызовы финансовой глобализации удастся ответить возможностями межнационального финансового регулирования? Стоит ли этот вопрос на повестке? В какой мере он будет стоять или отражаться в решениях стран?

В общем, мне кажется, что это тот круг вопросов, на которые пришла пора ответить, на которые очевидных ответов нет, но на которые уже можно отвечать.

В общем, у нас такая уникальная панель экспертов. Я коротко представлю их.

Это Марио Монти — профессор экономики, еврокомиссар и председатель Совета министров Италии (2011–2013 гг.).

Это Анхель Гурриа — генеральный секретарь ОЭCР. Мы только что провели дискуссию по представлению доклада ОЭCР, и надо сказать, что выводы ОЭCР гораздо более оптимистичны, нежели выводы большинства российских экономистов как правого, так и левого направления.

Вацлав Клаус, который в течение 10 лет был президентом Чехии, известный экономист — еще один пример, когда видный экономист становится политиком.

Рэйчел Кайт, вице-президент Всемирного банка, занимающегося устойчивым развитием.

Джеффри Сакс, имя которого в какой-то мере стало нарицательным в нашей стране, но который совершенно не соответствует (вы, я думаю, это увидите) тому облику и тому представлению… Есть мифический Джеффри Сакс, о котором можно почитать в газетах, особенно левого толка и есть реальный Джеффри Сакс, которого вы узнаете.

Яков Френкель — человек, который 10 лет руководил центральным банком Израиля, собственно, обеспечил в значительной мере стабильность израильской экономики благодаря тем стабилизационным мероприятиям, которые до него и при нем проводились. В настоящее время является президентом J. P. Morgan International. Такая панель.

Наверное, участникам панели я буду задавать определенные вопросы. Впрочем, хочу сразу сказать, что это их право — отвечать на эти вопросы или не отвечать. Я надеюсь, что у нас будет интересная, увлекательная дискуссия, которая в ближайшее время получит свое продолжение.

Да, еще. Характеризуя участников сессии, хочу сказать, что у нас собрались люди (мы не специально это придумали) с парадоксальными взглядами, и вы это тоже увидите.

Д.А. Медведев, Председатель Правительства Российской Федерации:

Мир переживает очередной этап «созидательного разрушения»

…За время своего существования Форум уже заслужил репутацию достаточно авторитетной площадки. У многих ведущих экономистов, представителей деловых кругов, международных организаций даже сложилась неплохая традиция — начинать год здесь, в Москве, на Гайдаровском Форуме.

…Большинство стран, которые пострадали от глобального кризиса, находятся в стадии разрешения своих экономических проблем. Усилия по оздоровлению финансовых систем, развитию мировой торговли, поддержанию инвестиционной активности все же приносят определенные результаты. Это, кстати, видно даже и по тому, как менялась повестка дня дискуссий на Гайдаровском Форуме в последние годы.

Если раньше (после 2008 г., конечно) в основном обсуждались меры по реанимации мировой экономики, то сегодня мы говорим о поиске точек устойчивого роста. Однако эта позитивная динамика — и не только в повестке дня Форума, но и в развитии мировой экономики — не отменяет всей сложности стоящих перед нами задач по выходу на траекторию роста.

Готовых рецептов, конечно, нет ни у одного правительства, ни в одной стране. Нет той универсальной модели или универсального лекала, с помощью которого можно было бы нарисовать контуры посткризисного мира и динамичного развития. Но, как только что говорил господин Мау, именно в периоды кризисов формируются новые возможности для экономического роста, меняются традиционные направления мировой торговли, сложившиеся, в том числе не всегда справедливые, геополитические и геоэкономические балансы и появляются новые лидеры — лидеры роста, появляются новые технологии производства и целые отрасли.

В этом смысле можно согласиться с тем, что мир переживает очередной этап «созидательного разрушения», описанного еще Йозефом Шумпетером феномена, который создает предпосылки для последующего развития.

Не так давно (это было в прошлом году на нашем Сочинском форуме в сентябре) я сказал, что время простых решений прошло. Это действительно так. Перед всеми нами стоит очень серьезный интеллектуальный вызов, и от нашего ответа зависит то, каким будет посткризисное развитие, зависит и то, какую роль и какое место получит наша страна, Россия, в глобальном мире.

На фоне глобального кризиса ситуация в России — по формальным, подчеркиваю, признакам — выглядит достаточно стабильной, о чем, в общем всегда говорят. Экономика растет, конечно, невысокими темпами, но все же как-то растет. Бюджет сегодня сбалансирован, государственный долг и безработица — невелики, инфляция (имея в виду наши подходы к этому вопросу) находится под контролем.

Однако, и это тоже всем абсолютно понятно, динамика нашего развития не может не вызывать озабоченность. Напомню, что если в 2010–2012 гг. средние ежеквартальные темпы роста составляли почти 4,5%, то во II и III кварталах прошлого года только 1,2%, и это при том, что среднегодовые цены на нефть остаются вблизи своих исторических максимумов. Конечно, здесь есть и внешние причины, к примеру, рецессия у нашего основного торгового партнера — Европейского Союза, но не это главное.

Наблюдаемое сейчас торможение российской экономики обусловлено прежде всего внутренними проблемами нашего развития, теми структурными и институциональными ограничениями, которые не дают нам выйти на принципиально новый уровень развития.

С одной стороны, мы, конечно, уже достигли довольно высокого, по российским меркам, уровня благосостояния, а с другой — мы постепенно приближаемся к ограничениям по цене рабочей силы, она уже достаточно высока. В то же время ограничения существуют и по институтам, которые еще недостаточно хорошо развиты.

Это может привести нас к проблемам конкуренции как с развитыми экономиками, которые обладают высококвалифицированной рабочей силой и экспортируют технологические инновации, так и с экономиками с низкими доходами, низким уровнем заработной платы и дешевым производством промышленных товаров. Это то, что вслед за Барри Эйхенгрином называют «ловушкой среднего уровня доходов» — когда при достижении определенного уровня валового внутреннего продукта происходит определенное «зависание» темпов экономического роста.

Хотел бы также отметить, что наши сегодняшние проблемы, на мой взгляд, не являются результатом ошибок прошлого. Во всяком случае, их было не так много. Напротив, это скорее следствие довольно успешной реализации экономической политики в последние 10–12 лет, которая и позволила нашей стране совершить рывок вперед, подняться на качественную ступень, именно на которой мы и сталкиваемся с совершенно другими по своей природе и масштабу вызовами — кстати, по сравнению с теми, которые стояли перед нашей страной еще 10–15 лет назад и о которых в начале предыдущего десятилетия говорил Егор Гайдар.

А говорил он буквально следующее: «То, что мы делали в начале 1990-х гг., было исключительно болезненно в социальном отношении и рискованно политически, но интеллектуально несложно. А то, что должно делать правительство в настоящее время, — реформы здравоохранения, пенсионной системы, качественное обновление системы правовой охраны, защиты прав собственности — все это требует и тщательной проработки, поскольку здесь не может быть универсальных рецептов».

Для того чтобы справиться со всеми этими новыми вызовами, необходимо серьезное обновление большинства сложившихся институтов и процедур — и формальных, а зачастую и неформальных, — в рамках которых существуют и работают государство, бизнес, социальные структуры, граждане, все гражданское общество нашей страны. Это не просто теоретические размышления, это в современных условиях, по сути, веление времени.

Сегодня наша самая важная задача может быть выражена одним словом — словом «качество». Это и качество труда, и качество товаров, и качество продуктов и проектов, которые предлагаются для инвестирования, и, конечно, качество управленческих решений — в конечном счете все, что формирует качество нашей жизни.

Теперь несколько слов о тех направлениях, по которым правительство собирается эти задачи решать.

Первое, о чем мне хотелось бы сказать, — это повышение качества труда и обеспечение профессионального роста.

Это необходимое условие решения задачи по созданию до 2020 года 25 млн высокопроизводительных рабочих мест. Впервые об этом было сказано, напомню, Президентом России. Из страны дорогого, но зачастую некачественного и неэффективного труда мы должны стать страной высокого коэффициента полезного действия.

В этом смысле нам нужно обеспечить и гибкость рынка труда и трудового законодательства, повысить мобильность и качество трудовых ресурсов. На Сочинском форуме, о котором я уже упоминал, я как-то сказал, что мы не должны искусственно поддерживать занятость, поддерживать занятость любой ценой. Это тогда вызвало определенную критику, даже волну критики.

Тем не менее я считаю, что это правильно. При этом хотел бы отметить еще раз то, о чем говорил тогда: конечно, надо минимизировать социальные и политические риски высвобождения работников, а они есть, но сегодня они значительно ниже, чем несколько лет назад. Почему?

Во-первых, масштаб возможных высвобождений не такой большой, как 20 или даже 10 лет назад.

Во-вторых, сейчас на пенсию выходит многочисленное поколение 1950-х гг., а свои первые записи в трудовых биографиях делают представители поколения 1990-х, когда, собственно, в нашей стране и начал наблюдаться демографический спад. Таким образом, доля экономически активного населения, к сожалению, постепенно сокращается, и эта тенденция, вероятно, сохранится и в ближайшие годы. В этих условиях, скорее, будет не хватать квалифицированных сотрудников, работников, чем рабочих мест.

Государство должно стимулировать переход работников на те предприятия, которые нуждаются в рабочих руках и могут найти им наилучшее применение, помогать в открытии собственного дела, способствовать переобучению работников, получению ими новых и востребованных знаний. Иными словами, мы должны будем помогать тем, кто готов меняться, готов идти по пути повышения и эффективности, и качества своего труда, идти по пути модернизации. Это будет помощь и работникам, и работодателям, которые обеспечивают рост производства. Мы, кстати, готовы брать на себя и довольно существенную часть затрат, связанных с высвобождением работников: я имею в виду переобучение, оплату переезда к новым местам работы и необходимую адаптацию.

То есть в первую очередь мы здесь будем помогать самим людям, тем более что повышение такой мобильности — это важнейший ресурс экономического роста.

Еще несколько десятилетий назад промышленность развитых государств уходила в страны с дешевой рабочей силой. Сегодня все чаще она возвращается назад, но уже не в виде традиционных производств. Современная реиндустриализация — это появление принципиально новых технологий, которые к тому же непрерывно развиваются, совершенствуются, и работа с ними требует высокой квалификации, качественной образовательной подготовки.

Во всем мире инвестиции в знания растут существенно быстрее, чем вложения в основные фонды. Это, кстати, неудивительно, потому что 90% всех открытий и информации, которыми располагает человечество, было сделано за последние 30 лет, а те же самые 90%, но уже ученых и инженеров, подготовленных за всю историю цивилизации, — это наши современники.

Динамика прогресса такова, что принцип «одна жизнь — один диплом» очень быстро устаревает… К сожалению, в нашей стране те, кто постоянно обновляет свои профессиональные знания, занимается дополнительным образованием, пока находятся в меньшинстве, поэтому мы намерены поддерживать расширение сферы непрерывного образования, причем, учитывая возрастную структуру нашего общества, особое внимание будет уделено людям среднего и старшего возрастов. К 2015 г. доля работников, которые прошли повышение квалификации, должна вырасти на 10% против того, что мы имеем сейчас, — где-то до 37%... В современном обществе сектор знаний — это такая «умная машина» по принятию решений, по разрешению различных проблем, причем не только технологических или управленческих, но и тех, от которых зависит продолжительность экономически активной жизни каждого человека.

…Мы, конечно, рассчитываем на развитие институтов непрерывного обучения, бизнес-школ, executive education, и, естественно, других возможных средств, и, конечно, на приход качественных управленцев в государственный сектор.

Принципиальное изменение предпринимательской среды, ее качества — это второе, на чем следовало бы сфокусироваться правительству.

Основная задача — сделать условия ведения бизнеса в России, или, как сейчас модно говорить, национальную российскую юрисдикцию комфортной и конкурентоспособной, снять инфраструктурные и институциональные ограничения для деловой активности, создать эффективную систему стимулов для инвестирования в реальный сектор, в инновационные проекты и в региональное развитие. Мы этой работой занимаемся в расчете на то, что и российские инвесторы, и малый и средний бизнес к этому тоже будут подключаться.

…Приведу пример, который, на мой взгляд, является, может быть, наиболее красноречивым: срок подключения к электросетям для потребителей до 150 кВт сокращен до 180 дней, а его стоимость снижена более чем в 3 раза (совсем недавно эти цифры были совершенно тяжелые).

…Более простыми и прозрачными станут процедуры получения земельных участков под строительство и необходимых разрешений. В этом году будут снижены издержки бизнеса, связанные с предоставлением отчетности, до 40% увеличена доля закупок в электронной форме в общем объеме конкурентных закупок, срок государственной регистрации права собственности и кадастрового учета сократится до семи и пяти дней соответственно, а срок регистрации в государственных внебюджетных фондах для юридических лиц и индивидуальных предпринимателей должен составить один день.<…>

Сейчас нам крайне нужны инвестиции, которые связаны с внедрением передовых технологий, современного менеджмента, созданием высокотехнологичных рабочих мест, о которых я уже сказал, с качественно иным уровнем использования ресурсов и производительности труда. Как известно, инвестор понимает, что идти нужно туда, где выгодно, удобно и безопасно работать.

И, как очень часто довольно цинично говорят, патриотизм заканчивается там, где начинается налоговая декларация. В этом смысле мы тоже чувствуем это и на своем опыте.

Критически важный для нашей страны момент в плане сокращения издержек отдельных компаний — это создание современной транспортной и социальной инфраструктуры. Речь идет о привлечении частных инвестиций в крупные проекты Сибири, Дальнего Востока, в жилищно-коммунальный сектор, в строительство, в инновации.

О развитии социального предпринимательства и государственно-частного партнерства в этой сфере много говорится, но в любом случае требуются стимулирующие меры, и такие меры должны быть созданы, в том числе за счет возврата части будущих федеральных налогов.

Что касается формирования территорий опережающего развития, расположенных в Сибири и на Дальнем Востоке, то для предпринимателей, которые будут вести здесь свой бизнес, будут созданы особые условия, я буду заниматься этим лично. В том числе установлены пятилетние налоговые каникулы по налогу на прибыль, по добыче полезных ископаемых, земельному и имущественному налогам, а также пониженные ставки страховых взносов.

Одна из ожидаемых многими инвесторами инноваций в этой сфере, которая, как мы рассчитываем, тоже будет приносить пользу, — это механизм отсроченных платежей, так называемый TIF, когда реализация проекта начинается без первоначальных вложений со стороны государства и затраты инвесторов возмещаются за счет налоговых поступлений от реализации инвестиционного проекта в целом.

Еще один наболевший для бизнеса и граждан вопрос (он напрямую влияет на качество бизнес-среды) — это обеспечение более эффективной работы инфраструктурных монополистов. Вы знаете, мы тарифы заморозили, в самых ближайших планах — внедрение системы общественного контроля за издержками инфраструктурных монополий, процедур ценового и технологического аудита, раскрытие информации о закупках и обсуждение их инвестиционных программ. Этим тоже стали заниматься гораздо более активно, чем это делалось в последние 15–20 лет.

Нас часто упрекают в коротком горизонте планирования, критикуют за постоянные изменения в правовом регулировании предпринимательской деятельности. Это отчасти справедливо, но не до конца. Я напомню, что за прошедшие полтора года утверждены Основные направления деятельности правительства до 2018 года, ряд долгосрочных стратегий, 39 государственных программ.

Конечно, эти инструменты нуждаются в доводке, но это все-таки довольно ясные ориентиры для инвесторов, позволяющие планировать долгосрочные капитальные вложения и привлекать длинные кредитные ресурсы, создавать дополнительные рабочие места, тем самым формировать реальные точки устойчивого экономического роста.

В последние годы российское законодательство было существенно модернизировано, в том числе в связи с тем, что мы приводим его в соответствие с требованиями ВТО, гармонизируем его правовую базу с нашими белорусскими и казахстанскими партнерами в ходе формирования Таможенного союза и Единого экономического пространства.

На очереди вступление в ОЭСР, поэтому мы и дальше продолжим совершенствование законодательства в области регулирования капитальных вложений, финансовых рынков, экологии, борьбы с коррупцией… Важно, чтобы эти новации улучшали деловой климат и не создавали дополнительной административной нагрузки на бизнес. Чтобы эти риски свести к минимуму, вводится оценка регулирующего воздействия.

…По большому счету речь идет об определенном самоограничении власти в определенных отраслях экономики, в сфере ЖКХ и социального обслуживания — там, где частный инвестор, там, где собственник по определению более эффективен и поэтому должен быть заинтересован в развитии своего бизнеса.

Что касается малых и средних предприятий. Наша задача — набор критической массы. В странах Евросоюза на долю небольшого бизнеса приходится до половины валового внутреннего продукта. У нас, к сожалению, пока цифры другие, у нас это около 20%, ну а в общей численности занятых — приблизительно четверть. Показатель занятости в секторе малого и среднего бизнеса других стран, в Европе, действительно составляет около 50%.

Многое зависит от эффективности государственной политики. Даже в условиях оптимизации государственных расходов мы продолжаем финансирование федеральных программ поддержки небольших компаний, предпринимателям предоставляются субсидии. В текущем году на это было предусмотрено более 21 млрд рублей. Предстоит также реализовать решение (оно было озвучено в Послании) о двухлетних налоговых каникулах для вновь созданных предприятий в производственной, социальной и научной сферах. Необходимые полномочия должны быть предоставлены субъектам нашей страны уже в этом году.

Более открытой для малого и среднего бизнеса должна стать система государственных закупок. С этого года мы внедряем закон о контрактной системе. Он, как известно, предусматривает серьезные преференции для малых и средних предприятий, имея в виду, что не менее 15% годового объема заказов должно быть отдано небольшим фирмам и социально ориентированным некоммерческим организациям, а для малых и средних предпринимателей в закупках инфраструктурных монополий эта доля должна быть еще значительнее.

Еще одно важное направление — повышение доступности кредитных ресурсов для малого и среднего бизнеса… Все эти шаги имеют конкретную цель — максимально упростить для бизнеса создание современных рабочих мест, создание новых продуктов и услуг и облегчить выход на новые технологические уровни.

Но, скажем прямо, одних правительственных усилий недостаточно. Власть только может создать необходимые условия и постараться их качественно внедрить, а вот как использовать открывающиеся возможности, зависит от всех нас, от каждого из нас — от тех, кто ведет собственное дело, от тех, кто работает на малых и средних предприятиях, в крупных компаниях, общественных организациях, в конечном счете зависит от нашего желания добиваться успеха собственным трудом.

Марио Монти(президент Университета Боккони, пожизненный сенатор, председатель Совета министров Италии в 2011–2013 гг.)

Европа преодолела кризис

В.Мау: В начале 1990-х я открыл для себя своеобразный экономический или экономико-политический закон: если профессор экономики становится премьер-министром, дела в стране идут плохо. Потом я понял, что это работает и для Европы. Особенно это стало ясно, когда профессор Монти стал премьер-министром Италии. Марио, хотел спросить: как это было и как вы себя чувствуете? Много ли еще профессоров должны занять места премьер-министров и президентов в Европейском Союзе?

Кстати, в этой связи не могу не вспомнить цитату. Некоторое время назад я прочитал в «Экономисте» такую фразу: «Для того чтобы в Европе прошел кризис, необходимы немецкая экстравагантность, французские реформы и итальянская политическая зрелость». Как вы к этому относитесь?

Для меня большая честь участвовать в Гайдаровском Форуме, я прежде всего благодарен профессору Мау за то, что меня пригласили. Для меня особая честь вновь встретиться с премьер-министром господином Медведевым, с которым я прекрасно сотрудничал на двусторонней основе, я имею в виду Россия — Италия в рамках «восьмерки», в рамках «двадцатки». Также я сотрудничал и с президентом Путиным, когда я недолгое время находился в правительстве.

Немецкие, французские, итальянские плюсы или минусы, слабости или сильные стороны — это один из интересных аспектов, характеризующих Евросоюз.

Конечно, есть еще 25 стран, которые могли бы добавить кое-что к этой комбинации. Если вы спросите у итальянцев по поводу того, как они реагировали на итальянский финансовый кризис в конце 2011 г., то, наверное, они будут еще более откровенными, они, наверное, скажут: «В ноябре 2011 г. нам, похоже, дали немецкого премьер-министра» — скорее всего, так они скажут, и это совсем не обязательно будет означать комплимент.

Честно говоря, я считаю, что в последние два года мы в Европе осознали необходимость добиться взаимопонимания в том, что касается нашей совместной деятельности и сотрудничества.

По моему мнению, Еврозона сегодня в общем и целом преодолела кризис. Не все решено, но в большинстве проблемы разрешены. Также следует отметить, что никогда речь не шла о кризисе евро. Эта валюта все еще молодая, и за последние годы евро никогда не ставился под вопрос ни с точки зрения покупательной способности внутри Союза, ни в том, что касается обменного курса vis-a-vis основных валют мира. Хотя многие в Европе могут вам сказать, что евро — слишком сильная валюта, но речь шла о финансовом, банковском кризисе, который захлестнул большое количество стран в рамках Еврозоны. Во всяком случае, в Италии этот кризис был очевиден. В ноябре 2011 г. Италия столкнулась с ситуацией, когда за предыдущие четыре месяца разница между процентной ставкой в Италии и в Германии увеличивалась очень быстро: c двухсот базовых пунктов до шестисот базовых пунктов менее чем за четыре месяца. Это и привело к серьезным проблемам.

Неожиданно Италия превратилась в страну, на которую был обращен взор Европы, да и всего мира (и это чувствовалось, надо сказать), потому что после финансовых кризисов в Греции, Португалии, Ирландии и в какой-то степени в Испании все опасались, что и Италию ждет такая же участь, принимая во внимание системные проблемы в Европе.

Но этого не произошло. И благодаря коалиции, большой коалиции, благодаря политике фискальной дисциплины, благодаря структурным реформам, которые не так уж и отличаются от тех, которые столь подробно описал здесь премьер-министр России, — итак, благодаря всему этому мы смогли выйти из этой ситуации.

И, в общем-то, Италия на данный момент — единственная страна на юге Европы, которая вышла из финансового кризиса. При этом не было необходимости просить о финансовой помощи ни ЕС, ни МВФ. Италия также — единственная страна на юге Европы — плюс, единственная страна, которая вышла за рамки процедур ЕС, регулировавших финансовые процедуры. Почему я говорю «юг Европы плюс»? Это не только Испания, Греция, Португалия, которые все еще этим процедурам следуют, плюс еще Франция; еще одна страна — это Нидерланды, которая не находится на юге.

Нынешнее правительство Италии под руководством премьер-министра Летта активно проводит политику фискальной дисциплины и структурных реформ. Позвольте мне сказать, что Еврозона в своей системе управления в значительной степени отошла от предыдущей схемы; опять же реагируя на кризис и учитывая посткризисные контуры мира. Например, каждая страна сегодня должна представлять Евросоюзу проекты бюджетов на следующие годы еще до того, как этот проект поступает в национальный парламент.

Или, например, сейчас создается банковский союз, и речь идет об одном общем механизме банковского надзора. Он, конечно, несовершенен, но тем не менее. Добавим все те инновации, которые внедрил европейский ЦБ по мониторингу банковских

сделок. Конечно же, все мы заплатили цену за это — всем тем, что касается краткосрочного спада, рецессии, высокой безработицы, особенно среди молодежи, в Италии, например, да и в других странах. За этим надо следить внимательно: в результате кризиса растет разочарование, растет недопонимание, растет конфликт между севером и югом Европы, а это очень опасно. Это требует серьезных усилий, направленных на обеспечение роста в условиях стабильности…

Я думаю, что мы должны в значительной степени следовать в рамках ОЭСР, полагаю, что тогда мы добьемся большего роста стабильности как на юге, так и на севере Европы. И это будет наш вклад.

Что касается юга, то, конечно же, мы должны и дальше проводить политику бюджетной дисциплины и структурных реформ. Не все страны целенаправленно следуют этому импульсу, а это очень важно, по моему мнению. Это означает также, что мы должны внедрить культуру социальной экономики, как в Германии, и в остальных странах Западной Европы. Но ведь и север должен сделать свой шаг навстречу, их экономика должна быть более готовой внести свой вклад с точки зрения экспансии.

Нынешний анализ, который был сделан в ЕС — а именно: анализ макроэкономики и ситуации в Германии — в том, что касается тех реалий, который там существуют, это серьезный шаг вперед. Но в отношении позиции Германии, позиции других северных стран — это то, что касается принятия общеевропейских решений… Здесь тоже надо продвигаться вперед, особенно в том, что касается более открытой позиции не по бюджетному дефициту в целом, а по производственным инвестициям в госсектор. Необходимо объяснять определенные заимствования, особенно если ставка на кредиты ниже, нежели ожидаемая отдача от реализуемых проектов. Это не является дисциплинированной политикой в области госфинансов и не является экономически оправданным подходом.

Полагаю, что если мы добьемся стабилизации роста (а здесь должны внести свой вклад как юг, так и север Европы), то в результате мы выйдем из ситуации спада, о котором говорил премьер-министр России. Мы преодолеем спад, который переживает ЕС и который не помогает никому, и российской экономике среди прочих.

Эти политическую комбинацию можно и нужно менять, развивать, отходить от социальных стереотипов, которые укоренились в наших странах.

Нельзя забывать, что наша европейская структура сложная, сильная, но довольно молодая, она была создана в результате трагического кризиса после Второй мировой войны. В течение многих десятилетий благодаря Евросоюзу мы смогли избежать проблем между Германией и Францией. Конфликты — всегда последствия кризиса, и я думаю, что кризис Еврозоны не является исключением из этого правила. Спасибо.

В.Мау: Спасибо. Я хочу попросить выступить Анхеля Гурриа, генерального секретаря ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития), организации, в которую Россия хочет вступить и с которой мы ведем интенсивные дискуссии.

Сегодня утром была сессия по докладу ОЭСР, где доклад ОЭСР звучал гораздо оптимистичнее по отношению к России, чем высказывания многих российских экономистов.

А. Гурриа, генеральный секретарь Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР)

Контуры посткризисного мира

Когда Марио Монти говорит: «следуйте примеру ОЭСР», — день хорошо начинается. День начинается хорошо тогда, когда премьер-министр говорит обо всех изменениях политики, всех тех изменениях, которые реализуются здесь. И я должен сказать в качестве комментария… Я представил наш доклад здесь, на форуме; мой комментарий к этому документу объясняет, почему у России кризис проходит лучше, чем в других странах мира. Конечно, кризис не закончился, Россия развивается, но тем не менее задачи стоят серьезные, мы их описываем в нашем обзоре, и эти задачи должны быть решены.

Позвольте мне сказать следующее: мы все еще живем в посткризисном пространстве. Я не буду говорить о контурах посткризисного времени, как будто бы речь идет об истории. К сожалению, мы все еще чувствуем на себе результаты кризиса. Я бы сказал так: кризис оставил нам довольно серьезное наследие, которое беспокоит нас, и сегодня мы должны решать эти проблемы.

Какой сейчас рост в мире? 1,7% по сравнению с более чем 4%. По цифрам ОЭСР, прошлогодний рост — 2,5%.

В этом году ситуация в Еврозоне лучше, США набирают обороты — это в какой-то степени неплохие новости. Япония впервые выходит из дефляции после 15 лет; побороли дефляцию, но рост все еще достаточно скромный, и огромным бременем лежит задолженность — больше 200% по сравнению с ВВП.

Одно из наследий кризиса — низкий рост. Безработица — вторая проблема, которую мы унаследовали: до 8% в среднем в ОЭСР, 47 млн человек, и 16% в качестве среднего показателя среди молодежи. Во Франции каждый четвертый, в Италии каждый третий, в Греции и Испании — каждый второй молодой человек без работы.

Безработица в Еврозоне — 12%. И рост безработицы продолжается. Поэтому это не история, это не прошлое. В США безработица снижается, и это странно. Цифры говорят о том, что новых рабочих мест в последние месяцы было создано очень мало, тем не менее безработица падает, хотя все больше и больше людей ищут работу. Здесь есть определенный парадокс в том, что касается статистики. Но это означает, что мы в ОЭСР говорим о 12–13 млн новых безработных, которых мы получили в результате кризиса. Это серьезное бремя. Далее. Что еще мы унаследовали? Неравенство, растущее неравенство. И раньше, до кризиса, мы все это видели. Но ничто лучше кризиса не влияет на рост неравенства… И уровень неравенства в ОЭСР достиг девяти раз (10% самых богатых людей в сравнении с 10-ю процентами самых бедных). Много это или мало? Одно поколение назад показатель был — в 6-7 раз. А это означает, что показатель неравенства увеличился в течение одного поколения, за 35 лет, на одну треть, и это уже очень нехорошие новости. Показатель этот растет очень быстро. За три кризисных года — 2008, 2009, 2010 гг. — этот показатель вырос быстрее, нежели за предыдущие 12 лет. Это третья проблема, которую мы унаследовали, — медленный рост экономики, безработица, быстрый рост неравенства.

Важнейшая черта времени — утрата доверия к государству. Все, что мы построили — политики, премьеры, банковская система, президенты, транснациональные корпорации, конгрессы, парламенты, — так вот, ко всему этому люди утратили доверие.

Люди не верят теперь, что все эти структуры могут решать их проблемы. Растет цинизм в обществе: люди не считают, что традиционные институты, государственные структуры в состоянии решать их индивидуальные проблемы, а это в значительной степени затрудняет решение этих проблем и реализацию государственной политики. Это то, что мы унаследовали, это то, с чем мы должны считаться.

Четыре «цилиндра» экономики

Сравним нынешнюю экономическую ситуацию с автомобильным рынком. Скажем, речь идет о европейской машине. Если бы речь шла об американской машине, тогда было бы восемь цилиндров, и она бы просто сжирала весь бензин, а мы говорим о четырехцилиндровом двигателе — европейский автомобиль более эффективный, экономичный. Но все четыре цилиндра работают лишь вполовину своей мощности. Они не работают в полную мощь.

Какие же это «четыре цилиндра»? Инвестиции — примерно 2%, самые медленные за прошлые годы, отстают от тенденции, а инвестиции сегодня — это завтрашний рост. Так вот, инвестиции очень медленные. Торговля — это мировой двигатель. Рост 2–3%, еле-еле, теперь понемногу набирает обороты.

Но президент Путин на встрече «двадцатки» едва ли не выкручивал всем руки, используя свое умение дзюдоиста, чтобы убедить в том, что «двадцатка» не должна повернуть вспять, не должна вернуться к протекционизму. Он сделал это дважды: в Лос-Кабосе в Мексике, а затем повторил это, конечно же, в Санкт-Петербурге. Он сам, единолично, добился того, что «двадцатка» обещала четыре года, — не возвращаться к протекционизму. Мы говорим о продвижении вперед, об открытии рынков. Но мы даже не можем убедить людей в том, чтобы они замерли на месте! Парадокс, серьезный парадокс, в котором кроются проблемы. Это серьезный протекционизм, и это проблема.

Кроме того, кредиты — это еще один «цилиндр». Средний процент увеличения выдачи кредитов — плоская линия, то есть минус 3% в Европе, возможно, небольшой прирост выдачи кредитов в США, небольшой — в Японии, но на самом деле рост выдачи новых кредитов практически отсутствует. Почему нас это удивляет? Почему банки не дают кредиты? Это всех нас очень волнует. «Как же они не обанкротились», — вот о чем думаем в первую очередь. Для общества очень дорого обходится банкротство банков, крах банковской системы, потому что должен же кто-то давать в долг. Банки дают в долг, им нужно давать в долг, а если они не будут давать в долг, тогда кто? В ОЭСР дела с этим обстоят не очень.

Четвертый «цилиндр» нашего двигателя… Торговля, инвестиции, выдача кредитов и следующее... Кто же у нас раньше быстро рос? Китай, Индия, Бразилия, Южная Африка, Индонезия. Сейчас экономики всех этих стран серьезно замедлились. Китаю удалось стабилизировать ситуацию более-менее, но у остальных все не так хорошо. Даже в Мексике мы наблюдаем значительное замедление темпов роста. Это наследие кризиса, это наши сегодняшние условия, в которых мы живем.

Что происходит вокруг России

Премьер-министр Медведев говорил о том, что для такой страны, как Россия, становится все сложнее расти, потому что Россия встроена в глобальный контекст. Давайте посмотрим, что происходит вокруг России.

В нашем обзоре говорится: из-за того, что есть большое количество неопределенностей, и из-за того, что в России велика зависимость от энергоносителей и от продажи энергоносителей, российской экономике сложно расти. Что касается контуров посткризисного мира, мы надеемся, что ситуация в ближайшие годы улучшится, но остается большое количество неопределенностей. Возможно, США будут постепенно выходить из серьезной поляризации, политических дебатов по проблемам долга и бюджета.

«Абэномика» в Японии не сможет, возможно, справиться, это будет плохо.

Но какие меры будут приниматься в Китае? А в Евросоюзе? Вот где будут главные вызовы, с которыми мы можем столкнуться, и нам нужно понять, что же станет нормой в будущем, когда мы, наконец, по-настоящему выйдем из кризиса.

Очень сложно будет принимать решения в области политики и стратегии. Чтобы поддержать темпы производства и роста экономики, нам нужно будет смотреть, когда будет усиливаться или ослабляться монетарная политика федеральной резервной системы и так далее. На все это станут оглядываться чаще и больше; те, у кого внешний долг высокий, будут страдать больше, будут более подвержены и уязвимы, а также более уязвимы те, у кого слабая банковская система.

В этом смысле у России дела обстоят неплохо, она, в общем-то, готова к новой стадии развития. Это будет очень конкурентная стадия развития мировой экономики. Будут потеряны многие рабочие места, сократится экспорт, благосостояние уменьшится — все придется отрезáть, ампутировать, а потом надо будет наверстывать упущенное, поэтому каждой стране нужно лучше готовиться к этой новой гонке, которая последует за выходом из кризиса.

Позвольте в конце моего выступления сказать также о том, что господин премьер-министр Медведев говорил о навыках, образовании. Это два разных аспекта. Мы посмотрели, как в России дела обстоят по методологии PISA. Россия улучшает свои показатели, но, что касается навыков, это уже относится к трудовому рынку, это отдельный элемент, он не связан с успеваемостью студентов. Этот компонент связан с тем, как работают взрослые выпускники, какая ситуация на рынке труда. Во многих странах ситуация на рынке труда обстоит не очень хорошо в связи с участием женщин на рынке труда, а также недостаточно принимаются во внимание соображения экологичности.

Мы идем по пути столкновения с природой, нам нужно изменить траекторию нашего развития, иначе мы столкнемся, и цена будет очень высокой. Не нужно идти против природы.

Таковы, на мой взгляд, контуры посткризисного мира. Нужно будет наверстывать упущенное, внедрять инновации, усердно работать и осторожно принимать решения.

В.Мау: Спасибо большое. Я попрошу выступить Вацлава Клауса. Он, я бы сказал, один из крупнейших евроскептиков вне Великобритании.

Вацлав Клаус (президент Чехии в 2003–2013 гг.)

«Европа является очень неудачным примером организации экономической и политической системы»

Спасибо за ваше приглашение посетить очень важную площадку — Гайдаровский Форум. Гайдар был моим хорошим другом, прекрасным экономистом и серьезным, выдающимся политиком.

Прежде всего: как связаны я и профессор Мау? Мы говорили в первой переписке об устойчивом развитии и о периоде нестабильности. Здесь есть проблема. Я не понимаю, что такое «устойчивое развитие». Это не нейтральный термин. Как его трактовать? Я думаю, что он недостаточно хорошо разработан. Идеологическая концепция его плоха, он не может быть серьезной основой для вдумчивых обсуждений.

Я думаю, что те, кто использует этот термин, действительно не хотят обсуждать, как вновь запустить мотор экономического роста, особенно в Европе, как увеличить темпы роста в развивающихся странах или как преодолеть бедность. Вот что действительно важно, а разговоры об устойчивом росте или развитии должны сводиться к тому, что нам необходимо убрать ненужные барьеры, нам нужно отказаться от некоторых операционных концепций. Те, кто использует термин «устойчивое развитие», являются заложниками устаревших экономических доктрин, которые не дают расти нам так быстро, как надо.

В 1970-е гг. многие «зеленые» взяли этот термин на вооружение. Я думаю, что нам очень нужно прояснить, что же он значит и какие еще идеологически заряженные и мотивированные термины используются у нас. Нужно об этом подумать и отказаться от многих.

Я жил в централизованной, в плановой экономике Чехословакии, как и в СССР, я кое-что знаю о необходимых предпосылках и условиях экономического роста и развития. Они включают развитую рыночную экономику, минимальное вмешательство государства. Частная собственность, ее очень высокая доля — чем меньше субсидий, тем лучше. И, конечно, нужны институциональные и правовые рамки, надлежащие рамки.

Многие считают, что это всем известно, и все это по всему миру признают, а 20 лет назад, когда у нас были серьезные перемены, которые в Центральной и Восточной Европе серьезно повлияли на наше развитие (кстати, Гайдар пытался здесь сделать что-то похожее), мы думали, что это все уже стало историей. Нет-нет, по-прежнему мы обсуждаем всё те же темы и вопросы.

Когда я говорю «здесь обсуждаем», я имею в виду прежде всего Европу, потому что Европа является очень неудачным примером организации экономической и политической системы.

Вот говорили о социально-ориентированной рыночной экономике (это немецкий термин), но она стала препятствием и барьером для экономического роста. Все это напоминает нам плановую экономику времен социализма в Чехословакии, и нам нужно отходить от тех практик управления экономикой. Европейская экономика зарегулирована, она перегружена социальными и другими обязательствами, она демонстрирует протекционизм, и все это не дает экономике Европы расти.

Кроме этой неэффективной экономической и социальной системы, Евросоюз становится всё более и более забюрократизированным и централизованным образованием. Все стремятся перейти к еще более тесному союзу. Это является доказательством, что плановая экономика и плановое общество бесперспективно. Оно ослабляет одну из самых сильных европейских особенностей — это традиционно высокий уровень демократии. Мы должны остановить де-демократизацию Европы.

Что касается второй части названия данной дискуссии, я не думаю, что нестабильность является надлежащим описанием того, что сейчас происходит в мировой экономике.

Я не думаю, что есть какая-то особая нестабильность в отличие от обычной, просто есть дисгармония тенденций развития, новое распределение динамики роста и богатства. Во многих частях света, например в странах БРИКС или схожих с ними, нет серьезной нестабильности, они растут довольно быстро, что неразрывно связано со всеми проблемами, дисбалансами, несоответствиями быстрого роста и состоянием мировой экономики.

В некоторых частях света мы можем сказать, что имеет место нестабильность, например в Европе. Там нет экономического роста, там высок уровень долга. Однако мне кажется, что европейцев устраивает текущее положение вещей, они не готовы к серьезным переменам. Я считаю, что будущие выборы в Евросоюзе не изменят ситуацию сколь-нибудь серьезным образом. Политическая бюрократия в Евросоюзе сильна, а простым людям внимания уделяется все меньше. Возможно, эта тенденция продолжится и в будущем. Я согласен с господином Монти: кризис в Европе — это не кризис евро, это кризис, который был создан евро, таким обменным курсом и процентными ставками и едиными ставками, единой монетарной политикой для очень разношерстного континента.

Мы не должны забывать о развивающихся странах. Многие из них демонстрируют чудесные, невероятные темпы роста и снижения уровня бедности в последние десятилетия. Особенно это характерно для Азии.

Сегодня бедность остается в основном проблемой Африки, потому что этот континент наименее интегрирован в мировую экономику. Изменения там возможны, если бы там была увеличена роль рыночной экономики и снижена роль правительства. Слишком сильное вмешательство правительства порождает коррупцию, снижает продуктивность всех процессов и приводит к разворовыванию помощи в целях развития.

Второй день Гайдаровского Форума-2014 был посвящен теме «Ресурсы и инфраструктура устойчивого развития». Он начался с пленарной дискуссии «Будущая индустриальная структура».

За последние десятилетия ускоренное развитие широкого круга технологий создало возможность формирования на их базе нового поколения производств. Эти технологии позволяют осуществлять быстрое проектирование сложных изделий, обеспечивают быструю и незатратную адаптацию изделий к требованиям заказчиков, позволяют гибко менять параметры устройств и производить индивидуализированные образцы.

С учетом развития подобных технологий, подкрепленных ростом производительности труда, повышением мобильности решений энергетического и ресурсного обеспечения, сокращается размер производств и растет мобильность современных производств. Это вызовет множество сопутствующих проблем, в том числе — социальных и политических.

Обсуждались вопросы: Какие перспективы открывают данные технологии для традиционных отраслей промышленности?

Какие возможности создают данные технологии для новых отраслей, для развития малых инновационных производственных компаний?

Насколько применение подобных технологий изменит структуру производства, возвращая его в развитые страны с высокой стоимостью рабочей силы?

Какие программы и формы поддержки нужны для развития перспективных производственных технологий, обеспечения доступа к ним инновационным производственным компаниям? Какие вызовы для рынка труда создает распространение этих технологий?

Модератором дискуссии выступил председатель правления ОАО «РОСНАНО» Анатолий Чубайс.

Денис Мантуров, министр промышленности и торговли РФ, считает, что на данный момент одним из перспективных направлений развития являются индустриальные парки. За счет такой организации высокотехнологичного бизнеса страны с несырьевой экономикой привлекают в свои производства существенные инвестиции. При этом он особо подчеркнул, что это направление технологического развития было создано «снизу», самим бизнесом. В работе индустриальных парков, согласно словам министра, занят преимущественно средний бизнес, являющийся «основным драйвером экономики». В связи с этим в текущем году будет принята специальная подпрограмма поддержки индустриальных парков, предусматривающая налоговые преференции для только что созданных компаний. Министр также отметил, что на данный момент в России ведут свою деятельность 36 индустриальных парков. Планируется открытие еще 80 в ближайшее время и 300 технопарков в течение следующих пяти лет.

По словам Алексея Пономарева, вице-президента Сколковского института науки и технологий, на данный момент новые индустриальные технологии (НИТ) также активно обсуждаются, как и нанотехнологии около 10 лет назад. Он считает, что современные возможности проектирования и изготовления материальных объектов делают возможным изготовление уникальных персонифицированных вещей не в массовом, а в единичном производстве. Такие технологии, по его мнению, могут быть использованы и в промышленности, и в быту, и в науке.

Эско Ахо, председатель совета директоров Eas tOffice of Finnish Industries, премьер-министр Финляндии (1991–1995 гг.), рассказал о международном опыте в области развития новых промышленных (цифровых) технологий, в том числе на примере компании Nokia Финляндии. При этом он особо отметил, что, по прогнозам, в результате внедрения новых технологий через 10–20 лет Финляндия потеряет до 50% рабочих мест.

Игорь Агамирзян, генеральный директор ОАО «РВК» говорил, что происходящая новая технологическая революция ликвидирует огромное количество массовых профессий, приведет к усугублению социально-экономической дифференциации общества, что в результате будет иметь глубокие социально-экономические последствия.

* * *

На четвертый день состоялась открытая дискуссия «Контуры посткризисного мира». С основным докладом выступил ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ Владимир Мау.

Назвав кризис 2007-2008 гг. системным, В. Мау сделал обзор «глобальных реформаций», которые этому предшествовали. «В 70-е гг. начался структурный кризис на Западе, темпы роста упали. Появился неизвестный раньше элемент экономической системы — стагфляция, — отметил он. — На протяжении 70-х западные страны трансформировали свои экономии к новым вызовам информатизации и технологического развития. В Советском Союзе в это время формировалась модель обмена продовольствия и оборудования для добычи нефти и газа на энергетические ресурсы». Российский кризис 90-х гг. происходит из последствий европейского кризиса: «Советская трансформация была структурным продолжением западной трансформации 80-х... Со второй половины 1999 г. начался экономический рост, у которого было три источника: макроэкономическая стабилизация, восстановительный рост, высокие цены на нефть с привязкой к бурному росту экономики на Западе… В моем понимании, ключевой институциональной задачей является переход от экономики спроса к экономике предложения. Экономика предложения — это экономика низкой инфляции, низких процентных ставок, устойчивых налогов».

В.А. Мау убежден, что «будущая промышленность становится все более интеллектуальной. Появляются технологии, в которых не обязательно конкурировать по труду — важна доступность потребителя и исследователей, разработчиков».

Академик А.Г. Аганбегян был озабочен: «Почему мы после умеренного роста 3-4% за год перешли к стагнации? Закономерное сокращение связано с тем, что силы, тянущие экономику вниз, превышают те, что тянут вверх».

Алексей Комиссаров заметил: «В нашей стране проблема состоит в том, что краткосрочные цели являются более приоритетными, чем долгосрочные». Увы, не только в нашей стране.

Обзор подготовлен по материалам сайтов Института Гайдара, АНХиГС, Фонда Гайдара.

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2014, №38-39

Россия. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 24 июля 2014 > № 1137513

Размышления о бюджете

Взгляд скептика

Андрей Нечаев — Министр экономики России в гайдаровском «правительстве реформ». (1991-1992 гг.) Председатель партии «Гражданская инициатива». Профессор.

Госдума завершает рассмотрение главного финансового документа страны — государственного бюджета — на ближайшие три года. Строго говоря, новыми являются только бюджетные проектировки на 2016 г., поскольку цифры на 2014–2015 гг. были уже утверждены годом ранее. Однако предлагаемые ныне параметры бюджета столь разительно отличаются от принятых всего год назад, что возникает сомнение в способности финансовых властей проектировать нашу жизнь на три года вперед. Сомнений, что Дума ограничится лишь косметическими поправками, полагаю, ни у кого нет, поэтому уже можно делать выводы относительно финансовых перспектив нашего ближайшего будущего.

Необоснованный оптимизм

Отрадно, что правительство не стало рассказывать нам сказку про «островок стабильности» и удвоение ВВП, а честно признало, что экономика страны вошла в полосу стагнации. Впрочем, при 1,2% роста ВВП, нулевом росте промышленного производства и снижении инвестиций по итогам десяти месяцев 2013 года настаивать на экономическом благополучии было бы затруднительно.

В итоге правительство заявляет, что бюджет сверстан с учетом резкого замедления экономического роста, с вытекающим отсюда сокращением ранее планировавшихся трат. Однако на этом реализм заканчивается, и прогноз роста экономики на 2014–2016 гг. вновь наполняется оптимизмом в сравнении с реалиями сегодняшнего дня. Увеличение ВВП в 2014 г. прогнозируется на 3%, а в 2016-м темпы должны вырасти до 3,3%. Инфляция же должна снизиться и остаться стабильной все три года на уровне 4–5,5% в год (напомним, что в 2012 году было 7%, а в 2013-м ожидается 6%). Оснований для подобного оптимизма не видно.

МВФ недавно заметно понизил прогнозные темпы развития мировой экономики, что негативно скажется и на спросе на российское сырье.

В инвестиционном климате России близких перемен к лучшему явно не намечается, поэтому активного роста инвестиционного спроса тоже не предвидится. Добавьте сюда и неизбежное сокращение инвестиционных программ естественных монополий в результате планируемого замораживания тарифов для промышленных потребителей.

Рост реальных доходов населения, а следовательно, и потребительского спроса, устойчиво замедляется. Намеченный отказ от индексации зарплат ряда категорий бюджетников и замедление индексации пенсий, а также попытки Центробанка сдержать рост потребительского кредитования из-за его повышенного риска будут объективно способствовать дальнейшему замедлению роста потребительского спроса.

Постоянное сжатие сальдо платежного баланса в сочетании с устойчивым оттоком капитала на протяжении пяти последних лет (в 2013 г. ожидается до 70 млрд.$ «чистого оттока капитала») создает предпосылки для девальвации рубля. Это положительно скажется на доходах бюджета (вот оно, «секретное оружие» Минфина!), но конечно, будет, иметь неизбежные инфляционные последствия. Ведомства через своих лоббистов, скорее всего, будут требовать компенсирующего роста бюджетных ассигнований.

Даже верный власти электорат будет не в восторге от роста цен, а ведь в 2016 г. предстоят выборы в Госдуму. Инфляция может усилить протестные настроения в обществе. Существующий консенсус между властью и большей частью общества состоит в следующем: граждане закрывают глаза на коррупцию, бюрократию и ограничение демократических свобод в обмен на устойчиво растущий уровень жизни. Его падение или зримое замедление роста — второй раз с 2008 года — может подвергнуть этот неписаный общественный договор серьезным испытаниям. В такой ситуации идея ряда политологов о возможности досрочных выборов в Госдуму, пока «брак по расчету» между властью и обществом окончательно не дал трещину, вовсе не кажется абсурдной.

Таким образом, риск неисполнения уже сниженных планов доходов бюджета весьма высок. Даже обычно осторожная Счетная палата в своем заключении на проект бюджета пишет, что «существуют риски недостижения планируемых темпов экономического роста», с соответствующими последствиями для исполнения бюджета. Не случайно Минфин заложил в новый бюджет увеличение его дефицита (0,5% ВВП в 2014-м, 1% в 2015-м и 0,6% в 2016 году). В ранее утвержденном бюджете дефицит был ниже, за три года намечалось свести его к нулю.

Ловкий маневр, а не страшный «секвестр»

В этой экономической ситуации правительство пошло на решительный шаг, потребовав от министерств и ведомств снизить свои расходы в части госзакупок на 5%. На 2% сокращаются субсидии бюджетным и автономным учреждениям. Симптоматично, что инициатор идеи Минфин отказывается употреблять обычно применяемое в таких случаях слово «секвестр», а говорит о «бюджетном маневре». Чисто формально Минфин прав. Секвестр подразумевает прямое урезание всех расходов бюджета, а в нынешнем бюджете сэкономленные деньги предполагается частично отправить на выполнение “майских указов” президента.

Пока с этими амбициозными установками главы государства дело обстоит скверно. Уже не только для независимых экспертов, но и для той же Счетной палаты очевидно, что многие целевые показатели указов (по росту производительности труда, увеличению объемов инвестиций и нормы накопления, снижению процентов по ипотеке, созданию 25 млн. высококвалифицированных рабочих мест и?др.) в установленные сроки достигнуты не будут.

При этом выполнение указов тяжелым бременем легло на бюджеты регионов. Большинству из них Минфин компенсировал лишь около половины дополнительных расходных обязательств. В результате для исполнения указов регионы вынуждены резать инвестиционные программы, поддержку инноваций и малого бизнеса, дорожное строительство и другие статьи расходов, все больше превращаясь просто в кассы по раздаче заработной платы бюджетникам.

Не удивительно, что региональные и местные бюджеты все глубже залезают в долги. По сравнению с 2008 годом их задолженность на 1 августа 2013 г. возросла в 2,3 раза. У более трети регионов долг превысил 50% собственных доходов регионального бюджета. В результате условия для экономического роста в регионах ухудшаются, а следовательно, еще более сжимается доходная база бюджетов, особенно в части налога на прибыль. Складывается порочный круг, разорвать который становится все труднее.

Похоже, что формально «временно замороженное» несколько лет назад положение предыдущего бюджетного кодекса о разделении расходов бюджета 50 на 50 между центром и регионами окончательно выброшено на помойку. Изъятие подавляющей части доходов консолидированного бюджета в центр и последующая «раздача» регионам стали важным инструментом пресловутой «вертикали власти» для обеспечения лояльности региональных руководителей, в том числе и при проведении выборов.

Правила создаются не для их выполнения, или привет от М.Е. Салтыкова-Щедрина

Правительство явно предчувствовало сложности с исполнением даже урезанного бюджета, поэтому верстало его в строгом соответствии с «бюджетным правилом». Доходы и расходы 2014 г. были рассчитаны исходя из цены на нефть в 93 $ за баррель, хотя, по собственным прогнозам правительства, она составит 101 $. Разница в доходах должна пойти в Резервный фонд. Но со времен как минимум Салтыкова-Щедрина, не было в России таких правил, которые бы не обходили бы, едва их введя.

В правительстве бурно обсуждают возможные направления использования средств Фонда национального благосостояния (ФНБ), который также сформирован на нефтяные деньги. Предлагается задействовать около 100 млрд. руб. для кредитования среднего бизнеса. До 450 млрд. руб. может быть направлено на три инфраструктурных проекта: развитие Транссиба и БАМа, строительство высокоскоростной железнодорожной магистрали Москва-Казань и Центральной кольцевой автодороги в Подмосковье. Если полезность возведения еще одного кольца вокруг Москвы можно понять, то острая необходимость скоростной пассажирской магистрали от столицы до Казани вызывает некоторые сомнения. Ведь одну такую магистраль — между двумя столицами — мы уже строили. Кончилось котлованом в Петербурге и тотальным разворовыванием немалых бюджетных средств. БАМ мы развиваем еще со времен Брежнева, а Транссиб — и вовсе со времен царизма, но за все эти годы так и не преуспели (см. также статью Дм. Орешкина в этом номере журнала. — Ред.).

Более того, Минфин уже подстраховывается на случай превышения расходов над расчетными, зная аппетиты и лоббистские возможности коллег по правительству. В бюджете заранее записано, что ежели такое случится, то финансировать это превышение будут за счет дополнительных нефтегазовых доходов. Даже подсчитаны объемы урезания вложений в «кубышку». В 2014 г. на эти цели будет направлено 272,1 млрд. руб. (44,2 % прогнозируемого объема дополнительных нефтегазовых доходов), в 2015 г. — 384,9 млрд. руб. (100%) с соответствующим сокращением средств, планируемых к зачислению в Резервный фонд. Лишь в 2016 г. дополнительные нефтегазовые доходы в полном объеме будут направлены в Резервный фонд, как того требует бюджетное правило.

Кредитор и заемщик в одном лице

Дефицит бюджета страны, как и дефицит бюджета семьи, нужно чем-то покрывать. Способы давно известны. Или продать что-то ненужное, или пройтись по друзьям и соседям с целью «перехватить» до лучших времен. Лишнего у нашей державы немало. Ключевую роль в большинстве отраслей играют государственные или подконтрольные государству компании. Однако расставаться с ними жалко. Не вписывается это в реализуемую в последние годы концепцию ручного управления в рамках строительства госкапитализма.

Вот и сокращаются в проекте бюджета доходы от приватизации (в 2014 г. — 196,8, в 2015-м — 158,5, а в 2016-м — лишь 99,9 млрд. руб.). Добавим, что программа приватизации в 2012-2013 гг. была провалена полностью.

Остается одалживать. В отличие от обычной семьи, где жена редко занимает деньги у мужа, государство имеет возможность внутренних заимствований и собирается активно воспользоваться ими. В 2014 году у собственных граждан через разные финансовые институты будет изъято — т.е. взято в долг, 809 млрд. руб., а в 2016-м — уже 1240 млрд. руб.

Понятно, что когда на рынок выходит такой, заемщик как государство, всем остальным приходится потесниться. Соответственно, ставки по кредитам для частного бизнеса и населения при прочих равных условиях возрастут (привет Указу президента о снижении ставок по ипотеке!). Вряд ли это поспособствует ускорению роста экономики.

Однако намного интереснее (и скандальнее) ситуация с заимствованиями у соседей. Прошу внимания: государство планирует все три года одалживать на внешнем рынке по 7 млрд.$ в год. При этом проценты по размещаемым за рубежом российским госбумагам составят, по оценкам, 5,75–6% годовых.

Но ведь мы сами размещаем на внешних рынках средства наших суверенных фондов. Так вот, в 2014–2016 годах средневзвешенная ставка процента размещения средств Резервного фонда и ФНБ на счетах в иностранной валюте в Банке России (за рубежом деньги размещает Центробанк, и он в дальнейшем платит проценты от размещения правительству) прогнозируется в размере 0,58% годовых (в 2011 и 2012 годах — 1,8% и 0,74% годовых соответственно). В этом месте аналогии с семьей придется завершить. Давать в долг под 0,6%, а брать под 6% ни один глава семьи не будет (случай адюльтера не рассматриваем).

Некие странности российской долговой политики на этом не заканчиваются. Общий внешний долг России, по итогам прошедших месяцев 2013 г., превысил 720 млрд.$ и составил 33,5% ВВП (на начало 2012 года — 28,3%). Это почти на 200 млрд.$ выше золотовалютных резервов страны. 48% внешнего долга приходится на госсектор (само правительство плюс госбанки и госкомпании). Ставки привлечения средств госкомпаниями, естественно, выше, чем по гособлигациям правительства. Таким образом, левой рукой государство размещает свои деньги за рубежом, а правой их одалживает, но значительно дороже. Чудны дела твои, Господи!

Пока государственный долг России по международным меркам, вполне допустимый, но темпы его роста впечатляют: с 1.01.2012 по 01.08.2013 года он вырос с 5,3 трлн. руб. до 6,6 трлн. руб.

По проекту бюджета совокупный государственный долг России возрастет с 9,6% ВВП на начало 2012-го до 14,3% ВВП в 2016 году. Это еще не Греция, но не заиграться бы!

Ведь расходы на обслуживание госдолга уже увеличатся с 408 млрд. руб. в 2013-м до 569 млрд. руб. в 2016-м (в 1,4 раза) и существенно превысят общий объем бюджетных ассигнований, в 2016 г. направляемых на ЖКХ, охрану окружающей среды, культуру, спорт, СМИ, а также на здравоохранение.

Хотели как лучше, или недоработанные новации

Главная новация новой бюджетной трехлетки — тотальный программный подход. Теперь тратить деньги предполагается не просто по статьям расходов бюджета, а в рамках госпрограмм, ориентированных на результат. Идею можно только приветствовать. Ставим приоритетные цели: например, здравоохранение — как в Израиле, дороги — как в ФРГ, продолжительность жизни — как в Японии, а рождаемость — как в Узбекистане. Считаем, сколько денег потребуется на достижение этого по годам и заносим в бюджет.

Как всегда, подкачало исполнение. Цели программ часто весьма не амбициозны или количественно не просчитаны. Ограничусь одним примером, хотя их сотни. Так, показатель «Охват профилактическими медицинскими осмотрами детей» по госпрограмме «Развитие здравоохранения» не увеличивается за весь период ее реализации (85%) — при росте объемов финансирования в 2014 — 2020 гг. в 2,6 раза! Поразительно, что исполнители программ часто не в состоянии даже потратить выделенные деньги. Например, в январе — августе 2013 г. кассовые расходы по ФЦП «Чистая вода» (запланирована на 2011–2017 гг.) составили 0,4 %, от годового плана, а по ФЦП «Обеспечение безопасности полетов воздушных судов государственной авиации Российской Федерации в 2011–2015 годах» — 1,6 %! А ведь с безопасностью полетов, как показала очередная авиакатастрофа в Казани, у нас далеко не все благополучно.

В целом все госпрограммы за этот же период профинансированы на 39,6%, хотя общие расходы бюджета составили 59,3% годового плана.

Остается лишь гадать: то ли разработанные программы не нужны, то ли они плохо составлены, то ли исполнители никуда не годятся. Вероятно, верны все три причины. Про взаимоувязку госпрограмм и координацию их реализации неловко и говорить. Каждое ведомство ковало и тянет свою. Пока же правительство поручило им доработать программы до конца года. Доработают, конечно, не отказываться же от денег.

Победители и проигравшие

Расходы бюджета в номинальном выражении все же растут, да и «ужимаются» получатели бюджетных средств не совсем одинаково. Кто же проиграет и выиграет в рамках объявленного «бюджетного маневра»? Официально власти продолжают твердить про социальную направленность бюджета. Новая классификация бюджетных расходов не позволяет полноценно сравнить нынешний бюджет с предшествующими. Однако невооруженным глазом видно, что социальные обязательства растут лишь номинально, а их доля в расходах бюджетной системы за три года отчетливо снижается.

Не может не радовать, что чиновники решили сэкономить и на себе. Разумеется, о сокращении зарплат или «благ» — типа лечения, служебных автомобилей, дешевого отдыха и т.п. — речи не идет. Решено лишь в 2014 г. не индексировать зарплаты госслужащих. Накопленный ранее «жирок», полагаю, позволит пережить это самоограничение. Так, в прошлом году средняя зарплата служащих, например администрации президента РФ, увеличилась на 46,5%. Можно немного и притормозить. Чтобы не обидеть народных избранников — депутатов Госдумы, — им тоже загодя, еще в конце 2013 года, подняли зарплату аж до 420 тысяч в месяц. И лояльность к тому же бюджету обеспечена, и «замораживание» зарплат в 2014-м будет легче выполнить.

Зато у будущих пенсионеров лихо отобрали всю накопительную часть пенсий 2014 года, направив деньги в «общий котел» Пенсионного фонда, т.е. на текущие пенсии. А, это между прочим, 244 млрд. руб., которые не попадут в будущие пенсии (не считая еще и доходов от инвестирования средств). Про компенсацию изъятия — пока молчок.

Предложенная пенсионная реформа — это вообще тема отдельного серьезного разговора, ибо заложенные в ней концептуальные ошибки — мина замедленного действия под пенсионное обеспечение россиян через 15–20 лет, не говоря уж о фактическом уничтожении, через ликвидацию накопительной части пенсий, единственного источника «длинных» инвестиционных денег в стране.

Недобровольным самоограничениям подвергнутся и так называемые естественные монополии. Впрочем, здесь борьба еще не закончена. Первоначально предполагалось заморозить все тарифы на газ, электроэнергию, услуги ЖКХ, железнодорожные перевозки и иные тарифы монополистов регулируемые государством. Однако лоббистские возможности «естественных монополий» велики (как-никак, Газпром — «национальное достояние»). Раздавшийся «плач Ярославны» уже через пару недель заставил правительство поменять исходные планы. Теперь тарифы заморозят только для промышленных потребителей, а для населения тарифы все-таки будут расти, но «с отставанием от инфляции» (пока предлагается ввести понижающий коэффициент роста 0,75 к общему прогнозному индексу потребительских цен).

По идее лоббировать интересы населения, т.е. избирателей, должны были бы Госдума и само правительство, но это — только в теории. Проще не заморачиваться с защитой прав собственных граждан, а снова фальсифицировать выборы, подобным способом лишив избирателей возможности возвысить голос в свою защиту и проголосовать за другую власть.

Заметно увеличен резерв правительства на антикризисные цели. В текущей непростой ситуации это вроде бы разумно. Только мы помним, как в ходе кризиса 2008-2009 гг. использовались деньги на помощь фактически обанкротившимся госбанкам и дышавшему на ладан Автопрому, на оплату внешних долгов государственных и приближенных к власти компаний и на прочие небесспорные нужды.

Не решилось правительство также всерьез посягнуть и на «священных коров» — оборону и правоохранительные органы, если не считать замораживание на 2014 год денежного содержания военнослужащих. В целом расходы на национальную оборону, безопасность и правоохранительную деятельность составят в 2014-м 34,6% бюджета, а в 2016-м — 32,9%. На расходы по статье «национальная экономика» в те же годы придется, соответственно, 16,3% и 12,3% бюджета. По абсолютной величине оборонные расходы вырастут за три года более чем на 40%. Как попутное следствие, если в 2013-м «засекреченным» был каждый седьмой рубль бюджетных расходов, то в 2016-м — уже каждый четвертый. Под предлогом защиты государственной тайны об обороноспособности державы главный финансовый инструмент страны становится все менее прозрачным и совсем не доступным обществу.

Более всего пострадает господдержка средств массовой информации: за три года она сократится на треть. Одно радует — выжившие СМИ станут более свободными от государственного (читай — чиновничьего) влияния, ибо, как говорят в Одессе: кто девушку ужинает, тот ее и танцует.

Октябрь 2013 г.

Сокращенный вариант статьи был опубликован на сайте журнала «Нью-Таймс».

Опубликовано в журнале:

«Вестник Европы» 2014, №38-39

Россия > Госбюджет, налоги, цены > magazines.gorky.media, 24 июля 2014 > № 1137511 Андрей Нечаев

Международные организации не прикладывают должных усилий для помощи палестинским беженцам, особенно в условиях нынешней агрессии со стороны Израиля, заявил в четверг посол Сирии в РФ Рияд Хаддад.

"Мы видим обстрелы, которыми израильские самолеты подвергают сектор Газа, где уже не осталось ни одного безопасного места, где могли бы спрятаться женщины, дети и старики и где продолжается резня и разрушение домов. И даже международное агентство помощи беженцам не делает достаточно для того чтобы прекратить эту агрессию против сектора Газа, который превратился в массовую тюрьму", — заявил Хаддад на круглом столе в РИА Новости, посвященному Международному дню Аль-Кудса (арабское название Иерусалима).

По его словам "все то насилие, которое сейчас происходит, во многом поощряется США, которые непосредственно вмешиваются в дела региона" Ближнего Востока.

"Международное сообщество сейчас является свидетелем попыток США превратить Совет Безопасности (ООН) в трибуну, с которой звучит только американский голос. Но это тупиковый путь", подчеркнул посол Сирии в РФ.

Премьер-министр Турции Реджеп Эрдоган сообщил, что перестал лично общаться с Бараком Обамой по телефону, сообщает агентство Ассошиэйтед Пресс.

"В прошлом я звонил Обаме напрямую. Теперь между собой общаются наши министры иностранных дел, так как я не получаю ожидаемых результатов по Сирии", — сказал премьер-министр Турции.

"Я ожидал справедливости и не мог представить такое от тех, кто считается сторонниками справедливости", — добавил Эрдоган.

Напряженность между Вашингтоном и Анкарой появилась после того, как США не стали проводить военную операцию против Сирии, на что рассчитывал турецкий лидер.

У Эрдогана с Вашингтоном есть разногласия и по событиям в секторе Газа, где израильские войска за 2 недели убили более 580 палестинцев. Турецкий премьер называет это "государственным терроризмом" и "геноцидом" и критикует США за поддержку Израиля.

Ветеран израильского парламентаризма и один из лидеров "правого" лагеря Реувен Ривлин в четверг вечером вступит в должность президента страны, сменив лауреата Нобелевской премии мира Шимона Переса.

Инаугурация пройдет в здании Кнессета в Иерусалиме. Церемонию решено сократить из-за операции в секторе Газа, которая сопровождается жертвами среди израильских военнослужащих и мирных жителей.

"В час, когда солдаты Армии обороны Израиля ведут борьбу с (правящим в Газе движением) ХАМАС, а граждане Израиля находятся под постоянным ракетным обстрелом, мы решили провести более короткую и скромную торжественную часть. Мы поддерживаем армию в ее миссии по обеспечению спокойствия всех граждан Израиля", — говорится в совместном заявлении Ривлина и спикера Кнессета Юлия Эдельштейна.

Устроители решили сократить первую часть инаугурации, на площади у здания парламента с участием почетного караула и возложением венков, и отменить третью — торжественный прием. Главный этап — присяга в зале заседаний Кнессета — пройдет в привычном формате.

Ривлин примет присягу, двое раввинов из военного раввината протрубят в шофары, и спикер Кнессета, согласно церемониалу, провозгласит: "Да здравствует президент государства Израиль". "Да здравствует", — повторит публика.

Ривлин, за которого на июньских выборах проголосовало большинство парламентариев, станет десятым президентом за 66 лет существования Израиля. Уроженец Иерусалима, убежденный противник ухода с оккупированных арабских земель, 74-летний Ривлин дважды становился спикером Кнессета и только один раз участвовал в работе правительства в должности министра связи. В 2007 году он впервые баллотировался на пост президента, но уступил Пересу — своему идеологическому антиподу, архитектору мирного процесса с палестинцами.

Срок полномочий главы государства составляет семь лет. В Израиле, который является парламентской республикой, президент наделен представительскими функциями, а реальная власть сосредоточена в руках премьера-министра.

В России Ривлин известен как деятельный сторонник укрепления сотрудничества между двумя странами. В начале 2000-х он был сопредседателем российско-израильской межправительственной комиссии. Позже Ривлин стоял у истоков создания рабочей группы "Совет Федерации РФ — Кнессет Израиля", рассказывает о нем председатель комитета по международным делам верхней палаты российского парламента Михаил Маргелов.

"Всякий раз при встречах господин Ривлин демонстрировал свое дружеское отношение к России. Более того, именно он с израильской стороны сыграл решающую роль в создании этой группы, и наш комитет ведет постоянный диалог с комиссией по иностранным делам и безопасности Кнессета. И именно господин Ривлин с группой других израильских парламентариев во многом способствовал откровенному и стратегическому характеру этого диалога", — сказал Маргелов.

Более 50 бывших израильских солдат подписали петицию об отказе пополнить резервные войска армии Израиля в знак протеста против операции, проводимой правительством страны в Секторе Газа, сообщило издание Washington Post в среду.

"Войска, которые участвуют в операциях на захваченных территориях, — это не единственный механизм контроля над жизнью палестинского народа, здесь задействована вся военная система. На самом деле, нас больше 50. Мы не поддерживаем израильскую армию и закон о воинской повинности, поэтому на данный момент мы отказываемся служить и поддерживаем всех тех, кто к нам присоединится", — сообщается в петиции.

Ранее сообщалось, что израильские власти разрешили армии призвать дополнительно 8 тысяч резервистов, доведя число мобилизованных для кампании в секторе Газа почти до 50 тысяч человек.

21 июля госсекретарь США Джон Керри заявил о намерении предоставить сектору Газа $47 млн. для удовлетворения гуманитарных нужд населения.

Керри отметил, что финансовая помощь поступит из Египта, в котором он сейчас находится. Госсекретарь прибыл в Каир для встречи с египетскими политиками и генеральным секретарем ООН Пан Ги Муном. Целью его визита является решение вопроса о прекращении огня между Израилем и «Хамас»

Джон Керри отметил, что финансовая помощь будет использована для строительства жилья, приобретения продуктов питания и медикаментов.

Из предоставляемых средств $15 млн. будут выделены в пользу Агентства помощи палестинским беженцам ООН UNRWA, хотя агентство запрашивало $60 млн.

Ранее UNRWA заявило, что в результате военной операции Израиля численность перемещенных лиц в секторе Газа уже достигла 100 тыс. человек.

Даниил Алферов

Скандинавские авиакомпании SAS и Norwegian перестали летать в Тель-Авив, поэтому сотням жителям скандинавских стран, в том числе и шведам, трудно добраться домой, поскольку и авиакомпании других стран тоже прекратили полеты в Израиль.

Ряд американских авиакомпаний, а также французская Air France и немецкая Lufthansa также сообщили о приостановлении полетов в Тель-Авив и обратно в ближайшие дни.

Почти 300 пассажиров заказали билеты на рейсы скандинавской авиакомпании SAS из Тель-Авива в разные аэропорты Скандинавии, в частности, в Копенгаген. Им предоставили ночлег в гостиницах и питание в течение суток, но не дольше. Теперь SAS пытается найти места для своих пассажиров на самолетах других авиакомпаний, но когда им удастся вернуться домой, пока неясно.

Сообщает новостная редакция Ekot Шведского радио.

Израильская фармацевтическая компания Teva Pharmaceutical Industries Ltd. объявила об успешном завершении сделки по приобретению американской компании Labrys Biologics. Сумма сделки составила около 825 млн долларов.

Сделка позволит Teva получить доступ к экспериментальному препарату для лечения мигрени LBR-101, который проходит IIb фазу клинических испытаний для профилактики хронической и эпизодической мигрени.

Спрос на израильские квартиры падает, и цены снижаются.

За первые пять месяцев 2014 года были заключены 38 520 сделок купли-продажи квартир, что на 18% меньше, чем годом ранее.

Такой вывод содержится в отчете по израильскому рынку недвижимости, опубликованному Министерством строительства, передает портал News.co.il.

При этом число сделок на первичном рынке сократилось на 11%, а на вторичном – на 21%. Авторы отчета объясняют это тем, что застройщики проводили различные маркетинговые акции на новые квартиры, среагировав на начавшееся снижение спроса, тогда как продавцы «вторички» продолжали завышать цены.

В исследовании отмечается, что в первом квартале 2014 года цены на жилье уменьшились на 2,1% по сравнению с аналогичным периодом 2013 года. Средняя цена квартир на первичном рынке составила $452 800, а на вторичном – $346 380.

Напомним, что по данным Центрального бюро статистики количество сделок с новым жильем в Израиле сократилось на 45% за год.

Национальный вопрос в отсутствии ответов

Из опыта жизни российского гражданина

Вадим Ковский

1

Не хотелось бы погружаться в теоретическую проблематику, путаницу и неразбериху того, что мы привыкли именовать «национальным вопросом» (почему-то в единственном числе, хотя вопросов тут бездна). В многонацио­нальной России это всегда было похоже на глубоководное погружение: илистое, плохо различимое дно; водоросли, оплетающие ноги и мешающие двигаться; разноцветные стаи неведомых существ, затейливых чудовищ, проплывающих над и под тобой, а то и несущихся прямо на тебя; остро ощущаемый недостаток кислорода и паническое желание поскорее вынырнуть — наверх, к воздуху и солнцу…

Людям вроде меня, многие годы жившим в национальной республике, абстрактное теоретизирование по поводу пустой диалектики национального и интернационального, которому советские гуманитарии предавались на протяжении многих десятилетий, решая в ходе такого теоретизирования не столько научные, сколько пропагандистские задачи, всегда представлялось занятием малопродуктивным.

В столице Киргизии городе Фрунзе (ныне Бишкеке), куда эвакуация занесла нас в 1941 году из главной столицы, тогда насчитывалось тысяч сто населения (сегодня в одном районе Москвы, где я живу, людей раза в четыре больше). И все же это была столица — с узким, но качественным слоем интеллигенции, университетом и несколькими институтами, двумя драматическими театрами, Союзом писателей, филиалом Академии наук, очень неплохой республиканской публичной библиотекой, клиниками, школами и многими другими атрибутами цивилизации. Меня затянуло: я прожил здесь почти четверть века, учился в школе и университете, работал, женился, развелся... Я полюбил этот город, приобрел в нем друзей на всю жизнь, похоронил здесь отца, а в 1964 году вернулся на родину, в Москву.

Небольшая национальная республика составляла органическую часть многонационального целого, называвшегося Советским Союзом, но это частное, «территориальное» перемещение нашей семьи из большой столицы в малую имело помимо таких глобальных причин, как война, еще и конкретный общественно-исторический контекст, повлекло самые серьезные социально-психологические последствия для моей индивидуальной биографии и судьбы. Жалеть об этом не приходится: событиями управляла сама История, и нам было дано расслышать ее подземный гул. К тому же, как остроумно заметил И. Бродский, «если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». На роль моря вполне могло претендовать грандиозное высокогорное озеро Иссык-Куль…

Если бы меня спросили, что мне запомнилось во времена моей юности из ближней политической истории более всего, то я бы, наверное, перечислил все это без особого труда. Смерть Сталина (я в десятом классе): мистический карнавал вечером во Фрунзе — десятки тысяч людей в полном молчании колоннами движутся в свете синих прожекторов в центр города на Правительственную площадь, к огромному бронзовому истукану. XX съезд партии: в актовом зале университета несколько часов подряд читают доклад Хрущева, изредка прерываемый вскриками (кто-то падает в обморок). Радиосообщение об аресте «иностранного шпиона» Берия. Разгон «антипартийной группы» — в институт экономики, старшим научным сотрудником присылают (вернее — высылают) «примкнувшего» к ней Шепилова, на импозантную фигуру которого я, будучи главным редактором издательства Академии наук, нередко натыкаюсь в коридоре. Приезд во Фрунзе Хрущева — сразу после венгерских событий: его с огромным опозданием привозят на стадион то ли с правительственной дачи, то ли с джайлоо в изрядном подпитии, он выступает с трибуны и хвастается тем, как в Будапеште пришлось «немножко поработать» нашим танкам, а мальчишки, толпящиеся на футбольном поле, радостно бросают в воздух кепки. Днем я встречаю в центре города мужчину с безумными глазами, который несет наперевес правую руку и сообщает всем встречным: «Эту руку пожимал Хрущев»…

С историей национальных взаимоотношений дело обстояло куда сложнее. Из центра Империи мы в результате эвакуации переместились на ее периферию и погрузились, таким образом, в насыщенный субстрат национальных проблем, исторических конфликтов и культурных традиций. В национальной республике сами собой возникали вопросы, которые в русской части России промелькнули бы мимо меня, даже не задев. И сами вопросы, и ответы на них, там, где они вообще возможны, не только сужали, но и обогащали мою жизнь, миропонимание, идеологию. Можно множить их до бесконечности — для русских, проживавших в национальных республиках, они быстро утрачивали свой исторический и теоретический характер, становясь практикой повседневной жизни, политики и быта. Общей особенностью этих вопросов являлось то, что ни один из них не имел простого и ясного ответа, будучи обремененным некоей «диалектической противоречивостью», чтобы не сказать — двусмысленностью. Была ли Россия «тюрьмой народов» и чем стала при советской власти? Каково было положение «титульной» нации в условиях, где она эту «титульность» утрачивала? Как возможности развития конкретной национальной культуры соотносились с культурой «господствующей»? Что из себя представляло «двуязычие» в национальной республике? Как это «двуязычие» сказывалось на литературе? И т. д. и т. п.

Думаю, что взгляд на «национальный вопрос» изнутри и «снизу», бытовые заметки и наблюдения человека (назовем его даже «обывателем» — от добрых русских корней «быть», «обывать», а не в традиционно отрицательном смысле этого слова), попавшего в инонациональные условия, причем человека, относящегося к своему инонациональному окружению с желанием понять и с самыми добрыми чувствами, представляет сегодня, во времена крайнего обострения этнических конфликтов, не просто живой, но, если хотите, даже практический интерес. Да не примет читатель эти слова за самомнение — вне практической жизни рассуждения о «национальном вопросе» гроша ломаного не стоят!

Стоит хотя бы мельком заглянуть в историю многонациональной России, чтобы увидеть, как она разбухала и разрасталась с каждым новым десятилетием и веком царствования Романовых. «На диком бреге Иртыша сидел Кучум, объятый дымом», — остроумно переделал А. Вознесенский народную песню о Ермаке. Похвастаться интенсивными приращениями территорий не мог разве что Николай II, которому, впрочем, и в других отношениях крупно не повезло. Я был живым свидетелем пропагандистской смены исторических декораций. Стремление «улучшать» и лакировать отечественную историю, уложить ее в единый учебник возникло вовсе не сегодня: по единому учебнику истории мы учились все семьдесят лет советской власти, а привычная формулировка «присоединение», всегда сопровождавшая тему включения в состав России новых территорий (формулировка, в большинстве случаев обозначавшая насильственные действия Империи, колонизирующей новые территории, была крайне «деликатна», потому что вернее говорить о «завоевании»), стала, на моих глазах, активно вытесняться новой, уже просто умиляющей своей бесконфликтностью и гуманностью — «добровольное вхождение народов в состав России».

Иногда «вхождение» действительно было добровольным — стоит вспомнить Георгиевский трактат (Грузия при Ираклии II спасалась от наступления мусульманского мира) или учесть, что в условиях военных угроз и нацио­нальных междоусобиц малые этносы вынуждены были постоянно искать покровительства и защиты у более крупных и сильных. С другой стороны, какое же это «добровольное вхождение», если история завоевания Кавказа длилась десятилетиями? Если восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане, когда сотни тысяч крестьян — киргизов, казахов, туркменов — бежали в Китай и Персию, гибли от голода и холода во время перехода через горы, было свирепо подавлено царскими карательными отрядами, а освободившиеся земли генерал-губернатор Туркестанского края Куропаткин отдал русским переселенцам? Если, по подсчетам известного санкт-петербургского историка Е. Анисимова, царская Россия присоединяла чуть ли не по 400 кило­метров чужих территорий ежедневно? Нет, империи на добровольных началах не расширялись. Я помню, как иронизировали по поводу этой формулировки все окружавшие меня взрослые и как сам потом, когда стал взрослым, испытывал чувство неловкости, натыкаясь на нее во Фрунзе по несколько раз в день. Большой неловкости от большой лжи.

Пушкин, всю жизнь мечтавший побывать за границей, но почему-то зачисленный, как бы сейчас сказали, в разряд «невыездных», иронически зафиксировал факт «расширения пределов» автобиографическим «Путешествием в Арзрум»: «Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России». Любопытно, правда, что тот же Пушкин не без гордости восклицал: «Смирись, Кавказ: идет Ермолов!» Зато другой великий русский писатель, Лев Толстой, написавший «Хаджи-Мурата», вряд ли с Пушкиным бы согласился. Образ репейника, символизирующий энергию и силу несмирившегося народа, давно уже стал хрестоматийным. А ведь есть в повести Толстого помимо самого Хаджи-Мурата или картины разграбленного чеченского аула, еще и до странности современная фигура Николая I, приказывающего: «Твердо держаться моей системы разорения жилищ, уничтожения продовольствия в Чечне и тревожить их набегами».

«Как ни привык Николай к возбуждаемому им в людях ужасу, этот ужас был ему всегда приятен... — писал Толстой. — Постоянная, явная, противная очевидности лесть окружающих его людей довела его до того, что он не видел уже своих противоречий, не сообразовывал уже свои поступки и слова с действительностью, с логикой или даже с простым здравым смыслом, а вполне был уверен, что все его распоряжения, как бы они ни были бессмысленны, несправедливы и не согласны между собою, становились и осмысленны, и справедливы, и согласны между собой только потому, что он их делал».

После Октября Российская империя, казалось бы, затрещала по всем швам, но Гражданская война помогла большевикам остановить этот процесс. «Триумфальное шествие советской власти» было триумфальным броском Красной армии по бывшим царским территориям, где она стремительно устанавливала новый порядок (иное дело, что некоторые территории еще несколько лет переживали судороги сопротивления). С присоединением в 1940 году к Советскому Союзу прибалтийских республик Сталин фактически завершил процесс воссоздания Российской империи в прежних, дореволюционных, границах. После смерти Ленина этот «чудесный грузин», который написал когда-то по его поручению брошюру «Марксизм и национальный вопрос», с установкой на «полную демократизацию страны как основу и условие решения национального вопроса», с правом наций на «самоопределение» и прочими маниловскими мечтаниями, в полной мере осуществил свою идею «автономизации», заставившую больного и слабеющего Ленина напрячь в полемике последние силы и признаться — в совершенно не свойственном ему тоне, — что он «сильно виноват перед рабочими России», поскольку вовремя не увидел необходимости «защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ».

Параллельно присоединениям и подавлениям, с середины 1920-х Сталин принялся перекраивать внутреннюю территорию страны, исходя всякий раз из политических, административных или властных интересов, менее всего связанных с конкретными национальными потребностями. Нагорный Карабах был отнят у Армении и передан Азербайджану. Северная Осетия оказалась в составе РСФСР, а Южная — Грузии. В одну автономную республику объединялись народы с разными языками, способные общаться друг с другом лишь через русский (Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария). Республики то повышались в статусе, становясь из автономных союзными (в Средней Азии), то, напротив, понижались (Абхазия из союзного подчинения перешла в республиканское, превратившись в грузинскую автономию, — так были заложены предпосылки многолетней борьбы абхазов за независимость). Подчас территории республик кроились из кусков, подобно лоскутному одеялу («грандиозный опыт национального размежевания», как писала об этом с восторженным придыханием Малая советская энциклопедия 1928—1931 гг.). Города и целые области с мононациональным населением оказывались включенными в инонациональную среду, имевшую право государственного приоритета (спустя полвека эта политика отозвалась, в частности, кровавыми столкновениями на юге Киргизии).

К этой малопривлекательной картине нужно добавить национальные ре­прессии. От десятилетия к десятилетию репрессии эти все более разра­стались и приобретали впечатляющий масштаб. По ходу Великой Отечественной войны стали репрессировать и выселять из родных мест целые народы — теперь уже за предательство, за сотрудничество с гитлеровцами. Это чудовищное «красное колесо» продолжало вращаться и после войны. Поразительно было само расширение списка лиц, лишавшихся права проживать на родной земле: согласно указу 1949 года к тем, кто «сотрудничал с немецко-фашистскими оккупантами», были добавлены «спекулянты» и (только послушайте!) «неблагонадежные элементы». О том, как выселялись по этому указу молдаване из пограничных с Румынией районов, рассказала в 1987 году повесть И. Герасимова «Стук в дверь», пролежавшая у автора в письменном столе многие годы.

«О том не пели наши оды, / Что в час лихой, закон презрев, / Он мог на целые народы / Обрушить свой верховный гнев...» — написал много лет спустя о Сталине в поэме «За далью — даль» А. Твардовский. Первой попала под нож Автономная республика немцев Поволжья (немецкие колонисты обосновались в Нижнем Поволжье еще при Екатерине, в XVIII веке). Красочно описал когда-то историю прихода сюда советской власти в очерке «Концерт в Катериненштадте» И. Бабель: в трактирах еще можно было заказать себе «котлеты, каждая в кулак <...> белые калачи с румяной и коричневой коркой <...> миски с жареным картофелем, с картофелем рассыпчатым, хрустящим и горячим», но владелец одного из трактиров уже прикрывает свое заведение; к воротам недавно открытого «клуба Маркса» приближается кавалерия на лошадях офицеров, убитых под Уральском, а «из дома Советов выходят комиссары <...> с красными шарфами на шеях», чтобы, «стоя на возвышениях <...> говорить речь народу»…

Трудолюбивые колонисты, однако, выжили и неплохо обустроились даже при комиссарах. Но это их не спасло. С началом войны немецкая республика была в одночасье ликвидирована: немцев Поволжья, числом почти полмиллиона человек, выслали в Среднюю Азию. Множество немецких спецпереселенцев оказалось в Киргизии — они жили преимущественно в пригородных районах, в областях и привычно занимались земледелием. Несколько немецких колхозов (или совхозов?) славились на всю республику и поражали успехами своих хозяйств. Вернуться в Поволжье после высылки немцы уже не могли — было некуда, и, естественно, они рвались в Германию. Однако на историческую родину их после смерти Сталина долго еще не отпускали. Время от времени они съезжались из разных областей в столицу Киргизии и устраивали молчаливые, без речей и плакатов, митинги возле ЦК партии (вероятно, передавали туда петиции). Однажды я пробивался сквозь такую молчаливую толпу (демократия еще не достигла сегодняшнего расцвета, и милиция не разгоняла людей дубинками), когда шел на работу, и увидел, как одного из секретарей Киргизского ЦК партии милиция проводила в здание с черного хода.

Лично с немцами мне во Фрунзе не довелось сталкиваться. Разве что в коридорах университета я видел издали фигуру седого, похожего на Эйн­штейна профессора Франкля, то ли математика, то ли физика-теоретика, которого киргизские аспиранты очень любили за нетерпеливость (сформулировав задачу кандидатской диссертации, он с ужасом взирал на неуклюжие формулы своих учеников, затем перечеркивал все написанное и «показывал» часть решения, чтобы на следующей консультации «показать» следующую часть, — и так до конца).

За немцами подверглись депортации карачаевцы, балкарцы, ингуши, чеченцы, калмыки, крымские татары, турки-месхетинцы… Похоже, что могли стать ими и евреи, — судя по многим признакам, экспозицией этого плана являлось «дело врачей». Прямые свидетельства планировавшейся высылки евреев (план был иезуитски остроумен, поскольку должен был осущест­вляться под лозунгом «Спасем евреев от гнева русского народа!») до сих пор не найдены, но косвенных осталось довольно много, и наши историки на них неоднократно указывали. Не знаю, насколько подобная версия достоверна, но ученый секретарь ИМЛИ Уран Абрамович Гуральник, специалист по русской литературе ХIX века, рассказывал мне, в частности, что в те времена жил в Подмосковье и несколько раз являлся по повестке с вещами на железнодорожную станцию, где проводились репетиции будущей эвакуации. Впервые я услышал эту историю из уст моего друга И. Вайнберга, исследователя творчества М. Горького, а тот, в свою очередь, от И. Эренбурга. До ИМЛИ Вайнберг работал в издательстве «Советский писатель» и был редактором мемуаров И. Эренбурга, причастного к сюжету высылки самым непосредственным образом — и как один из предполагаемых «подписантов» письма советских деятелей культуры Сталину, отобранных Кремлем для дальнейшего выживания, и как автор собственного письма вождю, возможно, сыгравшего какую-то роль в том, что «отец народов» в конце концов от безумного своего замысла отказался (см. об этом эпизоде в книге Б. Фрезинского «Об Илье Эренбурге» (М., 2013)).

Плотный слой спецпереселенцев был одной из характерных национальных примет жизни Фрунзе той поры. Слово это, по счастью, уже почти забылось, как и другое — аббревиатура «нацмены» (национальные меньшинства). Генетически проблема, конечно, уходила корнями в глубокое прошлое империи, привыкшей передвигать, переселять и перемешивать завоеванные народы, как фигурки на шахматной доске. Практически она стала для нас, я бы сказал, даже не проблемой, но скорее приметой повседневного быта и человече­ских взаимоотношений, которая имела смутную и тяжелую предысторию, нам не вполне понятную и как будто бы нас не касающуюся. Говоря о «нас», надо бы, конечно, учитывать возрастной критерий: «взрослый мир» и знал, и понимал, и переживал многое, но «детский (юношеский) мир» во второй половине 1940-х годов не понимал ничего: при детях политические проблемы в семьях, как правило, не обсуждались, и моя семья исключения не представляла. К тому же в седьмом классе, если я не ошибаюсь, ввели в школьную программу новый предмет — «Конституцию СССР», и статья о праве республик на свободный выход из СССР могла нами восприниматься только как полная бессмыслица: во-первых, кто и когда это «выходил» и, во-вторых, кому вообще могло прийти в голову отделяться при той всеобщей дружбе и любви народов, о которой мы слышали с утра и до вечера!

Как бы то ни было, но Фрунзе, подобно многим городам и весям Средней Азии, оказался в мои юношеские годы прибежищем для самых разных спецпереселенцев, и прибежищем далеко не худшим. Лишенные родных земель, они все же получали в теплых краях возможность приобрести крышу над головой, устроиться на работу, даже учить детей в столичных школах. Со спецпереселенцами с Северного Кавказа — главным образом карачаевцами и балкарцами — я сдружился со школьных времен. Ближайшим моим другом в старших классах стал «маленький Осман» (у меня сохранилась фотография тех лет — он приходился мне под мышку). Я сидел с Османом за одной партой, писал ему шпаргалки, провожал вместе с ним девочек из соседней школы, приходил к нему домой, готовил с ним уроки. Мама его Аймелек кормила нас супом с брынзой и вкусными лепешками. Большую часть своего времени он тратил не на школу, а на спорт. Плотно сбитый крепыш, состоявший, казалось, из одних мускулов, он, несмотря на рост, был чемпионом Киргизии по боксу, и даже отпетые хулиганы боялись его как огня.

Школа, в которой я заканчивал все три старших класса, называлась «узбекской», вероятно потому, что ее директором был узбек. На самом деле это была русская школа, и такой она остается до сих пор. Все предметы здесь преподавались на русском языке, и если уж говорить о каких-то ее особенностях, то она пользовалась скорее «наднациональной» репутацией вполне «хулиганского» свойства и потому плотно втянула меня в уличную молодежную жизнь. Вечерами молодежная толпа направлялась в центр города, на свой, фрунзенский, Бродвей и образовывала водоворот, вертеться в котором было небезопасно. Однако дружба с Османом избавляла от необходимости «самообороны». Когда он шел по центру города со своей компанией, мальчишеская толпа почтительно расступалась. Информация о том, «кто есть кто», была налажена между школами отлично, и друзья Османа автоматиче­ски получали «статус неприкосновенности». Ребята османовского клана, у которых я успешно сходил за профессора, постоянно донимали меня предложениями кого-нибудь отлупить, чтобы поднять мой авторитет во всех школах города на недосягаемую высоту, и не уставали удивляться моим отказам.

По существу, османовский клан прибрал к рукам всех фрунзенских школьников, и только много позже я понял социальные истоки этого поведения: кавказцы, самоутверждаясь таким образом, компенсировали те унижения и бесправие, на которые обрекала их высылка. Вместе с тем в «уличных» формах этих отношений не было криминального духа, хотя некоторые родственники Османа, в отличие от него самого, человека со спортивным кодексом чести, могли без колебаний пустить в ход ножи, и когда я по какому-то поводу сказал, что его дядя Магомет приставал ко мне с ножом к горлу, Осман понял эти слова буквально и кинулся к родне выяснять отношения.

Клан работал, обеспечивал и обслуживал сам себя — одним словом, выживал, невзирая на обстоятельства. Среди спецпереселенцев были прекрасные врачи, портные, сапожники. Сапожники доставали откуда-то щеголь­ские кожаные заготовки и сами шили себе модельную обувь. Излюбленным элементом туалета у моих друзей были отлично пошитые собственными умельцами «чесучовые» брючки сливочного цвета. Танцор театра оперы и балета чеченец Махмуд Эсамбаев, впоследствии прославившийся на весь мир (танцем «Автомат» из балета «Красный мак», который я впервые увидел во Фрунзе, Махмуд, мне кажется, во многом предвосхитил модернистские искания современного балета), ходил по городу в ярких экзотических костюмах, сшитых по индивидуальному фасону, и напоминал яркую заморскую птицу. В театре его держали в кордебалете или использовали в отдельных танцевальных номерах и главных ролей никогда не давали. В последний раз я увидел Эсамбаева в 1964 году на заброшенном пляже в поселке Лазарев­ское под Туапсе, где он, уже будучи знаменитым, зарывался в песок, чтобы скрыться от многочисленных поклонников. К тому времени он целиком посвятил себя изучению танцев народов мира и только что вернулся из Индии. Отряхнувшись, он сразу же стал рассказывать о значении жеста в национальном танце индусов, которые чуть его не побили, когда, танцуя, он неправильно сложил пальцы…

После окончания школы Осман серьезно заболел: у него оказалось тяжелое поражение надпочечников, но Аймелек сумела поставить его на ноги какими-то дефицитнейшими западными лекарствами и увезла на родину, как только их народу разрешено было возвращаться. Так мы потеряли друг друга из виду, и я не слышал об Османе более четверти века, пока не узнал в ИМЛИ от аспирант­ки-карачаевки, что он жив, здоров и заведует в Карачаевске «Горгазом». Она раздобыла мне его домашний телефон. В 1981 году мы с женой отдыхали в Кисловодске, в санатории им. Орджоникидзе, и я позвонил Осману. На следующий день в номер постучали, и в дверях возник маленький крепыш. «Собирайтесь, — сказал он, глядя на меня сухими, не знающими слез глазами и судорожно двинув кадыком, — машина ждет». И мы поехали в Карачаевск.

Во Фрунзе в османовской комнате на стене висела большая панорамная фотография: «Курорт Теберда». Величественные горы, ущелье, снег, ослепительное солнце, свежий простор — сколько раз я разглядывал эту фотографию, когда мы вместе делали уроки! И вот все стало явью: розовый город Османа, сверкающий в створе двух рек, Кубани и Теберды; его дом прямо у входа в ущелье; и сильно постаревшая Аймелек, которая кинулась ко мне с криком «Вадим!»; и ее суп с лепешками, уже дымящийся на столе…

Увы, Осман давно умер — в онкологическом госпитале на Каширке, а круг фрунзенских переселенцев (не только депортированных, но и «просто» ссыльных) оказался гораздо шире, чем я мог себе тогда предположить.

Рядом с нами, на противоположной стороне улицы Советская, в одном из маленьких глинобитных домиков, огороженных саманным дувалом, жил знаменитый балкарский поэт Кайсын Кулиев. Перед дувалом журчал арык. Дувал, вода и домики были насквозь прокалены белым азиатским солнцем. В 1999 году дочь Кайсына Жанна прислала мне из Нальчика составленную и изданную ею прекрасную книгу об отце «Я жил на этой земле… Кайсын Кулиев. Портрет в документах». Там я с удивлением обнаружил среди инскриптов разных знаменитых людей и свою скромную надпись (совершенно забыл, что отправлял Кайсыну в 1970 году книжку «Романтический мир Александра Грина»): «…с любовью и памятью о двух домах, стоявших по соседству…».

Я, уже старшеклассником, заходил к Кайсыну за книгами. У него, например, было пятитомное собрание произведений Велимира Хлебникова 1928–1933 годов, бог весть каким образом сохраненное в катастрофических сломах его биографии. Я в силу возраста Хлебникова понимал плохо, но Кайсын говорил о нем с огромным уважением: «Тебе еще рано, но смотри, какие прекрасные и прозрачные строки — „Свобода приходит нагая…“!» Слова Хлебникова: «Мне мало надо! Краюшку хлеба и каплю молока. Да это небо, да эти облака!» — он произносил с особой, непередаваемой, интонацией. В Киргизии были и снежные горы, и солнце, и синее небо. Однако ему нужны были «свое» небо, «свои» облака. «Тело его состояло из земли — этой и никакой другой…» — скажет Д. Кугультинов много лет спустя на его похоронах в Чегеме.

Воспоминания Кайсына, написанные лаконично и очень сдержанно, опубликованы сравнительно поздно — думаю, в то время, когда их уже можно было публиковать, хотя он и тогда этого делать не спешил. Он был парашютистом-десантником, воевал, лежал в госпиталях, как военный журналист участвовал в боях на Сталинградском фронте, в штурме Перекопа и освобождении Крыма, получил медаль «За оборону Сталинграда» и боевой орден Отечественной войны. О депортации балкарцев, о том, что его мать и сестры высланы в Северный Казахстан (потом он перевез их «к себе», в Киргизию), Кайсын узнал при переходе через Сиваш: «Мы с Кешоковым пошли на татарское кладбище и плакали, лежа в траве». Народ Алима Кешокова, кабардинского писателя, ближайшего друга Кайсына, по непонятным причинам не выслали, но это было общее горе, общая боль…

После ранения и госпиталя в Симферополе Кайсына отправили в санитарном поезде долечиваться в Пятигорск. Оттуда до родного Чегема было рукой подать, и он не удержался. Аул был пуст, окна домов заколочены. Он ходил по обезлюдевшим улицам и читал надписи на стенах на балкарском языке: «Наши отцы и братья на фронте! Бейте проклятых фашистов! Отомстите им за наше горе!»; «Наши родные фронтовики! Нас увозят. Знайте — мы вас не предавали!». «Я плакал, глядя на горы, которым в детстве пел песни», — писал Кайсын об этих черных днях.

Когда его наградили орденом, он обязан был в связи с выселением балкарцев запрашивать начальство, имеет ли право эту награду получить. Наши гуманисты ему разрешили! И. Эренбург, Н. Тихонов и К. Симонов обратились в самые высокие инстанции с просьбой, чтобы выселение не коснулось лично Кайсына. Ему разрешили жить, где он захочет, кроме Москвы и Ленинграда, но он решил, что должен разделить судьбу своего народа, и отправился в Среднюю Азию. В качестве места жительства он выбрал Фрунзе. «Во Фрунзе я приехал вечером. Утром увидел горы. Они были рядом, как и в Нальчике. Я подумал: хорошо это, хоть не разлучился с горами. Пусть не Кавказские, но горы! Зеленый Фрунзе понравился мне».

Как поэт Кайсын в изгнании безмолвствовал, писал «в стол», не имел читателя, и всю благородную горечь его молчания я остро ощутил лишь однажды, когда Кайсын вдруг собрал в Союзе писателей русскую секцию, которой он руководил, и устроил собственный поэтический вечер в узком кругу. Какой необычный, какой чудесный был вечер! Кайсын читал подстрочники своих стихов, потом сами стихи на балкарском, чтобы дать почувствовать их музыку, размышлял о поэзии, что-то комментировал, а под конец прочел одно небольшое стихотворение, которое сам перевел на русский. Там речь шла о фронтовом друге: друг любил петь песню о девушке с голубыми глазами, он пал в бою, а песня осталась, но ее уже никто не споет, как он. Я нашел потом эту «Песенку о голубых глазах» в его трехтомнике, изданном в Нальчике, и, конечно, не в кайсыновском переводе. Допускаю, что в юношеском восприятии все пылает особыми красками, но я и сейчас уверен: Кайсын перевел куда лучше, лаконичнее, мускулистее. Много позже рассуждение на эту тему я встретил в письме к Кайсыну у Бориса Пастернака: «…думаю, Вы давно уже пишете или могли бы писать по-русски так же хорошо, как на родном языке, или еще лучше».

У Елены Дмитриевны Орловской, журналистки, переводчицы и ближайшего друга Кайсына (она жила в нескольких кварталах от нашего дома), я впервые увидел сборник Дмитрия Кедрина, где было и стихотворение, посвященное Кайсыну. Кедрин дружил с Кайсыном и написал, провожая его в ссылку, о великой силе поэзии, объединяющей людей вопреки социальным и национальным преградам: «Тлела ярость былая, / Нас враждой разделя, / Я — солдат Николая, / Ты — мюрид Шамиля. / Но над нами есть выше, / Есть нетленнее свет: / Я не знаю, как пишут / По-балкарски „поэт“…» Сборник был издан в 1947 году — балкарцев и Кайсына упоминать было уже нельзя. Посвящение Кайсыну цензура убрала, а слово «по-балкарски» изобретательно заменила другим — «по-кавказски». Так были предугаданы будущие «лица кавказской национальности», которые и стихи, разумеется, должны писать… на «кавказском языке».

Пастернак высоко ценил поэзию Кайсына. Орловская играла при них роль посредницы и переводчика. Доверительность этих взаимоотношений была такова, что в конце 1948 года Пастернак через дочь Марины Цветаевой Ариадну Эфрон переправил во Фрунзе первую часть машинописи романа «Доктор Живаго». Кто бы себе мог тогда представить, что рукопись была около нас! Кайсын откликнулся на душевное движение Пастернака сильной эмоцией: «Я читал Ваш роман. Могу сказать только Вашими же словами: „Благодарствуй, ты больше, чем просят, даешь“».

Мысли Пастернака о Кайсыне в этой тройственной переписке (она опубликована Евгением Борисовичем Пастернаком с примечаниями в журнале «Дружба народов» в 1990 году, спустя пять лет после смерти Кайсына) полны глубины и значительности. «Вы из тех немногих, кого природа создает, чтобы они были счастливыми в любом положении, даже в горе <…>. Дарование учит чести и бесстрашию… В Вас есть эта породистость струны или натянутой тетивы, и это счастье» (25 ноября 1948 г.). «В тот день, когда пришло письмо от Вас и Е. Д. (Орловской. — В. К.), из Тбилиси приехала приятельница моя, жена Тиц<иана> Табидзе, она обедала у нас, я пробовал читать ей Вас вслух, но всякий раз слезы мешали мне… Это не только выношено и выражено с большой покоряющей силой, это каждый раз изображение самой этой силы, хмурой, грустящей, плененной, это каждый раз ее новый образ в той или иной форме прометеевой скованности и неволи» (30—31 декабря 1949 г.). «После Есенина я в одном только Павле Васильеве находил такие черты цельности, предназначения и отмеченности, как в Вас» (10 августа 1953 г.).

После того как я подробнее узнал биографию Кайсына и проникся его горем, меня иногда посещала мысль, что он не полностью «впускает» эту биографию в свою поэзию, что его лирический герой должен был бы видеть мир более драматично и дисгармонично (подобное ощущение возникало у меня неоднократно и по отношению к такому замечательному поэту, как Ярослав Смеляков). Я был не прав: не все читал и не все он мог печатать. Многое в исповедальной лирике Кайсына дожидалось своего часа: «Нет матери, соседей нет в селенье. / Вдали, в степях, мне близкие сердца. / И я себе казался в то мгновенье / Надгробьем над могилою отца». (пер. С. Липкина).

В то же время в своей поэзии, проникнутой трагизмом, Кайсын, со свойственными ему благородством и сдержанностью, сознательно, я думаю, подавлял гнев и обиду, дабы не быть истолкованным в антирусском духе. Добавим сюда ограничения, накладываемые на Кайсына общественными званиями и должностями, которыми советская власть щедро осыпала его после возвращения на родину (эта «компенсация» вместо признания вины была хорошо продуманным ходом национальной политики). Однако главную роль играло здесь последнее по месту, но не по значению обстоятельство: в характере Кайсына были заложены огромные запасы жизнелюбия, энергии, исторического оптимизма. Чувствам озлобления, мстительности, мелочности в этом характере и в этом поэтическом даре просто не находилось места: «Я был бездомен, изнывал в беде, / Дни черные, как черных птиц, считая, / Но радовался все же и тогда я / Вину и хлебу, песне и звезде» (пер. Л. Шерешевского).

Вместе с тем на мировосприятии Кайсына, хотел он того или нет, долго лежала трагическая тень прошлого, которую он в поэзии старался отогнать: «Чтобы жить, я работал чрезвычайно много. Пил тоже немало. „О чем жалеть?“ — сказал Пушкин. Но надо признаться, что лучшие мои годы во многом были погублены, силы потрачены на пустяки <…>, мой звездный час был упущен». Судя по воспоминаниям, было время, когда он даже подумывал о самоубийстве. Однако прав оказался в итоге Арсений Тарковский, написавший ему в 1966 году: «Поэтов всегда подкармливает хлебом вдохновения история: трясет мир, как решето, тасует народы и жизни, а чего бы ни насеяла — ото всего поэтам витамины истинности и убедительности, только мускулы становятся крепче, если уж поэт выживет. Это очень наглядно на твоем примере <…> я поклонник твоего прекрасного, чистого, спокойного и в то же время такого страстного, сильного и бурного дарования. <…> Я очень люблю тебя, дорогой Кайсын, и верю в твою духовную силу».

К будущим своим произведениям Кайсын вообще относился с какой-то трепетной надеждой и любовью. Зайдя к нему как-то в 1974 году в гостиницу «Москва», где он обычно останавливался, я застал его у телефона. Видимо, Кайсын отбивался от редакционных просьб, объясняя, что у него совсем нет времени, что ему надо еще многое успеть написать, и меня поразило, как он говорил о своих планах: нежно улыбаясь, перебирая названия будущих произведений, будто малых детей по голове гладил... Он дал мне тогда рекомендацию для вступления в Союз писателей и, чтобы я не подумал, будто делает он это исключительно по доброте душевной, сослался, хитро усмехнувшись, на какую-то деталь из моей статьи об Алексее Толстом, опубликованной

в журнале «Дружба народов»: «Читаем кое-что, почитываем…»

2

Перечислять погибших в годы сталинских репрессий писателей наци­о­нальных республик можно очень долго. По некоторым подсчетам, в конце 1930-х годов было уничтожено около трети Союза писателей СССР. Если «присоединения» территорий и «вхождения» разных народов — пусть даже насильственные, — как это ни парадоксально, имели своим результатом определенное приращение культуры (об этом, кстати, выразительно свидетельствует и само возникновение такого эстетического феномена, как «советская многонациональная литература»), то национальные репрессии, спецпереселения и пр. наносили культуре один лишь катастрофический ущерб. Погибшим литераторам и деятелям культуры несть числа: О. Мандельштам, И. Бабель, Н. Клюев, Б. Пильняк, П. Васильев, А. Веселый, С. Клычков, Вс. Мейерхольд, А. Таиров, Лесь Курбас, Т. Табидзе, П. Яшвили, Е. Чаренц, С. Сейфуллин. Некоторые малочисленные творческие организации в автономиях были вырублены чуть ли не поголовно. Культура больших народов как-то прорастала сквозь все свои протори и убытки, находила в себе достаточно внутренних сил, чтобы продолжаться. Но чем измерить, например, ущерб, нанесенный балкарской литературе ссылкой и длительным молчанием Кайсына? Калмыцкой — многолетними лагерями Д. Кугультинова? Киргизской культуре — гибелью К. Тыныстанова, первого при советской власти «письменного» — уже в системе новой письменности — киргизского поэта, драматурга, просветителя, филолога? Национальные меньшинства нередко лишались не просто своих деятелей культуры, но и ее основоположников.

Установка на разгром в культурном наследии национальных республик всего того, что не соответствовало ленинско-сталинским идеологическим императивам, приобретала в «центре» директивные формы и шла отсюда на «периферию», где начиналась своя «охота на ведьм». Последняя моя служебная командировка во Фрунзе в марте 1988 года оказалась связанной с двумя знаменитыми представителями киргизской культуры, о которых, честно сказать, я не знал ровным счетом ничего, несмотря на многие годы, проведенные в Киргизии. Цели командировки причудливо совместили элементы традиционно русификаторской политики с принципиальным отходом от нее, начавшимся в республике во времена перестройки. Дело в том, что в Киргизии готовились к реабилитации имена Касыма Тыныстанова и акына-письменника Молдо Кылыча, жившего и творившего на рубеже столетий. Первого советская власть в республике в 1938 году расстреляла. Второго не успела, поскольку он умер вскоре после Октябрьской революции, однако посмертно, со второй половины 1940-х годов и на протяжении ряда десятилетий, подвергала — как носителя «феодально-реакционной идеологии и антирусских настроений» — жестокому поруганию.

Возникал естественный вопрос: почему во многих партийных и литературоведческих документах советского Киргизстана имя Молдо Кылыча объединялось с именем Касыма Тыныстанова? Что общего между двумя этими фигурами, олицетворявшими разные исторические эпохи, разные типы художественного мировосприятия, разный уровень становления национальной киргизской литературы, разные творческие системы? Между поэтом второй половины ХIХ — начала ХХ века и поэтом 1920—1930-х годов следующего столетия; акыном, сделавшим принципиально важный шаг от традиций устной поэзии к письменности, и профессиональным литератором, работавшим во многих жанрах новой литературы; поэтом религиозного сознания, замкнутого национального кругозора и ученым-просветителем, человеком широкой филологической культуры? Что объединяло эти имена в идейно-художественной борьбе, которая происходила вокруг них в Киргизии практически на протяжении полувека?

Ответ выглядит «проще пареной репы» — объединяли их общие обвинения в реакционности и национализме. Если в «центре» сотни тысяч людей были расстреляны по зловещей 58-й статье, в основном за шпионаж и сотрудничество с западными разведками (количество подстатей к 58-й само по себе могло составить миниатюрный Уголовный кодекс), то в республиках не было более страшного в 1930-е годы обвинения, нежели жупел «национализма».

Вот абсолютно «советская» биография Тыныстанова. До Первой мировой войны — малоземельный дехканин. Учился в сельской школе, потом в городской мусульманской, потом в русском интернате. Во времена подавленного царизмом восстания киргизов бежал в Китай, где батрачил два года. По возвращении еще два года работал на «кулака». В 1919 году записался в комсомол. Потом закончил в Ташкенте педагогический институт. В 1924 го-ду вступил в члены РКП(б) и «бросился в общественную жизнь», как сам сообщал в автобиографии. В этой общественной жизни успел побывать и членом ЦИК, и наркомом просвещения Киргизии. С 1922 года занялся киргизской филологией, был научным сотрудником научно-исследователь­ских институтов — сначала культуры, потом языка и литературы. Читал лекции, участвовал в создании нового киргизского алфавита. Издал книги по грамматике, морфологии и синтаксису киргизского языка. Помимо всего этого занимался в 1920—1930-е годы литературным творчеством — ему принадлежит цикл пьес «Академические вечера», шедших на сцене Киргизского драматического театра, и ряд поэтических произведений. Сборник его стихов на киргизском языке был издан в 1925 году.

Собственно литература и «подвела» этого хорошо образованного и творчески разностороннего человека, дав главный толчок для обвинений автора в воспевании феодального, бай-манапского, прошлого киргизов и пуще того — «байско-буржуазной идеологии», в идеализации досоветского образа жизни народа. В марте 1933 года за драматургию «некоего Тыныстанова» взялась газета «Правда», утверждая, что в пьесе «Шабдан», первой из цикла «Академических вечеров», под видом легенды о народном богатыре Шабдане сложена поэма в честь уходящего эксплуататорского класса — киргизского байства. После этой статьи Киргизский обком партии словно с цепи сорвался: к каждой части драматургической трилогии были предъявлены политические обвинения, одно другого резче: если бай-манапское прошлое автор изображает ярко и красочно, то советскую эпоху — бледно и сухо; если хан, угнетатель народа, феодальный хищник, выглядит щедрым и добродушным, то бедняк — неумным, смешным и жалким; если изображена советская действительность, то борьба за советскую власть и колхозное строительство показаны в примитивных, вульгарных и плоских тонах.

К этим обвинениям уже произвольно добавлялись все остальные: развенчивались представления о том, что Тыныстанов — основоположник киргизского языкознания; в учебных пособиях его обнаруживали кучу политических ошибок; в словарных упражнениях и примерах усматривались коварные политические цели. Доходило до смешного (смешного, разумеется, не для него): например, киргизская пословица «Если в яму у тебя заложен корм, то во дворе будет скот», приведенная в учебнике «Родной язык», истолковывалась как призыв к крестьянам утаивать от советской власти в годы сплошной коллективизации излишки продовольствия… А дальше все складывалось по проверенной схеме: Тыныстанова исключали из партии, восстанавливали, снова исключали, изымали книги из широкого доступа, переставали печатать, лишали работы, подвергали беспрерывно тому, что можно было бы назвать «пытками критикой», — ведь «признания» и «покаяния» не обязательно было вырывать прямыми пытками, хотя это был, конечно, самый простой и действенный способ достижения нужной цели. В процессе непрерывной психологической обработки и давления человек вольно или невольно сам начинал чувствовать себя виноватым перед государством. Хорошо знакомыми нам по многим московским делам выглядят эти выступления и обращения Тыныстанова: «Тов. Шахрай (первый секретарь Киробкома партии. — В. К.), очень и очень прошу Вас прочесть эту пьесу и помочь мне своими товарищескими указаниями в деле разоблачения мною допущенных ошибок»; «Я зачту выдержку из одного моего неопубликованного контр­революционного произведения, где Вы увидите подлинного замаскированного врага советской власти. <…> На моих ошибках нужно воспитывать трудящееся поколение»; «Я дал чуждой идеологии трибуну нашего театра, и этим далеко откатился от генеральной линии партии»…

Поскольку в самих литературных текстах Тыныстанова примеров воинствующего национализма, при всем желании, обнаружить не удавалось, пришлось соорудить чисто политическое дело: его обвинили в том, что он в начале 1920-х годов состоял членом антисоветской националистической организации «Алаш-Орда», вел подрывную деятельность на идеологическом фронте и т. п. 1 августа 1937 года он был арестован, а 6 ноября 1938 года расстрелян. В октябре 1957 года приговор был отменен «за отсутствием состава преступления», но это вовсе еще не означало реабилитации.

Отношение к наследию Молдо Кылыча в Киргизии имело гораздо более сложную и длительную историю, на протяжение которой неоднократно менялось. До 1946 года творчество этого акына оценивалось вполне положительно, его произведения переиздавались, включались в школьные хрестоматии и учебники. Его знаменитая поэма «Землетрясение», считавшаяся образцом письменной культуры дореволюционных киргизов, впервые была напечатана в Казани еще в 1911 году, разумеется, «арабской вязью». «Реакционным акыном» Молдо Кылыч стал (попробуйте догадаться!) после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», хотя, казалось бы, связь между ним и главными «героями» этого постановления — А. Ахматовой и М. Зощенко — не могла прийти на ум даже самому изощренному любителю шарад. Выяснилось, в частности, что акын не просто воспевал своих предков вплоть до седьмого колена, но и призывал киргизов сопротивляться присоединению к России. Что любые свидетельства его образованности и знакомства с книжной литературой мусульманского Востока уже сами по себе объективно ставили под сомнение воздействие на киргизскую литературу русской классики, а на киргизский народ — самой Октябрьской революции.

Обвинения в адрес акына то усиливались, то ослабевали в прямой зависимости от общественных процессов, развертывающихся в стране. В 1950 году, когда велась борьба с буржуазными космополитами, он становился «реакционным поэтом». Вскоре после ХХ съезда КПСС — талантливым акыном-письменником, который хоть подчас и идеализировал патриархально-родовое прошлое, зато выражал гуманистические идеи. В 1956 году многие произведения акына уже причислялись к «лучшим образцам дореволюционной киргизской поэзии» (даже критические высказывания о русских, как выяснялось, противники Кылыча толковали слишком односторонне). В 1960-х, когда пафос борьбы с культом личности и общие демократические настро­ения в стране начали сильно ослабевать, преследование Кылыча возобновилось, сопровождаясь целым ворохом документов и обвинений: тут были и национализм, и религиозный мистицизм, и реакционная идеология. Ученых, призывавших к спокойному и взвешенному взгляду на акына, стали обвинять в попытках ревизовать ранее принятые партийные решения.

Возвращения творческого наследия Молдо Кылыча и Тыныстанова в национальную культуру добивались в Киргизии многие писатели, ученые, историки, педагоги. Однако все они в этом благом деле вынуждены были обратиться за поддержкой к Москве: хотя «маховик» горбачевской перестройки, казалось бы, уже раскручивался полным ходом, республикам еще не позволяли решать важнейшие проблемы истории собственной культуры самостоятельно. «В помощь киргизской культуре» Союз писателей СССР командировал во Фрунзе из Москвы З. Кедрину и меня грешного. Зоя Сергеевна Кедрина, возглавлявшая московскую комиссию, прославилась не только переводом романа Мухтара Ауэзова об Абае, хотя казахского языка, разумеется, не знала, как и киргизского, но и тем, что во время знаменитого процесса над А. Синявским и Ю. Даниэлем выступала в роли их общественного обвинителя от лица Института мировой литературы Академии наук, где Синявский работал, когда я учился там в аспирантуре. Вряд ли она представляла в этом процессе лицо Института или даже собственное лицо, но сослуживцы, после того как Синявский и Даниэль отправились по лагерям, общаться с ней побаивались. Человек весьма немолодой и нездоровый, она к моменту приезда в Киргизию ходила уже с трудом, и мы в четыре руки заталкивали ее в однодверную «Ниву» моего друга по филфаку, прозаика и драматурга Мара Байджиева, с которым, помнится, еще писали когда-то юморески для студенческих капустников (ныне он — народный писатель Киргизии).

Едва ли Кедрина толком понимала, чего от нее ожидают, но с удовольствием участвовала в банкетах и была очень возмущена, узнав, что мы должны написать некое реабилитационное заключение о творчестве Тыныстанова и Молдо Кылыча. Заниматься скучным делом — чтением многочисленных подстрочников, которыми заботливо снабдили нас киргизские товарищи, — и портить себе праздник сочинением официальных документов она категорически отказалась. Вплотную заниматься материалами, связанными с судьбами наследия Молдо Кылыча и К. Тыныстанова, таким образом, пришлось мне. Пользуясь малейшими перерывами в «мероприятиях», а также ночными часами, я ухитрился прочитать немало подстрочников (выполненных, к чести киргизского руководства, на очень хорошем уровне) и всякого рода документов, а затем собственноручно написал для ЦК КП Киргизии «реабилитационное» заключение, ставшее коллективным письмом и официальным документом после того, как под ним кроме меня и Кедриной поставили подписи несколько известных киргизских филологов и деятелей культуры.

Мощь эпических поэм Молдо Кылыча, представлявших целые своды бесценных знаний по истории, культуре, природе, этнографии и быту киргиз­ского народа, заставила меня впервые всерьез задуматься над проблемой «младописьменных» литератур. Метрополия создала это понятие в противоположность литературам с древней письменностью. Применительно к истории отдельных народов оно, правда, было вполне правомерным (например, работа над созданием письменности для народов Севера началась только с 1922 года), подчеркивая цивилизационную роль Октября, но по отношению к другим служило не более чем камуфляжем для прикрытия процессов прямо противоположных: диктуемой «центром» смены одной, традиционной, арабской системы письменности на другую, русскую. Так получилось, в частности, и с киргизской литературой.

Известный философ и литературовед Г. Гачев, мой коллега по ИМЛИ, создал когда-то применительно к истории советской культуры понятие «ускоренного развития литератур» — от феодализма к социализму, минуя капиталистическую стадию, и рассматривал такое «ускорение» в сугубо положительном контексте, хотя искусственное форсирование исторического процесса, как показал сегодняшний день, на самом деле оказалось в итоге чревато катастрофическим отставанием в общем развитии и в чем-то было подобно губительному вторжению человека в законы природы.

В понятии «ускореное развитие», притом что в искренности Гачева, человека кристально честного и постоянно витающего в чистых сферах теоретических концепций, у меня нет ни малейшего сомнения, крылась немалая доля нашей общесоветской исторической казуистики и въевшегося в кровь идеологического лукавства. Если бы речь шла только о том несомненном благе, которым для любых национальных культур — как бы ни относиться к истории становления Советского государства — оборачивалось соприкосновение с великой русской литературой, то тут и спорить не о чем. Процесс этот был подобен несомненной цивилизационной роли мировых метрополий в истории своих колоний. Однако в плане культуры концепция «ускорения» имела по отношению к истории и традициям «малых» народов явно уничижительный характер, подразумевая определенное «благодеяние» со стороны большого социума.

Между тем разве сама Россия не прошла тот же путь «ускоренного развития» от феодализма к так называемому социализму, оставив для капитализма весьма короткий исторический отрезок со дня отмены крепостного права до Октября, а потом — вообще несколько месяцев от Февраля до Октября 1917-го? Меня всегда умиляло это бесхитростное и не объяснимое никакими объективно-историческими обстоятельствами, кроме теоретиче­ского авантюризма большевиков, утверждение о молниеносном переходе «буржуазной» революции в «социалистическую». Если уж пользоваться понятием «ускоренное развитие», то Россия ХХ века ярко продемонстрировала сокрушительные результаты такого развития, «миновав» капитализм, к которому она вернулась только век спустя, причем весь этот век был потрачен на строительство и утверждение тоталитарного строя, который, по существу, оказался извращенной формой привычного феодализма.

С другой стороны, можно ли вообще говорить о «младописьменности» народа, в истории культуры которого, в частности, присутствует такой поэт, как Молдо Кылыч? Ведь он был не только устным исполнителем народных преданий (акыном), но и замечательным письменным поэтом — просто письменность была арабской, то есть древней и вполне традиционной для стран мусульманской культуры. По существу, советская власть превратила Киргизию в «младописьменную» страну самым незатейливым способом: ликвидировав арабскую письменность и внедрив вместо нее сначала латинский алфавит, а чуть позднее — кириллицу. Разумеется, «всякое сравнение хромает», но переведите завтра французов на кириллицу, и послезавтра они тоже станут «младописьменным» народом…

Сегодня я имею возможность иронизировать по этому поводу, но для того, чтобы назвать «установившееся мнение, будто киргизский народ до революции не имел своей письменности», «ошибочным и неправильным», в 1956 году профессору К. Юдахину требовалось немалое гражданское мужество (я еще застал этого замечательного лингвиста в живых, и что может более выразительно свидетельствовать о связях двух народов, чем тот факт, что создателем первого огромного «Киргизско-русского словаря» стал исконно русский человек!).

Читая многочисленные подстрочники произведений Молдо Кылыча и забыв на время об идеологической догматике, я поистине был поражен размахом его творчества и той ролью, которую сыграл этот акын в развитии нацио­нального самосознания, языка, просвещения, литературы. Его поэмы «Землетрясение», «Пернатые», «Обманщики» были подлинной энциклопедией народной жизни, обрушивали на читателя огромное количество географических, естественно-научных, бытовых сведений и этико-философских максим, которых необразованному, а по большей части просто неграмотному читателю неоткуда было получить.

По органике своей Кылыч был мудрецом и учителем: «Если тебя не слушают, какая польза, что ты оратор»; «Бессмыслен смех по поводу бесполезных слов»; «Не надо пугать всех, чтобы тебя признали за храбреца»; «Делать непосильное — непосильный грех»… Те, кто скажет, что Молдо Кылыч — сочинитель глубоко консервативный, что он обращен в прошлое и даже — о ужас! — не любит неверных, в том числе — русских, будут совершенно правы. Маркса и Энгельса Кылыч явно не читал и к историческому материализму причастен не был. Но при этом он обличает богатых, сострадает своему бедному и мучительно живущему народу, защищает общечеловеческие нормы нравственности и постоянно подчеркивает, как много полезного (от хлебопашества до ремесел) привнесли русские в быт киргизов, как утихомирили «дерущийся народ». Будучи человеком глубоко религиозным, он в то же время исповедует не столько культ религии, сколько культ человека, своим трудом преобразующего землю, а целому пласту традиционных назиданий и заклинаний противостоят у него своеобразный антропоморфизм, мотивы социальной «антиутопии». Язычество органически сочетается у него с едино­божием; его мифология перекладывает на свой лад Священное Писание; он поэтически приспосабливает Коран к уровню понимания массовой киргизской аудитории.

Стоит ли, однако, удивляться борьбе с наследием Молдо Кылыча, если яростным преследованиям в советской Киргизии подвергался и грандиозный эпос киргизского народа «Манас», с той лишь разницей, что коллективного «автора» его нельзя было подвести под статью Уголовного кодекса. Я еще только заканчивал среднюю школу, когда в двух кварталах от моего дома, в Киргизском филиале Академии наук СССР, проходила сессия, где эпос клеймили за «реакционность», за «бай-манапские» и феодально-буржуазные пережитки (уж не знаю, что за каша из смеси феодализма с капитализмом варилась в тогдашних ученых головах).

Мой университетский товарищ, ныне народный писатель Киргизии Мар Байджиев рассказал мне о роли «Манаса» в истории своей семьи и собственной биографии. Его отец, Ташим Байджиев, один из главных «манасоведов» республики, заведовал сектором фольклора и эпоса «Манас» в Институте языка, литературы и истории Киргизского филиала Академии наук СССР. Он был осужден за свои научные взгляды и погиб в Карлаге в 1952 году. Мар написал о нем биографическую книгу. Был репрессирован и соавтор его отца по осужденному партией учебнику «Киргизская литература» Зыяш Бектенов. С его сыном Эмилем я учился в школе в одном классе. От взгорья Чон-Арыкского кладбища, разросшегося сразу за верхней чертой Бишкека, мне показали открывающееся вдали, за селом Воронцовка, место коллективного захоронения жертв Большого террора в республике — наподобие страшных подмосковных кладбищ Северного Бутова или совхоза «Коммунарка». Там находятся могилы отца Чингиза Айтматова и отца Мара Байджиева.

Мар, можно сказать, вырастал в атмосфере «Манаса» и его исторических легенд. На старости лет он взялся за невероятную задачу — дать широкому читателю в огромном сокращении и сохранении всех главных сюжетных линий (из полумиллиона строк он оставил примерно восемь тысяч) вольное поэтическое переложение эпоса. Он издал три главных сказания эпоса, о Манасе, Семетее и Сейтеке, отдельной книгой, взбаламутив тем самым всю научную и творческую интеллигенцию Киргизии, поскольку обратился, что называется, к святому.

Мар составил и издал энциклопедический трехтомник по «Манасу», с пересказом эпоса и включением ряда работ и справочных материалов о нем. В послесловии к этому трехтомнику он говорил о зловещей истории идеологической борьбы, на протяжении десятилетий сталинизма разыгрывавшейся вокруг эпоса, и огласил целый мартиролог безвинно погибших и пострадавших в этой борьбе людей. На книге «Сказаний…» Мар написал: «Посвящаю светлой памяти отца моего Ташима Байджиева, отдавшего за эпос „Манас“ свою свободу и жизнь».

«Реабилитируя» наследие Молдо Кылыча, я впервые по-настоящему понял, чем оборачивались для киргизов история дореволюционного фольклора и проблема народного творчества, а заодно и «акынства». Тут везде пахло кровью…

3

Мы, разумеется, не знаем, как выглядели бы национальные литературы в условиях самостоятельного исторического и государственного развития своих стран, но можем, во всяком случае, констатировать, что все они, отличаясь традициями, языком, ментальностью, были при этом исторически подчинены в Советском Союзе формам самого тесного взаимодействия в пределах единого социально-политического, культурного и экономического устройства. Разумеется, общность их всячески подчеркивалась и пропагандировалась, а различия и противостояния активно затушевывались или цензурировались. Тем не менее невозможно отрицать, что так или иначе, но на огромном пространстве России одновременно и параллельно, соприкасаясь, пересекаясь, взаимно подпитываясь, протекали общие художественные процессы, подчиненные общей истории и общей идеологии, эстетически осваивающие общий предмет изображения и предполагающие общие смысловые решения, художественные позиции. (Вот хороший пример: прогремевший в свое время на всю страну фильм литовского режиссера В. Жалакявичюса «Никто не хотел умирать» был абсолютно национален по конкретному историческому материалу и ансамблю актеров, хотя сюжетно использовал при этом традиционную схему американского вестерна, а по духу и смыслу своему представлял абсолютно советское произведение.)

Несмотря на национальное своеобразие, неравноценность и неравномерность развития отдельных литератур, советский литературный процесс обнаруживал повсеместный интерес к мифологизации и мифотворчеству. Здесь рядом с «Прощанием с Матёрой» В. Распутина и «Царь-рыбой» В. Астафьева располагались произведения Ч. Айтматова, О. Чиладзе, Т. Пулатова, а также писателей малых народов Севера — В. Санги, Ю. Рытхэу, Ю. Шесталова, чье профессиональное творчество было еще всецело пронизано народным миросозерцанием и дыханием фольклора. Острые формальные импульсы советский литературный процесс получал от литератур Прибалтики, особо чувствительных к западноевропейским влияниям, — в прозе эти литературы культивировали систему «внутренних монологов», в поэзии расшатывали классическую ритмику, формы и размеры. Общезначимыми становились поиски русской литературы в жанровой сфере — повсеместно распространилась «маленькая повесть», начал активно развиваться рассказ (ощутимую роль здесь сыграла так называемая «молодая проза»).

Трудно представить себе прозаиков более несхожих — и национальным материалом, и ментальностью авторов, и стилистикой, — нежели Василий Белов, Витаутас Бубнис и Грант Матевосян. Но как схожи были проблемы их произведений 1970-х годов, противоречия, одолевавшие героев, сюжеты и конфликты изображаемой жизни! Когда я был в Ереване, чудесном городе, сложенном из розового туфа, в гостях у Матевосяна, художника замечательного и, мне кажется, в России еще далеко недооцененного, мы два часа проговорили об этом общем, удивляясь нашему сходству и гордясь различиями. В повестях «Похмелье», «Буйволица», «Мать едет женить сына», «Мы и наши горы» Грант выступает как подлинный певец армянской деревни, глубинной, мощной социальной структуры, уже разъедаемой вторжением городской жизни. Это крестьянский сын, очень близкий по своему мировосприятию и к В. Белову, и к В. Распутину. Правда, национальные характеры тут другие, без русской пластичности и философского смирения, словно вытесанные из камня. И краски не акварельные — яркие, резкие, сарьянов­ские. Юмор и ирония Гранта, роднящие его с грузинской прозой, тоже совершенно не свойственны потомкам русских крестьян. Однако кто будет спорить, что во всех этих произведениях изображены схожие социальные типы, рифмующиеся настроения и интонации!

Больше того, общность национальных литератур советской эпохи сохраняется даже в тех случаях, когда социальный материал, психология персонажей, изображаемый быт в произведениях совершенно различны. Например, действие повести В. Мартинкуса «Флюгер для семейного праздника» происходит в сугубо современном совхозе, с отлично механизированным хозяйством, собственной гостиницей, большими магазинами, поликлиникой, кинотеатром, краеведческим музеем и пр. (в семейном особняке комната председателя совхоза напоминает кабинет-библиотеку ученого). Однако автор говорит ровно о том же, что В. Шукшин или Н. Рубцов: город «таранит» село, молодежь не хочет работать на земле и продолжать дела отцов, дети разбегаются из семейного гнезда. И все то же самое происходит, кстати, в литовской прозе совсем иного стиля — эпической трилогии В. Бубниса «Жаждущая земля», где первая книга подобна литовской «Поднятой целине», а последняя доводит действие до драматического распада современной литовской деревни.

Все заметные произведения национальных литератур переводились на русский язык, и это открывало перед писателями неоценимые возможности художественных контактов, учебы, взаимообогащения. Лучшее подтверждение тому — творческая судьба моего однокурсника и друга, народного поэта Киргизии Омора Султанова. Мы учились на одном курсе филологического факультета — он в киргизской, а я в русской группе. Группы были разделены языком, и сблизились мы много позже, когда оба вступили в одну и ту же общесоветскую литературную жизнь, а Султанов, одна из самых ярких фигур в современной киргизской поэзии, — в сферу влияния русского языка и русской культуры. Не уверен, что, поэт глубоко национальный, Султанов занял бы столь значительное место в собственной литературе, если бы не русский язык и контекст мировой поэзии.

Чтобы ощутить силу и свежесть поэзии Омора в полной мере, надо было обязательно увидеть его село, привольно раскинувшееся по берегу Иссык-Куля. Огромное глубоководное озеро, растянувшееся на десятки километров, было одним из чудес киргизской природы. Я помню, как нашу Академию наук посетили однажды знаменитые тогда чешские путешественники Ганзелка и Зикмунд, объехавшие полсвета (их книги лежали на прилавках всех книжных магазинов России). Сравниться с Иссык-Кулем по красоте, говорили они, может только африканское озеро Чад (да-да, то самое, где бродил изысканный гумилевский жираф!).

Омор привез меня на свою «малую родину» в солнечный день: россыпь белых домиков и фруктовых садов была замкнута между зеленой громадой предгорий и бесконечным голубым пространством озера. Все природные стихии — небо, земля, вода — сопряжены были здесь самым глубоким и естественным образом, создавая не просто величественный пейзаж, но единую жизненную среду обитания. Жизнь строилась уступами, поясами, вздымаясь от озера в горы, сменяя рыболовство на землепашество, овощеводство на хлеборобство, золотые долины, где колышутся волны пшеницы и ячменя, на сочные пастбища — джайлоо и, наконец, завершаясь, подобно пирамиде, высокогорными сыртами, куда уходили со стадами овец и яков на свои суровые зимовья обветренные, прокаленные стужей и солн­цем чабаны...

Горы, Иссык-Куль, горные реки, луга, стада овец, табуны лошадей, мерный крестьянский обиход — все это сводится в одну сияющую точку, и называется она в поэзии Омора по имени села — Тосор. «Милый Тосор, если чего-то стою — / это тебе я обязан, твоим истокам». Подобно В. Астафьеву, который сказал как-то в интервью, что после писательского труда ему ближе всего «профессия пахаря», Омор Султанов признается: «…Когда бы век мой не вручил перо мне — / пасти бы мне в джайлоо табуны! / Табунщиком я стал бы — не поэтом! / Исполненный пастушеских забот, / летал бы на коне зимой и летом, / и так из года в год, из года в год».

«Крестьянская» ли это поэзия? С одной стороны — чисто крестьянская, и «грани меж городом и селом» волнуют Омора не меньше, чем, скажем, русского поэта Николая Рубцова. С другой стороны, только отчасти крестьянская, ибо сияющая точка Тосора все время готова в его стихах «расшириться», превратиться во вселенную, сопрягая пространство и время, национальное и общечеловеческое, техническую цивилизацию и гуманитарную культуру. «Вместе с природой цвету, в сентябре облетаю... / И обрастаю винтами годичных колец». А если виражами промчаться по этим кольцам, как взлетает мотоциклист по вертикальной стене, то откроется исполненная ярких контрастов картина, в поэтическом воссоздании которой Омор без русского языка и русской культуры уже никак бы не обошелся: «Париж — / этого слова не знали предки мои, / которые жили в горах Ала-Тоо… / Мои седобородые предки / в такое время, / когда красное солнце спешит к закату, / на зеленых холмах восседали, / а рядом блеяли овцы и козы... / Я вечером был в „Гранд-Опера“, / слушал там Берлиоза...»

В год, когда не вернулся с войны отец Омора, умерла и мать. Мальчик остался круглым сиротой, жил в интернате, после окончания средней школы не поехал вслед за сверстниками в столицу и еще поработал в колхозе. Деревенский паренек, приехавший в 1954 году из Тосора во Фрунзе, почти не говорил по-русски и размышлял на вокзале: не бросить ли все и не удрать ли на край света (краем света представлялся шахтерский городок Кызыл-Кия в Киргизии). В поздней лирике, в «Песнях усталости», Омору удалось с жестким, подчас даже жестоким реализмом воссоздать картины жизни киргизского аила во время войны, характеры сверстников и односельчан, недетскую тяжесть конфликтов и впечатлений, навалившихся на плечи его лирического героя: «Четыре хребта с четырех сторон. Посередине — долина. Грабли одни. Четыре лошади. Плуг один. Я и Абды... Шалашик из прутьев. Шаром покати».

После переезда во Фрунзе и поступления на филфак биография Омора переживает крутой подъем. В литературе его имя появляется уже в студенческие годы, во времена большого общественного подъема после XX съезда, когда в Москве завоевывают аудиторию Политехнического Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский. Стихи Султанова, как и стихи нашего сверстника Рамиса Рыскулова, становятся в киргизской поэзии обновляющим, «дрожжевым» началом. Отсюда, от русских шестидесятников, эта сила, напор, сплав лирики с публицистикой, «ершистость» и пафосность. В отличие от Омора, Рамису завоевать общесоюзную известность так и не удалось, однако его все знали: он жил в мире слов и строк, производил впечатление человека не от мира сего, чуточку шаманил, говорил странно, невпопад и был готов, остановившись, читать стихи каждому встречному. Я хорошо помню его маленькую крепкую фигуру с огромной копной волос на голове, сразу бросающуюся в глаза среди молодежной толпы, фланирующей во Фрунзе по улице, которая сейчас называется Чуйским проспектом, а на моем веку побывала и улицей Сталина, и улицей ХХII партсъезда.

...В Тосоре нас поселили в каком-то «гостевом» домике райкома партии, почти на самом берегу, и в день приезда устроили торжественный обед. Райкомовские начальники пришли с празднично одетыми женами, кушанья подавали скромные молодые киргизки, тут же исчезавшие, унося пустые блюда. Вероятно, партаппарат понимал исходящую от нас опасность, и потому вечерами мы гуляли по пустому пляжу, безуспешно гадая, куда скрылось все женское народонаселение, которое могло бы очень украсить наш холостяцкий быт. Для купанья прозрачная голубая вода озера уже была холодна. Под черным куполом неба, усеянного крупными мохнатыми звездами, мы вдыхали запах степных трав, прислушивались к плеску воды, вглядывались в слабые огоньки курорта Чолпон-Ата, расположенного на противоположном берегу. Одинокие и лишенные женского внимания, мы говорили о поэзии. Стихи, которые Омор читал мне по-киргизски, «на слух», были нежны и музыкальны, несмотря на резкость звуков тюркской фонетики. Насквозь пронизывающие их вертикальные рифмы, казалось, натягивают эти строки на колки, подобно струнам между бездонным небом и металличе­ской рябью озера. Одной из новых форм, фактически введенных в киргизскую поэзию именно О. Султановым и Р. Рыскуловым (только значительно позже она проникла в творчество «старших», например С. Эралиева), был верлибр. Сегодня верлибр широко распространен в молодой поэзии Средней Азии, Закавказья, Прибалтики, — вероятно, потому, что он наиболее соответствует внутреннему ощущению поэтической свободы. Но если для прибалтийских литератур, традиционно связанных с Западом, здесь нет ничего удивительного, то в системе тюркской языковой группы, с ее закрепленными ударениями, легкодоступной и повсеместной флективной рифмовкой, верлибр ознаменовал подлинную революцию не только в художественных средствах, но и в самом поэтическом сознании. Не менее революционными были исповедальность, резко окрашенный индивидуальностью лиризм — ведь национальная поэзия располагала главным образом описательно-эпическим взглядом на мир, уходившим корнями в фольклор.

Поэзия шестидесятников Киргизии принципиально раздвинула и обогатила горизонты национальной лирики новой художественной ориента­цией — помимо совместного движения с русской поэзией в процессы художественного развития этой лирики была включена, через переводы, поэзия других народов СССР и Западной Европы. Русский язык Омор начал осваивать, только перебравшись из села во Фрунзе, и до сих пор говорит по-русски с некоторым затруднением: точно, с пониманием тонкостей, особенно юмористических, но медленно, подбирая слова. Русский стал для него проводником в большую поэзию, русскую и зарубежную. Нельзя не заметить в его стихах перекличку с поэтами, которых он либо переводил, либо внимательно читал и знал: Э. Межелайтиса, Б. Брехта, П. Неруды, Н. Хикмета, Г. Лорки и др.

После того как я уехал в Москву, наши отношения сохранялись, и мы виделись во время своих поездок — то в Москве, то во Фрунзе. Омор не терял литературной формы и был созвучен и молодым московским поэтам 1980-х годов, которых я печатал в журнале «Дружба народов», когда заведовал там отделом поэзии. Очень близким ему по своему творческому мировидению и стилю показался мне молодой тогда Саша Еременко. В 1984 году я опубликовал подборку Еременко, а для перевода дал ему несколько стихотворений Омора, представив оба имени в одной связке. Соединение этих двух имен оказалось настолько удачным, что переводы Еременко я впоследствии не раз встречал и в новых поэтических сборниках Султанова.

Не менее показателен с точки зрения связей киргизской литературы с русской и русским языком и творческий опыт Мара Байджиева. Имя Мара известно больше по театральным постановкам, телеспектаклям и киносценариям, нежели по прозе, причем известно не только в нашей стране, но и за рубежом, где оно — в числе немногих — долгое время представляет современную киргизскую литературу.

«Мар Байджиев — один из наиболее известных представителей новой литературной генерации, — писал Ч. Айтматов. — Его творчество, так же как и творчество его сверстников, формировалось в сложном процессе сочетания национальных традиций с достижениями единой многонациональной советской литературы и опытом мировой культуры». Подобное наблюдение, кстати, целиком относится и к самому Айтматову, который, на несколько лет раньше вступив в литературу, тоже, по существу, принадлежал к «новой литературной генерации», разве что старшей возрастной группы. В причастности к достижениям русской литературы первостепенное значение имело у киргизских писателей литературное «двуязычие», отнюдь не равнозначное «бытовому». Творческие биографии Айтматова или Байджиева в этом отношении явно стоят особняком. Айтматов начинал свой путь в литературе на киргизском языке, постепенно расширяя употребление русского. Проблема «двуязычия», или «билингвизма», как выражаются ученые люди, применительно к творчеству Айтматова представляет огромный интерес. Первые его повести были переведены на русский (скорее всего, с подстрочников) моск­вичами, но уже в 1961 году он, видимо, почувствовав необходимость общаться с всесоюзным читателем без посредников, сам переводит на русский повесть «Тополек мой в красной косынке», в 1962 году — «Материнское поле» (так, кстати, всегда поступал, например, и замечательный белорусский прозаик Василь Быков, не доверявший перевод третьим лицам, но мы, конечно, понимаем, что трудности перевода с одного славянского языка на другой и с языка тюркской группы на славянский несоизмеримы).

У «Первого учителя» два переводчика, и автор — один из них. Повести «Прощай, Гульсары» и «Ранние журавли» Айтматов пишет, если судить по журнальным сведениям, уже на русском (говорил он на русском прекрасно и практически без акцента). Я не знаю, как обстояло дело с последующими произведениями, печатавшимися на русском вообще без ссылки на чей бы то ни было перевод (вопрос этот достаточно запутан). Конечно, пиши Айтматов только по-киргизски, он и так стал бы в конце концов — через переводы на другие языки — широко известен, но мне представляется несомненным, что русский язык послужил мощнейшим мотором для стремительного вывода произведений Айтматова на мировую орбиту.

Помимо расширения индивидуального художественного горизонта автора и возможностей воздействия его произведений на общий уровень национальной литературы двуязычие имело своим прямым результатом и само­определение писателя на карте литературного процесса. Киргизская письменная литература, сообразно историческому бытию киргизов, всегда была близка фольклору, природе и крестьянско-кочевому образу народной жизни. Айтматов удачно соединил в своей прозе древний миф и социальную реальность, традиции и новизну, оставаясь, несмотря на свои интеллектуальные конструкции и возникающую рядом с ними «городскую» тему, писателем, глубоко укорененным в народной почве. Байджиев же изначально заговорил голосом города (причем в драматургии, мне кажется, этот голос даже слышнее, чем в прозе) и, по существу, обозначил в киргизской литературе целое направление, явно рифмующееся с русской «молодой прозой», с урбанизмом В. Аксенова или А. Гладилина.

Действие его пьес, как правило, разворачивается на фоне городской жизни; его персонажи — студенты, врачи, научные работники, люди творческого труда; сюжеты и конфликты этой литературы зачастую связаны с профессиональными взаимоотношениями и городским бытом; авторский текст насыщен скрытыми цитатами, литературными аллюзиями, разговорными интонациями городской среды. Но не только диалоги в пьесах — сам стиль повествования в его прозе, даже «деревенской» по материалу, далек от склада народной речи и не пытается ее имитировать. В этой стилистике сочетаются разнообразие нюансов, психологическая разработанность, подтекст, ироничность, умелое использование лирических акцентов. В начале 60-х годов прошлого века в киргизской литературе мало кто так писал, и опыт русских прозаиков-шестидесятников, опыт, условно говоря, литературного круга катаевской «Юности», Мару очень пригодился. Последующему обращению автора к «Манасу», к древним народным сказаниям и культурным традициям этот опыт, как ни странно, не противоречил.

4

На протяжении многих десятилетий мы так привыкли говорить о взаимо­действии национальных культур в пределах Российской империи, что совершенно перестали обращать внимание на то, что в подобных разговорах все больше утрачивалось ощущение различий в национальной истории, традициях и менталитете народов, объединенных общей государственностью. Киргизы, например, были в прошлом кочевым народом, разумеется, с совершенно иным общественным укладом и мировосприятием, нежели у народов оседлых, в первую очередь — русского. Стали аксиомой представления, исходящие из иерархии социально-исторических этапов развития человеческого общества, а следовательно, и о том, как кочевники были осчастливлены социализмом. Но не случайно ведь Айтматов, сделавший борьбу с косностью патриархального мира одной из доминантных художественных тем своего творчества, вспоминает о кочевье как о культурном празднике народа, как о ярчайшем впечатлении своего детства. «Мне очень повезло, — говорил он в одном из своих интервью, — что я застал сразу несколько эпох в истории своего народа; во времена моего детства народ еще кочевал, причем кочевье было демонстрацией народной культуры, ее праздником, когда в путь, пролегавший по горам, по равнинным просторам, по берегам бурных рек, брали с собой самое лучшее — нарядную утварь и упряжь для лошадей, когда девушки пели песни, а акыны состязались в поэтическом мастерстве…» В мифологических слоях произведений Айтматова золотые слитки народной прапамяти, идущей именно из патриархального мира, противостоят злу, сосредоточенному в настоящем и порожденному во многом современной цивилизацией.

Могу снизить эту тему до забавного бытового эпизода. Мой друг и однокурсник Сеит Джетимишев во время одного из моих приездов во Фрунзе (по-моему, он был тогда директором киргизского Учпедгиза) повез меня в родной колхоз на какое-то празднество. Поездка была дальняя, на черной «Волге». Молодой председатель колхоза, родственник Сеита, уже накрыл праздничный стол. Мы были почетными гостями: Сеит, земляк, большой человек из столицы; я — посланник Москвы, аксакал, учитель, «муалим». Развернулось пиршество. Западный человек был бы шокирован. Плов, возвышавшийся на столе золотой горой, брали щепоткой пальцев, аккуратно уминали рис и отправляли в рот без помощи вилок. В знак особого расположения хозяин вложил порцию такого риса и в мой рот. Тостам не было конца, и стол все больше погружался в туман, из которого неожиданно возник передо мной дымящийся череп барана. Прямо из черепа бессмысленно пялился на меня голубой бараний глаз. Оказалось, что глаз предназначался самому уважаемому человеку, то бишь мне. Съесть я его при всем желании был не в силах. Все вокруг меня пели и плясали, после чего преподнесли мне несколько шкурок то ли енота, то ли сурка, из которых я впоследствии сшил себе в прославленном В. Войновичем ателье Литфонда меховую шапку. Сломить мое упорство, однако, хозяевам так и не удалось, и шапка много лет напоминала мне о моей черной неблагодарности.

На обратном пути я уже в черной «Волге» не столько сидел, сколько возлежал и, когда машина на полпути резко остановилась, буквально вывалился из нее на засеянное какой-то неведомой сельскохозяйственной культурой поле. Дивная картина открылась передо мной: над полем висело сверкающее металлическое блюдо луны, а под луной была постлана прямо на земле скатерть, и блюдо на ней, в свою очередь, сверкало всяческой снедью. В развале снеди лучилась непочатая бутылка водки. «А это зачем?» — заплетающимся языком простонал я, не обращаясь ни к кому и не требуя ответа. «Надо выпить, Вадим-агай, — убедительно сказал мне председатель. — Мы пересекаем границу нашего района». Вряд ли бы эти традиции, в основе которых лежат замечательное гостеприимство и патриархальная привязанность к своей земле, изменились, даже если бы жителей аила снабдили для приемов серебряной посудой с монограммами, а бараний глаз заменили кристаллом горного хрусталя…

Взаимодействие взаимодействием, но республики и народы все же изрядно отличались друг от друга, что в итоге неопровержимо подтвердил сам распад Советского Союза. В начале 1980-х годов мы проводили семинар по литературам Прибалтики в Дубултах. Речь зашла о прозе военного времени, и я, в своей увлеченности общими категориями литературного процесса, упрекнул какие-то литовские произведения за «другое» изображение войны, нежели в русской «лейтенантской» прозе. Не помню, кто из прибалтийских литературных критиков (это могли быть и мои товарищи по аспирантуре ИМЛИ латыш Харий Хирш или литовец Альгис Бучис, а мог быть и молодой Михаил Веллер, совсем тогда еще не знаменитый, но сразу отмеченный проводившим семинар А. М. Борщаговским), одним словом, кто-то из них, с очень сложной интонацией заметил: «Но ведь у нас была иная война». Где-то в своих воспоминаниях Веллер написал, что мы пошли с ним и хорошо надрались по этому поводу…

На фоне многообразных национальных различий разворачивались в республиках процессы «русификации», о чем стоит поговорить особо. Как ни парадоксально, но сама Россия при этом выпадала из категории национальных образований. Согласно самому поверхностному объяснению, это происходило потому, что она всегда была многонациональной. Но ведь мононациональных этносов в СССР, кроме каких-нибудь совсем уж малых народностей, практически вообще не существовало, и это обстоятельство самоопределению каждой республики именно рядом с «титульной» нацией ничуть не мешало. Будучи численно преобладающими на территории СССР, русские, однако, оказались единственным народом, не имеющим своего национального и административно-территориального ареала. Во многом эта ситуация определяла и крайнюю двусмысленность их положения на «чужой» территории (вряд ли оно стало лучше после того, как несколько десятков миллионов русских после распада СССР вообще оказались за пределами России).

В исключении России из числа национальных государственных образований крылся, правда, некий смысл или по крайней мере некое объяснение, если вспомнить ленинское утверждение, что интернационализм «великой нации» не просто сводится к соблюдению «формального равенства», но и налагает на нее обязанность возместить «национальным меньшинствам» «то неравенство, которое складывается в жизни фактически». Но крылась здесь и великая странность, сопровождавшая всю историю построения национальных взаимоотношений в Советском Союзе. С уверенностью могу засвидетельствовать, что государственная политика русификации республик к русскому народу никакого отношения не имела, его бытовых нужд и практических интересов никак не затрагивала и никакими выгодами для него не оборачивалась. Бюрократический «централизм» был готов пожертвовать любыми национальными интересами во имя общих интересов государственной власти и личных интересов ее чиновников. В результате рассеяния по огромной территории страны русские все более утрачивали ощущение этнического единства. «Господствующая» роль русского народа как «титульной» в СССР нации, во многом фиктивная, болезненно сочеталась в национальных республиках с ощущением «второсортности», которое русские неизбежно испытывали здесь как «инородцы».

Ярче всего политика русификации отражалась на положении национального языка. Киргизский у нас, конечно, преподавался — и в школе, и в вузе, но чисто формально (даже иностранные языки, оставшиеся для нашего поколения книгой за семью печатями, «изучались» лучше). Это сейчас, по прошествии многих лет, я могу только удручаться тому, что не выучил киргизского: такое знание не просто помогло бы мне совсем по-иному почувствовать себя в республике, но, главное, дало бы разговорный ключ к целой группе тюркских языков. Я, можно сказать, упустил единственную в своей жизни возможность стать «полиглотом»… Надо, однако, учесть, что «чужой» язык всегда успешно осваивается не по любви, а по необходимо­сти. Этой необходимости не было: русские составляли тогда во Фрунзе не меньше 60—70 процентов населения. К тому же все киргизы знали русский и росли двуязычными с детства (в киргизских семьях, как правило, родители, а потому и дети общались на обоих языках). Двуязычие представляло для киргизов заранее предопределенный и не зависящий от их желания выход из тупиковой социально-исторической ситуации. Дело в том, что русский во всех республиках был единственным государственным языком (факт, который сегодня, после распада СССР, может показаться новому поколению в бывших советских республиках просто невероятным). Советская власть нашла, таким образом, поистине замечательный способ заставить сотни народов, национальностей и этнических групп, населяющих необъятные просторы России, выучить русский. Русские же от необходимости осваивать другие языки на местах своего проживания были по определению освобождены.

Суть всей этой ситуации с единым государственным мы, однако, не поймем до конца, если не добавить сюда одной очень важной детали: незнание языка коренной нации ощущалось нами как некое естественное право, избавлявшее русское население от «ненужной» затраты времени и усилий. Более того, создавалась, сколь ни парадоксально, некая модель «космополитического» мироощущения и для «малых народов», при котором национальные меньшинства тоже освобождались от необходимости знания собственного национального языка. Среди них возник целый слой молодежи, получившей странное наименование «русскоязычной».

Сегодня в положение «иностранного», «ненужного» языка попадает, увы, в странах СНГ уже русский, и сколь бы ни предполагал этот процесс некую историческую «сатисфакцию», общественные последствия его сугубо негативны. Если история наша сложилась так, что целый континент выучился говорить по-русски и нет необходимости изобретать некий искусственный язык, «эсперанто», отказ от действительно великого и могучего русского языка, совершенно не повинного в навязанной ему политической роли и ставшего мощнейшим средством межнационального — в мировом масштабе! — общения культур (через переводы на русский все народы Советского Союза приобщались к мировой культуре, а русский народ — к культурам национальных республик), есть величайшая глупость и в каком-то смысле даже преступление перед будущим. Ведь еще одно-два поколения, и новые независимые государства, отколовшиеся от России, безвозвратно русский утратят! Киргизия оказалась одной из немногих бывших советских республик, сохранившей

на официальном уровне «двуязычие» и нашедшей в своем народе достаточно здравомыслия, чтобы понимать, какие преимущества для развития экономики и культуры республики дает возможность напрямую общаться с Россией.

Вместе с тем насильно мил не будешь, и молниеносный отход большинства бывших республик после развала империи от русского языка указывает лишь на то, что его принимали по необходимости. Я с интересом наблюдал в Нью-Йорке за молодыми китайцами, обслуживающими китайскую закусочную: они говорили между собой только на английском. Никто не заставлял их учить этот язык, никто не контролировал их яыкового поведения — это было желание побыстрее ассимилироваться, форма уважения к Америке и, в конце концов, просто условие выживания. В Москве, на рынке, что под окнами моего дома, торговцы-мигранты говорят по-русски лишь с русскими покупателями, между собой моментально переходя на родной язык. Так мы пожинаем плоды прежней национальной политики…

В мои школьные и студенческие годы во Фрунзе на улице Токтогула, как раз против моего дома, стояла единственная киргизская школа-интернат (ее все знали — «школа № 5»); чуть ниже, на аллее Дзержинского (ныне бульвар Эркендик), располагалось единственное киргизское женское педагогическое училище (девушек отсюда вечером на улицу не выпускали, и под окнами его вечно толпились особи мужского пола, жаждущие любви). Учащихся в школу и училище свозили из дальних горных районов республики. Заведения эти имели чисто формальный, декоративный характер и были как будто бы предназначены лишь для того, чтобы засвидетельствовать успехи национальной политики в СССР. Чем их выпускники могли в дальнейшем заниматься, если все вузы в стране функционировали на русском языке, я ума не приложу. Точно такое же положение сложилось и в других республиках, даже в странах с древней письменной культурой. В середине 1980-х мне, например, рассказывали об этом в Литературном институте мои студенты-армяне: школьники сплошным потоком переходили из национальных армянских школ в русские, имея в виду дальнейшую свою судьбу. В республике, чья столица Ереван отличалась уникальным мононациональным составом (более 90 процентов населения составляли армяне), этот факт выглядел особенно выразительно.

Кто решится утверждать, что диктатура русского языка, русской системы образования, русских политических и художественных представлений, существование в Киргизии единственной школы на киргизском языке — это не русификация, пусть бросит в меня камень. Мои университетские сокурсники-киргизы подбирали русские аналоги своих имен, и я долго называл Сеита Джетимишева Сережей, а Камбыралы Бобулова — Колей, ничуть не интересуясь тем, как их называли родители… Однако ведь и несомненная эта русификация в советской империи была отягощена крайней двусмысленностью. Положение русских в национальных республиках всегда было весьма не простым. О том, каково оно стало ныне, когда несколько десятков миллионов русских после распада СССР оказались за пределами России и лишились прикрытия «центра», больно даже думать.

Особенно заметно национальное неравенство бросалось в глаза в кадровой политике. Известный лозунг «Кадры решают все» в национальных республиках приобретал своеобразную окраску. Разного рода должности, не требующие высокой профессиональной квалификации, но социально репрезентативные, занимали в Киргизии национальные кадры (точно так же, кстати, в «центре» к высшей власти сквозь толщу «титульной» русской нации пробивались лишь редчайшие представители республик — Г. Алиев, позже Э. Шеварднадзе). Русских больше было «снизу» — на фабриках, в сфере неквалифицированного городского труда (во многом, конечно, и потому, что они преобладали в сфере городского населения).

Вместе с тем к облеченным всеми атрибутами власти первым секретарям ЦК компартии союзных республик (обязательно — лицам коренной национальности) всегда был приставлен второй, обязательно — русский, эмиссар из Москвы, без которого не решались никакие серьезные вопросы. Ставленники Москвы возглавляли все, говоря современным языком, силовые и специальные структуры — министерства госбезопасности, МВД, военные гарнизоны, ведомства, связанные с «оборонкой», «почтовые ящики» и пр. Русские по большей части в мою бытность в Киргизии руководили кафедрами вузов и академическими институтами, поскольку национальных кадров на протяжении многих десятилетий не хватало.

Во главе пирамиды власти стоял киргиз, первый секретарь ЦК партии. В детстве я только и слышал его имя — Разаков, Раззаков (не ручаюсь за количество «з», может быть, их было даже три, и в моем детском сознании все они звучали угрожающе: Раз-з-з-аков). Человек с жужжащей фамилией обитал в обнесенном высоким четырехугольным забором особняке в нескольких кварталах от центра города, рядом с обычными домами; тогда социальная иерархия не бросалась в глаза столь вызывающе, как сейчас. Особняк через забор не просматривался, и казалось, там царит вечное молчание. Не­однократно проходя мимо, я ни разу не видел его обитателей и не слышал за забором живых голосов.

Потом Раззакова сменил другой секретарь — Усубалиев, но при нем я уже уехал из Фрунзе. Правда Усубалиева я однажды лицезрел вблизи. Я летел в очередную командировку в Киргизию, опаздывал на самолет, взбежал по трапу последним, но проводница сказала, что все места уже заняты. Я, разумеется, начал скандалить. Вышел командир экипажа и с необычной любезностью быстро повел меня в третий, хвостовой, салон. Салон поражал необычайной тишиной и серьезностью пассажиров. В первом ряду не было никого, кроме важного человека, который медленно и сосредоточенно читал «Краткий курс ВКП(б)». Стюардесса носила ему бутылки «Боржоми». В салоне пустовало одно-единственное место, около иллюминатора. Соседнее кресло занимал приветливый красивый русский парень, пропустивший меня к окну. Я вежливо предложил ему иллюминатор, но он отказался. Когда я наконец уселся, расслабился и смог более внимательно рассмотреть обстановку, меня осенила догадка. «Это Усубалиев?» — спросил я соседа. Парень сразу утратил приветливость и насторожился: «А вы откуда знаете?» Я понял, что надежно отсечен от выхода и, главное, от правительственного тела. Это действительно был его телохранитель.

Мы приземлились во фрунзенском аэропорту (это был еще не «Манас» с американской военной базой, а маленький и уютный аэродром прямо за городской чертой), но из самолета никого не выпускали. К нашему салону подогнали трап, и по нему степенно спустился Усубалиев. В иллюминатор я наблюдал, как к трапу подкатило несколько черных «Волг». Состоялся радостный обряд встречи с членами ЦК, и телохранитель кинулся ловко перетаскивать чемоданы республиканского вождя, выгружаемые командой из чрева самолета. Количество их меня поразило — ведь он, я думаю, бывал в Москве чаще, чем в своей фрунзенской квартире. Черные «Волги» укатили, и только потом подвели трап пассажирам…

Однако что там Усубалиев — в конце концов я его не знал ни как руководителя, ни как человека. Даже разного рода должности, не требующие высокой профессиональной квалификации, но сколько-нибудь репрезентативные, занимали, как правило, киргизы. Сразу по окончании университета мне довелось повстречать такого доподлинного, ничего, я предполагаю, не умеющего и ничего не знающего, но исполненного почти картинной важности и спеси номенклатурного киргизского бюрократа.

Я был «распределен» (тогда «свободных» дипломов не выдавали — надо было в течение нескольких лет отрабатывать свое высшее образование по назначению государства) в местную «Учительскую газету» при Министерстве просвещения Киргизии. Газета находилась прямо в здании министерства и ютилась в двух комнатках. Весь штат ее состоял из двух молодых симпатичных киргизов, принявших меня как своего товарища, женщины — ответственного секретаря (то ли узбечки, то ли татарки), в силу своей «ответственности» тоже достаточно важной, и главного редактора, чья важность просто не имела пределов.

Главный занимал собой смежную комнату и четырежды в день, не глядя и не здороваясь, проходил сквозь нас, ибо другого пути, увы, не было: на работу, с работы, на обед в столовую ЦК, располагавшегося в двух кварталах от министерства, и обратно. Не уверен даже, что он ходил в наш, общеминистерский, туалет — скорее всего, терпел до обеда, когда уже можно было пойти в туалет ЦК: наличие естественных потребностей наравне с сотрудниками, вероятно, казалось ему унизительным. Раньше он был секретарем обкома партии в какой-то отдаленной горной области, откуда и был прислан в газету — то ли на повышение, то ли на понижение. На дверях его кабинета, со стороны нашей комнаты, висел увесистый звонок, который то и дело заставлял всех вздрагивать: мы находились от него на расстоянии вытянутой руки, но нас вызывали звонком. Вернее, даже не нас, ритуал был таков: сначала по звонку осторожно входила в кабинет главного, втянув голову в плечи, ответственный секретарь, потом она появлялась с выражением глубокого почтения на лице и указывала, кого главный хочет в данный момент видеть.

Я прокантовался в газете около года, и все было бы хорошо, если бы главный редактор не решил, что с моим появлением пришло его время печататься в центральной «Учительской газете». Он вызывал меня в кабинет, совал мне какие-то инструкции, требовал, объясняясь чуть ли не жестами, чтобы я писал на основе этих инструкций статьи и посылал за его подписью в Москву. Статьи, разумеется, отвергали, и вскоре мы друг друга возненавидели. Не помню уж причины очередного конфликта, но только я, будучи по природе незлобивым молодым человеком, кинулся на него с кулаками. Два моих товарища-киргиза и насмерть перепуганная ответственная секретарша с трудом меня оттащили. И вот ведь что любопытно: когда через несколько лет в кинотеатре, после фильма, я наткнулся взглядом на ненавидящий взгляд главного, посланный мне из соседнего ряда, то самым неожиданным было неприятное чувство, связанное не с ним (ничего хорошего тут ожидать не приходилось!), а с тем, что пожилая усталая женщина около него, явно его жена, оказалась… русской. Как будто бы русская женщина должна была «выдаваться» киргизу в качестве некоего «приза»! Вот тогда я впервые — и очень остро! — почувствовал, что человеку надо по капле выдавливать из себя не только раба (это-то я в отношениях с главным осуществил быстро), но и дремлющего до поры до времени националиста, что сделать гораздо труднее…

5

Были ли в нашей среде межнациональные конфликты? Конечно, были, хотя в школе я их практически не наблюдал, за исключением общих для России во все времена антисемитских настроений. Я, например, дважды сталкивался с национальным вопросом в «еврейском варианте». Шел 1946-й или 1947 год. Мальчишек нашего дома терроризировал какой-то приходящий амбал лет восемнадцати. Однажды он изловил меня где-то в буйном кустарнике, окружавшем дом, одной рукой крепко зажал мою голову у себя под мышкой, а другой с какой-то исследовательской целью залез мне в штаны. Внимательно осмотрев привлекавшую его малость, он явно изменил отношение ко мне к лучшему и, удовлетворенно констатировав: «Хороший жиденок», — отпустил меня восвояси.

Дорого бы я сегодня заплатил, чтобы узнать, в каких жизненных обстоятельствах сформировался тогда этот юный антисемит. В самом деле, только представьте себе: едва закончилась война — и ведь не Гражданская же, с ее национальными и классовыми конфликтами, а, напротив, Отечественная, с феноменом великого единения народов (все этнические конфликты были еще впереди). Русских в Киргизии оставалось не так уж много, евреев — и того меньше (эвакуированные начали возвращаться в родные места). Киргизы до антисемитизма, что называется, вообще еще не «дозрели» (что им, вчерашним кочевникам, вообще была Гекуба!). И вдруг из каких-то залетевших на азиатскую окраину отбросов великодержавной психики возникает в нашем фрунзенском дворе существо, как будто бы прямо описанное в рассказе Бабеля 1920—1930-х годов «Дорога»: «Мужик с развязавшимся треухом отвел меня за обледеневшую поленницу дров и стал обыскивать. На нас, затмеваясь, светила луна. Лиловая стена леса курилась. Чурбаки негнувшихся мороженых пальцев ползли по моему телу. Телеграфист крикнул с площадки вагона: „Жид или русский?..“».

Я долго потом приставал со своими недоумениями к отцу, но тот, видимо, не мог найти удовлетворительных для моего возраста объяснений случившегося и, проходя по двору, где я бил баклуши с приятелями, только мрачно просил меня время от времени показать ему «того хулигана». Однако амбал был удачлив и на глаза отцу не попадался.

Был, однако, эпизод, с точки зрения национальных отношений куда более серьезный и надолго оставивший во мне чувство горечи.

Наш курс на филфаке делился на две группы — русскую и киргизскую. Преподавание в каждой группе шло на родном языке. Каждый год на протяжении первых трех курсов летом нас отправляли на месяц на сельскохозяйственные работы: сначала это была уборка сахарной свеклы во Фрунзенской области (белые сладкие огромные клубни — уехав из Киргизии, я больше нигде их не видел), потом — уборка хлопка на юге республики. Плантации располагались вблизи «узбекских» городов Киргизии — Джалал-Абада и Оша (если название «Ош» склоняется). Это уже была серьезная поездка — месяц жизни в полевых условиях, вдали от дома, без каких-либо удобств: с соломой на глиняном полу, служившей постелью, ночевками вповалку, умыванием холодной водой из горной речушки, «туалетами» в кустах и т. п.

Конечно, молодость во всем находит какое-то удовольствие и романтику. На сельских базарчиках продавались ломтями (купить целую — денег не было) невероятной сладости и величины дыни, истекавшие соком. На прощанье для нашей группы зарезали барана, и совхозный повар сварил в огромном чугунном котле плов, вкуснее которого я никогда не едал (каждая крупица риса, пропитанная маслом, лежала здесь отдельно от другой, а неж­ная баранина буквально таяла во рту). Вечерами над нашим стойбищем вставала огромная луна, освещая глинобитные домики сельчан. Многие из них пустовали, и туда можно было забраться (если не через дверь, то в окно) с любимой девушкой…

Вместе с тем общая атмосфера сельхозработ была тягостна и унизительна: жесткие нормативы (надо было собрать за день порядка 35 килограммов чертовой ваты, клочками выдергиваемой из маленьких коробочек на низком стебле!); обязательные производственные «летучки» вечером, с публичной «поркой» тех, кто дневной нормы не выполнил (я со своим ростом постоянно был среди отстающих — в рекордсменках ходили маленькие юркие девушки); перерождение преподавателей, превращавшихся порой, вероятно, под давлением районных партийных инстанций и высокого университетского начальства, из интеллигентных людей в ретивых надсмотрщиков. Освобождение от сельхозработ получить было труднее, чем от мобилизации в армию: меня на первом курсе отправили в колхоз сразу после операции на горле и увезли на скорой помощи в город только после нескольких обильных кровотечений, а на третьем за короткую отлучку, когда я съездил в райцентр, чтобы купить маме материал на пальто, вывесили в университете на всеобщее обозрение строгий выговор. Между тем я был среди лучших, если не лучшим на своем курсе студентом! Школы не отставали от вузов — на полях работали даже дети. Из учебных программ безжалостно выбрасывались целые разделы, из расписания — месяцы. Утверждение, что в СССР не эксплуатируется детский труд, было одним из мифов советской власти, так же как и то, что у нас нет подневольного труда вообще. Ведь нигде, ни в каких законах, не прописывалась даже намеком возможность существования такого «сельского хозяйства»!

Вспоминая все эти истории, я с горечью думаю сегодня о том, что же заставляло нас (да только ли нас, скорее родителей наших!) терпеть подобное бесправие и даже в глубине души с ним соглашаться! Сказать, что нас преследовал просто страх, далеко недостаточно. Здесь проявлялись, конечно, и биологически присущая человеку потребность в труде, гораздо большая, чем потребность от него отлынивать, и «коллективное бессознательное», и сугубо прагматические соображения: отказ от сельхозработ автоматически влек за собой исключение из университета. Но главная причина крылась, я думаю, в другом — в почти подкожном ощущении своего бессилия, в жалкой мыслишке, барахтающейся у каждого из нас где-то на дне сознания: «А может быть, они действительно наделены кем-то этой безграничной властью, этим правом так нас попирать!..»

Работали мы с киргизскими группами в разных районах (что само по себе было величайшей глупостью: разделение по национальному принципу в учебе диктовалось объективными обстоятельствами, но на колхозном поле оно выглядело совершенно необъяснимым), а возвращались вместе, в одном вагоне, и, видимо, в описываемом ниже эпизоде выплеснулись наружу не только подавляемые в нормальных условиях национальные комплексы, но и накопившиеся за период «трудовой повинности» усталость и раздражение.

Грузились беспорядочно, вперемежку. Поезд был ночной, кроме нашего курса сели в вагон и еще какие-то пассажиры. После месяца сельхозработ наши группы впервые встретились на перроне. Русский курс филфака, как и положено, был преимущественно женским (нас, ребят, можно было сосчитать по пальцам), зато в киргизской группе, по-моему, девушек не было вовсе. Мы разместились в вагоне вразброс, не по группам; среди пассажиров были и русские солдаты, державшиеся особняком. Ребята в честь окончания колхозного сезона раздобыли на станции водку, выпили, и, не знаю уж как и по какому поводу, между студентами, русским и киргизом, разгорелся нешуточный конфликт.

Запахло большой дракой. В вагоне царила полутьма. Когда поезд двинулся, дали свет, и тут, как на театральной сцене, обнаружилась неожиданная картина: все киргизы, невзирая на общую суматоху и плохую видимость, каким-то образом сосредоточились в одном конце вагона, все русские — в другом. Между двумя лагерями растерянно блуждал мой приятель, обрусевший киргиз Володя Джаналиев, не зная, к какой стороне примкнуть. Малочисленные и сугубо гуманитарные ребята из нашей группы не внушали русскому участнику конфликта особой уверенности в поддержке (к тому же он был совсем с другого факультета), и, понимая, что вот-вот окажется один перед целой толпой киргизов, готовых поддержать своего соплеменника, он стал взывать к солдатам: «Русские! — с некоторым подвыванием в голосе выкрикивал он. — Солдаты! Русских бьют!» Солдаты начали медленно снимать с гимнастерок и накручивать на руки толстые кожаные ремни с сия­ющими медными пряжками…

Как рассосалась эта несостоявшаяся драка, грозившая обернуться серьезным побоищем, не помню; участники конфликта исчезли впоследствии из моего поля зрения, но тень его тяжело укрылась в каком-то углу памяти. Описанный эпизод, наверное, ни в малой степени не объясняет того, что произошло с пресловутой «дружбой народов» за несколько последних десятилетий, начиная счет еще от «горбачевского» периода — всех этих Баку, Сумгаитов, Тбилиси, Вильнюсов, Карабахов, Абхазий, Осетий и т. д. и т. п. Тут корни подчас уходят в такие исторические глубины национальных и социальных взаимоотношений, которые еще предстоит анализировать специалистам. Что же касается внешних и в значительной степени поверхностных впечатлений, то, будучи в свое время членом двух Советов по национальным литературам при Союзе писателей СССР, редколлегии такого тематически целеустремленного журнала, как «Дружба народов», обозревателем «Литературной газеты» и проехав в том или ином качестве на протяжении ряда лет по многим столицам союзных республик, участвуя во всяческих «круглых столах», конференциях, семинарах, дискуссиях и юбилеях, а также в обильных застольях и дружеских признаниях, которыми наши «мероприятия» сплошь и рядом сопровождались, я, честно говоря, и до сих пор не могу примирить в своем сознании вышеуказанные торжества и радости с тем драматическим финалом, который сопровождал «распад империи».

Праздник закончился в течение нескольких дней: занавес опустился; актеры погасили свечи; народы и нации стремительно разбежались в разные стороны. Обострились территориальные споры; национальные конфликты начали приобретать формы вооруженных столкновений; экономические разногласия разрослись до масштаба экономических войн; факты истории стали подвергаться кардинальному пересмотру...

В прошлом году после длительного перерыва я посетил свой бывший Фрунзе, вероятно, в последний раз. Город разросся, похорошел, стал еще более зеленым. Прямые, как стрела, просторные улицы, устремленные к белоснежной гряде Тянь-шаньского хребта, теперь кишели автомобилями западных марок. Русла стекающих с гор арыков зацементировали, и глини­стая вода, в которой мы в детстве купались, строя запруды, стала серо-стальной. Мемориальные доски на клиниках, с именами хорошо знакомых мне профессоров, заменили на другие. Что-то неуловимо изменилось в самой атмо­сфере города, и я поначалу не мог понять что. Потом понял — она стала тихой и, хочется сказать, благопристойной. Русские лица встречались на улицах редко. Пьяных почти не было. Вечерами на скамейках в зеленых кущах бульвара Эркендик (в мою бытность — аллеи Дзержинского, явно не имевшего к Фрунзе никакого отношения) стайками, молча и как-то отчужденно друг от друга сидели молодые киргизы — парни без девушек. Все это так не походило на заполненный в центре толпами шумливой и драчливой молодежи город нашей с Омором юности, что мой друг, словно предупреждая незаданный вопрос, лаконично и очень серьезно произнес лишь одно слово: «Мусульмане». Дальше вдаваться в эту тему он не стал.

Подчас мне хотелось воскликнуть: «Да полно, не пригрезилась ли мне наша прошлая жизнь, с ее заверениями, восклицаниями и объятьями? Не было ли во всем этом какой-то неискренности?» Но я гнал от себя коварные искушения разума. Нет, конечно, на уровне личных взаимоотношений все так и было — и любовь, и встречи, и объятья, и совместная профессиональная жизнь. В школьном возрасте отсутствие национальных проблем и противоречий было, за редкими исключениями, о которых я уже говорил, особенно очевидным — мы вместе росли, вместе учились, читали одни и те же книги, наши родители работали в одних и тех же учреждениях. То, что некоторые одноклассники были спецпереселенцами, сулило им многочисленные проблемы в будущем, но в школе это никого не интересовало. В повседневном быту никто не фиксировал своей национальной «особости». Всех объединяло своеобразное «равенство»: равенство условий материально убогой, почти нищей жизни, будь то одежда, жилье или даже разница в социальном положении родителей. Во всем этом «казарменном» равенстве, право же, крылся большой запас человеческой сердечности, осознания общих усилий и целей, чувства вполне реального, а не пропагандистского межнационального добрососедства. И разве не могли бы подобные взаимоотношения развиваться и углубляться дальше, если бы их не выхолащивало и не истребляло постоянное давление тоталитарного, бездушно-чиновничьего государства, если бы они были направлены в сторону гибкого и демократического «конфедеративного» устройства? Впрочем, и этот вопрос, подобно многим другим, история наша оставила без ответа...

«Нынешнему (человеку. — В. К.) кажется, что он всегда считал преступлением то, что было сделано в сорок четвертом с балкарцами, или калмыками, или чеченцами. Ему многое надо проверить в себе, чтобы заставить себя вспомнить, что тогда, в сорок четвертом, или сорок пятом, или даже сорок шестом, он думал, что так оно и должно было быть. <…> Вот так смутно — кое-что подробно, кое-что с провалами — вспоминается мне это время, которое, наверное, если быть честным, нельзя простить не только Сталину, но и никому, в том числе и самому себе». Это покаяние К. Симонова было опубликовано только спустя десять лет после его смерти.

Повесть А. Приставкина «Ночевала тучка золотая» я читал еще в рукописи и рассказывал, конечно, Толе Приставкину о спецпереселенцах во Фрунзе, но чем автора такой книги и с такой, детдомовской, биографией можно было удивить… До сих пор восхищаюсь этой повестью — и как прозой, и как гражданским поступком. Сюжет ее, пожалуй, даже слишком эффектен и подчас приближается к жанру кинобоевика; язык расшит сказовыми интонациями; взволнованный лиризм соседствует с памфлетом; слова поставлены крупно, сочно, иногда жаргонно. Но материал повести таков, что о «художествах» и говорить не хочется. Приставкин пошел неожиданным путем — нарисовал не выселение, а заселение: пришлые люди в чужом краю, всей кожей ощущающие временность и несправедливость своего здесь пребывания. Эта атмосфера страха, ожидание возмездия, красные сполохи ночных пожаров, набеги тех, кто не согласился покинуть свою землю и ушел в горы, топот стремительных коней, гортанные возгласы невидимых всадников — мастерски выписанные картины, приобретающие особый колорит на фоне величальных песен о Сталине и привычной социальной демагогии («Наши колонисты <…> прибыли сюда, чтобы осваивать эти плодородные земли, <…> начать новую трудовую созидательную жизнь, как и живут все трудящиеся советские люди»).

Зло порождает ответное зло: горцев огнем выкуривают из их убежищ, и они тоже не щадят никого, зверски убивая детей и взрослых, а раненый солдат, ослепленный болью, яростно стонет: «Басмачи, сволочь! К стенке их!.. Не зазря товарищ Сталин…» И это перепутавшее причины и следствия, мутное, агрессивное сознание волнами перекатывается в наше время, когда некий эпизодический персонаж, допустим «Виктор Иванович», рассказывает в баньке: «Я автоматчиком был… Вот на Кавказе… Мы там этих, черных, вывозили… Не добили мы их тогда, вот теперь хлебаем».

Русский ли народ эти сдвигающие «в едином толчке», с глухим звоном, немытые пивные кружки «его мирные, улыбчивые дружки», не верящие, что все у них позади, и сожалеющие, что во времена, удобные для злодеяний, они кое-кого не добили? Скорее всего, у них нет национальности, они всюду одинаковы — механические слуги авторитарной, бесконтрольной власти, упивающиеся тем, что тоже приобщены к ее могуществу, к праву подавлять и карать. Русский же народ в изображении Приставкина сострадает и страдает: гибнет от рук чеченцев веселая шоферша Вера; гибнет незадачливый директор колонии вывезенных на Кавказ детей Петр Анисимович, готовый прикрыть их от выстрелов своим телом; подкармливает оголодавших сирот на консервном заводе бывшая курская крестьянка Зина; приносит еду и лекарство больному чеченскому мальчишке солдат Василий Чернов из Тамбова. А вернувшийся с войны калекой и теперь, на Кавказе, не менее других отравленный шовинистической пропагандой Демьян Иванович («У них русских резать — это национальная болесть такая») неожиданно находит выразительную социальную параллель в судьбах русских и чеченцев: «Дык и меня выселяли… За лошадь, шашнадцать лет было… В кулаки записали».

Воображаемый диалог Кольки Кузьменыша со своим братом Сашкой, зверски убитым чеченцами, диалог достаточно декларативный и сугубо «книжный» пронизан, однако, мыслями «детскими» и «наивными» только по внешнему своему обличью, и лермонтовский перифраз в финале повести приобретает неожиданный и прекрасный смысл: «…они с Сашкой снова встретятся там, где люди превращаются в облака… Они будут плыть над серебряными вершинами Кавказских гор золотыми круглыми тучками, и Колька скажет: „Здравствуй, Сашка! Тебе тут хорошо?“ А Сашка скажет: „Ну, конечно. Мне тут хорошо“. „Я думаю, что все люди братья“, — скажет Сашка, и они поплывут, поплывут далеко-далеко, туда, где горы сходят в море и люди никогда не слышали о войне…»

Сейчас я думаю, что мне очень повезло — меня всю жизнь окружал целый интернационал друзей.

Память о карачаевце Османе до сих пор согревает мое сердце.

Ранние школьные годы я провел в саду русского парнишки, моего одноклассника Веньки Пелишенко, отец которого Николай Иванович, главврач фрунзенской «спецполиклиники», соорудил для нас во дворе своего фрунзенского особняка маленький, на два квадратных метра, бассейн, зацементировал его, и мы ухитрялись нырять туда с тумбочки, не разбиваясь вдрызг, а потом загорать на черепичной крыше сарая, и оранжевые плоды абрикосовых деревьев сыпались нам прямо в рот, как вареники гоголевскому Пацюку. С Венькой вдвоем я хоронил, уже в Москве, свою мать, с ним затаскивал на второй этаж старый диван, купленный в комиссионном на Преображенке, когда первым жильцом заселялся в свой девятиэтажный шестиподъездный кооперативный дом, еще погруженный в темноту, без электричества и газа, потому что после развода жить мне было негде и в порядке исключения я получил ключ от запертого подъезда. С ним мы дружим по сию пору.

Такая же, школьная и на всю жизнь, дружба связывает меня с другим одноклассником, Семкой Левиным. Его родители, литовские евреи, эмигрировали в Израиль в начале 1970-х годов, и я на четверть века, как и Османа, потерял его из виду. Потом мы друг друга разыскали, вступили в редкую, по лености нашей всеобщей, переписку и опять не виделись бог знает сколько. Но когда в отчаянное положение попал другой мой друг, замечательный ученый-офтальмолог, доктор медицинских наук Лиза Рапис (коренная омичанка, она вынуждена была эмигрировать в Израиль, чтобы не «обезножить», и ей сделали там несколько сложных хирургических операций), я позвонил Семену и попросил помочь. В Израиле Лизу не ждала ни одна живая душа. Я провожал ее в аэропорту. Ее внесли в самолет прямо из больничного аэропортовского бокса на носилках, и я с ужасом представлял, как ее выгрузят в аэропорту имени Бен-Гуриона, свалят на каталку и безразличные пассажиры, стремящиеся поскорей получить багаж, будут отталкивать эту каталку с дороги, дабы не мешала… Но Семен встретил ее, взял к себе, устроил в больницу, спас.

Сам я добрался до Тель-Авива не скоро: на белоснежном многопалубном лайнере «Тарас Шевченко», до отказа набитом деятелями культуры, включая весь оркестр Олега Лундстрема, мы осуществляли некую культурную миссию, бороздя моря и океаны по пути от Одессы к берегам Израиля через Турцию и Египет. В Хайфе меня уже встречал у трапа сотрудник Семена, занимавшего какой-то достаточно высокий пост в тель-авивском министерстве. В Иерусалим от Хайфы мы двигались на автобусе через желтые песчаные равнины с редкими зелеными оазисами, поражаясь выращиваемым в кибуце, буквально на песке, цитрусовым: около каждого стебелька змеились оросительные шланги. Бесплодная земля цвела и плодоносила. В автобусе неподалеку от меня сидели два хороших русских прозаика, Евгений Носов и Виктор Лихоносов, знающие толк в сельском хозяйстве. Прильнув к окну, они перебрасывались восклицаниями вроде: «Ты посмотри! Это они — на голой земле! А у нас…» Еврей-земледелец был непривычен русскому сознанию, как и еврей-воин, но загадочная нация после образования своего государства постоянно преподносила миру всяческие неожиданности вроде Шестидневной войны. Я вспоминал ироническое у Слуцкого: «Иван воюет в окопе, / Абрам торгует в рабкопе»…

В огромном университете Иерусалима, в путанице этажей и бесконечных коридоров, Семен разыскал меня и уволок в Тель-Авив прямо из аудитории, где нас ожидала встреча с израильскими славистами, не дав мне возможности оправдать потраченные на меня деньги. Мы просидели ночь у него дома, радуясь и горюя, обсуждая с ним разные забавные эпизоды нашей юности за бутылкой, как пел А. Вертинский, «шотладского доброго виски». И только когда я приехал в 2013 году в Израиль вторично и мы провели с Семеном целую неделю буквально с утра до вечера, я узнал подробно историю его семьи, прошедшей через немецкую оккупацию, каунасское гетто и совет­скую депортацию. Внутри и вокруг маленькой страны, десятилетиями мужественно отстаивающей свое право на существование, кипел страстями ярост­ный арабский мир; небо Израиля патрулировали стайки истребителей, а сам Семен, профессиональный инженер-взрывник, специалист по шахтному делу, не один год проработавший до эмиграции на Курдайских урановых рудниках в Казахстане, поднявшись ко мне в гостиницу, первым делом выложил на стол из кармана восьмизарядный браунинг, который не хотел оставлять в своей машине.

Другая моя хорошая приятельница, армянка Седа, повезла меня однажды на своей машине показать Севан. Зима была на исходе, еще лежал, но уже начинал таять снег, и шоссе было покрыто «салом». Посмотрев на тоскливый серый Севан под таким же серым, неинтересным небом, мы отправились назад, в Ереван, но по пути у машины отказали тормоза, «Смотри, танцует, — с усмешкой сказала сосредоточенная Седа, уже не справляясь с рулем, но не выказывая страха. — Ты, случайно, водить машину не умеешь?» Я не только не умел, но и не понимал, что происходит. Повиляв по шоссе, мы стремительно понеслись под крутой откос — далеко внизу белело снежное поле, утыканное деревцами. Я автоматически тоже схватил руль, и считанное время мы молча и бессмысленно крутили «колесо истории» в четыре руки. В этом слаломе машина ухитрилась не врезаться ни в одно дерево, и опомнились мы, только оказавшись внизу, в глубоком сугробе. Когда я выбрался из кабины и посмотрел наверх, на шоссе, то увидел, как там остановилось сразу несколько машин и с откоса к нам отовсюду бежали мужчины — почему-то все в черных пальто и черных лаковых туфлях; картинка напоминала Питера Брейгеля Старшего. Не прошло и двадцати минут, как нас уже подцепили буксиром и вытащили на дорогу, окружили заботой

и сочувствием. Это было теплое дыхание патриархального мира, в котором я, после многих лет жизни в московском муравейнике, неожиданно почувствовал себя своим...

Нет, мне положительно везло на друзей. А как же «национальный во­прос»? — скажете вы. Ну, это для ученых. Во всяком случае, моя жизнь была одним сплошным национальным ответом. Где-то однажды я написал и напечатал — в полемике с амбициозными попытками противопоставить одну нацию другой, — что у нас на каждом шагу можно услышать восклицания вроде: «Горжусь тем, что я русский (грузин, узбек и т. д.)», — но ни разу: «Горжусь тем, что я — порядочный человек!» В моем «интернационале» яркие национальные черты лишь обогащали и украшали человеческую индивидуальность. И хорошо бы на этом поставить точку. Но вот радиостанции и газеты сообщают об очередном происшествии: двадцать пять подрост­ков почти до смерти забили на московской улице киргизского мальчика с криками «Убей хача!». А некая женщина-эксперт (видимо, двадцать шестая, хотелось бы посмотреть ей в глаза!) дает суду заключение, что не видит здесь никаких признаков преступления на национальной почве…

Я уже сбился, какое это по счету в Москве, столице нашей родины, убийство по единственной причине — патологической ненависти к инородцам. Правда, убивают в моем городе — тоже на национальной почве — и русских. Упаси господь, если их начнут, «в ответ», убивать в наших бывших республиках: слишком много заложников осталось у России за пределами ее нынешних границ! И получится тогда, что не поэтический разговор о золотых тучках, а совсем другой отрывок из воображаемого разговора приставкинских Кузьменышей — разговора Кольки со своим убийцей — надо будет цитировать: «Ты нас с Сашкой убил, а солдаты пришли, тебя убьют… А ты солдат станешь убивать, и все: и они, и ты — погибнете…»

Маяковский мечтал о том, «чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем». История доказала, что без Россий и Латвий не получается: вся проблема в том и состоит, чтобы единым человечьим общежитием жить с Россиями и Латвиями. Но в подобном случае предстоит достичь такого уровня нравственного сознания, такой, по Достоевскому, «всечеловечности», чтобы определять национальность не просто по «крови», а по культуре, по традициям, по слову, да и мало ли найдется для такого случая самых существеннейших и сущностных критериев! Всеобъемлющие формулы бытия при решении этих проблем, как и многих других, создают все же священные книги, а не наука. С их нравственными заповедями напрямую перекликается поэзия. А потому закончу замечательным соображением поэта, барда и ученого-океанолога Александра Городницкого: «Своим происхождением, не скрою, / Горжусь и я, родителей любя, / Но если слово разойдется с кровью, / Я слово выбираю для себя. / И не отыщешь выхода иного, / Какие возраженья ни готовь: / Родство по слову порождает слово, / Родство по крови порождает кровь».

Опубликовано в журнале:

«Звезда» 2014, №7

Около 600 жителей Виннипега собралось вчера вечером на митинг в поддержку Израиля. По словам организаторов, в акции приняли участие много канадцев, не только евреи и не только те, кто жил в Израиле.

На мероприятие пришли и некоторые политики, в том числе министр наследия Канады Шелли Гловер, городской советник Джон Орликов и другие. Среди присутствующих были и с десяток представителей коренного населения.

Собравшиеся выразили соболезнования в связи с жертвами конфликта с обеих сторон.

Две недели в секторе Газа проходит операция «Нерушимая скала». Со слов израильских военных, прекращение огня в ближайшее время исключается, поскольку прикрывающиеся мирным населением палестинские террористы отказываются сложить оружие и прекратить запуск ракет по Израилю.

По итогам пяти первых месяцев 2014 г. предприятия концерна «Беллесбумпром» увеличили экспорт продукции в страны дальнего зарубежья по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 51,6% до $66,44 млн, об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении пресс-службы концерна «Беллесбумпром».

Существенно увеличены объемы поставок в Великобританию, Нидерланды, Италию, Чехию, Словению, Словакию, Румынию, Польшу, Литву, Израиль и Венгрию. Наращиваются объемы поставок продукции предприятий концерна на новые рынки сбыта — в Турцию, Иран, Испанию и Португалию.

В Турцию поставлена фанера на $611,8 тыс. и бумажная продукция на $284,3 тыс. В Иран также экспортирована бумажная продукция на $473,3 тыс., в Испанию фанера — на $40,6 тыс. В Португалию реализована мебель на $40,6 тыс.

За отчетный период вырос экспорт лесоматериалов и пиломатериалов, древесно-волокнистых плит, фанеры, мебели и топливной древесины.

В целом продукция предприятий концерна «Беллесбумпром» поставлялась в 38 стран. Основными внешнеторговыми партнерами в части экспорта были Россия (49,1%), Казахстан (8,5%), Польша (7,5%), Азербайджан (6%), Литва (4,4%), Германия (3,8%) и Украина (3,7%).

Общий доход от экспорта по отрасли за пять месяцев 2014 г. составил $224,68 млн, за аналогичный период прошлого года было получено $224,1 млн.

В ходе визита турецкого премьер-министра Эрдогана в Каир был подписан ряд важных экономических соглашений.

Некоторые из них имеют большое политическое значение, прежде всего, соглашения о совместной разработке природных ресурсов Средиземного моря.

Министр энергетики Турции Танир Юлдиз заявил: «Турция и Египет начнут совместную работу в области добычи нефти и газа. Мы обсудили эту тему, и до начала работ потребуется некоторое время. Мы импортируем природный газ из пяти государств, и в настоящий момент мы намерены прибавить к ним Египет, в качестве шестого. Мы также рассматриваем совместные проекты в области экспорта сжиженного газа».

Юлдиз заявил, что Турция и Египет подписали два меморандума о намерениях в области энергетики. Один из них касается добычи газа, второй – создания совместной электрической сети.

Юлдиз заявил, что «в течение семи-восьми лет» будет создана общая сеть поставки электричества между Турцией, Сирией, Ливаном, Палестиной, Египтом и Ливией.

По данным U.S. Geological Survey в континентальном шельфе Средиземного моря от Сирии на юг до Египта содержится не менее 40 триллионов кубометров природного газа и более 4,2 триллионов баррелей нефти.

Турция официально противится совместной разработке газовых месторождений Израилем и Кипром, которые должны начаться 1 октября.

Турция заявляет, что подобные разработки могут начаться только с согласия непризнанной Турецкой Республики Северного Кипра.

В случае начала разработок Турция намерена послать в район их ведения три фрегата.

Израиль, со своей стороны, неоднократно заявлял, что приложит все «необходимые усилия» для защиты месторождений.

Посылка турецких фрегатов увеличит риск конфронтации между двумя государствами и отпугнет инвесторов. Турецкий флот значительно больше израильского. В его состав входят 14 подлодок, 16 фрегатов, 6 корветов и 10 ракетных кораблей. В то же время, Израиль обладает преимуществом в воздухе.

Череда арабских революций спровоцировала укрепление военно-политического статуса Саудовской Аравии. Украина имеет шансы поучаствовать в этом процессе

Власти Саудовской Аравии объявили о завершении подготовки закона об использовании атомной энергии. Его принятие необходимо для начала реализации прошедшего в 2013 году тендера на строительство первого аравийского исследовательского атомного реактора. Тендер выиграла аргентинская государственная компания Invap, которая завоевала сердца аравийской власти экспериментальным реактором Carem-25.

Из-под воды

Реакторы этого класса аргентинцы разработали специально для переоснащения двух дизельных торпедных подводных лодок Typ-209, стоящих на вооружении флота латиноамериканцев. Производителем лодок, которые берется переоснастить Аргентина, является германская Thyssen Marin System. В минувшем году Саудовская Аравия заказала у этой же корпорации пять подводных лодок аналогичного класса общей стоимостью $2,4 млрд. В начале этого лета Эр-Рияд финансово помог в закупке еще двух подобных лодок своему самому близкому военному союзнику — Египту.

В отдаленной перспективе, когда компании Аргентины и Германии научатся производить атомные лодки-торпедоносцы, Саудовская Аравия наряду с Сингапуром планирует стать основным заказчиком программ их строительства. Первый покупатель официально заявил о планах приобрести в будущем 25 атомных подводных лодок, второй — 12.

Все ближайшие союзники Саудовской Аравии, не только Египет, но и Пакистан, имеют аналогичные амбиции по загрузке военными заказами верфей Германии и Аргентины. Но поскольку программа создания атомного флота остается для Саудовской Аравии лишь отдаленной перспективой, нефтяная монархия решила посвятить ближайшие годы развитию мирной атомной энергетики.

Свободу газам

По данным базовой организации – разработчика саудовской ядерной программы K. A. CARE, эта страна планирует в 2020–2030 годы стать главной атомно-энергетической стройкой мира — в этот период монархия запланировала ввести в строй не менее 40 промышленных и исследовательских реакторов. Огромные затраты на энергетику имеют веские основания.

Во-первых, растут потребности в чрезвычайно энергоемком опреснении морской воды. Во-вторых, страна превращается в крупного мирового поставщика алюминия. А этот металл прибыльней производить на электроэнергии АЭС и ГЭС, а не нефтяных ТЭС. В-третьих, Саудовская Аравия переходит на экономию попутного природного газа, который раньше закачивали обратно в пласт для поддержания нефтяного давления.

Вместо повышения отдачи нефтяных пластов дожимной закачкой попутного газа Эр-Рияд начал переходить на термический разрыв пластов, который требует огромного количества водяного пара: именно для его производства нужна широкая программа строительства АЭС.

Благодаря освободившемуся попутному природному газу Саудовская Аравия решила ответить на вызов, брошенный ей Ираном и Катаром. С начала 2014 года они разморозили разработку самого крупного в мире месторождения газа Парс, которым владеют совместно. Эксплуатация этого месторождения, обладающего суммарными запасами более 24 трлн. м3, еще больше укрепит позиции инвесторов газодобычи Ирана и Катара, которые и без того сумели отвоевать существенную часть мирового рынка энергоносителей. Сделали они это в основном благодаря более современным технологиям добычи нефти: пока аравийские арабы закачивали газ обратно, конкуренты Эр-Рияда развили мощный экспорт сжиженного газа и построили гигантский танкерный флот. А вот возможности Саудовской Аравии ограничены. Аналогичный флот королевство уже вряд ли осилит. И после завершения строительства АЭС и начала экспорта газа эта страна окажется перед сложнейшим выбором. Либо пользоваться услугами конкурентов и их кораблей, либо заниматься строительством новых газопроводов в Европу через Сирию или неспокойный иракский Курдистан и далее в Турцию.

Союз арабов и евреев

До самого последнего времени Саудовская Аравия была склонна поручить это хлопотное дело своему верному другу Египту. Но бывший президент этой страны Хосни Мубарак с такой задачей не справился, за что поплатился и был свергнут. Получилось так, что Египет тянул с запуском первой нитки газопровода Arab Gas Pipeline в Сирию восемь лет (2004–2012), пока в это строительство не вмешался Иран. Он в 2012 году презентовал конкурентный проект Islamic Pipeline через Кипр. И планы Саудовской Аравии начать экспорт газа через Египет и далее в ЕС провалились. В Сирии, как известно, началась война, затем Кипр пережил дефолт.

Пока длились все эти газопроводные авантюры, Израиль нашел на своем шельфе три крупных газовых месторождения и под девизом их совместного освоения увел Кипр из сферы влияния Ирана и Сирии, соблазнив его строительством еще одного газопровода. Его первая очередь пройдет с территории Израиля, а вторая будет продлена до Саудовской Аравии.

Весь этот абсолютно новый расклад сил помирил политические элиты еврейского государства и арабского королевства. Газовое перемирие между ними к концу 2013 года сделало возможным начало реализации нынешней широкой атомной программы.

Во-первых, она заручилась гарантией отсутствия протеста в МАГАТЭ со стороны Израиля и США. Во-вторых, Эр-Рияд начал бешеными темпами наращивать военно-политический статус. Это нужно, чтобы не дать компаниям Ирана и Катара опередить саудовцев в газовой гонке и построить Islamic Pipeline в Турцию раньше того времени, к которому в королевстве заработают первые АЭС.

Полупозиция Киева

Газотранспортные системы Украины и Турции прочно соединены между собой, и все перспективы аравийского нефтяного гиганта рано или поздно принесут Киеву новых импортеров газа. Но пока саудовский нефтяной гигант на рынке не вырос и все еще занимает позиции карлика. Поэтому украинские компании в ближайшие годы могут рассчитывать разве что на участие в распределении лавинообразно растущих военных заказов Саудовской Аравии.

В ходе новой войны в Ираке суннитский ирако-левантийский халифат собирается обрасти дополнительными вооружениями, а также нефтяными и газовыми доходами. Чтобы обеспечить армию халифата вооружением, которое схоже с техникой, отбитой в боях у властей Сирии и Ирака, у Саудовской Аравии выбор небольшой: такое вооружение могут продать только Украина и Китай.

По данным европейской прессы, сотрудничество между тремя странами в этой тонкой сфере до конца 2013 года упиралось в упрямое нежелание Киева помогать королевству в модернизации ранее поставленных Китаем межконтинентальных баллистических ракет украинской разработки. Если благодаря смене власти и новых реалий жизни Ближнего Востока Украина сумеет поменять подходы к этой деликатной теме, вполне возможно, что отечественная доля аравийского пирога оборонных заказов может стать огромной.

Но пока участие Киева в атомных программах Эр-Рияда и его оборонных заказах выглядит сугубо символическим. Например, зимой 2013 года Саудовская Аравия обещала вернуться к отложенной в 2006 году закупке небольшой партии украинско-китайских танков МВТ-2000. Они, вероятно, нужны одной из сторон войны в Ираке. Но в целом эта даже еще не начатая Китаем поставка оценена в $140 млн., что выглядит мизерным на фоне других аравийских закупок.

Генеральный директор Набережночелнинского картонно-бумажного комбината (КБК) Владимир Бестолков рассказал, чем отличается форма собственности народного предприятия от других и почему их так мало в России.

Бестолков раскрыл тайну, как предприятию удается проводить модернизацию производства, не привлекая кредитов. По его словам, Набережным Челнам, чтобы не превратиться в американский Детройт, необходимо перестать быть моногородом

— Владимир Иванович, что представляет из себя народное предприятие, чем оно отличается от других форм собственности?

— Народное предприятие — это акционерное общество, где собственниками являются большинство работающих. По закону допускается не менее 75% сотрудников, владеющих акциями. На нашем комбинате эта цифра приближается к 100%. Главное наше отличие от других АО: один акционер — один голос, вне зависимости от того, сколько у работника акций.

— Получается, что основные решения принимаются всеми акционерами?

— Да, через общее собрание акционеров, которое проводится один раз в год. А текущие вопросы решает наблюдательный совет — это 15 представителей коллектива.

— Кто из работников вашего предприятия может стать акционером и как происходит передвижение акций?

— Акционерами становятся работники, проработавшие на комбинате один год. Количество акций, которыми они наделяются, зависит от их зарплаты и объема акций, которые высвободились. Их мы выкупаем у тех, кто уходит на пенсию или увольняется.

— Как известно, 5 мая президент России Владимир Путин подписал федеральный закон «о народных предприятиях». Что это меняет в работе таких компаний?

— Более 15 лет мы работали как народное предприятие по федеральному закону №115, принятому в 1998 году. И в течение нескольких лет добивались закрепления нашего статуса в Гражданском кодексе России, что и произошло.

На пути создания народных предприятий по-прежнему есть ограничения, отмены которых мы сейчас добиваемся. Дело в том, что народными предприятиями не могут быть, например, муниципальные, казенные предприятия, а также открытые акционерные общества, работникам которых принадлежит менее 49% уставного капитала. Этим и объясняется то, что в нашей стране мало предприятий с такой формой собственности.

— А сколько их сейчас в России?

— Точной статистики нет. По нашей оценке, их около 100. Большой интерес к таким предприятиям проявляет руководство Липецкой области, где за последние 4 года создали 7 новых народных предприятий в сфере ЖКХ, транспортных услуг и сельского хозяйства.

Народные предприятия успешно работают во многих развитых странах: в США, Германии, Израиле, я уже не говорю о Китае. И там везде существует государственная поддержка. В 2009 году в Германии был принят закон о поддержке предприятий с долевым участием работников. Он стимулирует собственника переходить на такую форму хозяйствования, поскольку ему гарантирован ряд льгот.

— Есть ли интерес у нашего государства к развитию народных предприятий? Ощущаете ли вы поддержку от него?

— Сейчас никакой поддержки нет. Еще в 2003 году Владимир Путин поручил правительству обратить внимание на народные предприятия и изучить их опыт, но дальше этого дело пока не идет. Я уже сказал, что подвижки есть. Своим долгом мы считаем тиражировать такую форму хозяйствования.За 16 лет работы мы доказали, что она живучая, конкурентоспособная, успешная.

На недавнем Московском международном экономическом форуме работала отдельная секция по народным предприятиям. Я выступил там с докладом наряду с участниками форума из США, Китая, Израиля и Германии, поделился опытом работы нашего комбината. Главный вывод, который я для себя сделал: без поддержки на государственном уровне говорить о серьезном прорыве в этом вопросе не приходится.

— Помогаете ли вы другим народным предприятиям советами, делитесь ли опытом?

— Да, со своими коллегами мы постоянно общаемся. Буквально в 100 километрах от нас, в Можге, есть народное предприятие «Красная звезда», которое выпускает детскую мебель. Мы вместе обсуждаем пути дальнейшего развития, проблемы-то у всех одни и те же.

— Есть ли на КБК нехватка рабочих кадров, как на других предприятиях автограда?

— Нас эта проблема пока не касается, кадрового голода на комбинате нет. Как правило, люди с нашего предприятия по собственному желанию практически не увольняются.

— В Челнах, да и не только, соцпакет КБК часто приводят в пример. Что в него входит?

— Прежде всего, хорошая зарплата. Далее, раз в три года каждый работник комбината может бесплатно отдохнуть в нашем профилактории, практически бесплатно пользоваться базой отдыха, а их дети — посещать кружки и секции в Детском дворце культуры.

Молодым работникам, нуждающимся в улучшении жилищных условий, третий год выдаем беспроцентную ссуду сроком на 6 лет. Это порядка 500 тысяч рублей. Ссуды получают только семейные работники, которые проработали у нас не менее трех лет. Они заключают договор на приобретение жилья, и мы под него выдаем ссуду. По сути, молодые люди могут сразу оплатить четвертую часть жилья благодаря этим деньгам.

— Получается, от своей «социалки» КБК не собирается избавляться, как это сделали многие другие?

— Нет. Более того, свою социальную сферу мы развиваем. Другое дело, что содержать все это непросто. Перед руководителями наших социальных объектов поставлена задача выйти на самофинансирование.

— Как КБК удается проводить модернизацию производства, не привлекая кредиты? Какая часть прибыли идет на модернизацию? И кто принимает такие решения?

— Модернизация — это наше будущее. Чем больше денег мы вкладываем в развитие предприятия, тем выше стоимость наших акций, тем мы богаче.

Такие решения принимаются на общем собрании акционеров. Ежегодно более 60% чистой прибыли мы вкладываем в модернизацию. Работники комбината понимают, что это необходимо. Сейчас мы реализуем самый крупный в истории комбината инвестиционный проект — это модернизация картоноделательной машины (КДМ).

— Что это вам даст?

— Снизится себестоимость гофропродукции, повысится ее качество, комбинат сможет отказаться от покупной бумаги. До 20% повысится производительность труда за счет увеличения мощности КДМ. Все это в итоге повысит конкурентоспособность нашей продукции.

— Сколько деревьев в год спасает комбинат благодаря переработке макулатуры?

— Расчет простой. Мы перерабатываем сейчас 250 тысяч тонн макулатуры в год. Одна тонна макулатуры — это 4 дерева. Получается, ежегодно мы спасаем от вырубки миллион деревьев.

— Какие проекты КБК планирует реализовать в перспективе?

— Сегодня у нас два основных направления: гофропроизводство и бумажные санитарно-гигиенические изделия. Сейчас работаем еще над одним. Говорить о нем пока рано, но в ближайшие 5 лет, думаю, на КБК появится новое производство. Тем более, что заделесть — это готовый, временно «законсервированный» корпус. Ждем, когда проект, что называется, окончательно созреет, и мы его запустим.

— Ощущает ли предприятие нехватку заказов?

— Тенденция последних лет в нашей отрасли — ужесточение конкуренции, открытие новых предприятий. К сожалению, рост новых производств опережает темпы потребления. Сегодня есть определенные трудности со сбытом, но, думаю, это не только наша проблема. В экономике это наблюдается во всех сферах. Наша задача в данной ситуации не просто выжить, а работать эффективно.

— Какое, на ваш взгляд, будущее у Набережных Челнов? Каким должен быть основной вектор развития?

— Набережные Челны — это наше настоящее и будущее, мы делаем все, чтобы у города была четкая перспектива, чтобы наши дети и внуки жили и состоялись в своем родном городе. Задача городских властей, руководителей предприятий состоит в том, чтобы открывать современные производства, создавать новые рабочие места, платить людям достойную зарплату.

Вектор развития, о котором вы говорите, я вижу в диверсификации производства в городе, и в этом направлении уже делаются конкретные шаги. Набережные Челны не должны оставаться моногородом ни в коем случае! Конкретный тому пример — это Детройт в США, который называют сейчас «мертвым городом».

Кстати, развитие Набережных Челнов нельзя рассматривать отдельно от Нижнекамска и Елабуги, то есть от Камского промышленного кластера. Скоро сложно будет понять, где заканчиваются Челны и начинается Елабуга. Это не только расширение границ, это выход на качественно новый уровень развития.

Россия. ПФО > Леспром > bumprom.ru, 21 июля 2014 > № 1129698 Владимир Бестолков

О вступлении Ирана в ШОС и в БРИКС

В нынешнем многополярном мире даже очень крупной мировой державе трудно проводить эффективную внешнюю политику и обеспечивать свои национальные интересы, будь то политические, военные или экономические, без опоры на дружественные страны или просто партнеров. Причем, как правило, речь идет не только о двустороннем взаимодействии, но и об участи в глобальных и региональных организациях. И уж тем более это актуально для региональных держав, одной из которых является Иран. Особенно на нынешнем этапе, когда украинский кризис и «арабские революции» создали совершенно новые международные реалии, а США отчаянно пытаются сохранить за собой роль мирового гегемона, международного жандарма и главного «защитника» демократии.

Действуя грубо, зачастую прибегая к военной силе и шантажу, навязывая свои ценности и свое мнение, Вашингтон фактически за короткий срок вернул мир к состоянию «холодной войны» и конфронтации во всех сферах. Американцы пытаются сделать односторонние санкции, вводимые в обход СБ ООН, инструментом подчинения себе тех государств, которые не хотят следовать в фарватере американской политики. Именно поэтому для Ирана чрезвычайно важно найти свое место в существующих международных и региональных структурах безопасности и сотрудничества, окружив себя партнерами и союзниками на основе общности интересов и взаимном уважении. Тем более что Тегеран стоит на пороге снятия международных финансово-экономических санкций, введенных по инициативе США западными странами через Совет Безопасности. Ирану нужно определиться, с кем идти дальше, чтобы вновь не оказаться в изоляции. Ведь до сих пор, помимо членства в ООН, ОИС, и малоэффективной ОЭС, ИРИ не состоит в других глобальных и региональных союзах и альянсах.

Надо преобразовать ССАГПЗ в ССГПЗ

Конечно, идеальным для Ирана, как, впрочем, и для Ирака, было бы вступление в ССАГПЗ (Совет сотрудничества арабских стран Персидского залива), который сейчас объединяет 6 арабских государств Персидского залива. И тогда бы этот Совет превратился в полноценную региональную структуру, обеспечивающую мир, безопасность и сотрудничество в этом регионе, а не служащую инструментом реализации региональных амбиций преимущественно Саудовской Аравии, которая видит в ИРИ своего главного соперника и конкурента. Тогда бы произошла трансформация ССАГПЗ в своего рода ОБСЕ для стран Персидского залива с возможным подключением к организации в качестве наблюдателей или ассоциированных членов важных внешних игроков, таких как Россия, США, КНР, Индия, Германия, Франция и Великобритания. Но это на данном этапе совершенно нереально, учитывая антииранскую направленность ССАГПЗ и его опору в сфере безопасности исключительно на США.

Шиитская ось – тупиковый вариант

Есть другой вариант – формирование оси шиитских стран в составе Ирана, Ирака и Сирии. Но этот путь в долгосрочном плане является тупиковым, так как любые союзы на конфессиональной основе обречены на неудачу. Хотя в краткосрочном плане, как это происходит сейчас, когда необходимо отражать вооруженное наступление радикальных суннитских формирований типа ИГИЛ при их поддержке внешними силами, такой союз, прежде всего в плане военного и разведывательного взаимодействия, вполне оправдан. Тем более что по объективным причинам «шиитской дуге» симпатизируют Россия и Китай, не заинтересованные в победе террористов и экстремистов в Сирии и Ираке.

В этой связи, как представляется, Тегерану можно было бы использовать уже действующие организации, в которые входят страны, стремящиеся противостоять агрессивному курсу США в сферах своего традиционного влияния и развивать многоплановое торгово-экономическое сотрудничество перед лицом доминирования западных финансовых структур типа МВФ и МБРР, где командует Вашингтон. Речь идет в первую очередь о ШОС и БРИКС. Ведь не вступать же ИРИ в НАТО? Тем более что там Иран никто не ждет, а мощных прозападных соперников в регионе хватает – прежде всего в лице Турции и Саудовской Аравии.

Членство Ирана в ШОС кардинально изменит ее политический вес

Участие в ШОС в качестве полноправного члена, а не наблюдателя, отвечает целям региональной политики Ирана. Это будет способствовать повышению экономического потенциала ИРИ, в том числе через превращение этой страны в энергетический и транспортный центр региона. Иран имеет для этого удачное географическое местоположение, богатые природные ресурсы, особенно нефтяные и газовые, опыт перевода экономики на рыночные основы с сохранением системы социальной защиты населения. Более сомнительным является выдвижение ядерной программы в качестве национальной задачи. Конечно, реализация ядерной программы усиливает авторитет и влияние Ирана в регионе, но и усиливает уязвимость ИРИ, так как является поводом для вмешательства в дела самого Ирана, нажима на сотрудничающие с ним страны. Тем более, что уже давно очевидно − главной целью США в отношении Ирана является не его ядерная программа, а смена существующего там режима. Вашингтон будет использовать нормализацию отношений с Тегераном и снятие с него санкций для укрепления позиций иранских прозападных либералов с целью организации затем «цветной революции» в Иране. Реализация этого «проекта» облегчается не только тем, что в стране существует оппозиция, но и наличием пестрой этнической структурой населения, что усиливает опасность развития сепаратистских движений. Поощрение таких движений извне может привести не только к смене режима, но и распаду страны. В решении этой проблемы именно Россия и Китай, являющиеся тяжеловесами ШОС, способны оказать необходимую поддержку ИРИ, так как они сами являются в долгосрочном плане целями США в плане «цветных революций» и разжигания религиозно-этнической розни, и имеют опыт противодействия такого рода американским замыслам.

В свою очередь, участие Ирана в ШОС может оказаться продуктивным для ее отношений с исламским миром, прежде всего через ОИС, а также благодаря связям Тегерана с исламскими организациями, действующими в разных странах. Опыт прошедшего десятилетия достаточно отчетливо показал, что воздействия Ирана на ситуацию в регионах в основном имело стабилизирующий характер. Тегеран неоднократно демонстрировал свою способность и готовность конструктивно участвовать в урегулировании региональных конфликтов. Особенно полезным для стран ШОС может оказаться использование экономического потенциала Ирана, прежде всего для укрепления коллективной энергетической безопасности. ИРИ располагает нефтью (четвертое место в мире), газом (второе место в мире). Имеет развитую в регионе сеть железных и шоссейных дорог, которая связана с большинством стран-членов ШОС. В последние годы активно ведется модернизация портов, особенно в Персидском заливе. Да и в целом Иран занимает стратегически важное географическое положение на стыке путей с Запада на Восток, из Южной Азии в Европу. А в области безопасности Иран имеет богатейший и бесценный опыт в борьбе с наркотиками и наркотрафиком из Афганистана. Кроме того, присутствие Ирана в ШОС в качестве полноправного члена может усилить организацию в плане противостояния амбициям США на Ближнем и Среднем Востоке, в зоне Персидского залива, в Аравии, Закавказье и в Центральной Азии. Иранское участие в организации может эффективно использоваться странами ШОС и в качестве средства давления на США. Присутствие Ирана в ШОС усиливает исламскую составляющую Организации и может стать фактором продвижения интересов России и КНР в исламском мире и ОИС, где пока преобладает влияние консервативного блока арабских стран во главе с Саудовской Аравией.

Наиболее болезненный вопрос для роли Ирана в ШОС − его ядерная программа. Однако это прежде всего головная боль главным образом для США и Израиля, а не для ШОС, члены которой (из наблюдателей только Иран, кстати, как и члены ШОС) являются участником ДНЯО. В любом случае, Россия и государства ШОС заинтересованы в том, чтобы не допустить военного вмешательства в Иран под предлогом ликвидации его ядерной программы. Для Москвы в ее стремлении не допустить военного варианта против ИРИ преобладают не столько экономические соображения, сколько стремление избежать регионального конфликта. Угроза развития национальных сепаратистских движений в Иране с достаточно высокой долей вероятности приведет к их развитию практически во всех странах ШОС, в т.ч. в России. У Китая, конечно, преобладает заинтересованность в Иране как в источнике энергоресурсов.

Следует признать, что в условиях исламского правления в Иране России худо или бедно удалось найти во взаимоотношениях с ИРИ необходимый баланс, при котором соблюдены политические и экономические интересы РФ. Но сейчас, прямо на наших глазах ситуация резко меняется. Вашингтон стремится использовать переговоры с Тегераном для вытеснения из ИРИ России и КНР. Поэтому Москве и Пекину нужно четко понять, что в случае изменения характера власти в Иране и усиления в нем позиций США, российские и китайские интересы в ИРИ могут быть значительно потеснены. Поэтому настало время найти новые формы сближения с Тегераном, не только с помощью механизма двустороннего сотрудничества, но и путем принятия Ирана полноценным членом ШОС.

БРИКС с Ираном станет реальным противовесом G7

Если ШОС важен Ирану с точки зрения регионального сотрудничества, то на глобальном уровне его потребностям отвечало бы вступление в БРИКС – своего рода противовес «большой семерке». Пока что с формальной точки зрения этому мешает наличие санкций, введенных ООН. Но это препятствие скорее всего в ближайшее время будет устранено. Другое дело – отношение к присоединению ИРИ к этому союзу стран с быстро развивающими экономиками самих его участников. До сих пор никто из них серьезно не поднимал вопроса о включении Тегерана в БРИКС. Хотя сами иранцы заявили о своем намерении сделать это еще в октябре 2013 года. «Расширение БРИКС, включая принятие новых членов, − вопрос этот не стоит на повестке дня», − сказал тогда представитель России Сергей Сторчак, комментируя желание Ирана присоединиться к клубу. Объясняя такой подход, в частности, он отметил, что сейчас БРИКС работает над созданием банка развития и резервного пула валют.

Однако в связи с изменением глобальной ситуации вследствие конфликта на Украине и «цветных революций» на Ближнем Востоке, возможно, стоило бы вернуться к заявленному стремлению Тегерана. Тем более что в экономической составляющей БРИКС на саммите этой организации в Бразилии 15 июля с.г. произошло то, о чем говорил Сергей Сторчак – созданы как банк развития, так пул валют.Уставной капитал банка развития составит 50 миллиардов долларов. Каждая страна внесет одну пятую часть. Задуманное как альтернатива Всемирному банку, это финансовое учреждение, по сообщению дипломатических источников, разместится в Шанхае, а руководить им на первом этапе будет представитель Бразилии. Банк займется в первую очередь финансированием инфраструктурных проектах в странах-членах, а впоследствии станет предоставлять займы другим развивающимся странам, не входящим в БРИКС. Что касается пула валютных резервов, то, выступая как конкурент МВФ, он будет предоставлять своим членам стабилизационные кредиты для выравнивания их торговых балансов, а также для отражения атак спекулянтов на их национальные валюты. Капитал валютного пула будет составлять 100 миллиардов долларов, из которых 41 миллиард внесет Китай, по 18 миллиардов Россия, Бразилия и Индия, и оставшиеся 5 миллиардов предоставит Южно-Африканская Республика.

Так что Иран вполне мог бы присоединиться к этим договоренностям после снятия с него санкций. Тем более что инвестиции БРИКС в иранскую экономику, прежде всего в сектор углеводородов, и создание Южного транспортного коридора существенно укрепили бы не только экономический потенциал ИРИ, но и повысили бы роль БРИКС в мировой экономике, в том числе на глобальном рынке углеводородов, ослабив при этом влияние Запада на происходящие в глобальной экономике процессы.

Став членом БРИКС, Тегеран существенно укрепил бы и свои политические позиции в системе международных отношений, учитывая возрастающую роль этого клуба в принятии решений стратегического плана. При этом выгода была бы взаимной – находясь в центре Ближнего и Среднего Востока ИРИ обеспечила бы БРИКС ключевое место в этом регионе. А голос Тегерана в мировых делах зазвучал бы значительно громче. Кроме того, вступление Ирана в эту организацию обеспечило бы ей наличие в ее рядах пока отсутствующего звена – влиятельного представителя исламского мира.

************

Конечно, все это на сегодня может показаться далекой перспективой, особенно то, что касается БРИКС. Хотя в реалии многое будет зависеть от наличия политической воли обеих сторон – Ирана и вышеупомянутых организаций. Видимо, Тегерану нужно действовать более активно и настойчиво. Ведь в первую очередь именно иранцы выиграют от этого. Тем более, что на вступление в ШОС и в БРИКС есть много претендентов, сравнимых по своему весу и потенциалу с ИРИ (Индонезия, Малайзия, Аргентина, Египет). Мир устал от американского диктата и хочет жить по нормам международного права, а не по понятиям Белого Дома. И сейчас самое время запускать процесс коллективного противодействия агрессивной линии США, которые отчаянно цепляются за остатки былого могущества.

Владимир Алексеев,

Специально для Iran.ru

Последние сутки стали самыми кровавыми со времени обострения ситуации в секторе Газа, унеся жизни свыше ста человек, сообщил на брифинге в понедельник заместитель официального представителя ООН Фархан Хак со ссылкой на данные агентства помощи палестинцам UNRWA.

"Последние 24 часа стали самым гибельным периодом с начала нынешней эскалации насилия — убиты 107 человек, включая 23 женщины и 35 детей", — отмечается в заявлении UNRWA, которое привел журналистам Хак.

По его словам, с момента обострения обстановки в Газе свои дома покинули свыше 100 тысяч человек.

Израиль с 7 июля проводит военную операцию в секторе Газа против правящего там исламистского движения ХАМАС и союзных ему группировок палестинских боевиков. В ночь на 18 июля, после десяти дней бомбардировок с воздуха и обстрелов с моря, в анклав вошли израильская пехота и бронетехника. Иван Захарченко.

Израильская операция в секторе Газа унесла за две недели жизни более 500 палестинцев, в том числе 20 жителей домов, разрушенных ночью на юге анклава, сообщил представитель местного Минздрава Ашраф аль-Кидра.

Потери сторон резко возросли после того, как в пятницу началась "сухопутная фаза" операции. "Число погибших в результате продолжающейся агрессии против сектора Газа достигло 501 человека, ранены 3135", — сообщил аль-Кидра.

Палестинские медики сообщили, что в результате израильских бомбардировок были уничтожены два дома в южных городах Хан-Юнисе и Рафахе. В первом случае, по их данным, погибли десять человек, в том числе четверо детей, во втором — 11, включая семерых детей.

По сведениям источников в местных военизированных формированиях, минувшей ночью бои шли на приграничных окраинах Хан-Юниса, в районе лагеря беженцев аль-Бурейдж, который расположен в центральной части сектора Газа, у закрытого аэропорта Рафаха и в Шиджаийе — восточном предместье Газы.

В Шиджаийе прошли самые ожесточенные с начала кампании бои. Накануне там погибли более 60 палестинцев и 13 израильских солдат. Общие потери Израиля к концу второй недели операции "Нерушимая скала" составляют 20 человек убитыми, включая двух гражданских лиц, погибших в результате палестинских обстрелов. Назар Альян.

Израильская военная операция в секторе Газа унесла жизни более сотни палестинцев в воскресенье, этот день стал самым кровопролитным за время двухнедельного конфликта, сообщили палестинские медики.

Свыше 60 человек погибли при обстреле израильской артиллерией района Шиджайия — восточной окраины столичного города Газы. Всего с начала противостояния, которое десять дней ограничивалось дистанционными обстрелами, а три дня назад перешло в фазу наземных боев, погибли 436 жителей анклава, число раненых превышает три тысячи.

Свыше 83 тысяч палестинцев оказались в положении беженцев и нашли временное пристанище в 61 центре размещения, действующем под эгидой ООН, сообщил пресс-секретарь Ближневосточного агентства для помощи палестинским беженцам и организации работ Крис Гиннесс. По его словам, приток внутренне перемещенных лиц за последние четыре дня возрос на 400%.

Израильские военные в воскресенье понесли самые тяжелые единовременные потери со времен Второй ливанской войны 2006 года. В стычках с боевиками за день погибли 13 военнослужащих. Общее число израильских жертв достигло 20 человек, включая пятерых солдат и офицеров, убитых в первые дни вторжения, и двух гражданских лиц, смертельно раненных палестинскими ракетами и минами.

Несмотря на присутствие в секторе Газа израильских войск, палестинские боевики продолжают ракетные обстрелы городов юга и центра Израиля. Тем не менее, впервые за последние недели число пусков упало ниже ста — в течение дня из сектора Газа стартовали 87 ракет, 16 из которых были перехвачены, в том числе над Тель-Авивом, сообщила пресс-служба израильской армии. Назар Альян.

Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху в интервью американскому телеканалу ABC News в воскресенье обвинил правящее в секторе Газа движение ХАМАС в том, что оно использует палестинцев в Газе в качестве живого щита.

По словам Нетаньяху, власти Израиля принимают все меры, чтобы защитить мирное население: разбрасывают листовки, звонят на мобильные телефоны, пишут текстовые сообщения. Он заявил, что у палестинцев есть пути, чтобы покинуть опасный район, однако ХАМАС говорит им остаться. По мнению Нетаньяху, целью ХАМАС является убийство как можно большего числа мирных жителей как в Израиле, так и в Газе – израильский премьер назвал это "двойным военным преступлением". "Наша же задача – не допустить смерти ни одного мирного жителя", — сказал он.

Израиль с 7 июля проводит военную операцию в секторе Газа против правящего там исламистского движения ХАМАС и союзных ему группировок палестинских боевиков. В ночь на 18 июля, после десяти дней бомбардировок с воздуха и обстрелов с моря, в анклав вошли израильская пехота и бронетехника.

Переход к "сухопутной фазе" сопровождается резким ростом потерь обеих сторон. Боевики оказывают сопротивление израильским войскам и ежедневно выпускают больше сотни ракет по крупнейшим городам юга и центра Израиля. В зоне обстрелов живут пять из восьми миллионов граждан страны.