Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

«Исламское государство» движется к закату»

Мирного урегулирования на Ближнем Востоке можно достичь только путем сложнейших переговоров

Игорь Крючков

В преддверии открывающегося на этой неделе XIII ежегодного заседания Международного клуба «Валдай» «Газета.Ru» побеседовала о ситуации в Сирии и на Ближнем Востоке с председателем совета Фонда развития и поддержки Валдайского клуба, профессором НИУ «Высшая школа экономики» Андреем Быстрицким. Этим разговором мы открываем серию из нескольких интервью экспертов клуба, посвященных актуальным международным проблемам и поиску их решений.

— В начале месяца произошел коллапс одного из важнейших дипломатических процессов на Ближнем Востоке — американо-российских двусторонних переговоров по Сирии. Насколько это сильный удар по сирийской мирной инициативе? Какие выводы можно сделать из этого? Почему не работает двусторонний формат?

— Постиг ли полный коллапс диалог в Сирии? Надеюсь, что нынешний сбой или приостановка временны. Несмотря на большое количество расхождений и разночтений в ситуации по Ближнему Востоку, ведущие страны Запада все равно втянуты в попытку решить эту проблему. И, строго говоря, не договориться им не удастся. Единственный способ разрешения ближневосточных проблем в том, чтобы основные мировые игроки договорились. Если они не договорятся, проблема не решится.

Конфликт на Ближнем Востоке довольно непростой. Там идет гражданская война. Гражданская война очень сложная, связанная с тем, что распалось традиционное исламское общество. С тем, что в мире произошла коммуникационная, технологическая революция. Связанная с тем, что на Ближнем Востоке скопились чудовищные деньги и при этом есть огромное социальное неравенство.

Ситуация на Ближнем Востоке во многом напоминает то, что происходило в России перед Октябрьской революцией.

Вещи сходные, но дело не в этой теории. В гражданской войне трудно понять, кто за кем стоит и кто за что выступает. Расхождения, которые возникают между ведущими странами в деле урегулирования ближневосточной ситуации, понятны с учетом того, что все эти страны вмешиваются в гражданскую войну. Это всегда очень сложно, и почти всегда это выходит боком для самих вмешивающихся. Возможно, эффективнее было бы оставить их в покое и дождаться, пока естественным путем все это не перебродит. Но в нынешнем многосвязном мире это невозможно.

Проблема этого расхождения еще и техническая. Среди огромного спектра сил, действующих в регионе, очень трудно понять, кто с кем в альянсе, за что и почему ведется борьба. Сейчас идет штурм Мосула, в котором участвуют разнородные силы. Тут и полупартизанские отряды, выступающие против Исламского государства, и Иракская регулярная армия, и огромное количество командиров разного типа. Сталкиваются разного рода интересы.

Один из важнейших вопросов — об этом сейчас уже прямо говорят — не в том, что сложно взять Мосул, а в том, что будет, когда Мосул будет взят.

Когда мы говорим о противоречиях в отношениях, которые складываются между Россией и США, между Россией и западными странами по поводу происходящего на Ближнем Востоке, не следует забывать, что и у самих западных стран нет общего понимания. У Франции своя точка зрения, особенно на сирийскую историю, потому что для Франции Сирия — чувствительная тема, когда-то это была подмандатная французская территория, и связи между французскими и сирийскими элитами были очень глубокими. Именно в Сирии формировались подразделения, которые были связаны с де Голлем и вообще с борьбой против фашизма, с освобождением Франции. Здесь противоречий много. Выбраться из них простыми путями невозможно. Но есть ключевое условие урегулирования конфликта на Ближнем Востоке — договоренности между ведущими странами, и в том числе между Россией, США и западными странами.

— Сирийские переговоры замкнулись на штурме Алеппо, который вызывает много вопросов. Политизация сирийского дипломатического процесса приводит к блокировке целого ряда важных гуманитарных инициатив. Из-за амбиций политиков с обеих сторон продолжают страдать обычные люди. Как можно выйти из ситуации?

— Алеппо в очередной раз дает нам подтверждение того тезиса, что возможное разрешение конфликтов в Сирии может выступать модельной ситуацией для понимания того, как будут складываться отношения между странами в будущем мире. Если так или иначе ведущие мировые игроки договорятся, это будет хорошим примером и показателем. Я бы обратил внимание — понятно, что ситуация меняется быстро, — на то, что по поводу Алеппо все стороны сделали несколько шагов навстречу друг другу.

Россия фактически остановила работу авиации, де-факто идет попытка размежевания сил, и, когда западные страны просят создать гуманитарный коридор, российская сторона тоже выступает за это.

Ситуация в Алеппо — одна из показательных в развитии сирийского конфликта и попытках его урегулирования. Это важный город для всех сторон, которые вовлечены в эту битву — и для «Исламского государства» (запрещено в России. — «Газета.Ru»), и для сил Башара Асада, и для оппозиции. Если в Алеппо удастся достигнуть какого-то взаимного соглашения, это будет показательно для дальнейшего развития ситуации.

Последняя информация некоторым образом обнадеживает. Я далек от всеобщего тотального скепсиса, что ничего не удастся, что никто не договорится, что это все уловки. Стороны действительно стараются договориться. Но на пути договоренностей стоит целый ряд препятствий. Первое — это технические сложности. Кто там воюет, сил много, они разные, и это специфические люди. Они не отличаются большой твердостью слова и устойчивостью взглядов. Они переименовывают свои группировки, меняют позиции и плюс ко всему командиры и в личном качестве могут проявлять гибкость в этой ситуации.

Это такой тип гражданской войны, где люди легко переходят с одной стороны на другую. Это не является формой предательства, это — форма поиска решения, которое их устраивает.

Второе — конечно же, нет полного согласия в методах действия. Иногда кажется, что сила помогает решить проблему быстрым и разумным способом. Иногда это так, иногда без бомбы не обойдешься. Но очевидно должен быть какой-то баланс между силовыми и дипломатическими методами.

Наконец, третье препятствие — это то, что можно было бы назвать планами по восстановлению Сирии в частности и Ближнего Востока в целом. Какое будущее предлагают участники процесса на месте, какое будущее предлагают страны развитые, вовлеченные в конфликт. Без этого плана ничего не возможно.

Границы, которые там провели по линейке — почти 100 лет назад, — были ответом на то, как это все должно выглядеть. Этот ответ себя исчерпал.

И в Ираке непросто, и в Сирии непросто, не все до конца стабильно в той же Ливии. Надо искать какие-то формы самоорганизации данных обществ, которые сейчас кажутся непривычными. Это может быть и демократическая организация, но в каком-то особом стиле, характерном для этих регионов. Представительство может носить религиозный или племенной характер, распределяться по квотам между различными группами. Та же Ливийская Джамахирия при Каддафи — это было сложносочиненное государство. Там были свои племена, свои представления о прекрасном, свои группы влияния — в этом во всем надо разбираться. Вот эти три вопроса являются ключевыми для достижения мира в Сирии в частности и на Ближнем Востоке в целом.

— По мере того как войска региональных и мировых держав теснят силы ИГ в Сирии и Ираке, возникает опасность возвращения террористов, получивших боевой опыт, на родину, в том числе в Россию. Что необходимо предпринять, чтобы противостоять этой опасности?

— Вернусь к штурму Мосула. Считается, что там есть две стратегии в отношении нескольких тысяч обороняющихся. Уничтожить, убить или выдавить, позволить уйти. Военная теория учит, что не надо никогда прижимать противника к стенке, иначе он будет отчаянно сопротивляться. Нужно дать ему пространство для отступления, чтобы он бежал, и на этом пути его убивать. Здесь проблема в том, что уничтожение влечет большие потери, что стереть Мосул с лица земли ударом мощного оружия будет неверно. Город надо сохранить, восстановить, об этом сейчас уже ведется речь. Вопрос — каково будет будущее устройство Мосула, на который внимательно смотрят курды, турки и иранцы, шииты и сунниты. Это — громокипящий кубок страстей, который надо как-то организовать и не позволить ему расплескаться в очередной раз.

Теперь к вопросу, что будет с боевиками дальше и насколько они опасны. ИГ возникло на волне воодушевления, мечтаний очень многих людей на Ближнем Востоке и не только, прежде всего, в мусульманском мире. В регионе есть колоссальный запрос на мировую справедливость.

Для многих людей там ИГ — то же самое, чем для многих коммунистов была Республиканская Испания.

Та же психология. Многие люди, вовлеченные в Исламское государство, движимы идеями о справедливом демократическом будущем, а их жестокость во многом следствие их фанатичной вовлеченности в размышления о том будущем, которое им нужно. Когда ИГ будет разгромлено, для этих людей может случиться интеллектуальный и моральный коллапс. ИГ как мечта о справедливом и — на свой лад — демократическом устройстве мира, конечно же, опирается на некоторые мысли, которые достаточно ясно изложены в мусульманском учении. В том числе, что у халифата должна быть территория, поэтому если «Исламское государство» лишится территории, то во многом это подорвет дух его сторонников.

Во-вторых, не надо забывать, что в гражданской войне ИГ противостоят в первую очередь не западные страны, а другие мусульмане, которые, с их точки зрения, не так хороши, как мусульмане, воюющие за ИГ. Фанатики считают, что в ИГ они восстанавливают ту веру, которой тысячу лет никто не следовал, а уж они, наконец, принесут истинную правдивую веру. Отсюда предельно ригористическое, грубое толкование многих вещей, которые, конечно же. за 1400 лет существования ислама очень сильно изменились. Поэтому, возвращаясь к будущему этих солдат, есть два варианта. Очень вероятно, что они продолжат действовать прежде всего на Ближнем Востоке. Но привлекательность ИГ за последние год-полтора сильно упала. Слишком много насилия, слишком много жестокости, пик развития ИГ уже прошел. Полагаю, что ИГ в том виде в котором есть, движется к закату.

Характерная история была в Европе, когда сами сирийские беженцы выдали соотечественника, пытавшегося устроить теракт в Германии. Они подумали: «Хватит, невозможно».

Большинство хочет нормальной жизни. Как только развеется флер исключительно справедливого и демократичного «Исламского государства», возможно, это разоружит его сторонников и они не будут уже столь фанатичны. Любить демократию, западные ценности, Российскую Федерацию от этого они не станут, но, возможно, они не будут столь заряжены идеей продвижения ценностей ИГ. Останутся только автономные террористы, действующие по собственному разуму… Да, они верные сторонники халифата, они подданные халифа. Но за их спиной должен стоять успешный халиф, а его нет — он проигрывает. Ракка еще не взята, город Дабик, где должна произойти битва между неверными и правоверными, взят турецкими войсками — он, во всяком случае, не у ИГ.

Разгром и вытеснение ИГ скорее подорвет воодушевление его сторонников, нежели заставит их броситься во все тяжкие террора.

— Сирийский процесс свелся к противостоянию вокруг президента страны Башара Асада. США и их союзники требуют его смещения, Россия и ее союзники против. С вашей точки зрения, в каком случае можно будет достичь компромисса в этом вопросе?

— Это вопрос баланса сил. Видно, что никто никого влегкую одолеть не может — и это доброе предзнаменование. Из-за множественности игроков и позиций, наличия различного рода центров принятия решений согласовать вопрос будет тяжело. В целом какое-то компромиссное решение обязательно состоится на территории нынешней Сирии, едва ли им удастся полностью друг друга перерезать при всех стараниях. Проблема еще в том, что нет полного единства и на самом Западе.

Есть ощущение, что и в элите США раскол, и это сказывается на поведении самих американцев в регионе.

Мы видим, как драматично проходит в США предвыборная кампания, как глубоки противоречия. Это российская иллюзия, что есть какой-то единственный Вашингтон, где сидят зловещие мудрецы, управляющие миром. Публикации Wikileaks показали, что вскрывать особенно нечего: никаких удивительных тайн не открылось. Видно, что банально, не очень умно, обыденно — ничего сверхвыдающегося. Обычная дипломатическая переписка, как правило, пересказ слухов и болтовни из газет — не надо их переоценивать. Большую роль сыграют выборы, которые вскоре пройдут в США, а затем во Франции и Германии. Возможно, это приведет к тому, что будет избран более целостный подход среди ведущих стран мира по поводу разрешения ближневосточных проблем, в частности сирийского кризиса.

— Изменится ли позиция США в отношении Сирии после прихода новой администрации в январе?

— Должна измениться. Обама в течение долгого времени просто не принимал никакого решения: ни туда ни сюда. Это была какая-то оппортунистическая линия, не военная и не мирная. Было много заявлений, что есть красная черта, за которую переступить нельзя, и за нее сто раз все переступали, иногда достаточно успешно — как в случае с вмешательством России в кризис вокруг химического оружия. Эта кампания здорово отличается от предыдущих. И заявления, которые делают конкуренты, впечатляют. Будем надеяться, что появится новый президент и он должен будет первым делом определиться с Сирией. Кто бы они ни был, думаю, будет выработана позиция достаточно смелая и разумная, потому что в начале срока будет действовать легче.

— Рано или поздно война в Сирии закончится. На данный момент наиболее вероятный исход конфликта — эрозия политических институтов, что поставит Сирию в один ряд с другими странами региона, сильно пострадавшими от военных конфликтов. Среди них Ирак, Йемен, Ливия, Афганистан. С вашей точки зрения, каковы шансы, что эти страны могут восстановиться? Какую опасность они представляют для будущего региона?

— Это очень сложный вопрос — что произойдет с Сирией, Афганистаном, Йеменом. У всех этих стран разные судьбы. В свое время на Аравийском полуострове, в прилегающих районах, были нарезаны очень специфические государственные границы. Я говорил, что они были проведены достаточно линейно. Вопрос, могут ли существовать полноценные этнические государства в регионе? Мы имеем дело с этническими процессами, как, например, в Египте, параллельными процессами религиозными, потому что единая исламская нация — такая идея тоже есть. В этом нет ничего дурного, но как это должно быть устроено, сказать трудно.

В Йемене ситуация на менее драматична, чем в Сирии. На это просто не обращают внимания, хотя процессы там сложны и неоднозначны.

В Афганистане сложно устроенное государство, там есть разные племена и религиозные силы. Думаю, что пройдет очень много времени, прежде чем сложится консенсус. Очевидно, мы не можем просто анализировать эти государства как всего лишь этнические образования. Грубо говоря, когда мы говорим о Балканах, мы видим, что там была, конечно, и религиозная составляющая. Югославия развалилась, она этих противоречий не выдержала. Еще интереснее распалась Чехословакия, которая была образована достаточно искусственным образом — народы близкие, но все-таки разные. Теперь все хорошо, они разошлись без всяких сложностей, они дружат между собой. Если в Европе, сравнительно более, я бы сказал, устало-просвещенной, происходили такие страсти, как на Балканах, то что говорить о более взрывоопасном Ближнем Востоке. Интересна роль развитых стран: с одной стороны, есть ощущение, что их вмешательство порождает новые риски, с другой стороны, без их вмешательства мы бы увидели совсем законченное варварство.

Эти проблемы будет ключевыми на специальной сессии на конференции в Сочи, посвященной Ближнему Востоку. Там будет участвовать и заместитель министра иностранных дел РФ Михаил Богданов, будет несколько видных специалистов по Ближнему Востоку. Круг вопросов, затронутых в интервью, и будущее в целом стран Ближнего и Среднего Востока станут предметом дискуссии интеллектуалов на ежегодном заседании Валдайского клуба 25–27 октября. Валдайский клуб — это прежде всего международное интеллектуальное сообщество, в котором гораздо больше иностранцев, чем российских интеллектуалов. Так что будет интересное обсуждение.

Лучшие убийцы в истории авиации

В американский рейтинг лучших истребителей всех времен попал советский МиГ-21

Михаил Ходаренок

Рейтинг лучших истребителей за всю историю авиации составили эксперты американского военно-аналитического издания The National Interest. Авторы списка старались учесть боевую биографию каждого самолета и его вклад в историю авиации, а также тактико-технические характеристики на фоне современников. «Газета.Ru» напоминает историю легендарных машин.

Пять лучших истребителей, как и в других подобных рейтингах, эксперты американского военно-аналитического журнала The National Interest (NI) выбирали по критерию «эффективность – стоимость» и инновационности конструкции для своего времени. По мнению издания, лидерами среди истребителей всех времен и народов можно считать французский SPAD S.XIII времен Первой мировой войны, американский Grumman F6F Hellcat и германский мессершмит Ме-262 «Ласточка» (Schwalbe) Второй мировой войны, советский МиГ-21 и американский McDonnell Douglas F-15 Eagle эпохи «холодной войны».

Истребители оценивались на фоне своих современников по совокупности летно-тактических характеристик, в том числе скорости, маневренности, скороподъемности, вооружении, боевой эффективности. Немаловажное значение имела ремонтопригодность и стоимость боевой машины.

На первое место эксперты NI поставили французский SPAD S.XIII — одноместный истребитель Первой мировой войны. Опытный образец самолета совершил свой первый полет еще 4 апреля 1917 года. На Западный фронт первые экземпляры попали уже к концу мая 1917 года. Самолеты использовались в авиации Великобритании, Бельгии, Франции, Италии и США. В послевоенные годы самолеты этого типа экспортировались в Бельгию, Чехословакию, Японию и Польшу. Было построено в общей сложности 8472 таких самолета.

Максимальная взлетная масса SPAD S.XIII составляла 845 кг.

В воздух машину поднимал восьмицилиндровый двигатель испанско-швейцарской автомобильной фабрики «Испано-Сюиза» 8Be мощностью 200 л.с.

С ним SPAD развивал скорость до 224 км/час. Продолжительность полета самолета составляла два часа. Вооружение истребителя — два пулемета Виккерс калибра 7,7 мм.

На SPAD S.XIII в годы Первой мировой войны воевали лучшие летчики Антанты: капитан Эдуард Верной Рикенбэйкер — лучший ас Соединенных Штатов (26 побед), полковник Рене Поль Фонк (Rene Paul Fonck) — 72 личные и 3 групповые победы — самый результативный ас Франции, французский летчик-истребитель Жорж Мария Людовик Жуль Гинемер (53 победы).

SPAD S.XIII особенно выделялся эффективностью боевого применения и простотой производства. Созданный с учетом многочисленных рекомендаций французских авиаторов (в том числе французского аса Жоржа Гинемера), SPAD S.XIII несколько проигрывал своим германским конкурентам в маневренности, но обладал существенно большей горизонтальной скоростью и скороподъемностью.

На втором месте оказался американский Grumman F6F Hellcat — палубный истребитель США периода Второй мировой войны. Он представлял собой глубокую модернизацию истребителя F-4F Wildcat. В июне 1941 года ВМС США заключили с фирмой Grumman договор о коренной модернизации Wildcat. В итоге во время выполнения задания инженеры создали фактически новый самолет с другой формой фюзеляжа, конструкцией шасси и более мощным двигателем. Производство F6F началось в январе 1943 года. Первый боевой вылет — в августе 1943 года.

За два года боев в небе над Тихим океаном американские летчики на F6F сбили 5156 самолетов (в основном Mitsubishi A6M) — больше, чем на всех остальных американских истребителях вместе взятых. На Hellcat летали 306 летчиков-асов, в том числе Дэвид Маккэмпбэлл — самый результативный ас ВМС США (34 победы). Американская палубная авиация за годы войны потеряла 270 своих самолетов.

Соотношение побед было 13:1 в пользу «Хеллкэтов».

Вместе с палубными пикирующими бомбардировщиками Douglas SBD Dauntless и торпедоносцами Grumman TBF Avenger «Хеллкэты» сокрушили и воздушную, и морскую мощь Японской империи.

Всего было выпущено 12 275 этих истребителей. 1263 из них было передано ВВС Великобритании.

На третьем месте среди лучших мессершмит Ме-262 «Ласточка» (Schwalbe) — немецкий турбореактивный истребитель, бомбардировщик и самолет-разведчик времен Второй мировой войны. Мессершмит-262 начали проектировать в конце 1938 года. Он впервые поднялся в воздух 18 апреля 1941 года с поршневым двигателем. Третий опытный образец с двумя турбореактивными двигателями Jumo-004А поднялся в воздух 18 июля 1942 года. Главным сдерживающим фактором в принятии самолета на вооружение была работа по созданию двигателя, который бы обеспечил достаточную тягу и надежность.

Ме-262 стал первым в мире серийным турбореактивным самолетом и первым в мире турбореактивным самолетом, участвовавшим в боевых действиях.

25 июля 1944 года многоцелевой бомбардировщик Mosquito ВВС Великобритании из 544-й эскадрильи, совершавшей разведывательный полет над Мюнхеном, подвергся нескольким атакам сверхскоростного вражеского самолета. Позже выяснилось, что этим самолетом был реактивный перехватчик Ме-262.

По многим характеристикам новая машина превосходила традиционные самолеты. Ее скорость — более 800 км/час — на 150–300 км/час превышала скорость самых быстрых истребителей и бомбардировщиков. Вне конкуренции была и скороподъемность нового истребителя. Более того, он был способен совершать вертикальный набор высоты, чего не мог делать ни один самолет союзников. В управлении машина была значительно легче, чем мессершмит Bf-109. Me-262 уступал традиционным самолетам в радиусе виража и в разгонных характеристиках. Зато он дольше удерживал высокую скорость разворота и имел очень высокую скорость пикирования.

Вместо высокооктанового авиационного бензина, который становилось все труднее получать в Германии, самолет использовал более простое в производстве топливо. Цена Me-262 была в пять раз выше, чем Bf-109. Тем не менее к началу 1945 года промышленность Германии выпускала по 36 машин Me-262 в неделю. К этому времени в люфтваффе уже поступили 564 самолета. Однако в боях участвовала лишь 61 машина. Примерно в три раза больше самолетов были распределены по учебным подразделениям, около 150 — сбиты и около 200 машин в разобранном виде застряли на железной дороге.

Всего за время войны было выпущено 1930 (по другим данным — 1933) Me-262 различных модификаций, однако в это число входят и 611 выпущенных, но поврежденных или уничтоженных до поступления в части самолетов. 114 из них были восстановлены. Таким образом, на вооружение было принято 1433 машины.

В ходе боев на истребительных модификациях Me-262 было сбито около 150 самолетов противника при собственных потерях около 100 машин. Основными проблемами эксплуатации были низкий уровень подготовки основной массы пилотов, недостаточная надежность двигателей Jumo-004 и их низкая боевая живучесть, а также перебои со снабжением истребительных частей на фоне общего хаоса в терпящей поражение Германии.

Несмотря на то что Ме-262 были значительно быстрее, чем самолеты союзной авиации, многие из них были уничтожены в боях вследствие превосходящей маневренности истребителей союзников, оснащенных поршневыми двигателями. Три Ме-262 были сбиты советскими истребителями.

Ме-262 прибыл на войну слишком поздно, чтобы стать оружием победы Третьего рейха.

На четвертом месте МиГ-21 — советский легкий сверхзвуковой фронтовой истребитель третьего поколения, разработанный ОКБ Микояна и Гуревича в середине 1950-х годов. Это был первый МиГ с треугольным крылом. Один из наиболее значимых самолетов периода «холодной войны», МиГ-21 строился с учетом опыта войны в Корее, где сами боевые условия обозначили необходимость в легком, маневренном истребителе, способном развивать сверхзвуковую скорость.

МиГ-21 — самый распространенный сверхзвуковой самолет в истории, а также самый массовый истребитель третьего поколения. В процессе серийного производства он неоднократно модифицировался. Самолет применялся во множестве вооруженных конфликтов.

Этот истребитель выпускался серийно с 1959 по 1985 год. Всего в СССР, Чехословакии и Индии было выпущено 11 496 МиГ-21. Чехословацкая копия этой машины производилась под названием S-106. Еще существовала китайская копия МиГ-21 под названием J-7. Ее экспортная версия F7 продолжает выпускаться и сейчас. По состоянию на 2012 год в Китае было выпущено около 2500 J-7/F-7. Машинами МиГ-21 в разное время были оснащены военно-воздушные силы 39 стран. Благодаря массовости производства самолет отличался очень низкой себестоимостью.

МиГ-21МФ даже стоил дешевле, чем советский БМП-1.

На пятом месте McDonnell Douglas F-15 Eagle — американский всепогодный истребитель четвертого поколения.

В ходе воздушной войны над Вьетнамом американские летчики усвоили два урока: во-первых, скорость и техническая усложненность не подменяет собою маневренности, а во-вторых, ракетное вооружение не подменяет собой пушку. Срочно требовалось создать специализированный истребитель для воздушного боя, способный, однако, не только переманеврировать противника в ближнем бою, но и атаковать его ракетами на дальних дистанциях, вне визуального контакта.

Таким самолетом и стал F-15. Как утверждают специалисты, крыло F-15 представляет собой шедевр аэродинамического проектирования.

Самолет поступил на вооружение ВВС США в 1976 году. Истребители F-15 применялись на Ближнем Востоке, в Персидском заливе и Югославии.

Первый случай боевого применения F-15 произошел 27 июня 1979 года. Группа израильских самолетов во время ракетно-бомбового удара по позициям палестинцев в Ливане была атакована истребителями ВВС Сирии. В этом бою F-15 сбили четыре МиГ-21. В последующие годы F-15 ВВС Израиля неоднократно завязывали воздушные бои с сирийскими МиГ-21 над Ливаном. Всего с июня 1979 года по ноябрь 1985-го F-15 одержали более 50 воздушных побед. Сами израильтяне потерь при этом не имели. 2 июня 1989 года израильские F-15 сбили два сирийских истребителя МиГ-29.

Во время операции «Буря в пустыне» F-15 ВВС США сбили 34 иракских самолета и вертолета. Американцы утверждают, что у истребителей F-15C в воздушных боях потерь не было.

В ходе операции НАТО против Югославии (1999) американские F-15 сбили четыре югославских МиГ-29. Все потери были подтверждены сербской стороной.

Всего за свою историю самолеты F-15 одержали более 100 воздушных побед без потерь от военно-воздушных сил противника.

Утешительные призы

Как и во всех своих рейтингах, эксперты The National Interest несколько боевых машин удостоили поощрительных премий.

Среди них F-86 Sabre — американский реактивный истребитель, разработанный компанией North American Aviation в конце 1940-х годов. F-86 был принят на вооружение ВВС США в 1949 году. Существовало более двадцати модификаций самолета. Выпускался крупной серией, состоял на вооружении многих стран мира вплоть до 1970-х годов. Получил широкую известность в ходе Корейской войны 1950–1953 годов, будучи единственным серьезным соперником советского истребителя МиГ-15.

Fokker D.VII — германский легкий скоростной истребитель. Разработан фирмой Fokker. Первый его полет состоялся в 1918 году. К 11 ноября 1918 года было построено 3300 машин. Самолет считается лучшим немецким истребителем Первой мировой войны. Во второй половине 1918 года са­молеты Fokker D.VII составили 75% парка не­мецких истребительных эскадрилий. Этот истребитель был настолько хорош, что в условия Компьенского перемирия 1918 года специально был внесен пункт, обязывающий уничтожить все самолеты Fokker D.VII.

Lockheed-Martin F-22 Raptor — многоцелевой истребитель пятого поколения, разработанный компаниями Locheed Martin, Boeing и General Dynamics для замены F-15 Eagle. F-22 является первым стоящим на вооружении истребителем пятого поколения.

Мессершмит Bf-109 — германский истребитель, состоявший на вооружении люфтваффе и ВВС различных стран почти 30 лет. Являлся одним из двух (наряду с FW.190) основных истребителей люфтваффе (и самым массовым их самолетом) на протяжении всей Второй мировой войны.

Суммарный выпуск самолетов семейства Bf-109 превысил 30 тыс. экземпляров. Является одним из самых массовых самолетов в истории, уступая лишь советскому штурмовику Ил-2 (36 163 машины).

Фокке-Вульф FW-190 — германский истребитель, стоявший на вооружении люфтваффе во время Второй мировой войны. FW-190 успешно использовался в роли высотного перехватчика (в особенности FW-190D), эскортного истребителя, штурмовика и ночного истребителя.

Supermarine Spitfire — британский истребитель времен Второй мировой войны. Различные модификации использовались в качестве истребителя, истребителя-перехватчика, высотного истребителя, истребителя-бомбардировщика и самолета-разведчика. Всего был построен 20 351 «Спитфайр», включая двухместные учебно-тренировочные машины. Часть машин была поставлена в СССР по ленд-лизу.

North American P-51 Mustang — американский одноместный истребитель дальнего радиуса действия периода Второй мировой войны. Произведено 16 974 боевые машины.

English Electric Lightning — британский истребитель-перехватчик, разработанный в середине 1950-х годов. Выпускался более чем в 14 модификациях.

English Electric Lightning — первый серийный военный самолет, способный выполнять крейсерский сверхзвуковой полет без использования форсажа.

Mitsubishi A6M Zero — японский легкий палубный истребитель времен Второй мировой войны. Выпускался с 1940 по 1945 год, всего построено 10 939 единиц. A6M имел техническое превосходство над самолетами союзников до начала 1942 года. Один из самых известных самолетов на Тихоокеанском театре военных действий.

Су-27 — советский многоцелевой всепогодный истребитель четвертого поколения, разработанный в ОКБ Сухого. Предназначен для завоевания превосходства в воздухе. Су-27 является одним из основных самолетов ВВС России, его модификации состоят на вооружении в странах СНГ, Индии и Китае.

General Dynamics F-16 Fighting Falcon — американский многофункциональный легкий истребитель четвертого поколения. F-16, благодаря своей универсальности и относительно невысокой стоимости, является самым массовым истребителем четвертого поколения (построено свыше 4540 самолетов) и пользуется успехом на международном рынке вооружений. Состоит на вооружении ВВС 25 стран. На 2014 год — самый распространенный боевой самолет в мире.

 Путин, Сирия, «План Б»

в ближайшее время Дядя Сэм будет с позором изгнан с пьедестала обладателя «сильнейшей армии мира»

Константин Душенов

В течение ближайших четырёх-пяти месяцев мы станем свидетелями того, как под ударами русской эскадры миф об американском военном превосходстве умрёт позорной смертью

Балаган Балаганыч Мосульский

Мир меняется. Американская мощь тает, как снег весной. Вашингтон суетится, бранится, угрожает, а Путин смеется ему в лицо. Европа в ужасе, прибалты в панике, Украина в глубокой… хм… депрессии.

США лихорадочно пытаются замаскировать свои сирийские провалы мнимыми «успехами» в соседнем Ираке. 18 октября они начали «штурм»Мосула, заранее широко разрекламировав его, как «стратегическую победу» и «коренной перелом» в войне с ИГИЛ. В городе полтора миллиона населения и, по разным данным, от 5 до 10 тысяч боевиков. Штурмует его пёстрая коалиция из 60тысяч разноплеменных бойцов. Здесь и курдское ополчение, т.н. пешмерга, «глядящие в лицо смерти». Здесь и отряды шиитскоймилиции, и официальная армия Ирака, и отряды боевиков-суннитов, подготовленных турецкими инструкторами. Плюс т.н. «советники»: спецназ США (куда ж без него?)и «солдаты удачи» из Франции, Великобритании, Турции и других «заинтересованных стран».

С воздуха этой пёстрой толпе обеспечивает поддержку авиация «международной коалиции», взлетающая с американских авиабаз Инджирлик (Турция), Шейх Иса (Бахрейн), Аль Удейд (Катар), Аль Дхарфра (ОАЭ), Принц Султан (Саудовская Аравия) Ас-Салти (Иордания) и с американских авианосцев в Персидском Заливе.

Премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади торжествует: "Сегодня я объявляю о начале победоносной освободительной операции от насилия и терроризма ИГИЛ. Час настал, и момент нашей великой победы близок". Министр обороны США Эштон Картер тоже рад: "Это поворотный момент в долгой войне против ИГИЛ. Не сомневаюсь, что наши иракские партнеры одолеют нашего общего врага и освободят Мосул и весь Ирак от ненависти и жестокости…".

А вот командующий объединенными силами международной коалиции Стивен Таунсенд настроен гораздо более скептически: "Борьба может оказаться долгой и жестокой.Надеюсь, иракцы хорошо подготовились к ней, и мы будем их поддерживать…"Оснований для скепсиса много. В первую голову – противоречия внутри наступающей группировки. Не для кого не секрет: правительственная армия Ирака, отряды шиитского ополчения, протурецкие боевики и курдская «пешмерга» давно и искренне ненавидят друг друга. И все вместе яростно ненавидят американцев.

Курды, например, уже заявили, что в Мосул они входить не будут. И действительно: зачем им проливать кровь, если под давлением Турции американцы их потом все равно заставят из Мосула уйти? Так уже было в Сирии, когда в ходе кровопролитных боёв за город Манбидж курды переправились на правый берег Евфрата в надежде образовать вдоль сирийско-турецкой границы сплошную зону контроля исоздать зародыш независимого «Сирийского Курдистана». Тогда Анкара фактически предъявила Вашингтону ультиматум, пригрозив «выйти из НАТО, если курды не будут остановлены», и испуганные американцы заставили курдов отойти с завоёванных кровью позиций на прежние рубежи.

Американский журнал «Нэшнл Интерест» (18 октября) пишет: «Битва за Мосул может обернуться полной катастрофой. Более миллиона человек могут стать беженцами. Курды заявляют, что захваченные ими вокруг Мосула территории войдут в Курдистан, но иракский премьер Абади решительно предостерег их от таких амбиций. Тем временем шиитская милиция заявляет о готовности убивать американских солдат везде, где их встретит…»

На таком фоне происходят закулисные попытки спецслужб США договорится с ИГИЛ. Типа, купить победу в договорном матче: выплатить полевым командирам «отступные» и выпустить боевиков из Мосула, чтобы они ушли в Сирию, воевать против русских. Но идти далеко: от Мосула до Алеппо 537 километров, до Ракки – 370, до ДейрЭз-Зора около 250. Дойдут ли? По плоской, как стол, пустыне, по прямому, как стрела, шоссе, под наблюдением русских спутников да под ударамисирийской авиации… Сомнительно.

Но американцам быстрая и эффектная победа в Ираке нужна просто позарез. Взятие Мосула, пусть даже постановочное, временное, виртуальное (пара иракских государственных флагов в центре города плюс бешеная пропагандистская кампания во всех подконтрольных Дяде Сэму мировых СМИ) призвано обеспечить победу Хиллари Клинтон на президентских выборах в США и реабилитировать Вашингтон перед союзниками после целой серии оглушительных геополитических провалов на Ближнем Востоке.

Получится ли? Думаю, вряд ли.

И дело тут даже не в том, сумеют ли американцы в ближайшие две-три недели торжественно объявить о «взятии Мосула». Дело в том, что в соседней Сирии войска Асада и русские бомбардировщики уверенно двигаются к настоящей – а не постановочной – стратегической победе. Подавляющее большинство военных экспертов сходятся во мнении: взятие Алеппо будет означать коренной перелом в сирийской войне, после которого окончательное поражение джихадистов, не говоря уже о проамериканской «умеренной оппозиции», кое-как слепленной Вашингтоном из осколков местных бандформирований, станет лишь вопросом времени.

Поняв, к чему идёт дело, американцы учинили в последние две недели форменную истерику. США то угрожали Москве «международным судом» за её мифические «военные преступления» в Алеппо, то намекали на свой таинственный «план Б», в рамках которого Пентагон, якобы, готов применить военную силу, установить над Сирией бесполетную зону и нанести массированные удары по её военной инфраструктуре, невзирая на возможные жертвы среди российских военнослужащих.

Москва хладнокровно выслушала эти истеричные угрозы и ответила Западу словами Путина: «Всё это – политическая риторика, которая большого смысла не имеет и не учитывает реальное положение вещей».И приступила к собственному «плану Б»: перебросила в Сирию дополнительные силы. Сперва – мобильный комплекс С-300В4, чья дальность обнаружения целей составляет до 600 км, а дальность поражения целей гиперзвуковой ракетой 9М82МД – 400 км. Затем – ещё пару десятков мобильных ракетно-пушечных комплексов «Панцирь СМ», прикрывающих ближнюю зону ПВО на дальности до 40 километров. В довершение всего, к берегам Сирии направилась наша авианосная ударная группировка – самое мощное соединение русских боевых кораблей, покинувшее родные берега за последние 30 лет.

Всё это, вместе взятое, есть не что иное, как смертный приговор любым попыткам США добиться военного превосходства на Ближнем Востоке. Нет, хуже – любым попыткам НАТО впредь решать международные проблемы с помощью грубой военной силы. Нет, ещё хуже – вообще любым попыткам Запада оказать силовое давление на тех, кого Россия считает своими союзниками или просто берёт под свою защиту…

Уважаемые зрители могут смело запасаться попкорном: зрелище предстоит драматическое и увлекательное. В течение ближайших четырех-пяти месяцев, ещё до того, как наша авианосная ударная группировка закончит свою боевую службу в Восточном Средиземноморье, человечество станет свидетелем того, как миф об американском военном превосходстве умрёт позорной смертью.

Зубастые малыши против монстров вчерашнего дня

В этом месте я слышу громкий хор возмущённых голосов: «Нашёл чем гордится: отправили в Средиземное море наш единственный авианосец «Адмирал Кузнецов»! Он ведь совсем старый, его в следующем году собирались чуть ли не на пять лет в ремонт ставить! Похоже, совсем у нас в Сирии дела плохи, если такие старые корабли в дело пошли. Мы что, иначе не способны обеспечить оборону нашей войсковой группировки от возможных американских ударов? И вообще: что может наша средиземноморская эскадра против могучего 6-го американского флота? Да ничего не может! В случае войны она будет уничтожена в течении нескольких часов,это как пить дать! У американцев – авианосцы, ракетные крейсера и эсминцы УРО, авиационные и морские базы в Турции, Ираке, Омане, Катаре, Бахрейне, а у нас что? Дивизион С-400, батарея С-300, двадцать самолётиков в Хмеймиме и десяток маленьких корабликов в Тартусе. И всё! Неужели не понятно, кто кого победит при таком раскладе?»

Да, флот у американцев, действительно, большой. Десятилетиями Америка рвалась к мировому господству, поэтому в основу военной стратегии СШАбыла положена необходимость надёжно контролировать гигантские пространства за многие тысячи километров от собственной территории. Для этого Вашингтон содержит более 900 военных объектов в 150 странах. Чтобы обеспечивать их деятельность и поддерживать боеспособность, американцам жизненно важно иметь свободу океанского судоходства. И вот для того, чтобы обеспечивать своё господство на море, США построили огромный военный флот.

Сегодня ударным ядром и становым хребтом военно-морской мощи Вашингтона являются 10 многоцелевых атомных авианосцев, каждый из которых способен нести на себе авиакрыло, состоящее из 70 самолётов и вертолётов. Для поддержки и охраны авианосцев, ВМС США располагают 22-мя ракетными крейсерами и 62-мя эсминцами, каждый из которых, в свою очередь, оснащен мощными комплексами ПВО и ударными крылатыми ракетами «Томагавк».

Для сдерживания американских авианосцев СССР ещё 30 лет назад развернул мощную межвидовую группировку самолётов дальней авиации и атомных подводных лодок, вооружённых крылатыми ракетами большой дальности, массированный удар которых должен был обеспечить прорыв обороны кораблей охранения и гарантированно уничтожить врага. После развала СССР долгое время казалось, что господство авианосцев США на океанских просторах незыблемо и вечно.

Но неожиданное возрождение русской военной мощи спутало самозваным «хозяевам морей» все карты. Сегодня наша крылатая ракета «Оникс», этот противокорабельный вариант знаменитых «Калибров», способна поразить любую морскую цель на дальности в 500 км. со скоростью, в 2,5 раза превышающей скорость звука. Причём, масса и габариты этой ракеты таковы, что даже на малых ракетных кораблях водоизмещением менее тысячи тонн можно разместить целых восемь неотразимых «Ониксов»!

Это значит, что даже один такой зубастый малыш – например, МРК «Буян-М», стрелявший в 2015-м году по Сирии аж из Каспийского моря – способен потопить американский крейсер, который больше его чуть не в 20 раз. А два-три «Буяна» могут и вовсе утопить огромный авианосец в 100 000 тонн водоизмещением, со всеми его самолётами и вертолётами! В последние 5 лет этими ракетами оснащаются все без исключения новые корабли и подводные лодки российского флота. А модернизация старых позволяет разместить, например, на атомной подводной лодке 949М проектааж 72 единицы смертельных «Ониксов» и «Калибров»!

Но и это не всё. Недавно на вооружение наших воздушно-космических сил поступилановая противокорабельная ракета Х-32, перехватить которую будет практически невозможно. После старта из-под крыла самолёта эта ракета будет подниматься в стратосферу, на невероятную высоту в 40 км., и там, недоступная для средств противовоздушной обороны противника, на огромной скорости – более полутора километров в секунду – лететь на дальность до 1 000 км. А оказавшись над целью – пикировать на неё практически вертикально, лишая врага последней надежды сбить её на конечном участке траектории. При этом вес боевой части новой чудо-ракеты будет около тонны. С такими характеристиками, попадания даже одной-двух ракет Х-32 в американский авианосец будет достаточно для его гарантированного уничтожения!

Первоначально носителями новой чудо-ракеты станут тридцать модернизированных самолётов Ту-22М3М. Впоследствии число носителей будет значительно расширено, так как массо-габаритные характеристики ракеты позволяют адаптировать к её применению и наши новейшие бомбардировщики Су-34, и многоцелевые истребители Су-30СМ, и даже сверхманевренный Су-35С…

Динозавры под прицелом

Теперь поговорим про мощь американских авианосцев, которые, якобы, в считанные часы могут просто в щепки разнести нашу средиземноморскую эскадру.

Во-первых, самолёты с этих авианосцев заточены для действий против наземных, а не морских целей. Для удара же по кораблям противника они вооружены только старыми крылатыми ракетами «Гарпун», принятыми на вооружение ещё 40 лет назад. Они имеют дальность в 3-4 раза меньше, чем наши «Калибры» и «Граниты», и летят к цели со скоростью в 2-3 раза медленнее, чем ракеты, размещённые на наших кораблях. Американский ракетный крейсер или эсминец несёт всего лишь 8 таких «Гарпунов». А это значит, что ударный противокорабельный потенциал, например, крейсера «Тикондерога» в 10 000 тонн водоизмещением – меньше, чем у нашего малыша «Буяна», водоизмещение которого всего-то 949 тонн!

Во-вторых, старые ударные «Томагавки», которые десятками входят в боекомплект американских кораблей, вообще не могут применяться против подвижных морских целей. А новая дальнобойная противокорабельная ракетаLRASM, которой так гордится Пентагон, будет принята на вооружение на раньше 2018 года. И будет, при этом, заведомо хуже наших «Калибров»: при дозвуковой скорости её дальность составит не более 800 км, в то время как «Калибры» на скорости втрое больше пролетают 500 км, а на дозвуковой скорости и вовсе имеют дальность более 1500 километров!

Плюс к тому, американские самолёты, взлетевшие с авианосцев для нанесения ударов по русским базам в Сирии, неминуемо попадут под удар наших комплексов ПВО С-300В4 и С-400, дислоцированных в Хмеймиме и Тартусе. Не говоря уже о том, что сперва они должны будут вступить в бой с истребителями, дислоцированными на авиабазе «Хмеймим» и на авианосце «Адмирал Кузнецов».

Авианосец этот, к слову, вовсе не старый. Он введён в боевой состав Северного флота в 1991 году. То есть ему всего лишь 25 лет. А учитывая, что у американцев, например, корабли такого класса служат не менее 50 лет, не будет преувеличением сказать, что у него всё ещё впереди. И ремонт, на который «Кузнецов» встанет с 2017 по 2019 год, нужен вовсе не потому, что он одряхлел. Нашему авианосцу предстоит замена электронной начинки и оружия на сверхэффективные образцы нового поколения. Например, на нём утроится (с 12 до 36) количество ударных крылатых ракет. Место громоздких, советских ещё «Гранитов» займут современные «Калибры» и перспективные гиперзвуковые «Цирконы». Авиакрыло пополнится новыми самолётами, связь и навигация станут надёжней и точней. Короче, в старом корпусе будет создан новый боевой корабль, который после такой модернизации сможет прослужить ещё 20-25 лет…

Кстати, аналогичная модернизация вскоре ждёт и атомный крейсер «Пётр Великий», на котором вместо двадцати громоздких «Гранитов» тоже разместят «Калибры» и «Цирконы», которые утроят и без того огромную ударную мощь этого ядерного исполина.

Сценарии войны и смерти

- И всё-таки, – спросит дотошный читатель – можно ли спрогнозировать, хотя бы приблизительно, как будет развиваться ситуация, если американцы всё-таки решатся нанести массированный удар по войскам Асада и по нашей военной группировке в Сирии?

Конечно, можно. И даже не приблизительно, а весьма точно. Более того, составлением таких прогнозов постоянно занимаются высококлассные специалисты в Главном морском штабе и Генеральном штабе Вооружённых сил. Там, с использованием самых современных компьютерных алгоритмов, с учётом опыта многих войн и военных конфликтов, в реальном масштабе времени разрабатываются десятки и сотни, если не тысячи, военных сценариев на самые разных случаи жизни.

Но для составления таких прогнозов необходимо огромное количество информации – от оперативно-тактической и военно-политическойдо финансово-экономической и метеорологической. Значительная часть такой информации совершенно секретна. Поэтому мы с вами, пользуясь данными из открытых источников, можем составить только очень грубый и приблизительный, условный прогноз.

Предположим, американцы подтянут в Восточное Средиземноморье море всю ударную мощь своего 6-го флота, развернув там аж три полноценные авианосные ударные группировки. Или, например, две оставят там, атретью сформируют в составе 5-го флота в Персидском заливе, у побережья Ирака, чтобы атаковать сирийские объекты одновременно с двух стратегических направлений. Или, опасаясь ударов нашей эскадры в Средиземном море, основное ядро своих сил развернут как раз-таки в Персидском заливе и в Красном море, оставив в составе 6-го флота минимально возможное количество кораблей.

Как бы то ни было, в любом из вышеописанных сценариев ядро американской ударной группировки составят:

- 3 атомных авианосца типа «Нимиц» по 100 000 тонн водоизмещением, каждый из которых несёт 70 (в перегруз – до 90) самолётов и вертолётов. Реально на борту такого монстраможет быть около 50 ударных самолётов типа F-16.

- 6-7 ракетных крейсеров «Тикондерога», каждый из которых вооружён 122-мя универсальнымипусковыми установками для ракет идвумя вертолётами. Типовая ракетная загрузка такого крейсера– 26 ударных«Томагавков», 16противолодочных ракет ASROCи 80зенитных ракет «Стандарт-2».

- 12-13 ракетных эсминцев типа «Арли Бёрк»,основным оружием которых являются 96 универсальных ПУ.В загрузке может быть до 56 «Томагавков».

- 3 атомных подводных лодки типа «Вирджиния», вооружённыхчетырьмя торпедными аппаратами и 12-юПУ для «Томагавков».

Действия этих сил будут поддержаны авиацией США с сухопутных авиабаз в Турции, Бахрейне, Катаре и других «нефтяных монархиях».

В результате, в районе боевых действий будет развернуто более 30 американских боевых кораблей (не считая судов обеспечения) и до 300 боевых самолётов (не считая разведчиков, топливозаправщиков и т.д.). На вооружении этой группировки будет 600-800 ударных ракет «Томагавк» для применения по наземным целям, около 200 противолодочных ракет Асрок (до 28 км.) и около 1000 зенитных ракет «Стандарт мисайл-2» и 3.

Это огромная и очень мощная группировка. Но при оценке её эффективности надо учитывать ряд дополнительных факторов, которые снижают боевые возможности американских самолётов и кораблей. Например, тот факт, что зенитная ракета «СМ-2» не может поражать цели, летящие на высоте менее 15 метров или более 15 километров. То есть она просто бесполезна против наших новых ударных ракет. Как против«Калибров», которые атакуютпротивника, летя над морем на десятиметровой высоте, так и против авиационной ракеты Х-32, высота полета которой – 40 км.А ЗУР «СМ-3» вообще бесполезна против маневрирующих целей.Это противоракета системы ПРО с высотой поражения цели до пятисот километров,которая может сбивать спутники на заранее известных орбитах, но не может гоняться за низколетящими аэродинамическимицелями, постоянно меняющими, к тому же, направление и высотуполёта.

Сирийские воробьи и русские ракеты

Противостоять этой американской армаде будет наша Средиземноморская оперативная эскадра и авиационная группировка ВКС на сирийской авиабазе Хмеймим.

Предположим, в составе эскадры Москва развернет15-20 кораблей и подводных лодок, не считая судов обеспечения и разведки. Ядро её ударной мощи составят авианосец «Адмирал Кузнецов», крейсер «Пётр Великий», 2-3 больших противолодочных корабля, 2-3 ракетных фрегата проекта 11356, 2-3 малых ракетных корабля типа «Буян-М», 1-2 дизельные подводные лодки «Варшавянка» проекта 636.3 и 1-2 атомных подводных крейсера «Антей» проекта 949А с крылатыми ракетами на борту.

На этих кораблях можно разместить до 80 ракет П-700 «Гранит» и до 56 «Колибров». Плюс 70-80 боевых самолетов на «Кузнецове» и в «Хмеймиме». Плюс поддержка дальней авиации: наши Ту-22М3 могут действовать из Моздока через Иран и Ирак, а Ту-160 и Ту-95МС и вовсе способны наносить высокоточные удары ракетой Х-101 по американским базамна Ближнем Востоке, не покидая нашего воздушного пространства. При этом размещённая в европейской части России дивизия тяжёлых бомбардировщиков, самолёты которой могут привлекаться для нанесения таких ударов, насчитывает в своём составе около 80 боевых машин.

Помимо этого, в самой Сирии у нас развёрнуто около 200 ракет новейших комплексов ПВО С-400 и С-300В4, дальность действия которых достигает 400 км. Плюс около 600-800 зенитных ракет ближнего радиуса действия развернуто на кораблях эскадры (на одном лишь «Адмирале Кузнецове» их 448). Это не считая тех мобильных «Панцирей», которые мы разместили в Хмеймиме для защиты своих комплексов С-400. В сумме – более 1000 современных зенитных ракет разного радиуса действия, способных сбивать и американские самолёты, и крылатые ракеты «Томагавк».

При этом не стоит забывать и о Сирийских вооружённых силах. Например, о тех береговых ракетных комплексах «Бастион», которые мы поставили армии Асада ещё в 2011 году. Или о войсках ПВО Сирии. Номинально, это весьма серьёзная сила – до 900 зенитных ракетных комплексов. Из них, конечно, большая часть старых, ещё советских: С-75 «Двина» и «Волга», «Куб», С-125 «Печора» и мобильная «Оса». Да, они старые. Но в 1999 году в Югославии именно такими ракетами сербы сбили американский самолёт-«невидимку» F-117, ударный БПЛА «Предатор» и взлетевший с авианосца истребитель F-16. И американцы эти потери сами официально признали!

Ещё более серьёзную опасность для американских самолётов представляют сирийские комплексы С-200 «Ангара», С-200В «Вега», ракеты которых летят на дальность до 250 км и могут сбивать цели на высотах до 40 км. Есть у сирийцев и некоторое количествовесьма эффективных зенитных комплексов «Бук-М1».

И, конечно, не случайно, выступая недавно перед СМИ, официальный представитель нашего министерства обороны генерал Конашенков специально акцентировал внимание американцев на том, что наши военные специалисты «восстановили боеспособность сирийской ПВО». Предположим, что из 900 комплексов вернули в строй хотя бы половину – скажем, 450-500. Учитывая, что недавно мы поставили сирийцам ещё 36 современных мобильных зенитных ракетно-пушечных комплексов «Панцирь-С», сегодня сирийские ЗРК обладают боезапасом никак не меньше 3 000 зенитных ракет разного радиуса действия.

То есть, если у нас и у сирийцев создана единая интегрированная система ПВО, она способна применить по воздушным целям не менее 4 000 зенитных ракет. А при оценке её эффективности не надо забывать и о комплексахрадиоэлектронной борьбы, развёрнутых нами в Сирии. Они включают в себясредства РЭБ на кораблях средиземноморской эскадры, авиационные комплексы РЭБ «Хибины» и мобильные наземные станции РЭБ «Красуха», которые могут очень серьёзно ограничить возможность американского командования управлять своими авианосцами, самолётами и ракетами…

Согласитесь, что при таком соотношении сил никакого реального шанса нанести серьёзный урон нашей средиземноморской эскадре или военной инфраструктуре в Сирии у американской группировки нет! Бывший председатель военного комитета НАТО, немецкий генерал Харальд Куят, выступая недавно в эфире первого германского телеканала, выразил эту мысль очень образно и категорично. Он сказал: «Закрыть воздушное пространство Сирии американцы не способны. Единственное государство, которое может закрыть сирийское воздушное пространство, это Россия. У России – абсолютное превосходство в воздухе. Если бы русские захотели, то в Сирии даже воробьи были бы вынуждены пешком ходить…»

Сирийские воробьи, думаю, пока могут быть спокойны. А вот американские вояки – вряд ли. В случае полномасштабного столкновения потери американцев после первых же наших ударов составят никак не менее половины их группировки, включая два авианосца, два-три крейсера, четыре-шесть фрегатов и не менее ста пятидесяти самолётов. Хотя многое тут будет зависеть от того, кто первый нанесет удар. Если мы сработаем на упреждение и ударим первые, американские потери будут, конечно, существенно больше.

Думаю, вывод очевиден: миф об американском военном превосходстве доживает последние дни! В ближайшее время Дядя Сэмбудет с позором изгнан с пьедестала обладателя «сильнейшей армии мира». Баланс мировых сил меняется неумолимо и радикально, и в новом изменившемся мире взоры всего человечества будут обращены к России, к Москве, к Кремлю…

Клинтон и Трамп: чем похожи и в чем расходятся их позиции по Ирану

Прошлогоднее соглашение по иранской ядерной программе предотвратило угрозу американо-иранского военного противостояния, но основание сделки весьма шаткое. По условиям соглашения Иран свернул свою ядерную программу в обмен на снятие нефтяных, торговых и финансовых санкций со стороны США и шести других мировых держав. Стороны выполнили свои обязательства в январе.

Отношения между США и Ираном потеплели с момента подписания соглашения, к неудовольствию союзников США - Израиля и Саудовской Аравии. Когда-то враждебные друг другу страны теперь сотрудничают, чтобы положить конец гражданской войне Сирии. Стороны не мешают друг другу в борьбе против ИГИЛ в Ираке. Но следующий президент США может столкнуться с определенными проблемами. Иран угрожает отказаться от сделки, если ему не предоставят большую экономическую свободу. В Конгрессе многие республиканцы и даже некоторые демократы по-прежнему хотят, чтобы сделка была аннулирована. Даже если соглашение будет действовать, его ядерные ограничения заканчиваются через семь лет, а это значит, что угроза создания иранского ядерного оружия может возникнуть вновь.

Вопрос заключается в продолжении выбранного курса или его изменения. Хиллари Клинтон помогла заложить основу для ядерной сделки. Как государственный секретарь она поставила перед двумя своими старшими помощниками задачу провести тайные встречи с официальными лицами Ирана. Эти встречи и определили основу для более крупных переговоров. Когда ядерное соглашение вступило в силу в начале этого года, Клинтон высоко оценила его как «важное достижение дипломатии, осуществленное при помощи давления». Тем не менее кандидат в президенты от Демократической партии выбрала более жесткую позицию по данному вопросу, чем президент США Барак Обама. В своей речи в прошлом году она говорила о противостоянии Ирану «по всем направлениям».

Республиканец Дональд Трамп считает иранское соглашение «глупым» и «безобразно односторонним». Он заявил, что в отличие от дипломатов Обамы, он бы покинул переговоры. Но Трамп не хочет отказываться от соглашения. Вместо этого он говорит о введении более жестких мер и возможном пересмотре сделки. Трамп протестовал против некоторых условий этого соглашения, таких как, например, период, во время которого будут действовать ограничения по обогащению урана. Трамп говорит, что Иран получил слишком большую выгоду от снятия экономических санкций. Пока неясно, как он собирается убедить Иран согласиться на менее выгодные условия в уже заключенной сделке.

До активизации дипломатических усилий по урегулированию вопроса о ядерной программе в 2013 году, была реальная возможность войны между США и Ираном. И Клинтон, и Трамп говорят о том, что они будут использовать силу, если появится необходимость предотвращения создания атомной бомбы Тегераном. Если сделка будет аннулирована и Иран увеличит обогащение урана, то возможность военного вмешательства США снова будет реальной.

Любой конфликт может привести к серьезным последствиям. Иран может применить ответные меры и прекратить глобальные поставки топлива из Персидского залива, через который поставляется пятая часть мировых запасов нефти. Он может использовать своих союзников "Хезболлу" и "Хамас" против союзника США Израиля. Тегеран может блокировать попытки положить конец войне в Сирии или сыграть еще большую роль в Йемене, где он оказывает поддержку повстанцам, которым уже удалось захватить большую часть страны.

Но даже если Иран будет придерживаться условий соглашения, то следующий президент по-прежнему может столкнуться с большими проблемами. К 2024 году Иран может возобновить производство и тестирование центрифуг для обогащения урана. Через год он может начать обогащение урана. К концу десятилетия Тегеран может обогатить то количество урана, которое необходимо для военного производства. Ограничения на хранение будут сняты, а проверки со стороны ООН будут закончены. Все эти изменения поставят США перед знакомым вопросом - как удержать Иран от создания атомной бомбы. Официальные лица говорят о возможности последующих переговоров. Но к тому времени многие санкции США потеряют актуальность, и у американского руководства будет меньше рычагов для давления.

AP

 Леди Макбет Арканзасского Уезда

призрак Каддафи подкарауливает Хиллари Клинтон.

Исраэль Шамир

В эти дни Хиллари Клинтон борется с Доналдом Трампом за пост президента США. Она его обвиняет в расизме и в приставаниях к женщинам, как принято в США. Ее поддерживает вся без исключения американская пресса, и нынешний президент, и жена нынешнего президента, так что Трампу нелегко.

Но приставания к женщинам и массовые убийства – все-таки в разных весовых категориях. И мне кажется, что в этом споре все чаще появляется между двумя претендентами призрак злодейски замученного ливийского лидера Муаммара Каддафи. А кровь Каддафи – на руках Хиллари.

Мы все видели, как она ликовала и радостно сообщала городу и миру: «Мы пришли, увидели, и он умер», как бы передразнивая латинское «вени-види-вици» древних цезарей. Не она тогда была президентом, а Барак Обама, лауреат премии мира, но к злодейству она, г-жа госсекретарь, подталкивала слабовольного президента, как ее сестричка - леди Макбет – подталкивала своего супруга на убийство короля.

Подумать только – прошло уже пять лет, с тех пор, как был злодейски убит один из самых колоритных политиков и государственных деятелей Арабского Востока, Муаммар Каддафи. Страна, которой он много лет руководил, стала в его годы одной из самых преуспевающих в Северной Африке. Множество экономических мигрантов из Черной Африки находило себе работу в Ливии, вместо того, чтобы рискуя жизнью плыть на крохотных суденышках в Европу. Ливия останавливала миграцию – не силой оружия, а предложением работы.

Каддафи стремился к большим проектам – он создал огромную реку, питавшую земли засушливой Ливии подземными водами, обнаруженными под Сахарой. Он старался соединить воедино арабские страны по плану Гамаль Абдель Нассера; он планировал запустить золотой африканский динар чтобы освободить Африку от эксплуатации.

Каддафи был настоящим борцом против империализма, и его казна всегда была открыта перед революционерами, а иногда – и авантюристами. Он помог Ирландской Республиканской Армии в ее борьбе за свободу Ирландии, он поддерживал палестинское дело, ратовал за Кубу и Вьетнам. Совершенно независимый по характеру человек, он ни на миг не стал «московской марионеткой», как называли враги лидеров, прислушивавшихся к советской компартии. В красной Москве к нему относились хорошо, хотя и пеняли за авантюризм и непослушание. В Москве пост-советской – пытались строить с ним отношения, но это было не просто из-за его самовольного характера и необязательности. Он мог договориться – а потом не выполнить договор.

После падения СССР он решил во что бы то ни стало договориться с Западом. Он отдал западным компаниям ливийскую нефть, приватизировал предприятия и продал их на Запад, помогал американцам в борьбе с Аль Каедой, отказался от арсеналов мощного оружия, и даже заплатил огромную контрибуцию Англии – за якобы сбитый по его указанию британский лайнер. С тех пор мы уже узнали, что к гибели лайнера Каддафи и Ливия причастны не были – его взорвали агенты западных спецслужб. Ливийцев, якобы причастных к гибели лайнера, сами англичане давно отпустили – никаких доказательств против них не было.

Но все попытки Каддафи договориться с Западом ему не помогли. Они не прощают прошлой самостоятельности и полагаются только на послушных рабов. За деньги Катара хулиганье из Египта было вооружено американским оружием и брошено в Триполи. Начался мятеж, во главе которого стояли боевики Аль Каеды. Каддафи справился бы с мятежниками, но на Западе подняли обычный вой: «Каддафи убивает собственный народ!» «Его самолеты бомбят мирное население». Это было ложью, как тогда в Триполи, так и сегодня в Алеппо, как и несколькими годами раньше, когда та же Хиллари Клинтон, эта леди Макбет Арканзасского уезда, настрополила своего муженька Билла на бомбежку Югославии во имя спасения Боснии, а затем Косова.

НАТО приступила к бомбежке Ливии. Западные СМИ лгали, что Каддафи бежал, лгали, что его войска бомбят мирных жителей. Когда Каддафи решился оставить столицу, было поздно. Наблюдатели НАТО отследили его маршрут и передали данные боевикам Аль Каеды. Он был схвачен и страшно, мучительно убит. Над его телом долго издевались, и в Вашингтоне радостно приплясывала г-жа Клинтон.

Прошло недолгое время, и главу дипломатической миссии США в Бенгази – на самом деле агента спецслужб – убили те же боевики, тем же самым методом, что и Каддафи: его изнасиловали ножом.

С тех пор Ливия распалась на воюющие округа, нет там ни мира, ни спокойствия, Арабская Весна окончилась кошмаром, обещанная Хиллари Клинтон демократия не пришла в Ливию – как она не пришла и в Сирию, и в Ирак.

Но с тех пор окровавленный призрак Каддафи ходит по коридорам Белого Дома и Госдепартамента. Он подкарауливает Хиллари Клинтон.

Боевики террористической группировки "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ) в воскресенье напали на город Рутба в западной иракской провинции Анбар, однако атаку удалось отразить иракским военным, передает агентство Ассошийэтед Пресс со ссылкой на пресс-атташе командования.

Иракская армия с 17 октября продолжает наступление на город Мосул — северную цитадель террористов. В субботу боевики пытались отвлечь внимание силовиков внезапной атакой на город Киркук восточнее Мосула. Военные смогли вернуть контроль над городом, но не без потерь — 80 человек погибли.

Как сообщает агентство, нападение на Рутбу боевики начали утром в воскресенье с использованием трех заминированных машин со смертниками.

Пресс-атташе иракского военного командования Яхъя Расул заявил, что машины взорвались, не доехав до цели. Никаких правительственных зданий боевики захватить не смогли. По его словам, сейчас ситуация "под контролем".

Данные о жертвах среди военных и мирного населения пресс-атташе предоставить отказался.

ВС Турции уничтожили 19 членов запрещенной в стране Рабочей партии Курдистана (РПК) в юго-восточной провинции Ширнак и на севере Ирака, сообщил генштаб ВС Турции в воскресенье.

"Сегодня в 5.45 в результате боестолкновения с членами сепаратистской террористической организации (РПК) в районе горы Дюгюн в провинции Ширнак были ликвидированы три террориста. Всего в ходе последовавшего обстрелов из артиллерии и минометов, а также авиударов, уничтожено 15 террористов, а также их укрытия и склады с оружием. В (приграничном с Турцией) районе Хакурк на севере Ирака в ходе операции с участием боевого беспилотника ликвидированы четыре террориста и тяжело ранены еще двое", — говорится в сообщении турецкого военного ведомства.

После возобновления в Турции в июле 2015 года вооруженного конфликта с РПК в столкновениях с курдскими повстанцами погибли более 700 военных и полицейских. Генштаб Турции сообщил об уничтожении за этот период около 7 тысяч курдских повстанцев.

Турецкая артиллерия и танки оказывают поддержку курдским формированиям Северного Ирака (пешмерга), которые участвуют в операции против террористической группировки "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ) в районе Мосула, заявил премьер-министр Турции Бинали Йылдырым.

"Силы пешмерга в ходе операции по освобождению иракского населенного пункта Башика от ИГ обратились за поддержкой к турецким военным, находящимся на базе в районе Башика. В настоящее время мы оказываем пешмерга артиллерийскую и танковую поддержку", — цитирует турецкого премьера агентство Anadolu.

В случае необходимости ВВС Турции примут участие в операции по освобождению Мосула, отметил Йылдырым. По его словам, вопрос участия турецкой авиации в операции по освобождению Мосула уже согласован с соответствующими сторонами.

Касаясь проведения наземной части операции, Йылдырым подчеркнул, что, помимо подразделений иракской армии и сил пешмерга, в ней также участвует ополчение "Защитники Ниновы", обученное на базе Башика турецкими военными инструкторами.

Операция с целью освобождения города Мосул на севере Ирака от ИГ началась в ночь на 17 октября. В первые дни основные действия велись по южному направлению, там иракским силам удалось вернуть под свой контроль несколько десятков населенных пунктов в окрестностях Мосула.

Неподалеку от Башики находится одноименная военная база, на которой размещены турецкие военные, вошедшие в Ирак в конце 2015 года под предлогом подготовки суннитских и курдских сил к наступлению на Мосул. Иракские власти критиковали присутствие турецких сил, так как оно не было согласовано с Багдадом, и призывали Анкару вывести своих военных.

Иракский спецназ из управления по борьбе с терроризмом достиг северных окраин Мосула и вышел к району Каусият, сообщил агентству Sputnik военный источник в районе операции.

Иракские военные с 17 октября ведут масштабную операцию с целью освобождения Мосула на севере страны от группировки "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ).

"Спецназ из отдела по борьбе с терроризмом сейчас на окраине района Каусият, это первый такой район, относящийся к северной части Мосула", — сообщил собеседник агентства.

Ранее в воскресенье сообщалось, что военные вместе с курдскими силами пешмерга открыли два новых фронта к северо-востоку от Мосула и продвинулись по ним, отбив у террористов ИГ населенный пункт Башика.

Операция по освобождению сирийского Алеппо продолжится так же, как и освобождение иракского Мосула, поскольку победа в Алеппо послужит "началом перемен во всех отношениях", заявил в прямом эфире телеканала Аль-Манар генеральный секретарь ливанского шиитского движения "Хезболлах" Хасан Насрулла.

"Битва за Алеппо развивается так же, как и за Мосул. Так как ее результаты приведут к переменам во всех отношениях", — сказал, в частности, Насрулла.

По его словам, бойцы "Хезболлах" продолжат воевать на стороне сирийской армии против терроризма при любых условиях по собственному решению, без какого-либо давления.

"Главная задача "Хезболлах" — противостоять целям террористических группировок в регионе, и мы победили на многих направлениях", — сказал генсек движения.

Насрулла сказал, что в войнах, которые продолжаются в регионе на протяжении нескольких лет, отсутствуют правила и человечность. "В Йемене более полутора лет в осаде живут не менее 20 миллионов человек, и это доказывает, что в этой войне нет правил",- сказал он.

По мнению лидера "Хезболлах", поддержка Саудовской Аравией, Турцией и Катаром террористических организаций в Сирии, включая группировку "Исламское государство" (ИГ, запрещенная в РФ), осуществляется с одобрения нынешней американской администрации.

"Хезболлах" воюет с террористическими группировками почти с самого начала кризиса в Сирии. Представители движения неоднократно заявляли, что их бойцы встали на сторону сирийского правительства в борьбе с радикалами, в том числе ради защиты ливано-сирийских границ и препятствия проникновению боевиков в Ливан.

Михаил Алаеддин.

Афганистан — живое свидетельство политического безумия Америки

Виктор Михин

Октябрь 2001 года вошел в мировую историю как очевидное свидетельство безумных планов Вашингтонских «стратегов» по завоеванию мирового господства. Именно тогда началось агрессивное вторжение американских войск в Афганистан под надуманным предлогом мести за печальные события 9/11. Но ни тогда, ни сейчас не было ни одного свидетельства того, что именно Афганистан и Талибан причастны к атаке на здания-близнецы Всемирного торгового центра. Но зато доподлинно известно, что большинство исполнителей (но не заказчиков) были саудовскими подданными. Однако тогда Вашингтон и Эр-Рияд были друзьями, и вместо Саудовской Аравии под каток мощнейшей армии был подставлен ничем не повинный Афганистан.

С тех времен прошло 15 лет афганской оккупации со стороны США и их европейских пособников и можно уже подвести итоги, а вернее, констатировать развал государственного устройства, уничтожение промышленности, сельского хозяйства, элементарной социальной структуры. Но зато под наблюдением и контролем американских генералов расцвели ярким малиновым цветом маковые поля, а производство наркотиков возросло более чем в десятки раз. Это отравленное зелье широким потоком при помощи ЦРУ идет в Россию, Европу и Америку. Однако это мало интересует Вашингтон, который при помощи продажи наркотиков финансирует свои оккупационные войска в Афганистане.

Если США рекламировали своей целью отстранение талибов от власти, борьбу с терроризмом, уничтожение Аль-Каиды, то следует заметить, что сейчас талибы контролируют десять процентов населения, на территориях военного конфликта проживает треть населения, составляющего 31 миллион жителей. Это неутешительные итоги после 15 лет войны, в которой против талибов воевало около 140 тысяч американских солдат и 36 тысяч военных из других стран.

В то же время есть определенная тенденция, что пришедшая в Афганистан организация ДАИШ (запрещена в России), по сути, открыла «второй фронт» глобального исламистского сопротивления, помимо Ирака, Сирии и Ливана. Афганистан может стать, да и уже становится ареной столкновения, а иногда и союза Талибан с ДАИШ. Но очень по-разному в южных и северных провинциях страны. Если на юге, в Гильменде и Кандагаре, в борьбе за плантации и производство наркотиков эти две силы активно противостоят друг другу, то на севере Афганистана они, как сегодня выясняется, вполне мирно сотрудничают, а жители нередко переходят из одной структуры в другую.

В 2015 году операция НАТО (ISAF — Международные силы содействия безопасности) сменила свое название и теперь называется «Решительная поддержка». Она должна была стать последней фазой операции, начало которой положил Буш-младший, и от которой Барак Обама должен был поспешно отказаться. Однако до сих пор США это не удалось, они так и увязли там, словно снова попали в ловушку.

А ситуация в самом Афганистане остается катастрофической: 15 лет спустя после начала американской операции «Несокрушимая свобода» страна не в состоянии себя прокормить. Афганский президент Ашраф Гани заявил в Брюсселе на Всемирной конференции доноров, что каждый третий афганец получает меньше полутора долларов в день и практически голодает, у детей нет физической возможности посещать школы. Без международной помощи правительство в Кабуле долго не протянет. Это понимают все и потому продолжают давать деньги коррумпированным афганским властям. Как заявляет руководство ЕС, «сейчас не время сокращать помощь афганскому народу».

В сегодняшнем Афганистане за чертой бедности проживает 42% населения, и у этой проблемы глубокие социально-демографические корни. Значительное число молодёжи не имеет доступа к качественному образованию, а около 7 млн молодых людей не могут найти работу у себя на родине. Проблема безработицы в молодёжной среде стоит наиболее остро и продолжает быть основным «фактором отчаяния», которым умело пользуются враги Афганистана для разжигания ситуации, их мобилизации в ряд террористических организаций. Кроме того, крайне низкая эффективность борьбы с наркотиками, при том, что в Афганистане за время нахождения натовских войск произошла своего рода «опиумная революция», привела к тому, что в сельских районах ряд жителей не смогут прожить без «наркотических» денег.

После вывода основной части зарубежных воинских контингентов ситуация внутри Афганистана резко ухудшилась. Правительственные войска контролируют не более двух третей территории страны, а реально — гораздо меньше. Радикальное движение Талибан полностью восстановилось после начала американской военной операции в 2001 году. Дело дошло до того, что талибы захватили на несколько дней стратегически важный город Кундуз на севере Афганистана — в непосредственной близости от таджикской границы. Это уже второй захват Кундуза за год с небольшим.

Сложная военно-политическая ситуация Афганистана, вполне естественно, создает угрозу и опасность южным рубежам государств-членов ОДКБ и представляет угрозу региональной безопасности и стабильности многим странам региона. Это прекрасно понимает руководство стран региона. Например, индийский премьер-министр Нарендра Моди в своем заявлении, которое было сделано в ходе саммита БРИКС в штате Гоа, заявил: «Президент Путин и я выразили схожие взгляды на ситуацию в Афганистане и беспорядки в Передней Азии. Мы высоко ценим понимание России и ее поддержку наших действий по борьбе с трансграничным терроризмом, который угрожает всему региону». В этой связи, можно напомнить, что в своем интервью Владимир Путин подчеркнул, что российская и индийская стороны привержены задаче многостороннего взаимодействия в рамках поддержки Афганистана, в том числе в рамках стабилизации ситуации с безопасностью, противодействия наркоугрозе, а также «обеспечения социально-экономического развития и расширения взаимосвязанности».

Вне всякого сомнения, и об этом говорят многие эксперты по Ближнему Востоку, будущее Афганистана существенным образом зависит от разрешения глобальных противоречий между НАТО, Китаем и Россией. Кроме того, существенное влияние оказывают и региональные противоречия между Индией и Пакистаном, Ираном, арабскими странами Персидского залива и Турцией. Сложное политическое и экономическое положение в стране на протяжении нескольких десятков лет вызвало на свет, казалось бы, забытые исторические противоречия, например, между пуштунами-дуррани, ныне тяготеющими к бывшему президенту Хамиду Карзаю, и пуштунами-гильзаями из восточных регионов страны. Все это накладывает негативный оттенок на неурегулированность ряда проблем внутри страны и еще более откладывает мирное разрешение проблем в Афганистане.

Нынешнее сближение России и Ирана не случайно

Сергей Небренчин

Обстоятельства непреодолимой силы – а это нарастание глобальных вызовов и угроз, – толкает наши страны в объятия друг друга. Наиболее эффективно российско-иранское партнерство сегодня проявляется себя в Сирии. На Западе крайне опасаются укрепления «российско-иранской военной оси» и намерены сделать все возможное, чтобы ее разрушить, считает востоковед Сергей Небренчин.

По оценкам многих зарубежных и отечественных экспертов, в настоящее время мир вступил в угрожаемый период своего развития. Современные глобальные вызовы и угрозы – это не только нарастание социальных потрясений и вооруженных конфликтов, но и природных и техногенных катаклизмов. Главное противоречие современности заключается в том, что, с одной стороны, заметно увеличивается народонаселение Земли и, как следствие, растет потребление, а с другой – стремительно деградирует среда обитания и обостряется дефицит природных ресурсов.

Ситуация усугубляется тем, к дестабилизации обстановки в мире активно подталкивают международные политические силы, стоящие за трансконтинентальными корпорациями (ТНК). Они сегодня взяли курс на провоцирование социальных потрясений и устранение неугодных правителей в отдельно взятых странах, развязывание междоусобных войн и конфликтов, подрыва основ государственности и стирание национально-государственных границ, радикальное сокращение народонаселения на планете Земля. По оценкам специалистов, переход к постиндустриальной экономике знаний знаменует начало азиатского цикла накопления капитала, а это означает новый виток геополитического противоборства вокруг Евразии.

В настоящее время жесткое противоборство разгорается вокруг самого большого континента – Евразии, где проживает почти 4/5 населения мира, сосредоточены главные природные ресурсы и экономический потенциал, проходят основные трансконтинентальные коммуникации. Установление контроля над процессами в Евразии позволяет достигать целей глобального доминирования. Поэтому не случайно на материке уже сейчас протекает около 80% войн и вооруженных конфликтов. При этом в эпицентре столкновения глобальных интересов оказывается фактически все постсоветское пространство и, прежде всего, Кавказский и Среднеазиатский регионы, Украина, Молдова, страны Балтии. Главными инструментами внешнего вмешательства в дела самого большого континента на Земле выступают политико-дипломатические и финансовые круги, военно-политическая система НАТО и международная объединенная корпорация СМИ и интернет-ресурсов, которые действуют под жестким контролем представителей «международных сил влияния». «Гибридные атаки» с использованием всего арсенала военно-политических, финансово-экономических и информационно-культурных средств ведутся против неугодных правителей и их государств на постоянной основе, специальные операции координируются по месту и времени, целям и задачам, формам и методам, содержанию и каналам воздействия.

В настоящее время мощному давлению извне противостоят, прежде всего, Китай, Россия и Иран, которые стремятся проводить независимую и самостоятельную политику внутри страны и на международной арене. Ведущие страны Евразии и, прежде всего, Китай начинают успешно конкурировать с Западом в международной торговле и финансах за лидерство в рамках нового шестого технологического уклада (NBIC: нано-, био-, инфо-, когно-) на основе новых источников энергии взамен устаревшей системы накопления капитала на базе углеродной энергетики, инструментов военно-политического принуждения народов мира. Китай инициирует формирование «Великого Шелкового пути», призванного стать главной трансконтинентальной артерией между Западом и Востоком с развитой инфраструктурой обеспечения жизнедеятельности евразийских народов на значительном протяжении.

Находясь в Иране, сразу понимаешь, почему именно это государство подвергается таким беспрецедентным нападкам со стороны США и их союзников по НАТО. Современный Иран – это фактически альтернатива существующей западной модели, которая доминирует в мире. Несмотря на некоторые восточные издержки, в стране создан некий социальный мусульманский правопорядок и мир, государственная внутренняя политика основывается на принципах исламской справедливости, международная деятельность ведется с учетом национальных интересов. Страна живет и успешно развивается. ИРИ не изгой, как это подается в странах НАТО, а самодостаточное независимое государство с достаточно развитой промышленностью, опирающейся на современные технологические разработки, мощным аграрным сектором, высоким уровнем социальной поддержки населения. Недавнее частичное снятие со страны санкций, и прежде всего в энергетической сфере, уже позволяет Ирану существенно продвигаться на пути своего экономического развития. Уникальные возможности и перспективы Ирана в самообеспечении и международной торговле углеводородами вызывает серьезные опасения США и их союзников по НАТО. Иран обладает вторыми после России в мире разведанными запасами газа (21 трлн кубометров, 14% мировых запасов).

Современный Иран не является закрытой страной, отгородившейся от внешнего мира, как это подается в мировых СМИ. Тегеран связан со всем миром – в аэропорту полным полно народу. Рейсы во все уголки мира – Дубай, Пекин, Париж, Ганновер, Москва и т.д. Страна с более чем 2500-летней историей и уникальной восточной культурой обращена в будущее. Наука, образование, информационные технологии и интернет прочно вошли в повседневную жизнь иранцев, значительную часть которых составляет молодые люди. Конечно, в этой восточной стране есть свои проблемы, социальные и другие противоречия, есть бедные и богатые, есть к чему стремиться дальше, чтобы было построено процветающее государство. Однако современный Иран – это наглядный пример независимого успешного развития для других стран мира. ИРИ входит в число немногих государств мира, которые в действительности являются суверенными и развиваются не под внешним контролем и управлением, а самостоятельно с учетом своих национальных интересов.

Иран занимает выгодное геостратегическое положение в Евразии, обладает значительными энергоресурсами и людским потенциалом, боеспособными вооруженными силами. Кстати, опыт Ирана по преодолению санкций имеет исключительное значение для современной России, которая подвергается финансово-экономической и политической дискриминации со стороны Запада. За годы экономической блокады иранцы подняли свой внутренний рынок, существенно развили производительную несырьевую экономику, укрепили позиции национального бизнеса. И что еще важно – на фоне этих санкций в Иране мобилизовали духовное состояние своего народа. В результате они от санкций особо не пострадали.

Сегодня Иран активно развивает торгово-экономическое сотрудничество с Россией. Интенсивно развивается сотрудничество в сфере бизнеса. Бизнесмены из Ирана регулярно посещают Россию. Осуществляется взаимодействие развивается по линии торгпредств, торгово-промышленных палат двух стран, росийско-иранского и ирано-российского деловых советов. Страны намерены довести взаимный товарооборот до 10 млрд долларов в год, что существенно выше нынешних показателей. В настоящее время Россия в торговле с Ираном существенно уступает Евросоюзу, Индии, ОАЭ и Южной Корее. Политическое и экономическое сближение Ирана и России в последние годы, их совместная успешная военная деятельность в нынешней Сирии – это еще одна причина, наряду с той, по которой США и их ближайшие союзники по блоку НАТО подвергают ИРИ политико-дипломатическим, финансово-экономическим и информационным нападкам. Военную машину НАТО и ее хозяев останавливает высокая морально-психологическая готовность населения Ирана к возможному силовому вторжению. Обладая подавляющим превосходством в технике и оружии, на Западе прекрасно понимают, что одними ракетными ударами ничего не решишь.

В стремлении ослабить Иран в мусульманских странах Ближнего и Среднего Востока провоцируются суннитско-шиитские конфликты. Достаточно взглянуть на события в Йемене, где шиитское население страны подвергается прямому насилию со стороны ВС Саудовской Аравии. Дело в том, что само существование и могущество Ирана означает неизбежный крах марионеточных режимов Саудовской Аравии, Кувейта, Омана, Бахрейна, потому, что в этих искусственных странах сильны позиции шиитов. В случае ослабления Саудовской Аравии роль шиитов возрастает, серьезно ухудшается позиция Израиля. Поэтому США и НАТО делают ставку на дальнейшие политизацию ислама и исламизацию политики, противопоставлению Ирана суннитскому миру, используют «исламский фактор» для достижения своих геополитических целей в странах региона от Суэца до Тибета.

В настоящее время Иран и Россия вместе противостоят планам дальнейшей дестабилизации ситуации в обширном регионе от Суэца до Тибета, перекройки геополитической карты Евразии. Россия, как крупнейшая страна континента, представляет особый интерес для Запада с точки зрения геоистории, исключительно выгодного географического положения, наличия экологически чистых территорий, богатейших природных ресурсов и трансконтинентальных маршрутов. Установление контроля над Россией, которая занимает основную часть «хартленда» (сердцевина) Евразии – это ключ к доминированию на самом большом материке планеты Земля. При этом, получив доступ к иранской территории и, прежде всего, обладая Иранским нагорьем, как составной частью сердцевины («хартленда») Евразии, геополитические конкуренты наших стран смогут не только качать безграничные природные ресурсы Ирана, но и блокировать с этого направления своих главных соперников – Россию и Китай, усилить на них своего внешнее влияние, повысить уровень прямой угрозы этим странам.

Из прессы известно, что стратегическая задача, которую спецслужбы США решают руками террористов ИГИЛ (запрещенной в РФ организации) на Среднем Востоке, в частности, состоит в том, чтобы сорвать туркмено-китайские планы создания энергетической и транспортной инфраструктуры. Речь идет о невыгодном ни для США, ни для их ближневосточных союзников, прежде всего Катара, проекте магистрального газопровода Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия (ТАПИ), начатого в 2015 году с планируемым завершением строительства в 2019 году. Как известно, Китай хотел бы оставить весь газ Туркменистана, прежде всего, для обеспечения функционирования «Экономического пояса Нового Шелкового пути». Как пишут СМИ, Вашингтон намерен лишить КНР центрально-азиатских энергоресурсов, а Индию удержать под энергетическим контролем за счет газа, поступающего по трубе из Катара. Решить эту задачу в Туркмении как раз и призваны иракские полевые отряды ИГИЛ. По некоторым данным, для них на северных территориях Афганистана заблаговременно подготовлена соответствующая база с вооружениями и материально-техническими средствами.

По планам атлантических геостратегов, по образцу Ливии, Ирака, Сирии и др., подорвав основы государственности стран на протяжении от Суэца и Тибета, разрушив экономику, систему добычи, потребление и транспортировки энергии, можно вызвать массовую миграцию не только в Европу, но Россию и другие сопредельные страны. В результате неизбежны новые столкновения на этнорелигиозной почве, рост преступности и социальной напряженности. Из прессы давно уже известны планы дестабилизации и даже развала и Ирана и России. В отношении ИРИ ставка делается на провоцирование сепаратизма курдов, азербайджанцев, арабов и других народов, разжигание шиито-суннитских и социально-демографических противоречий. Подрыв национально-религиозных основ иранской государственности неизбежно приведет к дальнейшей дестабилизации обстановки в регионах Средней Азии, Кавказа и Поволжья, Сибири. По замыслу натовских стратегов, «управляемый исламский хаос» призван будет не только разорвать страну напополам, отделить от РФ регионы Сибири и Дальнего Востока. При этом окончательно блокируется всякая возможность реинтеграции русско-славянского триединства (Белоруссия, Россия, Украина). Одновременно достигается цель отрыва России от западноевропейских государств и, прежде всего, Германии. Кроме того, с западного и северо-западного направления в плотном «исламском окружении» оказывается КНР, которая сегодня является главным противником Запада.

Таким образом, нынешнее сближение России и Ирана не случайно. Обстоятельства непреодолимой силы – а это нарастание глобальных вызовов и угроз – толкает наши страны в объятия друг друга. На Западе крайне опасаются укрепления «российско-иранской военной оси» и намерены сделать все возможное, чтобы ее разрушить. С этой целью, как пишет американская The New York Times, Америке следует использовать экономический потенциал ядерного соглашения, чтобы укрепить позиции тех, кто считает, что будущее Ирана должно быть связано с Западом, а не с Кремлем. В свою очередь, российская сторона должна всеми силами стремится к сохранению и упрочению военно-политического партнерства с Тегераном, так как ИРИ принадлежит исключительно важная роль в сдерживании «управляемой исламской экспансии» в направлении приграничных мусульманских территорий современного Китая и «южного исламского подбрюшья» России.

В настоящее время Китай, Россия и Иран являются, по существу, главными оппонентами Запада, который пытается переформатировать мир в своих интересах и выстроить новый мировой порядок. В данном контексте в своей евразийской политике РФ, наряду с Китаем, Иран должен занять особое место. Главная задача России – это избежать втягивания в войну в регионе, обозначив стратегическую связку с Китаем. Важным инструментом сдерживания глобальной войны следует рассматривать международные политико-экономические и военные объединения с участием РФ. В целом, чтобы успешно противостоять негативному развитию событий на южных рубежах России, важно заблаговременно принять меры, в том числе включить современный Иран в евразийский контекст российской внешней политики. Это предполагает более активное вовлечение ИРИ в деятельность международных организаций с участием КНР и РФ и, в частности, ШОС и БРИКС, наращивание совместных дипломатических усилий по урегулированию конфликтных ситуаций в обширном регионе от Суэца до Тибета, в том числе вокруг Афганистана, Нагорного Карабаха (Северный Кавказ), Каспийского моря. Стратегическим местом сдерживания дальнейшего вмешательства во внутренние дела обширно региона со стороны США и их союзников в регионе остается Сирия, где Россия и Иран, не без политической поддержки КНР, ведут борьбу с международным терроризмом.

Одновременно требует кардинального пересмотра военная политики РФ. В целом, и на южных рубежах в частности, требуется наращивание и усиление здесь группировки военных сил и средств государств – членов ОДКБ, повышение их готовности к боевому применению. Кроме того, назрела потребность в более эффективном информационном обеспечении деятельности войск, адекватном нынешнему уровню информационного противоборства в мире. На современном этапе эффективная информационная работа становится решающим фактором отстаивания национальных интересов на международной арене, может обеспечить проведение в жизнь новой евразийской внешней политики России, успешно противостоять планам НАТО по дестабилизации обстановки в Евразии и мире.

1. Леонид Ивашов: опыт Ирана по противодействию санкциям крайне важен для России //http://www.tpp-inform.ru/comments/biznes-za-rubezhom/38991/

2. См.: Заседание Российско-иранского делового совета (РИДС)// http://tpprf.ru/ru/news/godovoe-zasedanie-rossiysko-iranskogo-delovogo-soveta-i36400/

3. См.: Небренчин С.М. Иран в Евразийской политике России // «Вестник МГЛУ». 2013. - С.148.

4. Девятов А. Штурм Мосула угрожает газовому проекту Туркменистан - Индия //http://www.tpp-inform.ru/comments/biznes-za-rubezhom/38964/

5. См.: Ось Россия-Иран //http://inosmi.ru/politic/20160919/237876822.html

6. См.: Небренчин С.М. Нынешнее сближение России и Ирана не случайно //http://tpp-inform.ru/comments/biznes-za-rubezhom/38930/

"Рафали" наносят удары в районе Мосула.

ВВС Франции принимают активное участие в воздушной кампании в иракском городе Мосул, сообщает "Военный Паритет".

Интенсивность воздушных ударов по террористам ИГИЛ выросла после начала наступления иракской армии для взятия данного города. 17-18 октября было выполнено 10 полетов боевых самолетов, в результате было уничтожено 13 боевиков. Проведено девять полетов самолетов ДРЛО E-2C Hawkeye и два полета E-3F, самолеты-заправщики C-135-Fr выполнили три дозазаправки истребителей.

За время наступления на Мосул истребители Rafale выполнили 53 разведывательных полета с вооружением на борту, было выполнено 15 ударов и уничтожен 21 террорист. В групповом полете трех истребителей "Рафаль" ВВС и трех из состава ВМС было выпущено несколько крылатых ракет SCALP, в результате чего был уничтожен склад самодельных взрывчатых устройств (СВУ) в районе Мосула.

Наземная целевая группа Wagram (Task Force Wagram) задействовала 155 мм САУ Caesar, которые нанесли огневой удар для поддержки действий подразделений иракской армии к северу от Мосула.

Похороны остановили бомбы

Россия обвинила коалицию в авиаударе по похоронной процессии в Ираке

Александр Рыбин

Минобороны России обвинило коалицию во главе с США в нанесении авиаудара по похоронной процессии вблизи Киркука. Сам город был накануне атакован «спящими ячейками» «Исламского государства», запрещенного в РФ. Нападение удалось отбить, для чего курдам потребовалось отвлечь значительные силы от продолжающегося штурма Мосула.

Численность участвовавших в атаке боевиков ИГ (запрещено в России) на Киркук оценивают от 100 до 250 человек. Это так называемые «спящие ячейки», то есть боевики террористической организации, которые ведут обычную гражданскую жизнь в тылу противника, пока не получат задачу провести атаку.

Киркук находится под контролем иракских курдов, население города достигает почти 1 млн жителей. Население его неоднородно. Это курды, арабы-сунниты и туркоманы (сирийские туркмены). Их районы не смешаны, каждый этнос занимает ту или иную часть города, то есть Киркук разделен на три достаточно монолитные части. Именно из арабских кварталов, расположенных в южной и западной частях города, и выдвинулись утром в пятницу боевики ИГ.

Застали врасплох

Как рассказал курдский аналитик по безопасности Рандж Талабани местному агентству ARA News, атака Киркука силами ИГ ожидалась с тех пор, как начался штурм Мосула.

Значительная часть «спящих ячеек» ИГ в Киркуке была ликвидирована еще летом 2014-го, когда город был взят под контроль силами пешмерга после бегства иракской правительственной армии. «Меры безопасности в Киркуке были организованы серьезно, и ясно, что террористам понадобилось значительное время, чтобы спланировать свою нынешнюю операцию», — добавил Талабани.

Последний раз Киркук подвергался массированной атаке со стороны ИГ в январе 2015 года.

Боевики точно так же выходили из арабских кварталов и нападали на административные здания и дома, где расположены отделы полиции и пешмерга. Год назад иракским силовикам понадобилась неделя, чтобы зачистить город от террористов. При этом никаких масштабных операций военные Иракского Курдистана не проводили и могли спокойно отправить лучшие силы на операцию в Киркуке.

В этот раз террористы сначала атаковали электростанцию в южном предместье. Внутри здания подорвал себя смертник, погибли 12 местных специалистов и четверо граждан Ирана, работавших по контракту. Далее последовали нападения на административные учреждения и полицейские участки, включая городское управление полиции. Основная часть «силовиков» в это время находилась в районе электростанции.

Атаки дезорганизовали пешмерга и полицию.

Военные и полицейские озаботились в первую очередь собственной защитой или начали спасать свои семьи. В социальных сетях сообщалось, что застигнутое врасплох военное и гражданское руководство Киркука бежало из города.

Для того чтобы усилить оборону от ИГ, в город отправились отряды Рабочей партии Курдистана (РПК). Они держат участки фронта против ИГ к западу от Киркука. Во второй половине дня удары по арабским кварталам города начала проводить авиация возглавляемой США коалиции.

Коалиция промахнулась?

К утру субботы из расположенного в 30 км к югу от Киркука города Дакук пришли данные об авианалете, в результате которого были убиты 15 женщин.

«Судя по сообщениям очевидцев, за скопление боевиков авиацией коалиции была принята траурная процессия. Погибли десятки мирных иракцев, в том числе женщины и дети», — заявил вечером в субботу официальный представитель Минобороны России Игорь Конашенков.

Он рассказал, что российские средства разведки за прошедшие сутки зафиксировали 22 вылета самолетов коалиции во главе с США, которые нанесли 19 ударов по различным целям в Ираке, в том числе удар, нанесенный парой самолетов по Дакуку. По данным Минобороны России, боевиков ИГ там нет. Конашенков добавил, что «подобные смертоносные удары по мирным населенным пунктам, имеющие все признаки совершения военных преступлений», становятся для коалиции практически ежедневной рутиной.

Однако коалиция заявила, что не наносила ударов в районе города Дакук в Ираке. «Мы не можем связать предполагаемые жертвы среди гражданского населения с какими-либо ударами коалиции в данном районе», — сказал официальный представитель возглавляемой США коалиции.

По его словам, коалиция старается минимизировать подобные потери, предпринимая все усилия в данном направлении.

«Предвыборный» штурм Мосула

Атака ИГ в Киркуке преследовала цель отвлечь пешмерга от штурма Мосула. Наступление на второй крупнейший город Ирака началось 17 октября. В операции используются сухопутные силы иракского правительства, ополчения арабов-шиитов, спецподразделения США и их союзников, а также авиация Ирака и стран НАТО.

Штурм Мосула проводится накануне президентских выборов в США, поэтому его удачное и быстрое завершение может дать дополнительные голоса кандидату от Демократической партии Хиллари Клинтон, однопартийцу американского президента Барака Обамы.

По информации на утро субботы, коалиции даже не удалось войти в сам город.

Бои продолжались в его предместьях в 10–15 км. Численность выведенных из-под Мосула частей для отражения нападения ИГ на Киркук официально не объявляется.

Минувшей ночью телекомпания CNN сообщила об организованной «Исламским государством» в Мосуле массовой казни 284 мужчин и мальчиков. В то же время удары коалиции иногда попадают и по жилым кварталам. Число беженцев исчисляется тысячами, помощь от международных гуманитарных организаций пробивается к ним с трудом.

Одна из проблем нынешнего штурма Мосула в том, что это город, где большую часть населения составляют арабы-сунниты, а среди штурмующих основную массу составляют арабы-шииты и курды.

Фактически после того, как часть Ирака летом 2014-го захватили боевики ИГ, страна оказалась поделена между тремя основными этноконфессиональными группами. Это арабы-шииты (живут преимущественно на юге, правительство тоже состоит в основном из шиитов), курды (их районы на севере и северо-востоке страны) и арабы-сунниты (центральная и восточная части Ирака).

Иракский Курдистан — формально автономия в составе федерации Ирак, но де-факто — независимое государство, привязанное к Багдаду лишь общей валютой — иракским динаром. Арабы-шииты во время правления Саддама Хусейна находились на вторых ролях, власть была в руках суннитов. Вторжение США в Ирак в 2003 году изменило расклад. Шииты получили власть, а сунниты маргинализировались. Победы ИГ в 2014-м дали суннитам возможность восстановить свой контроль над территориями, где они компактно проживают.

Поэтому столь велика поддержка террористической организации со стороны арабского населения Ирака, исповедующего ислам суннитского толка. Возможно, если бы у суннитов было больше возможностей для самореализации в постсаддамовском Ираке, не возникло бы проблемы ИГ — по крайней мере, в нынешних масштабах.

Штурм Мосула, даже если он будет успешным, не решит проблем арабов-суннитов.

Уже сейчас в социальных сетях появляются сообщения о том, что шиитское ополчение уничтожает суннитское население в освобожденных коалицией деревнях. Ранее появлялись сообщения о репрессиях со стороны шиитских вооруженных формирований в отношении суннитского населения в Тикрите и Фаллудже, которые отбивала у ИГ иракская правительственная армия.

Разрешение шиитско-суннитского конфликта в Ираке, по мнению кандидата политических наук Александра Кузнецова, лежит лишь в плоскости компромисса между этими общинами по поводу власти в стране.

«Проблему ИГ невозможно решить исключительно военными способами, какими бы интенсивными ни были бомбардировки позиций джихадистов, — пишет Кузнецов в своей научной работе, посвященной проблемам шиитов и суннитов в Ираке. — Без достижения межконфессионального согласия в Ираке у экстремистов будет оставаться серьезная база поддержки, способствующая рецидивам военно-политических конфликтов и возрождению джихадистских организаций даже в случае разгрома ИГ».

Однако при достижении такого согласия сторонам нужно будет учесть мнение и других крупных меньшинств Ирака — туркоманов, христиан и особенно курдов, иначе окончательного мира в стране не наступит.

Ситуация в Алеппо

На этом фоне МИД РФ в субботу раскритиковал позицию стран Запада по ситуации в сирийском Алеппо. В Москве считают, что обвинять Россию в гуманитарном кризисе и при этом спокойно смотреть, как «Ан-Нусра» срывает поставки продовольствия в город, является примером циничного подхода к реальной проблеме.

«Самое страшное, что те самые страны, которые бились в истерике относительно гуманитарной ситуации в Алеппо, знают (не предполагают, а именно знают), что доставка гуманитарной помощи для гражданского населения города заблокирована боевиками, которым они в свою очередь регулярно эту помощь оказывали. Знают, молчат и ничего не предпринимают», — отметила в своем фейсбуке официальный представитель МИД России Мария Захарова.

«Кормить и лечить «Нусру» («Джебхат ан-Нусра» — запрещенная в России организация) и наблюдать, как нусровцы срывают поставки продовольствия и медикаментов гражданскому населению, при этом в Совете ООН по правам человека обвиняя Россию в гуманитарной катастрофе Алеппо, — цинично и подло», — отметила она.

Также в субботу стало известно, что вооруженные группировки выдвигают условия для доступа представителей Международного комитета Красного Креста (МККК) в Восточный Алеппо для вывоза пострадавших.

«МККК на протяжении нескольких дней безуспешно пытается уговорить представителей ключевых вооруженных группировок («Джебхат ан-Нусра», «Ахрар аш-Шам», запрещены в РФ) предоставить доступ в Восточный Алеппо для вывоза пострадавших, — рассказал ТАСС источник в Женеве. — Они исчисляются сотнями». По его словам, «нет возможности понять, о каком количестве пострадавших точно может идти речь».

«Боевики выдвинули жесткое условие для такого доступа: требуют завезти в Восточный Алеппо медикаменты и оказать медпомощь боевикам», — подчеркнул источник.

Глава Пентагона прибыл в Турцию

Министр обороны США Эштон Картер прибыл в Анкару в пятницу для переговоров с руководством Турции, которая является важным, но чувствительным союзником в борьбе против ИГИЛ. Глава Пентагона должен встретиться с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом и премьер-министром Бинали Йылдырымом, а также министром обороны Фикри Ышиком. Вашингтон обеспокоен напряженностью между Турцией и Ираком, так как долгожданная битва за освобождение второго по величине города Ирака - Мосула- от джихадистов ИГИЛ вступает в решающую фазу.

Турция опасается наступления на Мосул, так как оно может привести к увеличению влияния антитурецких сил курдских повстанцев. Анкара заявляет о том, что не может остаться в стороне, но Багдад решительно выступает против вмешательства турецких военных.

США хотят, чтобы Турция воздержалась от военных операций в Ираке до получения "зеленого света" из Багдада, опасаясь, что воинственная полемика может поставить под угрозу хрупкий договор о неучастии сектантских и этнических боевиков в Мосуле.

Уважение суверенитета Ирака является «важным принципом», заявил Картер. Он также сказал, что Вашингтон призывал обе стороны к «понижению тона» в своей риторике. «Мы говорили за закрытыми дверями о том, чтобы Ирак и Турция пришли к пониманию того, как продвигаться вперед в Мосуле, и о турецком присутствии в Ираке», - сказал официальный источник на условиях анонимности.

Визит проходит во время того, как турецкие военные самолеты наносят удары по боевикам, поддерживаемым США, в северной Сирии, в том числе и по сирийским курдам. Турецкая армия сообщила в четверг, что в результате авиаударов погибли от 160 до 200 боевиков из Отрядов народной самообороны (ОНС), группы, которая считается террористической организацией в Анкаре, но рассматривается Вашингтоном как эффективная сила в борьбе с ИГИЛ. Между тем, Картер отказался комментировать турецкие удары по ОНС. В августе Турция начала беспрецедентную военную операцию на севере Сирии, посылая танки и войска для поддержки сирийских повстанцев, которые вытеснили боевиков ИГИЛ из нескольких ключевых областей. Боевики захватили Дабик в воскресенье, одержав символическую победу над джихадистами. В суннитских пророчествах этот город является местом битвы между христианскими силами и мусульманами. Картер заявил, что захват Дабика был «важной задачей» кампании. «Турция несла ответственность за сражение в этом городе, и проявила себя исключительно хорошо», - сказал он. «Мы будем работать с ними, чтобы укрепить этот пограничный регион, который является нашей общей долгосрочной целью. Он имеет важное значение в нашей борьбе против ИГИЛ».

Напряженность в отношениях между союзниками по НАТО Анкарой и Вашингтоном возросла после неудавшегося июльского переворота в Турции. Турецкие власти обвинили военную группировку во главе с мусульманским проповедником Фетхуллой Гюленом, проживающим в США, в организации путча. Сам Гюлен отрицает свою причастность, в то время как Анкара неоднократно требовала его экстрадиции. Картер планирует посетить Объединенные Арабские Эмираты перед встречей министров обороны в рамках международной антиигиловской коалиции в Париже во вторник. В среду он присоединится к собранию на уровне министров НАТО в Брюсселе.

Breitbart

Премьер-министр Ирака Хайдер Аль-Абади, который также является главнокомандующим иракской армией, распорядился направить дополнительные армейские подразделения в город Киркук, который накануне подвергся нападению группировки "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ), сообщает в субботу иракское информационное издание Rudaw.

"Дополнительные войска направлены для оказания содействия в зачистке города от остатков отрядов ИГ", — говорится в сообщении издания со ссылкой на офис премьера.

Ранее сообщалось, что в пятницу утром боевики атаковали административные здания в городе Киркук, а также электростанцию, расположенную в одноименной провинции в районе города Дибис. Позднее власти заявили, что отразили "неожиданное нападение ИГ" в Киркуке. Однако в городе продолжалась стрельба. Сообщалось, что боевики захватили несколько отелей и взяли заложников.

В субботу утром представитель партии Патриотический Союз Курдистана Асо Мамад заявил, что в городе, в основном, ситуация спокойная, большинство нападавших боевиков, которых насчитывалось более 100, бежали.

По его словам, правоохранительные органы ведут расследование в отношении подозреваемых в пособничестве боевикам. Кроме этого будет разработана новая стратегия по обороне города.

Боевики ИГ заявили, что целью их нападения были учреждения властей Ирака.

Премьер Ирака Хайдер аль-Абади отказался по итогам беседы с главой Пентагона Эштоном Картером задействовать турецких военных в операции по освобождению города Мосул от террористов группировки "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ), передает агентство Ассошийэтед Пресс.

Иракские военные начали операцию с целью освобождения Мосула на севере страны в ночь на 17 октября. Отношения Ирака с Турцией остаются напряженными из-за присутствия турецких военных вблизи района операции под предлогом помощи в борьбе с ИГ. Иракские власти заявляют, что не просили об этом.

"Я знаю, что турки хотят участвовать, но мы им говорим "спасибо" — иракцы справятся и освободят Мосул и остальные территории", — заявил аль-Абади по итогам встречи с Картером в Багдаде.

Картер прибыл в Багдад в субботу. В пятницу он встречался с турецким руководством в Анкаре и там заявил, что Ирак и Турция якобы достигли принципиального согласия по участию турецких военных в военных действиях против ИГ.

Аль-Абади подчеркнул, что в случае необходимости Ирак попросит помощь "у Турции или других стран региона", но сейчас такой вопрос не стоит, операцию против ИГ ведут иракские военные, курды и другие местные силы.

На базе Башика к северу от Мосула с декабря прошлого года остаются около 500 турецких военнослужащих, отмечает агентство. Они занимаются обучением местных отрядов суннитского ополчения и иракских курдов. Ирак неоднократно призывал Турцию вывести своих солдат, так как их присутствие не было согласовано с центральными властями.

Международное сообщество должно осудить удар коалиции по мирным гражданам в иракском городе Дакук, считают в комитете Госдумы по обороне.

Минобороны России сообщило в субботу, что коалиция нанесла удар по городу Дакук в Ираке, где вместо террористов под удар попала траурная процессия, погибли десятки мирных иракцев.

"Я считаю, что это еще раз подтверждает проводимую со стороны стран Запада политику двойных стандартов. Говоря о миротворческой миссии, говоря о недопустимости нанесения ударов по мирному населению, сами наносят активно эти удары", — сказал РИА Новости в субботу замглавы комитета Юрий Швыткин ("Единая Россия"), отметив, что иногда эти удары наносятся ошибочным или преднамеренным путем.

Депутат отметил, что российская сторона неоднократно обращалась в Совет Безопасности ООН по поводу недопустимости и осуждения таких фактов, но со стороны некоторых членов организации есть некоторое воспрепятствование. "Я думаю, что этот факт должен быть осужден не только со стороны нашей страны, но и со стороны других стран мирового сообщества", — отметил собеседник агентства.

Первый зампред оборонного комитета Александр Шерин (ЛДПР) также считает, что подобные действия коалиции должны быть осуждены, однако позиция международного сообщества по отношению к Западу стала ясна еще в период проведения последних Олимпийских игр.

"Мне кажется, ситуация сейчас напоминает то же самое. Позиция международного сообщества может быть озвучена, в том числе и Российской Федерацией. Если все остальные страны молчат по понятным причинам, то никто не сказал, что мнение Российской Федерации является второстепенным. Если мы обращаем на это внимание, если мы будем это озвучивать, то это тоже очень многое значит", — сказал парламентарий.

Шерин отметил, что давно пора привыкнуть, что мнения от международного сообщества, которое бы критиковало Соединенные Штаты Америки или международные коалиции, в которых участвуют США, если на то есть веские причины, ждать не стоит. "Там, где есть Америка, международное сообщество что-то помалкивает скромно в тряпочку", — пояснил он.

Правительство ФРГ в связи с надвигающимся кризисом беженцев в Ираке окажет срочную помощь тем, кто вынужден покинуть свои дома в Мосуле, в размере 34 миллионов евро, заявил министр экономического сотрудничества и развития Германии Герд Мюллер.

"Средства пойдут на финансирование пунктов Службы технической самопомощи в Ираке (немецкое ведомство по защите гражданского населения – ред.). Там будет происходить распределение гуманитарных грузов", — сказал министр в интервью газете Neuen Osnabrucker Zeitung.

"Также мы поможем с размещением беженцев и медицинским обслуживанием", — добавил он.

По подсчетам ООН, число беженцев Мосула может достигнуть миллиона человек. По разным данным, после начала военной операции город покинули от 2 до 5 тысяч человек.

В ночь на 17 октября премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади заявил о начале военной операции по освобождению Мосула от боевиков запрещенной в РФ и других странах террористической группировки "Исламское государство" (ИГ). Иракские военные и силы полиции, а также курдские формирования при поддержке авиации коалиции во главе с США начали массированное наступление на Мосул.

Контакты России и США ограничены, но, несмотря на отказ американских партнеров от дальнейшего взаимодействия, еще остаются каналы для обмена информацией, заявил пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков.

"С американцами контакты ограничены. Но, несмотря на отказ наших американских партнеров взаимодействовать дальше, слава Богу, какие-то каналы для обмена информацией все-таки сохраняются. Что касается премьер-министра Ирака, то все-таки разговор этот был по инициативе иракской стороны. Тем более, что во многом, конечно, существует очень много параллелей между ситуацией вокруг Мосула сейчас, и вокруг Алеппо", — сказал Песков в интервью "Вести в субботу", отвечая на вопрос, почему российский президент после начала операции иракской армии в Мосуле провел телефонный разговор с премьером Ирака, а не президентом США.

В ночь на 17 октября премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади заявил о начале военной операции по освобождению Мосула от боевиков ИГ. Иракские военные и силы полиции, а также курдские формирования при поддержке авиации коалиции во главе с США начали массированное наступление на Мосул.

Президенты России и Турции Владимир Путин и Тайип Эрдоган обсуждают самые чувствительные темы, связанные с ситуацией в регионе и двусторонними отношениями, что является свидетельством высокого уровня доверия между ними, заявил пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков.

"У президента Путина с президентом Эрдоганом достаточно доверительные отношения. Настолько доверительные, что они обсуждают самые чувствительные темы, связанные с ситуацией в регионе и в двусторонних отношениях", — сказал он в интервью "Вести в субботу".

"Они обмениваются информацией по самым чувствительным вопросам, что является свидетельством высокого уровня доверия. Если вы меня спрашиваете, вернулось ли все на круги своя и так далее. Я думаю, что, конечно, разрушать взаимное доверие очень легко и очень быстро. Восстанавливать и реабилитировать его требует времени, но, безусловно, президенты двух стран проделали достаточно большой путь в этом плане", — ответил Песков на вопрос, есть ли доверие между Россией и Турцией, которая вовлечена в урегулирование ситуаций в Сирии и Ираке.

Кризис в отношениях Турции и России наступил после того, как в ноябре 2015 года турецкий истребитель сбил в Сирии российский бомбардировщик Су-24. Перелом в ситуации произошел летом 2016 года после письма главы Турции президенту России, в котором содержались извинения за сбитый самолет.

Сигнал торможения в Евросоюзе

Дмитрий СЕДОВ

В ночь с четверга на пятницу на саммите ЕС в Брюсселе что-то произошло

В пятницу, во второй и заключительный день саммита ЕС в Брюсселе, немецкие газеты вышли с умиротворяющими заголовками, будто ещё накануне в адрес Москвы не звучали угрозы вплоть до обвинений в «военных преступлениях» и обещаний привлечь к Международному уголовному суду.

В ночь с четверга на пятницу что-то произошло. И в пятницу на первой странице Frankfurter Allgemeine Zeitung появляется улыбчивое лицо Джона Кеннеди c его фразой «Мир должен положить конец войне, иначе она положит конец миру». Наверное, от такого издевательства американский посол США в Германии Джон Эмерсон упал с кровати на пол. Утро у него не задалось. Вместо обещанной анафемы немцы начинают с благовеста да еще глумливо ссылаются на американского президента. В том, что остальные европейцы последуют их примеру, сомнений не было.

Ход саммита во второй день подтвердил этот вывод. Воинственная тональность европейцев стала на градус ниже. Все выступления европейских лидеров на сирийскую тему были скроены по одной колодке: «жестокостям» в Сирии необходимо положить конец, мирную паузу продолжить, гуманитарную помощь наладить, а если Россия снова начнет творить «жестокости», то «возможны варианты».

Сколько сил Джон Керри и Борис Джонсон положили на то, чтобы убедить европейцев ввести против России в добавление к «украинским» ещё и «сирийские санкции»! И вот итог. Даже неукротимая Ангела Меркель, ещё недавно грозившая квалифицировать действия ВКС в Сирии как военные преступления, сделал шаг назад. Теперь она говорит по-другому: «Будем думать, что нужно сделать». Так уже придумала вроде бы!

Одним словом, единогласное мнение саммита свелось к тому, что против России не следует применять никаких санкций. А молодой Маттео Ренци как представитель исстрадавшейся от последствий мирового кризиса Италии прямо говорит, что увязывать войну в Сирии и санкции против России себе дороже.

Так что же всё-таки случилось в Брюсселе? Отчего бесы возмездия исчезли, яко исчезает дым от лица огня?

Может быть, на участников саммита повлияло продление паузы в военных действиях вокруг Алеппо, которую объявили Сирия и Россия? Однако пауза эта не первая, и изменений на сирийском театре военных действий она не принесёт, даже если её будут продлевать десять раз. Россия на практике знает, что такое фанатики-террористы. Они не идут на переговоры и не сдаются. Ведь каждого из них за гробом ждут торжественный приём у Аллаха и сонм девственниц в придачу. Поэтому президент В. Путин и заявил накануне, что если террористы в Алеппо начнут боевые действия, то ответ сирийских войск и ВКС не замедлит.

Видимо, разгорячённый разум европейских политиков охладили другие обстоятельства. Ведь угрозы навесить санкции и объявить Россию и Сирию военными преступниками хороши, лишь пока они на языке. А совсем рядом бродит призрак наступления на Мосул. Заявлено это наступление так громко, что американская коалиция просто обязана победить. Именно этого ждет от штурма уходящая администрация Барака Обамы. Ей очень нужна победа перед выборами, уступать Белый дом республиканцам не хочется.

Какую цену придётся заплатить за американскую победу мирным жителям Мосула и его окрестностей? Хотя «железный канцлер» Отто фон Бисмарк и называл европейских дипломатов ослами, но, видимо, с тех пор имел место прогресс. Дипломаты вполне резонно решили, что лучше на время прикусить языки. Потому что, кто знает, чем обернётся битва за Мосул и сколько будет жертв среди мирного населения Ирака.

Пусть Государственный департамент не спешит. У Европы свои правила поведения.

Кстати, начнись суд над теми, кто готовится уничтожить Мосул, вперёд вырвутся сербы, против которых в 1999 году было совершено не выдуманное, а реальное военное преступление. Во время натовских бомбардировок на Югославию было сброшено 15 тонн обеднённого урана. Эти 15 тонн превратились в радиоактивную пыль, которую ветер разнёс по всем Балканам, заразив почву, воздух, растения и животных. В период с 2001 по 2010 г. число заболеваемости карциномой в Сербии увеличилось на 20%, а смертность от раковых заболеваний (в первую очередь от лейкемии и лимфомы, которые в мирное время не превышают 5% всех злокачественных новообразований) – на 25 %. Эта скорбная статистика есть в распоряжении сербского правительства и правозащитных организаций.

И так уж случилось, что в бомбардировках Югославии принимала участие как раз военная авиация тех стран, которые первыми ухватились за идею о «военных преступлениях» России. В 1999 году германские СМИ пестрели ликующими заголовками «ВВС Германии снова в небе над Белградом!». Они там, видите ли, снова. А не появятся ли когда-нибудь в тех же СМИ другие заголовки: «Германские военные снова на скамье подсудимых!»? Выслуживаясь перед Вашингтоном, попасть под фланговый огонь целой кучи недоброжелателей недолго.

Подобные соображения тоже могли сыграть свою роль в том, что Берлин решил на закончившемся вчера саммите ЕС притормозить. Всё же в чём-то не хочется быть с американцами заодно. Даже неудержимая Саманта Пауэр в Совбезе ООН вдруг лишается способности к артикуляции речи, когда ей ставят вопросы о делах, творимых Соединёнными Штатами на Ближнем Востоке. С таким грузом военных преступлений против человечности НАТО лучше не соваться в судьи России и Сирии.

Однако и не эти соображения стали главными в снижении градуса антироссийской риторики.

Наиболее впечатляющими для них стали новые успехи Москвы в развитии экономических связей на восточном направлении. Только что прошедший саммит БРИКС в Гоа, подписание новых соглашений между Россией и другими странами «пятёрки», представляющими крупнейшие государства третьего мира - Азия, Африка, Латинская Америка, показывают европейцам, что ещё не занятые ниши в российской экономике могут быстро исчезнуть. А наряду с экономическим сближением начинает всё больше проявляться тенденция к координации действий трех великих держав - Китая, Индии и России, Индии и Китая, имеющих свои представления о миропорядке, отличные от представлений «трансатлантического» Запада.

Поэтому неудача с попыткой ввести новые антироссийские санкции вызвана не конъюнктурными обстоятельствами, она - знак перемен долгосрочного характера. В конце концов, не всё же Европе идти на поводу у США.

Конечно, в особо сложном положении оказалась Ангела Меркель, явно находящаяся в какой-то тайной зависимости от американцев. Похоже, ей становится невыносимо тяжело тянуть большое европейское сообщество в сторону от сотрудничества с Россией.

Бундесканцлерин приходится модифицировать свою позицию и по другому важнейшему для Европы вопросу – вопросу о беженцах. Она уже не бравирует лозунгом «Мы справимся». Вчерашняя сторонница абсолютной свободы передвижения для абсолютно всех в рамках Шенгенской зоны заявляет теперь о необходимости введения контроля внутренних границ в ЕС.

Неужели опомнилась?

Германия уже ввела внутренний контроль на границах совместно с Австрией, Данией, Швецией и Норвегией, стремительно перековавшись, таким образом, из передовика братания с беженцами в их очевидного недоброжелателя. Даже тех беженцев, которых однажды допустили в Германию и снабдили каким-то статусом, при попытке выезда в соседние страны будут трясти на границе по полной программе. Ничего не поделаешь: Ordnung muss sein! А немецкий орднунг приходит неожиданно и карает беспощадно, как гром небесный.

Возможно, мутация нрава Ангелы Меркель связана с обозначившимися на горизонте федеральными выборами, но это лишь одно из объяснений. В любом случае коллеги Меркель по ЕС были слегка ошарашены. Ведь все они - либерал-демократы и слышали о правах человека. Еврокомиссия с перепугу разрешила ограничения на свободу перемещения до середины ноября. Однако Ангела Меркель умеет успокаивать. Она потребовала, чтобы внутренний контроль продолжался до тех пор, пока для этого не «создадутся условия на внешних границах». Тогда ограничения можно будет «пошагово» отменить. Что нужно сделать для создания «условий на внешних границах», она не объяснила, но напрашивается вывод, что для этого нужно успешно провести выборы в бундестаг. Успешно для её партии, разумеется.

А потом приступить к «пошаговым» отменам внутреннего контроля. Этот эвфемизм в германской политике сродни условной беременности. Потому что немецкая «пошаговость» никакого плана или графика не предусматривает и может длиться гораздо дольше 9 месяцев.

В общем, саммит ЕС в Брюсселе не мог не порадовать. Всё-таки чем дальше, тем больше обозначается круговая оборона европейцев от американского напора. Такое впечатление, что они сбились в кучу спиной к спине, в середину затолкали Меркель и не дают ей высунуться. И подбадривают друг друга: держись, братишка, Обаме недолго осталось. Доживем до января, тогда и соберёмся. Поговорим по душам.

The re-taking of Mosul: What’s the long the and short of it?

Salman Rafi Sheikh

To any neutral observer of the events happening in the Middle East, the battle for re-taking the city of Mosul by the Iraqi forces, aided by the US military “advisers”, from the Islamic State does appear to be the departing US president’s last attempt at giving his party’s voters an image of success ahead of the up-coming elections. While this operation is much more than that, it has still largely been forgotten that the taking of Mosul by IS in June 2014 was a direct punch to the US, which had invaded Iraq in 2003, killed thousands and spent US$25 billion rebuilding a second Iraqi army after it cashiered the first one shortly after occupying the country. The US, we all know, has not had any meaningful success in the fight against terrorists in Iraq since 2014 when it helped defend Baghdad against a Daesh attack on the city. This show of success in Mosul will, therefore, not only help re-build the US’ image, in the eyes of its voters as well as its allies, as a strong stakeholder in the region but also counter-balance Russia’s major successes against ISIS in Syria, particularly in and around Aleppo. The plan, as indications tell us, is to re-engage militarily in Syria.

We have been told that the US forces will be primarily engaged in an “advisory role” in the battle. While this is how the US administration often manipulates certain facts to hide the actual extent of its military engagement, the “advisers” it has deployed will be playing any role other than that of “advising.” It may look a bit strange, but this is how things are going to work in the field. “Advisers” is the Pentagon’s preferred term for every type of US military personnel in Iraq and Syria who isn’t a pilot. However, in reality, “advisers” run the gamut between Special Operations forces such as Army Green Berets, to National Guard soldiers teaching an Iraqi unit, for instance, how to build a bridge. For Mosul, US and Western “advisers” will advance in tandem with whatever Iraq unit they are paired with. Conventional American forces, for the Mosul battle, are allowed to “advise” even at the battalion level.

This implies that while the US advisers will, officially, still be supposed to stay behind the lines, however if an Iraqi unit’s battalion commander wants to fight from the front, his American counterparts will go with him. Western Special Operations forces, therefore, will move about the front much more freely. This particular case has been least reported in the US media. It happened when Centcom recently gained White House permission to deploy US advisers with Iraqi units at the battalion level, which would give them more control of the battlefield and put them in a position to manipulate the fight to their own advantage, although it would also place them in much more danger.

This manipulation is most likely to result in re-shifting of IS fighters from Iraq/Mosul to the parts of Syria it is still controlling. Already, Syrian army intelligence has reportedly heard disturbing reports of a demand by IS in towns and villages south of Hasaka, a Syrian city held by regime forces and Kurds in the north of the country, for new electricity and water supplies to be installed for an influx of IS fighters from Mosul. In other words, if Mosul falls, the entire IS ‘caliphate army’ could be directed against the Assad government and its allies, a scenario which is likely to cause some satisfaction in Washington.

This is not so unlikely-to-happen a scenario. It has a real precedent. When the Iraqi city of Fallujah fell to Iraqi army and militia forces earlier this year, many IS fighters fled at once to Syria and got re-engaged against the Syrian army. This is precisely what Hezbollah leader, Hassan Nasrallah, stated in his last speech during Ashura commemorations that the Americans 'intend to repeat the Fallujah plot when they opened a way for IS to escape towards eastern Syria' and warned that 'the same deceitful plan may be carried out in Mosul.' In other words, an IS defeat in Mosul would encourage it to head west to try to defeat the Assad regime in Syria.

While the Syrian army will be eventually forced into yet another battle, such a situation might also create an excuse for the US, which has largely been out-manoeuvred by Russia in Syria, to start a direct military operation in Syria, as a ‘necessary’ extension of battle for Mosul, and thereby confront Syrian and Russian forces more directly.

These suspicions have scarcely been allayed by a series of comments from American generals and US military sources over the past few weeks. The newly appointed US commander in the region, Lt Gen Stephen Townsend heading what the US has presumptuously called 'Operation Inherent Resolve' has said that not only Mosul but the Syrian city of Raqqa would be captured 'on my watch'–a clear expression of the extension of the operation into Syria and, as such, use the scenario to reverse the gains Syria has recently had against the jihadists.

That the US continues to intend to use “jihadists” in Syria is evident from the fact that the US, along with its allies, did block Russia’s draft statement supporting the 8-hour humanitarian pause in Aleppo and separating Syrian rebels and terrorists.

The refusal by the US to separate the “rebels” from terrorists is not only yet another indication of the US’ double-game in Syria but also signifies the use the US wants to put all fighters to. Perhaps, as some analysts have reasoned, this is all linked to the US’ “Plan B” for Syria. With US top military officials bragging about taking the cities of Mosul and Raqqa and with US still clinging to protecting terror groups based in Syria, the picture that appears does point out to a bigger plan in play than meets the eye.

As such, the mysterious “Plan B” would then look like this: the US victoriously trumpets on about the arduous offensive of retaking Mosul while the jihadists, who had covertly left the city, go on with their fight against Russia and Assad in Syria and re-create the chaos Syria has long been subjected to.

Therefore, to achieve this particular target, US forces will play a decisively leading role. While Apache attack helicopters equipped with Hellfire missiles have been striking targets in northern Iraq, the American and French artillery are also positioned to provide crucial support and set the trajectory of the fight. What else could we expect than the jihadists re-shifting to Syria, allowing the US to clear Mosul and sell it as an “unmistakable evidence” of victory against terrorism?

Выступление на Балтийском форуме 2016

Игорь Иванов

Президент РСМД, министр иностранных дел России (1998–2004 гг.), профессор МГИМО МИД России, член-корреспондент РАН

Выступление на ежегодной конференции Балтийского форума «Россия — ЕС: вызовы взаимозависимости и формирование новой повестки», 22 октября 2016 г., Юрмала, Латвия.

Уважаемые коллеги!

Год назад, выступая на Балтийском форуме, я высказал мысль о «закате Большой Европы». Оценивая динамику событий того времени на нашем континенте, я сделал вывод о том, что многие «общеевропейские» планы и стратегии начала нашего столетия, к сожалению, утратили свою актуальность и нуждаются в кардинальном пересмотре.

Говорил я об этом с сожалением. И не только потому, что сам был одним из тех, кто искренне верил и активно участвовал в разработке концепции «Большой Европы» десять — пятнадцать лет назад, но ещё и потому, что, с моей точки зрения, мы все вместе не использовали уникальный исторический шанс, который выпадает только раз в столетие. И второго такого шанса для нынешнего поколения политиков на Востоке и на Западе уже не появится.

Хорошо помню, что многие из участников Балтийского форума тогда сочли моё выступление чрезмерно пессимистическим. Говорили, что я, возможно, сгущаю краски, что кризис в российско-европейских отношениях не может длиться бесконечно, что здравый смысл и логика исторического процесса всё равно восторжествуют…

И вот прошёл ещё один год. Честно говоря, сегодня мне очень хотелось бы признаться в своей недальновидности и необоснованном пессимизме. К сожалению, не могу этого сделать. Реальность такова, что ни один из многочисленных европейских кризисов, которые мы обсуждали здесь год назад, не нашёл своего решения. И даже не приблизился к какому-то решению.

Речь идёт не только об украинском кризисе, где, на мой взгляд, за последние двенадцать месяцев мы не сильно продвинулись в реализации Минских договорённостей. Украина — быть может, самое яркое проявление большого неблагополучия в Европе, но далеко не единственное его проявление. Кто возьмётся утверждать, что сегодня угроза международного терроризма в Европе ниже, чем она была осенью прошлого года? Кто готов доказывать, что хотя бы в одной стране в Европе удалось успешно справиться с проблемой беженцев, продолжающих прибывать на наш континент? Или что пошла на спад волна европейского популизма и политического радикализма, о которой мы тоже немало говорили в прошлом году?

Нам еще предстоит осознать в полной мере последствия Брекзита, и попытки государственного переворота в Турции. К этому добавляются факторы неопределённости, касающиеся предстоящих президентских выборов в США. А впереди ещё выборы во Франции, Германии, Италии…

За последний год обнаружилась явная пробуксовка как транс-тихоокеанского, так и трансатлантического интеграционных проектов. А рядом с Европой погруженная в хаос Ливия, разрушенная Сирия, нестабильный Ирак…

Приходится признать: мы потеряли ещё один год. Потеряли в пустых разговорах, во взаимных обвинениях, в баталиях информационных войн и в бесплодных попытках как-то залатать расползающуюся на наших глазах ткань общеевропейского пространства. Особых свершений за этот год трудно припомнить — ведь нельзя же к числу исторических достижений отнести итоги Варшавского саммита НАТО или подготовку Глобальной стратегии Европейского союза.

Возможно, сейчас коллеги опять назовут меня пессимистом и евроскептиком. Если это и так, то в своем пессимизме я сегодня не одинок. Почитайте последние выступления Жана-Клода Юнкера, Ангелы Меркель или Франсуа Оланда — много ли оптимизма можно там найти?

Фактически сегодня вопрос состоит уже не о том, накроет ли Европу очередной кризис, а о том, сколько времени у нас остаётся до следующего общеевропейского кризиса. Год? Два? Три? У меня нет ответа на этот вопрос, как, и, наверное, его нет и у других здесь присутствующих. Но что я знаю совершенно точно, так это то, что каждый год бездействия усугубляет наши общие проблемы, делает обстановку на нашем континенте всё менее стабильной и всё более опасной.

Конечно, многочисленные проблемы, перечисленные выше, не всегда и не во всём связаны между собой. Каждая из них имеет свои истоки, движущие силы, свою динамику и свой алгоритм решения. Но у них есть один общий знаменатель. То, что происходит сегодня в Европе, подтверждает очевидный факт: после окончания Холодной войны все мы вместе так и не смогли заложить основы для равноправного сотрудничества на нашем континенте.

Не хотел бы сейчас всю вину за нынешнее положение дел возлагать на наших западных партнёров. Наверное, и Россия в чем-то виновата, где-то допустила просчёты, в чём-то недоработала или не проявила нужной настойчивости и терпения. Какие-то наши идеи, возможно, казались западным партнёрам наивными, сырыми или преждевременными.

В чём, однако, нельзя обвинить Россию, так это в неготовности к серьёзным переговорам о создании новой системы безопасности и сотрудничества в Европе. На протяжении многих лет я сам вёл переговоры на этот счёт. И хочу вас заверить — все мы в Москве, начиная с Президента В.Путина, были настроены очень и очень серьёзно на конструктивный диалог.

Главная проблема, с моей точки зрения, состояла в том, что наши западные партнёры, видимо, считая себя победителями в Холодной войне, были готовы говорить о будущей евроатлантической архитектуре при обязательном условии, чтобы она опиралась на структуры Европейского cоюза и НАТО. Никакие другие варианты нашими партнёрами по существу даже не рассматривались. В итоге безудержное географическое расширение западных структур без серьёзных реформ внутри этих структур привело не к укреплению безопасности и сотрудничества в Европе, а к обострению старых и появлению новых трудностей и противоречий на нашем общем континенте.

Существует расхожее мнение о том, что сегодня в Москве радуются каждой новой проблеме, с которыми сталкивается Европа. Должен вас заверить, что это не так. Москва объективно заинтересована в том, чтобы иметь на Западе стабильных, предсказуемых, надёжных партнёров. У нас всегда было и остаётся много общих интересов, много возможностей, которые могут раскрыть свой потенциал только через сотрудничество друг с другом.

Конечно, не дело России вмешиваться в судьбу ЕС и НАТО, не наше дело советовать Западу, как развивать эти организации. Но совершенно очевидно, что эти структуры в их нынешнем виде не отвечают современным реалиям и не могут служить основой для построения стабильной, безопасной и процветающей Европы. Очевидно и то, что ЕС и НАТО не могут и не должны иметь монополии на решение европейских проблем. Как, впрочем, и любая другая организация, не имеющая общеевропейского характера и соответствующей легитимности.

Рано или поздно нам придётся начинать серьёзный разговор о будущем Европы, об основных принципах и механизмах, на которых нам выстраивать отношения. И чем раньше мы это осознаем, тем лучше будет для всех. Причём разговор этот надо вести не только между Брюсселем и Москвой, но и в более широком формате — с участием всех европейских государств. Потому что проблемы нашего континента не сводятся к противостоянию России и Запада, они имеют гораздо более широкий и комплексный характер.

Как переломить нынешние негативные тенденции в европейском пространстве безопасности? Не берусь давать универсальных рецептов, но некоторые вещи представляются мне очевидными.

Во-первых, нам необходима комплексная сравнительная оценка угроз и вызовов, с которыми сталкивается Восток и Запад Европы (то, что на американском политическом жаргоне называется comparative threats assessment). Сопоставление наших представлений о ближайших и долгосрочных угрозах, об их приоритетности, об истоках, движущих силах и носителях этих угроз - крайне важная задача, которой, насколько я могу судить, никто по-настоящему пока не занимался. Не хочу заранее предсказывать результаты такого сопоставления, но возможно предполагать, что в итоге мы обнаружим гораздо больше сфер совпадающих или пересекающихся интересов, чем это может показаться на первый взгляд.

Во-вторых, нам нужна детальная и беспристрастная инвентаризация всего того, что было наработано за последнюю четверть века в сфере европейской безопасности. Почему взаимодействие в одних сферах оказалось более успешным, чем в других? Почему одни направления международного сотрудничества прошли проверку на прочность в ходе украинского кризиса, а другие — нет? Почему ряд документов о будущем Европы, на которые возлагались очень большие надежды, оказались не более чем общими декларациями, а другие стали предметом расходящихся, подчас — прямо противоположных интерпретаций и толкований?

Серьёзный и объективный разговор о недавнем европейском прошлом помог бы нам и в обсуждении проблем европейского будущего. Я глубоко убеждён, что мы не сможем продвинуться далеко вперёд, если ограничимся дискуссиями вокруг частных, пусть даже и очень острых проблем. Эти проблемы, безусловно, требуют самого пристального внимания. Но важно рассматривать их на фоне более общих тенденций глобального и регионального развития, в контексте того, как мы видим место Европы в формирующемся на наших глазах новом мировом порядке.

Одно из моих конкретных предложений в этом отношении — это создание постоянного Комитета стратегического планирования с участием представителей Евросоюза и России. Такой Комитет мог бы работать независимо от текущей политической конъюнктуры, от ситуативных кризисов, которые неизбежно будут отвлекать внимание политиков на Западе и на Востоке. Задачей этого Комитета была бы разработка долгосрочных предложений для государственного руководства, а также, в случае утверждения этих предложений, мониторинг их практической реализации.

Если такой Комитет будет создан и продемонстрирует свою эффективность, он сможет внести ощутимый вклад в отношения, делая их более устойчивыми, предсказуемыми и надёжными. Не менее важно и то, что его работа могла бы позволить постепенно сблизить наши представления о вероятном и желаемом будущем европейского, а возможно — и всего евразийского континента.

Выступая на нашем форуме год назад, я усомнился в реализации стратегии развития единого пространства от Лиссабона до Владивостока. Я и сегодня придерживаюсь той точки зрения, что, к сожалению, такая стратегия в нынешних условиях неосуществима. Может быть, на каком-то следующем витке исторического развития мы к ней ещё и вернемся, но это явно не дело ближайшего будущего.

Однако, отказ от проекта «Большой Европы» совсем не обязательно должен означать отказ от работы по отдельным конкретным направлениям этого проекта, намеченным ещё десять — пятнадцать лет назад. Собственно говоря, именно такой подход можно — при желании - найти в идее «селективного вовлечения», обозначенной Верховным комиссаром Федерикой Могерини в её «Пяти принципах» стратегии Евросоюза в отношении России. Мне не очень нравится термин «селективное вовлечение» — он имеет привкус ситуативности и политической конъюнктуры. Но сам подход вряд ли должен вызвать у кого-то принципиальные возражения.

Когда десять–пятнадцать лет назад мы вместе с нашими западными партнёрами работали над «четырьмя пространствами» сотрудничества России и Евросоюза, мы фактически использовали этот же подход, ориентируясь на наиболее перспективные сферы взаимодействия в каждом из «пространств». Возможно, тогда нам не всегда удавалось сфокусироваться на конкретике, и некоторые «пространства» так и остались несколько размытыми и декларативными. Но часть наработок того периода, на мой взгляд, и сегодня не утратили своей актуальности.

Возьмём, к примеру «экономическое пространство». Конечно, приоритеты социально-экономического развития у России и Европы совпадают далеко не во всём. Странам Европейского Союза угрожает продолжение уже хронической стагнации, новые валютно-финансовые потрясения, неспособность реформировать социальную сферу, технологическое отставание от Северной Америки и Восточной Азии. Для России наиболее явными угрозами является сохранение сырьевого характера экономики, слабость малого и среднего бизнеса, сохраняющаяся коррупция и общая низкая эффективность государственного управления.

Но в рамках этих не во всём совпадающих приоритетов вполне уместно обсуждать общие режимы в конкретных сферах. Например, в содействии снятию барьеров и бюрократических препятствий экономическому сотрудничеству. В стандартизации и объединении транспортно-логистической инфраструктуры на Западе и Востоке Европы. В сохранении и расширении общеевропейского пространства в сфере инновационной экономики. Разумеется, этот список может включать в себя и прекращение «войны санкций» между Европейским союзом и Россией.

В том, что касается пространства «внешней безопасности», нам тоже есть чем заняться. Сегодня Россия и Запад фактически вступили в новую гонку вооружений, причём главным плацдармом этой гонки становится именно Европа. Мы, например, видим, как вслед за размещением элементов американской ПРО в Польше в Калининградской области появились ракетные комплексы «Искандер».

События развиваются в логике ракетного кризиса в Европе в середине 80-х годов прошлого века. Но тогда по крайней мере были налаженные каналы коммуникации, адекватные механизмы диалога. Сегодня ничего этого нет, и поэтому многие полагают, что нынешняя ситуация более опасна, чем кризис тридцатилетней давности. Поэтому первоочередной задачей является предотвращение эскалации военной напряжённости, восстановление диалога по вопросам безопасности, расширение контактов между военными, обмен информацией о планах в сфере обороны, сравнение военных доктрин и так далее.

Однако мы не должны забывать и о пространстве «внутренней безопасности», которое в очень большой степени остаётся единым для России и Европы. В это пространство укладываются проблемы международного терроризма и политического экстремизма, киберпреступности и угроз техногенных катастроф, изменений климата и вопросов продовольственной безопасности. Особо актуальным представляется сотрудничество по большому комплексу проблем, связанных с неконтролируемыми миграционными потоками. Коллективным ответом на каждый из этих вызовов мог бы стать соответствующий международный режим с участием России и её западных партнёров.

Четвёртое общее пространство, как известно, распространялось на сферы науки и культуры. Надо сказать, что нам удалось — по крайней мере частично - оградить эти сферы от негативных последствий политического кризиса. Тем не менее, сделать тут можно гораздо больше, чем уже сделано. Я имею в виду в том числе сотрудничество институтов гражданского общества, независимых аналитических центров, профессиональных ассоциаций и средств массовой информации. Без воссоздания плотной ткани социального взаимодействия любые политические отношения будут оставаться хрупкими и ненадёжными.

К указанным «четырём общим пространствам» я бы добавил и такую область общих интересов России и Европы как проблемы глобального управления. При всех наших разногласиях, взаимных претензиях и глубоком недоверии друг к другу нас объединяет стремление не допустить дальнейшей дестабилизации мировой политики, усиления тенденций к хаосу и анархии в международной системе. Не стоит забывать, что на европейском континенте находятся три из пяти стран — постоянных членов Совета Безопасности ООН, а общеевропейские институты безопасности и сотрудничества на протяжении многих десятилетий воспринимались как модель для других регионов и континентов.

Здесь тоже можно было бы начать с создания международных режимов, охватывающих сначала общее европейское и евразийское пространство, а затем распространяющихся и на другие регионы мира. Управление миграционными потоками и решение проблемы беженцев — пожалуй, наиболее очевидная сфера приложения совместных усилий. Но не менее важным представляется и решение экологических проблем нашего региона, а также согласование позиций по вопросам изменения климата. Назрел и серьёзный российско-европейский диалог по целому ряду принципиальных вопросов современного международного права - тем более, что исторически именно наш континент заложил основы той международно-правовой системы, которой сегодня пользуется весь мир.

Кому-то эти задачи могут показаться слишком приземлёнными. Но их решение — единственная возможность заложить новые основы для общеевропейского дома в будущем. Слишком долго мы пытались строить этот дом с крыши, а не с фундамента, с общих политических деклараций, а не с конкретных дел. Это не привело к успеху даже в период относительной стабильности в Европе, это тем более не приведёт к успеху в период наступившей турбулентности. Наша общая задача — пройти этот опасный период с наименьшими потерями как для России, так и для Европы.

Давайте представим себе, что мы соберёмся в этом зале ещё через двенадцать месяцев, осенью 2017 года. Будем ли мы опять составлять списки старых и новых европейских кризисов, предъявлять друг другу взаимные претензии, выражать робкую надежду, на то, что, может быть, все как-то само устроится? Или у нас будут основания ответственно заявить, что низшая точка в европейской политике уже пройдена, и все мы начинаем выходить из тех тупиковых ситуаций, которые сами себе и создали? Уверен, что всем присутствующим в этом зале очень хочется быть оптимистами.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > russiancouncil.ru, 22 октября 2016 > № 1941709 Игорь Иванов

Дженнифер Ганди

Диктатуры и их институты: особый мир

Дженнифер Ганди – политолог, доцент факультета политических наук Университета Эмори (Атланта, США).

[1]

1.1. Введение

Контраст между демократией и диктатурой – в структуре, политике, социальной активности – уже давно привлекает пристальное внимание ученых. Несмотря на это, до согласия по поводу того, как определять режимы этих типов, еще очень далеко. Какие случаи можно квалифицировать как «демократии»? Какие варианты стоит записывать в «диктатуры»? Когда мы сталкиваемся с жестокостью Иосифа Сталина или Пол Пота, на второй вопрос, как представляется, можно ответить с легкостью: ведь никто не станет оспаривать отнесение их режимов к диктатурам. Но вот с другими случаями все гораздо сложнее. Скажем, на протяжении семидесяти лет Мексика каждые шесть лет избирала нового президента. Тем не менее все это время на выборах побеждал кандидат от одной и той же партии. Или вспомним Сингапур, где Ли Куан Ю на три десятилетия пресек любую политическую конкуренцию. Несмотря на это, на шкале политических режимов его правление размещают в широком диапазоне, простирающемся от «максимально деспотичного» до «максимально демократичного».

Отчасти проблема обусловлена тем, что диктаторы весьма изобретательны в вопросе о том, как организовать собственное правление. Принятие решений может сосредотачиваться в самых разных институтах, включая среди прочего хунты, политбюро, семейные советы. И все же в наибольшей мере склонность диктаторов к инновациям проявляется в тех ситуациях, когда они используют номинально демократические институты, такие, как законодательные органы или политические партии. Диктаторы нередко управляют при наличии парламентов, часть которых обладает даже формальным правом принимать законы, в то время как прерогативы других ограничены «советом и обсуждением». Комплектоваться такие ассамблеи могут либо по назначению, либо посредством выборов. Если речь о выборах, то кандидаты могут использовать партийные флаги, а могут баллотироваться в качестве независимых. Если политическое пространство монополизировано единственной партией, то партийная идентификация может оказаться не слишком существенной. Впрочем, многие диктатуры допускают многопартийность, произвольно производя селекцию партий и запрещая некоторые из них. Конечно, кто-то из диктаторов вообще обходится без подобных институтов. Эта институциональная пестрота, однако, еще более затрудняет выделение набора критериев, по которому определяются и классифицируются диктатуры.

Другим основанием для концептуальной неразберихи служит историческое использование термина «диктатура», возникшего в Древнем Риме, где его наделяли четкими и специфическими институциональными особенностями, причем резко контрастирующими с современным его употреблением. С течением времени понимание того, что представляет собой диктатура, менялось, а сам термин многократно подвергался политическим манипуляциям. В итоге тип режима, который первоначально отличался строгим следованием определенным правилам, превратился в свою противоположность, характеризующуюся отсутствием всяких правил.

Так что же такое диктатуры? И кто такие диктаторы? Каким образом они организуют свое правление, используя номинально демократические институты? Ответы на эти вопросы тонут в современных противоречиях. Для того, чтобы выявить источник разногласий, необходимо проследить историческую эволюцию интересующего нас концепта. Данная статья начнется с краткого обзора, который поможет нам понять суть нынешних дебатов о природе диктатуры. Занимаясь типологией диктатур, существовавших после Второй мировой войны, я пользуюсь минималистским определением данного явления. Соответственно, чтобы привести «диктаторский зоопарк» хотя бы в какой-то порядок, я подразделяю диктаторов на три типа, среди которых диктаторы-монархи, диктаторы-военные и диктаторы-гражданские. В этом тексте я показываю также институциональное многообразие диктатур, проявляющееся в различных вариантах использования ими номинально демократических законодательных органов и политических партий.

1.2. Что такое диктатура?

Самое простое определение диктатуры предполагает, что это противоположность демократии. По крайней мере в этом нас убеждают такие названия научных трудов, как «О социальных корнях диктатуры и демократии» или «Экономические истоки диктатуры и демократии»[2]. И все же определение диктатуры не такое непростое дело. Если первоначально этим понятием обозначали институциональный механизм, используемый в Древнем Риме, то теперь под ним подразумевается современная управленческая система, зачастую ассоциируемая с отсутствием институтов и ограничений. Трансформация смысла происходила на нескольких временных отрезках, когда первоначальное понятие искажалось ради политических целей. К середине XX века результатом этого стало негативное определение диктатуры, под которой понималась форма правления, лишенная любых атрибутов, ассоциирующихся с демократией. Но, по-видимому, у нас нет оснований приписывать недемократическим режимам полное пренебрежение институциональными формами; опыт послевоенных диктатур сполна убеждает в этом. В своих институциональных установлениях авторитарные режимы очень разнообразны, и очень важно выяснить причины и следствия этого разнообразия.

1.2.1. Историческое использование термина

В современном использовании термины «тирания» и «диктатура» находятся в тесной связи. Но так было далеко не всегда. Хотя тирания как тип политического режима была описана еще во времена Аристотеля, первоначально ее не связывали с понятием диктатуры. Во-первых, термин «диктатура» впервые появился лишь в Древнем Риме, то есть уже после Аристотеля. Во-вторых, в своем первоначальном значении у диктатуры было очень четкое и специфическое значение: так называли правление лидера, которого римский консул наделял чрезвычайными полномочиями в особо сложные периоды, когда внешние войны или внутренние распри угрожали самому существованию государства[3]. Срок правления диктатора не должен был превышать шести месяцев, и он не мог оставаться у власти после того, как назначивший его консул уходил в отставку[4]. Во время своего срока диктатор имел право использовать любые полномочия, необходимые для преодоления кризиса и восстановления прежнего конституционного порядка.

В этом кратком описании института несколько аспектов заслуживают уточнения. Во-первых, решение о том, требует ли наличная ситуация назначения диктатора, принималось регулярными государственными институтами государства – такими, как магистраты или сенат. Причем те, кто занимался этим вопросом, не могли рассматривать себя в качестве претендентов на эту должность. Во-вторых, пост диктатора был явно предназначен для одного человека; коллективное руководство могло бы помешать попыткам разрешить кризис. В-третьих, диктатура опиралась на широкий круг полномочий, но при этом не могла упразднять иные государственные институты. В-четвертых, диктатор никогда не избирался народом[5]. Наконец, в-пятых, окончательной целью диктаторского правления была реставрация прежнего политического порядка.

В этих институциональных рамках в Риме в 501–200 годах до нашей эры существовали 76 диктатур. Большинство из них занимались либо военными кампаниями против других держав, либо умиротворением внутренней смуты. У диктатора не было права осуществлять акции возмездия; как следствие, диктатура не ассоциировалась с жестоким или репрессивным правлением.

Римский военачальник Сулла, отказавшийся принять свою отставку, двинулся на Рим и в 82 году до нашей эры возродил институт диктатуры в попытке узаконить свое правление. Режим Суллы, однако, заметно отличался от традиционных диктатур. Во-первых, поскольку Сулла обрел власть только после того, как верные ему легионы завоевали Рим и расправились с его врагами, его режим стал первой диктатурой, установленной военной силой. Чрезмерная жестокость, которую Сулла проявлял в нейтрализации своих оппонентов, привела к тому, что диктатуру стали связывать с террором. Более того, в отличие от прежних диктаторов, чьи сроки пребывания в должности зависели от глубины стоявших перед ними проблем, диктатура Суллы предполагала полное сосредоточение всей власти – военной, административной, законодательной, судебной – в руках одного человека, радикально переустраивающего политическую жизнь. Понятие диктатуры, восстанавливающей прежний порядок, утратило актуальность.

Странным, однако, представляется то, что Сулла еще придерживался временных ограничений, налагаемых на диктатора. После весьма короткого правления он отошел от власти и вернулся к частной жизни. Лишь в январе 44 года до нашей эры, когда Юлий Цезарь принял титул «пожизненного диктатора», с временностью диктаторской власти было покончено[6].

Более поздние апологеты диктатуры зачастую забывали о том, что ее первоначальный смысл уже был искажен Суллой и Цезарем. В «Размышлениях о первой декаде Тита Ливия» Никколо Макиавелли восхваляет это римское изобретение, замечая при этом:

«Действительно, среди прочих римских учреждений диктатура заслуживает того, чтобы ее рассмотрели и причислили к тем из них, которые были причиной величия столь огромной державы»[7].

Объяснялись эти славословия довольно просто: поскольку, полагал их автор, коллективное законотворчество часто оказывалось недостаточно гибким, оно не очень подходило для разрешения кризиса. Размышляя в том же русле, Жан-Жак Руссо с одобрением отмечает:

«Если же опасность такова, что соблюдение закона становится препятствием к ее предупреждению, то назначают высшего правителя, который заставляет умолкнуть все законы и на некоторое время прекращает действие верховной власти суверена. В подобном случае то, в чем заключается общая воля, не вызывает сомнений, и очевидно, что первое желание народа состоит в том, чтобы Государство не погибло».

Таким образом, и для абсолютистов, и для либералов диктатура оказывается полезной в силу своей способности к решительным действиям. Но ее временнáя ограниченность тоже очень важна, поскольку иначе, «раз настоятельная необходимость миновала, диктатура делается тиранической или бесполезной»[8].

Впрочем, помимо некоторых видных авторов, о диктатуре вспоминали не слишком часто. В XIX веке, например, этот термин был использован применительно лишь к двум периодам французской истории: первым были 1789–1815 годы, а вторым – 1852-й и несколько последующих лет. Интересно, что в первом из этих случаев под диктатурой имелось в виду правление не одного человека, а нескольких лиц. В октябре 1793 года Национальный конвент приостановил действие Конституции того же года и учредил временное правительство, которое служило диктатурой революционной группы. В этой ситуации исходный римский концепт лишился еще одной составляющей: единоличного характера власти.

После такого поворота потребовалось лишь время для того, чтобы термин «диктатура» начали использовать в отношении не только группы, но и целого класса. Понятие снова всплыло на поверхность после 1917 года, когда Владимир Ленин и его товарищи начали в позитивном ключе говорить о «диктатуре пролетариата». Тем не менее уже через несколько лет негативные коннотации возобладали: либеральные оппоненты итальянских фашистов и немецких нацистов отмечали этим ярлыком все, что вызывало у них ненависть: диктатурой, по их мнению, следовало именовать «угнетающую и деспотичную форму правления, установленную силой или запугиванием, позволяющую одному человеку или группе монополизировать политическую власть без конституционных ограничений, уничтожая тем самым представительное правление, политические права граждан и любую организованную оппозицию»[9]. Действуя в том же духе, Социалистический Интернационал в 1933 году в негативном ключе применил понятие диктатуры и для описания советского режима. Так или иначе, но приложение термина и к самопровозглашенной «диктатуре пролетариата» в России, и к фашистской диктатуре в Италии не имело ничего общего с первоначальной римской концепцией. Фашисты никогда не пытались вписать власть в какие-то временные рамки; а «диктатура пролетариата», хотя и была по природе своей не вечной, явно не стремилась реставрировать старые порядки.

Но события межвоенного периода никак не способствовали попыткам сохранить изначальное понимание диктатуры[10]. Желая обосновать исключительную власть и дезавуировать большевистское использование термина, Карл Шмитт отличал «комиссарскую диктатуру» от «диктатуры суверена». Первая из них во многом соответствует оригинальной концепции диктатуры, зародившейся в Древнем Риме. Что же касается «диктатуры суверена», то в отношении ее Шмитт разрушает границу между нормальным и чрезвычайным временем, заявляя, что диктатор обладает полномочием восстанавливать доконституционную волю людей, даже если она подразумевает изменение самой конституции. Разрабатывая свою теорию, Шмитт стремился обосновать предоставление немецкому рейхспрезиденту диктаторских полномочий для борьбы с экономическим и социальным кризисом. Выдвинутая им идея «диктатуры суверена» важна потому, что она, трактуя интересующий нас термин, увязывает воедино теорию и практику. Рисуемый Шмиттом тип диктатуры не может быть ни временным, ни реставрационным.

Однако позитивные коннотации, связанные с термином «диктатура», так и не смогли возобладать. Как отмечают Питер Баер и Мелвин Рихтер, «в 1940-е годы в обширной научной литературе и в политическом дискурсе либеральных и конституционных государств под диктатурой по-прежнему понимали полярную противоположность демократии»[11]. Поскольку в годы войны и сразу после нее демократия олицетворяла только хорошее, ее антитеза, по определению, являлась чем-то плохим.

Противопоставление демократии и диктатуры является феноменом XX века. Со времен Аристотеля, классифицировавшего политические режимы по числу правящих, политическая наука пользовалась трехчленным делением на монархию, аристократию и демократию. Но потом принятая схема начала разрушаться, причем происходило это по двум направлениям. Макиавелли первым противопоставил власть одного человека власти ассамблеи (немногочисленной или, напротив, многочисленной), тем самым обособив монархию от иных политических режимов. Другой удар по трехчленной градации, по мнению Норберто Боббио, нанес Ганс Кельзен, объявивший о том, что делить режимы исходя из числа людей, принимающих управленческие решения, вообще нельзя[12]. Вместо этого, Кельзен предложил различать их в зависимости от наличия или отсутствия политической свободы: «Политически свободен тот, кто подчиняется легальному порядку, в создании которого он сам принимает участие»[13]. Ключевым отличием, следовательно, выступает отличие между автономией и гетерономией: к демократическим формам правления относятся те, в которых законы создаются теми же людьми, в отношении которых их потом и применяют, – нормы здесь автономны. В автократических государствах, напротив, круг законодателей не совпадает с кругом тех, кому закон адресован, – иначе говоря, тут преобладает гетерономная норма. Таким образом, по мнению Кельзена, «более целесообразно выделять не три, а только два типа конституций: демократическую и автократическую»[14].

Под давлением этой дихотомии современные исследователи сосредоточились на определении демократии, пренебрегая диктатурой как остаточной категорией, определяемой только в терминах того, чем она не является. Воспринимаемые в подобном свете диктатуры оказываются режимами, где нет конкурентных выборов, нет верховенства права, нет политических и гражданских прав, нет регулярного обновления власти. Возможно, относительно демократии все перечисленные атрибуты характеризуют диктатуры довольно ярко, но в определениях, строящихся на отсутствии тех или иных особенностей, ускользает из вида заметное разнообразие в организации диктаторских режимов.

1.2.2. Современные противоречия

Диктатуры определяются здесь как режимы, в которых правители получают власть не в ходе конкурентных выборов, а иными способами[15]. Такие лидеры могут приходить к власти в результате государственного переворота, дворцового путча, революции. Они могут брать власть сами, с помощью армии или посредством иностранного вмешательства. Принципиальный момент состоит в том, что они обретают власть, минуя «конкурентную борьбу за народные голоса»[16]. Такое понимание диктатуры, хотя и не приближающее нас к ее позитивному определению, полезно по основаниям как практического, так и теоретического характера. Рассмотрим эти основания.

Вышеупомянутое определение диктатуры следует считать минималистским, поскольку оно фокусируется скорее на процедурных, а не на сущностных аспектах режима. Минималистская дефиниция вводится ради аналитической ясности. А вот те определения, в которых перечисляются конкретные характеристики режима, всегда проблематичны. Первое и наиболее значительное затруднение состоит в том, что многочисленность атрибутов сильно затрудняет проверку причинно-следственных связей. Рассмотрим, например, четыре ключевых элемента авторитаризма, предложенные Хуаном Линцем: ограниченный политический плюрализм, приоритет менталитета над идеологией, слабость политической мобилизации; наличие лидера, осуществляющего власть, даже если ее границы не определены[17]. Если определить авторитаризм на основе этих четырех измерений, а затем задуматься о взаимосвязи между ним и экономическим развитием, то какие выводы можно сделать о причинно-следственной стороне этих отношений? Что больше будет влиять на наблюдаемые нами тенденции: ограниченность политического участия, стиль руководства, какая-то комбинация этих и других факторов? В отношении диктатур, выделяемых таким образом, мы едва ли сможем сказать многое.

Во-вторых, широкие определения могут повлечь за собой оформление субстантивных понятий, или генерирующих тавтологии, или же ограничивающих практическую применимость произведенного концепта. Так, предлагаемое Питером Эвансом разграничение государства «развивающегося» и государства «хищнического» уже намекает на то, какие результаты каждое из них будет производить[18]. Не приходится удивляться и тому, что бюрократически-авторитарные режимы будут ориентироваться на политику, исключающую широкое участие, поскольку само их наименование построено на том, что они именно так и поступают[19]. Но, даже вдруг обнаружив, что эти режимы иногда проявляют открытость, мы не сможем предложить ничего иного, кроме как усомниться в ценности обозначенного критерия.

В-третьих, хотя напрямую связывать эту проблему с широкими дефинициями и не стоит, тем не менее нельзя не отметить прочной корреляции между количеством атрибутов и аморфностью описываемых с их помощью понятий: например, «особенности менталитета» трудно измерить или даже идентифицировать.

Наконец, в-четвертых, добавляя к определению диктатуры все новые характеристики, мы рискуем упустить из виду самые важные отличия политических режимов. Так, Мексика, несмотря на почти вековое доминирование Институционно-революционной партии, рассматривалась в качестве диктатуры лишь со значительными оговорками, касающимися прав человека, контроля гражданской администрации над военными и так далее. И все же разнообразие диктатур, базирующееся на сторонних характеристиках, не должно затемнять главного отличия, присущего всем диктатурам и обособляющего их от демократий – отсутствия конкурентных выборов.

Причины, подталкивающие к использованию минималистского критерия, никак не оправдывают самого выбора сущностных критериев. Фактически подчеркивание роли выборов как главной отличительной особенности, отделяющей демократию от диктатуры, не является бесспорным[20]. Почему же тогда исходя из минималистского подхода нужно фокусировать внимание именно на выборах?

Во-первых, такая фокусировка соответствует тем теоретическим вопросам, которые чаще всего возникают в связи с эмпирическим исследованием политических режимов. Перспектива обрести власть, участвуя в регулярных и состязательных выборах, формирует для политических акторов самобытный набор стимулов, отличающийся от мотивов, производимых нерегулярными и невыборными методами отбора. Соответственно, различие в стимулах влечет за собой разное поведение и разные результаты. Рассмотрим, например, воздействие, оказываемое типом политического режима на экономическое развитие. Согласно Джону Локку и позднее отцам-основателям США, демократия способна вредить политическому порядку и экономическому прогрессу, поскольку выборы без имущественного ценза позволяют неимущим избирать демагогов, готовых присвоить и перераспределить собственность богатых классов[21]. Более свежие теории, напротив, утверждают, что для развития плохи именно диктаторские режимы, так как диктаторы, не связанные электоральными сдержками, вольны извлекать ренту и подменять общественное благо частными интересами. В любом случае выборы выступают причиной, по которой политические акторы вынуждены вести себя по-разному при демократии и при диктатуре.

Во-вторых, классификация режимов по электоральным основаниям напоминает нам о том, что, даже если диктаторы пользуются какими-то иными, номинально демократическими, институтами, скажем, парламентами или партиями, они не перестают быть диктаторами. В системах, где, с одной стороны, лидеры избираются на конкурентных выборах, а с другой стороны, они не избираются вовсе, политическая жизнь организована в корне по-разному. Как объясняет Адам Пшеворский, демократия, в отличие от диктатуры, является такой политической системой, в которой ни один актор не может быть уверен в исходе предстоящего голосования[22]. Наиболее зримым проявлением этой неуверенности и выступают, собственно, конкурентные выборы; их результат оказывается своеобразной инструкцией, причем как для победителей, так и для проигравших – «победителям предстоит въехать в Белый дом, Розовый дом или какой-нибудь иной palacio, […] – а проигравшие никуда въезжать не будут и примут то, что останется на их долю»[23].

В настоящей работе я пользуюсь предложенной Пшеворским и его соавторами дихотомической классификацией, различающей политические режимы по электоральным критериям[24]. Моя выборка охватывает 140 стран, которые в период с 1946-го по 2002 год жили под властью диктатур (в совокупном распределении по странам этот массив составляет 4607 страно-лет). В послевоенный период диктаторские режимы составляли в мире подавляющее большинство. В 1970-е годы 75% всех стран были диктатурами, а к середине 1990-х их доля снизилась примерно до 50%. В большинстве случаев отнесение того или иного режима к разряду диктатур не вызывает полемики, поскольку с ним соглашается большинство известных классификаций политических режимов. Совпадение в оценках «Freedom House», «Polity» и соавторов Пшеворского варьирует от 88% до 95%[25]. Но если исключить простые случаи, находящиеся по краям выборки (например, Северную Корею и Иран, а также Швецию и Великобританию), то «зона совпадений» заметно сокращается: например, для данных «Freedom House» и «Polity» она составит лишь 75%. Затруднения возникают с Мексикой, Ботсваной, Малайзией, другими государствами, находящимися в середине спектра. Группа Пшеворского, однако, определяет тип режима на основе четких и поддающихся фиксации критериев, вытекающих из его минималистского и процедурного определения. По их мнению, режим является диктатурой, если он не соблюдает по крайней мере одного из четырех правил: 1) глава исполнительной власти должен избираться; 2) легислатура должна избираться; 3) в выборах не может участвовать только одна партия; 4) власть должна быть сменяемой[26].

C 1946-го по 2002 год бóльшую часть нашей выборки составили страны тропической Африки: на них приходятся 1800 условных страно-лет. 87% этого массива страно-лет они управлялись диктаторскими режимами. Точно такие же показатели недемократического правления наблюдались на Ближнем Востоке и в Северной Африке. В отношении Восточной Европы и бывшего Советского Союза соответствующие цифры составили 74%, а Азии 68%. На Латинскую Америку приходится меньшая доля диктаторских страно-лет, всего 38%, что объясняется многочисленными переходами от автократии к демократии и обратно. Наконец, диктатуры Южной Европы, существовавшие большую часть этого полувекового периода, обеспечили западноевропейским странам в целом 7% страно-лет, проведенных под властью диктаторов.

В рамках отдельных регионов частота и длительность диктаторского правления также заметно варьировала. Некоторые страны, например, Иордания или Китайская Народная Республика, управляются диктатурами с самого своего основания. В других странах такие периоды были короче, но зато встречались чаще: так, Аргентина за это время пережила четыре диктатуры, а Гана – три. Наконец, в некоторых местах диктаторское правление было лишь мимолетным эпизодом. В послевоенный период Коста-Рика, например, была диктатурой лишь 18 месяцев – после того, как в мае 1948 года власть в стране захватил Хосе Фигерес Феррер. Средняя протяженность диктаторского цикла в мире, однако, оставалась весьма длительной и составляла 40 лет.

1.3. Кто такие диктаторы?

Определившись с выборкой диктаторских режимов, можно переходить к следующему шагу: идентификации лидеров, управляющих диктатурами. Решение этой задачи важно постольку, поскольку нас интересует воздействие институциональных особенностей диктаторских режимов на политику, а решения о том, как выстраивать диктаторские институты и какую линию им проводить, принимают только те, кто реально имеет власть. При демократиях идентификация эффективных лидеров обычно не составляет проблемы: премьер-министры руководят парламентскими режимами, а президенты управляют в президентских системах. Но при диктатуре такая задача оказывается более сложной. Почему?

Одна из причин состоит в том, что при диктатуре глава государства может иметь самые разные титулы. В «обычных» диктатурах он зачастую называется «президентом», а в монархиях диктатора именуют «королем» или «эмиром». Но иногда диктаторы обладают более креативными титулами: это может быть «председатель государственного совета по восстановлению законности и порядка» (официальный титул главы бирманской военной хунты с 1981 года), «лидер революции» (официальный титул Каддафи с 1979 года) или просто «духовный лидер» (титул rahbar был принят Хомейни в 1980 году).

Помимо семантических затруднений, идентификация подлинного главы диктаторского государства сложна и потому, что в нем порой имеется множество руководящих фигур, как номинальных, так и реальных. При коммунистических режимах, например, премьер-министр, председатель государственного совета (то есть президент), генеральный секретарь коммунистической партии формально составляли руководство, однако первые два, как правило, на деле ни за что не отвечали. Показателен в данном отношении крайний случай: Лю Шаоци оставался президентом коммунистического Китая даже после того, как хунвейбины во время культурной революции выгнали его из собственного дома и вынудили заняться «самокритикой». (Перед тем, как убить его в 1969 году, Мао Цзэдун лишил Лю Шаоци президентских полномочий[27].) В коммунистических странах реальным главой государства оказывается генеральный секретарь партии.

Еще более трудны случаи некоммунистических режимов, в которых номинального лидера зачастую трудно отличить от «серого кардинала», скрывающегося за сценой. Иногда государством управляют военные, но делать этого явно они не хотят. В таких ситуациях президентские обязанности исполняют гражданские лица (Абдель Азиз Бутефлика в Алжире, Хуан Бордаберри в Уругвае, Рату Сир Камисесе Мара на Фиджи). Кроме того, в редких случаях долгосрочный диктатор время от времени меняет номинальных глав правительства, сохраняя за собой реальную власть. Рафаэль Трухильо продолжал быть подлинным главой диктатуры даже после того, как он в 1952 году сделал своего сына Гектора президентом Доминиканской Республики. Аналогичным образом Анастасио Сомоса Гарсия правил Никарагуа на протяжении 19 лет даже тогда, когда в 1940-е годы на трехлетний период передал пост президента другому человеку.

В некоторых странах борьба за реальное политическое лидерство была главным элементом их политической истории. С самого обретения независимости, состоявшегося в 1970 году, в центре политической жизни Камбоджи оставалась борьба за власть между монархом и главой кабинета министров. В Пакистане аналогичное противостояние разворачивалось между президентом и премьер-министром. В подобных случаях номинальный глава правительства отнюдь не всегда оказывается его реальным руководителем.

Учитывая разнообразие в организации политического руководства, очень важно сформулировать правила, в соответствии с которыми можно выявить реального руководителя, избегая нередко ошибочных суждений ad hoc. В настоящей работе под реальным лидером понимаются: 1) генеральный секретарь коммунистической партии при коммунистической диктатуре (за исключением случая Дэн Сяопина в Китае, который никогда не был генсеком); 2) король или президент в некоммунистических диктатурах – за исключением случаев Сингапура, Малайзии, Камбоджи, Лаоса и Мьянмы, в которых подлинный глава иногда носит титул «премьер-министра»; 3) другие индивиды или военные институты – в тех случаях, когда источники единодушны в том, что номинальный глава государства не обладает реальной властью[28].

Первые два правила относительно бесспорны; они позволяют успешно классифицировать большинство случаев в нашей послевоенной выборке. На протяжении приблизительно 270 страно-лет подлинный глава государства отличается от номинального руководителя по причинам, упомянутым ранее. Классификация подобных случаев зависит от относительной субъективности используемых источников, но я привлекаю достаточно широкий массив материала, позволяющий справляться и с «тяжелыми» случаями.

Диктаторы не появляются с интенсивностью «по диктатору на каждый год», и поэтому в качестве единицы, позволяющей фиксировать их правление, я использую «страно-год». Диктатуры часто переживают политическую нестабильность: подлинные руководители диктаторских режимов могут меняться несколько раз в год[29]. На протяжении 100 наблюдаемых страно-лет лидер диктатуры менялся более одного раза. «Сменщики» могли приходить на очень короткий период: так, Леон Кантав на Гаити утвердился у власти лишь на пять дней. Независимо от краткости сроков мы должны фиксировать появление и таких лидеров, поскольку не можем знать, насколько они готовы были бы задержаться у власти.

Из моего анализа исключены диктатуры, которые управлялись коллективно: Югославия после смерти маршала Тито в 1980 году и до распада государства в 1990-м, Босния-Герцеговина с 1998-го по 2002 год, Сомали при пяти председателях Совета национального спасения с 1997-го по 1999 год. При коллективном руководстве невозможно возложить ответственность за принятые решения на отдельного лидера – именно из-за этого указанные примеры не были приняты во внимание.

Таким образом, моя выборка включает 558 диктаторов из 140 стран, находившихся у власти с 1946-го по 2002 год. Некоторые страны, как, например, Экваториальная Гвинея и Оман, пережили за этот период лишь одну смену власти, тогда как в других перемены были скорее нормой. Так, Республика Гаити с 1946 года до перехода к демократии в 1994-м управлялась 19 руководителями, некоторые из них находились у власти лишь считанные дни.

Мир диктаторов очень разнообразен не только по длительности пребывания у власти, но и по их происхождению. Эрнесто Седильо, изучавший экономику на Западе и ставший последним в длинной веренице мексиканских лидеров, приходивших к власти при упорядоченных правилах преемственности, установленных Институционно-революционной партией, внешне не имеет ничего общего с иранским аятоллой Хомейни, возглавившим революцию, свергшую шаха. Точно так же и Фердинанд Маркос, который, выиграв сначала выборы, задержался у власти на Филиппинах на двадцать лет, кажется не слишком сопоставимым с Пол Потом, на протяжении трех лет возглавлявшим убийственную диктатуру «красных кхмеров» в Камбодже. Все эти примеры, иллюстрирующие предельное разнообразие диктаторов, ставят перед нами вопрос: можно ли вообще систематизировать столь разношерстную группу правителей?

Я группирую руководителей диктаторских режимов по трем типам: это монархи, военные правители и гражданские диктаторы. Почему выделены именно эти типы? Во-первых, монархия исторически рассматривалась как отдельный тип политического режима. Во-вторых, недемократических правителей из военной среды столь же привычно принято отделять от гражданских деспотов. Но традиция не единственное основание; имеются и другие принципиальные причины, заставляющие выделять упомянутые типы.

Такое разграничение позволяет обозначить уникальные разновидности угроз, с которыми сталкиваются диктаторы, и выделить институциональные методы, посредством которых они с этими угрозами справляются. Хотя недовольство диктатурой может исходить из любого сегмента общества, первейшую опасность для диктатора обычно представляют члены правящей элиты. Диктаторов очень часто смещают их собственные сподвижники. Принадлежащий к правящей элите потенциальный узурпатор находится в выгодном положении, позволяющем ему подготовиться к успешному отстранению действующего лидера.

Желая устранить угрозу, которую несут в себе элиты, диктаторы поддерживают такой порядок, в рамках которого они самолично принимают все важные решения и держат потенциальных соперников под неусыпным контролем. Особенности этого порядка зависят от типа диктатора, поскольку именно им предопределяется и возможный круг угроз, и средства их преодоления. В итоги монархи полагаются на семейные и родственные связи, а также на консультативные советы; военные руководители сдерживают ключевых конкурентов из рядов вооруженных сил в рамках военных хунт; а гражданские диктаторы обычно создают внутри правящей партии маленький орган, что-то вроде политбюро, куда кооптируют потенциальных конкурентов. Поскольку процесс принятия решений протекает внутри этих миниатюрных институтов, именно в их рамках и устанавливается, перед кем диктаторы будут подотчетны и как внутри режима будет распределяться власть. В итоге эти институты накладывают на диктаторов всевозможные ограничения, в свою очередь влияющие на решения правителей и их действия.

1.3.1. Монархи

Монархия всегда рассматривалась как такой тип правления, который стоит особняком от других форм недемократического руководства. Одной из причин такого обособленного рассмотрения было, вероятно, то, что ранние классификации политических режимов основывались на количестве людей, обладающих властью. Аристотель, например, выделял монархию как «правление одного», противопоставляя ее правлению нескольких или многих.

Исторические описания монархического абсолютизма лишь закрепляли это обособление, хотя уже в них отмечались присущие единоличному правлению внутренние недостатки. Свобода от любых ограничений позволяла монархам быть неосмотрительными, непредсказуемыми, нестабильными, а это вредило не только их собственным интересам, но и интересам их подданных. Когда французские короли, например, обращались к различным формам экспроприации, позволявшим финансировать войны и расточительный образ жизни, французы страдали. В конечном счете хищничество государства заставляло население менять свое социальное поведение.

В итоге необходимость как-то связывать или ограничивать собственных властителей становилась для их подданных все более очевидной. Жан Боден, убежденный роялист XVI века, советовал своему королю ради большего послушания подданных разделить власть с другими и добровольно ограничить себя. По словам Бодена, «чем меньше власть суверена, тем более она прочна»[30]. Следовательно, самоограничение самых различных видов – в интересах короля; в ряду сдерживающих факторов могли выступать естественные законы, принципы престолонаследия, древние обычаи, запрет на налогообложение без согласия подданных, наличие независимых магистратов, парламентские прерогативы.

Приняли ли европейские монархи близко к сердцу уроки Бодена и других политических теоретиков? Это сомнительно. Хотя они охотно учреждали конституции, парламенты, суды, желание сковывать свою королевскую власть посредством этих институтов не слишком просматривается. У этой неоднозначности были свои причины. Хотя британские и французские короли на собственном горьком опыте (через свержение и казнь) узнали, что властью надо делиться, большинство монархов всеми силами стремились защитить свое самодержавие от посягательств парламента[31]. Принципы подотчетности короны парламенту внедрялись лишь после многолетних споров между монархами и ассамблеями, а кодифицировались еще позже[32]. Как свидетельствует европейская история, на протяжении довольно долгого времени наличие конституций отнюдь не означало ограничения власти суверенов.

Современные ближневосточные монархи столь же рьяно сопротивляются попыткам ограничить их власть. После обретения политической независимости правители региона пытались рационализировать собственные управленческие системы, санкционируя конституции, парламенты и политические партии. Конституция Ирака 1925 года, например, позволяла королю назначать премьер-министра, но при этом делала кабинет ответственным перед парламентом. Аналогичные нормы были включены в Конституцию Кувейта и Конституцию Египта 1923 года; в период действия последней оппозиционная партия «Вафд» не раз располагала парламентским большинством. И все же, подобно своим европейским визави, эти монархи не имели желания поступаться властью в пользу своих институциональных творений. Причем, в отличие от европейцев, они могли настаивать на своем, применяя жесткую силу. В Египте монарх трижды грубо нарушил Конституцию 1923 года за первые семь лет ее действия[33]. Аналогичным образом «на бумаге парламент Ирака был весьма влиятельным, но при этом не было ни одного случая, чтобы правительство или хотя бы отдельный министр ушли в отставку из-за парламентского вотума недоверия»[34].

Взамен, однако, ближневосточным монархам приходилось принимать ограничения иного рода. Их связывают не столько конституции и ассамблеи, сколько династические семьи. Они вынуждены доверять ответственные государственные посты кровным родственникам, делая их законными получателями государственных доходов и привлекая к принятию решений на всех уровнях. В 1992 году эмир Катара, например, реорганизовал кабинет таким образом, что ближайшие члены его семьи оказались министрами: сыновьям достались посты министров нефти и газа, внутренних дел, экономики и торговли, внук стал министром обороны, а племянники отвечали за общественное здравоохранение и дела ислама[35]. Точно так же саудовский король Фахд доверил ключевые посты в правительстве шестерым своим братьям, которые вместе с монархом составили так называемую «семерку Судаири», управляющую страной.

Члены семей играют ключевую роль в принятии важнейших решений; это особенно хорошо видно в вопросах преемственности власти. В Кувейте, в частности, у власти менялись представители двух ветвей клана Сабах, но при этом всегда соблюдалось главное правило: «семья “избирает” правителя на основе консенсуса»[36]. В Омане следующий по мужской линии наследник из семьи аль-Саид тоже должен утверждаться семейным советом. В Саудовской Аравии престолонаследие стало более упорядоченным после того, как король Фейсал учредил Королевский семейный совет, консультирующий монарха по вопросам преемственности. Этот орган получал право контролировать передачу власти в случае кончины действующего монарха[37].

Конечно, передача престола на Ближнем Востоке не всегда происходит по утвержденным правилам. После Второй мировой войны монархи оставляли трон не только из-за естественной кончины, но и в результате убийства или свержения другими родственниками. Тем не менее, даже когда нарушение правил наследования имело место, оно обычно происходило с одобрения ключевых членов семьи. Фейсал не свергал официального (и считавшегося некомпетентным) наследника, определенного его отцом, пока не заручился поддержкой других саудовских принцев. Эмир Катара, находившийся на отдыхе в Швейцарии, в 1995 году был низложен собственным сыном, который тоже опирался на поддержку родственников. Таким образом, главной угрозой для монархов выступают члены их собственных семей, имеющие законное право приходить им на смену.

Иначе говоря, монархи далеко не всегда игнорируют тезис Бодена о том, что самоограничение способно повышать их шансы на политическое выживание. Как убедительно демонстрируется в научной литературе, на Ближнем Востоке смогли устоять только те властители, которые успешно перешли от традиционных самодержавных монархий к династическим монархиям, где средоточием власти выступает семья как целое[38]. Переход к такой династической структуре уберег монархии в Бахрейне, Кувейте, Катаре и Саудовской Аравии от угрозы революции и сделал смену режима маловероятной, несмотря даже на конъюнктуру нефтяных цен. Напротив, монархии, которые придерживались принципов абсолютного самодержавия, не признающего семейных сдержек, как, например, в Египте, Ираке и Ливии, бесславно пали, уступив место революционным диктатурам. Становление династических монархий означает, что короли больше не пользуются приоритетом в отношении других членов своих семей. Учитывая альтернативу, которую влек за собой отказ реформироваться – полный крах монархического правления, – то была цена, которую большинству монархов пришлось заплатить. Нынешних королей ограничивают не парламенты или суды, а семейные и родовые кланы. Следовательно, единоличное правление превратилось в правление семейное.

1.3.2. Военные диктаторы

Как показывает марш Суллы на Рим, использование армии для захвата власти имеет долгую историю. Но фактически применения силы требует любой неправовой захват власти; гражданские лидеры, решившие узурпировать власть, могут применять насилие в тех же объемах, что и военные. Следовательно, использование силы или организация военного переворота не являются признаками, отличающими военную диктатуру от других форм недемократического правления.

Сущностью военного правления выступает то, что именно вооруженные силы оказываются институтом, посредством которого правители руководят обществом. Подобно тому, как современные монархи вынуждены кооптировать в управленческую систему членов своих семей, используя их для консолидации правления, военные диктаторы должны нейтрализовать угрозы, исходящие от ближайших сподвижников, привлекая их к сотрудничеству в деле реализации власти.

Центром принятия властных решений внутри военного режима выступает хунта. С точки зрения генералитета, который берет власть от лица институционализированных вооруженных сил, типичная хунта должна быть небольшой; обычно ее составляют командующие различных родов войск. Если переворот осуществляется не всей армией, а какой-то группой низших и средних чинов, то хунта более многочисленна, поскольку мятежникам надо привлекать на свою сторону как можно больше сторонников из числа военных. Например, после переворота 1966 года в Гане состав военной хунты поэтапно увеличивался по мере того, как мятежники ощущали все новую нужду в более основательной поддержке внутри вооруженных сил. Сразу же после переворота в Совете национального освобождения Ганы были шесть членов; на следующий день их число возросло до девяти, а через четыре дня добавились еще двое. Наконец, спустя две недели в состав хунты были введены очередные шесть офицеров[39]. По наблюдению Сэмюеля Файнера, в отличие от большинства хунт Латинской Америки, которые состоят из трех или четырех глав родов войск, хунты в иных регионах мира, создаваемые в 1980-е годы младшими и средними офицерами, в среднем состояли из одиннадцати членов[40].

В целях реализации власти может быть использована уже сложившаяся организационная структура вооруженных сил. В Индонезии, например, за осуществившей государственный переворот армией была зарезервирована пятая часть всех мест в парламенте, а в каждой из десятков тысяч индонезийских деревень размещался военнослужащий, представлявший на месте вооруженные силы[41]. Наиболее ярким примером использования военной иерархии в качестве управленческой структуры стал, вероятно, так называемый «процесс национальной реорганизации» (Processo) в Аргентине. Накануне переворота 1976 года четыре рода войск согласовали детальный раздел власти, целью которого было недопущение доминирования сухопутных сил. В соответствии с этим соглашением все законодательные инициативы будущего военного режима подвергались проверке специальными комитетами внутри родов войск; только после этой процедуры их выносили на рассмотрение хунты. Иначе говоря, внутри вооруженных сил был запущен процесс согласования интересов, к которому привлекались все заинтересованные группы[42].

Таким образом, военная диктатура как тип режима не могла возникнуть до тех пор, пока вооруженные силы не достигали должного уровня специализации и профессионализации. Скажем, в отношении Латинской Америки после получения независимости от Испании более уместно говорить о вооруженных группировках, руководимых местными caudillos, а не о современных военных структурах. Становление армий современного типа на континенте началось лишь в XIX веке с учреждения военных академий, где готовились будущие офицеры. Внедрение воинских уставов европейского типа и переход ко всеобщей воинской повинности привели к началу 1900-х годов к созданию «новых» армий.

Профессионализация военных создала институт, обособленный от остального общества. В эпоху caudillos в Латинской Америке офицерская карьера считалась непривлекательной. В результате подбор кадров осуществлялся все более закрытым образом, что в свою очередь углубляло отгораживание военных от гражданских элит и внутренне сплачивало армию.

«Сочетание изоляции от общества как единого целого с групповой сплоченностью делало воинскую жизнь абсолютно закрытой: это было горделивое слияние с институтом, который ограничивал социальный горизонт, но в то же время формировал сознание того, что он играет важнейшую роль в жизни государства»[43].

Профессионализация военных соответствовала планам гражданских элит, которые хотели ограничить власть caudillos и рационализировать монополию государства на применение силы. В то же время гражданские элиты желали обращаться к военным как арбитрам, способным решать проблемы в период кризисов.

«Военных постоянно призывали на роль модераторов политической деятельности, но при этом отрицали за ними право менять политическое устройство. Их задачи сводили к консервативному поддержанию функционирования системы»[44].

Конкретно это означало, что всякий раз, когда военные вмешивались, от них ожидались только смещение главы государства с его поста и передача власти альтернативным гражданским силам. Поскольку временная форма правления была нацелена на восстановление прежнего политического порядка, вооруженные силы выполняли функции диктатуры в первоначальном, древнеримском, ее понимании. Гражданские элиты, защищавшие профессионализацию армии, не предусмотрели, однако, того, что укрепление военной автономии, не связанной никакими гражданскими партиями, создавало предпосылки для инициативного и самостоятельного вмешательства армии в политику. Именно поэтому военное вмешательство, которое не ограничивало армию ролью модератора, скоро стало на континенте общим явлением.

Однако латиноамериканский опыт обособления солдата от гражданина не был универсальным. Во многих развивающихся странах профессионализация военных начиналась еще в колониальный период, когда европейские державы пытались укреплять свой контроль над отдаленными землями. После установления независимости военные силы, уже сложившиеся в профессиональном плане, превратились в «образец развития, посредством обязательной воинской повинности распространявший свое влияние на все группы общества»[45]. В этом процессе социализации подчеркивалась скорее интеграция военных в социум, а не сепарация их в качестве особого института. Если члены вооруженных сил рассматриваются не только как солдаты, но и как граждане, то им и надлежит возглавить работу по модернизации обществ, которую они делят с соотечественниками. Причем, как считалось, военные прекрасно приспособлены для такой руководящей миссии, поскольку вооруженные силы развивающихся стран были лидером в использовании импортных технологий – новинки приходили в армию раньше, чем в промышленность или сельское хозяйство. Кроме того, они, в отличие от других структур, применяли меритократические стандарты в расстановке и продвижении кадров, регулярно обеспечивали базовые потребности своих членов (например, обучали их грамотности, предоставляли пищу и кров), предлагали программы, ассоциируемые с современным «социальным» государством (страховали, обеспечивали пенсии и семейные выплаты). В итоге вооруженные силы во многих странах стали рассматриваться в качестве флагмана модернизации, способного преобразовать традиционные уклады жизни в современные и дать всем гражданам то же, что они предлагали военнослужащим.

Независимо от того, считались ли они обособленным или интегрированным институтом, временным инструментом разрешения кризиса или орудием долгосрочных социальных перемен, военные повсюду начали претендовать на специальную роль в отстаивании «национальных интересов». Обосновывая захват власти, аргентинская военная хунта, организовавшая путч 1976 года, заявляла:

«В связи с тем, что все конституционные механизмы были исчерпаны, а выход из кризиса путем естественных процессов оказался невозможным, вооруженные силы были вынуждены положить конец ситуации, унижающей нацию и подвергающей риску ее будущее»[46].

Подобные слова люди в униформе после очередного военного переворота не раз повторяли и в других развивающихся странах.

Претензии военных на эксклюзивное отстаивание «национальных интересов» вполне правомерно воспринимались с изрядной долей скептицизма. Дело в том, что к решительным действиям вооруженные силы могут подталкивать самые разные мотивы. Как и любая другая корпорация, военные имеют собственные институциональные интересы, которые предполагают отстаивание собственной автономии и наращивание ресурсов. Кроме того, в рядах вооруженных сил могут доминировать отдельные социальные группы, на которые правители делают особую ставку. Колониальные администрации, например, укомплектовывали свои армии представителями этнических и расовых меньшинств, предполагая, что эти группы, опасающиеся неизбежной гегемонии большинства после достижения независимости, будут лояльно защищать интересы колонизаторов. Нынешние лидеры развивающихся стран продолжают использовать ту же тактику «разделяй и властвуй». Итогом ее оказывается то, что персонал вооруженных сил молодых государств, состоящий из представителей специфичных социальных групп, нередко отождествляет себя только с этими группами и ведет себя соответственно. И, разумеется, в некоторых случаях военные руководители действуют исходя из сугубо личной корысти. В целом же военные правители, как представляется, очень часто ведут себя так же, как и гражданские диктаторы; и этот факт ставит под сомнение наличие у них каких-то уникальных и специфических интересов[47].

1.3.3. Гражданские диктаторы

Помимо монархов и военных правителей, существуют еще и гражданские диктаторы. Их положение оказывается наиболее сложным, поскольку, в отличие от представителей первых двух групп, они не располагают готовой организационной структурой, на которую можно опереться. Некоторые диктаторы привлекают к управлению родственников и даже передают власть своим детям: так, сыновья наследовали гражданским диктаторам в Северной Корее, Сирии, Никарагуа, на Гаити. И все же отцы-диктаторы были не в состоянии обеспечить династическую преемственность сверх одного поколения[48]. Одной из причин этого выступало, вероятно, отсутствие у них обширных родственных кланов, посредством которых они могли бы эффективно контролировать противников внутри правящей элиты и народа в целом.

Гражданские диктаторы не могут обращаться к вооруженным силам с такой же легкостью, с какой это делают военные правители, которые, будучи действующими офицерами, способны опираться на институциональную иерархию и воинское нормы товарищества. Гражданские лидеры зачастую презираемы военными, особенно в тех ситуациях, где армия ощущает себя носительницей какой-то особой и уникальной миссии. В подобном контексте встает вопрос о том, что же заставляет людей с оружием подчиняться людям без оружия. Согласно одному из возможных ответов, военные стараются избегать власти, чтобы не нарушать корпоративной сплоченности[49].

Преодолевая все эти затруднения, гражданские диктаторы стараются обзавестись собственной организацией. Именно о ней говорит Владимир Ленин в следующем заявлении 1921 года:

«Только политическая партия рабочего класса, т.е. коммунистическая партия, в состоянии объединить, воспитать, организовать такой авангард пролетариата и всей трудящейся массы, который один в состоянии… руководить всей объединенной деятельностью всего пролетариата, т.е. руководить им политически, а через него руководить всеми трудящимися массами. Без этого диктатура пролетариата неосуществима»[50].

Ленинское новаторство предполагало соединение харизматической и рациональной власти, сочетавшее «полнейшую личную преданность партийцев своей партии с беспристрастным групповым контролем над сохранением этой преданности и подчинением иерархии»[51].

Использование единственной партии для управления государством широко применялось гражданскими диктаторами во всем развивающемся мире. После получения независимости однопартийные системы возникли в 60% государств тропической Африки. В некоторых странах, таких, как Ангола и Берег Слоновой Кости, партии правящего режима появлялись на следующий день после провозглашения независимости. В других государствах, таких, как Габон и Заир, консолидация занимала несколько лет. Два аргумента, отчасти противоречащих друг другу, обычно выдвигаются для обоснования однопартийной системы в развивающихся странах. В некоторых из них, с одной стороны, повторяются старые ленинские идеи, согласно которым единственная партия была нужна для того, чтобы преодолеть традиционные общественные расколы и размежевания, а также «помочь лидерам передовых социальных сил победить в конфронтации с силами отсталости»[52]. С другой стороны, европейский опыт не раз демонстрировал, что формирование политических партий выступает отражением социально-классовых расколов. Поскольку в африканском обществе классов не было, говорят сторонники этой точки зрения, то отсутствовала и надобность иметь более одной партии. Как пояснял Модибо Кейта, диктатор Мали, «никакой фундаментальной оппозиции в наших рядах не наблюдалось», а потому не существовало никаких причин «быть разделенными и разобщенными в партиях, которые сражались бы друг с другом»[53].

1.4. Номинально демократические институты

Как следует из всего вышесказанного, диктаторы никогда не управляют в одиночестве. Они руководят своими обществами, используя институты, которые соответствуют типу их диктатуры. Они могут даже учреждать или поддерживать номинально демократические институты – такие, как парламенты и политические партии. В данном отношении среди диктатур наблюдаются заметные институциональные вариации.

1.4.1. Легислатуры

Под легислатурами мы понимаем органы, для которых принятие законодательства является исключительной формальной функцией. Исходя из этого определения из числа законодательных органов, действующих при диктатуре, мы должны исключить (1) хунты, так как они смешивают исполнительные и законодательные полномочия, и (2) консультативные советы, поскольку они, не обладая формальной законодательной властью, лишь консультируют правителей и дают им советы.

Способы комплектования и организации легислатур разнообразны. Иногда законодателей назначает режим; именно так было в Эфиопии в ранние годы царствования императора Хайле Селассие или в различные периоды правления президента Ахмеда Сукарно в Индонезии. Они могут также напрямую избраться гражданами. Кроме того, диктаторы порой заполняют часть депутатских вакансий в ходе выборов, а на остальные места депутаты назначаются. Даже когда диктатура допускает проведение выборов, кандидаты должны заручиться одобрением со стороны правительственных органов. В Иране, например, Совет стражей конституции, состоящий из консервативного духовенства, утверждает кандидатуры на замещение выборных должностей. В большинстве диктаторских режимов, допускающих наличие особых законодательных органов, приоритетным методом комплектования легислатур остаются выборы. На такой вариант приходятся 69% всех случаев. В странах бывшего коммунистического лагеря законодателей избирают практически везде, в то время как на Ближнем Востоке и в Северной Африке в механизмах комплектования законодательных органов наблюдается значительная гетерогенность.

Даже когда кандидатам разрешается выступать под партийными флагами, диктатура старается гарантировать их лояльность, вынуждая имеющиеся партии присоединиться к «общенациональному фронту», поддерживающему режим. Такой фронт обычно идет на выборы единым списком, хотя после избрания партиям позволяют сохранять собственную идентичность. В нашей выборке наличие подобных фронтов при диктатурах фиксируется на протяжении 636 страно-лет. Такие фронты были прежде почти во всех коммунистических странах, а также за их пределами – например, на Мадагаскаре и в Сирии.

Доля диктатур, имеющих парламенты и регулярно проводящих выборы, в разные периоды времени довольно стабильна. Выборные парламенты неизменно пользуются у диктаторов популярностью; доля назначаемых законодательных органов невелика. Небольшое отступление от этого правила фиксировалось в середине 1970-х годов, когда почти 40% всех диктатур распустили свои парламенты. Это был пик деинституциализации.

1.4.2. Политические партии

В данном контексте мы говорим только о тех политических партиях, которые существуют de jure. Иначе говоря, если режим формально запрещает политические партии, то они, даже продолжая действовать в подполье, оказываются формально не существующими. Диктаторы иногда приходят к власти, унаследовав систему, в которой все партии запрещены. Тем не менее более типичным для них является запрещение партий на короткий период – сразу же после прихода к власти или в каких-то критических ситуациях на протяжении правления. Гораздо реже встречается полный запрет партийной деятельности на весь период диктатуры; в свое время так поступил Бокасса в Центрально-Африканской Республике и военные власти Аргентины во времяProcesso, полностью прекратившие деятельность партий.

В порядке альтернативы режим может также создавать собственную и единственную партию. Изобретение Ленина предоставило гражданским диктаторам средство для контроля над армией и соперниками внутри правящей элиты. При этом единственная партия служит также для мобилизации масс и управления ими. Неудивительно, что к подобному институциональному дизайну часто обращаются авторитарные правители в развивающемся мире. Режимная партия может содержать внутри себя «группы» или «фракции», но они слишком малы и слабы, чтобы поддержать многопартийную систему. Кроме того, когда партий много, но при этом все они загоняются в ряды единого «фронта», такое политическое устройство тоже можно считать однопартийным. Помимо главной партии, могут существовать и иные, но они не в состоянии сопротивляться требованиям режима, настаивающего на формировании единого избирательного списка – с партией власти во главе. Следовательно, у граждан в подобных ситуациях выбора вообще нет.

В некоторые случаях автономные партии в состоянии существовать и за рамками проправительственного «фронта». Список диктатур, при которых действовали многочисленные политические партии, варьирует от Бразилии, где режим создал официальную «правительственную» и столь же официальную «оппозиционную» партии, до Алжира, где Исламский фронт спасения столь энергично отстаивал свою самостоятельность, что избиратели были готовы отдать ему победу на выборах 1991 года. Эти примеры внешне настолько непохожи, что их объединение в одну группу может показаться сомнительным: ведь партии, создаваемые самим режимом, – это не партии, бросающие ему вызов со стороны. Но дело в том, что определить предельную степень автономии таких партий при диктатурах весьма нелегко; хотя Исламский фронт спасения и возник сам по себе, в конечном счете его упразднили военные власти. А обе узаконенные бразильские партии были учреждены военным режимом, но потом каждая из них выступила против диктатуры.

Поскольку нет никаких четких правил или норм, в соответствии с которыми диктаторы должны устраивать политическую жизнь, авторитарные режимы демонстрируют богатейшее разнообразие институционального устройства. Так, если режим допускает наличие легислатуры, но не разрешает деятельность политических партий, то кандидатов в депутаты парламента могут заставить баллотироваться в качестве беспартийных. Или, если разрешена только правящая партия, им порекомендуют записаться в нее. Иногда, впрочем, диктаторы допускают существование автономных от режима организаций в виде официальной «оппозиционной» партии или нескольких «оппозиционных» групп.

Партийные системы при диктатурах более разнообразны, нежели их законодательное устройство. Единственная партия доминировала не только в коммунистической Восточной Европе, но и в тропической Африке. Диктаторские режимы Латинской Америки, напротив, были склонны допускать наличие многих партий; в некоторых случаях такие партии формировались ими специально, но в других ситуациях речь шла о партиях, которые начали работать еще при демократии. В Азии среди диктатур в равных долях представлены и однопартийные, и многопартийные режимы. Наконец, Ближний Восток и Северную Африку можно считать единственным регионом, где диктатуры чаще всего запрещают партии полностью. После Второй мировой войны доля диктатур без партий росла за счет сокращающегося числа многопартийных режимов. Но после краха коммунизма, с начала 1990-х годов, наличие при диктатурах автономных политических групп стало более частым явлением. Доля диктатур, опирающихся на единственную партию, стремительно снизилась, тогда как многопартийные режимы возобладали.

1.5. Заключение

Исторический путь диктатур долог. Институт, зародившийся в Древнем Риме, первоначально нес в себе позитивные коннотации: под ним понимался набор эффективных средств, с помощью которых политическая система справлялась с внутренними и внешними угрозами. В трудные времена элиты выдвигали человека, способного предпринять решительные действия по восстановлению политического status quo. После разрешения наличных проблем диктатор, выполнив свою миссию, уходил со сцены.

С течением времени, однако, термин «диктатура» стали использовать для описания институциональных механизмов, которые не вмещались в рамки первоначальной концепции. Признаки коррозии института впервые стали появляться еще в Риме. Сначала диктаторы начали апеллировать к массам. Потом диктатура трансформировалась из правления одного человека в правление директории, группы, класса. Пренебрегая традиционным политическим порядком, диктатуры начали ставить перед собой революционные задачи. Самым главным было то, что диктатура перестала считаться временным правлением. И, хотя данное изменение проявило себя еще у римлян, именно оно остается фундаментальной чертой диктаторских режимов современного мира. Диктаторы игнорируют конкурентные выборы исходя из того, что сроки их правления могут быть неопределенными, а власть неограниченной. И в этом все они похожи друг на друга.

И все же в плане организации институционального аппарата диктатуры проявляют большое разнообразие. Обеспечивая себе «первую линию обороны», диктаторы должны выстроить собственную управленческую систему и кооптировать наиболее вероятных соперников. Конкретная форма принимаемой ими линии зависит от типа диктатора. Монархи полагаются на обширные родственные связи, тогда как военные правители опираются на преимущества армейской иерархии. Гражданские диктаторы, не имея столь же эффективных подручных средств, создают всевозможные режимные партии. Выбирая для себя номинально демократические институты в лице легислатур и политических партий, диктаторы столь же креативны. Тем не менее, несмотря на все это разнообразие, и парламенты, и партии при диктатурах служат единой цели: они являются инструментами кооптации, посредством которых недемократические правители справляются со значимыми вызовами своему правлению.

Перевод с английского Андрея Захарова

[1] Перевод осуществлен по изданию: Gandhi J. Political Institutions under Dictatorship. New York: Cambridge University Press, 2008. Ch. 1. Печатается с небольшими сокращениями.

[2] См.: Moore B. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Boston, MA: Beacon Press, 1966; Acemoglu D., Robinson J. Economic Origins of Dictatorship and Democracy. New York: Cambridge University Press, 2006.

[3] Предложенное здесь описание древнеримской диктатуры основывается на следующем источнике: Nicolet C. Dictatorship in Rome // Baehr P., Richter M. (Eds.).Dictatorship in History and Theory: Bonapartism, Сaesarism, and Totalitarianism. New York: Cambridge University Press, 2004. P. 263–278.

[4] Первоначально срок полномочий диктатора не определялся; он должен был сложить полномочия после выполнения поставленных перед ним задач.

[5] Единственное исключение имело место в 211 году до нашей эры. Подробнее см.: Nicolet C. Op. cit.

[6] Первоначально Юлий Цезарь принимал титул диктатора на год, а потом на десять лет (Ibid).

[7] Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Книга I. ГлаваXXXIV (фрагмент дается в переводе Р. Хлодовского. – Примеч. перев.).

[8] Руссо Ж.-Ж. Об Общественном договоре, Принципы политического права // Он же. Об Общественном договоре. Трактаты. М., 1998. Кн. IV. Гл. VI (фрагменты даются в переводе А.Д. Хаютина и В.С. Алексеева-Попова. –Примеч. перев.).

[9] Baehr P., Richter M. Introduction // Idem (Eds.). Dictatorship in History andTheory… P. 25.

[10] Обсуждение этой темы см. в статье: McCormick J. From Constitutional Technique to Caesarist Ploy: Carl Schmitt on Dictatorship, Liberalism, and Emergency Power // Baehr P., Richter M. (Eds.). Dictatorship in History and Theory… P. 197–220.

[11] Baehr P., Richter M. Introduction. P. 26.

[12] См.: Bobbio N. Democracy and Dictatorship: The Nature and Limits of State Power. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1989.

[13] Kelsen H. General Theory of Law and State. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1945. P. 284.

[14] См.: Bobbio N. Op. cit. P. 137.

[15] Исключения составляют ситуации, когда правитель впервые получает власть посредством выборов, а затем консолидирует ее за счет отказа от демократии. В подобных случаях (Фердинанд Маркос на Филиппинах, Пак Чон Хи в Южной Корее, Альберто Фухимори в Перу) правление лидера следует рассматривать в качестве диктатуры с самого начала его избирательного срока.

[16] См.: Schumpeter J. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York: Allen & Unwin, 1976.

[17] См.: Linz J. An Authoritarian Regime: Spain // Allardt E., Rokkan S. (Eds.). Mass Politics. New York: The Free Press, 1970.

[18] Evans P. Predatory, Development, and Other Apparatuses: A Comparative Analysis of the Third World State // Sociological Forum. 1989. Vol. 4. № 4. P. 561–582.

[19] O’Donnell G. Modernization and Bureaucratic-Authoritarianism: Studies in South American Politics. Berkeley: Institute of International Studies, 1979.

[20] Дискуссию на эту тему см. в работах: Cheibub J.A., Gandhi J. ClassifyingPolitical Regimes: An Update and an Extension. American Political Science Association Annual Meeting. Chicago, September 5, 2004; Collier D., Adcock R.Democracy and Dichotomies: A Pragmatic Approach to Choices about Concepts // Annual Review of Political Science. 1999. P. 537–565; Diamond L. Thinking about Hybrid Regimes // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. № 2. P. 21–35; Munck G.L., Verkuilen J. Conceptualizing and Measuring Democracy: Evaluating Alternative Indices // Comparative Political Studies. 2002. Vol. 35. № 1. P. 5–34.

[21] Этот аргумент был переосмыслен в ХХ веке: его сторонники опасались, что демократические правительства будут уступать требованиям рабочего электората, нацеленным на расширение потребления в ущерб расширению инвестиций. См.: De Schweinitz K. Industrialization and Democracy: Economic Necessities and Political Possibilities. Glencoe: The Free Press, 1964; O’Donnell G.Op. cit.

[22] Przeworski A. Democracy and the Market: Political and Economic Reforms in Eastern Europe and Latin America. New York: Cambridge University Press, 1991.

[23] Idem. Minimalist Conception of Democracy: A Defense // Shapiro I., Hacker-Cordón C. (Eds.). Democracy’s Value. New York: Cambridge University Press, 1999. P. 45.

[24] Przeworski A., Alvarez M., Cheibub J.A., Limongi F. Democracy and Development: Institution and Well-Being in the World, 1950–1990. New York: Cambridge University Press, 2000.

[25] Ibid.

[26] Ibid.

[27] См.: Short P. Mao: A Life. New York: Henry Holt, 2000; Salisbury H. The New Emperors: China in the Era of Mao and Deng. Boston: Little, Brown, 1992.

[28] Под этими источниками я имею в виду прежде всего справочные работы Артура Бэнкса и Харриса Ленца. См.: Banks A., Day A., Muller T. Political Handbook of the World. Binghamton, NY: Center for Social Analysis, State University of New York at Binghamton, [various years]; Lentz H. Heads of States and Governments: A Worldwide Encyclopedia of over 2300 Leaders, 1945–1992.Jefferson, NC: McFarland and Company, 1994.

[29] За пределами моего рассмотрения остается интересный вопрос о том, можно ли вообще говорить о «режиме» в тех ситуациях, когда главы страны меняются так часто. Особенно примечательны в данном смысле случаи Коморских островов (четырехкратная смена руководителя на протяжении 1995 года) или Боливии (трехкратная смена на протяжении 1979 года). Такая нестабильность, впрочем, встречается редко.

[30] Боден Ж. Шесть книг о государстве. Кн. IV. Гл. 6; цит. по: Holmes S.Passions and Constraint: On the Theory of Liberal Democracy. Chicago: University of Chicago Press, 1995. P. 517.

[31] Многие авторы переоценивают то влияние, которое английский и французский случаи оказали на другие монархии. См., например: North D., Thomas R. The Rise of the Western World. New York: Cambridge University Press, 1973.

[32] Beyme K. von. Parliamentary Democracy: Democratization, Destabilization, Reconsolidation, 1789–1999. New York: St. Martin’s Press, 2000.

[33] Brown N. Constitutions in a Nonconstitutional World: Arab Basic Laws and the Prospects for Accountable Government. Albany: State University of New York Press, 2002. P. 39.

[34] Ibid. Р. 45.

[35] Herb M. All in the Family: Absolutism, Revolution, and Democracy in the Middle Eastern Monarchies. Albany: State University of New York Press, 1999. P. 123.

[36] Ibid. P. 80.

[37] Bligh A. From Prince to King: Royal Succession in the House of Saud in the Twentieth Century. New York: New York University Press, 1984. P. 88.

[38] Herb M. Op. cit.

[39] Welch C. Personalism and Corporatism in African Armies // McArdle Kelleher C. (Ed.). Political-Military Systems: Comparative Perspectives. London: Sage, 1974. P. 136–138.

[40] Finer S. The Man of Horseback: The Role of the Military in Politics. Boulder, CO: Westview Press, 1988. P. 260.

[41] Brooker P. Twentieth-Century Dictatorships: The Ideological One Party States. New York: New York University Press, 1995.

[42] Fontana A.M. Political Decision-Making by a Military Corporation: Argentina 1976–1983. Ph.D. dissertation. Department of Political Science, University of Texas. Austin, 1987.

[43] Ibid. P. 104.

[44] Stepan A. The Military in Politics: Changing Patterns in Brazil. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1971. P. 63.

[45] Khuri F., Obermeyer G. The Social Bases for Military Intervention in the Middle East // McArdle Kelleher C. (Ed.). Op. cit. P. 62.

[46] Loveman B., Davies T. The Politics of Antipolitics: The Military in Latin America. Lincoln: University of Nebraska Press, 1989. P. 196.

[47] Remmer K. Evaluating the Policy Impact of Military Regimes in Latin America // Latin American Research Review. 1978. Vol. 13. № 2. P. 39–54.

[48] И все же Северная Корея стала в этом исключением. – Примеч. ред.

[49] Brooker P. Non-Democratic Regimes: Theory, Government, and Politics. New York: St. Martin’s Press, 2000.

[50] Ленин В.И. Первоначальный проект резолюции Х съезда РКП о синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии // Он же. Полноесобрание сочинений. М.: Издательство политической литературы, 1970. Т. 43. С. 94.

[51] Kamiński A. An Institutional Theory of Communist Regimes: Design, Function, and Breakdown. San Francisco, CA: ICS Press, 1992. P. 143.

[52] Huntington S. Social and Institutional Dynamics of One-Party Systems // Huntington S., Moore C. (Eds.). Authoritarian Politics in Modern Society: The Dynamics of Established One-Party Systems. New York: Basic Books, 1970. P. 12.

[53] Ibid. P. 10.

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2016, 4(108)

Эрика Франц Наташа Эзроу

Диктатура и лидерство

Эрика Франц – преподаватель факультета политологии Университета штата Мичиган.

Наташа Эзроу – преподаватель факультета управления Университета Эссекса.

[1]

Суждения о том, как долго останется у власти тот или иной диктатор, часто появляются на первых полосах газет или выносятся в заголовки теленовостей. Начиная с давних попыток предсказать судьбу Фиделя Кастро или Саддама Хусейна и вплоть до недавних дискуссий, в центре которых были фигуры Уго Чавеса и Роберта Мугабе, тема взлетов и падений авторитарных властителей постоянно волнует политических обозревателей, представителей спецслужб и специалистов-международников. Но, несмотря на интерес общественности к диктаторам, причины сохранения лидерства в условиях диктатуры пока как следует не определены. В то время как одних диктаторов с легкостью свергают, другие, как порой кажется, будут править вечно. По наблюдению Джакомо Чиоцца и Хэнка Гёманса, «у нас почти нет эмпирических знаний о тех факторах, которые влияют на сохранение лидерства»[2].

В настоящее время накоплен большой массив научного материала, посвященного особым типам смены политического лидерства. Во многих исследованиях, например, разбираются причины военных переворотов в развивающихся странах – в той части мира, которая особенно богата на диктатуры[3]. Главный вывод всей этой литературы сводится к тому, что наилучшим предиктором переворота выступает бедность[4]. Однако лишь немногие авторы пытались эмпирически обосновать вероятность такого мятежа, в ходе которого лидер меняется, а режим останется прежним. Генри Байнен и Николас ван де Валль усматривают связь между сменяемостью лидеров и продолжительностью их пребывания у власти: по их подсчетам, на втором десятилетии правления риск быть смещенным вполовину меньше, чем в первом десятилетии[5]. В другой работе Джон Лондреган и Кит Пул отмечают среди прочего, что вероятность государственного переворота возрастает, если в стране недавно уже произошел переворот[6]. Экономические условия также влияют на сохранение лидерства в диктаторских режимах. Поскольку соратники авторитарного лидера заинтересованы в сильной экономике, а также в частных выгодах, которые они могут из нее извлечь, при росте производительности труда и объемов инвестирования шансы на выживание диктатора тоже увеличиваются[7]. Способ присвоения власти также влияет на риск быть свергнутым: африканские лидеры, присвоившие власть незаконным путем, имеют больше шансов быть смещенными, чем те, кому она досталась в результате выборов[8]. И, наконец, нельзя не упомянуть о влиянии личностных качеств и харизмы диктаторов на сохранение ими власти[9].

При этом во всей упомянутой литературе фактически отсутствует анализ институциональной структуры режимов, которая влияет на удержание диктатором власти. И, хотя есть исследования, подтверждающие, что для диктатора риск быть свергнутым гораздо меньше, чем для демократически избранного руководителя[10], лишь в небольшом числе работ затрагивается вопрос о том, как различия во внутреннем устройстве конкретных диктатур могут влиять на срок пребывания авторитарных лидеров у власти[11].

В данной статье мы проанализируем влияние институциональных различий внутри диктатур на продолжительность пребывания их лидеров у власти. Основной акцент будет сделан на роль элит. Тезис об ответственности элит за крах диктатуры зачастую идет вразрез с традиционными представлениями о том, как подобные режимы функционируют. В академических и политических кругах до сих пор преобладают мнения о том, что свержение диктатуры – это, как правило, результат народной революции, внешней интервенции, восстания недовольных групп или военного переворота, организованного младшими офицерами. Такие воззрения довольно устойчивы, причем вопреки даже тому факту, что лица, не входящие в состав военной или гражданской элиты, редко возглавляют государственные перевороты или какие-то иные начинания, заставляющие диктатора отказаться от власти. Важность поддержки, получаемой диктатором со стороны элиты, нередко рассматривалась в исследованиях по транзитологии[12], но лишь недавно о ней начали говорить в работах, посвященных сохранению диктатур[13].

Мы выделяем два основных параметра, предопределяющих взаимоотношения между лидером и элитами в условиях диктатуры. Сочетание этих параметров влияет на возможность элит свергать диктаторов. Во-первых, это членство представителей элиты в каком-то объединяющем институте. Совместное пребывание в правящей партии или в рядах вооруженных сил в государстве с однопартийной или военной диктатурой облегчает элитам возможность свержения лидера. Во-вторых, это наличие или отсутствие у элит контроля над спецслужбами. Дело в том, что прямое воздействие на структуры безопасности значительно упрощает подготовку переворота. Это, кстати, означает, что наибольшими возможностями по свержению диктатора элиты располагают при военных режимах, затем при однопартийных режимах и, наконец, при персоналистских режимах[14].

Следует подчеркнуть, что свержение диктатора далеко не всегда означает крах диктатуры. Это явления различного порядка, и разницу между ними нельзя недооценивать. Зачастую авторитарный режим продолжает существовать и после свержения конкретного лидера[15]. Поэтому мы сосредоточиваемся на тех группах, поддержка которых важна для конкретного диктатора, а не диктаторского режима в целом. Смешение двух этих групп может привести к ошибкам в понимании причин, из-за которых меняются режимы и уходят лидеры. Нас интересуют факторы, которые обусловливают потерю власти лидером, а не крушение всего режима.

Мы пытаемся количественно обосновать многие из предложенных нами тезисов. Анализ имеющихся статистических данных показывает, что максимальными возможностями для свержения диктатора элиты обладают при военной диктатуре. В результате военные диктаторы рискуют быть свергнутыми в любой момент. При этом при военных диктатурах переворот обычно не влечет за собой смены режима. Обратное справедливо для персоналистских диктатур. При персоналистской диктатуре элитам гораздо сложнее организовать успешный переворот, и поэтому риск смещения, с которым сталкивается диктатор, здесь минимален. Но, когда таких диктаторов все-таки свергают, вместе с ними рушится весь режим, погребая под собой многих их соратников. Говоря коротко, институциональная структура диктатуры во многом определяет уязвимые места конкретного диктатора.

Как авторитаризм влияет на способность элит свергать диктаторов

По сути диктатура предполагает наделение правителя чрезвычайным объемом власти. Но иные внутренние акторы могут обладать политическим влиянием, достаточным для того, чтобы угрожать ему свержением. Поскольку большинство диктаторов были свергнуты своими приближенными, можно говорить о том, что лица, потенциально способные организовать переворот, обычно принадлежат к «близкому кругу» диктатора.

Мы считаем, что наличие во властной структуре военной или партийной организации, которая сплачивает элиту, напрямую влияет на возможность элит свергать диктаторов. Мы говорим именно о возможности сместить лидера насильственным путем, поскольку угроза переворота представляется более весомой, чем угроза импичмента. Это вовсе не означает, что для смещения диктатора всегда нужно применить силу. Например, в Уругвае времен военной диктатуры элиты, недовольные неспособностью президента Хуана Мария Бордаберри контролировать экономическую ситуацию в стране, в 1976 году потребовали его ухода. Бордаберри подчинился этому требованию, и власть была передана мирным путем[16]. Диктатор готов исполнить требование об отставке, если оно подкрепляется реальной угрозой применения силы.

Членство в сплачивающем институте

Итак, первый из выделенных нами параметров – членство сторонников диктатора в каком-либо сплачивающем институте. Оно позволяет элитам вести торг с диктатором в коллективном, а не в личном качестве. Это важно, поскольку заменить отдельных индивидов другими не составляет труда, а с группой так поступить нельзя[17]. В качестве такого сплачивающего института могут выступать партии или профессиональные армии. Членство в них обязывает, поскольку благодаря ему элиты получают доступ к благам, за которые они в случае угрозы готовы бороться[18]. Стремление сохранить упомянутые блага генерирует в рядах элит консолидирующий интерес. Принадлежность к армии или партии укрепляет единство элиты и упрощает для нее ведение коллективного торга с диктатором[19]. В этом смысле поведение элит, вросших в военные или партийные структуры, аналогично поведению рабочих, состоящих в профсоюзе. Профсоюз – более мощный участник торга, нежели отдельно взятые рабочие, поскольку общая стачка представляет собой более действенное оружие, чем уход индивидуального рабочего[20]. Подобно тому, как профсоюзное объединение усиливает позиции работников в переговорах с работодателем, принадлежность к профессиональным вооруженным силам или к «партии власти» укрепляет позиции элит в торге с лидером диктатуры.

Таким образом, при военной или однопартийной диктатуре властные структуры меньше зависят от лидера, чем при персоналистских режимах. Например, про режим Дэн Сяопина в Китае говорили, что «на партийных собраниях он выглядел не столь сильным, как это внушалось рядовой публике»[21]. В предшествующий период, при Мао Цзэдуне, «нежелание получить сильного лидера выражалось в противодействии других лидеров сосредоточению власти в руках Мао»[22]. В действительности при военном или однопартийном режиме элиты зачастую достаточно сильны для того, чтобы создать условия, необходимые для свержения лидера. Наглядным примером тому может служить Аргентина. Накануне свержения правительства Перона члены военной хунты разработали формулу, предполагавшую ротацию президентов и рассредоточение власти между различными военными структурами. Посредством этих мер предполагалось предотвратить концентрацию власти в одних руках[23]. Аргентинские заговорщики выдвинули следующие предложения:

«Служебное соперничество должно быть сведено к минимуму; больше не будет каудильо – военачальникам впредь не позволят становиться популярными политическими лидерами. [...] Главы родов войск согласились в том, что военная хунта, то есть они сами, будет источником государственной власти. Должности и влияние будут распределены между тремя родами войск таким образом, чтобы ни один из них не мог доминировать»[24].

Мексика – иной пример создания институциональных условий, ограничивающих диктатуру. Институционно-революционная партия обязывала руководителей страны жестко придерживаться установленного шестилетнего срока (sexenio – шестилетка) пребывания в должности. Подобные положения доказывают, что элиты, сплоченные в рядах армии или партии, обладают бóльшим потенциалом для ведения торга с диктатором.

Подобно тому, как членство в профсоюзе облегчает рабочим координацию при подготовке стачки, членство в сплачивающем институте способствует взаимопониманию среди членов политической коалиции. Внутриэлитная координация необходима, поскольку никто не сможет получить власть в одиночку. Перевороты часто обременены координационными издержками, но для подготовки успешного переворота координация – это действительно вопрос первостепенной важности. Подтверждением тому может служить отстранение Никиты Хрущева в 1964 году.

«Машина переворота не запускалась до тех пор, пока его инициаторы не уверились в поддержке со стороны руководства КГБ, большинства в ЦК партии, поддержке партийных руководителей на местах»[25].

Если элиты принадлежат к одной партийной или военной структуре, то в условиях соответствующих диктатур им легче преодолевать проблемы координации.

Кроме того, подобно работодателям, которые, столкнувшись с объединившимися рабочими, имеют меньше возможностей для их увольнения, лидеры военных или однопартийных диктатур менее эффективно и жестко по сравнению с лидерами персоналистских режимов контролируют объединившиеся элиты. Из-за этого обстоятельства диктаторы, возглавляющие однопартийные и военные режимы, не могут приглашать в свои коалиции исключительно лишь тех политиков, чье участие в заговорах маловероятно. Лидеры, конечно, могут влиять на членов коалиции, используя продвижение по службе или принудительную отправку на пенсию как в армии, так и в партии, но, как правило, полностью монополизировать инструменты карьерного роста они не в состоянии. В Китае, например, Мао не мог единолично исключать из партии оппонентов или влиять на их взгляды[26]. Десятилетия спустя у Цзян Цзэмина хватило политического веса, чтобы провести в ЦК нескольких своих сподвижников, но гарантировать прохождение других своих людей во Всекитайское собрание народных представителей он не мог, поскольку его влияния было недостаточно для этого[27]. Аналогичная ситуация складывалась и в Малайзии, где несколько ближайших сподвижников лидера режима Махатира Мохамада проиграли выборы 1996 года[28]. Руководящие должности в Объединенной малайской национальной организации распределялись не столько по желанию лидера, сколько посредством выборов[29]. Наконец, в Сингапуре национальный лидер Ли Куан Ю, заявлявший о том, что ему хотелось бы видеть на посту премьер-министра Тони Тана, вынужден был «согласиться с решением младших министров, которые выбрали вместо него Го [Чок Тонга]»[30].

Помимо армии или партии, у лидеров военных или однопартийных режимов почти нет иных источников для пополнения рядов элиты. Например, при военной диктатуре в Мали лишь незначительное число офицеров могли претендовать на членство в хунте[31]. Диктаторы, возглавляющие военные или однопартийные режимы, порой пытаются обновлять кадровую базу, проводя чистки, привлекая в руководящие органы новых людей или создавая новые военизированные формирования, подчиненные только им самим, однако подобные действия не всегда приносят успех из-за сопротивления со стороны элит[32]. В однопартийных диктатурах партии пытаются добиваться того, чтобы партбилет стал «единственным пропуском, открывающим доступ к министерским и иным государственным должностям»[33]. Аналогичным образом в условиях военной диктатуры военная корпорация пытается контролировать все пути продвижения наверх командного состава[34].

Принадлежность к объединяющему институту позволяет военной или партийной элите вступать в торг с диктатором в качестве коллективного субъекта. Коллективистский характер подобного торга влечет за собой два принципиальных следствия: 1) когда речь заходит о свержении диктатора, возглавляющего военный или однопартийный режим, координационные издержки при подготовке переворота оказываются минимальными; 2) контроль авторитарных лидеров над отбором индивидов, входящих в коалицию, не слишком надежен.

В противоположность этому при персоналистской диктатуре институты, которые эффективно сплачивали бы элиты, отсутствуют. И партии, и вооруженные силы при таких режимах тоже существуют, но они не отвечают за продвижение собственных членов наверх и зачастую расколоты на фракции, образованные по этническому или иному принципу. Если же элиты не объединены в рамках какой-то автономной структуры, то им прежде, чем они смогут сместить диктатора, придется преодолевать существенные трудности с координацией. Так, неудачу в свержении чадского диктатора Идриса Деби объясняли недостаточной сплоченностью элиты[35]. При персоналистском режиме система структурируется личностями, а не институтами. В итоге в ходе политического торга диктатор имеет больший вес, чем элиты; при военных или однопартийных диктатурах таких ситуаций не бывает[36]. Показателен в данном отношении пример Белоруссии, где Александр Лукашенко к 1995 году «установил личный контроль над всем государственным аппаратом, экономикой и средствами массовой информации», а к 2001 году распространил свое влияние на «государственную бюрократию, спецслужбы и электоральный процесс»[37].

Поскольку главы персоналистских диктатур не сталкиваются с объединенным лагерем сторонников, у них больше возможностей для самостоятельного отбора лиц, которые попадут в их коалицию. Они способны подбирать людей, не оглядываясь на рекомендации военных или партии. Состав элитной группы, поддерживавшей португальского диктатора Антонио Салазара, отражал «сниженное значение политических институтов, опосредующих отправление властных функций»[38]. Одновременно при персоналистском режиме имеет место конкуренция между отдельными лицами за сохранение своего места в коалиции. Иногда персоналистский диктатор предпочитает выбирать менее опытных и способных сподвижников, у которых меньше шансов сместить его[39]. В результате ядро группы, на поддержку которой опирается такой руководитель, образуют в основном члены его семьи, близкие друзья и бывшие сослуживцы. Показательным примером в данном отношении выступают Филиппины при Фердинанде Маркосе. В его «ближний круг» входили бывшие однокурсники и родственники, а важнейшим качеством для получения должности была личная преданность[40]. Маркос часто доверял ключевые должности в экономике наиболее верным единомышленникам, не обращая внимания на наличие у них предпринимательских навыков или экономического образования. Так же поступал и Рафаэль Трухильо в Доминиканской Республике, где его родственники занимали более полутора сотен правительственных должностей[41]. Среди них были сенаторы, дипломаты, высокопоставленные военные[42].

Прибегая к постоянным ротациям и чисткам, лидеры персоналистских режимов одновременно следят за тем, чтобы в ходе перестановок никто не получил слишком много власти. Саддам Хусейн, например, был крайне подозрителен по отношению к своим сподвижникам и жесток к тем из них, кто, как ему казалось, был недостаточно лоялен:

«В 1979 году, после того, как его позиции в качестве лидера Ирака окончательно укрепились, одним из первых его шагов стала встреча со старшими государственными служащими – общим числом около 200 человек. Лояльность некоторых из них вызывала сомнения. Драматичное совещание, в ходе которого в присутствии покуривавшего кубинскую сигару Саддама был изобличен 21 предатель, снималась на кинопленку. После вынужденного признания "заговорщиков", семьи которых уже арестовали, оставшихся чиновников поблагодарили за лояльность»[43].

Не лучше проявлял себя и диктатор Центрально-Африканской Республики Жан-Бедель Бокасса, который без колебаний убивал соперников, а также их друзей и семьи[44]. Мобуту Сесе Секо публично повесил нескольких своих министров: среди них были министр обороны Жером Анани, министр финансов Эммануэль Бамба, министр энергетики Александр Махамба и бывший премьер-министр Эварист Кимба[45].

Поскольку глава персоналистского режима не сталкивается с необходимостью взаимодействовать с институционально сплоченной элитой, в отношении своих потенциальных конкурентов он может применять стратегию «разделяй и властвуй»[46]. Превосходной иллюстрацией того, как это происходит, оказывается Заир эпохи Мобуту. Этот диктатор поддерживал в стране такую атмосферу, когда «любого человека или целую группу можно было произвольно поощрить или наказать»[47]. Многие жители Заира пребывали в постоянном ожидании. Мобуту любил играть с элитами в «горячие стулья», то лишая людей должностей, то, напротив, предлагая их[48]. Частые ротации поддерживали состояние неопределенности и неуверенности[49].

«Частые перестановки внутри кабинета и переводы чиновников из региона в регион во многом объяснялись умением президента использовать людей, пока они ему полезны, поддерживая при этом раздробленность небольших групп в отношении друг друга для того, чтобы упредить возникновение нового центра власти»[50].

В плане тактики Мобуту показательна карьера, которую сделал заирский деятель Нгуза Карл-и-Бонд. Этот человек вошел в «ближний круг» Мобуту в 1970-е, позже став министром иностранных дел; в 1977-м он был обвинен в измене и приговорен к смерти; в 1979-м его помиловали и назначили премьер-министром; в 1981-м он был отправлен в изгнание, но в 1985-м вернулся, чтобы стать послом Заира в США[51].

При персоналистской диктатуре элиты не объединяются в рамках военных или партийных структур; это снижает имеющийся у них потенциал политического торга с диктатором и создает проблемы с координацией деятельности. Поскольку при однопартийной или военной диктатуре элиты, напротив, выступают в качестве коллективного актора, у них больше возможностей свергнуть диктатора, чем у элит при персоналистской диктатуре.

Контроль над силами безопасности

Второй из выделенных нами параметров – контроль сплоченной элиты над вооруженными силами и органами безопасности. Большинство переворотов осуществляются людьми в погонах[52]. Чем непосредственнее контроль элит над силовыми структурами, тем больше риск для диктатора. Хотя во всех странах есть военные и гражданские лица, способные осуществить государственный переворот, элиты военных диктатур имеют больше возможностей для контроля над силовиками, чем элиты персоналистских либо однопартийных диктатур. В военных диктатурах в коалицию элит входят в основном военачальники различных родов войск. Это предоставляет элитам «превосходную возможность для того, чтобы заручиться активной и пассивной поддержкой необходимого числа военных»[53]. Военные элиты более широко распоряжаются войсками и оружием, которые нужны для совершения переворота, а вооруженные силы хотя бы частично подчиняются представителям элиты, а не лидеру напрямую[54]. В результате элиты военных диктатур располагают бóльшими ресурсами и более широкой автономией, чем элиты персоналистских и однопартийных диктатур. Как верно подметил Сэмюэл Файнер, «на стороне военных превосходная организация – и оружие»[55].

При персоналистских и однопартийных режимах ничего подобного не наблюдается. Хотя военные в таких ситуациях почти всегда входят в правящую коалицию, созданную диктатором, они лишены непосредственного контроля над войсками и вооружением. Например, попытка переворота на Гаити 28 июня 1958 года провалилась из-за того, что заговорщики не знали о перемещении арсенала из армейских казарм во дворец диктатора Франсуа Дювалье[56]. В персоналистских диктатурах лидер, нередко сам являющийся выходцем из военных кругов, лично командует войсками и руководит силами безопасности[57]. Обычно такие диктаторы контролируют продвижение офицеров по служебной лестнице, дают повышения своим ближайшим сторонникам и устраняют тех, чья преданность вызывает сомнения. Например, в Доминиканской Республике Трухильо контролировал армию, комбинируя запугивания, патронаж и частые ротации, исключая тем самымвозможность появления в военной среде группы явных единомышленников[58]. В Центрально-Африканской Республике Бокасса зашел еще дальше: он сам занял многие армейские посты[59]. Диктатор лично контролировал все продвижения и увольнения внутри вооруженных сил, используя этот инструмент для подавления любой потенциальной угрозы со стороны военных. В персоналистских диктатурах могут также создаваться специализированные полувоенные формирования, преданные исключительно диктатору и уравновешивающие потенциальную оппозицию со стороны профессиональных военных. Так, Дювалье предотвратил угрозу военного переворота, разделив вооруженные силы и создав альтернативную милицию, которая могла бы противостоять военным в случае измены последних[60]. Ополчение, известное как «добровольческая милиция национальной безопасности», было сформировано из молодых людей, истово преданных диктатору. Организации предписывалось «приглушать силу армии» и снабжать власти информацией, касающейся подрывной деятельности[61].

В однопартийных диктатурах армия подчиняется партии – почти как при демократии. Военнослужащих приобщают к партийной идеологии в ходе идеологической подготовки кадрового состава, а в служебных повышениях учитывается лояльность партии. Например, в Китае красноармейцев заставляли заучивать длинные пассажи из размышлений Мао[62]. Верность Народно-освободительной армии своему вождю была доказана в июне 1989 года, во время бойни на площади Тяньаньмэнь: воспитанные в духе коммунистической идеологии, солдаты оказались не готовыми к тому, чтобы стать свидетелями падения коммунистического режима[63]. В однопартийных диктатурах в армейские ряды вводятся особые партийные функционеры, которым предписывается поддерживать лояльность военнослужащих.

Все упомянутые особенности мешают элитам, намеревающимся произвести переворот при персоналистском или однопартийном режиме. Поскольку при военной диктатуре элиты непосредственно контролируют силовые структуры, которые теоритически могут свергнуть лидера, их шансы на успешное осуществление переворота гораздо выше. Взятые в совокупности, два обозначенных нами параметра указывают на то, что проще всего свергнуть диктатора военной элите, за ней следует элита однопартийного режима, а замыкает список элита персоналистского режима.

Перевод с английского Екатерины Захаровой

[1] Перевод осуществлен по изданию: Frantz E., Ezrow N. The Politics of Dictatorship: Institutions and Outcomes of Authoritarian Regimes. Boulder: Lynne Reinner Publishers, 2011. Ch. 2. P. 15–25. Печатается с небольшими сокращениями.

[2] Chiozza G, Goemans H. International Conflict and the Tenure of Leaders: Is War Still Ex Post Inefficient? // American Journal of Political Science. 2004. Vol. 48. № 3. P. 604.

[3] См.: Jackman R. Predictability of Coup d’Êtat: Model with African Data // American Political Science Review. 1978. Vol. 72. № 4. P. 1262–1275; Johnson T., Slater R., McGowan P. Explaining African Military Coups d'Êtat, 1960–1982 // American Political Science Review. 1984. Vol. 78. № 3. P. 622–640.

[4] Londregan J., Poole K. Poverty, the Coup Trap and the Seizure of Executive Power // World Politics. 1990. Vol. 42. № 2. P. 151–183.

[5] Beinen H., Walle N. van de. Of Time and Power: Leadership Duration in the Modern World. Stanford: Stanford University Press, 1991.

[6] Londregan J., Poole K. Op. cit.

[7] Gallego M., Pitchik C. An Economic Theory of Leadership Turnover // Journal of Public Economics. 2004. Vol. 88. № 12. P. 2361–2382.

[8] Beinen H., Walle N. van de. Time and Power in Africa // American Political Science Review. 1989. Vol. 83. № 1. P. 19–34.

[9] Bratton M., Walle N. van de. Democratic Experiments in Africa: Regime Transitions in Comparative Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 1997; Jackson R., Rosberg C. Personal Rule in Black Africa: Prince, Autocrat, Prophet, Tyrant. Berkley: University of California Press, 1982.

[10] Beinen H., Walle N. van de. Of Time and Power...; Bueno de Mesquita B., Smith A., Siverson R., Morrow J. The Logic of Political Survival. Cambridge, MA: MIT Press, 2003.

[11] Исключениями можно считать следующие работы: Gandhi J., Przeworski A. Authoritarian Institutions and the Survival of Autocrats // Comparative Political Studies. 2007. Vol. 40. № 11. P. 1279–1301; Bueno de Mesquita B., Smith A., Siverson R., Morrow J. Op. cit.

[12] См., например: Higley J., Burton M. The Elite Variable in Democratic Transitions and Breakdowns // American Sociological Review. 1989. Vol. 54. № 1. P. 17–32; Kugler J., Feng Y. Explaining and Modeling Democratic Transitions // Journal of Conflict Resolution. 1999. Vol. 43. № 2. P. 139–146; Haggard S., Kaufman R. The Political Economy of Democratic Transitions. Princeton: Princeton University Press, 1995.

[13] Gallego M., Pitchik C. Op. cit.; Gandhi J., Przeworski A. Op. cit.; Svolik M. Powersharing and Leadership Dynamics in Authoritarian Regimes // American Journal of Political Science. 2009. Vol. 53. № 2. P. 477–494.

[14] Кто-то может возразить, что не армия и не партия предопределяют способность элит свергнуть диктатора, но тот факт, что сам диктатор был недостаточно силен, чтобы провести действенную персонализацию своего режима. Однако этот аргумент не учитывает того, что сила партийной или военной организации, благодаря которой диктатор захватывает власть, во многом и формирует возможности лидера по персонализации собственного режима. Все лидеры будут стремиться к персонализации (то есть наращиванию наибольшего объема) власти; но, насколько они преуспеют в этом деле, будет зависеть от исходного силового потенциала организаций, на которые они опираются.

[15] Мы используем дефиницию Барбары Геддес, которая определяет режим как «свод формальных и неформальных правил и процедур, предназначенных для выбора национальных лидеров и определения политики».

[16] Klieman A. Confined to Barracks: Emergencies and the Military in Developing Societies // Comparative Politics. 1980. Vol. 12. № 2. P. 143–163.

[17] Geddes B. Minimum-Winning Coalitions and Personalization in Authoritarian Regimes. Paper presented at the American Political Science Association Annual Meeting. Chicago, 2–5 September, 2004.

[18] Anugwom E. The Military, Ethnicity and Democracy in Nigeria // Journal of Social Development in Africa. 2001. Vol. 16. № 2. P. 93–114; Brownlee J. Bound to Rule: Party Institutions and Regime Trajectories in Malaysia and the Philippines // Journal of East Asian Studies. 2008. Vol. 8. P. 89–118; Feaver P. Civil-Military Relations // Annual Review of Political Science. 1999. Vol. 2. P. 211–241; Reuter O., Remington T. Dominant Party Regimes and Commitment Problem: The Case of United Russia // Comparative Political Studies. 2008. Vol. 42. P. 501–525.

[19] Хотя армия и партия способствуют сплочению элит, это не значит, что внутри элит не бывает фракций. Напротив, фракционная структура элит типична для всех типов диктатуры. В исследовании Геддес, где вопрос о падении диктатур рассматривается с использованием теории игр, показано, что соревнование между элитными фракциями при военной, партийной и персоналистской диктатуре играет ключевую роль в возможности свергнуть лидера. Наличие институтов не обязательно предполагает существование внутри них фракций, но институты тем не менее создают основу для их возникновения. В частности, Геддес показывает, как отличительные свойства военной диктатуры предопределяют тот факт, что наличие соперничества между фракциями внутри элиты для военного диктаторского режима гораздо опаснее, чем для любой другой разновидности диктатуры. Подробнее см.: Geddes B. Paradigms and Sand Castles: Theory Building and the Research Design in Comparative Politics. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2003.

[20] Mulvey C. The Economic Analysis of Trade Unions. Oxford: Robinson, 1978.

[21] Dittmer L., Unger J. The Nature of Chinese Politics. Armonk, NY: Sharpe, 2002. P. 173.

[22] Nathan A. A Factional Model for CCP Politics // China Quarterly. 1973. Vol. 53. P. 54.

[23] Remmer K. Military Rule in Latin America. Boulder: Westview, 1991. P. 39.

[24] Gugliotta G. The Inner Workings of Dictatorship // APF Reporter. 1986. Vol. 9. № 2.

[25] Gandhi J., Przeworski A. Op. cit. P. 1282.

[26] Nathan A. Op. cit. P. 59.

[27] Cheng L., White L. The Sixteenth Central Committee of the Chinese Communist Party: Hu Gets What? // Asian Survey. 2003. Vol. 43. № 4. P. 554.

[28] Case W. The 1996 UMNO Party Election: Two for the Show // Pacific Affairs. 1997. Vol. 70. № 3. P. 403.

[29] Idem. The UMNO Party Election in Malaysia: One for the Money // Asia Survey. 1994. Vol. 34. № 10. P. 921.

[30] Mutalib H. Illiberal Democracy and the Future of Opposition in Singapore // The Third World Quality. 2000. Vol. 21. № 2. P. 329.

[31] Bennett V. Military Government in Mali // Journal of Modern African Studies. 1975. Vol. 13. № 2. P. 251.

[32] Если же подобная стратегия оказывается действенной, то она ведет к персонализации, то есть к «концентрации возможностей, позволяющих принимать решения и принуждать, в руках одного человека, который не связан ни установками центрального комитета партии, ни позицией армейского командования» (Geddes B. Minimum-Winning

Coalitions... P. 13) – и, соответственно, к смене режима.

[33] Costa Pinto A. Elites, Single Parties, and Political Decision-Making in Fascist Era Dictatorships // Contemporary European History. 2002. Vol. 11. № 3. P. 452.

[34] Случаи, когда при режиме военной диктатуры гражданские лица занимают определенные должности, не редкость, хотя власть все же преимущественно находится у военной элиты (Bienen H. Armies and Parties in Africa. New York: African Publishing Company, 1978. P. 221).

[35] Chad: Coup Attempt Foiled, Government Says // IRIN United National for Coordination of Humanitarian Affairs. 2006. March 15 (www.irinnews.org/fr/node/225734).

[36] Bratton M., Walle N. van de. Op. cit. P. 62; Acemoglu D., Robinson J., Verdier T. Kleptocracy and Divide-and-Rule: A Model of Personal Rule // Journal of European Economic Association. 2004. Vol. 2. № 3. P. 167.

[37] Silitski V. Preempting Democracy: The Case of Belarus // Journal of Democracy. 2005. Vol. 16. № 4. P. 86–87.

[38] Costa Pinto A. Op. cit. P. 436.

[39] По замечанию Пола Льюиса, персоналистские диктаторы часто прибегают к служебным перестановкам, чтобы «никто из подчиненных не мог укрепить своих позиций и заручиться независимой поддержкой». См.: Lewis P. Salazar Ministerial Elite, 1939–1968 // Journal of Politics. 2004. Vol. 40. № 3. P. 622–647. Элиты персоналистских диктатур Ближнего Востока «преимущественно состоят из людей, имеющих наиболее тесную личную связь с лидером. Лояльность оказывается наиболее востребованным качеством,.. а политический опыт играет второстепенную роль». Cм.: Albrecht H., Sclumberger O. «Waiting for Godot»: Regime Change without Democratization in the Middle East // International Political Science Review. 2004. Vol. 25. № 4. P. 371–392.

[40] Celoza A. Ferdinand Marcos and the Philippines. Westport: Greenwood, 1997. P. 96.

[41] Wiarda H. Dictatorship and Development: The Methods of Control in Trujillo's Dominican Republic. Gainesville: University of Florida Press, 1968. P. 74.

[42] Acemoglu D., Robinson J., Verdier T. Op. cit. P. 173.

[43] Post J. Saddam Hussein of Iraq: A Political Psychology Profile. Cleveland: Case Western Reserve University School of Law, 1991 (http://law.case.edu/saddamtrial/documents/saddam_hussein_political_pshyc...).

[44] Titley B. Dark Age: The Political Odyssey of Emperor Bokassa. Liverpool: Liverpool University Press, 1997. P. 43.

[45] Schatzberg M. The Dialectics of Oppression in Zair. Bloomington: Indiana University Press. 1988. P. 81.

[46] Лидеры военных и однопартийных диктатур также прибегают к такой стратегии, но с меньшим успехом.

[47] Acemoglu D., Robinson J., Verdier T. Op. cit. P. 169.

[48] Snyder R. Explaining Transitions from Neo-Patrimonial Dictatorships // Comparative Politics. 1992. Vol. 24. № 4. P. 392; Turner T. Decline or Recovery in Zair // Current History. 1988. Vol. 87. № 529. P. 215. В Киншасе бытовало мнение, что, кроме Мобуту и его семьи, какое-то значение имеют всего лишь 80 человек. Из них 20 – на министерских постах, 20 – в ссылке, 20 – в тюрьме и 20 – на посольских должностях. Каждые три месяца музыка останавливается и диктатор заставляет всех менять стулья.

[49] Leslie W. The World Bank and Structural Adjustment in Developing Countries: The Case of Zaire. Boulder: Lynne Reinner, 1987. P. 70.

[50] Gould D. Bureaucratic Corruption and Underdevelopment in the Third World: The Case of Zaire. New York: Pergamon, 1980. P. 83.

[51] Acemoglu D., Robinson J., Verdier T. Op. cit. P. 170.

[52] Kebschull H. Operation «Just Missed»: Lessons from Failed Coup Attempts // Armed Forces and Society. 1994. Vol. 20. № 4. P. 565–579.

[53] O'Kane R. Military Regimes: Power and Force // European Journal of Political Science. 1989. Vol. 17. № 3. P. 335.

[54] Представители низших ступеней армейской иерархии, например, младшие офицеры, также имеют доступ к средствам, необходимым для начала переворота. Перевороты, организованные младшими офицерами, реже заканчиваются успешно, поскольку эти военнослужащие обычно не имеют полноценной поддержки со стороны военной элиты. При реализации такого сценария младшие офицеры должны не только мобилизовать своих товарищей, но и не возбудить подозрений верхушки военной элиты.

[55] Finer S. The Man on Horseback: The Role of the Military in Politics. London: Pall Mall, 1962. P. 5.

[56] Ferguson J. Baby Doc and Papa Doc: Haiti and the Duvaliers. Cambridge: Blackwell, 1988. P. 41.

[57] Так было в Гамбии при Яйе Джамме, в Гане при Джерри Роулингсе, в Гвинее при Лансане Конте, в Ливии при Муамаре Каддафи, на Мадагаскаре при Дидье Рацирака, в Венесуэле при Уго Чавесе – и это далеко не полный список.

[58] Lopez-Calvo I. «God and Trujillo»: Literary and Cultural Representation of the Dominican Dictator. Gainesville: University of Florida Press, 2005.

[59] Titley B. Op. cit. P. 44.

[60] Ferguson J. Op. cit. P. 39.

62 Ibid. P. 40.

[62] Whitson W. The Field Army in Chinese Communist Military Politics // China Quarterly. 1969. Vol. 37. P. 22.

[63] Koh C. Why the Military Obeys the Party's Order to Repress Popular Uprisings: The Chinese Military // Issues & Studies. 2000. Vol. 36. № 6. P. 27.

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2016, 4(108)

«Будем бороться не только с российской пропагандой»

Чешский журналист рассказал о том, как в Европе борются с «российской информационной угрозой»

Ирина Шульц

Министр внутренних дел Чехии Милан Хованец шокировал сограждан, заявив, что новое подразделение его ведомства по борьбе с российской пропагандой планирует «попасть в каждый смартфон». В Праге уверены, что Россия развернула информационную войну за умы чехов. «Газета.Ru» попросила рассказать о причинах панических настроений Ондржея Соукупа — журналиста газеты «Господаржские новины», пишущего о России и недавно лишившегося журналистской визы РФ.

Инопланетяне и «русская угроза»

— В Чехии некоторые политологи придерживаются мнения, что между Россией и Западом идет гибридная война — кибернетическая и информационная. Вы как человек, живущий на Западе и работающий с информацией, можете сказать, что такое видение ситуации оправдано?

— Война в обычном смысле слова, как мы себе это представляли всегда, это столкновение двух сил. Раньше государства объявляли войны. В гибридных конфликтах очень сложно понять соотношение сил. Например, невозможно сказать, какие хакеры на кого работают, пока их не поймают. Если говорить об информационной войне, то нельзя с точностью сказать, что именно является инициативой того или иного государства, а что было просто инициативой каких-то конкретных людей. Сейчас очень часто используется термин «российская пропаганда», я предпочитаю называть ее «пророссийской».

Например, посмотрим на Чехию. Российской, а значит, государственной пропаганды, здесь практически нет.

Есть сайт «Спутника», и все. Больше ничего на чешском языке здесь нет. «Спутник» — это осколки «Голоса России», и все, что они производят, в принципе можно назвать объективным, за исключением некоторых спорных тем, но это, как правило, переводы с русского или английского. По большому счету их можно назвать нейтральными.

Ондржей Соукуп. Фото: Jan Schejbal/Hospodarske noviny

Ондржей Соукуп. Фото: Jan Schejbal/Hospodarske noviny

Вмеcте с тем в Чехии примерно весной 2014 года расплодилось на удивление много сайтов, таких как Аeronet.cz и других подобных, которые программно придерживаются антизападной, антиамериканской и, соответственно, пророссийской линии. Невольно задаешься вопросом, это пропаганда или что-то другое? Например, конспирология.

Ведь эти сайты всерьез пишут, что американцы скрывают существование инопланетян.

Возможно, российские взгляды им ближе, потому что тоже в какой-то мере основаны на конспирологических теориях. Но это та часть сайтов, которые уже переметнулись от российской темы к теме беженцев, работая в том же ключе. Может, очень скоро они возьмутся за какую-то другую актуальную тему. Я считаю их немножко сумасшедшими.

Но существуют и другие — это те, которые на пророссийских темах зарабатывают, потому что заработать на этом можно. И чем более кричащим будет заголовок, тем больше кликают. Классический пример — сайт «Парламентни листы». У них нет редакционной политики. Туда может написать кто угодно и что угодно. Владельцу, наверное, все равно, кто и что там пишет, главное, что люди определенного типа ходят на сайт и читают.

Еще есть третья сторона — это люди, которые всегда против мейнстрима. И они ищут информацию, но, к сожалению, находят ее в тех самых конспирологических теориях. Я считаю, что в Чехии все это относительно маргинальные проявления, которые не играют в формировании общественного мнения какую-то определяющую роль.

Проблема в том, что эти теории и идеи проникают в головы чешских политиков, а они потом их транслируют в соцсетях.

Отличаются этим бывший южноморавский гетман Михал Гашек или его коллега по Социально-демократической партии Зденек Шкромах, коммунист Зденек Ондрачек. Я отношусь к этому легковесно, но большинство моих коллег-журналистов видят в этом огромную проблему. Человек в принципе никогда не знает, как такая информация получает распространение. Например, моя соседка, педиатр, мы знакомы лет тридцать, однажды меня спросила: «Как так, на Украине находится 30 тыс. американских военных!» Никогда раньше она этим не интересовалась, и вдруг такие познания!

Крым нагляднее вторжения в Ирак

— Вы являлись одним из авторов видеокурса для старших школьников «Российская пропаганда» (инициатор — гуманитарная организация «Человек в беде». — «Газета.Ru»). Известны ли вам уже какие-то результаты в тех школах, где курс проходил. Чего авторы хотели добиться?

— Этот проект вызвал большой скандал в чешском обществе. В принципе эти лекции были частью более широкого курса «Медийной грамотности». Это добровольный курс, школы сами решают, хотят они его проводить или нет, а также сколько часов будет уделено той или иной теме. Это такой модулируемый курс, где учитель сам выбирает, что будет интересно его ученикам. Там, например, были темы и экологического воспитания, и социального неравенства. Что касается «Российской пропаганды», для меня это было интересно с точки зрения понимания, как осуществляются медийные манипуляции.

И все равно, кто их допускает, «Россия сегодня» или Fox. Механизмы одинаковые. На российском примере это было показать легче всего.

Конечно, примеры можно найти и в западной прессе перед второй войной в Ираке. До сих пор об этом пишут книги, как это вообще могло произойти, что СМИ поверили власти. Но молодежь этого уже не помнит. А российские примеры с Украиной и Крымом — очень современные и живые. Для меня было важно научить школьников разбираться в источниках информации, уметь сравнивать, понимать, как работают СМИ. Насколько мне известно, этот курс прошел в 100–200 школах, и многие учителя берут его до сих пор, хотя ему уже несколько лет.

— Не так давно российское консульство в Праге отказало вам в журналистской визе в Россию. Не чувствовали ли вы себя, случайно, как российский журналист Владимир Снегирев, которому чешский МИД не продлил аккредитацию, тем более что в истории со Снегиревым и Курановым вы ангажировались, вели их пресс-конференцию, потом, можно сказать, заступались за них в СМИ.

— Это был шок. У меня никогда не было проблем с получением визы в Россию. Конечно, я сразу подумал, что это связано с историей Снегирева и Куранова, которым наш МИД в марте не продлил аккредитации, которых я хорошо знаю. В рамках коллегиальности я вел их пресс-конференцию, где они высказывали свою точку зрения на сложившуюся ситуацию. Так вот, с одной стороны — коллегиальность, с другой — я понимал, что происходит что-то такое, что необходимо остановить в зародыше, иначе в будущем это коснется меня и моих чешских коллег. Конечно, прецеденты того, что здесь работают российские агенты, были.

Но журналисты часто становятся разменной монетой в игре спецслужб. Есть секретное донесение — и все, с этим уже ничего не возможно сделать.

Конечно, официально мне никто ничего не заявил, но насколько я знаю от наших дипломатов в Москве, российский МИД якобы говорил, что сделал это по просьбе другого государства, с которым у России есть договор. Единственное такое государство, по моему мнению, Белоруссия. В принципе могут быть Армения или Казахстан, но я, к сожалению, там никогда не был. А вот из Белоруссии недавно вернулся, но без каких-либо проблем.

— Журналисты, как вы сказали, часто становятся разменной монетой в игре спецслужб, а не заигрываются ли сами чешские СМИ в спецслужбы, когда составляют списки каких-то, по их мнению, пророссийских СМИ, компаний, личностей… Это ведь небезопасно и может кому-то всерьез навредить. Не говоря о том, что это как-то недемократично…

— Таких коллег немного, всего человек пять в стране. Но я это понимаю как вполне законную попытку понять кто есть кто. Здесь фактически за одну ночь появилась волна разных «альтернативных» сайтов. А политики вслед за ними начали повторять выдуманные новости. К тому же эти сайты, как правило, анонимные. Что думать о редакторе, который подписывается как Директор карусели? Так что интерес к тому, откуда они все возникли и на какие деньги существуют, я считаю, был обоснован. Пока, правда, никому так и не удалось доказать какое-либо финансирование чешских сайтов из России. Но много ли им надо, чтобы существовать? Копейки. Я лично провел пару дней в распутывании «ребуса» — как ложная информация с этих сайтов распространяется. Надо сказать, это было захватывающее исследование. Как правило, они ссылаются друг на друга. Первоисточник не найти.

Например, сенсация: журналистка «Би-би-си» сказала то-то и то-то. Начинаешь разбираться, такой журналистки в «Би-би-си» нет.

Возвращаясь к разного рода спискам и рейтингам, еще раз отмечу, что это законно, на мой взгляд. Как бы иначе журналисты и аналитики могли докопаться до истины? Только через публикации. Но нельзя не задумываться над тем, что такие списки создают почву для обсуждений и разбирательств со стороны государственных органов. Здесь уже надо быть осторожнее. Так как одна из версий того, что случилось со Снегиревым и Курановым, заключалась в том, что оба работают в государственных российских СМИ. Снегирев — в «Российской газете», Куранов — в МИА «Россия сегодня». Возможно, именно так «наказали» инструменты российской пропаганды. Это уже небезопасно. То, что человек где-то работает, еще ничего не доказывает. Никто из них не был замечен в манипуляциях с информацией, в распространении лжи.

Отказывать людям в аккредитации, потому что они работают на СМИ, которое нам не нравится, это дорога в ад.

Кроме того, мы должны были понимать, что это вызовет обратную реакцию. Практического эффекта — ноль. У «Спутника» здесь нет ни одного человека, все пишут из Москвы. Дебаты об этом должны, конечно, проходить в МВД и в МИДе — наши действия должны быть рациональны.

Отголоски Пражской весны

— 1 января в Чехии начинает работать агентство по борьбе с пропагандой, которое учреждает чешский МВД. Что это будет, по-вашему мнению, цензура, аналитика, что-то еще?

— Насколько я знаю, это агентство возникло по совету Германии. Немцы очень долго не обращали внимания на пророссийскую пропаганду у себя, пока сюжет о девочке Лизе, якобы изнасилованной беженцем, не заставил выйти на улицы 60 тыс. жителей Германии. Это их действительно напугало. До этого они никогда не задумывались над тем, что лживая новость, взятая из какой-то неонацистской группы в фейсбуке и распространенная российским телевидением, может взбудоражить такое количество людей.

Немецкие социал-демократы посоветовали чешским социал-демократам обратить внимание на пропаганду внутри Чехии.

А чешский министр внутренних дел — социал-демократ, который никогда не выступал с какими-либо антипутинскими заявлениями, решил прислушаться к коллегам из Германии. Что это агентство будет делать? Скорее всего, анализировать то, о чем кто пишет. Конечно, эта работа будет ориентирована не только на Россию. Считается, что агентство будет заниматься угрозами со стороны чужих государств.

— Насколько хорошо видно Чехию из России, по-вашему? Вспоминая прошлогодний фильм телеканала ВГТРК «Варшавский договор. Рассекреченные страницы» о событиях Пражской весны, я в очередной раз поняла, что Россия настолько велика, что если рубит, то щепки летят. Чехи посчитали, что этот фильм оправдывает вторжение войск Варшавского договора в Чехословакию в августе 1968 года. Чешский министр иностранных дел даже вызывал на разговор российского посла, где говорил ему о недопустимости таких трактовок.

— Оптика, с которой Россия смотрит на мир, понятна. Россия — огромная страна. В одной Москве больше людей, чем во всей Чехии.

Для маленькой Чехии гибель тех 120 человек при вторжении — это большая трагедия. Для России с ее историей XX века это ничто.

В России нет способности понимать эти трагедии маленьких народов.

— Что надо сделать, чтобы русские и чехи друг друга лучше понимали?

— Надо не терять интерес друг к другу и не помещать себя в искусственные рамки: «Россия с Путиным — значит, мы не будем читать русские книжки. А вы в НАТО — значит, мы не будем смотреть ваш театр». Путин — это не вся Россия, а в НАТО состоит не только Чешская Республика.

Опознать F-16 помогла разведка

В Минобороны назвали ничтожными оправдания Бельгии по удару в Сирии

Инна Сидоркова, Михаил Ходаренок

Бельгия в очередной раз опровергла свою причастность к убийству мирных жителей в Алеппо. Однако в российском Минобороны с «ничтожными оправданиями» Брюсселя не согласны и требуют объективного расследования. «Газета.Ru» выясняла с экспертами, как могла быть получена информация о причастности бельгийских F-16.

Брюссель пытается «увести внимание общественности» от бомбардировки курдской деревни Хассаджек, заявил в пятницу официальный представитель Минобороны России генерал-майор Игорь Конашенков.

По его словам, «заведомо ничтожные оправдания» Брюсселя вызывают глубокое недоумение.

Либо глава минобороны Бельгии Стевен Вандепут не понял переданного российской стороной документа, либо Центральное командование Вооруженных сил США уходит от ответственности, заявил Конашенков.

Он также призвал бельгийские власти разобраться в действиях своих ВВС.

Помимо этого, Москва решила передать доказательства причастности Брюсселя к произошедшему и по линии МИДа. В пятницу в российское дипведомство вызвали посла Бельгии в России Алекса ван Меувена, чтобы еще раз обвинить страну в гибели мирных сирийцев.

Во вторник по селению Хассаджек (провинция Алеппо) был нанесен воздушный удар, сообщили в российском Центре по примирению враждующих сторон. В результате погибли шесть человек, еще четверо ранены. В Минобороны России утверждают, что в районе бомбардировок были зафиксированы два истребителя F-16 ВВС Бельгии.

По словам российских военных, самолетов ВКС России и Сирии там не было: 18 октября Москва объявила о режиме тишины в преддверии «гуманитарной паузы», во время которой боевики и мирные жители могут покинуть Алеппо. А представитель российского МИДа Мария Захарова заявила, что в России с нетерпением ждут «адекватной реакции» и «жесткого осуждения» ударов от США и Бельгии.

В среду МИД и минобороны Бельгии распространили совместное коммюнике, в котором отвергли обвинения в свой адрес.

«Никакой самолет бельгийских военно-воздушных сил не был на задании в провинции Алеппо в целом в течение последних дней. Эти российские обвинения полностью не имеют под собой оснований и лишены всякого содержания», — говорится в заявлении.

В этот же день МИД Бельгии вызвал посла России для дачи объяснений.

«Так называемые доказательства»

В четверг Минобороны России представило более детальную информацию об авиаударе по сирийскому поселку и пообещало передать эти сведения властям Бельгии.

В российском военном ведомстве уточнили, что 18 октября в 1 час 34 минуты по московскому времени средства воздушного контроля зафиксировали взлет двух военных самолетов международной коалиции с аэродрома Ас-Салти в Иордании. Они были сразу идентифицированы «специальными радиотехническими средствами» как F-16, принадлежащие к бельгийским ВВС, сообщили в Минобороны.

Затем с 1 часа 55 минут оба F-16 совершали полет в воздушном пространстве Ирака. В 2 часа 37 минут бельгийские самолеты вошли в воздушное пространство Сирии примерно в 115 км северо-восточнее населенного пункта Дейр-эз-Зор. С 2 часов 52 минут они осуществили дозаправку в воздухе и продолжили полет в северо-западном направлении.

В 3 часа 10 минут самолеты пролетели в 80 км северо-восточнее Ракки и, пролетев над Евфратом, следовали курсом 260° в западном направлении вдоль сирийско-турецкой границы. Затем южнее города Азаз самолеты выполнили левый разворот и продолжили полет курсом 90° в восточном направлении.

В 3.35 самолеты нанесли авиационный удар по курдской деревне Хассаджек в провинции Алеппо, утверждают в Минобороны.

Российская система государственного опознавания определяет принадлежность только своих самолетов, рассказал «Газете.Ru» экс-старший инженер радиолокационной службы радиотехнических войск ПВО полковник Эдуард Гончаров.

По его словам, определить на основании данных радиолокационной разведки, что цель является самолетом ВВС Бельгии и тем более истребителями F-16, нельзя.

«Российские радиолокационные станции дежурного режима, в том числе РЛС зенитных ракетных систем С-400 «Триумф» и С-300В-4, могут только обнаружить цель, завязать трассу и определить ее государственную принадлежность. В этом случае в системе опознавания возможны только два варианта ответа: «Есть, я свой самолет» или же «Цель – противник». Точнее указанными радиолокационными средствами определить государственную принадлежность воздушного судна нельзя», — объяснил Гончаров.

Он подчеркнул, что только гражданские авиалайнеры сообщают в центры управления воздушным движением в системе вторичной радиолокации номер рейса, вектор путевой скорости, барометрическую высоту и остаток топлива в баках.

Вечером 20 октября в минобороны Бельгии подтвердили получение «так называемых доказательств» и потребовали от Москвы их официального опровержения. Как заявил Стивен Вандепут, данные «были сфабрикованы».

По его словам, идентификационные номера «свой – чужой», помещенные на карте с маршрутом полета и присвоенные бельгийским самолетам, «некорректны и никоим образом не являются самолетами бельгийских ВВС».

После завязки трассы средствами автоматизации системы радиолокационной разведки ВКС России воздушным объектам присваиваются те или иные номера, рассказал «Газете.Ru» экс-начальник радиотехнических войск ПВО генерал-полковник Василий Мигунов.

Он уверен, что именно под ними и фигурировали бельгийские самолеты в заявлениях российского Министерства обороны. Эти номера отнюдь не являются бортовыми номерами истребителей ВВС Бельгии. Информация сугубо внутренняя, поэтому бельгийские заявления о том, что номера не совпадают, не опровергают причастности этих самолетов к атаке, считает Мигунов.

«Как же было определено, что указанные самолеты относятся именно к ВВС Бельгии, если радиолокационными средствами разведки сделать это невозможно? Есть и другие виды разведки, причем очень надежные, в частности радио- и радиотехническая. Средствами радиоразведки могли быть зафиксированы переговоры бельгийских пилотов между собой, с пунктами управления на земле, самолетами-заправщиками КС-135 во время приема топлива (причем дважды). Вряд ли бельгийцы осуществляли полет в режиме полного радиомолчания», — объяснил генерал.

По его словам, средства радиотехнической разведки могли зафиксировать работу бортового радиоэлектронного оборудования бельгийских истребителей F-16. В частности, работу радиолокационных прицелов и радионавигационных систем.

Турецкая «добавка»

В четверг Анкара также сообщила о том, что Военно-воздушные силы Турции уничтожили около 200 курдов на севере Сирии. Турецкие ВВС разбомбили девять зданий, пять транспортных средств и складов с оружием, контролируемых курдами.

По данным сирийского агентства SANA, среди поселков, подвергшихся бомбардировкам турецких ВВС, была и деревня Хассаджек, которую бельгийская авиация якобы бомбила сутками ранее.

Руководитель представительства Сирийского Курдистана в Москве Роди Осман призвал ООН, США, Россию и Организацию по правам человека «открыть глаза на происходящее» и «оказать давление на Турцию». А в пятницу в минобороны Сирии заявили о том, что правительственная армия будет сбивать турецкие самолеты, если они будут нарушать воздушное пространство страны.

Однако реакция России на произошедшее оказалась куда менее жесткой, чем на возможные удары бельгийских F-16 по курдскому селению Хассаджек.

Глава российского МИДа Сергей Лавров заявил, что Москва лишь «встревожена» авиаударами ВВС Турции по территории Сирии.

Для Москвы ситуация вокруг турецко-курдского конфликта имеет второстепенное значение — по сравнению с противостоянием «Исламскому государству» (запрещенная в России организация) и другим исламистским группировкам под Алеппо, пояснил «Газете.Ru» старший преподаватель факультета политической науки НИУ ВШЭ Григорий Лукьянов.

По его словам, хоть к «Щиту Евфрата» Москва и относится критично, но со Стамбулом снова ссориться не будет.

«Россия поддерживает устремления сирийских курдов, однако сегодня Турция — важный, хоть и временный, партнер в борьбе с ИГ. Сегодня многие стратегические интересы России и Турции совпадают, у стран есть общие точки соприкосновения, в том числе и в Сирии. Стоит обратить внимание на то, что в последние месяцы из риторики турецкого руководства практически исчезли требования об отставке Башара Асада. Это также сигнал к взаимодействию», — пояснил Лукьянов.

Он отметил, что в настоящий момент отношения между сирийскими курдами и официальным правительством очень сложные, назвать их союзническими невозможно. Несмотря на то что Дамаск критикует турок за их действия на севере Сирии, на деле Башар Асад так же, как и Реджеп Эрдоган, опасается усиления курдов. Руками Турции Сирия решает свои проблемы, подчеркнул эксперт.

«Сегодня и Дамаск, и Москва, и Стамбул одинаково против федерализации Сирии — в отличие от курдов и поддерживающих их США», — заключил Лукьянов.

Великобритания и Турция обсуждают будущее ЕС?

На совместной пресс-конференции в Анкаре турецкий министр по делам Европейского союза Омер Челик и британский министр по делам Европы и США Алан Дункан обсудили вопросы соглашения по мигрантам между Анкарой и Брюсселем, а также упрощение визового режима для турецких граждан. Челик подтвердил позицию Турции, которая была заявлена президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом и министром иностранных дел Мевлютом Чавушоглу: соглашение по мигрантам потеряет свою силу, если ЕС не начнут согласованную либерализацию визового режима для турецких граждан к концу 2016 года. Единственный способ сохранить сделку - возобновить переговоры. Дункан подтвердил позицию Великобритании, подчеркивая важность поддержания прочных отношений между Турцией и ЕС.

Ирония заключается в том, что Турция хочет вступить в ЕС, в то время как Великобритания хочет покинуть его. В любом случае, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии не было частью соглашения об упрощении визового режима, которое должно действовать среди стран шенгенской группы. Кроме того, Европейская комиссия дала ясно понять, что после Brexit она не хочет, чтобы Лондон вмешивался в дела ЕС, особенно в отношении будущего ЕС.

Отношения между Анкарой и Брюсселем были не на самом высоком уровне еще до неудачной попытки военного переворота в Турции, предпринятой 15 июля. Напряжение было обусловлено в основном опасениями ЕС в отношении цели президента Реджепа Тайипа Эрдогана сделать Турцию президентской республикой, союза Анкары с Москвой, а также политики государства в Сирии и Ираке.

В глазах турецкого правительства, ЕС не продемонстрировал необходимую солидарность после попытки переворота. По мнению ЕС, события, последовавшие после 15 июля, привели к тому, что Эрдоган сосредоточил еще больше исполнительной власти в своих руках. Отношения между ЕС и Турцией переживают тест на выносливость. Учитывая рост числа националистических и ксенофобских настроений в странах ЕС, вызванных потоком беженцев, главным образом, спасающихся от гражданской войны в Сирии, а также учитывая рост антиевропейских настроений в Турции, напряженность между Анкарой и Брюсселем начала превращаться в полное безразличие. В данном случае равнодушие еще хуже, чем ненависть и вражда.

Турция должна оставаться в рамках европейской системы, не только в виду уровня демократии в стране и ради своих граждан, но и из-за общих проблем безопасности и внешней политики. Эти проблемы не ограничиваются притоком беженцев, который может еще больше увеличиться на фоне эскалацией столкновений вокруг Алеппо в Сирии и Мосула в Ираке. И Брюссель, и Анкара должны быть предельно осторожными в поддержании отношений. Главным испытанием на прочность будет продолжение действия соглашения по мигрантам и сделки по облегчению визового режима. Если сделка будет спасена, то положение значительно улучшиться, а если нет, то все станет еще хуже.

Hurriyet Daily News

Иран поддерживает решения министерской встречи по Мосулу в Париже

Официальный представитель МИД ИРИ Бахрам Касеми призвал участников международной конференции по Мосулу к выполнению взятых на себя обязательств.

На встрече министров по Мосулу, которая прошла в Париже 20 октября в переговорах принимали участие представители 20 государств. Тегеран на этой встрече представлял посол Ирана во Франции Али Ахани, который в своем выступлении изложил иранскую позицию: проведение каких-либо операций против террористов в Ираке должно быть с разрешения и при сотрудничестве с центральным правительством Ирака.

Как сообщает ИРНА, в заявлении официального представителя МИД ИРИ отмечено, что "Проведение подобных международных встреч в отношении различных международных вопросов полезно само по себе".

Представитель МИД ИРИ особо подчеркивает то, что большинство выступивших на конференции подчеркнули необходимость защиты национального суверенитета и территориальной целостности Ирака, а также важность поддержки центрального правительства Ирака в борьбе против террористов.

"Важный вопрос заключается в том, что страны, которые принимают участие в этих международных совещаниях, должны выполнять свои обязательства за пределами слов", заявил Касеми.

МИД Ирана ответил на обвинения турецкого вице-премьера

Официальный представитель МИД ИРИ резко отреагировал на недавние заявления заместителя премьер-министра Турции Нумана Куртулмуша о региональной дипломатии Ирана. Заявление Бахрама Касеми было сделано в ответ на слова турецкого вице-премьера о влиянии Исламской Республики Иран на религиозную дипломатию в Ираке.

«Региональная политика Исламской Республики Иран вышла из благородных и гуманных исламских ценностей и учений, в которых высший приоритет отдаётся безопасности и стабильности в соседних странах, особенно в мусульманских», заявил Касеми в четверг.

«Межрелигиозные различия, этническая принадлежность и опасное сектантство не имеют места в региональной и международной политике Ирана», добавил он.

«Духовное влияние Исламской Республики Иран возникло из доброй воли, и сопровождается соблюдением независимости и территориальной целостности соседних стран, причём некоторым наблюдателям понять это нетрудно», добавил представитель МИД ИРИ.

Касеми подчеркнул, что необходимо, чтобы страны региона делали всё для прекращения напряжённости и конфликтов на основе понимания особенностей и ситуации в регионе.

Представитель Ирана встретился с президентом Ирака

Али Акбар Велаяти, старший советник лидера Исламской Республики Иран аятоллы Али Хаменеи, встретился в Багдаде с президентом Ирака Фуадом Масумом.

Как сообщает телеканал Press TV, на встрече обсуждены пути дальнейшего укрепления двусторонних отношений Тегерана с Багдадом в различных областях сотрудничества.

В ходе встречи президент Ирака выразил признательность иранскому руководству за поддержку в борьбе с террористами. По словам Масума, Иран «протянул Ираку руку помощи в решающем сражении против ИГИЛ»

Исламская Республика, добавил он, был в числе первых стран, которые бросились на помощь Ираку, когда террористы ИГИЛ «развязали кампанию смерти и разрушения в северной и западной частях арабского государства в 2014 году».

Со своей стороны, Велаяти пообещал полную поддержку Ирана в Ираке, заявив, что Тегеран прилагает серьезные усилия по налаживанию более тесных связей с Багдадом во всех областях.

Иран провел переговоры с лидером Верховного исламского совета Ирака

Находящийся в Багдаде старший советник лидера Ирана аятоллы Хаменеи по международной политике Али Акбар Велаяти провел переговоры с председателем Верховного исламского совета Ирака Аммаром аль-Хакимом.

Советник иранского лидера находится Велаяти в Ираке для участия в 9-й сессии Верховного Совета Всемирной ассамблеи Исламского Пробуждения, заседания которой проводятся в Багдаде в 21-22 октября.

На переговорах с Хакимом Велаяти обсуждал вопросы борьбы с терроризмом, главным образом, ситуацию с ходом крупномасштабной операции по освобождению от боевиков ИГИЛ Мосула.

На совместной пресс-конференции по итогам этой встречи советник аятоллы Хаменеи отметил необходимость сохранения Ираком независимости и создания полной демократии в стране после освобождения от оккупации США.

«Ирак сумел справиться со своими внутренними проблемами собственными силами», сказал Велаяти. Он подтвердил поддержку Ираном соседнего Ирака в антитеррористической борьбе в тот период, «когда дружественная арабская страна начинает крупномасштабную операцию для освобождения от ИГИЛ северного города Мосул».

Иран осудил теракт в иракском Киркуке, унесший жизни 4 иранцев

Официальный представитель МИД ИРИ Бахрам Касеми решительно осудил террористическое нападение террористов ИГИЛ на электростанцию в непосредственной близости от иракского города Киркук.

Как сообщает ИРНА, высказав сожаление в связи с террористическим актом, который произошёл в пятницу утром, Касеми выразил соболезнование семьям жертв атаки.

«Террористы в Ираке находятся на издыхании, они хотят взять реванш за свои унизительные поражения на полях сражений путём проведения слепых терактов, убивая беззащитных гражданских лиц», сказал пресс-секретарь МИД ИРИ.

Комментируя точное число жертв нападения среди иранцев, Касеми сказал, что на основе первичных данных, 4 иранца были убиты и ещё 3 получили ранения. Он добавил, что иранское Генеральное консульство в Сулеймании проводит проверки инцидента.

Киркук находится в 175 километрах к юго-востоку от Мосула, и является богатым нефтью городом в охваченной войной стране.

Советник лидера Ирана и премьер Ирака обсудили ход операции в Мосуле

На встрече с советником лидера Ирана премьер-министр Ирака высоко оценил проводимую операцию по освобождению Мосула, отметив беспрецедентное боевое взаимодействие различных внутрииракских сил, участвующих в битве за Мосул.

Али Акбар Велаяти и Хайдер аль-Абади, как сообщает агентство Tasnim, обсудили вопросы двустороннего сотрудничества между Ираном и Ираком, сделав акцент на ситуации, связанной с военной операций в Мосуле. Абади подчеркнул на встрече "беспрецедентное" единство различных иракских групп и армейских сил в массированной операции по освобождению Мосула от ИГИЛ. По его мнению, внутрииракская солидарность увеличивает мощь иракской нации в борьбе с террористами ИГ.

Иракский премьер также подчеркнул, что это первый раз, когда армейские войска, курдские силы Пешмерга, шиитское народное ополчение силы, а также добровольцы из суннитских племен силы воюют рядом друг с дркгом против террористов ИГ.

Велаяти, со своей стороны, заявил, что продолжающийся кризис в Ираке имеет свои корни в ошибочной политике США на Ближнем Востоке. Советник главы ИРИ по международным вопросам добавил, что Вашингтон стремится создать "новый Ближний Восток" и ослабить страны региона.

Стороны пришли к общему мнению, что операция по освобождению последнего оплота ИГИЛ в Ираке окажет положительное влияние на ход антитеррористической кампании в Сирии.

Кто станет президентом Ирана в 2017?

В 2017 году в мире пройдут избирательные кампании, которые окажут влияние на развитие международных процессов. Во Франции состоятся президентские выборы, изберут новый парламент в Германии, в Китае пройдет XIX съезд Коммунистической партии, который определит новый состав Политбюро КПК. А 19 мая 2017 года в Исламской Республике Иран пройдут выборы президента. До старта предвыборной гонки осталось менее семи месяцев, но уже сегодня прослеживается острая политическая борьба между политическими силами. Попытаемся разобраться, у кого есть шанс занять кресло главы иранского правительства.

Хаменеи установил новые правила игры

15 октября верховный лидер Ирана Али Хаменеи обозначил руководящие принципы для участия в президентских выборах в мае 2017 г. На официальном сайте иранского лидера размещен документ о выборах, состоящий из 18 пунктов. Данная публикация появилась после предварительной консультации с Советом по определению политической целесообразности и подготовлена на основании пункта 1 статьи 110 Конституции ИРИ. Текст документа разослан руководителям законодательной, исполнительной и судебной власти исламской республики, а также председателю Совета по определению политической целесообразности Али Акбару Хашеми Рафсанджани.

Духовный лидер исламской республики указал на необходимость «обеспечить всем кандидатам равный доступ к участию в передачах на телевидении, а также в социальных медиа». Кроме того, Хаменеи призвал использовать современные технологии для проведения опросов и подсчета голосов, чтобы обеспечить максимальную прозрачность и честность выборов. Отдельное внимание рахбар обратил на необходимость проведения чистых выборов. В документе иранский лидер акцентировал внимание на недопущение иностранной поддержки и финансирования кандидатов и политических партий.

Одним из наиболее важных стал 16-й пункт, в котором Хаменеи запрещает военным оказывать влияние на выборный процесс. «Запрещается представителям вооруженных сил, трех ветвей власти, включая министерства и ведомства, сотрудникам правоохранительных органов, служб безопасности и разведки, государственных компаний и общественных институтов вступать в политические фракции и поддерживать кандидатов в президенты», — говорится в документе.

Политик Аббас-Али Мансури, близкий к военному ведомству исламской республики, прокомментировал заявление руководителя ИРИ о выборах. «Согласно конституции, если представители вооруженных сил намереваются участвовать в выборах, то они должны сначала покинуть занимаемую должность. Если в обществе создастся впечатление, что вооруженные силы поддерживают определённого кандидата, то это станет серьезным ударом по политической системе и подорвет общественное доверие к выборам. Поэтому необходимо, чтобы вооруженные силы действовали в интересах всего общества и считались опорой для всех фракций, партий, групп и организаций», — отметил Мансури в интервью агентству ISNA.

Заместитель командующего Корпуса стражей исламской революции (КСИР) по политическим вопросам Расул Санаи-Рад отметил важность послания иранского лидера. «В Иране, как и во многих странах, присутствует политическая конкуренция. Ничто не должно ущемлять права партий и политических организаций на честную и справедливую конкуренцию. Правительство и правительственные учреждения не имеют права использовать административный ресурс, для оказания давления на кандидатов или партии и вмешиваться в политический процесс. В послании верховного лидера говорится о запрете представителям вооруженных сил участвовать в выборах. Объявленные духовным лидером Ирана принципы участия в выборах всегда соблюдались в исламской республике. Поэтому КСИР приветствует объявленные рахбаром принципы. Мы, как и представители вооруженных сил, обязаны соблюдать закон», — передает слова представителя КСИР агентство ISNA.

Силовики традиционно оказывают влияние на политические процессы в исламской республике. Однако они не рискуют открыто идти против воли верховного лидера. Поэтому в предстоящих выборах президента наверняка примут участие кандидаты, которым будут покровительствовать военные и спецслужбы.

Кто точно не станет президентом

На протяжении 2016 г. периодически в иранских СМИ публиковались материалы о политиках, которые теоретически могут стать кандидатами на президентских выборах 2017 г. Все наиболее влиятельные политические и военные деятели, которых пророчили в соперники Роухани, в той или иной форме дали понять о нежелании участвовать в президентской гонке. Длинный список «отказников» включает в себя таких политических тяжеловесов, как спикер Меджлиса Али Лариджани, его правую рука и председатель Исламского общества инженеров Мохаммад-Реза Бахонар, а также политик-реформатор, участник президентских выборов 2013 г. Мохаммад Гарази и секретарь Совета политической целесообразности и экс-командующий Корпусом стражей исламской революции (1981−1997) Мохсен Резайи. Причем Резайи дважды в 2009 и 2013 годах участвовал в президентской кампании. В 2009 году ему удалось набрать 1,7% голосов, заняв третье место после реформатора Мир-Хосейна Мусави и победителя Махмуда Ахмадинежада. В 2013 году экс-глава КСИР получил 3,8 млн голосов, заняв четвертое место. За провальные выборные кампании Резайи прозвали «вечным кандидатом».

В медиа были вбросы о возможном участии в президентской кампании членов команды Роухани. В частности министра иностранных дел Мохаммада Джавада Зарифа и министра здравоохранения и медицинского образования Хасана Гази-Заде Хашеми. Оба они опровергли слухи о планах участия в выборах.

До конца сентября 2016 г. сохранялась интрига вокруг возможного участия Махмуда Ахмадинежада на выборах. Но 27 сентября экс-президент направил верховному лидеру письмо, в котором заверил рахбара об отсутствии планов на участие в выборах. 30 августа состоялась встреча между Хаменеи и Ахмадинежадом, на которой иранский лидер посоветовал не участвовать в выборах. «Вы сказали мне, что сейчас не самая подходящая ситуация для моего участия в выборах. Поэтому, выражаю свое послушание и не планирую участвовать в президентской гонке. Даст Бог, я всегда буду оставаться маленьким солдатом революции и слугой народа», — говорится в письме политика. Ахмадинежад дважды в 2005 г., а затем и в 2009 г. побеждал на президентских выборах. По словам Хаменеи, «участие Ахмадинежада в выборах могло расколоть иранское общество».

Еще одним из вероятных кандидатов на пост президента называли командующего элитным подразделением КСИР «Аль-Кудс» Касема Сулеймани. Однако военачальник развеял все предположения в послании, растиражированном иранскими медиа, выразив надежду, что «до конца жизни останется солдатом». «Я солдат КСИР, режима исламской республики и храброго иранского народа. Дай Бог мне оставаться солдатом до конца моей жизни», — цитирует обращение военачальника агентство Tasnim News. Это заявление командующего «Аль-Кудс» расценили, как отказ от президентских амбиций. Сулеймани является символом борьбы иранского народа в Сирии, Йемене и Ираке, и пользуется популярностью и авторитетом не только в Иране, но и среди шиитов Ближнего Востока. Именно генерала Сулеймани считали главным соперником Роухани на предстоящих выборах.

Выход из предстоящей президентской гонки Махмуда Ахмадинежада и Касема Сулеймани практически гарантирует Роухани переизбрание на второй срок.

Вдобавок к этому можно выделить еще несколько причин, предваряющих грядущую победу действующего иранского президента. Во-первых, и, это главное, верховный лидер Ирана Али Хаменеи не возражает против нового срока Рохани. Между рахбаром и главой правительства нет серьезных разногласий по стратегическим вопросам иранской политики.

Во-вторых, у консервативного лагеря отсутствует харизматичный лидер, способный составить реальную конкуренцию Роухани.

В-третьих, в современной политической истории предшественники Роухани занимали президентское кресло два срока. Исключение составляют лишь первый президент исламской республики Абольхасан Банисадр, которого сняли с должности в 1981 г., а также его преемник Мохаммад Али Раджаи, убитый в 1981 г. Экс-президенты Али Акбар Хашеми Рафсанджани, Мохаммад Хатами и Махмуд Ахмадинежад проработали два срока.

В-четвертых, в лагере реформаторов достигнут консенсус по кандидатуре Роухани. Публичная поддержка Арефом — тому подтверждение.

Кирилл Джавлах

Ливанцы в ожидании прорывных решений

Алексей Сарабьев

К.и.н, заведующий Научно-издательским отделом ИВ РАН, эксперт РСМД

На поверхности ливанского политического поля как будто не происходит ничего, отмечающего переход к поэтапному решению важнейших проблем, которые стоят перед страной: кризис законодательной и исполнительной ветвей власти, вопросы социального обеспечения, экономические трудности, безработица, проблемы беженцев и др. Между тем в недрах внутренней политики идут серьезные сдвиги, обещающие, кажется, скорое изменение ландшафта.

Ливанская двуполюсная конструкция тает

Приходит время признать, что ставшее привычным деление ведущих политических сил Ливана на два лагеря и как бы разведение их по разные стороны баррикад ничего не дают тому, кто пытается разобраться в происходящем в этой маленькой, но ключевой для понимания Ближнего Востока стране. Партии, составляющие альянсы «14 марта» и «8 марта», все чаще с формальными политическими оппонентами демонстрируют более деловые и доверительные отношения, нежели внутри альянса (наиболее яркий пример — взаимоотношения «Мустакбаль» и «Марады»). Нечего и говорить, что не работает искусственный принцип политической аффиляции по конфессиональному признаку, по крайней мере, в отношении христиан: марониты давно обосновались в обоих альянсах, ливанские православные также входят в различные партии по обе стороны эфемерного «мартовского барьера», то же (хотя и с некоторой оговоркой) можно сказать об армянах. Важнейший фактор разделения — память о сирийском присутствии в Ливане — давно ушел в прошлое. Более актуальной теперь стала соотнесенность с одним из виртуальных региональных блоков — просаудовским и проиранским, да и та, впрочем, никак не коррелирует с интересами, в частности, христиан Ливана и слабо соответствует внутренним суннито-шиитским отношениям.

Окончание лета и осень 2016 г. привнесли в картину политической жизни Ливана заметное оживление. В начале октября политический бомонд всколыхнуло предложение спикера парламента Набиха Берри ограничить выборы президента страны условием предварительной договоренности по распределению мест в будущем правительстве и по основам нового избирательного закона. Неожиданно прозвучавшее предложение «пакетного соглашения» из уст поборника идеи скорейшего избрания президента вызвало протест в различных маронитских кругах.

Наиболее остро на него отреагировали в стане Мишеля Ауна, характеризуя как попытку Н. Берри сделать нереальным избрание на высший пост генерала М. Ауна. Даже в правительстве разразился скандал между представителями соответственно «Амаль» и Свободного патриотического движения (СПД) — министрами Гази Заайтаром и Ильясом Бу Саабом. Последний, кстати, вместе с молодым лидером СПД, министром Джебраном Басилем (и, как считают, при поддержке партии «Дашнакцутюн») бойкотировал в сентябре одно из заседаний кабинета министров в ответ на неугодное Движению решение: продление полномочий командующему армией Жану Кахваджи.

К протесту против предложения Н. Берри присоединился и глава «Ливанских сил» Самир Джааджа, который на встрече в Бкерке заявил, что инициатива не согласуется с конституцией, и отметил, в частности, что М. Аун не обращался к С. Харири с предложением какой-либо сделки.

Другим кругом, выразившим негодование предложенной «всеохватной сделкой», стали верхи Маронитской церкви. Совет епископов во главе с патриархом Бешарой Бутросом ар-Раи в своем постановлении также расценил предложение спикера как неконституционное и едва ли имеющее политическую легитимность.

Вместе с тем аргументы Н. Берри были довольно простыми: затянувшийся политический кризис требует скорейшего разрешения, согласие основных сил по кандидатуре президента очевидным образом увязано с остальными принципиальными вопросами: распределением портфелей в будущем кабинете министров, компромиссом по закону о выборах в парламент и назначением ключевых силовиков. Спикер, таким образом, предложил «договориться на берегу», не дожидаясь череды новых разногласий — уже после предполагаемого избрания президента.

Что же заставило опытнейшего политика, каким является давний лидер «Амаль», играть так уж слишком в открытую? Появились основания ожидать скорых перемен в Ливане?

Новые решения по старым инициативам

Действительно, заметна серьезная активизация основных политических партий и движений на внутриливанской арене. Со своей яркой программой выступает партия «Катаиб», новый лидер которой, Сами Жмайель, посетил в конце лета Москву. Проект радикальной децентрализации, который предлагают фалангисты, направлен на кантонизацию страны по конфессиональному принципу и охватывает все сферы государственного правления и самого устройства. Активисты «Катаиб» пытались завоевать политические очки для партии разными способами, в том числе и таким неординарным образом, как пикетирование мусорных полигонов и свалок в некоторых районах Бейрута, расчитывая, видимо, привлечь внимание населения центральных районов к проблеме загрязнения горных областей, где традиционно проживают христиане.

Не отказывается от своих президентских амбиций лидер движения «Марада» и представитель маронитской династии Сулейман Франжье, выдвинутый в конце осени 2015 г. как компромиссная фигура на пост президента. Он заявляет, что никогда не уступит своему сильному конкуренту, М. Ауну; и между прочим, оба эти кандидата формально представляют альянс «8 марта».

Еще один видный маронитский лидер, претендовавший на пост президента, Самир Джааджа (его партия представляет альянс «14 марта»), напротив, фактически отказался от своих притязаний в пользу генерала М. Ауна. Полтора года напряженной конкурентной борьбы завершились в январе 2016 г. признанием партией «Ливанские силы» и ее главой целесообразности избрания на пост президента М. Ауна. Основная интрига, таким образом, разворачивается вокруг возможного избрания последнего на высший пост, закрепленный по-прежнему за маронитами. По всем признакам, ему оказывает поддержку авторитетный суннитский политик Саад Харири.

Лидер партии «Мустакбаль» продолжает настаивать на необходимости скорейшего соглашения по кандидатуре на высший пост, и теперь эта идея С. Харири звучит абсолютно в унисон с желанием М. Ауна (как раз по вине которого в основном и срывались все эти четыре с лишним десятка заседаний парламента по избранию президента). Если принять, что между этими политиками из разных лагерей состоялась-таки некая деловая договоренность, то не будет звучать удивительным следующее заявление Ибрахима Канаана, депутата парламента из близкого круга основателя СПД: «Мы наблюдаем очень позитивную инициативу Харири решить проблему президентского вакуума ... и призываем противоборствующие политические партии способствовать успеху его усилий».

Кстати, в начале октября С. Харири встречался в Москве с главой российского МИДа С. Лавровым, с которым за закрытыми дверями, как можно предполагать, касался и внутриливанской политической повестки. Заинтересованность России в скорейшем решении первостепенных внутриполитических задач в Ливане и взаимозависимость их с сирийской проблематикой не вызывают сомнений. Подтверждением этому служат и другие тесные контакты ливанских кругов (в том числе связанных с СПД) на уровне спецпредставителя Президента РФ по Ближнему Востоку и замминистра иностранных дел М. Богданова.

«Ливанские сирийцы»: оставить нельзя возвратить

Тем временем в центре внимания остается сирийский кризис с его колоссальным влиянием на соседний Ливан. Во-первых, не прекращаются разного рода вылазки исламистов, направленные на подрыв хрупкого ливанского равновесия. Это и переходы через границу отдельных групп боевиков, с которыми ведет борьбу ливанская армия при весьма действенной помощи отрядов «Хезболлы». Во-вторых, отдельные инциденты, связанные с членами крупных террористических групп, воюющих в Ираке и Сирии, имеют место в глубинных районах Ливана. При этом наиболее уязвимыми для этих людей оказываются все чаще палестинские лагеря (особенно выделяется лагерь Айн аль-Хильве, втянутый еще в мятеж лета 2007 г.). В-третьих, это проблема беженцев из Сирии, Ирака, Палестины, зарегистрировано из которых лишь около 1,1 млн, тогда как общее их число, по самым скромным оценкам, превышает 1,7 млн. Показательно, что авторитетное французское статистическое агентство еще в 2015 г. оценивало общую численность населения Ливана в 6,2 млн чел.

Резкое увеличение числа разместившихся в стране беженцев не вызывает, как можно было бы ожидать, повсеместных протестов населения и, в общем, встречает понимание большинства ливанцев. Предметом недовольства бывает, однако, бездействие политиков в сфере планов обеспечения возврата беженцев на родину. Ливанцы справедливо опасаются, что, если пребывание беженцев, составляющих более трети от коренного населения, затянется, то экономика страны такую нагрузку не выдержит, что приведет к осложнению общественных отношений и финансовой зависимости государства от международных институтов.

Впрочем, планы поэтапного возвращения беженцев озвучиваются, вызывая, как всегда, массу критики. Наиболее настойчиво их продвигают министр иностранных дел Джебран Басиль (глава СПД) и министр труда Седжаан Аззи (вице-президент «Катаиб»). Последний является автором двухлетней программы возврата беженцев в места своего проживания по мере прекращения там боевых действий. При этом политики призывают отвергать любые предложения по натурализации беженцев и предоставления им постоянной работы — предложения, поступающие якобы от различных международных организаций, в том числе ВБ и МВФ. Характерно, что основная критика инициативы маронитских политиков идет от местных представителей UNHCR и Human Rights Watch.

Тем временем первые столкновения местных жителей с беженцами уже происходят (например, инцидент 20 сентября 2016 г. в местечке Дохат Арамур, 22 км южнее столицы). И если в этом направлении не будут приняты согласованные решения, можно ожидать дальнейшей политизации вопроса сирийских беженцев. Ведь подавляющее большинство из них — мусульмане-сунниты, и резкое снижение доли христиан в стране в результате притока мусульман из-за рубежа объяснимым образом не может оставить равнодушными политиков-христиан.

Во благо Ливана?

Остается вопрос, имеет ли кандидат на президентство М. Аун, окруживший себя столькими сторонниками, внятную политическую программу? На первый взгляд, этот вопрос можно уверенно ответить — имеет. Он отстаивает, например, свой вариант реформы избирательного законодательства, предложенный некогда «Православным собранием», и теперь упрощенно звучащий следующим образом: страна как единый избирательный округ и выборы по конфессиональным квотам. Столь же радикальные меры предлагаются в отношении проблемы беженцев, социальных реформ и по другим первостепенным пунктам. Однако многие из этих предложений и были препятствиями для одобрения его кандидатуры. Причем это касается и мнения «зарубежных партнеров». Поэтому противоречивость, излишняя самостийность и даже непредсказуемость политической фигуры М. Ауна в глазах его недругов, в том числе за рубежом, могут негативно отразиться на будущем страны под его правлением в случае избрания.

Ливанцы уже слишком долго ждут от своих политических представителей решений по насущным вопросам жизни страны в сложнейших региональных условиях. Нужно надеяться, что выход из затянувшегося политического тупика не станет противоречивым, не обострит как социальные отношения в стране, так и положение Ливана на международной арене. Возможно, наметившийся путь нахождения внутриливанского консенсуса обязан ослаблением внешнего давления. Может ли оказаться, что он как-то связан с двусмысленным положением, в котором оказалась Саудовская Аравия (главный союзник альянса «14 марта») в результате военных действий в Йемене? А может быть, это косвенное отражение игры Запада на ирано-саудовских противоречиях? Ропот недовольства просуннитских аналитиков, в частности, из «Аш-Шарк аль-Аусат» подтверждает эту мысль. В любом случае важно, чтобы межобщинное динамическое равновесие, установившееся в Ливане, и впредь оказывалось устойчивым ко внешним воздействиям, и геополитический фактор, замешанный на религиозной подоплеке, не оказал на это выносливое государство разрушительного воздействия.

Уполномоченный МИД России по вопросам прав человека, демократии и верховенства права Константин Долгов рассказал в интервью РИА Новости, что сегодня есть все формальные факторы для передачи Ярошенко России по конвенции Совета Европы.

Уполномоченный МИД России по вопросам прав человека, демократии и верховенства права Константин Долгов призывает президента США Барака Обаму отпустить российского летчика Константина Ярошенко в Россию, но "гарантий нет". Об этом, а также о закрытии счетов RT в одном из банков Великобритании, ситуации с российскими детьми в Скандинавии и реакции России на обвинения во вмешательстве в президентские выборы в США, Долгов рассказал в интервью РИА Новости.

— Официальный представитель британского премьер-министра Терезы Мэй объяснил закрытие счетов RT в одном из банков Великобритании внутренним делом самого банка. Как бы вы охарактеризовали данное заявление и сам факт закрытия счетов? Не является ли это прямой цензурой? О какой свободе прессы и демократии в Великобритании может идти речь, если в стране не дают работать одному из крупнейших мировых телевизионных каналов?

— Все, что сейчас происходит, можно назвать одним словом — цензура и проявлением политики двойных стандартов, хотя официально это отрицается. Они же нарушают и права своих граждан, усложняя им доступ к разным средствам массовой информации. Простой американец или британец имеет право доступа к различным легальным источникам информации, но его лишают этого права. Об этом надо говорить, так как это серьезное нарушение право-человеческих норм.

— Как вы оцениваете шансы на возвращение Ярошенко до президентских выборов в США?

— Мы передали запрос о передаче Ярошенко по конвенции Совета Европы. Все условия для этого есть, он отсидел уже значительную часть срока. Вся ситуация с Ярошенко — вопиющая с точки зрения изъянов американского правосудия или отсутствия такового и, конечно, тотальной политизации, не говоря уже о тотальном нарушении прав нашего гражданина, его похищении и применение к нему пыточных методов со стороны спецслужб с целью выбивания показаний и признания вины, которую он отрицает, естественно. Сегодня все формальные факторы есть, чтобы принять положительное решение.

Мы надеемся, что с учетом его ухудшившего состояния здоровья, с учетом общего гуманитарного характера обстоятельств и с учетом, что мы неоднократно говорили, что готовы со своей стороны передать по этой конвенции американских граждан, которые сидят в российских тюрьмах, это решение будет принято.

Гарантий нет, и я бы пока не строил прогнозов. Технически или процедурно все необходимые условия сложились, чтобы он в ближайшие время, до выборов, уже был переведен в Россию, но вопрос в политической воле американских властей. Пока ее не было. Я бы не привязывал это к выборам, хотя, с другой стороны, я бы призвал Обаму проявить гуманный подход по отношению к Ярошенко.

И мы надеемся, что эта половинчатость в деятельности администрации Обамы на право-человеческом направлении не привела бы к тому, что судьба его осталась неопределенной.

Все попытки закрыть Гуантанамо и попытки разобраться с пытками, которые применялись американскими спецслужбами и в Ираке, и в Гуантанамо, не увенчались успехом. Никто не наказан, и ничего не расследовано. И ни один человек не понес ответственность, а Гуантанамо как было, так и есть. Да, там стало поменьше узников, но давайте разберемся, куда эти узники делись. Их наспех распихивают по миру без малейшей мысли о том, что с этими людьми будет дальше, и это напоминает человеческий базар, на котором торгуют рабами.

— Сейчас на спортивных аренах наступило затишье, как мне кажется, перед бурей, предшествующей зимним Олимпийским играм в южнокорейском Пхенчхане. Казалось, что после окончания игр в Рио руководители российского спорта обрушат на МОК массу исков и претензий, учитывая тот факт, что не так давно американские олимпийские чемпионки Симона Байлз, теннисистки Серена и Винус Уильямс, баскетболистки и так далее были уличены в допинге после взлома базы данных Всемирного допингового агентства ADAM. Готовит ли российский спорт иски против мировых антидопинговых комитетов? Как и должна ли Россия заставить Параолимпийский международный комитет отказаться от выходящего за правовые рамки решения о недопуске параолимпийской сборной России к зимней Олимпиаде-2018?

— Принцип верховенства права должен соблюдаться везде, в том числе и в этой сфере, потому что речь идет о неправовых решениях, но, помимо всего прочего, нарушены олимпийские принципы о том, что спорт должен оставаться вне политики. Поэтому, конечно, мы будем противодействовать такой позиции с применением правовых инструментов, дипломатических средств. Мы об этом прямо говорим со всех международных площадок и будем продолжать ставить эти вопросы и в рамках ООН, и в рамках Совета ООН по правам человека, и в других структурах.

Налицо откровенная дискриминация России и российских спортсменов. Это нарушение прав российских граждан со стороны ряда международных спортивных функционеров, и они открывают путь для целого спектра мер по юридической линии. Я не хочу входить в детали, но это очевидно, что подобные дискриминационные действия не должны оставаться безнаказанными.

Есть двойные стандарты в работе антидопинговой службы, и они очевидны. Это характерная черта Запада в вопросе прав человека. Эта тенденция вызывает самую большую озабоченность. Двойные стандарты по принципу, что Юпитеру можно, то быку нельзя, но встает вопрос, кто назначил себя Юпитером. Попытки себя выделить в определенную категорию, которые мы наблюдаем со стороны США и некоторых других стран, противоправны, так как они приводят к нарушениям прав других стран.

— США отказались признавать решение Верховного суда России о запрете деятельности меджлиса крымских татар после того, как 29 сентября суд признал законным запрет деятельности меджлиса крымских татар на территории России как экстремистской организации. Насколько правомерно непризнание решения Верховного суда России Соединенными Штатами и во что это может вылиться?

— Я не владею юридического стороной вопроса. У нас нет соглашения с американцами о взаимном признании решений судов. Здесь важно не столько формально-юридическая сторона, сколько политическая сторона вопроса. Вот у вас нарушения, говорят они, конечно, нарушения есть всюду, но вы конкретно приведите факты. Давайте смотреть на масштаб и на тенденции, потому что в Крыму ситуация с правами человека по международному стандарту после воссоединения существенно выправилась и продолжает выправляться. В украинский период Крыма там были колоссальные проблемы с точки зрения право-человеческих стандартов. Этого не хотят замечать, как и не хотят замечать прогресса в целом с правами человека в нашей стране, потому что совсем другие политические заказы на Западе. Поэтому касательно отдельно принятого решения США — это звенья одной цепи.

— Власти Эквадора признали частичное ограничение доступа к интернету в посольстве, где находится Джулиан Ассанж, в связи с тем, что недавние публикации WikiLeaks оказывают серьезное влияние на предвыборную гонку в США. Как бы вы прокомментировали последние события и общую ситуацию вокруг дела Ассанжа? Не считаете ли вы, что это давление со стороны США?

— К давлению американцев не привыкать там, где их не устраивает деятельность людей, которые работают в правозащитном поле. И когда вскрывается информация, которая их не устраивает, они пытаются ее приглушить и подавить очень жесткими средствами, но я бы не хотел комментировать непосредственно ситуацию вокруг нарушения прав Ассанжа.

— Французский президент Франсуа Олланд допустил возможность выдвижения против России обвинений в военных преступлениях за ее бомбардировки второго по величине сирийского города Алеппо, уточнив, что дело может быть передано на рассмотрение Международного уголовного суда (МУС). Насколько реалистично такое развитие событий?

— Я бы не хотел вовлекаться подробно в комментарии по данному вопросу. Во-первых, Путин и Олланд встречались и у Олланда была возможность напрямую обсудить все эти вопросы. Обсуждали ли они конкретно этот аспект, я не знаю, но знаю, что они обсуждали Сирию в Берлине. Хочу только подчеркнуть, что мы уже говорили неоднократно. Никаких доказательств, в том числе у французов, того, что Россия нарушает международное право в Сирии, нет.

С точки зрения верховенства права для нас абсолютный приоритет — это защита гражданского населения, и мы это постоянно подчеркиваем.

Дайте нам хотя бы один факт, нам никто не представил никаких фактов, поэтому это голословные обвинения.

— Примерно раз в год из Финляндии приходит новость о том, что местные органы власти отобрали ребенка или сразу нескольких детей у русской семьи. Известно, что по местному закону, принятому в 2015 году, власти имеют право изымать детей у любого человека, попавшего в их страну. Судя по последнему делу, этот закон действует. Я говорю о практически разрешенном уже деле семьи Медведевых. Какова, в частности, ситуация по нашим детям в странах Скандинавии да и по всей Европе? Сколько случаев пока не разрешены окончательно?

— Больше случаев у нас было зафиксировано с Норвегией, чем с Финляндией. Там действуют ювенальные системы. У нас совсем другая правовая культура и другие традиции, но с финнами есть больше двустороннего диалога. Пока не создан полноценный диалоговый механизм по разрешению и предотвращению подобных ситуаций, к чему мы призываем всех наших коллег.

C французами действует подобный механизм и есть комиссия, которая решает вопросы, связанные с защитой прав детей, а также подобный механизм действует и с рядом других стран.

Скандинавские страны пока не идут на создание комиссии, но с финнами у нас есть так называемый обмен списками контактных лиц. Я вхожу в российский список. Мы знаем, кто с кем должен контактировать в подобных ситуациях, но хотелось бы перейти к превентивным действиям и предотвращать подобные ситуации.

С Норвегией у нас вообще нет никакого диалогового механизма и приходится постфактум разрешать возникшие ситуации. С финнами, по крайней мере, у нас идет диалог, и с ними у нас наработан неплохой уровень понимания, что права наших детей должны соблюдаться.

Мы предлагаем создавать постоянно действующие диалоговые структуры, но пока нет готовности с их стороны. Эта улица с двусторонним движением. В идеале нужно создавать соответствующие соглашения. Для нас защита прав детей — это абсолютный приоритет.

— К чему готовиться России после того, как Белый дом официально обвинил Россию во вмешательстве в президентские выборы с помощью сверхсовременных кибератак? Готова ли Россия к тому, что могут последовать какие-нибудь финансовые санкции согласно приказу президента Обамы, который он подписал после того, как Северная Корея атаковала Sony Pictures Entertainment?

— Все заявления сделаны с нашей стороны на этот счет, нас обвиняют без всяких доказательств. Это порочная практика, которая наблюдается последнее время. Мы не вмешиваемся во внутренние дела других стран, мы привержены верховенству права. Один из фундаментальных аспектов — это невмешательство в дела других стран. Мы не вмешиваемся и не делаем заявлений, которые можно было бы расценить как вмешательство во внутренние дела.

Другое дело, что американские выборы для серьезного международного наблюдения, как правило, закрыты. У них на уровне многих штатов есть подобная традиция, где решения о допуске наблюдателей на выборы, международных в частности, принимаются властями отдельных штатов. Во многих штатах крайне негативное отношение к международным наблюдателям. Они и сейчас делают заявления о том, что вплоть до уголовной ответственности будут нести те, кто из иностранных представителей попытается прийти на избирательные участки и понаблюдать.

У них есть серьезные накопившиеся проблемы и перекосы в избирательной системе. Я не столько хочу критиковать американцев за их, мягко говоря, несовершенство избирательной системы с точки зрения международных стандартов, сколько призывать наших американских коллег перестать читать лекции другим странам и перестать вмешиваться в существующие электоральные системы, правовые системы в других странах.

— Есть ли какая-то новая информация по делу задержания в США двух граждан России Дмитрия Карпенко и Алексея Крутилина. Было ли уведомление от американских властей? Был ли обеспечен консульский доступ к задержанным Карпенко и Крутилину?

— Уведомление было формальное. Но ситуация пока неопределенная, там было перенесено заседание суда по некоторым формально-юридическим причинам, и там идет подбор адвокатов. Мы внимательно следим за этой ситуацией, и наши консульские сотрудники в контакте с ними и в контакте с американскими властями по этому вопросу. Мы выразили наши ожидания, что права наших граждан, в том числе процессуальные, будут соблюдаться американскими властями.

Ситуация пока непонятна. Обвинения вновь серьезные, пока никаких доказательств нет. Мы будем оказывать и консульскую, и правовую поддержку.

— Согласно последней информации, которой располагает Москва, сколько россиян находятся в местах лишения свободы на Украине? Обсуждается ли вопрос их обмена на украинцев?

— Мы много раз призывали наших западных коллег обратить внимание на масштабные нарушении прав человека на Украине. У нас до сих пор нет информации о том, сколько наших граждан находится в украинских тюрьмах. Мы отправили официальную ноту украинской стороне с просьбой оперативно сообщить нам общее количество российских граждан, находящихся в тюрьмах и СИЗО Украины, и они обязаны это делать согласно двусторонней консульской конвенции. Это их обязательство, но они этого не делают. Ответа на эту ноту мы до сих пор не получили, хотя мы им постоянно об этом напоминаем. По нашей информации из разных источников, общее количество — несколько сот человек.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 21 октября 2016 > № 1941325 Константин Долгов

Узников в Гуантанамо стало меньше, но только потому, что "их наспех распихивают по всему миру", заявил уполномоченный МИД России по вопросам прав человека, демократии и верховенства права Константин Долгов в интервью РИА Новости.

В 2013 году президент США Барак Обама в программной речи объявил, что тюрьму в Гуантанамо (географически находится на Кубе) нужно закрыть, а подозреваемых в терроризме — судить в США. Тем не менее, конгресс США пока не дает согласия на закрытие Гуантанамо и перевод заключенных на территорию страны. В итоге администрация Обамы начала процесс по передаче заключенных другим странам для отбытия наказания. До сегодняшнего дня в тюрьме содержалось 78 заключенных.

"Все попытки закрыть Гуантанамо и попытки разобраться с пытками, которые применялись американскими спецслужбами и в Ираке, и в Гуантанамо, не увенчались успехом. Никто не наказан и ничего не расследовано. И ни один человек не понес ответственность, а Гуантанамо как было, так и есть", — заявил Долгов.

"Да, там стало поменьше узников, но давайте разберемся, куда эти узники делись. Их наспех распихивают по миру без малейшей мысли о том, что с этими людьми будет дальше, и это напоминает человеческий базар, на котором торгуют рабами", — возмутился он.

Financial Times опубликовала мнение профессора Лондонской школы экономики Роберта Уэйда, который прокомментировал требования к "сдерживанию" России.

Уэйд откликнулся на статью бывшего постпреда США при НАТО Иво Даалдера в FT. Даалдер призывал укрепить вооруженные силы альянса у российских границ и утверждал, что Москва сама "нуждается в противостоянии с Западом" из соображений внутренней политики.

Роберт Уэйд подчеркивает, что в действительности конфронтация с Россией нужна, скорее, разобщенному Западу. Объявление Москвы "агрессором", по его словам, "призвано укрепить хрупкий западный альянс, а также ответить требованиям военной промышленности".

В 2014 году восемь американских аналитиков, бывших сотрудников спецслужб, в письме канцлеру Ангеле Меркель усомнились в разведданных, которые якобы подтверждали российское вмешательство на Украине. По их словам, такие сведения "столь же сомнительны и политизированы, как и те, что 12 лет назад "оправдывали" вторжение США в Ирак", цитирует Уэйд.

Поэтому, считает он, следует настороженно относиться к заявлениям, в которых Россия преподносится как агрессор, а западные правительства – как невинные защитники.

"Если цель состоит в сдерживании российской агрессии, западные страны и НАТО должны вести себя менее агрессивно по отношению к России", — подчеркнул профессор.

Спецпредставитель президента РФ по Ближнему Востоку и странам Африки, заместитель министра иностранных дел России Михаил Богданов обсудил с экс-председателем Совета министров Ливана Наджибом Микати ситуацию на Ближнем Востоке, говорится в распространенном в пятницу сообщении российского МИД.

"В ходе беседы проведен заинтересованный обмен мнениями относительно развития ситуации на Ближнем Востоке и Севере Африки", — констатировали в МИД.

При этом, как отмечается, особое внимание стороны уделили задаче скорейшего выхода из затяжного политического кризиса в Ливане — "исключительно в правовых рамках через конструктивный диалог ведущих общественно-политических сил этой страны в интересах восстановления эффективной деятельности всех ветвей власти Ливанской Республики".

Российская сторона, в свою очередь, изложила свои принципиальные подходы к урегулированию конфликтов в Сирии, Ираке, Йемене и Ливии, а также обстановки на палестинских территориях, включая необходимость консолидации усилий по эффективному отпору международному терроризму.

Иракская армия за пять дней после начала операции в Мосуле освободила от боевиков террористической группировки "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ) 53 деревни, сообщает агентство Shafaq News со ссылкой на информбюро военного командования иракской армии.

В ночь на 17 октября премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади заявил о начале военной операции по освобождению Мосула от боевиков запрещенной в РФ и других странах террористической группировки "Исламское государство" (ИГ). Иракские военные и силы полиции, а также курдские формирования при поддержке авиации коалиции во главе с США начали массированное наступление на Мосул.

По данным агентства, армия ликвидировала 473 боевика ИГ с момента начала операции.

Ирак должен ликвидировать террористические организации, угрожающие Турции, заявил турецкий премьер-министр Бинали Йылдырым.

"Ирак должен в первую очередь уничтожить террористические организации, угрожающие Турции. Нас интересуют события в Мосуле и Ираке", — заявил Йылдырым журналистам в провинции Афьон. Его цитирует агентство Anadolu.

Турецкий премьер отметил, что протяженность турецко-иракской границы составляет 350 километров, и члены запрещенной в Турции Рабочей партии Курдистана, действующие на иракской территории, представляют угрозу для Анкары, поскольку могут просочиться через границу.

Ранее президент Турции Тайип Эрдоган заявил, что страна не может оставаться безучастной к событиям в соседнем Ираке и собирается принять участие в операции по освобождению Мосула. Багдад выступает против присутствия на территории страны турецких сил, которые базируются в лагере Башика. Позже в госдепе США заявили, что все международные силы в Ираке должны действовать в соответствии с договоренностями и с согласия властей этой страны.

Мосул поделят после штурма

В Ираке возобновилось наступление на Мосул

Михаил Ходаренок, Максим Солопов

Иракские военные и курдские ополченцы возобновили наступление на крупнейший город ИГ. В четверг они при поддержке коалиции во главе с США попытаются взять несколько населенных пунктов в окрестностях города. Бывший американский посол в Ираке рассказал о проблемах самой крупной операции против ИГ.

В четверг иракский спецназ и курдские ополченцы возобновили приостановленное наступление на Мосул — крупнейший город под контролем запрещенной в России организации «Исламское государство» (ИГ). Сейчас при воздушной поддержке западной коалиции и артиллерийской поддержке США они пытаются выбить боевиков еще из нескольких деревень в 20 км к северу и востоку от двухмиллионного города, сообщает Reuters.

«Мы штурмуем его каждую минуту»

«Цель заключается в том, чтобы очистить ряд близлежащих деревень и сохранить контроль над стратегическими направлениями для дальнейшего окружения ИГИЛ», — цитирует агентство представителя курдского военного командования, заявившего о новом витке операции в четверг.

Десятки черных джипов элитной контртеррористической службы с установленными на них пулеметами движутся в направлении небольшого городка Барталла — главной цели атаки на восточном направлении, передал также репортер Reuters. По его словам, над населенными пунктами вокруг Мосула по-прежнему висят облака черного дыма, вызванные поджогами нефти. Эту тактику боевики используют, чтобы скрыться от средств воздушной разведки.

На севере курдские пешмерга сбили автоматным огнем несколько беспилотников, которые прилетели со стороны подконтрольных ИГ территорий к селению Наваран. Неясно, несли ли дроны, размером от 1 до 2 м, взрывчатку или просто вели разведку, объяснили Reuters курдские военные. По их словам, были случаи, когда исламисты использовали беспилотники со взрывчаткой.

О начале наступления на Мосул иракское правительство объявило в понедельник. Власти страны уверяют, что операция развивается быстрее, чем ожидалось.

9-я бронетанковая дивизия вооруженных сил Ирака ведет бои в районе Хамдании и осадила христианский город Каракош, приблизительно в 16 км к юго-востоку от предместий Мосула. «Мы штурмуем его каждую минуту», — цитирует Washington Post слова командира дивизии генерал-лейтенанта Кассима аль-Малики.

Борьба за Мосул является самой большой и самой сложной операцией против «Исламского государства», утверждает американское издание. Вооруженные формирования ИГ в настоящее время окапываются в городе, строят баррикады, минируют все возможные подходы к узлам сопротивления.

Несмотря на уже имеющиеся и вновь возникающие проблемы, иракские и американские официальные лица считают, что в операции по взятию Мосула уже обозначились первые успехи. Они заявили, что бойцы курдских формирований и вооруженных сил Ирака достигли первоначальных целей. Сам штурм Мосула, по их мнению, представляет собой редкий случай сотрудничества между двумя, зачастую враждующими, правительствами в Багдаде и Эрбиле, столице полуавтономного курдского региона.

Куда уйдет ИГ и как быстро

Успешный штурм Мосула может стать важной вехой в процессе дальнейшего мирного урегулирования в Ираке, но даже победа в этом городе в конечном счете может обернуться новой фазой гражданской войны в этой стране, пишет в американском военно-аналитическом издании The National Interest Залмай Халилзад, работавший послом США в Ираке и в Афганистане.

По его словам, сейчас до конца неясно, укрепляется ли ИГ в Мосуле для длительной обороны или же, наоборот, намерено уйти, чтобы сократить свои потери и вести результативную вооруженную борьбу в дальнейшем. Вместо того чтобы сделать Мосул своим последним бастионом в Ираке, формирования ИГ могут передислоцироваться в Сирию или, что более вероятно, рассеяться в обширной пустыне Хасеера между городами Мосул и Анбар, где для этого есть все условия.

В руководстве ИГ понимают, что штурм Мосула может привести не только к многочисленным жертвам среди мирного населения, но и к весьма чувствительному поражению ИГ. Это будет означать для халифата сильный удар по репутации. Передислокация отрядов исламистов в Сирию добавит проблем для Башара Асада, а рассредоточение их сил в пустынных районах Ирака будет означать, что борьба с ИГ в этой стране продолжится еще долгое время.

Для успеха коалиции важна быстрота, с которой будет достигнута эта победа, пишет Халилзад. Именно скорость операции окажет решающее влияние на последующее развитие событий. Если наступление превратится в длительные и изнурительные позиционные бои и перемалывание с обеих сторон живой силы, то главные действующие лица на этой сцене, включая Иран, Турцию, курдские формирования и шиитское народное ополчение, вероятно, попытаются использовать события вокруг Мосула прежде всего ради своей личной выгоды.

Война всех против ИГ или всех против всех

Премьер-министр Ирака Хайде аль-Абади долго колебался по вопросу об участии шиитского народного ополчения в штурме Мосула. В первый день операции он обещал, что иракская армия и государственная полиция будут единственными силами, которые войдут в Мосул. Иракский премьер планировал, что курдские пешмерга войдут только в курдские части Мосула, а поддерживаемое Ираном шиитское ополчение будет действовать на ограниченных участках. Ему поручено в том числе обеспечивать безопасность путей доставки материальных средств для передовой.

Ополченцы уже были замечены в преступлениях против суннитов после освобождения Эль-Фаллуджи. Однако шииты могут и обойти налагаемые ограничения, предупреждает Халилзад. В случае входа в Мосул шиитского ополчения возможно обострение ситуации в еще более широком масштабе. Суннитско-шиитский конфликт в Мосуле может с быстротой пожара распространиться по всему Ираку и способствовать дальнейшему росту экстремизма и терроризма.

Еще один важный фактор — напряженные отношения между Анкарой и Багдадом по вопросу присутствия турецких войск под Мосулом, которые продолжают расти. Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган полон решимости определить более существенную роль для Турции в будущем Мосула и при имеющихся разногласиях с Багдадом может в определенный момент вмешаться в штурм этого города.

У Турции есть интерес к защите туркоманов-суннитов от шиитского ополчения. Турецкий лидер озабочен вопросом, чтобы его суннитские союзники не были отстранены от управления Ираком после разгрома ИГ. Анкара также опасается присутствия пешмерга и Рабочей партии Курдистана в регионе Синджар между Мосулом и сирийской границей. Турецкое вмешательство по любой из этих причин может обострить ситуацию до предела, привести к обратной реакции шиитского ополчения и осложнить любые возможные меры по стабилизации обстановки в регионе.

С другой стороны, напряжение сохраняется и в отношениях между Багдадом и курдами. Хотя курды и иракское правительство сотрудничают в борьбе против ИГ в Мосуле, последующий конфликт между этими двумя сторонами не может быть до конца исключен. Иракские курды пока воздержались от объявления независимости только из-за того, что сейчас для них стала приоритетной задача вооруженной борьбы с ИГ. У них есть существенные разногласия с Багдадом по статусу Киркука и других территорий, находящихся под курдским контролем. После штурма Мосула курдский лидер Масуд Барзани, вероятно, будет стремиться установить новые отношения с иракским правительством. Речь может пойти о независимости или конфедерации Курдистана. Отсутствие договоренностей между Багдадом и Эрбилем в этой сфере усилит их борьбу за поддержку суннитов.

Власть и гуманитарный кризис

Есть еще разногласия по вопросам того, как должно быть организовано управление Мосулом после штурма, объясняет бывший посол США. В Багдаде есть мнение, что губернатором Мосула должен стать Науфаль Султан аль-Акуб и совет, который возглавит всю провинцию Найнаву. Не исключается, что ему окажут помощь представители центрального правительства Ирака и курдского регионального руководства. Большой вопрос, будет ли эта формула принята и поддержана населением провинции Найнава. Есть проблема и в том, будут ли курдские или другие национальные меньшинства Найнавы стремиться стать автономными областями и дадут ли им свободу выбора между присоединением к курдскому региону или пребыванием в качестве автономии внутри провинции.

.

Похоже, нет никакого серьезного плана относительно восстановления Мосула после его освобождения, пишет Халилзад. Администрация Обамы скоординировала с международными организациями определенные действия, чтобы обеспечить хотя бы возврат беженцев в Мосул после боев, но нужно быть готовыми и к переселению перемещенных гражданских лиц, которые не захотят возвратиться в город после штурма. Подобные факты уже имели место в других населенных пунктах, отбитых у ИГ. Кроме того, напоминает дипломат, учитывая весьма напряженное состояние финансов Ирака из-за низкой цены на нефть, для США очень важно помочь Багдаду выработать план по восстановлению города.

Первопричины гражданской войны в Ираке коренятся в «сектантской» политике предыдущих иракских правительств и в отсутствии комплекса мер по разделению власти в стране. Если Ирак не решит эти проблемы, то преемники ИГ могут возникнуть повторно, даже если сама группировка будет разогнана окончательно. Само ИГ возникло на останках «Аль-Каиды в Ираке», которая была разгромлена в 2006–2009 годах, благодаря провалам в управлении страной. В основном это произошло в течение второго срока бывшего премьер-министра Нури аль-Малики.

Многие в регионе полагают, что администрация Барака Обамы рассматривает освобождение Мосула как флажок, который президент США хочет поставить на карту перед ноябрьскими выборами в США. Арабы-сунниты в особенности боятся, что нетерпение администрации Обамы и ее желание быстрой победы отвлекут внимание от более фундаментальных проблем разделения власти в Ираке ради совместного проживания представителей разных конфессий в одной стране.

А сделать это будет нелегко, поскольку потребуется заключить множество тщательно продуманных соглашений по разделению власти в центре, федерализации, конфедерации или децентрализации среди местных сообществ. В отсутствие таких соглашений конфликт в Ираке не только сохранится, но и усилится, считает бывший посол США в Багдаде.

Этому Грозному нужен новый герой

Жители Твери опознали в участнике шоу Рамзана Кадырова своего обидчика

Артур Громов, Герман Петелин

Глава Чечни Рамзан Кадыров выбирает себе нового помощника с помощью ТВ-шоу «Команда», которое показывают в эфире одного из федеральных телеканалов. Однако некоторые телезрители из Твери смотрят передачу из личных соображений: в одном из участников они узнали своего земляка, который якобы задолжал им крупные суммы денег. Сам герой Алексей Горобцов своих обвинителей называет завистниками.

Каждую среду вечером, после программы Владимира Соловьева, телеканал «Россия» предлагает своему зрителю не менее захватывающее зрелище — шоу Рамзана Кадырова «Команда», в котором 16 человек соревнуются друг с другом за право стать помощником главы Чечни. Участников этого «Последнего героя» по-чеченски отбирали по трем критериям: физическая выносливость, сильные личностные качества и готовый бизнес-план по развитию региона. В итоге на шоу попали совершенно разные люди с совершенно разными бэкграундами.

В одном из них зрители из Твери опознали человека, который якобы занял у некоторых горожан деньги, а затем уехал искать счастья в шоу Рамзана Кадырова.

Человек из Твери

В самом первом выпуске участников шоу поделили на две команды и заставили играть в футбол на «Ахмат-Арене». Для 24-летнего Алексея Горобцова из Твери матч закончился печально: он серьезно повредил ногу и не смог принимать участие в следующем конкурсе, однако остался в игре. Как выяснила «Газета.Ru», травма — это не единственная проблема Алексея.

Дома в Твери ему грозит коллективный судебный иск от нескольких людей, которым он должен крупные суммы денег.

«Вся информация по поводу Алексея уже есть у продюсеров проекта, но, видимо, они будут как-то заминать это дело... Потому как очень некрасивая история получается, — говорит «Газете.Ru» его бывшая подруга, пожелавшая сохранить анонимность. — Заявления на него мы еще не писали — хотим собрать побольше народу и написать коллективно, потому что расписок с него практически никто не брал. Пострадавших достаточно, к ним можно отнести и его мать. После проблем со своим работодателем, которому он был должен крупную сумму денег, ей пришлось брать кредит. Тогда он перестал общаться и с ней — видимо, для того, чтобы не помогать с выплатами».

Столкнувшись с финансовыми проблемами, мужчина сменил паспорт и уехал в Ливан к своему другу — бизнесмену Никите Лыкасову, у которого также занял деньги. По словам женщины,

она и сама пострадала от действий Алексея: «Я с ним была в хороших дружеских отношениях и, когда давала деньги в долг, даже подумать не могла, что он меня «кинет».

Теперь на все мои звонки он отвечает, что если мне что-то не нравится, то я могу встретиться с ним в суде. То же самое он говорит и остальным людям, которым должен».

Собеседница «Газеты.Ru» уверена: такому человеку нечего делать на проекте «Команда». «Все, на что он способен, — это набрать денег у своих друзей и знакомых, а потом скрываться, менять телефоны и места жительства. Если он сейчас чувствует свою безнаказанность, когда он ничего из себя не представляет, то что будет, если ему доверят хоть какую-то власть».

Согласно официальному профайлу Горобцова, он единственный участник проекта, у которого нет высшего образования.

«Самоучка и самородок. Родился в далекой деревне на Селигере. Работал в Ираке и Ливане заместителем директора завода водоочистительных сооружений. Ради проекта уволился с работы», — следует из его резюме.

Бывший бизнес-партнер тверича Никита Лыкасов в беседе с «Газетой.Ru» поставил под сомнение некоторые детали этой биографии.

«Алексей Горобцов работал со мной в Ливане, был уволен в 2014 году, эта работа не для него. В Ираке, конечно же, он не работал, — говорит Лыкасов. — В мае 2015 года мы с ним открыли в Твери магазин мужской одежды, а я вернулся в Ливан и доверил ему бизнес. Через полгода магазин закрылся, он не справился с простой задачей. Денег назанимал у всех и скрылся. Разбил мою машину и до сих пор копейки не отдал». Согласно данным базы «Картотека.Ru», Алексей по-прежнему является директором фирмы «ООО «КУБ», которая занимается продажей одежды.

По словам Лыкасова, попасть на проект Горобцову помогла его природная изворотливость:

«Он умеет хорошо войти в доверие и этим пользуется. Ничего святого в этом человеке нет. Машину он не продавал, чтобы попасть на проект. Мама за него выплачивает 800 тыс. рублей. Он же ни рубля не отдал.

В 2014 году за долги его отправили работать на пилораму. Но друзья смогли вытащить его, мать заплатила 500 тыс., и вопросы к нему были сняты».

Затем Алексей Горобцов решил попробовать себя на политическом поприще: в 2015 году он выдвигался КПРФ в Совет депутатов Никулинского сельского поселения Калининского района, причем, сообщая о своем роде деятельности, он указывал — «домохозяин». «Знакомая в администрации Твери ему предложила баллотироваться в депутаты, он и с этим не справился, — рассказывает его бывший бизнес-партнер Лыкасов. — Там нужно было ездить по деревням и агитировать народ голосовать за него. Но ему было некогда, так как он любит до обеда поспать».

В Чечне Горобцов намерен работать на два фронта: развивать чувство патриотизма путем создания молодежных партий, а также открыть компанию по производству инновационных материалов на туристических стройках региона. Примечательно, что именно этим бизнесом занимается ливанская фирма Лыкасова. «С этим инновационным материалом мы работаем в Ливане. И если он победит, мы, естественно, не будем с ним работать, — говорит бизнесмен. — Когда мы его уволили, начинали этот бизнес в Ливане, он хотел продавать данный материал в России, но это невыгодно с нынешним курсом доллара».

Собеседник «Газеты.Ru» недоумевает, каким образом Горобцов попал на федеральный телеканал: «Меня волнует только один вопрос: кто его туда протолкнул? У него же ничего нет: ни работы, ни дома, ни денег. Тем более он целый год сидел дома и прятался от всех».

Сам Алексей в беседе с «Газетой.Ru» сообщил, что продюсеры ни о чем подобном не знают, а все обвинения против него — клевета.

«Финансовых проблем я не испытываю. Ну а те, кто вам написал, — здесь все просто. Как и у любого человека, у меня есть завистники и недоброжелатели. Город Тверь никогда не славился добротой людей. Это прекрасный город, но, как и любой, со своими изъянами».

Продюсер шоу Наталья Никонова сообщила «Газете.Ru», что она не в курсе скандала.

«Возможно, эти люди — завистники, которые всегда появляются, когда человек попадает на ТВ», — отметила она, посоветовав направить запрос на ВГТРК за дополнительной информацией.

Юрист Михаил Иерусалимский рассказал «Газете.Ru», что доказать факт мошенничества в таких случаях очень тяжело: сами полицейские очень неохотно возбуждают подобные дела, стараясь перевести их в плоскость гражданско-правовых отношений.

«Большинство мошенничеств связано с займом денег под какие-либо бизнес-проекты, — рассуждает Иерусалимский. — При этом, как правило, мошенник даже отдает незначительную сумму от взятых средств, после чего пропадает: перестает выходить на связь, отключает телефон, отказывается от встреч. Но обращение к полицейским в таком случае вряд ли приведет к возбуждению уголовного дела. Ведь злой умысел доказать здесь довольно тяжело: человек же начинал отдавать долг, но что-то у него не получилось.

В итоге полиция выносит отказ от возбуждения уголовного дела. Кроме того, не всегда все потерпевшие идут в полицию, надеясь до последнего, что им удастся вернуть деньги».

Интуиция и ЗОЖ

Вопросы возникают и к другим участникам «Команды». Еще в начале октября Sobesednik.ru писал о том, что часть из них прошла на шоу «автоматом» (при том, что в итоге были отобраны 80 человек).

«В нашей группе была отдельная компания бородатых мужчин в дорогих костюмах. Они вместе держались, вместе проходили кастинг и вместе сидели в первом ряду в конференц-зале. А потом после оглашения результатов вместе радостно обнимались, став в круг. И все они прошли в финал в полном составе, — рассказал изданию участник кастинга Вячеслав Звягин. — Некоторые из них имели нечеченские имена и фамилии, но выглядели чеченцами даже больше, чем сами чеченцы... Я только «за», если Чечней будут управлять выходцы из Чечни, это логично. Но зачем тогда других делать заложниками этого околополитического шоу? Этакой бесплатной массовкой».

В «массовку», судя по всему, попали люди, равноудаленные как от политики, так и от бизнеса в Чечне. Например,

в шоу принимает участие 24-летняя Елена Крутова — эксперт по правильному питанию, пропагандист ЗОЖ и инструктор по физической подготовке

(свою фитнес-программу девушка активно продвигает в инстаграме, выкладывая селфи с тренировок). Есть в «Команде» и люди, которые в прошлом уже участвовали в различных ТВ-передачах, — например, 31-летний москвич Андрей Андрюнин несколько лет назад засветился на шоу «Интуиция» на ТНТ. Сейчас, согласно его биографии, он «является совладельцем сети элитных химчисток и креативного агентства, услугами которого пользуются как зарубежные компании, так и российские звезды».

Очевидным «интересантом» участия в «Команде» все тот же «Собеседник» называет Муслима Байтазиева — предпринимателя из Петербурга, мечтающего развить в Чечне сферу путешествий. По данным издания, он отлично знаком чеченскому правительству — при его поддержке уже два года активно «изучается потенциал гор для снегоходного туризма».

Еще один участник шоу — бизнесмен из Тулы Александр Мосин — приехал на шоу, чтобы презентовать Кадырову дороги «по инновационной технологии будущего», но вылетел из передачи во второй серии.

Глава Чечни раскритиковал проект Мосина, назвав его «нереальным». «Если бы мне нужен был проект, я взял бы проект и сделал бы проект. А так... Мы ищем помощника!» — подчеркнул чеченский лидер.

Помимо Мосина стать помощником Кадырова уже не сможет вышеупомянутая Елена Крутова и рязанский бизнесмен Анатолий Максимов, который своей задачей называл «вернуть Грозному славу города дружбы народов». Они покинули шоу в третьем выпуске, показанном по «России 1» в среду, 19 октября. В самой первой передаче из шоу выбыл 44-летний хирург-стоматолог из Нижнего Новгорода Анатолий Сидорин, мечтавший «создать чеченский Диснейленд».

Победитель?

Стоит добавить, что «Команду» начали показывать по ТВ в начале октября, однако его победитель по факту уже известен, ведь шоу было отснято еще летом. А это значит, что один из участников остался в команде Рамзана Кадырова на постоянной основе и получил возможность возглавить Агентство стратегического развития Республики Чечня.

Вероятным победителем шоу может быть 41-летняя петербурженка Маргарита Фокина. Женщина окончила американскую школу лидеров, в настоящее время работает директором по маркетингу крупной строительной компании, мечтает создать в Чечне «Силиконовую долину». В своем инстаграме она написала: «Ни разу испытания перед трудоустройством не занимали месяц и подготовкой не занималось такое количество людей, в том числе VIP».

В переписке с «Газетой.Ru» женщина не уточнила, значат ли ее слова, что «вакансия» досталась именно ей, но пообещала дать интервью после того, как в эфир выйдет последний эпизод шоу.

«Еще никто не знает финала, будем снимать, видимо, перед эфиром», — сказала Фокина.

Впрочем, главным победителем шоу «Команда» можно считать самого Рамзана Кадырова — такой роскошной рекламы Чечни не показывали еще ни на одном федеральном телеканале. Более того, шоу получило определенную популярность в интернете — первый эпизод «Команды» в YouTube получил более 60 тыс. просмотров.

Удар «Щитом»: Турция разбомбила курдский анклав

Около 200 курдов на севере Сирии погибли под ударами турецких ВВС

Инна Сидоркова

Курды умоляют Россию, США и ООН «открыть глаза» на действия Турции. В рамках операции «Щит Евфрата» Анкара активно бомбит курдские анклавы на севере Сирии. В результате очередного авианалета погибли около 200 человек. Однако в ближайшем будущем ни Россия, ни США не будут всерьез наказывать Турцию, уверены собеседники «Газеты.Ru».

Анкара нанесла 26 авиаударов по формированиям сирийской курдской партии «Демократический союз» (Yekîneyên Parastina Gel, YPG) в рамках операции «Щит Евфрата», сообщили в четверг в Генштабе Турции. В результате погибли около 200 человек. Также турецкие военно-воздушные силы разбомбили девять зданий, контролируемых курдами, пять транспортных средств и складов с оружием.

Турки еще раз продемонстрировали то, что они помогают «Исламскому государству», заявил «Газете.Ru» эмиссар партии «Демократический союз» Абд Салам Али.

По его словам, турецкие ВВС начали атаку после того, как стало известно, что курды освободили от ИГ (террористическая организация, запрещенная в России) пять деревень недалеко от города Эль-Баб.

«И заявление Генштаба о том, что турки убили 200 человек – союзников США, звучит как вызов. К сожалению, от американцев пока никакой реакции. Сегодня или завтра я пойду в МИД, — рассказал Абд Салам Али. — Хочу донести до российского правительства два вопроса. Первый: постоянные бомбардировки со стороны Турции. Второй связан с освобождением Мосула. С началом проведения операции в Сирийский Курдистан хлынул поток беженцев, который мы не можем регулировать самостоятельно».

По словам Али, если от России и США не последует никакой реакции, то курды сами ответят Эрдогану.

«Мы не можем бесконечно молчать, придется отвечать», — заявил представитель сирийских курдов.

Глава представительства Сирийского Курдистана Роди Осман призвал ООН, США, Россию и Организацию по правам человека «открыть глаза на происходящее, оказать давление на Турцию, выйти из этого безмолвия». По словам Османа, бои продолжаются до сих пор, самолеты-наблюдатели не покидают территорию Сирийского Курдистана, нет возможности вывезти раненых с поля боя.

Накануне президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, выступая на заседании глав органов местного самоуправления, заявил, что Анкара пересмотрела свою стратегию защиты национальной безопасности.

«Если проблемы исходят с территории Сирии и Ирака, то мы устраним их в зародыше», — заявил Эрдоган. Он особо подчеркнул, что Турция не будет «терпеть до последнего» и дожидаться, пока террористы перейдут к действиям.

«Мы сами направимся туда, где они действуют, и уничтожим их на месте», — сказал турецкий президент. Он уточнил, что его армия будет уничтожать всех, кто поддерживает и сотрудничает с Рабочей партией Курдистана (РПК) как в самой Турции, так и за ее пределами.

Москва не сильно переживает

Анкара совместно с сирийской оппозицией начала операцию «Щит Евфрата» 24 августа. По словам Реджепа Эрдогана, ее целью является борьба с ИГ и другими бандформированиями, угрожающими Турции.

Правительство страны уверено, что РПК активно сотрудничает с YPG. Поэтому «Щит Евфрата» направлен в первую очередь на курдские кварталы, пояснил востоковед-тюрколог, руководитель политического направления Центра изучения современной Турции Юрий Мавашев.

«Например, в городе Джераблусе, расположенном у турецко-сирийской границы, никаких столкновений с «Исламским государством» по какой-то причине не происходит, хотя ИГ там находились. Потому что основная цель Анкары — разорвать линию курдских кантонов в районе Азаза и Джераблуса. Понятно, что курдскую проблему турки изначально рассматривали в комплексе. В Турции проживают родственники сирийских курдов, и наоборот», — рассказал Мавашев.

Несмотря на то что Россия всегда поддерживала «Демократический союз» (боевым крылом которого является YPG), Анкара действует в Сирии с согласия Москвы, считает Мавашев. По его словам, первая договоренность по этому поводу была обозначена еще в начале августа, когда Реджеп Эрдоган прилетал на встречу с Владимиром Путиным в Санкт-Петербург.

«Окончательно все закрепилось уже на 23-м Всемирном энергетическом конгрессе в Стамбуле. Турция пообещала оказать воздействие на «Джебхат Фатх аш-Шам» (ранее «Джебхат ан-Нусра», деятельность организации запрещена в России. — «Газета.Ru») в Алеппо, взамен Россия должна не сильно переживать по поводу турецкой операции на севере Сирии», – подчеркнул Мавашев.

По его мнению, для России курдский вопрос уже не принципиален.

Еще одна цель операции «Щит Евфрата» помимо борьбы с ИГ — зачистка от террористов территории размером 5 тыс. кв. км для размещения беженцев.

Сегодня на территории Турции проживают около 3,5 млн сирийских переселенцев.

Правительство тратит немалые суммы на их содержание, а население на фоне безработицы в стране относится к беженцам крайне негативно, отмечает эксперт. По его словам, иногда ненависть доходит до так называемых «судов Линча».

«К примеру, часто беженцы не соблюдают правила дорожного движения, за что турки наказывают их, не дожидаясь официальных разбирательств», — рассказал Мавашев.

Параллельно Анкара продолжает возводить модульную стену протяженностью 911 км вдоль границы с Сирией. Ее строят из бетонных блоков, длина которых — 3 м, высота — 4 м. Каждый блок весит 7 тонн.

На введение войск в САР Эрдогана также подтолкнула и политическая ситуация внутри Турции. Вмешательство Анкары в Сирию и Ирак было лишь вопросом времени, уверен координатор восточных исследований, замдиректора Института стратегических исследований и прогнозов РУДН Дмитрий Егорченков.

Во-первых, война с Рабочей партией Курдистана за последний год была чуть ли не самой кровавой за все время турецко-курдского противостояния.

Во-вторых, в ночь на 16 июля в стране была предпринята попытка госпереворота, напоминает эксперт. По его мнению, Эрдоган использует успешную риторику, которая заключается в том, что нет ничего дороже, чем стабильность и национальные интересы страны.

Турция нужна Вашингтону, как и Вашингтон Турции

Реакция Башара Асада на очередное нападение Турции на сирийских курдов, безусловно, будет острой. Но вряд ли сирийский президент сможет воздействовать на процессы на севере страны: ситуация там вышла из-под контроля Дамаска пять лет назад, отмечают все собеседники «Газеты.Ru».

У Дамаска нет технических возможностей отбить у турок север Сирии. Армия Турции — вторая в НАТО по численности. По информации Anadolu, против целей на севере Сирии используются самоходные артиллерийские установки Firtina («Шторм»), бронетранспортеры Kirpi («Еж»), а также танки M60T и Leopard. Канал Haber Turk сообщал об использовании на севере Сирии новейших турецких танков Altay.

На фоне потепления отношений Москвы и Анкары поддержки в курдском вопросе Башару Асаду ждать не стоит. Что касается реакции США, то какой-то негативный отклик из Вашингтона, скорее всего, будет. Но ожидать, что операция Турции против курдов сразу прекратится, наивно, считает Мавашев.

«США в преддверии выборов. Это означает, что вести себя можно довольно вольно. Барак Обама, как принято говорить, является «хромой уткой», его администрация доживает последние месяцы. А новую команду турки хотят поставить уже перед фактом: вот статус-кво, который мы сформировали. И вне зависимости от того, будет это Клинтон или Трамп, Вашингтону придется его принять», — рассуждает эксперт.

По его мнению, у Вашингтона сегодня мало рычагов давления на Анкару: все прекрасно понимают, что Турция точно так же нужна США, как и США нужны Турции.

Иран полностью готов экспортировать газ в соседний Ирак

Управляющий директор Национальной иранской газовой компании (NIGC) Хамид Реза Араки сказал, что Исламская Республика полностью готова начать экспорт газа в соседний Ирак, как только арабская страна откроет кредитную линию (LC) для проекта.

"Иракцы сейчас ведут переговоры с международными банками, чтобы они могли открыть кредитную линию", - сообщил Хамид Реза Араки на пресс-конференции в Тегеране в среду. После того, как им удастся сделать это, Иран готов начать экспорт газа в арабскую страну, добавил чиновник.

Иран заложил 100 километров трубопроводов для проекта, через который ежедневно, на первом этапе, будут экспортироваться в Ирак 5 миллионов кубических метров природного газа.

Две страны подписали сделку на экспорт природного газа с гигантского газового месторождения "Южный Парс" еще в 2013 году. На основании договора, 25 тыс. куб.м газа будет доставляться на электростанции в Садре, Багдаде и Аль-Мансурии через 270-километровый трубопровод. Проект позволит Ирану зарабатывать $ 3,7 млрд. в год.

Mosul Offensive Reveals Larger Geopolitical Game Plan

Seth Ferris

Iraqi and Kurdish forces, backed by US-led airstrikes and British and French special forces, launched coordinated military operations early on Monday as the long-awaited fight to wrest the northern city of Mosul from Islamic State (ISIS, ISIL, IS and Daesh) got underway. According to Kurdish reports, Peshmerga forces now control the main road linking Mosul with the Iraqi Kurdish regional capital, Erbil, further to the east.

On the face of it, this means the Iraqi government is trying to retake control of its territory. But this idea does not bear close examination. This attempt to recapture Mosul is a considerable humiliation to Iraq. The very forces it refused to allow to take this city are conducting this operation in its name, but in search of an outcome which will weaken Iraq even further.

Turkish president Erdogan has been insisting that Turkey would play a role in the offensive because only Turkey can prevent a regional schism along ethnic lines, as Mosul is divided between Turkmen and Kurds. But Baghdad understands Turkey’s motivation, and even stated prior to the operation that Iraqi forces were ready to take on the Turkish Army should they get involved in Mosul.

Now we find that the assault is being conducted by Iraqi forces trained by Turkey at the Bashiqa camp in northern Iraq. Therefore this is in effect a Turkish operation by proxy, not one organised by the Iraqi government. Other Iraqi troops could have been used, but Turkish-trained units have been chosen, thereby increasing Turkish influence within Iraq, the Mosul region and the US-led team reconstructing Iraq.

So some deal has been done to conduct another strategic handover of Mosul – the initial IS takeover, engineered by the US being the first. But why is this happening? What is keeping the Iraqi out of their own city, but manufacturing tacit Iraqi approval of this process, supposed to achieve?

Too many words for comfort

The Iraqi PM’s announcement of the start of the Mosul offensive, broadcast by the BBC, made no mention of Turkey. It merely stated that it involved US and Kurdish forces. That in itself was suspicious. But other aspects of the announcement were even more so.

It is clear that the media coverage has been organised in collaboration with policy planners. The same story is being carried all across the media, and sounds as if the same journalist has written it. Whatever is actually going on, we were only ever going to hear one story, which was not written by the Iraqi government.

We already knew that something was cooking. Various media sources reported prior to the announcement that “the battle for Mosul is expected to be the biggest ground assault in Iraq since the US-led invasion in 2003.” The United Nations warned that it could also result in an unprecedented humanitarian crisis, threatening to displace as many as one million people. Heavy bombing in a city as densely populated as Mosul is always likely to result in high civilian casualties – or to put it in politically correct language, “collateral damage”.

The US reportedly began preliminary airstrikes on Mosul on the 13th of October. Sources on the ground say that there are now 5,000 US troops inside Iraq, there to provide support for this operation. But making it a US offensive would have posed problems. The US is fighting with the IS in Syria and supports it with arms, personnel and money. It has also had to deal with a number of controversies about its involvement in Iraq, from the justification for the original invasion to the tactics, such as waterboarding, it has used.

So the operation has now to be presented as an Iraqi operation. This cannot be the reality however, as the Iraqi Army has been reduced to an ineffective force unable to carry out operations without support from other forces, as a result of wholesale desertions to IS and large numbers of troops simply going home. Many of these returners were paid to do so by the US, which is why Mosul fell so easily in the first place. NEO was the first journal to report that the fall of Mosul to the IS was actually a strategic handover.

In order for anything to be an Iraqi operation, it needs to be conducted by Iraqi troops led by someone else. The Iraqi themselves were happy with the US leading this operation, but not with Turkey doing so. Turkey is fighting to create a Greater Kurdistan it can deport its own Kurds to to prevent Turkish territory being lost in this process. It has no more intention of regaining Mosul for Iraq as the US has for removing the IS without continuing to make a profit.

But now Iraq has had to accept a transfer of Mosul from the anti-Iraqi IS – who according to analyst Gordon Duff were not IS at all, but Turks and Peshmerga Kurds imported for the purpose – to the anti-Iraq Turks under the guise of their own forces. This will legitimise any future breakup of the country – Iraq liberated Mosul, so Iraq can agree to give it away. But it will do nothing to unite Iraq, which is the ostensible purpose of retaking the city from a separatist group not under the control of the Iraqi government.

For the greater bad

The Islamic State (IS) took control of Mosul, a city of over a million people, in June 2014 and declared its caliphate shortly after. Since then, this majority Sunni city has become a stronghold for the group, and is the largest population centre it controls.

However, the force doing the bulk of the fighting in Iraq is not IS but the Shiite Hashd militia, which is trained, led and equipped by Iran, and is modelled on the Iranian Republican Guard. This is in contrast to the situation in other areas where the IS is strong, and gives further credence to the idea that the Mosul “IS” are not IS at all.

It is the Hashd boots-on-the-ground which has given Iran more control and influence over Southern Iraq than the Baghdad government. They have created speculation that Iran will annex the southern half of Iraq, which is Shia in orientation, as is Iran.

The threat of partitioning Iraq between a Sunni Kurdish state effectively controlled by Turkey and a Shia province of Greater Iran in the south is a very real one. We have seen Turkish-Iranian relations improve recently, with new trade deals being signed, etc. There is a similar ethnic mix in both countries, and both need to maintain local export corridors which do not depend on sea routes.

On this, geopolitical analyst Phil Butler weighs in:

“This Turkey-Iran aspect bears deep scrutiny if one zooms out on the geo-strategy map. With Turkey gravitating into the Russian sphere, and if Syria is lost, Mosul is the only outpost from which the US might contain Russia from the south. This is, of course, if our fears of a hot war materialise.”

Partition is a threat Iraq can do little to stop. The original US invasion of the country and prolonged occupation have left it powerless to resist the whims of US policymakers, and deprived it of the respect to be listened to by them. The fact that the Greater Khorasan movement in Afghanistan is also seeking, without much publicity, to create a Greater Iran which would include parts of Afghanistan only encourages the US to present the breakup of Iraq as inevitable.

Either Iraq accepts the effective handing over of Mosul to the Turks or it will have no help against Iran. It cannot salvage both situations but must pick one. It has been obliged to take the one option it didn’t want on the grounds that that is the only way of achieving anything at all, but we will have to see if it does achieve anything by doing so.

Tomorrow is not another day

If Mosul is recaptured, what happens next? There is a story that Obama has struck a deal for the 9,000 IS fighters in Mosul to withdraw into Syria, where they would be used to retake Palmyra and Deir-Ezzur. The US needs both more controlled troops in Syria and a propaganda victory in Iraq, so that makes sense.

There has also been real concern among intelligence experts that an “October Surprise” is needed provide smoke for the US elections. It will go beyond what happened in 2008, when an attempt was made to use Georgia to beef up warmonger John McCain’s presidential candidacy. An assault on Mosul would fit the bill, particularly if the only sovereign state which could take credit for it was the US, not Turkey.

But the US too is vulnerable. As we have seen in the aftermath of the Turkish coup, Erdogan is presently able to get away with anything. A secret deal between Turkey and Iran, which bypasses the US, could also have been concluded. They would split Iraq between them, with the Turks taking the north, including Mosul and Erbil, and the Iraqi taking the south, including Baghdad and Basra. This would be waved in the face of the US, but it could do little about it if this was seen internationally as the peaceful way to end the conflict.

There is one solution which would enable both sides to get what they want without being outflanked by the other. It is to follow the original plan of creating a Kurdish state in the region controlled by anyone but the Kurds. Various Kurdish groups have been fighting for their own state for centuries, but that is exactly why they have not achieved one. Their lands divided between often mutually hostile countries, and the enemy of one group has become the friend of another by default.

The present conflicts in the Middle East have, by the merest coincidence, given the Kurds greater common ground than ever before. All the Kurds are fighting for autonomy with US protection, although the same US is making sure they never see it. A Kurdish homeland created through constant attritional war against both oppressor national governments and more radical Islamists would be the best way of resolving that war.

Everyone could walk away with dignity, providing that state had the correct orientation, and it was presented as much the gift of the states it was carved out of. If Syria has to accept this to get its country back, so be it. If Iraq has to create it to save the rest of its territory, so be it. The only question is whether Turkey can be persuaded to make the same sacrifices – one of the factors behind the coup attempt on Erdogan planned by the US, before the Turkish president preempted it with his own.

Turkey’s involvement in this operation gives it the chance to both support US policy and try and emerge from the creation of a Kurdish state intact by casting that state more in its own image. As long as the US gets that state, it is happy. What condition will Mosul be left in as a result? As bad a one as possible – which is why the word “offensive” is being used to describe this operation.

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на встрече с участниками конференции «Ближний Восток: тенденции и перспективы», Москва, 20 октября 2016 года

Уважаемые коллеги и друзья,

Рад приветствовать вас на мероприятии, которое организует Центр внешнеполитического сотрудничества им. Е.М.Примакова и Фонд поддержки публичной дипломатии им. А.М.Горчакова.

Считаю, что проведение подобных мероприятий помогает поддерживать и углублять откровенный профессиональный диалог по региональной проблематике. Все это позволяет лучше понимать происходящие в регионе Ближнего Востока и Северной Африки процессы и делать более точные прогнозы относительно перспектив завтрашнего дня.

Нет нужды говорить о том, насколько сложным является нынешний период международных отношений. Он является переломным и связан с продолжающимся формированием новой полицентричной архитектуры международных отношений. Конечно, мы видим, как этот процесс наталкивается на активное противодействие тех, кто не желает расставаться с привычной ролью т.н. «верховного арбитра». На этом фоне усиливается глобальная и региональная нестабильность, наблюдается рост конфликтного потенциала. То, что мы видим в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, является наглядной тому иллюстрацией.

В результате дезинтеграции государственных структур и неконтролируемого процесса фрагментации образовались многочисленные очаги нестабильности в Сирии, Йемене, Ираке, Ливии. Такое положение дел – результат порочной практики геополитической «инженерии» наших западных коллег, практики вмешательства во внутренние дела суверенных государств, попыток смены неугодных режимов и т.н. «демократизации» по собственным лекалам с навязыванием странам региона чуждых им ценностей и рецептов развития.

Мы с самого начала предупреждали, что провоцирование т.н. «контролируемого хаоса» в исторически отягощенном военными конфликтами регионе может привести к чрезвычайно негативным последствиям. Наши западные партнеры не скрывают, что им наша позиция не нравится, они говорили, как вы помните, что Россия оказалась «не на той стороне истории». Образно говоря, в результате из бутылки был выпущен не один, а сразу несколько джинов, самым опасным из которых является террористическая угроза в лице ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и аффилированных с ними группировок.

Как еще год назад подчеркнул Президент России В.В.Путин, выступая в Генеральной Ассамблее ООН, в этих условиях первостепенной задачей мы считаем объединение усилий в борьбе с терроризмом и экстремизмом, создание широкого глобального антитеррористического фронта. Безусловно, эта работа предполагает принятие мер по противодействию распространению террористической и экстремистской идеологии.

Я рассчитываю, что в ходе нашей сегодняшней встречи и запланированных в этом формате дискуссий мы сможем лучше понять происходящее, обменяться оценками и мнениями. Нам, Министерству иностранных дел России, это поможет в практической работе.

Очень рад, что здесь присутствуют многие видные деятели арабского и мусульманского мира, люди, с которыми мы давно знакомы. Убежден, что этот форум будет результативен.

Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 20 октября 2016 > № 1941040 Сергей Лавров

О работе Россельхознадзора по увеличению экспортных поставок российского зерна

Россельхознадзор ранее публиковал информацию о проблемах, препятствовавших экспорту отечественного зерна в ряд стран, среди которых Бангладеш, Индонезия, Ливан, Вьетнам, Иран, и о том, что посредством эффективной работы специалистов Россельхознадзора эти проблемы были успешно устранены.

С учётом потенциала экспорта России в 2016/2017 с.х.г. пшеницы – 31,8 млн. тонн, кукурузы – 4,7 млн. тонн, ячменя – 4,6 млн. тонн, на текущий момент значительные усилия Службы направлены на увеличение экспортных поставок зерна, расширение перечня экспортируемых зерновых культур в традиционные для российской зерновой продукции страны-импортёры, а также на продвижение отечественного зерна на новые перспективные рынки сбыта.

Заместителем Руководителя Россельхознадзора Русланом Хасановым была сформулирована задача в соответствии с которой, был проведён тщательный анализ статистики объёмов экспорта прошлых лет, конъюнктуры мирового зернового рынка, изучены прогнозы импортных поставок на 2016/2017 с.х.г. крупнейших мировых импортёров зерновой продукции, среди которых были выделены по ряду различных причин перспективные страны для экспорта отечественного зерна:

1. Ввиду того, что во Франции в этом сезоне плохой урожай пшеницы у России появилась возможность нарастить поставки зерновых в страны, основным экспортёром для которых традиционно являлась Франция – Тунис (справочно: прогноз импорта пшеницы – 1,1 млн. тонн в 2015/2016 с.х.г экспорт из РФ составил – 80 тыс. тонн.), Алжир (справочно: прогноз импорта пшеницы – 8,2 млн. тонн в 2015/2016 с.х.г экспорт из РФ отсутствует), Марокко (справочно: прогноз импорта пшеницы – 5 млн. тонн, кукурузы – 2,3 млн.тонн). И тут уже есть свои успехи, анализ экспорта российского зерна за период с июля по сентябрь т. г. показал значительный рост экспорта в Королевство Марокко - экспорт из РФ составил 0,5млн. тонн, что в 4,3 раза больше, чем РФ экспортировала в Марокко пшеницы за весь 2015/2016 с.х.г. - 119 тыс. тонн). А также начались первые поставки в Алжир пшеницы – 22 тыс. тонн и ячменя 62,5 тыс. тонн.

2. Низкая стоимость зерна из России усилит конкуренцию Австралии на ключевых рынках Азии в низком ценовом сегменте. Большой потенциал для России открывается на стабильно растущем год от года рынке Юго-Восточной Азии. Справочно: суммарный прогноз импорта пшеницы в регионе оценивается в 22,4 млн. тонн (основные стимулирующие рост факторы: 1)неуклонно растущая численность населения; 2) отсутствие собственного производства (полная зависимость от импорта); 3) развитие мясной промышленности, отсюда потребность в корме). Здесь следует подробно остановиться, в частности, на таких странах АСЕАН, как:

Индонезия. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 8,5 млн. тонн, кукурузы – 2,2 млн. тонн, в 2015/2016 с.х.г экспорт из РФ составил – 233,5 тыс. тонн пшеницы. Россельхознадзором была проделана большая работа, результатом которой в августе т. г. Агентством сельскохозяйственного карантина Министерства сельского хозяйства Республики Индонезия было подписано Постановление о регистрации трёх российских лабораторий (Ростовский и Новороссийский филиалы ФГБУ «Центр оценки качества зерна», Испытательная лаборатория по определению безопасности и качества продукции в г. Раменское ФГБУ «Центр оценки качества зерна») по подтверждению соответствия качества и безопасности зерна и продуктов его переработки. В настоящее время продолжается работа по признанию индонезийской стороной дополнительных российских лабораторий, в частности, на рассмотрении у индонезийской стороны находится пакет документов Приморского филиала ФГБУ «Центр оценки качества зерна». Также, Россельхознадзором проводится подготовка к предстоящему участию в одиннадцатом заседании Российско-Индонезийской совместной комиссии по торгово-экономическому и техническому сотрудничеству, которое пройдёт 31 октября т. г. в Джакарте.

Таиланд. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 3,6 млн. тонн, в 2015/2016 с.х.г экспорт из РФ отсутствовал. В марте т.г. для обсуждения проекта Протокола, регламентирующего поставки в Таиланд российского зерна и продуктов его переработки, Таиланд посетила делегация Россельхознадзора. В продолжение работы уже в ходе переговоров 13 октября т.г., прошедших в Россельхознадзоре, была согласована редакция указанного Протокола, который может быть подписан в течение этого года после его рассмотрения дипломатическими ведомствами обеих стран. В настоящее время проект Протокола находится на рассмотрении в МИД РФ.

В июле-сентябре 2016 г. уже успешно было экспортировано 4,7 тыс тонн пшеницы.

Вьетнам. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 2,7 млн. тонн, кукурузы – 6,5 млн. тонн, в 2015/2016 с.х.г экспорт пшеницы и кукурузы из РФ отсутствовал. При содействии Россельхознадзора с февраля 2016 Россия включена в постоянный реестр экспортёров продукции растительного происхождения, в том числе зерна и продуктов его переработки, как того требует вьетнамское законодательство.

3. Говоря о потенциальном рынке стран Ближнего Востока (прогноз суммарного импорта пшеницы оценивается в 25,3 млн. тонн, кукурузы – 15,3 млн. тонн, ячменя – 14,6 млн. тонн) следует отметить, что сильная засуха и непрекращающиеся в течение шести лет боевые действия привели к потребности Сирии импортировать 2,3 млн. тонн пшеницы. По имеющимся источникам весь объём будут импортировать из России. По сообщению источников в правительстве Сирии, Агентство по закупкам зерна Сирии уже приобрело в России 1 млн. тонн пшеницы. Для сравнения в 2015/2016 импорт из России в Сирию составил лишь 157 тыс. тонн зерна, в том числе пшеницы – 47 тыс. тонн, кукурузы – 108 тыс. тонн.

Ирак. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 2,3 млн. тонн, в 2015/2016 импорт из РФ пшеницы отсутствовал. Россельхознадзором в Управление по защите растений Министерства сельского хозяйства Республики Ирак был направлен запрос о представлении актуальных карантинных фитосанитарных требований, а также требований к качеству и безопасности зерна и продуктов его переработки, предъявляемых Ираком к ввозимому зерну. С целью обсуждения вопросов экспорта российского зерна была выражена готовность со стороны Службы провести с представителями иракской стороны переговоры.

Саудовская Аравия. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 3,5 млн. тонн, кукурузы – 3,5 млн. тонн, ячменя – 10,5 млн. тонн. Саудовская Аравия – крупнейший импортёр российского ячменя в 2015/2016 экспорт из РФ составил – 2,4 млн. тонн ячменя, однако поставки из РФ пшеницы и кукурузы отсутствовали. В соответствии с договоренностями, достигнутыми в ходе визита делегации Россельхознадзора в Королевство Саудовской Аравии в июне т.г, специалистами Службы проводится работа по допуску российской пшеницы на рынок Королевства Саудовской Аравии, подготовлены и направлены в адрес компетентных органов Саудовской Аравии соответствующие материалы.

4. Также перспективным направлением является Южная Америка – «традиционный рынок» экспорта зерновых культур США и Канады. Прогноз суммарного импорта пшеницы в регионе оценивается в 14 млн. тонн, кукурузы – 12,9 млн. тонн. Здесь стоит выделить Венесуэлу. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 1,5 млн. тонн, кукурузы – 2,2 млн. тонн, в 2015/2016 из РФ поставки отсутствовали. С целью реализации договорённостей, достигнутых на переговорах Россельхознадзора с представителями Венесуэлы 28 сентября т.г., был подготовлен и направлен на рассмотрение венесуэльской стороне проект Протокола в области обеспечения безопасности, качества и фитосанитарных требований при поставках зерна и продуктов его переработки. По информации Венесуэльского агентства новостей (AVN) соглашение между Венесуэлой и Россией о поставках пшеницы на двухлетний период будет подписано в ближайшие дни. От венесуэльской стороны уже получены требования к качеству и безопасности ввозимой в Венесуэлу пшеницы, которые размещены на официальном сайте Россельхознадзора для информирования заинтересованных участников внешнеэкономической деятельности. Колумбия. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 2 млн. тонн, кукурузы – 4,5 млн. тонн, в 2015/2016 импорт из РФ отсутствовал. В мае т.г. Колумбия выразила заинтересованность в импорте российской пшеницы. В Россельхознадзор поступило обращение от Колумбийского института сельского хозяйства с просьбой предоставить необходимую информацию для анализа фитосанитарных рисков при ввозе российской пшеницы. Запрашиваемая информация в полном объёме в кратчайшие сроки была подготовлена и направлена колумбийской стороне.

5. Большой интерес для российских участников внешнеэкономической деятельности представляет зерновой рынок Восточной Азии. Справочно: суммарный прогноз импорта пшеницы в регионе – 16,8 млн. тонн, кукурузы – 32,3 млн.тонн, ячменя – 6,2 млн. тонн. Это, в первую очередь, Китай. Справочно: прогноз импорта пшеницы – 3,5 млн. тонн, кукурузы – 3 млн. тонн, ячменя – 5 млн. тонн, в 2015/2016 из РФ импортировались только соевые бобы – 500 тыс. тонн. На основании поступивших заявок хозяйствующих субъектов Сибирского и Далневосточного федеральных округов, Россельхознадзором был сформирован и направлен на рассмотрении в AQSIQ перечень компаний-экспортёров, заинтересованных в экспорте в Китай пшеницы, кукурузы, риса, сои и рапса, а также зернохранилищ, соответствующих требованиям КНР, который по результатам проведённых китайскими коллегами проверок был утверждён. Также, в связи с поступившими в Россельхознадзор обращениями Губернатора Челябинской области Б.А. Дубровского и и.о. Министра сельского хозяйства Амурской области А.А.Тарана о включении указанных регионов в перечень субъектов РФ, которым разрешен экспорт пшеницы в Китай, при содействии Службы согласован визит китайской делегации в период с 24.10 по 30.10 т.г. в Амурскую и Челябинскую области для проведения анализа фитосанитарных рисков при импорте российской пшеницы из указанных регионов. Кроме того, в рамках этой инспекции китайские специалисты также выразили готовность провести анализ фитосанитарных рисков при экспорте российского ячменя в Китай (необходимая информация для допуска российского ячменя на рынок Китая была направлена Россельхознадзором китайским коллегам ранее). До конца т.г. запланировано подписание с китайской стороны Протоколов о фитосанитарных требованиях, предъявляемых к гречихе и крупе гречневой, овсу и овсяным хлопьям, подсолнечнику и семенам льна, редакция которых уже согласована обеими сторонами. Также, Россельхознадзором в рамках продвижения на рынок Китая продуктов переработки зерна (мука, крупа, шроты, жмыхи и пр.) направлены соответствующие информационные материалы, необходимые для проведения китайской стороной анализов фитосанитарных рисков. В эти дни в Китае с командировкой находятся специалисты Россельхознадзора с целью реализации договорённостей, достигнутых в ходе Пятой встречи Российско-Китайской постоянной рабочей группы по вопросу сотрудничества в сфере карантина животных и растений и безопасности пищевой продукции, которая прошла в июле т. г. в Санкт-Петербурге. Говоря о Южной Корее следует отметить, что она традиционно импортирует из России кукурузу, импорт в 2015/2016 составил 1 млн. тонн., в 2015/2016 отсутствовали поставки пшеницы. Прогноз импорта пшеницы – 5 млн тонн, в связи с тем, что в Корее быстрыми темпами развивается птицеводство, рынок представляет интерес со стороны российских компаний-экспортёров и для продвижения фуражной пшеницы. Надо отметить, что экспорт пшеницы уже начался - за период с июля по сентябрь 2016 г. в Южную Корею было экспортировано 66 тыс. тонн.

На ближайшее время Россельхознадзором запланировано взаимодействие с компетентными службами в сфере контроля качества и безопасности зерна и продуктов его переработки таких перспективных стран, как Филиппины (прогноз импорта пшеницы – 5 млн. тонн, в 2015/2016 импорт из РФ отсутствует), Индия (прогноз импорта пшеницы – 3 млн. тонн, в 2015/2016 импорт из РФ отсутствует), Афганистан (прогноз импорта пшеницы – 2,7 млн. тонн, импорт из РФ отсутствует), Перу (прогноз импорта пшеницы – 1,9 млн. тонн, кукурузы – 2,9 млн. тонн, в 2015/2016 импорт из РФ пшеницы – 143 тыс.тонн), Мексика (прогноз импорта пшеницы – 4,6 млн. тонн, кукурузы – 13,8 млн. тонн, в 2015/2016 из РФ импорт пшеницы – 388 тыс. тонн).