Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

По словам командующего Силами обороны Финляндии Ари Пухелойнена, Североевропейское оборонное сотрудничество добилось впечатляющих результатов, но не сумело сократить военные расходы.

Выступая перед военными специалистами в Хельсинки на этой неделе, генерал-полковник Пухелойнен признал, что широкомасштабное Североевропейское оборонное сотрудничестве (NordicDefenceCooperation, NORDEFCO) не принесло результатов в деле сокращения расходов на военные нужды.

«В ближайшие десять лет NORDEFCO не решит экономических проблем Финляндии в оборонной сфере», – сказал он, сообщается в официальном пресс-релизе.

Хотя экономический выигрыш оказался более чем скромным, организация помогла развить работоспособное сотрудничество. В её активе – успехи в области обмена морской и аэрокосмической информацией, совместной подготовки морских подразделений и трансграничных учений ВВС, отметил Пухелойнен.

К созданию NORDEFCO подтолкнула в 2009 году перспектива унификации оборонных возможностей и соответствующего снижения расходов. В последние годы Финляндия и её соседи по Северной Европе испытывают острую необходимость в сокращении военного бюджета.

Эксперты неоднократно подчёркивали, что в будущем малые и средние страны, такие, как страны Северной Европы, не смогут самостоятельно содержать полномасштабные и сбалансированные вооруженные силы и вынуждены будут выбирать между тем, чтобы делить свои военные возможности со стратегическими партнёрами на дву- или многосторонней основе, и перспективами сокращения этих возможностей.

Начало Североевропейскому оборонному сотрудничеству – NORDEFCO – было положено в ноябре 2009 года, когда Дания, Финляндия, Исландия, Норвегия и Швеция подписали Меморандум о взаимопонимании. В основу NORDEFCO легли сделанные в докладе 2007 года выводы о перспективах повышения затратоэффективности и сохранения полного спектра военных возможностей. Предложенный вариант сотрудничества должен был дополнить имеющееся сотрудничество североевропейских стран в рамках НАТО и ЕС, говорится на сайте организации.

Кризис и эволюция

Чан Ха Чжун беседует с Мануэлем Монтесом

Чан Ха Чжун – корейский экономист, специалист по теории развития, преподаватель Кембриджского университета. Автор многих книг, последняя из которых – «Двадцать три вещи, которые вам не говорят о капитализме» (Penguin, 2010).

Мануэль Монтес – филиппинский экономист, сотрудник Управления стратегии и политики развития ООН.

Резюме: С учетом масштаба экономического кризиса и кризиса экономической теории, который за этим стоит, можно было бы надеяться на пересмотр многих ранее непреложных догм экономической теории. Но как раз в ней почти ничего не изменилось.

Полный текст будет опубликован в книге «Двадцать способов наладить дела в мире: интервью с ведущими мировыми мыслителями» (Twenty Ways to Fix the World: Interviews with the World's Foremost Thinkers) под редакцией Петра Дуткевича и Ричарда Саквы. Издание выйдет в свет в рамках проекта Совета по исследованиям в области социальных наук и New York University Press (SSRC/NYUP, 2013), осуществляемого при поддержке Мирового общественного форума «Диалог цивилизаций» (Москва–Вена).

Всегда откровенно высказываясь на любые экономические темы, Чан Ха Чжун дает беспощадную оценку нынешнему состоянию экономической теории и практики: и то и другое в плачевном состоянии. Чан утверждает, что если бы какая-либо теория потерпела такой крах на практике, как теория свободной рыночной экономики, она давно уже была бы дискредитирована и даже запрещена. Но разновидности неолиберальной экономики все еще живы. Он винит в этом внутреннюю политику и инерцию экономической науки, а также элиты, которые наживаются на свободных рынках и пытаются убедить всех нас, что нам это тоже выгодно. Однако, в отличие от тех, кто призывает к масштабному переформатированию всей мировой экономики, Чан отстаивает целесообразность прагматичного постепенного подхода, который не должен быть огульным или глобальным.

Мануэль Монтес: – Первый вопрос достаточно очевиден: как вы оцениваете нынешнюю экономическую ситуацию?

Чан Ха Чжун: – Теоретически глобальная рецессия 2008 г. закончилась, поскольку ее основным признаком является падение производства и ВВП в течение двух или более кварталов подряд. Но, конечно, никто не может смириться с мыслью, что она завершилась, поскольку большинству стран Севера не удалось восстановить докризисный уровень доходов. Во многих государствах безработица все еще очень высока – более 20%. Даже в США официальный уровень безработицы – 9%, однако многие люди хотели бы работать на полную ставку, но вынуждены довольствоваться работой на полставки. Другие отказались от поиска работы. Формально они не считаются безработными, поскольку не зарегистрированы на бирже труда, но фактически ими являются. Если включить их в общую статистику, то некоторые полагают, что безработица может достигать 15%. Некоторые страны, такие как Великобритания, снова скатились в рецессию. Хотя по официальным данным в Соединенных Штатах и многих других странах возобновился рост экономики, не думаю, что мы прошли даже полпути после начала кризиса.

ММ: – Не кажется ли вам, что речь идет о неуклонном спаде экономической активности в богатых странах? Или они будут упорно пытаться вернуться по крайней мере на докризисный уровень?

ЧХЧ: – Если мы всерьез не изменим политику, ситуация во многом будет напоминать 1990-е гг. в Японии («потерянное десятилетие»). В принципе перманентной рецессии может и не быть, но за умеренным ростом экономики следует спад. Потом происходит какая-то внешняя катастрофа, и все начинают паниковать. Затем экономика может восстановиться, но что-то снова случается, мы опять скатываемся в кризис, и так далее. Мне кажется, можно говорить, по сути, о повторении той ситуации, которая в Японии длилась все 1990-е годы.

MM: – В случае с Японией ни экономическая теория, ни экономическая политика не пересматривались. Может быть, нынешняя ситуация даст толчок к переосмыслению политики?

ЧХЧ: – Знаете, даже в Японии происходило некоторое переосмысление политики в том смысле, что японцы никогда не были склонны к кейнсианству, но в течение 1990-х и 2000-х гг. они чрезвычайно и беспрецедентно увеличили государственные расходы и стали больше кейнсианцами, чем прежде. Они также начали практику, которую мы сегодня называем количественным стимулированием, так что какие-то изменения последовали. Но вы правы, что они безнадежно отстали в экономическом мышлении. Проблемы с японским экономическим «символом веры» в том, что вплоть до падения Советского Союза на экономических факультетах университетов Японии преобладали марксисты-схоласты, которых мало интересовал реальный мир. Поэтому, когда они утратили влияние, остались в лучшем случае лишь сторонники неоклассической теории. И когда эти последние стали задавать тон, неолиберальная повестка дня (идеи свободного рынка) проталкивалась такими людьми, как Дзюнъитиро Коидзуми (премьер-министр в 2001–2006 гг.), который все время говорил: «Нам нужно становиться все больше и больше похожими на Америку. Это путь к восстановлению». Всем известно, что в итоге произошло.

ММ: – Что вы думаете в целом об экономическом мышлении и об экономической политике?

ЧХЧ: – Как я уже сказал, в Японии произошли некоторые важные изменения в политике, но с точки зрения экономического мышления, мне кажется, японцы еще больше запутались. Когда в 2008 г. грянул кризис, многие ожидали перемен в экономике. Откровенно говоря, если бы любая другая теория потерпела такой крах, как теория свободной рыночной экономики, ее, возможно, уже предали бы анафеме. Поначалу даже экономисты, стоявшие на позициях свободного рынка, посыпали голову пеплом. Например, такие как американский консерватор Ричард Познер, который согласился, что Кейнс говорил много разумных вещей. Все это было, но я не думаю, что экономика на самом деле меняется. К сожалению, мы не наблюдаем сколько-нибудь широкого признания изъянов и недостатков капиталистической экономики. Когда английская королева посетила Лондонскую фондовую биржу, она спросила: «Почему никто не смог этого предвидеть или предсказать?» Ответ Королевского экономического общества был таким: «Мадам, каждый экономист хорошо выполнял свою работу, но нам не хватило коллективного воображения – за деревьями мы не увидели леса». Постойте, при чем тут воображение? Ему вообще не место в экономике свободного рынка, которая оправдывает политику невмешательства государства в экономику тем, что все ведут себя рационально и «каждый знает, что делает». По сути дела, не было приведено ни одного вразумительного аргумента. И, по правде говоря, это дает пищу для размышлений. Вне академических кругов существует большой спрос на различные экономические теории, хотя во взглядах экономистов мало что изменилось.

ММ: – В каком направлении мы движемся? На какой основе выстраивать политику?

ЧХЧ: – Мне кажется, здесь речь идет о двух проблемах. Первая заключается в том, что медленнее всего в мире меняется научное сообщество. За политиков избиратели могут не проголосовать, лидеры бизнеса могут обанкротиться, но университетские профессора обычно остаются на своем посту всю жизнь. Знаменитый немецкий физик Макс Планк однажды сказал примерно следующее: «Научный прогресс измеряется количеством похорон ученых». То же можно сказать и об изменениях в экономической теории. Правда, это трудноразрешимая проблема. Целая группа людей, сделавшая себе карьеру и имя на конкретной экономической теории, так просто от нее не откажется.

Но еще важнее интересы властных структур. Людям, имеющим власть и деньги, выгодно сохранение статус-кво в экономике, и они готовы бесконечно повторять: «Все прекрасно, даже если выглядит не столь радужно, потому что мы действуем рационально, а рынки эффективны. Так что даже если мир кажется хаотичным и глупым, это лучший из возможных миров». Им до такой степени выгодно, чтобы люди верили в такой тип экономики, что они так просто не откажутся от своих подходов.

ММ: – Довольно мрачная картина.

ЧХЧ: – Думаю, что да, но, знаете, надо смотреть на вещи в долгосрочной перспективе. Двести лет назад казалось безумием требовать освобождения рабов, а 100 лет назад многие «уважаемые» люди полагали, что женщины не заслуживают права голоса. Всего 50–60 лет назад англичане и французы преследовали как террористов тех, кто отстаивал идею деколонизации. Но со временем «немыслимые» тогда требования были удовлетворены. Поэтому, если смотреть в будущее, я оптимист, но ближайшая перспектива мрачновата. К тому же последние 200 лет вопрос о том, какая из экономических теорий верна, решается силовым способом. Если против свободного рынка восстанет достаточное число граждан, обманутых в своих ожиданиях и сытых им по горло, теоретикам придется изменить точку зрения. Парадокс в том, что, как бы подталкивая граждан взять на себя инициативу, банкиры вели себя настолько вызывающе, что теперь даже обычно терпеливые американцы и англичане начинают поднимать голову. Поэтому я не утверждаю, что перемены невозможны, но не думаю, что все случится именно так, как некоторые представляли себе в начале кризиса. Вряд ли все эти парни, сторонники гипотезы эффективного рынка, которая так капитально всех нас подвела, внезапно лишатся своих портфелей в университетах. Нет, все произойдет несколько иначе.

MM: – Что следовало бы изменить в первую очередь с учетом того, что все в этом мире взаимосвязано?

ЧХЧ: – Ключевая отрасль – это финансы. Нам нужно регулировать финансовый сектор. Но не так, как до сих пор. Моему другу Джо Стиглицу нравится программа направленного кредитования, которая применялась в Японии и других государствах Восточной Азии вплоть до 1980-х годов. Почему бы не взять на вооружение эту идею, тем самым отреагировав на жалобы государственных департаментов, что банки не дают бизнесу взаймы ликвидность, которая была им предоставлена в результате «количественного стимулирования» или накачивания экономики деньгами? Давайте сделаем кредитование бизнеса главным условием доступа к ликвидности. Кредиты Всемирного банка и МВФ давно уже выдаются на этих (и даже более жестких и не всегда разумных) условиях. Почему же по отношению к коммерческим и инвестиционным банкам не применяется практика обусловленности кредитов? Еще одна мера, которую необходимо принять, – запрет большинства комплексных финансовых продуктов, безопасность которых не может быть гарантирована. И необходимо во что бы то ни стало отделить инвестиционную банковскую деятельность от розничных банковских услуг.

MM: – В банковской системе Германии один регулятор контролирует одну часть отрасли, а другой регулятор – другую.

ЧХЧ: – Я этого не знал, но инвестиционная банковская деятельность в Германии с самого начала существенно отличалась от системы, существующей сегодня в англосаксонском мире. Инвестиционные банки в Германии изначально имели дело с венчурным капиталом. Они давали в долг перспективным предприятиям и обогащались, продавая их акции, когда эти предприятия выходили на биржу с первичным публичным размещением своих акций (IPO). По этой причине данный вид бизнеса и называется инвестиционной банковской деятельностью. Сегодня они редко это делают. В Германии такой подход принес плоды. Но у немцев всегда была другая организация и в остальных сегментах финансовой системы. Например, недружественные захваты предприятий там практически невозможны. И в англо-американских странах, видимо, также следовало бы изменить правила недружественных поглощений, регламентирующие, кто и какие компании может скупать. Проблема в том, что многие компании скупаются частными инвестиционными фондами, которые не настроены на ведение долгосрочного бизнеса. Фактически они реструктурируют компанию, продают то, что можно продать, делают бизнес прибыльным, выжав семь потов из сотрудников и поставщиков, а потом перепродают. Наверное, некоторые предприятия легко реструктурировать таким образом – например, в секторе розничной торговли. Но если речь идет об отраслях, требующих долгосрочных инвестиций, нужны правила, предписывающие, что разрешено, а что нет частному инвестиционному фонду, приобретающему эти предприятия. Например, их можно обязать не перепродавать приобретенную компанию в течение десяти лет.

MM: – В этом случае они будут приобретать только по-настоящему прибыльные компании, а не те, на которых можно хорошо нагреть руки, потому что их принудят к долгосрочным инвестициям?

ЧХЧ: – Совершенно верно. Если не решить эту проблему, фундаментальных изменений не произойдет. Ведь именно дерегулирующая финансовая система, нацеленная на получение краткосрочной прибыли, и является причиной того, что произошло с такими странами, как США, Великобритания, Исландия и Ирландия, где начался финансовый кризис. По сути, финансовая система, нацеленная на получение краткосрочной прибыли, и привела к сокращению инвестиций. При этом снижались стандарты трудовой этики, не поддерживались стимулы долгосрочной производительности труда. Если сидеть сложа руки, проблема никуда не исчезнет. И в довершение картины все усилия финансистов, делающих деньги, были направлены на лоббирование свободного рынка, чтобы им было еще легче делать деньги. По сути, они добивались разрешения на печатание денег. Если кто-то говорит, что можно занять в 30, 40 или 50 раз больше денег, чем покрыто активами, что это, как не лицензия на печатание денег? Банкиры и финансисты делали это, становясь все более могущественными, и в результате захватили политическую власть. Партийные лидеры попали в зависимость от их пожертвований, а контроль над СМИ делает политиков более податливыми. В Соединенных Штатах финансисты по большому счету оккупировали правительство. Много ли бывших министров финансов до 1980-х гг. были людьми с Уолл-стрит? Ни одного. Зато с тех пор они превратились в большинство. Если не избавиться от этой мертвой хватки, политический баланс сил не изменится.

Есть в этом и положительный момент: до сих пор они наломали так много дров и продолжают усердствовать даже после воцарения хаоса в финансовом секторе, что, как мне кажется, накопилось немало политического капитала для радикальных реформ – только бы у политиков хватило смелости и решимости. Я был шокирован, прочитав статью американского банкира, опубликованную в газете The Guardian. Он пишет, что сегодня банковский сектор жалуется на громоздкий характер планируемого регулирования, но когда Франклин Рузвельт начал воплощать в жизнь Закон Гласса-Стигалла, содержавший куда более радикальные положения, чем те, что сегодня предлагаются (в частности, юридическое размежевание розничных и инвестиционных банков), был дан один год, чтобы выполнить эти предписания. Сегодня с банками обращаются нежно и деликатно – например, им отвели девять лет на то, чтобы привести деятельность в соответствие со стандартами достаточности собственного капитала, стресс-тестирования на уровне портфеля и покрытия рисков нехватки рыночной ликвидности, которые оговорены в Третьем Базельском соглашении.

MM: – Можно ли внедрить эти стандарты отдельно в каждой стране?

ЧХЧ: – Почему бы и нет? Обычно приводится следующее возражение: в этом случае мы уступим в конкурентной борьбе другим странам, которые не внедрят у себя те же принципы регулирования. Мой ответ таков: оставьте другие страны в покое. Нет доказательств того, что эти банки приносили реальную пользу или выгоду американской или британской экономике, так что если они хотят разрушить голландскую или немецкую экономику, это их дело. Пусть каждая страна сама наводит у себя порядок. Если политики повсюду станут придерживаться этого принципа, то банкам и их капиталам некуда будет деваться. Даже Швейцария ужесточает регулирование по хеджевым фондам, да так, что некоторые банкиры грозятся вывести оттуда свои капиталы, но куда? Быть может, в Монако, а больше-то и некуда.

MM: – Наблюдаются ли какие-то сдвиги в направлении регулируемого рынка у нас в Великобритании?

ЧХЧ: – Никаких – не думаю, что изменения произойдут, пока у власти находится нынешняя коалиция консерваторов и либеральных демократов. Ключевым моментом является то, кого назначат следующим главой Банка Англии, поскольку правительство наделило его важными регулирующими полномочиями. Управление финансовых услуг Великобритании (FSA) во многом утратило влияние. Нынешний глава FSA Адаир Тернер, между прочим, значительно полевел в своих взглядах в последнее время. Если его выберут главой Банка Англии и к власти через несколько лет придет новое правительство, быть может, какие-то меры будут приняты. Но в случае избрания человека, не имеющего опыта финансового регулирования, или если у руля Банка Англии встанет некто, имеющий политический вес, или же к власти придут инсайдеры Банка Англии, не заинтересованные в каком-либо регулировании, то вряд ли стоит ожидать реальных перемен. Проблема Великобритании в том, что ее зависимость от финансового сектора достигла таких пропорций, что даже если вы не находитесь на содержании у финансовой индустрии, вам придется проявить большое мужество, чтобы приструнить зарвавшихся банкиров.

MM: – Согласно одной из версий, во времена Великой депрессии 1930-х гг. власти пошли на принцип и позволили всем банкам обанкротиться. Не может ли такой подход отбить у людей всякое желание пользоваться услугами банков?

ЧХЧ: – Да, может, но это неверный подход. Глупо допускать банкротство банков – разве только если речь идет о мелких банках, которых было очень много в Америке XIX века. Но в целом массовое банкротство банков создает дефицит доверия. Единственное, что позволило нам избежать полного хаоса в финансовой сфере, – национализация банков, которые находились на грани банкротства. Но то, как наши власти это сделали, просто смехотворно. Я имею в виду распространение английским правительством контроля над почти 80% Королевского банка Шотландии и вместе с тем нежелание обязать его кредитовать малый и средний бизнес, хотя на словах чиновников беспокоит то, что банки этого не делают. Не срабатывает даже элементарная логика капитала, согласно которой тот, кто контролирует больше половины акций компании, волен делать все, что ему заблагорассудится. Власти США еще более деликатно обращаются с финансистами. Накачав их ликвидностью, они забрали у них только часть так называемых привилегированных акций, которые дают право на первоочередное получение дивидендов, но не право голоса. Таким образом они фактически отказались от контроля над банками. До такой степени политики находятся под игом финансового сектора.

MM: – До сих пор мы говорили о богатых, развитых странах. Но вы в значительной мере занимались анализом развивающихся стран. Каково их положение в современном мире? Они подыгрывают богатым странам или просто заняты собственным выживанием? Ожидают ли они революции в богатых странах?

ЧХЧ: – Мне кажется, главная беда развивающихся стран в том, что в последние 30 лет они стали настолько открытыми, что теперь им трудно проводить подлинно глубокие преобразования. Китай вполне способен контролировать баланс движения капитала. Но экономика такого размера слишком зависима от международной торговли. В любой другой экономике континентального масштаба, такой как ЕС или США, международная торговля обеспечивает 10–15% ВВП, а в Китае – около 35% ВВП. Большинство этих рынков находятся на Севере, так что если там что-то пойдет не так, последствия трудно предсказуемы.

Бразилия, ЮАР, Чили очень сильно страдают от набегов спекулятивного капитала, оказывающего беспрецедентное давление на обменный курс их валют. Местные компании находятся в состоянии шока из-за невозможности поставлять свою продукцию на экспорт, поскольку обменный курс нежизнеспособен. Поэтому им не до рассуждений типа: «Эти развитые рынки в упадке, так давайте приберем мир к рукам». Во многих развивающихся странах положение лучше, чем в богатых, но они также страдают, и в будущем рискуют пострадать еще больше. Важно осознать, что, несмотря на все разговоры о подъеме Юга, его роль в мировой экономике пока незначительна. Китаю не принадлежит и 10% мировой экономики. Северные страны склонны искусственно раздувать цифры, рассчитывая доходы развивающихся стран по паритету покупательной способности (ППС), чтобы потом доказывать, что якобы Китай (Индия, Бразилия или любая другая страна) перестали быть развивающимися, а значит, не могут рассчитывать на особое отношение или режим и т.д.

Это все от лукавого, потому что если посмотреть на реальный ВВП этих стран, то Китай производит менее 10% мирового дохода. Индия и Бразилия – по 2% мирового ВВП, вклад ЮАР – всего 0,5%. Если сложить экономики всех стран БРИКС, их доля составит не более 15–20% глобальной экономики. Попробуйте доказать, что 15% больше 70%. Я не так уж пессимистично настроен по поводу относительного подъема таких стран, как Китай и Индия, но эту динамику надо рассматривать в перспективе. Вес этих государств определенно растет, и они начинают поигрывать мышцами. Однако им еще предстоит большой путь, прежде чем они достигнут реального влияния. Достаточно вспомнить, что случилось со странами «Большой двадцатки», когда им понадобились деньги. Нас уверяли, что это будет новая всемирная управляющая организация, но с 2010 г. так и не прослеживается никакой динамики.

MM: – На чем еще следовало бы сосредоточить особое внимание в сфере вашей деятельности? Какие сдвиги происходят в теории развития и экономической теории?

ЧХЧ: – С учетом масштаба экономического кризиса и кризиса экономической теории, который за этим стоит, можно было бы надеяться на пересмотр многих ранее непреложных догм экономической теории, но как раз в ней почти ничего не изменилось. Мы снова и снова слышим старую песню. Конечно, сегодня большее число исследователей признает, что история и государственные институты играют важную роль, но даже это делается довольно специфично, в неоклассическом духе, поскольку такие явления расцениваются как продукт эгоистичного и рационального выбора.

Мне кажется, произошло только одно позитивное событие, но не на сугубо теоретическом уровне, а скорее на уровне прикладной политики. Я имею в виду гораздо более благосклонное отношение к промышленной политике, разговор о которой до этого считался табу в тех кругах, которые занимаются более «изящной» деятельностью. Я уже сбился со счета, сколько получил приглашений в последние годы на конференции, посвященные промышленной политике. В основном речь идет о развивающихся странах, а также о странах ОЭСР и даже некоторых департаментах правительства Великобритании. Хотя до сих пор ведется немало споров о том, как именно ее следует проводить, применять ли таргетирование, предоставлять субсидии или взимать пошлины. Также дискутируются политические условия, такие как проведение промышленной политики в странах с высоким уровнем коррупции. Но по крайней мере сегодня промышленная политика активно обсуждается, а всего пять лет тому назад большинство экономистов не желали об этом говорить. Возобновление дебатов по промышленной политике – единственное светлое пятно.

MM: – Может ли промышленная политика проводиться без изменения политического ландшафта в тех или иных странах?

ЧХЧ: – Об этом сегодня тоже немало спорят, потому что некоторые сторонники промышленной политики скептично настроены по поводу самой возможности ее проведения в странах, где, по их мнению, для этого не существует подходящих политических условий. Но мне кажется, что все зависит от реального желания. Если вам вдруг захочется повторить опыт Южной Кореи в 60–70-е гг. прошлого века, возможно, радикальные политические изменения действительно понадобятся. Но, например, Эфиопия сегодня пытается захватить часть мирового рынка в таких трудоемких отраслях индустрии, как швейное производство и легкая промышленность – для этого нет необходимости в серьезных политических преобразованиях. Нужно просто начать реализацию какой-то разновидности промышленной политики и доказать ее действенность, прежде чем расширять ее. Стоит добиться успеха в каких-то областях, как сразу усиливается политическая поддержка этого курса, что облегчает его дальнейшее расширение и углубление. Думается, было бы ошибкой утверждать, что не стоит даже пытаться, полагая, что любые попытки обречены на провал. Начать надо с малого, постепенно наращивая усилия. В конце концов, проведение подобного курса требует усилий и со стороны государственных чиновников, знающих, как это делается. В то же время, например, в условиях Демократической Республики Конго размышления о промышленной политике будут, скорее всего, напрасной тратой времени. Но, как мне кажется, есть много стран, которым можно оказывать не слишком масштабную, но эффективную помощь, не приводящую к значительной коррупции. В этом вся разница.

MM: – Готов согласиться, что нам не дано предугадать, где начнутся перемены. Но все читающие эти строки зададутся вопросом о том, как произойдут изменения. А ваш аргумент заключается в том, что нам не следует принимать некоторые аргументы на веру, ведь так?

ЧХЧ: – Верно, я говорю об аргументах типа «если вы стремитесь к регулированию финансового сектора, то это нужно делать повсюду». Понятно, что такой аргумент был специально придуман людьми, не желающими перемен. Они исходят из предпосылки, согласно которой то, что происходит в финансовом секторе – всеобщее благо, и нельзя позволить себе потерять хотя бы малую толику этих благ. Но мы не призываем к закрытию всех банков или к упразднению фондового рынка. Мы предлагаем лишь ограничить некоторые виды непроизводительной или контрпродуктивной деятельности в финансовом секторе, и чем дальше эта деятельность переместится из страны, тем, как это ни парадоксально, будет лучше для всех. Многие британцы заламывают руки, сетуя на то, что Франкфурт или Париж перехватят этот бизнес. Настрой же должен быть совершенно иным: если немцы хотят заполучить это «вредное производство», не надо им мешать. Как я уже ранее говорил, если все страны будут настроены подобным образом, такой деятельности придет конец, она просто отомрет. Когда приходится думать о переменах, во главу угла следует ставить принцип «как я смогу это сделать», а не «все или ничего». Очень часто людям кажется, что до тех пор, пока полностью все не изменить, ничего не получится. Но это не так.

После того как будет введено регулирование финансового сектора, откроется пространство для более крупных целей, но начать следует с того, что не терпит отлагательства, с более реалистичных целей, и постепенно расширять и наращивать темпы. Пример проведения промышленной политики в развивающихся странах проливает свет на опасность чрезмерных амбиций, однако с чего-то надо начать. Тогда у вас появится политический капитал, и люди начнут вам доверять; надо строить и развивать связи с частным сектором. Эти начальные меры позволят сделать следующий шаг – более честолюбивый и сложный. Мне думается, следует избегать такого отношения к реформам и переменам, которое характеризуется принципом «все или ничего». Даже если изменению подлежит все, это невозможно сделать сразу, в одночасье. Вот почему революции так часто терпят крах.

С другой стороны, невозможность изменить все – не повод для того, чтобы ничего не предпринимать. Потому что в этом случае вы попадете в ловушку, расставленную людьми, не желающими перемен. Мне кажется, что за основу следует взять градуалистский подход. Последовательные поэтапные шаги в сумме обязательно произведут грандиозный эффект. Именно таким образом происходили изменения в Китае. Не могу сказать, что я в восторге от всего, что там делается, но главное – начать с небольших экспериментов, а затем медленно наращивать успех. Конечно, со стороны это выглядит как не лучший способ реформирования социалистической системы, и такие люди, как Джеффри Сакс, говорят: «Нет, нужен “большой взрыв”!» Шведский специалист по экономике переходного периода Андерс Ослунд утверждает, что «нужно делать это сейчас, немедленно – иначе это никогда не случится, потому что консервативные круги сгруппируются и задушат реформы». Но если идти таким путем, результаты будут намного менее впечатляющими. Постоянные небольшие перемены, если осуществлять их в течение одного-двух лет, конечно, не успеют дать видимых всходов, но за 30 лет они приведут к глубоким преобразованиям в обществе и экономике. Я не утверждаю, что радикальные изменения никогда не приносят плодов, но они гораздо рискованнее. Постепенные изменения дают лучший результат, чем одна большая реформа, которая может оказаться лишь благим намерением.

Империя норм

Регулятивная экспансия ЕС и ее пределы

Т. А. Романова – к. полит. н., доцент факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета.

Резюме: В попытке оспорить действия Евросоюза важно не отказ от предложенных норм, а выработка конструктивной экономической альтернативы. В противном случае и правовые меры, и санкции, и открытое неповиновение будут только краткосрочным решением

С 1 января 2012 г. в Евросоюзе вступила в силу директива о включении гражданской авиации в систему ограничения выбросов газов, провоцирующих парниковый эффект. Новые требования, как и все нынешние действия ЕС в экологической сфере, исходят из двух частично противоречащих друг другу положений. Первое имеет нормативно-политический характер: тезис о важности охраны окружающей среды позволяет претендовать на статус лидера, продвигающего передовые нормы и, следовательно, имеющего право определять, что правильно, а что нет. Второе – экономическое, акцентирует проблему глобальной конкурентоспособности компаний Европейского союза, а также рентабельность охраны окружающей среды. Такая комбинация отражает плюрализм приоритетов внутри блока.

Изюминка инновации, между тем, в ее действии за пределами блока, т.е. в регулятивной экспансии ЕС, которая не может не вызывать оппозиции партнеров. Ошибка, однако, в том, что, пытаясь защитить свои предприятия от регулирования Брюсселя, они концентрируются на экономической составляющей, не вскрывают противоречий в мотивации Евросоюза, неубедительно выстраивают аргументы нормативно-политического характера, а также исходят из негативной повестки (блокируют действия ЕС), вместо того чтобы предложить конструктивную альтернативу. Именно поэтому их усилия пока ни к чему не привели.

Анатомия регулятивной экспансии

Стремление Брюсселя к распространению своего законодательства на третьи страны – явление не новое. Оно появилось еще в 1980-е гг., когда Европейское экономическое сообщество (ЕЭС, предшественник ЕС) интенсифицировало строительство внутреннего рынка. Усложнение и гармонизация правил внутри блока повышали желание предложить аналогичные условия партнерам, заинтересованным в выходе на его рынок. Причем целью было главным образом сохранение конкурентоспособности предприятий Евросоюза, предотвращение регулятивного демпинга. Подобные действия стимулировала либерализация мировой торговли, переход от управления импортными потоками на границах (пошлины, количественные ограничения) к их регулированию внутри страны/ЕС (например, жесткими экологическими нормами или санитарным законодательством). Таким образом, на первых порах мотивация была по большей части экономической.

Постепенно Евросоюз сформировал целостную концепцию экспорта своих норм – в разных случаях их принятие может быть обязательным и добровольным, всеохватывающим и затрагивающим только отдельные сферы. При этом блок предпочитает максималистские схемы, наиболее полное внедрение своих правил в других государствах. Диалог с развитыми странами допускает как совместную выработку новых норм, так и одностороннюю трансляцию Брюсселем уже готовых правил. Менее успешные государства, как правило, сталкиваются с примитивным экспортом норм единой Европы. Правда, в качестве стимула нередко используются программы технического содействия: денежные средства выделяются на условии того, что реципиенты следуют в фарватере нормативного развития Союза.

Со временем, однако, логика регулятивной экспансии менялась, превращаясь из преимущественно экономической во все более политическую. Нормы транслировались на третьи страны не только для того, чтобы избежать регулятивного демпинга (ситуации, когда, например, компании ЕС должны были учитывать жесткое экологическое законодательство, а другие – нет). Экспорт правил был обусловлен растущей убежденностью в том, что они единственно верные и все остальные должны попросту принять решения, подготовленные Брюсселем. Ян Маннерс окрестил такой подход «нормативной силой» Евросоюза, т.е. воздействие не материальными факторами (военным потенциалом, экономическим давлением), а ценностными, выработанными в процессе сложной работы над собой. При этом все чаще игнорировалось, что те или иные проблемы могли вообще отсутствовать у партнеров или требовать иного решения.

Убедительности нормативно-ценностной аргументации способствовали как минимум три фактора. Первый – успешный исторический опыт европейской интеграции, основанной на преодолении вековой вражды Франции и Германии, а затем и на согласованной реализации на своей территории других передовых норм (экологического, научного, социального характера).

Второй – специфика политической природы ЕЭС (и затем ЕС). В попытке определить суть этих акторов, идеологию их действий на мировой арене за основу были взяты базовые нормы демократии, прав человека, верховенства закона, охраны окружающей среды и социальной справедливости. Их проецирование вовне стало экзистенциальным вопросом. Более того, не имея возможности действовать традиционными инструментами силы, ЕЭС и Евросоюз искали именно в этой сфере альтернативные способы воздействия.

Наконец, третий немаловажный для регулятивной экспансии ЕЭС и ЕС фактор заключается в том, что до начала нынешнего тысячелетия страны сообщества были относительно гомогенны и солидарны в нормативных приоритетах. Они следовали им на своей территории, что обеспечивало согласованность экономической и нормативно-ценностной мотивации регулятивной экспансии. Например, государства Европейского союза, имея одинаково высокий уровень развития, могли ограничить экономический рост в пользу консервации среды обитания, а также для того, чтобы впоследствии извлекать выгоды именно из развития экологичных, энергоэффективных, низкоэмиссионных технологий (некоторое исключение представляли, правда, Греция и юг Италии).

Последний фактор, однако, был поставлен под вопрос расширениями 2004 и 2007 годов. К единой Европе присоединились страны, для которых ценности охраны окружающей среды не имели приоритета, были вторичны по отношению к поощрению экономического роста. В результате экологические нормы Евросоюза становились противоречивее, поскольку согласовывались в ходе сложных переговоров «зеленых» стран и их более умеренных коллег. Распространялись же нормы вовне все больше не из ценностных побуждений, а для сохранения конкурентоспособности компаний стран, отсталых с экологической точки зрения. По сути, Европейский союз стал экстернализировать свои внутренние противоречия, а разрыв между экономической и ценностной частями регулятивной экспансии расширялся. Учитывая уровень развития большинства нынешних претендентов «на руку и сердце» Евросоюза, можно прогнозировать усугубление этой тенденции.

При этом нынешняя стратегия развития ЕС опирается именно на энергоэффективные и экологичные технологии. Жесткое ограничение эмиссий парниковых газов должно способствовать инновационному росту экономики внутреннего рынка, причем средства ожидаются как от загрязнителей внутри Европейского союза, так и от тех, кто находится за его пределами. Здесь еще одно новшество современной регулятивной экспансии. Евросоюз продвигает свое законодательство еще и для того, чтобы зарабатывать на этом за своими пределами, создавать принципиально новую экономику на своей территории, в том числе и за чужой счет.

Инструментом шантажа в отношении компаний третьих стран становится доступ на привлекательный и емкий европейский рынок. А выстраиваемая зависимость имеет долгосрочный характер. Вначале компаниям третьих стран предлагается заплатить за разработку инновационных технологий в Евросоюзе, а затем им будет предложено купить соответствующую продукцию, которая позволит и дальше работать на внутреннем рынке.

Можно, конечно, говорить о возврате к исторической форме регулятивной экспансии, которая обосновывалась аргументами сугубо экономического характера. Однако сам ЕС от нормативно-ценностной основы процесса отказываться не хочет. Во-первых, она прикрывает разнобой в экономических предпочтениях членов сообщества и дает ему возможность продолжать позиционировать себя как глобального экологического лидера. Во-вторых, отказ от нее подорвет авторитет Европейского союза в смежных сферах, его способность определять «нормальное» и, следовательно, давать характеристику другим игрокам на мировой арене, например, в части прав человека или демократии. В-третьих, именно нормативно-ценностная база экологического лидерства Евросоюза дает ему основание вмешиваться и в удаленные от него регионы (как, например, Арктика), где непосредственного права голоса у него нет.

Ограничения авиационных эмиссий как пример экспансии

Напомним, директива № 2008/101/EC от 19 ноября 2008 г., вступившая в силу в начале прошлого года, предполагала, что все авиакомпании, осуществляющие регулярные рейсы внутри Евросоюза, а также между ним и третьими странами, должны ограничить выбросы двуокиси углерода в 2012 г. до 97% среднего уровня их эмиссий в 2004–2006 гг. (а с 2013 г. – 95%). При этом 85% прав на эмиссии СО2 будут выделены бесплатно, а еще 15% – распределены через аукцион (они и формируют реальные затраты авиакомпаний).

Как здесь проявляется регулятивная экспансия?

Во-первых, под действие законодательного акта попали предприятия 92 стран. Причем государства ЕС и еще три его сателлита (Норвегия, Исландия и Швейцария) участвовали в проработке новых правил, а 62 страны (в т.ч. Россия, США, Индия, Китай) были поставлены перед свершившимся фактом. Компании всех внешних держав должны отчитываться перед органами власти того государства Евросоюза, куда они преимущественно летают, а не того, где они зарегистрированы. Иными словами, возникает ситуация, когда юридические лица одного государства могут быть вынуждены следовать разным административным процедурам.

Во-вторых, экологический ущерб, за который авиакомпании должны отчитаться, рассчитывается исходя из дальности всего полета (т.е. расстояния между пунктами вылета и назначения плюс 95 км). Иными словами, оплачивать в ЕС надо ущерб, который нанесен не только в его воздушном пространстве, но и за его пределами, на территории третьих государств или в воздушном пространстве Мирового океана, являющегося, по международным нормам, общим достоянием, территорией, открытой для транзита.

И первый, и второй фактор – вызов суверенитету 62 государств, базовой норме современного международного права. Евросоюз здесь вообще «креативно» относится к международному праву. С одной стороны, он действует вопреки не только сложившимся нормам, но и требованиям Международной организации гражданской авиации (ИКАО), позиция которой заключается в разработке глобальной и приемлемой для всех системы сокращения эмиссий СО2 в авиации. Более того, Суд Европейского союза отверг обвинение в нарушении Чикагской конвенции по гражданской авиации, заявив, что хотя страны-члены и являются участниками данного соглашения, сам блок им не связан. С другой стороны, Брюссель не забывает подкрепить аргументацию международными документами. Например, он напоминает, что дискуссии о сокращении эмиссий в авиации идут в ИКАО с 2001 г., а включение всех авиапредприятий в новую систему отвечает принципу недискриминации (установленному Чикагской конвенцией).

Теоретически права на эмиссию СО2 можно приобрести и за пределами блока. Это и реверанс в сторону партнеров, и индикатор того, что Брюссель поддерживает глобальный режим. Однако единственная жизнеспособная система пока создана только в Евросоюзе. Таким образом, у компаний нет реальной альтернативы: возможность компенсировать нанесенный ими ущерб окружающей среде существует лишь в единой Европе.

В-третьих, примечательно, как ЕС планирует расходовать полученные средства. Часть из них предполагается направить на финансирование мероприятий по снижению эмиссий парниковых газов в развивающихся странах. Это дает Брюсселю основание заявлять, что новый сбор – не налог, поскольку основной целью является не повышение доходов государств или блока, а снижение экологической нагрузки. Цель благородная, но от ее воплощения будет выигрывать главным образом репутация Европы как глобального лидера в охране окружающей среды. Более того, этими средствами он будет закрывать собственные обязательства перед развивающимися странами.

При этом неясно, как будут расходоваться оставшиеся средства. Предполагается, что страны Евросоюза пустят их на сокращение выбросов СО2, повышение энергоэффективности и другие экологические мероприятия. Но пока отсутствует точный порядок, что дает возможность примирить разнообразные национальные приоритеты («зеленые» страны смогут на эти средства расширять производство экологичных товаров и услуг, а отсталые – оказать помощь предприятиям, испытывающим сложность в связи с новым режимом). Партнеры же Европейского союза в любом случае будут платить за то, чтобы поддерживать представление о ЕС как об образце.

Наконец, неочевидно, что режим Евросоюза по сокращению эмиссий в авиации – наилучший из возможных способов действия. Достаточно вспомнить дискуссии, которые сопутствовали принятию директивы. Европейский парламент отстаивал тогда более жесткую позицию (требовал снизить допустимые объемы эмиссий до 75% от уровня 2004–2006 гг., заставить компании покупать 25% прав на выбросы на аукционе с последующим увеличением этой цифры до 100%; включить в режим частные самолеты; учесть негативное воздействие более вредного парникового газа, NOx). А компании Евросоюза предупреждали, что включение авиации в систему ограничения эмиссий парниковых газов возможно только в глобальных масштабах. Исследование Ernst and Young, проведенное в июне 2011 г., однозначно говорит, что нормы нанесут ущерб гражданской авиации: новые издержки авиакомпаний составят около 4 млрд евро, а подорожание билетов повлечет спад спроса на авиаперевозки.

Введение платы за эмиссии СО2 в авиации, однако, повысит стоимость выбросов парниковых газов в Евросоюзе в целом (за счет нового спроса на них). Это сделает более привлекательным низкокарбоновые товары и услуги и оправдает и экологическую, и экономическую стратегию Европейского союза. (Напомним, что отсутствие должного спроса и чрезмерное предложение на рынке прав на эмиссии привело к тому, что в 2012 г. стоимость эмиссий упала до рекордно низкой оценки, делающей экономически нецелесообразной их ограничение.)

Иными словами, принятое решение отнюдь не лучшее, а лишь то, которое приемлемо на данный конкретный момент времени для Евросоюза. Это хрупкий компромисс, который нашли состоятельные и развитые страны (предпочитающие жесткое экологическое регулирование), и те, что отдают приоритет экономическому росту. При этом нынешняя кризисная ситуация в зоне единой валюты и критика, с которой Брюссель столкнулся в мире, стимулирует его не к умеренности, а к еще более агрессивному экспорту своих норм. Это своего рода компенсационная стратегия, призванная сбалансировать падение глобального авторитета.

Пределы регулятивной экспансии

Очевидно, регулятивная экспансия Евросоюза не может вызывать симпатий партнеров на международной арене. Однако все мероприятия, организованные для нейтрализации Брюсселя, направлены на то, чтобы разбить экономическую часть его аргументации, а не нормативно-ценностную.

Во-первых, это правовые действия. Американские и канадские компании сразу после вступления новой нормы в силу оспорили и применение правил к иностранным компаниям, и включение в режим всей дистанции перелета. Но Суд Европейского союза в декабре 2011 г. рекомендовал отказать им в удовлетворении требований. В своих разъяснениях он оговорился, что иностранные компании могут не летать в ЕС, если не хотят выполнять соответствующие требования. Этим правовые шаги на территории Евросоюза были исчерпаны. Тем не менее правовой механизм, очевидно, будет задействован в других форумах. В частности, ИКАО 4 октября 2011 г. рекомендовала Брюсселю исключить иностранные авиакомпании из системы сокращения эмиссий парниковых газов (за это проголосовали 26 из 36 членов, в т.ч. Россия, США, Китай, Индия). Не исключено и использование ВТО (его требований о свободе торговли), хотя это осложнено растущим вниманием организации к связи торговли и охраны окружающей среды.

Во-вторых, противники нового режима попытались подойти к правовым новеллам ЕС как к торговым мерам и ответить асимметрично. В этом особенно преуспел Китай. Вначале отдельные авиакомпании Поднебесной заявили о готовности бойкотировать продукцию Airbus, а к осени не покупать продукцию европейского авиаконцерна рекомендовал и официальный Пекин. (Примечательно, что в результате Германия и Франция обратились к Еврокомиссии с просьбой действовать более осторожно по отношению к третьим странам.) В 2012 г. намерение ввести дополнительные сборы с европейских компаний изъявил Дели. Средства должны, по задумке индийского правительства, компенсировать убытки, которые авиабизнес понесет в связи с новациями в европейском регулировании. К этой же группе шагов относится и встреча 21–22 февраля 2012 г. в Москве, где обсуждалась возможность коллективного ограничения рейсов европейских авиакомпаний на свою территорию, мотивируя его теми же соображениями охраны окружающей среды.

В-третьих, партнеры испытали и простое саботирование новых норм. Американские конгрессмены в октябре 2011 г. внесли законопроект, запрещающий компаниям США принимать участие в торговле эмиссиями Евросоюза. Аналогичным образом 6 февраля 2012 г. Госсовет Китая узаконил запрет авиапредприятиям участвовать в европейском механизме ограничения эмиссий парниковых газов в авиации.

Однако нам представляется более интересным и убедительным противодействовать нормативно-ценностным доводам, а не ограничиваться только экономикой. Это важно по крайней мере для обеспечения равенства в соответствующих дискуссиях. Дебаты в экономической плоскости фиксируют его. В то же время неопровержимость нормативно-ценностной аргументации (прикрывающей ныне противоречия стран-членов и коммерческие интересы компаний Союза) базируются на фундаментальном неравенстве, на том, что Брюссель продвигает нормы как лидер, навязывает свои решения, ранжирует партнеров в соответствии с тем, насколько хорошо они их выполняют. Не оспаривая этой аргументации, партнеры ЕС де-факто соглашаются с ролью ведомого, ставящего под вопрос не стратегию, а только тактику. Неоспоримость нормативно-ценностного лидерства дает Брюсселю основания вмешиваться в вопросы, которые с формально-юридической и экономической точки зрения находятся вне его сферы ведения (как уже упомянутая Арктика).

Как минимум две возможности позволяют ограничить нормативно-ценностную аргументацию европейцев. Во-первых, интересным представляется сделать явными нынешние противоречия и несоответствия между экономической и нормативно-ценностной мотивацией, которые мы описали выше. Демонстрация того, что в самом ЕС нет единства, взрывает нормативную составляющую, оставляя только экономическую аргументацию в глобальном экологическом лидерстве Евросоюза. Кроме того, необходимо вскрыть и противоречивое отношение к международному праву, манипулирование им, использование Брюсселем только тех норм, которые ему выгодны.

Во-вторых, важно сформулировать альтернативные нормативные обоснования своей позиции. В этом отношении выделяется, пожалуй, только Китай, который в мае 2011 г. предложил создать особые условия для авиации развивающихся стран. Таким образом, Пекин заговорил об альтернативной справедливости, о том, что состоятельные страны должны взять на себя большую нагрузку. (Напомним, что эта же дискуссия мешает выработке документа – приемника Киотского протокола.)

Еще одним вариантом может стать тезис о необходимости создавать новые директивы сообща, в рамках профильных международных организаций. Это соответствует базовым правовым нормам современности, а также идеям о многосторонности, как это понимает сам Брюссель. В этом отношении призыв, звучавший в 2012 г. (на авиационном салоне в Сингапуре, на встрече в Дели, а также на консультациях противников режима эмиссий в Москве), о необходимости задействовать ИКАО, логичен и правилен. Недавнее решение Европейского союза приостановить на год действие директивы № 2008/101/EC, для того чтобы в рамках ИКАО был разработан глобальный механизм, – это окно возможностей для данного варианта.

Наконец, в попытке оспорить действия Евросоюза важен не отказ от предложенных норм, а выработка конструктивной экономической альтернативы. В противном случае и правовые меры, и санкции, и открытое неповиновение будут только краткосрочным решением. В этой связи логичен вопрос комиссара ЕС по изменению климата Конни Хадегаард о том, что противники могут предложить взамен. Регулятивную экспансию надо останавливать не только ставя палки в колеса, но и действуя позитивно.

Для этого, однако, необходима долгосрочная стратегия политико-правовой гармонизации, в нашем случае России и третьих стран (прежде всего Евросоюза как нашего основного торгово-экономического партнера). Сам процесс сближения норм не остановить, он востребован из-за растущей плотности экономических контактов, а также взаимодействия на транснациональном уровне (между компаниями, неправительственными организациями, гражданами). Однако его можно и нужно направить в конструктивное русло, ответив на вопрос о том, каковы цели России в той или иной области, что выгодно бизнесу, гражданам, государству в целом. Исходя из постановки этих целей должны быть прописаны и механизмы их реализации. При этом очевидно, что вначале надо переварить все параметры вступления в ВТО, но это не должно мешать думать и на перспективу.

В случае авиационных эмиссий необходимо говорить о разработке собственных мер по сокращению выбросов СО2, исходя из приоритетов экономического развития, а также научного, технологического и промышленного потенциала. Этому благоприятствует емкость внутреннего рынка, а также развитие экологического протекционизма под влиянием Евросоюза. В США подобные дискуссии уже идут. Разрабатывает свою систему и Китай. «Зеленые» форумы по авиации, которые стали проводиться в нашей стране, – также шаг в правильном направлении.

Национальные меры, которые учитывают специфику России, позволят освободить российские компании от соответствующих сборов на территории Евросоюза. Более того, они же будут способствовать – при условии должного инвестиционного климата – и разработке собственных технологических решений, а значит, обновлению промышленной базы, инновационному развитию экономики, созданию новых рабочих мест и ограничению интеллектуальной зависимости от европейских разработок. Иными словами, необходимо переходить от финансирования решений на территории Евросоюза к инвестированию в собственный человеческий и промышленный капитал.

Наконец, необходимо проанализировать, как ЕС (и страны-члены) будет использовать получаемые доходы. Направление этих средств на снижение выбросов СО2, повышение энергоэффективности, сохранение биоразнообразия будет способствовать возобновлению экономического роста, созданию новых и высококвалифицированных рабочих мест в Евросоюзе. Однако если средства идут на разработку новых технологий, следует поставить вопрос об общем владении соответствующими разработками. Если же средства потратят на развивающиеся страны в контексте глобального предотвращения изменения климата, лавры не должны достаться только ЕС. В ситуации, когда часть финансирования ложится на иностранные компании, нормативно-ценностное лидерство не может принадлежать только Брюсселю.

В завершение отметим, что описанные выше рекомендации применимы не только к сфере эмиссий, хотя здесь ситуация будет постепенно ухудшаться. (Например, ЕС ставит вопрос о создании аналогичной системы для морского судоходства.) В этом свете, например, необходимо оценивать дебаты по новой индустриализации, которые не сегодня – завтра начнутся в отношениях с Европейским союзом. Напомним, что в нашей стране они обрели вторую жизнь в контексте дискуссий о модернизации России и о направлениях ее реализации. ЕС также в октябре 2012 г. поставил вопрос об индустриализации (с акцентом на экологичные и прорывные технологии) и постарается в ближайшем будущем задать для нее специальные, юридически обязательные рамки, а не только идентифицировать приоритетные цели и сформулировать желание достичь 20% промышленного производства в своем ВВП к 2020 году.

Эта же логика может быть востребована и в энергетике для объяснения того, какие условия функционирования рынков хороши и приемлемы, а какие нет. И здесь вполне допустимо задействовать такие нормативные аспекты, как благополучие конечного потребителя, важность устойчивого газоснабжения для обеспечения экологических целей, неизменность договоров, которые подписаны ранее, или сомнительность сланцевого газа для окружающей среды. Это гармонично дополнит озабоченность коммерческими потерями российских игроков. Здесь же очевиден и альтернативный вариант, который могла бы выдвинуть Москва: играть в рамках либерализации по первому пакету, принятому в ЕС в 1998 г. и вполне приемлемому для того же «Газпрома», а не по излишне радикальному третьему пакету, одобренному в 2009 году. Это тем более безболезненно, что большая часть положений 1998 г. (прозрачность расходов, ослабление госрегулирования цен) уже в той или иной степени реализуется в нашей стране. А допустимость такого варианта вытекает хотя бы из того, что именно он прописан в Договоре к Энергетической хартии, за который ратует, по крайней мере официально, сам Брюссель.

В завершение отметим, что современная эпоха требует, чтобы решения принимались быстрее, иначе существовать придется в постоянном догоняющем режиме, реагируя на регулятивную экспансию, а не упреждая ее.

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 марта 2013 > № 886271 Татьяна Романова

ЯПОНИЯ ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО НИКОГДА НЕ ОТКАЖЕТСЯ ОТ ДОБЫЧИ КИТОВ

Министр рыбного хозяйства страны признал, что вылов осуществляется ради еды, а не в научных целях

Министр рыбного хозяйства Японии заявил, что его страна никогда не откажется от охоты на китов, несмотря на протесты и критику со стороны других стран. В интервью AFP Йосимаса Хаяси сообщил, что употребление в пищу китового мяса является давней культурной традицией Японии.

Критику действий японских китобоев министр назвал "культурной атакой, своего рода предрассудком против японской культуры". "Япония является островным государством, со всех сторон окруженным морем, так что получение ценного источника белка из океана очень важно. Я думаю, что это очень важно для продовольственной безопасности", - сказал Хаяси.

По его словам, японцы никого не заставляют есть китов, однако настаивают на собственном праве следовать своим традициям. "В некоторых странах люди едят собак, например, в Корее. В Австралии едят кенгуру. Мы не едим этих животных, но мы не мешаем им этого делать, поскольку понимаем, что это их культура", - отметил министр.

В отличие от Норвегии и Исландии, открыто пренебрегающих мораторием 1986 года на коммерческую добычу морских гигантов, японские китобои ведут промысел под предлогом научных исследований. Однако ни для кого не секрет, что туши животных в итоге оказываются в ресторанах.

Самыми ярыми противниками ежегодных японских экспедиций в так называемый Южный океан, где находят прибежище киты, являются Австралия и Новая Зеландия. Кроме того, вооруженные активисты из организации Sea Shepherd Conservation Society нередко вступают в открытое противостояние с японскими китобойными судами. Последний крупный инцидент произошел накануне, когда суда активистов на несколько часов заблокировали подход японских шхун к танкеру. Японцы применили светошумовые гранаты и водные пушки и даже, по утверждениям экологов, протаранили один из катеров.

Главы внешнеполитических ведомств государств европейского Севера, стран Балтии и Центральной Европы встречаются в Польше.

В среду в Гданьске впервые состоится встреча министров иностранных дел 12 стран в формате: Дания, Исландия, Норвегия, Финляндия, Швеция + Эстония, Латвия, Литва + Вышеградская группа: Польша, Словакия, Чехия и Венгрия.

Хозяевами встречи выступают польский министр Радослав Сикорский и Карл Бильдт. Польша возглавляет сейчас Вышеградскую группу, Швеция - неформальное скандинавско-балтийское сотрудничество.

На повестке дня: обеспечение экономического прироста за счет углубленного сотрудничества в торговле, энергоснабжении, в транспортных перевозках, науке и культуре. Будет обсуждаться и Восточное партнерство ЕС, о котором говорилось и в понедельник на заседании Совета министров иностранных дел Европейского Союза. С восточной стороны участниками партнерства являются Белоруссия, Украина, Молдавия, Азербайджан, Армения и Грузия.

Сотрудничество с восточными соседями Европейского Союза и дальнейшее расширение ЕС - важные приоритеты Швеции и многих других стран-участниц совещания, пишет шведский МИД в сообщении для СМИ.

Снежный эффект

«Эксперт» выяснил: денег, выделяемых на уборку снега и борьбу с гололедом, достаточно. Ключевая причина ужасающего состояния магистралей, тротуаров и дворов этой зимой — непрозрачное распределение средств

Киевляне давно привыкли к нерасторопности коммунальных служб. Каждую зиму снег застает городские власти врасплох: шоссе превращаются в сплошную пробку, тротуары — в сугробы, а дорожки внутри дворов — в травмоопасный каток. И происходит всё это под бодрый рапорт чиновников, напичканный цифрами о количестве единиц работающей техники и дворников, выделенных на уборку снега денег. Каждый раз мэр и его заместители обещают проанализировать сложившуюся ситуацию и впредь больше не допустить ее повторения. Но очередной обильный снегопад наглядно демонстрирует беспомощность коммунальщиков. И всё повторяется: пробки, гололедица, обещания чиновников и поиск виноватых.

В этом году виновными назначены главы трех районных администраций в Киеве: Сергей Рюмшин (Святошинская), Петр Матвиенко (Подольская) и Александр Незнал (Голосеевская). В начале февраля президент Украины Виктор Янукович освободил их от занимаемой должности: якобы из этих районов поступило больше всего жалоб на работу коммунальных служб.

Между тем с аналогичной формулировкой можно было бы уволить не только вышеупомянутых, но и всех остальных глав районных администраций, а также всё руководство Киевской городской государственной администрации (КГГА), отвечающее за жилищно-коммунальную и дорожную сферу в столице. Снег убирали из рук вон плохо не только в Святошинском, Голосеевском и Подольском районах. Не справлялись с этим обычным сезонным явлением во всём городе: вместо того чтобы вывозить снег, разбрасывали его на тротуары и обочины дорог, снегоуборочная техника была редким явлением на улицах, а песок завозили в город, судя по всему, от случая к случаю. Так, например, в Оболонский и Деснянский районы песок завезли только в начале февраля, и посыпать им внутридомовые дорожки начали в… оттепель. Ходить удобнее не стало, а вот обувь и верхнюю одежду киевляне испортили изрядно.

Коммунальный разлад

Причин неудовлетворительной работы коммунальщиков несколько. Первая и основная — городу катастрофически не хватает снегоуборочной техники. В резерве коммунальных служб есть только восемь(!) специальных автомобилей, предназначенных непосредственно для сбора снега (они убирают и грузят снежную массу в самосвал) и около 500 различных машин, которые задействуют в таких работах (снегопогрузчики, трактора, снегоочистители, самосвалы и т. д.). Этой техники явно недостаточно такому большому городу как Киев. Для сравнения: в Москве на аналогичных работах задействовано свыше десяти тысяч машин (о том, как убирают снег в Минске, см. «Геронтократия»). Причем, как сообщают в коммунальной корпорации «Киевавтодор», более половины столичного снегоуборочного автопарка морально и технически устарело. «Почему техника устаревает? Потому что работает в агрессивных средах — с солью, при морозах, низких температурах. Она гораздо быстрее изнашивается, чем любая другая техника, которая работает в нормальных условиях», — поясняет руководитель «Киевавтодора» Георгий Глинский.

Вторая большая проблема коммунальных структур — дефицит кадров. Из всех отвечающих за уборку снега и борьбу с гололедицей структур — «Киевавтодор», «Киевзеленстрой», «Киевтранспарксервис» и районных ЖЭКов — последние хуже других обеспечены сотрудниками. По данным городской администрации, сегодня в Киеве работают около шести тысяч дворников, а по подсчетам мэрии, столице нужно как минимум на 30% больше.

Легко подсчитать: в Киеве только тротуары занимают площадь около 7,5 млн кв. метров, то есть на одного дворника приходится примерно 1250 квадратов. За день расчистить такую площадь и посыпать ее песчано-соляной смесью каждому работнику метлы, лома и лопаты (ничего другого в их арсенале нет) не под силу. Да никто и не хочет столь рьяно трудиться за две тысячи гривен в месяц — столько платят столичным уборщикам улиц, работающим по семь часов в день с единственным выходным в воскресенье. К тому же зарплату еще и периодически задерживают.

Оказывается, деньги есть

Не хватает городским властям и денег. Как выяснилось, в декабре прошлого года снег в столице убирали в долг и за «спасибо». По словам председателя КГГА Александра Попова, городские власти обратились в киевские предприятия с просьбой прийти на помощь коммунальщикам. Но даже при поддержке со стороны день борьбы со стихией обходился городу, по информации мэрии, примерно в миллион гривен.

Правда, ни один из чиновников не готов четко пояснить, куда уходит миллион. И КГГА, и районные администрации не смогли ответить на запрос «Эксперта», в какую сумму в итоге обошлись все работы, на какие конкретно цели пошли эти деньги, сколько средств было предусмотрено на эти цели в минувшем году и сколько предусмотрено в нынешнем, а также сколько соответствующих средств поступило в городскую казну от населения (ведь в коммунальные тарифы заложен пункт «уборка придомовой территории»).

Согласно данным, обнародованным в сентябре минувшего года на заседании комиссии по ЖКХ, только на подготовку Киева к зиме городской бюджет предусмотрел более 50 млн гривен (в итоге было выделено почти в десять раз меньше). Теоретически этой суммы должно было хватить на то, чтобы обеспечить город песчано-соляной смесью (тонна стоит около 450 гривен), технику — топливом, а работников — необходимым инвентарем.

И это только целевые средства, а ведь в начале года на уборку снега выделял деньги и Кабинет министров (22 января было направлено 3,86 млн гривен на мероприятия по ликвидации последствий неблагоприятных погодных условий, возникших на территории девяти регионов страны). Кроме того, борьбу со стихией городские власти могли профинансировать и из резервного фонда.

Периодически со стороны оппозиционных депутатов в адрес городских властей звучат обвинения в нецелевом использовании средств, предназначенных на уборку снега и подготовку к зиме. Правда, угрозы таких обвинителей обратиться с жалобой в Контрольно-ревизионное управление и прокуратуру чаще всего так ничем и не заканчиваются. Пропиарившись на этой теме и выторговав для себя или своей политической силы определенные бонусы, оппозиционеры забывают о своих обещаниях.

Проконтролировать расходование таких средств очень сложно, а вот списать — очень легко. Деньги на уборку снега получают коммунальные предприятия «Киевавтодор», «Киевзеленстрой», есть бюджет на эти мероприятия и у коммунальных ЖЭКов, которых в Киеве более сотни. Львиная доля расходов идет на то, что почти невозможно точно просчитать, — топливо и песчано-соляную смесь. Ведь всегда можно рассказать, что трактор кружил по району не час, а три часа, а соли рассыпана не тонна, а три…

Поднять градус

В нынешнем году общегосударственные расходы профильного Минрегионстроя определены на уровне 5,9 млрд гривен, что почти втрое меньше, чем в прошлом году. Это значит, что регионы на нужды ЖКХ получат еще меньше средств, чем годом ранее, а часть программ и вовсе не профинансируют.

Вряд ли будет содействовать улучшению ситуации и существующая замкнутая система контроля и финансирования отрасли. Для хорошего качества уборки нужен свободный конкурентный рынок жилищно-коммунальных услуг. Частник, дорожащий клиентом, не рискнет халатно относиться к своей работе. Ярчайшее тому подтверждение — территории, где работают ОСМД, частные ЖЭКи и предприятия. Там, как правило, снег убирают своевременно и быстро, не складывая его на тротуары и обочины дорог, а вывозя за пределы своих границ (не всегда за город, иногда в промзоны или парковые территории). Но частных ЖЭКов и ОСМД в Киеве мало — менее 15% от общего количества.

Власти могли бы «пустить» частные компании и на уборку дорог и улиц. К слову, те миллионные суммы, которые выделяют городские власти на подготовку к зиме, вполне могут заинтересовать бизнес. Во многих странах ЕС уборкой снега на улицах и дорогах занимаются именно частные компании. И такие сугробы по крайним полосам шоссе и на тротуарах у них бывают только во время обильных снегопадов. Но в Украине ЖКХ — вотчина коммунальных структур, и частников сюда пускают очень неохотно.

Должны стать активнее и сами жители города: ведь пока киевляне не особо рьяно отстаивают свои права. Они как минимум могут требовать перерасчета в ЖЭКах за неоказание услуг по уборке придомовой территории от снега. Правда, возни много, а в итоге после большой нервотрепки платежка может уменьшиться на десяток гривен, что для киевлян совсем некритично.

Зиму-2009/2010 столичные жители назвали «зимой конца Черновецкого». Тот не утруждал себя и вверенные ему службы уборкой улиц от снега и поваленных после бурелома деревьев, а также устранением ям на дорогах, и вскоре закончил свою карьеру киевского градоначальника, подавшись в бега. Зима-2012/2013 тоже выдалась снежной и уже отметилась огромными дырами в дорожном полотне. Не надо бурелома — у Александра Попова, который вопреки своему имиджу рачительного хозяйственника информационно закрыт, — самый низкий рейтинг за всё время управления Киевом. А значит, он едва ли сможет стать проходным кандидатом от власти на ближайших выборах мэра украинской столицы.

Гололед бьет по муниципальному карману

В Украине борьбу с гололедом начали вести с 1920 года. Тогда для этой цели использовали песок, гранитную или мраморную крошку, поваренную соль и даже золу. С 1970-х годов стали использовать техническую соль. Для борьбы с гололедом в мегаполисах с 1996 года начали применять антигололедные смеси, основу которых составляют песок и техническая соль. Правда, через десять лет коммунальщики выяснили: техническая соль перестает действовать на снег и лед при температуре ниже -10 С. Более того, при низких температурах солевой раствор кристаллизуется и создает ледяную корку на дорогах и тротуарах. Поэтому коммунальные службы вынуждены применять соль вместе с песком, а это приводит к загрязнению дорог, что особенно сильно проявляется в весенний период.

Экологи неоднократно предлагали коммунальщикам перейти на более щадящие противогололедные реагенты, которые давно используют в странах ЕС. Однако такая альтернатива отечественным борцам с гололедом пока не по карману — иностранные реагенты почти в два с половиной раза дороже традиционной песчано-соляной смеси.

Как убирают снег в других странах

Германия

В этой стране технология уборки снега такая же, как в Украине. Сначала дороги посыпают реагентами, а затем идут специальные машины, щетками счищая подтаявший снег с магистралей. Разница в том, что в Германии собранный снег не выбрасывают, а плавят в так называемых кастрюлях-таялках. Воду сливают в канализацию.

Немецкие коммунальщики действуют слаженно и ответственно, заблаговременно готовясь к наступлению зимы. Уборкой улиц там занимаются не только муниципальные структуры, но и частные компании. Тротуары и улицы посыпают реагентами и специальной гравийной крошкой. Расчищают снег в основном в ночное время, чтобы не создавать препятствий для движения автотранспорта в утренний час пик. Днем в крупных городах коммунальные структуры с помощью специальной системы видеонаблюдения за дорогами и улицами отслеживают наименее загруженные автомобилями участки и высылают туда свою спецтехнику.

Япония

В Японии в местах с горячими источниками в дороги встроены «поливалки», вода постоянно льется во время снегопада, из-за чего снег тает. Однако на севере страны такие методы малоэффективны: там зима длится с ноября по апрель, а толщина выпавшего снега достигает нескольких метров. Поэтому здесь прибегают к другому методу — применяют несколько видов снегоуборочного транспорта. Сначала в снежную толщу вгрызается автомобиль с буром. Затем принимаются за работу экскаваторы и машины, сгребающие снег и выбрасывающие его на несколько метров вверх. Коммунальные службы чистят не всю заснеженную территорию, а только трассы. В результате получаются так называемые снежные коридоры: идеально чистое дорожное покрытие, а вокруг — высокие снежные стены. Автомобильное движение в таких снежных каньонах затруднено, машины выстраиваются в долгие караваны. Но это не отпугивает любителей путешествий: посмотреть на японские снежные каньоны съезжаются туристы со всех уголков мира.

Финляндия

Стоимость уборки снега входит в счет обслуживания квартиры. Финские коммунальщики чистят территорию и парковку рядом с домом. Сразу после снегопада снегоуборочная техника выходит на работу, даже если это семь часов утра воскресенья. Ключевые трассы и улицы финны посыпают соляной смесью.

На остальных — просто утрамбовывают снег, предварительно посыпав его гравийной крошкой. Если осадков слишком много, на уборку улиц просят выйти жителей. Они убирают снег основательно и неторопливо, но добросовестно. Перед выходом на коммунальный «субботник» финн должен пройти специальный подготовительный инструктаж и получить соответствующий инвентарь. Помимо этого в стране действует закон, согласно которому владельцы кафе, магазинов и частных домов обязаны сами убирать территорию вокруг своей собственности.

Исландия

В Исландии проблема снежных заносов частично решается за счет труб с горячей водой, которые проложены под дорогами и тротуарами. Это единственная страна в мире, где воду не нагревают, а наоборот, охлаждают. Местные водопроводы питаются прямиком из знаменитых горячих гейзеров, поэтому часть тепла из труб отдают для обогрева дорожного покрытия. Благодаря этому асфальт на улицах не покрывается ледяной коркой. Как только выпадает снег, он тут же начинает таять. Растаявший снег убирают специальные машины, поэтому в Исландии всегда чистые и ухоженные тротуары и улицы.

Автор: Светлана Кондрашова

Глава МИД РФ Сергей Лавров на третьей министерской встрече "Северного измерения" (СИ) заявил о намерении России добиваться предоставления Белоруссии статуса наблюдателя в СИ, сообщил журналистам в понедельник источник в российской делегации, присутствовавший на закрытом заседании.

"Северное измерение" представляет собой совместную политику четырех равноправных партнеров - России, ЕС, Исландии и Норвегии, - которая была запущена на встрече на высшем уровне, прошедшей в ноябре 2006 года в Хельсинки.

По его словам, Лавров указал, что Россия "будет добиваться выполнения нашего общего решения о предоставлении Минску статуса наблюдателя в "Северном измерении", а также расширении сотрудничества СИ с нашими белорусскими соседями".

В Брюсселе по приглашению Евросоюза в понедельник проходит закрытое заседание третьей министерской встречи "Северного измерения". Россию на нем представляет министр иностранных дел Сергей Лавров.

В четверг, 14 февраля министр по делам гражданства и иммиграции заявил о включении Израиля в список демократических государств, защищающих права своих граждан, не преследующих их по религиозным, политическим и каким-либо другим мотивам, позволяющих деятельность общественных организаций, и не дающих их гражданам повода искать политического убежища в других странах.

В список из 27 демократических государств, большинство из которых являются членами Европейского союза, в этом году вошли еще восемь стран: Израиль, Мексика, Япония, Норвегия, Исландия, Австралия, Новая Зеландия и Швейцария.

Просьбы граждан этих странах о предоставлении статуса беженца в Канаде в ускоренном порядке будут рассматриваться в комитете по делам беженцев и иммигрантов. В течение 30-45 дней после подачи просьбы будет назначено слушание, и в тот же день вынесено решение по этому делу. В случае отказа, у потенциальных беженцев есть возможность опротестовать решение комитета в Федеральном суде. В период ожидания судебного слушания канадские власти имеют право депортировать их из страны.

Предполагается, что, благодаря новым правилам предоставления статуса беженцев, государственному бюджету удастся сэкономить около двух миллиардов долларов.

Сорок пять лет назад, 16 февраля 1968 года, в США начала функционировать первая телефонная служба спасения 911.

Во многих странах мира телефонная сеть общего пользования имеет единый номер службы спасения, который позволяет позвонившему быстро связаться с местными аварийными службами для передачи информации о необходимости экстренной помощи. В большинстве стран телефон службы спасения состоит из трех цифр, которые легко запоминаются и быстро набираются.

1 июля 1937 года Великобритания стала первой страной, которая создала и использовала универсальный номер для аварийных ситуаций. Эта единая телефонная система номера 999, появившаяся сначала в Лондоне, использовалась полицией, пожарными и медиками.

За первую неделю использования номера было зарегистрировано 1336 звонков. В 1938 году система была введена в Глазго (Шотландия).

Другие страны также создали однотипные службы. В Бельгии с 1959 по 1987 год существовал номер экстренной службы спасения 900, затем его заменил номер 100. В Австралии в 1961 году появился номер экстренной помощи 000. Изначально служба действовала лишь в крупных населенных пунктах, пока в конце 1980х годов не охватила почти всю территорию страны. Служба "Три нуля" (Triple Zero) успешно работает до сих пор, постоянно совершенствуя свои технические возможности.

С сентября 1958 года система единого номера службы спасения была введена в Новой Зеландии. Властями страны был выбран номер 111.

Первая в США телефонная служба спасения 911 начала функционировать 16 февраля 1968 года в городе Хейливилл (Haleyville), штат Алабама. В 1972 году Федеральная комиссия США по связи (FCC) рекомендовала начать использовать номер 911 по всей стране, однако этот способ вызова экстренной помощи вошел в обиход большинства американцев только в конце 1980х годов.

В Канаде номер 911 начали использовать в 1972 году, также распространяя его действие на территории своей страны, что фактически придало 911 международный статус.

В 1991 году Европейский союз принял решение ввести на своей территории единый телефон службы спасения 112. Наличие такой службы в государстве стало являться необходимым условием для вступления в Евросоюз. На сегодняшний день чрезвычайный номер 112 является общим для всех стран ЕС и используется для контакта с аварийными службами бесплатно.

С 2009 года в Евросоюзе 11 февраля отмечается День телефона спасения 112. Кроме того, согласно директиве ЕС о мобильном роуминге, при пересечении внешних и внутренних границ абоненты сотовой связи в качестве приветствия должны получать SMS c информацией о том, куда звонить при авариях и несчастных случаях. Помимо стран ЕС, номер 112 действует в Исландии, Лихтенштейне, Норвегии и Швейцарии. В большинстве стран продолжают параллельно действовать старые номера служб спасения и полиции. В Германии этот номер - 110. Но некоторые страны (Исландия, Люксембург, Монако) от "своих" номеров отказались и полностью перешли на европейский стандарт.

В каждой стране ЕС звонки со стационарных или мобильных телефонов поступают в единую диспетчерскую. В большинстве государств ее сотрудник тут же передает информацию напрямую в скорую помощь, пожарную охрану, полицию или в другую службу, например, воздушного спасения или горным спасателям. В некоторых странах центральная диспетчерская на основе предварительных сведений переключает разговор непосредственно на оператора одной из этих служб, который принимает решение о дальнейших срочных мерах.

Во многих странах разговор по номеру 112 возможен даже в том случае, если в мобильном телефоне отсутствует SIMкарта, не введен код или включен режим блокировки. Исключения составляют Германия, Бельгия и некоторые регионы Италии, Румынии, Швейцарии, Великобритании и Кипра. Главная причина: частые ложные вызовы.

В большинстве стран диспетчерские службы автоматически получают информацию о месте нахождения абонента от провайдеров мобильной связи. Однако изза технических проблем данные не всегда корректны, а в ряде стран эта система пока вообще не используется (Италия, Литва, Нидерланды, Польша, Румыния, Словакия).

В России введение единого номера службы спасения 112 планируется осуществить к 2015 году. В конце декабря 2010 года президент Дмитрий Медведев подписал указ о едином номере вызова оперативных служб во всех субъектах РФ - 112. Введение единого номера при этом не отменяет возможность вызова экстренной службы по отдельному номеру. В настоящее время это номера "01", "02", "03" и другие. Согласно правительственному плану, служба 112 будет работать на четырех языках: русском, английском, французском и немецком, впоследствии планируется введение еще нескольких языков. В частности, на Дальнем Востоке возможно введение китайского языка. С помощью единого номера можно будет максимально быстро вызвать любую службу экстренного реагирования. Все обращения будут поступать в единый центр обработки данных, который обязан довести информацию до компетентных структур и проконтролировать эффективность и оперативность предпринятых мер.

В качестве пилотного проекта номер 112 уже работает в Москве, Курской, Тульской, Тверской областях, Татарстане, Псковской области, Приморском крае, ряде субъектов Сибири, на юге России.

В странах Восточной Азии также действует единые номера службы спасения. В Японии работает служба 119, с помощью которой можно вызвать пожарных или "скорую помощь". При этом, чтобы вызвать полицию необходимо набрать экстренный номер 110. В Южной Корее номер 119, как и в Японии, является прямым номером экстренного вызова для пожарной и медицинской службы. Номер 112 выделен для экстренного вызова полиции. В КНР номер 119 используют лишь для вызова пожарных бригад.

В Исландии берега полуострова Снайфедльснес оказались покрыты мертвой селедью, которая является основой экспортных товаров Исландии. Общая масса мертвых особей, по мнению экспертов, составляет около 30 000 тонн, но может быть и значительно больше. Стоимость рыбы — порядка 20 млн. фунтов.

Мертвая сельдь была найдена плавающей в маленьком фьорде в северной части полуострова Снайфедльснес, на западе Исландии. По мнению исландского биолога Роберта Арнар Стефанссона, мертвая рыба на берегу фьорда — только малая часть всей погибшей рыбы: на дне залива покоится в несколько раз больше мертвой сельди.

В декабре прошлого года в одном из фьордов Исландии уже была зафиксирована подобная гибель рыбы примерно в таком же количестве. Причины этого происшествия до сих пор не установлены.

Эксперты предполагают, что на массовую гибель сельди могли повлиять захоронения отходов и работ по строительству моста, проходивших рядом в 2004 году, что привело к недостатку кислорода во фьорде.

Школьники близлежащей деревни собирают погибшую рыбу для продажи в качестве корма для животных. Министр охраны окружающей среды и природных ресурсов обещал выделитьспециальное финансирование для исследований и мониторинга ситуации в месте ЧП.

Агентство окружающей среды Исландии и Центр естественной истории Западной Исландии приняли решение оставить сельдь разлагаться в естественных условиях, хотя местные жители жалуются на запах гнилой рыбы и требуют очистить территорию.

Тысячи птиц прилетают на место гибели для кормежки, и есть опасения, что рыбий жир из распадающейся сельди может привести к падению популяции птиц в ближайшие недели и месяцы.

ПАРЛАМЕНТ БРИТАНИИ ЛЕГАЛИЗОВАЛ ОДНОПОЛЫЕ БРАКИ

Церковь, однако, инициативу не поддерживает

В Великобритании палата общин одобрила законопроект, разрешающий однополые браки в Англии и Уэльсе, передает ВВС. Распространение определения брака на однополые союзы на этих территориях поддержали 400 депутатов, 175 парламентариев высказались против. Инициативу о легализации однополых браков выдвинул премьер-министр королевства Дэвид Кэмерон.

Ранее однополые пары в Англии и Уэльсе имели право заключать гражданские партнерства, которые юридически давали им те же права, что и брак, и фактически отличались только названием. Наибольший раскол вопрос о легализации однополых семей вызвал в Консервативной партии - около 140 депутатов-тори не поддержали законопроект. За документ в большинстве своем проголосовали парламентарии от Либерал-демократической и оппозиционной Лейбористской партии.

Премьер-министр Кэмерон назвал принятие законопроекта важным шагом, который служит для укрепления общества. Положительно отозвалась об инициативе и министр культуры Мария Миллео - она полагает, что легализация однополых браков сделает Англию и Уэльс "более справедливым местом для жизни". Согласно законопроекту, однополые партнеры смогут заключать не только гражданские, но и религиозные браки, а пары, ранее уже заключившие гражданское партнерство, получат возможность изменить свой статус. Архиепископ Кентерберийский, однако, полагает, что это будет не так-то просто, так как для выполнения этой нормы придется полностью менять канон церкви.

Ранее однополые браки были легализованы во многих других странах мира - в Нидерландах, Бельгии, Испании, Канаде, ЮАР, Норвегии, Швеции, Португалии, Исландии, Аргентине, Дании, а на этой неделе и во Франции.

Меры по защите арктических морей от нефтяного загрязнения, которые разрабатывают страны Арктического совета, слишком абстрактны и не налагают никакой ответственности на компании, работающие в регионе, считают представители Гринпис и других экологических организаций.

Министры природных ресурсов и охраны окружающей среды России, США, Канады, Дании, Финляндии, Исландии, Норвегии и Швеции 5-6 февраля встретятся в шведском городе Юккасъярви. Участники встречи, в частности, обсудят проект общего плана сотрудничества в области защиты морей Арктики от нефтеразливов.

Черновая версия документа, которую Гринпис передал агентству Рейтер, предполагает создание "национальных систем оперативного и эффективного реагирования на случаи нефтяного загрязнения", но не определяет необходимые компоненты такой системы. По мнению экологов, проект решения "написан настолько пространно, что его практическая ценность в увеличении уровня готовности (к нефтеразливам) крайне мала".

В частности, соглашение, которое, как отмечает агентство, не будет иметь обязательной юридической силы, предусматривает упрощение процедур перемещения специализированного оборудования и судов через морские границы и проведение совместных учений. Окончательно утвердить документ страны должны в мае.

В июне 2012 года Гринпис Интернэшнл объявил акцию по сбору подписей в защиту Арктики от промышленного освоения и в поддержку идеи создания там глобального заповедника. Экологи утверждают, что отрасль пока не готова к работе в экстремальных условиях полярного региона. Осенью того же года сразу несколько крупнейших нефтегазовых компаний мира, Shell, ВР и "Газпром", отложили свои проекты по добыче углеводородов на арктическом шельфе или отказались от них.

НА AVITO.RU ПРОДАНО БОЛЕЕ 650 ТЫСЯЧ ОБЪЕКТОВ НЕДВИЖИМОСТИ

В 2012 году сумма проданных лотов составила 485 млрд рублей.

Сайт объявлений AVITO.ru подвел итоги за 2012 год: по объявлениям было продано товаров на 826 млрд рублей.

Наибольшим спросом на сайте пользовались высокотехнологичные гаджеты и бытовая техника: пользователям AVITO.ru удалось продать более 1,5 млн единиц всевозможной техники и заработать на этом порядка 4,7 млрд рублей.

На втором месте - продажа более миллиона машин на сумму 220 млрд рублей.

Третье место заняла недвижимость. Более 650 тысяч квартир, дачных участков, а также объектов зарубежной недвижимости было продано по объявлениям на AVITO.ru было продано на сумму примерно 485 млрд рублей.

Общая же сумма, заработанная пользователями AVITO.ru в этих двух категориях, вполне может составить конкуренцию ВВП такой небольшой европейской страны, как Македония или Кипр, и почти вдвое превышает тот же показатель Исландии, отмечается в релизе компании.

"Работая над AVITO.ru, мы с самого начала делали акцент на создании простого и удобного ресурса для наших пользователей, которые могли бы быстро и выгодно продать на сайте любой товар: от одежды и детских игрушек до квартиры или авто", - отмечает Йонас Нордландер, генеральный директор компании.

AVITO.ru - самый крупный по посещаемости сайт частных объявлений в России, входит в десятку крупнейших сайтов в РФ. По данным LiveInternet, ежемесячная аудитория портала достигает показателя 30 млн уникальных посетителей. Пользователи размещают более 300 тысяч новых объявлений каждый день

Министры стран Арктического Совета соберутся вместе в шведском Юккасъярви в первый раз вообще. Министр экологии Швеции Лена Эк уже сам факт встречи (5-6 февраля) считает прорывом в решении проблемных вопросов Арктики.

"Меняющаяся Арктика - глобальные эффекты", так назвали встречу её шведские организаторы.

Швеция с весны 2011 года возглавляет Арктический Совет, участниками которого являются 8 стран: Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия и Исландия, Россия, Канада и США. Во вторник, за неделю до начала встречи, министр экологии Швеции Лена Эк провела брифинг.

- Проблема заключается в том, - сказала в начале брифинга Лена Эк, - что климат Арктики изменяется вдвое быстрее, чем климат в других частях планеты. Чувствительная к любым изменениям экология региона в большой степени зависит от глобальных изменений, прежде всего в условиях повышенного спроса на минералы, нефть и газ, добыча которых облегчается, благодаря таянию льдов и общему потеплению. Сюда надо добавить проблемы транспортных перевозок в Арктическом регионе, угрозы биологическому многообразию, подъема морского дна. Швеция упорно работала над тем, чтобы во время своего председательства вовлечь в решение этих проблем министров экологии стран-участниц Арктического Совета, в решение на основе результатов научных изысканий, на которых Швеция базируется во время своего председательства. Встрече в Юккасъярви придан, поэтому статус исторической. Особое внимание будет уделено борьбе с выбросами сажи. Ограничение выбросов сажи странами Арктического Совета - еще один приоритетный для Швеции вопрос в ходе председательства в совете.

- Во-первых, надо будет достичь согласия по выводам научных описаний (ситуации в Арктике), потом, - надеется министр, - удастся продвинуться на пару шагов в том, что касается сажи, и в создании системы экологического управления. Один из важных результатов шведского председательства - достижение соглашения о мерах по ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, подписанного странами-участницами совета, особо отметила Лена Эк.

- Одновременно, и это естественно, министры экологии должны обсудить возможные последствия роста объемов транспортных перевозок в регионе Арктике, интересы бизнеса, нацеленного на регион, необходимо добиться того, чтобы это не ухудшило ситуацию.

В сообщении для прессы шведского отделения природоохранной организации Greenpeace, распространенном в этот вторник говорится, среди прочего: "Неприемлемо то, что Арктический совет за время шведского председательства добился так мало конкретного в защите уникальной и хрупкой экологии Арктики. Швеция всё еще председатель и может постараться воспрепятствовать широкомасштабной промышленной эксплуатации, угрожающей арктической экологии. Без давления министров экологии этого, вероятно, к сожалению, не произойдет.

- Прежде всего, важно, закрепить положение вопросов экологии в Арктическом сотрудничестве, это, наверное, будет важнейшим результатом встречи в Юккасъярви, - считает министр экологии Швеции Лена Эк.

Запланирована и заполярная встреча шведского министра с её российским коллегой Сергеем Донским.

Крупнейшая американская новостная сеть CNN включила остров Критв 10 самых лучших европейских направлений 2013 года.CNN, представляя в своей публикации Крит как идеальное направление для отдыха и путешествий, разместила остров в списке регионов, обладающих лучшими винами. Надо отметить, что в список CNN входят всего два острова Средиземноморского моря - это Крит и Корсика.

Остальными направлениями, включенными в список CNN, являются Ливерпуль, Рейкьявик, Константинополь, Инсбрук, Хельсинки, Белфаст, Амстердам и Берлин.

Все направления выбраны по разным причинам. Так, греческий остров Крит отмечен за уникальность ландшафта, который в свою очередь предлагает своим посетителям уникальный опыт. В публикации также говорится о развитии виноделия в регионе и о превосходных винах, изготавливаемых на острове из таких местных сортов винограда, как Дафни, Видиано, Вилана и Котсифали.

Более того, в этом году исполняется 100 лет со дня официального воссоединения острова Крит с Грецией - 17 (30) мая 1913 года.

ЛОНДОН ХОЧЕТ ОТГОВОРИТЬ РУМЫН И БОЛГАР ОТ ИММИГРАЦИИ В СТРАНУ

Великобритании рассматривает возможность запустить "антирекламную" кампанию

Правительство Великобритании рассматривает возможность запустить "антирекламную" кампанию, при помощи которой убедить потенциальных иммигрантов из Болгарии и Румынии не приезжать в Соединенное Королевство. Эта кампания будет посвящена недостаткам жизни в Великобритании, пишет The Guardian. "Антирекламная" кампания является одной из возможных мер правительства, пытающегося остановить иммиграцию в Великобританию к 2014 году.

С 1 января 2014 года британский рынок труда откроется для румынских и болгарских граждан (в законах Соединенного Королевства они объединены в категорию "A2"). По оценке издания, в Великобритании проживают от 100 до 150 тысяч людей, родившихся в Румынии и Болгарии. Эти две страны стали членами ЕС с 1 января 2007 года. Некоторые государства Союза ввели ограничения для болгарских и румынских рабочих. В число тех, кто попытался таким образом защитить свои рынки труда, вошли Ирландия, Германия, Франция, Мальта, Голландия, Люксембург и Бельгия. Еврокомиссия в конце 2012 года призвала все страны ЕС отказаться от ограничений для болгарских и румынских граждан.

Один из министров британского правительства, по данным The Guardian, заявил, что рекламная кампания с отрицательным знаком "поправит впечатление иностранцев о том, что улицы здесь вымощены золотом". Источник издания подтвердил, что в настоящее время рассматривается возможность "антирекламы". При этом он заявил, что в британском правительстве не ждут большого притока румын и болгар из-за изменений в миграционных порядках с 2014 года, так как у Румынии гораздо более тесные связи с Германией и Италией, чем с Великобританией.

По оценке лоббистской компании MigrationWatch, в течение следующих пяти лет в Соединенное Королевство из Румынии и Болгарии приедет около 250 тысяч людей. Впрочем, эти цифры оспариваются многими экспертами, отмечает газета. Один из парламентариев-консерваторов Филипп Холлобон утверждает, что численность румынской и болгарской общин в стране в течение двух лет вырастет в три раза - до 425 тысяч человек.

В Департаменте труда и пенсий Великобритании газете подтвердили, что гости из Европейской экономической зоны (включает в себя все страны ЕС, а также Исландию, Норвегию и Лихтенштейн), имеющие статус работника, могут претендовать на получение пособия для ищущих работу, материальной помощи, жилищных пособий, льготы по муниципальному налогу и государственный пенсионный кредит. С 1 января 2014 эти льготы и пособия смогут получать также болгары и румыны, заключает газета.

Ученые Иркутского государственного технического университета (ИрГТУ) в марте этого года запустят в производство хлеб с добавлением порошка исландского мха, который, по словам специалистов, выводит токсины из организма, говорится в сообщении вуза в четверг.

"Благодаря особенностям углеводного состава исландского мха, хлеб рекомендован людям, проживающим в городах с высоким уровнем загрязнения, работающим во вредных и экстремальных условиях. Кроме того, разработанная добавка ускоряет процесс созревания теста почти на 11%, увеличивает срок хранения готового продукта до 20%", - отмечается в сообщении.

Производством уникального хлеба, разработанного по оригинальной рецептуре, займется инновационное предприятие, созданное при университете. В среднем пекарня будет выпускать до 2 тысяч буханок хлеба за одну смену. Это позволит занять около 2% иркутского рынка хлебобулочных изделий. Стоимость булки хлеба составит 40-50 рублей в то время как обычный хлеб стоит до 25 рублей. Как считают ученые, исландский мох позволяет хлебу храниться гораздо дольше без потери вкусовых качеств, и покупать его будет выгодно.

"Общая стоимость проекта превышает 5 миллионов рублей. В хлебопекарню уже приобрели специальные печи, в лаборатории установлены дробильные, сушильные и упаковочные установки", - говорится в сообщении.

Иркутск, наряду с городами-спутниками Ангарск и Шелехов, по итогам 2012 года признан одним из загрязненных не только в регионе, но и в Сибири. В первую очередь речь идет о сильном загрязнении воздуха. Если в городах-спутниках плохое качество воздуха объясняется наличием крупных химических и металлургических предприятий, то в Иркутске это связано с большим количеством транспорта. В 600-тысячном городе сейчас около 218 тысяч автомобилей.

Пассажиропоток петербургского аэропорта "Пулково" в 2012 году вырос по сравнению с 2011 годом на 16,1% - до 11,154 миллиона человек, говорится в сообщении ООО "Воздушные ворота Северной столицы", управляющего аэропортом.

Пассажиропоток на международных воздушных линиях увеличился на 20% и составил 6,155 миллиона человек, на внутренних воздушных линиях - на 11,5% - до 4,999 миллиона человек.

Количество взлетно-посадочных операций за 2012 год выросло на 8,4% и составило 125,715 тысячи единиц. Объем обслуженной максимальной взлетной массы составил 4,168 миллиона тонн, рост по сравнению с 2011 годом - 10%.

В 2012 году из аэропорта начали выполнять полеты шесть новых авиакомпаний: Aegean Airlines (Керкира, Родос, Салоники), Air One (Венеция), Blue Panorama (Палермо), Bluebird Airways (Ираклион), Air Onix (Симферополь), Avia Traffic Company (Бишкек, Ош). В 2012 году было открыто 21 новое направление, в том числе 10 направлений дальнего зарубежья, семь - российских направлений и четыре направления СНГ. Всего в 2012 году регулярные рейсы выполняли 70 авиакомпаний по 157 направлениям.

В планах на 2013 год планируется дальнейшее развитие маршрутной сети аэропорта и привлечение новых перевозчиков. Так, в летнем сезоне 2013 года национальный авиаперевозчик Исландии Icelandair открывает прямое сообщение между Санкт-Петербургом и Рейкьявиком с частотой два рейса в неделю. Авиакомпания "Международные авиалинии Украины" будет выполнять регулярные рейсы в Киев с июля 2013 года. Также рассматривается возможность открытия рейсов в Донецк и Харьков.

В связи с либерализацией межправительственных соглашений о воздушном сообщении, в 2013 году полеты в Вену в дополнение к авиакомпании "Россия" и Austrian Airlines также будет выполнять авиакомпания "Трансаэро" . Кроме того, в летнем расписании 2013 года увеличится количество рейсов по популярным российским направлениям - Краснодар, Нижний Новгород, Ростов-на-Дону, Омск, а также по ряду зарубежных направлений - Прага, Мальта, Тель-Авив.

Аэропорт "Пулково" занимает третье место по пассажиропотоку в России.

Инфраструктура аэропорта включает аэродром с двумя независимыми параллельными взлетно-посадочными полосами, два аэровокзала, грузовой терминал, топливозаправочный комплекс и другие объекты. На регулярной основе в аэропорт "Пулково" выполняют полеты 32 зарубежные авиакомпании, 22 российские авиакомпании и 14 авиакомпаний стран СНГ. В апреле 2010 года ООО "Воздушные ворота Северной столицы" приступило к операционному управлению аэропортом "Пулково".

Исландия делает первый шаг в нефтяную эру. Норвегии предоставлена доля в первых лицензиях на разведку и добычу углеводородов в исландских водах.

«PetoroIcelandAS», дочерняя компания норвежской государственной нефтяной компании «Petoro», получила две лицензии в районе между Исландией и Ян-Майеном.

В исландских водах нефтеразведочные работы будут проводиться впервые.

«Район между Исландией и Ян-Майеном может скрывать значительные запасы нефти и газа, – сказал министр нефти и энергетики Норвегии Ула Буртен Муэ после подписания в Рейкъявике, сообщается на сайте министерства. – Исландия выдаёт свои первые лицензии, и в двух из них получает долю Норвегия. Доля в двух лицензиях на добычу даёт нам возможность участвовать в исследовании захватывающей области, которая может скрывать большие ресурсы».

Одна из лицензий была предоставлена «FaroePetroleumNorgeAS» в качестве оператора с долей 67,5%, «ÍslensktKolvetni» с долей 7,5% и «PetoroIceland» с долей 25%; другая – «ValiantPetroleum» как оператору с долей 56,25%, «Kolvetni» с долей 18,75% «PetoroIcelandAS» с долей 25%, сообщает ArcticPortal.

В 1981 году между Норвегией и Исландией было заключено соглашение о границах континентального шельфа между Исландией и Ян-Майеном. Соглашение не только разделило шельф между двумя странами, но и установило особые условия сотрудничества в пограничной зоне между Норвегией и Исландией. Согласно этому соглашению, Норвегия имеет право на 25%-ю долю в нефтегазовых работах в той зоне сотрудничества, что принадлежит Исландии.

Первая буровая платформа появится здесь в 2017 или 2018 году, и сначала, скорее всего, – на норвежской стороне.

В марте 2011 года норвежское министерство нефти и энергетики объявило, что на изучение нефтегазовых ресурсов района Ян-Майена в период 2012-2014 гг. будет потрачено 180 миллионов норвежских крон. В августе 2012 года была завершена широкая программа сейсмического зондирования в 2D в районе Ян-Майена.

Хаос из порядка: диалог экономиста и международника о том, куда катится мир

Светлана Бабаева - член Совета по внешней и оборонной политике.

Ярослав Лисоволик, главный экономист, руководитель аналитического департамента «Дойче-банка Россия», и Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель президиума СВОП, размышляют, каковы сегодня главные угрозы для мира и для России как его неотъемлемой части.

Происхождение пятен и мегарегулятора

— За год мир улучшился, ухудшился, остался прежним?

Федор Лукьянов: Что значит улучшился-ухудшился? Это вопрос вкуса, что лучше, что хуже. Мир быстро меняется. Говорить можно лишь о том, стал ли он более устойчивым или менее. Менее. И это состояние усугубляется. Двадцать с лишним лет назад был баланс, построенный на определенных принципах. Баланса не стало, и возникла иллюзия: вот сейчас появится что-то новое. Но довольно быстро выяснилось: отсутствие старой системы не означает появления новой. То, что мы сегодня ощущаем, — движение к ней. Но находимся мы где-то в самой середине переходной эпохи и даже не приблизились к формированию новой.

— Возможно, 20 лет назад люди рассуждали так же: уходит в прошлое стабильный мир середины века с четко определенными социальными ролями, понятиями добра и зла. Вместо этого хаос конца 1960-х, экономические проблемы 1970-х.

Ф.Л.: Люди всегда склонны считать, что раньше было лучше. Но это свойство человеческой натуры, а не международных отношений. 20 лет назад действительно была уникальная ситуация. Прежняя система рухнула. Без страшных потрясений и кровопролитных войн, без революций и отрубания голов. И хотя уже в 90-е появилось множество настораживающих признаков, мир, особенно западный, пребывал в эйфории: вот он, конец истории. Мы достигли мечты! Ну неприятности в Югославии — разрулим. Ну азиатский кризис. Ага, у них там исчерпана прежняя модель развития, сейчас объясним, как надо. Очень ярким был 1998 год: взорвали посольства США в Танзании и Кении, этакий звоночек перед 11 сентября, тогда же появился Бен Ладен. Конечно, был определенный шок. Но главное — что обсуждалось в то время? Каково происхождение пятен на синем платье Моники Левински! Крах коммунистической системы стал для западного мира инъекцией эндорфинов.

— В экономике тоже была эйфория? Англосаксонский мир любит апеллировать к середине 1980-х — рейганомика, эффект реформ Тэтчер. Но ведь были и шахтеры Уэльса

Ярослав Лисоволик: Тогда Запад не находился у черты, к которой подошел теперь. Ныне действительно надо менять модель. Хотя бы потому, что на поддержание существующей нет ресурсов — бюджетных, финансовых. Это толкает европейцев на объективно необходимые реформы, которые, думаю, будут идти достаточно активно во многих странах. Мы мало об этом слышим, но в странах, наиболее затронутых кризисом, — Греции, Ирландии, Португалии — идут серьезные структурные изменения. Мы действительно живем в эпоху смены модели, прежде всего западноевропейской модели государства благосостояния, и ее трансформации в нечто новое. Пока неясно, во что, возможно, в нечто более близкое к американской модели, возможно, в гибрид европейской, американской и какой-то еще.

Ф.Л.: Но мы видим, как в США входят в клинч люди разных взглядов, как традиционная система сдержек и противовесов, поиска и нахождения баланса начинает давать сбои. Возможно, сама американская модель тоже дает сбой?

Нужно больше денег, но меньше расходов

— Больше того, многие потомки Джона Стюарта Милля и Адама Смита уже готовы внедрять принципы социалистической справедливости, чего не было прежде в Америке.

Я.Л.: Для экономистов американская модель ассоциируется с большей производительностью, меньшей ролью государства в экономике. То, что мы сейчас видим и в Америке, и в Европе, свидетельствует о том, что, несмотря на все восхищения западной моделью и институтами, их необходимо совершенствовать. Процесс выработки решений проблематичен и подчас занимает много времени. В кризисных условиях это приводит к тому, что не только сами страны, но и вся мировая экономика оказывается в сложном положении.

Если мы говорим о Европе, там сейчас происходит очень важный процесс — создание на базе Европейского центробанка своего рода мегарегулятора. Раньше Европейский ЦБ отвечал исключительно за денежно-кредитную политику. Теперь его роль распространяется на регулирование банковского сектора и наблюдение за стабильностью всех коммерческих банков Европы. Это даст больше возможностей реагировать на кризис.

Такая проблема была и у России. В последние месяцы шли дебаты по поводу создания мегарегулятора. Решение в конечном итоге было принято по аналогии с европейским.

Действительно, в мире происходят очень интересные процессы с точки зрения экономических моделей, переосмысления роли государства. Перед Европой стоит дилемма: для вывода из кризиса необходимо участие государства, но при этом нужно сокращать расходы самого государства. Сокращаем расходы — замедляется экономический рост. Активизируем рост за счет госрасходов — растет бюджетный дефицит.

Ф.Л.: Я бы согласился с тем, что вы говорите о концептуальных дебатах по поводу роли государства в США или России. Но в Европе нет государства, которое могло бы увеличивать или снижать свою роль в экономике. Есть прототип — наднациональные органы. Но Европа так и не стала федерацией. Конституция Евросоюза провалилась по вполне конкретным причинам, но фактически это было отторжение самой идеи федерализации. Легитимность европейцы по-прежнему могут черпать лишь в национальных политиках — там нет единого правительства, которое выбирают.

— Иногда вообще кажется, что страны, с подозрением относящиеся к европейской интеграции, в экономическом плане чувствуют себя лучше. Швейцария, Англия, Исландия наконец.

Ф.Л.: Исландия просто отказалась платить долги, а так все нормально.

— Но сколько ее убеждали влиться в европейскую коммуну, пугали едва не бойкотом! Был выбор: общеевропейский дом с помощью по долгам, но и обязательствами перед всеми, или сами по себе, без обязательств — с отказом по долгам. Решили: Европа подождет, делаем то, что считаем нужным, — не платим.

Я.Л.: У Великобритании дела все же не очень хороши. С другой стороны, Швеция, оставшись в стороне от еврозоны, демонстрировала намного лучшую динамику, чем Европа в целом. Швейцария и вовсе оказалась в интересной ситуации.

Мировая элита стала искать альтернативы доллару и евро, в итоге весь мир ринулся в швейцарский франк. Бедняги-швейцарцы не знали, что делать с таким наплывом денежных средств. Пытаться сдержать курс — инфляция, потому что надо печатать франки. Дать франку укрепиться — сделать неконкурентоспособной практически всю промышленность. Несколько лет назад швейцарцы установили мировой рекорд по объему валютных интервенций, чтобы предотвратить укрепление национальной валюты.

Демократия поневоле

Ф.Л.: Но главное, что на этом фоне обсуждается, — возможна ли вообще демократия в подобной ситуации? Да, в Греции проходят выборы, но проходят они примерно так: либо вы голосуете за этих и мы, Евросоюз, и дальше тащим вас за уши; все равно будет очень плохо, но мы вас будем хотя бы куда-то тащить. А если проголосуете за других, вам никто больше руки не подаст и вы низвергнетесь в пропасть. Структурные реформы, которые вынужденно проводятся в проблемных странах, заведомо не могут проводиться демократическим путем. Пока в Италии действовало технократическое правительство Монти, что-то делалось. Проводились реформы, люди терпели. Сейчас пройдут выборы, и я сомневаюсь, что там непременно поддержат партии, которые предложат и дальше затягивать пояса.

Я.Л.: Самой болевой точкой для Европы была Греция. Население должно было пойти на огромные жертвы. И пока нельзя сказать, чтобы события там развивались недемократическим путем. Прошли выборы, победила партия, которая выступала за проведение болезненных реформ. И все-таки большинство проголосовало именно за них.

В Европе механизм принятия решений таков, что прежде чем пойдут какие-либо изменения, абсолютно все должны с ними согласиться. Неизбежно некоторые лидирующие страны принимают на себя большие инициативы, чтобы выработать решение и убедить в его верности остальных. Но рамки демократического процесса соблюдаются. Для Европы это действительно был своего рода тест на устойчивость демократии, пока она его выдерживает.

Но как все это объяснить бюргеру

— Тогда что мы подразумеваем под демократией? Только выборы? Политики все больше зависят от текущих политических циклов. В результате дилемма: делать что-то непопулярное сейчас, что даст положительный эффект для нации в будущем, либо ориентироваться на сегодняшние требования избирателей. Стать правительством смертников, затеяв глубокие, болезненные реформы и «пролететь» на следующих выборах? Или, потворствуя электорату, проводить лишь незначительные изменения, но иметь перспективу быть переизбранным?

Ф.Л.: Европейская интеграция никогда не была демократическим проектом. Была элитарная идея, несколько интеллектуалов придумали гениальную схему, как выходить из ситуации тотальной послевоенной ненависти и разрухи. Им тогда надо было Нобелевскую премию давать, а не сейчас, когда это стало похоже на пародию. Но до начала XXI века европейским элитам удавалось объяснить гражданам, почему и им это выгодно. И недемократичность не была препятствием. Сейчас этот механизм-связка перестает работать. «Верхи» понимают, что надо делать — банковский союз, регуляторы, федерализация, но не могут объяснить этого простым жителям Европы. Германии выгоднее тащить Грецию при всех издержках, чем допустить там отмену евро, потому что Германия в любом случае главный бенефициар даже при тех расходах, которые несет. Переход на единую европейскую валюту тоже был непростым, мы помним. Но тогда можно было сказать: видите, вот здесь транзакционные издержки исчезают, здесь расходы снижаются. А сейчас очень трудно объяснить бюргеру, который говорит: почему я должен платить за каких-то греков?

Я.Л.: В следующем году, когда в Германии пройдут выборы, мы и узнаем, можно ли все это объяснить бюргеру.

Богатые станут потреблять меньше, или Защитим либерализм

— Американский историк говорил: демократия в США — это не столько демократия в поисках братства, сколько демократия выгоды. Демократия в целом была эффективна, пока решения принимали высшие слоиобществ, а маргинальные не были вовлечены в процесс. Сегодня — то ли из-за доведенной почти до абсурда толерантности, то ли из-за технологической революции и необходимости учитывать интересы новых слоев избирателей, то ли из-за кризиса — мы видим все большую поляризацию электората вкупе с его растущей раздраженностью. Все это соответственно сказывается на политическом процессе, который становится каким-то черно-белым.

Я.Л.: Возможно, мы видим эффект де Токвиля, когда достижение достаточно высокого уровня благосостояния в разных странах приводит к тому, что люди хотят большего по сравнению с тем, что может дать им экономическая или политическая система. Это прежде всего касается развивающихся стран, таких как Россия или Бразилия. Они подходят к той черте, за которой начинается качественный перелом: ставший более богатым средний класс начинает предъявлять новые требования. Он уже хочет быть задействованным в политическом процессе и требует тех прав, которые прежде были лишь у элиты.

— Но почему при этом мы имеем маргинализацию требований? Введем драконовские налоги для богатых, обеспечим пособиями всех бедных. Просматривается левый уклон в ответ на все несправедливости мира.

Ф.Л.: Думаю, причина в том, что социально-экономическая система, которая была предназначена для одной территории, имеет ныне совершенно другой охват. Европейские жители фактически вынуждены конкурировать с азиатскими производителями и жить в условиях, когда огромные массы людей на другом уровне развития соцзащиты становятся «законодателями мод» в мировой экономике. С одной стороны, растет средний класс в таких странах, как Китай или Индия, где рост прослойки на один процент сразу дает десятки миллионов людей. С другой стороны, в Америке бьют тревогу, что средний класс нищает и размывается на фоне растущего расслоения. Это порождает настроения, которые я бы назвал протекционистскими в широком смысле слова. Это не просто тарифные барьеры. Это призывы защитить свою идентичность, сократить приток мигрантов и социальную помощь чужим. Неуверенность в завтрашнем дне порождает ожидания, что государство защитит, что, кстати, тоже стимулирует процесс усиления роли государства.

— То есть те метания, которые мы видим у избирателей, — это на самом деле поиск неких консервативных опор?

Ф.Л.: Это поиск хоть каких-нибудь опор. К примеру, в Голландии всеми силами хотят сохранить ультралиберальные нормы жизни, которые подвергаются атаке со стороны мигрантов — выходцев из мусульманских стран, которые требуют уважать их традиционализм. Голландцы говорят примерно так: мы либералы и не позволим лишить нас наших либеральных свобод. При том, что ксенофобия всегда была скорее консервативна, здесь имеет место обратная логика. Основа этого — неуверенность в своем завтра.

Я.Л.: Сила развивающихся рынков — растущая сила среднего класса. В слабости потребления среднего класса в этих странах и заложен их потенциал роста. У развитых стран, напротив, относительная слабость среднего класса и снижение возможностей для роста потребления. В последние десятилетия в мире как раз складывались так называемые глобальные дисбалансы: очень высокий, выше всяких норм, уровень потребления на Западе, тогда как в Азии население в основном сберегало и не выступало — в силу культурных, исторических и других причин — главным драйвером экономического роста. Сейчас эти глобальные дисбалансы начинают сглаживаться.

Что происходит в рамках трансформации? К примеру, повышается норма сбережения в Америке, которая прежде была чуть не отрицательной. Американцы тратили практически все, что зарабатывали, плюс расходы в кредит. Сейчас это постепенно приходит хоть в какую-то соразмерность с тем, что должно быть.

— А где в этих тенденциях Россия?

Я.Л.: Россия в тенденции развивающихся рынков, то есть усиления и расширения среднего класса. Потенциал для роста потребления у класса очень высокий, намного выше, чем в развитых странах. Если в среднем долг домохозяйств в развитых странах может превышать 60, даже 80% ВВП, в России он составляет 10% . То есть возможностей для того, чтобы средний класс продолжал потреблять и являлся важным драйвером экономического роста, у России достаточно.

Маркса больше нет

— Но есть и другая сторона. Когда пришло осознание, что следующее поколение впервые за много десятилетий может жить хуже предыдущего, даже в Америке наступило уныние. Соответственно это порождает страхи, которые влияют и на социально-политические процессы.

Ф.Л.: Главная беда, на мой взгляд, вот в чем: да, есть чувство исчерпания модели и неизбежности ухудшения. Но при этом не видно никаких альтернатив, что соответственно и порождает чувство безысходности. Прежде Запад имел две базовые модели: есть правые, которые за «больше рынка — меньше государства», и есть левые, которые за «все наоборот». Одни — за инициативу, другие — за справедливость. Сейчас разница почти стерлась. Она есть на словах и в отдельных проявлениях, скажем, в виде 75-процентного налога на роскошь, введенного президентом Франции. Но это скорее экстравагантная мера, которая всех поставила больше в тупик, нежели показала путь к решению.

Или Греция, голосовавшая за реформы. Думаю, все же не за реформы. Там голосовали от полной депрессии! Они вообще не понимают, что происходит. Одни говорят: все будет плохо, но нам будут давать немножко денег, как-нибудь прорвемся. Другие говорят: нет, это не годится, надо по-другому! А как по-другому?

Несколько лет назад в Америке ряд ведущих пропагандистов носились с идеей страшной новой глобальной конфронтации — либеральный капитализм против авторитарного. Западная модель против китайской и российской. Нам угрожает недемократический рынок! Прошло время, и стало понятно: ни Россия, ни даже Китай другой моделью не являются. В итоге вновь ощущение полной потери перспективы выбора политик.

— Вы имеете в виду, что раньше были две мировые альтернативы развития — капитализм и социализм?

Ф.Л.: Да, люди могли не разделять эти взгляды. Но они знали: есть другая модель, и если мы не справимся, придут злобные левые и начнут наводить свои порядки. Это стимулировало и побуждало к действиям. А сейчас все размылось.

Я.Л.: В 80–90-х годах был кризис левой модели: крах Советского Союза, удар по социал-демократическим моделям в Европе. Думаю, левая модель должна переродиться и воссоздаться в ином обличье. В каком — пока вопрос открытый. Но мир, я убежден, идет к множественности моделей, а не к одной, именно это будет самым важным результатом кризиса.

В 1990-е говорили, что все мы идем к одной модели. Сегодня возникло понимание: есть азиатская альтернатива — достаточно успешный и богатый опыт модернизации, который, кстати, также завязан на государственно-частное партнерство, взаимодействие с мировым рынком и успешное встраивание в глобализацию. Именно эти факторы, а не узконациональное толкование «левизны» и «правизны», будут определять успешность новых моделей.

Теория выскакивания из колеи

— Так ли очевидна перспектива этой множественности? Жил-был Китай. Шел-шел по своему особому пути, а потом «врезался» в коррупцию — проблему, которую прошли все западные страны на определенном этапе развития. Западный мир любит давать линейные прогнозы относительно развития Азии, при том что эта линейность не работает даже внутри самих западных сообществ. Но вдруг азиатские сообщества просто пойдут в конечном итоге по западному пути?

Ф.Л.: Все проходят примерно через одни стадии роста, и как бороться с коррупцией, если захотеть, в общем, понятно. Но где альтернатива моделей? Во-первых, китайская система очень тесно привязана к культуре, невозможно взять и перенести ее за пределы пусть и большого, но специфического угла мира. Во-вторых, она работает, встраиваясь в другую модель, построенную Западом, что означает и ограничения. Скажем, китайцы уже поняли: опора на экспорт и такая степень зависимости от других стран и политик чревата. Далее вопрос: если они попытаются отползти немного от этой глобализации, что будет? Своя модель? Или то, что было на Западе, но сто лет назад? Здесь ясности нет, мне кажется. И та необычная для страны нервозность, которую мы наблюдали в уходящем году, — свидетельство того, что там обеспокоились о будущем развитии.

Я.Л.: Экономисты весьма скептичны по поводу возможности одной страны полностью перенять то, что происходит в другой. Как говорится, «мишень всегда движется». Все страны различаются по своей истории и тому, как они шли к той или иной модели на протяжении своей истории. Это называется path dependence, теория колеи. И очень интересно посмотреть, как эти колеи разнятся по странам и регионам. Вот азиатская модель. Но она не навсегда останется экспортно ориентированной и уже эволюционирует во что-то другое. Китай переключает скорости; не экспорт должен стать главным средством развития, а потребление. Тот самый средний класс.

В западных странах обратный процесс. Средний класс остается важным источником экономического роста, но это уже в меньшей степени будет потребление с точки зрения вектора изменения.

Где я? Беспокоюсь

— Запад мечется между дефицитом и расходами, известные люди покидают родину, Азия познает вкус жизни. В общем, весь мир трясет. Мы тоже в тренде?

Ф.Л.: Мы в тренде в том смысле, что у нас тоже ничего не понятно. Путин в своей предвыборной статье правильно написал: постсоветская эпоха окончена, повестка дня, с ней связанная, исчерпана. Эти 20 лет мы прожили, беря в качестве точки отсчета конец Советского Союза во всех смыслах — экономическом, политическом, социальном. Если говорить о международной политике, смысл был в том, что мы всем докажем: нас рано списали! Доказали. Как могли и до той степени, до какой было возможно, но доказали. Дальше в этой «колее» оставаться невозможно. Когда во второй половине нулевых попытались соорудить некую новую идеологическую оболочку из отдельных советских элементов, быстро стало ясно: ничего не получается, больше из этих образов ничего не выжать. И снова неопределенность, потому что все равно нужна новая идентичность.

Мы находимся в состоянии транзита непонятно куда, в мире, который находится в том же состоянии. Мне кажется, наша власть сейчас в буквальном смысле охранительная. Пытается охранять то, что есть. Главная идея — какой кошмар, как страшно жить! Отсюда попытки отгородиться на всех уровнях от законов по НКО и усыновлению детей до восклицаний «не позволим погубить нашу промышленность!» после вступления в ВТО. Изменилась тональность властей: вдруг заговорили, что нужна какая-то солидарность, мораль. По-человечески понятно. Просто Путин откровенно говорит об этом, а другие лидеры более изощренно делают вид, что знают, что они делают.

Я.Л.: У России нет четкого видения, в каком направлении модернизироваться. Вот, скажем, инвестиционный рост: страна должна расти за счет инвестиций. Но что необходимо сделать, чтобы достичь этого результата, непонятно. Мы видим, что главная экономическая проблема — отток капитала, который нейтрализует все дивиденды, получаемые экономикой от высоких цен на нефть.

При этом модель развития 2000-х, основанная на высоких ценах на нефть, исчерпана, и затухающие темпы экономического роста тому подтверждение. Возможно, отток капитала сослужит даже конструктивную роль, подтолкнув к принятию тяжелых решений.

— Глобальные проблемы — американский fiscal cliff, мрачные прогнозы по поводу того, что будет, если годовые темпы роста в Китае упадут ниже 6%, ну и, конечно, сланцевая революция, которую в конце концов даже мы признали, — касаются нас?

Я.Л.: Вся проблема в том, что они в первую очередь нас и касаются. Что бы ни случилось, пусть даже относительно малозначимое в США, Европе, Китае, в большей степени сказывается на наших финансовых рынках, чем на Турции или Бразилии. Связано это как раз с тем, что у страны нет четко выраженного вектора движения. Как флюгер — куда подует, туда и повернет.

— Если вы оба исходите из того, что в трансформации пребывает весь мир, то о каком векторе в принципе мы можем говорить в отдельно взятой стране, у которой проблемы и с идентификацией, и с социально-политическими традициями, и с экономикой? Получается, Франция, Америка могут не иметь вектора, а мы должны?

Ф.Л.: Да, когда непонятно, куда все движется, вектор выдерживать трудно и даже бессмысленно. Но это касается положения страны относительно окружающего. Относительно самой себя понимание быть должно. Страна не может находиться в состоянии сиюминутного конъюнктурного реагирования на то, что происходит лишь здесь и сейчас. В этом смысле Путин смелый человек: возвращаясь во власть, он знал, что берет управление ситуацией, которую фактически не может контролировать.

— Возможно, сам Путин оценивает ситуацию иначе...

Ф.Л.: Думаю, и Путин это понимает. Пока была советская инерция, она, как ни странно, еще держала. Сейчас даже такие, казалось бы, базовые вещи как светский и многонациональный характер государства под вопросом. Со светскостью вдруг возникли сомнения: а хорошо ли это и не надо ли добавить духовности? Призывы «хватит кормить Кавказ!» — это не просто безответственность отдельных граждан. Мы перестаем быть империей, но мы не можем стать национальным государством.

Я.Л.: Формулировка национальной идеи и выработка вектора сегодня намного сложнее, чем 20–40 лет назад, когда в отдельной теплой комнате было можно создать тот микроклимат, который устраивал. Сегодня весь мир — проходной двор. И внешние эффекты воздействия одной страны на другую настолько значимы, что формирование любой национальной модели не может не учитывать глобальных факторов. Проблема самоидентификации также с этим связана — надо оценивать себя в постоянно меняющемся контексте.

Из «Искры» разгорелся твиттер

— Аспект, который мы практически не затронули, — революция коммуникаций. Массы с гаджетами в руках. Новые технологии влияют на облик мира или их значимость преувеличена? Способствуют ли они расширению знаний или дебилизации людей?

Я.Л.: Возможность для множества людей в развивающихся странах выходить в интернет, узнавать, как живут в других странах, способствует все же не дебилизации, а именно расширению кругозора. Люди получают больше знаний, интеллектуальной свободы.

Ф.Л.: Мне кажется, находясь под впечатлением стремительного развития технологий, мы немного переоцениваем их реальную значимость. В 1905 и 1917 годах твиттера не было, а была газета «Искра» и газета «Правда». Результат был не менее эффективный. Сейчас эту инструментальную функцию выполняет твиттер. Но не он является причиной социальных потрясений. Гаджеты меняют жизнь, но не меняют сути процессов.

| Опубликовано в приложении «Московских новостей» «Большая Политика»

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 декабря 2012 > № 2907491 Ярослав Лисоволик

ХАОС ИЗ ПОРЯДКА

СВЕТЛАНА БАБАЕВА

Диалог экономиста и международника о том, куда катится мир

Ярослав Лисоволик, главный экономист, руководитель аналитического департамента "Дойче-банка Россия", и Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике", председатель президиума СВОП, размышляют, каковы сегодня главные угрозы для мира и для России как его неотъемлемой части.

Происхождение пятен и мегарегулятора

"МН": За год мир улучшился, ухудшился, остался прежним?

Федор Лукьянов: Что значит улучшился-ухудшился? Это вопрос вкуса, что лучше, что хуже. Мир быстро меняется. Говорить можно лишь о том, стал ли он более устойчивым или менее. Менее. И это состояние усугубляется. Двадцать с лишним лет назад был баланс, построенный на определенных принципах. Баланса не стало, и возникла иллюзия: вот сейчас появится что-то новое. Но довольно быстро выяснилось: отсутствие старой системы не означает появления новой. То, что мы сегодня ощущаем, - движение к ней.

Но находимся мы где-то в самой середине переходной эпохи и даже не приблизились к формированию новой.

"МН": Возможно, 20 лет назад люди рассуждали так же: уходит в прошлое стабильный мир середины века с четко определенными социальными ролями, понятиями добра и зла. Вместо этого хаос конца 1960-х, экономические проблемы 1970-х. Ф.Л.: Люди всегда склонны считать, что раньше было лучше. Но это свойство человеческой натуры, а не международных отношений. 20 лет назад действительно была уникальная ситуация. Прежняя система рухнула. Без страшных потрясений и кровопролитных войн, без революций и отрубания голов. И хотя уже в 90-е появилось множество настораживающих признаков, мир, особенно западный, пребывал в эйфории: вот он, конец истории. Мы достигли мечты! Ну неприятности в Югославии - разрулим. Ну азиатский кризис. Ага, у них там исчерпана прежняя модель развития, сейчас объясним, как надо. Очень ярким был 1998 год: взорвали посольства США в Танзании и Кении, этакий звоночек перед 11 сентября, тогда же появился Бен Ладен.

Конечно, был определенный шок. Но главное - что обсуждалось в то время? Каково происхождение пятен на синем платье Моники Левински! Крах коммунистической системы стал для западного мира инъекцией эндорфинов.

"МН": В экономике тоже была эйфория? Англосаксонский мир любит апеллировать к середине 1980-х - рейганомика, эффект реформ Тэтчер. Но ведь были и шахтеры Уэльса...

Ярослав Лисоволик: Тогда Запад не находился у черты, к которой подошел теперь. Ныне действительно надо менять модель. Хотя бы потому, что на поддержание существующей нет ресурсов - бюджетных, финансовых.

Это толкает европейцев на объективно необходимые реформы, которые, думаю, будут идти достаточно активно во многих странах. Мы мало об этом слышим, но в странах, наиболее затронутых кризисом, - Греции, Ирландии, Португалии - идут серьезные структурные изменения. Мы действительно живем в эпоху смены модели, прежде всего западноевропейской модели государства благосостояния, и ее трансформации в нечто новое. Пока неясно, во что, возможно, в нечто более близкое к американской модели, возможно, в гибрид европейской, американской и какой-то еще.

Ф.Л.: Но мы видим, как в США входят в клинч люди разных взглядов, как традиционная система сдержек и противовесов, поиска и нахождения баланса начинает давать сбои. Возможно, сама американская модель тоже дает сбой?

Нужно больше денег, но меньше расходов

"МН": Больше того, многие потомки Джона Стюарта Милля и Адама Смита уже готовы внедрять принципы социалистической справедливости, чего не было прежде в Америке.

Я.Л.: Для экономистов американская модель ассоциируется с большей производительностью, меньшей ролью государства в экономике. То, что мы сейчас видим и в Америке, и в Европе, свидетельствует о том, что, несмотря на все восхищения западной моделью и институтами, их необходимо совершенствовать. Процесс выработки решений проблематичен и подчас занимает много времени. В кризисных условиях это приводит к тому, что не только сами страны, но и вся мировая экономика оказывается в сложном положении.

Если мы говорим о Европе, там сейчас происходит очень важный процесс - создание на базе Европейского центробанка своего рода мегарегулятора. Раньше Европейский ЦБ отвечал исключительно за денежно-кредитную политику. Теперь его роль распространяется на регулирование банковского сектора и наблюдение за стабильностью всех коммерческих банков Европы. Это даст больше возможностей реагировать на кризис.

Такая проблема была и у России.

В последние месяцы шли дебаты по поводу создания мегарегулятора. Решение в конечном итоге было принято по аналогии с европейским.

Действительно, в мире происходят очень интересные процессы с точки зрения экономических моделей, переосмысления роли государства. Перед Европой стоит дилемма: для вывода из кризиса необходимо участие государства, но при этом нужно сокращать расходы самого государства. Сокращаем расходы - замедляется экономический рост. Активизируем рост за счет госрасходов - растет бюджетный дефицит.

Ф.Л.: Я бы согласился с тем, что вы говорите о концептуальных дебатах по поводу роли государства в США или России. Но в Европе нет государства, которое могло бы увеличивать или снижать свою роль в экономике. Есть прототип - наднациональные органы. Но Европа так и не стала федерацией. Конституция Евросоюза провалилась по вполне конкретным причинам, но фактически это было отторжение самой идеи федерализации. Легитимность европейцы по-прежнему могут черпать лишь в национальных политиках - там нет единого правительства, которое выбирают.

"МН": Иногда вообще кажется, что страны, с подозрением относящиеся к европейской интеграции, в экономическом плане чувствуют себя лучше. Швейцария, Англия, Исландия наконец.

Ф.Л.: Исландия просто отказалась платить долги, а так все нормально...

"МН": Но сколько ее убеждали влиться в европейскую коммуну, пугали едва не бойкотом! Был выбор: общеевропейский дом с помощью по долгам, но и обязательствами перед всеми, или сами по себе, без обязательств - с отказом по долгам. Решили: Европа подождет, делаем то, что считаем нужным, - не платим.

Я.Л.: У Великобритании дела все же не очень хороши. С другой стороны, Швеция, оставшись в стороне от еврозоны, демонстрировала намного лучшую динамику, чем Европа в целом. Швейцария и вовсе оказалась в интересной ситуации.

Мировая элита стала искать альтернативы доллару и евро, в итоге весь мир ринулся в швейцарский франк.

Бедняги-швейцарцы не знали, что делать с таким наплывом денежных средств. Пытаться сдержать курс - инфляция, потому что надо печатать франки. Дать франку укрепиться - сделать неконкурентоспособной практически всю промышленность. Несколько лет назад швейцарцы установили мировой рекорд по объему валютных интервенций, чтобы предотвратить укрепление национальной валюты.

Демократия поневоле

Ф.Л.: Но главное, что на этом фоне обсуждается, - возможна ли вообще демократия в подобной ситуации? Да, в Греции проходят выборы, но проходят они примерно так: либо вы голосуете за этих и мы, Евросоюз, и дальше тащим вас за уши; все равно будет очень плохо, но мы вас будем хотя бы куда-то тащить. А если проголосуете за других, вам никто больше руки не подаст и вы низвергнетесь в пропасть. Структурные реформы, которые вынужденно проводятся в проблемных странах, заведомо не могут проводиться демократическим путем. Пока в Италии действовало технократическое правительство Монти, что-то делалось. Проводились реформы, люди терпели.

Сейчас пройдут выборы, и я сомневаюсь, что там непременно поддержат партии, которые предложат и дальше затягивать пояса.

Я.Л.: Самой болевой точкой для Европы была Греция. Население должно было пойти на огромные жертвы. И пока нельзя сказать, чтобы события там развивались недемократическим путем.

Прошли выборы, победила партия, которая выступала за проведение болезненных реформ. И все-таки большинство проголосовало именно за них.

В Европе механизм принятия решений таков, что прежде чем пойдут какие-либо изменения, абсолютно все должны с ними согласиться. Неизбежно некоторые лидирующие страны принимают на себя большие инициативы, чтобы выработать решение и убедить в его верности остальных. Но рамки демократического процесса соблюдаются. Для Европы это действительно был своего рода тест на устойчивость демократии, пока она его выдерживает.

Но как все это объяснить бюргеру

"МН": Тогда что мы подразумеваем под демократией? Только выборы? Политики все больше зависят от текущих политических циклов. В результате дилемма: делать что-то непопулярное сейчас, что даст положительный эффект для нации в будущем, либо ориентироваться на сегодняшние требования избирателей. Стать правительством смертников, затеяв глубокие, болезненные реформы и "пролететь" на следующих выборах? Или, потворствуя электорату, проводить лишь незначительные изменения, но иметь перспективу быть переизбранным?

Ф.Л.: Европейская интеграция никогда не была демократическим проектом.

Была элитарная идея, несколько интеллектуалов придумали гениальную схему, как выходить из ситуации тотальной послевоенной ненависти и разрухи. Им тогда надо было Нобелевскую премию давать, а не сейчас, когда это стало похоже на пародию. Но до начала XXI века европейским элитам удавалось объяснить гражданам, почему и им это выгодно. И недемократичность не была препятствием. Сейчас этот механизм-связка перестает работать. "Верхи" понимают, что надо делать - банковский союз, регуляторы, федерализация, но не могут объяснить этого простым жителям Европы. Германии выгоднее тащить Грецию при всех издержках, чем допустить там отмену евро, потому что Германия в любом случае главный бенефициар даже при тех расходах, которые несет. Переход на единую европейскую валюту тоже был непростым, мы помним. Но тогда можно было сказать: видите, вот здесь транзакционные издержки исчезают, здесь расходы снижаются. А сейчас очень трудно объяснить бюргеру, который говорит: почему я должен платить за каких-то греков?

Я.Л.: В следующем году, когда в Германии пройдут выборы, мы и узнаем, можно ли все это объяснить бюргеру.

Богатые станут потреблять меньше, или Защитим либерализм

"МН": Американский историк говорил: демократия в США - это не столько демократия в поисках братства, сколько демократия выгоды. Демократия в целом была эффективна, пока решения принимали высшие слои обществ, а маргинальные не были вовлечены в процесс. Сегодня - то ли из-за доведенной почти до абсурда толерантности, то ли из-за технологической революции и необходимости учитывать интересы новых слоев избирателей, то ли из-за кризиса - мы видим все большую поляризацию электората вкупе с его растущей раздраженностью. Все это соответственно сказывается на политическом процессе, который становится каким-то черно-белым.

Я.Л.: Возможно, мы видим эффект де Токвиля, когда достижение достаточно высокого уровня благосостояния в разных странах приводит к тому, что люди хотят большего по сравнению с тем, что может дать им экономическая или политическая система. Это прежде всего касается развивающихся стран, таких как Россия или Бразилия.

Они подходят к той черте, за которой начинается качественный перелом: ставший более богатым средний класс начинает предъявлять новые требования. Он уже хочет быть задействованным в политическом процессе и требует тех прав, которые прежде были лишь у элиты.

"МН": Но почему при этом мы имеем маргинализацию требований? Введем драконовские налоги для богатых, обеспечим пособиями всех бедных. Просматривается левый уклон в ответ на все несправедливости мира.

Ф.Л.: Думаю, причина в том, что социально-экономическая система, которая была предназначена для одной территории, имеет ныне совершенно другой охват. Европейские жители фактически вынуждены конкурировать с азиатскими производителями и жить в условиях, когда огромные массы людей на другом уровне развития соцзащиты становятся "законодателями мод" в мировой экономике. С одной стороны, растет средний класс в таких странах, как Китай или Индия, где рост прослойки на один процент сразу дает десятки миллионов людей. С другой стороны, в Америке бьют тревогу, что средний класс нищает и размывается на фоне растущего расслоения. Это порождает настроения, которые я бы назвал протекционистскими в широком смысле слова. Это не просто тарифные барьеры. Это призывы защитить свою идентичность, сократить приток мигрантов и социальную помощь чужим. Неуверенность в завтрашнем дне порождает ожидания, что государство защитит, что, кстати, тоже стимулирует процесс усиления роли государства.

"МН": То есть те метания, которые мы видим у избирателей, - это на самом деле поиск неких консервативных опор?

Ф.Л.: Это поиск хоть каких-нибудь опор. К примеру, в Голландии всеми силами хотят сохранить ультралиберальные нормы жизни, которые подвергаются атаке со стороны мигрантов - выходцев из мусульманских стран, которые требуют уважать их традиционализм. Голландцы говорят примерно так: мы либералы и не позволим лишить нас наших либеральных свобод. При том, что ксенофобия всегда была скорее консервативна, здесь имеет место обратная логика. Основа этого - неуверенность в своем завтра. Я.Л.: Сила развивающихся рынков - растущая сила среднего класса. В слабости потребления среднего класса в этих странах и заложен их потенциал роста. У развитых стран, напротив, относительная слабость среднего класса и снижение возможностей для роста потребления. В последние десятилетия в мире как раз складывались так называемые глобальные дисбалансы: очень высокий, выше всяких норм, уровень потребления на Западе, тогда как в Азии население в основном сберегало и не выступало - в силу культурных, исторических и других причин - главным драйвером экономического роста. Сейчас эти глобальные дисбалансы начинают сглаживаться.

Что происходит в рамках трансформации? К примеру, повышается норма сбережения в Америке, которая прежде была чуть не отрицательной. Американцы тратили практически все, что зарабатывали, плюс расходы в кредит. Сейчас это постепенно приходит хоть в какую-то соразмерность с тем, что должно быть.

"МН": А где в этих тенденциях Россия?

Я.Л.: Россия в тенденции развивающихся рынков, то есть усиления и расширения среднего класса. Потенциал для роста потребления у класса очень высокий, намного выше, чем в развитых странах. Если в среднем долг домохозяйств в развитых странах может превышать 60, даже 80% ВВП, в России он составляет 10% . То есть возможностей для того, чтобы средний класс продолжал потреблять и являлся важным драйвером экономического роста, у России достаточно.

Маркса больше нет

"МН": Но есть и другая сторона. Когда пришло осознание, что следующее поколение впервые за много десятилетий может жить хуже предыдущего, даже в Америке наступило уныние. Соответственно это порождает страхи, которые влияют и на социально-политические процессы. Ф.Л.: Главная беда, на мой взгляд, вот в чем: да, есть чувство исчерпания модели и неизбежности ухудшения. Но при этом не видно никаких альтернатив, что соответственно и порождает чувство безысходности. Прежде Запад имел две базовые модели: есть правые, которые за "больше рынка - меньше государства", и есть левые, которые за "все наоборот". Одни - за инициативу, другие - за справедливость. Сейчас разница почти стерлась. Она есть на словах и в отдельных проявлениях, скажем, в виде 75-процентного налога на роскошь, введенного президентом Франции. Но это скорее экстравагантная мера, которая всех поставила больше в тупик, нежели показала путь к решению.

Или Греция, голосовавшая за реформы. Думаю, все же не за реформы. Там голосовали от полной депрессии! Они вообще не понимают, что происходит. Одни говорят: все будет плохо, но нам будут давать немножко денег, как-нибудь прорвемся. Другие говорят: нет, это не годится, надо по-другому! А как по-другому?

Несколько лет назад в Америке ряд ведущих пропагандистов носились с идеей страшной новой глобальной конфронтации - либеральный капитализм против авторитарного. Западная модель против китайской и российской. Нам угрожает недемократический рынок! Прошло время, и стало понятно: ни Россия, ни даже Китай другой моделью не являются. В итоге вновь ощущение полной потери перспективы выбора политик.

"МН": Вы имеете в виду, что раньше были две мировые альтернативы развития - капитализм и социализм?

Ф.Л.: Да, люди могли не разделять эти взгляды. Но они знали: есть другая модель, и если мы не справимся, придут злобные левые и начнут наводить свои порядки. Это стимулировало и побуждало к действиям. А сейчас все размылось.

Я.Л.: В 80-90-х годах был кризис левой модели: крах Советского Союза, удар по социал-демократическим моделям в Европе. Думаю, левая модель должна переродиться и воссоздаться в ином обличье. В каком - пока вопрос открытый. Но мир, я убежден, идет к множественности моделей, а не к одной, именно это будет самым важным результатом кризиса.

В 1990-е говорили, что все мы идем к одной модели. Сегодня возникло понимание: есть азиатская альтернатива - достаточно успешный и богатый опыт модернизации, который, кстати, также завязан на государственно-частное партнерство, взаимодействие с мировым рынком и успешное встраивание в глобализацию. Именно эти факторы, а не узконациональное толкование "левизны" и "правизны", будут определять успешность новых моделей.

Теория выскакивания из колеи

"МН": Так ли очевидна перспектива этой множественности? Жил-был Китай. Шел шел по своему особому пути, а потом "врезался" в коррупцию - проблему, которую прошли все западные страны на определенном этапе развития. Западный мир любит давать линейные прогнозы относительно развития Азии, при том что эта линейность не работает даже внутри самих западных сообществ. Но вдруг азиатские сообщества просто пойдут в конечном итоге по западному пути?

Ф.Л.: Все проходят примерно через одни стадии роста, и как бороться с коррупцией, если захотеть, в общем, понятно. Но где альтернатива моделей?

Во-первых, китайская система очень тесно привязана к культуре, невозможно взять и перенести ее за пределы пусть и большого, но специфического угла мира. Во-вторых, она работает, встраиваясь в другую модель, построенную Западом, что означает и ограничения. Скажем, китайцы уже поняли: опора на экспорт и такая степень зависимости от других стран и политик чревата. Далее вопрос: если они попытаются отползти немного от этой глобализации, что будет? Своя модель? Или то, что было на Западе, но сто лет назад? Здесь ясности нет, мне кажется. И та необычная для страны нервозность, которую мы наблюдали в уходящем году, - свидетельство того, что там обеспокоились о будущем развитии.

Я.Л.: Экономисты весьма скептичны по поводу возможности одной страны полностью перенять то, что происходит в другой. Как говорится, "мишень всегда движется". Все страны различаются по своей истории и тому, как они шли к той или иной модели на протяжении своей истории. Это называется path dependence, теория колеи. И очень интересно посмотреть, как эти колеи разнятся по странам и регионам. Вот азиатская модель. Но она не навсегда останется экспортно ориентированной и уже эволюционирует во что-то другое. Китай переключает скорости; не экспорт должен стать главным средством развития, а потребление. Тот самый средний класс.

В западных странах обратный процесс. Средний класс остается важным источником экономического роста, но это уже в меньшей степени будет потребление с точки зрения вектора изменения.

Где я? Беспокоюсь

"МН": Запад мечется между дефицитом и расходами, известные люди покидают родину, Азия познает вкус жизни. В общем, весь мир трясет. Мы тоже в тренде?

Ф.Л.: Мы в тренде в том смысле, что у нас тоже ничего не понятно. Путин в своей предвыборной статье правильно написал: постсоветская эпоха окончена, повестка дня, с ней связанная, исчерпана. Эти 20 лет мы прожили, беря в качестве точки отсчета конец Советского Союза во всех смыслах - экономическом, политическом, социальном. Если говорить о международной политике, смысл был в том, что мы всем докажем: нас рано списали! Доказали. Как могли и до той степени, до какой было возможно, но доказали. Дальше в этой "колее" оставаться невозможно. Когда во второй половине нулевых попытались соорудить некую новую идеологическую оболочку из отдельных советских элементов, быстро стало ясно: ничего не получается, больше из этих образов ничего не выжать. И снова неопределенность, потому что все равно нужна новая идентичность.

Мы находимся в состоянии транзита непонятно куда в мире, который находится в том же состоянии. Мне кажется, наша власть сейчас в буквальном смысле охранительная. Пытается охранять то, что есть. Главная идея - какой кошмар, как страшно жить! Отсюда попытки отгородиться на всех уровнях от законов по НКО и усыновлению детей до восклицаний "не позволим погубить нашу промышленность!" после вступления в ВТО. Изменилась тональность властей: вдруг заговорили, что нужна какая-то солидарность, мораль. По-человечески понятно. Просто Путин откровенно говорит об этом, а другие лидеры более изощренно делают вид, что знают, что они делают.

Я.Л.: У России нет четкого видения, в каком направлении модернизироваться. Вот, скажем, инвестиционный рост: страна должна расти за счет инвестиций. Но что необходимо сделать, чтобы достичь этого результата, непонятно. Мы видим, что главная экономическая проблема - отток капитала, который нейтрализует все дивиденды, получаемые экономикой от высоких цен на нефть.

При этом модель развития 2000-х, основанная на высоких ценах на нефть, исчерпана, и затухающие темпы экономического роста тому подтверждение. Возможно, отток капитала сослужит даже конструктивную роль, подтолкнув к принятию тяжелых решений.

"МН": Глобальные проблемы - американский fiscal cliff, мрачные прогнозы по поводу того, что будет, если годовые темпы роста в Китае упадут ниже 6%, ну и, конечно, сланцевая революция, которую в конце концов даже мы признали, - касаются нас? Я.Л.: Вся проблема в том, что они в первую очередь нас и касаются. Что бы ни случилось, пусть даже относительно малозначимое в США, Европе, Китае, в большей степени сказывается на наших финансовых рынках, чем на Турции или Бразилии. Связано это как раз с тем, что у страны нет четко выраженного вектора движения. Как флюгер - куда подует, туда и повернет.

"МН": Если вы оба исходите из того, что в трансформации пребывает весь мир, то о каком векторе в принципе мы можем говорить в отдельно взятой стране, у которой проблемы и с идентификацией, и с социально-политическими традициями, и с экономикой? Получается, Франция, Америка могут не иметь вектора, а мы должны? Ф.Л.: Да, когда непонятно, куда все движется, вектор выдерживать трудно и даже бессмысленно. Но это касается положения страны относительно окружающего. Относительно самой себя понимание быть должно. Страна не может находиться в состоянии сиюминутного конъюнктурного реагирования на то, что происходит лишь здесь и сейчас. В этом смысле Путин смелый человек: возвращаясь во власть, он знал, что берет управление ситуацией, которую фактически не может контролировать.

"МН": Возможно, сам Путин оценивает ситуацию иначе...

Ф.Л.: Думаю, и Путин это понимает.

Пока была советская инерция, она, как ни странно, еще держала. Сейчас даже такие, казалось бы, базовые вещи как светский и многонациональный характер государства под вопросом. Со светскостью вдруг возникли сомнения: а хорошо ли это и не надо ли добавить духовности? Призывы "хватит кормить Кавказ!" - это не просто безответственность отдельных граждан. Мы перестаем быть империей, но мы не можем стать национальным государством.

Я.Л.: Формулировка национальной идеи и выработка вектора сегодня намного сложнее, чем 20-40 лет назад, когда в отдельной теплой комнате было можно создать тот микроклимат, который устраивал. Сегодня весь мир - проходной двор. И внешние эффекты воздействия одной страны на другую настолько значимы, что формирование любой национальной модели не может не учитывать глобальных факторов.

Проблема самоидентификации также с этим связана - надо оценивать себя в постоянно меняющемся контексте.

Из "Искры" разгорелся твиттер "МН": Аспект, который мы практически не затронули, - революция коммуникаций. Массы с гаджетами в руках. Новые технологии влияют на облик мира или их значимость преувеличена? Способствуют ли они расширению знаний или дебилизации людей?

Я.Л.: Возможность для множества людей в развивающихся странах выходить в интернет, узнавать, как живут в других странах, способствует все же не дебилизации, а именно расширению кругозора. Люди получают больше знаний, интеллектуальной свободы.

Ф.Л.: Мне кажется, находясь под впечатлением стремительного развития технологий, мы немного переоцениваем их реальную значимость. В 1905 и 1917 годах твиттера не было, а была газета "Искра" и газета "Правда". Результат был не менее эффективный. Сейчас эту инструментальную функцию выполняет твиттер. Но не он является причиной социальных потрясений. Гаджеты меняют жизнь, но не меняют сути процессов.

Мы живем в эпоху смены модели - западноевропейской модели государства благосостояния

В последние десятилетия в мире складывались так называемые глобальные дисбалансы

В 1905 и 1917 годах твиттера не было, а была газета "Искра" и газета "Правда". Результат был не менее эффективный

Мы находимся в состоянии транзита непонятно куда в мире, который находится в том же состоянии

Весь мир - хаос. Как страшно жить... Фото Cathal McNaughton/Reuters

Ярослав Лисоволик главный экономист, руководитель аналитического департамента "Дойче-банка Россия"

Федор Лукьянов главный редактор журнала "Россия в глобальной политике", председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике

Евросоюз. Исландия. Весь мир. Россия > Госбюджет, налоги, цены > mn.ru, 24 декабря 2012 > № 720692 Федор Лукьянов

Междувластие

Зигмунт Бауман беседует с Винченцо Делла Сала

Зигмунт Бауман – польско-английский социолог, почетный профессор Университета Лидс.

Винсент Делла Сала – Доцент политологии факультета социологии и Школы международных исследований университета Тренто, Италия.

Винсент Делла Сала

Резюме Современный мир живет в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий и от конца истории.

Полный текст будет опубликован в книге «Двадцать способов наладить дела в мире: интервью с ведущими мировыми мыслителями» (Twenty Ways to Fix the World: Interviews with the World's Foremost Thinkers) под редакцией Петра Дуткевича и Ричарда Саквы. Издание выйдет в свет в рамках проекта Совета по исследованиям в области социальных наук и New York University Press (SSRC/NYUP, 2013), осуществляемого при поддержке Мирового общественного форума «Диалог цивилизаций» (Москва – Вена).

Зигмунт Бауман сосредоточился на состоянии непрерывных изменений – Interregnum (междувластия), – в котором пребывает сегодняшний мир. Он полагает, что сейчас мы наблюдаем увеличение разрыва между политикой и властью, между средствами, доступными для осуществления изменений, и масштабами проблем, которые нуждаются в решении. По словам Баумана, в этом новом мире мы живем в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий от конца истории. В таком контексте, по его мнению, Европа по-прежнему остается полем боя, теперь между вестфальской моделью суверенных государств и новыми формами наднациональной политики и управления. Парадоксально, Европа стремится решить эту проблему, включая воссоздание нового социального государства и пространства, с помощью технократических средств неизбираемого бюрократического механизма. Бауман ставит вопрос, который считает ключевым для современной политики: как восстановить социальное государство в условиях глобализации?

Винченцо Делла Сала: – Многие комментарии о нынешнем положении дел в мире отмечены предчувствием беды. Часто проводится параллель с 1930-ми гг. – неустойчивый баланс сил, социальные и политические последствия рабской приверженности ортодоксальной экономической идеологии и «двойной узел», о котором вы упоминали в связи с неадекватностью вестфальского государства в решении проблем, возникших за его пределами. Разделяете ли вы мнение, что мы находимся на пороге социальных, политических и экономических потрясений, политические последствия которых в лучшем случае неясны?

Зигмунт Бауман: – Все зависит от выбора перспективы, говорил Фернан Бродель, имя которого сейчас, увы, почти забыто и не упоминается в дискуссиях. Сравнительные исследования, по самой своей природе имеющие привязку ко времени, по-разному проливают свет на ход событий и придают им иное звучание каждый раз, когда краткосрочная перспектива меняется на долгосрочную. Кризисы 1930-х гг. сегодня можно рассматривать как предсмертную агонию эры строительства государств-наций и «твердой» модернити – с ее абсолютистскими амбициями и, следовательно, тенденцией к тоталитаризму. Как таковая агония сейчас в основном уже позади: скорее это смерть нормативного регулирования, бесконечное дерегулирование и общий упадок общества (в целом полная противоположность амбициям и практикам предыдущей эры). От этого наши нынешние проблемы только обостряются. Если говорить о предыдущей эре – то было время беспрецедентно смелых, даже дерзких, начинаний и самонадеянных планов построить тысячелетний Рейх. Существовала уверенность в том, что, по словам Сталина, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.

Современную эпоху лучше всего сравнивать с ранним, начальным периодом модернити – временем разрушения старого режима, который очевидно утрачивал связь с реальностью, не умея адекватно оценить ни свершения людей, ни их бедственное положение. При этом отсутствовало четкое представление о нарождающихся формах общественной жизни, которые должны были прийти ему на смену (в британской прессе начала XIX века не найдешь и намека на осознание происходящих перемен, которые только к концу столетия стали называть «индустриальной революцией»).

Современные государства – находящиеся в нашем распоряжении политические инструменты высшего порядка – не в состоянии гарантировать неприступность своих собственных бастионов, не говоря уже о завоевании новых крепостей, явно находящихся за пределами их контроля как в пространственном, так и во временном отношении. Я считаю, что несопоставимость временных масштабов, характеризующих события и процессы нашего настоящего и будущего, и жесткие рамки сроков правления государственных администраций – единственно доступных инструментов, обеспечивающих коллективные целенаправленные действия – создает самый сложный «двойной узел», в котором завязаны политические акторы. Правительства прислушиваются к своим избирателям только с прицелом на выборы раз в пять лет. Однако события и процессы, о которых идет речь, начались задолго до того, как они приступили к обязанностям, а реальный масштаб последствий станет ясен заведомо позже окончания срока той или иной администрации.

ВДС: – Вернемся на 20 лет назад, в начало 1990-х годов. Тогда казалось, что будущее принадлежит аморфным и расплывчатым политическим структурам, таким как Европейский союз (его идентичность и принадлежность к нему, а также организация политической власти строились с учетом текучести). Окончание холодной войны способствовало распространению оптимизма, но это был не единственный фактор. Ряд событий после головокружительных дней объединения Германии и Маастрихтского договора – войны в бывшей Югославии, вступление Китая во Всемирную торговую организацию (ВТО), возникновение «государства безопасности» и т.д. – позволял предположить, что мир, возможно, не готов к Европе, а Европа не готова к миру. Используя название главы одной из ваших предыдущих книг, я бы хотел спросить: сегодня мы ближе к миру, который теплее примет Европу, чем 20 лет назад?

ЗБ: – По сути, тогда казалось, что мир стоит на пороге нового мирового порядка и готовится к последнему прыжку. Биполярное противостояние коммунизма и капитализма (или тоталитаризма и демократии) на протяжении полувека успешно маскировало скрытые процессы глобализации и взаимозависимости, которые положили конец почти трем столетиям движения к полному и безраздельному территориальному суверенитету национальных государств, базирующихся на трех китах – экономической, военной и культурной автаркии. Когда биполярный период завершился, многие стали всерьез воспринимать лишенные всякого смысла заявления о «конце истории» в стиле Фукуямы, согласно которым, сметя с пути одно за другим препятствия – последовательные и временные, блокирующие ее движение и замедляющие прогресс, – история достигла или почти достигла предопределенного конечного пункта.

На практике падение Берлинской стены ознаменовало начало эры «междувластия» – обновленной версии идеи Антонио Грамши, состояния, при котором имеющиеся в наличии средства действия уже не работают, а новые, более адекватные способы еще не применяются и даже не изобретены. Это междувластие было обусловлено прогрессирующим отделением власти (способности заставить что-то делать) от политики (способности решать, что делать). В результате возникло несоответствие между задачами и инструментами: с одной стороны, власть все больше становится свободной от политического контроля, а с другой – политика все больше страдает от дефицита власти. Власть становится глобальной и внетерриториальной и вступает в конфликт с политикой, которая осталась такой же территориальной и локальной, как раньше.

Я полагаю, что проблема Европы как мусорной корзины для глобальных вызовов и одновременно ведущей лаборатории, где разрабатываются и тестируются способы и средства противодействия, борьбы и, надо надеяться, полного устранения этих вызовов, с течением времени стала слишком очевидна. Именно внутри Европейского союза и в непосредственной близости ведутся потенциально решающие битвы между остатками поствестфальского порядка и новой, рождающейся в муках наднациональной политикой. Каждая последующая битва, как правило, заканчивается ничьей, в то время как победа в продолжающейся войне отнюдь не предопределена. Но, несмотря на повторяющиеся сигналы тревоги, точка невозврата к устаревшей вестфальской системе на данный момент уже достигнута и, возможно, даже пройдена.

ВДС: – Следующий вопрос вытекает из предыдущего. Видимо, мы просто переживаем период трансформаций и неожиданно болезненно осознали, что старые средства (т.е. вестфальское государство и связанное с ним понятие суверенитета) не могут эффективно справиться с современными вызовами, и нам еще только предстоит придумать, а потом создать то, что придет им на смену?

ЗБ: – Когда больше десяти лет назад я пытался раскрыть значение метафоры «текучесть» применительно к практикуемой сейчас форме общественной жизни, одной из неразгаданных тайн, приковывавших мое внимание, был статус человеческого бытия в условиях «текучей модернити»: являлось ли это намеком, ранней версией, предзнаменованием или предвестником будущего? Или это скорее было временным, переходным, равно как и незавершенным и неустойчивым промежуточным положением, интервалом между двумя совершенно разными, хотя жизнеспособными и долговечными, полноценными и последовательными ответами на вызовы человеческой общности?

Пока я так и не пришел к разгадке, но все же склонен предполагать, что в настоящее время мы переживаем период «междувластия». Прежние способы действия уже не работают. Старый образ жизни, приобретенный через знания или унаследованный, уже не подходит нынешнему conditio humana. А новые способы борьбы с вызовами и образ жизни, более подходящий для изменившихся условий, еще не придуманы, не отлажены и не введены в действие. Мы пока не знаем, какие из существующих форм и установок придется «сделать текучими» и заменить. При этом, кажется, ни одна из них не застрахована от критики и практически все когда-нибудь будут заменены.

Гораздо важнее, что в отличие от наших предков у нас нет четкого представления о конечном «пункте назначения», к которому мы движемся. Это должна быть модель глобального общества, глобальной экономики, глобальной политики, глобальной правовой системы. Вместо этого мы реагируем на недавно возникшие трудности, экспериментируем, блуждаем в темноте. Мы пытаемся уменьшить загрязняющий эффект СО2, демонтировав электростанции, работающие на угле, и заменив их на АЭС, что только пробуждает в памяти призраки Чернобыля и Фукусимы. Мы скорее чувствуем, а не знаем (и многие отказываются это признавать), что власть (способность заставить что-то делать) оказалась отделена от политики (способности решать, что делать, и определять приоритеты). Поэтому, помимо замешательства по поводу того, «что делать», сейчас мы не представляем, «кто будет это делать». Единственные институты коллективного целенаправленного действия, доставшиеся нам от родителей, бабушек и дедушек, находятся в границах национальных государств и явно неадекватны, учитывая глобальные масштабы наших проблем, их причины и последствия.

Разумеется, мы остаемся такими же верными «модернити», как и раньше, но эти «мы» современны и значительно выросли в количестве за последние годы. Вполне можно сказать, что на сегодняшний день все или почти все мы во всех или почти во всех частях планеты стали приверженцами «модернити». А это значит, что сейчас, в отличие от ситуации 10- или 20-летней давности, любые уголки планеты, за редким исключением, подвержены всепоглощающему, неизбежному и неудержимому изменению, которое сегодня называется «модернизацией», и всему, что с этим связано, включая продолжающееся избыточное производство и обусловленную этим социальную напряженность.

Формы современной жизни могут различаться по ряду аспектов, но их общей чертой является хрупкость, скоротечность, уязвимость и постоянная изменчивость. «Быть приверженцем модернити» значит модернизировать – принудительно и одержимо – не только бытие (оставим в стороне привычную идентичность), но и «становление», которое остается незавершенным, не до конца определенным. Любая новая структура, которая приходит на смену предыдущей, как только та будет признана устаревшей и отслужившей свой срок, является лишь краткосрочным решением и объявляется временным – «до особого уведомления». Быть всегда, в любой момент времени, «после чего-то» – тоже неотъемлемая черта «модернити». Время идет, и «модернити» меняет свои формы, как мифический Протей. То, что раньше (ошибочно) называли «постмодерном», а я предпочел более точно назвать «текучей модернити», сводится к все более широкому убеждению, что изменение – единственная неизменность, а неопределенность – единственная определенность. Сто лет назад «быть современным» означало стремиться к «конечному состоянию совершенства», сегодня это означает бесконечность улучшений, без какого-либо «конечного состояния», которое никто не видит и не желает видеть.

ВДС: – Как вы верно подметили, события конца прошлого столетия ошибочно интерпретировались как конец истории. Касательно Европы считалось, что процесс европейской интеграции также ведет к концу истории, поскольку позволяет избавиться от национализма и классового конфликта. Вестфальский порядок, который, как вы подчеркиваете, разрушается и замены ему не видно, по сути, заключался в управлении классовыми отношениями в современном индустриальном мире и национальных интересах. Можно ли сказать, что нынешний экономический кризис в Европе вызывает тревогу именно потому, что столкновение экономических интересов, которое всегда легко помещалось в более широкий исторический контекст, не поддается определению в век «текучести»?

ЗБ: – Можно и так выразиться. Казавшийся прочным каркас, на котором держалась плоть истории, разорван на части, и ни один институт – ни на первый взгляд, ни при тщательном рассмотрении – не в состоянии собрать их воедино. «Экономические интересы» вновь, как и во времена отделения предприятия от домохозяйства (которое Макс Вебер позже определил как момент зарождения индустриальной революции и современного капитализма), оказались в движении и имеют все меньше точек привязки, материальных или концептуальных, которые удерживают их на месте или ограничивают выбор траектории. С точки зрения времени они переходят из одного кризиса в другой, что говорит об очередном раунде перераспределения глобального богатства и перегруппировки глобальных сил. С точки зрения пространства они смещают локальные центры глобальных кризисов: капитализм следует модели паразитических жизненных форм – «организмы-хозяева», приближающиеся к истощению, лишаются своих активов, которые уже не обещают быстрой прибыли от инвестиций, оказываются брошенными на произвол судьбы, – а капитал возобновляет поиск новых, пока не полностью используемых хозяев. В последние 20 лет центр кризисов перемещался из Аргентины в Малайзию, в ельцинскую Россию, Мексику, Исландию, Ирландию, Грецию, а сейчас подбирается к Италии и Испании и угрожает охватить всю «еврозону». Ни одна страна сегодня не застрахована от того, чтобы превратиться в следующее «слабое звено» бессистемной мировой экономики, которую поддерживает бессистемная планетарная политика. Последняя роль, отведенная национальным государствам, этим пережиткам вестфальской системы, – применить права и возможности государства для «легитимного сдерживания», чтобы защитить финансовые рынки от непредсказуемых или намеренно игнорируемых последствий их свободы, а также воскрешать их жертвы, которые могут оказаться очень послушными на следующем этапе паразитической эксплуатации.

ВДС: – Как вы уже упоминали в своих выступлениях, Европа наиболее пригодна в качестве лаборатории для наблюдения за «текучестью» и междувластием. Вы писали, что на данной стадии власть отделяется от политики. Это особенно очевидно на примере Европейского союза, который изо всех сил старался представить аполитичным самый что ни на есть политический процесс строительства нового порядка. Сейчас ЕС находится в поисках консенсуса вокруг формы управления, что ярко иллюстрирует проблему «двойного узла», которую вам удалось идентифицировать. Можно ли сказать, что Евросоюз оказался успешным технократическим экспериментом в политике, но провалился в попытках разработать новые способы сподвигнуть и натаскать власть на решение социальных целей?

ЗБ: – Честно говоря, я не уверен. Полагаю, что Европа мучается под давлением тянущего в разные стороны «двойного узла»: она борется за единую политику, но использует для этой цели совокупность автономных и формально суверенных агентов, которые уполномочены исключительно на легитимацию последовательных шагов на пути к единству. Только представьте себе современные централизованные национальные государства, которые в вопросе интеграции опираются на согласие провинций и округов и одно за другим теряют свои обычные права. Представьте, что ситуация на дорогах современного города будет зависеть от утверждения правил дорожного движения водителями легковых автомобилей и грузовиков. Историю европейской интеграции осложняет резкое несоответствие между целями и средствами, между поставленной задачей и инструментами, выбранными или имеющимися в наличии для ее выполнения. Пограничная линия, разделяющая автономию стран – членов Евросоюза и прерогативы «технократической политики» неизбираемой бюрократии Брюсселя (или на бюрократическом языке – границы между централизованными и «субсидируемыми» функциями), ожесточенно оспаривается. В этой борьбе, которая уже превратилась в необъявленную, но бессрочную войну, обе стороны используют общую для всех бюрократий стратегию: развязать себе руки и как можно крепче связать руки противнику – иными словами, оставить многое на усмотрение и как можно меньше (желательно – ничего) на решение другой стороне. Главный принцип заключается в том, чтобы стать элементом неопределенности в процессе принятия решений другой стороной, но помешать ей сделать то же самое. Членство в Европейском союзе, по сути, является контрактом по принципу «ты – мне, я – тебе», на практике это сводится к тому, что каждая из сторон стремится зарегулировать часть, где речь идет о том, что берется, и дерегулировать часть о том, что дается.

ВДС: – В своей книге «Европа – незавершенное приключение» (Cambridge, Polity Press, 2004) вы указываете на то, как европейская «социальная политика», вдохновляемая христианско-демократическими и социал-демократическими идеями Конрада Аденауэра, Альчиде де Гаспери, Поля-Анри Спаака и Робера Шумана, стала предвестником альтернативы европейскому порядку и международной системе, основанной на силовой политике. Как вы уже подчеркивали в 2004 г., европейская социальная модель подвергается серьезному испытанию, поскольку опирается на разработанные государством решения проблем, возникших за пределами его границ. Вероятно, она не устоит под воздействием нынешнего финансового кризиса, которое уже ощущается от Греции до Ирландии. Очевидным решением кажется попытка реконструировать модель какого-нибудь образцового «европейского» социального государства, начав с политического союза. Однако Евросоюзу, по-видимому, не хватает того, что вы назвали «общим видением коллективной миссии». Нет ли риска, что, как предупреждал Карл Поланьи, в период междувластия целые сообщества, оказавшиеся сейчас под воздействием сил рынка без защиты социальной политики Европы, начнут искать другие решения?

ЗБ: – Вацлав Гавел, который знал практику политических действий лучше многих, если не лучше всех, отмечал: «Чтобы прогнозировать будущее, нужно знать, какие песни хочет петь нация», но тут же добавлял: «Загвоздка в том, что никто не знает, какие песни нация предпочтет в следующем году». Я полностью с ним согласен, поскольку все мои скромные знания ограничиваются политической теорией. Поэтому мой ответ на ваш вопрос – да, подобный риск есть, но любые его оценки можно поставить под сомнение как чистые предположения.

За мою долгую жизнь маятник песенных предпочтений раскачивался в обе стороны. Потребность в социальном государстве (пионерами которого, кстати, были Отто фон Бисмарк и Дэвид Ллойд Джордж) когда-то находилась за пределами понятий левого и правого, потом произошел поворот, и возникла необходимость демонтировать социальное государство и сделать ставку на национальный консенсус. И в том и в другом случаях преобладающее мнение следовало за трансформациями капиталистической экономики, что отражалось в политике государств, ответственных за сохранение условий для регулярного воспроизводства. В первом случае таким условием были успешные сделки купли-продажи между капиталом и рабочей силой. Во втором (и это сохраняется до сих пор, по крайней мере в нашей части планеты) – успешные сделки купли-продажи между клиентом и товаром. Неудивительно, что средства, выделяемые капиталистическим государством на поддержание социального государства, казалось более правильным использовать для «рекапитализации» банков и других кредитных учреждений. Однако нетрудно догадаться, что такой сдвиг ведет к ослаблению взаимопонимания между государствами и их гражданами – хотя и отражается не столько в песнях, сколько в растущем недоверии к существующим политическим институтам и процедурам, а также в политической апатии.

Здесь следует сделать одно замечание, вернее поставить один важный вопрос, который никогда раньше должным образом не ставили и уж тем более не пытались решить. Как далеко можно зайти, защищая остатки социального государства с помощью средств, находящихся в распоряжении одного государства или даже целой группы? Может быть, социальное государство ощутит себя реально защищенным только в рамках социальной планеты? Не правда ли, важный вопрос, требующий тщательного пересмотра аксиологических и телеологических основ идеи социального государства – и еще до того, как можно будет приступить к замыслу создания пока не существующих политических институтов, в которых будет учтена необходимость такого пересмотра. И все это придется делать в условиях сокращения, а не увеличения ресурсов планеты (возьмите, к примеру, недавно опубликованное детальное исследование Харальда Вельцера о надвигающихся «климатических войнах»). В общем, жюри присяжных пока совещается и вряд ли скоро вернется с вердиктом, который поддержат все.

ВДС: – В книге «Культура как практика» (London, Sage, 1999) вы пишете: «“Мы”, которое складывается из включенности, приемлемости и удостоверяемости, – это пространство вознаграждающей безопасности, отгороженное (хотя далеко не всегда так надежно, как хотелось бы) от пугающей дикости внешнего мира, населенного “ими”. Безопасность не будет обеспечена, если этим “нам” не будет доверено право принимать кого-то в свои ряды, а также защищать тех, кто уже принят». Когда мы пытаемся заглянуть за пределы «междуцарствия» и вновь используем Европу как лабораторию, считаете ли вы необходимым появление европейского «мы», чтобы можно было воссоздать социальную Европу вне рамок национальных государств?

ЗБ: – Это действительно должно стать первым шагом, хотя только первым, и, по всей вероятности, уже ориентированным на «социальную планету» и Европу, осознающую свою глобальную ответственность и берущую на себя эту роль. В общих чертах это изложено десять лет назад в моей книге «Европа – незавершенное приключение» и более детально представлено в недавнем исследовании Ульриха Бека о «космополитике». Однако добиться появления и укрепления «европейского “мы”» можно только в сочетании с замыслом создания и введения в действие институтов, вобравших в себя опыт «европейского сообщества»: теория и практика, «институциональная логика» и «мировоззренческая логика» могут идти только параллельно или, вернее, в тесном сплетении, поддерживая и укрепляя друг друга.

ВДС: – Вы пишете, взяв за основу идею Умберто Эко, о способности Европы общаться на особом «наречии» (идиоме), позволяющем ей играть совершенно иную роль в глобальном мире. Если мы более внимательно взглянем на отношения Европы с соседями не только на востоке, но и на южных берегах Средиземного моря, некоторые могут заметить, что Европа и Европейский союз действовали как империя сначала в отношении стран Центральной и Восточной Европы, которые присоединились к ЕС, а сейчас и их окружения. Можете ли вы сказать, что Европа является «исчезающим» посредником, или у нее все еще имеется имперский рефлекс?

ЗБ: – Во всех случаях «мотивирующего воздействия», во всех пограничных случаях, колеблющихся между принуждением и убеждением, распространять «европейское наречие (идиому)» – все равно что балансировать на тонком канате. Здесь нет белого и черного, но есть бесконечное множество оттенков серого. Нет стопроцентной гарантии от «имперского рефлекса» – что удастся полностью, без искажений на практике придерживаться модели «исчезающего посредничества» или «неформального, открытого сотрудничества», как выразился недавно Ричард Сеннетт в Hedgehog Review. Здесь неформальное означает, что правила сосуществования не разработаны и не установлены заранее, а складываются в процессе сотрудничества; открытое означает, что все приглашены одновременно учить и обучаться; а сотрудничество – в отличие от простых дебатов – означает, что участниками движет не желание доказать, что они правы, а все остальные ошибаются – здесь нет победителей и проигравших, потому что все, кто опирается на сотрудничество, становятся мудрее и богаче, приобретая опыт и знания. Невозможно брать на себя ответственность и при этом не учитывать подобные риски.

ВДС: – Вы много пишете о модернити, постмодернити и модернизации. На протяжении последних пяти столетий Европа являлась центром нарратива, связанного с модернити и модернизацией. Считаете ли вы, что она по-прежнему остается таким центром? Или появление новых держав, таких как Китай, Бразилия и ЮАР, испытывающих мощное воздействие современных импульсов, свидетельствует о возможности возникновения множества форм модернити?

ЗБ: – В наше время космических скоростей (используя термин Поля Вирильо) и «информационных магистралей» маршруты вызовов, когда-то территориально привязанные к границам империй/цивилизаций (детально описанные Арнольдом Тойнби), утратили привязку к территориям. Гибриды модернизации не появляются вслед за передвижениями имперских армий и территориальными захватами. Они способны давать всходы в любой части планеты, легко преодолевая огромные расстояния, при этом в каждом случае прослеживаются эндемичные особенности исходной модели «модернити». Многообразия форм «модернити» нельзя избежать. Диверсификация – неотъемлемое следствие нивелирования соблазнов и достижений, так же как дискретность общественного развития неотделима от его непрерывности. Кстати, это самый мощный аргумент в пользу овладения искусством «неформального, открытого сотрудничества», а также применения его на практике и развития в свете предложений, высказанных Ричардом Сеннеттом.

ВДС: – Вы очень ярко описали междуцарствие, характеризующее современную эпоху, а также пролили свет на бурные процессы модернизации. А если мы заглянем в будущее, обнаружим ли мы Протея модернизации в качестве неотъемлемой части социальной жизни? Способна ли текучесть когда-нибудь привести нас к определенности, которая покончит с междувластием? Если нет, что заставит нас почувствовать, что мы уже не находимся в трансформации, а перешли в новую фазу, хотя и нечетко определенную?

ЗБ: – Мы оба можем оказаться правы. В конце концов, это только догадки, и какая из них верна, а какая ошибочна – об этом можно будет судить только по прошествии времени, в ретроспективе. В ситуации междувластия может случиться все что угодно, и ничего нельзя предпринять с полной уверенностью. Только после завершения этого периода победители перепишут историю его поворотов и зигзагов, ссылаясь на «законы истории», и вынесут вердикт на страницах школьных учебников. Возможно, наше междувластие не поддается прогнозированию в большей степени, чем похожие периоды «дезорганизации» в прошлом. Это связано с растущим разрывом между способностью действовать и способностью определять цель действия, т.е. с несоразмерностью средств и целей. Власть дрейфует в «пространстве потоков» Мануэля Кастельса, в то время как политика прочно заблокирована в «местных пространствах». Никто не контролирует власть, а предоставленная сама себе она, как известно, не способна к самоконтролю и не может проводить один и тот же курс сколько-нибудь длительное время. Освобождение власти от политического (или любого другого) контроля ведет к смене полярности в логике «рациональности» Макса Вебера и ее извращению. Получается, что средства «секретируют» или «экссудируют» цели вместо того, чтобы служить им. В результате все – включая политических операторов независимо от их проницательности и прозорливости – постоянно оказываются застигнутыми врасплох и неподготовленными к «событиям».

Может ли такая ситуация длиться до бесконечности? Конечно, нет. Существуют, так сказать, естественные пределы бега по минному полю, если при этом ничего не предпринимать для обезвреживания мин и еще ставить новые. Мины нынешнего междувластия – следствие невозможности поддерживать наш образ жизни, приводящий к обеднению ресурсов планеты и медленной, но верной эрозии жизненных условий. Если к этому прибавить демографический рост (ожидается, что население планеты в ближайшие 20–30 лет достигнет 9 млрд), как наиболее красноречиво и убедительно показал Харальд Вельцер, – ситуация предвещает начало войн за перераспределение дефицитных ресурсов. Предотвратить катастрофу можно, только если будет найдена и применена новая формула человеческого общежития – альтернативная сосредоточенности на «экономическом росте» (и, как следствие, продолжении ухудшения жизненных условий) как на единственном лекарстве от всех социальных недугов. Эту формулу используют и изо всех сил защищают доминирующие сегодня державы. Если ничего не будет предпринято, массы людей будут уничтожаться не по идеологическим причинам, как их дедушки и бабушки. Причиной станут ресурсы, которыми они располагают и которые стремятся сохранить для своего выживания, но на которые кто-то другой положил глаз.

ВДС: – Как писал Грамши, междувластие – это период великой нестабильности, и последние муки старого порядка могут привести к «colpo di coda» (неожиданно перенести в прошлое). Многие в Европе, глядя на опыт Италии, Венгрии и Румынии, опасаются, что последние события – это не предсмертные муки, а неожиданные повороты вспять, которые способны вернуть нас обратно в период нестабильности, а многие процессы, благодаря которым, как мы полагали, была преодолена точка невозврата, пойдут в противоположном направлении. Являются ли эти опасения преувеличением или неопределенность трансформаций открывает пространства для политических и социальных движений, реакция которых на кризисы эксплуатирует отсутствие ясности по поводу пункта назначения и четкой картины в зеркале заднего вида?

ЗБ: – Древний библейский призыв «Вернитесь к своим кущам, сыны Израиля!» кажется пророческим, если взглянуть на перспективы развития событий, о которых вы говорите. Ксенофобия, желание отгородиться от «чужаков» и держать их на расстоянии или вообще избавиться от них раз и навсегда, распространяются и нарастают везде, включая самые неожиданные регионы, которые пребывали в забвении и, казалось, останутся там еще надолго. Нельзя сказать, что эта неприязнь – нет, ненависть – по отношению к иммигрантам и другим «чужакам» появилась ниоткуда. Наше все более раздробленное общество потребителей, не склонное приветствовать человеческую солидарность, порождает конкуренцию, соперничество, стремление доказать свое превосходство, склонность к агрессии, вытеснению и изоляции. Неприязнь по отношению к другим группам и категориям позволяет людям выпустить пар и хотя бы отчасти избавиться от накопленных страхов и злобы – но это также говорит и о ностальгии по утраченному чувству товарищества и солидарности. Линчевание несчастных иностранцев (и сжигание аллегорических изображений страха и ненависти к «другим»), марши с неонацистской символикой и требованием к правительствам выгнать иммигрантов и не пускать новых, расистские манифестации, поджоги петард и потасовки на футбольных матчах – в тесной компании и при поддержке «таких же, как я»… Все это дает теплое и уютное чувство «мы», которое, пусть ненадолго, создает сильное ощущение «праздника солидарности». Для людей, отягощенных кажущейся непреодолимой неопределенностью, охваченных страхом оказаться брошенными и одинокими, переживающих за собственное бессилие и ничтожность, это действительно «манна небесная». Порция «солидарности по выходным» помогает нам пережить еще одну неделю ее очевидного и болезненного отсутствия. Ваш список стран будет расширяться, пока этот «эрзац солидарности» останется единственным, что способно предложить наше общество тем, кто в этом нуждается.

ВДС: – Вы сказали, что, в отличие от наших предков, у нас нет конечного пункта назначения или, если хотите, проекта, который определил бы нашу цель, что дало бы нам ощущение заданного направления и позволило начать определять «глобальное общество», «глобальную экономику» и «глобальную политику». Кто эти «мы», которые способны сформировать это глобальное общество и глобальную политику? Если одной из составляющих модернизации является стремление уничтожить все остатки вестфальской системы, то «мы» – это совокупность индивидуумов, облеченных правами? Или мы уже можем начать лицезреть формирование глобального гражданского общества, которое более способно на рефлексию и политическое самосознание? Сможет ли глобальное общество и глобальная политика, о которых вы говорите, обеспечить предпосылки для преодоления нынешнего состояния хрупкости? Обеспечить прочность, которая сегодня кажется иллюзорной?

ЗБ: – «Глобальная политика» (другими словами – новый брачный союз власти и политики, но на этот раз на глобальном уровне) является не самоцелью, а средством достижения целей – всех и каждой в отдельности. Замысел, разработка и воплощение в жизнь институтов «глобальной политики» – на мой взгляд, это «мета-задача» или «мета-условие», которое должно быть выполнено, чтобы все недуги, поразившие человеческую среду обитания, включая хрупкость условий человеческого существования, были излечены или хотя бы ослаблены. Иными словами, это необходимое, но недостаточное условие для подобного излечения или ослабления недугов. Без этого у нас не будет инструментов, подходящих для эффективного выполнения задачи.

А эта задача состоит – ни больше ни меньше – в радикальном изменении сегодняшнего образа жизни на индивидуальном и общественном уровне. Не обладая пророческим даром, я не могу, находясь в данной точке пространства и времени, предсказать, какую форму в конечном итоге примет это изменение, и не могу прогнозировать его содержание. Ни форма, ни содержание не предопределены, они возникнут в процессе изменения. Вполне вероятно, однако, что изменения повлекут за собой ниспровержение потребительской формулы решения проблем и поисков счастья. Замену нынешнего типа общежития, который напоминает социальную фабрику конкуренции и соперничества, на нечто иное – социальную фабрику солидарности и взаимного доверия. Восстановление взаимной ответственности сообщества и индивидуума. Это должно стать основополагающим принципом человеческого единения, главным мерилом человечности. Это необходимо, если мы хотим, чтобы изменения привели нас к излечению социальных недугов, лежащих в основе наших нынешних и будущих проблем.

ВДС: – И последнее: послевоенный консенсус, основанный на либерализме, сыграл ведущую роль в распространении коллективной ответственности за риск в индустриально развитом обществе. Сможем ли мы построить глобальную политику, способную воссоздать эту коллективную ответственность, противостоять глобальным финансовым рынкам и меркантилизации социальной жизни?

ЗБ: – Все познается на практике. Сможем ли мы сделать то, о чем вы спрашиваете, покажут только предпринимаемые усилия. С определенной степенью уверенности можно сказать только одно: будущее человечества (если у человечества действительно есть будущее) зависит от нашей готовности пытаться и от успешности этих попыток.

Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 2909715 Зигмунт Бауман, Винсент Делла Сала

Междувластие

Резюме: Современный мир живет в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий и от конца истории.

Полный текст будет опубликован в книге «Двадцать способов наладить дела в мире: интервью с ведущими мировыми мыслителями» (Twenty Ways to Fix the World: Interviews with the World's Foremost Thinkers) под редакцией Петра Дуткевича и Ричарда Саквы. Издание выйдет в свет в рамках проекта Совета по исследованиям в области социальных наук и New York University Press (SSRC/NYUP, 2013), осуществляемого при поддержке Всемирного политического форума «Диалог цивилизаций» (Москва – Вена).

Зигмунт Бауман сосредоточился на состоянии непрерывных изменений – Interregnum (междувластия), – в котором пребывает сегодняшний мир. Он полагает, что сейчас мы наблюдаем увеличение разрыва между политикой и властью, между средствами, доступными для осуществления изменений, и масштабами проблем, которые нуждаются в решении. По словам Баумана, в этом новом мире мы живем в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий от конца истории. В таком контексте, по его мнению, Европа по-прежнему остается полем боя, теперь между вестфальской моделью суверенных государств и новыми формами наднациональной политики и управления. Парадоксально, Европа стремится решить эту проблему, включая воссоздание нового социального государства и пространства, с помощью технократических средств неизбираемого бюрократического механизма. Бауман ставит вопрос, который считает ключевым для современной политики: как восстановить социальное государство в условиях глобализации?

Винченцо Делла Сала: – Многие комментарии о нынешнем положении дел в мире отмечены предчувствием беды. Часто проводится параллель с 1930-ми гг. – неустойчивый баланс сил, социальные и политические последствия рабской приверженности ортодоксальной экономической идеологии и «двойной узел», о котором вы упоминали в связи с неадекватностью вестфальского государства в решении проблем, возникших за его пределами. Разделяете ли вы мнение, что мы находимся на пороге социальных, политических и экономических потрясений, политические последствия которых в лучшем случае неясны?

Зигмунт Бауман: – Все зависит от выбора перспективы, говорил Фернан Бродель, имя которого сейчас, увы, почти забыто и не упоминается в дискуссиях. Сравнительные исследования, по самой своей природе имеющие привязку ко времени, по-разному проливают свет на ход событий и придают им иное звучание каждый раз, когда краткосрочная перспектива меняется на долгосрочную. Кризисы 1930-х гг. сегодня можно рассматривать как предсмертную агонию эры строительства государств-наций и «твердой» модернити – с ее абсолютистскими амбициями и, следовательно, тенденцией к тоталитаризму. Как таковая агония сейчас в основном уже позади: скорее это смерть нормативного регулирования, бесконечное дерегулирование и общий упадок общества (в целом полная противоположность амбициям и практикам предыдущей эры). От этого наши нынешние проблемы только обостряются. Если говорить о предыдущей эре – то было время беспрецедентно смелых, даже дерзких, начинаний и самонадеянных планов построить тысячелетний Рейх. Существовала уверенность в том, что, по словам Сталина, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.

Современную эпоху лучше всего сравнивать с ранним, начальным периодом модернити – временем разрушения старого режима, который очевидно утрачивал связь с реальностью, не умея адекватно оценить ни свершения людей, ни их бедственное положение. При этом отсутствовало четкое представление о нарождающихся формах общественной жизни, которые должны были прийти ему на смену (в британской прессе начала XIX века не найдешь и намека на осознание происходящих перемен, которые только к концу столетия стали называть «индустриальной революцией»).

Современные государства – находящиеся в нашем распоряжении политические инструменты высшего порядка – не в состоянии гарантировать неприступность своих собственных бастионов, не говоря уже о завоевании новых крепостей, явно находящихся за пределами их контроля как в пространственном, так и во временном отношении. Я считаю, что несопоставимость временных масштабов, характеризующих события и процессы нашего настоящего и будущего, и жесткие рамки сроков правления государственных администраций – единственно доступных инструментов, обеспечивающих коллективные целенаправленные действия – создает самый сложный «двойной узел», в котором завязаны политические акторы. Правительства прислушиваются к своим избирателям только с прицелом на выборы раз в пять лет. Однако события и процессы, о которых идет речь, начались задолго до того, как они приступили к обязанностям, а реальный масштаб последствий станет ясен заведомо позже окончания срока той или иной администрации.

ВДС: – Вернемся на 20 лет назад, в начало 1990-х годов. Тогда казалось, что будущее принадлежит аморфным и расплывчатым политическим структурам, таким как Европейский союз (его идентичность и принадлежность к нему, а также организация политической власти строились с учетом текучести). Окончание холодной войны способствовало распространению оптимизма, но это был не единственный фактор. Ряд событий после головокружительных дней объединения Германии и Маастрихтского договора – войны в бывшей Югославии, вступление Китая во Всемирную торговую организацию (ВТО), возникновение «государства безопасности» и т.д. – позволял предположить, что мир, возможно, не готов к Европе, а Европа не готова к миру. Используя название главы одной из ваших предыдущих книг, я бы хотел спросить: сегодня мы ближе к миру, который теплее примет Европу, чем 20 лет назад?

ЗБ: – По сути, тогда казалось, что мир стоит на пороге нового мирового порядка и готовится к последнему прыжку. Биполярное противостояние коммунизма и капитализма (или тоталитаризма и демократии) на протяжении полувека успешно маскировало скрытые процессы глобализации и взаимозависимости, которые положили конец почти трем столетиям движения к полному и безраздельному территориальному суверенитету национальных государств, базирующихся на трех китах – экономической, военной и культурной автаркии. Когда биполярный период завершился, многие стали всерьез воспринимать лишенные всякого смысла заявления о «конце истории» в стиле Фукуямы, согласно которым, сметя с пути одно за другим препятствия – последовательные и временные, блокирующие ее движение и замедляющие прогресс, – история достигла или почти достигла предопределенного конечного пункта.

На практике падение Берлинской стены ознаменовало начало эры «междувластия» – обновленной версии идеи Антонио Грамши, состояния, при котором имеющиеся в наличии средства действия уже не работают, а новые, более адекватные способы еще не применяются и даже не изобретены. Это междувластие было обусловлено прогрессирующим отделением власти (способности заставить что-то делать) от политики (способности решать, что делать). В результате возникло несоответствие между задачами и инструментами: с одной стороны, власть все больше становится свободной от политического контроля, а с другой – политика все больше страдает от дефицита власти. Власть становится глобальной и внетерриториальной и вступает в конфликт с политикой, которая осталась такой же территориальной и локальной, как раньше.

Я полагаю, что проблема Европы как мусорной корзины для глобальных вызовов и одновременно ведущей лаборатории, где разрабатываются и тестируются способы и средства противодействия, борьбы и, надо надеяться, полного устранения этих вызовов, с течением времени стала слишком очевидна. Именно внутри Европейского союза и в непосредственной близости ведутся потенциально решающие битвы между остатками поствестфальского порядка и новой, рождающейся в муках наднациональной политикой. Каждая последующая битва, как правило, заканчивается ничьей, в то время как победа в продолжающейся войне отнюдь не предопределена. Но, несмотря на повторяющиеся сигналы тревоги, точка невозврата к устаревшей вестфальской системе на данный момент уже достигнута и, возможно, даже пройдена.

ВДС: – Следующий вопрос вытекает из предыдущего. Видимо, мы просто переживаем период трансформаций и неожиданно болезненно осознали, что старые средства (т.е. вестфальское государство и связанное с ним понятие суверенитета) не могут эффективно справиться с современными вызовами, и нам еще только предстоит придумать, а потом создать то, что придет им на смену?

ЗБ: – Когда больше десяти лет назад я пытался раскрыть значение метафоры «текучесть» применительно к практикуемой сейчас форме общественной жизни, одной из неразгаданных тайн, приковывавших мое внимание, был статус человеческого бытия в условиях «текучей модернити»: являлось ли это намеком, ранней версией, предзнаменованием или предвестником будущего? Или это скорее было временным, переходным, равно как и незавершенным и неустойчивым промежуточным положением, интервалом между двумя совершенно разными, хотя жизнеспособными и долговечными, полноценными и последовательными ответами на вызовы человеческой общности?

Пока я так и не пришел к разгадке, но все же склонен предполагать, что в настоящее время мы переживаем период «междувластия». Прежние способы действия уже не работают. Старый образ жизни, приобретенный через знания или унаследованный, уже не подходит нынешнему conditio humana. А новые способы борьбы с вызовами и образ жизни, более подходящий для изменившихся условий, еще не придуманы, не отлажены и не введены в действие. Мы пока не знаем, какие из существующих форм и установок придется «сделать текучими» и заменить. При этом, кажется, ни одна из них не застрахована от критики и практически все когда-нибудь будут заменены.

Гораздо важнее, что в отличие от наших предков у нас нет четкого представления о конечном «пункте назначения», к которому мы движемся. Это должна быть модель глобального общества, глобальной экономики, глобальной политики, глобальной правовой системы. Вместо этого мы реагируем на недавно возникшие трудности, экспериментируем, блуждаем в темноте. Мы пытаемся уменьшить загрязняющий эффект СО2, демонтировав электростанции, работающие на угле, и заменив их на АЭС, что только пробуждает в памяти призраки Чернобыля и Фукусимы. Мы скорее чувствуем, а не знаем (и многие отказываются это признавать), что власть (способность заставить что-то делать) оказалась отделена от политики (способности решать, что делать, и определять приоритеты). Поэтому, помимо замешательства по поводу того, «что делать», сейчас мы не представляем, «кто будет это делать». Единственные институты коллективного целенаправленного действия, доставшиеся нам от родителей, бабушек и дедушек, находятся в границах национальных государств и явно неадекватны, учитывая глобальные масштабы наших проблем, их причины и последствия.

Разумеется, мы остаемся такими же верными «модернити», как и раньше, но эти «мы» современны и значительно выросли в количестве за последние годы. Вполне можно сказать, что на сегодняшний день все или почти все мы во всех или почти во всех частях планеты стали приверженцами «модернити». А это значит, что сейчас, в отличие от ситуации 10- или 20-летней давности, любые уголки планеты, за редким исключением, подвержены всепоглощающему, неизбежному и неудержимому изменению, которое сегодня называется «модернизацией», и всему, что с этим связано, включая продолжающееся избыточное производство и обусловленную этим социальную напряженность.

Формы современной жизни могут различаться по ряду аспектов, но их общей чертой является хрупкость, скоротечность, уязвимость и постоянная изменчивость. «Быть приверженцем модернити» значит модернизировать – принудительно и одержимо – не только бытие (оставим в стороне привычную идентичность), но и «становление», которое остается незавершенным, не до конца определенным. Любая новая структура, которая приходит на смену предыдущей, как только та будет признана устаревшей и отслужившей свой срок, является лишь краткосрочным решением и объявляется временным – «до особого уведомления». Быть всегда, в любой момент времени, «после чего-то» – тоже неотъемлемая черта «модернити». Время идет, и «модернити» меняет свои формы, как мифический Протей. То, что раньше (ошибочно) называли «постмодерном», а я предпочел более точно назвать «текучей модернити», сводится к все более широкому убеждению, что изменение – единственная неизменность, а неопределенность – единственная определенность. Сто лет назад «быть современным» означало стремиться к «конечному состоянию совершенства», сегодня это означает бесконечность улучшений, без какого-либо «конечного состояния», которое никто не видит и не желает видеть.

ВДС: – Как вы верно подметили, события конца прошлого столетия ошибочно интерпретировались как конец истории. Касательно Европы считалось, что процесс европейской интеграции также ведет к концу истории, поскольку позволяет избавиться от национализма и классового конфликта. Вестфальский порядок, который, как вы подчеркиваете, разрушается и замены ему не видно, по сути, заключался в управлении классовыми отношениями в современном индустриальном мире и национальных интересах. Можно ли сказать, что нынешний экономический кризис в Европе вызывает тревогу именно потому, что столкновение экономических интересов, которое всегда легко помещалось в более широкий исторический контекст, не поддается определению в век «текучести»?

ЗБ: – Можно и так выразиться. Казавшийся прочным каркас, на котором держалась плоть истории, разорван на части, и ни один институт – ни на первый взгляд, ни при тщательном рассмотрении – не в состоянии собрать их воедино. «Экономические интересы» вновь, как и во времена отделения предприятия от домохозяйства (которое Макс Вебер позже определил как момент зарождения индустриальной революции и современного капитализма), оказались в движении и имеют все меньше точек привязки, материальных или концептуальных, которые удерживают их на месте или ограничивают выбор траектории. С точки зрения времени они переходят из одного кризиса в другой, что говорит об очередном раунде перераспределения глобального богатства и перегруппировки глобальных сил. С точки зрения пространства они смещают локальные центры глобальных кризисов: капитализм следует модели паразитических жизненных форм – «организмы-хозяева», приближающиеся к истощению, лишаются своих активов, которые уже не обещают быстрой прибыли от инвестиций, оказываются брошенными на произвол судьбы, – а капитал возобновляет поиск новых, пока не полностью используемых хозяев. В последние 20 лет центр кризисов перемещался из Аргентины в Малайзию, в ельцинскую Россию, Мексику, Исландию, Ирландию, Грецию, а сейчас подбирается к Италии и Испании и угрожает охватить всю «еврозону». Ни одна страна сегодня не застрахована от того, чтобы превратиться в следующее «слабое звено» бессистемной мировой экономики, которую поддерживает бессистемная планетарная политика. Последняя роль, отведенная национальным государствам, этим пережиткам вестфальской системы, – применить права и возможности государства для «легитимного сдерживания», чтобы защитить финансовые рынки от непредсказуемых или намеренно игнорируемых последствий их свободы, а также воскрешать их жертвы, которые могут оказаться очень послушными на следующем этапе паразитической эксплуатации.

ВДС: – Как вы уже упоминали в своих выступлениях, Европа наиболее пригодна в качестве лаборатории для наблюдения за «текучестью» и междувластием. Вы писали, что на данной стадии власть отделяется от политики. Это особенно очевидно на примере Европейского союза, который изо всех сил старался представить аполитичным самый что ни на есть политический процесс строительства нового порядка. Сейчас ЕС находится в поисках консенсуса вокруг формы управления, что ярко иллюстрирует проблему «двойного узла», которую вам удалось идентифицировать. Можно ли сказать, что Евросоюз оказался успешным технократическим экспериментом в политике, но провалился в попытках разработать новые способы сподвигнуть и натаскать власть на решение социальных целей?

ЗБ: – Честно говоря, я не уверен. Полагаю, что Европа мучается под давлением тянущего в разные стороны «двойного узла»: она борется за единую политику, но использует для этой цели совокупность автономных и формально суверенных агентов, которые уполномочены исключительно на легитимацию последовательных шагов на пути к единству. Только представьте себе современные централизованные национальные государства, которые в вопросе интеграции опираются на согласие провинций и округов и одно за другим теряют свои обычные права. Представьте, что ситуация на дорогах современного города будет зависеть от утверждения правил дорожного движения водителями легковых автомобилей и грузовиков. Историю европейской интеграции осложняет резкое несоответствие между целями и средствами, между поставленной задачей и инструментами, выбранными или имеющимися в наличии для ее выполнения. Пограничная линия, разделяющая автономию стран – членов Евросоюза и прерогативы «технократической политики» неизбираемой бюрократии Брюсселя (или на бюрократическом языке – границы между централизованными и «субсидируемыми» функциями), ожесточенно оспаривается. В этой борьбе, которая уже превратилась в необъявленную, но бессрочную войну, обе стороны используют общую для всех бюрократий стратегию: развязать себе руки и как можно крепче связать руки противнику – иными словами, оставить многое на усмотрение и как можно меньше (желательно – ничего) на решение другой стороне. Главный принцип заключается в том, чтобы стать элементом неопределенности в процессе принятия решений другой стороной, но помешать ей сделать то же самое. Членство в Европейском союзе, по сути, является контрактом по принципу «ты – мне, я – тебе», на практике это сводится к тому, что каждая из сторон стремится зарегулировать часть, где речь идет о том, что берется, и дерегулировать часть о том, что дается.

ВДС: – В своей книге «Европа – незавершенное приключение» (Cambridge, Polity Press, 2004) вы указываете на то, как европейская «социальная политика», вдохновляемая христианско-демократическими и социал-демократическими идеями Конрада Аденауэра, Альчиде де Гаспери, Поля-Анри Спаака и Робера Шумана, стала предвестником альтернативы европейскому порядку и международной системе, основанной на силовой политике. Как вы уже подчеркивали в 2004 г., европейская социальная модель подвергается серьезному испытанию, поскольку опирается на разработанные государством решения проблем, возникших за пределами его границ. Вероятно, она не устоит под воздействием нынешнего финансового кризиса, которое уже ощущается от Греции до Ирландии. Очевидным решением кажется попытка реконструировать модель какого-нибудь образцового «европейского» социального государства, начав с политического союза. Однако Евросоюзу, по-видимому, не хватает того, что вы назвали «общим видением коллективной миссии». Нет ли риска, что, как предупреждал Карл Поланьи, в период междувластия целые сообщества, оказавшиеся сейчас под воздействием сил рынка без защиты социальной политики Европы, начнут искать другие решения?

ЗБ: – Вацлав Гавел, который знал практику политических действий лучше многих, если не лучше всех, отмечал: «Чтобы прогнозировать будущее, нужно знать, какие песни хочет петь нация», но тут же добавлял: «Загвоздка в том, что никто не знает, какие песни нация предпочтет в следующем году». Я полностью с ним согласен, поскольку все мои скромные знания ограничиваются политической теорией. Поэтому мой ответ на ваш вопрос – да, подобный риск есть, но любые его оценки можно поставить под сомнение как чистые предположения.

За мою долгую жизнь маятник песенных предпочтений раскачивался в обе стороны. Потребность в социальном государстве (пионерами которого, кстати, были Отто фон Бисмарк и Дэвид Ллойд Джордж) когда-то находилась за пределами понятий левого и правого, потом произошел поворот, и возникла необходимость демонтировать социальное государство и сделать ставку на национальный консенсус. И в том и в другом случаях преобладающее мнение следовало за трансформациями капиталистической экономики, что отражалось в политике государств, ответственных за сохранение условий для регулярного воспроизводства. В первом случае таким условием были успешные сделки купли-продажи между капиталом и рабочей силой. Во втором (и это сохраняется до сих пор, по крайней мере в нашей части планеты) – успешные сделки купли-продажи между клиентом и товаром. Неудивительно, что средства, выделяемые капиталистическим государством на поддержание социального государства, казалось более правильным использовать для «рекапитализации» банков и других кредитных учреждений. Однако нетрудно догадаться, что такой сдвиг ведет к ослаблению взаимопонимания между государствами и их гражданами – хотя и отражается не столько в песнях, сколько в растущем недоверии к существующим политическим институтам и процедурам, а также в политической апатии.

Здесь следует сделать одно замечание, вернее поставить один важный вопрос, который никогда раньше должным образом не ставили и уж тем более не пытались решить. Как далеко можно зайти, защищая остатки социального государства с помощью средств, находящихся в распоряжении одного государства или даже целой группы? Может быть, социальное государство ощутит себя реально защищенным только в рамках социальной планеты? Не правда ли, важный вопрос, требующий тщательного пересмотра аксиологических и телеологических основ идеи социального государства – и еще до того, как можно будет приступить к замыслу создания пока не существующих политических институтов, в которых будет учтена необходимость такого пересмотра. И все это придется делать в условиях сокращения, а не увеличения ресурсов планеты (возьмите, к примеру, недавно опубликованное детальное исследование Харальда Вельцера о надвигающихся «климатических войнах»). В общем, жюри присяжных пока совещается и вряд ли скоро вернется с вердиктом, который поддержат все.

ВДС: – В книге «Культура как практика» (London, Sage, 1999) вы пишете: «“Мы”, которое складывается из включенности, приемлемости и удостоверяемости, – это пространство вознаграждающей безопасности, отгороженное (хотя далеко не всегда так надежно, как хотелось бы) от пугающей дикости внешнего мира, населенного “ими”. Безопасность не будет обеспечена, если этим “нам” не будет доверено право принимать кого-то в свои ряды, а также защищать тех, кто уже принят». Когда мы пытаемся заглянуть за пределы «междуцарствия» и вновь используем Европу как лабораторию, считаете ли вы необходимым появление европейского «мы», чтобы можно было воссоздать социальную Европу вне рамок национальных государств?

ЗБ: – Это действительно должно стать первым шагом, хотя только первым, и, по всей вероятности, уже ориентированным на «социальную планету» и Европу, осознающую свою глобальную ответственность и берущую на себя эту роль. В общих чертах это изложено десять лет назад в моей книге «Европа – незавершенное приключение» и более детально представлено в недавнем исследовании Ульриха Бека о «космополитике». Однако добиться появления и укрепления «европейского “мы”» можно только в сочетании с замыслом создания и введения в действие институтов, вобравших в себя опыт «европейского сообщества»: теория и практика, «институциональная логика» и «мировоззренческая логика» могут идти только параллельно или, вернее, в тесном сплетении, поддерживая и укрепляя друг друга.

ВДС: – Вы пишете, взяв за основу идею Умберто Эко, о способности Европы общаться на особом «наречии» (идиоме), позволяющем ей играть совершенно иную роль в глобальном мире. Если мы более внимательно взглянем на отношения Европы с соседями не только на востоке, но и на южных берегах Средиземного моря, некоторые могут заметить, что Европа и Европейский союз действовали как империя сначала в отношении стран Центральной и Восточной Европы, которые присоединились к ЕС, а сейчас и их окружения. Можете ли вы сказать, что Европа является «исчезающим» посредником, или у нее все еще имеется имперский рефлекс?

ЗБ: – Во всех случаях «мотивирующего воздействия», во всех пограничных случаях, колеблющихся между принуждением и убеждением, распространять «европейское наречие (идиому)» – все равно что балансировать на тонком канате. Здесь нет белого и черного, но есть бесконечное множество оттенков серого. Нет стопроцентной гарантии от «имперского рефлекса» – что удастся полностью, без искажений на практике придерживаться модели «исчезающего посредничества» или «неформального, открытого сотрудничества», как выразился недавно Ричард Сеннетт в Hedgehog Review. Здесь неформальное означает, что правила сосуществования не разработаны и не установлены заранее, а складываются в процессе сотрудничества; открытое означает, что все приглашены одновременно учить и обучаться; а сотрудничество – в отличие от простых дебатов – означает, что участниками движет не желание доказать, что они правы, а все остальные ошибаются – здесь нет победителей и проигравших, потому что все, кто опирается на сотрудничество, становятся мудрее и богаче, приобретая опыт и знания. Невозможно брать на себя ответственность и при этом не учитывать подобные риски.

ВДС: – Вы много пишете о модернити, постмодернити и модернизации. На протяжении последних пяти столетий Европа являлась центром нарратива, связанного с модернити и модернизацией. Считаете ли вы, что она по-прежнему остается таким центром? Или появление новых держав, таких как Китай, Бразилия и ЮАР, испытывающих мощное воздействие современных импульсов, свидетельствует о возможности возникновения множества форм модернити?

ЗБ: – В наше время космических скоростей (используя термин Поля Вирильо) и «информационных магистралей» маршруты вызовов, когда-то территориально привязанные к границам империй/цивилизаций (детально описанные Арнольдом Тойнби), утратили привязку к территориям. Гибриды модернизации не появляются вслед за передвижениями имперских армий и территориальными захватами. Они способны давать всходы в любой части планеты, легко преодолевая огромные расстояния, при этом в каждом случае прослеживаются эндемичные особенности исходной модели «модернити». Многообразия форм «модернити» нельзя избежать. Диверсификация – неотъемлемое следствие нивелирования соблазнов и достижений, так же как дискретность общественного развития неотделима от его непрерывности. Кстати, это самый мощный аргумент в пользу овладения искусством «неформального, открытого сотрудничества», а также применения его на практике и развития в свете предложений, высказанных Ричардом Сеннеттом.

ВДС: – Вы очень ярко описали междуцарствие, характеризующее современную эпоху, а также пролили свет на бурные процессы модернизации. А если мы заглянем в будущее, обнаружим ли мы Протея модернизации в качестве неотъемлемой части социальной жизни? Способна ли текучесть когда-нибудь привести нас к определенности, которая покончит с междувластием? Если нет, что заставит нас почувствовать, что мы уже не находимся в трансформации, а перешли в новую фазу, хотя и нечетко определенную?

ЗБ: – Мы оба можем оказаться правы. В конце концов, это только догадки, и какая из них верна, а какая ошибочна – об этом можно будет судить только по прошествии времени, в ретроспективе. В ситуации междувластия может случиться все что угодно, и ничего нельзя предпринять с полной уверенностью. Только после завершения этого периода победители перепишут историю его поворотов и зигзагов, ссылаясь на «законы истории», и вынесут вердикт на страницах школьных учебников. Возможно, наше междувластие не поддается прогнозированию в большей степени, чем похожие периоды «дезорганизации» в прошлом. Это связано с растущим разрывом между способностью действовать и способностью определять цель действия, т.е. с несоразмерностью средств и целей. Власть дрейфует в «пространстве потоков» Мануэля Кастельса, в то время как политика прочно заблокирована в «местных пространствах». Никто не контролирует власть, а предоставленная сама себе она, как известно, не способна к самоконтролю и не может проводить один и тот же курс сколько-нибудь длительное время. Освобождение власти от политического (или любого другого) контроля ведет к смене полярности в логике «рациональности» Макса Вебера и ее извращению. Получается, что средства «секретируют» или «экссудируют» цели вместо того, чтобы служить им. В результате все – включая политических операторов независимо от их проницательности и прозорливости – постоянно оказываются застигнутыми врасплох и неподготовленными к «событиям».

Может ли такая ситуация длиться до бесконечности? Конечно, нет. Существуют, так сказать, естественные пределы бега по минному полю, если при этом ничего не предпринимать для обезвреживания мин и еще ставить новые. Мины нынешнего междувластия – следствие невозможности поддерживать наш образ жизни, приводящий к обеднению ресурсов планеты и медленной, но верной эрозии жизненных условий. Если к этому прибавить демографический рост (ожидается, что население планеты в ближайшие 20–30 лет достигнет 9 млрд), как наиболее красноречиво и убедительно показал Харальд Вельцер, – ситуация предвещает начало войн за перераспределение дефицитных ресурсов. Предотвратить катастрофу можно, только если будет найдена и применена новая формула человеческого общежития – альтернативная сосредоточенности на «экономическом росте» (и, как следствие, продолжении ухудшения жизненных условий) как на единственном лекарстве от всех социальных недугов. Эту формулу используют и изо всех сил защищают доминирующие сегодня державы. Если ничего не будет предпринято, массы людей будут уничтожаться не по идеологическим причинам, как их дедушки и бабушки. Причиной станут ресурсы, которыми они располагают и которые стремятся сохранить для своего выживания, но на которые кто-то другой положил глаз.

ВДС: – Как писал Грамши, междувластие – это период великой нестабильности, и последние муки старого порядка могут привести к «colpo di coda» (неожиданно перенести в прошлое). Многие в Европе, глядя на опыт Италии, Венгрии и Румынии, опасаются, что последние события – это не предсмертные муки, а неожиданные повороты вспять, которые способны вернуть нас обратно в период нестабильности, а многие процессы, благодаря которым, как мы полагали, была преодолена точка невозврата, пойдут в противоположном направлении. Являются ли эти опасения преувеличением или неопределенность трансформаций открывает пространства для политических и социальных движений, реакция которых на кризисы эксплуатирует отсутствие ясности по поводу пункта назначения и четкой картины в зеркале заднего вида?

ЗБ: – Древний библейский призыв «Вернитесь к своим кущам, сыны Израиля!» кажется пророческим, если взглянуть на перспективы развития событий, о которых вы говорите. Ксенофобия, желание отгородиться от «чужаков» и держать их на расстоянии или вообще избавиться от них раз и навсегда, распространяются и нарастают везде, включая самые неожиданные регионы, которые пребывали в забвении и, казалось, останутся там еще надолго. Нельзя сказать, что эта неприязнь – нет, ненависть – по отношению к иммигрантам и другим «чужакам» появилась ниоткуда. Наше все более раздробленное общество потребителей, не склонное приветствовать человеческую солидарность, порождает конкуренцию, соперничество, стремление доказать свое превосходство, склонность к агрессии, вытеснению и изоляции. Неприязнь по отношению к другим группам и категориям позволяет людям выпустить пар и хотя бы отчасти избавиться от накопленных страхов и злобы – но это также говорит и о ностальгии по утраченному чувству товарищества и солидарности. Линчевание несчастных иностранцев (и сжигание аллегорических изображений страха и ненависти к «другим»), марши с неонацистской символикой и требованием к правительствам выгнать иммигрантов и не пускать новых, расистские манифестации, поджоги петард и потасовки на футбольных матчах – в тесной компании и при поддержке «таких же, как я»… Все это дает теплое и уютное чувство «мы», которое, пусть ненадолго, создает сильное ощущение «праздника солидарности». Для людей, отягощенных кажущейся непреодолимой неопределенностью, охваченных страхом оказаться брошенными и одинокими, переживающих за собственное бессилие и ничтожность, это действительно «манна небесная». Порция «солидарности по выходным» помогает нам пережить еще одну неделю ее очевидного и болезненного отсутствия. Ваш список стран будет расширяться, пока этот «эрзац солидарности» останется единственным, что способно предложить наше общество тем, кто в этом нуждается.

ВДС: – Вы сказали, что, в отличие от наших предков, у нас нет конечного пункта назначения или, если хотите, проекта, который определил бы нашу цель, что дало бы нам ощущение заданного направления и позволило начать определять «глобальное общество», «глобальную экономику» и «глобальную политику». Кто эти «мы», которые способны сформировать это глобальное общество и глобальную политику? Если одной из составляющих модернизации является стремление уничтожить все остатки вестфальской системы, то «мы» – это совокупность индивидуумов, облеченных правами? Или мы уже можем начать лицезреть формирование глобального гражданского общества, которое более способно на рефлексию и политическое самосознание? Сможет ли глобальное общество и глобальная политика, о которых вы говорите, обеспечить предпосылки для преодоления нынешнего состояния хрупкости? Обеспечить прочность, которая сегодня кажется иллюзорной?

ЗБ: – «Глобальная политика» (другими словами – новый брачный союз власти и политики, но на этот раз на глобальном уровне) является не самоцелью, а средством достижения целей – всех и каждой в отдельности. Замысел, разработка и воплощение в жизнь институтов «глобальной политики» – на мой взгляд, это «мета-задача» или «мета-условие», которое должно быть выполнено, чтобы все недуги, поразившие человеческую среду обитания, включая хрупкость условий человеческого существования, были излечены или хотя бы ослаблены. Иными словами, это необходимое, но недостаточное условие для подобного излечения или ослабления недугов. Без этого у нас не будет инструментов, подходящих для эффективного выполнения задачи.

А эта задача состоит – ни больше ни меньше – в радикальном изменении сегодняшнего образа жизни на индивидуальном и общественном уровне. Не обладая пророческим даром, я не могу, находясь в данной точке пространства и времени, предсказать, какую форму в конечном итоге примет это изменение, и не могу прогнозировать его содержание. Ни форма, ни содержание не предопределены, они возникнут в процессе изменения. Вполне вероятно, однако, что изменения повлекут за собой ниспровержение потребительской формулы решения проблем и поисков счастья. Замену нынешнего типа общежития, который напоминает социальную фабрику конкуренции и соперничества, на нечто иное – социальную фабрику солидарности и взаимного доверия. Восстановление взаимной ответственности сообщества и индивидуума. Это должно стать основополагающим принципом человеческого единения, главным мерилом человечности. Это необходимо, если мы хотим, чтобы изменения привели нас к излечению социальных недугов, лежащих в основе наших нынешних и будущих проблем.

ВДС: – И последнее: послевоенный консенсус, основанный на либерализме, сыграл ведущую роль в распространении коллективной ответственности за риск в индустриально развитом обществе. Сможем ли мы построить глобальную политику, способную воссоздать эту коллективную ответственность, противостоять глобальным финансовым рынкам и меркантилизации социальной жизни?

ЗБ: – Все познается на практике. Сможем ли мы сделать то, о чем вы спрашиваете, покажут только предпринимаемые усилия. С определенной степенью уверенности можно сказать только одно: будущее человечества (если у человечества действительно есть будущее) зависит от нашей готовности пытаться и от успешности этих попыток.

Зигмунт Бауман – польско-английский социолог, почетный профессор Университета Лидс.

Винченцо делла Сала – профессор Болонского центра Университета Джона Хопкинса.

Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735257 Зигмунт Бауман

В рамках программы «Модернизация парка будущих стратегических самолетов-заправщиков» ВВС Великобритании 19 декабря авиабазе Бриз-Нортон поставлен третий переоборудованный самолет Airbus A330.

Консорциум AirTanker отвечает за поставку 14 конвертируемых транспортных самолетов-заправщиков Airbus, из них три самолета поставлены в этом году. Еще три самолета Voyager должны быть поставлены в течение первой половины 2013 года.

Третья поставка последовала после завершения квалификационного полета второго самолета в Рейкьявик 13 декабря, чтобы получить разрешение от Управления гражданской авиации Великобритании.

Парк «Вояджеров», который придет на смену воздушным танкерам/транспортным самолетам Lockheed TriStars и Vickers VC10, эксплуатируется консорциумом AirTanker, используя собственных гражданских пилотов. Такая схема представляет собой партнерство с частным сектором, которое исполнительный директор AirTanker Фил Бланделл (Phill Blundell) характеризует как предоставление Королевским ВВС Великобритании «новой оперативной гибкости».

С первого «Вояджера», поставленного в апреле, AirTanker выполнил 320 полетов, перевез 160000 пассажиров, свыше 1100 т грузов и отработал более 1140 летных часов, готовность самолетов составил 98%.

«Наши эксплуатационные нагрузки сопоставимы с любой коммерческой авиакомпанией», говорит Бланделл.

По первоначальному плану, самолеты Voyager должны были переоборудованы на предприятии Cobham Aviation Services в аэропорту Борнмут в Дорсете. Однако, чтобы выполнить график поставок AirTanker перевел некоторые работы на завод Airbus Military в Хетафе около Мадрида.

Операции реэкспорта товаров вскоре будут проводиться лишь по разрешению Минэкономразвития. Эксперты объясняют изменение правил подготовкой к одновременному участию Украины в нескольких зонах свободной торговли - в первую очередь с Европейским союзом и странами СНГ. Жесткий контроль должен защитить Украину от обвинений в злоупотреблениях, пишет КоммерсантЪ.В Министерстве экономического развития и торговли (МЭРТ) предлагают ужесточить контроль над операциями реэкспорта иностранных и украинских товаров. Согласно обнародованному вчера законопроекту "О внесении изменений в некоторые законы относительно осуществления инвестирования имущества и имущественных прав за пределы Украины и реэкспорта", Кабмин намерен утверждать перечень товаров, подлежащих реэкспорту, а разрешение на эти операции будет выдавать МЭРТ.

Для реэкспорта импортных товаров компания должна будет подать в МЭРТ копии внешнеэкономических контрактов, разрешение на реэкспорт товара, выданное центральным экономическим органом страны происхождения товара, а также сертификат происхождения товара. Для реэкспорта украинских товаров необходимо предоставить копии внешнеэкономических контрактов, письмо-обращение руководства иностранной компании, в котором объясняются причины реэкспорта, и гарантировать оплату перед госбюджетом. Потребуется и нотариально заверенная выдержка из государственного реестра о регистрации компании. Кроме того, законопроект содержит механизм выдачи лицензий на инвестирование имущества и имущественных прав за рубеж.

В пояснительной записке отмечается, что новые правила необходимы для выполнения Украиной обязательств, взятых в рамках режимов свободной торговли с третьими странами. "В рамках соглашений о свободной торговле, заключенных Украиной, не применяются таможенные пошлины, налоги и сборы, имеющие эквивалентное действие на экспорт или импорт товаров, происходящих из таможенной территории одной из сторон и предназначенных для таможенной территории другой стороны,- говорится в документе.- При этом по взаимной договоренности сторон реэкспорт отдельных товаров по объемам и номенклатуре может ограничиваться. Реэкспорт таких товаров в третьи страны возможен только с письменного разрешения и на условиях уполномоченного органа власти страны происхождения товаров".

Юрист международной фирмы Salans Виктория Фоменко отмечает, что закон о внешнеэкономической деятельности определяет реэкспорт товаров как продажу нерезидентам и вывоз за пределы Украины товаров, которые были ввезены в страну. "Предложенным законопроектом предполагается распространить режим реэкспорта на товары украинского происхождения, которые перепродаются из иностранного государства на таможенную территорию третьих государств",- говорит госпожа Фоменко.

Украина имеет режим свободной торговли с Македонией, со странами СНГ и Европейской ассоциации свободной торговли (Норвегия, Швейцария, Лихтенштейн и Исландия). По словам партнера юрфирмы AstapovLawyers Олега Мальского, нынешний режим внешней торговли не требует жесткого контроля. "Однако потребность в нем появляется в случае либерализации внешней торговли Украины",- уточнил юрист. Переговоры о создании зоны свободной торговли (ЗТС) Украина завершает с Европейским союзом, Канадой и Турцией. При этом, по словам профессора Киевской школы экономики Александра Шепотило, правила осуществления внешней торговли ЕС и так предусматривают жесткий контроль над реэкспортом.

Потребность в контроле со стороны МЭРТ может возникнуть в случае одновременного участия Украины в двух режимах свободной торговли - с СНГ и ЕС, предполагают эксперты. "В такой ситуации механизм реэкспорта может стать инструментом махинаций, что потребует ужесточения контроля",- отметил господин Мальский. Подобные обвинения в адрес Украины выдвигались российскими чиновниками в контексте будущих потерь для РФ от создания ЗТС Украины и ЕС, а также рисков беспошлинного реэкспорта товаров. Поэтому в новую редакцию договора о ЗТС в рамках СНГ был включен пункт, согласно которому Таможенный союз (Россия, Белоруссия, Казахстан) может вводить ограничения в отношении участников соглашения в случае появления проблем в двусторонней торговле, связанных с созданием режима свободной торговли с третьими странами.

Стоимость частных коттеджей в Рейкьявике упала в ноябре на 0,8% в годовом исчислении. Квартиры, наоборот, подорожали на 2,48% за год. За пределами столицы стоимость жилья снизилась на 6,31% - это самый большой годовой спад стоимости жилья с февраля 2010 года.

Как сообщает портал Global Property Guide, цены на недвижимость в Исландии с учетом инфляции снизились в среднем на 29,4% по сравнению с пиковыми показателями первого квартала 2008 года.

Аналитики считают, что жилищный рынок страны останется слабым в ближайшие месяцы, пока правительство пытается рассчитаться с внешними и внутренними долгами.

Напомним, что с 2000 по 2008 годы рынок недвижимости Исландии динамично развивался благодаря активному росту экномики. За эти годы цены на жилье в стране подскочили на 71% с учетом инфляции.

Это еще одна страна Шенгенского соглашения, куда приморцы смогут оформить визы не выезжая за пределы края.

"Это уже 11-я страна, входящая в состав Шенгенского соглашения, куда приморцы могут оформить визы в нашем объединенном визовом центре без выезда за пределы Приморья", - отметила в разговоре с корр. агентства РИА PrimaMedia руководитель центра Владивостока Елена Задворная.

Консульский сбор составляет на сегодня около 1400 рублей (прим: 35 евро), сервисные расходы , т.е. пересылка документов – 800 рублей. В общей сложности вся процедура с учетом отправки и получения документов занимает около 2 недель.

Заявления на получение визы вместе с соответствующими документами после подачи в Визовый сервисный центр передаются в Генеральное Консульство в Москве. Окончательное решение о выдаче или невыдаче визы принимается исключительно посольством (консульством) той страны, которую собирается посетить заявитель. Сам же визовый центр выполняет исключительно административную функцию: проверка, первичная обработка документов и их отправка в дипломатическое учреждение.

Визовый центр располагается на базе офиса компании VFS Global. Он разместится в здании бизнес-центра Fresh Plaza. Для того, чтобы оказаться в помещении центра, достаточно внизу взять пропуск и подняться на 6 этаж в оф.№ 601. Прием и выдача заявлений ведется с 9:00 до 16:00 в будние дни. Кроме того, визовый сервис-центр не выполняет услуги по бронированию билетов на самолеты, по оформлению медстраховки.

Отметим, что сегодня в этом визовом центре можно оформить визы в следующие страны: Швейцария, Испания, Болгария, Чехия, Мальта, Австрия, Швеция, Норвегия, Дания, Исландия.

Трубы и квадратные метры: владеть или арендовать?

Елена Шомина

Обсуждая жилищные вопросы в Западной Европе, мы говорим про права и обязанности, обсуждая Восточную Европу, говорим про трубы и квадратные метры.

Питер Маркузе[1]

Всего 25 лет назад, когда еще не произошло в России, да и в других странах (кроме Великобритании) приватизации жилья, — не было собственников квартир, но были «жители». Тогда все проблемы, связанные с жителями, практически всегда означали и проблемы квартиросъемщиков. И в России, и в других странах ключевой фигурой был житель-квартиросъемщик. Однако на протяжении последних 20 лет в России тема квартиросъемщика и найма жилья была совсем не популярна. В тени оставались и многочисленные проблемы частного найма. Все внимание было обращено на частную собственность, и усилия практически всех игроков — и государства, и муниципалитетов, и экспертных институтов — были направлены на создание в России не просто некоего слоя собственников квартир, но на превращение всех россиян в собственников жилья.

Нищие собственники. У истоков проблемы

Некоторые признаки внимания к арендному жилью появились в 2008 году, когда прошли публикации о потерявших свою собственность миллионах американских семей, еще вчера бывших счастливыми домовладельцами. Одновременно специалисты заговорили о снижении мобильности рабочей силы, о пустующих квартирах в домах на Дальнем Востоке, которые нельзя продать, о невозможности решить вопросы обеспечения жильем. Немного позже пришло понимание того, что многоквартирный дом, в котором живут нищие собственники, — самый неэффективный с точки зрения его содержания и эксплуатации, даже если в нем создано ТСЖ. Тогда один из основных экспертов, ратующих за создание рынка арендного жилья, профессор Вячеслав Глазычев поднял вопрос о необходимости в принципе изменения вектора жилищной политики и возрождения арендного жилья всех типов — от коммерческого до социального. В Протокол расширенного заседания межведомственной рабочей группы по приоритетному национальному проекту «Доступное и комфортное жилье — гражданам России» от 3 декабря 2008 года № 21 вошла рекомендация «обратить особое внимание

на формирование и совершенствование системы арендного жилья»[2]. Вопросы найма жилья в последние годы поднимали Галина Хованская, Андрей Старо-войтов, Сергей Журавлев, Александр Пузанов, а также Олег Толкачев и Сергей Миронов. Практически этим весьма узким списком и ограничивался круг экспертов, занимавшихся арендным жильем до недавнего времени, когда тема стала неожиданно «модной».

Структура жилищного фонда

Структура жилищного фонда — соотношение различных его форм, таких как кооперативные дома, арендное муниципальное или арендное частное жилье, частные односемейные дома — в каждой стране имеет свои особенности. Однако с определенной долей обобщения можно показать некоторую типичную для современного общества структуру жилищного фонда: частное жилье составляет основную часть жилищного фонда в сельской местности и пригородных зонах, арендное жилье (как частное, так и муниципальное) все еще составляет большую часть жилищного фонда в городах, хотя имеет тенденцию к сокращению. Причем доля собственно муниципального (социального) жилого фонда медленно сокращается, составляя от 20 до 50 % всего арендного жилья. Кооперативное жилье сосредоточено в основном в городах и пригородах.

Арендное жилье остается в жилищном фонде практически всех стран. Например, в Швейцарии это 70 %, в Германии — 57, в США — около 50, в Нидерландах — 46, в Дании — 45, в Швеции — 40, во Франции — 36,5, в Японии — 33,4, в Англии — около 30, в Чехии — 29, в Италии — 20 %. Особенно велика доля арендного жилья в крупных городах: в Берлине — 88 %, Женеве — 85, Амстердаме — 86, Вене — 76, Нью-Йорке — 70, Брюсселе — 57, Париже — 53, Копенгагене — 50, Хельсинки — 47, Стокгольме — 49, Лондоне — 41 %.

На Западе домовладельцы — это вполне понятная и уважаемая категория предпринимателей, а наниматели — самая обычная категория жителей, иногда прекрасно организованная и влиятельная (как в Швеции, Дании, Великобритании и многих других странах, где существуют союзы квартиросъемщиков). Следует отметить, что в некоторых странах (особенно постсоциалистических) идет определенное «гонение» на квартиросъемщиков. В Эстонии даже появился лозунг: «Эстонец может быть только собственником!». Соответствующее законодательство ущемляет нанимателей жилья, откровенно определяя их «людьми второго сорта». Однако и там в последнее время стали строить и муниципальные, и частные арендные дома.

Есть страны, где арендное жилье в известной степени скрыто. Например, официальные цифры арендного жилья в Норвегии дадут нам не более 20 %, на самом же деле арендного жилья гораздо больше, просто сдают здесь часть односе-мейного просторного дома, имеющего отдельный вход, и государство поддерживает такого домовладельца налоговыми льготами. Похожая ситуация в Канаде, где строят специальные дома-«дуплексы», второй этаж в которых сдается. В бывших социалистических странах почти не осталось муниципального жилья, оно приватизировано. Например, в Македонии практически все жилье — 99 % — является частным, но на самом деле здесь тоже весьма распространен частный (скрытый) наем квартир, а заниженные цифры лишь отражают стремление собственников домов и квартир уйти от налогов.

Арендовать или владеть?

С точки зрения обеспечения людей крышей над головой остается справедливым утверждение, что большая часть жилья в разных странах мира распределяется в обществе через рыночные механизмы. Складывается ситуация, когда количество, качество и расположение жилища, которое потребитель может получить, зависит от его способности платить. Вопрос цены и доступности остается центральным с точки зрения жилищной проблемы. Однако есть еще вопрос соотношения аренды и собственности в жилищной сфере. Ситуация выглядит следующим образом: когда существует серьезная нехватка жилищ, когда число претендентов на жилье превышает число имеющихся жилищ (как, например, в Великобритании до 1960-х, да и во многих других странах, в том числе и в СССР), вопросы владения недвижимостью становятся гораздо менее значимыми, отходят на второй план. На первый план везде выходят вопросы найма жилищ. Но по мере улучшения ситуации потребителей (жителей-квартиросъемщиков) все более начинает интересовать, а кто, собственно, владеет их домом. И наоборот, когда возникают кризисные ситуации, обостряется внимание именно к найму жилья. Таким образом, собственность (владение жильем) является жилищной проблемой второй очереди и возникает только тогда, когда удовлетворены — как правило, через наем жилья — основные потребности (в данном случае в жилище). Об этом, в частности, пишут в своей монографии известные английские ученые П. Малпасс и А. Мурье[3].

Жилищные отношения на протяжении капиталистической жилищной истории строились именно вокруг арендного жилья, которое было основной доступной формой обеспечения жильем большей части городских жителей. На протяжении десятков лет этими жителями были промышленные рабочие.

С другой стороны, частную собственность расценивали не просто как «лучшие жилищные условия» или «показатель статуса», но и как определенную гарантию «благонадежности», «стабильности», «политической устойчивости». Например, в Великобритании попытки укрепления института частной собственности, такие как поддержка в 1920-х годах кампании за право квартиросъемщиков выкупать принадлежащие муниципалитетам квартиры и односемейные дома, в которых они жили, расценивались как «страх большевизма»[4]. Такая кампания начала разворачиваться в Бирмингеме, и в 1922 году городской совет Бирмингема объявил о своей готовности помочь квартиросъемщикам выкупить арендуемые ими дома. В 1925 году была опубликована брошюра «Как самому быть домовладельцем», а к 1929 году Бирмингемский муниципальный банк выдал ссуды на 1 млн фунтов стерлингов для того, чтобы 3314 квартиросъемщиков выкупили свои дома[5].

В 1922 году в Лидсе консерваторы стали осуществлять муниципальную жилищно-строительную программу, которая была направлена на поддержку частной собственности путем выкупа квартиросъемщиками своего жилья. Газета Yorkshire Post видела политическую ценность владения небольшой собственностью в том, что это была наилучшая и самая надежная защита от влияния социализма. Кроме того, именно собственники жилья расценивались как основной электорат консерваторов.

В Советском Союзе, напротив, владение собственностью не поддерживалось. Именно поэтому созданные в 1922 году жилищные кооперативы в 1937 году были ликвидированы как проявление «чуждой нам частной собственности».

В Европе первой половины ХХ века жилищный фонд характеризовался высокой долей арендного жилья, в первую очередь многоквартирных доходных домов. В первые десятилетия после окончания Второй мировой войны в четком соответствии с теориями Малпасса и Мурье именно арендное жилье помогло обеспечить крышу над головой миллионам людей во всех странах мира. В этот же период появилось и социальное жилье для неимущих слоев населения.

Наглядной демонстрацией верности теории английских коллег стал период 2007 года, когда в американской прессе активно писали о финансовом кризисе и отмечали, что все больше и больше американцев «поворачиваются лицом» к найму жилья. А в 2008 году активизировалось внимание к арендным процессам и в Западной Европе.

То, что необходимо строить дома не только в собственность, но и в наем, доказано мировым опытом. Нигде, ни в одной стране мира нет стопроцентной собственности на жилье. Доля арендного жилья в различных странах отражает особенности жилищной политики этих стран, особенно во второй половине ХХ века. Например, в Швеции, Нидерландах, Дании много лет ориентиром служило именно доступное арендное жилье, в Англии прошла приватизация жилья — и миллионы людей сменили статус муниципального квартиросъемщика на статус собственника квартиры. Однако этот переход редко изменял их реальный социальный статус, поэтому вопрос о «бедных собственниках», не способных содержать свои квартиры, постоянно обсуждается в Великобритании по сей день. В других странах это не только и не столько приватизация, сколько передача многоквартирных муниципальных домов другим домовладельцам целиком.

Современную жилищную политику и реальную ситуацию в Чехии, Польше, Эстонии и других восточноевропейских странах определяют процессы реституции, которые позволили вернуть бывшие доходные (а в социалистическое время — муниципальные ) дома старым хозяевам.

Почему люди снимают жилье?

Безусловно, собственность привлекательна, и положение собственника воспринимается как успех. В этом свете положение квартиросъемщиков выглядит менее привлекательным. Однако если взять другое измерение положения квартиросъемщиков и собственников, то окажется, что собственность — это в первую очередь огромная ответственность за свою недвижимость и необходимость постоянных усилий по сохранению ее стоимости. Недвижимость сдерживает мобильность человека, мешает его свободному перемещению. Квартиросъемщик в этом смысле гораздо свободнее. Он не беспокоится о сохранении недвижимости для своего домовладельца, на Западе он часто не обременен мебелью и может переезжать, снимая новые квартиры в соответствии с потребностями и доходом.

Известно, что наем квартиры во всех странах мира — это один из наиболее доступных способов получить крышу над головой. Именно наем, а не покупка своего собственного жилья иногда является правильным и единственно возможным решением жилищного вопроса.

В Советском Союзе жилищные вопросы решались в городах только за счет строительства арендных домов (жилищные кооперативы составляли лишь 10 % жилищного фонда и на ситуацию в целом не влияли). Основными домовладельцами при этом выступали ведомства и муниципалитеты.

В России конца 80-х — начала 90-х годов ХХ века приватизация стала основным смыслом российских экономических преобразований. Приватизация жилищного фонда (как бесплатная передача государственных и муниципальных

Трубы и квадратные метры: владеть или арендовать?

квартир проживающим в них семьям) началась в России в 1991 году и должна завершиться к марту 2013 года. При этом предполагалось, что государство сохранит небольшое количество муниципального жилищного фонда (социальные квартиры) для малоимущих слоев населения. Кроме того, как было отмечено в большом международном исследовании жилищных вопросов России[6], скрытой целью приватизации была передача ответственности за содержание жилищного сектора потребителям. Учитывая, что состояние жилищного фонда в России находилось на весьма низком уровне, приватизация вначале не для всех была привлекательной, и ее темпы были весьма низкими вплоть до 1994 года. Однако шаг за шагом, при огромных информационных и пропагандистских усилиях, имидж владения недвижимостью становился все более и более привлекательным.

В период с 1990 по 1997 год российский государственный (включая ведомственный) жилищный фонд сократился с 1011 млн кв. м до 167 млн кв. м, одновременно муниципальный жилищный фонд увеличился с 611 млн кв. м в 1990-м до 854 млн кв. м в 1997 году. Безусловно, муниципальный жилищный фонд мог бы быть почти в два раза больше, если бы не приватизация, так как к 1997 году было приватизировано порядка 40 % квартир, подлежащих приватизации.

Сейчас приватизировано уже более 85 % жилищного фонда, и во многих городах количество муниципального — не приватизированного — жилья стремительно сокращается. Однако это характерно отнюдь не для всех регионов России.

Так, темпы приватизации всегда были выше в Южном федеральном округе, где уже к 2006 году было приватизировано 93 % муниципального жилья. Сегодня меньше всего муниципального жилья в Северо-Кавказском федеральном округе — менее 2 %, причем в Дагестане всего 1,1 %! Южный округ также дает очень низкие цифры. Максимальное количество муниципального жилья здесь находится в Астраханской области — 10 %.

Таблица 1

Доля муниципального жилищного фонда в 2000—2010 годах (%)[7]

Как следует из таблицы 1, в 2000 году по доле муниципального жилья лидировал Северо-Западный федеральный округ. Высокой была доля муниципального жилья в Дальневосточном и Уральском округах. Особенно высокой доля муниципального жилья была в северных регионах. В Центральной России заметно выделялись Ярославская, Тульская, Московская и Калужская области. В Поволжье — Кировская область (28,8 %). К 2010-11 году ситуация изменилась незначительно. По-прежнему продолжает отличаться высокой долей муниципального жилья Дальневосточный федеральный округ (17,9 %). В конце 2010 года в Магаданской области почти 30 % жилья оставалось муниципальным. По-прежнему очень высока доля муниципального жилья в Кировской области (25,2 %), Карелии (26 %), Республике Коми, Мурманской области.

Велик и абсолютный размер муниципального жилья. Общая площадь муниципального жилищного фонда на 1 января 2009 года составляла 545 136 тыс. кв. м[8]. По другим данным, в конце 2008 года у муниципалитетов было 388,8 млн кв. м.

По федеральным округам муниципальный жилищный фонд распределялся следующим образом (табл. 2).

Таблица 2 [9]

Распределение муниципального жилищного фонда по федеральным округам, тыс. кв. м

Больше всего муниципального жилищного фонда сосредоточено в Новосибирской области (68 млн кв. м), Московской области (39 млн кв. м), Татарстане (25 млн кв. м), Свердловской (19 млн кв. м), Ленинградской (18 млн кв. м) областях. В Башкирии, Тульской, Архангельской, Нижегородской, Самарской, Иркутской областях, Красноярском, Хабаровском краях — по 10—12 млн кв. м.

Естественно, что наибольшая часть муниципального жилья сосредоточена в городских округах (более 60 %). На городские поселения приходится 15 %, на сельские — 10 % и на муниципальные районы — 12 %.

В сельской местности, тем не менее, муниципалитеты все еще являются владельцами весьма значительного жилищного фонда. Его общая площадь составляла в 2009 году 69 млн кв. м. В Новосибирской области сельские муниципалитеты владеют почти 4 млн кв. м жилья, в Красноярском крае — порядка 2 млн кв. м.

Лишь немногие города могут позволить себе строительство муниципального жилья, даже если оно бездотационное или бездоходное и его содержание не отягощает городской бюджет. Самый богатый опыт такого рода строительства арендных бездотационных домов сегодня имеет Москва. Сейчас в Москве построено девять таких бездотационных домов, в планах на ближайшие годы — строительство еще 45 для 10 тысяч очередников (в Москве сейчас 380 тыс. очередников, а это 4 % жителей города).

Социальное жилье как основа стабильности государства

Социальное и муниципальное жилье появилось на Западе и в Европе в начале прошлого века. Уже тогда его расценивали и подавали как основу стабильности государства. Более того, в Великобритании в 1919 году был озвучен следующий постулат: «Деньги, которые мы потратим на жилье, — это наш вклад в страхование от большевизма и революции!». Британцы так испугались ситуации в Советской России, что стали вкладывать колоссальные деньги в жилье, которое мы сегодня называем социальным.

Как известно, социальное жилье не приносит дохода домовладельцу. Это жилье, которое предоставляется тому, кто нуждается, а не тому, кто может платить.

В России на социальное жилье могут претендовать малоимущие, беременные женщины, пожилые люди, а также «базовые работники» — учителя, медсестры, полицейские и пожарные.

Социальное жилье приходится постоянно субсидировать, иначе оно придет в упадок. В основном это арендное жилье, и наем, как правило, — срочный, ограниченный 3—5 годами. Не на всю оставшуюся жизнь, а ровно до тех пор, пока арендатор не «встанет на ноги». Подходы к проверке доходов и правилам продолжения проживания самые разные. Например, в Польше многократно проверяют уровень доходов семьи при предоставлении муниципальной квартиры, которая не отличается высоким качеством и размерами. Однако получает ее семья в бессрочное пользование, и далее уже никто доходами семьи не интересуется. Во многих других странах наем жилья только срочный. По окончании срока найма такой социальной квартиры ее наниматель должен снова показать, что за прошедшие 3—5 лет он не улучшил своего материального положения и имеет право занимать такую квартиру. Руководители управляющей компании в Торонто, которые обслуживали социальные дома, рассказывали о многочисленных уловках жителей с целью сокрытия своих доходов (если они работали) и об отсутствии каких бы то ни было попыток живущих в таких домах семей найти работу, поменять ее или каким-то иным образом улучшить свой статус. Все эти улучшения автоматически означали бы невозможность дальнейшего проживания в сравнительно комфортном жилье за очень незначительную плату. В других странах при улучшении материального положения нанимателя социальной квартиры ему не предлагают ее освободить, но пересчитывают квартплату до «нормального» уровня. Далее наниматель сам решает, оставаться ему в таком социальном доме или сменить жилье на более престижное.

В каждой стране свои особенности. Есть страны, в которых социальное жилье — жилье для бедных — «бедное по своему внешнему виду». Такие дома можно увидеть, например, в Англии, и часть из них сейчас просто сносят. В Финляндии же, например, стараются строить все жилье так, чтобы оно выглядело достойно, и обнаружить «дом для бедных» представляется затруднительным. Правда, там домовладелец в любом случае, независимо от уровня доходов нанимателя квартиры, получает от него необходимые для содержания дома деньги, а наниматель в свою очередь получает поддержку от органов соцзащиты и может снять квартиру в любом месте.

В Австрии социальное жилье весьма достойное. Именно там находится один из самых старых и больших муниципальных (социальных) домов Карл Маркс Хоф, построенный в 1927 году. Его длина 1200 метров, и в нем помимо жилых квартир расположены детский сад, прачечная и другие службы, полезные для нанимателей.

В Европейском союзе пока отсутствуют единые подходы, единые понятия социального жилья. В широком смысле это любая часть жилищного фонда (включая частный сектор), созданная с использованием хотя бы минимальной поддержки государственного бюджета. При более узком подходе речь идет о секторе арендного жилья, предоставляемого малоимущим гражданам, остро нуждающимся в социальной помощи (безработные, этнические меньшинства, инвалиды).

Европейские специалисты говорят о нескольких задачах, стоящих в сфере социального жилья. Программа-минимум — помочь с крышей над головой, облегчить доступ к жилью. Программа-максимум — улучшить условия жизни в микрорайоне, в городе и в стране.

Социальное жилье в Европе редко обсуждают в отрыве от всего остального блока социальных и жилищных проблем, социальной и жилищной политики. Проблемы социального жилья соседствуют, с одной стороны, с проблемами бездомности, нищеты, безработицы и геттоизации, а с другой стороны — с проблемами права на выкуп жилья в некоторых странах, а также с проблемами малоимущих собственников, остро стоящими, в частности, в Великобритании. Мы давно знаем об опыте Великобритании, где муниципальные квартиросъемщики получили право на выкуп своих квартир. Сейчас и в Нидерландах людям предоставлено право на выкуп. Известно также, что один из широко обсуждаемых жилищных вопросов в Великобритании — это вопрос финансовой (и даже организационной) помощи в содержании жилья миллионам нищих владельцев квартир. В Дании этот вопрос тоже обсуждается, но процессы идут медленно, поскольку жители не спешат обзаводиться собственностью, которая в рамках свободного Европейского союза становится определенной обузой, мешает переезжать туда, где есть работа. Такую возможность дает широкий рынок арендного жилья, который и сохраняется во всех странах. Таким образом, вопросы социального жилья касаются не только предоставления жилья бедным как таковым.

Частный наем

В разных странах мира ситуация с частным наймом очень пестрая, тем не менее большинство частных лиц сдают в аренду свои собственные, а не муниципальные дома и квартиры. Удивительным в этом отношении является разрешение сдавать в России в поднаем муниципальные квартиры, чем муниципальные квартиросъемщики охотно пользуются. Напомним, что во многих странах мира сдача квартиросъемщиками муниципальных квартир не допускается и всячески карается.

Квартиры чаще всего сдают через специальные риелторские агентства. Такая практика обычна для всех стран Западной Европы. В Лондоне квартиры и дома можно снять исключительно через агентства. Хозяева лондонских квартир получают деньги за сдаваемое жилье через агентства, напрямую с нанимателем они не общаются. Во Франции основную часть поставщиков арендного жилья составляют частные собственники двух-трех квартир, а не больших доходных домов. Частные лица являются «мелкими наймодателями», но именно они дают на рынок до 90 % арендного жилья.

Позволю себе небольшое лирическое отступление. Была у меня одна знакомая, которая постоянно проживала на зимней даче в Подмосковье, а свою квартиру в Москве сдавала. Помню ее рассказ, как в первые годы она весь доход от сдачи квартиры вкладывала в ее обустройство и ремонт. Сначала поменяла унитаз, потом — смесители, через год купила новую кухню, потом поменяла полы... Много лет ушло на то, чтобы «сделать современную квартиру» и начать получать прибыль...

В последнее время меня все чаще окружают наниматели (друзья сына и мои студенты), и все больше становится наймодателей. Позвонила приятельница с жалобами на то, что в кооперативном доме с нее, сдавшей квартиру одинокой женщине, берут в три раза больше «на консьержку». Где найти управу на свое правление? И есть ли тут вообще какие-то правила игры?

Другой знакомый — вполне состоятельный художник и владелец небольшой квартиры в элитном и хорошо охраняемом доме — тоже неожиданно оказался наймодателем: «Я постоянно живу на даче. Что же, квартира пустовать будет!? Квартплата — коммерческая тайна, но я плачу налоги. У меня есть договор с нанимателем. Наниматель — состоятельный человек. У нас очень хорошие отношения и никаких конфликтов!».

Наймодателем и одновременно нанимателем оказался наш студент магистратуры: он сдает свою квартиру в родном городе и снимает в Москве. По его словам, с каждым днем все труднее найти квартиросъемщика и квартиру без помощи риелторских фирм, а они вовсе не заинтересованы в снижении стоимости своих услуг, зависящей от величины квартплаты. В результате риелторы не дают возможности снизить квартплату, квартира не сдается на протяжении нескольких месяцев, квартиросдатчик несет ощутимые убытки, а снизить квартплату не может.

Ближайшая соседка, с которой мы жили душа в душу много лет, с извиняющимся видом познакомила меня с двумя молодыми женщинами: «Елена Сергеевна, я поживу с мужем и собакой на даче. А эти девочки пока тут поживут...»

Это лишь мизерная часть того, что лежит на поверхности. Снимают и сдают квартиры в Москве и Санкт-Петербурге, во всех городах, где есть крупные вузы, многие и многие тысячи людей. Лишь немногие из них заключают договора найма, еще меньше людей платят налоги. Серьезные проблемы возникают между жителями-собственниками и жителями-нанимателями в домах ТСЖ. Невидимые наймодатели, с которыми никто в доме не может связаться, — также один из весьма проблемных вопросов в этой сфере.

Размер квартплаты и налоги

С квартплатой и налогами в мире тоже наблюдается довольно пестрая картина. В большинстве стран арендный рынок действительно живет по рыночным законам. Однако, например, в Швеции размер квартплаты определяется путем длительных ежегодных переговоров между нанимателями и муниципалитетами-наймодателями. Переговоры организует Шведский союз квартиросъемщиков. Частные владельцы жилья обязаны устанавливать квартплату на том же уровне, что и в соответствующих муниципальных домах. В Дании сохраняется регулирование квартплаты, которое не разрешает домовладельцу поднимать квартплату живущим нанимателям или резко ограничивает увеличение (например, не более чем на 5—10 % в год), которое до сих пор охватывает основную часть арендного фонда страны. В других странах домовладельцы не могут поднять квартплату старым квартиросъемщикам, но это не мешает выгнать их под любым предлогом из квартиры и сдать ее новым нанимателям по любой цене.

Вопрос налогов также весьма по-разному решается в разных странах. В большинстве из них наймодатель платит налоги с прибыли от сдачи квартиры. В той же Дании налоги составляют не менее 50 %.

В Норвегии — совсем другая политика. Там очень мало доходных домов, но многие норвежцы специально строят просторные дома с отдельными входами для сдачи части дома. Там считают, что такие домовладельцы-наймодатели помогают людям получить крышу над головой, следовательно, выполняют важную для общества социальную функцию, и не только не платят налоги, но имеют существенные налоговые льготы на недвижимость. Похожая ситуация и в Исландии.

Очевидно, что в России муниципалитеты недополучают миллионы рублей налоговых поступлений, потому что практически весь рынок найма жилья находится в тени. Размер его весьма велик. Например, в студенческом Томске не менее 10 % всего жилищного фонда сдается в среднем на один год.

Количество московских квартир, сдаваемых в аренду частными лицами, достигает 300—400 тыс., считает Ольга Владиславлева, руководитель департамента аренды корпорации «Рескор»[10]. По примерным оценкам экспертов, количество сдаваемых квартир в Петербурге находится в переделах 300—350 тыс. Например, только за одну неделю с 23 по 30 апреля 2012 года в одно из агентств, занимающихся сдачей квартир, службу «Квартирный вопрос», поступило 589 заявок на аренду квартиры[11].

Что делать? Вместо заключения

Ситуация в сфере арендного жилья быстро меняется. В последние полтора-два года в рамках обсуждения проблем достойного и доступного жилья прошло несколько публичных дискуссий по вопросам социального жилья (и социального найма), доходных домов и других проблем, тесно сопряженных с проблемами нанимателей. Их активными участниками и организаторами были Общественный совет Министерства регионального развития, РТПП, «Деловая Россия», Ассоциация строителей России, Общественная палата РФ, «Справедливая Россия». В 2011 году такие обсуждения несколько раз прошли в Фонде «Институт экономики города» в рамках рассмотрения «Стратегии-2020». В Минрегионраз-вития идет работа по направлению «Развитие фонда арендного жилья в субъектах = Российской Федерации». 7 апреля 2011 года состоялось Всероссийское совеща- к ние по вопросам развития рынка арендного жилья в Российской Федерации, где обсуждали опыт Калужской, Новосибирской областей и Чувашии. Депутат Госдумы Галина Хованская внесла новый законопроект про доходные дома, в работе находится и закон о деприватизации жилья.

Одновременно нельзя забывать, что существует проблема не только собственно строительства такого арендного жилья, но и проблема его дальнейшей эксплуатации и — что не менее важно — поведения квартиросъемщиков в этих «чужих» квартирах и под «чужой» крышей. Здесь острейшим образом встанет вопрос правил проживания, особых статей в договорах найма, что, однако, не будет полной гарантией чистоты, порядка, добрососедского поведения. Увы, вопросы жилищной культуры и правил совместного проживания пока не решены даже в тех домах, где все квартиры принадлежат купившим их собственникам. Что же говорить о собственниках, получивших квартиры в собственность как подарок от государства?

Сейчас становится очевидным, что для тех, кто не в состоянии купить квартиру или дом на рынке жилья, а таковых у нас большинство, надо создавать институт арендного жилья. Государство наконец обратило внимание на сферу найма, и в этой области грядут перемены. Вопросы найма жилья, вероятно, скоро станут не менее значимыми, чем недавно были вопросы приватизации, создания ТСЖ и ипотеки.

Нам еще предстоит длинный путь воспитания, жилищного просвещения и формирования уже не только разумного, рачительного «собственника», но и знающего свои права и обязанности — правила игры — нанимателя, а также грамотного домовладельца-наймодателя. Арендное жилье, безусловно, нужно. Доходные, бесприбыльные и социальные дома должны быть построены, и этот процесс уже начался. А еще нужны жилищные суды, сильные организации защиты жилищных прав, новые законодательные инициативы, которые позволят развивать в России арендное жилье и допустят в эту сферу самых разных поставщиков нового арендного жилья.

* * *

[1] Из выступления Питера Маркузе — профессора Колумбийского университета, члена Европейской сети исследователей жилья (European Network for Housing Research) на конференции этой организации в 1991 году.

[2] Протокол расширенного заседания межведомственной рабочей группы по приоритетному национальному проекту «Доступное и комфортное жилье — гражданам России» от 3 декабря 2008 г. № 21.

[3] Malpass P., Murie A. Housing policy and Practice. London: Macmillan press ltd, 1999. P. 3—6.

[4] DresserM. Housing policy in Bristol, 1919—1930. Bristol, 1984. P. 199.

[5] Chinn C. Homes for people.100 years of Council Housing in Birmingham. Birmingham, 1991. P. 45.

[6] United Nations Economic Commissionfor Europe. Country Profile on the Housing Sector of the Russian Federation, 2004 (www.unece.org/hlm/prgm/cph/countries/russia/welcome.html).

[7] Источник: Регионы России. Социально-экономические показатели, 2001—2010 гг. http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat/rosstatsite/main/publishing/catalog/statisticCollections/doc_1138623506156

[8] Бюллетень «Формирование местного самоуправления в Российской Федерации» за 2009 год.

[9] Таблица составлена автором по данным бюллетеней «Формирование местного самоуправления в Российской Федерации» за 2008 и 2009 годы.

[10] http://www.incom.ru/analytic-center/analytic/analytic-rent/?id2=3877

[11] http://tsn.spb.ru/analytics/?type1=rent&type=index

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Жилье

Самые дешевые продукты питания в Европе продаются в Болгарии, а самые дорогие – в Норвегии, Дании и Швеции.

В расчетах учитывались фактические цены в Евросоюзе, Норвегии и Исландии, не привязанные к зарплатам. Об этом сообщает портал NewsBG.ru со ссылкой на данные Евростата.

В целом стоимость продуктов питания, за исключением рыбы и спиртных напитков, в Норвегии на 64% выше среднеевропейских цен, в Дании – на 36%, в Швеции – на 20%. Цены на алкоголь в Норвегии выше среднеевропейских на 166%, а Швеция – на четвертом месте после Исландии и Финляндии, где цены на алкоголь выше среднеевропейских на 57%.

Самые дешевые в Европе продукты питания продаются в Болгарии, Румынии и Польше, где цены на 30% ниже среднеевропейских. Недорогие продукты питания можно найти в Чехии, Венгрии и балтийских странах.

Умеренные цены зафиксированы в Голландии, Словении, Греции и Великобритании, где они достигают средних по Европе.

По данным Государственного управления пенсионного обеспечения средний возраст выхода на пенсию в Швеции - 63 года. Еще 20 лет назад пенсионерами становились приблизительно на год раньше. По мнению экспертов пенсионного управления фактический возраст выхода на пенсию будет со временем только расти.

Среди возрастной группы с 55 до 65 лет в Швеции самая высокая занятость населения. И по этим показателям страна на одном из ведущих мест в мире. Средний возраст выхода на пенсию в странах Европейского сообщества около 60 лет. А позже всех выходят на пенсию жители Исландии в 66 лет.

Официальный возраст выхода на пенсию в Швеции 65 лет.

За пять лет Регистр судоходства Украины поднялся в рейтинге признанных классификационных обществ Парижского меморандума на 5 позиций - с 25 на 20 место. Это результат целенаправленной и непрерывной работы национального классификационного общества в направлении уменьшения количества задержаний судов, находящихся под его надзором, в портах стран-участниц меморандума.

В частности, согласно данным, ежегодно публикуются на официальном сайте Парижского меморандума, в последние годы наблюдается положительная динамика по уменьшению количества задержаний при одновременном увеличении количества проверок судов с классом Регистра судоходства Украины. Так, если в 2007 году, при 441 проведенной в портах стран-участниц меморандума проверке судов под классом Регистра судоходства Украины, задержаны 19 судов, то в 2011 году при увеличении количества проверок до 771, количество задержанных судов уменьшилось до 15.

Еще один показатель, который учитывается при формировании рейтинга - фактор превышения. Если фактор превышения равен нулю, классификационное общество переходит в рейтинге к разряду организаций с высокими показателями деятельности. Что касается Регистра судоходства Украины, за последние пять лет фактор превышения уменьшился практически в четыре раза - с 1,81 в 2007 году до 0,47 в 2011 году. Вместе с тем Регистр не намерен останавливается на достигнутом и планирует в ближайшие 10 лет приблизиться вплотную к нулевой отметке по этому показателю и войти в первые 16 классификационных обществ в рейтинге признанных организаций.

Справка

8-22 мая 2009 года в г. Рейкьявик (Исландия) в рамках встречи представителей 27 государств-членов Парижского меморандума и комиссии Европейского Союза (ЕС) было принято решение о внесении соответствующих изменений в процедуры государственного контроля в портах, в части облегчения процедуры проверки для судов низкого риска и усиление контроля за судами высокого риска.

Документ получил название "Новый инспекционный режим" (НИР) и отображает все требования, изложенные в Директиве ЕС 2009/16 "Контроль судов государством порта". Директива ЕС 2009/16 вступила в силу 17 июня 2009 года, одновременно с другими правилами и директивами третьего пакета мер ЕС по безопасности. С этой даты начался сбор информации о задержании судов всех типов; задержания судов под флагом стран, включенных в серый список; показателей деятельности судоходных компаний и данных признанных организаций. С 1 января 2011 года началось первичное применение настоящей Директивы, а с 17 июня 2012 полное ее применения.

НИР значительным образом изменил существующую систему контроля судов в портах европейских стран. Основной идеей НИР является схема, основанная на оценке рисков по каждому конкретному судна. Суда и судоходные компании, имеющие высокие показатели качественного управления безопасностью мореплавания, получают преференции в виде уменьшения, как количества, так и объема инспекционных проверок в портах, в то время как суда, имеющие повышенный риск невыполнения международных требований безопасности мореплавания проверяются более часто и более тщательно.

Согласно НИР суда делятся на 3 категории риска: судно высокого риска, судно стандартного риска и судно низкого риска.

Среди критериев оценки риска судна - качественные показатели деятельности судоходных компаний; результаты прохождения государством флага судна проверки в рамках системы добровольного аудита Международной морской организации. Во время подсчета оценки рисков судна также учитываются: рейтинг признанной организации (классификационного общества), тип и возраст судна, результаты предыдущих проверок, задержаний и тому подобное.

Еще до начала применения НИР, Регистром судоходства Украины был разработан План мероприятий по уменьшению количества задержаний судов, имеющих класс Регистра судоходства Украины. В мае 2010 года был проведен ряд семинаров-встреч с судовладельцами с участием представителей Госфлотинспекции Украины, администраций портов на тему "Задержание судов органами PSC и меры по уменьшению количества задержаний". В рамках семинаров был проведен анализ причин задержаний судов, предоставлена ??информация относительно нового инспекционного режима, и обсуждены пути дальнейшего сотрудничества между Регистром и судовладельцами с целью уменьшения количества задержаний.

Под наблюдением Регистра находится 223 судна, имеющие конвенционные документы, средний возраст 29,3 года, из них 113 судов под флагом Украины, средний возраст 25,1 года. Несмотря на довольно значительный возраст судов, вышеупомянутые действия Регистра привели к получению определенного положительного результата в вопросе уменьшения количества задержаний. Свидетельство тому - место Регистра судоходства Украины в рейтинге признанных классификационных обществ Парижского меморандума.

В целом статистика деятельности Регистра судоходства Украины за последние пять лет по данным сайта Парижского меморандума (показатели деятельности в направлении роста - очень низкие, низкие, средние, высокие) имеет следующий вид:

2007 год: проверок судов - 441, задержаний - 19, фактор превышения - 1,81, показатели деятельности - низкие, место в рейтинге - 25;

2008 год: проверок судов - 560, задержаний - 21, фактор превышения - 1,57, показатели деятельности - низкие, место в рейтинге - 23;

2009 год: проверок судов - 664, задержаний - 19, фактор превышения - 0,94, показатели деятельности - средние, место в рейтинге - 23;

2010 год: проверок судов - 720, задержаний - 16, фактор превышения - 0,62, показатели деятельности - средние, место в рейтинге - 23;

2011 год: проверок судов - 771, задержаний - 15, фактор превышения - 0,47, показатели деятельности - средние, место в рейтинге - 20.

МИНЭНЕРГО РАЗВИВАЕТ СОТРУДНИЧЕСТВО С ИСЛАНДИЕЙ В СФЕРЕ ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ И ГЕОТЕРМАЛЬНОЙ ЭНЕРГЕТИКИ

14 ноября состоялась встреча заместителя Министра энергетики Российской Федерации А.Ю. Инюцына с послом Республики Исландия в Российской Федерации А. Йонссоном. Также во встрече приняли участие представители ФГБУ «РЭА» и компании ОАО «РусГидро». Главной темой обсуждения стали перспективы сотрудничества двух стран в области геотермальной энергетики в рамках межправительственного соглашения.

«Исландия обладает уникальным опытом в применении технологий геотермальной энергетики, — отметил заместитель Министра энергетики Российской Федерации А.Ю. Инюцын. – Для российских компаний эти технологии очень актуальны, учитывая широкие возможности развития геотермальной энергетики на Дальнем Востоке и в южных районах России. В наших планах активно создавать условия для стимулирования производства энергии на основе ВИЭ, в том числе на Дальнем Востоке. Кроме того, развитие производства энергии на основе альтернативных источников, безусловно, будет мощным стимулом для развития инноваций в России».

Посол Республики Исландия рассказал о крупных проектах в области геотермальной энергетики, которые исландские компании осуществляют на территории России. Наиболее перспективными из них являются проекты в Краснодаре и на Камчатке. При этом последний проект по строительству электростанций на основе геотермальных источников энергии исландские партнеры реализуют совместно с ОАО «РусГидро». Кроме этого у компании и ее исландских партнеров есть планы по развитию совместных проектов в третьих странах.

Справка.

Сотрудничество в энергетической сфере между двумя странами началось в сентябре 2010 года. «Российское энергетическое агентство» подписало с Национальным энергетическим агентством Исландии Меморандум в области энергоэффективности и использования возобновляемых источников энергии, годом позже было подписано межправительственное соглашение о сотрудничестве в сфере геотермальной энергетики.

В 2012 году компания «РусГидро» подписала с исландской компанией «Рейкьявик Геотермал» соглашение о создании совместного предприятия для строительства и эксплуатации геотермальных станций, в том числе в третьих странах. Кроме того, «РусГидро» прорабатывает возможность вхождения в проект глубинного бурения в критических условиях трех геотермальных скважин глубиной до 5 км каждая (Iceland Deep Drilling Project), который реализуется в Исландии.

В конце октября независимый британский институт Legatum опубликовал очередной ежегодный глобальный рейтинг процветания. Согласно рейтингу, Канада вошла в десятку наиболее развитых стран мира и заняла 6-ю строчку.

При составлении рейтинга учитывались 8 основных параметров: экономика, возможности для предпринимательской деятельности, управление, образование, здравоохранение, безопасность, личные свободы и социальный капитал (социальное единство и семейные узы). Лучшими странами в мире британские эксперты назвали Норвегию, Данию и Швецию. США покинули топ-10 и оказались на 12 месте. В тридцатку наиболее развитых государств не вошла Италия.

Канада заняла первое место в мире по показателю личных свобод. Чрезвычайно высоко была оценена и система образования – по этому показателю государство уступило лишь Новой Зеландии и Австралии. Хуже всего в стране обстоят дела с медициной (15-е место) и возможностями ведения бизнеса (16-е место).

Лучше всех в экономическом плане развивается Швейцария, где, помимо экономики, и лучшая система управления. Наиболее подходящие условия для ведения бизнеса – в Дании. Лучшая система здравоохранения – в Люксембурге. Безопаснее всего в Исландии. По показателю «социальный капитал» лидирует Норвегия.

Израиль занял 40-е место, Россия стала 66-й, Украина расположилась на 71-й строчке. Первые 30 стран списка – высокоразвитые государства. Следующие 41 позиция отданы странам с уровнем развития выше среднего, за ними – 41 государство, развитые ниже среднего, и замыкают список 30 наименее развитых стран.

Хуже всего в мире дела обстоят в Афганистане, Конго и Центральноафриканской республике.

Мурманская область смогла реализовать за последние два года 13 крупных проектов при поддержке Совета министров Северных стран, в будущем планируется сотрудничать в области охраны природы, рыбохозяйственном комплексе, горнодобывающей промышленности, культуре, здравоохранении и социальной политике, говорится в сообщении регионального правительства по итогам встречи властей региона с делегацией Совета.

Губернатор Мурманской области Марина Ковтун в среду провела рабочую встречу с делегацией Совета министров Северных стран, которую возглавлял Генеральный секретарь Совета Халльдур Аусгримссон.

Совет министров Северных Стран, созданный в 1971 году, является официальным форумом межправительственного сотрудничества Дании, Исландии, Норвегии Финляндии и Швеции, а также автономных территорий Фарерских островов, Гренландии и Аландских островов. Главным финансовым инструментом Совета министров Северных стран является Программа повышения уровня компетентности и развития сетевого сотрудничества. Цель программы - содействие обмену знаниями, опытом и навыками, а также установлению связей между партнерскими организациями Северных стран и северо-запада России.

Правительство Мурманской области на протяжении многих лет сотрудничает с Информационным бюро Совета министров Северных стран в Санкт-Петербурге и Мурманским контактным центром, при поддержке которого удалось реализовать многие проекты.

"Сотрудничество учреждений Мурманской области с Советом министров Северных стран носит эффективный и плодотворный характер. В рамках программы повышения уровня компетентности и развития сетевого сотрудничества при финансовой поддержке организации за последние два года в Мурманской области было реализовано 13 крупных проектов, в трех из которых ведущими партнерами выступали исполнительные органы государственной власти Мурманской области", - подчеркнула Ковтун.

Речь, прежде всего, идет об инициативе министерства юстиции Мурманской области по обмену опытом в сфере противодействия коррупции, осуществленной при участии государственных служащих и представителей бизнес-структур Северо-Запада России и Северных стран.

В течение двух лет при поддержке Совета министров Северных стран в Мурманской области проходит фестиваль "Дни Северных стран", в рамках которого проходят художественные выставки, концерты, кинопоказы и мастер-классы.

"Мы крайне заинтересованы в том, чтобы наше сотрудничество с Советом министров Северных стран носило ярко выраженный прикладной характер и способствовало устойчивому социально-экономическому развитию нашей области", - сказала губрнатор.

Правительство Мурманской области поддержало инициативу Совета министров Северных стран по реализации в 2012-2013 годах проекта "Социальное партнерство по предотвращению ВИЧ/СПИДа и туберкулеза". В качестве регионального партнера по проекту выступит Мурманский областной центр по профилактике и борьбе со СПИД и инфекционными заболеваниями.

Говоря о перспективных направления сотрудничества, стороны отметили, что планируют реализовывать совместные проекты в области охраны природы, в рыбохозяйственном комплексе и горнодобывающей промышленности, а также продолжать взаимодействие в таких сферах, как культура, здравоохранение и социальная политика.

Государственная служба Украины по лекарственным средствам в очередной раз информирует, что с 1 января 2013 года на территорию Украины будет запрещен ввоз лекарственных средств, произведенных не в условиях GMP.

Подтверждением того, что производство лекарственных средств отвечает действующим в Украине требованиям GMP, является документ, выдаваемый Гослекслужбой Украины соответствии с Порядком проведения сертификации производства лекарственных средств, утвержденного приказом Министерства здравоохранения Украины от 30.10.2002 года № 391 (в редакции приказа Министерства здравоохранения Украины от 05.07.2011 № 387, зарегистрированного в Министерстве юстиции Украины 11.08.2011 г. под № 969/19707).

Указанным Порядком предусмотрено предоставление документа соответствия производства требованиям GMP не только по результатам инспектирования, проведенного Гослекслужбой Украины, но и по результатам инспектирования, проведенного регуляторным органом страны-члена международной Системы сотрудничества фармацевтических инспекций (PIC / S).

Таким образом, производитель лекарственных средств имеет возможность, кроме Держликслужбы Украине, с целью проведения инспектирования производства, обратиться к любому регуляторного органа страны-члена PIC/S для получения документа соответствия требованиям GMP и дальнейшего его предоставления в Минздрав Украины / Гослекслужбу Украины.

Страны, которые являются членами PIC / S состоянию на 30.10.2012

1. Австралия

2. Австрия

3. Аргентина

4. Бельгия

5. Греция

6. Дания

7. Эстония

8. Израиль

9. Индонезия

10. Ирландия

11. Исландия

12. Испания

13. Италия

14. Канада

15. Кипр

16. Латвия

17. Литва

18. Лихтенштейн

19. Малайзия

20. Мальта

21. Нидерланды

22. Германия

23. Норвегия

24. Великобритания

25.Южно-Африканская Республика

26. Польша

27. Португалия

28. Республика Словакия

29. Румыния

30. Сингапур

31. Словения

32. США

33. Венгрия

34. Украина

35. Финляндия

36. Франция

37. Чешская Республика

38. Швейцария

39. Швеция

В среду в финской столице Хельсинки в связи с сессией Совета министров Северного Совета Швеция ответила положительно на просьбу Исландии принять участие в наблюдении за воздушным пространством страны.

Наблюдение будет вестись совместно с самолетами ВВС Финляндии и Норвегии в течение первых четырех месяцев 2014 года.

- Участие Швеции в наблюдении за воздушным пространством Исландии станет конкретным примером углубленного североевропейского оборонного сотрудничества и сотрудничества в области политики безопасности... Наше участие является также выражением солидарности стран европейского Севера, - заявил министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт.

Европейский суд (European Court of Justice) обязал европейских авиаперевозчиков выплачивать компенсации пассажирам за задержки вылетов рейсов более чем на три часа. Как следует из текста вердикта, суд "приравнивает пассажиров задержанных рейсов к пассажирам рейсов, отмененных в последний момент, поскольку они находятся в похожих ситуациях и испытывают одинаковые неудобства, а именно - теряют время". По мнению суда, если пассажир оказывается в пункте назначения с трехчасовой или более длительной задержкой, то он имеет право требовать компенсацию в размере от 250 до 600 евро. Единственной возможностью для авиаперевозчика избежать выплат являются "чрезвычайные обстоятельства" - такие как сложные метеоусловия или террористический захват, отмечается в решении. В этих случаях пассажиры не имеют права предъявлять претензии.Решение суда ставит точку в длительных судебных разбирательствах с участием крупнейших игроков туристического и авиационного рынка ЕС, пишет КоммерсантЪ. В течение двух лет туроператор TUI Travel, авиакомпании British Airways, easyJet и Международная ассоциация воздушного транспорта (IATA) пытались оспорить вердикт, вынесенный в ноябре 2009 года. Тогда окружной суд Кёльна постановил, что три пассажира, летевшие рейсами по маршрутам Франкфурт-Торонто и Вена-Мехико, задержанными почти на сутки, имеют право на фиксированную сумму компенсации в размере от 250 до 600 евро от авиакомпании Lufthansa. Ранее пассажиры, направляющиеся в аэропорты ЕС, Швейцарии, Норвегии или Исландии рейсами авиакомпаний указанных стран в случае задержки имели право лишь на бесплатное питание, телефонный звонок, отправку электронного письма.

Компании подали встречный иск, в котором заявили, что в европейском регламенте не указывается определенная сумма выплаты в случае задержки рейса. Кроме того, истцы потребовали, чтобы в дальнейшем суд не имел права руководствоваться результатами дела, если пассажиры подадут аналогичные иски. В результате затянувшееся рассмотрение дела позволило авиакомпаниям в течение трех лет не выплачивать компенсаций. Но нынешнее решение является окончательным и обжалованию не подлежит.

По мнению представителей портала Flight-delayed.co.uk, оказывающим поддержку пассажирам задержанных рейсов, авиакомпании теперь ожидает масса исков, поскольку подать в суд смогут все пострадавшие от задержки рейсов с момента вступления в силу постановления ЕС в феврале 2005 года. По подсчетам портала, общая сумма исков может достигнуть 90 млн евро.

В ближайшем будущем правительство Швеции известит правительство Исландии о том, что самолеты истребители-бомбардировщики шведских ВВС примут участие в патрулировании исландского воздушного пространства.

- Мы должны всегда быть открыты нордическим предложениям, - говорил премьер-министр Швеции, консерватор Фредрик Райнфельд в интервью корреспонденту шведского информационного агентства ТТ в понедельник после окончания заседания Внешнеполитической комиссии. Глава шведского правительства согласен, что в этой открытости заключен ряд принципиальных вопросов. Один из самых существенных из них - отличать воздушное наблюдение от охраны воздушного пространства, разница очень важная, считает премьер. Патрулировать в небе Исландии Швеция будет вместе с Финляндией.

После заседания в понедельник Внешнеполитической комиссии Швеции социал-демократическая фракция Риксдага поддержала планы правительства, получившие, таким образом, парламентскую поддержку. Оппозиционная Левая партия высказалась против этого. Таким образом, не присоединяющаяся к военным альянсам Швеция поможет своими самолетами стране-участнице НАТО. Не так это удивительно, как кажется, считает лектор шведской Военной академии, эксперт в области военной стратегии Магнус Кристианссон.

- На самом деле, ничего удивительного в этом нет, если принимать во внимание "клаузулу солидарности" Лиссабонского договора ЕС. Риксдаг принял эту поправку к Конституции Европейского Союза в 2009 году, что на практике означает: Швеция не останется пассивной в случае нападения на другие страны-участницы ЕС. Швеция сегодня, не являясь членом НАТО, сотрудничает с Организацией Североатлантического договора, но воздушное наблюдение в пространстве натовской страны влечет за собой ряд вопросов:

- Исландия обратилась к Швеции с такой просьбой потому, что США закрывают свою военно-воздушную базу, которая существовала на острове на протяжении всей холодной войны. В конечном итоге, речь идет о защите территории страны, то есть о пятом параграфе коллективной защиты НАТО, в чем Швеция участвовать не может. И вопрос в том, как поступать в таком случае, будучи партнером НАТО, но, не являясь полноправным членом этого договора - твердый орешек для политиков, - замечает Магнус Кристианссон.

Наш коллега Альберико Леккини поинтересовался, как Россия реагирует на такое сотрудничество Швеции с НАТО. - Россия тщательно следит за развитием ситуации. Русские разрываются между двумя позициями: с одной стороны, это нечто укрепляющее НАТО на европейском Севере, с другой - усиление нордической составляющей может быть альтернативным вариантом НАТО с точки зрения российских интересов, - считает Магнус Кристианссон. Об оборонном сотрудничестве североевропейских стран начали думать еще в позапрошлом веке, но стратегии в области политики безопасности эти государства выбирали всё время разные, особенно в ходе Второй Мировой войны. В последнее время в оборонный аспект вмешался аспект финансовый:

- Вопросы финансирования вынудили более тесное оборонное сотрудничество нордических стран. Деньги на оборону начинают иссякать, и, чтобы сохранить обороноспособность, надо сотрудничать, просто-напросто. Всё это во многом напоминает международные концерны, когда они пытаются сократить свои расходы. Лектор шведской Военной академии, эксперт по вопросам НАТО Магнус Кристианссон полагает: вполне можно сказать, что Швеция со временем изменила свою доктрину неприсоединения к военным альянсам:

- Новая доктрина базируется на том, что безопасность обеспечивается сообща и солидарно... К вышесказанному остается добавить, что шведские многоцелевые боевые самолеты JAS-39 Gripen будут бороздить небо Исландии без боевого вооружения в течение 2 недель. В 2014 году.

Парламентская группа социал-демократов решила голосовать за то, чтобы шведские истребители "Грипен" совместно с финскими самолетами осуществляли безоружное патрулирование воздушных границ члена НАТО Исландии в течение трех недель в 2014 году.

Теперь в Риксдаге набирается большинство в поддержку этого предложения. Голосование по нему должно состояться в следующем году. Вопрос о патрулировании неба Исландии обсуждается уже давно: бывший лидер социал-демократов Швеции Мона Салин была категорически против присутствия шведских истребителей в воздушном пространстве НАТО.

Такое развитие событий многие считали знаком еще большего сближения Швеции с Североатлантическим альянсом. Швеция не является членом НАТО, однако с 1994 года сотрудничает с альянсом в рамках программы "Партнерство ради мира".

Воздушные границы Исландии оказались без прикрытия после того, как ВВС США покинули остров.

ДОЛГ БАНКОВ ИСПАНИИ ПЕРЕД ЕЦБ СОКРАТИЛСЯ ВПЕРВЫЕ В ЭТОМ ГОДУ

В сентябре показатель снизился на 2,7% до 378,2 млрд евро

Чистый долг испанских банков перед Европейским центральным банком в сентябре сократился впервые в этом году. Об этом свидетельствуют данные Банка Испании. Показатель снизился до 378,2 млрд евро в сентябре с 388,7 млрд евро в августе (-2,7%). Для сравнения: в сентябре 2011 года долг испанских банков перед ЕЦБ составлял 69,3 млрд евро. Годовая разница в уровне долга указывает на то, как сильно испанские кредиторы стали зависимы от финансирования со стороны европейского регулятора.

В июле этого года президент ЕЦБ Марио Драги пообещал "сделать все возможное", чтобы спасти евро. По словам экспертов, это заявление явилось стимулом для сокращения стоимости заимствований и позволило банкам, таким как испанские Banco Santander и Banco Sabadell продавать облигации.

В конце сентября Центробанк Испании опубликовал результаты стресс-тестов банков, проведенных компанией Oliver Wyman. В них отмечалось, что для рекапитализации банковской системы Испании понадобится около 60 млрд евро. Исследование также показало, что банковский сектор Испании в целом остается вполне жизнеспособным, несмотря на крайне неблагоприятные макроэкономические условия.

В июне Испания попросила у ЕС финансовую помощь в размере 100 млрд евро. Сегодня международное агентство Standard & Poor's понизило долгосрочный суверенный кредитный рейтинг Испании на две ступени - с "BBB+" до "BBB-", краткосрочный - на одну ступень (с "A-2" до "A-3"). Теперь рейтинги Испании находятся на одном уровне с показателями Азербайджана, Хорватии и Исландии, совсем рядом с "мусорным рейтингом". Эксперты S&P отмечают неэффективность мер, принимаемых Брюсселем для помощи Испании, беспорядки и политическую нестабильность в этой стране.

S&P ПРИБЛИЗИЛ ИСПАНИЮ К МУСОРНОМУ РЕЙТИНГУ

Долгосрочный суверенный кредитный рейтинг понижен на две ступени - с "BBB+" до "BBB-", краткосрочный - на одну ступень

Международное рейтинговое агентство Standard & Poor's понизило долгосрочный суверенный кредитный рейтинг Испании на две ступени - с "BBB+" до "BBB-", краткосрочный - на одну ступень (с "A-2" до "A-3"), сообщает пресс-служба агентства.

Аналитики отмечают неэффективность мер, предпринимаемых Брюсселем для помощи Испании, беспорядки и политическую нестабильность в этой стране. В S&P называют экономические прогнозы правительства слишком оптимистичными и предупреждают, что рецессия в Испании может оказаться более затяжной, чем ожидал Мадрид. Тем временем эффективность испанских политических институтов в деле противостояния финансовым и экономическим вызовам снижается, полагают эксперты агентства. Противоречия между Мадридом и региональными правительствами называются главным препятствием к проведению реформ и реструктуризации по всей стране.

Теперь рейтинги Испании находятся на одном уровне с показателями Азербайджана, Хорватии и Исландии, совсем рядом с так называемым "мусорным рейтингом", пишет газета El Mundo.

В последний раз агентство понижало рейтинг Испании в середине апреля, мотивируя свое решение разногласиями по поводу бюджета.

Штаб-квартира Standard & Poor's находится в Нью-Йорке, филиалы расположены в Лондоне, Мадриде и Барселоне.

В июне агентство Fitch снизило долгосрочный рейтинг дефолта эмитента Испании в местной и иностранной валюте на три ступени с "А" до "ВВВ".

Соглашение о свободной торговле между Гонконгом и государствами-членами Европейской ассоциации свободной торговли вступило в силу.

Точнее говоря, с 1 октября уже вступила в силу часть соглашения с участием Гонконга и Исландии, Лихтенштейна и Швейцарии, в то время как Норвегия фактически присоединится к договору с 1 ноября.

Соглашение, подписанное 21 июня 2011 года, стало первым для Гонконга договором о свободной торговле с европейской экономикой. Оно охватывает такие области сотрудничества, как торговля услугами и товарами, а также инвестиционные и другие связанные с торговлей вопросы, в частности достаточно сложный для обеих сторон вопрос защиты интеллектуальной собственности.

В соответствии с соглашением, государства-члены отменяют таможенные пошлины на все промышленные товары, а также рыбную продукцию и некоторые виды морепродуктов, произведенных в Гонконге. Переработанная сельскохозяйственная продукция с пометкой «Сделано в Гонконге» также получит налоговые льготы при экспорте на европейский рынок.

Гонконгские компании-поставщики услуг получат более благоприятные возможности для ведения бизнеса и правовую защиту при работе на новых для них рынках, а также исключающий дискриминацию режим на рынках государств-членов во многих секторах, включая финансовые услуги, тестирование и сертификацию.

Еще одно преимущество этого соглашения для всех бизнесменов, включая российских предпринимателей, ведущих бизнес в Гонконге, и независимых специалистов, заключается в предоставлении права временного въезда в соответствующие государства в соответствии с обязательствами отдельных стран в целях содействия их перемещения по делам бизнеса. Соглашение также предусматривает снятие ограничений на размер иностранного капитала, количество поставщиков услуг или операций, стоимость операций по предоставлению услуг, число занятых в компании работников, тип юридического лица и смягчение требований для создания совместного предприятия в различных секторах услуг на рынках государств-членов.

Специалисты ожидают, что уже в очень скором времени торговый оборот между Гонконгом и странами-участниками заметно вырастет, а многие местные компании, которые ранее ориентировали продукцию и услуги исключительно на азиатские рынки, переориентируют часть своей деловой активности на рынок Европы.

Чешская почтовая марка признана самой красивой и оригинальной на последнем международном конкурсе «Grand Prix de l’exposition», который проходил в рамках Венской филателистической выставки.

На конкурсе была представлена марка почтового музея. Создатели марки Слованский художник Душан Каллайе и Чешский илюстратор Милош Ондрачек.

В первую десятку попали марки Лихтенштейна, Словакии, Швеции, России, Украины, Ватикана, Германии, Хорватии, Исландии.

Генеральное консульство Финляндии открывает визовый центр для жителей Мурманской области.

"Я уверен, что Мурманск готов для роста количества виз, это самый сильный наш регион", - сообщил консул генерального консульства Финляндии в Петербурге Тарбо Ниелинен на пресс-конференции во вторник столице Заполярья.

Визовый центр будет открыт в Мурманске с 12 октября. При этом подать документы можно будет не только на финскую визу, но и на визы Франции и Исландии.

Открытие визового центра обусловлено ростом туристического потока из Мурманской области в Финляндию, по словам помощника консула Сари Пеюхенен, в прошлом году консульство Финляндии в Мурманске выдало рекордное количество шенгенских виз - почти 48 тысяч.

"По оценкам консула Марттти Руококоски, в этом году мы сможем выдать еще больше виз, около 75 тысяч", - отметила С.Пеюхенен. За услуги визового центра северянам придется оплачивать сервисный сбор в размере 21 евро, при этом заявитель получит возможность отслеживать процесс рассмотрения визы через Интернет.

Варшавский аэропорт имени Фредерика Шопена сообщил о падении на 6% числа пассажиров в последнем летнем месяце. Аэропорт обслужил чуть менее одного миллиона пассажиров в августе. Это было первое падение трафика за после более чем два года практически непрерывного роста.

Число обслуженных воздушных судов также упало на 9,3% до 11 900.

Ранее в аэропорту были провалы только в апреле 2010 года в с извержением вулкана Исландии, а также в сентябре 2010 года, когда была реконструкция взлетно-посадочной полосы.

Михал Мажец, директор варшавского аэропорта, говорит что не ничего удивительного: "Это, несомненно, является результатом решения Wizz Air переместить свои рейсы из Варшавы и отмены всех рейсов OLT Express. "Но, учитывая количество рейсов двух авиакомпаний, работающих в нашем аэропорту, падение в августе значительно меньше, чем ожидалось".

В январе-августе 2012 года аэропорт обслужил более 6,7 миллионов пассажиров, что на 8,1% превышает показатели за аналогичный период 2011 года.

В Германии 3-7 сентября 2012 г. проходило второе заседание Межправительственного переговорного комитета по разработке юридически обязательного соглашения по лесам в Европе.

В работе комитета приняла участие российская делегация, возглавляемая А.В. Панфиловым - заместителем руководителя Федерального агентства лесного хозяйства.

В г. Бонн (Германия) 3-7 сентября 2012 г. проходило второе заседание Межправительственного переговорного комитета по разработке юридически обязательного соглашения по лесам в Европе (МПК-2 по ЮОС), на котором стороны процесса провели постатейную проработку в первом чтении проекта текста будущей конвенции по лесам.

В ходе заседания определилась основная группа оппонентов фактически по всем вопросам дискуссии, состоящая из представителей России, ЕС, Исландии и Швейцарии. Наиболее активными участниками переговорного процесса явились делегации России и ЕС в продуктивный диалог которых периодически включались другие делегации, в том числе Белоруссии и Украины. Конструктивная позиция российской делегации неоднократно отмечалась участниками и руководством МПК.

Особое внимание было уделено одному из наиболее важных и сложных вопросов - возможности заключения Соглашения под эгидой ООН, как это было определено решением Министерской конференции в Осло в июне 2011 г. Российская делегация подтвердила в своем заявлении, как и ранее, последовательную приверженность "зонтику" ООН. По мнению России это позволит придать Соглашению весомость, встроить его в систему других конвенций ООН природоохранного характера, не ущемляя при этом интересы каких-либо стран, будет содействовать его открытости для присоединения других стран, а также позволит облегчить и упростить финансовое бремя его обслуживания. В позитивном русле Россию поддержали Исландия, Швейцария, Норвегия, Грузия, ЕС, ЮНЕП и некоторые наблюдатели. Окончательное решение не принято, однако было решено более подробно изучить вопросы, влияющие на принятие сторонами окончательного решения, в том числе, касающиеся финансирования, правил и процедур функционирования и обслуживания Соглашения, как под эгидой ООН, так и в качестве самостоятельного Соглашения.

Характерной особенностью заседания стало увеличившееся количество организаций-наблюдателей и активизация их роли в переговорном процессе, что свидетельствует об усилении интереса к будущему соглашению. В заседании впервые в качестве наблюдателей приняли участие представители Азербайджана и Киргизии, не являющихся официальными участниками процесса "Леса Европы". Это свидетельствует о том, что получило подтверждение предложение России, зафиксированное Ословским Мандатом, о привлечении к участию в работе над юридически обязывающим соглашением стран СНГ, бывших республик СССР азиатского региона, составляющих единое экологическое пространство с Россией.

На полях заседания МПК-2 были проведены двусторонние встречи и переговоры с представителями Германии, Финляндии, Швеции, Латвии, секретариата процесса "Леса Европы" и других стран и международных организаций. Обсуждаемые вопросы касались как двустороннего сотрудничества в области лесного хозяйства, так и позиций стран в отношении принципиальных положений Соглашения.

Третье заседание Межправительственного переговорного комитета состоится в Турции в период 28 января - 1 февраля 2013 г.

TRANSPARENCY: ЭКСПОРТ КОРРУПЦИИ ЦВЕТЕТ ИЗ-ЗА КРИЗИСА

Transparency International бьет тревогу: в 2011 году борьба с межгосударственной коррупцией всем мире ведется вяло

Лишь малая часть богатейших стран противостоят взяточничеству в компаниях, борющихся за выгодные контракты за рубежом. Глобальная кампания против таких преступлений, запущенная 15 лет назад, начала ослабевать с наступлением всемирного экономического кризиса. Об этом говорится в докладе Transparency International (TI).

США и Германия показали наибольшее рвение в 2011 году в поимке предпринимателей и чиновников, которые используют взятки для заключения сделок и покупки влияния. В этих двух государствах около 450 уголовных дел о подкупе иностранных должностных лиц завершились судебными приговорами. Это на 25% больше, чем в 2010 году, подсчитали в TI.

Отметим, что в США расследуется целая волна дел, в которых замешаны бизнес-практики американских компаний за рубежом. В этом году, в частности, в рамках такого дела штраф в 41 млн долларов согласилась выплатить фармацевтическая компания Pfizer, "дочек" которой Комиссия по биржам и ценным бумагам (SEC) обвинила в подкупе и "умасливании" врачей и фармацевтов за рубежом. В документах фигурировала и Россия: SEC утверждала, что на рубеже 1990-2000-х годов представители Pfizer выходили в том числе на довольно высокопоставленных чиновников.

В то время как Великобритания и Италия активнее включились в борьбу со взяточничеством в 2011 году, Япония за последние 12 лет добилась обвинительных приговоров только по двум случаям взяточничества за рубежом. Это самое низкая эффективность среди исследуемых государств (с учетом размера экономики).

Другие крупные страны, включая Францию, Канаду и Бразилию, не продвинулось в деле противостояния коррупции в компаниях, работающих в иностранных юрисдикциях. При этом Мексика, где местные подразделения американского ритейлера Wal-Mart Stores сталкиваются с обвинениями в даче взяток, не завершила в 2011 году ни одного дела.

Ситуация в мире в целом неблагоприятна. "Прогресс с точки зрения правоприменения в этой отсутствует, - констатировала глава подразделения TI в Брюсселе Яна Миттермайер. - Число иностранных дел о взяточничестве и в большинстве исследованных стран незначительно или равно нулю".

39 стран, включая большую часть промышленно развитых государств (за исключением Китая и Индии) подписали в 1997 году соглашение по борьбе со взяточничеством в международных деловых операциях. Соглашение разработала Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), которая отслеживает его исполнение наряду с TI. В опубликованном Transparency International отчете не дается характеристика двум странам - Росси и Исландии. Первая присоединилась к Конвенции только в 2011 году (вступила в силу в 2012 году). А в Исландии у организации нет исследовательского офиса.

Организация составила символический список, где ранжировала страны по их активности в деле борьбы с "экспортом коррупции". К активным отнесены США, Германия, Великобритания, Италия, Швейцария, Новергия и Дания, эти семь стран обеспечивают 28% мирового экспорта. В середнячках оказались Япония, Франция, Нидерланды, Южная Корея, Канада, Испания, Бельгия, Австралия, Швеция, Австрия, Аргентина и Финляндия (25% мирового экспорта). Среди "скромников" - Мексика, Бразилия, Турция, Венгрия, Чили, Люксембург, Португалия, Словакия, Словения, Болгария (6%). Никаких усилий к предотвращению взяточничества со стороны своих компаний за рубежом, по мнению аналитиков Transparency, не предпринимают Ирландия, Польша, Чехия, ЮАР, Израиль, Греция, Новая Зеландия и Эстония (4%).

Нежелание правительств дать решительный бой коррупции при осуществлении международных сделок связано с плохим состоянием мировой экономики. Впрочем, пока нет исследований, которые бы связали тенденцию к ослаблению борьбы со взятками с кризисом. "В то время, когда большинство промышленно развитых стран страдает от глобального спада экономики, все труднее заставить политических лидеров оказать решительную поддержку делу борьбы с подкупом иностранных должностных лиц", - сетуют в TI. В организации уверены, что лидеры государств должны отказаться от аргументации, согласно которой победа в зарубежных тендерах и получение заказов в период кризиса оправдывает попустительство подкупу иностранных чиновников

Европа, предоставленная сама себе

Как континент, охваченный кризисом, отреагирует на десятилетие перегруппировки США

Резюме: Можно предположить три сценария развития Европы в ближайшие 10 лет в условиях перегруппировки сил США. Первый описывает раздробленную и расколотую Европу; второй предполагает успех за счет углубления интеграционных процессов; в третьем сценарии ослабленная и фрагментированная Европа начинает перестраиваться.

Данная статья написана в рамках проекта фонда ГФМ EuroFuture, нацеленного на понимание и исследование экономического, государственного и геостратегического измерений кризиса в Европе с трансатлантических позиций. Публикуется с разрешения Германского фонда Маршалла в США.

Европа и ее стратегическое окружение претерпевают эпохальные преобразования, сопоставимые по масштабу и интенсивности с теми, что сопровождали процесс завершения холодной войны.

Европейский финансовый кризис испытывает на прочность наднациональную модель (включая общую внешнюю и оборонную политику), а также политические и экономические возможности многих национальных государств. Кризис управления и гражданские восстания на восточной и южной периферии Европы, фактические (Сирия) или потенциальные (Иран–Израиль) конфликты на Ближнем Востоке накаляют общую атмосферу.

Тем временем Соединенные Штаты, главный гарант европейской безопасности, которые более 60 лет были партнером и союзником Европы по НАТО, борются с собственным финансовым кризисом, урезая расходы и пересматривая курс в области внешней политики и обороны. Они уходят из Европы и поворачиваются лицом к Тихоокеанскому региону. Перегруппировка лишь отчасти вызвана кризисом. Изменение настроений в обществе и новый стратегический выбор – гораздо более существенные факторы, которые, скорее всего, сохранятся и после восстановления мировой экономики.

Для ослабленной и разделенной Европы все это означает меньшую защищенность, большую ответственность внутри своих границ и в соседних регионах, которые по-прежнему представляют стратегический интерес для США, даже когда те отвлекаются на решение задач в других местах. Следовательно, способность или неспособность Европы выстраивать собственную политику в предстоящем десятилетии вызывает не только экзистенциальную тревогу, но и беспокоит ее соседей на Востоке, Ближнем Востоке, в Северной Африке и в самих Соединенных Штатах. Это важно и для ответа на вопрос о том, сможет ли Европа быть архитектором мирового порядка, отвечающего вызовам XXI века.

В данной статье рассматриваются три сценария развития Европы в ближайшие 10 лет в условиях перегруппировки сил США. В первом описывается раздробленная и расколотая Европа; второй предполагает успех за счет углубления интеграционных процессов; в третьем сценарии ослабленная и фрагментированная Европа начинает перестраиваться.

Сценарий 1: Крепость

«Конец евро означал бы конец Европейского союза».

Ангела Меркель, 2011 г.

К 2022 г. всем стало очевидно, что могущество Европы и Европейского союза, пик которого пришелся на первое десятилетие третьего тысячелетия, теперь безвозвратно утрачено. Финансовый кризис 2008–2014 гг. вначале казался, как и предыдущие моменты нестабильности (такие как балканские войны), одним из взрывоопасных катарсисов, которые раньше всегда подталкивали ЕС к продолжению и углублению интеграционных процессов. Однако оказалось, что Европа переживает медленный и постепенный упадок, охвативший весь Запад (в том числе и США), вследствие чего сила и могущество перетекают на Восток. Выход Греции из зоны евро в 2012 г. ознаменовал начало более масштабного развала. Сама еврозона рухнула в 2017 году. Единственной страной, формально вышедшей из Евросоюза, стала Великобритания (в 2014 году). Другие крупные государства, такие как Франция, Германия и Польша, даже не задумывались о выходе, поскольку межгосударственные отношения (известные также как «метод Союза» – термин, изобретенный немецким канцлером Ангелой Меркель) прекрасно удовлетворяли все их потребности, а европейские институты (Комиссия, Парламент и Суд) постепенно отмерли из-за полного пренебрежения этими структурами.

Экономика некоторых европейских государств какое-то время функционировала вполне прилично. Германия продолжала развивать энергичную торговлю с Китаем, пока китайцы не научились делать более качественные машины, станки и инструменты по более низким ценам. Франция строит атомные электростанции по всему миру для стран, правительства которых шокированы упадком России под руководством пожизненного президента Владимира Путина и крахом Саудовской монархии. А Великобритания остается мировым лидером в производстве сложных технологий слежения. Однако в целом Европа более половины десятилетия пребывала в состоянии рецессии, государственные долги остаются огромными, а экономический рост и технологический прогресс происходят где угодно, но только не здесь. Возврат к национальным валютам спровоцировал судебные разбирательства по поводу переоценки договоров и активов, многие компании обанкротились.

Вопреки самым мрачным прогнозам и ожиданиям, война в Европу не вернулась – по крайней мере, в сравнительно благополучные в экономическом плане северные страны. Но Балканы снова втянулись в вооруженный конфликт, развязанный ультранационалистическим правительством в Белграде, которое пришло к власти и вернуло Косово под свой контроль после того, как Сербию не приняли в Евросоюз. Страны Восточного Средиземноморья сражаются друг с другом за доступ к морским месторождениям газа (хотя некоторые циники отметили, что дискуссии в НАТО стали протекать намного более гладко после того, как Турция аннексировала греческую часть Кипра). В Ирландии, Португалии, Испании и Греции, где разразился правительственный кризис после того, как эти страны погрузились в рецессию, властям пришлось резко сократить социальные расходы, а кривая безработицы взметнулась вверх. Общенациональные забастовки, мятежи и лавинообразный рост организованной преступности превратили власти и государственное управление в фикцию. В Венгрии и ряде стран прокатилась волна погромов против румын, цыган и других национальных меньшинств. Эмиграция из государств, расположенных на периферии Европы, в Тихоокеанский регион быстро растет, так что Пекин и Сеул подумывают о введении квот на европейских «гастарбайтеров».

Даже на стабильном Севере низкие темпы роста и строгая экономия во всем вынудили правительства пойти на ряд непопулярных мер. Национализм, популизм и ксенофобия расцвели пышным цветом. После того как из-за потоков мигрантов из неспокойных стран Северной Африки и Ближнего Востока аннулировали Шенгенский договор, по всей Европе восстановлены границы. Богатые европейцы теперь отправляют своих детей в элитные школы-пансионы в Китае и Индии.

В этих условиях политика в области безопасности и обороны зиждится на трех китах: разведка, полицейские операции и пограничный контроль. Европейские правительства уже прибегли к массированным инвестициям в эти аспекты безопасности после терактов 11 сентября и соответственно пренебрегали расходами на оборону и современные вооружения. Через 10 лет экономический кризис, быстрорастущие цены на новые технологии и близорукая политика решительно изменили приоритеты расходной части госбюджетов с внешней безопасности на внутреннюю. Теперь повсюду установлены камеры наружного наблюдения, и почти у всех европейцев имеются вмонтированные чипы электронной идентификации. Но это невысокая цена за спокойствие и тот факт, что с 2005 г. в Европе не было ни одного крупного теракта. Боязливое и все более пожилое население европейских стран ожидает от правительств гарантий полной безопасности, а правительства крайне внимательно относятся к пожеланиям своих избирателей, проводя опросы общественного мнения каждую неделю.

И все же это не «1984». Взрывной рост личных контактов в социальных сетях обернулся расцветом местных гражданских инициатив и альтернативных моделей организации жизни.

Все это привело к появлению в 2016 г. трех процветающих европейских организаций: Европейского комитета по разведке, Агентства пограничной безопасности (усиленной разновидности организации-предшественницы Frontex), а также Европейского военизированного полицейского корпуса. У последнего на вооружении находятся мощные беспилотные летательные аппараты с ударными возможностями. Некоторые искушенные политические обозреватели утверждают: вопреки мнению Ангелы Меркель, это доказывает, что ЕС остается на плаву во время затяжного кризиса. В конце концов, даже Пекин и Вашингтон хвалят европейцев за впечатляющие методы борьбы с кибератаками, нелегальной миграцией, контрабандой оружия и наркотиков. И, конечно, стабильность – ключ к восстановлению мирового порядка. Ведь свободе грош цена, если люди не чувствуют себя в безопасности!

Удивительно полезной структурой в этих обстоятельствах оказывается НАТО. Конечно, американцы лишь формально состоят в альянсе. Им казалось, что это менее оскорбительно, чем выход из организации, которую один из членов Палаты представителей США охарактеризовал как «свору никчемных халявщиков». В любом случае американцы поглощены собственными проблемами пограничного контроля, а также вынуждены зорко следить за растущим напряжением в Южной Азии и Южно-Китайском море. Нападений на территорию Европы не предвидится. Россия слишком слаба, чтобы угрожать ЕС перекрытием вентилей на газопроводах, а кланы Путина и Прохорова благодарны за сохранение стабильных и легальных источников доходов. Структуры командования НАТО и процессы формирования войск во многом помогли преодолеть кризис в Европе и послужили образцом для укрепления пограничных и внутренних служб безопасности.

Напротив, атлантизм не очень хорошо себя зарекомендовал – на самом деле некоторые европейцы (и многие американцы) утверждают, что сам термин изжил себя. Распад еврозоны вызвал эффект домино в американской экономике, поскольку финансовые рынки и транснациональные компании остро реагируют на состояние европейской экономики. Положение дел усугубилось, когда европейские корпорации, попавшие в затруднительное положение, закрыли предприятия в Соединенных Штатах, а Конгресс проголосовал за ограничение торговых связей с Европой. В ООН, а также в международных финансовых и торговых организациях (Всемирный банк, МВФ и ВТО) американцы и европейцы вынуждены поступиться некоторыми полномочиями и правами при голосовании и считаться с мнением полдюжины уверенных в себе быстроразвивающихся стран.

В «Большой двадцатке» растущая группа незападных правительств, одержимых страстью наживы, все настойчивее требует, чтобы США и Европа признали «правила большой дороги», защищающие государственные предприятия и освобождающие их от любых условностей, связанных с внутренним управлением.

Единственная надежда, которая еще теплится у тех, кто борется с повсеместным упадком политиков в Вашингтоне и европейских столицах, связана с тем, что китайские и российские лидеры бизнеса, похоже, уже сыты по горло попытками правительства управлять экономикой, и им не терпится взять бразды правления в свои руки. В этом желании их полностью поддерживает немногочисленный, но решительно настроенный средний класс и шумная блогосфера. Однако западные политики не уверены, что эту надежду разделяет широкая общественность их стран, которую, похоже, волнует только собственное будущее.

Сценарий 2: Трансформация

«Способность Европы вести диалог с Китаем, Индией и США зависит от ее способности быть частью единого пространства – от айсбергов в Арктике до песчаных дюн Сахары и со Средиземным морем посередине. Это единственный способ избежать маргинализации и упадка и реалистичный сценарий, который позволит Европе иметь достаточный вес в геополитике будущего».

Доминик Стросс-Кан, 2004 г.

Европейский союз восстал из пепла экономического кризиса и превратил не только себя, но и соседние регионы в экономический и политический центр влияния, притягательность которого в 2022 г. выходит далеко за пределы его границ.

Конечно, следует признать, что решение создать подлинный финансово-экономический союз в 2014 г. и заложить основы для Соединенных Штатов Европы два года спустя было скорее актом отчаяния, нежели осознанным стратегическим выбором. Неплатежеспособность Греции и Португалии, кровавые мятежи в Италии и Испании и эмиграция большинства ирландцев в сочетании с безжалостной рыночной стихией и непреклонностью рейтинговых агентств убедили политиков и общественность, что лучше предпринять радикальные меры, чем продолжать балансировать на краю пропасти.

В 2014 г. последовательные шаги в направлении углубления интеграции наконец-то вылились в нынешние европейские договоры. В то же время была создана Комиссия для работы над Конституцией. Правда, она была окончательно принята лишь в 2021 г. после того, как две трети из 30 членов Евросоюза (к тому времени присоединились Исландия, Хорватия и Сербия) ратифицировали Договор о Конституции. Этому предшествовала яростная и затяжная полемика между северным и южным блоками. Первые (во главе с Германией) жаждали «союза стабильности», который был бы построен не по принципу федерализма, но в котором штрафные меры или санкции автоматически применялись бы к странам, посмевшим бросить вызов новым правилам строжайшей экономии. Вторые (во главе с премьер-министром Италии) требовали «союза роста», предусматривающего евробонды, Европейский центральный банк в роли кредитора последней инстанции и программы стимулирования всей европейской экономики.

В результате достигнутого компромисса немцы согласились с федерализмом как основополагающим принципом функционирования Европы, а также с созданием Европейского министерства финансов, европеизацией долга и инвестиционными пакетами для периферийных стран Союза, больше других пострадавших от кризиса. В обмен на это они добились отмены общей сельскохозяйственной политики (ОСП) и торжественного обещания всех глав правительств не проводить общенациональных референдумов по Конституции.

Этот пакет мер убедил рынки и рейтинговые агентства, что на этот раз европейцы настроены серьезно, и экономика пошла в рост благодаря структурным реформам и вновь обретенной уверенности. Полдюжины новых стран-членов быстро присоединились к зоне евро. Последней страной, весьма важной для Евросоюза, стала Великобритания. Лондон принял такое решение после того, как Конфедерация британской промышленности и Сити пригрозили перенести свои деловые операции в Польшу, которая первой вошла в зону евро.

Теперь Европой управляет Комиссия ЕС во главе с президентом, избираемым на прямых выборах. За ним стоит Европейский директорат, состоящий из Германии, Польши, Швеции и Великобритании (французы вошли в него несколькими годами позже, осуществив мучительные реформы, направленные на повышение конкурентоспособности). Европейцев по-прежнему раздражает самодовольство Германии, но представители 29 стран согласны с тем, что после наделения Берлина реальной силой и полномочиями немцы прекратили разглагольствовать о своем моральном превосходстве. В последние 10 лет большая часть Европы находится под управлением технократических правительств; процент неучаствующих в голосовании остается высоким, и гражданская активность находится на довольно низком уровне. Граждан, похоже, это не беспокоит. Они пережили ужас и панику, и теперь наслаждаются плодами вновь обретенного благополучия. Для них главное – гарантии безопасности.

К этому времени европейцы сумели преодолеть проблемы в экономике и наконец-то обратили внимание на другие вопросы. Бешеный темп технологических преобразований сделал их вооружение безнадежно устаревшим – по сравнению с Китаем или даже Соединенными Штатами оно подобно карманному калькулятору рядом с ультратонким гибким iPad’ом (дизайн которого разработал Ай Вэйвэй для компании Huawei Industries).

Однако это оказалось скрытым благословением, потому что ЕС смог начать с нуля. Пришлось отказаться от устаревших и отслуживших свое истребителей-бомбардировщиков, авианосцев и других «мастодонтов». Следующим шагом стала европейская унификация – для начала в сфере нематериальных ценностей, таких как стандарты, доктрины и образование; затем пришел черед создания единой европейской армии и стандартизации процессов принятия решений. Некоторые страны менее охотно вступали на этот путь, чем другие. Но англичане, французы и другие дали ясно понять, что «бесплатный сыр» в стиле НАТО отныне неприемлем: «Если не желаешь участвовать, тогда плати». Все были согласны с тем, что убедительная угроза или ранняя демонстрация силы могли бы предотвратить несколько затянувшихся и дорогостоящих военных кампаний; этот аргумент убедил даже немцев.

Лондон и Париж были вынуждены сохранить и модернизировать свой ядерный арсенал. Европейские силы обороны (ЕСО) имеют общее командование, генеральный штаб, военную доктрину, проводят совместные учения и подготовку военнослужащих, у них действующий штабной центр (в Великобритании), общие правила вступления в бой и не более 250 тыс. военнослужащих, находящихся в полной боевой готовности. У европейцев также единые ВВС, береговая и пограничная охрана.

Вместе с тем европейцы поступили мудро, направив значительную часть средств, выделенных оборонному ведомству, на достижение превосходства в сфере информации и знания. В частности, они уделили особое внимание средствам связи и разведки, а также наращиванию возможностей стратегического прогнозирования и анализа. Это хорошо сочетается с массированными инвестициями в контртеррористические и полицейские операции, сделанными в предыдущем десятилетии.

НАТО из практических соображений превращено в «дом европейской обороны», а за Соединенными Штатами зарезервирован постоянный гостевой номер (европейцы решили приспособить командные структуры и процессы альянса к своим потребностям, но на всякий случай поддерживать максимально возможное взаимодействие с американцами). США вполне удовлетворены новым разделением труда, которое позволяет им сосредоточиться на многочисленных горячих точках в Тихоокеанском регионе. У них нет ни желания, ни свободных средств для серьезного участия в урегулировании конфликтов на европейской периферии. Вашингтонские политики очень довольны тем, что Брюссель теперь готов при необходимости развертывать войска специального назначения вкупе с миротворческими и стабилизационными силами (при поддержке новой жандармерии ЕС). Вместе с тем в кулуарах они делают оговорку, что им будет легче решать трудные вопросы в Конгрессе, если Брюссель станет все же советоваться с ними перед тем, как предпринимать конкретные меры.

С точки зрения Америки значение имеет лишь тот факт, что Европейский союз обволакивает паутиной «мягкой силы» страны Восточной Европы и Северной Африки, декларируя при этом главную цель: «Сделать этот регион более стабильным, более демократичным и лучше управляемым путем повышения уровня общего благосостояния». Отказ от общей сельскохозяйственной политики позволил углубить соглашения о свободной торговле по всей Европе. Китайские и американские компании строят солнечные энергетические установки вдоль береговой линии южного Средиземноморья. Пересмотр программы «Эразм Мундус» позволил тысячам украинцев, россиян, египтян и представителям других стран обучаться в европейских бизнес-школах, а также на юридических факультетах и факультетах государственного управления. Они учатся тому, как функционируют либеральные демократии, приверженные принципам свободного рынка.

Как минимум полдюжины успешных развивающихся экономик в соседних регионах стучатся в двери ЕС. Первыми в очереди стоят израильтяне, которые утверждают, что Европе следует многому у них научиться. Турция отозвала заявку на присоединение к Евросоюзу на том основании, что ограничения суверенитета, которые предполагает членство, неприемлемы для гордого народа. Однако Анкара и Брюссель тесно сотрудничают в вопросе трансформации общего политического и экономического пространства, и турки участвуют в европейских военных маневрах и кампаниях.

Европейцам все еще непросто сохранять единодушие в области внешней политики, но теперь это не играет такой большой роли, поскольку периферия стала гораздо более стабильной и предсказуемой. Катастрофы, приключившиеся ранее в Сирии, Бахрейне и Ливане, балансирование Саудовской Аравии на краю пропасти и несколько суровых лет правления «Братьев-мусульман» в Египте, Турции и некоторых государствах Персидского залива привели к разочарованию тем, что Запад не был готов взять в руки вопросы безопасности региона, который представлял для него стратегический интерес. Европейцы и американцы признали, что их вмешательство в прошлом не всегда приводило к желаемым результатам. И теперь они без лишней шумихи ведут переговоры с несколькими дружественными им странами региона о том, как снизить социально-политическую температуру на Ближнем Востоке.

ООН и другие международные организации все еще существуют, хотя урегулированием споров и обеспечением необходимого уровня безопасности занимаются преимущественно региональные альянсы. Однако Вашингтону трудно убедить их (или еврократов) начать обсуждение волнующих его вопросов, таких как изменение климата, соперничество за природные ресурсы и укрепление хрупкой китайской экономики, и ему требуется сильный партнер и единомышленник для их решения. Похоже, что Европа наконец-то разобралась со своими соседями, но пока еще не готова брать на себя ответственность за положение дел в других стратегически важных регионах или за решение вопросов общемирового значения.

Сценарий 3: «Избирательное сродство»

«Сейчас не время для стратегических маневров – нам бы с кризисом разобраться».

Высокопоставленные немецкие дипломаты, 2012 г.

К радости многих европейцев, самые мрачные прогнозы об упадке и распаде ЕС после финансового кризиса не сбылись, как не сбылись и радужные предсказания некоторых американских евро-оптимистов. Фактически Европа 2022 г. сохранила много общих черт с Европой 2012 года. Вместе с тем европейцы явственно осознали, что так больше продолжаться не может.

Несмотря на отчаянные меры в начале 2012 г., дефолт Греции предотвратить не удалось. Длительные конвульсии греческой экономики имели один положительный эффект: шокировав европейцев, они подтолкнули их к более решительным действиям. Компромисс, который спас остальную часть еврозоны в 2013 г., представлял собой лоскутное одеяло из мер жесткой экономии и стимулирования экономического роста. К компромиссу удалось прийти в предрассветные часы брюссельского саммита, посвященного проблеме выхода из кризиса, когда итальянский премьер-министр сказал напуганному канцлеру Германии: «Сила – это еще не все; нужно иметь моральное право».

Так была спасена еврозона (за исключением одного члена), и Евросоюз не распался; ему даже удалось принять в свои ряды Хорватию вскоре после выхода британцев. Но на этом процесс расширения, равно как и дальнейшие интеграционные усилия, закончились, и Союз по формуле 9+17 уже не менялся до конца десятилетия, пребывая в состоянии шаткого равновесия и в поисках оптимального баланса между федеральными и межгосударственными элементами. Длительной рецессии избежали, но среднегодовые темпы роста оставались низкими, а некоторые европейские правительства продолжали бороться с бременем долгов.

Неравенство в доходах увеличивалось. Это оказывало давление на социальные модели в разных странах и оставляло мало места для маневра избранным политикам, которым приходилось отвечать на вызовы, брошенные популистами. Наверное, главным сюрпризом десятилетия стало «пике» немецкой экономики. Падение началось после того, как в Китае, крупнейшем экспортном рынке Германии, а также крупнейшем кредиторе Соединенных Штатов, начался экономический спад, вызванный экономическими неурядицами в США и затянувшейся внутренней борьбой за лидерство.

Дипломаты и журналисты в Брюсселе и европейских столицах отчаялись понять стратегию действий Европы и объяснить ее. «Когда кажется, что все получится, ничего не получается, а когда кажется, что ничего не получится, все получается», – писал один из них в полном смятении. «Европа многополярна», – заметил другой.

Корреспондент, специализировавшийся в области немецкой литературы в Гуманитарном колледже Среднего Запада, писал своему редактору: «Это похоже на героев романа Гёте “Избирательное сродство“: в чем-то они сходятся во мнении, в других вопросах расходятся, а затем создают новые союзы и конфигурации. В романе было четыре личности, и они запутались в своих отношениях. А как быть, когда их не четыре, а 26?».

Четче проступили некоторые контуры взаимного согласия и несогласия. Наиболее стойким оказался раскол между Севером, настаивающим на экономии, и менее ортодоксальным в экономическом плане Югом. Правительства еврозоны в первую очередь согласовывали финансово-экономическую политику друг с другом, оставляя страны, не входящие в зону евро (которые так и не смогли выработать общую платформу), справляться с неурядицами в меру своих способностей. И если лишь немногие государства (прежде всего Франция, к которой иногда присоединялась Великобритания) готовы были участвовать в ограниченных военных интервенциях на южной периферии Средиземноморья, большинство смогло договориться о проведении более действенных полицейских операций на границах и морских транспортных коридорах.

Но в целом первая половина десятилетия ознаменовалась преобладанием односторонней политики силы над интеграционными процессами: странам-членам редко удавалось устоять перед искушением – они добивались краткосрочных выгод для себя и вели тактические игры, предпочитая их общему благу Европы или более масштабным стратегическим целям. Государства, имевшие больше возможностей для развертывания войск, получали больше краткосрочных преимуществ, тогда как менее сильные упускали свою выгоду. Что касается европейских институтов, то Комиссия и Парламент постепенно утрачивали первоначальную роль. Совет выступал посредником в поиске консенсуса в чрезвычайных обстоятельствах, когда члены ЕС понимали важность выработки общей позиции. Тем временем Европейский суд и Суд по правам человека буквально утонули в потоке непрерывных исков правительств, которые те возбуждали друг против друга, а также жалоб от компаний, НПО и частных лиц, отчаянно нуждавшихся в руководящих указаниях, которые позволили бы им лучше ориентироваться в юридическом лабиринте.

Некоторые страны, понимая, что Европа терпит бедствие, попытались предложить прагматичные способы возвращения к согласованным коллективным действиям путем формирования «авангардных» или «стержневых» групп. Из-за постоянной угрозы наложения вето некоторыми государствами зачастую приходилось прибегать к прагматичным межгосударственным соглашениям по конкретным вопросам, выходящим за рамки европейских договоров. Избирательное регулирование и гармонизация фискальных мер оказывались столь же действенными, как и избирательное сотрудничество между уголовным розыском и полицией разных стран. Однако общая политика ЕС в области безопасности и обороны развалилась, к ужасу Вашингтона, который умолял европейцев углублять сотрудничество и даже составил подробные предложения по поводу того, как объединить имеющиеся силы, ресурсы и войска.

Все действия по урегулированию конфликтных ситуаций в соседних регионах предпринимались европейцами исключительно в рамках НАТО, которую один отчаявшийся европейский министр обороны описал как «ящик для инструментов, в котором есть много гвоздей, имеется несколько кривых отверток, но нет молотка».

Принципы взаимодействия с американскими войсками де-факто под вопросом, поскольку Конгресс ясно дал понять, что в следующий раз европейцам придется самостоятельно разбираться с кризисами, подобными ливийскому («Если только не произойдет нечто совершенно ужасное», – добавил представитель Белого дома с тяжелым вздохом). Перед лицом катастроф в Сирии и Ливане примерно дюжина стран ЕС объединилась для проведения ограниченных миротворческих операций и оказания гуманитарной помощи. Но постепенно стало понятно, что европейские войска не способны наладить взаимодействие даже друг с другом.

Единственное преимущество, если можно так выразиться, заключалось в том, что были уничтожены остатки ханжеского самодовольства и благодушия, сформировавшиеся в годы, когда европейцы испытывали эйфорию от того, что начали создавать самую мощную в мире экономическую структуру. Наиболее трезвые стратеги и политики, а также широкая общественность начали обсуждать принципы европейской солидарности и общей ответственности. Наконец-то они в полной мере осознали, что отсутствие внутреннего единства чревато возвратом к разрозненным и обособленным рынкам и что Европа быстро теряет вес на мировой арене.

Кроме того, неспособность экспортировать стабильность, общие правила игры и благополучие в страны, расположенные на периферии, означала, что в отсутствии других доминирующих игроков эта периферия становится источником многочисленных рисков. Некоторые отмечали, что усиление нелиберальных держав, предсказанное в конце 2000-х гг., оказалось эфемерной угрозой, поскольку мировой хаос обнажил внутреннюю уязвимость России и даже Китая, тогда как Соединенные Штаты и Европа продемонстрировали некоторые признаки устойчивости и приспособляемости.

Конечно, пришло понимание того, что единственный для Европы путь в новом тысячелетии – это интеграция, позволяющая ей установить либеральный порядок внутри европейского пространства и экспортировать его в другие страны. Немного переиначив знаменитый афоризм Черчилля по поводу демократии, один брюссельский стратег заявил, что интеграция – наименьшее из всех зол, тем более после того, как нежизнеспособность всех других моделей была установлена экспериментально. Прагматики склонны соглашаться с этой точкой зрения, с горечью понимая, что десятилетие уже упущено и перегруппировка сил теперь дастся гораздо большей кровью. Они по-прежнему обеспокоены нестабильностью, риском раскачивания общей лодки и зависимостью от выбранного пути, и с сожалением сознают, что после начала кризиса им пришлось умерить амбиции и пересмотреть определение успеха. Перестройка Европы и трансатлантических отношений неизбежна, но этот процесс будет нелегким.

Три сценария: выводы

Конечно, эти варианты будущего умозрительны и порой напоминают карикатуру (это сделано умышленно). Второй сценарий («Трансформация») представляется наименее вероятным с точки зрения сегодняшних реалий. Третий сценарий («Избирательное сродство») лучше других соответствует нынешнему опыту Европы и сулит ей умеренно счастливый исход, тогда как в первом сценарии («Крепость») описывается наихудшее развитие событий. Вместе с тем, все три сценария возможны. Во всех трех присутствуют нежелательные элементы, риски, преимущества и шансы для США и Европы, описывается мир, формируемый экономической интеграцией и взаимозависимостью, наделением отдельной личности правами и возможностями и размыванием государственной власти. Жесткая сила и традиционные угрозы по-прежнему актуальны, но главный аспект силы – это способность решать общие проблемы и добиваться общего блага. В частности, политика в сфере безопасности должна сосредоточиться на общих рисках и совместном управлении этими рисками. Пока НАТО не может похвастать такими навыками.

Все это предполагает несколько общих рекомендаций, касающихся организации (или даже обновления) трансатлантических взаимоотношений – притом что обе стороны какое-то время сосредоточат внимание на борьбе с внутренними экономическими и социально-политическими неурядицами:

Акцент на «внутригосударственном строительстве». Это в большей степени относится не к экономике, а к реформированию институтов, политических процессов, и восстановлению доверия со стороны широкой общественности. Распад Европы (первый сценарий) был бы катастрофой и для ее друзей и партнеров, включая Соединенные Штаты. Но какой уровень интеграции можно считать достаточным? В третьем сценарии показаны издержки латания дыр путем создания лоскутного одеяла. Переменная геометрия неизбежно ведет к неопределенному будущему. Похоже, пришло время для более высокого уровня финансово-налоговой стандартизации и отчетности с частичным объединением долговых обязательств. Глубокая (и необратимая) трансатлантическая экономическая интеграция стала системным риском, который неадекватно оценивается такими дипломатическими форумами, как «Большая восьмерка». Европе и США следует разработать действенные и постоянные рабочие форматы (и/или возродить имеющиеся концепции, такие как Трансатлантический экономической совет и зону свободной торговли) для углубления сотрудничества в области экономики. В вопросах безопасности и обороны Европе и Соединенным Штатам следует согласиться с географическим разделением труда в альянсе. США сохраняют кровную заинтересованность в таких регионах, как Северное Средиземноморье и Ближний Восток. Но Европа, которая расширяет торговлю с Китаем и Индией, а также дальневосточными странами, должна быть не меньше заинтересована в том, чтобы Америка оставалась стабилизирующим фактором в Тихоокеанском регионе. Согласиться с растущей значимостью региональных альянсов в сфере безопасности и всячески укреплять их, призывая в то же время к большей прозрачности, открытости и уважению общих правил. Делиться оценками угроз и рисков, обсуждать приоритеты и различные варианты реагирования на события в мире, создавать международные организации, занимающиеся сценарным прогнозированием дальнейшего развития ситуации, и согласиться с тем, что разногласия в оценке рисков законны, и их можно преодолевать.

Следуя этим общим руководящим принципам, нам предстоит проделать большой путь для восстановления взаимного доверия, которое является необходимой предпосылкой для солидарных действий в рамках альянса и способности последнего добиться установления нового либерального мирового порядка.

Констанца Штельценмюллер – ведущий научный сотрудник Германского фонда Маршалла (ГФМ) в США.

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 5 сентября 2012 > № 735529

Исходя из судебного прецедента Европейского Союза, Швеция отказывается от одного из требований, предъявляемых к лицам, желающим финансировать свое обучение за пределами Швеции, с помощью студенческих кредитов.

Согласно действующим правилам, для получения таких кредитов необходимо прожить в Швеции минимум 2 года в течение последних 5 лет. Суд Европейского Союза счел, что это ограничивает одну из свобод ЕС - свободу передвижения граждан.

Изменение законодательства затронет граждан Швеции, стран-участниц ЕС, Норвегии, Исландии, Лихтенштейна, Швейцарии, а также их родственников, проживающих в Швеции.

31 августа в Ростуризме прошла встреча Руководителя Федерального агентства по туризму Александра Радькова с Послом Исландии в России Альбертом Йонссоном и Торговым представителем Исландии в России Илоной Васильевой.

В ходе встречи стороны обсудили вопросы реализации двустороннего соглашения о сотрудничестве в сфере туризма, подписанного 25 октября 2011 года в Москве. Также обсуждались меры по укреплению позитивного имиджа России в Исландии и повышению интереса к исландскому турпродукту в России; содействие увеличению взаимных турпотоков.

Было отмечено, что увеличению двустороннего туристского потока будет способствовать наличие прямого авиасообщения между Россией и Исландией. В 2013 году регулярный рейс впервые свяжет Россию и Исландию - исландская авиакомпания открывает рейс Рейкявик – Санкт-Петербург. Рейс будет выполняться два раза в неделю по вторникам и субботам сезонно с 1 июня по 17 сентября.

Исландская сторона выступила с инициативой о совместном проведении в октябре этого года в Рейкьявике российско-исландской конференции «Новые пути сотрудничества в области брендинга Северных территорий с целью их продвижения в качестве всесезонных дестинаций». Конференция пройдет в рамках международной туристской выставки «VestnordenMART». В ходе форума участники обменяются опытом по развитию всесезонных видов туризма, таких как событийный, фестивальный, культурный, деловой, медицинский и оздоровительный.