Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Судьбы двух империй

Лурье Светлана Владимировна — публицист, доктор культурологии, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург), автор книг «Метаморфозы традиционного сознания», «Историческая этнология», «Психологическая антропология», «Империя как судьба» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Восток как яблоко раздора

Весь XIX век прошел под знаком англо-русского соперничества на Востоке. Остроту этого соперничества можно понять, если учесть, что и русские, и англичане считали, что на карту поставлено само существование государства: «Англия должна быть первой среди наций и руководить человечеством или отказаться не только от своих владений, но и от своей независимости», — писала газета «National Review». Русские ставили вопрос так: «Или действовать решительно, или отказаться от своих владений в Азии... заключив государство в границах начала XVII столетия»1 . Англичане же, в свою очередь, слагали стихи о том, что «русские никогда не будут в Константинополе».

Главным стержнем английской политики была оборона Индии. Англичане были убеждены, что рано или поздно Россия посягнет на эту жемчужину британской короны. Так, генерал-майор У.Мак-Грегор просчитывает во всех деталях, буквально по дням, как русские могли бы завоевывать Индию. А генерал-майор сэр Г.Раулинсон в 1868 году довольно остроумно описывает стратегию действия русских на Востоке и предсказывает порядок их дальнейшего продвижения. Генерал Снесарев в раздражении назвал все рассуждения Раулинсона «белибердой», однако поход русских на Индию действительно обсуждался время от времени и обсуждался более или менее серьезно, хотя никогда не был делом окончательно решенным. Вместе с тем, предприятие казалось вполне выполнимым. «При благоприятных обстоятельствах сплав войск к воротам Индии не только возможен, но и удобен», — замечает И.В. Вернадский в статье «Политическое равновесие и Англия». Другие авторы откликаются на эти гипотетические рассуждения разумным вопросом: если мы завоюем Индию, что будем с ней дальше делать?

Тем не менее, француз Г. де Лакост едет на Восток, желая описать для европейской публики подробности ожидаемой смертельной схватки: «Я выехал из Парижа, проникнутый идеями, что фатальная борьба между китом и слоном неизбежна. В Турции, Туркестане, Кашгаре и Индии я собрал сведения, которые привели меня к заключению совершенно противоположному». Вывод де Лакоста вполне категоричен: «Столкновение бесполезно, и им выгодно путем дружелюбным согласиться на справедливый дележ». В последней трети XIX века тема о желательности примирения начинает звучать все чаще. Ведь соперничество «приблизилось к той стадии, когда соперники должны либо стать открытыми врагами, либо друзьями-партнерами»2 . В 1907 году между Россией и Англией было подписано всеобъемлющее соглашение о разграничении сфер влияния на Среднем Востоке. Необходимость срочного примирения диктовалась причинами внешнеполитическими (на восточную арену вступал новый игрок — Германия). Но велика была роль причин внутреннего характера. Их хорошо сформулировал М.Н. Аненков в предисловии к работе английского полковника Джона Эдея «Сатина. Горная экспедиция на границы Афганистана в 1863 году»: «Задача им и нам поставленная одинаково трудна: они и мы должны бороться с фанатизмом, невежеством, косностью, почти дикостью, и потому между ними и нами нет возможности найти повода к ссоре и даже к соперничеству. Нам предстоит одинаково трудная и одинаково дорогая работа в одном и том же направлении».

Казалось бы, ничего более несовместимого и представить невозможно. Столь различны были эти две империи — Российская и Британская, не только по истории своей, но и по духу, по смыслу своему, по реальности, которую они создавали в своих пределах, что трудно представить себе задачу, которую им бы пришлось решать в сходном направлении и испытывать одни и те же трудности. При всем при том, сходства между российской Средней Азией и британской Индией гораздо больше, чем представляется на поверхностный взгляд.

Что есть империя?

Но прежде, чем продолжить, следует сказать несколько слов о теоретических основах этой статьи.

Выделяют два вида империализма: миссионерский и коммерческий. Ни Российская империя, ни империи западно-европейских стран XIX века не представляли собой тот или другой в чистом виде, так что разделение достаточно условно. Можно выразить его несколько иными словами: территориальная экспансия может быть культурно-детерминированной и прагматически-детерминированной. Я предлагаю обозначить культурно обусловленную экспансию (когда народ, сознательно или неосознанно, преследовал ту или иную идеальную цель, по крайней мере, наравне с прагматическими, экономическими и военно-стратегическими целями) как имперское действие, а прагматически обусловленную, как империалистическое действие.

В этой статье речь пойдет исключительно об имперском действии, экономических вопросов формирования империи я касаться не буду.

Обычно под словом «империя» историки и политологи понимают конгломерат территорий, имеющий те или иные формы институциализированных связей, сложившиеся в ходе экспансии какого-либо народа. Однако, на мой взгляд, было бы правильнее относить слово «империя» к результату не прагматически-детерминированной, а культурно-детерминированной экспансии. Я признаю, что провести четкую грань между «результатом имперской экспансии» и «результатом империалистической экспансии» невозможно как потому, что идеальные мотивы экспансии в жизни часто переплетаются с экономическими, так и потому, что экспансия, внешне представляющаяся сугубо прагматически-детерминированной, на самом деле может иметь глубокие идеально-культурные корни (как в случае британской экспансии XIX века).

Чтобы понять ценностное основание той или иной империи, следует обратиться к ее зарождению, к той ценностной доминанте, которая дала ей импульс. Можно возразить, что этот первоначальный импульс может восприниматься рядом последующих государственных деятелей как анахронизм, в то время как империя занимает свое собственное место в традиции народа, существует как «вещь в себе». Действительно, не все в политике империи является следствием ее центрального принципа. Так, русская государственность складывалась под сильным ордынским влиянием. В XVIII — XIX веках Россия находилась под значительным влиянием Запада. Заимствовались некоторые государственные формы и методы управления, идеологии, популярные в то или иное время, все то, что можно было бы назвать международными культурными доминантами эпохи, которые зачастую грозили фатальным образом разрушить логику имперского строительства, заданную центральным принципом империи. Эта логика сохранялась порой уже не в силу личной ценностной ориентации конкретных государственных деятелей, а благодаря их «шестому чувству» — ощущению целостности и последовательности государственного процесса.

Земная копия Царства Небесного

Россия заимствовала у Византии, а через нее — у Рима практически все наиболее важные компоненты центрального принципа империи. (Думаю, нет смысла оговаривать, что в процессе русской истории некоторые из компонентов значительно трансформировались и получили внешнее выражение, более соответствующее эпохе и географическому положению страны.)

Наиболее характерная особенность Римской империи, которую признают за ней большинство авторов, — это ее универсализм. Рим претендовал на то, чтобы быть не просто государством, а государством вселенским, государством единственным во вселенной, совпадающим по своим масштабам со всем цивилизованным миром. Эту черту часто рассматривают как уникальную. Последнее, однако, неверно. Как неверно и представление, что уникальность Римской империи состояла в ее политическом изоляционизме: «Римская империя была результатом завоевания, которое было подобно скорее не империализму Афин или Александра, а древнему изоляционизму, который стремился распространиться на весь обитаемый мир, чтобы стать единственным во вселенной. Вследствие этого Рим никогда не рассматривал себя в качестве государства в современном смысле слова, т.е. как одно государство среди других государств»3 . Сочетание универсализма с изоляционизмом и сакрализацией общественно-государственной жизни было свойственно и другим имперским традициям — в частности Древнему Египту, Персии, и, конечно, китайской, которую можно считать классической имперской традицией, параллельной римской и практически равнозначной ей.

Особенность Рима состоит скорее не в имперском принципе, а в специфике его реализации. Что действительно отличало Римскую империю от ее предшественниц и современниц, это то, что ей действительно удалось совместить культурный универсализм и политический изоляционизм и реализовать их в своей практике — она и на самом деле была многоэтнической, превратившись в формацию, где этнические различия не имели никакого политического значения. «Политический порядок парил над этническим разделением, подобно тому как у нас цивилизация парит над национальными границами и не является поводом для шовинизма»4. Таким образом, была задана идеальная модель империи — в том, прежде всего, что касается формы. В Римской империи были заложены основные принципы внешней политики Византии с ее искусством управления народами.

В мировоззрении византийцев и всего византийского культурного ареала Римская империя занимала особое место. Она оставалась единой и единственной империей языческих времен, имевшей истинно религиозное значение как земной образ единого и единственного Царствия Божия.

В основе Византийской империи мы находим идею о том, что земная империя является иконой Царства Небесного и что правление императора есть выражение Божественного господства.

В своем идеале империя — это сообщество людей, объединенных идеей православия, то есть правильной веры, идеей правильного славления Бога, и таким образом преодолевших то разделение на языки, этносы, культуры, которое было следствием греха — попытки человечества самовольно достичь Небес, построив Вавилонскую башню. Поэтому так важен для византийцев универсализм, принципиальное презрение к иным культурам как к низшим. Через всю историю Византии красной нитью прошло неприятие идеологами империи (а их круг был широк, поскольку включал в себя монашество) любого национализма. В том числе и собственного, греческого, который, разумеется, всегда существовал в Византийской империи, особенно усиливаясь в периоды ее кризиса, но неизменно встречал противодействие со стороны ее православных идеологов. Многонациональность Византии имела для нее принципиальное значение. И прежде всего это относилось к православным: Византийская империя мыслила себя как единственное и единое государство всех православных народов.

Примечательно, что патриарх Фотий (около 820 — 889) писал как о подданных империи даже о русских, которые были политически независимы от Византии. В известном смысле он был прав. Русские признавали принцип православного универсализма и авторитет византийского императора, хотя и не были ему подвластны де-юре и со времен Ярослава не стремились себя ему противопоставлять. «Политическая мысль Византии, — пишет Д.Оболенский в книге “Связи между Византией и Русью в XI — XV веках”, — исходила из того, что император есть "космократ", чья власть, в идеале распространяющаяся на всю ойкумену — на весь цивилизованный мир, фактически охватывает те земли Восточной Европы, которые в религиозном и культурном отношении попадают в орбиту империи». Согласно византийской традиции, повиновение императору обуславливалось его православностью. Принцип православия главенствовал в империи — именно он определял легитимность любых ее установлений, именно он обеспечивал основание и для ее универсализма, и для ее изоляционизма.

Принцип изоляционизма определял и внешнюю политику Византии. По существу то, что обычно принято относить к сфере внешней политики, для Византии было политикой либо пограничной, либо внутренней. Что касается первой, то она достаточно хорошо известна. Византия сосредотачивала свое внимание на контроле над народами и племенами, проживающими вдоль ее границ. Окружающие империю народы рассматривались как «полезные» или «вредные» для империи. «Византийцы тщательно собирали и записывали сведения о варварских племенах. Они хотели иметь точную информацию о нравах “варваров”, об их военных силах, о торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобиях, о влиятельных людях и возможности их подкупа. На основании этих тщательно собранных сведений строилась византийская дипломатия, или “наука об управлении варварами”. Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить Империи, вместо того, чтобы угрожать ей… Так одни варвары были оплотом Империи против других»5.

Более интересна другая сторона «внешней-внутренней» политики Византии — та, которую можно было бы назвать монашеской политикой. Результатом такой политики, как показал Г.М.Прохоров в книге «Повесть о Митяе», была Куликовская битва: идея решительного боя татаро-монголам вызрела в кругах византийского монашества. Тщательно изучавший данный вопрос о. И.Мейендорф полагает, что ее результатом было планомерное «взращивание» Московской Руси как оплота православия на Севере, а, возможно, и преемницы Византии. В монашеской среде, преданной идее универсальной империи, и вызревает постепенно принцип «Translatio Imperii» («Перенос империи». — ред.).

Первоначально эта концепция относилась к генезису Византийской империи и лишь в XIV веке стала относиться к России. «Идея простой Римско-Константинопольской преемственности к VI веку мало-помалу уступила место понятию более сложному, а именно, что Византия — это Рим новый и обновленный, призванный обновить Рим древний и падший. Эта концепция "Renovatio Imperii" («Возрождение империи». — ред.), которая достигла своего апогея между IX и XII веками и которая предполагала фигуру умолчания по отношению к германским императорам, была связана с идеей, что местопребывание империи было перенесено Константином из Рима в Константинополь. Здесь без труда просматривается понятие, выработанное в ходе дальнейшей эволюции — "Translatio Imperii", которая на своем последнем этапе расположилась в сердце России XVI века, идеологи которой утверждали, что после падения Константинополя Москва стала третьим и последним Римом»6 .

Два Рима пали, а третий стоит

Вплоть до Флорентийской унии — недолго просуществовавшего соглашения об объединении католических и православных церквей (1438—1439) — Россия чувствовала себя частью Византийского мира. До самого XV века народы, входящие в культурный ареал Византии, стремились эмансипироваться от греков, и «лишь Русь оставалась в стороне от этой тенденции, сохраняла преданность Византии, решительно поддерживая… руководство византийской церкви»7, несмотря на все раздирающие империю на части центробежные тенденции.

После падения Константинополя в 1453 году русским представлялось, что они остались единственным православным народом в мире. Именно в это время псковский монах Филофей и написал свое знаменитое: «два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать», ведь утеря вверенного русским на хранение Сокровища веры означала бы «гибель истинного благочестия во всей вселенной и воцарение на земле Антихриста».

Россия переняла у Византии традицию универсализма и изоляционизма не механически, а пережила ее как собственный драматический опыт. Для Рима эта традиция была почти естественна (отношения с современными ему империями Востока у Рима были малоинтенсивны, от них легко было абстрагироваться). Более или менее естественной она была даже для Византии, которая могла позволить себе временами абстрагироваться от Запада, а временами считать его варварским, равно как и Восток, и строить свою внешнюю политику прежде всего как приграничную политику, формирование буферной зоны. Однако Россия изначально была государством среди других государств и вела активную и отнюдь не только приграничную политику как на Востоке, так и на Западе. Конечно, в отношениях с татарами, а позднее в своей восточной политике — в ходе соперничества с Англией Россия создавала буферный пояс, но происходило это совсем при иных обстоятельствах, и функция этого пояса в то время оказывалась совсем иной. Россия не стремилась отгородиться от мира еретиков и варваров. Избегая крупных военных столкновений, она пыталась расширить пределы своего влияния, используя буферные образования как препятствие для распространения влияния конкурента — то есть речь шла об использовании буферов как орудия в межгосударственных отношениях. Русский изоляционизм был чисто психологическим, но от этого не переживался менее остро.

Психологическая самоизоляция России не могла не вести и к тому, что актуальной составляющей российского имперского комплекса стал универсализм — мир неправославный воспринимался, конечно, не как варварский, но как погрязший в грехах и заблуждениях и по сути не было бы большим преувеличением сказать, что границы России очерчивали в ее представлении почти весь цивилизованный мир, то есть мир, сохранивший благочестие и неподдающийся власти дьявола.

Чем, собственно, была в этом смысле империя? Это инструмент ограждения православного и потенциально-православного пространства и механизм поддержания внутри него определенной дисциплины, как бы в очень ослабленном виде — порядка внутри монастыря. И это, собственно, не столько инструмент экспансии, сколько своего рода оборонительный инструмент, призванный закреплять то, что было достигнуто иным путем, защищать от внешних посягательств и внутренних настроений. Однако задачей государства было также и расширение зоны потенциального православия, хотя вплоть до XVIII века Россия не знала миссионерства как целенаправленной государственной деятельности (как не знала ее и Византия). Задачей государства было устанавливать границы Православного царства, а обращать туземное население в православие — это дело Промысла Божьего.

Примат религиозных мотивов над национальными и прагматическими обнаруживался в российской политике (прежде всего в южном направлении: Балканы — Афон — Константинополь — Святая Земля — Эфиопия) вплоть до начала ХХ века. Особенно отчетливо конфликт между религиозными (или религиозно-государственнными) началами и началами национальными проявил себя в ходе Балканской войны. Публицистика воспевала войну за освобождение единокровных славян и национальную идею, идеологи православной империи пытались оспорить национальную идею, а народ национальной идеи не понимал вовсе, продолжал воевать за свою веру, по-своему истолковывая сложные политические игры. Апелляция к единству кровному, племенному остается для крестьян пустым звуком. А.Н.Энгельгардт в «Письмах из деревни» писал, что, по мнению крестьян, «вся загвоздка в англичанке. Чтобы вышло что-нибудь, нужно соединиться с англичанкой, а чтобы соединиться, нужно ее в свою веру перевести. Не удастся же перевести в свою веру англичанку — война». Итак, Балканская война — война за веру, но война с Англией, у которой Турция только марионетка.

Россия сложилась как государство в эпоху, когда мир уже был поделен между так называемыми «мировыми религиями» и собственно активная миссия могла быть направлена только на те народы, которые оставались еще языческими. Можно было бы ожидать, что только эти территории и представляют для России реальный интерес. Однако специфический универсализм Российской империи выразился в том, что ее границы рассекали мусульманский, буддийский, католический и протестантский миры — регионы, где были приняты перечисленные вероисповедания, на общих основаниях входили в состав империи. Последняя как бы втянула в себя все разнообразие и все религиозные противоречия мира, стремясь «отыграть» их и победить внутри самой себя. И если гражданство Византии в значительной степени зависело от православной веры, то в России, где православие занимало не менее значительное место в государственной идеологии, гражданство и все связанные с ним права давались по факту проживания внутри границ империи как бы в преддверии обращения подданных в православие. Соответственно, от подданных прежде всего требовалось приобретение всех гражданских добродетелей в надежде на то, что обращение произойдет со временем, хотя бы лет через сто. Так, цель государственной политики в Туркестане была сформулирована его первым генерал-губернатором К.П.Кауфманом следующим образом: «Сделать как православных, так и мусульман одинаково полезными гражданами России».

Интересно отметить, что главным недостатком этой политики было именно то, что «русские» мусульмане рассматривались именно в контексте внутренних отношений Российской империи, почему и предполагалось, что они привыкнут к новым условиям, сойдутся с русским православным населением и в конце концов пожелают слиться с ним. Вовсе игнорировалось, что мусульмане остаются частью исламского мира, с которым при любых обстоятельствах они будут чувствовать свое единство и стремиться поддерживать отношения. Для русских психологически государственная граница как бы отсекала завоеванные регионы от остального мира, ставила непроницаемый барьер. Если Советский Союз ставил между собой и внешним миром «железный занавес», то Российская империя его не ставила, поскольку психологически имелось впечатление, что он возникает как бы сам собой, по факту картографических изменений.

Российская империя не имела идеологии, которая отражала бы изменившееся положение дел. Поскольку признавался факт «переноса империи», то подспудно оставалась актуальной византийская имперская идеологема. В XVI — XVII веках идея «Translatio Imperii» выражалась в виде очень популярной в то время легенды о «Белом клобуке» и «Сказания о князьях Владимирских». В XIX веке, когда подавляющее большинство русской образованной публики мыслило или пыталось мыслить в европейских категориях, трудно было найти подходящие слова или образы для выражения имперский идеологии Византии и идеи «переноса империи». Однако это не означает, что они потеряли свою актуальность. Вопрос имперской идеологии (в отличие от идеологии самодержавия) в России не обсуждался. Вместе с тем, сохранение и в XIX веке важнейших принципов имперского действия, унаследованных от Византии, указывает на то, что неявно проявлял себя взгляд на империю как на икону Царствия Божия, как на государство, имеющее мистическое основание, а потому являющееся уникальным, а не одним из многих государств мира.

Что касается императорской власти, то можно согласиться с мнением Л.Тихомирова: «У нас не столько подражали действительной Византии, сколько идеализировали ее, и в общей сложности создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более выдержанной форме, нежели в самой Византии»8 . Это имело, однако, то следствие, что в России не установилась та «симфония» власти императора и патриарха, которая — по крайней мере, временами — достигалась в Византии. Так, скажем, русский царь не имел права голоса в догматических вопросах. Представления же об «имитации» царем божественной власти были развиты в России едва ли не более интенсивно, чем в Византии. Однако, как и в Византии, эта идеология оставляла принципиальную возможность цареубийства. Причем следует заметить, что если в Византии, с ее частыми государственными переворотами и слабостью системы правильного престолонаследия, эта возможность убийства неправославного императора воспринималась как вполне законная (об этом писал Константин Бaгрянородный), то в России, с ее идеальной монархией, эта идея существовала как бы в подполье, принимала извращенные формы, выражала себя в постоянных сомнениях народа в легитимности того или иного из правящих императоров и перманентно вспыхивающих по этой причине бунтах, а в конце концов — в убийстве Николая II, может быть, самого православного за всю историю России императора.

Что касается в целом государственного строя России допетровских реформ, то часто указывают на то, что он сложился под влиянием Золотой Орды. Этот взгляд не представляется вполне корректным. Многое в государственной идеологии и государственной структуре России, имевшее восточное происхождение, могло быть воспринято от Византии, которая являлась вполне восточной империей в смысле своего государствоцентризма. Во всяком случае, византийский дух не был препятствием к заимствованию у Золотой Орды отдельных (хотя и многочисленных) элементов государственной структуры. Они вполне вписывались в ту идеологему империи, которую Византия принесла на Русь.

Однако русские проигнорировали доставшееся Византии по наследству римское право. Но если когда-то само это право было основой для имперского универсализма, то с течением времени оно превратилось в декоративный атрибут и в конце концов отпало. Однако само совмещение принципов культурного универсализма и политического изоляционизма, впервые в полной мере воплотившееся в Древнем Риме, оставалось полностью актуальным в России вплоть до большевистского переворота, а, если рассматривать его с чисто формальной стороны, то и в течение последующих десятилетий.

Нелегкая ноша

Как мы говорили выше, имперское действие (в отличие от империалистического, которым руководит исключительно прагматика) определяется культурой. В культурной экспансии можно выделить две составляющие.

Первая из них — механизм освоения народом территории, специфическая для каждого этноса модель народной колонизации. Этот механизм связан, в частности, с восприятием заселяемого пространства и получает, если вообще получает, идеологически-ценностное обоснование уже постфактум. Он вытекает из «этнопсихологической конституции» народа, из комфортности для народа того или иного способа действия.

Вторая — центральный принцип империи, то идеальное основание, которое лежит в основании данной государственной общности. Это представление о должном состоянии мира. Центральный принцип империи всегда имеет религиозное происхождение и может быть выражен словами пророка Исайи: «С нами Бог, разумейте, народы, и покоряйтеся, ибо с нами Бог» (Исайя, 7, 18—19). Если «должное состояние мира» подразумевает ценность определенных государственных форм, а кроме того, обязанность распространять «должный порядок» на окружающий мир, то эта ценностная максима требует от принявшего ее народа имперского действия.

Имперские доминанты Рима, Византии и России во многом оставались схожими. При этом модели колонизации, модели освоения пространства, восприятия иноэтнического населения, свойственные народам этих трех империй, были различными. Не говоря уже о том, что и существовали эти империи в различные эпохи, в различном политическом и культурном окружении. Следовательно, каждый народ воспринимал имперскую систему, лишь минимальным образом адаптируя ее к своим этнопсихологическим особенностям и условиям существования. Скорее, он сам к ней приспосабливался. Система была для народа нелегкой ношей, жесткими рамками, в которые он сам себя (и других) ставил. Изучение истории империи невозможно без учета того, что каждый ее эпизод — это пример реализации (более или менее удачной) центрального имперского принципа в любых конкретных обстоятельствах.

С некоторой осторожностью можно утверждать, что имперская система во многих своих аспектах не зависит от этнической и психологической специфики. Индивидуальным является способ усвоения имперских доминант и пути их реализации. Последние связаны, в частности, с моделями народной колонизации, особенностями восприятия и освоения территории. Способ усвоения имперских доминант, психология их восприятия и интериоризации также безусловно связаны с особенностями народа, их принимающего. Тем не менее, центральный принцип империи является автономной составляющей имперского комплекса. Он определяет каркас здания империи — народная жизнь встраивается в него, подстраивается к нему. Более того, он требует определенного насилия имперского народа над самим собой, подавления собственных непосредственных импульсов и порой вступает в противоречие с механизмом народной колонизации.

«Колонизация — это экстенсивная сила народа, его способность воспроизводиться, шириться и расходиться по земле, это подчинение мира или его обширной части своему языку, своим нравам, своим идеалам и своим законам»,— писал в середине прошлого века француз Леруа Болье. Это в конечном счете попытка приведения мира в соответствие с тем идеалом, который присущ тому или иному народу. Причем идеальные мотивы могут порой преобладать над всеми прочими — экономическими, военными и другими. Во всяком случае, они постоянно проявляются в действиях державы, в ее отношении к другим народам: в том, как колонизаторы предопределяют судьбу той или иной страны, какого поведения требуют от завоеванных народов.

Что представляла собой Российская империя в ее идеальном образе? Она должна была заменить собой империю Византийскую, стать Третьим и последним Римом, единственным земным царством православия. Православие и было той идеей, которую должно было нести с собой русское государство, и включение в него новых и новых земель означало расширение пределов православного мира и увеличение численности православного народа. Таким образом, парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом православия, а последнее в данном случае выражалось посредством державного могущества — происходила сакрализация государства. Русское переставало быть этнической характеристикой и становилось государственной: все, что служит процветанию православной государственности, является русским. И стало быть, понималось не так, что русские — православный народ, а наоборот: весь православный народ — русские, по имени православного государства. Эта мифологема не столько высказывалась вслух, сколько проявлялась через действия, поступки, реакции людей, строивших Российскую империю.

Но мифологема воплощалась в реальном мире. И в том пространстве, которое возникало между мифологемой и жизнью, разворачивались такие события и отношения, которые создавали для носителей имперской идеи не только внешние, но и глубокие внутренние конфликты. Это естественно, поскольку имперское строительство — процесс непростой и противоречивый. Создание империи состоит в перманентном преодолении конфликтогенных ситуаций.

Явление внутреннего быта

История России есть «история страны, которая колонизируется», — такое определение дал русский экономист, автор работ по вопросам земплепользования и землевладения в Сибири, аграрным общинам, переселенческим вопросам, статистике А.А.Кауфманв книге «Переселение и колонизация». Определение, вне всякого сомнения, верное. Так, переселение из Рязанской губернии началось уже в то время, когда многие из селений здесь не имели вполне устойчивого вида, когда вообще крестьяне далеко не прочно осели еще на местах своей оседлости. Переселение из Курской губернии, по свидетельству земского сводного статистического сборника, началось как раз с того времени, когда закончился здесь процесс колонизации. И хотя массовые коллективные переселения не являются специфической русской чертой, но, как отмечает тот же Кауфман, «русские переселения существенно отличаются от аналогичных движений в Западной Европе тем, что они не имели характера эмиграции, то есть выселения из страны, а представляли собой простой переход с одного места жительства на другое… Новые территории, приобретаемые русскими, являются в полном смысле слова продолжением России».

Граница определяется передовой линией русских отрядов. Это восприятие мы встречаем и у Пушкина в его «Путешествии в Арзрум». «Вот и Арпачай,— говорит мне казак.— Арпачай! Наша граница… Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное… И я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег уже был завоеван. Я все еще находился в России».

Русский путешественник по Средней Азии Евгений Марков описал замечательную сцену, как русские крестьяне-переселенцы едут в только-только занятый нашими войсками Мерв: «Смелые русаки без раздумья и ничтоже сумняшись валили из своей Калуги в Мерву, как они называли Мервь, движимые темными слухами, что вызывают сюда в “забранный край” народушко российский на какие-то царские работы»9. Надеются крестьяне, что будут возмещены им потраченные на дорогу деньги и даны особые государственные льготы. А льгот никаких и в помине нет, и никто в новом «забранном» крае переселенцев не ждет, тем более не зовет...

Эта сцена очень типична. По мере продвижения русских войск в юго-восточном направлении занятые земли очень быстро заселялись русскими крестьянами. Напор колонизационного движения кажется поистине удивительным. Первые крестьянские просьбы о переселении в Сыр-Дарьинскую область относятся еще к 1868 году — году завоевания. В том же 1868 году, непосредственно после завоевания, первые русские колонисты переселились в Семипалатинскую область: 242 семьи из Воронежской губернии прибыли в Верный. Что же касается других регионов Средней Азии, то к 1914 году 40 процентов населения Киргизской степи и 6 процентов населения Туркестана, очень густо заселенного, составляли русские, в большинстве своем земледельцы. «Скорость, с которой русские крестьяне и другие колонисты заселяли районы, присоединенные с помощью силы, заставляла стираться грань, отделявшую колонии от метрополии»10 .

Как указывал А.Кауфман в упомянутом уже исследовании русской крестьянской колонизации, массовые переселенческие движения России, в отличие от Западной Европы, «были издревле и остаются до сих пор явлениями внутреннего быта».

Однако это «явление внутреннего быта» имело очень своеобразный характер, а именно — в каких бы формах оно ни выражалось, оно имело характер бегства от государства (вызванного в конечном счете постоянным конфликтом между крестьянским миром и государственными структурами). По точному замечанию историка Л.Сокольского, бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь в свое владычество. Начиная с первого правительственного указа озапрещении переселений и утверждении застав (1683 год), первыми его нарушителями «были царские же воеводы, о чем хорошо знало и центральное правительство. Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения… накладывали на них государственные подати и оставляли их покойно обрабатывать землю».

Это естественно, поскольку «нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда вместе с тем и земледельческим»11 . Но при всей важности для государства народной колонизации, без которой казенная колонизация не имела бы поддержки, государство словно бы ведет с переселенцами игру в «кошки-мышки». Как рассказывает П.Хворостинский в книге «Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи», вплоть до XX века «переселенец тайком бежал с родины, тайком пробирался в Сибирь по неудобным путям сообщения». До конца 80-х годов XIX века «ходоки и организаторы мелких переселенческих партий приравнивались к политическим агитаторам и выдворялись на родину по этапу».

Когда же государство, наконец, разрешает переселение официально, оно все-таки не управляет процессом. Исследователь переселений начала XX века Д.Драницын продолжает говорить о «вольной колонизации»: «От тундры до пустыни идет вольная русская колонизация; я говорю "вольная", так как дело Переселенческого Управления сводится к неполному удовлетворению спроса».

Поскольку колонизация зачастую оставалась «вольной», то переселенцы в новых «забранных» краях были в большинстве случаев предоставлены сами себе и успех предприятия зависел, в частности, от «их умения и средств входить в сделки с аборигенами». В литературе описывается, в качестве типичной, следующая модель образования русских поселений: «Влиятельный киргиз привлекает или из жалости принимает два-три двора, входит во вкус получения дохода за усадьбу, покос или пашню деньгами или испольной работой, расширяет дело все более и более, пока заимка не превращается в поселок из 20-30 и более дворов»12 . С другой стороны, описывая историю русских поселений, автор начала XX века отмечает поразительное упорство, с которым крестьяне отстаивали свое право жить на понравившейся им земле: «Первые годы, незнакомые с условиями жизни, переселенцы [в Муганскую степь, Закавказье] страшно бедствовали, болели лихорадкой и страдали от преследований туземцев, но с течением времени они понемногу окрепли и в настоящее время Петропавловское является зажиточным селением».

Русские крестьяне неуютно чувствовали себя только там, где сталкивались с туземными народами, обладающими собственной развитой культурой и национальным чувством, как это было в Закавказье или, например, в Приамурье, где китайцы жили абсолютно изолированно от русских (в отличие от корейцев, легко поддававшихся ассимиляции), и отношения между двумя этническими общинами были напряжены до крайности. Русский человек не чувствует себя господином над аборигенами, в каких-то ситуациях он может без всякого душевного надлома пойти в услужение к богатому туземцу. Но всякое проявление национальной обособленности, национального чувства для него дискомфортно, как нарушение общегосударственной однородности. По мере возможности он стремится нейтрализовать его.

Бегство от государства

Что же толкало русских крестьян оставлять насиженные места и отправляться на Кавказ, в Закаспийскую область, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток?

С точки зрения мотивации переселения можно выделить четыре основных потока. Во-первых, казачья колонизация, механизм которой мы рассматривать не будем: психология казачьей колонизации является отдельной темой. Другое дело, что вслед за казачьей военной колонизацией тянулись толпы крестьян великороссов и малороссов, которые заселяли казачий тыл.

Второй поток — насильственная колонизация. Это ссыльные, в частности, крестьяне-сектанты, которые выдворялись из центральных губерний России.

Третий поток колонизации можно назвать «бегством». На протяжении всей русской истории потоки людей выселялись на пустующие земли. Люди уходили от государства. Напор народной волны был столь велик, что даже с помощью крепостного права и других многочисленных мер сдержать его было нереально.

И, наконец, четвертый поток это полуорганизованное крестьянское переселение конца XIX — начала XX века, направленное и в Сибирь, и во вновь занятые области.

Традиционно, в качестве главной причины крестьянских переселений называется безземелье, но исследователи переселенческого движения отмечали, что среди переселенцев очень сильно преобладали сравнительно хорошо обеспеченные землей государственные крестьяне. Кроме того, безземелье — это причина постоянно действующая, переселения же носили «эпидемический характер», когда, как пишет А.Кауфман, «“вслед за людьми” с места снимались сотни и тысячи семей, для которых переселение не было вызвано никакой разумной необходимостью, никаким сознательным расчетом». Этот тип переселения также чрезвычайно походил на бегство, тем более, что крестьяне очень плохо представляли себе те места, в которые ехали, довольствуясь легендами о них. И даже когда правительство пыталось заставить крестьян засылать на места будущего водворения ходоков, которые могли бы оценить место и выбрать удобный участок, массы крестьян зачастую срывались целыми семьями, а иногда и деревнями, и ехали в места им неизвестные.

Но если учесть почти нелегальный характер русской колонизации, отсутствие реальной заботы о переселенцах, парадоксальными представляются народные толки и слухи, сопутствующие массовым переселениям конца XIX — начала XX века, которые очень походили на бегство и сплошь и рядом были несанкционированными. В них очень отчетливо присутствовал мотив государственных льгот для переселенцев. Эти толки показывали, что крестьяне в каком-то смысле понимали, что служат государству, от которого бегут... Так, Кауфман рассказывает, что «среди сибирских переселенцев многие ссылались на выставленную в волостном управлении бумагу, какой-то “царский указ”, приглашавший якобы переселяться; эта бумага оказалась циркуляром… имевшим целью удержать крестьян от необходимости переселения… В Могилевской губернии в 1884 году на рост числа переселений сильно повлияло опубликование правил переселения, весьма стеснительных. Действие этой ограничительной по цели публикации было весьма неожиданным: со всех концов губернии в Могилев потянулись люди, чтобы получить разрешение на переселение. Одно слово, исходившее от властей, вызвало пожар. Пошли обычные фантастические толки, что государыня купила себе в Сибири большое имение и вызывает теперь крестьян». Любая официальная бумага, в которой упоминалось слово «переселение», истолковывалась как клич царя, обращенный к православному народу: переселяйтесь.

Итак, модель русской колонизации может быть представлена следующим образом. Русские, присоединяя к своей империи очередной участок территории, словно бы разыгрывали на нем мистерию: бегство народа от государства — возвращение беглых вновь под государственную юрисдикцию — государственная колонизация новоприобретенных земель. Так было в XVII веке, так оставалось и в начале XX: «Крестьяне шли за Урал, не спрашивая, дозволено ли им это, и селились там, где им это нравилось. Жизнь заставляла правительство не только примириться с фактом, но и вмешиваться в дело в целях урегулирования водворения переселенцев на новых землях»13 .

Для русских, вне зависимости от того, какие цели ими движут и каковы их ценностные доминанты, арена действия — это «дикое поле», пространство, не ограниченное ни внешними, ни внутренними преградами. Освоение территории происходит посредством выбрасывания в «дикое поле» определенного излишка населения. Этот излишек на любом новом месте организуется в самодостаточный и автономный «мир». «Мир» и является субъектом действия, в частности — субъектом, осваивающим территорию, привычным «мы». На более высоком уровне это «мы» переносится на весь народ, но только таким образом, что сам народ начинает восприниматься как большой «мир».

В своей первоначальной форме русская колонизация представляла собой как бы наслоение «чешуек», участков территории, находившихся в юрисдикции отдельных «миров». Видимо, эта «чешуйчатая» структура пространства и характерна для русского восприятия. Так, большие «чешуйки» наращиваемой посредством военной силы территории в идеале должны были тут же покрываться мелкими «чешуйками» территорий отдельных русских «миров» — «дикое поле» осваивается, интериоризируется путем того, что приобретает «чешуйчатую» «мирскую» структуру. Этим объясняется и напор крестьянской колонизации даже в тех краях, которые по своим природным условиям, казалось бы, были не пригодны для оседлости русского населения. Уточним также, что в качестве «дикого поля» воспринималась народом любая территория, которая могла рассматриваться как потенциально своя: ее прежняя структурированность игнорировалась — будь это племенное деление территории или границы древних государственных образований. Признавались в какой-то степени лишь права туземной общины (если таковая имелась) — то есть та структурированность территории, которая приближалась к «мирской» — и ничто больше.

«Свое» население и проблемы ассимиляции

Государственная политика в вопросе колонизации в целом перекликалась с народным сознанием. Она определялась потребностью в заселении окраин как способе упрочнения на них русского господства. «Правительство заботилось о создании на окраинных землях земледельческого населения, пользуясь для этой цели и ссылкой, и “накликом свободных хлебопашцев”, которым предоставлялись различные льготы и пособия и давались в пользование земли… Попутно с этой правительственной колонизацией шла "вольная колонизация"… Истинная основа жизни должна была лечь, когда в землю завоеванных стран упало первое зерно завоевателя», — пишет А. Кауфман в «Переселении и колонизации».

Обычно правительство не прибегало к дискриминации инородцев, которые были для него «своими» гражданами империи, вплоть до того, что иногда местная администрация, пекущаяся прежде всего о «вверенном ей населении», сама «являлась одним из существеннейших тормозов, задерживающих переселение (русских) в ту или другую окраину»14 . Однако администрацию менее всего интересовали этнографические особенности этого «вверенного ей населения». Туземцы просто делятся на «мирных», не противящихся русской власти, выучивающих русский язык и отдающих детей в русские школы, и «буйных», оказывающих сопротивление. Так, во времена Кавказской войны все племена Кавказа «назывались одним именем — черкесов и кратко характеризовались даже в официальных бумагах как мошенники и разбойники»15 . Это отсутствие любопытства психологически объяснялось тем, что финал все равно был предрешен: каждый народ должен был рано или поздно слиться с русским или уйти с дороги, а потому исходная точка интересовала только специалистов.

Все «свое» население перестраивалось по единому образцу. Бывшие административные единицы уничтожались и на их месте создавались новые, «часто с совершенно искусственными границами и всегда, где это было возможно, с пестрым этнографическим составом населения». Расформировывалось местное самоуправление всех видов, система судопроизводства реформировалась по общероссийскому образцу, туземная общественная иерархия приводилась в соответствие с русской. Дворянство всех христианских народов приравнивалось в правах к русскому дворянству. Туземцы активно участвовали в местной администрации, порой обладая в ней очень значительным влиянием, становясь высшими государственными чиновниками и занимая высшие командные посты в армии; они вписывались в единую государственную иерархию и сами являлись «русской властью». «Лорис Медиков не армянский генерал,— восклицал публицист,— а русский генерал из армян»16. Создавалось единое административное пространство на всей территории империи.

Как это ни кажется удивительным, никакой идеологической программы колонизации, сопоставимой, скажем, с английской, где упор делался на то, что англичане несли покоренным народам просвещение и цивилизацию, в России не существовало. В специальных изданиях, посвященных теоретическим аспектам колонизации, рассматривались самые разные проблемы, но только не ее идеологическое обоснование. Видимо, в том не было нужды, оно подразумевалось само собой и основывалось на народной идеологии. Изредка повторялись трафаретные фразы о том, что Россия должна нести инородцам культуру, но обычно либо в весьма прозаическом контексте, где под культурой имелись в виду современные способы ведения хозяйства, либо в качестве упрека местной администрации — должна, но не несет: «За пятьдесят лет нашего владычества на Кавказе и за Кавказом, что мы, т. е. народ, сделали особенно полезного для себя и туземцев?»

Не было и разработанной методики колонизации. Если же колонизационные теории и появлялись, то они были удивительно неуклюжи и абсолютно неприемлемы на практике. Как отмечает публицист А.Липранди,«вся кавказская колонизационная политика являлась донельзя пестрой… Вероятно, не найдется во всемирной истории колонизации ни одного примера системы его, который не нашел бы себе подражания на Кавказе». Однако применение всех этих систем было кратковременным и мало влияло на общий уклад кавказской жизни. На Кавказе, так же как и везде в империи, колонизационная политика проводилась без всякой теоретической базы, на основании одной лишь интуиции; в основе ее лежала русская психология колонизации, о которой мы говорили выше, причем основные ее парадигмы проводились в жизнь чаще всего абсолютно бессознательно. Эти интуитивные методы могли быть самыми разнообразными. Гомогенность территории империи достигалась тысячью разных способов. И в каждом случае это было не правило, а исключение. «Имперская политика в национальном вопросе так же пестра и разнообразна в своих проявлениях, как пестро и разнообразно население империи. Те или иные имперские национальные мероприятия зависели от той или иной политической конъюнктуры, от того или иного соотношения сил, от тех или иных личных пристрастий и антипатий. Но цель всегда ясна: исключение политического сепаратизма и установление государственного единства на всем пространстве империи»17 .

Природная способность русских к ассимиляции обычно преувеличивалась и ими самими, и внешними наблюдателями. Причина этой ошибки состоит в том, что на многих территориях империи ассимиляция происходила быстро и почти безболезненно. Но так было не везде и не всегда. С психологической точки зрения, русские колонисты были чрезвычайно интровертны, замкнуты в себе и вообще не склонны обращать особое внимание на инородческое население. Исследователей поражала порой традиционная нечувствительность русских к национальным проблемам и их вполне искреннее неумение «воспринять национальное неудовольствие всерьез».

Когда же русские не наталкивались на обостренное национальное чувство, то вполне могла складываться картина, подобная той, которую описал английский путешественник Д.М.Уэллс: «В восточных и северо-восточных областях европейской России множество сел населены наполовину русскими, а наполовину татарами, но слияние двух национальностей не происходит… Между двумя расами существуют прекрасные взаимоотношения, деревенским старостой бывает то русский, то татарин». Более того, порой русские крестьяне начинали придерживаться того мнения, что «сколь абсурдно заставлять татар поменять цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставлять их поменять свою религию».

Итак, ассимиляцию нельзя считать элементом модели народной колонизации, но она была составной частью русского имперского комплекса, основанного на взаимодействии религиозной и государственной составляющих. Ассимиляция происходила на волне религиозного подъема, когда, по выражению автора «Кавказских очерков» В.П.Погожева, «связь русских пришельцев с инородцами-аборигенами прочно цементировалась восьмиконечным крестом». Слишком утрированно, но по существу верно, писал историк А.А.Царевский: «Мордва, татары, чуваши, черемисы и т.п. инородцы, даже евреи, с принятием православия на наших, можно сказать, глазах так естественно и быстро преображаются и приобщаются русской народности, что через два-три поколения трудно бывает и усмотреть в них какие-нибудь племенные черты их инородческого происхождения».

Но когда в том или ином регионе русский имперский комплекс испытывал дисбаланс, например, в результате преобладания этатистской составляющей над религиозной, ассимиляция не происходила, вопреки всем стараниям властей.

Именно это и случилось в Туркестане. В силу геостратегических и этнополитических особенностей региона религиозная составляющая русского имперского комплекса была отставлена на задний план. Как пишет русский путешественник в начале XX века, «особенно странно, что в этих новых “забранных местах” нет русского монаха, русского священника».

При такой установке, несмотря на множество мер (относящихся главным образом к сфере образования, в частности, к созданию русско-туземных школ), несмотря на массовость русской колонизации, ассимиляции не происходило, более того — в Туркестане были зафиксированы случаи, когда «некоторые коренные русские люди принимали ислам». В свете этого, довольно наивными представляются утверждения публицистов-русификаторов, что достаточно заселить тот или иной край русскими, и те автоматически будут влиять «обрусительным образом на окрестное население, установив с ним близкие отношения». На рубеже веков, когда этатистская составляющая имперского комплекса подавляла религиозную, когда посредством секулярного этатизма на русскую почву проникала националистическая идеология (которая, в противоположность имперской, исключает культурную экспансию), никакая массовая колонизация не могла интегрировать население страны.

Вместе с тем, интенсификация центрального принципа империи сама порой служила серьезным препятствием народной колонизации. Посмотрим, на примере Закавказья, какое влияние его реализация оказывала на русскую колонизацию.

Закавказье и Восточный вопрос

Исследователи указывали на удивительную способность русских «общаться с варварами, понимать и быть ими понятыми, ассимилировать их с такой легкостью, которая не встречается в колониях других народов». При этом русским оказывалось достаточно «тонким слоем разлиться по великому материку, чтобы утвердить в нем свое господство».

В случае прямого сопротивления, нежелания покориться русской власти русские тоже не испытывали никаких психологических сложностей: в дело вступали армия или казачество, следовали карательные экспедиции. Непокоренных выдворяли с обжитых территорий и селили на новые, где они, оторванные от родной почвы, постепенно ассимилировались. Препятствием для русской колонизации всякий раз становились культурные народы, народы, обладающие собственной государственностью и воспринимающие приход русских как зло, как, например, китайцы в Приамурье или государственные образования в Туркестане. Но и там был возможен либо подкуп верхушечных слоев общества, либо опять-таки карательные мероприятия.

Наиболее бессильными русские чувствовали себя в местностях, населенных культурными народами, где их власть была встречена с удовлетворением (как в Финляндии) или даже с радостью (как в Закавказье). Ассимиляционные процессы там не продвигались ни на шаг, а карать и наказывать туземцев было решительно не за что. Местные жители полагали, что делают все от них зависящее, чтобы власти были ими довольны, и русские, если рассматривали дело спокойно, были вынуждены признать, что это действительно так. Однако применение общей туземной политики давало обратный результат. Отказ от протекторатного правления «де-юре» привел к нему же «де-факто», но только в формах, менее удобных для колонизаторов, чем если бы они установили это правление сами и контролировали его. На практике получилась какая-то уродливая форма протектората, уродливая именно своей неустойчивостью и неопределенностью, которая вынуждала обе стороны постоянно «тянуть одеяло на себя», приводила к срывам типа голицынского правления и кавказской смуты, после чего установилось новое «перемирие», столь же неустойчивое.

Русские крестьяне-колонизаторы, демонстрировавшие свою выносливость и приспосабливающиеся к климату самых разных частей империи, не могли свыкнуться с климатом Закавказья и осесть здесь. Возможно, они инстинктивно ощущали двусмысленность и неопределенность государственной политики в Закавказье, не чувствовали за собой сильную руку русской власти, не могли сознавать себя исполнителями царской государственной воли, будто бы водворение их здесь было всего лишь чьей-то прихотью. Край был вроде бы завоеван, а Россией не становился. Ощущение не-России заставляло их покидать край. Переселенцы не столько не получали действительной помощи себе, сколько чувствовали моральный дискомфорт из-за «нерусскости» власти, из-за нарушения колонизаторских стереотипов, из-за того, что рушилась нормативная для них картина мира: то, что по всем признакам должно быть Россией, таковой не являлось. Но эта не-Россия была невраждебной, она не вписывалась в образ врага русских, против которого могла быть применена сила.

Однако и государство находилось здесь в своего рода замешательстве. Проблема Закавказья напрямую упиралась в Восточный вопрос, который имел для России центральное значение. Не только в геополитическом, но и в идеальном плане — и в этом отношении его основной смысл состоял в борьбе за Константинополь. С точки зрения центральной мифологемы Российской империи, завоевание Константинополя должно было стать кульминационным пунктом создания новой Византии. А два из трех основных закавказских народов имели права на византийское наследство. Прежде всего это касалось грузин, сохранивших чистоту православия в самых тяжелых условиях и в некоторые моменты истории оказывавшихся чуть ли не единственными хранителями эзотерической православной традиции.

В русском имперском сознании столкнулись две установки: с одной стороны, эти народы должны были иметь в империи статус, равный статусу русских (этого требовали религиозные составляющие имперского комплекса). С другой — они должны были быть включены в гомогенное пространство империи (как того требовали государственные составляющие этого комплекса), что было невыполнимо без систематического насилия над такими древними своеобычными народами, как грузины и армяне. Если насилие по отношению к мусульманам в рамках русского имперского комплекса еще могло найти внутреннее оправдание, то насилие над христианскими народами просто разрушало всю идеальную структуру империи как Великого христианского царства и превращало ее в голый этатизм, без иного внутреннего содержания, кроме прагматического. Лишенная сакральной санкции империя должна была моментально рассыпаться. С прагматической точки зрения она мало интересовала таких прирожденных идеалистов, какими всегда были русские. Когда же русские пытались последовательно воплощать идеальное начало своей империи, то не справлялись с управлением государством и приходили к психологическому срыву.

Конфликтогенный «знак равенства»

Нельзя сказать, что государственным образованиям Закавказья было отказано в праве на существование без всякого колебания. Однако в конечном счете победил унитарный взгляд, и Закавказье было разбито на ряд губерний по общероссийскому образцу; социальная структура закавказского общества была также переформирована на манер существовавшей в России; была упразднена автокефалия грузинской церкви. Таким образом, в социальном и административном плане однородность Закавказского края со всей прочей российской территорией была достигнута рядом реформ, правда, растянутых на несколько десятилетий.

Что же касается правовой и гражданской гомогенности населения Закавказья в Российской империи, то здесь сложилась крайне любопытная ситуация.

Включение в российский государственный механизм мусульманского населения края было для русских властей делом относительно нетрудным. Это были не первые и не последние мусульмане, которые в результате расширения границ империи оказались на ее территории, и принципы управления мусульманским населением были уже отработаны.

Иначе обстояло дело с грузинами и армянами. Во-первых, они были христиане, что уже само по себе ставило их на одну доску с русскими; во-вторых, они не были завоеваны, а вошли в состав Российской империи добровольно — и все правители Кавказа, вплоть до времен князя Голицына, «держались того принципа, что туземцы, в особенности христианского вероисповедания, те, которые добровольно предались скипетру России, должны пользоваться полным равноправием»18 . Более того, они сами могли считаться завоевателями, так как принимали активное участие в покорении Закавказья русской армией, потом в замирении Кавказа, а затем в русско-турецкой войне, когда значительная часть командных постов в кавказской армии была занята армянами. А это уже давало не просто равноправие с русскими, а статус русского. «Армянин, пробивший себе дорогу и стяжавший себе имя в кавказской армии, сделался русским, пока приобрел в рядах такой высоко- и художественно-доблестной армии, как кавказская, честное имя и славу храброго и способного генерала», — отмечает гр. Витте и именно на этом основании утверждает, что мы «прочно спаяли этот край с Россией».

Таким образом, кажется, что единство Закавказья с Россией достигнуто, и проблем не остается. Размышление об этом приводит русского публициста в экстаз: «Возьмите любую русскую окраину: Польшу, Финляндию, Остзейский край, и вы не найдете во взаимных их отношениях с Россией и русскими того драгоценного (пусть простят мне математическую терминологию) “знака равенства”, который… дает право говорить, что край этот завоеван более духом, чем мечом… Где корень этого беспримерного знака равенства? Лежит ли он в добродушной, справедливой и откровенной природе русского человека, нашедшего созвучие в природе кавказца? Или, наоборот, его нужно искать в духовном богатстве древней восточной культуры Кавказа?»19

Однако практическое следствие этого «знака равенства» вызвало шок, не скажу у русского общества в целом (оно было мало информировано о закавказской жизни), но почти у каждого русского, которого по тем или иным причинам судьба заносила в Закавказье. Практически все отрасли промышленности и хозяйства, вся экономика и торговля края, почти все командные должности (и гражданские, и военные), юриспруденция, образование, печать — были в руках у инородцев. Власть, очевидно, уходила из рук, и заезжий публицист предлагает разобраться, что же русская власть в конце концов собирается создать на Кавказе — Россию или Армению, и с ужасом восклицает: «Состав кавказской администрации и чиновничества по сравнению со всей Россией совершенно исключительный: ни по одному ведомству здесь нет, не говорю уже русской, но хотя бы полурусской власти»20 . И эта власть казалась уже не просто нерусской, а антирусской. В таких случаях особенно возмущало противодействие кавказской администрации русскому переселению. «Лозунгом было избрано категорическое заявление: “На Кавказе свободных мест для поселения русских нет”. Оно распространилось и в административной сфере, и в прессе, постепенно укоренилось в общественном мнении»21 .

Таким образом, мы можем заключить: несмотря на то, что в Закавказье были уничтожены все прежде существовавшие государственные формирования и все системы местной власти, в крае де-факто складывалось самоуправление, причем почти неподконтрольное для русских, власть наместника становится почти номинальной. Мы говорим здесь только о внутренних делах края, поскольку в целом его зависимость от России полностью сохранялась, так же как и стратегические выгоды России от владения краем.

Однако сложившееся положение вещей все более и более раздражало русских. Та форма правления, которая утвердилась в Закавказье, не могла быть названа даже протекторатной, так как протекторат предполагает значительно больший (хотя и замаскированный) контроль над местным самоуправлением (по крайней мере, упорядоченность этого контроля, поскольку в закавказском случае часто заранее нельзя было сказать, что поддавалось контролированию, а что нет) и отрицает «знак равенства». Между тем именно «знак равенства» и создал неподконтрольность местного управления. Любой русский генерал имел равно те же права, что и генерал грузинского или армянского происхождения, а Лорис-Меликов, занимая пост министра внутренних дел Российской империи, мог ответить отказом наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу на его предложение о заселении Карсской области русскими крестьянами. Область была в значительной степени колонизирована армянами, т. е. последние взяли на себя и колонизаторские функции, которые русские совершенно не собирались выпускать из своих рук.

Для русских как для колонизаторов складывалась замкнутая ситуация: соблюдение в крае общих принципов русской туземной и колонизационной политики давало результат, обратный ожидаемому. При наличии всех внешних признаков гомогенности населения края населению метрополии (христианское вероисповедание, хорошее владение русским языком, охотное участие в государственных делах и военных операциях на благо России) реально оказывалось, что дистанция не уменьшалась. Русским оставалось либо закрыть на это глаза (коль скоро стратегические выгоды сохранялись), либо стараться сломать сложившуюся систему. Последнее и попытался осуществить князь Голицын.

При Голицыне начинается спешная колонизация и русификация края. Однако ожидаемого положительного результата не получается. Русские колонисты с завидным упорством завозятся в Закавказье, где, не привыкшие к местному климату и не встречая серьезную заботу о себе со стороны местных властей, десятками заболевают малярией и гибнут, а сотнями и тысячами уезжают из Закавказского края искать лучших земель. На их место пытаются завезти новых. Попытка же форсированной русификации края приводит к страшной кавказской смуте, «сопровождавшейся действительно сказочными ужасами, во всех трех проявлениях этой смуты: армянские волнения, армяно-татарские распри и так называемая “грузинская революция”», — сообщает В.Погожев в «Кавказских очерках».

Русская администрация оказывается вынужденной отступиться и взглянуть на вещи спокойнее. Новый наместник Кавказа гр. Воронцов-Дашков закрывает на несколько лет Закавказье для русской колонизации, признав, что опыты «водворения русских переселенцев давали лишь печальные результаты, и население сел, образованных ранее, почти повсюду изменилось». Отменив же меры по насильственной русификации края, новый наместник с удовлетворением обнаруживает, что в Закавказье «нет сепаратизма отдельных национальностей и нет сепаратизма общекавказского… Нельзя указать случаев противодействия пре­подаванию русского языка».

Таким образом, все возвращается на круги своя. Население Кавказа снова превращается в лояльных граждан империи, но все ключевые позиции в крае, особенно в экономической, торговой и образовательной сферах, остаются полностью в их руках, водворения русских крестьян-колонистов не происходит, и власть в крае, по существу, продолжает оставаться нерусской, точнее, номинально русской.

Вероятнее всего, мир был бы временным, и вслед за некоторым периодом успокоения неминуемо бы последовала новая вспышка насильственной русификации, а вслед за ней новая смута. Грозила эпоха постоянных неурядиц, в результате которой и жизнь местного населения, и жизнь русских в Закавказье могла бы превратиться в сплошной кошмар.

Однако ситуация была еще сложнее. После окончания Первой мировой войны по плану раздела Османской империи между державами Согласия по так называемому плану Сайкс-Пико к Российской империи должны были отойти восточные вилайеты со значительным армянским населением. Насколько русские способны были переварить подобное приобретение? На повестку дня вновь вставал вопрос об армянской автономии (в пределах этих вилайетов). Во всяком случае армянам, сражавшимся на кавказском фронте, как и армянам в Турции, отказывающимся сражаться против русских войск, позволялось надеяться именно на такой исход своей судьбы.

Памятуя об идеальном образе Российской империи, Евг. Трубецкой писал: «Как в 1877 году на нашем пути к Константинополю лежала Болгария, так же точно нам на этом пути не миновать Армению, которая так же не может быть оставлена под турецким владычеством: ибо для армян это владычество означает периодически повторяющуюся резню… Только в качестве всеобщей освободительницы малых народов и заступницы за них Россия может завладеть Константинополем и проливами». А между тем русский генералитет и наместник Кавказа великий князь Николай Николаевич настаивали на включении армянских вилайетов в единое государственное пространство России с универсальной для всех областей системой управления. Коса нашла на камень.

Но несмотря на дискомфорт, вызванный неуспехом колонизации и русификации края, реальные имперские установки в отношении Закавказья были очень сдержанными: стремились выжать из геополитического положения края все возможные выгоды (чему фактическая автономия края препятствием ни в коей мере не была), а в остальном предоставить событиям течь своим чередом и подавлять в себе приступы раздражительности и обиды, раз в целом закавказская политика соответствовала идеальному смыслу Восточного вопроса и тем по большому счету была оправдана, хотя требовала таких моральных жертв, как признание, что русские не в состоянии колонизировать территорию, политически находящуюся от них в безраздельной зависимости. Как писал английский политик и путешественник Вайгхем, «совершенно невозможно поверить, что значительная часть [переселенческого] потока, направлявшегося в Сибирь, не могла быть повернута в Закавказье, если бы правительство этого хотело всерьез. На население Закавказья не оказывали давления, подобного тому, как это было в других частях империи, и русские не приходили в сколько-нибудь значимом количестве на прекрасные холмы Грузии и нагорья Армении».

Создание «второй Англии»

Процесс британского имперского строительства во многом отличен от российского. Русская колонизация ведет к расширению российской государственной территории: русская колония, образуясь вне пределов российской территории, стимулировала подвижки границы. У англичан колония, изначально находясь под британской юрисдикцией, стремится выйти из нее. Но этот путь вел к созданию своеобразной «метаимперии», объединенной не столько юридически, сколько посредством языкового и ценностного единства.

«Для чего создавалась и сохранялась Британская империя?.. С самых первых времен английской колонизации и до наших дней этот вопрос занимал умы британских мыслителей и политиков», — писал один из английских историков, К. Норр. Чтобы дать ответ на этот вопрос, начнем с того, как воспринимает английский народ ту территорию, которую собирается осваивать. И кстати заметим, что для русских изучение Британской империи имеет особую ценность, ведь свою историю можно полностью понять только сравнивая с чужими историями.

В чем особенности Британской империи?

Во-первых, до последней трети XVIII века она была в основ­ном мирной. Англичане занимали такие части света, которые «по своей малозаселенности давали полный простор для всякого, кто желал там поселиться»22 . Во-вторых, связи англичан с местным населением их ко­лоний были минимальны. Как отмечает Леруа-Болье,«отличительной чертой английских колоний являлось совпадение густоты населения с почти исключительно европейским его происхождением». Смешанные браки были исключитель­ным явлением, дух миссионерства вплоть до XIX века вовсе не был при­сущ англичанам: они как бы игнорировали туземцев. В-третьих, вплоть до XIX века «английское правительство, в противоположность испанскому и португальскому, на деле не принимало никакого участия в основании колоний; вмешательство метрополии в их внутреннюю организацию по праву всегда было ограничено, а на деле равнялось нулю»23 . Английский историк Е. Баркер писал: «Когда мы начали колонизацию, мы уже име­ли идею — социально-политическую идею, — что, помимо английского государства, имеется также английское общество, а точнее — английские добровольные общества (и в форме религиозных конгрегаций, и в форме торговых компаний), которые были готовы и способны действо­вать независимо от государства и на свои собственные средства... Именно английские добровольные общества, а не государство, учреждали поселения в наших ранних колониях и таким образом начали создавать то, что сегодня мы называем империей».

Более того, английские переселенцы, по точному выражению А.Т.Мэхэна, словно бы желали «не пере­носить с собой Англию, а создать нечто новое, что не должно было сделаться второй Англией». Все их интересы были связаны с новой родиной, они трудились на ее благо, а потому английские колонии оказались ус­тойчивее, прочнее, многолюднее колоний всех других европейских народов. «Английская нация с основания своих первых поселений в Америке обнаружила признаки специальных способностей к колони­зации», — отмечает тот же А.Т.Мэхэн. Однако английские колонии вплоть до последней трети XIX века не воспринимались англичанами как особо значимая ценность — и это еще одна отличительная черта английской колонизации. В этом смысле весьма примечательно замечание, которое делает в своей книге «Расширение Англии» Дж.Сили: «Есть нечто крайне характерное в том индифферентизме, с которым англичане от­носятся к могучему явлению развития их расы и расширения их госу­дарства. Они покорили и заселили полсвета, как бы сами не отдавая себе в том отчета».

Это до какой-то степени можно объяснить спецификой английских колоний. Английская эмиграция первоначально имела религиозные причины, англичане-колонисты рвали все связи со Старым Светом, и разрыв этот оставлял в их душах глубочайший след. «Пуританин и колонист... остается прежде всего эмигрантом, который воспринимает человека и обще­ство, исходя из разрыва, подобного не пропасти между двумя участками твердой земли, землей, которую он оставил, и землей, которая его приняла, — но подобного зиянию между двумя пустотами: пустотой отверг­нутой и пустотой надежды»24 .

Параллельно возникали и торговые фактории. Как сообщает Хоррабин в «Очерке историко-экономической географии мира», Англия «учредила торговые станции во всех уголках земного шара... Но воспринимались ли они вполне как колонии? С точки зрения торговых интересов увеличение территории было для Англии не только не необходимо, но даже нежелательно. Ей нужно было только держать в своих руках пункты, господствующие над главными путями. В XVIII в. английские торговцы больше дорожили двумя вест-индскими ост­ровками, чем всей Канадой. Во времена парусных судов эти остров­ки господствовали над морскими путями, соединявшими Европу со всеми американскими портами. Там же, где Англия приобрела дей­ствительно крупные владения, т.е. в Индии и Канаде, это было сде­лано главным образом потому, что здесь приходилось бороться за каждый опорный пункт с постоянной соперницей — Францией, так что для укрепления позиций был необходим обширный тыл... На протяже­нии XIX в. из этих торговых станций и портов выросла Британская им­перия. Между 1800 и 1850 гг. площадь империи утроилась. К 1919 г. она утроилась еще раз». Однако эти новые территории уже не представляли интереса для британских переселенцев.

Основным субъектом действия в английской модели колонизации является некое «общество», «сообщество» (все равно, религиозное или торговое). Каждое из них так или иначе воспринимало религиозно-ценностные основания Британской империи (и к торговым сообществам, как мы видели, это относится в полной мере). Но поскольку в британской идеологеме империи понятия «сообщество» и «империя» синонимичны, то — в данном контексте — сами эти сообщества превращались в мини-империи. Не случайно Ост-Индскую компанию называли «государством в государстве», не случайно лорд Дж. Керзон называл Индию империей в империи. Каждое «сообщество», которое, в конеч­ном счете, исторически складывалось не в силу каких-либо историчес­ких причин, а потому, что такой способ действия для англичан наиболее комфортен (таков «образ коллектива» в картине мира англичан), и каж­дое из них все более замыкалось в себе, абстрагируясь как от туземного населения, так и от метрополии. И каждое из них тем или иным образом проигрывало внутри себя альтернативу «сообщество — империя». Оно отталкивалось от идеологемы «сообщество», «привилегированное (арис­тократическое) сообщество», «сообщество белых людей» и переходило к понятию «империя аристократов».

Создавалась структура взаимосвязанных мини-империй. Единство этой структуры вплоть до конца XIX века практически выпадало из сознания англичан, оно не было принципиально важным. Субъектом действия были «мини-империи» (будь то сельскохозяйственные поселения, торговые фактории или, позднее, миссионерские центры), и их подспудное идеологическое обоснование обеспечивало их мобильность, а, следовательно, силу английской экспансии.

Между этими «мини-империями» и «центром», именовавшим себя Британской империей, существовало постоянное непреодолимое противоречие: «центр» стремился привести свои колонии («мини-империи») к «единому знаменателю», а колонии, самодостаточные по своему внутреннему ощущению, противились унификации, восставали против центра, отделялись от метрополии юридически. Впрочем, хотя отделение Соединенных Штатов вызвало в Британии значительный шок и появление антиимперский идеологии «малой Англии», но это ни на миг не снизило темпов реального имперского строительства, в результате чего сложилась так называемая «вторая империя».

Сама по себе колониальная система, структура «мини-империй» имела, по существу, только пропагандистское значение. В известном смысле прав русский геополитик И. Вернадский, который писал о Британской империи, что «по своему внут­реннему устройству и по характеру своего народа эта страна может лег­ко обойтись без той или другой колонии, из которых ни одна не сплочена с нею в одно целое и каждая живет своей особенной жизнью. Состав британских владений есть скорее агрегат многих политических тел, не­жели одна неразрывная целостность. Оторвите каждое из них, и метро­полия будет существовать едва ли не с прежней силой. С течением вре­мени она даже приобретет новые владения и старая потеря почти не будет для нее заметна. Так, у некоторых животных вы можете отнять часть тела, и оно будет жить по-прежнему и вскоре получит, взамен ос­тавшейся под вашим ножом, другую часть».

За невидимым барьером

Сколь прочны и многолюдны были британские колонии, основанные когда-то на слабозаселенных землях, столь же труден был для англичан процесс интериоризации земель, имеющих сколько-нибудь значитель­ную плотность туземного населения. Так, английское население в Индии, не состоящее ни на военной, ни на государственной службе, к концу XIX века составляло, по одним данным, 50 тысяч человек, по другим — приближалось к 100 тысячам. И это при том, что начиная с 1859 года, после подавления мятежа, британское правительство проводило поли­тику, направленную на привлечение британцев в Индию, а на индийском субконтиненте имелись нагорья, по климату, растительности и относи­тельной редкости местного населения вполне пригодные для колониза­ции, во всяком случае, в большей степени подходящие для земледельческой колонизации, чем «хлопковые земли» Средней Азии, активно заселявшиеся русскими крестьянами. Английский чиновник Б.Ходгсон, прослуживший в Индии тридцать лет своей жизни, писал, что индийские Гималаи могут стать «великолепной находкой для голодающих крестьян Ирландии и горных местностей Шотландии». Еще более остро стоял вопрос о британской колонизации горных районов, Гималаев, в том числе в связи с возможной угрозой Индии со стороны России. «Колонизация горных районов Индии, — писал Х. Кларк, — дает нам преимущество, которое никогда не будет нами потеряно. Колонизация дает нам возможность создать милицию, которая будут поддерживать европейский контроль над Индией и защищать ее границы на севере и северо-востоке. Английское население в миллион человек сделает бунт или революцию в Индии невозможной и обезопасит мирное население, сделает наше господство незыблемым и положит конец всем планам России».

Одним из таких районов был Уттаракханд, включающий в себя провинции Гарваль, Кюмаон (близкую по этническому составу населения) и небольшое протекторатное княжество Тери-Гарваль. Все эти земли попали под британское владычество в результате Непальской войны в 1815 году. Местность эта, расположенная на склонах Гималаев, представлялась британским путешественникам райским уголком, напоминающим «роскошный сад, где все, что произвела земля Европы и Азии — или даже всего мира — было собрано вместе. Яблони, груши, гранаты, фиговые и шелковичные деревья росли в огромных количествах и в самых великолепных своих формах. Ежевика и малина соблазнительно свешивались с уступов обрывистых скал, а наша тропа была усыпана ягодами земляники. И в какую сторону ни посмотри — цветущий вереск, фиалки, жасмин, бесчисленные розовые кусты в полном цвету», — восторгается Т.Скиннер в «Экскурсиях по Индии», вышедших в свет в 1832 году.

Однако поведение британцев-колонистов в Гималаях выглядит не вполне логичным с прагматической точки зрения и объяснимым только если рассматривать его в свете британской модели колонизации. Британцы избегали колонизировать территории со сколько-нибудь значительным местным населением, а если и прибегали к этому, то создавали целую громоздкую систему, препятствующую их непосредственным контактам с местным населением. Так, англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев.

Но вопрос остался на бумаге. Для того, чтобы жить в Гималаях, требовалось вступить в прочные отношения с местным населением. Последнее по своему характеру британцам было даже симпатично. Англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев. Монахи и аскеты, нашедшие себе убежища в снежной суровости высоких гор, стали основными персонажами европейских описаний Гималаев. В отличие от обычной индийской чувственности, путешественники находили здесь величайшее самообуздание, столь импонировавшее викторианцам. Гималаи в представлениях англичан были местом преимущественно романтическим. Жизнь крестьян описывалась так же преимущественно в идиллических тонах. Обращалось внимание на их необыкновенно чистые и прекрасно возделанные угодья.

Однако британское население, состоявшее главным образом из чиновников лесного ведомства, жило в поселках, приближаться к которым местным жителям было строжайше запрещено, словно поставлен был невидимый барьер. И когда в Гарвале — одной из местностей Гималаев — действительно возникают европейские поселения, британцы поступают с этими романтическими горами точно так же, как в это же время с романтическими горами своей родины — горами Шотландии: стремятся вырубить естественные лесные массивы и засадить горные склоны корабельными соснами. Действия британцев могли бы казаться чисто прагматическими, если не учитывать, что тем самым они лишили себя одного из немногочисленных плацдармов для британской колонизации Индии, вступив в затяжной конфликт с местным населением. В результате британские поселения Гарваля так никогда и не превысили общую численность в тысячу человек.

Англичане и абстрагировались от местного населения, и создавали для себя миф о загадочных жителях Гималаев, и воспевали чудесную природу края, и признавали практически только хозяйственное ее использование. Их восприятие как бы раздваивалось. В результате, осознавая и возможность, и желательность крестьянской колонизации района Гарваля, британцы не решались к ней приступить.

Между британцами и местным населением словно бы всегда стоял невидимый барьер, преодолеть который они не могли. Так, еще во времена колонизации Америки «угроза, исходящая от индейца, приняла для пуританина природно-тотальный характер и в образе врага слитыми воедино оказались индеец-дикарь и породившая его дикая стихия природы... Пуританский образ индейца-врага наложил свой отпечаток на восприятие переселенцами пространства: оно для них активно, это пространство-“западня”, полное подвижных и неожиданных препятствий»25 .

Британцы создавали себе в своих владениях узкий мирок, в который не допускались никакие туземцы и который должен был бы воспроизводить английское общество в миниатюре. Однако психологическую неадекватность этого ощущения обнаруживает тот факт, что, прожив несколько лет в таких колониях, англичане, от колониальных чиновников до последних бродяг, чувствовали, попадая назад в Англию, еще больший дискомфорт. Те, кто волей судьбы оказывался перед необходимостью более или менее близко соприкасаться с не-европейцами (чего англичане избегали), приобретали себе комплекс «аристократов» и тем по существу обращались в маргиналов в английском обществе. Ничего подобного не знает история никакого другого европейского народа.

Любая новая территория, где селится англичанин, в его восприятии — «чистая доска», на которой он творит свой собственный мир по своему вкусу. Это в равной степени относится и к колонизации Америки, и к созданию Индо-Британской империи. Так, «пуритане, несмотря на свои миссионерские претензии, рассматривали Америку как свою собственную страну, а ее коренных жителей, как препятствие на пути своего предопределения как американцев. Будучи пионерами, осваивавшими богатую неразвитую страну, первые американцы верили в свою способность построить общество, отвечающее их желаниям». Аналогичным образом и «индийская “tabula rasa” представлялась во всех отношениях в высшей степени подходящей, чтобы устроить там общество на свой собственный манер»26 .

Внешне это восприятие может напоминать «дикое поле» русских, но имеется одно очень существенное различие. Русские осваивают «дикое поле», вбирают его в себя, не стремясь ни ограничить его, ни устранить встречающиеся на нем препятствия. Русские как бы игнорируют конфликтогенные факторы, связанные с новой территорией, и не прилагают никаких усилий, чтобы устранить их возможное деструктивное действие. Эти конфликтогенные факторы изначально рассматриваются не как внешние трудности, а как внутренние, от которых не уйдешь, но которые не подлежат планомерному устранению, а могут быть сняты только в более широком контексте деятельности народа. Англичане же, если они не могли избежать самого столкновения с тем, что порождает конфликтность — а сам факт существования туземного населения уже является для англичан конфликтогенным, ведь туземное население так или иначе препятствует реализации собственно английских представлений, — то они стремились поставить между собой и местным населением барьер.

К чему приводило наличие психологического барьера между англичанами и коренным населением колоний? Эдвард Спайсер в книге «Циклы завоевания» описывает как из «политики изоляции» постепенно развивалась концепция резерваций, воплотившаяся в отношениях с индейцами Северной Америки. Изначально эта концепция выразилась в том, что с рядом индейских племен были подписаны договоры как бы о территориальном разграничении. Но существенным в этих договорах для англичан было не определение территориальных границ (напротив, они изначально игнорировали эти границы), а то, что в результате самого акта подписания договора индейское племя превращалось для англичан в некоего юридического субъекта, через что отношения с ним вводились в строго определенные и ограниченные рамки. Очевидная бессмысленность наделения индейцев статусом юридического лица, при том, что никакие права де-факто за ними не признавались, параллельно навязчивым желанием англо-американцев придерживаться даже в случаях откровенного насилия определенных ритуалов, свойственных международным отношениям, указывает на то, что внешний статус индейцев имел в глазах колонистов самостоятельную ценность. Он давал возможность экстериоризировать туземный фактор, отделить его от себя и тем самым получить возможность абстрагироваться от него.

Такие сложные психологические комплексы, казалось бы, должны были остановить колонизацию. А между тем англичане создали империю значительно более прочную, чем, например, испанцы, хотя последние прикладывали к созданию империи больше сознательных усилий. Значит ли это, что разгадка — в коммерческих способностях англичан?

«Империя — это торговля», — говорил Дж. Чемберлен. И действи­тельно, значительная доля справедливости есть в той точке зрения, что Британская империя является «коммерческой комбинацией, деловым синдикатом»27. Но этого объяснения недостаточно, ибо как психологически могли сочетаться эта гипертрофированная самозамкнутость англичан и гигантский размах их торговых операций, заставлявший проникать их в самые удаленные части земли и чувствовать там себя полными хозяевами?

Т. Маколи сетовал на то, что англичане вовсе не интересуются Ин­дией и «предмет этот для большинства читателей кажется не только скуч­ным, но и положительно неприятным». Пик английской завоевательной политики на Востоке по времени (первая половина XIX века) совпал с пи­ком антиимперских настроений в Англии, так что кажется, словно жизнь на Британских островах текла сама по себе, а на Востоке, где основным принципом британской политики уже стала «оборона Индии» — сама по себе. Англичане уже словно бы свыклись с мыслью о неизбежности потери колоний и даже желательности их отпадения, как то проповедовали экономисты Манчестерской школы. Узнав о коварстве и жестокостях пол­ководца У. Хастингса, английское общественное мнение поначалу воз­мутилось, однако гнев прошел быстро, и У. Хастингс был оправдан пар­ламентским судом, ибо осуждение его по справедливости требовало и отказа «от преимуществ, добытых столь сомнительным путем. Но на это не решился бы ни один англичанин».

Между тем Дж. Гобсон, обвиняя английских империалистов во всех смертных грехах, оправдывает их в одном: «Психические переживания, которые бросают нас на защиту миссии империализма, конечно, не ли­цемерны, конечно, не лживы и не симулированы. Отчасти здесь самооб­ман — результат не продуманных до конца идей, отчасти явление психической аберрации... Это свойство примирить в душе непримири­мое, одновременно хранить в уме как за непроницаемой переборкой ан­тагонистические явления и чувства, быть может, явление исключительно английское. Я повторяю, это не лицемерие; если бы противоположность идей чувствам осознавалась бы — игра была бы проиграна; залог ус­пеха — бессознательность».

По сути, то, о чем говорит Гобсон — это типичная структура функционального внутрикультурного конфликта, когда различные группы внутри этноса ведут себя прямо противоположным образом, и левая рука, кажется, не знает, что делает правая, но результат оказывается комфортным для этноса в целом. В этом смысле показательно высказывание Дж. Фраунда о том, что Британская империя будет существовать даже несмотря на «глупость ее правителей и безразличие ее детей». Здесь мы имеем дело с выражением противоречивости внутренних установок англичан. Англичане осваивали весь земной шар, но при этом стремились абстрагироваться от всего, что в нем было неанглийского. Поскольку такой образ действия практически невыполним, колонизация волей-неволей связана с установлением определенных отношений и связей с внешним неанглийским миром, то выход состоял в том, чтобы не замечать само наличие этих связей. Для англичан Британских островов это означало не замечать наличие собственной империи. Действовать в ней, жить в ней, но не видеть ее. Так продолжалось до середины XIX века, когда не видеть империю далее было уже невозможно.

Альянс между религией и торговлей

Тем не менее, была, очевидно, некая мощная сила, которая толкала англичан к созданию и сохранению империи. При наличии всех психологических трудностей, которые несла с собой британская колонизация, абсолютно невозможно представить себе, чтобы она имела лишь утилитарные основания.

А если так, то мнение о внерелигиозном характере Британской империи ошибочно и вызвано тем, что до XIX века миссионерское движение не было значимым фактором британской имперской экспансии.

Приходится только удивляться тому, что все исследователи, за очень редким исключением, отказывали Британской империи в каком-либо идеологическом основании. «Мысль о всеобщей христианской империи никогда не пускала корней на британских островах», как об этом писал один из наиболее известных германских геополитиков Э.Обст. Но так ли это? Если миссия была неимоверно затруднена психологически, то это не значит, что ее не хотели. Не мочь — не означает не хотеть. И если стимулом к созданию империи было мощное религиозное основание, то ни из чего не следует, что внешне это будет проявляться таким уж прямолинейным образом. Имперские доминанты получали в сознании англичан достаточно причудливое выражение. Следует ожидать, что и их религиозные основания имеют сложную форму.

Справедливы слова английского историка Л. Райта, что «если мы будем объяснять, что такое Ост-Индская компания в поняти­ях наших дней, т.е. как корпорацию жадных империалистов, использую­щих религию как средство эксплуатации и своих собственных рабочих, и других народов, мы проявим абсолютное непонимание того периода». Очень многие смотрели на Британскую империю как на «торговый синдикат», но в ее истории не было ни одного периода, по отношению к которому это определение было бы справедливо. Можно лишь сказать, что Британская империя, кроме всего прочего была и «торговым синдикатом». Другой историк, А.Портер, выразился еще более категорично: «Прирожден­ный альянс между религией и торговлей в конце

XVI — начале XVII века оказал глубокое влияние на то, что в один прекрасный день было назва­но Британской империей».

Л.Райт в книге «Религия и империя» подробно разбирает эту проблему. Он отмечает, что хотя, «в отличие от испанских и португаль­ских католических проповедников, новые протестантские миссионеры были убеждены, что они не нуждаются в государстве и его помощи», однако «влияние духовенства и его проповеди было могущественным фактором в создании общественного настроя в отношении к морской экспансии». «Сплошь и рядом духовенство яковитской Англии было настроено в духе меркантилизма. Духовенство выступало за ту же политику, что и люди коммерции». В свою очередь, торговцы и моряки верили, что они явля­ются орудием Провидения. «Искренняя вера в Божественное предопре­деление не может быть поставлена под сомнение никем из тех, кто изу­чал религиозные основания елизаветинской Англии. Из этого не следу­ет, что все судовладельцы и капитаны сами по себе были благочестивы­ми людьми, которые регулярно молились и пели псалмы; но мало кто, даже из наиболее нечестивых среди них, решился бы выражать сомне­ние в Божественном вмешательстве, большинство имело положитель­ную веру в то, что Бог все видит своим всевидящим оком... Благочести­вые замечания, встречающиеся в вахтенных журналах, удивляют совре­менного читателя как нечто, совершенно не относящееся к делу... Но в начале XVII века эти комментарии были выражением настроения эпохи».

Так, например, при основании в 1600 году Ост-Индской компании отбором капелланов для нее занимался сам ее глава Т. Смит, известный как человек примерного благочестия. Он «обращался в Оксфорд и Кемб­ридж для того, чтобы получить рекомендации... Кандидаты должны были прочитать испытательную проповедь на заданные слова из Евангелия служащим компании. Эти деловые люди были знатоками проповедей, они обсуждали их со знанием дела не хуже, чем профессиональные док­тора богословия». При отборе капелланов имелась в виду и цель мис­сии. «Необходимость обращения язычников в протестантизм была по­стоянной темой английских дискуссий о колонизации»28 .

Однако, несмотря на значительный интерес общества к вопросам проповеди, в реальности английская миссия была крайне слабой. Попытаемся понять причину этого, обратившись к истории формирования концепции Британской империи.

Прежде всего нас ждут неожиданности в том, что касается английского понимания слова «империя», как оно сложилось в начале XVI века. В период между 1500-м и 1650-м годами некоторые принципиально важные концепции изменили свой смысл и вошли в общественное употребле­ние. Это концепции «страны» (country), «сообщества» (commonwealth), «империи» и «нации». Изменение значений слов происходило главным образом в XVI веке. Эти четыре слова стали пониматься как синонимы, при­обретя смысл, который, с небольшими изменениями, они сохранили и впоследствии и который совершенно отличался от принятого в предше­ствующую пору. Они стали означать «суверенный народ Англии». Соот­ветственно изменилось и значение слова «народ».

Слово «country», первоначальным значением которого было «coun­ty» — административная единица, стало синонимом слова «nation» и уже в первой трети XVI века приобрело связь с понятием «patrie». В словаре Т. Элиота (1538 год) слово «patrie» было переведено как «a country». Слово «commonwealth» в значении «сообщество» стало использоваться в каче­стве взаимозаменяемого с терминами «country» и «nation».

С понятием «нация» начинает тесно связываться и понятие «импе­рия». «В средневековой политической мысли «империя» (imperium) была тесно связана с королевским достоинством. Понятие «империя» лежало в основе понятия «император». Император обладал суверенной властью внутри его королевства во всех светских делах... Это значение было ра­дикальным образом изменено в Акте 1533 года, в котором понятие «импе­рия» было распространено и на духовные вопросы и использовано в зна­чении «политическое единство», «самоуправляющееся государство, сво­бодное от каких бы то ни было чужеземных властителей», «суверенное национальное государство».

Следует отметить, что бытие Англии в качестве «нации» было непо­средственным образом связано с понятием «представительское управ­ление». Представительство английского народа, являющегося «нацией», символическим образом возвышало его положение в качестве элиты, которая имела право и была призвана стать новой аристократией. «Та­ким образом, национальность делала каждого англичанина дворяни­ном, и голубая кровь не была больше связана с достижением высокого статуса в обществе», — отмечает Л.Гринфилд в книге «Национализм: пять дорог к Современности».

Здесь для нас чрезвычайно важно сделать следующие замечания. «Представительское управление» при его определенной интерпретации можно рассматривать как «способ действия», атрибут, присущий полноценному человеческому сообществу, а не как политическую цель. При этом, поскольку понятия «нация», «сообщество», «империя» являются в этот период фактически синонимичными, «представительское управление» как «способ действия» следует рассматривать как присущий им всем. В этот же ряд понятий следует ввести и «англиканскую церковь». Ей так же присущ атрибут «представительское управление» — что выразилось в специфике миссионерской практики англичан. Причем данный способ действия в сознании англичан приводит к возвышению над всем окружающим миром и логически перерастает в атрибут «образа мы». На раннем этапе он трактовался как религиозное превосходство, затем как одновременно превосходство имперское («лучшая в мире система управления народами») и национальное. Затем он стал пониматься как превосходство социальное. Но каждый из этих случаев более сложен, чем это кажется на первый взгляд. Так и знаменитый британский национализм, поражавший всю Европу, в действительности далеко отстоял от того, что обычно понимают под этим понятием.

Все более глубокие корни пускает мысль о богоизбранности англий­ского народа. В 1559 году будущий епископ Лондонский Дж. Эйомер про­возгласил, что Бог — англичанин, и призвал своих соотечественников семь раз в день благодарить Его, что они родились англичанами, а не итальянцами, французами или немцами. Дж. Фоке писал в «Книге муче­ников», что быть англичанином означает быть истинным христианином: «английский народ избранный, выделенный среди других народов, пред­почитаемый Богом. Сила и слава Англии необходима для Царствия Божия». Триумф протестантизма был национальным триумфом. Идентификация Реформации с «английскостью» вела к провозглашению Рима национальным врагом и исключением католиков из английской нации. Епископ X. Латимер первым заговорил о «Боге Англии», а архие­пископ Краимер связал вопросы вероучения с проблемой национальной независимости Англии и ее национальных интересов.

Итак, национализм того времени определялся не в этнических категориях. Он определялся в терминах религиозно-политических. Он был связан с идеями самоуправления и протестантизма (англиканства). Эти два последних понятия также были непосредственным образом связаны с понятием «империя», то есть самоуправления в религиозных вопросах. Сошлюсь еще раз на Л.Гринфилда: «Протестантизм был возможен в Англии, только если она была им­перией. А она была империей, только если она была нацией… Когда английское духовенство думало о Новом Свете, оно мечтало об обшир­ной Протестантской империи». Таким образом, мы видим, что британская империя имела религиозную подоплеку, столь же интенсивную, какая была у Российской империи.

Культ империи

В чем же состояла суть английской религиозной миссии?

Легко понять, почему проповедь протестантизма в его английском варианте была затруднена. Ведь английский протестантизм был тесно переплетен с понятием «нация», «национальная церковь». Британская империя несла с собой идею самоуправляющейся нации. Именно поэтому, очевидно, английские купцы, националисты и меркантилисты проявляли значительную осведомленность в вопросах теологии. Однако только в XIX веке по­явились идеи, позволяющие распространять понятие национальной цер­кви на другие народы. Был провозглашен отказ от «эклесиоцентризма», т.е. «от установления по всему миру институциональных церквей запад­ного типа». Г. Венн и Р. Андерсон разработали концепцию самоуправ­ляющейся церкви. Идея состояла в необходимости отдельной автоном­ной структуры для каждой туземной церковной организации. «Одна из основных целей миссионерской активности должна быть определена в терминах “взращиваемой церкви”»29. Однако эта стратегия подразумева­ла по сути «выращивание» скорее нации, чем церкви, что создавало, в свою очередь, новые проблемы.

Последнее обстоятельство должно было вызвать определенный перенос понятий и акцентов. Действительно, именно в это время в сознании англичан все более отчетливо проявляется представление, что они всюду несут с собой идею свободного управления и представительских органов, что в целом коррелировало с концепцией самоуправляющейся церкви. Однако в это время наблюдается рост расистских установок, чего почти не было раньше. Так, слово «ниггер» стало употребляться в отношении ин­дийцев только с 40-х годов XIX века. Английский историк, Е.Баркер, утверждая, что англичане в Индии не «индизировались», уточняет, «в отличие от первых завоевателей». Для завоевателей же (Клайва и других) индийцы были недругами, но отнюдь не презренной расой. В записках и мемуарах английских офицеров, служащих на вечно неспокойной северо-западной границе, тоже выражается отношение к индийцам более нормально. (Да и трудно иначе, если служишь долгие годы бок о бок.) Фельдмаршал Робертс вспоминает о случаях, когда английские офицеры, абсолютно верившие своим подчиненным, узнав об их предательстве (мятеж 1857—1858 годов), пускали себе пулю в лоб, или о старом полковнике, клявшемся жизнью в преданности своих солдат и рыдавшем, видя как их разоружают, т.е. оказывают недоверие и тем самым оскорбляют.

Среди многих викторианцев возникало ощущение, что «вестернизация — это опасное занятие. Возможно, не-европейцы вовсе не были потенци­альными английскими джентльменами, которые лишь подзадержались в своем развитии, а расой, чуждой по самому своему существу»30 .

«Представительское самоуправление» было осознано как цель имперского действия... Целью действия (ценностной доминантой) было провозглашено то, что до сих пор было условием действия, атрибутом человека, без чего человек просто не был полноценным человеком. Перенесение данной парадигмы в разряд целей вело к ее размыванию и угрожало самой парадигме империи в сознании англичан. Признание новых целей не могло произойти безболезненно, оно требовало изменения «образа мы». Поэтому данная цель одновременно и декларировалась, и отвергалась в качестве цели практической. Дж. Морли, статс-секретарь по делам Индии, заявил в 1908 году: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь долго­го своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система Индии совсем не та цель, которую я имею в виду».

Выходом из психологического тупика оказывается формирование идеологии Нового империализма, основанием которой стала идея нации. В ней атрибут «представительского самоуправления» относится только к англичанам, которые и признавались людьми по преимуществу. До сих пор такой прямолинейности не было. Британский национализм в качестве идеологии развился как реакция на извечные психологические комплексы англичан в качестве колонизаторов.

Создание великой Британской империи в Азии стало восприниматься как романтический подвиг мужества, а не как деловое предприятие. В своем выступлении в Кристальном дворце 24 июня 1872 года Бенджамин Дизраэли сказал: «Англичане гордятся своей огромной страной и же­лают достигнуть еще большего ее увеличения; англичане принадлежат к имперской стране и желают, если только это возможно, создать импе­рию». Он не произнес ничего нового, а просто констатировал факт. С середины XIX века империя была осознана как целостность и данность. «Из конца в конец Англии во всех слоях английского общества почти поголовно увлечение политической теорией-мечтой об Англии, разросшейся на полмира, охватывающей весь британский мир в одно крепкое неразрыв­ное целое, в огромную мощную, первую в мире империю», — пишет В.Устинов в книге «Об английском империализме».

Именно в это время на Британских островах империализм стано­вится окончательно философией истории и для кого-то превращается в настоящий культ, так что «гордому англичанину... в словах “имперское верховенство Британской империи” слышится нечто призывное к его сердцу, ласкающее его слух»31 .

«Бремя белого человека»

Параллельно с развитием культа империализма шел другой процесс, который начался не на Британских островах, а с Британской Индии. Там возникла идеология «бремени белого человека», сыгравшая важнейшую роль в модификации английской этнической картины мира.

Британцы в Индии — это особая порода людей — викторианцы. Типичный представитель эпохи царствования королевы Виктории — это самоуверенный подтянутый человек, не знающий ни в чем слабинки, крайне дисциплинированный, с гипертрофированным чувством долга, прекрасно воспитанный джентльмен, придерживающийся в своей жизни самых строгих правил и семейных традиций, религия которого сводится к нескольким исключительно нравственного характера заповедям. «Викторианский период, который обычно ассоциируется с подъемом в обществе христианских ценностей, в действительности не был эпохой веры. Может быть, правильнее было описать его как эпоху отсутствия веры... период, ознаменованный стремлением к разрушению веры. Викторианская эпоха, не будучи эпохой веры, была тем не менее эпохой большой нравственной серьезности, культа хорошего поведения. Это была как бы секулярная религия»32.

Британскую Индийскую империю создавали люди именно такого типа и помимо прочего «империя была для них средством нравственного самовоспитания». Этот тип человека воспевался и романтизировался в имперской литературе. Возникал своего рода культ «воинственной энергии, суровой и по отношению к себе, и по отношению к другим, ищущий красоту в храбрости и справедливость лишь в силе»33 .

Этот дух героического империализма и зарождался в Британской Индии тогда, когда в Англии наблюдалось отсутствие веры в империю и отсутствие интереса к ее дальнейшей судьбе, и уже потом, в последней трети XIX века «драма нового империализма была разыграна в тропических лесах, на берегах величественных рек, среди песчаных пустынь и на ужасных горных перевалах Африки. Это был его [нового империализма] триумф и его героическая трагедия»34. Индия же виделась «раем для мужественных людей», стоически переносивших все трудности и опасности. Здесь и складывалась та идеология, которую Киплинг выразил в своем знаменитом «Бремени белого человека».

И эти гордые англичане как будто на самом деле ощущали себя слугами покоренных народов. По существу, они творили в Индии «свой» мир. Среди них были такие люди, как Томас Маколи и С.Травелайен, стремившиеся «полностью переустроить индийскую жизнь на английский манер. Их энтузиазм был в буквальном смысле безграничен; они надеялись, что уже в пределах одного поколения высшие классы Индии примут христианство, будут говорить по-английски, освободятся от идолопоклонства и активно вольются в управление страной»35 . Конечно, разным англичанам этот «свой» мир представлялся по-разному.

С идеологией «бремени белого человека» была связана, с одной стороны, доктрина о цивилизаторской миссии англичан, их призвании насаждать по всему миру искусство свободного управления (и в этом своем срезе данная идеология приближается к имперской цели-ценности), а с другой — верой в генетическое превосходство британской расы, что вело к примитивному национализму. Причем эти две составляющие были порой так тесно переплетены, что между ними не было как бы никакой грани, они плавно переливались одна в другую. Их противоположность скорее была понятна в теории, чем видна на практике.

Воплощением слитых воедино противоречий явилась фигура Сесиля Родса, деятеля уже Африканской империи и друга Р. Киплинга. Для него смысл Британской империи состоял в том благодеянии, которое она оказывает человечеству, обращая народы к цивилизации, однако непоколебимо было и его убеждение, что англичане должны извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу для себя. Родсу принадлежит знаменитая фраза: «Чистая филантропия — очень хороша, но филантропия плюс пять процентов годовых еще лучше». Философские взгляды С. Родса так описываются в одной из его биографий: если существует Бог, то в истории должны быть Божественные цели. Ими является, вероятнее всего, эволюция человека в сторону создания более совершенного типа людей. Поскольку Родс считал, что порода людей, имеющая наилучшие шансы в эволюции, — это англо-саксонская раса, то делал заключение, что для служения Божественной цели следует стремиться к утверждению господства англо-саксонской расы. Если так мог всерьез считать Родс, то и слова лорда Розбери о том, что Британская империя является «величайшим мировым агентством добра, которое когда-либо видел свет», не следует считать обычным лицемерием.

Идеология «бремени белого человека» фактически примеряла различные составляющие английского имперского комплекса: национальное превосходство, самоотверженное служение религиозной идее, насаждение по всему миру искусства свободного самоуправления и романтика покорения мира. Это новая интерпретация имперской идеологии, где вновь религиозная, национальная, имперская и социальная составляющая выступают в единстве. Парадигма же «представительского самоуправления» вновь занимает место не ценности — «цели действия» (целью действия теперь является втягивание мира в англий-скую орбиту), а «способом действия», а именно, способом покорения мира. Эта идеологема находит свое выражение в мандатной системе, примененной на практике после Первой мировой войны. Ко второй половине XIX века в Британской империи наблюдался переход от непрямого, сохраняющего значительные элементы автономии управления колониями, к прямому централизованному управлению. Но уже к началу XX века доминирующим принципом британской имперской практики становится протекторатное правление. Это было серьезной модификацией английской картины мира.

Формы имперского управления

Попробуем сравнить между собой практику двух империй. Мы привыкли считать, что для Российской характерно прямое управление, а для Британской — протекторат. На практике все было сложнее (или, если хотите, проще).

В Британской Индии наблюдалась очевидная тенденция к прямому и унитарному управлению. Еще в начале XIX века исследователь Британской империи шведский генерал-майор граф Биорнштейн писал, что вероятнее всего «субсидиальные [протекторатные] государства будут включены в состав владений [Ост-Индской] компании по мере того, как царствующие ныне государи перестанут жить». И действительно, к семидесятым голам XIX века из 75883 кв. миль, образующих англо-азиатский мир, 30391 кв. миля находилась под прямым управлением. И с течением времени «тенденция сводилась к более решительному и энергичному контролю метрополии над аннексированными территориями; протектораты, совместные управления и сферы влияния превращались в типичные британские владения на манер коронных колоний»36 .

На протяжении всего XIX века наблюдалась явная тенденция к авторитаризму. Так, Джон Марли, статс-секретарь по делам Индии, в речи, произнесенной в 1908 году в Палате лордов, заявил: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь длинного своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система для Индии совсем не та цель, которую я имею в виду». Р. Киплинг был безусловным сторонником жесткого авторитарного управления Индией, которое он сравнивал с локомотивом, несущимся полным ходом: никакая демократия при этом невозможна.

В то время именно данные идеи в значительной мере определяли политику англичан в Индии, хотя наряду с ними существовали и цивилизаторско-демократические идеи, которые с начала ХХ века стали проявляться все более отчетливо, а после Первой мировой войны превратились в доминирующие. Но, конечно, понадобилось широкое антиколониальное и антибританское движение, чтобы Индия добилась независимости.

Британская Индия представляла собой почти особое государство, где большинство дел не только внутренней, но и внешней политики находилось в ведении генерал-губернатора Индии. Ост-Индская компания была чем-то вроде государства в государстве, обладала правом объявлять войны и заключать мир. Но и после упразднения компании в 1858 году, в компетенцию индийского правительства, как перечисляет И.И.Филиппов в книге «Государственное устройство Индии», входило «поддержание мира и безопасности в морях, омывающих индийские берега, наблюдение за движением морской торговли и тарифами своих соседей, течением событий на границах Афганистана, Сиама, Тонкина, Китая, России и Персии, защита владетелей островов и приморских областей в Персидском заливе и на Аравийском полуострове и содержание укрепленных постов в Адене».

Со своей стороны, Туркестан представлял собой тоже достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением туркестанского генерал-губернатора, которого «Государь Император почел за благо снабдить политическими полномочиями на ведение переговоров и заключение трактатов со всеми ханами и независимыми владетелями Средней Азии»37 . Так же, как и англичане, русские в Средней Азии «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления и жизни по шариату», при том, что на других окраинах империи система местного самоуправления и социальная структура унифицировались по общероссийскому образцу. И если еще при организации Киргизской степи «родовое деление киргиз уничтожалось» (в скобках заметим, что киргизами в литературе того времени именовались просто тюрки-кочевники), точнее, игнорировалось при образовании уездов и аулов, то уже в Туркестанском крае — «крупные родовые подразделения совпадали с подразделениями на волости, — родовые правители были выбраны в волостное управление и недовольных не оказалось»38 .

Россия в Средней Азии попробовала и протекторатную форму правления (в вассальной зависимости от нее в различное время находились разные азиатские ханства, российским протекторатом была Бухара). Более того, русские усвоили себе и чисто английские способы действия в зонах влияния, в частности, «“аксиому”: нация, занимающая у нас деньги — нация побежденная», и добились экономического преобладания в Персии путем разумной тарифной (я имею в виду мероприятия гр. Витте) и транспортной политики, и даже завязали экономическую борьбу с Англией в Персидском заливе. Все это происходило, конечно, под аккомпанемент жалоб на свою полную неспособность к торговле: «Бухара, Хива, Коканд больше ввозят в Россию, нежели получают из нее, выручая разницу наличным золотом... Торговля с Персией тоже заключается большей частью в пользу иранцев… Какая уж тут борьба с Англией, когда мы с киргизами и бухарцами справиться не можем». Все эти стенания приводятся в книге С. Южакова «Англо-русская распря».

Однако в русской печати появлялись и совершенно новые, металлические нотки. Так, Р.Фадеевв «Письмах с Кавказа к редактору Московских ведомостей» пишет: «Ни одно европейское государство, имеющее владения на Востоке, не относится нигде к азиатским подданным, как к собственным гражданам. Иначе быть не может. Европейские подданные составляют самую суть государства, азиатские же — политическое средство для достижения цели». Короче, одни мы такие глупые, что прежде всего любым туземцам на любой окраине даем права нашего гражданства, после чего уже не можем драть с них три шкуры.

К счастью, эти сентенции, совершенно убийственные для русской имперской психологии, особого резонанса не получают. Что же касается экономической стороны колонизации, то аргументы и англичан, и русских схожи, а высказывание Дж. Сили на этот счет просто великолепно: «Индия не является для Англии доходной статьей, и англичанам было бы стыдно, если бы, управляя ею, они каким-либо образом жертвовали ее интересами в пользу своих собственных». В России не прекращаются сетования по поводу того, что все окраины, а особенно Средняя Азия, находятся на дотации. Правда, однако, то, что Россия в XIX веке делала в Средней Азии большие капиталовложения, не дававшие непосредственной отдачи, но обещавшие солидные выгоды в будущем; в целом, кажется, экономическую политику России в Средней Азии следует признать разумной. Но вернемся к нашему сравнению.

Русские совершенно сознательно ставили своей задачей ассимиляцию окраин: «Русское правительство должно всегда стремиться к ассимилированию туземного населения к русской народности», т.е. к тому, чтобы «образовать и развивать [мусульман] в видах правительства, для них чужого, с которым они неизбежно, силой исторических обстоятельств, должны примириться и сжиться на всегда». Дело доходило до того, что мусульманам платили деньги, чтобы они отдавали детей в русские школы. На совместное обучение русских и инородцев, т.е. на создание русско-туземных школ, при первом генерал-губернаторе Туркестана К.П. фон Кауфмане делался особый упор, причем имелось в виду и соответствующее воспитание русских: «туземцы скорее сближаются через это с русскими своими товарищами и осваиваются с разговорным русским языком; русские ученики школы также сближаются с туземцами и привыкают смотреть на них без предрассудков; те и другие забывают племенную рознь и перестают не доверять друг другу... Узкий, исключительно племенной горизонт тех и других расширяется», — такую предполагаемую идиллию описывает И.К.Остроумов в книге «К истории народного образования в Туркестанском крае». Туземные ученики, особенно если они действительно оказывались умницами, вызывали искреннее умиление. Тем более «в высшей степени странно, но вместе с тем утешительно видеть сарта [таджика], едущего на дрожках, либо в коляске, посещающего наши балы и собрания, пьющего в русской компании вино. Все это утешительно в том отношении, что за материальной стороной следует и интеллектуальная»39 . Не утешительным было только то, что туземных учеников в русско-туземных школах считали единицами, ассимиляция почти не происходила, русские и туземцы общались между собой почти только лишь по казенной надобности, а, как отмечается в «Сборнике документов и статей по вопросу образования инородцев», выпущенном в 1869 году, «в местах, где живут вместе русские и татары, все русские говорят по-татарски и весьма немногие татары говорят по-русски».

При этом русские живут на новозавоеванных территориях под мощной защитой правительства. Е.Марков в книге «Россия в Средней Азии» приводит записи рассказов переселенцев: «Нас ни сарты, ни киргизы не обижают, ни Боже мой! Боятся русских!.. Мы с мужем три года в Мурза-Рабате на станции жили совсем одни, уж на что кажется степь глухая... А никогда ничего такого не было, грех сказать. Потому что строгость от начальства. А если бы не строго, и жить было бы нельзя!.. Промеж собой у них за всякую малость драка». То же рассказывают мужики, волей судьбы оказавшиеся близ Ашхабада: «Здесь на это строго. Чуть что, сейчас весь аул в ответе. Переймут у них воду дня на три, на четыре, — хоть переколейте все, — ну и выдадут виновного. А с ним расправа коротка... Дюже боятся наших». Так что русские, по существу, оказывались, хотели они того или нет, привилегированным классом, к которому относились с опаской и контактов с которым избегали.

Точно так же и «англичане в Индии, высокого ли, низкого происхождения, были высшим классом». Стиралась даже разница между чиновниками и нечиновниками, минимизировались сословные различия — все англичане в Индии чувствовали себя аристократами, «сахибами». Стремясь как можно более приблизить свою жизнь в Индии к жизни в Англии, они как бы абстрагировались от туземного общества. Общение с туземцами даже по долгу службы и даже для тех, кто прекрасно владел местными языками, было обременительной обязанностью. Литература пестрит примерами не просто пренебрежительного, а прямо вызывающе хамского отношения англичан к индийцам, полного игнорирования их чувств. Причем, как отмечает в работе «Иллюзия постоянства. Британский империализм в Индии» Ф.Хатчинс, «это чувство превосходства базировалось не на религии, не на интеллектуальном превосходстве, не на образованности, не на классовом факторе... а исключительно на принадлежности к национальной группе» и «на вере в святость Соединенного Королевства». Английский чиновник, будь он даже образцом честности (коррупция в Британской Индии вообще была невелика), был абсолютно непреклонен, если дело касалось требования какого-либо социального равенства между англичанами и туземцами. У англичан было четкое сознание, что управление — их призвание и без них в Индии воцарится хаос, не было «и тени сомнения относительно высшей компетентности англичан во всех вопросах управления, совершенно независимо от климатиче-ских, расовых и других условий40.

Эта вера в свое превосходство была столь поразительной, что генерал Снесарев писал: «Они, мне кажется, просто лицемерят... Они не могут усомниться в даровании народа, который создал санскрит, наметил основы грамматики языка, дал миру цифру и музыкальную гамму».

Результаты вопреки намерениям

Из всего уже сказанного напрашивается вывод: мы хотели ассимилировать жителей Средней Азии, однако удалось это слабо, англичане не хотели ассимилировать индийцев, но это до какой-то степени происходило само собой. Итоговый результат оказывался примерно одинаковым.

Вообще парадокс этих двух частей двух империй (Средней Азии и Индии) состоял в том, что в них на удивление не удавалось именно то, к чему более всего стремились и, напротив, как-то само собой получалось то, к чему особого интереса не проявляли. Мы уже говорили, что англичане считали себя наделенными особым талантом управления. Однако их неудачи в Индии часто объясняли именно негодной организацией управления, которое туземным населением переносилось с трудом. Де Лакост заявляет: «Туземцы англичан не любят. Причина заключается в английском способе управления страной». Русские привычно жаловались на «наше неумение управлять инородцами», однако, по мнению того же де Лакоста, «среднеазиатские народности легко переносят русское владычество».

Англичане сплошь и рядом говорили о своей цивилизаторской миссии. В России, конечно, никаких подобных мыслей возникать не могло. Однако, что касается Англии, то «положение, будто незыблемое правило нашего правления всегда заключается в воспитании наших владений в духе и принципах этой теории [представительного самоуправления], есть величайшее искажение фактов нашими колониальными и имперскими политиками, которое только можно придумать», — заявляет Джон Гобсон. Индийские мусульмане с большим удивлением узнают, что мусульмане в России имеют своих представителей в Государственной Думе — «на другой же день в газете "Пайса-Ахбар" была помещена заметка о нашей Думе и о присутствии в ней представителей-мусульман»41 . Более того, случалось так, что благодаря юридическому и фактическому равноправию на некоторых инородческих окраинах Российской империи складывалось фактическое самоуправление, а Великое княжество Финляндское имело самоуправление легально.

О техническом развитии регионов империи англичане говорили очень много. Техницизм был стержнем политической мысли Киплинга. Для русских эта тема второстепенна, однако успехи в данной области у русских и англичан примерно одинаковы. С удивительной скоростью Россия строит железные дороги к своим южным рубежам. Англичанин Вигхейм посвящает целую главу описанию того, что Россия сделала для развития Закавказья: «Только сравните Ереван с Табризом или Эрзрумом и разница будет сразу же очевидна». Т.Мун, исследователь из Колумбийского университета, в книге «Империализм и мировая политика» между прочим пишет: «Под русским владычеством туркмены перестали заниматься разбоем и кражей рабов и в большей или меньшей степени перешли к оседлому быту, занявшись земледелием и хлопководством. Другие расы прогрессировали еще больше. Русские железные дороги дали возможность сбывать скот, молочные продукты и миллионы каракулевых барашков из Бухары. Но самым важным нововведением было, конечно, развитие хлопководства».

С другой стороны, для России существенно было то, что она, мыслившая себя преемницей Византии, должна была стать великим Православным царством. Однако она практически совсем отказывается от проповеди. «У русских миссионеров нет; они к этому приему не прибегают. Они хотят приобрести доверие покоренных народов, не противоречить им ни в их верованиях, ни в их обычаях», — пишет все тот же де Лакост.

В книге «Россия и Англия в Средней Азии» М.Терентьев с гордостью рассказывает о том, что некий афганец, близко знакомый и с англичанами, и с русскими, говорил: «Каждое воскресенье англичане выходят на базар доказывать, что их Хазрети-Исса (Христос) больше нашего Пейгамбера (пророка) и что их вера настоящая, а наша ничего не стоит... Пейгамбера всячески поносят, кормят его грязью... Вы, русские, этого не делаете, слух об этом дошел и до Индии — все вас за это хвалят». То же и в своих собственных владениях: «честный мусульманин, не переступающий ни одной йоты наших гражданских законов, на наш взгляд, лучше плута христианина, хотя бы тот и соблюдал все точки и запятые религиозных установлений». Более того, «до сих пор мы не только не допускали проповеди Слова мусульманам, но даже отвергали все просьбы туземцев, которые хлопотали о принятии их в Православие. Благовидным предлогом отказа служило незнание просителями русского языка, а следовательно, и невозможность огласить неофита Словом Истины».

Чем объяснить подобную политику? Приводилось несколько причин: во-первых, проповедь вызывает враждебность мусульманского населения, во-вторых, раз туземцы не знают русского языка, христианские истины не могут быть переданы им адекватно и мы будем только плодить ересь. Во всем мире миссионеры изучали туземные языки и никому не приходило в голову, что это туземцы должны учить родной язык проповедника; сами русские, приняв православие от греков, в подавляющем большинстве своем греческого языка не знали, Евангелие было переведено для них на славянский и здесь как-то обошлось без ересей! Короче, пусть мусульмане поживут в России лет сто, пообвыкнутся, а там уж видно будет. Татары жили в России сотни лет, обвыклись, но в XIX веке по отношению к ним сложилось убеждение, что «сколь абсурдно пытаться заставить татар изменить цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставить их поменять свою религию». Более того — среди народов, которые были мусульманами больше по названию и которых не интересовала религия, российская администрация сама укореняла ислам. Это уже явно выходило за границы простой веротерпимости и смахивало на какое-то помрачение. Вот и великое Православное царство!

У англичан было наоборот. Как писал известный немецкий геополитик Эрих Обст, «идеей крестовых походов, которая имела такое большое значение на континенте, Англия почти совершенно не была затронута. Мысль о всеобъемлющей христианской империи никогда не пускала корни на Британских островах». В Индии «первой реакцией имперских деятелей была оппозиция активности христианских миссионеров... Ост-Индская компания, англо-индийские чиновники, британские министры в большинстве своем противодействовали проповеди христианских миссионеров»42 . Так, в 1793 году «миссионер Вильям Керей и его спутники были высланы из Индии... Миссионерская работа была объектом нервозного внимания со стороны Калькуттского правительства и миссионеры без лицензии от директоров [совета директоров Ост-Индской компании] депортировались из Индии»43 . Только начиная с 1813 года миссионерам было разрешено свободно проповедовать в Индии. Таким образом, миссионерское движение формировалось вне рамок имперского комплекса. Не только имперская администрация стала в оппозиции к миссионерам, но и эти последние не очень благоволили к порядкам, установленным империей и, в конечном счете, долгое время, как пишет И.Гобсон, «британских миссионеров вовсе не обуревало желание вмешиваться в политические и коммерческие вопросы... Они стремились спасти души язычников и нисколько не стремились продвинуть британ-скую торговлю вперед или освятить дух империализма».

Итак, первоначально миссионерство не было связано с имперской программой. Это естественно, если учесть, что устроителям Британской Индии — викторианцам, согласно мнению Ф.Хатчинса, «трудно было принять евангельское убеждение, что христианство предполагает связи, которые могут объединить все человечество. Викторианцы либо потеряли свою собственную веру в христианство, либо обратили христианство в запутанный код поведения, который, конечно, не был приемлем для всего человечества». Тем не менее, определенные успехи христианских миссионеров были налицо. В 1816 году в Калькутте появилась первая школа, открытая миссионерами. С годами таких школ становилось все больше. И хотя миссионерская деятельность оставалась слабо связанной с правительством (что не мешало где-то с середины века активно использовать миссионеров в качестве английских политических агентов), в конце столетия королева Виктория произносит красивую фразу, что «империя без религии — дом, построенный на песке». Тем самым христианство становится как бы официальной религией Pax Britanica.

В конце концов в начале XX века в Индии насчитывалось более 300 тысяч индийцев-христиан. Это число, конечно, не велико, но в сравнении с тем, что среди российских среднеазиатских подданных христианами становились единицы, и оно представляется значительным. Причем, напомним, что англичане действовали в этом случае вопреки собственным принципам туземной политики, коль скоро прочность их власти во многом зиждилась на религиозной вражде между мусульманами и индусами.

«Нас гонит какой-то рок…»

Итак, империя делала вовсе не то, что намеревалась. По меткому замечанию Джона Сили, «в Индии имелось в виду одно, а совершалось совершенно другое». Не случайно в конце XIX века одни англичане превратили империализм «в настоящий культ», а другие задавались вопросом, который Сили в книге «Расширение Англии» проговаривает вслух: «О чем хлопочут англичане в Индии, зачем берут на себя заботы и ответственность, сопряженные с управлением двумястами миллионами населения Азии?», и не находя на него ответа, продолжает: «Невольно напрашивается мнение, что тот день, когда смелый гений Клайва сделал из торговой компании политическую силу и положил начало столетию беспрестанных завоеваний, был злосчастным для Англии днем».

Действительно, с середины XVIII века Англия ведет почти непрестанные войны на Востоке. Англия находится в почти постоянном страхе перед «русской угрозой» и фактически провоцирует нарастание этой угрозы. Англичане, стремясь преградить России путь в Индию, оккупируют Кветту, в ответ на что Россия занимает Мерв и оказывается вблизи Герата. Закручивается порочная цепочка событий. Вся английская политика на Востоке зацикливается на обороне Индии. «Не было ни одного события на Среднем и Ближнем Востоке, в котором заботливость Англии за свою колонию не проявилась бы в том или ином виде, чаще в дурном и отвратительном», — пишет генерал Снесарев, имея, в частности, в виду английскую поддержку турецкого деспотизма над христианскими народами, оправдание и подстрекательство турецких зверств ради поддержания неделимости Турции как буфера на пути в Индию, что в самой Англии вызывало негативную реакцию общественного мнения. Англия, по сути, делала то, что делать не хотела, и начинала ощущать, что ее ведет какой-то рок.

Тема рока доминирует и в русской литературе о завоевании Средней Азии. Евгений Марков в книге «Россия в Средней Азии» пишет: «Вместе с умиротворением Каспия началось роковым образом безостановочное движение русских внутрь Туркестана, вверх по реке Сыру, а потом и Аму-Дарье, началась эпоха завоеваний в Центральной Азии, — остановившихся пока на Мерве, Серахсе и Пяндже и переваливших уже на Памир — эту “крышу мира”... Нас гонит все какой-то рок, мы самой природой вынуждены захватывать все дальше и дальше, чего даже и не думали никогда захватывать». Указывая на стихийность российского продвижения в Азию, генерал Снесарев утверждает, что хотя оно и имело более организованный характер и закреплялось регулярной военной силой, «по существу оно оставалось прежним, и разницы между Ермаком и Черняевым нет никакой». «Инициатива дела, понимание обстановки и подготовка средств, словом все, что порождало какой-либо военный план и приводило его в жизнь, — все это находилось в руках среднеазиатских атаманов, какими были Колпаковские, Черняевы, Крыжановские, Романовские, Абрамовы, Скобелевы, Ионовы и многие другие. Петербург всегда расписывался задним числом, смотрел глазами и слушал ушами тех же среднеазиатских атаманов».

Это продвижение вообще не было направлено на какую-то определенную цель, а шло по пути наименьшего сопротивления. «Преграды на северо-западе и юге заставили народную энергию искать другого исхода и других путей; русскому народу оставалась Азия, и он рванул в нее по всем возможным направлениям... Это движение не направлялось на какой-либо фонарь, вроде Индии или Китая, а просто туда, где прежде всего было легче пройти», — свидетельствует Е.Марков. При этом в русском обществе интерес к Средней Азии отсутствовал точно так же, как в Англии интерес к Индии. Как отмечает А.Е.Снесарев, «Мы, русские, в сто раз лучше и основательнее знаем каждое маленькое местечко Италии, Швейцарии, Германии или Франции, ничем не касающееся наших государственных и народных интересов, чем свое собственное многоценное и крайне любопытное приобретение в Средней Азии, к тому же в смысле новизны, оригинальности и выразительности культуры несравненно более привлекательное».

Тому року, который гнал в дебри Азии и русских, и англичан, генерал Снесарев дает одно и то же название — «стремление к власти». В чем-то генерал, по-видимому, прав. Но это не может объяснить всего размаха событий. Не снимает вопроса: зачем? Для англичан вопрос этот оставался мучительной проблемой на долгие времена. Разные авторы разных веков давали на него разные ответы. Многообразие точек зрения характерно и для XX века. Ч.Лукас в качестве причин создания Британской империи называл высокие моральные ценности, филантропию, а также соображения национальной безопасности. Т.Смит видел основную причину расширения пределов империи в политических расчетах, амбициях государственных деятелей и в давлении внешних обстоятельств. Р.Хаэм объяснял экспансию переизбытком у англичан энергии, при том, что сознательно они никакой империи не желали, Г.Вильсон — постоянной необходимостью обороны, а Д.Юзуаг подчеркивал главенствующее значение экономических факторов. Но концы с концами не сходились. Количество работ, доказывающих, что Британская империя была выгодна лишь финансовой олигархии, и работ, столь же убедительно доказывающих, что она была выгодна английскому народу, в целом, примерно одинаково. «Политические противоречия в прошлом иногда создают впечатление, что империя была делом лишь части народа, а не народа как целого... Сейчас этот взгляд представляется устаревшим»44 . Однако из всего этого вовсе не следует ответ на вопрос: чем была для англичан империя?

Англичане, не находя удовлетворительного ответа на вопрос о смысле своей деятельности в Индии, спрашивая русских, зачем делают это они, — слышали в ответ лишь сентенцию в том роде, что со стороны англичан было бы умнее об этом не спрашивать. Но это была лишь отговорка. Все яснее наступало сознание того, что «для народа, одаренного практическим смыслом и предприимчивостью, в этом до сих пор продолжающемся блуждании (в данном случае речь шла о Дальнем Востоке, но, по существу, это то же самое) есть что-то ненормальное. Ясно, что где-то и когда-то мы сбились с пути, отошли от него далеко в сторону и потеряли даже направление, по которому должны были следовать к указанной нам Провидением цели», — признает Дж.Уильямсон в книге «Стадии имперской истории».

В России — та же неясность в отношении имперских целей. Такой авторитетный эксперт, как А.Вандам, в книге «Наше положение» пишет: «По единогласному отзыву всех русских ученых и публицистов, посвящавших свои знания и силы разработке международной жизни России, Восточный вопрос всегда занимал и занимает теперь едва ли не первое место в ряду других вопросов внешней политики русского народа. Но при таком серьезном значении Восточного вопроса... было бы весьма естественным ожидать, что у нас установилось относительно этого вопроса достаточно определенное и ясное представление. Что, собственно, должно пониматься под так называемым Восточным вопросом, в чем заключается для России его смысл и историческое содержание, — точных указаний на это, а тем более ясных и определенных ответов не находится у большинства наших писателей». И это при том, что, по оценке исследователя этой проблемы С.Жигарева, Восточный вопрос был «центром, вокруг которого группируются крупнейшие факты русской истории, главным рычагом и стимулом нашего общественного развития», «вместе с Восточным вопросом изучается история развития русского национального самосознания». Становясь же перед проблемой, чем был для России Восточный вопрос, мы, по существу, ставим вопрос о том, чем была или чем мыслила себя Российская империя. В конце XIX века почти не находилось авторов, которые могли бы дать вразумительный ответ.

Обе империи, одна — в Средней Азии, другая — в Британской Индии, оказывались до странного похожи друг на друга. Результат действий русских и англичан оказывается каким-то усредненным. Это не имперский народ создавал «свой» мир, который представлялся ему «должным», не он реализовывал себя в мире, а обстоятельства подчиняли его себе. Отсюда проистекали общие трудности и общие проблемы.

Две империи: соперничество и взаимовлияние

Ту форму соперничества, что на протяжении второй половины XIX века наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу, складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались друг навстречу другу и постепенно захлестывали полосу, которая все еще разделяла их. Под напором этих встречных волн вся промежуточная полоса начинает казаться некой равномерной «сплошной» средой: естественные преграды на ней на удивление игнорируются, наступление русских войск идет прямо по «крыше мира» — высоким горам Памира.

Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируются ее естественная структурность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При всем разнообразии последних, их функциональное значение в любом случае связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в «сплошной» среде. Таким образом, при фронтальном типе соперничества буфер имеет функции «волнореза» для одной, а иногда и для обеих сторон (пример последнего — Тибетское государство). Буферы-«волнорезы» располагались вдоль тех линий соперничества, которые сложились в ходе русско-английского противостояния.

Логика соперничества приводит и к изменению структуры внутриимперского пространства. Организация пространства Ближнего и Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Англией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой империи, как бы превращались в приграничную «крепость». Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление «забранной» территорией и ее гомогенизация по отношению к прочей территории, а для Британии — протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовывать типичные для них модели. В характере управления русским Туркестаном и британской Индией имелось множество сходных черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства и не имели отношения к индивидуальным этнокультурным особенностям ни русских, ни англичан.

Так, вопреки обычной российской практике «устанавливать, насколько это было возможно, одинаковый строй жизни для всех подданных царя»45 , в Туркестане, по словам Л.Костенко, автора книги «Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности», русские «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления по шариату». Более того, генерал-губернатор фон Кауфман принял себе за правило «выдержанное, последовательное игнорирование ислама» — только бы не дать местному населению повода к волнениям. Туркестан представлял собой достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением генерал-губернатора. Местное население в свое время величало Кауфмана «ярым-падша» — полуцарь.

Очевидно, что почти непосредственная близость Британской империи влияла на русскую туземную политику. Две империи самым пристальным образом наблюдали за действиями друг друга, анализируя самым дотошным образом каждое нововведение в политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось, иногда даже бессознательно. Так, в Туркестанскую администрацию проникла идея подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно понапрасну мозолить глаза местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок) — то есть несмотря на привычные декларации, формальные права гражданства, население новоприобретенных мест не рассматривалось как вполне «свое», а постепенно приближалось по своему статусу к населению колоний. С жителями Средней Азии не мог уже возникнуть сложный, по сути своей внутренний конфликт, как, например, конфликт русских с армянами в Закавказье — отношения с местным населением упрощались и становились более одномерными.

Сюда же относится и идея жесткого государственного покровительства русским, поселившимся в новозавоеванном крае. (Эту же идею пытался осуществить кн. Голицын в Закавказье, но без успеха.) До этого русским по существу предоставлялось самим справляться со своими проблемами. Они справлялись ценой больших трудностей и потерь, но зато вступая в прямой непосредственный контакт с местным населением, самостоятельно учась находить с ним общий язык (что и было самым ценным), в результате постепенно ассимилируя его, обучая своей вере и исподволь навязывая «центральный» принцип Российской империи. При этом, практически беззащитные, русские не имели никакой возможности ощутить себя высшей расой, проявлять какой-нибудь расизм. Рассчитывая почти только на себя, они были вынуждены смиряться, уживаться с туземцами мирно, как с равными себе. И этот порой мучительный процесс освоения русскими колонистами новых территорий был с точки зрения внутренней стабильности Российской империи значительно более эффективен, сколько бы ни требовал терпения и самоограничения в своих импульсивных проявлениях. Мощная государственная защита, действительно, казалась мерой разумной, но она значительно снижала глубину интеграции и интериоризации нового «забранного» края.

В свою очередь, влияние Российской империи на Британскую (на ее индийскую часть) выражалось в том, что англичане улавливали и непроизвольно заимствовали взгляд на свои владения (на Британскую Индию; к Африканским колониям это не относится), как на единую страну, причем страну континентальную — внутренне связанную и целостную. Происходила, с одной стороны, все большая централизация Индии, а с другой ее самоизоляция (более всего психологическая) от прочих частей Британской империи. Она превращалась в государство в государстве, построенное по своим собственным принципам. «Под влиянием благоприятно сложившихся обстоятельств первая зародившаяся колония Англии в Индии постепенно расширялась и образовывала могущественное государство, которое, как отдельная империя, является присоединенной к английскому королевству, но колония эта все-таки остается для своей метрополии посторонним телом»46. Интересно также, что, по утверждению лорда Керзона, «в строгом смысле слова, Индия — единственная часть английского государства, носящая название империи».

Этот процесс представляется нам в значительной мере следствием русского влияния, постепенного психологического вовлечения двух империй в жизнь друг друга, взаимодействия имперских доминант (тем более, что русские имперские доминанты в Средней Азии тем легче могли быть усвоены англичанами, чем меньше в них оставалось собственно русской характерности, чем более испарялась религиозная составляющая русского имперского комплекса).

Однако в чем взаимовлияния не происходило, в чем каждая из империй сохраняла свою особую специфику — так это в динамике народной колонизации. На нее почти не повлияли ни особые формы управления территориями, ни геостратегические нужды.

Особенности народной колонизации

Народная колонизация Средней Азии шла своим чередом, по обычному для русских алгоритму. В своем отчете об управлении Туркестанским краем его первый генерал-губернатор К.П. фон Кауфман писал: «С занятием в первые годы лучших из местностей, назначенных для заселения, колонизационное движение в край русских переселенцев не только не уменьшилось в последние годы, но, напротив, даже возросло в своей силе, особенно в 1878 и 1879 годах». В последующие годы, когда Семиречье временно входило в состав Степного генерал-губернаторства, переселение в регион было ограничено, а с 1892 по 1899 год запрещено. «Число селений за это время почти не увеличилось (в 1899 году их считалось 30), но значительно увеличилось число душ». Если в 1882 году их было около 15 тысяч, то в 1899 году около 38 тысяч. «Значительное число самовольных переселенцев (1700 семей) пришлось на 1892 год. С 1899 года Семиречье снова было подчинено генерал-губернатору Туркестана... К 1911 году было уже 123 русских поселения»47. С 1896 по 1916 годы в районе Акмолинска и Семипалатинска поселились более миллиона крестьян-переселенцев из России.

Однако, несмотря на столь явные успехи колонизации, между русскими переселенцами и туземным населением вставал невидимый барьер; провозглашавшиеся принципы ассимиляции оставались пустым звуком. Вернее, произошла подмена принципа: место Православия занял гуманитаризм — учение, на основании которого строился национализм европейских народов. На его же основе медленно и постепенно зарождался и русский национализм, который выражался еще не прямо, не через сознание своего превосходства, а встраивался в рамки исконно русского этатизма, который, таким образом, лишался своего религиозного содержания. Собственно, русские уже и не доносили до покоренных народов того принципа, который те должны были по идее (идее империи) принять. Его уже почти забыли и сами русские государственные деятели. Система образования по Ильминскому, широко практиковавшаяся в разных уголках империи, яркий тому пример. Показательно в этой системе образования и то, что она предполагала, как бы мы теперь назвали, «интернациональное воспитание» русских. Государство перестало полагаться на колонизаторский инстинкт русских, а считало нужным их чему-то специально учить. Это, в свою очередь, означало изменение обычной туземной практики, смену экспансионистских парадигм.

Народные массы переставали быть носителями имперской идеи. Активная колонизация Средней Азии в конце XIX — начале ХХ веков не вела к ее интеграции в общеимперское здание. Имперское строительство не могло быть лишь политическим процессом, а должно было стать элементом народной жизни. Для последнего же необходимо было, чтобы комфортная для русского народа модель колонизации получила еще и актуальное идеологическое обоснование, чтобы народ сам был активным проводником основополагающих религиозных ценностей империи.

Интенсивность и прочность народной колонизации зависела не от внешних трудностей и даже не от степени напряженности отношений с местным населением края, не от экстраординарности характера управления краем, а исключительно от внутренней комфортности способа освоения той или иной территории, возможности реализовывать присущие народу алгоритмы интериоризации территории. Облегчение внешних условий переселения в «забранные» края даже снижало его прочность: колонизация «на штыках», под государственным контролем и покровительством была, конечно, безопаснее и легче, но менее прочной, чем тогда, когда русским приходилось самостоятельно заселять новые территории и самим не только адаптироваться к природным условиям, но и приноравливаться к местному населению, как бы «интериоризировать» его в качестве элемента новой территории.

Искажение или ослабление центрального принципа империи не влияло на интенсивность переселенческого потока, но делало колонизацию менее прочной, поскольку не способствовало включению местного населения в общегосударственную целостность, оставляло его как бы внешним для империи элементом. Но в свою очередь колонизация была затруднена и в регионах, представлявших особую значимость с точки зрения центрального принципа империи — это были как бы особые территории, живущие внешне по обычным, но по существу по иным законам, чем другие окраины империи.

Таким образом, народная колонизация могла способствовать процессу интеграции имперской целостности, а могла быть ему безразлична. В свою очередь эта интеграция в некоторых случаях достигалась и без сколько-нибудь значительной колонизации. Каждый из этих случаев должно изучать особо — не может быть выводов, относящихся к русской колонизации вообще. Но нет, как нам представляется, и необходимости изучать все многообразие местных особенностей каждой области. Внешние обстоятельства колонизации были относительно малозначимым фактором. Вопрос в том, чтобы понять, что колонизация является сложным процессом, имеющим свои закономерности и испытывающим сбои под влиянием определенных факторов, которые могут быть выделены и описаны.

История народной колонизации, написанная с этой аналитической точки зрения, больше даст для понимания современности, чем описание межэтниче-ских конфликтов столетней давности. Во всяком случае, именно аналитическая история народной колонизации может дать нам возможность понять, в какой мере и как именно эти конфликты были в свое время внутренне преодолены, а насколько только внешне затушены.

____________________

1 См.: Долинский В. Об отношении России к Среднеазиатским владениям и об устройстве киргизской степи. СПб., 1865.

2 Moon P.T. Imperialism and World Politics. N.Y., 1927. P. 278.

3 Paul Veyne. L’Empire romain. In: Maurice Duverger (ed.) La Concept d’Empire. Paris: Presses Univ. des France, 1980. PP. 122.

4 Там же.

5 История дипломатии. Т. I. Москва: ОГИЗ, 1941. С. 98.

6 Dimitri Obolensky. Tradition et innovation dans les institutions et programmes politiques de l’Empire Byzantin. In: Dimitri Obolensky. The Byzantine Inheritance of Eastern Europe. L., Variorum Reprints, 1982. P. XVI, 3.

7 Медведев И.П. Почему константинопольский патриарх Филофей Коккин считал русских «святым народом». // Славяне и их соседи. М.: Издание Института славяноведения и балканистики АН СССР, 1990. С. 52.

8 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 225.

9 Марков Е. Россия в Средней Азии. СПб., 1891. С. 254.

10 Encausse H.C. Organizing and Colonizing the Conquested Territories // Allworth Ed. (ed.). Central Asia. A Century of Russian Rule. N.Y., L., 1967. P. 160.

11 Южаков С.Ю. Англо-русская распря. СПб., 1867. С. 57.

12 Хворостинский П. Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 1. С. 91.

13 Шкапский О. На рубеже переселенческого дела // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 7. С. 112.

14 Худадов В.Н. Закавказье. М.—Л. 1926. С. 2.

15 М.М. Грузино-армянские претензии и Закавказская революция. Киев, 1906. С. 27.

16 Кн. Мещерский. Кавказский путевой дневник. СПб., 1876. С. 227.

17 Липранди А. Кавказ и Россия. С. 287.

18 Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960, т. 2. С. 263.

19 Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб., 1910. С. 128-129.

20 Шавров Н. Русская колонизация на Кавказе. «Вопросы колонизации», СПб., 1911, т. 8. С.65.

21 Там же. С. 141.

22 Сили Дж. Расширение Англии. СПб., 1903. С. 38.

23 Мэхэн A.T. Влияние морской силы на историю. СПб., 1895. С. 65.

24 Morot-Sir E. L’Amerique et Ie Besom Philosophique//Revue International de Philosophic Americaine. 1972. P. 5.

25 Петровская Е.В. Образ индейца-врага в истории американской культуры// Политиче-ская мысль и политическое действие. М., 1978. С. 77.

26 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. — Princeton; New Jersey, 1967. P. 144.

27 Устинов В. Об английском империализме. Харьков, 1901. С. 16.

28 Wright L.B. Religion and Empire: The Alliance between Piety and Commerce in English Expansion. 1558-1925. New York, 1968.

29 WilliansС.Р. The Ideal of Self-Governing Church: A Study in Victorian Missionary Strategy. Leaden etc., 1990. P. 92-95.

30 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. Princeton; New Jersey, 1967. P. 109.

31 Раппопорт С. И. Народ-богатырь: Очерки общественной и политической жизни Англии. СПб., 1900. С. 40-41.

32 Boel J. Christian Mission in India. P. 137.

33 Robinson R., GallagherJ. Africa and Victorians: Imperialism and World Politics. New York, 1961. P. 10.

34 Frounde J. Oceany or England and her Colonies.London, 1886.

35 Rerard Q. L’Angleterre et l’imperialisme. Paris, 1900. P. 67.

36 Гобсон И. Империализм. Л., 1927. С. 350.

37 Терентьев А.М. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875. С. 19.

38 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 32, 34, 87.

39 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 333.

40 Гобсон И. Империализм. С. 135.

41 Отчет о поездке в Индию Первой Туркестанской армии артиллерийского бригадного поручика Лосева. // Добавления к сборнику материалов по Азии. СПб., 1905. С. 50.

42 Bearce G.D. British Attitudes towards India.P. 69

43 Dodwell H. (еd.) The Cambridge History ofIndia. Vol. VI. The Indian Empire. Cambridge, 1932. P. 122-123

44 Usoigue G. Britain and the Conquest of Africa.Michigan, 1974. P. 635.

45 Suny R.F. Revange of the Past. Nationalism, Revolution, and the Collaps of Soviet Union. Stanford, Calif., 1993. P. 25.

46 Керзон. Положение, занимаемое Индией в Британской империи. Ташкент, 1911. С. 2.

47 Логанов Г. Россия в Средней Азии. // Вопросы колонизации. СПб., 1908, т. 4. С. 148-149.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №8

Правительство Марокко запускает тендерный процесс по разработке проекта основной автомагистрали в стране.

Это важное сообщение регионального значения в Северной Африке свяжет Марокко с Мавританией, Ливией, Тунисом и Алжиром.

Проект автомагистрали через Магриб имеет огромное экономическое значение для Северной Африки, поскольку он будет способствовать развитию торговли и перевозок между государствами.

Министерство транспорта и логистики Марокко отрывает тендеры на два проекта.

Один из них, является автомагистралью, которая свяжет южные регионы Марокко, такие, как Гулимин и Гуергуерат на границе с Республикой Мавритания. Этот проект находится в стадии исследования рентабельности и воздействия на окружающую среду.

Другой проект соедит шоссе Фес-Уджда с восточно-западной магистралью Алжира. Автодорога Фес-Уджда функционирует с 2011 года. А начало работы шоссе Восток-Запад Алжира подвергалось ряду задержек.

Министерство общественных работ Алжира недавно аннулировало контракт с японской группой компаний COJAAL

Посол России в Рабате рассказал, что французы и американцы очень обеспокоены российско-марокканским сближением. Посол Валерий Воробьев в присутствии президента Владимира Путина в ходе его встречи с российскими послами в столицах зарубежных государств, проходившей недавно в Москве, рассказал, что марокканские чиновники заверили своих французских и американских коллег, что отношения между Марокко, ЕС и США будут сохраняться на прежнем уровне. Они просто хотят, чтобы отношения между Марокко и Россией вышли на тот же уровень, который достигнут в отношениях с ЕС и США.

Посол России в Рабате сообщил в своем меморандуме, копия которого оказалась в распоряжении редакции газеты «аль-Маса», что между его страной и Марокко было заключено соглашение о стратегическом партнерстве, которое не было реализовано в полном объеме. Марокканская сторона, заявил он, предлагает сегодня претворить это соглашение в конкретные проекты сотрудничества в экономической и торговой областях, особенно в нефтегазовой сфере и в области военного партнерства, что и беспокоит европейцев и американцев.

По словам российского посла, Ближний Восток и Северная Африка находятся в центре внимания российской дипломатии, и особенно регион Сахель-Сахара, который, благодаря наличию богатых природных ресурсов, является базой для террористических движений, не говоря уже о том, что представляет собой пункт перевалки контрабандных наркотиков и нелегальной миграции. Марокко, подчеркнул посол, играет жизненно важную роль в этом регионе, поэтому визит короля Мохаммеда VI в этот регион в мае прошлого, продлившийся около месяца, был не случаен.

Что касается внутреннего положения Марокко, российский посол рассказал президенту Путину и своим коллегам-послам России во всем мире, что в Марокко существует оппозиция действующему правительству, но не королю. Это обстоятельство отмечают и умеренные исламисты, возглавляющие нынешнее правительство страны, рассчитывающие в то же на дальнейшее развитие российско-марокканских отношений. Эти отношения представляются особенно значимыми в долгосрочной перспективе, поскольку между обеими странами существует много точек соприкосновения. Об этом говорилось в ходе состоявшегося в Москве в июне прошлого года российско-марокканского форума, в работе которого приняли участие пять министров и 120 бизнесменов из Марокко. Завершился форум подписанием двумя марокканскими финансовыми учреждениями соглашений с российскими финансовыми институтами – Сбербанком, Альфа-Банком и ВТБ – событие, не имеющее аналогов в истории российско-марокканских экономических отношений. Посол России в Рабате сообщил в присутствии президента Путина, что российско-марокканский форум стал подходящим поводом для марокканского банковского института объявить о своем решении выделить US$300 млн. на финансирование импорта пшеницы из России. Посол высоко оценил возможности Марокко, считающейся наиболее благоприятной страной в регионе, в области развития двусторонних отношений, назвав ее «островком стабильности» в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, добавив, что эта стабильность была достигнута, благодаря политике, проводимой королем Мохаммедом VI, которую отличает решительность и гибкость. Именно такая политика позволила стране устоять перед накатом арабской весны, в первую очередь, благодаря проведенным реформам, чего не сумели сделать другие страны.

Некоторые французские производители экспортируют свои товары в Россию через Марокко, где на овощи и фрукты приклеивают этикетки, информирующие российского потребителя, что местом происхождения товаров выступает эта страна.

Другим способом экспорта французской сельскохозяйственной продукции являются поставки в Беларусь и Казахстан, которые вместе с Россией входят в Таможенный Союз.

Палестина после введения Россией ответных мер в отношении Евросоюза будет поставлять в Россию овощи и фрукты высокого качества. Об этом, как передает РИА Новости, заявил председатель Императорского православного палестинского общества Сергей Степашин по итогам своей встречи с главой Палестины Махмудом Аббасом.

По словам Степашина, в ходе встречи с президентом Палестинской национальной администрации (ПНА) отдельно обсуждалось торгово-экономическое сотрудничество с Россией, в том числе в сфере поставок плодоововощной продукции. «В Палестине есть очень серьезные возможности, они уже сейчас реализуются», — отметил Степашин, говоря о поставках в Россию овощей и фруктов. Он выразил надежду, что уже в ближайшее время канал поставки будет налажен, поскольку все возможности для этого есть.

Ранее Еврокомиссия оценила объем аграрного экспорта, попавшего под российское эмбарго, в 5 миллиардов долларов. Еврокомиссар по сельскому хозяйству Дачан Чолош заявил, что эмбарго особенно затронуло сектор овощей и фруктов. 29 процентов экспорта этих товаров из ЕС шло в Россию.

Эмбарго России на поставки продовольствия из ЕС, а также ряда других стран, включая США, Австралию и Канаду, было введено 7 августа. Под ограничение не попали только отдельные виды готовой продукции из мяса и рыбы. По данным Федеральной таможенной службы РФ, импорт запрещенного ныне к ввозу продовольствия в 2013 году составлял 9,1 миллиарда долларов.

Некоторые страны, включая Сербию, Бразилию, Марокко, Тунис, Иран, а также государства Восточной Азии, пообещали нарастить экспорт в Россию, чтобы занять положение на рынке, освободившемся после запрета на европейские товары.

Россия приняла решение об эмбарго в ответ на ужесточение санкций ЕС, связанных с украинским конфликтом. В частности, европейцы ограничили доступ российских госбанков к рынкам капитала Евросоюза. В ближайшие дни ожидается введение Евросоюзом новых санкций в отношении РФ.

Тяга к прекрасному не утихает, несмотря на то что французские устрицы нам теперь строго запрещены. Поэтому идем в Clumba Club, пробуем тунисские.

Тунисская Бизерта — место знаковое как для нас, русских потребителей устриц, так и для французов — главных этих самых устриц производителей. В 1920 году сюда из Крыма эвакуировались 126 кораблей Императорского флота России — последние остатки проигравшей гражданскую войну армии. Здесь они квартировали до 1924 года, когда эскадра была окончательно расформирована и отправлена на слом — чтобы не передавать корабли советскому правительству. Русские эмигранты, впрочем, тут жили еще как минимум до Второй мировой.

Французы же в Тунисе отметились, как мало где в своих колониях — засадив весь север виноградниками, где делали весьма достойное вино (а местные жители его продолжают делать и поныне), и устроив в Бизерте устричные фермы.

С Францией и вообще старосветской устричной культурой — а богатые устричные банки есть не только во Франции, но и в Англии, в Ирландии и в Средиземноморье — здешний промысел мало что связывает. Да, выращивать устрицы здесь начали французы — в 50-е годы ХХ века.

Выращивают их в искусственных бухтах — дикие устрицы тут никогда не жили, — а рассаду привезли из Японии. Такой вот интернациональный продукт получился.

Сами устрицы несколько крупнее французских, хотя, конечно, сильно уступают своим дальним родственникам с Дальнего Востока — которых тут по традиции подают в изобилии. У тунисских устриц довольно отчетливый железистый, горьковатый привкус, как будто они росли в минеральной воде. Привкус этот отлично оттеняется максимально мягким белым, например шабли. За одну раковину просят 250 рублей — учитывая, что Clumba всегда демпинговала на устричном рынке, этот факт, конечно, радовать не может. Я наблюдал официантов, гордо несущих кому-то из гостей трогательную пару из одинокой раковины и такой же одинокой дольки лимона.

На днях ожидают поставку устриц из Марокко. Жизнь продолжается, в общем.

ФАС не устроило распределение квот в зоне Марокко

Федеральная антимонопольная служба выдала Росрыболовству предписание устранить нарушения закона о конкуренции и в десятидневный срок осуществить распределение квоты добычи ВБР в водах Марокко на недискриминационных условиях.

Как сообщает корреспондент Fishnews, комиссия ФАС России усмотрела в действиях Росрыболовства нарушение частей 1 и 3 статьи 15 закона о защите конкуренции, выразившееся в издании распоряжения № 35 от 4 июля 2014 г. «О реализации протокола второй сессии Российско-Марокканской смешанной комиссии по рыболовству в рамках Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Королевства Марокко о сотрудничестве в области морского рыболовства от 14 февраля 2013 г.». Данное распоряжение привело к ограничению конкуренции «путем сокращения числа потенциальных хозяйствующих субъектов, имеющих право на освоение квоты Российской Федерации в зоне действия международного соглашения», полагают в антимонопольном ведомстве.

В результате в список, направленный Росрыболовством марокканским властям для оформления рыболовных лицензий, не попали суда компаний «МТФ» и «Вестрыбфлот», которые традиционно вели промысел в этом районе. По мнению ФАС, Росрыболовство также не имело права наделять ФГУП «Нацрыбресурс» функцией федерального органа исполнительной власти по проведению заявочной компании по определению предприятий, допущенных к ведению промысла в водах Марокко, и заключению с ними соответствующих договоров.

По итогам рассмотрения дела 29 августа комиссия ФАС вынесла предписание Росрыболовству в десятидневный срок отменить распоряжение № 35 от 4 июля 2014 г. и осуществить распределение квоты добычи ВБР в зоне Марокко «на недискриминационных условиях».

Несовместимые цели: экономические санкции и ВТО

Что такое «существенные интересы безопасности»

Резюме Экономические санкции противоречат идеалам Всемирной торговой организации, хотя и применяются странами-членами. Тем не менее они не угрожают базовым принципам ВТО. По крайней мере, так было до того, как мишенью стала Россия.

Маартен Смеетс являлся на момент написания статьи советником Всемирной торговой организации. Взгляды, высказанные в этой статье, являются его личным мнением и могут не совпадать с позицией ВТО. Статья опубликована в журнале Global Dialog, т. 2, № 3, лето 2000 года.

Идею торговых санкций часто напрямую связывают с ответными действиями, обусловленными процессом урегулирования споров во Всемирной торговой организации. Один из примеров – отмена Соединенными Штатами торговых уступок в ответ на введенный Евросоюзом режим импорта бананов, который был признан противоречащим правилам ВТО. Другой пример – ответные действия США после введения ЕС ограничений на импорт обработанной гормонами американской говядины. Вашингтон начал действовать, после того как ВТО вынесла решение, что опасения, высказанные Брюсселем, не имеют достаточного научного обоснования.

Однако экономические санкции включают бойкоты и эмбарго, которые страны могут применить по правилам ВТО, но при этом они не подпадают под процесс урегулирования споров в рамках организации. Они являются частью исключительных мер, к которым члены ВТО прибегают в особых обстоятельствах. Эти действия преимущественно, можно сказать почти исключительно, связаны с политическими событиями, которые вынуждают одну страну принимать меры против другой, ужесточая торговые правила в целом или частично. Ответные шаги, обусловленные механизмом урегулирования споров, следуют логике восстановления баланса прав и обязанностей между членами, если они были затронуты мерами одной из стран, нарушающими нормы ВТО. Но эта логика не определяет, когда применяются подобные экономические санкции: они оправдываются исключениями по соображениям безопасности в соответствии со статьей XXI Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ).

Противоречия между санкциями и правилами ВТО обусловлены тем, что Всемирная торговая организация создавалась для либерализации торговли, а непосредственная цель санкций – ограничить торговлю по неэкономическим, преимущественно политическим причинам. В этой статье мы рассмотрим основные характеристики санкций, как они работают в теории и на практике и как соотносятся с фундаментальными принципами ВТО.

Характеристики санкций

Экономические санкции, если говорить в целом, включают все виды прямого ограничения торговли между суверенными государствами, а также нередко финансовые и инвестиционные ограничения. Санкции могут принимать форму эмбарго, когда под запретом оказывается экспорт из одной или нескольких стран в какое-то конкретное государство, или бойкота, когда блокирован импорт из конкретной страны. Иногда может действовать и то и другое, в этом случае торговые отношения прекращаются полностью. Чтобы санкции были эффективными, они должны сочетать эмбарго и бойкот. Выбор, естественно, зависит от целей, которые ставят перед собой те, кто вводит санкции. Эффективность санкций в значительной степени зависит от экономической уязвимости страны-объекта и от инструментов, доступных в ходе санкционной кампании.

Экономические и торговые санкции часто дополняются мерами, затрагивающими неторговые сферы. Например, страну-объект могут лишить доступа на культурные или спортивные мероприятия. Санкции обычно рассматриваются как часть «мягкой» международной дипломатии и альтернатива войне. По этой причине они являются популярным политическим инструментом. В то же время экономические санкции воспринимаются как более жесткое выражение неодобрения, чем простое устное заявление. Можно сказать, что санкции – это «зубы» подобных заявлений, но насколько болезненны их укусы? Хотя санкции являются популярным политическим инструментом, эмпирические данные показывают, что число успешных санкционных кампаний невелико.

История также свидетельствует, что экономические санкции необязательно являются заменой войны, чаще всего они становятся ее прелюдией. Когда оказывается, что экономические санкции не справляются со своей задачей, используются более серьезные средства. Так произошло после вторжения Ирака в Кувейт в 1990 г. и позже с Югославией. Однако в обоих случаях можно говорить о том, что санкциям не было дано достаточно времени, чтобы они оказали значительное воздействие. Можно также утверждать, что другие, в основном политические, факторы подталкивали к военному вмешательству независимо от эффективности или неэффективности санкций.

В чем же тогда главная цель? Торговые санкции являются следствием политического решения оказать воздействие на другое государство. Они направлены на экономическую изоляцию, чтобы таким образом продемонстрировать несогласие с курсом. Цели различаются в каждом конкретном случае, но в целом они призваны добиться изменений внутренней или внешней политики страны-объекта. Экономические санкции следует рассматривать как инструмент оказания давления, чтобы способствовать политическим изменениям. Цели варьируются от «мягких», т.е. просто выражения недовольства поведением, до «жестких», т.е. обеспечения кардинального изменения такого поведения. Таким образом, торговые санкции – экономическое средство достижения политических целей.

Как можно сделать санкции эффективными? Хотя нет эмпирических данных, убедительно доказывающих успешность такого инструмента, они популярны у правительств, которые считают, что это подходящее средство для выражения неодобрения. Кроме того, санкции показывают электорату, что политики серьезно относятся к своим обязанностям и не оставляют «зло» безнаказанным. Поэтому санкции часто воспринимаются как мера, призванная произвести впечатление на внутреннюю аудиторию. Однако они могут ударить и по стране-санкционеру, лишив ее бизнес рынка, торговых и инвестиционных возможностей в стране-объекте. Так обычно происходит, когда санкции не соблюдаются всеми торговыми партнерами единодушно.

Как подсказывает здравый смысл, чтобы меры были эффективными, их масштаб и стоящие на кону цели должны быть тесно связаны. Иными словами, чем амбициознее цели, тем обширнее должен быть пакет. Тем не менее опыт показывает, что, даже если применены полномасштабные санкции и страна кажется тотально изолированной, гарантии успеха все равно нет.

Одна из проблем при анализе эффекта давления – отсутствие четко определенных целей. Правительства делают политические заявления, оправдывая введение санкций, но часто опускают конкретную задачу, понимание которой позволило бы потом проанализировать воздействие и сделать вывод об успешности. Именно поэтому санкции обычно действуют долго: принять решение о введении санкций проще, чем оценить результативность и затем вынести постановление об их отмене.

Санкции чаще всего вводятся по политическим причинам, но правовым основанием для их оправдания нормами ВТО является защита «национальной безопасности». Соответствующий юридический документ – это Статья XXI ГАТТ, в которой под термином «исключения по соображениям безопасности» (т.е. исключения, разрешающие введение торговых ограничений) понимаются действия, которые государство «считает необходимыми для защиты существенных интересов своей безопасности». Далее мы обсудим, что понятие «существенные интересы безопасности» достаточно гибкое, и многие эксперты опасаются, что пространная манера изложения этой статьи закладывает базу для применения протекционистских мер. Однако вначале давайте рассмотрим механизм.

Экономические войны

Как вводятся санкции? По своей природе они предназначены для того, чтобы нарушить или полностью прервать экономические связи между двумя или более государствами. Таким образом, они противоречат фундаментальным принципам ВТО, которые направлены на открытие рынков и обеспечение стабильных, безопасных, прозрачных и предсказуемых торговых отношений. Задача ВТО – либерализация торговли и поддержание гармоничных торговых отношений, что, в свою очередь, позволяет повысить общий уровень благосостояния.

Механизм, при котором экономические санкции достигают цели, строится на искажении теории международной торговли, предполагающей, что всеобщее экономическое благосостояние может быть достигнуто в условиях свободной торговли. ГАТТ (1947 г.) и ВТО как его преемница (1995 г.) базируются на аналогичном принципе – экономическое благосостояние можно увеличить путем либерализации торговли. Марракешское соглашение о создании ВТО подтверждает этот постулат. Как гласит преамбула, стороны признают, что их «отношения в области торговли и экономическая политика должны осуществляться с целью повышения жизненного уровня, обеспечения полной занятости и значительного и постоянного роста уровня реальных доходов и эффективного спроса, а также расширения производства и торговли товарами и услугами».

Теория подразумевает, что любое ограничение торговли, в особенности защита индивидуальных рынков путем повышения тарифов или введения прямых ограничений импорта с помощью квот, по факту уменьшит общий уровень благосостояния. На этом предположении строятся теории экономической войны. Эмбарго вызывает кризис предложения, бойкот ведет к изоляции страны-объекта от мирового рынка. Результатом является падение благосостояния. В зависимости от баланса сил между вовлеченными государствами и природы их экономического взаимодействия санкционер может уменьшить уровень доходов и благосостояния в стране-объекте до недопустимо низких показателей. Более слабая сторона, столкнувшись с ухудшением условий торговли, будет вынуждена выполнить требования страны-санкционера.

Анализ теории экономических войн базируется на ряде предположений, сходных с теми, которые используются в теории торговли, но они необязательно соответствуют действительности. Поэтому предполагается, что между моментом принятия решения о санкциях, их введением и воздействием на экономику нет временной задержки. Иными словами, они больно «кусают» сразу же. Такое возможно только в идеальных условиях, когда процесс принятия решения является простой формальностью и позиции в стране, вводящей санкции, утверждаются мгновенно и единогласно. Кроме того, предполагается, что у объекта санкций нет никаких лазеек. Хотя правила ВТО предусматривают немедленные действия, в реальности это вряд ли выполнимо. Большинство стран следуют демократическому процессу принятия решений, поэтому согласование мер неизбежно требует времени. В результате у объекта появляется отсрочка, чтобы организоваться, просчитать эффект, начать поиск новых торговых партнеров или укрепить существующие отношения с дружественными странами, которые отказываются соблюдать санкции.

Возникает еще один вопрос: как определить минимальный порог благосостояния, опустившись ниже которого, страна будет вынуждена пойти на уступки? Опыт показывает, что нации могут выносить серьезные лишения и не сдаваться. В первую очередь это объясняется тем, что удар санкций в основном ощущают простые граждане, а не политическое руководство. В отличие от большинства западных государств, где благодаря демократическим процедурам непопулярные правительства теряют власть, в странах с диктаторскими режимами, против которых применяют санкции, такого не происходит. В действительности трудности, переживаемые населением, нередко используются руководителями для укрепления своей власти.

Суммируя, можно сказать: хотя теория торговли подводит прочную основу под утверждение о том, что либерализация увеличивает уровень благосостояния, это отнюдь не означает, что ограничение торговли существенно его снизит. Несмотря на недостаточное число экономических доказательств эффективности торговых санкций и несмотря на тот факт, что они противоречат ключевым принципам ВТО, страны по-прежнему демонстрируют готовность использовать их.

Подрыв принципов ВТО

С момента появления ГАТТ в 1947 г. предприняты все возможные усилия, чтобы устранить препятствия для международной торговли. Этот процесс – результат продуманной политики правительств по открытию рынков, либерализации торговли и устранению барьеров, препятствующих повышению общего уровня благосостояния и благополучию потребителей. Основой является идея о том, что либерализация торговли приносит пользу всем, способствует миру, укрепляет взаимоотношения и взаимозависимость между странами, а ее воздействие не ограничивается исключительно экономикой. Эти постулаты были признаны президентом США Гарри Трумэном в 1947 г., когда он поддержал создание Международной торговой организации, заявив, что торговля и мир «неразрывно связаны». На создание ВТО ушло полвека. Это был институциональный результат Уругвайского раунда переговоров, начавшегося в 1986 г. в Пунта-дель-Эсте и завершившегося в 1995 г. в Марракеше. Связь торговли и мира актуальна и сегодня, и, возможно, даже больше, чем раньше, учитывая тесные экономические связи, характерные для современных международных отношений.

Уругвайский раунд представлял собой серьезные многосторонние усилия более ста государств по либерализации мировой торговли и решению ряда проблем, стоящих перед торговой системой. Это был самый масштабный этап торговых переговоров в истории ГАТТ, активное участие принимали как развитые, так и развивающиеся страны. Благодаря успешному завершению Уругвайского раунда удалось повысить предсказуемость и прозрачность торговой системы и создать новые рыночные возможности. Фундамент торговой системы упрочен благодаря созданию Всемирной торговой организации. Хотя она базируется преимущественно на тех же принципах, включая режим наибольшего благоприятствования, отсутствие дискриминации и прозрачность, ВТО существенно превосходит ГАТТ. Ее структура обеспечивает выполнение обязательств в первую очередь благодаря преобразованным процедурам урегулирования споров, а также является площадкой для обсуждения неограниченной повестки дня – практически любых вопросов, связанных с торговлей. Хотя нужды развивающихся и в особенности наименее развитых стран признаются, создано единое игровое поле, и все права и обязанности в торговой системе применяются ко всем членам ВТО. Кроме того, все члены в равной степени могут обращаться за помощью, чтобы обеспечить осуществление своих прав и обязанностей.

Другие значительные достижения Заключительного акта Уругвайского раунда – либерализация торговли посредством снижения тарифов, ужесточения правил по нетарифным торговым барьерам и упразднения мер серой зоны, что позволило закрепить применение ценовых мер для ограничения торговли; возвращение двух крупных секторов (сельское хозяйство, текстиль и одежда) в рамки многосторонней торговой системы; распространение действия многосторонних правил на торговлю услугами, а также на торговые аспекты, связанные с правами интеллектуальной собственности; утверждение правил в сфере инвестиционных мер и повышение надежности международной торговой системы путем закрепления процедур разрешения споров.

Все это не очень сочетается с экономическими санкциями, которые обычно применяются в форме торгового эмбарго или бойкота. Суть в том, что оба вида санкций напрямую затрагивают количество экспортируемых и/или импортируемых товаров, и в теории и на практике значительно серьезнее нарушают торговлю, чем введение импортных пошлин, которые действуют на уровне цены товара или услуги. Тотальный бойкот/эмбарго обычно полностью блокирует торговлю, в то время как введение тарифа, независимо от его уровня, сказывается только на финальном ценнике, в этом случае потребитель сам решает, платить ли ему завышенную цену. Таким образом, тарифы – это ценовые инструменты, в отличие от количественных ограничений, которые являются более дискриминационными и наносят больший вред.

Высокий тариф вполне способен понизить спрос до нуля, но сам по себе он не запрещает странам торговать друг с другом. Количественные ограничения делают это, и поэтому они считаются наносящими больший ущерб в экономическом отношении, «несправедливыми» с торговой точки зрения и одним из самых больших грехов в ВТО. Статья XI.1 ГАТТ запрещает иные торговые ограничения, кроме пошлин, налогов и других сборов, некоторые исключения прописаны в Статье XI.2.

Таким образом, соглашения и нормативные документы ВТО представляют собой сложный набор обязательств между всеми членами организации. Их выполнение обеспечивает процесс урегулирования споров, который закреплен уругвайским раундом переговоров. Подрыв или нарушение какой-либо торговой уступки автоматически требует компенсации, чтобы не пострадал общий уровень торговли. Иными словами, если страна вынуждена прибегнуть к протекционистским мерам в отношении какого-то товара или услуги, она может это сделать только в соответствии с конкретными положениями ВТО, чтобы не нарушить общий баланс прав и обязанностей. Единственное исключение из этого правила – экономические санкции, которые в прошлом ГАТТ, а теперь ВТО разрешает странам применять для экстренной защиты интересов своей национальной безопасности.

Статья XXI

Как усилия по либерализации торговли сочетаются со Статьей XXI, которая позволяет стране вводить санкции и соответственно ограничивать торговлю, чтобы защитить интересы национальной безопасности? Короткий ответ на этот вопрос – никак не сочетаются. Но реальность намного сложнее.

Что же говорится в Статье XXI? Она гласит: «Ничто в настоящем Соглашении не должно быть истолковано

(а) как требование к какой-либо договаривающейся стороне предоставлять любую информацию, раскрытие которой она считает противоречащим существенным интересам ее безопасности, или

(b) как препятствующее любой договаривающейся стороне предпринимать такие действия, которые она считает необходимыми для защиты существенных интересов своей безопасности:

(i) в отношении расщепляемых материалов или материалов, из которых они производятся;

(ii) в отношении торговли оружием, боеприпасами и военными материалами, а также торговли другими товарами и материалами, которая осуществляется, прямо или косвенно, для целей снабжения вооруженных сил;

(iii) если они принимаются в военное время или в других чрезвычайных обстоятельствах в международных отношениях, или

(с) как препятствующее любой договаривающейся стороне предпринимать любые действия во исполнение ее обязательств по Уставу Организации Объединенных Наций для сохранения мира во всем мире и международной безопасности».

Таким образом, положения Статьи XXI разрешают стране-члену прервать торговые отношения немедленно, без предварительного предупреждения и не оставляя стране-объекту особых возможностей оспорить эти меры с помощью процедур урегулирования споров. Такие шаги фактически нарушают все фундаментальные принципы ВТО: это одностороннее действие, противоречащее основным недискриминационным принципам многосторонней торговли ВТО. Санкции по определению избирательны и лишают страну-объект любых выгод и привилегий, предоставленных другим членам.

Положение о режиме наибольшего благоприятствования является одним из столпов системы с момента появления ГАТТ. Договаривающиеся стороны обязались предоставлять равные условия для продукции друг друга, и члены ВТО взяли на себя аналогичные обязательства в сфере торговли товарами и услугами, а также в сфере защиты прав интеллектуальной собственности.

Принцип национального режима осуждает дискриминацию иностранных и отечественных поставщиков товаров и услуг, а также иностранных и отечественных владельцев прав интеллектуальной собственности. На практике это означает, что после уплаты пошлин импортные товары должны пользоваться таким же режимом, что и национальная продукция с точки зрения сборов, налогов, административных и других норм (Статья III ГАТТ). Принцип национального режима трактуется несколько иначе в Генеральном соглашении по торговле услугами (ГАТС) из-за особой природы этой торговли. Национальный режим прописан в Части III ГАТС (Статья XVII), где он становится предметом переговоров и может подвергаться особым условиям или квалификации, которые члены прописывают в своих перечнях, касающихся торговли услугами.

Пока действуют санкции, связанные ставки тарифов не применяются. В результате аннулируются тарифные уступки, которые были согласованы сторонами и внесены в соответствующие перечни. Это самая суть системы ГАТТ/ВТО. Один из фундаментальных принципов системы ВТО – желательность предсказуемого и растущего доступа к рынкам для товаров и услуг. Безопасность и предсказуемость в торговле достигается посредством обязательств, касающихся связанных ставок тарифов, т.е. юридических обязательств не поднимать тарифы выше определенного уровня. С некоторыми нюансами обязательства по услугам тоже не применяются.

Первоначально не было жестких обязательств, требующих от членов ВТО заранее уведомлять других членов и/или проводить с ними консультации до введения экономических санкций. Обязательства по уведомлению стали важнейшим следствием Уругвайского раунда переговоров. Они предназначены для укрепления прозрачности, которая становится все более значимым принципом ВТО. Затронутые стороны теперь должны быть проинформированы о торговых мерах, предпринимаемых в соответствии со Статьей XXI (см. ниже).

Кроме того, экономические санкции не ограничены по времени и могут затрагивать любые сектора, товары, услуги и не связанные с торговлей права интеллектуальной собственности. Они избегают международного контроля, поскольку не подлежат какому-либо механизму многостороннего наблюдения.

Вопрос о том, когда можно ссылаться на исключения по соображениям безопасности, широко обсуждался, но определенного ответа так и нет. В отсутствии четкого определения, что представляют собой «существенные интересы безопасности», Статья XXI в той или иной степени дает членам ВТО карт-бланш, позволяя нарушать торговые отношения по неэкономическим причинам. Это не означает, что санкции нельзя поставить под вопрос с помощью процедур урегулирования споров; такое уже случалось, но факты свидетельствуют о том, что помощь стране-объекту была ограниченной.

Во время обсуждений в Женеве один из разработчиков первоначального Устава ГАТТ сказал, отвечая на вопрос о значении термина «существенные интересы безопасности»: «Мы признали, что существует опасность слишком широких исключений… потому что это позволит творить все что угодно. Поэтому мы продумали разработку положений, которые бы позаботились о реальных интересах безопасности и в то же время… ограничили исключения, чтобы не допустить использования протекционизма для поддержки промышленности при любых подходящих обстоятельствах… Это действительно вопрос баланса».

Использование исключений по соображениям безопасности

История обсуждения нескольких санкционных эпизодов основывается в Обзоре ВТО по законодательству и практике ГАТТ (WTO’s Guide to GATT Law and Practice, Analytical Index), в котором суммированы случаи применения Статьи XXI.

Исключения по соображениям безопасности впервые обсуждались в 1949 г. после жалобы Чехословакии. Было решено, что каждая страна в конечном итоге должна быть судьей по вопросам, касающимся ее собственной безопасности. Однако в то же время всех участников призвали быть осторожными и не предпринимать шагов, которые могут подорвать ГАТТ.

В момент присоединения Португалии к ГАТТ (1981 г.) Гана заявила, что угроза интересам безопасности страны может быть как потенциальной, так и фактической. Соответственно, ситуация в Анголе рассматривалась как постоянная угроза миру на африканском континенте, и любые действия, которые путем оказания давления на португальское правительство могли уменьшить эту угрозу, считались легитимными.

Участники ГАТТ не возвращались к этому вопросу до Фолклендского (Мальвинского) кризиса. Во время обсуждения на Совете ГАТТ в 1982 г. торговых ограничений по неэкономическим причинам, которые Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), Канада и Австралия применили против импорта из Аргентины, было отмечено, что права, прописанные в статье XXI, представляют собой общее исключение и не требуют уведомления, обоснования или одобрения. Вновь было подчеркнуто, что каждый участник соглашения является судьей последней инстанции, решая, когда можно воспользоваться этими правами. В то же время отмечалось, что у ГАТТ нет ни полномочий, ни обязанностей по разрешению возникшего политического вопроса. Эту точку зрения поддержали другие крупные торговые партнеры, включая США.

Аргентина, оспаривая эту позицию, заявляла, что торговые ограничения нельзя применять без уведомления, обсуждения и обоснования. В результате дебатов участники ГАТТ решили рассмотреть эту проблему на ежегодной встрече в 1982 г. и приняли конкретные формулировки в Параграфе 7 (iii) Министерской декларации: «Договаривающиеся стороны берут на себя обязательства индивидуально и совместно … воздерживаться от применения ограничительных торговых мер по причинам неэкономического характера, противоречащих Генеральному соглашению».

По вопросу об уведомлении договаривающиеся стороны приняли в 1982 г. «Решение, касающееся Статьи XXI Генерального соглашения»:

1. В качестве оговорки к Статье XXI (a) 2 договаривающиеся стороны должны быть проинформированы в максимально полной мере о торговых мерах, принимаемых по Статье XXI.

2. Когда действие предпринимается по Статье XXI, все договаривающиеся стороны, затронутые данным действием, сохраняют полные права по Генеральному соглашению.

3. В Совет можно обратиться с просьбой рассмотреть данный вопрос в установленном порядке.

Некоторые экономические санкции обосновывались положениями, содержащимися в Статье XXI (b) (iii) и касающимися войны и чрезвычайных обстоятельств в международных отношениях. Члены Лиги арабских государств оправдывали бойкот Израиля и вторичный бойкот фирм, имеющих отношения с ним, исключительными обстоятельствами ближневосточного конфликта. Они утверждали, что состояние войны, которое давно преобладает в регионе, обусловило необходимость прибегнуть к бойкоту. Учитывая политический характер вопроса, Объединенная Арабская Республика не хотела обсуждать его в рамках ГАТТ.

То, что положения, касающиеся безопасности, имеют пределы и не могут восприниматься как карт-бланш для оправдания ограничения импорта, показал случай с введением Швецией квот на импорт определенных видов обуви в ноябре 1975 года. Швеция утверждала, что поддержание минимального уровня национального производства в ключевых отраслях неотделимо от положений о защите товаров первой необходимости в случае войны или других чрезвычайных ситуаций. Аргументы признали неубедительными, и Швеция была вынуждена отменить квоты на обувь.

Стоит вспомнить, что разработчики ГАТТ, а позже и ВТО, предусмотрели другие положения, касающиеся подобных ситуаций, включая защитные меры, которые позволяют стране вводить временные вспомогательные ограничения импорта, чтобы защитить национальную промышленность от нежелательной конкуренции. Условия использования этих защитных мер участники ГАТТ часто воспринимали как слишком обременительные, поэтому их пытались обойти. Недостатки этих положений удалось исправить благодаря разработке Соглашения о защитных мерах ВТО в рамках Уругвайского раунда.

Еще в одном случае Соединенные Штаты уведомили участников ГАТТ о том, что полностью блокируют импорт товаров и услуг никарагуанского происхождения и американский экспорт в Никарагуа, а также связанные с этим транзакции. США оправдывали введенные меры исключениями по соображениям национальной безопасности. Вновь процедурные нормы помешали специальной комиссии ГАТТ, созданной для расследования американского эмбарго, изучить и оценить обоснованность использования Вашингтоном Статьи XXI. Торговое эмбарго было снято в апреле 1990 г., когда Соединенные Штаты посчитали, что экстренная для национальной безопасности ситуация, связанная с Никарагуа, закончилась.

Еще один эпизод связан с торговыми мерами, примененными по Статье XXI Евросоюзом и его членами против Югославии в 1991 году. Меры включали приостановление торговых льгот, предоставленных Югославии по двустороннему торговому соглашению с ЕС; введение определенных ограничений (ранее приостановленных) на импорт текстиля из Югославии; отмену преференциальных торговых выгод; приостановление действия торговых соглашений между ЕС и его членами и Югославией. Аналогичные экономические санкции или отмену преференциальных выгод ввели Австралия, Австрия, Канада, Финляндия, Япония, Новая Зеландия, Норвегия, Швеция, Швейцария и США.

Югославия обратилась с просьбой создать специальную комиссию в соответствии со Статьей XXIII, заявляя, что меры, примененные ЕС, противоречат Статьям I, XXI и Разрешительной оговорке; что они не соответствуют букве и духу Параграфа 7 (iii) Министерской декларации от ноября 1982 г. и препятствуют достижению целей Генерального соглашения. Кроме того, Белград заявлял, что не было каких-либо решений или резолюций соответствующего органа ООН о введении экономических санкций против Югославии. Специальная комиссия была создана в марте 1992 года. Но затем последовала трансформация Социалистической Федеративной Республики Югославия в Союзную Республику Югославия, состоящую из Сербии и Черногории, и ЕС посчитал, что пока не будет решен вопрос о статусе Югославии как договаривающейся стороны, работа комиссии не имеет под собой оснований и не может продолжаться.

Некоторые выводы

Обсуждение, приведенное выше, позволяет вынести несколько общих уроков:

Несмотря на отсутствие убедительных доказательств, что экономические санкции помогают добиться преимущественно политических целей, они остаются излюбленным инструментом политики.Хотя экономические санкции явно противоречат фундаментальным принципам многосторонней торговой системы ВТО, основатели ГАТТ, а позднее ВТО, намеренно оставили государствам-участникам возможность прибегать к исключениям, разрешенным Статьей XXI, в основном как к инструменту защиты существенных интересов своей безопасности.Что представляют собой «существенные интересы безопасности», не определено в Генеральном соглашении и остается на усмотрение членов. Дебаты в Совете ВТО показывают, что принятие твердой концепции нежелательно, скорее она должна оставаться относительно открытой, чтобы покрывать различные ситуации, которые в противном случае будут исключены из соглашения.Правила ВТО позволяют объектам экономических санкций обратиться за помощью через процедуры урегулирования споров, но, как показывают факты, такое обращение дает скромные результаты. В основном проясняются права и обязанности членов, в частности касающиеся прозрачности.Экономические санкции используются относительно редко, и хотя они подрывают главную цель ВТО, которая заключается в либерализации торговли, они не могут рассматриваться как угроза для системы в целом.

США. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209576 Маартен Смеетс

Не та демократия

Архаизация ценностей на Ближнем Востоке после распада СССР

В.В. Костенко – научный сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследований (ЛССИ) НИУ ВШЭ.

П.А. Кузьмичёв – исследователь-стажер ЛССИ.

Э.Д. Понарин – заведующий ЛССИ, профессор кафедры методов и технологий социологических исследований Санкт-Петербургского филиала НИУ ВШЭ.

Резюме Положительное отношение к демократии на Ближнем Востоке широко декларируется. Правда, при ближайшем рассмотрении выясняется, что в массе арабские народы понимают под этим термином совсем не то, что на Западе.

Влияние СССР на страны-сателлиты в арабском регионе имело выраженную модернизационную направленность. Уход Советского Союза с геополитической арены способствовал архаизации и укреплению радикальной повестки дня в тех арабо-мусульманских странах, которые ранее были от него зависимы или ориентированы на социалистическую систему. Этот поворот, несмотря на распространение высшего образования, особенно заметен среди молодого поколения, чьи взгляды на права человека и в первую очередь на положение женщин подверглись значительному влиянию фундаменталистов, поддерживаемых Саудовской Аравией и другими монархиями Персидского залива. Между тем положительное отношение к демократии в этом регионе широко декларируется. Правда, при ближайшем рассмотрении выясняется, что в массе арабские народы понимают под этим термином совсем не то, что на Западе. Ни одно из арабских обществ нельзя назвать электоральной демократией; кроме того, в арабских странах отсутствуют ценностные предпосылки для демократических преобразований. Очень вероятно, что в ближайшие годы все они сохранят авторитарный характер своих режимов.

Противоречивые ценности

После событий 11 сентября 2001 г. Арабский Восток привлекает внимание политиков и исследователей во всем мире. Благодаря средствам массовой информации этот регион воспринимается широкой публикой как центр сосредоточения мирового терроризма, а после событий «арабской весны», череды революций в регионе – еще и как фактор, дестабилизирующий мировую политическую ситуацию. Нередко знания участников дискуссии о регионе страдают значительными пробелами, что связано с закрытостью и недостатком объективной информации о происходящих там процессах.

Достоверные сравнительные данные опросов на Ближнем Востоке появились только в 2009 г., когда были опубликованы первые результаты проекта «Арабский барометр», начатого международной командой исследователей в семи странах региона в 2006 году. Эти данные мы, группа ученых НИУ ВШЭ, использовали, чтобы проверить, как жители арабских стран относятся к демократии.

Чтобы понять, как меняются ценности населения арабских стран в динамике, мы сопоставили различные возрастные когорты, применяя наиболее продуктивный метод при отсутствии более ранних данных. В социологической литературе принято считать, что период формирования политических установок приходится на молодежь 20–25 летнего возраста. В дальнейшем представления людей о политике и обществе трансформируются весьма незначительно, даже если окружающие придерживаются других взглядов. В связи с этим мы считаем, что взгляды пожилых людей приблизительно отражают общественное мнение страны во времена их молодости.

Поскольку термин «демократия» можно понимать по-разному, мы сопоставляем мнения респондентов о желательности демократии с их мнением по поводу прав женщин, а также по поводу того, являются ли демократиями такие страны, как, например, Саудовская Аравия.

На Рисунке 1 в графическом виде представлены средние значения по вопросу «Считаете ли вы, что данная страна является демократией?» со шкалой от 1 (тоталитарный режим) до 10 (демократия). Представители арабских обществ оценивали уровень демократии в собственной стране, Израиле, Китае, США, Японии, Саудовской Аравии, Турции и Иране.

Видно, что жители арабских стран нередко оценивают демократичность разных стран не по формальным признакам (свободные выборы, волеизъявление народа, разделение ветвей власти, опора на конституцию, соблюдение прав человека и т.д.), а по общему положительному или отрицательному восприятию, формируемому через СМИ. Например, население Марокко считает Саудовскую Аравию более демократическим обществом, чем Турция, Израиль и их собственная страна. Впрочем, многие тенденции соответствуют западному восприятию: так, Япония представляется вполне демократической страной во всех исследуемых арабских обществах, а Саудовская Аравия в основном получает относительно низкие оценки. Поэтому напрямую интерпретировать вопрос о поддержке демократии в данных обществах было бы неправильно, это привело бы к неверным оценкам ситуации в регионе.

Для корректировки результатов опросов о демократии мы используем мнение участников по другой теме, на первый взгляд не связанной с политическими взглядами, – отношение к положению женщин в обществе. Хотя, казалось бы, затрагивается совершенно иная сфера жизни, исследования показывают ее прямую связь с поддержкой демократии. Отношение к положению женщин помогает выявить, насколько декларируемая поддержка демократии в арабских обществах связана с пониманием основных прав человека, без которых концепт демократии оказывается выхолощенным. Мы анализируем отношение к гендерному равноправию в семи арабских обществах, используя такие факторы, как степень религиозности и поддержка демократии, а также контролируя результаты по полу, возрасту и образованию.

Как образование и религиозность влияют на поддержку гендерного равноправия

Чтобы учесть влияние демографических переменных, а также образования и религиозности на поддержку гендерного равноправия, мы используем множественную линейную регрессию.

Формальное моделирование подтверждает, что женщины на Арабском Востоке (как и во всем мире) значительно больше склонны поддерживать гендерное равноправие, чем мужчины. Эффект образования также предсказуем и линеен: более образованные люди значительно чаще поддерживают равноправие. Что касается различий между странами, население Ливана демонстрирует наиболее эгалитарные гендерные подходы, в то время как самой консервативной страной в выборке является Йемен (по реальным правам женщин он находится на последнем месте в мире). Относительно симпатий к демократии, Кувейт оказывается второй по уровню либеральности страной, оттесняя Марокко на третье место.

Частота чтения Корана, взятая в данном исследовании как мера религиозности, обратно пропорциональна поддержке гендерного равноправия, то есть наиболее религиозные мусульмане придерживаются самых консервативных представлений о положении женщин в обществе, что соответствует общемировым трендам.

Статистический анализ подтверждает, что старшие поколения на Арабском Востоке более склонны одобрять гендерное равноправие, чем молодежь, что противоречит тенденциям, которые наблюдаются в других странах мира в ходе модернизации. Когорта молодых людей в возрасте от 25 до 34 лет демонстрирует наиболее консервативные взгляды, а самая пожилая группа (те, кому больше 65 лет) – наиболее эгалитарные позиции в отношении гендерного равноправия.

Это неожиданный эффект с точки зрения теории модернизации Рональда Инглхарта и Кристиана Вельцеля. Анализ данных Всемирного исследования ценностей, которым занимаются сотни ученых во всем мире, показывает, что почти во всех обществах пожилые люди во всех смыслах более консервативны, а по мере возрастания уровня жизни новые поколения становятся более открытыми новому и перестают следовать старым консервативным нормам и ценностям во всех областях. Неожиданный тренд, обнаруженный на Ближнем Востоке, заслуживает отдельного изучения, однако мы можем предложить несколько объяснений этому феномену, используя исторические аргументы.

Одно из них связано с политической историей региона. Период формирования политических взглядов старшего поколения на Арабском Востоке пришелся на время антиколониальных войн 1950–1960-х годов. Борьба арабских народов за независимость от метрополий была скорее светским, чем религиозным движением, и господствующей идеологией в то время являлся панарабизм и национализм, а не панисламизм. Большая часть молодых арабских государств как финансово, так и идеологически поддерживалась Советским Союзом, который пропагандировал гендерное равенство (известный тезис об «освобожденной женщине Востока»), кроме того, имел собственный опыт борьбы с неравенством возможностей для женщин в Средней Азии и на Кавказе. Эти идеи усваивались молодыми людьми от 15 до 25 лет. Как предполагает теория социализации, социальные нормы, принятые в этом возрасте, остаются с человеком на всю жизнь и подвергаются лишь незначительным изменениям.

Говоря о самом консервативном поколении (людях конца 1970-х – начала 1980-х гг. рождения), в русле той же теории мы полагаем, что по меньшей мере два исторических события повлияли на их отношение к гендерному равноправию. Одно из них – окончание холодной войны, которое привело к архаизации некоторых обществ Ближнего Востока в связи с резким сокращением, а затем и прекращением финансовой поддержки от СССР, как, например, в Йемене. Одновременно международный престиж США и их геополитических союзников резко возрос, а на Ближнем Востоке партнерами Америки были консервативные нефтяные монархии Персидского залива. Эти страны, и без того обладавшие значительным символическим капиталом в мусульманском мире (в Саудовской Аравии находятся главные центры ислама – Мекка и Медина), получили возможность транслировать свои крайне консервативные позиции на весь Ближний Восток с помощью телевидения, а также сети религиозных школ и училищ.

Интересно выяснить, каким образом архаизация ценностей арабской молодежи связана с революционными процессами, начавшимися в регионе с 2012 г. под вывеской «арабской весны». На первый взгляд, эти две тенденции покажутся противоречащими друг другу, поскольку стремление к смене устаревшего, архаичного режима обычно коррелирует с ростом образования и формированием нового поколения молодых людей с более либеральными ценностными ориентациями. В то же время, как видно из результатов анализа данных, несмотря на рост уровня образования, молодежь на Арабском Востоке демонстрирует более консервативные взгляды, чем старшие поколения (чей средний уровень образования значительно ниже). Для анализа взаимной увязки этих феноменов были применены более сложные статистические техники (кластерный анализ и отрицательная биномиальная регрессия).

Поддержка демократии и гендерные подходы в арабо-мусульманских странах

Чтобы изучить связь поддержки демократии и гендерного равноправия, все респонденты были поделены на пять категорий по отношению к этим двум вопросам. Результаты этого анализа (распределение респондентов по предпочтениям в двухмерном пространстве) показаны в Таблице 1. Следует отметить, что характеристики представителей каждой категории носят вероятностный, а не абсолютный характер.

В кластер А объединены люди, одновременно поддерживающие демократию и либерально настроенные по отношению к гендерному равенству, таких в выборке около 17%. Это преимущественно женщины старше 45 лет, представителей поколения 25–34 лет в данном кластере очень мало. С большой вероятностью эти люди получили магистерскую степень и проживают в Ливане или в Марокко.

В кластере B представлены люди, для которых важно гендерное равноправие, но поддержка демократии у них низкая, их около 13%. Это люди разных возрастных групп, в основном женщины, без высшего образования. Больше всего представителей этой группы в Иордании, значимо меньше в Марокко, Ливане и Йемене.

Кластер C – это группа людей, отрицательно относящихся к равноправию полов, но поддерживающих демократию (18% от общей выборки). В этой группе значимо больше молодых (до 34 лет) мужчин с самым низким уровнем образования (вплоть до неграмотных). Граждан с такими взглядами значимо меньше в Ливане, Марокко, Палестине и Алжире.

Кластер D – группа противников демократии и гендерного равноправия, объединяющая 19% всех респондентов. В основном молодые (до 34 лет) мужчины, людей старше 55 в данной группе практически не встречается. Они обычно окончили среднюю школу или ПТУ, почти ни у кого из них нет высшего образования. Такие люди представлены во всех странах, кроме Марокко, Кувейта и Ливана.

Респонденты, объединенные в группы B и С, поддерживают гендерное равноправие и отрицательно относятся к демократии (В) или наоборот (С). Наличие двух больших групп, чьи взгляды неоднородны, может объяснить часть наблюдений, описанных в предыдущем разделе.

Кто поддерживает гендерное равноправие и демократию в арабских обществах?

Распределение стран между кластерами неравномерно. Население Ливана и Марокко, например, демонстрирует схожие тенденции. Так, многие жители этих стран сосредоточены в верхнем правом кластере А, то есть их представления о демократии и гендерном равноправии консистентны и либеральны, что приближает эту группу в ценностном отношении к жителям стран Западной Европы. Эти страны представлены и в других кластерах, кроме самого консервативного (D), но в значительно меньшей пропорции. Населения Ливана также практически нет в кластере C (поддержка демократии вкупе с отрицанием гендерного равноправия); похожие на Ливан результаты, однако с более слабыми коэффициентами, демонстрирует Кувейт.

Палестина и Йемен могут быть объединены в одну группу, противоположную Марокко и Ливану. Эти страны лучше всего представлены в нижнем левом (самом консервативном) кластере. Палестинское население также представлено в центральном кластере, а Йемен – в верхнем левом (C). Интересный феномен наблюдается в Алжире: он появляется в нижнем левом и верхнем правом кластерах, что говорит о значительной поляризации в обществе.

Поддержка демократии на Арабском Востоке связана с гендерным эгалитаризмом на очень низком уровне (коэффициент корреляции = 0,19), в некоторых странах связь положительная, в других – отрицательная. Статистический анализ показал, что в изучаемых обществах есть группы людей, поддерживающих либо демократию и гендерное равенство (таких около 17%), либо что-то одно, или ни то ни другое. Это наблюдение позволяет предположить, что понимание термина «демократия» в странах Арабского Востока может существенно отличаться от западных обществ (хотя и там дебаты на эту тему продолжаются по сей день).

Если респонденты не считают равноправие частью демократической системы, то следует с большой осторожностью относиться к заявлениям многих ученых о том, что большинство населения арабских стран пока безуспешно, но все же стремится к демократии. Мы полагаем, что лишь около 17% населения изученных обществ хотят жить в демократической стране (имея в виду либеральную демократию, права человека, эмансипативные ценности), а не 80%, как утверждает, например, Марк Тесслер и другие исследователи общественного мнения в этом регионе. Эти люди, в нашем исследовании входящие в кластер А, распределены по странам неравномерно: в основном это выходцы из Ливана и Марокко. Большинство из них женщины старше 45 лет с высшим образованием. Респонденты в возрасте 25–34 лет продемонстрировали необычно низкий уровень поддержки гендерного равноправия и практически отсутствуют в кластере А.

Это наблюдение показывает, что большинство в изученных обществах Ближнего Востока либо придерживается крайне консервативных взглядов по вопросам демократии и прав женщин, либо испытывает потребность в политических и общественных изменениях и называет свои стремления «демократией», но знает о сути такого устройства немного. Возможно, именно этим объясняется то, что «арабская весна», череда волнений и революций на Ближнем Востоке, начавшаяся в 2012 г., не привела к демократическому транзиту ни в одном из рассмотренных обществ. Поскольку эмансипативные ценности все еще разделяются меньшинством населения и в немногих странах региона, вряд ли стоит ожидать, что полноценные демократические режимы появятся там в ближайшее время.

Статистический анализ показал любопытную связь возраста, образования и политических установок. В частности, в каждой отдельно взятой возрастной группе более образованные люди демонстрируют более либеральные взгляды на положение женщин. Это говорит о том, что, с одной стороны, процесс модернизации на Арабском Востоке хотя и медленно, но происходит, идет урбанизация, молодежь значительно более образованна, чем старшие поколения. С другой стороны, в регионе существует и противоположная тенденция к архаизации. Мы видим, что молодые поколения, несмотря на более высокий уровень образования, консервативнее своих родителей, и особенно своих бабушек и дедушек. Этот тренд, противоречащий теоретическим ожиданиям, не наблюдается нигде в мире, кроме обществ этого региона. Особенно традиционалистских взглядов придерживаются люди, принадлежащие к когорте 1972–1982 годов рождения.

Штаб-квартира вновь создаваемого инвестиционного фонда "Африка 50" будет расположена в Касабланке, на территории финансового центра "Casablanca Financial City". Промышленная столица Марокко была выбрана среди примерно 10 городов, претендовавших на то, чтобы принять у себя новый фонд. Этот финансовый институт создается как дочернее предприятие Африканского банка развития (Banque africaine de Développement). Соответствующее решение было принято в 2013 году.

Цель этой организации – содействие инвесторам в финансировании инфраструктурных проектов на территории африканского континента для достижения максимальной эффективности и отдачи от капиталовложений. Целевые проекты - автодорожное, портовое, железнодорожное строительство, создание и модернизация энергосистем, сетей водоснабжения, водоочистки и т.д.

"Africa 50" будет аккумулировать средства из самых разных источников - пенсионных фондов, средства частных инвесторов и государств-доноров, суверенных фондов, банков и т.д.

На первом этапе размеры фонда запланированы на уровне 3 млрд. долларов США, из которых около 500 млн. долларов составит вклад Африканского банка развития. В перспективе предполагается, что фонд на постоянной основе будет располагать средствами в размере 10 млрд. долларов.

Выступая на первом «Фестивале сардины», проходившем с 27 по 31 августа одновременно на пяти пляжах королевства (аль-Хосейме, Мартиле, Агадир-Тагазуте, Дахле и Мехдийе), Министр рыбного хозяйства королевства Азиз Ахануш заявил, что Марокко является мировым лидером по производству сардин, доля которых составляет «почти 57% общенационального объема выловленной рыбы».

По словам министра, в настоящее время в Марокко действуют 7 оптовых рыбных рынков, 22 рыбных порта, 22 цеха по переработке промысловых рыб. Министр с гордостью приветствовал достижения Марокко в этой области, отметив, что «сардины всегда занимали особое место в рационе марокканцев, благодаря их питательной ценности и цене, которая доступном представителям всех слоев общества».

Потребительские кооперативы королевства, однако, полагают иначе. «Мне очень жаль, но мы все еще очень далеки от того, чтобы количество потребляемых сардин в Марокко можно было бы считать удовлетворительным», - считает Абделькадер Терфай, президент ассоциации по защите прав потребителей Alfath, слова которого приводит издание Yabiladi. Абделькадер Терфай говорит, что заявление министра справедливо только для прибрежных городов, но не для всех провинций королевства. «Во внутренних районах страны люди не привыкли употреблять сардины, потому эта рыба не часто появляется на рынке. Но если она и появляется на прилавках, то по достаточно высокой цене, недоступной для средних марокканцев», - говорит он.

Проходящей одновременно на пяти пляжах Марокко «Фестиваль Сардины» по замыслу его устроителей должен способствовать росту внутреннего потребления сардин. Он также призван подчеркнуть значение промысла сардин как основного продукта национальной рыбной продукции и, кроме того, улучшить осведомленность населения о преимуществах этого вида рыбы и ее полезности для здоровья человека.

Выручка компании в апреле-июне увеличилась на 85% до 1,069 млрд рублей по сравнению с аналогичным периодом 2013 г. Об этом говорится в сообщении шведского фонда Kinnevik, который является акционером Avito. Во втором квартале прошлого года выручка составила всего 579 млрд. рублей.

EBITDA Avito составила 53% или 569 млн рублей по сравнению с 196,3 млн рублей во втором квартале 2013 года. В планах Avito - довести показатель рентабельности по EBITDA до уровня 70%. Если эта амбициозная цель будет достигнута, компания станет самым рентабельным активом в Рунете.

Число просмотров объявлений Avito выросло во втором на 6 млрд. до 17 млрд., по сравнению с тем же периодом 2013 г. Месячная аудитория сервиса увеличилась в апреле-июне на 6% до 25,8 млн. пользователей.

Выручка компании за первое полугодие выросла на 97% до 1,921 млрд рублей, по сравнению с январем-июнем 2013 г. Количество просмотров в первом полугодии составило 34 млрд., млрд. против 21 млрд. за аналогичный период прошлого года.

Динамика роста выручки у компании во втором квартале несколько ниже, чем в первом. Выручка Avito за январь-март составила 852 млн. руб., что 2,15 раза больше, чем в первом квартале 2013 года.

В Марокко Avito объединяет свой бизнес со скандинавской медиагруппой Schibsted, которая владеет в стране аналогичным порталом Bikhir.

В сообщении фонда Kinnevik /акционер Avito/ говорится, что компания совместно с Schibsted регистрирует юрлицо в Марокко. В соответствии с соглашением, которое Avito и Schibsted подписали 13 июня 2014 года, юрлицо будет контролироваться медиагруппой Schibsted, а работать будет под брендом сервиса онлайн-объявлений Avito. Avito не намерена выкупать бизнес, в отчетности финансовые показатели морокканского бизнеса будут фиксироваться отдельно.

О том, что Schibsted заключила договор с Avito о совместном развитии бизнеса в Марокко, медиагруппа сообщила в феврале в финансовой отчетности за четвертый квартал 2013 года. Schibsted управляет в Марокко сайтом Bikhir.ma, у Avito – одноименный сайт в зоне .ma.

В марте прошлого года шведская компания Avito Holding AB (владеет сервисом Avito) и южно-африканский медиахолдинг Naspers объявили о слиянии порталов Avito.ru, Slando.ru и OLX.ru под общим брендом Avito. Таким образом, Avito.ruпоглотил два аналогичных сервиса. После слияния компания оценивалась $571 млн., однако считалась убыточной. В сентябре прошлого года был запущен новый раздел – Avito Работа. А уже в мае 2014, как и планировалось после получения инвестиций отNaspers, компания начала развивать портал объявлений о недвижимости Domofond.ru.

Avito.ru создан в ноябре 2007 г., предоставляет сервис для продажи или покупки любых товаров — от одежды и мебели до автомобилей и недвижимости. Kinnevik принадлежит 31,7%. Инвесторами компании являются, помимо Kinnevik, фонды Northzone Ventures, Accel Partners, Baring Vostok Private Equity Fund IV, Vostok Nafta, а также южно-африканский медиахолдинг Naspers. Основатели Avito - Йонас Нордландер и Филип Энгельберт.

Марокканские фермеры завершили уборку зерновых культур, пишет The Crop Site.

Площадь сева озимых зерновых культур под урожай-2014 была значительно уменьшена по сравнению с предыдущим годом из-за недостатка осадков в осенние месяцы. В результате, несмотря на рост урожайности, валовой сбор зерна оказался намного ниже высокого показателя прошлого года (-29%) и меньше среднего значения за последние пять лет (-16%).

Урожай пшеницы, основной зерновой культуры в Марокко, сократился до 5,1 млн. т (-27% по сравнению с 2013г. и – 10% по сравнению со среднепятилетним показателем), ячменя – до 1,7 млн. т (-37% и – 32%).

Марокко обеспечивает свои потребности в зерне в значительной степени за счет импорта и является одним из крупнейших импортеров зерна среди стран Африки. Ожидается, что в текущем сезоне Марокко импортирует 6,275 млн. т зерна, что на 7% меньше, чем в прошлом сезоне. Импорт пшеницы составит 3,5 млн. т. Основными поставщиками мягкой пшеницы являются Евросоюз и страны Причерноморья, твердой пшеницы – Канада.

Россия в текущем сезоне имеет хорошие перспективы экспорта пшеницы на марокканский рынок. Увеличению экспорта российской пшеницы будет способствовать низкое предложение мукомольной пшеницы во Франции, которая традиционно обеспечивает большую долю марокканского импорта. Поддержку экспорту также окажет ранее заключенное соглашение между банком Attijariwafa Bank и Федерацией по торговле пшеницей Марокко (FIAC) о финансировании импорта российской пшеницы на сумму $300 млн.

В прошлом сезоне Россия экспортировала в Марокко 183,7 тыс. т пшеницы на сумму $50,2 млн.

На своем сегодняшнем заседании правительство страны одобрило соглашение об избежании двойного налогообложения между Эстонией и Марокко.

Как напомнила пресс-служба кабинета министров, Эстония и Марокко подписали соответствующий договор еще в сентябре прошлого года, а теперь его предстоит ратифицировать.

Отметим, что Марокко - первая страна африканского континента, с которой Эстония подписала соглашение о избежании двойного налогообложения.

Ранее министр иностранных дел Урмас Паэт отмечал, что Марокко является важнейшим торговым партнером Эстонии в Северной Африке.

Эстония заключила соглашения об избежании двойного налогообложения с 56 государствами.

Правительство Нидерландов готовится к принятию нового плана антитеррористической борьбы, предусматривающего лишение гражданства лиц, которые отправляются в Сирию или Ирак для участия в действиях экстремистских группировок, таких как "Исламское государство" (ИГ), передает в пятницу агентство Франс Пресс со ссылкой на местные власти.

"Мы намерены ужесточить законодательство и лишать голландского гражданства джихадистов, которые присоединяются к вооруженным террористическим группировкам, даже если у них не было судимости прежде", — заявил министр безопасности и правосудия Нидерландов Иво Опстельтен, слова которого приводит Франс Пресс. Однако, как отметил глава ведомства, данная мера будет распространяться не на всех жителей страны, а лишь на тех, кто имеет двойное гражданство. Таковыми в Нидерландах на сегодняшний день являются преимущественно жители из Марокко, сообщает агентство.

"Лишение голландского гражданства подразумевает, что отныне этим людям будет запрещен въезд в нашу страну", — заявил Опстельтен.

Террористическая суннитская религиозная группировка "Исламское государство", имеющая связи с "Аль-Каидой", набрала наибольшую силу во время боевых действий на территории Сирии, где ИГ воевала против правительственных сил и где приобрела "славу" одной из самых жестоких. Несколько месяцев назад группировка резко активизировала свою деятельность в Ираке. Воспользовавшись недовольством иракских суннитов политикой Багдада, ИГ развернула массированное наступление на северные и северо-западные провинции Ирака и захватила обширные территории, где объявила о создании так называемого "исламского халифата".

Президент США Барак Обама поспешил, когда четыре года назад объявил, что Ирак стабилен, с тех пор конфликт не только разросся с новой силой, но и грозит распространиться на сопредельные государства. Такое мнение высказали РИА Новости вице-спикер Совета Федерации Ильяс Умаханов и глава международного комитета Совфеда Михаил Маргелов.

Война в Ираке началась весной 2003 года с вторжения войск США и их союзников (операция "Иракская свобода") с целью свержения режима Саддама Хусейна, которого Вашингтон обвинил в связях с международными террористическими организациями и владении химическим оружием массового поражения (что в дальнейшем было опровергнуто). При Хусейне в в госструктурах доминировало этнорелигиозное меньшинство — мусульмане-сунниты, которых после его свержения потесниил представители шиитского большинства. Сегодня их противостояние — одна из основных точек напряженности в Ираке, другая — вопрос о статусе населенного курдами региона на севере страны.

В 2004 году администрация американского президента Джорджа Буша-младшего на саммите "Большой восьмерки" представила концепцию Большого Ближнего востока от Афганистана до Марокко, включающего кроме собственно ближневосточных стран Северную Африку и Центральную Азию. Целью была провозглашена поддержка демократии. Эксперты высказывали мнения, что этой концепцией США пытались оправдать свое вторжение в Ирак.

В 2008 году Барак Обама выиграл президентские выборы, во время предвыборной кампании активно используя недовольство американцев войной в Ираке и называя ее ошибкой. 31 августа 2010 года Обама сообщил о прекращении активной фазы военной операции и заявил, что операция "Иракская свобода" завершена. В 2011 году Соединенные Штаты завершили вывод своих военных из Ирака, однако в стране происходят постоянные теракты, усилились позиции экстремистов, прежде всего террористических группировок "Аль-Каида в Ираке" и "Исламское государство", которое ведет активное наступление на севере страны со своих баз в объятой гражданской войной соседней Сирии.

Внутренний конфликт грозит вылиться наружу

"Теперь стало ясно, что тогда, заявив об окончании операции "Иракская свобода", Обама выполнял лишь свои предвыборные обещания, а не руководствовался реальным положением дел и трезвыми прогнозами", — заявил Маргелов.

По его словам, во многом нынешняя ситуация в Ираке — следствие реализации там в течение более десяти лет американского проекта "Большого Ближнего Востока". "Последствия этой новаторской для начала нулевых годов идеи мир будет пожинать еще очень долго", — уверен политик.

Маргелов сказал, что США способствовали приходу к власти в Ираке шиитского правительства, которое своими действиями обострило вражду между суннитами и шиитами в стране с сильными сепаратистскими устремлениями, так что сегодня Ирак по сути распадается на регионы не только по религиозному, но и этническому принципу.

Умаханов считает, что в Ираке идет нарастание негатива сразу в нескольких плоскостях. По его словам, действующее правительство мало может контролировать ситуацию в стране, в связи с чем продолжают нарастать центробежные тенденции. Еще большую опасность представляет консолидация крайне радикальных исламских сил, которые сегодня занимают значительную часть территории Ирака и претендуют на часть сопредельной территории Сирии.

"Если в прошлом речь шла о разделении страны на отдельные государства, то теперь возникает опасность перекройки границ и втягивания в конфликт сопредельных государств… Если в регионе все будет оставаться так, как сейчас, то грозит дальнейшее разрастание конфликта", — полагает вице-спикер.

Маргелов подтвердил, что группировка "Исламское государство" объявила о создании халифата (теократического исламского "государства правоверных") на захваченных территориях Ирака и Сирии, расширяет зону своего контроля и истребляет инаковерующих. Он заявил, что эта группировка приобрела военный опыт в Сирии, где боролась с правительственной армией а следовательно поддерживалась США.

"Последствия объявления халифата выходят далеко за границы ближневосточного региона, поскольку поклонники этой идеи есть во многих странах мира, в том числе в России. Но теперь о создании своего халифата объявила и радикальная нигерийская исламистская секта "Боко Харам", а Нигерия на тысячи километров удалена от Ирака и Леванта", — сказал он.

Умаханов заявил, что новое образование уже претендует на роль интегратора всех радикальных и экстремистских сил в форме государства, что может ввернуть Ближний Восток в новый виток конфликтов и конфронтаций.

Американский подход

Маргелов назвал общим принципом нынешней американской политики "разбомбить, внести хаос, продвинуть к власти нужных людей и уйти". Однако после этого вместо демократии восстанавливаются старые и возникают новые противоречия между кланами, племенами, этносами и религиями, что оборачивается "истребительной междоусобицей и терроризмом".

"Политика Обамы на Большом Ближнем Востоке не предусматривает прямого военного вмешательства США — воевать должны иранцы, ливийцы, сирийцы, афганцы, кто угодно, но не американцы. Причем воевать им приходится, в том числе, против порядков, установленных США — самозваным распространителем демократии", — добавил сенатор.

Умаханов заявил, что если в регионе ничего не изменится, неизбежным становятся гибель людей в ходе конфликта, деградация общественных институтов, социальной сферы, всех сторон жизни населения. "Изменить эту тенденцию можно только в том случае, если инициатор "демократических изменений" в регионе США, убедившись в катастрофичности последствий своего внешнего курса, прислушается к разумным доводам", — заявил сенатор.

Он отметил, что зачастую действия США вызывают "не только отторжение из-за неприемлемости используемых средств, но и элементарное непонимание логики Вашингтона". "От силового навязывания американских матриц жизни страдает весь мир, которому приходится жить в обстановке неуверенности и нервозности", — сказал Умаханов.

По словам вице-спикера, хотелось бы надеяться, что американские политики осознают неутешительные итоги своего внешнеполитического курса, что будет способствовать переориентации Вашингтона в сторону мирного решения проблем.

Российская поддержка

Умаханов отметил также, что разочарование вызывают и разногласия в стане самих арабских стран, неспособность Лиги арабских государств выполнять миротворческую функцию в регионе и то, что политические деятели ряда стран фактически поддерживают нарастание внутренних противоречий в исламе, в частности между суннитами и шиитами.

"В этих труднейших условиях мы готовы использовать наш потенциал связей со странами региона в качестве участия в любых форматах миротворческих усилий", — заявил вице-спикер.

По его мнению, важную роль в этой связи приобретает взаимодействие по парламентской линии, кроме того Россия поддерживает любую инициативу своих партнеров в деле сохранения мира и стабильности в регионе и стремится использовать новые форматы БРИКС, Шанхайской организации сотрудничества и других объединений. В этом плане одним из позитивных примеров Умаханов назвал активность стран ШОС в афганском урегулировании.

Эксцентричный британский миллиардер превратил старый колониальный особняк в один из главных развлекательных центров Марокко

До обеда в марокканском отеле Kasbah Tamadot остается всего несколько минут, и Ричард Брэнсон готов нырнуть в бирюзовую гладь бассейна прямо в одежде. Он стоит на бортике, считает до трех и прыгает – в полете успевает широко улыбнуться и поднять вверх большие пальцы обеих рук.

У Брэнсона нет причин не радоваться: он проводит каникулы в Kasbah Tamadot, своем личном марокканском убежище. Перед ним большая лестница, которая ведет к главному зданию отеля, раскинувшемуся во все стороны. Здесь Брэнсон не раз встречал друзей, среди которых и Мик Джагер, и Энни Ленокс, и Питер Гэбриэл, и самые обычные люди – точнее, те из них, кто готов заплатить $3000 за ночь в одном из 27 номеров отеля.

До отеля Kasbah Tamadot от Марракеша можно добраться на джипе за 45 минут. На вертолете дорога занимает всего 15 минут, но Сэр Ричард предпочитает автомобиль. «Лично я никогда не бываю в офисе, — говорит бизнесмен. — Мне всегда нравилось работать в красивых местах». Tamadot подходит под это определение. Брэнсон купил его в 1998 году по настоянию родителей, которые отдыхали в Марокко, пока их сын готовился там к кругосветной экспедиции.

Брэнсоны приметили Kasban Tamadot с воздуха, когда сами летали по окрестностям на воздушном шаре.

Приземлившись, они направились к старому прямоугольному зданию со внутренним двором и фонтанами, на которые открывается вид с террас. В Марокко похожих особняков много, а конкретно в этом жил колониальный французский правитель. Брэнсоны подошли к двери и постучали. Хозяин особняка торговец антиквариатом Лучиано Темпо пригласил их на кофе. Когда Брэнсон вернулся из путешествия, родители поставили ему ультиматум. «Они пришли и заявили, что если я не куплю отель и не превращу его в самое красивое место на Земле, я им не сын, — рассказывает Брэнсон. — Я люблю своих родителей, поэтому решил пойти и посмотреть, о чем речь. И тоже влюбился. Кажется, это одна из тех счастливых случайностей, которые происходят от желания узнать, на что я способен.

Он заплатил за особняк около $1,5 млн, получив в придачу еще и целый склад древностей в ближайшем городе Асни. «В тот момент покупка Тамадота была всего лишь прекрасным безрассудством, и он еще не был отелем, которым стал теперь», — говорит сестра Брэнсона Ванесса.

В течение семи лет миллиардер вкладывал личные деньги в развитие отеля и обучение персонала. Организация Virgin Unite, принадлежащая Брэнсону, и фонд его матери Eve Branson Foundation помогли поддержать близлежащие районы, построили ковровую и ремесленную мастерские, где работают местные жители. Все вещи, которые продаются в отеле Tamadot, сделаны в Марокко.

В оформление Kasbah Tamadot Брэнсон добавил элементы роскоши, характерные для его экзотических домов, которые в то же время являются отелями-бутиками (например, здание на острове Некер, который входит в состав Британских Виргинских островов, и южноафриканский Ulusaba Private Game Reserve). В Тамадоте это лепестки роз, которыми ежедневно усыпают комнаты гостей, всегда свежие фрукты, бесплатный минибар и успокаивающая марокканская музыка, льющаяся из акустической системы в каждом номере.

Среди других дорогих удовольствий отеля — гигантский бассейн с подогревом, стоящий на краю утеса, собственный ресторан Kanoun, в котором традиционная берберская кухня сочетается с интернациональными закусками, зона отдыха с теннисными кортами, столом для пинг-понга и небольшим амфитеатром.

Если верить главному менеджеру Винсенту Падьоле, никто из гостей еще не жаловался на отсутствие телевизора в номере.

Для Брэнсона Tamadot – это еще и способ развлечь знаменитых друзей в идиллических условиях. Марокко давно стало излюбленным местом светил индустрии развлечений – от Rolling Stones в шестидесятых до актеров «Игры Престолов» в последнее время. Брэнсон отдает должное местной богеме, гостеприимному коренному населению и различным «растительным соблазнам» («Понимаете, Марокко славится изобилием интересных веществ», — поясняет он).

Многие гости Брэнсона разделяют его страсть к полетам на воздушных шарах, например, Питер Гэбриел. Однажды миллиардер и рок-звезда пролетали над горными деревушками и смотрели на детей, которые впервые в жизни увидели воздушный шар. В другой раз они заметили молодых любовников на вершине стога сена. Почувствовав возможность для проделки, Брэнсон и Гэбриэл тихо спустились вниз, подплыли поближе, а потом резко зажгли горелки и взмыли ввысь. «Никогда не видел, чтобы люди так резво прыгали!» — рассказывает Брэнсон.

Миллиардер использует отель и в серьезных целях. Они с Гэбриелом входят в состав совета «Старейшин» (The Elders), группы влиятельных людей, борющихся с мировыми проблемами, которая была основана Нельсоном Манделой. Сейчас группу возглавляет Кофи Аннан, а раньше в состав «Старейшин» входили бывший президент США Джимми Картер, бывший мексиканский президент Эрнесто Седильо и архиепископ Десмонд Туту.

Несколько лет назад Брэнсон пригласил «старейшин» в Tamadot на несколько дней, чтобы вместе постараться решить, как возродить пивоварение в Кении. Брэнсон с удивлением обнаружил, что Туту, известный своей активной деятельностью против апартеида и других глобальных проблем, обладает хорошим чувством юмора. Например, на одном из собраний Туту рассказал следующее: «Люди вечно обвиняют меня в том, что я хвастаю знакомствами со знаменитостями. Буквально на прошлой неделе я был в Букингемском дворце, и королева спросила меня: «Архиепископ, ну зачем вы все время хвастаете знакомствами со знаменитостями?«»

Не все истории о Брэнсоне и его друзьях правдивы. Несколько лет назад один британский таблоид хотел на первой полосе опубликовать новость о том, что миллиардера застали в номере отеля на острове Некер, под кокаином занимающимся сексом с Кейт Мосс и Китом Ричардсом (который, кстати, никогда даже не был на острове). «На мгновение я подумал, что это слишком хорошая история, чтобы ее опровергать, но затем, хоть и неохотно, сделал это», — рассказывает Брэнсон.

Владельцу отеля нравятся менее сладострастные групповые мероприятия в Тамадоте: дважды в неделю все гости собираются за одним большим столом, чтобы получше узнать друг друга. Брэнсон старается бывать в Тамадоте дважды в год и во время этих визитов любит общаться с постояльцами: у бассейна, за едой, около сувенирного магазина, в некоторых укромных уголках отеля, занимаясь спортом и любуясь видом на горы.

С пятимиллиардным состоянием Брэнсон легко может себе позволить просто жить в Тамадоте с семьей, но мысль, что это может воспрепятствовать новым знакомствам, его останавливает. «Я люблю людей, и мне повезло, что их любит и моя жена, — говорит Брэнсон. — Жизнь для того и дана, чтобы встречаться с людьми. Если вы владеете отелем вроде Тамадота, нужно понимать, как важно здороваться с гостями, жать им руки при встрече и задавать вопросы. Именно такие моменты делают место исключительным».

Имея полувековой предпринимательский опыт, Брэнсон сумел расширить деятельность Virgin до такой степени, что теперь компания работает в различных направлениях: от авиа- и железнодорожных перевозок до банковского дела и книжной индустрии. Даже в отпуске он не перестает думать о своем следующем предприятии – Virgin Galactic. После неоднократных переносов компания наконец готова к запуску космической программы для туристов: на сегодняшний день путевки купили 800 человек, включая Леди Гагу, Эштона Катчера и близнецов Уинклвосс (которые, говорят, заплатили за свои билеты $250 000 биткоинами). Брэнсон рассчитывает запустить проект к январю 2015-го. «Это было сложнее, чем мы думали, — рассказывает бизнесмен. — Но корабль уже прошел тесты, подтвердившие, что он готов к пребыванию в космосе на протяжении нужного времени. Кроме того, мы провели множество испытаний на земле. К осени я надеюсь уже слетать в космос».

А пока Брэнсон довольствуется 1300 м над уровнем моря – именно на такой высоте в горах находится Kasbah Tamadot.

Панамская авиакомпания названа "Лучшей авиакомпанией Мексики и Центральной Америки" на церемонии награждения лауреатов премии World Travel Awards.

World Travel Awards, которую называют "Туристическим Оскаром", присуждается лучшим компаниями туристической отрасли по всему миру.

Церемония награждения лауреатов премии World Travel Awards состоялась 9 августа 2014 года в Культурном Центре Итчимбиа в Кито, Эквадор. Награда была вручена генеральному менеджеру Copa Airlines в Эквадоре Луису Мигелю Реису.

Педро Хейлброн, CEO Copa Airlines, отметил, что он "гордится тем, что авиакомпания смогла заслужить такой почетный титул для Панамы. Эта награда в очередной раз подтверждает наше стремление предоставлять пассажирам сервис самого высокого мирового уровня и укреплять лидирующие позиции в регионе".

"Эта награда - результат усердной работы всей нашей команды, которая неустанно трудится над тем, чтобы обеспечить лучший опыт перелетов для наших пассажиров", - добавил Педро Хейлброн.

Лауреаты премии World Travel Awards определяются по результатам голосования профессионалов туристической индустрии и широкой общественности. В прошлом году за премии World Travel Awards боролись около 9000 номинантов, включая авиаперевозчиков, аэропорты, отели, туристические компании и туристические направления, которые собрали в общей сложности более полумиллиона голосов.

Грехэм Кук, президент и основатель премии World Travel Awards, отметил: "Благодаря развитой маршрутной сети, современным самолетам и высококлассному сервису, Copa Airlines является признанным лидером в Центральноамериканском регионе".

"Участники голосования высоко оценили достоинства авиакомпании, и это честь для нас - вручить Copa Airlines награду "Лучшая авиакомпания в Мексике и Центральной Америке 2014 года". Мы надеемся поприветствовать авиакомпанию в финале премии, который пройдет в Марокко позднее в этом году", - резюмировал Грехэм Кук.

Премия World Travel Awards считается одной из самых престижных в мировой туриндустрии. Премия учреждена медиа-группой WTA, которая в 2014 году отмечает 21 год со дня основания. В церемонии награждения лауреатов премии приняли участие более 300 представителей ведущих туристических компаний американского континента и организаторы из Соединенного Королевства. Имена победителей были обнародованы медиа-группой WTA, месячная аудитория которой составляет 1,7 млн читателей, а телевизионная аудитория - около 90 млн человек.

Copa Airlines победила в номинации "Лучшая авиакомпания Мексики и Карибских островов" второй раз. Более подробно о предыдущей премии: worldtravelawards.com

О Copa Holdings, S.A.

Copa Airlines и Copa Airlines Colombia, входящие в состав Copa Holdings, являются ведущими авиакомпаниями Латинской Америки. На сегодняшний день маршрутная сеть авиакомпаний охватывает 69 направлений в 30 странах Северной, Центральной, Южной Америки и Карибского бассейна. За свою более чем 65-летнюю историю деятельности Copa Airlines создала и успешно развивает свой хаб в Панаме, который является ведущим на всем континенте. Флот Copa Airlines и Copa Airlines Colombia является одним из самых молодых и современных в мире: 68 Boeing 737 Next Generation и 26 Embraer-190. Показатель пунктуальности составляет около 90%, что ставит Copa Airlines в один ряд с лучшими авиакомпаниями в мире. В 2013 году Copa была названа "Лучшей авиакомпанией в Центральной Америке и на Карибах" по версии Skytrax, а также получила награду "Лучший экипаж и команда в аэропорту в Центральной Америке и на Карибах". Copa Airlines является участникам глобального авиационного альянса Star Alliance.

Получить дополнительную информацию о Copa Airlines и забронировать авиабилет можно на сайте www.copa.com.

На рынке недвижимости Марокко царит недостаток предложения

Властям Марокко придется помочь мелким застройщикам и подрядчикам, если они хотят решить проблему нехватки жилья. Аналитики предвещают, что в ближайшее время спрос вырастет до 150 000 объектов в год.

Строительный сектор уже получил $8,3 миллиарда государственных вливаний, но этого не было достаточно, чтобы сократить разрыв между спросом и предложением. Целью правительства стало строительство 170 000 новых единиц жилья в год, однако отрасль не поспевает за документами: в прошлом году в эксплуатацию сдали всего 136 147 единиц. Перед разработчиками встала задача построить 900 000 квартир и домов к 2020 году, но аналитики считают, что отрасль не сможет достичь этой цели, сообщает портал Zawya.

Рынок жилья Марокко сильно пострадал во время мирового финансового кризиса. Во время длительного бума в секторе недвижимости в страну хлынул иностранный капитал. Власти, в свою очередь, вели более либеральную политику, чтобы привлечь в страну состоятельных европейских пенсионеров. Однако мировые и региональные потрясения остановили поток инвестиций.

В исследовании Центра доступного жилья Африки (CAHFA) отмечается, что рынок жилищного финансирования Марокко оказался самым передовым в регионе. Процентные ставки по ипотечным кредитам для частных лиц колеблются в пределах 4-6% годовых со сроком погашения до 25 лет.

Знаком восстановления рынка можно считать и возвращение в страну компании Emaar, застройщика из ОАЭ. Их объекты доминируют в секторе элитной недвижимости. Компания предлагает апартаменты в строящихся виллах Amelkis Resorts в Марракеше, комплексах Tinja в Танжере и Saphira в Рабате.

Недавно марокканское правительство запустило программу по возведению жилья для среднего класса, теперь оно предлагает стимулы и налоговые льготы для разработчиков, чтобы обеспечить квартирами малообеспеченных граждан. Эта инициатива призвана остановить распространение трущоб и снизить социальные волнения, которые захлестнули регион в последние три года. На 3,4 миллиона домохозяйств с низкими доходами в стране приходится всего 2,8 миллиона единиц доступного жилья. Многим из малообеспеченных граждан приходится жить в неофициальных поселениях и в самодельных жилищах.

Жилищный сектор Марокко начал расти, поскольку после экономического и политического кризиса вновь пришла стабильность, а отношения с Европой, крупнейшим торговым партнером Марокко, восстановились. Королевству пришлось сократить дефицит государственного бюджета, а реформы системы субсидирования значительно облегчили давление на государственные финансы. Тем не менее, социальный климат остается хрупким, поскольку властям пришлось принять ряд непопулярных мер, а безработица измеряется двузначным числом.

Оргкомитет премии «Читай Россию/Read Russia» обнародовал имена 17 переводчиков, которые составили «короткий список» соискателей премии.

Всего к участию в конкурсе было подано 112 заявок из 16 стран мира: Австрии, Азербайджана, Аргентины, Армении, Великобритании, Германии, Италии, Испании, Китая, Ливана, Марокко, Польши, Сербии, Франции, Украины и США. «Длинный список» премии был обнародован 21 июля и включал 32 соискателя.

Премия «Читай Россию/Read Russia» учреждена Автономной некоммерческой организацией содействия развитию теории и практики литературного перевода «Институт перевода» в 2011 году. Проводится раз в два года при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям (Роспечати) и Фонда «Президентский центр Б.Н. Ельцина». Премия присуждается переводчику (группе переводчиков) за лучший перевод прозаического или поэтического произведения с русского на иностранный язык, опубликованный одним из зарубежных издательств в течение последних двух лет.

Целями премии являются:

• популяризация произведений русской литературы;

• поощрение зарубежных переводчиков русской литературы на иностранные языки;

• поощрение зарубежных издательств, публикующих переводы русской литературы;

• укрепление и развитие культурных связей России с зарубежными странами.

«Короткий список» соискателей премии 2014 года:

Номинация «Классическая русская литература XIX века:

1. Вера Бишицки за перевод романа Ивана Гончарова «Обломов» (Германия);

2. Алехандро Ариэль Гонсалес за перевод повести Федора Достоевского «Двойник» (Аргентина);

3. Хорхе Феррер за перевод романа Александра Герцена «Былое и думы» (Испания).

Номинация «Литература ХХ века» (произведения, созданные до 1990 года):

1. Александр Нитцберг за перевод романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (Австрия);

2. Даниела Рицци за перевод прозаических произведений Осипа Мандельштама «Шум времени» (Италия);

3. Джоан Тернбулл и Николай Формозов за перевод повести Сигизмунда Кржижановского «Автобиография трупа» (США);

4. Генрих Хлыстовский за перевод книги рассказов Михаила Слонимского «Варшава» (Польша);

5. Элизабет и Роберт Чандлер за перевод рассказов Василия Гроссмана «Добро вам!» (Великобритания).

Номинация «Современная русская литература» (произведения, созданные после 1990 года):

1. Юлия Бувар за перевод романа Эдуарда Кочергина «Крещенные Крестами» (Франция);

2. Ив Готье за перевод романа Андрея Рубанова «Жизнь удалась» (Франция);

3. Николетта Марчалис за перевод романа Захара Прилепина «Грех» (Италия);

4. Любинка Милинчич за перевод романа Георгия Владимова «Генерал и его армия» (Сербия);

5. Эва Роевска-Олеярчук за перевод романа Виктора Пелевина «Т» (Польша);

6. Мариан Шварц за перевод романа Леонида Юзефовича «Костюм Арлекина» (США).

Номинация «Поэзия»

1. Абдеррахим Латауи за перевод стихотворений русских поэтов XIX – XX веков «Из шедевров русской поэзии» (Марокко);

2. Лю Вэньфэй за перевод лирики Александра Пушкина (Китай);

3. Мартина Якобсон за перевод книги Арсения Тарковского «Стадо оленей» (Германия).

Выдвижение кандидатур на соискание премии могут осуществлять издательства, образовательные, культурные и научные центры, профессиональные ассоциации, а также физические лица, включая самих переводчиков.

Победителями в каждой номинации становятся переводчик (переводчики) и издательство, в котором была выпущена книга. Победители получают специальные дипломы и медаль, а также денежное вознаграждение в размере 5 000 евро – переводчик (переводчики) и 3 000 евро в виде гранта – издательство на покрытие расходов на перевод другого произведения русской литературы – по согласованию с Учредителем премии.

Имена победителей второго сезона назовут на II торжественной церемонии награждения, которая состоится 6 сентября 2014 года в Москве в Доме Пашкова и станет важнейшим событием Международного конгресса литературных переводчиков.

В мероприятии примут участие свыше 300 человек, в числе которых представители посольств стран – участниц, сотрудники иностранных культурных центров Москвы (Немецкого культурного центра имени Гёте, Французского культурного института, Института Сервантеса, Итальянского института культуры, Польского культурного центра), издатели, переводчики, литературные агенты, критики и обозреватели ведущих печатных СМИ, теле- и радиожурналисты, известные писатели и поэты Москвы, организаторы литературных конкурсов и премий, представители Министерства культуры России, Министерства иностранных дел России, Администрации Президента России, Роспечати, Федерального агентства по делам Содружества Независимых Государств, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству (Россотрудничества).

В состав жюри премии входят: Всеволод Багно, директор Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Россия); Гжегож Вишневский, профессор, славист, член Правления общества «Польша – Россия» (Польша); Владимир Григорьев, председатель Наблюдательного совета Института перевода (Россия); Адриано Дель Аста, директор Итальянского института культуры в Москве (Италия); Александр Дроздов, исполнительный директор Фонда «Президентский центр Б.Н.Ельцина» (Россия); Лю Лиминь, профессор, президент Китайской ассоциации преподавателей русского языка (Китай); Александр Ливергант, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература» (Россия); Питер Майер, президент издательства Overlook Press (США); Жорж Нива, историк литературы, профессор Женевского университета (Франция – Швейцария); Рафаэль Гусман Тирадо, вице-президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ), преподаватель Отделения славянской филологии Гранадского университета, профессор (Испания).

Оценивая мастерство номинантов 2012-2014 гг. Рафаэль Гусман Тирадо особо отметил работы нескольких переводчиков. Так, в частности, Алехандро Ариэль Гонсалес, Джоан Тернбулл и Николай Формозов очень точно, по мнению члена жюри, воспроизвели текст оригинала, что очень важно для верной передачи философских идей Федора Достоевского и Сигизмунда Кржижановского. Удалось сохранить жанрово-стилистическое разнообразие текста оригинала и Мариан Шварц, которая «блестяще владеет техникой перевода исторического детектива». Ив Готье с большим мастерством открывает «исторические, культурные и бытовые реалии советского и постсоветского пространства, большей частью неизвестные массовому читателю в других странах». Успешно воссоздала русский культурный ландшафт и Юлия Бувар, которая прибегла к верным и исчерпывающим культурологическим ссылкам и комментариям.

Другой член жюри Александр Ливергант подчеркнул научно-исследовательский характер ряда переводов, которым «предпосланы подробные и внятные комментарии, а также вступительные статьи». По его словам, переводчики являются не только мастерами в своей непосредственной профессии, но и грамотными славистами, хорошо изучившими авторов, с которыми работают.

В Попечительский совет премии входят известные российские государственные, культурные и общественные деятели: Петр Авен, Наина Ельцина, Михаил Пиотровский, Вячеслав Никонов, Кирилл Разлогов, Михаил Сеславинский, Наталия Солженицына и Владимир Спиваков.

Первая церемония награждения победителей премии «Читай Россию/Read Russia» состоялась в сентябре 2012 года в Москве в Доме Пашкова. Ее лауреатами стали следующие переводчики и издатели: Виктор Гальего Баллестеро (Испания) за перевод романа Льва Толстого «Анна Каренина» и издательство Alba; Джон Элсворт (Великобритания) за перевод романа Андрея Белого «Петербург» и издательство Pushkin Press; Алессандро Ниеро (Италия) за перевод книги Дмитрия Пригова «Тридцать три текста» и издательство Terra Ferma; Элен Анри-Сафье (Франция) за перевод книги Дмитрия Быкова «Пастернак» и издательство Fayard.

Выиграет ли экономика Марокко от российских санкций?

Марокко может извлечь выгоду из санкций, расширив свое присутствие на российском рынке.

Существует вероятность того, что Москва переориентируется на импорт марокканской сельскохозяйственной продукции в качестве альтернативы европейскому экспорту сельхозпродукции в Россию, попавшему под санкции на фоне роста российско-европейской напряженности.

Российский министр сельского хозяйства объявил о намерении Москвы выпустить постановление, разрешающее импорт овощей, фруктов и некоторых других видов продуктов питания из Марокко, сообщает Manarplus.

Некоторые марокканские экономисты считают, что инициатива России поможет вдохнуть новую жизнь в марокканский рынок труда.

Российские власти намерены обеспечить 10% своих потребностей в продукции сельского хозяйства за счет Марокко и Египта, передает Medi1 TV. В частности, Москва ввела запрет на ввоз некоторых продуктов питания из Европы, США и других стран в ответ на экономические санкции, наложенные на Россию.

Интерес России к марокканской сельскохозяйственной продукции был с удовлетворением воспринят Марокканской Федерацией экспортеров плодоовощных продуктов. Пресс-секретарь Федерации заявил, что это решение выгодно Марокко, поскольку рынок России является очень большим. Инициатива России также позволит укрепить позиции королевства на переговорах с Европейским Союзом по поводу решения Марокко скорректировать механизм калькуляции цен на марокканские овощи и фрукты, поставляемые в ЕС. Пресс-секретарь Федерации подтвердил, что Марокко располагает возможностями удовлетворить потребности российского рынка, в основном, в помидорах, рыбных продуктах и цитрусовых.

По данным статистики, нынешний объем двусторонней торговли между Марокко и Россией составляет около US$2,5 млрд. Эксперты считают, что инициатива России стимулирует двустороннюю торговлю между Марокко и Россией и позволит создать больше возможностей для создания новых рабочих мест в Марокко.

Однако, это решение может повлиять на состоянии марокканских связей с Европой. Газета «аль-Кудс» сообщает, что Европейский Союз якобы не рекомендовал Марокко и ряду стран и торговых групп Южной Америки пытаться заместить европейский экспорт сельскохозяйственной продукции в Россию.

Азиз Аллилу, студент Высшего института медиа и коммуникаций (ISIC) и корреспондент Morocco World News в Рабате, Morocco World News, перевод Arafnews

Существует множество вещей, которые нельзя делать на Ближнем Востоке. Например, целоваться на пляже в Дубае или заходить в мечеть в Тунисе. Но есть много вещей, которые вы можете сделать только здесь.

1. Покорить дюны в Дубае

Нет ничего лучше, чем включить музыку на полную громкость и бессистемно колесить по золотым дюнам Дубая.

Этот вид отдыха – полная противоположность размеренным прогулкам на верблюдах, которые также популярны в странах Персидского залива. Самыми популярными местами для покорения дюн являются Дубай в ОАЭ и Аль-Кхара в Саудовской Аравии.

2. Купить золотые слитки в автомате в Абу-Даби

Специальные аппараты по продаже золотых слитков установлены в Палас Отель Эмирейтс в Абу-Даби. Аппараты покрыты позолотой.

Клиентам предлагается купить один из 320 вариантов слитков, от самых маленьких до гигантских. Для многих покупка золотого слитка является отличным способом избавления от мелочи.

3. Потанцевать в пустыне в Марокко

Когда в пустыне становится прохладно, многие туристические агентства предлагают путешественникам посетить зажигательные танцевальные вечеринки вдали от городов и оазисов.

Для самых искушённых туристов в самом сердце Сахары проводятся свадебные церемонии

4. Посетить церковь-мечеть-музей в Турции

В самом центре Стамбула находится мечеть, которая на протяжении 500 лет была главной святыней христианского мира, а после стала мечетью. Это Айя-София. Сейчас в ней находится музей исламского и христианского искусств, которые мирно сосуществуют бок о бок.

Стены и потолок украшают причудливые фрески с изображением Богоматери и Иисуса Христа. По соседству находятся суры из Корана, написанные лучшими каллиграфами в Османской империи.

5. Посетить пещеры с привидениями в Омане

В Омане недалеко от плато Сельма можно услышать звуки, которые доносятся из пещеры, известной под названием Меджлиса Аль-джинн, или «место встречи духов». Пещера была обнаружена американской парой в 1895 году.

Sand Passage of Kabal

После открытия она стала одним из самых популярных мест не только в стране, но и в регионе. Туристам запрещено самостоятельно спускаться в пещеру, поэтому многие довольствуются лишь наблюдением за пещерой через широкие щели. Ежегодно пещеры посещают 100 000 тысяч туристов.

6. Порыбачить стоя на шоссе в Египте

Мост Аббас является частью главной египетской трассы, которая пересекает реку Нил. Местные жители приносят шезлонги прямо на обочину и рыбачат в своё удовольствие.

Больше всего рыбаков в этом месте детом. К сожалению, из-за плохого качества воды в Ниле, весь улов приходится сбрасывать обратно в воду.

7. Выпить в бомбоубежище в Ливане

Один из самых горячих клубов Бейрута – B018 – находится в здании бывшего бомбоубежища.

Для тех, кто не хочет провести всю ночь в бункере, работает открытая сцена прямо под звёздами на крыше бункера.

8. Потратить 100 долларов на чаепитие в Дубае

Идея потратить 100 долларов на чай звучит довольно необычно. Но, это настоящее чаепитие в единственном в мире семизвёздочном отеле.

Вам предложат попробовать не только редкие сорта чая, но и великолепные сэндвичи, пирожные и конфеты.

9. Прогуляться по сказочному городу в Тунисе

В 20 км от столицы находится самый сказочный город в мире – Сиди-бу-Саид. Издали он напоминает всемирно известный бело-голубой остров Санторини.

Белые дома с синими крышами, ставнями и дверями выходят на набережную, у которой пришвартованы шикарные яхты. Улицы утопают в шёлковых цветах разноцветной бугенвиллии.

10. Посетить музей исламского искусства а Катаре

Музей открылся в 2010 году в Дохе. Его богатейшую коллекцию исламского искусства можно сравнить разве что с коллекцией живописи в Лувре.

В здании, построенном известным архитектором М.Пей, разместилась крупнейшая в мире коллекция исламских драгоценностей: ювелирных изделия, оружия, Корана и других предметов искусства.

Фруктово- овощной передел

Плюсы и минусы китайской плодоовощной поддержки

Любимым делом заштатных критиков, особенно взаимоотношений Китая и России является тезис с бородой «китайская продукция сплошь брак». При этом мало кто пытается заглянуть на тыльную сторону своего iPad, где красуется надпись «Designed by Apple in California. Assembled in China».

Примерно также, не глядя на обратную сторону медали, критики бросились обсуждать возможные будущие негативные последствия компенсационных поставок китайских продуктов питания в Россию. Поводом стало ограничение ввоза европейских пищевых продуктов в ответ на санкции ЕС. Но так ли все плохо, как говорят некоторые комментаторы?

Для начала стоит отметить один интересный факт – Китаю вовсе не надо напрягаться, чтобы к российской продуктовой корзине добавить яблоко, другое. Страна полностью посвятила себя производству, поэтому свежие овощи и фрукты из Поднебесной давно не экзотика на прилавках западных стран и России. Китайские фирмы основные поставщики фруктов и овощей во многие страны Европы.

Яблоки из Китая – дело обычное

Тем не менее, споры по поводу безопасности китайской продукции еще имеют под собой основания. Например, в 2011 году Россельхознадзор обнаруживал в партиях ввозимого продовольственного картофеля из Китая бурую гниль, которая при попадании на частные подворья способна уничтожить весь урожай. Ехали в Россию вместе с овощами и фруктами из Поднебесной и плодовые мухи, и плодожорки, и табачные белокрылки. Правда, с каждым разом паразитов становилось все меньше. Если в первом полугодии 2011 года было изъято и уничтожено три зараженных партии в 24 тонны, в 2010 году – 25 партий в 82 тонны, в 2009 году – 186 тонн. Единственное огорчение – сокращение происходило из-за большого применения ядохимикатов.

Вообще с химией китайцы большие друзья. К примеру, до сих пор специалисты не могут разобраться, чем «удобряли» почву китайские гастарбайтеры в громадных тепличных хозяйствах восточной части России. А там эти агрономы умудрялись собирать по нескольку урожаев в год. Правда, почва на местах таких теплиц затем годами остается в непригодном для растениеводства состоянии. И везли в Россию, прямо скажем, также далеко не всегда райские яблочки. В том же 2011 году в ряде партий китайских яблок уровень пестицидов оказался превышен в три-пять раз. А сколько тонн продукции осталось непроверенными? И это при том, что 20 % задержанных на границе фруктов из КНР содержали запрещенные во всем мире химикаты. Тенденция использования таких «удобрений» в Китае лишь возрастала.

Тем не менее, Поднебесная в 2011 году вошла в ТОП-8 главных поставщиков овощей и фруктов в Россию. На первом месте Эквадор с миллионом тонн бананов в год. Турция поставляла 700000-800000 тонн помидоров и апельсинов. Польша 400000-500000 тонн в год, в основном яблок. Марокко 500000 тонн мандаринов. Китай 350000-400000 тонн картофеля и яблок в год. Россия если не главный, то один из главных рынков сбыта сельхозпродукции из провинции Хэйлунцзян. Дальше по убывающей шли такие поставщики, как Аргентина, Нидерланды, Испания.

С химикатами разобрались

Примерно с такими же темпами роста и объемами поставок продукции в Россию Китай подошел к 2014 году. Единственное, появилась существенная разница по сравнению с прошлыми годами. По мнению Сергея Санакоева, ответственного секретаря Российско-Китайской Палаты по содействию торговли машинотехнической и инновационной продукции, вырос показатель качества китайских продуктов. «На других рынках он давно хорош. А то, что на российском до последнего времени был невысоким, к сожалению, вина исключительно наша», – говорит он.

Тему применения агрохимикатов и пестицидов продолжает Михаил Орлов, президент группы компаний «Амбика», специалист по сельскому хозяйству. По его словам китайская плодоовощная продукция, которую долгое время подозревали в наличии агрохимикатов и пестицидов не уникальна в этом плане. Химические удобрения применяются во всем мире и являются своего рода необходимостью в связи с увеличением численности населения планеты. Другое дело, что не все удобрения подобного рода безопасны для здоровья, и контроль со стороны Россельхознадзора должен быть в обязательном порядке.

«Здесь вопрос в другом, – настаивает Николай Соин, председатель совета Московского крестьянского союза. – Людей может не устраивать качество. Если в Европе было разделение: у них для собственного потребления была своя продукция, для нас они гнали что-то, но не очень глядели, что там внутри есть. И китайцы то же самое. Они сами кормят свой народ, они тоже уже не глядят. Но, тем не менее, продолжительность жизни в Китае значительно выше, чем в Российской Федерации. Тоже вопрос. Едят, дескать, плохо, едят, дескать, черти что, а живут дольше».

Таким образом, сегодня проблема так называемого «китайского некачества» вполне может рассматриваться с точки зрения выгоды-невыгоды поставок в Россию. А они очевидно выгодные. Следовательно, китайцы, как, впрочем, и другие поставщики-альтернативщики в Россию, будут делать все, чтобы качество их продукции ничем не отличалось ни в европейском, ни в российском направлениях. В самом деле, плевать в колодец здесь, как минимум не серьезно – в очереди другие желающие занять освободившиеся ниши на российском рынке.

Качество vs Количество

Но теперь может появиться другая проблема. России надо будет защищать свой рынок во время местных сезонов сбора урожая. Дело в том, что китайцы удивительно оперативно отреагировали на ввод Россией ограничений на поставки европейской плодоовощной продукции. Еще не успели высохнуть чернила на документах, по российским запретам в адрес ЕС, как на российско-китайской границе открылся первый крупный логистический центр на КПП «Дуннин», через который в Россию будут напрямую поставляться китайские овощи и фрукты. Он представляет из себя огромный оптовый рынок, где складские помещения займут 30 тысяч квадратных метров. В конце 2014 года планируется ввод аналогичной платформы для поставок сельхозпродукции в Россию, которую строит корпорация «Дили». Так что китайцы могут буквально завалить Россию своими овощами и фруктами. Ведь поставки в российском направлении до сих пор составляли чуть ли не сотые доли процента от объема, выращиваемого в КНР. Только вопрос выработки и соблюдения баланса поставок и своей продукции тема отдельного разговора.

Уже к концу 2016 года поставщики фруктов и овощей из Узбекистана намереваются в 2 раза увеличить экспорт в Россию

По сообщению Олимба Артыкова, официального представителя Министерства сельского хозяйства Узбекистана, к 2016 году объем экспорта плодовоовощной продукции из страны на российский рынок возрастет в 2 раза до 500 тысяч тонн.

Напомним, что, по итогам 2013 года, отгрузки фруктов и овощей в Россию из Узбекистана составили порядка 200 тысяч тонн с денежным выражением в 300 млн долларов США, а уже в текущем они запланировано увеличатся примерно на 50-70 тысяч тонн и до 400 млн долларов США.

Таким образом, по сообщению г-на Артыкова, порядка 80% экспортируемых из Узбекистана овощей и фруктов поступают именно в Россию, причем бывшая советская республика в 2013-ом превзошла по объему экспорта таких крупных поставщиков на российский рынок, как Испания, Польша, Италия, Аргентина и Марокко.

Узбекистан может вдвое увеличить поставки плодоовощной продукции в Россию

Узбекистан до конца 2016 года может увеличить экспорт плодоовощной продукции в Россию вдвое – до 500 тыс. тонн, сообщил РИА Новости представитель министерства сельского и водного хозяйства республики Олимбой Артыков.

Экспорт плодоовощной продукции из Узбекистана в Россию в прошлом году составил 200 тыс. тонн на сумму $300 млн., а в этом году он может увеличиться еще на 50–70 тыс. тонн на сумму более $400 млн, уточнил Артыков. По его оценке, поставки овощей и фруктов в Россию составляют порядка 80% объема экспорта данной продукции Узбекистана.

«Уже в прошлом году наша страна по объемам экспорта этой продукции в Россию опередила таких традиционно крупных поставщиков, как Польша, Испания, Аргентина, Марокко и Италия», – отметил представитель министерства.

В качестве сдерживающих факторов увеличения поставок плодоовощной продукции Артыков назвал техническое состояние специализированных транспортных средств в Узбекистане, а также повышенные карантинные меры при прохождении таможенной границы России.

Президент Владимир Путин в среду запретил в течение года ввозить в Россию отдельные виды сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия из стран, которые ввели санкции против РФ. Правительству поручено составить конкретный перечень продукции, подпадающей под ограничения.

По итогам 2013 года объем производства плодоовощной продукции в Узбекистане увеличился на 8,4% – до 10,6 млн тонн, бахчевых – до 1,57 млн тонн (+10,3%), винограда – 1,3 млн тонн (+9,2%). При этом, по разным оценкам, только 500–700 тыс. тонн из указанного объема ежегодно экспортируется в страны СНГ, главным образом в Россию и Казахстан.

07 августа 2014 г. 13:18, Ташкент, Узбекистан (UzDaily.uz)

10 августа НИС «Атлантида», принадлежащий ФГУП «АтлантНИРО», зашел в марокканский порт Касабланку, где будет проведено совещание с марокканскими учеными по программе тралово-акустической съёмки пелагических рыб в водах Марокко. Полученные данные будут учитываться при оценке состояния запасов рыб и выделении квоты для российских траулеров.

Научное сотрудничество с Марокко осуществляется в рамках Межправительственного соглашения с этой страной в области морского рыболовства. Решение о проведении тралово-акустической съёмки судном ФГУП «АтлантНИРО» было принято в апреле 2014 г., проходившей в марокканском городе Агадире второй сессией Российско-Марокканской смешанной комиссии по рыболовству, российскую делегацию на которой возглавлял руководитель Росрыболовства И.В. Шестаков.

Поставщики Азербайджана имеют все шансы вернуть доминирующую позицию на российском рынке.

Как и у многих других стран, данная возможность у экспортеров из Азербайджана появилась после введения российскими властями санкций в отношении поставок из США, стран Евросоюза, Канады и Австралии, причем некоторые эксперты рынка полагают, что возможно даже достижение прошлых показателей, бывших еще до распада СССР.

«Поставки мяса и мясопродуктов можно заменить поставками из Бразилии (работа уже началась, более 40 новых предприятий аккредитовали из Бразилии), плюс Уругвая, Парагвая, Аргентины и Белоруссии; сыра, масла и сухого молока – поставками из стран Южной Америки и Новой Зеландии; овощей – поставками из Турции, Аргентины, Чили, Китая, Узбекистана, Азербайджана; яблок и груш – поставками из Аргентины, Чили, Китая и Сербии; вишни, черешни, абрикосов, персиков – поставками из Узбекистана, Азербайджана, Армении, Таджикистана, Израиля, Турции, Ирана; цитрусовых – из Египта, Марокко, Турции, Южно-Африканской Республики»,- говорится в официальном документе, который на прошедшем брифинге представил Николай Федоров, министр сельского хозяйства России.

Многообещающа и официальная статистика поставок из Азербайджана. Согласно данным Государственного таможенного комитета страны, в первом полугодии 2013-го экспортеры отправили на внешние рынки овощей примерно на 62,84 млн манатов (около 2,89 млрд рублей), а уже в первом полугодии текущего года – на 79,46 млн манатов (порядка 3,66 млрд рублей) (+26,4%).

Не менее стремительно развиваются и отгрузки азербайджанских фруктов и ягод: с 28,52 млн манатов (1,31 млрд рублей) за первые шесть месяцев прошлого года до 43,83 млн манатов (2,02 млрд рублей) за тот же срок в 2014-ом (+53,63%).

Экспедиция оценит перспективы работы флота РФ в водах Марокко

Специалисты АтлантНИРО совместно с марокканскими коллегами изучат рыбные запасы в водах этой страны. Собранные материалы будут использованы для определения российской квоты на вылов.

Россия и Марокко намерены организовать в водах североафриканского государства совместные рыбохозяйственные исследования. Решение о проведении тралово-акустической съемки на судне АтлантНИРО было принято в апреле 2014 г. на второй сессии российско-марокканской смешанной комиссии по рыболовству.

Как сообщили Fishnews в пресс-службе Атлантического научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии, работы будут выполняться на судне «Атлантида». Полученные данные специалисты используют для оценки состояния запасов рыб и определения квоты для российских траулеров.

Научное сотрудничество и работа отечественного добывающего флота в марокканских водах осуществляются в рамках двухстороннего межправительственного соглашения. В настоящее время часть российских рыбацких судов уже приступила к промыслу в зоне Марокко, остальные должны подключиться не позднее начала сентября.

Во втором квартале 2014 г. в Марокко вырос уровень безработицы, особенно это касается крупных городов. Об этом сообщает издание al-Arabiya.

Сейчас безработных людей в этой мусульманской стране насчитывается 9,3%, что на 0,5% больше чем в аналогичный период прошлого года, когда этот показатель составлял 8,8%. Больше всего уровень безработицы вырос в больших городах, на данный момент этот показатель составляет 14,2%. В сельской местности безработных значительно меньше - всего 3,6%.

Издание отмечает, что страна потеряла 18 тыс. рабочих мест, 11 тыс. из которых приходилось на промышленность, остальные на сельское хозяйство.

В Северной Америке огромный разброс цен на голубику.

В Северной Америке ожидается высокое качество урожая голубики. В то же время ряд производителей столкнется со значительной нестабильностью цен на менее популярные сорта или ягоды, собранные в регионах с концентрированным размещением производственных площадей.

По словам Курта Бразелтона, менеджера питомника Fall Creek, в ближайшие несколько месяцев динамика рынка может оказаться довольно благоприятной для экспортеров, особенно при условии, что положительные тенденции потребления сохранятся. Он также пояснил, что рассматривает в качестве возможного рынка Европу и выясняет, какое решение принято в США по импорту марокканской голубики.

В то время как в ряде американских штатов сезон голубики начался довольно рано, в Мичигане, наоборот, он оказался поздним. Курт Бразелтон утверждает, что, несмотря на отсутствие перекрытия сроков сбора, аналогичного прошлогоднему, объем продаж голубики все еще высокий, а рыночная конъюнктура зависит в основном от качества ягод.

- Ожидания многих людей от сортов голубики меняются, что связано в первую очередь с заболеваниями растений. Также приобретает большее значение упаковка ягод, в которую упаковщики вкладывают немало средств. В данный момент мы наблюдаем огромный разброс цен на фрукты. Есть ряд программ, по которым цены в пик сезона довольно обоснованы. В то же время есть и множество свободных от ценовых обязательств фруктов, поступающих из некоторых регионов в больших количествах, например, из Британской Колумбии,- сказал специалист.

- Я также неоднократно слышал замечания многих людей, что пока объемы продаж большие, а цены низкие, это не отражается на розничной стоимости ягод по стране,- добавил он.

Необходимо заметить, что основной объем голубики поступает на российский рынок из Польши и Чили. При этом часть рынка свежих ягод значительно меньше сегмента замороженной голубики.

Растительное масло алтайского производителя ООО "Научно-производственное предприятие "Бинака" вскоре появится в торговых организациях Объединенных Арабских Эмиратов. Первая крупная партия продукции отправится в иностранное государство уже в сентябре.

В 2013 году на предприятии была внедрена технология выпуска нерафинированного подсолнечного масла по рецепту 1869 года. Новый продукт сразу же начал пользоваться большим спросом. Подтверждение тому – заключение контракта с компанией из Объединенных Арабских Эмиратов. Как рассказывают иностранные потребители, алтайское масло имеет особенные вкусовые свойства и высокое качество, чем и вызывает интерес у жителей ОАЭ.

В 2014 году производитель получил международный сертификат "Халяль", который позволяет осуществлять экспортную деятельность в страны с мусульманскими традициями. В настоящее время ведутся переговоры о поставке продукции в Саудовскую Аравию, Иорданию, Ливан, страны северной и центральной Африки, Марокко, Анголу, Сенегал.

Предприятие начало производственную деятельность в селе Новороманово Калманского района сравнительно недавно – в 2004 году.Специалисты работают в двух основных направлениях: переработка зернобобовых масленичных культур и выпуск масложировой продукции. На предприятии проведена реконструкция, которая позволила увеличить мощности до 40 тыс. тонн продукции в год. Сейчас активно идет подготовка проекта по строительству цеха по производству растительного кормового, пищевого и медицинского белка.

Отметим, что губернатор Алтайского края Александр Карлин совершит рабочую поездку в Калманский район. В программе – посещение двух ведущих перерабатывающих предприятий края ООО "НПП "Бинака" и ООО "Калманский комбинат хлебопродуктов". Об этом сообщает управление Алтайского края по пищевой, перерабатывающей, фармацевтической промышленности и биотехнологиям.

Брифинг Министра сельского хозяйства Николая Фёдорова по завершении заседания Правительства.

Стенограмма:

Вопрос: Елена Мишина, ИТАР-ТАСС. Николай Васильевич, два вопроса. Насколько вырастет поддержка российского агросектора в связи с тем, что сейчас ему придётся брать на себя дополнительную нагрузку? Первый вопрос. И второй: как будут технически обеспечиваться ограничения, если мы находимся в Таможенном союзе, а Белоруссия и Казахстан санкции не вводили?

Н.Фёдоров: В отношении дополнительной поддержки госпрограммы развития сельского хозяйства у нас есть свои расчёты, которые вытекают из необходимости достижения пороговых значений Доктрины продовольственной безопасности, которая утверждена указом Президента России ещё в 2010 году, и по ним мы будем работать вместе с коллегами по Правительству. И, как сказал и Президент Российской Федерации, и Председатель Правительства ещё раз обозначил сегодня, мы, несмотря на все сложности и трудности, будем вынуждены и по этой причине, и по причине появления такого нового явления, как санкции в этой сфере, искать и находить дополнительные ресурсы для поддержки отечественных сельхозтоваропроизводителей.

Но ещё такая автоматическая форма поддержки вытекает из сложившейся ситуации, – это то, что наши отраслевые союзы по всем основным направлениям сельхозпродукции… Мы с ними неоднократно собирались в последние дни, когда ужесточались требования в адрес России со стороны таких недружественно настроенных стран, и они, оценивая по своим критериям высвобождающиеся ресурсы для них, для производства сельхозпродукции, нам выдали информацию о том, что дополнительный объём производства в нашей стране просто автоматически, в силу сокращения импортной продукции и продовольствия, за полтора года может вырасти на 281 млрд рублей. Но это экспертные оценки отраслевых союзов, они, конечно, требуют дополнительной оценки со стороны Правительства, Минсельхоза Российской Федерации, то есть раз где-то что-то убывает по такой закономерности известной, значит, где-то должно прибыть. На самом деле после появления такого решения со стороны руководства России мы имеем уникальный шанс, для того чтобы подтянуться в развитии аграрного сектора.

Мне в какой-то степени по содержанию сегодняшняя ситуация (конечно, не по форме, а по содержанию) напоминает эффект девальвации рубля в 1998 году, который позволил поднять волну в развитии аграрного сектора и в замещении отечественной сельхозпродукцией очень мощной, большой доли недоброкачественной импортной продукции, которой был завален в середине 1990-х российский потребительский рынок.

В отношении обеспечения защиты наших интересов по соблюдению этого эмбарго в рамках Таможенного союза у нас идут активно переговоры с нашими коллегами из Белоруссии и Казахстана. И в принципе у нас есть механизмы – уже существующие и дополнительные, по которым мы договоримся, чтобы соблюдать те решения, которые будет принимать государство – член Таможенного союза. Мы думаем, что вполне цивилизованно найдём все инструменты для того, чтобы заблокировать возможные угрозы нарушения этого режима, который страна вынуждена была ввести в эти дни.

Вопрос: «Интерфакс», Андрей Беляков. Николай Васильевич, скажите, пожалуйста, является ли перечень окончательным, закрытым, или он открыт? И могут ли туда попасть такие продукты, как вино и другой алкоголь, а также крупы, консервы, соки, воды?

Второй вопрос: как Вы оцениваете эффект на инфляцию от введённого запрета сегодня?

Н.Фёдоров: Перечень может подвергаться определённым изменениям, но, по моим представлениям и по тому, как я понимаю видение ситуации со стороны руководства страны, скорее всего, он не будет и не имеет такой перспективы на сегодняшний день, по сегодняшней оценке, в сторону расширения перечня продуктов питания, продовольствия. Сужение может быть. По поводу того, что крупы и так далее – об этом и речи быть не может. На самом деле, как вы понимаете, речь ведь идёт не о том, что нас интересует перечень этой продукции, а интересует именно отношение авторов санкций к России, как они оценивают наши действия. Я обратил внимание, представители Евросоюза вчера ночью или сегодня утром высказались в таком духе, что санкции России непродуктивны, неоправданны. Как будто бы их предыдущие санкции продуктивны и оправданны.

Сегодня Председатель Правительства сказал в начале заседания Правительства, что это вынужденная мера, нас вынудили принять эти решения. Причём и после первого залпа санкций, и второго залпа санкций Россия не принимала никаких ответных мер, существенных, практических и так далее, и только тогда, когда пошли секторальные санкции, и вы понимаете, видели по крайней мере, что они затронули теперь и ведущие для нас, для аграриев России, кредитные учреждения как Сбербанк, Россельхозбанк, ВТБ, которые являются основными кредиторами и в этом смысле инвесторами в выполнении госпрограммы развития сельского хозяйства, достижении показателей и доктрины продовольственной безопасности.

Санкции в отношении основных институтов развития аграрного сектора России на самом деле по последствиям для России, для российского потребителя, означают появление, я бы сказал, без преувеличения, угрозы продовольственной безопасности. Действительно, не зря Президент России в своём указе ссылается на закон об обеспечении безопасности – экономической и прочей безопасности российского государства, ибо переход санкций в адрес России до уровня ликвидации институтов развития… Это ведёт к параличу всех инвестиционных проектов, которые реализуются в плане индустриализации сектора сельского хозяйства России, и возникает угроза уничтожения конкурентного российского аграрного сектора. Это, мягко говоря, очень недобросовестные приёмы борьбы с конкурентом, с российским сельхозтоваропроизводителем – я имею право оценить ситуацию не без основания, как министр сельского хозяйства. Когда дело дошло до угрозы безопасности, и продовольственной, и государственной, глава государства вынужден был принять эти решения.

Ещё раз оговорюсь, может быть, не очень красиво и цинично, но заставляют нас иногда так говорить: нет худа без добра – есть такая народная пословица. И российскому крестьянству эти решения, принятые Президентом и Правительством Российской Федерации, дают очень хороший шанс, о чём я уже говорил, для того чтобы нам подтянуться и стать более конкурентными. И от тех объёмов, которые были до сих пор в сотрудничестве с Евросоюзом, Соединёнными Штатами, Канадой, то мы заменим их другими партнёрами. И замещать будем не на полгода, не на год, а я думаю, что будем заякориваться надолго на других – Азиатско-Тихоокеанском регионе, Латинской Америке и так далее.

Вопрос: А про инфляцию?

Н.Фёдоров: По нашим оценкам (понятно, что эта тема очень чувствительная, очень важная и актуальная), мы в долгосрочной перспективе, да и в среднесрочной перспективе, не видим угроз неблагоприятного влияния на инфляцию тех решений, которые сегодня принимаются. Конечно, какие-то краткосрочные всплески и психологические, и эмоциональные (как обычно это бывает), сезонные у нас в стране возможны, но угрозы фундаментальной, стратегической, что эти решения будут сказываться негативно на инфляционных ожиданиях, мы не прогнозируем.

Вопрос: Александра Баязитова, газета «Известия». У меня два вопроса. Скажите, пожалуйста, на ваш взгляд, реализация того шанса, о котором говорил глава Правительства и вы, возможна только за счёт собственных средств сельхозпроизводителей или необходимо какое-то кредитное плечо для них? И второй вопрос. Мы знаем о том, что Центральный банк разрабатывает свой план поддержки сельхозпроизводителей. Участвует ли Правительство в разработке такого плана, и в чём может выражаться поддержка именно кредитная сельхозпроизводителей?

Н.Фёдоров: Сегодня Председатель Правительства обозначил, что во всех поездках по регионам страны крестьяне просили ограничить импорт. Я возвращаюсь к этой теме. Крестьяне, аграрии российские (на самом деле это так) практически на всех встречах прямо или опосредованно задевали тему «Помогите нам! Ограничьте импорт сельхозпродукции!» – и ставили точку, не говорили: дайте нам ещё денег, кредиты и так далее. Это правда, вы согласны с этим. В принципе такое вынужденное ограничение импорта – это мощная поддержка, но на рынке меньше пока будет конкуренции. Это благоприятные условия, для того чтобы развить свой собственный бизнес, во всех отраслях такая закономерность срабатывает. Мы, как я уже сказал, уже представили в Правительство для согласования новый проект госпрограммы развития сельского хозяйства, и многие коллеги по Правительству уже его согласовали. Этот проект предполагает, чтобы мы более форсированно двигались к достижению пороговых значений доктрины продовольственной безопасности. Наверняка вы слышали об этом, это уже почти общеизвестные вещи, и Председатель Правительства об этом говорил. Мы обеспечили себя так, как нужно для продовольственной безопасности, зерном, растительным маслом, сахаром, картофелем. На уровне почти пороговых значений обеспечение рыбой и водными биоресурсами, рыбной продукцией. Хорошими темпами идём в обеспечении продовольственной безопасности по мясу и мясопродуктам. Мясо птицы и свинина – очень хорошими темпами, и по говядине идём с опережением графика, который утверждён в госпрограмме; мы не достигли ещё пороговых значений из доктрины продовольственной безопасности, что предполагалось достичь к 2020 году, к 2018 году и по ряду позиций к 2020 году, но идём с опережением графика. Хуже дело обстоит с молоком и молочной продукцией – это из основных видов продовольствия. Исходя из тех потребностей, которые испытывает страна в меняющихся условиях, мы представили свои минсельхозовские предложения по поводу увеличения государственной поддержки. Появление указа Президента в связи с изменившимися условиями, я думаю, даёт нам дополнительные аргументы и надежду на то, что эти предложения и расчёты Минсельхоза будут поддержаны коллегами по Правительству, но прежде всего, конечно, Минфином России. Могу сказать по секрету, что руководство страны (я беседовал на эту тему) политически и организационно понимает и поддерживает необходимость дополнительных вливаний в аграрный сектор России, несмотря на то что высвобождается место на рынке.

Вопрос: Агентство Bloomberg, Ольга Танас. Если позволите, несколько вопросов. Можно уточнить долю запрещённых продуктов из стран, которые ввели санкции в отношении России, в общей доле импортируемых Россией продуктов, потому что звучат разные оценки. Второй вопрос: дефицита каких продуктов вы ожидаете в ближайшее время, пока не удастся заменить их отечественными, и с какими странами Россия планирует расширять сотрудничество, открывать новые рынки? Что планируется ввозить из Латинской Америки, в частности из Бразилии?

Н.Фёдоров: Наши предварительные оценки следующие. На ваш вопрос у меня есть даже подготовленный ответ (это не специально для вас, это то, что делает Минсельхоз в сложившихся условиях). Читаю наш внутренний документ: поставки мяса и мясопродуктов из стран ЕС, США, Канады и Австралии возможно заменить поставками из Бразилии (работа уже началась, вы, наверное, обратили внимание: более 40 новых предприятий мы аккредитовали из Бразилии), плюс Уругвая, Парагвая, Аргентины и Белоруссии; сыра, масла и сухого молока – поставками из стран Южной Америки и Новой Зеландии; овощей – поставками из Турции, Аргентины, Чили, Китая, Узбекистана, Азербайджана; яблок и груш – поставками из Аргентины, Чили, Китая и Сербии; вишни, черешни, абрикосов, персиков – поставками из Узбекистана, Азербайджана, Армении, Таджикистана, Израиля, Турции, Ирана; цитрусовых – из Египта, Марокко, Турции, Южно-Африканской Республики.

В отношении доли импортной продукции, которая уменьшается по разным видам продовольствия, тоже приведу наши данные. Говядина: если страна потребляет 2,345 млн в год, то Евросоюз, Канада, США поставляют нам 59 тыс. т. Обратите внимание: потребляем 2,345 млн, а эти пять субъектов международного права поставляют 59 тыс. – вообще мелочи. Тем более Бразилия и другие страны уже начинают поставлять свою продукцию. Свинина: потребляем 3,415 млн, эти пять стран поставляют 450 тыс. Более существенно, но абсолютно не критично, и нас это не пугает, говорю ответственно. Мясо птицы: 4,28 млн потребляем, поставляют эти страны 338 тыс. – несущественно, мелочи. Рыба: потребляем 3,44 млн и даже больше, поставляют 457 тыс. эти пять стран. Кстати, здесь могу сделать комментарий: мы экспортируем рыбы и рыбной продукции 1,8 млн, а импортируем где-то 700 тыс. всего, то есть мы сейчас в таких условиях очень быстро можем, предприняв организационные усилия, решить проблему абсолютно незаметно для потребителя и решим эту проблему. Молочной продукции потребляем почти 36 млн т, эти страны поставляют 459 тыс. – вообще мелочи. Овощи: потребляем 16 млн, эти страны поставляют 900 тыс. – тоже несущественно. Фрукты и ягоды: потребляем 11 млн, названные страны поставляют 1,6 млн.

Вот основные показатели. Почему мы принимаем эти решения ответственно? Эти цифры нас не пугают, мы быстро справимся с помощью альтернативных поставок этих видов продукции из других стран.

Вопрос: Был ещё дополнительный вопрос: дефицита каких продуктов вы ожидаете в ближайшее время?

Н.Фёдоров: Я задавал этот вопрос всем своим сотрудникам и коллегам, которые работают вместе с нами. Мы не можем со знанием дела сегодня сказать, что ожидаем дефицита таких-то и таких-то продуктов питания. Не знаю, может быть, что-то возникнет через некоторое время, но пока – говорю со ссылкой на специалистов, с которыми работаем, прежде всего, конечно, экспертов разных институтов и представителей отраслевых союзов, на которых мы надеемся, – мы не ожидаем появления дефицита продуктов питания из-за тех решений, которые приняты в эти дни.

Вопрос: ИТАР-ТАСС, Денис Ичёткин. Николай Васильевич, в Евросоюзе уже заявляют о намерении оспорить по процедурам ВТО те санкции, о которых сегодня было объявлено. Вы как юрист какими видите, так скажем, судебные перспективы этого спора? И одновременно: ранее говорилось о том, что наша страна в рамках ВТО собиралась оспорить санкции, введённые против неё. Началась ли эта процедура и на какой стадии она находится?

Н.Фёдоров: Да, тема имеет юридическое значение, но наши партнёры то ли по привычке, то ли в силу просто определённого цинизма в международных отношениях вокруг той ситуации, которая сложилась и развивается, не особенно считаются... Думаю, что с этим согласится любой независимый эксперт, мне кажется. Вы обратились ко мне ещё и как к юристу. Я болезненно, как такой рафинированный юрист, отношусь к этим банальным фразам «двойные стандарты». Очень циничные стандарты в отношении соблюдения юридических процедур... Если это в интересах наших партнёров, то можно не соблюдать юридические процедуры, а если в интересах России, то надо требовать строгого соблюдения юридических процедур. Эти двойные стандарты – это такое уже общее место, но мы к ним привыкли, и исходя из этой «культуры» всё-таки юридическая аргументация позиции и решения руководства России достаточно формализованная, обоснованная. Я не буду сейчас давать подробный комментарий по поводу того, что и правила Всемирной торговой организации… В частности, известная статья 21-я ГАТТ (Генерального соглашения по тарифам и торговле), помните, наверное, предполагает, что все соглашения, все обязательства государств, которые становятся членами Всемирной торговой организации, не могут аннулировать, ликвидировать интересы безопасности, интересы защиты безопасности (продовольственной, экономической, какой угодно другой безопасности) государств – членов Всемирной торговой организации. Поэтому у нас есть правовая аргументация нашей позиции. Понятно, что наши оппоненты могут обратиться к процедурам, которые предусмотрены в рамках Всемирной торговой организации, – мы готовы к тому, чтобы аргументировать и участвовать в этих консультациях и спорах с нашими оппонентами по этой теме.

Мы исходим из того, что Россия достаточно адекватно, юридически обоснованно в рамках правил и процедур Всемирной торговой организации действует и реагирует и на эти санкции, которые уже идут третьей волной на интересы российского государства и народа России.

Вопрос: Максим Товкайло, газета «Ведомости». Разрешите сначала пару коротких вопросов в режиме «да-нет».

Мы правильно поняли премьера, что если ввозит физическое лицо какие-то товары из стран, которые попали под санкции России (и те товары, которые попали под санкции), то никакие запреты – если, повторюсь, оно, лицо, ввозит для личных целей, – на него не распространяются?

Н.Фёдоров: Да, могу сразу ответить, абсолютно правильно поняли. Какое было законодательство, действовало до сих пор, такое и будет сохраняться на практике, поэтому в целях личного потребления в рамках таможенного законодательства всё остаётся так же.

Вопрос: По красной рыбе мы ввели санкции против Норвегии. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется как потребителю, большая часть именно красной рыбы, которая есть в магазинах, – это прежде всего рыба из Норвегии. Так ли это? И из каких ресурсов мы можем заместить норвежскую рыбу?

Н.Фёдоров: Думаю, что у вас правильное впечатление. Действительно, доля норвежской рыбы и рыбной продукции достаточно высока, из импортной – именно норвежской. Но я вам привёл общие цифры, что мы экспортируем без малого 2 млн т водных биоресурсов, в том числе и достаточно красной рыбы, и красной икры. Импортируем – 600–700 тыс. т. Поэтому нам, конечно, придётся предпринять дополнительные усилия. Мы с торговыми сетями об этом не просто говорили, а сейчас готовимся даже подписывать соглашение о переориентации некоторых логистических потоков, для того чтобы в возможных временно дефицитных регионах, если они привыкли получать из Норвегии, замещение шло за счёт или российской рыбы, российских водных биоресурсов, или из других стран, которые могут конкурентно идти на смену норвежцам.

Вопрос: Швейцарию действуют эти санкции как на члена Евросоюза?

Н.Фёдоров: Нет, Швейцария не страна Евросоюза. Тут были, действительно, всякие разговоры, я читал, в прессе ставили вопрос о Швейцарии, Японии. На них не распространяются.

Вопрос: Вы говорили о финансовой поддержке аграриев. Действительно ли Россельхозбанк обратился в Минсельхоз и Правительство с просьбой о докапитализации в ближайшее время на 50 млрд рублей и размещении в банке депозита на 100 млрд рублей? И второй вопрос в продолжение вашего сообщения про программу: всё-таки на сколько Минсельхоз предлагает увеличить объём финансирования аграриев, хотя бы в рамках ближайшей трёхлетки, которая сейчас федеральным бюджетом разрабатывается?

Н.Фёдоров: Мы говорим о том, что аграрному сектору целесообразно в течение ближайших трёх-четырёх лет дополнительно выделить порядка 137 млрд рублей. Это наши предложения, наши расчёты. Но эти расчёты сделаны не с учётом вчерашнего и сегодняшнего решений, когда многие наши эксперты говорят об освобождении на полках ресурсов, которые быстро можно нарастить за счёт отечественного производства, поскольку временно выбывает продукция из пяти субъектов международного права.

И по поводу Россельхозбанка. Минсельхоз после достаточно широкого общения со всеми заинтересованными представителями и отраслевыми союзами представил свои предложения с учётом просьбы Россельхозбанка по докапитализации на сумму 77 млрд рублей до 2020 года. Это цифры не секретные, они, по-моему, проходили в рамках экспертного обсуждения. Понятно, что Россельхозбанк, как это всегда, наверное, бывает в такой ситуации, хотел бы и просит больше, но наши расчёты в отраслевом министерстве остановились на цифре 77 млрд рублей.

Вопрос: Видите ли вы риски попыток ограничить экспорт зерна из РФ в ответ на принятые меры и как они могут проявиться? И вообще, какой у вас прогноз по экспорту, учитывая, что урожай может быть 100 млн?

Н.Фёдоров: С чьей стороны ограничить?

Реплика: Со стороны тех стран, против которых введены меры.

Н.Фёдоров: У нас в основном экспорт зерна идёт не в Канаду, не в США и не в Евросоюз, а на Ближний Восток, в Африку, Азиатский регион. Это страны дружественные нам в данном случае. У нас сейчас идёт определение взаимоотношений по поводу действий недружественных. Поэтому на рынке зерна и экспорта зерна у нас всё вполне прогнозируемо, и даже ситуация, я бы сказал, несколько лучше, как это ни странно, из-за этой неприятной стороны с этими пятью субъектами.

По поводу других стран у нас более благоприятная ситуация по расширению сотрудничества. Причём я как министр вижу перспективы расширения сотрудничества и некоторые корректировки рынка международного сотрудничества в долгосрочной перспективе. Всё то, что происходит сегодня, имеет, как ни странно, позитивное значение для того, чтобы наш рынок сотрудничества был более диверсифицирован. Конечно, Евросоюз более удобен, но сколько можно жить просто только в удобстве из-за того, что географически близки и рынок хороший! Азиатско-Тихоокеанский регион, Ближневосточный регион – эти регионы для продовольствия, для продовольственного рынка (я убеждён в этом) более перспективны для России.

Реплика: Прогноз…

Н.Фёдоров: Прогноз производства зерна, экспорта зерна мы пока не имеем достаточных оснований сильно менять, в пределах 25 млн т зерновых мы можем экспортировать в этом сельскохозяйственном году. По сегодняшним оценкам прогноз урожая зерновых, постучу на всякий случай, у нас весьма благоприятный, порядка 100 млн т. И если вы заглядываете на наш сайт, знаете, что уже опережает прошлогодние показатели более чем на 14 млн т зерновых и по пшенице – более 10 млн т. Прошлый год был неплохой, позапрошлый был тяжёлый.

Вопрос: Александр Орлов, «Газета.ру». Николай Васильевич, не опасаетесь ли вы, что запрет на поставки некоторых товарных позиций, к примеру, мяса коров породы абердин-ангус, может негативно сказаться на ресторанном бизнесе?

Н.Фёдоров: Объём я приводил. Потребление говядины, вообще мяса КРС из этих стран всего 59 тыс. т. Если сравнивать возможности замещения через другие страны, с которыми мы уже начали не просто переговоры, а контракты заключать, могу со стопроцентной уверенностью сказать, что потребители мраморного мяса, высококачественной говядины не пострадают. Они не заметят, что что-то происходит во внешнеэкономических отношениях между Россией, странами Евросоюза, Канадой или США. Могу вас успокоить и заверить, что вы не почувствуете дефицита высококачественной говядины. Как вы ели в хороших ресторанах (насколько я догадываюсь по вашей заботе о потребителях хороших ресторанов), так и будете кушать на здоровье.

Хорошего аппетита.

Россия. Весь мир > Агропром > premier.gov.ru, 7 августа 2014 > № 1143057 Николай Федоров

Число иностранцев, официально находящихся на территории Италии и приехавших на Апеннины не из стран-членов ЕС, за последний год увеличилось на 3% по сравнению с 2013 годом и на начало 2014 года составляло 3,87 миллиона человек, сообщил во вторник Национальный институт статистики Istat.

Согласно данным, полученным от итальянского МВД, в первую пятерку стран, граждане которых получают вид на жительство, входят Марокко, Албания, Китай, Украина и Филиппины. "Граждане этих пяти стран составляют 45,1% от общего числа приезжих", — отмечает Istat.

Почти каждый четвертый иностранец, проживающий официально в Италии, является несовершеннолетним (23,9%).

Национальный институт статистики также отмечает, что процентное соотношение женщин и мужчин среди приезжих примерно одинаково. Так, представительницы слабого пола составляют 49,2% от всех получивших вид на жительство, при этом чаще других его запрашивают гражданки Украины и Молдавии. Наталия Шмакова.

Марокканские экспортеры фруктов планируют нарастить отгрузки в африканские страны.

Огромный потенциал данных государств констатируют специалисты организации ASCAM (Association of citrus conditioners Morocco), которые обращают внимание экспортеров Марокко к странам, находящимся к югу от Сахары – Мавритании, Кот-д'Ивуару, Сенегалу, Мали, Буркина-Фасо, Габону, Гвинее.

Так только в 2009 году в эти государства были отгружены всего 9,425 тысяч тонн, а в 2013-ом – уже 16,082 тысяч тонн различных фруктов в совокупности на все рынки.

Интересен и тот факт, что за указанный период в весовом выражении сократились отгрузки цитрусовых (-8%) в вышеперечисленные страны, в отличие от других видов фруктов.

Специалисты организации полагают, что марокканские экспортеры еще недостаточно используют большой потенциал африканских государств. Причем ситуация может измениться в результате подписания двусторонних соглашений и налаживанию транспортной инфраструктуры.

Более 2,7 тысячи нелегальных иммигрантов были спасены у берегов Италии за минувшие выходные, сообщили в понедельник представители итальянского ВМФ.

Из общего числа спасенных беженцев 1311 человек, среди которых 176 женщин и 110 детей, были доставлены в порт Таранто, расположенный в южной области Апулия. Как отмечает издание Corriere della Sera, речь идет о выходцах из Сирии, Ливии, Марокко, Палестины, Пакистана, Южного Судана и Гамбии.

Кроме того, в воскресенье во время одной из спасательных операций в море у берегов Сицилии были обнаружены тела двух иммигрантов, отмечается в сообщении ВМФ.

Приток нелегалов на Апеннины не ослабевает. Всего, по данным МВД Италии на конец июля, в 2014 году в страну прибыли около 85 тысяч иммигрантов. Больше всего среди них было беженцев из Эритреи (22 тысячи) и Сирии (15 тысяч). Наталия Шмакова.

Общий объем непроданных новых домов в Испании сократился на 3,3%.

На конец 2013 года запас недвижимости на испанском рынке составил около 560 000 объектов.

Официальные данные Министерства развития страны показывают, что в конце 2013 года в Испании непроданными оставались 563 908 домов, что на 3,3% меньше, чем годом ранее, пишет Kyero.com.

Эта недвижимость составляет 2,2% от общего объема предложений на испанском рынке. При этом по сравнению с пиковым 2009 годом, когда показатели достигли 649 780 объектов, количество нового жилья на рынке уменьшилось на 13,2%.

В 2013 году сокращение «невостребованной» новой недвижимости было зарегистрировано практически во всех регионах страны, за исключением Сеуты и Мелильи (+ 16,2%), Мадрида (+ 1,8%) и Астурии (+ 1%).

Наиболее значительное снижение было отмечено в Эстремадуре - на 92,4%, Кантабрии - на 35,8% и Наварре – на 22,5%. Гораздо более скромные результаты показала Мурсия (-5,9%), Галисия (-5,7%), Андалусия (-5,6%), Арагон (-5,3%), Канарские острова (-3,8%), Кастилия-Ла-Манча (-2,8%), Каталония (-2,7%), Кастилия и Леон (-2,4%), Балеарские острова (-2,4%) и Валенсия (-2,1%). А самые незначительные изменения были отмечены в Стране Басков на 0,6% и Ла-Риохе - на 0,4%.

Около половины, а именно 49,2% от общего национального «запаса» нового пустующего жилья пришлось на три испанских региона – Валенсию, Андалусию и Каталонию. В то время как Наварра, Сеута и Мелилья, Кантабрия и Эстремадура являются местами с самым низким процентом подобной недвижимости.

Кроме того, официальная статистика говорит о том, что города с самым высоким процентом непроданного жилья расположены на побережье Средиземного моря: Барселона (8,25%), Аликанте (8%), Валенсия (4,9%), Кастельон (4,9%), Мурсия (4,6%) и Альмерия (4%). Исключениями здесь являются только Мадрид (7,7%) и Толедо(4,1%).

Право на вылов в марокканских водах досталось избранным?

При распределении квот в исключительной экономзоне Марокко Росрыболовство и «Нацрыбресурс» могли заключить соглашение, чтобы сделать победителями определенные компании, считают в ОАО «Мурманский траловый флот».

Правительства Российской Федерации и Королевства Марокко 14 февраля 2013 г. заключили соглашение о сотрудничестве в области морского рыболовства. В соответствии с протоколом 2-й сессии российско-марокканской смешанной комиссии по рыболовству от 8 апреля 2014 г. на второй год действия соглашения (с 15 апреля 2014 г. по 14 апреля 2015 г.) РФ предоставлена квота на вылов в размере 100 тыс. тонн. При этом предусмотрена выплата финансовой компенсации в размере 5 млн. долларов в год и допуск к промыслу не более десяти российских судов одновременно.

Согласно действующему законодательству, распределение квот на вылов водных биоресурсов в зонах действия международных договоров осуществляется Федеральным агентством по рыболовству в соответствии с «историческим принципом».

С 2011 по 2013 гг. функцию по распределению квоты в Марокко фактически осуществляла Ассоциация отечественных рыбопромышленников, ведущих промысел в зонах западного побережья Африки (АОРЗПА). Федеральная антимонопольная служба посчитала такое положение дел незаконным. По итогам расследования ФАС Росрыболовство было признано нарушившим ч. 3 ст. 15 закона о защите конкуренции и получило предписание об устранении выявленного нарушения. В настоящий момент оно обжалуется в суде апелляционной инстанции.

4 июля 2014 г. Росрыболовство издало распоряжение № 35 «О реализации протокола второй сессии российско-марокканской смешанной комиссии по рыболовству в рамках Соглашения между Правительством РФ и Правительством Королевства Марокко о сотрудничестве в области морского рыболовства от 14 февраля 2013 г.».

В соответствии с п. 1 распоряжения 10 июля на официальном сайте Росрыболовства появилось официальное сообщение о возможностях и условиях осуществления промысла российскими рыболовными судами в атлантической части ИЭЗ Марокко. Оговаривалось, что заявки должны быть направлены в ведомство в период с 14 июля до 24 июля 2014 г. При этом список российских рыболовных судов формируется исходя из поступивших заявок от их владельцев, принявших предложения об участии в исполнении соглашения и протокола, путем заключения соответствующего договора с ФГУП «Нацрыбресурс», на основании оферты.

11 июля 2014 г. после 15:00 на официальном сайте федерального предприятия была размещена оферта со сроком действия до 24 июля 2014 г. По ее условиям акцептом со стороны заявителя-судовладельца является поступление денежных средств на счет ФГУП «Нацрыбресурс». Заявитель должен перечислить за каждое судно банковским платежом 555757,7 доллара по курсу 38 рублей за доллар. При этом договор заключается с теми, чьи денежные средства первыми поступили на счет.

Таким образом, первичным условием, определяющим возможность промысла в ИЭЗ Марокко, является определение «Нацрыбресурсом» лиц, которые соответствуют условиям публичной оферты. Как сообщили Fishnews в ОАО «Мурманский траловый флот», это противоречит ч. 3 ст. 15 закона о защите конкуренции (запрет на наделение хозяйствующих субъектов функциями и правами государственных органов).

В МТФ подчеркнули, что распоряжения Росрыболовства не могут менять нормы, установленные федеральными законами и постановлениями Правительства РФ, предусматривающие распределение квот по «историческому принципу» сроком на 10 лет.

Представитель компании заметил, что проведение банковской операции может занимать от суток и более по независящим от акцептанта причинам. Вместе с тем лица, заранее обладавшие информацией о времени опубликования оферты, имели возможность осуществить такие платежи в более короткие сроки.

«По нашему мнению, такой критерий является непрозрачным, содержит коррупциогенный фактор и может рассматриваться как доказательство наличия сговора в целях предоставления права на промысел в ИЭЗ Королевства Марокко конкретным лицам, в обход законных процедур», - заявил Мурманский траловый флот.

МТФ считает, что опубликованный Росрыболовством порядок является дефектным: он имеет явно нормативный характер и издан за пределами компетенции федерального агентства, противоречит «историческому принципу», является непрозрачным, дискриминационным и антиконкурентным.

Издание распоряжения может быть результатом имеющейся договоренности между Росрыболовством и ФГУП «Нацрыбресурс», согласно которой федеральное предприятие под видом необходимости сбора компенсации фактически определит список судовладельцев и распределит между ними квоты вылова, предполагают в МТФ. «При этом указанный в оферте порядок – поступление денежных средств от первых 10 судовладельцев - приводит к ограничению доступа на рынок вылова ВБР и устранения иных судовладельцев с данного рынка, т.е. тех, чьи денежные средства не поступят в числе первых десяти», - добавил представитель компании.

В настоящее время две группы компаний – «Еврофиш» и «Альянс Марин» получили 70% и 30% квот соответственно. Мурманскому траловому флоту и «Вестрыбфлоту», которые традиционно ведут промысел в зоне Марокко, лимитов вылова не досталось.

«Как нам стало известно, все «победители» перевели платежи на счет «Нацрыбресурса» в день опубликования оферты. Кроме этого, с момента опубликования оферты до момента зачисления платежей прошло всего около 20 минут, - сообщили в МТФ. - По нашему мнению это свидетельствует о том, что «победители» знали заранее и содержание оферты (точно знали сумму платежа) и время опубликования».

Фактически распределение уже завершено: финансовая компенсация переведена, список составлен и передан марокканским властям. Вместе с тем, по данным Мурманского тралового флота, распоряжение № 35 было отменено, но после его исполнения.

Для защиты своих интересов компания обратилась в Федеральную антимонопольную службу (которая возбудила дело), Генпрокуратуру и администрацию Президента РФ. Также планируется обжалование действий Росрыболовства в суде.

Промысел в Марокко – на прицеле у ФАС

Антимонопольная служба обвинила Росрыболовство в несправедливом распределении квот для промысла водных биоресурсов в зоне Марокко. В рыбном ведомстве считают, что действовали строго в рамках межправительственного соглашения, защищая интересы российских рыбаков.

24 июля ФАС России возбудила дело по признакам нарушения Федеральным агентством по рыболовству антимонопольного законодательства. Претензии со стороны антимонопольного органа возникли в связи с выходом распоряжения Росрыболовства № 35 «О реализации протокола второй сессии Российско-Марокканской смешанной комиссии по рыболовству в рамках Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Марокко о сотрудничестве в области морского рыболовства от 14 февраля 2013 г.» и передачей ФГУП «Нацрыбресурс» полномочий по распределению квот вылова ВБР в исключительной экономической зоне Марокко.

По мнению ФАС России, такие действия «могут привести к ограничению конкуренции и несправедливому порядку распределения квот, что противоречит частям 1 и 3 статьи 15 Федерального закона «О защите конкуренции».

Как сообщили Fishnews в Росрыболовстве, в рамках соглашения, заключенного 14 февраля 2013 г., российской стороне предоставляется право осуществлять добычу водных биоресурсов в атлантической части ИЭЗ Марокко. Причем предоставление права на вылов регулируется марокканским законодательством с учетом положений соглашения.

Соглашение предусматривает ежегодное выделение марокканской стороной единой квоты водных биоресурсов, определение предельной численности используемого для вылова флота, а также выдачу рыболовных лицензий для каждого судна. К полномочиям российской стороны относится только предоставление списка судов, владельцы которых намерены вести промысел в водах Марокко, и выплата компенсации за право доступа российских рыбаков в этот район в сумме 5 млн. долларов.

В Росрыболовстве обратили внимание на то, что подготовка списка судов не связана с предоставлением федеральным агентством прав на добычу ВБР российским организациям. В данной ситуации не может быть применен механизм заключения договора о закреплении доли квоты (как продаваемой с торгов, так и распределяемой по «историческому принципу») – это бы противоречило соглашению. Применяемое в соглашении понятие «квота вылова» не соответствует буквально термину «квота добычи (вылова) водных биоресурсов», используемому в российском законодательстве.

Поскольку финансовая компенсация для Марокко не была запланирована в федеральном бюджете, протоколом второй сессии было предусмотрено, что ее оплатит российское государственное предприятие. Единственным предприятием в ведении Росрыболовства, профиль деятельности которого позволяет выполнить это, является «Нацрыбресурс», которое и получило соответствующее задание. «При этом Росрыболовство никаких своих компетенций ФГУП «Нацрыбресурс» не передавало и самостоятельно осуществляло сбор, обобщение и направление всех поданных российскими пользователями заявок марокканской стороне», – заявили в рыбном ведомстве.

«На сегодняшней день основная задача, которая стоит перед российской стороной – это сохранение традиционного и исторически сложившегося рыбохозяйственного присутствия России в данном регионе Западной Африки. Необходимо учитывать, что наибольшие промысловые скопления мелких пелагических видов рыб в атлантической рыболовной зоне Марокко наблюдаются в период с июля по октябрь, а срыв в осуществлении промысла мог бы стать основанием для марокканской стороны передать права добычи водных биоресурсов в своих водах рыбодобывающим компаниям других стран», – подчеркнули в Росрыболовстве.

По оперативной информации, власти Марокко уже оформили рыболовные лицензии для российских судов и они приступили к промыслу. В текущем году для российских судов установлен предельный объем вылова в размере 100 тыс. тонн мелких пелагических видов рыб (сардина, сардинелла, скумбрия, ставрида и анчоус). Однако соблюдение обязательств в рамках соглашения может способствовать положительному рассмотрению марокканской стороной обращений России о выделении дополнительной квоты.

Маски сняты

Новый приказ Минсельхоза, регламентирующий оформление ветеринарно-сопроводительных документов в электронном виде, позволяет сделать вывод, что министерство и Россельхознадзор в большей степени заботят интересы не российских потребителей, а зарубежных. Иначе чем объяснить тотальный контроль за продукцией отечественных производителей, в том числе предназначенной для экспорта, и формальный – за импортом?

Минсельхозу с третьей попытки удалось зарегистрировать в Минюсте приказ от 17 июля 2014 года № 281 «Об утверждении Правил организации работы по оформлению ветеринарных сопроводительных документов и Порядка оформления ВСД в электронном виде». Документ достаточно объемный, но я хотел бы выделить наиболее важные для рыбаков вопросы.

Первое. Приказом установлено, что ветеринарно-санитарному контролю подлежат все подконтрольные товары, вошедшие в единый перечень, утвержденный решением Комиссии Таможенного союза по кодам ТН ВЭД. Этот перечень включает абсолютно всю рыбопродукцию: начиная от живой рыбы и заканчивая консервами, а значит, речь идет о тотальном контроле.

Второе. Оформление ветеринарных сопроводительных документов требуется осуществлять практически при любом действии с товаром, включая производство, перемещение и смену собственника.

Третье. Порядок проведения сертификации не прописан, но определен нормативный срок выдачи сертификата – один рабочий день. С одной стороны, хорошо, что установлена четкая продолжительность процедуры. С другой – проблема до конца не решена, поскольку есть уточнение «при отсутствии необходимости проведения лабораторных исследований». Если же лабораторные исследования потребуются, то ветеринарные сопроводительные документы должны быть оформлены в течение одного рабочего дня по их завершению. Практика показывает, что в зависимости от вида исследований этот процесс может занять от трех до десяти дней.

В каких случаях проводятся лабораторные исследования, а в каких нет, в приказе не регламентируется. Решение о направлении товара на лабораторные исследования принимается должностным лицом, которое осуществляет контроль. Единственная формулировка, которая якобы должна успокоить рыбаков, сводится к тому, что по требованию заявителя должностное лицо обязано «представить письменное обоснование принятого решения», почему данная партия направлена на лабораторные исследования. Но мы прекрасно понимаем, что объяснения могут быть любыми и никаких последствий за собой не повлекут. Фактически в документе оставлена явная лазейка для коррупционных проявлений, поскольку отсутствие четкого регламента действий должностного лица – прямая дорога к взяточничеству.

Четвертое. Заслуживают внимания особые положения приказа, касающиеся контроля экспортной продукции. Ранее в отношении экспорта система работала в соответствии с постановлением Правительства – срок оформления документов не должен был превышать три часа, причем ветеринары из этой цепочки были исключены. Теперь в приказе конкретно указано, что при отправке на экспорт подконтрольных товаров сертификат оформляется теруправлениями Россельхознадзора на основании двух документов.

Во-первых, это сведения об эпизоотической ситуации в месте происхождения/отгрузки товаров. Формально можно сказать, что это контроль в районах промысла, но с юридической точки зрения, его совершенно необязательно проводить, достаточно проконтролировать эпизоотическую ситуацию в месте отгрузки, то есть в порту.

Во-вторых, это лабораторные исследования, проведенные в аккредитованных на эти цели лабораториях. Фактически это свидетельствует о том, что лабораторные исследования в случае экспорта становятся обязательными. Соответственно ни о каком сроке в три часа речи быть не может.

Это резко контрастирует с позицией в отношении импортной продукции. Никаких специальных указаний по импорту нет, поэтому его контроль осуществляется в общем порядке, когда решение о проведении лабораторных исследованиях принимается на уровне должностного лица.

Из этого можно сделать вывод, что Минсельхоз и Россельхознадзор гораздо больше заинтересованы в том, чтобы иностранцы получали качественную продукцию. Напротив, мер по усилению контроля за импортной продукцией, которая как раз зачастую поставляется ненадлежащего качества, мы не увидели.

Пятое. Руководство Россельхознадзора нередко пыталось создать впечатление, что административные барьеры создают не сотрудники федерального ведомства, а ветеринарные службы в субъектах Российской Федерации. Но из приведенных в приложении к приказу форм сертификатов совершенно ясно, что в сертификате по форме 2 для перемещения товаров по территории России, несмотря на то что он выдается ветеринарным врачом субъекта, присутствует информация о данных лабораторных исследований, проведенных в аккредитованных лабораториях. А эти лаборатории находятся в подчинении Россельхознадзора, который соответственно полностью контролирует ситуацию. В данном случае перекладывать вину на ветеринарные службы субъектов Российской Федерации совершенно некорректно.

В целом ничего конструктивного в новом приказе мы не увидели. Поручения Президента по отмене ветеринарно-сопроводительных документов и внедрению системы оценки и управления рисками не выполнены, Минсельхоз и Россельхознадзор вновь сделали все по-своему. Мы же для себя делаем вывод, что маски наконец сняты. У рыбной отрасли уже полгода как появился руководитель, который какое-то время вникал в работу, и сейчас, похоже, окончательно освоился. Последние события, в числе которых скандальное распределение ресурсов в зоне Марокко, в результате которого экипажи четырех судов остались без работы, а также выход приказа Минсельхоза в редакции, не учитывающей мнение рыбаков, показывают, что его мало волнуют интересы рыбодобывающих и рыбоперерабатывающих предприятий, которые он в силу служебного положения, казалось бы, должен отстаивать. Считаю, что испытательный срок у руководителя отрасли завершен, кредит доверия исчерпан, будем активизировать работу по защите прав и интересов российских рыбаков.

Александр Фомин, президент Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров (ВАРПЭ)

Россия > Рыба > fishnews.ru, 29 июля 2014 > № 1134750 Александр Фомин

Страна стала первой в Северной Африке с цифровой системой ТВ-аудитории

GfK выиграла тендер объединенного индустриального комитета телевещания CIAUMED на осуществление измерения телеаудитории Марокко. В регионе Средней и Восточной Азии королевство известно как лидер в этой сфере; это первая страна в Северной Африке и вторая на африканском континенте, где аудитория телевидения измеряется электронным способом.

CIAUMED, индустриальный комитет, объединяющий телеканалы, агентства и рекламодателей Марокко, выбрал GfK для оказания услуг по измерению телеаудитории в стране. В полевых тестах, которые были частью тендерного процесса, GfK использовала свое новейшее решение, базирующееся на TV Loggers – универсальной системе измерения.

Кроме того, швейцарская Mediapulse AG, дочерняя компания Mediapulse Foundation, продлила до 2016 года контракт с GfK на измерение аудитории радиослушателей. Швейцария была в числе первых в Европе стран, начавших электронные измерения аудитории радиовещания. С 2001 года эту услугу в стране предоставляет GfK.

Новый контракт является продолжением заключенного в 2009 году - согласно ему GfK ежедневно осуществляет мониторинг 1012 радиослушателей, для чего использует сервис Mediawatch. Панель, в свою очередь, насчитывает 26312 человек, которые ротируются на ежедневной основе.

Засушливая погода в текущем году сократила урожайность зерновых культур в Марокко. Об этом пишет Morocco World New s, цитируя министра сельского хозяйства и морского рыболовства Азиза Аханнуша. Валовой сбор зерна уменьшился до 6,8 млн. т, на 30% по сравнению с рекордным показателем прошлого года. Производство мягкой пшеницы составило 3,7 млн. т, ячменя – 1,7 млн. т, дурума – 1,4 млн. т.

Марокко является одним из крупнейших импортеров пшеницы среди стран Северной Африки. По прогнозам МСХ США, в текущем сезоне Марокко импортирует 3,0 млн. т пшеницы (3,9 млн. т в прошлом сезоне) и 0,6 (0,4) млн. т ячменя.

1914 год. Гибель старого мира

Нефедов Сергей Александрович — историк. Родился в 1951 году. Окончил Уральский университет в Екатеринбурге. Доктор исторических наук, профессор Уральского федерального университета. Автор более 200 научных работ. Живет в Екатеринбурге. Постоянный автор «Нового мира».

Когда кайзер убедился в неудаче своих усилий спасти мир, он был глубоко потрясен. Один издавна близкий ему человек, встретившийся с ним в первые дни августа, рассказывал, что он никогда не видел такого трагического и взволнованного лица, как у кайзера в эти дни.

Адмирал Альфред фон Тирпиц[1]

Мы были массой потерявших надежду, ошеломленных людей, которых Всевышний и природа заставляли бороться за каждый вздох до самого конца.

Джон Тэйер, пассажир «Титаника»[2]

Это было похоже на гибель «Титаника». Огромный светящийся в ночи лайнер уверенно разрезал океанские волны на пути к счастливой стране. В роскошном ресторан-салоне леди и джентльмены проводили время за игрой в бридж, смеялись, пили шампанское. На нижних палубах, в третьем классе, все было намного скромнее, но и там царило веселье — бедняки плыли навстречу своей мечте. Никто не сомневался в том, что завтра будет новый день, светлый и радостный.

«Титаник» был воплощением европейского технического прогресса, символом промышленной революции. За какие-нибудь полвека промышленная революция преобразила Европу, покрыла ее сетью железных дорог, наполнила дымом заводов и фабрик, шумом машин и сутолокой новых городов. Мир неудержимо изменялся на глазах одного поколения: появилось электрическое освещение, автомобили, самолеты, здания из бетона и стали. Жизнь стремительно менялась — и менялась в лучшую сторону; это чувствовали даже обитатели городских трущоб. Огромные пароходы стали привозить в Европу зерно, выращенное в далеких странах, — и хлеб внезапно подешевел, так что в промышленных странах забыли о голоде. Эти страны жили теперь обменом промышленных товаров на хлеб и сырье; голод уже не сдерживал рост населения, и оно стало быстро расти.

Промышленная революция дала европейцам не только товары для торговли, но и новое оружие. Это оружие — винтовки, скорострельные пушки и пулеметы — позволило европейцам завоевать весь мир. Европейское завоевание мира — это была одна из самых жестоких страниц истории, когда символом цивилизации на какое-то время стал пулемет. «Варвары» самоотверженно сопротивлялись, и Уинстон Черчилль с восторгом описывал действие пулеметов: «Как только [они] вошли в зону огня... их коричневые тела покрыли песчаную равнину. <…> Так закончилось сражение при Омдурмане — наиболее яркий триумф современной военной науки над толпами варваров».[3]

Основная часть колониальной добычи досталась тем странам, которые раньше других вступили на путь промышленной революции. Англия создала огромную империю, над которой «никогда не заходило солнце». Достижения Франции были намного скромнее, но и в этом случае территория колоний в двадцать раз превосходила территорию метрополии. Преуспевание колониальных держав объяснялось не только промышленным развитием, но и грабежом колоний — или, как выражаются экономисты, «неэквивалентным обменом». Англия жила в основном импортным хлебом, значительная часть которого привозилась из Индии — притом что в Индии царил постоянный голод.

Тем, кто не успел к разделу добычи, приходилось бороться за оставшиеся свободные рынки. Немецкие фирмы проникали туда, где англичане давно чувствовали себя хозяевами. Немцы сбивали цены и отнимали прибыли у прежних монополистов. Эта повсеместная конкуренция формировала контуры мировой политики. В то время часто цитировали статью из газеты «The Saturday Review», которая появилась в 1897 году: «...в Европе существуют две великие, непримиримые, направленные друг против друга силы, две великие нации, которые превращают в свое владение весь мир и желают требовать с него торговую дань: Англия и Германия <…> Немецкий коммивояжер и английский странствующий торговец соперничают в каждом уголке земного шара, миллион мелких столкновений создает повод к величайшей войне, которую когда-либо видел мир. Если бы Германия была завтра стерта с лица земли, то послезавтра во всем свете не нашлось бы англичанина, который не стал бы от этого богаче. Прежде народы годами сражались за какой-нибудь город или наследство; неужели им теперь не следует воевать за ежегодный торговый оборот в пять миллиардов?»[4]

В то время торговля могла существовать лишь под защитой военного флота. В 1893 году журнал «The Fortnightly Review» дал четкую формулировку этого принципа: «Торговля либо порождает флот, достаточно сильный, чтобы защитить ее, либо переходит в руки иностранных купцов, располагающих такой защитой»[5]. Начиная с эпохи англо-голландских морских войн история Западной Европы была историей борьбы за торговое преобладание, и в этой борьбе торговый флот был желанной добычей стопушечных кораблей. Когда в 1803 году Англия решила выступить против Наполеона, английский флот захватил в открытом море 1200 французских и голландских торговых судов; эта добыча позволила англичанам финансировать войну. Главным условием морских побед была внезапность: в 1801 году эскадра Нельсона без объявления войны атаковала и уничтожила датский флот в порту Копенгагена. Эта операция вошла в английские учебники как образец решительных действий, а термин «копенгагировать» стал обозначать то, с чего надо начинать морскую войну.

После побед Нельсона Британия стала «владычицей морей», и остальные державы могли вести морскую торговлю лишь с ее позволения. Война с Британией грозила ее конкурентам потерей торгового флота, а затем — морской блокадой. Поскольку Германия ввозила большую часть нужного ей хлеба, то, как предупреждал адмирал Тирпиц, «семидесятимиллионный народ, скученный на ограниченной территории, без огромной экспортной торговли должен буквально умереть с голоду»[6]. Тирпиц призывал к созданию военного флота, который защитил бы германскую торговлю. По числу кораблей этот флот должен был составлять 2/3 английского флота; его называли «флотом риска», потому что он должен был показать Англии, что нападение на Германию сопряжено с риском.

«Мы не хотим никого отодвигать в тень, но и себе требуем места под солнцем», — так характеризовал ситуацию рейхсканцлер Бюлов[7]. «Мы приведем Англию в чувство только создав гигантский флот, — говорил кайзер Вильгельм II. — Когда Англия смирится с неизбежным, мы станем лучшими в мире друзьями»[8]. Однако строительство мощного флота требовало не менее десяти лет, и эти годы, как предупреждал Бюлов, будут «опасной зоной» — временем, когда Британия может повторить «копенгаген».

Англия, конечно, не желала «мириться с неизбежным». Первые меры британского правительства носили дипломатический характер: Англия решила помириться со своим давним колониальным соперником, Францией, и создать антигерманское «сердечное согласие», «Антанту». На одном из званых обедов министр колоний Чемберлен встретился с французским послом Камбоном, и, потягивая сигары, они в полчаса договорились о разделе Африки. Англии по этому разделу доставался Египет, Франции — Марокко, а Германии — ничего. Как отметил Бюлов, для Германии это означало сокращение числа стран, где еще возможен свободный сбыт товаров[9]. Вильгельм II был полон негодования: когда Франция в начале 1905 года попыталась превратить Марокко в протекторат, он лично прибыл в марокканский порт Танжер и заявил, что Марокко — независимая страна. Кайзер предлагал марокканскому султану оборонительный союз — это означало войну с Францией.

В соответствии с «сердечным согласием» Англия выступила в поддержку Франции. Адмирал Фишер предложил королю Эдуарду VII без долгих слов уничтожить германский флот. Адмиралтейство официально заявило, что «британский флот нанесет удар прежде, чем другая сторона получит время прочесть в газетах об объявлении войны»[10]. В конечном счете, противники согласились урегулировать конфликт на международной конференции в Альхисерасисе. Марокко сохранило свою независимость, и «двери остались открытыми» для торговли всех стран.

Адмирал Фишер на время отказался от плана «копенгагирования» в пользу другой идеи: он предложил построить гигантский броненосец, «Дредноут». В то время как обычные броненосцы имели четыре 12-дюймовых орудия главного калибра, «Дредноут» должен был иметь десять таких орудий. Кроме того, за счет использования паровых турбин «Дредноут» получал преимущество в скорости и мог выбирать выгодную позицию для боя. Фишер считал, что немецким инженерам не хватит таланта, чтобы построить такой корабль, а германское казначейство не согласится на такие огромные расходы. Таким образом, Германия будет вынуждена отказаться от состязания в морской мощи.

Первый «Дредноут» был спущен на воду в феврале 1906 года, а в 1907 году у Британии было уже семь кораблей такого типа. Немецкое побережье оказалось беззащитным против бронированных монстров Фишера, и в портах неоднократно вспыхивала паника при известии, что «Фишер наступает!» Осенью 1907 года Фишер с удовлетворением писал королю Эдуарду, что благодаря строительству дредноутов Германия полностью парализована.

Однако Германия приняла вызов; немецкие инженеры решили технические проблемы, и в апреле 1908 года рейхстаг постановил строить по четыре дредноута в год. В ответ в английской прессе поднялась яростная антинемецкая компания, а Фишер вновь предложил одним ударом покончить с германским флотом. Пытаясь успокоить англичан, Типриц дал интервью газете «Дейли мейл». «Мы за торговлю, а не за территорию, — говорил германский адмирал. — Мы хотим держать открытыми двери… Мы за равенство в коммерческих возможностях и ничего более…»[11] В итоге Англия воздержалась от нападения, но парламент решил ответить на строительство каждого германского дредноута закладкой двух английских кораблей.

В рядах либеральной партии, правившей в Англии с 1906 года, не было единства по вопросу о политике в отношении Германии. В отличие от консерваторов, ориентировавшихся на промышленные круги, либералы пришли к власти при поддержке профсоюзов и среднего класса. Они обещали своим избирателям расширение социальных программ и поначалу даже сократили военные расходы. «Дредноутная гонка» нарушала планы либералов, и они согласились на дополнительные ассигнования лишь под впечатлением спровоцированной консерваторами «морской паники».

Однако при относительном миролюбии либерального кабинета Герберта Генри Асквита в его составе имелась энергичная «империалистическая» группа. Эту группу возглавлял министр иностранных дел Эдуард Грей, который стремился продолжить начатую консерваторами политику «окружения Германии». В 1907 году он организовал подписание договора об урегулировании колониальных споров с Россией, по которому обе державы поделили на «сферы влияния» Иран и Афганистан. Теперь Антанта состояла из трех государств, два из которых, Франция и Россия, были связаны оборонительным союзом, в то время как Англия формально сохраняла «свободу рук». Эта позиция делала Англию европейским арбитром: в случае возникновения конфликта она могла остаться в стороне, и тогда России и Франции пришлось бы пойти на уступки Германии и Австро-Венгрии. В другом варианте, если бы Англия приняла сторону Франции и России, то на уступки пришлось бы пойти Германии. И наконец, в третьем варианте Англия могла обещать Германии нейтралитет, а втайне поддерживать Францию и Россию. В этом случае война становилась неизбежной.

Временное затишье, установившееся после «морской паники», было прервано в 1911 году новым марокканским кризисом. Франция снова, как в 1905 году, попыталась установить свой протекторат над Марокко, а Германия старалась сохранить независимость султаната — или, по крайней мере, получить какую-нибудь компенсацию в колониях. «Империалистическая» группа английского кабинета энергично выступила в поддержку Франции: министр финансов Ллойд Джордж заявил, что действия Германии создали положение, «невыносимое для такой великой страны как наша»[12]. С английской стороны организаторами кризиса были Эдуард Грей и Уинстон Черчилль: они участвовали в составлении речи Ллойд Джорджа, а затем Грей «попросил» морского министра МакКену привести в боевую готовность военный флот. Черчилль, вскоре занявший место МакКены, не уступал Грею в воинственности: его первым советником был адмирал Фишер — и они оба, Черчилль и Фишер, впоследствии сожалели о том, что кризис не привел к войне. «Империалисты» не имели большинства в английском правительстве, поэтому они надеялись, что грубый окрик Ллойд Джорджа и вызывающее бряцание оружием спровоцируют эмоционального кайзера на объявление войны. Но Вильгельм II сдержался и, хотя его престиж был задет, решил отступить. Марокко стало французским протекторатом, а Германия ограничилась получением небольшой компенсации: правом на свободную торговлю в султанате и территорией на границе французского Конго и германского Камеруна. Независимые наблюдатели считали такой исход унижением для германского кайзера.

Ответом Вильгельма II был новый виток «дредноутной гонки». По плану, принятому в 1908 году, строительство дредноутов с 1912 года уменьшалось с четырех до двух в год. Кайзер провел через рейхстаг закон, санкционировавший ежегодную постройку трех кораблей. Канцлер Бетман-Гольвег был против принятия этого закона; он предсказывал, что этот закон принесет войну, что Британия в конце концов решит уничтожить германский флот. Действительно, наступал решающий момент: Тирпиц утверждал, что после 1915 года его дредноуты смогут противостоять англичанам. Следовательно, Британия должна была либо смириться с потерей господства на морях, либо атаковать в 1914 году.

Поначалу казалось, что Британия смирилась: Грей предложил начать переговоры о сокращении строительства дредноутов. Германия согласилась, но при условии, что обе стороны подпишут «пакт о ненападении», то есть «Гранд-Флит» откажется от замыслов «копенгагирования» германского флота. Грей уклонился от подобных гарантий, но в целом переговоры проходили в дружеской обстановке, и к концу 1913 года многие дипломаты говорили о снижении напряженности в англо-германских отношениях.

Однако параллельно умиротворяющим переговорам с Германией Грей вел переговоры с Францией. Речь шла о взаимодействии на случай войны с Германией: английская средиземноморская эскадра перебазировалась в Северное море, а французский флот сосредотачивался в Средиземном море. По этой договоренности британские дредноуты должны были защищать берега Северной Франции — но это была неофициальная договоренность, «обязательство чести» Грея. Русский посол в Париже Извольский писал, что «французское правительство <…> не сомневается в том, что в случае, если Франция будет вовлечена в войну, она может рассчитывать на вооруженную помощь Англии»[13]. Точно так же, неофициально, Грей обещал поддержку России. В сентябре 1912 года он говорил министру иностранных дел Сазонову: «Если бы наступили предусматриваемые мной обстоятельства, Англия употребила бы все усилия, чтобы нанести самый чувствительный удар германскому могуществу!»[14] Грей ждал подходящего момента. Русский посол в Лондоне Бенкендорф писал, что, поскольку британский кабинет зависит от общественного мнения, Грей выжидает, когда Германия «очевиднейшим образом поставит себя в положение виноватого», что он «уже близок к тому, чтобы поставить ловушку» Германии[15].

Англо-германское морское соперничество было главной, но не единственной причиной надвигающейся войны. Вторая половина XIX и начало ХХ века были эпохой расцвета национализма и национальных движений. Проходившие под знаменем национально-освободительной борьбы балканские войны положили начало разделу Османской империи. Наследство этой средневековой империи было огромным — но главным призом были черноморские проливы и Константинополь. Когда болгарская армия приблизилась к «Царьграду», Россия недвусмысленно заявила на него свои права. Причины, побуждавшие Россию к борьбе за Константинополь, были аналогичны причинам, заставлявшим Германию создавать «Флот открытого моря»: речь шла о защите свободной торговли. Большая часть русской торговли шла через черноморские проливы, и если бы они оказались в руках сильного противника, то России угрожала морская блокада.

В ноябре 1913 года в Турцию прибыл германский генерал Лиман фон Сандерс, которому было поручено реорганизовать турецкую армию и построить форты в проливах — это сделало бы возможным морскую блокаду России. 6 января 1914 года министр иностранных дел Сазонов подал Николаю II доклад, в котором указывал на возникшую угрозу и предлагал «одновременное совместное занятие Россией, Францией и Англией известных пунктов Малой Азии...»[16] Этот план не был поддержан правительством, поскольку он мог привести к войне с Германией, а позиция Англии оставалась двусмысленной. При обсуждении плана выяснилось, что в ближайшее время соотношение сил на Черном море должно было резко ухудшиться: Турция заказала в Англии четыре дредноута, два из которых должны были прийти на Босфор осенью 1914 года. Сазонов обратился к Грею с настоятельной просьбой задержать передачу этих судов Турции — но Грей и Черчилль ответили, что они не контролируют частные заказы судостроительных компаний. Таким образом, если Россия желала бороться за Константинополь, то нужно было атаковать летом 1914 года — и предварительно убедить Грея и Черчилля нейтрализовать турецкие дредноуты.

Когда 28 июня 1914 года в Сараево был убит эрцгерцог Франц Фердинанд, то никто не предполагал, что это приведет к мировой войне. Ожидался конфликт между Австро-Венгрией и Сербией: убийство было организовано прибывшей из Белграда группой сербских националистов, и Вена пылала жаждой мести. Следы вели к влиятельной сербской организации «Черная рука», которую возглавлял руководитель военной разведки Дмитриевич; в эту организацию входило десять генералов и несколько членов правительства. «Черная рука» уже пять лет вела необъявленную войну против австрийской администрации в Боснии, надеясь оторвать эту провинцию от раздираемой национальными конфликтами Австро-Венгрии. В этой обстановке австрийская «военная партия» видела единственный выход в энергичном подавлении сепаратистских движений. Убийство эрцгерцога давало удобный повод для разгрома славянского сепаратизма и подпитывавшей его Сербии, и вожди «военной партии», министр иностранных дел граф Бертхольд и начальник генерального штаба Конрад, решили воспользоваться этим поводом. Однако прежде чем приступать к действиям, венское правительство решило заручиться поддержкой своего союзника — Германии, и Вильгельм II предоставил ему «карт-бланш». Кайзер полагал, что конфликт будет локальным, и не придавал ему большого значения. 6 июля он, как обычно, отбыл на своей яхте в круиз к берегам Норвегии, а 15 июля туда же отправился на маневры «Флот открытого моря». Канцлер Бетман-Гольвег уехал в свое поместье, а адмирал Тирпиц отдыхал на курорте Тарасп. В Берлине остался только статс-секретарь иностранных дел Ягов, которому вечером 22 июля был представлен текст австрийского ультиматума, предназначенного для предъявления Сербии. Текст показался Ягову слишком резким, особенно выделялись два пункта, которые предусматривали участие австрийских чиновников в расследовании нитей сараевского покушения на территории Сербии. На возражения Ягова граф Бертхольд ответил, что ультиматум уже отослан в Белград.

24 июля содержание ультиматума стал известно в европейских столицах. Ознакомившись с документом, Грей сказал германскому послу Лихновскому, что если ультиматум не приведет к осложнениям между Австрией и Россией, то ему нет до этого дела. Но он уже знал, что осложнения будут: в Петербурге не могли допустить превращения Сербии в австрийского вассала. Узнав об ультиматуме, Сазонов в запальчивости воскликнул: «Это европейская война!» Он сразу же пригласил на совещание британского и французского послов, Бьюкенена и Палеолога. Сазонов и Палеолог были едины в том, что война может быть предотвращена только выступлением Англии. «Если бы Англия теперь же заняла твердую позицию рядом с Россией и Францией, — писал позднее Сазонов, — войны бы не было, и наоборот, если бы Англия нас в эту минуту не поддержала, полились бы потоки крови, и в конце концов она все же была бы вовлечена в войну. Несчастье заключалось в том, что Германия была убеждена, что она могла рассчитывать на нейтралитет Англии. <…> Говоря с сэром Дж. Бьюкененом, я не подозревал, что мне когда-либо придется найти в австрийских и германских первоисточниках буквальное подтверждение моих тогдашних предположений»[17].

Но Грей отказался поддержать Францию и Россию. «Что он не сделал этого, кажется весьма странным, — отмечал Тирпиц, — ибо в июле 1911 года Ллойд-Джордж <…> не замедлил выступить с открытыми угрозами, хотя в то время положение было далеко не столь острым. На этот же раз Англия воздержалась даже от предупреждения с глазу на глаз»[18] (курсив — С. Н.). Более того, 26 июля английский король Георг V в дружеской беседе пообещал Генриху Прусскому (брату кайзера), что в случае европейского конфликта Британия останется нейтральной.

С другой стороны, Грей подталкивал Россию к мобилизации: он намекал, что считает русскую мобилизацию вполне естественной. Действительно, 25 июля русское правительство обсуждало этот вопрос, и было решено начать частичную мобилизацию против Австро-Венгрии, если австрийцы нападут на Сербию. Пока же объявлялся «предмобилизационный период»: войска возвращались на зимние квартиры, в крепостях вводилось военное положение, выставлялись минные заграждения и т. д. Кое-где (в приграничных районах) происходил призыв резервистов, и в целом, по оценке германского посла Пурталеса, многие военные мероприятия «принадлежали к числу таких, какие у нас (в Германии. — С. Н.) происходят только по издании приказа о мобилизации»[19].

Ситуация оставалась еще неопределенной, но русское правительство торопилось с мобилизационными мерами, так как мобилизация и переброска войск в России требовала не меньше 40 дней — в то время как Германия могла мобилизоваться за 14 дней. Германский план Шлиффена-Мольтке был рассчитан именно на быстроту мобилизации: в случае войны предполагалось за 40 дней разгромить Францию, а потом перебросить войска навстречу русским. Поэтому начальник русского генштаба, генерал Янушкевич, стремился во чтобы то ни стало выиграть у начальника германского генштаба, генерала Мольтке, хотя бы несколько дней. В отсутствие кайзера и Мольтке в Берлине поначалу не оценили важности этих приготовлений, и Ягов ответил французскому послу, что частичная русская мобилизации не вызовет соответствующего ответа Германии — но всеобщая мобилизация повлечет за собой войну.

Между тем Грей тоже проводил мобилизацию британского флота. Благодаря происходившим тогда маневрам флот был сосредоточен в Портленде, но маневры закончились и пришло время распускать резервистов. По совету Грея Черчилль приказал сохранять боевую готовность на кораблях. Таким образом, «Гранд-Флит» был готов нанести внезапный удар. Германский флот в это время находился у берегов Норвегии. Вильгельм II приказал срочно возвращаться, и окруженная дредноутами яхта кайзера направилась к родным берегам.

26 июля стал известен сербский ответ на ультиматум Вены. Сербы согласились на все, кроме участия австрийских чиновников в расследовании обстоятельств сараевского убийства. Австро-Венгрия сочла ответ неудовлетворительным — и это означало подготовку к войне.

Утром 27 июля Грей вызвал Лихновского и впервые выразил неудовольствие по поводу действий Вены, которые могут привести к войне. Вместе с тем он предложил посредничество четырех держав — Британии, Германии, Франции и Италии, чтобы предотвратить войну между Австро-Венгрией и Сербией. Затем Грей сказал несколько ободряющих слов русскому послу Бенкендорфу и отправился на заседание кабинета министров. О том, что произошло на этом заседании, известно только из записок одного из членов кабинета, лорда-президента Джона Морли. Морли рассказывает о выступлении Грея: «Он осведомил нас о содержании телеграммы Бьюкенена из Петербурга от 24 июля: Сазонов надеется, что Англия не откажется объявить о своей солидарности с Францией и Россией, он предупреждает, что <…> Англия рано или поздно будет втянута в войну, и Бьюкенен полагает, что даже если Англия откажется присоединиться, Франция и Россия решились… воевать против Австрии и Германии». Изложив содержание телеграммы, «Грей своим тихим голосом сделал незабываемое заявление <...>. Он сказал, что Кабинет должен решить, должны ли мы действовать вместе с двумя другими державами Антанты, или остаться в стороне и сохранять абсолютный нейтралитет. Мы больше не можем откладывать решение. События происходят очень быстро… В случае, если Кабинет выскажется за политику нейтралитета, он не считает себя человеком, который мог бы проводить эту политику. На этом он закончил. Кабинет, казалось, испустил вздох, и на одно-два мгновения установилась мертвая тишина…»[20]

Грей говорил неправду: Франция и Россия еще не решились воевать с Австрией и Германией, и Бьюкенен не сообщал ему ничего подобного. Напротив, Франция и Россия просили Британию о дипломатическом вмешательстве с целью избежать войны. А Грей вовсе не упоминал о дипломатии — он предлагал объявить войну Германии. «Хотя раньше… он проводил различие между дипломатическим и военным вмешательством, впредь предполагалось обращение к оружию», — свидетельствует Морли[21].

Английские историки отвергают это свидетельство Джона Морли, утверждая, что пожилой лорд мог перепутать даты различных заседаний кабинета. Конечно, у них есть причины отрицать то, что выставляет британскую политику в неприглядном свете. Однако записки Морли открывают мотивы загадочного поведения Грея. Как утверждают все стороны конфликта, Грей мог легко предотвратить войну, если бы высказался в поддержку Франции и России. Не требовалось даже официального заявления кабинета, можно было выступить на каком-нибудь банкете — как это сделал Ллойд Джордж. Но Грей избрал другую тактику: он намекал Германии на нейтралитет, а союзникам — на поддержку против Германии. Эти намеки подталкивали обе стороны к войне, и когда противники встали бы друг против друга, Британия могла нанести внезапный удар. Известно, что Черчилль поддерживал Грея, и «Гранд-Флит» стоял наготове. «Лучшим объявлением войны будет потопление вражеского флота!» — писал адмирал Фишер[22].

Возможно, это была та «ловушка для Германии», о которой упоминал Бенкендорф, но она не сработала. Большинство министров высказалось против войны — несмотря на то, что Грей угрожал отставкой. Удрученный Грей удалился обдумывать свое пошатнувшееся положение в кабинете. В течение следующего дня он никого не принимал, и дела в министерстве на время остановились.

Европейские правительства ничего не знали о выступлении Грея, и международный конфликт развивался своим чередом. Министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Берхтольд торопился воспользоваться предоставленным ему «карт-бланшем» и начать войну с Сербией; в середине дня 27 июля он принес императору Францу Иосифу ноту об объявлении войны. Престарелый император не хотел войны, но Берхтольд объявил ему, что сербские пароходы на Дунае обстреляли австрийские позиции. Это была неправда, однако обман помог Берхтольду получить подпись императора. Объявление войны должно было состояться на следующий день; на тот же день была назначена частичная мобилизация австрийской армии вдоль южной границы. Чтобы не раздражать Россию, на австро-русской границе в Галиции не проводилось никаких военных приготовлений. Австро-венгерский посол в Петербурге должен был проинформировать Сазонова о том, что Вена не имеет никаких территориальных претензий к Сербии.

Тем временем в Берлине начинали проявлять беспокойство по поводу русских военных приготовлений. Канцлер Бетман-Гольвег (дезавуируя заявление Ягова) телеграфировал в Петербург, что эти меры могут вынудить Германию к мобилизации; мобилизация же означает войну. Германский посол граф Пурталес при этом объяснил Сазонову, что географическое положение Германии «вынуждает нас в случае угрозы империи предупредить наших противников быстротою» — то есть Германия не позволит русским военным отнять у нее преимущество в скорости мобилизации[23].

Вильгельм II вернулся в Берлин днем 27 июля и только здесь ознакомился с сербским ответом на ультиматум. «Блестящее достижение для столь короткого промежутка времени… — написал он на полях сербской ноты. — Большая моральная победа Вены, но вместе с тем отпадает и всякий предлог к объявлению войны»[24]. Утром 28 июля канцлер Бетман-Гольвег послал в Вену сообщение о том, что Германия присоединяется к британскому предложению о посредничестве с целью предотвращения войны между Австро-Венгрией и Сербией. Это означало, что «карт-бланш» аннулирован и Австро-Венгрия должна отступить, но Берхтольд ответил, что война уже объявлена.

Эффект этого сообщения был подобен разорвавшейся бомбе. Как только в Петербурге узнали об объявлении войны, совет министров поднял вопрос о начале частичной мобилизации, решение о которой было принято 25 июля. Но генерал Янушкевич неожиданно заявил, что необходимо сразу начать всеобщую мобилизацию: частичная мобилизация перепутает графики движения поездов, и тогда проведение всеобщей мобилизации (если она понадобится) станет невозможным. Тем не менее совет министров решил ограничиться частичной мобилизацией. Утром 29 июля Янушкевич приехал в Петергоф, и Николай II подписал указ о частичной мобилизации. Однако начальник генштаба продолжал настаивать на подписании «на всякий случай» другого указа — о всеобщей мобилизации. В конце концов царь подписал и второй указ, оговорив, что Янушкевич должен предварительно посоветоваться с Сазоновым.

Янушкевича волновала прежде всего военная проблема: как выиграть несколько дней у Мольтке? Он не стал советоваться с Сазоновым и решил пустить в ход указ о всеобщей мобилизации. Однако для начала Янушкевич пригласил немецкого военного атташе майора Эггелинга. Как докладывал в Берлин майор Эггелинг, «он дал мне свое честное слово в самой торжественной форме <...> что до 15 часов сегодняшнего дня нигде не начато ни одной мобилизационной меры...»[25] Затем Янушкевич отправил генерала Добророльского, чтобы завизировать указ императора у министров. Министр внутренних дел Маклаков неожиданно заговорил о возможности революции. «Война, — сказал Добророльскому Маклаков, — не может быть популярна у нас в народных массах, для которых революционные идеи более доступны, чем победа над немцами. Но нельзя избежать своей судьбы»[26]. Однако от Маклакова ничего не зависело, и, перекрестившись, он принял указ к исполнению.

Между тем Сазонов ничего не знал о решении Янушкевича инициировать всеобщую мобилизацию. Днем 29 июня он известил иностранных послов о намерении правительства начать на следующий день частичную мобилизацию. Он пояснил австро-венгерскому послу Сапари, что, поскольку австрийцы обладают преимуществом быстрой мобилизации, Россия объявляет мобилизацию из предосторожности и войска не предназначены для нападения. Уже в 17 часов стало известно о германской реакции: канцлер Бетман-Гольвег предупреждал, что дальнейшее продолжение русских мобилизационных мер вынудит Германию к мобилизации, и тогда европейской войны вряд ли удастся избежать. Пурталес передал это сообщение Сазонову, добавив, что речь идет не об угрозе, а о дружеском предупреждении.

Однако Сазонов истолковал это предупреждение (впрочем, уже не первое) как ультиматум. По его логике теперь не оставалось ничего иного, кроме как ввиду неизбежной войны ускорить военные приготовления и вместо частичной мобилизации провести всеобщую. В 18 часов Сазонов встретился с Янушкевичем и военным министром Сухомлиновым, и они решили дать ход всеобщей мобилизации. Выводы этого совещания были по телефону доложены императору, и Николай II изъявил согласие на отдачу соответствующих распоряжений. Как гласит стенограмма, «известие об этом было встречено с восторгом тесным кругом лиц, которые были посвящены в это дело»[27]. Ввиду ясного предупреждения Германии это решение означало неизбежную европейскую войну.

Однако часы еще не пробили полночь. Объявление войны Сербии не означало немедленного начала боевых действий: австрийцам требовалось две недели для мобилизации предназначенных для атаки корпусов. Вильгельм II выдвинул предложение, которое позволило бы Австро-Венгрии остановить войну, не «потеряв лицо»: австрийцы могли занять Белград как залог выполнения условий ультиматума, а потом остановиться и передать конфликт на рассмотрение держав. Это предложение «остановиться в Белграде» было передано в Вену поздно вечером 28 июля. Ночью 29 июля кайзер послал телеграмму Николаю II: «…принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, издавна связывающую нас крепкими узами, я употребляю все свое влияние, чтобы побудить австрийцев действовать со всей прямотой для удовлетворительного соглашения с тобой. <…> Твой искренний и преданный друг и кузен... Вилли»[28]. Одновременно и царь, стоявший перед мучительным выбором, обратился с призывом к кайзеру: «…Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать все, что ты можешь, чтобы твои союзники не зашли слишком далеко. Ники»[29].

Эти две телеграммы пересеклись; затем, вечером 29 июля, последовал обмен телеграммами о способах разрешения конфликта. Кайзер, в частности, писал, что «военные меры со стороны России <…> подвергли бы риску мое положение посредника». По получении этой телеграммы царь позвонил «в тесный круг восторженных лиц» и спросил, можно ли заменить всеобщую мобилизацию частичной. Когда Янушкевич стал говорить, что не может взять на себя ответственность, Николай II резко оборвал его, заявив, что берет ответственность на себя. В 1.20 ночи 30 июля царь отправил кайзеру новую телеграмму: «Военные мероприятия, вступившие теперь в силу, были решены пять дней тому назад как мера защиты ввиду приготовлений Австрии. От всей души надеюсь, что эти мероприятия ни в какой степени не помешают твоему посредничеству, которое я высоко ценю… Ники»[30]. Вслед за этой телеграммой рано утром 30 июля в Берлин пришло известие о русской частичной мобилизации. Кайзер был взбешен. «Царь своим обращением ко мне за помощью просто разыграл комедию и провел нас, — написал он на полях телеграммы. — Ибо о помощи и посредничестве не просят, когда уже мобилизовались. В ответ на это я также мобилизуюсь…»[31]

Кайзер понял, что его обманули: на протяжении предыдущих пяти дней в Берлин поступила масса сообщений о проводившейся русскими тайной мобилизации. По оценке генерала Палицына (который был начальником генштаба до Янушкевича) русские выиграли для мобилизации даже не пять, а двенадцать дней и фактически сорвали планы Мольтке.

И для Мольтке и для кайзера не существовало разницы между частичной и всеобщей мобилизацией: какой бы ни была русская мобилизация, она лишала Германию ее преимущества быстрой боеготовности. Если бы Германия медлила и дальше, то она оказалась бы лицом к лицу с отмобилизованными и имеющими численное преимущество армиями противников. Избежать этого можно было лишь немедленным переходом в наступление — таким образом, война с Россией и ее верным союзником, Францией, становилась неизбежной.

Но кайзера ожидала еще одна неприятная неожиданность. Днем 29 июля Грей наконец вышел из своего дипломатического уединения и откровенно предупредил германского посла Лихновского: Германия не должна рассчитывать на английский нейтралитет, если в конфликт будут втянуты Германия и Франция — в этом случае английское правительство «будет вынуждено к быстрым решениям». 30 июля это сообщение легло на стол кайзера вслед за известием о русской мобилизации, которая вынуждала Германию к войне. Франция была союзником России, она была бы неминуемо втянута в войну, а значит Британия становились на пути Германии — как айсберг на пути «Титаника».

Тирпиц писал, что германская политика налетела на подставленный штык. Отчаяние и ярость овладели кайзером. «Англия открывает свои карты, — писал Вильгельм, — в тот момент, когда ей кажется, что мы загнаны в тупик, и с нами, так сказать, покончено. Гнусная торгашеская сволочь пыталась обмануть нас банкетами и речами. Наглым обманом являются обращенные ко мне слова короля, сказанные Генриху (прусскому. — С. Н.): „Мы остаемся нейтральными и постараемся держаться в стороне от этого возможно дольше”. Грей уличает короля во лжи, и эти слова Лихновскому лишь проявление нечистой совести из-за имеющегося даже у него чувства, что он обманул нас. <…> Гнусный сукин сын! Англия одна несет ответственность за войну и мир, а никак не мы»[32].

Вильгельм II счел необходимым в первую очередь ответить царю. Он сдержал негодование и попытался объяснить ситуацию: «…Австрия мобилизовала только против Сербии и только часть своей армии. Если теперь <…> Россия мобилизуется против Австрии, то моя роль посредника, которую ты мне любезно доверил <…> подвергнется опасности, если не станет совершенно невозможной. Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну. Вилли»[33].

Затем была послана очередная телеграмма в Вену с «настоятельной рекомендацией» немедленно принять предложение четырех стран о посредничестве. Но Бертхольд тянул время и не отвечал. «Легкомыслие и слабость должны ввергнуть мир в самую ужасную войну, имеющую целью в конечном счете гибель Германии… — писал Вильгельм II. — Англия, Россия и Франция сговорились, учитывая условия нашего союза с Австрией, сделать сербский конфликт предлогом для войны с нами на уничтожение… Мы должны либо подло предать нашего союзника и предоставить его на произвол России <…> либо подвергнуться нападению <…> и они сообща совершенно разорят нас. Глупость и неспособность нашего союзника станет для нас петлей на шее»[34].

Кайзер заставил Генриха Прусского отправить телеграмму, взывающую к совести английского короля: «Если ты действительно и серьезно желаешь предотвратить эту ужасную катастрофу, осмеливаюсь тогда предложить тебе использовать свое влияние на Францию и, следовательно, на Россию, чтобы они остались нейтральными...»[35]

В действительности, делая свое заявление Лихновскому, Грей не советовался ни с королем, ни с кабинетом: это было личное мнение Эдуарда Грея. Фактически оно ничего не значило, потому что большинство английского кабинета было против войны. После понесенного 27 июля поражения Грей не стал подавать в отставку и выжидал. Узнав о будущей русской мобилизации, он дал Сазонову сигнал о поддержке — сигнал, о котором давно просили Россия и Франция. Однако он был подан слишком поздно и поэтому изменил свой смысл: теперь, когда война стала неизбежной, это был сигнал о поддержке русской мобилизации.

Одновременно был подан другой сигнал. Черчилль решил удовлетворить просьбу Сазонова о «нейтрализации» турецких дредноутов. Два огромных корабля стояли у причальной стенки верфи «Виккерс и Армстронг» в готовности отправиться на Босфор. 29 июля они без единого выстрела были захвачены отрядом английской морской пехоты. Это был маленький «копенгаген» Уинстона Черчилля: внезапный удар, без объявления войны уничтожающий неприятельский флот. Правда, это был не германский, а турецкий флот, который угрожал будущей союзнице Англии, России. Сазонов теперь мог вернуться к своему плану захвата Константинополя — плану, который означал войну с Германией.

Сазонову была необходима поддержка Черчилля и Грея, потому что вопрос о мобилизации еще не был вполне решен. Янушкевич упорно доказывал, что частичная мобилизация невозможна, и фактически она еще не начиналась — происходил лишь медленный и тайный призыв резервистов по плану всеобщей мобилизации.

Николай II полагал, что при частичной мобилизации еще можно сохранить мир, но всеобщая мобилизация неминуемо приведет к войне. 19 июля он получил телеграмму от Распутина: «Верю, надеюсь на мирный покой, большое злодеяние затевают, мы не участники»[36]. Утром 30 июля в разговоре с министром двора Фредерихсом царь сказал, что крайне недоволен Янушкевичем и Сазоновым, что он твердо решил избежать войны. Николай II написал письмо кайзеру с предложением обсудить все вопросы на Гаагской конференции; это письмо должен был доставить в Берлин генерал Татищев.

В это время Янушкевич, Сухомлинов и Сазонов обсуждали вопрос о том, как убедить царя объявить всеобщую мобилизацию. Около полудня посол в Берлине Свербеев телеграфировал о том, что в газете «Локаль Анцайгер» появилось сообщение об объявлении всеобщей мобилизации в Германии. Это была газетная утка, о чем статс-секретарь иностранных дел Ягов сразу же известил Свербеева. Свербеев немедленно отправил телеграмму с опровержением, но, как потом объяснял Сазонов, она «почему-то запоздала». В три часа дня Сазонов прибыл на аудиенцию к царю и сообщил ему ложные сведения о всеобщей мобилизации в Германии.

«Я сказал это Государю, — вспоминает Сазонов, — и прибавил, что как из телеграммы Вильгельма II к Его Величеству, так и из устного сообщения мне Пурталеса я мог вынести только одно заключение, что нам войны не избежать <…>. В таком положении Государю не оставалось ничего иного, как повелеть приступить ко всеобщей мобилизации». Николай II долго молчал. «Затем он сказал мне голосом, в котором звучало глубокое волнение: „Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?” Я ответил ему, что на него не ляжет ответственность за драгоценные жизни, которые унесет война. <…> Наконец Государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал мне: „Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику генерального штаба мое приказание о мобилизации”»[37].

Сазонов немедленно позвонил Янушкевичу и передал ему высочайшее повеление. Окончив диктовать текст, он сказал: «А теперь вы можете сломать телефон. Отдайте ваше приказание, генерал, и исчезните на весь день»[38]. Сазонов опасался, что царь может изменить свое решение.

Первые известия о русской всеобщей мобилизации достигли Берлина поздно вечером 30 июля. Эффект был таков, что, по свидетельству Тирпица, канцлер Бетман-Гольвег «производил впечатление утопающего»[39]. Время сомнений истекло, и начальник генштаба Мольтке без промедления взял власть в свои руки. Около полуночи он телеграфировал своему коллеге, начальнику австрийского генштаба Конраду фон Гетцендорфу: «Встретьте твердо русскую мобилизацию. Австро-Венгрию надо сберечь. Немедленно мобилизуйтесь против России. Германия объявит мобилизацию»[40].

Кайзер какое-то время сопротивлялся генералам, которые, обступив его, доказывали, что русский «паровой каток» движется к границе, что промедление смерти подобно. Наконец, собственная жена посоветовала ему «быть мужчиной», и 31 июля Вильгельм II объявил «состояние военной угрозы».

В полночь германский посол, престарелый граф Пурталес, вручил Сазонову ультиматум с требованием прекращения русской мобилизации. Когда 12-часовой срок ультиматума истек, в Германии была объявлена всеобщая мобилизация. В 19 часов 1 августа германский посол снова вошел в кабинет Сазонова.

«Граф Пурталес был в большом волнении, — вспоминал Сазонов. — Он повторил свой вопрос и подчеркнул те тяжелые последствия, которые повлечет за собою наш отказ считаться с германским требованием отмены мобилизации. Я повторил уже данный ему раньше ответ. Посол, вынув из кармана сложенный лист бумаги, дрожащим голосом повторил в третий раз тот же вопрос. Я сказал ему, что не могу дать ему другого ответа. Посол, с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: „В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту”. Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны. <…> После вручения ноты посол, которому, видимо, стоило большого усилия исполнить возложенное на него поручение, потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал…»[41]

Сазонов имел не меньшие причины для волнения, чем сентиментальный старик Пурталес. В часы, предшествовавшие началу войны, Франция и Россия обнаружили, что их предали, что они оказались одни перед лицом готовой к удару германской армии. Оказалось, что Грей, который 29 июля обещал союзникам поддержку, выражал лишь свое неофициальное мнение, а не мнение английского правительства. Когда Париж и Петербург потребовали официального заявления о поддержке, Лондон ответил молчанием.

Столкнувшись с желанием правительственного большинства остаться в стороне от европейской войны, Грей начал маневрировать. У него были личные обязательства перед Францией, а не перед Россией, и он попытался вывести Францию из-под удара. Утром 1 августа Грей обратился к Лихновскому с запросом: не нападет ли Германия на Францию, если та (вопреки союзу с Россией) останется нейтральной в русско-германской войне? Лихновский, даже не запрашивая Берлин, заявил, что он может дать такую гарантию.

Вильгельм II был в восторге от предложения Грея, он приказал принести шампанское. «Значит, мы попросту двигаемся со всей армией на восток», — сказал он Мольтке[42]. Это означало, что Германия и Австро-Венгрия объединенными силами обрушатся на Россию.

Вечером Грей передал предложение о нейтралитете французскому послу Камбону. «Я сказал Камбону, — писал Грей, — что <…> Германия соглашается не нападать на Францию, если Франция останется нейтральной в войне между Россией и Германией. <…> Франция должна принять собственное решение, не рассчитывая на нашу помощь, которую ныне мы не в состоянии обещать»[43]. Поль Камбон был дипломатом старой школы, и честь Франции была для него превыше всего. Он отказался обсуждать предложение Грея. Позже в тот же день он сказал Ллойд Джорджу: «Вы нас предали. <…> Да знает ли Англия вообще, что такое честь?»[44]

Лихновский и кайзер в это время ждали сообщения Грея о результатах переговоров с французами. Незадолго до полуночи пришла телеграмма от короля Георга V: король известил Вильгельма II о «недоразумении» с Лихновским, который якобы неверно понял слова Грея, сказанные в дружеской беседе. «Господин Грей, лживый пес…» — написал кайзер на полях телеграммы[45]. Германская армия возобновила движение на запад, к французской границе.

Получив пощечину от Камбона, Грей возобновил попытки вовлечь Британию в мировую войну. Он уже не раз угрожал отставкой своим коллегам по кабинету, теперь он решился расколоть либеральное правительство и войти в союз с консерваторами. Фактически это означало предательство своих коллег по либеральной партии, которые доверили ему министерский пост. Это означало также предательство избирателей, которые голосовали за либералов потому, что либералы выступали против войны, за сокращение военных расходов и за социальные программы.

2 августа Грей и Асквит заручились поддержкой консервативной партии в вопросе о вступлении Британии в войну и о формировании коалиционного кабинета. В качестве предлога для объявления войны было использовано вторжение германских войск в Бельгию. Но причина, конечно, заключалась в том, что, как писала «The Saturday Review» (чьи слова мы привели в начале статьи): «…если бы Германия была завтра стерта с лица земли, то послезавтра во всем свете не нашлось бы англичанина, который не стал бы от этого богаче».

4 августа Великобритания объявила войну Германской империи. Из-за потери внезапности Грей и Черчилль не сумели осуществить очередной «копенгаген», но сотни германских торговых кораблей стали добычей английских крейсеров. Тирпиц не успел построить «флот риска», и Германия оказалась в тисках морской блокады. Теперь все зависело от того, сможет ли Мольтке осуществить свой план и за 40 дней одержать победу над Францией. Но Янушкевич украл у Мольтке 12 дней, и русские армии перешли границу быстрее, чем рассчитывал германский генштаб. В итоге Мольтке был вынужден перебросить на восток несколько корпусов из Франции, и германское наступление захлебнулось на Марне. Началась позиционная война, чудовищная бойня, в которой погибло 10 миллионов солдат, было ранено 18 миллионов и 7 миллионов пропало без вести.

«Массы потерявших надежду ошеломленных людей боролись за каждый вздох до самого конца».

Через четыре года истощенная блокадой Германия была вынуждена сложить оружие. Победители заставили побежденных подписать Версальский договор, в котором Вильгельму II было предъявлено обвинение «в высшем оскорблении международной морали и священной силы договоров»[46]. Германское правительство предложило союзникам создать нейтральную комиссию для установления действительных виновников войны с тем, чтобы бывшие противники предоставили этой комиссии необходимые документы. После долгого молчания Лондон ответил, что нет нужды в создании каких-либо комиссий, потому что «ответственность Германии за войну давно уже установлена с несомненностью»[47].

«Судьба решила против нас, — записал бывший рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег. — Пусть враги чувствуют себя победителями, они все же не являются судьями… Вполне объективно в состоянии будет судить только позднейший историк»[48].

[1] Тирпиц А. Воспоминания. М., «Воениздат», 1957, стр. 296.

[2] Gracie A., Thayer J. Titanic: A Survivor’s Story and the Sinking of the S. S. Titanic. Chicago, «Academy Chicago Publishers», 1988, p. 298.

[3] Черчилль У. Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии 1897 — 1900. М., «Эксмо», 2004, стр. 300.

[4] Цит. по: Тирпиц А. Указ соч., стр. 220.

[5] Там же, стр. 98.

[6] Там же, стр. 252.

[7] Цит. по: Туполев Б. М. Происхождение Первой мировой войны. — «Новая и новейшая история», 2002, № 4, стр. 42.

[8] Цит. по: Уткин А. И. Первая Мировая война. М., «Алгоритм», 2001, стр. 50.

[9] Цит. по: Туполев Б. М. Указ. соч.

[10] «Naval and Military Record», 1905, 2 сентября. Цит. по: Синегубов С. Н. Германо-английское морское соперничество в 1900 — 1914 гг. Диссертация. Тюмень, 2010, стр. 160.

[11] «Daily Mail», 1908, 29 мая. Цит. по: Синегубов С. Н. Германо-английское морское соперничество, стр. 251.

[12] «Times», 1911, 22 июля. Цит. по: Бетман-Гольвег Т. Мысли о войне. М. — Л., «Госиздат», 1925, стр. 18.

[13] Цит. по: Романова Е. В. Путь к войне. Развитие англо-германского конфликта 1898 — 1914 гг. М., «Макспресс», 2008, стр. 245.

[14] Цит. по: Тирпиц А. Указ. соч., стр. 273.

[15] Международные отношения в эпоху империализма (далее — МОЭИ). Т. I. М. — Л., «Государственное социально-экономическое издательство», 1931, № 328, стр. 437.

[16] «Константинополь и проливы». — «Красный архив», 1924, № 7, стр. 42.

[17] Сазонов С. Д. Воспоминания. Минск, «Харвест», 2002, стр. 201.

[18] Тирпиц А. Указ. соч., стр. 272.

[19] Пурталес Ф. Между миром и войной. М. — П., «Госиздат», 1923, стр. 35.

[20] Morley J. Memorandum on Resignation. London, «Macmillan And Co.»,1928, p. 1.

[21] Ibid. p. 2.

[22] Fear God and Dread Nought. The Correspondence of Admiral of the Fleet Lord Fisher of Kilverstone. Vol. 1. London, «Cape», 1952, p. 308 — 309.

[23] Пурталес Ф. Указ. соч.

[24] Die deutschen Dokumente zum Kriegsausbruch: vollstandige Sammlung (далее — DD). Charlottenburg, «Dt. Verl.-Ges. fur Politik und Geschichte», 1919. № 271. Цит. по: Полетика Н. П. Возникновение Первой мировой войны (июльский кризис 1914 г.) М., «Мысль», 1964, стр. 182.

[25] DD. № 370. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 308.

[26] Указ соч., стр. 309.

[27] МОЭИ. Т. V. № 224, стр. 214.

[28] Там же, стр. 189.

[29] Там же, стр. 182.

[30] Там же, стр. 250.

[31] Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 207.

[32] DD. № 368. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 207.

[33] МОЭИ. Т. V, стр. 268.

[34] DD. № 401. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 213.

[35] DD. № 417. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 208.

[36] Копии телеграмм и писем Г. Е. Распутина царской семье. 1905 — 1916 гг. — В кн.: Платонов О. Г. Жизнь за царя (Правда о Григории Распутине). СПб, «Воскресение», 1996. Цит. по: <http://www.rus-sky.com/history/library/plat-r1.htm#_Toc467905265>.

[37] Сазонов С. Д. Указ. соч., стр. 226 — 227.

[38] Dobrorolsky S. Die Mobilmachung der russischen Armee 1914. Berlin, 1922, s. 28.

[39] Тирпиц А. Указ. соч., стр. 295.

[40] DD. № 451a. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 218.

[41] Сазонов С. Д. Указ. соч., стр. 237.

[42] Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 225.

[43] British Documents on the Origins of the War 1898 — 1914. Vol. IX. London, 1926, № 426. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 547.

[44] Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 549.

[45] DD. № 596. Цит. по: Полетика Н. П. Указ. соч., стр. 227.

[46] Версальский мирный договор. М., «Литиздат», 1925, стр. 83.

[47] Там же, стр. XI.

[48] Бетман-Гольвег Т. Указ. соч., стр. 112.

Опубликовано в журнале:

«Новый Мир» 2014, №6

В рамках плана по привлечению 20 млн. туристов к 2020 году в Объединенных Арабских Эмиратах в этом году откроется свыше 17 тыс. гостиничных номеров. По данным рейтингового агентства STR Global, это больше, чем в любой другой стране Азии или Африки.

На втором месте после ОАЭ — Саудовская Аравия, где появится 15, 4 тыс. номеров. Еще шесть стран заявили об открытии более 2 тыс. номеров в отелях: Катар (5,9 тыс.), Иордания (3,2 тыс.), Марокко (2,4 тыс.), Египет (2,4 тыс.), Алжир (2,2 тыс.) и Ирак (2 тыс.). Совокупно в Азии и Африке в этом году откроют 614 отелей с общим номерным фондом 143,8 тыс. комнат.

Агентство STR Global также опубликовало годовые показатели прибыльности на 2013 год в гостиничной индустрии. Ближний Восток и Африка показывали самый большой рост — 5,4%, в то время как в Азиатско-Тихоокеанском регионе зафиксировано незначительное снижение — на 0,5%.

В четверг министр экономики и финасов Мухаммад Буссаид сказал, что в этом году экономика Марокко вырастет на 3,5%.

По словам Буссаида в первой половине 2014 года во всех секторах экономики кроме сельского хозяйства был зафиксирован рост. Особенно выделяются автомобильная, авиационная, текстильная промышленность и производство электроники.

Министр отметил, что в первом полугодии в туристическом секторе был отмечен 8,8%-ный рост числа прибывших туристов, доходы от туризма возросли на 3,6%, при этом инфляция в стране находилась под контролем.

Буссаид рассказал, что за прошедшие шесть месяцев экспорт увеличился на 7,4%, в то время как импорт вырос на 4,7% по сравнению с тем же периодом в 2013 году, добавив, что коэффициент покрытия импорта экспортом достиг 49,6%. Доходы марокканцев, проживающих за рубежом снизились на 0,4%, а валютные резервы превысили 5 месяцев и 1 день, против 4-х месяцев и 9 дней в 2013 году.

Андрей Сатаров

Компания Embraer подписала на авиасалоне в Фарнборо соглашения на приобретение до 218 самолетов. Об этом сообщает пресс-служба компании.

Так, компания Embraer подписала соглашение с авиакомпанией Tianjin Airlines, входящей в HNA Group, на поставку 40 самолетов (20 лайнеров семейства E-Jets первого поколения и 20 самолетов E-Jets второго поколения) оценочной стоимостью $2,1 млрд. по каталожным ценам.

Также, Embraer подписала контракт с китайской лизинговой компанией ICBC Financial Leasing Co на поставку до 20 самолетов E190 второго поколения (10 самолетов – твердый контракт и еще 10 – опцион) общей стоимостью $1,1 млрд. по каталожным ценам, в случае перевода опциона в твердый контракт.

Кроме того, Embraer подписала соглашение с Trans States Holdings, материнской компанией Trans States Airlines, Compass Airlines и GoJet Airlines на поставку 50 самолетов Е-175 второго поколения с опционом еще на 50 лайнеров. Общая стоимость сделки составит $2,4 млрд. по каталожным ценам, при соблюдении определенных условий.

Embraer также подписала соглашение о намерениях с Azul Linhas Aеreas Brasileiras SA на твердый заказ 30 самолетов E195 второго поколения. Перевод соглашения в твердый заказ ожидается в четвертом квартале этого года. Помимо твердого заказа, соглашение включает в себя дополнительные права на покупку еще 20 самолетов той же модели, в результате чего общее количество самолетов может составить 50. Контракт имеет оценочную стоимость $3,1 млрд. по каталожным ценам, если все опционы преобразуются в твердые заказы.

На авиасалоне в Фарнборо Embraer подписала соглашение с японской компанией Fuji Dream Airlines на приобретение трех самолетов E-175 первого поколения с опционом еще на три самолета той же модели. Таким образом, общее потенциальное количество заказов в рамках этого контракта может вырасти до шести самолетов, с оценочной стоимостью $258,6 млн. по каталожным ценам.

Также Embraer подписала твердый заказ еще на два самолета E190 с Азербайджанскими авиалиниями (AZAL). Общая стоимость контракта составляет $95,4 млн. по каталожным ценам.

Кроме того, авиакомпания Royal Air Maroc - национальный перевозчик Марокко, решила, в рамках обновления парка, организации новых маршрутов и увеличения количества частот рейсов из международного аэропорта Касабланка в Марокко, подписать договор лизинга четырех самолетов семейства E-Jets первого поколения с Aldus Aviation, ирландской лизинговой компанией, специализирующейся на самолетах E-Jet. Первый E190 как ожидается, будет поставлен в течение 2014 года. E190 компании Royal Air Maroc будет рассчитан на перевозку до 96 пассажиров (12 мест бизнес-класса и 84 эконом-класса).

Напомним, в 2013 году авиакомпания Royal Air Maroc объявила о планах оценить различные 100-местные самолеты, (Sukhoi SuperJet 100, Bombardier CS100 и Embraer 190), для выбора воздушных судов в рамках заказа на 12-15 машин, который планирует разместить в 2014 году. Летом 2013 года, авиакомпания Royal Air Maroc уже брала в «мокрый» лизинг у компании Denim Air ACMI 2 лайнера Embraer 190, а зимой 2013 года авиакомпания Royal Air Maroc приобрела по схеме «мокрого» лизинга самолет Sukhoi SuperJet 100 (RA-89021) у авиакомпании «Московия» для оценки его характеристик и возможностей.

Экспорт зерна из Евросоюза в 2013-2014 маркетинговом году (с июля по июнь) вырос на 33% до 42,1 млн. т относительно результата 2012-2013 сельхозгода. Это следует из последнего отчета Департамента по агропромышленному комплексу и развитию сельского хозяйства Еврокомиссии (ARDEC).

Рост экспорта объясняется увеличением отгрузок в традиционные страны-импортеры европейского зерна: Алжир, Ливию, Мавританию, Марокко, Тунис, Египет и Саудовскую Аравию. Также усилился экспорт зерна из Европы в Южную Корею и Иран.

Крупнейшими странами-экспортерами пшеницы в составе ЕС в завершившемся маркетинговом году 2013-2014 стали Франция, Германия, Румыния и Литва.

ARDEC также прогнозирует, что экспорт зерна из Европы в 2014-2015 сельхозгоду снизится почти на 23% до 32,5 млн. т.

Более 180 иммигрантов погибли при попытке нелегально добраться до берегов Италии в минувшую субботу, сообщают во вторник местные СМИ из сицилийского города Мессины.

Ранее сообщалось, что 19 июля в 65 милях от побережья итальянского острова Лампедузы было перехвачено небольшое судно, на борту которого находились 29 тел погибших, в том числе ребенка. Все эти люди задохнулись в трюме. Всего на борту находились около 400 человек.

После того, как в воскресенье вечером нелегальные иммигранты были доставлены в Мессину, многие из них рассказали, что на судне погибли не 29, а около 180 человек. Сицилийская полиция арестовала троих марокканцев, которые организовали этот "рейс смерти" и пытались скрыться от представителей правоохранительных органов в толпе беженцев.

Всего, по данным МВД Италии, в 2014 году на Апеннины прибыли около 85 тысяч иммигрантов. Больше всего среди них было беженцев из Эритреи (22 тысячи) и Сирии (15 тысяч). В центрах временного содержания нелегальных иммигрантов МВД в настоящее время находятся около 40 тысяч человек, примерно 25 тысяч из них подали официальные прошения о получении статуса беженца.

Приток нелегалов на Апеннины не ослабевает. По словам заместителя министра внутренних дел Италии Доменико Манционе, только на прошлой неделе к итальянским берегам прибыли около 6 тысяч иммигрантов. В среду в южно-итальянский порт Таранто прибудет судно, на борту которого находятся 1165 человек, спасенных в эти дни в Средиземном море. Сергей Старцев.

11 июля 2014 г. в 12.00 в рамках деловой программы международной промышленной выставки «Иннопром» состоялся круглый стол «Российско-Арабский бизнес-диалог», в котором приняли участие видные представители российских и арабских официальных и деловых кругов, среди которых: Председатель Ассоциации экспортеров Марокко ASMEX, Председатель Мароккано-Российского делового совета Хассан Сентисси; Заместитель Председателя Российско-Алжирского Делового Совета В.А.Мажукин; Заместитель министра международных и внешнеэкономических связей Свердловской области В.Ю.Соловаров; Экс-член Консультативного совета (Меджлис аш-Шура) при Правительстве Саудовской Аравии Усама Аль-Курди; Вице-президент группы компаний MOAO, Председатель Мавританско-Российского Делового Совета Мохаммад Шериф (Мавритания). Модератором заседания выступил Генеральный директор Российско-Арабского Делового Совета С.М.Янковец.

В рамках своего вступительного слова Генеральный директор РАДС кратко описал положение дел в российско-арабской торгово-экономической повестке дня, рассказал о работе Совета в направлении активизации российско-арабского сотрудничества и проинформировал о планах работы на конец 2014 и 2015 год.

Председатель Марокканско-Российского Делового Совета Х.Сентисси рассказал о деятельности РМДС в рамках усилий по укреплению двустороннего российско-марокканского сотрудничества. Сентисси рассказал об итогах Российско-Марокканского бизнес-форума, состоявшегося на полях визита представительной делегации марокканских официальных и деловых кругов в Москву в июне 2014 г., а также о процессе подготовки к визиту Короля Марокко Мухаммеда VI в Российскую Федерацию, запланированному на октябрь 2014 г. Председатель Совета был поражен достижениями российской промышленности, проинформировал о планах строительства в Касабланке 80 км трамвайных путей и призвал российские компании выходить на марокканский рынок, в том числе в транспортный сектор экономики.

Представитель Саудовской Аравии Усама Аль-Курди представил подробную презентацию экономических возможностей Королевства, в рамках которой рассказал о состоянии и перспективах развития экономики страны и возможном участии российских экономических операторов в этом процессе. Аль-Курди проинформировал российские деловые круги об организуемом Российско-Арабским Деловым Советом визите в Королевство, который состоится в сентябре, и призвал российские компании принять в нем самое активное участие. Он также сообщил о том, что в апреле 2008 г. возглавляемая им компания «Алакат» организовала в Эр-Рияде совместно с РАДС Первую выставку российских товаров и услуг, и подтвердил заинтересованность его компании в проведении подобной выставки на территории КСА в будущем.

Вице-президент группы компаний МОАО, Председатель мавританской части Российско-Мавританской рабочей группы по взаимодействию на уровне бизнеса Мохаммад Шериф рассказал о подписании соглашения о создании группы в июне 2013 года в Санкт-Петербурге в рамках деловой программы 11-ой сессии РАДС, которое придало серьезный импульс укреплению двустороннего сотрудничества во всех сферах. Он сообщил, что с того момента представительные российские делегации посещали Мавританию трижды, и констатировал взаимный интерес со стороны российских и мавританских деловых кругов к налаживанию двустороннего взаимодействия. Шериф перечислил наиболее перспективные, на его взгляд сферы двустороннего сотрудничества, среди которых рыбная ловля и переработка морепродуктов, а также добыча золота, черная металлургия и т.п., и призвал российские компании более активно выходить на мавританский рынок. Он отметил, что Мавритания переживает сейчас новый этап в своей истории, в связи с чем руководство и деловые круги страны возлагают особые надежды на развитие сотрудничества с Россией.

Иннопрос росссийско-арабский бизнес-диалог пленарка нанотрамвай

Заместитель министра международных и внешнеэкономических связей Свердловской области В.Ю.Соловаров рассказал об экономическом потенциале своего региона с акцентом на Екатеринбург как столицу не только Свердловской области, но и всего Уральского федерального округа и призвал арабских гостей активизировать российско-арабское межрегиональное сотрудничество на уровне бизнеса, выходить на местный рынок и участвовать в реализации региональных проектов в различных отраслях деловой активности.

Заместитель председателя Российско-Алжирского Делового Совета В.А.Мажукин рассказал об итогах деятельности РАлДС, в частности об успешной поездке представительной делегации отечественных деловых кругов под руководством Председателя РАлДС, Генерального директора ОАО «НПК «Уралвагонзавод» О.В.Сиенко в мае 2014 г. в АНДР. Он также осветил планы деятельности РАлДС и высоко оценил усилия РАДС по укреплению российско-алжирского торгово-экономического сотрудничества. В.Мажукин призвал представителей отечественных деловых кругов более активно участвовать в мероприятиях двустороннего формата, организуемых Российско-Алжирским и Российско-Арабским Деловыми Советами, и выходить на алжирский рынок.

Помимо этого, на полях мероприятия состоялись отдельные встречи арабских делегатов с Заместителем министра международных и внешнеэкономических связей Свердловской области В.Ю.Соловаровым, Президентом Уральской торгово-промышленной палаты А.А.Бесединым и другими представителями региональных официальных и деловых кругов. В рамках встреч обсуждался целый комплекс вопросов, связанных с укреплением российско-арабского сотрудничества. В частности представители администрации проинформировали о том, что Екатеринбург примет участие в конкурсе на проведения Международной выставки «Арабия-ЭКСПО 2017», которая призвана стать крупнейшим мероприятием российско-арабской торгово-экономической повестки. Помимо этого, в рамках подготовки к предстоящему визиту Короля Марокко Мухаммада VI представители марокканской делегации предложили сформировать представительную делегацию марокканских поставщиков продуктов питания, текстиля, сувенирной продукции и туристических услуг с целью организовать их встречи с российскими закупщиками Свердловской области. С представителями Саудовской Аравии были достигнуты договоренности об активизации обмена делегациями представителей деловых кругов. Представители Мавритании выразили заинтересованность в более активном участии российских компаний в реализации проектов на территории свободной экономической зоны Нуадибу.

В рамках мероприятия также состоялись B2B-встречи арабских делегатов с российскими бизнесменами и официальными лицами в формате Global Investment Lounge. Российские и арабские делегаты приняли участие и в других секциях деловой программы международной промышленной выставки «ИННОПРОМ».

Во вторник казначейство Марокко объявило, что дефицит торгового баланса страны за первую половину 2014 года составил Dh102.25 млрд. ($12.45 млрд.). Этот показатель вырос на 2.2% в сравнении с аналогичным периодом 2013 года.

Тем не менее, достигнутая величина дефицита торгового баланса не превышает уровень ежегодного прироста, который в первой четверти 2014 года составил 10.7%.

За период с января по июнь 2014 года объем экспорта Марокко вырос на 7.4%. Прирост обусловлен резким скачком в экспорте в сферах машиностроения, приборостроения и авиации. Прирост составил 35.6%, 25.9% и 6.1% соответственно, что во многом повлияло на сокращение уровня дефицита торгового баланса.

Казначейство Марокко так же заявило, что объем импорта за первые 6 месяцев 2014 года составил Dh203.47 млрд. В прошлом году этот показатель составил Dh194.29 млрд. Уровень импорта энергоносителей при этом вырос на 5.3% в сравнении с аналогичным периодом 2013 года, и составил Dh50.59 млрд.

Объем импорта пшеницы за первую половину 2014 года показал прирост на 35.7% и составил Dh8.87 млрд. Прирост связан с вводом беспошлинных тарифов на ввоз зерновых на период с января 2014 года по апрель.

Выручка от туризма достигла Dh25.80 млрд. Этот показатель вырос на 3.6% относительно аналогичного периода 2013 года.

Однако, объем финансовых переводов от 4.5 млн. марокканцев живущих за границей сократился на 0.4% и составил 27.47 млрд.

Даниил Алферов

В первую десятку рейтинга городов мира, которые являются лучшими для отдыха, вошли Пекин и Шанхай. Перечень был составлен на основе отзывов миллионов путешественников на сайте о путешествиях TripAdvisor.

Для определения лучших городов рассматривались количество и качество отзывов об отелях, достопримечательностях и ресторанах за год. В 2014 г. первое место занял Стамбул (Турция), второе – Рим (Италия), третье – Лондон (Великобритания), четвертое – Пекин, пятое – Прага (Чешская Республика), шестое – Марракеш (Марокко), седьмое – Париж (Франция), восьмое – Ханой (Вьетнам), девятое – Сием-Рип (Камбоджа), десятое – Шанхай. При этом Китайская столица поднялась в рейтинге на 17 позиций по сравнению с 2013 г., а Шанхай – на 12.

Напомним, что по итогам первой половины 2014 г., в первую десятку рейтинга самых дорогих городов мира вошли три китайских мегаполиса, среди которых самым дорогим стал Сянган (Гонконг). Шанхай занял десятое место – на четыре позиции выше, чем в 2013 г. Китайская столица расположилась на 11 месте, обогнав Лондон и Нью-Йорк.