Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В Марокко не стихают разговоры о перспективе открытия завода концерна PSA (Peugeot-Citroën) на территории страны. После недавней встречи французского министра промышленности А. Монтебура с министром промышленности, торговли, инвестиций и цифровых технологий Марокко М. Эль-Алами о такой перспективе даже написала французская пресса, а сам концерн поспешил откреститься от планов сокращения около 11 тысяч рабочих мест и закрытия одного из своих заводов во Франции.

Такое сотрудничество интересно обеим сторонам. Королевство поставляет ежегодно для PSA комплектующих на сумму 230 млн. евро, тогда как готовой продукции концерна ввозится на территорию Марокко на сумму около 18 млн. евро.

Стратегия развития марокканского автопрома предусматривает локализацию в стране предприятий-поставщиков второго-третьего уровня, в первую очередь, это касается сектора тяжелых грузовых автомобилей и автобусов. Французскому концерну открытие завода может дать доступ к новым рынкам сбыта, а Марокко – новые рабочие места, технологии и налоговые поступления.

“L’Economiste”

Королевству Марокко в 2014 году придется принимать меры по созданию новых рабочих мест. По официальным данным, уровень безработицы составляет около 10 %. Вместе с тем, среди выпускников вузов этот показатель равен 18 %, а среди возрастной группы до 34 лет – более 20 %.

В проекте бюджета на будущий год запланировано около 44 млрд. дирхамов (4,4 млрд. евро) на привлечение инвестиций и развитие малого и среднего бизнеса, который и должен обеспечить создание новых рабочих мест.

“Le Mag”

Чилийская долина Кольчагуа (valle de Colchagua), расположенная в 150 км к югу от столицы страны, была названа одним из лучших туристических направлений для медового месяца по версии портала Lonely Planet. В десятку лидеров также вошли Каппадокия (Турция), Копакабана (Бразилия), Марракеш (Марокко) и Бали (Индонезия).

Одной из основных достопримечательностей долины Кольчагуа являются ее виноградники. Качество производимого здесь вина признано на мировом уровне. Этот район не слишком популярен среди туристов, однако здесь их ждет множество разнообразных развлечений – пешие и велосипедные маршруты, конные прогулки, экскурсии по колониальным городкам и посещения музеев.

По словам заместителя министра туризма Чили Даниэля Пардо, эта награда окажет положительное влияние на туристическую популярность страны.

Правительство Японии рассматривает возможность смягчения визового режима для иностранцев, изучающих японскую кухню, сообщает телекомпания NHK.

По данным телекомпании, власти могут смягчить режим для тех, кто изучал приготовление блюд японской кухни и хочет пройти стажировку в ресторанах Японии. По закону, иностранцы, обучавшиеся приготовлению местных блюд, не имеют права работать в японских ресторанах в стране, если их стаж меньше десяти лет.

Рассматриваемые правительством меры предусматривают, что получившие образование по специальности "японская кухня" иностранцы смогут в течение двух лет работать и стажироваться в ресторанах страны.

Как ожидается, в декабре будет удовлетворено ходатайство японского правительства о включении японской кухни в мировое нематериальное наследие ЮНЕСКО, куда уже включены французская и средиземноморская (испанская, итальянская, греческая, марокканская) кухни, а также кухня Мексики. От Японии в нематериальное наследие мировой культуры включено искусство театров Кабуки и Но. Кроме того, 17 памятников национальной культуры и природы Японии были признаны мировым наследием ЮНЕСКО. Ксения Нака.

В период с 7 по 9 ноября 2013 г. в Марокко прошла 2-ая международная выставка предприятий пищевой промышленности “MAFEX-2013”.

В мероприятии приняли участие около 100 компаний из 12 стран. Представлены были продукты питания, упаковочные материалы и оборудование для их производства, профессиональная техника и оборудование для предприятий пищевой промышленности и общественного питания, оборудование для уборки производственных помещений и т.д.

Крупнейшие экспозиции представили Китай, Турция и Германия. Кроме того, в выставке приняли участие фирмы из Марокко, Италии, Испании, Великобритании, Португалии, Туниса и других стран.

Более подробная информация о мероприятии доступна на официальном сайте: www.mafex-morocco.com.

ФАС отложила рассмотрение дела по промыслу в водах Марокко

Комиссия ФАС перенесла рассмотрение дела в отношении Росрыболовства по распределению квот на вылов водных биоресурсов в экономзоне Марокко. Заседание назначено на 26 ноября.

Напомним, что Федеральная антимонопольная служба возбудила в отношении Росрыболовства дело по признакам нарушения части 1 статьи 15 закона о защите конкуренции. По мнению ФАС, при распределении долей квот на добычу водных биоресурсов в атлантической рыболовной зоне Марокко не был соблюден порядок, предусмотренный законом о рыболовстве.

29 октября комиссия ФАС решила отложить рассмотрение дел о нарушении антимонопольного законодательства. Как сообщает корреспондент Fishnews, соответствующее определение размещено на сайте ведомства. Ходатайство об отложении дела представили Росрыболовство и ОАО «Мурманский траловый флот» (ранее компания заявила о том, что считает распределение квот в зоне Марокко незаконным). Рассмотрение дела назначено на 26 ноября 2013 г.

Сегодня на российский рынок динамично выходит новое направление – Марокко. К нему активно подключаются крупные туроператоры. Министерство по туризму совместными усилиями продвигает направление, организовывая тематические мероприятия и ознакомительные поездки. К 2020 году поток из России совместными усилиями планируют увеличить до миллиона туристов в год. На данный момент цифра скромная - всего 30 тысяч в прошлом и 60, как ожидается, в нынешнем году.

Brand Marocco

Если говорить концептуально, то Марокко, по мнению посла Королевства в России Абделькадера Лешехеба, это прежде всего стабильность, безопасность, хорошая погода круглый год. Марокко способно идеально разбавлять зиму и продлевать лето. К тому же дорога «из зимы в лето» занимает всего четыре часа лёта. При этом разница во времени составляет сейчас, зимой, всего два часа, в отличие от Тайланда и Доминиканы. Только на этом можно строить бренд-стратегию направления.

Из туристических магнитов – приморские города, пустыня Сахара, серфинг и душевная кухня. Надо отметить, что направление набирает обороты. Буквально за четыре года поток увеличился в два раза.

Самир Сусси, директор марокканского национального туристического офиса в России и странах СНГ, говорит, что Россия – приоритетный рынок для королевства, поэтому министерство по развитию туризма сотрудничает с крупными туроператорами, такими как «Пегас», «Корал тревел», «Анекс-тур». Они уже работают над тем, чтобы расширить цепочку вылетов. Со следующего года помимо Москвы и Санкт-Петербурга планируются вылеты из Екатеринбурга, Казани, Новосибирска (в плюс к четырём регулярным рейсам в неделю из Москвы). В 2012 году из России отправили всего 30 тысяч туристов. К концу 2013 года ожидается примерно в два раза больше.

Мировое прибытие (всего туристов) в Марокко – сейчас чуть более 10 миллионов (при населении в 32 миллиона человек). Цель общей стратегии - достигнуть к 2020 показателя в двадцать миллионов туристов со всего мира. По словам Самира Сусси, «сейчас готовим под этот поток инфраструктуру. Поэтому строим новые курорты с нуля».

Кто на новенького

Агадир – это Брайтон Бич на выезде, только по-мароккански. Курорт, на котором 90 % отдыхающих - русские туристы. Эту выгодную тему хотят продолжать принимающие туроператоры и застройщики, проектируя новые курорты для русской публики, создавая комфортную, понятную среду обитания «для своих». Из марокканских новинок в 2009 году открылся новый курорт Саидия близ границы с Алжиром. Один из его природных бонусов - 14 км пляжей из мелкого песка.

В 2010 начал принимать гостей курорт Мазаган, в 90 км от Касабланки. Он представляет собой волшебный угол на опушке вечнозеленого эвкалиптового леса, у райского пляжа Эль-Хаузия на атлантическом побережье Марокко. Только от одного описания слюнки текут.

Курорт с нуля: Tagazout

К 2014 году начнут открывать отели в Тагазуте (20 км от Агадира), что станет приложением к уже раскрученному бренду Агадира. Это место должно стать притягательным курортом класса люкс с пятизвездочными отелями, ухоженными пляжами и гольф-полями. В дополнение будут созданы развлекательные комплексы, в том числе для детей, база для сёрфинга. В качестве культурно-познавательного приложения к проживанию будут предлагаться экскурсии, например в Сахару или берберские деревни.

В радиусе 180 км наблюдаются также аргановые рощи и другие особенности и красоты местной природы. Хорошие дороги делают такие расстояния вполне переносимыми.

У проекта в Тагазуте четыре акционера, одним из которых является компания Akwa Group, другим - министерство туризма Марокко. Общая сумма инвестиций – 1,5 млрд. долл.; общая ёмкость гостиничных коек – 8 тыс., и все они должны быть сданы в эксплуатацию не позднее 2017 года. В конце 2014 сдаётся Hyatt, за ним последуют Pierre & Vacances и Marriott. Akwa Group при этом развивает в Тагазуте и свой собственный проект - Four Seasons Resort Agadir; в него группа инвестирует 120 млн. долл. Это будет замечательно красивый, как всегда, «форсизоновский» отель на 132 номера, плюс 47 вилл экстра-класса, все - с видом на море. Виллы будут продаваться частным лицам, и, как следует понимать, многие в Марокко хотели бы, чтобы эти лица были русскими…

Наталья Рыбальченко

Королевские военно-морские силы Марокко готовятся получить многоцелевой фрегат FREMM. Процедура передачи корабля, получившего имя «Мохаммед VI», запланирована на 25 ноября на верфи французского города Брест, где к указанному сроку завершатся приемо-передаточные испытания. Строительство корабля было начато в сентябре 2011 г.

Противолодочный фрегат, вероятно, будет задействован для охраны морской границы Марокко, а также для проведения совместных с НАТО, а также с другими странами операций на море.

Поступление этого корабля на вооружение значительно усилит ударный флот Королевских ВМС. На данный момент он имеет в своем составе три корвета типа “Sigma” производства верфи “Damen Schelde Naval Shipbuilding” (Нидерланды), два фрегата “Floréal” производства компании “STX France” (Франция), один патрульный корабль производства “Raidco Marine” (Франция) и один испанский корвет производства компании “Bazan”.

“Jane’s Weekly”

Ближневосточный «кубик Рубика»: проблемы сборки

Размышления о первом этапе «арабской весны»

Сейчас трудно представить себе войны за территории. В основе будущих столкновений могут лежать только виртуальные, искусственно искаженные стереотипы массового сознания. Сирийский кризис дает в этой связи немало пищи для размышления.

В середине мая в Марракеше, туристической столице Марокко, прошла очередная встреча Ближневосточного диалога Международного дискуссионного клуба «Валдай». Помимо обычного круга «странствующих политологов» в ней приняли участие представители исламских партий и группировок – от египетских «Ан-Нур» и «Джамаа исламия», ливанской «Хезболлы» и палестинской ХАМАС до «Братьев-мусульман» и тунисской «Ан-Нахды». Интерес к встрече предопределила актуальная повестка дня – «Ислам в политике: идеология или прагматизм?».

Как вскоре выяснилось, встреча в Марракеше совпала по времени с завершением первой фазы «арабской весны», причем с провальными результатами. Вместо движения от авторитаризма к демократии регион качнуло в сторону новых форм авторитаризма, лишь слегка прикрытых фиговым листком народного волеизъявления. В Марракеше, за полтора месяца до событий в Египте, эти тенденции только начинали прорисовываться. Но неординарность алгоритма, по которому пошло демократическое переформатирование региона, становилась более или менее очевидна. Один из участников встречи генеральный секретарь Партии национального диалога Ливана Фуад Махзуми сравнил его со сборкой ближневосточного «кубика Рубика».

Попытки собрать ближневосточный «кубик» продолжаются уже многие десятилетия. Порой чудилось, что вот-вот – и за очередным проворотом его граней возникнет желанная гармония цветов и пропорций. Ан нет. Трудно ожидать результата, когда кубиком одновременно манипулируют несколько рук.

КУБИК ПРИХОДИТ В ДВИЖЕНИЕ

Это стало особенно очевидным с весны нынешнего года, когда ближневосточный «кубик Рубика» вдруг задергался, защелкал гранями как счетчик Гейгера, перенастроенный на химоружие. События, закрутившись вокруг Сирии, пошли вширь, начали наползать друг на друга. Похоже, что в движение «кубик» привели два фактора, неочевидно, но тесно связанные между собой – российско-американская инициатива по созыву «Женевы-2» и успехи сирийских правительственных войск в борьбе против мятежников.

Начнем с «Женевы-2», о подготовке к которой Сергей Лавров и Джон Керри объявили 7 мая в ходе визита госсекретаря США в Россию. Имелось в виду, что конференция будет проходить под эгидой ООН на базе заключительного коммюнике «группы действий» по Сирии, выработанного на предыдущей женевской встрече в июне 2012 года. Этот документ предусматривал создание в Сирии переходного органа власти, но не требовал немедленного ухода Асада с президентского поста.

Это вызвало серьезную тревогу, чтобы не сказать панику в рядах сирийской оппозиции и ее региональных спонсоров, в том числе и потому, что к моменту обнародования российско-американской инициативы ни у кого уже не вызывало сомнений, что наметившийся разворот в сторону политико-дипломатического решения обусловлен неблагоприятным для противников Асада развитием военной ситуации. С марта-апреля правительственные войска неспешно, но методично перехватывали инициативу. Был освобожден город Идлиб, контролировавший коммуникации боевиков с Ливаном. В районах, пограничных с Турцией, курды, сохранявшие до этого нейтралитет, начали отвечать на участившиеся провокации со стороны джихадистских групп оппозиции, получавших подкрепления от Саудовской Аравии и Катара через территорию Турции. Обострилась напряженность и в местах компактного проживания друзов вдоль сирийско-израильской границы.

Изменению военно-стратегической обстановки в пользу правительственных войск способствовал и углублявшийся по мере военных поражений раскол между светским прозападным крылом оппозиции, опиравшимся на Сирийскую свободную армию, и группировками радикальных исламистов. В середине мая боевики попытались объединить две свои основные группировки: «Исламское государство Ирака и Леванта», просочившуюся из Ирака и действующую под прямым руководством «Аль-Каиды», и сирийскую «Джабхат ан-Нусра». Объединение не состоялось. Но дало толчок к смене тактики: халифатисты приступили к созданию в «освобожденных районах», пограничных с Турцией и Ираком, «эмиратов», жизнь в которых строилась на основе норм шариата.

В этих условиях 3 и 5 мая, как раз в то время, когда Керри и Лавров готовились объявить в Москве о созыве «Женевы-2», Израиль нанес ракетно-бомбовые удары по сирийским военным объектам в районе Дамаска, мотивировав их стремлением предотвратить попадание химического оружия в руки джихадистов. Тема неконтролируемого расползания сирийского химоружия фигурировала и в ходе прошедших в начале июня на территории Иордании военных маневров с участием 19 государств. Встык с ними крупные военно-морские учения (41 участник) состоялись в Персидском заливе, вблизи берегов Ирана. Незадолго до этого, 22 мая, в Аммане в очередной раз встретились «Друзья Сирии» – группа, созданная в феврале 2012 г. в Тунисе для координации международной помощи противникам Асада (показательно, что если в предыдущей встрече в Марракеше приняли участие 114 «друзей», то в столице Иордании их было всего 13). Лейтмотивом дискуссий стал вопрос об оказании военной помощи оппозиции, которая связывала свои поражения с отсутствием у нее современного вооружения. Звучали в Аммане и идеи создания в Сирии буферной (с центром в Алеппо) или бесполетной зоны по образцу ливийской. В это же время сенатор Джон Маккейн (а чуть позже и госсекретарь Керри) высказались за бомбардировку сирийской военной инфраструктуры.

Все эти демонстрации были так или иначе связаны со стремлением региональных противников режима Асада, прежде всего Саудовской Аравии, форсировать силовое решение сирийской проблемы, сыграв на опережение российско-американской инициативы по созыву «Женевы-2». Параллельно с попытками реанимировать формат «Друзей Сирии» саудовцы вплотную занялись консолидацией рядов Национальной коалиции оппозиционных и революционных сил (НКОРС), где наметился тактический союз светских группировок с «Братьями-мусульманами», находившимися под опекой Катара. В ходе перевыборов руководства НКРОС, прошедших в Стамбуле, саудовцы сначала добились отставки его председателя Моаза Хатыба, близкого к «братьям» (единственный член руководства НКОРС, выразивший готовность к диалогу с Асадом в ходе подготовки «Женевы-2»), а потом, в июле, провели на этот пост своего ставленника Ахмеда Джарбу. Однако переломить баланс сил в НКОРС саудовцам на этом этапе не удалось – из «своего» списка в 25 человек провести в руководящий орган оппозиции они смогли только шестерых. В результате подковерная борьба за влияние на сирийскую оппозицию между саудовцами и Катаром обострилась. Региональные спонсоры сирийских мятежников раскололись на две противоборствующие группировки: Саудовскую Аравию, ОАЭ и Иорданию, с одной стороны, и Катар и Турцию – с другой.

27 мая Лавров и Керри в Париже обсудили подготовку к созыву «Женевы-2». Официальный Дамаск согласился на участие в конференции. Сирийская оппозиция, несмотря на давление американцев, такого согласия не дала. Командующий Сирийской свободной армией генерал Идрис категорически отказался от участия в конференции; руководство НКОРС заявило о готовности обсуждать в Женеве только вопрос об отстранении Асада от власти. В дальнейшем под воздействием продолжавшегося изменения военно-стратегической ситуации в пользу Дамаска подходы оппозиции только ужесточалась. К июлю представители НКОРС в качестве условия своего участия в конференции в Женеве добавили (разумеется, неофициально) требование о восстановлении «военного паритета» с правительственными войсками.

Однако 5 июня сирийская армия, усиленная боевыми подразделениями ливанской «Хезболлы», взяла небольшой, но имеющий ключевое стратегическое значение город Кусейр. Это имело решающее значение для последующих событий. И не только потому, что восстанавливало прямую связь Дамаска с приморскими алавитскими районами, включая порты Тартус и Латакия, через которые шли военные поставки Дамаску. Цена победы выше: речь шла о наметившемся морально-политическом переломе в ходе длившейся два с половиной года гражданской войны. Складывалось впечатление, что режим, опирающийся на поддержку широких слоев населения, выстоял в тяжелейшей конфронтации с оппозицией, политическая часть которой выглядела беспомощной в сравнении с мусульманскими экстремистами, наемниками и джихадистами, воевавшими на ее стороне. Пришло время вспомнить, что «Джабхат ан-Нусра» еще в декабре 2012 г. была занесена американцами в черные списки террористических организаций.

После падения Кусейра сирийская оппозиция и ее региональные спонсоры развязали массированную антишиитскую кампанию, обвинив «Хезболлу» и Иран во вмешательстве в сирийские дела. Саудовская Аравия и страны Персидского залива разорвали отношения с «Хезболлой». Их примеру вскоре (после смены власти в Катаре) последовали «Братья-мусульмане» в Египте. В региональные СМИ была вброшена тема возможного раздела Сирии на три анклава – алавитский (шиитский), суннитский и курдский.

Меняющийся региональный контекст событий в Сирии и «арабской весны» в целом подчеркнули и июньские массовые волнения в Турции, вылившиеся в острый конфликт правящей Партии справедливости и развития (ПСР), близкой по своим идейным истокам к «Братьям-мусульманам», со светским средним классом. Одной из составляющих противостояния было недовольство растущей вовлеченностью правительства Реджепа Эрдогана в сирийский кризис на стороне противников Асада, которую турецкие националисты связывали с крайне непопулярной в их среде инициативой ПСР по примирению с курдами. Массовые волнения в Стамбуле показали, что с «турецкой моделью» демократического переформатирования региона далеко не все в порядке. Кроме того, турецко-катарская связка во внешнем круге региональных спонсоров гражданской войны в Сирии оказалась существенно ослабленной. Это, похоже, придало уверенности действиям саудовцев в преддверии предстоявшей смены власти в Катаре и Египте.

14 июня по итогам президентских выборов к власти в Иране пришел умеренный реформатор Хасан Роухани, сразу же обозначивший готовность отойти от политики лобовой конфронтации с Западом, проводившейся его предшественником. В мире заявления нового иранского президента вызвали позитивный отклик. Из региональных держав только Саудовская Аравия и Израиль оценили изменения в Иране как тактическое маневрирование при оставшихся неизменными стратегических целях создания собственного ядерного оружия и экспансии. Проекция подобных подходов на сирийский кризис неизбежно вела к еще более тесному увязыванию сирийского вопроса с задачей изоляции и ослабления «режима аятолл».

Июнь завершился «тихим переворотом» в Катаре. 25 июня эмир Хамед бин Джасем Аль Тани передал власть сыну Тамиму бин Джасему Аль Тани. Подоплека такого шага более или менее ясна. При прежнем эмире Катар стал основным финансовым и медийным (телеканал «Аль-Джазира») спонсором режима «Братьев-мусульман» в Египте и исламской оппозиции в Сирии. Эта линия вошла в острое противоречие с интересами «заливных» монархий, прежде всего Саудовской Аравии, усматривавшей в политическом исламе серьезную угрозу для выживания полуфеодальных режимов на южной периферии Большого Ближнего Востока. Вследствие этого за кулисами катарского переворота многим виделась фигура принца Бендера, шефа саудовской разведки. Прошло всего несколько дней, и саудовцы уверенно вышли из-за кулис региональной политики.ЕГИПЕТ: СБОЙ В СБОРКЕ КУБИКА?

Военный переворот в Египте, грянувший 3 июля, стал одной из тех «ожидаемых неожиданностей», которые заложены в алгоритм «арабской весны». Поддержанный американцами эксперимент со строительством демократии с опорой на «Братьев-мусульман» с самого начала выглядел сомнительно. Понадобился, однако, ровно год, чтобы понять: путь к демократии на Ближнем Востоке будет проходить не по дорожкам, проторенным в соответствии со схемами, разработанными в Стэнфордском университете, а по ухабам вековых традиций, социальных и религиозных предрассудков, многоукладной экономики и расколотого общества, в котором армия является более мощным консолидирующим фактором, чем ислам.

Конечно, за год пребывания у власти Мухаммед Мурси наделал много ошибок, за которые несет личную ответственность. Главное: он не понял, что его задача заключалась в том, чтобы находить национальный консенсус, сплачивать те силы, которые могли бы способствовать решению стоящих перед страной проблем. Но он сосредоточился на вопросах, в наибольшей степени отвечавших интересам исламистов. Продавил конституцию, в которой был фактически узаконен шариат, что вызвало острый конфликт с судейским корпусом и в целом со светской оппозицией, решившей, что «братья» «украли у народа его революцию». Принял конституционную декларацию, серьезно расширившую его полномочия, что стоило ему обвинений в узурпации власти. А затем на волне эйфории от этих, как ему казалось, побед начал продвигать своих людей на ключевые посты в исполнительной власти. В народе этот курс назвали «ихванизацией» страны (от арабского «ихван» – «братья»).

Став президентом, Мурси формально вышел из рядов «Братьев-мусульман». Однако духовный лидер «братьев» играл, по всеобщему убеждению, серьезную, возможно, главную роль в политике, проводившейся при Мурси. В результате складывалось впечатление, что в Египте формировалась система, которая могла бы стать неприемлемым для «заливников» симбиозом суннитской (турецкой) и шиитской (иранской) моделей исламской демократии. От иранской модели было взято теневое исламистское руководство, которое из-за кулис дирижирует политическими событиями.

Мурси серьезно недооценил военных. Он не понял, что исламисты были нужны армии, чтобы сохранить своеобразный «иммунитет от демократии», ограждавший их корпоративные политические и экономические привилегии. Мурси проглядел и изменившееся отношение светской оппозиции к армии как к гаранту необратимости демократических изменений, ставшее главной предпосылкой событий 3 июля. А, судя по всему, координация между ними осуществлялась уже на раннем этапе развития событий.

Однако главные причины скорого и бесславного окончания политической карьеры Мурси были все же коренятся в его сложных отношениях со странами Персидского залива. Как представитель «братьев» Мурси выступал с позиций панисламизма. Этим он отражал философию и политическую программу «Братьев-мусульман», широко представленных по всему исламскому миру. Он попытался, особенно в самом начале своей деятельности, встать над суннитско-шиитскими разногласиями. Первый визит Мурси совершил в Саудовскую Аравию, второй – в Иран. Предложил создать четырехстороннюю комиссию (Египет, Саудовская Аравия, Турция и Иран) для обсуждения сирийских проблем. Наличие в этой комбинации Ирана, конечно, раздражающе подействовало на Саудовскую Аравию и другие страны Залива. Дело в том, что «заливники» исторически очень настороженно относятся к «Братьям-мусульманам». В Саудовской Аравии, Эмиратах их деятельность была запрещена после вторжения американцев в Ирак в 2003 г., когда организация резко осудила приглашение иностранных войск для смены режима в братской арабской стране.

Новый виток разногласий был связан с «арабской весной». Суть их, если говорить кратко, – в неприятии Саудовской Аравией самой идеи соединения ислама и демократии как движения, идущего «снизу» и тем самым несущего потенциальные угрозы монархическим режимам. «Братья-мусульмане», имеющие сетевые структуры по всему исламскому миру, представляют для традиционалистов Залива серьезную опасность в связи прежде всего со своими возможностями апеллировать к массам. В общем-то в этом и состояла главная, неафишируемая причина их запрещения. Своеобразие ситуации только подчеркнуло то обстоятельство, что социальная концепция «братьев» оказалась более совместимой с западными стандартами демократии – в отличие от салафитов и ваххабитов, которых поддерживают в Заливе, поскольку те не покушаются на авторитет и власть абсолютного монарха.

Похоже, что и этот потенциальный конфликт Мурси просмотрел. Уже на второй день после переворота, 4 июля, израильский интернет-портал «Дебка-файл» сообщил о том, что египетские военные координировали свои действия с Саудовской Аравией (ас-Сиси служил там одно время в качестве египетского военного атташе) и ОАЭ во время подготовки переворота. Эта информация затем получила подтверждение и в целом ряде арабских источников, вскрывших ключевую роль в координации усилий по свержению Мурси бывшего премьер-министра Египта Ахмеда Шафика, живущего ныне в ОАЭ. На причастность стран Залива к событиям в Египте указывает и то, что они уже в течение первой недели после переворота оказали существенную финансовую помощь новому режиму.

В целом события, связанные с июльским переворотом в Египте, высветили новую роль, которую начинают играть в контексте «арабской весны» нефтедобывающие монархии Персидского залива. Нажав на рычаги своего финансового влияния, страны Залива стремятся скорректировать ход, а возможно, и содержание «арабской весны», перефокусировать ее лозунги с модернизации социально-политической доктрины ислама на борьбу с экстремизмом (терроризмом). С такой линией действий они связывают перспективу собственного политического выживания. Но здесь уже намечаются новые базовые противоречия. Во-первых, в реальной ситуации, складывающейся на Ближнем Востоке, родственные саудовцам ваххабиты и салафиты давно уже сами имеют репутацию экстремистов. Как совместить с реальностью вытекающие из этого риски, пока остается открытым вопросом. Во-вторых (и это важнее), «заливники», в т.ч. саудовцы, явно не располагают достаточным политико-дипломатическим и военным инструментарием, необходимым для выхода на лидирующие роли в региональных делах. Показательно в этом смысле, что генерал ас-Сиси, покровителем которого пытаются выступить саудовцы, отказался, несмотря на давление Эр-Рияда, поддержать сценарий американского «воспитательного» удара по Сирии. Для реализации своих региональных амбиций саудовцам придется искать дополнительные ресурсы.ГЛОБАЛЬНЫЙ КУБИК. ИНСТРУКЦИЯ ПО СБОРКЕ

Новый этап «арабской весны», начавшийся с военного переворота в Египте, будет, судя по всему, еще более сложным. Ситуация в Ираке, Сирии, Ливии, в меньшей степени в Тунисе и Йемене не настраивает на оптимистический лад. Общим для всех стран является развал государственности, нарастание экономических трудностей на фоне углубления социальной поляризации. Вполне очевидная причина – отсутствие национального консенсуса по «поставторитарной» повестке дня, неспособность ни одной из общественных сил – исламистов разных мастей и оттенков, националистов, либералов прозападного толка – в одиночку выполнить масштабные задачи демократического переустройства.

Но вектор движения региона предопределен логикой глобального развития. В исторической перспективе Большому Ближнему Востоку предстоит адаптировать принципы демократии к местным условиям, прежде всего к традициям и идеологии ислама. Это единственная общеприемлемая основа для формирования национального и регионального консенсуса. Проблема, однако, в том, что задачи нового этапа предстоит решать при участии не скрывающих своей аллергии к демократическим реформам нефтедобывающих монархий Персидского залива, которые в силу своих огромных финансовых ресурсов оказались на авансцене ближневосточной политики. Похоже, что всем нам в очередной раз предстоит убедиться, что деньги при отсутствии идей способны затормозить, но не переломить ход истории.

В этом, по-видимому, состоит и скрытая подоплека накала страстей вокруг Сирии. Интересно, что схемы действий саудовцев в отношении «диктаторского режима» Асада, как и за два месяца до этого против «Братьев-мусульман» в Египте, были принципиально схожими. В обоих случаях речь шла о том, чтобы сформировать повод для силового вмешательства третьей стороны. В Египте – армии, в Сирии – американцев. Причем и в том и в другом случае тактические цели саудовцев совпали с интересами как Турции, так и Израиля, для которого хаос на Ближнем Востоке, вызванный «арабской весной», обернулся растущими угрозами безопасности. В результате давление на Барака Обаму в вопросе удара по Сирии достигло критического уровня. В целом по ходу развития сирийского кризиса порой складывалось впечатление, что мировая супердержава сама стала объектом манипуляций своих ближневосточных клиентов.

Это исключительно опасное развитие событий, поскольку основной смысловой нагрузкой второго этапа «арабской весны» и для саудовцев, и для Израиля будет Иран. Шиитская модель поведения – экзистенциальная угроза не только для еврейского государства, но и для полуфеодальных монархий Персидского залива. Это основная причина неприятия ими сирийского режима, являющегося главным союзником Тегерана в регионе. Именно данное обстоятельство и определило глобальный резонанс сирийского кризиса как имеющего в подтексте взрывоопасные темы Ирана и суннитско-шиитской конфронтации.

В целом регион явно приближается к опасной черте. Процессы, рожденные «арабской весной», выходят из-под контроля, причем не в последнюю очередь по причине отсутствия у Запада адекватного видения стратегической перспективы и побочных следствий демократизации региона. Не выдержала столкновения с реальностью ставка американцев на «Братьев-мусульман» как пионеров политического ислама. В Ираке, Ливии, ряде других ближневосточных государств усиливаются тенденции к дезинтеграции. Во весь рост встает проблема радикального ислама, имеющего – хочется признавать это кому-то или нет – выраженную антизападную направленность. Вполне очевидно, что в этих условиях на первый план выходит задача выработки скоординированной линии международного сообщества для предотвращения выхода региональной ситуации в неконтролируемое русло.

Но, как показало развитие сирийского кризиса, великие державы, вовлеченные в ближневосточные дела, говорят на разных языках. В чем причина такой разобщенности? Ответ, если попытаться вникнуть в суть проблемы, очевиден: миропорядок, приходящий на смену холодной войне, выстраивается хаотически, как набор конструктивных и не очень двусмысленностей. Окончание блокового противостояния после распада Советского Союза, глубокие политические сдвиги в странах Восточной Европы, на Балканах восприняты на Западе (во многом справедливо) в качестве исходной точки глобальной трансформации международных отношений. Однако окончание холодной войны не сопровождалось разработкой договоренностей о содержании и формате такой трансформации. Не адаптированы к изменившемуся балансу сил в мире и действующие структуры обеспечения международной безопасности, включая ООН. Следствием этого стало создание страховочных механизмов глобальной стабильности – «восьмерки», затем «двадцатки» с параллельным расширением зоны ответственности НАТО.

В этих условиях ценности, победившие в холодной войне, – демократия, права человека, рыночная экономика – начали восприниматься как необходимая предпосылка устойчивого развития и одновременно регулятор и критерий прогресса. Как результат на Западе, прежде всего в США, сформировалось понимание своей лидирующей (доминирующей) роли в мировых делах, базирующейся на продвижении демократии как главного компонента нового миропорядка.

Однако реальная картина мира после окончания холодной войны оказалась гораздо сложнее. Императивы геополитики, конфликт индивидуальных и групповых интересов по-прежнему превалируют над идеологией. Россия в этих условиях действует – и это, на наш взгляд, единственно возможная для нее позиция – в логике ялтинско-потсдамской системы, базирующейся на безусловном признании приоритета принципа государственного суверенитета и центральной роли ООН. Что касается Соединенных Штатов и их союзников, то они давно уже живут в иной системе политических и правовых координат, в которой продвижение демократии в мире поставлено выше суверенитета.

Это базовое, понятийное расхождение наглядно проявилось и во время сирийского кризиса, ставшего, в сущности, частным случаем разбалансированности общей ситуации в мире. На разных этапах кризиса Владимир Путин убежденно говорил о недопустимости использования силы против суверенного государства без санкции Совета Безопасности ООН. А Обама страстно отстаивал право президента и Конгресса США принимать решение о нанесении военного удара против страны, заподозренной в преступлении против человечности.

Парадокс в том, что при этом речь явно не шла о конфликте интересов в традиционном понимании. Соображения конкурентной борьбы, в частности в связи с путями доставки газа из Катара или Ирана в Европу, которые на определенном этапе назывались главной причиной конфликта вокруг Сирии, возможно, имели место. Но дело все же не в этом. Стратегические задачи главных мировых игроков – России, Соединенных Штатов и Евросоюза – на Ближнем Востоке совпадают в главном – стремлении сохранить стабильность в этом взрывоопасном регионе.

К счастью, на критическом этапе сирийского конфликта, когда речь зашла об использовании силы в связи с обвинениями режима в применении химического оружия против гражданского населения, ресурс здравого смысла и у внешних игроков, и у Дамаска оказался достаточным, чтобы остановить сползание к силовому сценарию, чреватому непредсказуемыми последствиями. Чрезвычайно важным уроком сирийского кризиса стала поддержка парламентами и общественностью широкого круга стран курса, проводимого президентом России. Но достигнутый успех – тактическая передышка, далеко еще не победа. Стратегический прорыв может быть связан только с окончательным политико-дипломатическим урегулированием сирийского кризиса, важным для общего оздоровления обстановки на Ближнем Востоке.

Уместен, на наш взгляд, и более далеко идущий вывод: для избежания рецидивов перехода локальных кризисов в опасную фазу нужно договариваться по базовым понятиям формирующейся новой системы глобальной безопасности. Задача архисложная, требующая «двухтрековой дипломатии», поскольку речь пойдет о вещах, которые практические политики всегда считали уделом идеалистических мечтаний философов. О нравственной основе глобализующегося мира, о самоограничении как предпосылке гармоничного развития, о разных моделях демократии, религиозной и этнической толерантности, гражданских правах и нравственных обязанностях, положении национальных меньшинств. О Западе и Востоке, которым в XXI веке приходится сходиться, несмотря на глубоко вошедшую в наше сознание максиму Редьярда Киплинга. Наконец, о давно назревшей необходимости привнести в международные отношения те же принципы плюрализма мнений, которые лежат в основе демократических систем на национальном уровне. И о многом другом, без чего урегулировать новые локальные кризисы будет все труднее.

Такая постановка вопроса только на первый взгляд кажется оторванной от реальности. Мир стремительно и, повторим, хаотически меняется. Угрозы глобальных потрясений перемещаются из традиционной сферы геополитики в область «мягкой силы». В новые времена трудно представить себе войны за территории. В основе будущих столкновений могут лежать только виртуальные, искусственно искаженные стереотипы массового сознания. Сирийский кризис как кульминация «арабской весны» дает в этом отношении немало пищи для размышления.

Крайняя сложность задачи понятна. Гармонизация мира через гармонизацию наших представлений о нем – скорее, процесс, чем результат. Процесс, в котором помимо политиков и дипломатов должны участвовать историки, философы, бизнесмены, студенты, домашние хозяйки. Представители развитых демократий и исламисты, защитники прав сексуальных меньшинств и их противники. Саудовцы, израильтяне, иранцы, русские, американцы, китайцы, французы, поляки – все. Организацию такого диалога вполне могла бы взять на себя ООН. Его естественное место – в социальных сетях интернета.

Сегодня это может показаться очередным проявлением российской прекраснодушной мечтательности. Но завтра – кто знает? – из этого может вырасти алгоритм сборки не только ближневосточного, но и глобального «кубика Рубика». В эпоху интернета народ умнеет быстрее своих правителей.

П.В. Стегний – доктор исторических наук, чрезвычайный и полномочный посол, член Российского совета по международным делам.

Непропорционально великая держава

Как Катар воспользовался обстоятельствами, но может стать их жертвой

По иронии истории позиция главного защитника и покровителя восстаний в Северной Африке досталась абсолютной монархии. В условиях всплеска протестной активности арабских масс Катар смело занял сторону «народа», открыто агитируя за перемены в соседних странах.

Первые два года «арабской весны» были отмечены небывалой политической активностью крошечного государства – Катара, который играл ведущую не только региональную, но, пожалуй, и мировую роль во время событий в Ливии, а потом в Сирии. В условиях всплеска протестной активности арабских масс Доха смело заняла сторону «народа», открыто агитируя за перемены в соседних странах. По иронии истории позиция главного защитника и покровителя восстаний в Северной Африке досталась абсолютной монархии.

В отличие от властей большинства стран региона, которых «арабская весна» откровенно напугала, катарское руководство чувствовало себя уверенно. Ситуация в стране оставалась стабильной, форма правления относительно прогрессивна по сравнению со многими соседями, но при этом централизована и управляема сверху вниз. Главное – правящий режим воспринимался как легитимный и в стране, и за ее пределами. Обладая богатыми источниками «мягкой силы» и при этом не будучи связанными с престарелыми и недееспособными режимами в Тунисе, Египте, Ливии, катарские лидеры воспользовались массовыми протестами в этих странах, чтобы резко нарастить свою региональную роль – вроде бы из альтруистических побуждений. Отсутствие внутренних сдерживающих факторов при принятии решений позволило официальным лицам во главе с бывшим эмиром шейхом Хамадом бен Халифа Аль-Тани и его премьер-министром шейхом Хамадом бен Джассим Аль-Тани превратить Доху в главного внешнего игрока на фронтах сирийской гражданской войны. Однако свертывание «арабской весны» в Египте в июле 2013 г. бросает опасный вызов новому эмиру Катара шейху Тамиму бен Хамад Аль-Тани, который взошел на трон за неделю до поразительного «демонтажа» всех революционных завоеваний в Египте.

КАТАР И ИСЛАМИЗМ

До 2011 г. катарская региональная и внешняя политика была сосредоточена на дипломатическом посредничестве. Энергичные усилия по достижению мирного урегулирования в Ливане, Йемене, Судане и других странах арабского и мусульманского мира снискали Дохе славу «неустанного миротворца». Страна стала пользоваться заслуженной репутацией вполне беспристрастного и честного поверенного, не обремененного историческим багажом, который лишал мобильности региональных тяжеловесов: Египет и Саудовскую Аравию.

Наиболее убедительно миротворческие усилия Катара можно объяснить желанием создать благоприятный имидж государства и тем самым – условия для проведения независимой внешней политики. Это своеобразная попытка преодолеть «дилемму безопасности», с которой сталкиваются небольшие страны наподобие Катара, через позиционирование себя в качестве нейтрального, но влиятельного партнера непохожих региональных и международных акторов. Монархия обрела больше пространства на мировой арене, нежели то, на которое могло рассчитывать такое маленькое государство, а позитивный образ позволяет привлекать иностранные инвестиции, бизнесменов и туристов.

Демонстративное поведение Катара во время «арабской весны» поначалу кажется отступлением от описанной стратегии, однако коррективы курса скорее вызваны резким изменением обстоятельств, чем фундаментальным сдвигом подхода. Палестинский ученый Халед Хруб считает действия Дохи естественным продолжением ее активной и все более настойчивой внешней политики в последнее десятилетие. Во время событий 2011 г. катарские правители были уверены в том, что согласованных и организованных беспорядков у них дома не случится, поэтому посчитали возможным вести себя более напористо по всем направлениям. К тому же решительные действия в отношении стран и режимов, Катару неблизких (в отличие от правящей в соседнем Бахрейне семьи Аль-Халифа, которой позволили и даже помогли жестоко подавить волнения), способствовали тому, чтобы перенаправить внимание вовне от проблем, связанных с отсутствием либерализации внутри самого Катара.

Реакция Дохи на «арабскую весну» стала продолжением более ранних тенденций. После 1995 г., когда к власти пришел Хамад бен Халифа Аль-Тани, внешнюю политику Катара отличало стремление к постоянному уравновешиванию явно конкурирующих между собой политических сил. Так, и в 2011 г. монархия заявила о себе в качестве союзницы Запада в арабском мире (требования гуманитарной интервенции в Ливии и политического урегулирования в Йемене), одновременно активно поддерживая исламистские движения в регионе. Решение использовать свое влияние и вес для поддержки исламистов, зачастую связанных с «Братьями-мусульманами» и региональными ответвлениями этого движения, также было кульминацией длительных перемен. Гидо Штейнберг, эксперт в области политического исламизма, отмечает, что в какой-то момент «Доха признала: исламисты станут следующей крупной силой в североафриканской и ближневосточной политике, и поэтому начала прилагать усилия для сближения с ними... Вокруг Юсуфа аль-Карадауи [живущий в эмиграции в Катаре египетский идеолог “братьев”] стало формироваться сообщество “Братьев-мусульман” в изгнании».

Формально Катар придерживается ваххабизма и ханбалистской школы исламского права, а ее акцент на повиновении правителю явно идет вразрез с популизмом движения «братьев», призывающего простых мусульман к противодействию властям, если того требуют обстоятельства. Это не помешало укреплению связей, которые берут начало с наплыва в страну «Братьев-мусульман», спасавшихся от гонений со стороны националистических и социалистических движений в Египте времен Насера в 1950-е и 1960-е гг., и из Сирии после резни в Хаме, устроенной Хафезом Асадом в 1982 г. для истребления радикальных исламистов. Многие из тех, кто нашел убежище в Катаре, устроились на работу учителями и госчиновниками, формируя политические взгляды молодого поколения. То же наблюдалось и в других странах Персидского залива. Однако если Кувейт и (в меньшей степени) Саудовская Аравия попытались одомашнить или «окультурить» гостей, Доха расширяла и диверсифицировала связи с региональными ветвями этого движения, не позволяя его активистам развернуться внутри Катара. Хотя аль-Карадауи и его сообщники получили возможность высказывать свои взгляды на канале «Аль-Джазира» после его создания в 1996 г., их пребывание в Катаре было негласно обусловлено тем, что они не станут вмешиваться во внутренние дела эмирата и комментировать происходящие там события. Как отмечает Бернард Хейкель, «Катару удалось искусно управлять энергией “братьев” и направлять ее во внешний мир».

Благодаря взаимодействию с видными деятелями исламистского движения Катар наладил тесные связи со многими оппозиционными лидерами, готовыми играть ведущую роль в революционных волнениях в Тунисе, Египте, Ливии, Сирии и Йемене. Поначалу лейтмотивом народных бунтов и восстаний служили общие требования политических и экономических свобод, уважения человеческого достоинства и социальной справедливости. Заводилы не выдвигали специфических исламистских лозунгов и не ставили целей и задач создания исламского государства. Однако организационный потенциал исламистов предопределял тот факт, что они смогут лучше воспользоваться открывающимися электоральными возможностями и ростками представительной демократии.

Это позволило Катару оказывать двоякое воздействие на страны, переживавшие волнения: благодаря личным связям с бывшими изгнанниками, вернувшимися из Дохи на родину, и через институциональное влияние, поскольку «братья» стали влиятельным игроком в этот переходный политический период.ИДЕАЛЬНАЯ ВНУТРЕННЯЯ СИТУАЦИЯ И ЕЕ ПРЕДЕЛЫ

С точки зрения соотношения ресурсов и потребностей Катар находится в уникальном положении. Он практически обезопасил себя от любого выражения недовольства в политической или экономической сфере. Уровень ВВП на душу населения в 440 тыс. долл. во много раз превышает показатель развитых стран Европы и Северной Америки. Чувство комфорта и безопасности, превалирующее среди граждан, неизбежно ведет к политической апатии и заглушает стремление к демократическим преобразованиям – жители Катара не склонны раскачивать лодку. Ежегодный опрос арабской молодежи показал, что число тех, кто считает демократию важным институтом, сократилось с 68% в 2008 г. до 33% в 2010 году. Это резко контрастирует даже с соседними государствами, такими как ОАЭ, где процент заявивших о важности демократии существенно вырос с 58% в 2008 г. до 75% в 2011 году.

Аналогичные результаты выявил Опрос об общемировых ценностях, проведенный (впервые в истории) в декабре 2010 г. научно-исследовательским подразделением Катарского университета. Накануне «арабской весны», начавшейся в разгар сбора анкет, эта крупнейшая и наиболее показательная выборка настроения продемонстрировала, что почти две трети респондентов (64%) считают «экономический рост» национальным приоритетом на предстоящее десятилетие. Цифра существенно превышала число тех, кто желает видеть более «представительную» демократию (16%) или даже «мощную оборону» (15%). Более того, катарцы заявили о гораздо более высоком уровне доверия государственным институтам (полиция, армия, суды и государственные учреждения), чем их сверстники в других арабских странах: 75% и 74% соответственно полностью удовлетворены полицией и армией; для сравнения – в Марокко этими институтами довольны лишь около 30%.

Примечательно, что катарская общественность не продемонстрировала такого же уровня доверия международным организациям: лишь 8% верят в работу ООН. Анализируя полученные данные, Юстин Генглер изSESRI и Марк Тесслер из Мичиганского университета отметили, что гражданское общество и общественная жизнь в Катаре «не подрывают устои традиционного общества и господствующего режима, а скорее являются их продолжением: наиболее активны те, кто получает максимальную выгоду и кто может больше всего потерять от любого пересмотра политического статус-кво».

Это не означает, что в катарском обществе не существует разных мнений. Интеллектуалы и ученые начали выражать сомнения в правомерности стратегий национального развития в эпоху головокружительного экономического роста. Особое беспокойство вызывает демографический дисбаланс, в результате которого граждане становятся в собственной стране постоянно сокращающимся меньшинством, если оценивать их как процент от общего населения. В преддверии чемпионата мира по футболу в 2022 г., подготовка которого предусматривает осуществление крупномасштабных и очень дорогих проектов, начинает ощущаться дефицит финансовых ресурсов, а также инфраструктуры для абсорбирования множества новых рабочих рук. Свыше 130 тыс. человек прибыли для работы в Катаре только с января по май 2013 года. Государственные и социальные службы просто не справляются с таким наплывом. То же можно сказать и об индустрии жилищного строительства, которая за тот же период смогла вывести на рынок только 10 тыс. квартир. Общее чувство неловкости и дискомфорта сквозит, например, в комментариях бывшего министра юстиции Наджиба аль-Нуаими для «Бюллетеня стран Персидского залива»: «Катар слишком много тратит последние пять лет, оставляя внутренние дела в плачевном состоянии. Если это продолжится до 2016 г., нам придет конец. Катар просто развалится как государство... На 2016 г. приходятся очень большие выплаты по облигационным займам, и если государство не сможет заплатить по долгам, с нами будет то же, что с Дубаем в 2008 году».

Несмотря на некоторые пессимистические прогнозы, чемпионату мира по футболу, право на проведение которого Доха выиграла буквально накануне «арабской весны», уделяется огромное внимание. Он призван позиционировать страну как тихую и безопасную гавань на фоне волнений, охвативших ближневосточный регион, продемонстрировать растущую роль эмирата на международной арене.

НА ВОЛНЕ ОБЩИХ ЦЕННОСТЕЙ

На ранних этапах «арабская весна» не представляла прямой угрозы Катару или его интересам за рубежом, напротив, очень способствовала их продвижению. Репутация Каддафи позволила Дохе, не опасаясь издержек, занять позицию обличителя диктатуры и тиранических режимов. Аналогичную возможность Катар получил, когда Сирия при Асаде лишилась легитимности на международной арене. В обоих случаях переход от посредничества в конфликтах к политике вмешательства был представлен как естественное развитие катарской дипломатии. Ее эффективность определялась двумя факторами – вертикальным устройством элиты, где решения принимаются строго сверху вниз, и способностью мобилизовать все возможности государственного капитализма для достижения поставленных целей. Кроме того, цели Катара несколько неожиданно оказались в одном русле с «общемировыми ценностями», что способствовало международной легитимации политики Дохи.

Неудачи в проецировании жесткой силы, которые испытали на Ближнем Востоке ведущие мировые державы (кампании в Ираке, Афганистане), открыли окно возможностей для обладателей «мягкой силы», на аккумулирование которой Катар потратил много сил начиная с 2000 года. По мере того как глобализация меняет само понятие «силы» в мировой политике и общее представление о каналах, по которым она может транслироваться, Катар и, в меньшей степени, ОАЭ смогли продемонстрировать, что небольшие страны способны играть непропорциональную их размерам роль на мировой арене. Растущая эффективность «мягкой силы», стабилизирующая роль суверенных фондов благосостояния, а также умелые инвестиции по миру позволили Катару выгодно разыграть свои козыри.

Во время кризисов в Ливии, а затем в Сирии наглядно появилось нечто новое: объединение различных инструментов «мягкой силы» с арсеналом силы жесткой, военной, для достижения определенных целей в регионе. Этот подход лежал в основе не слишком разрекламированного сдвига Дохи от дипломатического посредничества к интервенционистской внешней политике. Таким образом, действия Катара в 2011–2013 гг. можно рассматривать как последовательное продолжение его стратегии улучшения государственного имиджа и независимой внешней политики, но одновременно как реакцию на новые реалии Ближнего Востока.ПИК И НАЧАЛО СПАДА

В течение нескольких месяцев 2011 г. казалось, что «арабская весна» – это переломный момент во взаимоотношениях Запада и арабского мира, поскольку происходившие одно за другим восстания бросали вызов стереотипным представлениям западных людей о данном регионе. На ранних этапах волнений те нации, лидеры которых были достаточно дальновидны, чтобы возглавить процесс, получали политические, экономические и оборонные преимущества. Активность Катара (особенно в Ливии), умелое использование инструментов жесткой и «мягкой» силы находили отклик среди западных держав, которые считали эту страну своим ближневосточным рупором, агентом миротворчества и демократизации. Подобное признание увенчало десятилетние усилия Катара и позволило избавиться от негативного имиджа, осложнявшего взаимоотношения администрации Джорджа Буша с Дохой. Катар сыграл ключевую роль и в поддержании отношений между Западом и арабским миром на раннем этапе сирийского кризиса. Тогда эмират призвал Лигу арабских государств к решительным действиям после того, как работа СБ ООН забуксовала.

Успех лидеров Катара очевиден, о нем можно судить по комплиментам, звучащим на Западе. Министр обороны Франции Жерар Лонже выразил чувства многих, когда на радостях заявил (по поводу участия Катара в создании бесполетной зоны в Ливии), что «впервые Европе удалось достичь с арабским миром такой степени взаимопонимания». Еще более высокая похвала прозвучала из уст Барака Обамы по окончании его встречи с эмиром Катара в Белом доме в апреле 2011 г.: «Думаю, нам не удалось бы сформировать широкую международную коалицию, включающую не только страны НАТО, но и арабские государства, без лидерства эмира». Однако вечером того же дня на обеде для частных доноров в Чикаго тон Обамы был несколько иным. Не зная о том, что микрофон включен, он высказался об эмире следующим образом: «Довольно влиятельный парень, пропагандирующий демократию на Ближнем Востоке. Реформа, реформа, реформа – об этом денно и нощно вещает “Аль-Джазира”. Но сам он не слишком спешит реформировать свою страну. В Катаре демократизация идет ни шатко ни валко. Одна из причин в том, что доход на душу населения в Катаре – 145 тыс. долл. в год. Это позволяет легко гасить любые конфликты».

Ливийская кампания стала кульминацией в процессе «взросления» Катара и превращения его в заметный фактор международной политики. Но далее начался вполне естественный спад. Активное внешнее вмешательство, в том числе катарское, в Сирии не предотвратило сползания страны в пучину кровавой гражданской войны. Вскрылись факты теневого и не всегда приглядного участия Дохи в ливийском кризисе. Излишняя напористость стала вызывать ревность влиятельных соседей. В общем, недовольство Катаром начало расти, а это уже подрывает основы, созидавшиеся годами, в частности, репутацию эмирата как дипломатического посредника, поскольку его беспристрастность под вопросом. Повсеместно усиливается скептицизм относительно мотивов Дохи, особенно после того, как стало известно о рискованных играх катарского руководства, поддерживавшего «Братьев-мусульман» в Северной Африке и других местах. Главная опасность, по словам Лины Хатиб, в том, что «отсутствие последовательной внешней политики повышает риск дестабилизации в Катаре под воздействием внешних и внутренних факторов, и это идет вразрез с одним из главных мотивов катарской внешней политики: сохранение внутренней безопасности и стабильности».

Новое руководство, пришедшее к власти в Катаре 25 июня 2013 г., столкнулось с необходимостью противостоять этой негативной динамике. Отстранение через неделю от власти в Каире правительства «Братьев-мусульман» вынудило Доху работать в режиме сдерживания кризиса и заставило нового молодого эмира шейха Тамима бен Хамад Аль-Тани дистанцироваться от задиристой политики своего отца и, что еще важнее, от политики Хамада бен Джассима. Катар, щедро поддержавший в финансовом отношении каирское правительство «братьев», не участвовал в финансовой и топливной помощи переходному правительству, сменившему в июле президента Мурси, ее предоставили Саудовская Аравия, Кувейт и ОАЭ на общую сумму в 12 млрд долларов. Прежнее руководство эмирата публично поддержало политические силы и группировки, которые затем себя дискредитировали или были вытеснены на периферию политической жизни, нынешнее руководство вынуждено действовать на новом поле региональной политики. И эти новые условия почти диаметрально противоположны благоприятному для Дохи раскладу сил в начале «арабской весны», когда национальные интересы Катара совпадали с целями мятежников в странах Северной Африки.

Кристиан Коатс-Ульрихсен – научный сотрудник Института публичной политики Джеймса Бейкера при Университете Райса.

Глобальный строительный рынок: развивающиеся перспективы

Ситуация в мировом строительном секторе, на который приходится порядка 40% глобального стального потребления, во многом определяет и тонус металлургической отрасли. Спустя 5 лет с начала мирового финансового кризиса UGMK.INFO проанализирует тенденции развития стройотрасли на ключевых региональных рынках и в Украине.

В 2013 г. глобальный рост ВВП составит максимум 3%, а рост объемов строительных работ – не более 4%. Стройсектор до сих пор страдает от дефицита финансирования и слабого потребительского спроса, которые, в свою очередь, препятствуют восстановлению спроса на сталепродукцию.

Потребление стали в строительстве в настоящее время составляет 540 млн. т, почти вдвое больше, чем в машиностроении (не считая автопром) и производстве металлоизделий.

Строительная индустрия формирует около 10% мирового ВВП, обеспечивая работой примерно 7% от общей численности рабочей силы по всему миру. В денежном выражении это $7,5-8 млрд. за минувший год, который для глобального стройсектора стал одним из наихудших со времени кризиса 2008-2009 гг.

Тем не менее, позитивные изменения на рынках Северной Америки, Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока и, в меньшей степени, ЕС, позволяют ожидать ускорения восстановления строительного сектора в 2014 г., который может стать началом долгосрочной тенденции.

Согласно проведенному PwC исследованию, к 2025 г. объемы глобального строительства возрастут более чем на 70% до $ 15 трлн. Самые быстрые темпы роста стройсектора, опережающие общемировые, будут демонстрировать Китай, США и Индия (почти 60% глобального роста).

Географическая структура глобального стройрынка в 2005 г.:

Географическая структура глобального стройрынка в 2020 г. (прогноз):

Ключевые тенденции глобального стройрынка в 2012-2013 гг.

Проблема финансирования остается основной в строительной отрасли. Кризис стройсектора в ЕС, противоречивая ситуация в США (рост возведения жилья при сокращении промышленного строительства), замедление прироста объема стройработ в КНР во многом обусловлены замораживанием или сильным урезанием финансирования со стороны правительства или частных инвесторов.

Олимпийские игры в Лондоне-2012 продемонстрировали значительный прорыв в технологиях и скорости строительных работ. Множество объектов проведения Олимпиады были построены с применением энергосберегающих и зеленых технологий, причем в кратчайшие сроки.

В минувшем году также активно велась работа по строительству объектов для проведения в Бразилии Кубка мира по футболу 2014 г., инвестиции составят более 12 миллиардов евро. Отметим, что, несмотря на достаточные финансовые ресурсы, программа строительства стадионов и другой необходимой инфраструктуры в Бразилии реализуется с задержками, сталкиваясь с рядом проблем.

Ураган Sandy, нанесший сильный ущерб северо-восточному побережью США, оказал немалое влияние на стройсектор страны. Необходимость восстановления и модернизации разрушенной инфраструктуры, особенно транспортной и энергетической, требует вливания миллиардов долларов, значительную часть которых освоят стройкомпании.

Планы отказаться от использования атомной энергии в Японии и Германии будут стимулировать строительство замещающих мощностей.

Стоимость строительства упадет?

По информации консалтинговой компании EC Harris, колебания валютных курсов были доминирующим фактором в изменении затрат на строительство в 2012 г. В частности, повышение курса юаня снизило конкурентоспособность импорта продукции из КНР, а падение иены оказало позитивное влияние на экспорт японской продукции.

Важным фактором стало падение спроса и цен на сырьевые товары, в частности, сталь как важный элемент стройматериалов.

Если подтвердится тезис о «завершении сырьевого суперцикла», это будет иметь огромное значение для стабилизации стоимости строительства – и прежде всего, в развивающихся экономиках, где материальные затраты являются ключевым фактором развития отрасли.

По данным EC Harris, в десятку самых дорогих стран по стоимости строительства входят Гонконг (здесь затраты в полтора раза выше, чем в Великобритании), Швейцария, Дания, Швеция, Макао, Австралия, Япония, Франция, Сингапур и Бельгия. Самые низкие затраты – в Индии, Индонезии, Вьетнаме, Марокко и Малайзии.

Уместно отметить, что за 2002-2008 гг. среднегодовые расходы на строительство выросли на 5,1%, а в 2009-2012 – всего на 1,1%.

Перспективы-2014

Среди развитых стран США остаются одним из немногих крупных игроков (в ЕС это Германия), где стройсектор растет сегодня и готоы ускорить развитие завтра. Если в развивающихся странах вложения в строительство стали главным инструментом стимулирования экономики, то в развитых, наоборот, государственное и частное финансирование новых крупных инфраструктурных проектов практически прекратилось. Это привело к стагнации стройотрасли, кризису рынка недвижимости и снижению потребления проката.

Относительно быстрому восстановлению активности рынка США содействовала сланцевая революция, обеспечившая не только рост нефтегазодобычи и промышленного производства, но и увеличение инвестиций в инфраструктурные проекты.

В 2012 г. расходы на строительство в США увеличились на 8% в годовом исчислении, в Канаде 4% рост рынка жилья подпитывается спросом со стороны энергетики, железнодорожного и энергетического секторов.

В 2013 г. отмечаются признаки восстановления рынка ЕС. Хотя объем стройработ в текущем году сократится на 2,5-3%, во многих странах Евросоюза, не только в Германии, идет прирост новых проектов.

Развивающиеся страны

Как ожидается, индустрия строительства в развивающихся рынках в течение следующих десяти лет удвоится, и достигнет $ 6,7 трлн. к 2020 г., что составляет около 55% мирового рынка.

Развивающиеся страны Азии, Латинской Америки, Ближнего Востока, Африки и Восточной Европы, в которых растет уровень урбанизации, по прогнозным оценкам, в ближайшие 20 лет инвестируют в инфраструктуру $50 трлн. Уже сегодня на эти страны приходится 52% всех строительных работ в мире, а в к 2025 г. этот показатель вырастет до 63%.

Доминирующая роль останется за Китаем, который еще в 2010 г. обогнал США в качестве крупнейшего строительного рынка в мире. По оценкам PwC, доля КНР на глобальном стройрынке вырастет с 18% в настоящее время до 26% в 2025 г., даже с учетом наблюдаемого сегодня замедления темпов развития китайской экономики.

Китайские фирмы активно усиливают позиции в мировом строительном бизнесе. Всего за 10 лет ведущие стройкомпании из «Поднебесной» вытеснили из списка Топ-10 мировых лидеров половину японских и европейских компаний (см. таблицу).

Топ-10 ведущих стройкомпаний мира по объему выручки:

Данные: International Construction magazine

Второй перспективный игрок на азиатском рынке – Индия, которая с ежегодным ростом в среднем 7,4%, как ожидается, обгонит Японию в качестве третьего по величине строительного рынка уже к 2018 г.

Несмотря на сильные бюрократические препятствия и ограничения госинвестиций, демографический потенциал и неизбежный рост урбанизации сохраняют за Индией все возможности стать «вторым Китаем» – как в сфере объемов строительства, так и по объемам производства и потребления металлопродукции.

Большие возможности для роста у нового поколения «азиатских тигров» –Индонезии, Вьетнама и Филиппин, объем рынка которых уже составляет $ 350 млрд. и растет более чем на 6% в год.

К 2050 г. в Азии будет почти 2 миллиарда новых горожан, в т.ч., в КНР – 400 млн., в Индии – 500 млн., в других странах Азии – до 1 млрд. человек. К слову, по оценкам ООН, с 2010 по 2050 гг. в мире количество городского населения увеличится на 3 млрд. человек, из которых «неазиатский» прирост будет небольшим: в Африке – 800 млн., в Америке и Европе – не более 400 млн. человек.

В других регионах хорошие перспективы для роста стройсектора у Бразилии, которая активно инвестирует в спортивную, жилую и промышленную инфраструктуру, у России и стран Средней Азии – при условии относительно высоких цен на экспортные нефть и газ, а также у стран Персидского залива. Увеличение расходов на социальную инфраструктуру будет поддерживать развитие стройсектора Саудовской Аравии и ОАЭ, подготовка к Кубку мира 2022 г. гарантирует несколько лет сильного роста в Катаре.

В Украине, к сожалению, сегодня отсутствуют предпосылки для стабильного восстановления строительной отрасли, которая до сих пор находится в состоянии глубокого кризиса.

Подробнее о тенденциях развития украинского и других региональных строительных рынков – в следующих материалах серии

Георгий Карпенко

Массовую попытку преодолеть пограничные заграждения испанского анклава на севере Марокко предприняли во вторник до 200 африканцев, половине удалось перебраться через стену и скрыться в городе, сообщают испанские СМИ.

Большая группа выходцев из стран к югу от Сахары во вторник около пяти утра по местному времени штурмовали пограничные заграждения Мелильи, сообщило агентство EFE со ссылкой на полицейские источники. Примерно сотне мигрантов удалось преодолеть шестиметровую стену, после чего они разбились на группы и разбежались в разных направлениях, надеясь скрыться от полиции.

Вторжение было совершено в северной части охраняемого пограничного периметра, в так называемой зоне Трес-Форкас (в переводе - "три виселицы"). До этого участка пока не дошли начатые несколько дней назад работы по укреплению заграждений с помощью новой мелкоячеистой сетки и колючей проволоки. Особая сетка сконструирована таким образом, что за нее невозможно зацепиться пальцами, а в проволоке традиционные колючки заменены на острые как у бритвы лезвия.

Как стало известно газете El Mundo, при сегодняшнем массовом штурме один мигрант погиб: поскольку на стене не было сетки, он взобрался на самый верх и сорвался оттуда. Еще четверо получили легкие ранения, около 40 человек были задержаны полицией..

Что касается вновь укрепленных заграждений, то колючая проволока с лезвиями вызвала много жарких дискуссий и протестов. Как сообщает газета ABC, делегация оппозиционной Социалистической партии сегодня передала в Еврокомиссию жалобу на возглавляемое консерваторами правительство Испании, решившее использовать такие негуманные средства для защиты от мигрантов.

В жалобе содержится требование немедленно демонтировать уже установленные проволочные заграждения.

Марокканское агентство по солнечной энергии договорилось с германским государственным банком KfW о выделении займа в размере 654 млн. евро (около 950 млн. долларов США) на реализацию проектов NOOR II и NOOR III по строительству 200 МВт и 100 МВт солнечных станций соответственно в районе г. Уарзазат (юг Марокко). Общая стоимость двух проектов составит ориентировочно 1,7 млрд. евро. Таким образом, германский банк станет, вероятно, крупнейшим кредитором 2-ой и 3-ей стадий крупномасштабного проекта по строительству солнечного энергетического комплекса на юге Марокко общей мощностью свыше 500 МВт.

Кроме того, власти Королевства надеются получить около 300 млн. евро (415 млн. долл.) от Всемирного банка и примерно такую же сумму – от Африканского банка развития и Европейского инвестиционного банка. Более мелкими кредиторами в финансировании этих проектов выступают Фонд чистых технологий Всемирного банка, Французское агентство развития, Евросоюз.

Министерство инфраструктуры, транспорта и логистики Королевства Марокко разрабатывают новую стратегию развития морского хозяйства с учетом выгодного географического положения Королевства и вытекающих из этого конкурентных преимуществ. Она включает развитие кораблестроения и судоремонтной отрасли, а также модернизацию существующей портово-логистической инфраструктуры.

Стратегия предполагает выработку конкретного плана действий, направленных на коммерциализацию отрасли, привлечение инвестиций, обучение персонала. Разработчики плана определят регионы и конкретные пункты, наиболее подходящие для обустройства верфей и судоремонтных предприятий.

Ранее сообщалось, что до 2030 года марокканские власти планируют привлечь в развитие портово-логистической инфраструктуры около 75 млрд. дирхамов (10 млрд. долларов США).

“LeMatin”

Грозит ли европе исламизация?

Владимир Малахов

Очередной призрак бродит по Европе — на сей раз не тот, о котором возвещали классики марксизма. Это призрак ислама, грозящего в будущем, как убеждены некоторые, поглотить Европу культурно, а впоследствии и политически. Эмиссары исламской цивилизации в Европе — иммигранты. Поначалу тихие и незаметные, но по прошествии пары десятилетий все более требовательные и агрессивные, рожающие множество еще более агрессивных детей, мусульмане завершают в XXI веке миссию, не удавшуюся их единоверцам дважды — в VIII столетии, когда сарацины захватили Испанию, и в XVII столетии, когда войска Османской Турции стояли у стен Вены. Только теперь завоевание пройдет без кровопролития. Европейские города покроются густой паутиной мечетей, женщины закутаются в паранджу, а с храмов вместо звона колоколов будет звучать голос муэдзина.

В метафорах, обслуживающих этот призрак, нет недостатка: «Мечеть Парижской богоматери», «Лондонистан», Eurabia, в которую превратилась Europe, и т. п. Ниже мы попробуем поразмышлять о том, чем подпитываются подобные фантазии и насколько обоснованны связанные с ними опасения.

Сколько в Европе мусульман?

На этот вопрос не так просто ответить. Хотя бы по той причине, что не все европейские государства включают графу «вероисповедание» в статистику. Поэтому к «мусульманам» принято относить всех иммигрантов (а также их потомков) из стран исламского культурного ареала — не принимая в расчет ни их номинальной религиозной принадлежности (в исламских странах живут и представители других конфессий), ни их действительного отношения к религиозной вере. Если отвлечься от этого обстоятельства, получается цифра приблизительно в 15 млн человек[1].

Каково происхождение этой группы — а точнее, весьма различных групп — населения? Первый приток мусульман в Западную Европу[2] связан с постколониальной иммиграцией. После демонтажа Французской, Британской и Голландской империй в бывшие метрополии стали прибывать выходцы из вчерашних колоний: магрибинцы — во Францию[3], пакистанцы — в Великобританию, индонезийцы — в Нидерланды. Начало второму потоку дала трудовая миграция: сначала по двусторонним соглашениям (между Алжиром и Францией, между Турцией и Германией), затем — индивидуальная (так во Франции, Бельгии и Нидерландах появились марокканцы, тунисцы и турки). Третью группу мусульман образуют беженцы и соискатели политического убежища: из Турции и Боснии — в ФРГ, из Алжира — во Францию, из стран Ближнего Востока — в Великобританию, из всех исламских стран понемножку — в Швецию и Нидерланды, а также в Австрию, Данию, Финляндию и т. д. Четвертая группа представлена бизнесменами, высококвалифицированными специалистами из исламских регионов (Иран, Филиппины, арабский Ближний Восток), а также студентами, оставшимися после окончания университета в стране обучения или нашедшими работу в другом государстве Евросоюза. Наконец, в интересующую нас категорию населения входят европейцы, перешедшие в ислам (по большей части — женщины, вступившие в брак с мусульманином, хотя есть и случаи, связанные с чисто мировоззренческим выбором)[4].

Кто такие европейские мусульмане?

Журналисты и политические обозреватели, пользующиеся выражением «мусульманское сообщество», редко проводят различие между мусульманами как категорией учета населения и мусульманами как категорией практики. Между тем среди людей, относимых бюрократическими процедурами к «мусульманам», много неверующих[5], а тех, кто считает себя верующим, но при этом никогда не бывает в мечети, больше, нежели тех, кто мечеть посещает[6]. Таким образом, перед нами две разные группы — мусульмане номинальные и мусульмане практикующие. Среди практикующих мусульман, в свою очередь, выделяется несколько моделей поведения.

Индивиды и группы, причисляемые к категории «мусульмане», не только по-разному относятся к религии, но и отделены друг от друга национально-этническими, конфессиональными, идеологическими и статусными барьерами.

Этнические противоречия уходят в глубь веков, порождая глубокое недоверие, а подчас и взаимную ненависть между различными группами: турки vs. арабы (первые — бывшие обладатели империи, вторые — бывшие объекты турецкого господства), арабы vs. берберы (от Марокко до Египта), пуштуны vs. белуджи среди пакистанцев, курды vs. их бывшие сограждане (будь они турецкого, иракского, иранского или сирийского происхождения) и т. д. О том, насколько сильны идиосинкразии такого рода, говорит хотя бы тот факт, что мусульмане из Турции и Марокко, живущие в Нидерландах, отказываются посылать своих детей в одну исламскую школу.

Далее следуют противоречия конфессиональные. Это не только пропасть между суннитами и шиитами, но и множество линий размежевания внутри суннитского ислама. Дело в том, что в исламе, в отличие от других мировых религий, не существует формального института духовенства[7]. Религиозным лидером может стать практически всякий последователь учения Пророка, если докажет свое усердие в вере и глубокое знание священного текста.

Отсутствие институционализированного духовенства означает отсутствие иерархии[8], что, в свою очередь, означает принципиальную открытость ислама для интерпретаций. Ни одной из них не гарантировано верховенство.

Этнические и конфессиональные различия дополняются не менее глубокими различиями по линии идеологии: левые vs. правые; секулярные vs. религиозные; либералы vs. консерваторы; турецкие коммунисты и социалисты vs. кемалисты; потомки борцов алжирского Фронта национального спасения vs. потомки «харки», сотрудничавших с французской администрацией в 1950-е годы, и т. д. Аналогичные идеологические водоразделы отделяют друг от друга беженцев и соискателей политического убежища из Египта, Туниса, Ливии и Сирии, которые оказались в Европе после событий «арабской весны».

Не стоит забывать и о социально-классовых разделителях: успешные бизнесмены и высокостатусные общественные фигуры vs. разнорабочие и получатели по-собий[9].

И, наконец, различия гендерные. Если в глазах внешнего наблюдателя «мусульмане» и «мусульманки» сливаются в некое гомогенное множество, то в реальной жизни позиции женщин и мужчин из мусульманской среды нередко не совпадают. Женщины — особенно молодые — зачастую не только не разделяют патриархальных установок мужчин, но и пытаются им противостоять.

Словом, та часть населения Евросоюза, которая подпадает под категорию «мусульмане», не является консолидированной целостностью.

Ислам как маркер различия

В 1960— 1970-е никому не приходило в голову объединять в одну группу тунисцев с пакистанцами, турок с алжирцами, а иранцев — с палестинцами. В классификации иммигрантского населения бюрократией (равно как и в самосознании самих иммигрантов) национальные критерии преобладали над конфессиональными. Однако в определенный момент — а именно в конце 1980-х — категория «мусульмане» начинает использоваться как для идентификации определенных групп мигрантов извне, так и для их самоидентификации. Принадлежность к исламу становится маркером различия — проведения символической границы внутри населения европейских стран, причем граница эта проводится поверх всех иных. Огромное число людей, вопреки всей сложности реальных отношений между ними, объединяются в одно множество — «мусульмане». Более того, этот способ описания и самоописания — «мусульмане» — начинает выступать в качестве основания политической мобилизации. Что произошло?

Произошли события в мировой политике, оценка которых разделила выходцев из исламских стран и большинство принимающего населения. Важнейшим таким событием стало «дело Рушди»[10]. К нему присовокупились война в Заливе (1990) и палестинская интифада (начавшаяся тремя годами ранее, но именно к 1990 году достигшая пика). Обнаружилось, что у иммигрантов-мусульман и их окружения разные точки зрения на происходящее.

А потом случились 11 сентября 2001 года и последующая цепь терактов, в результате которых принадлежность к исламу в западном общественном мнении стала ассоциироваться с терроризмом. И хотя большая часть здравомыслящих людей с самого начала решительно отвергала такую ассоциацию, атмосфера подозрительности и недоброжелательства вокруг европейских мусульман после убийства Тео ван Гога в Амстердаме (2004) и взрывов в Мадриде (2004) и Лондоне (2005) лишь сгустилась. Размежеванию поспособствовала также публикация в датской газете Jyllands-Posten карикатур на Пророка (2005), воспринятая как оскорбительная и недопустимая одними и как нормальное проявление свободы слова другими. Серия последующих скандалов такого рода лишь подтверждала глубокое различие позиций[11]. Новый геополитический контекст определил существенные трансформации и в восприятии мусульман в Европе, и в их самовосприятии. Они стали представляться как агенты ислама в неисламском мире.

Наряду с тектоническими сдвигами в мировой политике существенным в этой трансформации было и то обстоятельство, что к концу 1980-х выросли дети, родившиеся в семьях исламских мигрантов. Так называемое второе поколение мигрантов являет собой любопытный парадокс. Будучи в религиозном отношении гораздо дальше от исламской традиции[12], чем их родители, они в политическом отношении зачастую выступают гораздо более активными адептами ислама. Если родители стремились вести жизнь в согласии с предписаниями Корана, стараясь при этом быть как можно менее заметными, то дети, родившиеся и социализировавшиеся на Западе, как правило, не являясь ревностными мусульманами в быту, готовы громко заявить о себе как о представителях ислама.

Итак, ислам превратился в идентификационный маркер. Независимо от того, каково значение ислама как системы ценностей и регулятива поведения для тех или иных индивидов, их отождествление себя с мусульманами влечет за собой целый ряд ощутимых последствий в повседневной жизни. Это, например, возможность быть дискриминированным, выделенным из общей массы — будь то явно (неонацистами на улице) или неявно (менеджером по персоналу, отказывающем в приеме на работу). Это ожидания окружения, касающиеся как бытового поведения («а что это ты вино пьешь, тебе же нельзя?»), так и реакций на политические события. Если ты не идешь на демонстрацию против публикации карикатур на Пророка или выпуска антиисламского фильма — ты неправильный мусульманин. А если ты на нее идешь — это лишнее доказательство того, что ты не принадлежишь «нам». Эдвард Саид (по религиозной принадлежности, кстати, христианин) пережил в свое время шок, связанный с коллизией идентификаций. Когда началась Шестидневная война, прохожие на улицах обращались друг к другу с вопросом «как там наши?». Этот вопрос американцы ничтоже сумняшеся задавали и ему, профессору Колумбийского университета. Но только он, будучи палестинцем, никак не мог отождествить себя с «нашими», которые имелись в виду.

За почти полвека, истекшие с тех пор, идентичности еще более политизировались.

Рациональная озабоченность или логика фобии?

Опасения перед «исламизацией» Европы двоятся. Они, так сказать, двухслойны. Первый слой — это страх перед политическим доминированием ислама, второй связан с опасениями культурного свойства.

В первом случае людям кажется, что увеличение доли мусульман рано или поздно приведет к изменению конституционного строя европейских государств. Во втором случае речь идет о том, что, чем больше в Европе будет мусульман, тем выше вероятность вытеснения европейских норм и ценностей и образа жизни неевропейскими, импортированными из стран исламского мира.

Насколько оправданны подобные страхи? Начнем с политического слоя. Демонтаж либеральной демократии в пользу некоего варианта халифата не грозит Европе уже по той причине, что такого сценария не желают сами европейские мусульмане. (Разумеется, за исключением малочисленных групп исламских фанатиков[13].)

Вопреки устойчивому мифу о том, что ислам не допускает различия приватного и публичного, миллионы европейских мусульман доказали, что они умеют проводить такое различие. То есть жить в обществе по светскому закону, оставляя вопросы веры для частной жизни[14].

Более рациональный характер носят опасения перед возможным превращением ислама в политически организованную силу. Ислам уже является фактором политической жизни в ряде европейских стран. Однако, во-первых, действие этого фактора никак не назовешь деструктивным. Мусульманский электорат поддерживает исключительно партии политического мейнстрима. (За маргиналов, в том числе тех, кто выдвигает «исламскую» повестку дня, практически не голосуют.) Во-вторых, граждане с мусульманской идентификацией далеки от политической консолидации. Их объединению на почве конфессиональной общности препятствует и структура ислама как религии, и взаимное неприятие между различными группировками. То, что неискушенному наблюдателю кажется единым политическим телом («мусульманской диаспорой»), на деле состоит из мириад группировок, друг другу не доверяющих и друг с другом враждующих.

Отсюда проистекает невероятное множество организаций, претендующих на представительство ислама как такового, но на деле представляющих ту или иную деноминацию или ту или иную этническую группу. Противоречия между ними столь глубоки и непримиримы, что попытки сформировать некую зонтичную исламскую организацию, как сверху, со стороны государства[15], так и снизу, всякий раз заканчиваются крахом.

Так, например, громкое название «Центральный совет мусульман в Германии» (Der Zentralrat der Muslime in Deutschland) не должно вводить в заблуждение. Его авторитет признается четырьмястами исламскими религиозными и культурными центрами, зарегистрированными в Федеративной Республике[16], тогда как всего их — около 2,5 тысячи[17].

К числу старейших относится Союз исламских культурных центров (Verband der Islamischen Kulturzentren). Он представляет на самом деле только турецкие центры, причем ориентированные на синтез ислама с принципами кемализма. Еще более тесным образом аффилированы с Турцией Турецко-исламский союз по делам религии (Ttirkisch-Islamische Union der Anstalt fur Religion, по-турецки Diyanet I§leri Turk-Islam Birligi, отсюда аббревиатура DITIB) и Исламское сообщество Мили Гёрюш (Islamische Gemeinschaft Milli Gortis). Между тем мусульмане нетурецкого происхождения формируют собственные объединения (например, Союз исламских боснийских общин в Германии). Отдельное представительство имеют алевиты (Алевитское объединение Германии, куда входят около ста организаций общей численностью 20 тысяч человек). У шиитов, разумеется, свои организации, в частности Исламский центр в Гамбурге, возникший в 1953 году при поддержке Ирана. Существует и множество организаций, отражающих интересы женщин: Образовательный центр для мусульманских женщин (Begegnungs- und Fortbildungszentrum muslimischer Frauen), Центр по изучению проблем женщин-мусульманок (Zentrum fur islamische Frauenforschung und Frauenforderung), Сеть мусульманских женщин (Netzwerk fur islamische Frauen), рабочая группа «Мусульманские женщины в обществе» (Arbeitsgemeinschaft Muslimischer Frauen in der Gesellschaft) и т. д.

Что касается организаций, создаваемых по инициативе властей, то первая в этом ряду — Мусульманский совет (Islamrat). Он был сформирован в 1986 году и задумывался как общая организация для всех живущих в Германии мусульман независимо от этнической принадлежности. Собрать под одной крышей удалось 23 организации. Тон здесь задавала Мили Гёрюш. В 2007 году немецкие власти создали Координационный совет мусульман (Koordinationsrat der Muslime), членами которого стали как спонсируемый правительством «зонтичный» Исламский совет (Islamrat), так и ряд крупных организаций, сформированных снизу. Было заявлено, что ежегодно — под патронажем Министерства внутренних дел — будет собираться Немецкая исламская конференция (Deutsche Islamkonferenz). Однако уже в 2008 году вышеупомянутый Центральный совет мусульман вызвал скандал, отказавшись принять участие в ее работе.

Право Мусульманской ассоциации Великобритании (Muslim Association of Britain) представлять британских мусульман оспаривается Мусульманским советом Великобритании (Muslim Counsel of Britain). Мусульманский совет, в свою очередь, не может претендовать на право говорить от имени большинства британских мусульман, ибо это право ставится под вопрос множеством других объединений. Среди них Британский мусульманский форум, Мусульманский парламент Великобритании, Исламская миссия, Исламский совет Европы, Исламское общество Великобритании, Исламская партия, Мусульманская ассоциация Англии и т. д.[18] Всего около 2,5 тысячи организаций. Более двух тысяч исламских организаций действуют во Франции — так же, как и в соседних странах, отличных друг от друга по многим параметрам. Собрать их под одной «зонтичной» правительство пыталось не раз. Сначала в 1990-м, но детище скончалось, просуществовав два года; затем в 1993-м — новая организация развалилась через три месяца; наконец, в 2002-м был создан Французский совет по делам исламского культа (Conseil Frangais du Culte Musulman). Надо ли говорить, что его право представлять французских мусульман не признается множеством авторитетных исламских лидеров?[19]

Итак, политически консолидированного сообщества европейских мусульман на настоящий момент не существует, и не похоже, что оно сложится в будущем.

Второй слой страхов перед исламизацией Европы — это неуправляемое развитие культурных изменений, чреватое изменением отношений культурного «баланса сил». Похоже, что такая угроза тоже надуманна. Хотя бы по чисто демографическим причинам. Доля мусульман в структуре населения ЕС в настоящий момент составляет 3,2 %. Учитывая более высокие темпы рождаемости среди мусульман, через двадцать лет эта доля вырастет до 6—7 %. Даже если экстраполировать сегодняшнюю демографическую динамику еще на четверть века вперед (чего, кстати, делать нельзя, поскольку репродуктивное поведение нового поколения не повторяет репродуктивного поведения родителей), доля мусульман в Евросоюзе не превысит 15 %. Для установления культурной гегемонии явно маловато.

Но суть дела заключается, конечно, не только и не столько в демографических показателях. Сам подсчет соотношения различных конфессиональных групп в структуре европейского населения — предприятие сомнительное. Сомнительное потому, что, пускаясь в это предприятие, мы отвлекаемся от действительных общественных отношений. А это отношения между реальными людьми, а не между статистическими фикциями.

Возьмем для иллюстрации женщин турецкого происхождения, живущих в Германии. С точки зрения статистики они — представительницы «немецких мусульман». Но за этой категорией скрываются, среди прочего, десятки тысяч секуляризированных и эмансипированных личностей — выпускницы университетов, ставшие врачами, менеджерами, предпринимателями, журналистами, учителями, театральными режиссерами, дизайнерами и т. д. Мне возразят, что таких — меньшинство. Но и мусульманки, которые в силу отсутствия образования ограничены пространством семьи, тоже далеко не являются эмиссарами «исламской культуры». И здесь мы подходим к гендерному измерению вопроса о мусульманах в Европе.

Многие проблемы, которые «фреймируются»[20] как конфессиональные (убийства чести, принудительные браки), на деле представляют собой проблемы гендерные и социокультурные. Мужчины из стран Южной Азии, Северной Африки и Ближнего Востока (кстати, не только мусульмане) часто придерживаются патриархальных взглядов на семью. Они считают нормой «держать женщину в подчинении», а именно: контролировать ее сексуальность, следить за ее поведением (не выпуская на улицу без сопровождения родственников-мужчин), решать за нее, как ей следует одеваться и за кого выйти замуж. Между тем многие женщины из упомянутых стран так не считают, и уже в силу этого обстоятельства являются потенциальными (а иногда и реальными) союзниками европейских либералов. В последние полтора десятилетия все больше женщин-мусульманок сотрудничает с организациями гражданского общества. В их повестке дня: противодействиедомашнему насилию (символическому и физическому), борьба с принудительными браками, расширение социальных возможностей женщин-мигрантов (доступ к образованию и, как следствие, к оплачиваемому труду)[21].

Есть, правда, еще один фактор в отношении европейцев к мусульманам, который прямо не связан с опасениями «исламизации», но способствует атмосфере недоверия и подозрительности по адресу мусульман. Это формирование выходцами из исламских стран закрытых изолированных сообществ, существующих параллельно сообществу принимающей страны.

«Параллельное общество»

Мигрантские анклавы (или, в другой терминологии, «добровольные гетто») стали возникать в спальных районах крупных городов во время экономического бума 1960-х. Иммигранты из исламских стран — составная часть таких анклавов. Львиная их доля живет либо в местах, где расположено муниципальное жилье (часто неподалеку от промышленных зон, где они были трудоустроены), либо в «непрестижных» городских кварталах и пригородах с низкой арендной платой. Например, треть выходцев из арабских стран в Германии (марокканцы, в частности) живут в Рурской области, где расположены горнодобывающие и химические предприятия, давшие им работу[22]. Большая часть магрибинцев во Франции — обитатели пригородов Парижа и Марселя (крупных промышленных центров, в массовом порядке привлекавших в свое время рабочую силу из Северной Африки).

Аналогичная картина наблюдалась в Нидерландах и в Бельгии: некогда экономически активные зоны в эпоху «деиндустриализации» стали превращаться в зоны депрессивные. Обитателями же этих зон к середине 1970-х оказались по большей части выходцы из Турции и Марокко.

Около половины пакистанцев в Великобритании проживают в районе Большого Лондона. Причина тому — резко упавшие цены на жилье в домах старой застройки после окончания Второй мировой войны. Англичане стали в массовом порядке покидать этот район, а в ветхие и, как считалось, не подлежащие ремонту дома заселились мигранты из Пакистана[23]. Они оказались успешными в сфере мелкого и среднего бизнеса, тем самым вписавшись в местную систему разделения труда.

Таким образом, то, что в глазах внешнего наблюдателя выглядит не иначе как результат желания иммигрантов из исламских стран «селиться компактно» и «образовывать анклавы», зачастую объясняется более приземленными мотивами.

Кстати, как раз желание жить рядом друг с другом в «мусульманской среде» зачастую отсутствует — в силу напряженных отношений между различными этническими группами, о чем мы упомянули выше. Так, алжирцы, как правило, негативно относятся к тунисцам (считая их предателями-коллаборационистами) и чуть лучше, но с недоверием, к марокканцам. Берберы стремятся отделить себя от арабов, рассматривая их (а) как завоевателей, лишивших берберов независимости, и (б) как варваров[24]. В Великобритании чернокожие мусульмане с Карибских островов легко сходятся с чернокожими африканского происхождения, независимо от их религиозной принадлежности, зато враждуют с единоверцами из Пакистана[25].

Что касается отчуждения между автохтонным населением и «мусульманским сообществом», то оно возникло в силу многих причин. Религиозная принадлежность необязательно является главной в числе этих причин. Религия выступает здесь как маркер различия. Давайте присмотримся, какие различия она маркирует.

Во-первых, это различия в социальном статусе, в районе проживания, в уровне образования и в вытекающих отсюда различиях в доступе к социальным ресурсам.

Во-вторых, это опыт дискриминации — прежде всего на рынке труда. Де-юре дискриминация, конечно, запрещена, но де-факто она существует. Претендент на хорошее рабочее место, опознаваемый как мусульманин, имеет меньше шансов получить это место, чем представитель культурного большинства[26]. В-третьих, это социально-психологический климат. Недоверие, скрытое недоброжелательство, а иногда и открытая враждебность (в виде нападений скинхедов и неонацистов) — это повседневная реальность мигрантов, фенотипически отличных от «автохтонов». Живя в такой атмосфере, выходцы из мигрантской среды вырабатывают форму сознания и поведения, которую специалисты называют «репульсивной идентичностью». На недоверие окружения они отвечают недоверием, что влечет за собой новый виток их изоляции. В-четвертых, это различия социокультурные. Но они не проистекают из культурно-исторических традиций. Субкультура молодежи неблагополучных пригородов оторвана от всяких традиций. Она замешана на фрустрации и выражает себя в демонстративной агрессивности, готовности к насилию, отказе от «буржуазных» ценностей и при этом в стремлении иметь те же материальные блага, что и буржуазный средний класс. Часть этой молодежи вовлечена в полукриминальную или криминальную деятельность и потому имеет неприятный опыт общения с полицией. Концентрация озлобления в этой среде такова, что для очередного его выплеска достаточно мелкого повода. Так называемые racial riots, сопровождаемые поджогами и мародерством, случаются в Великобритании раз в 5—7 лет. Религиозной мотивировки здесь не наблюдается. Бесчинства в парижских пригородах, приковывавшие внимание мировой прессы осенью 2005 года, тоже не были ни чем-то из ряда вон выходящим (необычным был лишь масштаб беспорядков), ни религиозно мотивированным[27].

Несовместимость каких ценностей?

Мировоззрение и ценностные ориентиры реальных членов общества намного сложнее, чем это предполагается схемой «войны культур» (она же — «война идентичностей»). На фронтах этой мифической войны сталкиваются две сконструированные сущности — принимающее сообщество (по определению либеральное) с одной стороны и мусульманское сообщество (по определению нелиберальное) — с другой.

Между прочим, как ни забавно это прозвучит, проблемы совместимости с ценностями либеральной демократии возникают не только у приверженцев ислама. Почти любое религиозно окрашенное сознание, строго говоря, несовместимо с такими — базовыми для либеральной демократии — ценностями, как отделение церкви от государства или приоритет индивидуальных прав человека перед предписаниями, исходящими от коллектива. Более того, в конфликт с ценностями либеральной демократии входят все идеологии, не разделяющие основоположений политического либерализма — радикальные консерваторы и коммунисты, анархисты и протестантские фундаменталисты, не говоря уже о нео- и криптофашистах. Но достоинство и сила либерально-демократического государства в том и состоит, что оно способно формировать публичную сферу, в которой есть место для сосуществования и выражения любых мнений, в том числе не очень либеральных. Единственное ограничение — это запрет на насилие и призывы к свержению конституционного строя.

В комментариях к статье в газете The Telegraph (в которой сообщалось о возросшем числе живущих в Британии мусульман и задавался вопрос о судьбе либеральной демократии[28]) многие читатели высказывались вот в каком роде. А в чем, собственно, проблема? Почему мы думаем, что либерально-демократическое государство должно пострадать от того, что на его территории окажется большая доля граждан с исламской идентичностью? Разве ценности, исповедуемые этими людьми, представляют угрозу основаниям демократии? Если задаться целью их перечислить, мы получим культ семьи, уважение к старшим, воздержанность, законопослушание, отрицание половой распущенности. Правда, сюда надо добавить неодобрительное отношение к чрезмерной женской эмансипации (например, рождению детей вне брака или рукоположению женщин в священники) и неприятие однополых браков. Но точно такие же взгляды высказывают, например, католики. Мы ведь не считаем, что их присутствие среди нас угрожает будущему демократии. Такого рода комментарии — обычное явление и на других англоязычных информационных ресурсах, на которые мне доводилось заходить, от Independent до London Review of Books.

Присутствие мусульман в Западной Европе породило неожиданные идеологические союзы и идеологические водоразделы. Обнаружилось, в частности, что мировоззренческая схизма пролегает не только и не столько между христианским (точнее, постхристианским) принимающим сообществом и иммигрантами-мусульманами, сколько между верующими и так называемыми практикующими материалистами. Иными словами, ценностное размежевание упирается в секуляризацию европейских обществ и в порожденную секуляризацией культуру. Решительное вытеснение религии в приватную сферу привело к торжеству агрессивно-материалистической консюмеристской культуры, не знающей иных ценностей, кроме безудержного потребления. Противостояние этой культуре сегодня — удел религиозно ангажированных людей, независимо от конфессиональной принадлежности. В результате возникает контроверза: культура консюмеризма и гедонизма с одной стороны, культура, ориентированная на религиозные идеалы, — с другой. Не случайно официальные представители Ватикана не раз апеллировали к мусульманам как своим естественным союзникам в отстаивании нематериалистических ценностей. Не случайно также и то, что во время дебатов вокруг пресловутого «закона о платках» во Франции в 2004 году против принятия этого закона выступили и католические священники, и часть раввинов. А когда запрет на ношение религиозных символов все-таки был введен, девочек, отказавшихся снять хиджаб, приняли в католические школы.

От страха перед исламизацией к исламофобии

Тема грядущей исламизации Европы является для многих участников российских дискуссий своего рода козырной картой. Дескать, вы же видите, к чему приводит попустительство по отношению к иммигрантам вообще и к иммигрантам, представляющим чуждую нам религию, в частности[29]. Европа уступает под натиском эмиссаров мусульманского мира, стремительно утрачивая свою культурную идентичность.

В рассуждениях подобного рода происходит смешение двух разных проблем. Одна проблема — это соотношение исламских норм и ценностей с конституционным строем принимающих стран. Другая проблема — это соотношение исламского образа жизни (что бы под ним ни понималось) с образом жизни принимающего общества[30]. Характерный пример смешения этих проблем: рассуждение в логике «допустите сегодня хиджаб — завтра получите законы шариата».

Все непривычное раздражает. Сам факт появления рядом с нами других (иначе одетых, иначе молящихся и т. д.) воспринимается как неудобство. Но о чем все-таки идет речь? Если о перспективе изменений привычного социокультурного ландшафта, то с этим неудобством придется смириться. (А нежелание с ним мириться называется «ксенофобией».) Если же речь идет об угрозах основаниям либеральной демократии, то эти угрозы необходимо предупреждать и устранять. В частности, блокируя влияние на общество тех, кто ставит под сомнение конституционные основания либеральной государственности[31]. Сами по себе символы исламской идентичности (тот же хиджаб) никоим образом не указывают на враждебность демократическому строю. А вот усмотрение в этих символах подобной враждебности — типичное проявление ущербной логики. Из ношения хиджаба экстремизм никак не вытекает. Важно, что в головах, а не что на головах.

Так что давайте определимся, что нас, в конце концов, заботит — совместимость исламских практик с устоями демократии или с привычной нам культурной повседневностью? Что нас, в сущности, тревожит — опасность, исходящая от другого, или другой как таковой? Или, выражаясь иначе: другой нас раздражает потому, что представляет угрозу государственно-общественному устройству, или просто потому, что он другой?

Может быть, стоит, положа руку на сердце, признать, что, отождествляя «мусульманина» с потенциальным террористом, мы попросту оправдываем собственные фобии? Выдаем нежелание жить в неудобном окружении за озабоченность судьбой демократии?

Главным продуцентом и распространителем антиисламских фобий выступают, конечно, крайне правые. Именно их активисты вбрасывают в медийное поле сюжеты, долженствующие поддерживать в общественном сознании образ мусульман как «пятой колонны», которая находится в считанных минутах от захвата культурной и политической власти[32]. Любопытно, однако, что у ультраправых есть визави по ту сторону идеологических баррикад. Это исламские фундаменталисты. Казалось бы, перед нами антиподы. Однако в своей фиксации на фантоме исламизированной Европы они зачастую совпадают в своих оценках — и числа европейских мусульман (многократно его преувеличивая), и степени их религиозности (так же многократно завышая уровень посещаемости мечетей). Более того, как не раз подмечали исследователи, в отношении европейских правых радикалов к радикальным исламистам проглядывает если не симпатия, то эмпатия. И дело здесь не только в презрении к смерти и к материальной стороне существования, но и в глубинном сходстве базовых фантазий экстремистов. Самая важная из них — тоска по культурной чистоте, вера в твердую и неизменную «идентичность», угроза размывания которой исходит от иммигрантов[33].

Очень похоже, что тема исламизации Европы выступает как заместитель идиосинкразии европейцев по отношению к исламскому миру вообще и к иммигрантам-мусульманам в частности. Она в значительной мере связана с событиями 11 сентября и последовавшей серией терактов. С тех пор восприятие европейских мусульман нагружено (гео)политическими коннотациями. В глазах немусульман они предстают как агенты антиамериканских и, шире, антизападных центров власти.

Нелепое уравнивание ислама с терроризмом мы выносим за скобки. Тем не менее образ мусульманина как потенциального члена организаций типа «Аль-Каиды» достаточно прочно закрепился за живущими в Европе выходцами из исламского мира. И пусть этот образ не имеет отношения к 99,9 % реальных иммигрантов-мусульман, их подозрение в симпатиях к «антизападным силам» (а отсюда лишь один шаг до поддержки «мирового терроризма») имеет под собой почву. Ведь значительная часть европейских мусульман весьма критично настроена к внешней политике Североатлантического альянса и не скрывает этого. Но здесь требуется уточнение.

Мусульмане — не единственная группа, выражающая критическое и даже враждебное отношение к внешнеполитическому курсу НАТО. Достаточно вспомнить двухмиллионную демонстрацию в Лондоне (и почти столь же многочисленную в Мадриде) против военных действий в Ираке или массовые протесты немцев, итальянцев и французов в связи с поддержкой Соединенными Штатами действий Израиля на оккупированных территориях.

У нас любят вспоминать кадры, демонстрировавшие толпы ликующих палестинцев, узнавших о взрывах в Нью-Йорке и Пентагоне 11 сентября 2001 года. Но почему-то при этом не вспоминают, сколько людей в России (совсем не мусульманского вероисповедания), получив это известие, если не ликовало, то злорадно потирало руки.

Таким образом, дело заключается в политико-идеологическом размежевании, а не в манифестации культурной несовместимости. Антиамериканская, антиимпериалистическая и антиизраильская настроенность иммигрантов-мусульман — феномен политический, а не культурный. Его источник — в противоречиях современной мировой политики, а не в «цивилизационной» принадлежности тех, кто ставит под сомнение геополитическую позицию, занятую США и их европейскими партнерами.

Почему американцы не боятся исламизации?

По контрасту с Европой в Северной Америке тема «исламизации» не является предметом общественных дискуссий. Она муссируется лишь на маргинальных веб-сайтах. Публику гораздо больше волнует тема грядущего доминирования испаноязычного населения[34]. Почему?

Первое, что приходит на ум — это особенности устройства американской публичной сферы. Общество в Соединенных штатах в гораздо большей степени религиозно, чем общества в большинстве стран Западной Европы, и в то же время американское государство гораздо более секуляризировано, чем европейское. С одной стороны, здесь не получил широкого распространения агностицизм (не говоря уже об атеизме). Согласно опросам, более 90 % американцев считают себя верующими; в каждом американском городе огромное множество церквей различных христианских конфессий, вокруг которых организуется жизнь соответствующих общин; официальная риторика пронизана апелляциями к Богу и Его милости; существует устойчивый консенсус относительно невозможности для атеиста баллотироваться на президентский пост. С другой стороны, государство в США выдерживает строгую дистанцию по отношению к религиозной жизни своих граждан — не в пример многим европейским[35].

Что отсюда следует для мусульман? Во-первых, публичное проявление религиозности в американском контексте не воспринимается как вызов. Согласно опросам почти половина населения США — 47 % — посещает церковь хотя бы раз в неделю. А тех, кто «редко» или «почти никогда не» бывает в церкви, среди американцев всего 8 %[36]. Конечно, на эти цифры можно смотреть скептически. Ведь они показывают не количество людей, действительно посещающих или не посещающих церковь, а количество людей, решивших утвердительно или отрицательно ответить на вопрос интервьюера. И все же цифры эти кое-что отражают. Они, в частности, позволяют сравнить умонастроения в различных обществах. В европейских странах соотношение между регулярно посещающими церковь и теми, кто этого (почти или никогда) не делает, совсем иное: примерно 10—15 % первых и 50—60 % вторых. В Великобритании более 40 % граждан относят себя к неверующим.

Так что недаром один мусульманин, сравнивая Америку с Европой, заметил: «если ты здесь скажешь, что наступило время для молитвы, на тебя не посмотрят как на сумасшедшего[37]. Во-вторых, принцип равноудаленности государства от религиозной жизни граждан — поначалу, конечно, адресованный лишь протестантам различных конфессий — в Америке распространяется на носителей всякой иной веры, ислама в том числе. Мечети в этой связи столь же органично вписываются в городской ландшафт, как синагоги и пагоды.

Однако особенность устройства публичного пространства — не единственная причина равнодушия жителей Нового света к разговорам об «угрозе исламизации». Не менее важное обстоятельство в этой связи — состав мусульманского населения, переезжающего на постоянное жительство за океан. Это в большинстве своем квалифицированные специалисты, отбираемые благодаря системе квот, а также политические иммигранты, бежавшие от преследований в своей стране. Они, как правило, без особого труда вливаются в ряды местного среднего класса[38]. Эта черта резко отличает их от мусульманского населения Европы, значительную часть которого составляют иммигранты из бедных районов Северной Африки, Турции и Ближнего Востока, и образует своего рода «этнический андеркласс». Отсюда проистекают проблемы, связанные с (объективной) социально-экономической маргинализацией этих людей, но описываемые как результат их (субъективного) «нежелания интегрироваться».

Ислам в контексте (пост)современного религиозного сознания

Во избежание подозрений в вульгарно-марксистской редукции я хотел бы подчеркнуть, что не пытаюсь вывести все общественные противоречия из экономического базиса. Идеологическое и культурное измерение этих противоречий ни в коем случае не стоит сбрасывать со счетов. Трения на почве различий в представлениях о благе — элемент повседневности европейских городов. Сюда относятся оживленные дебаты по поводу признаваемых государством праздников (в частности, Рождества), и по поводу регулирования семейных споров (судов «шариата»), и по поводу границ свободы слова (где заканчивается свобода слова и начинается оскорбление религиозных чувств?)[39].

Особенно острый характер подобные трения приобретают там, где в игру включаются люди крайних взглядов, сделавшие из религии политический инструмент. Я имею в виду в первую очередь исламских радикалов.

И все же я думаю, что истоки проблемы, формулируемой как «проблема исламского экстремизма», лежат не в религии как таковой. Они связаны с явлением, которое социологи описывают в терминах «революционизированной религиозности», или, если угодно, религиозно окрашенного революционаризма.

Исламский радикализм, заявивший о себе на рубеже XX—XXI столетий, представляет собой своеобразный вариант левой идеи. Это гремучая смесь упрощенного представления о социальной справедливости и отдельных положений учения Пророка, получившая распространение на Ближнем Востоке, в Южной Азии и в ряде стран Африки[40]. В последнее десятилетие у этого идеологического коктейля появилось немало потребителей и среди европейской иммигрантской молодежи исламского происхождения[41].

Разумеется, доля исламских радикалов среди мусульман ничтожна. Разумеется также, что их воззрения отторгаются подавляющим большинством иммигрантов-мусульман. Тем не менее именно их акции создают образ «мусульманского сообщества» как постоянного источника угроз[42].

Было бы упрощением, кстати, увязывать рост популярности исламского радикализма с ухудшающимися материальными условиями жизни этих молодых людей. Некоторые из них не только не бедствуют, но и могут считаться вполне состоявшимися членами общества. Однако внешняя успешность не мешает им симпатизировать экстремистским организациям и даже вступать в их ряды.

Нам не дано знать, что происходит в голове пятнадцатилетнего подростка или двадцатилетнего юноши, когда он начинает воображать себя воином ислама и мстителем за всех жертв «шайтана номер один»[43]. Ровно так же нам не дано знать, что происходило в голове Тимоти Макфейна или подручных Секо Асахары, когда они решились на свои злодеяния. Мы знаем лишь, что в их превращении в террористов определенную роль играли религиозно-идеологические мотивы.

Между прочим, обе упомянутые выше фигуры — и христианин Макфейн, и буддист Асахара — имеют прямое отношение к другому феномену, анализ которого обещает пролить свет на «проблему исламского экстремизма». Это (пост)современный кризис религиозного сознания вообще. Дело, таким образом, не в исламе, а в изменении паттернов религиозного поведения, коснувшемся всех религий[44]. Отрицание институционализированного авторитета, демонстративный нонконформизм, индивидуализация, склонность к «экстремальным» формам поведения — аналогичные процессы наблюдаются во всех религиях, от индуизма до протестантизма и от иудаизма до католичества[45]. Вспомним о радикальных проповедниках «харизматического христианства» в Европе и в обеих Америках, о воинствующих шиваистах в Индии, нападающих на иноверцев, о христианских фундаменталистах в США, расстреливающих хирургов за аборты, о пасторе Терри Джонсе, периодически устраивающем сожжения «неправильной» книги, или об ультраортодоксальных иудеях в Израиле, бросающих «коктейли Молотова» в видеотеки за распространение богохульных фильмов. Итак, опасность «исламизации» Европы представляется надуманной по двум причинам. Во-первых, для того чтобы изменить диспозиции в отношениях политического и культурного господства, мусульман в Европе попросту слишком мало. У страха, конечно, глаза велики, но даже через полвека представители ислама не наберут «критической массы» для выполнения такой задачи. Во-вторых, такой задачи, строго говоря, никто перед собой не ставит. Отдельные группы радикалов не в счет. Они маргинализированы даже в среде своих единоверцев. Подавляющее большинство европейских мусульман стремятся в жизни к тем же целям, что и их сограждане с иной культурной идентификацией.

[1] Данные очень разнятся в зависимости от источника и от избранной им методики подсчета (и не в последнюю очередь — от идеологических предпочтений источника). Кстати, цифра в 15 млн была приведена в справке, составленной девять лет назад «Отечественными записками» (см.: Мусульмане на Западе. Справка // Отечественные записки. 2003. № 5 (13)). Примечательно, что аналитики Еврокомиссии приводили в тот же период меньшую цифру — 13 млн (см.: European Commission. Muslims in the European Union: Discrimination and Islamophobia. EUMC. 2006. P. 8).

[2] На территории Восточной Европы мусульмане живут многие века. Помимо Албании и края Косово в Сербии это Болгария, Греция, Македония и Босния.

[3] Ради точности стоит заметить, что въезд во Францию из Алжира начался еще на рубеже XIX—XX столетий.

[4] Пожалуй, самый знаменитый из новообращенных — бывший марксист Роже Гароди, объявивший о своем переходе в ислам в начале 1970-х.

[5] По данным соцопросов, к «неверующим в Бога» относят себя 40 % магрибинцев во Франции и 30 % турок в Германии. См.: Soysal Y. N. Changing Parameters of Citizenship and Claims-Making: Organized Islam in European Public Spheres // Theory and Society. Vol. 26. No. 4. August 1997. P. 52.

[6] Так, о своем посещении мечети (как регулярном, так и нерегулярном) сообщают всего 16 % живущих во Франции выходцев из стран Северной Африки (см.: Филиппова Е. Французы, мусульмане: в чем проблема? // Этнографическое обозрение. 2005. № 3).

[7] См.: Gellner E. Muslim Society. Cambridge, NY: Cambridge University Press, 1981.

[8] Исключение — шиитский ислам, где такая иерархия существует.

[9] См.: Михалева А. В. Мусульманская элита Берлина // Полис. 2006. № 4. С. 147—158; Абрамова И., Шюль К. Арабская миграция в Германию: стимулятор экономического роста или социальная и культурная угроза? // Азия и Африка сегодня. 2003. № 10. С. 15—22; Деминцева Е. Б. Быть «арабом» во Франции. М.: Новое литературное обозрение, 2008.

[10] Напомним, что речь идет о публикации книги писателя индийского происхождения Салмана Рушди «Сатанинские стихи» (1988), за которой последовала фетва духовного лидера Ирана аятоллы Хомейни (февраль 1989), призывавшая предать автора смерти за оскорбление ислама.

[11] Впрочем, здесь требуется ряд оговорок. Во-первых, и видеоролик Fitna («Смятение»), выпущенный крайне правым голландским политиком Гертом Вилдерсом в 2008-м, и видеофильм «Невинность мусульман», созданный американскими ультраконсерваторами в 2012-м, вызвали неоднозначную реакцию со стороны европейской общественности, а в Америке — почти единодушное осуждение. Вилдерс был привлечен к суду (хотя и был оправдан). Во-вторых, общественные дискуссии велись в основном вокруг вопроса о рамках свободы слова и об ответственности за злоупотребление ею; по вопросу же о (деструктивном) мессидже подобных акций сложился консенсус. В России, напомним, фильм «Невинность мусульман» был признан судом экстремистским (а значит, подпадающим под соответствующую статью УПК).

[12] Как отмечает российский социальный антрополог Екатерина Деминцева, исследовавшая «бёров» (магрибинскую молодежь во Франции), «из 65 % назвавшихся мусульманами всего 25 % практикующие; 40 % ставят в один ряд свою национальность и религию, не отделяя друг от друга эти понятия; для 20 % ислам стал частью методов семейного воспитания, но не более того. Те, кто видит себя состоявшимся французом, отвергают ислам как религию, мешающую им влиться в европейское общество (таких 10 % из числа опрошенных). 75 % считают свою принадлежность к исламу условной, представляющей одну из составляющих их идентичности; 17 % посещают мечеть для того, чтобы доставить удовольствие родителям (...), и лишь 7 % ходят туда по собственному убеждению». См.: Деминцева Е. Б. Быть «арабом» во Франции. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 120—121.

[13] См. Laurence, J. Managing Transnational Islam: Muslims and the State in Western Europe // Craig Parsons and Timothy Smeeding (eds.), Immigration and the Transformation of Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 253—275. Примечательно, что если в оригинале речь идет о «менеджменте», «управлении» транснациональным исламом (причем желаемой «управляемости» европейским государствам, по мнению автора, в значительной мере удалось добиться), то русский перевод уже своим заголовком настраивает скорее на алармистскую волну. См.: ЛоуренсД. Как совладать с транснациональным исламом? // Прогнозис: журнал о будущем. 2007. № 1. С. 199—220 .

[14] См.: Mandaville, P. Muslim Transnational Identity and State: Responses in Europe and the UK after 9/11: Political Community, Ideology and Authority // Journal of Ethnic and Migration Studies. Vol. 35. No. 3, March 2009. P. 491—506.

[15] Резон таких усилий понятен: лучше взаимодействовать с одной структурой с единым руководством, чем со множеством структур без единого руководства.

[16] Центральный совет возник в 1994 г. по инициативе снизу и всячески подчеркивает свою независимость от государства. Между прочим, его лидер — этнический немец, принявший ислам, Аиуд Аксель Кёхлер.

[17] См.: Lemmen T. Islamische Organizationen in Deutschland. Bonn: Friedrich Ebert Stiftung, 2000.

[18] Заметим, что первые три из названных организаций являются либеральными и настроенными на сотрудничество с государством. После терактов 7 июля 2005 г. в Британии возник ряд новых организаций, в частности, ставящих своей целью предотвращение религиозно мотивированного экстремизма. Таковы «Британские мусульмане за светскую демократию» и «Прогрессивные британские мусульмане». Более консервативным по идеологии, но также ориентированным на сотрудничество с государством является «Мусульманский парламент Великобритании». Эту организацию часто критикуют, одни — за излишний традиционализм и ригидность, другие — за излишнюю сервильность по отношению к властям. Есть и целый ряд мусульманских организаций, демонстративно отказывающихся от работы под патронажем Home office. См.: Mandaville, P. Global Political Islam. London: Routledge, 2007. P. 295.

[19] См.: Warner, C. M. and Wenner, M. W. Religion and the Political Organization of Muslims in Europe // Perspectives on Politics. September 2006. Vol. 4. No. 3. P. 458.

[20] От слова «фрейм» — теоретическая рамка.

[21] См.: Clarens Sh. From Rhetoric to Practice: A critique of immigration policy in Germany through the lens of Turkish-Muslim women's experience of migration // Theoria. Vol. 56. No. 121. December 2009. P. 57—91.

[22] Абрамова И., Шюль К. Арабская миграция в Германию: стимулятор экономического роста или социальная и культурная угроза? // Азия и Африка сегодня. 2003. № 10.

[23] Плещунов Ф. Мусульмане в Великобритании: поиск новой идентичности // Азия и Африка сегодня. 2008. № 10.

[24] См.: Деминцева Е. Б. Быть «арабом» во Франции. С. 133—134.

[25] См.: Карпов Г. А. Другие англичане: афро-азиатские сообщества в Великобритании // Азия и Африка сегодня. 2010. № 5. С. 53.

[26] Скрупулезный анализ практик неявной дискриминации мусульман среди молодых специалистов, ищущих работу во Франции, см.: Claire L. Adidaa, DavidD. Laitin and Marie-Anne Valfort. Identifying barriers to Muslim integration in France // PNAS. December 28, 2010. Vol. 107, No. 52.

[27] В высшей степени характерно, что массовые поджоги автомобилей коснулись лишь неблагополучных пригородов, тогда как в самом Париже, даже в наиболее этнически пестрых кварталах, все было совершенно спокойно. См.: Маяцкий М. Курорт Европа. М.: Ад Маргинем Пресс, 2009. Гл. 2 «После цунами».

[28] Thompson D. The Muslim population has grown from 1.65 million to 2.87 million since 2001, say researchers. What does this mean for liberal Britain? // The Telegraph. December, 28th, 2010.http://blogs.telegraph.co.uk/news/damianthompson/100069830/the-muslim-population-has-grown-from-1-65-million-to-2-87-million-since-2001-say-researchers-what-does-this-mean-for-liberal-britain/

[29] С той, правда, разницей, что в случае России приходится делать поправку на автохтонный российский ислам. Его носители не иммигрировали к нам, а жили в нашей стране веками. Риторическое разрешение этой коллизии — включение ислама в список «традиционных религий» и настаивание на привязке конфессиональной принадлежности к этнической. Символическое пространство страны делится на территорию «русско-православного» большинства и «тюрко-мусульманского» меньшинства. В то же русло укладывается и странноватое выражение «этнические мусульмане».

[30] От различий внутри этого общества мы отвлекаемся.

[31] О том, что необходимо вовремя выявлять носителей идей терроризма, излишне даже напоминать. Это вообще не предмет обсуждения. Это предмет заботы спецслужб.

[32] Впрочем, подобным экзерсисам предаются не только крайне правые, но и некоторые умеренные правые. Так, депутат от ХДС в немецком бундестаге г-жа Кристина Шредер (ныне министр по делам семьи и молодежи) в своих публичных выступлениях периодически прибегает к метафоре «европейского халифата».

[33] «Тот же острый комплекс жертвы и жалости к самому себе: родная культура разрушается под натиском чуждого культурного нашествия, Европа колонизируется агрессивными чужаками. Как и исламисты, Брейвик выступает ярым сторонником восстановления патриархата, то есть подчиненной роли жешцины, рационального и умеренного применения насилия в педагогических практиках, осуждает гомосексуализм и феминизацию европейского общества. Норвежские женщины, пишет он, хуже мусульманских, поскольку развращены европейской толерантностью — они ведут себя как неразборчивые шлюхи, меняют партнеров, спят с мусульманами, которые смотрят на них сверху вниз и используют для своих сексуальных утех. Подражание врагу у автора манифеста настолько сильно, что удивительным образом стирается сама культурная специфика того мира, который он пытается защитить». Хестанов Р. Правый хук по мультикультурализму // Русский журнал, 3 августа 2011. URL: http://russ.ru/ Mirovaya-povestka/Pravyj-huk-po-mul-tikul-turalizmu

[34] См.: Zolberg A., Woon L. W. Why Islam is Like Spanish: Cultural Incorporation in Europe and the United States // Politics and Society. Vol. 27. No. 1. P. 5—38.

[35] Последние либо допускают такой институт, как государственная церковь, либо позиционируют себя в качестве патрона всех конфессий, признанных на данной территории. В частности, в Скандинавских странах государственной является лютеранская церковь (в Швеции лютеранство утратило статус государственной религии лишь в 2000 г.). В Великобритании монарх одновременно выступает как глава Англиканской церкви (и лишь для англиканских епископов зарезервированы места в палате лордов). В странах же, где подобного института нет де-юре, определенная конфессия — например, католицизм в Италии, Испании и Ирландии — привилегированна де-факто. Это проявляется, среди прочего, в освещении религиозной жизни национальными СМИ, в присутствии священников в армии, их доступе к местам лишения свободы, роли церкви в организации кладбищ и т. д. Что касается государства как патрона всех религий, то в такой роли оно выступает в Бельгии, Австрии и Германии.

[36] См.: Religious Tolerance. Ontario Consultants on Religious Tolerance http://www.religioustolerance. org/rel_rate.htm

[37] См. Ackerman, S. Why American Muslim Haven't Turn to Terrorism. New Republic, 2005. December 12:18-20.

[38] Muslim Americans: Middle Class and Mostly Mainstream. Pew Research Center, Washington, D.C., May 22. См. также сборник статей «Мусульмане в публичном пространстве Америки: надежды, опасения и устремления». М.: Идея-Пресс, 2005.

[39] Многогранную и сбалансированную картину культурных и мировоззренческих размежеваний, связанных с присутствием в Западной Европе выходцев из исламских стран, см.: Наумкин В. Мусульмане на Западе. Статья первая // Международные процессы. 2010. Т. 8. № 2 (23); Статья вторая // Международные процессы. 2010. Т. 8. № 3 (24). С. 31—39.

[40] См.: Ланда Р. Г. Политический ислам: предварительные итоги. М., 2005. (§ 2 главы IV этого основательного исследования доступен в Сети: http://i-r-p.ru/page/stream-library/index-2158. html)

[41] См.: Бурума И. Убийство в Амстердаме: Смерть Тео Ван Гога и границы толерантности. М.: Колибри, 2008.

[42] См: Понамарева А. Мусульмане Европы: прогрессирующий фактор страха // Индекс безопасности. 2007. № 3. С. 61—79.

[43] Все знают, что это США. Для тех, кто забыл, кто считается «шайтаном номер два», напомним, что им стал СССР после ввода войск в Афганистан. В середине 1990-х, после войны в Чечне, эта эстафета перешла к России.

[44] См.: Roy O. Secularism Confronts Islam. Translated by G. Holoch. NY: Columbia University Press, 2007. См. также: Halliday F. Islam and the Myth of Confrontation. London: I. B. Tarius, 1996.

[45] Пожалуй, единственное, чем ислам специфичен, это своей включенностью в мировую политику. Так случилось, что на рубеже XX—XXI столетий именно ислам оказался знаменем глобальной «контргегемонии» — сопротивления условного Юга диктату условного Севера.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2013, №1(52)

За первые девять месяцев 2013 года Марокко экспортировало фармацевтической продукции на сумму свыше 80 млн. долларов США (рост по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года – 12 %). Основным рынком сбыта марокканской продукции являются страны южнее Сахары, основные виды продукции – антибиотики, болеутоляющие и противовоспалительные средства.

Вместе с тем, представители Марокканской ассоциации фармацевтической промышленности не скрывают, что в их планах расширение деятельности в направлении стран Магриба, особенно, Алжира и Ливии, стран Персидского Залива и Европы.

Марокканские компании третий год подряд приняли участие в специализированной международной выставке CPHI Worldwide в г. Франкфурте (Германия, 22-24 октября 2013 г.). На площади 200 м2свои экспозиции разместили следующие компании: Pharma 5, Afric Phar, Genpharma, Galenica, Bottu, Cooper Pharma, Laprophan. Марокко стало единственной африканской страной на выставке, имевшей собственный стенд.

Фармацевтическая отрасль недавно была включена в Национальную программу развития приоритетных отраслей промышленности (наряду с автомобильной, аэрокосмической, аграрной и рядом других сфер). К 2023 году экспорт должен превысить 1 млрд. долларов США, предполагаемый оборот отрасли – свыше 2 млрд. долларов. Власти надеются на создание нескольких десятков тысяч рабочих мест.

В настоящее время ежегодные инвестиции в развитие фармацевтической отрасли Марокко составляют около 300 млн. дирхамов (40 млн. долл.).

 “L’Economiste”

Генеральный инспектор Королевских вооруженных сил Марокко корпусной генерал А.Беннани провел в Рабате переговоры с помощником министра обороны США по африканским странам А.Дори. В основном, речь шла о подготовке заседания смешанной комиссии по сотрудничеству в военной сфере, которое состоится в декабре текущего года в Вашингтоне. В ходе этого заседания стороны планируют обсудить вопросы, связанные с поставкой вооружений и обучением специалистов в рамках укрепления партнерства между Королевскими вооруженными силами и армией США.

В ноябре Марокко также посетит Госсекретарь США Д.Керри в ходе своего турне по странам Магриба. Точные даты визита пока не сообщаются.

Марокко является давним союзником Вашингтона в регионе, особенно, в свете объявленной президентом Дж. Бушем-младшим войны с терроризмом.

Тем не менее, в текущем году между сторонами возникали трения из-за разногласий по вопросу Западной Сахары. В апреле Королевство с негодованием отвергло американское предложение о наделении миротворческих сил ООН в указанном регионе полномочиями в сфере контроля соблюдения прав человека. Марокко даже отказалось от участия в ежегодных совместных военных учениях.

Кроме того, Госдеп в начале октября выражал «обеспокоенность» в связи с тем, что власти Королевства выдвинули обвинение в пособничестве террористам в адрес местного журналиста, разместившего на сайте видеоролик группировки, связанной с «аль-Каидой».

ИА “AFP”

Согласно результатам исследования «Свежие томаты (ТНВЭД 070200). Производство в РФ, экспорт, импорт. Дефицит и потенциал рынка», проведенного специалистами компании «Технологии Роста», в текущем году томаты на российский рынок поставляли более 45 стран-производителей.

Это и довольно удаленные государства, такие как Австралия, Колумбия, Мексика, Никарагуа и Япония, а также северные страны – Финляндия и Швеция.

Но основными импортерами остаются три государства, обеспечивающие до 80% ввозимых томатов в России – Турция, Испания и Марокко.

Крупнейшим поставщиком переработанных томатов, по сведению экспертов, продолжает оставаться Португалия, импортеры из которой в 2012 году ввезли в Россию порядка 7,5 тысяч тонн томатной пасты, а также соусов и кетчупов из этого овоща.

В то же время, по мнению аналитиков, российские аграрии имеют достаточный потенциал для дальнейшего увеличения производства защищенного и открытого грунта и продолжения роста импортозамещения.

Марокканское агентство по солнечной энергии (MASEN) ведет переговоры с Европейским инвестиционным банком о выделении кредита в размере 250 млн. евро на реализацию проекта NOOR II по строительству параболической солнечной станции мощностью 200 МВт в районе г. Уарзазат (юг Марокко). Общая стоимость проекта может превысить 1 млрд. евро.

При этом окончательная стоимость будет определена по результатам тендера, который будет объявлен до конца текущего года. В нем примут участие несколько международных консорциумов, прошедших предквалификационный отбор:

1. “Abengoa SA” и “Abengoa Solar” (Испания);

2. “International Company For Water and Power Projects” (ACWA Power, Саудовская Аравия) и “Sener Grupo De Ingeneria SA” (Испания);

3. “GDF Suez Energy International” и “Abu Dhabi Future Energy Company PJSC/MASDAR” (ОАЭ).

Общая мощность комплекса NOOR в районе г. Уарзазат превысит 500 МВт. Строительство первой станции (NOOR I, 160 МВт) началось в середине2013 г. Одновременно с проектом NOOR II (200 МВт) будет реализован проект NOOR III (100 МВт), предквалификационный отбор к которому также прошел в августе. Строительство четвертой станции – NOOR IV (50 МВт) – будет начато позже. Весь комплекс должен быть запущен в эксплуатацию в 2015-2016 годах.

“LeMatin”

25 октября2013 г. в рамках завершения визита председателя правления египетской инвестиционной корпорации «Махмудия» Мохамеда Эль Рабата в Минэкономразвития России состоялось подписание меморандума о взаимодействии между египетской корпорацией и ОАО «Консорциум «Элеваторпродмашстрой» по вопросам участия российских компаний в тендерах на строительство в Египте 50 зерновых элеваторов емкостью 60 тыс.тонн каждый.

В период 19-25 октября2013 г. для представителей египетского заказчика организовано посещение элеваторного комплекса ОАО «Казаньзернопродукт», производственных мощностей ОАО «Мельинвест» (Нижний Новгород), зернохранилища Инжавинской птицефабрики на 100 тыс. т зерна единовременного хранения (Тамбовская обл.), ОАО «ВНИИКП» (Воронеж).

Марокканские поставщики фруктов и овощей заключили 5-лентий контракт с платформой хранения в США.

Контракт с крупнейшей американской платформой холодильного хранения марокканские поставщики заключили в этом месяце и на срок в 5 лет.

Ежегодный объем поставок только цитрусовых в порт Уилмингтон (Делавэр, США), являющийся крупнейшим отраслевым предприятием, импортирующим и сохраняющим скоропортящиеся продукты, составит порядка 35 тысяч тонн. Из этого объема около 15-18 тысяч тонн будут поставляться на американский рынок, а остальные фрукты – в Канаду.

В последние годы в крупных марокканских городах растет преступность и ухудшается криминальная обстановка. Такая ситуация повысила интерес как руководителей организаций и предприятий, так и простых граждан к средствам обеспечения безопасности, видеонаблюдения, контроля доступа.

До сих пор самым популярным средством обеспечения безопасности были камеры видеонаблюдения, в том числе инфракрасные. Если раньше к ним проявляли интерес, в основном, банки и крупные промышленные предприятия, то теперь все активнее в этом сегменте становится малый и средний бизнес. Вместе с тем, растет спрос на другие средства, такие как: охранные и пожарные сигнализации; дверные замки (кодовые или открывающиеся по отпечатку пальца); «умные» камеры, инициирующие звонок на мобильный телефон в случае несанкционированного проникновения на охраняемый объект, комплексные системы контроля доступа и другие средства обеспечения безопасности.

Вместе с тем, несмотря на рост сектора в последние годы, заказчики часто сталкиваются с проблемами, вызванными поспешной или некачественной установкой оборудования. В связи с этим им приходится тратить время на составление рекламаций и устранение неполадок.

“L’Economiste”

Недавно назначенный Министр иностранных дел и сотрудничества Марокко Салахеддин Мезуар совершил деловую поездку во Францию и Испанию.

В ходе переговоров главы марокканского и французского МИД подчеркнули стратегический характер партнерства между двумя странами и договорились наращивать взаимодействие по ряду вопросов. В частности, говоря о борьбе с нелегальной миграцией, С.Мезуар сказал, что Марокко тяжело справиться с такой проблемой в одиночку, и призвал заинтересованные европейские государства к более активному сотрудничеству.

Во время переговоров С.Мезуара с его испанским коллегой Х. Гарсиа-Маргальо речь шла о политической проблематике, в частности, о территориальной целостности Марокко, а также о реализации совместных инфраструктурных проектов на территории Марокко и других стран Магриба.

Сообщение Министерства иностранных дел и сотрудничества Королевства Марокко

К 2020 году продажи новых автомобилей в Украине вырастут более чем на треть - до полумиллиона штук. Cтрана войдет в топ-15 крупнейших растущих рынков для сбыта авто (без учета стран БРИК и зрелых рынков). Такие выводы содержатся в докладе The Boston Consulting Group (BCG) - глобальной консалтинговой компании, которая специализируется на бизнес-стратегиях, пишет Forbes.ua.

Авторы исследования Beyond BRIC / Winning the Rising Auto Markets ("Вне БРИК / Как побеждать на растущих авторынках") отмечают, что новые растущие рынки, не входящие в БРИК - это последняя крупная возможность для роста в ситуации, когда зрелые рынки (США, Канада, Европа, Япония, Австралия и Новая Зеландия) стагнируют, а страны БРИК уже поделены между производителями.

До 2020 года ежегодный темп роста авторынков стран вне БРИК достигнет около 6% - в четыре раза выше, чем на зрелых рынках. К 2020 году на новые растущие рынки будет приходиться пятая часть глобальных продаж новых автомобилей.

123 рынка вне БРИК разделены на четыре условных кластера. Первый - ASEAN, который включает большинство стран Юго-Восточной Азии, в том числе Индонезию, Малайзию и Таиланд. Потенциал продаж в этом кластере - 4,6 млн новых авто (в 2020 году).

Второй - развивающиеся рынки Ближнего Востока (Иран, Саудовская Аравия и Турция) с потенциалом роста продаж до 5,8 млн к 2020-му. Третий кластер - страны Андского региона (среди которых - Аргентина, Чили и Колумбия) - 2,9 млн новых авто. Четвертый - Североафриканский пояс (Алжир, Египет, Марокко), где будет продаваться 1,2 млн новых автомобилей к 2020 году.

Доля 15 крупнейших рынков вне БРИК, с объемом продаж более 400 000 новых машин в год, достигнет 71%. Среди них - Индонезия, Южная Корея, Иран, Таиланд, Украина.

Как отмечают специалисты BCG, на сегодня многие производители добились успеха в одном региональном кластере, но лишь единицы смогли достичь высоких результатов на всех или нескольких направлениях.

При освоении новых рынков автомобильным корпорациям придется учитывать специфические особенности потребителей, культурные и бытовые традиции. Например, в Турции, отмечают эксперты BCG, есть спрос на маленькие автомобили: на седаны класса B и С приходится 54% местного авторынка. А рост продаж коммерческих автомобилей (с долей 17%) в Турции стимулируют налоговые льготы.

В Таиланде предпочитают пикапы. А чилийцы отдают предпочтение внедорожникам и седанам. Покупателям из Саудовской Аравии по душе большие автомобили, такие как внедорожники и пикапы. Регулярные наводнения в Индонезии создали спрос на минивэны с большим клиренсом.

14 октября состоялась телеконференция с участием представителей ведущих стран-производителей цитрусовых. Это садоводы Испании, Италии, Израиля, Кипра, Греции, а также США, ЮАР, Турции, Марокко, Аргентины и Уругвая.

Обсуждался и прогноз объема урожайности на текущий сезон. Так в странах Северного полушария она увеличится на 1%, в США, напротив, снизится на 10%, а в странах Европы возрастет на 7%. Причем 6% последнего показателя обеспечат только страны Средиземноморья.

Отдельно был отмечен прогресс европейских стран, которые в сезоне 2013/2014 ожидаемо станут лидерами по производству цитрусовых во всем Северном полушарии: +16% в Италии, +11% у Кипра, +8% у Греции и +3% у Испании.

В других странах также изменится урожайность: +25% в Марокко и +14% в Израиле. На прежнем уровне останется производство цитрусовых в Турции и Египте.

На полуострове Луштица начинается строительство роскошного курорта.

На церемонии торжественного «открытия» начала строительства присутствовал сам премьер-министр страны, сообщает Balkans.com.

"Такие проекты очень важны для Луштицы. Они вносят вклад в улучшение нашей туристической привлекательности, открывают путь для новой модели развития нашей страны. Кроме того, новый курорт даст хороший толчок для развития внутреннего предпринимательства, местного малого и среднего бизнеса», - отметил премьер-министр Мило Джуканович.

«Luštica Bay» - это крупномасштабный проект на черногорском побережье, который оценивается в 1 млрд и будет располагаться на территории в 680 га. Черногорская компания «Luštica Development AD», которая реализует проект, уже инвестировала в него более €30 млн.

Предусматривается строительство 7 отелей, более 500 жилых вилл и таунхаусов, более 1000 квартир, дух пристаней для яхт и вспомогательных помещений, 18-луночного поля для гольфа, разработанного "Gary Player", спа и оздоровительнмх центров, конференц-центров и много другого.

Будущий курорт является совместной инициативой Orascom Development Holding - 90% и правительства Черногории - 10%.

Швейцарская Orascom Development является мировым лидером в создании элитных мест отдыха, работающая в Египте, Иордании, Объединенных Арабских Эмиратах, Омане, Швейцарии, Марокко, Румынии и Черногории.

Власти Ливии, будучи не в состоянии обеспечить защиту христианского меньшинства в стране, рекомендуют последователям этой религии уехать, заявил католическому агентству AsiaNews президент Региональной конференции епископов Северной Африки архиепископ Рабата (Марокко) Винсент Ландель.

"Сложившаяся ситуация ставит под угрозу само существование Католической церкви в Ливии", - сказал епископ.

По его словам, нынешнее правительство Ливии не в состоянии обеспечить безопасность даже граждан своей страны, поэтому рекомендует иностранцам и религиозным меньшинствам ее покинуть.

В частности, такие просьбы поступили в адрес священников и монашествующих, а также врачей, которые помогают беженцам.

Сотрудники иностранных благотворительных организаций, которые стремятся помочь жителям Ливии, в основном являются христианами. Их запугивают вооруженные исламские фундаменталисты, которые, по словам епископ Ланделя, в некоторых регионах Ливии заняли место полиции и прямо ответственны за террор и массовые убийства. Обстановка в этих местах становится все более опасной, там все чаще похищают людей ради выкупа.

По данным AsiaNews, c начала нынешнего года монахи и монахини различных орденов после 40 лет служения в Ливии были вынуждены покинуть свои монастыри на востоке страны. Виктор Хруль.

15 октября Анатолий Гольцов, президент Липецкой торгово-промышленной палаты, вернулся из Багдада, где он принимал участие в работе 40-й Международной Багдадской ярмарки. Российско-Арабский Деловой Совет, активно работающий по расширению связей стран арабского мира с российским бизнесом, впервые организовал участие российской делегации в этом масштабном событии. На ярмарку в Багдад приехали представители из Москвы, Урала, Сибири и других регионов. Огромным интересом международного бизнеса к стремительно растущему, практически незанятому и платежеспособному иракскому рынку объясняется и значительное присутствие на ярмарке 2013 года официальных делегаций из стран Европы, Азии и Америки.

Анатолий Гольцов представлял на ярмарке не только экономический потенциал Липецкой области и ее отдельных предприятий, но и всю систему Торгово-промышленных палат Российской Федерации. Перспективы взаимодействия между палатами Ирака и России глава Липецкой ТПП обсудил с президентом Федерации торговых палат Ирака Джафаром Расул аль-Хамдани. Анатолий Васильевич высоко оценил активность и доминирующую роль торговых палат Ирака в развитии международных экономических отношений, привлечении инвестиций и деловых партнеров. Руководитель Иракской палаты, в свою очередь позитивно отметил присоединение России к ВТО как фактор, упорядочивающий правила и открывающий новые возможности для бизнеса.

В рамках встречи впервые за много лет был подписан пилотный двусторонний Меморандум о взаимопонимании между Торговой палатой провинции Дивания и Липецкой ТПП, целью которого является активизация торгово-экономических отношений двух регионов. Стороны договорились обмениваться информацией об экономических и инвестиционных возможностях и делегациями предпринимателей, содействовать друг другу в проведении конгрессно-выставочных мероприятий и работать над устранением обстоятельств, препятствующих развитию товарооборота. Махмуд Абдул Хассан Джабар, президент Торговой палаты провинции Дивания пообещал уже в апреле следующего года организовать в Липецк деловую миссию иракских бизнесменов.

День России на Багдадской международной ярмарке начался с гимна России в исполнении оркестра иракских народных инструментов.

В этот день российский павильон посетил Министр иностранных дел Ирака Хошияр Зибари, проявивший особый интерес к трубам из высокопрочного чугуна с шаровидным графитом, которые производит ЛМК «Свободный Сокол». Познакомившись с продукцией липецкой компании, внимательно осмотрев и потрогав образец, министр сказал: «Эта труба нам очень нужна, потому что она служит долго». Хорошие возможности для поставки труб, а также наличие эффективных механизмов сопровождения сделки подтвердил и заместитель министра торговли Ирака.

Кроме того, Антон Бабуцидзе, председатель совета директоров ОАО «ЛМК «Свободный Сокол», рассказал о продукции сокольских металлургов участникам круглых столов, прошедших на ярмарке в рамках недели российского бизнеса в павильонах министерства нефти и министерства водных ресурсов Ирака. От иракской стороны в этих мероприятиях приняли участие бизнесмены, а также представители Государственной компании по нефтяным проектам Ирака (SCOP). Антон Яковлевич высоко оценил активную поддержку Анатолия Гольцова в продвижении на иракский рынок продукции из Липецкой области, отметив, в частности, то доверие, которое бизнесмены всех стран оказывают институту торгово-промышленных палат.

Не меньше интереса на ярмарке вызвали и возможности поставки листового проката ОАО «НЛМК», которые Анатолий Гольцов представил в строительном и металлообрабатывающем секторе ярмарки. «На реализацию государственных проектов по восстановлению и развитию промышленности, строительства, дорожной и энергетической инфраструктуры, сельского хозяйства требуется очень много металла, в том числе и такого, который производит Новолипецкий металлургический комбинат. По итогам презентации продукции ОАО «НЛМК», вызвавшей большой интерес, иракская сторона приступает к конкретным переговорам и формированию заявки на крупные поставки новолипецкого металла» - отметил Анатолий Васильевич.

Продукцию машиностроительных предприятий и строительной индустрии Анатолий Гольцов представил на круглых столах в павильоне министерства жилищного строительства Ирака. Участники встречи заинтересовались продукцией лебедянского завода «Строймаш», а также мини-бетонными заводами и другой малой строительной техникой производства «Имэр Групп», а также возможностью привлечения липецких строителей, их опыта и технологий к возведению промышленных и гражданских объектов в Ираке. Иракские энергетики готовы закупать источники тока ОАО «Энергия», а потребительский рынок – продукцию «Липецкхлебмакаронпрома», соки, детское питание и даже, несмотря на обилие восточных сладостей, кондитерские изделия фабрики «Рошен».

Анатолий Гольцов высоко оценил результаты визита в Ирак, подчеркнув, что Липецкая ТПП намерена более активно работать со странами арабского мира, в частности, уже в декабре планируется визит в Марокко и Мавританию. «Несмотря на культурные различия, в арабском бизнесе важнейшее значение имеет репутация. Иракцы очень уважительно и с благодарностью относятся к бизнесменам, первыми входящим в этот богатейший регион, которых не могут остановить ни военные, ни террористические действия. Тем более что иракские военные и правоохранительные органы очень серьезно восприняли американские правила и культуру безопасности и взяли их на вооружение. Так, переезд из гостиницы до ярмарки проходил каждый день по разным маршрутам, к окнам в роскошном номере отеля нельзя подходить из-за снайперов, бронежилеты для дипломатов – практически повседневная одежда. На улицах, забитых пробками, как в любой столице, много военных и техники. Даже на башнях по периметру ярмарки – военные в камуфляже и с автоматами. Органы власти и народ Ирака едины в своем стремлении навести порядок, причем достаточно жесткими методами. За 5 дней нашего пребывания в Багдаде местные СМИ сообщили о казни 42 преступников. С террористами не ведется никаких переговоров. Но сегодняшние солдаты – это бывшие строители, которые мечтают вернуться к своей мирной профессии», - сказал Анатолий Васильевич.

Англичане и французы, приехавшие на Багдадскую ярмарку, хорошо понимают, что войну и теракты может остановить создание рабочих мест, восстановление и развитие экономики. Китайцы уже построили в Багдаде свой технопарк – это целый небольшой город. В этой связи Анатолий Васильевич особо подчеркнул, что «российским бизнесменам никак нельзя упускать такой прекрасный шанс, тем более, что наша продукция сегодня по ценам вполне конкурентоспособна, поставки липецкого металла и тракторов в Ираке помнят до сих пор. Сегодня российский бизнес не может позволить себе вчерашнюю пассивность, он быть должен быть всегда в работе, заглядывать в перспективу. Российско-арабский деловой совет, торгово-промышленные палаты окажут максимальное содействие».

Подводя итоги визиту, Анатолий Гольцов отметил, что «ответственность, которую взяли на себя органы власти и народ Ирака за нормальное развитие своей страны, ярче всего проявилась на шумном и разноцветном восточном базаре, где за копейки можно было купить сувениры, изделия народного творчества, например, тапки, по-восточному щедро украшенные вышивкой и бусами. А еще поразили дети – своим любопытством и непосредственностью: они очень хотели поговорить с нами на русском языке. Потому что в знании языка они видят для себя будущее».

Источник: Липецкая торгово-промышленная палата

Марокканское агентство по поддержке экспорта “Maroc Export” организует участие 15 марокканских компаний в международной выставке “Equip auto2013”, которая пройдет в Париже с 16 по 20 октября. Это одна из крупнейших мировых площадок для встреч производителей автомобилей, автодилеров и компаний, оказывающих сервисные услуги.

В выставке примут участие свыше 1800 компаний и организаций.

“Maghreb Emergeant”

Компания QPM (Qatar Project Management) подписала соглашение о сотрудничестве с Марокканским агентством развития туристической инфраструктуры (Société Marocaine d’Ingénierie Touristique, SMIT). SMIT будет оказывать катарской компании консалтинговые услуги, стороны будут развивать сотрудничество в девелоперской отрасли, обмениваться опытом проектного менеджмента в сфере развития туристической инфраструктуры.

После того, как QPM открыла несколько региональных представительств в Саудовской Аравии, Марокко и Египте, это помогло компании реализовать проекты не только в этих странах, но и в соседних с ними государствах региона – Йемене, Судане, Ливии.

Qatar Project Management – крупнейшая в Катаре и одна из крупнейших в Персидском заливе девелоперских компаний.

“Aujourd’hui”

Король Марокко назначил новое правительство. Число министров в нем (включая министров-делегатов, то есть министров без портфеля) увеличилось с 30 до 39. Пост главы кабинета сохранил за собой исламист Абделилах Бенкиран. Правда, вышедших из правительства в июле представителей союзной исламистам партии «Истикляль» в новом кабинете заменят члены близкого к Королевскому дворцу Национального объединения независимых.

В частности, назначены новые руководители МВД – главой ведомства стал Мохаммед Хасад (Mohamed Hassad), Министерства иностранных дел и сотрудничества – Салахеддин Мезуар (Salaheddine Mezouar), Министерства экономики и финансов – Мохаммед Бусаид (Mohamed Boussaid), Министерства промышленности, торговли, инвестиций и цифровых технологий – Мулай Хафид эль-Алами (Moulay Hafid El Alamy), Министерства энергетики, горнодобывающей промышленности, водных ресурсов и охраны окружающей среды – Абделькадер Амара (Abdelkader Aâmara), ранее руководивший министерством промышленности, и др.

Обращает на себя внимание тот факт, что в новом кабинете значительно больше женщин – 6 против 1 в предыдущем правительстве.

Многие эксперты считают, что бывший ранее «правительством исламистов», сейчас кабинет министров стал «правительством Его величества», имея в виду близость нового кабинета к Администрации Короля, которая хочет контролировать ход реформ в стране, в том числе таких непопулярных мер как отмена субсидий и увеличение цен на топливо.

“Maghreb Emergeant”

ВВП Марокко в 2013 году вырастет на 5,1 % (по итогам 2012 года рост составил 2,7 %). Такие прогнозы содержатся в докладе Международного валютного фонда о перспективах мировой экономики, опубликованном 8 октября. Прогнозы МВФ относительно роста марокканского ВВП в 2014 году скромнее – 3,8 %. «По итогам 2014 года рост марокканской экономики замедлится – аграрный сектор вернется к своим средним показателям после аномально высоких урожаев 2013 года» - говорится в докладе.

“L’Economiste”

Несмотря на ущерб от морозов, чилийские экспортеры продолжают поиск новых рынков сбыта.

В то время как фруктовый сектор Чили сталкивается с финансовыми трудностями из-за недавних заморозков и потерь в урожае, специалисты Министерства сельского хозяйства страны (MINAGRI) и агентства ProChile продолжают активный поиск новых перспективных рынков сбыта.

Так Луис Майоль (Luis Mayol ), Глава аграрного ведомства Чили, сообщил, что он будет продолжать добиваться улучшения условий торговли с Марокко – шлюза для экспорта в Северную Африку. Также китайские власти уже в самое ближайшее время дадут «зеленый свет» для поставок авокадо.

- В настоящее время мы сосредоточены на ключевых рынках продуктовых позициях – чернике, черносливе, изюме и грецких орехах, которые очень востребованы в Китае, а также на сушеных фруктах, которые экспортируются в Индию,- сказал г-н Майоль.

Каталина Пфеннингер (Catalina Pfenninger), Заместитель директора продвижения экспорта ProChile, сообщила и о шагах в сторону налаживания отношений с рынком Индонезии вслед за подписанием соглашения о свободной торговле с Таиландом.

В настоящее время Чили поставляет на индонезийский рынок столового винограда на 14 млн долларов США в год, а также экспортирует в страну киви, черешню, яблоки и различные ягоды.

Что касается Таиланда, то на рынок страны, по итогам прошедшего года, было отгружено винограда на 6 млн долларов США.

В сезоне 2013-2014 годов в Марокко будет собрано около 2,2 млн. тонн цитрусовых, что на 50 % превышает результат предыдущего сезона и на 37 % выше средних показателей за последние 6 лет. Такие данные приводит Министерство сельского хозяйства и морского рыболовства Королевства. Под посадки цитрусовых было отведено 92 тыс. га, средняя урожайность составила 24 тонны с гектара.

Урожай малых сортов цитрусовых ориентировочно составит 1,16 млн. тонн (на 75 % больше, чем годом ранее), апельсинов – около 1 млн. тонн (+ 31,4 %).

Рост урожая стал возможен, во-первых, благодаря обильным осадкам на протяжении сезона (на 44 % больше, чем годом ранее), а также за счет увеличения посевных площадей (4 тыс. га по сравнению с предшествующим сезоном, 17 тыс. га – по сравнению с сезоном 2010-2011).

“Aujourd’hui”

Министерство транспорта и инфраструктуры Королевства Марокко в настоящее время разрабатывает новую стратегию развития гражданской авиации и аэропортовой инфраструктуры. По планам руководства страны, к 2035 году Марокко должно стать страной с самой развитой авиационной и аэропортовой инфраструктурой в Северной Африке.

В основе стратегии – восемь пунктов, реализация которых позволит достичь поставленной цели:

- модернизация аэропорта им. Мухаммеда V в Касабланке с целью превращения его в крупнейший пересадочный авиаузел региона;

- развитие туристической отрасли на основе стратегии “Vision-2020”с использованием возможностей европейских авиакомпаний;

- развитие внутреннего авиасообщения;

- развитие грузового авиасообщения и соответствующей инфраструктуры с целью превращения Марокко в региональный центр по перевалке авиагрузов;

- создание базы для обучения и подготовки персонала в области гражданской авиации;

- реорганизация воздушного пространства страны;

- разработка генерального плана развития аэропортовой системы страны;

- разработка нового Летного кодекса (проект документа в настоящее время находится на рассмотрении в секретариате Правительства).

В отличие от главного пассажирского пересадочного узла Марокко – аэропорта им. Мухаммеда V в Касабланке – место главного перевалочного авиационного пункта на пути грузов из Европы в Африку и обратно окончательно не определено. Министр транспорта и инфраструктуры страны А.Раббах лоббирует создание такого узла на базе аэропорта г. Бенслимана (между Касабланкой и Рабатом), аргументируя свой выбор тем, что этот аэропорт имеет необходимую инфраструктуру, выгодно расположен между основными промышленными зонами Королевства и находится на пересечении автомобильных и железных дорог, соединяющих различные регионы Марокко.

“Le Matin”

С квотами в зоне Марокко придется разбираться суду

Мурманский траловый флот считает незаконным распределение квот на вылов водных биоресурсов в атлантической рыболовной зоне Марокко через некоммерческую организацию. Компания уже обратилась по этому вопросу в суд.

Рыбопромысловая деятельность российских компаний в атлантической рыболовной зоне Марокко в последнее время осуществляется на основании срочных двусторонних международных соглашений. К числу таковых относятся договоры 2002, 2006 и 2010 гг.

После того как срок действия соглашения 2010 года истек, 10 декабря 2012 г. Росрыболовство и Министерств сельского хозяйства и морского рыболовства Королевства Марокко подписали Меморандум о взаимопонимании по вопросу сотрудничества в области морского рыболовства. Этот документ действовал до вступления в силу с 15 апреля 2013 г. межправительственного соглашения, заключенного сроком на четыре года. На 2013 г. – первый год действия договора – за Российской Федерацией закреплена квота на вылов 100 тыс. тонн пелагических видов рыб. Распределение ресурса уже вызвало резонанс – серьезные вопросы по этому поводу возникли у ОАО «Мурманский траловый флот». Представитель компании описал проблему следующим образом:

«Соглашение 2013 года не устанавливает порядка распределения квот между российскими рыбопромышленными компаниями. В свою очередь, Росрыболовство, как федеральный орган исполнительной власти в области рыболовства, обязано в соответствии с действующим законодательством обеспечить закрепление долей квот и распределение квот между российскими компаниями, имеющими право на ведение промысла в зоне Королевства Марокко.

В целях упрощения финансовых взаимоотношений российских рыбопромысловых предприятий и марокканской стороны было предложено создать организацию, которая выступала бы от имени всех российских компаний, ведущих промысел в зоне Марокко, координировала финансовые взаиморасчеты, участвовала в переговорах с марокканской стороной и лоббировала интересы российских рыбопромышленников.

В этих целях в 2011 году была создана Ассоциация отечественных рыбопромышленников, ведущих промысел в зонах стран западного побережья Африки (АОРЗПА).

С этого момента порядок распределения квот в зоне Марокко внезапно поменялся. Если ранее российские компании обращались в Росрыболовство, которое распределяло квоты среди заявителей, то, начиная с объемов, выделяемых России по меморандуму 2012 года, распределение водных биоресурсов стало происходить на основании решений, принимаемых АОРЗПА.

Важно отметить, что соглашение 2013 года предусматривает выделение водных биоресурсов России, а не какой-то некоммерческой организации. Фактическое предоставление российским судам права ловить рыбу в зоне Марокко осуществляется по рыболовным лицензиям, выдаваемым марокканскими властями. Такие лицензии выдаются российским компаниям исключительно на основании списка судов, который марокканские власти получают от Росрыболовства через представителя российского рыболовного ведомства в Марокко.

Таким образом, какое-либо распределение ресурсов в зоне Марокко без участия Росрыболовства невозможно, т.к. в противном случае компании не получат необходимые рыболовные лицензии».

ОАО «Мурманский траловый флот» – старейшее в России рыбопромышленное предприятие, на долю которого за последние девять лет приходится более 40% от фактического вылова в зоне Марокко, отметил собеседник Fishnews. Однако в результате решений о распределении, принимаемых в АОРЗПА, квота МТФ в марокканской зоне была снижена с 40 тыс. тонн до 20 тыс. тонн, обратили внимание в компании.

«При этом такие решения принимаются в ассоциации с грубым нарушением законодательства РФ о некоммерческих организациях и уставных документов АОРЗПА. Так, последнее решение, на основании которого Мурманский траловый флот получил заниженную в два раза квоту, принималось без участия представителя ОАО «МТФ» и без созыва общего собрания, что полностью противоречит уставу АОРЗПА и закону о некоммерческих организациях», – заявил представитель предприятия.

Мурманский траловый флот считает, что распределение биоресурсов, предоставляемых Росси по международным договорам, относится к исключительной компетенции федеральных органов власти в области рыболовства, т.е. Минсельхоза и Росрыболовства. «Положение о Росрыболовстве предусматривает возможность исполнения ведомством своих полномочий во взаимодействии с общественными организациями, но никак не передачу части своих полномочий по распределению водных биоресурсов.

Таким образом, любое распределение водных биоресурсов, предоставляемых России на основании международных договоров в области рыболовства, должно осуществляться Росрыболовством на основании прозрачного и справедливого порядка, установленного в российском законодательстве», – считают в компании. Такой порядок, по мнению ОАО «МТФ», предусмотрен Правилами распределения квот добычи (вылова) водных биологических ресурсов для России в районах действия международных договоров РФ в области рыболовства и сохранения водных биологических ресурсов (утвержден постановлением Правительства РФ от 12 августа 2008 г. № 604). «Однако по непонятным причинам Росрыболовство не применяет данный порядок», – выразила свою позицию компания.

По словам представителя МТФ, Мурманский траловый флот неоднократно обращался в Минсельхоз и Росрыболовство с требованием о распределении квоты вылова в зоне Марокко в соответствии с установленным в России порядком, но ответа так и не получил.

«Что же в результате происходит? А происходит следующее. Вместо того чтобы распределить биоресурсы в зоне Марокко на основании постановления Правительства № 604 или же разработать отдельный порядок, учитывающий особенности соглашения 2013 года, Росрыболовство «самоустраняется» от исполнения своих полномочий и отдает их на откуп частной организации, то есть АОЗРПА, которая распределяет квоты в зоне Марокко среди своих участников, руководствуясь собственными представлениями о законности. В результате такого «распределения» компании, вылов которых за последние 9 лет не превышал 6% от общего российского вылова в зоне Марокко, получают квоты в размере 20%.

Очевидно, что при таком распределении ни о какой прозрачности и справедливости при распределении квот не может быть и речи. Такая практика скорее напоминает формирование так называемых «карманных квот», когда биоресурсы делятся между «правильными» компаниями, а другие либо не получают доступа к этим ресурсам, либо их квота существенно уменьшается», – заявили в МТФ. По мнению компании, в случае с биоресурсами в зоне Марокко «возникает интересный симбиоз между некоммерческой организацией, незаконно распределяющей квоты, и Росрыболовством, воплощающим такое распределение в жизнь».

В Мурманском траловом флоте предостерегают, что практика, сложившаяся в отношении промысловых запасов рыб в марокканской зоне, может распространиться на все биоресурсы, которые предоставляются России по международным договорам в области рыболовства в зонах стран Западной Африки.

«Мурманский траловый флот считает, что сложившуюся порочную практику распределения биоресурсов необходимо прекратить и установить прозрачный и справедливый порядок, основанный на российском законе, а не желании отдельных компаний получить исключительное право доступа к водным биоресурсам», – подчеркнул собеседник Fishnews.

В настоящее время МТФ оспаривает в арбитражном суде Москвы решение ассоциации по распределению квот в зоне Марокко. Росрыболовство привлечено в качестве третьего лица, однако в компании не исключают подачу к ведомству отдельного иска.

Национальное агентство аэропортов Марокко (OfficeNationaldesAéroports, ONDA) намерено модернизировать ряд крупных аэропортов: в городах Касабланке (аэропорт им. Мухаммеда V), Марракеше, Фесе, Надоре, Тетуане, Загоре и Бени Мелляле.

Пропускная способность всех марокканских аэропортов сегодня составляет 23,5 млн. пассажиров в год. Предполагается, что по завершении модернизации – ориентировочно, к 2030 году – она достигнет 51 млн. По прогнозам ONDA, к 2015 году пассажиропоток в марокканских аэропортах составит 18 млн. человек (вместо сегодняшних 14,5 млн.), к 2020 году – 25 млн. и к 2025 году – 36,5 млн. человек.

В ходе аналитического исследования, заказанного Агентством еще в 2011 году, выяснилось, что устройство крупнейшего аэропорта страны – им. Мухаммеда V в Касабланке – не соответствуют требованиям времени и нынешнему пассажиропотоку. В частности, было отмечено отсутствие связи между терминалами 1 и 2, конструктивные недостатки аэропорта, неудачное расположение торговых зон. В настоящее время разрабатывается программа модернизации авиаузла, который, как предполагается, к 2025 году будет принимать 21 миллион пассажиров ежегодно против нынешних 7 млн.

О предполагаемой стоимости и объеме работ, а также об источниках финансирования программы не сообщается.

“LaVieEco”

ЛАС-ВЕГАС ЗАНЯЛ ПЕРВОЕ МЕСТО В РЕЙТИНГЕ ГОРОДОВ ДЛЯ МЕДОВОГО МЕСЯЦА

"Город греха" притягивает влюбленные пары со всего мира

Кроме курортных мест молодожены, как оказалось, с удовольствием отправляются в свадебное путешествие по различным городам мира. Первое место в рейтинге популярности для медового месяца занимает американский Лас-Вегас в штате Невада, подсчитал сайт бронирования гостиниц Trivago.

Один из крупнейших центров развлечений и игорного бизнеса, "город греха" притягивает влюбленные пары со всего мира, в том числе и возможностью совершить бракосочетание в считанные минуты. И хотя фешенебельные отели Bellagio или Caesars Palace многим не по карману, Лас-Вегас предлагает туристам огромное количество гостиниц по доступным ценам. Согласно оценкам экспертов, средняя стоимость суточного пребывания здесь составляет всего 115$.

На втором месте рейтинга фигурирует романтическая Венеция. Местные дворцы, превращенные в шикарные отели как, например, Luna Hotel Bagliona, находящаяся неподалеку от площади Сан Марко, предлагают специальные скидки для молодоженов и бесплатную прогулку в гондоле.

Как и следовало ожидать, большинство влюбленных следят за расходами и предпочитают провести медовый месяц не слишком далеко от дома. Выяснилось, что Париж и Лондон занимают третье и четвертое место в рейтинге благодаря тому, что туда можно приехать или прилететь на выходные. За ними следуют Марракеш, Стамбул и Будапешт, которые привлекают европейцев экзотикой и транспортной доступностью.

Эксперты по недвижимости предсказывают расцвет испанскому рынку недвижимости. По их мнению, новый закон о получении ВНЖ через покупку жилья привлечет множество покупателей из стран, не входящих в Евросоюз.

В октябре 2013-го вступил в силу Закон о предпринимательстве, который предусматривает выдачу ВНЖ иностранцам, купившим испанскую недвижимость дороже €500тыс. Об этом сообщает портал Property Wire.

В то время как традиционными игроками на рынке испанской недвижимости всегда являлись британцы, голландцы и немцы, портрет типичного покупателя жилья в стране может измениться в связи с введением нового закона. Агенты по недвижимости уже отмечают интерес со стороны инвесторов с Ближнего Востока, России и Китая.

Компания Lucas Fox ожидает увеличение продаж, особенно в популярных регионах вдоль Средиземноморского побережья. «Мы приветствуем тот факт, что новый закон о ВНЖ был утвержден парламентом страны. Мы ожидаем, что это произведет положительный эффект на рынок недвижимости Испании, увеличив количество транзакций», - говорит Александр Воган, сооснователь Lucas Fox.

В агентстве Taylor Wimpey España отмечают, насколько введение нового закона изменило спектр национальностей, которые приобретают жилье в стране. «В последние 50 лет Taylor Wimpey España в основном занималось продажей домов для отдыха по всей Испании европейцам, при этом самую большую группу покупателей составляли британцы, немцы и скандинавы. Но теперь все очень быстро меняется. За последний год мы продали недвижимость инвесторам из Саудовской Аравии, Кувейта, Иордании, Марокко и Северной Африки», - объясняет Марк Притчард, менеджер по продажам и маркетингу Taylor Wimpey España.

Специалист отметил, что самым желанным регионом остается Коста-дель-Соль.

Однако не все области Испании выиграют от этого нововведения. Так, например, Крис Мерсер, директор агентства Mercers, находящегося в Мурсии, признает, что цены в этом регионе значительно меньше, чем €500 тыс. Именно поэтому введение нового закона вряд ли значительно повлияет на этот локальный рынок.

По мнению компании Knight Frank, новый закон приведет к процветанию рынка элитной недвижимости Испании. «Перспективы сектора элитного жилья в Испании улучшаются. В первой половине 2013 года увеличилось одновременно количество запросов и число сделок. Эксклюзивное жилье в стране привлекает широкий круг международных инвесторов, которые могут себе позволить его приобрести», - говорится в отчете.

Исследование Knight Frank показало также, что центром притяжения зарубежных покупателей остается Мадрид. Жильем здесь интересуются инвесторы из США, Мексики, Колумбии и Венесуэлы.

Однако не все согласны с тем, что введение нового закона повлияет на рынок недвижимости Испании. Так, Оксана Хантимирова, директор агентства недвижимости Alisa-Spain, считает, что нововведение никак не отразится на рынке жилья страны. «€500 тыс. – это действительно большая сумма. Наши клиенты отдают предпочтение жилью более низкой ценовой категории. Многие люди интересуются возможностью получения вида на жительство в Испании, но при этом рассматривают другие пути его приобретения. Например, поступают в высшие учебные заведения страны, находят работу в Испании или выходят замуж за испанских граждан», - говорит она.

Ахмед Фасси Фихри назначен генеральным директором Марокканского агентства развития инвестиций (Agence marocaine de développement des Investissements, AMDI). Ранее он являлся временно исполняющим обязанности генерального директора.

AMDI занимается привлечением инвестиций в национальную экономику, используя конкурентные преимущества Королевства (выгодное географическое положение, наличие соглашений о свободной торговле со странами Евросоюза, США, Турцией, арабскими государствами, более дешевая, по сравнению с Европой, рабочая сила), а также рекламируя различные налоговые, имущественные и другие льготы, предлагаемые инвесторам в соответствии с местным законодательством.

ИА “Ecofin”

Канадский производитель железнодорожной и авиационной техники “Bombardier” начал строительство в Марокко завода по производству компонентов для оборудования управления полетом самолетов Learjet-70, Learjet-75 и CRJ. Он разместится на территории официально открытого 30 сентября2013 г. технопарка “Midparc” в районе аэропорта им, Мухаммеда V (г. Касабланка). Стоимость проекта оценивается в 200 млн. долларов США. Предприятие, на котором будет создано 850 рабочих мест, должно начать работу в июне 2014 года.

С февраля нынешнего года комплектующие для “Bombardier” производились на временном предприятии компании, также расположенном в районе Касабланки.

В Марокко уже производятся запчасти и компоненты для продукции компаний EADS, Boeing, Safran и др. Их привлекают благоприятный инвестиционный климат и условия, которые создают для иностранных инвесторов власти Королевства.

Специализированный марокканский портал “Aeronautique”

Марокко. Канада > Транспорт > ved.gov.ru, 1 октября 2013 > № 913290

Объединенные арабские эмираты выделили 100 млн. долларов США на развитие солнечной и ветряной энергетики в Марокко. Эти средства пойдут на реализацию проектов электрификации отдаленных сельских районов. По мнению властей ОАЭ, этот шаг будет способствовать сближению двух стран и развитию двустороннего сотрудничества.

“L’Economiste”

Выращивание оливок является одной из основных отраслей марокканского сельского хозяйства.

В ходе реализации стратегической программы по развитию аграрного сектора «Зеленое Марокко» посевные площади, отведенные под оливки, выросли с 760 тыс. га в 2008 году до 933 тыс. га – в 2013 (общая площадь обрабатываемых территорий в Марокко в 2013 году составляла около 7,8 млн. га). К 2020 году размер посевных площадей под оливками должен достичь 1,2 млн. га.

Урожаи за указанный период также практически удвоились – с 765 тыс. тонн в 2008 году до 1,3 млн. тонн – в текущем сезоне.

В сельскохозяйственном ВВП Королевства Марокко доля оливок составляет 5 %, в экспорте аграрной продукции – 15 %.

“Aujourd’hui”

В конце первого полугодия2013 г. внешний долг Марокко вырос на 12,1 млрд. дирхамов (1,5 млрд. долларов США) и составил 224,8 млрд. дирхамов (26,4 млрд. долл., около 27 % ВВП).

Долг национально казначейства составил 122,5 млрд. дирхамов (14,3 млрд. долл.), сумма кредитов, выданных иностранными государствами и фондами марокканскому правительству – 102,3 млрд. дирхамов (12,1 млрд. долл.).

Внешний долг Королевства в последнее время растет по некоторым причинам: события «Арабской весны» потребовали увеличения госрасходов на безопасность, кризис в Еврозоне привел к снижению марокканского экспорта, а рост цен на импортные товары, в первую очередь, на энергоносители заставил власти изыскивать дополнительные ресурсы для их субсидирования внутри страны.

Сообщение Министерства экономики и финансов Королевства Марокко

Мировой лидер в экспорте фосфатов – Королевское управление фосфатов Марокко (OCP Group) – зафиксировало в первом полугодии2013 г. падение чистой прибыли на 46 % - до 3,6 млрд. дирхамов (426 млн. долларов США). Его причина кроется в снижении мировых цен на фосфаты (со 185 долларов за тонну – в 2012 году до нынешних 145 долларов за тонну).

По итогам первого полугодия продажи OCP Group упали до 24,5 млрд. дирхамов (3 млрд. долл. США) против 28,24 млрд. дирхамов (3,4 млрд. долл.) в перовом полугодии2012 г. Тем не менее, компания продолжает наращивать добычу, планируя довести ее к 2017 году до 47 млн. тонн (сейчас этот показатель равен 34 т). Кроме того, OCP Group планирует к 2017 году преодолеть рубеж в 10 млн. тонн по производству удобрений. В этом случае компания станет крупнейшим мировым игроком в этой отрасли.

Ранее OCP Group объявила о достижении договоренности с фирмой Bunge о покупке 50 % доли в совместном предприятии – Bunge Maroc Phosphore S.A., расположенном на территории Королевства.

“MaghrebEmergent”

Генеральный инспектор Королевских вооруженных сил Марокко корпусной генерал А.Беннани находится с официальным визитом в Испании. Он провел переговоры с министром обороны этой страны П.Моренесом и обсудил перспективы двустороннего сотрудничества со своим испанским коллегой – начальником генерального штаба адмиралом Ф.Г.Санчесом. Кроме того, в ходе визита запланировано подписание соглашения об активизации сотрудничества между Королевскими вооруженными силами Марокко и подразделением быстрого реагирования испанской армии.

“Le Matin”

В ближайшие четыре года Королевство Марокко инвестирует в развитие электроэнергетики 112 млрд. дирхамов (приблизительно 10 млрд. евро). Около 35 млрд. дирхамов (3,1 млрд. евро) составят средства национального агентства электроэнергетики и питьевой воды Марокко (ONEE). Из каких источников поступят оставшиеся средства, не сообщается. Вероятно, большая роль будет отведена кредитам и ссудам, выделяемым нефтяными монархиями Персидского залива, а также капиталовложениям государственных и частных инвестиционных фондов. В 2013 году между Королевством Марокко и Советом сотрудничества арабских стран Персидского залива было подписано соглашение о финансировании проектов развития в Марокко на общую сумму около 5 млрд. долларов США в течение пяти ближайших лет.

Реализация программы позволит к 2017 году увеличить количество производимой электроэнергии на 4 500 МВт, в том числе около 2 000 МВт будут получены за счет солнечной и ветроэнергетики. В этом году началось строительство первого блока мощностью 160 МВт солнечной электростанции в районе

г. Уарзазат.

ИА “AFP”

Марокко и Испания одобрили планы по нефтеразведке в районе принадлежащих Испании Канарских островов, несмотря на то, что граница между странами в Атлантическом океане четко не лимитирована. Зоны их интересов будет разделять воображаемая линия, равноудаленная от побережья Африки и архипелага.

По данным испанской нефтяной компании “Repsol”, запасы нефти в районе Канарских островов могут достигать 1,4 млрд. баррелей, а ежедневная добыча – до 140 тыс. баррелей в сутки, что составляет около 10 % потребности Испании в нефти.

В ближайшие недели несколько иностранных нефтяных компаний должны начать работы на марокканских участках, расположенных в60 кмк востоку и в550 кмк северо-востоку от архипелага. Компания “Repsol” начнет работы на испанском участке после того, как будет готово заключение экологов о безопасности работ.

Против планов по нефтеразведке активно выступают представители туристической индустрии, которые опасаются за состояние окружающей среды и снижение привлекательности островов для туристов вследствие развития нефтяного бизнеса. Сторонники же утверждают, что реализация этих планов позволит создать новые рабочие места в регионе, где безработица достигает 33 %.

Испанское информационное агентство

По оценкам Высшего комиссариата планирования Королевства Марокко, произошедшая индексация цен на топливо будет иметь негативные последствия для страны. С одной стороны, эта мера позволит снизить дефицит бюджета за счет относительного сокращения госдотаций на поддержание цен на топливо для населения на одном уровне. В то же время, она спровоцирует рост цен на большую часть товаров на внутреннем рынке, падение спроса на них и, в конечном итоге, приведет к снижению ВВП.

В результате индексации цен на топливо дефицит бюджета снизится на 0,18 % в текущем году и на 0,58 – в 2014. Одновременно эта мера спровоцирует дополнительный рост цен на 0,37 % в 2013 году и на 1,1 % - в следующем.

“Aujourd’hui”

Немецкий лоукостер airberlin с ноября 2013 г. пополнит свою маршрутную сеть двумя рейсами из Мюнхена в города Северной Африки - Агадир (Марокко) и Хургаду (Египет).

Полеты в Хургаду начнутся 7 ноября. Рейсы планируется выполнять один раз в неделю (по четвергам) на самолете Боинг-738, пишет Flight-Airline.com.

Вылет из Мюнхена в 09:20, прилет в Египет в 14:25. Обратный рейс вылетает из Хургады в 15:25, а прилетает в Германию в 19:05.Полеты в Агадир стартуют 5 ноября. Выполняться они будут также один раз в неделю (по вторникам) на самолете Боинг-738. Вылет из Мюнхена в 08:40, прилет в Агадир в 11:35. Обратно самолет вылетает из Марокко в 12:25 и приземляется в Мюнхене с 17:35.