Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Эксперты ответили на вопросы выпускников о подготовке к ЕГЭ по географии

Четвертый день нового сезона онлайн-марафона «ЕГЭ – это про100» открыл прямой эфир, посвященный подготовке к экзамену по географии. На вопросы выпускников ответили руководитель Центра естественно-научного и военного образования издательства «Русское слово», кандидат педагогических наук и член комиссии по разработке контрольных измерительных материалов ЕГЭ по географии Сергей Банников и учителя московских школ — Надежда Шикунова (школа № 1998) и Майя Онищенко (школа № 1500).

В системе ЕГЭ география относится к предметам по выбору, и сдают этот экзамен, как правило, очень мотивированные выпускники, отметила Майя Онищенко. По ее прогнозам, стоит ожидать повышения интереса к этому предмету среди выпускников, потому что сейчас наблюдается оживление среди вузов, которые включают географию в число вступительных экзаменов – сдать такой экзамен потребуется, например, для поступления на некоторые факультеты МГУ.

В ЕГЭ по географии в этом году существенных изменений не было, сообщил Сергей Банников. «Можно сказать даже, что экзаменационная работа стала легче по сравнению с прошлым годом. Это касается, в частности, 8 задания, оно немного изменилось в сторону как раз облегчения», — отметил он. Если в прошлом году требовалось отвечать по пяти темам, сделать выбор по утверждениям, то в этом году задание касается всего лишь одной темы – это тема населения.

Эта тема пронизывает и задание 26, где требуется сравнить указанные в тексте задания страны по двум показателям. Первый показатель — средняя ожидаемая продолжительность жизни, которую выпускник найдет в приложенных статистических таблицах. Второе сравнение необходимо сделать по показателям ВВП на душу населения. На основе данного сравнения требуется выделить или определить страну, у которой оба показателя выше — соответственно, эта страна и будет находиться выше в рейтинге ООН по индексу человеческого развития, пояснил Сергей Банников: «При фиксации своего ответа по этому заданию советую записывать название страны, числовое значение того или иного показателя и включать элемент сравнения. То есть слова «больше» и «меньше» можно заменить математическими знаками, которые показывают, что вы именно сравнивали данные этих двух стран».

Отвечая на вопросы зрителей прямого эфира, эксперты подробно проинструктировали выпускников о нюансах выполнения задания по построению профиля. Это сложное задание, признала Майя Онищенко и подчеркнула, что не только задание по профилю, а вообще все задания ЕГЭ нужно решать очень внимательно, вчитываясь в сам текст вопроса, и отвечать по обозначенным в нем позициям.

«В указании на построение профиля дается масштаб самого профиля, и нужно его сопоставить с масштабом карты. Масштаб профиля, длина – это удвоенная длина отрезка на карте. Нужно очень внимательно измерять все расстояния по карте и следить, через какие горизонтали и элементы рельефа профиль проходит. Еще один важный момент – не забыть, что мало построить профиль, нужно нанести на профиль точку крестиком или стрелочкой», — отметила Майя Онищенко.

Ответом на это задание является графическое изображение самого профиля, уточнили эксперты. Любые дополнительные словесные описания уже не являются элементом ответа. «При построении профиля очень важно внимательно изучить масштаб, легенду карты, посмотреть, через сколько метров проведены горизонтали», — пояснила Надежда Шикунова и напомнила выпускникам, что не следует при оформлении заданий пользоваться карандашом: ответы на все задания ЕГЭ необходимо выполнять черной ручкой.

Специфика ЕГЭ по географии в том, что выпускники приходят на экзамен со своими инструментами для измерений, поэтому нужно отследить, чтобы миллиметр на линейке соответствовал реальным размерам, а транспортир лучше брать круговой.

Оставшееся до экзамена время – это период, когда следует выявить свои слабые стороны и подчистить все свои недочеты, отметила Надежда Шикунова: «Нужно осознать, какие задания провисают, какие кажутся наиболее сложными, еще раз потренироваться в заполнении бланков. Повторите наиболее сложные для себя темы и, главное, держите себя в позитивном психологическом настрое – от него в последний месяц перед экзаменом очень многое зависит».

Видеозаписи всех эфиров доступны на страницах Рособрнадзора в социальной сети «ВКонтакте» и на канале Rutube.

Член-корреспондент РАН Евгений Щепин: Наша математика может спасти кому-то жизнь

Каждый из нас сталкивался с ситуацией, когда на экране компьютера внезапно возникает реклама того, о чем вы недавно думали. Неужели компьютеры научились проникать в наши мысли? Как современные технологии внедряются в наше сознание, распознают наш пол и выясняют наши интересы? Можно ли использовать эти технологии не только для навязчивой рекламы, но и на благо человека – например, для диагностики опасных для здоровья состояний? Обо всем этом рассказывает член-корреспондент РАН Евгений Витальевич Щепин, главный научный сотрудник отдела геометрии и топологии Математического института им. В. А. Стеклова.

– Евгений Витальевич, мы находимся в историческом месте института – библиотеке, которую собирал еще его основатель, выдающийся математик академик В. А. Стеклов. Одна из ваших научных задач – распознавание текстов. Скажите, если взять какой-то текст, например опубликованный в этой книжке, каким образом можно его математически распознать?

– Происходит это следующим образом. Сканер выдает оцифрованное изображение сканируемой страницы текста, которое представляет собой последовательность строчек: байт, которые выражают степень «серости» соответствующих точек сканируемой страницы.

Сначала оцифрованное изображение бинаризуется: если серость точки не превосходит некоторого выбранного порога, то она обнуляется, а иначе заменяется единицей. Таким образом, в компьютере изображение символа представляет собой так называемую булеву матрицу из нулей и единиц, в которой нули соответствуют фону, а единицы точкам изображения. Булева матрица символа содержит всю необходимую для распознавания информацию. Взглянув на нее, человек сразу его распознает.

Видеозапись интервью на сайте ВК →

– Как же его распознать компьютеру?

– Простейший матричный способ распознавания заключается в поэлементном сравнении символа с матрицами образцов, имеющихся у компьютера. Количество различающихся элементов служит мерой близости матриц. Образец, матрица которого наименее отличается от распознаваемой, и объявляется компьютером результатом распознавания, если, конечно, количество различий не слишком велико. В противном случае компьютер считает символ не распознанным.

– Таким образом можно распознать любой текст?

– Нет, к сожалению, распознавание матричным способом годится только для печатного текста и требует от пользователя долгого предварительного обучения программы. Булева матрица символа содержит всю необходимую информацию о нем, но при этом еще и слишком много избыточной. Встает вопрос: как выделить из нее существенную информацию для распознавания?

Мы придумали такой способ. Любая строка матрицы представляет собой последовательность нулей и единиц. Последовательность единиц строки, предшествуемую и завершаемую нулями, будем называть пересечением с символом, а последовательность нулей строки, предшествуемую и завершаемую единицами, – пересечением с фоном.

Если мы последовательно, двигаясь сверху вниз, заменим все строки матрицы количеством пересечений с символом, то получим последовательность пересечений, которая хотя и недостаточна для полного распознавания, но имеет долю полезной информации намного выше исходной матрицы.

Последовательность пересечений, в свою очередь, можно сократить, удалив из нее все элементы, которым предшествуют точно такие же. В результате из матрицы получится короткий код числа пересечений. Например, для буквы I в любом шрифте код пересечений состоит из единственной единицы, для V код будет 2-1, для Н код 2-1-2 и т. д.

– Вам удалось усовершенствовать код пересечений. Это так?

– Да, для этого мне пришлось проанализировать пары соседних строк матрицы. А именно, будем говорить, что пересечение символа нижней строки продолжает пересечение верхней, если один из элементов верхнего пересечения находится точно над элементом нижнего. Аналогично определяется понятие продолжения для фоновых пересечений.

Пересечения, не выступающие ничьими продолжениями из предыдущей строки, кодируются символом Р (рождение). Пересечения, не имеющие продолжения на следующей строчке, кодируются символом С (смерть). Остальные кодируются символом П (продолжение). Большинство строк матрицы символа содержат только пересечения типа П. Опустив эти строки, мы получим ПРС-код символа, который содержит существенно больше информации, чем обычный код пересечений, весьма устойчив к изменениям шрифта и даже пригоден к распознаванию рукописных символов.

– Это почти что человеческая жизнь! А как можно записать такой код?

– ПРС-код символа можно написать по одному его виду, не зная матрицы. Например, ПРС-код буквы A будет выглядеть как Р; ПРП; ПСП; ПРП; СС, причем этот код не зависит от жирности буквы и ее наклона.

– Этого достаточно для распознавания текста?

– Одного ПРС-кода, конечно, недостаточно. Например, такой же ПРС-код, как А, имеют буквы Я и Д. Поэтому к нему добавляют другие, метрические признаки, например учет расстояний между различными строками, что позволяет надежно отличить А от Д.

– Как вы – чистый математик – пришли к распознаванию текстов?

– Появление персональных компьютеров в конце 1980-х гг. стимулировало исследования по распознаванию образов. Так, в институте Стеклова при отделе топологии организовался небольшой семинар по этой теме. Начали мы с распознавания рукописных символов. Среди участников-топологов был хороший программист Григорий Непомнящий, который реализовывал возникавшие интересные топологические идеи на привезенном мною из-за границы ПК. Потом появился Виталий Кляцкин из Тулы, который привлек участников семинара к выполнению связанного с распознаванием военного заказа.

Годичная работа над этим заказом привела к появлению уверенного в своих силах сплоченного коллектива программистов-математиков. И в начале 1990-х гг. этот коллектив под моим руководством составил костяк фирмы, взявшейся создать программу оптического распознавания текстов, основанную на открытом мной ПРС-коде, который был нашей коммерческой тайной. Получившаяся у нас тогда программа «Крипт» была одной из лучших на рынке. Например, первая версия FineReader ей заметно уступала. Программу можно было быстро обучить распознавать любой текст. Например, текст на армянском языке.

– Никогда не слышала о такой программе…

– Коммерческое распространение программы потребовало роста фирмы: нужно было готовить подробную документацию, защиту от копирования, драйверы для разных сканеров, подключать словари и многое другое. А в 1995 г. наш главный программист Григорий Непомнящий эмигрировал в США. И наша маленькая фирма не выдержала конкуренции с большими фирмами. После ее «кончины» в 1995 г. я и некоторые мои товарищи поработали еще в оптическом распознавании на конкурентов из Cognitive Technologies, но с 1998 г. я не занимался оптическим распознаванием.

– Вы немало времени и сил посвятили еще одной научной задаче, связанной с суперкомпьютерами. Расскажите, пожалуйста, что такое кривые Пеано и как они связаны с суперкомпьютерами?

– В данный момент у суперкомпьютеров есть такая проблема: задач для них мало. Суперкомпьютеров наделали много, а чем их загрузить? Задача с кривыми Пеано позволяет загрузить суперкомпьютер основательно. Приблизительно эту задачу можно сформулировать так: представьте, что у нас есть n-мерная решетка. Нам нужно ее как-то упорядочить – всем элементам решетки дать номера так, чтобы узлы решетки с близкими номерами находились по возможности недалеко друг от друга.

Эту задачу и решают многомерные кривые Пеано. Например, еще в самом начале компьютерного времени у меня была идея сделать развертку телевизора по кривой Пеано.

Развертка – это строчки на экране. А теперь представьте – пошла помеха. Тогда она выбивает несколько строчек. А кривая Пеано устроена так: если у вас пошла помеха, то она не растянется на весь экран, а свернется. Поэтому телевизор с пеановской разверткой был бы лучше обычного. Помехи меньше бы мешали на экране.

– У вас это получилось?

– Нет. Теоретически все это ясно, есть обоснования, есть кривые, есть формулы. Сделать все это вполне возможно. Но, к сожалению, электронно-лучевые трубки ушли в прошлое, сейчас все телевидение устроено по-другому.

Зато по поводу телевидения у меня есть другая замечательная идея, которую хорошо бы внедрить. Это цифровой двумерный аналог пеановской кривой. Представьте себе, что у нас есть шахматная доска на 64 клетки. Есть палитра цветов – red, green, blue. Для каждого цвета – четыре градации. И тогда у нас получится всего градаций цвета тоже 64, 43, так же как шахматная доска. И теперь каждую клетку шахматной доски нужно раскрасить в один из цветов. Все будут разного цвета. Но нужно раскрасить так, чтобы соседние клетки были окрашены в соседние цвета. Такая непрерывная гамма, где цвет все время меняется.

– Это будет красиво.

– Красиво. Вот это было замечательно сделано обычным компьютером. Обошлись без суперкомпьютера. У нас с сыном (он программист) опубликована статья на эту тему. Я был уверен, что такую раскладку невозможно сделать. Придумал алгоритм, который хорошо сокращал счет. Компьютер считал ночь.

– Вы пытались сделать то, во что не верили?

– Думал, что нельзя. И вдруг компьютер выдал – оказалось, что такая раскладка уникальна. Их существует ровно четыре. Они друг от друга отличаются поворотом. И действительно картинка очень красивая.

– И каким образом вы хотите это внедрить на телевидении?

– Оказывается, в системе PAL/SECAM используют в кодировании цветов так называемый двумерный код Грея. Насколько я помню, там 4 х 4, 16 цветов. Они разложены именно так, чтобы цвета соседних клеточек были соседними. Это прекрасная защита от помех. У них на 16 цветов, а у меня на 64, что намного лучше. Учитывая разрядность процессоров, это может хорошо ложиться на операционную систему. Так что это вещь, которая просто просит внедрения.

– Помимо улучшения качества картинки, осталось еще повысить качество самих передач на ТВ. Знаю, что вы занимались не только распознаванием текстов, но и распознаванием пола, возраста человека. Что это за работа?

– Речь идет о работе в «Яндексе», где я был научным консультантом. Мы решали интересную задачу: когда человек ходит по интернету, его маршрут известен, и нужно было распознать, мужчина это или женщина, с целью таргетированной рекламы. Эта задача была решена.

– Каким образом можно понять, мужчина это или женщина?

– У нас есть достаточно большая база данных людей, про которых известно, мужчины это или женщины. Дальше: мы начинаем смотреть, сайт мужской или женский, уже зная, мужчина или женщина его смотрят, сколько женщин и сколько мужчин туда ходят. Ведь для каждого сайта есть статистика – сколько там было женщин и сколько мужчин. И после этого мы начинаем определять. На основании этих данных мы выдаем формулу, определяющую вероятность того, кто это, мужчина или женщина. Чаще всего мы оказывались правы.

– А почему оказалось невозможным определить возраст человека?

– Потому что возрастов не два, а больше. Вся методика, с которой мы работали, опиралась на эти статистики. И оказалось, что можно получить, вычислить, точно определить количество информации о поле или о возрасте, которая содержится в базе данных. Сколько она содержит информации – вычисляется строго математическое понятие. Было известно, сколько нужно, чтобы обеспечить такую точность, потому что задача определения пола была решена так: распознаватель в половине случаев вообще отказывался распознавать, кто это. А в половине, когда соглашался, угадывал правильно с вероятностью 80%. Требовалось что-то в таком роде.

Тут можно посчитать, сколько информации необходимо для данного задания, чтобы обеспечить заданные параметры распознавания, и сколько есть информации в базе данных.

Я сумел это посчитать и показать, что ее не хватает. А чтобы посчитать, нужно было придумать нечто хитрое. Проблема тут заключается в большом количестве сайтов с малой статистикой. Например, сайт посетил один человек, и все. Какая вероятность того, что следующий посетитель того же пола? И я придумал такой трюк – вторичную статистику. Мы берем эту базу данных и делим ее пополам. Используя только первую половину базы, определяем все сайты с единственным посещением, объединяем и говорим, что это «сайт первого типа». А для объединенного сайта первого типа анализируем уже немалую статистику его посещений из второй половины базы. Эта вторичная статистика и позволяет надежно найти искомые вероятности и аккуратно определить количество информации в базе.

– Как думаете, такие вещи, которые вы придумали, можно использовать для чего-то еще, кроме рекламы, которая уже порядком надоела?

– Да для чего угодно! То, чем мы занимались, это, что называется, Big data. Эти трюки с подсчетом информации, конечно, вещь универсальная. Там еще возможен анализ общего типа, когда мы пытаемся что-то предсказывать. Скажем, поведение. Когда технологии предсказаний развиваются, то мы можем предсказать все что угодно, если, конечно, данные содержат достаточно информации.

– Это хорошо или плохо, когда можно предсказать все что угодно?

– Это не хорошо и не плохо. Это данность. Эта методика работает с большими данными. Данные, с которыми работают в медицине или на бирже, по существу однотипны – это кривые. Кардиограммы и энцефалограммы в медицине или графики изменения биржевых цен, объемов продаж акций. Задача диагностики предынфарктного состояния человека или состояния биржи (канун краха) по существу одинакова. Для всех этих задач используются фрактальные размерности, алгоритмы определения разладки и многое другое. То есть это универсальные методики, которые могут многим спасти жизнь. Так что математика наша вполне прикладная.

Интервью проведено при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ и Российской академии наук.

Беседовала Наталия Лескова.

Оператор: Дмитрий Самсонов.

Источник: «Научная Россия».

Уникальный атлас отразил процессы переселения людей из страны в страну за 30 лет

Уезжают, приезжают, перемещаются… Добровольно, вынужденно… Понятия «эмиграция», «иммиграция», «миграция» прочно вошли в жизнь народов, стран и континентов. Наглядно познакомиться с современными трендами этих процессов позволяет Миграционный атлас Российской Федерации – плод трехлетней совместной работы ученых-демографов, социологов, географов и картографов Института демографических исследований РАН (ФНИСЦ РАН) и Северо-Кавказского федерального университета (СКФУ) под общим руководством члена-корреспондента РАН Сергея Васильевича Рязанцева.

Основные итоги исследования и факты, приведенные в атласе, прокомментировал один из авторов атласа – и. о. директора Института наук о Земле СКФУ, заведующий кафедрой социально-экономической географии и туризма, доктор географических наук, профессор Виталий Белозеров:

– Сегодня информацию о миграции представляют более десятка разнообразных ведомств, в том числе и международные организации. Можете себе представить объем данных, которые коллективу ученых пришлось собрать, обработать, проанализировать и визуализировать! – рассказал ученый. – Сейчас Россия входит в число стран-лидеров по приросту иммигрантов, занимая седьмое место в мире. По данным ООН, в 2020 году в стране насчитывалось 11,6 миллиона иммигрантов – это 8 % населения. В то же время наша страна – в первых рядах и по количеству эмигрантов: она – на третьем месте в мире после Индии и Мексики (10,7 миллиона).

Причины и географические направления иммиграции все время меняются. Так, в 1990-е – начале 2000-х годов основной поток шел из Казахстана и стран Центральной Азии. Он был обусловлен прежде всего массовой репатриацией из этих регионов этнических русских. К 20-м годам ХХI столетия количество репатриантов практически сошло на нет, и поток иммигрантов сократился более чем в два раза.

С 2015-го начал складываться новый тренд – Украина, давшая почти половину миграционного прироста (47 %). Причины – Евромайдан и последующие события. Доля Казахстана сократилась до 10 %, стран Центральной Азии – до 8 %.

Существенно просели показатели в период пандемии. Основным донором по-прежнему оставалась Украина (около 47 %). Второе место – около 41 % – заняли страны Центральной Азии.

Россия как наиболее крупная и развитая экономика Евразийского экономического союза (ЕАЭС) долгое время была привлекательной для граждан Казахстана, Белоруссии, Киргизии и Армении. Миграционный прирост неуклонно рос вплоть до начала пандемии. В 2019 году на миграционный учет у нас поставили 19,518 миллиона. В 2020 году – всего 9,802 миллиона, но в 2021-м были зарегистрированы почти 14 миллионов человек. Из них порядка 9,5 миллиона иммигрантов приехали на заработки.

Десятилетиями в обмене населением со странами ЕАЭС соотношение между числом прибывших и выбывших из России сокращается. Значительное число мигрантов находит здесь вторую родину. Так, с 2016-го по 2022 годы гражданами РФ стали около 3 миллионов (2 969 555) иностранцев. Большинство из них – граждане Украины. На втором месте – мигранты из Таджикистана, на третьем – граждане Республики Казахстан, на четвертом – граждане Республики Армения.

Теперь об эмиграции. О ней говорится много, порой не всегда корректно. Появляются и откровенные спекуляции. Для оценки реальных данных о ней мы руководствовались следующими принципами.

1. Среди всех выбывших за рубеж учитывались исключительно граждане РФ.

2. Особое внимание при анализе уделялось традиционным странам эмиграции россиян. Сопоставлялись масштабы эмиграции до 2010 года включительно с масштабами после изменений учета в 2011-м.

3. Сопоставлялись данные о числе выехавших россиян в определенные страны со статистикой въезда из РФ в них.

Итак, в новейшей истории России следует выделить четыре волны эмиграции.

Первая волна (1991–1998). Эмигранты из России устремились в США, Канаду, Европу. Важным каналом стала репатриация немцев в Германию, евреев в Израиль, греков в Грецию, которая стимулировалась политикой стран приема. Активизировалась брачная эмиграция российских женщин, началось усыновление иностранцами российских детей. Масштабы эмиграции на постоянное место жительства за границу в этот период, по российским данным, составили 2,1 миллиона человек.

Вторая волна эмиграции (1998–2008). Количество граждан, выехавших на постоянное место жительства за границу в этот период, по российским данным, составило около 1 миллиона человек. Масштабы эмиграции снизились, поскольку многие страны Запада ограничили для граждан РФ возможности получения статуса беженца.

Третья волна (2008–2021). Основная причина – экономическая. Однако эмиграция в эти годы приобретала и политические аспекты. В нее включились россияне из провинции, люди со средним уровнем образования, молодежь.

Четвертая волна (с 2022 года) обусловлена событиями на Украине и частичной мобилизацией в России. Основными странами эмиграции стали соседние и близлежащие государства с безвизовым режимом, прежде всего Казахстан, Грузия, Армения, Киргизия Турция, Таджикистан, а также Финляндия и страны Балтии (до закрытия границ в сентябре-октябре 2022 года). По разным оценкам, за 2022-й из России эмигрировали от 300 до 700 тысяч человек. Большинство эмигрантов – выходцы из крупных городов, с высоким уровнем образования, мужчины, занятые в сервисных отраслях экономики. Многие эмигранты из России используют приграничные страны бывшего СССР как транзитные и пытаются эмигрировать в страны Западной Европы и США.

Расчеты показывают, что в 1991–2021 годы Россию покинули около 7,9 миллиона человек. Однако если данные скорректировать на основе статистики принимающих государств, то эту цифру следует увеличить как минимум в два раза, то есть реальные масштабы эмиграции из России могли составлять не менее 15–16 миллионов человек. Учитывая, что каждый четвертый эмигрант имел высшее образование, то прямые демографические потери высококвалифицированных специалистов составили 3,75–4 миллиона человек.

Текст: Станислав Фиолетов.

Источник: мультимедийный портал «Поиск».

Немного подзабыл. Как не спутать рассеянность и начало болезни Альцгеймера

Невролог Парфенов рассказал о новых методах диагностики болезни Альцгеймера

Анна Урманцева

Можно ли сейчас диагностировать болезнь Альцгеймера на ранней стадии и какие анализы позволяют это сделать? Почему в России так редко ставят этот диагноз? Что назначают на начальных стадиях болезни? Какие из препаратов, проходящих сейчас испытания, являются самыми перспективными? Что нужно делать, чтобы замедлить надвигающуюся деменцию при болезни Альцгеймера в интервью «Газете.Ru» рассказал врач-невролог, директор Клиники нервных болезней им. А.Я. Кожевникова Сеченовского университета, профессор Владимир Парфенов.

— Владимир Анатольевич, болезнь Альцгеймера считается наследственным заболеванием?

— Есть разные формы этой болезни. Когда болезнь появляется в относительно молодом возрасте (до 65 лет), она значительно чаще связана с наследственностью, чем более распространенная форма, возникающая в старческом возрасте.

Также есть наследственная предрасположенность и для позднего развития заболевания, — она связана с аполипопротеином Е4 (белок, участвующий в метаболизме жиров в организме). Впрочем, мы еще не все знаем о наследственности в отношении этого заболевания.

— Какова главная гипотеза возникновения этой болезни?

— В настоящее время доминирует бета-амилоидная гипотеза. Согласно ей, в мозге пациента, страдающего болезнью Альцгеймера, накапливается бета-амилоид (это пептид – короткий фрагмент белка) в виде так называемых амилоидных бляшек.

Бета-амилоид откладывается между нейронами и оказывает на них токсическое воздействие. Второй патологический механизм при болезни Альцгеймера — это образование тау-протеина, — белка, нити которого начинают объединяться между собой, образуя нейрофибриллярные клубки внутри нервных клеток. Кроме того, есть нарушения обмена кальция, возможно усиление заболевания вследствие сосудистой патологии мозга, есть влияние сахарного диабета. Поэтому болезнь Альцгеймера иногда называют сахарным диабетом III типа.

— Время от времени появляются научные статьи про то, что бета-амилоидная гипотеза не верна. Что вы думаете на этот счет?

— Действительно она многое не объясняет. Тем не менее, сейчас уже появились первые антиамилоидные препараты, – и они работают. В июне прошлого года FDA (Food and Drug Administration — агентство Министерства здравоохранения и социальных служб США) зарегистрирорвала Адуканумаб — первый препарат для лечения болезни Альцгеймера на ранней стадии. Правда у него много побочных эффектов. В январе этого года получены клинические данные об эффективности Леканемаба. Сейчас еще тестируется очень много лекарственных средств. Мы, как клиника, специализирующаяся на ведении пациентов с болезнью Альцгеймера, участвуем в разных испытаниях.

— Вот к вам в клинику приходит пациент с ухудшением памяти. Может быть, это просто рассеянность. Что у него выясняют прежде всего? Какие исследования проводят?

— Первым делом выясняем, как эта заболевание развивается. Для постановки диагноза необходимо полное клиническое обследование пациента. Оно включает выяснение анамнеза, клинических особенностей, сопутствующих заболеваний. Важно установить, какие лекарства пациент принимает в данный момент, — возможно, после отмены препаратов состояние улучшится. Также поводятся нейропсихологическое тестирование, оценка его поведения, бытовой и социальной активности. Например, если есть депрессия, то она может быть причиной ухудшения памяти. Проводится опрос ближайших родственников, назначаются лабораторные исследования: анализы крови, функции печени, почек, уровня витамина В12. Дальше делается МРТ головы в определенных проекциях. А потом, если диагноз не ясен, есть специальные методики, с помощью которых находят биологические маркеры болезни Альцгеймера.

— Какие это маркеры и где их ищут?

— Существует исследование цереброспинальной жидкости (ликвора) на содержание в ней бета-амилоида и тау-протеина. При болезни Альцгеймера содержание бета-амилоида в церебральной жидкости снижается, а тау-протеин, наоборот, повышается, что отражает гибель нервных клеток. А бета-амилоид снижается, потому что он накапливается в головном мозге. Кроме этого, существуют методики, которые еще широко не используются в нашей стране.

— Какие это методики?

— Позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) с определенным веществом позволяет прижизненно выявить чрезмерное накопление бета-амилоида в головном мозге.

— То есть, с помощью ПЭТ можно прямо увидеть бета-амилоид в мозге человека?

— Да, но это дорого. Исследование бета-амилоида в ликворе будет намного дешевле и проще, а точность его сравнима с ПЭТ.

— Почему же в России не распространены такие исследования?

— Ну начнем с того, что у нас в России болезнь Альцгеймера очень редко диагностируется. В прошлом году неврологами она зарегистрирована менее чем в 10 тысячах случаев.

— Как же так, во всем мире объявили чуть ли не эпидемию болезни Альцгеймера, а у нас она редка?

— Просто российские врачи плохо знают это заболевание, правильный диагноз ставится редко. Обычно психиатры ставят этот диагноз, но уже на самой последней стадии, когда человек слабоумен и речь идет о его дееспособности. А вообще

в нашей стране, по разным подсчетам, вместо 10 тысяч, полтора миллиона таких пациентов.

— Какой же диагноз ставится сейчас в нашей стране чаще всего пациентам с начинающимся слабоумием?

— Сосудистая патология мозга. Думают, что слабоумие от сосудов, — от атеросклероза, гипертонии. Да это тоже факторы, но они неглавные. «Сосуды» являются причиной примерно в 15-20% случаев слабоумия. Чтобы поставить диагноз «сосудистая деменция» нужно обязательно делать МРТ головы.

— Быть может внешне сосудистую деменцию от болезни Альцгеймера действительно трудно отличить?

— Врачи, которые занимаются диагностикой болезни Альцгеймера, не ошибутся в девяти из десяти случаев, используя данные клинического обследования и МРТ головного мозга.

— Вернемся к первому приему человека, который почувствовал, что его память начала сдавать. В нейропсихологическое тестирование входит оценка памяти?

— Конечно. Используется тест с запоминанием 10-12 слов.

— Но запомнить 12 слов сложно даже для молодого человека. Разве это не так?

— Если вы ошибетесь, то мы начинаем подсказывать. Допустим мы попросили запомнить пять слов: «кузнечик» — «грузовик» — «блюдце» — «лимонад» — «кинотеатр». Если пациент забыл слово «кузнечик», врач спрашивает: а было ли у нас какое-то насекомое? Если подсказки помогают, то это может быть вариантом нормы. А вот для пациента с болезнью Альцгеймера семантическая подсказка не работает. Для него, что «кузнечик», что «муравей», что «таракан». Он обычно не вспомнит слово через несколько минут.

— После такого тестирования становится понятна степень деменции?

— Или ее отсутствие. Если результаты не выходят за пределы нормы, но пациент жалуется на нарушение памяти, то ставится диагноз «субъективное когнитивное расстройство». Если результаты показывают умеренное снижение памяти и других когнитивных функций, то устанавливается диагноз «умеренное когнитивное расстройство». При выраженных нарушениях памяти и других когнитивных функций определяется «выраженное когнитивное расстройство (деменция)».

— А субъективное и умеренное когнитивное расстройство надо уже начинать как-то лечить?

— Да. Есть лекарственные и нелекарственные методы терапии. Нужно также разобраться с сопутствующими заболеваниями. Например, гипертония и сахарный диабет должны хорошо корректироваться. Мерцательная аритмия – тоже фактор. Физическая и умственная активность должна быть регулярной. Если есть депрессия, – то можно применить психотерапию и антидепрессанты. Проверить уровень витамина В12.

— А если у человека ухудшение памяти из-за дефицита В12, то как быстро ее можно восстановить?

— За месяц. Дефицит В12 может наблюдаться у вегетарианцев, он может быть у диабетиков, которые принимают Метформин, он может возникнуть из-за каких-то нарушений усвояемости витамина В12 и многих других причин.

— А физическая активность? Сколько ее нужно?

— Минимум 30 минут, 3 раза в неделю. И это может быть просто ходьба. Чем больше физической активности, тем лучше.

— Есть все же поставлен диагноз: болезнь Альцгеймера. Что в этом случае назначают?

– С целью улучшения памяти и других когнитивных функций пациенту с болезнью Альцгеймера назначают ингибиторы ацетилхолинестеразы (Донепезил, Ривастигмин, Галантамин) и(или) Мемантин. Вот эти препараты могут улучшить когнитивный статус и эмоциональное состояние, повседневную активность, облегчить жизнь ухаживающих людей. Они назначаются на всех стадиях деменции.

— Согласно прогнозам к 2050 году в мире будет в 3 раза больше пациентов с болезнью Альцгеймера. Какой препарат или метод лечения вы считаете наиболее перспективным в отношении этой болезни?

— Образ жизни. Если уж суждено заболеть, то процесс можно значительно замедлить.

Прежде всего, нужно работать и получать от этого удовольствие. Иметь достаточную физическую нагрузку, нормальный вес, правильно лечить имеющиеся болезни (гипертония, сахарный диабет и другие), радоваться жизни, справляться со стрессами. А что касается специфической терапии, лекарств, – это медицина будущего.

Россия > Образование, наука. Медицина > gazeta.ru, 2 мая 2023 > № 4362558 Владимир Парфенов

Экспорт Ирана в ЕАЭС вырос на 27%, а импорт сократился на 60%

В 2022–2023 финансовом году Иран продал 6,37 млн. тонн товаров на сумму 3,25 млрд. долларов США со странами-членами Евразийского экономического союза.

Последние данные, опубликованные Таможенной администрацией Исламской Республики Иран, показывают, что Иран продал 6,37 млн. тонн товаров (исключая экспорт сырой нефти) на сумму 3,25 млрд. долларов США с государством-членом Евразийского экономического союза, зафиксировав снижение веса на 51,44% и 42,27% и стоимости, соответственно, по сравнению с предыдущим годом.

Россия была основным торговым партнером среди членов ЕАЭС в этот период с обменом товаров на 4,04 млн. тонн на сумму 2,32 млрд. долларов. За ней следуют Армения с 1,47 млн. тонн на сумму 478 274 долларов США и Казахстан с 750 955 тоннами на сумму 320 145 долларов США, сообщает Financial Tribune.

Экспорт Ирана в ЕАЭС составил 3,44 млн. тонн на сумму 1,48 млрд. долларов, увеличившись на 24,32% и 27,2% по весу и стоимости, соответственно.

Высокопоставленные республиканцы HFAC призывают к дальнейшим санкциям против Ирана

Выдвигая неоднократные безосновательные претензии к оборонному сотрудничеству между Ираном и Россией, высокопоставленные законодатели США призвали ввести дополнительные обязательные санкции против Ирана.

Высокопоставленные республиканцы в комитете Палаты представителей по иностранным делам написали в письме госсекретарю Тони Блинкену в среду, что администрация обязана, в соответствии с ранее существовавшим законодательством США, ввести дополнительные санкции против Ирана в ответ на то, что они назвали поддержкой России и углублением отношения между двумя врагами США, сообщает Insider.

Письмо от председателя HFAC Майка МакКола (R-TX), председателя подкомитета по Ближнему Востоку, Северной Африке и Центральной Азии Джо Уилсона (R-SC) и председателя подкомитета Европы Тома Кина (R-NJ) представляет собой последнее усилие Конгресса США. Республиканцы настаивают на том, чтобы администрация ужесточила санкции против Ирана.

Делая неоднократные необоснованные заявления о сотрудничестве между Ираном и Россией в области обороны, в письме в среду содержится призыв ввести дополнительные обязательные санкции в отношении Ирана в соответствии с Законом о противодействии противникам Америки посредством санкций (CAATSA), принятым Конгрессом в 2017 году для подавления России, Ирана и Северной Кореи.

«Растущая угроза, исходящая от партнерства России и Ирана, требует безотлагательного реагирования. В дополнение к санкциям и экспортному контролю мы призываем вас вести активную дипломатию с союзниками и партнерами, чтобы убедиться, что они понимают значение и угрозу этого нечестивого союза», — говорится в письме.

Что касается завершения контракта Ирана на покупку самолетов Су-35 у России, законодатели написали: «Россия, продвигающая передачу Су-35, теперь с тревогой предполагает, что Россия приняла стратегическое решение о том, что Иран будет ее безальтернативным военно-техническим партнером. в регионе".

Тегеран подчеркивает, что сотрудничал с Россией в сфере обороны на протяжении многих лет задолго до начала войны на Украине. Иранские официальные лица всегда утверждали, что Исламская Республика Иран не поддерживает войну против Украины. В нем говорится, что он никогда не поставлял иранское оружие России для использования в войне против Украины.

Облачная миграция MIND поселилась в облаке "МегаФона"

Павел Королев

Оператор связи "МегаФон" стал первым в России облачным провайдером, который внедрил инструментарий кроссплатформенной миграции MIND. Он позволяет в автоматическом режиме менять облако или ЦОД, избавляясь от vendor-lock. На Западе большинство подобных решений, ликвидирующих зависимость от облачного провайдера, скупили глобальные гиперскейлеры.

Большинство крупных облачных провайдеров - от западных Amazon Web Services (AWS), Google Cloud или Microsoft Azure до российских SberCloud, Yandex.Cloud или VK Cloud создают уникальные протоколы, функции и сервисы, которые делают переход клиента от них к конкуренту сложной и дорогостоящей процедурой. Такая ситуация искусственной привязки к поставщику облачных услуг называется vendor-lock и регулярно вызывает протесты со стороны корпоративных заказчиков.

Российская компания "Майнд Софт" (MIND), созданная в мае 2021 г., разработала набор инструментов для миграции виртуальной инфраструктуры между любыми облаками. Они позволяют переносить виртуальные серверы, работающие под управлением операционных систем Windows, Linux (в версиях Ubuntu, Centos, Debian, RHEL, SUSE, Oracle Linux, а также в отечественных дистрибутивах "Альт Сервер", AstraLinux и РЕД ОС). По данным ComNews, при помощи инструментария MIND российские корпорации уже провели миграцию 4000 виртуальных серверов из зарубежных облаков в отечественные.

"В условиях меняющегося технологического мира многие компании стремятся к независимости от конкретных облачных провайдеров и платформ виртуализации, но им мешает технологическая сложность и тенденция к vendor-lock со стороны крупных провайдеров", - сообщает MIND на корпоративном сайте. По заверению "МегаФона", этот инструмент автоматизирует 95% рутинных операций.

"Уход с российского рынка крупных зарубежных IaaS- и PaaS-провайдеров только усилил спрос на импортонезависимые аналоги и инструменты, с помощью которых можно оперативно перенести ИT- инфраструктуру на альтернативную платформу. В партнерстве с компанией MIND Software мы предоставляем клиентам индивидуальные сценарии миграции, что позволяет решить даже самые сложные задачи", - говорит директор по развитию облачных и инфраструктурных решений ПАО "МегаФон" Александр Осипов.

Стартапы с продуктом для легкой миграции между разными облачными провайдерами возникали и на Западе. Однако большинство из них быстро становились объектом поглощения того или иного крупного игрока облачного рынка, поэтому ситуация с vendor-lock в мире не улучшается.

Например, в сентябре 2021 г. Hewlett Packard Enterprise (HPE) за $374 млн купила крупнейшего независимого разработчика продуктов для управления облаками и миграции между ними. HPE встроила сервисы Zerto в облачную платформу HPE GreenLake.

AWS в январе 2019 г. поглотила израильскую фирму CloudEndure, которая обладала продуктами для миграции, резервного копирования и восстановления данных в облачных средах. Сумма сделки превысила $200 млн, при это до покупки являлась партнером AWS, со статусом Advanced Technology Partner.

В январе 2018 г. Deloitte Digital закрыл сделку по приобретению фирмы ATADATA - ее платформенный продукт ATAsphere обеспечивал управление и миграцию в облаках. Сумму сделки Deloitte не раскрыл.

Теоретически "МегаФон" может пойти путем AWS: начав с партнерства с MIND и встраивания ее продуктов в "Мегафон Облако", со временем поглотить эту компанию. Правда, обе стороны отрицают возможность такого сценария в будущем. "Мы не планируем отдавать предпочтение какой-либо технологии виртуализации или платформе. Наша задача - развивать инструменты кроссплатформенной мобильности для любой инфраструктуры современных ИТ-сервисов", - сообщил корреспонденту ComNews технический директор ООО "Майнд Софт" Антон Груздев.

"Сервис MIND поддерживает оба вида миграции - как в наше облако, так и в обратную сторону. Мы предоставляем в облаке широкий спектр услуг и не видим для себя рисков в том, что другие облачные провайдеры начнут сотрудничать с MIND, это один из инструментов автоматизации рутинных процессов. Нас полностью устраивает партнерское сотрудничество с данным вендором", - сообщил представитель пресс-службы ПАО "МегаФон" корреспонденту ComNews.

Директор по продуктам Beeline cloud (облачная платформа "Билайн бизнес" - структурного подразделения ПАО "ВымпелКом") Александр Михалюк прокомментировал ситуацию о сотрудничестве "МегаФона" и MIND: "На примере с западными облаками мы хорошо видим, что vendor-lock всегда был и остается риском. Когда у заказчика есть острая необходимость уйти, сделать это оказывается трудно. Поэтому переход в другое облако, действительно, сложен, но если есть команда профессионалов, все возможно. MIND - одно из немногих качественных отечественных решений по миграции, поэтому мы безусловно тоже заинтересованы в нем. Более того, уже прорабатываем совместный продукт. Что касается возможного поглощения "МегаФоном" компании MIND, то подобные риски всегда существуют на конкурентном рынке. Наша задача - их минимизировать, если такое произойдет и будет оказывать влияние на наш бизнес".

Минцифры включило решение MIND в реестр отечественного ПО в августе 2022 г., под названием "Программный комплекс MIND для обеспечения мобильности инфраструктуры прикладных сред". Конкурирующих программных продуктов с подобным названием в реестре нет. Однако в России имеется еще одно решение для автоматизированной миграции в любые российские и зарубежные облачные платформы - "Хайстекс Акура", которое создало московское ООО "Хайстекс". Этот продукт Минцифры внесло в реестр отечественного ПО в феврале 2023 г., назвав его "миграция между платформами виртуализации".

Произошло это после того, как два учредителя ООО "Хайстекс" - Николай Смирнов и Максим Боженко – вышли из его капитала, а основными собственниками компании стали Ольга Исаченкова (74% долей) и Юлия Рынденкова (22%). Ранее, в августе 2022 г., Николай Смирнов покинул кресло генерального директора "Хайстекса", а заняла его Юлия Рынденкова.

Де-факто бывшие учредители перевели бизнес в США, где действуют как фирма Hystax Inc., расположенная в городе Саннивейл (округ Санта-Клара, штат Калифорния). Этот же город указан как место нахождения в профиле Николая (Ника) Смирнова в деловой соцсети LinkedIn (он значится гендиректором Hystax). Тот же Саннивейл является местом пребывания и Максима (Макса) Боженко - в LinkedIn он отметил себя как технического директора Hystax. 24 марта 2023 г. данные о Николае Смирное и Максиме Боженко как учредителях ООО "Хайстекс" удалены из ЕГРЮЛ.

В марте 2020 г. о партнерстве с "Хайстекс" договорилась компания "Яндекс.Облако". Правда, она предлагает функциональность продукта "Хайстекс Акура" исключительно для миграции из других облаков в "Яндекс.Облако".

По данным ФНС, выручка ООО "Хайстекс" в 2022 г. составила 108,23 млн руб., что почти на 70% больше, чем в 2021 г. (тогда компания заработала 33,37 млн руб.). Выручка ООО "Майнд Софт" в 2022 г. составила 184,18 млн руб. (финансовые данные за 2021 г. - год основания компании - в ФНС отсутствуют).

Совладельцами ООО "Майнд Софт" с января 2023 г. являются Денис Каржавин (32% долей), Алексей Тришин (25%), Дмитрий Делюкин (21,5%) и Антон Груздев (21,5%).

Россия > СМИ, ИТ > comnews.ru, 2 мая 2023 > № 4360049

Симфония №70: Валерий Гергиев принимает поздравления по случаю юбилея

Мария Бабалова

Самый знаменитый из современных российских дирижеров - Валерий Гергиев 2 мая отмечает 70-летие. Празднование юбилея, будет устроено с размахом, соразмерным масштабу личности виновника торжества. Всех гостей ждет гала-концерт в Петербурге. Официально поздравительные акценты смещены: если верить афише, то праздничный вечер посвящен другой дате - 10-летию Новой сцены Мариинского театра. В такой изящной "подмене" круглых дат есть и легкое лукавство, дарящее ощущение молодости, и абсолютная справедливость, ибо имя Валерия Гергиева давно стало счастливым синонимом Мариинского театра, который он возглавил в возрасте 36 лет.

Во славу русской музыки

Гергиев - выдающийся музыкант и менеджер. Харизматичный и отчаянный, он сумел сделать все происходящее в ведомом им Мариинском театре общенациональным событием, к тому же известным на весь мир. А все начиналось, как вспоминал Валерий Гергиев в одном из наших интервью, с полного неведенья: "Не могу забыть свой первый приезд в Нью-Йорк в 1992 году. На пресс-конференции мне разве что только в лицо не смеялись. Американцам было смешно узнать, что, оказывается, есть не только Кировский балет, но и опера"…

Силой вдохновения Валерия Гергиева прекрасной мариинской традицией стало масштабное празднование юбилеев великих русских композиторов: 100-летия Дмитрия Шостаковича в 2006 году, 175-летия Петра Чайковского в 2015-м, 125-летия Сергея Прокофьева в 2016-м, 175-летия Николая Римского-Корсакова в 2019-м, 90-летия Родиона Щедрина в 2022-м году. И именно Гергиев русские оперы сделал неотъемлемой, а не эксклюзивно-экзотической частью мирового репертуара. И сегодня повсеместно на афишах оперных домов представлена наша опера, вопреки разговорам о "запрете русской культуры".

По инициативе Гергиева на сцену Мариинского театра вернулись и оперы Рихарда Вагнера. В 1997 году прозвучал "Парсифаль", не видевший российской сцены более восьмидесяти лет, два года спустя - "Лоэнгрин", а к 2003-му целиком поставлена грандиозная оперная тетралогия "Кольцо нибелунга". Это было первое после почти столетнего перерыва исполнение тетралогии целиком на отечественной сцене и первое в России - на языке оригинала. Этой постановке "Кольца" аплодировали в США, Южной Корее, Японии, Великобритании и Испании. Сегодня в репертуаре театра и другие вагнеровские оперы - "Тристан и Изольда", "Летучий голландец". А Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева вышел на абсолютно иной уровень, исполняя уникальный филармонический репертуар - все симфонии Бетховена и Чайковского, сочинения Берлиоза, Брукнера, Малера, Стравинского, Мессиана, Дютийё, Уствольской, Канчели и многих других композиторов.

Под руководством Валерия Гергиева Мариинский театр превратился в масштабный театрально-концертный комплекс, не имеющий аналогов, который можно сравнить с ни на минуту не останавливающимся конвейером. В 2006 году был открыт Концертный зал, в 2013-м - Вторая сцена театра, а в начале 2016 года у Мариинского театра появился филиал во Владивостоке (Приморская сцена), а годом позже - и во Владикавказе. Среди других проектов Валерия Гергиева, реализованных в театре, например, лейбл Mariinsky. Начиная с 2009 года, к настоящему моменту под его маркой записано уже более тридцати дисков. Подобным размахом не может похвастаться ни один другой оперный театр мира... Очевидно, Санкт-Петербург стал реальной культурной столицей России во многом благодаря как раз Гергиеву.

Под осетинским солнцем

Но ограничиваться одним, даже самым масштабным делом не в правилах маэстро. Молва утверждает, что Гергиев способен трижды за сутки выступить в разных частях света. О его мистической работоспособности слагают легенды и сочиняют анекдоты: маэстро умеет телепортироваться, вообще не нуждается в еде и отдыхе, спит всего лишь три-четыре часа в сутки. И только ставшая уже почти обязательной задержка каждого выступления, как минимум, минут на 20, да иногда появляющаяся на его лице трехдневная щетина выдает нехватку времени. А может, это элемент брутально-делового имиджа?..

На вопрос: откуда он черпает силы для работы в неизменном режиме нон-стоп? Отвечает: "Я вырос в таком регионе, где близость к горам и большая заряженность кислородом и солнцем...".

Валерий Абисалович Гергиев родился в многодетной семье (у него есть две сестры) Абисала Заурбековича Гергиева и Тамары Тимофеевны Лагкуевой в Москве, но детство провел в Орджоникидзе (ныне Владикавказ). О своем отрочестве в одном из наших интервью маэстро вспоминал так:

- Меня спокойно воспитывали родители и педагоги, никакого вундеркинда из меня никто не пытался сделать. Но в возрасте 14 лет, когда я неожиданно потерял отца - у нас отец умер очень молодым, ему было 49 лет, - я почувствовал, что мне не хочется видеться со многими людьми. А вместо этого хочется все время быть наедине с какими-то музыкальными произведениями. И я стал очень много тогда играть. Даже уходил на ночь в училище. Много играл Бетховена. Наверное, мой юный организм тогда нуждался в такой вот защите. Я это помню до сих пор очень остро. Помню рояль, точнее, пианино, и в каких классах сидел, что играл, пошел ли дождь или был холодный пронизывающий ветер. В тот момент почувствовал, что определился с выбором. Я даже тогда не знал, что это - профессия или призвание. У меня таких слов не было в лексиконе. Я был просто учащийся. Но тогда все и решилось.

В 1972 года Валерий Гергиев становится студентом Ленинградской консерватории в классе легендарного профессора Ильи Мусина. В 1976-м, в 24 года сенсационно завоевывает Гран-При конкурса Герберта фон Караяна, а год спустя впервые встает за пульт тогда еще Кировского театра, который уже через 11 лет поведет он к новым вершинам под возвращенным историческим названием Мариинский…

Мариинская доминанта

При этом Гергиев еще с 1995 по 2008 год занимал пост главного дирижера Роттердамского филармонического оркестра, с 2007 по 2015 год - Лондонского симфонического оркестра. В 2015-2022 годах маэстро возглавлял Мюнхенский филармонический оркестр, в 2018-2022 - Оркестр Музыкального фестиваля Вербье. Был вдохновителем и руководителем "Гергиев-фестиваль" в Роттердаме, Музыкального фестиваля в Миккели и "360 градусов" в Мюнхене. По версии журнала The Times Гергиев заслужил место в рейтинге сотни самых влиятельных людей мира. А только перечисление всех его российских и международных премий и наград - это отдельная энциклопедическая статья.

- Сегодня судьба Мариинки не зависит от выступления заморских звезд. Естественно, было бы здорово, если бы они все выступали у нас. Но Мариинский сейчас зависит от того, удастся ли сохранить и приумножить творческий потенциал коллектива, и модернизировать техническую и административную часть театра, - констатирует Валерий Гергиев. И как тут не заметить, что историческая сцена Мариинского театра очень ждет давно обещаемую реконструкцию.

- Мариинский театр сейчас, может быть, самый сильный театр в мире, - убежден Валерий Гергиев. - Многие театры пользуются плодами нашей работы просто отчаянно. Они не представляют своих афиш без мариинских певцов - Анны Нетребко, Ильдара Абдразакова и многих других, - замечает маэстро.

Единственный

Сегодня, когда политика разрушительным вихрем ворвалась в его судьбу, и он оказался за персональным "железным занавесом", его жизнь не стала менее насыщенной и смыслообразующей. Потому что Валерий Гергиев взвалил на себя большую часть нашего музыкального мира. На его попечении основанные им и форум "Звезды белых ночей", и Московский Пасхальный фестиваль. А с 2011-го года он еще и возглавляет оргкомитет Международного конкурса им. П.И. Чайковского. И как бы спорно не выглядела идея объединения Большого и Мариинского театров в художественном плане, что время от времени повисает в воздухе, тот факт, что Валерий Гергиев не поставил до сих пор ни одной оперы в Москве кажется абсурдным. И напоминает историю о том, что великий итальянский дирижер Риккардо Мути дебютировал в нью-йоркском театре Metropolitan Opera только в 70 лет. Но то было противостояние гигантов, так как тогда Met возглавлял не менее великий Джеймс Левайн. А у нас Валерий Гергиев единственный!

Порой кажется, что он знает секрет того, как объять необъятное. При этом Валерий Гергиев не любит, когда его, например, называют "министром музыки" или "менеджером" и объясняет:

- Просто я решаю какие-то вопросы, потому что мне хочется, чтобы в России был сильный театр, если для этого надо не только дирижировать, то так и поступаю. Вот и все... Перед вами человек, который прошел через все соблазны, искушения, колокольные звоны и западного мира, и восточного. Но для меня было и остается главным то, что я буду делать дома. Дома - это не только в Петербурге или в Москве, это в России в целом. И для меня, например, очень ценно, что Московский Пасхальный фестиваль набрал серьезный ход в грандиозном общероссийском масштабе. Я точно не подсчитывал, но, думаю, что уже более чем в 50 регионах страны я побывал вместе с коллективом Мариинского театра, хотя это очень непростая организационная задача… И для меня лично очень важно, что фестиваль неизменно завершается 9 мая: мой отец прошел войну с первого до последнего дня.

И уже на следующий день после торжества Валерий Гергиев вместе с Симфоническим оркестром Мариинского театра вернутся на маршрут Пасхального фестиваля. Днем выступление в Череповце, вечером - в Вологде и далее по два концерта в день в разных городах: Тула и Калуга; Липецк и Воронеж; Пенза и Саранск без пауз и остановок. Точная программа концертов еще по одной гергиевской традиции станет известна только на финальных аплодисментах. Но публика безоговорочно доверяет маэстро. За дирижерским пультом он - настоящий гений. Под его руками музыка, как лава полна невероятной сакральной энергией и такими запредельными душевными переживаниями, что публика в зале сидит не пошелохнувшись, ощущая соприкосновение с чем-то поистине божественным. "Музыка пробуждает во мне самое низкое чувство - чувство рабства, - признается Валерий Гергиев. - Она - единственная дама, у ног которой я, наверное, буду оставаться до конца жизни".

Аскар Акаев, первый президент Кыргызской Республики, профессор МГУ

Загадка Гергиева - в волшебных числах Фибоначчи

Поскольку я провел лучшие годы своей жизни в Ленинграде, - учился, а затем работал там в 1960-70-е годы, меня всегда живо интересовала культурная жизнь этого прекрасного города на Неве. В 1970-е мы с женой Майрам регулярно посещали симфонические концерты под руководством великих дирижеров Евгения Мравинского и Юрия Темирканова в Ленинградской филармонии - это всегда большой праздник и источник вдохновения. Позже, когда мы уже обосновались и трудились в родном Кыргызстане, услышали имя выпускника Ленинградской консерватории, талантливого дирижера Валерия Гергиева.

Впервые я познакомился лично с Валерием Гергиевым ровно 30 лет назад в 1993 году уже в Санкт-Петербурге, куда был приглашен тогдашним мэром Анатолием Собчаком на празднование 290-летия города. Валерий Абисалович дал великолепный концерт силами Мариинского театра. К тому времени он уже был признанным дирижером и удостоен Государственной премии России. В тот год он также был назван "Лучшим музыкантом России". Первое же знакомство переросло в дружбу, благодаря моему великому земляку - оперному певцу Булату Минжылкиеву, который в 1990-е годы работал в труппе Мариинского театра по личному приглашению Валерия Гергиева. Булат Минжылкиев - народный артист СССР, обладавший царственным голосом, могучим и красивым - пел на лучших оперных сценах мира, в Большом театре, в частности, царя Бориса в опере "Борис Годунов".

Я математик, а у математиков распространено поверье, что жизнь истинно великих творцов науки и культуры расписана свыше, причем, самые значимые события происходят в года, соответствующие знаменитым числам Фибоначчи, их которых деятельной человеческой жизни соответствует следующий набор: 13, 21, 34, 55 и 89. Конечно же, в реальной жизни конкретного человека естественны отклонения на два-три года. Жизнь нашего сегодняшнего славного юбиляра Валерия Гергиева очень хорошо вписывается в этот ряд волшебных чисел Фибоначчи. Судите сами.

Валерий Абисалович как-то вспоминал, что ему было 10-11 лет, когда его первая учительница по классу фортепиано в детской музыкальной школе увидела в нем будущего дирижера, а вовсе не пианиста. А это уже было попадание юного музыканта в таинственный мир чисел Фибоначчи.

К 21 году он уже сформировался как талантливый музыкант и многообещающий дирижер. Еще студентом консерватории Валерий Гергиев в 22 года (1975) стал лауреатом Всесоюзного конкурса дирижеров в Москве, а год спустя - одержал блестящую победу на престижном международном конкурсе им. Герберта фон Караяна в Берлине (1976), что возвестило музыкальному миру о рождении музыканта и дирижера мирового класса!

В 35 лет (1988), как один из лучших дирижеров Советского Союза, Валерий Гергиев, уже заслуженный деятель искусств России (1983), был избран главным дирижером прославленного Мариинского театра в Ленинграде, который тогда переживал трудные времена. Фактически он уже трудился в этой должности с 1987-го. Несмотря на невероятные трудности турбулентных 1990-х, он вывел Мариинский театр на уровень лучших оперных домов мира. Я помню, как в начале 2000-х годов, мои немецкие друзья с восторгом и восхищением отмечали, что только в Мариинском театре можно услышать все оперы Рихарда Вагнера.

А в 55 лет (1998) Гергиев - уже прославленный дирижер, народный артист России, трижды лауреат Госпремий, был награжден орденом "За заслуги перед Отечеством IV степени". Действительно, есть огромная заслуга Валерия Абисаловича в том, что богатейший мир русской музыки в современную эпоху продолжает открываться и Западу, и Востоку. Два года спустя Валерий Гергиев вошел в список 100 самых влиятельных людей планеты по версии журнала "Тайм", как посол российской музыки и один из ведущих дирижеров мира.

В 60 лет (2013) он был удостоен высокого звания Героя труда России. Это закономерное признание необычайного таланта и фантастической работоспособности. Он относится к категории волшебников музыки, гипнотически притягивающих публику. Ходит легенда о том, что маэстро Гергиев способен трижды за сутки выступить в разных частях света. Но это быль! Я сам свидетель одного из таких удивительных случаев, о чем не могу не рассказать.

На одной из встреч глав государств Шанхайской пятерки, это был еще 2000-й год, тогдашний председатель КНР Цзян Цзэминь обратился к президенту РФ Борису Ельцину и попросил его разрешения пригласить на открытие театра современной оперы в Пекине "лучшего дирижера мира Валерия Гергиева с его великолепным симфоническим оркестром и знаменитой оперной труппой". Одним из первых я оповестил маэстро об этом и попросил его по пути из Пекина остановиться в Кыргызстане и дать концерт памяти Булата Минжылкиева.

Исторический концерт Мариинского театра под руководством Валерия Гергиева на открытии Пекинского Большого Национального Театра пройдет лишь в 2008 году (стройка длилась почти десять лет). В зале присутствовало все высшее политическое руководство Китая. Был большой успех, о чем совсем недавно мы вспоминали с маэстро после одного из концертов Пасхального фестиваля в Зарядье.

Как говорили и о невероятном темпе жизни Мариинского оркестра и его руководителя, чему и я однажды был свидетелем. Представьте: после концерта в Китае вечером маэстро вылетел в Бишкек и прямо из аэропорта переехал в филармонию, где дал прекрасный концерт, и полетел дальше в свой родной Владикавказ. Поскольку маэстро Гергиев летел вслед за солнцем, то все эти три концерта прошли в один и тот же вечер. Совсем недавно маэстро вновь побывал в Китае ("кажется в 18-й раз") и дал концерт со своим оркестром в том же самом театре. На следующий день один мой китайский знакомый написал: "Приезжал маэстро Гергиев и подарил нам миг счастья и море радости, которых достаточно, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь!".

Маэстро Валерию Гергиеву всего 70 лет. Я уверен, что его творческая вершина далеко впереди, ведь до следующего числа Фибоначчи еще 20 лет… Желаю, чтобы он и далее шел в гору путем указанным волшебными числами к своему "музыкальному Эвересту"!

Андрей Костин, президент-председатель правления ВТБ

Его искусство возвышает над сиюминутным даже в непростые времена

Валерий Гергиев принадлежит к плеяде выдающихся мастеров современной России. Наряду с безусловным авторитетом в профессии, приобретенным за многие годы беззаветного служения искусству, его отличают сила духа, твердость характера и репутация человека, верного принципам и долгу. Своей многогранной активной деятельностью он утверждает гуманистические идеалы, неизменно оставаясь образцом высокой гражданственности в жизни и творчестве.

Уникальность его дара подчеркивает факт, что он оказался соразмерен и в полной мере раскрылся именно в стенах главной петербургской музыкальной сцены - места "с именем", - впервые увидевшей его за дирижерским пультом 45 лет назад. Мариинский театр всегда славился яркими талантами, и Гергиев, несомненно, внес солидную лепту в его вековые традиции. Огромный системный труд и смелые художественные и управленческие решения стали основой, благодаря которой Мариинка сегодня по праву носит гордое звание одного из ведущих мировых центров и посланников российской культуры, успешно содействует развитию национальной гуманитарной сферы и делает нас как нацию духовно богаче, совершеннее и сильнее.

Благодаря Валерию Абисаловичу искусство продолжает объединять людей, придавать им уверенности, возвышать над сиюминутным, особенно в наше непростое время. Широкое общественное признание получила его патриотическая деятельность.

Банк ВТБ гордится долгосрочным партнерством с Мариинским театром, поддержкой других его знаковых проектов. Дорожу нашей личной дружбой и желаю уважаемому маэстро бесконечной энергии, новых творческих свершений на благо Отечества и мирового искусства, отличного юбилейного настроения, крепкого здоровья и благополучия!

Валерий Гергиев: "Музыка помогает и дает мне силы"

Виктор Александров (Самара - Ивановка - Тамбов - Смоленск)

Сегодня всемирно известный дирижер, народный артист России Валерий Гергиев отмечает свое 70-летие в Санкт-Петербурге на Новой сцене Мариинского театра, чье десятилетие с момента основания также приходится на эту дату.

В эти дни Валерий Гергиев вместе с Симфоническим оркестром Мариинского театра проводит грандиозный музыкальный тур по регионам России в рамках XXII Московского Пасхального фестиваля. Специальный чартерный поезд Пасхального фестиваля перевозит артистов по более чем трем десяткам городов нашей необъятной страны.

В Черноземье Симфонический оркестр Мариинского театра прибыл из Самары, где накануне дважды выступил на сцене Академического театра оперы и балета в рамках XXII Московского Пасхального фестиваля. Оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева давно уже стал желанным гостем городов Поволжья.

В Самаре долгое время российский маэстро проводил фестиваль "Мариинский", который первые несколько лет был посвящен Мстиславу Ростроповичу. Каждую новую встречу с Валерием Гергиевым и его легендарным коллективом самарцы ждут с нетерпением. Вот и этот апрельский, не по сезону жаркий день собрал многочисленную публику в Самарской опере. По сложившейся традиции дневное выступление оркестра было благотворительным.

Волшебные звуки увертюры Михаила Глинки к опере "Руслан и Людмила" погрузили публику в сказочную атмосферу пушкинской поэмы, а прозвучавшая затем увертюра к "Вильгельму Теллю" Джоаккино Россини навеяла патриотические настроения. Музыка австро-немецких романтиков по праву украшает универсальный репертуар оркестра Мариинского театра. Неслучайно Валерий Гергиев решил объединить Четвёртую ("Итальянскую") симфонию Феликса Мендельсона с Девятой (Большой) Франца Шуберта. Оба сочинения роднят песенное и танцевальное начало в сочетании с национальным фольклором.

Оркестр Мариинского театра поразил яркой выразительной игрой, гибкостью и безупречной ансамблевой дисциплиной. Каждая музыкальная фраза наполнялась естественным дыханием и благородством мысли. Следуя властному императивному жесту Валерия Гергиева, музыканты оркестра заряжались взаимной энергией и творческими эмоциями. Публика устроила петербургским артистам долгую и щедрую овацию.

В вечерней программе прозвучали Праздничная увертюра Дмитрия Шостаковича, Шестая "Пасторальная" симфония Людвига ван Бетховена и "Патетическая" Петра Ильича Чайковского. И снова оркестр показал высокий исполнительский уровень, колоссальную самоотдачу и максимальное погружение в материал произведений.

Вообще, удивительно, как музыканты сохраняют столько энергии и находят в себе силы для участия в новых концертных программах. А ведь репертуар оркестра Мариинского театра необъятен. В каждом городе коллектив играет новую программу, где-то она дублируется, где-то дополняется. Всем необходимо быть в тонусе и соответствовать качеству. Для маэстро Гергиева такой режим гастролей давно уже стал нормой и привычным творческим процессом.

Валерий Гергиев: "То время, которое навсегда связало меня с миром музыки я вспоминаю с особым трепетом. Важно сегодня продолжать выступать в регионах России. Мы вдохновения не ищем. Наша работа - выходить вместе с оркестром к публике. Мы несем ответственность перед композитором. Хватает нескольких секунд концентрации внимания и аплодисментов публики, которая приветствует оркестр. Меня волнуют произведения, которые я в данный момент собираюсь исполнить с оркестром. Музыка помогает и дает мне силы. Я никогда не оценивал себя - каким стал дирижером, но всегда отношусь беспощадно к себе после каждого концерта, а иногда и после каждого такта, когда дирижирую произведения Рахманинова или Пуччини, Бетховена или Брукнера, Моцарта или Чайковского. Музыканты в отличие от большинства мировых политиков лучше слышат звучание окружающего мира. Это тончайший, живой и очень естественный процесс, когда необходимо моментально оценивать и реагировать на всевозможные нюансы и оттенки музыки, которую в данный момент ты исполняешь с оркестром".

Уже больше тридцати лет Валерий Гергиев возглавляет крупнейший культурный центр нашей страны - Мариинский театр, который превратил в поистине настоящую музыкальную империю современной России.

Валерий Гергиев: "Самое сложное - родиться руководителем. А вот становиться им уже поздно. Этот процесс невозможно объяснить словами. Выходит один человек к пульту и здоровается с оркестром, но музыканты почему-то не смолкают. А с приходом другого дирижёра возникает мёртвая тишина. Мгновенно устанавливается взаимный контакт - как дирижер на кого посмотрел, что кому сказал. Руки здесь играют второстепенную роль. Необходимо иметь дирижёрский навык, благодаря собственной инициативе, взгляду, тону и манере разговора.

Валерий Гергиев: "Самое сложное - родиться руководителем. А вот становиться им уже поздно. Этот процесс невозможно объяснить словами. Выходит один человек к пульту и здоровается с оркестром, но музыканты почему-то не смолкают. А с приходом другого дирижёра возникает мёртвая тишина. Мгновенно устанавливается взаимный контакт - как дирижер на кого посмотрел, что кому сказал. Руки здесь играют второстепенную роль. Необходимо иметь дирижёрский навык, благодаря собственной инициативе, взгляду, тону и манере разговора.

А самое главное - внутреннее содержание, необходимое для этой концентрации. Оно и является залогом успеха в нашей профессии. Я верю в то, что наивысший дар - это дар Творца. Руководить громадным творческим коллективом также сложно как руководить государством. Мариинский театр ведёт свою историю с 1860 года. Мне выпала честь продолжать руководство театром с 1988 года. Мы объездили с нашей труппой практически весь мир, десятки стран и разных континентов. Если другие музыкальные коллективы России будут так же работать, как наша огромная творческая труппа, тогда концертно-театральное пространство будет переполнено самыми разными проектами.

Путешествуя с Пасхальным фестивалем по разным регионам нашей страны, я общаюсь с губернаторами. Мы всегда приходим к единому мнению - как создать более здоровые и прочные связи между нами, артистами и культурной общественностью в каждом из городов? Навязываться ни в коем случае нельзя, а вот протянуть руку помощи и дружбы можно".

В год юбилея Сергея Рахманинова впервые на тамбовской земле выступил симфонический оркестр Мариинского театра. Один из концертов состоялся в полдень на новой сцене Ивановского филиала Уваровского районного дома культуры. Валерий Гергиев впервые посетил Музей-заповедник С. В. Рахманинова "Ивановка". Это имение принадлежало родственникам композитора Сатиным. С июня 1890 по апрель 1917 года композитор почти каждый год жил и работал там.

Валерий Гергиев: "Что такое признание гения на родине и такие святые места как Ивановка? Сегодня все могло выглядеть совершенно иначе, если бы не человеческая забота и внимание. Тамбовский регион гордится именем Александра Ивановича Ермакова, который на протяжении полувека как зеницу ока оберегал Ивановку, иначе она могла оказаться в запустении. Не всегда власти регионов уделяют внимание таким святыням культуры, как усадьбы композиторов, писателей и художников. Роль таких колоссальных подвижников, как Александр Ермаков, чрезвычайно важна и необходима. Ивановке и Тамбову повезло жить и общаться с таким великим человеком. Память о нем мы сохраним навсегда в наших сердцах".

В Ивановском доме культуры Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева исполнил Вторую симфонию Сергея Рахманинова.

Валерий Гергиев: "Судя по тому, как оркестр Мариинского театра играл Вторую симфонию Рахманинова в незнакомом для нас зале, было немало хороших моментов. Сергей Васильевич Рахманинов так много сделал для мировой и российской культуры, в том числе и для Америки и Европы. Он был человеком немногословным. Помню один из случаев в жизни Рахманинова-дирижера, когда ему необходимо было начать репетицию с Берлинским филармоническим оркестром в 11 часов утра. А в это время за пультом оркестра стоял не менее великий дирижер - Вильгельм Фуртвенглер - и дирижировал произведениями Хиндемита и Баха. Это продолжалось больше часа. Сергей Васильевич терпеливо ждал, а затем вышел на сцену, открыл крышку рояля и взял ре мажорный или до мажорный аккорд. Все моментально замолчали, не проронив ни слова! Таким образом, Рахманинов дал понять немцам, что ждать он не собирается. Тут же оркестр приступил с ним к репетиции. Наверное, этим объясняется очень многое в характере и натуре Рахманинова.

В Ивановке Сергей Васильевич не мог бывать после 1917 года. Здесь ему было комфортнее, чем где-либо, но так сложились исторические обстоятельства.

У Рахманинова были высочайшие гонорары за выступления. Он был в числе немногих, кто уже из Америки, находясь в эмиграции, переводил значительные суммы денег в Россию. Рахманинов имел огромное количество концертов, в том числе в знаменитом нью-йоркском Карнеги-холле. Эту сцену когда-то открывал великий Пётр Ильич Чайковский. Да, очень многие события происходят в этом зале и сейчас, но вот без тех двух могучих личностей его историю невозможно себе представить.

России необходимо суметь сберечь те несметные богатства, которыми так славится ее культурное прошлое. Ивановка - одно из таких мест. Я почувствовал здесь эту атмосферу, как здесь все дышит и пропитано музыкой Рахманинова".

России необходимо суметь сберечь те несметные богатства, которыми так славится ее культурное прошлое. Ивановка - одно из таких мест. Я почувствовал здесь эту атмосферу, как здесь все дышит и пропитано музыкой Рахманинова".

Вечером того же дня оркестр Мариинского театра встречала публика Тамбовского драматического театра. И снова в фокусе внимания была музыка Сергея Рахманинова. Этот концерт завершил 41-й международный музыкальный фестиваль Сергея Рахманинова на тамбовской земле. С 1993 года он получил статус международного. Ежегодно фестиваль собирает многочисленных друзей и поклонников, символизируя идею духовного единства и музыкальной соборности. Участие в его программе выдающегося дирижера современности Валерия Гергиева вдвойне почетно, тем более накануне юбилея великого маэстро, который он с размахом отметит в Санкт-Петербурге 2 мая на Новой сцене Мариинского театра. Эта же знаменательная дата совпадает с десятилетием со дня основания Мариинки-2. В торжественном гала-концерте в рамках Московского Пасхального фестиваля примут участие ведущие солисты оперы и балета, Страдивари-ансамбль, хор и Симфонический оркестр Мариинского театра.

Оркестр вместе с маэстро Гергиевым перед кратковременным возвращением в Санкт-Петербург уже успел посетить родину Михаила Ивановича Глинки - Смоленск, где выступил с программой из его произведений на сцене Смоленского областного театра драмы. Там же прозвучала Пятая симфония Сергея Прокофьева.

Второй этап пасхальных гастролей петербургских музыкантов охватит северные, центральные и приволжские регионы нашей страны. Завершится Московский Пасхальный фестиваль в День Великой Победы концертом в Большом зале Московской консерватории.

Россия. СЗФО > СМИ, ИТ > rg.ru, 2 мая 2023 > № 4359704 Валерий Гергиев

Премьера фильма "Дайте мне победить" состоялась на 45-м Московском Международном кинофестивале

Сусанна Альперина

В конкурсной программе документального кино 45-ого Московского международного кинофестиваля состоялась премьера фильма "Дайте мне победить" режиссеров Светланы Музыченко и Марии Финкельштейн (Мирошниченко). Всего в конкурсе было три документальных ленты из России.

"История российских тюрем. Владимирский централ" Юлии Бобковой стала, по мнению жюри, лучшей - ей был вручен приз "Серебряный Святой Георгий". Картине "Отцы" Юрия Мокиенко присудило свою награду жюри Гильдии неигрового кино и ТВ. Фильм "Дайте мне победить" остался без профессиональных наград, но первые зрители оценили его важность и значимость - на премьере очень хорошо и тепло приняли. Картина - своего рода открытие - такие в России снимают не часто, а до последнего времени вообще старались не говорить на тему, которая достаточно деликатна и болезненна одновременно.

Фильм рассказывает о том, что в январе 2023 года Россия впервые в своей истории готовилась принять Всемирные игры Специальной Олимпиады с участием атлетов с ментальными особенностями из 108 стран. Местом проведения зимних игр была выбрана Казань. Нашу страну должны были представлять 156 атлетов. Но жизнь внесла свои коррективы, и Всемирные Игры не состоялись. Жизнь спортсменов, их родителей, тренеров и всех причастных к развитию инклюзивного общества поделилась на "до" и "после".

Специальная Олимпиада России - это одна из крупнейших национальных программ, часть всемирного движения. В ней участвуют около 130 000 атлетов с интеллектуальными нарушениями. В России Специальную Олимпиаду возглавляет Ольга Слуцкер, она же - одна из главных героев картины. В самом начале фильма Ольга рассказывает о том, как приобрела в галерее Айдан Салаховой несколько картин, объединенных в один ряд, на которых "люди из Зазеркалья" - так иногда называют тех, у кого особенности развития, представлены в виде святых апостолов - участников Тайной вечери. Слуцкер повесила картины в своем известном на всю страну спортивном клубе, и часть его посетителей написали петицию с требованием их снять. Пришлось с ними разговаривать, пояснять, убеждать. И в итоге картины остались. Петицию отозвали. Ольга Слуцкер и в фильме поясняет и убеждает. Потому что, несмотря на то, что в нашем обществе произошли большие подвижки, отношение к людям с особенностями развития не всегда доброе и участливое.

В основе картины судьбы "людей из Зазеркалья" из разных городов России. Съемки проходили в Южно-Сахалинске, Уфе, Пензе, Костроме, Казани, Петербурге и Москве. Все эти спортсмены оказались наедине со своими мечтами, надеждами и достижениями. Как научиться жить и стремиться к новым победам и результатам, когда "с миром что-то не так", говорит одна из героинь, атлетка Ирина Никитина. В фильме есть титр, рассказывающий о вопиющем факте. Правительство Германии - страны-хозяйки Всемирных летних игр Специальной Олимпиады 2023 - отказало российским спортсменам с особенностями ментального развития в участии в соревнованиях. И обычному человеку, спортсмену тяжело такое пережить, особенно, если он готовился к Олимпиаде, - что уж говорить про тех, кто уязвим. Да, помимо обстоятельств, через которые прошли герои, фильм "Дайте мне победить" фокусируется и на такой проблеме, как уязвимость людей с когнитивными расстройствами. По данным ООН, до сих пор это самая незащищенная часть населения на планете.

"Дайте мне победить, но если я не смогу, позвольте мне быть смелым в этой попытке" - клятва атлета, впервые сказанная основательницей движения Юнис Кеннеди Шрайвер на открытии первой Специальной Олимпиады в 1968 году в Чикаго. Отсюда и название картины, которая поднимает очень много вопросов. Зрители слышат истории о нелегком детстве героев. Ранее в СССР такие люди жили в закрытых специальных учреждениях, до сих пор от многих из них отказываются родители.

В самое сердце бьет признание одного из отцов, что он хотел бросить семью, в которой родился такой ребенок - удержало лишь то, что сам рос без отца. А сколько отцов покинули семью в схожих ситуациях! Спорт оказался той волшебной силой, благодаря которой и герои, и их близкие почувствовали себя нужными и востребованными. Он помог им состояться и выжить. И не только на катках, стадионах и трассах, но и в профессиях, которыми они занимаются. Та же Ирина Никитина, помимо того, что достигла больших успехов в профессиональном спорте, работает и кондитером.

В фильме много редких архивных кадров. И из личных архивов героев, и тех, кто рассказывает про Юнис Шрайвер и тайну семьи Кеннеди - в ней замалчивалось, что одна из династии - Розмари, сестра Юнис - как раз человек с особенностями ментального развития. Юнис и ее сын, пережив личную травму, стали подвижниками, распространив движение в разных странах. Последователи нашлись и в России. Ольга Слуцкер рассказывает и о том, что амбассадорами Специальной Олимпиады стали ведущие спортсмены страны - Татьяна Навка, Александр Овечкин и другие. Но мероприятие в Казани, увы, не состоялось. На одном из кадров в финале фильма показаны разведенные мосты в Санкт-Петербурге как символ - мосты снова можно навести и поддержать этим тех, кто более всего в этом нуждается.

Команда фильма "Дайте мне победить" - это автор сценария Мари Рено, оператор-постановщик Григорий Апаляйс. Также в операторской группе есть Максим Арбугаев - его короткометражный фильм "Выход" был номинирован на "Оскар" в этом году. Композитор ленты Мурат Кабардоков. Производством картины занималась та же самая Студия "Остров", которая сняла и цикл "История российских тюрем", в который вошли картины "Владимирский централ" и "Бутырка", поразившие многих на Московском международном кинофестивале в этом году.

Не снято в Голливуде: Как нейросети покоряют американскую киноиндустрию, пока сценаристы бастуют

Игорь Дунаевский

Сценаристы Голливуда планировали начать сегодня крупнейшую за полтора десятилетия забастовку. Накануне истекал срок контракта между Гильдией сценаристов Америки (англ. Writers Guild of America, WGA) и голливудскими киностудиями, но на момент подписания номера в печать нового соглашения, несмотря на продолжавшиеся несколько недель переговоры, достичь так и не удалось.

Как отмечает агентство Bloomberg, на первый взгляд недовольство членов гильдии может выглядеть странно. Ведь в последние годы телеиндустрия активно развивалась: число сериалов и шоу росло как на дрожжах, как и вложения в их производство, что создавало все новые рабочие места и расширило возможности для начинающих сценаристов. Но условия работы и оплаты их труда тоже претерпели изменения под увеличивающимся влиянием стриминговых сервисов, прежде всего Netflix. Например, продолжительность одного сезона для среднестатистических шоу снизилась с примерно двадцати до десяти серий, а самих сезонов теперь редко бывает больше трех-четырех. Сейчас сценаристы практически сразу продают авторские права студиям Голливуда, что страхует от низкой оплаты в случае провала, но лишает дополнительных доходов, если шоу стало хитом. В результате многие сценаристы жалуются, что их заработок стал ниже и менее стабильным.

Хотя забастовка потенциально сулит студиям убытки, насколько они пойдут навстречу требованиям WGA - вопрос открытый, ведь в условиях кризиса в медийной сфере многие компании сокращали как расходы, так и персонал. В первую очередь от забастовки WGA пострадают ежедневные вечерние программы, а если простой затянется, то это может сорвать сроки выпуска новых сезонов популярных программ и сериалов.

Как прогнозируют американские СМИ, сейчас все закончится компромиссом. Между тем есть немалая вероятность того, что в недалеком будущем многим в Голливуде станет гораздо сложнее бороться за свои зарплаты из-за растущей конкуренции со стороны искусственного интеллекта (ИИ). В контексте того фурора, который произвели литературные способности чат-бота ChatGPT, журнал Variety недавно уже размышлял о перспективах использования нейросетей в написании сценариев. Но потенциально ИИ может заменить далеко не только тех работников киноиндустрии, чья работа связана с текстом.

О том, как нейросети покоряют Голливуд, на днях рассказал телеканал NBC News, приведя в качестве примера компанию, предлагающую услуги по "замене лица" на основе ИИ. Ее программное обеспечение позволяет буквально на лету накладывать практически любые эффекты на лицо актера или вообще придавать ему внешность, особенности движения и мимики другого человека и даже вымышленного существа. Таким образом оживляют и умерших легенд кино.

Сначала программа на протяжении некоторого времени изучает видео с различными выражениями лица подопытного и его движениями, а затем может наложить его образ на любого другого актера в кадре. Для примера в эфире показали, как такой "слепок" телеведущей NBC News в режиме реального времени накладывали на дублера, заменявшего ее в кадре. Найти не то что десять, а хотя бы одно отличие было затруднительно. А потом, наоборот, саму ведущую прямо во время эфира заменяли на робота, инопланетянина и другие образы, в точности повторявшие ее движения. "Вам можно и на работу больше не ходить", - пошутил представитель компании Кейт Пицци, на что получил резонный вопрос ведущей о том, "насколько это все угрожает рабочим местам" в киноиндустрии.

Технологии замены внешности существовали и до этого, но работают они на основе датчиков и требуют куда больших затрат времени. По словам представителей компании, по такой технологии на обработку сцены продолжительностью в минуту требуется до нескольких недель, а нейросеть позволяет делать это либо в режиме реального времени, либо укладываться в считаные часы. При этом выйдет не только быстрее, но и дешевле, поскольку отпадает необходимость в дорогостоящем оборудовании - все, что нужно, это браузер да камера. Активное внедрение таких технологий в съемочный процесс, вероятно, как минимум заставит многих мастеров по гриму и спецэффектам осваивать новые навыки. А для актеров все это создает риски неавторизованного использования их внешности или голоса.

В Минтруде заявили о готовности обсудить перенос новогодних выходных на май

Елена Манукиян

Минтруд допускает перенос новогодних выходных на майские праздники, но такую инициативу нужно будет обсудить, заявил журналистам министр труда и социальной защиты Антон Котяков после заседания президиума Совета законодателей в Санкт-Петербурге.

"Если будет такая инициатива, конечно, обсудим", - сказал он.

Министр также пояснил, что по закону количество рабочих и выходных дней ограничено. Так, перечень нерабочих праздничных дней установлен в статье 112 Трудового кодекса. Всего их четырнадцать. А самый длинный праздничный период - это новогодние каникулы.

В этом году на Новый год россияне отдыхали с 31 декабря 2022 года по 8 января 2023 года. А в мае получилось два праздничных периода: первый - с 29 апреля по 1 мая, где праздничный нерабочий день выпадает на понедельник, а второй приурочен ко Дню Победы и продлится с 6 по 9 мая, при этом праздничные нерабочие дни - это понедельник 8 и вторник 9 число.

В конце апреля депутаты внесли в Госдуму законопроект, согласно которому на май должны быть перенесены четыре дня с конца новогодних праздников. В этом случае на Новый год россияне могли бы отдыхать с 1 по 3 января, а на майские - с 1 по 5 число. И если 6 и 7 мая выпадут на субботу и воскресенье, как в этом году, то весенние выходные могут растянуться непрерывно с 1 по 9 число.

По словам одного из авторов инициативы - вице-спикера Госдумы Владислава Даванкова, за эту идею выступает более 60% соотечественников. "Потому что лучше поехать в дополнительные выходные на шашлыки, чем сидеть дома зимой с салатами", - считает он.

В Сосьве приступают к строительству многоквартирного дома для погорельцев

Константин Балагаев (Екатеринбург)

Ситуация в небольшом поселке на севере Свердловской области, где несколько дней назад случился масштабный пожар, потихоньку нормализуется. Звучит это несколько странно, ведь огонь дотла уничтожил 114 домов, лишил жилья больше 600 человек, но это так: стихию усмирили. И вот теперь можно в более или менее спокойной обстановке, позаботиться о погорельцах: помочь им вернуться к привычной жизни. С крышей над головой и с комфортными бытовыми условиями.

Местные власти решили сперва оперативно провести в двух многоквартирных домах, которые пострадали от пожара, капитальный ремонт. Это двухэтажки 80-х годов постройки. В них в общей сложности 32 квартиры.

- К работам приступил опытный подрядчик. Строители уже оценили объем работ и завозят материалы. В домах будут заменены перекрытия, все коммуникации, окна, двери и проведен ремонт подъездов и квартир, - заявил министр энергетики и ЖКХ Свердловской области Николай Смирнов.

Также быстро - за один строительный сезон, к октябрю - регион планирует с ноля построить в поселке многоквартирный дом. Как заявил министр строительства и развития инфраструктуры Свердловской области Михаил Волков, участок, где начнется стройка, уже выбран. Хорошее стечение обстоятельств: до пожара администрация поселка расселила жильцов двух ветхих многоквартирных домов и готовилась их снести. Теперь это сделают быстрее: появится площадка с готовой инфраструктурой для нового жилого здания дома на 60 квартир.

Новости о больших домах вызвали некоторую тревогу у тех погорельцев, которые жили в частных и не хотели бы отказываться от привычного бытового уклада. Власть декларирует, что пожелания людей учтет. Сразу после ликвидации пожара в Сосьву выехали специалисты министерства социальной защиты и министерства строительства региона. Вместе с администрацией поселка они организовали анкетирование погорельцев, чтобы составить для каждой из семей индивидуальный паспорт помощи. По словам Михаила Волкова, в анкете есть вопросы, касающиеся того, хотели бы погорельцы жить в многоквартирном доме. А параллельно идет уточнение границ участков под индивидуальное жилье. По информации департамента информационной политики региона, для 64 участков земли эту процедуру уже завершили. Кроме того, определены первые 10 земельных участков, собственники которых дали согласие для строительства индивидуального жилья в виде типовых сборных домокомплектов для семей из трех человек.

Напомним, что на материальную помощь погорельцам из резервного фонда правительства Свердловской области выделили 95 миллионов рублей. Первые выплаты - по 10 тысяч на неотложные нужды - людям уже выплачиваются. А дальше помогать землякам власти будут с учетом уже упомянутого анкетирования. Оно должно ответить на два основных блока вопросов: насколько серьезный ущерб нанес семье пожар и какая помощь ей нужна. По предварительной информации, материалы анкетирования будут обработаны к завтрашнему дню.

Серовский районный суд по требованию следователей СК заключил под стражу двух обвиняемых по уголовному делу о пожаре в Сосьве. Один - 29-летний управленец местной пилорамы, откуда и пошел гулять огонь по округе. Его обвиняют по двум статьям УК о повреждении имущества по неосторожности и в нарушении требований пожарной безопасности, повлекшем по неосторожности смерть двух лиц. Другой фигурант - 40-летний специалист по пожарной безопасности муниципального учреждения "Управление гражданской защиты и хозяйственного обслуживания Сосьвинского городского округа", ему вменяют халатность, которая привела к гибели людей и особо крупному ущербу.

В понедельник днем в городе Борзя Забайкальского края начался крупный пожар - когда спасатели прибыли на место, горели девять жилых домов и крыша магазина. Позже огонь перекинулся на еще один дом и местную модульную котельную.

Пожар тушили около 100 пожарных, были задействованы почти 20 единиц техники. Работать пришлось в сложных условиях: тушить огонь мешал сильный ветер порывами до 23 метров в секунду. Локализовать возгорание удалось только через несколько часов.

К счастью, обошлось без погибших и пострадавших. По словам вице-губернатора Забайкалья Александра Костенко, по предварительной оценке, в Борзе сгорели три одноквартирных и один четырехквартирный дом. Без крова остались 13 человек, в том числе пятеро детей. Местные власти предоставили им общежитие, организовали пункт временного размещения, открыли для людей, оставшихся без домов и имущества, сбор вещей и денег. По неофициальной информации, ей мог стать пожар на свалке, который перекинулся на жилые дома.

Следователи СК РФ по Забайкальскому краю возбудили уголовное дело по статье "Халатность". Они дадут оценку действиям или бездействию чиновников, которые должны обеспечивать противопожарную безопасность.

Сергей Залесов, профессор Уральского государственного лесотехнического университета, заслуженный лесовод России:

- После страшных пожаров на Урале многие сейчас задаются вопросом, а почему стали выгорать целые села, ведь раньше такого не было? Как вообще такое допустили? Но вы посмотрите, вокруг большинства деревень сегодня типичная картина: поля, покрытые старой прошлогодней травой. Скот держать почти перестали, траву никто не косит, многие бывшие сельхозугодья заброшены. И стоит только какому-нибудь, простите, дураку бросить окурок - и огонь моментально подберется к самому порогу. Обратите внимание, практически все бушующие в этом сезоне пожары пока еще не лесные, - они травяные, ландшафтные. Раньше в деревнях у каждого хозяина было правило: обязательно выкосить заросли травы и высохших кустарников возле дома. Сегодня в моей родной деревне в Кировской области, где я вырос, трава возле домов стоит чуть ли не в человеческий рост.

Именно ландшафтный пожар стал причиной того, что выгорела почти половина деревни Логоушка в Курганской области. Возле железной дороги траву никто не выкашивал, достаточно было малейшей искры, чтобы заросли вспыхнули моментально. Дул сильный ветер, а он, как подсчитано, усиливает распространение огня. Если ветер усиливается в два раза, то скорость пожара увеличивается в четыре. Пламя моментально подобралось к домам. А когда огонь захватывает десятки домов разом, никакие героические усилия пожарных не помогут.

Службы МЧС свою работу знают и в целом хорошо ее выполняют. Но главная-то задача состоит в том, чтобы свести пожары к минимуму. А для этого нужно для каждого населенного пункта разработать и четко выполнять план противопожарной защиты. В каждой деревне он должен быть свой, ведь условия везде разные. Предположим, рядом лес, это значит, нужно обрезать нижние сучья у деревьев метра на два вверх, убрать сухостой, валежник и мусор, причем по всей деревенской округе, чтобы пожар не смог перейти из низового в верховой и не подобрался к жилью. Проложить минерализованные полосы. Избавиться от сухого камыша. А где надо, применять отжиг горючих материалов, той же сухой прошлогодней травы. Но только строго по научной, продуманной технологии - ни в коем случае не нужно понимать под этим беспорядочный и бесконтрольный пал травы и находящегося в ней мусора. Он-то как раз и приводит к чудовищным пожарам. Целенаправленное противопожарное выжигание предполагает создание вокруг населенного пункта барьера, который не может преодолеть ни один пожар. Выжигание следует проводить квадратами, обязательно в безветренную погоду, когда рядом стоит пожарная машина и начеку пожарные. Наконец, траву можно просто выкосить. В любом случае сухих зарослей рядом с населенными пунктами быть не должно. Если меры защиты не предпринять, мы так и будем бесконечно бороться со следствием, а не с причиной, выбрасывая в прямом смысле в огонь огромные средства. Ни одного проекта противопожарного устройства в Свердловской области, где произошли страшные пожары, и больше 600 человек лишились жилья, нет.

МЧС совершенно правильно ставит вопрос, предлагая сделать собственника ответственным за ущерб, если пожар начался на его земле. Сегодня не принято приводить в пример США, но там давным-давно действует правило: как только пожарная служба обнаруживает пожар, она его тушит, а потом выставляет счет владельцу участка, на котором он был ликвидирован. Так что, если инициатива МЧС такой механизм предполагает, я двумя руками за. Поверьте, сразу найдутся хозяева заброшенных участков. Ну а в ином случае государству надо их просто забирать.

Подготовила Елена Мационг

Мир. Труд. Май. Главное

Указом президента РФ присвоено звание Героя Труда пяти россиянам

Ядвига Юферова

Все праздники мы носим с собой. И с ними не хочется расставаться даже при смене эпох. Речь не о лишнем выходном, а о состоянии души. Для многих первомайские демонстрации на площадях перекочевали в виртуальные манифестации "Москвы майской", знаменитой песни Лебедева-Кумача и братьев Покрассов. Если ты рожден в СССР, конечно же, знаешь, что "утро красит нежным светом стены древнего Кремля…". Если родители посеяли салат на даче, а ты всего лишь жаришь шашлык, то весело репостишь: "Мир. Труд. Брют"… Вариантов - как нескошенных одуванчиков в солнечный день.

Подчеркнем главное.

Почему все-таки в этом празднике коренное слово Труд?

Потому что в этом слове нет чуда и мистики, нет золотых посулов и надежды на миллион. Когда трудно - встань и иди. Не на марафон желаний и не к чудотворной иконе, не за билетом "Столото" и не к аферистам, обещающим бешеный процент. Работать свою работу. И ты станешь звездой. В своем доме. В своем деле. Мы так долго последние десятилетия жили в мире сиюминутных кумиров и селебрити, что нужна была планетарная эпидемия, чтобы опомниться: настоящие союзники России не только армия и флот, но и врач с учителем. Армия трудящихся - самая великая армия в любой стране. Со своим правом на мир, май, труд.

Ни для кого не секрет, что многие оборонные предприятия сейчас работают в три смены - для мира, мая и победы. И как праздник в любом деле, на любом месте встретить человека знающего и действующего, а не диванного блогера. Так и хочется продолжить строку великого поэта: "И море, и Гомер - все движется любовью…" И трудом.

Армия трудящихся - самая великая армия в любой стране

1 Мая обнародован указ президента, в котором названы фамилии новых, непубличных людей, которых должна узнать страна: учительница из Волоколамска, конструктор из Перми, гендиректор льняной компании из Бийска, гендиректор "Союза" из Подмосковья, горнорабочий из Забайкальского края. Теперь в стране официально 87 Героев. Мы в "РГ" с особым пиететом относимся к этому званию - удостоверение за номером 0081 у нашего медицинского обозревателя Ирины Краснопольской.

И добавлю: после возрождения этого звания в 2013 году звезда номер два - у Валерия Гергиева, который тоже один из героев сегодняшнего номера "РГ": не только потому, что он юбиляр, а потому что он реальный Герой Труда. Всем героям трудового фронта - со звездой и без звезды - поклон и любовь.

Президент присвоил звание Героя Труда Пяти россиянам

Президент Владимир Путин подписал указ о присвоении звания Героя труда пяти гражданам за особые трудовые заслуги перед государством и народом. Также глава государства наградил почетным знаком "За успехи в труде" пять коллективов, в том числе Московского метрополитена.

Звание присвоено:

• Татьяне Бабуровой - педагогу-организатору гимназии № 1 Волоколамска, Московская область;
• Александру Иноземцеву - управляющему директору, генеральному конструктору АО "ОДК-Авиадвигатель", Пермский край;
• Льву Каленову - гендиректору Бийской льняной компании, Алтайский край;
• Юрию Милехину - гендиректору Федерального центра двойных технологий "Союз", Московская область;
• Эдуарду Щербине - подземному горнорабочему очистного забоя подземного рудника №1 Приаргунского производственного горно-химического объединения, Забайкальский край.

Этим же указом за достигнутые высокие показатели в производственной деятельности почетным знаком "За успехи в труде" награждены:

• коллектив Государственного космического научно-производственного центра имени М.В. Хруничева, Москва;
• коллектив Производственного объединения "Завод имени Серго", Татарстан;
• коллектив Управляющей компании "Брянский машиностроительный завод";
• коллектив Московского ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени метрополитена имени В.И. Ленина;
• коллектив акционерного общества "Красная Звезда", Москва.

Впервые термин "герой труда" появился в 1921 году и употреблялся в грамотах, которые предприятия вручали своим передовым рабочим с большим трудовым стажем. Позже постановлением Центрального исполнительного комитета СССР и Совета народных комиссариатов СССР от 27 июля 1927 года было учреждено звание "Герой Труда". Оно присваивалось гражданам, проработавшим в качестве рабочих или служащих не менее 35 лет, за заслуги в области производства, научной деятельности, государственной или общественной службы.

В 1991 году вместе со всей советской наградной системой было упразднено и звание Герой социалистического труда. 29 марта 2013 года президент Владимир Путин подписал указ о возрождении в России звания "Герой труда". Оно присваивается тем россиянам, которые добились выдающихся результатов в государственной, общественной и хозяйственной деятельности, внесли значительный вклад в социально-экономическое развитие страны, в том числе в развитие промышленного и сельскохозяйственного производства, транспорта, строительства, науки, культуры, образования и здравоохранения, а также иных областей деятельности.

Подготовила Виктория Ильина

Расширяя пределы: историческая память в разных частях мира

Возможна ли общая память о войне

ДМИТРИЙ КОЗЛОВ

Кандидат исторических наук, доцент кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета, директор Межрегионального института общественных наук при ИГУ.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Козлов Д.В. Расширяя пределы: историческая память в разных частях мира // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 220–225.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ

Память о Второй мировой войне за пределами Европы. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2022. 264 с.

Продолжая серию публикаций по проблемам исторической памяти, Центр изучения культурной памяти и символической политики Европейского университета в Санкт-Петербурге совместно с журналом «Россия в глобальной политике» подготовил сборник «Память о Второй мировой войне за пределами Европы».

Исследования политики памяти сейчас в России на подъёме и можно перечислить ряд недавних интересных исследований[1]. По мнению авторов «Введения» к сборнику, долгое время память о войне существовала в общих интерпретационных рамках держав-победительниц. Несмотря на различные, часто противоречащие друг другу трактовки многих событий, ни одна из стран не ставила под сомнение общие политические и этические представления, связанные с победой над фашистской Германией и её союзниками.

Ситуация изменилась с включением в общеевропейское пространство исторической памяти восточноевропейских нарративов, связанных с концепцией стран Восточной Европы как жертв двух тоталитаризмов – нацистского и сталинского. Такое видение ставит под сомнение или деконструирует упомянутую ранее интерпретацию об общей победе над фашизмом СССР и союзников и совместном освобождении Европы от нацизма.

Важным основанием анализа сходства и различия существующих в мире подходов к памяти о войне являются тенденции, связанные с эрозией традиционной доминирующей роли евроатлантической цивилизации в мировой системе и становлении более диверсифицированной системы международных отношений. Растущая мощь Китая и других центров силы ведёт к перемещению центров развития из Атлантики в Тихий океан и формированию более плюралистической картины. Таким образом, мы можем наблюдать политическую и экономическую фрагментацию мира, связанную в том числе и с развивающимися тенденциями этического плюрализма. В дискуссиях о степени допустимости различных пониманий причин, хода и итогов Второй мировой войны, трактовки, отличающиеся от западных, могут необязательно быть близкими к российским. Например, легко допустить развитие дискурса страны – жертвы всех крупных держав, участвовавших в войне (примеры приводятся в книге).

То есть если в самой России Вторая мировая война рассматривается как основополагающее событие, связанное с идеей победы над абсолютным злом, то такая интерпретация вовне не бесспорна. Как же тогда может работать общая память о войне?

Очевидного ответа пока не существует. Постоянное обращение к прошлому, столь характерное для современного общества, по мнению многих исследователей, связано с кризисом в выработке внятных образов будущего, что ведёт к замене будущего прошлым как регулятора настоящего и битвам за это прошлое. Знаменитый социолог Зигмунт Бауман назвал этот процесс развитием «ретротопий»[2].

Проект охватывает много стран: Китай, Япония, Южная и Северная Кореи, Монголия, Иран, Турция, арабский мир, Африка, Латинская и Центральная Америка (Бразилия, Аргентина, Парагвай, Мексика). Авторы не включили в список государства англосаксонской семьи, постсоветские страны, Израиль, Индонезию или Малайзию. Но нельзя объять необъятного. Представленные в сборнике материалы отличаются по методикам исследования, широте охвата материала, характеру используемых источников. Часто тексты содержат отсылки к малоизвестным историческим фактам, связанным с участием (или неучастием) той или иной страны во Второй мировой. Это выглядит вполне объяснимым с точки зрения редкости обращения большинства читателей к описываемым историческим событиям.

Китай, Япония, Южная Корея, КНДР, Монголия

Одним из основных смысловых блоков проекта являются статьи, описывающие политику памяти о Второй мировой войне в странах Северо-Восточной Азии, включая Китай, Японию, обе Кореи и Монголию. Яна Лексютина указывает, что в КНР соответствующий курс полностью определяется государством и поэтому исследование выстраивается через описание трёх периодов стратегий и действий китайского руководства. Первый продолжался с 40-х до 80-х гг. прошлого века и связан с Мао Цзэдуном. Следующий начинается в 1980-е гг., когда при Дэн Сяопине всё отчетливее начинает звучать антияпонская риторика. В рамках нового национализма формируется образ Китая как жертвы японской агрессии. Третий период связан с Си Цзиньпинем, заявляющем о «великом возрождении китайской нации», которое сменяет «столетие унижений». Очень интересна своеобразная фрагментация памяти, появление нарративов двух войн. Первая – «война сопротивления китайского народа японским захватчикам» («антияпонская война»). Вторая – «мировая антифашистская война», которая начинается в 1937 г., и ответственность за её развязывание целиком лежит на Японии. Также правомерен вывод о преодолении европоцентричности в данном случае и переоценке китайского вклада во Вторую мировую войну.

Именно Китай задолго до Европы начинает борьбу с фашизмом.

Также необходимо подчеркнуть развитие сейчас российско-китайских усилий в изучении исторической памяти о войне.

По мнению Ярослава Шулакова, в Японии также память о войне существует в нескольких измерениях: война с Китаем, Тихоокеанская война и советско-японская война 1945 года. В первом случае (война с Китаем и другими азиатскими странами) Токио называет Китай наряду с другими странами (Корея, Юго-Восточная Азия) жертвами японской агрессии. В Тихоокеанской войне признаётся военная победа американцев. И если в целом фактор советского участия во Второй мировой войне оценивается по-разному, то события 1945 г. японцы однозначно рассматривают как акт агрессии Советского Союза.

Наталья Ким указывает, что Корея не участвовала в войне как суверенное государство, будучи колонией Японии. Поэтому память о войне связана с памятью о японском колониализме. Объединяясь, оба дискурса разделяются на несколько составляющих – память о мобилизации, о «японизации» корейцев и об освобождении. Выделяются две линии, одна из них связана с колониальным режимом и войной, а вторая – с движением за независимость и войной. Таким образом, историческая память фокусируется на борьбе корейцев за независимость и критическом отношении к колониальной политике Японии. В КНДР, где единственным источником исторической памяти являются официальные документы, решающая заслуга в победе над Японией приписывается Ким Ир Сену. Очень интересна Монголия. По мнению Ивана Пешкова и Зигмунта Шмыта, Монголия избегает образа жертвы и бесправного советского сателлита. Там развивается тема совместной с СССР победы над врагом.

Индия

Один из самых сложных и противоречивых нарративов о войне существует в Индии. В годы войны она оставалась британской колонией и для многих индийцев война предстаёт как конфликт, связанный с чужими интересами. Выделяются три подхода к войне:

1) Лоялисты, одобрявшие сотрудничество с Британией.

2) Индийский национальный конгресс – выяснение вопросов о войне можно отложить до обретения независимости.

3) Позиция Субхаса Чандра Боса – бороться с Англией всеми возможными способами.

Военный нарратив встраивается в более общий национальный дискурс, повествующий об изначальном величии Индии, его потере и дальнейшем восстановлении. Для многих индийцев участие в обеих мировых войнах было связано с жертвами, принесёнными ради колонизаторов. В индийском представлении о Второй мировой уживаются различные направления, которые редко конфликтуют между собой.

Иран, Турция и арабский мир

Специфический случай – Иран. С 1941 по 1946 г. его территория находилась под юрисдикцией СССР, Великобритании и США. С точки зрения современных иранцев – прямое попрание суверенитета. В Иране не отмечают победу над фашизмом, но постоянно обсуждают тему нарушения иранского суверенитета в годы войны странами антигитлеровской коалиции.

В современной Турции, по мнению Павла Шлыкова, память о войне встраивается в процесс примирения с неоднозначным прошлым. Современный период отличает также критика ранней Турецкой Республики и превознесение блистательного османского прошлого. По отношению к войне турецкие исследователи любят подчёркивать важность сохранения Турцией нейтралитета.

В арабском мире сопоставляют победу одной из сторон противостояния и проблемы сионизма.

Многие арабы возможность победы держав «оси» рассматривали в этом контексте. В частности, глава Саудовской Аравии Ибн-Сауд поддерживал связи с нацистской Германией вплоть до марта 1945 года. Это вызывало раздражение Великобритании, но вело к увеличению финансовой помощи Саудовской Аравии. Поэтому, как и в случае Турции, можно говорить о лавировании. Но, например, Ливию заботила борьба с итальянским колониализмом. В Египте преобладает провинциальный взгляд, так называемая «Битва за Египет» между англичанами и немцами рассматривается с точки зрения развития национальной идеи, а не мирового противостояния с фашизмом. Отдельного упоминания заслуживает личность иерусалимского муфтия аль-Хусейни, который позиционировал себя как выразителя «общеарабских» интересов и был полностью ориентирован на державы «оси». Дискуссии о причинах коллаборационизма аль-Хусейни не утихают до сих пор. Подчёркивается его выраженный антисионизм, но в то же время именно муфтий выступал как признанный лидер освободительного движения палестинских арабов во время войны. Симпатии к державам «оси» во многом были связаны с фактором чужеземного господства в арабском мире. Подразумевается, что этому господству мог быть брошен вызов со стороны Германии и Италии. Военные нарративы никуда не исчезли до сих пор, влияя на воспроизведение различных клише и стереотипов в оценке войны в арабском мире.

Латинская Америка

Анализ латиноамериканских представлений предваряется указанием на языковую общность, общее историческое и колониальное прошлое стран региона. Также объединяющими факторами, влияющими в том числе и на память о войне, являются удалённость от Европы, этническая специфика, распространённость расовой идеологии, что вело к восприятию идей расовых отличий не как чего-то экстраординарного. К другим факторам относятся миграционные волны начала века и внутрирегиональные процессы. В результате во многом в противовес США латиноамериканские страны благоволили сотрудничеству со странами «оси», однако по мере обострения мировой ситуации начали объявлять войну Германии, Японии и Италии. Бразилия и Мексика участвовали непосредственно, Аргентина заявила о нейтралитете, который проявлялся и в стремлении к сближению с Германией и Италией, и в поддержке антигитлеровской коалиции. Многие нацисты нашли прибежище в Аргентине после войны.

* * *

Авторы проекта за сче?т продуманного и обоснованного расширения объекта рассмотрения смогли выйти за пределы традиционных российских исследований политики памяти, заложив многообещающую основу для развития данного направления. Очень важный предварительный вывод – избирательность исторической памяти о войне, отсутствие универсальных рамок для ее? выстраивания, пластичность и подверженность различным идеологическим, культурным и политическим влияниям. Также констатируются разнообразные вызовы исторически устоявшимся нарративам мировой борьбы с фашистским злом и общечеловеческой победы в этой борьбе.

СНОСКИ

[1] См.: Ассман А. Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика. М.: НЛО, 2014. 323 с.; Историческая политика в XXI веке / под ред. А.И. Миллера, М. Липмана. М.: НЛО, 2012. 648 с.; Методологические вопросы изучения политики памяти / под ред. А.И. Миллера, Д.В. Ефременко. М.-СПб: Нестор-История, 2018. 224 с.

[2] Бауман З. Ретротопия / Пер. с англ. В. Л. Силаевой. М.: ВЦИОМ, 2019. 160 с.

Россия. Весь мир. СФО. СЗФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389660 Дмитрий Козлов

Российско-корейские отношения: на ухабистых параллелях

Россия и Корея: о сложных эпизодах истории, имеющих разное толкование в двух странах

АЛЕКСАНДР ЖЕБИН

Кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований ИКСА РАН.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Жебин А.З. Российско-корейские отношения: на ухабистых параллелях // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 214–219.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ

Российско-корейские отношения в формате параллельной истории / под ред. А.В. Торкунова и Ким Хакчуна. М.: Аспект Пресс, 2022. 972 с.

В конце 2022 г. одновременно в Москве и Сеуле в режиме видеоконференции прошла презентация результатов[1], пожалуй, наиболее амбициозного совместного проекта российских и южнокорейских учёных-обществоведов, название которого приведено выше. В дальнейшем, для удобства изложения, коллективная монография будет кратко называться «История».

История взаимоотношений России и Кореи исключительно богата и разнопланова, содержит немало сложных эпизодов, имеющих разное толкование в наших странах. Авторский коллектив почти тысячестраничного фолианта (13 российских и 12 южнокорейских учёных) взялся проанализировать более чем полуторавековую историю российско-корейских отношений, разбив её на десять глав, в каждой из которых своё видение конкретного периода предлагали, соответственно, российский и корейский специалисты. Подобный формат, отмечал руководитель проекта с российской стороны академик РАН Анатолий Торкунов, был ранее опробован и хорошо себя зарекомендовал в сотрудничестве россиян с польскими и японскими специалистами. Чтобы мнение обеих сторон было услышано, редакторы монографии Анатолий Торкунов и профессор Ким Хакчун, поработавший в администрации южнокорейских президентов, а позже возглавлявший ряд СМИ и университетов Республики Корея (РК), намеренно ушли от согласования текстов российских и корейских авторов. Так появилось первое исследование связей России и Корейского полуострова на протяжении более 150 лет, в том числе взаимоотношений нашей страны и с Северной, и с Южной Кореей.

Любопытная деталь: стороны договорились о том, чтобы объём парных разделов в каждой главе был примерно равен. И если наши авторы в целом соблюдали требуемый листаж, то корейские партнёры, похоже, об этом забыли. В результате многие их разделы оказались в два, а то и в три раза больше, чем тексты российских учёных на эту же тему. Отчасти причиной тому стала разница в традициях исторических школ. Корейцы уделяли гораздо больше внимания отдельным личностям, их действиям, деталям, которые российские историки сочли бы по меньшей мере несущественными и уж наверняка не оказывавшими кардинального влияния на ход исторического процесса.

Особенно отрадным представляется, что при обращении к ряду ключевых вех в двусторонних отношениях оценки авторов двух стран практически совпали или оказались близки.

Обращаясь к раннему периоду российско-корейских связей, профессор Чхве Доккю пишет, что «установление корейско-русских дипломатических отношений предоставило новые возможности для корейского правительства в плане принятия мер по поддержанию безопасности страны» (с. 73). А накануне и во время Японо-китайской войны Россия взяла «курс на отказ… от вмешательства во внутриполитические дела Кореи» (с. 81).

Созвучен российским оценкам вывод корейского учёного о том, что одной из причин начала Русско-японской войны 1904–1905 гг. стало то, что «США, наряду с Японией и Англией, присоединились к политике блокады выхода России в Тихий океан» (с. 93). Чхве Доккю считает, что «для США, считавших Тихий океан пространством собственного процветания и будущих возможностей, появление здесь России в качестве нового соперника было неприемлемо» (с. 96).

Несомненный интерес у российской аудитории вызовет представленный Чхве Доккю анализ попыток тогдашнего корейского правительства провозгласить нейтралитет Кореи и добиться его международно-правового признания, чтобы избежать вовлечения в Русско-японскую войну и не допустить ведения военных действий на её территории. Однако президент Соединённых Штатов Теодор Рузвельт в тот период «больше поддерживал превращение Кореи в японский протекторат, чем её нейтралитет».

Анализируя российско-корейские отношения после Русско-японской войны вплоть до аннексии Кореи Японией в 1910 г., корейский историк приходит к выводу о том, что «в этот период Россия более других держав возражала против изменения международного положения Кореи и прилагала значительные усилия для сохранения её независимости» (с. 114).

2023 г. ознаменован целым рядом юбилеев. Это 75-летие создания на полуострове двух корейских государств – Республики Корея (15 августа 1948 г.) и Корейской Народно-Демократической Республики (9 сентября 1948 г.), а также 70-летие окончания Корейской войны 1950—1953 гг. – пожалуй, самого трагического конфликта в корейской истории, дотла разорившего страну и унёсшего миллионы жизней, но официально так и не завершённого. Подписанное 27 июля 1953 г. Соглашение о военном перемирии положило конец лишь боевым действиям на линии соприкосновения, однако споры политиков и экспертов, как юридически завершить войну на межгосударственном уровне, продолжаются до сих пор.

Этому историческому периоду (1945–1953 гг.) посвящены 3-я и 4–я главы исследования. И российские, и южнокорейские авторы опирались в основном на документы из российских архивов и их переводы на корейский язык, изданные в Южной Корее. Архивы США, РК и ряда других стран по этому периоду по большей части закрыты, что позволяет на протяжении многих лет навязчиво эксплуатировать тезис о якобы исключительной ответственности СССР и КНДР за развязывание войны на Корейском полуострове, к которой, как уже совершенно ясно, готовились обе стороны.

Вряд ли вызовет удивление, что корейские авторы ушли от серьёзного анализа того, чем занимались американцы на юге полуострова в течение пяти лет, предшествовавших войне, а также предпочли максимально обойти роль Вашингтона в подготовке конфликта.

В материалах западной печати, ряде вышедших в Соединённых Штатах и некоторых других странах исследований достаточно свидетельств жестокого подавления лисынмановским режимом народных протестов, в том числе массовых зверств, творившихся при поддержке, а зачастую под руководством американских офицеров при подавлении восстания в 1948 г. на острове Чечжудо. Тем более удивительно, если не сказать сильнее, выглядит пассаж в разделе, написанном российским автором Натальей Ким, которая утверждает, будто «приверженность ценностям свободы и демократии, пусть и в несколько усечённом виде (?!), в условиях военной оккупации делала политику американских властей более мягкой в отношении оппозиционных групп, чем на севере Кореи» (с. 299).

Между тем профессор университета Корё Мин Гёнхён, анализируя первые приказы советского военного командования на севере Кореи, приходит к заключению, что «Сталин приказывал не вводить советские порядки на северокорейской территории и оказывать поддержку в формировании буржуазной власти из местных политических партий и организаций», считая, что этот регион «находится на буржуазно-демократическом этапе развития» (с. 323).

Не удержался от того, чтобы слегка «подправить» историю и доктор Сим Хонёён из Института военной истории министерства национальной обороны РК. Он пишет, что Командование войск ООН в Корее было создано на основе резолюции СБ ООН за номером 84 от 7 июля 1950 года. На самом деле в тексте этого довольно краткого документа говорится об «объединённом командовании» (unified command), а отнюдь не о «командовании ООН». Последнее наименование было фактически в одностороннем порядке узурпировано США и впервые появилось месяц спустя в представленном СБ ООН докладе американского генерала, которому было поручено возглавить упомянутое «объединённое командование».

Как другие члены СБ ООН отреагировали на такое «редактирование» резолюции – неизвестно. Однако последствия его мы ощущаем до сих пор. Командование ООН в Корее дожило до наших дней и по-прежнему неизменно возглавляется американскими генералами, а голубой флаг ООН всё так же беззастенчиво используется размещённым на юге полуострова почти 30-тысячным американским воинским контингентом.

Много нового найдёт российский читатель в главе, посвящённой отношениям Москвы и КНДР после Корейской войны и вплоть до распада Советского Союза. В течение этого периода как реальные, острые проблемы в двусторонних отношениях, так и истинное положение в самой КНДР, особенно вопросы внутрипартийной борьбы в правящей Трудовой партии Кореи (ТПК), эволюция политической системы и официальной идеологии оставались закрытыми для широкой публики и находили отражение лишь в дипломатических депешах и аналитических записках советского и ряда других посольств в Пхеньяне, а также в закрытых работах крайне ограниченного круга исследователей.

Профессор университета Чосон Ки Гвансо отмечает: «Северная Корея понимала, что в случае необходимости для выживания и развития собственной государственности может потребоваться помощь Советского Союза… Даже если между двумя странами возникали разногласия, они были исключительно предметом внутренних отношений, за пределами которых открыто о них говорить было не принято» (с. 449–450).

Этот декорум обе стороны старались соблюдать вплоть до установления СССР дипломатических отношений с Республикой Корея 30 сентября 1990 года. Опубликованная в центральной партийной газете «Нодон синмун» десять дней спустя после этого события статья «Дипломатические отношения – предмет купли-продажи за доллары» подвела своего рода черту. О настроениях, господствовавших в начале 1990-х гг. в тогдашнем российском руководстве, свидетельствует беспрецедентный пассаж в принятой тогда «Новой концепции внешней политики Российской Федерации» о «неизбежном отдалении от КНДР» (с. 699).

История установления и развития отношений нашей страны с Республикой Корея гораздо более изучена и доступна современникам. На мой взгляд, стоит лишь обратить внимание, что, вопреки широко бытующим представлениям, корни урегулирования уходят в период задолго до перестройки и гласности, с которыми привычно увязывается установление связей. «Поиски нового курса в отношении полуострова начались гораздо раньше, и связаны они были с глобальными процессами, охватившими мир», — утверждают российские авторы в 6-й главе монографии (с. 500). Так, в заявлении советского правительства по проблемам безопасности в Корее от 7 декабря 1960 г. указывалось: «Нельзя не считаться с тем, что на Корейском полуострове сложились, по существу, два государства с различным политическим и экономиче- ским строем» (с. 500).

Размышляя об итогах развития отношений Республики Корея с Россией за минувшие 30 с лишним лет, профессор Ханьянского университета в Сеуле Ом Гухо считает, что хотя между нашими странами установлены «отношения стратегического партне?рского сотрудничества… не будет преувеличением сказать, что на данный момент это скорее формальность, нежели реальность» (с. 556). Согласен с ним и профессор Института иностранных языков Хон Вансок, который признае?т, что «отношения стратегического партне?рства на основе сотрудничества» между РФ и РК пока остаются «на уровне дипломатической риторики» (с. 692).

Минувшие годы показали, пишет Ом Гухо, что «расширение экономического сотрудничества… не означает автоматического усиления политического доверия». Кроме того, «чрезмерная ориентация РК на союз с США оказывает не самое положительное влияние на формирование многосторонней внешней политики в Северо-Восточной Азии» (с. 558). Профессор постарался быть максимально политкорректным, описав этим выражением общеизвестный факт – Соедине?нные Штаты все? бесцеремоннее требуют от Сеула све?ртывания отношений, прежде всего торгово-экономических, с Москвой и Пекином.

Наши южнокорейские партне?ры признают, что участие южнокорейского бизнеса в крупномасштабных проектах развития на Дальнем Востоке России и проектах тре?хстороннего сотрудничества РФ—КНДР—РК «в ситуации, когда США вводят же?сткие санкции против Северной Кореи и России, давалось с трудом» (с. 733).

Есть в рассуждениях корейских историков немало тезисов, граничащих с домыслами или, по крайней мере, далеко не бесспорных. Например, утверждения, наподобие того, что СССР «стремился активно использовать улучшение связей с РК для выстраивания… отношений с Токио» (с. 589), а шаги России по развитию отношений с КНДР в 2000-е гг. якобы были мотивированы «соперничеством» с Китаем и даже интересами его «сдерживания» (с. 620, 631).

Последние две главы монографии анализируют торгово-экономическое и инвестиционное сотрудничество России с Южной Кореей, а также наши гуманитарные контакты и культурные обмены. Трудно не согласиться с тем, что «масштабы, направления и достижения экономического взаимодействия не вызывают удовлетворения ни у одной из сторон» (с. 797). Гораздо более ободряющими выглядят результаты культурного сотрудничества, перспективы которого рассматриваются обеими сторонами как весьма многообещающие.

Авторам монографии повезло, что они завершили работу над своими разделами до начала специальной военной операции России на Украине. В противном случае выводы и прогнозы, вероятно, оказались бы гораздо более пессимистичными, особенно с уче?том присоединения РК к большинству западных санкций против России. Все? это тем не менее не умаляет важности и значения работы, проделанной уче?ными двух стран. До сих пор столь фундаментальных трудов на тему истории отношений России и Кореи не было. Монография, бесспорно, является уникальным изданием, а ее? выход стал не только знаменательным событием для российского корееведения и корейской русистики, но и заметной вехой в истории научного и культурного сотрудничества двух стран. Будем надеяться, что не последней.

СНОСКИ

[1] Написание имен политических и государственных деятелей КНДР и Республики Корея дано в редакции, используемой на официальных сайтах Кремля и МИД России.

Россия. Корея > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389659 Анатолий Торкунов

Вашингтон–Сеул–Токио в доктрине Байдена

Значение обстановки на тихоокеанском театре для Москвы будет расти по мере переориентации российской экономики

ИГОРЬ ИСТОМИН

И.о. заведующего кафедрой прикладного анализа международных проблем, ведущий научный сотрудник Центра перспективных американских исследований ИМИ МГИМО МИД России.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Истомин И.А. Вашингтон–Сеул–Токио в доктрине Байдена // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 208–212.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ «ВАЛДАЙ»

Несмотря на обострение обстановки в Восточной Европе, американские программные документы (в том числе опубликованная в октябре 2022 года. Стратегия национальной безопасности США) закрепляют в качестве основного оппонента на долгосрочную перспективу Китай. Восточная Азия получила статус региона, приоритетного с точки зрения американской стратегии, ещё в начале 2010-х гг., и далее её значение только возрастало.

Сменявшие друг друга администрации вносили тактические и стилистические корректировки, но линия сохранялась. Существенным компонентом стало надстраивание над системой «оси и спиц», формируемой двусторонними альянсами, сети малосторонних форматов (minilaterals). К участию в них Вашингтон приглашает привилегированных партнёров без оглядки на юридически закреплённые военно-политические обязательства. США демонстрируют, что практическая полезность в их глазах выше формального статуса.

Внимание экспертов привлекают такие объединения, как Четырёхсторонний диалог по безопасности (Quad), включающий Австралию, Индию, США и Японию, а также коалиция AUKUS, состоящая из Австралии, Великобритании и Соединённых Штатов. Заметно реже обсуждается трёхсторонний формат координации Вашингтона, Сеула и Токио. Между тем после прихода к власти Джозефа Байдена он приобрёл новую динамику и превратился в показательный образец реализации американской стратегии.

В период президентства Дональда Трампа (2016–2020) Соединённые Штаты отводили Республике Корея относительно скромное место в усилиях по сдерживанию Китая. Соответственно, вовлекали её в создаваемые конфигурации меньше, чем, например, Японию, которая стала одной из краеугольных опор американской стратегии. Показательно, что Сеул не был включён в Quad, выступавший флагманским проектом республиканской администрации в рамках концепции «открытого и свободного Индо-Тихоокеанского региона».

Это объяснялось рядом обстоятельств. Ограничивающее влияние на вовлечение Республики Корея оказывал противоречивый характер отношений Сеула и Токио, отягощённых болезненным историческим опытом (первую половину XX в. Корейский полуостров находился под японским владычеством).

Основной причиной американской настороженности оставалась высокая зависимость южнокорейской экономики от Китая.

Ситуация стала меняться в начале 2020-х годов. Администрация Байдена сразу после прихода к власти стала работать над активизацией взаимодействия в треугольнике США – Республика Корея – Япония. Уже в апреле 2021 г. состоялась встреча советников по национальной безопасности в таком формате. Впоследствии налажена многоуровневая дипломатическая координация, включающая практически ежемесячные встречи на уровне спецпредставителей по северокорейской проблеме, политических директоров или министров.

В 2022 г. победа на президентских выборах в Южной Корее консерватора Юн Сок Ёля открыла новые возможности. Правые силы в Сеуле исповедуют жёсткий курс в отношении КНДР, что повышает значение американских гарантий безопасности. Новый южнокорейский лидер не только подтвердил ориентацию на Вашингтон, но и проявил готовность к преодолению противоречий с Токио. В 2022 г. прошли две встречи лидеров Республики Кореи, США и Японии.

Заявления по итогам трёхсторонних мероприятий свидетельствуют – в этом формате (в отличие от ряда других объединений) США действуют аккуратно, не педалируя тему сдерживания Китая. На первый план в повестке обсуждений выносится северокорейская проблематика, а Пекин прямо не упоминается. На деле вопросы сдерживания КНР в рамках треугольника отрабатываются, что легко угадывается по набору ключевых слов и прозрачных эвфемизмов.

Яркое свидетельство тому – совместное осуждение «односторонних попыток изменить статус-кво в водах Индо-Тихоокеанского региона, в том числе посредством незаконных притязаний на акватории, милитаризации искусственных насыпных образований и принудительных действий». Кроме того, в трёхсторонних заявлениях присутствуют ритуальные отсылки к «порядку, основанному на правилах».

Явный выпад в адрес Китая – подчёркнутое акцентирование значимости мира и стабильности в Тайваньском проливе.

Практическим дополнением политической координации выступает активизация взаимодействия между военными в трёхстороннем формате в дополнение к привычным формам двусторонней и многосторонней кооперации. В том числе в 2022 г. впервые за пять лет прошли противолодочные учения США, Республики Корея и Японии. Такого рода манёвры обосновываются необходимостью противодействия угрозе со стороны КНДР, но накапливаемый опыт представляет ценность и на случай конфликта с Китаем.

США энергично поддержали решение Японии нарастить военный потенциал, обнародованное в конце 2022 года. Провокационные заявления южнокорейского руководства относительно возможности обретения собственного ядерного оружия Соединённые Штаты оставили без серьёзной критики. Вместо этого Вашингтон подаёт сигналы о возможности инициирования консультаций по вопросам расширенного сдерживания в трёхстороннем формате. Такие обсуждения рассматриваются как дополнительное подкрепление американских ядерных гарантий.

Взаимодействие Соединённых Штатов с Республикой Корея и Японией не ограничивается трёхсторонним форматом. Оно интегрировано в другие координационные механизмы. Так, ещё со времён пандемии COVID-19 Вашингтон подтягивает Сеул к Quad+, в который включаются привилегированные партнёры четвёрки. Три страны также принимают участие в формировании Индо-Тихоокеанской экономической структуры (Indo-Pacific Economic Framework, IPEF), переговоры по которой начались в 2022 году.

В рамках этого объединения четырнадцать стран работают над гармонизацией регулирования в ряде областей без создания зоны свободной торговли. В случае успеха переговоров оно станет улучшенной (с точки зрения Вашингтона, которому не придётся открывать доступ на свой рынок) заменой Транстихоокеанского партнёрства, павшего жертвой администрации Трампа. Соглашение станет ответом на китайскую инициативу «Пояс и путь», а также на Всеобъемлющее соглашение экономического партнёрства, где первую скрипку также играет КНР.

Вашингтон не теряет надежды и на выстраивание формата Chip 4 (США, Республика Корея, Тайвань и Япония) как инструмента отсечения Пекина от технологий в сфере полупроводников. Эти планы пробуксовывают во многом из-за Сеула, опасающегося ответных мер Пекина против южнокорейского бизнеса. Тем не менее в феврале 2023 г. стороны обсудили безопасность цепочек производства микрочипов и торговли ими.

Учитывая значимость для Соединённых Штатов технологического сдерживания Китая, нельзя исключать, что они дожмут партнёров до создания режима экспортного контроля.

Наконец, ещё один компонент американской политики – наращивание координации между евроатлантическими и азиатскими союзниками США. Уже в 2020 г. инициирован диалог НАТО с индо-тихоокеанскими партнёрами, в число которых вошли Австралия, Новая Зеландия, Республика Корея и Япония. В 2022 г. взаимодействие заметно расширилось. Лидеры четырёх государств-партнёров впервые получили приглашение на саммит Североатлантического альянса.

В начале 2023 г. генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг в ходе азиатского турне посетил и Республику Корея, и Японию. В обеих странах он подчеркнул приверженность альянса расширению присутствия в регионе. Косвенным продуктом саммита НАТО стал запуск взаимодействия Канберры, Веллингтона, Сеула и Токио в рамках Азиатско-Тихоокеанской четвёрки. В сентябре 2022 г. представители оборонных ведомств этих стран встречались уже без евроатлантических коллег.

Что активизация взаимодействия США, Республики Корея и Японии в трёхстороннем и других форматах означает для России? Она указывает на дальнейшую консолидацию блоковой архитектуры в Северо-Восточной Азии – даже в сравнении с 2010-ми годами. В отличие от распиаренного AUKUS в данном случае нельзя ссылаться на традиционное сотрудничество англосаксонских стран. Даже более осторожные государства, к числу которых ранее относилась Республика Корея, втягиваются в сеть американского минилатерализма.

Вашингтону всё лучше удаётся связывать евроатлантические и азиатские альянсы.

Если в 2010-е гг. Республика Корея и Япония уклонялись от политики давления на Россию или отделывались символическими мерами, в новых условиях это более невозможно. Показательно, что Сеул, заявляющий о неучастии в поставках вооружений на Украину, превращается в источник восполнения арсеналов для НАТО (в первую очередь Польши). Он также допустил передачу Киеву техники, имеющей южнокорейские компоненты.

По мере закрепления блоковой логики стоит ожидать развёртывания дополнительных военных потенциалов США и их союзников вблизи российского Дальнего Востока. Американские эксперты уже несколько лет обсуждают перспективу размещения ракет средней дальности в Японии. Токио также демонстрирует заинтересованность в оснащении собственных сил самообороны подобными системами вооружений. Кроме того, обострение противоречий Вашингтона с Пхеньяном создаёт предпосылки для возвращения американского ядерного оружия на Корейский полуостров.

России придётся реагировать на такие действия в условиях, когда она сталкивается с растущим военным присутствием НАТО у западных границ. Значение обстановки на тихоокеанском театре для Москвы будет расти по мере переориентации российской экономики на отношения с незападными партнёрами. Сближение в треугольнике Вашингтон–Сеул–Токио создаёт вызовы для выстраиваемых с таким трудом в настоящее время новых логистических маршрутов, проходящих в том числе через Японское море.

Данный комментарий – слегка сокращённая версия того, что был опубликован на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай». Другие статьи автора для «Валдая» см. https://ru.valdaiclub.com/about/experts/4752/

США. Япония. Корея. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389658 Игорь Истомин

Тайваньская матрёшка

Уравнение с 23 миллионами неизвестных

СЕРГЕЙ АГАФОНОВ

Журналист, в прошлом собственный корреспондент газеты «Известия» в Японии.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Агафонов С.Л. Тайваньская матрёшка // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 192–207.

До недавнего времени, пока геополитика окончательно не изуродовала здравый смысл, о современном Тайване говорили как о серьёзном экономическом игроке, крупном финансово-инвестиционном резервуаре и феномене социального развития, на примере которого многим и многому стоит поучиться.

Тайваньское благополучие, что интересно, и теперь никуда не делось (и ковидные испытания превозмогли, и от стагнации увернулись). Но всего за пару последних лет в восприятии Тайваня внешним миром случился слом: сторонних наблюдателей перестали интересовать размеры местной экономики и роль в ключевых производственных цепочках, зато неясный политический статус территории, прежде мало кого волновавший, и стратегическое положение острова перевесили в оценках все прочие объективные параметры. Эта деформация – прямое следствие растущей американо-китайской конфронтации и предвзятости обслуживающих её экспертов, хотя очевидно: специфика социума, без которой успешное развитие невозможно, никуда не делась. Более того, чем выше градус неопределённости вокруг Тайваня, тем она важнее.

Неединое целое

Самая яркая особенность, делающая Тайвань неповторимым, – фрагментарность и «мелкоячеистость» элементов, составляющих основу человеческого общежития. В фундаменте тайваньской жизни (социальной, политической, экономической, этнической) заложен не монолит и не крупные «цивилизационные блоки», а нечто экзотичное – мелкопористая структура семейных, клановых и групповых связей, гибкая и чуткая к изменениям среды, но при этом чрезвычайно стойкая к любым формам внешнего давления.

При плотности населения более 660 человек на квадратный километр (один из самых высоких показателей в мире) Тайвань столь же плотно заселён и разнообразными формами самоорганизации социума – гильдиями, ассоциациями, культовыми союзами и братствами, сектами, землячествами, сообществами и обществами, часть которых являются закрытыми, а некоторые и вовсе тайными (знаменитые триады, например, набрали силу и расцвели именно здесь, как и многие другие почтенные институции, возникшие сотни лет назад и благополучно пережившие все исторические коллизии и катаклизмы). Каждая функционирует по своим неписаным законам, но при этом все связаны друг с другом традициями сосуществования и условностями общежития.

Невидимое постороннему глазу взаимодействие и взаимовлияние этих структур и в былые времена, и в наши дни определяет внутренний градус островной жизни, расставляет акценты, формирует одни векторы общественного движения и гасит другие.

При обсуждении тайваньского случая в современных дискуссиях детали такого рода не звучат, хотя должны были бы рассматриваться и оцениваться в первую очередь. Без них ориентация в тайваньском пространстве просто невозможна, а любой прогноз (электоральных предпочтений, трендов, перспектив) далёк от действительности. Ведь демократические «фантики» в виде политических партий, движений и объединений – всего лишь декорация для Тайваня, причём (по историческим меркам) совсем свежая, отстроенная только после окончания Тихоокеанской войны и далеко не сразу. Более того, сам процесс «демократического строительства» был тернист и небезупречен, а вопросов к прошлому у самих тайваньцев не меньше, чем к будущему.

После полувекового японского колониального правления, за время которого Тайвань превратился из захолустья в процветающий и экономически развитый край с населением, отнюдь не забитым зловредными колонизаторами, а серьёзно интегрированным в жизнь метрополии, остров вместо избавления от «иноземного ига» (в период которого, к слову, даже выборы в местные органы власти проводились) испытал нечто иное. Тайвань накрыла волна «белого террора» (так в современных учебниках трактуется кровавое подавление гоминьдановцами, которые пришли на смену японцам, массовых выступлений населения в 1947 г.), после чего последовал сорокалетний период чрезвычайного положения – с жесточайшей цензурой, запретом любой политической активности и поражением в избирательных правах большинства жителей. Первая оппозиционная партия (демократическая прогрессивная – ДПП – правящая сегодня) была разрешена властями только в 1986 г., первые свободные парламентские выборы случились в 1991-м, а прямые президентские и того позже – в 1996-м. И хотя сегодня Тайвань воспринимается за рубежом как образец «зрелой демократии» и витрина «политической толерантности» (официально зарегистрированы и действуют 220 партий, в парламенте заседают две пятипартийные коалиции), иллюзий по поводу реального веса и потенциала «партийных единиц» у местных избирателей, в отличие от внешних обозревателей, немного. А попытки выстраивать проекции тайваньского политического будущего в рамках упрощённой биполярной схемы (один полюс – сторонники независимости Тайваня из ДПП, другой – представители Гоминьдана, убеждённые в том, что остров и материк неделимы) выглядят забавно, поскольку ни однозначного представления о независимости, ни чёткого понимания неделимости на самих полюсах не существует – это величины переменные, зависимые от толкований и изменчивой конъюнктуры.

Предвижу возражения: согласно опросам тайваньского Фонда общественного мнения (за 2020 г.), 54% респондентов однозначно высказались за скорейшее объявление независимости от Китая, 23,4% поддержали статус-кво и только 12,5% хотят объединения с материком. Разве эти цифры не рифмуются с прогнозируемым всеми сценариями ростом сепаратистских настроений? Увы, они из того же разряда, что и суждения о «зрелой демократии» на Тайване. В лучшем случае выраженные в процентах «ощущения» иллюстрируют степень разогрева электората, но изюминка в том, что на результатах выборов это никак не сказывается – голоса «ложатся» совершенно иначе. Тяжёлое поражение ДПП на местных выборах осенью 2022 г., вынудившее президента Тайваня Цай Инвэнь уйти с поста лидера партии, подтверждает это в полной мере: ожидали укрепления позиций борцов за независимость и свободу, а получили от избирателя жёсткую «обратку» – радикалам подрезали крылья, несмотря на обострение напряжённости в контактах с материком и беспрецедентную (на грани подстрекательства) поддержку, оказанную им внешними силами, американцами прежде всего (достаточно вспомнить эпопею с визитом в Тайбэй спикера нижней палаты Конгресса США Нэнси Пелоси, который едва не довёл до большой беды).

Заниматься политическим моделированием по чёрно-белой схеме, конечно, удобно, но налицо проблема: такие упражнения не учитывают массу деталей и нюансов, комбинация которых не просто влияет на местные реалии – она их создаёт.

Точка на карте

Точного времени заселения территории острова людьми никто не знает. Археологические находки отсылали исследователей и на 6–8, и на 25–30 тысяч лет назад, и в этой вилке учёным открывалась картина, политически не безупречная. Выходило, что Тайвань, несмотря на географическую близость к материку, генетически вовсе не китайский (ханьский) «филиал», а элемент чужеродный – прародина целой австронезийской языковой семьи (куда и пигмеи, по одной из гипотез, входили), потомки которой рассеяны нынче по океанским просторам от побережья Африки и Мадагаскара до Филиппин, Новой Зеландии и Гавайев. Такого рода подробности тайваньского первобытного прошлого в доминировавшую долгие годы концепцию неделимого Китая категорически не вписываются, но с очевидным приходится мириться, тем более что совсем недавно (в 2015 г.) в тайваньские рыболовные сети попал окаменевший обломок челюсти, в очередной раз изменивший картину прошлого. Выяснилось, что находка принадлежит неизвестному прежде подвиду человеческой расы, вымершему где-то около 55 тысяч лет назад, когда не то что китайцы или австронезийцы, а человек разумный ещё не появился ни в этой местности, ни на материке…

Похожий на табачный лист немаленький (почти 36 тысяч квадратных километров) остров, по прихоти создателя осевший на тропике Рака на приличном (от 130 до 250 км) отдалении от южного китайского побережья, первыми из европейцев (в 1544 г.) разглядели португальцы (в прямом смысле – без высадки, с воды) и нарекли Формоза, что значит прекрасный остров. Название прижилось на несколько веков, хотя родилось явно в романтическом порыве – это место трудно назвать райским при более близком знакомстве: почти на 70% остров покрыт горами (местами высотой под 4 тысячи метров, что сравнимо с Фудзиямой), с непроходимыми (по сей день) зарослями, где даже тигры когда-то обитали, с нездоровым климатом (малярия, кишечные и прочие инфекционные прелести), неспокойной сейсмикой и свирепыми аборигенами (сегодня их на Тайване более 500 тысяч, официально признаны 16 племён, разделяемых на равнинные и горные, еще 12 существуют без формального признания, но с традициями, в которые посторонним вникать не стоит – навыки охоты за головами живут и ныне).

Материковые жители с живописным уголком познакомились задолго до романтичных португальцев, но своим не считали и даже именем наделили не сразу. Устойчивый интерес к Тайваню материковых властей приходит только на рубеже XV–XVI вв. – в китайских записях остров начинает упоминаться с растущей периодичностью, но с плохой коннотацией (вплоть до ассоциаций с «вратами ада») и чаще всего в тревожном контексте.

Причина тревог – стремительное превращение ещё недавно дикого, ничейного и никому не интересного клочка суши в неподконтрольную территорию, где процветает нелегальный коммерческий (аграрный и рыболовецкий), криминальный (пиратский) и запрещённый торговый промыслы, в которые вовлечён постоянно растущий числом и дерзостью «несистемный» интернационал: выходцы из прибрежных китайских провинций (в первую очередь Фуцзянь и Гуандун), японские головорезы, филиппинцы, малайцы и прочие народы. Пираты и торговцы, что в ту пору часто означало одно и то же, закрепились в удобных гаванях на севере (тут на старте стихийной колонизации, согласно ряду исследований, тон задавали японцы) и юге (здесь ключевыми игроками были фуцзяньские торговые кланы, трудноотделимые от разбойничьих братств, знакомых по классическому китайскому роману «Речные заводи»); рыбаки и аграрии (преимущественно из Гуандуна) активно осваивали плодородную береговую линию на юго-западе и в центральной части, постепенно отжимая аборигенов в предгорья, а потом и в горы.

Пришельцы чаще враждовали с местными племенами, чем торговали, и не очень ладили друг с другом, но эмпирически нащупали некий алгоритм сосуществования, который всех (кроме непримиримых горцев) устраивал. «Берегового братства» а-ля Тортуга, описанного Рафаэлем Сабатини в «Хронике капитана Блада», у тайваньских колонистов первой волны, правда, не сложилось (реальная жизнь всё же отличается от приключенческого романа), зато появилось нечто куда более ценное – навык адаптации к чужому и непохожему. А это крайне важно для азиатских широт, в которых вековые традиции, этнические различия и внутриэтнические перегородки составляют не внешний фон, а становой хребет социальных, групповых и межгрупповых отношений.

В итоге возникла поначалу хрупкая, но с годами ставшая устойчивой, а потом и традиционной именно для Тайваня модель общественного бытия, основанная на принципе матрёшки, слоёного пирога или (это кому как понравится) коктейля, составленного по знаменитой формуле Джеймса Бонда – смешать, но не взбалтывать.

В ограниченном островными пределами пространстве каждый региональный, этнический и/или клановый сегмент занимал (в соответствии с формируемой по факту «нормой представительства») узкую нишу, в которой действовал привычный уклад, иерархия и даже свой пантеон почитаемых божеств, что привносило эффективный порядок в замкнутый периметр «ячеек общества» (семей, групп, кланов, а позже ещё и сект и тайных обществ). Упорядоченность во внешнем контуре обеспечивал баланс, который менялся постоянно (сила и степень влияния сегментов весьма подвижны), оставаясь неизменным в основе – отсутствии абсолютной доминанты. Проще говоря, даже крупные общины были не настолько велики и сплочены, чтобы подмять под себя остальных, а в руках средних и мелких всякий раз при возникающих непонятках оказывалась «золотая акция», восстанавливающая нарушенную гармонию. Избавляли от беспредела и цементировали мирное (относительно) сосуществование прагматичные надобности повседневной жизни, в соответствии с которыми поддерживать отношения с соседями было безопаснее и полезнее, чем враждовать.

Попытки внешних сил разрушить эту противоречащую существующим канонам мироустройства фрагментарную общность и привнести в неё элементы жёсткого администрирования, стандартизации и однообразия, имевшие место в истории Тайваня многократно и с участием разных акторов, облик острова и жизнь на нём, конечно же, меняли (как правило, силком и кроваво), но радикальных трансформаций в саму модель тайваньского общежития, вызревшую естественным путём в ходе первой (стихийной) волны колонизации, не внесли. Объяснить эту жизнестойкость привычным научным инструментарием невозможно, хотя в современных исследованиях фигурируют ссылки на теорию «придуманного общества креольского типа», которое вроде как приводит к формированию особого рода «протестной идентичности», возникающей в условиях постоянного внешнего давления. Спору нет, теория сама по себе хороша, вот только тайваньский случай в неё не очень встраивается. Не потому, что креолов на острове сегодня нет (хотя во времена не слишком протяжённой испанской и сорокалетней голландской колонизации даже такая категория на Тайване существовала), а потому, что тайваньский общественный уклад сложился не на протестной основе и не в условиях внешнего давления, а задолго до постороннего вмешательства и на добровольных началах самоорганизации. Пришельцы (в любом изводе) всегда оказывались на Тайване неубедительным меньшинством, которому система островного общежития оказывалась не по зубам: перестроить инфраструктуру, переориентировать экономику, изменить надстройку, реформировать образование – всё это, опираясь на властные возможности, они могли, а вот разрушить неединое тайваньское целое не получалось.

Капризы государственности

При всей внешней простоте темы к разговору об особой тайваньской идентичности подступиться трудно, поскольку это не понятийный массив, а всё та же матрёшка: один сюжет переходит в другой, разваливаясь по ходу на слои и фрагменты. Каждый из них имеет свою «родословную», погружение в которую сродни спуску в шахту – чем глубже, тем темнее.

Вопрос государственной идентичности, к примеру, чрезвычайно актуален и политизирован, он возникает сегодня в дискуссиях чаще других, но дискурс молод и беспомощен, как сама тайваньская государственность, которая по большому счёту неизвестно что собой представляет. Неясности с политическим статусом острова (то ли Китайская Республика (Тайвань), то ли просто Китайская Республика, то ли административное образование по формуле «один Китай – два правительства», то ли широкая автономия по модулю «одно государство – две системы») усугубляются мутной юридической историей с самой принадлежностью Тайваня Китаю.

Дело в том, что Япония, получившая остров по договору с цинским правительством и владевшая им с 1895 по 1945 гг., после капитуляции отказалась от прав на Тайвань, но без указаний, в чью пользу. На этом, как утверждает молва, настоял неутомимый Черчилль, искавший рычаги влияния одновременно и на Чан Кайши, и на Мао, но генезис не столь важен. Важно, что щекотливый сюжет, закреплённый в нескольких правовых документах, обрёл юридический вес, а в дипломатических и политических играх получил статус правового аргумента. В редакции Госдепа США (от 1971 г.) это было сформулировано иезуитски: «Так как Тайвань и Пескадоры не определены никакими существующими международными договорённостями, суверенитет над этой областью является нерешённым вопросом, который должен быть урегулирован будущим международным решением». Год спустя (на встрече президента США Ричарда Никсона и премьера госсовета КНР Чжоу Эньлая, положившей начало нормализации американо-китайских отношений) тема возникла вновь, но уже в адаптированном к текущему моменту виде: США признают Тайвань частью Китая, но не КНР. Двусмысленность сохранилась и после установления дипломатических отношений между Пекином и Вашингтоном: официальное коммюнике от 1 января 1979 г. вроде как фиксировало американское признание правительства КНР единственным законным правительством Китая, что, по логике, должно подразумевать и признание Тайваня частью КНР, но логический вывод – это не официальный документ, а в нём-то как раз об этом прямо ничего не сказано. В этой недосказанности, как выясняется теперь, – легитимно обоснованный повод для вмешательства в ситуацию: если с правовой точки зрения принадлежность Тайваня спорная, то существующее на острове политическое образование – бесспорно, и любыми путями его надо пестовать, укреплять и оберегать.

В эту кашу свои «специи» подбрасывает и Пекин, что привносит во внутреннюю полемику о тайваньской государственной идентичности одновременно и остроту, и смятение. В феврале уже 2023 г. глава канцелярии комиссии по иностранным делам ЦК КПК и член Политбюро Ван И, выступая на Мюнхенской конференции по безопасности, отметил, что остров является частью Китая с древних времён, и подчеркнул: «Тайвань никогда не был государством и никогда не станет суверенным государством в будущем. Это положение дел на сегодняшний день, это статус-кво. Не Китай хочет его изменить, а сепаратистские силы Тайваня. Тайвань должен соблюдать основные принципы китайского порядка – это условие для сохранения мира». Ответ из Тайбэя последовал незамедлительно: Совет по делам материкового Китая (уполномоченный административный орган при исполнительном юане – правительстве) выступил с протестом, в котором подчёркнуто, что Китайская Республика (Тайвань) – это суверенная нация, которая никогда не была и не будет частью Китайской Народной Республики.

Тезис о суверенности, вброшенный официальной инстанцией, вызвал ожидаемый всплеск «сепаратистской активности» в тайваньских соцсетях и вновь привлёк внимание к истокам проблемы.

Тем более что в глубоком прошлом занятных аргументов оказалось значительно больше, чем в тревожном настоящем: остров не появлялся ни на одной карте имперских владений до 1683 г., а в официальных хрониках до 1684 г. (до аннексии, после которой Тайвань был включён в провинцию Фуцзянь административно) как китайская территория никогда не упоминался. Понятное дело, фанатов независимости это сильно «заводит»: о какой «неотъемлемой части Китая» после всего изложенного может идти речь? Нет сомнений, весь этот набор аргументов и на внешнем периметре, и во внутреннем контуре прозвучит ещё не раз, но принципиально важна не риторика, а реакция на неё прагматичного тайваньского социума: куда качнётся баланс настроений (а потом и действий), определять будет именно этот фактор.

Культурный ералаш

Проблема культурной идентичности на Тайване в сравнении с идентичностью государственной тоже полна сюрпризов, хотя и менее свежа по историческим меркам. Первыми на ниве культурных инициатив отметились ещё в XVII в. голландцы, попытавшиеся не столько изучить местную специфику, сколько привести к общему знаменателю туземный интернационал для улучшения коммуникаций и повышения качества управления. Затем (в конце XIX – начале XX в.) культурным аспектом последовательно занимались сначала японцы (особенно велика была роль крупного мыслителя и реформатора Симпэя Гото, который считал, что Тайванем должны править «биологические принципы», то есть надо сначала понять привычки тайваньского населения, а также причины их существования, прежде чем разрабатывать соответствующую политику), потом пришедшие им на смену с материка китайские националисты (Гоминьдан), а теперь и националисты уже доморощенные, тайваньские.

При всей разности установок, правда, мотивация и вектор действий у организаторов «культурных мероприятий» были схожими – последовательные попытки создать в культурном сегменте некий доминирующий мейнстрим и привнести элементы единообразия в пёстрый и фрагментарный внутренний мир тайваньского общества. Цивилизаторские инициативы, однако, эффект неизменно имели половинчатый – достичь вожделенной бескомпромиссной унификации так и не удавалось. Причины неудач дежурно искали в изъянах исполнения задуманного (недостатке рвения, нехватке то кнута, то пряника), хотя стоило бы, как кажется, признать главной уязвимостью саму постановку задачи. Этого, однако, не происходило и не происходит – упражнения по созданию монохромной идентичности на «культурном фронте» продолжаются и в наши дни.

Сегодня в перетягивании каната состязаются с упорством и редкой изобретательностью сторонники китаизации (это главным образом Гоминьдан) и тайванизации (ДПП и ей сочувствующие). Усилия поискать нечто косметически среднее тоже предпринимались: концепция «общей судьбы» и попытка сформировать на базе традиционных китайских ценностей «нового тайваньца» – самые известные из такого рода инициатив, предложенные в начале 1990-х гг. Ли Дэнхуэем, первым уроженцем острова, достигшим властных вершин в Гоминьдане. Выдвинутые на старте тайваньской перестройки (от авторитарной модели к либеральной), эти инициативы должны были смикшировать разворот в политике (формальным началом стала отмена чрезвычайного положения), уберечь управленческую машину от «заносов» и сохранить политический контроль над ситуацией. На деле вышло иначе: попытка мягкого отхода от жёсткого «китаецентризма», практиковавшегося Гоминьданом в течение десятилетий, помогла автору идеи дважды стать президентом, но дала мощнейший импульс росту «тайванецентризма», монополия на власть была утрачена, внутренние противоречия и острые углы не сглаживались – ни в политическом, ни в культурном сегменте однообразную массу склеить не получалось.

Иного поворота, впрочем, трудно было ожидать. Тема «вхожденчества» Гоминьдана на остров была жёстко табуирована в период ЧП, но как только ослабла удавка цензурных ограничений, вырвалась в публичную сферу мгновенно: припомнили и то, что волнующего «воссоединения с Родиной» для тайваньцев с приходом новых администраторов с материка осенью 1945 г. не случилось (остров был для них территорией чужой и враждебной), и то, что пришельцы первым делом занялись дележом оставшейся от депортированных в начале 1946 г. японцев собственности, а к местному населению относились подчёркнуто высокомерно, как к лишенцам (что полностью соответствовало установленным политическим порядкам) и людям второго сорта в культурном аспекте – с предубеждением и презрением.

Демократические преобразования, продвигаемые сверху, эту въевшуюся во все поры тайваньской жизни «пересортицу» не устранили, а внутреннюю гармонию восстановить не могли – её изначально не было.

Как результат, вместо конструктивного поиска объединяющей культурной идентичности Тайвань в начале 2000-х гг. вступил в полосу конфликтного прошлого: новую интерпретацию получили протестные выступления в 1947-м (вместо мятежа – восстание, вместо умиротворения – карательная операция), предметом обсуждений стали былые несправедливости и обиды, а в поле зрения стали попадать и вовсе немыслимые прежде в открытом доступе сюжеты, как, например, решение Чан Кайши направить на Тайвань своих сыновей перед массовой высадкой с материка для зачистки плацдарма (старший – Цзян Цзинго – углублённо занялся нейтрализацией неблагонадёжных, возглавив тайную полицию и репрессировав всю тайваньскую интеллигенцию; младший – Чан Вэйго – выпускник Мюнхенской военной академии и офицер вермахта, принимавший участие в аншлюсе Австрии, прибыл на остров вместе с танковой дивизией, которая обеспечила контроль периметра). К культурной сфере всё это прямого отношения не имело, зато соответствовало общественным чаяниям – так восстанавливалась «связь времён».

Погружение в некогда запретные исторические пласты затягивало, однако приходило и понимание: если продолжать спуск в историческую «шахту» без оглядки на последствия, то неудобств и неприятностей возникнет больше, чем преимуществ. Скажем, причастность к репрессиям того же Цзян Цзинго ещё можно было уравновесить в дискуссии неоценимым вкладом, который он внёс в либерализацию тайваньской жизни (ЧП отменил именно он в 1987 г.) и в экономическое развитие острова. Но «безлимитное» знакомство с его биографией для широкой общественности было уже травматичным: оно неизбежно влекло признание в том, что внедрённая на острове экономическая модель имеет советские корни (Тайвань не случайно называют иногда страной победившего нэпа), а инициатором реформ был не просто Цзян Цзинго, а гражданин СССР китайского происхождения Николай Владимирович Елизаров, член ВКП(б), выпускник университета при Коминтерне, слушатель Академии РККА, участник коллективизации в Подмосковье, главный редактор заводской многотиражки Уралмаша, ответственный сотрудник Свердловского горсовета, за плечами которого было и публичное отречение от отца на страницах советской печати, и арест органами НКВД в 1937 г. (по обвинению в связи с троцкистами). И всё это неумолимо выводило уже на другую цепочку взрывоопасных для местной стабильности подробностей – полную недомолвок историю отношений Гоминьдана с Москвой (в целом) и Чан Кайши со Сталиным (в частности).

К подобным перспективам ни Гоминьдан, ни оппозиция готовы не были. И потому итогом поиска культурной идентичности стала мутация – первичным оказался не сам поиск, а процесс: на первый план вышли креативные инициативы, нестандартные пиаровские ходы и прочие малосущностные элементы (вроде изменений в календаре памятных дат, перемен в дизайне паспортов и поиске особого «тайваньского цвета» для брендирования острова), которые поддерживали градус внутренней дискуссии, но избавляли неокрепшую тайваньскую демократию от «перегрузки знаниями».

Этнические заморочки

«На Тайване фактически отсутствует единая позиция относительно того, что собой представляет государственное образование, руководство которого находится в Тайбэе, каковы его название и границы, кто его жители, к какому этносу принадлежат и на каком языке разговаривают (диалекте китайского или каком-то особом тайваньском). Представители различных политических сил, приходя к власти, интерпретируют эти вопросы по-разному, а их практическая политика сводится к тому, что при власти Гоминьдана упор делается на единство китайской нации, изучение истории, культуры и достижений всего Китая, в то время как при ДПП система образования ориентируется на изучение истории и культуры преимущественно Тайваня, связи с материком сокращаются, и вся государственная идеология строится на восприятии КНР как другой страны, а материковых китайцев – как другой нации. Жители же Тайваня могут выбрать для себя любую интерпретацию, и чаще всего она определяется политическими взглядами».

Эта пространная цитата из исследования Андрея Дикарёва «“Тайваньская нация”: от мифа к реальности», опубликованного пару лет назад, отражает сложившуюся на острове ситуацию достаточно точно, вот только последнее предложение в приведённом пассаже представляется не то чтобы неверным, а… недописанным. Вместо точки в конце последней фразы напрашивается продолжение: «Жители же Тайваня могут выбрать для себя любую интерпретацию, и чаще всего она определяется политическими взглядами» семьи, клана, общины и/или этнической группы, которые влияют на этот выбор. Если бы на самом деле на Тайване торжествовала свобода индивидуальных предпочтений, то главной движущей силой общественных процессов были бы настроения и эмоции атомизированных индивидов, в то время как на деле ключевой регулятор – «ячейки» социума, которые ориентируются не на политические полюса, а подчинены гравитации иного рода. В дискуссии о тайваньской идентичности это выводит на самый интересный и одновременно самый сложный сюжет – этнический.

В презентациях внешнему миру островные власти этот щепетильный нюанс стараются всячески обходить. Например, в последней версии брошюры «Знакомьтесь: Тайвань» (опубликованной местным МИД в 2021 г.) этнический состав населения острова представлен так: 95,4% китайцы (хань), 2,4% аборигенные народности и 2,2% новые иммигранты (их «значительный приток» в последние годы тайваньское ведомство объясняет как «результат смешанных браков» и настаивает, что «в настоящее время число новых иммигрантов составляет более 530 тысяч»). Однако в такую картинку решительно не верят прежде всего сами тайваньцы. В многочисленных научных работах, посвящённых проблеме, местные исследователи берут за основу положение о существовании на острове четырёх основных этнических групп: потомков выходцев из Фуцзяни (хокло) и переселенцев из Гуандуна (хакка), «людей из внешних провинций» (тех, кто прибыл с материка после 1945 г.) и аборигенных племён. В структуре населения они составляют (по усреднённой выкладке учёных), соответственно, 68%, 16%, 14% и 2% (результаты «смешанных браков» в расчёт не берутся совсем), и у каждой – свои традиции, историческая память, культурный код и язык.

В политизированной дискуссии о тайваньской идентичности эти подробности, подрывающие тезис об общих «китайских корнях», представители Гоминьдана стремились всячески обойти, а оппоненты из Партии прогресса и демократии – подчеркнуть. Но при столкновении позиций неизменно возникал клинч, который заставлял оппонентов искать компромисс. Похоже, в итоге он был найден, хотя и не слишком изящный: серьёзный анализ межэтнического напряжения, исторически существующего на острове в нескольких плоскостях, фактически подменён в официальной повестке дискурсом о перспективах формирования в будущем некоей «общей этничности нового типа», которая возникнет при разрешении «конфликта идентичностей» на уровне индивидов.

Такой концепт, однако, не объясняет кульбиты в настроениях электората, который голосует не в логике «конфликта идентичностей», а в рамках совершенно иной парадигмы. В ней нет биполярности, а трещины и разломы идут по всему внутреннему периметру: и выходцы из Фуцзяни не едины, и переселенцы из Гуандуна не монолитны, и перебравшиеся на Тайвань после 1945 г. «люди из внешних провинций», хоть и спаяны общей «перемещённой» судьбой, но вовсе не однородны (в этой среде существовали и существуют свои братства и землячества со своим внутренним кодексом, ритуалами и жёсткой дисциплиной).

Погружение в тонкости открывает пласты, вникать в которые тревожно – придётся вступать на зыбкую почву родоплеменных и клановых отношений с тяжёлым обременением в виде неписаных норм и правил сосуществования явных, полутайных и тайных структур, веками поддерживающих установленный в дремучие года порядок островного бытия. Но только с такой оптикой, как представляется, взгляд на тайваньскую идентичность получают глубину и объём. И становится очевидным, что процентное представительство отдельных групп в составе населения, как бы убедительно оно ни выглядело, на самом деле ни о чём не говорит – большинство, отражённое в цифрах, эфемерно, а суждения о том, что происходит в этническом котле, всегда обманчивы: внутри постоянно что-то бурлит, вариативность создания временных союзов (равно как и возникновение поводов для вражды) учёту не поддаётся.

И речь ведь не только о политике, но и об экономике.

Фундаментом и главным ресурсом тайваньского экономического драйва выступают не крупные финансово-промышленные конгломераты, а мелкие и средние компании, на долю которых приходится более 90% островного ВВП.

По сути, всё это изначально семейный, клановый или групповой общинный бизнес, развившийся в полном соответствии с тайваньской исторической практикой, а вовсе не по прихоти властей, сделавших ставку на мелкое дробление экономических единиц. Распределение компетенций и размер ниши, которую каждая «ячейка» занимает, конъюнктурны, а вот положение обособленного анклава в этнической «карте местности» – постоянно.

Мелочь, казалось бы, но характерная: при обмене визитными карточками в Японии деловые люди обращают внимание прежде всего на принадлежность к фирме, а на Тайване предмет первоочередного интереса – фамильная предыстория. Объясняется просто: на острове не положение в бизнесе гарантирует надёжность партнёра, а происхождение и связь с традиционными институтами и глубинным социумом. Вопрос «ты чьих будешь?» в тайваньской версии всегда актуальнее вопроса «ты на кого работаешь?». И в контактах с той же Японией, к слову, эта особенность сыграла ключевую роль в выстраивании особых экономических отношений, которые развивались без участия официальных структур: именно по каналам старинных связей, налаженных не только в колониальную, но и в доколониальную эпоху, японские инвестиции и технологии сначала пришли на Тайвань, а затем через него (по линии кланов, братств и землячеств) – на материк.

Эта сторона тайваньской жизни никогда не регулировалась административными методами и оставалась вне политики, но на политику всегда влияла. Не только на острове – за его пределами тоже. Неформальные связи с разветвлённой «тайваньской сетью» помогли Сунь Ятсену пережить эпоху гонений (он боролся с цинским режимом и потому был поддержан тайваньскими структурами и в Макао, и в Токио, и даже в Лондоне, где островные братства сумели вытащить его из лап цинской охранки после похищения). В 1927 г. прописанные на Тайване ещё с XVII в. триады помогли и Чан Кайши, благословив свои шанхайские филиалы на активное участие в резне коммунистов, учинённой Гоминьданом (после высадки на остров, к слову, генералиссимус этой услуги не забыл – «белый террор» не затронул тайных обществ, с которыми Гоминьдан отношений не прерывал).

Каждая частица этнически пёстрого тайваньского глубинного мира множеством капилляров связана и с материком, и с диаспорами за рубежом. Юго-Восточная Азия, Океания, Северная Америка, Австралия и Новая Зеландия – в любом уголке неформальные тайваньские каналы исправно работают на благо общин, кланов и групп, объединённых традициями, родовыми связями и интересами, главный из которых – сохранение баланса, который был и остаётся основой общественного уклада. И есть ощущение, что именно этот фактор, а вовсе не контакты между Гоминьданом и Коммунистической партией Китая, внесёт решающий вклад в поиск «формулы будущего» для Тайваня.

Можно возразить: степень вовлечённости неофициальных структур в политико-экономические и социальные процессы на Тайване трудноуловима и наукой не описана – разве допустимо полагаться на неё в оценках? Намеренно не замечать явления – вот это недопустимо. Ведь многие необъяснимые формальной логикой события станут восприниматься иначе, если принять «тайваньскую матрёшку» за основу островной идентичности. Геополитика её упорно не признаёт и пишет для Тайваня свои сценарии, но итоговый баланс будут сводить всё же не посторонние игроки, а сами обитатели острова. Их сегодня 23 миллиона, и все они – часть неединого тайваньского целого. В чужом уравнении в расчёт не берутся, что печально: любой школьник знает, что с таким числом неизвестных задачка не решаема…

Тайвань > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389657 Сергей Агафонов

Станет ли Япония «нормальной» страной?

Соблазны и риски статуса военной державы

ДМИТРИЙ СТРЕЛЬЦОВ

Доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой востоковедения МГИМО МИД России, ведущий научный сотрудник Института Китая и современной Азии РАН.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Стрельцов Д.В. Станет ли Япония «нормальной» страной? // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 174–191.

В декабре 2022 г. в Японии приняты базовые документы, определяющие курс страны в области военной безопасности: Стратегия национальной безопасности, Национальная стратегия в области обороны и Среднесрочный план оборонного строительства. Ряд положений не имеют прецедента для всей послевоенной истории Японии.

Например, впервые в официальном документе открыто говорится об обретении ударного потенциала, позволяющего наносить ракетные удары по вражеским базам в случае подготовки противником нападения на Японию, поставлена задача довести к 2026 г. оборонный бюджет до 2% ВВП – норматива для стран НАТО. Появление новой стратегии стало вехой на долгом пути постепенного, продолжающегося на протяжении всех послевоенных десятилетий отхода от пацифистского статуса, который Япония обрела после поражения во Второй мировой войне и принятия мирной Конституции.

В основополагающей статье 1993 г. Кеннет Уолтц утверждал, что Япония в будущем создаст ядерный потенциал, попытается достичь стратегической независимости и даже начнёт проводить политику балансирования в ущерб США[1]. Он отмечал, что многое будет зависеть от того, «захочет ли японский народ, чтобы их страна стала великой державой»[2], тем более что давление Соединённых Штатов на Японию с целью побудить её нести большее бремя расходов на собственную безопасность «заставляет японских лидеров задумываться о том, в какой степени они могут рассчитывать на США в деле защиты своей страны»[3]. Чтобы понять с позиций сегодняшнего дня, прав ли оказался Уолтц, стоит посмотреть, стала ли Япония «нормальной», т.е. не отягощённой пацифистским багажом страной с полноценными вооружёнными силами, и есть ли основания считать её великой державой, способной проецировать оборонную мощь на сферу международной политики.

Путь к «нормализации»

Известны многочисленные атрибуты и признаки т.н. «пацифистского статуса» Японии. Прежде всего это 9-я статья её Основного закона, которая декларирует отказ от войны как средства решения международных споров и запрещает Японии иметь вооружённые силы. Основываясь на этих постулатах, весь послевоенный период Япония будет придерживаться сэнсю боэй – «сугубо оборонительной» доктрины в сфере военной безопасности. В период холодной войны функции японских Сил самообороны были ограничены защитой национальной территории Японии – их нельзя было отправлять за рубеж, они не могли иметь «наступательные» виды оружия. Оборонный бюджет с конца 1950-х гг. не мог превышать 1% ВВП страны. В 1955 г. Япония приняла законы об исключительно мирном использовании атомной энергии, а в 1967 г. декларировала т.н. «Три неядерных принципа» (не иметь, не производить и не ввозить ядерное оружие). Во внешней политике Япония руководствовалась т.н. «доктриной Ёсиды», в соответствии с которой страна имела не полноценную армию, а только парамилитарные Силы самообороны, полагалась на гарантии США в политике безопасности в обмен на предоставление последним территории для военных баз и проводила внешнюю политику, опираясь на экономические, а не военные рычаги.

Важным условием реализации идей пацифизма служило общественное мнение. Несколько послевоенных поколений японских избирателей, от поддержки которых правящая Либерально-демократическая партия находилась в большой зависимости, сохраняли память о минувшей войне и катастрофических последствиях, которые она имела для Японии, и не одобряли изменение пацифистской Конституции, на котором настаивала ориентированная на Вашингтон консервативная часть правящих кругов страны.

Пацифистская идеология находила поддержку и у значительной части политического истеблишмента Японии, включая руководство правящей партии. У её сторонников имелись сильные аргументы в пользу сохранения статус-кво. 9-я статья давала возможность избегать «налога кровью» в отношениях с Соединёнными Штатами – не направлять военнослужащих Сил самообороны для выполнения союзнического долга за рубежом и таким образом не подвергать риску их жизни.

Пацифизм служил отличным инструментом для укрепления позиций Токио на мировой арене, и прежде всего среди развивающихся стран.

Американцы смотрели на Японию прагматично – пацифизм дальневосточного союзника не только не мешал, но во многих смыслах и помогал им защищать свои интересы в Восточной Азии. Прежде всего он не препятствовал размещению в Японии военных объектов, которые обеспечивали тыл во время военных конфликтов (в Корее и Вьетнаме) и были важным элементом сдерживания СССР и КНР. К тому же Япония фактически взяла на себя содержание и материальное обеспечение этих объектов.

Кроме того, Япония рассматривалась Вашингтоном как крупнейшая экономическая держава, помогающая сдерживать распространение коммунизма, предоставляя клиентским странам Азии помощь в развитии, втягивая их тем самым в подконтрольную США орбиту мировой экономики, а также показывая им своим примером преимущества ориентации на Запад. Соединённые Штаты не нуждались в Японии как полноценном военном союзнике, поскольку выгод от пацифистского статуса было гораздо больше, чем если бы у Японии было ядерное оружие и мощная армия. Не случайно Вашингтон горячо убеждал Токио отказаться от ядерного оружия, к которому последний активно стремился после проведённых Пекином в 1964 г. ядерных испытаний. Япония с возрождённым военным потенциалом неизбежно превратилась бы в глазах азиатских и тихоокеанских союзников США в милитаристский жупел, и американцам пришлось бы мирить и разнимать Японию с её бывшими колониями в Азии – странами АСЕАН и, возможно, Тайванем. Был у Америки и печальный опыт посредничества в примирении Японии с Республикой Корея, ещё одной её бывшей колонией: несмотря на с трудом проведённую в 1965 г. нормализацию, достичь доверия и реального сотрудничества в военно-политической сфере между двумя крупнейшими американскими союзниками в Азии так и не удалось.

Однако Япония ещё с 1950-х гг. неуклонно двигалась к «нормальному» статусу. Пиковые точки этого курса пришлись на периоды правления кабинетов Ясухиро Накасонэ (1982–1986), Дзюнъитиро Коидзуми (2001–2006) и Синдзо Абэ (2012–2020). При этом на политику Токио воздействовало, скорее, не давление Вашингтона, а прагматизм японского руководства.

Во-первых, с конца 1960-х гг., когда была провозглашена «гуамская доктрина» Ричарда Никсона, началось сокращение военного присутствия Соединённых Штатов в Азии, сопровождаемое требованиями к союзникам взять на себя ответственность за собственную оборону, что в глазах последних означало ослабление американских гарантий безопасности. Во-вторых, ставшая к концу холодной войны экономическим гигантом Япония начала понимать, что без полноценной армии у неё не может быть ни соответствующего её экономическому весу политического авторитета великой державы, ни возможности войти в Совет Безопасности ООН на правах постоянного члена. Пришло осознание того, что Япония «несёт непропорционально низкую долю бремени за региональную и глобальную безопасность с учётом размеров страны, её богатства и реального военного потенциала»[4]. В-третьих, с середины 1990-х гг. перед Токио встали принципиально новые задачи, связанные с военным подъёмом КНР и проводимой Пекином напористой внешней политикой, а также с ракетно-ядерной программой КНДР.

После 2012 г., с приходом администрации Абэ, «нормализация» политики безопасности резко ускорилась. Среди наиболее значимых её результатов – принятое в 2015 г. пакетное законодательство о мире и безопасности. Новая интерпретация понятия коллективной обороны позволила японским Силам самообороны вести совместно с союзниками боевые действия за пределами Японии, хотя такие случаи оказались жёстко ограничены ситуацией, когда интересы страны затрагиваются непосредственно. При Абэ был учреждён Совет национальной безопасности и пост советника по национальной безопасности по образу и подобию существующего в США и других странах, что позволило более эффективно координировать политику безопасности. Были существенно смягчены ограничения на экспорт оборонного оборудования и технологий, в результате чего Япония подписала соглашения о передаче оборонной продукции и технологий с 12 странами, в том числе с Соединёнными Штатами, Великобританией, Австралией, Индией, Таиландом, Вьетнамом и Индонезией[5]. В Джибути в 2011 г. была создана первая за весь послевоенный период база Сил самообороны за пределами Японии.

Курс Абэ получил броское название «проактивного пацифизма». По сути, речь шла об опоре на военную силу для достижения «благородных» внешнеполитических целей глобального и регионального масштаба, касающихся установления мира и предотвращения вооружённых конфликтов.

Характерно утверждение японского премьера о том, что Япония «никогда не станет страной второго уровня», причём в это понятие вкладывался в первую очередь политический и военный, а не экономический смысл. Фактически «доктрина Абэ», т.н. курс на создание «нормального государства», не отягощённого пацифистскими нормами и ограничениями, означала окончательный отказ от «доктрины Ёсиды»[6].

Объективные ограничения

Нельзя сказать, что Япония полностью отошла от послевоенного пацифистского наследия, а уж тем более встала на путь откровенной милитаризации. Хотя в мировых рейтингах самых сильных армий мира японские Силы самообороны занимают высокие позиции[7], положение Японии на военно-стратегической карте мира объективно отличается не только от крупнейших военных держав – США, Китая и России, но и стран с сопоставимым экономическим и технологическим потенциалом – Франции, Великобритании и даже Германии, которую сближает с Японией особое отношение к собственному милитаристскому прошлому.

Изменения в оборонной политике Японии, конечно, не привели её к превращению в «великую державу», т.е. полноценную военную силу глобального уровня.

Как отмечал в 2017 г. Майкл Ослин, несмотря на масштабную модернизацию Сил самообороны, Япония остаётся по большому счёту оборонительной державой (defensive force), в длительной перспективе неспособной в существенном отношении к проецированию своей мощи[8].

Прежде всего по-прежнему действуют все ограничения, связанные с 9-й статьёй Конституции. Никаких признаков, что эта статья в обозримом будущем будет отменена или даже изменена, не проглядывается – и в первую очередь в силу внутриполитических причин: отрицательного отношения к этому значительной части японского общества, а также наличия в стране мощной политической оппозиции этому шагу, в том числе в рядах правящего блока (внутри самой Либерально-демократической партии, где имеются «проконституционные» фракции, а также партии Комэйто – единственного партнёра ЛДП по правящей коалиции).

Статус «пацифистской сверхдержавы» регулярно подтверждается в риторике руководителей, которые выражают неизменную приверженность Японии «пути мирной нации», а также в официальных документах, определяющих курс страны. Например, в Стратегии национальной безопасности 2022 г. говорится, что Япония остаётся миролюбивой нацией и придерживается сугубо оборонительной доктрины, что она не станет крупной военной державой, представляющей угрозу для других стран, и в дальнейшем сохранит верность «Трём неядерным принципам»[9]. И хотя японское правительство активно использует для обоснования своей политики безопасности расширенную интерпретацию положений 9-й статьи Конституции, а также право на коллективную самооборону, зафиксированное в Уставе ООН, в содержательном плане эта политика принципиально не изменилась по сравнению с периодом холодной войны.

Например, отправка военнослужащих для выполнения союзнического долга хотя и допускается в соответствии с расширенной интерпретацией права на коллективную самооборону, принятой правительством в 2014 г., но лишь в ситуации, соответствующей всем трём условиям: когда нападение на Японию или на государство, находящееся в тесных отношениях с Токио, угрожает выживанию Японии как государства, когда нет других мер для устранения угрозы и когда использование силы ограничивается минимальной необходимостью. Иными словами, применение военной силы ограничено «минимальным уровнем». Это означает, что Япония по-прежнему не может вступать в вооружённые конфликты лишь по причине наличия союзнических отношений с США. Именно поэтому в ситуации, подобной той, что сложилась при инциденте в Тонкинском заливе в 1964 г., ставшем поводом для вьетнамской войны, или при получении американскими спецслужбами данных о разработке страной-противником ОМУ (как в случае с Ираком, когда в 2003 г. американская армия вторглась в эту страну), Япония необязательно будет направлять в «горячие точки» свои вооружённые силы, а если и будет, то только после обоснованного вывода о том, что в данном случае затронуты её интересы. В этом заключается принципиальное отличие Японии от прочих союзников Вашингтона, включая Южную Корею, Филиппины, Таиланд, Австралию и Новую Зеландию, направлявших свои контингенты для участия в операциях союзных сил в период Корейской и Вьетнамской войны и в Ираке в 1990 и 2003 годах.

У Японии по-прежнему отсутствуют и наступательные виды вооружений.

Запрет на наступательное оружие в первую очередь касается средств нанесения мощных разрушительных ударов (таких как межконтинентальные баллистические ракеты, стратегические бомбардировщики большой дальности или ударные штурмовики). Как и ранее, военная доктрина Японии позволяет применять силу только в целях самообороны.

Не отменяет оборонительного характера японской военной доктрины и предусмотренное Среднесрочным планом оборонного строительства 2022 г. обретение ударных средств[10], а именно ракетного потенциала. Оно лишь расширяет механизмы, которые Япония может использовать. В Стратегии национальной безопасности 2022 г. говорится о необходимости иметь «возможности контрудара, которые в случае ракетных атак противника позволяют Японии наносить эффективные контрудары по противнику для предотвращения дальнейших атак при одновременной защите от ракет противника с помощью системы ПРО»[11]. В документе чётко оговаривается, что «нанесение первого удара на этапе, когда никакого вооружённого нападения не произошло, остаётся недопустимым»[12].

Принятие новой доктрины национальной безопасности дало импульс дискуссии о соответствии Конституции конкретных видов вооружений, ведь различие между «наступательными» и «оборонительными» видами оружия достаточно условно, и это касается не только ракет. Трудно понять, в частности, почему авианосцы относятся к наступательному оружию (и потому Япония их не имеет), а имеющиеся на её вооружении авианесущие эсминцы (вертолётоносцы «Идзумо» и «Кага», способные принимать и истребители F-35) – к оборонительным. К тому же «сугубо оборонительный характер» использования ударных средств оказывается неоднозначным в зависимости от конкретной ситуации. Большую трудность вызывает определение момента, когда началась ракетная атака противника, прежде чем ракета окажется в воздухе. На этом фоне особую актуальность приобретает для Японии регламентация условий применения ударных средств для обеспечения их «оборонительного характера».

Ещё одним критерием принадлежности страны к великим державам является уровень военных расходов. Между тем расходы Японии на военные нужды, составляющие менее 50 млрд долларов в год, не идут ни в какое сравнение с расходами её основного соперника Китая, составившими в 2022 г. около 229 млрд долларов. По данным Стокгольмского международного института исследования проблем мира (SIPRI), опубликованным в апреле 2021 г., Китай тратит на вооружённые силы больше, чем Япония, Южная Корея, Филиппины и Индия вместе взятые[13]. Соотношение военных расходов Японии и Китая в 2000 г. составляло почти 1:1, а в 2020 г. – 1:4,1[14]. И даже декларированное новой Стратегией безопасности увеличение оборонного бюджета Японии до 2% ВВП ситуацию в корне не изменит: Пекин будет тратить на армию несопоставимо больше, чем его сосед на востоке.

Япония остаётся неядерной державой, а провозглашённые правительством «Три неядерных принципа» по-прежнему являются столпами её политики безопасности. Эта принципиальная позиция подтверждена в Шангри-Ла в июне 2022 г. премьер-министром Фумио Кисида, подчеркнувшим, что Япония никогда не обретёт ядерное оружие и сохранит приверженность «неядерным принципам»[15].

Таким образом, Япония ни по уровню военных расходов, ни по характеру вооружений, ни по положениям своей военной доктрины не является полноценной военной державой, подобной США, Китаю, России, Великобритании или Франции. Однако качественные изменения в политике безопасности, зафиксированные в новой Стратегии национальной безопасности, дают основание утверждать, что военный потенциал и оборонная политика стали значимым фактором формирования военно-стратегической ситуации не только регионального, но и глобального уровня.

И ВСЁ ЖЕ

Во-первых, налицо изменение роли Японии и функций Сил самообороны в рамках Договора безопасности. Япония существенно продвинулась в направлении большего равноправия и большей самостоятельности. Администрация Байдена не скрывает заинтересованности в сотрудничестве с Токио для расширения возможностей альянса. Свою роль играет и получение Японией качественно новых видов оружия, а также обретение ей новых «стратегических» функций в рамках союза, связанных с повышением уровня технической оснащённости Сил самообороны.

Во-вторых, японская стратегия безопасности теперь всё больше ориентируется не на двустороннюю, а на многостороннюю парадигму. Токио инвестирует в создание стабильного «основанного на правилах» порядка, который, условно говоря, противопоставляется порядку, основанному на китайской гегемонии в регионе. Такое устройство базируется на сотрудничестве «близких по духу» стран, т.е. качественно меняется политико-идеологический контекст стратегии: она становится не двусторонней в рамках привычной парадигмы «старшего и младшего брата», присущей пресловутой системе «оси и спиц», а гибридной: в ней сочетаются элементы двустороннего и многостороннего форматов взаимодействия. Упор при этом делается на многосторонние модели.

Это, например, касается «Четвёрки» (Quad), представляющей собой многостороннюю модель сотрудничества с целью военно-политического сдерживания Китая в Индо-Тихоокеанском регионе. Хотя Япония инициировала данный форум в 2007 г., главную скрипку в нём играют США, Индия и Австралия, т.е. военные державы. Япония же всегда считалась «слабым звеном» из-за своего пацифизма. Теперь же, поскольку Токио в гораздо меньшей, чем ранее, степени ограничивается доктриной «сугубо оборонительной» политики, развитие «Четвёрки» как инструмента сдерживания Китая получает мощный импульс. По мнению российского эксперта Валерия Кистанова, продвигаемая Японией концепция «Свободного и открытого Индо-Тихоокеанского региона» становится стержнем внешнеполитической деятельности Японии, а также её политики в сфере безопасности на обозримую перспективу[16]. Формат «Четвёрки» открывает для Японии перспективы взаимодействия с единомышленниками, заинтересованными в сохранении баланса сил в ИТР[17]. Успешно развиваются также трёхсторонние схемы сотрудничества: Япония—США—Южная Корея и Япония—США—Австралия. Идут разговоры о вступлении Японии в блок AUCUS.

К этому следует добавить появление глобального измерения стратегической политики Японии. В июне 2022 г. она впервые приняла участие в мадридском саммите НАТО, установив с Североатлантическим альянсом полноценное институциональное партнёрство. Япония также несколько раз заявляла, что будет работать со «странами-единомышленницами» для решения проблем безопасности, «сдерживая… попытки в одностороннем порядке изменить статус-кво в Японии и близлежащих регионах»[18].

Приоритет многостороннего сотрудничества с «родственными демократиями» во многом объясняет подчёркнутую жёсткость Токио по отношению к России в связи с украинским кризисом.

Япония исходит из того, что ситуация на Украине имеет непосредственное отношение к её безопасности, так как дружественные страны не поддержат Японию, если она не сделает всё возможное, чтобы защитить себя[19]. Во время поездки в Европу в мае 2022 г. премьер Кисида говорил о том, что российское «вторжение на Украину» является не просто европейской проблемой, потому что «завтра Украина может стать Восточной Азией»[20].

Можно сказать, что для Японии нынешний кризис в Европе – не столько про Украину, сколько про Китай и ИТР. Демонстрируя жёсткость в отношении России, Токио блокируется со странами G7 и рассчитывает на ответную солидарность с их стороны, давая понять Китаю, что его попытки расширить силовым путём влияние в регионе не останутся безнаказанными. Как отмечал американский эксперт Джеймс Браун, «в Токио опасаются, что дурной пример окажется заразителен, и посылают сигнал властям Китая: если те попытаются силой изменить статус-кво в регионе, то их действия не останутся без жёсткого ответа»[21].

Данная позиция сформировалась задолго до украинского кризиса. Она лежит в основе глобальной стратегии, цель которой привлечь союзников и партнёров к защите страны. Она в широком смысле «антиревизионистская»: если Россия сможет превратить Украину в своё клиентское государство и расширить сферу влияния в Европе, это «воодушевит» Китай в Индо-Тихоокеанском регионе.

Япония заинтересована в скорейшем завершении украинского кризиса – затяжная война может надолго отвлечь Америку и Европу от Индо-Тихоокеанского региона, и Токио придётся справляться с вызовами безопасности в одиночку.

Но тем не менее

Однако новая ситуация в области безопасности, в которой оказалась Япония, таит в себе геополитические риски. Один из них связан с углубляющимися различиями в стратегических интересах Японии и США как на региональном, так и на глобальном уровне. Первое такое различие заключается в том, что Япония чрезмерно зависит от гарантий безопасности. Беспокойство в Токио вызывает то, что в рамках новой парадигмы двустороннего сотрудничества системы и возможности Сил самообороны могут быть задействованы в военных операциях, проводимых американцами, без должного учёта интересов самой Японии. Между тем интересы Японии и Соединённых Штатов совпадают не во всём и не всегда.

Для обеих стран главным «стратегическим вызовом» остаётся Китай – именно такое определение Вашингтон, как и Токио, использует в обновленной Стратегии национальной безопасности. Цель Вашингтона, очевидно, состоит в том, чтобы заставить Пекин признать международный порядок, «основанный на правилах». Между тем Китай находится географически достаточно далеко от Америки, а интересы США в Восточной Азии, будучи инкорпорированными в их глобальные интересы, не ограничиваются данным регионом.

В отличие от Америки, стратегические интересы Японии в Восточной Азии гораздо сильнее ориентированы на регион – исторически, цивилизационно, экономически и политически. Региональное измерение сферы безопасности для Японии гораздо важнее, чем глобальное. Вооружённый конфликт в Восточной Азии нанесёт куда больший ущерб японцам, чем американскому народу. В этом смысле «китайский фактор» работает в стратегиях безопасности США и Японии по-разному.

В Токио хорошо понимают, что предотвращение конфликтов в Восточной Азии представляет для Японии гораздо более актуальную задачу, чем для Соединённых Штатов. Как отмечается в докладе о стратегической ситуации в Восточной Азии, выпускаемом Национальным институтом оборонных исследований министерства обороны Японии, «геостратегическое соперничество с Китаем в Восточной Азии – это прежде всего проблема Японии, а не США, и именно Япония является главным субъектом этого соперничества, особенно в Восточно-Китайском море. У Америки также имеются серьёзные поводы для озабоченности по поводу возможного “решительного военного поражения” в борьбе с Китаем. Масштабы усилий Японии в этом смысле являются решающим фактором, определяющим, станут ли будущие условия безопасности для неё благоприятными»[22].

Наиболее радикальная и алармистская точка зрения заключается в том, что Америка может вернуться к «транзакционному подходу» в отношениях с миром в духе «неотрампизма», закрыв глаза на гегемонизм Китая и пойдя на сделку (предполагающую, например, более «благожелательное» отношение США к напористой политике Китая в Восточной Азии в обмен на его отказ от определённых видов вооружений или определённых видов активности, напрямую затрагивающих основную американскую территорию).

Япония же в любом случае окажется втянутой в конфронтацию в случае повышения напряжённости между Китаем и Западом, и ни на какие «сделки» ей рассчитывать не приходится.

Поэтому, строя стратегию безопасности, Токио вынужден учитывать и наиболее пессимистический для себя сценарий, связанный с приходом в Вашингтоне к власти сторонников изоляционизма или более прагматично настроенного руководства.

Учитывают в Японии и то, что по мере затягивания украинского кризиса внимание США неизбежно окажется прикованным к европейскому театру, причём надолго. Это связано не только с неясными перспективами завершения конфликта, но и с тем, что даже быстрое его завершение, например, в случае подписания перемирия, всё равно будет означать для США необходимость «оставаться в центре» Европы на долгие годы.

Между тем у Японии нет надёжных альтернатив союзу с Америкой: даже активное развитие сетевых структур, подобных «Четвёрке», не даст ей таких же гарантий, какие даёт Договор безопасности. К тому же Япония не сможет в полной мере взять на себя инициативу по созданию в Восточной Азии чего-то большего, чем просто диалоговый формат, даже с участием «близких по духу» демократий. Основная проблема, безусловно, заключается в конституционно-правовых ограничениях, полностью отринуть которые в обозримой перспективе не сможет ни одна её администрация. Однако даже если предположить, что Япония отказалась от 9-й статьи Конституции и иных пацифистских норм, включая сугубо оборонительную концепцию военного строительства, это не создаст полноценных предпосылок для обретения ею лидерских функций в формирующихся сетевых структурах безопасности, которые могли бы стать альтернативой или дополнением Договору безопасности.

Прежде всего это связано с сохранением среди материковых стран Азии, даже озабоченных китайской угрозой, стойких предрассудков в отношении возрождения японского милитаризма. Если само по себе усиление военного потенциала Японии и даже получение ею ударных (наступательных) вооружений встречает со стороны этих стран определённое понимание, связанное в том числе и с тем, что Япония действует под эгидой (и контролем) своего заокеанского союзника, то подобные же действия, совершённые в отрыве от США и ведущие к резкому усилению самостоятельной роли Японии, вовсе не обязательно вызовут положительные отклики.

Многовековые исторические обиды заставляют малые и средние страны Большой Восточной Азии болезненно воспринимать любое усиление региональных гигантов. Это в полной мере относится к Китаю, на подъём которого большинство стран региона, особенно в ЮВА, смотрит с тревогой, учитывая многовековую историю вассально-даннических отношений между Китаем и «периферийными варварами». Однако нет оснований сомневаться, что подобное же отношение испытает на себе и возродившаяся военная держава Япония, особенно если она будет пытаться создавать некие блоковые структуры безопасности. Тем более что память о «Великой восточноазиатской сфере сопроцветания», несмотря на смену поколений, насчитывает всё же меньше века и потому более свежа, чем память о синоцентричном мире, завершившемся ещё в период Опиумных войн. По меткому замечанию Ютаки Кавасима, Соединённые Штаты время от времени используют для «успокоения» азиатских соседей Японии аргумент о «пробке для бутылки с джинном внутри»[23]: если соседи почувствуют, что джинн свободен, Япония окажется в совершенно иной, гораздо менее благоприятной для себя среде безопасности[24].

Наиболее яркий пример – японо-южнокорейские отношения: как показывает послевоенный опыт, они могут существовать и развиваться только в рамках треугольника США–РК–Япония, т.е. с участием и во многом под присмотром дяди Сэма, а любые попытки построить двусторонний трек между Токио и Сеулом неизбежно оказывались провальными, несмотря на наличие общей военной угрозы в лице КНДР и принадлежности обеих стран к стану «близких по духу» демократий.

Таким образом, важнейшим аспектом мотивации Японии при долгосрочном планировании стратегии национальной безопасности становится отход от чрезмерных ожиданий, связанных с гарантиями безопасности в рамках двустороннего альянса с Вашингтоном, однако в то же время последний воспринимается как безальтернативный инструмент безопасности.

По мнению Токио, укрепление сетевой компоненты и развитие сотрудничества с «близкими по духу» странами необходимо при обязательном лидерстве США.

Одним из возможных сценариев, очевидно, становится постепенная «автономизация» политики в сфере военной безопасности, предполагающая гораздо большую, чем ранее, ставку на самостоятельность. Как отмечал Кеннет Пайл, Япония «будет стремиться к максимальной автономии, даже если союз станет более равноправным. Она не захочет быть заложником глобальной стратегии Соединённых Штатов или их отношений с Китаем и Кореей»[25]. К тому же Японии придётся учитывать, что ставка только на усиление альянса может вызвать реакцию противников США в регионе, которая выразится в активизации военных приготовлений с их стороны и, соответственно, нежелательном для Токио повышении уровня региональной напряжённости. Поэтому, по мнению Кристофера Хьюса, несостоятелен аргумент, согласно которому активное сотрудничество Японии с Соединёнными Штатами в рамках альянса приведёт к ужесточению сдерживания и снизит для Японии риск конфликта в регионе: КНДР в ответ лишь наращивает «ядерные и ракетные провокации», а Китай проводит политику, основываясь на понимании этого альянса как «угрозы», что несёт риск дестабилизации региональной ситуации[26].

Укреплению самостоятельности оборонной политики Японии способствуют внутриполитические изменения в стране, и прежде всего в настроениях общества. Всё больше японцев, хотя и выступают, как было отмечено выше, против переписывания Конституции, склоняются к тому, что Японии необходимо перейти от традиционной «исключительно оборонительной» политики к активному военному строительству. Согласно опросу, проведённому газетой «Асахи» в марте 2022 г., за укрепление оборонного потенциала высказалась рекордная доля респондентов – 64%, против – только 10% (с 2012 г. доля сторонников более сильной армии колебалась в районе 50%)[27]. Переходу японского общественного сознания в новое состояние, безусловно, способствовал украинский конфликт, который повысил уровень алармизма, причём в отношении не только и не столько России, но прежде всего соседнего Китая.

Этот сдвиг особенно примечателен, поскольку японский пацифизм, который долгие годы не позволял отказаться от ограничений на военное строительство, всегда был основан на общественном консенсусе. Теперь же перевес получают сторонники превращения Японии в полноценную военную державу. Об этом красноречиво свидетельствуют и итоги последних парламентских выборов. Например, на выборах в палату советников, прошедших в июле 2022 г., правоконсервативная Партия обновления, выступающая за сильную в военном отношении Японию и отказ от последних пацифистских ограничений, в четыре раза увеличила представительство. Да и убедительные электоральные успехи правящей Либерально-демократической партии в немалой степени объясняются наличием «ястребиной» компоненты в её избирательной платформе.

Конечно, преждевременно делать вывод о реалистичности «изоляционистского» выбора Японии, основанного на сценарии полного отказа или существенного ослабления военного сотрудничества с США и их союзниками в регионе. Однако даже ограниченная «автономизация» японской политики стала бы для России хорошей новостью. Появляется окно возможностей для восстановления и даже успешного развития не только экономических, но и политических и даже стратегических отношений вне контекста японо-американских отношений. А такую потребность чувствуют и в Японии. Неслучайно в Стратегии национальной безопасности 2022 г. Россия названа «угрозой» только применительно к Европе, а в иных контекстах использован термин «озабоченность», и не по отношению к политике России в Азии как таковой, а только к российско-китайскому сотрудничеству в сфере безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе и усилению военного присутствия России на Южных Курилах.

Международники-реалисты предсказывали, что после холодной войны Япония вернётся к «нормальному» положению в иерархии великих держав. Показательна в этом отношении эволюция оценок ведущего специалиста по японской политике безопасности Кристофера Хьюза. В своей книге 2009 г. он даёт Японии осторожную оценку: это «ограниченный военный субъект, неохотно использующий вcе возможности национального военного потенциала и ограниченный своим положением младшего партнёра в альянсе с США и сильными остаточными антимилитаристскими настроениями»[28]. В новой работе, вышедшей в 2022 г., это уже «всё более заметная глобальная и региональная военная держава», которая «бросает вызов традиционным представлениям о своём минимальном вкладе в американо-японский альянс, поддерживает антимилитаризм, стремится к активной международной роли, добивается большей стратегической автономии»[29].

В то же время Япония сохраняет множество рудиментов пацифистского статуса, хотя он всё больше подвергается сомнению в связи с качественно новой средой безопасности. Страна фактически находится на перепутье – есть сильные аргументы и за, и против активного военного строительства и полного отказа от пацифизма. Однако даже противники внесения изменений в 9-ю статью Конституции отдают себе отчёт в том, что «обретение реального военного потенциала сдерживания стоящих перед страной военных угроз фактически невозможно без кардинальной перестройки политики в области военной безопасности»[30]. Парадокс заключается в том, что такая перестройка неизбежно приведёт Японию к новому статусу на мировой арене – статусу «военной державы», а это будет означать появление для неё качественно новых вызовов безопасности. Готова ли она вновь, как это было почти век назад, примерить военный мундир и в таком виде предстать перед миром? Ответ на этот вопрос, как и тридцать лет назад, когда Уолтц писал свою статью, остаётся открытым.

СНОСКИ

[1] Waltz K. The Emerging Structure of International Politics // International Security. 1993. Vol. 18. No. 2. Р. 44–79.

[2] Ibid. Р. 67.

[3] Ibid. Р. 66.

[4] Soeya Y., Tadokoro M., Welch D.A. (Eds.) Japan as a ‘Normal Country’? Toronto: University of Toronto Press, 2011. Р. 8.

[5] Japan Acting Too Readily to Ease Self-Restraint on Arms Exports // The Asahi Shimbun. 14.12.2022. URL: https://www.asahi.com/ajw/articles/14792170 (дата обращения: 14.02.2023).

[6] Akimoto D. The Abe Doctrine. Japan’s Proactive Pacifism and Security Strategy. Singapore: Palgrave Macmillan, 2018. Р. 25.

[7] Например, в рейтинге самых сильных армий мира от Credit Suisse за 2021 г. Япония располагается на четвёртом месте, в рейтинге портала Global Firepower за 2022 г. – на пятом месте. См.: Осипов А. Когда у Японии будет «нормальная армия»? // ИА «Красная весна». 10.11.2022. URL: https://rossaprimavera.ru/article/c0158a4d (дата обращения: 14.02.2023).

[8] Auslin M. The End of the Asian Century. New Haven and London: Yale University Press, 2017. Р. 186.

[9] 国家安全保障戦略????[О стратегии обеспечения национальной безопасности] // 内閣官房. ?国家安全保障戦略??令和?年??月??日?国家安全保障会議·閣議決定?URL: https://www.cas.go.jp/jp/siryou/221216anzenhoshou/nss-j.pdf (дата обращения: 24.02.2023).

[10] С 2024 г. предполагается закупить в США 500 крылатых ракет «Томагавк», а в перспективе наладить собственное производство ракет среднего радиуса действия.

[11] 国家安全保障戦略????[О стратегии обеспечения национальной безопасности] // 内閣官房. ?国家安全保障戦略??令和?年??月??日?国家安全保障会議·閣議決定?URL: https://www.cas.go.jp/jp/siryou/221216anzenhoshou/nss-j.pdf (дата обращения: 24.02.2023).

[12] 国家安全保障戦略????[О стратегии обеспечения национальной безопасности] // 内閣官房. ?国家安全保障戦略??令和?年??月??日?国家安全保障会議·閣議決定?URL: https://www.cas.go.jp/jp/siryou/221216anzenhoshou/nss-j.pdf (дата обращения: 24.02.2023).

[13] Nagy S. Is Japan’s New National Security Strategy a Paradigm Shift? // Situation Reports. 27.12.2022. URL: https://www.geopoliticalmonitor.com/is-japans-national-security-strategy-a-paradigm-shift/ (дата обращения: 14.02.2023).

[14] Takahashi S. Japan: Facing the Political Choices in an Era of Great Power Competition. In: NIDS East Asian Strategic Review 2022. Tokyo: Tokyo National Institute for Defense Studies, 2022. P. 277.

[15] Nagy S. Is Japan’s New National Security Strategy a Paradigm Shift? // Situation Reports. 27.12.2022. URL: https://www.geopoliticalmonitor.com/is-japans-national-security-strategy-a-paradigm-shift/ (дата обращения: 14.02.2023).

[16] Кистанов В.О. Индо-Тихоокеанская стратегия Японии как средство сдерживания Китая // Проблемы Дальнего Востока. 2018. No. 2. С. 32–43.

[17] Добринская О.А. Японский подход к четырёхстороннему сотрудничеству в Индо-Тихоокеанском регионе // Ежегодник Япония. 2021. Т. 50. С. 29.

[18] Rajeswari P.R. Japan’s New Strategic Direction // The Diplomat. 30.12.2022. URL: https://thediplomat.com/2022/12/japans-new-strategic-direction/ (дата обращения: 14.02.2023).

[19] Japan Charts a New Course on National Security // The Japan Times. 02.12.2022. URL: https://www.japantimes.co.jp/opinion/2022/12/02/editorials/japan-national-security-strategy/ (дата обращения: 14.02.2023).

[20] Satake T. How Japan’s Russia Policy Changed After Ukraine// East Asia Forum. 24.06.2022. URL: https://www.eastasiaforum.org/2022/06/24/how-japans-russia-policy-changed-after-ukraine/ (дата обращения: 14.02.2023).

[21] Браун Д. Китай в уме. Почему Япония так жёстко отреагировала на вторжение в Украину // Carnegie Endowment for International Peace. 15.02.2023. URL: https://carnegieendowment.org/politika/89050 (дата обращения: 24.02.2023).

[22] Takahashi S. Op. cit. P. 283.

[23] Имеется в виду, что японо-американский союз выступает в качестве «пробки» для бутылки с японским милитаризмом внутри – если этой «пробки» не будет, Японию ждёт путь милитаризма.

[24] Kawashima Y. Japanese Foreign Policy at the Crossroads: Challenges and Options for the Twenty-First Century. Washington: Brookings Institution Press, 2003. Р. 49.

[25] Pyle K.B. Japan Rising: the Resurgence of Japanese Power and Purpose. New York: Public Affairs, 2007. Р. 369.

[26] Hughes C.W. Japan’s Security Policy in the Context of the US-Japan Alliance: The Emergence of an ‘Abe Doctrine’. In: J. D. J. Brown, J. Kingston (Eds.), Japan’s Foreign Relations in Asia. London: Routledge, 2017. Р. 59.

[27] Survey: Record 64% of Japanese Want National Defense Bolstered // The Asahi Shimbun. 02.05.2022. URL: https://www.asahi.com/ajw/articles/14612368 (дата обращения: 14.02.2023).

[28] Hughes C.W. Japan’s Remilitarisation. London: Routledge, 2009. Р. 20.

[29] Hughes C.W. Japan as a Global Military Power. New Capabilities, Alliance Integration, Bilateralism-Plus. Cambridge: Cambridge University Press, 2022. 75 p.

[30] Киреева А.А., Нелидов В.В. Прошлое и настоящее Сил самообороны Японии: роль в государстве, обществе и на международной арене // Ежегодник Япония. 2018. Т. 47. С. 40.

Япония > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389656 Дмитрий Стрельцов

Уроки из второго эшелона

Оборонная промышленность Турции как инструмент политического влияния

АЛИНА ВЕРНИГОРА

Младший научный сотрудник Группы оценки рисков Центра изучения стратегического планирования ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН.

ИЛЬЯ КРАМНИК

Научный сотрудник Группы оценки рисков Центра изучения стратегического планирования ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Вернигора А.А., Крамник И.А. Уроки из второго эшелона // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 160–173.

Обостряющаяся конкуренция на мировом рынке оружия проявляется, среди прочего, в росте активности новых игроков – стран «второго эшелона» – производителей вооружений и военной техники (ВиВТ). В основном это азиатские государства[1][2]. Турецкая Республика – один из активных участников, уверенно наращивающий присутствие и долю на рынке.

Рост обеспечивается расширением возможностей турецкой промышленности и предлагаемой ей номенклатуры ВиВТ, включая такие сложные объекты, как боевые надводные корабли и современная бронетехника, а также выходом на новые рынки, в том числе бывшего СССР, стран Персидского залива, Южной и Юго-Восточной Азии.

На мировом рынке обычных вооружений Турция занимает место во втором эшелоне стран-производителей. На классификации стоит задержаться отдельно.

Под производителями первого эшелона авторы понимают ведущих акторов глобального оружейного рынка. Эти страны обладают развитой национальной промышленностью и определяют мировой уровень развития оружейных технологий. Промышленность государств первого эшелона способна полностью удовлетворить потребности, а в кооперационных программах является лидером, замыкая на себя основной объём разработки и производства с соответствующим распределением стоимости. Это США, Россия, Франция, по некоторым параметрам – КНР.

Ко второму эшелону относятся промышленно развитые страны, не обладающие, однако, достаточно продвинутой оборонной промышленностью и не способные обеспечить весь спектр производства ВиВТ или вести одновременно большое количество кооперационных проектов. Но они нередко разрабатывают и производят отдельные образцы техники, способные составить конкуренцию изделиям первого эшелона. К числу таких стран относятся, в частности, Италия, Турция, Швеция, Япония, Индия, Южная Корея.

К третьему эшелону относятся страны с ограниченными промышленными возможностями, не способные конкурировать на глобальном рынке вооружений, за исключением поставок отдельных видов низкотехнологичных образцов в страны третьего мира[3].

Как и другие производители второго эшелона, Турция разрабатывает и производит свои образцы ВиВТ, опираясь на технологии разработчиков первого эшелона, используемые в рамках лицензионного производства либо путём прямой закупки узлов и агрегатов. Яркий пример – БПЛА Bayraktar TB2, в конструкции которого используются австрийские двигатели Rotax 912, канадские оптико-локационные системы Wescam (дочерняя компания американской L3Harris), шасси англо-американской разработки Beringer Aero и ряд других узлов иностранной либо совместной разработки и производства. В некоторых случаях использование иностранных агрегатов вызывает затруднения. Так, применение Bayraktar TB2 в ходе Второй карабахской войны осенью 2020 г. стало поводом для компании Wescam прекратить поставки в Турцию оптико-локационной станции MX-15D. Производитель решил заменить её на систему турецкого производства Aselsan CATS, однако ряд покупателей Bayraktar TB2 предпочли продолжить использование исходно использовавшихся канадских систем, заказывая их самостоятельно у L3Harris[4].

Иностранные комплектующие широко используются и в других образцах техники, созданных на экспорт или для собственных нужд. Например, танках Kaplan/Harimau для вооруженных сил Индонезии[5], кораблях семейства MILGEM[6] и других типах ВиВТ. С одной стороны, такое положение вещей закрепляет зависимость от технологий и комплектующих зарубежного происхождения, с другой – упрощает и ускоряет процесс разработки, поскольку страна выгодно пользуется своим положением ключевого партнёра на рынке ВиВТ и доступом к мировому пространству технологий и комплектующих. Как и соседи – конкуренты по эшелону, Турция стремится к лучшим показателям коэффициента стоимость/эффективность, предоставляя технику более дешёвую, чем у ведущих производителей, и лучше отвечающую запросам покупателей, которые в основном относятся к странам, не обладающим собственным развитым машиностроением. К примерам таких контрактов относятся поставки средних танков Kaplan/Harimau в Индонезию[7], бронированных машин семейства Gempita в Малайзию[8], бронетехники различных типов в ряд стран Ближнего Востока и беспилотников типа Bayraktar во многие государства мира[9], корветов типа MILGEM для ВМС Пакистана[10]. Существенной мотивацией турецких разработчиков в данных контрактах является стремление уменьшить свои затраты за счёт сотрудничества с иностранными партнёрами, так же как это делают в ряде совместных проектов и державы из первого эшелона производителей ВиВТ[11].

Анализируя перспективы Турции на рынке, можно выделить следующие группы вооружений и военной техники, где её шансы на успешное заключение контрактов растут, в первую очередь в силу дороговизны продукции стран-лидеров. Это современная бронетехника, боевые корабли класса фрегат/корвет, лёгкие боевые и учебные-боевые самолёты, беспилотные летальные аппараты, ряд образцов управляемого вооружения и т.д. Во всех перечисленных категориях техники производители второго эшелона (не только Турция) способны предложить изделия, которые обходятся конечным покупателям значительно дешевле продукции лидеров оружейного экспорта, и в целом отвечают запросам потребителей, даже если и не полностью соответствуют требованиям сильнейших армий мира.

Продукция стран второго эшелона имеет ряд общих черт. К ним, в частности, относится активное использование узлов и агрегатов, доступных на коммерческих рынках, «модульный» принцип проектирования и постройки, предусматривающий гибкое изменение продукта под запросы заказчика, готовность разработчика к совместным проектам и локализации производства.

Турецкий ВПК находится в достаточно привилегированном положении, поскольку, помимо экспортных запросов, закрывает потребности одной из сильнейших в военном плане держав НАТО.

Это позволяет турецким разработчикам отрабатывать потенциальные экспортные решения на внутреннем заказчике, повышая собственную конкурентоспособность. Прежде всего это относится к проектам боевых кораблей, бронетехники и беспилотных аппаратов.

Если рассматривать географию турецкого ОПК с точки зрения его основных и перспективных потребителей, в первую очередь это растущие рынки Азии. С 2015 г. можно наблюдать интерес и к африканскому континенту: соглашения о сотрудничестве в сфере оборонной промышленности подписаны с Бенином, Габоном, Гамбией, Замбией, Конго, Мали, Сенегалом, Сьерра-Леоне и Сомали[12]. В 2021 г. экспорт оборонной и аэрокосмической продукции в регион составил 288 млн долларов, продемонстрировав рост в 3,5 раз за один год (в 2020 г. экспорт оценивался в 82,9 млн долларов)[13]. В этой части ОПК Турции можно сравнить с другими производителями второго эшелона, названными выше[14].

С внутриполитической точки зрения развитие турецкого ОПК является важной частью общего имиджа, создаваемого в правление Реджепа Тайипа Эрдогана. Образ Турции как крупного игрока на рынке ВиВТ соответствует общей патриотической направленности политики, а достигнутые успехи (и их информационное сопровождение) используются как одно из средств компенсации сложной внутриэкономической ситуации. Несмотря на небольшую долю в ВВП страны, которую занимает НИОКР (порядка 1,1%)[15], около 20% из них выделяется на проекты и разработки в оборонной промышленности. По этому показателю Турция уступает только США, что говорит о политической важности этого сектора[16]. Во внешней политике Турции возможность предоставить потребителям обширный набор ВиВТ является одним из инструментов влияния, в том числе на постсоветском пространстве.

Для России пример Турции представляет особый интерес. Россия – один из двух крупнейших в мире производителей и разработчиков вооружений и военной техники. Использование опробованных в Турции методов сотрудничества и продвижения может дать результат, позволит освоить новые рыночные ниши и методики конкуренции. В частности, это касается возможности разработать и предложить технику более доступного ценового диапазона, востребованную странами с ограниченными военными бюджетами. Сейчас российские предложения в дешёвом сегменте, как правило, ограничиваются поставками бывшей в употреблении техники «из наличия», что снижает конкурентоспособность отечественного ОПК на рынках развивающихся стран. Опыт Турции и её соседей-конкурентов во втором эшелоне производителей ВиВТ полезен в этом отношении.

Строительство ОПК Турции. История и стратегии

Развитие инфраструктуры ОПК стало одним из направлений первого индустриального плана Турецкой Республики 1934—1938 годов. Однако после Второй мировой войны США предоставили Анкаре военную помощь, что практически свело на нет местные инициативы по развитию отрасли. Во время холодной войны страна удовлетворяла свои потребности преимущественно за счёт НАТО (членство с 1952 г.). Объёмов иностранной помощи хватало, чтобы в полной мере укомплектовать вооружённые силы, из-за чего роль национальных предприятий снизилась, а их содержание стало бременем для государственного бюджета. Руководство заводами перешло под контроль государственной Корпорации машиностроения и химической промышленности, в результате некоторые предприятия были ликвидированы или поменяли специализацию на производство товаров широкого потребления или легкой промышленности.

Поворотным моментом в развитии индустрии стал кипрский кризис –после размещения на севере Кипра турецких войск (1974 г.) Конгресс США наложил на обе стороны эмбарго, в результате которого американские поставки оружия приостановили. Пришлось вернуться к идее самостоятельного развития военно-промышленного комплекса для удовлетворения нужд национальной безопасности. В 1974 г. был создан Фонд сухопутных сил с лозунгом «Построй свой танк, своё оружие!». Общественная поддержка операции на Кипре и осознание острой необходимости в обеспечении национальных вооружённых сил амуницией и техникой способствовали финансовому притоку в индустрию. Благодаря фондовым средствам (добровольным пожертвованиям от гражданских) основаны ведущие предприятия отрасли: Aselsan (производство электроники), İŞBİR (генераторы как для оборонной, так и для гражданского сектора), ASPILSAN (аккумуляторы и аккумуляторные блоки) и HAVELSAN (тогда – производство и оборудование высокотехнологичных радаров, сейчас – программное обеспечение и информационные системы управления). Однако средств, привлекаемых посредством фондов, не хватало, чтобы устранить дефицит техники и технологий. И хотя эмбарго было снято в 1978 г., турецкие правящие круги продолжали придерживаться курса на снижение зависимости от американских поставок[17].

Ещё одна специфическая черта, мешавшая развитию оборонной промышленности на ранних этапах, – несогласованность между гражданскими и военными. В процессах принятия решений по вопросам закупок оборудования и оборонной индустриализации большую роль играло заключение Министерства национальной обороны. По мнению Арда Мевютоглу, развитие оборонной промышленности не только существенно сказалось бы на боеготовности вооружённых сил, но и сместило баланс в военно-гражданских отношениях в пользу последних. Вопрос развития ОПК стал политизированным и использовался для давления на стороны (военные не желали выделять бюджеты на развитие, а гражданские не могли инициировать развитие ОПК без одобрения Министерства национальной обороны)[18]. Примером служит деятельность основанной в 1973 г. компании TAI – Turkish Aerospace Inc. (TUSAŞ). Изначально она находилась в ведении Министерства промышленности и технологий, а фактически начала работу только в 1976 г., когда в совет директоров назначили представителей Министерства национальной обороны и Вооружённых сил[19]. Впоследствии противоречия гражданских и военных ведомств неоднократно тормозили не только работу отдельных предприятий, но и развитие ОПК в целом[20].

С приходом к власти правительства Тургута Озала (1983 г.) развитие отрасли сдвинулось с мёртвой точки. При нём были предприняты два важных шага.

Первым стало создание в 1985 г. в соответствии с законом № 3238 Управления развития и поддержки оборонной промышленности (в 1989 г. оно было преобразовано в подсекретариат оборонной промышленности[21]), которое формально закрепляло за гражданскими централизованное управление производством ВиВТ и его бюджетным финансированием. Закон определял обязательство производить все виды оружия, техники и комплектующих, требуемых для ВВС, на территории Турции в большей степени и с максимальным привлечением местной промышленной инфраструктуры. ОПК также стал открыт для частного инвестирования, что поощрялось субсидиями[22].

Вторым шагом стало создание предприятий, совместных с иностранными компаниями. Например, завод по производству аэрокосмических двигателей TUSAŞ Engine Industries (TEI) – совместное предприятие TAI (Turkish Aerospace Industries), Фонда Турецких вооружённых сил, авиационной ассоциации (Türk Hava Kurumu) и американской General Electric, представленной дочерней компанией GE Aviation. Аналогичным образом компания FNSS (FNSS Defense Systems) была основана как совместное предприятие турецкого Nurol Holding и британо-американской FMC Corporation (сейчас – BAE Systems Inc.). В дополнение к этому в 1987 г. Фонд сухопутных войск был объединён с другими ранее существовавшими фондами (военно-морских и военно-воздушных сил) для эффективного сбора и распределения средств.

В 1998 г. Совет министров разработал первый стратегический документ – «Принципы политики и стратегии Турецкой Республики в области оборонной промышленности». Цель документа – адаптировать ОПК Турции к XXI веку. Среди основных задач:

стать более открытыми для иностранных инвестиций;

поддерживать динамичное развитие;

повысить конкурентоспособность и нарастить экспортный потенциал;

обеспечить сбалансированное оборонное сотрудничество с дружественными странами;

развивать технологии двойного назначения для использования их как в гражданских целях, так и в других секторах экономики[23].

Несмотря на усилия по локализации производства, вплоть до начала 2000-х гг. Турция всё ещё серьёзно зависела от поставок вооружений. В различное время, помимо США, крупными поставщиками выступали Германия, Италия, Израиль, Южная Корея. Однако к 2021 г. стране удалось в значительной мере сократить эту зависимость. Так, если в 2011—2015 гг. Турция занимала шестое место в мире среди стран – импортёров обычных вооружений, и на неё приходилось 3,6% в общем мировом импорте оружия, то в 2016—2020 гг. доля Турции упала до 1,5%, и страна переместилась на 20-е место в рейтинге импортёров. Отдельно следует отметить сокращение закупок американского вооружения – с третьего места по объёмам импорта до двадцать первой строчки[24][25].

Турецкий ОПК заметно вырос с приходом к власти Партии справедливости и развития (ПСР). Этому способствовал экономический рост, в результате чего увеличились объёмы ресурсов, выделяемых на оборонные проекты. Согласно данным, приведённым в стратегическом плане 2017—2021 гг., уровень локализации в 2007 г. достиг 41,6%, а к 2018 г. увеличился до 65 процентов[26]. К 2023 г. он, в соответствии с планом должен был составить 75%[27], однако, по словам заместителя министра промышленности Хасана Бююкдеде, уже в 2021 г. уровень локализации производства составил 80 процентов [28].

Увеличилось и количество малых и средних предприятий, задействованных в качестве субподрядчиков: если в 2002 г. их насчитывалось около 56, то к 2020 г. – около 1500[29]. Товарооборот оборонной и аэрокосмической промышленности вырос с 1 млрд долларов в 2002 г. до 8,76 млрд в 2018 году[30]. В 2020 г. сразу семь турецких компаний попали в список ста крупнейших производителей оборонной промышленности – ASELSAN, TAI, Roketsan, STM, BMC Otomotiv, FNSS и Havelsan[31], однако в 2022 г. их количество сократилось до трёх (позиции сохранили ASELSAN, TAI и Rokestan). В свою очередь, SIPRI в 2018 г. причисляет к крупнейшим только ASELSAN, а в 2021 г. – ещё и TAI.

Произошли и административные изменения: в 2017 г., через год после неудавшегося военного переворота, в рамках процесса по установлению контроля гражданских чиновников над военными, подсекретариат был выведен из ведения Министерства обороны и стал подотчётен президенту, что также указывает на стратегическую важность развития данного направления.

К 2023 г. правительство поставило амбициозную цель увеличить объём товарооборота оборонной и аэрокосмической промышленности до 26,9 млрд долларов (сейчас он на уровне 10 млрд долларов, по заявлениям главы Управления оборонной промышленности Исмаила Демира[32]). Цель по объёму экспорта – 10,2 млрд долларов, в то время как в 2022 г. он впервые составил 4,4 млрд долларов[33], продемонстрировав рост на 36% по сравнению с предыдущим годом.

Обещание президента Турции, обнародованное в 2015 г. на 12-й Международной выставке оборонной индустрии, «полностью избавиться от иностранной зависимости к 2023 году»[34] сегодня, на фоне выборов и 100-летнего юбилея Турецкой Республики, приобретает имиджевое и символическое значение. И хотя прогресс, достигнутый на сегодняшний день, вселяет надежду в достижимость этой цели, эксперты отмечают ряд препятствий: административные (низкая эффективность механизмов планирования), политические (различного рода лицензионные и экспортные ограничения, эмбарго), технические (отсутствие собственных технологий и, как следствие, зависимость от зарубежных поставок)[35].

Границы возможностей

Оборонная промышленность Турции находится на долгосрочном восходящем тренде: зависимость от импорта сокращается, а экспорт растёт. Помимо маркетинговых приёмов, общих для стран – производителей ВиВТ второго эшелона, Турция активно использует политический и культурный инструментарий: значительная часть покупателей турецкого оружия заинтересована в военно-техническом сотрудничестве с Анкарой по политическим, а также культурно-религиозным соображениям. В этой части можно особо выделить взаимодействие со странами Ближнего Востока, бывшими советскими республиками, например, Азербайджаном[36][37], а также Туркменией[38] и другими центральноазиатскими странами. Вклад в рост популярности турецких вооружений внесла Вторая карабахская война, специфические условия которой способствовали росту репутации БПЛА типа Bayraktar TB2 и некоторых других видов вооружений[39][40]. Беспилотники можно считать турецкой «визиткой», обсуждаемой активнее прочих элементов ВТС Турции с иностранными государствами[41][42]и оказывающей существенное влияние на региональный баланс сил[43].

За пределами Ближнего Востока и Центральной Азии Турция также сотрудничает в первую очередь с исламскими странами, от Северо-Западной Африки до Малайзии и Индонезии. С одной стороны, азиатские рынки продолжают расти, что обеспечивает и дальнейший потенциал роста военного экспорта, с другой – чтобы экспорт стал в должной мере диверсифицирован, ему не помешало бы расширение за пределы исламского мира. Особого внимания заслуживают два неудачных примера: (1) участие турок в совместных проектах с США, резко сократившееся после того, как Турцию исключили из числа стран-подрядчиков производства истребителей F-35, и (2) попытка сотрудничества с Украиной на фоне её конфликта с Россией. Последнее, учитывая туманное будущее украинской военной машины, вряд ли можно рассматривать как нечто долгосрочное и перспективное. Кроме того, спорные результаты применения БПЛА типа Bayraktar TB2 в российско-украинском конфликте не очень способствуют продвижению этого важного в турецком экспортном портфеле продукта.

В ближайшие годы поставки турецкого оружия за рубеж будут расти в силу продолжения проектов, начатых в предшествующий период.

Рост в среднесрочной перспективе (после 2025—2026 гг.) зависит от того, насколько успешными окажутся попытки расширить рынок лёгкой и средней бронетехники, систем ПВО и боевых кораблей, а также найти покупателей на новые типы беспилотных аппаратов, основной боевой танк Altay и ряд других видов ВиВТ национального производства. Анализируя тенденции развития турецкого военного экспорта и соседей Турции по второй десятке крупнейших экспортёров оружия, можно предположить, что во второй половине 2020-х гг. Турция либо войдёт в топ-10 поставщиков в мире по данным SIPRI, либо вплотную приблизится к этому, заняв одиннадцатое место.

Долгосрочные перспективы, в свою очередь, прямо зависят от способности предложить совершенствование выпускаемых сегодня вооружений. А она будет определяться развитием собственно турецкой экономики и промышленности и возможным участием Турции в военно-промышленной кооперации с другими странами – производителями ВиВТ первого и второго эшелонов.

На всю глубину возможного прогнозирования значение сохранят кооперационные связи со странами НАТО – в силу накопленной инерции, выраженной в составе имеющегося парка ВиВТ и технологических процессов промышленности. Даже в случае дальнейших закупок крупных партий вооружений или достижения договорённости о совместном производстве с Россией или Китаем, изменения сложившегося баланса будут небыстрыми и в первые годы – неглубокими.

Поучительный опыт

История развития ОПК Турции поучительна. Даже при исходно слабых позициях (практическое отсутствие на старте самостоятельной оборонной промышленности и высочайший уровень зависимости от зарубежных поставок) последовательная политика укрепления ОПК и развития военно-технического сотрудничества в сочетании с гибкой маркетинговой стратегией позволяет добиться многого.

Иностранные санкции, накладываемые из-за политических противоречий, служат не причиной отказаться от самостоятельной политики, а дополнительным стимулом для независимой оборонной промышленности.

Уроки из турецкого опыта могут извлечь и более крупные игроки оружейного рынка. В частности, повышение гибкости маркетинговой политики с расширением возможных кооперационных схем и условий трансфера технологий способно поддержать оборонно-промышленный комплекс России даже в условиях сильнейшего санкционного давления, и соответствующие возможности обсуждаются уже не первый год[44].

В России, как и в Турции, первую скрипку в управлении оборонной промышленностью играют гражданские структуры – в лице федеральных органов исполнительной власти (Минпромторг) и крупнейших холдингов оборонной промышленности. Более централизованное управление военным экспортом в России (благодаря наличию «Рособоронэкспорта» и ФСВТС) даёт больше возможностей по управлению деятельностью различных предприятий и предложению комплексных продуктов, что может стать маркетинговым преимуществом[45]. Это касается и сотрудничества России с её традиционными партнёрами, с которыми кооперационные схемы уже давно задействованы (например, Индия), и расширения сотрудничества с другими акторами, заинтересованными в развитии своей оборонной промышленности, в том числе в Юго-Восточной Азии, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке и других регионах. Учитывая исходно значительно более обширный экспортный портфель России и возможность предложить имеющимся и потенциальным покупателям практически полный спектр ВиВТ, ключевым вопросом становится организационное оформление изменений в подходах к ВТС. Насколько можно судить по данным, имеющимся у авторов, такая работа ведётся по ряду направлений экспорта продукции военного и двойного назначения, что позволяет рассчитывать на результат.

СНОСКИ

[1] Мировой рынок вооружений: структура, тенденции, вызовы / под ред. К.В. Макиенко. М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2018. С. 16.

[2] Ежегодник SIPRI 2021: вооружения, разоружение и международная безопасность. М.: ИМЭМО РАН, 2022. 964 с. См.: Табл. 9.1: 40 крупнейших поставщиков обычных вооружений и их основных получателей, 2016—2020 гг. С. 345.

[3] Примеры подобной классификации в зарубежной литературе см., в частности: Bitzinger R., Kim M. Why Do Small States Produce Arms? The Case of South Korea // Korean Journal of Defense Analysis. 2005. Vol. 17. No. 2. P. 183—205; Bitzinger R. The Rise and Fall of Second-Tier Arms Producers // The Adelphi Papers. 2010. Vol. 43. No. 356. P. 11—38. В отечественной литературе она используется здесь: Евтодьева М.Г., Крамник И.А., Стефанович Д.В. Военно-техническое сотрудничество стран Юго-Восточной Азии. М.: ИМЭМО РАН, 2021. C. 12.

[4] Aselsan’s New Sensor Ball Fails to Convince the Foreign Market // Intelligence Online. 23.02.2022. URL: https://www.intelligenceonline.com/surveillance—interception/2022/02/23/aselsan-s-new-sensor-ball-fails-to-convince-the-foreign-market,109735906-gra (дата обращения: 14.04.2023).

[5] Medium Tank Buatan Anak Negeri // Antara News. 31.08.2018. URL: https://www.antaranews.com/infografik/743964/medium-tank-buatan-anak-negeri (дата обращения: 14.04.2023).

[6] A Look at PN MILGEM/JINNAH Program // Defence Turkey. 2020. Vol. 15. No. 103. URL: https://www.defenceturkey.com/en/content/a-look-at-pn-milgem-jinnah-program-4338 (дата обращения: 14.04.2023).

[7] Евтодьева М.Г., Крамник И.А., Стефанович Д.В. Указ. соч. C. 51.

[8] Там же. С. 82.

[9] SIPRI Arms Transfers Database // SIPRI. URL: https://www.sipri.org/databases/armstransfers (дата обращения: 10.04.2023).

[10] Stocker J. Pakistan Finalizes Purchase of 4 Ada Class Corvettes from Turkey // The Defense Post. 05.07.2018. URL: https://www.thedefensepost.com/2018/07/05/pakistan-finalizes-turkey-ada-class-corvette-purchase/ (дата обращения: 10.04.2023).

[11] Евтодьева М.Г., Крамник И.А., Стефанович Д.В. Указ. соч. C. 52.

[12] Akça İ., Özden B. A Political-Economic Map of the Turkish Defense Industry. Istanbul: Citizens’ Assembly, 2021. 84 p.

[13] Bekdil B.E. Turkey’s Defense Industry Eyes Export Expansion as Government Navigates Geopolitical Stage // Defense News. 08.08.2022. URL: https://www.defensenews.com/top-100/2022/08/08/turkeys-defense-industry-eyes-export-expansion-as-government-navigates-geopolitical-stage/ (дата обращения: 13.04.2023).

[14] Ежегодник SIPRI 2021: вооружения, разоружение и международная безопасность. Указ. соч.

[15] Gross Domestic Spending on R&D // OECD. URL: https://data.oecd.org/rd/gross-domestic-spending-on-r-d.htm (дата обращения: 13.04.2023).

[16] Government Expenditures on Defense Research and Development by the United States and Other OECD Countries: Fact Sheet // Congressional Research Service. 28.01.2020. URL: https://sgp.fas.org/crs/natsec/R45441.pdf (дата обращения: 13.04.2023).

[17] Durmaz M. The U.S. Embargo of 1975-1978 and Its Effects on the Development of the Turkish Defense Industry. Monterey: Naval Postgraduate School, 2014. 94 p.

[18] Şahir M. Explaining the Expansion of Turkey’s Arms Industry. Istanbul: Boğaziçi University Press, 2020. P. 47.

[19] Türkiye’nin Son Anda İptal Edilen Eğitim — Taarruz Uçağı Projesi // Siyah Gri Beyaz. 15.02.2016. URL: https://www.siyahgribeyaz.com/2016/02/turkiyenin-son-anda-iptal-edilen-egitim.html (дата обращения: 10.04.2022).

[20] Kurç Ç. Between Defence Autarky and Dependency: The Dynamics of Turkish Defence Industrialization // Defence Studies. 2017. Vol. 17. No. 3. P. 260–281.

[21] С 2018 г. – Управление оборонной промышленности (Savunma Sanayii Başkanlığı).

[22] Seren M. Osmanlı’dan günümüze savunma sanayii // M5Dergi. 14.05.2018. URL: https://m5dergi.com/kapak/osmanlidan-gunumuze-savunma- sanayii/ (дата обращения: 10.04.2023).

[23] Karar Sayısı: 98/11173. Türk Savunma Sanayi Politikası ve Strateji Esasları // T.C. Resmî Gazete. 20.06.1998. URL: https://www.resmigazete.gov.tr/arsiv/23378.pdf (дата обращения: 10.04.2022).

[24] Wezeman S., Wezeman P., Kuimova A. Trends in International Arms Transfers, 2021 // SIPRI. 2022. URL: https://www.sipri.org/publications/2022/sipri-fact-sheets/trends-international-arms-transfers-2021 (дата обращения: 10.04.2023).

[25] Соблазн объяснить это падение американскими санкциями вследствие приобретения Турцией в России ЗРС С-400 достаточно велик, однако этот фактор начал действовать только с 2018 г., в то время как доступная статистика SIPRI показывает резкое сокращение импорта оружия Турцией уже в 2015—2016 годах. См.: Arms Imports – Türkiye // SIPRI. URL: https://data.worldbank.org/indicator/MS.MIL.MPRT.KD?locations=TR (дата обращения: 10.04.2023).

[26] Stratejik Plan 2017–2021. Ankara: Savunma Sanayii Mustesarligi, 2017. 140 p.

[27] Stratejik Plan 2019–2023. Ankara: Savunma Sanayii Başkanlığı, 2019. 99 p.

[28] Demirhan M. Sanayi ve Teknoloji Bakan Yardımcısı Hasan Büyükdede: Savunmayı tasarlayan ve ihraç eden ülkeyiz // Yeni Şafak. 19.11.2021. URL: https://www.yenisafak.com/ekonomi/sanayi-ve-teknoloji-bakan-yardimcisi-hasan-buyukdede-savunmayi-tasarlayan-ve-ihrac-eden-ulkeyiz-3722194 (дата обращения: 10.04.2023).

[29] Dünyanın ilk 100 savunma şirketi listesinde yedi firmayla temsil ediliyoruz // T.C. Cumhurbaşkanlığı. 10.11.2021. URL: https://www.tccb.gov.tr/haberler/410/122774/-dunyanin-ilk-100-savunma-sirketi-listesinde-yedi-firmayla-temsil-ediliyoruz- (дата обращения: 10.04.2023).

[30] Stratejik Plan 2019–2023. Op. cit.

[31] TOP 100 Defense Companies–2022 // Defense News. URL: https://people.defensenews.com/top-100/ (дата обращения: 10.04.2023).

[32] Turkey's 2021 Defense and Aerospace Industry Turnover Exceeds US$ 10 Billion // Defence Turkey. 2022. Vol. 16. No. 114. URL: https://www.defenceturkey.com/en/content/turkey-s-2021-defense-and-aerospace-industry-turnover-exceeds-us-10-billion-5131 (дата обращения: 10.04.2023).

[33] Burak Ege Bekdil: Turkish Defense Exports Pass $4 Billion in 2022, Says Procurement Boss // Defense News. 30.12.2022. URL: https://www.defensenews.com/industry/2022/12/30/turkish-defense-exports-pass-4-billion-in-2022-says-procurement-boss/ (дата обращения: 10.04.2023).

[34] Our Goal is to Completely Eliminate External Dependency in Defense Industry by 2023” // Presidency of the Republic of Türkiye. 05.05.2015. URL: https://www.tccb.gov.tr/en/news/542/32432/amacimiz-2023-yilinda-savunma-sanayimizi-disa-bagimliliktan-tamamen-kurtarmaktir (дата обращения: 10.04.2023).

[35] Mevlutoğlu A. Turkish Defense Industry Facing Major Challenges. In: Ç. Kurç, R.A. Bitzinger, S.G. Neuman (Eds.), Defence Industries in the 21st Century. A Comparative Analysis. London: Routledge, 2020. P. 63—75.

[36] Шумилов М.М., Шумилов Ю.М. Военное сотрудничество Турции и Азербайджана в контексте реализации проекта создания пантюркистской армии // Большая Евразия: развитие, безопасность, сотрудничество. 2022. No. 5–1. С. 322—326.

[37] Аватков В.А., Касьяненко А.В. Военно-политические отношения на Южном Кавказе в контексте треугольника «Россия—Турция—Иран» // Мировая политика. 2021. No. 3. С. 1—18.

[38] Турция укрепляет военно-техническое сотрудничество с Туркменистаном // Каспийский вестник. 07.04.2023. URL: http://casp-geo.ru/turtsiya-ukreplyaet-voenno-tehnicheskoe/ (дата обращения: 10.04.2023).

[39] Лавров А. Применение вооружений и военной техники во Второй карабахской войне // Экспорт вооружений. 2020. No. 5. С. 25—30.

[40] Шеповаленко М. Вторая карабахская война: Первые размышления // Экспорт вооружений. 2020. No. 5. С. 22—23.

[41] Nazlan E. Turkey, Kazakhstan Sign Joint Production Accord for Drones // Al Monitor. 11.05.2022. URL: https://www.al-monitor.com/originals/2022/05/turkey-kazakhstan-sign-joint-production-accord drones#ixzz7ySj9Yir8 (дата обращения: 10.04.2023).

[42] Timucin Turksoy: Turkish Drone Producer Registers Subsidiary in Azerbaijan // Caspian News. 28.12.2022. URL: https://caspiannews.com/news-detail/turkish-drone-producer-registers-subsidiary-in-azerbaijan-2022-12-27-0/ (дата обращения: 10.04.2023).

[43] Fehim Tastekin: Are Turkish Drones Complicating Disputes in Central Asia? // Al Monitor. 26.09.2022. URL: https://www.al-monitor.com/originals/2022/09/are-turkish-drones-complicating-disputes-central-asia#ixzz7ySkJWRAo (дата обращения: 10.04.2023).

[44] Барабанов М.С., Денисенцев С.А. и др. Новые военно-промышленные державы. М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2016. С. 5—8.

[45] В числе примеров таких продуктов можно назвать комплексные системы борьбы с БПЛА, береговой обороны и ряд других решений, основанных на гибкой интеграции систем разных разработчиков в единый контур управления. В рамки подобных систем при необходимости могут включаться и средства иностранной разработки, что облегчает работу с заказчиками, уже обладающими сложившимся арсеналом.

Турция. Весь мир > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389655 Алина Вернигора, Илья Крамник

Турецкий кульбит

Стратегическое хеджирование – опыт практического применения

ПАВЕЛ ШЛЫКОВ

Доцент кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Шлыков П.В. Турецкий кульбит // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 142–159.

В последнее десятилетие среди специалистов по теории международных отношений получила распространение концепция стратегического хеджирования. Она позволила преодолеть чёрно-белый подход неореализма с его противопоставлением стратегий «балансирования» и «примыкания» к сильному/большинству, используемых малыми и средними государствами на международной арене.

На деле их действия редко соответствовали неореалистской парадигме балансирования-примыкания в чистом виде. Ведь при наличии даже минимальной возможности они стремились расширить поле для манёвра во взаимодействии со сверхдержавами и диверсифицировать внешнюю политику[1]. Смысл стратегического хеджирования – отказ от простой формулы отношений с глобальными державами в пользу более сложных и многомерных схем.

Наиболее точной представляется характеристика внешнеполитического хеджирования как модели поведения, в рамках которой страна стремится компенсировать риски через множественность и разновекторность внешнеполитических шагов, направленных на обеспечение взаимоусиливающего эффекта. Её предложил малайзийский исследователь Ченг-Чви Куик[2]. Хеджирование предполагает способность «сочетать одновременно принятие и отвержение силы» глобальной державы на региональном уровне[3], иными словами – умение выстраивать относительно сбалансированные отношения, не предполагающие ни открытого антагонизма, ни полного подчинения доминирующему партнёру. У хеджирующего государства нет другого выбора, кроме сосуществования с соседней великой державой и другими региональными акторами, но в его активе – понимание региональной специфики, исторической динамики и красных линий.

От большинства «малых» и «средних» стран Турция отличается политическим и экономическим потенциалом, а также особым географическим положением на стыке нескольких стратегически значимых геополитических регионов (Южная Европа, Средиземноморье, Закавказье, Ближний Восток). В основу стратегического хеджирования положено стремление воздействовать на региональный порядок и асимметрию геополитических потенциалов не непосредственно, а косвенно – через других региональных акторов. Другой важной чертой является стремление ограничивать вовлечение внерегиональных сил, не заинтересованных в поддержании статус-кво, что особо проявилось в чёткой позиции Анкары по купированию региональных конфликтов.

В 2000-е гг. и особенно в 2010-е гг. внешнеполитическое хеджирование постепенно вошло в арсенал важнейших инструментов Турции (в т.ч. и по отношению к России, которая, несмотря на относительное ослабление в 1990-е гг., сохраняла влияние в регионах, значимых для Анкары). Этим объяснялась, с одной стороны, «особая позиция» по Грузии и Украине, с другой – максимальное использование всего дипломатического потенциала для сдерживания стран региона от вызывающих шагов, что можно было наблюдать и в случае с Грузией накануне и после обострения в конце 2000-х гг., и в периоды эскалаций ситуации вокруг Украины в 2010-е и начале 2020-х годов.

Анкара, поддерживая территориальную целостность Грузии и Украины, не солидаризировалась с позицией Запада, назначившего Россию единственным виновником.

Политика стратегического хеджирования отчётливо проявилась и в вопросе о пропуске военных кораблей через Черноморские проливы в соответствии с Конвенцией Монтрё. Турция продемонстрировала понимание озабоченности России по поводу попыток американских военно-морских сил проникнуть в Чёрное море во время грузинского и украинского кризисов в 2000-е годы. Аналогичное понимание Турция проявила и после украинского кризиса 2014 г. на фоне настойчивого стремления США и Великобритании отправить военные корабли в знак солидарности с Украиной. В такие моменты Анкара предпочитала дистанцироваться от союзников по НАТО, действия которых провоцировали рост напряжённости в регионе. Контроль над Черноморскими проливами позволял Анкаре преодолевать структурные ограничения и выступать в более высокой весовой категории, сдерживая и даже иногда сковывая действия более мощных партнёров.

Турция в поисках своего понимания стратегической автономии

Понятие стратегической автономии утвердилось в турецком политическом лексиконе в конце 2010-х годов. В условиях роста международно-политической неопределённости и ослабления межгосударственных институтов Турция сочла необходимым принять на себя более самостоятельную роль в региональных делах и мировой политике[4]. Концепт стратегической автономии опирался на принципы «негативной» и «позитивной» свободы, т.е. свободы от внешнего давления и возможности действовать исходя из своих интересов и целей.

Императив стратегической автономии стал продолжением дискуссии о конце однополярного мира и констатацией новой насущной задачи: не приспосабливаться к меняющейся международной обстановке, а целенаправленно влиять на эти изменения[5]. В основе лежало разочарование в западных союзниках, особенно США, прибегнувших в отношении Турции к политике санкций и угрозам разрушить национальную экономику (2018—2020). Возросшие геополитические амбиции Анкары плохо соотносились с политико-экономическим и военным потенциалом. Хотя по размеру экономики (19-е место по итогам 2021 г.), численности населения (17-е место в мире) и военному потенциалу (на оборонные нужды тратится 2,5% ВВП) Турцию можно рассматривать как типичную «среднюю державу», в представлении президента Реджепа Тайипа Эрдогана Турция – это даже не региональный, а глобальный игрок, ставший частью урегулирования кризисов в Ираке, Сирии и других горячих точках[6].

Позиционирование Турции в качестве глобальной державы определило три императива стратегической автономии: создание высокотехнологичного оборонного комплекса, примат исламской идентичности и формирование гибких союзов-альянсов с разными странами в разных сферах для достижения конкретных внешнеполитических целей.

Обеспечение стратегической автономии путём перехода к наступательной внешней политике и наращиванию инструментария «жёсткой силы» (развития национального ВПК, диверсификации номенклатуры и географии ВТС, наконец, использования армии за пределами Турции), в представлении Эрдогана, было не только полностью оправданно в условиях геополитических рисков, но и соотносилось с задачей обеспечения национальной безопасности.

Как с гордостью отмечал Эрдоган, за время правления ПСР Турции удалось снизить технологическую зависимость ВПК с 70 до 30 процентов. Количество турецких компаний, работающих на оборонный заказ, увеличилось с полусотни в 2000 г. до более чем полутора тысяч в 2020 г., а объём экспорта турецких вооружений вырос с 248 млн до более чем 3 млрд долларов[7]. По данным SIPRI, с середины 2010-х гг. Турция в целом снизила объём закупаемых вооружений почти на 60%, а поставки вооружений из США сократились более чем на 80 процентов. Развитие оборонной промышленности подталкивало к проецированию военного потенциала за пределы собственных границ. Дополнительным инструментом наращивания влияния стало открытие турецких военных баз в Катаре (2015), Сирии (2016) и Сомали (2017), трансграничные военные спецоперации в Сирии (2016—2022) и Ливии (2019), обеспечение долговременного военного присутствия в Ираке и на Северном Кипре, а также активная военно-техническая помощь Азербайджану во время Карабахской войны 2020 года.

В системе внешнеполитических координат Эрдогана Турция – лидер исламского мира, её историческая миссия – защищать интересы мусульман, а турецкие вооружённые силы – «опора и надежда всех угнетённых… всей мусульманской уммы»[8]. В рамках дихотомии Север-Юг Анкара позиционировала Турцию как одну из «ведущих стран Глобального Юга», которая вместе со странами БРИКС отстаивает принцип полицентричного мира и защиты менее развитых стран. Этот тезис был подкреплён турецкими программами помощи международному развитию, о чём не уставал говорить Эрдоган: «Если в 2002 г. Турция выделила лишь 85 млн долларов на помощь другим странам, то в 2020 г. на эти цели мы потратили почти 9 млрд долларов, что ставит нас на шестое место в общем зачёте и на первое по соотношению объёма выделенных средств к ВВП»[9].

Стержневым компонентом обеспечения стратегической автономии стало расширение финансового, торгового и военно-технического партнёрства с Россией и Китаем, что по логике турецких властей должно комплексно снижать зависимость Турции от Запада. Благодаря внушительным показателям экономического роста в 2000-е гг.

Турцию часто причисляют не только к «средним», но и «поднимающимся державам», что подстёгивало интерес к таким символам нового миропорядка, как ШОС, БРИКС и G20.

За последние годы правительство ПСР инициировало серию специальных законов, регулирующих сотрудничество с Китаем в разнообразных сферах (от энергетики, торговли и транспорта до высоких технологий, здравоохранения и культуры)[10]. Объём двухсторонней торговли с Китаем за время правления Эрдогана вырос почти в 20 раз (с 1,6 млрд долларов в начале 2000-х гг. до 32,5 млрд в 2021 г.), а китайские фирмы стали подрядчиками амбициозного проекта создания сети высокоскоростного железнодорожного сообщения между крупнейшими городами страны (Анкара – Стамбул). Турция горячо поддержала китайскую инициативу «Пояса и Пути», которую Эрдоган назвал «политико-экономической основой новой эры стабильности и процветания в регионе»[11]. Китай, в свою очередь, протянул руку помощи в непростые для Анкары моменты – выделил крупные кредиты во время валютного и долгового кризиса 2018 г., а также летом 2019 г. после неудачных для режима Эрдогана муниципальных выборов и во время пандемии COVID-19. В 2020 г., когда экономическая ситуация в Турции обострилась на фоне пандемии, Пекин разрешил турецким компаниям, страдавшим от нехватки валюты, использовать юань для торговых платежей.

Демонстративная ориентация на лидеров незападного мира стала одним из главных трендов в политике Анкары. В 2012 г. Турция – единственная из стран НАТО – формализовала отношения с Россией и Китаем, получив статус диалогового партнёра ШОС. В 2018 г. Турция в качестве представителя Организации исламского сотрудничества приняла участие в X саммите БРИКС в Йоханнесбурге, что Эрдоган представил как признание Турции в качестве «потенциального члена БРИКС»[12]. В 2019 г. министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу на традиционной конференции турецких послов объявил об инициативе «Снова Азия» (Yeniden Asya Açılımı) – приоритетном развитии экономического партнёрства с ведущими азиатскими державами.

Взаимодействие с Россией как ключевым союзником Китая стало стержневым элементом большинства глобальных инициатив Турции рубежа 2000-х и 2010-х годов.

«Поворот к Азии» означал также повышенный интерес к евразийской интеграции и поиску места Турции в таких проектах, как «Большая Евразия».

Однако сотрудничество с ведущими странами Запада как в сфере инвестиций и торговли, так и в вопросах безопасности продолжило развиваться. Это не мешало использовать антизападную риторику для консолидации электората, демонизировать Запад как силу, которая ущемляет национальные интересы Турции, не выдавая Анкаре зачинщиков путча 2016 г., и подрывает её суверенитет, поддерживая курдов в Сирии или выступая на стороне Греции в борьбе за энергоресурсы Средиземного моря.

Несмотря на членство в НАТО и традиционную для себя роль важного геополитического партнёра Запада на Ближнем Востоке, Турция за последние пятнадцать лет переосмыслила своё международно-политическое положение и предприняла значительные усилия, чтобы заставить Запад смотреть на неё по-новому. Активно развивая сотрудничество с Россией, Китаем, Ираном и странами Центральной Азии и Африки, Анкара старалась следовать принципу разделения и комплементарности, чтобы существующие трения и разногласия не отражались на позитивных аспектах. Так, глава МИД Мевлют Чавушоглу разъяснял турецкую позицию по Украине: «Турция как страна, развивавшая сотрудничество с Россией и Украиной, в условиях войны не может принимать чью-либо сторону, напротив, мы должны выстроить диалог между всеми участниками конфликта ради прекращения войны»[13].

Анкара превратила стратегическое хеджирование в часть более масштабной и амбициозной внешнеполитической стратегии, сделав её главным элементом в выстраивании отношений с западными и незападными партнёрами, налаживании взаимодействия с турецкой диаспорой и родственными общинами за рубежом[14] и наращивании геополитического влияния на Балканах, Ближнем Востоке и Южном Кавказе[15]. Аналогичным подходом Турция руководствуется в проекте реформы ООН, основывающемся на известном турецком лозунге «Мир больше пяти»[16]. Проект предполагает расширение состава Совета Безопасности ООН и в целом придание структурам ООН более инклюзивного и всеобъемлющего характера, отражающего многоукладность и многополярность миропорядка.

Внешнеполитические устремления не ограничиваются достижением международно-политической автономии, а направлены на обретение статуса страны, определяющей параметры текущего процесса трансформации либерального (или западноцентричного) миропорядка и стержневых для него международных институтов и норм.

Россия как ресурс стратегической автономии Турции

В стремлении Турции сотрудничать со всеми странами, раздражёнными «безапелляционным доминированием Запада», развитие многоаспектных партнёрских отношений с Россией при всей их сложности и нелинейной динамике стало важным ресурсом наращивания стратегической автономии.

В политическом плане сближение объяснялось тремя причинами – разочарованием в союзничестве с Западом и осознанием ограниченности перспектив евроинтеграции, системными последствиями внутриполитической трансформации (укреплением авторитарных тенденций в период правления ПСР) и личными симпатиями между Реджепом Эрдоганом и Владимиром Путиным. Немаловажным фактором стала безусловная поддержка российскими властями Эрдогана в дни путча 15—16 июля 2016 г., которая резко контрастировала с поведением западных союзников. Во второй половине 2010-х гг. Путин и Эрдоган стали ещё чаще встречаться и проводить телефонные переговоры (без малого три десятка личных очных встреч за 2016–2022 гг.).

В международно-институциональном плане Турция, со второй половины ХХ века интегрировавшаяся в общеевропейские структуры и ставшая частью пространства Запада, в середине 2010-х гг. фактически отказалась от идеи опоры на западный опыт в процессе собственной экономической модернизации и сохранения дружественных отношений с Западом как краеугольного камня внешнеполитической стратегии[17]. Институциональная связь с Западом – членство в НАТО, Таможенном союзе с ЕС и других общеевропейских структурах – сохранялась при декларируемом стремлении повысить статус и роль Турции в международных организациях и демонстративном интересе к ШОС, БРИКС и «Двадцатке».

Тезис о сближении России и Турции на почве их отчуждения Западом получил распространение ещё в 2000-е годы. Две страны, таким образом, формировали, как поэтично выразился турецкий исследователь Омер Ташпынар, «ось отверженных»[18]. Несмотря на различия во взглядах по многим вопросам мировой и региональной политики, Россия и Турция разделяли разочарование Западом и его политикой двойных стандартов[19], в том числе применительно к Ближнему Востоку и в особенности сирийскому кризису.

Внешнеполитический курс Путина и Эрдогана на взаимное сближение не был аномалией с точки зрения исторического развития России и Турции или исключительно следствием хороших личных отношений. Стремление к признанию за своей страной справедливого места в системе международных отношений, неудовлетворённость Западом – всё это хорошо вписывалось в историческую канву. Но Турция стремилась занять равное положение с ведущими европейскими державами – Германией, Великобританией, и пересмотреть свои отношения с США в более выгодном для себя русле. Россия же хотела вернуть себе статус мировой державы, равной по потенциалу и влиянию Соединённым Штатам, и провести ревизию отношений с Европой, исходя из цивилизационного и культурного единства[20].

С точки зрения военно-технического и экономического взаимодействия знаковыми стали сделка по покупке российских зенитно-ракетных комплексов С-400 и строительство газопровода «Турецкий поток» по дну Чёрного моря[21]. Контракт по С-400 сделал Турцию единственной страной НАТО, закупившей высокотехнологичное российское оружие. Это не только привело к трениям внутри альянса и росту напряжённости между Анкарой и Вашингтоном, но и положительно сказалось на международном имидже российского оружия. Самой Турции пришлось заплатить высокую цену. Американцы не только исключили её из участия в программе по производству истребителей пятого поколения F-35, но и ввели санкции в рамках закона «О противодействии противникам Америки посредством санкций» (CAATSA).

В свою очередь, «Турецкий поток» дал стране возможность стать одним из ключевых игроков мирового рынка энергоресурсов, не обладая их существенными запасами, и получить от Москвы скидку на газ, не отказавшись от проработки альтернативных маршрутов транзита из Центральной Азии на Запад. К концу 2010-х гг. Турция смогла закрепиться в роли важнейшей транзитной страны для экспорта углеводородов из Каспийского региона в Европу – Болгарию, Сербию, Венгрию.

В условиях санкций у энергетического сотрудничества Москвы и Анкары появились дополнительные перспективы.

В октябре 2022 г. президент Путин предложил создать на базе «Турецкого потока» международный газовый хаб, участники которого могли бы определять ценовую конъюнктуру на трубопроводный и сжиженный газ, что дало бы возможность Анкаре объединить разных поставщиков на одной площадке и влиять на мировое ценообразование. Эрдоган активно включился в продвижение этой идеи.

Региональное измерение взаимодействия в 2010-е гг. и в начале 2020-х гг. стало одним из наиболее показательных с точки зрения стремления Турции использовать любые региональные асимметрии для наращивания своих возможностей, и способности Турции и России к объединению интересов друг друга в чувствительных областях региональной безопасности.

Одним из катализаторов сотрудничества можно считать переход региональной системы международных отношений на Ближнем Востоке к большей полицентричности, что произошло в результате снижения роли Соединённых Штатов и Евросоюза в регионе и заполнения вакуума местными игроками – Турцией, Ираном, Саудовской Аравией, Израилем, ОАЭ, Катаром. Возникшая на Ближнем Востоке специфическая модель партнёрско-конкурентного взаимодействия с Россией воспринималась турецким истеблишментом как следствие трансформации системы международных отношений и «геополитический императив» для Турции.

Новый формат региональной кооперации проявился и в специфическом взаимодействии Москвы и Анкары по урегулированию кризиса в Сирии, затем в Ливии и, наконец, в Нагорном Карабахе. Сирийский конфликт, начавшийся на рубеже 2010-х гг., создал основу особой модели регионального партнёрства в условиях несовпадающих, но перекрещивающихся интересов.

Можно выделить две ключевые характеристики российско-турецких отношений второй половины 2010-х гг. Во-первых, по большинству чувствительных для Турции вопросов Россия демонстрировала понимание и стремление учитывать «турецкие обстоятельства», что контрастировало с подходами к Анкаре западных союзников – США и ЕС. Во-вторых, Россия и Турция демонстрировали определённую степень учёта интересов друг друга, а значит, и некоторое самоограничение, что способствовало появлению у Анкары новых внешнеполитических возможностей. Впоследствии это проявилось во время украинского кризиса.

Кризис на Украине и российско-турецкие отношения

После начала специальной военной операции РФ 24 февраля 2022 г. Турция сразу отказалась присоединиться к антироссийским санкциям и предложила выступить посредником. Анкара увидела возможность утвердиться в роли страны, способной определять конфигурацию формирующегося нового регионального, а возможно, и мирового порядка. Внешнеполитическая линия Турции в условиях СВО стала качественно новым этапом в балансировании между Западом и Россией и хеджировании внешнеполитических рисков.

С середины 2010-х гг. Турция придерживалась прозападной позиции по украинскому кризису. Анкара не признала присоединение Крыма к России в 2014 г. и независимость Донецкой и Луганской народных республик, демонстративно укрепляла отношения с Киевом в рамках Совета сотрудничества высшего уровня. В 2015 г. Турция открыла для Украины кредитную линию на более чем 50 млн долларов, объявила о выделении гуманитарной помощи на 10 млн долларов, наконец, в 2020 г. подписала с Киевом договор о военно-техническом сотрудничестве, а в 2022 г. — о создании зоны свободной торговли. Помимо поставок современных средств связи украинской армии, турецкая компания Baykar Makina планировала не только построить на Украине завод по производству дронов, но и создать совместный турецко-украинский центр аэрокосмических технологий. Украина намеревалась использовать турецкие технологии при производстве дронов «Сокол 300» в конструкторском бюро «Луч». Турция заключила контракты на поставку украинских двигателей для стратегических ударных беспилотников, разработала несколько совместных проектов, в рамках которых на перспективный тяжёлый беспилотник Bayraktar Akıncı предполагали устанавливать украинские двигатели. Другим амбициозным совместным проектом должна была стать разработка сверхзвукового ударного беспилотника. Турция также стала одним из крупнейших партнёров военно-морских сил Украины, заключив контракт на постройку корвета для ВМФ Украины.

Ведущие западные страны скептически оценивали вовлечённость Турции в украинский кризис до февраля 2022 года. Несмотря на поддержку Украины (поставки оружия, дипломатическая солидарность), Анкару не допустили до участия в консультациях западных стран по украинскому кризису и в общих дебатах по европейской безопасности. На видеоконференцию президента США Джо Байдена с европейскими лидерами по России и Украине 24 января 2022 г. Эрдоган также приглашён не был.

Специальную военную операцию РФ, хотя и не сразу, Анкара объявила «незаконным военным вторжением», проголосовав за осуждение России на Генассамблее ООН 2 марта 2022 года. Официальный Киев не скупился на комплименты в адрес Турции. В конце февраля 2022 г. Владимир Зеленский эмоционально благодарил «своего друга президента Эрдогана» за поддержку Украины и закрытие Черноморских проливов для российских кораблей в соответствии с Конвенцией Монтрё[22], забывая, что в начале февраля Россия перебросила в Чёрное море через проливы значительные военно-морские силы. Глава минобороны Украины выразил признательность за поставки новой партии БПЛА Bayraktar TB2 в дополнение к тем, что Украина получила в 2021 году.

Анкара старалась не раздражать Москву и максимально дистанцировалась от санкционной войны. Турция одновременно стремилась защитить экономические интересы и утвердиться в роли «честного посредника», сохраняющего относительный нейтралитет и хорошие отношения со всеми. В экономическом плане это позволило более чем двукратно увеличить товарооборот с Россией (с 33 до более чем 70 млрд долларов, по оценочным данным) и вывести Турцию к концу 2022 г. на второе место после Китая по объёму торговли с РФ.

Для Москвы Турция стала выполнять роль связующего звена с Европой в решении транспортно-логистических, товарных и энергетических вопросов.

В условиях обострившейся конфронтации между Западом и Россией Анкара отчётливо обозначила стремление не только выступить в качестве посредника в урегулировании конфликта на Украине, но и стать реальной «третьей силой» в противостоянии Запада и Востока, повысить международно-политическую субъектность, чётко обозначив спектр национальных интересов, а не извлечь выгоду из простого примыкания к западному или антизападному лагерю.

Принятие на себя посреднической миссии по Украине, во-первых, обеспечило Турции и Эрдогану повышенное внимание мировых СМИ, что подняло популярность президента и правящей партии, рейтинги которых снижались на фоне экономического кризиса. Во-вторых, дало Турции дополнительный аргумент в отстаивании права на продолжение разностороннего взаимодействия с Москвой и отказ от присоединения к антироссийским санкциям. В-третьих, создало плацдарм для дальнейшего наращивания геополитического и дипломатического влияния в регионе. Неслучайно именно в Турции произошёл обмен осуждённого в России бывшего американского морского пехотинца Тревора Рида на отбывавшего заключение в США лётчика Константина Ярошенко. Летом 2022 г. заключена «зерновая сделка» – соглашение между Россией, Украиной, Турцией и ООН об организации безопасного морского коридора для сельскохозяйственных грузов c Украины, а осенью 2022 г. на фоне разговоров о возросших рисках ядерной эскалации в Анкаре прошли переговоры между главами СВР Сергеем Нарышкиным и ЦРУ Уильямом Бёрнсом. Это была первая личная встреча высокопоставленных представителей сторон с начала СВО.

Жизнеспособность «новой экономической модели» Эрдогана (борьба с инфляцией без повышения процентных ставок ЦБ) была под вопросом ещё до начала украинского кризиса. Последствия войны подорвали планы Анкары на преодоление задолженности Турции перед другими странами за счёт стимулирования экспорта и стабилизации национальной валюты через внедрение госпрограммы защиты депозитов в лирах. Россия и Украина долго были основными экономическими партнёрами Турции в сфере торговли сельскохозяйственной продукцией, энергетики, оборонной промышленности и прежде всего туризма. Страна надеялась вернуться к допандемийному туристическому уровню в 2022 г., но число туров из России и Украины резко сократилось, а из европейских стран заметно упало. Россияне были самой большой группой иностранных туристов в Турции в 2021 г. – около 4,7 млн человек, или 19% всех туристов. Украинцы располагались на третьем месте после немцев, около 2 млн, или 8 процентов[23].

Рост цен на энергоносители также больно ударил по Турции, поскольку каждое повышение цены на нефть на 10 долларов увеличивает дефицит счёта текущих операций на 5 млрд долларов. Боевые действия остановили транспортировку товаров на Украину и закрыли сухопутные пути в Россию. Ощутимо пострадала турецкая текстильная промышленность. Особенно это коснулось центров текстиля и кожи в Стамбуле, которые зависели от покупателей из России и Украины (на российский и украинский рынки приходилось 40% годового объёма продаж в размере более 3 млрд долларов).

Россия и Украина – крупные экспортёры пшеницы, конфликт поднял мировые цены до рекордного уровня, стимулируя продовольственную инфляцию во всём мире. Для Турции, которая почти 80% зерна закупала в России и на Украине, это оказалось особенно болезненным.

Санкционная война против России и вызванный этим энергетический коллапс перечеркнул наметившиеся в конце 2021 г. позитивные тенденции по преодолению тяжёлого экономического кризиса. Но Турция нацелилась на получение максимально возможных дивидендов от санкционной войны против Москвы, рассчитывая привлечь спешно покинувшие Россию крупные международные компании, а также наладить поставки на российский рынок для заполнения дефицита, вызванного уходом из России многих западных брендов. Турция стала развивать инфраструктуру для работы с российской платёжной системой «МИР». Самые крупные государственные и частные банки начали принимать российские карты, а министр финансов Турции Нуреддин Небати говорил о 15% турецких компаний, работающих с системой «МИР». Однако в сентябре 2022 г. из-за угрозы вторичных санкций США турецкие банки перестали принимать карты «МИР», а правительство заявило о работе над новым механизмом взаимных расчётов с Россией.

Во внешней политике Турции 2020-х гг. наметилась тенденция максимально использовать геостратегический потенциал для выстраивания транзакционных отношений даже с теми, с кем у Анкары долгое время был открытый антагонизм.

Так, Эрдоган начал делать шаги по налаживанию диалога с Израилем, ОАЭ, Саудовской Аравией, Египтом и даже Арменией. В какой-то мере это соотносилось и с попытками снизить напряжённость в отношениях с ЕС и США на фоне подготовки к президентским и парламентским выборам 2023 года.

Если на дипломатическом уровне кризис открыл для Турции окно возможностей, в военном плане обострение ситуации на Украине стало не менее серьёзным вызовом, чем экономические проблемы. Стране пришлось перейти к политике жёсткого балансирования, нарастив военный потенциал в Чёрном море[24], расширив военно-техническое сотрудничество по линии НАТО и наладив кооперацию в сфере военных технологий с Украиной. Эти шаги не изменили установившийся во второй половине 2010-х гг. общий военно-политический баланс. Новая турецкая военно-морская база в Трабзоне в дополнение к старым в Синопе и Самсуне, учитывая её скромное оснащение, существенно не повысила военный потенциал Турции. Участие же в американо-украинских учениях «Морской бриз 2021» трудно считать принципиально новым явлением. Турция как член НАТО и Блэксифора за последние два десятилетия стала завсегдатаем аналогичных военно-морских учений[25].

Единственным существенным шагом, который, казалось бы, нарушил логику стратегического хеджирования, можно считать наращивание взаимодействия с Украиной в сфере безопасности и военно-промышленного сотрудничества. Турция не ставила цели создания оборонительного альянса, не говоря уже о вхождении в антироссийский фронт, который фактически сформировался из ряда прибалтийских и восточноевропейских стран. Через ограниченное и во многом ситуативное военное сотрудничество с Киевом (поставки дронов и другого оборудования) Анкара посылала сигналы Москве об обеспокоенности ростом российского военного потенциала в регионе.

Заключение

Неоднозначная позиция Турции по отношению к региональным событиям с участием России труднообъяснима с точки зрения классических подходов неореалистической парадигмы, поскольку не укладывается в логику ни балансирования, ни примыкания, ни сохранения нейтралитета в чистом виде. Концепция стратегического хеджирования и стратегической автономии в турецком понимании даёт возможность понять разнонаправленную и порой противоречивую внешнюю политику и сложный характер отношений Анкары с Москвой конца 2010-х – начала 2020-х годов.

Рассмотрение российско-турецких отношений и внешней политики Анкары в рамках концепции хеджирования помогает преодолеть заблуждение о примате экономики во взаимодействии Москвы и Анкары. Если бы прагматические связи преобладали над соображениями безопасности, едва ли мы увидели бы поставки турецкого оружия Украине или лоббирование вступления Украины и Грузии в НАТО. Тесные и бурно развивающиеся экономические связи Анкары с Москвой не помешали первой предпринять шаги, направленные на уравновешивание военно-стратегического потенциала России в Черноморском регионе, Средиземноморье, на Ближнем и Среднем Востоке, иными словами, стремиться помешать России сместить региональный баланс сил в свою пользу. Эти тенденции свидетельствуют о превалировании структурных императивов обеспечения собственной безопасности над более меркантильными целями внешней политики Турции в целом и при выстраивании отношений с Россией, что и является ключевой характеристикой стратегического хеджирования.

Турция – уникальный пример успешного и продуктивного сочетания стратегического хеджирования, различных форм балансирования и проактивной внешней политики по всем направлениям для обеспечения и наращивания стратегической автономии.

Турция, как и любая держава среднего уровня, ограничена в ресурсах. Но наступательная политика на региональном и макрорегиональном уровне в сочетании с поддержкой внешнеполитических концептуальных идей (в частности, превращение в логистический и энергетический хаб), до недавнего времени «спящих» из-за недостатка ресурсов или ограничений международной среды, способны создать сильный синергетический эффект.

Использование России как ресурса стратегической автономии и украинского кризиса как особой возможности позволило Турции претендовать на статус международного игрока гораздо более высокого уровня, чем допускают её фактические возможности (отсутствие реальной опоры на «свой» регион, сложные отношения с соседями, проблемы в экономике), и даже попытаться преодолеть структурные ограничения членства в НАТО. В России Анкара видит непосредственный источник повышения своей международной роли и стремится закрепить положение особого транзитного хаба, уникальной переговорной площадки, а также канала выхода на международные структуры, с которыми Россия либо прекратила диалог, либо не в состоянии его использовать для реального решения важнейших проблем.

Удивительная комбинация трудно сочетаемых, на первый взгляд, прагматизма и напористости, милитаризации и способности налаживать взаимодействие с региональными и глобальными антагонистами на фоне демонстративного дистанцирования от западоцентричных институтов и ценностей – во всём этом не стоит видеть исключительно производные от амбиций Эрдогана. Турция проходит очередной этап в континууме стратегического балансирования и хеджирования, из которых состоит вся новейшая история страны. Особенно это проявлялось в годы Второй мировой войны, прошедшие под знаком «лукавого нейтралитета» Анкары.

Спекуляции об уходе Эрдогана из политики стали неотъемлемой частью каждой избирательной кампании со времён протестов 2013 года. Но если это и случится, то едва ли приведёт к кардинальному изменению вектора внешней политики Анкары. Конечно, менее эмоциональный глава государства будет в большей степени опираться на традиционные внешнеполитические институты и инструменты. Это обеспечит стабильность и последовательность в отношениях Анкары с привычными союзниками и партнёрами. Однако наивно ожидать «“нормализации” постэрдогановской Турции» в понимании Брюсселя и Вашингтона, то есть возвращения в русло послушного союзника и верного проводника западных интересов и стратегического видения в регионе. Структурные изменения в системе международных отношений, идейно-ценностная трансформация Турции и турецкого общества XXI века, равно как и новая система геополитических координат и потенциалов, сложившаяся на Ближнем Востоке после «арабской весны», – всё это рисует иные перспективы и сценарии.

Внешняя политика Турции – иллюстрация наступления полицентричного миропорядка.

Он (к удивлению многих) характеризуется не сосуществованием узкого круга равновеликих и уравновешивающих друг друга «полюсов», а появлением множества разнокалиберных акторов. Последние стремятся не к обеспечению стабильности и упорядоченности, а к удовлетворению собственных интересов и амбиций, повышению веса и статуса в региональной и мировой политике. Турция – концентрированное проявление этой общемировой тенденции и вектора развития международных отношений.

СНОСКИ

[1] Kuik C.-C. How Do Weaker States Hedge? Unpacking ASEAN States’ Alignment Behavior Towards China // Journal of Contemporary China. 2016. Vol. 25. No. 100. P. 504–505.

[2] Kuik C.-C. The Essence of Hedging: Malaysia and Singapore’s Response to a Rising China // Contemporary Southeast Asia. 2008. Vol. 30. No. 2. P. 162–163.

[3] Kuik C.-C. How Do Weaker States Hedge? Unpacking ASEAN States’ Alignment Behavior Towards China. Op. cit. P. 503.

[4] См.: Dalay G. Dış politikada otonomi arayışı // Karar. 07.12.2016. URL: https://www.karar.com/yazarlar/galip-dalay/dis-politikada-otonomi-arayisi-2785 (дата обращения: 25.02.2023); 11. Büyükelçiler Konferansı Açılış Konuşması. 5 Ağustos 2019, Ankara // T.C. Dış İşleri Bakanlığı. 05.08.2019. URL: https:.www.mfa.gov.tr.data.BAKAN.bkon2019.pdf (дата обращения: 25.02.2023).

[5] Ibid.

[6] Erdoğan R.T. How to Fix the UN – and Why We Should // Foreign Policy. 26.09.2018. URL: https://foreignpolicy.com/2018/09/26/how-to-fix-the-u-n-and-why-we-should/ (дата обращения: 25.02.2023).

[7] Erdoğan R.T. Cumhurbaşkanlığı Hükümet Kabinesi İki Yıllık Değerlendirme Toplantısı’nda Yaptıkları Konuşma // T.C. Cumhurbaşkanlığı. 21.07.2020. URL: https://www.tccb.gov.tr/konusmalar/353/120687/cumhurbaskanligi-hukumet-kabinesi-iki-yillik-degerlendirme-toplantisi-nda-yaptiklari-konusma (дата обращения: 25.02.2023).

[8] Cumhurbaşkanı Erdoğan: Karada, denizde ve havada karşımıza çıkacak herkes Türkiye’nin kararlılığını gördü // Anadolu Ajansı. 30.08.2020. URL: https://www.aa.com.tr/tr/turkiye/cumhurbaskani-erdogan-karada-denizde-ve-havada-karsimiza-cikacak-herkes-turkiyenin-kararliligini-gordu/1957938 (дата обращения: 25.02.2023).

[9] Erdoğan R.T. Cumhurbaşkanlığı Hükümet Kabinesi İki Yıllık Değerlendirme Toplantısı’nda Yaptıkları Konuşma // T.C. Cumhurbaşkanlığı, 21.07.2020. URL: https://www.tccb.gov.tr/konusmalar/353/120687/cumhurbaskanligi-hukumet-kabinesi-iki-yillik-degerlendirme-toplantisi-nda-yaptiklari-konusma (дата обращения: 25.02.2023).

[10] 13 законов были приняты ВНСТ в 2010–2022 гг.

[11] Erdoğan R.T. Bölgemizde İstikrar ve Refah Temelli Yeni Bir Dönemin Kapıları Aralanacak // T.C. Cumhurbaşkanlığı, 14.05.2017. URL: https:.www.tccb.gov.tr.haberler.410.75192 (дата обращения: 25.02.2023).

[12] BRICS’e ‘T’ eklenirse bize fırsat yaratabilir // Hürriyet. 29.07.2018. URL: https://www.hurriyet.com.tr/yazarlar/vahap-munyar/bricse-t-eklenirse-bize-firsat-yaratabilir-40911660 (дата обращения: 25.02.2023).

[13] İbrahim Kalın, “Rusya’ya yaptırım planlamıyoruz” dedi // Hürriyet. 01.03.2022. URL: https://www.hurriyet.com.tr/gundem/son-dakika-rusyanin-ukraynayi-isgali-ibrahim-kalindan-onemli-aciklamalar-42013925 (дата обращения: 25.02.2023).

[14] Kinship and Diasporas in Turkish Foreign Policy: Examples from Europe, the Middle East and the Eastern Mediterranean. PRIO Cyprus Centre Report. Nicosia: PRIO Cyprus Centre, 2019. 116 p.

[15] Shlykov P. The “Turkish Model” in Historical Perspective // Russia in Global Affairs. Vol. 16. No. 2. P. 34–59.

[16] Erdoğan R.T. Dünya 5’ten büyüktür’ sözümüz küresel adaletsizliğe karşı yapılmış en büyük başkaldırıdır // T.C. Cumhurbaşkanlığı, 10.01.2018. URL: https:.www.tccb.gov.tr.haberler.410.89038 (дата обращения: 25.02.2023).

[17] Dalay G., Lesser I., Talbot V. et. al. Turkey and the West: Keep the Flame Burning. Washington: The German Marshall Fund of the United States, 2020. 18 p.

[18] Hill F., Taspinar O. Turkey and Russia: Axis of Excluded? // Survival. 2006. Vol. 48. No. 1. P. 81–92.

[19] Baev P., Kirişçi K. An Ambiguous Partnership: The Serpentine Trajectory of Turkish-Russian Relations in the Era of Erdoğan and Putin. Washington: Brookings, 2017. 27 p.

[20] Сессия онлайн-форума «Давосская повестка дня 2021» // Президент России. 27.01.2021. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/64938 (дата обращения: 25.02.2023).

[21] Впервые о проекте «Турецкий поток» президенты двух стран объявили в декабре 2014 г., однако после инцидента со сбитым турецкими ВВС российским СУ-24 в ноябре 2015 г. переговоры о его реализации были заморожены, формально соглашение о строительстве газопровода подписано осенью 2016 г., а окончательно ратифицировано в 2017 году.

[22] Zelensky V. Twitter Post // Twitter. 26.02.2022. URL: https:.twitter.com.ZelenskyyUa.status.1497564078897774598 (дата обращения: 25.02.2023).

[23] Sınır İstatistikleri Yıllık Bülteni // T.C. Kültür ve Turizm Bakanlığı. 2022. URL: https://yigm.ktb.gov.tr/TR-249709/yillik-bultenler.html (дата обращения: 25.02.2023).

[24] После 2014 г. турецкие военно-морские силы утратили превосходство в Чёрном море, где господствующее положение заняла Россия.

[25] Официальный перечень см.: Doğu Akdeniz Naval Exercise 2019 // Bosphorus Naval News. 13.11.2019. URL: https://turkishnavy.net/?s=Naval+Exercise (дата обращения: 25.02.2023).

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389654 Павел Шлыков

Пространство осмысления

Последствия конфликта на Украине с точки зрения ведущих мировых интеллектуалов

ВИТАЛИЙ КУРЕННОЙ

Кандидат философских наук, заслуженный профессор, директор Института исследований культуры Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Куренной В.А. Пространство осмысления // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 117–140.

В настоящем обзоре представлена позиция ряда наиболее известных в мире интеллектуалов, отреагировавших в течение прошедшего года на ситуацию и возможные последствия военного конфликта на Украине. «Интеллектуал», аналогом которого до известной степени является русское «интеллигент», – классическое «спорное понятие». Его семантическое определение нередко осуществляется в ходе дискуссий, подобных той, что возникла в России после публикации сборника «Вехи» (1909).

В нашем случае содержание этого понятия определяется так, как это принято в современных исследованиях[1], а также с учётом соответствующих рейтингов, весьма, впрочем, пёстрых по критериям отбора[2]. Интеллектуал совмещает в себе две роли – принадлежность к центрам производства научного знания и широкое присутствие в средствах массовой информации. Одна из эталонных фигур – Юрген Хабермас, сочетающий один из самых высоких рейтингов научного цитирования в социальных науках и высокую публичную активность в СМИ. Функция интеллектуала отличается от того, что выполняют учёный и эксперт, поскольку свободна от ограничений, свойственных им в процедурах обоснования суждений. Взгляд традиционно колеблется между двумя полюсами: надпартийным и по возможности научно-нейтральным утверждением «общего блага» и ролью «ангажированного интеллектуала», который маркирует политическую позицию (часто в последней выступают «коллективные интеллектуалы» – разного рода think tanks). Оба модуса представлены в этом обзоре.

Конфликт на Украине вызвал, прежде всего, волну эмоционально-ценностных реакций. Накал морализации, с которым во всё возрастающей степени ведутся современные культурные войны (борьба за политкорректность, Black Lives Matter, Me Too и др.), достиг предельного уровня, превратив львиную долю публичных высказываний в жанр ценностной аккламации. Поэтому при отборе источников важен критерий аналитического профессионализма, который также превратился в мишень для морализаторской критики. Пример удержания такой профессиональной позиции продемонстрировал Герфрид Мюнклер, который следующим образом ответил на адресованные ему упрёки в том, что он «смотрит на войну безучастным взглядом исследователя муравьёв» и «редуцирует международную политику к механизму власти и интересов, лишённому нормативного измерения»: «В [критикуемом] интервью я выступал как учёный …Настойчивые же отсылки к собственной эмпатии или собственным политическим предпочтениям будут, скорее, мешать делу. <…> Поэтому я не чувствую себя задетым этой критикой, но рассматриваю её, как и другие подобные суждения, в качестве ещё одного выражения недостатка стратегического мышления в Германии»[3]. Стремление удерживать подобный подход был весомым для настоящего исследования критерием выбора анализируемых авторов.

В истории интеллектуалов важное место занимает групповая мобилизация позиций, одним из самых ярких эпизодов которой был в своё время конфликт «дрейфусаров» и «антидрейфусаров» во Франции. Подобную реакцию породил и украинский конфликт. В Германии она приняла форму коллективных открытых обращений. Так, уже в апреле 2022 г. появилось «Открытое письмо канцлеру Шольцу», подписанное первоначально группой из 28 интеллектуалов и художников с призывом «сделать всё возможное для скорейшего прекращения огня и достижения компромисса, который может быть принят обеими сторонами»[4]. Авторы считают ошибочной позицию, согласно которой «решение о моральной ответственности за дальнейшую “цену” в человеческих жизнях среди гражданского населения Украины находится исключительно в компетенции их правительства», поскольку «морально обязывающие нормы носят универсальный характер». Спустя два месяца текст «Прекратить огонь немедленно!» опубликовала ещё одна группа интеллектуалов в газете «Die Zeit»[5]. Оба письма вызывали резкую критику, площадкой которой стала, прежде всего, «Frankfurter Allgemeine Zeitung». Появлялись аналогичные обращения к правительству и парламенту от сторонников военных действий (прежде всего, со стороны «зелёных»). То, что с весны 2022 г. поначалу разыгрывалось в форме конфликта интеллектуалов, затем вышло на уровень массовых манифестаций за прекращение войны в Германии и других странах.

Против «дичайших спекуляций»

О событиях на Украине дважды высказался один из самых известных и почтенных по возрасту мировых интеллектуалов Юрген Хабермас. В первом эссе «Война и возмущение»[6] он поддержал сдержанную на тот момент линию Олафа Шольца по оказанию военной помощи Украине: «Меня раздражает самоуверенность, с которой в Германии возмущённые обвинители выступают против действующего рефлексивно и сдержанно федерального правительства». Речь идёт о раздражении выступлениями бывших пацифистов (прежде всего партии «Зелёных») в пользу более решительной военной поддержки Украины. Агрессивная риторика, активизировавшаяся в Германии, основана на том, что её сторонники упускают, согласно Хабермасу, основную военно-политическую дилемму, «перед которой война поставила Запад, связавший себе руки взвешенным, морально обоснованным решением в ней не участвовать».

Эта дилемма вынуждает Запад «рассматривать рискованные альтернативы в попытках избежать выбора из двух зол – поражения Украины или разрастания ограниченного конфликта в третью мировую войну».

Ситуация осложняется тем, что позиции России и Запада относительно использования оружия массового поражения на сегодняшний день являются «ассиметричными»: «Запад, уже не оставивший сомнений в своём фактическом участии в войне, с самого начала введя жёсткие санкции, должен тщательно обдумывать каждый последующий шаг при оказании военной поддержки Украине и задаваться вопросом, не переходит ли он тем самым неопределённую границу (неопределённую, поскольку она зависит лишь от того, как её определяет Путин) формального вступления в войну». Единственной правильной стратегией является одобряемый Хабермасом курс осторожных решений: «Остаётся лишь поле для дискуссий и доводов, требующих взвешенного рассмотрения в свете обязательных технических знаний и той необходимой информации, которая далеко не всегда находится в открытом доступе, чтобы иметь возможность принимать обоснованные решения». Необходимость осмотрительности определяется тем, что для Германии «существует порог риска, исключающий невоздержанное участие в гонке вооружений Украины». На этом фоне «истерические противники» линии правительства ведут себя не только безответственно, но и морально сомнительно: «Но разве не является благочестивым самообманом делать ставку на победу Украины в смертоносной войне против России, не взяв в руки оружие? Разжигающая вражду риторика плохо сочетается со зрительской ложей, из которой она так прекрасно звучит, ведь это не отменяет непредсказуемости соперника, способного положить все яйца в одну корзину».

Хабермас критически отзывается о «дичайших спекуляциях» западных СМИ в отношении мотиваций российского руководства, рекомендуя более обоснованную оценку: «Преобладающий сегодня образ Путина как решительного ревизиониста необходимо как минимум сопоставить с рациональной оценкой его интересов». В целом по тексту работы рассыпано множество ремарок по поводу манипулятивных элементов медийной репрезентации войны Украиной. Чтобы оценить смысл этих мимоходом оброненных критических замечаний, включая реплику о «моральном шантаже» Германии со стороны Украины, необходимо вспомнить работы Хабермаса, посвящённые сфере публичности и причинам её кризиса в силу превращения в пространство манипуляций.

Значительная часть текста посвящена тому, что в немецких дискуссиях называют «новым кризисом немецкой идентичности». Он выражается не только в активном косвенном участии в военном конфликте, но и в быстром формировании новой ценностно-ментальной реальности. Эту трансформацию канцлер Германии обозначил понятием «эпохальный поворот» (Zeitenwende), что, согласно Хабермасу, означает «конец модальности немецкой политики, основанной прежде всего на диалоге и поддержании мира». Фигурой, воплощающей эту новую ментальную реальность, стала министр иностранных дел Анналена Бербок, которая «нашла убедительный образ для спонтанной идентификации с бурным морализаторским порывом украинского руководства». Хабермас диагностирует проблему различия отношения к происходящим событиям как поколенческую. С одной стороны, «молодые люди» «не скрывают своих эмоций и громче всех призывают к активному участию и вовлечённости», так что «создаётся впечатление, что абсолютно новые реалии войны избавили их от пацифистских иллюзий». С другой стороны, находятся «мы», те, кто «усвоили урок холодной войны, состоящий в том, что война против ядерной державы не может быть “выиграна” в каком бы то ни было адекватном смысле». Различие приобретает форму противостояния «национального и постнационального менталитета», а также коррелятивной ему пары героического (сам Хабермас не использует это понятие) и «постгероического» сознания[7]. Разница между героическим/национальным и постгероическим/постнациональным менталитетом проявляется в том, что происходит на Украине и том, как гипотетически вели бы себя европейцы в этой ситуации: «Эта разница становится очевидной, если сравнить восторженное героическое сопротивление и очевидную готовность к самопожертвованию украинцев с тем, что в аналогичной ситуации можно было бы ожидать от западноевропейского общества. К нашему восхищению примешивается некоторое изумление уверенностью в победе и непоколебимым мужеством солдат и мобилизованных добровольцев, с мрачной решимостью защищающих свою родину от значительно превосходящего по силе противника. Мы на Западе, напротив, полагаемся на профессиональную армию, которую финансируем, чтобы в случае необходимости знать, что мы под защитой и нам не придётся самим брать в руки оружие». Свою работу Хабермас завершает «осторожной формулировкой» «Украина не должна проиграть войну», что помещает его на совершенно определённый фланг по отношению к паролю украинского политического руководства и сторонников продолжения войны «Украина должна выиграть войну».

Аргументацию в пользу скорейшего начала мирных переговоров Хабермас развил в тексте «Призыв к переговорам» в феврале 2023 года[8]. В публичном пространстве доминирует воинственность, на фоне которой «колебания и размышления половины населения Германии» не имеют права голоса. Отчасти повторяя аргументы первой статьи, Хабермас развивает их с большим акцентом на моральные основания. Переговоры настоятельно необходимы, чтобы не позволить «затяжной войне унести ещё больше жизней и разрушений и в конечном счёте поставить нас перед безнадёжным выбором: либо активно вмешаться в войну, либо, чтобы не спровоцировать первую мировую войну между ядерными державами, оставить Украину на произвол судьбы». Нарастающие поставки оружия рискуют приобрести собственную логику, которая «может более или менее незаметно подтолкнуть нас к порогу третьей мировой войны».

Первый ключевой тезис эссе: «непоследовательно и безответственно» продолжать настаивать, что только Украина может принимать решения о возможных переговорах. Эта позиция представляет собой «хождение во сне на краю пропасти», поскольку непоследовательно соединяет, с одной стороны, поддержку Украины и уверения Запада в том, что он будет поддерживать её «столько, сколько потребуется», и, с другой стороны, утверждение, будто только украинское правительство может определить время и цель возможных переговоров. Банально, что только воюющая сторона определяет свои военные цели и принимает решение о переговорах.

Но в ситуации с Украиной только Запад определяет, как долго она может продержаться.

Западные страны имеют собственные «законные интересы и обязательства». Они действуют в более широкой геополитической сфере и, соответственно, должны принимать во внимание не только интересы Украины; у них есть «юридические обязательства» в отношении безопасности своих граждан; Запад, наконец, несёт моральную со-ответственность за жертвы и разрушения, вызванные его оружием. Поэтому сам должен нести бремя важных решений, избегая самой опасной ситуации, «в которой превосходство российских вооружённых сил поставит его перед выбором: либо уступить, либо стать участником войны».

Основная линия аргументации философа исходит из указания на опыт войны как, прежде всего, «сокрушительного насилия»: Хабермас ссылается, в частности, на фоторепортажи с театра боевых действий, которые заставляют вспомнить «картины ужаса на Западном фронте в 1916 году». Он смещает баланс между желанием победить врага и желанием положить конец смерти и разрушениям, увеличивающимися вместе «с ростом силы оружия». Именно подобный опыт двух мировых войн привёл к «понятийному сдвигу» в сознании затронутых ими народов, из чего был сделан вывод о несовместимости войны с цивилизованным сосуществованием: «Насильственный характер войны утратил ауру естественности». Этот опыт, имеющий формулу также морального требования, получил, наконец, международно-правовое воплощение в преамбуле и второй статье Устава ООН 1945 г. (последняя требует «проводить мирными средствами … улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира»). Речь шла теперь не просто о сокращении военного насилия в рамках «не слишком успешной» гуманизации права войны, а о том, чтобы «умиротворить (pazifizieren) само насилие войны посредством права». Именно этим Хабермас объясняет свою позицию: Запад, позволяющей Украине продолжать войну, «не должен забывать ни о количестве жертв, ни о риске, которому подвергаются возможные жертвы, ни о масштабах фактических и потенциальных разрушений, которые с тяжёлым сердцем принимаются ради законной цели». Использование войны – «симптом упадка исторического уровня цивилизованного взаимодействия между державами, тем более между державами, которые могли извлечь урок из двух мировых войн». Однако если вооружённый конфликт не удаётся предотвратить тяжёлыми санкциям, то необходимой альтернативой войне со всё новыми жертвами является поиск «приемлемых компромиссов».

В завершение Хабермас обращается к «ошибке альянса», который с самого начала оставил Россию «в неведении относительно конечной цели поддержки». Он допускает, что присоединение восточных областей Украины, создавшее такой тип российских притязаний, который неприемлем для Украины, было ответом на указанную ошибку, которая «оставляла открытой перспективу regime change» в глазах российского руководства. Если бы, полагает Хабермас, ясно заявленной целью поддержки стало восстановление статус-кво до 23 февраля 2022 г., это облегчило бы путь к переговорам и не привело к повышению и без того «неподъёмных ставок» с обеих сторон. Устойчивый результат, полагает Хабермас, не может быть достигнут без США, это касается и гарантий безопасности, которые Запад должен предоставить Украине. Ситуация в целом обнажила острую необходимость регулирования во всём регионе Центральной и Восточной Европы, выходящей за пределы текущего конфликта.

Именно потому, что конфликт затрагивает более широкий спектр интересов, «для пока ещё диаметрально противоположных требований может быть найден компромисс, сохраняющий лицо для обеих сторон».

Андреас Реквиц – ведущий современный культурсоциолог Германии – в апреле 2022 г. выпустил эссе «Крушение оптимизма по поводу прогресса»[9], в котором попытался понять причины потрясения и наметить дальнейшую цивилизационную стратегию западного мира. Реквиц полагает, что причина испытанного шока – крах определённого типа историософского (geschichtsphilosophisch) мышления, восторжествовавшего на Западе после падения Берлинской стены и исчезновения СССР. В это время здесь в полной мере восстановился образ мысли эпохи Просвещения, резюмированный Гегелем: история – поступательное движение прогресса, включающего в себя не только технику и науку, но и право, политику и мораль: «Это произошло не в последнюю очередь в форме теорий модернизации. В западных социальных науках, начиная с США, после Второй мировой войны сформировался влиятельный взгляд на социальные изменения, в котором западная модель предстала как нормальный случай развития: парламентская демократия, верховенство закона, рыночная экономика и социальная политика, безопасность, плюрализм и индивидуализм». И хотя едва ли можно найти более критиковавшийся на протяжении последних тридцати лет тезис, чем слова Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории», представление, что для незападных стран нет другого пути, нежели «догоняющая модернизация», глубоко укоренилось во взглядах средних и молодых образованных поколений стран Западной Европы и США. События на Украине, признаёт Реквиц, являются лишь «последним ударом». В «модернизационной парадигме», выражаясь терминами Томаса Куна, накопилось слишком много «аномалий», которые и ведут к её революционной смене. Эти аномалии продолжают накапливаться и внутри западных стран.

«Запад с его либеральным образом мышления больше не главный игрок на сцене, но лишь один из участников конфликтов – наряду со многими другими». Три следствия новой ситуации, полагает Реквиц, очевидны. Во-первых, это деглобализация, которая началась уже в период пандемии. Во-вторых, для политики, особенно в Европе, ориентация на безопасность – как внутреннюю, так и внешнюю – становится проблемой в масштабе, невиданном со времён падения Берлинской стены. В-третьих, возникают идеологические конфликты, которых мир не знал после 1989 года. С точки зрения западных либералов, речь идёт о борьбе между либерализмом и авторитаризмом – как в лице России и Китая, так и в лице популистских движений в самих западных обществах[10].

Особенность конфликта заключается в том, что другая сторона видит его в иной перспективе – «в ней национальная укоренённость противопоставляет себя мнимой безродности и декадансу либерализма».

Во время холодной войны Запад демонстрировал высокий уровень экономического процветания и значительную степень внутренней социальной однородности; при этом Соединённые Штаты с готовностью выступали в роли ведущей мировой державы. Сегодня ситуация изменилась: западные общества пережили сложный экономический структурный сдвиг (постиндустриализация) и находятся в процессе новых перемен, связанных с повесткой климатических изменений. Западные общества политически поляризованы и сталкиваются со значительными социальными проблемами. США отказались от роли мировой сверхдержавы. В странах второго мира появляется множество новых геополитических акторов, которым будет сложно адаптироваться к текущему блоковому мышлению.

Наиболее любопытно краткое заключение, в котором Реквиц пытается пока только обозначить новую перспективу: «Конечно, это не означает, что “проект модерна” (Юрген Хабермас) в западно-либеральном смысле должен быть отложен в сторону. Но вместо того, чтобы верить в непреодолимую силу модернизационного процесса и железных исторических законов, нужно заново понять и реализовать этот проект как нормативный и стратегический, сознающий свои слабости, а также осознающий своих противников. Мы привержены этому подходу, даже если глобальный успех в будущем не гарантирован».

Последнее замечание о превращении «проекта модерна» в «нормативный и стратегический» фактически означает молчаливый отказ от представлений о его ранее предполагавшейся ценностной универсальности: речь идёт лишь об одном варианте среди многих. Получается, что речь уже не об «общечеловеческих ценностях», включающих «универсальную мораль», но лишь о проекте, который следует теперь реализовывать «стратегически», т.е. осознавая инструментальный характер данного действия (если использовать это понятие, как нам подсказывает сам Реквиц, в смысле Хабермаса). Из этих кратких соображений Реквица можно сделать, однако, два далекоидущих вывода. Во-первых, перед миром в полном масштабе встаёт проблема ценностного релятивизма, крайнюю форму которого резюмирует афоризм «Либералам – либерализм, каннибалам – каннибализм» (Liberalism for the liberals, cannibalism for the cannibals). Во-вторых, это означает, что сильная позиция универсализма, с которой всегда выступала западная цивилизация и культура, становится вакантной или по меньшей мере открытой для конкурирующих и обновлённых идей и мировоззрений.

Постимперское пространство

Ведущий немецкий политический теоретик Герфрид Мюнклер –почётный профессор политической теории Университета Гумбольдта (Берлин) – комментировал украинские события, начиная с первого дня вооружённого конфликта. Наиболее развёрнутый доклад был прочитан 12 сентября 2022 г. в Баварской католической академии. Запись выступления Мюнклера «После войны на Украине: изменение мирового порядка и последствия для Европы» доступна на Youtube[11].

Главную часть доклада Мюнклер предваряет пятью замечаниями.

Во-первых, нельзя ожидать, что военный конфликт на Украине быстро закончится, и трудно вообще представить его завершение.

Во-вторых, помимо конфликта на Украине в мире происходят другие важные события, так или иначе связанные с военными действиями. Особо важен вывод западных войск из Афганистана, а также обладающий «символическим значением» конфликт вокруг Тайваня. События в Афганистане «подводят черту под американской готовностью выступать гарантом [мирового] порядка, то есть заниматься инвестициями в общее благо».

В-третьих, происходит изменение расстановки политических сил в Европе: Германия обретает новую важную роль, теперь речь не об экономическом или фискальном, а о военном весе: «Этот вес она приобрела не столько благодаря своему военному потенциалу, сколько как производитель оружия». Таким образом, Германия стоит перед новым вызовом: «С одной стороны, необходимо продемонстрировать способность к лидерству, однако в то же время нужно делать это осмотрительно, разумно и дальновидно, чтобы, во-первых, способствовать миру, а не войне, и во-вторых, действовать так, чтобы не пугать другие европейские державы, – как сопоставимые по размерам с Германией, так и совсем небольшие. В силу исторического опыта мы знаем, что сильная Германия провоцирует образование европейских коалиций против неё, а этого нельзя допустить».

В-четвёртых, пандемия и события на Украине продемонстрировали уязвимость глобальных торговых связей: «Достаточно долго существовала уверенность в том, что глобальные торговые связи до определённой степени делают излишними такие факторы, как сферы влияния, доступ к сырью, доступ к рынкам и так далее. Они как будто релятивировали необходимость геополитических действий в отношении конкретных территорий. До некоторого момента это работало, но после пандемии, а теперь ещё и войны, в силу возникшего ощущения взаимозависимости становится ясно, что глобальные торговые цепочки – не только решение, но и проблема. И именно поэтому сейчас мы увидим изменение баланса сил».

Глобальные экономические связи «потеряли политическую невинность» и превратились в средство политического давления.

Легко предположить, что в ближайшее время «произойдёт деконструкция глобальных экономических взаимозависимостей – именно деконструкция (Rückbau), а не демонтаж (Abbau)». В результате этой деконструкции возникнут новые «обширные экономические связи (großräumige Wirtschaftskreisläufe)».

Наконец, пятое предварительное замечание Мюнклера: он не разделяет мнения некоторых своих коллег о том, что в случае переговоров и скорого окончания военного конфликта на Украине всё быстро вернётся к ситуации до 24 февраля 2022 года: «Война оставит следы независимо от того, как она закончится… Германия, как и Европа, на долгие годы, возможно – на десятилетия, прошла пик своего процветания». Последнее имеет важные последствия в том числе для глобальных проблем, таких как изменения климата, процесс сокращения биоразнообразия, борьба с голодом и миграционные процессы. Подобные задачи уйдут на задний план в политической повестке дня. Они не исчезнут, но с представлением о «человечестве» как коллективном субъекте, способном к действию, придётся надолго распрощаться.

Первая часть доклада посвящена проблеме «постимперского пространства». «Мы видим очень мало, если сводим вопрос только к событиям на Донбассе и Украине, переделу или восстановлению границ». Единственный слайд, который сопровождает доклад, – фрагмент карты, в центре которого находится Чёрное море. Всё окружающее его пространство – от Венгрии и Хорватии на Западе до Грузии на Востоке и Турции и сопряжённых пространств на Юге – представляет собой постимперское пространство, образовавшееся в результате распада Османской, Австро-Венгерской и Российской империй, своеобразным образом восстановленной в форме СССР. Внутри этих империй «существовали определённые национальные конфликты, но одной проблемы у них точно не было – проблемы границ между национальной и государственной принадлежностью».

Исчезновение империй превратило оставшееся после них пространство в «пожароопасный очаг европейской политики».

«Реалистическая угроза» заключается даже не столько в угрозе ядерного конфликта, сколько в том, что «эта война может расшириться». «На мой взгляд, – резюмирует Мюнклер, – это… единственная причина, которую нужно всерьёз учитывать, чтобы не принимать безоговорочно сторону украинской партии, но постоянно следить за общей ситуацией и спрашивать себя: если мы поступим так или иначе, в каком смысле мы рискуем не столько продлить эту войну, сколько расширить её?» Хотя Соединённые Штаты вернулись в европейскую политику обеспечения безопасности, это ненадолго: «После этого вопрос о будущем данного пространства снова станет подлинно европейской проблемой… Всё это пространство в целом на протяжении ближайших десятилетий будет вызовом для европейской политики в рамках вопроса стабилизации». Эта стабилизация и замирение текущих и возможных новых конфликтов «будет стоить относительно больших денег для богатых стран Европы – в форме финансовых трансферов в данное пространство, так как проект замирения – это, конечно, покупка власти (Gewaltabkauf). Мы предоставляем вам некоторое благосостояние – не слишком много, но всё же достаточно, чтобы вы сдержали свою вражду, свои религиозные, национальные, этнические и прочие конфликты».

Вторая часть посвящена вопросу «Что такое ревизионистская сила и как она может быть умиротворена?» Понятие «ревизионистская сила» (или политика) является не только термином политической теории, но и категорией, которая используется для характеристики политической диспозиции различных стран в военно-политических доктринах. США используют это понятие в адрес России и Китая[12], российские же эксперты до недавнего времени, напротив, в адрес США (ср. Истомин 2021). Существует, согласно Мюнклеру, три способа умиротворения ревизионистской силы: 1) трансфер благосостояния (Wohlstandstransfer); 2) умиротворение (appeasement) посредством заключения мирного договора; 3) сдерживание (deterrence) посредством формирования собственной военной силы. Трансфер благосостояния – основная стратегия умиротворения европейского «немирного континента» после окончания Второй мировой войны, которая позволяет «удовольствию от процветания в настоящем» стать намного важнее «вечного погружения в воспоминания о прошлом». Эта модель предполагает, что на другой стороне находится «homo economicus, человек, мыслящий в экономических категориях». Как полагает Мюнклер, европейские лидеры до последнего момента выдвигали подобные экономические соображения, которые не возымели эффекта в случае России.

Модель умиротворения предполагает некоторую взаимность или же уравнивающий компромисс, удовлетворяющий ревизионистскую политическую силу.

Эта стратегия имеет весьма рискованный характер, так как её результаты могут оказаться лишь временной отсрочкой, разжигающей аппетиты ревизионистской силы.

Однако отсрочка по крайней мере позволяет накопить военные силы противоположной стороне: «Умиротворение – это двуликий Янус, он показывает тот или иной облик в зависимости от того, с какой стороны вы на него смотрите».

Модель сдерживания следует принципу Флавия Вегеция «Si vis pacem, para bellum» («Хочешь мира – готовься к войне»). Она также основана на экономической рациональности, предполагающей, что акторы оценивают плюсы и минусы нарушения мира. Современные демократии, полагает Мюнклер, до последнего времени предпочитали не слишком вкладываться в такую стратегию, так как она сопряжена со значительными экономическими издержками.

В последней части доклада Мюнклер обращается к проблеме будущего мирового порядка, основанного, как он считает, на господстве в мире «пяти глобальных сил». События 2022 г. снижают доверие к возможностям экономического контроля. Страны начнут больше полагаться не на экономические связи, а на военную силу, включая создание собственных ядерных вооружений: «Это, конечно, горькое разочарование, и понадобится немало времени, чтобы понять, что, собственно, произошло и что, по-видимому, является необратимым». Формула Дональда Трампа «America first» резюмировала отказ Соединённых Штатов от роли гаранта глобального нормативного порядка. Не следует ожидать, добавляет Мюнклер, что эту роль может играть Китай: «Китай слишком осторожен и не будет брать на себя обязательства, которые требуют огромного объёма сил и финансов, а сосредоточится на своих сферах влияния, которые он организует вдоль своих новых [торговых] путей». Глобальный мировой порядок под эгидой США потерпел неудачу также в силу культурных оснований: «китайцы, как и русские, обратили внимание на понятие “суверенитет”, но использовали его как своего рода аргумент защиты против насаждения западных ценностей, то есть против универсалистской морали… Это консервативная концепция суверенитета как формы защиты против создания подобного мирового порядка».

Структура нового миропорядка, согласно Мюнклеру, будет включать в себя пять глобальных сил и «второй мир». Пять глобальных сил – это в первую очередь США и Китай, а также Россия «в силу её географии и наличия атомного оружия», Евросоюз «при условии, что европейцам удастся превратиться из хозяйственников, действующих по правилам (Regelbewirtschafter), в игроков, способных к действию», и, наконец, Индия как пятая глобальная сила.

Однако успех и лидерство во взаимодействии данных сил будет в значительной степени зависеть от союзников во втором мире – Африке, Латинской Америке, различных частях Азии.

Мюнклер делает следующие выводы.

Во-первых, «общие задачи человечества» (глобальные проблемы, такие как климатические изменения) отойдут на второй план и станут предметом переговоров и компромиссов между пятью главными силами. Это приведёт к снижению влияния неправительственных организаций, значение которых в последние два десятилетия было очень велико.

Во-вторых, ситуация в мире будет в значительной мере зависеть от отношений между указанными пятью главными силами, «безотносительно к тому, доверяют они друг другу или нет».

В-третьих, Китай не стал использовать ситуацию, чтобы захватывать Тайвань, из чего – равно как и из наблюдений за действиями его в процессе борьбы с пандемией – можно заключить, что это очень осмотрительная страна, проводящая весьма осторожную политику.

В-четвёртых, в случае Соединённых Штатов открытым остаётся вопрос, придёт ли к власти Трамп или кто-то ему подобный.

В-пятых, «в Европе происходит своего рода смещение политического баланса. Возможно, ЕС переживёт премьерство госпожи Мелони в Италии, может быть, он переживёт даже то, что президентом в Париже станет блондинка [т. е. Мари Ле Пен]. Но ЕС не переживёт федеральное правительство во главе с “Альтернативой для Германии” в Берлине. Это показывает, как меняют здесь своё значение различные силы».

Европейцам придётся «следить за всей зоной от Чёрного моря до Западных Балкан. Здесь всё будет результатом баланса, предполагающего горячие споры в структурах ЕС, равно как и среди немецких политиков». Предстоят непростые решения, в рамках которых придётся делать выбор между «ценностями или геополитическими аспектами возникающих проблем».

Ведущий немецкий научно-популярный журнал по философии «Philosophie Magazin» посвятил свой третий выпуск в 2022 г. событиям на Украине, назвав номер «Конец иллюзии: война вернулась, как её понимать?» Среди нескольких статей, посвящённых скорее общим размышлениям, выделяется развёрнутое интервью с историком Йоргом Баберовским «Мы должны серьёзно воспринимать обиду исчезнувшей империи»[13]. Баберовский – профессор восточноевропейский истории в Берлинском университете Гумбольдта, специалист по истории советской России. Учёный выступил в журнале в роли «Russlandversteher» («человека, понимающего Россию»), размышляющего о долгосрочных причинах происходящего.

Он начинает с воспоминаний о своём пребывании в Советском Союзе в 1991 г., где лично наблюдал, как «развалилась империя»: «Я видел, как плакали люди, которые не могли смириться с тем, что Советского Союза больше не существует». Если понятие «братские народы» вообще имеет какой-то смысл, то точнее всего оно описывает именно отношения между русскими и украинцами: «Миллионы украинцев живут в России, так же, как и многие русские на Украине», их объединяет больше вещей, чем разделяет. Историк признаёт, что не считал начавшийся военный конфликт возможным: «Война и чрезвычайное положение подобны чуду в теологии».

Тем не менее, «понимающие Россию» были правы, когда указывали на необходимость принимать всерьёз обиду и боль по утраченной империи.

«Мы больше не помним культ героического, мы забыли, что значат честь и борьба в жизни определённых людей. Можно было бы догадаться, куда приведут эти тенденции…». Распад империи – «процесс, результаты которого ощущаются в жизни последующих поколений. Иногда последствия бывают ужасающими в силу того, что национальные государства, возникающие из империй, изнуряют себя внутренними войнами». Положение меньшинств всегда становится нестабильным, «когда национальные государства определяют себя этнически и пытаются гомогенизировать себя. Государства, возникшие в результате отделения, должны сочинить обоснование, историю, чтобы их независимость выглядела исторически правдоподобной. Но это можно сделать только путем делегитимации всего, за что выступала империя». «Проклятие интеграции лежит на империи, – считает Баберовский. – Россия не может выбирать, быть ей империей или нет. Она должна признать наследие, которым управляет. Политиков Запада можно упрекнуть в непонимании того, что акт её распада не является концом империи». Баберовский не исключает, что военный конфликт на Украине перерастёт в «затяжную, кровопролитную гражданскую войну».

Не ведёт ли позиция «понимания», которую занимает Баберовский, к оправданию, спрашивает собеседник. «Понимать не значит оправдывать. … Не нужно быть историком, чтобы давать моральную оценку. Историки должны понять и объяснить, как это могло произойти. Понять значит увидеть мир глазами других …». Историк также напоминает простое правило: тот, кто судит с моральной точки зрения, сам должен быть безупречен, однако «США вторглись в Ирак вопреки всем нормам международного права и оправдали это нарушение ложью. С тех пор Ирак разрушенная и опустошённая страна». Происходящие события «пробудили всех нас»: «Германия не является пупом земли, наши проблемы не интересуют никого за пределами наших границ. Годами полностью игнорировалось то, что мы живём в исключительных обстоятельствах, в умиротворённом пространстве, где обсуждаются только псевдопроблемы сытого и самодовольного общества, которые никого на Украине и в России не интересуют». На вопрос, как поступать Западу, чтобы не допустить худшего сценария развития событий, Берковский ответил кратко: «Единственная дверь, которая куда-то ведёт, – это разговор. Другой возможности у нас нет».

От палеолибералов до палеоконсерватров

Далее будет рассмотрена реакция на украинские события 2022 г. по принципу репрезентации основных политических позиций. Фрэнсис Фукуяма представляет либеральную позицию (во всяком случае, во взглядах на международные отношения), Патрик Бьюкенен – позицию крайних американских консерваторов, Антонио Негри и Николя Гильо – левый спектр европейских политических взглядов.

Фрэнсис Фукуяма в эссе «Ещё одно доказательство того, что это действительно конец истории»[14] выступил в защиту своего тезиса 1992 года. Последнее десятилетие было отмечено подъёмом авторитарных государств, лидерами которых выступали Китай и Россия, что привело к распространению широкой авторитарной волны, повернувшей назад демократические завоевания по всему миру – от Мьянмы до Туниса, от Венгрии до Сальвадора. Однако 2022 г. показал, по мнению Фукуямы, что модель сильного государства имеет фундаментальные недостатки двух типов. Во-первых, концентрация власти в руках одного лидера ведёт к принятию «плохих» решений, что, в конечном счёте, чревато катастрофическими последствиями[15]. Во-вторых, отсутствуют публичные дискуссии, что, в частности, создаёт иллюзию поддержки лидеров, которая может развеяться очень быстро. Приходится признать также высокий уровень распространения популистских политических сил, как в Европе, так и в Соединённых Штатах, причём между внутриполитическим популизмом и успехом сильных государств по всему миру «существует тесная связь». Ещё одним фактором, снижающим популярность либерально-демократической модели, является её самоочевидность в западных странах: «Поскольку те, кто вырос в демократиях, никогда не сталкивались с настоящей тиранией, они воображают, что демократически избранные правительства, при которых они живут, сами являются злыми диктатурами, потворствующими лишению их прав».

Наиболее, пожалуй, известный за пределами США американский консерватор (палеоконсерватор) Патрик Бьюкенен также высказался предсказуемо – против вмешательства в вопросы, лежащие далеко за пределами сферы американских интересов. В колонке «Победители и проигравшие в войне на Украине»[16] он задаётся вопросом: «Соответствует ли эта новая холодная война с Россией, в которую мы, похоже, ввязались, национальным интересам Соединённых Штатов, которые так приветствовали мирное окончание прежней холодной войны три десятилетия назад?». Этот вопрос ставится в контексте описания значительных потерь и трудностей, как со стороны Украины, так и со стороны России в ходе текущих военных столкновений. Бьюкенен указывает на то, что Вашингтон чрезвычайно расширил свои обязательства, раздвигая границы НАТО: «Какая польза для США от отправки войск в прибалтийские республики? Стали ли мы сильнее, находимся ли мы в более безопасном и надёжном положении теперь, когда взяли на себя обязательство воевать с Россией, чтобы защитить 830-мильную финско-российскую границу, о чём ни один солдат холодной войны раньше и мечтать не мог? Стало ли нам лучше, от того что все страны Варшавского договора и три республики старого СССР теперь являются союзниками НАТО, и за независимость которых мы берём обязательство бороться с Россией?».

С другой стороны, нынешняя политика США привела к возрождению «советского-китайского пакта» 1950-х гг., направленного против Запада и его восточных союзников: «Там, где президент Ричард Никсон, казалось, отделил Китай Мао от России, нынешнее поколение американских лидеров, похоже, восстановило эту враждебную дуополию». Сегодня положение для Америки оказалось намного более рискованным, чем раньше: «В годы первой холодной войны Восточная Европа и страны Балтии были признаны сателлитами Советского Союза… Но это не было поводом для военного конфликта между нами. Когда мы привели практически всю Восточную Европу в НАТО, именно мы, а не Путин, сделали её независимость от Москвы и союз с Западом вопросом, ради которого мы берём обязательства начать войну». «Пока русские и украинцы убивают друг друга на Донбассе, – завершает свой текст Бьюкенен, – а ненависть русских к американцам растёт, чем это хорошо для Соединённых Штатов? Возможно, мы должны потратить столько же времени и сил на прекращение этой войны, сколько мы тратим на то, чтобы победить и унизить Россию, а это не принесёт нам покоя». В следующей своей колонке «Где расходятся цели США и Украины»[17] Бьюкенен отмечает, что «лучший сценарий для Киева заходит дальше, чем Вашингтон может ему в этом помочь». Никакие события в Европе, равно как и вопрос контроля Крыма и Донбасса не могут быть оправданием войны Соединённых Штатов и России: «Американцам лучше всего начать обдумывать исход этой войны, который может положить конец кровопролитию».

Рассмотрим теперь позицию интеллектуалов с левого фланга. Антонио Негри и Николя Гильо в августе 2022 г. опубликовали колонку «Новая реальность?»[18]. Авторы указывают на дефицит реализма в позиции западных обществ, подчёркивая черты мирового порядка, сложившегося после Второй мировой войны: «Не мешало бы почаще напоминать себе, что с 1945 г. ядерные арсеналы поставили абсолютные пределы мировым конфликтам и возможности существенно видоизменить глобальный порядок. Между ядерными державами существует негласная договорённость, что этот порядок не может быть радикально изменён. Мы не должны пытаться выяснить, где находится точка разрыва».

После холодной войны многие были убеждены, что живут в «новой реальности», но мир, связанный глобальными рынками, производственными и коммуникационными системами, оказался менее гибок, чем казалось.

Россия, обладая богатыми запасами сырья и высокоразвитыми военными и космическими технологиями, несмотря на санкции Запада, остаётся частью глобальной экономики.

В этой ситуации «нет ничего более опасного, чем принять опосредованную войну (proxy war) между ядерными державами за асимметричный конфликт против “террористического государства”, ведущийся во имя высоких идеалов, таких как “демократия” или “права человека”». Реализму, к которому призывают авторы, препятствует запущенная на Западе машина пропаганды: «Демократия, антифашистское сопротивление и борьба с империализмом – благородные цели, но они легко поддаются манипуляциям (не так давно ими мотивировали специальную военную операцию по “денацификации” Ирака). Поскольку сейчас они являются основным нарративом для украинского сопротивления российскому вторжению, реализм де-факто рассматривается как ассимилированный кремлёвской пропагандой».

Попытка таких интеллектуалов, как Джон Миршаймер и Юрген Хабермас, противопоставить этому идеализму реалии международной политики оборачивается ожесточённой критикой. Обращаясь к различным попыткам представить себе поражение России и аргументам в пользу продолжения войны и справедливого характера боевых действий, авторы заключают: «Любые разговоры о “победе” бессмысленны». Происходящее, по мнению Негри и Гильо, является поворотным пунктом в истории Европы. Высока вероятность раскола между Восточной и Западной Европой, и это будет окончанием Европы как политического проекта. Реализм необходим, чтобы такого не допустить. Во-первых, надо признать, что интересы Евросоюза расходятся с интересами Вашингтона. Он возник вне основных стратегий США, для которых НАТО всегда была более важна. Достигнутые в европейском объединении успехи нельзя приносить в жертву ради ослабления России. Основные издержки от конфликта – потоки беженцев, последствия санкций, проблемы с энергоносителями – несёт не Америка, а Европа. Увеличение военных бюджетов ударит по системе социального государства, которая и без того ослаблена десятилетиями неолиберального экономического курса.

Кроме того, указывают авторы, в случае эскалации конфликта именно Европа станет основным театром военных действий.

Воинственно настроенные американские интеллектуалы уже прямо говорят о необходимости воспользоваться расширением НАТО для политического ослабления и перераспределения сил в Европе, в частности путём сокращения влияния Германии, Франции и Италии[19]. Предложения о создании своего рода теневого Евросоюза, в большей мере ориентированного на трансатлантические программы, уже обсуждаются и на политическом уровне в Великобритании[20].

Единство Евросоюза, таким образом, входит в скрытое противоречие с целями НАТО, которые включают теперь в себя сдерживание Китая. Вступление в альянс Швеции и Финляндии также создаёт здесь новые линии разлома. Главная задача в текущей ситуации положить конец войне: «Европа – это не клуб победителей. Она построена на отказе от войны, ограничении государственного суверенитета и принятии федерализма в качестве основополагающего принципа. Её главной целью всегда было установление мира на континенте, и она должна сохраняться и сегодня, если Европа хочет выжить». Помощь Украине должна быть тщательно выверенной, сопровождаться ясными дипломатическими условиями, «чтобы не помешать будущим переговорам или отношениям с Россией. Рано или поздно будет найдено переговорное решение, которое, вероятно, будет соответствовать контурам Минских договорённостей». Европе необходимо дистанцироваться от большой стратегии Соединённых Штатов, пытающихся найти «политическую формулу для приспособления к глобальному упадку американской мощи и утрате престижа». Новая холодная война не восстановит превосходство Америки, но нанесёт ущерб Европе. В США европейцам необходимо ориентироваться на растущую группу «сдержанных» (restrainers), выступающих за менее воинственную внешнюю политику[21].

* * *

Ведущие интеллектуалы, представляющие разные политические позиции, в значительной мере сходятся в оценке событий на Украине – исключение здесь составляет только Фукуяма, который, скорее, продолжает быть озабоченным правотой своего старого тезиса о «конце истории». Хабермас, Мюнклер, Негри и Гильо, Бьюкенен придерживаются реалистской позиции относительно того, как необходимо действовать в возникшей на Украине ситуации. Никак не одобряя действий России, все они учитывают базовые особенности мирового порядка, сложившегося во второй половине XX века, основанного, в том числе, на факторе политического баланса ядерных держав. Несмотря на значительные изменения, произошедшие в мире после исчезновения СССР, этот фактор сохраняет ключевую значимость для мирового порядка. Основной моделью осмысления того, что происходит в настоящее время на Украине, а также регионах, окружающих Чёрное море, является постимперское пространство (Мюнклер, Баберовский). Здесь продолжают развёртываться конфликтные процессы, в которых логика империи – политического образования, основанного на принципе мира между различными этносами, религиями и языками, – вступает в противоречие с логикой национального, т. е. монокультурного, государства. Практически все авторы сходятся в том, что единственный способ разрешения конфликта – скорейший переговорный процесс, который должен привести к прекращению военных действий. Большинство изложенных позиций задают национальную или региональную точку зрения; к проблеме нового мирового порядка пытается обратиться только Герфрид Мюнклер, Фукуяма продолжает настаивать на своем тезисе о «конце истории». Наконец, работы Хабермаса примечательны также тем, что диагностируют, помимо прочего, глубокую культурную трансформацию в Германии, вызванную событиями 2022 года. Сочувственная солидаризация, прежде всего, молодых поколений немцев с Украиной привела к появлению консолидированной партии сторонников ведения военных действий (что можно квалифицировать как пока ещё символическое пробуждение немецкого милитаризма[22]), а также возрождению националистических и «героических» настроений. Эти процессы идут вразрез с установками, которые на протяжении всей своей жизни отстаивал сам Юрген Хабермас[23].

СНОСКИ

[1] См.: Posner R.A. Public Intellectuals. A Study of Decline. Cambridge: Harvard University Press, 2004. 456 p.; Куренной В.А., Никулин А.М., Рогозин Д.М., Турчик А.В. Мыслящая Россия. Интеллектуально-активная группа. М.: Некоммерческий фонд «Наследие Евразии», 2008. 233 с.

[2] Такой ежегодный рейтинг с 2005 по 2019 гг. публиковал, в частности, журнал Foreign Policy, причём он проделал довольно значительную эволюцию с точки зрения своей структуры, включив, например, в рейтинг 2019 г. категорию «The Strongman», где присутствовали политические лидеры России, Китая и других стран. В целом современные рейтинги такого рода всё больше отходят от классической фигуры интеллектуала, включая «лидеров мнений» в различных областях.

[3] Münkler H. Die Ukraine steht im Begriff, den Krieg zu verlieren // Die Welt. 31.05.2022. URL: https://www.welt.de/kultur/literarischewelt/plus238979149/Politologe-Herfried-Muenkler-Die-Ukraine-steht-im-Begriff-den-Krieg-zu-verlieren.html (дата обращения: 15.02.2023).

[4] Динамика числа подписей под петицией, достигших к концу января 2023 г. почти 500 тыс., а также данные социологических исследований мнения жителей Германии о прекращении войны. См.: Der Offene Brief der 28 — Chronik der Reaktionen // Emma. 19.01.2023. URL: https://www.emma.de/artikel/offener-brief-der-28-chronik-der-reaktionen-339483 (дата обращения: 15.02.2023).

[5] Der Appel. Waffenstillstand jetzt! // Die Zeit. 29.06.2022. URL: https://www.zeit.de/2022/27/ukraine-krieg-frieden-waffenstillstand?utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2F (дата обращения: 15.02.2023).

[6] Habermas J. Krieg und Empörung // Süddeutsche Zeitung. 28.04.2022. URL: https://www.sueddeutsche.de/projekte/artikel/kultur/das-dilemmades-westens-juergen-habermas-zum-krieg-in-der-ukraine-e068321 (дата обращения: 15.03.2023).

[7] В немецкой истории это различие может быть возведено, в частности, к работе Вернера Зомбарта, определившего в 1915 г. Первую мировую войну как войну «за веру» между «торгашами» (Англия) и «героями» (Германия). См.: Зомбарт В. Торгаши и герои. Раздумья патриота. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2005. С. 5–102.

[8] Habermas J. Ein Plädoyer für Verhandlungen // Süddeutsche Zeitung. 14.02.2023. URL: https://www.sueddeutsche.de/projekte/artikel/kultur/juergen-habermas-ukraine-sz-verhandlungen-e159105/ (дата обращения: 15.03.2023).

[9] Reckwitz A. Der erschütterte Fortschritts-Optimismus // Bundeszentrale für politische Bildung. 10.04.2022. URL: https://www.bpb.de/themen/deutschlandarchiv/507282/der-erschuetterte-fortschritts-optimismus/ (дата обращения: 15.03.2023).

[10] Подробнее о причинах подъёма популистских партий Реквиц пишет в своей последней книге. См.: Reckwitz A. Das Ende der Illusionen: Politik, Ökonomie und Kultur in der Spätmoderne. Berlin: Suhrkamp, 2019. 305 S.

[11] Münkler H. Ukraine, Krieg, neue Weltordnung [Видеозапись выступления Г. Мюнклера] // YouTube. 15.09.2022. URL: https://www.youtube.com/watch?v=Eh0v-n95BBA (дата обращения: 15.03.2023). С некоторыми вариациями аналогичная открытая лекция прочитана Г. Мюнклером также в Берлин-Бранденбургской академии наук 5 октября 2022 г. См.: Münkler H. Der Ukrainekrieg, seine Folgen für Europa und die globale Ordnung [Видеозапись выступления Г. Мюнклера] // YouTube. 09.10.2022. URL: https://www.youtube.com/watch?v=fwbIRDdxSJA&t=667s (дата обращения: 15.03.2023).

[12] National Security Strategy of the United States of America // The White House. 18.12.2017. URL: https:// trumpwhitehouse.archives.gov/wp-content/uploads/2017/12/NSS-Final-12-18-2017-0905.pdf (дата обращения: 15.03.2023).

[13] Baberowski J. Man muss die Kränkung über das verloren gegangene Imperium ernst nehmen // Philosophie Magazin. 2022. Nr. 3. S. 14–19.

[14] Fukuyama F. More Proof That This Really Is the End of History // The Atlantic. 17.10.2022. URL: https://www.theatlantic.com/ideas/archive/2022/10/francis-fukuyama-still-end-history/671761/ (дата обращения: 15.03.2023).

[15] С Фукуямой в этом вопросе некоторым образом полемизирует политолог Ян Вернер Мюллер, обращая внимание на способность современных автократий к самообучению: «В начале XXI века демократиям пришлось узнать, что автократии также способны учиться и даже внедрять инновации – особенно в создании практической модели, которая управляется с гораздо меньшими репрессиями, чем диктатуры XX века». См.: Müller J.-W. Der neue Kalte Krieg und andere Illusionen // Ironiefreie Zone. Zeitschrift für Ideengeschichte. 2022. Heft XVI/4. Winter. S. 21–30. Статья размещена в спецвыпуске «Журнала по истории идей», также посвящённом последствиям событий на Украине. Заголовок спецвыпуска – «Зона, лишённая иронии» – призван обозначить случившийся в 2022 г. исторический переход от прежней ироничной эпохи «расставания с принципиальным» (Одо Марквард) и «прогрессивной универсальной поэзии» Запада к новой «серьёзной» реальности.

[16] Buchanan P.J. Winners and Losers in the Ukraine War // The American Conservative. 03.09.2022. URL: https://www.theamericanconservative.com/ winners-and-losers-in-the-ukraine-war/ (дата обращения: 15.03.2023).

[17] Buchanan P.J. Where US and Ukrainian Aims Collide // The American Conservative. 22.10.2022. URL: https://www.theamericanconservative.com/where-us-and-ukrainian-aims-collide/ (дата обращения: 15.03.2023).

[18] Negri A., Guilhot N. New Reality? // Sidecar–New Left Review. 19.08.2022. URL: https://newleftreview.org/sidecar/posts/new-reality (дата обращения: 15.03.2023).

[19] Пример подобной ястребиной позиции представлен политологом Э. Коэном. См.: Cohen E.A. Let’s Use Chicago Rules to Beat Russia // The Atlantic. 06.07.2022. URL: https://www.theatlantic.com/ideas/archive/2022/07/madrid-nato-summit-2022-russia-ukraine/661494/ (дата обращения: 15.03.2023).

[20] Fubini F. Il piano segreto di Boris Johnson per dividere l’Ucraina da Russia e Ue: il Commonwealth europeo // Corriere della Sera. 26.05.2022. URL: https://www.corriere.it/economia/finanza/22_maggio_26/piano-segreto-boris-johnson-dividere-l-ucraina-russia-ue-commonwealth-europeo-02d3b232-dc6b-11ec-b480-f783b433fe60.shtml (дата обращения: 15.03.2023).

[21] Речь идёт, в частности, о Quincy Institute for Responsible Statecraft, образованном в 2019 г. См.: Walt S. A Manifesto For Restrainers // Quincy Institute for Responsible Statecraft. 04.12.2019. URL: https://quincyinst.org/2019/12/04/a-manifesto-for-restrainers/ (дата обращения: 15.03.2023).

[22] Тема милитаризма и брутализма немецкой культуры была предметом исследования в последней работе Норберта Элиаса. См.: Elias N. The Germans: Power Struggles and the Development of Habitus in the Nineteenth and Twentieth Centuries. New York: Columbia University Press, 1996. 494 p.

[23] Совершенно безжалостно в адрес 93-летнего философа высказался один из его молодых критиков в FAZ: «Всё, чего, как считал Юрген Хабермас, он достиг за свою жизнь в качестве политического комментатора, в наши дни распадается… чувство эмпатии побеждает расчётливую рациональность, основанное на политике памяти скептическое отношение к пафосу и общности уступает место взволнованному выражению долга защиты и союзнической верности. Даже трезвый канцлер Германии теперь призывает к «патриотизму»». См.: Straus S. Sollen wir Putin um Erlaubnis fragen? // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 30.04.2022. URL: https:// www.faz.net/aktuell/feuilleton/debatten/juergen-habermas-aeussert-sich-zum-ukraine-krieg-17993997.html (дата обращения: 15.03.2023).

Украина. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389653 Виталий Куренной

Политика как судьба: Макс Вебер о трагизме положения великой державы

Война и время: веберовское понимание причин мировой войны

ОЛЕГ КИЛЬДЮШОВ

Научный сотрудник Центра фундаментальной социологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», ведущий научный редактор секции «Социология» Большой российской энциклопедии.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Кильдюшов О.В. Политика как судьба: Макс Вебер о трагизме положения великой державы // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 104–111.

В конце 1915 – начале 1916 г. в ежемесячном женском журнале Die Frau между немецкой феминисткой Гертрудой Боймер и швейцарской пацифисткой Гезиной Нордбек состоялись дебаты на актуальную для военного времени тему — «Законы Евангелия и законы Отечества». Тогда же они послужили для Макса Вебера поводом обратиться к своей многолетней знакомой Боймер с открытым письмом, опубликованным в февральском номере журнала за 1916 год.

Этот эпизод интеллектуальной истории времён Первой мировой войны сегодня даёт шанс реконструировать общий взгляд великого социального теоретика на большую европейскую политику, рассмотренную в ракурсе проблем войны и мира. Данное публицистическое высказывание классика мировой социологии интересно прежде всего тем, что за всем национальным пафосом Вебер сохраняет аналитическую трезвость в духе Realpolitik, указывая на принципиальность борьбы между крупными геополитическими игроками на мировой арене. Для него это противостояние носит экзистенциальный характер и является структурно неизбежным, вопреки прекраснодушным призывам пацифистов. Однако вначале скажем несколько слов об отчасти амбивалентном отношении учёного к мировой войне.

I.

С одной стороны, Макс Вебер воспринял войну столь же восторженно, как и многие его современники, в том числе крупные учёные и писатели по обе стороны фронта. Все они так или иначе надеялись, что общеевропейский военный конфликт принесёт радикальное обновление жизни и приблизит достижение желаемых целей в различных сферах, включая духовную. С другой стороны, в отличие от многих выдающихся европейских интеллектуалов, уже в августе 1914-го открыто поддержавших вступление своих стран в войну, немецкий социолог не спешил с публичными высказываниями и заявлениями. Мы не найдём его имени среди немецких учёных, чьи подписи стоят под знаменитым «Манифестом 93-х», который был опубликован 4 октября 1914 г. во всех крупных немецких газетах под заголовком «К культурному миру».

Лишь в семейном и дружеском кругу Вебер называл войну «великой и удивительной» и даже «священной».

Но уже через несколько недель, по мере необходимости выражать соболезнования в связи со всё большим числом погибших на фронте в его собственном окружении, к этим характеристикам войны добавляются эпитеты «чудовищная», «ужасная» и т.п. Военные потери не обошли стороной и близких самого мыслителя – на Восточном фронте под Брест-Литовском погиб его младший брат, профессор архитектуры Карл Вебер. С объявлением мобилизации Макс Вебер сразу записался добровольцем, однако был признан негодным к отправке в действующую армию. Тем не менее весь первый год войны он носит военную форму, возглавляя в чине старшего лейтенанта запаса (а затем капитана) военный госпиталь в Гейдельберге. Кроме того, Вебер и его жена ради поддержки немецкого отечества вложили внушительную часть своих средств в облигации военных займов, что впоследствии привело их к потере значительной части состояния. При этом учёный воздерживался от публичных высказываний вплоть до Рождества 1915 г., когда в газете Frankfurter Zeitung вышла его программная статья «Внешняя политика Бисмарка и настоящее время».

Однако уже осенью 1914 г. в письме к Фердинанду Тённису, старшему коллеге и другому классику социологии, Вебер задаётся вопросом о возможности длительного мира даже в случае удачного для Германии исхода. В условиях невозможности полной гегемонии в Европе одной страны он считает чрезвычайно опасными любые великодержавные фантазии, не основанные на реальной оценке сил и на понимании национальных интересов. Поэтому после завершения службы в военном лазарете Вебер – безуспешно – пытался объединить трезво мыслящие силы немецкой политики в лице ряда депутатов рейхстага в своего рода коалицию, направленную против некоторых авантюрных планов военного руководства рейха. В частности, его беспокоила готовность командования флота во главе с гросс-адмиралом Альфредом фон Тирпицем развернуть неограниченную подводную войну в Атлантике. Вебер серьёзно и небезосновательно опасался, что нападения немецких субмарин на суда нейтральных стран неизбежно приведут к вступлению в войну США. Как известно, это действительно произошло в апреле 1917 г. и окончательно изменило баланс сил сражающихся сторон не в пользу Германии и её союзников. По этой же причине Веберу был чужд пафос получившего широкую известность воззвания немецких профессоров с утопическими требованиями войны до полной победы и аннексии вражеских территорий, известного как «обращение Зееберга» (июнь 1915 г.).

Напротив, Вебер оказывается в июле того же года в числе подписавших альтернативную «петицию Дельбрюка – Дернбурга», которую поддержали девяносто университетских преподавателей и другие тогдашние знаменитости. В ней содержался призыв к правительству проявить умеренность в определении целей войны, поскольку нереалистический подход к желаемому результату конфликта мог серьёзно ослабить позиции Германии и затруднить заключение честного мира, приемлемого для враждующих сторон. Эти же доводы привели Вебера в августе 1916 г. в число главных ораторов на митингах, организованных в десятках немецких городов проправительственной общественной организацией «Национальный комитет в поддержку почётного мира» под программным названием «На пороге третьего года войны». Сам он выступил с одноимённой речью 1 августа в Нюрнберге. К середине войны ключевыми для него понятиями были национальная честь, военная безопасность и гарантии статуса страны как признанного геополитического игрока среди других великих держав[1]. Примерно в таком историческом контексте и появилась полемическая реплика Вебера в женском журнале.

II.

Ежемесячный журнал Die Frau был основан в 1893 г. лидером женского просветительства и защитницей прав женщин Хеленой Ланге (1848–1930) и являлся печатным органом такой рамочной структуры буржуазного женского движения в Германии, как Союз немецких женских объединений. Непосредственной участницей военно-теологических дебатов 1915 г. в издании умеренных культурфеминисток, настолько заинтересовавших Макса Вебера, что он решил вмешаться в них, была политик и публицист Гертруда Боймер (1873–1954). В тот момент она возглавляла Союз, а после Ноябрьской революции 1918 г. стала депутатом рейхстага и даже занимала руководящую должность в министерстве внутренних дел Веймарской республики. Боймер была близкой подругой и соратницей жены учёного Марианны Вебер, также видной участницы женского движения – именно она сменила Боймер на посту председателя Союза в 1919 году. Боймер неоднократно гостила в доме Веберов в Гейдельберге, участвовала вместе с ними в различных политических и общественных событиях. Например, в том же 1919 г. совместно с Максом и Альфредом Веберами и другими участниками леволиберальной сцены выступила основательницей Немецкой демократической партии, в которой являлась заместителем председателя.

Значимая часть общественно-политической активности Гертруды Боймер была связана с журналом Die Frau, с которым она сотрудничала, а позже возглавляла. Сегодня многие выпуски данного издания оцифрованы и доступны в электронном виде на сайте городской и университетской библиотеки Кёльна[2]. Это позволяет всем желающим обратиться непосредственно к источникам по истории интеллектуально-политической борьбы за войну и мир в Европе чуть более ста лет назад[3]. В октябрьском выпуске этого журнала за 1915 г. и была опубликована вызвавшая дискуссию статья Боймер под названием «Между двумя законами». В ней она анализирует соотношение христианских заповедей и государственных законов. Отмечая явное несовпадение нормативных систем религии и политики, публицистка пытается легитимировать войну вообще и конкретно ведущиеся Германской империей боевые действия в рамках Первой мировой.

Её аргументация вращается вокруг идеи неизбежности силового разрешения конфликтов между нациями, преследующими собственные исторически обусловленные и структурно значимые интересы.

В январском номере уже 1916 г. опубликованы возражения на тезисы Боймер швейцарской пацифистки Гезины Нордбек. Та категорически оспаривала выводы первой, исходя именно из религиозной перспективы. Для неё как христианской публицистки у заповедей Иисуса не может быть никакой легитимной альтернативы в виде долга перед Отечеством, поскольку христианин воспринимает приказ идти воевать за свою страну как «внешнее принуждение». Внутренне же он обладает «волей к миру, а не волей к власти»[4]. Резко атакованная Боймер не удержалась от ответа в этом же номере, в основном повторив свои тезисы[5].

Видимо, адекватно оценив убедительность аргументов двух просвещённых дам, Вебер решил содержательно усилить позицию Боймер. В результате он выступил в февральском номере 1916 г. с открытым письмом к ней. Его тексту в журнале Die Frau предшествовало замечание о том, что публикуемые «рассуждения из письма профессора Макса Вебера (Гейдельберг) к доктору Гертруде Боймер кажутся редакции очень ценным дополнением к ведущемуся обсуждению». К открытому письму примыкало завершающее дискуссию замечание издательницы Хелены Ланге, что человек, даже будучи христианином, должен жертвовать собой во имя государственной необходимости, поскольку государство выполняет «задачи земной защиты духовных вещей». По данным издателей Полного собрания сочинений Макса Вебера, оригинал веберовского письма не сохранился, однако маловероятно, что название текста выбрано им самим. Вероятно, это сделала редакция Die Frau, чтобы сохранить для читателя связанность возникшей дискуссии[6].

III.

Взглянем на выраженную в тексте Вебера позицию с точки зрения его политической социологии. Почти за 20 лет до полемики в женском журнале учёный в своей инаугурационной речи «Национальное государство и народнохозяйственная политика», произнесённой в 1895 г. при вступлении в должность профессора Фрайбургского университета, формулирует программный для всего его творчества тезис о принципиально агональном характере модерна, лишь кажущегося внутренне замирённым, но структурно порождающим борьбу за существование ранее невиданного масштаба. Особым предметом заботы было положение его родины, исторически отставшей от классических стран Запада как с национальным объединением, так и с индустриализацией. В результате Германия «опоздала» и геополитически, что было чревато для неё неизбежным столкновением с историческими конкурентами, поскольку создание Второго рейха было лишь исходным, а вовсе не конечным пунктом на немецком пути к статусу великой державы. Некоторые места из Фрайбургской речи шокировали слушателей, не ожидавших вынесения современной эпохе столь мрачного диагноза от молодого профессора национальной экономии: «Наши потомки делают нас ответственными перед историей, в первую очередь не за тот тип народнохозяйственной организации, каковой мы им передаём, но за размеры жизненного пространства, которое мы для них завоёвываем и оставляем в мире. Бои за власть – это в конечном счёте ещё и процессы экономического развития, а властные интересы нации там, где они поставлены под сомнение, суть последние и решающие интересы»[7].

Уже здесь присутствуют сквозные для всей последующей политической мысли Макса Вебера идеи о «прагме власти», культурной миссии нации как судьбе и исторической ответственности перед будущими поколениями. В этом смысле было бы ошибочно вслед за одним либерально ориентированным биографом классика считать высказывания учёного времён Первой мировой войны результатом угасания социологического разума под влиянием националистического пафоса в условиях мирового кризиса. Ведь обвинения веберовской социологии в «слепоте»[8] по отношению к самим участникам трагических событий общеевропейской катастрофы несправедливы именно с предметной точки зрения. Вебер всю жизнь презирал безответственную болтовню тех, кого он уничижительно называл «литераторами», не несущими никакой ответственности за свои планы и прожекты, противопоставляя им идеал ответственного политического действия, получившего хрестоматийную версию в его знаменитом докладе «Политика как призвание» (1919). В этом смысле вторжение в женские дебаты лишь воспроизводит его базовое представление о принципиально конфликтном характере мира политического модерна, в котором различие в качестве соперничающих между собой наций как культурно-ценностных единств заключается исключительно в масштабе решаемых ими «задач».

Таким образом, и здесь, в полемическом тексте времён середины войны, Вебер делает акцент не на абстрактном величии мощного в военном отношении национального государства, а на его ответственности перед будущим.

Этой ответственности, как и понимания трагизма положения великой державы, нет и не может быть у малых народов, само существование которых возможно лишь в рамках баланса сил основных геополитических игроков[9].

Для мыслящего в категориях национального интереса и исторической ответственности Вебера примером безответственной политики выступали не только геополитические утопии крайне правых, но и оторванные от политической реальности пацифистские призывы отказаться от борьбы за нацию как сообщество судьбы. При этом веберовское понимание причин мировой войны и трагичности судьбы великой нации несколько сложнее провокативной формулы силовой политики, приписываемой крупному немецкому историку XIX в. Генриху фон Трейчке: «Cущность государства, заключается, во-первых, в силе, во-вторых, в силе, и в-третьих, ещё раз в силе». Веберу в качестве программной скорее подошла бы другая формула, в которой он в 1920 г. выразил готовность «объединиться с любой силой на земле, хоть с самим чёртом, ради возрождения Германии <…> Но только не с силой глупости»[10].

Агональная картина мира, отразившаяся на характере самого социолога, превратила господство в центральную проблему не только научных работ, но и всего жизненного проекта Вебера[11]. Это делает чтение его политических работ непростым занятием для современных читателей, уже отвыкших от столь неполиткорректных по нынешним меркам высказываний, как откровенные фразы классика о малых народах вроде датчан или швейцарцев. А чего стоит использование им «сексистских» выражений – вроде «дамы обоего пола» – в женском журнале! Тем не менее и сегодня обращение к идейному наследию столь яркого мыслителя может быть небесполезным, например, для лучшего понимания спектра дискурсивных реакций на острый геополитический кризис в Европе, вновь угрожающий перерасти в мировую войну.

Публикация подготовлена в рамках исследовательского проекта «Стратегии нормализации повседневности в чрезвычайных ситуациях: инерция аффекта и открытость вызовам», реализуемого Центром фундаментальной социологии НИУ ВШЭ в 2023 г. в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ.

СНОСКИ

[1] Bruhns H. Max Weber und der Erste Weltkrieg. Tübingen: Mohr Siebeck, 2017. 221 S. См. нашу рецензию на книгу Хиннерка Брунса «Макс Вебер и Первая мировая война» в интернет-журнале рецензий Германского исторического института в Москве: https://perspectivia.net/receive/pnet_mods_00002330.

[2] См.: Die Frau: Monatsschrift für das gesamte Frauenleben unserer Zeit. Digitale Sammlungen // Universitäts- und Stadtbibliothek Köln. URL: https://www.ub.uni-koeln.de/cdm/search/searchterm/451892/field/identi/mode/all/conn/and/order/date (дата обращения: 01.04.2023).

[3] Bäumer G. Zwischen zwei Gesetzen // Die Frau: Monatsschrift für das gesamte Frauenleben unserer Zeit. 1915–1916. Nr. 1. S. 37–42.

[4] Nordbeck G. Zwischen zwei Gesetzen? Mit einem Nachwort von Gertrud Bäumer // Die Frau: Monatsschrift für das gesamte Frauenleben unserer Zeit. 1915–1916. Nr. 4. S. 216–221.

[5] Ibid. S. 221–225.

[6] Max Weber Gesamtausgabe. Band I/15: Zur Politik im Weltkrieg. Schriften und Reden 1914–1918 / Herausgegeben von W. J. Mommsen in Zusammenarbeit mit G. Hübinger. Tübingen: Mohr, 1984. S. 93–94.

[7] Вебер М. Политические работы, 1895–1919 / Пер. с нем. Б.М. Скуратова; послесл. Т.А. Дмитриева. М.: Праксис, 2003. С. 24–25.

[8] Каубе Ю. Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох / Пер. с нем. К.Г. Тимофеевой. М.: Дело, 2016. С. 461–462.

[9] Bruhns H. Op. cit. S. 192–194.

[10] Max Weber Gesamtausgabe. Op. cit. S. 273.

[11] Müller H.-P. Max Weber. Eine Spurensuche. Berlin: Suhrkamp, 2020. S. 200.

Германия. Весь мир > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389651 Олег Кильдюшов

Подвижная карта восприятия

Африка и украинский кризис

ИВАН САФРАНЧУК

Директор Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России, доцент департамента международных отношений Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

АЛЕКСАНДР НЕСМАШНЫЙ

Младший научный сотрудник Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России.

ДАНИИЛ ЧЕРНОВ

Аспирант Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Сафранчук И.А., Несмашный А.Д., Чернов Д.Н. Подвижная карта восприятия // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 90–102.

Реакция на украинский кризис стала сложным явлением международных отношений. Многие страны в той или иной степени затушёвывают свою позицию, стараются, особенно на декларативном уровне, сделать её расплывчатой.

Это ограничивает анализ картины мнений количественными и качественными методами (хотя выходил целый ряд успешных работ на базе качественных методов анализа[1]). Но ещё более сложная задача – соотнести позиции 193 государств мира по сопоставимым параметрам, чтобы судить о близости тех или иных из них, категоризировать их на группы и т.д.

Исследовательская группа ИМИ МГИМО на базе Центра евроазиатских исследований ведёт, опираясь на количественные методы[2], работу по анализу мировой реакции на украинский кризис. Особенности применяемого метода дают результат, в котором главное – не выяснение точки зрения каждой отдельной страны, а их соотношение между собой. То есть на выходе получается система координат мировой реакции на украинский кризис и положение в ней отдельных стран, а также их групп (другими словами, это картирование, при котором взаиморасположение определяется не географическим соседством, а близостью позиций в связи с украинским кризисом). В настоящей статье представлен анализ мировой реакции на украинский кризис с акцентом на государства Африки.

Африка и основные группы отношения к украинскому кризису

Реакция стран мира на украинский кризис сводится к пяти группам, которые можно категоризировать следующим образом: непримиримая антироссийская позиция, умеренная антироссийская позиция, нейтральные, сочувствующие России, решительные сторонники России. Идентифицированные кластеры и распределение африканских стран по ним в два временных периода (февраль-август 2022 г. и сентябрь 2022 г. – февраль 2023 г.) представлены на рисунках 1 и 2[3].

В первый период одна африканская страна, Либерия, попала в группу «умеренно антироссийской позиции», правда, на границе с нейтральными, и во второй период переместилась в группу «нейтральных» (но совсем близко от антироссийской позиции). Одна страна, Эритрея, стабильно, то есть в оба периода, находится в группе «решительных сторонников России». Мали же переместилась из группы «сочувствующих России» в группу «решительных сторонников России». Но главные результаты этой части анализа в другом. Больше всего африканских стран представлено в группе «нейтральных», и Африка составляет практически треть этой группы (в оба рассматриваемых периода). Лишь немногим меньше африканских государств в группе тех, кто сочувствует России, Африка составляет половину этой группы, опять же в оба периода.

Рисунок 1. Мировая реакция на украинский конфликт: основные группы (Февраль 2022 — Август 2022)

Рисунок 2. Мировая реакция на украинский конфликт: основные группы (Сентябрь 2022 — Февраль 2023)

Приведённые данные показывают, что африканцы принципиально не отличаются от остальных по существу подхода, похожи на множество других государств, подавляющая часть Африки действует в русле «мирового большинства» и вносит существенный вклад в его формирование.

Сдвиги в позициях государств Африки

Позиции африканских государств не являются статичными. Между двумя выделенными временными периодами во многих из них происходили серьёзные сдвиги по шкале мировой реакции. Одиннадцать стран перешли из одного кластера в другой: это были разнонаправленные движения в подавляющем числе случаев между кластерами «нейтральные» и «сочувствующие России», и в среднем для всей Африки, как уже говорилось, число стран по кластерам изменилось незначительно между первым и вторым периодами.

Рисунки 1 и 2 можно трактовать как стабильное отношение африканских государств, даже с небольшими смещениями в сторону России (Либерия передвинулась из «умеренной антироссийской позиции» в «нейтральную», Мали из «сочувствующих» в «решительные сторонники России»). Однако более детальный анализ показывает, что общая картина всё-таки выглядит иначе: во второй период страны Африки несколько отдалились от России.

Изменение между первым и вторым периодами показаны на рисунке 3. 19 стран стали ближе к России, а 34 отдалились, и динамика вторых была выше, чем динамика первых. Другими словами: одни отдалялись от России активнее, чем другие приближались.

Рисунок 3. Изменение позиций стран Африки

Это подтверждается и подсчётами для всех стран Африки в среднем, представленными на рисунке 4. На нём хорошо видно, что в первый период (левая часть графика) почти четверть стран Африки была в верхнем спектре кластера «сочувствующих России», то есть в той части кластера, который ближе к пророссийской позиции, а в части, которая граничит с нейтральными, была всего одна страна. Во втором же периоде ситуация перевернулась: в части кластера «сочувствующих», которая ближе к решительным сторонникам России, осталось только 6% государств, а ближе к границе с нейтральными – уже 15 процентов. Средняя часть кластера «сочувствующих» изменилась гораздо менее значительно: одна пятая африканских стран – в первом периоде и четверть – во втором. Такая же динамика и среди нейтральных. Верхняя часть этого кластера, граничащая с сочувствующими России, с одной пятой африканских государств сократилась до нуля, а нижняя часть, граничащая с умеренной антироссийской позицией, увеличилась с 6 процентов государств до четверти. И опять же: средняя часть кластера «нейтральные» более стабильна, она осталась почти без изменений – около четверти стран Африки.

Это позволяет говорить, что африканские страны тяготеют к «средней» позиции даже уже в рамках какой-то группы. И более умеренный подход стабильнее, чем более решительный пророссийский.

Рисунок 4. Распределение стран Африки по шкале поддержки России

Страны Африки и великие державы

Интересные результаты даёт сравнение близости африканских государств к взглядам великих держав (Россия, США, Китай, Франция, Великобритания, Германия, Индия): рисунок 5.

Африканские государства ближе всего к Индии, и во вторую очередь — к Китаю. Явный аутсайдер – Соединённые Штаты. Впрочем, для всех африканских государств в среднем и для африканских государств из нейтральной группы позиции трёх держав западного блока всё-таки ближе, чем российская.

Более детальный анализ показывает, что во втором периоде произошло некоторое отдаление стран Африки (в среднем) от России и в ещё большей степени от США, и значим не только сам этот факт, но особенно его причины. Как уже говорилось, при довольно высокой динамике изменения взглядов отдельных стран Африки, их позиции как группы менялись незначительно (поскольку динамика отдельных стран была разнонаправленной). Поэтому коррекция близости к России и Соединённым Штатам произошла не столько из-за эволюции самих африканских государств, сколько из-за трансформации подходов России и особенно США. С сентября 2022 г. по февраль 2023 г. Вашингтон выделил Украине военную помощь в объёме, соответствующем 0,13% американского ВВП, что сделало Соединённые Штаты основным (в этом временном периоде) поставщиком оружия Украине не только в абсолютном количественном выражении, но и в относительных категориях.

Другими словами: не африканские страны отдалились от России и особенно от США, а последние, и Америка в первую очередь, стали радикальней, отдалившись тем самым от африканских позиций.

Немного иная ситуация с европейскими великими державами. Их позиции между вторым и первым периодами изменились несущественно, поэтому даже небольшой динамики всех африканских стран в среднем в сторону от России достаточно, чтобы те приблизились к Германии, Франции и Великобритании. Впрочем, это приближение незначительное, не формирует (по крайней мере, на имеющихся данных) тренда и не позволяет говорить о том, что Африка реально сближается с Европой по «украинскому вопросу».

Неудивительно, что все страны Африки, а также те из них, кто находится в кластере «нейтральных», наиболее близки к Китаю и особенно к Индии. Но примечательно, что к Индии и Китаю особенно близки государства из группы «сочувствующих России». Технически это объясняется просто: две восточные великие державы находятся среди «сочувствующих России». Но в политических категориях это даёт основания для следующего, на первый взгляд парадоксального, обобщения. На практике близость или приближение к России – это в ещё большей степени приближение к Китаю и особенно к Индии. Значит, справедливо и другое: при неизменности положения Китая и Индии по отношению к позиции России (по крайней мере, их не отдалении) приближение других стран, в том числе африканских, к Индию и Китаю – одновременно приближение к России.

Рисунок 5. Близость позиций странам Африки к великим державам (больше – ближе)

Примечание: Цвет столбцов отражает группу, к которой относится страна, по результатам кластерного анализа данных с сентября 2022 по февраль 2023 года. Соотношение цветов и кластеров – см. рис. 1. Значения близости также рассчитаны для второго периода.

Детерминанты позиций стран Африки

Кластерный анализ позволил составить системы координат реакции стран мира на украинский конфликт, а также анализировать положение там отдельных стран и их групп. Однако открытым остаётся вопрос, почему те или иные государства, в данном случае африканские, занимают такие позиции, что определяет их отношение к украинскому конфликту и вовлечённым в него сторонам. Проведён корреляционный и регрессионный анализ со следующими независимыми переменными: военные расходы, индекс государственной уязвимости, индекс человеческого развития, находится ли страна под западными санкциями, соотношение экспорта и импорта с Россией и Украиной, объём ВВП по ППС, ВВП на душу населения по ППС[4]. Таким образом, проверялась гипотеза, что отношение определяется материальными характеристиками африканских государств.

Прослеживается достаточно устойчивая взаимосвязь между введением против страны западных санкций и её солидаризацией с Россией. Значимые исключения – Сомали и Ливия, однако в этих случаях санкции введены не против правительств и поддерживающих их элит, а против иных группировок. Среди же подсанкционных правительств поддержка России заметно выше. Международно-политическая логика такой взаимосвязи довольно очевидна и не нуждается в дополнительных пояснениях.

Наблюдается положительная взаимосвязь поддержки России с уровнем военных расходов африканских государств.

Простое объяснение этому: хотя и с оговорками, но уровень военных расходов можно считать показателем самостоятельности и суверенитета, готовности к силовому отстаиванию своих интересов, а значит, и принятию силовых методов как допустимых. При общей справедливости такой интерпретации, более подробный анализ показывает важную деталь. Эффект взаимосвязи уровня военных расходов и поддержки России больше проявляется за счёт не тех, у кого военные расходы высокие, а тех, у кого они, наоборот, низкие. Таких стран, как Сейшелы, Маврикий, Сьерра-Леоне, Кабо-Верде и т.д. Малые государства уязвимы к давлению Запада при голосовании в ГА ООН, и в целом не могут себе позволить проводить независимую политику. Страны с низким уровнем военных расходов дальше от России, именно так формируется наблюдаемый эффект взаимосвязи уровня военных расходов и близости к России. Страны же с более высокими военными расходами однозначной склонности к солидаризации с Россией не показывают. Например, Нигерия, Марокко и Египет, у которых высокие по африканским меркам военные расходы, тяготеют к группе «нейтральных».

Есть положительная взаимосвязь между поддержкой Украины и уровнем торговли с ней, а именно импорта оттуда. Этот эффект в большей мере формируется за счёт тех, кто много импортирует с Украины. Страны, зависящие от импорта украинских зерновых, включая Гамбию, Джибути, Тунис, Египет, Сомали, Мавританию, тяготеют к нейтральному лагерю (исключение – Того, которая при значимом объёме торговли с Украиной, близка к группе «сочувствующих России»). А вот страны, чья торговля с Украиной близка к нулю, расположены по всему спектру позиций, среди них есть и нейтральные и сочувствующие России.

Положительная взаимосвязь также наблюдается между индексом государственной неустойчивости и поддержкой России. Например, среди сочувствующих России присутствуют Судан, ЦАР, Эфиопия (страны с высоким уровнем внутренней неустойчивости). У Эритреи и Мали, решительных сторонников России, этот показатель тоже высокий. Однако есть и значимые исключения: такие нестабильные страны, как Ливия, Чад, Нигерия, Нигер, занимают более отдалённые от России нейтральные позиции.

Остальные включённые в анализ переменные не дали достоверных результатов. В целом необходимо оговориться, что установленные взаимосвязи являются относительно слабыми (за исключением, пожалуй, только того, что подсанкционные правительства склонны к большей поддержке России). С одной стороны, это связано с техническими проблемами при применении количественных методов на имеющихся данных. Но также можно заключить, что позиции стран Африки не в полной мере определяются «физическими» детерминантами. Выше мы установили некоторые корреляции такого рода, но всё-таки «физические» детерминанты не доминируют.

Для многих стран позиция по украинской теме – вопрос выбора, то есть политических и отчасти ситуативных решений.

Некоторые обобщения

Крупные мировые игроки улавливают на политико-интуитивном уровне, что в подходах многих африканских государств возможны сдвиги, но надо работать с их элитами, и, соответственно, настроены на борьбу. Наш анализ подтверждает, что для этого есть основания: отношение стран Африки не строго детерминировано материальными параметрами, а является в большей степени результатом их политического выбора, значит, может меняться.

К России тяготеют те, у кого натянутые отношения с Западом (Судан, Бурунди, Эритрея, Мали, ЦАР, Зимбабве). России нет необходимости вести за них борьбу, поскольку Запад, даже оказывая давление, вряд ли сможет переломить их позицию (последнее возможно, скорее всего, только за счёт внутренних переворотов, смены режимов). И Запад в этом случае будет наращивать давление не для того, чтобы их переманить, а чтобы наказать, и, соответственно, от России потребуется смягчение последствий от ударов Запада, но не с целью удержать те страны в правильной орбите, а из общей солидарности. Малые страны, уязвимые для политического и материального давления, уступают американскому нажиму, когда речь заходит о голосовании в ГА ООН. Запад относительно легко получает их как «массовку» в игре на поддержание международного осуждения Москвы. Россия вряд ли способна результативно их переманивать. Попытка оказать контрдавление, поставить их в положение «между молотом и наковальней» вряд ли даст результат, но зато, вероятно, вызовет негативную реакцию остальных. Множество же других стран Африки могут менять позиции, и вокруг них будет идти борьба.

Впрочем, попытки «кнутом» или «пряником» стимулировать подвижки в позициях африканских государств имеют пределы. Как было показано выше, положение стран Африки относительно России и США менялось не из-за африканских стран, а из-за изменения подходов самих России и Соедине?нных Штатов, их радикализации. «Борьба за Африку» – это, видимо, не только влияние на африканцев, но и, как невероятно это ни прозвучит для апологетов борьбы великих держав, подстраивание под Африку, нахождение такой собственной международной позиции, в орбите которой африканцам будет комфортно и выгодно находиться.

Статья отражает результаты исследования, выполненного за счёт гранта Российского научного фонда № 22-18-00664, https://rscf.ru/project/22-18-00664/. Авторы выражают признательность Святославу Арову, Роману Журавлёву, Евгении Комаровой, Сергею Кузнецову и Анне Семеновой, стажёрам ЦЕАИ ИМИ МГИМО, за помощь в сборе и оформлении материалов для исследования.

СНОСКИ

[1] См., например: Азикиве А. Реакция Африки на украинский кризис // Дискуссионный клуб «Валдай». 15.07.2022. URL: https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/reaktsiya-afriki-na-ukrainskiy-krizis/?ysclid=lgg5kolr5i251796629 (дата обращения: 15.04.2023); Гачечиладзе З. Позиция ЮАР по украинскому кризису // РСМД. 13.05.2022. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/columns/africa/pozitsiya-yuar-po-ukrainskomu-krizisu/?ysclid=lgg5is5sft159151956 (дата обращения: 15.04.2023); Лошкарёв И. Реакция стран Африки на специальную военную операцию на Украине // РСМД. 22.04.2022. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/reaktsiya-stran-afriki-na-spetsialnuyu-voennuyu-operatsiyu-na-ukraine/?ysclid=lgg5oyd24a714750152 (дата обращения: 15.04.2023); Щегловин Ю.Б. О позиции Египта по российской военной операции на Украине на фоне проблем с импортом пшеницы // Институт Ближнего Востока. 09.03.2022. URL: http://www.iimes.ru/?p=84186&ysclid=lgg60pdf9k556824794 (дата обращения: 15.04.2023); Ефременко Д.В. Отношения России со странами Африки в свете специальной военной операции на Украине // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2022. Т. 15. No. 4. C. 60–78; Балмасов С.С. Отношение Алжира к специальной операции России на Украине // Институт Ближнего Востока. 01.03.2022. URL: http://www.iimes.ru/?p=83885&ysclid=lgg6jespu7695589962 (дата обращения: 15.04.2023); Либенберг Я. Украина: взгляд из Африки на возможные перспективы // Учёные записки Института Африки РАН. 2023. Т. 1. No. 62. С. 5–13; Фитуни О.Л. Африканский ракурс украинского кризиса: китайские оценки и действия // Учёные записки института Африки РАН. 2023. Т. 1. No. 62. С. 14–27.

[2] В рамках анализа используется выборка из 193 стран (все государства — члены ООН). Для каждой страны были собраны данные по следующим переменным: результаты голосования по проектам резолюций ГА ООН (A/ES-11/L.1, A/ES-11/L.2, A/ES-11/L.3 – первый период, A/ES-11/L.5, A/ES-11/L.6, A/ES-11/L.7 – второй период), факт ввода санкций против Росс

ии, факт военных поставок на Украину (официальные поставки – коэф. 1, неопровергнутые слухи о поставках – коэф. 0,3, участие в формате Рамштайн без поставок – коэф. 0,1, отдельный коэффициент для Пакистана во втором периоде – 0,5), обязательства по поставкам оружия на Украину (в процентах ВВП, подсчёты по базе поддержки Украины Кильского института, см.: Ukraine Support Tracker Data // Kiel Institute for the World Economy. 01.04.2023. URL: https://www.ifw-kiel.de/publications/data-sets/ukraine-support-tracker-data-17410/ (дата обращения: 15.04.2023)), разница в тональности сообщений национальных СМИ по двум подборкам на основе наборов ключевых слов “Putin | Russia & Ukraine” и “Biden | United States & Ukraine” (данные GDELT, первый период — 24.02.2022—31.08.2022; второй период — 01.09.2022—24.02.2023, из анализа исключались страны с числом сообщений менее 100 по любому из запросов). Перед тем как перейти к анализу, чтобы упростить интерпретацию и снизить эффект мультиколлинеарности, была сделана свёртка данных, для этого применялся Метод факторного анализа на смешанных данных (FAMD), который объединяет Метод главных компонент (PCA) для количественных переменных и Множественный анализ соответствий (MCA) для категориальных переменных. На основе этого метода были получены две компоненты, представляющие собой обобщение исходных признаков. Чтобы сформировать группы стран со сходной позицией, использовался кластерный анализ. Для кластеризации стран в двумерной свёртке на пять групп применялся метод k-средних, который присваивает каждой точке принадлежность к кластеру на основе минимизации суммарного квадратичного отклонения от центров этих кластеров. Для составления индекса российско-украинской поддержки рассчитывается разность евклидова расстояния позиции каждой страны до Украины и до России в том же двумерном признаковом пространстве. В итоге мы получаем переменную с диапазоном от -8 до 8, где максимум соответствует максимальной поддержке российской позиции.

[3] Здесь и далее маркировка сверхдержав, великих, средних и малых держав фиксируется по результатам трёхлетнего исследования с опорой на международный экспертный опрос с участием 76 экспертов в 2021 г. и 86 экспертов в 2022 году. См.: Nesmashnyi A.D., Zhornist V.M., Safranchuk I.A. International Hierarchy and Functional Differentiation of States: Results of an Expert Survey // MGIMO Review of International Relations. 2022. Vol. 15. No. 3. P. 7–38.

[4] Применён корреляционный (метод Пирсона) и регрессионный анализ: первый – для первичного установления взаимосвязей между переменными, второй углубляет анализ установленных взаимосвязей, позволяя выстроить более полную объяснительную модель. Использованы следующие независимые переменные: абсолютные военные расходы (см.: SIPRI Military Expenditure Database // SIPRI. URL: https://www.sipri.org/databases/milex (дата обращения: 15.04.2023)), индекс государственной уязвимости (см.: Fragile State Index // The Fund for Peace. URL: https://fragilestatesindex.org/excel/ (дата обращения: 15.04.2023)), индекс человеческого развития (World Development Indicators // World Bank. URL: https://databank.worldbank.org/source/world-development-indicators (дата обращения: 15.04.2023)), количество западных санкций, наложенных на страну (International Sanctions Termination Dataset // Harvard Dataverse. URL: https://dataverse.harvard.edu/dataset.xhtml?persistentId=doi:10.7910/DVN/SVR5W7 (дата обращения: 15.04.2023)), экспорт в и импорт из России и Украины (UNT Comtrade Database // United Nations. URL: https://comtradeplus.un.org/ (дата обращения: 15.04.2023)), объём ВВП по ППС (World Development Indicators // World Bank. URL: https://databank.worldbank.org/source/world-development-indicators (дата обращения: 15.04.2023)). В качестве зависимой переменной выступает индекс российско-украинской поддержки. В корреляционном анализе используется кросс-секционная структура данных, на каждую из стран приходится одно наблюдение, соответствующее первому периоду (24.02.22—31.08.22). В регрессионном — панельная (каждая из объяснительных переменных, а также зависимая измерена в двух периодах: первый период — 24.02.2022—31.08.2022; второй период — 01.09.2022—24.02.2023). Помимо основных независимых переменных в регрессии добавлен случайный эффект на период для учёта особенностей панельной структуры данных. Сбор, предварительная обработка и анализ данных по независимым переменным, используемым в анализе, осуществлялся в рамках подготовки и апробации базы данных международного вооружённого вмешательства, разрабатываемой в рамках проекта РНФ № 22-18-00664.

Россия. Украина. ЮАР. Африка > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389650 Иван Сафранчук, Александр Несмашный, Даниил Чернов

Жизнь в интересные времена

Обстоятельства внешней политики диктуют изменения дипломатической практики

ИЛЬЯ ФАБРИЧНИКОВ

Член Совета по внешней и оборонной политике, коммуникационный консультант.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Фабричников И.С. Жизнь в интересные времена // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 77–89.

Новое издание Концепции российской внешней политики, обнародованное в начале апреля, вызвало разнообразные отклики. Оценка философского, идейного содержания крайне интересна. Однако МИД – ведомство, прежде всего ориентированное на практику.

Реализация доктринального документа потребует серьёзного переосмысления работы всех российских внешнеполитических ведомств и служб, переоценки показателей эффективности их деятельности, подходов к комплектации росзагранаппарата, смещения акцентов в формировании штатов росзагранучреждений (РЗУ), более проактивного подхода в реализации внешнеполитической линии, более тесной координации между различными ведомствами за счёт устранения межведомственной конкуренции.

Автор не претендует на исключительное и детальное знание внутреннего устройства Министерства иностранных дел Российской Федерации – одного из самых консервативных и респектабельных учреждений в многовековой истории Отечества. Это, скорее, попытка непредвзятого взгляда со стороны. Тем не менее наблюдение за работой и самого центрального аппарата, и некоторых РЗУ, понимание, как устроена их деятельность, анализ последствий обрушения дипломатических отношений со странами Запада позволяют сделать некоторые предположения о том, как в среднесрочной перспективе могла бы быть перестроена работа МИДа.

Начинаем с начала

Будем объективны, развитие министерства на постсоветском этапе диктовалось не единой стратегией и замыслом, а скорее, аппаратно-политической логикой: политические и дипломатические позиции, наработанные СССР, утрачивались, усиливался отток из центрального аппарата в коммерческие структуры, традиционно прочные позиции в Африке и Латинской Америке перестали быть востребованы, кадровое пополнение истончалось, валютные зарплаты (один из козырей советской дипломатической службы) перестали быть эксклюзивными. Вспоминается период, когда семьи молодого дипсостава «пересиживали» в Москве на зарплате в полторы-две тысячи рублей (по меркам 1994–1996 гг. – примерно 40 долларов), чтобы потом уехать в долгосрочную загранкомандировку на зарплату в 2,5 тысячи долларов. Вряд ли такие условия благоприятствовали продвижению стратегических национальных интересов.

К сожалению, этот во многом инерционный подход (от командировки до командировки) сохранялся и на протяжении «сытых нулевых». Желанными направлениями для выпускников МГИМО и других вузов, поставлявших кадры для загранслужбы, были США и страны Европейского союза с понятным культурным контекстом, не очень высокой, но стабильной зарплатой и чётко очерченными должностными обязанностями.

С начала горячей фазы противостояния с Западом в феврале 2022 г. в организационном смысле изменилось немногое. За год иностранные государства (страны англосаксонской сферы и ЕС) объявили о высылке более шестисот российских дипломатов разного ранга. Дипломатические миссии обескровлены, политико-дипломатический диалог поставлен на паузу. Отношения продолжают деградировать. К примеру, МИД Германии в марте заявил, что планирует выслать ещё тридцать дипломатов с семьями. Поток телеграмм по ключевым политико-экономическим вопросам из Германии (выслала в 2022 г. 40 человек), Италии (30 человек), Франции (43 человека) да и из остальных стран ЕС превратился в тонкий ручеёк. Дипломатические коммуникации практически остановлены, сотрудники дипломатической и консульской службы в странах Европы подвергаются угрозам, зачастую инспирированным местными контрразведывательными органами или при их полном попустительстве, нередки «лобовые» вербовочные подходы.

Дипломаты возвращаются на родину, МИД сталкивается с необходимостью переносить фокус деятельности на другие регионы, перераспределять кадры внутри центрального аппарата и среди функционирующих зарубежных точек, меняются внешнеполитические приоритеты.

Возникает вопрос, как вести дипломатическую работу, когда «железный занавес» опустился от «Выборга на Финском заливе до Несебра на Чёрном море»? Ведь, согласно новой Концепции, ситуация не изменится как минимум в среднесрочной перспективе.

Очевидно, что политико-дипломатические усилия и кадровые ресурсы необходимо переносить в регионы и страны, которые заинтересованы в сотрудничестве и развитии отношений, но нельзя забывать соотечественников, которые продолжают быть нашими гражданами, оставшихся в «недружественных странах». Имеет смысл начать придерживаться подлинно прагматического подхода в выстраивании дипломатических связей на долгосрочную перспективу. Как это могло бы выглядеть на практике?

И дружба, и табачок

Давайте посмотрим на список наших ключевых внешнеэкономических партнёров по итогам 2022 года. Где они среди условных «дружественных стран», с которыми имеется не только экономический, но и внятный политико-дипломатический диалог? Китай (товарооборот 190 млрд долларов), Турция (50 млрд), Белоруссия (50 млрд), Индия (35 млрд), Казахстан (26 млрд), Узбекистан (10 млрд), ОАЭ (9 млрд), Египет (6 млрд), Монголия (3 млрд). В целом торговый оборот со странами Ближнего Востока приближается к 50 млрд долларов, со странами АСЕАН – к 25 млрд долларов. Это львиная доля российской ВЭД. Да, естественно, торговля со странами Европы если и сократилась, то незначительно. Но она уже давно существует (и, скорее всего, будет существовать) помимо наших дипломатических усилий.

Экономика – ещё не всё. Политическое «дружественное подбрюшье» России – те же Казахстан, Узбекистан, Азербайджан, Таджикистан, Киргизия, Армения, Туркмения. Даже Грузия демонстрирует мудрую сдержанность в своих внешнеполитических инициативах. Да, если вычесть Белоруссию и Казахстан, торговый оборот с остальным окружением России выглядит скромно, но ведь не экономикой единой, особенно когда речь идёт о долгосрочных вопросах военно-политической безопасности.

А что с другими «дружественными» странами? Помимо государств БРИКС, есть Алжир (крупный покупатель военной техники), Пакистан (рассчитывает на поставки энергии), Иран, Сирия, Венесуэла, африканские государства, ожидающие российской поддержки. В каждой из этих стран, в каждом регионе сложная политическая, экономическая обстановка, требующая специального подхода. Но, с другой стороны, их желание взаимодействовать открывает перед российской дипслужбой огромный простор для работы и творчества.

Пожалуй, все мы сегодня являемся свидетелями того дивного нового мира, где количество вызовов с лихвой компенсируется количеством предоставившихся новых возможностей.

Нельзя забывать и о русскоязычных соотечественниках. Крупнейшие русские диаспоры в мире – США (свыше 3 млн), Германия (2,2 млн), Канада (622 тыс.), Израиль (1 млн), Аргентина (300 тыс.). Мы не берём в расчёт по крайней мере 15 миллионов русскоязычных в бывших национальных республиках СССР (включая Прибалтику), многие из которых нуждаются в защите и консульском сопровождении.

Таким образом, чётко сформированы по меньшей мере три ключевых направления, которые, на наш взгляд, требуют внимания в контексте новой Концепции: развитие экономического сотрудничества, поддержка и укрепление политических союзов, обеспечение консульской защиты соотечественников.

Политическое взаимодействие

По логике вещей наши главные политические союзники должны находиться в странах СНГ, Закавказье, на Дальнем Востоке, чтобы сопредельные территории не становились источником угроз национальной безопасности. Там же проживает и большинство соотечественников, нуждающихся в защите. Автору этих строк не раз приходилось слышать от русских, оставшихся в Казахстане или Узбекистане: «Большая земля нас забыла». На протяжении трёх десятков лет для многих кадровых дипломатов работа в СНГ была скорее ссылкой или возможностью привезти домой достаточно валюты для решения бытовых вопросов, чем почётным и перспективным с кадровой точки зрения назначением.

Оставим в стороне негласные ведомственные противоречия в том, что касается работы с ближайшими соседями. То, что общие подходы к бывшим советским республикам давно пора менять, сомнения не вызывает. В том числе и за счёт расширения количественного и качественного состава дипломатических миссий, генеральных консульств, наращивания гуманитарных проектов, придания этому направлению статуса престижного. Важно менять мировоззрение сотрудников дипкорпуса (да и не только их), многие из которых воспринимают собеседников в СНГ высокомерно, не считают нужным погружаться в местные политические реалии, учить языки стран пребывания (ведь все говорят по-русски). Специалистов, к примеру, с хорошим белорусским языком на весь МИД можно пересчитать по пальцам двух рук. Равно как и знатоков структуры казахстанской политической «поляны». Вероятнее всего, то же касается Узбекистана, Киргизии, Таджикистана, Азербайджана, Армении, Грузии.

А незнание языка страны пребывания – демонстрация колониального мышления, против которого наша страна сейчас так ярко выступает.

Вообще, в СНГ элементарно мало российских дипломатов. Одним из самых вопиющих примеров может служить дипмиссия в Ереване, с трудом насчитывающая (по разным оценкам) сто сотрудников. Для сравнения, Соединённые Штаты держат в Армении не только одно из своих крупнейших (по площади) зарубежных диппредставительств, но и одно из самых наполненных в кадровом отношении – около полутора тысяч человек. Получается — один дипломат на две тысячи местных жителей. А ведь Армения почитается нашим важным партнёром и союзником.

Генеральное консульство в Алма-Ате – вряд ли больше 20 человек – крупная точка по меркам МИДа, хотя это важнейший экономический и политический центр Казахстана. Посольство в Минске страдает той же кадровой ограниченностью, хотя, казалось бы, ближайший союзник. Про посольства и генконсульства в других странах-соседях и говорить нечего. А ведь СНГ остаётся нашим важнейшим торгово-экономическим партнёром, в перспективе и одним из ключевых направлений для российских инвестиций.

Если Москве важно выстраивать прочные добрососедские отношения с партнёрами по СНГ, количественное и, что немаловажно, качественное укрепление дипломатического присутствия представляется приоритетом. Да, любое увеличение происходит на принципах взаимности. Однако разве мы не заинтересованы в интенсификации двухсторонних отношений с нашими партнёрами? Кроме того, сегодня политика диктует экономику.

Перспективное сотрудничество

Дипломатическое присутствие в ключевых для российской внешнеэкономической деятельности регионах важно, как никогда. Возьмём, к примеру, Алжир. Он не только является крупнейшим потребителем продукции российского ВПК, но и последовательно демонстрирует если не поддержку, то по крайней мере понимание российских шагов. Кроме того, это важный собеседник по теме энергетики. Тем не менее наше дипломатическое присутствие в Алжире нельзя даже сравнить с недавним присутствием, к примеру, в Болгарии или, если брать что-то ближе, в Египте. То же касается Турции. Посольство в Анкаре вряд ли сопоставимо с посольством в Берлине или Токио. Хотя тем для двухстороннего взаимодействия кратно больше, и они много сложнее.

Несмотря на скромный товарооборот, ОАЭ обладает огромным региональным потенциалом, прежде всего в качестве мирового финансового центра, и является одной из точек притяжения российского капитала. Капитал означает влияние, он требует защиты и дипломатического сопровождения, в конце концов это значимый внешнеполитический ресурс. Тем не менее в Дубае, где находятся представительства ключевых российских госкорпораций и целого ряда компаний, работают в лучшем случае двадцать сотрудников генерального консульства, а в Абу-Даби от силы пятьдесят дипломатов. Отвечает ли это российским претензиям на деятельное участие в трансформации системы межгосударственных отношений, особенно принимая во внимание роль ОАЭ в региональных делах? Нет, не отвечает.

Султанат Оман в последний год всё больше заявляет о себе как о важном посреднике в региональных делах, на него замкнуты интересы США, Израиля, Ирана, ОАЭ, Индии, Пакистана и Бангладеш. Способна ли Россия хотя бы просто отслеживать всё это густое переплетение региональных интересов, располагая посольством, едва превышающим 10 человек, из которых кадровых дипломатов пять, остальные – техсостав, включая коменданта и водителя? Ответ очевиден.

Наибольшие дипломатические усилия и по сей день сосредоточены на странах «Большой семёрки».

Но в чём сегодня необходимость сохранять такое широкое и статусное присутствие в Германии, Франции, Великобритании, Испании, Италии, США, Японии, Австралии? Политические контакты либо прерваны, либо заморожены, либо саботируются. Основной объём информации по этим странам черпается из передовиц газет. Под влиянием местных служб безопасности даже те, кто традиционно был настроен к России благожелательно, избегают личных контактов. В чём смысл многолюдного присутствия именно в этих странах, которые демонстративно отказываются от любого диалога?

Меняется карта того, что представляет интерес с политико-дипломатической точки зрения. Например, в большей ли степени Париж влияет сегодня на ситуацию на Украине, чем Исламабад на Афганистан и наше «мягкое южное подбрюшье»? И кто демонстрирует большую готовность к взаимодействию? Что важнее для будущего евразийского континента, сформированного в том числе и с учётом российского видения ситуации, – долгосрочное и прочное дипломатическое урегулирование в Афганистане при деятельном российском участии или наше «историческое» дипломатическое присутствие в Брюсселе?

Судьба соотечественников

Анализируя возможную трансформацию российского дипломатического присутствия в мире, нельзя не коснуться жизни соотечественников, многие из которых не только оказались в «недружественных странах», но и крайне отрицательно воспринимают нашу текущую политическую позицию. Тем не менее они остаются нашими гражданами, которые не готовы терять связь с Родиной или отказываться от российского гражданства. Более того, часть из них всерьёз задумывается о возвращении. Так или иначе, по закону они имеют полное право на весь спектр государственных услуг, в том числе и тех, что связаны с консульским обслуживанием.

Автору этих строк неоднократно приходилось слышать от соотечественников в разных странах мира, что консульские работники относятся к ним как ко «второму сорту». Это не означает, что такой подход – повсеместность, но грубость, высокомерие консульских офицеров – частые претензии людей, которые приходят в генеральные консульства и консульские отделы по своим скромным делам: подтверждение пенсий, выписка доверенностей, получение государственных документов установленного образца, свидетельств о рождении и пр.

Многие скажут – система слишком косная и консервативная, её невозможно перестроить. На это есть встречный аргумент – даже такую косную и консервативную систему, как Сбербанк, удалось перестроить и сделать ориентированной на людей. Так что ничего невозможного нет.

В конце концов консульские подразделения за рубежом такая же важная витрина человеческих отношений и недискриминационного подхода со стороны государства, как и МФЦ.

В свете происходящего имеет смысл перенести тяжесть дипломатического присутствия в «недружественных странах» с посольств на консульства, параллельно перестраивая их на более персонализированный, организованный и человеческий подход. Опыт внутри России показывает – это возможно и не так сложно. И может стать эффективным примером человеческого отношения государства к гражданам. По крайней мере тем, кто сохраняет связи с ним. И задача МИД сегодня, на наш взгляд, одна из важнейших — обеспечить для соотечественников высокий уровень комфорта при соприкосновении с государственной машиной оказания услуг.

Распределение дипломатических ресурсов

К сожалению, у России сегодня нет возможности поддерживать подлинно глобальный аппарат, способный отслеживать весь объём вызовов и угроз, с которыми страна сталкивается на международной арене. Количество проблем, которые вынуждено купировать Министерство иностранных дел, растёт день ото дня.

Активно развиваются отношения не только с традиционными партнёрами, такими как Индия, Китай, Египет. Многие страны Глобального Юга смотрят на Россию с надеждой, что устоявшаяся система «райского сада», активно эксплуатирующего «джунгли», будет сломана.

Вопрос, готова ли Россия и российский дипломатический корпус воспринимать себя в качестве такого активного проводника в «дивный новый мир», пока открыт.

Важным представляется не механическое увеличение «точек» за счёт перераспределения дипломатов, изгнанных из европейских стран. Необходимо формировать гибкую систему мотивации, чтобы из желающих уехать в длительную загранкомандировку в Индию, Китай, Алжир, Египет, ЮАР, Пакистан, Афганистан, Сирия стояли очереди. И конкуренцию им могли бы составить только массы желающих поехать в Ереван, Баку, Астану, Минск и Улан-Батор. Самые качественные и опытные кадры нужны именно там. А для молодых дипломатов работа на «дружественных» направлениях должна стать важным условием дальнейшего карьерного пути. Безусловно, это потребует выхода из привычной для многих дипломатов зоны комфорта, но и времена теперь настали некомфортные.

Молодым дипломатам нужно не только осознавать государственную важность таких командировок и огромную ответственность, которая на них ложится, но и чётко представлять возможности, которые перед ними открываются с точки зрения карьерного роста и в плане финансового вознаграждения.

Безусловно, сразу обеспечить все «точки» большим числом качественных дипломатов в странах наших реальных или потенциальных друзей не получится – это большая работа на перспективу. В этой связи имело бы смысл рассмотреть практику создания «региональных хабов» МИДа – насыщенных разноплановыми специалистами локальных «штаб-квартир», способных покрывать несколько стран в регионе или усиливать конкретные посольства в нужный момент. Это, конечно, внесёт определённый диссонанс в устоявшуюся веками дипломатическую традицию, потребует изменений в традиционных практиках. Впрочем, хотелось бы посмотреть на сферу деятельности, которая за последний год не подверглась самым драматическим изменениям.

Ключевые показатели эффективности

Любое российское государственное ведомство действует исходя из ключевых показателей эффективности работы. Чаще всего они количественные. Применительно к МИД РФ – это число ответов на обращения граждан, телеграмм из загранточек по разным вопросам – от экономики до культуры и политики. Автор сам был невольным свидетелем, как от нового руководителя РЗУ, отъезжающего в одну из стран Латинской Америки, требовали увеличения количества телеграмм по сравнению с предшественником. «На местах» прибегают к невинной уловке: субстантивные (как принято говорить) телеграммы разбиваются на две-три. Таким образом выполняется поставленная задача. В этом смысле целесообразно отойти от количественных показателей в пользу качества и обстоятельности. Это, правда, требует совсем других подходов к оценке работы соответствующих РЗУ в Центре.

Если говорить про развитие экономических отношений (а сегодня для России это важно, как никогда), понятным критерием эффективности должен служить объём деловых контактов и их качество, а также участие, в том числе и сотрудников РЗУ, в их сопровождении. Так, даже незначительное увеличение товарооборота можно записывать в актив деятельности при условии, что персонал посольства принял деятельное участие в установлении новых контактов по бизнес-линии, защите интересов. В этом случае, правда, необходимо отойти от уже привычной парадигмы, которую часто исповедуют росзагранучреждения: «Мы тут защищаем интересы Родины, а не интересы бизнеса». Любое содействие со стороны РЗУ большому, среднему и малому бизнесу, любая организация взаимодействия с местными предпринимателями – это не только про бизнес и деньги, это ещё и про организацию общения между дипломатами и чиновниками на долгую перспективу. А значит, качественное расширение контактов, возможность дипломатического воздействия на бюрократию страны пребывания для обеспечения российских национальных интересов.

В этой связи важным представляется и возвращение в повседневную деятельность как росзагранаппарата, так и Центра практики подробного изложения бесед с зарубежными визави. Сейчас, насколько можно судить, нет повсеместной практики детальной записи бесед с иностранными дипломатами, политиками и представителями зарубежных общественных организаций. А это, в свою очередь, не позволяет всесторонне, нюансировано и качественно анализировать отношения с зарубежными контрагентами. Да, обработка и обобщение такого дополнительного массива информации «с земли» потребует дополнительных аналитических ресурсов. Но, с другой стороны, это позволит более всесторонне оценивать ситуацию «в поле», накапливать «базу знаний».

Вероятно, имеет смысл подумать и над волевым отказом от поддержания верхнеуровневых дипломатических связей с «недружественными странами» в пользу консульских отношений. Сегодня мы выстраиваем отношения с государствами Африки, Южной Америки, но есть ли у нас на этих ключевых направлениях достаточное число опытных дипломатов, способных заниматься многочисленными межгосударственными вопросами?

Возникает закономерный вопрос – так ли в новых условиях необходим Департамент общеевропейского сотрудничества? Новая концепция внешней политики, конечно, отводит отдельную роль организациям вроде ОБСЕ (почитая конкретно её важной диалоговой площадкой, но это, скорее, рудимент последнего по-настоящему крупного успеха ещё советской дипломатии). На фоне наличия ДОС в структуре Мининдел бросается в глаза отсутствие отдельного подразделения, занимающегося вопросами евразийской интеграции (что также заявлено в Концепции). Схожая ситуация с БРИКС. Да, есть отдел под руководством посла по особым поручениям Павла Князева. Но концепция БРИКС существует уже больше десятка лет, желающие присоединиться к этому клубу (который по совокупному ВВП уже превышает «страны ядра») буквально выстраиваются в очередь, а авторитетного структурного и хорошо укомплектованного подразделения, с ведомственным статусом, отвечающего за координацию политики и выработку предложений на этом направлении, не хватает.

Стоит ли в условиях нового регионалистского подхода сохранять четыре департамента, занимающихся исключительно европейскими странами, которые демонстрируют завидное политическое единство в вопросах развития (точнее, неразвития) дальнейших отношений с Российской Федерацией? Сохраняющийся «европейско-англосаксонский» крен говорит о том, что мы ещё не осознали себя (согласно Концепции) отдельной самобытной цивилизацией, не зависящей от мнения «цивилизованных» столиц.

Открытым остаётся и вопрос, насколько целесообразно сохранение Департамента многостороннего сотрудничества по правам человека в его нынешнем формате. Возможно, стоит переосмыслить его роль с учётом новых реалий и объективно тенденциозного использования темы прав человека западными идеологическими центрами? Наднациональная концепция прав человека как важного компонента международной деятельности (в её нынешнем изводе – за пределами устава ООН) – идея чуждая и нашей стране, и многим другим государствам, непонятно, зачем продолжать ей руководствоваться.

Важнейшее значение приобретает и информационно-пропагандистская функция МИДа.

В условиях дефицита возможностей донести свою точку зрения до массовых зарубежных аудиторий, отстаивать позиции эта функция, а также координация распространения российского мнения с использованием всех возможных каналов коммуникации – как публичных и общедоступных, так и кулуарных, частных – будет приобретать всё большее значение. В этой связи важно иметь возможность привлекать профессиональные кадры, обладающие опытом работы вне стен Мининдел, умеющие формировать комплексные информационные планы и успешно их реализовывать, донося до граждан иностранных государств российские взгляды по наиболее щепетильным вопросам. На этом поприще сделано немало, но заметна необходимость расширять эту функцию.

Отдельного анализа заслуживает и система реализации внешнеполитических гуманитарных проектов по работе с нашими друзьями, с соотечественниками, зарубежной молодёжью. Вероятно, она подлежит полной перестройке, следует вывести её из жёсткого подчинения МИДу, однако эту объёмную тему мы вряд ли сможем проанализировать в рамках этого материала.

Концепция – важный и своевременный документ. Но чтобы его положения были реализованы, необходима разработка региональных стратегий, конкретных подходов к регионам, странам и межрегиональным объединениям. Тех, которые в своей повседневной работе могли бы учитывать не только наши дипломаты, но их зарубежные собеседники, наши бизнесмены, работающие в различных странах мира. В частных беседах необходимость такого подхода признают и подчёркивают и сами сотрудники дипведомства.

Изменения в работе не должны быть равны «оптимизации» издержек. МИД в любой стране – это престиж. А за престиж нужно платить. С ростом количества вызовов и количества возможностей затраты неизбежно возрастут. Главное, чтобы они способствовали достижению стоящих перед страной целей.

Трансформация МИДа потребует масштабных финансовых и кадровых вложений со стороны государства, новых подходов к кадровому наполнению, к программам подготовки и повышения квалификации молодых дипломатов, изменения баланса региональных и языковых специалистов внутри структуры министерства. Это, однако, неизбежно, если Россия не хочет остаться в учебниках истории как государство, которое во многом инициировало всемирную трансформацию, но не смогло воспользоваться её плодами.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389649 Илья Фабричников

Не ближний прицел

У новой Концепции внешней политики России есть три фундаментальные уязвимости

КИРИЛЛ ТЕЛИН

Кандидат политических наук, доцент факультета политологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Телин К.О. Не ближний прицел // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 68–76.

Тезис о «столкновении цивилизаций» – это риторический трюк в духе «Войны миров», больше подходящий для поддержки собственного тщеславия, чем для критического понимания сбивающей с толку взаимозависимости нашего времени.

Эдвард Саид

Новая версия Концепции внешней политики, утверждённая 31 марта 2023 г. Владимиром Путиным, резко меняет прежние представления о роли и месте России в мире. Вне зависимости от конструктивности или дискуссионности различных новелл документа, необходимо признать – их реализация будет происходить в мире, радикально отличающемся от содержащихся в Концепции положений. Практика существенным образом отстаёт от теории, и тем, по всей видимости, будет хуже для практики.

Единое общеконтинентальное пространство мира, стабильности, взаимного доверия, развития и процветания. Россия как самобытное государство-цивилизация и один из ведущих центров развития современного мира. Международное использование Северного морского пути на фоне необратимо уходящей в прошлое неравновесной модели мирового развития. Англосаксонские государства, злоупотребляющие то ли своим доминирующим положением, то ли его рудиментами. Коллективный Запад, ограничивающий суверенитет государств, входящих в его коллектив. Распространение правдивой информации о войне нового типа на фоне деструктивного информационно-психологического воздействия.

Общей проблемой последних версий Концепции внешней политики (КВП) Российской Федерации, положения из новой редакции которой приведены выше, было отставание писаной нормативной буквы от неустанно меняющейся реальности. К примеру, КВП 2013 г., которая констатировала «приоритетные» отношения с государствами Евро-Атлантического региона, базирующиеся на «глубоких общецивилизационных корнях», уже через год стала выглядеть настолько экстравагантно, что в проведении внешней политики её приходилось практически игнорировать. Несмотря на все внутриполитические кульбиты и манёвры в сторону то «суверенной демократии», то национал-патриотизма, с 2008 г. по 31 марта 2023 г. Россия подчёркивала приверженность «универсальным демократическим ценностям», которые в то же время были объектом критики не столько оппозиции, сколько самого руководства страны. Словом, в былые годы «система взглядов на национальные интересы Российской Федерации во внешнеполитической сфере», каковой и должна быть Концепция внешней политики, изрядно отставала от жизни.

В случае с редакцией 2023 г. мы наблюдаем совсем другой тип осмысления реальности. Теперь конъюнктуре не только не обогнать, а даже, похоже, не догнать полёта концептуальной мысли.

Воображаемый мир

Безусловно, в любой доктрине, концепции или стратегии есть художественный элемент – таковы, если угодно, законы жанра. Описание будущего, даже если оно – ближайшее, никогда не обходится без визионерства и смелых прогнозов (чаще, правда, бьющих мимо цели, как бы авторам ни хотелось обратного). Однако новая Концепция внешней политики обращается к таким целям, задачам и направлениям, что их реализацию трудно вообразить в перспективе не то что шестилетнего интервала, традиционного для документов стратегического планирования, но и куда большего (возможно, даже кратно) отрезка времени.

В этом мире не только успешно решена задача устойчивого развития российской экономики на новой технологической основе, но и пала существовавшая на протяжении столетий (так указано в самой Концепции) модель мирового развития.

Искусственный интеллект и новейшие технологии таинственным образом укрепляют национальное самосознание и «универсальные и традиционные духовно-нравственные ценности».

Новая, многополярная система международных отношений базируется на «восстановлении роли ООН в качестве центрального координирующего механизма в согласовании интересов государств», хотя сама ООН представляет собой стержневой элемент Ялтинско-Потсдамской системы. Последнюю, во-первых, никак не назовёшь чем-то новым, а во-вторых, она уже несколько десятилетий вызывает критику со стороны держав, которые, претендуя на роль «многих полюсов», не имеют возможности встать на одну ступень с постоянными членами Совета Безопасности.

КВП провозглашает укрепление потенциала и повышение международной роли ОДКБ – на фоне, мягко говоря, неоднозначных процессов в этой организации и ряде стран-членов за последние годы. Концепция возвращается к проекту «Большого Евразийского партнёрства», впервые провозглашённому в 2015 г., но мало продвинувшемуся с тех пор в плане практической реализации. И так по целому ряду ключевых моментов вплоть до принципов многополярной системы международных отношений – при их прочтении на ум приходят лишь последние строки пушкинского «Признания».

Цивилизационные пробелы

Центральным моментом новой Концепции стал поистине квантовый скачок в использовании цивилизационного подхода. Отдельные его вкрапления встречались в КВП и раньше – к примеру, в контексте «многообразия цивилизаций» или даже «межцивилизационных разломов», но ещё никогда Россию напрямую не объявляли одновременно «самобытным государством-цивилизацией», «обширной евразийской и евро-тихоокеанской державой» и «суверенным центром мирового развития с уникальной миссией и созидательной цивилизационной ролью». Термин «миссия» в предшествующих версиях КВП не встречался вообще, как и любые другие синонимы предназначения, судьбы или призвания.

Внимательные читатели могут поправить: с 2013 г. в тексте Концепции появилось подчёркивание «уникальной роли» страны «как уравновешивающего фактора в международных делах и развитии мировой цивилизации», и это действительно было существенным повышением ставок в сравнении с предшествующими дипломатическими высказываниями о «конструктивной роли в обеспечении цивилизационной совместимости Европы» (КВП 2008 г.) или «конструктивной роли в решении острых международных проблем» (КВП 2000 г.). Теперь «цивилизационными», кроме государства, культуры и «общности Русского мира», стали ещё и связи российского народа с народами государств — участников СНГ (которые, впрочем, в своих концептуальных документах, касающихся внешнеполитической деятельности, аналогичные положения не прописывают).

Поразительно, что напрямую в тексте КВП, кроме российской, упомянута лишь одна цивилизация – исламская.

Не китайская, не индийская, не арабская и даже не западная или англосаксонская – хотя (к содроганию медиевистов и любителей настоящей Гептархии) в российских официальных документах впервые прописываются таинственные «англосаксонские государства». Подобное умолчание, к сожалению, характерно для цивилизационных поисков: немудрено провозгласить цивилизацией себя, куда сложнее понять, как именно выглядит упорядоченный подобным образом мир и какие конкретно цивилизации он включает.

Ещё несколько десятилетий назад социологи Таджфел и Тёрнер отметили, что первым шагом в построении идентичности является категоризация – своеобразное упорядочивание окружающего мира, разделение его на группы, формирующее «порядок и согласованность <…> когда альтернативные ориентиры для действий отсутствуют, неясны или запутаны». Когда основой подобной категоризации в рамках внешней политики выбирается цивилизационный подход, именно этот путь становится неясным и запутанным – в то время как альтернативные варианты наподобие «национальных государств» (nation-state) и «государств-наций» (state-nation) характеризуются как раз таки большей проработанностью, распространённостью и детализацией. Оттого и характерно, что при всём оммаже цивилизационизму новая КВП с куда большей регулярностью обращается к привычному «национальному» языку: и в контексте «национальных» (а совсем не «цивилизационных») интересов, и в контексте «национальных» приоритетов, таких же особенностей, такой же безопасности и экономики.

Попытки объединить на одной галере «нацию» и «цивилизацию», конечно, предпринимались и раньше (достаточно вспомнить, что в Стратегии национальной политики до 2025 г. постулировалось наличие «единого культурного (цивилизационного) кода»), но характерно, что сегодня в рамках содержательно смежных документов – таких как КВП, Стратегия национальной безопасности или широко упоминаемом ныне президентском Указе № 809 – цивилизационные образы то широко представлены (как в Концепции), то не упоминаются вообще (как в последних названных документах). В Стратегии государственной культурной политики говорится о «традиционных для российской цивилизации ценностях и нормах»; в то же самое время официальный дискурс как минимум не реже обращается к понятию «национального культурного кода». Точно так же, как конституционные поправки 2020 г. подарили юристам таинство сопряжения двух народов – «многонационального» и «государствообразующего», новая КВП пытается провести российскую внешнюю политику между «национальным» и «цивилизационным» Геркулесовым столбами, за которыми, безусловно, виднеется неминуемо светлое будущее.

Суета и кутерьма

Ещё более существенным обстоятельством, усложняющим оценку новой Концепции, является то, что она резко пересматривает ряд положений, находивших отражение в большинстве предшествующих версий документа. Некоторые изменения можно объяснить турбулентностью международных отношений (памятуя, правда, о том, что попытка задать новый стратегический вектор в пору турбулентности – занятие интересное, но вряд ли плодотворное), но другие вызывают недоумение своим декларативным характером.

Примером последнего можно считать намеренное смещение Европы и США в списке региональных направлений внешней политики: никогда в истории Российской Федерации взаимодействие с такими государствами не стояло ниже Арктики, АСЕАН, Африки и Карибского бассейна. Нарочитым выглядит демонстративное разжалование стран, играющих, хотим мы того или нет, весьма значительную роль на мировой арене и по-прежнему являющихся ведущими экономическими партнёрами России. Даже в 2022 г., на фоне всех санкций и разрыва связей, объём внешнеторговых операций с США составил более 16 млрд долларов – вроде бы меньше двух процентов от общего объёма внешней торговли, но всё равно больше, чем товарооборот с Индией (13,5 млрд долларов), и чуть меньше, чем со всеми (!) африканскими странами (18 млрд долларов). Масштаб взаимодействий с ЕС впечатляет ещё больше – по итогам 2022 г. он не только не снизился, но и достиг максимума за последние 8 лет, составив 258,6 млрд евро (что гораздо больше, чем, например, товарооборот с Китаем).

При этом те же самые отношения впервые описываются через формулы «западной гегемонии», «русофобии» и «агрессивной антироссийской политики коллективного Запада».

Справедливости ради заметим, что экстраординарный во всех смыслах 2022-й вряд ли может рассматриваться как определяющий будущее, структура экономических связей России кардинально меняется. Но даже в этих обстоятельствах признавать «коллективный Запад» малозначительным контрагентом в самом низу иерархии приоритетов можно разве что из эмоционально-пропагандистских соображений. В конце концов ожесточённое противостояние с ним, которое фактически признаётся в тексте, не позволяет уделять данному направлению недостаточное внимание.

Как минимум в двух предшествующих версиях Концепции внешней политики России – 2008 и 2013 гг. – Россия, несмотря на случившиеся ранее Мюнхенскую речь и конфликт в Южной Осетии, уверенно называлась «крупнейшим европейским государством» и «неотъемлемой, органичной частью европейской цивилизации» соответственно. Более того, даже в КВП-2016, принятой через два с половиной года после включения Крыма в состав России, встречались формулы о «строительстве равной и неделимой системы общеевропейской безопасности» или «формировании общего экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана на основе гармонизации и сопряжения процессов европейской и евразийской интеграции». Теперь речь идёт уже о «преобразовании Евразии в единое общеконтинентальное пространство <…> Большого Евразийского партнёрства» и, в лучшем случае, «прочном мире в европейской части Евразии». Изменение же цивилизационной принадлежности, а вернее, теперь уже самобытности России представляется небезынтересным, но дискуссионным шагом – если обстоятельства способны столь стремительно влиять на цивилизационную идентичность, возникает вопрос, насколько применим вообще подобный лексикон.

Если в КВП 2013 и 2016 гг. речь шла о важном или приоритетном «значении выполнения Договора <…> о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений», то в новой версии документа говорится лишь о «разрушении системы договоров в сфере контроля над вооружениями», подрывающем стратегическую стабильность. Если ранее (в 2008, 2013 и 2016 гг.) одним из основных барьеров на пути развития контактов между Россией и ЕС назывался «визовый режим», отмена которого называлась «мощным импульсом для укрепления сотрудничества», то сейчас вниманию читателя предлагается лишь весьма туманное «формирование новой модели сосуществования с европейскими государствами». Зато появилось постулирование «всеобъемлющего углубления связей и координации с дружественными суверенными глобальными центрами, <…> приверженными подходам, принципиально совпадающим с российскими подходами к будущему мироустройству». Риторика разнообразных «центров мирового развития» пронизывает всю Концепцию – таковыми прямо называются Россия и США, косвенно обозначаются Китай и Индия, а также, будто в довесок к провозглашению «исламской цивилизации», «самобытным и влиятельным центром мирового развития» нарекается не страна, а целый африканский континент. Тем самым документ, провозглашающий ценность «отказа от неоколониальных амбиций», воспроизводит довольно специфический дискурс, о недопустимости которого предостерегают многие авторы, включая Дипо Фалойина, в минувшем году выпустившего бестселлер с характерным названием «Africa is Not a Country».

Наконец, примечательно, что именно в 2023 г., на фоне продолжающейся более года военной операции, КВП впервые в истории Российской Федерации включает положения о «миролюбивости» внешней политики – в былых версиях Концепции такое слово применялось лишь по отношению к Афганистану, вернее, по отношению к тому, каким должен стать Афганистан восстановленный.

Земля и фаза

В завершение, однако, стоит повториться – самая завораживающая особенность новой Концепции внешней политики заключается не в попытке сопряжения несопрягаемого и не в очередной резкой смене приоритетов и ориентиров, казалось бы, недавно провозглашённых «традиционными». Главная загадка КВП кроется в самой возможности её «заземления», то есть реализации в рамках существующей системы международных отношений, текущей конъюнктуры и, наконец, имеющихся возможностей предполагаемых исполнителей.

Провозгласить, как известно, – одно дело, а внедрить и реализовать – совершенно другое.

Как в условиях санкций и сжимающихся как шагреневая кожа международных контактов сформировать технологический задел для эффективного экономического восстановления? О росте вряд ли стоит серьёзно говорить – с 2014 г. физический объём российского ВВП увеличился всего на 6,3%, в то время как общемировой показатель составляет около 26,3 процентов. Как быстро переориентировать подготовку дипломатических кадров на работу даже не в Дели или Пекине, но в Асмэре или Бамако? Как конвертировать убедительные для обывателя статистические расклады в духе «треть мира проживает в нейтральных странах, склоняющихся к России» в эффективное формирование нового мира, когда даже у СССР, по оценкам социологов, так и не получилось «покинуть орбиту капиталистической миросистемы»? Как восстановить роль ООН в качестве центрального координирующего механизма международных отношений, когда любое голосование в Совете Безопасности упирается в очередное вето, а позиция Генеральной Ассамблеи заставляет российских экспертов по головам считать тех, кто воздержался или отсутствовал?

У новой Концепции внешней политики есть как минимум три фундаментальные уязвимости, препятствующие её однозначному одобрению в качестве стратегического ориентира соответствующей деятельности.

Во-первых, сама система взглядов, ею задаваемая, характеризуется сколь смелостью, столь и не всегда уместным визионерством – ведь в мире есть проблемы, которые с трудом решаются (если вообще решаются) посредством нормативного объявления того, что решение найдено. Ни крестовый поход против неоколониализма, ни новые цивилизационные расклады, ни постулирование особой миссии не обретут политического смысла, пока не будут поняты, поддержаны и присвоены подавляющим большинством населения, – в то же время практика последнего времени показывает, что и с однозначным объяснением и легитимацией куда менее масштабных событий и процессов у отечественных информационных машин, сдержанно говоря, бывают проблемы.

Во-вторых, упомянутое визионерство и образование «приятной гибкости» во внешнеполитическом теле может обернуться элементарным промахом, при котором Россия в который раз решительно двинется в одну сторону, а ценные для неё центры мирового развития и геополитического влияния – в сторону несколько другую. О том, что стратегическая перестройка в период турбулентности – труд, грозящий обернуться сизифовым, говорилось выше; стоит лишь подчеркнуть, что любая ошибка такого рода может весить несколько больше, чем рутинный поворот не туда. Для некоторых литературных героев, помнится, было ценно попасть в невидимую глазу мишень, ведь «в открытый предмет может попасть каждый», но внешняя политика в духе булгаковского Коровьева – мысленный эксперимент, нежелательный для ядерной державы, сталкивающейся со «злоупотреблением отдельных государств своим доминирующим положением в некоторых сферах».

Наконец, третий и, возможно, самый главный вопрос заключается в том, чьими руками будет проложен путь к реализации всех впечатляющих положений КВП, ведь для ряда российских чиновников, не исключая наиболее статусных, нынешняя Концепция – пятая (!) в ряду тех, что они застали на своей должности. Более того, те же самые фигуры являются современниками и свидетелями не только очередной смены «базовых принципов» и «стратегических целей», но и сохраняющегося в стране неравенства, деградации культуры диалога, равно как и упрямо воспроизводящегося поведения собственных элит в духе обличаемых «неолиберальных» установок. Сам дух новой Концепции внешней политики предполагает, что формирование справедливого миропорядка и новых моделей экономического развития – это нечто большее, чем замена прямой технологической зависимости на «параллельный импорт», а люксовых автомобилей немецкого производства – на китайские аналоги производства Hongqi. Неясно, однако, как этому духу будут соответствовать те, кто на протяжении десятилетий собственными руками созидал что-то прямо противоположное.

Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389648 Кирилл Телин

Правила для игры без правил

В поисках прорыва по-внешнеполитически

АЛЕКСАНДР КОНЬКОВ

Кандидат политических наук, доцент кафедры политического анализа факультета государственного управления МГУ имени М.В. Ломоносова.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Коньков А.Е. Правила для игры без правил // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 54–67.

Утверждённая 31 марта 2023 г. Концепция внешней политики (КВП) стала шестой по счёту в Российской Федерации и пятой с начала века.

Никаких требований, в том числе и по срокам действия в отношении КВП в России не предусмотрено, но в соответствии с Федеральным законом «О стратегическом планировании в РФ» существует норма о корректировании каждые шесть лет ключевого стратегического документа – Стратегии национальной безопасности. КВП основывается на ней и развивает её внешнеполитические положения. Нынешняя версия Стратегии национальной безопасности утверждена в начале июля 2021 г., после чего актуализировалась и тема разработки новой КВП.

Правовую основу КВП традиционно составляет Конституция РФ, которая ввиду недавних поправок, затрагивающих в том числе и отдельные принципы внешней политики, создала дополнительные предпосылки для обновления Концепции. В частности, утверждённая КВП дословно повторяет принципиально значимую конституционную норму статьи 79: решения межгосударственных органов, принятые на основании международных договоров в их истолковании, противоречащем Конституции РФ, не подлежат исполнению в России. Кроме того, в число участников формирования и реализации внешней политики страны включён Государственный совет как новый конституционный орган, имеющий полномочия и во внешнеполитической сфере.

Сразу после публикации КВП внимание привлекла норма об особом положении России как самобытного государства-цивилизации. В известной степени это понятие проистекает из ключевой конституционной новации: «Российская Федерация, объединённая тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признаёт исторически сложившееся государственное единство». В упомянутой статье Концепции, определяющей роль России в мире, содержится ещё одна нетипичная характеристика страны как евро-тихоокеанской державы. С одной стороны, это расширяет устоявшийся взгляд на евроазиатскую или евразийскую природу Российского государства, с другой – формулирует новое измерение евро-тихоокеанского региона с иными перспективами для выстраивания коммуникаций и неизбежным противопоставлением западной идее индо-тихоокеанского пространства.

КВП конкретизирует отдельные положения Стратегии национальной безопасности, а также иных документов стратегического планирования, в частности утверждённых в 2022 г. Концепции гуманитарной политики РФ за рубежом и Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей.

Национальные интересы и структура целеполагания

Прежде всего появился принципиально новый раздел, где сконцентрированы стратегические установки внешней политики, интегрирующие её в единый вектор и одновременно выделяющие из других направлений государственной политики – «Национальные интересы РФ во внешнеполитической сфере, стратегические цели и основные задачи внешней политики РФ». Понятие национальных интересов всегда плотно увязано с внешнеполитической активностью, однако поскольку в прежних версиях КВП не приводилось их формулировок, понимание российских национальных интересов часто становилось предметом спекуляций. Несмотря на довольно общее, но чёткое их перечисление в Стратегии национальной безопасности, разные «фланги» и «башни» разнообразного российского социума могли позволить себе вольные трактовки.

Сегодня российские национальные интересы выглядят следующим образом:

Важно, что у России появился не только конкретный перечень национальных интересов, но и система их воплощения в стратегическом целеполагании. Девять национальных интересов (детализирующих и углубляющих формулировки из Стратегии национальной безопасности) реализуются через три стратегические цели, интегрирующие и направляющие отныне активность российской дипломатии:

1) обеспечение безопасности Российской Федерации, её суверенитета во всех сферах и территориальной целостности;

2) создание благоприятных внешних условий для развития России;

3) упрочение позиций Российской Федерации как одного из ответственных, влиятельных и самостоятельных центров современного мира.

В свою очередь, три стратегические цели достигаются через решение четырнадцати основных задач, сформулированных в этом же разделе. Остальные разделы КВП, таким образом, представляют собой уже инструменты для их решения – приоритетные направления внешней политики, её региональные направления, а также механизмы её формирования и реализации.

Представленное в КВП структурирование национальных интересов, целей и задач внешнеполитической деятельности образуют более понятную и логичную рамку для дальнейших действий страны и её представителей на международной арене. Нельзя не обратить внимание и на отсутствие упоминания национальных целей развития, которые с 2018 г. стали приоритетом высшего уровня для всех органов государственной власти и в соответствии с которыми должны выстраиваться все направления политики вне зависимости от отрасли и горизонта действия. Впрочем, то, что на национальные цели развития прямо опирается Стратегия национальной безопасности, в соответствии с которой и разрабатывалась КВП, позволяет рассматривать последнюю как механизм достижения целей национального развития на внешнем контуре.

Приоритетные направления внешней политики пришли на смену приоритетам РФ в решении глобальных проблем, которые в прежних редакциях КВП носили довольно стабильный характер. Раньше их было шесть, теперь девять, добавились следующие:

Обеспечение интересов РФ в Мировом океане, космическом и воздушном пространстве.

Охрана окружающей среды и глобальное здравоохранение (выделены из международного экономического и экологического сотрудничества).

Защита российских граждан и организаций от иностранных противоправных посягательств, оказание поддержки соотечественникам, проживающим за рубежом, международное сотрудничество в сфере прав человека (раньше права человека были объединены с международным гуманитарным сотрудничеством).

Кроме того, задача «Укрепления международной безопасности» стала приоритетным направлением «Укрепление международного мира и безопасности».

Региональные направления внешней политики также радикально реструктурированы. Вместо во многом западноцентричных приоритетов, раскрывавшихся в логике «СНГ – Запад – Арктика и Антарктика – АТР – Ближний Восток – Латинская Америка и Карибский бассейн – Африка», сформирована принципиально новая последовательность:

Ближнее зарубежье (пожалуй, впервые как официальный термин)

Арктика

Евразийский континент. КНР. Индия

Азиатско-Тихоокеанский регион

Исламский мир

Африка

Латинская Америка и Карибский бассейн

Европейский регион

США и другие англосаксонские государства

Антарктика

Среди заявленных региональных направлений прямо названы лишь три страны: КНР, Индия и США. В остальном региональные направления обобщают внешнеполитические векторы и гораздо меньше, чем предыдущие редакции Концепции, углубляются в двустороннюю повестку.

Пересборка содержания

Налицо попытка действительно по-новому подойти к планированию не просто дипломатической работы, но и международного взаимодействия. Здесь и уже упомянутая самобытность государства-цивилизации, и переосмысление географии региональных направлений, и более пристальное внимание к истории, и итоговый постулат о необходимости всё более широкого вовлечения конструктивно настроенных общественных сил во внешнеполитический процесс для формирования общенационального согласия в отношении внешней политики (отлично от более бюрократического подхода к формированию в этой связи «консенсусного характера внешней политики», как определялось в КВП-2016).

Впервые предпринимая попытку всесторонне и скрупулёзно определить место России в мире, Концепция даёт отечественную трактовку понятия «великая держава» – пусть и условного, но неизменно востребованного в реальных международных отношениях. В КВП названы десять параметров, легитимирующих уже не только статус, но и амбициозные приоритеты того самого государства-цивилизации во внешней среде – именно в них легко уловить самовосприятие великой державы:

1) наличие значительных ресурсов во всех сферах жизнедеятельности;

2) статус постоянного члена Совета Безопасности ООН;

3) участие в ведущих межгосударственных организациях и объединениях;

4) одна из двух крупнейших ядерных держав;

5) государство – правопреемник Союза ССР;

6) решающий вклад в победу во Второй мировой войне;

7) деятельная роль в создании современной системы международных отношений;

8) деятельная роль в ликвидации мировой системы колониализма;

9) один из суверенных центров мирового развития;

10) выполнение уникальной миссии по поддержанию глобального баланса сил и выстраиванию многополярной международной системы, обеспечению условий для мирного, поступательного развития человечества на основе объединительной и конструктивной повестки дня.

С одной стороны, в акцентировании внимания на собственных заслугах, как правило, не принято находить добавленной стоимости (в том числе и в подобного рода документах). С другой стороны, сам себя не похвалишь – никто не похвалит: Россия регулярно на разных площадках старается пояснить, на каких основаниях претендует на место «в партере», с какой стати её критическое мнение, например, относительно «порядка, основанного на правилах», должно кого-то интересовать. Ответ зачастую носил весьма ситуативный и подчас бессвязный характер, не способный выдержать тяжесть фундаментальных расхождений с контрагентами, нарратив которых отличается стройностью.

Теперь Россия не просто не стесняется своего несогласия, но и заявляет о бесспорном праве на него.

Другая новая норма Концепции снимает потребность в эвфемизмах и экономит время для действительно нужной коммуникации. Отношения с другими странами могут быть конструктивными, нейтральными и недружественными, что будет определяться отношением самих этих стран к России. В числе принципов, на которых должен основываться справедливый и устойчивый миропорядок, авторы Концепции отмечают единый для всех мировых религий и светских этических систем духовно-нравственный ориентир. В прежних редакциях говорилось об общем (но не едином) духовно-нравственном потенциале (КВП-2016) или даже знаменателе (КВП-2013) основных мировых религий.

Концепция фиксирует политизацию различных сфер международного сотрудничества, что трактуется как негативные тенденции, которым российской внешней политике следует противодействовать. Среди таковых упоминается политизация международной платёжной инфраструктуры, природоохранной и климатической деятельности, сотрудничества в здравоохранении, спорте, сфере прав человека, диалога и межгосударственного взаимодействия в различных сферах в АТР.

Несмотря на уважительное отношение к ООН как главной площадке согласования интересов и кодификации международного права, КВП подчёркивает серьёзное давление, которое оказывается на организацию, и впервые ни словом не упоминает реформирование ведущей мировой структуры. Во всех последних редакциях делался акцент на рациональном реформировании ООН – теперь же говорится о необходимости восстановления её роли в качестве центрального координирующего механизма.

Прежде речь обычно шла и о реформировании исполнительных структур ОБСЕ, которое позволило бы повысить востребованность и авторитет этой крупнейшей региональной площадки. В актуальной Концепции внешней политики Россия уже не обращается к необходимости такого реформирования, как, впрочем, и к самой ОБСЕ, упоминание которой носит эпизодический характер – в качестве одного из многосторонних форматов в европейской части Евразии.

Впервые открытым текстом

Нынешняя КВП заметно усиливает идеологические начала российской внешней политики. Так, впервые в рамках Концепции используется понятие «Русский мир»: дважды отмечается роль России в его цивилизационной общности. В условиях активного неприятия вплоть до откровенной демонизации идеи Русского мира в некоторых западных государствах российская внешняя политика уверенно берётся за публичное её отстаивание.

Впервые фигурирует понятие русофобии, противодействие которой развивает отдельные приоритетные направления внешней политики.

Очевидно, что прежде в силу казавшейся маргинальности соответствующих движений ставить отдельно подобную задачу не приходилось, однако новые вызовы потребовали непосредственного дипломатического реагирования на попытки дискриминации всего русского.

Впервые в КВП упоминается понятие «цветная революция». Хотя основной пик угроз, ассоциируемых с этим явлением, пришёлся на 2000—2010 гг., оно не попадало в нормативную базу стратегического планирования. Скорее оставалось устойчивым маркером для обозначения особого класса практик вмешательства во внутренние дела государств, как правило, постсоветского пространства. После событий 2014 г. на Украине термин «цветная революция», казалось, утратил актуальность. Но на фоне перехода к большей прямолинейности в обозначении политических установок, а также неизменного возвращения к рефлексии о природе украинского кризиса Россия теперь чётко обозначает намерение пресекать инспирирование «цветных революций» и иных попыток вмешательства во внутренние дела союзников и партнёров. Иными словами, никаких признаний «свободного выбора» народа более не будет, если имеется убеждение, что он никакой не свободный и совсем не выбор.

Впервые и сразу весьма обширно в Концепции говорится о проблеме неоколониализма. Указывается на деятельную роль России в ликвидации мировой системы колониализма и продолжающемся процессе необратимого ухода в прошлое модели опережающего роста колониальных держав за счёт присвоения ресурсов. Отмечается приоритет отказа любого государства от неоколониальных амбиций, а также выражается солидарность с африканскими странами, стремящимися к устранению неравенства, усугубляющегося из-за изощрённой неоколониальной политики.

Идея объединения усилий вокруг противодействия неоколониализму активно проникает в отечественный внешнеполитический дискурс в последние месяцы – после знакового выступления президента Владимира Путина на заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» осенью 2022 г., где он подче

ркнул неоколониальную суть западной модели глобализации.

От силы мягкой к силе подлинной

Среди основных задач внешней политики вновь называется формирование объективного восприятия России за рубежом. А в рамках приоритетных направлений по содействию международному развитию и гуманитарному сотрудничеству обозначены цели по формированию и укреплению именно позитивного восприятия России в мире. Само международное гуманитарное сотрудничество предстаёт уже не просто как линейный вид деятельности, но и подразделяется, по сути, на два направления. Одно связано с целями формирования позитивного восприятия, усиления роли России в мировом гуманитарном пространстве, отдельным аспектом которого остаётся развитие механизмов общественной дипломатии. Второе же нацелено на укрепление моральных, правовых и институциональных основ современных международных отношений: противодействие фальсификации истории, распространению неонацизма, расовой и национальной исключительности. Особо можно отметить и изменения в целеполагании парламентской дипломатии. Все прежние версии ограничивались универсальной формулировкой о том, что Совет Федерации и Государственная Дума способствуют повышению эффективности парламентской дипломатии. В новой редакции они способствуют выполнению задач парламентской дипломатии.

Более символичной новацией следует признать отсутствие в тексте КВП какого-либо упоминания о мягкой силе. Все 2010-е гг. в ключевых внешнеполитических документах она ставилась в ряд неотъемлемых составляющих международной политики и пронизывала внутриполитическую риторику относительно стремления к более эффективному самопозиционированию страны. Россия активно поощряла использование инструментов мягкой силы, развивала соответствующие институты и даже занимала не самые плохие позиции в разного рода рейтингах и индексах. По многим причинам, но главное, вероятно, вследствие чужеродности для российской почвы термина «мягкая сила» интерес к нему в определённый момент стал угасать.

Одновременно с отказом от мягкой силы в Концепции подчёркнут фактор силы в её традиционном понимании.

Тезис о повышении его роли воспроизводит нормы и предыдущих редакций, однако впервые обстоятельно анализируются реалии формирования новых сфер военных действий и развязывания гибридной войны против России, формулируются направления внешнеполитического реагирования.

Впервые допускается возможность использования Россией вооружённых сил. Отмечая приверженность статье 51 Устава ООН о самообороне, КВП перечисляет следующие основания для применения вооружённых сил:

1) отражение и предотвращение нападения на Россию и (или) её союзников;

2) урегулирование кризисов;

3) поддержание (восстановление) мира в соответствии с решением СБ ООН, других структур коллективной безопасности с участием России в их зоне ответственности;

4) обеспечение защиты своих граждан, находящихся за рубежом;

5) борьба с международным терроризмом и пиратством.

Подчёркивается, что по отношению к Западу, где и находится основная часть недружественных государств, у России нет враждебных намерений, она не изолируется от него и не считает себя его врагом. Просто выражает отношение в ответ на отношение к ней самой.

Взаимность становится не столько частью политики как таковой, сколько формой реализации духовно-нравственного ориентира «око за око», предлагаемого в качестве основы многополярного мира.

Взаимность – продолжение подлинного суверенитета, где всегда есть место для доброй воли самостоятельного игрока, не испытывающего волнений из-за чинимых ему препятствий и оставляющего шансы для возобновления отношений, но и одновременно – где есть место для силового ответа на случай, когда «не хотят по-хорошему».

Новая палитра для контурных карт

Региональные направления внешней политики образуют отмеченный перечень из десяти регионов, упоминаемых в порядке, отражающем степень их приоритетности. Впервые минимальное число государств называется напрямую – таковых в тексте насчитывается 18, и в данном случае говорить о приоритетности уже некорректно, поскольку упоминание происходит как раз в рамках разных региональных направлений:

Белоруссия

Абхазия

Южная Осетия

Китайская Народная Республика

Республика Индия

Монголия (упомянута в рамках экономического коридора «Россия—Монголия—Китай»)

Афганистан

Иран

Сирия

Турция

Саудовская Аравия

Египет

Израиль

Бразилия

Куба

Никарагуа

Венесуэла

США

Европейский союз впервые не фигурирует в числе региональных приоритетов, он упоминается лишь однажды в общем ряду с НАТО и Советом Европы в контексте недружественных европейских государств. Сам же европейский регион (именно такая формулировка) предсказуемо рассматривается как третье с конца направление внешней политики и через призму отдельных стран Европы. Условием отношений ставится «осознание государствами Европы безальтернативности мирного сосуществования и взаимовыгодного равноправного сотрудничества с Россией, повышение уровня их внешнеполитической самостоятельности и переход к политике добрососедства».

Впервые в КВП вводится понятие англосаксонских государств, которые входят в когорту «и других» в контексте взаимодействия с Соединёнными Штатами и вместе с ними образуют предпоследнее региональное направление. Применительно к США формулируется «комбинированный» характер отношений, включающий восприятие и как одного из влиятельных суверенных центров, и как «главного вдохновителя, организатора и исполнителя агрессивной антироссийской политики». С другими англосаксонскими государствами разговаривать, по сути, не о чем: всё вновь будет определяться их отношением к России.

Африка впервые становится не просто самостоятельным направлением внешней политики, но и ярко выраженным приоритетом.

Россия солидаризируется с антиколониальными устремлениями африканских государств, а сама Африка определяется в качестве самобытного и влиятельного центра мирового развития. В КВП выражается поддержка принципу «африканским проблемам – африканское решение», и помимо укрепления двусторонних отношений отмечается целый ряд многосторонних структур, с которыми Россия намерена углублять взаимодействие: Африканский союз, Форум партнёрства Россия – Африка, Африканская континентальная зона свободной торговли, Африканский экспортно-импортный банк и др.

Акцент на многосторонние форматы традиционно делается и в контексте Латинской Америки и Карибского бассейна как отдельного регионального направления внешней политики. Здесь, правда, наоборот, число приоритетных объединений для сотрудничества сокращено с семи (в прежних версиях) до шести (исключён в силу внутренних разногласий Союз южноамериканских государств). В числе прочего впервые отмечается поддержка латиноамериканских государств, подвергающихся давлению США и их союзников, в обеспечении суверенитета и независимости.

Всё и сразу

Новаторский характер Концепции внешней политики не отменяет противоречивости подобного рода документов. С одной стороны, в силу нормативно-правового характера, они становятся прямым руководством к действию для всей дипломатической вертикали и любых смежных ведомств на среднесрочную перспективу. С другой – поскольку жизнь не стоит на месте и меняет описываемую в Концепции ситуацию уже в следующее после её утверждения мгновение – документа всё равно оказывается, как правило, недостаточно для отражения потребностей и намерений страны в столь сложном и турбулентном мире. Выход на оперативный простор государства-цивилизации позволяет приобретать новое качество политико-пространственного мышления, в котором нет места дискретным параметрам: все направления становятся потенциально главными, а всякие парадигмы – условными и мимолётными.

Задача новой Концепции внешней политики, как, впрочем, и любого другого плана в условиях перманентного хаоса, – собрать воедино размётанные уже прошедшими глобальными бурями элементы прежнего порядка, рассчитаться на «свой-чужой» и во всеоружии шагать навстречу новым катаклизмам. Способность не только выжить, но и развернуть ситуацию в свою пользу – вот навык, освоение которого становится испытанием для всех, и сформулированные внешнеполитические приоритеты призваны этому способствовать.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389647 Александр Коньков

Сдерживание в эпоху малых форм

Страх сорваться в тотальный ядерный конфликт уступил место растерянности перед фалангой множества факторов

КОНСТАНТИН БОГДАНОВ

Кандидат технических наук, старший научный сотрудник сектора военно-политического анализа и исследовательских проектов ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Богданов К.В. Сдерживание в эпоху малых форм // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 42–52.

«Контроль эскалации есть упражнение в сдерживании», – написал почти шестьдесят лет назад один из отцов ядерной стратегии Бернард Броди. Слово «сдерживание» долгие годы после холодной войны было не то чтобы ругательным, но в приличном обществе вызывало ощущение некоторой неловкости.

Когда в очередной раз говорилось, что Россия и США по-прежнему находятся в отношениях ядерного сдерживания (медицинский факт тогдашней жизни, зафиксированный военно-политическими условиями и соглашениями о контроле над вооружениями), это часто вызывало эмоциональный протест у аудитории. Ну как же так, мы же преодолели эту «мрачную теорию» и «заменили отношения взаимного гарантированного уничтожения взаимным сотрудничеством». Это дословные цитаты из выступления президента США Джорджа Буша-младшего аккурат в тот момент, когда он объявлял о выходе из Договора по ПРО в декабре 2001 года[1].

После 2014 г. слово «сдерживание» полноправно вернулось в лексикон экспертов-международников и политиков. После 2022 г. это возвращение видится необратимым. Однако к какому сдерживанию возвращаются стороны?

Ниже порога, выше порога

Прежде чем рассуждать о сдерживании, придётся сказать пару слов о стратегической стабильности. Понятие это затёрли частым употреблением в сочетании с нечёткими определениями. В последние годы в стратегическую стабильность с лёгкостью неимоверной принято записывать такие состояния международных отношений, при которых «в королевстве всё тихо и складно». Не поспоришь, что такие отношения стабильны, но верно ли ухвачена суть явления?

Понимание стратегической стабильности выросло к концу 1950-х гг. из ощущения стратегического же пата, связанного с идеей взаимного гарантированного уничтожения (уязвимости). Мысль в движение привёл не столько сам ужас глобальной ядерной войны, сколько совершенно рациональное понимание бесцельности и бессмысленности такой войны с практической точки зрения. «Хрупкое равновесие страха» и «стабильность баланса», поднятые на щит Альбертом Уолстеттером и Томасом Шеллингом в 1959 г.[2], имели оборотную сторону в виде военно-стратегической бесперспективности масштабных обменов ядерными ударами. Именно тогда умерла сама идея «массированного разоружающего удара» как осмысленной формы ведения войны «нами» (кто бы эти «мы» ни были), она осталась лишь в виде тени того, что «могли бы» сделать «они» (противник). Они же все «там» ненормальные, кто их знает?

Поэтому нужно принимать меры, проще всего – симметричные, а иногда и упреждающие – то есть всё-таки закладываться на необходимость нанесения разоружающего удара. Первый, но далеко не последний парадокс ядерной стратегии.

Но как управлять войной (и, шире, конфронтацией), если наиболее эффективный военный инструмент – термоядерная «доктрина Дуэ», предельный метод тотального сокрушения противника по Клаузевицу, едко обозванный Германом Каном «варгазм» – заблокирован стратегическим патом?

Теория, многократно подтверждённая практикой, гласит, что в этом случае стороны начинают создавать инструменты ниже порога этого пата – там, где активные действия по «наигрыванию вистов» не только возможны, но и осмысленны. Так действует «парадокс стабильности/нестабильности», описанный как раз в 1960-е гг.[3]: эффект стратегического пата, снизивший вероятность преднамеренной тотальной ядерной войны между крупными державами, подталкивал их к всё более активному противоборству в менее крупных формах. Тем самым, в чём и состоял парадокс, стратегическая стабильность, взятая изолированно, в отрыве от комплексной международной разрядки, способна выступить фактором дестабилизации отношений военно-политического противоборства, разжигая конфликты, которые стороны, как им представлялось, могли себе позволить вести с приемлемыми издержками.

Классика реакции «стабильности/нестабильности» описана через прокси-войны, которыми изобиловала холодная война: Корея, Вьетнам, Ангола, Афганистан, Ближний Восток. Однако военно-стратегическое измерение проблемы дало даже более важную трансформацию ядерного сдерживания. Искания 1960-х гг. в области избирательного нацеливания ядерного оружия времён Роберта Макнамары («избегать городов», «контрсила»), слившись с воззрениями Генри Киссинджера на ограниченные войны и Германа Кана с Томасом Шеллингом на управление эскалацией, привели США в начале 1970-х гг. к идее ограниченной ядерной войны (доктрина Шлессинджера). Той, в которой якобы можно достичь эскалационного доминирования над противником. Та же подпороговая идея: если нет смысла применять ядерное оружие одним мощным ударом на всю глубину территории противника, то давайте применять дозированно, а там посмотрим. Противник не слеп и понимает, что тотальную войну рационально начинать никто не будет, и тем самым наш ядерный арсенал не имеет осмысленной цели применения, – значит, противнику можно и перестать сдерживаться. А тут он будет видеть, что у нас есть применимое ядерное оружие и соответствующая ему убедительная оперативная концепция.

С окончанием холодной войны повышалась и чувствительность к действиям противника. Мир становился всё более хрупким, и от хтонического «неприемлемого ущерба» (например, как у Макнамары: уничтожение трети населения и половины промышленного потенциала СССР путём доставки туда 400 боеприпасов мегатонного класса[4]), по сути, прекращавшего функционирование на территории противника индустриальной цивилизации современного типа, всё чаще переходили к «заданному ущербу». Он подразумевал скорее политико-психологическую неприемлемость любого ядерного удара по своей территории (вплоть до одиночных).

Задача сдерживания вроде бы упрощалась, поскольку теперь она могла решаться куда как меньшим количеством разрушительных средств, что открывало дорогу по-настоящему глубоким сокращениям ядерного оружия. (Напомним, что с пиковых значений середины 1980-х гг. и до настоящего момента США и Россия сократили свои ядерные арсеналы примерно в 7–8 раз[5]). Однако оборотная сторона такого сокращения состояла в опасности восприятия ограниченной ядерной войны как некоторого всё ещё ужасающего, но уже переносимого явления – то есть подрывала основу «хрупкого равновесия страха» холодной войны, а заодно ставила под сомнение ядерное табу.

Таким образом, ядерное оружие оставалось сдерживающим фактором, не доходя уже, однако, до рычага взаимного уничтожения. В этом ещё один парадокс сдерживания: оно работает, делая ядерную войну более вероятной. И не только из-за накопленных арсеналов, как это было в холодную войну, когда стороны, почти по Фрейду, демонстрировали друг другу заведомо избыточные потенциалы[6], намекая на высочайшую цену ошибки в эскалации. Но и потому, что ограниченная, «единичная» ядерная война теоретически возможна, и предположительно может и не привести к концу цивилизации. Во всяком случае, попытки некоторых школ мысли, в том числе в Соединённых Штатах, основывать стабильность («убедительность») ядерного сдерживания на развитии современных потенциалов, всё более применимых, высокоточных и избирательных по поражению, прямо подталкивают к этой мысли – которая, не исключено, глубоко ошибочна в силу неразвитости инструментов контроля эскалации.

«Парадокс стабильности/нестабильности» действует и поныне, если внимательно смотреть на трансформацию концепций сдерживания после холодной войны.

Стороны уходили вниз от ядерного порога, а потом – и от порога военных действий в классическом понимании.

В конце 1990-х гг. Андрей Кокошин предложил концепцию «предъядерного сдерживания»[7], лёгшую в основу «неядерного стратегического сдерживания», вошедшую в российскую военную доктрину в 2014 г.: стратегические удары неядерным высокоточным оружием по инфраструктурным объектам в глубине территории противника. Общий смысл был именно в том, чтобы добиться стратегического эффекта, не прибегая к ядерному оружию, создав новый инструмент сдерживания, дополняющий привычное ядерное противостояние.

Затем пришёл черёд увлечения «гибридными войнами», в использовании стратегии которых Запад и Россия последовательно обвиняли друг друга все 2010-е годы. Наконец, в конце этих самых 2010-х гг. США взяли на вооружение концепцию «многосферных операций» (Multi-Domain Battles), общая теория которых[8] способна поставить в тупик даже подготовленного философа.

Ни войны, ни мира

В России многосферные операции принято рассматривать довольно узко: как эшелонированное применение разнородных «средств воздушно-космического нападения» (крылатых, баллистических и гиперзвуковых ракет, БПЛА и обычного высокоточного оружия) в интересах «разоружающего удара»[9]. Иногда излагается оригинальная концепция нанесения «обессиливающего» ядерного (!) удара в самом конце неядерного многосферного нападения, после уничтожения российского потенциала ядерного возмездия и перехвата ослабленного ответного удара силами ПРО, – обоснованная насущной необходимостью «физического устранения» России[10].

Российские страхи неядерного разоружающего удара со стороны США, на который нечем будет ответить, тянутся корнями в 1990-е гг. и растут из военно-технической фетишизации опыта кампаний в Ираке (1991) и Югославии (1999). Они довольно сильны и не преодолены по сей день, хотя среди компетентных отечественных специалистов встречаются и прямо противоположные мнения на счёт оперативно-технической реализуемости подобных сценариев[11]. Рационализация же цели «физического устранения» России потребует углубления в модный ныне анализ многовекового цивилизационно-гендерного противостояния России и Запада, что заведомо выходит за рамки статьи.

Соль американской концепции, однако, совершенно в другом. Постепенное объединение родов войск и видов вооружённых сил в единую операционную схему логически привело американских военных к интеграции уже не просто сил и средств на театре, а всех типов усилий в различных доменах. На этом же принципе строится более широкая концепция «интегрированного сдерживания», официально возникшая в американских документах стратегического планирования осенью 2022 года[12].

В основу многосферной операции положена «конвергенция потенциалов»: объединение всех политических и военных, смертельных и несмертельных инструментов для действия во всём доступном пространстве.

Помимо классической триады (наземные, морские и воздушные силы), к операционным доменам отнесены космическое пространство, киберпространство (иногда отдельно выделяется электромагнитный домен, связанный с работой радиоэлектронных средств и противодействием им), а также информационный или когнитивный домен. Последний включает весь спектр информационно-психологических операций, в том числе с использованием новых информационно-коммуникационных технологий.

Отличие от интеграции потенциалов, широко внедрявшейся на предыдущих циклах, разработчики видели в организационной плоскости: создание постоянно действующих объединений, позволяющих использовать все доступные потенциалы как в мирное, так и в военное время[13]. Доктрина касается не только ведения собственно боевых действий, но и операций ниже порога вооружённого конфликта, до его начала, а также действий по его окончанию[14]. Это укладывается в заявленную идею «подготовки окна преимущества» для вооружённых сил, которая должна вестись перманентно.

Глядя на эти выкладки, порой начинаешь задаваться вопросом: а сама концепция многосферной операции вообще предусматривает ли мирное время как самостоятельный период, чётко отличимый от времени «немирного»? По сути, это доктрина градуированного применения сил и средств в континуальном пространстве конфронтации, не разделённом более чёткими линиями на военную и невоенную области. Пространство начинает утрачивать жёсткие пороги, как в «лестнице эскалации» Германа Кана или в иных теоретических выкладках отцов теории сдерживания, подразумевавших явственно отличимые состояния[15]. Вместо этого появляется «слайдер»: некий уровень напряжённости (эскалации), который с одного конца шкалы включает кибершпионаж и информационную войну, потом может дойти и до кинетических ударов высокоточным оружием, ну а с другого конца — и до ядерной войны. Возникает новое понятие «кампании» (campaigning), которое расширяет понятие «операции» до невоенных областей воздействия, концентрируя все типы усилий во всех доступных доменах в едином контуре управления[16].

То есть войны и мира как таковых нет. С очевидностью есть некоторые состояния противоборства, наблюдаемо отличающиеся объективными эффектами: воруют ли стороны друг у друга технологические секреты? моют ли они мозги населению противоположного лагеря? ломают ли они компьютерные системы и объекты инфраструктуры? бросаются ли друг в друга тяжёлыми предметами? эти предметы уже ядерные или пока нет? и т.п.

Но прежнее мирное время – это лишь частный случай подготовки будущих операций.

Эрих Людендорф с его теорией тотального подчинения политической жизни государства интересам военной машины[17] наверняка порадовался бы, глядя на эту картину. Но то Людендорф, травмированный поражением своей страны в Первой мировой до полной слепоты к иным задачам государства, кроме достижения военной победы здесь и сейчас. У нас же эта картина скорее вызовет сомнения, сводящиеся к вопросу о том, как вообще стороны собираются жить в таком мире, и точно ли они уверены в том, что «слайдер» эскалации можно двигать произвольно, предсказуемо и абсолютно управляемо?

Детище «парадокса стабильности/нестабильности», теория многосферных операций продолжает смещать фокус усилий вниз от ядерного порога, заполняя прежде незадействованную «невоенную» часть пространства эскалации[18] куда большим объёмом и разнообразием враждебных действий, чем прежде. Это усложняет понимание причинно-следственных связей в конфронтации: какие действия и насколько именно угрожают в ходе вертикальной и горизонтальной эскалации к состоянию, которое уже совершенно точно будет войной? Не воспринимается ли эта угроза в ряде стратегий как благоприятное следствие, как повышение ставок через блеф?

При этом обилие операционных доменов оставляет вопрос о стабильности управления столь многоплановым процессом, как контроль эскалации в них. Например, крайне плохо изучен аспект «короткого замыкания» доменов, которого частично касалась Ребекка Херсман в своей теории «червоточин» эскалации[19]. Ни для кого не секрет, что господствующая картинка вероятного вооружённого конфликта держав первого класса – это локальная или региональная вой­на с последующей градуированной эскалацией. Однако как будет выглядеть многосферная операция в такой войне? Скажем, космический домен и в определённом смысле кибердомен не имеют регионального измерения, это глобальные среды действия. Применение потенциалов в этих средах в интересах развития локального конфликта может спровоцировать ответ в них же. Тем самым произойдёт расширение сферы конфликта с переходом на глобальный уровень.

Видны уже и более привычные со времён холодной войны противоречия сдерживания. Например, актуальное время жизни кибероружия сравнительно невелико, а эффективность накопленного наступательного киберпотенциала (обнаруженных уязвимостей, которыми можно воспользоваться) может существенно меняться во времени в зависимости от поступков противника, в том числе никак не связанных с противодействием – например, в ходе рутинной модернизации информационно-управляюших систем. Ощущение скоротечности существования кибероружия будет психологически играть как дополнительный фактор, подталкивающий к его упреждающему применению. Этот дестабилизирующий эффект хорошо известен со времён холодной войны как «запускай или потеряешь»: когда уязвимое ядерное оружие необходимо применять первым, чтобы противник не успел его выбить.

Даже в традиционном ядерном домене нарастают неопределённости. Концепции ограниченной ядерной войны с градуированной эскалацией дошли уже практически до одиночного применения. Этот результат с очевидностью не рассматривается как конец света, но он вызывает необходимость думать о том, как вести войсковые операции в таких условиях. С середины 2010-х гг. в США и НАТО говорят о принципе ядерно-конвенциональной интеграции, попавшей в итоге и в руководящие стратегические документы. Это подготовка вооружённых сил к ведению боевых действий в условиях применения ядерного оружия и одновременно интеграция операций ядерных сил и сил общего назначения.

Обоснованием концепции выступает опасность «ядерного принуждения» или «шантажа»: приписываемые России, КНДР и Китаю особые формы ядерной стратегии, подразумевающие сочетание конвенциональной агрессии с авантюрным пересечением порога в форме одиночных применений ядерного оружия, чтобы заставить противника отступить и тем самым зафиксировать fait accompli по результатам агрессии. Однако подобная постановка задачи ничем не отличается от подготовки собственных вооружённых сил к ведению ограниченной ядерной войны на региональном театре.

Неуравновешенный страх

А что же стратегическая стабильность? С этой стороны пока ответа на вызов нет. Стратегическая стабильность – не теория полицентрического благорастворения воздухов, она всё-таки требует жёсткого и точного учёта военно-технических и военно-стратегических факторов. Можно рассуждать и о военно-политической составляющей мира со многими центрами силы, но без классических ограничений «хладного железа» далеко уехать не получится. Имеющаяся у нас модель стратегической стабильности конца 1980-х гг. основана на предотвращении разоружающего удара («исключении стимулов к первому ядерному удару», в соответствии с точным определением[20]) путём отказа от дестабилизирующих решений при построении группировок стратегических наступательных и оборонительных вооружений. К ограниченному, тем более единичному применению ядерного оружия как основе сдерживания ей адресоваться, в сущности, нечем, кроме весьма солидной презумпции неуправляемости единожды начавшейся ядерной эскалации – до массированных разменов ядерными ударами по городам включительно.

Тем более этой концепцией трудно ограничивать многосферные операции. Отсюда и периодически возникающие попытки раздуть стратегическую стабильность, внеся в неё все возможные действующие факторы, включая международно-политические, – то есть от бессилия по большому счёту. От внятного понимания того, что ниже порога срабатывания взаимного гарантированного уничтожения вольготно расположились сразу несколько этажей эскалационного доминирования с инструментами самого взрывоопасного толка – причём как ядерными, так и неядерными, а заодно ещё и невоенными в классическом понимании.

Наша эпоха малых форм действует непозволительно успокаивающе: глубокие сокращения ядерных и обычных вооружений, ощущение высокой связности и взаимозависимости мира, до недавнего времени ещё и беспрецедентно низкие уровни военной тревожности.

Основной вызов современного сдерживания – противоречие между малостью форм и их разнообразием.

Стержневая идея страха сорваться в «судорожный» тотальный ядерный конфликт, вокруг которой строилось сдерживание в холодную войну, уступила место растерянности перед фалангой множества факторов. Каждый из них слишком мелок, чтобы его всерьёз бояться, – даже такая вещь, как ограниченная ядерная война. А вот опасные переплетения этих факторов, непреднамеренно сдвигающие государства в пространстве эскалации туда, куда они вовсе не собирались, осознать значительно сложнее, чем тяжёлый груз десятков тысяч ядерных боеголовок, висящих на одной кнопке.

Сейчас довольно широко распространяется мнение, что страх большой ядерной войны до конца 1980-х гг. был преувеличен. Не оценивая это послезнание, что потребовало бы даже не отдельной статьи, а целой монографии на стыке военной стратегии и политической психологии, заметим, что сейчас страх мировой катастрофы скорее преуменьшается. Какой из двух типов поведения веде?т к более опасным результатам практической политики – решать читателю.

СНОСКИ

[1] Bush G.W. Remarks by the President on National Missile Defense // The White House. 13.12.2001. URL: https://georgewbush-whitehouse.archives.gov/news/releases/2001/12/text/20011213-4.html (дата обращения: 02.04.2023).

[2] См.: Wohlstetter A. The Delicate Balance of Terror // Foreign Affairs. 1959. Vol. 37. No. 2. P. 211–234; Schelling T. Surprise Attack and Disarmament // Bulletin of the Atomic Scientists. 1959. Vol. 15. No. 10. P. 413–418.

[3] Snyder G. The Balance of Power and the Balance of Terror. In: Seabury P. (Ed.) The Balance of Power. San Francisco: Chandler, 1965. P. 184–201.

[4] “Mutual Deterrence”. Speech by Sec. of Defense Robert McNamara in San Francisco. 18.09.1967. URL: https://www.atomicarchive.com/resources/documents/deterrence/mcnamara-deterrence.html (дата обращения: 02.04.2023).

[5] Оценка по статистике журнала Bulletin of the Atomic Scientists. Cм.: Nuclear Notebook. Nuclear Arsenals of the World // Bulletin of the Atomic Scientists. URL: https://thebulletin.org/nuclear-notebook/ (дата обращения: 02.04.2023).

[6] Ещё в 1986 г. в Пентагоне с цифрами в руках доказали самим себе, что ровно те же самые цели в Восточном блоке, на которые ранее было выделено свыше 10 тыс. развёрнутых стратегических боезарядов, могут быть с сопоставимой эффективностью поражены всего 5888 такими боезарядами – просто за счёт оптимизации назначаемых средств, без всякого сокращения перечней нацеливания. См.: Butler G.L. Uncommon Cause: A Life at Odds with Convention. Volume II: The Transformative Years. Denver, CO: Outskirts Press, 2016. P. 16.

[7] Кокошин А. Ядерные конфликты в XXI веке (типы, формы, возможные участники). М.: Медиа-Пресс, 2003. С. 87–91.

[8] Multi-Domain Battle: Evolution of Combined Arms for the 21st Century, 2025–2040. Fort Eustis, VA: U.S. Army TRADOC, 2017. 78 p.

[9] Стучинский В.И., Корольков М.В. Пути противодействия реализации концепции США и НАТО «многодоменная битва» // Военная мысль. 2021. No. 7. С. 41–49.

[10] Фазлетдинов И.Р., Лумпов В.И. Роль Ракетных войск стратегического назначения в противодействии стратегической многосферной операции НАТО // Военная мысль. 2023. No. 3. С. 53–63.

[11] См., например: Ахмеров Д., Ахмеров Е., Валеев М. По-быстрому не получится // Военно-промышленный курьер. 2015. T. 606. No. 40. С. 1, 4–5; Дворкин В. Трансформация стратегической стабильности // Мировая экономика и международные отношения. 2013. No. 8. С. 22–28; Кокошин А. Стратегическая стабильность в условиях критического обострения международной обстановки // Полис. Политические исследования. 2018. No. 4. С. 7–21.

[12] 2022 National Defense Strategy of the United States of America // United States Department of Defense. 27.10.2022. URL: https://media.defense.gov/2022/Oct/27/2003103845/-1/-1/1/2022-NATIONAL-DEFENSE-STRATEGY-NPR-MDR.PDF (дата обращения: 02.04.2023).

[13] Multi-Domain Battle: Evolution of Combined Arms for the 21st Century, 2025–2040. Op. cit. P. 3.

[14] Ibid. P. 2.

[15] См., например: Kahn H. On Escalation: Metaphors and Scenarios. New York: Frederick Praeger, 1965. 308 p.; Brodie B. Escalation and the Nuclear Option. Santa-Monica: RAND Corporation, 1965. 88 p.

[16] 2022 National Defense Strategy of the United States of America. Op. cit. P. 12–13.

[17] Ludendorff E. Der totale Krieg. München: Ludendorffs Verlag, 1936. 128 S.

[18] Термин «пространство» намеренно используется вместо привычного термина «лестница», поскольку современные работы в области теории эскалации довольно далеко ушли от линейно-порогового её восприятия, используя многомерную (многодоменную) логику траектории («воронка эскалации») и принципы скачкообразных перемещений по ней через «червоточины». См.: Yeaw C. 21st Century Air Force Nuclear Deterrence and Escalation. Presentation at Cross-Domain Deterrence Seminar, Center for Global Security Research // Lawrence Livermore National Laboratory. 19.11.2014. URL: https://www.slideshare.net/LivermoreLab/yeaw-llnl-multidomain-deterrence-yeaw (дата обращения: 02.04.2023); Hersman R. Wormhole Escalation in the New Nuclear Age // Texas National Security Review. 2020. Vol. 3. No. 3. P. 90–109.

[19] Hersman R. Op. cit.

[20] Первый ядерный удар (включающий упреждающие или превентивные разоружающие действия, но который может и не ограничиваться ими – как в доктрине «массированного возмездия») не следует путать с первым применением ядерного оружия. См.: Soviet – United States Joint Statement on Future Negotiations on Nuclear and Space Arms and Further Enhancing Strategic Stability // The American Presidency Project. 01.06.1990. URL: https://www.presidency.ucsb.edu/documents/soviet-united-states-joint-statement-future-negotiations-nuclear-and-space-arms-and (дата обращения: 02.04.2023).

Россия. США. Украина. Весь мир > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389646 Константин Богданов

Разворот через сплошную

Уроки вооружённого конфликта на Украине 2022–2023 гг.: первые оценки

ДМИТРИЙ СТЕФАНОВИЧ

Научный сотрудник Центра международной безопасности Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН (ИМЭМО РАН).

АЛЕКСАНДР ЕРМАКОВ

Младший научный сотрудник Центра международной безопасности Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН (ИМЭМО РАН).

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Стефанович Д.В., Ермаков А.С. Разворот через сплошную // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 22–41.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ «ВАЛДАЙ»

События 2022–2023 гг. на Украине (и отчасти в России) стали наиболее масштабным вооружённым конфликтом на европейском континенте со времён Второй мировой войны. Значительные массы войск и практически весь спектр современных (да и, казалось бы, устаревших) вооружений задействованы в беспрецедентном объёме. Образ боевых действий последних десятилетий XX и первых десятилетий XXI века, в ходе которых технологически более развитые державы проводили операции против значительно более слабого противника, фактически исчез.

Конечно, и ранее такое превосходство не всегда вело к успеху, что ярко показал опыт афганских кампаний СССР и США, однако сама практика военных действий имела явно асимметричный характер. После окончания прошлой холодной войны вооружённые силы в разных странах рассматривали сценарии крупных сухопутных операций в столкновениях с равным или превосходящим противником, но такие планы долгое время оставались теорией.

Боевые действия на Украине подвергают подобные теории проверке практикой. Российским силам противодействует противник, обладающий сходными системами вооружений и военной техники (как устаревшими постсоветскими аналогами, так и западными образцами), а также получающий западное вооружение и современные средства поражения. Влияние конфликта на подходы к боевому применению вооружений и военной техники (ВиВТ), на стратегию, оперативное искусство и тактику в полной мере можно будет оценить лишь по итогам конфликта. Однако уже просматривается ряд реалий политико-экономического характера, которые определят развитие оборонно-промышленных комплексов государств мира, структуру их оборонных расходов, направления дальнейших разработок, распределение приоритетов между ними и прочее. В частности, можно выделить следующие наблюдения:

Компактные вооружённые силы, укомплектованные исключительно контрактниками, имеют серьёзные ограничения. Нехватка обученной пехоты сдерживает операции даже относительно современной и хорошо оснащённой армии. В долгосрочной перспективе это может привести к росту численности вооружённых сил стран мира, частичному восстановлению или расширению масштабов призыва, а также развитию промежуточных форм набора в виде добровольческих сообществ, различных движений при государственной поддержке, а также частных и условно частных военных компаний.

Существующие объёмы производства обычных ВиВТ, и в особенности различных средств поражения, не соответствуют условиям конфликта наблюдаемого масштаба. Поставки вооружений на Украину уже в значительной степени опустошили арсеналы западных стран. Темпы их восполнения при сохранении текущих производственных мощностей были бы крайне медленными, соответственно, уже сегодня наблюдаются действия для расширения промышленных фондов ОПК, наращивания средств производства и собственно объёма производства вооружений и техники. В условиях весьма насыщенной и разнообразной ПВО и традиционной чувствительности к потерям авиации (в связи со стоимостью как самих воздушных судов, так и сложностью и опять же дороговизной подготовки пилотов) вновь возрастает значение таких обычных вооружений, как танки, артиллерия, боевые бронемашины. В перспективе придётся вернуться к их массовому производству, что, возможно, потребует унификации образцов для их удешевления. Поиск баланса между массовостью и технологическим совершенством вновь актуален.

Оборонные расходы в текущих масштабах недостаточны для подготовки к конфликту, подобному украинскому (а также, возможно, и для предотвращения такового). Необходимо их наращивание. Структурно потребуются вложения в модернизацию ОПК, в производство новых объёмов, в содержание и обучение более многочисленной армии.

Роль высоких технологий сохранится на всех уровнях – от надёжной связи и разведки до господства в воздухе и предотвращения такого господства у противника.

Дороговизна развития ОПК под новые задачи потребует всё более широкой международной кооперации. На условном Западе она отработана и будет далее развиваться в рамках НАТО, а также отношений США и стран Европы с формальными и неформальными союзниками в Азии. Вероятно, следует ожидать углубления кооперации России с КНР, Ираном и другими странами, не входящими в западные альянсы. Но это ещё только предстоит сделать.

Перечисленные тенденции требуют глубокого и разностороннего исследования. Настоящая статья предлагает ряд базовых выводов, а также некоторые пути решения вскрывшихся проблем.

Выявленные проблемы

Люди. Одной из ключевых проблем, вскрывшихся в ходе СВО, стала необходимость значительного числа подготовленного личного состава, в первую очередь в пехоте, особенно «лёгкой».

Большинство развитых стран в конце XX – начале XXI века отказались от комплектования вооружённых сил по призыву или сделали эту практику вспомогательной. Вкупе со снижением рождаемости (меньше добровольцев, выше чувствительность потерь) это привело к значительному сокращению численности вооружённых сил и переориентации на так называемые профессиональные армии, за единичными исключениями (в первую очередь в США) очень компактными.

Однако в условиях вооружённого конфликта значительного масштаба (особенно на географически обширном сухопутном театре) даже на голову превосходящая противника качественно, но уступающая количественно армия испытывала серьёзные проблемы, в первую очередь с точки зрения контроля территории. Наиболее ярким проявлением стали войны в Афганистане, как СССР, так и американской коалиции – практически всегда побеждая повстанцев «в поле», армии сверхдержав не имели даже на пике развёртывания контингентов, достаточных для контроля всей страны, что в итоге приводило к неудаче кампании. В наше время группировку, близкую по численности к задействованной СССР, западной коалиции удалось развернуть только с привлечением множества стран, а также частных военных компаний.

Помимо создания условий для появления частных военных компаний, одним из возможных направлений повышения количества (а в перспективе и качества) мобилизационных ресурсов, в первую очередь в развитых странах, может и уже отчасти становится превращение военной службы в инструмент интеграции национальных и иных меньшинств.

Россия в украинской кампании 2022 г. после начального этапа стремительного захвата значительных территорий столкнулась с нехваткой личного состава, причём не только для продолжения наступления, но и для прочной обороны, что вынудило в отдельных случаях пойти на отвод войск и частичную мобилизацию резервистов.

Нельзя не отметить и такое измерение человеческих ресурсов, как их качество, что в приложении к военным сценариям означает умение выполнять поставленную боевую задачу на уровне как рядового, так и генерала. Справедливо мнение, что ничего подобного СВО по масштабу и интенсивности не происходило в Европе очень давно, поэтому недочёты, безусловно, будут[1]. Однако изучение опыта СВО в контексте подготовки личного состава, в том числе командных кадров, безусловно, одна из важнейших задач.

Ракеты и снаряды. СВО также вскрыла недостаточные запасы вооружений, особенно высокоточного оружия различных видов базирования, назначения и дальности, причём опять же у большинства стран мира.

Вопреки медийным мифам, запасы высокоточного оружия даже у наиболее богатых стран и военных блоков далеки от неисчерпаемых. Так, например, в ходе первой войны в Ираке в 1991 г. лишь малая доля авиационных средств поражения (АСП) была управляемой. Эта доля возросла с появлением комплектов переоборудования обычных бомб в корректируемые JDAM. Для сравнения: в ходе «Бури в пустыне» только около 6% тоннажа АСП было управляемым, в операции «Союзная сила» – около 42%, в первые полтора месяца интенсивной воздушной кампании в Афганистане в 2001 г. – около 60 процентов. Во второй половине бомбардировок Югославии (продолжавшихся два с половиной месяца) и в связи с незапланированным пиком расхода АСП в начале войны в Афганистане (операция «Анаконда» в марте 2002 г.) ощутимый дефицит высокоточных боеприпасов испытывали даже Соединённые Штаты. Особенно ярко это проявилось у союзников США в ливийской кампании, когда выяснилось, что запасов АСП многих малых европейских стран не хватает даже на короткую воздушную войну низкой интенсивности.

По опыту этих конфликтов и благодаря развитию массовых типов АСП в США с базовым авиационным высокоточным вооружением вопрос был, судя по всему, в определённой мере решён, но, как выяснилось, вниманием обошли другие типы вооружений, в частности пехотное. По последним оценкам американских специалистов[2], в случае крупномасштабных боевых действий с серьёзным противником крылатые ракеты семейства JASSM (включая JASSM-ER увеличенной дальности и противокорабельные LRASM) могут закончиться примерно за неделю. Да и в целом по практически всем основным видам вооружения и военной техники запасы оцениваются как низкие и средние.

В отношении конфликта на Украине заметно быстрое исчерпание запасов даже более простых и массовых управляемых вооружений – так, США очень быстро израсходовали «комфортный» (по ряду видов номенклатуры до половины и более) лимит на поставки Украине противотанковых пехотных ракетных комплексов и переносных зенитно-ракетных комплексов. Пополнение арсеналов объявлено стратегической задачей в ряде стран Запада, в первую очередь в США[3]. Заявлено, что необходимо переходить от философии «достаточных запасов самого ходового оружия» к «запасам на всякий случай» (transition from just-in-time stockpiles of weapons and munitions to just-in-case stockpiles)[4].

Это требует усилий оборонно-промышленного комплекса и открывает перед ним широкие возможности для заработка.

Так, корпорация Lockheed Martin заявила, что в 2024 г. планирует повысить выпуск управляемых реактивных снарядов семейства GMLRS, используемых в комплексах РСЗО HIMARS и MLRS, с 10 тыс. до 14 тыс. штук в год, но дальнейшее наращивание потребует значительно больших сроков из-за более серьёзных ограничений (наращивания поставок компонентов субподрядчиками, найма рабочей силы, закупки станков и инструментов)[5]. Примечательно, что в данном случае речь не столько о пополнении американского арсенала, сколько о реализации распухшего благодаря «рекламе» экспортного портфеля корпорации – закупки для внутреннего заказчика пока на том же уровне, так как расход именно этих боеприпасов в конфликте относительно терпим, что неудивительно, учитывая небольшое количество поставленных пусковых установок. Впрочем, в качестве основных заказчиков выступают союзники Вашингтона по НАТО, и можно сказать, что мы наблюдаем расширение и насыщение натовского арсенала, косвенно подчинённого США.

Одним из путей увеличения запасов в Соединённых Штатах видится переход к практике пакетных, многолетних контрактов на закупку АСП (в частности, крылатых ракет) и боеприпасов. Это позволит подрядчику больше инвестировать в производство и заранее планировать закупки компонентов[6][7]. Как считается, такие действия (разумеется, вместе с расширением производства) позволят через несколько лет вдвое нарастить годовой выпуск авиационных крылатых ракет семейства JASSM/LRASM – с пятисот с небольшим до тысячи с лишним[8].

На фоне конфликта на Украине открылись – по крайней мере на короткий срок, «золотые жилы» для ряда производителей в Восточной Европе, резко увеличивших выпуск вооружения, которое по историческим причинам относительно совместимо/схоже с советскими стандартами[9].

Огромен расход артиллерийских снарядов ходовых калибров – за два-три дня боёв в 2022 г. ВСУ расходовали количество, производимое в США за месяц мирного времени[10] [11]. По оценкам, приведённым в тематическом отчёте CSIS[12], даже в случае повышения темпов производства компенсация переданного Украине, например, по артиллерийским снарядам 155 мм, займёт 4—5 лет, по ПТРК Javelin в оптимистичном случае 5 лет, по ПЗРК неопределённо долгий срок, так как производство фактически надо восстанавливать. Разумеется, американская промышленность и ОПК обладают огромным потенциалом. Однако запланированная стратегия военного строительства, ориентированного на противостояние с Китаем, не подразумевала таких отчасти «посторонних» усилий. В частности, руководство ВМС США уже открыто выражает недовольство или, по крайней мере, обеспокоенность[13]. В странах Европы проблема проявляется ещё более выпукло[14]. Уже осенью 2022 г. в отдельных случаях им пришлось передавать Украине собственный «неприкосновенный запас»[15], а последние планы ЕС на поставку большого количества снарядов подразумевают ещё большую чистку складов с намерением пополнить их позже, возможно, через многие годы[16].

Более того, повышенная интенсивность применения вооружений, в первую очередь ракетных войск и артиллерии, не может не привести к пересмотру целевых характеристик тех или иных изделий[17]. Например, возможно, будет признано целесообразным повышение надёжности в ущерб выдающимся характеристикам дальности, допустимы и иные размены.

Информационное обеспечение. По отдельным направлениям украинская сторона и её «группа поддержки» справились на высоком уровне, а именно в части обеспечения связи (в том числе с применением коммерческого сервиса «Старлинк», во многом опережающего военные аналоги), разведки путём оперативной агрегации данных из всего спектра источников, логистической поддержки, несмотря на сложности с разнообразием применяемого вооружения.

Вместе с тем, конечно, необходимо делать поправку на достаточно специфический подход к боевым действиям российской стороны, в соответствии с которым нанесение ударов по логистической инфраструктуре не носит системного характера, а относительно массированные удары по энергетической инфраструктуре начаты только ближе к концу 2022 года.

Несмотря на регулярные заявления противников о случившемся либо вскоре неизбежном истощении запасов высокоточного оружия большой дальности в российском арсенале, на деле имеющийся расход крылатых ракет соответствующих классов, похоже, превосходит самые смелые оценки, и, видимо, существует как должный запас комплектующих, так и возможности для повышения интенсивности работы производителей. При этом сохранение этих запасов и в целом всё ещё достаточно ограниченный характер применения ВТО БД может объясняться в том числе и недостаточным информационно-разведывательным обеспечением таких ударов, а также, возможно, тактико-техническими характеристиками соответствующих средств поражения.

Ограничения в возможности исправления и купирования проблем. Оборонно-промышленные комплексы практически всех ведущих игроков после окончания холодной войны переориентировались в первую очередь на выполнение ограниченных по объёмам коммерческих, зачастую экспортных, заказов. Иметь мощности, простаивающие большую часть времени, в таких условиях было просто невозможно – и в Соединённых Штатах, и в России в 1990-е гг. осуществлялась масштабная «оптимизация» ОПК, больше похожая на погром.

Считать, что в США как победителе в холодной войне в этом плане было лучше – иллюзия. В ряде отраслей дело обстояло ещё хуже.

Яркий пример – ПЗРК «Стингер». После поставок на Украину примерно половины арсенала американских вооружённых сил (его хватило, судя по всему, только на первые месяцы конфликта) выяснилось, что серийное производство возобновить невозможно, потому что часть компонентов недоступна, а подрядчики отошли от дел. Принято решение о разработке нового ПЗРК, что включено в проект бюджета на 2024 финансовый год (с началом производства по плану с 2027 г.), а до того будут предприняты попытки каким-то образом восстановить и продлить срок службы оставшихся запасов[18]. Ряд производителей других типов ВТО (например, носимых ПТРК или управляемых снарядов РСЗО) отрапортовали о планах нарастить производство, но это даст результат только через год-два.

Если после текущего кризиса наступит (хотя бы у части игроков) период успокоения, содержать лишние мощности ОПК вновь станет нерентабельно, практически невозможно. Постоянное производство огромных объёмов вооружений про запас или для регулярной их утилизации в локальных войнах (в т.ч. через прокси), как поступали в годы советско-американской холодной войны, выглядит неприемлемой нагрузкой на экономику. Правда, такой сценарий возможен в случае долгосрочного ухудшения международной обстановки.

Можно сделать вывод, что наихудший вариант для обороноспособности любого государства – это одновременная нехватка людей и нехватка современного вооружения, военной техники и сервисов разведки и боевого управления. В наиболее уязвимом положении могут оказаться государства, не обладающие ни значительным числом комбатантов, ни запасами современных образцов вооружения и военной техники, ни базой по их производству. Соответственно, большинство стран мира будут стремиться решить обе эти проблемы в соответствии с собственными возможностями, а также архитектурой своих военно-политических отношений.

Возможные пути решения

Ревизия существующих подходов. Многие страны задумались о том, что недостаточно закупить передовое вооружение. Его понадобятся действительно большие запасы: если даже американские арсеналы по ряду наименований номенклатуры сгорают на современной войне если не за недели, то за считанные месяцы, что говорить, например, о европейских армиях.

Рост закупок боеприпасов, судя по всему, будет общим трендом, в отличие от наглядных контрактов по закупкам военной техники, он не столь бросается в глаза общественности и экспертам. Остаётся вопрос – предпочтут ли правительства афишировать подобные закупки, чтобы показать налогоплательщикам, куда идут деньги, или, напротив, не будут раздражать население на фоне экономических проблем во многих странах. По крайней мере в США пока громко говорят о восстановлении производств тех видов вооружений, которые в значительных объёмах переданы Украине.

Увеличение оборонных расходов ещё весной анонсировали ведущие в военном отношении страны Европы и от этих планов не отказываются, хотя реализация не везде проходит гладко и мало где они привели к громким сделкам по закупкам вооружений. Впрочем, это, очевидно, связано с инерцией бюджетного процесса.

В первую очередь необходимо отметить Германию. Еще 27 февраля 2022 г. канцлер Олаф Шольц объявил, что в ближайшие годы «на нужды обороны» будет сформирован специальный фонд объёмом около 100 млрд евро (то есть примерно два годовых обычных оборонных бюджета ФРГ). В июне план одобрил Бундестаг, так как для таких значительных внеплановых трат потребовались даже поправки в Конституции. Шольц анонсировал намерение в перспективе создать «крупнейшую армию Европы» – впрочем, реальные шаги по радикальному повышению численности Бундесвера пока не сделаны и изыскать людские резервы возможно будет труднее, чем денежные. Однако в Германии уже начались закупки с расчётом на дополнительное финансирование, например, подписан контракт на приобретение американских малозаметных многоцелевых истребителей F-35A, что давно напрашивалось, так как они практически единственная доступная замена физически и морально устаревшим бомбардировщикам «Торнадо» в качестве носителей ядерных бомб «Совместных ядерных миссий НАТО». В целом, по предварительным планам, на закупку авиатехники пойдёт почти половина средств дополнительного фонда (около 41 млрд евро), а на технику для сухопутных войск только пятая часть (около 18,5 млрд евро) – тут сказывается не опыт конфликта на Украине, а местная специфика: Бундесвер вооружён относительно неплохо бронетехникой, но с вертолётами, БПЛА и ещё рядом направлений застарелые проблемы.

Практически сразу после начала военного конфликта на Украине значительный рост оборонных расходов анонсировали такие страны альянса, как Бельгия, Дания, Испания, Италия, Нидерланды, Норвегия, Румыния, Франция.

Далеко не во всех из них разработаны и утверждены дорожные карты роста оборонных бюджетов, но затягивание конфликта способствует тому, что в том или ином виде они появятся.

Следует отметить достаточно осторожные экспертные оценки, например, в Великобритании, указывающие на возможность преодоления тенденции к исчерпанию боеприпасов лишь к 2025–2026 гг., и опять же с акцентом на ключевую роль сохранения соответствующей политической воли[19].

Рекордсменом по росту оборонных расходов в Европе, по относительным показателям, однозначно является Варшава (если смотреть ближайшее будущее и траты именно на закупки вооружений и военной техники, то, вероятно, и по абсолютным). Оборонные расходы Польши, включая траты из специально сформированного Фонда вооружённых сил, составят в 2023 г. около 27–29 млрд долларов. Оборонный бюджет на 2022 г. составлял 12,5 млрд долларов, то есть речь идёт об увеличении в два раза с лишним, до огромных 4,5% от ВВП. Польша, в отличие от Германии, вероятно, по опыту конфликта сосредоточилась в основном на приобретении техники для сухопутных войск: танков, ствольной и реактивной артиллерии, боевых вертолётов. Аргументируется это в том числе и передачей части запасов вооружений (например, находившихся в резерве танков Т-72) Украине.

Достаточно ярким эпизодом стало стремительное наращивание военно-технического сотрудничества между Польшей и Южной Кореей. Так, решено приобрести основные танки K2 Black Panther (180 машин за 3,4 млрд долларов), самоходные артиллерийские установки K9PL Thunder (212 машин за 2,4 млрд долларов), реактивные системы залпового огня К239 Chunmoo (рамочное соглашение до 288 машин за 6 млрд долларов), учебно-боевые самолёты/легкие истребители FA-50 (48 машин за 3 млрд долларов). Вероятно, это крупнейшие оборонные сделки Евросоюза по итогам года. Поляки также продолжают активно закупать американскую военную технику, в частности танки M1A2 Abrams, ранее уже заключены контракты на истребители F-35A Lightning II и комплекс ПВО/ПРО MIM-104 Patriot в перспективной конфигурации PAC-3+.

Военно-техническое сотрудничество с Азией вызывает понятное раздражение в странах ЕС – фактически вместо стимулирования развития европейского ОПК открываются ворота для нового игрока на европейском рынке продукции военного назначения. С другой стороны, это естественный результат сложившейся ситуации – в свете резкого расширения спроса и нехватки возможностей у традиционных поставщиков удовлетворить его (например, та же Польша заявляла, что хотела бы купить американские HIMARS, но заказы расписаны) уникальные возможности получают новые игроки: не только Республика Корея, но и Турция, Иран, Израиль (разумеется, Израиль нельзя назвать новичком ВТС, но он значительно расширяет свои компетенции) и Япония. Примером расширения присутствия молодых игроков на рынке Старого Света может служить также достаточно неожиданный выбор ФРГ в качестве перспективного комплекса ПРО ТВД израильского IAI Arrow 3. В апреле 2023 г. израильский ЗРК David’s Sling приобрела только что вступившая в НАТО Финляндия[20].

Вероятно, дополнительные усилия будут предприниматься и для оснащения вооружённых сил беспилотными платформами всех видов, а также барражирующими боеприпасами, в том числе большой дальности. Не исключено, что активизировавшийся (пусть и, по сути, никогда не исчезавший) интерес Японии к формированию ударного потенциала на основе высокоточного оружия большой дальности в определённой мере связан с украинским (точнее, российским) опытом в рамках СВО. В принятых в декабре доктринальных документах в области безопасности японское правительство официально провозгласило необходимость приобретения «оружия для контрударов по базам и командным пунктам», т.е. на первом этапе американских крылатых ракет Tomahawk, а в дальнейшем собственных систем, включая гиперзвуковые. В случае реализации мер по резкому росту оборонных расходов Япония станет бороться за третье место по их абсолютным размерам в мире – с Германией, если и она осуществит свои планы.

Особое внимание будет уделяться системам ПВО/ПРО и их комплексированию и интеграции.

СВО в очередной раз (но теперь особенно ярко) продемонстрировала как необходимость эшелонирования обороны от всего спектра средств воздушно-космического нападения, так и невозможность создания непробиваемых «зонтиков». Бомбардировщики теперь, конечно, не всегда могут гарантированно прорваться к цели (не в последнюю очередь в связи с политической чувствительностью потери таковых), а вот ракеты и иные средства поражения способны гарантированно перегружать любые оборонительные системы.

Усилия в правильном направлении. По мере анализа опыта СВО уже в ближайшие месяцы будут приниматься конкретные решения по усилению оборонного потенциала не только в странах, вовлечённых в конфликт (пусть и опосредованно). Как только такие решения будут формализованы, мы сможем наблюдать резкий рост нагрузки на оборонно-промышленные комплексы, логистическую инфраструктуру, а также попытки сделать более привлекательной службу в армии. Соответственно, активизируется конкуренция в разных областях: от борьбы «покупателей» за ту или иную «продукцию», наращивание выпуска которой потребует времени, до соперничества за качественный «личный состав» между различными родами войск, да и вооружённых сил в целом с коммерческими структурами, в том числе транснациональными корпорациями.

С другой стороны, активизируется партнёрство военных с частным сектором, например, взаимодействие с коммерческими цифровыми сервисами, использование гражданских спутниковых группировок связи и дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ), ускорится процесс оборонных закупок и смягчатся бюрократические препоны для инноваций или крупных закупок боеприпасов (что, разумеется, вызовет не всегда легальные, но зачастую приятные для заинтересованных лиц проявления сращивания «покупателей» и «продавцов»).

Расходы на оборону вновь начинают рост, соответственно, под это будут подводиться всё более креативные обоснования в жанре угроз как со стороны «стран-изгоев», так и вообще в связи с «противоборством великих держав».

Например, Япония обуславливает наращивание трат, с одной стороны, СВО, а с другой – обострением ракетной угрозы от КНДР, а главное – всё возрастающими глобальными амбициями КНР и их противостоянием с США и союзниками последних (даже Россия волнует Токио в первую очередь как союзник Китая). Схожей риторикой пользуется Республика Корея, сдабривая её слабо скрываемой критикой в адрес Японии. Польша и прибалтийские страны до предела выкрутили громкость привычной песни о русской угрозе. Страны Западной Европы с точки зрения риторики чувствуют себя пока в основном недостаточно уверенно.

В США имеется в целом консенсусная позиция, согласно которой вооружённые силы требуют скорейшей модернизации для обеспечения превосходства над Китаем. Внутри этого нарратива уже появляются вариации на тему, стоит ли тратить силы и ресурсы на сдерживание России и поддержку Украины. Мнение, что это только отвлекает от противостояния Пекину, мягко говоря, не является маргинальным. То, в какой мере Вашингтон в среднесрочной перспективе будет вовлекаться в европейскую безопасность – вопрос перипетий американской внутриполитической борьбы, которая таким образом будет оказывать (косвенно и без излишней рефлексии) сильное влияние на общемировую ситуацию, так как от этого напрямую зависит политика европейских союзников Соединённых Штатов.

Что необходимо делать нам?

В отношении отечественных подходов представляются целесообразными ряд рекомендаций:

а) Возможно, назрел пересмотр ключевых показателей эффективности военных расходов. Насколько можно судить, до последнего времени российское военно-политическое руководство гордилось относительно низким положением в рейтингах стран по расходам на оборону. Видимо, именно минимизация расходов была одним из «ключевых показателей эффективности», что до начала СВО и в условиях кризисных явлений в экономике в какой-то мере было обоснованно. Вместе с тем наблюдаются негативные последствия таких приоритетов, и, соответственно, можно ожидать изменений.

б) В текущей ситуации требуется акцент на системах «здесь и сейчас». Теперь ключевой задачей становится стремительное наращивание производства и закупок необходимой номенклатуры уже имеющихся образцов вооружения, военной техники и иных видов продукции военного назначения. Такой процесс, возможно, пойдёт в ущерб разработке и испытаниям перспективных систем. Стремительное движение научно-технического прогресса в военной сфере вспять развернуть невозможно, соответственно, проблема поиска баланса приоритетов в условиях СВО и обострения международной обстановки в целом становится едва ли не ключевой задачей.

в) Оптимизация процедур государственного оборонного заказа также назрела. Вслед за лучшими мировыми примерами напрашивается создание условий по более активному вовлечению частных подрядчиков в выполнение соответствующих задач. Для снятия препятствий таким процессам может потребоваться в том числе и некоторое снижение избыточных требований к продукции военного назначения. Итогом должно стать выстраивание системы, избавленной от устаревшей надежды на превращение ОПК в локомотив инновационного развития: в мире наблюдаются прямо противоположные процессы, передовые разработки попадают в «оборонку» из гражданской промышленности.

г) Повышение открытости оборонной сферы может показаться противоречащим общему тренду милитаризации и соперничества великих держав. Однако особое значение для решения перечисленных задач играет налаживание обратной связи между разработчиками и пользователями вооружения и военной техники, а также их взаимодействие с научно-экспертным сообществом. Безусловно, защита государственной тайны остаётся важнейшим элементом поддержания обороноспособности государства, однако «взаимное опыление» идеями и оценками, привлечение «взгляда со стороны» должно сыграть позитивную роль, в том числе и в решении проблем балансировки немедленных результатов и долгосрочных приоритетов.

д) В условиях беспрецедентного санкционного давления и фактически реанимации наиболее жёстких практик экспортного контроля чрезвычайно актуальным становится поиск новых форматов взаимодействия с союзниками и партнёрами, а также источников технологий. В наше время автаркия невозможна (да и вряд ли таковая могла быть успешной в другие эпохи), хотя в целом Россия находится на более высоком уровне самодостаточности в военной сфере, чем большинство стран мира. И всё же с учётом сохраняющегося технологического доминирования стран условного Запада, ребром встаёт вопрос создания экономически и технологически эффективных производств, в том числе в микроэлектронике. Разумным выглядит выстраивание кооперации со странами, столь же заинтересованными в повышении независимости своих вооружённых сил от «политически заряженных» компонентов, что позволит формировать рынки для новых производств, а также создавать каналы (в том числе «серые») для доступа к передовым технологиям из недружественных стран.

Заключение: жестокий новый мир

Разговоры о стремительной деградации системы международных военно-политических отношений как в глобальном, так и в региональном масштабе стали общим местом. Боевые действия на Украине заставили большинство стран вновь задуматься о собственном потенциале на случай межгосударственного военного конфликта высокой интенсивности со своим участием в национальном или коалиционном качестве. Нельзя сказать, что 24 февраля 2022 г. наступило внезапно (пусть ход боевых действий вряд ли ожидался в том виде и масштабе, в которых мы это наблюдаем вот уже более года), не стоит надеяться и на неожиданное изменение глобальной обстановки.

В среднесрочной перспективе в случае «разгона» ОПК, в первую очередь в Европе, мы вкатываемся во взрывоопасную ситуацию до зубов вооружённых противников на линии соприкосновения, и ещё менее, чем во время прошлой холодной войны, можно говорить о единстве целей и задач стран по обе стороны от этой линии. Особенно угрожающим может стать массированное развёртывание высокоточного оружия большой дальности всех видов базирования, с помощью которого с минимальным временем предупреждения возможны удары на всю глубину территории противников. Серьёзные угрозы возникнут для российского флота, как военного, так и гражданского, в силу известных географических ограничений акваторий Балтийского и Чёрного морей. Россия, конечно, будет усиливать свой потенциал, и в итоге, вероятно, мы придём к сбалансированной, но весьма нестабильной ситуации.

Целесообразно думать о новых мерах по снижению рисков, а в перспективе и полноценному контролю над вооружениями. Сегодня сложно говорить, например, о возвращении России и США в Договор по открытому небу, а уж о новом варианте ДОВСЕ заводить речь вообще неприлично. Но ничего лучше пока не придумали. Особое внимание следует уделить так называемым эскалационно-опасным ВиВТ, к ним следует отнести вооружения, которые по умолчанию находятся в высокой степени боевой готовности в мирное время, способны наносить поражение на оперативную и стратегическую глубину, а также применяться для сигнальных и разведывательных действий – в том числе формально при мероприятиях боевой подготовки (включая так называемые «электронные пуски») в непосредственной близости от линий соприкосновения вероятных противников[21].

И всё же, думается, в Европе, включая Россию, слишком хорошо помнят, что происходит, когда договориться о панъевропейской безопасности не удаётся. Соответственно, смеем надеяться, что, когда эмоциональный накал вокруг украинской ситуации несколько остынет, найдутся какие-то взаимоприемлемые решения.

В полный рост встанет другой вопрос: что делать с накопленной военной мощью? Непосредственно для Европы перспективным направлением может стать укрепление позиций в Африке, в то время как американские союзники будут стремиться привлечь европейские контингенты к «тихоокеанскому сдерживанию» Китая. Последняя задача вполне может оказаться успешной – и тогда уже Россия, видимо, предложит Китаю поддержку в развёртывании, например, военно-морских или военно-воздушных контингентов в непосредственной близости от европейского континента.

Мир становится в полной мере многополярным, но ничуть не более безопасным. «Дилемма безопасности», видимо, вновь победила, казалось бы, документально зафиксированный принцип неделимости безопасности.

Ход боевых действий на Украине в 2022–2023 гг. уже привёл к тектоническим сдвигам в оборонной промышленности и военном строительстве большинства стран. Радикальные перемены происходят в военно-техническом сотрудничестве, как в части совместных разработок, так и импорта и экспорта продукции. Приоритетом вновь становится формирование эффективного потенциала сил общего назначения, как в количественном, так и в качественном отношении. Ключевыми задачами, вставшими перед оборонными и промышленными ведомствами стран мира, являются создание запасов и наращивание производства средств поражения, боеприпасов всех видов (как «умных», «высокоточных» и т.п., так и традиционных) и пересмотр штатной численности и организационно-штатной структуры строевых частей. Изучается и практический опыт.

Пожалуй, неизменна лишь одна из ключевых тенденций последних десятилетий: информатизация всех элементов военной деятельности. Создание единых контуров сбора и анализа разведывательных данных (в том числе с использованием космического эшелона), доведение аналитической информации до лиц, планирующих боевое применение и принимающих соответствующие решения, а также непосредственно до участников сражений, целеуказание и оценка эффективности поражения целей – всё это, опираясь на наиболее передовые технологии вычислительной техники (в т.ч. и так называемые «элементы искусственного интеллекта»), коммуникационных средств, а также разнообразных датчиков, сенсоров и локаторов, становится важнейшим фактором успеха или провала на поле боя. Но этот фактор в полной мере работает лишь при наличии достаточного количества соответствующих средств поражения и личного состава.

Актуален вопрос, какие изменения претерпит архитектура военно-политических союзов и иных подобных форматов, какие страны постараются уйти от непосредственного вовлечения в конфликтные события, оставаясь поставщиками продукции военного назначения, а главное, как на указанные в настоящей статье изменения отреагирует социально-экономическая среда в тех или иных государствах. Специальную военную операцию сложно назвать революционным событием, однако перечисленные изменения в подходах к военному строительству окажут долгосрочное влияние на развитие как минимум тех стран, которые считают происходящие события ключевым фактором национальной безопасности сегодня и в будущем.

Данный материал является доработанной версией доклада, подготовленного по заказу Международного дискуссионного клуба «Валдай» и опубликованного в апреле 2023 года.

Россия. Украина. США. Весь мир > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389645 Дмитрий Стефанович, Александр Ермаков

Первый год большой войны

Предварительные итоги новой реальности

ВАСИЛИЙ КАШИН

Кандидат политических наук, директор Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Кашин В.Б. Первый год большой войны // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 3. С. 10–21.

Российская специальная военная операция на Украине, первое крупное вооружённое столкновение между государствами в XXI веке, стала результатом реализации долгосрочных планов великих держав, прежде всего – Соединённых Штатов и России. Украинский конфликт – их схватка на территории Украины, а для США – и посредством Украины.

Располагая значительным военным потенциалом и сильнейшей сухопутной армией в Европе за пределами России, эта страна никогда не обладала собственными ресурсами для сопротивления России дольше нескольких месяцев. К середине 2022 г. стало очевидно, что способность Киева продолжать борьбу является производной от готовности Запада предоставлять ей значительную военную и экономическую поддержку.

Ещё в октябре 2022 г., когда военная ситуация выглядела максимально благоприятной для Киева, а российские бомбардировки украинской инфраструктуры ещё не начались в полную силу, предполагалось, что украинский бюджет на 2023 г. будет обеспечен иностранными кредитами и грантами на 58 процентов[1]. Фактически же зависимость Украины от внешнего финансирования может приближаться к таковой у афганского правительства президента Ашрафа Гани и достигать 80 процентов. Кроме того, исчерпание имевшихся на начало кампании гигантских ресурсов советской военной техники и боеприпасов означает, что и военные усилия Украины обуславливаются пределами Запада по её снабжению.

Таким образом, ход и исход конфликта прежде всего определяются, с одной стороны, целями и возможностями Соединённых Штатов, с другой – целями и возможностями России. Устремления прочих игроков, включая саму Украину, влияют на ход противостояния в меньшей степени.

Американский контроль над воюющей Украиной не стоит преувеличивать. Имеющиеся данные, в том числе появившиеся в Сети в апреле американские документы (степень достоверности которых, впрочем, ставится под сомнение), говорят о том, что у Вашингтона есть проблемы с получением полной информации о «ситуации на земле». Во многих случаях США вынуждены иметь дело с ложью, искажениями и умалчиваниями с украинской стороны, которые отчасти компенсируются ведением полномасштабной разведывательной деятельности против украинского союзника. Американцы обеспокоены обострением коррупции на Украине в ходе конфликта, но далеко не всегда могут добиться увольнения чиновников, подозреваемых в хищениях западной помощи.

Украина, как и многие другие младшие партнёры Вашингтона, активно пытается воздействовать на американский процесс принятия решений, используя традиционные инструменты лоббирования и узаконенной американской практики политического манипулирования. Тем не менее жесточайшие ресурсные ограничения и высокий уровень коррупции, очевидный для посвящённых в украинскую тему американских представителей, не позволяют «хвосту вилять собакой», как, возможно, об этом мечтают в Киеве.

Цели США

И Россия, и США довольно чётко определили свои стратегические цели в рамках конфликта. Для Соединённых Штатов это нанесение стратегического поражения России, то есть такое политическое, военное и экономическое ослабление России, которое устранит её из числа значимых составляющих мирового баланса сил. Достигнуть этой цели предполагалось за счёт провоцирования экономической и политической дестабилизации России под комбинированным влиянием санкций, пропагандистской кампании и военных потерь. США рассчитывали добиться этих результатов в короткие сроки, вероятно, в первые несколько недель после начала боевых действий.

Имелось и планирование на случай затягивания вооружённого противостояния. В 2020–2021 гг. американцы и их союзники принимали меры по накоплению в Восточной Европе запасов оружия советских типов, при западной помощи на Украине создана работоспособная система мобилизации, произведено рассредоточение военных запасов. Но меры подготовки к длительной войне были крайне ограниченными, что отражало ошибочные представления американцев о степени устойчивости российской экономики, масштабах российского военного производства и внутриполитической ситуации в стране.

Цели России

Цель России – устранение Украины как источника угроз для своей военной безопасности и внутриполитической стабильности, в изложении российских лидеров – недопущение создания «Анти-России». В качестве оптимального пути достижения этой цели российское руководство, очевидно, рассматривало дестабилизацию и разгром украинского государства в течение считанных недель за счёт комбинации специальных операций, политического давления и быстрого продвижения войск вглубь страны. Результатом должно было стать навязывание Украине мирного соглашения на выгодных России условиях, её превращение в слабое в военном отношении нейтральное государство, с автономизацией или присоединением к России части территории.

Известная на данный момент информация свидетельствует, что существенная роль в российской операции отводилась «специальному» компоненту, связанному с деятельностью агентурной разведки и сил специальных операций.

Исходные условия

Россия заведомо не обладала силами для быстрого сокрушения военной державы масштабов Украины, если украинское правительство и военное командование не были бы дестабилизированы в течение первых дней войны. Любые аналогии между войной на Украине и американским вторжением в Ирак в 2003 г., а также другими конфликтами после завершения холодной войны носят поверхностный характер. Достаточно сказать, что на момент начала прямого столкновения Украина обладала 38 рабочими дивизионами комплексов С-300 (модификаций ПТ, ПС и В), 15 дивизионами зенитных ракетных комплексов «Бук» и сотнями самоходных зенитных ракетных комплексов малой дальности «Оса», «Стрела-10», «Тор» с колоссальными запасами зенитных ракет.

Численность украинских войск мирного времени превосходила численность российских войск, которые могли принять участие в войне, ввиду политических ограничений российского руководства (отказ от использования призывников; продолжение контрактной службы по правилам мирного времени с правом расторжения контракта и отказ от мобилизации до сентября 2022 г.). Количество доступного Украине тяжёлого вооружения сухопутных войск (танки, лёгкая бронетанковая техника, артиллерия) на начало 2022 г. по некоторым компонентам было сопоставимо с таковым в российских сухопутных войсках (без учёта запасов на базах хранения военной техники) при сравнимом качестве. Собственно говоря, недостаток оружия никогда и не был главной проблемой ВСУ. Возможности украинской армии образца 2014 г. ограничивала не нехватка железа, а низкая боевая готовность, слабая мотивация, коррупция и отсутствие дисциплины.

Срочной замены требовали в основном средства связи, разведки, управления – именно те области, где технологии холодной войны полностью утратили актуальность. На это и была направлена основная западная помощь. Украина своими силами вела работы над высокоточным оружием (РСЗО «Ольха», управляемый снаряд «Квитник») и модернизировала парк бронетанковой техники, что привело к увеличению количества боеготовой техники в разы без масштабного импорта. Необходимость в крупных поставках на Украину тяжёлого оружия западного производства для восполнения потерь, ставшая очевидной уже в апреле-мае 2022 г., оказалась, по всей видимости, неприятной неожиданностью для США и их союзников. Серьёзной подготовки к этому не проводилось, и такое упущение дорого обошлось Украине.

Запоздалая российская реакция

Процесс технической модернизации ВСУ мог быть объективно оценён путём наблюдений за закупками, производством и учениями, хотя крупных, резонансных событий вроде поставок крупных партий новейшего оружия не происходило. Не менее важный процесс трансформации украинского общества, роста национализма, закрепления устойчивого антироссийского консенсуса в украинской элите, видимо, был осознан в России не сразу, что обусловило позднее понимание неизбежности войны.

По словам секретаря СНБО Украины Алексея Данилова, Украина начала готовиться к неизбежной полномасштабной войне после провала встречи в «нормандском формате» в Париже в декабре 2019 года. Россия, похоже, пришла к выводу о неотвратимости вой­ны существенно позже, вероятно – весной 2021 г. (в апреле начались масштабные учения у границ Украины), хотя некоторые меры по подготовке к большому конфликту принимались и раньше. Запоздалая реакция на действия другой стороны предопределила поспешную и неполную подготовку к СВО.

В целом отсутствие в России систематического, масштабного научного изучения современной Украины (как, впрочем, и других постсоветских стран), видимо, сыграло роль в неспособности своевременно оценить трансформацию украинского общества и государства. Это – самый дорогостоящий во всех смыслах провал российской научной политики за всю постсоветскую эпоху.

Специальная операция

Невозможность быстрого разгрома Украины российской армией мирного времени образца начала 2022 г. была очевидна для военных специалистов, пытавшихся реально вникнуть в масштаб проблемы (можно вспомнить опубликованную в начале февраля 2022 г. статью Михаила Ходарёнка «Прогнозы кровожадных политологов»[2]). Рискованная ставка на «специальную» составляющую специальной военной операции была, таким образом, вынужденным следствием слабости военного компонента СВО. При этом необходимость начала СВО, с точки зрения российского руководства, не вызывала сомнений в силу продолжавшейся быстрой милитаризации Украины и углубления её сотрудничества с НАТО. Конфликт с Украиной из-за Донбасса и Крыма рассматривался как неизбежный, затягивание его начала привело бы лишь к ухудшению соотношения сил и росту потерь.

Провал специального компонента СВО в первые её дни (вероятно – везде, кроме юга Украины) был во многом связан с экстренными, масштабными и жестокими мероприятиями украинских спецслужб по «зачистке тыла», проводившимися при масштабной технической помощи США в последние месяцы до и первые месяцы после начала войны.

Судьба лиц, даже подозревавшихся в тот период в сотрудничестве с Россией, была незавидной. Опубликованные позднее украинской военной разведкой данные о гибели её особо ценного агента Дениса Киреева – тому свидетельство. Киреев, участник украинской делегации на первом раунде мирных переговоров с Россией, был схвачен СБУ 5 марта в Киеве и сразу же убит выстрелом в затылок как предатель. Не предпринималось никаких попыток расследования, суда, сбора доказательств. Не выполнялись никакие формальности. Причиной ареста и расстрела было то, что Киреев по заданию военной разведки поддерживал систематические контакты с различными российскими структурами и попал в поле зрения СБУ. Казнь состоялась настолько молниеносно, что украинская военная разведка не успела вмешаться и спасти своего агента. Реальное число менее известных людей, ликвидированных таким образом, на основе весьма эфемерных свидетельств их вины, было, вероятно, весьма значительным.

Затяжная война

Российская ставка на «специальную» составляющую выглядела изначально шатко; едва ли есть сферы человеческой деятельности более непредсказуемые, чем агентурная разведка.

Первая «специальная» фаза СВО была отчаянной попыткой избежать полноценной затяжной войны, и эта попытка оказалась, во-первых, неудачной, во-вторых, затратной для России в политическом и военном отношении.

Ставка на специальные инструменты сработала лишь в Херсонской области, где, по последующим заявлениям СБУ, российской агентуре удалось дезорганизовать украинскую оборону. Попытка быстрого захвата Харькова силами спецназа с опорой на помощь агентуры внутри города провалилась с заметными потерями российской стороны, как и попытки вызвать шок и панику в украинском руководстве быстрым движением российских войск к Киеву в сочетании с деятельностью агентов внутри.

Понимая шаткость «специального» инструментария, российское руководство готовилось и к затяжной войне. В 2021 г. существенно выросло производство ряда видов вооружений и военной техники (по-видимому, крылатых ракет и ракет для систем ПВО), была развёрнута подготовка мобилизации экономики. Ретроспективно становятся понятны некоторые шаги, осуществлявшиеся за месяцы, предшествовавшие войне. Например, внезапная проверка министром обороны Сергеем Шойгу Черёмушкинского военкомата в Москве 8 июня 2021 года. Военкоматы не пользовались особым вниманием российских военных руководителей со времён «сердюковских реформ»; обнаружив в военкомате натуральные руины, отсутствие компьютеров и горстку престарелых сотрудников, Шойгу устроил разнос подчинённым и потребовал исправить недостатки. Сделать это не удавалось вплоть до начала мобилизации, объявленной в сентябре 2022 г., несмотря на принимавшиеся меры (например, уточнение данных воинского учёта по всей стране в конце 2021 – начале 2022 г.).

Многие подготовительные меры сталкивались с проблемами из-за секретности, окружавшей весь процесс подготовки, которая, в свою очередь, могла диктоваться большой ролью «специального» компонента СВО. Фразы «приведите в порядок военкоматы» и «приведите в порядок военкоматы, потому что завтра война» содержат идентичные указания, но исполняться они будут по-разному. Режим секретности и связанное с этим отсутствие всякой пропагандистской подготовки предстоящей кампании также привели российские вооружённые силы в первые недели конфликта к полностью рукотворной пиар-катастрофе, последствия которой не преодолены до сих пор. Завышенные ожидания общества в отношении победы над якобы слабым противником многократно усугубили негативный эффект от неудач российской армии на раннем этапе.

К настоящему времени под влиянием перенесённой травмы для российской пропаганды характерен обратный крен: подчёркивается затяжной, крайне тяжёлый характер происходящего. В публикациях российских военных телеграм-каналов и большинстве комментариев СМИ настойчиво проводится мысль, что предстоит долгая борьба, потери, возможны новые неудачи. Вместе с тем показательно, что, несмотря на информационную катастрофу марта 2022 г. и последующие трудности и потери, в российском обществе сохраняется высокий уровень поддержки действий властей и веры в победу. Надежды Запада на быструю дестабилизацию России оказались столь же нелепыми, как и надежды России на возможность быстрой политической дезорганизации Украины.

К чему мы пришли

Ещё к ноябрю 2022 г. стало очевидно, что США не достигают своих стратегических целей в украинском конфликте. Экономического развала и политической дестабилизации России не произошло. Большую часть 2022 г. Россия вообще вела «экспедиционную вой­ну» армией мирного времени, частичная мобилизация носила весьма ограниченный характер. В стране продолжалась реализация крупных инфраструктурных проектов вроде завершения строительства в Москве самой длинной в мире кольцевой линии метро. Ввод жилья в России в январе 2023 г. превысил прошлогодний показатель на 19 процентов.

Россия продолжает держать под контролем бюджетный дефицит и пока может вести боевые действия, не прибегая к экстренным методам финансирования госрасходов вроде выкупа гособлигаций Центробанком. Укрепление отношений с Китаем, ярко проявившееся в ходе визита Си Цзиньпина в Москву в марте 2023 г., позволяет смотреть на экономические перспективы с определённым оптимизмом. Несомненно, санкции замедлили и будут в долгосрочной перспективе замедлять рост российского «экономического пирога». Но они не привели к его существенному уменьшению. В то же время очевидно, что куда большая доля этого пирога будет теперь доставаться армии, спецслужбам и внешнеполитическому аппарату. В декабре 2022 г. объявлено об увеличении постоянной численности российской армии в полтора раза до полутора миллионов человек. Наблюдался быстрый рост военного производства и нарастающая милитаризация различных сторон жизни общества.

Российские неудачи на фронте (поражение в Харьковской области и отступление из Херсона) не сопровождались окружением и гибелью крупных группировок российских войск. Они не подорвали способность России продолжать боевые действия. Российские потери в живой силе и темпы их прироста не настолько велики, чтобы вести к внутренней дестабилизации и резкому росту антивоенных настроений.

Фактически украинский конфликт ведёт не к устранению России как оппонента США на международной арене, а к её превращению в ещё более неприятного противника – озлобленного, прошедшего суровую школу и лучше вооружённого.

С другой стороны, достижение российских максимальных целей «ликвидации Анти-России» выглядело и продолжает выглядеть, мягко говоря, крайне отдалённой перспективой. Темпы российского наступления на Донбассе остаются низкими, ожидается крупное украинское контрнаступление.

Россия, по-видимому, наносит украинским силам потери, значительно превосходящие её собственные. Отрывочные данные позволяют предположить, что масштабы украинских потерь убитыми могут оказаться, как говорил украинский посол в Великобритании Вадим Пристайко, «огромными и непостижимыми». Украина вынуждена распространять мобилизацию на всё новые категории населения и прибегать ко всё более радикальным мобилизационным практикам. Однако пока отсутствуют свидетельства надлома в работе украинской машины перманентной мобилизации, как и снижения готовности стран Запада снабжать Украину.

К январю 2023 г. общий объём помощи Украине составил около 157 млрд долларов, вероятно, второй год войны обойдётся Западу намного дороже из-за исчерпания собственных украинских военных запасов. Но пока что США и их союзники готовы идти на такие жертвы. Долгосрочные перспективы зависят во многом от темпов роста российского военного производства и аналогичного производства на Западе. Пока представляется, что Россия наращивает производство как минимум отдельных категорий оружия быстрее из-за определённой предварительной подготовки и ресурсной обеспеченности.

При меньших ресурсах Россия концентрирует их все на Украине, в то время как перед США стоят также задачи сдерживания Китая, Ирана, КНДР и масса других проблем. Вместе с тем предсказать динамику военного производства у участников конфликта на основе открытых данных мы не можем. Не исключено, что Москве удастся в ходе затяжной кампании истощить противника и добиться подавляющего превосходства на фронте. Например, обескровить и подавить украинскую ПВО на важных участках, что откроет возможности для возвращения к манёвренной войне и проведению крупных наступлений. Но также возможно, что страны Запада за счёт сокращения присутствия в других частях мира и порой оголения собственных вооружённых сил смогут этого не допустить.

Если Россия не сможет занять и удержать в обозримом будущем крупные экономические центры Украины и лишить её экономической жизнеспособности, можно будет констатировать, что российская попытка решения «украинской проблемы» так же не удалась, как и американская попытка решения «российской проблемы».

«Анти-Россия» в таком случае продолжит существование. Её ресурсы будут основательно подорваны СВО, разрушением экономики, потерей территорий и эмиграцией значительной части населения. Тем не менее Украина станет главной проблемой российской внешней политики на десятилетия вперёд, как Пакистан стал вечной проблемой для Индии.

Перспективы

Первая волна слухов и сигналов о возможности переговоров России и США начала нарастать ещё осенью 2022 г. и увенчалась безуспешной встречей директора ЦРУ Уильяма Бёрнса и директора СВР Сергея Нарышкина в Стамбуле в ноябре. Председатель объединённого комитета начальников штабов США Марк Милли в то же время выступил с серией заявлений об отсутствии военного решения украинского конфликта. Тогда же стало очевидно, что запросные позиции сторон серьёзным образом расходятся.

Неразрешимым противоречием остаётся территориальная целостность новых субъектов Российской Федерации, поскольку по этому вопросу Москва не готова к компромиссам. Для США территориальная целостность Украины не является приоритетом до тех пор, пока Украина сохраняет экономическую жизнеспособность как государство и даёт возможность использовать её в качестве антироссийского плацдарма. Но значительные российские территориальные приобретения могут создать проблемы для американской внутренней политики и международного авторитета. Стороны также не готовы к соглашению о будущем статусе Украины, механизмах возможных гарантий безопасности для Украины и России, украинских военных возможностях и условиях, при которых приемлемо прекращение огня.

В 2023 г. наблюдается уверенное ужесточение риторики и с американской, и с российской стороны. Госсекретарь Энтони Блинкен говорит о допустимости прекращения войны лишь в случае полного восстановления территориальной целостности Украины и вывода российских войск. Заместитель министра иностранных дел РФ Михаил Галузин заявляет, что «мы не потерпим существования на своих рубежах откровенно антироссийского государства, каковы бы ни были его границы».

Обе стороны ожидают масштабной эскалации боевых действий весной-летом 2023 года.

США надеются, что украинский успех позволит подойти к переговорам с более сильными позициями. В случае своей победы Россия имеет основания рассчитывать на надлом Украины и установление контроля над значительными новыми территориями. Отсутствие решительных результатов у предстоящей военной кампании, либо обозначившийся успех России с выходом на границы новых субъектов Федерации могут вновь привести к попыткам начала диалога, вполне возможно, длительного и с неясными перспективами.

На данный момент нельзя исключать повторения динамики Корейской войны, когда, оказавшись в стратегическом тупике в июле 1951 г., стороны два года вели переговоры на фоне продолжавшихся боевых действий. Если военная кампания весны-лета сложится для России неудачно, она, скорее всего, пойдёт на дополнительные шаги по мобилизации населения и экономики. Её возможности для компромиссов по украинской проблеме куда более ограниченны, чем у США.

В настоящее время и Москва, и Вашингтон осуществляют долгосрочные программы наращивания мощностей военной промышленности в расче?те на многолетний конфликт. При этом ни одна из сторон не допускает для себя вероятности полного поражения в этом конфликте и при угрозе такого поражения пойде?т на эскалацию с угрозой прямого столкновения сторон. Эта угроза определяет границы возможного и для России, и для Соедине?нных Штатов.

СНОСКИ

[1] Соколов А. Бюджет Украины в 2023 году на 58% профинансируют из-за рубежа // Ведомости. 09.10.2022. URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2022/10/10/944611-byudzhet-ukraini-v-2023-g (дата обращения: 01.04.2023).

[2] Ходаренок М. Прогнозы кровожадных политологов // Независимое военное обозрение. 03.02.2022. URL: https://nvo.ng.ru/realty/2022-02-03/3_1175_donbass.html (дата обращения: 01.01.2023).

Россия. Украина. США. Весь мир > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 мая 2023 > № 4389644 Василий Кашин

Нью-Йорк станет первым штатом без газа

Нью-Йорк станет первым штатом в США, в котором полностью запретят все новые подключения к природному газу в новых зданиях в рамках схемы перехода на электричество.

Газета Washington Post сообщила, что в ближайшее время законодателями штата будет принят закон, согласно которому во всех новых зданиях будет запрещена установка газовых плит и других приборов, работающих на ископаемом топливе, с целью сокращения выбросов парниковых газов.

Однако в некоторых штатах ситуация обратная: так, в апреле апелляционный суд вынес решение, предписывающее городу Беркли в штате Калифорния разрешить подключение к природному газу в новых зданиях. Еще в 2019 году в городе был введен запрет на подключение к газу, из-за чего под полный запрет попали все приборы, работающие на природном газе.

В данном случае городское законодательство вступило в конфликт с федеральным, которое имеет приоритет над местным.

Запрет на подключение новых зданий к газу вступит в Нью-Йорке в 2026 году.

MEPS: глобальные цены на рулонную сталь достигли пика на фоне смешанных настроений

Как сообщает аналитическое агентство MEPS Internaional Ltd., средняя мировая цена г/к рулона превысила $1000 за тонну в апреле, впервые с середины 2022 года. Движение цен было неоднозначным в опрошенных странах, поскольку на нескольких рынках возникло отрицательное давление.

Заводы в США и Европе смогли добиться дальнейшего роста в период с середины марта. Нехватка местных запасов и скромное пополнение запасов поддерживали тенденцию к росту цен.

Однако широко распространено мнение, что стоимость транзакций в обоих регионах достигла пика текущего цикла. Покупатели рулона ставят под сомнение поддержку фундаментальных рыночных факторов.

Заводы США и ЕС объявили о повышении прейскурантных цен. Они были негативно восприняты многими их клиентами, которые вместо этого рассчитывают получить скидки в ходе предстоящих переговоров.

Цены на г/к рулон в Азии в апреле снизились, поскольку слабый спрос и избыточное предложение оказали негативное давление. Беспокойство относительно экономических перспектив растет.

Поставщики в Азии стремятся экспортировать излишки материала на западные рынки, где цены на сталь значительно выше.

Увеличивающаяся разница в ценах между Востоком и Западом в настоящее время делает материалы из третьих стран все более привлекательными для покупателей в Северной Америке и ЕС. Объемы продаж из Азии клиентам в этих регионах упали до минимума в четвертом квартале 2022 года.

В то время как экспорт плоского проката из Азии в Северную Америку остается существенно низким, в годовом исчислении он увеличивается. Поставки в ЕС быстро растут, особенно х/к проката, из-за производственных проблем в Европе.

Увеличение поставок в западные страны, вероятно, окажет негативное давление на внутренние цены на этих рынках. Тем не менее, обвала мировых цен на сталь в ближайшей перспективе не предвидится, отчасти из-за повышения стоимости сырья.

Сокращение объема запасов в цепочке поставок, вероятно, также ограничит сокращение запасов, которое традиционно усугубляет цикл снижения цен.

Acerinox превысил прогноз прибыли на спросе в США

Как сообщает агентство Reuters, испанский производитель стали Acerinox превзошел ожидания по чистой прибыли в первом квартале, благодаря росту своих операций в США и прогнозирует немного лучшую прибыль во втором квартале.

Согласно данным Refinitiv, чистая прибыль составила €136 млн ($150 млн), что значительно выше среднего прогноза аналитиков в €83 млн. Его акции выросли на 3,5% в начале торгов.

В конце 2022 года Acerinox упала в убыток, поскольку резкий рост цен на электроэнергию, вызванный российско-украинским конфликтом, сказался на рынке стали после того, как восстановление экономики после COVID в конце 2021 года ненадолго превратило ее заводы в банкоматы.

По его словам, устойчивый спрос на сталь в начале 2023 года в Соединенных Штатах, крупнейшем рынке США, компенсировал сохраняющиеся трудности в Европе.

«Мы по-прежнему осторожны в Европе, поскольку запасы все еще остаются высокими, и для их нормализации может потребоваться больше времени, чем во втором квартале», — заявил финансовый директор Мигель Феррандис Торрес на телефонной конференции.

«Цены на энергоносители уже не такие сумасшедшие, как раньше, но они все еще высоки, что сказывается на себестоимости нашей продукции», — добавил он.

Прибыль Acerinox до вычета процентов, налогов, износа и амортизации выросла до €226 млн., и ожидается, что эта цифра будет выше во втором квартале благодаря «надежности сектора высокоэффективных сплавов».

В январе компания заявила, что инвестирует $244 млн. в увеличение годовой мощности на 20%, или 200 000 тонн, на своем крупнейшем в США заводе по производству нержавеющей стали.

Тайваньские компании Yusco & Tang Eng не объявляют цены на май и торгуют индивидуально

Как сообщает Yieh.com, Yieh United Steel Corp. (Yusco) и Tang Eng Iron Works Co., Ltd., два ведущих производителя нержавеющей стали на Тайване, решили не объявлять новые цены на май, а пойти на индивидуальные переговоры о новых заказах в зависимости от рыночных условий.

Решение не объявлять цены было в основном связано с текущими большими изменениями в сырье и спросе. Цены на сырье растут, а спрос не очень высок, поэтому заводы думали, что новая цена может быть согласована в соответствии с реальными требованиями клиентов.

С этого года корректировки цен двух сталелитейных заводов были одинаковыми.

В социальных сетях опубликовали первые изображения суперкурорта Wynn Al Marjan Island Resort – комплекса с казино, строительство которого ведется на острове Al Marjan эмирата Рас-Аль-Хайма.

Двери курорта откроются только в 2027 году, однако рендерные изображения дают понять, что он станет новой архитектурной достопримечательностью Объединенных Арабских Эмиратов.

Как сообщили в сети Wynn Resorts, курорт в Рас-Аль-Хайме будет иметь площадь 18 500 кв. м и будет превосходить по размеру аналогичный казино-отель в Лас-Вегасе.

Стоимость строительства оценивается в 14 млрд дирхамов, Wynn Al Marjan Island Resort будет предлагать для размещения гостей 1500 номеров, люксов и вилл, на его территории будут работать 24 ресторана, магазины и спа-салоны.

Курорт будет предназначен как для однодневных визитов, так и для многодневного пребывания. В частности, по вечерам гостей будут ждать ультрасовременные лазерные и световые шоу-представления.

Wynn Al Marjan Island Resort станет первым в ОАЭ отелем с казино и, как считают эксперты, изменит правила игры на туристическом рынке Рас-Аль-Хаймы. Как заявили в компании Colliers International, к 2023 году курорт привлечет более 5,5 млн туристов.

Целевые показатели туристического потока, ранее обозначенные местным Управлением по развитию туризма, составляют 3 млн туристов. Благодаря открытию нового курорта эмират не только получит больше туристов, но и может ожидать общего подъема экономики.

Наибольший прирост туристического потока ожидается в год открытия курорта. В 2027 году Рас-Аль-Хайму могут посетить 3,8 млн туристов. Таким образом, среднегодовой темп роста составит 28% по сравнению с 2022 годом. Не стоит забывать, что курорт поможет созданию большого количества новых рабочих мест.

В настоящее время эмират Рас-Аль-Хайма обновляет законодательную базу и пишет законы об азартных играх, взяв за образец правила, действующие в Сингапуре и США.

Управление по развитию туризма Рас-Аль-Хаймы создало новый департамент для регулирования деятельности «игровых заведений», который будет заниматься вопросами лицензирования, налогообложения, операционной деятельности и защиты прав потребителей.

ОАЭ > Недвижимость, строительство. Миграция, виза, туризм > russianemirates.com, 1 мая 2023 > № 4358650

В Объединенных Арабских Эмиратах цены на бензин, установленные на май 2023 года, поднялись на 5% по сравнению с действовавшими в апреле. Уточняется, что подъем обусловлен ростом цен на нефть на фоне сокращения ее добычи в ряде стран.

Так, в апреле ОАЭ, Россия, Алжир, Казахстан и другие страны Персидского залива объявили о неожиданном сокращении добычи нефти на 1,64 млн баррелей в сутки, что и привело к росту цен.

В мае 2023 года бензин Super 98 будет стоить 3,16 дирхама за литр (по сравнению с 3,01 дирхама в апреле). Цена бензина марки Special 95 выросла с 2,90 до 3,05 дирхамов за литр, а цена марки E-Plus – до 2,97 дирхамов за литр (с 2,82 дирхамов в апреле).

Как известно, цены пересматриваются в конце каждого месяца. Майские тарифы являются самыми высокими в 2023 году, однако бензин в ОАЭ по-прежнему намного дешевле, чем в среднем по миру (4,87 дирхама по состоянию на 24 апреля).

Между тем, цены на дизельное топливо в ОАЭ снизились на 12 филсов – до 2,91 дирхама за литр. Таким образом, потребители могут ожидать дальнейшего снижения цен на продукты питания.

На стоимость бензина влияет глобальный рост цен на сырую нефть, которые продолжается с начала 2022 года. ОПЕК ранее опубликовала прогнозы, согласно которым мировой спрос на нефть будет продолжать расти в течение следующих 10 лет.

В отчете группы World Oil Outlook отмечается, что мировое потребление нефти достигнет 109,5 млн баррелей в день в 2035 году и будет оставаться на этом уровне еще десять лет.

Напомним, в ноябре 2022 года Правительство Объединенных Арабских Эмиратов запретило розничным продавцам повышать цены на 9 основных товаров первой необходимости без разрешения Министерства экономики страны.

В числе продуктов – масла для готовки, яйца, молочные продукты, рис, сахар, птица, бобовые, хлеб и пшеница. Уточняется, что список может дополняться по мере повышения цен.

Новая политика направлена на формирование справедливых механизмов и эффективных процедур регулирования отношений между поставщиками товаров, торговыми точками и потребителями.

КНР добивается рекордной добычи

The Wall Street Journal пишет, что китайские нефтяные компании увеличивают объемы бурения внутри страны и заключают крупные сделки за рубежом, что является частью стратегии по обеспечению энергетической безопасности.

Согласно прогнозу ОПЕК, спрос на сырую нефть в Китае в этом году достигнет 15,6 млн баррелей в сутки, что примерно на 5% выше, чем в прошлом году.

По данным Национального бюро статистики, в марте китайские нефтяные компании добыли 18,2 млн тонн сырой нефти (или примерно 133,4 млн баррелей), что является самым высоким показателем с декабря 2014 года.

При этом, по данным Главного таможенного управления, в марте Китай импортировал 52,3 млн тонн (более 383,4 млн баррелей) сырой нефти, что стало самым большим показателем с июня 2020 года. Аналитики ожидают, что импорт удовлетворит около 70% общего спроса на нефть в Китае в этом году.

В то же время Bloomberg сообщает, что производственная активность Китая неожиданно сократилась в апреле. Агентство уточняет, что данный показатель является признаком возможного замедления восстановления экономики страны.

При этом экономика КНР росла самыми быстрыми темпами за год в прошлом квартале, чему способствовали потребительские расходы, поскольку прекращение действия ограничений по борьбе с Covid привело к росту активности.

Несколько крупных банков повысили свои прогнозы годового роста примерно до 6% или выше, ожидая, что экономика превысит целевой показатель Пекина в размере около 5%.

ExxonMobil вложит $12,7 млрд долларов в разработку шельфа Гайаны

Ресурсная база нового морского проекта компании — более 800 млн баррелей нефти. В рамках Uaru компания создаст 10 центров бурения с 44 добывающими и нагнетательными скважинами.

ExxonMobil вместе с партнерами приняла окончательное инвестиционное решение для пятого проекта на шельфе Гайаны.

Согласно планам, промышленная добыча на Uaru стартует в 2026 году. Проектный уровень нефтедобычи запланирован на уровне 250 тыс. баррелей нефти в сутки. Компания заказала у судостроительной MODEC плавучее судно для добычи и хранения нефти FPSO Errea Wittu.

На блоке Stabroek на шельфе Гайаны открыто тридцать месторождений. Промышленная добыча ведется на месторождении Liza (Phase 1 и Phase 2). По итогам первого квартала 2023 года на шельфе Гайны извлекалось 375 тыс. баррелей в сутки. К концу 2027 года компании рассчитывают выйти на уровень производства, превышающий 1,2 млн баррелей нефти в сутки.

В текущем году ExxonMobil готовится к запуску месторождений Payara и Pacora в рамках проекта Payara с помощью FPSO Prosperity, десяти добычных центров и сорока одной скважины. Компания рассчитывает извлекать в рамках этого проекта порядка 220 тыс. баррелей нефти в сутки.

На 2025 год запланирован запуск проекта Yellowtail с уровнем добычи в 250 тыс. баррелей нефти в сутки. В рамках проекта будут разрабатываться запасы месторождений Yellowtail и Redtail с привлечением FPSO ONEGUYANA.

Партнерами по проектам на блоке Stabroek выступают Hess Guyana Exploration (30%) и CNOOC Petroleum Guyana (25%).

Ранее на этой неделе ExxonMobil и ее партнеры сообщили об открытии нового (тридцатого) нефтяного месторождения на Stabroek, пробурив скважину Lancetfish-1.

США и Иран обменялись захватами танкеров

На прошлой неделе США в рамках операции по обеспечению соблюдения санкций захватили иранский танкер Suez Rajan.

В ответ ВМС Ирана остановили, а затем направили в свои территориальные воды танкер Advantage Sweet.

По словам замкомандующего ВМС Ирана контр-адмирала Таджодини, танкер столкнулся с иранским рыболовным судном, не оказал помощь пострадавшим и 8 часов не выходил на связь.

Кстати, танкер следовал из Кувейта в США.

Оба танкера класса Suezmax, так что, можно сказать, обмен получился равноценный.

Блистательная Мариам Мерабова: "Не спорю об СВО — мое мнение однозначное"

Роман Харрасов. Сегодня весь мир отмечает День джаза. Некогда сугубо американский жанр стал по-настоящему интернациональным, а российским исполнителям теперь завидуют иностранцы. О пути джазового искусства в стране и его месте в музыкальной индустрии рассказала в интервью РИА Новости певица Мариам Мерабова.

Русский джаз в топе: мировые звезды в шоке от российских музыкантов

— К 100-летию джаза в 2022 году в России готовили большую программу, однако по понятным причинам не все удалось. Как вы оцениваете и в целом джаз в стране, и праздничные мероприятия?

— С одной стороны, полный восторг, с другой — полное отсутствие презентации наших артистов на Западе. Причем говорят об этом сами зарубежные звезды — они уезжают от нас, потрясенные тем, что познакомились с мегамировым уровнем музыкантов. Практически каждый спрашивал: "Почему вы нас знаете, а мы вас — нет?"

Это неприятно, конечно. Но — покрою хорошим. У нас за все эти годы появилась уникальная плеяда музыкантов, которые исполняют не только вечнозеленые хиты. Это прекрасные композиторы, соединяющие разные стили. Что ни имя — то галактическое пространство.

В прошлом году большой резонанс получили фестивали, причем региональные в том числе. Были полные залы.

— Почему наших не знают за границей?

— Нет продюсирования, международных агентов как таковых — единицы. Сама система интернационального представительства пока не работает. Очень много в этом направлении делает Игорь Бутман: один питерский форум чего стоит.

— США — родина джаза. Предлагают там помощь в мировом продвижении?

— А они сами здесь кормятся. В США джаза нет. Ричи Коул — великий джазовый саксофонист, который видел расцвет нашего жанра, плакал и говорил: "В Америке джаза нет". Все поглотил шоу-бизнес, black-жанры — r’n’b, soul, hip-hop например. Самые интересные концерты проходят в Европе, в том числе и в России.

Хотя, конечно, в США тоже есть фестивали, но самой джазовой жизни нет — только, как они сами говорят, в некоторых клубах. Это трагедия.

Отмена русского в мире? Но наши музыканты — желанные гости

— В западном мире — тренд на отмену всего русского. Как происходит общение между джазовыми музыкантами?

— Все отмены закончатся, я уверена. Знаете, некоторые отказались от общения и сотрудничества со мной здесь, в России, потому что я поддерживаю СВО. А я люблю свою страну и знаю, какая она. Служу и буду служить Отечеству. И спорить не хочу. К сожалению, среди таких людей есть мои близкие друзья. Но я с ними не ссорилась.

Некоторые иностранные музыканты опасаются посещать Россию. А что касается тех, кто приезжал, — мы радовались друг другу, обнимались. И все прекрасно.

— Есть ли совместные проекты с западными странами?

— Сейчас нет. Но есть предложения по гастролям. Например, мы должны ехать во Францию. Для культурных людей нет понятия Russian singer — есть музыкант.

Но при этом возникли проблемы с гастролями в Израиле — из-за моей позиции промоутеры отказались сотрудничать.

Джаз везде: как наши композиторы отрываются в жанре

— Российские джазовые певцы звучат на русском языке?

— Сами артисты боятся петь джаз на русском — я борюсь с этой снобистской позицией. Никто не сказал, на каком языке должен звучать джаз. Есть традиция, а есть национальные особенности. Джаз — это состояние. Если нащупать его пульс в русском языке, все будет замечательно.

— Тем не менее джаз не может быть массовым, стадионным — значит, его популярность не увеличится?

— Он и не должен быть таковым. Хотя, кстати, вспомните: когда-то поэты собирали целые стадионы. Мне кажется, новая волна популярности придет и к джазу — как раз через стихотворные произведения. Это сейчас возрождается.

Но, знаете, в регионах даже в филармониях боятся ставить джазовые композиции, опасаясь, что зрители не поймут. Поэтому обращаюсь к организаторам на местах: не думайте о людях плохо!

Это большая трагедия для инструменталистов, у которых есть собственные прекрасные программы.

— Насколько джаз далек от слушателя?

— Джаз — везде! Он даже в СССР был, особенно с конца 60-х. Никакого запрета, просто это все называлось "эстрада" без указания стилей. Зацепин, Резников, Рыбников, Крылатов, другие наши советские композиторы очень хорошо работали в джазе.

Особенно отрывались в мультфильмах. Вспомните заставку к "Ну, погоди!" — так это он, джаз!

— Может ли российский джаз стать частью национального достояния и культурного кода?

— Это уже так, просто нужно сказать об этом — громко, с высоких трибун.

Карьера певицы и семья: приоритеты Мариам Мерабовой

— Вы построили потрясающую карьеру. Но очень долго широкая публика о вас не знала практически ничего.

— Бог миловал от тщеславия — я довольна жизнью. Знаю свой уровень, но продолжаю учиться, у меня есть с кого брать пример, и до них далеко.

Но в любом случае на первом месте — семья.

— Когда организаторы приглашают на концерты, что чаще всего просят спеть?

— Всегда пытаюсь внести что-то свое, и, слава богу, последнее время меня не просят — сама могу предложить. Делаю в джазовой транскрипции советские песни, очень это люблю. Поэтому в программе всегда и вечнозеленые хиты, и обработка советских композиций, и авторские вещи.

— Когда выйдет ваш альбом?

— Я уже так долго его пишу. Просто мы такие люди: все хотим сделать изумительно. Это будет авторская музыка, а все вечнозеленые композиции — только в своей обработке.

Кроме того, продолжаются телевизионные проекты и, конечно, гастроли. Все это есть в афише на сайте.

Россия > СМИ, ИТ > ria.ru, 30 апреля 2023 > № 4358815 Мариам Мерабова

Победителями всероссийской олимпиады школьников по литературе стали 26 учащихся из 14 регионов России

В Московской области подвели итоги заключительного этапа всероссийской олимпиады школьников. В Год педагога и наставника в финале олимпиады участвовали 317 учеников 9–11-х классов из 88 регионов России.

Дипломы победителей завоевали 26 школьников, дипломы призеров – 121 старшеклассник. Лучшие результаты показали команды из Москвы, Московской, Новосибирской, Вологодской, Челябинской, Ростовской областей, Пермского и Краснодарского краев, Республики Татарстан.

«Радует, что география регионов победителей и призеров олимпиады разнообразна. Это говорит о том, что уже есть система подготовки школьников и работа ведется во всех регионах страны. Литература – один из немногих школьных предметов, который учит универсальным навыкам общения с миром, презентации себя, умению формулировать и даже создавать новые смыслы. Важны креативность, начитанность, насмотренность, способность мыслить неординарно. Уверена, чем больше у ребят в юности будет такой практики, тем успешнее они будут в будущем», – подчеркнула председатель жюри заключительного этапа всероссийской олимпиады школьников по литературе, доктор филологических наук, преподаватель словесности Лицея Высшей школы экономики Светлана Красовская.

Заключительный этап олимпиады по литературе состоял из трех туров: двух письменных и одного устного. Конкурсные испытания участники проходили в областной гимназии имени Е.М. Примакова.

«Московская область принимала заключительный этап олимпиады впервые. И я рада, что на нашей площадке собрались лучшие именно в литературе. На базе Гимназии Примакова мы создаем крупнейший в России гуманитарный кластер. Убеждена, что изучение гуманитарных наук является важной составляющей фундаментального образования, формирует культурный код, ценностные ориентиры, критическое мышление, помогает нам эффективно общаться друг с другом», – отметила директор областной гимназии имени Е.М. Примакова Майя Майсурадзе.

Для школьников была подготовлена культурно-образовательная программа. На конкурсе чтецов «СТИХийный баттл» более 60 участников из разных регионов России читали произведения любимых авторов. Ребята посетили знаковые места Московской области, а в рамках Года педагога и наставника встретились с уральским писателем, лауреатом премии «Национальный бестселлер» Алексеем Сальниковым.

Для сопровождающих педагогов Образовательный центр «Взлет» и Санкт-Петербургский государственный университет провели программу повышения квалификации «Актуальные направления филологических исследований: теоретические и прикладные аспекты».

Астронавт из Объединенных Арабских Эмиратов Султан Аль Нейяди стал первым арабом, вышедшим в открытый космос. Президент ОАЭ Его Высочество шейх Мухаммед бен Заед Аль Нахайян уже назвал этот момент знаменательным событием в космической истории страны.

За семичасовой миссией Султана Аль Нейяди и его коллеги из США Стивена Боуэна накануне, 28 апреля, наблюдали тысячи арабов и любителей космоса – она транслировалась в прямом эфире на сайте NASA. Выход в открытый космос начался в 17:11 по местному времени ОАЭ и завершился после полуночи. Как отметил президент ОАЭ, страна продолжает вносить значимый вклад в исследование космоса и развитие науки.

Астронавты находились за пределами Международной космической станции для проведения плановых работ по ее техническому обслуживанию. Султан Аль Нейяди перемещался в открытом космосе, следуя инструкциям из командного центра NASA. Отмечается также, что 41-летний инженер из ОАЭ стал и первым мусульманином, ступившим в открытый космос.

«Это великий момент для ОАЭ. Я хотел бы поблагодарить руководство ОАЭ, а также США. Это достижение – не последнее для нас. Наши астронавты уже готовятся к новым полетам на МКС, на Луну и Марс», - сообщил Султан Аль Нейяди с борта МКС.

Султан Аль Нейяди начал свою шестимесячную миссию на Международной космической станции 4 марта 2023 года. Он прибыл на МКС на ракете Falcon 9, путь занял почти сутки. Космонавт проведет около 20 экспериментов по заказу университетов ОАЭ, а также будет заниматься исследовательской работой, порученной НАСА, и техническим обслуживанием станции.

Благодаря этой миссии ОАЭ станут 11-й страной в истории, отправившей своего гражданина в столь долгосрочное космическое путешествие.

ОАЭ > Авиапром, автопром. СМИ, ИТ > russianemirates.com, 29 апреля 2023 > № 4358653

Chevron хочет добывать больше нефти в Венесуэле, но без инвестиций

Компания собирается увеличить добычу нефти в Венесуэле на 50% до 150 тыс. баррелей в сутки уже в этом году. По словам главы Chevron Майкла Вирта, для этого не потребуются значительные инвестиции.

Chevron уже добывает в Венесуэле около 100 тыс. баррелей в сутки, и рост ограничен условиями лицензии, выданной в США, которая включает ограничение деятельности.

Вирт считает, что есть много относительно простых работ по ремонту скважин и других видов деятельности, которые могут помочь увеличить производство без больших капзатрат.

Белый дом хочет «прикрыться» этанолом

Администрация президента США разрешила продажу бензина с более высоким содержанием этанола в летнее время.

Исключение временно освободит топливную смесь с 15% этанола от действия антисмоговых норм, которые фактически блокируют ее продажи с 1 июня по 15 сентября на большей части территории США. Агентство по охране окружающей среды (EPA) заявило, что не ожидает значительного влияния этого шага на уровень выбросов.

Считается, что такой шаг — это победа биотоплива и фермеров, которые хотят расширить рынок сбыта своей кукурузы.

Однако, скорее всего, окружение Байдена решилось на такой шаг из-за возможного подорожания топлива или его нехватки. Теперь и ГСМ станет больше, и рост цен можно замаскировать под использование биоэтанола, который помогает фермерам.

Японская JERA нарастила импорт спотового СПГ

Что бывает, когда делаешь ставку на американский СПГ-терминал, а он взрывается…

Японская компания закупила рекордные 7 млн т спотового СПГ в 2022-23 финансовом году (апрель–март). Это на 56% больше по сравнению с предыдущим рекордным показателем в 4,5 млн т в предыдущем году.

Причина — перебои в поставках из-за аварии на Freeport LNG в США, 25,7% акций которого принадлежит JERA (закупала с объекта 2,32 млн т СПГ в год).

8 марта Freeport LNG получила разрешение от регулирующих органов США на возобновление коммерческой эксплуатации на экспортном терминале из трех линий мощностью 15 млн т в год. JERA может выдохнуть, ведь это позволит ей вновь уйти от спотовых закупок в пользу долгосрочного контракта с терминалом из США.

Другой вопрос, сколько компания потеряла денег, выкупая более дорогой СПГ на споте весь прошлый год.

Выходит, вся мобильность и гибкость при импорте СПГ вместо трубопроводного газа — это в каком-то смысле надуманный стереотип. Заключил долгосрочный контракт с СПГ-терминалом? Будь добр исполняй. Не хочешь или не можешь (взорванный терминал)? Иди к другим СПГ-поставщикам, но готовь деньги — это спотовый рынок, тут все жестко.

…или как JERA сокращай потребление газа на 8% за год, компенсируя это использованием угольной генерации (рост на 7,1%, до 21,46 млн т угля).

Роспатент принял активное участие в 30-й сессии Комитета ВОИС по развитию и интеллектуальной собственности

Делегация Роспатента от имени Российской Федерации приняла активное участие в 30-й сессии Комитета Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС) по развитию и интеллектуальной собственности (КРИС), проходившей с 24 по 28 апреля 2023 года в Женеве (Швейцария).

Заседание было приурочено ко Всемирному дню интеллектуальной собственности (ИС), отмечаемого ежегодно 26 апреля. В 2023 году праздник был посвящён вкладу женщин в изобретательскую, инновационную и креативную деятельность и прошёл под девизом «Женщины и ИС – катализатор инноваций и творчества».

В своем заявлении делегация Роспатента поздравила коллег с профессиональным праздником и отметила, что изобретательность и усердный труд женщин во многом предопределяют тенденции развития науки, техники и предпринимательства в современном мире. Кроме того, в конце прошлого года в России была принята Национальная стратегия действий в интересах женщин на 2023-2030 годы, направленная на обеспечение принципа равных прав и свобод мужчин и женщин и создание равных возможностей для их реализации.

В ходе сессии государства-члены ВОИС одобрили Мандат проведения независимого внешнего обзора технической помощи, оказываемой ВОИС в рамках сотрудничества в целях развития; проведение проекта «Разработка стратегий и инструментов для борьбы с онлайн-пиратством в области авторского права на рынке цифровой продукции», предложенного Кенией; проекта «Интеллектуальный анализ текстов и данных для поддержки исследований и инноваций в университетах и других исследовательских учреждениях в Африке», представленного Африканской группой; проекта «Расширение возможностей молодежи в области инноваций во имя будущего», предложенного США, Республикой Корея и Канадой.

Участники заседания рассмотрели отчёт Генерального директора ВОИС о ходе реализации Повестки дня в области развития (ПДР), Доклад о вкладе Организации в достижение Целей устойчивого развития (ЦУР), Обзор внутренней и внешней деятельности и стратегического направления ВОИС в отношении гендерного равенства, а также ряд отчётов о завершении и последующей оценке проектов, касающихся повышения роли женщин в инновационной и предпринимательской деятельности, ИС и гастрономического туризма.

Делегация Роспатента подчеркнула особую важность вопросов образования и повышения осведомлённости, в частности развития навыков и знаний в контексте подготовки квалифицированных кадров в сфере ИС. Помимо этого, российская сторона отметила, что нематериальные активы и инновации играют ключевую роль в достижении ЦУР, а тема цифровой трансформации и преодоления цифрового разрыва по-прежнему остаётся актуальной. Рынки цифровой продукции создают возможности, ускоряющие развитие экономики и открывающие новые горизонты роста для региональной и национальной торговли, однако это бурное развитие сопровождается нарушениями прав на объекты ИС, что мешает правообладателям в полной мере воспользоваться возможностями цифровой экономики.

Кроме того, «на полях» сессии состоялась Международная конференция ВОИС по развитию и ИС, проводимая в рамках КРИС раз в два года. В этот раз Конференция была посвящена теме «ИС и инновации на благо устойчивого сельского хозяйства».

Справочно:

В 2007 году Генеральная Ассамблея ВОИС приняла 45 рекомендаций в рамках ПДР, включающие следующие кластеры:

- Кластер A: техническая помощь и создание потенциала;

- Кластер B: нормотворчество, гибкость, государственная политика и общественное достояние;

- Кластер C: передача технологии, информационные и коммуникационные технологии и доступ к знаниям;

- Кластер D: анализ, оценка и изучение влияния;

- Кластер E: институциональные вопросы, включая мандат и руководство;

- Кластер F: другие вопросы.

С более подробной информацией в отношении ПДР можно ознакомиться по ссылке

ЦУР представляют собой набор из 17 взаимосвязанных целей, разработанных в 2015 году Генеральной ассамблеей ООН в качестве «плана достижения лучшего и более устойчивого будущего для всех» и заменивших Цели развития тысячелетия, одобренные в 2000 году.

Итоговый документ Генассамблеи ООН «Преобразование нашего мира: Повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года» содержит 17 глобальных целей и 169 соответствующих задач. Более подробно о ЦУР можно узнать по ссылке

Россия. Швейцария. ВОИС, WIPO > Образование, наука. Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > rospatent.gov.ru, 28 апреля 2023 > № 4439309

South32 хочет производить сульфат марганца в США

Австралийская горнопромышленная компания South32 изучает возможность начала производства сульфата марганца в США, чтобы воспользоваться ростом спроса на материал со стороны производителей аккумуляторов.

В течение ближайших лет South32 планирует разрабатывать крупное месторождение оксида марганца Clark на проекте Hermosa в Аризоне, отметил глава компании Грэхэм Керр, добавляя, что США позиционировали себя как наиболее привлекательное место для инвестиций в критически важные металлы, с такими стимулами, как снижение налогов и гранты, а также более либеральная среда для данного бизнеса по сравнению с ЕС и Австралией.

Цветные металлы пытаются воспользоваться слабым долларом

В четверг, 27 апреля, цены на медь в Лондоне отыграли потери после проседания до минимальных значений почти за 4 месяца, тогда как новые американские экономические сводки, указывающие на рост инфляции, подстегнули доллар к росту. В США выросли и фондовые индексы, как и расположенность инвесторов к риску в торговых операциях. Трехмесячный контракт на медь подорожал на LME на 0,3%, до $8574 за т, уйдя с минимума 6 января $8426 за т.

Согласно информации из Китая, прибыли китайских промышленных компаний снизились в марте на 19,2%. "Китайское восстановление после ковидных ограничений в промышленном и строительном секторах идет постепенно, - отмечает аналитик Capital Economics Эдвард Гарднер. - Мы ожидаем, что позднее в текущем году американская экономика войдет в "мягкую" рецессию, а цены промышленных металлов в течение нескольких последующих месяцев еще больше снизятся на фоне развивающейся слабости экономики".

Алюминий с поставкой через 3 месяца подешевел на LME на 0,3%, до $2320 за т. Стоимость цинка снизилась на 0,1%, до $2643 за т. Котировки цены свинца выросли на 0,1%, до $2107 за т. Фьючерс на никель подорожал на 1,8%, до $24060 за т. Форвардная цена на олово выросла на 0,9%, до $25990 за т.

На утренних торгах пятницы, 28 апреля, медь демонострировала тенденцию к колебаниям вокруг цены открытия. С начала апреля контракт на медь с поставкой через 3 месяца подешевел на 4,3%. Небольшой прирост котировок связывается с новым ослаблением доллара США. Кроме того, покупателей стимулируют все еще наблюдающиеся проблемы с поставками меди на рынок, отмечают аналитики ANZ.

Вместе с тем Китай опубликовал худшие, чем ожидалось, данные по спросу в апреле. "Индикаторы спроса в КНР неоднозначны: хотя строительный сектор стабилизируется вблизи уровней 2022 г., продажи жилья снова пошли вниз", - отмечает аналитик Macquarie Лин Чжао.

Июньский контракт на медь вырос в цене на ShFE на 0,7%, до 67250 юаней ($9722,7) за т, но подешевел на 3% в марте.

Оперативная сводка сайта Metaltorg.ru по ценам металлов на ведущих мировых биржах в 11:21 моск.вр. 28.04.2023 г.:

на LME (cash): алюминий – $2305 за т, медь – $8551.5 за т, свинец – $2141 за т, никель – $23833 за т, олово – $26337 за т, цинк – $2632.5 за т;

на LME (3-мес. контракт): алюминий – $2315.5 за т, медь – $8568.5 за т, свинец – $2118.5 за т, никель – $23870 за т, олово – $26285 за т, цинк – $2632 за т;

на ShFE (поставка май 2023 г.): алюминий – $2671.5 за т, медь – $9734 за т, свинец – $2216.5 за т, никель – $27262.5 за т, олово – $30621.5 за т, цинк – $3080 за т (включая НДС);

на ShFE (поставка июль 2023 г.): алюминий – $2659.5 за т, медь – $9704 за т, свинец – $2198.5 за т, никель – $25666 за т, олово – $30592.5 за т, цинк – $3042 за т (включая НДС);

на NYMEX (поставка апрель 2023 г.): медь – $8487.5 за т;

на NYMEX (поставка июль 2023 г.): медь – $8564 за т.

Грузия стала второй по объему импорта вина в Россию

Это стало возможным благодаря отсутствию сложностей с оплатой и простой логистике, сообщает «Ъ». В первом квартале ввоз этой продукции из Грузии вырос на 49%. Это позволило ей потеснить Испанию и приблизиться к лидирующей по импорту Италии

Грузия вышла на второе место по объему импорта вина в Россию. Она сместила с этой позиции Испанию и приблизилась к лидирующей пока Италии. За первый квартал года из Грузии было импортировано 13 млн литров. Это почти наполовину больше, чем годом ранее. Объясняется такой рост отсутствием сложностей с оплатой и простой логистикой. При этом импорт со стороны традиционных европейских поставщиков вин, Италии, Испании, Франции и Португалии, также растет. Поставки упали только из Австралии, Новой Зеландии и США, так как импорт их алкогольной продукции в РФ попал под санкции, отмечает газета «Коммерсантъ».

Сейчас на ситуацию на винном рынке влияют в большей степени политические решения стран-экспортеров, в экономическом плане там все стабильно, считает исполнительный директор виноторговой компании Fort Александр Липилин:

«Сейчас геополитическая обстановка скорее способствует по той причине, что затруднен импорт из других стран — это и проблемы с транзакциями, это и проблемы с логистикой: и с контейнерной логистикой, и с авто-логистикой. Там все работает, но все работает с перебоями. А Грузия, общая граница — раз, потом туда легко отправлять деньги. То есть грузинские банки принимают деньги из России, в этом проблемы нет, поэтому это такая страна, которая оказалась комфортной для импорта сейчас. Во многом с этим связан рост объема, потому что возить оттуда достаточно просто. Россия была и остается главным рынком для грузинского вина. С чем действительно есть некоторые проблемы — это то, что по правилам, которые для Грузии отличаются от других стран, грузинским винодельням нужно получать специальную сертификацию Роспотребнадзора, как-то так это называется. Честно говоря, подробностей не знаю, потому что они это обычно сами делают. И маленькие винодельни зачастую принимают решение этим не заморачиваться, потому что сложный и трудоемкий процесс. Поэтому какие-то маленькие, совсем крохотные микровинодельни на российский рынок действительно из-за этого не попадают. Что же касается мало-мальски крупных виноделен, то все они так или иначе представлены, потому что, повторюсь, это главный рынок. Я не думаю, что будут корректировки между странами, за исключением трех санкционных стран, которые продолжат падать, — это Новая Зеландия, Австралия и США. Что может на это повлиять? Это какие-то действия, которые находятся за рамками плоскости винного рынка. Допустим, запрет платежей, финансовые санкции, которые приведут к невозможности платежей, это повлияет существенно. Либо запреты на национальном уровне поставлять вино в Россию, как это произошло в Австралии и в США».

Сомнений в том, что из Грузии поставляется именно вино, нет, вопрос только в том, какого оно качества, комментирует член Союза сомелье и экспертов России Денис Руденко:

«Существует два аспекта в этом вопросе. Первый аспект состоит в том, что в Грузии в локальном, местном законодательстве существуют прописанные меры контроля, и они обязаны применяться для всего вина, которое поставляется на экспорт. Это химический анализ, это анализ содержания вредных веществ, это все остальное. И насколько мне известно, он более или менее соблюдается. Поэтому говорить о том, что в Россию поставляется вино с серьезными проблемами из Грузии, скорее всего не приходится. Второй вопрос состоит в том, насколько высокого качества идет это вино. Вина могут быть не самого высокого качества, при этом соответствовать по химическим анализам всем стандартам, ГОСТам и всему прочему. В этом отношении уже давно идет речь и известно, что грузинское вино не является чем-то выдающимся в мировом масштабе, и грубо говоря, если взять средний уровень испанских, итальянских вин на нашей полке, даже российских в том числе, особенно может быть российских и грузинских, то грузинское вино не будет на лидирующих позициях, оно будет скорее в аутсайдерах. Тем не менее на периферии в России сохраняется очень позитивное отношение к грузинскому вину, сохраняется такое отношение, что это действительно натуральное вино, что это хорошее вино, что оно лучше, чем вина многих других стран, потому что у грузинских виноделов меньше возможностей как бы современной науки и химии, поэтому они туда скорее всего ничего не добавляют, и поэтому мы лучше купим грузинское, чем итальянское или испанское. Поэтому продажи растут, импорт растет, и растет непрерывно, начиная с 2014 года».

Рост доли Грузии на российском алкогольном рынке не ограничивается тихими винами. С начала года в 8,5 раза вырос импорт грузинских игристых вин. А поставки коньяков и бренди из Грузии увеличились на 120% и составили почти 60% всего импорта в категории.

Пророчества Джульетто Кьезы

Итальянский журналист и писатель, большой друг и автор «Труда» предсказал и очередной крестовый поход против России, и начало войны, которая уже идет

26 апреля исполнилось три года со дня ухода итальянского журналиста и писателя, большого друга и автора «Труда» Джульетто Кьезы. Сегодня о нем вспоминает его вдова Фьяметта КУКУРНИЯ, итальянский журналист и писатель.

— Книги, статьи, выступления Джульетто Кьезы, которого Сергей Глазьев назвал величайшим мыслителем современности, пронизаны предвидениями грядущих событий. Он предсказал и очередной крестовый поход против России, и начало войны, которая уже идет. Как его работа выглядела с близкого расстояния?

— Хочу сказать, что и в Италии о Джульетто не забыли. Наоборот, после его смерти о нем больше вспоминают, пишут, говорят. Мы познакомились, когда были молоды, и прожили вместе долгую жизнь. Я видела, как он менялся, менялись его взгляды, как фантастически развивалась его исследовательская мощь. Не менялось лишь то, что он всегда был свободным человеком, независимо мыслящим.

Помню, как в 80-х, будучи корреспондентом газеты итальянской компартии «Унита» в Москве, он написал статью, в которой аргументированно выступил против плановой экономики. Тогда «Правда» тут же дала ему грозную отповедь, а в Италии Джульетто попал под шквал критики своих коллег. Но он чувствовал, что доведенное до абсурда планирование экономики вредит СССР, и открыто сказал об этом вслух. И в конце концов оказался прав!

В течение своей жизни он многое понял из того, что не каждому очевидно и доступно. Сказались его образованность, широкий кругозор, неистощимая страсть к познаниям и исследованиям, анализу фактов. Поскольку я была рядом, кое-что посчастливилось узнать и мне.

Он очень рано понял суть неразрешимого противоречия советского, затем русского мира — и американского. На каком-то этапе осознал, что это противоречие неизбежно приведет к масштабному конфликту. Есть фильм 2014 года, где он четко говорит, что будет война, столкновение американцев и русских, и оно начнется на Украине. Делает вывод: как только Россия перестанет отступать, это приведет к непримиримому конфликту с США, которые не приемлют «непослушания». Я тогда про себя подумала: хорошо, если бы он ошибся. Я надеялась... К сожалению или к счастью, не знаю, он не увидел, что его пророчество сбылось через восемь лет.

В книге «Русофобия 2.0», которую Джульетто написал в 2015 году и которая вышла в Европе и в России, он говорит о том, что мы сегодня видим: гибридная война, санкции, ограничения в финансовой сфере. Даже прекращение работы SWIFT в России он предсказал с точностью до деталей.

На каком-то этапе Джульетто стал философом, размышляющим и тревожащимся о судьбах цивилизации. Он очень много ездил по планете, нет такой страны, где бы он не побывал. И ясно осознал, что наступают пределы развития. Человечество больше не может бесконечно потреблять, потому что мы живем в замкнутой системе, где ресурсы конечны. Много размышлений и своих работ он посвятил этой теме, так появилась книга «Что вместо катастрофы?». Сейчас мы видим, что, по крайней мере в Европе, эти мысли пробили себе дорогу.

— Анализ теракта 11 сентября 2001 года — это, на мой взгляд, очень яркий пример работы Джульетто Кьезы, который пошел против западного и мирового мейнстрима и подверг сомнению официальную версию событий. Как тебе это видится?

— В момент теракта, который, как известно, американские СМИ транслировали в прямом эфире, мы ехали вместе в машине. И Джульетто сразу сказал: это сами американцы сделали. Тогда я была не в состоянии этого понять и принять. Но потом поняла ход его мыслей. Он сопоставил события 11 сентября и то, что происходило в Италии, историю с «красными бригадами», которыми управляли спецслужбы, убийство премьера Альдо Моро и другие вещи, которые у нас творились не без участия людей из власти. Джульетто провел свой анализ, собрал книгу, снял фильм и не побоялся открыто высказать свое мнение, подкрепленное фактами. Такое по плечу очень немногим. Люди склонны верить простым и комфортным для них объяснениям, а жизнь куда изощреннее и сложнее.

Джульетто всегда предлагал свое видение событий, свои прогнозы, приближавшие нас к реальности и к истине. Так он создал интернет-телевидение «Пандора», которое смотрели сотни и сотни тысяч тех людей, кто способен мыслить, а не удовлетворяться официальными версиями.

Прямая речь

Елена Исупова, переводчица книг и статей Джульетто Кьезы на русский

— Шесть лет назад, отвечая на вопрос читателя, Джульетто Кьеза написал заметку под названием «Ну когда же начнется эта мировая война?». В ней была такая фраза: «Это прозвучит банально, но хрустального шара у меня нет. Я должен об этом сказать, потому что всегда находится какой-нибудь недоброжелатель, который предъявляет мне счет за мои «пророчества». И, считая себя умным человеком, упрекает меня в том, что третья мировая война еще не началась».

Могу сказать, что Джульетто Кьеза часто говорил и писал об этом, потому что ощущал опасность глобального конфликта. Хотя он ничего не утверждал просто так, не опираясь на факты, первоисточники и на тщательный анализ. Когда он написал, что неизбежна жестокая борьба и главными противниками США будут Россия и Китай, он ссылался на документ Пентагона «Проект нового американского века». После государственного переворота 2014 года на Украине он неоднократно предполагал, что масштабный конфликт начнется именно здесь. Писал о западном присутствии на Украине, которое очевидно, хотя Запад и пытается скрыть это: «Запад бросил камень и хочет спрятать руку».

Кьеза утверждал, что преступления новой власти на Украине — запрет русского языка, поджог Дома профсоюзов, обстрелы Донбасса — провокация, направленная против России, попытка втянуть ее в войну. Организаторы хотели, «чтобы русские на Донбассе восстали — это и произошло — и чтобы Путин вторгся со своей армией».

Последние цитаты взяты из выступления в Риме перед молодежью в начале 2019-го. В YouTube много комментариев, в том числе и совсем свежих. Итальянцы удивляются, как Кьеза мог предвидеть, что будет через несколько лет.

Я тоже часто задаю себе этот вопрос. Потому что он был умным человеком, любил свою работу, имел широкий кругозор, следил за ходом событий в мире? Да, все это вместе. Но главным образом, как мне кажется, потому, что у него была чуткая совесть. Теперь это выражение не в моде. Но когда я думаю, что можно сказать о Джульетто Кьезе, его книгах и статьях, мне приходит в голову именно это выражение.

Михаил Морозов, обозреватель «Труда»

Италия. Россия > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > trud.ru, 28 апреля 2023 > № 4368867 Фьяметта Кукурния

И нечего тут спикать!

В недрах Госдумы родилась идея вывести английский язык из перечня обязательных предметов школьной программы

Единоросс Султан Хамзаев, член комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции, твердо убежден: обязательное изучение английского языка давно пора исключить из школьной программы. «Нужно уходить от прозападного вектора в системе образования России. Из ключевого: пора вывести английский язык из перечня обязательных предметов в системе среднего образования». По мнению законодателя Хамзаева, английский язык и стал-то международным только потому, что «его вот так вот обязательно всовывают в программу». Стране же нашей «нужны сильные специалисты в разных областях, и в первую очередь технических, а не одни полиглоты, знающие только английский язык».

Столь напористо пробившему очередное дно невежества депутату Хамзаеву, очевидно, невдомек, что дело тут вовсе не в отечественной школьной программе, а в Великой промышленной революции, которая, увы, имела место не у нас, а на столь недружественном нам англоязычном Западе. Что именно бурное развитие британской, а потом и североамериканской индустрии — аккурат пока мы с переменным успехом разбирались со своими Ноздревыми и Кабанихами — и превратило английский язык практически в основной инструмент международного общения. Что именно на нем написано 99% всей опубликованной на планете научной литературы и 95% всех действующих торговых и иных договоров.

Что об этом думает депутат Хамзаев и думает ли вообще — загадка. И как тогда быть с объявленным с самых высоких трибун курсом на цифровизацию, если компьютерный софт сплошь англоязычный — свой-то мы не сподобились создать. А ведь за этим мыслителем — задумаемся! — сотни тысяч граждан в надеждах, что именно он сделает их жизнь справедливее и лучше.

Чем закончится эта «инициатива»? Ничем, надеюсь, как и многие другие, ежедневно вылетающие из депутатских уст на потеху публике. «Личная инициатива Султана Хамзаева, во фракции это не обсуждалось, — успокаивает зам. руководителя фракции единороссов в Госдуме Евгений Ревенко. — У нас свобода мнений. Не думаю, что мы придем к отмене изучения английского языка. Напомню, что во время и после Великой Отечественной в школах СССР как изучали немецкий, так и продолжали изучать. Надо знать язык противника». В общем, спикайте пока...

Впрочем, Султан Хамзаев в своих хлопотах по поводу отмены английского не одинок. Год назад спикер Госсовета Крыма Владимир Константинов уже предлагал исключить английский из школьной программы, заменив его изучением «своих языков»: «Зачем нам слепо идти по пути английского языка? Зачем учить то, что не надо, если человек не поедет никогда в Лондон? Тупое следование за чужой цивилизацией опасно. Мы делаем ребенка заложником. Он будет говорить: я знаю английский, и мне интересно, какая она, Англия: Англичане воюют с нами тысячу лет, а мы продолжаем их изучать, тратим деньги на учителей, тратим время, а потом на историю времени не хватает».

Тогда в откликах больше шутили. «Вы знаете, в чем они у себя в Англии силу измеряют? В ньютонах. Почему мы должны это слепо копировать? У нас Ахмат — сила, давайте силу измерять в ахматах. И, кстати: давно пора запретить у нас действие законов Ньютона. С какой такой стати на территории РФ должны действовать законы, придуманные в недружественных странах?» Но, как выясняется, в каждой шутке есть только доля шутки...

Другой депутат, член комитета Госдумы по просвещению Анатолий Вассерман прогнозирует: «Еще 30 лет назад самым распространенным в мире был ломаный английский. Потому что на протяжении большей части XIX века Британия была главным в мире промышленным производителем. В середине ХХ века эту роль взяли на себя США, соответственно, именно английский язык оказался самым нужным в других странах, чтобы договариваться о закупках. Сейчас эту роль постепенно перетягивает на себя Китай, и я не исключаю, что через какое-то время самым распространенным в мире языком станет ломаный китайский. Но пока даже самим китайцам гораздо проще договариваться с партнерами на том самом ломаном английском».

Заметьте, о ломаном русском и речи нет.

Гузель Агишева, редактор отдела «Общество»