Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Незаконное распространение стрелкового вооружения (по определению ООН, термин «small arms», легкое вооружение, включает в себя пистолеты, винтовки, автоматы, пулеметы, приспособленные для переноски вручную, а также гранатометы, калибр которых не превышает 100 мм.) – одна из самых острых проблем, с которыми сталкиваются сегодня многие африканские государства, в том числе Танзания. Несмотря на относительную политическую стабильность и отсутствие вооруженных конфликтов на своей территории на протяжении последних десятилетий, большое количество ед. стрелкового оружия находится в руках граждан этой страны.По данным, опубликованным полицией Танзании, приблизительное количество ед. стрелкового оружия, которое находится в обороте на территории страны, составляет от 500 тыс. до 1 млн. Из этого числа только 69 840 ед. зарегистрировано. 241 тыс. ед. из общего числа-образцы военного стрелкового вооружения.
Основная часть оружия, 75%, поступает в Танзанию из соседних государств – Руанды, Бурунди и ДРК. В результате вооруженных конфликтов последних десятилетий, там было накоплено большое количество оружия, часть которого попала и в Танзанию, когда беженцы и бывшие участники боевых действий пересекали границу. Именно в приграничных районах – Кигоме, Мванзе и Кагере – находится большая часть незаконно хранимого оружия. Исследования, проведенные Институтом исследования проблем безопасности, ЮАР, показывают, что доступ к оружию в районе Кигома имеют приблизительно 24% жителей, в районе Мванза –19%, в то время как в районе Килиманджаро этот показатель составляет менее 5%. 10% тяжелых преступлений в Танзании совершается с применением огнестрельного оружия.
Быстрый рост незаконного оборота стрелкового оружия потребовал от правительства Танзании принятия адекватных мер. В 2001г. началось выполнение пятилетнего Национального плана действий по регулированию оборота оружия и разоружению (National Action Plan for Arms Management and Disarmament). Принятие Плана должно было повысить эффективность борьбы с распространением оружия, снизить его приток из соседних государств, выявить другие источники его поступления в страну и уменьшить количество ед. незаконно хранимого оружия.
В соответствии с Планом были проведены исследования, на основании которых были получены точные сведения о путях проникновения оружия на территорию Танзании, его количестве, способах и методах распространения, влиянии на обстановку в стране и др.
Для реализации Плана были созданы специальные государственные органы: Национальный комитет по регулированию оборота оружия и разоружению (National Committee for Arms Management and Disarmament) и Провинциальные исполнительные силы по регулированию оборота оружия и разоружению (Provincial Task Forces for Arms Management and Disarmament). Эти структуры включают в себя как представителей государственных органов власти, так и неправительственных гражданских организаций.
Основные задачи этих органов следующие: создание работоспособной системы для обеспечения реализации принятых решений, налаживание сотрудничества на международном и локальном уровнях, а также обмен информацией, развитие сотрудничества с местным населением и создание условий для его безопасного участия в работе государственных органов по борьбе с незаконным распространением оружия. Новые структуры должны определять зоны, требующие особого внимания, такие как пункты перехода границы, и обеспечивать необходимый контроль в этих районах.
Финансирование плана производится из двух источников: основная часть средств поступает из государственного бюджета, но на начальном этапе определенную помощь оказало правительство Великобритании.
Введение в действие национального плана действий по регулированию оборота оружия и разоружению принесло к настоящему моменту определенные результаты: усиленный контроль в лагерях беженцев и снижение их количества, а также повышенное внимание к пунктам перехода границы позволило уменьшить приток оружия на территорию государства. Значительное количество ед. незаконно хранимого огнестрельного оружия было добровольно сдано жителями Танзании.
В целом, по признанию соответствующих международных неправительственных организаций, ситуация в Танзании улучшилась, хотя полностью приток оружия в страну не прекратился, в том числе и по причине высокого спроса на него среди танзанийцев. Проведенные опросы показывают, что от 25 до 50% жителей не отказались бы иметь дома огнестрельное оружие. Отсутствие собственной оружейной промышленности вынуждает организации, занимающиеся законной торговлей оружием, приобретать его за рубежом. Цены на новое, экспортированное оружие не позволяют ему на равных конкурировать с нелегально ввезенными образцами. Владимир Шварц.
В начале апр. в ЮАР успешно прошли мирные переговоры сторон конфликта в Кот-д’Ивуаре. Присутствовали президент Лоран Гбагбо (Laurent Gbagbo), премьер-министр Сейду Диара (Seydou Diarra), бывший президент Анри-Конан Бедье (Henri Konan Bédié), лидер «демократической» оппозиции Аласане Уатара (Alassane Ouattara) и главнокомандующий вооруженной оппозицией Гийом Соро (Guillaume Soro). Подписано соглашение о прекращении огня. Соглашение, достигнутое в ЮАР, – первый успех на пути урегулирования с тех пор, как в нояб. 2004г. гражданская война в Кот-д'Ивуаре чуть было не превратилась в войну с Францией, бывшей метрополией. Напомним (см. «Аф-Ро» №5, 2004), что тогда правительственные войска Кот-д'Ивуара атаковали позиции французских миротворцев. 9 французов погибли. После этого «инцидента» отношения Парижа с официальным правительством Кот-д'Ивуара обострились до предела. Французские ВВС уничтожили практически все боевые самолеты и вертолеты ивуарийской армии, «второго Вьетнама» удалось избежать. Впрочем, после нояб. событий Париж уже не может играть роль единственного миротворца, так как Франция фактически стала одной из сторон конфликта (возможно, именно на это и был расчет у тех, кто стоял за нояб. провокацией).
Вакуум влияния, образовавшийся после политического поражения Франции, оказался заполнен ЮАР. Стороны, встретившись в Претории, согласились подписать новый документ, определяющий рамки мирного урегулирования. До этого основным документом были соглашения, подписанные в начале 2003г. под Парижем, при посредничестве Жака Ширака. Неизвестно, окажется ли африканская мирная инициатива эффективнее французской. Очередную заявку на континентальное лидерство ЮАР уже сделала. Б. Свинцов.
В ежегодном обращении к парламенту 11 фев. президент ЮАР Табо Мбеки, сказал, что ЮАР будет, совместно с Африканским союзом и Карибским союзом, работать над проведением демократических выборов в Гаити в этом году. Вопрос о Гаити был перечислен в числе приоритетов внешней политики на ближайшую перспективу. Последний избранный президент Гаити – Жан-Бертран Аристид (Jean-Bertrand Aristide) нашел убежище в ЮАР, где он является «гостем парламента». Участие ЮАР в судьбе Гаити говорит о том, что Претория пытается стать «глобальной державой» – роль регионального лидера Тропической Африки уже не является пределом роста. А. Маслов.
В марте два основных оппозиционных объединения Свазиленда, Объединенное народное демократическое движение (PUDEMO) и Национальный освободительный конгресс Нгване (NNLC), обратились в Верховный Суд страны с требованием признать незаконным законопроект новой конституции, предложенный королем Мсвати III. В законопроекте вновь официально наложен запрет на существование оппозиционных партий. Истцы опирались на решение Апелляционного Суда 2002г., по которому у короля нет оснований заниматься законодательной деятельностью. Судьи вынесли решение не в пользу истцов на основании Чрезвычайного декрета, изданного еще отцом Мсвати III, королем Собхузой. Этот декрет наделил монарха неограниченной властью и наложил запрет на оппозиционные организации. «По закону, оппозиционные партии не могут быть признаны судом», – заявили судьи (IRIN). Верховный Суд также отклонил просьбу Федерации профсоюзов Свазиленда (SFTU) и Федерации труда остановить обсуждение законопроекта конституции в парламенте. Как говорилось в постановлении Суда, эти организации не имеют права преследовать политические цели. Встреча между Мсвати III и президентом ЮАР Табо Мбеки, которая должна была состояться 23 марта, перенесена на неопределенный срок. Согласно официальным объяснениям МИДа Свазиленда, эта дата «оказалась слишком близкой к Пасхе» (IRIN). Министерство опровергает предположения, что на встрече Мбеки планировал обсудить с королем возможность демократизации режима Свазиленда. Мбеки не делал никаких официальных заявлений по поводу нарушения прав человека в Свазиленде, которые неоднократно отмечались Human Rights Watch. Мсвати III, между тем, считает часть территорий ЮАР с выходом к Индийскому океану исторически принадлежащими свази.
Большинство свази действительно проживают не в Свазиленде, а в соседних областях ЮАР, среди них не наблюдается большого стремления оказаться под властью короля Мсвати III. А. Маслова (Рудницкая).
Страна готовится к парламентским выборам и по-прежнему сохраняет напряженные отношения с Великобританией и США. Президент ЮАР Табо Мбеки по-прежнему оказывает поддержку Роберту Мугабе, своему коллеге из Зимбабве. В начале фев. Мбеки встретился и с лидером «демократической» оппозиции Морганом Чвангираем. Именно Чвангирай будет следующим президентом Зимбабве (выборы должны состояться в 2008г.). Б. Свинцов.
В начале фев. отмечены очередные позитивные шаги в мирном урегулировании. Лидеры группировки «Национальные силы освобождения» (FNL) согласились сесть за стол переговоров, отвергли кандидатуру основного посредника – вице-президента ЮАР Джакоба Зума (Jacob Zuma). Вместо него FNL предпочитает иметь дело со спецпредставителем генсека ООН – Кэролайн Макаски (Carolyn McAskie), как сообщает IRIN.Главы государств региона объявили FNL террористической организацией после того, как она взяла на себя ответственность за гибель 160 конголезских беженцев в лагере Гатумба (Gatumba) 13 авг. 2004г. Лидер организации – Агатон Руаса (Agathon Rwasa).
FNL пользуется поддержкой «Национального совета/Фронта в защиту демократии» (CNDD–FDD) – организации, которая уже вошла во временное коалиционное правительство Бурунди. И FNL, и CNDD-FDD представляют интересы бурундийских хуту. Б. Свинцов.
Премьер-министр Великобритании Тони Блэр призвал развитые страны удвоить размер финансовой помощи странам Африки – до 30 млн. фунтов в год. Об этом британский премьер заявил в Британском музее, открывая торжественную презентацию итогового доклада учрежденной им год назад Комиссии по Африке. «Не может быть никакого оправдания, никакой защиты, никакого обоснования существующего на сегодняшний день положения дел в Африке. Этот простой вывод и содержится в публикуемом сегодня докладе», – отметил Блэр. Тони Блэр особо отметил, что публикация доклада совпадает с крупнейшим в Великобритании благотворительным сбором средств в рамках проекта Comic Relief, учрежденного актерами, телезвездами и другими деятелями искусства для помощи больным и бедным в разных странах. В итоговом докладе Комиссии по Африке представлены предложения реальных шагов по улучшению ситуации в таких областях, как государственное управление, обеспечение мира и безопасности, подготовка кадров, борьба с бедностью, справедливые правила торговли, смягчение долгового бремени и других. Комиссия рекомендовала выделить дополнительное финансирование Африканскому Союзу на предотвращение и разрешение конфликтов на «черном континенте»; дополнительно обучить и подготовить к 2015г. 1 млн. врачей и медсестер, ликвидировать плату за получение начального образования, там где она еще существует, уделить пристальное внимание борьбе со СПИДом; выделить 100 млн.долл. на поддержку среднего и малого бизнеса и еще 100 млн.долл. на мониторинг изменения климата. Премьер-министр Великобритании Тони Блэр объявил о создании Комиссии по Африке 26 фев. 2004г. В ее состав вошли министры финансов и международного развития Великобритании Гордон Браун и Хилари Бенн, спецпредставитель президента Франции по Африке Мишель Камдессю, премьер-министр Эфиопии Мелес Зенави, сотрудники правительственных учреждений США, ЮАР, других стран, а также высокопоставленные представители ООН. Решение проблем Африки было объявлено одним из главных приоритетов председательства Великобритании в «большой восьмерке» в 2005г. Между тем, проведенное в преддверии обнародования итогового доклада Комисии исследование экспертов лондонского Чэтем-хауса показало, что 67% британцев даже не знают о существовании и задачах Комиссии по Африке.
Энергетика
Зимбабве располагает относительно развитой энергетической системой. Эта система, в основном, находится под контролем ZESA – государственной энергетической компании. ZESA зависит от поставок электроэнергии от Escom (ЮАР). А нефтепродукты Зимбабве импортирует из Мозамбика и ЮАР. Эти два обстоятельства делают экономику, по крайней мере, ее индустриальную часть, политически уязвимой.
Большая часть нефтепродуктов импортируется по трубопроводу Бейра-Мутаре-Хараре. Раньше по трубе Бейра-Мутаре в Зимбабве поставлялась нефть, а в Мутаре, на границе с Мозамбиком, был нефтеперерабатывающий завод, откуда затем нефтепродуктопровод шел в столицу. Этот завод был закрыт, еще когда Зимбабве была Южной Родезией. Импортом нефтепродуктов занимается компания Noczim (National Oil Company of Zimbabwe), импорт составляет 55 млн.долл. в год. Noczim работает в убыток, испытывает проблемы с оплатой поставок, из-за чего в Зимбабве время от времени случаются топливные кризисы.
Основа энергетической самостоятельности – значительные запасы угля. Доказанных запасов нефти или газа нет, хотя работы по их поиску идут уже многие годы подряд. Источником газа могут стать богатые угольные залежи страны. В 1999г. американские инвесторы совестно с компанией Zimasco (Zimbabwe Mining and Smelting) объявили об открытии газового месторождения недалеко от Лупане (Западный Матабелеленд). Для его освоения было создано совместное предприятие, вскоре против Зимбабве были введены американские санкции. Программа разработки Лупане предполагала инвестиции в 62 млн.долл. и строительство электростанции на газе.
Zimasco объявила, что Лупане содержит 500 млрд.куб.м. газа. Это очень много. Заявление – пропагандистский ход, и реальные извлекаемые запасы окажутся в районе 50-100 млрд.куб.м. В любом случае, судя по интересу иностранных компаний, газ в Зимбабве есть, и его разработка может представлять коммерческий интерес. Неизбежно возникает вопрос об использовании зимбабвийского месторождения. Судя по заявлениям, базовая стратегия заключается в строительстве газовой электростанции, возможно, что стоит рассмотреть и другие варианты.
Россия располагает эффективной технологией конверсии газа в моторное топливо. Эта технология будет рентабельной при одновременном соблюдении следующих условий: в стране есть газ; в стране нет нефти; экспорт газа и импорт нефти затруднены (дороги, политически блокированы). Если нефть сравнительно легко доступна, то моторное топливо дешевле делать из нее. Газ выгоднее поставлять на экспорт, чем перегонять в моторное топливо внутри страны. Если же нефти нет, а газ продать невозможно, то технология ММТ (метан – в моторное топливо) становится коммерчески интересной. В России, где были получены соответствующие технологически решения, построить установку ММТ очень непросто – именно потому, что дешевле гнать бензин из нефти. Поэтому опробовать метод можно на зарубежных странах.
Ситуация, когда в стране есть газ, но нет нефти – довольно редкий случай. Чаще бывает наоборот. Еще реже такая ситуация сочетается с изолированностью страны/региона от мировых рынков, то есть со сложностью экспорта газа (имеющегося) и импорта нефти или нефтепродуктов. Изолированность от мировых рынков – это изолированность от моря + осложненные отношения с соседями. Таких стран мы знаем всего 2 – это Эфиопия и Зимбабве.
Во-первых, и там, и там есть немного газа (в Эфиопии – месторождение Кэлуб с запасами 40 млрд.куб.м., в Зимбабве – Лупане). Во-вторых, и там, и там нет своей нефти. В третьих, и там, и там нет мощностей по переработке нефти (в Зимбабве единственный НПЗ закрыт 40 лет назад). Обе страны вынуждены импортировать нефтепродукты и, прежде всего, – моторное топливо. В-четвертых, и Эфиопия, и Зимбабве не имеют выхода к морю, поэтому импорт нефтепродуктов становится делом дорогостоящим. В-пятых, этот импорт еще и осложнен политически: Эфиопия отрезана от моря враждебной Эритреей (импорт идет из Судана и Джибути автотранспортом), а поставки в Зимбабве через Мозамбик зависят от британской ВР. Вывод: конверсия газа в моторное топливо (технология ММТ) может быть рентабельна и политически интересна руководству этих стран.
Проблема заключается лишь в том, что для разворачивания соответствующего производственного комплекса нужны определенные минимальные доказанные запасы газа. Если газа слишком мало (видимо, дело обстоит в Эфиопии), то вложения в конверсию ММТ не успеют окупиться. В Эфиопии проблема не только в том, что месторождение Кэлуб мало само по себе, но и в том, что газа нет и не предвидится нигде по соседству. Невозможно будет в дальнейшей перспективе построить новый трубопровод, чтобы «оживить» производственную цепочку ММТ.
В Зимбабве ситуация может быть иной. Во-первых, если Лупане окажется богаче Кэлуба. Для серьезного разговора о внедрении ММТ необходимо как минимум 100-150 млрд.куб.м. доказанных запасов (на Кэлубе, 40 млрд.), а в Лупане серьезная разведка еще не велась, но есть надежда, что найдется больше. Во-вторых, в Зимбабве, в долгосрочной перспективе, есть хорошие возможности для поставок газа из того же Мозамбика или из ЮАР (такой вариант значительно менее рентабелен, но исключать его из рассмотрения нельзя).
Экономика
Одна из самых богатых стран Тропической Африки переживает тяжелый экономический и политический кризис на фоне затяжного конфликта с Великобританией и США. Зимбабве (столица – Хараре) – страна на юге Африки, ранее известная как Южная Родезия. Зимбабве занимает второе место в Африке к югу от Сахары (после ЮАР) по уровню развития инфраструктуры, промышленности и сельского хозяйства. Большинство африканских стран живут за счет одной, реже – двух, максимум – трех-четырех экспортных отраслей добывающей промышленности или сельского хозяйства. Где-то кофе (Эфиопия), где-то нефть (Нигерия и другие); какао (Кот-д'Ивуар) или фосфаты (Того и Бенин); уран (ЦАР) или бокситы (Гвинея); марганец (Габон) или алмазы (Ботсвана) и так далее. Везде чрезмерная зависимость от конъюнктуры одного-двух-трех сырьевых рынков. Везде – местное правительство в опасной близости от роли наемных сотрудников транснациональных компаний. К Зимбабве все это не имеет никакого отношения.
Экономика страны диверсифицирована. На мировой рынок поставляется разнообразная продукция сельского хозяйства (хлопок, табак, кофе), горной промышленности (металлы платиновой группы, золото, серебро, цинк, олово, медь, никель, хромиты). Вес каждой из перечисленных статей составляет 15% в объеме валютных поступлений. Развита обрабатывающая промышленность, транспорт (сеть железных дорог), энергетика. Зимбабве – витрина африканского капитализма. Точнее, могла бы быть такой витриной. В полном несоответствии со всеми перечисленными преимуществами валовой национальный продукт падает уже 5г. подряд. Экономика потеряла за этот год треть своего веса, а профицит внешней торговли сменился дефицитом 50%.
Причина кризиса – в международных санкциях, падении иностранных инвестиций, разрушении крупного фермерского хозяйства. Все эти обстоятельства, в свою очередь, являются следствием политики президента страны Роберта Мугабе и его ближайшего окружения. Но эта политика обусловлена вовсе не злокозненностью Мугабе или его желанием во что бы то ни стало развалить страну ради сохранения собственной власти. Его политику, в значительной степени, определили объективные обстоятельства и желание их преодолеть. Последние события говорят о том, что желание оказалось утопией. Страна не смогла плыть против течения и начала тонуть.
До 1979г. Южной Родезией управляли белые поселенцы (см. нашу историческую справку), хотя страна формально оставалась колонией Великобритании. Затем, по соглашению с бывшей метрополией, власть перешла к коренному населению в лице партии ZANU-PF. Начав с мягкого перехвата управления и реформы армии, новый режим вскоре столкнулся с необходимостью обеспечить минимальные потребности собственного населения. Сотни тысяч молодых людей были лишены земли и работы. Многие из них имели опыт вооруженной борьбы.
Теоретически, соглашения с Великобританией 1979г. предполагали постепенный выкуп земель у белых поселенцев и их передачу коренному населению. Великобритания должна была спонсировать этот процесс, но, по различным причинам, отказывалась от своих обязательств. Не соглашались продавать свои земли и белые. Эти земли были основой крупного фермерского хозяйства (производство табака, хлопка, кофе) – они приносили доход как собственникам, так и казне (через налоги). Зимбабве была одной из немногих стран Африки, которые полностью обеспечивали себя продовольствием.
Демографическое и политическое давление на фоне пассивной политики Лондона привело к тому, что в 1999-2000г. в стране начались силовые захваты фермерских угодий. 13 белых фермеров, вставших на защиту своей земли, погибли (последний из них – 6 фев., 2005г.). Правительство не вмешивалось. С 2000г. белое население стало покидать страну. В 1980г. в Зимбабве жило 175 тыс. белых, сейчас их, по самым оптимистичным оценкам, в десять раз меньше. Заселившие свободные земли черные зимбабвийцы не в состоянии пока наладить товарное производство – доходы от экспорта сельхозпродукции стремятся к нулю (только в 2002 г. они упали на 35%, далее падение продолжилось). Страна стала нуждаться в импорте продовольствия, а необходимых для этого средств ни в бюджете, ни на руках у населения не оказалось.
Результат – продовольственный кризис и инфляция. Дефицит продовольствия и бюджета покрывается за счет международной помощи, источники которой туманны. Режим Мугабе настолько непопулярен в мире из-за изгнания белых фермеров, что немногие страны решаются заявить об открытой поддержке Хараре.
Продовольственный кризис спровоцировал инфляцию и бюджетный дефицит, а дальше началась цепная реакция. Пытаясь остановить инфляцию, правительство зафиксировало курс зимбабвийского доллара по отношению к американскому. Мера имела обратный эффект: инфляция приобрела скрытый характер, курс черного рынка стал в десятки раз отличаться от официального. Затем, чтобы покрыть бюджетный дефицит, правительство установило правило обязательной продажи добытого золота Центробанку по официальному, то есть абсолютно неадекватному курсу. Так кризис перекинулся на добывающую промышленность – она стремительно начала уходить в тень. Официальная добыча упала с 28 т. в 1999г. до 12 т. в 2003. Дефицит бюджета в том же году достиг 25%.
Рост бюджетного дефицита спровоцировал следующий виток – полномасштабный энергетический кризис. Правительство не смогло платить за поставки электроэнергии из ЮАР и нефтепродуктов через Мозамбик. И если госкомпания ЮАР (Escom) пока готова накапливать зимбабвийский долг, то поставки нефтепродуктов из Мозамбика контролирует британская BP. Излишне говорить, что британцы не испытывают никакого желания идти навстречу Мугабе. Всего за 3г. Мугабе удалось пройти путь от экспроприации ферм до потери 1/3 ВВП.
Энергетический кризис ускорил инфляцию, в отдельные периоды 2004г. темпы роста цен составляли 300-350% годовых. Экономический кризис и падение уровня жизни подтолкнули дальнейшую миграцию (уже не по причинам безопасности). Круг замкнулся. Характерно, что Зимбабве покидают не только белые. Они составляют только ручей (10%) в общем потоке зимбабвийцев, отправляющихся за рубеж на постоянное жительство. По данным African Business на апр. 2004г., 3,5 млн. граждан Зимбабве проживают за пределами страны. 1,2 млн. – в ЮАР, 1,1 млн. – в Британии и 0,3 млн. – в Австралии и Новой Зеландии (по другим данным, 2 млн. только в ЮАР). Нелегальные мигранты направляются также в Ботсвану и другие страны региона.
Теперь Роберт Мугабе, находящийся у власти с самого дня обретения независимости Зимбабве, ищет себе преемника (Мугабе 80 лет). Шансы кандидата от оппозиции занять его кресло выглядят предпочтительнее. Выборы должны состояться в 2008г., есть основания предполагать, что пройдут они досрочно.
Несмотря на напряженные отношения с Великобританией, режим Мугабе пользуется достаточно стабильной поддержкой регионального лидера – ЮАР. С некоторыми оговорками, отношения в треугольнике ЮАР-Зимбабве-Великобритания можно сравнить с отношениями Россия-Белоруссия-США с соответствующим распределением ролей. ЮАР признает необходимость движения своего соседа в сторону «демократии», но весьма опасается потери контроля над ситуацией и появления по соседству неких новых, непредсказуемых элит. При этом от того, что «младший сосед» получает карт-бланш на авторитарные действия внутри своей страны, страдает, в первую очередь, крупный бизнес «старшего соседа» (в данном случае – добывающие компании ЮАР, вынужденные работать в непредсказуемой и неблагополучной экономической системе Зимбабве).
В целом, конечно, отношение официальных властей ЮАР к нынешней ситуации в Зимбабве достаточно критично. Менее склонны придавать значение внутренним проблемам этой страны другие ее международные партнеры – Китай, Ливия и Франция. Подчеркнутая лояльность Франции к Мугабе – вряд ли больше чем политический жест, обусловленный желанием уязвить Лондон. Стратегия Китая прямо противоположна: никакой политики, только экономика. Ливия в последние 2г. заметна устранилась от своих африканских инициатив, сосредоточившись на отношениях с США и Западной Европой.
Британско-американские санкции не носят слишком жесткий характер. Как подчеркивал в своих заявлениях Госдепартамент, санкции направлены «против режима, а не против народа». Американские санкции (запрет на заключение сделок) введен против компаний, собственником которых является министр информации Джонатан Мойо (Jonathan Moyo), против оборонного госхолдинга Zimbabwe Defense Industries и «партийного» бизнеса правящей ZANU-PF под названием M&S Syndicate. Также санкции наложены на компании, принадлежащие Виталису Звинаваше (Vitalis Zvinavashe), бывшему министру обороны. С 2002г. действует запрет на въезд (travel sanctions) в США для Роберта Мугабе и ведущих членов его правительства. Зимбабве не участвует в американской программе AGOA.
Распространенный прогноз развития ситуации в Зимбабве – что-то вроде «оранжевой революции»: относительно мягкая смена режима не позднее 2008г. Основная интрига разворачивается вокруг того, под чьим покровительством произойдет эта смена режима – США и Великобритании или ЮАР. Имя следующего президента в этом случае – Морган Чвангирай. Претория с одной стороны, а Лондон и Вашингтон – с другой, будут соперничать за влияние на этого человека и оппозицию в целом. От того, чем закончится это соперничество (оно вполне может закончится некоторым компромиссом), будет зависеть и то, каких инвесторов будет приглашать в страну новое правительство.
Со своей стороны, мы полагаем, что сторонники Мугабе могут реализовать в Зимбабве «Кенийский сценарий», опробованный президентом Кении Мои в 2002г. Основные элементы этого сценария следующие: ключевые функционеры «партии власти» переходят в оппозицию; лидером оппозиции становится фигура, слабая внутри страны, но привлекательная для Запада; новый лидер приходит к власти при поддержке «народа» и «мирового сообщества»; старая (теперь «оппозиционная») команда занимает привычные места в новом руководстве; уходящий лидер получает политические и экономические гарантии. Стоит отметить, что такой сценарий должен быть хорошо понятен и россиянам.
Вооружения
Армия Зимбабве оснащена, в основном, устаревшими образцами военной техники. Преобладают вооружения китайского производства: танки Тип-59 и Тип-69, из которых только 12 «может быть» на ходу; БМП; буксируемая артиллерия; системы залпового огня (Тип-63). На вооружении военно-воздушных сил стоит 6 истребителей Миг-23 (поставка 2000г. из Ливии), китайские истребители F-7 (аналог МиГ-21, из них 6 на крыле); а также устаревшие модели итальянского и британского производства. На вооружении транспортной авиации стоит от 5 до 10 пригодных к использованию машин, одна из них – Ан-24.
В пригодном к использованию состоянии находятся 4 вертолета АВ412 Bell из 8, и 1 вертолет SA 319 Alouette III из 8; 2 AS-532UL; 4 Ми-35, из них 2 Ми-35Р. Вертолеты Ми-35, поставленные в Зимбабве 2-3г. назад, являются современной частью местных ВВС.
Вооруженные силы испытывают, по данным Jane's, острую нехватку транспорта (75 грузовых машин на ходу), горючего и боеприпасов. Jane's крайне низко оценивает оснащенность, боеготовность и моральный дух армии Зимбабве, предупреждая, о возможности ее раскола на враждующие фракции в случае кончины или ухода Мугабе.
Военно-техническое сотрудничество Зимбабве с иностранными государствами носит ограниченный характер, и данные о его объемах не разглашаются. Известно о ряде отдельных поставок, которые, с учетом имеющейся информации о техническом оснащении ВС Зимбабве, создают достаточно исчерпывающую картину импорта вооружений в страну с момента получения независимости (1980г.).
С 1980г. были зафиксированы следующие поставки вооружений из КНР: 15 истребителей J-6 в 1987г.; 52 истребителя J-7 в 1983г., 1985-87 и 1989гг.; 35 основных боевых танков Тип-59 в 1985-86гг.; 20 легких танков Тип-62 в 1984г.; 1 транспортный самолет Y-12 в 1991г. Исходя из приведенных выше данных об имеющейся на вооружении технике, к этому списку стоит, видимо, добавить 10 основных боевых танков Тип-69 после 1986г., не менее 8 БМП Тип-63 и ряд других поставок.
По данным Military Balance, в 1999г. из Франции было поставлено 23 бронемашины АСМАТ, а из Италии – 6 учебных самолетов SF-260F. В 2000г. в Ливии закуплено 6 МиГ-23БН. Публиковалась также информация о безвозмездной передаче Зимбабве американского военно-транспортного самолета Hercules C-130.
Есть непроверенная информация о поставках в Зимбабве оружия из России: «орудия для вертолетов, истребители, самолеты-корректировщики» (1998г.) и 10 ударных вертолетов Ми-24 (1999г.) (возможно, реэкспорт в ДР Конго). Возможно, первоисточником информации о поставке Ми-24 в Зимбабве из России является отчет Amnesty International 2002г. В том же отчете упоминается поставка 21 тыс. автоматов Ак-47, также из России, в 2000г. Впрочем, в дальнейшем Ми-24 не фигурируют «на балансе» зимбабвийских вооруженных сил.
Из данных отчета ООН по ДР Конго, можно заключить, что конголезская операция армии Зимбабве проходила при поддержке частных военных компаний. Упоминаются Avient Air, Aviation Consultancy Services (ASC) и Raceview. Вероятно, данные компании посредничали и при закупке (а также модернизации) вооружений (прежде всего стрелкового оружия), запчастей и боеприпасов. Утверждается, что ASC поставляла Зимбабве запчасти к самолетам Hawk.
Теоретически вероятно появление в Зимбабве французского оружия (Франция рассматривает свои отношения с Зимбабве как одну из возможностей создания противовеса США в Африке), а также поставки из Китая. Импорт оружия из ЮАР в ближайшее время практически исключен, так как Претория рассматривает возможность интервенции в Зимбабве, и не исключено, что некоторые части зимбабвийских вооруженных сил могут оказать сопротивление вторжению. (во время «дружественной» интервенции ЮАР в Лесото, в сент. 1998г.). Вероятным поставщиком б/у систем вооружения (включая МиГ-23) остается Ливия.
Военно-промышленный комплекс. Зимбабве – единственная страна в Тропической Африке, которая имеет опыт не только производства, но и экспорта вооружений собственного производства.
Оборонная промышленность Зимбабве (Южной Родезии) была создана во время Второй мировой войны для обеспечения британской армии и состояла из двух фабрик: Rhodesia Ordnance Factory (ROFAC) в Булавайо и Salisbury Ordnance Factory (SOFAC) в Солсбери, который теперь называется Хараре и является столицей страны. На этих фабриках производились боеприпасы для легкого оружия, авиационные бомбы и запчасти для танков.
С конца войны и до 1965г. фабрики не работали, и оружие и боеприпасы ввозились из Великобритании. В 1965г. ситуация изменилась: белое правительство меньшинства в Родезии было вынуждено вести гражданскую войну в условиях международных санкций – военное производство было восстановлено. Восстановление фабрик было необходимо для прикрытия нелегального импорта вооружений (из Израиля).
После того, как власть в стране перешла к повстанцам и Южная Родезия получила независимость от Лондона под названием Зимбабве, оборонная промышленность была поставлена под контроль нового правительства. В 1984г. в подчинении Министерства обороны была создана единая компания ZDI (Zimbabwe Defence Industries). К 1990г. в рамках ZDI действовало два основных подразделения – заводы по производству боеприпасов (Explosives Filling Plant и Small Arms Ammunition project); еще два относительно крупных предприятия находились в составе вооруженных сил Зимбабве: Darweendale Clothing Factory (пошив одежды и снаряжения); Harare Base Workshop (ремонтная фабрика, создана при поддержке Lonrho).
В холдинг ZDI входят практически все предприятия Зимбабве, которые можно отнести к оборонной промышленности. Исключением является, частная компания Security Devises (Мсаса, Хараре). С 1997г. производит снаряжение для саперов: маски, фартуки, genital protection. Поставщик армии США (Zimbabwe, Landmine Monitor Report 1999г., HRW).Проверить: Stongman Engineering (Хараре). Подразделение: Mine-Tech (отставной руководитель специальной службы полковник Лайонел Дик (Lionel Dyck).
Завод по производству взрывчатых боеприпасов (Explosive Filling Plant) был построен в Эльфида Фарм, Домбошава (Elphida Farm, Domboshawa) при участии французской компании Luchaire, по образцу завода в Бурже (Bourge), Франция. Французские банки выступали кредиторами строительства. Завод введен в строй в 1990г., производятся боеприпасы калибром 60, 81, 120 и 150 мм. Приблизительно в те же годы и в том же месте китайской компанией Norinco построен завод по производству боеприпасов для стрелкового оружия.
В Родезии производились копии автоматов UZI (Израиль) под маркой LPD/RHUZI и CZ25 (Чехия). Это производство свернуто. (До 1984 масштабы завышались из-за необходимости скрыть израильский экспорт). Хотя существует информация о производстве стрелкового оружия для охотников и даже о поставках подобной продукции в США.
Еще до получения независимости, в Родезии, при содействии ЮАР, было налажено производство мин RAP-1 (Сarrot Mine) и RAP-2 (Adams Grenade). Мину Carrot производила компания Cobrine Engineering (под руководством американского гражданина). Производство этих мин было свернуто, затем стала производиться другая, более совершенная, противопехотная мина PloughShare (тип Claymore, мина также известна под аббревиатурой ZAPS). Производство этих мин прекратилось в начале 1990гг. В 1997г. для иностранных военных атташе и наблюдателей была устроена экскурсия на фабрику ZDI в Домбошава с целью убедить их в том, что производство противопехотных мин свернуто. По словам главы ZDI Чинга Дубе, производство ППМ велось также (до 1991г.) на фабрике в Булавайо. Существуют свидетельства поставок ППМ из Зимбабве RAP-1 и RAP-2 в страны юга Африки (Намибия, Мозамбик, Замбия); мина PloughShare распространена, по-видимому, еще более широко: поставки шли вооруженным отрядам оппозиции на юге Судана. В Зимбабве производится миноискатель NMD-78.
Монополией на легальный экспорт обладает компания ZDI (которая также пользуется этим правом для реэкспорта). Институт проблем безопасности (ЮАР) весьма приблизительно оценивает военный экспорт Зимбабве в 10-50 млн.долл. с 1992-96гг. Основными покупателями выступали «другие африканские страны». По оценкам, после 1996г. основным покупателем оружия из Зимбабве выступала ДР Конго (правительственная армия и «милиции»), поставки могли составлять 10-20 млн.долл. в год. В этих поставках практически невозможно отделить собственно зимбабвийскую составляющую от реэкспорта оружия и боеприпасов из других стран (через Зимбабве). Официальные поставки отмечены в ЮАР, Танзанию, Замбию, Анголу, Малави, Ботсвану, а также США (до 2002г.). В 2000г. обсуждалась возможность открытия совместного предприятия ZDI в Анголе (по существу, эта идея конкурирует с идеей открытия в Луанде сервисного центра «Рособоронэкспорта»). Виктор Лесников.
История
Государство Зимбабве названо в честь древнего каменного города. О его происхождении и развитии ведутся споры, но одно очевидно: задолго до прихода европейцев в междуречье Замбези и Лимпопо существовала цивилизация – с развитым земледелием, торговлей и ремеслами. Древние зимбабвийцы уже, возможно, в I тысячелетии н.э. освоили выплавку железа, а также торговали с Ближним Востоком и Китаем. Уже в начале II тысячелетия на территории Зимбабве начинается добыча золота, ориентированная на экспорт. В Китай, на Ближний Восток, в Индию и Европу поставлялась также медь и золото. Правитель страны носил титул «мономотапа» – владыка рудников. От этого титула получила название и вся страна – держава Мономотапа, правители которой остановили свою экспансию только столкнувшись с португальцами.
Историческая преемственность близких друг другу земледельческих культур сохранялась на этой территории до середины XIX в. В результате этой преемственности сложился народ шона (машона), который составляет численное большинство в населении, политической элите и армии современного Зимбабве.
Но до этого в господстве шона случился перерыв длиной приблизительно 150 лет. Равновесие было нарушено тогда, когда белые колонисты – англичане и африканеры начали движение вглубь континента, все отдаляясь от Кейптауна/Капстада – исторической столицы белых на юге Африки. Движение вооруженных и организованных колонистов заставило потеснится чернокожие народы, населявшие восточную часть нынешней ЮАР. Часть племен зулу, под предводительством вождя Мзиликази Кумало, в 1830гг. откочевали на север и перешли через реку Лимпопо. Там они столкнулись с земледельцами шона и покорили их. Ситуация эта, весьма характерна для всемирной истории: в случае скоротечного (относительно) контакта кочевников и земледельцев, победа, как правило, оказывается на стороне кочевников. Они побеждают земледельцев, подчиняют их и поселяются среди них на их территории. Но через несколько поколений земледельческая цивилизация, как правило, берет реванш. Так произошло и на этот раз, но об этом позднее.
Суто, через земли которых проходили миграционные пути зулу Мзиликази, называли их «матебеле», что означало «чужие, пришедшие». Это название позднее было воспринято и самими переселенцами с фонетическими изменениями: они стали именоваться (ама)ндебеле. На территории нынешней Зимбабве политическим центром ндебеле стал крааль (умузи) Мзиликази, носивший название Булавайо, на месте которого потом возник одноименный город, второй по величине и по значимости в Зимбабве.
Уже через 100 лет зулу-ндебеле превратились в самостоятельный народ, уже явно отличающийся от других зулу, в том числе и по языку. (Зулу – ныне крупнейший народ ЮАР, а их язык – самый распространенный среди всех языков черного населения этой страны. Президенты Мандела и Мбеки происходят из коса, близких зулу, но значительная часть их окружения – зулу).
Ндебеле заселили на территории нынешнего Зимбабве плато, которое стало называться «Плато Матебеле», а плато, на котором живут (ма)шона, называется «Плато Машона». Из этих двух плато и состоит, в основном, территория Зимбабве, а население страны состоит, в основном, из двух крупнейших народов: земледельцев-шона (живут «испокон веков») и скотоводов-ндебеле (пришли в XIX в.). В наше время понятия «земледелец» и «скотовод» весьма условны свои традиционные занятия бросили многие шона и большинство ндебеле, соответствующие культурные стереотипы остаются отчасти в силе. Борьба шона и ндебеле в значительной степени определяет внутреннюю политику и в наше время.
В 1889г. на территории нынешнего Зимбабве было создано частное государство. Талантливый бизнесмен Сесил Родс получил санкции на разработку полезных ископаемых в междуречье Замбези и Лимпопо сначала от верховного вождя ндебеле, а затем – от английской королевы. На территории концессий British South Africa Company была основана колония, названная в честь ее создателя и правителя – Сесила Родса. Родс преподнес страну британской короне, в обмен получив право распоряжаться ее минеральными ресурсами. Местных правителей он старался заинтересовать деньгами. На рубеже XIX-XX вв. в Родезию началось переселение белых из Британии, США и Южно-Африканского Союза (ЮАР).
Армия Родезии была скорее частной армией Родса, чем армией королевы. Отношения белых поселенцев с Лондоном были скорее договорными отношениями деловых людей, чем отношением подданных к «Ее Величеству». Возможно поэтому, Британии так и не удалось в полной мере установить контроль над Родезией: ни над белой, ни над черной частью ее населения. Окончательно это стало ясно в 1965г., когда белые поселенцы под руководством Яна Смита провозгласили независимость Южной Родезии от Федерации Родезии и Ньясаленда.
В Родезии началась война между белыми и черными. Великобритания не вмешивалась, а основную поддержку Ян Смит получал от ЮАР и Израиля. Два крупнейших народа Зимбабве – шона и ндебеле по отдельности боролись против белого правительства Яна Смита. Боевые отряды ндебеле действовали под прикрытием партии ZAPU, а шона сформировали ZANU. В результате больших успехов удалось добиться именно ZANU, которая остается у власти и по сей день.
Свой приход к власти в 1980г. Роберт Мугабе отметил подавлением восстания в Матабелеланде, в ходе которого погибло 10 тыс. чел. С тех пор плато Матабеле остается источником постоянной угрозы для правительства. В 1987г. под давлением Мугабе ZAPU (партия ндебеле) вошла в состав ZANU (партия шона). В 1987г. Парламент упразднил квоту в 20 депутатских мест для белого меньшинства страны.
В 1999-2000гг. началось активное вытеснение из Зимбабве белых поселенцев, и противостояние шона и ндебеле временно отошло на второй план. Консолидация чернокожего населения была основной целью провоцирования конфликта с белыми – консолидация нации при помощи образа общего врага.
В 1980г. фермы, принадлежащие белым, производили 90% сельхозпродукции страны, Зимбабве экспортировала продовольствие в соседние страны. Соглашение о независимости, подписанное Мугабе и Маргарет Тэтчер (Ланкастерские соглашения) подразумевали постепенную добровольную продажу белыми фермерами земель государству или представителям коренного населения Зимбабве. Процесс затормозился, белые не желали покидать земли, которые считали своими. Тогда африканцы начали вытеснять их силой и шантажом. Великобритания (обязавшаяся финансировать выкуп земель) выразила Мугабе протест и приостановила перечисление средств. Белых стали сгонять силой, несколько фермеров были при этом убиты, женщины изнасилованы. Непосредственную ответственность за преступления в отношении белых поселенцев ответственность должна нести организация ветеранов войны за независимость (Zimbabwe National Liberation War Veterans Association, сокращенно называющаяся Liberation War Veterans, LWV), а также лидер этого движения Ченджерай Хунзви по кличке «Гитлер» (Chenjerai 'Hitler' Hunzvi).
Правительство Мугабе не только не приняло никаких мер для нейтрализации «Гитлера» и боевиков LWV, но и использовала разжигание ненависти против белых в предвыборной борьбе, для консолидации общества вокруг фигуры Мугабе. (Мугабе пользуется поддержкой прежде всего среди сельского населения; в городах большинство избирателей голосовало за оппозицию). Ряд авторитетных источников обвиняли в организации насилия «консультантов» LWV из Центральной разведывательной организации (CIO), а также лично маршала и командующего ВВС Зимбабве Перренса Шири (Perrance Shiri), который, как сообщается, помогал в организации операций LWV по личному приказу Мугабе.
Политика
В 2004г. появились определенные надежды на урегулирование системы конфликтов в Сомали. Насколько эти перспективы окажутся реальными, зависит от того, будут ли в достаточной степени учтены политические и экономические интересы заинтересованных сторон. Сомали как государство де-факто не существует со времени свержения Мухаммада Сиада Барре в 1991г. Территория разделена на квазигосударственные образования, которые сформированы по кланово-территориальному признаку и отличаются большей или меньшей степенью стабильности власти.
Наибольший уровень стабильности наблюдается в северной части Сомали и, прежде всего, в самопровозглашенной Республике Сомалиленд в границах одноименного британского протектората (1887-1960). Сомалиленд находится под влиянием Эфиопии: на территории Эфиопии в приграничных с Сомалилендом районах проживает большое количество сомалийцев, в большинстве своем относящихся к группе исса – как и население Сомалиленда. Территория проживания исса представляет собой единую экономическую зону с единым типом хозяйствования и направлением потоков продукции. Столица Сомалиленда – г.Харгейса.
К востоку от Сомалиленда располагается автономное образование Пунтленд, занимающее весь северо-восток Сомали и часть центрального региона. Пунтленд был учрежден старейшинами северо-востока в 1998г. Это самая малонаселенная и экономически депрессивная часть Сомали. Юг Пунтленда в последнее время не контролируется «центральным правительством». Треугольник Галькайо – Гелинсор – Хобьо на данный момент является самым нестабильным районом Сомали. Пунтленд также поддерживается Эфиопией. Столица Пунтленда – г.Босасо на побережье Аденского залива.
С окт. 2004г. в пограничных районах Сомалиленда и Пунтленда Сул и Санааг происходят спорадические столкновения враждующих кланов, сопровождающиеся большими потерями сторон.
Остальная территория Сомали разделена на десятки территориальных образований, контролируемых различными кланами, субкланами, подсубкланами и т. д. Зонами повышенной напряженности до недавнего времени оставались крупные портовые г.г.Могадишо и Кисмайо, где велась борьба за контроль над морскими портами, отелями, рынками.
10 окт. 2004г. в Найроби (Кения) переходный национальный парламент избрал временным президентом Сомали Абдуллу Юсуфа Ахмада (Abdullahi Yusuf Ahmed), президента Пунтленда и представителя группы дарод. 3 дек. Ахмад назначил временным премьер-министром Али Мухаммада Геди (Ali Muhammad Gedi), одного из виднейших политических деятелей времен падения режима Барре и представителя клана абгаль, группы хавийе. Геди сформировал кабинет министров (42 министра, 42 замминистра и 7 региональных министров, всего 91 чел.). 23 дек. Переходное федеральное правительство Сомали (Transitional federal government, TFG) со второй попытки было утверждено парламентом.
В составе TFG немало бывших полевых командиров, лидеров клановых группировок, из которых наибольшим влиянием обладают вице-премьер, министр внутренних дел Хусейн Мухаммад Айдид (Hussein Muhammad Aideed), министр безопасности Мухаммад Куаньяре Афрах (Muhammad Qanyare Afrah), министр общественных работ и жилищного строительства Усман Али Ато (Osman Ali Ato), министр торговли Мусса Сади Ялахоу (Musa Sudi Yalahow) и министр по религиозным делам, сторонник Ато, Умар Махмуд «Финиш» (Omar Mohamud Finish). Сомалиленд отказался от участия в мирном процессе.
После формирования новых органов государственной власти встал вопрос о перемещении парламента и TFG из Найроби в Сомали – 17 нояб. была совершена попытка покушения на президента Ахмада в его резиденции в пригороде Найроби. Помимо подобных дополнительных рисков, власти Кении также несли немалые расходы на содержание парламента, TFG и делегатов мирной конференции. Было принято решение начать перемещение с 1 фев. 2005г., и 2 фев. в Могадишо прибыла первая группа членов парламента (30 чел.) и TFG во главе с министром торговли Ялахоу, и 2 замспикера парламента Усманом Илми Бокоре (Usman Ilmi Boqore). 6 фев. в Могадишо прибыла новая группа членов парламента (50 чел.) и TFG во главе со спикером парламента Шарифом Хасаном Шейхом Аденом (Sharif Hassan Shaykh Aden) и министром безопасности Афрахом. Наконец, 16 фев. из Найроби в Сомали отправилась еще одна группа членов парламента и TFG (40 чел.), которая должна была совершить поездки в различные части страны, чтобы разъяснить сомалийцам политику новой власти. На 21 фев. было намечено прибытие в Могадишо президента Ахмада, всех остальных членов парламента и TFG, но этого, не произошло.
Президент Ахмад выдвинул требование, чтобы парламент одобрил ввод в Могадишо миротворческого контингента Африканского Союза (АС), который должен обеспечить безопасность парламента и TFG, но у части сомалийского общества, а также TFG и парламента подобная идея была встречена с большим неодобрением. Начиная с 14 фев., в Могадишо идут митинги протеста против ввода иностранных миротворцев, парламент отказывается одобрять ввод войск, Ахмад и Геди пока остаются в Найроби.
Может показаться парадоксальным, что одно из немногих мононациональных государств в Тропической Африке оказалось самым неустойчивым. Но на это есть определенные географические и исторические причины.
Большая часть территории Сомали – полупустыни, на севере – горные массивы с пустынными котловинами между ними. Средние месячные температуры – +34 – +42°C. Год делится на сухой и влажный сезоны. Сухой сезон – с янв. по апр., с апр. по июнь – малые дожди, с июня по окт. – сезон дождей, с окт. по янв. – малые дожди. В последнее время частое невыпадение малых дождей приводит к массовому падежу скота – основного и практического единственного источника существования для северных сомалийцев.
Реки Джубба и Уаби-Шэбелле, устье которой теряется в песках недалеко от эстуария Джуббы, стекают с Эфиопского нагорья и протекают по южным и центральным районам Сомали. Междуречье Джуббы и Уаби-Шэбелле – зона очагового, преимущественно нетоварного, экстенсивного земледелия (основные культуры: кукуруза, сорго, маниок, кунжут, цитрусовые, сахарный тростник, хлопчатник).
Земледелием издавна занимались южные сомалийцы-саб, которые происходят от смешения сомалийцев с бантоидными этническими группами, тогда как северные сомалийцы-самале («чистые», «истинные» сомалийцы) всегда были скотоводами-кочевниками. Самале никогда не считали себя кушитами, кем они на самом деле и являются, а вели свое происхождение от пророка Мухаммада, позиционируя себя как арабы. В социальной иерархии самале (группы исса, дарод, хавийе, гадабурси, дир), соответственно, стояли выше саб.
До прихода европейцев у саб не было государственности: разрозненные кланы саб являлись данниками северян-самале. Среди самале реальная государственность была только у исса: в XVI веке афаро-сомалийский султанат Адаль со столицей в г.Зейла (нынешняя Сайла, Сомалиленд) представлял собой серьезную угрозу для Эфиопской империи, в том числе и с точки зрения возможной исламизации последней. Это (а также британский протекторат) сыграло свою роль в том, что среди всех сомалийских «государственных» образований именно Сомалиленд больше всего соотносится с понятием государства. Еще один фактор стабильности – основной поток скота на экспорт в арабские страны и, прежде всего, в Саудовскую Аравию, идет через морские ворота Сомалиленда – порт Берберу на побережье Аденского залива.
Издавна сомалийцы являются основными поставщиками живого скота и шкур в Саудовскую Аравию, большая часть животных идет на жертвоприношения во время мусульманских праздников в священных г.г.Мекке и Медине. Издавна же в Бербере сложилась «гильдия» торговцев живым скотом. Эта «гильдия» традиционно состоит из этнических арабов. В ее руках всегда аккумулировались огромные по сомалийским меркам средства, и, благодаря этому, она оказывала большое влияние на политические процессы на Африканском Роге. При этом «гильдия» старалась ограничить вмешательство государства в свои дела.
Во времена Барре (до 1991г.) экспорт скота давал 88% валютных поступлений Сомалийской республики, львиная доля экспорта шла через порт Бербера. Барре и его окружение (все выходцы из клана марехан группы дарод) решили сосредоточить в своих руках берберскую торговлю и животноводство в целом, что послужило катализатором всеобщего выступления против Барре. Во главе движения стояло сомалилендское Сомалийское национальное движение (Somalia national movement, SNM), созданное при активном участии берберской «гильдии».
Позже, когда по всей стране началась война всех против всех, а в Сомалиленде наблюдалось относительное затишье, берберская «гильдия» инициировала создание Республики Сомалиленд, что обеспечило стабильность и спокойное существование сомалийского экспорта скота и, соответственно, берберской торговой элиты. Барре и его окружение не смогли осуществить перераспределение ролей, имущества и капитала в северном Сомали, не успели совершить модернизацию общественных отношений в этом регионе, и в Сомалиленде не произошло маргинализации общества – это еще один фактор относительной стабильности Сомалиленда.
Иная ситуация сложилась в земледельческих регионах центрального и южного Сомали. В 1969г. к власти в Могадишо пришла группировка, состоящая из членов клана марехан группы дарод во главе генерал-майором Мухаммадом Сиадом Барре (Mohammed Siad Barre). Прикрываясь псевдосоциалистической фразеологией, Барре и его окружение инициировали перераспределение собственности (земли) в земледельческих районах, населенных сомалийцами-саб (группы дигил, раханвейн, шэбелле, габвинг) и бантоидными народами. Земледельцев сгоняли с их территорий, которые были превращены в банановые плантации. Бывшие земледельцы стали аграрным пролетариатом: работали за низкую плату на этих плантациях, которые были фактической собственностью Барре и его окружения. Продукция плантаций шла на экспорт (в основном, в Италию и США).
Что касается скотоводов в центральном и южном Сомали, то их правительство Барре решило прикрепить к себе, санкционировав бурение скважин и создание поселений с загонами для скота по типу южноафриканских краалей. Эти операции раньше проделывали сами скотоводы, но теперь государство взяло их под свой полный контроль, то есть начало создавать подобия животноводческих колхозов. При необходимости, государство с помощью армии конфисковывало у скотовладельцев «излишки».
После свержения Барре, на протяжении 90гг. и в начале XXI в., ожесточенная борьба велась в земледельческих районах. Здесь отряды различных кланов группы хавийе «освобождали» плантации от их фактических хозяев-марехан из окружения Барре. После того как кланы хавийе захватили плантации, они вынудили аграрных рабочих из групп сомалийцев-саб и бантоидов, работавших на прежнюю правящую верхушку, работать на себя. В конце 90гг. был образован «Фронт освобождения раханвейн», который был поддержан Эфиопией и повел борьбу против новых хозяев. В результате деятельности «Фронта» раханвейн изгнали со своих земель практически всех хавийе, но из-за внутренних конфликтов хаос в междуречье Джуббы и Уаби-Шэбелле на этом не прекратился.
В скотоводческих районах борьба развернулась, прежде всего, за доступ к источникам воды. Упорной кровопролитной и хаотической была и остается межклановая борьба в треугольнике Галькайо – Гелинсор – Хобьо на юге Пунтленда (здесь одно из самых жарких и сухих мест в Сомали), в то время как ситуация в большей части этого образования остается стабильной.
26 дек. 2004г., после землетрясения в Юго-Восточной Азии, на побережье Сомали пришло цунами. 298 чел. погибло, 54 тыс. остались без крова. Больше всего пострадал от бедствия Пунтленд, население которого и без того было измучено засухами и наводнениями. В результате засухи середины 90гг. многие жители потеряли весь свой скот, и им пришлось в поисках пропитания двинуться на побережье Индийского океана, где они занялись совершенно несвойственным сомалийцам делом – рыболовством. Прибрежные воды северного Сомали являются одной из зон апвеллинга – поднятия придонных вод на поверхность. В такой зоне скапливается огромное количество рыбы самых разных видов – придонные воды поднимают на поверхность огромное количество органических веществ, и выстраивается обыкновенная пищевая цепь, при том, что количество поднятого со дна вещества соответствует количеству и типовому разнообразию фауны такой зоны. На долю зон апвеллинга (в их число, кроме Аденского залива, входят также прибрежные воды Марокко, Мавритании, Намибии, Перу и Чили) приходится 50-75% мирового улова рыбы. Новое занятие позволило выжить тыс. сомалийских семей. Когда практически вся рыболовецкая инфраструктура северо-восточного Сомали уничтожена, Пунтленду угрожает гуманитарная катастрофа.
В 1980гг. политика Барре на фоне начавшихся регулярных засух привела к прогрессирующему обнищанию населения, и скотоводы центрального и северо-восточного Сомали, чтобы выжить, занялись земледелием. Бедные почвы этого региона и так не приспособлены к земледелию, а в данном случае еще и являлись основным ресурсом для животноводства. В результате нищета населения достигла угрожающих размеров, и началась тотальная урбанизация и сопутствующая ей маргинализация населения. Десятки тысяч людей отправились в Могадишо, Мерку, Бароуэ, Кисмайо – портовые города на побережье Индийского океана – в надежде заработать себе на жизнь. Там они смыкались с представителями своих кланов, субкланов и т.д. и образовывали замкнутые группировки. С падением режима Барре эти группировки принялись за тотальный раздел сфер влияния в городах, началась борьба за различные объекты, прежде всего, морские и воздушные порты, а также отели и рынки.
Подобный раздел не прекращен до сих пор, что не в последнюю очередь связано с бурным развитием в начале XXI в. в Сомали телекоммуникационной сферы, банковского дела, а также индустрии денежных переводов от представителей сомалийской диаспоры в Европе, Северной Америке, странах Персидского залива. Крупнейшей трансфертной компанией Африканского Рога является Dahabshiil, головной офис которой расположен в Лондоне, и которая имеет 200 отделений в Сомали и прилегающих территориях соседних стран, населенных сомалийцами. Трансфертные компании, ввиду отсутствия в Сомали банков, предоставляют своим клиентам банковские услуги и даже открывают собственные банки.
Известно, что маргинализация практически неминуемо влечет за собой прогрессирующую моральную радикализацию (религиозную или атеистическую). В 90гг. в г.Сомали начало набирать силу исламистское движение. Оплотом исламизации стали относительно небольшие, но важные портовые г.г.Мерка и Бароуэ. В первые годы XXI в. исламистское движение закрепилось и в крупнейших г.г.Сомали: Могадишо и Кисмайо. Радикальный ислам заявил о себе в полный голос в янв. 2005г., когда было разгромлено итальянское кладбище в Могадишо, а на месте могил радикалы в короткие сроки построили мечеть. Далее последовали убийство 9 фев. корреспондентки BBC Кейт Пейтон и взрыв бомбы 17 фев. у бывшего здания МИД Сомали (трое погибли, 7 ранено), в совершении которых подозреваются исламские экстремисты. Возможна резкая активизация деятельности исламистов в случае поступления финансовой помощи из-за рубежа, поэтому ввод в Могадишо миротворцев-немусульман может накалить обстановку.
Перед президентом Ахмадом, членами TFG и парламентариями стоит непростая задача: совершить свое перемещение из Найроби в Могадишо, согласовать интересы всех заинтересованных сторон и выстроить эффективно действующую систему власти. Немаловажный аспект: президент Ахмад в Могадишо воспринимается как чужак – терпеть его будут лишь до тех пор, пока он не вторгнется в сферу интересов лидеров Могадишо и не попытается произвести перераспределение ролей, имущества и капитала в столице. Вероятно, президент понимает, что в Могадишо ему будет трудно оказывать какое-либо существенное влияние на политику TFG и на парламент – отсюда его настойчивые попытки изменить маршрут перемещения TFG и парламента на приемлемый для себя (самый лучший вариант – административный центр Пунтленда – г.Босасо), а также призывы к руководству Африканского Союза и IGAD (Объединение государств северо-восточной Африки) ввести миротворческий контингент в Могадишо. Многолюдные демонстрации в Могадишо против ввода иностранных войск показали, что Усман Али Ато и генерал Мухаммад Нур Галаль (Mohammed Nur Galal) не зря заявляли о нежелательности ввода миротворческого контингента в Могадишо.
Миротворческий контингент – главная надежда и опора президента Ахмада (следует также принять во внимание тот факт, что другую свою основную опору Ахмад потерял: на недавних выборах новым президентом Пунтленда был избран генерал Адде Муса (Adde Musa)). Изначально он требовал от АС 15-20 тыс. миротворцев, но руководство Союза утвердило число миротворцев в 5-7 тыс. чел. На данный момент определился только угандийский президент Йовери Мусевени: он готов послать 2200 миротворцев. Другие потенциальные участники миротворческой операции – Джибути, Эфиопия и Судан – пока размышляют.
Ато призвал жителей Могадишо начать борьбу против эфиопских миротворцев в случае их появления в столице: Эфиопия выступала против лидеров Могадишо, поддерживая Сомалиленд, Пунтленд и Фронт освобождения раханвейн. Лидеры Могадишо и, прежде всего, Ато не оставались в долгу, оказывая поддержку Фронту освобождения оромо, основному оппозиционному движению в Эфиопии. International Crisis Group настойчиво рекомендует Джибути воздержаться от участия в операции, поскольку Джибути считается приграничным с Сомали государством.
В конце дек. 2004г. президент Йемена Али Абдалла Салех на встрече с генсеком Лиги арабских государств (ЛАГ) Амром Мусой выдвинул предложение о вводе в Сомали миротворческого контингента ЛАГ. На предстоящем мартовском саммите ЛАГ в Алжире этот вопрос будет внесен в повестку. Миротворческий контингент ЛАГ представляется приемлемым вариантом для лидеров Могадишо. TFG необходимо также принимать во внимание интересы исламских кругов, которые становятся влиятельными в Сомали.
Нынешние лидеры Могадишо: вице-премьер, министр внутренних дел Хусейн Мухаммад Айдид, министр безопасности Мухаммад Куаньяре Афрах, министр общественных работ и жилищного строительства Усман Али Ато, министр торговли Муса Сади Ялахоу и министр по религиозным делам, сторонник Ато, Умар Махмуд «Финиш». При этом самыми влиятельными на данный момент являются Афрах, бойцы которого контролируют аэропорт Даниле (возможно, именно этим объясняется помпезность и торжественность встречи группы членов TFG и парламента в аэропорту 6 фев.: в составе группы был Афрах), и Ато, после Геди – самый активный член TFG. Именно Ато резче всех выступает против ввода миротворческого контингента. Ато владеет большим количеством оборудования для строительства, оставшегося от миротворцев ООН, эвакуировавшихся из страны в 1995г., и, в нынешних условиях, это делает его пост министра общественных работ и жилищного строительства одним из ключевых в TFG. Ато – наиболее авторитетных полевых командиров и имеет большое влияние на жителей Могадишо.
Бойцы Айдида контролируют президентский дворец, его влияние не стоит переоценивать. В прошлом один из самых влиятельных полевых командиров, сын самого Мухаммада Фараха Айдида, «изгнавшего» американцев в 1993г., сейчас, по мнению некоторых членов парламента, не контролирует даже своих бойцов.
Ялахоу и «Финиш» имеют большое влияние в религиозных кругах Могадишо. Примечательно, что именно Ялахоу занял фактически ключевой пост в TFG, обеспечивающий контроль за торговлей в Могадишо.
Премьер-министр Али Мухаммад Геди получил широкую известность еще во времена свержения Барре: он был одним из главных участников антимареханского восстания. Именно хавийе, к которым относится премьер, играли главную роль во всех событиях после падения режима Барре. Геди обладает некоторой харизмой в отличие от президента, который сразу после назначения премьера ушел в тень. Геди предстоит сыграть роль арбитра в схватке Ахмада с лидерами Могадишо, и, за счет этого, стать де-факто главой государства.
Перспективы. TFG необходимо создать общую службу безопасности, которая бы занималась разоружением населения и ликвидацией не подчинившихся ему группировок. В силу существующих общественных настроений, вряд ли целесообразно, чтобы этим занимались миротворцы – это может взорвать весь мирный процесс. Не следует требовать от Ато, Афраха и других лидеров Могадишо разоружения их формирований: это также подорвет урегулирование конфликта. Главное – стабильность, а наличие собственных формирований у лидеров Могадишо и, одновременно, защитников-миротворцев (естественно, в разумном количестве) у президента Ахмада должно ей способствовать. Формирования лидеров Могадишо в дальнейшем можно преобразовать в службы безопасности (охраны) министерств, возглавляемых ими.
Необходимо восстановить дорожную инфраструктуру, и в решении этой задачи будет важна помощь Кении. В Кении в последние годы реализуются масштабные проекты по строительству автодорог. В связи с потенциальной стабилизацией в Сомали, намечены проекты по строительству дорог в эту страну: Кения заинтересована в сомалийском рынке, в инвестициях в с/х Сомали. В середине фев. Геди заявил о создании межминистерской кенийско-сомалийской комиссии по проблемам Сомали и изысканию ресурсов для их разрешения. Первыми в комиссию обратились табачные компании: Mastermind и BAT.
Следует закупить необходимую технику для бурения водных скважин, прежде всего, в треугольнике Галькайо – Гелинсор – Хобьо и пострадавших от цунами районах. Бурение скважин, в перспективе, должно до некоторой степени снять вопрос межклановой вражды, основой для которой, является, во многом, борьба за доступ к источникам пресной воды.
Необходимо восстановить рыболовецкую инфраструктуру в пострадавших от цунами районах, а также принять срочные меры против ядерного заражения прибрежных территорий: во времена Барре на побережье Индийского океана в районе Хобьо-Мудуг было захоронено большое количество ядерных отходов из разных стран. После цунами многие из ядерных могильников оказались разрушенными.
Важно также создать эффективную систему ирригации в междуречье Джуббы и Уаби-Шэбелле, и в этом активное участие могут принять кенийские инвесторы, прежде всего, табачные компании. Наконец, следует принять меры для восстановления животноводства.
В случае успешного восстановления инфраструктуры и обеспечения продовольственной безопасности и первичного источника накопления средств, можно будет переходить к следующему этапу – развитию экономики. Во-первых, это может быть использование собственных недр, в которых залегают уран, железная руда, олово, бокситы, медь, гипс, природный газ, на шельфе вероятно наличие крупных месторождений нефти. При этом комплексная и всесторонняя геологическая разведка и оценка в Сомали не проводились. Во-вторых, морские биоресурсы. В прибрежных водах Сомали бесконтрольно хозяйничают суда разных стран. Грамотная политика по разработке стратегии развития рыболовецкой отрасли в Сомали может дать результат.
В перспективе вхождение Сомалиленда в состав новой республики Сомали может быть реализовано, если правительство Сомали не будет стремиться подчинить себе берберскую скототорговлю. В последних высказываниях высшие должностные лица Сомалиленда (президент Кахин Дахир Рияле, министр иностранных дел Аден Эдан Исмаил, министр информации Абдулла Мухаммад Дуале) выказывают готовность к всестороннему сотрудничеству с TFG в случае его устойчивого положения и адекватных действий по отношению к Сомалиленду. Артем Герасимов.
Высокие цены на нефть делают рентабельной добычу нефти в «нетрадиционных» районах. В марте были оглашены ближайшие планы по разработке глубоководных офшорных месторождений в Южно-Африканской Республике (ЮАР).В 175 км. к северо-западу от Кейптауна (блок 3В/4В) разведочное бурение на глубине 500 м. планирует в тек.г. начать консорциум в составе BHP Billiton и Occidental Petroleum. Крупнейшая в мире горнодобывающая компания BHP Billiton в последние годы активно занимается развитием несвойственных для нее проектов в области добычи нефти.
Другое совместное предприятие создано для поисков газа американской Forrest Oil и госкомпанией ЮАР Petroleum Oil & Gas Corp of South Africa (PetroSA). Глубина дна на блоках Forrest Oil/PetroSA составляет от 2 до 4-5 км. (Financial Mail со ссылкой на технического директора Дейва Броада). Предварительные исследования по оценке шельфовых месторождений велись в 2002-03гг. норвежской компаний PGS Geophysical.
В 2001г. наличие коммерческих запасов газа было подтверждено на другом офшорном блоке в ЮАР – 2А (Ibhunbesi). Это месторождение находится на границе с территориальными водами Намибии. В Намибии его продолжение носит название Kudu. В 2003г. 24% в Ibhubesi за 40 млн.долл. приобрела уже упомянутая госкомпания PetroSA. Данные о запасах и резервах расходятся, достигая цифры 25 трлн. куб. футов (700 млрд куб.м.). Объем инвестиций в Ibhunbesi достиг уже 100 млн.долл., для запуска месторождения в промышленную эксплуатацию (с доставкой газа потребителям) требуется еще в 5-8 раз больше средств.
У южного побережья ЮАР (120 км.) три нефтяных месторождения (Oribi, Sable и Oryx) уже разрабатываются, добыча составляет 2,25 млн.т. в 2004г. (7% потребления ЮАР). Предварительную оценку новых месторождений на шельфе Порт-Элизабет ведет Canadian National Resources.
Проблема зависимости от импорта нефти решается в ЮАР уже на протяжении 60 лет. 35% жидкого топлива производится из угля, предполагается внедрять технологии конверсии газа в моторные топлива. Диверсифицируются источники поставок, наращивается присутствие южноафриканских нефтяных компаний в регионе Гвинейского Залива (Нигерия, Экваториальная Гвинея, Ангола). Добыча углеводородов на собственных месторождениях может стать еще одним важным шагом ЮАР к достижению энергетической независимости. Анна Маслова (Рудницкая).
10 фев. с.г. вновь объявлен тендер на поставку минобороны Турции 90 боевых вертолетов со сроками подачи предложений – 10 июня 2005 г. Одним из условий объявленного тендера является производство некоторого электронного оборудования непосредственно на турецких предприятиях. Предполагается, что в тендере принимут участие «Боинг» (США), «Белл Хеликоптер» (США), «Сикорский» (США), европейский «Еврокоптер», «Агуста» (Италия) и Рособоронэкспорт. Не исключено, что к этим шести участникам присоединится компания «Денел» из ЮАР.
Динамичным сектором современной энергетики является производство и транспортировка сжиженного природного газа (СПГ). Объясняется это просто: «летучего» золота в танкер много не закачаешь – нужно трубы прокладывать. А это дорого и не везде возможно. К тому же труба (даже сеть трубопроводов) естественным образом сужает количество потенциальных потребителей топлива. Другое дело, если газ, как нефть, транспортировать в жидком виде. Нужно только вложиться в это дело: поставщику – построить завод по сжижению газа, а потребителям – соответствующие терминалы и предприятия по регазификации СПГ. Спрос на СПГ растет исключительными темпами: по оценкам ChevronTexaco Global Gas, в США – на 1%, а в Европе – на 2-3% в год.Развитие технологий газосжижения уже значительно удешевило стоимость конечного продукта. По оценкам Дэвида Томлинсона из компании Accenture, за 30 лет стоимость строительства завода по производству СПГ сократилась на 2/3, а стоимость транспортировки СПГ по морю – на 50% с 1990г.
Природный газ к 2020-25гг. станет ведущим топливом в мире, его будут добывать больше, чем нефти. Газ при сжигании меньше загрязняет окружающую среду, чем нефть.
При этом мировые запасы нефти постепенно истощаются. По оценкам Royal Dutch Shell и Shell Gas & Power, сейчас запасов природного газа на планете на 50% больше, чем нефти. А British Petroleum утверждает, что имеющихся во всем мире запасов нефти хватит всего лет на 40 лет, тогда как разведанных запасов газа – на гораздо больший период времени. «Учитывая последние тенденции, создается впечатление, что имеются высокие шансы того, что разведанные запасы (и производство) будут продолжать расти в России и других странах», – полагает глава BP Джон Браун. По оценкам экспертов его компании, при должной разведке доступные для добычи запасы газа на планете могут удвоиться.
Итого, в распоряжении газовиков еще, как минимум, целый век. И в каком-то смысле это будет век России, ведь она располагает крупнейшими запасами природного газа: на ее долю приходится порядка 26,7% из 175,78 трлн. куб.м. газа, разведанных к настоящему времени. На втором месте по запасам газа стоит Иран (15,21%), а на третьем – Катар (14,7%), который расположен по другую сторону Персидского залива от Ирана и делит с ним крупнейшее в мире газовое месторождение под морским дном. Так что на самом деле Катар делит и второе место по запасам газа: ведь кто сильнее «присосется» к месторождению, тому и достанется львиная его доля.
Пока Катар опережает. Всего за несколько лет энергичные лидеры страны и зарубежные энергетические гиганты (американские ExxonMobil и Chevron Texaco, британская Shell и южноафриканской Sasol) превратили его в мировую газовую державу. Инвестиции в катарский ТЭК уже оцениваются в десятки млрд.долл., и конца-края притоку капитала не предвидится. Причем ставка делается именно на СПГ. Только что дан старт очередному проекту: государственная компания QatarGas совместно с ExxonMobil будут сооружать в стране крупнейший в мире завод по сжижению газа. Выработанный на нем СПГ предполагается поставлять в Великобританию специальными танкерами – тоже крупнейшими в мире. На это дело международный консорциум из 60 инвесторов выделил 7,6 млрд.долл. А в пред.г. стало известно о планах Shell построить в Катаре завод по производству чистого автомобильного топлива из газа. Стоимость этого проекта оценивается в 5 млрд.долл.
Катар завоевывает растущий мировой рынок СПГ. Британский The Economist отмечает, что объем его газовых ресурсов – лишь один из факторов коммерческого успеха страны. Не менее значимыми оказались очень выгодные условия, которые предлагаются в Катаре зарубежным инвесторам, в т.ч. максимальное сокращение бюрократических процедур.
Может ли Катар составить конкуренцию другим экспортерам газа, в частности, России? Пока вряд ли. Во-первых, мы с ним действуем на разных рынках: Россия экспортирует природный газ по магистральным трубопроводам своим традиционным потребителям, а Катар – гонит танкерами свой СПГ туда, куда трубы не дотягиваются. Или дотягиваются, но не могут полностью удовлетворить нужды потребителей. Там, куда доходит российская труба, вряд ли откажутся от ее услуг в пользу сжиженного заморского топлива. Просто невыгодно. Зато на новых рынках российский газ может со временем столкнуться с катарским. Для России таковым является газовый рынок США, куда российский газ намеревается проникнуть сразу с двух сторон: на Дальнем Востоке с Сахалина и на Западе – со Штокмановского месторождения и c норвежского Snohvit, в котором «Газпром» намерен прикупить себе небольшую долю.
США не согласны с предложенным Великобританией планом создания международного финансового механизма помощи бедным странам. На проходящей в Лондоне встрече министров финансов стран «большой семерки» канцлер казначейства – министр финансов Великобритании Гордон Браун предложил создать Международный финансовый механизм (International Finance Facility, IFF), который бы смог с помощью операций с ценными бумагами на международных рынках собирать 10 млрд.долл. в год на протяжении 10 лет для оказания помощи развивающимся странам. Прежде всего, эти деньги могли бы пойти на погашение внешнего долга беднейших стран мира. В Великобритании данную инициативу уже неоднократно сравнивали с послевоенным американским «планом Маршалла». Инициативу Брауна горячо поддержал приглашенный на саммит «семерки» южноафриканский политический деятель, активист кампании по борьбе с бедностью Нельсон Мандела. Он высказал просьбу к руководству индустриально развитых держав списать долги Африки и дополнительно выделить в ближайшие годы 50 млрд.долл. на развитие африканских и других беднейших стран мира. Германия и Италия поддержали саму идею, выдвинутую британским министром, однако предпочли бы «какой-нибудь менее амбициозный проект». США, в свою очередь, предупредили, что их поддержки данного плана ждать не стоит. «Это не вмещается в рамки нашего бюджетного процесса», – заявил в эфире программы «Тудей» радиостанции «Би-би-си 4» заместитель министра финансов США Джон Тейлор, возглавляющий американскую делегацию из-за болезни главы Минфина Джона Сноу. «Мы выделяем достаточные средства на помощь Африке. К примеру, за последние четыре года мы увеличили объем такой помощи в четыре раза: с 1,6 млрд.долл. до 6,4 млрд.долл. в год», – отметил он. По словам замминистра финансов США, «мы не столько противодействуем британцам и их механизму, сколько утверждаем, что это не работает для США, поскольку мы имеем другие средства поддержки бедных стран, которыми мы пользуемся». Обсуждение помощи беднейшим странам мира, а также ряд других тем, в частности, проблемы слабого доллара, будет продолжена в субботу в представительской резиденции британского правительства «Ланкастер-хаус» в Лондоне. По итогам встречи министров финансов и глав центральных банков стран «большой семерки» ожидается пресс-конференция.
Hачальник Управления Каспийского морского пароходства Айдын Баширов заявил, что «Официальный Баку не намерен выплачивать Франции компенсацию за судно «Тигр», потерпевшее крушение 10 лет назад у островов Южной Африки», – сообщает ИА «Тpенд». По словам А.Башиpова, т.к. судно «Тигр», потопившее принадлежащий Франции плавучий кран, не имеет непосредственного отношения к пароходству, последнее не намерено выплачивать какой-либо компенсации. «Кто виновен в потоплении крана, тот пусть и решает этот вопрос в суде Франции», – сказал А.Баширов. Он также сообщил, что судно «Тигр» стоимостью в 650 тыс.долл. было продано два г. назад. По его словам, в ходе рассмотрения дела в суде Франции цены были искусственно завышены, в иск добавлена прибыль и проценты, которые французская сторона могла бы заработать за прошедшие 10 лет. «Они хотят нас сделать виновниками, однако мы готовы защитить в суде свои позиции», – отметил А.Баширов. Стоимость крана – 49 млн.долл., а суд вынес решение о выплате Азербайджаном штрафа в размере 120 млн.долл. В противном случае, на иностранные счета Государственного нефтяного фонда Азербайджанской Республики и на суда Азербайджана, находящиеся в международных водах, будет наложен арест.
История
Если когда-нибудь Африка станет единой, то ее центром будет ЮАР. Успехи в развитии сельского хозяйства, промышленности и технологий очевидны, особенно на фоне остального континента. Задача, которую ставит перед страной правительство, заключается в том, чтобы лидерство корпораций создало долгосрочную основу благополучия для всей страны, а затем и для всего континента. В ЮАР реализуется амбициозный и масштабный проект по перераспределению капитала и собственности в рамках «общественно-частного партнерства». Конечная цель – превращение ЮАР в центр силы мирового масштаба.
Весной 2004г. в ЮАР широко отмечалась десятая годовщина наступления «свободы», под которой подразумеваются первые в истории страны всеобщие выборы и победа на них АНК – партии черного большинства. До этого чернокожее население было лишено гражданских прав и подчинялось правительству белого меньшинства. Идеология раздельного проживания и основанный на ней режим, получивший название апартеид («разделение»), был причиной международной изоляции ЮАР.
Смена власти в 1994г. прошла бескровно и относительно спокойно. Бывшие «угнетатели» и «угнетаемые» сумели найти общий язык как в политике, так и в экономике. Удивительная мягкость перемен объясняется, не в последнюю очередь, договоренностью двух авторитетных лидеров – Фредерика де Клерка (последнего белого президента) и Нельсона Манделы (первого черного). Распространено мнение о том, что их смерть или окончательный уход из политики может привести к катастрофическому всплеску неконтролируемого экстремизма. Объективно каждый следующий год мирного сосуществования общин делает подобную мрачную перспективу все менее вероятной.
Черных в ЮАР принято называть «черными» (blacks), а белых – «белыми», мы также будем использовать эти термины. Официальная идеология объединяет черных, женщин и инвалидов в категорию HDSA – Historically Disadvantaged South Africans («исторически ущемленные южноафриканцы»). В стране принят ряд законодательных и подзаконных актов, обеспечивающих HDSA целый ряд преференций при устройстве на работу, продвижении по службе и получении образования. Причем эти преференции должны предоставлять не только госструктуры, но и частные компании – в качестве компенсации за то, что на протяжении десятилетий они пользовались дешевым трудом угнетенных.
На бытовом уровне между черными и белыми поддерживаются отношения напряженного баланса сил, по-прежнему широко распространено раздельное проживание, чрезвычайно редки смешанные браки. Самое распространенное объявление на частных домах и офисах столицы ЮАР Претории – Armed Response («Вооруженный ответ») – сопровождается, как правило, лаконичной рекламой какой-нибудь охранной компании. Эти охранные компании дали работу большинству белых, уволившимся из армии и полиции после 1994г. В ЮАР постепенно начинает возникать проблема безработицы и даже нищеты среди белого населения. Официальная статистика говорит о 200 тыс. (из 6 млн.) белых, живущих сейчас за чертой бедности, то есть меньше, чем на доллар в день. Для обеспеченных белых граждан основной проблемой, омрачающей существование, является бандитизм. Возможно, он и не имеет расовой основы: как везде и во все времена, бедные грабят богатых. Но богатые (пока), в основном, белые, а бедные (пока) – черные. Поэтому черные часто грабят и убивают белых, что также создает основания для разжигания розни.
Основу белого населения ЮАР составляют африканеры – потомки переселенцев из Голландии (их также называют бурами, что значит «крестьянин, фермер»). После того, как стало известно о том, что в 1994г. власть белых закончится, многие африканеры покинули страну, эмигрировали в Европу. Многие впоследствии вернулись, не сумев устроится на новом месте. Белые жители ЮАР не чувствуют себя пришельцами, колонизаторами, вообще чужими. Африканеры осознают себя белыми африканцами и таковыми, по существу, и являются. На южной оконечности материка, в районе нынешнего Кейптауна, их предки появились в 17 веке, когда эта территория не была занята ни одним из нынешних черных «народов» ЮАР (подробнее см. нашу справку). На протяжении нескольких веков потомки европейских колонистов двигались с западного побережья на восток, а волны чернокожих скотоводов – от восточного побережья на Запад. Позднее африканеры воевали за независимость Южной Африки от англичан, проиграли войну, но затем все-таки вернули себе независимость (хотя Южно-Африканский союз и был британским протекторатом до конца второй мировой войны).
Что касается других лиц, включенных в категорию HDSA – женщин и инвалидов, – то складывается впечатление, что они упомянуты для того, чтобы проходящая в стране компания empowerment («передача полномочий HDSA») получила уверенную международную поддержку. Побочным результатом усиления черных стало то, что из 49 членов недавно назначенного правительства 22 – женщины. В реальной жизни рядом со словом empowerment чаще употребляются слово black (т.е. black empowerment), чем расплывчатое и политкорректное HDSA.
Главная особенность экономической системы ЮАР – высокий уровень стратегической самодостаточности в сочетании с высоким уровнем развития экспортных отраслей. Такое редкое сочетание делает экономику весьма устойчивой и нацеленной на экспансию. Во многом благодаря накопленному потенциалу, нынешнее правительство может позволить себе эксперименты с empowerment, то есть фактически передел собственности и экономического влияния общин.
Эти эксперименты выходят далеко за рамки политического популизма. Конечная цель empowerment заключается в том, чтобы превратить ЮАР в экономический центр мощного регионального блока, который, впоследствии, должен охватить всю Африку к югу от Сахары.
Международная изоляция, которой страна подверглась во время апартеида, была весьма своеобразной, если не сказать условной. Против ЮАР были введены международные санкции, страна не входила в ООН, и занимала ключевые позиции на мировых ресурсных рынках. Даже Советский Союз был вынужден, хоть и тайно, сотрудничать с южноафриканской компанией De Beers на мировом алмазном рынке.
Определенные последствия международной изоляции сказывались. ЮАР не могла рассчитывать на стабильный импорт ближневосточной нефти. Основу энергетики страны составляет уголь, по запасам которого страна занимает 7 место в мире (5%).
Black Empowerment – «Усиление черных» или «Передача полномочий черным». Основополагающий документ – ВЕЕ (Black Economic Empowerment) Асt 2003. Специальные «хартии» приняты для добывающей промышленности; сферы информационных технологий; финансового сектора. Будет приняты ВЕЕ-хартии в области сельского хозяйства, виноделия, транспорта, строительства, туризма. В платах – рынок здоровья и парфюмерно-косметической продукции.
В хартиях вводятся термины – еmpowering companies (то есть, компании, вставшие на путь исправления – empowerment) и еmpowerment companies (уже исправившиеся). В еmpowering companies черным должно принадлежать 26% акций, в еmpowerment companies – 50,1%. Основной пафос всех документов – достижение уровня 26% акций у черных к 2014г., как в каждой отдельно взятой компании, так и в экономике в целом.
По данным Ernst and Young Management Services, в 2003г. в рамках ВЕЕ было заключено сделок на 6,5 млрд.долл. По словам Майка Лоуи (Mike Lowe), спикера оппозиционной партии «Демократический альянс», 60% приобретений приходится на Патриса Мотсепе и Токио Сессуэйла. По подсчетам BusinessMap Foundation, черные пока контролируют только 3% общей капитализации компаний, чьи акции торгуются на Бирже Йоханнесбурга (JSE) (на начало 2004г.).
Большая часть руководителей крупнейших компаний южноафриканской экономики подписали ВЕЕ-хартии, подразумевающие частичный передел собственности в пользу коренного населения, найм этого населения на работу, а также широкие социальные обязательства в рамках РРР (public private partnership). Эти уступки были платой за сохранение социального мира в стране, и платой вполне приемлемой. По своей сути ВЕЕ является абсолютно не рыночным механизмом. Крупнейший нефтехимический концерн Sasol назвал процесс ВЕЕ основным риском для своего развития в официальном заявлении для Нью-Йоркской биржи.
Белые менеджеры компаний, в большинстве своем, англичане или англо-африканцы, потомки колонизаторов. Среди белого населения они составляют только одну треть (две трети – африканеры), но занимают ключевые позиции в экономике, особенно в промышленности и финансовом секторе. Их самосознание существенно отличается от самосознания африканеров. Лучше употреблять название «африканер», так как под словом «бур» подразумевается, помимо буквального значения «крестьянин», еще и «простофиля, неумеха».
Прямым следствием ВЕЕ стало прекращение притока прямых иностранных инвестиций. В 2003г. они составили 350 млн.долл., а в 2004г. основной объем дала противоречивая сделка между «Норильским никелем» и Anglo American по приобретению акций Gold Fields. Собственно южноафриканский капитал устремился за рубеж. В ответ правительство ЮАР вводит ряд заградительных мер против вывода капитала. Например, покупка бизнеса или акций за рубежом должны быть компенсированы привлечением того же объема инвестиций из-за рубежа (например, через продажу акций иностранным инвесторам). Это правило не распространяется на инвестиции в страны африканского континента.
Передел собственности и новые правила ведения бизнеса не способствуют интенсивному экономическому росту. В 2004г. ВВП увеличился только на 2,4%, доход на душу населения остался практически не прежнем уровне; приток прямых иностранных инвестиций фактически прекратился 3г. назад. Собственный капитал южноафриканских компаний продолжает выводиться в соседние страны, несмотря на законодательные ограничения.
African Superpower – «Африканская сверхдержава». Несмотря на все противоречия, ЮАР – одна из немногих стран в мире, где есть национальная идея, и есть она потому, что без нее существование страны вряд ли возможно. Большая часть этой идеи лежит в сфере внешней политики и выражается словами to be (to become) African superpower – «быть (стать) африканской сверхдержавой». Из этого лозунга следует еще один, даже популярный – proudly South African («гордимся быть южноафриканцами»). Основным поводом для гордости является континентальное лидерство страны. И это не просто лидерство по объему ВВП или доходу на душу населения. Это определенное осознание ответственности ЮАР за происходящее на всем огромном пространстве к югу от Сахары с населением 800 млн. чел.
Когда в стране царил апартеид и черные были лишены гражданских прав, белая община изолировала себя внутри страны, а страну – внутри континента. Нынешних возможностей для экспансии не было. Безусловно, определенные интересы компаний из ЮАР были представлены в небольших соседних странах. Но даже эти ограниченные интересы воспринимались как враждебная экспансия белых угнетателей. Теперь, когда белые добровольно уступили власть большинству, исчезли и барьеры, отделявшие ЮАР от остального континента. За время изоляции в стране сформировалась диверсифицированная экономика с собственной технологической и ресурсной базой. И эта экономика готова к региональной экспансии в самых различных секторах.
По итогам года ранд стал самой сильной конвертируемой валютой в мире. По отношению к долл. ранд укрепился на 20%, по отношению к евро на 14%, к иене – на 18%. Расчет изменений за три последних года дает еще впечатляющие результаты – доллар подешевел относительно ранда в 2 раза. На первый взгляд, главная причина роста ранда – высокие цены на золото, никель, платину, уголь и другое сырье, экспортируемое из ЮАР.
Влияние объективных макроэкономических факторов не стоит преувеличивать – высокие цены на нефть, вполне могли бы оказать обратное воздействие на курс. Усиление ранда – осознанная политика руководства ЮАР. Резервный банк ЮАР не предпринимает никаких усилий для борьбы с укреплением национальной валюты. Как результат такой политики рентабельность большинства добывающих компаний близка к нулю уже 2-3г. подряд.
Убытки добывающих компаний, которые в основном принадлежат белому меньшинству, компенсируются ростом влияния ЮАР на континенте. Конечной целью является региональное экономическое доминирование. В результате, импорт в ЮАР из стран континента вырос на 61% в рандах, а за 3г. – в 2,5 раза в рандах и в 5 раз – в долл. Экономический вес страны в Африке вырос в соответствующей пропорции. Этому способствует также уход южноафриканского капитала в соседние страны. Ранд становится все популярнее как средство платежей и резервирования, и постепенно может превратиться в полноценную региональную валюту.
Последствия такой политики внутри страны остаются неоднозначными. Рост ВВП по итогам 2004г. не превысит 3%, прямые иностранные инвестиции практически перестали поступать (исключение составил «Норильский никель» с покупкой акций Gold Fields). Для добывающей промышленности издержки сильного ранда хотя бы частично компенсируются высокими ценами на мировом рынке. В чистом проигрыше – экспортеры сельхозпродукции и туристический бизнес.
Несмотря на внутриэкономическую стагнацию, ЮАР будет продолжать вести политику сильного ранда столько, сколько сможет. Политические амбиции руководства, по всей видимости, важнее задачи ускорения экономического роста. Единственный фактор, способный остановить рост ранда – опережающий рост цен на нефть, так как основную часть энергоносителей страна импортирует. Как показал опыт 3 последних лет, влияние этого фактора ограничено.
Политическая и экономическая доктрина континентального лидерства оборачивается национальной идеей и уже в этом качестве обретает функциональную завершенность. Можно сказать и иначе: колоссальное внутреннее напряжение, существующее внутри ЮАР, начинает трансформироваться в энергию внешней экспансии. Возможность превратить Африку в зону своего политического и экономического доминирования примиряет черных и белых, заставляет их сотрудничать.
Proudly South African – «С гордостью (быть) южноафриканцем». Амбиции южноафриканских элит не ограничиваются Африкой, это совершенно очевидно. Если некоторые белые, по инерции, еще чувствуют себя анклавом Севера на Юге, то для черных миссия ЮАР заключается в том, чтобы быть лидерами Юга. И многие белые, особенно те, кто связан с управлением крупнейшими корпорациями страны, начинают разделять эту идеологию.
Группа IBSA и Китай фактически являются основой политико-экономического союза развивающихся стран, оформленного, рамками G20 (основная задача которой – лоббирование интересов развивающихся стран в ВТО). В эту группу входят 13 государств Латинской Америки (Аргентина, Боливия, Бразилия, Венесуэла, Гватемала, Колумбия, Коста-Рика, Куба, Мексика, Парагвай, Перу, Чили, Эквадор); 5 из Азии (Индия, Китай, Пакистан, Таиланд, Филиппины), и 3 африканских (Египет, Нигерия, ЮАР). Борис Свинцов.
Азербайджан должен возместить ущерб французскому государству за затонувший плавучий кран на 120 млн.долл. Речь идет о кораблекрушении летом 1994г., когда буксируемый азербайджанским судном «Тигр» плавучий кран, принадлежащий французскому государству, затонул во время шторма вблизи ЮАР. Потерпевшая сторона требует возмещения материального ущерба в 120 млн.долл., и, в случае игнорирования Азербайджаном этого требования, Франция грозится заморозить иностранные счета Азербайджана, в т.ч. Государственного Нефтяного Фонда (ГHФАР) и наложить арест на суда, плавающие за пределами Азербайджана. 10 лет назад вблизи берегов ЮАР судно «Тигр» попало в сильнейший шторм, в результате чего плавучий кран затонул. В том же г. судно было задержано властями ЮАР. А в нояб. 2004г. судебные власти Кейптауна вынесли решение в пользу Франции. Стоимость плавучего оборудования исчисляется в размере 49 млн.долл. и 4 млн. евро. Остальную же часть суммы составляют проценты.
В 2003г. Германия экспортировала вооружений на 4,9 млрд. евро. Об этом говорится в ежегодном докладе об экспорте вооружений, который бы утвержден германским правительством. Две трети германских военных поставок приходятся на «дружественные и союзные страны», – говорится в правительственном сообщении. Непосредственно боевое оружие составляет от общего объема военного экспорта всего 0,2%. По сравнению с предыдущим годом объем экспорта вооружений увеличился на 1,6 млрд. евро. Это произошло прежде всего благодаря крупным одноразовым поставкам, таким как продажа корветов Южной Африке и Малайзии, отмечается в сообщении правительства. В документе особо подчеркивается, что все военные поставки заранее проходят экспертизу с точки зрения политики безопасности и соблюдения прав человека в стране-импортере.
Война, изменившая мир
© "Россия в глобальной политике". № 4, Июль - Август 2004
«По своим размерам эти колониальные военные операции, конечно, не представляют ничего грандиозного, но на жизнь человечества в течение ближайшего столетия они могут оказать влияние исключительное». Так начинается первая корреспонденция Валерия Брюсова, направленная им из Варшавы в журнал «Русская мысль» 1 сентября 1914 года, спустя месяц после начала Первой мировой войны. Знаменитый русский поэт, отправившийся на фронт в качестве военного корреспондента, не ошибся в своем прогнозе: именно та война положила начало распаду прежней системы глобального управления, последствия чего ощущаются до сих пор. Мы решили перепечатать материал 90-летней давности, потому что, по нашему мнению, сегодня, когда мир вновь переживает синдром «начала века», стоит вспомнить многое из того, что происходило тогда.
Фёдор Лукьянов, главный редактор
***
«Великая война» наших дней захватила не только европейские государства, но и значительную часть внеевропейских стран. При той тесной связи, которая установилась теперь между всеми народами и землями мира, это совершенно естественно. Во-первых, все государства земного шара сплетены сетью разнообразнейших взаимных отношений (прежде всего торговых); во-вторых, у воюющих европейских держав на других материках и океанах есть колониальные владения, значение которых для их метрополий существенно и теперь, а в будущем должно стать огромным. Поэтому, в то время как решительные события ожидаются на старых полях Европы, видавших уже по нескольку «битв народов», военные действия ведутся также и в отдаленнейших от нас странах, и на «черном материке», и на водах, омывающих все пять частей света. По своим размерам эти колониальные военные операции, конечно, не представляют ничего грандиозного, но на жизнь человечества в течение ближайшего столетия они могут оказать влияние исключительное.
Внеевропейские события, связанные с войной, можно разделить на следующие категории: 1) содействие колоний своим метрополиям; 2) война Японии с Германией на Дальнем Востоке; 3) военные операции в Африке; 4) военные операции на разных океанах.
Германия на помощь своих колоний рассчитывать не могла. При настоящем положении дел она от них совершенно отрезана, да и вообще содержит в колониях лишь небольшие гарнизоны, преимущественно туземных войск, для местной службы. Почти не пришлось воспользоваться Германии и своими военными судами, стоявшими в Киао-Чао и в гаванях Тихого океана, благодаря энергичным действиям английских крейсеров и вмешательству Японии. Не могла воспользоваться и Бельгия помощью своего «вассального» Конго, так как местная армия (14–15 тыс. человек) не предназначена для действий на европейском театре войны. Таким образом, поддержку от колоний в войне могли получить только Франция и Англия.
В начале войны германцы пытались прервать сношения Франции с ее североафриканскими владениями, т. е. с Алжиром и Тунисом. Германские крейсеры (знаменитые отныне «Гебен» и «Бреслау», проданные туркам) бомбардировали Бону и Филиппвиль (в восточной части Алжира), но безрезультатно. Вступление Англии заставило германо-австрийский флот прекратить всякие активные действия на Средиземном море. После этого Франция получила возможность свободно перевезти в Европу свои африканские войска (как сообщают, до двух армейских корпусов). Войска эти в начале войны уже показали свое превосходство при действиях в горных местностях, именно в Вогезах. Новые эшелоны африканских войск все продолжают прибывать во Францию, постепенно усиливая французскую армию. Телеграмма 29 августа сообщает, какими овациями встречал вновь прибывших тюркосов Париж, готовящийся к осаде.
Англии оказали поддержку прежде всего ее колонии, ныне автономные и полуавтономные государства, входящие в состав Британской империи. В самом начале войны Канада предложила корпус в 20 тыс. человек, с тяжелой и легкой артиллерией, и помощь продовольствием и деньгами, что правительством метрополии было «принято с благодарностью». Телеграф последовательно извещал нас, что из Канады отправлен первый транспорт в миллион мешков муки, что канадские женщины снаряжают для Англии госпитальный корабль и что в канадский парламент внесен законопроект об отпуске 10 миллионов фунтов стерлингов на военные нужды. Сходные предложения поступили от правительств Австралии и Новой Зеландии, предложивших также 20-тысячный корпус и весь свой флот. Эта помощь была использована Великобританией на водах Тихого океана.
Из собственно «колоний» Англия могла полнее всего использовать Индию, где она содержит постоянную армию, известную по своим боевым качествам. Британское правительство решило перевезти часть индийских войск в Европу. Лорд Крю заявил в палате общин (телеграмма 19 августа), что эти войска «горят нетерпением сразиться в Европе». В настоящее время через Порт-Саид уже прошла, под прикрытием особой эскадры военных крейсеров, первая колонна индийских войск, на пяти транспортах, в составе 25 тыс. человек; всего же предполагается доставить в Европу два корпуса. Полунезависимые индийские раджи, со своей стороны, выразили готовность отдать свои войска в распоряжение Англии и проявили, если верить «сообщению великобританского правительства» (29 августа), «величайший энтузиазм». Представители бенгальских мусульман послали в Турцию, великому везирю, телеграмму, в которой высказывают огорчение по поводу недоразумений между Великобританией и Портой и заявляют, что считают священнейшим долгом остаться верными британской короне. В других колониях Англия не содержит настолько значительных военных сил, чтобы их стоило перевозить в Европу; этим войскам был поручен ряд выступлений «на местах», т. е. в колониях же. Впрочем, было известие, что часть южноафриканских войск высадилась в Марселе.
Постоянное войско содержит Англия еще в Египте, который фактически находится в английских руках. Но египетским войскам оказалось достаточно своего местного дела. С самого начала войны Египет «поручил свою защиту Англии». Вслед за тем английское правительство объявило, что в Египте обнаружен какой-то «заговор» против Великобритании, деятельное участие в котором приняли турецкие и германские агитаторы, пробравшиеся под видом «хамалей» и чернорабочих. Произведено было много арестов, и арестованные были преданы военно-полевому суду; вместе с тем английский комендант в Каире предложил дипломатическим представителям Германии и Австрии, состоявшим при особе хедива, покинуть Египет в 24 часа. Таким образом Египет оказался втянутым в сферу войны, а английским египетским войскам поручено преимущественно охранять Суэцкий канал.
* * *
В Азии война отразилась особой японо-германской войной. Ее причины лежат в том политическом и коммерческом положении, которое за последние годы Германия стремилась занять на Дальнем Востоке, опираясь на свои тихоокеанские владения и на гавань Киао-Чао, которую она в 1897 г. «арендовала» у Китая на 99 лет. Немцы углубили прежде мелководную бухту, сильно укрепили ее и превратили в первоклассную гавань, в настоящее время едва ли не лучшую на всем китайском побережье. Желание овладеть этой гаванью и сломить значение Германии на Дальнем Востоке повело к тому, что Япония, ссылаясь на свой военный союз с Англией, сначала послала Германии свой известный ультиматум, а потом, не получив на него ответа, перешла «в состояние войны» как с Германией, так и с Австро-Венгрией.
Как известно, германцы приняли вызов. Проскользнуло сообщение (впрочем, маловероятное), будто в одной телеграмме к коменданту Киао-Чао, перехваченной японцами, император Вильгельм писал, что ему было бы «более стыдно сдать Киао-Чао японцам, чем Берлин русским». Как бы то ни было, немцы с лихорадочной поспешностью взялись за укрепление крепости, заставляя работать китайцев. Население было выселено в Шанхай; нейтральным судам приказано покинуть гавань, на что японцами был дан срок в 24 часа. Крепость окружили рядом новых фортов (Мольткеберг, Бисмарксберг, Вильгельмсберг и тому под.), выдвинутых на 8 и даже на 12 миль от города Цзинтао; перспектива местности очищена, деревья вырублены, строения взорваны и т. д.; гарнизон и военные суда в гавани приведены «в боевую готовность».
Самый ход военных операций японцев вполне ясен. После объявления войны они приступили к высадке десанта и блокаде бухты. Одна эскадра, под командой вице-адмирала Садакичи-Като, прикрывала десант сухопутных войск, привезенных на 18 транспортах со стороны Лун-Коу; другая, под командой адмирала Томи, – высадку на западном берегу артиллерии. Небольшая эскадра, в составе 2 крейсеров, 2 канонерок и 5 миноносцев, осуществила действительную блокаду гавани, выловив германские мины и поставив свои; остальные силы японского флота остались крейсировать в Печилийском заливе. Официально Киао-Чао был объявлен под блокадой с 14 августа. Одновременно с этим японцы перерезали кабели, шедшие из Киао-Чао в Шанхай и Чи-Фу, отрезав немцам сообщение с внешним миром (есть, впрочем, предположение, что немцы успели проложить новый кабель к острову Яп в Каролинском архипелаге). Последние известия сообщали, что японцы уже приступили к обстрелу крепости; что японские гидропланы несколько раз бросали в нее бомбы; что японцами заняты острова, лежащие против бухты (Тай-Пунг, Шьиао-Пунг, Галиен и др.), и что ими даже взяты три форта, из которых один – «штыковым ударом». Кроме того известно, что Япония присоединилась к соглашению, состоявшемуся между Россией, Францией и Англией, – не заключать сепаратного мира.
Конечный исход борьбы несомненен. Небольшой гарнизон крепости и ее наскоро построенные форты не могут держаться долго против дальнобойных орудий и целой армии японцев. Германская эскадра в гавани, по-видимому, сведена к двум броненосным крейсерам «Гензинау» и «Шацугорст» (по 11,600 тонн, с ходом 22,5 узла, вооруженным орудиями сравнительно небольшого калибра) и отряду миноносцев. Где находятся в настоящее время три легких германских крейсера, принадлежащих к той же эскадре, – «Лейпциг», «Нюрнберг» и «Эйден», – неизвестно. Имеется в Киао-Чао еще австрийский бронепалубный крейсер «Императрица Елизавета», но это небольшое судно, построенное в 1890 г. и перестроенное в 1905 г., не представляет серьезной боевой единицы; впрочем, именно оно обстреливало 21 августа японские контр-миноносцы. О серьезных столкновениях на море около Киао-Чао ничего не было слышно; известно только, что японский контр-миноносец «Широтае» наскочил здесь на подводную скалу и затонул.
Военные операции японцев в значительной мере были облегчены позицией, занятой Китаем, который воспользовался случаем свести счеты с Германией, «арендовавшей» его гавань. Дело в том, что собственно «арендованная» полоса земли вокруг Киао-Чао очень невелика, так что на ней произвести десант было бы невозможно. Но вокруг нее тянется, по радиусу в 50 километров, так называемая «нейтральная зона». По-видимому, Китай «посмотрел сквозь пальцы» на то, что японцы высадились именно на этой нейтральной зоне, если только не за пределами ее. По крайней мере, германский поверенный по делам при китайском правительстве протестовал против нарушения японцами нейтралитета Китая, но протест остался без последствий. Между тем раньше Китай сделал Германии «категорическое представление» о недопустимости каких-либо военных действий за чертой арендованной территории и отказал в просьбе немцев – расширить ее пределы в целях защиты порта. Китай отказался также от предложения Германии – возвратить ему Киао-Чао. Ряд других мер, принятых Китаем, также были направлены против Германии. Так, Китай потребовал, чтобы все германские суда, находившиеся в китайских портах, покинули их или остались бы в них до конца войны; с последних были сняты аппараты беспроволочного телеграфа; затем пекинское правительство предписало администраторам Маньчжурии «немедленно прекратить» в ней антияпонскую агитацию и т. под.
Надо добавить, что, в связи с японо-германской войной в Азии, возникла мысль о посылке японской эскадры в европейские воды и японского десанта на европейский театр войны. Это предположение, несколько раз опровергавшееся, продолжает обсуждаться в печати. Вопрос о возможности (политической) для японского флота пройти через Панамский канал решается специалистами (бар. Б.Э. Нольде) в положительном смысле, на основании договора 1901 г. между Великобританией и Соединенными Штатами С.А. Говорят также, что десант – по слухам, в размере 6 корпусов – будет направлен в Малую Азию, где движения турок угрожают новыми осложнениями делу союзников. Кроме того, японская колония в Канаде самостоятельно предложила Великобритании сформировать для европейского театра войны отряд японцев-волонтеров.
К событиям на Дальнем Востоке самый живой интерес проявили Соединенные Штаты. Заатлантическая печать единогласно заявила, что выступление Японии является «событием величайшего политического и экономического значения», так как после него Германия должна потерять всю свою торговлю и свое положение на Тихом океане. Общественное настроение в Америке оказалось вообще враждебным Германии, с которой у Штатов идет напряженное экономическое соперничество. Немецкая агитация в Штатах, которой руководила, по слухам, особая миссия, с министром Дернбургом во главе, и которая привлекла на свою сторону несколько распространенных газет, не имела успеха в широких кругах общества. Правящие круги посмотрели на дело, кажется, иначе, и одно время весь мир был встревожен выходом в море американской эскадры с неизвестным назначением. Постепенно, однако, выяснилось, что правительство Соединенных Штатов опасалось не за участь Киао-Чао, а за судьбу германских владений в Тихом океане. Америке не могло быть выгодным, чтобы они стали достоянием Японии, которая могла бы обратить их в морскую военную базу, в случае столкновения с Штатами. Недоразумение было улажено, и «англо-германский конфликт локализован» пределами операции против Киао-Чао. Сами Соединенные Штаты окончательно заняли позицию самого строгого нейтралитета, имея в виду выступить впоследствии с предложением посредничества между воюющими сторонами.
* * *
В Африке военные действия свелись к захвату германских колоний. Немецкие газеты утверждают, что Англия и Франция уже заключили договор о разделе германских колоний в Африке, и это весьма вероятно. Колониальной державой Германия сделалась недавно, первые земли в Африке заняла только в 1884 г., но в настоящее время ее африканские колонии уже занимают третье место – после английских и французских. Всего владения Германии в Африке простираются на 2,6 милл кв. километров, включая в себя области: Камерун (750 тыс. кв. кил., приобретен в 1884 г.), Того (87 тыс. кв. кил., приобретено в 1884 г.), Юго-Западная Африка (835 тыс. кв. кил., окончательно присоединена в 1890 г.) и Юго-Восточная Африка (941 тыс. кв. кил., окончательно присоединена в 1890 г.), с населением более чем в 11 милл человек (из которых более 20 тыс. европейцы). Эмиграция в эти области пока ничтожна, но торговое их значение для Германии огромно: так, например, она получает отсюда собственные «колониальные товары», каучук, слоновую кость, какао, кофе, бананы, сахарный тростник, продукты масличных и кокосовых пальм и т. п. Между тем германские колонии в Африке расположены так, что со всех сторон окружены владениями английскими, французскими и бельгийскими. Отрезанные от метрополии английским флотом, защищаемые лишь небольшими гарнизонами туземных войск, германские колонии в Африке становятся легкой добычей союзников.
Уже окончательно определилась судьба Тоголанда. Эта колония лежит в Верхней Гвинее и представляет узкую полоску земли, уходящую в глубь страны, с береговой полосой всего в 35–40 километров. На западе Того граничит с английской колонией Золотого Берега, на востоке – с французской Дагомеей, на севере – с областями, находящимися под протекторатом Франции (французская Западная Африка). В конце июля англичане заняли главный город Того – небольшой порт Ломе (10–12 тыс. жителей), единственный пункт побережья, соединенный с внутренностью страны железной дорогой. Позднее пришло известие, что английское войско Золотого Берега разбило в Тоголанде германский отряд и захватило столько пленных, что для перевозки их пришлось употребить два поезда. Немецкое агентство Вольфа уже 3 августа извещало, что Того стало «добычей англичан». 13 августа пришло известие, что немцы уничтожили телеграф в Коринне и послали к английскому отряду парламентера с выражением согласия капитулировать на почетных условиях. Британцы потребовали безусловной сдачи, и в тот же день немцы капитулировали без всяких условий. 14 августа союзные англо-французские войска вступили в Коринну, и Того перестало быть немецкой колонией.
Сходная судьба постигла колонию Камерун, лежащую дальше к востоку, в самой глубине Гвинейского залива. С суши она защищена природой, так как с запада, где она граничит с английской колонией Нигерией, тянутся горные кряжи, а с востока, в том месте, где она соприкасается с французским Конго, лежит пустыня. (По морскому берегу с юга, где Камерун более доступен, он граничит с небольшой испанской колонией, носящей название испанского Конго.) Но 22 августа английский флот захватил у берегов Камеруна два германских крейсера – «Зеадлер» и «Гейер». Крейсера, не приняв боя, сдались, причем в плен попали 61 офицер и около 2 000 солдат. Затем англичане высадили десант, которому также не решился оказать сопротивление местный гарнизон, состоящий из 205 немцев и 1 650 туземцев... Англичане заняли на берегу дом генерал-губернатора, военное управление, все общественные здания и подняли английские и французские флаги. Камерун был объявлен оккупированным.
К менее решительным результатам пришли пока союзники в германской Юго-Западной Африке. Эта обширная область представляет собой еще почти пустынную страну, требующую значительных расходов от метрополии. Предполагают, что край богат минералами (золото и медь), но они не разрабатываются; земледелие требует в нем искусственного орошения; сколько-нибудь успешно ведется лишь первобытное скотоводство. С юга эта область граничит с английским Капландом, и кроме того в руках англичан остается клочок берега в самой Юго-Западной Африке (Китовый залив), несколько гаваней и побережные острова. Оборонять эту свою колонию Германия не имеет никакой возможности. Уже 29 июля было получено известие, что немцы очистили порт Свакопмунд (лежащий близ северной границы Китовой бухты), – пункт, связанный кабелем с рядом других городов побережья и далее с Европой. Затем немцы взорвали набережную и затопили буксиры в Людериц-бухте, самом значительном поселении в южной части колонии. «Лавки и товарные склады, – говорится в телеграмме агентства Рейтера, – закрыты, и жизненные припасы перевезены в Виндхек». Последнее означает, что немцы бежали внутрь страны. Большой Виндхек, главный город Юго-Западной Африки, – конечный пункт железной дороги, идущей от Свакопмунда, и лежит от морского берега по прямой линии в 350 километрах, а по линии железной дороги – в 500 километрах.
Для Англии наибольший интерес представляет занятие германской Юго-Восточной Африки. Эта колония отделяет владения англичан на севере материка (Египет, Судан, Уганда, Британская Восточная Африка) от их владений на юге (Капланд, Трансвааль, Бечуанланд, Родезия). Занятие германской Юго-Восточной Африки позволило бы Англии осуществить мечту Сесиля Родса и «провести рельсовый путь от Александрии до Капштадта по английской земле». Операции против Восточной Африки облегчаются для англичан тем, что у центра ее побережья лежат острова Занзибар и Пембо, принадлежащие Англии. Кроме того, на севере германская Восточная Африка граничит с английскими владениями на всем пространстве от морского берега до страны великих озер. Наконец, неподалеку лежит и французский Мадагаскар. В начале войны инициатива военных действий принадлежала и здесь англичанам. Еще в конце июля английский крейсер разрушил станцию беспроволочного телеграфа в Дарессалеме, главном городе страны (свыше 20 тыс. жителей), лежащем прямо против Занзибара. При этом все портовые суда были захвачены и плавучий док был затоплен в самой гавани. 2 августа пришло известие, что английским военным пароходом «Гвендолен» захвачен немецкий военный пароход на озере Виктория-Нянца, поделенном пополам между английскими и германскими владениями.
Зато позднее, 4 августа, германский отряд занял городок Табету, лежащий в пределах британской Восточной Африки, на самой границе, у подножья горы Килиманджаро (в 150 кил. от морского берега). Позднейшее известие шло из Найроби, другого города, лежащаго в глубине британской Восточной Африки и соединенного телеграфом и железной дорогой с портом Момбаса. 15 августа из Либервиля пришло известие, что немцы напали на восточную часть бельгийского Конго, которое граничит с германской Юго-Восточной Африкой по озеру Танганайка. Бельгия, как гласила телеграмма, «по соглашению с Англией, приняла меры к защите своей колонии, о чем довела до сведения французского правительства». 28 августа в области озера Ньясса (Ньяссаленд), т. е. в английской Родезии, немецкий отряд, численностью до 400 человек, напал на городок Каромгу, но был отбит после серьезного боя и отступил в направлении к Сонгме, оставив 7 офицеров убитыми, 2 ранеными, много убитых и раненых солдат, два полевых орудия и два пулемета. Последнее обстоятельство показывает, что наступление велось с серьезными силами. Таким образом, в Юго-Восточной Африке немцы, хотя и с переменным счастьем, пытались перейти в наступлеше. Это объясняется, однако, тем, что Англии требовалось время для мобилизации своих вооруженных сил в Южной Африке. Только 29 августа Министерство иностранных дел в Лондоне заявило, что эта мобилизация закончена и что южноафриканские войска приведены «в боевую готовность». Между прочим, в них записалось много буров, недавних упорных врагов Великобритании.
* * *
На Тихом океане Германия также начинает терять свои колонии. Ей принадлежит там целый ряд весьма ценных владений: под ее протекторатом находится северо-восточная часть Новой Гвинеи (земля имп. Вильгельма) с архипелагом Бисмарка (240 тыс. кв. кил., с 1886 года), а в непосредственном владении острова Маршальские (400 кв. кил., с 1886 г.), острова Марианские, Каролинские и Палау (всего до 2,5 тыс. кв. кил., купленные у Испании после ее неудачной войны в 1899 г.) и два острова архипелага Самоа (Савойи и Уполу, занятые в 1899 г., благодаря затруднениям Англии в период войны с бурами). Оккупацию этих колоний Англия поручила Австралии и Новой Зеландии, которые за последние годы обзавелись собственными военными флотами (хотя и небольшими).
16 августа, как сообщают из Веллингтона, на Новой Зеландии, десантный отряд, посланный из этой колонии, высадился в Апии, немецком городке на Савойи, в Самоа. Германский губернатор сдался без сопротивления и был отправлен вместе со своим незначительным гарнизоном на острова Фиджи. Несмотря на скромные размеры колонии, утрата самоанских островов очень чувствительна для Германии. Последние годы она тратила много сил и средств на разведение на Самоа различных плантаций – кокосов, бананов, какао, кофе, каучука. Стоимость продуктов, которые Германия получала ежегодно с Самоа, исчисляется миллионами марок .
Несколько позже, 29 августа, был занят теми же новозеландскими войсками город Гербергеэ на острове Новая Померания, самом большом из островов архипелага Бисмарка. Высадка на берег десанта произошла беспрепятственно, но на пути к станции телеграфа немцы пытались оказать сопротивление. Дорога, шедшая на протяжении 3 миль через густой девственный лес, была минирована, и в лесу засели в засадах немецкие стрелки. Однако новозеландцы с оружием в руках пробили себе путь. Офицер, командовавший немецким отрядом, сдался без всяких условий. На Новой Померании также поднят английский флаг.
Наряду с этими совершающимися и возможными территориальными захватами идет преследование германских судов англичанами по всем океанам. Насчитывают, что англичанами уже захвачено в разных частях света свыше 200 германских судов, стоимостью в «миллиард франков» (последняя цифра явно преувеличена), французами – свыше 50, русскими и японцами – свыше 30. Лучшими трофеями оказались захваченные англичанами в Атлантическом океане великаны Северо-Немецкого Ллойда «Кронпринцесса Цецилия» (на котором взято будто бы 40 миллионов марок золотом ) и «Кронпринц Вильгельм». Два других великана той же фирмы «Император» и «Фатерландт» были спешно проданы одной нью-йоркской фирме, а «Вифания», долго ускользавшая от английских крейсеров, захвачена, 29 августа, у берегов Ямайки. Германский пароход «Император Вильгельм Великий» (14 000 тонн), превращенный в крейсер, захватил было у берегов Африки несколько английских судов (в том числе пароходы «Арланда», «Гелициан» и др.), но затем у Золотого Берега был застигнут английским крейсером «Гайфлейер» и потоплен. В Тихом океане немцы захватили близ Цусимы небольшой русский пароход Добровольного флота «Рязань», но англичанами взяты зато германские океанские пароходы «Принц Вольдемар» и «Георг», шедшие из Самоа. Германский крейсер «Карлсруэ» был застигнут в Атлантическом океане английским крейсером «Бристоль» и едва успел спастись, воспользовавшись наступавшей темнотой. Германский крейсер «Блюхер» принужден был укрыться в Пернамбуко (Бразилия) и там разоружиться. В Гонконге, как говорят, видели два германских крейсера, сильно поврежденные в бою, которые вынуждены были снять весь экипаж на берег. И т. д.
Сводя все эти известия к одному, приходится признать, что морское и колониальное могущество Германии уже теперь, в начале войны, потрясено до основания, если не сломлено совсем. Почти треть ее торгового флота находится в руках неприятеля; остальные суда в лучшем случае обречены на бездействие, а иные из них приходится спешно продавать нейтральным государствам. Военный флот доказал свою неспособность померяться силами с английским флотом и защитить колонии. Император Вильгельм говорил когда-то немцам: «Ваше будущее – на воде», имея в виду деятельность флота и развитие колоний. На создание германского флота истрачены были миллиарды марок как из общеимперских сумм, так и собранных по всенародной подписке. Крушение этих заветных надежд – первый решительный и очень чувствительный удар, постигший Германию. Как бы ни развивались события далее, от этого удара Германии не скоро оправиться.
1 сентября 1914 г. Варшава
© Журнал "Россия в глобальной политике", № 4 июль-август 2004
В г.Хромтау Актюбинской обл. началось строительство второй очереди крупнейшей в странах СНГ шахты по добыче хрома «10 лет независимости Казахстана», сообщили в администрации президента республики. «Это строительство обусловлено во многом тем, что исчерпались запасы шахты «Молодежная», которая к 2029г. полностью выбывает из эксплуатации», – пояснили в администрации. Шахта «10 лет независимости Казахстана» вскроет месторождение «Алмас-Жемчужина», суммарные запасы которого составляют 240 млн.т., что позволит эксплуатировать шахту около 100 лет. Строительство одного из важнейших объектов – вентиляционного ствола – закончится в 2010г., тогда же начнется возведение поверхностного комплекса.Проектная мощность второй очереди шахты «10 лет независимости Казахстана» составит 2 млн.т. руды в год. Основная добыча хромитовой руды здесь начнется в 2021г. Первая очередь шахты «10 лет независимости Казахстана» была введена в строй в дек. 2001г., в том году «на гора» здесь было выдано 750 тыс.т. руды. Казахстан является однозначным монополистом в СНГ по запасам хрома (96%) и его добыче (95%) и занимает второе место в мире после ЮАР.
Внешняя политика для президента-демократа
© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2004
Самьюэл Бергер был помощником президента Клинтона по национальной безопасности с 1997 по 2001 год, а в настоящее время возглавляет консалтинговую компанию Stonebridge International. Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs № 3 (май/июнь) за 2004 год. © 2004 Council on Foreign Relations Inc. Публикация статьи с изложением точки зрения Республиканской партии планируется на июль/август.
Резюме Администрация Буша оттолкнула от себя союзников и отвернулась от наиболее насущных мировых проблем. Чтобы успешно бороться с ОМУ и терроризмом, нужно восстановить авторитет США во всем мире.
ПАДЕНИЕ С ПЬЕДЕСТАЛА
Прошлой осенью президент Джордж Буш выступил в Национальном фонде развития демократии с важным заявлением, в котором очертил цели и задачи Соединенных Штатов. Как верно заметил президент, в интересах США – наличие политической свободы в мусульманских странах, поскольку ее отсутствие лишает людей возможности выразить недовольство мирным путем, толкает их к насилию и правонарушениям. Президент справедливо упрекнул прежние администрации в слишком мягком отношении к авторитарным арабским режимам и заявил, что Америка берет на себя трудную, но жизненно важную задачу – способствовать формированию более открытого и демократичного общества в странах Ближнего Востока. Но за редким исключением активисты демократического движения, политики, журналисты и интеллектуалы мусульманского мира – наши естественные партнеры в этом деле – отнеслись к словам Буша скептически и даже с пренебрежением. На всем Ближнем Востоке речь президента едва ли сколько-нибудь значительно повлияла на бытующие в среде простых людей представления о Соединенных Штатах и их намерениях. Проблема не в том, что идеи президента чужды арабскому миру. Согласно последним опросам, проведенным в этом регионе исследовательским центром Pew Research, значительное большинство респондентов от Марокко до Иордании и Пакистана стоят на демократических позициях. Им свойственно стремление жить в обществе, в котором руководители избираются в ходе свободного волеизъявления, где свобода слова надежно защищена и соблюдается законность. Но, как ни парадоксально, не меньше респондентов в тех же странах утверждают сегодня, что им «не нравятся американские представления о демократии».
Подобные противоречия имеют место и в других регионах. Вашингтон намерен защитить Южную Корею, если на полуострове вспыхнет война, однако растущее число молодых южнокорейцев считают, что Америка представляет собой бЧльшую угрозу для безопасности их страны, чем Северная Корея. Мы ведем с терроризмом борьбу, которая в равной степени жизненно необходима как для нашей, так и для европейской безопасности, но в глазах европейцев борьба с терроризмом все чаще ассоциируется с проявлением эгоистических интересов мощной державы, и потому они требуют от своих правительств, чтобы те отказались от участия в этой борьбе.
Такое негативное отношение частично проистекает из естественного недовольства американской военной, экономической и культурной мощью. Здесь мы мало что можем поделать, и за это нам нет необходимости оправдываться. Но такое отношение стало еще более нетерпимым из-за свойственной администрации Буша манеры добиваться своих целей. Высокомерный стиль поведения администрации и ее ничем не оправданная односторонняя политика оттолкнули тех, кто являлся наиболее вероятным сторонником восприятия американских ценностей, и вызвали оппозицию даже со стороны тех, кому наиболее выгоден успех Соединенных Штатов. В мире остается все меньше и меньше людей, допускающих наличие какой-либо связи между их устремлениями и теми принципами, которые проповедует Вашингтон.
В результате, несмотря на небывалую мощь, которой сегодня обладает Америка, уровень ее влияния редко опускался до столь низкой отметки, как теперь. Мы способны воздействовать на другие страны средствами принуждения, но нам не слишком часто удается добиться чего-либо путем убеждения. Наши важнейшие глобальные инициативы, начиная с продвижения реформ на Ближнем Востоке и заканчивая искоренением терроризма, скорее всего, закончатся провалом, если Соединенные Штаты не изменят свой подход или не сменят свое руководство.
СРЕДСТВА, ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ
В этом году в ходе предвыборных дискуссий по вопросам внешней политики одинаково интенсивно обсуждаются как стоящие перед нами цели, так и средства их достижения. Большинство демократов согласны с президентом в том, что борьба с терроризмом и распространением оружия массового уничтожения (ОМУ) должна стать приоритетным направлением глобального масштаба, что война в Афганистане была необходима и оправданна, что саддамовский Ирак представлял собой угрозу, которую нужно было устранить тем или иным способом. Более того, по прошествии времени администрация Буша, по крайней мере на словах, приняла аргументацию демократов относительно того, что для достижения победы над терроризмом Соединенным Штатам недостаточно просто уничтожить зло, что тут необходимы еще какие-то добрые начинания, поддерживающие людей в их стремлении жить мирно и свободно, победить нищету и болезни.
Однако, ставя перед собой подобные цели, администрация придерживалась радикальных убеждений относительно того, как США должны вести себя на международной арене. Главные стратеги из администрации президента, очевидно, полагают, что в нынешнем хаотичном мире американская мощь – особенно военная – единственное реальное средство достижения целей и что, покуда мы внушаем страх, не столь важно, любят нас или нет. Эти же люди считают, что для поддержки наших усилий во внешней политике нам лучше создавать временные «коалиции заинтересованных участников», поскольку длительные альянсы требуют слишком многих компромиссов. Согласно их теории, в силу сложившихся обстоятельств Америка обязана выступать в роли доброй силы и иметь благие намерения, а потому не нуждается в чьем-либо одобрении для придания легитимности собственным действиям. К тому же они полагают, что международные организации и международное право – не что иное, как ловушки, расставленные более слабыми государствами, которые стремятся связать нам руки.
Эти идеи не новы. Во времена Трумэна и Эйзенхауэра радикальная фракция республиканцев в Конгрессе под предводительством лидера республиканского большинства в сенате Роберта Тафта ополчалась буквально против любой из мер, направленных на создание послевоенного международного порядка. Радикалы возражали против создания НАТО и размещения войск США в Европе на постоянной основе, поскольку считали, что в противостоянии замыслам Советского Союза нам следует положиться на одностороннее применение военной силы. Они выступали против учреждения Всемирного банка и МВФ, были враждебно настроены в отношении ООН. Они презирали «универсалистов» вроде Элеонор Рузвельт, поскольку те поддерживали идеи международного права. В течение короткого времени сторонники Тафта доминировали в Конгрессе (до тех пор, пока демократы и республиканцы-интернационалисты, такие, как Дуайт Эйзенхауэр, совместными усилиями не потеснили их на политической сцене). Но вплоть до сегодняшнего дня их радикальное мировоззрение никогда не определяло политику исполнительной власти.
Подлинное «столкновение цивилизаций» происходит не где-нибудь, а в Вашингтоне. А учитывая открытые разногласия между госсекретарем Колином Пауэллом и министром обороны Дональдом Рамсфелдом, можно сказать, что оно разворачивается даже внутри самой президентской администрации. И это не спор по отдельным политическим вопросам – войне в Ираке, цене соблюдения Киотского протокола или расходам на оказание помощи другим странам. Это – столкновение диаметрально противоположных взглядов на роль Америки в мире. Это – битва между либералами-интернационалистами, объединяющими в своих рядах представителей обеих партий и считающими, что обычно нам нет равных по силе, когда мы вместе с союзниками выступаем в защиту общих ценностей и интересов, и теми, кто, видимо, полагает, что Америка должна либо действовать в одиночку, либо вообще воздерживаться от каких-либо шагов. Сторонники жесткой линии в администрации Буша весьма активно выражают и отстаивают свою позицию. В год выборов демократам также следует четко изложить свои взгляды по поводу того, что они думают и что собираются делать в связи с необходимостью укреплять безопасность и благосостояние США, продвигать демократические идеалы, восстанавливать наше влияние, наш авторитет и нашу способность к лидерству. Демократы должны наметить контуры такой внешней политики, которая не только ставила бы перед страной верные цели, но и позволила бы ей снова обрести способность к их достижению.
С НАМИ, А НЕ ПРОТИВ НАС
Все послевоенные администрации, как республиканские, так и демократические, верили, что в мире есть некие вещи, с которыми нельзя не бороться: это одиозные режимы или отдельные личности, которые заслуживают быть заклейменными в качестве зла и могут быть остановлены только силой. И сегодня, не отрицая важности изменения политических и экономических условий, в которых зарождаются террористические движения, мы должны осознать: простым устранением причин возникновения терроризма мы не сможем помешать законченным террористам нанести удар по США или по странам-союзницам. Таких людей следует изолировать от общества или уничтожать.
Точно так же мы должны избавиться от успокоительных софизмов, будто свободный рынок неизбежно порождает свободное общество, а глобализация сама по себе обеспечит мир во всем мире. Страны и их лидеры – не заложники абстрактных исторических сил. Они действуют в соответствии с собственными интересами и амбициями. В обозримом будущем Соединенным Штатам и их союзникам следует быть готовыми при необходимости к применению военной и экономической силы, дабы укоротить амбиции тех, кто угрожает нашим интересам.
Ставка на силу и решимость, готовность сформулировать четкие условия взаимодействия и последствия их несоблюдения, несомненно, правильная позиция по отношению к нашим противникам. Однако грубой ошибкой нынешней администрации является то, что принцип «с нами или против нас» она применяет не только к врагам Америки, но и к ее друзьям. Проще говоря, сила аргументов произведет на наших естественных союзников гораздо большее впечатление, нежели аргументы силы. Демократически избранные лидеры, будь то в Германии, Великобритании, Мексике или Южной Корее, должны укреплять в согражданах стремление поддерживать США в реализации совместных с ними планов. Убеждая эти страны в том, что Соединенные Штаты используют свою силу на общее благо, мы тем самым даем им возможность встать на нашу сторону. Но, принуждая их действовать во имя наших интересов, мы способствуем тому, что противостояние Америке становится для них политически необходимым, а то и выгодным. Десять лет назад трудно было даже представить себе, что лидеры Германии и Южной Кореи – двух государств, обязанных своим существованием Америке, которая жертвовала ради них жизнями своих солдат, – победят на выборах под антиамериканскими лозунгами.
Начиная войну с Ираком, администрация Буша полагала, что большинство союзников присоединится к нам, если мы ясно дадим им понять, что в противном случае поезд уйдет без них. Считалось также, что мы не нуждаемся в легитимности, которую обеспечили бы одобрение и участие ООН. На практике эти теории оказались несостоятельными. Человеческие, финансовые и стратегические потери в ходе этой войны многократно возросли, а успешное завершение оккупации было поставлено под угрозу из-за того, что Вашингтону не удалось заручиться поддержкой сильных союзников (таких, как Франция, Германия и Турция, а не подобных, скажем, Маршалловым островам).
Но даже по окончании военных действий администрация продолжала терять свое влияние в лагере союзников. Много говорилось об опрометчивом решении Пентагона отказать в контрактах на восстановление Ирака компаниям из стран-союзниц по НАТО, таких, как Канада, Франция и Германия, в тот самый момент, когда Соединенные Штаты обратились к ним с просьбой о списании иракских долгов. При этом мало кто обратил внимание на еще более странное решение администрации – приостановить оказание многомиллионной военной помощи государствам, поддержавшим войну, из-за их отказа гарантировать американцам полную неприкосновенность со стороны Международного уголовного суда. В итоге получается, что мы проявили одинаковое пренебрежение по отношению как к «старой», так и к новой Европе.
Что касается ООН, то спустя несколько месяцев после вторжения в Ирак выяснилось: лидер главенствующей шиитской общины отказывается даже встречаться с американскими представителями, не говоря уже о том, чтобы принять наш план выборов. В результате Вашингтону пришлось упрашивать ООН выступить в качестве посредника. К администрации пришло запоздалое понимание того, что наши действия приобретают бЧльшую легитимность, если их одобряет мировое сообщество.
Администрации демократов предстоит подтвердить готовность США применить военную силу (при необходимости – в одностороннем порядке) для защиты своих жизненных интересов. Но для нас нет более важной задачи, чем восстановление морального и политического авторитета Америки в мире, чтобы в нужный момент мы могли убедить других присоединиться к нам. Столь крутой поворот требует выработки нового стратегического соглашения с нашими ближайшими союзниками, в особенности на европейском континенте. Вашингтону следует начать с простой декларации нашей политической программы: в борьбе с глобальными угрозами Соединенные Штаты будут в первую (а не в последнюю) очередь действовать в согласии с союзниками. Предлагая союзникам присоединиться к нам в военных операциях или восстановительных работах по государственному строительству в таких странах, как Ирак и Афганистан, мы должны быть готовы разделить с ними не только связанный с этим риск, но и право принятия решений. Именно так мы действовали, когда НАТО вступила в войну в Боснии и Косово, и именно об этом нынешняя администрация столь безответственно забыла, когда НАТО в соответствии со статьей о коллективной обороне предложила США свою помощь в Афганистане. Среди обязательств Америки в подобном соглашении должна также присутствовать необходимость последовательно уделять особое внимание подлинно глобальным приоритетам, в первую очередь борьбе с терроризмом, не отвлекаясь на частные идеологические разногласия по таким вопросам, как Киотский протокол, Международный уголовный суд и Конвенция о запрещении биологического оружия.
Подход администрации демократов к разрешению споров вокруг договоренностей с Европой должен отличаться прагматизмом и концентрироваться на том, чтобы устранять недостатки в существующих соглашениях, а не аннулировать эти соглашения. Международное право само по себе не гарантирует соблюдения содержащихся в нем положений и не решает никаких проблем. Но когда наши цели находят свое воплощение в договорных документах, мы можем в случае их нарушения заручиться международной поддержкой. К тому же ничто так не подрывает авторитет Соединенных Штатов, как представление о том, что Америка возомнила себя слишком могущественной, чтобы быть связанной нормами, которые сама же проповедует всем остальным.
СИЛА УБЕЖДЕНИЯ
В рамках нового соглашения с союзниками Соединенные Штаты должны возобновить усилия на том направлении, которое во всем мире справедливо считается залогом долгосрочных перемен на Ближнем Востоке. Речь идет о разрешении палестино-израильского конфликта. Пока конфликт продолжается, арабские правители будут использовать его как отговорку, чтобы не проводить реформы и уклоняться от открытого сотрудничества с США в борьбе с терроризмом.
Возможно, что в создавшемся на данный момент положении односторонние действия Израиля, направленные на обеспечение собственной безопасности, являются неизбежной мерой. Уже более трех лет народ этой страны подвергается беспрецедентно жестокому террору. Но действия, предпринимаемые израильским правительством, должны стать не иллюзорным финалом, а лишь этапом на пути к переменам в палестинском руководстве, которые могли бы способствовать переговорам и достижению взаимного соглашения. Если вывод израильских войск с Западного берега реки Иордан и из сектора Газа будет согласован с палестинцами, если израильская «стена безопасности» будет рассматриваться как временная мера, вызванная соображениями безопасности и демографии, а не стремлением захватить чужие земли, сохранится надежда на реальное решение этой проблемы. Если нет, пустое пространство, образовавшееся после вывода войск, превратится в несостоявшееся прибежище террористов под предводительством радикалов из ХАМАС. При подобном устрашающем сценарии палестинцы продолжат свою самоубийственную стратегию террора, следствием чего станет не оттеснение Израиля к морю, а принятие им более радикальных и жестких решений. Долгая война «на износ» обернется для Израиля еще большим разобщением и утратой иллюзий. Целое поколение детей в регионе вырастет с убеждением, что США – это проблема, а не решение.
Американская политика в отношении палестино-израильского конфликта традиционно покоилась на двух столпах. Мы – самые стойкие союзники Израиля. И мы – честный посредник для обеих сторон. Это не сделало нас беспристрастными, скорее наоборот. Мы весьма заинтересованы в достижении такого соглашения, которое одновременно гарантировало бы безопасность Израилю и достойную жизнь палестинцам. Администрация демократов должна будет со всей энергией и решимостью вновь обратиться к этим принципам. Она обязана стать надежной опорой Израиля в его борьбе с терроризмом и помочь палестинцам освободиться от своих лидеров, которых мало что заботит, кроме собственного выживания. Ей также следует показать пример международному сообществу, предложив реалистичную концепцию будущей жизни палестинцев при условии, что они признают факт существования еврейского государства Израиль и будут уважать его безопасность. Нужно наметить также концепцию создания двух государств, при которой палестинцы что-то выигрывают, а что-то теряют. Ставки очень высоки, и без участия США никакой прогресс невозможен.
Когда мы вновь присоединимся к мирному процессу и приступим к упрочению ослабленных связей с союзниками, чего попросит у них взамен президент-демократ? Прежде всего, реального направления воинских контингентов и финансовой помощи в Афганистан и Ирак. НАТО согласилась, наконец, возглавить расширенную миротворческую миссию в Афганистане, и теперь существует острая необходимость укрепить европейскими силами американское присутствие, чтобы предотвратить возвращение хаоса, бросающего вызов нашим интересам. Наряду с Пакистаном Афганистан остается передовой линией борьбы с террором. Но при нынешних взаимоотношениях с нашими союзниками по ту сторону Атлантики немногие европейцы поддерживают идею отправки войск в Афганистан для выполнения опасных миссий. Если новая администрация хочет восстановить безопасность в Афганистане и облегчить бремя, которое несут сейчас американские солдаты, ей придется заняться решением этой проблемы.
Ираку также потребуется, чтобы в решении его судьбы приняло участие целое поколение представителей международного сообщества. Независимо от того, была ли оправданна эта война, сегодня все глубоко заинтересованы в успехе Ирака. Раскол иракского общества по этническим или религиозным причинам приведет к дестабилизации обстановки на Ближнем Востоке и подстегнет радикальные движения, представляющие угрозу для современного мира. Стабильность и демократия в Ираке, напротив, стимулировали бы процесс реформ во всем регионе. Для этого потребуется длительное участие в восстановлении и политическом развитии Ирака наряду с активной позицией в военных вопросах. А она подразумевает, что международные контингенты не будут безвылазно оставаться на базах и в казармах, передоверив обеспечение безопасности плохо подготовленным иракским службам. Но поддержание военного присутствия на таком уровне невозможно, и будет считаться нелегитимным в глазах простых иракцев, если на него не будут смотреть, как на подлинно международный, а не исключительно американский проект.
Вся ирония в том, что односторонний подход администрации Буша позволил нашим союзникам остаться в стороне: дал им повод уклониться от того, чтобы взять на себя ответственность по данному и ряду других глобальных вопросов. Демократическая администрация не стала бы оттеснять союзников на второй план, когда речь идет о вопросах, которые представляются им важными. Взамен она получила бы право требовать от них гораздо больше, будь то их вклад в стабилизацию Ирака и Афганистана, демократизация на Ближнем Востоке или предотвращение распространения и потенциального применения ОМУ.
ПРЕДОТВРАТИТЬ, ЧТОБЫ НЕ ПРИШЛОСЬ УПРЕЖДАТЬ
Когда администрация Буша доказывала необходимость вторжения в Ирак, один из аргументов президента гласил: Соединенные Штаты не могут ждать, пока угроза применения ОМУ станет неизбежной. Но общий подход администрации к борьбе с распространением ОМУ противоречит этой логике.
Демократической администрации следует использовать все имеющиеся в ее арсенале средства, чтобы предупредить возникновение угрозы ОМУ, прежде чем применение военной силы станет единственно возможным решением. Наиболее верное средство, к которому Вашингтон может прибегнуть уже на раннем этапе, дабы предотвратить попадание смертоносных материалов в руки террористов или стран-изгоев, – это обезвредить такого рода материалы в месте их изначального нахождения. Но нынешняя администрация проявляет мало интереса к ускорению или расширению соответствующих программ. В начале президентского срока Джордж Буш-младший пытался даже урезать расходы на программу Нанна – Лугара по совместному сокращению угрозы, предназначенную для стран бывшего Советского Союза. При наших теперешних темпах потребуется 13 лет, чтобы повысить безопасность всех российских объектов, на которых размещены плутоний и высокообогащенный уран. Увеличение суммы финансирования программы Нанна – Лугара позволит сделать то же самое за 4 года. Но и за пределами России работают десятки исследовательских реакторов, в которых хранится сырье для производства радиологического или ядерного оружия. Нам следует возглавить глобальное движение, направленное на то, чтобы повсюду в таких местах была обеспечена безопасность ядерных материалов.
Единственная страна, которая, по нашим данным, имеет возможность и предположительно намерение продать террористам полноценное ядерное оружие, – это Северная Корея. Но президентская администрация с необъяснимым спокойствием наблюдала за тем, как КНДР неуклонно продвигалась к тому, чтобы стать первым в мире ядерным «Уолмартом» (сеть знаменитых американских супермаркетов, – Ред.). Сегодня Пхеньян способен производить и потенциально продавать до 6 ядерных единиц в любой конкретный момент. А к концу текущего десятилетия эта цифра, вероятно, составит 20 ядерных единиц – показатель, превышающий даже самые мрачные прогнозы разведки относительно Ирака. И мы не знаем, сколько плутония переработано в пригодное для применения ядерное топливо за последние полтора года, с тех пор как Северная Корея выслала международных наблюдателей. А мы всё это время обсуждали вопрос о форме стола для переговоров.
Администрация демократов должна будет в кратчайшие сроки внести ясность в вопрос, собирается ли Ким Чен Ир превратить Северную Корею в ядерную фабрику или готов вести переговоры о присоединении страны к мировому сообществу. Официальным представителям США следует выступить с серьезным предложением, согласно которому Северная Корея осуществляет всеобъемлющую и контролируемую нейтрализацию своих ядерных программ в обмен на экономическую и политическую интеграцию в мировое сообщество, и быть готовыми к обоюдному выполнению данной договоренности, как только будут согласованы ее основные положения. Мы должны быть готовы к положительному ответу. И если Пхеньян ответит «нет», Южная Корея, Япония и Китай присоединятся к нашим силовым операциям, только будучи убеждены, что мы предприняли серьезную попытку и сделали все возможное, чтобы избежать конфронтации. Наихудший вариант развития событий таков: нищая Северная Корея поставляет ядерное оружие «Аль-Каиде», ХАМАС или чеченским боевикам, которые затем наносят удары по Вашингтону, Лондону или Москве.
Такой же план «открытых действий» необходим и в случае с Ираном. В обмен на полный отказ Тегерана от ядерных амбиций и терроризма ему публично предлагается установить нормальные отношения. И если руководство Ирана отвернется от такого предложения, лишив людей возможности осуществить свои надежды, это приведет в движение внутренние механизмы самого иранского общества. У нас есть и другие претензии к Ирану и Северной Корее, в том числе связанные с творящимися там вопиющими правонарушениями. Но эти проблемы будет решить легче, если мы сначала выведем обе страны из изоляции.
Демократической администрации следует стремиться к дальнейшему укреплению международных правил, запрещающих распространение ОМУ. Существующий Договор о нераспространении ядерного оружия способствовал установлению одной важной нормы международного права. В рамках этого договора с 1975 года Южная Корея, Аргентина, Бразилия, Тайвань, ЮАР, Казахстан, Белоруссия, Украина, а теперь и Ливия дали обратный ход и отказались от своих ядерных программ. Но договор по-прежнему несовершенен, поскольку ничто не препятствует следующему сценарию. Эти страны разрабатывают все составляющие ядерной программы, а затем, не неся никаких штрафных санкций, выходят из договора, как только они смогут приступить к работам по обогащению урана или производить плутоний для ядерного оружия. Мы должны добиваться новой договоренности. Ядерные державы, такие, как США, должны помогать неядерным странам в развитии ядерной энергетики и снабжать их ураном. Но они обязаны и держать под контролем все стадии топливного цикла, изымая отработанное ядерное сырье и обеспечивая ему надежное хранение, дабы предотвратить использование его для производства оружия. (Несомненно, существует риск, связанный с местом и способом хранения топлива, однако свободной от риска альтернативы не существует.) К любой стране, пытающейся выйти за рамки этой строгой системы контроля, должны автоматически применяться санкции ООН. Попытки убедить неядерные государства согласиться с таким вариантом увенчаются успехом только в том случае, если сама Америка подаст пример того, как следует действовать. Это значит, что нужно отказаться от безответственных планов администрации Буша по разработке нового поколения ядерного оружия малой мощности (создающих впечатление, что такое оружие вообще может быть средством эффективного ведения войны) и присоединиться к Договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний.
НОВЫЕ ЗАДАЧИ,НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
Большинство демократов согласны с президентом Бушем в том, что с террористами, а иногда даже и с несговорчивыми режимами следует общаться на языке силы. Вопрос не в том, стоит ли задействовать наш военный и разведывательный потенциал, а в том, как это делать и насколько оперативно нам удается адаптировать его к тем проблемам и задачам, с которыми сегодня сталкивается Америка.
После завершения холодной войны прошло уже два цикла военных реформ – переход от наращивания гигантских бронетанковых формирований к преимущественному размещению мобильных воинских частей в любых регионах мира и от аналоговых технологий к цифровым информационным системам. Борьба с терроризмом потребует еще одной трансформации в военной сфере. Хотя нам по-прежнему необходим потенциал для ведения войны с применением обычных средств, сегодня придется уже без помощи танков и истребителей находить и уничтожать врагов, прячущихся в тени, зачастую среди простых граждан. По сути, это задача для разведслужб. Новая администрация должна будет провести масштабное переоснащение и модернизацию наших разведывательных агентств, и в том числе назначить нового главу национальной разведки, уполномоченного целиком распоряжаться отраслевым бюджетом, а не пятой его частью, как нынешний директор ЦРУ. Конечно, неизбежны ситуации, когда через испытание войной с терроризмом пройдут и наши вооруженные силы, как это было в Афганистане, Пакистане, Йемене и на Филиппинах. Чего потребует от нас эта война с точки зрения новой доктрины, тактики, обучения и вооружения? Как она изменит организацию нашей военной сферы? Как победить нового противника, не изменяя ценностям, которые защищают наших солдат в военное время и определяют ответ на вопрос, кто мы? Администрация Буша игнорировала эти вопросы. Администрация демократов должна будет на них ответить.
В администрации Буша полагают, что наши войска должны быть задействованы исключительно в случае войны. С самого начала Буш и его команда не принимали концепцию миротворческой деятельности и национального строительства и с большим подозрением относились к идее длительного размещения американских контингентов за рубежом. Это предубеждение легло в основу американской стратегии в Афганистане и Ираке – и обернулось тяжелейшими последствиями. Избавив Афганистан от власти талибов, администрация Буша доверила строительство этого государства тем же самым полевым командирам, которые уничтожали афганскую нацию в начале 1990-х. В Ирак же администрация отправила минимальный контингент, необходимый для того, чтобы нанести поражение противнику, не сочтя при этом нужным использовать дополнительные войска для занятия и обезвреживания освобождаемых ими территорий. В итоге война сменилась хаосом, который привел к охлаждению отношений войск коалиции с коренным населением, в то время как террористы вновь подняли голову.
Что требуется от демократов, так это чувство реализма: если Соединенные Штаты ввязываются в войну, они должны подготовиться к тому, чтобы после ее окончания, если это необходимо для закрепления успеха, годами сохранять свое присутствие, восстанавливать то, что было разрушено, и работать в связке с союзниками. Где бы то ни было – на Балканах, в Афганистане или Ираке, мы должны уметь продемонстрировать свою стойкость, а не только силу оружия.
Частично проблема состоит в нежелании определенных военных кругов адаптировать наши вооруженные силы к подобным миссиям. Некоторые военачальники опасаются, что если армия разовьет миротворческий потенциал, то гражданским руководителям будет слишком трудно удержаться от того, чтобы не задействовать ее. Но факт остается фактом: за последние десять лет президенты от обеих партий использовали наши воинские контингенты для осуществления по меньшей мере семи крупных постконфликтных миротворческих операций или операций по стабилизации обстановки. Если мы хотим быть хорошо подготовлены в будущем, не стоит отрицать очевидное: нравится нам это или нет, в ближайшей перспективе роль вооруженных сил будет в значительной степени заключаться в осуществлении подобных миссий. Демократической администрации предстоит обеспечить нашей армии организационную структуру, боевую подготовку и вооружение, необходимые для выполнения задач, которые мы поставим перед ней, включая вооруженную борьбу с противником, подавление беспорядков, обеспечение общественной безопасности и защиту гражданского населения. А чтобы с наших военных не спрашивали сверх того, что от них требуется, необходимо гарантировать наличие гражданских институтов – собственных и международных, – работающих в вышеперечисленных направлениях.
Будь администрация Буша больше привержена идее коллективного действия, она могла бы с большим основанием требовать повышения боеспособности от наших союзников по НАТО. Нас не устраивает система разделения труда, при которой мы воюем, а они произносят речи. Мы столкнемся с необходимостью восстановления общества в странах, потерпевших крах, и в странах, переживших военные конфликты, но для нас неприемлема ситуация, когда мы будем вынуждены действовать в одиночку. Нам нужны международные институты, готовые оперативно принимать меры. Мобилизовать в себе такую готовность – первейшая задача ООН, если она стремится сохранить свою значимость. Администрация демократов должна будет возглавить работу по превращению ООН в аналог НАТО в гражданской сфере поддержания мира, с тем, чтобы Объединенные Нации обладали полномочиями, которые позволят задействовать специальные силы стран-участниц – от полиции до социальных работников – и оперативно размещать их в горячих точках планеты.
В БОРЬБЕ ЗА ОБЩЕЕ ДЕЛО
Основной задачей нашей внешней политики должно стать укрепление безопасности Соединенных Штатов. Иными словами, всю нашу мощь следует использовать для борьбы с терроризмом и распространением смертоносного оружия. Однако нам необходимо усвоить один урок, который мы извлекли из событий последних трех лет. А именно то, что наши действия всякий раз будут наталкиваться на сопротивление – даже со стороны друзей, – если мы используем нашу мощь исключительно в целях собственной безопасности, а не для разрешения проблем, в которых заинтересовано мировое сообщество. За некоторыми весьма редкими исключениями (в их число входит инициатива президента по демократизации Ближнего Востока и осознание им того факта, что США должны участвовать в общей борьбе со СПИДом) после 11 сентября 2001 года мы наблюдали, как сужается круг задач, стоящих перед нынешним кабинетом, и перспектива, которой он руководствуется. До 11 сентября администрация проводила национальную политику в области противоракетной обороны. Теперь ее политика сосредоточена на борьбе с терроризмом и отношениях с Ираком. Но у команды Буша по-прежнему отсутствует внешнеполитическая стратегия в полном смысле этого слова, стратегия, соответствующая роли державы мирового масштаба, облеченной глобальной ответственностью. Мы должны снова выйти на ведущие позиции по более широкому кругу вопросов и в большем количестве регионов, руководствуясь при этом расширенным определением национального интереса.
Следующему президенту придется, в конце концов, обратить внимание на Латинскую Америку и восстановить репутацию США как защитника демократии. Эта репутация пострадала из-за отношения президента Буша к ситуации в Венесуэле и на Гаити. Африку следует рассматривать как нечто большее, чем второстепенный участок борьбы с терроризмом. Когда президент обещал послать американские войска в Либерию, а через десять дней после высадки отозвал их обратно, по нашему престижу на континенте был нанесен сокрушительный удар.
В Азии, где проживает более половины населения планеты, происходят поистине тектонические сдвиги в геополитической и экономической сфере. Но Соединенные Штаты демонстрируют странную незаинтересованность в этих процессах. Еще недавно государства этого региона всерьез опасались Китая и связывали свое будущее с Америкой. Сегодня происходит обратное. Китай весьма умело превратил большинство стран Юго-Восточной Азии, включая Австралию, в своих союзников. Его экономика развивается колоссальными темпами. Сегодня Пекин готов решать такие серьезные дипломатические проблемы, как проблема Северной Кореи. Китай все чаще рассматривают в качестве доминирующего фактора в регионе. Богатая нефтью Россия превращается в стабильное государство, она наращивает свой потенциал и укрепляет свои позиции в Азии. Индия после нескольких поколений самоизоляции и поглощенности внутренними делами постепенно открывается для мира. Администрации демократов придется поработать над сохранением статуса Соединенных Штатов в Азии. Ее обязанностью станет стимулирование деятельности в правильном направлении поднимающихся государств Азии, а также восстановление лидирующего положения США в сфере борьбы с региональными кризисами.
Новый президент должен будет также подтвердить интерес США к тому, что происходит во внутренней жизни Китая и России. Ставки огромны: отсутствие политических реформ обернется для Китая экономической стагнацией, при которой страна не сможет удовлетворить запросы сотен миллионов людей, выбитых из привычной колеи переменами. Если Россия не будет с бЧльшим уважением относиться к законности и праву соседей на суверенитет, то она не сможет ни привлечь инвестиции, ни привить людям позитивный настрой. Настоящие реалисты понимают связь между внутренней и внешней политикой. Но администрация Буша по большей части оставила без внимания проблему внутреннего развития России и Китая. Президент Буш ни разу отчетливо не сформулировал всеобъемлющую стратегию отношений с этими странами. Вместо этого он узко сконцентрировал свое внимание исключительно на их деятельности в мировом масштабе.
Президент-демократ столкнется с необходимостью расширить структурные и географические рамки нашей внешней политики, показав миру, что нам понятна простая истина: террор – это зло, но зло не исчерпывается одним только терроризмом. Для огромного большинства людей во всем мире основную угрозу представляет не «Аль-Каида», а локальные вооруженные конфликты, вспыхивающие на почве этнических разногласий, борьбы за власть и ресурсы. А такие бедствия, как нищета, болезни и деградация окружающей среды, каждый год уносят неизмеримо больше жизней, чем террористические акты. Эти проблемы должны быть для нас значимы в той же степени, в какой, как мы ожидаем, будут значимы для других наши проблемы.
Задача Соединенных Штатов – предстать вновь как государство-миротворец. Америке следует активно участвовать в разрешении конфликтов – от Ближнего Востока до Юго-Восточной Азии, в Центральной и Западной Африке, помогать другим странам в создании их миротворческого потенциала и вместе с союзниками задействовать свои финансы и вооруженные силы, если наши интересы и ценности окажутся под угрозой. Даже если шансы на успех невелики, подобные усилия дадут миру понять, что американский потенциал может быть использован ради общего блага. Демократической администрации предстоит выделить федеральные средства на усиление борьбы на таком фронте, как инфекционные болезни. Несмотря на все красивые заголовки и громкие обещания, нельзя утверждать, что хотя бы один из пяти представителей группы риска имеет доступ к службам, занимающимся профилактикой СПИДа. На 50 больных СПИДом не приходится и одного, кто получал бы необходимые лекарства; в Африке это соотношение составляет 1 к 1 000. Международный фонд борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией обратился к состоятельным странам с просьбой о ежегодных пожертвованиях в размере 10 миллиардов долларов ради спасения миллионов жизней. Америка может и должна пожертвовать больше положенной ей части, чтобы впоследствии иметь основания призвать другие страны поступить так же.
Демократы также должны будут организовать масштабную международную инициативу с целью обеспечить чистой водой сотни миллионов людей в бедных странах. Их новой администрации следует приложить больше усилий для того, чтобы дети, особенно девочки, в других странах могли ходить в школу. Президенту и его сподвижникам надо попытаться преодолеть «информационное неравенство» – увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными в сфере доступа к новым технологиям. Все эти задачи составят часть личной миссии для президента-демократа. Ему придется поднимать эти темы на каждом международном саммите, в каждой своей речи, призывая лидеров государств и крупных представителей частного капитала приложить больше усилий для решения указанных проблем.
Демократический кабинет должен выступить поборником расширения торговли, являющейся прочнейшим залогом долгосрочного процветания как для богатых, так и для бедных стран. Нужно убедить европейцев прекратить выплаты субсидий своим фермерским хозяйствам, поскольку они разоряют фермеров в развивающихся странах (в государствах Евросоюза на каждую корову приходится в среднем более двух долларов государственных субсидий ежедневно – эта цифра превышает прожиточный минимум большинства африканцев). При этом нам следует проявить решимость и сократить субсидии фермерам в собственной стране. Будущий президент должен будет также принять к сведению, что предприятие, добивающееся роста производства, но забывающее о справедливости, обречено на провал по обоим направлениям. Джин Сперлинг, бывший советник президента Билла Клинтона по вопросам экономики, предложил «новое соглашение о свободной торговле», направленное на расширение открытых рынков параллельно с удовлетворением законных требований трудящихся. Приоритетная роль отводится таким мероприятиям, как финансирование образования и переподготовка персонала до потери рабочего места, предоставление комплекса социальной помощи людям, потерявшим надежду на работу. Кроме того, предлагается внести изменения в политику налогообложения и здравоохранения. В нынешнем виде эта политика делает невыгодным создание новых рабочих мест в США. Также необходимо бороться с нарушением трудовых прав граждан за границей.
Наконец, Соединенным Штатам пришло время заняться решением проблемы изменения климата. Если не остановить глобальное потепление, оно приведет к разрушению мировой экономики и сельского хозяйства, к массовой миграции населения, с лица земли в буквальном смысле будут сметены целые государства. В таком случае пострадают все. Чтобы смело и с готовностью ответить на этот вызов, президенту-демократу нужно стимулировать совместные усилия обеих партий. Это касается, например, акта Маккейна – Либермана об управлении климатом (который был отклонен небольшим числом голосов в Сенате в прошлом году), направленного на сокращение объемов выделения парникового газа. Этот документ способен объединить совместные с союзниками усилия в борьбе за спасение или пересмотр Киотского протокола. Вокруг него будут выдвигаться новые инициативы, нацеленные на решение жизненно важных проблем, таких, как наступление пустыни и уменьшение площади лесов.
КТО МЫ – ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ
Президент Буш утверждает, что передовая линия войны с терроризмом проходит в Ираке и что лучше бороться с врагами в Багдаде, чем в Балтиморе. Подобная формулировка ошибочна в самой своей основе. Сегодня фронтовая линия пролегает повсюду, где имеется американское присутствие, и особенно там, где оно не приветствуется. Данная реальность требует от нас определиться, кто мы, и сделать это так, чтобы в результате в изоляции оказались наши враги, а не мы сами. Во времена холодной войны американские лидеры это хорошо понимали. Конечно, всеобщей любовью Америка не пользовалась, но нам, по крайней мере, удалось создать ряд крепких альянсов, основанных на глубоком осознании общности интересов и связях не только между правительствами, но и между народами. В те годы Америкой восхищались там, где это было более всего необходимо: в странах по ту сторону «железного занавеса», то есть на главном фронте холодной войны. Поляки, венгры, простые русские люди верили нам как защитникам их демократических устремлений. В Восточной Европе не наблюдалось антиамериканских настроений. А ведь если бы они были, то коммунистические правительства могли использовать их для противостояния Америке, которая призывала к реформам, а экстремисты эксплуатировали бы такие настроения в своих целях. Представьте себе, к чему это привело бы. Каков был бы исход холодной войны? Могла ли в таком случае идти речь о крушении советской империи? А если да, то какой режим пришел бы ей на смену?
Именно с такими вопросами мы сталкиваемся сегодня на Большом Ближнем Востоке и в других регионах мира. У нас есть грубая сила, чтобы утвердить свою волю там, где это потребуется, и в подавляющем большинстве случаев мы применяли ее с добрыми намерениями. Но кто бы ни стал президентом, нам следует для достижения наших целей гораздо чаще прибегать к силе убеждения, нежели мускулов. Кто согласится встать на сторону Америки, если мы не пытаемся защищать нечто большее, чем свои собственные интересы? Кто будет по доброй воле сотрудничать с нами, если мы требуем сотрудничества только на наших условиях? И если нам все же удастся изменить статус-кво в исламском мире, как мы это сделали в Восточной Европе одно поколение тому назад, какой режим там установится, если роль США как лидера отвергнута даже теми, кто сам стремится к переменам в обществе?
Положительным моментом является то, что мировое сообщество с готовностью приветствует возвращение Соединенных Штатов к своей традиционной роли лидера. Большинство стран по-прежнему гораздо больше беспокоит возможное проявление изоляционизма со стороны Америки, нежели унилатерализма. Мы можем использовать подобные настроения для формирования новых коалиций, направленных против терроризма и оружия массового уничтожения, в пользу создания более свободного и безопасного мира.
Но недостаточно только ставить перед собой благородные цели. Соединенные Штаты нуждаются в лидерах, способных гарантировать, что наши средства не будут дискредитировать наши собственные цели. Нам нужен дальновидный реализм, свободный от идеологических шор, разделяющих нас с нашими естественными союзниками во всем мире. Словом, необходимо, чтобы наша сила была, как и прежде, подкреплена моральным авторитетом. Только такое сочетание будет способствовать ослаблению наших врагов и вдохнет надежду в сердца наших друзей.
Новая карта Пентагона
© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2004
Томас Барнет – профессор Колледжа военно-морских сил США, неоднократно приглашался в Пентагон и американские разведслужбы в качестве консультанта по стратегическим вопросам. Данная статья была впервые опубликована в журнале Esquire в марте 2003 года, в апреле 2004-го ее расширенная версия вышла в свет в виде отдельной книги под названием The Pentagon's New Map: War and Peace in the Twenty-First Century в издательстве G.P. Putnam's Sons.
Резюме Проанализировав географию американских интервенций за последнее десятилетие, легко вывести основное правило безопасности. Вероятность того, что какая-либо страна спровоцирует США на военное вторжение, обратно пропорциональна ее вовлеченности в процессы глобализации.
Война Соединенных Штатов против режима Саддама Хусейна ознаменовала собой поворотный пункт истории. С этого момента Вашингтон взял на себя всю полноту ответственности за стратегическую безопасность в эпоху глобализации. Вот почему публичная дискуссия вокруг этой войны так важна. Она заставит американцев согласиться с тем, что я называю новой парадигмой в области безопасности, смысл которой передает фраза: разобщенность таит в себе опасность. Под знаком этой парадигмы будет протекать нынешний век. Незаконный режим Саддама Хусейна находился в опасной изоляции в глобализирующемся мире, пренебрегал его нормами и связями, обеспечивающими всеобщую взаимозависимость.
Когда эксперты спорят о глобализации, то, как правило, звучат две крайние точки зрения на то, чтЧ она собой представляет: грандиозный процесс планетарного масштаба или нечто ужасное, обрекающее человечество на гибель. Оба мнения явно несостоятельны, поскольку глобализация, как исторический процесс, – это слишком широкое и сложное явление, чтобы быть втиснутой в узкие рамки простых обобщений. Вместо этого необходим принципиально иной подход к оценке нового мира, в котором мы живем: есть регионы, где глобализация по-настоящему пустила корни, и регионы, куда она, по сути, еще не проникла.
Посмотрите на страны, куда глобализация добралась в виде развитых телекоммуникационных сетей, финансовых потоков, либеральных средств массовой информации и коллективной безопасности, и вы увидите регионы со стабильным правительством, растущим уровнем благосостояния, где люди скорее погибают от самоубийств, чем становятся жертвами преступлений. Эти регионы я называю «Функционирующим ядром» или просто «Ядром». Но взгляните на страны, которые пока слабо вовлечены в процессы глобализации или вообще в них не участвуют, — там господствуют авторитарные режимы, пышным цветом расцветают политические репрессии, царит тотальная нищета и отмечается высокий уровень заболеваемости. Массовые убийства стали в этих регионах обыденным явлением, и, что самое главное, там постоянно тлеют очаги конфликтов, в которых, как в инкубаторе, рождаются новые поколения мировых террористов. Эти регионы я называю «Неинтегрированным провалом» или просто «Провалом».
«Озоновая дыра» глобализации, возможно, не попадала в поле зрения до 11 сентября 2001 года, но после этого дня ее уже нельзя было не замечать. Так где же мы запланируем следующий раунд военных учений армии США в реальных полевых условиях? Ответ достаточно прост, и он основывается на опыте последних лет со времени окончания холодной войны: в зоне «Провала».
Я поддерживаю войну в Ираке не просто потому, что Саддам — это сталинист, готовый перерезать глотку любому ради того, чтобы остаться у власти, и не потому, что в последние годы его режим явно содержал тех, кто стремился раскинуть сети терроризма. На самом деле я сторонник этой войны, потому что длительное участие в военных действиях заставит Америку заняться всем «Провалом», видя в нем стратегически опасное пространство.
ПОДВИЖНАЯ ГРАНИЦА
Для большинства стран, находящихся в стадии формирования, принять глобальный набор правил, которые связаны с общей демократизацией, прозрачностью и свободной торговлей, — значит совершить беспримерный подвиг. Это очень непросто понять большинству американцев. Мы склонны забывать о том, с какими трудностями было на протяжении всей истории связано сохранение единства Соединенных Штатов и непрерывное согласование наших внутренних, подчас противоречивых правил в годы Гражданской войны, Великой депрессии и длительной борьбы за равноправие рас и полов, которая продолжается и по сей день. Что касается большинства государств, то с нашей стороны было бы нереалистично ожидать от них того, что они быстро приспособятся к правилам глобализации, которые выглядят уж очень по-американски. Но не нужно слишком увлекаться дарвиновским пессимизмом. Ведь, начав извиняться за глобализацию как навязывание американских ценностей или американизацию, легко перейти к намекам на то, что «эти люди никогда не станут такими, как мы, в силу расовых или цивилизационных различий». Всего десять лет тому назад большинство специалистов охотно списывали со счетов неблагополучную Россию, заявляя, что славяне по своей генетической природе не способны перейти к демократии и капитализму. Подобные аргументы звучали и в большинстве критических высказываний в адрес Китая в 1990-е годы, да и до сих пор их можно услышать в дебатах о возможности демократизации общества в постсаддамовском Ираке по западному образцу. Мол, «мусульмане — это все равно что марсиане».
Так как же отличить тех, кто по праву принадлежит к «Ядру» глобализации, от тех, кто остается во мраке «Провала»? И насколько постоянен и неизменен водораздел между ними? Понимая, что граница между «Ядром» и «Провалом» подвижна, выскажу предположение, что направление перемен важнее, чем их интенсивность. Да, можно сказать, что бразды правления в Пекине по-прежнему в руках Коммунистической партии, идеологи которой на 30 % руководствуются принципами марксизма-ленинизма и на 70 % — понятиями героев «Клана Сопрано» (название детективного сериала про итальянскую мафию в Америке. – Ред.). Однако Китай присоединился к Всемирной торговой организации, а в долгосрочной перспективе это гораздо важнее, чем перманентное вхождение страны в зону «Ядра». Почему? Потому что это вынуждает Китай приводить свои внутренние правила в соответствие с принципами глобализации в банковской сфере, в области таможенных пошлин, защиты авторских прав и окружающей среды. Конечно, простое приведение внутренних норм и правил в соответствие с формирующимися правилами глобализации еще не гарантирует успеха. Аргентина и Бразилия недавно на собственном горьком опыте испытали, что выполнение правил (в случае с Аргентиной весьма условное) автоматически не обеспечивает иммунитет против паники, пирамид в экономике и даже рецессии. Стремление приспособиться к глобализации само по себе не может служить гарантией от одолевающих страну невзгод. Это не значит, что беднейшие слои населения тут же превратятся в стабильный средний класс, – просто с течением времени уровень жизни людей будет расти. В итоге всегда есть опасность выпасть из фургона под названием «глобализация». Тогда кровопролитие неизбежно.
Какие же страны и регионы мира можно в настоящее время считать функционирующими? Это Северная Америка, бЧльшая часть Южной Америки, Европейский союз, Россия при Путине, Япония и формирующиеся азиатские экономики (в первую очередь Китай и Индия), Австралия и Новая Зеландия, а также ЮАР. По примерной оценке, в этих странах и регионах проживают четыре из шести миллиардов населения земного шара.
Кто же тогда остается в «Провале»? Было бы проще сказать, что «все остальные», но я хочу представить вам больше доказательств, чтобы аргументировать свою точку зрения о том, что «Провал» еще долго будет причинять беспокойство не только нашему бумажнику или совести.
Если мы отметим на карте те регионы, в которых США проводили военные операции после окончания холодной войны, то обнаружим, что именно там сосредоточены страны, не входящие в сферу разрастающгося «Ядра» глобализации. Эти регионы – Карибский перешеек, фактически вся Африка, Балканы, Кавказ, Центральная Азия, Ближний Восток и значительная часть Юго-Восточной Азии. Здесь проживают приблизительно два миллиарда человек. Как правило, на этих территориях отмечен демографический перекос в сторону молодого населения, доходы которого можно охарактеризовать как «низкие» или «ниже среднего» (по классификации Всемирного банка они составляют менее 3 тыс. долларов в год на душу населения).
Если обвести линией большинство тех районов, куда мы вводили свои войска, у нас, по сути, получится карта «Неинтегрированного провала». Конечно, некоторые страны, если принять во внимание их географическое положение, не укладываются в простые схемы. Они, как Израиль, окружены «Провалом», или, наоборот, как Северная Корея, волею случая оказались внутри «Ядра», или же, как Филиппины, расположились в пограничной зоне. Но, учитывая приведенные данные, трудно отрицать внутреннюю логику складывающейся картины: если та или иная страна выпадает из процесса глобализации, отвергает ее содержательную часть, резко возрастает вероятность того, что США рано или поздно отправят туда войска. И наоборот: если страна функционально связана с процессом глобализации и действует в основном по ее законам, нам нет нужды посылать свои войска, чтобы восстанавливать порядок и ликвидировать угрозы.
НОВОЕ ПОНИМАНИЕ УГРОЗЫ
Со времени окончания Второй мировой войны в нашей стране бытовало представление о том, что реальная угроза безопасности исходит от стран с сопоставимыми размерами, развитием и уровнем достатка, — иными словами, от таких же великих держав, как Соединенные Штаты. В годы холодной войны такой супердержавой был Советский Союз. Когда в начале 1990-х произошло крушение «большой красной машины», у нас высказывались опасения относительно объединенной Европы, могущественной Японии, а в последнее время — в связи с усилением Китая.
Любопытно, что все эти сценарии объединяло одно предположение: по-настоящему угрожать нам способно только развитое государство. А как насчет остального мира? В военных документах менее развитые страны и регионы проходили как «малые включенные». Это означало: достаточно располагать военной мощью, способной отвести угрозу, исходящую от великой державы, чтобы всегда быть готовыми к действиям в менее развитом регионе.
События 11 сентября заставили усомниться в этом предположении. В конце концов, мы подверглись нападению даже не со стороны государства или армии, а всего лишь группы террористов, которых Томас Фридмен на своем профессиональном жаргоне назвал «сверхоснащенными одиночками, готовыми умереть за свое дело». Их нападение на Америку повлекло за собой системную перестройку нашего государственного аппарата (было создано новое Министерство внутренней безопасности), нашей экономики (теперь мы платим де-факто налог на безопасность) и даже нашего общества. Более того, эти события послужили сигналом к началу войны с терроризмом, и именно через их призму наше правительство теперь рассматривает любые двусторонние отношения в области безопасности, которые мы налаживаем во всем мире.
Во многих отношениях атаки 11 сентября оказали огромную услугу американскому истеблишменту, отвечающему за национальную безопасность: они избавили нас от необходимости заниматься абстрактным планированием и искать себе «ровню» для будущих высокотехнологичных войн, заставив обратить внимание на присутствующие «здесь и сейчас» угрозы мировому порядку. Таким образом высветилась линия водораздела между «Ядром» и «Провалом» и, что еще важнее, приобрела рельефные очертания та среда, в которой зарождается сама угроза. Усама бен Ладен и «Аль-Каида» представляют собой продукты большого «Провала» в чистом виде — по сути дела, его наиболее жесткую ответную реакцию на посыл, исходящий от «Ядра». Они показывают, насколько хорошо мы справляемся с задачей экспорта безопасности в регионы беззакония (не очень-то хорошо) и какие государства они хотели бы «отлучить» от глобализации и вернуть к «хорошей жизни», как ее представляли себе в VII веке (их цель — все государства большого «Провала» с преобладающим мусульманским населением, особенно Саудовская Аравия).
Если принять во внимание эти намерения Усамы и сопоставить их с хроникой наших военных интервенций последнего десятилетия, то вырисовывается простое правило безопасности: вероятность того, что та или иная страна спровоцирует США на военное вторжение, обратно пропорциональна ее вовлеченности в процессы глобализации. Понятно, почему «Аль-Каида» сначала базировалась в Судане, а потом в Афганистане: они находятся в ряду стран, наиболее удаленных от процессов глобализации. Взгляните на другие государства, в которых в последнее время появлялись силы быстрого развертывания США: Пакистан (северо-западная часть), Сомали, Йемен. Эти страны и глобализация находятся на разных полюсах.
Деятельность данной сети терроризма важно пресечь на корню «на ее собственной территории», но столь же важно отрезать террористам доступ к «Ядру» через «промежуточные государства», расположенные вдоль политых кровью границ большого «Провала». В качестве примера на память тут же приходят такие страны, как Мексика, Бразилия, ЮАР, Марокко, Алжир, Греция, Турция, Пакистан, Таиланд, Малайзия, Филиппины и Индонезия. Но США работают над этой проблемой не в одиночку. Например, Россия ведет свою войну с терроризмом на Кавказе, Китай с удвоенной энергией взялся за укрепление своей западной границы, а всю Австралию взбудоражили взрывы на острове Бали.
Если мы отвлечемся на минуту и поразмышляем о значении складывающейся ныне новой карты мира в более широком смысле, то стратегию США в области национальной безопасности можно представить себе следующим образом: (1) добиться более широких возможностей защитных структур «Ядра» адекватно реагировать на события типа 11 сентября — например, осуществить системную перестройку; (2) работать с промежуточными государствами с целью расширения их возможности защищать «Ядро» от экспорта терроризма, наркотиков и пандемических болезней из стран большого «Провала»; (3), самое важное, сократить размеры большого «Провала». Обратите внимание: я не сказал, что надо отгородиться от «Провала». Первую нервную реакцию многих американцев на события 11 сентября можно выразить следующим образом: «Давайте покончим с нашей зависимостью от иностранной нефти, и тогда нам не придется иметь дело с теми людьми». В основе этой мечты лежит крайне наивное представление, будто сокращение того небольшого числа контактов, что существуют между «Ядром» и большим «Провалом», сделает последний менее опасным для нас в долгосрочной перспективе. Из-за того что Ближний Восток превратится в Центральную Африку, мир не станет более безопасным для моих детей. Мы не сможем просто взять и отмахнуться от тех людей.
Ближний Восток — это идеальная стартовая площадка. Дипломатия бессильна в регионе, где главный источник нестабильности – внутреннее положение в самих странах, а не взаимоотношения между ними. Хуже всего то, что на Ближнем Востоке отсутствует личная свобода, а это приводит к возникновению тупиковых ситуаций в жизни большинства здешнего населения — в первую очередь молодежи. Некоторые государства, такие, как Катар и Иордания, созрели для своего рода «перестройки» и рывка в более светлое политическое будущее благодаря молодым лидерам, осознающим неизбежность перемен. Иран также ждет прихода своего Горбачёва, если он уже не пришел.
Что мешает преобразованиям? Страх. Это боязнь отказа от традиций и боязнь осуждения муллы. Это и опасение мусульманских государств быть помеченными позорным клеймом «вероломных предателей» своей веры, и боязнь стать мишенью для радикальных группировок и террористических сетей. Но прежде всего это страх быть не такими, как все, и оказаться под огнем со всех сторон — разделить участь Израиля.
Ближний Восток давно уже превратился в некую дворовую кодлу, всегда готовую обидеть слабого. Израиль еще держится на плаву лишь потому, что стал, как это ни прискорбно, одним из самых «крутых» в квартале. Изменить эту гнетущую обстановку и открыть шлюзы для перемен способно только одно – вмешательство внешней силы, которая в полном объеме возьмет на себя функцию Левиафана. Свержение Саддама, главного хулигана во всей округе, заставит США играть роль Левиафана более последовательно и решительно, чем они это делали в последние десятилетия. В первую очередь потому, что Ирак — это Югославия Ближнего Востока, перекресток цивилизаций, которые исторически всегда нуждались в диктатуре для поддержания порядка. Когда надобность в приходящих «няньках» отпадет, за этим регионом так или иначе придется присматривать, так что наши длительные усилия в послевоенных Германии и Японии покажутся легкой прогулкой в сравнении с тем, что предстоит нам на Ближнем Востоке.
Дело это верное, и сейчас самое время им заняться, да к тому же мы единственная страна, которой это по плечу. Дерево свободы не зацветет на Ближнем Востоке, пока там нет безопасности, а безопасность занимает самое важное место в экспорте нашего государственного сектора. При этом я имею в виду не экспорт вооружений, а то внимание, которое наши вооруженные силы уделяют любому региону, где сохраняется опасность массового насилия. Мы единственное государство на планете, способное экспортировать безопасность на постоянной основе, и у нас имеется достойный послужной список в этом деле.
Назовите мне страну, в которой царят мир и спокойствие, и я укажу вам на прочные или укрепляющиеся связи между местными военными и американскими военнослужащими. Покажите мне регионы, где большая война немыслима, и я продемонстрирую вам постоянно находящиеся там американские военные базы и имеющиеся долгосрочные альянсы в области безопасности. Перечислите мне крупнейшие инвестиционные проекты мировой экономики, и я укажу вам на два примера военной оккупации, преобразившей Европу и Японию после Второй мировой войны. В течение полувека наша страна успешно экспортировала безопасность в регион старого «Ядра» глобализации (Западная Европа и Северо-Восточная Азия), а в последние 25 лет, после неудачи во Вьетнаме, и в формирующееся новое «Ядро» (развивающиеся страны Азии). Но наши усилия на Ближнем Востоке были несущественны, а в Африке почти ничего не предпринималось. Пока мы не начнем систематический, долгосрочный экспорт безопасности в большой «Провал», он будет все настойчивее экспортировать свои недуги в «Ядро» в виде терроризма и других факторов нестабильности.
Чтобы сократить размеры «Провала», потребуется нечто большее, чем только американский экспорт безопасности. Например, Африке придется оказать гораздо более существенную помощь, чем предполагалось в прошлом, и в конечном итоге интеграция большого «Ядра» будет скорее зависеть от частных инвестиций, нежели от усилий государственного сектора «Ядра». Но все должно начинаться с безопасности, потому что свободные рынки и демократия не могут процветать в условиях непрекращающегося конфликта.
Придется перестроить наш военный истеблишмент так, чтобы он мог соответствовать стоящим перед ним задачам. В обозримом будущем нам не грозит мировая война — прежде всего потому, что наш колоссальный ядерный потенциал делает такую войну бессмысленной для кого бы то ни было. Одновременно классические войны «государство против государства» становятся довольно редким явлением, и если Соединенные Штаты находятся в процессе преобразования своего военного ведомства, то возникает естественный вопрос: каким оно должно стать, чтобы успешно справляться с будущими угрозами? По-моему, клин выбивают клином. Если в мире растет число «сверхоснащенных одиночек», то и наша армия должна состоять из таких же «сверхоснащенных одиночек».
Это звучит, вероятно, как стремление возложить дополнительное бремя ответственности на и так уже перегруженных военных. Но именно непрерывный успех Америки в сдерживании глобальной войны и исключении войн в отношениях между отдельными государствами позволяет нам совать свой нос в более сложные межэтнические конфликты и предотвращать возникновение порождаемых ими опасных транснациональных сил. Мне известно, что большинство американцев не желают и слышать об этом, но реальное поле боя в глобальной войне с терроризмом по-прежнему находится именно там. Если бы все ворота были на замке и было бы достаточно «охранников», то 11 сентября никогда не стало бы реальностью.
В истории много поворотных моментов, подобных тому страшному дню, но вспять она не поворачивает никогда. Мы рискуем многим, игнорируя существование большого «Провала», потому что он никуда не исчезнет до тех пор, пока мы, как нация, не ответим на брошенный нам вызов и не сделаем глобализацию по-настоящему глобальной.
СДЕЛАТЬ «ПРОВАЛ» БЕЗОПАСНЫМ
Вот какие регионы являлись мировой проблемой в 1990-е годы и угрожают сегодня и завтра реальными бедствиями, способными застигнуть нас во дворе собственного дома.
1. Гаити. Усилия по строительству государства в 1990-е принесли разочарование. На протяжении без малого ста лет мы вводили сюда войска и, несомненно, вернемся в эту страну в случае кризиса.
2. Колумбия. Страна разбита на несколько незаконных территорий со своими армиями, повстанцами, наркобаронами и настоящими правительствами, которые заняты переделом территории. Наркотики по-прежнему текут рекой. На протяжении последнего десятилетия укреплялись связи между наркокартелями и повстанцами, а теперь стало известно о наличии связей с международным терроризмом. Мы вмешиваемся в этот конфликт, раздаем обещания, но так ничего и не достигли. Приложение с нашей стороны частичных, разрозненных усилий и постепенное их наращивание ни к чему не приводят.
3. Бразилия и Аргентина. Обе страны дрейфуют между большим «Провалом» и функционирующим «Ядром». В 90-е годы прошлого века обе вволю наигрались в игру под названием «глобализация» и чувствуют себя обманутыми. Им угрожает реальная опасность вывалиться из фургона и встать на путь саморазрушения, проводя политику крайне левого или крайне правого толка. Ни о какой военной угрозе говорить не приходится, разве что об угрозе их собственным демократическим завоеваниям (возможное возвращение военных к власти). Южноамериканский общий рынок МЕРКОСУР пытается создать собственную реальность, в то время как Вашингтон настаивает на свободной торговле между двумя Америками. Но, возможно, нам придется довольствоваться соглашениями с Чили или тем, что только Чили войдет в расширенную ассоциацию НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле). Неужели Бразилия и Аргентина доведут дело до самоизоляции и будут потом жалеть об этом? Бассейн реки Амазонка остается большой неуправляемой территорией Бразилии. Кроме того, окружающей среде наносится все более серьезный урон. Проявит ли мировое сообщество достаточную озабоченность в связи со сложившейся ситуацией, чтобы вмешаться и попытаться исправить положение?
4. Бывшая Югославия. В течение большей части последнего десятилетия Европа демонстрировала свою неспособность действовать сплоченно и согласованно даже на собственных задворках. Западу теперь долго придется выполнять в этом регионе роль приходящей няньки.
5. Конго и Руанда/Бурунди. В результате военных действий, длившихся на протяжении всего десятилетия, в Центральной Африке погибло от двух до трех миллионов человек. Насколько еще должно ухудшиться положение, прежде чем мы попытаемся хоть что-то предпринять? Должны погибнуть еще три миллиона? Конго — это государство в стадии деградации, ни живое, ни мертвое, и все стремятся поживиться за его счет. Кроме того, в этом регионе свирепствует СПИД.
6. Ангола. В стране так и не предпринято серьезных попыток остановить непрекращающуюся гражданскую войну, которая за прошедшие четверть века унесла полтора миллиона жизней. По сути дела, внутренние междоусобицы продолжаются здесь с середины 1970-х годов, когда рухнула португальская колониальная империя. Ожидаемая продолжительность жизни в этой стране менее сорока лет!
7. Южная Африка. ЮАР – единственная африканская страна, входящая в состав функционирующего «Ядра». Тем не менее она находится на перепутье. Существует множество опасений по поводу того, что ЮАР служит своего рода шлюзом для террористических сетей, стремящихся получить доступ к «Ядру» через заднюю дверь. Самая большая угроза безопасности — преступность, принявшая характер эпидемии. В этой стране также свирепствует СПИД.
8. Израиль — Палестина. Террор не утихает — каждое новое поколение на Западном берегу спит и видит продолжение эскалации насилия. Защитная стена, которая возводится в настоящее время, будет своего рода Берлинской стеной XXI века. В конце концов внешним державам придется разводить обе враждующие стороны, чтобы обеспечить безопасность (это разведение обещает быть очень болезненным). Всегда существует вероятность того, что кто-либо попытается нанести по Израилю удар с помощью оружия массового уничтожения (ОМУ) и тем самым спровоцирует ответный удар, на который, как нам кажется, Израиль способен, что тоже не может не вызывать тревогу.
9. Саудовская Аравия. Менталитет монаршей мафии, действующей по принципу «надо дать им кусок пирога», в конечном счете спровоцирует внутреннюю нестабильность и насилие. Политика выплаты отступных террористам, чтобы держались подальше от этой страны, рано или поздно приведет к краху, а поэтому следует ожидать опасностей и извне. Значительную часть населения составляет молодежь, у которой практически нет надежд на будущее, немногим лучше и перспективы правящей элиты, основной источник доходов которой — тающие на глазах долгосрочные активы. Вместе с тем нефть еще достаточно долго будет значить слишком много для Соединенных Штатов, и они не постоят за ценой, чтобы обеспечить стабильность в этой стране.
10. Ирак. После вторжения нас ожидает гигантская восстановительная работа. Нам придется выстраивать режим безопасности во всем регионе.
11. Сомали. Хроническое отсутствие дееспособного правительства. Хроническая проблема с продовольствием. Хроническая проблема подготовки в стране террористов. Мы ввели туда морских пехотинцев, а также специальный воинский контингент, но ушли разочарованными — это своего рода маленький Вьетнам 1990-х. Будет сделано все возможное, чтобы он не повторился.
12. Иран. Контрреволюция уже началась: на этот раз студентов не устраивают захватившие власть муллы, от которых они хотят избавиться. Иран стремится дружить с США, но возрождение фундаментализма — это та цена, которую нам, возможно, придется заплатить за вторжение в Ирак. Муллы поддерживают терроризм и реально стремятся заполучить ОМУ. Значит ли это, что они станут следующей мишенью после того, как мы разберемся с Ираком и Северной Кореей?
13. Афганистан. Эта страна попирала законы и была рассадником насилия еще до того, как на мировую арену вышел режим «Талибан», тянувший ее в прошлое, в VII век (что было не так трудно сделать). Правительство продалось «Аль-Каиде» за гроши. Это крупный центр производства наркотиков (героин). В настоящее время США увязли там надолго, пытаясь уничтожить наиболее отъявленных террористов/мятежников, которые предпочли остаться.
14. Пакистан. Всегда существует опасность того, что эта страна применит атомное оружие в конфликте с Индией по причине своей слабости (последний тревожный звонок прозвучал 13 декабря 2001 года, когда прогремели взрывы в Дели). Опасаясь, что Пакистан может пасть жертвой радикальных мусульман, мы решили поддержать приверженные твердой линии военные группировки, которым в действительности не доверяем. Страна кишит боевиками «Аль-Каиды». США намеревались объявить Пакистан государством-изгоем, пока 11 сентября не вынудило нас снова перейти к сотрудничеству. Попросту говоря, Пакистан, похоже, не контролирует большуЂю часть своей территории.
15. Северная Корея. Усиленными темпами продвигается к созданию ОМУ. Эксцентричное поведение Пхеньяна в последние годы (признание в похищениях людей; нарушение обещаний, связанных с ядерным оружием; открытая поставка вооружений в те страны, куда мы не рекомендуем поставлять оружие; подписание соглашений с Японией, которые как будто указывают на наступление новой эры; восхваление идеи новой экономической зоны) указывает на то, что он намерен провоцировать кризис. Такое поведение характерно для некоторых случаев психических заболеваний. Мы опасаемся, что Ким может пойти ва-банк (мало ли чего можно ждать от умалишенного). Численность населения сокращается — как долго люди там еще продержатся? После Ирака эта страна может стать нашей следующей целью.
16. Индонезия. Привычные опасения по поводу раскола страны «с самым многочисленным в мире мусульманским населением». Страна сильно пострадала от азиатского кризиса, буквально уничтожившего ее экономику. Как выяснилось, это район активных боевых действий террористических сетей.
Есть опасения, что новые/интегрирующиеся части «Ядра» в ближайшие годы могут быть потеряны. Речь идет о нижеследующих странах.
17. Китай. Страна во многом соревнуется сама с собой, пытаясь сократить число нерентабельных государственных предприятий, почти не снижая при этом уровня занятости. Кроме того, предпринимаются усилия, чтобы решить проблему роста потребностей в энергоносителях и сопутствующего загрязнения окружающей среды, а также предотвратить грядущий кризис с выплатами пенсий. Новое поколение лидеров подозрительно напоминает лишенных воображения технократов. И еще не известно, справятся ли они со стоящими перед страной задачами. Если ни один из этих макроэкономических факторов не спровоцирует внутреннюю нестабильность, то вряд ли Коммунистическая партия Китая (КПК) тихо растворится в ночи, предоставив массам бЧльшие политические и экономические свободы, которые на каком-то этапе могут показаться людям недостаточными. В настоящее время КПК чрезвычайно коррумпирована и фактически является паразитом на теле нации, но все еще верховодит в Пекине. Армия, похоже, все дальше уходит от общества и от реальности, более близоруко сосредоточиваясь на противодействии «угрозам» со стороны США, которые не дают Китаю возможности угрожать Тайваню, остающемуся еще одной взрывоопасной точкой. Кроме того, в Китае огромные масштабы приобрела эпидемия СПИДа.
18. Россия. Путину еще предстоит проделать большой путь в утверждении диктатуры закона; в руках мафии и баронов преступного мира все еще сосредоточено слишком много власти и влияния. Чечня и ближнее зарубежье в целом будут втягивать Москву в насилие, которое, тем не менее, вряд ли выплеснется за границы Российской Федерации. Продвижение США в Центральную Азию само по себе вызывает нервозность в Москве и может, если не действовать аккуратно, привести к ухудшению взаимотношений. У России слишком много внутренних проблем (слабость финансовой системы, деградация окружающей среды и пр.), слишком сильна ее зависимость от экспорта энергоресурсов, и она не ощущает себя в безопасности (не получится ли так, что восстановление экономики Ирака убьет курицу, несущую золотые яйца для России?). СПИД тоже распространяется здесь быстрыми темпами.
19. Индия. Постоянно сохраняется опасность ядерного противостояния с Пакистаном. Мало того, проблема Кашмира также не способствует улаживанию конфликта с Пакистаном, и война с терроризмом вызвала рост степени вовлеченности США. Индия наглядно демонстрирует все плюсы и минусы глобализации в миниатюре: высокие технологии, массовая бедность, островки бурного развития, трения между разными культурами/религиями/цивилизациями и т. д. Индия слишком велика, чтобы преуспевать, и одновременно она слишком велика, чтобы можно было допустить ее крах. Индия хочет быть могучим и ответственным военным игроком в регионе, надежным другом США и отчаянно стремится догнать по развитию Китай (сама себя убеждая в том, что нужно непременно добиться успеха). Кроме того, в стране быстро распространяется СПИД.
ОАО «Горьковский автозавод» рассматривает возможность организации сборки «Газелей» в Индии. Это может произойти в случае создания совместного предприятия с индийской фирмой Ashok Leyland. Автозавод планирует в рамках контракта с Ashok Leyland выпустить 20-30 тыс. грузовых автомобилей с правым рулем. Контракт будет заключен после подписания протокола о намерениях. Для индийского рынка будут поставляться автомобили с правым расположением руля. Сейчас Горьковский автозавод поставляет праворульные «Газели» в ЮАР и планирует организовать их поставки в Индонезию.
Главы внешнеполитических ведомств Индии, Бразилии и Южно-Африканской Республики на встрече в пятницу в Нью-Дели приняли совместный план действий в борьбе с международным терроризмом. Об этом сообщил на пресс-конференции глава МИД Индии Яшвант Синха. Он отметил, что в совместном заявлении сторон содержится призыв к международному сообществу объединить свои усилия в противостоянии этой угрозе. Однако он не раскрыл детали этого плана. По итогам переговоров принят план совместного сотрудничества, в рамках которого предполагается создать трехсторонний бизнес-совет для продвижения взаимных торгово-экономических связей. Стороны также высказались за развитие культурных связей и согласились совместно провести в окт. в Бразилии крупнейший культурный фестиваль. Одновременно будут развиваться контакты по всем направлениям на двустороннем уровне.
Три страны договорились создать отдельный фонд под эгидой Программы развития ООН для борьбы с бедностью и голодом в развивающихся странах. Накануне Индия выделила в бюджет этого фонда 100млн.долл. Такая же сумма выделена Бразилией, а Южная Африка предоставила 50 млн.долл.
Министры иностранных дел Индии, Бразилии и ЮАР встретятся 3 марта в Нью-Дели для разработки общей стратегии борьбы с «богатыми странами», играющими ведущую роль в глобализации. Эти три страны сыграли ведущую роль в группе из 20 государств, блокировавшей на переговорах в Мексике предложение США и Евросоюза по снижению налогов на с/х продукцию в сент. 2003г. Индия, Бразилия и ЮАР совместно ищут пути для превращения глобализации в «позитивную силу». Стороны также стремятся укрепить торговые отношения и партнерство в военной сфере. В последние годы Индия стремится играть все более важную роль на международной арене. Индийцы стремятся стать постоянным членом Совета безопасности ООН.
Ведущий игорный деятель из Южной Африки Вивиан Редди выиграл лицензию на постройку казино международного класса в Сиккиме (Индия). В проекте, включающем постройку отеля на 400 номеров, казино с прилегающей площадкой для гольфа, тематическим парком и музеем, также будет участвовать игорная компания Indian Royal Orchard Hotel. Южно-африканский игорный магнат надеется также получить право на открытие казино в индийской пров. Харьяна. Для этого В.Редди пригласил губернатора Харьяны в Южную Африку посмотреть на местные казино и убедиться в необходимости развития этого вида индустрии. По мнению южно-африканских экспертов, индийцы – очень азартный народ. Даже в Южной Африке, где они составляют меньшинство, они являются активными сторонниками развития игорного дела.
Контракт на постройку индийского казино представляется выгодным обеим сторонам, поскольку Индия недавно ввела аналогичные южно-африканским налоговые ставки на игорный бизнес. В связи с этим обе страны будут развивать игорный бизнес приблизительно по тем же экономическим моделям. Обладатели лицензии подчеркнули, что главной особенностью игорной индустрии в обеих странах является введение жесткой системы регулирования и контроля процесса предоставления игорных услуг на всех уровнях.
Специфика этих регионов состоит в большом количестве «проблемных» игроков и поэтому все контракты на открытие новых казино обязательно должны включать особые положения по ограничению доступа к казино для этой категории игроков. Согласно контракту Сикким вскоре превратится в главный турцентр Индии, куда будут приезжать игроки из разных стран и из соседнего Китая. В связи с этим в международном аэропорту Сиккима пройдут работы по реконструкции. Для обучения рабочего персонала казино будет создана спецшкола на территории Сиккима, где специалисты из Южной Африки будут готовить новый штат в соответствии с международными стандартами.
Совет Безопасности: в чем причина провала?
© "Россия в глобальной политике". № 3, Июль - Сентябрь 2003
Майкл Гленнон – профессор международного права во Флетчеровской школе права и дипломатии при Университете Тафтса, автор недавно изданной книги «Limits of Law, Prerogatives of Power: Interventionism After Kosovo».
Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май-июнь) за 2003 год. © 2003 Council on Foreign Relations, Inc.
Резюме Иракский кризис наглядно доказал, что грандиозный эксперимент XX века – попытка установить законы, регулирующие применение силы, – провалился. Вашингтон продемонстрировал: государствам следует рассматривать не то, насколько законно вооруженное вмешательство в дела другой страны, а то, действительно ли интервенция является наилучшим выбором. Структура и правила Совета Безопасности ООН на самом деле отражают не столько реальную политику государств, сколько надежды основателей ООН. Но эти надежды не отвечают намерениям американской сверхдержавы.
ДЕКЛАРАЦИЯ В ТЕРТЛ-БЭЙ
«Шатры собраны, – объявил премьер-министр Южной Африки Ян Кристиан Смутс по случаю основания Лиги Наций. – Великий караван человечества снова в пути». Поколение спустя все еще казалось, что это массовое движение к международной законности и правопорядку активно продолжается. В 1945 году Лига Наций была заменена более основательной Организацией Объединенных Наций, и не кто иной, как государственный секретарь США Корделл Халл, приветствовал ее как способную «добиться воплощения лучших чаяний человечества». Мир снова был в пути.
В начале этого года караван, однако, увяз в зыбучих песках. Драматический раскол в Совете Безопасности ООН показал, что историческая попытка подчинить силу закону провалилась.
По сути, прогресса не наблюдалось уже на протяжении многих лет. Правила применения силы, которые были изложены в Уставе ООН и за соблюдением которых следил Совет Безопасности, стали жертвой геополитических процессов, слишком мощных, чтобы их воздействие могла выдержать организация, приверженная легализму. К 2003-му основной проблемой стран, решавших вопрос о применении силы, была не законность, а разумность ее применения.
Начало конца системы международной безопасности наступило несколько раньше, 12 сентября 2002 года, когда президент Джордж Буш неожиданно для многих вынес вопрос об Ираке на обсуждение Генеральной Ассамблеи и призвал ООН принять меры против отказавшегося разоружиться Багдада. «Мы будем работать с Советом Безопасности ООН, добиваясь необходимых резолюций», – сказал Буш, предупредив, однако, что он собирается действовать в одиночку в случае невыполнения ООН своих обязательств.
Угрозы Вашингтона были подкреплены месяцем позже, когда Конгресс наделил Буша полномочиями применить силу против Ирака без санкции ООН. Идея Америки казалась вполне ясной: как выразился тогда один из высокопоставленных чиновников в администрации США, «мы не нуждаемся в Совете Безопасности».
Спустя две недели, 25 октября, США официально предложили ООН резолюцию, которая подразумевала вынесение санкции к началу военных действий против Ирака. Вместе с тем Буш снова предупредил, что отказ Совета Безопасности принять эти меры его не остановит. «Если ООН не обладает ни волей, ни мужеством для того, чтобы разоружить Саддама Хусейна, и если Саддам Хусейн не разоружится, – указал он, – США возглавят коалицию с целью его разоружения». После интенсивных кулуарных торгов Совбез ответил на вызов Буша, приняв резолюцию 1441, которая подтвердила, что Ирак «серьезно нарушил» предыдущие резолюции, ввела новый режим инспекций и вновь предупредила о «серьезных последствиях», если Ирак не разоружится. Вместе с тем резолюция не содержала открытого разрешения применить силу, и представители Вашингтона пообещали вернуться в Совет Безопасности для повторных обсуждений перед тем, как обратиться к оружию.
Поддержка резолюции 1441 стала громадной личной победой госсекретаря США Колина Пауэлла, который использовал все свое влияние, чтобы убедить администрацию попытаться действовать через ООН, и вел тяжелые дипломатические сражения за международную поддержку. Между тем вскоре возникли сомнения в эффективности нового режима инспекций и стремлении Ирака к сотрудничеству. 21 января 2003 года сам Паэулл заявил, что «инспекции работать не будут». Он вернулся в ООН 5 февраля и обвинил Ирак в том, что он все еще скрывает оружие массового уничтожения (ОМУ). Франция и Германия настаивали на предоставлении Ираку дополнительного времени. И без того высокая напряженность в отношениях между союзниками стала расти; разногласия еще больше усилились, когда 18 европейских стран подписали письмо в поддержку американской позиции.
14 февраля инспекторы вернулись в Совет Безопасности ООН с докладом, согласно которому за 11 недель поисков им не удалось обнаружить свидетельства наличия в Ираке ОМУ (хотя многие стороны этого вопроса остались непроясненными). Через десять дней, 24 февраля, США, Великобритания и Испания внесли в ООН проект резолюции. В соответствии с главой VII Устава ООН (статья, касающаяся угрозы миру) Совету Безопасности предлагалось заявить, что «Ирак не воспользовался последней возможностью, предоставленной ему резолюцией 1441». Франция, Германия и Россия вновь предложили дать Ираку больше времени. 28 февраля Белый дом, еще более раздраженный происходящим, поднял ставки: пресс-секретарь Ари Флейшер объявил, что целью Америки является уже не только разоружение Ирака, но и «смена режима».
После этого последовал период напряженного лоббирования. 5 марта Франция и Россия заявили, что заблокируют любую резолюцию, санкционирующую применение силы против Саддама. На следующий день Китай заявил, что придерживается той же позиции. Великобритания предложила компромиссный вариант резолюции, но единодушия пяти постоянных членов Совета Безопасности добиться так и не удалось. Деятельность Совбеза, столкнувшись с серьезной угрозой международному миру и стабильности, зашла в фатальный тупик.
СИЛОВАЯ ПОЛИТИКА
Сам собой напрашивался вывод, прозвучавший в устах президента Буша: неспособность ООН решить проблему Ирака приведет к тому, что вся организация «канет в Лету, как неэффективный, ни на что не способный дискуссионный клуб». На самом деле судьба Совбеза была предрешена задолго до этого. Проблема заключалась не столько во второй войне в Заливе, сколько в предшествовавшем ей сдвиге в мировом раскладе сил, и сложившаяся конфигурация оказалась просто несовместимой с функционированием ООН. Не иракский кризис, а именно становление американской однополярности в совокупности со столкновениями культур и различными взглядами на применение силы постепенно подорвали доверие к Совбезу. В более спокойные времена Совету Безопасности удавалось выживать и адекватно функционировать, но в периоды испытаний обнаруживалась его несостоятельность. Ответственность за провал несут не отдельные страны. Скорее всего, это неизбежное следствие современного состояния и эволюции мировой системы.
Реакция на постепенный рост превосходства США была вполне предсказуемой: возникла коалиция противоборствующих сил. С самого окончания холодной войны Франция, Китай и Россия стремились вернуть мир к более уравновешенной системе. Бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин открыто признал эту цель в 1998 году: «Мы не можем принять… политически однополярный мир, поэтому ведем борьбу за многополярный». Президент Франции Жак Ширак без устали добивался этой цели. По словам Пьера Лелуша, в начале 1990-х советника Ширака по международной политике, шеф стремится «к многополярному миру, в котором Европа выступала бы противовесом американской политической и военной мощи». Сам Ширак объяснял свою позицию, исходя из тезиса о том, что «любое сообщество, в котором доминирует лишь одна сила, опасно и вызывает противодействие».
В последние годы Россия и Китай также выразили подобную озабоченность. Это нашло отражение в договоре, подписанном двумя странами в июле 2001 года. В нем недвусмысленно подтверждается приверженность «многополярной модели мира». Президент Владимир Путин заявил, что Россия не смирится с однополярной системой, аналогичную позицию высказал бывший председатель КНР Цзян Цзэминь. Германия хотя и присоединилась к этому начинанию позже, в скором времени стала заметным партнером по сдерживанию американской гегемонии. Министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер заявил в 2000-м, что «в основе самой концепции Европы после 1945 года было и остается неприятие… гегемонистских амбиций отдельных государств». Даже бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт недавно привел решающий довод в поддержку этой позиции, высказав мнение, что Германия и Франция «одинаково заинтересованы в том, чтобы не стать объектом гегемонии нашего могущественного союзника – США».
Столкнувшись с оппозицией, Вашингтон ясно дал понять: он сделает все возможное, дабы удержать свое превосходство. В сентябре 2002-го администрация Буша обнародовала документ, уточняющий ряд позиций стратегии национальной безопасности. После этого не оставалось сомнений относительно планов США исключить для любого другого государства всякую возможность бросить вызов их военной мощи. Еще большую полемику вызвала провозглашенная в этом теперь уже скандальном документе доктрина упреждения, которая, кстати, прямо противоречит принципам Устава ООН. Статья 51, например, позволяет применение силы только в целях самообороны и только в случае «вооруженного нападения на члена Организации». В то же время США исходят из той предпосылки, что американцы «не могут позволить противнику нанести первый удар». Поэтому, «чтобы предвосхитить или предотвратить… военные действия со стороны наших противников, – говорится в документе, – Соединенные Штаты будут в случае необходимости действовать на опережение», то есть нанесут удар первыми.
Кроме неравенства сил, Соединенные Штаты отделяет от других государств – членов ООН еще один, более глубокий и протяженный водораздел – различие культур. Народы Севера и Запада, с одной стороны, и народы Юга и Востока – с другой, расходятся во взглядах на одну из наиболее фундаментальных проблем: в каких случаях допустимо вооруженное вмешательство? 20 сентября 1999 года генеральный секретарь ООН Кофи Аннан призвал членов ООН «сплотиться вокруг принципа, запрещающего массовые и систематические нарушения прав человека, где бы они ни происходили». Эта речь вызвала в стенах ООН бурные дебаты, длившиеся несколько недель. Примерно треть стран публично заявила о поддержке при определенных условиях вмешательства в гуманитарных целях. Другая треть выступила категорически против, оставшаяся отреагировала неопределенно или уклончиво. Важно отметить, что в поддержку вмешательства выступили в основном западные государства, против – главным образом латиноамериканские, африканские и арабские.
Вскоре стало ясно, что разногласия не сводятся только к вопросу о гуманитарных интервенциях. 22 февраля сего года министры иностранных дел стран – членов Движения неприсоединения провели саммит в Куала-Лумпуре и подписали декларацию против применения силы в Ираке. Эта организация, в которую входят 114 стран (прежде всего развивающихся), представляет 55 % населения планеты, ее участники – почти две трети членов ООН.
Хотя ООН претендует на то, чтобы отражать единую, глобальную точку зрения, – чуть ли не универсальный закон, устанавливающий когда и где применение силы может быть оправданно, – страны – члены ООН (не говоря уже об их населении) отнюдь не демонстрируют взаимного согласия.
Более того, культурные разногласия по поводу применения силы не просто отделяют Запад от остального мира. Они все больше отделяют США от остального Запада. В частности, европейские и американские позиции не совпадают по одному из ключевых вопросов и с каждым днем расходятся все больше. Речь идет о том, какую роль в международных отношениях играет право. У этих разногласий две причины. И первая из них касается вопроса о том, кто должен устанавливать нормы – сами государства или надгосударственные организации.
Американцы решительно отвергают надгосударственность. Трудно представить себе ситуацию, при которой Вашингтон позволил бы международным организациям ограничивать размеры бюджетного дефицита США, контролировать денежное обращение и монетную систему или рассматривать вопрос о гомосексуалистах в армии. Однако эти и множество подобных вопросов, касающихся европейских стран, регулярно решаются наднациональными организациями, членами которых они являются (такими, как ЕС и Европейский суд по правам человека). «Американцы, – писал Фрэнсис Фукуяма, – не склонны замечать никаких источников демократической легитимности выше нации-государства». Зато европейцы видят источник демократической легитимности в волеизъявлении международного сообщества. Поэтому они охотно подчиняются таким покушениям на свой суверенитет, которые были бы недопустимы для американцев. Решения Совета Безопасности, регулирующие применение силы, лишь один из таких примеров.
СМЕРТЬ ЗАКОНА
Другой основной источник разногласий, размывающий устои ООН, касается вопроса о том, когда должны устанавливаться международные нормы. Американцы предпочитают законы корректирующие, принимаемые по факту. Они склонны как можно дольше оставлять открытым пространство для соперничества и рассматривают принятие норм в качестве крайней меры, лишь на случай краха свободного рынка. Напротив, европейцы предпочитают превентивное законодательство, нацеленное на то, чтобы заблаговременно предотвратить кризисные ситуации и провалы рынка. Европейцы стремятся определить конечную цель, предвидеть будущие трудности и принимать меры к их урегулированию, прежде чем возникнут проблемы. Это свидетельствует об их приверженности к стабильности и предсказуемости. Американцы, кажется, чувствуют себя более комфортно в условиях инноваций и хаоса случайностей. Резкое несовпадение реакций по обе стороны Атлантического океана на возникновение высоких технологий и телекоммуникаций – это наиболее яркий пример различия в образе мышления. Точно так же по обе стороны Атлантики расходятся взгляды и на применение силы.
Однако наибольший урон функционированию системы Объединенных Наций нанесло расхождение во взглядах на необходимость подчиняться правилам ООН, регулирующим применение силы. Начиная с 1945 года число государств, применявших военную силу, было таким большим и случаи ее применения были столь многочисленны, – а это само по себе вопиющее нарушение Устава организации, – что можно лишь констатировать крах системы ООН. В процессе работы над основными положениями Устава международному сообществу не удалось с точностью предвидеть случаи, когда применение силы будет сочтено неприемлемым. Кроме того, не было предусмотрено достаточных мер по сдерживанию такого ее применения. Учитывая, что ООН является добровольной организацией и ее функционирование зависит от согласия государств, подобная недальновидность оказалась фатальной.
На языке традиционного международного права этот вывод может быть сформулирован несколькими способами. Многочисленные нарушения соглашения многими государствами в течение продолжительного времени можно рассматривать как приговор этому соглашению – он превратился в закон на бумаге и больше не имеет обязательной силы. Можно также предположить, что на основе этих нарушений складывается обычай как предпосылка нового закона. Он заменяет собой старые нормы соглашения и допускает поведение, которое некогда считалось нарушением. Наконец, не исключено, что противоречащая соглашению деятельность государств создала ситуацию non liquet, приведя закон в состояние такой неразберихи, что правовые нормы больше не ясны и авторитетное решение невозможно.
Долгое время в международном праве «по умолчанию» срабатывает правило, согласно которому при отсутствии каких-либо авторитетно обоснованных ограничений государство свободно в своих действиях. Следовательно, какая бы доктринальная формула ни была выбрана для описания текущего кризиса, вывод остается тем же. «Если вы хотите узнать, религиозен ли человек, – говорил Витгенштейн, – не спрашивайте у него, а следите за его поведением». Так же следует поступать, если вы захотите узнать, какому закону подчиняется государство. Если бы государства когда-либо действительно собрались зафиксировать обязательность правил ООН о применении силы, дешевле было бы подчиняться этим правилам, чем нарушать их.
Однако они не сделали это. Тому, кто сомневается в справедливости этого наблюдения, достаточно задаться вопросом, почему Северная Корея так упорно стремится сейчас заключить с США пакт о ненападении. Предполагается, что это положение является краеугольным камнем Устава ООН, но никто не мог бы всерьез ожидать, что эта гарантия успокоит Пхеньян. Устав ООН последовал примеру пакта Бриана – Келлога, заключенного в 1928 году, согласно требованиям которого все крупные государства, впоследствии принявшие участие во Второй мировой войне, торжественно поклялись не прибегать к военным действиям как средству продолжения государственной политики. Этот пакт, отмечает историк дипломатии Томас Бейли, «стал памятником иллюзии. Он не только не оправдал надежд, но и таил в себе опасность, так как… внушал общественности фальшивое чувство безопасности». В наши дни, с другой стороны, ни одно разумное государство не даст ввести себя в заблуждение, поверив в то, что Устав ООН защищает его безопасность.
Удивительно, но факт: незадолго до иракского кризиса, несмотря на тревожные симптомы, некоторые юристы, занимающиеся международным правом, настаивали на отсутствии причин бить тревогу по поводу ситуации вокруг ООН. Буквально накануне объявления Францией, Россией и Китаем о намерении использовать право вето, которое Соединенные Штаты твердо решили игнорировать, 2 марта Энн-Мэри Слотер (президент Американского общества международного права и декан принстонской Школы им. Вудро Вильсона) писала: «Происходящее сегодня – это именно то, что предполагали основатели ООН». Другие эксперты утверждают, что, поскольку страны не выступили открыто против обязательного следования заявленным в Уставе ООН правилам применения силы, последние все еще должны считаться подлежащими исполнению. Однако самым наглядным свидетельством того, что именно государство считает обязательным, часто являются действия самого государства. Истина заключается в том, что ни одно государство – и тем более США – никогда не считало, что старые правила следует менять только после открытого объявления их недействительными. Государства просто ведут себя иначе, они избегают излишних противостояний. Наконец, государства никогда вслух не заявляли о том, что пакт Бриана – Келлога больше не действует, однако лишь немногие будут оспаривать этот факт.
И все же некоторых аналитиков беспокоит вопрос: если правила ООН о применении силы признаны более не действующими, не означает ли это полного отказа от международной законности и правопорядка? Общественное мнение заставило президента Буша обратиться к Конгрессу и к ООН, а это, как далее утверждают эксперты, свидетельствует: международное право все еще оказывает влияние на силовую политику. Однако отделить правила, действующие на практике, от правил, существующих только на бумаге, совсем не то же самое, что отказаться от законности. Хотя попытка подчинить применение силы букве закона явилась выдающимся международным экспериментом ХХ века, очевидно, что этот эксперимент не удался. Отказ признать это не откроет новых перспектив для подобного экспериментирования в будущем.
Разумеется, не должно было стать неожиданностью и то, что в сентябре 2002 года США сочли возможным объявить в своей программе национальной безопасности, что больше не считают себя связанными Уставом ООН в той его части, которая регулирует применение силы. Эти правила потерпели крах. Термины «законное» и «незаконное» утратили свое значение в том, что касается использования силы. Как заявил 20 октября Пауэлл, «президент полагает, что теперь он облечен полномочиями [вторгнуться в Ирак]… как мы это сделали в Косово». Разумеется, Совет Безопасности ООН не санкционировал применение сил НАТО против Югославии. Эти действия были осуществлены явно в нарушение Устава ООН, который запрещает как гуманитарные вмешательства, так и упреждающие войны. Между тем Пауэлл все же был прав: США фактически имели полное право напасть на Ирак – и не потому, что Совет Безопасности ООН это санкционировал, а ввиду отсутствия международного закона, запрещающего подобные действия. Следовательно, ни одна из акций не может считаться незаконной.
ПУСТЫЕ СЛОВА
От бури, развалившей Совет Безопасности, пострадали и другие международные организации, включая НАТО, когда Франция, Германия и Бельгия попытались помешать Североатлантическому альянсу защитить границы Турции в случае войны с Ираком. («Добро пожаловать к концу Атлантического альянса», – прокомментировал Франсуа Эйсбур, советник Министерства иностранных дел Франции.)
Почему же рухнули бастионы приверженцев легализма, спроектированные в расчете на мощнейшие геополитические бури? Ответ на данный вопрос, возможно, подскажут следующие строки: «Нам следует, как и прежде, защищать наши жизненные интересы. Мы без посторонней помощи способны сказать ‘нет’ всему, что для нас неприемлемо». Может удивить тот факт, что они не принадлежат «ястребам» из администрации США, таким, как Пол Вулфовиц, Доналд Рамсфелд или Джон Болтон. На самом деле эти строки вышли в 2001-м из-под пера Юбера Ведрина, бывшего тогда министром иностранных дел Франции. Точно так же критики американской «гипердержавы» могут предположить, что заявление «Я не чувствую себя обязанным другим правительствам», конечно же, было сделано американцем. В действительности его сделал канцлер Германии Герхард Шрёдер 10 февраля 2003 года. Первой и последней геополитической истиной является то, что государства видят свою безопасность в стремлении к могуществу. Приверженные легализму организации, не обладающие достаточным тактом, чтобы приспособиться к таким устремлениям, в конечном итоге сметаются с пути.
Как следствие, в погоне за могуществом государства используют те институциональные рычаги, которые им доступны. Для Франции, России и Китая такими рычагами, в частности, служат Совет Безопасности и право вето, предусмотренное для них Уставом ООН. Можно было предвидеть, что эти три страны не преминут воспользоваться этим правом, чтобы осадить США и добиться новых перспектив для продвижения своего проекта: вернуть мир к многополярной системе. В ходе дебатов по проблеме Ирака в Совете Безопасности французы были вполне откровенны относительно своих целей, которые состояли не в разоружении Ирака. «Главной и постоянной целью Франции в ходе переговоров», согласно заявлению посла Франции при ООН, было «усилить роль и авторитет Совета Безопасности» (и, он мог бы добавить, Франции). В интересах Франции было заставить США отступить, создав впечатление капитуляции перед французской дипломатией. Точно так же вполне разумно ожидать от США использования (или игнорирования) Совета Безопасности для продвижения собственного проекта – поддержания однополярной системы. «Курс этой нации, – заявил президент Буш в последнем обращении к нации, – не зависит от решений других».
По всей вероятности, окажись Франция, Россия или Китай в положении США во время иракского кризиса, каждая из них точно так же использовала бы Совет Безопасности или угрожала бы игнорировать его, как США. Да и Вашингтон, будь он на месте Парижа, Москвы или Пекина, вероятно, тоже воспользовался бы своим правом вето. Государства действуют с целью усилить собственную мощь, а не своих потенциальных конкурентов. Эта мысль не нова, она восходит, по меньшей мере, к Фукидиду, по сообщению которого афинские стратеги увещевали злополучных мелосцев: «Вы и все другие, обладая нашим могуществом, поступили бы так же». Это воззрение свободно от каких-либо нормативных суждений, оно просто описывает поведение отдельных наций.
Следовательно, истина кроется в следующем: вопрос никогда не ставился так, что судьба Совета Безопасности зависит от его поведения в отношении Ирака. Непопулярность Америки ослабила Совет Безопасности в такой же степени, как биполярность парализовала его работу во времена холодной войны. Тогдашний расклад сил создавал благоприятные условия для действий Советского Союза по блокированию Совета Безопасности, так же как нынешний расклад сил предоставляет Соединенным Штатам возможность обходить его решения. Между тем сам Совет Безопасности остается без выбора. В случае одобрения американского вмешательства могло создаться впечатление, что за отсутствием собственного мнения он «штампует» решения, которым не в силах воспрепятствовать. Попытка осудить военные действия была бы блокирована американским вето. Отказ Совета Безопасности предпринимать какие-либо действия был бы проигнорирован. Он был обречен не из-за расхождений по поводу Ирака, а вследствие геополитической ситуации. Таков смысл необычного и, казалось бы, противоречивого заявления Пауэлла от 10 ноября 2002 года, в котором утверждалось, что США не будут считать себя связанными решениями Совета Безопасности, хотя и ожидают, что поведение Ирака будет признано «серьезным нарушением».
Считалось, что резолюция 1441 и факт выполнения ее требований Ираком обеспечат победу ООН и триумф законности и правопорядка. Но так не случилось. Если бы США не пригрозили Ираку применением силы, новый режим инспекций был бы наверняка им отвергнут. Однако сами угрозы применения силы являлись нарушением Устава ООН. Совбез никогда не давал санкций на объявленную Соединенными Штатами политику смены иракского режима или на осуществление каких-либо военных действий с этой целью. Следовательно, «победа» Совета Безопасности на самом деле была победой дипломатии, за которой стояла сила или, точнее, угроза одностороннего применения силы в нарушение Устава ООН. Незаконная угроза односторонних действий «узаконила» действия многосторонние. Совет Безопасности воспользовался результатами нарушения Устава ООН.
Резолюция 1441 стала триумфом американской дипломатии и одновременно поражением международного правопорядка. Одобрив эту резолюцию после восьми недель дебатов, французские, китайские и российские дипломаты покинули зал заседаний, заявив, что не дали Соединенным Штатам права нанести удар по Ираку, так как резолюция не содержит элементов «автоматизма». Американские дипломаты в свою очередь настаивали на обратном. Что же касается содержания резолюции, то она одинаково поддерживала обе эти версии. Такая особенность языка резолюции не есть признак эффективного законодательства. Главной задачей любого законодателя являются внятность языка, изложение четких правил словами, которые общеизвестны и общезначимы. Члены ООН, согласно Уставу, обязаны подчиняться решениям Совета Безопасности и имеют право ожидать, что последний четко изложит свои решения. Уклонение от этой задачи перед лицом угроз лишь подрывает законность и правопорядок.
Вторая резолюция, принятая 24 февраля, каково бы ни было ее значение с точки зрения дипломатической практики, лишь упрочила процесс маргинализации Совета Безопасности. Ее расплывчатый язык был рассчитан на привлечение максимальной поддержки, но ценой юридической бессодержательности. Велеречивость резолюции, как и предполагалось, давала повод для всевозможных толкований, однако правовой инструмент, который можно истолковать любым образом, не имеет никакого значения. Охваченному агонией Совету Безопасности было важнее сказать хоть что-нибудь, чем сказать что-то действительно важное. Предлагавшийся компромисс позволил бы государствам вновь, так же как и после принятия резолюции 1441, заявить, что бессодержательным резолюциям Совбеза придают смысл частные замечания и побочные толкования. Спустя 85 лет после провозглашения Вудро Вильсоном «Четырнадцати пунктов» память самых священных обязанностей международного права почтили в обстановке намеков и экивоков келейным заключением секретных сделок.
ИЗВИНЕНИЯ ЗА БЕССИЛИЕ
В ответ на поражение Совета Безопасности государства и комментаторы, намеревающиеся вернуть мир к многополярной структуре, разработали различные стратегии. Некоторые европейские страны, такие, как Франция, полагали, что Совбез мог бы путем наднационального контроля за действиями Америки преодолеть дисбаланс сил и неравенство в сферах культуры и безопасности. Точнее говоря, французы надеялись использовать Совет Безопасности в качестве тарана, чтобы испытать Америку на прочность. Если бы эта стратегия сработала, то через наднациональные институты мир вернулся бы к многополярности. Но такой подход неизбежно вел к затруднительному положению: в чем бы тогда состоял успех европейских приверженцев наднациональных структур?
Разумеется, французы могли наложить вето на иракский проект Америки. Однако успех в этом был бы равносилен поражению, так как США уже объявили о своем намерении действовать невзирая ни на что. И, таким образом, была бы разорвана единственная цепь, позволяющая Франции сдерживать Америку. Неспособность Франции разрешить эту дилемму сводит ее действия к дипломатическому кусанию за лодыжки. Министр иностранных дел Франции мог перед камерами грозить пальцем американскому госсекретарю или застать его врасплох, подняв тему Ирака на встрече, посвященной другому вопросу. Однако неспособность Совбеза действительно остановить войну, против которой Франция громогласно протестовала, столь же явно демонстрировала слабость Франции, сколь и бессилие Совета Безопасности.
Тем временем комментаторы разработали стратегии словесной войны, предвосхищая предполагаемую угрозу международному правопорядку со стороны Америки. Некоторые рассуждали, в духе сообщества, что страны должны действовать во всеобщих интересах, вместо того чтобы, говоря словами Ведрина, «принимать решения в соответствии с собственными интерпретациями и в собственных интересах». США должны оставаться в ООН, утверждала Слотер, так как другим государствам необходим «форум… для сдерживания США». «Что же случилось с консервативными подозрениями в отношении неограниченного могущества?.. – вопрошал Хендрик Хертцберг из The New Yorker. – Где консервативная вера в ограничение власти, контроль и баланс сил? Берк перевернулся бы в гробу! Мэдисон и Гамильтон – тоже». Вашингтон, утверждал Хертцберг, должен добровольно отказаться от своего могущества и лидерства в пользу многополярного мира, в котором восстановится баланс сил, а США окажутся на равных с другими странами.
Никто не сомневается в пользе контроля и сохранения баланса сил внутри страны, необходимых для обуздания произвола. Сталкивать амбиции с амбициями – такова формула поддержания свободы, предложенная «отцами» Конституции США. Проблема эффективности такого подхода на международном уровне, однако, заключается в том, что Соединенным Штатам пришлось бы действовать вопреки собственным интересам, защищая дело своих стратегических соперников, в частности тех, чьи ценности значительно отличаются от их собственных. Хертцберг и другие, кажется, просто не могут признать, что им изменяет чувство реальности, когда они полагают, что США позволят контролировать себя Китаю или России. В конце концов, способны были бы Китай, Франция, Россия или любая другая страна добровольно отказаться от неоспоримого превосходства, окажись они на месте США? Не следует забывать также, что сейчас Франция стремится сократить собственное отставание от США, но отнюдь не дисбаланс с другими, менее влиятельными странами (некоторые из них Ширак пожурил за «невоспитанность»), которые могли бы сдерживать мощь самой Франции.
Более того, нет веских причин полагать, что какой-либо новый и еще не обкатанный центр силы, находящийся, возможно, под влиянием государств с длительной историей репрессий, окажется более внушающим доверие, нежели лидерство США. Те, кто решился бы вверить судьбу планеты какому-то расплывчатому образу стража глобального плюрализма, как ни странно, забывают об одном: кто будет стражем самого стража? И как этот последний собирается блюсти международный мир – вероятно, попросив диктаторов принять законы, запрещающие оружие массового уничтожения (как французы Саддама)?
В одном отношении Джеймс Мэдисон был прав, хотя международное сообщество и не смогло это оценить. Создавая проект Конституции США, Мэдисон и другие отцы-основатели столкнулись с дилеммой, напоминающей ту, с которой сталкивается ныне международное сообщество в условиях гегемонии Америки. Творцы Конституции США задались вопросом: почему могущественные люди должны иметь какой-нибудь стимул подчиняться закону? Отвечая на него, Мэдисон объяснял в «Записках федералиста», что эти стимулы заключаются в оценке будущих обстоятельств – в беспокоящей перспективе, когда в один прекрасный день сильные станут слабыми и прибежище закона понадобится им самим. Именно «шаткость положения», писал Мэдисон, побуждает сегодня сильных играть по правилам. Но если будущее определено заранее, или если сильные мира сего в этом уверены, или если это будущее гарантирует стабильность их могущества, им незачем подчиняться закону. Следовательно, гегемония находится в конфликте с принципом равенства. Гегемоны всегда отказывались подчинить свою власть сдерживающей узде закона. Когда Британия правила морями, Уайтхолл сопротивлялся вводу ограничений на применение силы при установлении морских блокад – ограничений, которые энергично поддерживали молодые Соединенные Штаты и другие более слабые государства. В любой системе с доминирующей «гипердержавой» крайне трудно поддерживать или установить подлинную законность и правопорядок. Такова великая Мэдисонова дилемма, с которой сегодня столкнулось международное сообщество. И именно эта дилемма сыграла свою драматическую роль в Совете Безопасности в ходе судьбоносного столкновения нынешней зимой.
НАЗАД, К ЧЕРТЕЖНОЙ ДОСКЕ
Высокой обязанностью Совета Безопасности, возложенной на него Уставом ООН, было поддержание международного мира и безопасности. В Уставе ООН изложен и проект осуществления этой задачи под покровительством Совета Безопасности. Основатели ООН воздвигли настоящий готический собор – многоярусный, с большими крытыми галереями, тяжеловесными контрфорсами и высокими шпилями, а также с внушительными фасадами и страшными горгульями, чтобы отгонять злых духов.
Зимой 2003 года все это здание рухнуло. Заманчиво, конечно, было бы пересмотреть проекты и во всем обвинить архитекторов. Однако дело в том, что причина провала Совета Безопасности кроется не в этом, а в смещении пластов земли под самой конструкцией. В этом году стало до боли ясно, что земля, на которой высился храм ООН, дала трещины. Она не вынесла тяжести величественного алтаря законности, который воздвигло человечество. Несоразмерность сил, различие культур и разные взгляды на применение силы опрокинули этот храм.
Как правило, закон влияет на поведение. Таково, разумеется, его предназначение. Однако приверженные легализму международные организации, режимы и правила, касающиеся международной безопасности, в большинстве случаев являются эпифеноменами, отражающими более глубинные причины. Они не определяют самостоятельно и независимо поведение государств, а становятся лишь следствием деятельности более мощных сил, формирующих это поведение. По мере того как движение глубинных потоков создает новые ситуации и новые отношения (новые «феномены»), государства позиционируют себя так, чтобы воспользоваться новыми возможностями для укрепления своего могущества. Нарушения правил, касающихся международной безопасности, происходят в тех случаях, когда такое позиционирование приводит к несоответствию между государством и застывшими организациями, не способными адаптироваться к новым условиям. Так, ранее успешно действовавшие правила превращаются в правила на бумаге.
Этот процесс коснулся даже наиболее разработанных законов, поддерживающих международную безопасность, которые некогда отражали глубинную геополитическую динамику. Что же касается законов худшего толка, созданных без учета этой динамики, то их жизнь еще более коротка, от них часто отказываются, как только возникает необходимость их выполнять. В обоих случаях, как показывает деградация ООН, юридическая сила таких законов недолговечна. Военно-штабной комитет ООН утратил силу практически сразу. С другой стороны, установленный Уставом ООН режим применения силы еще несколько лет формально продолжал действовать. Сам Совет Безопасности хромал на протяжении всего периода холодной войны, ненадолго воспрянув в 1990-х, а Косово и Ирак привели его к полному краху.
Когда-нибудь политики вернутся к чертежной доске. И тогда первый урок, который они извлекут из поражения Совета Безопасности, станет первым принципом создания новой организации: новый мировой правовой порядок, если он предназначен для эффективного функционирования, должен отражать положенную в его основание динамику права, культуры и безопасности. Если это не так, если его нормы вновь окажутся нереалистичными, не будут отражать действительное поведение государств и влияющих на них реальных сил, сообщество народов вновь породит лишь ворох законов на бумаге. Дисфункция системы ООН была в своей основе не юридической проблемой, а геополитической. Юридические искажения, ослабившие ее, явились следствием, а не причиной. «ООН была основана на допущении, – замечает, отстаивая свою точку зрения, Слотер, – что некоторые истины выходят за пределы политики». Именно так – в этом и заключается проблема. Если приверженные легализму институты намерены получать в свое распоряжение работающие, а не бумажные законы, они, как и «истины», которые они считают основополагающими, должны исходить из политических обязательств, а не наоборот.
Второй урок из провала ООН, связанный с первым, состоит в том, что правила должны устанавливаться в зависимости от реального поведения государства, а не от должного. «Первейшим требованием к разумной совокупности правовых норм, – писал Оливер Уэнделл Холмс, – является то, что она должна соответствовать действительным устремлениям и требованиям сообщества вне зависимости от того, правильны они или ошибочны». Это воззрение выглядит анафемой для тех, кто верит в естественное право, для кабинетных философов, которые «знают», какие принципы должны лежать в основе управления государствами, принимают они эти принципы или нет. Но эти идеалисты могли бы вспомнить, что международная правовая система все-таки добровольна. Хорошо это или нет, но ее законы основываются на согласии государств. Государства не связаны законами, с которыми они не согласны. Нравится это или нет, но такова вестфальская система, и она все еще действует. Можно сколько угодно делать вид, что система может быть основана на субъективных моральных принципах самих идеалистов, но это не изменит положение дел.
Следовательно, создатели истинно нового мирового порядка должны покинуть эти воздушные замки и отказаться от воображаемых истин, выходящих за пределы политики, таких, например, как теория справедливых войн или представление о равенстве суверенных государств. Эти и другие устаревшие догмы покоятся на архаических представлениях об универсальной истине, справедливости и морали. Сегодня наша планета, как это было редко в истории, раздроблена на части противоборствующими истинами, выходящими за пределы политики, людьми на всех континентах, которые – вместе с Цезарем Бернарда Шоу – искренне веруют, что «обычаи его племени и острова суть законы природы». Средневековые представления о естественном праве и естественных правах («нонсенс на ходулях», как назвал их Бентам) мало что дают. Они расклеивают удобные ярлыки для свойственных той или иной культуре предпочтений и, тем не менее, служат боевым кличем для всех воюющих.
Когда мир вступает в новую, переходную эру, необходимо избавляться от старого моралистического словаря, чтобы люди, принимающие решения, могли прагматически сосредоточиться на том, сколь действительно велики ставки. Правильные вопросы, ответы на которые необходимо дать, чтобы гарантировать мир и безопасность, совершенно очевидны: каковы наши цели? какими средствами мы собираемся их осуществлять? насколько действенны эти средства? если они неэффективны, то почему? существуют ли альтернативы? если они существуют, то чем для них придется пожертвовать? готовы ли мы пойти на такие жертвы? какова цена и выгода прочих альтернатив? какой поддержки они потребуют?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, не требуется никакой запредельной метафизики легализма. Здесь не нужны великие теории и нет места для убежденности в своей непогрешимости. Закон, говорил Холмс, живет не логикой, а опытом. Человечеству нет нужды достигать окончательного согласия относительно добра и зла. Перед ним стоит эмпирическая, а не теоретическая задача. Добиться согласия удастся быстрее, если отказаться от абстракций, выйти за пределы полемической риторики «правильного» и «неправильного» и прагматически сосредоточиться на конкретных потребностях и предпочтениях реальных людей, возможно испытывающих страдания без всякой необходимости. Политические стратеги, вероятно, пока не в состоянии ответить на эти вопросы. Те силы, которые разрушили Совет Безопасности, – «глубинные источники международной нестабильности», как назвал их Джордж Кеннан, – никуда не исчезнут, но, по меньшей мере, политики смогут задать себе правильные вопросы.
Крайне разрушительной производной естественного права является идея равной суверенности государств. Как указал Кеннан, представление о равенстве суверенитетов – это миф, и фактическое неравенство между государствами «выставляет на посмешище» эту концепцию. Предположение, что все государства равны, повсюду опровергается очевидностью того, что они не равны – ни по своей мощи, ни по своему благосостоянию, ни с точки зрения уважения международного порядка или прав человека. И тем не менее, принцип суверенного равенства одновременно пронизывает всю структуру ООН и не позволяет ей эффективно браться за разрешение возникающих кризисов, например, вследствие доступности ОМУ, которая вытекает именно из предположения о суверенном равенстве. Отношение к государствам, как к равным, мешает относиться к людям, как к равным. Если бы Югославия действительно имела такое же право на неприкосновенность, как и любое другое государство, ее граждане не пользовались бы сегодня теми же правами человека, что и граждане других государств, поскольку их права могли быть защищены только вторжением. В этом году абсурдность обращения со всеми государствами, как с равными, стала очевидна как никогда, когда обнаружилось, что решение Совета Безопасности может зависеть от позиции Анголы, Гвинеи или Камеруна – стран, представители которых сидели рядом и голос которых весил столько же, что и голоса Испании, Пакистана и Германии. Принцип равенства фактически даровал любому временному члену Совбеза возможность воспользоваться правом вето, лишив большинство того критического, девятого голоса, который был необходим для поддержки резолюции. Разумеется, в предоставлении Уставом ООН юридического права вето пяти постоянным членам Совета Безопасности подразумевалось создание противоядия против необузданного эгалитаризма. Но этот подход не сработал: юридическое право вето одновременно опускало США до уровня Франции и поднимало Францию над Индией, которая не была даже временным членом Совета Безопасности в момент обсуждения иракской проблемы. А между тем юридическое вето ничуть не уравновесило фактическое вето временных членов Совбеза. В результате получилось, что Совет Безопасности отразил действительный расклад сил в мире с точностью кривого зеркала. Отсюда третий великий урок этой зимы: нельзя ожидать, чтобы организации могли исправить искажения, кроющиеся в самой их структуре.
ВЫЖИВАНИЕ?
Есть немного причин полагать, что Совет Безопасности вскоре возродится, чтобы заниматься важнейшими вопросами безопасности вне зависимости от того, чем закончится война против Ирака. Если война окажется быстрой и успешной, если США обнаружат иракское ОМУ, которое будто бы не существует, и если создание государства в Ираке пройдет благополучно, стимулов возрождать Совет Безопасности будет крайне мало. В этом случае он отправится вслед за Лигой Наций. После этого американские стратеги станут относиться к Совету Безопасности примерно так же, как и к НАТО после Косово: never again. Его заменят коалиции единомышленников, создаваемые для определенных целей.
Если же, с другой стороны, война окажется затяжной и кровопролитной, если США не найдут в Ираке ОМУ, если создание там государства начнет пробуксовывать, это пойдет на пользу противникам войны, которые будут утверждать, что США не сели бы на мель, если бы оставались верны Уставу ООН. Однако неудачи Америки не пойдут на пользу Совету Безопасности. Возникнут и окрепнут враждебно настроенные коалиции, занявшие в Совбезе выжидательную позицию и парадоксальным образом затрудняющие попытки Америки в полном соответствии со своим долгом принимать участие в этом форуме, где для нее всегда будет наготове вето.
Время от времени Совет Безопасности все еще будет полезен для рассмотрения вопросов, не затрагивающих непосредственно высшую иерархию мировых сил. Достаточно сказать, что всем ведущим странам угрожает опасность терроризма, а также новая волна распространения ОМУ. Никто не выиграет, если допустит, чтобы эти угрозы осуществились. Но даже если требуемое решение проблемы не будет военным, стойкие взаимные подозрения постоянных членов Совбеза и потеря доверия к нему самому подорвут его эффективность в решении этих вопросов.
Чем бы ни окончилась война, на США, скорее всего, будет оказываться давление в целях ограничения возможности применения ими военной силы. Этому давлению они смогут противостоять. Несмотря на увещевания Ширака, война далеко не «всегда... наихудшее средство». В том, что касается многочисленных тиранов, начиная с Милошевича и кончая Гитлером, применение силы протиы них было лучшим выбором, чем дипломатия. К сожалению, может так статься, что применение силы окажется единственным и, следовательно, оптимальным способом решения проблемы распространения ОМУ. С точки зрения страданий мирного населения применение силы во многих случаях может оказаться более гуманным решением, чем экономические санкции, вследствие которых, как показало их применение к Ираку, умирают от голода больше детей, чем солдат. Наибольшей опасностью после второй войны в Персидском заливе будет не применение силы Соединенными Штатами, когда в этом нет необходимости, а то, что, капитулировав, испугавшись ужасов войны, дрогнув под напором общественных протестов и экономической конъюнктуры, они не станут применять силу тогда, когда это необходимо. Тот факт, что мир подвергается опасности из-за разрастающегося беспорядка, возлагает на США все большую ответственность: Америке следует неуклонно использовать свою мощь для того, чтобы остановить или замедлить распад.
Все те, кто верит в законность и правопорядок, с надеждой ждут, что великий караван человечества вновь продолжит свой путь. Выступая против центров беспорядка, Соединенные Штаты только выиграют от того, что направят часть мощи на создание новых международных механизмов, предназначенных для поддержания мира и безопасности во всем мире. Американское лидерство не будет длиться вечно, и благоразумие подсказывает необходимость создания организаций с реалистической структурой, способных защищать или поддерживать национальные интересы США даже в тех случаях, когда военная сила неэффективна или неуместна. Подобные организации способствовали бы усилению неоспоримого превосходства Америки и потенциальному продлению периода однополярности.
Между тем приверженцы легализма, должны реалистично оценивать перспективы создания в ближайшее время новой международной структуры на смену обветшавшему Совету Безопасности. Силы, приведшие к закату Совбеза, никуда не денутся. Со щитом или на щите – у Соединенных Штатов в новых условиях больше не появится причин вновь подчинить себя старым ограничениям. Победят или будут посрамлены их соперники, у них не найдется достаточных причин, чтобы отказаться от усилий по сдерживанию США. Нации по-прежнему будут стремиться к наращиванию могущества и поддержанию безопасности за счет других. Они продолжат спор о том, когда следует применять силу. Нравится нам это или нет, но так устроен мир. Первым шагом к возобновлению шествия человечества в направлении законности и правопорядка будет признание этого факта.
По данным Союза чешских производителей пива в 2002г. производство пива в ЧР увеличилось на 2,2% и составило 18,273 млн. гектолитров. Исходя из предварительных подсчетов, экспорт пива впервые в истории превысил 2 млн.гкл. Производство пива увеличилось после 4 летней стагнации.Официальная статистика, как ожидается, будет объявлена после 28.02.2003г., однако, крупнейшее в ЧР объединение «Плзеньский Праздрой», контролируемое южноафриканским концерном SAB Miller, уже информировало, что в 2002г. было реализовано свыше 9 млн.гкл. (рост на 13%), в т.ч. на внутреннем рынке рост продаж составил 6,4%, а на внешнем рынке – превысил 30% (1,26 млн.гкл., включая 500 тыс.гкл., произведенных по лицензии в Польше, России и Словакии).
Пивоваренное объединение «Будейовицкий Будвар», наоборот, объявило о снижении производства на 104 тыс.гкл. (произведено 1.213 тыс.гкл.), экспорт упал на 2,5%, составив 514 тыс.гкл.
XXI век: расходящиеся дороги развития
© "Россия в глобальной политике". № 1, Ноябрь - Декабрь 2002
Л.М. Григорьев — к.э.н., ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН, член Научно-консультативного совета журнала "Россия в глобальной политике".
Резюме Развивающийся мир, к которому сегодня относится и Россия, не догонит мир развитой. На рубеже тысячелетий темпы роста основных групп государств выровнялись. Это означает, что разрыв между ними не преодолевается, а консервируется, сближение уровней развития практически невозможно. Шанс совершить прорыв, направив на цели развития средства, освободившиеся после окончания холодной войны, был упущен.
Насколько устойчива экономическая ситуация в мире? Отвечая на этот вопрос в середине 1990-х годов, большинство политиков и аналитиков были настроены оптимистически: развитые и развивающиеся страны демонстрировали высокие темпы роста, к тому же большая группа государств перешла от планового хозяйства к рыночному. Сегодня процессы, происходящие в мировой экономике, дают серьезные основания для тревоги. На рубеже тысячелетий темпы роста основных групп стран (развитые, развивающиеся и переходные) сблизились и стабилизировались (см. график 1). Это означает, что разрыв между ними не преодолевается, а консервируется, сближение уровней развития практически невозможно. Напротив, эти группы будут следовать по расходящимся дорогам, постепенно отдаляясь друг от друга.
График 1. Динамика реального ВВП развитых, развивающихся и переходных стран за 1990–2003 гг. (в процентах)
Источник: МВФ (сентябрь 2002 г.), МБРР.
Развитые страны — нервный рост
Что происходит в развитом мире и есть ли основания для панических предсказаний, которыми обывателя исправно пугают газеты? В целом можно констатировать, что группа развитых стран находится в “хорошей форме”. К концу 2002-го стало ясно, что США преодолели прошлогоднюю рецессию. Американский подъем 1991–2000 годов был одним из самых мощных и самым продолжительным в истории — без обычного спада посредине десятилетия. В основе его лежали огромные капиталовложения и “дивиденд от мира” (результат окончания холодной войны), который наряду с другими факторами позволил в течение трех лет сводить бюджет с профицитом. Биржевой крах “проколол” спекулятивный “шарик”, но вложенные ресурсы никуда не исчезли и будут давать растущий эффект. Промышленное производство выросло в полтора раза. Несмотря на экономические проблемы 2001-го, США ощутимо увеличили военные расходы и расходы на безопасность. (Причем эти траты являются не столько финансовыми потерями бюджета, сколько стимулом роста спроса.) Теперь же, когда кризис в основном миновал, США получат новые материальные возможности для укрепления своей роли в мире.
В принципе, весь развитой мир начинает выходить из застоя прошедших двух лет (хронические проблемы испытывает только Япония). В 2002–2003 годах впереди, видимо, останутся США, зона евро будет двигаться медленнее. Согласно прогнозу МВФ на 2002–2003 годы, реальный ВВП в развитом мире вырастет на 2,7–2,8 %. Реальные цены на импортируемые развитыми странами первичные товары из развивающихся стран ниже уровня 1990-го. Бюджеты развитого мира сбалансированы лучше, чем когда-либо. Так что 29 стран, представляющих примерно 56 % мирового ВВП по оценкам МВФ [1], могут ожидать возврата к циклическому росту.
Конечно, темпы роста ниже, чем предполагалось, но какой-либо непосредственной угрозы развитию нет. Как и всегда на выходе из кризиса, нет полной ясности, какая отрасль возьмет на себя функцию очередного локомотива роста и что станет основой подъема. Важно, однако, что постиндустриальное общество уже не зависит от ограниченного набора отраслей.
При этом в развитом мире ощущается нервозность, которой не было в 1990-е годы. Обусловлена она главным образом внешними, а не внутренними факторами. В экономике это вопрос устойчивости поставок нефти, цены на нефть и газ, а также корпоративные скандалы и затянувшиеся биржевые потрясения, которые, как правило, предшествуют кризису, а не происходят на стадии перехода к росту. Инстинктивное желание инвесторов уйти в безопасные регионы, по сути дела домой, подкрепляется ощущением конфликтности в политической сфере (Ближний Восток, Ирак, Балканы, общая угроза терроризма). Дискомфорт создают также нерешенные глобальные проблемы: загрязнение окружающей среды, изменения климата, бедность, рост наркотрафика.
Среди внутренних проблем развитого мира отметим главную — ослабление позиций среднего класса. В Европе это подогрело правые, расистские и антииммигрантские настроения, особенно ярко проявившиеся во время недавних парламентских выборов во Франции и Нидерландах. Нервозность усугубляется сложными процессами интеграции, которые заставляют европейцев интенсивно искать способы адаптации к новым условиям существования. Совокупность всех этих факторов вынуждает ведущие державы в большей степени концентрироваться на собственных проблемах, тогда как их интерес к общемировому развитию снижается. Попытки совместить жесткую бюджетную дисциплину (особенно в ЕС) с социальной поддержкой собственных “бедных и обиженных”, растущая вовлеченность европейцев в операции США и НАТО по поддержанию стабильности (Балканы, Азия и пр.) также не стимулируют притока ресурсов в развивающийся мир. После 11 сентября 2001-го все отчетливее проявляется “синдром осторожности” в отношении других стран, особенно в том, что касается долгосрочных инвестиций в зоны военного риска. В нынешней ситуации Запад, похоже, больше озабочен защитой собственного образа жизни и развивается сам по себе, продолжая отдаляться от остального мира.
Нефть — дело деликатное
Особняком стоят страны-экспортеры нефти, особенно члены ОПЕК, сочетающие ряд признаков развитых и множество признаков развивающихся стран. Их отличают относительно высокий уровень дохода на душу населения (в арабском мире) и вообще наличие собственных стабильных источников дохода. В то же время для них характерны монокультура производства и экспорта, низкий уровень развития обрабатывающей промышленности и услуг, часто архаичные политические системы, большие госрасходы, экспорт (в ряде случаев бегство) капитала и ограниченные возможности развития. Колебания доходов настолько велики, что условия роста весьма своеобразны и отличаются как от развитых, так и развивающихся стран [2]. Эти страны, как правило, почти не заимствуют у международных финансовых организаций, но обременены частными долгами.
Развитым странам на фазе выхода из кризиса нужна стабильность нефтяных цен, при этом чем они ниже, тем лучше. В 1990-е годы доходы стран ОПЕК составляли примерно 120–160 млрд долларов в год. За падением до 104 млрд в 1998-м последовал взлет до 250 млрд в 2000 году с постепенным снижением до 175 млрд в 2002-м [3].
Колебания цен и доходов приводят к серьезной неравномерности в торговых и платежных балансах не только стран-экспортеров нефти в том числе например России, но и импортеров. Они затрагивают циклические процессы в развитых странах, но одновременно могут усугубить кризисы, например, в Аргентине и Бразилии, которые испытывают трудности с платежным балансом и выплатами по долгам. Каждый взлет нефтяных цен отражается и на беднейших странах. Это лишний раз указывает на недостатки спотового рынка нефти с точки зрения развития. Очевидно также, что внутренняя стабильность (через бюджеты и внешнеторговые балансы и т. п.) в ряде больших групп важнейших стран мира зиждется на хрупком равновесии между интересами экспортеров, основных импортеров (и их компаний), а также трейдеров. В процесс глобального роста как бы встроен сложный раскачивающий механизм со случайной функцией — ценой на нефть.
Периоды высоких цен на нефть непродолжительны, роль нефти как фактора развития (раньше эту функцию выполняли каучук, медь и т. п.) не вечна. В 1991–2000 годах, когда среднеарифметическая цена барреля нефти “Брент” составляла примерно 19 долларов, экономический рост в мире достигал порядка 3 % от реального объема ВВП. В этот же период рост потребления нефти увеличивался примерно на 1 % в год и составил в общей сложности 12 %. Прогнозируя будущее, следует исходить из того, что цены на нефть более 25 долларов за баррель будут стимулировать процессы энергосбережения. Уменьшения роста добычи и потребления нефти в мире можно ожидать как на основании естественных ценовых факторов, так и в силу специальных мероприятий в странах ОЭСР, цель которых — снизить зависимость от импорта нефти. Таким образом, прогноз роста на 1,5–2 % мирового спроса на нефть, скорее всего, чересчур оптимистичен [4]. Шанс стран-экспортеров на развитие и модернизацию будет упущен, если высокие доходы уйдут не на накопление, а на потребление, вывоз капитала и тому подобные цели.
Устойчивое развитие — ускользающая цель
За сорок лет, прошедших с момента массового обретения независимости бывшими колониями, эксперименты по развитию беднейших стран принесли весьма ограниченные результаты. Каждые десять лет мировое сообщество вынуждено списывать долги и изобретать новые формы помощи. В 90-е также не удалось достичь устойчивости развития бедных и беднейших стран [5].
В Декларации Тысячелетия 2000 года содержалось обещание к 2015-му снизить вдвое число абсолютно бедных, но не были указаны средства решения этой задачи. Усилия по восстановлению объема и уровня помощи, предпринятые со стороны ООН и развивающихся стран на конференциях 2002 года, привели к неоднозначным результатам. Международная конференция по финансированию развития, проходившая под эгидой ООН с 18 по 22 марта 2002-го в Монтеррее (Мексика), завершилась обещанием США и ЕС увеличить официальную помощь развивающимся странам в предстоящее десятилетие еще на 50 млрд долларов. Это важный результат, но тем самым фактическая помощь всего лишь восстанавливается до уровня предыдущих лет. Пока недостижимой целью ООН остается предоставление развитыми странами помощи в размере 0,7 % от их ВВП.
Саммит в Йоханнесбурге (ЮАР) в августе — сентябре 2002 года можно считать успешным, особенно в том, что касается ряда намерений, связанных с экологией. Но в организационном и финансовом отношении его результаты не меняют ситуацию в мире, новой модели развития пока не просматривается [6]. Декларация конференции в Йоханнесбурге констатировала: “Постоянно возрастающий разрыв между развитым и развивающимся миром представляет главную угрозу глобальному процветанию, безопасности и стабильности” [7].
В 1990-е была упущена уникальная возможность обратить средства, сэкономленные от противостояния двух идеологических лагерей, на цели развития. Эти деньги способствовали дальнейшему прогрессу развитых рыночных демократий, как таковых. Целый ряд стран (прежде всего Африки и Азии), которые переживали периоды роста, в минувшее десятилетие понесли огромные потери накопленного человеческого и управленческого капитала в локальных вооруженных конфликтах. Вопиющим примером того, как нация своими руками разрушает предпосылки собственного развития, стала политически мотивированная ликвидация белого фермерства в Зимбабве. “Черный передел”, затеянный Робертом Мугабе, отбросил на десятилетия назад не только страну, но и весь регион (Зимбабве была главным производителем продовольствия для всех соседей). К тому же и без того ограниченные ресурсы международного сообщества отвлекаются от целей развития на постконфликтное восстановление (Босния, Руанда).
Районы “бедствий” оказывают депрессивное воздействие на соседей: неурегулированность многих конфликтов препятствует долгосрочному деловому планированию. Крупные инфраструктурные проекты практически неосуществимы в условиях угрозы терроризма, наличия территориальных споров или неопределенности с правами собственности.
В 1990-е официальная помощь развитию (ОПР) со стороны развитых стран заметно сокращалась. Наблюдается “усталость” от предыдущих попыток содействовать развитию. Они не приводили к успеху в силу коррупции на местах и неспособности ряда стран должным образом использовать помощь (самый яркий пример — масштабные выплаты Палестине, которые попросту оказались пущены на ветер, поскольку там возобновился разрушительный конфликт). Если в 1990–1998 годах (за исключением 1996-го — см. график 2) официальная помощь развитию (практически это гранты) составляла 45–60 млрд долларов, то в 2000–2001 годах она упала ниже уровня 1985-го — порядка 35 млрд долларов. (В отношении к ВВП стран-доноров ОПР сократилась с 0,35 % до 0,22 %.)
Поиск моделей участия иностранной помощи и капитала в экономическом развитии стран с нарождающимися рынками продолжается. Упор делался на снижение долгов, развитие рыночной экономики, призывы увеличить помощь. Однако любая помощь окажется бессмысленной, если не будут отлажены эффективные механизмы ее использования.
График 2. Динамика официальной помощи развитию, прямых и портфельных инвестиций в развивающиеся страны, млрд долларов в ценах 2001 г. (млрд дол., 1985–2002 гг.).
Источник: Всемирный банк.
Частный капитал и рост в 90-х
В середине минувшего десятилетия на какой-то период создалось впечатление, что увеличившийся приток частного капитала из стран ОЭСР в развивающиеся страны поможет им совершить качественный скачок. По темпам роста в 1991–1997 годах развивающиеся страны заметно опережали развитые. На этих данных основывались оптимистические оценки положительного влияния глобализации, в частности либерализации финансовой деятельности, информационной революции и т. д., на динамику развития.
На самом деле общий экономический подъем опирался на быстрый рост ограниченного числа ведущих развивающихся стран, в которые шел основной поток прямых инвестиций и которые в период до 1997-го сумели использовать их для развития и ускорения. Это латиноамериканские (Аргентина, Бразилия, Мексика, Чили), центрально- и восточноевропейские (Польша, Венгрия, Чехия) и азиатские (Корея, Малайзия, Таиланд, Сингапур) страны, а также Китай и Гонконг [8].
Некоторые компоненты этих потоков отличались неустойчивостью. Например, частные займы колебались от 90 млрд долларов до –0,7 млрд в год (см. график 3). Общий валовой приток частных ресурсов увеличился с уровня 30–45 млрд долларов в год в конце 1980-х до почти 290 млрд в 1997–1998 годах. Правда рост частных вложений в 1990-х отражал три важных дополнительных фактора по сравнению с 1980-ми годами: резкий рост инвестиций в Китай, приватизацию в Бразилии и Аргентине, появление как объекта инвестирования большой группы государств с переходной экономикой Центральной и Восточной Европы и СНГ (27 стран).
График 3. Динамика притока валового и чистого (валовой минус проценты по кредитам и прибыль по иностранным инвестициям) частного капитала в развивающиеся страны (млрд. дол., 1985–2002 гг.).
Источник: Всемирный банк, 2002 г.
Графики 2 и 3 показывают, что приток чистых ресурсов в развивающиеся страны резко сократился одновременно с официальной помощью в разгар азиатского кризиса конца 1990-х [9]. В то же время наблюдается большой параллельный “увод” сбережений из развивающихся стран, причем не столько международными компаниями, сколько в большой степени местными политическими и деловыми элитами. Наиболее подвижный портфельный и банковский капитал на время создает возможность серьезного роста финансирования, но при оттоке может стать инструментом эскалации кризисов, что и наблюдалось в прошлое десятилетие. Всем стало ясно, насколько опасна опора на портфельные инвестиции, и прямые инвестиции превратились наконец в основной инструмент переноса развития в развивающиеся страны. Следует, однако, учитывать, что частный капитал крайне чувствителен к реальным или потенциальным рискам и не может компенсировать нехватку собственных усилий правительств и бизнеса развивающихся стран.
Исследования показывают, что укрепление прав собственности, ограничение черного рынка, расширение политических свобод и борьба с коррупцией способствуют экономическому развитию. Мир бедности по-прежнему характеризуется ограниченным притоком внешних ресурсов, не слишком эффективным использованием ресурсов собственных, а также непрекращающимися конфликтами, которые подрывают успехи, достигнутые в периоды стабильности. Согласно данным ЮНКТАД, обнародованным в конце октября 2002-го, объем прямых инвестиций в мире снизился в текущем году на 27 %. В частности, инвестиции в Африку снизились с 17 млрд долларов до 6 миллиардов.
Ведущие лидеры регионов — насколько они устойчивы?
Опыт последнего десятилетия показал, что мало добиться роста на какое-то время, гораздо важнее поддерживать его в длительной перспективе. Развитые страны тем и отличаются, что способны удерживать высокий уровень развития, несмотря на войны и кризисы. В этой связи необходимо проанализировать группу ведущих стран — развивающихся, переходных и даже развитых, лидирующих в своих регионах. Как локомотивы роста, они устанавливают де-факто стандарты стабильности, их банки выступают в роли надежного “ближнего зарубежья” для соседей и т. п. Если прогресс и рост тормозятся в странах-лидерах регионов, это ведет к общему замедлению, потере момента движения в направлении реформ и социально-политической устойчивости.
Например, экономический крах и трудноразрешимые политические проблемы в Индонезии серьезно повлияли на развитие Юго-Восточной Азии, кризис затронул “тигров”, рост которых был столь впечатляющим в прошлом: Таиланд, Малайзию, Южную Корею, Сингапур. Тяжелейшие кризисы поразили Аргентину, Бразилию и Турцию — государства-лидеры роста в 1990-х годах. Драма конца 1990-х заключается в том, что жертвами кризисов и конфликтов стали страны, обладавшие солидным потенциалом роста, включая накопленный управленческий и человеческий капитал (например, балканские государства).
Для этих среднеразвитых стран — соседей России по рейтингам — характерен размер ВВП на душу населения в пределах 4–12 тысяч долларов. Создается новая угроза мировому экономическому прогрессу — потеря надежды догнать первый эшелон. При анализе 15 государств, играющих важную роль в регионах (помимо Северной Америки, Западной Европы и Японии) становится очевидно, что если нет роста даже в таких странах, на которые приходится около 33 % мирового ВВП, то вряд ли стоит говорить об общем масштабном прогрессе в мире. Среднегодовые темпы прироста ВВП в этих странах сократились в 1998–2001 годах по сравнению с 1994–1997 годами с 6,3 до 4,6 %. Но отчасти речь идет о лукавстве статистики: за вычетом России, Индии и Китая в 12 оставшихся ведущих государствах разных континентов темпы прироста ВВП снизились гораздо резче — с 4,8 до 1,85 %. С 1998 по 2001 год лишь Россия ускорила свое развитие (даже включая год дефолта). В Китае и некоторых других странах наблюдается замедление роста. Индия и Египет сохранили темпы. Сочетая концентрацию ресурсов с постепенной либерализацией коммерческой деятельности, Китай, вес которого в экономике развивающегося мира огромен, укрепляет иллюзию общего значительного прогресса.
Многие ключевые страны, прежде всего Аргентина, Турция и, возможно, Бразилия, испытали или испытывают острейший кризис. В Израиле и Мексике наблюдается спад.
Именно у среднеразвитых стран имелась возможность масштабного внешнего заимствования, теперь же они испытывают все трудности долговых потрясений. Как недавно отметил нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, “мы до сих пор не умеем управлять кризисами” [10]. От позитивной динамики этих стран зависят среди прочего также региональная торговля, миграция рабочей силы, уверенность инвесторов. Региональные и гражданские конфликты, перемежаемые экономическими потрясениями, создают пеструю картину, отчасти напоминающую ситуацию столетней давности.
Модернизация по жестким правилам
Постепенная стабилизация в странах с переходной экономикой (28 стран Европы и Азии без Китая и Вьетнама, по критериям МВФ), особенно четырехлетний подъем в России, отодвинула их проблемы на второй план. Анализ, специально проведенный Международным валютным фондом в 2000 году, показал, что в течение XX века не произошло радикального изменения в соотношении государств на международной арене [11]. В частности, социалистическая индустриализация в бывшем СССР не повлияла на положение России относительно большинства развитых стран мира в 2000-м по сравнению с 1900 годом. Правда, увеличилось отставание от ведущих стран по размерам реального ВВП на душу населения.
Страны Восточной и Центральной Европы реинтегрируются с Западом примерно с тех же относительных стартовых позиций (40–45 % ВВП на душу населения по сравнению с Западной Европой), которые они занимали в первой половине XX века [12]. По итогам прошлого столетия развитые страны росли в целом быстрее и все больше отрывались не только от беднейших стран, но и от “второго эшелона”. Чемпионами в классе перемещений вверх по относительной шкале оказались Китай и Тайвань, заметно продвинулись вверх Япония и Корея. Все эти государства отличались на этапе ускорения концентрацией ресурсов, высокой (30 % и более) нормой накопления в ВВП, экспортной ориентацией и “реформами сверху”.
В России вопросы модернизации стали обсуждаться все более активно по мере преодоления затяжного кризиса переходного периода и ликвидации прямых последствий финансового краха 1998 года. Пожалуй, впервые в истории страна и на востоке, и на западе граничит с государствами, которые демонстрируют ощутимо более высокие темпы роста и для которых характерны устойчивое управление и осознанные экономические стратегии (вроде интеграции в ЕС). Список негативных последствий краха 1998-го возглавляют огромный внешний долг, дефицит доверия населения и предприятий к финансовым институтам, низкая норма накопления (18 % при среднемировых 23 %), низкая капитализация даже ведущих российских компаний. А главное — низкий уровень формирования среднего класса, доступ к ресурсам и рентоориентированное поведение участников процесса накопления. В этом контексте возникли дискуссии вокруг проблем догоняющего развития, вреда или пользы промышленной политики и т. п.
1990-е годы определили характер экономических и политических систем, возникших в переходных странах. Переходные государства можно разделить на несколько групп, находящихся на разных стадиях развития. Европейскими лидерами по формированию рыночных институтов и темпам экономического роста являются Словения, Польша, Чехия и Венгрия, ближе к ним — страны Балтии. Но целая группа стран в результате внешних и гражданских конфликтов, неудачной экономической политики и т. п. оказывается во все более трудном положении. По одному из критериев ООН (ВВП меньше 800 долларов на душу населения и др.), многие постсоциалистические страны попали в группу наименее развитых: Албания, Босния, Молдавия, Азербайджан, Армения, Грузия, Таджикистан и Киргизия; к этой группе примыкает даже Украина.
Россия, Казахстан и некоторые другие страны выделяются тем, что, несмотря на наличие огромных проблем, неравномерность предшествующего развития и неадекватность институционального базиса, они все же перешли к росту. Теперь перед Россией и более продвинутой группой стран стоят сходные проблемы: рост наметился, рынок есть и признан ЕС, установилась социально-политическая стабильность — осталось обзавестись эффективным рыночным хозяйством и модернизировать экономику, приблизив ее к уровню стран Западной Европы (от 5–10 тыс. долларов ВВП на душу населения до 15–20 в обозримом будущем). Вступление центрально- и восточноевропейских стран в Европейский союз даст им пространство для сбыта, жесткие правила финансового поведения (по бюджетным дефицитам и т. п.) и гранты на региональное развитие.
Фактически помощь международных финансовых организаций (МФО) постепенно становится для России скорее страховкой, нежели опорой. Упор на роль частного капитала в программах МФО и (несколько запоздалое) институциональное развитие как раз показывают, что с точки зрения развитого мира переход к рынку на востоке Европы, в сущности, завершен. Это означает, что переходные страны будут все больше рассматриваться как обычные среднеразвитые (или развивающиеся). Обедневшие государства также постепенно растворяются в обычных международных категориях. Специальный “переходный” статус все более утрачивает общее для этих стран содержание. Что же касается конкуренции на товарных рынках, то новые переходные экономики и в 1990-х не имели особых поблажек в качестве “награды” за отказ от планового хозяйства.
Нет ничего предосудительного в “догоняющей” экономике или в использовании естественных или накопленных страной преимуществ в целях ускорения своего развития. К тому же страна сама определяет способ развития исходя из характера ресурсов, интересов держателей основных активов и политической и финансовой элиты. И если страна развивается в направлении интеграции на базе иностранного капитала (венгерский вариант), то это в конечном итоге тоже выбор. Если окажется, что в России победил вариант развития на базе интегрированных бизнес-групп, то это будет наш выбор. Правда, этот вариант также не гарантирует быстрой и масштабной модернизации, поскольку любые инвестиции в нем должны в первую очередь отвечать корпоративным интересам. Заметим, что роль новых международных требований по финансовой отчетности, правил ВТО по конкуренции, в частности возможное появление экологических и трудовых стандартов, могут вести к закреплению фактического разделения труда в мире. Ведь разрушение окружающей среды и сверхэксплуатация труда — это “марксистское” прошлое промышленно развитых стран, которого они не стесняются, но не рекомендуют другим, прежде всего по этическим соображениям. Но тем самым ужесточение правил конкуренции в мире ведет к новой ситуации, в которой экономический рост и развитие, в отличие от времен “дикого” капитализма, будут осуществляться в рамках сложной (и недешевой) системы правил. Понятно, насколько это ужесточит требования к ведению бизнеса по сравнению с нынешней ситуацией.
Модернизация по новым правилам для стран переходного периода возможна, но это — нелегкое дело. Рассчитывать на иностранную помощь или капиталовложения как на основной фактор роста не приходится. Модернизация всегда была результатом огромной внутренней активности, использования внутренних ресурсов и удачных внешних обстоятельств.
Экономическое развитие мира в начале XXI века осложняется в условиях общей политической нестабильности, локальных и гражданских конфликтов, разрушающих плоды предшествующего развития. Многие ключевые страны регионов охвачены кризисами, и соответственно осложнились процессы выравнивания. Способность стран к опережающему развитию, которую в недавнем прошлом демонстрировали, например, Тайвань и Южная Корея, сегодня значительно ограничены. Сложившаяся парадигма развития не решает важнейших проблем мирового развития, но пока у нее нет альтернативы. Перед различными по уровню и типу развития группами стран стоят свои проблемы, они решают их собственными методами, идут во многом своими дорогами. Конвергенция мира в процессах глобализации была, пожалуй, переоценена в период подъема 90-х годов и информационной революции. Гармоничное устойчивое развитие пока ускользает. Миру не грозит катастрофа, но нет твердой надежды на то, что серьезные проблемы удастся решить в короткие сроки. Решение этих проблем придет с осознанием глобальной взаимозависимости и ответственности. Общие правила игры в мире установлены на ближайший период, и возможность модернизации реализуется у той страны, которая найдет нетривиальные пути использования собственных национальных ресурсов.
1. См .: World Economic Outlook, IMF, April 2002, Washington.
2. Л.М. Григорьев, А.В. Чаплыгина. Саудовская Аравия — нефть и развитие // Международная энергетическая политика, 2002 (сент.). № 7.
3. См. расчеты: Global Oil Market Analysis, A.G. Edwards, August 19, 2002, p. 15.
4. См.: В. Алекперов. Нефтяной потенциал // Нефть России. 2002. № 9. С . 12.
5. William Easterly. The Elusive Quest for Growth: Economists’ Adventures and Misadventures in the Tropics. MIT Press, 2001.
6. Highlights of commitments and implementation initiatives. UN Johannesburg Summit, September 12, 2002.
7. The Johannesburg Declaration on Sustainable Development, September 4, 2002.
8. Л. М. Григорьев.Трансформация без иностранного капитала: десять лет спустя // Вопросы экономики. 2001. № 6.
9. Отток ресурсов рассчитан условно: прибыли и проценты могли быть реинвестированы.
10. Дж. Стиглиц. Преодоление нестабильности // Ведомости. 2002. 25 сент.
11. The World Economy in the Twentieth Century: Striking Developments and Policy Lessons. Сh. 5. In: World Economic Outlook, IMF, April 2000, Washington.
12. I. Berend. From Regime Change to Sustained Growth in Central and Eastern Europe // Economic Survey of Europe, 2000, № 2/3, p. 49.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter