Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Половину нужной электроэнергии Молдова получила из Румынии 1–2 января

Бухарест помогает Кишиневу восполнить нехватку электричества

Молдова перекрыла нехватку электричества благодаря поставкам по контракту с соседней Румынией, пишет молдавская госкомпания «Энергоком».

В частности, Бухарест покрыл половину дефицита электроэнергии в первые два дня января, 37% обеспечили теплостанции Молдовы, остальное выработали ВИЭ.

«НиК» напоминает, что с 1 января Молдавская ГРЭС в Приднестровье перестала получать газ от «Газпрома». Голубое топливо шло транзитом через Украину, которая с нового года закрыла эти ворота для российского газа в Европу и, соответственно, Молдову. ГРЭС генерировала 80% электричества для всей республики, а теперь она переведена на уголь и может дать свет и тепло только Приднестровью. И хотя Бухарест вызвался помочь Кишиневу, но вряд ли на безвозмездной основе. Интересно, чем республика отдавать будет?

Крупный застройщик построит на территории ЖК в Петербурге термальные курорты

Девелопер Setl Group построит на территории своих жилых комплексов городские курорты — «Setl Термы» с бассейнами, банями, уличными зонами отдыха, фитнесом и кафе. Об этом «Стройгазете» сообщили в пресс-службе девелопера.

Первый велнесс-комплекс площадью до 4000 кв. метров появится в ЖК «Парадный ансамбль» в Московском районе. К строительству приступят уже в следующем году. Еще два курорта такого же масштаба откроются в жилых комплексах Univer City (ЖК «Универ Сити») в Пушкинском районе и «Город звезд» в Новосаратовке.

Оздоровительный центр будет состоять из закрытой площади с несколькими бассейнами, различными типами бань и всей необходимой велнесс-инфраструктурой, а также уличной зоны с термальным круглогодичным бассейном, температура воды в котором будет поддерживаться на уровне 30 градусов независимо от погодных условий.

В термальных комплексах планируются различные типы бань: большая русская, гималайская с солевыми панелями на потолке и стенах, фитобаня с лечебными парениями, турецкий хамам и марокканский расул, совмещающий грязетерапию и парную.

На территории уличной площадки кроме открытого термального бассейна расположатся шезлонги, летняя терраса, настольный теннис, японские купели Фурако и уникальная по своей форме баня-линза с круглым прозрачным стеклом вместо стены.

Комплекс также предложит VIP-зоны для уединенного отдыха, это особенно удобно для проведения праздников или досуга в компании только близких людей. Такие зоны будут доступны на втором этаже «Setl Терм» и на открытой площадке. Посетителям предложат общие и индивидуальные банные программы, оздоровительные мастер-классы и программы семейного дня.

Бассейны внутри комплекса позволят плавать в любое время года, а возможность совместить отдых в джакузи с просмотром фильмов в уютной зоне водного кинотеатра создаст уникальные впечатления. Для детей будет предусмотрена аквазона с безопасным аттракционами, горками и оборудованием для игр. После водных процедур гости смогут перекусить в семейном кафе со здоровым питанием.

Помимо отдыха в термальном комплексе планируется открыть два зала для занятий спортом — с кардиотренажерами и для силовых тренировок. Практиковать йогу на свежем воздухе посетители смогут на открытой террасе, а получить дополнительную порцию релакса после интенсивных тренировок — в кабинетах массажа и бьюти-студии.

Как отметил директор департамента развития проектов Setl Group Павел Мельников, первый центр девелопер возведет самостоятельно, а в дальнейшем планирует предоставить инвесторам земельные участки. Оператором проекта выступает крупная сеть термальных комплексов с высококвалифицированной командой, которая вложит в развитие курортов свой многолетний опыт, предложит самые востребованные велнесс-программы и специально разработанное мобильное приложение.

Авторы: СГ-Онлайн

Дмитрий Чернышенко: Утверждён ГОСТ по научно-популярному туризму

Утверждён ГОСТ по научно-популярному туризму. Документ вступит в силу с 1 апреля 2025 года. Государственный стандарт разработан в рамках «дорожной карты» по развитию научно-популярного туризма, утверждённой Заместителем Председателя Правительства Дмитрием Чернышенко.

«Популяризация науки и технологий, привлечение в исследовательскую деятельность талантливой молодёжи – ключевые задачи Десятилетия науки и технологий, объявленного Президентом Владимиром Путиным. Благодаря одной из инициатив – “Научно-популярный туризм„ – всё больше объектов исследовательской инфраструктуры становятся доступными для жителей нашей страны. В прошлом году экскурсионный поток научно-популярной направленности составил свыше 2 миллионов человек, включая школьников и студентов», – подчеркнул вице-премьер.

Утверждение ГОСТа станет ориентиром, направленным на повышение качества в сфере научно-популярного туризма.

Стандарт разработан Минобрнауки России совместно с Российским государственным университетом туризма и сервиса.

По словам Министра науки и высшего образования Валерия Фалькова, на сегодняшний день Всероссийский реестр объектов научно-популярного туризма включает более 1,1 тыс. объектов, расположенных в том числе в университетах и научных институтах.

«В рамках Десятилетия науки и технологий уже разработано 76 маршрутов в 24 регионах нашей страны. Перед детьми и взрослыми открывается возможность побывать в уникальных лабораториях, познакомиться с разработками и достижениями наших исследователей. Конечно, как и любая услуга, научно-популярные маршруты уже на уровне проектирования должны опираться на высокие стандарты, которые и заложены в соответствующем ГОСТе», – сказал Валерий Фальков.

Новый документ утверждён приказом Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии (Росстандарт).

«Стандарт содержит набор терминов и определений в сфере научно-популярного туризма, определяет перечень услуг научно-популярного туризма, а также требования к проектированию и оказанию услуг научно-популярного туризма», – пояснил руководитель Росстандарта Антон Шалаев.

Россия > Госбюджет, налоги, цены. Миграция, виза, туризм. Образование, наука > premier.gov.ru, 3 января 2025 > № 4753486 Дмитрий Чернышенко

Марат Хуснуллин: Почти 460 км дорог ввели благодаря инфраструктурным бюджетным кредитам

Инструмент инфраструктурных бюджетных кредитов предоставляет регионам возможность обновлять необходимую инфраструктуру, включая дорожные объекты. За всё время действия программы было введено почти 460 км дорог, сообщил Заместитель Председателя Правительства Марат Хуснуллин.

«В целом на ввод и реализацию 983 инфраструктурных объектов и мероприятий ранее был распределён 1 трлн рублей инфраструктурных бюджетных кредитов. ИБК помогают в том числе развивать дорожную сеть в регионах, которая является одним из основных импульсов для повышения комфорта и благополучия россиян. На сегодня с 2022 года с привлечением средств ИБК ввели 458 км дорог. Пусть в масштабах страны это небольшая цифра, но каждый из участков важен для жителей. Это не только крупные дороги, соединяющие населённые пункты, но и подъезды к жилым кварталам, социальным учреждениям и другие маршруты, которыми ежедневно пользуются люди», – отметил Марат Хуснуллин.

Всего на строительство и реконструкцию 207 объектов дорожной инфраструктуры было выделено порядка 230 млрд рублей ИБК. Это автомобильные дороги и мосты протяжённостью 727,5 км на территории 51 региона России.

«В том числе за предыдущий год благодаря ИБК построено и обновлено 28 дорожных объектов протяжённостью более 300 км в 18 регионах. Например, с привлечением инфраструктурного бюджетного кредита построили обход Тольятти с мостом через Волгу, участок Алексеевское – Альметьевск в составе трассы Шали – Бавлы в Татарстане. Кроме того, были введены мост через реку Упу в Туле, улица Фармана Салманова и транспортная развязка на пересечении улиц Мельникайте и Дружбы в Тюмени, а также подъездные дороги к новым жилым кварталам в Новочебоксарске и Омске. Это лишь малая часть работы, которая продолжится в новом году в рамках нацпроекта “Инфраструктура для жизни„», – сказал генеральный директор ППК «Фонд развития территорий» Ильшат Шагиахметов.

Механизм инфраструктурных бюджетных кредитов является частью социально-экономической инициативы Правительства «Инфраструктурное меню». Куратором ИБК выступает Минстрой России, оператором – Фонд развития территорий.

Россия > Госбюджет, налоги, цены. Транспорт > premier.gov.ru, 3 января 2025 > № 4753485 Марат Хуснуллин

Встреча Михаила Мишустина с председателем государственной корпорации развития «ВЭБ.РФ» Игорем Шуваловым

Обсуждались результаты выполнения стратегии группы «ВЭБ.РФ» 2021-2024 годов и подготовка новой стратегии работы группы до 2030 года.

Из стенограммы:

М.Мишустин: Уважаемый Игорь Иванович! Пользуясь случаем, поздравляю Вас, коллектив ВЭБа, всех ваших родных и близких с наступившим Новым годом. Желаю всего самого доброго.

И прежде всего хочу поинтересоваться, как обстояли дела у ВЭБа в 2024 году.

Вы возглавляете один из ключевых институтов развития страны, который поддерживает практически все отрасли экономики. Совместно с коммерческими банками занимается в том числе финансированием направлений, связанных с достижением национальных целей развития. Это вопросы технологического лидерства, суверенитета в экономике, промышленности, технологиях.

Как оцениваете год?

И.Шувалов: Уважаемый Михаил Владимирович! Спасибо за поздравление, я обязательно коллективу ВЭБа передам.

В 2021 году мы приняли стратегию работы всей группы ВЭБа – это ВЭБ и те организации, которые по решению Правительства были переданы в пояс управления для координации.

Эта стратегия закончила своё действие 31 декабря 2024 года. Каковы результаты её выполнения? Цель была поддержать проекты [вместе с партнёрами] в целом по группе до 17 трлн рублей. Исполненные результаты – почти 23 трлн рублей. Объём участия ВЭБа [прямая поддержка]: цель была 3 трлн, фактически мы поддержали проекты на 3,8 трлн рублей. В целом группа «ВЭБ.РФ» должна была поддержать проекты [прямая поддержка] на 6,5 трлн, поддержала на 8 трлн.

Мультипликатор – это самый главный, наверное, в нашей деятельности показатель: как мы работаем вместе с коммерческими банками и инициаторами проектов, чтобы эффективность каждого вложенного рубля либо из бюджета, либо за счёт институтов развития была максимальной. Наш мультипликатор был 3 – то, что в стратегии, мы выполнили его практически на 5 (на 4,8). То есть на каждый вложенный рубль ВЭБа пришло ещё четыре рубля от инвесторов и коммерческих банков.

То есть основные запланированные цифры были выполнены. Нынешний, 2025 год достаточно сложный с точки зрения макроэкономики. Мы понимаем свою ответственность, которая проистекает из указа Президента о национальных целях развития и тех федеральных проектов, которые под Вашим руководством разработаны в Правительстве.

Мы сейчас должны принять новую стратегию группы до 2030 года. И на протяжении всего 2024 года мы работали и с самими организациями развития, и с нашими партнёрами – коммерческими банками, и с консультантами, для того чтобы понять, чем мы можем и должны поддержать экономику Российской Федерации в предстоящие годы.

По Вашему поручению были даны соответствующие указания Министерству экономического развития. И министерство с Центральным банком посмотрели на весь запрашиваемый кредитный ресурс на шестилетний период. Мы проанализировали этот запрос, насколько он должен быть поддержан инструментами ВЭБа. Это и фабрика проектного финансирования – в том виде, в каком она сейчас существует или как она будет изменена по решению Правительства, наши поручительства. И в настоящий момент запрашиваемое участие ВЭБа в проектах, всей группы ВЭБа, – не менее 18 трлн рублей. Это цифра, которую необходимо будет уточнять и отрабатывать. В связи с этим прошу Вашего поручения Министерству экономического развития, Министерству финансов совместно с Центральным банком и организациями развития эту работу провести и доложить в Правительство, сколько кредитного ресурса при поддержке ВЭБа необходимо дать экономике в ближайшие шесть лет.

М.Мишустин: При тех инструментах, которые мы используем и в которых вы принимаете активное участие, это как раз декомпозиция национальных целей на программы как федеральных органов исполнительной власти, так и регионов, которая счётна. То есть мы можем кредитный ресурс аналитическим способом посчитать. И обязательно это сделаем. Мы это поручение, согласовав с вами, дадим.

И.Шувалов: Спасибо, Михаил Владимирович.

Что касается стратегии до 2030 года. Мы внимательно смотрели на все стратегические документы Правительства, Президента Российской Федерации. Должен доложить Вам, что все наши основные направления деятельности укладываются в глобальные мегатренды. Это то, что мы обсуждали в последние месяцы. Конечно, это вопросы и технологического развития, и сохранения населения, и комфортная и безопасная среда для жизни людей, экологическое благополучие и многое другое. Это все те направления, которые в Координационном центре мы постоянно рассматриваем, принимая в этих дискуссиях участие.

Если по цифрам, скажу, что, на наш взгляд, представляется реалистичным, если стратегия будет поддержана. В целом группой может быть поддержано проектов на сумму до 30 трлн рублей. Собственно, наше участие будет значительно меньше, потому что мы будем обеспечивать постоянно растущий мультипликатор, но проектов все вместе –ВЭБ, коммерческие банки и инициаторы – мы в состоянии поддержать на сумму до 30 трлн рублей. Это больше, чем в рамках исполненной стратегии до 2024 года. Но и задачи, которые перед нами стоят, достаточно амбициозны и крайне важны.

Какая сейчас ситуация с финансовой устойчивостью ВЭБа? Наш капитал – почти 1,2 трлн рублей. Достаточность капитала высокая – 14,8%, то есть даже при дополнительных резервах, если это потребуется сделать, у нас капитала достаточно для того, чтобы в полном объёме провести бизнес-план 2025 года и начала 2026 года.

Под руководством Дмитрия Юрьевича Григоренко и Александра Валентиновича Новака мы проводим эту работу и постоянно развиваем диалог с Центральным банком по качеству нашего кредитного портфеля – какие резервы необходимо создавать, и по каким–то мы иногда в дискуссии. Тем не менее мы понимаем, что особая ответственность ВЭБа – чтобы не создавать для финансовой системы Российской Федерации каких–либо сложностей или рисков, в этом плане мы работаем. И скорее всего, этот вопрос будем рассматривать на заседании Совета по обеспечению финансовой стабильности.

В целом в презентации представлено исполнение ключевых показателей эффективности по основным нашим организациям. Все наши организации ключевые показатели эффективности выполняют на 100 или более процентов.

М.Мишустин: Очень важно и дальше расширять инструменты поддержки. Сейчас новые нюансы появились, связанные с более внимательным отношением к импортозамещению. А это внедрение и программного обеспечения, и технологий российского производства. Это также наращивание выпуска высокотехнологичной продукции, создание новых рабочих мест. Всё это –инструменты, которые ВЭБ внедряет, которыми он владеет и которые измеряет.

Но я знаю ещё об одной ипостаси. Она, конечно, тоже связана с высокими технологиями, с промышленностью. Это социальные объекты и вообще социальная инфраструктура. Это и школы, и аэропорты, и электротранспорт и т. д. – всё то, что обеспечивает комфорт и удобство для наших людей, и чем ВЭБ тоже занимается. Расскажите, как здесь обстоят дела.

И.Шувалов: По аэропортам. В рамках Транспортной недели Вы дали поручение по всем необходимым бюджетным ассигнованиям по поддержке фабрики проектного финансирования мурманского аэропорта. В целом при нашей поддержке, благодаря нашим инструментам уже 12 аэропортов в стране были построены или реконструированы, включая один из важнейших аэропортов в Москве – Шереметьево. В общей сложности через эти аэропорты перевозится 110 миллионов пассажиров в год. Это большой показатель. Девять аэропортов сейчас в рамках фабрики проектного финансирования строятся. И у нас поданы заявки ещё на строительство шести новых аэропортов. Мы понимаем ответственность по подписанию новых кредитных соглашений. Базовая инфраструктура, как считают аналитики, в том числе Центрального банка, расшивает самые узкие места…

М.Мишустин: Поэтому нужно продолжать её финансировать обязательно.

И.Шувалов: Да, спасибо, Михаил Владимирович. Я передам инициаторам проектов Ваши слова и поддержку, мы тогда по проектной документации этих аэропортов дальше будем продвигаться. Это Краснодар, Салехард, Горно-Алтайск, Магнитогорск, Омск и Архыз. Это города, в которых высокий промышленный потенциал и очень высокий туристический потенциал. Каждый из этих городов так или иначе упоминается в федеральных проектах.

М.Мишустин: Кратный мультипликатор будет от этих проектов – для промышленности, для смежных отраслей.

И.Шувалов: Общий объём инвестиций в эти аэропорты – 376 млрд рублей. Участие ВЭБа – 148 млрд рублей.

Запрос на модернизацию аэропортов высокий. У нас три основные группы частных инвесторов, которые в стране работают, – они известны и между собой нередко конкурируют.

М.Мишустин: Это хорошо.

И.Шувалов: Но некоторые из них объединяются в небольших аэропортах и уже не конкурируют. В таких, например, как Благовещенск. Мы наработали хорошую практику, знаем, как с ними работать. И эффекты очень большие. Действительно, люди сразу видят, когда приезжают в аэропорт, что услуга совершенно другого качества.

По школам. Мы уже запустили 22 школы. Это новая модель. По сути, это модель создания объекта в рассрочку. Кредитуют создание объекта два кредитных учреждения – «Сбер» и ВЭБ. Федеральный бюджет поддерживает этот проект. И он очень интересен. Он оформляется как концессия, поскольку других правовых инструментов недостаточно. Мы видим, что это имеет перспективу для будущего. Это, по сути, инфраструктурная ипотека, когда за счёт публичного ресурса, с привлечением денежных средств коммерческих банков создаётся объект, за который потом региональный и федеральный бюджет постепенно рассчитываются. Могу Вам сказать, что это первоклассные школы во всех регионах нашей страны. В целом мы должны запустить 69 таких проектов.

М.Мишустин: Посмотрим, как дела будут дальше обстоять. Уверен, что это будет очень востребовано. Тем более что около 61 тысячи детей будут посещать эти новые школы в ближайшем будущем.

И.Шувалов: Да, Михаил Владимирович. И, если будет позволять Ваш график в региональных поездках, мы бы с удовольствием показали одну из таких школ. Это действительно достойные учебные заведения. Думаю, не во всех странах ОЭСР есть такие школы.

Городской электрический транспорт. Интересный проект. Ведём его вместе с председателем Наблюдательного совета ВЭба. В девяти городах Российской Федерации запущен этот проект. Он достаточно сложный, требует и грантовой поддержки, и финансирования от ВЭБа и из других источников. Не все города, которые мы хотели включить в этот проект, приняли эти обязательства. В то же время некоторые другие города, которые не в этой программе, хотят в неё попасть. Мы с Вами это обсуждали. Если Правительство найдёт такие ресурсы и могло бы пойти навстречу этим городам, было бы здорово. В этих девяти городах проживает почти 8 миллионов человек. И это огромное развитие для самих городов, для предприятий, которые поставляют подвижной состав, обеспечивают зарядкой. Жизнь в этих городах меняется моментально.

До этих девяти городов мы запустили пилотный проект в Ростовской области. И посмотрели на результаты: что происходит с малым бизнесом, с транспортной доступностью, что происходит с настроением горожан. Меняется всё кардинально. Это, конечно, большой проект и производителей металла, потому что рельсы и сами транспортные пути необходимо модернизировать. Подстанции, подвижной состав. Это имеет огромное значение для промышленности Российской Федерации и, о чём всё время говорит Президент и Вы, влияет непосредственно на качество жизни семей в больших городах. У этого проекта большая перспектива, тем более если вы примите решение о вовлечении большего количества городов в эту программу.

М.Мишустин: Спасибо, Игорь Иванович. Вы сказали о таких важных проектах, как инфраструктура аэропортов, сами аэропорты, которые повышают связанность нашей большой страны. Об этом неоднократно говорил Президент. Школы –конечно, всем хочется учиться в новой, комфортной школе. И электротранспорт – это экология, возможности для людей быстро и комфортно добраться до места работы, учёбы. Всё это вместе, конечно, будет способствовать в том числе и развитию туризма. А там самый большой мультипликатор роста и ВВП, и ВРП.

Хочу поблагодарить Вас, ещё раз пожелать удачи и успеха.

Россия > Госбюджет, налоги, цены. Финансы, банки > premier.gov.ru, 3 января 2025 > № 4753484 Игорь Шувалов

Питер Матуки: Кения надеется на отмену виз с Россией в 2025 году

Кения надеется на отмену визового режима с Россией в 2025 году, сообщил новый посол страны в Москве Питер Мутуку Матуки. В интервью РИА Новости дипломат также рассказал о намерении Найроби увеличить импорт кофе и чая в Россию и намерении обсудить вопрос запуска прямых рейсов между двумя странами.

— Вы приступили к работе в должности посла не так давно, поэтому сначала хотела бы спросить вас, это ваш первый визит в Россию, или вы уже были здесь раньше? Какие ваши первые впечатления?

— Я очень впечатлен Россией. Я был назначен президентом послом сюда, чтобы представлять его и страну. Это прекрасная возможность для меня. Я c большой благодарностью принял ее. Я бы сказал так: президент Уильям Руто направил меня в правильное место, потому что Россия сама по себе — страна с великой культурой, отличными людьми, тут абсолютно точно можно многому научиться. Я думаю, что моя миссия здесь принесет благо моей стране.

— То есть, раньше вы не были в России?

— Нет, не был. И это даже хорошо, я был приятно удивлен. Приехав сюда я увидел, что это потрясающее место. У меня были возможности приехать в Россию и раньше, но в итоге не получилось. Так что какие-то вещи происходят к лучшему. Я в правильном месте.

— Я бы хотела спросить вас о двусторонних визитах. Последние два года в Россию приезжают представители многих африканских стран. Возможно, планируются визиты высокопоставленных лиц из Кении в ближайшем будущем?

— Между странами с дипломатическими отношениями, как в случае с Россией и Кенией, визитов можно ожидать в любое время. Мы рассчитываем, что будут мероприятия в следующем году, тогда мы сможем пообщаться. Конечно, мы рассчитываем, что сюда приедут делегации, и я уверен, что это будет в наших же интересах, как посольства, чтобы сюда приезжали из Кении.

— Перейдем к теме туризма. Есть ли у вас данные, насколько популярна сейчас Кения у российских туристов? Сколько людей посетили страну в 2023 году? Возможно, есть уже цифры за 2024 год?

— Туризм – одна из основ нашей политики и важный сектор экономики. Кения становится все более популярна у туристов благодаря широкому спектру услуг и продуктов. У нас лучшие пляжи, культура, люди, Великая Рифтовая Долина, гора Кения, которая является второй по высоте в Африке. Погода отличная весь год. У нас нет зимы, сейчас, например, очень тепло. Мы приглашаем российских туристов поехать в Кению. В 2022-2023 годах у нас было достаточно много туристов из России – более 6500, а в 2024 году – более семи тысяч туристов. Это говорит о том, что Кения является привлекательным направлением для туристов и мы приглашаем наших друзей из России приезжать к нам. Постараемся оказать этому всяческую поддержку, информируя о наших сервисах и продуктах.

— А идут ли какие-то переговоры о введении безвизового режима с Россией?

— Кения — очень дружелюбная страна. Россия (СССР) была одной из первых стран, признавших нашу независимость. Поэтому мы хотели бы расширить нашу договорно-правовую базу, мы это обсуждаем с нашими российскими друзьями, и изучаем, может ли это (введение безвизового режима – ред.) быть одним из пунктов, чтобы облегчить передвижение между странами.

— Может ли безвизовый режим быть введен в этом году?

— Этот вопрос стоит на повестке дня, мы надеемся провести переговоры по этому вопросу. Вы знаете, Россия расширила перечень стран, граждане которых могут приезжать по единой электронной визе. Кения есть в этом списке. Это показывает, что тема обсуждается, и мы очень рассчитываем, что безвизовый режим между нашими странами будет введен. Так что это возможно.

— Ведут ли Москва и Найроби переговоры о запуске прямых рейсов между странами? От чего это зависит? Ранее предыдущий посол Кении в РФ сообщал, что республика заинтересована в запуске и развитии чартерных рейсов с Россией. Этот вопрос прорабатывается?

— Конечно, один из способов увеличить турпоток – это запуск прямых рейсов. Сейчас этого нет. В прошлом мы предпринимали усилия, пытались достичь соглашений. Мы видим интерес туристов к Кении, мы могли бы организовать хотя бы чартерные рейсы. Что касается прямых рейсов, то мы очень рассчитываем на их запуск, но это требует переговоров двух стран, чтобы посмотреть, какие есть международные требования для реализации этой идеи. Но это в наших интересах, чтобы сделать туризм в Кении более привлекательным.

— То есть, сейчас нет никаких переговоров по этой теме?

— Были разговоры по этому вопросу. Это был один из первых вопросов, который я поднял в контексте отношений двух стран. Если сейчас будут переговоры, это будет одна из тем на них.

— Намерена ли Кения увеличивать поставки чая и кофе в Россию? Насколько?

— Мы хотели бы увеличить объемы нашего экспорта чая и кофе на рынок. В России очень хороший спрос на эти продукты. Мы надеемся, что цифры импорта будут увеличены. Конечно, мы хотели бы диверсифицировать наш экспорт на российский рынок – у нас есть овощи, цветы и другие продукты, не только чай, кофе.

— На сколько Кения хочет увеличить объемы экспорта чая и кофе в Россию?

— Сейчас мы изучаем, может ли текущий объем экспорта быть увеличен в три раза.

— Цена на арабику сильно выросла. Повлияет ли это на стоимость кофе, поставляемого из Кении в Россию?

— На цену влияют сразу несколько факторов. Это будет определяться экспортерами в первую очередь. Я бы сформулировал так: мы не стремимся повысить цены, нам надо понять, как мы могли бы производить больше и поставлять больше на рынки.

— Президент Кении Уильям Руто сказал о том, что Найроби и Москва планируют подписать торговое соглашение, нацеленное на усиленное сотрудничество между странами. Есть ли уже информация о том, когда этот документ будет подписан?

— Да, глава МИД РФ Сергей Лавров посещал Кению и встретился с президентом Руто. Во время переговоров они затронули потенциал отношений России и Кении, который до конца не использован. Мы пытаемся расширить договорно-правовую базу, которая помогла бы продвижению возможностей и усилению потенциала. Обе стороны сейчас изучают, какие вопросы должны быть положены в основу этой базы. Так что работа в этом направлении идет. Перед подписанием соглашения должны пройти переговоры, выработаны соглашения.

— Планирует ли Кения увеличивать импорт российской пшеницы и удобрений?

— Да, конечно, мы хотели бы увеличить импорт, учитывая важность пшеницы и удобрений для сельского хозяйства нашей страны. Но мы также хотели бы импортировать и другие продукты из России. Есть очень много вещей, которые мы хотели бы позаимствовать у РФ.

— Планируется ли строительство заводов по производству удобрений с российским участием в Кении?

— Да, мы будем обсуждать, смогут ли российские инвесторы приехать в Кению и изучить возможность строительства завода там.

— Ранее сообщалось о том, что власти Кении намерены построить первую в стране АЭС. Рассматривает ли Найроби "Росатом" в качестве подрядчика? Ведутся ли переговоры?

— Кения старается диверсифицировать источники энергии, чтобы справиться с возрастающим спросом не только на производстве, но и в домах. Именно поэтому я говорю о необходимости расширения договорно-правовой базы.

— Вы уже встречались с представителями "Росатома"?

— Мы очень ждем этого. Я в России совсем недолго, недавно я вручил свои верительные грамоты. Сейчас наши команды пытаются организовать встречи. Так что надеюсь, что скоро встречусь с ними ("Росатомом" – ред.). Как только это произойдет, я смогу что-то рассказать.

— Какие опции может предложить Кения для российских инвесторов? В каких областях?

— Это область сельского хозяйства, агротехнологии, мирный атом, мы хотели бы изучить расширение сферы туризма, а также культурное взаимодействие и образование. Многие кенийцы учатся в российских университетах, три-четыре тысячи кенийцев, так что я надеюсь увидеть большее взаимодействие в этих сферах. Что касается культуры, то мы заинтересованы в обмене художниками и дизайнерами, которые обогатят наше взаимодействие в этой сфере.

— Ранее Кения аннулировала сделку, которую минэнерго заключило с подразделением Adani Group на строительство линий электропередач. Будет ли страна искать новых партнеров для финансирования энергетических проектов? Рассматривают ли Россию?

— Кения будет искать конкурентоспособных инвесторов в этой области. Мы хотим диверсифицировать источники энергии. Конечно, инвесторы из России тоже будут рассмотрены. Россия – супердержава в вопросах электроэнергии, так что тут может быть шанс. Но пока мы ничего сказать не можем, есть определенные процедуры, требования. Работа по этому вопросу идет. Пока мы ждем, кто проявит интерес к этому проекту.

Россия. Кения > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 2 января 2025 > № 4777222 Питер Матуки

За 6 месяцев прошлого иранского года (20 марта-21 сентября 2024 г.) значение ВВП Ирана в промышленном и горнодобывающем секторах выросло на 22,8 процента по сравнению с аналогичным периодом прошлого года (21 марта-22 сентября 2023 г.).

Как сообщает Trend, об этом говорится в статистике Центрального банка Ирана.

Согласно статистике, за 6 месяцев ВВП в промышленном и горнодобывающем секторах составил 27,2 квадриллиона риалов (около 47,8 миллиарда долларов). Стоимость ВВП в промышленном и горнодобывающем секторах за аналогичный период прошлого года составила около 22,2 квадриллиона риалов (около 38,9 миллиарда долларов).

За указанный период ВВП в промышленном секторе составил 19,8 квадриллиона риалов (около 34,8 миллиарда долларов). Это на 21,9 процента больше, чем за аналогичный период прошлого года. За аналогичный период прошлого года ВВП в промышленном секторе составил 16,2 квадриллиона риалов (около 28,6 миллиарда долларов).

Статистика добавляет, что стоимость ВВП в горнодобывающем секторе за 6 месяцев составила около 2,08 квадриллиона риалов (около 3,65 миллиарда долларов). А это на 19,2 процента больше, чем за аналогичный период прошлого года. За аналогичный период прошлого года ВВП в горнодобывающем секторе составил 1,74 квадриллиона риалов (около 3,06 миллиарда долларов).

Согласно статистике, за 6 месяцев доля промышленности и горнодобывающего сектора в ВВП составила 27,3 процента.

Отметим, что стоимость ВВП за 6 месяцев составила около 99,6 квадриллиона риалов (около 177 миллиардов долларов) в текущих ценах на сырую нефть. При подсчете сырой нефти за 6 месяцев значение ВВП Ирана выросло на 30,6 процента по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

Следует отметить, что Центральный банк Ирана объявил ВВП в статистике в ценах 8-летней давности (с 21 марта 2015 года по 20 марта 2016 года), которые считаются как текущими ценами, так и индексом для страны.

За 9 месяцев текущего иранского года (20 марта-20 декабря 2024 года) экспорт продукции в Туркменистан по Сарахской железной дороге провинции Разави-Хорасан, расположенной на северо-востоке Ирана, вырос на 6 процентов по сравнению с аналогичным периодом прошлого года (21 марта-21 декабря 2023 года).

Как передает Trend, об этом сообщил местным СМИ генеральный директор Железнодорожного управления провинции Хорасан Мустафа Насири Варг.

По его словам, за 9 месяцев по Сарахской железной дороге в Туркменистан было экспортировано 840 тысяч тонн продукции. В основном экспортировались цемент и изделия из железа.

Насири Варг отметил, что 810 тысяч тонн из экспортируемой продукции было загружено на станции в провинции Разави Хорасан.

За указанный период через Сарахскую железную дорогу было импортировано 61 тысяча тонн продукции. А это означает рост на 37 процентов по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. По этой железной дороге в основном импортировались хлопок и другие сельскохозяйственные продукты.

За 9 месяцев по Сарахской железной дороге было перевезено транзитом около 1,3 миллиона тонн продукции.

В прошлом году (21 марта 2023 г. -19 марта 2024 г.) по Сарахской железной дороге Ирана в Туркменистан было экспортировано 1,04 млн тонн продукции.

За 9 месяцев текущего иранского года (с 20 марта по 20 декабря 2024 года) транзит продукции через порт Энзели в провинции Гилан на севере Ирана вырос на 34 процента по сравнению с аналогичным периодом прошлого года (с 21 марта по 21 декабря 2023 года).

Как сообщает Trend, об этом заявил местным СМИ Хусейн Юнеси, генеральный директор Управления портов и морского судоходства иранской провинции Гилан.

По его словам, за 9 месяцев через порт Энзели было перевезено транзитом 50 тысяч тонн продукции. Транзитными продуктами были зерно, топливо, оборудование и автомобили.

Юнеси отметил, что за 9 месяцев в порту Энзели было загружено и выгружено около 1,5 миллиона тонн грузов. В этом порту также было загружено и выгружено 3,5 тысячи контейнеров TEU.

Чиновник порта отметил, что за указанный период через порт Энзели было экспортировано 376 тысяч тонн нефти и ненефтяных продуктов. Экспорт продукции вырос на 51 процент по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Экспортируемой продукцией были в основном нефтехимическая продукция, строительные материалы, рудные минералы и др.

Отметим, что годовая пропускная способность иранского порта Энзели составляет 10 миллионов тонн. Этот порт считается одним из главных портов Ирана на Каспийском море.

Поставлена стратегическая задача увеличить производство бензина и дизельного топлива в Иране до 130 миллионов литров в сутки к завершению 14-го срока работы правительства.

Как передает Trend, об этом заявил заместитель министра нефти Ирана и генеральный директор Национальной компании по переработке и распределению нефтепродуктов Мохаммад Садег Азимифар.

Замминистра отметил, что для достижения этой цели в стране активно проводятся проекты по модернизации действующих нефтеперерабатывающих заводов, а также запланировано строительство новых мощностей.

«Приоритетом для нас является обеспечение стабильных и своевременных поставок сырья и нефтепродуктов», — подчеркнул он.

Объединенные Арабские Эмираты объявили об успешном посредничестве в новом обмене пленными между Российской Федерацией и Украиной.

При посредничестве ОАЭ были освобождены 150 российских и 150 украинских пленных, что стало одним из самых крупных обменов с начала конфликта в феврале 2022 года. В общей сложности, ОАЭ помогли вернуться на родину 2484 военнопленным.

Министерство иностранных дел ОАЭ выразило признательность обеим странам за сотрудничество и готовность откликнуться на посреднические инициативы.

Эти усилия подтверждают статус ОАЭ как надежного посредника, а также признание Россией и Украиной роли ОАЭ в поддержке дипломатического и мирного пути для разрешения конфликта между двумя странами.

В МИД ОАЭ подчеркнули, что успех этого нового посредничества, десятого с начала 2024 года, отражает доверие России и Украины к ОАЭ. Ведомство продолжит прилагать усилия, направленные на поиск мирного решения конфликта.

ОАЭ также стремятся поддерживать инициативы, направленные на смягчение гуманитарных последствий кризиса, включая помощь беженцам и пленным. В 2024 году усилия ОАЭ позволили осуществить десять обменов пленными между Россией и Украиной.

Москва и Киев регулярно сообщают о проведении обменов как военнопленными, так и телами погибших военных. В декабре и ноябре 2024 года стороны трижды обменивались телами погибших служащих: 20 декабря по формуле «503 на 42», 29 ноября по формуле «502 на 48» и 8 ноября по формуле «563 на 37». Все три раза большее число погибших вернули Украине.

Предыдущий обмен пленными произошел в октябре 2024 года по формуле «95 на 95», также при посредничестве эмиратской стороны. Крупнейший обмен за все время конфликта состоялся в январе 2024 года, тогда его провели по формуле «195 на 195»,. Всего с 2022 года стороны провели около 50 обменов.

Более 236 тысяч иностранцев приняли участие в программе визовой амнистии в Дубае. Программа помощи нарушителям визового режима стартовала 1 сентября и завершилась 31 декабря 2024 года.

Крупная гуманитарная инициатива предоставила лицам, нарушившим закон, возможность сменить статус или получить разрешение на выезд и покинуть Объединенные Арабские Эмираты без выплаты штрафов. В итоге было выдано более 55 тысяч подобных разрешений.

По завершении программы амнистии власти возобновят инспекционные кампании, нарушителей визового режима ждут депортация и включение в «черные» списки. Проверки с целью выявления нелегалов будут проводиться на предприятиях и в жилых районах.

Иммиграционные власти Объединенных Арабских Эмиратов также предупредили работодателей о недопустимости приема на работу лиц, просрочивших резидентские визы и не обновивших визовый статус до окончания срока действия программы визовой амнистии. На тех, кто наймет нарушителей визового режима, будут налагаться штрафы от 100 тысяч до 1 млн дирхамов.

В первые дни 2025 года в Дубае стартует масштабная распродажа, в рамках которой можно будет со значительными скидками приобрести ювелирные изделия с бриллиантами и жемчугом.

4 и 5 января двухдневную распродажу проводит Dubai Jewellery Group (DJG) в рамках зимнего торгового фестиваля Dubai Shopping Festival. Покупатели смогут сэкономить от 55% до 85%.

В кампании принимают участие более 45 ведущих ювелирных брендов и 100 розничных ювелирных магазинов, в их числе: Kanz, Liali, Meena Jewellers, Siroya Jewellers, Sky Jewellery, Shantilal Jewellers, Popley Kewalram Jewellers, Khushi Jewellery, JJ & Sons Jewellers и другие.

Как известно, Dubai Jewellery Group (DJG) также разыгрывает для участников фестиваля золото на общую сумму 1,5 млн дирхамов. Dubai Shopping Festival продлится до 12 января 2025 года.

В этом году Dubai Shopping Festival отмечает свое 30-летие, и в честь этого события были объявлены невероятные призы на общую сумму 50 млн дирхамов. Семь победителей получат возможность стать миллионерами благодаря различным розыгрышам и акциям.

Розыгрыш DSF VISA DIB Millionaire до 12 января дает шанс выиграть 1 миллион дирхамов, если потратить всего 500 дирхамов с использованием карты DIB в магазинах-участниках. Розыгрыш DSF Mega Raffle также проходит до 12 января: каждый день разыгрываются невероятные призы, включая ключи от новых автомобилей Nissan и 100 тысяч дирхамов наличными. Билеты стоят всего 100 дирхамов и доступны на станциях техобслуживания Enoc, в магазинах ZOOM, Global Village и в некоторых киосках по всему городу.

Программа вознаграждений Tickit разыграет 30 золотых призов по 10 тысяч дирхамов до 12 января. Участники должны связать свои карты с приложением и совершать покупки у партнеров. В акции участвуют такие магазины, как City Walk, Dubai Hills Mall и JBR, а также такие бренды, как Decathlon, Virgin Megastore, рестораны Jumeirah и кинотеатры Roxy.

В этом году также предлагается главный приз в 1 миллион дирхамов для покупателей торговых центров Majid Al Futtaim. Покупатели, потратившие 300 дирхамов в Mall of the Emirates, City Centre Mirdif или City Centre Deira и отсканировавшие чеки в приложении SHARE Rewards, могут принять участие в розыгрыше. Розыгрыш Modesh & Blue Millionaire предлагает шанс выиграть один миллион BLUE Rewards, эквивалентный 10 тысячам дирхамов, при покупках от 300 дирхамов в Dubai Festival City Mall.

Первыми новорожденными в 2025 году в Эмиратах стали девочки, родившиеся в Абу-Даби через минуту после того, как часы пробили полночь. Они стали первыми детьми поколения Бета в стране.

К представителям поколения Бета будут относиться люди, родившиеся с 2025 по 2039 год. Считается, что к 2035 году это поколение будет составлять 16% населения мира.

Малышка Гайя родилась в больнице Burjeel Hospital, Акила — в больнице Medeor Hospital, а Амария — в LLH Hospital.

Родившаяся в семье эмиратцев Гайя стала шестым ребенком в семье. «Каждый из наших детей приносил надежду и счастье, но приветствовать Гайю в Новый год — это особое благословение. Теперь наша семья стала полной. Мы мечтаем, чтобы она выросла в решительную и стойкую женщину», — говорят гордые родители.

Родители малышки Аквилы выразили свою благодарность персоналу больницы Medeor Hospital за то, что они сделали начало нового года особенным. «Мы никогда не думали, что наш первый ребенок появится на свет на Новый год», — сказала индийская пара.

Также 1:06 утра в больнице Burjeel родилась девочка Мариям. Акушер-гинеколог, принимавшая роды, также поделилась своей радостью. «За десятилетия моей практики каждый ребенок приносит с собой отдельную радостную историю», — сказала она. «С малышкой Гайей и малышкой Мариям мне посчастливилось приветствовать первых представителей поколения Бета».

В Дубае первым родившимся в 2025 году ребенком также стала девочка. Она родилась дочка в 1:49 в больнице Aster Hospital Al Qusais. «Мы очень рады приветствовать нашу девочку в этот особенный день. Ее рождение делает этот праздник еще более незабываемым для нашей семьи», — сказали родители.

В Рас-Аль-Хайме в 2:08 в семье эмиратцев родился мальчик, которого назвали Маджед.

«Рождение ребенка символизирует надежду, новые начинания и безграничные возможности, идеально соответствующие духу Нового года», — сказал исполнительный директор больницы RAK Hospital.

Его Высочество шейх Мухамед бен Заед Аль Нахайян, президент ОАЭ, издал федеральный указ о назначении Мухаммеда Хамзы Алькасима заместителем министра образования.

В своей новой роли Алькасим продемонстрирует богатый опыт лидерства, поскольку ранее занимал должность генерального директора Emirates Schools Establishment.

Его карьера охватывает ключевые должности в различных государственных и частных организациях, включая директора по внедрению и развитию технологий в Министерстве промышленности и передовых технологий, директора департамента по делам совета в Advanced Science Office и другие должности в Abu Dhabi National Oil Company (ADNOC) и Total Energies.

Алькасим имеет степень магистра в области машиностроения и геонаук Французского института нефти (French Institute of Petroleum) и степень бакалавра в области геотехнической инженерии канадского University of Waterloo.

Более того, у него есть степень магистра наук в области систем связи и обработки сигналов, полученная в Бристольском университете и степень бакалавра технических наук в области инженерии связи эмиратского Etisalat College.

UPD: на официальном сайте авиакомпании Flydubai в настоящее время заблокированы даты рейсов до 10 января 2024 года, в Сочи - до 11 января 2024 года.

Авиакомпания Flydubai решила вновь запустить рейсы из Международного аэропорта Дубая в Минеральные Воды (Ставропольский край) с 3 января 2025 года.

Ранее несколько иностранных авиакомпаний приостановили рейсы в РФ на фоне расследования катастрофы с пассажирским Embraer 190 Azerbaijan Arilines (AZAL), произошедшей близ казахстанского Актау 25 декабря.

Среди них – сама AZAL (отменила полеты из Баку в 10 городов РФ), а также казахстанская Qazaq Air (из Астаны в Екатеринбург), израильская El Al (из Тель-Авива в Москву), эмиратская Flydubai (из Дубая в Сочи и Минводы).

Как сообщили ранее в авиакомпании Flydubai, решение приостановить рейсы из Дубая в Минеральные Воды с 27 декабря по 3 января, а также в Сочи – с 28 декабря по 2 января было принято «по техническим причинам».

В НМИЦ детской травматологии и ортопедии имени Г. И. Турнера Минздрава России провели сложнейшую операцию по коррекции сколиоза подростку из Якутии с тяжёлой патологией пищевода

Этот уникальный клинический случай.

Шестнадцатилетний Андрей из Республики Саха (Якутия) Андрей родился с атрезией пищевода, редким и тяжёлым пороком развития, характеризующимся отсутствием просвета в пищеводе. В течение своей жизни он перенёс три операции на пищеводе, включая трансторакальные вмешательства. С возрастом у Андрея начали проявляться признаки сколиоза, которые первоначально были ошибочно приняты за следствие укороченного пищевода. По мере прогрессирования деформации позвоночника, усугублявшейся хромотой и асимметрией плеч, Андрей был направлен на консультацию в НМИЦ им. Г. И. Турнера Минздрава России.

Сложность случая заключалась в перенесённых ранее операциях на пищеводе и требовала особого подхода.

- Случай Андрея уникален по ряду причин. В первую очередь Андрей, несмотря на свой юный возраст, перенёс многочисленные хирургические вмешательства, в том числе трансторакальные. Перед нашим коллективом стояла задача выполнения коррекции и стабилизации деформации позвоночника. После тщательного обследования и коллегиального обсуждения пациента совместно с директором НМИЦ детской травматологии и ортопедии имени Г. И. Турнера, профессором, чл-корр. РАН Сергеем Валентиновичем Виссарионовым был выбран уникальный способ хирургического лечения, разработанный профессором Юрием Ивановичем Поздникиным в стенах нашего центра для пациентов с тяжёлыми формами сколиотической деформации. Первым этапом трансторакально выполнена мобилизирующая дискапофизэктомия на вершине деформации, после Андрей прошёл курс кранио-тибиального вытяжения, за счёт чего нам удалось постепенно добиться улучшения фронтального профиля позвоночника. Третьим этапом выполнена коррекция и стабилизация деформации позвоночника многоопорной спинальной металлоконструкцией. Андрей с достоинством перенёс все этапы лечения, показал силу духа и воли, – рассказал научный сотрудник отдела патологии позвоночника, спинного мозга и грудной клетки НМИЦ имени Г. И. Турнера Минздрава России Марат Асадулаев.

Отметим, что НМИЦ детской травматологии и ортопедии имени Г. И. Турнера Минздрава России активно сотрудничает с Минздравом Республики Саха (Якутия) в рамках программы по раннему выявлению и лечению ортопедических заболеваний у детей арктической зоны. В ноябре 2024 года мобильная бригада врачей НМИЦ имени Г. И. Турнера провела масштабное обследование детей в Момском и Булунском районах. Это сотрудничество, начавшееся с подписания соглашения в сентябре 2024 года, направлено на повышение доступности и качества специализированной медицинской помощи детям в труднодоступных районах Якутии. В следующем году специалисты НМИЦ имени Г. И. Турнера планируют продолжить работу в том же формате.

Европа усилит свою зависимость от российского СПГ

Остановка транзита газа через Украину заставит ЕС больше покупать российский СПГ

Украинский транзит сетевого газа «Газпрома» прекратился в первый день 2025 года. Трейдеры ожидали эту потерю и теперь наблюдают, не вызовет ли остановка транзита ускорения изъятия запасов газа из хранилищ, которые и так опустошаются самыми быстрыми темпами за последние четыре года

Газ на бирже в Нидерландах вырос на 4,3%, однако, потом упал до плюс 1,9% — €49,83 за МВт-час. Напомним, что фьючерсы 31 декабря прошлого года превышали €50.

Остановка поставок газа через Украину совпадает с понижением температуры в Европе, что приведет к росту спроса и увеличению энергозатрат на отопление. В Словакии к середине текущего месяца ожидается до минус 7°C. Великобритания готовится к снегопаду и гололеду в ближайшие несколько дней, в то время как страны Северной Европы также сталкиваются с морозами.

Тем не менее, Еврокомиссия заявила, что угрозы энергобезопасности блока ничто не угрожает, указывает Bloomberg.

При этом ЕС, вероятно, усилит свою зависимость от СПГ, в том числе из России, отмечает агентство.

Однако для ряда стран ЕС стоимость морской доставки в Германию или другие страны сделает охлажденный метан дорогим удовольствием. В частности, Братиславе придется выложить за СПГ дополнительные €177 млн.

Европе в целом придется активнее бороться за поставки СПГ, особенно в жаркие летние месяцы, с Азией, которая традиционно закупает больше газа в середине года.

И даже появление новых мощностей по сжижению не изменит ситуацию на газовом рынке.

Конец украинского газового транзита: кто на этом заработает и что будет дальше

Остановка украинской ГТС — это рост цен на газ и рост заработка экспортеров

Киев, лишившись $800 млн ежегодного заработка, радуется прекращению прокачки российского газа в Европу, которая теперь вынуждена тратить еще больше на закупки голубого топлива из других источников. А поставщики СПГ из США и России уже потирают руки, предвкушая рост заработка.

В 08:00 первого дня 2025 года остановилась прокачка российского газа через украинскую газотранспортную систему (ГТС): закончился последний пятилетний контракт на транзит голубого топлива из РФ в Европу через Украину. Теперь «Газпром» может экспортировать газ в Евросоюз по трубопроводам только с помощью «Турецкого потока».

О прекращении украинского транзита говорили весь год, причем и в Украине, и в Европе, и в России. Все этого ждали. Конечно, оставались надежды на то, что Киев, как он это уже неоднократно делал, все-таки заключит новое соглашение в последний момент. Увы, этого не произошло.

Впрочем, это не значит, что новый контракт не подпишут через пару недель или месяц. Если зима окажется слишком уж холодной и политические элиты ЕС будут вынуждены быстро искать недостающие объемы газа для нормального обеспечения энергобаланса, то Украину могут принудить (со стороны Запада) включить трубу. Хотя бы на время.

Но это лишь в теории. А сейчас украинская ГТС осталась без дела. Что это означает для Москвы, Брюсселя и Киева?

Суть газовой «перемоги»

В Киеве, в лучших традициях уже устоявшейся там примитивной пропаганды, радуются. Украинский президент Владимир Зеленский заявил:

«Более 25 лет назад ежегодная прокачка газа через территорию Украины в Европу составляла 130+ миллиардов кубометров. Сегодня транзит российского газа — 0. Это одно из самых крупных поражений Москвы».

Как обычно, бывший украинский комик, теперь удерживающий власть в стране за счет западных вливаний, специально подает информацию под нужным ему углом. Данные показывают, что Киев не перестал в один момент прокачивать все 150 млрд кубометров, хотя именно эта цифра должна засесть в сознании простого обывателя, который услышал официальное заявление Зеленского.

На самом деле объемы транзита сокращались на протяжении долгих лет. Только в 2022-м было сильное одномоментное снижение. В целом, прекращение транзита в 2025 году остановило продажи в Европу де-факто около 15 млрд кубометров российского газа в год.

До 2022 года «Газпром» прокачивал в Европу почти 30 млрд кубометров в год через 2 ветки украинской ГТС:

коридор через газоизмерительную станцию (ГИС) «Сохрановка» — примерно 12,5 млрд кубометров в год. С мая 2022-го он не эксплуатируется из-за ограничений со стороны Украины (хотя объект в рабочем состоянии);

коридор через ГИС «Суджа», способный прокачивать 15-16 млрд кубометров в год (до 1 января 2025-го работал даже несмотря на бои в Курской области, где он и расположен).

Для сравнения: через «Турецкий поток» Россия прокачивает около 31 млрд кубометров газа; суммарная мощность «Северного потока» и «Северного потока 2» была 110 млрд кубометров, газопровода «Ямал-Европа» (проходит через Польшу) — почти 33 млрд.

Тут стоит отметить, что Украина как бы завершает начатое — отрезает все трубы из РФ в Европу. В 2022-м были взорваны оба «Северных потока», а Польша захватила часть трубопровода «Ямал-Европа», после чего «Газпром» отказался прокачивать по нему газ.

Перемога, о которой говорит Зеленский — это не про поражение Москвы, а про лишение Европы доступа к стабильным поставкам газа по трубопроводам. По сути, это закрепляет насильственный переход Евросоюза на использование СПГ, который приходится закупать на спотовом рынке, где цена меняется каждый день и порой приходится драться с Азией за поставки.

Неприятно будет всем, кроме…

Поставщики СПГ в Европу — это те, кто в первую очередь выигрывает в данной ситуации. Евросоюз за последние 2 года (за счет эвакуации промышленности в Азию и США) ежегодно уменьшает потребление газа на 15%. Однако даже этого недостаточно, чтобы идеально подбивать баланс спроса-предложения голубого топлива в Старом Свете. Все-таки регион с 2022-го по 2024-й уменьшил закупки газа из РФ с 150 млрд кубометров в год до почти 32 млрд. А с 2025 года лишился еще 15 млрд куб. м. «Трубу» надо чем-то заменять, и сделать это можно только за счет роста импорта сжиженного газа.

Прекращение транзита по украинской ГТС, по разным оценкам, лишает европейский рынок примерно 5% его спроса на голубое топливо. Странам региона теперь придется еще больше закупать трубопроводного газа у Норвегии и импортировать еще больше СПГ. Да, с 2026 года его поставки значительно могут нарастить США и Катар, где через пару лет введут в эксплуатацию новые СПГ-терминалы.

Однако пока в Европу больше всего сжиженного газа поступает из Соединенных Штатов и из России. Экспорт российского СПГ за первое полугодие 2024-го, по данным Kpler, вырос на 2,7% в годовом выражении, до 16,79 млн тонн.

При этом с марта 2025-го российский СПГ нельзя будет перегружать в портах ЕС с судна на судно для вывоза за пределы Евросоюза. В связи с этим, о чем пишут даже в Bloomberg, сжиженного газа из России в Европе станет больше. Самое смешное, что признают даже американские СМИ, — покупать сжиженный метан европейские потребители будут по более высокой цене.

Напомним, еще до остановки транзита, в декабре 2024-го, стоимость газа на спотовом рынке для Европы составляла $400-500 за тыс. кубометров газа. Для сравнения: средний показатель за 10 лет (если не считать ситуативных скачков до $2000-3000 в 2022-м и 2023-м) — $250-300 за тыс. кубометров. Разумеется, с остановкой украинской ГТС цены на споте не упадут, а начнут рост. СПГ для Евросоюза, включая российский, будет дорожать.

Про Украину, которая лишилась дохода (около $800 млн в год) за транзит газа в Европу, даже говорить нечего. Вашингтон и Брюссель с 2014 года научили Киев терпеть любые лишения ради благой (для Запада) цели — доставлять Москве проблемы.

В краткосрочной перспективе Россия теряет 15 млрд экспорта и примерно $5-6 млрд заработка. Однако она сможет довольно быстро не менее половины этого объема перенаправить по другим каналам (через «Турецкий поток» — в ту же Европу, а также по другой магистрали в Среднюю Азию и далее в Китай). Доходность на этих рынках, безусловно, ниже, но заработок все же будет. В долгосрочной перспективе, если РФ решит ряд технологических проблем с импортозамещением, часть выпавших объемов компенсируются за счет перенаправления на экспорт СПГ.

А в краткосрочной перспективе Москва будет зарабатывать все больше на экспорте СПГ в Европу за счет увеличения стоимости газа на спотовом рынке.

Илья Круглей

Спрос на газ в США достиг максимума в последний день 2024 года

Спрос на газ в США побил рекорд и будет расти и далее на фоне запуска новых СПГ-проектов

Спрос на газ в США достиг максимальных 15,2 млрд куб. футов в день (430,4 млн кубометров) 31 декабря, указывают данные LSEG. Причиной роста спроса стали ожидания запуска двух новых СПГ-проектов в Штатах: Plaquemines LNG американской Venture Global в Луизиане и третьей очереди СПГ-завода в техасском Корпус-Кристи, принадлежащем американской Cheniere Energy, пишет Reuters.

В 2025 году аналитики ждут, что спрос на природный газ в США вырастет до 17,8 млрд куб. футов/сут. (504 млн кубометров в день), когда оба завода выйдут на планируемую мощность. При этом Venture Global ранее сообщила, что первую партию с Plaquemines LNG мощностью 20 млн тонн СПГ в год уже отправила в Германию.

И с запуском следующей череды СПГ-проектов спрос на природный газ в США будет расти: в 2026 году до 20,3 млрд куб. футов (583,3 млн куб. м) в сутки, к 2028-му — до 24,2 млрд куб. футов (685,3 млн куб. м) в день, ожидает Минэнерго США. Среди проектов, которые готовятся к запуску в ближайшие годы — совместный проект американской Exxon и Qatar Energy, СПГ-завод Golden Pass LNG мощностью 18 млн тонн в год. Завод планировалось ввести в эксплуатацию к концу 2024 года, однако неопределенность властей США относительно новых СПГ-проектов заставила отложить запуск — он состоится в конце 2025 или в начале 2026 года.

Топливные запасы в Фуджейре упали на 17% за последнюю неделю года

Запасы топлива в торговом порту Фуджейра снижаются второй год подряд

Запасы топлива в порту Фуджейра ОАЭ снизились на 17% за неделю по 30 декабря, показав 10-процентное снижение за год после 16-процентного падения в 2023 году.

Общий объем запасов нефтепродуктов в одном из ведущих мировых хабов по торговле сырьем и ГСМ упал до 15,54 млн баррелей — это минимум за три недели. Это первый в истории случай, когда запасы в Фуджейре снижаются второй год подряд.

Больше всего снизились запасы тяжелых дистиллятов: они упали на 25% до 7,54 млн баррелей.

Вучич заявил о начале переговоров с США по санкциям против NIS

Обсуждение темы американских санкций против «Нефтяной индустрии Сербии», владеющей одноименным НПЗ NIS начнется 2 января

Сербский президент Александр Вучич анонсировал старт переговоров между Белградом и Вашингтоном по санкциям против NIS. Обсуждение ситуации вокруг NIS начнется 2 января, сказал Вучич.

«НиК» напоминает, что Сербия сообщила о грозящих санкциях со стороны США в адрес NIS ещё в середине декабря. С того момента Белград проводил несколько раундов переговоров, в том числе, с российской стороной.

Именно факт наличия российского акционера (группа «Газпром» имеет контроль в NIS) и стал поводом для потенциальных американских рестрикций в отношении NIS. Белград заявил, что будет искать все возможные способы, чтобы обезопасить свою самую крупную энергокомпанию, учитывая что она владеет нефтепереработкой, хранилищами и сетью АЗС в стране. Как вариант рассматривается снижение доли российских владельцев в в NIS.

Названы тренды в благоустройстве в 2025 году

В 2025 году в архитектуре дворовых пространств, плейхабов, общественных мест актуальными будут несколько трендов. Подробнее об этом «Стройгазете» рассказал основатель и креативный директор Pergaev Bureau Сергей Пергаев.

По его словам, эстетичная и комфортная среда повышает стоимость и ценность недвижимости в окружающих жилых комплексах, формирует полезные ритуалы и прочные социальные связи. «Архитекторы все чаще выбирают решения, которые создают образ не просто соответствующий, но превосходящий ожидания покупателей объектов и жителей города. Аналитики утверждают, что привлекательное архитектурное благоустройство повышает стоимость сделки от 5 до 15%», — отмечает Сергей Пергаев

Эксперт назвал несколько трендов в благоустройстве в 2025 году. Один из них тренд на яркие цвета, минималистичный дизайн и чистые геометрические формы, которые плавно перешли из графического и интерьерного дизайна в сферу благоустройства. Например, использование уникального паттерна из простых графических фигур позволило сделать общественные пространства в ЖК «SuperSky» в Тюмени узнаваемыми, сформировать удобную навигацию и разделить функциональные зоны.

Другой пример, когда покрытие детской площадки в виде игры «крестики-нолики» в омском жилом комплексе «Пушкина,77» обыгрывает выразительность и особенность этой локации.

В ЖК «Гранатовый» в южном городе Дербенте с высоты птичьего полета считывается яркий графический элемент: это путеводная нить, которая проходит через все пространство. А внутри дворов линии плавные, естественные. Кстати, этот проект учитывает еще один тренд 2025 года на обильное круглогодичное озеленение. Архитекторы предусмотрели настоящий оазис с инновационными системами полива и туманообразования. Многоуровневое озеленение будет украшать детские площадки и зоны отдыха 365 дней в году.

Еще один тренд – актуальность всесезонных проектов. Большая часть нашей страны имеет выраженную сезонность, поэтому проекты с «летней» функциональной программой только выглядят неэффективно. Благоустройство «впадает в спячку» вместе с холодами и просыпается только весной. «Сегодня мы все чаще видим объекты, в которых тщательно прорабатываются сценарии зимнего, весеннего и осеннего использования пространства. Эта тенденция сохранит свою динамику и в будущем году. Кроме того, архитекторы добавляют элементы, позволяющие проводить больше времени на улице в любую погоду, в том числе ветрозащитные конструкции, комплексы для зимних игр», - подчеркивает Сергей Пергаев.

В 2025 году в проектах будут важны биоразнообразие. Увеличение площади твердых покрытий и сокращение зелени приводит к повышению температуры в городах по сравнению с сельской местностью — такое явление называют островом тепла. Среди преимуществ — охлаждение воздуха и поглощение атмосферных загрязнителей.

«По данным аналитиков, на зеленые лаунж-зоны и ландшафтный дизайн девелоперы закладывают в бюджет 3-5% от всей сметы, а в высоком сегменте эта цифра доходит до 10%. Кроме поддержания экосистемы и улучшения образа объектов, растительность дает возможность горожанам быть ближе к природе, это позитивно влияет на здоровье и приносит удовольствие от созерцания представителей дикой природы в городских условиях», — считает Сергей Пергаев.

Актуальным будет тренд на мультицелевую среду. Когда люди думают об общественных площадках, они представляют себе детей как основных пользователей, но на самом деле современная среда — мультицелевая, а ее планировочные маршруты и дизайн учитывают потребности людей разных интересов и возрастов. Так появляются локации для тихого отдыха, образования, работы, коммуникации — для формирования полноценных комьюнити. В частности, еще вчера среднестатистический горожанин не знал, что такое петанк, а сейчас он уже включен в программу благоустройства будущих ЖК.

Светодизайн будут продолжать активно использовать для создания особенного настроения, акцентных элементов и оригинальных зон. Локальные подсветки смещают внимание в темное время суток, создают теплую и уютную атмосферу. Подсветка номера дома у входной группы становится не только элементом навигации, но деталью, подчеркивающей индивидуальность объекта. Источники света разбавляют продолжительные линии ограждения включением подсвеченных растений или декора.

Современное пространство будет фокусироваться на возможностях, новаторских идеях и свежих перспективах. Меняется сам принцип взаимодействия с общественной средой. Стрит-арт, раньше находящийся, по мнению некоторых, на грани с вандализмом, сегодня имеет законное место в парках или на фасадах в виде муралов. А ЖЭК-арт (вспомните лебедей из покрышек) приравнивают к народному искусству.

«Городская среда — центр активностей, знакомств, отдыха и развлечений на свежем воздухе. И все тренды, обозначенные в этой статье, будут активно развиваться в архитектурных концепциях 2025 года. Пространства становятся полем для экспериментов, наполняя повседневную жизнь разнообразным опытом и приятными эмоциями», - резюмировал эксперт.

Авторы: СГ-Онлайн

Россия > Недвижимость, строительство. Экология. Госбюджет, налоги, цены > stroygaz.ru, 2 января 2025 > № 4753895 Сергей Пергаев

ДМИТРИЙ ЯДРОВ ОЦЕНИЛ РАБОТУ ВОЗДУШНОГО ТРАНСПОРТА РОССИИ В НОВОГОДНИЕ ПРАЗДНИКИ

Работу гражданской авиации России в новогодние праздники — период повышенного спроса на перевозки — проверил в четверг, 2 января, руководитель Росавиации Дмитрий Ядров.

Деятельность московского авиаузла в эти дни глава ведомства оценил, посетив аэропорт Внуково. Генеральный директор воздушной гавани Дмитрий Ерзакович рассказал руководителю Росавиации о мерах, направленных на модернизацию инфраструктуры аэропорта и продемонстрировал новые технологические решения, которые делают путешествия более комфортными и безопасными.

«Российская гражданская авиация работает в круглосуточном ритме, не взирая на праздники и выходные. На борту воздушных судов российских перевозчиков Новый год встретили 6 тыс. человек. 56 самолетов отечественных авиакомпаний с пассажирами находились одномоментно в небе в ночь с 31 декабря на 1 января», – рассказал Дмитрий Ядров.

О ситуации с авиаперевозками в других московских аэропортах и всей стране в целом главе агентства доложили в ходе расширенного совещания с руководящим составом отрасли. В прошедшем мероприятии на базе филиала подведомственной агентству Госкорпорации по ОрВД — «Московском центре автоматизированного управления воздушным движением» («МЦ АУВД»), в режиме видео-конференции приняли участие руководители межрегиональных территориальных управлений Росавиации, топ-менеджмент ключевых авиакомпаний и аэропортов страны. Особое внимание Дмитрий Ядров уделил произошедшему сегодня сходу самолета авиакомпании S7 («Сибирь») за пределы взлетно-посадочной полосы аэропорта Норильска (Алыкель; код ИКАО: UOOO).

«Прошу всех без исключения участников отрасли авиаперевозок внимательнейшим образом подходить к вопросам безопасности полетов. Мы должны предлагать нашим гражданам качественные и комфортные перевозки даже в самых труднодоступных уголках России. В целом авиатранспортный комплекс нашей страны в условиях новогодних повышенных нагрузок на него работает штатно. Аэропорты страны обеспечены реагентами и спецтехникой для нормального функционирования в зимний период»,– подвел итоги мероприятия Дмитрий Ядров.

Россия. ЦФО > Транспорт. Госбюджет, налоги, цены. Авиапром, автопром > favt.gov.ru, 2 января 2025 > № 4753438 Дмитрий Ядров

Восточный поворот 2.0, или «Сибиризация» России

Сергей Караганов, Доктор исторических наук, заслуженный профессор, научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, почётный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике.

Илья Козылов, Аспирант, преподаватель департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», руководитель проекта факультета и Совета по внешней и оборонной политике «Сибирская Россия: Поворот на Восток 2.0».

Для цитирования:

Караганов С.А., Козылов И.С. Восточный поворот 2.0, или «Сибиризация» России // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 221–229.

Современный мир переживает беспрецедентные изменения, сопоставимые по масштабу и значимости с величайшими историческими эпохами потрясений и цивилизационных переломов. Глобалистская модель, основанная на империалистической парадигме бесконечного потребления, демонстрирует явные приметы кризиса.

Ориентация на расширение рынков и потребительский рост оборачивается противоречиями, угрожающими и природе, и устойчивому развитию общества. Цифровизация, обеспечивая технологические прорывы, одновременно усугубляет тенденцию на вырождение человека, дегуманизацию обществ.

Фундаментальные сдвиги происходят и в геополитическом балансе сил. За пять с лишним столетий Запад достиг значительного превосходства в политике, экономике и культуре, которое основывалось на военном доминировании. В ХХ веке его господство подорвал Советский Союз, теперь в той же роли выступила Россия. Несмотря на попытки коллективного Запада восстановить утраченные позиции, коренные изменения в системе международных отношений указывают на долговременные и необратимые процессы.

Перемещение центра мировой динамики на Восток и Юг – не временное явление, а фундаментальная тенденция.

Цивилизации, сформировавшиеся вне западной культурной сферы – китайская, индийская, арабская, персидская, турецко-османская, – переживают подъём, их активность определит контуры нового мироустройства. Россия с её уникальной культурной открытостью призвана стать важной частью процесса, одним из его лидеров, ядром Северной Евразии[1], её балансиром, а также военно-стратегическим стержнем.

Благодаря своему культурно-историческому коду Россия хорошо адаптирована к новому миру. Чтобы эффективно использовать открывающиеся возможности и противостоять вызовам, стране необходим качественно новый поворот на Восток, выводящий на другой уровень ограниченные и преимущественно внешнеэкономические результаты предшествующего этапа. Крайне важно, однако, чтобы этот поворот был направлен не столько вовне – к Евразии, сколько внутрь страны. Пора вернуться к собственным историческим корням и восстановить идентичность в качестве великой евразийской державы.

Для этого требуется приоритетное внимание к Приуралью и Сибири.

Восточный поворот 2.0 – не просто продолжение предыдущего этапа с изменением внешнеполитической и внешнеэкономической ориентации, но комплексная стратегия обновления страны через «сибиризацию» – сдвиг центра духовного, человеческого и экономического развития на Восток. Это откроет новые горизонты, расширив российскую созидательную роль в стремительно меняющемся мире.

Историческая и современная роль Сибири в развитии России

На протяжении пяти веков именно Сибирь была для России важнейшим геостратегическим и экономическим ресурсом, способствовавшим укреплению её позиций на международной арене и формированию национальной идентичности.

Освоение этого обширного региона – история расширения российских границ, превращения страны в мощную евроазиатскую державу с великим многонациональным народом и многоцветной культурой, собранной вокруг русского стебля. Оно началось в XVI веке, когда русские казаки двинулись на Восток, покоряя суровые земли и достигнув берегов Тихого океана. За короткое время они прошли огромный путь, ставший символом русского духа, стойкости и воли. Богатые ресурсами территории превратились в надёжный тыл, укрепивший Россию на Среднерусской равнине, которую не раз атаковали с Запада и Юга. Завоевание Сибири превратило Россию в государство-цивилизацию, империю. Это весомое историческое наследие отражено в последней Концепции внешней политики РФ 2022 года[2].

Колоссальна экономическая значимость Сибири. Вначале были меха – «мягкое золото», затем серебро, золото и полезные ископаемые, с опорой на которые Россия создала и поддерживала мощную армию и флот. Со временем ключевым инфраструктурным проектом, связавшим Сибирь с центральной частью России, стала Транссибирская магистраль. Построенная в начале XX века, эта железная дорога символизировала движение «встречь солнцу» и позволила интегрировать макрорегион в общероссийскую экономическую систему, укрепив её связи с рынками Европы и Азии. Идейную важность Транссиба понимали и великие государственные деятели. Так, Сергей Витте с соратниками развернули мощнейшую, как сказали бы теперь, PR-кампанию по продвижению проекта, и она удалась[3]. А Россия получила мощный инструмент сохранения и развития Сибири.

В советский период начались масштабные проекты по строительству заводов, добыче нефти и газа, освоению лесных и водных ресурсов, превратившие регион в важнейший источник стратегических природных богатств для СССР. Во время Великой Оте­чественной войны сибиряки сыграли важнейшую роль в защите страны, а продукция региона – от металлов до продовольствия – внесла неоценимый вклад в победу. (Кстати, табуны коней из сибирских и приуральских степей были одной из важных причин победы России над Наполеоном – русская армия была гораздо мобильнее европейских[4].)

В последние десятилетия развитие Сибири значительно затормозилось и даже чуть не пошло вспять, что стало во многом результатом изъянов социально-экономических реформ 1990-х годов. Попытки вернуть историческую роль сибирского макрорегиона в государственный и общественный фокус внимания, сдвинуть центр развития на Восток активно продолжались на интеллектуальном уровне[5], однако всё разбивалось об отсутствие интереса правящего класса.

С начала 2010-х гг.[6] Россия предприняла усилия для переориентации на восточные рынки, но получился своего рода «недоповорот». Среди причин были сохранявшийся западоцентризм значительной части российских элит, технократический характер реформ, который не вызывал воодушевления у граждан, а также, что немаловажно, отсутствие яркой идеи, способной вдохновить общество. В отличие от позднеимперского лозунга «Вперёд к Великому океану», который двигал строителей Транссибирской магистрали, или советского освоения Арктики и комсомольских строек, восточный поворот не смог зажечь даже тех, кому потенциально приносил выгоды, включая дальневосточников. Этот процесс, с одной стороны, воспринимался как «московский проект», лишённый общенациональной мобилизующей идеи, с другой – провоцировал местническое сопротивление сибиряков, не желавших менять привычный уклад[7].

Позднее к концептуальной проработке поворота подключились сибиряки[8]. Но, пожалуй, самое важное упущение – исключение из стратегии «поворота» регионов Западной и Восточной Сибири с их высоким человеческим капиталом, значительным научным потенциалом и развитой промышленной базой, а также богатейшими природными ресурсами. В силу недальновидных бюрократических решений они, а также Приуралье оставались оторваны от Тихоокеанской Сибири, Дальнего Востока. Включение Арктики в эту повестку только усугубило проблему, ещё больше отвлекая внимание от ключевого макрорегиона.

Несмотря на важную социально-экономическую роль Сибири, там опережающими по сравнению с общероссийскими темпами продолжает сокращаться население и в целом снижается демографический потенциал. К тому же действующая Правительственная стратегия развития Сибирского федерального округа (его одного, но опять не всей Сибири) выглядит ограниченно и не амбициозно, не только не вдохновляя государство и общество на движение вперёд, но и вызывая усталое раздражение. Это указывает на необходимость кардинального пересмотра подхода[9].

«Континентальное проклятие» Сибири и Приуралья, выражающееся в оторванности от наиболее перспективных – азиатских – рынков и зависимости от всё менее эффективных западных связей, так и не преодолено. Лишь в последние годы началось строительство газо- и нефтепроводов, ориентированных на Юг и Восток, но в макрорегионе по-прежнему недостаточно меридиональных транспортных путей, связывающих его с южными рынками будущего и Арктикой.

Стратегический контур Восточного поворота 2.0

Преодоление вышеуказанных ошибок, а также соразмерное реагирование на актуальные вызовы требуют не только новой внешнеполитической стратегии, но и глубокой внутренней трансформации, которая включала бы перенос центра экономического и культурного развития к востоку страны. Эта стратегия, которую предлагается именовать как «Восточный поворот 2.0», или «Сибиризация России», предполагает интеграцию Сибири от Урала до Дальнего Востока в единую систему, которая станет опорой будущего России в меняющемся мире.

Большая Сибирь с её природными ресурсами, пространством для демографического и экономического роста, а также исторически сложившейся культурной многогранностью, представляет собой идеальную площадку для переориентации российской экономики и внешнеполитического фокуса на мировой Восток и Юг.

Одним из ключевых элементов должно стать стимулирование переселения населения из европейской части России, включая новые регионы, на приуральские и сибирские территории. Безусловно, это должно предваряться и сопровождаться созданием комфортных условий для жизни, развитием инфраструктуры и возможностей для трудоустройства прежде всего в средних и малых городах (по типу, например, Енисейска), а также снятием бюрократических барьеров, в том числе тех, которые приходится преодолевать приверженцам традиционных ценностей, которые хотели бы переехать в Россию из стран Запада. Осмысленной и дальновидной миграционной политики в России пока нет, что вызывает изумление. Вакуум заполняется ксенофобскими воплями о «засилье мигрантов». Миграцию и мигрантов нужно, с одной стороны, гораздо жёстче регулировать, но с другой – активно ассимилировать и привлекать. Опыт комсомольских строек советской эпохи наглядно показал, что массовые многонациональные переселения могут быть успешны при наличии объединяющей и вдохновляющей идеи. Сегодня такой становится развитие Сибири как центра будущей Евразии.

Одним из подходов может оказаться привлечение трудовых мигрантов из азиатских стран, в первую очередь таких, как КНДР, а также Индия, Пакистан, Бангладеш. Эти работники могут внести весомый вклад в строительство инфраструктуры и развитие сельскохозяйственных и промышленных проектов. Привлекать их стоит на временной и сезонной основе. Программа миграции должна быть организована на государственном уровне и сопровождаться в том числе мерами интеграции и адаптации наиболее квалифицированных приезжих, чтобы гарантировать их плавное включение в экономику и общество. Естественно, вопросы безопасности должны обеспечиваться местными жителями и органами власти.

Для успешной реализации стратегии требуется создание новых транспортных коридоров, связывающих Сибирь с азиатскими рынками. Важнейшая задача – строительство меридиональных (север-юг) логистических путей, которые свяжут макрорегион с Центральной, Восточной и Южной Азией и обеспечат выход к Северному морскому пути. Инвестиции в железные дороги, автодорожные и воздушные маршруты, а также трубопроводы для нефти и газа создадут основу транспортно-логистической сети, которая интегрирует Сибирь в евразийскую экономическую систему. Важную роль будет играть развитие энергетической инфраструктуры для устойчивого роста регионов, в том числе с использованием возобновляемых источников энергии, это также привлечёт международных партнёров. Особую роль способны сыграть водные богатства Сибири, которые позволят вовлечь вододефицитные, но и трудоизбыточные страны Центральной и Южной Азии в создание совместных производств водоёмкой продукции, ориентированной на экспорт «виртуальной воды» – той, что затрачена на производство продовольствия, химических волокон, целлюлозы и других товаров. Это поможет решать проблемы в самих вододефицитных регионах, прежде всего в центральноазиатских. Ни о какой переброске водных артерий речи, конечно, быть не может.

Для долгосрочного развития Сибири, безусловно, необходимо развитие научных и образовательных центров, которые смогут готовить квалифицированных специалистов и разрабатывать новые технологии для освоения региона. Так, давно назрела и перезрела концепция создания как минимум ещё двух научно-производственных комплексов, основанных на науке и глубокой переработке уникальных минеральных ресурсов новым машиностроением – в районе Красноярска – Енисейска и Иркутска – Читы. Они должны быть связаны цепочками стоимости не столько с зарубежными, даже и дружественными странами, сколько с другими регионами России, в том числе дальневосточными и центральными.

Для стратегического поворота на Восток России нужна третья столица – сибирская.

Новый центр, расположенный, возможно, в районе Новосибирска, Красноярске или даже в историческом сердце Сибири – Тобольске, может стать не только административным и экономическим, но и культурным фокусом, приближённым к азиатским партнёрам. В сибирскую столицу (или столицы) стоило бы перенести несколько федеральных ведомств, например, министерства культуры, образования и природных ресурсов, специальное министерство по развитию Сибири и Арктики. Также целесообразно перенести руководящие органы РАН в Новосибирск, где существует мощный научный центр.

Несомненно, идея таких переносов натолкнётся на неприятие бюрократического сообщества. Однако подобный (частичный в нашем случае) перенос будет содействовать развитию, в т.ч. пространственному, которое, в свою очередь, благотворно повлияет на процесс обновления элит, вливания в них энергии. Отрадно, что президент России выразил одобрение идеи переноса штаб-квартир ряда госкорпораций в Сибирь[10]. Осталось лишь претворить указание в жизнь, а не замести его под сукно, как произошло в начале 2010-х годов.

Эти изменения должны быть мотивированы не только экономическими расчётами (они более чем убедительны – новосибирские учёные с участием москвичей почти всё сделали[11]), но и осознанием значимости Сибири как символа России и наглядного отражения её исторического пути. Нужна «сибирская стратегия» для всей страны, а не только отдельных округов, каждый из которых слабо приспособлен для выполнения такой масштабной задачи.

Подчеркнём, сибиризация предполагает не только социально-экономическое, но и духовно-цивилизационное развитие. Уникальная история Сибири, её многонациональный человеческий капитал и глубокая связь с национальными традициями создают основу для формирования новой российской идентичности, ориентированной на «возвращение домой» – к истокам России как цивилизации, достойной наследницы великих Византийской и Монгольской империй, и к её корням как великого многонационального народа.

Проект «сибиризации» должен стать важной составной частью «русской мечты» – новой общенародной и государственной идеологии, предлагаемой всем со школьной скамьи.

Изучение восточных языков и культур должно стать значимой частью государственной образовательной стратегии, начиная с младших классов и далее на уровне бакалавриата.

Историко-культурное достояние Сибири, наполненное романтикой, победами и приключениями, близко каждому патриоту. Как образно выразился видный тюменский журналист и писатель Анатолий Омельчук, Сибирь – это «заварка русского характера», воплощение лучших черт русского духа, объединяющего десятки наций[12]. Она – трамплин для прыжка в будущее, новой фазы строительства страны, отвечающей на вызовы будущего и опирающейся на её исторические корни[13]. Важно использовать колоссальный человеческий и духовный потенциал региона.

Новое освоение Сибири, или Восточный поворот 2.0 – грандиозный комплексный проект, требующий значительной политической воли, консолидации ресурсов и пробуждения как в элитах, так и во всей русской нации пассионарного духа, который сделал Россию великой. Объединив усилия, пора заставить правящую элиту осуществить необходимое – ускорить сдвиг центра духовного, ценностного, человеческого, экономического развития России туда, где он определён быть историей, Богом и современным миром – к Приуралью и всей Сибири.

Авторы:

Сергей Караганов, доктор исторических наук, заслуженный профессор, научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», почётный председатель Совета по внешней и оборонной политике

Илья Козылов, аспирант, преподаватель департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», руководитель проекта факультета и Совета по внешней и оборонной политике «Сибирская Россия: Поворот на Восток 2.0»

В работе использованы результаты проекта «Сибирская Россия: Поворот на Восток 2.0», выполненного в рамках программы исследований факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» в 2024 году.

Сноски

[1] См.: Головнёв А.В. Северность России. СПб.: МАЭ РАН, 2022. 450 с.

[2] Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждена Президентом Российской Федерации В.В. Путиным 31 марта 2023 г.) // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 31.03.2023. URL: https://www.mid.ru/ru/detail-material-page/1860586/ (дата обращения: 15.10.2024).

[3] См. по этому поводу, например: Хесли Э. Сибирская эпопея. М.: Paulsen, 2022. С. 405–421.

[4] См.: Ливен Д. Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807–1814. М.: РОССПЭН, 2012. 679 с.

[5] О концепциях развития Сибири см. статью видного учёного из Иркутска А.Н. Фартышева: Фартышев А.Н. Концепции развития и позиционирования Сибири: количественная оценка их приоритетности с геополитической точки зрения // Региональные исследования. 2019. No. 4. С. 107–119.

[6] Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. 12.12.2012. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/17118 (дата обращения: 15.10.2024).

[7] Караганов С.А., Лихачёва А.Б. Почему буксует «поворот на Восток» и как это исправить // Россия в глобальной политике. 16.10.2020. URL: https://globalaffairs.ru/articles/pochemu-buksuet-povorot/ (дата обращения: 15.10.2024).

[8] См.: Крюков В.А. (Ред.) Континент Сибирь. Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2020. 454 с.

[9] Стратегия социально-экономического развития Сибирского федерального округа до 2035 г. Распоряжение от 26 января 2023 г. № 129-р // Правительство Российской Федерации. 26.01.2023. URL: http://static.government.ru/media/files/drWrVydZYzvipBV3mBNArxTIxlgftuAM.pdf (дата обращения: 15.10.2024).

[10] Пленарное заседание Петербургского международного экономического форума // Президент России. 07.06.2024. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/74234 (дата обращения: 15.10.2024).

[11] См.: Гранберг А.Г., Алексеев В.В., Амосёнок Э.П. и др. Сибирь в первые десятилетия XXI века. Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2008. 787 с.; Крюков В.А., Селиверстов В.Е. Экономика Сибири: трудный путь к синергии природного и человеческого потенциала, связности пространства и интересов федерального центра и регионов. Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2022. 123 с.; Ефимов В.С. (Ред.) Сибирь и Дальний Восток в XXI веке: проблемы и перспективы развития. Красноярск: Сибирский федеральный университет, 2017. 251 с.; Крюков В.А., Кулешов В.В. (Ред.) Восток России: проблемы освоения – преодоления пространства. Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2017. 484 с.

[12] Караганов С.А., Омельчук А.К. Сибирский поворот 2.0 от Ермакова поля до Каракорума // Тюменская губерния. 2023. No. 24. С. 12–13.

[13] Безруков Л. Новые возможности пространственного развития Сибири // ECO. 2018. Т. 45. No. 2. С. 39–51.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783133 Сергей Караганов, Илья Козылов

Модерн – это не Запад

Стратегия России в постзападном миропорядке: преимущества «отсталости», право на отделение и выбор

Леонид Фишман, Доктор политических наук, профессор РАН, научный сотрудник Института государства и права РАН.

Виктор Мартьянов, Доктор политических наук, доцент, директор Института философии и права Уральского отделения РАН.

Для цитирования:

Фишман Л.Г., Мартьянов В.С. Модерн – это не Запад // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 203–220.

Европейский нарратив Просвещения и Модерна как способ самоописания и самолегитимации Запада в качестве образца для всего человечества отталкивался от впечатляющей картины взлёта капитализма. Дух капитализма окончательно оформился в эпоху великих географических открытий, которые создали асимметричную, прибыльную и контролируемую европейцами мировую систему обмена ресурсами.

«Появление в недрах экономики Средних веков особого сектора экономики, доходность капитала которого достигала сотен и даже тысяч процентов годовых, выступило в качестве своеобразного Вызова для человечества. Торговля сахаром, табаком, кофе, какао, чаем, рабами, каучуком, наркотиками (опиумом), пряностями, территориальные сделки с туземными племенами, возникновение биржевых механизмов спекуляции, каперство и т.п. позволили поддерживать в период 1500–1750-х гг. трёх- и четырёхзначную норму прибыли…»[1].

Экспансия, порабощение, колонизация и эксплуатация представлялись в романтическом и прогрессивном ключе как приобщение дикарей к цивилизации, распространение прогресса и даров высокой культуры. В частности, американский фронтир представал как расширение цивилизации на ничейные и дикие земли, как «“места свершения подвигов национальных героев” и пространства свободы. Однако постоянно отодвигаемый фронтир, сопряжённый с принципом “очищаемой территории”, стал одним из столпов американской завоевательной политики в отношении других государств…»[2]. В подобном контексте туземцы являлись лишь частью природы и ландшафта нетронутых ранее завоевателями, колонизаторами и прогрессорами земель, соответственно, за дикарями признавалось «лишь весьма ограниченное право на занимаемую ими территорию. В крайних случаях и здесь высшая культура имеет высшее право»[3]. Первоначально оппозиция варварства и цивилизации была статичной и пространственной, объясняя непреодолимые различия разных обществ. Модерн принёс идею истории, которая стала осмысляться как динамический процесс прогресса или цивилизовывания человечества, как неодновременный переход разных обществ от варварства к цивилизации.

Всеобщая возможность прогресса, развития и цивилизации использовалась для оправдания прогрессорства как исторической миссии белого человека.

Взлёт и падение Запада: последствия для социальных наук

Таким образом, социальные науки сформировались прежде всего как мысль метрополий и колонизаторов, связанная с экспансией, ограблением и эксплуатаций остального мира. Но она была завуалирована рассуждениями о благородной цивилизующей миссии белого, то есть западного человека. Науки, изучающие модерное (современное) общество, изначально имели мировоззренческо-методологический перекос: посредством «истории и трёх номотетических дисциплин – экономики, социологии и политической науки» западный мир в первую очередь «изучал себя, объяснял собственное функционирование и лучше контролировал происходящее»[4]. Для незападного же мира придумали ориенталистику, занимавшуюся относительно самостоятельными незападными цивилизациями, и антропологию, изучавшую западные колонии. Их целью стало оправдание экспансии Запада через утверждение о его моральном и техническом превосходстве[5].

В чём состояла родовая травма социальных наук? Они были придуманы для объяснения закономерностей принципиально новой социальной структуры, ценностей и способов воспроизводства порядков/иерархий модерного общества в ситуации временного превосходства Запада над всем остальным миром, когда Запад и Модерн являлись синонимами.

Западное обществознание появилось и развивалось как политический нарратив Модерна с присущим ему европоцентризмом и стремлением трактовать реальность через ряд бинарных понятийных оппозиций.

В них всегда присутствовал условно сильный и слабый член. Первый олицетворял магистральное направление истории, второй – то, что первым отвергалось, подавлялось, в лучшем случае подчинялось с целью перевоспитания. Прогрессорская мысль критикует отклоняющиеся от западного канона общества в рамках схемы норма/патология. При подобном оперировании дихотомиями «значительная часть бинарных оппозиций логически неполноценна, поскольку основана на выборе между наличием и отсутствием какого-либо признака А, не уточняя, какой признак наличествует при отсутствии А (дихотомии “демократический/недемократический”, “формальный/неформальный”, “прямой/косвенный”, “централизованный/децентрализованный”, “центр/периферия” и пр.). Язык политической науки тяготеет к тому, что бинарными являются не только суждения, но и сами исходные категории»[6]. В подобной перспективе мейнстрим утрирует отличия конкретных обществ, чтобы обосновать моральное, политическое, технологическое и иные виды превосходства одних обществ над другими. Критерии, избираемые для выстраивания бинарных оппозиций, либо идеологически ангажированы, либо субъективны (мнение экспертов), либо откровенно второстепенны, например, связаны с эффектами исторической неодновременности развития человечества, когда отдельные общества технологически опережают другие. Через призму морализаторских оппозиций незападные народы рассматривались как отсталые, неисторические, хотя и не совсем безнадёжные. Их можно было подчинить грубой или мягкой силой и цивилизовать. Эксплуатация и жестокость по отношению к ним выглядели оправданными, если вели к этой цели. Однако даже если цивилизаторская цель была бы достигнута, воспитанные Западом элиты этих народов никогда не будут равны элитам метрополий.

Превосходство Запада не могло длиться вечно.

Любые технологические преимущества конкретно-исторических обществ со временем становятся общедоступными. Незападный мир на протяжении нескольких поколений освоил передовые изобретения и социальные технологии, которые Европа создавала и апробировала в течение столетий. Можно наблюдать устойчивый процесс становления и укрепления независимых от Запада экономических, политических и культурных центров влияния, где утверждение Западом своих ценностей как общечеловеческих, а тем более попытки использовать их как предлог для давления или вмешательства во внутренние дела других, сталкиваются с растущим сопротивлением[7]. В результате модели самоописания Запада всё меньше подходят самим западным обществам, демонстрируя противоречия, конфликты, растущее социальное напряжение и методологическую ограниченность исходных рыночно-демократических постулатов. Освобождённые колонии тем более не вписываются в солидарные с Западом представления: «Доминируя, социология метрополии не предполагала никакой теории колониальных или постколониальных обществ, хотя подавляющее большинство стран мира было колониями… Налицо достойная сожаления тенденция изучать колониальные и постколониальные общества через призму лишь теории и концептов, основанных на опыте метрополий, – теория модернизации, веберовские патримониализм и бюрократия, построенные по модели индустриальной Великобритании марксистские теории»[8]. Соответственно, понятия, теории и концепции социальных наук, адресованные Западом не-Западу как универсальные, неизменно демонстрировали ограниченность и идеологическую ангажированность. Искривление и нерелевантность западных социальных теорий в реалиях остального мира подтверждено многочисленными междисциплинарными постколониальными исследованиями, вдохновлёнными Францем Фаноном, Эдвардом Саидом, Хоми Бабой и другими.

Утопическое обещание Запада остальному миру в виде универсального проекта Модерна как всеобщего освобождения, модернизации и равенства на мифических конкурентных и свободных рынках, где капитал и ресурсы почему-то утекают исключительно из стран Юга в страны Севера, давно развенчано. Критика противоречивости воплощения и двойных стандартов оценки Модерна в обществах не-Запада стала общим местом социальной теории, демонстрируя сочетание «роста автономии европейских элит с господством над природой и большинством европейского населения, а также колониальным господством»[9]. Более того, стратегии Запада в условиях распада колониальной системы всё чаще сводятся к прямому сдерживанию растущих центров силы, приостановке их модерного развития: «Достижение демократии в Западной Европе и других странах связано с множеством причин: усилением могущества рабочего класса по сравнению с другими, встроенным в национальную систему капитализмом, развитием покупательной способности рабочих людей, расширением и интеграцией внутренних рынков, политикой, направленной на увеличение внутренних инвестиций, более справедливым распределением доходов, возобновлением государством социальных и регулирующих функций… Но вовсе не этому способствуют как бы “демократические” инициативы западных правительств, а также неправительственных и международных организаций в странах “третьего мира”»[10]. В ещё большей степени это относится к откровенно недемократическим инициативам, когда Запад открыто поддерживал сепаратистов, людоедские режимы и сукиных сынов, действующих в американских интересах против других центров силы, террористические организации в Афганистане, Никарагуа, Сирии, Ливии, Югославии и т.д.

Контролируемый Западом мейнстрим социальных наук, как правило, основан на аксиоматическом утверждении, что претендует только на объективно обоснованное (математически и эмпирически) универсальное знание об истине. На деле в ядре социальных наук имплицитно присутствуют релятивные ценностные суждения по поводу должного социально-политического порядка. Господствующий нарратив социальных наук неизменно тавтологичен, представляя апологию социально-политического порядка. Иерархии власти, социального знания и регулятивных ценностных систем (идеология, традиции, религия, семья и т.д.) неизменно взаимосвязаны. Поскольку любые альтернативы мейнстриму ставят вопрос и об аксиомах социального знания, являющийся «одновременно вопросом о легитимности политического порядка, который они призывают/призваны обеспечить»[11].

Таким образом, социальные науки Запада предлагают остальному миру некритично заимствовать категориальный аппарат в виде самоописания метрополий – западных обществ в моменте их высшего подъёма.

В подобном контексте вскрывается манипуляция, когда обобщённый Запад присваивает себе роль прогрессора или привилегированного оценщика для других обществ, считая себя нормативным воплощением (материализацией) понятий демократии, рынка, свободы, справедливости и т.д.[12] Однако сравнительный анализ модерных обществ без труда выявит, что достойное и недостойное правление, демократия и автократия, рыночная конкуренция и плановая экономика, индивидуализм и коллективизм, отсталость и развитие и т.д. существуют в подобном раздельном, идеально-типическом виде преимущественно в системе воображаемых и самоутверждаемых координат конкретного идеолога/оценщика/эксперта[13]. Сложные модерные общества всей своей противоречивой онтологией будут являть любые сочетания и оттенки серого между данными полюсами.

Таким образом, риторика социальных наук, выстроенная на архетипической оппозиции прогресса/архаики, привилегированного/ущербного, не даёт убедительных оснований для универсальных классификаций модерного общества во всей сложности и динамике его противоречий. Бинарность мейнстрима отвлекает от изучения более сложных и важных сходств, вариаций и закономерностей функционирования социально-политических порядков современных обществ. Обществ, где реальные механизмы, институты и практики взаимодействия политических субъектов (лидеров, элит, групп, корпораций, классов), принятия политических решений и функционирования социальных правил чаще всего не дают серьёзных оснований разнести эти общества по принципиально различным клеточкам политологических классификаций, основанных на приведённых выше схемах[14]. Например, подавляющая часть современных обществ считает себя демократиями. Однако центр-периферийная структура миросистемы программирует неизбежные попытки закрепления иерархической дифференциации демократий с негативными прилагательными (нелиберальных, авторитарных, гибридных, частичных, фасадных, ограниченных и т.п.), в результате выхолащивается само понятие. Демократия превращается в пустое означающее, либо не применимое ни к одному реальному обществу, либо применяемое по специфическим критериям лишь к малой совокупности избранных обществ центра мироэкономики в виде либеральных демократий[15].

Более того, идеально-типические либеральные демократии не только не работают в реалиях самого Запада (конкуренция наблюдается лишь в наследственных элитах, а остальное население выступает в роли статистов), но и имеют жизнеспособные и легитимные альтернативы. Например, в виде политических форматов достижения справедливости в восходящих обществах Азии[16]. Демократия, рынок, гражданские свободы, права и иные ценности одновременно являются процедурами, механизмами и критериями распределения ресурсов. И если в одном обществе статистически превалируют государственные, а в другом рыночные механизмы обеспечения доступа граждан к жизненно важным ресурсам, это не определяет политического и экономического характера социума. Речь лишь о пропорциях, сложившихся в конкретно-исторических обществах, которые сами по себе относительны и не могут служить универсальным эталоном эффективности.

Глобальная (хотя и неодновременная) реализация базовой утопии либерализма во всех обществах, а также возвышение незападных цивилизаций привели к необходимости рассматривать каждое общество как часть человечества, на которую распространяются те же закономерности, что и на все остальные его части. Рост связей регионов, повышение плотности, эффективности и значимых последствий глобальных коммуникаций для каждого общества постепенно нивелируют начальные технологические асимметрии, географические преимущества и общую цивилизационную логику иерархии отличий.

Таким образом, социальные науки Запада предлагают остальному миру некритично заимствовать категориальный аппарат в виде самоописания метрополий – западных обществ в моменте их высшего подъёма.

Европейская/западная норма как привилегированный член подобной оппозиции со временем превратилась лишь в европейскую/западную специфику последующих трансформаций позднего или глобального Модерна, в который так или иначе включено всё человечество[17].

Ослабление военного, технологического и экономического лидерства Запада происходит быстрее, чем пересмотр оснований и традиций западного культурного доминирования. Последнее связано с тем, что выход из смысловой системы иерархической номенклатуры взаимосвязанных понятий мейнстрима возможен только посредством взгляда на неё извне, а это предполагает выработку альтернативных ценностно-институциональных координат и консолидирующих нарративов.

По мере обострения открытой конкуренции нарастают возможности и соблазны незападных субъектов усилить собственную культурную аргументацию («мягкую силу») в глобальном Модерне и объявить версии современности своих соперников ограниченными. Например, описать нацию-государство как специфическую политическую форму Запада, которой могут противостоять восходящие центры силы, описываемые как отдельные незападные цивилизации (Китай, Индия, Россия, Иран, Турция и т.д.)[18]. Подобные дискурсы убедительно показывают культурные ограничения и ценностно-институциональные недостатки западной модели Модерна, а также свои оригинальные домодерные культурные традиции. Когда появляется потребность в описании собственной цивилизационной современности в качестве альтернативы западоцентризму, возникают понятийные и методологические затруднения. Но в условиях ослабления Запада глобальный Модерн представляет открытую площадку борьбы за идейное влияние, где разные центры силы, включая Россию, могут соревноваться за универсализацию своего видения Модерна/Современности.

В ситуации открытости Модерна Россия имеет ряд исторических и культурных преимуществ.

Россия как Запад и не-Запад

Под влиянием одних и тех же процессов центр и периферия капиталистической миросистемы всё чаще обнаруживают сходство социальных изменений. Страновые различия объясняются прежде всего исторической неодновременностью процессов урбанизации, секуляризации, индивидуализации, демократизации, индустриализации, автоматизации, роботизации и т.д. Периферийные общества совершают бурный экономический подъём и движутся к демократии, а прежде образцовые западные рынки стагнируют, зрелые демократии усиливают протекционизм, пропитываются популистскими и националистическими настроениями, теряют наработанный ранее потенциал ценностно-институциональной универсальности[19]. Поднимающиеся незападные центры влияния обретают реальный суверенитет, технологическую и ресурсную автономию. Однако Запад и Модерн переплелись в аксиоматический идеологический конструкт в ядре социальных наук. Соответственно, описание постзападного глобального мира неизбежно выливается в критический пересмотр универсальных критериев Модерна, который невероятно трудно отделить от истории и культуры Запада.

У России и Запада единая история и цивилизационные корни, если исходить из версий христианства и концепции Третьего Рима, где мы продолжаем Византию, когда Рим погиб.

Это не означает, что Россия или Запад непременно лучше или хуже. Но значит, что Россия изначально позиционировала себя как страна, не обязательно следующая в фарватере западноевропейской цивилизации.

Своё происхождение мы напрямую ведём от Восточной Римской (Византийской) империи, которая передала своё историческое наследие Третьему Риму, в то время как родственный ей Западный Рим потерпел политическое и цивилизационное крушение. И сегодня мы имеем право уклониться от общего с Европой/Западом фарватера, если считаем, что он ведёт к крушению. Свободный выбор состоит в том, чтобы вовремя выйти из чужой колеи. Хотя последнее не гарантирует беспроблемного существования, не требующего борьбы, поскольку факторы, разрушительно действующие на условные Восточный и Западный Рим, во многом общие и никуда не исчезают. Но если гибельный фарватер вовремя покинуть, их можно переломить.

Происходит долгосрочное ослабление западных стран относительно альтернативных быстрорастущих центров силы – военных, демографических, технологических. Набирают мощь важные изменения и процессы, ведущие к системной трансформации всех модерных обществ, их ценностных основ, институтов и нормативного (мейнстримного) языка самоописания в социальных науках. Не менее значимый момент – трансформация сложного общества Модерна, охватывающая социальную структуру и ценностно-институциональное ядро всех современных обществ, как западных, так и незападных. Критически переосмысляется нормативный идеал прогресса в фундаменте Модерна: «“большой нарратив” политического прогресса во многих аспектах был заменён “малыми нарративами” о (частном) успехе и (частной) хорошей жизни»[20]. Кризис идеи всеобщего прогресса снижает привилегированную ценность будущего, несовершенным черновиком которого является настоящее и которому оно должно быть подчинено.

На передний план выступает ценность повседневности, существующей здесь и сейчас.

Когда Запад объективно и системно теряет глобальное влияние, исключенность, дистанцирование и снижение общей зависимости России от Запада из изъянов превращаются в преимущества, которые могут быть использованы в будущем. Ввиду относительно слабой развитости капитализма народы, входившие в Российскую империю, меньше подвергались колониальной эксплуатации. Из этого вытекало и несколько иное отношение к инородцам, равно как и другое отношение к политическим и культурным элитам других народов, представители которых включались в элиту империи наравне с русскими. Так формировался менее прогрессорский, более щадящий подход к другим народам. Отсталое российское имперское подданство оказывалось гуманней и эгалитарней более продвинутого европейского национализма с изрядной долей расистского колониализма. В советский период добавился интернационализм официальной коммунистической идеологии.

Национализм и ксенофобия отсутствовали у русского народа даже в период господства самых деспотических правителей: «Деспотический гнёт, согласно диалектике жизни, и объединял в “братстве по несчастью” русских и нерусских простолюдинов, и не позволял развиться национализму, который на Западе стал результатом утверждения капитализма и буржуазных свобод. Отсутствие политического национализма, из-за которого пролито столько крови в Новое и Новейшее время, это тоже одна из положительных сторон докапиталистического общества, которая в обществе социализма, в качестве отрицания отрицания, должна выразиться в виде господства интернационализма»[21]. Ряд исследований подтверждает парадоксальный способ исторического существования России как антиимперии, в которой ресурсы центра или метрополии и в Российской империи, и в СССР перераспределялись в пользу развития окраин и этнических меньшинств[22].

Из объективного положения России как не совсем западной (или альтернативно-западной) страны вытекала невозможность полного восприятия западных подходов. В силу двойственности положения («слабое звено в цепи империализма») в российском обществе сформировалась большая чувствительность к двойным стандартам, вытекавшим из противоречия между лозунгами Просвещения и Модерна и практиками их осуществления. Это, в частности, объясняет симпатии немалой части русского общества к леворадикальным направлениям западной политической мысли – социализму, анархизму, коммунизму. Зато отвергалась претензия просветительско-модерновой линии социального прогресса на безусловное моральное преимущество. Русская мысль XIX века, начиная от славянофилов, заканчивая народниками и большевиками, поднимает на щит проблематику морального преимущества отсталости, которая на Западе являлась периферийной.

Не меньшее значение имело иное восприятие одних и тех же научных парадигм, например, отрицание социал-дарвинизма в пользу теорий кооперации. Пётр Кропоткин опровергал претензии дарвинистской теории на то, что главным и единственным фактором эволюции является борьба за существование. Не отрицая наличия последней, главным фактором эволюции и вообще сохранения и видов в животном мире, и человеческих сообществ он считал «закон солидарности»[23]. Когда на Западе накапливается разочарование в мейнстриме Модерна и звучит его критика, в России происходят сходные процессы. Однако российский цивилизационизм не совпадает с западным. Хронологически его положения сформулированы Николаем Данилевским и Константином Леонтьевым ощутимо раньше, и исходили они из отрицания единого потока западоцентричной истории – чтобы не умереть вместе с Западом. Российский цивилизационизм изначально есть критика западоцентризма. Его глубинный пафос – отсоединиться от гибнущей западной цивилизации, утратившей цветущую сложность и вставшей на путь вторичного упрощения, чтоб не пропасть вместе с ней: «Нам, русским, надо совершенно сорваться с европейских рельсов и, выбрав совсем новый путь, стать, наконец, во главе умственной и социальной жизни всечеловечества»[24].

В российском цивилизационизме, если он не эпигонский, отсутствует зерно смерти, которое есть в западном. Западный цивилизационизм закономерным образом вытекает из пессимистической евроцентристской эсхатологии, сводящейся к победе Запада над Востоком или Севера над Югом в историческом масштабе.

В таком ракурсе закат Европы означает и закат всего человечества, поскольку остальные культуры поглощены Западом, и у человечества нет будущего.

В этом смысле советский коммунистический период может быть описан как рывок из гибельной колеи, в конце которой и России, и прочему человечеству предназначено умереть вместе с Западом. В русле советского марксизма западный капитализм того периода осмысляется как империалистический, а значит, вступивший на путь разложения и упадка. Об этом свидетельствуют сотрясающие его экономические, политические и военные кризисы, а также признаки нравственного и морального разложения правящих элит, соответствующие им явления в искусстве и т.д. Идеологизированная марксистская критика отчасти накладывается на традиционные русские представления о Западе как об обществах небезупречных в моральном отношении и на зародившиеся на Западе же концепции «Заката Европы». Россия, в отличие от дряхлеющей Европы, отождествляется с молодостью и пассионарностью, солидаризируется с народами, имеющими древнюю культурно-цивилизационную традицию, помогает им освободиться от колониального гнёта и научно-технической отсталости.

Российская версия Модерна в условиях мировой турбулентности

Деятельность России в советский период по культурному и материальному уравниванию незападных и западных народов способствовала углублению кризиса онтологии Модерна и его политического нарратива. Ответом стал западный нарратив модернизации, который в итоге вёл к той же цели. СССР не позволил Второй мировой превратиться в ещё одну империалистическую войну с переделом сфер влияния. Когда победителем оказался не один Запад, стало ясно, что прогресс не равнозначен вестернизации, «исторические тенденции абсолютно двусмысленны и потому не могут служить стандартом, или, иными словами, что примкнуть к победителям, вскочив в уходящий поезд будущего, не более разумно, нежели сопротивляться этим тенденциям»[25]. Советский Союз дал перспективу лучшего, более справедливого мира, в котором у незападных стран и народов оказался более широкий выбор (в том числе и в идеологическом смысле), чем просто стать вассалами одного из государств Запада, провозгласившего себя победителем.

Именно наличие такого выбора соответствовало глубинной сути Модерна в большей степени, чем простое подражание сильному и развитому, как прежде. В конечном счёте Россия способствовала тому, чтобы Модерн отсоединился от Запада, а Запад утратил монополию на Модерн в глобальном масштабе. Жертвы, принесённые ею в XIX–XX веках в борьбе с Наполеоном и Гитлером, а также в период холодной войны, объективно приносились для того, чтобы в мире сохранялось пространство выбора. Россия, вне зависимости от преобладающей в ней идеологии и политического режима, исторически способствовала сохранению и расширению этого пространства. Политика её оппонентов и противников нередко вела к его сокращению.

Сейчас Запад вновь вступил на дорогу, которая, с нашей точки зрения, ведёт к гибели. Но мы не так крепко с ним связаны, чтобы разделить его судьбу. Россию всегда корили отсталостью и провинциальностью в отношении Европы и Запада, а наша роль, дескать, в том, чтобы учиться, перенимать образцы и некритично копировать, как Пётр I. Когда Запад исторически возвышался и осуществлял экспансию в течение нескольких столетий, это выглядело убедительно. Однако глобальная экономическая, демографическая, технологическая и политическая онтология начали меняться. Это неизбежно ведёт к переосмыслению западоцентричных понятий, в которых описывалась мировая история, политика, экономика и т.д. Западоцентричный взгляд на перспективы человечества из универсального становится особым, одним из возможных.

То, что было отсталостью и недостатками России по сравнению с Западом, в случае его начинающегося заката может стать преимуществом.

История мировой науки, сведённая исключительно к истории науки западной, уже в период холодной войны достигла идеологического апогея. В ней Россия и вообще любой не-Запад занимают ущербное положение в качестве дискриминируемых полюсов таких понятийных дихотомий, как общества не-демократичные, не-рыночные, не-свободные, не-справедливые, не-либеральные, не-современные и т.д. Но морально и идеологически Россия никогда не претендовала на олицетворение западных идеалов и норм. Наоборот, мы можем взять лучшее из европейского наследия, отказавшись от специфического сплава прогрессорской миссии и имперской экспансии, которые в конечном счёте дискредитировали Запад и подорвали его власть. На парадигмальном уровне это означает критическое осмысление ряда базовых понятийных дихотомий, составляющих политический нарратив Модерна. В сущности, из них вытекает и западный цивилизационизм, и прогрессизм, и колониализм, и «конец истории».

Если у России свой особый путь, то он заключается в отстаивании универсального права на отделение от тех вариантов глобальной цивилизации, которые по разным причинам теряют привлекательность, но всё ещё сохраняют силу для принуждения несогласных. Отделение означает не автаркию и самоизоляцию, а отказ от пути, который выглядит гибельным и саморазрушительным. Такая особость может стать привлекательной, если не описывать её путём переворачивания бинарных оппозиций, а адресовать человечеству как достойный и доступный вариант социально-политического, экономического, культурного устройства.

Исчерпание объяснительного потенциала понятий и нарративов западного социально-политического мейнстрима обусловливает продуктивность поиска альтернатив, которые могут вырабатываться в том числе и в России. Ключевой вопрос связан с субъектностью российских элит и общества в целом как потенциальных обновителей глобальной утопии Модерна, которая более не тождественна Западу и ориентируется на интересы мирового большинства. Важный аспект укрепления автономии и суверенитета России как субъекта новой утопии в том, что постсоветская номенклатура неохотно рвёт с Западом, пытаясь обрести российскую субъектность, поскольку «до сих пор Запад был ей нужен как основной внешний источник идеологических канонов и разного рода эталонных практик»[26]. Это препятствует формированию способности к критике западного мейнстрима социальных наук, связанного с поддержанием сложившихся глобальных иерархий и идеологическими моделями естественного и саморегулируемого равновесия. Таковы доминирующие теории, которые оправдывают невмешательство науки и субъектов социальных перемен, реформ, экспериментов в управление социальными процессами через апелляцию к принципу самонастройки государства, рынка, культуры и т.д.

Стратегические интересы России, связанные с изменением западоцентричного порядка, предполагают неизбежность критики и пересмотра ключевых понятий и тезисов западного мейнстрима социальных наук. Он неотделим от интеллектуального и идеологического подавления незападных альтернатив и субъектов на мировой шахматной доске.

О пользе отстранённости

Ценностно-институциональное ядро всех модерных социально-политических порядков имеет гораздо больше общего, чем может показаться на уровне бинарных аксиом, вроде свобода/несвобода, демократия/авторитаризм и т.д. Российское общество как автономный, сложный и внутренне противоречивый объект изучения, безусловно, известно российским обществоведам лучше всех остальных. Однако российские социальные науки, являясь частью науки мировой, осведомлены и об исторических достижениях Запада, их факторах и цене. Из этого не следует ложной дилеммы конфликтного или ассимиляционного, зависимого или отрицающего Запад сценария дальнейшего существования России. Творческое осмысление не сводится к реакционным конструкциям и критике от противного или транзитологическим заимствованиям идей, понятий и институтов. Оба случая оставляют западоцентричную систему координат.

На фоне заката западного могущества отстранённое положение современной России от Европы и Запада имеет преимущества. Привычная роль связующего звена между Европой и Азией, Западом и Востоком, Севером и Югом позволяет вырабатывать многомерные и выверенные концепции и решения, которые не только связаны с исключительными интересами российского общества, но могут быть востребованы во всём мире. Россия напрасно и без уважительных поводов отказывается от борьбы за право европейского и западного первородства, по крайней мере, на уровне официальной риторики, которая на словах отдаёт предпочтение «традиции» в ущерб современности. Все исторические успехи России связаны как раз с моментами военно-политического и экономического лидерства в европейском и западном мире, когда состав гегемонов там претерпевал изменения. И без всей этой истории, культуры и идентичности современной России остаётся лишь поверхностная риторика различий, наивных обид, евразийщины и азиопщины. Россия таким образом культурно и идеологически обнуляет сама себя, представая в качестве удобного объекта критики как варварский противник, препятствующий масштабированию общеевропейской цивилизации. Наоборот, нарратив российского Модерна поверх властвующих европейских элит может быть обращён напрямую к европейцам и иметь немало сторонников. Мы вправе настаивать, что усилия России по сохранению всемирного пространства свободы, права на выбор и возможности ухода с гибельного пути имеют не меньшее значение для сохранения духа Модерна, чем усилия, предпринятые нашими оппонентами в прошлом, и большие, нежели те, которые они предпринимают сегодня.

Происходит необратимое обновление состава гегемонов мира – уже не евро- и западоцентричного, но в подлинном смысле глобального, где число субъектов радикально возросло.

Уходящие гегемоны Запада экстраполируют опыт прежнего империалистического внутреннего противоборства на новых субъектов и пытаются не допустить их укрепления. В идеологической области экстраполяция подразумевает приписывание незападным претендентам на лидерство грехов прежних, западных – национализма, фашизма, военного экспансионизма и ревизионизма. Такая экстраполяция оправданна лишь в той мере, в которой новые претенденты на гегемонию следуют путями старых и берут их в качестве образца. Однако последнее и необязательно, и невозможно, хотя иногда выглядит соблазнительно, особенно в сфере идеологии, если она конструируется по подражательному принципу экономии усилий. Это, в свою очередь, даёт коллективному Западу повод укрепиться в своих подозрениях.

Тем не менее трансформация мирового порядка создаёт запрос на синтезы в области социального знания, идеологии, морали и технологий, альтернативные американскому мейнстриму. Они дают новые основания для взаимодействия между обществами, которым может быть интересна Россия, если она предстаёт не полупериферией Запада, а релевантной и привлекательной моделью постзападного или альтернативного модерного общества в изменившихся условиях. Россия в глазах внешнего мира разделяет великие достижения Запада, но не была колониальной державой, в период СССР способствовала освобождению колоний и развитию «третьего мира», не несёт ответственности за двойные стандарты и несправедливую капиталистическую миросистему.

Выработка новых теоретико-методологических и идеологических синтезов – долгий путь, связанный с описанием социальной онтологии российского общества как воплощения достойного варианта развития. Придётся преодолеть издержки заёмных транзитологических теорий и шаблоны ранее сложившихся мифов о себе. Этот путь начинается с отказа от негативных, деморализующих и принижающих классификаций и оценок, которые накладываются колонизаторами на колонизируемых. Деколонизация мышления означает, что наше общество возвращает себе пространство утопии, автономию, ценность традиции, которые могут в сравнительном измерении претендовать не только на независимость от внешних субъектов, но и на универсальность для других обществ.

Авторы:

Леонид Фишман, доктор политических наук, профессор РАН, научный сотрудник Института государства и права РАН

Виктор Мартьянов, доктор политических наук, доцент, директор Института философии и права Уральского отделения РАН

Публикация подготовлена в рамках научного проекта (гранта) «Создание российской историографической модели политико-правовых знаний и её применение для разработки перспективных средств противодействия идеологическим искажениям цивилизационного развития России», осуществляемого федеральным государственным бюджетным учреждением науки Институтом государства и права Российской академии наук при финансовой поддержке Минобрнауки России (соглашение от 12 июля 2024 г. № 075-15-2024-639).

Сноски

[1] Балацкий Е.В. Поликаузальная концепция социальной эволюции // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2021. Т. 14. No. 6. С. С. 60.

[2] Спиридонова В. Контуры многоцивилизационного мира // Проблемы цивилизационного развития. 2022. Т. 4. No. 2. С. 17–18.

[3] Бернштейн Э. Условия возможности социализма и задачи социал-демократии. СПб.: Типография А.А. Гольдберга, 1906. С. 192.

[4] Валлерстайн И. Мир-система Модерна. Т. IV. Триумф центристского либерализма, 1789–1914. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. С. 309.

[5] Там же. С. 310.

[6] Старцев Я.Ю. 60 тезисов о языке политической науки // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. 2013. Т. 13. No. 3. С. 72–73.

[7] Барма Н., Вебер С., Ратнер Э. Мир без Запада // Россия в глобальной политике. 2008. Т. 6. No. 4. С. 19–33.

[8] Го Д., Романовский Н.В. Мыслить против империи: aнтиколониальная мысль как социальная теория // Социологические исследования. 2024. No. 1. С. 21.

[9] Вагнер П. От господства к автономии: две эпохи прогресса в мировой социологической перспективе // Антиномии. 2022. Т. 22. No. 2. С. 78.

[10] Гальперин С. Модерн и встраивание процессов экономического роста в национальные системы // Антиномии. 2022. Т. 22. No. 3. С. 114.

[11] Мартьянов В.С. Метаязык политической науки. Екатеринбург: УрО РАН, 2003. С. 235.

[12] Новые демократии и/или новые автократии? (Материалы круглого стола) // Полис. Политические исследования. 2004. No. 1. С. 175–177.

[13] Иванов В.Г. «Charts power» – «рейтинговая сила» как инструмент мягкой силы и экономическое оружие: технологии использования и стратегии противодействия. М.: ИНФРА-М, 2015. 188 с.

[14] Мартьянов В.С. В поисках другого мейнстрима // Полис. Политические исследования. 2021. No. 4. С. 112–131.

[15] Collier D., Levitsky S. Democracy with Adjectives: Conceptual Innovation in Comparative Research // World Politics. 1997. Vol. 49. No 3. P. 430–451.

[16] Mahbubani K. The New Asian Hemisphere: The Irresistible Shift of Global Power to the East. N.Y.: Public Affairs, 2008. 314 p.

[17] Мартьянов В.С. Политический модерн за пределами Европы: ценностное единство и институциональное разнообразие // Полития. 2010. No. 3–4. С. 54–65.

[18] Спиридонова В.И. «Цивилизационное государство» как вызов однополярной глобализации // Век глобализации. 2022. No. 1. С. 29–41.

[19] Фишман Л.Г. Бумеранг возвращается? // Свободная мысль. 2018. No. 1. С. 15–23.

[20] Reckwitz A. The Society of the Singularities. Cambridge, МА: Polity, 2020. P. 311.

[21] Вахитов Р.Р. Левый консерватизм марксиста М.А. Лифшица (Очерки консервативной мысли в СССР) // Ортодоксия. 2022. No. 4. С. 123.

[22] См.: Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: НЛО, 2013. 448 с.; Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939. М.: РОССПЭН, 2011. 662 с.

[23] Кропоткин П.А. Взаимопомощь как фактор эволюции. М.: Самообразование, 2011. 256 с.

[24] Леонтьев К.Н. Письма о восточных делах / К.Н. Леонтьев // Восток, Россия и славянство. Т. 1. М.: Типо-литография Товарищества И.Н. Кушнерев и Ко, 1885. С. 310.

[25] Штраус Л. Прогресс или возврат? Современный кризис западной цивилизации / Л. Штраус // Введение в политическую философию. М.: Логос, Праксис, 2000. С. 277–278.

[26] Фишман Л.Г. Обойдёмся без миссии. Почему постсоветская номенклатура не может выработать национальную идеологию? // Дискурс-Пи. 2023. Т. 20. No. 2. С. 58.

Россия. Евросоюз. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783127 Леонид Фишман, Виктор Мартьянов

История вместе и порознь

Проблемы интерпретации общего прошлого в России и Китае

Иван Зуенко

Ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России, ведущий научный сотрудник Центра мировой политики и стратегического анализа Института Китая и современной Азии РАН.

Для цитирования:

Зуенко И.Ю. История вместе и порознь // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 134–151.

Стратегическое партнёрство России и Китая, одна из несущих конструкций нового миропорядка, уникально по многим причинам. Оно развивается, несмотря на отсутствие между странами обязательств, связанных с военно-политическими блоками, и в этом смысле действительно является, как формулируют китайцы, «отношениями великих держав нового типа» (新型大国关系)[1]. Но оно интересно и как пример развития связей не благодаря культурной и цивилизационной близости, а вопреки соответствующим различиям.

В основе лежат взаимные уступки, ключевой из которых следует признать урегулирование территориального спора к началу 2010-х годов[2]. Именно после него устранены последние препятствия для развития партнёрства, и отношения достигли уровня, который президент России справедливо характеризует как «наивысший за всю историю»[3].

Однако стремительное развитие сотрудничества в последние четыре десятилетия, основанное на осознании взаимной выгоды и подталкиваемое изменениями глобальной геополитической конъюнктуры, происходило без должной проработки истории взаимоотношений. Можно сказать, что осмысление российско-китайских связей не поспевало за политической целесообразностью. Между тем история полна эпизодов, которые и в России, и в Китае до сих пор трактуются с националистически-патриотических позиций. Это расхождение способно омрачить (или даже перечеркнуть) позитивный багаж, совместно накопленный Москвой и Пекином.

Насколько серьёзны разногласия? Как различное понимание истории воплощается в конкретных действиях и влияет на российско-китайское сотрудничество, прежде всего на местах? Как чиновники, бизнес, общественники и экспертное сообщество лавируют между ориентацией на сотрудничество и настроениями алармизма?

Целью статьи не является установление единственно верной интерпретации истории или навязывание её зарубежным партнёрам (хотя автор, будучи российским исследователем, естественно, придерживается трактовок отечественной исторической науки). Важнее установить проблемные точки, которые объективно существуют в восприятии истории российско-китайских отношений. Зная их, можно, во-первых, услышать собеседника, понять его озабоченность тем или иным эпизодом прошлого, во-вторых, избежать ошибок, связанных с неверным толкованием слов или действий зарубежных партнёров, а также непреднамеренным нанесением обид, как неоднократно случалось в российско-китайских отношениях[4]. Выводы, сделанные в завершение работы, не являются окончательными, а скорее формируют исследовательское поле для дальнейшего анализа, являются приглашением к дискуссии на данную тему.

Историческая ретроспектива: «болевые точки» отношений

История российско-китайских отношений циклична: времена враждебности сменяются периодами сотрудничества и дружбы. Несколько раз страны находились в состоянии вооружённого конфликта. К таким эпизодам относятся столкновения казаков под командованием Хабарова и Степанова с маньчжурами в 1650-е гг., осада маньчжурами Албазинского острога в 1685 и 1686–1687 гг., нападение монголов, данников Цинской империи, на Селенгинский остров в 1688 г., обстрел китайцами Благовещенска во время восстания ихэтуаней в 1900 г. и участие России в составе «альянса восьми держав» в его подавлении в 1900–1901 гг., конфликт на КВЖД в 1929 г. и столкновения на острове Даманский и возле озера Жаланашколь в 1969 году.

Объективно число войн между Россией и Китаем невелико, и в основном они представляли собой локальные столкновения с участием ограниченных контингентов. Периферийность боевых действий по отношению к политическим центрам обеих стран[5] способствовала тому, что приведшие к ним спорные вопросы, как правило, не доминировали в общественно-политической дискуссии и в деталях известны только узкому кругу специалистов. Однако эти спорные вопросы не разрешены и остаются благодатной почвой для русо- и синофобских настроений.

Почему же Россия и Китай воевали и какова природа потенциальных противоречий на данный момент? Следует выделить три ключевых момента.

Во-первых, территориальное размежевание между странами произошло в итоге обоюдной экспансии на земли тунгусо-маньчжурских народов, которые исторически не принадлежали ни России, ни Китаю. Именно с маньчжурами был заключён Нерчинский договор 1689 г., определивший в общих чертах межгосударственную линию. Современная граница установлена в результате заключения Айгунского (1858 г.), Пекинского (1860 г.) и Илийского (1881 г.) договоров, подписанных, когда Россия находилась на пике своего развития, а Китай (Цинская империя), напротив, в упадке.

Во-вторых, современный Китай – многонациональное государство, в котором центр, связанный с титульной нацией (китайцы, хань 汉族), считает «исторически своими» все земли, на которых проживали нацменьшинства КНР, не имеющие сегодня собственной государственности. Данный подход чётко проявился в случае с маньчжурами – народом тунгусо-маньчжурской группы, который в XVII веке создал Цинскую империю и завоевал китайцев, но потом государственности лишился[6]. Созданная в 1912 г. Китайская Республика объявила маньчжуров одним из народов «китайской нации» (чжунхуа миньцзу 中华民族). Так исторические достижения маньчжуров оказались «экспроприированы» Китаем. И нынешняя «Китайская Республика» (де-факто существует на острове Тайвань), и Китайская Народная Республика считают «исторически своими» территории, которые в разное время контролировались маньчжурами.

В-третьих, обе страны, встав в начале ХХ века на путь догоняющей модернизации, использовали для достижения своих целей коммунистические идеи. И в России, и в Китае образовались государства (СССР и КНР), которые, с одной стороны, стали правопреемниками существовавших ранее империй, с другой – могли позиционироваться и как новые игроки на мировой арене. Так, для китайской историографии характерно чёткое разделение России как субъекта истории на «царскую Россию» (ша Э 沙俄), которой приписывались все черты экспансионистской колониальной державы, и нынешнюю Россию, которая выводилась из-под критики китайских историков. Однако тот же фактор позволил сохранить в Китае негативное отношение к северному соседу – пусть и под эгидой «царской России».

Инициация коммунистического движения в Китае со стороны Коминтерна и последующий разрыв двух «братских партий» по-прежнему влияет на восприятие России в Пекине. Целый ряд событий, недостаточно хорошо известных в России, но сыгравших ключевую роль в создании негативного образа Советского Союза в Китае (предложение СССР от 1958 г. о строительстве на территории КНР радиолокационной станции для слежения в интересах Москвы за перемещениями подводных лодок в Тихом океане, отказ от помощи Пекину в строительстве атомного подводного флота, отзыв советских специалистов из КНР в 1960 г.), надолго предопределили восприятие России как «гегемона», «социал-империалиста», страны, которой нельзя доверять.

Следует отметить, что «китайский мир» не исчерпывается КНР. И на Тайване, в Гонконге и среди китайских политэмигрантов, проживающих на Западе, широко распространено негативное восприятие России не только как колониальной державы, якобы «захватившей значительную часть китайской территории», но и как источник коммунистической идеологии, проникновение которой «уничтожило» на материке классическую китайскую цивилизацию[7].

Отношения СССР и Китая до конца 1970-х гг. были идеологизированы и связаны с личными амбициями руководства внутри коммунистического движения. Маятник качнулся в сторону улучшения на рубеже 1970–1980-х гг., когда перед лицом стратегической катастрофы, связанной со сближением США и КНР, Москва предприняла усилия для восстановления сотрудничества с Пекином.

С тех пор, исходя из политической и геостратегической целесообразности, отношения двух стран планомерно улучшались.

В 1989 г. во время советско-китайского саммита в Пекине фактический лидер КНР Дэн Сяопин заявил о необходимости «закрыть прошлое» ради будущего сотрудничества. Его призыв с готовностью восприняли в России. Итогом длительного процесса сближения стал Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 г. и последующее заключение Дополнительного соглашения между РФ и КНР о российско-китайской государственной границе на её восточной части от 14 октября 2004 г., формально закрепившее отсутствие претензий друг к другу, включая территориальные вопросы (что, впрочем, не означает отказа китайской стороны от трактовок договоров 1858–1881 гг. как «неравноправных», а также географических определений ранее спорных участков – см. выше).

Как видим, политическая целесообразность обгоняет историографическую рефлексию и обуславливает избирательно позитивную тональность официальной риторики Москвы и Пекина в отношении «неудобного прошлого». Сложные вопросы общей истории не прорабатываются и даже замалчиваются. Имеется несколько «болевых точек», которые оцениваются в двух странах по-разному. Мы посчитали возможным изложить их в форме таблицы, сопровождая краткую формулировку в ряде случаев, когда позиция сторон не столь очевидна, ссылками на литературу, где она формулируется именно так.

Усиление национально-патриотической пропаганды КНР при Си Цзиньпине

Конфигурация отношений, в которой различное понимание узловых точек общей истории сосуществует с высоким уровнем партнёрства и отсутствием претензий на официальном уровне, в полной мере сложилась в течение первой декады XXI века. Ныне дело осложняется тем, что в обеих странах чётко обозначилась тенденция к росту националистических настроений – в Китае она, на наш взгляд, более выражена, что заслуживает отдельного анализа.

К началу 2010-х гг. КНР подошла в состоянии, близком к системному кризису. Период бурного экономического роста, обеспеченного рыночными реформами, ориентацией на экспорт и обширными малооплачиваемыми трудовыми ресурсами, подошёл к концу. Постоянное повышение благосостояния населения вкупе с появлением широкого доступа к информации способствовало повышению запроса на дальнейшие преобразования. Пассивность «четвёртого поколения руководителей» (Ху Цзиньтао, Вэнь Цзябао и др.), фактически саботировавшего назревшие меры по реструктуризации экономики, преодолению имущественного расслоения, коррупции, стала причиной снижения лояльности китайцев к Коммунистической партии.

Чтобы не допустить коллапса страны по советскому образцу, Си Цзиньпин, избранный генеральным секретарём ЦК КПК в октябре 2012 г., решительно «затянул гайки» практически во всех сферах жизни общества: от усиления партии до ужесточения правил пребывания в стране иностранцев[21]. Одним из направлений политики центра в «новую эпоху», как позднее стали называть правление Си Цзиньпина, стало усиление идейно-воспитательной работы. Наиболее характерной чертой процесса оказался уклон в сторону пропаганды патриотических и националистических ценностей[22].

Идеологическим ориентиром стала высказанная Си Цзиньпином ещё в ноябре 2012 г. концепция «Китайской мечты» (она же «Китайская мечта о великом возрождении китайской нации» 中华民族伟大复兴). Многие из лозунгов, выдвинутые в десятилетие правления Си Цзиньпина, со временем исчезали из риторики, но «Китайская мечта» по-прежнему в активном вокабуляре руководства. Чёткое определение, что же такое «Китайская мечта», отсутствует, оставляя широкий простор для трактовок.

Согласно наиболее популярным определениям, «Китайская мечта» означает возвращение Китая на позицию мирового лидера, как это было большую часть истории человечества.

Есть и трактовки, оценивающие концепцию, прежде всего, с позиций внутренней политики. Они фокусируются на понятии «Чжунхуа миньцзу» 中华民族 (китайская нация), подразумевая, что Си Цзиньпин призывает к строительству «национального государства», где прежнему сосуществованию китайцев (хань) и пятидесяти пяти национальных меньшинств будет противопоставлена «выплавка» единой «китайской нации»[23].

Обе интерпретации предполагают, что китайские идеологи отталкиваются от тезиса о нынешнем кризисе «китайской нации». Для иллюстрации используются рассуждения о продолжающемся периоде «столетнего унижения» (начавшегося с поражения в Первой опиумной войне в 1842 г.) и национальных страданиях – прежде всего, в годы войны с Японией (1937–1945 гг.). Таким образом, в основу идейно-патриотической работы закладывается принцип реваншизма[24]. Несмотря на очевидные успехи КНР в период реформ, населению предлагается тезис, что нынешних достижений недостаточно, необходимо ещё больше сплотиться вокруг Коммунистической партии Китая и её «ядра» – Си Цзиньпина. Это необходимо ради воплощения в жизнь «Китайской мечты», а «великое возрождение китайской нации» ещё только впереди.

Неотъемлемой частью работы стало стремление руководства КНР выработать чёткий стандарт понимания тех или иных исторических вопросов. На данный момент усилия в основном сфокусированы на «выправлении» (здесь уместно использовать конфуцианский термин «чжэнмин» 正名) истории КНР.

Ярким свидетельством стало принятие в ноябре 2021 г. на 6-м пленуме ЦК КПК 19-го созыва «Решения по основным достижениям и опыту столетней борьбы партии» (中共中央关于党的百年奋斗重大成就和历史经验的决议). Этот документ, подготовленный при личном участии Си Цзиньпина, возглавившего редакционную группу, представляет собой третью версию комплексной истории Коммунистической партии Китая[25]. Главной целью «Решения» является закрепление возвеличивания Си Цзиньпина, который в новой трактовке истории предстаёт руководителем, равным по значению Мао Цзэдуну.

«Решение» в основном касается внутренних вопросов, но сравнение текста резолюции 2021 г. с резолюциями 1945 и 1981 гг. позволяет сделать ряд выводов об изменениях в восприятии истории взаимоотношений с другими странами. Нас интересует Россия/СССР, которая в тексте «Решения» упоминается трижды:

повторяется каноническая формулировка, характерная и для предшествующих исторических документов, о том, что «орудийные залпы Октябрьской революции донесли до Китая марксизм-ленинизм»[26], значение же Коминтерна для учреждения китайской компартии, подчеркиваемое российскими историками, как и ранее, не фиксируется;

далее Октябрьская революция упоминается в связи с утверждением, что копирование советского опыта без учёта китайских реалий было контрпродуктивно («как показывают факты, при тогдашних объективных условиях китайские коммунисты не смогли бы победить в революции по всей стране путём захвата центральных городов в первую очередь, как это было во время Октябрьской революции в России»);

в третий раз наша страна упоминается, когда, говоря о вызовах, стоящих перед КПК на рубеже 1980–1990-х гг., «Решение» называет, прежде всего, распад Советского Союза как важнейший геополитический фактор.

Отметим, что такие важные факторы развития КНР, как решающая роль СССР в разгроме Японии на завершающем этапе Второй мировой войны и всесторонняя помощь в социально-экономическом развитии страны в 1950-е гг., в «Решении» замалчиваются.

По поводу победы над Японией говорится следующее: «КПК развернула обширный театр военных действий во вражеском тылу и создала антияпонские опорные базы, руководила 8-й армией, Новым 4-м корпусом, Объединённой антияпонской армией Северо-Востока и другими антияпонскими народными вооружёнными силами в героических боях, став прочнейшим оплотом общенациональной войны против японской агрессии вплоть до окончательной победы китайского народа в войне Сопротивления японским захватчикам. Это первая с начала периода новой истории национально-освободительная война, закончившаяся полной победой китайского народа над внешним агрессором, она является важной составляющей Мировой антифашистской войны».

Как видим, Советский Союз не упоминается вообще. Данный подход контрастирует с текстом «резолюции» 1981 г., в которой говорится об общей борьбе народов различных стран против фашизма и прямо упоминается советский вклад («Борьба китайского народа против Японии, продолжавшаяся восемь лет, вместе с борьбой народов Советского Союза и других стран против фашизма, позволила одержать окончательную победу»)[27], хотя и не расшифровывается участие СССР в разгроме японской армии.

Не упоминается и внешний фактор в развитии КНР в первое десятилетие её существования («КПК обеспечила стабильность товарных цен, осуществила единое планирование финансово-экономической работы, завершила аграрную реформу, провела демократические преобразования во всех сферах общества, обеспечила равные права мужчин и женщин, подавила контрреволюцию, развернула движение против “трёх зол” и “пяти зол”, избавилась от мути и грязи, оставленных старым обществом»).

Между тем в «резолюции» 1981 г. прямо говорилось о помощи Советского Союза и «других дружественных стран» в осуществлении планов первой пятилетки («С опорой на собственные силы при помощи Советского Союза и других дружественных стран, удалось достичь значительных успехов»)[28].

Таким образом, налицо тенденция к абсолютизации собственного опыта и достижений КПК как в военном, так и в социально-экономическом плане.

Память о позитивной роли нашей страны в истории КПК и КНР замалчивается, в перспективе она полностью исчезнет из общественного дискурса при сохранении нынешних тенденций[29]. Примечательнее всего, что это происходит в период правления лидера, роль которого в истории российско-китайских отношений исключительно позитивна. Таков один из тех парадоксов нынешних российско-китайских отношений. Исследования по отдельным аспектам, имеющим отношение к «политике памяти» (например, отражение истории в китайских школьных учебниках[30]), подтверждают сделанные выводы. Возникает потенциально взрывоопасная ситуация, когда все имеющиеся в шкафах истории скелеты превращаются в мины замедленного действия, готовые сдетонировать при резком политическом изменении, например, смене руководства в двух странах.

Выводы для России

Отражение истории российско-китайских отношений противоречиво по двум основным причинам:

разделение России как субъекта истории на «царскую Россию» и «современную Россию» позволяет критиковать нашу страну, навешивать на неё ярлыки «экспансионистской и колониальной державы», не ставя под вопрос сотрудничество с нынешней Россией;

период разрыва между КПК и КПСС в 1960–1970-х гг., частью которого было разжигание русофобских настроений, продолжает влиять на информационную повестку.

Ряд тайваньских, гонконгских и зарубежных китайских интеллектуалов, настроенных к России враждебно, активно размещают в интернете информационные материалы об истории Китая на китайском языке. В основном они доступны и для пользователей континентального Китая. На фоне украинского кризиса появился тезис, что именно сближение с Москвой отрезает для КНР пути нормализации отношений с Западом, которое видится ими оптимальным вариантом развития. Это способствует укоренению в сознании части китайцев негативного образа России.

В целом в китайских информационных материалах в настоящий момент фиксируется две чёткие тенденции:

стимулирование патриотических настроений, для чего используется образ Китая как жертвы западных колониальных держав, одной из которых была «царская Россия»;

возвеличивание КПК и КНР в глазах собственного населения, для чего принижается или вовсе замалчивается роль СССР в развитии партии и страны.

Данный процесс сопровождается активной циркуляцией материалов, изображающих Россию/СССР в негативном свете или же содержащих исторические трактовки, прямо противоречащие российским.

Как и ранее, Пекин считает действия «царской России» «колониальной экспансией», утверждая, что договоры заключались при помощи силы и обмана, в результате утерян «миллион квадратных километров китайской территории». Однако, как заявляют сами китайцы, это не означает, что китайская сторона рассчитывает на пересмотр договоров и на возвращение «утраченных территорий»[31].

Рост патриотических настроений в Китае, которые потенциально могут быть связаны с реваншистскими устремлениями по отношению к современной России, – следствие действий властей, которые, впрочем, нацелены, прежде всего, на внутреннюю консолидацию общества. Эпизодическое перетекание подобных настроений в русофобию оказывается «побочным» и, можно сказать, нежелательным для китайских властей эффектом. Более того, заметно желание «замалчивать» наиболее болезненные для национальной самооценки эпизоды истории – прежде всего, «Благовещенскую трагедию». Пожалуй, единственным исключением является экспозиция в Айгунском историческом музее, которая, хотя и появилась ещё в 1970-е гг., продолжает регулярно обновляться и получать поддержку государства[32].

Такое прагматичное отношение связано с задачами легитимации власти Коммунистической партии. Если начать педалировать тему России как «агрессора», получается, что все предыдущие поколения лидеров КНР были неправы: и Мао Цзэдун, который, выдвинув концепцию об «исторических счётах Китая к СССР по поводу утраченных территорий», тем не менее так их и не предъявил, и Дэн Сяопин, который предложил в 1989 г. «закрыть прошлое и двигаться в будущее», и Цзян Цзэминь, который окончательно отказался от претензий на «утраченные территории», и Ху Цзиньтао, продолжавший политику «стратегического партнёрства» с Россией. Явное потакание русофобским настроениям противоречит интересам правящей элиты. А для критиков КПК тезис об «утраченных территориях» представляется одним из наиболее действенных способов обвинить её в предательстве национальных интересов.

При этом осуществляемая той же правящей элитой политика стимулирования патриотических и националистических настроений в КНР может иметь далеко идущие последствия в случае смены власти. Общественное мнение потенциально готово к пересмотру отношений с Россией, поскольку со школьной скамьи внимание китайцев фокусируют на эпизодах прошлого, связанных с поражениями и униженииями Китая, среди виновников которых называется Россия, и гораздо меньше внимания уделяется позитивным моментам совместной истории.

Сейчас основным барьером на пути обвальной русофобии остаётся политическая воля Пекина.

С российской стороны наиболее действенной стратегией является активизация работы по сохранению памяти об истории освоения Дальнего Востока и «мирным периодам» взаимодействия с китайцами, дипломатическое реагирование на отдельные эксцессы с китайской стороны, доведение своей позиции до зарубежных партнёров, но без агрессивного навязывания, что в нынешних условиях способно лишь разжечь реваншистские настроения в Китае, а не привести к компромиссу.

Автор: Иван Зуенко, доцент кафедры востоковедения, старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России

Сноски

[1] Ван Сяоцюань и др. Историческая логика, способы взаимодействия, внутренняя мотивация и мировое значение китайско-российских отношений [王晓泉. 中俄关系的历史逻辑?相处之道?内生动力与世界意义] // Элосы сюэкань [俄罗斯学刊]. 2023. No. 2. С. 22–52.

[2] Примечательно, что в 2004 г. в результате переговоров об окончательном урегулировании территориального спора в отношении принадлежности островов Большой Уссурийский и Тарабаров, стороны пошли на компромиссы, однако не изменили трактовок относительно географии спорного участка в месте слияния Амура и Уссури, разница в которых и была причиной спора. Россия по-прежнему считает, что река Уссури впадает в мелководную протоку Казакевичева у южного берега острова Большой Уссурийский напротив села Казакевичево и вместе с ней образует полноводную Амурскую протоку, которая, соответственно, является частью реки Амур (см. статью Большой российской энциклопедии 2017 г.: Магрицкий Д.В. Уссури. Большая российская энциклопедия. 2004–2017. URL: https://old.bigenc.ru/geography/text/4702567 (дата обращения: 17.11.2024)). Согласно же китайской трактовке, Уссури впадает в Амур в районе Хабаровска, напротив Хабаровского утёса, а Амурская протока, таким образом, является не чем иным, как основным руслом Уссури (см., например: 乌苏里江 [Уссури] // 搜狗百科 [Sogou Baike]. URL: https://baike.sogou.com/m/fullLemma?lid=36352 (дата обращения: 17.11.2024)). Сделанные территориальные уступки (Россия отказалась от фактического контроля над несколькими островами в месте слияния Амура и Уссури, а Китай отказался от претензий на остальные территории в том же районе) нужно оценивать как жест взаимного доверия и готовности к компромиссам. В отличие, например, от ситуации с российско-японским территориальным спором, где стороны даже в период оттепели в межгосударственных отношениях выражали бескомпромиссную позицию.

[3] Статья Владимира Путина в «Жэньминь Жибао» «Россия и Китай – партнёрство, устремлённое в будущее» // Президент России. 19.03.2023. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/70743 (дата обращения: 17.11.2024).

[4] См., например: Зуенко И.Ю. Китайцы о юбилее Владивостока: «Посольство России унизило Китай» // Аргументы и факты. 15.07.2020. URL: https://vl.aif.ru/society/a_byl_li_hayshenvay (дата обращения: 17.11.2024).

[5] Некоторое исключение составляет подавление восстание ихэтуаней, в ходе которого русские войска под командованием генерала Линевича участвовали в штурме Пекина в августе 1900 года. О масштабе боевых действий говорят потери – русские потеряли 26 человек убитыми и 106 ранеными. По числу потерь выделяется конфликт на КВЖД 1929 г. (281 убит, 729 ранены), однако и для Китая, и для СССР он являлся периферийным и не имел экзистенциального характера.

[6] Попыткой восстановления маньчжурской государственности можно считать создание государства Маньчжоу-го (1932–1945 гг.), которое в историографию вошло как прояпонское «марионеточное» (по-китайски используется иероглиф 伪 – «ненастоящий, фальшивый»).

[7] Характерным примером являются видеоролики проживающего в Новой Зеландии китайца с псевдонимом «Учитель Да-Кан» (大康老师), которые размещены на видеохостинге YouTube. См., например: 看看俄罗斯干过的那些事?被中国人故意遗忘的庚子俄难?再看看中国人干的事?是如何把不平等条约变成合法的? [Посмотрите, что сделала Россия! Давайте посмотрим, что сделали китайцы и как они узаконили неравноправный договор] // YouTube. 07.04.2022. URL: https://www.youtube.com/watch?v=JTtudUajaY8&t=633s и другие (дата обращения: 17.11.2024).

[8] Вань Мин. Новое исследование стел династии Мин в храме Юннин – анализ сложности Великого Шелкового пути [万明. 明代永宁寺碑新探—基于整体丝绸之路的思考] // Лиши дили яньцзю [历史地理研究]. 13.08.2021. URL: https://hangchow.org/index.php/base/news_show/cid/8632 (дата обращения: 17.11.2024).

[9] Китайский термин: «Якэса чжаньи» 雅克萨战役, где «Якэса» – название Албазино.

[10] Учитывая, что этот эпизод практически не раскрывается в российской историографии как отдельное событие, в данном случае мы используем кальку с китайского термина 三国干涉还辽, под которым понимаются заявления Германии, России и Франции, сделанные 7 апреля 1895 г. в адрес Японии с требованием пересмотра Симоносекского мирного договора, в результате которых Россия получила в аренду Ляодунский полуостров.

[11] См., например: Практическое пособие для учителей истории (学生学习用书?历史). Пекин: Жэньминь цзяою чубаньшэ, 2019. С. 102.

[12] В русском языке пока нет устоявшегося историографического термина для обозначения этого события. Предлагается использовать данную трактовку. По-китайски используется «Гэнцзы Э нань» 庚子俄难, где «Гэнцзы» обозначение 1900 г. – «года Белой мыши», а «Э» относится к России.

[13] Гао Юншэн, Ли Сюньбао. Новый анализ и размышления по поводу инцидента с “Gengzi Enan” [高永生?李寻宝. “庚子俄难”时限的再界定与思考] // Хэйлунцзян шичжи [黑龙江史志]. 2004. URL: https://www.cnki.com.cn/Article/CJFDTOTAL-HLSZ20040300J.htm (дата обращения: 17.11.2024).

[14] Тихвинский С.Л. (Ред.) История Китая с древнейших времён до начала XXI века. Т. 7. Китайская Республика (1912–1949). М.: Восточная литература, 2013. С. 157–158.

[15] См., например: 中共中央关于党的百年奋斗重大成就和历史经验的决议?全文? [Полный текст Резолюции ЦК КПК об основных достижениях и историческом опыте столетней борьбы партии] // 中国政府网_中央人民政府门户网站 [Правительство КНР]. 16.11.2021. URL: https://www.gov.cn/zhengce/2021-11/16/content_5651269.htm (дата обращения: 17.11.2024).

[16] Yang Kuisong. Chiang Kai-shek, Zhang Xueliang and Negotiations after 1929 Sino-Soviet Conflict // Modern History Studies. 2005. Vol. 1. P. 137–316.

[17] Среди исследований, основанных на архивных источниках, следует рекомендовать следующее: Константинов Г.Д. Особая интернациональная 88-я отдельная стрелковая бригада Дальневосточного фронта. Хабаровск: Приамурские ведомости, 2015. 239 с.

[18] См., например: Use Book for History Teachers. P. 147.

[19] Наиболее ярко эту позицию выразил выдающийся российский китаевед Ю.М. Галенович: «Вина за отъезд наших специалистов из КНР лежит полностью на Мао Цзэдуне» (см.: Галенович Ю.М. Россия в «китайском зеркале». Трактовка в КНР в начале XXI века истории России и русско-китайских отношений. М.: Восточная книга, 2011. С. 201). Здесь уместно отметить, что Ю.М. Галенович является автором нескольких работ, наиболее релевантных данной статье по тематике (можно также отметить, например: Галенович Ю.М. «Белые пятна» и «болевые точки» в истории советско-китайских отношений. В 2-х т. М.: Институт Дальнего Востока РАН, 1992; Его же. Китайские претензии: шесть крупных проблем в истории взаимоотношений России и Китая. М.: Русская панорама, 2015. 1135 с.). В то же время нельзя не отметить, что в своих поздних работах автор твёрдо стоял на антикитайских позициях, что, вероятно, было связано с особенностями его биографии и теми потрясениями, которые Галенович испытал, столкнувшись с эксцессами «культурной революции» во время работы в КНР. Данное обстоятельство заставляет воспринимать оценки, появившиеся в его работах, как достаточно субъективные.

[20] Ма Фуин. Исследование проблем пограничной безопасности в китайско-российских отношениях [马富英. 中俄关系中的边疆安全研究]: диссертация. Пекин: Центральный университет национальностей. URL: https://cdmd.cnki.com.cn/Article/CDMD-10052-1012416693.htm (дата обращения: 17.11.2024).

[21] Данный процесс подробно рассмотрен в монографии автора: Зуенко И.Ю. Китай в эпоху Си Цзиньпина. М.: АСТ, 2024. 304 с.

[22] Данный феномен достаточно активно анализируется в научной литературе. См., например: Klimeš O., Marinelli M. Introduction: Ideology, Propaganda, and Political Discourse in the Xi Jinping Era // Journal of Chinese Political Science. 2018. No. 23. P. 313–322.

[23] Михалёв М.С. Этнонациональная политика КНР: эволюция базовых принципов // Российское китаеведение. 2024. No. 2. С. 42–58.

[24] Автор считает необходимым подчеркнуть, что понимает под «реваншизмом» стремление государства (общества) к восстановлению своих позиций после поражения (кризиса), при этом не подразумевая, что это поражение (кризис) были обязательно вызваны собственной агрессивной политикой (такой оттенок значения содержится в Большой советской энциклопедии). Более того, реваншизм не понимается автором слишком буквально – как подготовка новой войны с целью захвата ранее утраченных территорий. В случае с современным Китаем речь идёт о реванше в виде восстановления китайской цивилизацией утраченных ранее позиций одного из мировых лидеров, хотя по мере роста националистических настроений реваншизм вполне может начать восприниматься и сквозь призму возвращения своей территории.

[25] Ранее «исторические резолюции» были приняты в 1945 и 1981 гг.: «резолюция» 1945 г. формулировала историю партии в преддверии захвата власти в стране, а «резолюция» 1981 г. давала интерпретацию эпохе Мао Цзэдуна в условиях начавшихся реформ.

[26] Здесь и далее цит. по: 中共中央关于党的百年奋斗重大成就和历史经验的决议?全文? [Полный текст Резолюции ЦК КПК об основных достижениях и историческом опыте столетней борьбы партии] // 中国政府网_中央人民政府门户网站 [Правительство КНР]. 16.11.2021. URL: https://www.gov.cn/zhengce/2021-11/16/content_5651269.htm (дата обращения: 17.11.2024).

[27] 关于建国以来党的若干历史问题的决议 [Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР] // 中国政府网_中央人民政府门户网站 [Правительство КНР]. 27.06.1981. URL: https://www.gov.cn/test/2008-06/23/content_1024934.htm (дата обращения: 17.11.2024).

[28] Ibid.

[29] Денисов И.Е., Зуенко И.Ю. Новые подходы Пекина к историографии КПК и КНР: «исправление имён» в эпоху Си Цзиньпина // Ориенталистика. 2022. Т. 5. No. 4. С. 734–750.

[30] См.: Рысакова П.И. «Рассказать историю Китая»: новации в школьном преподавании истории в КНР в 2010–2020-х гг. // Ориенталистика. 2022. Т. 5. No. 4. С. 751–772.

[31] См., например, такое высказывание известного китайского русиста Ян Чэна: «Если посмотреть на исторические карты, то царская Россия действительно заняла часть нашей территории, оккупировала её, но разве мы можем сегодня перечеркнуть и забыть все события прошлого? Это история, но мы не можем её переписывать, у нас нет такой традиции. <…> Мы подписали Айгунский договор и выполняем его». Цит. по: «Претензии Китая на Дальний Восток – это надоевший анекдот» // Амурская правда. 30.06.2015. URL: https://ampravda.ru/2015/06/30/print058469.html (дата обращения: 17.11.2024).

[32] Подробнее см.: Matten M. (Ed.) Places of Memory in Modern China: History, Politics, and Identity. L.: Brill, 2013. 296 p.; Adda I., Lin Yuexin. Geopolitics in Glass Cases: Nationalist Narratives on Sino–Russian Relations in Chinese Border Museums // Europe-Asia Studies. 2022. Vol. 74. No. 6. P. 1051–1081; Зуенко И.Ю. Музеи и мемориальные объекты в российско-китайском трансграничье: перспективы создания «компромиссной» версии общей истории // Сравнительная политика. 2023. Т. 14. No. 3. С. 23–38.

Россия. Китай. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783126 Иван Зуенко

Узкая дихотомия. Будущее за пределами «традиционного» и «модерного»

Дмитрий Давыдов

Кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института философии и права УрО РАН.

Для цитирования:

Давыдов Д.А. Узкая дихотомия. Будущее за пределами «традиционного» и «модерного»// Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 184–202.

Обсуждения дальнейшего пути развития России в условиях геополитического противостояния Западу содержат набор резких переходов из крайности в крайность. Так, Россия как «страна-цивилизация»[1] имперского типа противопоставляется западным странам, которые зашли «слишком далеко» в процессе модернизации, утратили морально-ценностные основы, скатившись к дошедшей до абсурда пропаганде ЛГБТК+ идеологии и трансгендеризма[2]. Единственным спасением видится апелляция к традиции и традиционным ценностям – прежде всего к православию, «народности», выстраиваемой вокруг государства, и семейным ценностям.

Как пишут Дмитрий Моисеев, Максим Сигачёв, Алексей Харин и Сергей Артеев, «мы понимаем традиционные ценности как те, что направлены на сохранение, поддержку и воспроизводство базовых основ общества (религии и культуры в целом, государства, семьи, общины и т.п.). Кроме того, они представляют альтернативу таким современным ценностям, как индивидуализм, радикальный рационализм, прогрессизм и т.п.»[3].

Иными словами, конструируется ситуация «или-или»: или Модерн с его секуляризмом, индивидуализмом и прогрессизмом, что подразумевает разрушение моральных устоев общества, или возврат к традиции, подчас именно в традиционалистском смысле – как возврат к неким «сияющим вечным»[4] истинам, извлекаемым из трансцендентного[5]. Отношение такого традиционализма к Модерну хорошо выражает Александр Дугин: «Я считаю эпоху Просвещения и универсализм вырождением, слабоумием и ложью. <…> Изучать энциклопедистов это всё равно что садиться ужинать с идиотами. Мы находимся в этой тёмной иллюзии. Постмодернисты уже в значительной степени развенчали эпоху Просвещения внутри западноевропейской традиции. Они показали, насколько всё плохо с модерном. Другое дело, что постмодернисты не предлагают ничего, никаких выходов, они говорят: “ну давай сделаем ещё хуже, раз уж мы взяли неверный курс, нырнём совсем в ничто”. Но это значит – согласиться с модерном»[6]. Подобные, хотя и отличающиеся степенью радикализма, мнения часто высказываются исследователями и общественными деятелями, в том числе на страницах академических изданий. Например, Сергей Бабурин пишет о Западе: «Под влиянием секуляризма Просвещения, гуманизации морали и меркантилизма в образе жизни, убрав из центра духовно-нравственных координат Бога, отринув христианство с его библейскими заповедями, Запад поднял эгоизм человека до религиозного культа, уничтожая традиционные семейные и культурные ценности, отрицая смысл раздельного существования мужчины и женщины»[7].

Указанной дихотомии придерживаются не только явные сторонники традиционных ценностей, традиционализма и цивилизационной исключительности России.

К примеру, Александр Филиппов противопоставляет концепты Gemeinschaft (традиционная «общность») и Gesellschaft («общество» Модерна), предостерегая об опасности диктатуры ценностей: если мы перестаём рассматривать общество и его институты как результат договора отдельных индивидов, возникают риски, что политика начнёт превращаться в арену столкновения групп, каждая из которых будет сообщать о своих ценностях и претендовать на их глобальную значимость, то есть на то, чтобы её, группы, требования были удовлетворены[8].

Ситуация «отрицания Запада через отрицание Модерна» грозит обернуться чем-то вроде зацикленности на прошлом, всё чаще подпитываемой умозрительными конструкциями вроде тех, что конструируют российские духовно-нравственные устои путём ссылок на русскую религиозную философию позапрошлого века[9]. Эти конструкции либо не имеют почти ничего общего с реальностью (поскольку, скажем, граждане России не так религиозны, как представляется, стремятся к богатству и потреблению, всё чаще разводятся, несмотря на формальную приверженность семейным ценностям, реже рожают детей и т.д.)[10], либо обрекают Россию на историческую «вторичность», неспособность предложить миру универсальный проект будущего (на это, к слову, был способен Советский Союз)[11]. Консерватизм в итоге сводится преимущественно к отрицанию Запада, причём во многом «воображаемого», редуцируемого к совокупностям понятийных рядов вроде «индивидуализма», «неолиберального экспансионизма» и т.д. В иных случаях предлагается «притормозить»: если Модерн подразумевает постоянные изменения и если на Западе такая бурная изменчивость ведёт к чему-то странному (если не сказать «квирному») или морально неприемлемому, необходимо стать «консервативным балансиром»[12].

В итоге отечественная политическая философия, вместо того чтобы отвечать на все наиболее актуальные вызовы сегодняшнего дня – скажем, на кризис неолиберальной капиталистической системы, – фокусируется преимущественно на культуре и ценностях. Экономическая ниша в «русской идее» оказывается практически незаполненной, так как предлагается лишь затенить реалии заимствованной у Запада капиталистической системы общими рассуждениями о благих намерениях патерналистского государства или об особенном, встроенном в «культурный код» российской цивилизации «механизме великодушия или всечеловечности»[13]. Зачастую всё, к чему сводятся такого рода дискурсы, – спекулирование на том, что мировая гегемония США постепенно уходит в прошлое (но что тогда предложить вместо неё?)[14].

В целом конструирование российской идентичности путём апелляций к традиционным ценностям сталкивается с множеством сложностей.

Так, оказывается, что подчёркиваемые сегодня российские консервативные ценности вроде патриотизма или ориентации на семью практически ничем не отличаются от таковых на Западе (в частности, в США, где республиканцы, добившиеся впечатляющего успеха на последних выборах, активно педалируют тему консервативного ответа на леволиберальные политические повестки)[15]. В свою очередь, разработчики Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей[16] столкнулись с необходимостью достижения компромиссов между традиционалистскими интенциями официального дискурса и не совсем традиционалистскими реалиями, представив, по сути, списки ценностей Модерна, то есть ценностей Запада, но «вчерашнего дня»[17]: «К традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд» и т.д. Как отметил Георгий Борщевский, «преемственность имманентна сути традиционных ценностей, однако ценности из Основ слабо согласуются с положениями мировых религий. По содержанию этот документ ближе к Моральному кодексу строителя коммунизма – своду моральных принципов, входившему в Третью программу, и Уставу КПСС, принятым в 1961 г. <…> 92 процента пунктов Кодекса соответствуют ценностям из Основ»[18]. Учитывая, что эти ценности давно известны и во многом институционально реализованы, некоторые авторы даже отмечают, что речь идёт обо «всём хорошем против всего плохого»[19].

Соответственно, возникает вопрос, не является ли сама дихотомия традиционное/модерное слишком узкой и неудобной, а то и вовсе неприменимой к сегодняшним спорам о путях России, её цивилизационных особенностях, скрытых или явных возможностях и преимуществах перед Западом? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем для начала уточнить, что конкретно представляется в качестве источника чего-то морально неприемлемого в современных западных реалиях.

Единый Модерн?

Осмысление исторического развития с позиций терминологических пар традиционное/модерное или модернистское/постмодернистское уязвимо, поскольку определённые этапы исторического развития с их внутренними противоречиями, социальным, культурным, социально-классовым и т.д. многообразием характеризуются в «перпендикулярном» историческом срезе, когда вся социальная сложность сводится к ряду наиболее общих характеристик и особенностей. Сегодня некоторую совокупность возникших примерно в одно время (хотя и это спорно – см. далее) социальных, идейных, ценностных и прочих явлений ставят в один ряд, ассоциируют с одним феноменом – Модерном – и, соответственно, руководствуясь всё той же логикой «от противного», пытаются противопоставить российский «культурный код» данному обобщённому условному «цивилизационному контрагенту». Эти идейные, ценностные и т.д. явления, составляющие сущностное ядро Модерна, хорошо известны: рационализм и секуляризм, идея прогресса, стремление к целенаправленным социальным изменениям, идея автономной личности. Известно и то, что обычно является причиной отрицательного или как минимум настороженного отношения к Модерну. Например, тенденцию к секуляризации и постоянные социальные изменения можно рассматривать как то, что разрушает веру в скрепляющие русскую нацию религии.

Идея автономной личности, как правило, ассоциируется с либерализмом, используемым внешними агентами для политической дестабилизации России.

Согласно Владимиру Путину, на Западе властью обладают неоколониальные космополитические элиты, которые «целенаправленно разрушают ценности своих же народов»; «разрушение семьи, культурной и национальной идентичности, извращения, издевательство над детьми вплоть до педофилии объявляются нормой, нормой их жизни»[20]. В целом Модерн нередко отождествляется с зашедшим слишком далеко индивидуализмом, который стал, по сути, разрушительным для любых моральных устоев. Он делает из человека материалиста и потребителя, поклоняющегося не Богу, а брендам. Идея прогресса сегодня на Западе связана не столько с покорением космоса и прочими научно-техническими успехами, сколько с «культурой отмены», идеологией ЛГБТК+, постоянным расширением гражданских свобод вплоть до позволения детям менять «гендер», осуществляя необратимые вмешательства в свой организм (например, приём блокаторов полового созревания)[21].

Иными словами, Модерн – единый феномен, возникший в одно время, нацеленный на одного и того же врага (традиционные устои).

Соответственно, в отечественной научной и публицистической литературе можно встретить тезисы или выводы обобщающего характера. Как пишет Екатерина Энтина, современность предполагает «отсутствие заданного статус-кво, постоянное изменение не только среды, но и человека с его врождёнными и приобретёнными статусами. Как ни странно, такие разные социальные явления, как “образование в течение всей жизни” (то есть возможность не только совершенствовать свои навыки, но и кардинально их менять) и “выбор гендера”, имеют общие корни. Оба они связаны с осознанием того, что любой статус отчуждаем – по своей воле или принудительно»[22].

Но уже здесь случаются концептуальные диссонансы. Так, вряд ли кто-то сегодня в нашей стране, кроме чистых традиционалистов, выступает против идеи научно-технического прогресса или необходимости научного познания для решения насущных военно-технических и прочих задач. Как мы заметили выше, есть некоторая непоследовательность официального дискурса относительно дихотомии традиционное/модерное. Стремление сохранить «традиционность» при одновременном желании идти в ногу со временем или принятие того, что уже вряд ли можно обратить вспять, порождает идейную эклектику. В этом проглядывает отсутствие понимания сути вещей, о которых идёт речь, или проявление нерешительности. Согласно более правдоподобной гипотезе, попросту не вполне верна концептуальная система координат, слишком сильно «сгущающая» наблюдаемые феномены, привязывающая их жёстко либо к традиции, либо к Модерну, что в итоге оборачивается своеобразной «скудостью альтернатив». На подсознательном уровне все понимают, что одной только традицией не обойтись, но где найти нужную альтернативу – неизвестно.

Эта альтернатива не обязательно заключается в отрицании Модерна, ведь и сам Модерн – категория слишком широкая, если не сказать грубая. Напротив, корень того, что сегодня российскими властями рассматривается в качестве морального зла, лежит в более «узком» феномене индивидуализма. Хотя считается, что индивидуализм как широкое общественное явление возник в эпоху Просвещения, есть основания считать его трансисторическим явлением (то есть не ограничивающимся только Современностью), для которого другие ассоциируемые со словом «Модерн» феномены – например, ориентация на научную рациональность, научно-технический прогресс – были и остаются как катализаторами, так и препятствиями[23].

Как пишет известный журналист Уилл Сторр, индивидуализм «изобретён» ещё в Древней Греции: «Греки почитали таланты выдающихся людей превыше всего. Величественные статуи изображали идеальные мужские и женские тела. Мужчины соревновались в метании копий, гонках на колесницах и прыжках через быка. Высоко ценилось умение вести спор: спорить могли начать везде – и на рынке, и в армии. Граждане в поте лица соревновались друг с другом и завидовали чужим успехам: “Гончар не терпит гончара, плотник не терпит плотника, нищий завидует нищему, а поэт – другому поэту”, – писал Гесиод. Каждый желал быть на месте победителя, причём не обязательно из-за наград или денег – больше всего им хотелось известности и славы. Для победителя было неслыханным делом не получить всеобщих почестей, а лишиться уважения общества считалось “величайшей из людских трагедий”»[24]. Понятно, что это был весьма специфический индивидуализм, отличающийся от индивидуализма современных homo economicus. Возможно, исторические вариации и проявления индивидуализма выглядят как точки на своего рода спектре, где ноль –чистый коллективизм, а максимальное значение – чистый индивидуализм. История западных стран – прерывистое, но последовательное движение именно к «чистому» индивидуализму: через Ренессанс и Реформацию к современной гендерной идеологии.

Движение существенно ускорилось в эпоху Просвещения. Тогда же и стало активно распространяться представление, что отдельные личности – целые вселенные, что «Я» находится в центре мироздания. Как отмечает историк и теолог Карл Трумэн, Жан-Жак Руссо делал акцент на аутентичности самости, на изначальной доброте, чуткости и рациональности людей, находящихся в естественном состоянии. В цивилизации Руссо видел несчастье как результат развращающей силы общества, разжигающей amour-propre, которое мешало людям быть верными себе, заставляя их участвовать в искусственных условностях и лицемерии. Впоследствии мысль, что изначальное «Я» постоянно притесняется и искажается обществом, будет развита Карлом Марксом[25] и Зигмундом Фрейдом. Соответственно, общественные устои всё чаще рассматривались как вместилище сил угнетения и эксплуатации: от классического марксизма до современных «новых левых» с их «новой этикой». Как пишет Трумэн, «если я тот, кем себя считаю, и если моё внутреннее чувство психологического благополучия является моим единственным моральным императивом, то навязывание внешних, предшествующих или статических категорий есть не что иное, как акт империализма, попытка ограничить мою свободу или сделать меня неискренним. Ницше видел это в XIX веке. В то же время Карл Маркс и Чарльз Дарвин также лишали природу её метафизического авторитета. В этом контексте трансгендеризм – всего лишь последняя итерация самотворения, которая становится необходимой после отказа от идеи Сотворения»[26].

Хотя появление стремящейся к максимальному самовыражению экспрессивной личности[27] можно привязать к Просвещению и, соответственно, Модерну, есть повод усложнить картину. Научная и промышленные революции ускорили рост индивидуализма, так как способствовали повышению уровня жизни и разрушению прежних социальных иерархий, зависящих от «статичных» систем верований: человек всё чаще ощущал, что этот мир – не сопровождаемое болью и страданиями «испытание для души», а полное возможностей пространство для реализации индивидуальных планов и жизненных устремлений. Однако между Модерном как процессом «автономизации» личностей и Модерном как процессом ускорения научно-технического прогресса и стремления человека к рациональному (апеллирующему к идеям свободы, равенства, братства и т.п.) обустройству общественных институтов всегда существовала напряжённость. Например, Чарльз Тейлор замечает, что мы обычно интерпретируем Модерн как процесс вытеснения традиционных иерархий, рост индивидуализма за счёт общества. Но по мере дальнейшего развития «идея порядка вновь находит отражение в философской антропологии, где люди определяются как социальные существа, неспособные к самостоятельному нравственному бытию. Примеры этого мы встречаем у Руссо, Гегеля и Маркса, много последователей этой идеи и в наши дни». Есть основания считать это тоже «редакцией» Модерна, «поскольку ключевым элементом их постулата “хорошо организованного общества” выступают отношения взаимного служения между равными людьми. Это служение является целью даже для тех, кто думает, что буржуазный индивидуум – фикция и что данная цель может быть достигнута только в коммунистическом обществе»[28]. Иными словами, «действующая в обществе этика должна быть определена как в терминологии свободы воли, так и в терминологии требований идеального порядка»[29].

Стало быть, индивидуализм всегда был скрытой или явной угрозой для наиболее значимых политических проектов Модерна. Поэтому до сих пор индивидуализм так или иначе ставился в рамки: от пережитков протестантской этики и семейных ценностей до институтов государства всеобщего благосостояния. То, что наблюдается в ряде западных стран сегодня – это, скорее, выход ситуации из-под контроля, когда «экспрессивные личности» уничтожают вообще любые имеющие социальную природу барьеры на своём пути. Среди этих «барьеров» отнюдь не только традиционные ценности, но и весомая доля того, что изначально составляло идейное и ценностное ядро Модерна.

Короче говоря, сегодняшние леволиберальные политические повестки в западных странах совсем не обязательно относятся к Модерну. Они, очевидно, являются наследием идеи Руссо о «непорочной самости». Как верно заметил Карл Трумэн, если сегодня малолетний ребёнок заявляет, что он «родился не в том теле» и должен иметь возможность сменить «гендер», это признаётся как истина в последней инстанции[30]. Если же ему в этом отказывают, следуют выводы о навязываемых обществом гендерных стереотипах, угнетении и пр. Подобного рода идеологии меньшинств зашли в своих «эмансипационных» устремлениях настолько далеко, что отрицается уже сама объективная реальность и, стало быть, данные естественных наук (по типу того, как решающее значение наличия XY хромосом отрицалось при допуске интерсексуальных боксёров к женским соревнованиям[31] на Олимпиаде-2024)[32]. Здесь пересекается постмодернистское отрицание научной рациональности с неомарксистским взглядом на общество как пронизанное силами угнетения и эксплуатации.

Постмодернизм, изначально отстранённый и критически настроенный по отношению к любым метанарративам, сам стал «прикладным» метанарративом, используемым для навязывания политических повесток ЛГБТК+, радикального феминизма и тому подобного всему обществу[33]. Биологический пол многими не рассматривается как однозначно, безальтернативно определяющий гендер, так как это ограничивает свободу выбора личности, желающей максимальной «автономии». Социальные науки также более не нацелены на объективное знание. Гуманитарные факультеты в США политизируются, становятся трибунами для политического активизма и леволиберальной пропаганды[34].

Идея прогресса также всё чаще ассоциируется исключительно с политическим прогрессизмом, когда политических лидеров интересует не столько мечта человечества о покорении космоса, сколько то, должны ли мужчины, считающие себя женщинами, иметь доступ к женским туалетам, или, скажем, могут ли мужчины кормить грудью.

Экспрессивные личности становятся максимально чувствительными к разного рода обидам[35], поэтому публичная сфера превращается в совокупность культурных войн, когда почти любое действие можно расценить как т.н. микроагрессию. Как отмечает одна из ведущих сторонниц концепта микроагрессии Реджина Рини, «действие становится микроагрессией в силу самого субъективного опыта жертвы – ощущения, что вы, вероятно, но не точно, подверглись скрытому притеснению»[36]. То есть просто «неточное» мнение «угнетённых» становится источником принимаемых на веру истин, его уже нельзя отрицать, так как больше нет объективно измеримых и всем понятных критериев угнетения. Предельный субъективизм и всеохватное стремление к «освобождению» от угнетения в итоге делает непредставимым какой-либо нормативный консенсус[37]. Автономная личность окончательно уничтожает все препятствия на своём пути. От Модерна не остаётся ничего, кроме капризов «экспрессивных личностей».

Выходя за рамки дихотомии традиции/Модерна

Но какова альтернатива? Модерн, породивший автономную и экспрессивную личность, рано или поздно приходит к самоотрицанию через постмодерн и прочие способы преодоления всех препятствий на пути к максимальной личностной «автономии». Раз так, разве мы не приходим вновь к традиции как единственному незыблемому источнику морально-нравственных ценностей? На наш взгляд, не стоит так сгущать краски. Как мы показали, индивидуализм не был «изобретён» Модерном. Более того, согласимся с тезисом Чарльза Тейлора (см. выше), согласно которому Модерн постоянно оказывает противодействие индивидуалистическим тенденциям, зашедшим слишком далеко и являющимся опасными для самой сути модерности. И тогда противодействие, контрход как раз оказывается «охранением» Модерна – одновременно и консервативным (как охранение), и революционным (поскольку Модерн предполагает непрерывное видоизменение).

Отчасти согласимся с тезисом Бориса Капустина, согласно которому силе негации (или силе негативного) в Модерне всегда противостоят т.н. авторитеты, среди которых могут быть и традиции, и что-то другое. Сам Капустин приводит в качестве примеров власть экспертов (экспертократию), фашизм (оставляющий позитивность Модерна в виде науки, техники, урбанизма и т.д., но подавляющий его негативность в виде «высшего права субъекта»), либерализм (который служит «цементированию» только лишь капиталистической формы негации). Однако уязвимость позиции Капустина, на наш взгляд, заключается в том, что в качестве сущностной черты Модерна он видит лишь негацию. Это приводит его к констатации чего-то вроде «конца истории» (он не хочет оставлять читателя без надежд на «борьбу за альтернативы», но не предлагает конкретных альтернатив): капитализм «осваивает» силу негации так, что «перманентная капиталистическая революция и «присущая ей негативность служит стабилизации капиталистической системы, то есть укрощает силу негативности современности»[38]. Иными словами, Борис Капустин считает абсолютной силу капитализма превращать всё в абстракции, то есть, по его мнению, «капитал не обитает нигде, и любое его чувственное воплощение есть не более чем одна из бесчисленных личин, которые он принимает в своём бесконечном движении и своих непрекращающихся метаморфозах»[39].

Однако отождествление Модерна с негацией само по себе, на наш взгляд, является крайне «абстрагирующим» и приводящим к тем или иным парадоксам. Является ли отрицание негации – негацией? Могут ли люди всего мира рано или поздно сойтись во мнении, что постоянная негация, отрицание «зарекомендованных временем» ценностей, нигилизм и борьба лишь за «высшее право субъекта» – есть то, чего «хочет» от нас капитализм, так как многообразие потребностей различных социальных «монад» – это многообразие способов удовлетворения их желаний и соответствующих коммодификаций?

Если в силу ускоряющихся процессов индивидуализации от Модерна не остаётся ничего, кроме капризов «экспрессивных личностей», не стоит ли усомниться в том, что главная сила Модерна – именно негация?

Разве не может на эту роль претендовать, скажем, идея рациональности и стремление к разумному преобразованию общества во имя высоких идеалов? Но в таком случае негация теряет свою главенствующую роль и уступает это место рациональной позитивности.

На наш взгляд, уйти от подобных противоречий можно, если отойти от абсолютизации каких-то отдельных «сущностных» черт Модерна, приняв сложность и многосоставность (многоаспектность, многосторонность и т.д.) Модерна как исторического явления. Уже наблюдается своего рода «критическая рефлексия», переосмысление гипертрофированного индивидуализма и нигилизма, вступивших в противоречие с идеей общественного единства, а также с рационалистическим ядром Модерна. Так, уже мало кого удивляет некоторая смена ролей. По сути, на Западе всё чаще именно правые и консерваторы, а также исследователи, явно симпатизирующие консервативной стороне идеологического спектра, выступают за идею индивидуализма, но индивидуализма «прошлых версий», подразумевающего рациональность, сдержанность, трудолюбие, индивидуальную ответственность, свободу слова, рыночную экономику и т.д.[40] Именно такие авторы всё активнее критикуют крайний субъективизм и иррациональность современных «проснувшихся» повесток, включая гендерные идеологии, и при этом часто апеллируют к данным естественных наук[41]. Традиционное сближается с рационально обоснованным. Например, приверженность семейным ценностям рассматривается как важный фактор экономического благополучия, подчёркивается, что их размывание связано с ростом социально-экономического неравенства[42].

Однако правая форма «обуздания негативного» (по факту – обуздания индивидуализма) не является единственной. К примеру, в свете кризисных тенденций неолиберального капитализма чаще говорят о коммунизме/социализме[43], его переосмысляют в контексте новых технологических возможностей (от роботизации и автоматизации производства до big data и платформенных технологий обратной связи)[44]. Примечательно, что коммунизм долго ассоциировался прежде всего с идеей равенства и братства. Советские фантастические утопии вроде «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова и «Мира Полудня» братьев Аркадия и Бориса Стругацких населены героями, дружно покоряющими «царство необходимости», сплочённо осваивающими космическое пространство. Правда, идее коммунизма исторически свойственна определённая двойственность, заключающаяся в борьбе за свободу и гуманистические ценности вкупе с попытками достичь состояния максимального общественного единства. Эта двойственность, как убедительно показал Леонид Фишман, стала роковой для Советского Союза, который слишком сильно склонился к своей гуманистической стороне, то есть воспитал сильных и независимых, «автономных» личностей, решивших порвать с высокими идеалами коммунизма[45]. Ни Маркс, ни его последователи так и не провели чётких разделительных линий, не нашли «золотой середины» между движением к эмансипации и движением к коммунитарности и братству.

Изначально, правда, предполагалось, что рабочий класс несёт зерно солидарности, которое затем ляжет в основу коммунистического общества. Но постепенно выяснилось, что рабочий класс может быть не менее разобщённым, чем общество как таковое, он подвержен силам индивидуализации и атомизации. Когда добавились неомарксистские и постмарксистские дискурсы о «культурном угнетении», оказалось, что многочисленные левые течения в своём стремлении к эмансипации фактически подпитывают разобщённость и индивидуализм. Так, забыв о классовой борьбе, марксисты боролись за максимальное расширение гражданских свобод, которые вступали в противоречие друг с другом[46]. Теперь, как справедливо отмечает Кристофер Руфо, марксизм стал одной из концептуальных подпиток идеологии воукизма («пробуждения»), согласно которой в современном обществе угнетение повсеместно[47]. В сущности, западный марксизм, всегда делавший упор на гуманистические идеи Маркса, изложенные в «Экономическо-философских рукописях 1844 г.», способствовал фрагментации общества. Если раньше отчуждение было связано исключительно с экономической эксплуатацией, то сегодня оно при желании находится везде, так как всё, что не нравится представителям «угнетаемых» групп (даже если это просто хмурый взгляд), путём интерпретации может расцениваться как акт «бессознательной» агрессии[48].

Борьба за свободу стала борьбой за привилегии.

Даже в вопросах сугубо экономического характера западные левые склоняются к индивидуалистической логике: например, когда они критикуют «общество труда» и выступают за максимизацию свободного времени и выплаты всем гражданам безусловного базового дохода[49]. Это, на наш взгляд, выглядит как апология лени и безответственности в то время, когда мир полон страданий, боли, когда очень многие нуждаются в заботе со стороны государства и общественных служб, испытывающих дефицит средств и кадров. Иными словами, левые действуют в индивидуалистической, если не сказать потребительской, логике. Они отходят от этики трудовой самоотверженности во имя общего блага, когда-то лежавшей в основе марксистских дискурсов, и акцентируют внимание на расширении возможностей индивидуального выбора, так как предполагаемыми «бесплатными» деньгами индивиды будут распоряжаться самостоятельно[50].

Вряд ли в данной связи стоит сводить всё многообразие марксизма лишь к набору некоторых его западных вариаций. В концептуальном «ядре» марксизма, заложенном классиками, имеются компоненты, нацеленные на солидарность и братство[51]. Именно поэтому многие марксисты переосмысляют политику идентичности и «культурные войны», стремясь вернуться к универсализму классовой борьбы. Преодоление классовой эксплуатации было универсалистской целью, так как пролетарии, как считалось, перестанут быть ими в коммунистическом обществе, станут прежде всего людьми. Это сильно отличается от современной политики идентичности, когда различия не преодолеваются, а цементируются[52]. Поэтому борьба с классовой эксплуатацией не противоречит стремлению к общему жизненному миру, к солидарности и братству. Таким образом, марксизм, как и сам Модерн, распался на то, что способствует дальнейшей индивидуализации и атомизации, и на то, что этому сопротивляется.

Идея коммунизма может быть радикально переосмыслена. Западный «культурный» марксизм, по сути, стал идейной основой политики идентичности. Об этом говорят постоянные попытки «синтезировать» марксизм и многочисленные леволиберальные концепции интерсекциональности[53]. Соответственно, переосмысление коммунизма в сегодняшних условиях может подразумевать движение в противоположном направлении относительно «левого» мейнстрима – как противодействие культурной центробежности, поиски общих культурных оснований для диалога, для общенациональных, а затем и общечеловеческой идентичностей. Их можно находить не только в объединении всех эксплуатируемых против капиталистической системы и во имя равенства и братства. Культурный фактор становится даже более значимым, чем сугубо экономический. Традиционные ценности[54] могли бы быть основой для дальнейшего движения в сторону более глубокого общественного единства.

Традиционное включает в себя не только пережитки, но также и накопленный опыт как языковой и культурный фундамент для взаимопонимания.

Коммунизм не может питаться исключительно прошлым. Диалог, общее культурное пространство, стремление к любви, доверию, братству – всё это не противоречит идеям прогресса или расширения участия в политическом управлении. Напротив, людям, по всей видимости, не хватает требующих коллективной реализации масштабных, даже грандиозных целей, которые отвлекли бы их от зацикленности на сексе и гендере. Однако реалии свидетельствуют, что мобилизация на мегапроект в советском духе всех людей доброй воли уже вряд ли является достаточным условием единства. Одной из ключевых черт коммунизма как «действительного движения» может быть сопротивление культурной энтропии, постоянная работа над выстраиванием интерсубъективности. Тогда коммунизм становится положительным, универсалистским и не-исключающим. Это подразумевает другую расстановку акцентов: движение не против угнетения[55], а за равные возможности; не против «культурного присвоения», а за культурное сближение, взаимодополнение и взаимопонимание; не против микроагрессии и тому подобного, а за смирение, стойкость и самоотверженность; не против сексизма, расизма и т.д., а за общечеловеческие ценности и за любовь как прощение, понимание и единение.

Так или иначе, противопоставление традиции Модерну вряд ли является наиболее продуктивным способом достичь общественного единства. Возможно, проблема вообще не в Модерне, а в индивидуализме, который всегда так или иначе сдерживался в угоду общественному целому. Традиция, с другой стороны, это не набор неизменных, доносящихся из глубины веков истин. Это то, что лежит в основе общечеловеческого жизненного мира, то, без чего непредставимо культурное единство. Рассмотренная выше идея радикального переосмысления коммунизма – один из возможных способов попытаться выйти за узкие рамки таких категорий, как «традиционное» и «модерное».

Автор: Дмитрий Давыдов, кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института философии и права УрО РАН

Статья подготовлена в рамках проекта РНФ 23-18-00427 «Социальная консолидация российского общества: механизмы ценностно-институционального обеспечения».

Сноски

[1] Энтина Е.Г. От «отменённой России» к стране-цивилизации // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 5. С. 98–108.

[2] Росфинмониторинг включил движение ЛГБТ в реестр экстремистских и террористических организаций.

[3] Моисеев Д.C., Сигачёв М.И., Харин А.Н., Артеев С.П. Концепция глобального консерватизма // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. No. 5. С. 113.

[4] Крук А. Как вернуться в Золотой дом // Россия в глобальной политике. 2024. Т. 22. No. 4. С. 163–171.

[5] Sedgwick M. Traditionalism: The Radical Project for Restoring Sacred Order. L.: Pelican; N.Y.: Oxford University Press, 2023. 432 p.

[6] Александр Дугин: «Общество модерна – машина эвтаназии» // Завтра.ру. 16.07.2021. URL: https://zavtra.ru/blogs/aleksandr_dugin_obshestvo_moderna_mashina_evtanazii (дата обращения: 13.10.2024).

[7] Бабурин С.Н. Россия между Римом и Цинь: о духовно-нравственной трансформации государств // Труды Института государства и права Российской академии наук. 2022. Т. 17. No. 1. C. 63–64.

[8] Филиппов А.Ф. Ценности и мобилизация: к динамике стерильного возбуждения // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. No. 1. С. 51–70.

[9] См., например: Андреев А.П., Селиванов А.И. Западный индивидуализм и русская традиция // Философия и общество. 2001. No. 4. С. 98–126; Кот Ю.В. Русская идея и русский мир: философско-культурные параллели // Знание. Понимание. Умение. 2023. No. 1. С. 108–119.

[10] См., например: Лю Ц., Абрамов А.П. Современные и традиционные семейные ценности межпоколенного взаимодействия в России и Китае // Социологические исследования. 2022. No. 2. С. 107–116; Попова О.В., Гришин Н.В. Политическая идентичность российской молодёжи в самооценках и оценках экспертов // Политическая наука. 2023. No. 2. С. 140–162; Клупт М.А. Проблемы семьи и рождаемости в ценностных конфликтах 2010-х гг. // Социологические исследования. 2021. No. 5. С. 36–46.

[11] Фишман Л.Г. Обойдёмся без миссии. Почему постсоветская номенклатура не может выработать национальную идеологию? // Дискурс-Пи. 2023. Т. 20. No. 2. С. 52–67.

[12] Гиринский А.А. О консервативном балансе и традиционных ценностях // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 64–75.

[13] Рыбаков В.М. Культурная традиция и психология политики // Россия в глобальной политике. 2024. Т. 22. No. 4. С. 138–156.

[14] См., например: Ван В. Новая эра девестернизации // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. No. 2. С. 180–183.

[15] Белькович Р.Ю. Кривое зеркало неоконсерватизма // Россия в глобальной политике. 2024. Т. 22. No 2. С. 213–229.

[16] Указ Президента Российской Федерации от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // Президент России. 09.11.2022. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (дата обращения: 13.10.2024).

[17] Фишман Л.Г. Указ. соч.

[18] Борщевский Г.А. Традиционные российские ценности: институциональный анализ // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. 2023. No. 4. С. 83.

[19] Stepanova E.A. Everything Good against Everything Bad: Traditional Values in the Search for New Russian National Idea // Zeitschrift für Religion, Gesellschaft und Politik. 2023. Vol. 7. P. 97–118.

[20] Послание Президента Федеральному Собранию. 2023. // Президент России. 21.02.2023. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/70565 (дата обращения: 13.10.2024).

[21] Grossman M. Lost in Trans Nation: A Child Psychiatrist’s Guide Out of the Madness. N.Y.: Skyhorse Publishing, 2023. 360 p.

[22] Энтина Е.Г. Указ. соч.

[23] Элементы индивидуализма можно найти даже в идеологии традиционализма. Как показывает известный исследователь традиционализма Роберт Сэджвик, классики традиционализма (Р. Генон, Ю. Эвола и др.) приветствовали идею самореализации, то есть индивидуального поиска доступа к вечным, трансцендентным истинам. «Один из подходов, – пишет Сэджвик, – заключался в том, чтобы начать с определения и стабилизации собственной “внутренней формы”, тем самым дав себе прочную основу, а затем установить “прямую и абсолютную связь между… тем, кто ты есть… и трансцендентностью”. Найти свою собственную внутреннюю форму “в эпоху распада” было непросто. Это можно было сделать “через эксперимент… поиск или принятие тех ситуаций или альтернатив, в которых преобладающая сила, собственная “истинная природа”, вынуждена проявляться и давать о себе знать”» (см.: Sedgwick M. Op. cit. P. 165). «Самопреодоление» и «самотворение» поэтому происходило через то, что было почти версией экзистенциализма, философии, утверждающей, что существование предшествует сущности, что наш выбор определяет нашу сущность. Сегодня идея заключённых в традициях «вечных принципах» также нередко приводит тех или иных критиков леволиберальных повесток к антиэгалитаристскому выводу о персональной ответственности каждого за свою судьбу. Например, такова позиция известного критика левых Джордана Питерсона, которого Сэджвик относит к «попутчикам» традиционализма (Ibid. P. 173–177).

[24] Сторр У. Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет / Пер. с англ. М.А. Леоновича. М.: Individuum, 2021. C. 75.

[25] Трумэн здесь, по всей видимости, опирается на «раннего» Маркса эпохи «Экономическо-философских рукописей 1844 г.», поэтому стоит учитывать специфичность данной интерпретации, отсылающей к «гуманистическому» пониманию философии классика (см.: Кондрашов П.Н. Философия Карла Маркса: Экзистенциально-антропологические аспекты. М.: ЛЕНАНД, 2019. 216 с.).

[26] Trueman C.R. Rise and Triumph of the Modern Self: Cultural Amnesia, Expressive Individualism, and the Road to Sexual Revolution. Wheaton, IL: Crossway, 2020. P. 274.

[27] См.: Taylor Ch. Sources of the Self: The Making of Modern Identity. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1989. 624 p.

[28] Тейлор Ч. Современный моральный порядок // Антиномии. 2022. Т. 22. No. 3. С. 39.

[29] Там же. С. 40.

[30] См.: Trueman C.R. Op. cit.

[31] IBA Clarifies the Facts: The Letter to the IOC Regarding Two Ineligible Boxers Was Sent and Acknowledged // IBA News. 05.08.2024. URL: https://www.iba.sport/news/iba-clarifies-the-facts-the-letter-to-the-ioc-regarding-two-ineligible-boxers-was-sent-and-acknowledged/ (дата обращения: 13.10.2024).

[32] См.: Grossman M. Op. cit.

[33] См.: Плакроуз Х., Линдси Дж. Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого / Пер. с англ. Д. Виноградова. М.: Individuum, 2022. 384 с.

[34] Campbell B. How to Think Better About Social Justice: Why Good Sociology Matters. N.Y.: Routledge, 2024. 122 p.

[35] Campbell B., Manning J. The Rise of Victimhood Culture: Microaggressions, Safe Spaces, and the New Culture Wars. N.Y.: Palgrave Macmillan, 2018. 278 p.

[36] Рини Р. Этика микроагрессии / Пер. с англ. А.Ф. Васильева. М.: Издательство Института Гайдара, 2024. С. 83.

[37] Mounk Y. The Identity Trap: A Story of Ideas and Power in Our Time. N.Y.: Penguin Press, 2023. 416 p.

[38] Капустин Б.Г. Обуздание негативного. Критика современности. Ереван: Fortis Press, 2024. С. 128.

[39] Там же. С. 171.

[40] См.: Давыдов Д.А. Когда правые левее левых. Аномалии левых дискурсов в эпоху расцвета постматериализма // Антиномии. 2023. Т. 23. No. 1. С. 51–89.

[41] См., например: Sowell T. Social Justice Fallacies. N.Y.: Basic Books, 2023. 224 p.; Goldblatt M. I Feel, Therefore I Am: The Triumph of Woke Subjectivism. N.Y.: Bombardier Books, 2023. 192 p.; Soh D. The End of Gender: Debunking the Myths about Sex and Identity in Our Society. N.Y.: Threshold Editions, 2020. 336 p.

[42] См.: Kearney M.S. The Two-Parent Privilege: How Americans Stopped Getting Married and Started Falling Behind. Chicago, IL: University of Chicago Press, 2023. 240 p.; Wilcox B. Get Married: Why Americans Must Defy the Elites, Forge Strong Families, and Save Civilization. N.Y.: Broadside Books, 2024. 320 p.

[43] См., например: Robinson N.J. Why You Should Be a Socialist. N.Y.: All Points Books, 2019. 336 p.; Paxton S. How Capitalism Ends: History, Ideology and Progress. L.: Zero Books, 2022. 248 p.

[44] См., например: Морозов Е. Цифровой социализм? Дискуссия об экономическом расчёте в эпоху больших данных. В кн.: В. Атанасов (Ред.), Цифровой капитализм и утопии Интернета. Киев: ЦСТД; ТОВ «Видавничий Будинок “Аванпост-Прим”», 2020. С. 66–124.

[45] Фишман Л.Г. Эпоха добродетелей. После советской морали. М.: Неприкосновенный запас, 2022. 232 с.

[46] См.: Мюррей Д. Безумие толпы. Как мир сошёл с ума от толерантности и попыток угодить всем / Пер. с англ. Н.А. Ломтевой. М.: Рипол Классик, 2021. 480 с.

[47] Rufo C.F. America’s Cultural Revolution: How the Radical Left Conquered Everything. N.Y.: Broadside Books, 2023. 352 p.

[48] См.: Рини Р. Указ. соч. C. 80–81.

[49] См., например: Срничек Н., Уильямс А. Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда / Пер. с англ. Н. Охотина. М.: Strelka Press, 2019. 336 с.

[50] Давыдов Д.А. Посттрудовая (анти)утопия? Критический взгляд на концепцию посткапитализма Ника Срничека и Алекса Уильямса // Свободная мысль. 2020. No. 2. С. 5–24.

[51] Хоннет А. Идея социализма. Попытка актуализации / Пер. с нем. А.К. Судакова. М.: Директмедиа Паблишинг, 2022. 160 с.

[52] См., например: Léger M.J. The Use and Abuse of Class Reductionism for the Left. In: M.J. Léger (Ed.), Identity Trumps Socialism: The Class and Identity Debate after Neoliberalism. N.Y.: Routledge, 2023. P. 177–194.

[53] Bohrer A.J. Marxism and Intersectionality: Race, Gender, Class and Sexuality under Contemporary Capitalism. Bielefeld: Transcript Publishing, 2019. 280 p.

[54] При этом, разумеется, понимаемые не как «вечные», а как постоянно переизобретаемые, но при этом ориентированные на преемственность, на единство культурного пространства. В этом смысле примечателен пример Китая, где сейчас очень часто говорят о китаизации марксизма (в т.ч. сочетание марксистской философской эпистемологии и древнекитайского взгляда на знание и действие, что подразумевает синтез марксистского «модерна» с китайской «традиционностью»). В частности, марксизм синтезируется с конфуцианством. Как отмечает Чжан Яньцю, конфуцианская идея «превознесения гармонии» имеет значение в воспитании коллективного сознания людей и устранении пороков индивидуализма в современном обществе» (см.: Чжан Я. Китаизация марксизма и конфуцианство в современном Китае // Философия истории философии. 2022. Т. 3. С. 350).

[55] Борьба против угнетения ведёт лишь к тому, что общество постоянно делится на «угнетателей» и «угнетаемых», причём такую борьбу становится всё сложнее отличить от борьбы за привилегии.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783125 Дмитрий Давыдов

Возвращаясь к истокам советского поведения

Владимир Печатнов

Доктор исторических наук, профессор кафедры истории и политики стран Европы и Америки МГИМО, заслуженный деятель науки России.

Для цитирования:

Печатнов В.О. Возвращаясь к истокам советского поведения // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 170–182.

Без малого восемьдесят лет прошло с выхода знаменитой статьи Джорджа Кеннана в Foreign Affairs под названием «Истоки советского поведения», но дебаты о движущих силах советской внешней политики в годы холодной войны не стихают.

Свой вклад в дискуссии вносит новая большая книга профессора университета Джонса Хопкинса (США) Сергея Радченко – российского историка, сделавшего научную карьеру в Великобритании и Соединённых Штатах на изучении советской и китайской внешней политики. Книга вышла в солидном издательстве Кембриджского университета и называется «Править миром: заявка Кремля на глобальную власть в годы холодной войны» [1].

Казалось бы, что нового может дать очередной и весьма традиционный по жанру обзор советской внешней политики с упором на роль в ней советских лидеров? Но, во-первых, автор нашёл свежий документальный материал из российских, китайских и западных архивов, обнаружив (особенно в Китае) немало «изюминок», которые добавляют новые штрихи к уже известной картине. Во-вторых, китайский «угол» нужен Радченко не только как китаисту, но и в качестве важного фактора советской внешней политики, влиявшего на отношения Москвы и Вашингтона.

Однако главное внимание в книге (и с этим связана её концептуальная новизна) уделяется психологии принятия решений в Кремле – мотивам и представлениям советского руководства, определявшими его внешнеполитическое поведение. Автор даже сравнивает свою роль с задачей психоаналитика, пытающегося разобраться в проблемах сложного пациента на основе его собственных показаний. Показания содержатся в огромном массиве прежде недоступных архивных документов: «Продираясь через сотни, нет – многие тысячи страниц записей бесед, речей и записок, узнаёшь советских лидеров на очень личном уровне», – пишет Радченко. Что же нового удалось узнать в ходе проведённого психоанализа?

Комплекс Раскольникова?

Само поведение СССР на мировой арене в годы холодной войны, его конкретные внешнеполитические действия хорошо изучены и не вызывают у исследователей особых разногласий; основные споры идут о мотивах этих действий, гораздо труднее поддающихся точному пониманию.

Традиционно они трактовались либо преимущественно в идеологических, либо в геополитических категориях.

Эти монофакторные объяснения упрощали реальную картину, ибо в мотивах советского руководства идеологическое начало сложно переплеталось с поиском обеспечения безопасности в менявшемся геополитическом пространстве.

Для преодоления этой дихотомии предпринята попытка синтеза в виде «революционно-державной (или «революционно-имперской») парадигмы», предложенной ещё в конце 1990-х гг. двумя российскими историками[2]. Однако и этот двойной код мало что давал для раскрытия советских мотивов именно ввиду тесного и постоянно меняющегося переплетения этих двух начал и трудности отделения одного от другого. Российский политолог из Калифорнийского университета Андрей Цыганков предложил более сложное понятие «чести», как незаслуженно игнорируемой моральной основы советской и российской внешней политики в отношениях с Западом[3]. (Кстати, видимо, не случайно именно российские историки охотнее других погружаются в психологию Кремля, рассчитывая на свою особую способность проникнуть в его менталитет.) Цыганков связывает «честь» с великодержавной традицией, культурной уникальностью русской цивилизации, ревностным отношением к сохранению национального достоинства и суверенитета, образующих в сумме своего рода повышенное национальное самолюбие.

Но если для политолога Цыганкова исторический материал служит иллюстрацией его теоретической концепции, то историк Радченко не претендует на теоретическую новизну и идёт индуктивным путём – от архивов и документов, и на этой эмпирической основе выводит ещё один постоянно действующий мотив Кремля. Это неизбывное стремление советского руководства к признанию законности (легитимности) своего великодержавного статуса другими ведущими игроками на мировой арене.

В основе этого стремления, по мнению автора, лежит убеждение в том, что «по тем или иным основаниям Советский Союз заслужил свой высокий насест в глобальном миропорядке. Завоевание того, чтобы другие признали законность восседания СССР на этом насесте, и составляло главную заботу советской внешней политики от Сталина до Горбачёва». Именно такие амбиции, на взгляд автора, составляют сердцевину российской внешнеполитической идентичности, которая «предшествовала Советскому Союзу и пережила его, охватывая весь период холодной войны». Радченко не разбирает вопрос о происхождении этих амбиций, видимо, считая их самоочевидными. Он видит главную задачу в том, чтобы рассмотреть, как происходило «постоянное взаимодействие советских амбиций с теми, кто их признавал (и тем самым – легитимировал), а также с теми, кто отказывался это сделать, тоже на свой лад (как это ни парадоксально) легитимируя их». В этом ракурсе и состоит, по его мнению, предлагаемая в книге «радикально новая трактовка глубинных мотивов советской внешней политики». Здесь, кстати, можно усмотреть некоторую перекличку с понятием «чести» Цыганкова, поскольку честь в международных отношениях предполагает особое отношение к своей репутации и интересам.

Нет сомнений, что стремление к признанию окружающих – важный и естественный драйвер поведения. Вспоминается известный афоризм Льва Толстого о том, что человек подобен дроби: в знаменателе – то, что он о себе думает, в числителе – то, что он есть на самом деле. Так что чем больше знаменатель, тем меньше дробь. В известной степени это справедливо и в отношении целых государств, когда речь идёт о процессе «примирения самооценки нации с её оценкой другими державами» в формулировке Генри Киссинджера, на которую ссылается автор. Так что само по себе стремление России к подобному признанию не представляет собою чего-то исключительного.

Самооценка людей, как и целых государств, редко совпадает с оценкой окружающих, обычно превышая её. Всё дело в степени этого превышения или в «величине дроби».

Точно измерить эту величину вряд ли возможно, так что Радченко, скорее, исходит из допущения, когда утверждает, что специфика России состоит в гипертрофированном значении этого фактора как «главной заботы» советского/российского руководства. Остальные мотивы – поиск безопасности, идеология («взгляд на мир и место в нём России с вытекающими отсюда выводами»), по его мнению, вторичны и связаны с первым. В частности, подлинная безопасность государства невозможна без международного признания законности его интересов другими государствами. Но даже если принять это допущение, остаётся другой вопрос – откуда берётся эта российская одержимость внешним признанием, обострённая чувствительность к отказу в нём? Особенно если учесть, что острый и долговременный дефицит такого признания, по словам автора, создаёт хронический комплекс «онтологической небезопасности, толкающий в качестве компенсации к агрессии». Радченко находит метафору такого поведения в образе Раскольникова, убивающего старуху-процентщицу, чтобы доказать (в том числе – и самому себе), что он «не тварь дрожащая, а право имеет».

Автор не даёт подробного ответа на этот ключевой вопрос, хотя сама его постановка располагает к серьёзным размышлениям о слагаемых подобного комплекса, к которым можно отнести дилемму «догоняющего развития» России, её двойственное отношение к Западу с перепадами от подражания до враждебности, периодически возникающая неуверенность верхов в прочности своей власти и в способности обеспечить безопасность огромных по протяжённости и уязвимых для нападения границ. К этому можно добавить персоналистский характер политического режима СССР/России с его отождествлением лидера с государством, при котором любое ущемление достоинства первого превращается в унижение второго и наоборот.

Другая и, наверное, основная трудность поставленной Радченко задачи – доказать, что этот «комплекс Раскольникова» действительно был главным драйвером советской внешней политики, сохраняя своё значение и сегодня. На большом историческом материале от Сталина до Горбачёва автор приводит множество примеров, показывающих, что подобное стремление в разных его формах присутствовало в сознании и лексиконе советских руководителей. Но все эти примеры сами по себе ещё не доказывают решающей роли данного фактора в принятии политических решений, да и как вообще его можно выделить и взвесить, если даже сами лидеры вряд ли были способны чётко разложить свои мотивы по полочкам? О сложности подобной классификации говорит и теория принятия политических решений применительно к западной политической культуре[4]. Здесь мы неизбежно ступаем на зыбкую почву предположений и допущений.

Тем не менее если суммировать рассуждения автора, то в них просматривается несколько сквозных линий, пронизывающих всю внешнюю политику СССР: 1) стремление вписаться в «клуб» великих держав в качестве его равноправного и общепризнанного члена; 2) нежелание (неспособность) при этом поступаться своей самостоятельностью и суверенитетом, меняться в угоду Западу, становясь его подобием и младшим партнёром; 3) результирующее стремление, возникающее в случае упорного отказа в такой роли, к изменению миропорядка в свою пользу вплоть до оттеснения Запада в качестве мирового лидера.

Стремление к легитимации остаётся, но оно превращается в попытку заставить себя уважать уже в качестве врага.

Думается, что подобная матрица, при всём её схематизме, достаточно реалистично описывает алгоритм советско-российского поведения в отношениях с Западом. Однако, сосредоточившись на советской политике, Радченко опускает роль Запада/США в этом взаимодействии и потому не даёт ответа на ключевой вопрос о том, почему же Запад так упорно отказывал Советскому Союзу, а затем и России, в подобном признании? Для ответа полезно хотя бы кратко напомнить об опыте трёх основных попыток СССР/России к сближению с Западом со времен Второй мировой войны.

Три попытки

Пожалуй, ближе всего к признанию своей роли и интересов Советский Союз подошёл к концу той глобальной войны, заработав признание ценой громадных потерь и решающим вкладом в разгром общего врага. Но даже тогда он не стал полноправным членом клуба великих держав, в котором доминировали англосаксы. Вплоть до Тегерана основные стратегические решения принимались без его участия, союзники уклонялись от принятия на себя твёрдых обязательств и неоднократно нарушали уже данные обещания (прежде всего – по второму фронту), отказывая Москве в полном доверии. В этом сказывался комплекс превосходства и недоверия англосаксов (особенно англичан) в отношении нового и, на их взгляд, недостаточно цивилизованного союзника. Летом 1943 г. вернувшийся из Лондона посол Иван Майский попенял британскому послу в Москве Арчибальду Керру на то, что англичане обращаются с русскими как с «бедными сельскими родственниками», а не как с равными себе. «Я протестовал, – писал Керр приятелю из Форин-офис, – но в глубине души понимал, что он прав. Я чувствую, что мы по-прежнему держим их на расстоянии и не пускаем в свой клуб. Их всё ещё проверяют на входе, члены клуба смотрят на них с подозрением и всячески дают понять, что им здесь не место. В то же время с американцами мы лезем из кожи вон, чтобы они чувствовали себя с нами как дома: они даже заседают вместе с нами в правлении клуба и меняют его правила. Короче говоря, с Вашингтоном мы советуемся, а Москву просто информируем (курсив в оригинале. – Авт.). Таким образом мы не добьёмся ничего или почти ничего. Наши сельские кузены, которые всё видят, но которых не пускают, в один прекрасный день махнут рукой на наш клуб и устроят свой собственный. И мы тщетно будем стучаться в дверь, чтобы нас пустили… нам необходимо перестать быть снобами и тем более – глупцами. Чем скорее мы осознаем, что они заработали своё место в правлении, тем лучше»[5]. Однако это мнение в Лондоне и Вашингтоне разделяли далеко не все.

Правда, в конце войны, в Ялте и Потсдаме, западные союзники пошли навстречу признанию Советского Союза в качестве великой державы с легитимными интересами безопасности: согласились с его ключевой ролью в ООН, де-факто признали советское доминирование в Центральной и Восточной Европе и другие геополитические итоги войны, давали авансы на оказание финансово-экономической помощи после войны и расширение советского присутствия в Средиземноморье и в зоне Проливов. Однако как только нужда в советском участии в войне против Германии и Японии отпала, эти авансы были взяты назад, а признание де-факто советской сферы влияния сменилось стратегией сдерживания Москвы, направленной на сокращение этой сферы путём вытеснения недавнего союзника к границам 1939 года. Иными словами, речь шла о том, чтобы лишить Советский Союз геополитических плодов Великой победы, но сделать это «всеми средствами, кроме войны», как это формулировалось в ключевых стратегических документах США. Вопрос о легитимности советских запросов безопасности теперь уже и не ставился – какие-де могут быть законные интересы у тоталитарного государства?

Результат известен: Москва, как и предостерегал посол Керр, «махнула рукой» на западный клуб и устроила свой собственный.

Вместо «полюбовного разграничения сфер безопасности в Европе» в духе Ялты, на которое надеялись Максим Литвинов и другие советские дипломаты[6], произошло разграничение этих сфер через конфронтацию, хотя и без большой войны между СССР и США. Соперничество этих двух центров силы стало стержнем холодной войны.

Следующий шанс появился на рубеже 1960-х гг., когда Советский Союз стал глобальной державой с военно-политическим присутствием в ключевых регионах мира, сравнялся с Соединёнными Штатами по ракетно-ядерной мощи и избавился от наиболее одиозных черт сталинизма. Стало ясно, что советская система не собирается рушиться под бременем внутренних противоречий, и что с ней надо находить какой-то модус вивенди. Первыми к этому пришли Франция и ФРГ, к которым вскоре подтянулись и Соединённые Штаты, столкнувшиеся с «имперским перенапряжением» в результате войны во Вьетнаме, острым внутриполитическим кризисом и ослаблением своих мировых позиций. Москва, со своей стороны, в тот период тоже была заинтересована стабилизировать отношения с Западом для сокращения бремени и рисков неконтролируемой гонки вооружений, модернизации экономики и сдерживания Китая, отношения с которым резко обострились.

Возникло своего рода встречное движение, результатом которого стала разрядка конца 1960-х – начала 1970-х годов. Советский Союз наконец добился закрепления послевоенного статус-кво в Европе и де-факто признания своего доминирования в восточной части континента. Гонка стратегических вооружений ограничивалась и переводилась в более безопасное и регулируемое русло. Достигнуто полное дипломатическое признание ГДР и урегулирована трудная проблема Западного Берлина. На новый уровень вышло торгово-экономическое сотрудничество и культурные связи с Западом, развивался общеевропейский процесс. Был даже согласован на декларативном уровне кодекс поведения двух великих держав в духе мирного сосуществования. Казалось, что холодная война завершилась почётной для Москвы «ничьей» на основе признания Советского Союза в качестве ведущей наряду с США мировой державы.

Однако и это сближение было скоротечным. Обе стороны повели себя вопреки ожиданиям друг друга.

СССР не стал на путь либерализации политической системы по западному образцу, не превратился в «державу статус-кво», отказавшись от расширения влияния в «третьем мире», идеологической борьбы и глобальной геополитической конкуренции с Вашингтоном. В Москве искренне считали, что имеют не меньшее право, чем Соединённые Штаты, участвовать в этой «большой игре», и рассматривали американские протесты на сей счёт как вопиющее проявление двойных стандартов. Белый дом, со своей стороны, не смог предоставить Москве обещанных «пряников» в торгово-экономической области, которые должны были увеличить заинтересованность Кремля в сохранении партнёрства с Западом. А главное – Вашингтон не собирался мириться с новой ролью СССР как равноправного участника глобальной «большой игры», что угрожало их лидерству в мире. Известный американский дипломат и журналист Лесли Гелб, долгие годы возглавлявший Совет по внешним сношениям в Нью-Йорке, говорил об этом российским коллегам: «Мы не дадим Советскому Союзу играть в нашей сверхдержавной песочнице. Мы не станем признавать за ними это право. Мы не скажем: “Можете прийти и поиграть в нашей песочнице”»[7]. Вместо того чтобы признать в Советском Союзе равного партнёра, США (при позднем Джимми Картере и Рональде Рейгане) встали на путь нового рывка к военно-силовому превосходству и демонстративного отказа в легитимности советской системе, которая была во всеуслышание объявлена «империей зла» и приглашена «на свалку истории».

Третий этап начался с перестройки и продолжался до середины 1990-х годов. Начало ему положила смена прежней советской идеологической парадигмы на «новое мышление»: примат «общечеловеческих ценностей» над классовыми, единого взаимозависимого мира и «общей безопасности» – над межгосударственной враждой и гонкой вооружений, поиск «баланса интересов» и согласия вместо традиционной политики «баланса сил», «общая ответственность» социализма и капитализма за безопасность и развитие человечества.

Всё это фактически означало отказ от советского видения мира как арены борьбы двух враждебных систем по правилам «игры с нулевой суммой».

На рубеже 1990-х гг. углубление кризиса советской системы и распад СССР подорвали ресурсную базу противовеса мировому капитализму, поставив российское руководство перед необходимостью смены вектора всей внешней политики. Начался новый и гораздо более радикальный, чем прежде, разворот в сторону Запада – от копирования его социально-экономической модели до следования в кильватере его внешней политики, когда тогдашний глава МИДа Андрей Козырев (С 11.04.2025 внесён Минюстом РФ в реестр иноагентов.) считал, что само сохранение Россией статуса великой державы возможно только через партнёрство с США[8].

Таким образом, если и была когда-нибудь возможность перенаправить траекторию российского развития в западном направлении, то в те несколько лет на рубеже 1990-х годов. Но это потребовало бы от Соединённых Штатов новой большой стратегии подключения к российским реформам и создания обновлённой структуры безопасности с равноправным участием России. Необходимость такого подхода умозрительно понималась администрацией Билла Клинтона с её лозунгом 1993 г. – «Стратегический союз с российскими реформами». Но это был трудный путь, требовавший долгосрочного стратегического планирования, целеустремлённого политического лидерства и преодоления внутренних к тому препятствий как в Вашингтоне, так и в других столицах Запада. Поэтому на деле западная помощь оказалась мизерной и часто контрпродуктивной; «шокотерапия» по рецептам МВФ привела к дискредитации идей рынка и демократии в российском обществе. В итоге «не сумев помочь “мягкой посадке” российской экономики, Запад подорвал усилия российских демократов построить либеральную демократию на обломках советской империи», – заключает бывший посол США в Москве Джек Мэтлок[9].

Не оправдались и российские надежды на великодушие Соединённых Штатов и Запада во внешней политике, на безболезненное вхождение России в западное сообщество на плечах американцев. Инерция мышления холодной войны, соблазн закрепить плоды победы в ней, расширив сферу своего влияния, и подстраховаться на случай возрождения «российской угрозы» оказались сильнее учёта законных интересов безопасности самой России.

Старые западные комплексы – опасения сильной России, представление о её культурно-цивилизационной «инородности» благополучно пережили окончание идеологического размежевания между капитализмом и коммунизмом.

Экспансия НАТО и ЕС на Восток, подстёгиваемая ощущением безнаказанности, привела к изоляции России от европейской системы безопасности, а последняя попытка добиться «полюбовного разграничения сфер безопасности в Европе» в виде предложения президента Дмитрия Медведева 2009 г. была вежливо отвергнута. «Атлантические державы не стремились к сознательному унижению и маргинализации России, – пишет в своей недавней книге “Потерянный мир: как Запад не смог предотвратить вторую холодную войну” британский политолог Ричард Саква, – но в новом порядке для неё не было места»[10]. Сказалось и традиционное высокомерие англосаксов, уверовавших, что ослабленная Россия не сможет бросить вызов Западу и у неё просто нет иного выбора, кроме как смириться со своей второстепенной ролью. В этом они просчитались, как пишет кембриджский профессор Джонатан Хаслэм в книге с говорящим названием «Спесь»[11].

Очередное «ощетинивание»

Основным и самым опасным плацдармом нового соперничества стало окружающее Россию постсоветское пространство. «В середине 1990-х гг., – пишет британский историк Анатоль Ливен, – американский внешнеполитический и военный истеблишмент превратил свёртывание российского влияния на бывшей советской территории в стратегический приоритет Америки. Эта задача была поставлена, несмотря на то что данные регионы никогда прежде не представляли для США стратегического интереса». Причина в том, что «…для многих членов этого истеблишмента падение коммунизма не изменило их враждебности к России как государству; эта ситуация может измениться лишь при условии, если Россия станет полностью послушной американским желаниям не только во внешнем мире, но и в своём ближайшем окружении. Но никакое российское государство не может этого принять»[12].

Действительно, роль «ведомого» партнёра Соединённых Штатов не прижилась на уровне российской политической элиты, поскольку шла вразрез с российской великодержавной традицией равноправных союзов или доминирования в них России[13]. Не привилась она и в массовом российском сознании, основные константы которого изменить оказалось гораздо труднее, чем экономическое и политическое устройство[14]. Тем более что на сей раз, в отличие от начала холодной войны, речь шла уже не о ЦВЕ, а о соперничестве с Западом на ближних подступах к самому сердцу России – Прибалтике, Украине и Закавказье. Укрепление экономической базы и военного потенциала страны в сочетании с централизацией исполнительной власти привело, по Андрею Цыганкову, к «самой опасной комбинации – растущего ощущения унижения со стороны западных держав и возросших материальных ресурсов России»[15].

В итоге, как и в годы первой холодной войны, Россия «ощетинилась» и пожертвовала отношениями с Западом ради обеспечения безопасности своих границ.

Мало того, она вновь начала создавать свой международный «клуб» из противников западной гегемонии.

Этот разворот России поставил Запад перед новым изданием извечного «русского вопроса», который его мыслители от маркиза де Кюстина до Фридриха Энгельса видели в сочетании огромных людских и природных ресурсов страны с централизованным авторитарным режимом, преследующим чуждые Западу цели и способным использовать эти ресурсы против него без оглядки на своё общество[16]. Россия неисправима в своей авторитарно-великодержавной традиции, считают западные элиты, легко забывая при этом о собственной неисправимости, которая внесла немалый вклад в очередное «ощетинивание» России.

В заключение – небольшая поправка к тезису Сергея Радченко о проблеме легитимности как специфической «русской аномалии». В своей похвальной рецензии на его книгу патриарх американской историографии холодной войны профессор Джон Льюис Гэддис призывает использовать её как зеркало, в которое полезно смотреться и самим американцам, пусть даже с «огорчительными для себя результатами». Было бы заманчиво, пишет он, сделать из книги вывод о том, что «демократиям легче сохранять легитимность, чем авторитарным режимам», но «разве сами американцы вот уже на протяжении названного в их честь столетия не пытаются, как и Советский Союз, распространять свою идеологию? И сколько получателей их указаний теперь относятся к ним с уважением? И, наконец, способен ли политический процесс в США надёжно осуществлять умелое и гибкое лидерство?»[17] В самом деле, сомнения в легитимности статуса Америки как глобального лидера растут не только в окружающем мире, но и в самих США, где их претензии на управление миром сталкиваются с сопротивлением большой части общества. Так что новая книга Сергея Радченко – не только об СССР и России.

Автор: Владимир Печатнов, доктор исторических наук, профессор кафедры истории и политики стран Европы и Америки МГИМО, заслуженный деятель науки России

Сноски

[1] Radchenko S. To Run the World. The Kremlin’s Cold War Bid for Global Power. Cambridge: Cambridge University Press. 2024. 768 p.

[2] Zubok V., Pleshakov C. Inside the Kremlin’s Cold War: From Stalin to Krushchev. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1996. 382 p.

[3] Tsygankov A.P. Russia and the West from Alexander to Putin: Honor in International Relations. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. 330 p.

[4] Mintz A., DeRouen K., Jr. Understanding Foreign Policy Decision Making. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. P. 15–37.

[5] Печатнов В.О. Дипломатическая миссия А. Кларк-Керра в Москве (1942–1946 гг.) // Новая и новейшая история. 2017. No. 4. С. 169–192.

[6] Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. О. 6. П. 14. Д. 143. Л. 84.

[7] Global Competiton and the Deterioration of U.S. – Soviet Relations, 1977–1980. Transcript of the Proceedings of a Conference of Russian and U.S. Policymakers and Scholars Held at Harbor Beach Resort, Fort Lauderdale, Florida, 23–26 March 1995 // National Security Archive. 26.03.1995. P. 14. URL: https://nsarchive.gwu.edu/document/19764-national-security-archive-doc-4-global (дата обращения: 01.11.2024).

[8] Адамишин А.Л. В разные годы: внешнеполитические очерки. М.: Весь мир, 2016. С. 296.

[9] Matlock J.F., Jr. Superpower Illusions. How Myths and False Ideologies Led America Astray – and How to Return to Reality. New Haven and London: Yale University Press, 2010. P. 112.

[10] Sakwa R. The Lost Peace. How the West Failed to Prevent A Second Cold War. New Haven and London: Yale University Press, 2023. P.327.

[11] Haslam J. Hubris. The Origins of Russia’s War Against Ukraine. L.: Head of Zeus. 2024. 368 p.

[12] Lieven A. America Right or Wrong: An Anatomy of American Nationalism. Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 162.

[13] Богатуров А.Д. Истоки американского поведения // Россия в глобальной политике. 2004. Т. 2. No. 6. С. 91.

[14] Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: Прогресс, 2009. С. 62–65.

[15] Tsygankov A.P. Op. cit. P. 56.

[16] Печатнов В.О. О некоторых константах взаимного восприятия России/СССР и США. В кн.: В.В. Согрин (Ред.), Американский ежегодник 2020. М.: Весь Мир, 2020. С. 14.

[17] Gaddis J. Why Would Anyone Want to Run the World? The Warnings in Cold War History // Foreign Affairs. 2024. Vol. 103. No. 4. P. 161.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783124 Владимир Печатнов

Где и когда началась «большая игра»?

Белые пятна в хрестоматийной теме

Владимир Дегоев

Доктор исторических наук, профессор кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО МИД России.

Для цитирования:

Дегоев В.В. Где и когда началась «большая игра»? // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 152–169.

Долгое время этот вопрос не вызывал разночтений. Считалось, что речь следует вести о русско-британском межимперском соперничестве в Средней Азии во второй половине XIX – начале XX века. Однако его истоки оставались за кадром, что странно, учитывая их доступность невооружённому взгляду историка.

Разумеется, «большая игра» – не научный термин, а метафора, в коем качестве она сегодня очень удобна для тиражирования в СМИ и для искусственной актуализации ряда проблем, которые предпочтительнее рассматривать в рамках исторического дискурса.

Искать и находить исторические параллели в предлагаемом тексте – дело вкуса. Нарочито выстраивать их автор не намерен, как, впрочем, и не собирается мешать тем, кто поставит перед собой такую задачу. Свою же мы видим, прежде всего, в концептуализации понятия «большая игра» в русле изучения её как конкретно-исторического явления, имевшего более широкие хронологические и географические границы и более широкий круг участников, чем принято считать.

Запоздалое прозрение Лондона

После присоединения Крыма и установления протектората России над Грузией в 1783 г. в Европе заговорили, что это лишь первый шаг в русском натиске на Восток. На очереди Стамбул, расчленение Османской империи, Кавказ, а дальше – Персия, Индия и даже Египет. Верить в экспансионистские замыслы России помогал лелеемый Екатериной «греческий проект», названный Ростиславом Фадеевым «бессмысленным призраком», «плодом археологических мечтаний учёной греческой партии»[1].

Больше всех усердствовала Англия. Первые тревожные мысли закрались в сознание её политиков в середине 1770-х гг., когда они ещё поддерживали Россию. Британский посол в Петербурге Чарльз Уитворт если не с явной опаской, то точно без удовольствия констатировал: «Последняя война России с Портой ясно показала, как мало остальная Европа знала силы и ресурсы этого государства»[2]. Подозрительность возросла после того, как провалилась британская политика «приручения» Петербурга в качестве ведомого союзника в континентальных делах и поставщика наёмных войск для дел заокеанских.

В планах Лондона по поддержанию европейского баланса сил Россия должна была сыграть роль гири, перемещаемой с одной чаши весов на другую в зависимости от британских интересов. А с началом Американской революции англичане рассчитывали использовать русские войска для подавления колонистов и даже предлагали Екатерине полноценный военный союз. На эти упования императрица ответила Декларацией о вооружённом нейтралитете (1780 г.).

О степени удивления, огорчения и недовольства Лондона можно судить по одному из писем британского посла в Петербурге Джеймса Гарриса. «Опыт, – сетовал он, – однако, скоро доказал Англии, на каком песчаном основании воздвигались эти надежды. Обращений наших за помощью сначала избегали, потом их отклоняли и, наконец, стали отвергать без всяких церемоний. Наши предложения насчёт союза для приобретений этих пособий, ценой соответствующих вознаграждений, обыкновенно подвергались той же участи, и мы неизменно встречали равнодушие, холодность и даже нечто ещё худшее там, где не без оснований рассчитывали найти если не открытые, то по крайней мере невидимые дружбу и поддержку».

Возможно, горечь англичан была бы не столь острой, дай они себе труд трезво задуматься, ради чего русские должны таскать для них каштаны из огня почти за десять тысяч вёрст от дома.

Лондон надолго затаил недобрую память о «вооружённом нейтралитете» – своеобразном водоразделе в отношениях двух стран. Но дело не только в злопамятстве. На востоке Европы ясно проступили очертания гигантской империи, приросшей всего за несколько десятков лет территориями, многократно превышавшими размеры самых крупных европейских государств. Куда бы она ни расширялась дальше, это представляло геополитическую и экономическую опасность для Великобритании, а также «наглый» вызов её имперскому статусу. Под вопросом могли оказаться притязания последней на роль «держательницы» европейского баланса, поскольку внутри него теперь появилась такая величина, которую будет непросто подчинить своим видам и которая, возможно, захочет построить континентальное равновесие на свой собственный манер, или разрушить его вообще.

А если Россия возьмёт Черноморские проливы и Стамбул, она получит рычаг либо для полного развала Османской империи, либо для тотального контроля над ней, открывающего перспективу продвижения в сторону Персии и, чего доброго, в Индию. Кроме того, она поставит под контроль выход в Средиземное море, а с ним все южные торговые пути, чем нанесёт убийственный удар по британским экономическим интересам.

Однако Лондон понимал, что открытая конфронтация с русскими грозит лишить его возможности вовлекать их в политику поддержания в Европе такого «равновесия сил», которое выгодно англичанам. Тот же Гаррис предлагал применить к России вполне иезуитскую стратегию: сделать вид, будто Англия всецело разделяет «романтическую идею» изгнания турок из Европы и воссоздания греческой империи. По его мнению, в «искреннем» сочувствии этой несбыточной мечте не следует бояться зайти слишком далеко, поскольку России придётся впустую растрачивать ресурсы на недостижимое, но при этом ещё и испытывать благодарность к «единомышленникам», из чего англичане смогут извлечь большую пользу.

Реальное поведение Лондона показало, что идея Гарриса не была принята: привлекая своей изощрённостью, она пугала таившимся в ней риском сыграть на руку Екатерине II, которая ведь тоже могла притвориться поверившей в чистосердечие англичан и начать действовать на турецком направлении гораздо решительнее. Более того, присоединение Крыма и протекторат над Восточной Грузией именно на это и указывали, вольно или невольно создавая впечатление, что императрица приступила к реализации «несбыточного» (с точки зрения Гарриса и, возможно, других) «греческого проекта».

Обуздать Россию, пока не поздно

Середина 1780-х гг. – переломный момент в британском восприятии России. Теперь она становится в глазах англичан всё более опасным их соперником на Востоке вообще и в Турции в частности. Тема русской угрозы получает широкое хождение в Лондоне, как будто она уже материализовалась и для противодействия ей нужны срочные меры. Причём алармистские настроения, обильно сдобренные русофобией, были уделом отнюдь не только каких-то заполошных публицистов, но и ответственных политиков. Премьер-министр Уильям Питт-младший с парламентской трибуны и в кабинетных совещаниях стращал неизбывным «завоевательным духом» «варварской» России и призывал остановить её, пока не слишком поздно. В 1791 г. он перейдёт от призывов к решительным действиям, едва не приведшим к англо-русской войне. Тут не обошлось без влияния уже упомянутого британского посла в Петербурге Чарльза Уитворта.

Активность России на Кавказе и в Персии вызвала нервную реакцию британского посланника в Стамбуле Роберта Эйнсли, любимца Абдул-Хамида I. Он внушил султану, что русские хотят объединиться с персами для войны с Турцией[3]. Интриги посла, направленные против русских дипломатов в Стамбуле, носили настолько неприличный характер, что вызывали раздражение даже у тех представителей дипломатического корпуса, которые не питали большой любви к России. Не являлись секретом адресованные Порте советы Эйнсли о необходимости подготовить турецкие черноморские крепости к сражениям против России[4]. Как и ходатайства посла перед лондонским кабинетом предоставить в его распоряжение военные корабли Англии, базировавшиеся в Средиземном море[5].

Добавим прямое участие английских морских офицеров в модернизации и повышение боеспособности турецкого флота.

Екатерина поручила своему послу в Лондоне графу Семёну Воронцову сообщить британскому правительству, что крайне удивлена враждебными действиями Эйнсли, идущими вразрез с официальными заявлениями кабинета о желании дружить с Россией. Когда правительство «решительно» открестилось от дипломата, императрица спросила, не стоит ли отозвать такого «ослушника», «на которого вся Европа говорит, что он огонь раскладывал»[6]. Но посол благополучно остался на своём посту.

Не только этот красноречивый факт раскрывал отношение Лондона к России. Весной 1788 г. последовал официальный запрет на предоставление русскому флоту логистической помощи, что лишило его возможности вести боевые действия в Средиземном море. Зато в Турцию английские военные поставки (корабли, пушки, порох и т.п.) шли регулярно. На протесты России Уильям Питт ответил, что ему об этом «ничего не известно»[7].

Французский проект «европейской безопасности»

В то время как Англия провоцировала войну прямо и открыто, роль Франции была опосредована общей международной ситуацией в Европе и мире. Несмотря на всю её запутанность, англо-французское соперничество оставалось главной доминантой. Париж искал союзников на континенте, чтобы преодолеть последствия (в том числе ущерб для престижа) поражения в Семилетней войне (1756–1763 гг.), а Лондон – чтобы закрепить результаты победы. Хотя Американская революция (1775–1783 гг.) в каком-то смысле явилась французским реваншем, напряжение между западными державами не ослабло, а лишь усилилось.

Компенсировать фиаско в Новом свете англичане стремились за счёт расширения экспансии в колониальном мире, а в Европе – путём укрепления доказавшей свою эффективность связки с Пруссией, вступления в Лигу немецких князей (1785 г.) и создания англо-прусско-голландского союза (1788 г.).

Испуганная Франция попыталась выстроить противовес. Обойтись без такого игрока, как Россия, было невозможно. Французы решили начать, заключив с русскими торговый договор (январь 1787 г.), тем более что за год до этого Петербург отказал англичанам, к их великому негодованию, в продлении коммерческих преференций, которыми те пользовались в России с 1766 года. Затем Версальский двор предложил Екатерине установить «теснейшие связи»[8], после чего должно было последовать слияние русско-австрийского и франко-испанского союзов в Четверной альянс.

Узнав об этом, британский статс-секретарь лорд Кармартен отправил в Петербург угрожающее послание. Екатерина не торопилась реагировать ни на эти запугивания, ни на французское предложение.

Она хотела взвесить на весах российских интересов – какие реальные выгоды сулит Париж и насколько сильна опасность, исходившая от Англии. В зависимости от этого императрица собиралась дать ответы.

Задуматься было над чем. В частности, повисал в воздухе вопрос, во что обойдётся России антибританская архитектура «европейской безопасности», и кто от этого больше выиграет? Как поверить в то, что Франция возьмёт да в одночасье откажется от исторической доктрины и практики «восточного барьера»? Какое «целомудренное» объяснение найти усердию французов в военно-географическом изучении берегов Чёрного моря, в строительстве османских крепостей в Очакове и Анапе, в «туристических» путешествиях по Крыму и по Кавказской линии? А что забыли французские офицеры в турецкой армии, готовящейся воевать против России?[9] Эти вопросы не прибавляли доверия к Франции, без которого идти на столь ответственный шаг, как союзный договор, было по меньшей мере опрометчиво.

А тут ещё недавняя история (1784–1785 гг.) с французским дипломатом Феррьером Совбефом, приехавшим в Персию подстрекать её к войне против России. Этот сюжет довольно запутан. На энергичный протест Петербурга Париж ответил дезавуированием Совбефа, заявив, что эмиссар самовольно вышел за рамки предписанной ему роли «простого наблюдателя». Отсюда родилась историографическая версия об «авантюристе», поставившем под угрозу перспективу русско-французского сближения. Безоговорочно принять её мешает сомнение в том, что Версальский двор с его богатейшими дипломатическими традициями и высочайшим профессионализмом воспитанных в них людей мог послать в столь чувствительную для России страну, как Персия, «авантюриста», да ещё и именно тогда, когда дело шло к союзу между Парижем и Петербургом. Скорее всего, когда Совбеф отправлялся на Восток, он имел на руках вполне определённые, антирусские инструкции. Но, видимо, когда он их уже выполнил, ситуация стремительно изменилась, потому пришлось принести его в жертву «большой политике» как злостного нарушителя официальных предписаний[10].

Укрепление англо-прусского альянса заставило Екатерину II закрыть глаза на двусмысленное поведение государства, наиболее пригодного для включения в австро-русский союз и выравнивания европейского баланса сил. Императрице пришлось пересилить себя и принять идею объединения с Францией, подозрительность к политике которой была столь же сильна, как и любовь к её культуре. Между тем Версаль взялся готовить проект союзного договора, предусматривавший взаимную помощь во всех случаях, кроме войн России с Турцией и Швецией, а также Франции с Англией, за исключением ситуации, если Англия первой нападёт на одну из договаривающихся сторон. Это был недвусмысленный сигнал о том, что от доктрины «восточного барьера» Париж не отказывается.

В конце концов, дальше договора о торговле, который Екатерина подписывала с тяжёлым сердцем, русско-французское сближение не пошло.

В правящих кругах Петербурга настороженность в отношении исторически беспрецедентного союза с державой, постоянно пакостившей России, была очень сильна. Кроме того, Париж, тоже несвободный от сомнений, не спешил с официальным оформлением документа. А вскоре ему стало не до внешней политики. Французская революция похоронила идею как двустороннего, так и Четверного союза.

Все эти события не привели Турцию к заключению, что её историческая связь с Францией разорвана и она брошена на произвол судьбы. Париж, чтивший наследие Ришелье, предпочитал при любых обстоятельствах сохранять за собой свободу действий в вопросе о европейском равновесии и в своей традиционной политике в отношении Османской империи, стараясь не смешивать эти две проблемы, чего в данном случае было вполне достаточно, чтобы придать Порте ещё больше решимости бросить вызов России.

Что касается позиции Пруссии, то она (хотя и по другой причине) тоже была проосманской и сыграла роль в развязывании конфликта. Прусские дипломаты не переставали напоминать султану о существовании русско-австрийского союза, опираясь на который Петербург будет только усиливать давление на Порту. Берлинский двор как бы исподволь, в том числе через прессу, предлагал туркам поразмыслить, чего это ради Екатерина совершила пышное путешествие в Крым летом 1787 года. Не осматривала ли она новые владения на предмет их дальнейшего расширения за счёт Османской империи?

Программные положения британской политики на Востоке: авторы и исполнители

В такой морально-психологической атмосфере Европы Турция решилась на войну, полагая, что упреждает Россию. Возможно, это произошло бы и без поощрения Англии и Пруссии, но их позиция, несомненно, придала Порте больше уверенности. Турки видели, что между Лондоном и Берлином идёт сближение, направленное против антиосманского русско-австрийского союза. В 1788 г. этот процесс завершился созданием англо-прусского контр-альянса, к которому вскоре примкнула Голландия. Эйнсли уговаривал Порту ни в коем случае не соглашаться на мирные переговоры, уверяя, что Англия собрала против России мощную общеевропейскую коалицию, которая лишь ждёт сигнала, чтобы обрушиться на неё[11].

Тройственный союз во главе с Уильямом Питтом всячески показывал решимость серьёзно навредить России, разжигая две параллельные войны (русско-турецкую и русско-шведскую), где она должна была либо потерпеть поражение, либо как минимум завязнуть в них без перспективы победы, в том числе дипломатической. Некоторые успехи на этом поприще были достигнуты весной 1789 г., когда английскому и прусскому посланникам в Стамбуле (Эйнсли и Генриху фон Дицу) удалось сорвать начатые Россией и Австрией мирные переговоры с турками при посредничестве французского посланника Шуазель-Гуффье. Такой саботаж проводился в рамках идеи о созыве международного конгресса для принуждения России к отказу от территориальных приобретений[12].

Уже состоявшиеся военные победы России и те, которые, скорее всего, не заставят себя ждать, становились кошмаром для Англии не столько сами по себе, сколько как прелюдия к громадным территориальным потерям Турции. Лондон призывал Порту ни в коем случае не соглашаться на русские условия, подбадривая сообщениями об отправке британского флота в Балтийское море для нанесения удара по Петербургу. Английский посол в России Чарльз Уитворт, угрожая применением морской силы, потребовал от русского правительства отказаться от территориальных претензий к Турции. Екатерина II, ясно давая понять, что говорить в таком тоне с великой державой недопустимо, ответила послу с язвительностью, на которую он сам напросился: «Я знаю, что ваш кабинет определил меня изгнать из Европы. Надеюсь, что, по крайней мере, он позволит мне удалиться в Царьград»[13].

Императрица наступила на больную мозоль не только англичан, но и всей Европы, издевательски намекнув, что «греческий проект» не снят с русской имперской повестки.

То, что вдохновляло Порту, естественно, озадачивало Екатерину II и заставляло её постоянно оглядываться на север, воюя на юге, и помнить о юге, воюя на севере. С каждым годом тревога императрицы росла, а с ней убывала решимость предъявить Турции требования, реально соответствовавшие масштабу её поражений. Это настроение передавалось русским дипломатам, которым пришлось действовать, исходя не из победных для России результатов войны, а из высочайшего повеления закончить её как можно скорее.

Екатериной руководил страх оказаться в дипломатической изоляции, который особенно усилился после того, как на конференции в Рейхенбахе в середине лета 1790 г. Лондону удалось с помощью Тройственного союза заставить Австрию заключить с Турцией перемирие (вскоре превратившееся в Систовский мир) на условиях статус-кво и не оказывать Петербургу военной помощи ни в каком виде. Питт одержал крупную морально-политическую победу, убив сразу нескольких зайцев: позволил туркам сосредоточиться на войне с Россией, предотвратил новый австро-прусский конфликт, создал в Европе расстановку сил, представлявшую опасность для Екатерины II и ставящую под сомнение реализацию её внешнеполитических планов в полном объёме. В марте 1790 г. в систему антирусской политики официально включена Польша, оформившая с Пруссией соответствующий договор.

Это было очень похоже на начальную фазу осуществления выдвинутого в мае 1789 г. английским посланником в Берлине Джозефом Юартом (Эвартом) грандиозного, в каком-то смысле футуристического, провидческого плана строительства под руководством Лондона европейского военно-политического блока, состоящего из Англии, Пруссии, Лиги немецких князей, Голландии, Польши, Дании, Швеции, Турции. Будучи ярым противником того, что позже будет названо «блестящей изоляцией», Юарт считал необходимым перейти от доктрины поддержания «равновесия сил» к установлению британской гегемонии в Европе и на Востоке путём нейтрализации главного конкурента – России.

Для этого нужно охватить её полукольцом враждебных государств от Балтики до Средиземного моря, в чём и состояло главное назначение новой европейской геополитической конструкции – «федерации», в его терминологии.

Идею горячо поддержали британский госсекретарь Фрэнсис Кармартен и его представители в Варшаве, Копенгагене и Стокгольме (Гейлс, Эллиот, Листон), подчеркнувшие тройное назначение этого «полумесяца» – закрыть «московскому великану» путь на Запад, нанести удар по французской торговле в Леванте, обеспечить для Англии надёжные коммуникации с Индией. Ближайшую задачу Лондона Юарт видел в принуждении России к миру на основе довоенного статус-кво. Иначе утрата Турцией её территорий в Северо-Западном Причерноморье обернётся сильным ударом по престижу Англии[14].

Все эти мысли были созвучны тому, о чём уже несколько лет подряд твердил Чарльз Уитворт. В мае 1790 г. градус его ненависти к России поднялся до призывов сжечь русские верфи в Архангельске и потопить русский флот в Севастополе, чтобы раз и навсегда проучить «этот высокомерный двор»[15].

Не эти взгляды сами по себе представляли опасность для Петербурга, а реальные возможности претворения их в жизнь. Соответствующие полномочия имелись у человека, попавшего под неотразимое влияние русофобского мировоззрения Юарта. Мы говорим о премьер-министре Уильяме Питте-младшем. Осенью 1790 г. он получил от своего «обольстителя» доклад под названием «Соображения о необходимости присоединения Польши, Турции и малых балтийских государств к оборонительной системе союзников (Тройственному союзу. – В.Д.)». Главный вывод этого документа состоял в утверждении, что на карту поставлено – ни много ни мало – будущее всей британской внешней политики[16].

Военная тревога 1791 ГОДА как предзнаменование

Над Россией навис призрак столкновения с европейской коалицией, что вынудило её перебросить силы с турецкого фронта на западную границу. Правда, это не мешало русским войскам наносить врагу поражение за поражением. Триумфы Александра Суворова, Петра Румянцева, Григория Потёмкина вызвали необычайную нервозность в европейских столицах, нашедшую отражение в дипломатической переписке, прессе и политической литературе, где высказывались предостережения относительно грядущих захватов Стамбула, Балкан, Кавказа, Персии и чуть ли не всего Востока. После того, как князь Потёмкин взял Очаков, открывавший ещё один выход в Чёрное море, Уильям Питт-младший, видимо, живо представив себе высадку русского десанта в Стамбуле, низложение султана и крах Османской империи, решил, что пора действовать. Британский флот был лихорадочно приведён в повышенную боевую готовность. Питт заявил в парламенте «о необходимости положить предел неумеренному властолюбию России и спасти Турцию от гибели»[17].

Лондон оказался на волоске от объявления войны России. Парламентская оппозиция во главе с велеречивым Чарльзом Фоксом призывала отказаться от безумного решения воевать с могущественной империей ради какого-то Очакова, о котором англичане слыхом не слыхивали[18]. Фокс обрушился на правительство, обвинив его в том, что сначала оно, на пару с Пруссией, подбило Порту на войну с Россией, а теперь, когда Россия победила, требует от неё отказа от законного трофея в виде Очакова. Демонстрируя превосходные познания в географии, оратор объяснил, что приобретение этой крепости было жизненно необходимо для русских, поскольку она запирала выход из Днепра в Чёрное море. Каким образом, риторически вопрошал он, потеря турками Очакова и других территорий может угрожать «спокойствию и выгодам» Англии? Требовать от Екатерины отказа от «вознаграждения за потраченные деньги и за кровь, пролитую в войне, которую её заставили вести», значит, проявлять «невыносимую наглость», заключил Фокс[19]. Он апеллировал не только к парламентариям, но и к общественному мнению трудового люда английских промышленных городов, благополучие которых во многом зависело от торговли с Россией. Эту же публику в качестве объекта приложения «мягкой силы» имел в виду русский посол в Англии Семён Воронцов, когда через прессу обратился к англичанам с разъяснениями относительно пагубных последствий войны с Россией и разослал пространные прокламации, поднявшие волну народных пацифистских митингов. Всё это заставило Питта дать отбой.

Возможно, особое значение «очаковского дела» нагляднее всего проявилось в исключительно символичном факте. Екатерина поручила Воронцову заказать мраморный бюст Чарльза Фокса, который она собиралась поставить в своих покоях рядом с великими античными риторами Демосфеном и Цицероном в знак признания его ораторского искусства, спасшего две страны от «войны несправедливой и беспричинной». Осознавая, что мир сохранён благодаря не только красноречию Фокса, но и «неутомимым трудам и ревностным подвигам» Воронцова, императрица пожаловала ему Владимирскую ленту и 6 тысяч столовых денег ежегодно[20]. Семён Воронцов, безусловно, заслужил награду. Справедливости ради, нужно сказать, что старался он не только по служебной необходимости, но ещё и по причине своего англоманства. Отчасти оно обусловило его прохладное отношение к политике Петербурга на Востоке, поскольку последняя грозила русско-английским столкновением. По его мнению, России не нужны были ни Чёрное море, ни Крым, ни Грузия[21]. По иронии судьбы, сын посла Михаил Воронцов в будущем станет русским наместником в Грузии, полюбит её всей душой и никогда не задастся вопросом – зачем она России.

Победе здравомыслия во многом помогла Французская революция. Её непредсказуемый ход вселял гораздо больше страха, чем захват Потёмкиным днепровского устья.

Очаковское дело, хотя и благополучно разрешившееся, возвестило о вступлении России и Англии в длительную эпоху острого межимперского соперничества на всём евразийском пространстве, позже получившего название «большая игра».

В 1791 г. военная тревога была устранена, а программная установка, сформулированная Уитвортом, осталась: «Если мы не можем рассматривать русских как друзей, то в наших интересах довести их как наших врагов до возможно большей слабости… Россия должна быть отодвинута на соответствующее ей место»[22]. В развитие этой и без того понятной мысли посол доказывал, что «непосредственный интерес» Англии требует «остановить успехи сего государства» на юге, в том числе через сокрушение черноморской торговли России и посредством войны чужими руками[23].

Востребованное наследство XVIII века

«Большая игра» началась с программных положений британской внешней политики, постепенно воплощаясь в конкретные способы их реализации, приведшие к первой военной тревоге 1791 года. Почти паническая реакция на неё Екатерины II, как и многие другие факты, говорили, что дело могло закончиться войной. После очаковского кризиса Лондон перешёл от политики ситуативного реагирования на события, связанные с русско-турецкими отношениями в контексте восточного вопроса, к долгосрочной стратегии безусловного сохранения целостности Османской империи, стратегии, направленной против главной, с точки зрения англичан, посягательницы на эту целостность – России. Кавказу предстояло занять в британских внешнеполитических планах место, соответствовавшее его растущей геостратегической роли как срединной части черноморско-каспийского пространства.

С начала XIX века поле «большой игры» расширяется на Восток и захватывает Кавказ. Англичане прямо или опосредованно участвовали в двух русско-персидских (1804–1813, 1826–1828 гг.) и в двух русско-турецких (1806–1812, 1828–1829 гг.) войнах под предлогом защиты «кавказских ворот в Индию» от русской агрессии. Активным игроком на этом поле становится Франция с собственными интересами в Турции и Персии, которые она была намерена решительно отстаивать и против России, и против Англии[24]. Вторая треть XIX века – кульминация русско-английских противоречий на Кавказе, вызвавших вторую, после Очакова, военную тревогу (1837 г.), она тоже едва не привела к войне, которая могла бы пойти по сценарию, похожему на «крымский». Британские агенты на Северо-Западном Кавказе были организаторами и непосредственными участниками боевых действий против русской армии. Они стремились претворить в жизнь идею создания «черкесского государства», которому отводилась роль вассала Англии и защитного барьера на пути России в Персию и Индию, хотя на словах провозглашалась гуманистическая задача приобщения горцев к европейской цивилизации и превращения их в самостоятельный субъект международной политики[25].

Высокое напряжение в отношениях между Российской и Британской империями на Востоке, по логике, должно было разрядиться в каком-то крупном событии. И им стала Крымская война, имевшая одной из целей – вытеснение русских с Кавказа, ради чего англичане, французы и турки превратили его в полномасштабный театр войсковых операций, сопровождавшихся изощрённой пропагандистской работой среди местного населения.

Внешние силы сделали немало, чтобы Кавказская война, шедшая параллельно с Крымской, затянулась на несколько десятилетий, имея реальные шансы закончиться раньше.

Действия англичан на Кавказе в 1854–1855 гг., помимо всего прочего, явились прологом к расширению ареала «большой игры» дальше на Восток, в Среднюю Азию, которая с лёгкой руки, точнее пера, крёстного отца этой метафоры, британского разведчика и писателя Артура Конолли, почему-то считается классической и чуть ли не единственной зоной межимперского соперничества. Между тем острота этого соперничества на Кавказе в 1830-е – 1850-е гг. не идёт ни в какое сравнение с событиями того же периода в Хиве, Бухаре и Коканде, теми, которые Конолли назвал «большой игрой», скорее предчувствуя её, чем констатируя, явно опережая время. В свои права «большая игра» как среднеазиатский феномен вступит намного позже. Применительно к 30-м гг. XIX века этот литературный образ выглядит как гипербола. Но если всё же пользоваться им, следует помнить, что британские действующие лица первого акта пока ещё не такой уж «большой» игры, дипломаты и разведчики Артур Конолли, Чарльз Стоддарт и Александр Бёрнс, проиграли его вчистую. Тому подтверждение – трагический финал их жизни, который, кстати говоря, с риском для жизни собственной пытались предотвратить эти «проклятые русские».

Не будем останавливаться на хорошо известных фактах второй половины XIX – начала XX века, когда русско-британские отношения в Средней Азии несколько раз приближались к грани столкновения. Скажем лишь, что Кавказ во время восточного кризиса 1870-х гг. вновь напомнил, что он не исчез из геополитического контекста «большой игры». Тогда, как известно, Лондон готов был бросить Петербургу перчатку, как в 1791, 1837, 1854 гг., и повторить Крымскую войну с непременным включением в неё кавказского театра, но по ряду причин не получилось[26].

В итоге

«Большая игра» в её хрестоматийном понимании закончилась в 1907 г. и больше никогда и нигде не повторялась в прежнем виде и с прежней интенсивностью. Это словосочетание можно употреблять как метафору, но не как научный термин. Проецировать его на современные международные отношения вообще и российско-западные в частности совершенно некорректно. Тем более некорректно строить на нём прямые параллели с сегодняшним днём и прогностические умозаключения.

Нынешняя ситуация на Западе и Востоке принципиально иная. Прежний имперский ресурс Великобритании давно исчерпан. Та роль, которую она «по старой памяти» пытается играть сегодня, ничем не подкреплена, кроме функции младшего партнёра США. Представить такое в XXI веке просто невозможно. Прежние объекты международной политики стали субъектами (пусть и неполноценными), и это кардинально меняет всю картину. Методологический посыл о «повторяемости истории» применительно к «большой игре» работает слабо или вовсе не работает. Ярые приверженцы актуализации этой метафоры, вплоть до превращения её чуть ли не в научную категорию, иногда пытаются обосновать свою «методологическую» позицию, добавляя эпитет «новая», но это мало что меняет, хотя вполне подходит для бесчисленных спекуляций в средствах массовой информации.

В последнее время предлагается ещё один способ осовременить «большую игру» и придать ей научность – структурировать её в виде широко используемого для других исторических феноменов концепта «ядро – периферия». Но является ли такой приём решением проблемы, если ядро «большой игры» постоянно блуждало и менялось местами с «периферией»? Первоначально оно находилось вовсе не в Средней Азии, а в Крымско-Черноморско-Кавказском регионе, где русско-британские противоречия были чрезвычайно накалены. Логичнее говорить об огромном сплошном пространстве геополитического напряжения, которое связано с понятиями «восточный» и «кавказский» вопросы. Только после Крымской войны это пространство реально расширяется на Восток. Если угодно назвать его «ядром», где тогда «периферия»?

Требует принципиального уточнения вопрос о числе более и менее активных игроков на кавказско-среднеазиатском геополитическом поле. Оно далеко не ограничивалось Россией и Великобританией.

Без других участников, субъектов и объектов этой игры (Франции, Турции, Персии, потентатов Средней Азии и Кавказа), она в значительной мере утратила бы свою игровую сущность и эпитет «большая». Между тем их роль в русско-британском соперничестве на Востоке зачастую игнорируется.

Чтобы не умножать сущности, которые, впрочем, иногда того требуют, мы намеренно уходим от логичного вопроса: а не пора ли вывести на поле «большой игры» просвещённую и русофобскую Европу, где Россия сталкивалась с Британией и другими своими соперниками с не меньшим ожесточением, чем в других районах, и с более тяжёлыми последствиями?

Мы попытались наметить некоторые пути изучения истории «большой игры». Она приобретает особое значение как научно-историческая проблема, изобилующая дидактическим материалом, который предназначен не для школярского зазубривания и механического копирования, а для творческого осмысления на предмет выявления в прошлом сложнейших переплетений случайного, закономерного, уникального и цикличного. Тогда «большая игра» наполнится куда более богатым содержанием без необходимости искусственно придавать ей статус теоретического концепта.

Автор: Владимир Дегоев, доктор исторических наук, профессор кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО МИД России

Сноски

[1] Фадеев Р.А. Кавказская война. М.: Эксмо, 2005. С. 395.

[2] Whitworth Ch. Commerce de la Grande-Bretagne et tableaux de ses importations et exportations progressives, depuis l’année 1773. Trad. de l’anglais. Paris: de l’Imprimerie Royale, 1777. P. 22–23.

[3] Кессельбреннер Г.Л. Хроника одной дипломатической карьеры (Дипломат-востоковед С.Л. Лашкарев и его время). М.: Наука, 1987. С. 115.

[4] Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 47. СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1885. С. 176, 199–200.

[5] См.: Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 27. СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1880. С. 445–446; Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 29. СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1881. С. 4–5.

[6] См.: Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 27. С. 446; Архив Государственного совета. Т. 1. Ч. 1. СПб.: Типография Второго Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1869. С. 473; Архив князя Воронцова. Т. XIII. М.: Типография А.И. Мамонтова, 1879. С. 134–135.

[7] Архив князя Воронцова. Т. XIX. С. 401; Станиславская А.М. Англия и Россия в годы второй турецкой войны (1787–1791) // Вопросы истории. 1948. No. 11. С. 30–31.

[8] Архив Государственного совета. Т. 1. Ч. 1. С. 516–517.

[9] См.: Русская старина. 1876. Т. XVI. С. 254; Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке. М.: Наука, 1966. С. 255.

[10] Маркова О.П. Указ. соч. С. 253–254. К сожалению, автору этих строк из-за недостатка надёжных источников нечего предложить, кроме этой гипотезы.

[11] Станиславская А.М. Указ. соч. С. 38.

[12] Там же. С. 38.

[13] Петров А.Н. Вторая Турецкая война в царствование Екатерины II. 1787–1791 гг. Т. 2. СПб.: Типо-литография Р. Голике, 1880. С. 191–193.

[14] Станиславская А.М. Указ. соч. С. 35–36.

[15] Там же. С. 36.

[16] Там же.

[17] Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 29. С. 114.

[18] См.: Соколов А.Б. «Очаковское дело». Англо-российский конфликт 1791 года // Отечественная история. 2002. No. 4. С. 3–22; Дегоев В.В. Краткий курс истории британской русофобии // Международная жизнь. 2022. No. 9. С. 36. Чарльза Фокса, который был в очень добрых отношениях с русским послом в Лондоне Семёном Воронцовым, принято считать русофилом. Но его русофильство, в отличие от бескорыстного, так сказать, идеалистического англоманства его друга, имело рациональное происхождение, связанное с принадлежностью Фокса к торгово-промышленному классу. Именно это обстоятельство, и ничто другое, объясняет его слова, что «Англия без дружбы российской всегда будет мало значить и с её неприязнию пропадёт». См.: Архив князя Воронцова. Т. IX. С. 444.

[19] Русский архив. 1879. Кн. 2. С. 207–208.

[20] Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 29. С. 114–116.

[21] Архив князя Воронцова. Т. IX. С. 70, 173–174.

[22] Gerhard D. England und der Aufstieg Russlands: Zur Frage des Zusammenhangs der europäischen Staaten und ihres Ausgreifens in die außereuropäische Welt in Politik und Wirtschaft des 18. Jahrhunderts. München and Berlin: Oldenbourg, 1933. S. 321–322.

[23] Маркова О.П. Указ. соч. С. 256.

[24] Дегоев В.В., Стамова И.И. Приз для победителя. Международное соперничество на Кавказе в первой трети XIX века / под ред. А.В. Серегина. М.: МГИМО-Университет, 2013. 455 с.

[25] См.: Дегоев В.В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Рубежи XXI, 2009. 560 с.

[26] Seton-Watson R.W. Disraeli, Gladstone and the Eastern Question: A Study in Diplomacy and Party Politics. N.Y.: Barnes & Noble, 1962. P. 99, 193, 217–218, 240–241, 419, 423.

Россия. Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783123 Владимир Дегоев

Из просто жертвы – к главной жертве

Холокост в польской политике памяти в 2015–2023 годах

Мария Павлова

Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Группы комплексных исследований Балтийского региона Центра изучения стратегического планирования ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН.

Для цитирования:

Павлова М.С. Из просто жертвы – к главной жертве // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 114–132.

После прихода к власти в Польше в 2015 г. национал-консервативной партии «Право и справедливость» (ПиС) соперничество между «критическим патриотизмом» и патриотической политикой памяти разрешилось в пользу последней. Понятие «критического патриотизма» связано с теорией конституционного патриотизма Юргена Хабермаса, а также высказанными им в период первого «спора историков» в Германии тезисами об ответственности за прошлое и недопустимости оправдания и банализации Холокоста[1].

Критический патриотизм, популярный в 1990-е – начале 2000-х гг. среди либерально настроенных польских политиков и интеллектуалов, правоконсервативные круги не восприняли. Они назвали его «педагогикой стыда», направленной на подавление «польскости» и очернение образа Польши. Отказ от «педагогики стыда» означал для ПиС борьбу не только с левыми и либеральными силами внутри страны, но и элемент защиты от навязчивых требований Брюсселя и Берлина «проработать» прошлое по немецкому образцу. Польша и «польскость», как отмечает Мачей Яновский, были представлены как «объект массированной атаки» космополитов, либералов и евреев, направленной одновременно против польского государства, польской нации и католического Костёла[2].

«Новая историческая политика», провозглашённая правыми интеллектуалами, близкими к партии братьев Качиньских, ещё в 2004 г. рассматривалась не только как закономерная и оправданная реакция на критический патриотизм 1990-х гг., но и как единственно возможный подход в рамках выдвинутой ПиС концепции «вставания с колен», которая должна была сделать Польшу новым европейским лидером. Историческая политика, ставшая «знаменем агрессивно-инструментального подхода к прошлому»[3], затрагивала практически все нервные узлы памяти о событиях XX века – и немецкую оккупацию, и «Волынскую резню», и польско-советские отношения. Но во внушительном списке этих мнемонически значимых событий единственным, имеющим универсальное значение и международный отклик, является Холокост.

Тема Холокоста буквально взорвала польское общество в начале 2000-х гг. после публикаций Яна Томаша Гросса. Трагедия в Едвабне, где от рук поляков в 1941 г. погибло более 300 евреев, впервые описана Гроссом в монографии «Соседи» и повлекла за собой беспрецедентные исторические дебаты и общественную дискуссию[4]. Её результаты были неоднозначны. С одной стороны, именно тогда президент Польши Александр Квасьневский впервые принёс от лица польского народа извинения евреям, а в Едвабне был установлен памятник жертвам этой трагедии. «Шок Едвабне» привёл к началу специального расследования Института национальной памяти (ИНП), который летом 2002 г. в официальном докладе заявил: преступление было «инспирировано» немецкими оккупантами, но в убийстве евреев приняли участие как минимум 40 местных жителей. Дискуссия завершилась принятием в качестве наиболее вероятной гипотезы тезиса о «совершении преступления в Едвабне местными поляками при подстрекательстве немцев», хотя и сегодня обсуждаются более радикальные оценки трагедии Едвабне как среди сторонников, так и оппонентов Гросса[5].

С другой стороны, практически сразу дискуссия о действиях поляков в Едвабне стала развиваться в направлении отрицания соучастия поляков в Холокосте, а со стороны властей предприняты первые шаги по защите «доброго имени Польши». В 2008 г., когда у власти ещё находилось либеральное коалиционное правительство «Гражданской платформы» и «Польской крестьянской партии», МИД Польши начал кампанию по борьбе с использованием термина «польские лагеря смерти». Она едва не закончилась скандалом в польско-американских отношениях – на церемонии вручении посмертной награды Яну Карскому, который привёз на Запад свидетельства Холокоста в оккупированной Польше, президент США Барак Обама говорил именно о «польских лагерях». Но вопрос об участии поляков в едвабненском преступлении на официальном уровне не оспаривался, и в 2011 г. президент Бронислав Коморовский, спустя десять лет после Квасьневского, в 70-ю годовщину трагедии в Едвабне подтвердил: «Народ жертв должен был признать нелёгкую правду о том, что был также исполнителем преступлений»[6].

Но в это же время начинают набирать силу представления об исключительной жертвенности поляков, а в кругах правых интеллектуалов создаётся новый словарь политики памяти.

«Педагогика стыда», «аффирмативный патриотизм», «патриотизм завтрашнего дня», «конец самобичевания» – ключевые понятия, которые постепенно включаются и в дискурс о Холокосте.

Тогда же краковский историк Анджей Новак в знаменитой статье «Вестерплатте или Едвабне» противопоставил два исторических события и призвал отказаться от истории национального позора (Едвабне) и начать выстраивать историческую идентичность вокруг символов польской героической истории (Вестерплатте)[7].

После того, как в результате президентских и парламентских выборов 2015 г. партия Ярослава Качиньского получила всю полноту власти, ПиС превратила политику памяти в один из фундаментов своей программы. В частности, одним из первых законодательных актов нового правительства стали поправки 2016 г. к закону об Институте национальной памяти (ИНП), которые включили в сферу полномочий этого института «противодействие распространению в стране и за границей информации и публикаций с неправдивым историческим содержанием, которые порочат или очерняют имя Польши или польский народ»[8]. На начальном этапе официальные акторы политики памяти продолжали «борьбу с польскими лагерями», т.е. с обвинениями всей польской нации в соучастии в Холокосте. Это была борьба и с набиравшим популярность в польских и западных либеральных СМИ нарративом «жадный поляк смотрит на гетто», когда действительно многочисленные факты присвоения еврейского имущества экстраполировались на весь польский народ, а число обогатившихся на «еврейском золоте» поляков за несколько лет увеличилось с миллиона до трёх, а затем и превысило эту цифру[9].

И постепенно начинается выработка нового сюжета о Холокосте.

Поляки не участвовали в Холокосте

История Едвабне оставалась главным нервом общественной дискуссии, т.к. новое знание о ней категорически противоречило традиционному самовосприятию поляков в качестве невинных жертв иностранной агрессии и оккупации[10]. К тому же именно 75-летняя годовщина трагедии в Едвабне в июле 2016 г. стала первым вызовом для политики памяти правительства ПиС. Подготовка мемориальных мероприятий совпала с выборами нового состава Коллегии Института национальной памяти. Кандидаты должны были быть одобрены на публичных парламентских слушаниях, где одним из ключевых стал инициированный сенатором от ПиС Яном Жарыном вопрос об отношении к работам Гросса. Один из претендентов и будущий глава ИНП (2016–2021 гг.) Ярослав Шарек на вопрос «Что случилось 10 июля 1941 г. в Едвабне и кто был исполнителем этого преступления?» ответил: «Исполнителями этого преступления были немцы, принудившие группу поляков участвовать в механизме собственного террора»[11]. В таком же духе была выдержана и памятная церемония в Едвабне – в ней традиционно не участвовали ни представители центральных и местных властей, ни католической церкви, и только из уст советника-посланника Израиля Рут Коэн-Дар прозвучали слова, что в этом месте «поляки убили своих еврейских соседей»[12]. Местные жители не только не присутствовали на церемонии, но и не покидали домов, наглухо закрыв ставни. После дискуссии вокруг книг Гросса жители Едвабне превратились в объект «охоты» со стороны исследователей и журналистов, что привело их к постепенному замыканию от внешнего мира. По наблюдениям Яновского, «пока обстоятельства убийства евреев в Едвабне не были достоянием общественности, <…> местечко знало и передавало из уст в уста правду, а когда о ней заговорили все, то многие [в Едвабне] стали её отрицать»[13]. Журналистка Анна Биконт отмечала, что практически все жители местечка знали обстоятельства этого преступления и его исполнителей-поляков и относительно открыто рассказывали об этом ещё в конце 1990-х годов. Но после шока 2001 г. в их воспоминаниях стала превалировать тема «немецкой вины», они всё больше и больше настаивали на невиновности соседей, называя их то вынужденными пособниками нацистов, то жертвами «еврейской клеветы», то борцами против «сотрудничавших с НКВД евреями»[14].

Интересно сравнить мемориальные мероприятия в Едвабне с состоявшейся чуть раньше церемонией, посвящённой 75-й годовщине поджога нацистами Большой синагоги в Белостоке (Подляское воеводство) 27 июня 1941 года. Здесь наблюдалась совершенно противоположная картина. В церемонии, помимо других официальных лиц и делегации ИНП, принял участие и председатель ПиС Ярослав Качиньский. Он напомнил собравшимся об обстоятельствах белостокской трагедии, которая произошла «по вине немецкого государства и немецкого народа» и которую нельзя заслонять «различного рода операциями вроде тех, которые были организованы вокруг Едвабне, где действительно имевшее место преступление было представлено с искажением реальных фактов»[15]. Высказав несогласие с утверждением об участии поляков в едвабненском убийстве, лидер ПиС предложил считать началом Холокоста в Польше именно поджог синагоги. Подобная «новая хронология» Холокоста не случайна – она позволяет вписать в его рамки и события в Белостоке, и события в Евдабне, произошедшие две недели спустя, как примеры нацистских преступлений, переложив всю ответственность за них на немцев.

Эту идею поддержали участники конференции, состоявшейся в Едвабне в 2017 г. под названием «Немецкое убийство евреев в Белостоке 27 июня 1941 г.: начало Холокоста»[16]. В ходе дискуссии прозвучали слова о том, что именно трагедию в Белостоке нужно считать началом систематического уничтожения нацистами евреев в Подляском воеводстве, жители которого «помогали евреям, скрывая их от немецких оккупантов», а также о необходимости противостоять «лживым утверждениям, которые предполагают участие поляков в уничтожении евреев во время оккупации»[17]. Примеры воинствующего отрицания можно найти и в высказываниях министров от «Права и справедливости». Так, министр образования Анна Залевская в июле 2016 г. в популярной программе «Точка над i» на замечание ведущей о том, что «в Едвабне поляки сожгли евреев» ответила, что это всего «лишь мнение журналистки, которое она повторяет за господином Гроссом», а в погроме в Кельцах (самый масштабный послевоенный погром 4 июля 1946 г.) виноваты «антисемиты»[18].

Признание исполнителей преступлений против евреев «антисемитами», «коллаборационистами», «не совсем поляками», «преступниками, которые не могут считаться частью польского народа» – приём, который помогает защитить всю нацию от обвинений.

Попыткой переломить официальный нарратив о невиновности поляков стало приглашение Залевской посетить Музей истории польских евреев Полин[19]. Хотя и в экспозиции Полин нарратив вины поляков не является центральным, он обозначен открыто, в отличие от других музейных пространств, создававшихся под руководством представителей ПиС. Так, в 2018 г. переделана экспозиция, посвящённая событиям в Едвабне в Музее Второй мировой войны в Гданьске – флагманском проекте предыдущего правительства Дональда Туска, создававшемся с целью вписать национальную историю в общеевропейский контекст. Несмотря на первоначальные намерения создателей музея посвятить Едвабне «столько же места, сколько и Вестерплатте», рассказ о вине поляков оказался далеко не на первом плане[20]. Трагедия в Едвабне была представлена в одном ряду с еврейскими погромами, прошедшими в июне-июле 1941 г. после нападения Германии на СССР в Яссах, Львове, «в Латвии и Литве через польские и украинские земли до Румынии»[21]. Исполнители преступления в Едвабне не были прямо названы – в отличие, к примеру, от убивавших евреев «литовских националистов»[22] – тем не менее роль поляков в Холокосте была, таким образом, хотя бы косвенно обозначена. По словам же представителей ПиС, Едвабне было представлено администрацией музея как обычный пример радикального антисемитизма, тогда как, по их мнению, это было исключение на фоне «более многочисленных и существенных проявлений польской помощи» евреям[23]. В результате критики и административного давления со стороны правительства ПиС, закончившегося сменой руководства Музея, экспозиция была отредактирована, и в разделе «Поляки перед лицом Холокоста» разместили крупноформатную фотографию польских «праведников мира»[24].

Апогеем подобной «политики невиновности» стало принятие в 2018 г. поправок к закону об Институте национальной памяти, предусматривавших введение уголовной ответственности для тех, кто «публично и противореча фактам приписывает польской нации или польскому государству ответственность или соучастие в нацистских преступлениях, совершённых Третьим рейхом»[25]. Примечательно, что при голосовании по этим поправкам в парламенте 26 января 2018 г. – накануне Международного дня памяти жертв Холокоста – 129 представителей либеральных партий «воздержались», а «против» из 460 депутатов решились проголосовать только пятеро. Большее единение в Сейме в вопросах политики памяти можно было наблюдать только при обсуждении законопроекта о десоветизации публичного пространства и сносе советского мемориального наследия в 2016 г. – тогда «за» проголосовали 408 депутатов, 15 «воздержались» и 7 высказались «против». Туск, занимавший в тот момент пост председателя Европейского совета, хоть и осудил принятые поправки, раскритиковал ПиС в основном за ущерб, нанесённый этим законом «доброму имени Польши», оставив без комментариев суть положений о соучастии в Холокосте[26]. Вопрос ответственности польской нации за Холокост остаётся, таким образом, второй после «российской угрозы» темой, которая обходит «польско-польскую войну» Туска и Качиньского и объединяет давних политических соперников – «Гражданскую платформу» и «Право и справедливость».

Принятие «закона о Холокосте» президентом Анджеем Дудой спровоцировало острейший кризис в отношениях с Израилем и США. Только после существенного дипломатического и политического давления Вашингтона поправки об уголовной ответственности были отменены. Символическое поражение ПиС не означало тем не менее отказа от распространения идей о невиновности поляков в других областях. Одними из наиболее энергозатратных были попытки заглушить голос новой польской школы изучения Холокоста[27], ведущей исследования в духе работ Гросса. Высока и цена, которую приходилось платить за это как отдельным учёным, так и целым институтам. Судебный процесс 2019–2021 гг. против Яна Грабовского и Барбары Энгелькинг за опубликованные в их книге «Дальше – ночь» сведения об участии одного из сельских старост в уничтожении евреев, завершился снятием с историков обвинений в клевете, но стал показательным для многих учёных[28]. Позднее Энгелькинг, руководитель Центра исследований Холокоста Института философии и социологии Польской академии наук, отметила в телеинтервью, что евреи напрасно рассчитывали на помощь от поляков и не ожидали такого количества шмальцовников, которые шантажировали скрывавшихся евреев или поляков, помогавших евреям[29]. Её слова экс-премьер Матеуш Моравецкий и другие представители ПиС назвали «псевдоисторическими» и «антипольскими», а развязанная против исследовательницы кампания в СМИ обозначила границы дозволенного в высказываниях о Холокосте.

«Весь народ спасает своих евреев»

В советский период в Польше существовал популярный лозунг, посвящённый колоссальным усилиям по восстановлению Варшавы из руин и до сих пор выбитый на стене одного из зданий в центре столицы – «Весь народ строит свою столицу». В изменённой форме, с лёгкой руки оппозиционных журналистов, он закрепился за центральным тезисом официального нарратива о Холокосте – во время войны поляки массово и самоотверженно спасали евреев.

В 2018 г. во время пика польско-израильского кризиса из-за «закона о Холокосте» в Польше был установлен официальный День памяти поляков, спасавших евреев, – 24 марта, в день казни польской семьи Ульмов, погибшей от рук нацистов в 1944 г. за помощь евреям. В марте 2016 г. в деревне Марковой, где они жили, был открыт Музей поляков, спасавших евреев, имени семьи Ульмов. С этого времени правительство начало официальный подсчёт поляков, погибших от рук нацистов за помощь евреям. На церемонии открытия музея Дуда отметил, что «были десятки, сотни таких семей, тысячи людей, которые отдали жизни» за помощь евреям[30]. В 2019 г. Моравецкий заявил уже о «миллионах поляков, которые боролись, страдали и спасали» своих еврейских соседей[31]. Если в выступлении премьера ещё непонятно, о каких именно миллионах шла речь – в целом о сражавшихся против немцев или именно спасавших евреев, то в речи Дуды 2023 г. акценты расставлены более точно. 24 марта 2023 г., снова выступая в Марковой, он подчеркнул: «Тысячи поляков из миллиона тех, кто оказывал помощь скрывающимся евреям, были убиты». Увеличивающееся в геометрической прогрессии число поляков, спасавших евреев, в официальных заявлениях – от десятков до миллиона – направлено не на выявление их точного числа, но на создание представления о том, что число подобных, но ещё неизвестных историй просто не поддаётся исчислению.

Но даже среди этого «миллиона» семья Ульмов занимает особое место. Она была выбрана в качестве образцовой польской семьи, а её глава – Юзеф Ульм – фермер, католик, хороший хозяин и многодетный отец – используется в пропаганде также и в качестве идеала современного поляка. Судьба Ульмов приводится властями не только как пример героического поведения поляков в отношении евреев, но и всё больше вписывается в контекст мученической христианской смерти. Костёл выступает в этом случае важным актором политики памяти, подчёркивая религиозность Ульмов[32] и превращая их в новых христианских мучеников – католическая церковь в сентябре 2023 г. беатифицировала всю семью Ульмов.

Но и в этом на первый взгляд идеальном примере польских праведников бросаются в глаза «тёмные пятна» – семья Ульмов была казнена нацистами не случайно, а как и многие другие спасавшие евреев поляки – по доносу соседей, что, с одной стороны, свидетельствует о ещё большем героизме этих людей, а с другой – подчёркивает исключительность их подвига на фоне общего отношения польского общества к евреям. Если в судьбах других польских праведников остались невыясненные обстоятельства, то случай Ульмов совершенно однозначен – их выдал участник коллаборационистской польской «полиции гранотовой». В начале распространения государственно-церковного культа Ульмов в официальных текстах старались избегать ответа на вопрос о том, как немцы узнали о скрывавшихся у них дома евреях. Доносчика пытались представить как украинца – в частности, в экспозиции в Марковой специально указано, что «он был греко-католического вероисповедания, поэтому некоторые считали его украинцем», а руководство ИНП заявляло, что он происходил «из русинской» деревни под Жешувом, а если его всё же признают поляком, то подчёркивают, что он был изгоем и не может считаться частью польского народа.

Создание государственно-церковного культа Ульмов привело также к тому, что в польском обществе «трагедия/убийство в Марковой» стало прежде всего ассоциироваться с гибелью этой семьи. Зачастую даже не упоминается собственно контекст Холокоста и евреи, из-за укрытия которых семья Ульмов погибла. Если в статье о беатификации Ульмов на сайте Музея Полин подчеркнуто, что семья погибла за помощь евреям, перечислены имена погибших евреев[33], то на сайте Музея Второй мировой войны причины убийства Ульмов не упоминаются вовсе. Вместо этого приведены благодарственные слова Дуды папе римскому за беатификацию Ульмов, из которых неосведомлённый читатель может сделать вывод, что они умерли за христианскую веру: беатификация имеет «большое духовное значение, связанное с нашими религиозными убеждениями, с нашей верой» и подчёркивает очевидным образом «историческую правду о времени немецкой, гитлеровской оккупации польских земель во время Второй мировой войны, преступном немецком законодательстве того времени на этих землях, которое было основной причиной этой трагедии и ужасного преступления в отношении польской семьи»[34].

Таким образом, события в Марковой как бы выводятся за рамки Холокоста, оказываются вообще практически не связаны с судьбой евреев, а представляются как героическая смерть поляков-христиан от рук нацистов.

Спор о «главной жертве»

Являясь единственным универсальным событием в польской истории XX века, Холокост одновременно остаётся главным препятствием в борьбе поляков за звание «самого пострадавшего народа в мире». В общественно-политических кругах, поддерживавших «Право и справедливость», несогласие с сакрализацией Холокоста и тем, что евреи были главными жертвами нацистской оккупации, нарастало постепенно, но открыто эта идея сформулирована экс-премьер-министром Моравецким в мае 2019 г.: «Наша политика всегда будет в интересах Польши, т.е. в интересах исторической правды. Это означает, что мы здесь были главными жертвами убийств во время Второй мировой войны»[35]. Позднее министр науки и образования при правительстве ПиС Пшемыслав Чарнек в одном из выступлений 2023 г. развил эту идею, отметив, что «Польша является самой главной жертвой Второй мировой войны как с материальной точки зрения, так и с точки зрения человеческих потерь. Во время Второй мировой войны погибло 6 млн польских граждан, из которых более 3 млн были евреями, но почти 3 млн – поляки»[36]. Примечательно не только приравнивание польских национальных интересов к «исторической правде», но и характерное для официального нарратива манипулирование цифрами и терминами. В конце фразы, говоря о том, что «поляки – жертвы, а не преступники», Чарнек имеет в виду исключительно этнических поляков, таким образом протестуя против обвинений в их соучастии в Холокосте. В начале же, при упоминании количества польских потерь, говорится о «шести миллионах погибших “поляков”», т.е. включают в их число и евреев, и представителей других национальностей (украинцев, белорусов, литовцев и даже немцев), проживавших в Польше.

В 2017 г. по инициативе представителей партии ПиС был создан Институт солидарности и мужества Витольда Пилецкого, который с подачи околовластных комментаторов окрестили «польским Яд Вашем». Целью Института названо исследование «двух тоталитаризмов», нацистских и коммунистических преступлений, а также поиск и награждение людей, которые «помогали польским гражданам других национальностей в 1917–1990 гг.»[37]. Одновременно была учреждена медаль Virtus et Fraternitas («Мужество и братство»), которой награждаются такие герои, а также инициирована акция «Названные по имени», посвящённая поиску и героизации поляков, убитых во время немецкой оккупации за оказание помощи евреям[38]. Благородная инициатива, однако, во-первых, означает скрытую конкуренцию с почётным званием «Праведники народов мира», присуждаемым Яд Вашем, а во-вторых – позволяет практически бесконечно увеличивать число спасавших евреев поляков. Если израильский центр требует обязательного свидетельства выживших евреев для присуждения подобного звания, то польская инициатива ограничивается документальными свидетельствами и показаниями очевидцев. По мнению западных исследователей Холокоста, цель Института Пилецкого – «превратить Холокост в преступление против польского народа»[39], большинство же считают её менее, если можно так сказать, «радикальной» – обеление польской истории и «замена еврейских жертв благородными польскими спасателями»[40].

Подобная подмена в буквальном смысле слова была реализована в Едвабне. На стене одной из центральных улиц города в ночь с 10 на 11 июля 2019 г., в очередную годовщину трагедии, появилась большая надпись «Скучаю по тебе, еврей» (Tęsknię za Tobą, Żydzie), сделанная одним из польских художников, который хотел вернуть полякам память о когда-то живших с ними бок о бок евреях. Надпись быстро исчезла, но в 2020 г. та же стена была расписана по инициативе местных властей. Первый в городе масштабный исторический рисунок был посвящён не событиям 1941 г., а памяти «вывезенных на Восток местных жителей». Центральное место в сюжете занимают красноармейцы с пулемётами и непропорционально огромными красными звездами на фуражках, которые сгоняют людей в вагончики.

В 2021 г. создаётся ещё один центр формирования подобного нарратива – Институт военных потерь им. Яна Карского, которым руководил политик ПиС Аркадиуш Мулярчик. Одной из самых скандальных акций Института стали уличные плакаты с информацией о том, что узниками первого транспорта в Аушвиц-Биркенау 14 июня 1940 г. были представители польской элиты и участники подполья, а не евреи. Как отмечали польские СМИ, акция, хоть и отражала исторические факты, оставила «националистическое послевкусие», как будто её целью было доказать, что и в Аушвице «истинные поляки» пострадали раньше и больше польских евреев.

Подобные усилия правительства ПиС кажутся даже избыточными на фоне укоренённости этого нарратива в польском обществе. По опросам 2009 г., 63 процента респондентов полагали, что поляки пострадали больше других народов во Второй мировой войне, в 2019 г. их число возросло до 74 процентов[41]. По данным социологических исследований 2021 г., более 43 процентов поляков преуменьшают число погибших в Холокосте евреев (менее 2 млн), треть опрошенных не смогла ответить на этот вопрос и только 10 процентов назвали приблизительно правильные цифры (около 3 млн)[42]. При этом половина участников этого опроса уравнивают страдания поляков и евреев во время войны, одна пятая часть считает, что поляки пострадали больше евреев.

(Де)коммунизация Холокоста?

С одной стороны, в официальных заявлениях и мемориальных практиках можно наблюдать своеобразную декоммунизацию Холокоста, т.е. вычёркивание из истории еврейского сопротивления всех участников, как-либо связанных с левым и коммунистическим движением. Эта тенденция стала достаточно отчётливо проявляться одновременно с декоммунизацией общественного пространства, которую ИНП проводит с 2016 года. К примеру, в рамках декоммунизации было предложено снять в Варшаве мемориальную доску в честь Юзефа Левартовского – еврея-коммуниста, одного из создателей вооружённого подполья в гетто, погибшего в 1942 г. от рук гестапо. В 2017 г. возмущение горожан вызвало распоряжение властей декоммунизировать и улицу Левартовского, переименовав её в честь более «правильного» участника восстания в гетто Марека Эдельмана, но это решение отменили год спустя.

Изменения нарратива коснулись и церемонии в память о восстании в Варшавском гетто. На памятных мероприятиях традиционно вывешивают только израильский и польский национальные флаги, хотя над сражавшимся гетто в 1943 г. помимо бело-голубого и польского флага развевалось и красное знамя, т.к. большое число участников восстания были социалистами и коммунистами[43]. К 2023 г. упоминания об участниках восстания, связанных с левыми и коммунистическими организациями, а тем более о польском коммунистическом подполье исчезли вовсе. Единственным исключением стал Эдельман – участник Еврейской боевой организации, последний руководитель восстания в гетто, но и его заслуги в речи президента свелись не столько к отчаянной борьбе с нацистами, сколько к тому, что позднее он стал «частью польского антикоммунистического подполья, человеком Солидарности, Комитета защиты рабочих, борьбы за свободную, суверенную и независимую Польшу»[44].

На другом полюсе развивается тенденция, предполагающая экстраполяцию тезиса о «равной ответственности» СССР и Третьего рейха за Холокост.

Она исходит, с одной стороны, из теории «равной ответственности» гитлеровской Германии и СССР за начало войны, закреплённой в декларации Европарламента «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» 2019 г.[45], а также уравнивания коммунизма и нацизма, и стремления полностью обелить собственную историю – с другой. Развёрнутые трактовки декларации Европарламента часто можно было услышать в выступлениях польского президента и ранее, но с 2019 г. в них методично, хотя и не эксплицитно, через последовательность утверждений, проводится мысль: Холокоста не было бы, если бы не было войны, а войны не было бы без пакта Молотова – Риббентропа[46]. В наиболее радикальной форме эту идею сформулировал экс-министр обороны Антоний Мачеревич ещё раньше, в 2017 г.: «Без общих русско-немецких действий не было бы не только страшного уничтожения Варшавы и других городов Польши, не только руин почти всей Европы, не только страшного уничтожения польского народа, не только немецких и русских лагерей, но не было бы также преступления, которое по сегодняшний день является символом Второй мировой войны: не было бы Холокоста»[47]. Сложно не заметить, что в основе этой версии нарратива «о двух тоталитаризмах» лежит прежде всего довольно спорный с исторической точки зрения тезис о том, что если бы Сталин не заключил пакт с Гитлером, то Польша непременно вышла бы из войны с Германией победительницей и тем самым предотвратила бы Холокост как минимум на своих территориях. Но важнее этой ретроспективной самонадеянности представляется стремление переложить часть вины за Холокост на СССР, которое будет усиливаться по мере распада общеевропейского исторического консенсуса и которое уже сложно считать только формой «мнемонического хулиганства»[48], свойственного странам Центральной и Восточной Европы после вступления в ЕС.

Открытым остаётся вопрос о будущем существующего нарратива после смены правительства в Польше. В предвыборной кампании накануне парламентских выборов в октябре 2023 г. тема Холокоста была приглушена, но после прихода к власти нового коалиционного правительства во главе с Туском профессиональное историческое сообщество ожидает от властей решительных шагов в политике памяти. Прежде всего – ограничения контроля ИНП за исследованиями истории Второй мировой войны, а также ликвидации наиболее одиозных институтов исторической политики, созданных правительством ПиС. Но, несмотря на прежние обещания представителей либеральных партий вообще ликвидировать ИНП, бюджет института на 2024 г. в итоге увеличился на 46 млн злотых до 600 миллионов[49]. В течение первых «ста дней» либеральное правительство Туска успело внести коррективы в школьную программу и отказаться от торжественного чествования наиболее одиозных «проклятых солдат» – бойцов антикоммунистического подполья, совершавших преступления против евреев. В то же время критики Туска отмечали, что утверждённая программа ИНП на 2024 г. по-прежнему была посвящена празднованию 160-летия со дня рождения Романа Дмовского – отца-основателя польской национал-демократии, известного как своим антисемитизмом, так и в целом крайне недоброжелательным отношением ко всем проживавшим в межвоенной Польше нацменьшинствам[50].

К началу 2020-х гг. можно говорить о создании в Польше определённого межпартийного и общественного консенсуса относительно участия поляков в Холокосте.

В новом нарративе доминирующая мартирологическая традиция, требующая обязательного присутствия в коллективной памяти мотива жертвенности, смешивается с романтической идеей польского мессианизма.

Она выражается в том, что «польский народ, начиная заведомо обречённую на поражение борьбу, приносит героическую жертву на алтарь Отечества. В историческом, политическом или общественном смысле она кажется абсолютным поражением, но по существу своему является огромной моральной победой»[51]. Достигнутое таким образом моральное превосходство над всеми врагами должно стать инструментом для эффективной реализации внешней политики, направленной на получение исключительного положения и особых преференций в ЕС. Но это не только борьба за статус «главной жертвы» Европы, важно, что жертва – всегда невинна, и не может оказаться преступником ни в каких исторических обстоятельствах – будь то Вторая мировая война или более поздние события.

Автор: Мария Павлова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Группы комплексных исследований Балтийского региона Центра изучения стратегического планирования ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН

Сноски

[1] Хабермас Ю. Историческое сознание и поcттрадиционная идентичность. Западная ориентация ФРГ / Ю. Хабермас // Политические работы. М.: Праксис, 2005. C. 114–136.

[2] Яновский М. Едвабне, 10 июля 1941 г.: дискуссия о событиях одного дня. В кн.: А.И. Миллер, М.М. Липман (ред.), Историческая политика в XXI веке. М.: НЛО, 2002. С. 142.

[3] Миллер А.И. Политика памяти в посткоммунистической Европе и её воздействие на европейскую культуру памяти // Полития. 2016. No. 1. С. 113.

[4] Яновский М. Указ. соч.

[5] Яновский М. Указ. соч.

[6] Andrzej Duda krytykowany za pytanie o Jedwabne. „To wstyd dla niego” // Kresy.pl. 19.05.2015. URL: https://kresy.pl/wydarzenia/andrzej-duda-krytykowany-za-pytanie-o-jedwabne-w-debacie-to-wstyd-dla-niego/ (дата обращения: 12.11.2024).

[7] Nowak A. Westerplatte czy Jedwabne // Rzeczpospolita. 01.08.2001. URL: http://www.geocities.ws/jedwabne/westerplatte_czy_jedwabne.htm (дата обращения: 12.11.2024).

[8] Ustawa z dnia 29 kwietnia 2016 r. o zmianie ustawy o Instytucie Pamięci Narodowej – Komisji Ścigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu oraz niektórych innych ustaw // Internetowy System Aktów Prawnych. 29.04.2016. URL: https://isap.sejm.gov.pl/isap.nsf/DocDetails.xsp?id=WDU20160000749 (дата обращения: 12.11.2024).

[9] Grabowski J., Libionka D. (Red.) Klucze i kasa. O mieniu żydowskim w Polsce pod okupacją niemiecką i we wczesnych latach powojennych, 1939–1950. Warszawa: Stowarzyszenie Centrum Badań nad Zagładą Żydów, 2014. 628 s.

[10] Tokarska-Bakir J. Obsessed with Innocence. In: A. Polonsky (Ed.), My Brother’s Keeper: Recent Polish Debates on the Holocaust. L., N.Y.: Routledge, 2004. P. 75–86.

[11] Kim jest nowy prezes IPN Jarosław Szarek? // Dziennik Gazeta Prawna. 21.07.2016. URL: https://www.gazetaprawna.pl/wiadomosci/artykuly/961817,kim-jest-nowy-prezes-ipn-jaroslaw-szarek.html (дата обращения: 12.11.2024).

[12] Flieger E. Machcewicz i Persak o rocznicy Jedwabnego: PiS wprowadził negacjonizm do głównego nurtu // Oko Press. 10.07.2020. URL: https://oko.press/jedwabne-pis-wprowadzil-negacjonizm-do-glownego-nurtu (дата обращения: 12.11.2024).

[13] Яновский М. Указ. соч. С. 127.

[14] Bikont A. My z Jedwabnego. Warszawa: Prószyński i S-ka, 2004. 417 p.

[15] 75. rocznica spalenia Wielkiej Synagogi w Białymstoku // Prawo i Sprawiedliwość. 27.06.2016. URL: https://pis.org.pl/aktualnosci/75-rocznica-spalenia-wielkiej-synagogi-w-bialymstoku (дата обращения: 12.11.2024).

[16] Konferencja w Jedwabnem pt: “Niemiecki mord na żydach w Białymstoku 27.06.1941 r., początek zagłady” // Jedwabne.pl. 25.09.2017. URL: https://www.jedwabne.pl/index.php?wiad=1546 (дата обращения: 12.11.2024).

[17] Konferencja w Jedwabnem pt: “Niemiecki mord na żydach w Białymstoku 27.06.1941 r., początek zagłady” // Jedwabne.pl. 25.09.2017. URL: https://www.jedwabne.pl/index.php?wiad=1546 (дата обращения: 12.11.2024).

[18] Kompromitacja minister Zalewskiej. Nie wie kto mordował Żydów w Kielcach i Jedwabnem? // Newsweek. 14.07.2016. URL: https://www.newsweek.pl/polska/minister-anna-zalewska-nie-wie-kto-mordowal-zydow-w-kielcach-i-jedwabnem/ex3hvsm (дата обращения: 12.11.2024).

[19] Bartkiewicz A. Zalewska zaproszona do Muzeum Historii Żydów Polskich // Rzeczpospolita. 15.07.2016. URL: https://www.rp.pl/polityka/art3487691-zalewska-zaproszona-do-muzeum-historii-zydow-polskich?grantedBy=preview&preview=&remainingPreview= (дата обращения: 12.11.2024).

[20] Łuczewski M. Kapitał moralny: polityki historyczne w późnej nowoczesności. Kraków: Ośrodek Myśli Politycznej, 2017. S. 242.

[21] Ibid.

[22] Ibid.

[23] Flieger E. “Dobra zmiana” w Muzeum II Wojny Światowej chce poprawić Jedwabne // Gazeta Wyborcza. 16.02.2018. URL: https://wyborcza.pl/7,75398,23030742,dobra-zmiana-w-muzeum-ii-wojny-swiatowej-chce-poprawic-jedwabne.html (дата обращения: 12.11.2024).

[24] Marszalec J. Mały przewodnik po zmianach w Muzeum II Wojny Światowej // O historie. 03.06.2020. URL: https://ohistorie.eu/2020/06/03/maly-przewodnik-po-zmianach-w-muzeum-ii-wojny-swiatowej/ (дата обращения: 12.11.2024).

[25] Tekst ustawy o Instytucie Pamięci Narodowej // Onet. 20.02.2018. URL: https://wiadomosci.onet.pl/kraj/tekst-ustawy-o-ipn-pelna-tresc-nowelizacji-ustawy-ipn/6x1sn7k (дата обращения: 12.11.2024).

[26] Tusk ostro o „polskich obozach”: Autorzy ustawy o IPN wypromowali to podłe oszczerstwo na cały świat // Gazeta Wyborcza. 01.02.2018. URL: https://wyborcza.pl/7,75398,22968692,ustawa-o-ipn-tusk-ostro-o-polskich-obozach-autorzy-ustawy.html (дата обращения: 12.11.2024).

[27] Kończal K. Mnemonic Populism: the Polish Holocaust Law and its Afterlife // European Review. 2021. Vol. 29. No. 4. P. 463.

[28] Jest decyzja sądu w sprawie książki Engelking i Grabowskiego. Badacze nie muszą przepraszać // Onet.pl. 16.08.2021. URL: https://wiadomosci.onet.pl/kraj/dalej-jest-noc-sad-apelacyjny-engelking-i-grabowski-nie-musza-przepraszac/c3p77w6 (дата обращения: 12.11.2024).

[29] Burza po słowach prof. Barbary Engelking w TVN24. Centrum Badań nad Zagładą Żydów wydało oświadczenie // Onet.pl. 21.04.2023. URL: https://wiadomosci.onet.pl/kraj/burza-po-slowach-prof-barbary-engelking-w-tvn24-jest-oswiadczenie/2h1gm04 (дата обращения: 12.05.2024).

[30] Wystąpienie Prezydenta RP na uroczystości otwarcia Muzeum Polaków Ratujących Żydów im. Rodziny Ulmów w Markowej // Prezydent.pl. 17.03.2016. URL: https://www.prezydent.pl/aktualnosci/wypowiedzi-prezydenta-rp/wystapienia/wystapienie-na-uroczystosci-otwarcia-muzeum-polakow-ratujacych-zydow-im-rodziny-ulmow-w-markowej-,3245 (дата обращения: 12.11.2024).

[31] Premier Mateusz Morawiecki oddał hołd Polakom, którzy ratowali Żydów // Gov.pl. 24.03.2019. URL: https://www.gov.pl/web/premier/premier-mateusz-morawiecki-oddal-hold-polakom-ktorzy-ratowali-zydow2 (дата обращения: 12.11.2024).

[32] Польские исследователи биографии Ю. Ульма ставят под сомнение его отношение к официальной церкви, т.к. он был активным участником крестьянской демократической реформистской организации молодёжи «Вичи», известной довольно радикальными общественно-политическими взглядами.

[33] Beatyfikacja rodziny Ulmów: informacje historyczne // Polin.pl. 10.09.2023. URL: https://www.polin.pl/pl/beatyfikacja-rodziny-ulmow-informacje-historyczne (дата обращения: 12.11.2024).

[34] Beatyfikacja rodziny Ulmów // Muzeum II Wojny Światowej. 11.09.2023. URL: https://muzeum1939.pl/beatyfikacja-rodziny-ulmow/aktualnosci/6434.html (дата обращения: 12.05.2024).

[35] Premier Morawiecki jednoznacznie: Byliśmy ofiarami wojny. Nigdy się nie zgodzimy na jakiekolwiek odszkodowania // wPolityce.pl. 04.05.2019. URL: https://wpolityce.pl/polityka/445174-morawiecki-nie-zgodzimy-sie-na-zadne-odszkodowania (дата обращения: 12.11.2024).

[36] Polski punkt widzenia: min. prof. Przemysław Czarnek (03.06.2023) // YouTube: Radio Maryja. 03.06.2023. URL: https://www.youtube.com/watch?v=IaaJVxAwpF8 (дата обращения: 12.11.2024).

[37] PiS złożyło projekt powołujący Instytut Solidarności i Odwagi // Dzieje.pl. 27.10.2017. URL: https://dzieje.pl/aktualnosci/pis-zlozylo-projekt-powolujacy-instytut-solidarnosci-i-odwagi (дата обращения: 12.11.2024).

[38] “Zawołani po imieniu”// Instytut Pileckiego. URL: instytutpileckiego.pl/pl/zawolani-po-imieniu (дата обращения: 12.11.2024).

[39] Głuchowski P. Dobra zmiana w Holokauście. Izrael ma jedno Yad Vashem. Polska ma dwa // Gazeta Wyborcza. 03.03.2023. URL: https://wyborcza.pl/alehistoria/7,121681,29518372,dobra-zmiana-w-holokauscie-izrael-ma-jedno-yad-vashem.html (дата обращения: 12.11.2024).

[40] Фрэйзер Дж. Польский Институт Пилецкого чествует поляков, спасших евреев: что за этим стоит // Лехаим. 20.07.2020. URL: https://lechaim.ru/events/polskij-institut-piletskogo-chestvuet-polyakov-spasshih-evreev-chto/?ysclid=lsisj06zr5417676443 (дата обращения: 12.11.2024).

[41] Sitnicka D. Polacy wycierpieli najwięcej ze wszystkich narodów świata. Tak uważa 74 proc. badanych (Polaków) // Oko Press. 13.07.2019. URL: https://oko.press/polacy-wycierpieli-najwiecej-ze-wszystkich-narodow-swiata-tak-uwaza-74-proc-badanych-polakow (дата обращения: 12.11.2024).

[42] Niewiedza Polaków o Zagładzie: Uważają, że cierpieliśmy tak samo, jak Żydzi // Oko Press. 27.01.2021. URL: https://oko.press/polowa-polakow-usprawiedliwia-wspoludzial-w-zagladzie (дата обращения: 12.05.2024).

[43] Stola: Czcząc prawicowy Żydowski Związek Wojskowy PiS włącza się w izraelskie walki o pamięć // Oko Press. 19.04.2021. URL: https://oko.press/powstanie-w-gettcie-pis-wlacza-sie-w-izraelskie-walki-o-pamiec (дата обращения: 12.11.2024).

[44] Wystąpienie Prezydenta RP w 80. rocznicę wybuchu Powstania w Getcie Warszawskim // Prezydent.pl. 19.04.2023. URL: https://www.prezydent.pl/aktualnosci/wypowiedzi-prezydenta-rp/wystapienia/wystapienie-prezydenta-rp-w-80-rocznica-wybuchu-powstania-w-getcie-warszawskim,67320 (дата обращения: 12.11.2024).

[45] European Parliament Resolution of 19 September 2019 on the Importance of European Remembrance for the Future of Europe (2019/2819(RSP)) // European Parliament. 19.09.2019. URL: https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2019-0021_EN.html (дата обращения: 12.11.2024).

[46] Wystąpienie Prezydenta RP na Westerplatte // Prezydent.pl. 01.09.2022. URL: https://www.prezydent.pl/aktualnosci/wypowiedzi-prezydenta-rp/wystapienia/wystapienie-prezydenta-rp-na-westerplatte,58154 (дата обращения: 12.11.2024).

[47] 78. rocznica agresji sowieckiej // Ministerstwo Obrony Narodowej. 17.09.2017. URL: https://www.gov.pl/web/obrona-narodowa/78-rocznica-agresji-sowieckiej-2 (дата обращения: 12.11.2024).

[48] Konczal K. Op. cit. S. 466.

[49] Zaremba P. Reedukowanie Polaków czas zacząć // Rzeczpospolita. 29.03.2024. URL: https://www.rp.pl/plus-minus/art40078281-piotr-zaremba-reedukowanie-polakow-czas-zaczac (дата обращения: 12.11.2024).

[50] „Portrety”, odcinek 20: „Roman Dmowski” – 26 kwietnia 2024 // Instytut Pamięci Narodowej. 26.04.2024. URL: https://ipn.gov.pl/pl/aktualnosci/200740,Portrety-odcinek-20-Roman-Dmowski-26-kwietnia-2024.html?search=144565769512 (дата обращения: 12.11.2024).

[51] Kowalska-Leder J. Wszechobecność Sprawiedliwych // Zagłada Żydów. Studia i Materiały. 2014. No. 10. S. 1077.

Польша. Германия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783122 Мария Павлова

Шаг влево – два шага вправо

«Альтернатива для Германии» и её внутреннее развитие в контексте российско-немецких отношений

Филипп Фомичёв

Аспирант Школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», исследователь консерватизма и правых течений в Германии, НИУ ВШЭ.

Для цитирования:

Фомичёв Ф.М. Шаг влево – два шага вправо // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 94–113.

Из всех сил в немецкой политике партия «Альтернатива для Германии» является, наверное, самой расположенной к России как политической и особенно – что важнее – как историко-культурной общности. Тем не менее и внутри этой политической силы слышна полифония позиций по многим вопросам, включая российский, и это связано не с внешне-, а с внутрипартийными процессами внутри АдГ.

Тем удивительнее, что в российском экспертном и академическом сообществе (несмотря на постоянно растущий объём публикаций по теме) практически не уделяется внимание изучению процессов и тенденций, лежащих глубже анализа выборно-электоральных циклов и публичной политики. А без комплексного понимания политического феномена невозможно сформулировать соответствующую собственным интересам позицию в его отношении.

Чуть более чем десятилетняя история партии «Альтернатива для Германии» демонстрирует успешный пример фундаментально оппозиционной, но не экстремистской партии. Изначально появившаяся как протест против экономической и финансовой политики Ангелы Меркель, партия скоро начала выдвигать всё больше консервативных и националистических лозунгов, запустив процесс смещения в правую сторону, не выходя, однако, за пространство легального. Этим объясняется и «радикализм» партии по ряду вопросов (отметим, что «радикальность» – понятие весьма относительное, зависящее как от пространственного, так и от временного контекста). Тотальное закрытие политического пространства в меркелевскую эпоху сузило рамки допустимого дискурса, уплотнив его слева («социал-демократизация» ХДС) и создав вакуум справа. Принципиальным, однако, является тот факт, что в результате такого сужения допускаемый истеблишментом дискурс (т.е. легитимный на высшем политическом и медийном уровне) серьёзно не совпадает с границами легального. Такова внешняя рамка наших последующих рассуждений.

Внутренне же необходимо отметить следующее: в «Альтернативе для Германии» существует не только многоуровневость, но и многовекторность.

В партии можно выделить три группы: либеральное (либерально-консервативное) крыло, умеренный консервативный центр и национал-консервативное (правоконсервативное) крыло. При трёх группах в «Альтернативе для Германии» налицо две противостоящих друг другу тенденции. С одной стороны, те, кто стремится к вхождению в истеблишмент на правах «консервативной» альтернативы в рамках произвольно установленных границ дозволенного (которые, повторим, не совпадают с границами легального). С другой же – фундаментально-оппозиционная (не равно протестная) линия, избравшая политическую непримиримость в качестве тактики противостояния абсорбции со стороны мейнстрима и нейтрализации самого успешного (право)консервативного политического проекта в истории ФРГ. Речь во втором случае идёт не об устойчивой радикализации, а именно о противостоянии неоднократным попыткам навязать политику приспособления к истеблишменту. Тактика же партий мейнстрима представляет собой стремление расколоть АдГ и притянуть умеренную часть, введя её в рамки обозначенного допустимым дискурса, хотя даже «радикальная» часть партии остаётся в рамках легального.

Именно под этим углом мы предпримем попытку рассмотреть историю «Альтернативы для Германии», оставляя в стороне как некоторые политические сюжеты, так и ряд теоретических вопросов, касающихся классификации этой политической силы.

От финансово-экономического протеста к системной альтернативе

«Альтернатива для Германии» основана в 2013 году. К её фундаментальным истокам часто относят либо концептуальное противостояние текущему европейскому проекту, либо реакцию на «социал-демократизацию» ХДС под руководством Ангелы Меркель и её политику. Так или иначе, непосредственный повод для появления АдГ напрямую связан с проблемами экономики. 25 марта 2010 г. канцлер ФРГ Меркель во время выступления в Бундестаге исключила прямую финансовую помощь Греции, однако вскоре одобрила первый пакет мер на саммите ЕС. «Безальтернативность» (так обосновала Меркель своё решение) стало ключевым словом для наименования новой партии[1]. Бернд Лукке, профессор экономики Гамбургского университета, бывший членом ХДС более тридцати лет, объединил осенью того же года более трёхсот немецких учёных, чьи еврокритические призывы изначально не выходили за пределы профессионального сообщества. Вопрос получил политический импульс только в следующем году, когда стало очевидно, что подобная политика финансового спасения станет новой нормальностью. В середине 2012 г. сформировано межпартийное движение, в которое вошёл ряд политиков и экономистов из ХДС и СвДП. Решающим шагом к созданию партии стало учреждение Лукке и консервативными политиками из ХДС Конрадом Адамом и Александром Гауландом «Альтернативы для выборов 2013» (Wahlalternative 2013) в сентябре 2012 года.

На учредительном съезде в Берлине 14 апреля 2013 г. Лукке, Адам и Фрауке Петри, рождённая в ГДР эмансипированная предпринимательница и многодетная мать, избраны равнозначными представителями партии на федеральном уровне. Создание 16 земельных объединений, начатое ещё до учредительного съезда, завершилось в мае того же года. АдГ насчитывала около десяти тысяч членов, большая часть из них ранее состояла в ХДС или СвДП. Ключевые лица партии отнюдь не были «людьми из народа», а происходили из финансовых, академических, промышленных и политических элит, это позволило окрестить новую силу «партией профессоров». Изначально – на этапе основания и первых шагов в политике – АдГ консенсусно обозначалась как либерально-консервативная и умеренно евроскептическая (в финансовом плане прежде всего) партия, соответствующая устоявшейся политической системе.

Концентрируясь лишь на одной теме, АдГ оперативно интегрировала свою критику финансовой политики в программу с сильной либеральной рыночной ориентацией, параллельно развивая консервативные представления по вопросам семьи, «гендера» и миграционной политики.

Это было вызвано прежде всего тем, что под знамёна новой политической силы встали люди как рыночно-либеральных, консервативных, так и умеренно националистических позиций (в ряды партии запрещался приём бывших, не говоря уже о действующих, членов праворадикальных партий и организаций, в том числе и НДПГ), обусловив неизбежность формирования трёх или хотя бы двух с половиной внутренних течений в будущем – зафиксируем этот момент.

На федеральных выборах 2013 г. АдГ набрала 4,7 процента, не преодолев минимальный порог и не получив мест в Бундестаге. Год спустя на региональных выборах партия уже уверенно прошла в ландтаги Тюрингии, Саксонии и Бранденбурга. Такой успех именно в новых федеральных землях обозначил очевидную по сей день тенденцию большей популярности партии на востоке страны. В предвыборной агитации «Альтернатива» решила отказаться от критики экономического курса правительства, поскольку пик финансового кризиса прошёл, а подобная повестка сама по себе показала ограниченность[2]. Поэтому ставку сделали на требования укрепления финансового суверенитета и в особенности на вопросы семейной политики – кандидат от партии в Саксонии и один из трёх председателей Фауке Петри высказалась за референдум об ужесточении законодательства, регулирующего аборты.

Подобное расширение тем и повышение градуса риторики практически неизбежно провоцировало раскол – уже летом 2014 г. фиксировались факты выхода из партии представителей либерального крыла. Осенью многие представители АдГ проявили интерес к появившемуся антиисламскому общественно-политическому движению PEGIDA. Его резкий взлёт и радикализация на фоне миграционного кризиса 2015 г. и соответствующее смещение акцента в риторике АдГ предельно обострило и без того напряжённую внутрипартийную ситуацию – либеральное крыло Бернда Лукке предпочло дистанцироваться от «враждебных по отношению к иностранцам» протестов, тогда как консервативные и националистические силы в партии предлагали рассматривать PEGIDA как естественных тактических союзников и не собирались понижать градус антимиграционной риторики. Это сближение осуществлялось под фактически единоличным контролем Петри.

Раскол № 1. «Эрфуртская резолюция»

Внутренние противоречия обострились весной 2015 г., когда 15 марта председатель партии в Тюрингии Бьёрн Хёкке и его коллега из Саксонии-Анхальт Андре Поггенбург наряду с другими членами партии из разных региональных отделений опубликовали «Эрфуртскую резолюцию»[3]. Ставшая учредительным документом для т.н. «Крыла» (Der Flügel) – национал-консервативного объединения в партии, резолюция содержала достаточно жёсткий посыл.

Проект «Альтернатива для Германии» находился, по убеждению авторов, в опасности, исходящей от «тенденции чрезмерно и без необходимости ограничивать политический диапазон» её деятельности. Подписанты предостерегали верхи от превращения АдГ в «технократически ориентированную партию» и настаивали на необходимости сохранения её как «фундаментальной, патриотической и демократической» альтернативы истеблишменту. Помимо этого, в тексте резолюции критиковался «гендерный мейнстриминг, мультикультурализм, произвол в воспитании детей», «размывание суверенитета и идентичности Германии». В завершение авторы заявляют, что сохранение бескомпромиссной позиции неизбежно ведёт к конфликтам с другими партиями, СМИ и «теми, кто несёт ответственность за разрушительные социальные эксперименты в нашей стране», однако этого не стоит бояться.

На следующий день после публикации «Эрфуртской резолюции» лидер партии Лукке раскритиковал инициативу, заявив, что любые «крылья» приведут к внутрипартийной борьбе и расколу. Петри сдержанно отреагировала на произошедшее, заняв позицию «над схваткой» и предложив совместить все мнения внутри партии. А вот подписавший резолюцию Гауланд оказал ей «абсолютную» поддержку в партийных верхах[4]. Параллельно в партию начался приток молодых политиков и активистов преимущественно из восточных земель.

Явный крен вправо ускорил эрозию партийного единства.

Либерально-консервативный сооснователь «Альтернативы» Ханс-Олаф Хенкель ушёл в апреле с поста заместителя лидера на том основании, что «правые стремятся захватить власть», и призвал «очистить партию от этих элементов»[5]. Лукке попытался вернуть утекающий из его рук контроль, изменив устав, согласно которому после короткого переходного периода АдГ должен был возглавить лишь один председатель – собственно, он сам. Для предотвращения смещения с должности до этого он собрал своих сторонников в собственное внутрипартийное объединение Weckruf 2015 (можно перевести как «тревожный звонок» или «сигнал к действию». – Ред.), узаконив состояние фактического двоевластия[6].

Однако расчёт Лукке не оправдался, а сыграл против него самого – на партийном съезде в Эссене 4 июля 2015 г. председателем большинством голосов была выбрана Петри, а вторым спикером – представитель умеренно-консервативного (второго в нашем троичном представлении) крыла Йорг Мойтен. В течение недели из партии вышли около двух тысяч человек, в том числе Лукке и Хенкель.

Пару месяцев спустя Германия оказалась в эпицентре миграционного кризиса с исламистскими терактами, нападениями на женщин и групповыми изнасилованиями на улицах городов. Не менее важным было то, что все эти бедствия свалились на страну под руководством – и во многом именно благодаря ему – ХДС, который в теории должен быть консервативным. На этом фоне Бьёрн Хёкке и близкий к «Крылу» Александр Гауланд представили в ноябре 2015 г. «Пять основных принципов для Германии» – второй документ «Крыла»[7].

Документ выдержан в жёстком тоне, в нём видны черты национализма и радикального консерватизма: «Наше государство и наша нация – это не продукт случайности. Это работа многих поколений. Мы можем по праву гордиться нашей богатой культурой, гражданскими и политическими свободами и благосостоянием», – гласит первый пункт. Второй отвергает современные левые социальные эксперименты – мультикультурное общество и нетрадиционную семью. В третьем критикуется отсутствие политической и военной субъектности Германии. Затем составители открыто атакуют «лживую прессу» и «охватившую Германию словно плесень» политкорректность. Завершающий принцип звучит следующим образом: «Германия была родиной наших предков. Германия должна оставаться родиной наших детей. Германия – наша родина, наша страна и наша нация!»

Миграционный кризис закономерно сделал многих граждан ФРГ более восприимчивыми к такой риторике. На земельных выборах в марте 2016 г. в Баден-Вюртемберге и Рейнланд-Пфальце «Альтернатива» набрала 15,1 процента и 12,6 процента соответственно, став третьей силой в ландтагах. На востоке страны партию ждал ещё более ошеломляющий успех – в Саксонии-Анхальт АдГ стала с отставанием в 5 процентов от ХДС второй силой с 24,3 процента, так же как и на выборах в Мекленбурге-Передней Померании с 20,8 процента (первое место заняла СДПГ – 30,6 процента). И даже в «лево-зелёном» Берлине партия смогла уверенно пройти в палату депутатов (14,2 процента).

По мере приближения выборов в Бундестаг осенью 2017 г. активизировались сторонники жёсткого курса. 17 января лидер «Крыла» произнёс в Дрездене скандально известную речь, большая часть которой была посвящена исторической политике[8]. Бьёрн Хёкке заявил, что знаменитое выступление федерального президента Рихарда фон Вайцзеккера 8 мая 1985 г., где тот впервые на высшем уровне назвал 8 мая «днём освобождения», а не поражения, было направлено «против собственного народа». Бомбардировку Дрездена, как и десятков других городов Германии, Хёкке назвал военным преступлением, единственной целью которого было «уничтожение немецкой идентичности» и «выкорчёвывание корней», что продолжилось и после войны путём «перевоспитания немецкого общества». Уже в школе, по мнению бывшего учителя истории, у немецких детей культивируют крайне негативное отношение к собственному прошлому и необходимо «развернуть историческую политику на 180 градусов». В этой же речи прозвучали, пожалуй, самые известные слова Хёкке о том, что немцы поставили «памятник позора в сердце своей столицы» (имеется в виду монумент памяти жертв геноцида евреев. – Ред.). Политик резко раскритиковал военную, а главное, культурную зависимость Германии от США. Он также преду­предил о демографической угрозе существованию немецкого народа, призвав молодёжь стремиться к «прусским добродетелям», а саму АдГ назвал «последним эволюционным, мирным шансом» для страны.

Впрочем, ещё до миграционного кризиса 2015 г. Хёкке заявлял, что «вопрос идентичности – центральный в XXI веке», а семья как первичная ячейка общества уничтожается современной глобальной экономикой и «декадансом гендерного мейнстрима»[9].

Раскол № 2. «Киффхойзерский манифест»

Весной-летом 2017 г. внутри «Альтернативы для Германии» вновь обострилась борьба – только в этот раз представителем компромиссно-приспособленческой тенденции оказалось крыло, двумя годами ранее противостоящее такому развитию событий. В преддверии федеральных выборов Фрауке Петри предложила занять «более реалистичные» позиции, которые позволили бы, по её мнению, сблизиться с системными партиями и войти во власть в правоцентристской коалиции[10]. Однако это предложение отклонили из-за сопротивления другой внутрипартийной группы, принципиально выступившей против «соглашательства» и настаивавшей на жёстко-оппозиционном курсе. В итоге этого пока лишь тактического поражения Петри во внутрипартийном конфликте (она оставалась сопредседателем «Альтернативы» наряду с Мойтеном) партию на выборах возглавили покровитель правоконсервативной фракции Гауланд вместе с более «оппозиционной версией Петри» – успешной предпринимательницей Алис Вайдель, которую на тот момент можно отнести к срединному (умеренно-консервативному) спектру в АдГ.

Менее чем за три недели до федеральных выборов в сентябре 2017 г. «Крыло» Хёкке выпустило очередной программный документ, отсылающий к архетипическому для немецкой национальной истории месту[11] – «Киффхойзерский манифест»[12]. В его преамбуле «Крыло» называется «наиболее важным и стабильным» течением внутри АдГ, главной задачей которого является удержание партии на позициях «принципиальной политической альтернативы» и недопущения приспособления к рамкам, установленным истеблишментом. Составители манифеста предостерегают от раскольнических тенденций и любых мыслей о преждевременных коалициях, так как АдГ может в перспективе претендовать на роль правящей партии на своих условиях. Помимо этого, АдГ провозглашена в тексте манифеста «народной партией» и в то же время лишь средством, с помощью которого можно «лучше всего служить нашему народу, нашей нации и нашему государству».

Подтверждая обозначившуюся тенденцию к уходу от какой-то компромиссной позиции, Фрауке Петри, со своей стороны, за неделю до выборов дистанцировалась от куда более консервативной и националистической предвыборной программы (Programm für Deutschland 2017) и выдвинутой пары Гауланд–Вайдель, выразив возмущение их «радикальным заявлениям». В первую очередь под этим подразумевалась нашумевшая речь Гауланда на съезде «Крыла» в Кифхойзере, где политик, сославшись на отношение французов и англичан к своей истории, заявил о том, что немцы также имеют право гордиться своими, в том числе и ратными, достижениями[13]. Выборы в Бундестаг оказались успешными для «Альтернативы» – партия набрала 12,6 процента и, став третьей силой в парламенте, формально возглавила оппозицию. Но на следующий день получившая депутатский мандат Петри заявила, что не станет членом парламентской группы АдГ и демонстративно вышла из партии. В качестве основной причины она назвала ряд скандалов вокруг высказываний членов «Крыла» и общий сдвиг партии вправо. За Петри последовала группа её сторонников, что стало вторым крупным расколом. Это, однако, не ослабило позиции «Альтернативы для Германии». Освободившееся место в качестве сопредседателя партии на следующем партийном съезде отдали лидеру парламентской фракции и представителю национал-консервативного крыла Александру Гауланду.

Раскол № 3. Совпадение становится закономерностью

Вскоре после выборов вновь начала ощущаться борьба, если проводить параллели с историей «Зелёных», «реалистов» (Мойтен) и «фундаменталистов» (Гауланд). Гауланда в ноябре 2019 г. на посту сопредседателя партии сменил Тино Хрупалла – молодой выходец из ГДР и близкий к «Крылу» Хёкке политик. К тому моменту позиции правоконсервативной группы в партии также ощутимо усилились за счёт прошедших в сентябре-октябре выборов в трёх восточных землях.

Накануне земельных выборов 2019 г. в Бранденбурге, Саксонии и Тюрингии в партии наметилась очередная драма – и на этот раз в трёх актах. В результате очередного цикла нарастающей борьбы меж двумя тенденциями, которые на этот раз были представлены умеренно-консервативным и правоконсервативным крыльями, Йоргу Мойтену ясно указали его роль в определении курса партии – Александр Гауланд активно выступал на собраниях «Крыла», а лидер всего лишь регионального отделения Бьёрн Хёкке в ходе конфликта с Мойтеном заявил, что может гарантировать: дуэт председателей не будет более переизбран в текущем составе[14]. Не менее важным тактическим успехом Хёкке стало и перетягивание второго лидера парламентской фракции АдГ, умеренно-консервативной Алис Вайдель, на сторону «Крыла» (но не вступление в него – это был скорее тактический ход)[15]. Апогея борьба Мойтена и Хёкке (при поддержке последнего Гауландом) достигла весной 2020 г., чему предшествовало политическое землетрясение, устроенное лидером «Крыла» в Тюрингии.

Речь идёт о т.н. «эрфуртском шоке» – политическом кризисе в Тюрингии, когда по результатам выборов больше половины мест в ландтаге получили «Левые» и «Альтернатива для Германии». Путём ряда политических хитростей АдГ добилась того, что кандидат от СвДП (партия набрала всего 5 процентов на выборах) Томас Кеммерих стал премьер-министром с перевесом в один голос (благодаря поддержке ХДС и неожиданному переходу всех голосов «Альтернативы»). Политический шок от произошедшего («правые» обходят изоляцию и что-то решают) был колоссальным: Аннегрет Крамп-Карренбауэр, лидер ХДС, потребовала от регионального отделения партии отозвать свои голоса, но в итоге ей пришлось подать в отставку. Находившаяся с деловым визитом в ЮАР Ангела Меркель заявила о необходимости отмены результатов выборов в этот «плохой день для демократии»[16]. СМИ писали о «фашистском сговоре» и «угрозе демократии», и в конце концов Кеммерих чуть менее месяца спустя подал в отставку. Для преодоления кризиса «Левые», СДПГ, «Зелёные» и ХДС согласовали совместный план действий, который подразумевал восстановление представителя левых Бодо Рамелова на перевыборах в качестве премьер-министра земли – левое правительство меньшинства должно было править при парламентской поддержке ХДС с условием заблаговременного согласования правительственных инициатив.

Спустя неделю после повторных выборов в Тюрингии Служба по защите конституции характеризовала «Крыло» как правоэкстремистскую организацию и изменила статус «подозрения» (нем.: Verdachtsfall) на статус «наблюдения» (нем.: Beobachtungsfall)[17]. Это давало службам безопасности право осуществлять надзор за работой всей партии.

Сложившейся ситуацией решил воспользоваться Йорг Мойтен, которому многие уже пророчили повторение судьбы выдавленных из партии умеренных лидеров: как Петри вытеснила Лукке, затем Мойтен с Гауландом вытеснили Петри, так теперь и сам Мойтен находился в оборонительном положении. Примечательно, что, вытеснив Лукке летом 2015 г. из партии, Мойтен и Петри прекратили процедуру импичмента против Хёкке, начатую предыдущим председателем в качестве реакции на «Эрфуртскую резолюцию». В начале 2017 г. Мойтен защищал Хёкке уже от критики Петри.

В качестве контрнаступления на позиции Хёкке с целью перехватить инициативу во внутрипартийной борьбе, Мойтен атаковал видного члена «Крыла» и председателя партийного отделения АдГ в Бранденбурге Андреаса Кальбица – тому ставилось в вину сокрытие членства в праворадикальной организации до вступления в партию. Помимо исключения Кальбица из партии, Мойтен потребовал скорейшего роспуска внутрипартийных структур «Крыла», что было не без споров одобрено федеральным советом партии. В итоге, не дожидаясь обозначенной даты, в конце марта 2020 г. было объявлено о роспуске «Крыла», а Кальбица исключили из АдГ.

«Крыло» распускалось, как говорилось в тексте, чтобы «сохранить единство партии и не ставить под угрозу проект политической альтернативы для Германии». Подчёркивалась ведущая роль «Крыла» в успехах партии в восточных федеральных землях, а также его «функция компаса», что «спасало молодую партию от слишком легкомысленного приспособления к этаблированным силам». Тем не менее, поскольку «любая форма организации может быть только средством для достижения цели», «Крыло» объявлялось более не существующим объединением.

Однако позиции национал-консервативного течения едва ли ослабли – сторонники Хёкке остались в партийных структурах, три из четырёх наиболее важных позиций занимали близкие к нему или хотя бы находящие понимание с ним люди (Гауланд, Хрупалла и Вайдель). Распустив «Крыло», Мойтен не достиг единства партии, скорее наоборот – он сделал существование противостоящей группы неформальным, что лишь усложняло противодействие росту его влияния.

Это стало понятно на партийном съезде 10–11 апреля 2021 г. в Дрездене, на котором делегаты должны были выработать повестку к федеральным выборам. Также ожидалось выдвижение не пары кандидатов, а единого лидера, что символизировало бы преодоление раскола партии и ориентацию на более компромиссный с истеблишментом курс. Йорг Мойтен – как и Лукке в своё время – видел в этой роли себя. Однако попытка закрепить успех «наступлений» прошлого года не удалась. Съезд, на котором Мойтен должен был поставить Хёкке на место, превратился в реванш последнего – под критику попала к тому же и колеблющаяся между умеренным и более радикальным течениями Вайдель. Лидер тюрингского отделения «Альтернативы» был наиболее активен в дебатах, а многие из его инициатив приняли подавляющим большинством. Гауланд и Хрупалла ожидаемо солидаризировались с Хёкке. В итоге Хрупаллу выбрали в качестве пары к Мойтену на грядущих выборах в Бундестаг, Хёкке же заявил, что не имеет никаких амбиций на федеральном уровне и хочет сконцентрироваться лишь на своих обязанностях председателя отделения партии в Тюрингии[18].

Тем не менее к федеральным выборам сентября 2021 г. партия подошла на спаде популярности – АдГ не смогла найти ничего лучшего, чем фронтальная атака на антиковидные ограничения и кампанию по вакцинации под лозунгами «свободы» и «ущемления базовых прав», однако неудачи правительства отражались в росте популярности «Зелёных», а не АдГ. Ещё в марте 2021 г. партия потеряла по трети голосов на земельных выборах в Баден-Вюртемберге и Рейнланд-Пфальце, и многие сочли, что АдГ зашла в тупик. И даже на летних выборах в Саксонии-Анхальт АдГ потеряла несколько процентных единиц на фоне «мобилизации» по принципу «либо ХДС, либо АдГ». Нельзя признать успешными и итоги федеральных выборов – партия набрала 10,3 процента (-2,3 процента в сравнении с прошлыми выборами). В тот же день на региональных выборах «Альтернатива» потеряла пятую часть голосов в Мекленбурге-Передней Померании и почти половину – в Берлине.

На этом фоне вскоре после выборов Мойтен объявил, что более не будет баллотироваться на пост председателя партии, а в конце января 2022 г. и вовсе вышел из неё. Он сослался на поражение во внутрипартийной борьбе с формально распущенным, но тем не менее фактически существующим «Крылом», пожаловался, что «сердце партии бьётся слишком справа», и АдГ более «не стоит на почве свободного демократического порядка». Примечательный комментарий касался прогнозов будущего партии – по мнению Мойтена, АдГ ждёт судьба «Лиги Ост» (на аналогии с итальянской партией Маттео Сальвини, до определённого момента существовавшей в формате «Лиги Норд»)[19].

Преемник Мойтена избирался на партийном съезде в Ризе 17–19 июня 2022 г. – на фоне российской операции на Украине, длившейся к тому моменту уже четыре месяца. «Альтернатива для Германии» стала наиболее умеренной в отношении России партией. Бьёрн Хёкке, как и многие близкие к нему политики внутри партии, неоднократно осуждал «провоцирующую политику НАТО» и поставки вооружения Киеву.

По его словам, конфликт не является «войной Германии», куда важнее было бы сохранять экономические отношения с Россией, поэтому роль Берлина и Европы в целом должна сводиться к миротворчеству и выстраиванию новой системы безопасности, включающей в себя и Москву.

Выбирая между Москвой и Вашингтоном, Хёкке предпочёл бы первую, подчёркивая, что Германия должна быть «центральной силой и мостом между Востоком и Западом»[20].

На повестке стояла выработка новой внешнеполитической стратегии в отношении ЕС и вопрос перехода от двух председателей партии к одному. В условиях отсутствия политических успехов и ощущения «электорального тупика» сторонники компромиссно-умеренного курса надеялись не допустить переизбрания Тино Хрупаллы, что было более вероятно в случае согласования принципа одного председателя. Этого, однако, не произошло – Хрупалла остался сопредседателем партии, а место Мойтена заняла Алис Вайдель. Впервые полностью совпала пара председателей партии и лидеров парламентской фракции. Эти вопросы, по всей видимости, предварительно согласовывались с Хёкке, который отказался выдвигаться на пост председателя, однако являлся центральной фигурой съезда. Кроме того, при выборе состава федерального совета партии около двух третей мест получили близкие к Хёкке люди[21].

Центральным же и фактически итоговым документом должна была стать резолюция «Переосмысляя Европу»[22], разработанная широким кругом политиков и экспертов из кругов, близких в первую очередь к Хёкке (но не только). Она должна была представить позитивную программу по внешнеполитическим вопросам. Документ оказался резким по содержанию, но в нём едва ли можно было найти принципиально новую риторику: роспуск ЕС и формирование другого союза европейских государств по схеме «Европа отечеств», противопоставление глобализма и принципа национального государства, проблемы идентичности и миграции, концепт «Крепость Европа», расположенная к России позиция в плане геополитического устройства европейского пространства и т.д.

Однако в последний момент проект резолюции наткнулся на искусственно создаваемые преграды формального характера. После долгих и ожесточённых споров съезд закрылся досрочно. Линии раскола вновь чётко фиксировались по близости к упразднённому «Крылу».

Будет ли раскол № 4? Линии напряжения и перспективы

По мере обострения кризисных тенденций внутри ФРГ в 2022–2023 гг., а также ввиду позиции «Альтернативы для Германии» по урегулированию российско-украинского конфликта, рейтинги партии значительно выросли. Зимой 2023–2024 гг. популярность АдГ на федеральном уровне стабильно держалась на уровне 21–24 процентов, а отставание от лидирующего блока ХДС/ХСС сократилось до 5 процентов[23].

За предшествующие выборам в Европарламент шесть месяцев (и за девять до земельных выборов в Саксонии, Тюрингии и Бранденбурге) по АдГ был нанесён целый ряд политических и информационных ударов: бывший политик из Левой партии Сара Вагенкнехт основала партию, со всей очевидностью призванную сыграть в том числе роль магнита, перетягивающего электорат от АдГ; в январе по всей Германии прокатились колоссальных размеров акции «против правого экстремизма». Поводом стала опубликованная медиаресурсом Correctiv и активно распространявшаяся другими СМИ информация о якобы имевшей место «тайной встрече в Потсдаме» в ноябре 2023 г., на которой присутствовали члены АдГ и обсуждался «план по высылке миллионов мигрантов» из ФРГ (позднее через суд был доказан клеветнический характер заявлений, однако медийный эффект уже состоялся); за этим – уже весной – последовала серия персональных информационных атак на ведущих политиков фундаментально-оппозиционного крыла АдГ. Под мощный пресс попали Максимилиан Кра и Петер Быстрон (1-й и 2-й номер в партийных списках на выборах в Европарламент), известные достаточно позитивным отношением к России, а также сам Бьёрн Хёкке. Вскоре последовал ещё один скандал с высказыванием Кра (на которое его, очевидно, провоцировали осознанно) на тему исторической политики[24].

Тем не менее «Альтернатива для Германии» добилась внушительного успеха и на Евровыборах, а особенно – на выборах на востоке Германии. В Тюрингии партия набрала 32,8 процента, впервые став первой силой на земельном уровне, в Саксонии (30,6 процента) и Бранденбурге (29,2 процента) с минимальным отрывом заняла второе место. Все партии исключили сотрудничество с АдГ, и особенно категорично – в Тюрингии, где её возглавляет Хёкке. Но в Тюрингии ситуация для остальных партий наиболее сложная, так как для формирования правительства большинства требуется широкая коалиция из ХДС и нескольких левых партий.

На этом фоне (когда АдГ выкрутила как минимум одну руку немецкому истеблишменту) вновь замаячила перспектива раскола по старым мотивам. С того же условного «правого фланга» слышны голоса о необходимости радикальной смены бескомпромиссно-оппозиционной линии и исключения ряда лиц – в первую очередь Бьёрна Хёкке – ради вхождения в региональную коалицию или даже потенциального участия в федеральном правительстве. Это увязывается и со сменой внешнеполитической ориентации АдГ на умеренный атлантизм, к которому склоняются многие правые партии, находящиеся у власти в странах ЕС. Осуществить это должна избранная кандидатом на пост канцлера от АдГ на грядущих выборах Алис Вайдель, выступавшая за исключение Хёкке из партии в 2017 г., но позже присоединившаяся к его лагерю[25].

Описанные процессы, вероятно, ускорятся по независящим от АдГ внешним процессам – в начале ноября правительство Шольца потеряло большинство из-за выхода из него СвДП, досрочных выборов в начале 2025 г. не избежать. Усиление давления на крыло Хёкке и связанные с ним программные установки может последовать в любой момент. Тем не менее есть основания полагать, что Алис Вайдель не решится пойти на конфронтацию, в которой, скорее всего, не сможет взять верх (особенно в условиях политических пертурбаций, не позволяющих подготовить и провести последовательную кампанию, грозящую очередным партийным расколом).

В таком случае «Альтернатива для Германии» останется крупнейшей силой консервативного сопротивления доминирующим в Европе тенденциям, а значит, и надеждой для всех симпатизирующих такому сопротивлению сил.

Вместо заключения: «Альтернатива для Германии» и Россия

В завершение есть смысл задаться вопросом, действительно ли «Альтернатива для Германии» может быть желанной альтернативой и для России? Ответ осложнён тем, что, с одной стороны, идейно-ценностные установки российской политики зачастую исходят из тактических нужд, а их стратегическую глубину можно ухватить лишь на уровне спекуляций.

С другой стороны, «Альтернатива для Германии» остаётся оппозиционной партией даже на региональном уровне, и невозможно с уверенностью сказать, что она захочет и сможет сделать, если вдруг получит рычаги управления страной.

Тем не менее рассуждения на эту тему не лишены смысла – тем более если учесть динамику политических (и не только) процессов в мире.

На тактическом уровне позиция АдГ по большинству вопросов может рассматриваться как наиболее благоприятная для России: упор на активное экономическое взаимодействие с точки зрения деловой рациональности ведёт к требованиям восстановить старые и запустить новые совместные проекты энергетической инфраструктуры; позиция по украинскому конфликту выражена в стремлении к скорейшему мирному урегулированию (прекращение поставок вооружения, активизация дипломатического посредничества) и выстраиванию общеевропейской системы безопасности (с включением туда и России, и Украины); комплекс «консервативных идеологем», транслируемый как Москвой, так и АдГ, в большинстве пунктов совпадает и может быть условно отнесён к одному ценностному лагерю в разворачивающемся противостоянии. Более последовательно все вышеперечисленные позиции представлены именно тем крылом, которое мы обозначили ранее как «фундаментально-оппозиционное» и которое сейчас достигло решающего влияния в принципиальных вопросах.

Так, 14 декабря 2024 г. тюрингское отделение «Альтернативы для Германии», вотчина Хёкке, опубликовало примечательную резолюцию «Мир и суверенитет. Немецкая позиция». Текущий российско-украинский конфликт назван там прокси-войной, которую США ведут против России с целью недопущения российско-европейского (российско-франко-немецкого) сотрудничества. Выход из положения, когда ФРГ лишена суверенитета (ещё один образ из резолюции), заключается в его обретении и формулировании собственной внешнеполитической линии, соответствующей европейским и немецким интересам.

Однако есть и более высокий – стратегический – уровень. В складывающихся внешнеполитических обстоятельствах у АдГ есть два возможных варианта. Первый – поддаться давлению и стать «немецким представителем интересов трампистских США», получив потенциальную возможность обретения власти и сохранения связей с правящими и крупными оппозиционными правыми партиями в других странах Европы, большинство из которых сохраняют по тем или иным причинам трансатлантическую ориентацию. Второй – работать над альтернативой в долгосрочной перспективе, прежде всего над вариантом континентального сотрудничества вокруг франко-германской оси с подключением к ней Москвы, рассчитывая, что мировая политическая ситуация может открыть новые возможности.

Внутри «Альтернативы для Германии» есть сторонники обоих сценариев, и – подчеркнём это ещё раз – линия разделения в целом совпадает с водоразделом между умеренным и фундаментально-оппозиционным крыльями. Представители правоконсервативного крыла давно и недвусмысленно высказываются в пользу второго, активно выступая за нормализацию отношений с Россией и предостерегая европейских правых от дрейфа под крыло американских консерваторов в целом или Трампа в частности. Пока курс партии, которой управляют близкие к последней группе политики, не претерпел изменений, однако постановка этого вопроса – дело времени (весьма вероятно, ближайшего).

Точки потенциального напряжения с Россией сейчас выявить сложнее – вопрос требует отдельного, обстоятельного и беспристрастного исследования. Однако есть все основания полагать, что центральными для противоречий могут стать вопросы исторической политики и политики памяти. Впрочем, при желании, готовности и усердии с обеих сторон, взаимопонимание может быть найдено и в этой непростой теме. Она вовсе не должна быть приведена к чему-то общему, но взаимоуважение в вопросах прошлого может стать прочным фундаментом для построения надёжного будущего.

Автор: Филипп Фомичёв, аспирант Школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Сноски

[1] Работяжев Н.В. «Альтернатива для Германии»: между консерватизмом и правым популизмом // Полития. 2022. No. 3. С. 164.

[2] Грибовский В. Правые партии «политической альтернативы» в Германии, Австрии и Швейцарии: автореф. дисс. … канд. полит. наук. М.: Институт Европы РАН, 2019. С. 88.

[3] Erfurter Resolution. Die Gründungsurkunde des Flügels // Der Flügel. 2015. URL: https://web.archive.org/web/20200419115104/https:/www.derfluegel.de/erfurter-resolution/ (дата обращения: 30.10.2024).

[4] AfD-Chef Lucke warnt vor Flügelstreit // JF-Online. 16.03.2015. URL: https://jungefreiheit.de/politik/deutschland/2015/afd-chef-lucke-warnt-vor-fluegelstreit/#comments (дата обращения: 30.10.2024).

[5] См.: AfD-Vize Henkel tritt zurück // JF-Online. 23.04.2015. URL: https://jungefreiheit.de/politik/deutschland/2015/afd-vize-henkel-tritt-zurueck/ (дата обращения: 30.10.2024); „Wir müssen die Partei von diesen Elementen säubern“ // Der Spiegel. 16.05.2015. URL: https://www.spiegel.de/politik/deutschland/henkel-sieht-unueberbrueckbare-differenzen-an-der-afd-spitze-a-1033901.html (дата обращения: 30.10.2024).

[6] Etappen der Parteigeschichte der AfD // Bundeszentrale für politische Bildung. 02.12.2022. URL: https://www.bpb.de/themen/parteien/parteien-indeutschland/afd/273130/etappen-der-parteigeschichte-der-afd/ (дата обращения: 30.10.2024).

[7] Fünf Grundsätze für Deutschland. Wegweiser für eine neue Politik // Der Flügel. 2015. URL: https://web.archive.org/web/20200321202217/https://www.derfluegel.de/fuenf-grundsaetze-fuer-deutschland/ (дата обращения: 30.10.2024).

[8] Höcke B. Rede über Denkmal der Schande // Tagesspiegel. 19.01.2017. URL: https://www.tagesspiegel.de/politik/hoeckerede-im-wortlaut-gemuetszustand-eines-total-besiegten-volkes/19273518.html (дата обращения: 30.10.2024). «Альтернатива для Германии» стремится к более позитивному изображению картины прошлого страны, не сводя всю немецкую историю к двенадцати годам нацистского господства. Оставаясь в русле историко-философских рассуждений Эрнста Нольте, Хёкке (как и многие другие) указывает на асимметрию в мемориальной политике, где всё сконцентрировано исключительно на негативных аспектах эпохи национал-социализма. Подробнее о критике исторической политики «Альтернативой для Германии» в целом и о позиции Б. Хёкке в частности см.: Fomitschjow F. Der Historikerstreit nach 35 Jahren und die deutsche Erinnerungskultur. Vergangenheit, die dennoch vergehen soll? In: J. Pasko, E. Uspenskaja, M. Beisswenger (Hrsg.), Sammelband der VII. Internationalen Konferenz für Studenten und Doktoranden „Welt und Wissenschaft“. Moskau: Hochschule für Wirtschaft, 2022. S. 16–30.

[9] Kemper A. „Die neurotische Phase überwinden, in der wir uns seit siebzig Jahren befinden“. Zur Differenz von Konservativismus und Faschismus am Beispiel der „historischen Mission“ Björn Höckes. Jena: Rosa-Luxemburg-Stiftung, 2016. S. 17.

[10] Работяжев Н.В. «Альтернатива для Германии»: между консерватизмом и правым популизмом // Полития. 2022. No. 3. С. 164.

[11] Кифхойзер – небольшой по протяжённости горный массив на границе Тюрингии и Саксонии-Анхальт. Его историко-мифологическое значение для Германии заключено в традиционном для Европы сюжете о короле-под-горой. Согласно легенде, в горах Кифхойзера спит император Фридрих Барбаросса (1122–1190), чья борода проросла через мраморный стол в пещере, и которому каждый день вороны сообщают, пришло ли то самое время самых тяжёлых для немецкого народа испытаний, когда император проснётся и поведёт народ к победе. Очевидно, что подобная легенда имеет и христианско-эсхатологический подтекст. В конце XIX столетия среди руин средневекового замка Кифхаузен в этих самых горах был возведён масштабный монумент первому кайзеру объединённой Германии Вильгельму I (1797–1888). В основании, расположенном ниже уровня земли – как бы под горой – находится фигура спящего Барбароссы. Сам стиль монумента напоминает романские крепости и соборы эпохи Штауфенов.

[12] Das Kyffhäusermanifest 2017 // Der Flügel. 05.09.2017. URL: https://web.archive.org/web/20200321202215/https:/www.derfluegel.de/2017/09/05/das-kyffhaeusermanifest/ (дата обращения: 30.10.2024).

[13] Fomitschjow F. Op. cit. S. 26.

[14] Steffen T. Angriff der Radikalen // Die Zeit. 09.07.2019. URL: https://www.zeit.de/politik/deutschland/2019-07/afd-alexander-gauland-bjoern-hoecke-zerwuerfnisse-vorstandswahl (дата обращения: 30.10.2024).

[15] Höckes Flügel und Fraktionschefin Weidel schließen Bündnis // Der Spiegel. 12.07.2019. URL: https://www.spiegel.de/politik/deutschland/afd-bjoern-hoecke-fluegel-und-alice-weidel-schliessen-buendnis-a-1277033.html (дата обращения: 30.10.2024).

[16] Angela Merkel nennt Wahl Kemmerichs „unverzeihlich“ // Die Zeit. 2020. 06.02.2020. URL: https://www.zeit.de/politik/deutschland/2020-02/angela-merkel-thomas-kemmerichs-wahl-muss-rueckgaengig-gemacht-werden (дата обращения: 30.10.2024). Представители АдГ затем обвинили Ангелу Меркель в превышении должностных полномочий и нарушении партийного нейтралитета и подали против неё иск в Федеральный конституционный суд. В итоге на момент решения суда уже бывший канцлер ФРГ проиграла дело – 15 июня 2022 г. было установлено, что своими высказываниями Меркель нарушила право АдГ на равенство возможностей в состязательной демократии. Естественно, никаких последствий для бывшего канцлера этот вердикт уже не имел, повторные выборы не были отменены. См.: Bundesverfassungsgericht, 2022. Äußerungen von Bundeskanzlerin Merkel zur Ministerpräsidentenwahl in Thüringen 2020 verletzen das Recht auf Chancengleichheit der Parteien. Pressemitteilung Nr. 53/2022 // Bundesvervassungsgericht. 15.06.2022. URL: https://www.bundesverfassungsgericht.de/SharedDocs/Pressemitteilungen/DE/2022/bvg22-053.html (дата обращения: 30.10.2024).

[17] Verfassungsschutzbericht 2020. Berlin: Bundesministerium des Innern, für Bau und Heimat, 2020. S. 93–96.

[18] Höcke tritt nicht für den Bundestag an // Der Spiegel. 08.05.2021. URL: https://www.spiegel.de/politik/deutschland/afdbjoern-hoecke-kandidiert-nicht-fuer-den-bundestag-a-fda54fca-81c7-4285-94ef-cbad27b59e55 (дата обращения: 30.10.2024).

[19] Pittelkow S. Meuthen verlässt die AfD // Tagesschau. 28.01.2022. URL: https://www.tagesschau.de/investigativ/ndr-wdr/afd-vorsitz-meuthen-101.html (дата обращения: 30.10.2024).

[20] См.: Björn Höcke (AfD) im Gepräch: „Entweder … oder…, Herr Höcke?“ // YouTube: Deutschland Kurier. 23.12.2022. URL: https://www.youtube.com/watch?v=HYOioF8XxrM (дата обращения: 30.10.2024); Björn Höcke (AfD) im Interview: „Wir kämpfen für Deutschland!“ // YouTube: Deutschland Kurier. 04.01.2023. URL: https://www.youtube.com/watch?v=0FFhaF9JcBk (дата обращения: 30.10.2024).

[21] Küstner K. Höckes Machtdemonstration ohnegleichen // Tagesschau. 19.06.2022. URL: https://www.tagesschau.de/kommentar/kommentar-afd-parteitag-101.html (дата обращения: 30.10.2024).

[22] Resolution „Europa neu denken“ 2022. Antragsbuch zum Bundesparteitag der AfD in Riesa. Riesa: AfD, 2022. S. 8–12.

[23] Wenn am nächsten Sonntag Bundestagswahl wäre… // INSA. URL: https://www.wahlrecht.de/umfragen/insa.htm (дата обращения: 30.10.2024).

[24] Фомичёв Ф. Подбиты на взлёте: как и для чего европейские правые избавились от немецких коллег // Россия в глобальной политике. 06.06.2024. URL: https://globalaffairs.ru/articles/podbity-na-vzlyote/ (дата обращения: 30.10.2024).

[25] Kubitschek G. Spaltkeile, NIUS, Reichelt – eine Herausforderung // Sezession. 22.10.2024. URL: https://sezession.de/69731/spaltkeile-nius-reichelt-eine-herausforderung (дата обращения: 30.10.2024).

Германия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783121 Филипп Фомичев

Ещё одна революция отторжения? Нет

Дэвид Лэйн

Почётный профессор социологии Кембриджского университета и член Эммануил-колледжа.

Для цитирования:

Лэйн Д. Ещё одна революция отторжения? Нет // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 88–93.

Международный дискуссионный клуб «Валдай»

Выдающийся австралийский учёный Лесли Холмс определил движения против коммунистического правления в Европе как «революции отторжения». Он рассуждал так: граждане знали, против чего они выступают, но не знали, что они хотят вместо этого. Одной из характерных черт недавних выборов в Западной Европе является то, что они демонстрируют общее неприятие политических партий, которые определяли «правые» и «левые» электоральные позиции с момента окончания Второй мировой войны.

В Великобритании Консервативная и Лейбористская партии лишились значительной части поддержки традиционного электората. Партии Марин Ле Пен во Франции, Джорджи Мелони в Италии, Сары Вагенкнехт в Германии, Виктора Орбана в Венгрии бросают вызов внутренней неолиберальной политике и внешнеполитическому курсу, основанному на постулатах НАТО. Вписывается ли в эту картину избрание Дональда Трампа президентом США?

Волны политического недовольства

Недовольство в разных странах порождается схожими внутренними проблемами, среди которых рост иммиграции, отрицательно влияющий на группы с низким доходом (низкооплачиваемая рабочая сила создаёт конкуренцию за жильё и государственные пособия). Существуют и более широкие экономические факторы.

Свободный рынок изменил структуру торговли, производство товаров физически переместилось в развивающиеся страны, забрав ранее хорошо оплачиваемые и относительно постоянные рабочие места, связанные с ручным трудом. Квалифицированный рабочий класс брошен на произвол судьбы и вынужден искать работу в торговых центрах, временную краткосрочную занятость или вообще не работать, завися от государственной или частной благотворительности. На его месте возник новый класс неручного труда с более высоким образованием и большой долей женщин. Растущие профессиональные группы – бухгалтеры, юристы, учителя и лекторы, исследователи, государственные служащие, специалисты в области здравоохранения, туризма и благополучия, агенты по недвижимости и специалисты по информационным технологиям получают стабильные доходы и комфортные условия труда. Финансовые услуги и спекулятивные сделки с жильём, владение капиталом, приватизация государственных активов и уменьшение роли государственного социального обеспечения привели к появлению более привилегированного социального класса с высокими доходами и высокой приватностью образа жизни. Во всех основных капиталистических странах произошло сокращение доли труда в национальном доходе.

Электоральные триумфы Дональда Трампа как раз опираются на эти перемены. Как и упомянутые выше растущие популистские движения, Трамп апеллирует к тем, кто проиграл от перехода на открытые рынки.

Однако он не бросает вызов американской политической системе. Его поддержка прочно укоренена в ней.

Общее число поданных голосов по-прежнему весьма сбалансировано, и разница между голосами за Трампа и за Харрис составляет всего два процента.

Американский случай: поддержка Дональда Трампа

Анализ результатов указывает на некоторые из вопросов, которые лежат в основе происходящего. Трампа поддерживали избиратели с разным уровнем доходов. У него было немного меньше сторонников, чем у демократов, среди тех, чей семейный доход составлял более 100 тысяч долларов в год – здесь демократы привлекли 51 процент по сравнению с 46 процентами у республиканцев. В группе с относительно низким доходом (менее 50 тысяч долларов) доля голосов составила 47 процентов у демократов и 50 процентов у республиканцев. Трамп привлёк непропорционально большое количество мужчин (55 процентов по сравнению с 42 процентами у Харрис), в то время как Харрис получила 53 процента голосов женщин, включая 91 процент чернокожих женщин (7 процентов электората). Доля женских голосов за Трампа составила 45 процентов. Трамп привлёк избирателей старшего возраста (56 процентов в возрастной группе 50–64 лет); Харрис – более молодых женщин (61 процент в возрастной группе 18–29 лет). Женатые мужчины в подавляющем большинстве проголосовали за Трампа (60 процентов). Его поддержали 63 процента избирателей, имеющих среднее образование или ниже; очень большая разница по сравнению с образовательным уровнем сторонников Демократической партии, которая привлекла 55 процентов выпускников колледжей.

По религиозной принадлежности за Трампа проголосовали 63 процента протестантов, 58 процентов католиков и только 22 процента иудеев. Те, кто не исповедует никакой религии, проголосовали за демократов (71 процент). Группа геев, лесбиянок, бисексуалов, трансгендеров в подавляющем большинстве (86 процентов) поддержала демократов. В то же время 65 процентов ветеранов отдали голоса за Трампа. За исключением чернокожих американцев (Трамп получил лишь 13 процентов их голосов), Трамп пользовался значительной поддержкой среди других этнических групп и получил 57 процентов голосов белых американцев (71 процент от общего числа опрошенных).

Итак, мы получаем картину широкого электората Трампа с гораздо большим количеством пожилых мужчин и немного большим количеством людей с низким доходом. У Харрис гораздо больше людей с высоким доходом, больше женщин и больше выпускников колледжей.

Почему голосуют за Трампа?

Объяснение, почему люди проголосовали так, как они это сделали, можно найти в условиях их жизни и в том, как эти условия изменились. Из общего числа людей, участвовавших в опросах, одна треть считала, что экономика страны работает «плохо» – и из них 87 процентов были сторонниками Трампа. С другой стороны, четверть респондентов полагала, что финансовое положение их семьи стало «лучше», чем четыре года назад. 82 процента из них были сторонниками демократов. Из тех, кто считал, что их положение стало «хуже» (46 процентов респондентов), 81 процент поддержал Дональда Трампа. Если говорить о влиянии инфляции, то 22 процента населения посчитали, что «инфляция стала тяжёлым испытанием для их семьи», и из них 74 процента проголосовали за Трампа. В то же время из тех, кто «вообще не испытал никаких трудностей» от инфляции, 77 процентов оказались сторонниками демократов. 24 процента от общей численности населения сообщили, что их экономическое положение «сегодня лучше», чем четыре года назад. 82 процента из них были сторонниками Харрис. Самая большая группа избирателей (46 процентов) заявили, что они живут «хуже», чем четыре года назад, – из них 81 процент надеется на Трампа.

Эти результаты показывают, что значительное число американцев недовольны состоянием экономики.

Самые важные для американского избирателя политические вопросы

Какие же вопросы были затронуты на выборах? Что побудило людей голосовать за того или иного кандидата? Когда их попросили выбрать наиболее важную проблему, которая повлияла на решение по голосованию за президента, 34 процентов респондентов назвали «состояние демократии» в Соединённых Штатах. Большинство из них (80 процентов) были сторонниками демократов. Второй по важности часто упоминаемой проблемой было «состояние экономики» (32 процента респондентов, из которых 80 процентов были за Трампа). Проблема абортов на третьем месте, её выделили 14 процентов респондентов. Из них три четверти были за Харрис и только 25 процентов за Трампа. Четвёртой была иммиграция (11 процентов от общего числа), причём 90 процентов были избирателями-республиканцами. Наконец, вопросы внешней политики посчитали важными только 4 процента респондентов: 57 процентов из них были за Трампа и 37 процентов – за Харрис. Поддержка Израиля разделилась поровну на три группы. 67 процентов, которые идентифицировали себя с демократами, считают, что политика США «слишком жёсткая». Во второй группе, названной «Политика недостаточно жёсткая», 82 процента были республиканцами. В третьей группе – «Политика примерно правильная» – 59 процентов были за демократов. Очевидно, что по вопросу Израиля налицо поляризация. Вопросы о конфликте на Украине респондентам не задавались.

Разочарование

В целом избрание Дональда Трампа выглядит однозначным свидетельством разочарования внутренней ситуацией. Его сторонники – те, кто проиграл в последние годы, столкнулся с издержками инфляции и деиндустриализации. Они в основном из сельской местности и в социальном плане представляют собой широкий социальный микс, особенно среди пожилых людей. Вопросы, мотивирующие избирателей-демократов, были более абстрактными конституционными вопросами: угроза либеральной демократии (со стороны оппонентов) и право на аборт. Демократическая поддержка пришла в основном из пригородов, со стороны более молодых и в основном женского пола.

Опросы показывают, что избиратели-демократы как группа не пострадали от ухудшения экономических условий. Новый средний класс вполне преуспевает.

Трамп одержал победу, потому что он сделал упор на политически резонансные темы: снижение доходов рабочего класса и предполагаемую иммиграционную угрозу.

Вопрос абортов в некоторой степени сфабрикован как проблема, потому что, хотя Трамп и выступал против абортов, это остаётся прерогативой штатов. Главным политическим разногласием между Трампом и Демократической партией был конфликт на Украине, в котором президент Байден глубоко заинтересован. Однако этот вопрос не фигурировал в качестве основного в СМИ и не был включён в опрос NBC News.

Что дальше?

Таким образом, избрание Дональда Трампа не похоже на «революцию отторжения». Он ставит вопросы, которые находят отклик у населения, – об иммиграции, участии в слишком большом количестве войн за рубежом, росте и конкуренции со стороны Китая, отрицательном торговом балансе и «зелёных» экологических вызовах. Камале Харрис не хватило не только харизмы, но и какой-либо фундаментальной личной политической позиции, кроме как по проблеме абортов. Она часто отказывалась отвечать на политические вопросы. В случае избрания её подмяли бы под себя советники и «глубинное государство», которое показало свою силу в первый срок Трампа на посту президента. Теперь он лучше подготовлен ко второму сроку и будет иметь политическую поддержку в Конгрессе и Верховном суде. Но это внутренние проблемы США с международными последствиями, а ни в коем случае не «революция отторжения» американской политической системы.

Можно ожидать, что Трамп станет продвигать более узкий спектр политики «Америка прежде всего».

Неолиберализм, вероятно, сохранится в национальной оболочке, а политика новой администрации будет всё больше определяться интересами бизнеса.

Также можно ожидать реиндустриализации экономики, более высоких импортных пошлин, жёсткого иммиграционного контроля, возложения финансирования НАТО на плечи европейских государств, поддержки американского военно-промышленного комплекса и участия в меньшем числе иностранных войн со смещением акцента на Китай и Иран.

Автор: Дэвид Лэйн, почётный профессор социологии Кембриджского университета и член Эммануил-колледжа

Данный комментарий написан по заказу Международного дискуссионного клуба «Валдай» и опубликован на его сайте в ноябре 2024 г. в разделе «Мнения», другие материалы этого раздела представлены по адресу: https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783120 Дэвид Лэйн

Вне времени, хотя в пространстве

Цифровая трансформация и задачи ЕАЭС

Тигран Саркисян

Заведующий базовой кафедрой евразийской экономической интеграции Института права и национальной безопасности РАНХиГС при Президенте Российской Федерации, председатель коллегии Евразийской экономической комиссии (2016–2020), председатель правительства Республики Армения (2008–2014).

Для цитирования:

Саркисян Т.С. Вне времени, хотя в пространстве // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 73–86.

В статье «Интеграционный “план ГОЭЛРО” для XXI века», опубликованной на страницах журнала «Россия в глобальной политике» в 2021 г., мы обратились к трендам мировой цифровой трансформации и вопросу, как акторы евразийского пространства должны на них реагировать. Как сохранить и повысить конкурентоспособность и не допустить экономической дезинтеграции? С тех пор окружающее нас пространство приобрело новые характеристики.

Статья посвящена именно им, долгосрочным вызовам, максимально, насколько это возможно, в отрыве от веяний текущего времени. Иными словами: вне времени, хотя в пространстве.

То, что происходит вокруг цифровой трансформации практически во всех ведущих экономиках и интеграционных объединениях, можно описать, очень детально рассмотрев этот сложный и многообразный процесс. Однако в случае чрезмерной детализации мы рискуем потерять суть изменений. Поэтому статью мы выстроим вокруг вопроса, актуального практически для всего мирового пространства: что делать с искусственным интеллектом?

Существует несколько подходов, которые можно разделить на:

управление рисками через наднациональное регулирование (ЕС);

создание прецедентного механизма управления и реагирования (США);

государственный централизованный механизм управления процессом (Китай).

Модель и подход, которые, на наш взгляд, следует использовать в ЕАЭС, должны опираться на другой принцип: поддержка развития сектора с обеспечением совместимости национальных подходов.

Глобальное пространство цифровой трансформации

C самого начала использования и внедрения в практику термина «цифровая трансформация» ни одно её направление не имело такого острого значения для государства и его регуляторов, как искусственный интеллект. На то есть две причины: онтологическая и, что немаловажно, институциональная.

Про онтологическую написано много, и мы к ней ещё вернемся, суть её, в двух словах, понятна: активно развивается технология, способная в перспективе выстраивать собственное целеполагание, выходящее за рамки заданных человеком границ.

Но вторая причина – институциональная – не менее важна. За 30–40 лет активного развития информационных и цифровых технологий в мире появились акторы, определяющие движение отрасли. Это в первую очередь транснациональные корпорации, разделившие между собой специализации: криптография, цифровая торговля, маркетплейсы, работа с данными, аналитика, мессенджеры и социальные сети и прочее. Ещё несколько лет назад казалось, что всё новое будет создано Amazon, Meta, Cisco, Alphabet и т.д. Даже региональные конкуренты данных платформ именно что «замещали» то, что создавалось гигантами: будь то маркетплейсы или социальные сети. Замещение происходит либо созданием клонов, либо внедрением похожих специализаций – с учётом характеристик национального регулирования. Это касается всех стран, включая Китай, Россию или Индию.

Но кроме самого разделения отрасли на специализации и появления лидеров по конкретным направлениям, сформировалась модель взаимодействия транснациональных цифровых корпораций с регуляторами и политическими институтами разных государств. Даже в такой либеральной с точки зрения регулирования цифровой экономики стране, как Соединённые Штаты, основные игроки и акторы выстроили механизмы взаимодействия с государством. Постоянное участие в публичных слушаниях, получение государственных заказов, сотрудничество с правоохранительными органами даже без чёткого и тем более жёсткого регулирования определяли, что можно, а что нельзя.

Таким образом, возникала неформальная экосистема государственно-частного партнёрства и учёта интересов друг друга.

Вот яркий пример. Компания Amazon, обладающая колоссальными массивами данных и аналитикой о потреблении, заявила о намерении заняться банковской сферой. Однако интенсивная дискуссия о рисках, с этим связанных, разгоревшаяся в 2016 г., привела к отказу ритейлера от таких планов. Беспрецедентные ресурсы данных по потреблению и поведению людей, которыми обладают цифровые гиганты, дают им преимущество не только в финансовой, но и в таких сферах, как прогнозирование, в том числе социально-экономическое и политическое. А это уже затрагивает сферу государства.

Решение основателя Amazon Джеффа Безоса, вопреки устоявшейся традиции, не публиковать в принадлежащей ему газете The Washington Post редакционную статью в поддержку того или иного кандидата на президентских выборах в США 2024 г. (газета ориентирована на Демпартию и её кандидата) вызвало шквал критики и привело к протестному уходу ряда журналистов. Однако уверенная победа Дональда Трампа, которая не прогнозировалась ни одной из ведущих социологических служб, наводит на мысль, что алгоритмы Amazon, работающие с данными 171 миллиона человек в США, рисовали иную картину исхода президентских выборов, нежели обычные опросы. Решение главы Amazon воздержаться от редакционной статьи диктовалось в первую очередь интересами бизнеса и его собственными. Оно, в отличие от решения не идти в сферу коммерческого банкинга, не затрагивало прерогатив институтов и регуляторов.

Готовность цифровых гигантов принимать во внимание интересы традиционных институтов вызвана не соображениями морали и патриотизма. Несмотря на транснациональный характер цифровых гигантов, они прочно привязаны к пространству и правилам, которые устанавливаются институтами на этом пространстве. Такого рода неписаные правила и их учёт – продукт институционального становления сферы цифровой экономики со своими сдержками и противовесами. Этот баланс ещё несколько лет назад казался долговечным, но за последние годы произошли колоссальные изменения, вызванные развитием именно искусственного интеллекта. Новый рывок, символом которого было создание чат-бота ChatGPT, а потом появление и других компаний данного профиля, был обеспечен не гигантами, которые, как считалось, отрасль поделили, а новыми акторами, большинство из которых можно назвать стартапами. Гиганты же, понимая, что начали упускать новое направление, бросились догонять, как, например, Meta (Lama) в США и Alibaba (Qwen) в Китае.

Чат-боты – лишь вершина айсберга, который представляет собой огромный комплекс распределённого и децентрализованного развития искусственного интеллекта с участием сотен и тысяч компаний.

Это не просто реструктуризация отрасли и её институциональных основ, а острый управленческий вызов для государств. Последние стали понимать, что решать стратегические и даже тактические вопросы с помощью формальных и неформальных договорённостей с топ-10 лидерами цифровой отрасли уже нельзя. Данное осознание потребовало немедленного обращения к инструментам регулирования, в отношении которых у государства пока безусловная монополия. В результате страны и экономики, которые десятилетиями говорили о необходимости «свободы отрасли», за считанные месяцы разработали и приняли законы и указы, призванные дать властям возможность влияния. Яркий пример – Европейский союз и Соединённые Штаты.

13 марта 2024 г. Закон об искусственном интеллекте Евросоюза (The EU AI Act), пройдя все необходимые административные процедуры и политические согласования, одобрен подавляющим большинством европарламентариев. Важно: с момента разработки до принятия закона, дающего регуляторам право влиять на отрасль, прошло чуть более года. Процесс принятия ранее одобренных документов, важнейших для цифровой экономики ЕС, – «Стратегии о данных ЕС» и «Закона о цифровых рынках (услугах)» – занял от трёх до пяти лет. Программа “Digital Europe” писалась, согласовывалась и принималась на протяжении почти семи лет. Последние документы и программы касались устоявшихся отраслей цифровой экономики – оборота данных и торговли, снятия барьеров и признания документов, где все риски и угрозы уже были понятны и давно проанализированы. Новый же закон об искусственном интеллекте касается только формирующегося рынка и отрасли. И здесь – в сфере до конца ещё неизвестного – Евросоюз решил сразу получить доступ к регулированию.

Причина – риски и наличие огромного числа малых, средних и больших игроков с неясными целями и, возможно, этикой.

Именно поэтому европейский закон в отличие от ранее принятых документов написан не для создания условий для развития отрасли, а управления рисками. Они распределены на четыре группы:

а) Недопустимые риски – биометрическая идентификация, разделение людей на категории, распознавание человеческих эмоций, система социального рейтинга (social scoring).

б) Высокие – ИИ, используемый для работы инфраструктуры, подрыв которой может привести к смерти или к увечьям.

в) Ограниченные – отсутствие прозрачности, люди должны знать, что они взаимодействуют с ИИ, и иметь доверие к взаимодействию. Должна быть проведена маркировка контента ИИ, чтобы не вводить человека в заблуждение, и т.д.

г) Минимальные – образовательные платформы или фильтры для спама, игры и т.д.

Хотя большая часть сектора ИИ подпадает именно под категорию минимального и ограниченного риска, многие аналитики считают, что в будущем значение обретут сферы из категории высокого риска: именно в инфраструктурных отраслях ИИ и будет производить основную часть новой добавленной стоимости. С этой точки зрения европейский риск-ориентированный подход создаст существенные барьеры для развития технологий и решений ИИ в Европе без учёта интересов институтов: национальных и наднациональных регуляторов.

Один важный фактор: регулирование ЕС по части ИИ во многом происходит в тех же условиях, в которых и было введено регулирование по данным и цифровым активам. А именно по ИИ, как и по данным и услугам, Евросоюз проигрывает конкурентам: Соединённым Штатам и Китаю. Первым – по причине присутствия там лучших экосистем роста сектора, второму – из-за наличия грамотной государственной стратегии поддержки отрасли.

В США, в отличие от многих стран, нет чёткого регулирования цифровой экономики и цифровых услуг. Более того, будучи одними из мировых лидеров по антитрастовому законодательству, они не имеют ни одного закона прямого действия, определяющего сферу цифровых услуг. Но примечательно, что даже Соединённые Штаты отреагировали на ИИ немедленным введением жёсткого квазирегулирования посредством исполнительного указа президента «О безопасном, защищённом и заслуживающем доверия искусственном интеллекте» (14110), изданном 30 октября 2023 года.

Основные новеллы указа достаточно «жёсткие», если сравнивать с американской практикой дерегулирования цифровой экономики, в которой наличествует достаточно высокий уровень свободы для лидеров рынка. Указ, среди прочего, требует, чтобы разработчики самых мощных систем искусственного интеллекта делились с правительством результатами испытаний на безопасность и другой важной информацией. Это достаточно новое явление для американского регулирования, ещё несколько лет назад оно казалось невозможным. Ни один из гигантов цифровой экономики ранее не сталкивался с необходимостью фактически делиться с государством результатами испытаний своих технологических разработок.

Кроме того, указ фиксирует требование разработки меморандума о национальной безопасности, определяющего дальнейшие действия в области искусственного интеллекта и его безопасности. Он должен быть подготовлен Советом национальной безопасности и руководителем аппарата Белого дома. Документ будет гарантировать, что военное и разведывательное сообщество станет безопасно, этически и эффективно использовать ИИ в своих миссиях, а также противодействовать его использованию противниками в военных целях.

Компетентные органы соответствующих секторов, уполномоченные указом, имеют право устанавливать более подробные предписывающие правила и обеспечивать их соблюдение. Свобода уполномоченных органов предполагает отсутствие «цементирования» управления рисками в единый правовой документ и правовой режим. По всей вероятности, централизованный подход к регулированию ИИ будет (по крайней мере) отсутствовать, учитывая число органов власти (их около десяти с подструктурами), призванных к действию указом. А это основа для постоянного изменения правового режима через судебные и исполнительные – в обоих случаях прецедентные – акты.

Указ составлен и подписан в течение считанных месяцев, а два ключевых законодательных акта, которые разрабатывались американскими конгрессменами (The American Innovation and Choice Online Act и Open App Markets Act) по части регулирования цифровой экономики, уже несколько лет как не принимаются Конгрессом ввиду отсутствия консенсуса и лоббизма транснациональных корпораций. Процесс непринятия данных законодательных актов и есть проявление институционального консенсуса между государством и цифровыми гигантами: лоббизм и постоянные слушания тормозят внедрение законов, оставляя транснациональным корпорациям свободу действий, но и заставляют их принимать во внимание интересы государства, что приводит к постоянным компромиссам.

Несмотря на разновекторность и различный характер актов Евросоюза и Соединённых Штатов, они имеют схожую природу. Отсутствуют институты и сложившиеся механизмы работы с новым технологическим рынком, а регуляторы получают возможность влиять на владельцев и разработчиков. К тому же оставляя за собой право постоянно изменять подход через оценку рисков, возникающих вследствие развития ИИ. Данная свобода действий регуляторов сохранится как минимум до тех пор, пока не будут разработаны чёткие стандарты ИИ и внедрены механизмы управления ими.

Особое место в мировой практике, конечно, занимает китайский опыт регулирования вопросов развития ИИ. КНР стала первой страной, стандартизировавшей процессы разработки и оказания услуг при помощи технологий генеративного ИИ («Положение о временных мерах по управлению услугами генеративного искусственного интеллекта» от 10 июля 2023 г.). Оперативность – характерная черта китайского подхода к регулированию ИИ. Основной регулятор – Управление киберпространства Китая. Помимо разработки данное управление может быстро скорректировать или вовсе отменить решения, оказавшиеся неэффективными, а также ввести исключения в законодательство при помощи подзаконных актов.

Среди прочего оперативность регулирования достигается благодаря секторальности разрабатываемых стандартов. Например, в ноябре 2022 г. отдельным указом сформулированы «Правила регулирования дипфейков», которые напрямую стандартизировали требования к предоставлению услуг глубокого синтеза. Отказ от универсальности позволяет быстро реагировать на новые технологические решения и вызовы, появляющиеся на глобальном и национальном уровне. Китайское правительство не отрицает необходимости фундаментально регулировать вопросы ИИ и активно работает над проектом всеобъемлющего закона в данной сфере, что говорит об отсутствии догматизма.

И, конечно, стоит сказать об активной международной повестке в рамках китайского дискурса о регулировании ИИ, ведь именно КНР в октябре 2023 г. предложила «Глобальную инициативу по управлению искусственным интеллектом», где призвала страны к техническому сотрудничеству и обмену информацией.

Важная особенность Китая: успешная борьба властей за сохранение кадров ИИ через создание разных социальных и экономических экосистем для их адаптации в национальном пространстве. MIT Technology Review в статье «Четыре вещи, которые вам нужно знать о кадровом резерве Китая в сфере ИИ»[1] пишет о беспрецедентных результатах данной работы: 28 процентов топ-специалистов по ИИ в мире сейчас живёт и работает в КНР, и 80 процентов из них не собираются уезжать. Данные показатели – рекордные для Китая, где на протяжении десятилетий, несмотря на стабильный экономический рост, наблюдался активный процесс «утечки мозгов» из традиционных сфер экономики и специализаций на Запад. Но по части цифровых компетенций и ИИ власти смогли достигнуть высоких показателей, потому что не просто ввели социальные гарантии и систему поддержки, но интегрировали отрасль в сферу образовательного и городского планирования, развития отдельных географических и культурных кластеров.

Борьба за человеческий капитал в сфере ИИ в мире уже началась.

Важно, чтобы разработка стандартов ИИ и их введение в действие сделали пространство ЕАЭС привлекательным для новых кадров.

Можно сказать, что предстоящий период – годы борьбы именно за разработку и внедрение стандартов ИИ, и сталкиваться будут игроки нескольких уровней:

государства и группы государств, стремящиеся оставить за собой управление и контроль за сферой;

транснациональные корпорации, которые станут лоббировать принятие стандартов, обеспечивающих им максимальную свободу действий и ограничивающих свободы новых игроков; тут они будут бороться не только с государствами, но и друг с другом, стараясь сократить взаимные сравнительные преимущества;

новые игроки, которые начнут бороться как против контроля со стороны государства или группы государств, так и с транснациональными корпорациями, старающимися через внедрение согласованных с ними стандартов сохранить и закрепить за собой монополию на новую сферу ИИ.

То, что в мире пока нет чёткого понимания и знания, как и куда двигаться по части стандартов, очевидно по тому, как внедряются инструменты контроля над сферой. Повторимся: пусть подходы Европы и США отчасти разные, но, по сути, об одном – стремлении управлять тем, всеобъемлющие последствия развития чего ещё не ясны.

Эта неясность и начало конкуренции между игроками с разными видениями очевидны даже на примере одной страны – США. В предвыборной «Платформе Республиканской партии-2024. Сделаем Америку снова великой!», с которой Дональд Трамп победил на выборах, есть прямая ссылка на президентский указ: «Мы отменим опасный указ, который препятствует инновациям в области ИИ и навязывает радикальные левые идеи развитию этой технологии. Вместо этого республиканцы поддерживают развитие ИИ, основанное на свободе слова и процветании человека». Предвыборное обещание – не отказ от регулирования и контроля, а новый виток согласования стандартов с учётом максимального интереса групп компаний. Подобные развороты во времени могут казаться полным переосмыслением отношения к ИИ, но это не так, таков результат внутренней борьбы основных игроков за место под солнцем в период, когда оно ещё полностью не взошло – не все места ещё заняты. Не отказ от регулирования, а трансформация самого инструмента в возможность разделения рынка труда, учитывая интересы лидеров рынка (не случайно инноваторы, подобные Илону Маску, занимали такое место в предвыборной кампании). Последний в марте 2024 г. предложил не просто регулировать ИИ, а запретить целую его часть – искусственный интеллект общего назначения (ИИО), который соответствует или превосходит когнитивные способности человека в широком спектре задач.

У феномена ИИ есть, как сказано, онтологическая сторона. До сих пор не определены рамки свободы, которые отрасль должна или может иметь. В большинстве случаев обсуждается этика. Но для лидеров рынка цифровой экономики такой дискурс становится возможностью получить инструменты влияния на формирующуюся отрасль, прикрываемую идеями морали, приватности, защищённости человеческого достоинства и т.д. Поэтому дискуссии продолжатся до тех пор, пока окончательно не сформируется пространство ИИ с конкретными законами и стандартами.

Но это не означает, что нет онтологических и морально-этических проблем. Развитие ИИО, о запрете которого говорят крупные игроки, касается именно этого: можно ли создавать то, что способно заменить когнитивную функцию человека и связанную с ней возможность принятия самостоятельных решений. Это нескончаемый спор, связанный с культурными и религиозными основами конкретных стран и обществ. Но мы склонны считать, что формирование морально-этических основ ИИ будет зависеть не от желаний государства и регулятора, а от нового пространства мира. Каким оно будет? C ведущей ролью одного государства (что уже кажется невозможным) или группы стран? Или многополярным с акцентом на разность подходов не только к регулированию, но и к основам организации общественной жизни? Двинется ли мир к новой глобальной повестке или новым трендом станет регионализация? Случится ли ренессанс традиционной этики или новая отодвинет в сторону старую?

Евразийский союз – откликаться на новую реальность

Утверждённые в 2017 г. президентами стран ЕАЭС «Основные направления реализации цифровой повестки Евразийского экономического союза до 2025 года» стали новой вехой в развитии цифровой трансформации Союза в условиях меняющегося технологического уклада. Цели реализации цифровой повестки ЕАЭС заключаются в поддержке цифровой трансформации экономик стран, актуализации сложившихся механизмов интеграционного взаимодействия, в обеспечении качественного и устойчивого экономического роста государств-членов, в том числе для ускоренного перехода экономик на новый технологический уровень формирования новых индустрий и рынков, развития трудовых ресурсов.

Цифровая повестка ЕАЭС охватывала все сферы социально-экономического развития, взаимодействия в организационном и инфраструктурном планах:

цифровая трансформация отраслей и кросс-отраслевая трансформация;

цифровая трансформация рынков товаров, услуг, капитала и рабочей силы;

цифровая трансформация управления интеграционными процессами;

развитие цифровой инфраструктуры и обеспечение защищённости цифровых процессов.

Цифровая повестка ЕАЭС уникальна – она заложила основу совместного движения вперёд без ограничения национального суверенитета путём внедрения инструментов общего регулирования.

На наш взгляд, она была лучшей интеграционной практикой и отличалась от ограничивающего национальные инструменты регулирования подхода ЕС и фактического отсутствия общей повестки в АСЕАН или Меркосур. Но 2025 г., когда истечёт срок действующей повестки, значительно отличается от 2017-го – года утверждения её основных направлений. Здесь и пандемия с её последствиями, и обострение региональных и международных противоречий, и т.д. Но главное – новый рывок технологии ИИ, которая меняет устоявшиеся основы не только цифровой экономики, но и реагирования стран и интеграционных объединений на цифровую трансформацию.

Наше пространство должно откликнуться на новую реальность, потому что отсутствие реакции ведёт к ухудшению условий интеграции, а грядущая разработка и внедрение стандартов ИИ третьими странами со временем «растащит» евразийскую интеграцию в разные стороны.

Такая оценка может создать иллюзию, что мы предлагаем скопировать опыт других акторов и перейти к системе регулирования разного типа:

жёсткого наднационального – как в ЕС,

ориентированного на управление процессами и рамками – как в США,

централизованного – как в Китае.

Однако ни один из данных подходов не годится для нашего пространства, где интеграция опирается на полноценный национальный суверенитет. Опыт реализации цифровой повестки Союза позволяет выдвинуть несколько тезисов, полезных для достижения целей и задач интеграции, в том числе обозначенных политическим руководством стран Союза.

Первое: начать активную дискуссию о потенциальном влиянии развития ИИ на интеграцию. С выявлением всех угроз и возможностей, которые отрасль может нести для Союза. Такая дискуссия даст толчок к «инвентаризации» национальных практик и интересов государственных и частных акторов. Инвентаризация должна происходить с включением в процесс наднациональных и национальных институтов, центров компетенций, лидеров рынка и стартапов, уже участвующих в процессе разделения рынка ИИ.

Второе: на основе полученных результатов определить общие цели и задачи развития ИИ, совместное достижение которых не затронет интересы отдельных стран, их суверенитет и позволит действовать сообща. ЕАЭС не может развивать ИИ путём введения ограничений и барьеров; достижение цели возможно через поддержку совместных проектов, отвечающих интересам компаний и стран всего Союза.

Третье: полностью вывести ИИ за политические скобки, так как политизация в мире достигла высокого уровня, и любой политический дискурс отрицательно скажется на экономическом Союзе.

Четвёртое, может быть, самое важное и трудное: выявить сферы интеграции и общих рынков, которые в случае внедрения разрозненных и отдельных стандартов ИИ могут перестать функционировать. Иначе говоря, сферы, отсутствие сообщающихся друг с другом стандартов в которых чревато дезинтеграцией.

Пятое: начать совместную работу по созданию национальных стандартов ИИ для дальнейшего обеспечения их совместимости. Не общих стандартов, а схожих, сообщающихся друг с другом. Это позволит Союзу обеспечить и национальные суверенитеты, и экосистему полноценного принятия друг друга для достижения целей и задач интеграции.

Шестое: успешный китайский опыт в сфере кадрового потенциала ИИ показывает, что преуспеть можно через системный подход, объединяющий не только социальные меры, но стратегическое планирование. В ЕАЭС и в государствах – членах Союза нужны экосистемы роста и развития ИИ, включающие географические, культурные, образовательные, производственные и социальные кластеры. Острейшая конкуренция за кадровый потенциал ИИ (более 80 процентов разделено между США и Китаем) заставляет работать и действовать быстро, стремясь удержать кадры, что осуществимо только через комплексные, а не разрозненные меры. Это касается как национального, так и наднационального уровня.

Времена изменились или меняются. Но мы пребываем в евразийском пространстве, которое остаётся одним и тем же, обретая разный облик. В том числе облик искусственного интеллекта, и вопрос в том, насколько грамотно и адекватно мы его воспримем.

Автор: Тигран Саркисян, заведующий базовой кафедрой евразийской экономической интеграции Института права и национальной безопасности РАНХиГС при Президенте Российской Федерации, председатель коллегии Евразийской экономической комиссии (2016–2020), председатель правительства Республики Армения (2008–2014)

Сноски

[1] “Four things you need to know about China’s AI talent pool”. MIT Technology Review. URL: https://www.technologyreview.com/2024/03/27/1090182/ai-talent-global-china-us/ (дата обращения: 16.12.2024).

Россия. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783119 Тигран Саркисян

Уступит ли доллар позиции мировой резервной валюты?

Руслан Никколов

Независимый аналитик в нефтяной сфере.

Для цитирования:

Никколов Р.З. Уступит ли доллар позиции мировой резервной валюты? // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 65–72.

Вопрос о формировании международной валютной системы, альтернативной той, в которой доминирует американский доллар, всё чаще поднимается не только странами, уже подвергшимися санкциям США и их союзников, но и теми, кто имеет основания опасаться подобных мер.

Недавний саммит БРИКС подчеркнул не только актуальность и остроту проблемы, но и сложности её решения. Способны ли государства с разными уровнями развития экономики, фискальной нагрузки и дисциплины, структурой внешней торговли, темпами инфляции объединить усилия для создания альтернативной валюты? Кто из них может и готов взять на себя лидерство в этом вопросе? Как наладить механизм взаиморасчётов, позволяющий избежать санкций и рисков, связанных с валютным контролем Соединённых Штатов? Но над всеми этими, несомненно, важными и сложными темами стоит главный вопрос: возможна ли в принципе надёжная альтернатива доллару и как изменится глобальная торговля, если она будет менее к нему привязана?

Главная роль эмитента мировой резервной валюты – компенсация дисбалансов в глобальной торговле

Для начала стоит попытаться понять, что делает доллар мировой резервной валютой помимо очень большой, но неуклонно сокращающейся доли США в мировом производстве и торговле и их геополитического влияния. Соединённые Штаты обладают рядом других преимуществ: высокая защищённость прав собственности, прозрачное корпоративное управление, самые глубокие и ликвидные финансовые рынки и (несмотря на недавние санкции) наименьшая дискриминация инвесторов-нерезидентов. В то же время фрагментация и потенциальная реорганизация глобальной экономической и финансовой деятельности в отдельные, непересекающиеся блоки побуждают некоторые страны уже сейчас всё более активно использовать и хранить другие международные валюты. Так, за последние 25 лет доля доллара в мировых валютных резервах снизилась примерно на 14 процентов.

Большая часть в этом сдвиге пришлась не на традиционные резервные валюты, как фунт стерлингов, евро или йена, а на валюты малых, открытых, хорошо управляемых экономик, обеспечиваемых новыми технологиями цифровой торговли, такие как канадский и австралийский доллары. Конечно, не остался в стороне и китайский юань, чей рост в мировых валютных резервах соответствует примерно четверти снижения доли американского доллара. Однако на фоне продолжающегося увеличения доли КНР в мировой торговле интернационализация юаня, по крайней мере, измеряемая его частью в международных валютных резервах, с 2022 г. демонстрирует признаки замедления и даже снижения. А ведь именно на юань возлагают надежды те, кто ждёт появления альтернативной валюты. Несмотря на расширение своповых линий и пилотирование цифровой валюты Народного банка КНР, а также на некоторые ограниченные меры по ослаблению контроля за движением капитала, мало что указывает на готовность китайских финансовых властей двигаться всерьёз и быстро в этом направлении. Чтобы юань мог претендовать на роль реального конкурента доллара, Китай должен отказаться от контроля над своим текущим и капитальным счетами, сократить способность контролировать рост кредита и обязательств своей финансовой системы и предоставить нерезидентам такие же, как в США, условия инвестирования.

Не менее, а возможно, более важная тема – балансировка международной торговой системы. Хотя дискуссия о роли доллара как мировой резервной валюты в основном концентрируется на глобальных потоках капитала, количественно эти потоки – лишь оборотная сторона торгового баланса и счёта текущих операций. В странах, имеющих постоянный профицит торговли, внутренние сбережения превышают внутренние инвестиции в основном потому, что домохозяйства, потребляющие большую часть своего дохода, получают очень низкую долю ВВП по сравнению с бизнесом и государством. Это приводит к ослаблению внутреннего спроса и лишает экономики способности потреблять всё, что они производят внутри себя. Поэтому крупным экономикам, как китайская, сдерживающим внутреннее потребление, требуется устойчивый профицит внешней торговли для решения проблемы избыточного производства. Возникающий профицит счёта текущих операций (практически равный профициту в торговле) приходится балансировать через отток капитала, то есть инвестируя в иностранные активы. В свою очередь, США, имеющие устойчивый внешнеторговый дефицит, могут балансировать свой дефицит счёта текущих платёжных операций (практически равный дефициту в торговле) лишь посредством притока иностранного капитала путём экспорта права собственности на свои активы. С учётом масштаба их экономики американцы практически в одиночку удовлетворяют большую долю потребности стран с профицитом торговли и текущего счёта в приобретении иностранных активов.

Таким образом, в основе роли доллара как мировой резервной валюты лежит готовность и способность США иметь большой постоянный торговый дефицит.

Именно он приносит наибольшую выгоду странам, которые утверждают, что стремятся свергнуть доллар, в то время как их внутренняя экономическая политика делает это практически невозможным.

Однако суть не в том, что эмитент мировой валюты обязательно должен иметь постоянный торговый дефицит. Он должен фактически отказаться от контроля над своим счётом капитала, чтобы сбалансировать всё, что требуется, образно говоря, «остальному миру»: иметь дефицит, когда мир хочет экспортировать избыточные сбережения, инвестируя в его активы, и профицит, когда мир хочет импортировать сбережения, принимая его инвестиции, как оно и происходило в случае с США, имевшими устойчивый профицит во внешней торговле и бывших нетто-экспортёром капитала до 1970-х гг., пока мир восстанавливался после двух мировых войн.

Привилегии и бремя мировой резервной валюты

Итак, можно принять за данность, что большому числу стран, проводящих активную экспортно ориентированную промышленную политику и имеющих устойчивый значительный профицит торгового и платёжного баланса, требуется в качестве партнёра крупная экономика, готовая абсорбировать их «избыточное» производство и вместе с ним избыточные сбережения в обмен на собственность в своих активах. А если такая большая экономика ещё и обладает развитыми ёмкими, ликвидными финансовыми рынками и предоставляет нерезидентам недискриминационный доступ к приобретению своих активов, у неё появляются рыночные аргументы в пользу резервного статуса её валюты. Когда же эти аргументы подкрепляются военной мощью, лидерством в целой сети альянсов и историческими традициями, можно говорить и о статусе мировой резервной валюты. На данном этапе все элементы присущи только одной стране – Соединённым Штатам Америки.

Несомненно, статус доллара как мировой резервной валюты, в свою очередь, даёт стране-эмитенту большой диапазон инструментов влияния на многие процессы в мировой экономике и геополитике. Другие же страны вынуждены нести сопутствующие риски, масштаб которых продемонстрировали санкции по заморозке российских золотовалютных резервов и блокировке доступа российских банков к инфраструктуре долларовых расчётов. Неудивительно, что дискуссия, сможет ли американский доллар сохранить господство, предполагает, что именно нежелающие мириться с подобными рисками государства хотят уменьшить его доминирующую роль, тогда как США готовы до последнего этому сопротивляться. На самом деле многие страны не противятся роли доллара как резервной валюты не потому, что опасаются резкой реакции со стороны Вашингтона, а потому, что статус-кво позволяет им использовать часть американского спроса для подпитки собственного роста.

Тем не менее Соединённым Штатам как стране-эмитенту резервной валюты приходится преследовать противоречащие друг другу внутренние и международные цели. Как следствие, они зачастую сталкиваются с обвинениями, что либо не удовлетворяют адекватно спрос растущей мировой экономики на ликвидность, пытаясь ослабить внутреннее инфляционное давление, либо создают избыточную ликвидность на глобальных рынках, чрезмерно стимулируя внутренний спрос.

Однако критика извне – далеко не самая большая проблема, стоящая перед США в их роли эмитента мировой резервной валюты. Так, если отставить за скобками сугубо геополитическую составляющую, в коммерческом смысле от мирового господства доллара выигрывает далеко не вся американская экономика, а лишь определённые её сектора, включая весьма политически могущественные военно-промышленный комплекс и финансовый капитал. Большинство других отраслей промышленности, сельское хозяйство, малый бизнес платят за это высокую цену, уступая долю в мировом производстве странам с профицитом торговли. В свою очередь, США, выделяя часть спроса на потребление импорта, дабы не терять рабочие места, вынуждены стимулировать растущий долг домохозяйств и увеличивать свой фискальный дефицит.

Проблема деиндустриализации и роста долгового бремени постепенно становится настолько серьёзной, что, несмотря на преимущества, которые даёт Вашингтону контроль над мировой валютной системой, в какой-то момент ему придётся всерьёз задуматься над целесообразностью сохранения этой роли. Мы не раз наблюдали попытки посредством «тарифных войн» развернуть вспять рост внешнеторгового дефицита. Все они закончились неудачей. Во-первых, тарифные барьеры, как правило, вызывают симметричную реакцию торговых партнёров. Но главное – они игнорируют симбиоз, сложившийся между экономиками стран-экспортёров и американской экономической моделью, компенсирующей их избыточные сбережения и слабый спрос. Последняя ориентирована на непрерывный, но низкоинфляционный рост собственного спроса. Куда скорее освободиться от торгового дефицита можно, прервав приток капитала в американские активы, позволяющий экспортно ориентированным экономикам балансировать профицит своего счёта текущих операций.

Крушение или мягкая посадка: что вынудит мир прекратить использовать доллар

Наиболее простым способом было бы ограничить возможность нерезидентов инвестировать в США, обложив налогом спекулятивные финансовые потоки, непрямые инвестиции, а возможно, любые вложения, не ведущие непосредственно к росту производства товаров и услуг. Это подстегнёт производство в Соединённых Штатах и расчистит пространство для внутренних инвестиций, но может привести к резкому обвалу фондового рынка и станет крайне болезненным для экспортно ориентированных стран, неспособных быстро разрешить дисбаланс сбережений и внутреннего спроса. Среди них окажется немало американских союзников и партнёров.

На этом фоне практически идеальным (а потому маловероятным) решением представляется организация крупнейшими экономиками мира, включая США, нового глобального режима торговли и оборота капитала, основанного на идеях, предложенных британским экономистом Джоном Мейнардом Кейнсом восемьдесят лет назад в Бреттон-Вудсе. Речь идёт о мировой синтетической валюте (названной Кейнсом банкором), базирующейся на стоимости тридцати репрезентативных товаров и предназначенной для абсорбирования глобальных дисбалансов и распределения их последствий по экономикам стран-партнёров. Договаривающиеся стороны могли бы заключить новый набор торговых соглашений, которые заставят государства с профицитом торгового баланса и текущего счёта обменивать его на облигации, деноминированные в новой синтетической валюте. Это побудит их разрешать внутренние дисбалансы спроса и сбережений на собственном рынке, вместо того чтобы принуждать партнёров поглощать их в форме торгового дефицита. Однако до сих пор в этом направлении не достигнуто существенного прогресса, хотя надсуверенную резервную валюту предлагали давно, и крах Бреттон-Вудской системы указывает, что подход Кейнса, возможно, был более дальновидным. Пока призывы к консолидации усилий по созданию альтернативной доллару международной синтетической резервной валюты звучат в основном из противоположного американскому лагеря.

Любой из описанных выше вариантов способен сделать американскую экономику более сбалансированной, вернув ей значимую индустриальную компоненту.

Переход на синтетическую международную резервную валюту будет куда менее травматичным для мира в целом и позволит сделать контроль над мировой торговлей и потоками капитала более справедливым.

Опыт Евросоюза в создании единой валюты свидетельствует, что ни одно подобное грандиозное по масштабу предприятие не проходит без сучка и без задоринки. Но в любом случае мировая торговля, перетоки капитала и глобальная экономика в целом могли бы выиграть, снизив чрезмерную зависимость от доллара. Это пошло бы на пользу и самим Соединённым Штатам, уже демонстрирующим признаки усталости от бремени, которое возлагает на их экономику роль доллара как резервной валюты. А поскольку ни одна другая страна не желает и просто технически не в состоянии взять на себя ответственность за устранение дисбалансов в мировой торговле, американцам имеет смысл задуматься о том, чтобы проявить инициативу.

Нельзя, конечно, исключить и сценарий, при котором США начинают постепенно снижать фискальные расходы, возвращаясь к сбалансированной бюджетной политике и погашению государственного долга, а экономика Китая, в свою очередь, начнёт ориентироваться на внутреннее потребление, снижая гигантский профицит внешней торговли, равно как и зависимость от американских рынков – как товарного, так и капитала. Тогда дисбалансы в глобальной торговле перестанут быть столь явно выраженными, производство и потребление придут в примерное соответствие. Государства же станут заниматься взаимовыгодным обменом товаров и услуг и перестанут ограничивать потребление собственных граждан ради роста экспорта, который будет потребляться в других странах, раздувающих своё потребление в долг, по сути, торгуя резервным статусом своих валют. В таком мире доллар, скорее всего, продолжит терять долю среди резервных валют, и это будет происходить быстрее, чем сейчас, но без шоков, оставляя мировой экономике возможность адаптироваться к переменам.

Сегодня такое развитие событий трудно себе представить, учитывая углубляющиеся противоречия между мировыми игроками – как отдельными странами, так и блоками, вплоть до условных Юга и Севера, особенно зная воинственный настрой вновь избранного американского президента. Судя по его заявлениям, он готов, с одной стороны, отстаивать любыми средствами господство доллара в мировой торговле, а с другой, подтачивать его, вводя заградительные тарифы на импорт. И всё-таки такая эволюционная трансформация через постепенную адаптацию столь же свойственна рынку, как и шоковая, но гораздо менее болезненна, а потому более привлекательна для всех.

Если ничего не будет меняться, в какой-то, возможно, не столь отдалённый момент США больше не смогут нести бремя растущего фискального дефицита и государственного долга и допустят серьёзный сбой в его погашении. В таком случае доверие к доллару окажется подорвано, и отказ от него как основной резервной валюты произойдёт, что называется, «по дефолту», заставив мир лихорадочно приспосабливаться к слому устоявшейся модели.

Автор: Руслан Никколов, независимый экономический аналитик.

США. Весь мир > Финансы, банки. Нефть, газ, уголь > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783118 Руслан Никколов

Альтернативные валюты и платёжные системы: БРИКС и не только

Пауло Ногейра Батиста

Бразильский экономист, вице-президент Нового банка развития (2015–2017) и исполнительный директор Международного валютного фонда по Бразилии и другим странам (2007–2015).

Для цитирования:

Ногейра Батиста П. Альтернативные валюты и платёжные системы: БРИКС и не только // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 46–64.

Международный дискуссионный клуб «Валдай»

Мы живём в мире, где одна национальная валюта – американский доллар и один национальный центральный банк – Федеральная резервная система США функционируют как международная резервная валюта и мировой кредитор последней инстанции.

Как говорили ещё в 1960-е гг., доллар даёт Соединённым Штатам долгосрочную «непомерную привилегию» гасить долги и приобретать реальные ресурсы, просто печатая деньги. А отсутствие настоящего глобального кредитора позволяет ФРС в период кризисов обеспечивать ликвидностью ограниченный круг своих союзников и сателлитов. Остальному миру в случае проблем с платёжным балансом приходится использовать дорогие международные резервы или обращаться в Международный валютный фонд (МВФ).

МВФ, как известно, прочно контролируется Западом, т.е. странами с высоким доходом во главе с США. Недружественным и непокорным Западу государствам Фонд навязывает жёсткие макроэкономические меры либо вообще лишает их экстренной финансовой поддержки. С другой стороны, страны, считающиеся геополитически близкими Западу, получают довольно щедрую помощь на вполне комфортных условиях. Отсутствие беспристрастности – превалирующая модель функционирования организации, норма. Так было всегда, но обострение геополитической ситуации во втором десятилетии нынешнего века сделало это неравенство более выраженным.

Ожидать фундаментальной реформы институтов Бреттон-Вудской системы бессмысленно[1]. Постепенная адаптация возможна и даже, вероятно, улучшит их работу, но принятие решений останется в руках Соединённых Штатов, Европейского союза и ещё нескольких стран с высоким доходом – изменений не предвидится. Таким образом, МВФ как не был, так и не станет глобальным кредитором последней инстанции. Распределение квот и прав голоса, а также другие правила, обеспечивающие Западу контроль над фондом, заморожены уже четырнадцать лет, и в обозримом будущем ситуация сохранится. То же самое – с некоторыми нюансами – можно сказать и о Всемирном банке.

Нет перспектив реформирования и специальных прав заимствования (SDR) в МВФ – системы, созданной в 1969 г. в качестве потенциальной международной валюты. Они как были, так и останутся ограниченной расчётной единицей и резервной валютой, поскольку США не допустят собственного перехода на второстепенные роли в Фонде.

Система международных платежей SWIFT также превратилась в геополитический инструмент для санкций, наказания и исключения государств и юридических лиц, которые Запад считает недружественными[2]. Даже официальные международные резервы больше не пользуются уважением. Несколько стран, в том числе Россия, Иран, Ливия, Сирия, Венесуэла и Афганистан, стали жертвами односторонних решений о замораживании или конфискации их зарубежных активов в долларах или евро, а также депозитов в золоте.

Право больше не действует, процветает пиратство.

Очевидно одно: существующая валютно-финансовая система не поддаётся фундаментальному реформированию. Можно провести поэтапную или частичную корректировку, но базовое неравноправие сохранится.

Как же реагировать на это развивающимся странам? Начнём с того, что следует реально смотреть на ситуацию и перестать надеяться, что фундаментальная реформа существующей международной системы (или несистемы) произойдёт как-нибудь сама собой. Хотя политкорректность заставляет нас говорить и вести себя так, будто бы остатки веры в реформы сохраняются, пора собрать волю в кулак и готовиться создавать равноправные и независимые альтернативы. Особую роль здесь способно сыграть объединение БРИКС. Его размер и растущая значимость дают уникальные возможности внести определённую степень порядка и справедливости в международные отношения. Безусловно, это сложная задача в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе. Однако избежать вызова не удастся, если мы всерьёз настроены создать в XXI веке многополярный мир и избавиться от изъянов и искажений в существующих институтах, где доминирует Запад. Попробуем выделить основные черты этих независимых валютно-финансовых альтернатив, опираясь на шаги, которые БРИКС уже предпринимает в этом направлении[3].

Дедолларизация и альтернативы SWIFT

Начнём с альтернатив доллару и западной трансграничной системе межбанковских сообщений и платежей. В пользу создания альтернатив – два факта. Во-первых, у дедолларизации есть мощный союзник – сами Соединённые Штаты. Доллар и система SWIFT сис­тематически используются в качестве геополитического оружия. В одностороннем порядке вводятся не только первичные, но и вторичные санкции, от последних страдают страны, которые проводят транзакции с подсанкционными организациями и государствами, или пытаются это сделать. Подобная пагубная практика вынуждает страны искать пути замены доллара и SWIFT.

Второй факт вытекает из первого: обсуждая дедолларизацию, мы начинаем отнюдь не с нуля. Процесс запущен и идёт уже некоторое время. Он происходит постепенно, учитывая инерцию валютно-финансовых операций, но тренд очевиден и, вероятно, необратим. Ему способствует не только превращение валюты и системы трансграничных платежей в оружие, но и бесспорные налоговые и финансовые проблемы американской экономики. Доверие к валюте в конечном счёте зависит от уверенности, что экономикой страны-эмитента управляют ответственно и обеспечивают её устойчивость. А сомнения, что США соответствуют этим требованиям, сегодня обоснованны, учитывая фискальные проблемы, неуклонно растущий госдолг, нестабильность и повторяющиеся кризисы в американской финансовой системе.

На фоне этой неопределённости доля доллара в официальных резервах постепенно снижается, и за последние двадцать лет упала с более чем 70 процентов на уровень ниже 60 процентов, согласно данным МВФ[4]. Сокращение доли доллара не ведёт к увеличению доли евро, иены или фунта стерлингов, растут резервы в нетрадиционных валютах, прежде всего юанях. Следует также отметить, что МВФ может занижать показатели сокращения доли доллара, поскольку центральные банки не склонны демонстрировать переход на альтернативные резервные валюты.

Симптомом дедолларизации также стал рост цен на золото, отражающий защитные шаги центробанков, встревоженных политизацией доллара и опасающихся уязвимости американской экономики. Не только доллар, но и евро вместе с другими привычными резервными валютами теряют доверие, когда развитые страны вводят односторонние санкции вслед за Соединёнными Штатами. Подобные действия предпринимаются всё чаще, и рост спроса на золото закономерен, этот резервный актив можно спокойно хранить в своей стране.

Фактически монополия ФРС на роль мирового кредитора последней инстанции находится под угрозой из-за конкуренции с Народным банком Китая[5]. Двусторонние соглашения о свопах, заключённые Банком Китая с десятками центробанков развивающихся стран не только в долларах, но и в юанях, подорвали способность ФРС и МВФ диктовать условия государствам, столкнувшимся с проблемами платёжного баланса. В разгар сложных переговоров между Буэнос-Айресом и Вашингтоном на помощь Аргентине пришёл Народный банк Китая. Не вступая в конфронтацию с США, Народный банк Китая активировал двустороннюю линию свопов с Центробанком Аргентины и таким образом сделал своё влияние ощутимым. В результате произошло незначительное, но желанное изменение баланса сил между государством-должником и МВФ. Двусторонние свопы с Китаем, возможно, не оказали решающего влияния на исход переговоров Аргентины с Фондом, но их можно считать предвестником перемен.

Гораздо важнее резкий рост двусторонних транзакций в национальных валютах.

Не только внутри БРИКС, между БРИКС и другими развивающимися странами, но и за пределами БРИКС, особенно в Юго-Восточной Азии. Именно на этом направлении дедолларизация идёт быстрее. Проведение платежей напрямую в национальных валютах в обход доллара имеет преимущества – сокращаются транзакционные издержки и политические риски. Неудивительно, что такие страны, как Россия, Китай и Иран, перевели большую часть своей двусторонней торговли в национальные валюты. Так, более 90 процентов транзакций между Китаем и Россией сегодня идёт в национальных валютах. Больше половины трансграничных транзакций КНР проходит в юанях.

Более того, Китай, Россия и Иран, а также другие страны создали собственные системы межбанковских сообщений и платежей как альтернативу контролируемой Западом инфраструктуре SWIFT. В период председательства в БРИКС в 2024 г. Россия занималась проработкой детального предложения по новой многосторонней и независимой инфраструктуре, представила Трансграничную платёжную инициативу БРИКС (BCBPI), которая будет основана на национальных валютах и взаимодействии центробанков[6]. На саммите в Казани лидеры БРИКС выступили за дальнейшую работу в этой сфере и поставили министрам финансов и руководителям центробанков задачу продолжить обсуждение использования локальных валют, платёжных инструментов и платформ и доложить результаты в рамках следующего председательства.

Одна из задач, стоящих перед БРИКС, – углубление дискуссии, инициированной Россией, и достижение соглашения по дальнейшим шагам. Надеемся, это будет сделано в период председательства Бразилии в 2025 году.

Два коротких замечания относительно предложения России. Как отмечал Джеффри Сакс, BCBPI вряд ли будет неуязвима для западного давления, поскольку она по-прежнему опирается на коммерческие банки как на посредников. У коммерческих банков не будет стимула участвовать в BCBPI, если это может повлечь отключение от SWIFT. Поэтому, вероятно, необходимо создать специальные механизмы или специальные банки, независимые от SWIFT и предназначенные для работы в качестве посредников в BCBPI.

Есть ещё одна проблема, возможно, более серьёзная. Довольно расплывчатые заявления, сделанные лидерами БРИКС в Казани, отражают отсутствие консенсуса по российской инициативе. Некоторые государства, возможно, колеблются, одобрять ли новую систему в такой чувствительной сфере. Это существенное препятствие. Консенсус – укоренившаяся традиция в процессе принятия решений в БРИКС. Страны стараются не отходить от этой традиции, так как консенсус означает, что в решениях объединения учтены опасения и озабоченности всех участников.

Обратная сторона состоит в том, что консенсус, особенно если понимать его как единогласное решение, может оказаться рецептом паралича. В лучшем случае он может существенно замедлить действия. Когда группа состояла из пяти стран, принятие решений консенсусом уже представляло серьёзный вызов – вспомним ограниченный прогресс в развитии финансовых механизмов БРИКС.

В январе 2024 г. ещё четыре государства присоединились в качестве полноправных участников, и добиться консенсуса стало ещё сложнее. В случае дальнейшего расширения консенсус может оказаться неработоспособным. В таком случае БРИКС вряд ли выйдет за рамки расплывчатых коммюнике и заявлений об общих принципах. Фактически БРИКС уже находится в стадии относительной неэффективности и рискует превратиться в форум символической политической ценности. Возможно, это звучит слишком пессимистично на фоне огромного внимания СМИ по всему миру к мероприятиям БРИКС. Но если учитывать реалии, трудно избежать неприятных выводов, что группа рискует не оправдать ожиданий, если продолжит расширяться и работать на основе жёсткого принципа консенсуса.

Одно из решений – представлять любые инициативы, в том числе платёжную, исключительно как добровольные, запуск которых не требует поддержки всех стран объединения.

В таком случае не нужно будет использовать аббревиатуры БРИКС или БРИКС+. Платёжную инициативу БРИКС можно назвать, к примеру, новой международной платёжной системой (НМПС). Государства, желающие участвовать, совместно её запустят, другим присоединение открыто. Это и 13 стран – партнёров БРИКС, которые получили статус в Казани, и другие государства (ещё один повод не использовать название «инициатива БРИКС»).

Необходима резервная валюта

Транзакции в национальных валютах и новые платёжные платформы – без сомнения, необходимые шаги для обеспечения независимости от доллара США и западных систем[7]. Но они не позволят в полной мере решить проблему. Для полномасштабной дедолларизации нужна альтернативная резервная валюта[8] [9].

Мы часто игнорируем ограничения, связанные с трансграничными транзакциями в национальных валютах. Например, министр иностранных дел Индии Субраманьям Джайшанкар отметил в недавнем интервью, что двусторонние валютные сделки работают достаточно хорошо и выглядят удовлетворительно для большинства стран БРИКС. Он добавил, что единая валюта потребует создания особой правовой архитектуры и урежет национальный суверенитет[10].

Оценка Джайшанкара, по-видимому, основана на не совсем верном понимании, что требуется и что предлагается в ходе последних дискуссий. Прежде всего, альтернативное средство расчётов никоим образом не предполагает замену национальных валют. Денежные единицы и центральные банки стран-участниц продолжат существовать, как и раньше. «Единая валюта» не повторит модели евро и не будет выпускаться единым центробанком. Поэтому не произойдёт никакой потери суверенитета, не будет общей монетарной политики и даже не потребуется координировать национальную монетарную политику. К этой теме я вернусь ниже.

Кроме того, сомнительно, что двусторонние сделки в национальных валютах работают достаточно хорошо. В действительности они работают слабо, и со временем ограниченность подобных двусторонних договорённостей станет более ощутимой. Трансграничные транзакции не могут обеспечить баланс, только резервная валюта позволит странам сводить дефициты и профициты.

Сама Индия – пример того, почему это так. Её торговля с Россией в основном ведётся в рублях и рупиях. Поскольку Индия имеет значительный дефицит, Россия аккумулирует большие объёмы индийской валюты. Центробанк России вряд ли хочет держать рупии, потому что это неконвертируемая и потенциально нестабильная валюта. Следовательно, Россия будет стремиться избавиться от нежелательного избытка индийской валюты.

Что можно сделать? Варианты отнюдь не идеальны. Можно попытаться найти инвестиционные возможности в Индии. Но это трудно и долго. Россия также столкнётся с ограничениями иностранных инвестиций, которые действуют в определённых секторах индийской экономики. Дополнительный импорт товаров и услуг из Индии, в свою очередь, рискует обернуться против России из-за избыточной конкуренции на некоторых рынках. Эти ограничения обходятся посредством трёхсторонних операций: избыток индийской валюты Россия может направить на приобретение товаров и услуг, а также на инвестиции в странах, где есть спрос на рупии благодаря прочным экономическим связям с Индией. Можно прибегать к третьим странам как к выпускному клапану, но вряд ли это оптимальное решение, особенно если дисбаланс в торговле с Индией значительный и постоянный. В результате избыток рупий вынудит Россию продавать их третьим странам по заниженному курсу.

Иными словами, подобные альтернативы напоминают систему бартера, когда участники либо пытаются сбалансировать двусторонние транзакции, либо ищут третьи страны, чтобы избавиться от нежелательного избытка валюты и получить нужные товары. Во избежание подобных сложных и неэффективных методов и придумали деньги – не только как общую единицу расчётов и платёжное средство, но и как средство накопления.

Если судить по заявлениям президента Лулы да Силвы на казанском саммите, Бразилия учитывает эти аспекты. В выступлении на основном заседании бразильский президент дал точную формулировку: «Пришло время двигаться вперёд и создавать альтернативные платёжные средства для транзакций между нашими странами. Речь не о замене наших валют. Но нам нужно работать над тем, чтобы многополярный порядок, который мы хотим построить, нашёл отражение и в международной финансовой системе»[11]. Будем надеяться, что Бразилия как председатель БРИКС в 2025 г. подготовит соответствующие дискуссии.

Юань как решение?

Прежде чем переходить к созданию нового платёжного средства, стоит задаться вопросом, нет ли существующей альтернативы. Почему бы не использовать китайский юань в качестве международной резервной валюты? Такой вариант может показаться привлекательным и прагматичным, но он не решит проблему. Для всех остальных стран, кроме Китая, использовать юань вместо доллара в некотором смысле всё равно что менять шило на мыло. В конечном итоге мы останемся в том же положении, что и сейчас – международная система будет опираться на одну национальную валюту и один центральный банк.

С точки зрения самого Китая, такое решение тоже проблематично. Не стоит игнорировать тот факт, что КНР при всех успехах остаётся страной со средним доходом и сталкивается с проблемами и препятствиями, кардинально отличающимися от тех, которые характерны для стран с высоким доходом, традиционных источников международных резервных валют. В отличие от других развивающихся стран, Китай успешно использует жёсткий валютный контроль и ограничения потоков капитала, чтобы защитить собственную экономику от хронической нестабильности международных финансов. Готов ли он отказаться от такой защиты ради расширения международной роли своей валюты? Захочет ли он иметь значительный дефицит платёжного баланса, чтобы предоставить мировой экономике альтернативу доллару? Растущий спрос на юань как на международную валюту повлечёт повышение его курса относительно других денежных единиц. В результате образуется дефицит платёжного баланса, что ослабит конкурентоспособность китайского экспорта, который является двигателем экономического роста страны.

Можно предположить, что Китай не захочет предлагать свою валюту в качестве глобального конкурента американского доллара.

Ключевые элементы новой валютно-финансовой системы

Таким образом, нам нужно создать новую международную резервную валюту (назовём её НРВ), которая станет основой новой международной валютно-финансовой системы (НМВФС). Эта система должна включать в себя ключевые элементы нынешней международной валютно-финансовой системы. Однако, как отмечалось выше, нынешняя система работает плохо и несправедливо, а кроме того, она превратилась в геополитический инструмент, оружие, которое Запад использует для шантажа остального мира ради защиты своих интересов и приоритетов. Новая система должна быть полностью независимой и соблюдать принципы справедливости и инклюзивности. НМВФС будет работать параллельно с существующей системой, даже взаимодействовать с ней и сможет перенять позитивные стороны действующих институтов, но она должна быть продумана так, чтобы не допустить западного вмешательства и политического давления.

Тема новой резервной валюты не раз поднималась в ходе дискуссий в БРИКС[12]. С исторической точки зрения процесс находится на начальном этапе и то, чего мы ожидаем, вряд ли произойдёт в ближайшем будущем или даже в среднесрочной перспективе. Тем не менее, учитывая проблемы нынешней валютно-финансовой системы и её явную несправедливость, поиск новых путей неизбежен.

Новая архитектура, как уже говорилось, будет функционировать параллельно с нынешней системой, но независимо от неё. Она может отзеркалить существующие институты, но не будет многосторонней (мультилатеральной) по своей сути. По крайней мере на начальном этапе это будет плюрилатеральная (несколько заинтересованных участников) структура, не включающая слишком много государств (таблица 1).

По причинам, указанным выше, не будем предполагать, что все участники БРИКС сразу присоединятся к инициативе, только добровольцы. Страны могут изначально принять решение воздержаться от работы в некоторых или во всех новых институтах. Можно ожидать, что девять членов БРИКС и 13 стран-партнёров включатся в дискуссии, а затем и переговоры, но никто не обязан входить в новые структуры. Воздержавшиеся страны сохранят право присоединиться позже, когда будут уверены, что НМВФС или хотя бы некоторые её элементы привлекательны и безопасны.

Таблица 1. Новая международная валютно-финансовая система (НМВФС), ключевые характеристики

Безопасность имеет огромное значение. БРИКС справедливо воспринимают в мире как силу, противодействующую гегемону, группу стран, обладающую экономической, территориальной и демографической мощью, чтобы бросить вызов международному статус-кво. Тем не менее не все готовы участвовать в инициативах, которые заденут Запад за живое. Соединённые Штаты – гегемон хотя и дряхлеющий, но сохраняющий существенную мощь и влияние. Вашингтон может оказывать давление на любые государства как кулуарно, так и напрямую. Дональд Трамп, например, публично заявлял, что будет наказывать страны, пытающиеся заменить доллар как резервную валюту, стопроцентными пошлинами на весь их экспорт в США. Конечно, Трамп известен умением блефовать и склонностью к громким заявлениям – гораздо больше, чем другие американские лидеры, но любые попытки лишить доллар устоявшейся роли доминирующей международной валюты, безусловно, вызывают негодование американского истеблишмента. Американцы с помощью союзников и сателлитов постараются сорвать любые инициативы, угрожающие контролируемым ими структурам или ослабляющие их.

Геополитический контекст затрудняет – или даже делает невозможным – прогресс в обсуждении и принятии практических решений, если БРИКС сохранит принцип консенсуса, особенно теперь, когда за столом переговоров собираются девять и более государств. Как показывает опыт, иногда даже простые шаги встречают сопротивление внутри группы. Тем не менее при наличии как минимум ясной цели и решимости двигаться к ней бразильское председательство в БРИКС в 2025 г. может сделать начальные шаги, перечисленные в таблице 2. Нужно завершить дискуссию, начатую Россией в 2024 г., и сформировать коалицию стран, готовых двигаться дальше. Предложение России, разумеется, нуждается в совершенствовании. В идеале НМПС можно будет сформировать и запустить как элемент будущей НМВФС к концу 2025 года.

Параллельно БРИКС способен начать дискуссию по новой расчётной единице (НРЕ), которая станет переходным механизмом к новой резервной валюте (таблица 2). Идея создать аналог SDR – расчётную единицу в форме корзины валют – прозвучала ещё в 2018 году. Опять же необязательно включать валюты всех стран БРИКС, достаточно тех, кто готов участвовать, плюс, возможно, присоединятся государства, не входящие в БРИКС. Распределение валют должно чётко соответствовать доле каждой страны в совокупном ВВП участников.

Таблица 2. Первые шаги

Успех расчётной единицы обеспечивает сетевой эффект: пользователи, в том числе потенциальные, склонны доверять платёжному средству, если оно широко распространено. А для этого нужно выстроить корзину так, чтобы она стартовала с паритета к доллару США (таблица 2). Это позволит НРЕ сразу зацепиться за традиционную роль доллара как международного стандарта. Однако не потребуется стабилизировать обменный курс НРЕ к доллару и фиксировать паритет как правило или правовую норму. Напротив, курс НРЕ будет автоматически колебаться в соответствии с изменением котировок валют в корзине к доллару и другим денежным единицам. Несмотря на это, можно ожидать, что НРЕ продемонстрирует относительную стабильность. Прежде всего, уровень инфляции в странах БРИКС достаточно низкий, что говорит в пользу умеренного колебания курсов их валют. Кроме того, на стабильность НРЕ будет работать тот факт, что валюты основных стран БРИКС находятся на разных сторонах ценовых циклов на сырьевые товары: Бразилия, Россия и ЮАР – экспортёры сырьевых товаров, а Индия и Китай – импортёры.

Естественно, НРЕ окажется бесполезной, если с самого начала не позиционировать её как мостик к следующему фундаментальному шагу – созданию новой резервной валюты как альтернативы доллару и другим нацвалютам, которые играют существенную роль в международных активах (таблица 3). Варианты движения к новой валюте обсуждались на мероприятиях БРИКС. Один из подходов, получивших особое внимание, – поддержка новой валюты золотом или комбинацией золота и других сырьевых товаров, которые входят в резервы некоторых стран БРИКС. Поддержать валюту – значит обеспечить её свободную конвертацию в поддерживающий актив по фиксированному или предсказуемому курсу. Этого не сделать, если поддерживающий актив (или активы) фундаментально нестабилен и зависим, как сейчас, от многочисленных непредсказуемых факторов, влияющих на спрос и предложение товара.

НРВ должна быть валютой XXI века, чтобы стать успешной. Это не реликт, не устаревшая система с привязкой к золоту или другим товарам. Привязка к какой-либо валюте или корзине валют тоже не нужна. НРВ должна быть фиатной с плавающим курсом.

Таблица 3. Новая резервная валюта (НРВ)

НРВ должна быть валютой XXI века, чтобы стать успешной. Это не реликт, не устаревшая система с привязкой к золоту или другим товарам. Привязка к какой-либо валюте или корзине валют тоже не нужна. НРВ должна быть фиатной с плавающим курсом.

Подчеркнём ещё раз: НРВ никоим образом не заменит национальные валюты стран-участниц. Любые противоположные заявления – либо результат непонимания, либо попытка подмены понятий с целью дискредитации. Таким образом, валюты участников продолжат существовать так же, как и раньше. Их центральные банки останутся национальными регуляторами, ответственными за валютную и курсовую политику, управление международными резервами, надзор за финансовой системой страны и выполнение других функций, прописанных в национальном законодательстве. Иными словами, новая резервная валюта не станет аналогом евро, который выпускается и регулируется единым центробанком (ЕЦБ). Создание НРВ не подразумевает потерю экономического суверенитета, поскольку не будет унификации валютной политики. Не потребуется даже координация этой политики (таблица 3).

НРВ будет играть исключительно международную роль, использоваться только для трансграничных транзакций и как резервный актив, функционируя параллельно с национальными валютами. Ей не нужна физическая форма – банкноты или монеты. Это может быть цифровая валюта по аналогии с цифровыми валютами центральных банков (CBDC), которые сейчас создаются в ряде стран. Она позволит совместить трансграничные транзакции в национальных валютах с решением проблемы дефицита и профицита, которая возникает из-за ограничений, связанных с операциями в нацвалютах и без международных накоплений.

Однако остаются базовые вопросы. Как обеспечить доверие к новой резервной валюте? Или как будет поддерживаться эта новая фиатная валюта? Доверие зависит от институциональной структуры – фундамента НРВ.

Таблица 4. Новый регулятор валютных резервов (НРВР)

Один из возможных вариантов – создание банка-эмитента, назовём его новым регулятором валютных резервов (НРВР), отвечающего за создание НРВ в соответствии с разработанными правилами (таблица 4). Участие стран в НРВР отражает их долю в НРЕ/НРВ. НРВР также будет отвечать за выпуск бондов, назовём их новыми резервными бондами (НРБ), в которые свободно конвертируется НРВ. В свою очередь, НРБ полностью гарантированы казначействами стран-участниц.

Финансовые механизмы, созданные БРИКС – Новый банк развития (НБР) и Пул условных валютных резервов (ПУВР), – станут естественными каналами для запуска НРЕ, а затем и НРВ (таблица 5). Изначальная цель НБР и ПУВР, когда они создавались в 2014 г., – обеспечить альтернативу Всемирному банку и МВФ, продемонстрировав недовольство БРИКС институтами Бреттон-Вудской системы.

Таблица 5. Международные финансовые организации НМВФС

5.1. Новый банк развития (НБР)

5.2. Пул условных валютных резервов (ПУВР)

При создании новой международной валютно-финансовой системы логично опираться на Новый банк развития и Пул условных валютных резервов. Они могут стать международными финансовыми организациями новой архитектуры. Однако для этого им требуется обновление и подзарядка. Для начала Банк и Пул могли бы использовать НРЕ, а затем НРВ в качестве единицы расчётов вместо доллара. Это относительно простой шаг. Гораздо важнее, чтобы Новый банк развития, активы и обязательства которого по-прежнему в высокой степени долларизованы, перешёл к использованию преимущественно национальных валют и НРВ и постепенно дедолларизировал свои займы и выпуск бондов. ПУВР следует двигаться к свопам в национальных валютах и НРВ.

НБР и ПУВР, особенно последний, всё ещё малы и находятся на начальной стадии развития. Новому банку развития необходимо расширить число участников, чтобы выйти на кредитование на глобальном уровне. Сейчас в банке всего десять участников (или восемь, если учитывать, что Уругвай пока не завершил парламентские процедуры, необходимые для присоединения к НБР, а присоединение Алжира одобрено совсем недавно). Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), возглавляемый Китаем и созданный в то же время, насчитывает 109 стран-участниц. ПУВР, который пока ограничивается пятью участниками-основателями, также должен привлекать новые страны, прежде всего те, которые присоединились к БРИКС в качестве полноценных членов или партнёров.

Расширение числа участников позволит привлечь новые капиталы, которые в совокупности с дополнительными ресурсами стран-основателей позволят финансовым механизмам БРИКС функционировать в более широком масштабе. Чтобы стать эффективными институтами новой международной валютно-финансовой системы, им необходимо повысить качество управления и уровень сотрудников. Следует создать надзорное подразделение в ПУВР, которого ждут уже десять лет, и разместить его в Шанхае, чтобы облегчить взаимодействие с НБР. Создание прочной, профессиональной и независимой системы макроэкономического надзора позволит сократить долю МВФ и увеличить размер свопов ПУВР, которые можно активировать без предварительных условий программы МВФ (таблица 5).

Полноценная НМВФС должна включать и другие элементы, не упомянутые в этой статье. Например, создание платёжных систем для кредитных карт и цифровых транзакций, позволяющих частным лицам и компаниям проводить платежи вне западных механизмов, которые перестают работать в случае введения санкций. Кроме того, нужно создать рейтинговые агентства или укрепить позиции существующих, чтобы наши страны стали независимыми от аналогичных западных структур – Moody’s, S&P и Fitch – которые, несмотря на повторяющиеся провалы и слабые показатели, продолжают монополизировать рынок кредитных рейтингов.

* * *

Может быть, мы слишком многого ожидаем от БРИКС? Возможно. Новая международная валютно-финансовая система не появится ни в краткосрочной, ни даже в среднесрочной перспективе. БРИКС – неоднородная группа, подверженная давлению и шантажу Запада. Чтобы отправиться в такое сложное путешествие, необходимы сильные лидеры и мощные политические предпосылки. Но это не должно нас останавливать. Нужно искать долгосрочное решение сложных проблем и пути преодоления хронического произвола нынешней международной архитектуры, контролируемой Западом. Попытки её фундаментального реформирования – даже постепенного – неоднократно проваливались, и, скорее всего, так будет и впредь. Наши страны стоят перед выбором: смириться с неравенством в западной финансовой системе или собрать все имеющиеся знания и отважиться начать строительство чего-то иного на благо не только БРИКС, но и всех развивающихся стран.

Автор: Пауло Ногейра Батиста – младший, бразильский экономист, вице-президент Нового банка развития (2015–2017) и исполнительный директор Международного валютного фонда по Бразилии и другим странам (2007–2015).

Эта работа стала основой выступления автора на 21-м ежегодном заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» в Сочи, Россия, в ноябре 2024 года. В сокращённом виде опубликована на сайте клуба «Валдай» в разделе «Мнения»: https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/

Сноски

[1] См.: Galbraith J.K. The Dollar System in a Multipolar Word // International Journal of Political Economy. 2022. Vol. 51. No. 4. P. 321–330.

[2] См.: Giambruno N. The REPO Act: A Precursor to the Dollar’s Downfall // International Man. July 2024. URL: https://internationalman.com/articles/the-repo-act-a-precursor-to-the-dollars-downfall/ (дата обращения: 24.10.2024).

[3] XVI саммит БРИКС. Казанская декларация. Укрепление многосторонности для справедливого глобального развития и безопасности // BRICS Russia 2024. 23.10.2024. URL: https://cdn.brics-russia2024.ru/upload/docs/Казанская_декларация.pdf?1729693488382423 (дата обращения: 24.10.2024).

[4] См.: Arsanalp S., Eichengreen B., Simpson-Bell Ch. The Stealth Erosion of Dollar Dominance: Active Diversifiers and the Rise of Nontraditional Reserve Currencies. Working Paper WP/22/58, March 2022. Washington: IMF. 42 p.; Arsanalp S., Eichengreen B., Simpson-Bell Ch. Dollar Dominance in the International Reserve System: An Update // IMF Blog. 11.06.2024. URL: https://www.imf.org/en/Blogs/Articles/2024/06/11/dollar-dominance-in-the-international-reserve-system-an-update (дата обращения: 24.10.2024).

[5] См.: Kern M. The Start of De-Dollarization: China’s Move Away from the USD // Oilprice. 06.08.2024. URL: https://oilprice.com/Finance/the-Markets/The-Start-Of-De-Dollarization-Chinas-Move-Away-From-The-USD.html (дата обращения: 24.10.2024).

[6] BRICS Chairmanship Research. Improvement of the International Monetary and Financial System: Strengthening Multilateralism for Just Global Development and Security. Report Presented by the Ministry of Finance of the Russian Federation, the Bank of Russia, and Yakov and Partners // BRICS Russia 2024. URL: https://minfin.gov.ru/common/upload/press_center/2024/10/BRICS Research_on_IMFS_20241008.pdf (дата обращения: 24.10.2024).

[7] См.: Lissovolik Ya.D. Boosting the USE of National Currencies among BRICS // Russia in Global Affairs. 14.09.2018. URL: https://eng.globalaffairs.ru/articles/boosting-the-use-of-national-currencies-among-brics/ (дата обращения: 24.10.2024).

[8] См.: Lissovolik Ya.D. A BRICS Reserve Currency: Exploring the Pathways // BRICS+ Analytics. 21.12.2022. URL: https://brics-plus-analytics.org/a-brics-reserve-currency-exploring-the-pathways/ (дата обращения: 24.10.2024).

[9] См.: Ногейра Батиста П. Валюта БРИКС? // Современная мировая экономика. 2023. Т. 3. No. 1. С. 129–135.

[10] Smith Y. Indian Foreign Minister Throws Cold Water on the Idea of a BRICS Currency // Naked Capitalism. 26.09.2024. URL: https://www.nakedcapitalism.com/2024/09/indian-foreign-minister-throws-cold-water-on-the-idea-of-a-brics-currency.html (дата обращения: 24.10.2024).

[11] Discurso do presidente Lula em Sessão Plenária Aberta da XVI Cúpula do BRICS, Kazan (Rússia) // Presidência da República. 23.10.2024. URL: https://www.gov.br/planalto/pt-br/acompanhe-o-planalto/discursos-e-pronunciamentos/2024/10/discurso-do-presidente-lula-em-sessao-plenaria-aberta-da-xvi-cupula-do-brics-na-russia (дата обращения: 24.10.2024).

[12] См.: Nogueira Batista P., Jr. BRICS: Geopolitics and Monetary Initiatives in a Multipolar World – How Could a New International Reserve Currency Look Like? Paper Presented on the BRICS Seminar on Governance & Cultural Exchange Forum 2024 // Paulo Nogueira Batista Jr. 23.09.2024. URL: https://www.nogueirabatista.com.br/2024/10/16/brics-geopolitics-and-monetary-initiatives-in-a-multipolar-world-howcould-a-new-international-reserve-currency-look-like/ (дата обращения: 24.10.2024).

Бразилия. Россия. БРИКС > Финансы, банки > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783117 Пауло Ногейра Батиста

Эскалация как осознанное и бессознательное

Александр Филиппов

Доктор социологических наук, ординарный профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», заведующий лабораторией «Центр фундаментальной социологии» НИУ ВШЭ.

Для цитирования:

Филиппов А.Ф. Эскалация как осознанное и бессознательное // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 36–44.

Кажется, всё моё детство прошло в сопровождении зловещего и долго остававшегося непонятным слова «эскалация». Эскалацией, говорило по утрам радио, продолжают заниматься американские агрессоры во Вьетнаме. Казалось, не будет этому конца, а потом поутихло, вместе с исчезновением утреннего радио из обихода. В последнее время эскалация не просто снова дала о себе знать. Она приблизилась и стала страшнее: и территориально, и по интенсивности, и по тем результатам, к которым обещает привести.

Конечно, всего, что происходит за кулисами наблюдаемых событий, там, где и принимаются главные решения, мы не знаем. Но иногда о состоянии того, что скрыто, можно хотя бы косвенно судить по тому, что видно, что обсуждают и по поводу чего сильно беспокоятся.

Вот уже несколько раз в поле публичного обсуждения попадает важная тема: уровень доверия сторон конфликта (а под ними разумеются США и Россия) понизился настолько, что каналы контактов, существовавшие ранее даже в худших, казалось бы, обстоятельствах, сейчас перекрыты. Иначе говоря, речь о следующем: взвинченность так велика, что предполагает реальную возможность крайних реакций. Рассуждения о войне перестают быть риторической фигурой, а это, собственно, и должно означать не столько торжество чьего-то правого дела, сколько, говоря словами Канта, конец всего сущего.

Отчего это происходит? Отчасти от того, что сама риторика ядерной войны представляет собой важную тактику угрозы. Применение её основано на предположении о характере противника. Если противник слаб духом, но не верит в угрозу, значит, угроза должна быть настолько реальной, чтобы вера появилась. Отсутствие изменений в поведении противника означает не его бесстрашие, а то, что в серьёзность намерений он так и не поверил. Значит, угроза должна быть ещё более реальной, а если и тогда не достигнуты результаты, то снова лишь потому, что по-настоящему на этот путь не ступили. Дело, как кажется, идёт к тому, что все аргументы, кроме ultima ratio regis, исчерпаны, и вместо слов должны прозвучать взрывы. Изменить здесь, видимо, ничего или почти ничего нельзя, по крайней мере, в обозримой перспективе, однако само по себе устройство ситуации, пока о ней ещё возможно размышлять, представляет немалый интерес для исследователя.

Речь здесь не о том, чем научная компетентность лучше дилетантизма и эмоций. Напротив, стоит задуматься, почему никакие научность, профессионализм, объективность не помогают. Даже если не залезать в академические дебри (а соперничество дисциплин и школ не позволяет апеллировать ни к какой «науке с большой буквы»), всё равно можно сказать, что научные объяснения человеческих действий отличаются от обыденных, профанных. И если в обычной жизни мы готовы увидеть в действиях другого человека злость, обиду, корысть, то для научного подхода «нагнетание международной напряжённости» (снова печально знакомое выражение!), как и другие большие тренды, возникает не в силу прихоти, человеческого своеволия, эмоционального выбора и т.п., а в силу объективных причин. Конечно, увлекательную и убедительную историю любого исторического периода не написать, если не обратиться (в том числе) к пониманию характера главных действующих лиц. Но всё-таки наука сообщает нам, что для всего продолжительного и масштабного всегда были объективные причины, далеко выходящие за пределы индивидуальных психологических факторов.

Когда политики приходят к этому пониманию (которое, каким бы тривиальным оно ни казалось, широко распространяется сравнительно поздно), они на регулярной основе прибегают к экспертизе, да и сами нередко приходят из учёной, экспертной среды. Профессионализм позволяет учитывать не только само по себе существо дела, но и то, что на стороне врагов могут быть столь же компетентные эксперты. Это – своего рода соблазн. Появляется предметный язык переговоров, не только юридический, но и технический. Холодная, научно-инженерная деловитость не устраняет причин вражды и связанных с ней эмоций, но позволяет больше говорить о существе спора.

Тут нужна ясность: мир не устанавливается сам собой в техническую эпоху, вопреки всему, на что иногда надеялись люди Запада, видя прогресс техники, а сдержанность и трезвомыслие отнюдь не становятся отличительной чертой модерна.

Но всё-таки деловая (в самом широком смысле слова «дело») основа отношений крупнейших, самых сильных в мире стран была долгие годы, несмотря на всеобщую враждебную риторику, одной из важных причин уверенности в том, что до худшего дело не дойдёт, а остальное можно не только решать, но и отменять решения, разыгрывать заново, отступать и наступать. Как говорил Никлас Луман, в области смысла всякое отрицание – не окончательное, оно сохраняет отвергнутую возможность именно как возможность. Будучи серьёзной и даже кровавой, политика в некотором предельном смысле превратилась в игру, смертельная серьёзность которой могла казаться никогда не достигаемой точкой бесконечного приближения. По окончании очередного эпизода враги-партнёры пожимали друг другу руки, не ожидая моментального подвоха. Возвращение давно не испытанной предельной серьёзности, то есть нешуточных размышлений о конце мирной рутины (Ernstfall называли это немцы, примерно приравнивая к Ausnahmezustand, чрезвычайному положению), принесло давно не испытанные угрозы, одной из которых и стала та самая эскалация. К ней надо присмотреться поближе, чтобы понять трудности объяснения.

Обезьяна за рулём и она же с гранатой

В жизни как повседневной, так и политической мы нередко встречаемся с (как бы) необъяснимыми событиями. «Как бы» – потому что объяснения быстро находятся. Например, импульсивный поступок человека, хорошо нам известного и надёжного, мы объясняем особыми жизненными обстоятельствами. Если бы не водка, говорим мы, если бы не внезапная смерть близкого, если бы не болезнь, неожиданно на него свалившаяся… – и так далее – он никогда не поступил бы так, он вёл бы себя ожидаемым образом. Труднее нам найти объяснения для поступков людей, которые практически никогда не отступают от правил. С самими этими людьми-то мы не знакомы, а правила знаем, и не удивляемся, если проводник просит показать билет, кассир даёт сдачу, а профессор читает лекцию. Для того они и находятся на своих местах. А если всё-таки случаются сбои в их поведении, они нуждаются в особого рода истолкованиях. Мы с большим трудом переключаемся на другую схему объяснений (знаменитый американский социолог Ирвинг Гофман называл её фреймом), но, как бы то ни было, даже и тут совсем необъяснимых поступков для нас не бывает: мы готовы заподозрить в другом человеке злой умысел, скрытые намерения, даже сумасшествие, но всё равно какая-то причина найдётся, а правильно мы её установили или нет, нет так уж и важно. Это природные явления могут представлять загадку даже для учёных, а в отношениях между людьми объяснения всегда наготове. Запомним это: необъяснимые поступки – это те, для которых есть целый набор готовых объяснений.

Откуда же они берутся? По одной из версий, они представляют собой господствующие способы рассказа о человеческих делах, так называемые нарративы. У того же Гофмана упоминается случай, когда пешеходы видели машину, за рулём которой сидела обезьяна, управлял же автомобилем скрытно присутствовавший каскадёр. Мы можем себе представить, как менялись их схемы объяснений, если сначала они замечали что-то необычное в движении автомобиля, потом видели обезьяну за рулём, а потом, наконец, узнавали о каскадёре и съёмках. Кому-то удавалось застать только часть эпизодов, кто-то досмотрел до конца и заметил кинокамеры, но каждый ушёл с вполне связным рассказом, с чем-то таким, что можно передать знакомым.

Фреймы и нарративы работают и в политике. Это значит, что политические деятели не просто наблюдают за поступками друг друга.

В интерпретации самого поступка, намерений, умыслов другого политика они используют фреймы и нарративы, далеко не всегда отдавая себе в этом отчёт. Назовёт ли один политик другого ответственным деятелем или обезьяной с гранатой, во всяком случае, он не станет считать его действия ни загадочным природным феноменом, ни явлением божественной воли, ни эффектом действия НЛО. Можно считать, что это по-своему совсем неплохо. Вспомним, однако, с чего начали: длительное время, несколько десятилетий в политике, с одной стороны, принято было во многом полагаться на экспертов, говоривших языком не рассказов о мотивах и эмоциях других людей, а объективности, причинно-следственных связей, будь то в технике или экономике. И происходило это как сопровождение опасной и увлекательной игры, из которой, в общем, были все шансы выйти живым.

То, что мы видим сейчас, нередко и с разными намерениями описывается как попытка «перевернуть шахматную доску», радикализовать ситуацию через реальные действия куда более серьёзного рода, чем до сих пор. Одновременно явственным образом понизилась, во всяком случае, в публичном пространстве, роль экспертизы, оперирующей безэмоциональными, деловыми, объективными характеристиками происходящего. Мы уже привыкли к обмену мнениями, который характеризует позицию России, с одной стороны, и позиции ведущих западных политиков, которые, как кажется, находятся в согласии с широким общественным мнением своих стран, с другой. Говоря вкратце, это расхождение или противостояние сводится к тому, что любые предложения рациональной калькуляции, апелляция к объективным интересам и прочее в том же роде со стороны России наталкиваются на категорический отказ от разговора в таких терминах. Вместо этого предлагается разговор в категориях моральных инвектив, апелляция к международному праву, но чаще всего – стремление полностью исключить самоё возможность разговора. «В моральном плане с Россией покончено», – говорила ещё в 2022 г. немецкий политик-либерал Мари-Агнес Штрак-Циммерман. И это надо прочитывать правильно: не просто как осуждение или звонкую фразу привыкшего к речам с трибун парламентария. Речь о том, что Юрген Хабермас называет «коммуникативной компетентностью»: здесь нет второго участника дискурса, а значит, нет не только партнёра для игры, но и участника такого осмысленного рассказа, в котором неожиданные поступки находят разумное, по-своему рациональное толкование.

Как давно уже можно было заметить, приводит это к тому, что одним из превалирующих фреймов становится психологический, в котором именно невменяемость персонажей оказывается главным способом объяснения. Вспомним, сколько раз слово «необъяснимый», «беспричинный» звучало в рассказах политиков и политологов за эти годы. Это, как мы видели, тот самый фрейм, который предполагает, что причины и объяснения есть, только найти их можно не в объективных характеристиках ситуации, не в исполнении нормальных задач, диктуемых социальной ролью, но исключительно в необычных психологических факторах. Кажется, отсюда можно было бы сделать вывод, что по меньшей мере в обозримой перспективе старый, назовём его также экспертным, язык интересов и расчётов становится для российской политики одним из вариантов самой проигрышной риторики. Интересы не имеют значения. Расчёты не интересны. Однако и на этом останавливаться было бы ещё рано.

Выключатель и рефлексия

Господствующие нарративы не являются единственно возможными, появляются и совсем другие. Об одном из них я бы хотел сказать особо, зацепившись за недавнее интервью одному из немецких телеканалов отставного генерала Харальда Куята. Он сказал о неодинаковых типах эскалации, западном и русском, и тем самым привлёк внимание к разным типам фреймов, которые стали основой для разной оптики и разных вариантов планирования в политике. Американцы, сказал генерал, делают всё небольшими порциями. Чуть поднимут уровень противостояния, немного ужесточат позицию, посмотрят на реакцию России, потом опять чуть поднимут. А русские долго терпят, а потом взрываются и действуют совершенно безжалостно. Отсюда он сделал довольно тривиальный вывод, что, возможно, западным странам, и в первую очередь Германии, не стоит испытывать пределы русского терпения, потому что точно неизвестно, где эти пределы.

Обсуждать его высказывания в деталях, видимо, не имеет смысла. Но фрейм эскалации в таком прочтении представлен довольно любопытным образом. Дело ведь не в том, что в конце там точно атомная бомба на большой ракете, а только путь к ней разбит на мелкие, едва заметные ступеньки. То есть дело в конечном счёте именно в этом, поэтому и приходится говорить столь серьёзно. Но не стоит забегать вперёд. Предложенное объяснение действий означает, что если бы американцы добились своего на любом из отрезков, то на этом они бы и успокоились, а поскольку впереди только смерть, то разбивать можно очень долго и на очень малые кусочки. Этим, замечу попутно, не надо обольщаться. В философии Гоббса это называется усилием, конатусом. Движение практически незаметно, но оно есть, просто ниже порога восприятия. Или чуть выше. Но каким бы малозаметным оно ни было в начале, когда-то оно превращается в страсть, одолевающую все разумные расчёты. Страх или гордость, тщеславие или недоверие становятся причинами войн вопреки всем резонам. Политическая философия Гоббса говорила об этом со всей определённостью ещё четыреста лет назад, и неостановимыми войнами философ считал как раз те, что ведутся между государствами.

Теперь повернёмся к нам. Конечно, не хочется примеривать на себя чужие очки, но иногда и это полезно. Вопрос в том, что я бы назвал, следуя теории действия Антони Гидденса, рефлексивностью действия или, ещё точнее, его рефлексивным мониторингом. Теория действия помогает лучше разобраться в этом вопросе. Допустим, вы совершаете действия со столь малым повышением интенсивности, что практически не ощущаете его разницы с предыдущим уровнем. Однако, даже не замечая повышения интенсивности, вы понимаете, что действие действительно совершено и это именно ваше действие. Рефлексивность означает, что вы готовы опознавать действия как свои, когда видите результат.

Это не так просто, как кажется. Есть старый философский пример. Человек приходит домой, дёргает шнурок выключателя и зажигает свет. Нет ничего сложного, чтобы признать: это я включил свет, потому что дёрнул за шнурок, для этого и дёргал. Но если дома был вор, свет спугнул вора, он бежал из дому, спрыгнул со второго этажа и сломал себе ногу. Что я сделал? Был ли я, было ли моё действие причиной перелома ноги человека, что изменило его судьбу? Гидденс говорит, что действие есть там, где я прямо вижу, что сделал, и способен на основе этого понимания перестроить дальнейшее поведение. Пока я вижу, что сделал, и признаю свою за это ответственность, я мониторю последствия и готов начать следующее действие в связи с предыдущим. Тождественное себе Я (ответственная личность) опознаёт не только одно элементарное действие, а всю цепочку, в ходе совершения (выстраивания) которой оно оценивало свои операции. Это не срабатывает, однако, там, где Я не опознаёт событие, вырывающееся за пределы рутины. Если я тысячу раз дёргал за шнурок и всякий раз тем самым зажигал свет, то перелом ноги у сбежавшего вора – не моё дело, хотя в художественных произведениях вопрос может получить и другие ответы.

Но теперь посмотрим на это в перспективе политики и её фреймов.

Политики, совершающие обычные действия, рутинные или с небольшим превышением интенсивности каждого из последующих над предыдущим, возможно, готовы были бы (пусть частично) признать ответственность за исход ситуации, если бы считали, что действия соперника, в том числе и неприятные, – это отчасти и результат их собственных.

Это не имеет отношения ни к праву, ни к морали. Можно считать себя полностью правым, быть уверенным, что все законы – божеские и человеческие – на твоей стороне, и всё-таки остерегаться делать заведомо опасные шаги. Но как узнать, что они опасные, если опыт говорит, что опасностей до сих пор не было, а значит, можно ожидать, что и дальше не будет? В таком случае никакие методы не действуют, и выход из ситуации может быть только катастрофическим, когда ломается именно всё и ломается словно бы на пустом месте.

Именно такую картину и предлагают распространённые в наши дни каноны представления цивилизаций как полностью замкнутых внутри своих схем интерпретации. Доказательств взаимной слепоты и глухоты слишком много, чтобы отмахиваться от них, однако вряд ли стоит доверяться им в полной мере. Уже одно то, что мы способны посмотреть на ситуацию со стороны, примеривая на себя чужую оптику, означает, что схемы не приросли к нам намертво, не проросли в наше понимание происходящего. Господствующие нарративы – не единственные, им приходится постоянно проходить критическую проверку. Реальность пробивается на своё привычное место и порой становится предметом предметного разговора.

Всё это не утешение и не поиск оснований для оптимизма. Скорее напоминание о том, что политика, как говорил Макс Вебер, – медленное упорное бурение твёрдых слоев, производимое со страстью и холодным глазомером.

Автор: Александр Филиппов, доктор социологических наук, ординарный профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», заведующий лабораторией «Центр фундаментальной социологии» НИУ ВШЭ

Статья подготовлена в рамках реализации исследовательских проектов ЦФС.

Россия. Украина. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783115 Александр Филиппов

Стратегический эффект бабочки

Прохор Тебин

Кандидат политических наук, директор Центра военно-экономических исследований Института мировой военной экономики и стратегии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Для цитирования:

Тебин П.Ю. Стратегический эффект бабочки // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 30–35.

В последнее время часто приходится сталкиваться с попытками провести аналогии между нынешним положением на международной арене и предыдущими этапами истории. Столь же часто наблюдатели говорят о принципиальной новизне сегодняшней ситуации по сравнению с предыдущим опытом. Оба подхода сами по себе представляются ошибочными. Истина, как водится, где-то посередине.

Если уж и проводить аналогии, стоит вспомнить 1950-е годы. В этом, впрочем, есть немалая доля «военно-стратегической психотерапии». Действительно, тот период в отношениях США и СССР не привёл к тотальной войне, а сменился переходом к «новой нормальности». Выработка правил игры в политико-военной и ракетно-ядерной сферах, разрядка в советско-американских отношениях, начало «зрелой» холодной войны. А межвоенный промежуток 1920–1930-х гг. завершился Второй мировой, унёсшей миллионы жизней, изменившей всю систему международных отношений и ставшей крайне болезненным опытом для большинства участников и, в частности, нашей страны. Но в 1950-е гг. ставки были не менее высоки, с учётом растущих арсеналов ядерного оружия – гораздо выше. И в реалиях того времени переход к «зрелой» холодной войне и разрядке отнюдь не выглядел предопределённым и единственно возможным.

Сейчас, как и тогда, мы наблюдаем целый ряд тревожных и дестабилизирующих факторов. Перечислим некоторые.

Во-первых, происходит перестройка мирового порядка. Великие державы (США, Китай, Россия), Евросоюз, а также другие значимые игроки имеют не просто пересекающиеся и противоречащие друг другу интересы, а видят свой собственный, исключающий другие варианты облик правильного мироустройства, будь то демократичный многополярный мир, построенный на равной и неделимой безопасности, «порядок, основанный на правилах» (читай – мир, в котором преобладает Запад во главе с США, диктующий остальному миру единственно верную трактовку «правил игры»), или же мир соперничающих великих держав, защищающих и расширяющих собственные зоны влияния.

Во-вторых, конфликт не предопределён, мирное сосуществование возможно, но амбиции, чувство неуверенности и уязвимости, подозрительность и недоверие препятствуют этому. Как амбиции и надежда на успех, так и уязвимость и чувство незащищённости характерны для всех игроков, пусть и в разной степени.

В-третьих, вновь важную роль играет идеологический фактор, а точнее, особенности внешнеполитического менталитета и мировоззрения. Стороны не идут на компромиссы, уступки и переговоры во имя мирного сосуществования не просто в силу надежды на собственную победу в противоборстве или опасения быть обманутыми. Стороны зачастую просто не считают нужным разговаривать с теми, кто находится на «неправильной стороне истории». А иногда и не умеют разговаривать, разучились.

В-четвёртых, новый виток научно-технического процесса, а точнее, его ускорение, динамичность и непредсказуемость создают существенные вызовы и риски, в том числе в ядерной сфере. Однако преувеличивать значение научно-технического фактора не стоит. В прошлом человечество не раз переживало времена стремительного технологического прогресса, который менял привычный уклад в международных отношениях и военном деле и либо создавал риски конфронтации, либо способствовал её продолжительности и разрушительности. Можно вспомнить Первую мировую, межвоенный период, 1950-е или 1970-е годы.

Но на примере научно-технического (или военно-технического) фактора отчётливо видно то, что отличает нынешний период от предыдущих. Если попробовать одним понятием его обозначить, это будет, пожалуй, «переплетённость» или «запутанность» (entanglement). Все стороны жизни расширяются, усложняются и переплетаются, влияя друг на друга. Последствия изменений или действий в одной сфере начинают сказываться на развитии событий в других, причём зачастую непредсказуемым образом.

Об этом явлении в военно-технической и военно-экономической области пишут давно и достаточно подробно. Но обратить внимание на что-то, описать его, ещё не значит понять, а уж тем более это не гарантирует успех прогнозов, долгосрочной политики и управления рисками. Да и само явление гораздо шире.

Глобализация привела к удивительной взаимосвязанности экономик самых разных стран, которая не только содействует развитию и процветанию, но и чревата огромными рисками. Проявление этого наблюдались во время пандемии COVID-19 и разрыва выстраивавшихся десятилетиями отношений России и Евросоюза.

Политические и политико-военные процессы в разных регионах также становятся всё более взаимосвязанными. Так, события и процессы на Украине, Ближнем Востоке, в Северо-Восточной Азии и Африке всё больше напоминают срастающееся нагромождение клубков противоречий, интересов, борьбы.

Гражданское сплетается с военным, коммерческое с государственным, а происходящее в кабинетах власти и на полях сражений – с конструируемой альтернативной реальностью, которую строят посредством идеологии, пропаганды и информационных кампаний. У каждой стороны формируется собственная параллельная «медийная» реальность, сотканная зачастую из весьма противоречивых нарративов. Подобное было и в прошлом, но в условиях информационной революции скорость распространения, охват аудитории и, что не менее важно, количество сведений возросли на порядки. Управлять всем этим самовоспроизводящимся хаосом всё сложнее, а упустить в его потоке нечто действительно важное и чреватое серьёзными последствиями – всё проще.

Социальное, психологическое и коммуникативное играет сегодня более важную роль и становится более значимым источником рисков, чем чисто военно-техническое.

Если признать, что стратегическая стабильность – функция никогда прочно не закреплённых взаимосвязанных факторов, то и к проявлению рисков, порождаемых военно-техническими «новинками», можно относиться более спокойно и инструментально. Гораздо хуже дело обстоит с пониманием, прогнозированием и управлением процессами социальных трансформаций, коллективной психологии и межгосударственной коммуникации. Именно здесь стоит быть готовыми к неожиданностям, которые могут оказаться крайне неприятными.

Заметна деградация того, что принято называть стратегической культурой. Стратегическая культура многих стран, формировавшаяся десятилетиями и столетиями в специфических условиях конкретного региона, оказывается едва ли применимой в глобализированном мире. Хуже того, у ряда субъектов проявляется её отсутствие или фатальная деградация. Яркий пример – Евросоюз и конкретные страны, в него входящие. Эта тема достойна отдельного исследования, но – отметим пунктирно – стратегическая культура, ориентированная на защиту национальных интересов, недопущение кризисов или их скорейшее разрешение с пользой для себя, подменяется в лучшем случае эрзацем, в худшем – симулякром.

Коллективные варианты стратегической культуры (будь то в формате НАТО, Евросоюза или ОДКБ), эффективные в прошлом, перестают в полной мере отвечать реалиям новой эпохи. В условиях конкуренции между Соединёнными Штатами и Европой, разворота США в сторону стратегического соперничества с Китаем и решения внутренних проблем, ставшая догмой наднациональная надстройка НАТО и ЕС зачастую начинает вредить самим европейским странам, но не может быть оперативно перестроена или реформирована. Новая стратегия национальной безопасности Германии показывает, к чему может привести, с одной стороны, отсутствие национальной стратегической культуры (после Второй мировой войны Германия руководствовалась преимущественно коллективным взглядом на вопросы национальной и международной безопасности), ведущее к потере собственного мнения и собственного «Я», а, с другой стороны, насколько пагубно искусственное привнесение в вопросы стратегии внутренней политики и идеологии.

Когда речь идёт только о военном деле, вроде бы очевидно, что военные должны быть вне внутренней политики, а главное – внутриполитической борьбы. Вооружённые силы задуманы как максимально технократический инструмент. Идеологию же следует направлять на повышение эффективности применения тех или иных инструментов, мобилизацию ресурсов, сохранение устойчивости системы и её выживания.

Когда же идеология и её компоненты становятся самоценны, а межпартийные противоречия проникают в военную сферу (шире – в сферу обеспечения национальной безопасности) – жди беды.

Система больна и всё более уязвима к внешним и внутренним вызовам.

Эта безотрадная картина усугубляется дестабилизацией ситуации в мире в целом и в отдельных регионах и странах в частности. Когда те или иные регионы становятся ареной соперничества и противоборства великих держав – это в принципе нормальная (читай – естественная) ситуация для международных отношений. Но сейчас великим державам, вероятно, пора серьёзно задуматься. Количество нестабильности в мире начинает переходить в качество. Идёт распространение военных технологий (а в будущем, не исключено, и ядерного оружия), которые попадают в руки и негосударственных акторов.

Инфраструктура и цепочки поставок сегодня ещё уязвимее, чем раньше. Неравномерность демографических, социальных и экономических процессов, ухудшение экологической обстановки, нехватка базовых условий человеческого существования (воды, пищи, электроэнергии) способствуют нарастанию потенциала конфликтов и создают питательную среду для роста популярности и влияния экстремистских идеологий.

Никто не готов поступиться тем, что считает собственными национальными интересами. Но, вероятно, сторонам в конце концов придётся пойти на какие-то компромиссы. Для одних они будут более болезненными, для других менее, пока никто не готов уступить. В этом и заключается основная проблема. Очевидного выхода из ситуации не видно. Но искать его необходимо. В противном случае историки будущего (останемся оптимистами и будем верить, что историки как профессия сохранятся) будут рассуждать на руинах привычного нам мира, как наиболее могущественные державы планеты настолько увлеклись соперничеством за право установить выгодный для себя миропорядок, что не заметили открытия ящика Пандоры. А затем им осталось только бессильно наблюдать за торжеством выпущенного из него зла.

И речь тут даже не о возможном перерастании конфликта на Украине в открытое столкновение России и НАТО, ведущее к масштабной ядерной войне, или о войне между США и Китаем, столь же вероятной, сколь и нежелаемой ни в Пекине, ни в Вашингтоне. Целые регионы (Ближний Восток, Африка, Южная или Северо-Восточная или Центральная Азия) погрузятся в хаос, выхода из которого, возможно, уже не будет.

Автор: Прохор Тебин, кандидат политических наук, директор Центра военно-экономических исследований Института мировой военной экономики и стратегии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Россия. Украина. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783114 Прохор Тебин

Не здороваться через порог

Константин Богданов

Кандидат технических наук, руководитель сектора стратегического анализа и прогноза Центра международной безопасности Национального исследовательского ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН.

Для цитирования:

Богданов К.В. Не здороваться через порог // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 24–29.

Ядерный фактор всё теснее переплетается с неядерными, и, как показывают дискуссии двух последних лет, не всегда удаётся отличить реальное от воображаемого. Вместе с этим всё труднее отделить и долгосрочные, системные тенденции трансформации ядерного сдерживания от сиюминутных острых реакций.

Ползучая эскалация украинского кризиса ни шатко ни валко шла весь 2024 год. Переход тактической инициативы к российским вооружённым силам сочетался с постепенной утратой ВСУ возможностей вести активные боевые действия. Сокращение резерва в законодательно установленных возрастных рамках мобилизации и нехватка артиллерийских боеприпасов медленно делали своё дело.

Ступеньки эскалации

Расширение географии украинских атак дальними дронами (вплоть до Санкт-Петербурга) и вылазки в Курскую и Белгородскую области весной 2024 г. должны были скрасить некоторое оперативно-стратегическое уныние Киева, но привели к масштабной акции возмездия со стороны России 22 марта. Волна ударов по украинским объектам энергогенерации закончилась только к середине апреля. Последующий обмен манёврами и контрманёврами тоже не способствовал деэскалации: российские вооружённые силы в мае 2024 г. вошли на территорию Харьковской области, а в ответ украинцы в августе вторглись в Курскую область. Это уже не рейд, а более серьёзная операция, по сути, продолжающаяся до сих пор. В ответ на это, а также на нашумевшую атаку баллистическими ракетами против Севастополя, когда пострадали гражданские на пляжах, Украина получила в конце августа вторую серию ударов по энергетической инфраструктуре. Затем начались новые атаки украинских дальних дронов, включая удар по арсеналу в Торопце.

Картина на земле кардинально не менялась: российская армия не быстро, но неуклонно двигалась вперёд в Донбассе, а украинская по-прежнему не имела резервов и ресурсов, чтобы ей всерьёз помешать, как случилось осенью 2022 года. Вся эта ни горячая, ни холодная, но тёплая ситуация могла бы длиться ещё долго, если бы не вызывала раздражения в штабах коллективного Запада. Раздражение объяснимо: в «лавочку» уже почти три года закачиваются немалые финансовые и, что ещё важнее, слабовосполняемые материальные ресурсы военного назначения, а отдачи в виде «стратегического поражения» России на горизонте не видится, скорее наоборот. Плюс 5 ноября Дональд Трамп выиграл билет в Белый дом, а заодно и заполучил полностью республиканский Конгресс на ближайшие два года.

Результатом стало разрешение наносить удары «по территории России» дальнобойным высокоточным оружием, переданным Западом, а конкретно – американскими тактическими баллистическими ракетами ATACMS и франко-британскими крылатыми ракетами SCALP/Storm Shadow. Понятие «по территории России» в этом случае следует признать давно лишённым всякого смысла, так как ракеты обоих типов активно применялись со второй половины 2023 г. по Крыму и бывшим областям Украины, являющимся ныне неотъемлемой частью Российской Федерации. Но у коллективного Запада всё своё, включая карты местности.

19 ноября удару шести тактических ракет ATACMS подвергся склад боеприпасов в Брянской области, а в ночь на 21 ноября крылатыми ракетами Storm Shadow атакован командный центр в Курской области. Реакция российского руководства оказалась предельно быстрой и резкой, что только подчеркнуло болезненность вопроса. На крыши днепропетровского «Южмаша» приземлилась гроздь боевых блоков неядерного «Орешника», а президент Путин посчитал необходимым в отдельном заявлении особо подчеркнуть критическую важность момента.

Где-то в этом месте ядерный фактор туго переплёлся с неядерными. Нечто подобное мы уже видели весь 2024 г. несколько южнее.

Ирано-израильское противостояние, драматически вылившееся в начале декабря в крах семейного предприятия Асадов в Сирии, весь год развивалось куда менее предсказуемо. Весной и осенью страны обменялись сериями ракетно-авиационных ударов. Если Израиль применял ударную авиацию с высокоточным оружием «воздух-земля», то Иран и в апреле, и в октябре использовал не только дальнобойные дроны, но и баллистические ракеты средней дальности в неядерном оснащении. Мир с некоторой оторопью наблюдал массированные налёты баллистических ракет на территорию пусть неофициальной, но вполне реальной ядерной державы.

Доктринальные новеллы

Результатом этой неядерно-стратегической ярмарки тщеславия не мог не стать пересмотр доктринальных воззрений. Россия анонсировала его ещё в конце сентября, а 19 ноября, в момент начала санкционированных Западом атак дальнобойным оружием, официально опубликовала новую редакцию «Основ государственной политики в области ядерного сдерживания».

Главным в этой версии следует считать признание особых отношений с Белоруссией. В 2023 г. Россия отказалась от многодесятилетней, ещё советской политики, определявшей «совместные ядерные миссии» НАТО как нарушение Договора о нераспространении ядерного оружия, и обзавелась собственным «младшим партнёром», которому в случае опасности будут передаваться ядерные боеприпасы для совместного применения. Теперь в доктрине есть и утверждение о полноценном «ядерном зонтике» над Белоруссией.

Документ изобилует отдельными эпизодами угроз и возможных (но не неизбежных) условий перехода к применению ядерного оружия. Значительная их часть прямо вызвана событиями, происходящими вокруг Украины. Например, в перечне угроз названа изоляция части территории страны и блокада доступа к «жизненно важным коммуникациям». Это явный ответ на периодически вспыхивающие в Восточной Европе разговоры, в том числе со стороны занимающих официальные посты военных, о возможности блокады Калининградского полуэксклава.

Одним из условий является «неконтролируемое распространение оружия массового поражения, средств его доставки, технологий и оборудования для их изготовления». Многие трактуют его как свидетельство приверженности основным международно-правовым режимам контроля над вооружениями. Но более очевидна связь с периодически возвращающейся темой ядерного или радиологического оружия на Украине, и этот пункт восходит к американской доктрине «силового контрраспространения» начала 1990-х годов. Наконец, угрозой названы «крупномасштабные учения» у границ России, этот пункт следует отличать от «наращивания» там же «группировок сил общего назначения».

«Старт баллистических ракет» (без указания типа оснащения) как условие возможного перехода к применению ядерного оружия дополнен длинным перечнем всего, что может стартовать: от самолётов стратегической и тактической авиации до беспилотников. Здесь вновь видна прямая реакция на опыт украинской кампании.

Но основой ядерной доктрины всегда была формула, выносимая в доктрину военную: ядерное оружие применяется тогда-то и тогда-то. С 2010 г. Россия жила по схеме «в ответ на применение ОМУ, а также при агрессии с применением обычных вооружений, когда под угрозу поставлено само существование государства». В ноябре 2024 г. вторая часть определения изменилась: теперь ядерное оружие применяется в ответ на такую агрессию конвенциональными средствами против России или Белоруссии, которая создаёт «критическую угрозу их суверенитету и (или) территориальной целостности».

Перед нами несомненное понижение ядерного порога, здесь не может быть двойных трактовок. Но понижение и повышение – понятия всегда относительные.

Вот, скажем, военная доктрина 2000 г., принятая сразу по итогам югославской кампании НАТО. Там мы видим ещё более угрожающую формулировку «в критических для национальной безопасности ситуациях» – естественно, без конкретизации ситуаций и меры их критичности.

То есть доктринальная формулировка 2024 г., принятая посреди острой фазы противостояния России и Запада, всё ещё куда более вегетарианская, чем формула 2000 года. Формула, пусть написанная в конце «малой холодной войны», которой стал второй срок Бориса Ельцина (особенно в сравнении с последующим первым сроком Владимира Путина), – но всё же не в период участия России в крупномасштабном вооружённом конфликте, подпитываемом странами Запада, и не в условиях ковровых экономических санкций.

Но, конечно, им обеим далеко до бессмертной американской классики: ядерное оружие применяется в «исключительных обстоятельствах» для защиты «жизненно важных интересов» Соединённых Штатов и их союзников. Иной раз трудно сказать, что хуже для мира и безопасности: предельно неконкретная доктрина в стиле «применю, когда захочу» или длинный перечень оснований, напоминающий столб, залепленный объявлениями. И то, и другое – не лучший знак, указывающий на неполную уверенность сторон в достоверности ядерного сдерживания – то есть в том, что до противоположной стороны доходит сигнал о необходимости ограничивать поползновения.

Ядерное же сдерживание – очень плохой кандидат на роль стратегической панацеи, а тем более политической.

Возмущённые люди, требующие немедленного применения тактического ядерного оружия не то на Украине, не то сразу против НАТО, прекрасно ощутили это на себе. Их эмоции можно понять. Очень, очень это неприятное ощущение, когда ты убедил себя в том, что Бомба – гарантия почти всего хорошего, а на выходе оказывается, что Бомба – всего лишь гарантия от такой же Бомбы, но чужой. Факт, очевидный для стратегического сообщества холодной войны, приходится (как при археологических раскопках) поднимать обратно на поверхность и восстанавливать.

Да, тогда очень боялись самой тени войны, потому что обе стороны чётко понимали: начнись в Европе между двумя лагерями что-то неядерное, но по-крупному, вопрос о преодолении ядерного порога неизбежно встанет через несколько недель или даже дней. Одно время Соединённые Штаты вообще заявляли, что даже думать не будут: если что-то начнётся, сразу применят, и всё. Этот опыт тоже придётся вспоминать заново, примеряя на себя, как и его последствия.

Стратегическая стабильность между Россией и США, кстати, незыблема. Именно по этой причине до сего момента, несмотря на все описанные крены и крутые повороты, украинские события – пример хорошо работающего ядерного сдерживания. Вспомните, что две предыдущие мировые войны начались из-за куда меньшего накала геополитических страстей. Живи мы в безъядерном мире, большая война между Россией и НАТО давно бы уже шла.

Это, безусловно, само по себе не спасает нас от ядерной войны, но как минимум создаёт у лиц, принимающих решения, понимание бесперспективности ядерного хода. Таков один из многих парадоксов ядерного сдерживания: неуклонно обеспечивать неизбежность ответных действий, совершенно бессмысленных со стратегической точки зрения. Впрочем, устроить ядерную войну не от тончайшего умысла, а от бессилия в отсутствие альтернатив – тоже слабое утешение.

Можно сказать спасибо инерции соглашений о контроле над вооружениями или искусным расчётам военно-стратегических балансов. Но стратегическая стабильность в отсутствие международно-политической разрядки играет с положившимися на неё злую шутку: она подталкивает стороны к активному противоборству в областях, с ней напрямую не связанных, – а это ведёт в запущенных случаях к тому, что мы видим сейчас на Украине или на Ближнем Востоке.

Автор: Константин Богданов, кандидат технических наук, руководитель сектора стратегического анализа и прогноза Центра международной безопасности Национального исследовательского ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН

Россия. Украина. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783112 Константин Богданов

Многомерное поле технологического противоборства

Внедрение прорывных технологий в военной сфере как фактор стратегической дестабилизации

Дмитрий Стефанович

Научный сотрудник Центра международной безопасности Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова РАН (ИМЭМО РАН).

Для цитирования:

Стефанович Д.В. Многомерное поле технологического противоборства // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 10–23.

Роль новых и прорывных технологий (emerging and disruptive technologies) в международной безопасности растёт на протяжении уже многих десятилетий. Даже ставшие привычными баллистические и крылатые ракеты в своё время рассматривались как нечто прорывное и меняющее «правила игры». Так же воспринимались первые искусственные спутники земли, технологии цифровой обработки изображений и так далее. Ключевое отличие сегодняшнего дня – темп, скорость изменений и внедрения новых технологий.

Они быстрее осваиваются военными ведомствами, хотя, конечно, процесс далеко не моментальный из-за понятных организационных особенностей. Технологические новинки постоянно заявляются лицами, принимающими решения, как приоритетное направление развития военной машины и как угроза со стороны противника. Не менее важным изменением стало растущее вовлечение коммерческих акторов и применение гражданских технологий как главных факторов технологического прогресса.

Кроме того, особенностью рассматриваемой сферы является невозможность единственно верного определения любой из прорывных технологий в качестве «стабилизирующей» или «дестабилизирующей». Иными словами, укрепляет она или подрывает стратегическую стабильность, понимаемую как ситуацию отсутствия стимулов для нанесения первого удара (в первую очередь в условиях взаимного ядерного сдерживания). По большому счёту всё сводится к конкретным сценариям применения тех или иных технологий, и на любое действие скорее всего всегда найдётся противодействие – как симметричное, так и асимметричное. Ситуация усугубляется тем, что в эру очередного соперничества великих держав гонка вооружений в новых областях (уже идущая в качественном измерении и начинающаяся в количественном) сопровождается развалом механизмов доверия и снижения рисков в традиционных сферах, а также стремительным ростом числа участников соответствующих процессов.

Развитие технологий и стратегическая стабильность

Новые и прорывные технологии в военной сфере можно условно разделить на три группы: обеспечивающие, боевые и универсальные.

В обеспечивающей части особое внимание следует уделить суперкомпьютерным и квантовым технологиям, инвестиции в которые ведут к повышению производительности и внедрению соответствующих решений в научно-исследовательские организации и конструкторские бюро. В результате растёт оперативность и, вероятно, качество выполнения задач, например, в следующих областях:

поддержание и модернизация ядерного арсенала при отсутствии (как минимум по состоянию на конец 2024 г.) натурных испытаний;

оптимизация процессов разработки перспективных образцов вооружения и военной техники за счёт сокращения числа испытаний благодаря качественно новым возможностям имитационного моделирования;

метеорология в интересах вооружённых сил по части прогнозирования различных условий обстановки и планирования операций с учётом максимального объёма внешних факторов.

Обеспечивающими являются и технологии, применяемые в военно-космической деятельности. Так, космические группировки (в том числе «мегасозвездия») дистанционного зондирования Земли, связи, а также наблюдения за космическими аппаратами могут быть использованы и для целеуказания ударным системам различных видов базирования для поражения целей на поверхности Земли (в том числе на море), в атмосфере, а в перспективе и на орбите.

Боевыми прорывными технологиями считаются, например, гиперзвуковые прямоточные воздушно-реактивные двигатели (ГПВРД) или другие типы гиперзвуковых двигательных установок. Они могли бы стать основой для ракетного оружия нового поколения, включая крылатые ракеты большой и сверхбольшой дальности различных типов, противокорабельные ракеты, а также использоваться в качестве элементов управляемых боевых блоков баллистических ракет (включая межконтинентальные).

Универсальные, комплексные по своему характеру – это, например, алгоритмы машинного обучения для анализа больших данных и технологии искусственного интеллекта в логистике. Результатом их развития станут летальные автономные системы вооружения и интеллектуальные бортовые системы управления ударными вооружениями следующих поколений. К таким можно отнести работы по созданию новых материалов, в первую очередь устойчивых к экстремальным температурам, а также по разработке новых видов ракетного топлива.

Последствия внедрения прорывных технологий также можно сгруппировать в три условные «корзины».

Первая. В том, что касается обеспечивающих технологий, развитие суперкомпьютерной техники позволяет эффективно обслуживать ядерный арсенал, снижать затраты на натурные испытания новых и модернизированных образцов вооружения и военной техники, а также проводить планирование операций на уровне детализации (в том числе метеорологической и эпидемиологической), недостижимом при существующих технологиях. Наращивание потенциала в военно-космической сфере также повышает эффективность планирования и ведения боевых действий – и условно наступательных, и оборонительных.

Вторая. Внедрение боевых технологий, например, оружия с использованием гиперзвуковых технологий (подробнее ниже), позволит сократить время на поражение цели и повысить вероятность преодоления противовоздушной и противоракетной обороны за счёт как скорости условной ракеты, так и непредсказуемости её манёвров. Такое повышение эффективности ведёт к сокращению наряда сил на поражение каждой цели, что, в свою очередь, может оптимизировать общий арсенал соответствующих средств. В дальнейшем не исключены новые раунды сокращения стратегических вооружений. Автономные боевые системы во всех сферах (воздушной, морской, наземной, космической) также способны сократить угрозы жизням военнослужащих и, как следствие, боевые (а в какой-то мере и небоевые) потери. Интеллектуальные бортовые системы управления повысят возможности высокоточного оружия большой дальности, барражирующих боеприпасов и гиперзвукового оружия.

Третья. Разработка эффективных алгоритмов машинного обучения позволяет оптимизировать и ускорить анализ разведывательных данных, повысить ситуационную осведомленность и, соответственно, эффективность принятия решений. Использование элементов искусственного интеллекта в логистике ведёт к повышению исправности парка вооружения и военной техники и снижению затрат, а также к более продолжительной устойчивости и сохранению боеспособности частей и соединений (в том числе из состава стратегических сил сдерживания) в боевых условиях.

Возвращаясь к изначальному вопросу о стабилизирующих и дестабилизирующих последствиях прорывных технологий, следует отметить, что ключевую роль будет играть воспринимаемый масштаб угрозы.

Появление практически любого нового образца вооружения и военной техники с элементами прорывных технологий в арсенале потенциального противника, особенно если это связано со сферой стратегических вооружений, может рассматриваться как попытка получить одностороннее преимущество и тем самым подорвать стратегическую стабильность.

Примеры такой логики наблюдаются в том числе на протяжении последних лет. Так, разработка в России новых средств доставки ядерного оружия, связанная в первую очередь с возможными угрозами из-за неограниченной разработки и развёртывания американских систем противоракетной обороны[1], была использована в США как аргумент в пользу совершенствования собственного ядерного арсенала[2]. Уточнение положений Основ государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания также подразумевает учёт ряда новых угроз исключительно технологического характера, в том числе беспилотных летательных аппаратов, гиперзвукового оружия, оружия направленной энергии и противоспутникового оружия космического базирования[3].

Особенно важно внедрение прорывных технологий в системы боевого управления ядерными силами[4], в том числе в части искусственного интеллекта[5]. Как и в других областях, здесь пока отсутствуют консенсусные подходы, что не отменяет необходимости продолжать исследования в данной сфере, имея в виду возможные договорённости в будущем.

Администрация Джо Байдена делала упор на сохранение преимущества США, их союзников и партнёров во всех соответствующих областях (гиперзвуковое оружие в неядерном оснащении, средства для военной деятельности в космосе и в киберпространстве и т.д.), демонстрируя, однако, готовность сохранить ограничения на ядерные арсеналы[6]. Эти подходы, судя по всему, будут восприняты и даже усилены администрацией Дональда Трампа, например, путём замены слова «преимущество» (advantage) на «превосходство» (superiority). На такой основе крайне сложно представить возможность поиска совместных решений по укреплению стратегической стабильности, напротив, её уровень снижается.

Отдельные примеры прорывных технологий и их влияние

Полезно рассмотреть влияние отдельных прорывных технологий более детально. С точки зрения практического, наблюдаемого измерения такого влияния стоит остановиться на гиперзвуковом оружии, искусственном интеллекте и военно-космических технологиях. Они выбраны из всего спектра, потому что наиболее наглядно иллюстрируют разнонаправленные тренды. Кроме того, именно эти технологии уже используются в военной деятельности на постоянной основе, в том числе в ходе боевых действий.

Гиперзвуковые технологии – одно из наиболее востребованных направлений развития вооружений и военной техники, хотя, по сути, они представляют собой эволюционное развитие нескольких ранее существовавших типов ракетного оружия. Их можно отнести к подтипу более широкой категории высокоточного оружия большой дальности. Всё большее число стран разворачивают программы по созданию этих систем. Россия занимает лидирующие позиции в вооружениях, которые уже развёрнуты или даже были применены в боевых условиях (ракетный комплекс стратегического назначения «Авангард» с гиперзвуковым планирующим крылатым блоком, гиперзвуковая аэробаллистическая ракета воздушного базирования «Кинжал», гиперзвуковая ракета морского базирования «Циркон», баллистическая ракета средней дальности с гиперзвуковым боевым оснащением «Орешник»). Активные работы ведутся и в других странах, в первую очередь в США и Китае, но также в Великобритании, Франции, Японии, Индии, КНДР, Иране и других[7].

Не последнюю роль в обосновании этих программ играет вопрос статуса. Так, после успешного испытания гиперзвуковой ракеты наземного базирования министр обороны Индии акцентировал вхождение страны в группу государств, «обладающих потенциалом таких критически важных и продвинутых военных технологий»[8]. Видимо, фактор «статуса» играет роль, когда те или иные изделия, используемые в боевых условиях либо испытываемые, объявляются «гиперзвуковыми» в КНДР, Иране или представителями йеменского движения хуситов.

Вполне вероятно, что в дальнейшем, например, у Соединённых Штатов число носителей гиперзвукового оружия может значительно превысить потенциал России в этой области. Технологическое развитие не прекращается. Переход к использованию бортовых двигательных установок, а это, вероятно, наиболее перспективный путь развития гиперзвукового оружия, позволит сократить потери скорости из-за полёта в атмосфере и, возможно, обеспечить более интенсивное маневрирование.

Кроме того, страны ведут НИОКР в области противодействия гиперзвуковому оружию, и, несмотря на традиционно скромные успехи ПРО в целом, а также сохраняющееся преимущество наступательных вооружений над оборонительными, нельзя исключать возможность научно-технологических прорывов и в этой области[9].

Сочетание перечисленных факторов в перспективе грозит дальнейшей деградацией стратегических отношений между великими державами, хотя сейчас развитие гиперзвукового оружия в России скорее укрепило их устойчивость. Возможен и эффект стабилизации на региональном уровне[10]. Помимо этого, гиперзвуковое оружие в неядерном оснащении позволяет несколько «отдалить» ядерный порог в случае эскалации вооружённых конфликтов даже между ядерными державами[11].

Поддержание своеобразного «гиперзвукового паритета» в среднесрочной перспективе может стать одной из предпосылок для новых договорённостей в области контроля над вооружениями. В частности, не исключено следующее. Считается, что гиперзвуковое оружие более эффективно в качестве средства доставки ядерных боеголовок по сравнению с традиционными наступательными вооружениями. Поэтому общее число таких ядерных боезарядов может быть сокращено, в том числе на двухсторонней или даже многосторонней основе, тем более что, например, во Франции гиперзвуковые технологии рассматриваются в приложении к средствам доставки ядерного оружия. Более того, учитывая повышенное внимание к гиперзвуковой сфере, возможны попытки ограничить узкие категории высокоточного оружия большой дальности (например, гиперзвуковые системы средней дальности наземного базирования) с последующим применением выработанных подходов к более широким классам вооружений.

Искусственный интеллект в военном деле. Влияние технологий искусственного интеллекта на оборону и безопасность – важнейшая тема дискуссий во многих странах мира. На сегодняшний день этот условный термин используется для обозначения ряда достижений в науке и технике (не всегда связанных), в первую очередь в программном обеспечении (но также и в адаптированных вычислительных мощностях), затрагивающем автоматизацию и «интеллектуализацию» обработки данных и автономное принятие решений. Искусственный интеллект в военной области можно условно разделить на две большие категории: бортовые системы и системы поддержки принятия решений. Тем не менее и между ними есть пересечение, в частности, так называемая технология «роя дронов».

В ближайшем будущем наиболее значимую роль может сыграть использование технологий искусственного интеллекта в логистике. Ключевые противоречия находятся, напротив, в сфере ответственности человека за решения о применении летального оружия или, точнее, в том, что в связи с появлением смертоносных автономных систем такая ответственность размывается. В будущем можно ожидать и совершенствования систем искусственного интеллекта, и их проникновения в новые сферы, и дальнейшего расширения трактовки данного понятия. Особое значение имеет интеграция «гражданской» и «военной» сфер применения технологий искусственного интеллекта, связь здесь может быть и положительной. Так, использование больших языковых моделей (Large language models, LLM) и различных средств генерации изображений и видео помогает лучше понять ограничения технологий ИИ на данном этапе.

В ближайшее десятилетие технологии искусственного интеллекта будут интенсивно проникать во все сферы человеческой и государственной деятельности, оборона и безопасность не станут исключением.

Особое значение имеет развитие технологий анализа информационных массивов со спутников дистанционного зондирования Земли, космических систем ситуационной осведомлённости, систем раннего предупреждения, различных радиолокаторов (в том числе загоризонтных), как для получения качественно иного уровня ситуационной осведомлённости в глобальном масштабе, так и для более эффективного противодействия средствам разведки и рекогносцировки противника.

Отдельного внимания заслуживают этические вопросы применения технологий ИИ в военном деле. Конечно, подход некоторых «аболиционистов», призывающих к запрету любой автономии в боевых системах, нереален. Но определённая степень прозрачности в отношении цепочек принятия решений между оператором и самой боевой системой (в противокорабельных ракетных комплексах, системах противовоздушной и противоракетной обороны), а также процедур использования систем поддержки принятия решений (например, в рамках СПРН) повысила бы эффективность диалога на международной арене. Кроме того, такая прозрачность способствовала бы вовлечению более широких кругов специалистов, стартапов и так далее в работу по разработке и внедрению технологий искусственного интеллекта в интересах обороны страны.

Попытки Соединённых Штатов, пусть в какой-то мере поддержанные и КНР[12], продавить на международном уровне собственные взгляды на «значимый человеческий контроль» в сфере ИИ и в первую очередь в области систем боевого управления ядерными силами игнорируют крайнюю чувствительность этой сферы. Это выглядит несколько цинично в условиях подчёркнутого интереса США к внедрению ИИ в ядерную сферу[13]. Следует обратить внимание и на американскую практику вовлечения коммерческих акторов, которые становятся участниками внедрения в стратегическую сферу технологий с элементами искусственного интеллекта. Так, программное обеспечение Lattice компании Anduril будет использоваться для автономного обмена данными с военных спутников (в том числе спутников СПРН) и их автоматизированной обработки[14].

Военно-космическая деятельность. В космическую сферу проникает множество новых и прорывных технологий. Некоторые из них связаны с расширением возможностей разведки (ISR) благодаря мегасозвездиям спутников и инструментам на основе искусственного интеллекта, которые способны оптимизировать анализ данных. Потенциально это особенно серьёзная угроза, по крайней мере, она может так восприниматься из-за объединения ресурсов нескольких стран в рамках различных союзных структур. Постоянно растущая мобильность космических аппаратов, особенно для обслуживания на орбите и сближения, также интерпретируется как потенциальная угроза. Важным вопросом является наращивание потенциала противоракетной обороны и её противоспутниковых возможностей на основе направленной энергии и/или радиоэлектронной борьбы. Потенциал кибернетической и радиоэлектронной борьбы, способный подорвать восходящие линии связи с наземными станциями управления, также предоставляет довольно опасные возможности.

Дополнительное измерение проблеме военно-космической деятельности придадут в дальнейшем космические аппараты с ядерными двигателями. Заявления некоторых стран о необходимости установить или сохранить превосходство в космическом пространстве не способствуют предотвращению возможных конфликтов. Потенциал воздействия на космические аппараты противника также постоянно развивается. Так, Военно-космические силы США уже прямо говорят о необходимости создания средств для наступательных, ударных противокосмических операций[15].

Технологии в этой области можно разделить на две условные категории: разрушающие и неразрушающие. Это означает, что космические объекты либо разрушаются в результате воздействия, например, кинетических перехватчиков, либо их датчики и коммуникационные возможности временно выводятся из строя путём электромагнитного воздействия, применения кибероружия или оружия направленной энергии.

В условиях постоянно растущего «соперничества великих держав» мы уже находимся в опасной ситуации. Однако, поскольку те же самые великие державы, которые конкурируют, в большей степени зависят от космической инфраструктуры (несмотря на попытки создания альтернативных технологий), возможно достижение договорённости о том, что те или иные элементы космической инфраструктуры будут атакованы лишь в случае прямого конфликта между соответствующими державами. Правда, тогда переживать придётся не только и не столько о космосе. Частным проявлением этой проблемы является использование коммерческой космической инфраструктуры третьих стран в ходе вооружённых конфликтов[16]. Однако это тема отдельной статьи, хотя она напрямую связана с рассматриваемой проблемой.

Пересечение областей космической безопасности и кибербезопасности – крайне актуальная тема, особенно если касаться ядерной сферы. Так, наибольшую угрозу представляют возможные удары по системам боевого управления ядерными силами (NC3) как космического, так и наземного базирования[17]. Конечно, считается, что они обладают наивысшим уровнем защищённости, в том числе с точки зрения киберугроз, да и исторически стратегические ядерные силы развивались и готовились к боевым действиям в условиях полного отсутствия космической инфраструктуры.

В то же время задача сохранения связи и восстановления космического эшелона, безусловно, стоит на повестке дня и, насколько мы можем судить, решается за счёт обеспечения оперативных космических запусков по требованию (например, в рамках американской программы Tactically Responsive Space), а также перехода от условно «больших» космических аппаратов к «группировкам» малых спутников. Особую роль здесь играют возможности «Нового космоса»[18].

С военно-тактической точки зрения кибератаки на космическую инфраструктуру (в том числе её наземный эшелон) могут быть весьма эффективны: временное или постоянное выведение из строя ценных активов противника, лишение его военной машины важнейшего звена (в том числе элементов разведки, связи и целеуказания). Особенность киберпространства заключается в том, что вредоносное программное обеспечение, то самое «кибероружие», вполне доступно негосударственным акторам, чем могут воспользоваться уже государственные акторы из любой страны.

Развитие информационно-коммуникационных технологий делает космическую и соответствующую наземную инфраструктуру одним из ключевых направлений разведывательных и информационных операций.

Возможные стабилизирующие действия

Технологический прогресс ведёт к тому, что неядерные потенциалы становятся всё более смертоносными и приближаются к ядерному, если не по разрушительной мощи, то по способности выполнять военные задачи стратегического характера, и стремительно распространяются в глобальном масштабе[19]. В принципе, в этом и есть главная причина нынешнего российского подхода к контролю над вооружениями – поиск «решения» для «уравнения безопасности», которое должно охватывать все виды вооружений со стратегическим потенциалом, ядерные и неядерные, наступательные и оборонительные, чтобы не допустить условий для первого удара[20]. Таким образом, лишний раз подтверждается актуальность традиционно узкого понимания стратегической стабильности как ситуации, в которой у вероятных противников отсутствуют стимулы для первого удара. Что, конечно же, не мешает вести борьбу в так называемой подпороговой фазе, и прорывные технологии предоставляют для этого всё новые возможности[21].

Тем не менее некоторые действия могли бы быть полезными. Установить единые согласованные «правила игры» на «новых технологических площадках» невозможно. Но почему бы не заявлять такие правила в одностороннем порядке, как в части того, что считается приемлемым действием против вероятного противника в определённых обстоятельствах, так и в отношении того, что неприемлемо в принципе и спровоцирует быструю эскалацию. Примерами здесь могут служить российские совместные заявления о неразмещении оружия в космосе первыми, а также американская инициатива об ответственном подходе к искусственному интеллекту в военной сфере. Да, это далеко не идеальные решения, но как первые шаги могут рассматриваться.

В целях развития и углубления понимания новых и прорывных технологий имеет смысл разрабатывать тематические документы стратегического планирования на национальном уровне.

Когда конструктивный диалог по конкретным проблемам отсутствует на межгосударственном уровне, пользу может принести работа по созданию понятийно-категориального аппарата, своего рода глоссария по некоторым темам (например, «искусственный интеллект», «гиперзвуковые технологии», «оружие направленной энергии»). Это могло бы повысить эффективность диалога «второго трека». Всех проблем так не решить, более того, подобное может стать проблемой само по себе. Но такое упражнение представляется полезным, тем более есть и в целом успешные примеры последнего времени, например, Лексикон по космической безопасности, подготовленный Институтом ООН по исследованию проблем разоружения[22].

Усилия и на официальном, и на научно-экспертном уровне должны сосредоточиться на понимании восприятия угроз различными акторами. Добросовестность таких усилий – залог понимания действий друг друга, способ избежать навешивания ярлыков «несуществующих» на те или иные угрозы или озабоченности.

Прорывные технологии чреваты ядерным апокалипсисом, но могут и помочь его избежать. Задача научно-экспертного сообщества – глубоко анализировать последствия их развития и внедрения, а также стимулировать качественную подготовку и будущих операторов соответствующих систем вооружения и военной техники, и лиц, принимающих решения, чтобы воспрепятствовать реализации наиболее негативных сценариев.

Автор: Дмитрий Стефанович, научный сотрудник Центра международной безопасности Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН (ИМЭМО РАН)

Исследование выполнено за счёт гранта Российского научного фонда № 24-28-20253, https://rscf.ru/project/24-28-20253/

Сноски

[1] Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. 01.03.2018. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/56957 (дата обращения: 02.12.2024).

[2] US DoD Nuclear Posture Review // US Department of Defense. February 2018. URL: https://media.defense.gov/2018/feb/02/2001872886/-1/-1/1/2018-nuclear-posture-review-final-report.pdf (дата обращения: 02.12.2024).

[3] Указ Президента Российской Федерации от 19.11.2024 г. № 991 «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания» // Президент России. 19.11.2024. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/51312 (дата обращения: 02.12.2024).

[4] Kania E. Emerging Technologies, Emerging Challenges – the Potential Employment of New Technologies in Future PLA NC3. Special Report // Technology for Global Security. 05.09.2019. URL: https://securityandtechnology.org/wp-content/uploads/2020/07/kania_-_emerging_technologies_emerging_challenges_IST_nc3.pdf (дата обращения: 02.12.2024).

[5] Saltini A. AI and Nuclear Command, Control and Communications: P5 Perspectives // The European Leadership Network. 2023. URL: https://www.europeanleadershipnetwork.org/wp-content/uploads/2023/11/AVC-Final-Report_online-version.pdf (дата обращения: 02.12.2024).

[6] Remarks by National Security Advisor Jake Sullivan for the Arms Control Association (ACA) Annual Forum // The White House. 02.06.2023. URL: https://www.whitehouse.gov/briefing-room/speeches-remarks/2023/06/02/remarks-by-national-security-advisor-jake-sullivan-for-the-arms-control-association-aca-annual-forum/ (дата обращения: 02.12.2024).

[7] Brockmann K., Stefanovich D. Hypersonic Boost-Glide Systems and Hypersonic Cruise Missiles: Challenges for the Missile Technology Control Regime // SIPRI. April 2022. URL: https://www.sipri.org/sites/default/files/2022-04/2204_hgvs_and_hcm_challenges_for_the_mtcr.pdf (дата обращения: 02.12.2024).

[8] DRDO Carries Out Successful Flight-Trial of India’s First Long-Range Hypersonic Missile off the Odisha Coast // Ministry of Defence of India. 17.11.2024. URL: https://pib.gov.in/PressReleasePage.aspx?PRID=2073994 (дата обращения: 02.12.2024).

[9] Богданов К., Климов В., Криволапов О., Стефанович Д., Чеков А. Сбить нельзя промахнуться: эволюция ПРО и её последствия для контроля над вооружениями // МДК «Валдай». 17.01.2023. URL: https://ru.valdaiclub.com/a/reports/nelzya-promakhnutsya-pro/ (дата обращения: 02.12.2024).

[10] Чеков А.Д., Бабкина С.К. Гиперзвуковые вооружения: эволюция или революция? // Международные процессы. 2023. Т. 21. No. 2. С. 83–102.

[11] Massicot D. Lengthening the Bridge: The Role of Current Weapons and Emerging Technologies in Expanding the Pre-Nuclear Phase of Conflict // NATO Defense College. 29.07.2021. URL: https://www.ndc.nato.int/research/research.php?icode=707 (дата обращения: 02.12.2024).

[12] President Xi Jinping Meets with U.S. President Joe Biden in Lima // Ministry of Foreign Affairs of the People’s Republic of China. 17.11.2024. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/xw/zyxw/202411/t20241117_11527672.html (дата обращения: 02.12.2024).

[13] Hadley G. AI “Will Enhance” Nuclear Command and Control, Says STRATCOM Boss // Air&Space Forces. 28.10.2024. URL: https://www.airandspaceforces.com/stratcom-boss-ai-nuclear-command-control/ (дата обращения: 02.12.2024).

[14] Erwin S. Anduril Secures $99.7 Million Contract for Space Force Network Upgrade // Space News. 21.11.2024. URL: https://spacenews.com/anduril-secures-99-7-million-contract-for-space-force-network-upgrade/ (дата обращения: 02.12.2024).

[15] Hitchens T. “Stop Debating” over Space Weapons and Prepare for Conflict: Space Force General // Breaking Defense. 26.06.2023. URL: https://breakingdefense.com/2023/06/stop-debating-over-space-weapons-and-prepare-for-conflict-space-force-general/ (дата обращения: 02.12.2024).

[16] Ромашкина Н.П. Космос как часть глобального информационного пространства в период военных действий // Вопросы кибербезопасности. 2022. No. 6. С. 100–111.

[17] Acton J.M. Escalation Through Entanglement: How the Vulnerability of Command-and-Control Systems Raises the Risks of an Inadvertent Nuclear War // International Security. 2018. Vol. 43. No. 1. P. 56–99.

[18] Стефанович Д.В., Ермаков А.С. «Новый космос» двойного назначения: опыт США // Международная аналитика. 2024. Т. 15. No. 3. С. 57–69.

[19] Horowitz M.C., Schwartz J. To Compete or Retreat? The Global Diffusion of Precision Strike // SSRN. 20.12.2020. URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3752391 (дата обращения: 02.12.2024).

[20] Deputy Foreign Minister Sergey Ryabkov’s Remarks at the Russia-US Dialogue on Nuclear Issues // James Martin Center for Nonproliferation Studies. 07.12.2020. URL: https://nonproliferation.org/wp-content/uploads/2020/12/201207_deputy_foreign_minister_sergey_ryabkov_remarks.pdf (дата обращения: 02.12.2024).

[21] Богданов К.В. Сдерживание в эпоху малых форм // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. No. 3. С. 42–52.

[22] Ortega A.A., Samson V. (Eds.) A Lexicon for Outer Space Security. Geneva: UNIDIR, 2023. 42 p.

США. Евросоюз. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783111 Дмитрий Стефанович

Ведущие вниз

Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Для цитирования:

Лукьянов Ф.А. Ведущие вниз // Россия в глобальной политике. 2025. Т. 23. № 1. С. 5–8.

Допустите носителя сего в класс. Задержан мною за нарушение правил: шёл вверх по лестнице, ведущей вниз, и на замечание ответил дерзостью.

Бел Кауфман. Вверх по лестнице, ведущей вниз. 1964 год

Демонтаж прежнего мироустройства – тема в последние годы популярная. На уровне общих рассуждений всё понятно, даже стройно. Завершение иерархии, рост влияния разных стран и народов, сложная и неустойчивая, но в целом более справедливая система, выстраивание отношений иного типа, отражающих нелинейность образующегося мира… И вот мы вступили в период осуществления этих интеллектуальных построений. Никто, в общем, не ожидал, что будет комфортно, – перемены такого масштаба гладкими не бывают. Но практический опыт всё равно оставляет ощущение, будто находишься на аттракционе для экстремалов, – сосёт под ложечкой. Не знаешь, что за вираж предстоит в следующий момент.

Всеобщая трансформация проявляется в двух ипостасях, мы наблюдаем их на примере двух главных очагов – Западной Азии (Ближний Восток) и Восточной Европы.

Уход в историческое небытие баасистской Сирии в некотором смысле воспроизвёл мировой процесс в миниатюре. Режим семьи Асадов даже не рухнул, а дематериализовался, по сути, не оказав сопротивления. Он себя полностью изжил, что поняли и внешние патроны, отказавшись от попыток спасти клиента. Этим Сирия-2024 отличается от драматических событий в Ираке в 2003-м или в Ливии в 2011 г. – отчаянной финальной стычки не произошло. Образовавшийся вакуум заполняется субстанциями, имеющимися в наличии, – от джихадистов-интернационалистов до местных религиозно-этнических сообществ и соседей с собственными меркантильными интересами.

Особенность Сирии (как и двух других упомянутых случаев, а теперь, видимо, и Судана): фактическое исчезновение прежней государственности не означает её формального упразднения и появления на этом месте новой или новых. Один турецкий коллега заметил, что Сирия, как и Ирак, по существу, – неделимы. Какими бы искусственными ни казались (и ни были) границы, установленные когда-то прежними колониальными державами, они устоялись. Расчленение некоей страны создаёт прецедент, рискованный для всех остальных, лучше такую идею не подавать.

Но главное – желание перечертить границы упирается в невозможность выкроить что-то естественное.

Каждый из возможных критериев раздела – этнический, религиозный, экономический, идеологический – противоречит всем остальным, ничего устойчивого ни один из них произвести не может. В итоге аморфная государственность, номинально прежняя, на деле – условная, оказывается не столько наименьшим злом, сколько единственно допустимым вариантом.

Как это связано с мировым преображением? Относительно единообразная глобализация, какой она была на рубеже веков, закончилась, но мир не распался на фрагменты. Он остался взаимосвязанным, хотя зачастую прихотливым образом – через неформальные механизмы и серо-чёрные схемы. На смену централизованной управляемости по определённым правилам приходит самоорганизация для выживания – особая, от случая к случаю. Но без декларированной отмены тех самых правил, пусть они уже и не действуют или действуют выборочно. Таково общее направление изменений, относиться к этому можно по-разному, но оно – закономерный результат кризиса регулирования международных отношений. И в этом смысле ближневосточные события – прототип мировых.

Украинский конфликт иллюстрирует другое. Не плавную дезинтеграцию институтов, а схватку за мировой порядок. Запад – за сохранение того, что сложился после 1991 года. Россия – за его изменение. В такой трактовке противостояние приобретает принципиальный характер, не подразумевающий компромиссов. Отсюда и постоянный подъём уровня напряжённости, предлагаемая «лестница эскалации» – относительно пологая, но последовательная с западной стороны, запоздалая, зато теперь довольно крутая с российской.

Важность борьбы для самих противников не вызывает сомнений. Украинская коллизия – эхо нескольких исторических эпох от времени формирования и укрепления Российской империи до советско-американского соперничества второй половины прошлого века. Важно, что это отношения именно по линии Россия – Запад, раньше они определяли всю международную повестку, теперь – нет.

Конечно, этот предмет имеет прямое касательство и к общемировой расстановке сил. Остальная часть международного общества ждёт, чем всё завершится, прежде всего чтобы оценить реальную мощь недавнего гегемона, в какой степени тот способен навязывать свою волю. Однако при любом исходе возврата к прежнему положению вещей, которое до сих пор отстаивали США и их союзники, не случится, поскольку демографические, экономические, социальные и геополитические условия, которым оно соответствовало, изменились необратимо. Нет предпосылок и для установления другой формы стабильности – «сирийская» ситуация не упорядочиваема в принципе.

Приход в Белый дом Дональда Трампа, вероятно, меняет концептуальный подход. «Мир через силу» – это не защита либерального мирового порядка, а продавливание американских интересов так, как Соединённые Штаты в каждом случае посчитают подходящим. В меньшей степени военным путём, новый президент его эффективным не считает, зато всеми прочими. Но унаследованный конфликт вокруг Украины имеет другую логику, да и зашёл настолько далеко, что его едва ли возможно перевести в плоскость выгод и практического интереса, к чему привык Трамп. И трудно предвидеть, что он станет делать, когда это поймёт.

2025 г. обещает быть вехой – количество изменений разного рода в мире таково, что скорый переход в качество неизбежен. Хороших вариантов нет, но есть разные.

«Сирийский» сценарий для мира можно назвать «ползучим» – дальнейшее расползание прежнего без срыва в прямое столкновение, но со сложным, изнурительным многосторонним противостоянием на каждом этапе. Положительное в подобном варианте одно – вырабатываются навыки самосохранения, потому что задача – «выползти». «Украинский» сценарий, учитывая непримиримость (до сих пор) целей, допускает обвальный финал. Ведь эскалация с целью непременно решить конфликт в свою пользу – явление соревновательное, и помимо расчёта неизбежно возникает азарт. А расчёт на то, что оппонент сдрейфит в решающий момент, – основан на допущениях, которые не проверяемы кроме как на практике.

Понятие «лестницы» побуждает мысленно поднять голову перед чем-то, направленным вверх. Между тем, если применять его к эскалации, резоннее представить себе ступени, ведущие вниз, в глубину, откуда всё сложнее найти обратную дорогу. В романе «Вверх по лестнице, ведущей вниз», цитата из которого приведена в качестве эпиграфа, приводится отрывок из школьного сочинения одного из персонажей: «Мы – спешащее племя, ибо не знаем, есть ли у нас впереди ещё время, или нас ждёт полное уничтожение человечества». С момента выхода романа в свет прошло шестьдесят лет. Мы всё ещё спешим?

Автор: Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 января 2025 > № 4783110 Федор Лукьянов

За 9 месяцев 2024-го года (20 марта-20 декабря 2024 г.) экспорт ненефтяных продуктов Ирана вырос на 18% в стоимостном выражении и на 13,8% в весовом отношении по сравнению с аналогичным периодом 2023-го года (21 марта-21 декабря 2023 г.).

Как сообщает Trend, об этом заявил местным СМИ заместитель министра экономики и финансов Ирана и генеральный директор Таможенной администрации Форуд Асгери.

По его словам, за 9 месяцев Иран экспортировал 116 миллионов тонн продукции на сумму 43,1 миллиарда долларов.

Асгери добавил, что за 9 месяцев Иран экспортировал продукции на сумму 11 миллиардов долларов в Китай, 9,4 миллиарда долларов - в Ирак, 5,3 миллиарда долларов - в ОАЭ, 5,2 миллиарда долларов - в Турцию, 1,7 миллиарда долларов - в Афганистан, 1,7 миллиарда долларов - в Пакистан и 1,4 миллиарда долларов - в Индию.

Представитель таможни сообщил, что на эти страны приходится 82,8% ненефтяного экспорта Ирана в стоимостном выражении.

Асгари отметил, что за 9 месяцев Иран экспортировал природный сжиженный газ на сумму 6 миллиардов долларов, пропан - на сумму 2,5 миллиарда долларов, метанол - на сумму 1,9 миллиарда долларов.

Отметим, что Иран в последние годы предпринимает усилия по увеличению ненефтяного торгового оборота.

За 9 месяцев предыдущего иранского года (с 20 марта по 20 декабря 2024 года) на атомной электростанции Бушер в одноименной южной провинции Ирана было произведено 4,3 миллиона мегаватт-часов электроэнергии.

Как передает Trend, об этом сообщил местным СМИ исполнительный директор Иранской компании по эксплуатации атомной электростанции Бушер Реза Бенназаде.

По его словам, электроэнергия, вырабатываемая электростанцией, потреблялась в южных провинциях страны, в том числе в провинции Бушер.

Бенназаде добавил, что в настоящее время продолжается строительство 2-го и 3-го блоков Бушерской атомной электростанции. С вводом в эксплуатацию этих двух блоков производственный потенциал станции в целом увеличится до 3,1 тысячи мегаватт.

"В настоящее время на АЭС Бушер вырабатывается 1 тысяча мегаватт электроэнергии. Учитывая нехватку газа в стране, роль атомной электростанции очень значительна и неоспорима в сохранении ископаемого топлива", - отметил он.

Напомним, что 1-й блок иранской АЭС Бушер начал работу в 2011 году. В 2013 году эксплуатация блока была передана российской атомной компанией иранской компании. С 2013 года на этом блоке произведено максимальное количество электроэнергии - 1 тысяча мегаватт-часов. За 10 лет производство электроэнергии на АЭС Бушер составило более 65 миллиардов киловатт-часов.

Добавим, что строительство 2-го и 3-го блоков АЭС Бушер началось в 2017 году на площади 50 гектаров. Если эти блоки будут введены в эксплуатацию, каждый из них сможет производить 1 057 мегаватт электроэнергии. Ввод в эксплуатацию этих двух блоков позволит сэкономить 10 миллионов баррелей сырой нефти или 1,6 миллиарда кубометров газа в год и предотвратить выброс 7 миллионов тонн загрязняющих газов в окружающую среду.

За 9 месяцев предыдущего иранского года (20 марта-20 декабря 2024 года) транзит грузов через порт имама Хомейни в провинции Хузистан на юго-западе Ирана вырос на 22 процента по сравнению с аналогичным периодом 2023 года (21 марта-21 декабря 2023 года).

Как передает Trend, об этом местным СМИ сообщил генеральный директор Управления портов и морского судоходства иранской провинции Хузистан Абу Талеб Герайлу.

По его словам, за 9 месяцев через порт имама Хомейни было перевезено транзитом более 2,5 миллиона тонн грузов.

Герайлу добавил, что за 9 месяцев в порту имама Хомейни было загружено и выгружено более 69 тысяч тонн контейнеров TEU. Это также показывает рост на 45 процентов по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

Отметим, что за 9 месяцев в иранском порту имама Хомейни было загружено и выгружено 36 миллионов тонн грузов.

Добавим, что протяженность береговой линии иранской провинции Хузистан 1 186 километров. Основными портами этой провинции являются имам Хомейни, Шадган, Абадан, Хоррамшехр, Чавибде, Эрвендкенар и Саджафи.

А текущая пропускная способность иранских портов составляет более 285 миллионов тонн. Иран предпринимает шаги по увеличению пропускной способности портов до 500 миллионов тонн.

За 9 месяцев текущего иранского года (20 марта - 20 декабря 2024 года) производство медного концентрата на Сунгунском медном комплексе провинции Восточный Азербайджан, расположенном на северо-западе Ирана, увеличилось на 6 процентов по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года (21 марта – 21 декабря 2023 г.).

Как сообщает Trend, об этом сказал глава Сунгунского медного комплекса Ирана Мохаммед Джафар Озмайи в заявлении для местных СМИ.

По его словам, за 9 месяцев на Сунгунском медном комплексе было произведено 256 тысяч тонн медного концентрата. Из этого концентрата можно произвести 58,9 тысячи тонн сырой меди.

Представитель комплекса отметил, что за 9 месяцев на комплексе было произведено 2,5 тысячи тонн молибденового концентрата. По сравнению с аналогичным периодом прошлого года этот показатель увеличился на 6 процентов.

Озмайи добавил, что за 9 месяцев на комплексе было добыто около 49,8 миллиона тонн рудных минералов. Это на 23 процента больше, чем за аналогичный период прошлого года.

"За 9-й месяц (21 ноября - 20 декабря 2024 года) на комплексе добыто 5,83 миллиона тонн рудных минералов. Это на 10 процентов больше, чем за аналогичный месяц прошлого года (22 ноября - 21 декабря 2023 года)", - сказал он.

Отметим, что этот медный комплекс расположен на медном руднике Сунгун в Иране. Эта шахта считается одной из крупнейших шахт в Иране и на Ближнем Востоке. Сообщается, что запасы месторождения составляют более 5 миллиардов тонн.

Добавим, что по сообщению Национальной компании медной промышленности Ирана, запасы меди в стране составляют 19 миллиардов тонн. Сарчешме и Сунгун считаются главными медными рудниками Ирана.

Объединенные Арабские Эмираты с размахом отметили наступление 2025 года. Праздничные салюты и пиротехнические шоу были организованы в 60 локациях в разных регионах страны.

Самый масштабный салют прогремел на Фестивале шейха Заеда в Абу—Даби – фейерверк продлился первые 53 минуты Нового года. Пиротехническое шоу предваряло представление 10 тысяч дронов, кроме того, в небо выпустили 100 тысяч воздушных шаров. Задачей шоу было собрать 6 мировых рекордов.

Эмират Рас-Аль-Хайма в ОАЭ установил два новых мировых рекорда Гиннесса, в том числе организаторы представления Our Story in the Sky, посвященного культуре и наследию эмирата, построили из дронов самую большую в мире фигуру в виде дерева и в виде морской ракушки.

В представлении было задействовано 1400 дронов, лазеров и пиротехнического оборудования. Первая часть шоу была посвящена экосистеме Рас-Аль-Хаймы, вторая – морскому наследию и добыче жемчуга, третья – традициям мореплавания. Грандиозное представление завершилось салютом.

В Дубае десятки тысяч зрителей по традиции собрались вокруг самого высокого здания мира – небоскреба Burj Khalifa, на фасаде которого также состоялось пиротехническое шоу с многочисленными визуальными эффектами. Семь раз Новый год салютами встречали и в мультикультурном парке Global Village в Дубае.

Его Высочество шейх Мухаммед бен Заед Аль Нахайян, президент Объединенных Арабских Эмиратов, направил новогодние поздравления своим коллегам – лидерам стран по всему миру, пожелав им здоровья и процветания в 2025 году.

Кроме того, президент ОАЭ поздравил с новым годом население всей страны и предложил всем помолиться за мир и благоденствие в регионе во имя общего светлого будущего.

Его Высочество шейх Мухаммед бен Рашид Аль Мактум, вице-президент, премьер-министр ОАЭ и правитель Дубая, выразил надежду на процветание и стабильность государства и пожелал человечеству двигаться к новым горизонтам.

В свою очередь Его Высочество шейх Мансур бен Заед Аль Нахайян, вице-президент, заместитель премьер-министра ОАЭ и председатель президентского суда, выразил пожелания, чтобы 2025 год стал годом прогресса и процветания под началом мудрого руководства страны.

Его Высочество шейх Хамдан бен Мухаммед Аль Мактус, наследный принц Дубая, заместитель премьер-министра и министр обороны ОАЭ, пожелал всем жителям страны, региона и всего мира счастливого и мирного Нового года.

Как известно, 1 января является официальным оплачиваемым выходным днем для работников как государственных органов, так и частного сектора в ОАЭ. Сегодня автомобилисты в Дубае и Абу-Даби также могут воспользоваться бесплатной парковкой.

Как сообщалось ранее, Объединенные Арабские Эмираты с размахом отметили наступление 2025 года. Праздничные салюты и пиротехнические шоу были организованы в 60 локациях в разных регионах страны.

Комитет по ценам на топливо сообщил, в какую сумму обойдется заправка транспортных средств в январе 2025 года.

Приятной новостью для автомобилистов стало то, что повышения цен на бензин и дизельное топливо не ожидается – до 31 января тарифы останутся на уроне декабря 2024 года.

Так, один литр бензина марки Super 98 по-прежнему будет стоить 2,61 дирхама за литр, заправиться бензином марки Special 95 можно будет по цене 2,50 дирхама за литр.

Бензин E-Plus 91 обойдется в 2,43 дирхама за литр, а литр дизельного топлива остался на уровне 2,68 дирхама за литр. Цены на автомобильное топливо в ОАЭ, как известно, обновляются каждый месяц.

Новогодний десант: Дед Мороз по пожарной лестнице поднялся к юным пациентам Самарской областной больницы

В свой профессиональный праздник сотрудники ГУ МЧС России Самарской области поздравили юных пациентов Самарской областной детской клинической больницы им. Н.Н. Ивановой с наступающим Новым годом и подарили подарки.

Необычную новогоднюю акцию спасатели проводят в детской больнице впервые. Около 10 сотрудников на спецтранспорте приехали в лечебное учреждение, а Дед Мороз и Снегурочка приветствовали детей на снегоходах. Дедушка Мороз поднялся к пациентам онкологического отделения по лестнице пожарной машины. Внутри его ждали Снегурочка, пациенты и медицинские работники. Спасатели подарили положительные эмоции ребятам, подарки и пожелали скорейшего выздоровления.

- Мы провели такую акцию для детей, которые будут встречать Новый год в больнице. Этот праздник у всех связан с сюрпризами, подарками и радостью. Ребятам, которые проходят лечение необходимо получать заряд положительных эмоций, чтобы они скорее шли на поправку, - рассказал начальник пресс-службы ГУ МЧС России по Самарской области Мирослав Пивень.

Для юных пациентов постарались создать новогоднюю атмосферу. Главный врач больницы Ольга Галахова сообщила, что на праздник в больнице будут получать помощь около 120 детей.

- Мы благодарим новогодний десант, который помог нашим пациентам скрасить больничные будни, наполнить их сказочной атмосферой, добрыми эмоциями. Мы все вместе постарались сделать этот день для наших пациентов незабываемым. Спасибо за внимание и заботу о наших пациентах, за новогоднее настроение, за дополнительные силы и оптимизм. Такие добрые поступки делают мир лучше. Поздравляю вас с профессиональным праздником – Днем спасателя и наступающим Новым годом, - отметила главный врач больницы Ольга Галахова.

В Молдавии остановились троллейбусы

«Газпром» с 1 января прекратил поставку газа в Молдавию по причине отсутствия платежей и долга страны перед «Газпромом» в $709 млн

Российский газовый монополист прекратил направлять метан в адрес Кишинёва из-за нарушения условий соглашения о поставках и долгов за ранее поставленный газ.

В стране начались проблемы с отоплением, перебои с поставкой электроэнергии, введены ограничения на освещение, пользование лифтами, отключена подсветка зданий, в Кишиневе остановились троллейбусы.

Молдавские власти утверждают, что запасов газа в стране при ограниченном потреблении хватит до марта.

Тем временем Молдавская ГРЭС в Приднестровье перешла на угольное сырье из Донецка. Запасы его рассчитаны примерно на полтора месяца. Этого хватит, чтобы обеспечить жителей Приднестровья электричеством.

Молдавия же перешла на поставки энергии из Румынии, но даже это не позволит обеспечить потребности страны, так что проблемы с электричеством в Молдавии продолжатся.