Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В Монголии состоялась IX страновая конференция российских соотечественников

24 апреля в Посольстве Российской Федерации в Монголии прошла IX страновая конференция российских соотечественников, проживающих в Монголии.

На конференции с отчетным докладом об итогах работы за прошедший год выступила председатель Координационного совета Елена Казанцева, которая осветила приоритетные проекты и события прошедшего года, остановившись на основных проблемах в деятельности объединения. На форуме обсуждались и были определены главные задачи общественных организаций российских соотечественников по защите своих прав и интересов, консолидации деятельности на страновом уровне, укреплению связей и развитию всестороннего партнерского взаимодействия с исторической Родиной.

С приветствием к участникам конференции обратился советник посольства России в Монголии Артем Оганов, который заявил о всесторонней поддержке со стороны посольства деятельности Координационного совета и содействии в решении актуальных проблем россиян, проживающих в Монголии, призвал делегатов к необходимости большего взаимодействия в работе Совета организаций соотечественников в Монголии, а также пожелал успешной и плодотворной работы форуму.

С отчетом о поездке в Непал для участия в региональной конференции соотечественников АТР выступила председатель Организации российских граждан (ОРГ) в Монголии Татьяна Шорваева, которая познакомила собравшихся с новыми рекомендациями конференции и внесла их на обсуждение делегатов. Затем она подробно остановилась на проблематике работы организаций соотечественников в Монголии, деятельности ОРГ в отчетном году и выступила с рядом предложений по совершенствованию работы в предстоящий период.

Руководитель представительства Россотрудничества в Монголии Евгений Михайлов рассказал на форуме о деятельности РЦНК, направленной на оказание всемерного содействия работе Координационного совета, о ряде новых проектов, которые в 2015г. реализуются представительством Россотрудничества в Монголии во взаимодействии с организациями соотечественников, в том числе – отправка команды молодых российских соотечественников из Монголии для участия в Первых Всемирных играх юных соотечественников в г.Сочи, а также о предстоящей поездке на историческую Родину детей соотечественников по программе «Здравствуй, Россия». Кроме того, он заявил о необходимости более тесной консолидации и координации работы общественных организаций соотечественников.

По итогам работы конференции была принята резолюция, в которой ее участники определили основные задачи своей деятельности на предстоящий год, особо отметили важность достойной встречи соотечественниками 70-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне, необходимость достойно почтить память ушедших из жизни ветеранов и участников войны, привести в порядок их захоронения, а также проявлять особое внимание ветеранам войны и труженикам тыла, проживающим в настоящее время в Монголии. В резолюции конференции, в частности, была выражена благодарность руководству России за предпринимаемые шаги по защите прав и интересов российских соотечественников, проживающих в Монголии, особо отмечена большая помощь в работе Координационного совета со стороны посольства России в Монголии и Российского центра науки и культуры в Улан-Баторе.

Работа конференции освещалась в новостном выпуске телекомпании «Аист Монголия».

Решение об учреждении АБИИ (далее Банк) было принято в 2013 году якобы после отказа США ратифицировать изменения в работе Международного валютного фонда (МВФ), которые должны были привести к росту влияния Китая в организации. По крайней мере, такова одна из наиболее популярных версий событий.

Подписание соглашения об основании Банка состоялось в октябре 2014 года. Его учредителями кроме Китая стали Бангладеш, Бруней, Камбоджа, Индия, Казахстан, Кувейт, Лаос, Малайзия, Монголия, Мьянма, Непал, Оман, Пакистан, Филиппины, Катар, Сингапур, Шри-Ланка, Таиланд, Узбекистан и Вьетнам. Уставный капитал банка 100 млрд. долларов, первоначальный акционерный капитал – 50 млрд. долларов. Штаб-квартира объединения расположится в Пекине. Окончательно формирование финансовой структуры ожидается к концу 2015 года.

В марте 2015 года о намерении присоединиться к Банку объявили Великобритания, Германия, Франция и Италия, позднее Швейцария, Южная Корея, Австралия и ряд других стран. Россия вступила в Банк одной из последних. США и Япония воздержались от вступления в организацию.

Как следует из слов Китая секретаря многосторонней комиссии Банка Цзинь Лицюня азиатские страны займут в Банке долю в 75%, а не азиатские - около 25%. Он пояснил, что от не-азиатских стран Китай ожидает, прежде всего, опыта и знаний в управлении и технологиях, а не денег.

В свою очередь, директора Института международных отношений Народного университета Китая и известный эксперт Цзинь Цаньжун вполне прозрачно намекнул, что Запад не будет играть сколь-нибудь важную роль в Банке: "У Великобритании, Германии и других европейских стран есть свои условия, они надеются на выделение им, как минимум, должности вице-директора, однако заместителей не так много, поэтому следует учитывать баланс", сказал он.

Как следует из комментариев китайских чиновников, первая цель для АБИИ - финансовое сопровождение всего спектра работ по формированию "экономического пояса Шелкового пути". Но общая и перспективная ключевая задача – выстраивание инфраструктуры территорий, тяготеющих к китайскому экономическому пространству – строительство железных дорог, автомобильных дорог, аэропортов, мостов, обустройство гидроузлов.

В дальнейшем средства Банка будут направлены на развитие сельского хозяйства и поддержку проектов экономии энергоресурсов и сокращению выбросов. В ряде источников говорится о том, что одной из ключевых задач Банка будет участие в трансграничных слияниях, что для нас особенно интересно, с учётом протяжённости границ с КНР.

Направленность Банка отличается от целей Всемирного банка и Азиатского банка развития, которые акцентируются на борьбе с бедностью. В какой-то мере Банк будет конкурентом Азиатскому банку развития (он финансировал несколько инфраструктурных проектов), но он не будет альтернативой Всемирному банку, так как является региональным Банком.

После того как идея Банка перешла на стадию реализации, стало трудно представить две вещи: что Китай решил создать свой Большой Банк только из обиды на Америку – это было бы мелкой причиной для второй экономики мира (кое в чём уже и первой); и то, что до сих пор Китай не имел такой финансовой структуры.

С появлением AIIB, точнее, с того момента, когда Банк начнёт функционировать в полную силу (а этого ещё нужно дождаться) мировая финансовая система станет более сбалансированной и уравновешенной. Увеличение квоты Китая во Всемирном Банке не принесло бы особенного эффекта, там он был бы одним из многих, а в пределах Евразии, с опорой на свой Банк, он будет первым и главным. В рамках Азиатского банка развития Китай также не смог добиться ничего существенного, так как доминирующими акционерами Азиатского банка развития являются США и Япония.

Наивными являются предположения о том, что AIIB будет более демократичным, чем другие аналогичные структуры. Это предположение активно форсирует в СМИ сам Китай. Оно на первый взгляд подтверждается новостями вроде той, что Китай предложил отказаться от права вето в Азиатском банке инфраструктурных инвестиций: Китай представил ряду европейских государств (называют Великобританию, Францию, Германию и Италию) позицию, при которой КНР не будет иметь права вето. И это якобы приведёт к тому, что ни одна страна-учредитель нового банка не будет иметь право диктовать свои условия.

Однако на деле всё гораздо проще, что хорошо иллюстрирует ситуация с Тайванем. Китай попросту отказал Тайваню, единолично и безо всяких консультаций со «странами-учредителями». Формально из-за того, что название, - "Китайский Тайбэй" под которым Тайвань хотел вступить в AIIB – не понравилось Китаю. Очевидно, Поднебесной в её владениях не нужны формальности вроде права вето. Китай отказал и КНДР.

Создание Банка может свидетельствовать о том, что Китай не горит желанием трансформировать сложившуюся мировую систему. Он стремится как можно прочнее застолбить своё место. Всемирный банк и АБР для этого не подходит, там пришлось бы идти как минимум на компромисс, а скорее всего, уступить давлению США и Японии, что могло бы противоречить лидерским амбициям Китая в регионе.

Не нужно забывать, что Азиатский банк инфраструктурных инвестиций – долларовый банк, что как нельзя лучше подчёркивает приверженность Китая существующему порядку с той поправкой, что он хочет занимать в нём место, которое более соответствует экономической мощи страны. Этот мир не так уж плох для Китая. В этом мире, играя по правилам, Китай выбился в экономические лидеры, доказал, что работать с ним приятно, полезно и выгодно и очень перспективно, так как инфраструктура в сфере влияния Китая развита слабо, там хватит работы и прибыли на всех. Вот почему под крыло AIIB устремились все крупные экономики мира, кроме самых крупных.

Это тоже объяснимо, если бы США и Япония вступили в AIIB им пришлось бы играть по китайским правилам. Впрочем, это не исключено. Первоначальная жёсткая риторика США и Японии в отношении AIIB смягчилась и речь идёт уже о возможном сотрудничестве. Россия тоже сначала отнеслась к китайской инициативе с непонятной подозрительностью как будто был какой-то выбор.

Впрочем, это не значит, что Китай не будет пытаться увеличить свой вес в «старых» мировых финансовых структурах. Также как и то, что США будут противостоять этим попыткам. Но представлять создание AIIB как примитивную схватку «хорошего» Китая и «плохой» Америки или наоборот, жалкий удел карикатуристов.

Китай планирует построить тоннель сквозь гору Эверест. Подземное сооружение, в котором проложат железную дорогу, соединит КНР с Непалом.

Академия наук Китая уже приступила к предварительной проработке проекта. Как ожидается, первые поезда под Эверестом пройдут к 2020 г.

Ранее сообщалось, что Китай вышел в мировые лидеры по объему строительства тоннелей. С 2000 по 2010 гг. в стране строилось в среднем 555 км автомобильных тоннелей в год. К концу 2013 г. в КНР было создано 11359 автомобильных тоннелей общей протяженностью 9606 км. Объем строительства таких объектов в Поднебесной увеличивался в среднем на 20% ежегодно.

Кроме того, к концу 2013 г. в стране сданы 11074 железнодорожных тоннеля общей протяженностью 8939 км. В настоящее время в КНР строят 4206 подземных сооружений длиной 7795 км, а проектируются еще 4600 тоннелей протяженностью 10 600 км. Более 10 000 км тоннелей созданы для крупных гидротехнических узлов. Еще 3000 км аналогичных объектов находятся в стадии строительства или проектирования.

Как и другие арабские монархии Персидского залива, Объединенные Арабские Эмираты полагаются на привлечение иностранной рабочей силы для развития своей экономики. Региональный бизнес-портал bqdoha провел исследования на предмет национальностей «экспатов», постоянно проживающих в Эмиратах. Примечательно, что официальное Национальное бюро ОАЭ по статистике не публикует демографических данных местного населения с разбивкой по национальности.

Поэтому все цифры исследования bqdoha были получены на основе данных зарубежных посольств, аккредитованных в ОАЭ.

Так, на первом месте находятся граждане Индии, их число в ОАЭ составляет - 2 млн. 600 тысяч человек. Это 27,15 процентов всего населения арабской страны. На втором - Пакистан, граждан которого насчитывается около 1 млн.200 тысяч человек (12,53 процентов). Местных граждан ОАЭ «эмиратцев» в своей стране - порядка 1 млн. 84 тысячи человек, и коренное население составляет всего 11 процентов. Этот показатель чуть больше данных соседнего Катара, где самый высокий процент иммигрантов по отношению к местным гражданам. Катарцы составляют только десять процентов от общей численности населения.

Относительно крупные общины мигрантов в ОАЭ у Бангладеша, Филиппин, Ирана, Египта, Непала и Шри-Ланки. Примечательно, что демографический обзор bqdoha охватил некоторые диаспоры постсоветских стран, населяющих ОАЭ.

К примеру, азербайджанцев в ОАЭ - семь тысяч человек, казахстанцев и украинцев по пять тысяч, граждан Беларуси - две с половиной тысяч. Однако, данные о числе граждан России, Узбекистана и Таджикистана не публикуются, хотя их число в Эмиратах также велико.

Рахимбеков Арнур

Дубайская авиакомпания flydubai объявляет о распродаже билетов на летний период из городов России в Дубай, Непал и на Мальдивы.

Начиная с 13 апреля 2015 года путешественники из Екатеринбурга, Казани, Краснодара, Минеральных Вод, Москвы, Ростова-на-Дону, Самары, Уфы могут забронировать билет для путешествия в Дубай, Непал и Мальдивы, сэкономив до 25% от обычной стоимости перелета авиакомпанией flydubai.

Дополнительная информация о специальном предложении и условия доступны на сайте авиакомпании: http://flydubai.com/ru/special-offers.

Великобритания и Швейцария стали потенциальными учредителями Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. Их заявки одобрены другими странами-учредителями, сообщило Министерство финансов Китая.

Всего среди потенциальных членов-учредителей банка – 30 стран, в том числе: Бангладеш, Бруней, Камбоджа, Китай, Индия, Индонезия, Иордания, Казахстан, Кувейт, Лаос, Люксембург, Мальдивы, Малайзия, Монголия, Мьянма, Непал, Новая Зеландия, Оман, Пакистан, Филиппины, Катар, Саудовская Аравия, Сингапур, Шри-Ланка, Швейцария, Таджикистан, Таиланд, Великобритания, Узбекистан и Вьетнам.

Недавно свои заявки подали власти Республики Корея и Австрии. КНР приветствовала это решение.

Ранее сообщалось, что Австралия готова инвестировать в новый проект 3 млрд австралийских долларов ($2,3 млрд). Штаб-квартира нового финансового учреждения будет располагаться в Пекине. Китай является председателем заседания главных представителей на переговорах от стран-учредителей банка, который будет заниматься обеспечением инфраструктурных проектов в азиатском регионе.

Власти Республики Корея и Австрии подали заявки на приобретение статуса страны-учредителя Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. Эти страны последовали примеру других европейских и азиатских государств, ранее также заявивших об аналогичных планах.

КНР приветствовала решение Кореи и Австрии. Теперь заявки этих стран должны одобрить все учредители банка. Сейчас насчитывается 30 потенциальных членов-учредителей новой финансовой структуры, среди них – Бангладеш, Бруней, Камбоджа, Китай, Индия, Индонезия, Иордания, Казахстан, Кувейт, Лаос, Люксембург, Мальдивы, Малайзия, Монголия, Мьянма, Непал, Новая Зеландия, Оман, Пакистан, Филиппины, Катар, Саудовская Аравия, Сингапур, Шри-Ланка, Швейцария, Таджикистан, Таиланд, Великобритания, Узбекистан и Вьетнам.

Ранее сообщалось, что Австралия готова инвестировать в новый проект 3 млрд австралийских долларов ($2,3 млрд). Штаб-квартира нового финансового учреждения будет располагаться в Пекине. Китай является председателем заседания главных представителей на переговорах от стран-учредителей банка, который будет заниматься обеспечением инфраструктурных проектов в азиатском регионе.

Свое намерение присоединиться к Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций (АБИИ) высказали Германия, Франция, Великобритания и Италия.

"Мы хотим работать совместно с международными финансовыми организациями и использовать наш широкий опыт для оказания содействия новому банку в завоевании хорошей репутации на международном уровне", - заявил Вольфганг Шойбле, министр финансов Германии, после китайско-германского финансового диалога в Берлине.

Европейские и китайские власти согласны, что "АБИИ как новый инвестиционный банк может играть важную роль в предоставлении средств на развитие инфраструктуры в Азии". Первоначальный уставной капитал АБИИ должен составить 50 млрд. долларов и будет сформирован к концу 2015 года.

Азиатский банк инфраструктурных инвестиций — международная финансовая организация, создание которой было предложено Китаем. Целью этого многостороннего банка станет финансирование инфраструктурных проектов в азиатско-тихоокеанском регионе.

Первые новости об AIIB появились в октябре 2013 года. Китай был разочарован низкими темпами реформ и другими проблемами в таких всемирных организациях как МВФ, Всемирный Банк, Азиатский Банк Развития. Кроме того, они в первую очередь действовали в интересах США, Европы и Японии. АБР оценил, что регион потребует около $8 трлн. инвестиций в инфраструктуру в период 2010—2020 гг. для сохранения экономического развития. Предполагается, что новый банк позволит Китаю профинансировать такие проекты и увеличит его роль в экономическом развитии региона.

В июне 2014 года Китай предложил удвоить уставной капитал банка с $50 млрд. до $100 млрд. и пригласил Индию к участию в проекте. 24 октября 2014 года на церемонии в Пекине было заключено соглашение об основании банка, подписанное 21 страной: Китаем, Индией, Таиландом, Малайзией, Сингапуром, Филиппинами, Пакистаном, Бангладешем, Брунеем, Камбоджей, Казахстаном, Кувейтом, Лаосом, Мьянмой, Монголией, Непалом, Оманом, Катаром, Шри-Ланкой, Узбекистаном и Вьетнамом.

Под давлением США несколько стран (Австралия, Индонезия, Южная Корея) отказались от участия в проекте в качестве сооснователей, несмотря на свою заинтересованность.

Тибетские монахи одного из крупнейших буддийских монастырей-университетов Дрепунг Гоманг разрушили в воскресенье построенную в московском музее Рериха песочную мандалу Авалокитешвары (Будды сострадания).

Палден Таши Дрепунг Гоманг дацан — философский факультет старейшего монастырского комплекса Палден Дрепунг, который был основан в Тибете в 1416 году. В конце 1950-х годов монастырь был разрушен, а в 1960-х восстановлен уже на территории Индии. Монастырь получил известность благодаря многим великим ламам, ученым-философам и практикам, достигшим высоких духовных реализаций. Сегодня Гоманг дацан располагается в южноиндийском штате Карнатака и насчитывает около 2000 монахов, в том числе из России, Монголии, Непала, Бутана и некоторых гималайских регионов Индии.

Тибетские монахи из монастыря Дрепунг Гоманг посещают Россию уже шестой год подряд. И в ходе каждого визита в разных городах они в течение нескольких дней строят мандалы из цветного песка, которые вскоре сами же и разрушают. Это действо наглядно иллюстрирует проповедуемое буддистами учение об обусловленности и непостоянстве всего в мире.

Священный Песок

Считается, что песок, благословленный многодневными ритуалами, по-прежнему обладает очистительной силой. По традиции монахи красивой процессией с трубами и цимбалами отправляются к реке или океану и преподносят благословенный песок в дар духам воды с просьбой принять его и распространить благословление по всему миру.

После разрушения мандалы в музее Рериха, священный песок, "наполненный состраданием", по традиции раздали всем присутствовавшим на ритуале, а некоторую его часть опустили в Москву-реку.

"Буддисты верят, что в реке живут хозяева местности — наги. В мегаполисах они страдают из-за плохой экологии, и священный песок должен им помочь", — сказала РИА Новости председатель фонда "Дрепунг Гоманг центр" Наталья Беспалова.

После Москвы делегация из шести монахов и тибетского доктора посетит Краснодар, Калмыкию, Бурятию, Санкт-Петербург. Во всех городах буддийские монахи тоже будут строить мандалы из песка. В мае делегация снова вернется в российскую столицу, а затем в Индию.

Построение и разрушение мандалы

Слово "мандала" в переводе с санскрита означает "круг", "единство". Это графическое изображение дворца того или иного божества тантрического учения, передающее его суть на языке символов. Ее можно "читать" как текст и запоминать для последующего воспроизведения в медитации. Как правило, мандалы создают в двумерной форме из мелкого песка, окрашенного в традиционные цвета.

Ритуал построения буддийскими монахами мандалы длится несколько дней. На первом этапе монахи благословляют инструменты и цветной песок, а затем приступают к разметке платформы.

При построении мандалы каждый монах сидит на месте, соответствующем определенной стороне света, и отвечает за определенную часть изображения. Нанесение песка идет от центра к периферии, причем, если один монах успевает закончить свой фрагмент раньше других, он либо терпеливо ждет остальных, либо помогает им — сооружение мандалы должно вестись равномерно.

Мандала живет ровно столько, сколько длится сам ритуал. Как только медитационная практика завершена, мандала должна быть разрушена. Ее разрушение — тоже особый ритуал. Прежде чем разрушить мандалу, монахи должны попросить божество покинуть песочный дворец. Затем мастер ритуала надрезает ее с "восточного входа" с помощью ваджры — ритуального предмета, символизирующего нерушимую природу ума, а потом повторяет эту процедуру со всеми остальными "входами", двигаясь по часовой стрелке, и наконец, надрезает мандалу по диагоналям. После этого монахи сметают мандалу к центру и помещают песок в большую чашу

Составлен рейтинг городов по дороговизне

В списке 133 городов мира в очередной раз самыми дорогими оказались Сингапур, Париж и Осло, за ними следуют представители Австралии, а Лондону и Нью-Йорку не удалось втиснуться в первую десятку.

Эксперты из Economists' Intelligence Unit в очередной раз оценили стоимость жизни в крупнейших городах планеты. При составлении рейтинга Worldwide Cost of Living 2015 учитывается стоимость эксплуатации автомобиля, цена услуг, одежды, продуктов и жилья. При сравнении учитывается стоимость более 160 наименований товаров и услуг, сообщает портал Daily Mail.

Первая пятерка самых дорогих городов уже второй год подряд остается стабильной, Лондон делит одиннадцатое место с Токио, который до 2013 года был рекордсменом дороговизны. Нью-Йорк поднялся с 26 на 22 место.

Хотя продукты питания в Сингапуре не дороже, чем в Нью-Йорке, рынок азиатского гиганта отличают грабительские цены на одежду и услуги, которые на 50% выше, цем в «большом яблоке».

По словам исследователя из команды EIU Йона Копстейка, стабильное двухлетнее лидерство пяти городов весьма нетипично, поскольку финансовые процессы значительно влияют на изменение цен самых необходимых товаров. Он также отметил, что данные за последние шесть месяцев кардинально меняют вид первой десятки. Первым в списке становится Цюрих, благодаря резкому подорожанию швейцарского франка, а Сингапур смещается на четвертую позицию.

Самыми дешевыми были признаны города Пакистана и Индии.

Самые дорогие города мира в 2015 году:

1. Сингапур, Сингапур

2. Париж, Франция

3. Осло, Норвегия

4. Цюрих, Швейцария

5. Сидней, Австралия

6. Мельбурн, Австралия

7. Женева, Швейцария

8. Копенгаген, Дания

9. Гонконг, Гонконг

10. Сеул, Южная Корея

Самые дешевые города мира в 2015 году:

1. Карачи, Пакистан

2. Бангалор, Индия

3. Каракас, Венесуэла

4. Мумбаи, Индия

5. Ченнаи, Индия

6. Нью-Дели, Индия

7. Тегеран, Иран

8. Дамаск, Сирия

9. Катманду, Непал

10. Алжир, Алжир

Верховный Суд РФ отменил постановления Десятого арбитражного апелляционного суда, Арбитражного суда Московской области и Арбитражного суда Московского округа, удовлетворивших требования ООО «УК «Эверест Эссет Менеджмент» о незаконности действий ФГБУ «ФКП Росреестра» по Московской области. В частности, было признано незаконным включение в государственный кадастр недвижимости (ГКН) сведений относительно вхождения земельных участков, расположенных в границах национального парка «Лосиный остров», в том числе отдельных земельных участков квартала Абрамцево Балашихинского района Московской области, в границы зоны с особыми условиями использования территории - «особо охраняемая природная территория федерального значения национальный парк «Лосиный остров».

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного суда РФ пришла к выводу, что допущенные судами при рассмотрении дела существенные нарушения норм материального и процессуального права привели к принятию незаконных и необоснованных судебных актов.

Верховный Суд РФ установил, что границы национального парка «Лосиный остров» определены при его создании и установлены нормативными актами, а сведения о зоне с особыми условиями использования территорий «особо охраняемая природная территория федерального значения – национальный парк «Лосиный остров» внесены в ГКН в порядке информационного взаимодействия органов государственной власти в июле 2008 г. в соответствии с действующим законодательством РФ.

ООО «УК «Эверест Эссет Менеджмент» также утверждало, что внесение в ГКН сведений о вхождении спорных участков, расположенных на территории квартала Абрамцево, в зону с особыми условиями, нарушает его права предпринимательской деятельности. Верховным судом РФ был опровергнут указанный довод.

Согласно Земельному кодексу РФ земли национальных парков находятся в федеральной собственности. В отдельных случаях допускается наличие в границах национальных парков земельных участков других пользователей или собственников, деятельность которых не оказывает вредного воздействия на земли охраняемых территорий и не нарушает режимов их использования. Ограничение деятельности собственников земельных участков, расположенных в границах национального парка, возникает в силу закона с момента образования национального парка и установления его границ.

Поскольку установление зоны с особыми условиями было произведено до возникновения у заявителя прав на спорные земельные участки, его права и законные интересы не могут быть нарушены действиями органа кадастрового учета, поскольку эти действия не влияют на факт нахождения земельных участков в границах такой зоны.

Таким образом, режим особой охраны территории национального парка распространяется на все земельные участки, расположенные в его границах, с момента создания национального парка и вне зависимости от внесения сведения о зоне в ГКН.

Как отметил заместитель Министра природных ресурсов и экологии РФ Ринат Гизатулин: «Еще как минимум 5 юридических лиц действовали подобным образом, пытаясь исключить сведения о себе из кадастра, что могло бы привести к сокращению площади нацпарка. Убежден, что данный прецедент позволит пресечь возникновение таких попыток в будущем».

Министр промышленности иторговли Норвегии Моника Мэланд 17 ?18 апреля примет участие в четвёртом норвежско-азиатском ежегодном бизнес-саммите, который в этом году проводится в Нью-Дели (Индия). Своё участие в мероприятии также подтвердили послы Китая, Японии, Сингапура, Южной Кореи, Таиланда, Непала, Малайзии, Филлипин, Мьянмы и Шри-Ланки.

Повестка мероприятия, в котором примут участие 200 ?250 представителей бизнеса из Норвегии и азиатских стран, включаетобсуждение вопросов расширения норвежско-индийского торгово-экономического сотрудничества. Как всегда, на саммите будут представлены потенциальные возможности для норвежских компаний в регионе.

Также, на полях саммита М. Мэланд встретится с министрами финансов и торговли Индии. Основной темой их встречи будет предложение Норвегии по ускорению переговорного процесса по созданию зоны свободной торговли ЕАСТ ? Индия, который летом прошлого года был приостановлен в связи с формированием нового индийского кабинета министров.

По словам норвежского министра, Индия представляет собой ёмкий и важный рынок с большим потенциалом.

Объем товарооборота между Индией и Норвегией с 2010 годавырос на 70%. В 2014 году данный показатель составил 4,5 млрд. норвежских крон (0,6 млрд. долларов США).

Экспорт из Норвегии в Индию в 2014 году составил 1,5 млрд норвежских крон (0,2 млрд. долларов США), что на 2% больше по сравнению с 2013 годом. Основным экспортным товаром является алюминий, в то время как основу норвежского импорта из Индии составляет одежда и текстиль. Также Индия является значимым поставщиком услуг в сферах информационных технологий, биотехнологий и телекоммуникации, не только на норвежском рынке, но и в мировом масштабе.

Около 130 норвежских компаний ведут свою деятельность в Индии в сферах энергетики, информационно-коммуникационных технологий, сельского хозяйства, судоходства и биотехнологий.

Наиболее крупными представителями норвежского бизнеса в индийской экономике являются норвежские концерны «Теленор», «ДНБ», «Йотун» «Статкрафт», «Оддфьель» и «Конгсберг», которые выступают главными спонсорами саммита.

сайт Министерства промышленности, торговли и рыболовства Норвегии

В 2014 г. общий объем внешней торговли китайского Тибета составил более 13,84 млрд юаней ($2,25 млрд). Это на 33% меньше, чем в 2013 г. Таковы данные таможенного ведомства.

Так, за прошлый год экспорт региона достиг 12,9 млрд юаней, сократившись на 36,6% в годовом сопоставлении, а импорт – 948 млн юаней с приростом на 205%.

По предварительным данным, падение внешней торговли китайского региона произошло и-за ряда стихийных бедствий на территории Непала, соседней страны, которая является крупнейшим торговым партнером Тибета. Из-за нескольких оползней между странами было прервано автотранспортное сообщение.

Ранее сообщалось, что в 2014 г. объем мелкой приграничной торговли Тибетского автономного района Китая превысил 12,17 млрд юаней ($1,98 млрд). На долю этого показателя пришлось 87,9% от внешнеторгового оборота региона. В частности, за январь-ноябрь прошлого года товарооборот между Тибетом и Непалом составил 10,65 млрд юаней. Он достиг 91,15% от всего объема внешней торговли китайсого региона.

Напомним, что за январь-сентябрь 2014 г. внутренний валовой продукт (ВВП) Тибетского автономного района Китая превысил 66,15 млрд юаней ($10,76 млрд). Это на 10,7% больше, чем за январь-сентябрь 2013 г. С января по сентябрь 2014 г. объем капиталовложений в основные фонды региона достиг 81,415 млрд юаней с приростом на 24,3% в годовом сопоставлении, а объем розничной торговли – 23,511 млрд юаней с увеличением на 13,1%.

В 2014 г. объем мелкой приграничной торговли Тибетского автономного района Китая превысил 12,17 млрд юаней ($1,98 млрд). На долю этого показателя пришлось 87,9% от внешнеторгового оборота региона.

В частности, за январь-ноябрь прошлого года товарооборот между Тибетом и Непалом составил 10,65 млрд юаней. Он составил 91,15% от всего объема внешней торговли Тибета. Непал на протяжении девяти лет остается крупнейшим торговым партнером Тибетского автономного района. Протяженность китайско-непальской границы превышает 4000 км. Между Тибетом и Непалом действуют 3 сухопутных контрольно-пропускных пункта.

Ранее сообщалось, что за январь-сентябрь 2014 г. внутренний валовой продукт (ВВП) Тибетского автономного района Китая превысил 66,15 млрд юаней ($10,76 млрд). Это на 10,7% больше, чем за январь-сентябрь 2013 г. Так, за девять месяцев прошлого года валовой продукт промышленности Тибета составил 3,155 млрд юаней. Это на 2,2% больше, чем годом ранее. С января по сентябрь 2014 г. объем капиталовложений в основные фонды региона достиг 81,415 млрд юаней с приростом на 24,3% в годовом сопоставлении, а объем розничной торговли – 23,511 млрд юаней с увеличением на 13,1%.

Десятая авиавыставка Aero India-2015 в городе Бангалор на юге Индии завершается в воскресенье; Россия сверила часы с Индией по совместным проектам в сфере ВТС — в этом году крупнейшие из них (истребитель пятого поколения и многоцелевой транспортный самолет) должны войти в новую фазу. Расширяется сотрудничество в области авиации и с другими странами Южной Азии — Бангладеш и Непалом.

Российский стенд традиционно был в центре внимания гостей выставки — оборонка представила новейшие разработки в сфере военной и гражданской авиации — ПАК ФА, Миг-35, Су-30МКИ, Як-130, Ми-17В-5, Ми-28НЭ "Ночной охотник", Ми-26, Ил-76МД-90А, Ил-112В, Sukhoi Superjet 100, средства радиоэлектронной борьбы и средства связи от "Концерна радиоэлектронных технологий" и "Объединенной приборостроительной корпорации" (входят в "Ростех") и т.д.

Как заявил на пресс-конференции во время выставки глава российской делегации, замглавы ФСВТС Анатолий Пунчук, интерес к российской продукции военного назначения остается высоким вопреки санкциям.

Совместные проекты

Россия и Индия — крупнейшие партнеры в сфере военно-технического сотрудничества: более 70% вооружения, боевой техники индийской армии, ВВС, ВМС — российского и советского производства. Как заявил РИА Новости Пунчук, в 2014 году Россия поставила Индии оружия и военной техники на 4,7 миллиарда долларов.

По данным Центра анализа мировой торговли оружием (ЦАМТО), Россия останется крупнейшим поставщиком вооружений Индии на обозримую перспективу. В частности, осуществляемая в настоящее время программа военно-технического сотрудничества России и Индии включает реализацию около 200 совместных проектов. Стороны переходят от схемы прямых поставок к совместным разработкам, производство российского вооружения и военной техники все чаще осуществляется уже на территории самой Индии.

К числу наиболее масштабных проектов, связанных с передачей лицензий на производство в Индии, относятся лицензионное производство истребителей Су-30МКИ и основных боевых танков Т-90С; среди совместных разработок наиболее значимые проекты — сверхзвуковая крылатая ракета "БраМос", уже поступающая на вооружение Вооруженных сил Индии, работы над созданием истребителя пятого поколения (FGFA) и многоцелевого транспортного самолета (MTA).

Говоря о проектах FGFA и MTA, глава "Объединенной авиастроительной корпорации" (ОАК) Юрий Слюсарь в Бангалоре объявил о том, что в 2015 году Россия и Индия перейдут от этапов предварительного проектирования к основному.

Слюсарь отметил, что Россия довольна ходом сотрудничества с Индией в сфере разработки FGFA. "Наша работа с индийскими коллегами (над FGFA) показала, что нам есть, что друг другу предложить. Мы очень довольны сотрудничеством, которое сложилось и на уровне руководителей, и на рабочем уровне", — сказал Слюсарь.

Кроме того, как сообщил РИА Новости заместитель генерального директора ОАО "Ил" (входит в ОАК) по управлению программами Сергей Артюхов, компания, участвующая в проекте MTA, готова также рассмотреть вопрос при поступлении соответствующих предложений от Индии о начале совместной программы по созданию регионального турбовинтового самолета по типу новейшей разработки ОАО "Ил" — Ил-112.

Другой вопрос, находившийся в центр внимания в Бангалоре, — возможная организация на территории Индии производства легких многоцелевых вертолетов Ка-226Т. Глава холдинга "Вертолеты России" Александр Михеев добавил, что планируется использовать уже имеющийся опыт лицензионного производства в Индии многоцелевого истребителя Су-30МКИ. Михеев выразил надежду на создание российско-индийского совместного предприятия.

Не прекращается и работа по развитию проекта ракеты "БраМос" — генеральный директор совместного предприятия (СП) BrahMos Aerospace Ltd Судхир Мишра рассказал РИА Новости, что Россия и Индия подпишут соглашение на разработку мини-версии ракеты летом 2015 года. К 2023-2025 году в планах СП — создание уже гиперзвукового "БраМоса".

Истребители

Примерно треть боевой силы ВВС Индии составляют многоцелевые истребители Су-30МКИ. Как сообщил РИА Новости старший вице-президент "Корпорации "Иркут" (входит в ОАК) Виталий Бородич, по контракту 2012 года на поставку Индии 42 технологических комплектов Су-30МКИ, из которых там собираются истребители, осталось поставить всего шесть — таким образом, в этом году контракт будет полностью выполнен. Как сообщила на этой неделе "Корпорация "Иркут", до конца 2015 года общее число поставленных Дели техкомплектов составит 222 единицы.

Внимание к истребителю "Иркута" было особенно пристальным на фоне появившихся в индийских СМИ публикаций о том, что Минобороны Индии может отказаться от закупки для ВВС 126 истребителей Rafale и приобрести вместо него Су-З0МКИ. В частности, издание Business Standard со ссылкой на источники в Минобороны сообщило, что Нью-Дели не станет покупать Rafale из-за их высокой цены. МИД Индии отметил ценовую привлекательность и надежность Су-30МКИ по сравнению с Rafale.

Глава ОАК Слюсарь, со своей стороны, заявил во время авиавыставки, что Россия отнесется с уважением к любому решению Индии в вопросе выбора среднего многоцелевого боевого самолета, однако полагает, что наиболее логичным решением для индийской стороны было бы расширить парк уже производящихся в Индии российских истребителей Су-30МКИ.

"Нашим очевидным конкурентным преимуществом является то, что Индия делает уже сейчас здесь эти самолеты. Построены заводы, отлажены технологии, передана документация, обучены летчики, инженеры, технический персонал", — сказал Слюсарь.

На фоне ситуации с так и не заключенным контрактом на закупку Rafale Индии РСК "МиГ" (входит в ОАК) готова предложить Индии последнюю версию своего новейшего истребителя МиГ-35. "У нас есть все возможности посоревноваться. Мы не теряем надежду на то, что будет объявлен очередной тендер или конкурс", — сказал РИА Новости гендиректор РСК "МиГ" Коротков.

РСК "МиГ" сегодня выполняет масштабный контракт на модернизацию парка истребителей МиГ-29 ВВС Индии до уровня МиГ-29UPG. Коротков рассказал РИА Новости, что уже поставлено в Индию 20 технологических комплектов для модернизации самолетов.

Кроме того, корпорация продолжает поставлять Индии, у которой уже два авианосца — "Вираат" и "Викрамадитья" (а в будущем ожидается и третий, "Викрант"), палубные истребители МиГ-29К/КУБ. Сейчас выполняется уже второй контракт — на поставку 29 машин. В 2016 году все самолеты будут поставлены ВМС Индии, сообщил РИА Новости глава РСК "МиГ". Действующие планы предусматривают создание в морской авиации трех эскадрилий МиГ-29К/КУБ.

При этом корпорация готова расширить поставки палубных МиГов, если будет принято соответствующее решение в Дели.

"Пройден путь от прямых поставок техники до создания эффективной научно-промышленной кооперации, решающей задачу обеспечения индийских вооруженных сил современными самолетами. Мы будем делать все от нас зависящее, чтобы наше сотрудничество расширялось", — сказал Коротков.

Вертолеты и двигатели

В Индии сегодня эксплуатируется более 300 вертолетов советского и российского производства. С 2008 года поставляются военно-транспортные вертолеты Ми-17В-5 — они прекрасно зарекомендовали себя как в горах (например, они участвовали в масштабной спасательной операции в северных индийских штатах во время наводнения летом 2013 года), так и в операциях по борьбе с боевиками-маоистами в покрытых джунглями центральных штатах Индии.

В 2008 году "Рособоронэкспорт" заключил контракт на поставку в Индию 80 Ми-17В-5 и имущества к ним, который был исполнен в течение 2011-2013 годов. В 2012-2013 годах к нему были подписаны еще три дополнения на поставку Ми-17В-5 для нужд ВВС, МВД и секретариата президента Индии, которые предусматривают поставку 71 машины. На сегодня поставлено уже более 120 вертолетов Ми-17В-5. Все вертолеты будут переданы до конца 2015 года.

Глава холдинга "Вертолеты России" Александр Михеев заявил в Бангалоре, что холдинг готов проводить ремонт и модернизацию всех вертолетов советского и российского производства, которые эксплуатируются в Индии.

"Более 300 вертолетов Ми и Ка находятся в эксплуатации в Индии. Нас волнует их исправность, боеготовность. Также мы будем предлагать программы модернизации", — сказал Михеев.

Он сообщил РИА Новости, что в городе Чандигарх на севере Индии создается сервисный центр для обслуживания Ми-17В-5, планируется организовать 16 линий ремонта.

Вертолеты советского производства начали поставляться в Индию в 1950-е годы. Сначала индийские летчики получили Ми-4, затем вертолеты типа Ми-8/17. В индийском небе летают также тяжелые Ми-26, боевые Ми-25/35, морские Ка-25, Ка-28 и Ка-31.

Растут масштабы и ВТС РФ и Индии и по линии авиационных двигателей. Так, как сообщил в интервью РИА Новости глава "Объединенной двигателестроительной корпорации" (ОДК, входит в "Ростех") Владислав Масалов, в 2016 году в Индии планируется начать производство российских двигателей АЛ-55И для учебно-тренировочных самолетов индийской разработки HJT-36. По заказу ВВС Индии для HJT-36 в России разработан и создается двухконтурный турбореактивный двигатель нового поколения АЛ-55И.

Индия уже получила более 100 технологических комплектов для производства на ее территории двигателей РД-33 серии 3 для истребителей МиГ-29 ВВС этой страны. Руководитель ОДК отметил, что РД-33 подтвердил свою высокую надежность, в том числе при эксплуатации в жарком климате.

Число поставляемых Индии двигателей АЛ-31ФП для истребителей Су-30МКИ и их техкомплектов может превысить тысячу единиц.

Перспективы в гражданском секторе

Активно обсуждается и возможность производства в Индии "визитной карточки" современной российской гражданской авиации — Sukhoi Superjet 100 (SSJ100). Юрий Слюсарь сообщил в Бангалоре, что российские специалисты посетили несколько индийских предприятий для изучения возможности организации производства SSJ100 на их мощностях.

"Мы приехали в Индию посмотреть, что в рамках программы Make in India в этом проекте (SSJ100) мы можем делать на территории Индии. Более того, наши специалисты уже посетили несколько индийских предприятий на предмет аудита технологических возможностей и были приятно удивлены их уровнем", — сказал Слюсарь.

Он отметил, что SSJ100 — это продукт мирового уровня, его вполне возможно производить здесь, на предприятиях вполне конкурентоспособных с точки зрения технологий и издержек.

Соседи Индии

Россия расширяет сотрудничество в сфере военной и гражданской авиации с ближайшими соседями Индии — Бангладеш и Непалом. Так, старший вице-президент "Корпорации "Иркут" Виталий Бородич рассказал РИА Новости, что в мае этого года начнутся поставки в Бангладеш учебно-боевых самолетов Як-130. Всего планируется передать этой стране 16 Як-130. Помимо этого, как сообщил агентству глава "Вертолетов России" Александр Михеев, холдинг приступил к производству для Бангладеш партии вертолетов Ми-171Ш.

В то же время переговоры по возможной поставке Дакке истребителей МиГ-29 для расширения уже имеющегося в Бангладеш парка машин этого типа пока не ведутся. Как сказал РИА Новости глава РСК "МиГ" Коротков, вероятно, это связано, с бюджетными соображениями потенциального заказчика.

В Бангалоре ЗАО "Гражданские самолеты Сухого" подписало соглашение с непальской авиакомпанией Bishwo Airways о намерении поставить ей Sukhoi Superjet 100. Всего планируется поставить пять машин. Представитель ОАК рассказал РИА Новости, что контракт может быть подписан осенью этого года на авиасалоне в Дубае.

Отвечая на вопрос о возможном военно-техническом сотрудничестве РФ и Пакистана (болезненно воспринимаемым в Индии), замглавы ФСВТС Пунчук сказал, что Россия планирует развивать ВТС с Пакистаном, но намерена действовать в строгом соответствии с законодательством.

"Вопрос сотрудничества с Пакистаном на сегодняшний день рассматривается, но российская сторона действует в строгом соответствии с национальным законодательством относительно военно-технического сотрудничества", — заявил Пунчук.

Непальская авиакомпания намерена приобрести Sukhoi Superjet 100.

Компания «Гражданские самолеты Сухого» и непальская авиакомпания Bishwo Airways подписали соглашение о намерениях на поставку самолетов Sukhoi Superjet 100. Оператору могут быть поставлены 5 российских лайнеров.

По сообщению Объединенной авиастроительной корпорации, в которую входят ГСС, соглашение подписано в ходе Международного авиакосмического салона Aero India 2015. Как ожидается, в результате дальнейших консультаций может быть подписан контракт на пять 93-местных самолетов в двухклассной компоновке. По предварительной договоренности, первые SSJ 100 могут быть поставлены в 2017 году.

Bishwo Airways – частная авиакомпания, зарегистрированная в Непале летом 2014 года. Она является дочерним предприятием диверсифицированной инвестиционной компании Bishwo Holdings, базирующейся в Сингапуре. Авиакомпания пока приобрела самолеты Airbus А330-200, которые на начальном этапе будут выполнять полеты в Саудовскую Аравию, ОАЭ и Малайзию. В дальнейшем Bishwo Airways планирует расширять свою азиатскую маршрутную сеть, а также осуществлять полеты в страны Ближнего Востока и Европы.

При увеличении количества широкофюзеляжных самолетов Airbus для выполнения полетов на дальнемагистральных маршрутах Bishwo Airways планирует также пополнить свой парк SSJ 100 для эффективного обслуживания и ближнемагистральных направлений. Наличие в парке авиакомпании этих самолетов с дальностью полета до 4,5 тыс. км позволит ей развивать как внутренние, так и региональные перевозки до того уровня спроса, при котором будет целесообразно ставить на данные маршруты самолеты большей вместимости.

Чего хочет Азия?

Тимофей Бордачёв, Анастасия Лихачева, Чжан Синь

Потребление, наращивание взаимосвязей, капитал и талант

Т.В. Бордачёв – кандидат политических наук, директор Центра комплексных международных и европейских исследований НИУ ВШЭ, заместитель декана факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

А.Б. Лихачёва – младший научный сотрудник Центра комплексных европейских и мировых исследований при ГУ-ВШЭ

Чжан Синь – доцент, сотрудник Школы углубленных международных и региональных исследований Восточно-Китайского педагогического университета.

Резюме Проекты Северного морского пути, Экономического пояса Шелкового пути нацелены на наращивание взаимосвязей. С интенсивным развитием Центральной Евразии связаны перспективы всего азиатского региона, включая азиатскую часть России.

За пятнадцать лет после кризиса 1998 г. так называемые «страны с формирующимся рынком и развивающиеся страны Азии» (Emerging and Developing Asia) стали новым двигателем глобального экономического роста. Все эти годы регион развивался под лозунгом «Азия для мира», а мир искал возможности, которые он мог бы извлечь из азиатского экономического чуда. Сегодня мы наблюдаем глубокую трансформацию существующей модели: почти все государства региона стали более азиатско-ориентированными, так что новую модель можно было бы назвать «Азия для Азии». Самое время спросить, чего все-таки хочет Азия? Смогут ли азиатские экономики достичь более высоких стандартов качества, которых требует растущий местный потребительский класс?

Если раньше наиболее существенным показателем экономического успеха в регионе были темпы роста как таковые, то теперь важнейшим критерием становится качество этого роста. Программные документы тамошних государств объявляют целями в среднесрочной перспективе более высокий уровень образования, инклюзивное развитие, укрепление отношений с соседями и инновационной составляющей экономики. Рост сам по себе больше не является стратегической задачей, исключение составляют беднейшие страны, такие как Непал, Лаос или Камбоджа.

Инклюзивное развитие предполагает справедливое распределение получаемых от роста благ и участие максимального числа граждан в экономическом процессе. Это означает более высокое качество урбанизации, крупномасштабные инвестиции в человеческий капитал и новое измерение общественных услуг. Таким образом, наиболее очевидные изменения будут происходить именно в городах. Эта городская Азия хочет работать для Азии, а не только для «золотого миллиарда». Четверть века Запад рассматривал Азию только в качестве производителя, всемирной фабрики, однако в будущем рост мировой экономики будет происходить за счет Азии – потребителя.

Сэкономленные деньги предсказуемо инвестируются в соседние рынки. Развивающиеся страны региона по всем прогнозам продемонстрируют серьезный рост, опережающий средние мировые показатели. Новые потоки капитала постепенно концентрируются в Азии: два из трех ведущих мировых инвесторов, Япония (2-й) и Китай (3-й), направляют большую долю своих инвестиций на рынки АСЕАН и Южной Азии.

Азия строит новые региональные отношения, чтобы гарантировать свое потребление и развитие и повысить эффективность местных экономик. Новый курс на взаимосвязанность подкреплен крупномасштабными инфраструктурными проектами и политикой экономических коридоров, он имеет большее значение в региональной повестке дня, чем смягчение внутрирегиональных политических противоречий.

Наконец, Азия пытается стать более независимой. В следующие десятилетия, т.е. десятилетия потребления, это должно привести к производству качественной продукции с более высокой добавленной стоимостью, к собственным инновационным разработкам. Все это тесно связано с усовершенствованием человеческого капитала и креативностью.

Эти четыре составляющие будут оказывать структурное воздействие на политику стран Азии и глобальное позиционирование региона в ближайшие 10–20 лет. Потребление, первый элемент в этом азиатском списке желаний, станет мегатрендом.

Потребление

До недавнего времени почти 4 млрд человек, населяющих регион, рассматривались только в качестве дешевого и конкурентоспособного на мировом рынке фактора производства. Благодаря экономическим успехам и росту доходов за последние пятнадцать лет значительная часть этих людей (особенно в Китае) примеряют на себя новую роль – требовательных горожан-потребителей. В то же время они уже способны производить более качественную продукцию.

С 2000 г. годовой располагаемый доход на душу населения вырос на 1800 долларов, в то время как городское население стало больше на 1,2 млрд граждан. При сохранении тенденции ключевыми факторами, влияющими на внутреннее потребление Азии в среднесрочной перспективе, будут урбанизация и повышение доходов.

Источник: UNDP

Рост благосостояния приведет к протеиновой революции – увеличению потребления белков, в основном мясных продуктов, подвергшихся технологической обработке, и фруктов, а также повлечет за собой рост числа посетителей ресторанов. С 2001 по 2012 г. объем внешней торговли Китая в разделе импорта сельскохозяйственной продукции увеличился в пять раз, достигнув 156 млрд долларов. Зависимость от импорта выросла в два раза, а чистый импорт продовольствия достиг уровня ВВП Парагвая – 31 млрд долларов. Современные тенденции, скорее всего, усилятся, что приведет к дальнейшему сдвигу в сторону белковых продуктов, увеличится импорт кормовых культур и интенсифицируется торговля продуктами питания.

Спрос на одежду, обувь, электронику, мебель и другие товары народного потребления продолжит расти, как и спрос на высококачественные товары и предметы роскоши. По прогнозам компании McKinsey, в 2015 г. треть дорогих сумок, обуви, часов, ювелирных изделий, приобретенных в мире, придется на китайских потребителей, в то время как Япония, Гонконг, Сингапур, Корея, Малайзия также остаются привлекательными рынками. Именно предметы роскоши являются маркерами общей тенденции: только в Китае розничные продажи потребительских товаров составили 21 трлн юаней в 2013 г., что на 333% больше, чем в 2003 году. Годовой прирост, таким образом, составил 16,2%.

Перспективный сегмент – рынок впечатлений для среднего класса и богатых горожан. Впервые в континентальной Азии появилось несколько сот миллионов человек, у которых есть свободное время и деньги. И они с энтузиазмом учатся их тратить. Уже в ближайшие годы в китайский Диснейленд вложат 5 млрд долларов. В стране, где никогда не были популярны зимние виды спорта, строятся горнолыжные курорты. Рестораны, театры, кино, галереи – также часть нового спроса на впечатления. А это, в свою очередь, означает новые товары, свежие импортные продукты, алкоголь, оборудование и музыкальные инструменты. Наконец, регион переживает настоящий бум на аукционы и ажиотажно скупает предметы искусства.

Спорт, который в западном понимании также не был в большом почете в Азии, переживает настоящий взлет. А это означает спрос на инвентарь, спецодежду, все больше соревнований международного уровня. Таким образом, потребность в новых впечатлениях определенно создает новый сегмент экономики и общественной жизни. И он пока далек от насыщения: народы Азии только входят во вкус.

Растет спрос и на традиционные услуги. Медицина, образование, социальное обеспечение, обычно предоставляемые государством, в большинстве азиатских стран несовершенны. Таким образом, можно ожидать увеличения доли государственных затрат в этой сфере. В то же время даже в Китае множество таких услуг предоставляется частными предприятиями. Компании стран – лидеров региона (Японии, Кореи, Сингапура), работающие в частном секторе, вполне могли бы конкурировать с западным бизнесом. Спрос здесь открывает большие перспективы. Но речь идет не только о «фундаментальных» услугах. Такие в основном частные сегменты, как организация отдыха, туризма, экспресс-доставка, также на подъеме. Наконец, транспортные услуги, предоставляемые индивидуальным туристам и бизнесу, напрямую соотносятся с общим спросом на взаимосвязанность – как на национальном, так и на региональном уровне.

Наращивание взаимосвязей

Быстрое развитие человеческого капитала и повышение зарплат привели к перемещению производственных объектов в менее развитые страны. Интенсивное трудоемкое производство, особые экономические зоны и технопарки уходят с китайского Востока в центр страны, а также во Вьетнам, Индонезию, Таиланд. Текстильные фабрики из Вьетнама постепенно переносятся в Камбоджу и Мьянму, в то время как более высокотехнологичные производства из Кореи все чаще оказываются в Китае. Это повлияло на географию цепочек создания стоимости, создало запрос на новую инфраструктуру и логистические центры, изменило характер экономических отношений в Азии с глобально конкурирующего на регионально дополняющий друг друга.

Описанный процесс формирует регионально ориентированный интерес к наращиванию взаимосвязей. Кроме национальных программ развития инфраструктуры уже создан ряд региональных. С середины 1990-х гг. появилась необходимость таких коммуникаций в рамках концепции экономических коридоров. Прежде всего они направлены на обеспечение связей между городами-центрами и особыми экономическими зонами, а также создание благоприятной среды для бизнеса.

В последние 20 лет главную организующую роль в налаживании экономических коридоров в Азиатско-Тихоокеанском регионе играл Азиатский банк развития, традиционно близкий к Японии. Основные проекты сконцентрированы в Юго-Восточной Азии: «Субрегион Большого Меконга» (самый продвинутый и перспективный), SinJoRi (Сингапур, малайзийский штат Джохор и индонезийская провинция Риау), BIMP-EAGA (Бруней, Индонезия, Малайзия, Филиппины – Восточноазиатская зона роста), IMT-GT (Индонезия, Малайзия, Таиланд – Треугольник роста) и так называемый Южно-Азиатский коридор между Индией, Непалом, Бангладеш и Бутаном, который находится в процессе создания. Тем не менее инфраструктурный бум приводит к созданию новых институтов, таких как китайский проект Азиатского банка инфраструктурных инвестиций и Новый банк развития БРИКС со штаб-квартирами в Шанхае.

Северный морской путь, Экономический пояс Шелкового пути также имеют целью наращивание взаимосвязей. Последний проект интересен России еще и потому, что от его реализации будет во многом зависеть не только транзит из Азии в Европу, но возможность российских областей к востоку от Оренбурга, а также Казахстана, стран Центральной Азии в прямом смысле подключиться к азиатской модели – через инфраструктурные связки, столь необходимые этим «резко континентальным» территориям. Именно с потенциалом интенсивного соразвития Центральной Евразии связаны долгосрочные источники роста всего азиатского региона. Стабильная в социально-экономическом отношении Центральная Азия – необходимое условие поступательного развития и Южной Сибири, и Западного Китая.

Институциональные рамки, укрепляющие связи, представлены во всех странах АТР на уровне АСЕАН, АТЭС, ШОС, ЕАЭС. На этой базе идет работа над широко обсуждаемым проектом Регионального всестороннего экономического партнерства.

Серьезные ограничения еще существуют: отсутствие связанности между портами, железными и автомобильными дорогами; географические особенности (горный рельеф и джунгли) осложняют развитие наземной инфраструктуры. Наконец, необходимые проекты, как правило, дорогостоящие и могут быть реализованы только при достижении устойчивого консенсуса относительно будущего экономического сотрудничества. Таким образом, развитие инфраструктуры предваряет приток капитала.

Капитал

С 2012 г. Китай стал третьим инвестором в мире, в то время как Япония остается вторым в течение многих лет. Китайские капиталовложения в 2013 г. увеличились на 15%, японские – на 10%, между тем американские (главный мировой инвестор) упали на 8%. Кроме того, в 2013 г. впервые в истории страны Юго-Восточной Азии привлекли больше прямых иностранных инвестиций, чем Китай. В основном это происходит из-за постепенного перевода производств, требующих больших затрат энергии, воды и труда, из развитых китайских провинций в менее продвинутые районы Азии. Ежегодные темпы роста китайских инвестиций в страны АСЕАН с 2010 г. составили порядка 30%, что значительно выше, чем в другие регионы. В среднесрочной перспективе этот процесс продолжится. Таким образом, в плане инвестиций регион становится азиатско-ориентированным даже быстрее, чем непосредственно в сфере торговли.

Прямые иностранные инвестиции за рубеж, 2012–2013 гг., млрд долл.

Источники: UNCTAD, World Investment Outlook 2014

Важную роль играют многочисленные китайские диаспоры, низкие языковые и культурные барьеры, активная поддержка инвестиций со стороны правительств стран Юго-Восточной Азии. Наконец, инвестиции позволят Китаю усилить политическое влияние в регионе, не вызывая слишком негативную реакцию у соседей, достаточно напуганных любой деятельностью Пекина в АТР.

В долгосрочной перспективе только перемещение существующего бизнеса и увеличивающаяся взаимосвязанность не удержат конкурентные позиции Азии в глобальном масштабе. Последний, но не менее важный фактор – новый креативный подход к экономике не только в развитых высокотехнологических странах, таких как Япония и Корея, но и в Китае, Индии и странах АСЕАН.

Талант

Экономика высоких технологий чрезвычайно важна в долгосрочной перспективе. Именно она обеспечивает производство товаров с высокой добавленной стоимостью. Уровень развития человеческого капитала уже позволяет Азии применять собственные инновации на всех уровнях производства.

Авиакосмическая промышленность, фармацевтика, наукоемкие технологии и электронная промышленность создают возможности для роста практически всех крупных экономик региона. Развитые страны, особенно Корея, Япония и Сингапур, уже имеют доступ к целому ряду передовых технологий, в первую очередь в исследованиях энергоэффективности и водных ресурсов, новых материалов, роботов и т.д.

Следует отметить, что за 30 лет азиатские страны значительно улучшили качество человеческого капитала. При этом в наиболее бедных государствах успеха добились за счет предоставления доступа к начальному образованию и обучению простейшим производственным навыкам. Тем не менее без эффективной политики государственного образования, а также без передачи навыков и от развитых стран Запада – Азии, и от более развитых стран Азии – отсталым, было бы невозможно достичь устойчивого роста человеческого капитала: Индекс развития человеческого потенциала продемонстрировал положительную динамику во всех странах региона с 1980 года. С 2008 г. Сингапур поднялся на 14 позиций в мировом рейтинге, Китай – на 10 позиций, Южная Корея и Шри-Ланка – на 5 позиций.

Пять стран Азии (Сингапур, Гонконг, Южная Корея, Япония и Бруней) входят в 30 стран с самым высоким уровнем человеческого капитала. Малайзия, Шри-Ланка, Таиланд и Китай уже относятся к странам с высоким уровнем человеческого капитала. В свою очередь Индонезия, Филиппины, Лаос, Камбоджа, Вьетнам и Индия – из группы со средним уровнем человеческого капитала. Эти показатели имеют непосредственное отношение к перспективам развития креативной экономики в указанных государствах.

Роль Китая – центр притяжения

Согласно данным МВФ по расчету покупательной способности, объем китайской экономики превысил экономику Японии в 2010 г. и Соединенные Штаты в 2014 году. В 2009 г. Китай также обогнал США как крупнейший автомобильный рынок и Германию в качестве крупнейшего экспортера. Страна является первым в мире покупателем железной руды и меди, а также вторым импортером нефти. Огромные размеры экономики сделали Китай решающим игроком почти везде в мире.

Благодаря размерам экономики и темпам развития КНР стала локомотивом азиатского роста, частично заменив в этом качестве Японию. В ближайшие два-три десятилетия реализация амбиций и потенциала Азии будет проходить в условиях китайского лидерства и продолжения относительно стабильного и согласованного изменения роли Пекина внутри и за пределами региона. В частности, Китай может быть центром потребления, двигателем инвестиций, катализатором наращивания взаимосвязей в «Большой Азии». Его потенциал в качестве канала для творчества в значительной степени вызывает сомнение.

С начала 2000-х гг. в КНР начался новый этап развития внутренних и внешних экономических отношений. Активное обсуждение китайской элитой «ловушки среднего дохода», начавшееся в последнее время, указывает на признание того факта, что нынешняя экономическая модель, несмотря на ее огромный успех, требует фундаментальных изменений. Необходим уход от роста, основанного на фактор-накоплении, и принятие принципов инклюзивного развития, базирующегося в большей степени на улучшении человеческого капитала и инновациях, а также более справедливом распределении плодов экономического роста.

Три основные тенденции внутри страны будут определять структурную трансформацию и следующий этап реформы: новые инициативы по расширению урбанизации, старение населения («стать старым прежде, чем стать богатым» – явление, характерное для Китая даже больше, чем для Японии при аналогичном уровне доходов) и модернизация структуры промышленности.

Так же как и во многих других азиатских странах, потребление в КНР постепенно станет основным двигателем роста. Соотношение потребления домашних хозяйств к ВВП выросло с 34,9% в 2010 г. до 36,2% в 2013 году. Поскольку Китай переходит к модели роста, стимулируемого потреблением, а не инвестициями, спрос смещается «от станка к столу», а цены на продовольствие – молочные продукты, красное мясо, рыбу и зерно – растут. Дальнейшая урбанизация приведет к повышению спроса на материалы для строительства и внутреннего дизайна, развлечения, путешествия, здравоохранение, образование и, учитывая демографические изменения, услуги для пожилого населения. Это открывает новые возможности для других стран Азии, включая развитие туризма и экспорт продукции обрабатывающей промышленности. Изменение баланса между потреблением и инвестированием как на внутреннем, так и на внешнем рынке уже дало о себе знать далеко за пределами Китая.

Приблизительно с середины 1990-х гг. позиция КНР в глобальной цепи производства и в капиталистической системе претерпела фундаментальные изменения. В связи с ростом зарплат в стране иностранные компании начали поиск новых инвестиционных площадок, где проще и безопаснее разместить нетехнологичные производства. По мере того как на внутреннем рынке китайский капитал сталкивается с увеличивающимся давлением, многие фирмы принимают логичное решение следовать официальной стратегии «идти вовне» – искать места за границей для дальнейшего расширения. Государственная линия также нацелена на то, чтобы частично снизить давление от перепроизводства на внутреннем рынке.

Уже скоро объем китайских инвестиций в зарубежные страны превысит объем иностранных вложений в Китай. Таким образом, Пекин сам будет направлять инвестиционные потоки в разные страны и влиять на изменения в промышленной структуре. Поскольку вывод западного капитала из развивающейся Азии не будет сопровождаться компенсирующим повышением спроса на азиатский экспорт, не стоит ожидать недостатка в претендентах, стремящихся использовать этот новый источник капитала. Например, по некоторым оценкам, только в развитие городской инфраструктуры Азии необходимо вложить 11 трлн долларов для размещения населения, переживающего демографические изменения.

Однако может ли «капитализм по-китайски» найти свое место в рамках ныне существующего регионального режима или режимов – большой вопрос. Недавние общественные движения в различных частях Азии (например, на Тайване и во Вьетнаме) против китайских инвестиций или соглашения о свободной торговле, продвигаемого Пекином, демонстрируют беспокойство азиатских партнеров.

В целях наращивания взаимосвязей новое руководство в Пекине недавно объявило об амбициозных планах воссоздать исторические торговые маршруты, связывающие регион. Основными примерами являются кампании по развитию двух «Шелковых путей» («Экономический пояс Шелкового пути» и «морской Шелковый путь») и двух коридоров (Бангладеш – Китай – Индия – Мьянма и Китай – Пакистан). Цель этих проектов, находящихся пока в зачаточном состоянии, состоит в формировании пояса, связывающего три континента, в создании условий для сближения капиталов и валютной интеграции, а также обширной торговой сети, которая будет простираться от западной части Тихого океана до Балтийского моря. Пекин выказывает готовность быть активным участником и ключевым проводником, чтобы обеспечить совместное процветание стран региона и возможность в полной мере воспользоваться плодами экономического роста Китая.

С китайской всеохватывающей экономической мощью, находящейся на подъеме, можно представить себе интегрированную азиатскую экономику, полагающуюся на экономику китайскую. В экономической модели Восточной Азии четко просматривается преобразованная модель «стаи летящих гусей», которой в середине 1980-х гг. придерживался Токио. Модель была основана на вертикальной экономической интеграции с центром в Японии посредством движения капитала, передачи технологий и поставок комплектующих деталей, а также на четком региональном разделении труда и производственной кооперации между соседями Японии. Однако достаточен ли экономический потенциал Китая и его политические навыки для роли, которую ранее выполняла Япония? Сможет ли Китай возглавить новый тип восточноазиатской или даже просто азиатской социально-экономической модели?

Среди четырех составляющих чаще всего ставится под вопрос именно способность Пекина вести и реорганизовывать региональное представление о креативности. В последние три десятилетия китайский экономический рост основывается на экспорте в развитые страны трудоемких товаров, не требующих высокой квалификации. Однако в отдельных высокотехнологичных отраслях и отраслях с высокой добавленной стоимостью уже можно наблюдать серьезные успехи китайских компаний. Среди них Huawei и ZTE в области телекоммуникаций, Sany и XCMG Group в тяжелом машиностроении. После очень трудных 1990-х гг. неожиданный прогресс продемонстрировала оборонная индустрия, особенно в производстве реактивных истребителей, глубоководной разведке и космических технологиях. Технический прорыв скоро дойдет до гражданских отраслей. Однако технологическая база, которая могла бы соответствовать модели «стаи летящих гусей», пока не создана, а способность Китая укреплять региональную интеграцию по линии «креативности» далеко не очевидна.

Чтобы лучше реализовать потенциал Азии, необходима более тесная региональная интеграция. Но неравномерность экономического и политического развития, а также отсутствие очерченных границ этого пространства и явственной региональной идентичности традиционно препятствуют здесь эффективной интеграции. Большинство региональных механизмов (АСЕАН, АТЭС, Шестисторонние переговоры, ШОС, АСЕАН+3, ЕврАзЭС) были попытками субрегионального сотрудничества, базирующегося на подходе «снизу вверх». В результате многообразный азиатский и Азиатско-Тихоокеанский регион до настоящего момента обслуживается несколькими перекрывающими друг друга организациями, которые включают различные группы стран, часто с очень разными взглядами на будущее.

Отчасти в ответ на отсутствие общерегионального механизма сотрудничества председатель КНР Си Цзиньпин заявил, что «народы Азии должны руководить делами Азии, решать проблемы Азии и поддерживать безопасность в Азии». Однако такое заявление само по себе не решает проблемы достижения консенсуса между различными азиатскими странами. Отсутствие консенсуса относительно конкретной модели интеграции может поставить под вопрос любой самый богатый потенциал.

Однако появляются и положительные признаки. В ответ на дефицит финансирования азиатских стран со средним уровнем дохода, особенно Индонезии, Индии и Таиланда, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (AБИИ), инициатором создания которого впервые выступил Китай в 2013 г., предлагает альтернативный источник. АБИИ будет ориентироваться в основном на строительство инфраструктуры в Азии для обеспечения региональной взаимосвязанности и экономического сотрудничества. По состоянию на сентябрь 2014 г. по крайней мере 21 страна в Азии и на Ближнем Востоке выразила заинтересованность в присоединении к АБИИ.

Стабильное всестороннее развитие по-прежнему остается главным императивом на национальном уровне для всех региональных акторов, а обеспечено оно может быть в большинстве случаев лишь при ориентации на регион. Эта гонка за процветанием, вероятно, является одновременно и подушкой безопасности.

Тем не менее политические амбиции и рост конкуренции между Китаем, Японией и Индией чреваты тем, что региональная интеграция будет неравномерной. Кажется весьма вероятным, что все основные игроки будут энергично развивать экономическое сотрудничество со странами АСЕАН, поскольку они достаточно развиты, чтобы извлечь преимущества из этих проектов, а также в целом занимают нейтральную позицию и могут служить инструментом уравновешивания разнонаправленных устремлений крупных держав. Что касается треугольника «Индия – Китай – Япония», наиболее вероятно, что индийско-японские отношения продолжат укрепляться как в политическом, так и в экономическом измерении, в то время как китайско-японские связи по-прежнему будут характеризоваться соперничеством как в АТР, так и во всем мире. Индийско-китайские отношения находятся в процессе глубокого переосмысления, и есть вероятность того, что Нарендра Моди (премьер-министр Индии) и Си Цзиньпин (председатель КНР) обеспечат новый уровень двусторонних связей, по крайней мере в сфере инвестиций и торговли.

Тем не менее обе страны не уверены друг в друге в плане формирования новой повестки дня и оберегают себя, поддерживая более тесные союзнические отношения с Японией, Вьетнамом и Непалом со стороны Индии; с Пакистаном и Шри-Ланкой со стороны Китая.

Россия. Китай. Япония. Азия > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 19 февраля 2015 > № 1363815

Вергина - на втором месте в списке объектов всемирного культурного наследия с захватывающей историей по версии CNN

Столица македонского царства Вергина занимает 2-е место в десятке наиболее важных объектов всемирного наследия, скрывающих увлекательные истории и заслуживающих того, чтобы их увидеть, по версии американского агентства CNN. Полный список важнейших всемирных объектов с захватывающей историей публикуется на сайте CNN в разделе «Путешествия».

Автор публикации описывает историю македонского царства, подчеркивая, что обнаружение гробницы царя Филиппа II в 1977 году стало одним из самых важных археологических открытий ХХ века. Здесь правил Филипп II, подчинивший всю Грецию. Именно ему приписывается фраза «Разделяй и властвуй». Сюда был приглашён великий Аристотель, ставший воспитателем сына Филиппа, Александра III. После убийства Филиппа собственным телохранителем, Александр стал царём Македонии и в течение 10 лет завоевал половину известного тогда мира, получив заслуженно прозвище Александр Великий. «Здесь начался эллинистический период», - подчёркивает автор статьи и выделяет среди памятников Вергины Дворец и могильник с сотнями курганов.

Также в списке: Потоси, Боливия, крепость-дворец Масада, построенный Иродом в Израиле, Мавзолей первого императора династии Цинь в Китае, Национальный исторический парк в Гаити, место рождения Будды в Лумбини, Непал, Королевские дворцы Абомея в Бенине.

Названы самые дорогие страны по стоимости жизни

Первое место в рейтинге заняла Швейцария. На второй позиции расположился Сингапур. А «бронзу» взяла Норвегия.

Такие данные обнародованы в исследовании портала Numbeo под названием «Cost of Living Index»., включающем в себя 119 стран мира. Каждая страна проанализирована в отчете по нескольким параметрам-индексам. Причем за показатель в 100% принимается стоимость жизни в Нью-Йорке. Эти параметры включают в себя потребительские цены (на продукты, рестораны, транспорт), стоимость аренды жилья, стоимость продуктов, расценки в ресторанах и покупательскую способность населения.

По отдельным параметрам лидируют разные страны. Так, Норвегия оказалась самой дорогой страной для обеда в ресторанах. По этому показателю за ней следуют Швейцария и Дания. А самой доступной страной в этом плане является Индия.

По стоимости продуктов опережает всех Швейцария. За ней следом идут Венесуэла и Кувейт. А дешевле всего еда обойдется в Молдове, Индии и Непале.

Аренда жилья обходится дороже всего в Сингапуре, Гонконге и Катаре. А дешевле всего снять квартиру или комнату можно в Бангладеше, Пакистане и Непале.

Интересно, что Россия заняла в общем рейтинге стоимости жизни 35 место. Стоимость жизни во многих популярных у россиян для покупки недвижимости странах ниже, чем в нашем государстве. Так, ниже нас в рейтинге находится Кипр, Испания, Греция, Эстония, Португалия, Латвия, Чехия и Турция.

ТОП-10 самых дорогих стран по стоимости жизни:

1. Швейцария

2. Сингапур

3. Норвегия

4. Гонконг

5. Люксембург

6. Катар

7. Австралия

8. Венесуэла

9. Исландия

10. Дания

Вслед за еще одним разочаровывающим годом, каким стал 2014 год, развивающиеся страны должны ощутить в этом году некоторое ускорение темпов своего экономического роста, чему отчасти способствуют умеренные цены на нефть, усиление экономики США, сохранение низких глобальных процентных ставок и ослабление сдерживающих факторов в нескольких крупных странах с формирующимся рынком, говорится в выпущенном сегодня докладе Группы Всемирного банка «Глобальные экономические перспективы» (ГЭП).

После экономического роста, который по оценкам в 2014 году составил 2,6 процента, рост глобальной экономики, согласно прогнозам, достигнет 3 процентов в этом году, 3,3 процента в 2016 году и 3,2 процента в 2017 году[1], предсказывается в издаваемом дважды в год одном из основных докладов Всемирного банка. Темпы экономического роста в развивающихся странах в 2014 году составили 4,4 процента и, как ожидается, повысятся до 4,8 процента в 2015 году и затем упрочатся до 5,3 в 2016 году и 5,4 процента в 2017 году.

«В текущих экономических условиях, которые характеризуются неопределенностью, развивающиеся страны должны благоразумно использовать свои ресурсы для поддержки социальных программ, направив их буквально с лазерной точностью на оказание помощи малоимущим, а также предпринять структурные реформы, обеспечивающие вложение средств в людской капитал, – заявил Президент Группы Всемирного банка Джин Ен Ким. – Страны должны также устранить все ненужные препятствия на пути инвестиций частного сектора. Частный сектор, безусловно, является самым важным генератором рабочих мест, который может помочь сотням миллионов людей сбросить оковы бедности».

Однако в основе наблюдаемого непрочного экономического подъема лежат все более разнонаправленные тенденции, имеющие важные последствия для глобального роста. Экономическая активность в Соединенных Штатах и Соединенном Королевстве набирает силу по мере восстановления рынка рабочей силы и сохранения высоко адаптивной денежно-кредитной политики. Но экономический подъем происходит урывками в еврозоне и Японии, где по-прежнему не удается преодолеть последствия финансового кризиса. Китай тем временем переживает тщательно регулируемое замедление роста до по-прежнему высоких темпов на уровне 7,1 процента в этом году, (7,4 процента в 2014 году), 7 процентов в 2016 году и 6,9 процента в 2017 году. В то же время падение цен на нефть выгодно одним странам, но не выгодно другим.

По-прежнему преобладают понижательные риски перспектив экономического развития, которые связаны с четырьмя факторами. Во-первых – это устойчивая слабость глобальной торговли. Во-вторых – это возможная волатильность финансовых рынков, вызванная тем, что процентные ставки в странах с крупной экономикой повышаются в разные сроки. В третьих – это то, в какой степени низкие цены на нефть могут вызвать напряженность балансов нефтедобывающих стран. В-четвертых – это риск продолжительного периода стагнации или дефляции в еврозоне или Японии.

«Тревожным является то, что застопорившийся экономический подъем в некоторых странах с высоким уровнем дохода и даже нескольких странах со средним уровнем дохода может быть симптомом более глубоких структурных проблем, – заявил Каушик Басу, Главный экономист и Старший вице-президент Всемирного банка. – Поскольку рост населения замедлился во многих странах, когорта молодых работников сократилась, что сказывается на производительности. Однако есть и хорошие новости. Низкие цены на нефть, которые, как ожидается, сохранятся в 2015 году, ведут к снижению инфляции во всем мире и, вероятно, замедлят повышение процентных ставок в богатых странах. Это создает определенные возможности для стран-импортеров нефти, таких как Индия и Китай; мы ожидаем, что темпы экономического роста Индии в 2016 году повысятся до 7 процентов. Крайне важно, чтобы страны использовали эти возможности для того, чтобы быстро провести бюджетные и структурные реформы, которые могут помочь ускорить долгосрочный экономический рост и инклюзивное развитие».

На фоне постепенного восстановления рынка рабочей силы, менее жесткой бюджетной политики, умеренных цен на биржевые товары и по-прежнему низкой стоимости финансирования ожидается небольшой экономический рост в группе стран с высоким уровнем дохода, до 2,2 процента в этом году (против 1,8 процента в 2014 году) и приблизительно на 2,3 процента в 2016-2017 годах. Ожидается, что рост в Соединенных Штатах ускорится до 3,2 процента в этом году (против 2,4 процента в прошлом году), после чего он замедлится до умеренных темпов на уровне 3 процентов в 2016 году и 2,4 процента в 2017 году. В еврозоне период нежелательно низкой инфляции может оказаться длительным. Согласно прогнозам, экономический рост в еврозоне будет вялым и составит 1,1 процента в 2015 году (против 0,8 процента в 2014 году) и повысится до 1,6 процента в 2016-2017 годах. В Японии экономический рост увеличится до 1,2 процента в 2015 году (против 0,2 процента в 2014 году) и 1,6 процента в 2016 году.

Торговые потоки в 2015 году, вероятно, будут оставаться слабыми. После глобального финансового кризиса рост глобальной торговли существенно замедлился: она выросла менее чем на 4 процента в 2013 и 2014 годах, что значительно ниже докризисных темпов, в среднем составлявших 7 процентов в год. Согласно выводам приводимого в докладе анализа, замедление произошло отчасти из-за слабого спроса и из-за того, что представляется как более низкая чувствительность мировой торговли к изменениям в глобальной экономической активности. Изменения в глобальных цепочках стоимости и структуре спроса на импорт могли способствовать снижению быстроты реагирования торговли на экономический рост.

Согласно прогнозам, в 2015 году цены на биржевые товары будут оставаться умеренными. Как говорится в соответствующей главе доклада, необычно сильное падение цен на нефть во второй половине 2014 года может значительно ослабить инфляционное давление и привести к улучшению сальдо счетов текущих операций и бюджетов развивающихся стран-импортеров нефти.

«Снижение цен на нефть ведет к значительным смещениям реальных доходов от развивающихся стран-экспортеров к развивающимся странам-импортерам нефти. Как для стран-экспортеров, так и стран-импортеров низкие цены на нефть представляют собой возможность провести реформы, которые могут расширить их бюджетные ресурсы и помочь в достижении более широких целей в области охраны окружающей среды», – заявил Айхан Кёсе, директор Группы перспектив развития во Всемирном банке.

Среди крупных стран со средним уровнем дохода, которые выиграют от снижения цен на нефть, находится Индия, где в этом году ожидается ускорение экономического роста до 6,4 процента (против 5,6 процента в 2014 году) и до 7 процентов в 2016-2017 годах. В Бразилии, Индонезии, Турции и Южной Африке падение цен на нефть поможет снизить инфляцию и уменьшить дефицит счета текущих операций, что является важным фактором уязвимости многих из этих стран.

Однако устойчиво низкие цены на нефть ослабят экономическую активность в странах-экспортерах. Например, согласно прогнозам, рост российской экономики снизится в 2015 году на 2,9 процента и с трудом вернется к положительным показателям в 2016 году, когда рост ожидается на уровне 0,1 процента.

В отличие от стран со средним уровнем дохода, в странах с низким уровнем дохода экономическая активность укрепилась в 2014 году в результате роста государственных инвестиций, значительного расширения сферы услуг, хороших урожаев и существенного притока капитала. Темпы роста в странах с низким уровнем дохода, как ожидается, будут оставаться высокими и составят 6 процентов в 2015-2017 годах, хотя снижение цен на нефть и другие биржевые товары будет сдерживать рост в странах с низким уровнем дохода, являющихся экспортерами биржевых товаров.

«Риски для глобальной экономики значительны. Страны с относительно более рациональной структурой политики и правительствами, ориентированными на проведение реформ, будут находиться в лучшем положении, чтобы справиться с вызовами в 2015 году», – заключила Франциска Онсорге, ведущий автор доклада.

Основные события по регионам:

Страны региона Восточной Азии и Тихого Океана продолжили постепенную адаптацию к более медленному, но более сбалансированному росту. В результате ужесточения политики и политической напряженности, которые свели на нет воздействие роста экспорта, связанного с экономическим подъемом в некоторых странах с высоким уровнем дохода, в 2014 году темпы экономического роста в регионе снизились до 6,9 процента. В среднесрочной перспективе ожидается дальнейшее снижение роста до 6,7 процента в 2015-2017 годах и его последующая стабилизация, что отражает постепенное замедление роста в Китае, которое будет компенсировано некоторым оживлением экономики в остальной части региона в 2016-2017 годах. В Китае осуществление структурных реформ, постепенное прекращение налогово-бюджетного стимулирования и сохранение пруденциальной экономической политики, направленной на сокращение роста небанковского кредитования, приведут к замедлению экономического роста до 6,9 процента к 2017 году (против 7,4 процента в 2014 году). В остальной части региона, не учитывая Китай, рост укрепится до 5,5 процента к 2017 году, что будет поддерживаться стабилизацией экспорта, повышением политической стабильности и ростом инвестиций.

Согласно оценкам, рост в развивающихся странах Европы и Центральной Азии замедлился в 2014 году до более низкого, чем ожидалось, показателя, составившего 2,4 процента и ставшего результатом прерывистого экономического подъема в еврозоне и стагнации в России. Напротив, рост в Турции превысил ожидания, даже несмотря на его замедление до 3,1 процента. Темпы экономического роста всего региона, как ожидается, восстановятся до 3 процентов в 2015 году, 3,6 процента в 2016 году и 4 процентов в 2017 году, но с существенными расхождениями между странами. Рецессия в России сдерживает рост в Содружестве Независимых Государств (СНГ), в то время как постепенный экономический подъем в еврозоне должен привести к росту в Центральной и Восточной Европе и Турции. Напряженность в отношениях между Россией и Украиной и вызванные ею экономические санкции, возможность продолжительной стагнации в еврозоне и устойчивый спад цен на биржевые товары остаются ключевыми рисками для региона.

Рост в странах Латинской Америки и Карибского бассейна заметно снизился до 0,8 процента в 2014 году, но при разнонаправленной динамике по странам региона. Рост в странах Южной Америки резко замедлился в силу внутренних факторов, на которые дополнительно повлияли снижение темпов экономического роста в основных странах-торговых партнерах и падение мировых цен на биржевые товары, что серьезно сказалось на некоторых странах с наиболее крупной экономикой в регионе. Напротив, экономический рост в странах Северной и Центральной Америки был устойчивым и подкреплялся усилением экономической активности в Соединенных Штатах. Увеличение экспорта за счет продолжающегося экономического подъема в странах с высоким уровнем дохода и устойчивый приток капитала должны привести к увеличению темпов роста ВВП в регионе в среднем до приблизительно 2,6 процента в 2015-2017 годах. Более резкое, чем ожидалось, замедление экономики Китая и падение цен на биржевые товары представляют собой основные понижательные риски на перспективу.

После нескольких лет потрясений некоторые страны региона Ближнего Востока и Северной Африки, как представляется, стабилизируются, хотя их экономический рост остается хрупким и неравномерным. Рост в странах-импортерах нефти был в целом неизменным в 2014 году, в то время как экономическая активность в странах-экспортерах нефти несколько восстановилась после спада, наблюдавшегося в 2013 году. Бюджетные и внешнеэкономические дисбалансы остаются значительными. Ожидается постепенное восстановление экономического роста до 3,5 процента в 2017 году (против 1,2 процента в 2014 году). Риски, связанные с региональными потрясениями и волатильностью цен на нефть, являются значительными, а политические перемены и проблемы в области безопасности сохраняются. Принятие мер для преодоления давних структурных проблем неоднократно откладывалось, а высокая безработица остается ключевой проблемой. Снижение цен на нефть дает возможность отказаться от высоких субсидий на энергоносители в странах региона, являющихся импортерами нефти.

В странах Южной Азии экономический рост, согласно оценкам, повысился до 5,5 процента в 2014 году против минимального за 10 лет показателя на уровне 4,9 процента в 2013 году. Увеличение темпов было обусловлено ростом экономики Индии, крупнейшей в регионе, которая оправилась после двух лет умеренного роста. Согласно прогнозам, темпы экономического роста стран региона должны повыситься до 6,8 процента в 2017 году, по мере того как осуществление реформ ослабит нехватку предложения в Индии, снизится политическая напряженность в Пакистане, поступления в виде денежных переводов от работников-мигрантов будут оставаться устойчивыми в Бангладеш и Непале, а спрос на экспортную продукцию стран региона усилится. Предпринятые в прошлом меры корректировки ослабили уязвимость перед волатильностью на финансовых рынках. Существующие риски носят в основном внутренний и политический характер. Поддержание темпов реформ и политической стабильности является ключом к сохранению недавних темпов роста.

В странах Африки к югу от Сахары темпы экономического роста лишь умеренно повысились в 2014 году, до 4,5 процента, что связано с замедлением роста в нескольких странах региона с крупной экономикой, в особенности в Южной Африке. Ожидается, что темпы роста будут оставаться неизменными в 2015 году, на уровне 4,6 процента (что ниже прежних ожиданий), главным образом из-за более низких цен на биржевые товары, после чего они постепенно повысятся до 5,1 процента в 2017 году и будут поддерживаться инвестициями в инфраструктуру, расширением сельскохозяйственного производства и динамичным ростом сферы услуг. Эти перспективы подвержены значительным понижательным рискам, связанным с возобновлением распространения эпидемии лихорадки Эбола, насилием в ходе волнений, более низкими ценами на биржевые товары и неустойчивыми глобальными финансовыми условиями. Приоритеты политики включают необходимость в бюджетных ограничениях в некоторых странах региона и переключение расходов в большей степени на производственные цели ввиду острой нехватки объектов инфраструктуры. Выбор проектов и управление ими могут быть улучшены за счет повышения прозрачности и подотчетности в использовании государственных ресурсов.

[1] На основании весов паритета покупательной способности 2010 года глобальные темпы экономического роста составят 3,6 процента в 2015 году и 4,0 процента как в 2016, так и 2017 годах.

Пользователи Платежной системы CONTACT теперь могут получать денежные переводы в офисах сети Xpress Money, расположенных в странах Юго-Восточной Азии и Северной Африки. Ранее в рамках сотрудничества с компанией предоставлялись услуги только по отправке переводов.

Благодаря расширению сотрудничества системы CONTACT и ее ключевого партнера на Ближнем Востоке – Xpress Money Services Ltd. – клиенты получили возможность не только отправлять, но и получать переводы в офисах компании, расположенных в Индии, Бангладеш, Пакистане, Шри-Ланке, Непале, Таиланде, Египте, Иордании, Марокко, Йемене, Палестине, Тунисе, Ливане, Гонконге. В ближайшее будущее партнеры распространят аналогичный сервис на страны Ближнего Востока и весь Африканский континент.

Переводы осуществляются в долларах США с последующей конвертацией в национальную валюту страны назначения. Комиссии установлены на уровне от 1,25% до 3% в зависимости о суммы перевода. Денежные средства доступны к выплате спустя 15 минут после отправки.

«Системы CONTACT и Xpress Money связывают свыше десяти лет успешного сотрудничества по оказанию услуг денежных переводов, которыми за это время воспользовались сотни тысяч наших клиентов на Ближнем Востоке, – сказала Елена Гафарова, руководитель направления развития сети системы CONTACT в дальнем зарубежье. – Начало нашей полноформатной работы по переводам «в обе стороны» станет еще одним преимуществом для клиентов наряду с тарифной политикой и географической диверсификацией».

Г-н Судхеш Гириян, вице-президент и бизнес-руководитель Xpress Money, сказал: «Мы очень рады расширению нашего сотрудничества с системой CONTACT, что принесет дополнительные выгоды еще большему числу клиентов. У нас были отличные рабочие отношения до сих пор, и мы надеемся сохранить их на том же уровне и в будущем».

Платежная система CONTACT работает с 1999 года. Оператором системы CONTACT является ООО НКО «Рапида», основателем - АКБ «РУССЛАВБАНК» (ЗАО), который также выполняет для нее функции расчетного центра. С середины 2014 г. системы CONTACT и «Рапида» функционируют в рамках единого холдинга. Система CONTACT в настоящее время является одним из лидеров рынков платежно-переводных услуг России и стран ближнего зарубежья. Партнерами CONTACT являются более 900 финансовых институтов России и мира, которые образуют разветвленную сеть пунктов обслуживания – свыше 400 000 точек, включая платежные терминалы, более чем в 160 странах. Система CONTACT осуществляет платежи в адрес свыше 1500 юридических лиц – коммерческих банков, торговых предприятий, страховых и туристических компаний и их агентов, интернет-провайдеров, операторов связи и др. Ежегодно услугами Системы пользуются миллионы клиентов по всему миру. Система CONTACT является лауреатом премии «Права потребителей и качество обслуживания-2014», а также трехкратным победителем общероссийского конкурса «Марка №1 в России» в категории «Денежные переводы» в 2011, 2012, 2013 гг.

Xpress Money создана в 1999 году и является глобальным брендом денежных переводов с присутствием более чем в 150 странах мира на 5 континентах. Сеть обслуживания Xpress Money насчитывает 170 000 офисов. Xpress Moneу широко известна на Ближнем Востоке как наиболее надежная международная система денежных переводов, предоставляющая своим клиентам простой, быстрый и безопасный способ перевода денег с использованием передовых технологий, превосходное обслуживание клиентов и обширную всемирную сеть. Для получения дополнительной информации на Facebook: www.facebook.com/XpressMoney, Twitter:Xpress_Money или посетите www.xpressmoney.com.

Уникальная гробница, обнаруженная на холме Каста в Амфиполе, вызвала интерес не только в Греции, но и во всём мире, и, конечно же, не могла не войти в десятку самых важных археологических открытий 2014 года, составленную ведущим археологическим сайтом archaeology.org.

Публикация начинается с посвящения Амфиполю: «С тех пор, как было открыто самое крупное из известных греческих захоронений в августе этого года, любители археологии по всему миру с нетерпением ждали новой информации с раскопок. Амфипольская гробница, которая датируется временем Александра Великого - это яркий пример того, как археология может увлечь воображение общественности; и легко получила место в нашем списке лучших 10 открытий 2014 года».

Итак, десятка важнейших археологических открытий 2014 года:

Подвал Стоунхендж, Англия

Клад Ситон - Дауна, Англия

Амфипольское захоронение, Греция

Истоки буддизма, Непал

Расшифровка генома неандертальцев, Израиль

Находка затонувшего корабля «Эребус», Канада

Затонувшая византийская базилика, Турция

Изобретение мумификации до правления фараонов, Англия

Крепость викингов, Дания

Найя, предок коренных американцев, живущая 13000 лет назад, Мексика

Греция. Весь мир > СМИ, ИТ > grekomania.ru, 19 декабря 2014 > № 1258261

Член исполнительного комитета ФИФА Тео Цванцигер, который всегда был последовательным противником проведения ЧМ-2022 в Катаре и еще в сентябре высказал мнение, что первенство состоится в другой стране, сделал очередное жесткое заявление. По словам немецкого чиновника, до марта 2015 года Катар обязан внести изменения в трудовое законодательство. Иначе в мае на конгрессе ФИФА в Цюрихе страну могут лишить турнира.

– До 10 марта 2015 года Катар должен создать независимую комиссию для того, чтобы постоянно следить за соблюдением прав человека на строительных площадках чемпионата мира, – приводит Reuters слова Цванцигера. – До сих пор, похоже, в этом направлении ничего не изменилось. Потом национальные федерации на конгрессе ФИФА в Цюрихе будут голосовать. Они могут лишить Катар права проведения первенства.

Заявление Цванцигера было сделано по следам ряда публикаций в западной прессе, где рассказывалось об условиях, в которых трудятся рабочие-мигранты на стройках будущего чемпионата мира.

По оценкам независимых экспертов, из-за несоблюдения техники безопасности при возведении спортивных объектов в Катаре погибло уже более тысячи человек. Официальной статистики работодатели на этот счет, разумеется, не ведут, но известно, что один только Непал потерял в 2013 году 185 своих граждан. Несчастные случаи, солнечные и тепловые удары, инфекционные болезни, бытовые драки – все это стало обыденностью для катарских строек.

Примечательно, что Катар, занимающий уверенную первую строчку в списке стран по ВВП на душу населения и заложивший только в развитие инфраструктуры чемпионата 170 миллиардов евро, привлекает рабочих из беднейших стран мира. Помимо Непала (157-й по ВВП) дешевую рабочую силу поставляют Кения (146-я в списке), Гана (136-я), Бангладеш (142-й), Пакистан (133-й).

По данным британской Guardian, рабочий, занятый на строительстве стадиона в городе Аль-Вакра, получает в среднем 8 долларов в день. При работе с одним выходным в неделю (для мусульман это пятница), зарплата за месяц составит чуть больше 200 долларов. Рабочий день при этом полностью совпадает со световым, а это значит, что трудиться зачастую приходится в нечеловеческую жару под палящим солнцем.

Вдобавок ко всем обвинениям в коррупции, нарушения международных норм труда должны стать еще одним серьезным аргументом в руках тех, кто выступает против чемпионата мира в Катаре. И люди вроде Цванцигера охотно полученными фактами оперируют.

Однако пока сложно представить, что дело пойдет дальше обвинений со стороны отдельных лиц, пусть даже и имеющих место в исполкоме ФИФА.

На днях Ассоциация европейских клубов (ECA, которую возглавляет Карл-Хайнц Румменигге) совместно с Ассоциацией европейских профессиональных футбольных лиг (EPFL) выступили с лояльным к Катару исследованием, в котором не только нет критики в адрес страны-хозяйки, но и наоборот, говорится о том, что проводить мировое первенство зимой нет никакой необходимости. В качестве оптимального времени предлагается отрезок с 5 мая по 4 июня. Таким образом, по мнению организаций, не понадобится ломать привычный европейский календарь.

Что касается тяжелых погодных условий (главный и самый очевидный минус Катара), то авторы исследования, во-первых, ссылаются на опыт Мексики-1986 и США-1994, а во-вторых, утверждают, позднее время начала матчей, так же как и мощная система кондиционирования на стадионах, сведут риски к минимуму. Напомним, что катарский оргкомитет не раз говорил, что готов принять ЧМ в любое время года: хоть летом, хоть зимой – мол, кондиционеры на аренах всегда смогут держать температуру на уровне не выше плюс 27 градусов.

В общем, на каждого Цванцигера, выступающего с разоблачительными заявлениями и устрашающими прогнозами, найдутся свои ECA и EPFL, считающие, что все идет по плану.

И это неудивительно, особенно если посмотреть, за чей счет живут некоторые европейские клубы. "Барселона" и "ПСЖ", к примеру. Да и не только в них дело, не в один только футбол шейхи инвестируют свои миллиарды.

С катарским капиталом тесно связан банк Barclays, спонсирующий английскую премьер-лигу, немецкие концерныVolkswagen и Porsche, швейцарский трейдер Glencore, французская нефтегазовая компания Total. При желании полный список легко найти в открытых источниках. В финансовом плане крохотный Катар давно покинул пределы своего полуострова. Его деньги наполнили всю кровеносную систему европейского крупного бизнеса.

И что, вы можете себе представить, что у Катара отнимут чемпионат мира из-за смерти непальских рабочих? Я – нет. Погрозят пальчиком для вида, а в 2022 году сотни самолетов радостно полетят в сторону Дохи. Вне зависимости от времени года.

Армия Непала получила третий индийский вертолет ALH

В Катманду прошла официальная церемония передачи армии Непала вертолета ALH (Advanced Light Helicopter) Dhruv Mk3 производства HAL (Hindustan Aeronautics Limited), сообщает Asian Defence News 25 ноября. В церемонии приняли участие премьер-министр Непала Сушил Коирала (Sushil Koirala) и руководитель HAL Р.К. Тяги (R K Tyagi).

Команда HAL по техническому обслуживанию вертолетов ALH расположена в Катманду. Ранее, в ноябре прошлого года, армии Непала были поставлены два вертолета Dhruv.

В понедельник Непал и Индия подписали соглашение стоимостью 1 млрд долларов на строительство ГЭС для наращивания производства электроэнергии в стране и экспорта в Индию. Два месяца назад, в сентябре, Непал заключил контракт с индийской компанией GMR на строительство ГЭС в Верхнем Карнали стоимостью 1,5 млрд долларов.

Эти контракты являются двумя крупнейшими частными иностранными инвестициями в Непале и, тем самым, Индия опередила Китай, который уже давно проявляет интерес к развитию электроэнергетики Непала.

Этим утром президент Афганистана Ашраф Гани вылетел в Непал, где состоится открытие двухдневного саммита Ассоциации регионального сотрудничества Южной Азии (СААРК).

В составе афганской делегации главу государства сопровождают министр иностранных дел Зарар Ахмад Мокбел Османи и пресс-секретарь Назифулла Саларзай, сообщается в официальном отчёте президентской пресс-службы.

Ожидается, что в первый день международного мероприятия в Катманду пройдёт совещание министров иностранных дел стран-членов организации, а в среду за этим последует встреча глав государств.

На полях саммита Ашраф Гани собирается принять участие в двусторонних переговорах с представителями ряда стран Ассоциации. В частности, предполагаются встречи афганского лидера с непальскими властями, а также с премьер-министром Индии Нарендрой Моди.

В Финляндии планируется ввести плату за обучение для студентов из не входящих в ЕЭП стран

Правительство Финляндии планирует ввести плату за обучение для студентов высших учебных заведений, приехавших из стран, находящихся за пределами Европейского экономического пространства.

В ЕС Финляндия остаётся последней страной, не взимающей плату с иностранных студентов. Но в скором времени это может измениться. В декабре 2012 года финский парламент большинством в 200 голосов против 199 одобрил инициативу по вводу платы за обучение для студентов из не входящих в ЕС и ЕЭП стран.

Как сообщает Yle со ссылкой на лидера парламентской фракции партии Национальная коалиция депутата Арто Сатонена, в правительстве изучают доклады по таким планам. С намеченным на 2016 год вводом соответствующей системы минимальная плата составит 4000 евро в год.

На студентах, приехавших по обмену, это не отразится.

Собираемые средства будут поступать в распоряжение высших учебных заведений, которые, в свою очередь, должны будут организовать финансовую помощь для не таких обеспеченых студентов из не входящих в ЕЭП стран.

Число иностранных студентов в финских ВУЗах постоянно растёт. В 2009 году их было свыше 14000, пишет Study in Finland.

Больше всего студентов приезжает в Финляндию из Китая и России. Но наибольший прирост в 2000-х продемонстрировал приток студентов из Непала, Вьетнама, Эфиопии и Индии.

Наибольшей популярностью у иностранных студентов пользуются инженерно-технические направления и бизнес. В университетском секторе также пользуются спросом естественные, социальные и гуманитарные науки.

Накануне президент России Владимир Путин отдал распоряжение о назначении нового чрезвычайного и полномочного посла в Афганистане. Эту должность занял 59-летний дипломат Александр Мантыцкий.

Дипломат сменит на посту Андрея Аветисяна, представлявшего российские интересы на территории ИРА на протяжении 5 лет. В начале сентября Путин официально распорядился об освобождении представителя от обязанности посла.

Преемником Аветисяна станет выпускник МГИМО, обладающий 30-летним дипломатическим стажем. Ранее Мантыцкий проходил службу в Непале, Пакистане и Индии, а до недавнего времени занимал пост Генерального консула РФ в Бомбее.

Фруктовый рынок Непала становится все более зависимым от поставок из Индии

Согласно официальной статистической информации, Непал увеличивал и продолжает наращивать импорт плодов из Индии. Только за первые несколько месяцев сезона 2014/2015 в денежном выражении поставки возросли на 23,9% до 561,2 млн рупий. Тогда как в аналогичном периоде прошлого сезона – 453,1 млн рупий, а в периоде 2012/2013 – около 296,3 млн рупий.

Собственное сельскохозяйственное производство в Непале в настоящее время обеспечивает только 30% от общего спроса, а остальные продукты импортируются, причем, в основном, из Индии. Самыми закупаемыми продуктами являются бананы, яблоки, дыни и ананасы.

По итогам января-сентября 2014 г., общий объем внешней торговли китайского Тибета превысил 8,28 млрд юаней ($1,34 млрд). Это на 46,71% меньше, чем за январь-сентябрь 2013 г., сообщило таможенное ведомство региона.

Так, за девять месяцев текущего года тибетский экспорт составил свыше 8 млрд юаней. Он сократился на 48,04% в годовом сопоставлении. Объем импорта региона за январь-сентябрь 2014 г. вырос на 104,02% – до 278 млн юаней. За девять месяцев текущего года общий объем мелкой приграничной торговли Тибета превысил 7,69 млрд юаней. Это на 1,47% больше, чем годом ранее.

Объем торговли упал, в основном, из-за того, что в течение августа-сентября 2014 г. прервалось дорожное сообщение с КПП на границе Непала, который является крупнейшим торговым партнером Тибета. Там произошли оползни, поэтому пришлось временно приостановить перевозку грузов.

Ранее сообщалось, что за январь-сентябрь 2014 г. внутренний валовой продукт (ВВП) Тибетского автономного района Китая превысил 66,15 млрд юаней ($10,76 млрд). Это на 10,7% больше, чем за январь-сентябрь 2013 г. Так, за девять месяцев текущего года валовой продукт промышленности Тибета составил 3,155 млрд юаней. Это на 2,2% больше, чем годом ранее. С января по сентябрь 2014 г. объем капиталовложений в основные фонды региона достиг 81,415 млрд юаней с приростом на 24,3% в годовом сопоставлении, а объем розничной торговли – 23,511 млрд юаней с увеличением на 13,1%.

Взлетные огни аэродромов

Алексей МАЛАШЕНКО

Это, как вы догадались, из «Надежды» в исполнении Анны Герман. Песня осталась, а тех заманчивых огоньков больше нет и не будет. А ведь были времена, когда даже в самых крупных аэропортах подолгу стояли под звездным небом у трапа самолета, чем-то похожего на живое существо. Еще его очеловечивало приглушенное бормотание двигателей. Вы и самолет приноравливались друг к другу, знакомились, вам предстояло проделать вместе неблизкий путь.

Нынешним летом показывают по телевизору «Я шагаю по Москве», и в самом начале — аэропорт, может, «Шереметьево», может, «Внуково». Герой сходит с самолета и куда-то идет. А из стеклянных дверей появляется девушка в белом платьице, пританцовывает, говорит, что кого-то ждет и ей хорошо. Тем временем камера показывает самолеты — сплошные Ту-104. Они стоят в ряд, как истребители. В 1963-м они были символом советского процветания. Их вид поднимал настроение. Памятник этому самолету в 2006 г. поставили на повороте с Киевского шоссе к «Внукову». Скромный, но пронзительный монумент. Самолет подняли на постамент, и стало видно, какой же он маленький. Два десятка окошек, внутри узкий проход, багажные сетки над креслами — и все. Мне, когда я первый раз вошел в этот лайнер в шестьдесят шестом году, он казался гигантским. В 1956-м Лондон был ошеломлен Ту-104, на котором ради посрамления империалистов прилетел в столицу Британии глава СССР Никита Сергеевич Хрущев. Америку Хрущев пытался поразить колоссальным по тем временам Ту-114. Я этот самолет видел только издали, а что там у него внутри, не знаю.

Ил-18-х в фильмах почти не показывали. Хотя они-то тогда и были главными лошадьми «Аэрофлота». Обаятельный, чуть курносый нос, четыре винта, которые вызывали уважение и доверие! Когда выпадала удача сидеть возле иллюминатора с видом на эти винты, я с замиранием сердца наблюдал, как они медленно, невзначай начинают шевелиться, а потом вдруг внезапно раскручиваются, и уже не видно лопастей, а слышится лишь гул. Разве можно сравнить эстетику винта с соплом реактивной, пустой внутри турбины?

На мой возраст пришлись и начало, и конец самых знаменитых советских пассажирских лайнеров. Я лыбился при куплете на мотив похоронного марша «Ту сто четыре самый лучший самолет…» Страшно было узнавать о падении или пожаре именно на Ил-18-м. В 1972 г. в каирском аэропорту я видел, как несчастный «илюха» садился на двух движках. Тяжкое впечатление производили обгоревшие трупы «Илов» в «Домодедово», в «Шереметьево». «Илы» вымирали долго и мучительно. Уже существовал запрет на их использование, но умельцы продолжали латать на них дыры, и самолеты не только поднимались в воздух, но даже садились.

В году, кажется, 2003-м, когда мы приземлялись в Анкаре, я увидел выкрашенный в сине-белое живой, действующий Ил-18 и, честное слово, улыбнулся этому самолету, как приятелю.

Давно ушли с работы стройные, но пожиравшие керосин Ил-62, страна почти избавилась от тесных и душных Ту-154 и Ту-134. Кончаются Ан-24. Порхают только Як-42. Изобрести ему устойчивую замену не получается, завозить импортные — себе дороже. Вот они, спотыкаясь и падая, и продолжают работать на износ. Летим на «Яке» из Иркутска в Братск, заходит в салон командир экипажа: «Ну что, самоубийцы, все собрались?» С этой шуткой-поговоркой и взлетели.

Конечно, тот, кто летает старыми самолетами, да вообще самолетами, не самоубийца. Рискованно ездить даже в лифтах, а уж про машины и говорить нечего. Однако «самолетный страх» существует. Можно его разделить на: а) страх безотчетный, как в темной, пустой квартире; б) боязнь высоты; в) боязнь катастрофы. Я в аварии не попадал, но «внештатные ситуации» случались. В 1976 г. под Веной у Ил-62 не выпускалось шасси, и мы долго колесили по небу, не догадываясь о причине кружения. В 2002-м в киргизском Оше самолет Ан-24 вообще не заводился — сдох аккумулятор, потом что-то отвалилось. Потом, стоя на трапе, пилот обратился к кому-то на улице, но так, что было слышно внутри: «Я его не поведу, я не убийца». Кончилось тем, что Ан-24 заменили на Як-40, который не только завелся, но взлетел и даже умудрился приземлиться по месту назначения — в городе Жалалабаде.

Пожалуй, единственный серьезный эпизод случился в 2010-м при посадке в Ереване. Наш аэробус уже почти коснулся земли, когда моторы вдруг неестественно взревели, и машина чуть ли не свечкой взмыла вверх. Стюардессы исчезли, не услышали мы и ласкового голоса, поучающего, как вести себя в аварийной ситуации. А она была точно аварийной. Реакция людей оказалась (для меня во всяком случае) неожиданной: пассажиры, большинство из которых составляли мужчины старшего возраста, стали молиться. Кто-то целовал внуков. Никто не кричал, не звал стюардесс. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Аэробус перестало трясти, он выровнялся, и мы спокойно сели. На все про все ушло минут десять. Выходя, я не удержался и спросил у стюардессы, что это было? Она ответила — ничего.

Ее ответ по-армянски шедшей за мной пассажирке был более пространным.

— Что она вам сказала? — не удержался я.

— Она сказала, что сегодня у меня второй день рождения…

Был и еще один инцидент, который я упоминаю только как предупреждение особо боязливым. Летим «Эр-Франс», садимся в «Шереметьево», самолет хлопается о землю так, что мне на голову вываливается кислородная маска. Не больно, но чувствительно. Сосед-француз сказал, что за стресс я могу подать в суд на компанию и слупить с нее энную сумму в евро. Я пожалел «Эр-Франс», но всех на всякий случай предупреждаю: если вас стукнет по голове кислородная маска, то это не обязательно разгерметизация. Это… а черт его знает, что это, французская безалаберность, что ли.

Сталкивался я и с отечественной безалаберностью. 1972 год, лечу над Туркменистаном на Ан-24 из города Мары в Ашхабад. Взлетаем, с потолка прямо на меня ползет дым с легким электрическим привкусом — ну, это когда горят провода. Зову стюардессу. Шмыгаю носом и тычу пальцем вверх:

— А… вот… видите?

— Да у нас это каждый раз, — и она юркает за шторку.

Я бы, наверное, и возмутился, но с нами летела коза. Ее затащили по трапу и поставили в проходе в начале салона. Всю дорогу коза блеяла, иногда из нее сыпались шарики. До дыма ли тут?

Одно из чудес полета — вид из иллюминатора. Но не на землю, даже не на облака, причудливость которых уже тысячу раз описана, а всего лишь на самолетное крыло. Оно — на расстоянии вытянутой руки, кажется, что можно дотронуться до всех этих заклепок, винтиков, лючков. Можно даже представить на секунду, как ты сидишь на крыле, свесив ноги. Но сразу спохватываешься: ты здесь, внутри, за непроницаемой обшивкой, а они там, снаружи, летят и летят, обдуваемые ветром при температуре минус 50. Они от тебя в двух шагах, но это самый недоступный кусочек мира. В одном американском детективе некто посмотрел в иллюминатор и увидел, что на крыле сидит дьяволенок. Ей-богу, у меня перехватило дыхание от этих кадров.

Были времена, когда вы провожали и вас приходили провожать. И стоя на балюстраде в том же старом «Шереметьево» или тоже старом пражском «Рузине», вы (вам) могли в последнюю минуту помахать рукой. Существовал интимный обряд аэродромного расставания.

Теперь большие аэропорты стали фабриками по сортировке пассажиро-человеческого продукта. Оно и неизбежно. Сколько народу летало раньше — и сколько летает теперь. В шестидесятые тех, кто никогда не летал, было больше, чем тех, кто поднимался в воздух. Теперь не познавшие прелестей полета выглядят белыми воронами. Самолетное путешествие для широких масс стало рутиной, утратило свое обаяние. Последний удар по романтике нанесло появление в крупнейших аэропортах «рукавов», которые всасывают тебя в самолет и выплевывают из него. Если «рукавов» в аэропорту не хватает или он слишком разбросан по местности, в качестве пытки используется автобус. Раньше автобус просто довозил пассажира до самолета или обратно. Путь был короткий — иногда метров двести, которые можно было преодолеть и пешком. Теперь автобус колесит по одному ему ведомому маршруту с остановками, обозначаемыми непонятными знаками B2, A3-2, C2-3 и так далее. Иногда для того, чтобы добраться от A1 до A2, он объезжает вокруг всего размером с небольшой город аэропорта. Особенно «весело» кататься на автобусе, если предстоит пересадка, а твой самолет и так сел с опозданием на час. Прилетаю в Париж на полтора часа позже расписания, наш «рукав» занят, ждем, когда подадут к трапу автобус. Подали, поехали, причем так, что память подсказывает известную чеховскую ремарку об удивительной способности русских возниц сочетать медленную езду с выматывающей тряской. Однако наш водитель отнюдь не русский, а алжирец. Когда до моего вылета оставалось минут 20, наш автобус наконец притормозил у входа в А2, но дверь оставалась закрытой — подрулить к самому входу мешал другой автобус. Я умолял шофера в порядке исключения выпустить меня, но он раздраженно отвечал, что здесь не положено. И только когда я послал его матом на качественном алжирском диалекте, он, видимо, от изумления нажал на какую-то кнопку, и я выпорхнул наружу. До самолета, хоть и самым последним, я добрался.

Во «Внуково» в бесконечные годы его реконструкции и расширения длительные автобусные променады стали эпидемией. Однажды, возвращаясь из Нальчика, я провел во внуковском автобусе 24 минуты чистого времени. Было такое ощущение, что он нарочно демонстрирует умение «делать змейку», объезжая каждую попадавшуюся на его пути самолетную стоянку. А как тянутся автобусные версты в аэропортах Дохи (столица миниатюрного, но невероятно богатого государства Катар) и Дубая (Объединенные Арабские Эмираты)!

То ли дело электрички, которые не кружат, как партизаны по белорусским лесам, а пересекают взлетные полосы под землей. Они управляются не машинистами, а чем-то электронным, и весело, стоя в первом вагоне, смотреть, как поезд без машиниста лихо причаливает к пустому перрону.

Однако порой можно нарваться и на электричке. По дороге из Нью-Йорка в Майами, в Атланте, я перепутал номера поездов и уехал в противоположную часть аэропорта. Пока бегал и суетился, мой самолет улетел. На миг показалось, что наступил конец света, во всяком случае, лично для меня. У информационной кабинки, путаясь в словах, я принялся объяснять свою драму. Меня переправили к стойке компании Delta, там сообщили, что следующий рейс через час. Я вновь зачем-то попытался рассказать, что произошло, и чуть ли не пообещал купить новый билет. Но на меня уже никто не обращал внимания. Никто не удивился и когда я входил в самолет. Потом доводилось отставать от самолета в Нью-Йорке, в Лондоне, еще где-то, но это уже не казалось столь безнадежным.

Чем вообще запоминаются аэропорты? Да хотя бы едой, или даже тем, как там доводилось есть. В Усть-Каменогорске в 1998-м, когда мы возвращались с какой-то конференции, самолет сильно опаздывал. Его вообще могло не быть по не зависящим от нас причинам. Самое страшное, что в этом пустом усть-каманьском (Усть-Каменогорск местные зовут Усть-Камань) аэропорту было закрыто все, включая рассадники алкоголизма.

Но у меня с собой был копченый конский хвост, который я вез домой на ужин. На хвост коллеги покушались давно, но я берег добычу для семьи — копченый хвост в тот момент был залогом семейного консенсуса. Мы не мусульмане, но конину любим. Кстати, конская колбаска с яичницей — объедение. В общем, хвост я берег. Но появилась водка. В дороге водка именно появляется, прорастает, словно подберезовик в июньской траве. Короче, я предал семью, мы закусывали хвостом, который с коллегой Панариным долго ломали для всей честной компании. Какой это был ужин в скверике усть-каменогорского аэропорта! Кончик хвоста до дома я все-таки довез.

А какой борщ я съел в 1978 г. в ресторане аэропорта Уфы! Не борщ, а изысканнейшее блюдо, с каким не сравнимы даже обожаемые мной корейские, сингапурские, вьетнамские и китайские супы. Наверное, тогда я был очень голоден и уж точно лет на 30 моложе, но уфимско-аэропортовский борщ не забуду никогда.

Отступление: в 1957 г. папа с мамой возили меня, шестилетнего, в крымский город Гурзуф. В те послесталинско-хрущевские времена я болел животом, и родителям пришлось кормить сынулю и самим кормиться в домашней подпольной столовой (частный бизнес в Крыму вовсю процветал). Была комната с выкрашенными в серый цвет стенами, вареная картошка, вареное мясо, которое я с той поры ненавижу, помидоры, под потолком болтались клейкие коричневые ленты, на которых доживали свой век неопытные мухи. Родители страдали от вкусового и эстетического безвкусья еще больше, чем я. Но терпели.

Освобождение пришло внезапно. Как-то вечером на пляже мне захотелось есть. И вдруг отведавший домашнего вина папа вызвался меня накормить. Мама махнула рукой, а отец повел меня в пляжную столовую (ровесники поймут, а прочим объяснять бесполезно, чем там кормили), которая только что закрылась. Открыть ее ради единственного голодного сына мог только папа. Из гигантского — в нем вполне можно было утопить человека — котла мне в очень большую тарелку слили финал дневного борща. Я его с наслаждением проглотил и… после этого никогда больше желудком не страдал.

Простите, увлекся, забыл, что не о борщах пишу, а об аэропортах. Летел я в город Хиросиму в веселой компании, состоявшей из Александра Гинзбурга, замдиректорствовавшего в одном из академических институтов; думского депутата, врача по специальности Сергея Колесникова и нашего посла (1991—1998 гг.) в Париже Юрия Алексеевича Рыжова1 . Пересадка была в Сеуле, в огромном аэропорту (сейчас таких много, а тогда было мало), по потолкам которого струились алюминиевого цвета трубы и который походил и на швейную фабрику, и на аквапарк. Пересадка была долгой. Мы послонялись под этими трубами, нас не вдохновила местная пища, которая к тому же показалась дороговатой. Тоскуя и уже ощущая тревожный аппетит, поднялись по узкой лестнице на второй этаж и оказались в полутемном помещении с низкими столиками. То был бар — совершенно пустой и неуютный.

Усевшись вокруг стола, мы предались воспоминаниям, как каждому из нас во время oно доводилось есть на газетке «два кусочека колбаски», запивая ее захваченной из дома водкой. И тут вдруг выяснилось, что у каждого из нас с собой что-то было — и бутылочка, и хлебца кусочек, и колбаска, и еще что-то. Кто-то достал огурчик. Не было, как водится среди россиян, стаканов. Но их Юрий Алексеевич, пустив в ход свое дипломатическое мастерство, добыл у бармена. Колесников и Саша Гинзбург расстелили газетку, положили на нее скромную снедь, автор этих строк распечатал бутылку. Наверное, участники сеульского пиршества и забыли про это невеликое событие, но тогда, в Сеуле, на газетке, — то было чудо человеческого дружества.

Самое грустное воспоминание от тель-авивского им. Бен-Гуриона. Года три тому назад возвращались мы с женой из Израиля. Черт меня дернул взять билеты на субботу. Быстро выяснилось, что у них в субботу поесть — что в грозненском аэропорту в священный месяц рамадан водки хлебнуть. Короче: хочется горячей пищи, а ее нет. Находим пресловутый «макдональдс». Покупаем кошерный биг-мак и откусываем. То, что после этого я не стал антисемитом, можно объяснить только выпестованным в детские годы советским интернационализмом.

К Бен-Гуриону (аэропорту, не человеку) осталась и еще одна претензия, куда более серьезная. Летел я оттуда в Милан, и не чем-нибудь, а уважаемой компанией «Ал-Италия». Две бдительные молоденькие бен-гурионовки долго обшаривали мои полные чемоданы — из Милана предстояло ехать в Венецию, оттуда еще куда-то, а в конце — в Вашингтон, так что шмоток было достаточно, — и, зыркнув не ослепительной улыбкой, отпустили. Уверенный после того обыска в абсолютной безопасности полета, я сомкнул в лайнере очи и сразу заснул. Проснулся уже при посадке под гром аплодисментов. Аплодировали сидевшие вокруг пожилые американки. И не летчику, посадившему самолет, а мне — за исключительно артистичный храп. Польщенный признанием своей артистичности, я отправился забирать багаж. Но его не было. Тех двух чемоданов я в жизни больше никогда не встречал. Незачем рассказывать об ощущениях человека, лишившегося вдруг всего — кроме паспорта и, славу богу, кошелька.

Лучше скажу о том, сколь важна в чужом холодном аэропорту мужская дружба. Спустя три часа в миланском аэропорту «Мальпенса» сел московский рейс, на котором на ту же, что и я, конференцию прибыло еще двое российских участников, среди них уже упоминавшийся Сергей Панарин, ну очень авторитетный ученый из Института востоковедения и по стечению обстоятельств умный и добрый человек. Мы встретились на улице у самого выхода. Только начал я рассказывать о своем горе, как Сережа, не говоря ни слова, протянул мне почти полную бутылку «Джонни Уокера». И знаете, после трех глотков все как-то стало забываться.

Впрочем, водятся за Сергеем и грешки. Летим в Алматы — еще до 11 сентября 2001 г., зато уже идет первая чеченская война. Проходим спецконтроль, он оборачивается к пограничникам, кивает на меня и говорит: «Вы его получше обыщите, а то, небось, опять с пистолетом». Пограничник был парень не промах: «Я вот сейчас тебя обыщу…» Парня можно было понять — сколько таких шуток за день он слышал.

После взрыва Торгового Центра в Нью-Йорке в аэропортах стали шерстить основательно, с применением всех возможных технических средств. Очереди на досмотрах, выдергивание брючного ремня, спадающие джинсы, извлечение из сумок компьютеров, из карманов — кошельков, зажигалок, отбор лекарств в излишне больших бутылках — вызывают, так сказать, бытовую ненависть к террористам. Если к раздраженной очереди подвести бенладенообразного человека и сказать «вот он — причина ваших предполетных мучений», то его задушат ремнями, забьют ботинками, заставят выпить все отобранные жидкости, включая неосторожно оставленные в сумочке дамские духи.

Обыскивают везде одинаково. В последние годы главное различие состоит в том, надо ли снимать обувь. Это, пожалуй, самое утомительное занятие. Как-то раз в бакинском аэропорту им. Гейдара Алиева я, чтобы не стаскивать мокасины, тяжело захромал и... меня пропустили в обуви. Этот номер не прошел в аэропорту «Трибхуван», что в столице Непала Катманду. Там самый последний обыск происходил у самого трапа самолета, то есть уже тогда, когда всякий нормальный пассажир уверен: все испытания позади. Мне не привыкать к строгостям, но свирепость на лице офицера была пугающе неподдельной.

В Америке вскоре после 11 сентября помимо обычных мер безопасности был также введен «выборочный контроль». Это когда уже после всех обысков и прощупываний из пассажирской массы неведомо по какому принципу выдергивают еще человек 10 и повторяют процедуру. Я «попадал под раздачу». В Бостоне нас построили словно перед казнью, двое людей в форме прошли вдоль строя, и мне почудилось, что вот-вот раздастся «партизанен, комиссарен унд юден, аллес форвертс!». Однако на этот раз обошлось.

Тогда в Бостоне вспомнился город Курск. Пассажиров Як-40 там тоже выстроили вдоль белой стенки и обыскали. Было это в феврале года 1977-го. В те времена слово «терроризм» ассоциировалось разве что с российскими народовольцами. Аятолла Хомейни только мечтал об исламской революции, Чечня именовалась Чечено-Ингушской АССР, Шамиль Басаев учился в седьмом классе, а Бен Ладен налаживал строительный бизнес. Что тогда искали в аэропорту Курска, сказать не берусь, но ощущение чего-то непонятного, скорее нелепого, чем страшного, сохранилось. Поинтересоваться у курских милиционеров тогда никто не отважился; обыскивают — значит, так надо.

К терроризму существует два подхода. Первый — бытовой: взорвать, захватить могут кого угодно, только не тебя. Что 11 сентября, что московская Дубровка для большинства граждан-обывателей — жуткий театр, где ты зритель, а не участник. Это можно понять: такая позиция есть самозащита. Второй подход — осознание реальности террористической угрозы, косвенное участие в ее предотвращении. Конкретно это заключается в терпении в очередях на спецконтроле, готовности указать на нечто странное, подозрительное. На наших глазах терроризм индивидуализируется. Нынешний террорист может выступать не от имени какой-то организации, а от собственного имени. Андер Беринг Брейвик, расстрелявший в 2011 г. в Осло 77 и ранивший 151 человека — типичный тому пример. Причиной теракта может оказаться и обида на весь мир, и ссора с женой...

Помните знаменитое карлмарксово «призрак бродит по Европе, призрак коммунизма»? Призрак терроризма, даже не призрак, а терроризм собственной персоной бродит по всему миру. Накал борьбы с терроризмом в XXI веке неожиданно выявлял среди людей чуткие души, способные наплевать на антитеррористическую кампанию и прийти на помощь попавшему в беду авиапутнику. Лечу из Гонолулу в Лос-Анджелес. Лечу 7 часов и «кофий пью без всякого удовольствия»: на Гавайях рейс задержали часа на полтора, а мне до Москвы две пересадки, первая из них в этом самом Лос-Анджелесе. Сели, взял багаж, до нью-йоркского рейса сорок минут, из которых половина приходится на местный автобус. Выясняется, что водители автобусов бастуют. Именно сейчас, когда я опаздываю. Вспоминаю молодость и ловлю «попутку». Самую настоящую «попутку» (такси тоже не видать), прельстив чернокожего водителя червонцем (по местному десять долларов). Добираюсь до места минут за десять до отлета: впереди — паспортный контроль, сдача багажа и все та же секьюрити. Ставлю на пол чемодан. Все. На сегодня отлетался.

Мимо ступает высокая, изумительно красивая негритянка в форменной одежде. Я преграждаю ей дорогу и пытаюсь объяснить свою ситуацию. При слове «Москва» в ее глазах вспыхивает огонек понимания. Она улыбается, делает рукой приглашающий жест и ведет за собой. Весь марш занимает минут семь, может, десять. И не по этапам — паспорт-багаж-секьюрити, а напрямик в самолет. «Из тысяч лиц узнал бы я девчонку, но как зовут, забыл ее спросить...» В советском оригинале речь шла о мальчонке, а действие происходило во время войны, имеется в виду Великая Отечественная.

В наше мирное время, пока шли чеченские войны, мне доводилось пользоваться грозненским аэропортом, который одно время, кажется, носил имя Джохара Дудаева. Что запомнилось? Да ничего, слишком много было тогда иных, более запоминающихся впечатлений. Но все же. В первую чеченскую поездку в качестве сувенира решил захватить с собой в Москву боевые патроны и рассовал их по карманам. Дуракам закон не писан. Естественно, на контроле их отобрали. Молодой человек вежливо пояснил, что это запрещено и граничит с уголовщиной. Я извинился и честно обещал больше патроны в самолет никогда не брать.

В 1995 г., когда я поднимался по трапу, раздался взрыв. Рвануло метрах в ста от самолета. В сторону взрыва повернул голову только я один. Возможно, взрыв был не столь близко. Привычка? Но за то, что ни один из поднимавшихся по трапу не повернул головы, отвечаю. Сейчас тамошний аэропорт — с иголочки. В VIP-зале — сад с попугаями, некоторых гостей, как только они ступят на землю, встречают танцами. В то, что Грозный 15 лет назад походил на Сталинград, не верится.

И коль зашла речь о Чечне, не могу не вспомнить про случайную встречу в стокгольмской «Арланде» с Анной Политковской. Возвращались с какой-то конференции, она долго искала в duty free духи для своей мамы, потом пили кофе, она много рассказывала о своих приключениях, а я вдруг брякнул:

— Аня, ведь так вас скоро убьют.

— Я знаю, — ответила она.

Через несколько дней ее убили.

Общая, как теперь выражаются, глобальная проблема аэропортов, а с 2004 г. и самолетов — запрет на курение. Раньше, бывало, летишь — густые, изысканной архитектуры облака, усыпляющее гудение движков, ожидание перекуса, плавный приезд самого перекуса — рыбка, салатик, горячая пища, именно пища, а не резиновый чикен (то есть цыпленок). Порядочные компании вроде «Скандинавиан», «Свисс Эйр» (ныне покойная), бельгийской «Сабены» (тоже почила в бозе), голландской «KLM» угощали бесплатным алкоголем. Выпил до, выпил после, глотнул чайку и… закурил. Только представьте себе, где-нибудь над Гренландией или Тобольском (красивый город даже с высоты 10 тыс. км) вынимаешь из пачки неизмятую еще сигарету, бросаешь взгляд за окно и… Легкий, не обидный ни для кого дымок вьется к самолетному потолку, справа в кресле пепельница. Дымок тает быстро. Им не задохнешься, не отравишься. Некоторым некурящим пассажиркам он даже нравился.

Сначала курильщиков задвинули в хвост, но то было только начало катастрофы. Курить запретили везде. 5-6, 7-9-11 часов без сигареты — уже испытание. Да еще претендующий на ласковость, даже интимность противный голос напоминает, что в туалетах стоят какие-то датчики, которые мигом обнаружат нарушителя.

В аэропортах некурение переносится болезненнее, чем в самолетах. Ожидание чего бы то ни было, даже смертной казни, наверное, настойчиво требует сигареты. У Чехова в рассказе «Новогодние великомученики» замечено, что лучше ждать пять часов поезда на морозе, чем минуту перед рюмкой водки. Вот и мечешься по нью-йоркскому JFK, по франкфуртскому, а с 2010 г. еще и по пекинскому аэропорту в поисках курящего закутка. А его нет как нет. Я оказался в JFK спустя несколько месяцев после запрета, еще не зная о случившемся. Долго бродил по тамошним коридорам, а потом спросил у африканской внешности дамы в униформе, где здесь гетто для курящих. Дама, не говоря ни слова, открыла служебную дверь за своей спиной и, указав глазами на улицу, сказала — там.

— А как попасть обратно?

— Я подожду.

Она подождала. В такое трудно поверить. Но это действительно было.

Не все аэропорты пошли на антитабачную подлянку. Кое-где курилки остались, а кое-где, в вашингтонском «Даллесе», например, даже открылись. Правда, иногда возникает чувство, что некоторые курительные комнаты отданы на откуп садистам. Кажется, в Цюрихе в курилке не работала вентиляция. Если бы шутки «хоть топор вешай» не существовало, она вполне могла бы появиться именно там. В Дубае курилка походила на тюремную клетку с решеткой на улицу.

Самая большая неожиданность ждала в бейрутском аэропорту имени Харири. Курить дозволялось только в VIP-зале. Приглашения туда у меня не было, да и найти этот зал я так и не смог. Зато в каком-то закутке набрел на миниатюрную барышню с восточными глазами. Барышня курила. Рядом струился унылый фонтанчик с питьевой водой, вокруг на полу валялись окурки. Я вопросительно посмотрел на девушку — она кивнула. Несколько минут мы курили вместе, потом она побежала по делам. После ее ухода я еще пару раз затянулся, пугливо оглядываясь по сторонам. Никто не подошел, не вызвал ни полицию, ни пожарных.

Теперь о том, в каком аэропорте что покупать. Сыр — в амстердамском «Шипхоле», можно и в миланском «Мальпенса». Рыбу — в стокгольмском «Арланде» и в аэропорту «Гардермуэн», в Осло. Шоколад — в брюссельском «Завентеле». Вино — лучше гранатовое — надо везти из ереванского «Звартноца», ракию — из любой воздушной гавани Турции, из Варшавы — «зубровку», хорошее виски — из «Хитроу», к тому же там часто бывают всякие выгодные «акции». И… и я еще подумаю.

Ага, вспомнил, хорошую казахстанскую водку можно закупить в Алматы и Астане. Трудность в том, что на кредитные карточки и евро-доллары ее там не продают, поскольку это запрещено правилами Таможенного союза. Есть такая контора, куда вошли Россия, Казахстан и лукашенковская Белоруссия. Других желающих не нашлось. Не знаю, кому какие экономические выгоды это принесло, но вот товары в duty free гражданам из стран ТС теперь продают из-под полы. «Вы принесите свой пакет, я вам туда быстро все положу», — прошептала мне не разбирающаяся в вопросах евразийского сотрудничества продавщица в Астане.

Черная икра есть везде. Говорят, что самая вкусная — в Тегеране. Не знаю, не пробовал. Зато в 1972 г. при транзитной — из Ашхабада в Москву — посадке в сморщенном, с земляным полом аэропорту г. Красноводска (ныне Туркменбаши) мужчина в серой одежде предложил купить алюминиевый бидон с паюсной икрой за пять рублей (молоко тогда стоило 16 и 32 коп., а авиабилет до Ленинграда 11 руб.). В кармане у меня лежала только трешка, про которую тогда ходил антисоветский анекдот — «маленькая, зелененькая, шуршит, но не деньги». На трешку продавец не согласился, и я остался без икры.

Но Тегеран удивляет отнюдь не икрой… В конце 1990-х — начале 2000-х самое интересное происходило при подлете к столице Исламской республики и при вылете из нее. При взлете и при посадке салон наполнялся легким шуршанием. При подлете к Тегерану стюардессы и российские пассажирки принимались укутываться в платки (иранки к тому времени в них уже укрылись). Стюардессы делали это привычно, профессионально, многие пассажирки раздраженно и не совсем умело. В воздухе витал вопрос — почему мы должны соблюдать их традиции?

— Да потому, — попытался урезонить я свою уже немолодую, но еще не старую соседку, — что здесь в семьдесят восьмом — семьдесят девятом годах случилась исламская революция.

— Но я-то при чем, с какого я боку к их революции?

Тут Ту-154 нырнул носом, и мы устремились вниз.

Когда сели, наступала ночь. До города дорога долгая, часа два, и после самолета, конечно, больше всего хочется на боковую. Но не таков бдительный революционный Тегеран, чтобы ни за что ни про что вот так отпустить иностранцев, даже если они прибыли на весьма высокопоставленную конференцию, а жить будут в резиденции Министерства иностранных дел. У меня и моих коллег отбирают паспорта и ведут в VIP-зал, куда затем доставляются и наши чемоданы. Рассаживаемся вокруг низкого полированного стола в глубокие кресла. Разносят крепкий чай. Время замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Что можно делать больше часа с паспортами иностранных гостей? Приносят вторую чашку чая. Слава аллаху, можно выйти на улицу и покурить. Пока ты куришь, тебя пристально рассматривают два случайно вышедших вместе с тобой человека. Три чашки чая, три сигареты — путь свободен. Освещенные грустной, словно она навечно привязана к аэропорту, луной, рассаживаемся по чопорным машинам. Аэропорты почти всегда покидаешь с чувством облегчения, но тегеранский особенно.

Был также и обратный рейс Тегеран—Москва. Тут шел обратный процесс. Бортпроводницы сбросили платки, едва загудели моторы на взлете. А иранки, не все, правда, стали избавляться от исламской традиции уже перед посадкой в «Шереметьево». И делали они это с явным удовольствием — и то сказать, было начало 2000-х, время правления либерального президента аятоллы Хатами, когда появилась надежда на избавление от исламского революционного синдрома. Судя по распространившемуся в салоне коньячному аромату, мужья персиянок на это точно надеялись.

Сложные у меня отношения с аэропортами. Но один раз аэропорт — амстердамский «Шипхол» стал для меня домом. Лечу в Эдинбург на конференцию со странным названием «Imaging Freedom, Negotiating Dominion», придуманную в тамошнем Университете Св. Андрея. Сначала все было хорошо. В «Шереметьево», как водится, встретил знакомых — Юру Вяземского (помните, «Умники и умницы»?) и жену его Таню, с которой учился в одной некогда знаменитой, а ныне канувшей в Лету спецшколе № 2. Они — во Францию, у меня — пересадка в Амстердаме. Вышел и вдруг читаю: рейс на шотландский город Эдинбург — «cancelled». Подошел к высокой, во всем голубом голландке, спрашиваю, в чем дело. А она мне вопросом на вопрос: а вы не знаете? Облако грядет из Исландии...

— Какое еще облако?

— А такое. В Исландии вулкан — она произнесла непроизносимое слово — извергнулся. Из-за его дыма теперь никакие самолеты не летают.

— А когда полетят?

— Не знаю.

Никто этого не знал. Скоро отменили все рейсы, кроме как на Америку, Китай и Японию, и стало замечательно глухо. Застывший аэропорт. Никому не нужные самолеты. Железный хлам. Торчат их беспомощные куриные хвосты. Над аэропортом глазеет яркое бессмысленное солнце. Оно врет, что все хорошо. Там, за его лучами, ползет на нас с вулкана Эйяфьядлайекюдль (это слово способны выговаривать только 0,005 проц. землян) гадкое облако.

Ужастики про падающие на Землю астероиды и наступление очередного глобального обледенения не так уж смешны. Какой-то вулканишка, ерунда, а Европа заглохла. «В связи с извержением вулкана в Исландии, — гундит на четырех языках радио, — все рейсы отменены вплоть до особого сообщения». Хрен его знает, когда это сообщение будет. Может, никогда.

Какие террористы, какие революции! Бог чихнул. Под этот чих попали мусульмане, христиане, куча буддистов, синтоистов и атеистов. Людская беспомощность перед Ним — зовите его хоть Аллахом, хоть Христом — налицо.

В амстердамском «Шипхоле» собралась вся мировая антропология. Вы бывали в Вавилоне? Я в нем провел три дня. В большинстве своем люди просто улыбаются. В курилке какой-то ушастый мерзавец надрывается — мол, мы отсюда вообще никогда не выберемся.

От бессмысленного гуляния по длинным коридорам наступает одурение. Куда идти? Естественно, в бар, Murphy bar, где кормят замечательными, с лучком колбасками. Из бара идти уже некуда и незачем. Однако я все же пошел — в никуда. Остановился на полдороге, выдрал ноги из ботинок, стянул носки, достал из чемодана и надел китайские тапочки из пекинского отеля «Гуандун». Сижу в пустом гейте. Лепота.

Подходит японец. В его Японию пока пускают. Он, бедненький, не туда забрел, ищет свой выход. Объяснил ему, куда идти, искренне порадовался за него — хоть он доберется до своей Страны восходящего солнца. Он мне — также искренне — посочувствовал. Как пел Окуджава, «я с ними не раз уходил от беды... как много бывает порой доброты в молчанье, в молчанье».

Моя беда, как я уже говорил, растянулась на три дня и две ночи. Большинству пассажиров, особенно безответным индийцам, малайцам, африканцам повезло куда меньше. Они отсидели чуть ли не неделю.

В такой обреченной ситуации особенно важна отзывчивость аэропортов-ских сотрудников. Их поведение было безукоризненным. На их лицах столько сочувствия, словно задержались их собственные срочные рейсы.

В первый день затянувшейся остановки бытовые вопросы решались стихийно, самодеятельно. Самые удобные кресла заняли африканские матери с детьми и индийские старички с хитринкой в глазах. Моим пристанищем стал электрокар с широкими мягкими сиденьями. Я обрел его в пустом коридоре ставшего ненужным выхода на посадку. Присмотревшись к транспортному средству, решил, что лучшего пристанища на ночь не найти. Хотелось двух вещей: одиночества и выспаться. Я надел пижаму, подложил под голову портфель и, зажав в руке паспорт и бумажник, принялся спать.

К утру ситуация с вулканом осталась прежней, то есть безнадежной. Зато администрация приняла меры по налаживанию быта. В одном крыле аэропорта была организована ночлежка, доставлены матрасы, раскладушки — говорили, что ими поделилась местная армия и местное МЧС. Появились пункты раздачи (бесплатной, разумеется) пищи. «Шипхол» превратился в лагерь беженцев.

Днем явился ярко, по-концертному разодетый оркестр. Загремела веселая бесшабашная музыка. В то же время присутствие оркестра казалось намеком на то, что сидеть здесь придется еще долго. Очевидно, предстояло провести еще одну ночь в коридоре, пусть и не на электрокаре, а на эмчеэсовской лежанке. Душа ни там, ни там быть не могло, и это наводило на мысль поискать что-нибудь более стоящее — гостиницу, иными словами. Я нашел встроенные внутри аэропорта номера по цене 90 баксов за ночь. Однако ночи были куплены еще с утра, скорее всего ушлыми японцами. Мне достались почти за ту же цену четыре часа, с 14.00 до 18.00. Представьте себе купе, но с ванной. И все. Правда, кровать была на редкость мягкой. Или так просто показалось?

Ночевать я вернулся в коридор. Когда наутро сообщили, что метеорологи грозят еще сорока восемью часами неопределенности, я понял, что пора действовать: купил шенгенский транзит, вышел из аэропорта, дошагал до поезда на Берлин, в германской столице переночевал в отеле, который по совместительству оказался борделем, оттуда — поездом до Варшавы. В Варшаве сама собой сколотилась группа стремившихся на родину сограждан, застигнутых вулканом во Франции, Норвегии, Бельгии. Мы наняли три такси, добрались до Белостока, пересекли польско-белорусскую границу, где нас уже ждал заказанный заранее по телефону микробас, который довез меня до Москвы, к тому же почти до самого дома. Уже сидя на кухне, посмотрел на карту: «Мы пол-Европы, пол-Европы прошагали…».

В 1999 г. улетаем с моим другом Юрой Зараховичем, корреспондентом журнала «Тайм», из Казани. Сидим в VIP-зале, эдаком полированном обкомовских времен спецбуфете. Вечер, есть что выпить. Для несведущих: Казань — столица российской водки. Также как Дагестан — колыбель российского коньяка. И что интересно — водочно-коньячную традицию не переломили ни исламизация, ни радикализация, ни эхо грянувшей в 2011 г. «арабской весны». Шариат на российском Северном Кавказе уживается с коньяком. И, верю, уживется. Их симбиоз лишь укрепит цивилизационную идентичность кавказ-ского социума.

Так вот. Сидим мы с Юрой зимней порой в казанском аэропорту. Попеваем советскую песню «нелетная погода, неле-о-гкая су-у-дьба», попиваем водочку. Хорошо пошло, и такая задушевная беседа завернулась, и закуску принесли, и диван удобный, и уж, конечно, никто не запрещает курить. С одной стороны, самолета нет и неизвестно когда будет. Нервы должны быть на пределе. Ан нет. Наши нервы отдыхают и расслабляются вместе с нами. Долго сидели мы, освоились, наслаждались здешним уютом. И каким же мерзавцем показался нам наконец прилетевший с опозданием часа на три Як-42 — такую песню испортил!

Что-то меня все время тянет на приземленное, пошлое. Можно подумать, что кроме еды, досмотра да курева нет других впечатлений. Есть, конечно. На всю жизнь запечатлелась главная достопримечательность аэропорта в Алматы — огромная евразийская луна, единственная реальность нашего никчемного неоевразийства. А какие утренние безумные звезды горят над бишкекским «Манасом» по прилете московского рейса! Им не мешает даже американская военная база, вокруг которой идет многолетний торг и которую местные президенты то обещают прикрыть, то в очередной раз откладывают это мероприятие до лучших времен. А какие горы вокруг аэропорта в Душанбе, а Арарат на подлете к «Звартноцу»!

Но романтика аэропортов, их былые «взлетные огни» гаснут. В Европе, Америке, Китае… У кого-то много летавшего однажды вычитал: сходит он однажды по трапу в парижском «Орли», чувствует, чего-то не хватает, и вдруг понимает — нет свиста сурка. Мне сурков в Париже слышать не доводилось, летать туда я стал сравнительно недавно, но в этот рассказ верю.

На фоне гигантомании так хорошо бывает на захолустных, с буфетным пирожным и двумя бутербродами российских аэродромчиках, уцелевших, как еще говаривал Грибоедов, со «времен Очаковских и покоренья Крыма».

Однажды в Вене я вдруг почувствовал, какое счастье, когда задерживается рейс, просто так сидеть в аэропорту и смотреть через глушащее звуки моторов оконное стекло, особенно если оно залито дождем. Безответственное детское счастье, когда ты ни в чем не виноват и у тебя нескончаемое свободное безответственное время. А еще — в предвкушении полета хорошо пишется. Наверное, это от необязательности — хошь думай, хошь пиши. А не хочешь — не делай ни того ни другого, просто вытяни ноги и закрой глаза.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №11

Россия > Транспорт > magazines.gorky.media, 10 ноября 2014 > № 1458907 Алексей Малашенко

China Eastern Airlines планирует открыть новый рейс Шанхай – Куньмин – Катманду (Непал). Как ожидается, регулярные полеты по указанному маршруту начнутся в декабре 2014 г.

Рейс будут обслуживать самолеты Boeing-737.

В феврале текущего года Китай и Непал заключили соглашение, согласно которому будет увеличено количество авиарейсов между этими странами – с 14 до 56. С начала 2014 г. были введены рейсы Чэнду – Катманду и Гуанчжоу – Катманду. Их организовали компании Air China и China Eastern Airlines.

Кроме того, власти Непала в октябре 2014 г. выразили надежду на то, что Китай продлит железную дорогу Лхаса – Шигацзе до непальской территории. Железнодорожная магистраль соединяет административный центр Тибетского автономного района КНР и второй крупнейший город этого региона. Дорога была официально введена в эксплуатацию в августе 2014 г.

По данным властей Непала, эту страну посещают до 1 млн туристов в год. Путешественники из Поднебесной вышли на второе место по визитам в Непал среди всех иностранных туристов. В 2013 г. в соседней стране побывали 109 300 китайских туристов, а в первой половине текущего года – 51 400 путешественников из КНР. Продление железной дороги Лхаса – Шигацзе помогло бы развитию туризма в данном регионе.

Количество жертв столкновения двух автобусов в Непале, в ходе которого погибла россиянка, увеличилось до 14, сообщили РИА Новости в окружной больнице округа Макванпур, куда доставили погибших и раненых.

Ранее сообщалось о 10 погибших.

"Погибли 14 человек, ранены более 20", — рассказал РИА Новости сотрудник больницы, не уточнив точное количество пострадавших.

Гибель россиянки подтвердили в полиции Непала. "Да, одна российская туристка погибла. Ее тело находится в больнице", — рассказал собеседник агентства. Он отметил, что не располагает данными о том, пострадали ли другие российские туристы в этой аварии.

В посольстве России в Непале также сообщили, что один из дипломатов выясняет обстоятельства случившегося, а также проверяет информацию о погибшей.

Авария произошла примерно в 02.00 (5.45 мск). Автобус, двигавшийся из Катманду в Биратнагар, совершил лобовое столкновение с другим автобусом, направлявшимся из города Илам в столицу республики.

Молдова – в пятерке стран с экономикой, зависящей от денежных переводов гастарбайтеров

Молдова занимает четвертую позицию в списке стран, экономика которых зависит от денежных переводов гастарбайтеров. К таким выводам пришли эксперты Всемирного банка. По данным банка, доля денежных переводов составляет четверть Внутреннего валового продукта. Первые позиции в рейтинге занимают Таджикистан — 42%, Кыргызстан и Непал — 32 и 29% соответственно. Чуть лучше обстоят дела в Лесото, Гаити и Армении. По данным Национального банка Молдовы, в первые восемь месяцев года гастарбайтеры перечислили родным больше миллиарда долларов.

10 октября 2014 г. ИП «mail.ru»

АЭРОПОРТ ИСЛАМАБАДА ПРИЗНАН ХУДШИМ В МИРЕ

Основные причины недовольства пассажиров - грязь, толпы и низкое качество обслуживания

Международный аэропорт имени Беназир Бхутто в Исламабаде признан худшим в мире. Об этом сообщает издание The Independent.

По данным опроса, проведенного сайтом Guide to Sleeping at Airports ("Руководство по ночевке в аэропортах"), столица Пакистана обладает худшими в мире воздушными воротами с точки зрения комфорта, состояния инфраструктуры, гигиены и качества обслуживания пассажиров. По мнению путешественников, исламабадский аэропорт напоминает городскую тюрьму: там тоже огромные толпы, грязь и агрессивные полицейские. Кроме того, по отзывам туристов, багаж обрабатывается "десятилетиями". Посетители выражают надежду на то, что новый аэропорт, строительство которого должно быть завершено к середине 2016 года, сможет улучшить репутацию Исламабада.

Аэропорт имени Беназир Бхутто потеснил на первой ступени "пьедестала позора" своего собрата в Маниле (Филиппины), три года подряд занимавшего первую строку антирейтинга. Аэропорт имени Ниноя Акино опустился сразу на три места и занял четвертую позицию из-за переполненности и проблем с кондиционированием воздуха. В первую пятерку худших аэропортов мира вошли также международный аэропорт имени короля Абдулазиза в Джидде (Саудовская Аравия), аэропорт Трибхуван в Катманду (Непал) и Ташкентский международный аэропорт в столице Узбекистана.

Среди европейских аэропортов худшим был признан парижский Бове, а лучшим - Схипхол в столице Нидерландов. Как ни странно, московские аэропорты Шереметьево, Домодедово и Внуково удостоились похвал путешественников. Посетители московских воздушных гаваней положительно отозвались о модернизированной инфраструктуре, отсутствии толп и комфортных условиях пребывания транзитных пассажиров. По мнению пользователя Karmak, аэропорт Шереметьево - "один из самых приятных" среди всех, где ему довелось побывать ("и уж поверьте, я был во множестве", добавляет пассажир).

Напомним, что, помимо модернизации, московские аэропорты также повышают безопасность пребывания пассажиров, в том числе и борясь с преступностью. Недавно была обезврежена банда, занимавшаяся ограблениями пассажиров в аэропорту Внуково. По результатам служебного расследования была уволена часть руководства транспортной милиции. А для удобства пассажиров аэропорт приобрел робота по имени Леночка.

Количество погибших из-за циклона "Худхуд", который на прошлой неделе ударил по восточному побережью Индии, возросло до 41 человека.

Ранее сообщалось о 29 погибших.

По оценкам экспертов, от урагана пострадало примерно 300 километров береговой линии востока Индии. Сильнее всего пострадали штаты Андхра-Прадеш и Одиша.

"Худхуд" нанес большие повреждения сельхозугодьям, множество деревьев были свалены. Более 150 тысяч человек были вынуждены покинуть свои дома. Как сообщает агентство Рейтер, в настоящее время проводятся работы по восстановлению линий электропередачи и дорог. "Электричество уже было восстановлено на 60% территории, пострадавшей от урагана", — заявил в интервью агентству глава отдела по чрезвычайным ситуациям штата Андхра-Прадеш.

Циклон "Худхуд" вызвал сильные снегопады в популярных у туристов районах горного массива Аннапурна в непальских Гималаях в начале недели. В районе горного перевала Торанг-Ла, который является частью туристического маршрута, сошла лавина. По последним данным, погибли около 60 человек.

Международный туристический портал "Гид для спящих в аэропортах" (The Guide to Sleeping in Airports) на основе голосования посетителей сайта выяснил, какие воздушные гавани мира в 2014 году стали наиболее удобными для пассажиров, а какие — самыми ужасными.

Десятку лучших возглавил аэропорт Чанги в Сингапуре. Пассажиры хвалят его за общую спокойную атмосферу, интуитивно понятную планировку и доброжелательный персонал. Некоторые транзитные путешественники отметили, что по набору предлагаемых там услуг и удобств Чанги, скорее, напоминает торговый центр, нежели аэропорт: тематические сады, магазины мирового класса, спа-салоны, бассейн, тренажерный зал, комнаты отдыха, кинотеатры, бесплатная экскурсия по городу — далеко не полный перечень. Плюс бесплатный Wi-Fi и возможность зарядить свои мобильные гаджеты в более чем 800 пунктах зарядки.

Далее следуют аэропорт Инчхон в Сеуле (Южная Корея), международные аэропорты в Хельсинки (Финляндия), Мюнхене (Германия), Ванкувере (Канада), Куала-Лумпуре (Малайзия), Гонконге, аэропорт Ханэда в Токио (Япония), Скипхол в Амстердаме (Нидерланды) и международный аэропорт в Цюрихе (Швейцария).

Антирейтинг возглавил международный аэропорт Беназир Бхутто в Исламабаде (Пакистан). Посетители называют его "центральной тюрьмой" и критикуют за неконтролируемое столпотворение, повсеместную коррупцию и поборы, агрессивные и необоснованные проверки службы безопасности. Жалуются также на неспособность служб аэропорта обработать потоки пассажиров.

Далее в перечне самых плохих в мире следуют аэропорты Короля Абдулазиза в Джидде (Саудовская Аравия), Трибхуван в Катманду (Непал), Ниной Акино в Маниле (Филиппины), международный аэропорт Ташкента, французский аэропорт Бове, Франкфурт-Хан в Германии, Бергамо Орио аль Серио в Милане (Италия), берлинский аэропорт Тегель и, наконец, международный аэропорт Ла Гуардиа в Нью-Йорке (США).

Российские аэропорты ни в один, ни в другой рейтинг не вошли.

Портал "Гид для спящих в аэропортах" существует с 1996 года. Он предназначен для любителей экономных путешествий.

Сингапур. Пакистан. Весь мир > Транспорт > ria.ru, 17 октября 2014 > № 1200889

Непальские спасатели эвакуировали уже 165 человек из горных районов Гималаев в ходе операции, которая началась два дня назад после схода лавины и снежной бури, сообщила в пятницу Ассоциация треккинговых агентств Непала (TAAN).

Ранее сообщалось, что накануне в районах Мананг и Мустанг были эвакуированы 124 туриста вместе с сопровождавшими их во время похода непальцами.

"Спасатели в пятницу доставили из района горного перевала Торанг в долину Муктинатх 37 туристов, включая 12 человек сопровождающего непальского персонала", — говорится в сообщении, размещенном на сайте организации. Спасательную операцию совместно проводят правительство Непала, управление района Мустанг, волонтерская организация Himalayan Rescue Association (HRA) и TAAN. В операции задействован один вертолет.

По данным TAAN, помимо 12 непальцев были спасены восемь французов, семеро немцев, трое индийцев, трое австрийцев и по одному гражданину Австралии, Италии, Великобритании и Швейцарии. Еще четверо итальянцев были спасены в районе базового лагеря у горного пика Тукуче, все они направлены в город Покхара.

Ряд популярных у туристов районов горного массива Аннапурна в непальских Гималаях в начале недели накрыли сильные снегопады из-за обрушившегося на восток Индии циклона Худхуд. В районе горного перевала Торанг-Ла, который является частью туристического маршрута, сошла лавина. Погибли около 60 человек.

Спасатели обнаружили тела еще семи погибших в непальских Гималаях туристов после схода лавины, общее количество жертв на данный момент составляет 36, сообщается на сайте Непальской ассоциации треккинговых агентств (TAAN).

Ранее сообщалось о 29 жертвах.

"Семь тел туристов, в том числе шестерых иностранцев и одного непальца, доставлены с гор в долину Муктинатх в административном округе Мустанг", — отмечается в сообщении. Гражданство погибших иностранцев не указывается.

Ряд популярных у туристов районов горного массива Аннапурна в непальских Гималаях накрыли сильные снегопады из-за обрушившегося на восток Индии циклона Худхуд. В районе горного перевала Торанг-Ла, который является частью туристического маршрута, сошла лавина.

По данным TAAN, туристы, количество которых не определено, могут еще оставаться в заснеженных районах, в частности, в районе озера Тиличо, базового лагеря у горного массива Дхаулагири, долины Пху, горного перевала Торанг-Ла и горы Манаслу.

Спасатели эвакуировали в общей сложности 117 туристов в непальских Гималаях, где сход лавины и обильные снегопады привели к гибели десятков человек, сообщила в четверг Ассоциация треккинговых агентств Непала (TAAN).

"Всего к настоящему моменту в районе Аннапурны были спасены 117 застрявших в горах туристов: 70 в районе Мананг и 47 в районе Мустанг", — говорится в сообщении на сайте организации.

Ряд популярных у туристов районов горного массива Аннапурна в непальских Гималаях накрыли сильные снегопады из-за обрушившегося на восток Индии циклона Худхуд. В районе горного перевала Торанг-Ла, который является частью туристического маршрута, сошла лавина. По последним данным, погибли не менее 36 человек, в том числе иностранные туристы.

По данным TAAN, туристы могут еще оставаться в заснеженных районах, в частности, в районе озера Тиличо, базового лагеря у горного массива Дхаулагири, долины Пху, горного перевала Торанг-Ла и горы Манаслу.

Нарендра Моди активизирует индийскую внешнюю политику

Владимир Терехов

Индия входит в группу ведущих и активных участников политической игры, которая разворачивается на пространстве “расширенного” Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), включающего в себя ареал Индийского океана. Кратковременное снижение этой активности в первой половине 2014 г. было обусловлено острой внутриполитической борьбой, которая сопровождала парламентские выборы, прошедшие в апреле-мае.

Их итогом явилась триумфальная победа партии “Бхаратия джаната” (БД), вернувшейся к власти после десятилетнего перерыва. Естественно, что основное внимание новый премьер-министр и лидер БД Нарендра Моди в первые месяцы правления уделял накопившимся внутренним проблемам, прежде всего в сфере экономики.

Это не значит, что в период предвыборной борьбы и в первые месяцы после выборов Моди полностью “отключился” от внешней политики. Он делал примечательные заявления (как до, так и после прихода к власти), принимал лидеров других стран, а также сам выезжал за границу: в Бутан, Непал, в Бразилию на саммит БРИКС.

И всё же, знаковый характер приобрёл его официальный визит в Японию, состоявшийся в начале сентября, итоги которого подтвердили особый характер отношений Индии с этой страной. Помимо конкретных и документально зафиксированных итогов этого визита, он оставил за собой и заметный символический “шлейф”, который сразу оказался в фокусе экспертного внимания.

Речь идёт о фразе, произнесённой Моди в ходе одного из публичных выступлений в Японии, в которой использовались слова “экспансионизм” и “посягательство” на некие территории и водные пространства. У японских и других западных комментаторов не вызвал сомнений ответ на вопрос, кого подразумевал индийский премьер-министр под “экспансионистом” и “посягателем”.

Но дело в том, что на вторую половину сентября был запланирован визит в Индию лидера того, о ком многие “неправильно” подумали. И за десять дней до этого визита на “неправильность” трактовок слов Моди указала новый руководитель индийского МИДа Сушма Сварадж.

Судя по комментариям в СМИ “подозреваемого” (то есть Китая), там не стали реагировать на упомянутое высказывание Моди, и визит Си Цзиньпина в Индию внешне прошёл вполне успешно. В частности, были заключены соглашения о расширении участия КНР в решении ключевой для Индии задачи развитии транспортной инфраструктуры. Си Цзиньпин согласился увеличить импорт индийской продукции, главным образом, фармацевтической с целью снижения нынешнего огромного (положительного для Китая) сальдо в торговле с Индией.

Однако внимание комментаторов в ходе и этого визита сосредоточилось на “сопутствующих” событиях, высветивших одну из основных проблем в двусторонних отношениях, которая обусловлена взаимными территориальными претензиями.

Переговоры на тему урегулирования территориальных споров, а также демаркации границы общей протяжённостью в 4 тыс. км ведутся в течение нескольких десятилетий и без заметного прогресса. Особенно конфликтным является высокогорного плато Ладакх, где противостояние относительно небольших групп пограничников (пока без применения оружия) происходит в среднем раз в месяц.

Однако инцидент, случившийся во время визита Си Цзиньпина, резко выделяется масштабами. Если верить источникам из индийских сухопутных сил, речь идёт о китайском контингенте численностью в 500-1000 человек, углубившийся на 30 км по территории, которую Индия считает своей.

В связи с указанным инцидентом возникает ряд вопросов, на которые сложно дать определённый ответ. Например, среди западных аналитиков пользуется популярностью вопрос о том, насколько надёжно гражданское руководство КНР контролирует своих военных.

Разговоры на эту тему ведутся по крайней мере с 2007 г., когда Китай сбил собственный спутник, что дало США повод резко активизировать военную компоненту своей космической программы. Некоторые эксперты тогда сомневались, что данную акцию китайские военные согласовали с гражданским руководством страны.

Сегодня утверждается, что Си Цзиньпин подобный контроль успешно осуществляет. Но если судить по высказываниям китайской прессы о том, что Японии следует оставить “сумасшедшие фантазии” на тему окружения Китая, такая перспектива в КНР, видимо, вполне серьёзно рассматривается.

В этом плане естественным казалось бы принятие мер по нейтрализации подобной угрозы путём исключения Индии из числа потенциальных участников гипотетического “окружения” Китая. Но как с этой задачей согласуется масштабный вооружённый инцидент на границе с Индией, да ещё в ходе официального её посещения руководителем КНР?

Несомненно одно – Индия получила очередной повод для развёртывания в районе границы с Китаем корпуса горных войск (численностью до 50 тыс. человек), а также развития здесь необходимой логистической и транспортной инфраструктуры. Причём, в адрес Японии уже отправлялись прозрачные месседжи на предмет совместного участия в создании подобной инфраструктуры.

Кроме того, упомянутый инцидент, вероятно, утвердил Моди во мнении о необходимости продолжения курса на развитие стратегического партнёрства с США, установившегося в середине прошлого десятилетия, несмотря на недавние личные проблемы в отношениях с Вашингтоном. Свидетельством укрепления этого партнёрства стал пятидневный визит Моди в США, прошедший в конце сентября с.г.

Тем не менее, немаловажным представляется отметить, что основной заявленной целью поездки Моди в США являлось его участие в процедуре открытия заседания осенней сессии Генеральной ассамблеи ООН. Всё лето в прессе обсуждался вопрос, а состоится ли вообще его встреча с президентом страны, на территории которой располагается штаб-квартира ООН.

Стремясь полностью вытереть даже память о недавних “недоразумениях” в отношениях с новым премьер-министром страны, значимость которой во внешней политике Вашингтона будет только расти, исполнительная и законодательная ветви власти США ещё с лета 2014 г. начали готовить антураж, который должен был подчёркивать чрезвычайную важность предстоящего визита Моди.

В частности, в середине июля Б. Обама обратился к нему с официальным приглашением посетить США, а 30 парламентариев от обеих партий направили письмо руководству Конгресса, чтобы оно предложило премьер-министру Индии выступить на совместном заседании обеих палат.

В ходе визита Моди выступил в весьма авторитетном Совете по международным отношениям (выпускающий, в частности, знаменитый журнал Foreign Affairs), побеседовал с группой руководителей ведущих американских компаний, дважды встречался с Б. Обамой, а также имел примечательную беседу с четой Клинтон. Итог официальных переговоров президентов обеих стран были представлены в обширном Совместном заявлении.

Обращает на себя внимание намерение и далее увеличивать объём двусторонней торговли, который уже находится на уровне 100 млрд. дол. (США сегодня занимает первую строчку среди торговых партнёров Индии). Этому должна способствовать новая экономическая политика Моди, направленная на устранение препятствий притоку иностранных капиталов и технологий в национальную экономику.

Будет развиваться кооперация в области энергетики, борьбы с негативными климатическими изменениями, здравоохранения, высоких технологий и космической деятельности.

В сфере безопасности актуальность для обеих стран “китайской темы” проявилась в виде записи Совместного заявления о необходимости “обеспечения свободы судоходства в соответствие с нормами международного права”, а также о намерении продолжать совместные военно-морские учения “Малабар”.

Отсутствие “проектных” соглашений говорит о том, что главной целью состоявшихся переговоров являлось скорее восстановление атмосферы доверия между ранее “невъездным” в США политиком чрезвычайно важной страны (который “вдруг” стал её премьер-министром), а также определение в общем виде основных направлений развития двустороннего сотрудничества в сферах экономики и безопасности.

В этом плане примечательной стала встреча Моди с четой Клинтон. Необходимо напомнить, что именно с “исторического” визита 2000 г. в Дели тогдашнего президента Билла Клинтона начался процесс восстановления и плодотворного развития американо-индийских отношений.

Что касается его супруги Хиллари (недавнего госсекретаря США), то она сегодня считается едва ли не фаворитом предстоящей в 2016 г. президентской гонки. Проведя с ней “частные” переговоры, Моди заранее готовит базу для взаимодействия с вероятным будущим американским президентом.

Наконец, следует отметить, что последние встречи премьер-министра Индии с лидерами других ведущих держав (каковыми являются Япония, Китай и США) вписываются в сложный процесс развития новой глобальной политической игры, которая начала формироваться после завершения холодной войны.

Несомненно заслуживает самого пристального внимания предстоящий саммит АТЭС, который состоится в начале ноября с.г. Но значимость этого мероприятия во всё меньшей степени определяется декларативными документами, которые принимаются по итогам его работы.

Саммиты АТЭС превращаются в одну из важных площадок, на которых разворачивается новая глобальная игра. Гораздо большее значение приобретает вопрос о том, кто и с кем из ведущих игроков встретится “на полях” этого форума, а также на какую тему состоятся двусторонние беседы.

Генеральный директор расположенной в провинции Фарс камнедобывающей компании «Эверест» Манучехр Тайеби в интервью агентству ИСНА на полях 17-ой международной выставки строительных материалов, архитектуры и новых строительных технологий в Исфагане отметил, что в настоящее время Иран, в основном, экспортирует камень необработанным, в виде сырья, и это причиняет большой ущерб стране.

По словам Манучехра Тайеби, названная выставка проводится на достаточно высоком уровне. На ней широко представлены декоративные изделия из камня для внутреннего и внешнего интерьеров, однако, что касается такой специфической отрасли, как добыча и первичная обработка камня, то она представлена только одним выставочным павильоном.

Манучехр Тайеби подчеркнул, что обработка камня представляет собой передовую отрасль производства и постепенно промышленники начинают все чаще обращать на нее свои взоры. Обработка камня дает более высокую прибыль, чем просто добыча камня.

Коснувшись вопроса экспорта строительного камня из провинции Фарс, Манучехр Тайеби отметил, что в провинции, в частности в районе Дехбид, имеется несколько компаний, которые занимаются экспортом камня, однако, в основном, продукция экспортируется в необработанном виде, а доля поставок обработанного камня, к сожалению, остается очень незначительной.

По словам Манучехра Тайеби, Иран располагает самыми лучшими в мире месторождениями качественного строительного камня. Многие страны хотели бы располагать такими же возможностями. Однако камнедобывающая отрасль в Иране все еще не пользуется должной поддержкой.

Следует отметить, что 17-ая международная выставка строительных материалов, архитектуры и новых строительных технологий проводится в Исфагане с 4 по 8 октября.

Переполненный автобус сорвался с горной дороги в Непале, не менее 23 человек погибли, десятки получили ранения, передает в понедельник агентство Ассошиэйтед Пресс.

Представитель полиции сообщил, что автобус прокатился около 300 метров прежде чем зацепиться за деревья. Проведение спасательной операции затрудняет то, что автобус застрял на крутом горном склоне.

В автобусе находились около 100 человек — в основном, это люди, возвращавшиеся домой к семьям для празднования праздника Дашайн, который отмечается в Непале на протяжении 15 дней после сбора урожая риса.

Дороги Непала, большая часть территории которого составляют хребты Гималайской горной системы, считаются одними из самых опасных в Азии. Неудовлетворительное состояние как дорожного полотна, так и транспортных средств, а также сложные погодные условия являются причинами многочисленных аварий.

Авиакомпания Etihad Airways, национальный авиаперевозчик ОАЭ, увеличивает число рейсов между столицами России и ОАЭ с двух до трех в день с 1 октября 2014 года. Новый рейс EY64 будет отправляться из Москвы в 01:45 и прибывать в Абу-Даби в 06:45. Обратный рейс EY63 будет вылетать из Международного аэропорта Абу-Даби в 15:00 и приземляться в Домодедово в 20.20.

Запуск третьего ежедневного рейса Etihad Airways позволит сократить время ожидания в Международном аэропорту Абу-Даби на пересадочных рейсах и сделать дальнемагистральные перелеты из Москвы еще более удобными. Так, улучшатся стыковки на таких популярных для отдыха и бизнеса направлениях, как Мальдивы, Сейшелы, Пхукет, Хошимин, Брисбен, Чэнду, Катманду, Лагос, Манила, Найроби, Перт и Сингапур. Станут удобнее и перелеты из Москвы в Бахрейн, Бангкок, Доху, Джакарту, Йоханнесбург, Куала-Лумпур, Кувейт, Лахор, Мускат, Эр-Рияд и Сидней.

Новый рейс прекрасно подойдет для бизнесменов, путешествующих из Москвы в Абу-Даби, – вылетев из Домодедово ночью, они уже рано утром будут в столице ОАЭ. Кроме того, с введением нового расписания появятся удобные стыковки с рейсами код-шерингового партнера Etihad Airways – авиакомпании S7 Airlines в Казань, Краснодар, Санкт-Петербург и Самару.

Третий рейс так же, как и два действующих, будет осуществляться на Airbus A320 с двухклассовой компоновкой салона. Гостям, вылетающим из Москвы бизнес-классом Etihad Airways, авиакомпания как и раньше будет предлагать премиальный сервис «Персональный шофер», включающий поездку из дома в аэропорт или из аэропорта домой (в пределах МКАД) на автомобиле класса «люкс» с шофером.

Билеты на новые рейсы можно забронировать на сайте www.etihad.com со скидкой 5%, через контактные центры Etihad Airways или туристические агентства. Кроме того, россияне, отправляющиеся в ОАЭ по делам или на отдых, могут оформить визу через совместный визовый центр Etihad Airways и TT Services.

Власти Непала выразили надежду на то, что Китай продлит железную дорогу Лхаса – Шигацзе до непальской территории. Соответствующее заявление сделал вице-президент Непала Парамананда Джха на первом Тибетском форуме по туризму и культуре.

Железнодорожная магистраль соединяет административный центр Тибетского автономного района КНР и второй крупнейший город этого региона. Дорога была официально введена в эксплуатацию в августе 2014 г.

По данным властей Непала, эту страну посещают до 1 млн туристов в год. Путешественники из Поднебесной вышли на второе место по визитам в Непал среди всех иностранных туристов. Продление железной дороги Лхаса – Шигацзе помогло бы развитию туризма в данном регионе.

Ранее сообщалось, что за месяц после открытия движения по железной дороге Лхаса – Шигадзе в Тибетском автономном районе Китая – с 15 августа по 15 сентября 2014 г. – по ней проехали почти 70 000 пассажиров. Большая часть пассажиров – это китайские и зарубежные туристы.

Инвестиции в строительство линии составили 13,28 млрд юаней ($2,16 млрд). Протяженность железной дороги Лхаса – Шигадзе составляет 253 км. На ней предусмотрено 14 станций. Максимальная скорость движения поездов по линии составляет 120 км в час. Как ожидается, годовой объем грузовых перевозок по железной дороге превысит 8,3 млн т.

КИТАЙ СВЯЗЫВАЕТ ШОС ЭКОНОМИЧЕСКИМ ПОЯСОМ

На недавнем саммите ШОС в Душанбе Китай предложил сформировать торговый коридор для прямых поставок товаров с Востока на Запад на льготных условиях, что соответствует стратегии продвижения экономического пояса Шелкового пути. Представитель КНР, Си Цзиньпин, ранее выдвинувший концепцию экономического пояса Шелкового пути, предложил создать банк развития для активизации регионального развития и заметил, что Китай уже выделил 5 млрд. долларов для финансирования совместных проектов. В рамках саммита министры транспорта стран ШОС подписали соглашение о создании благоприятных условий для международных автомобильных перевозок для формирования сети автомобильных маршрутов коридора Европа – Западный Китай. На саммите не было принятых стратегически значимых решений, следует отметить принятие двух документов, регламентирующих прием новых членов в ШОС, в частности, в будущем это позволит принять в ШОС Индию и Пакистан. Сейчас в организацию входит шесть постоянных (Казахстан, Китай, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Россия) и пять государств имеют статус наблюдателей (Монголия, Индия, Иран, Пакистан и Афганистан), с 2012 года на стадии принятия заявки на получение статуса наблюдателя Азербайджан, Армения, Бангладеш, Белоруссия, Непал и Шри-Ланка, кроме того, статус по диалогу ШОС имеют Белоруссия, Шри-Ланка и Турция.

Несмотря на политическую и экономическую нестабильность, которая имела место в Египте последние несколько лет, стране удалось достичь значительного улучшения в области поддержания здоровья женщин и детей, сообщает Iinanews.

Согласно отчету Всемирного банка в сотрудничестве с организацией "ЮНИСЕФ", Египет смог значительно сократить смертность детей в возрасте до 5 лет, от 86 смертей на 1 тыс детей в 1990 г. до 21 смертей в 2012 г. Также Египет снизил уровень смертности беременных женщин на 63%, с 120 смертельных случаев на 1 тыс женщин в 1990 г. до 45 в 2013 г. Кроме Египта похожего успеха смогли достичь и ряд других стран с низким и средним уровнем доходов: Бангладеш , Камбоджа, Китай, Эфиопия, Лаос, Непал, Перу, Руанда, Вьетнам.

В отчете также указано, что Египет достиг значительного прогресса в области реформы образования, сделав обучение доступным, особенно для обездоленных людей и девушек. Страна идет правильным путем, и к 2015 г. ей удастся достичь «Целей развития тысячелетия» (это восемь международных целей развития, которые 193 государства-члены ООН и, по меньшей мере, 23 международных организации договорились достичь к 2015-ред.)

Судьбы двух империй

Лурье Светлана Владимировна — публицист, доктор культурологии, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург), автор книг «Метаморфозы традиционного сознания», «Историческая этнология», «Психологическая антропология», «Империя как судьба» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Восток как яблоко раздора

Весь XIX век прошел под знаком англо-русского соперничества на Востоке. Остроту этого соперничества можно понять, если учесть, что и русские, и англичане считали, что на карту поставлено само существование государства: «Англия должна быть первой среди наций и руководить человечеством или отказаться не только от своих владений, но и от своей независимости», — писала газета «National Review». Русские ставили вопрос так: «Или действовать решительно, или отказаться от своих владений в Азии... заключив государство в границах начала XVII столетия»1 . Англичане же, в свою очередь, слагали стихи о том, что «русские никогда не будут в Константинополе».

Главным стержнем английской политики была оборона Индии. Англичане были убеждены, что рано или поздно Россия посягнет на эту жемчужину британской короны. Так, генерал-майор У.Мак-Грегор просчитывает во всех деталях, буквально по дням, как русские могли бы завоевывать Индию. А генерал-майор сэр Г.Раулинсон в 1868 году довольно остроумно описывает стратегию действия русских на Востоке и предсказывает порядок их дальнейшего продвижения. Генерал Снесарев в раздражении назвал все рассуждения Раулинсона «белибердой», однако поход русских на Индию действительно обсуждался время от времени и обсуждался более или менее серьезно, хотя никогда не был делом окончательно решенным. Вместе с тем, предприятие казалось вполне выполнимым. «При благоприятных обстоятельствах сплав войск к воротам Индии не только возможен, но и удобен», — замечает И.В. Вернадский в статье «Политическое равновесие и Англия». Другие авторы откликаются на эти гипотетические рассуждения разумным вопросом: если мы завоюем Индию, что будем с ней дальше делать?

Тем не менее, француз Г. де Лакост едет на Восток, желая описать для европейской публики подробности ожидаемой смертельной схватки: «Я выехал из Парижа, проникнутый идеями, что фатальная борьба между китом и слоном неизбежна. В Турции, Туркестане, Кашгаре и Индии я собрал сведения, которые привели меня к заключению совершенно противоположному». Вывод де Лакоста вполне категоричен: «Столкновение бесполезно, и им выгодно путем дружелюбным согласиться на справедливый дележ». В последней трети XIX века тема о желательности примирения начинает звучать все чаще. Ведь соперничество «приблизилось к той стадии, когда соперники должны либо стать открытыми врагами, либо друзьями-партнерами»2 . В 1907 году между Россией и Англией было подписано всеобъемлющее соглашение о разграничении сфер влияния на Среднем Востоке. Необходимость срочного примирения диктовалась причинами внешнеполитическими (на восточную арену вступал новый игрок — Германия). Но велика была роль причин внутреннего характера. Их хорошо сформулировал М.Н. Аненков в предисловии к работе английского полковника Джона Эдея «Сатина. Горная экспедиция на границы Афганистана в 1863 году»: «Задача им и нам поставленная одинаково трудна: они и мы должны бороться с фанатизмом, невежеством, косностью, почти дикостью, и потому между ними и нами нет возможности найти повода к ссоре и даже к соперничеству. Нам предстоит одинаково трудная и одинаково дорогая работа в одном и том же направлении».

Казалось бы, ничего более несовместимого и представить невозможно. Столь различны были эти две империи — Российская и Британская, не только по истории своей, но и по духу, по смыслу своему, по реальности, которую они создавали в своих пределах, что трудно представить себе задачу, которую им бы пришлось решать в сходном направлении и испытывать одни и те же трудности. При всем при том, сходства между российской Средней Азией и британской Индией гораздо больше, чем представляется на поверхностный взгляд.

Что есть империя?

Но прежде, чем продолжить, следует сказать несколько слов о теоретических основах этой статьи.

Выделяют два вида империализма: миссионерский и коммерческий. Ни Российская империя, ни империи западно-европейских стран XIX века не представляли собой тот или другой в чистом виде, так что разделение достаточно условно. Можно выразить его несколько иными словами: территориальная экспансия может быть культурно-детерминированной и прагматически-детерминированной. Я предлагаю обозначить культурно обусловленную экспансию (когда народ, сознательно или неосознанно, преследовал ту или иную идеальную цель, по крайней мере, наравне с прагматическими, экономическими и военно-стратегическими целями) как имперское действие, а прагматически обусловленную, как империалистическое действие.

В этой статье речь пойдет исключительно об имперском действии, экономических вопросов формирования империи я касаться не буду.

Обычно под словом «империя» историки и политологи понимают конгломерат территорий, имеющий те или иные формы институциализированных связей, сложившиеся в ходе экспансии какого-либо народа. Однако, на мой взгляд, было бы правильнее относить слово «империя» к результату не прагматически-детерминированной, а культурно-детерминированной экспансии. Я признаю, что провести четкую грань между «результатом имперской экспансии» и «результатом империалистической экспансии» невозможно как потому, что идеальные мотивы экспансии в жизни часто переплетаются с экономическими, так и потому, что экспансия, внешне представляющаяся сугубо прагматически-детерминированной, на самом деле может иметь глубокие идеально-культурные корни (как в случае британской экспансии XIX века).

Чтобы понять ценностное основание той или иной империи, следует обратиться к ее зарождению, к той ценностной доминанте, которая дала ей импульс. Можно возразить, что этот первоначальный импульс может восприниматься рядом последующих государственных деятелей как анахронизм, в то время как империя занимает свое собственное место в традиции народа, существует как «вещь в себе». Действительно, не все в политике империи является следствием ее центрального принципа. Так, русская государственность складывалась под сильным ордынским влиянием. В XVIII — XIX веках Россия находилась под значительным влиянием Запада. Заимствовались некоторые государственные формы и методы управления, идеологии, популярные в то или иное время, все то, что можно было бы назвать международными культурными доминантами эпохи, которые зачастую грозили фатальным образом разрушить логику имперского строительства, заданную центральным принципом империи. Эта логика сохранялась порой уже не в силу личной ценностной ориентации конкретных государственных деятелей, а благодаря их «шестому чувству» — ощущению целостности и последовательности государственного процесса.

Земная копия Царства Небесного

Россия заимствовала у Византии, а через нее — у Рима практически все наиболее важные компоненты центрального принципа империи. (Думаю, нет смысла оговаривать, что в процессе русской истории некоторые из компонентов значительно трансформировались и получили внешнее выражение, более соответствующее эпохе и географическому положению страны.)

Наиболее характерная особенность Римской империи, которую признают за ней большинство авторов, — это ее универсализм. Рим претендовал на то, чтобы быть не просто государством, а государством вселенским, государством единственным во вселенной, совпадающим по своим масштабам со всем цивилизованным миром. Эту черту часто рассматривают как уникальную. Последнее, однако, неверно. Как неверно и представление, что уникальность Римской империи состояла в ее политическом изоляционизме: «Римская империя была результатом завоевания, которое было подобно скорее не империализму Афин или Александра, а древнему изоляционизму, который стремился распространиться на весь обитаемый мир, чтобы стать единственным во вселенной. Вследствие этого Рим никогда не рассматривал себя в качестве государства в современном смысле слова, т.е. как одно государство среди других государств»3 . Сочетание универсализма с изоляционизмом и сакрализацией общественно-государственной жизни было свойственно и другим имперским традициям — в частности Древнему Египту, Персии, и, конечно, китайской, которую можно считать классической имперской традицией, параллельной римской и практически равнозначной ей.

Особенность Рима состоит скорее не в имперском принципе, а в специфике его реализации. Что действительно отличало Римскую империю от ее предшественниц и современниц, это то, что ей действительно удалось совместить культурный универсализм и политический изоляционизм и реализовать их в своей практике — она и на самом деле была многоэтнической, превратившись в формацию, где этнические различия не имели никакого политического значения. «Политический порядок парил над этническим разделением, подобно тому как у нас цивилизация парит над национальными границами и не является поводом для шовинизма»4. Таким образом, была задана идеальная модель империи — в том, прежде всего, что касается формы. В Римской империи были заложены основные принципы внешней политики Византии с ее искусством управления народами.

В мировоззрении византийцев и всего византийского культурного ареала Римская империя занимала особое место. Она оставалась единой и единственной империей языческих времен, имевшей истинно религиозное значение как земной образ единого и единственного Царствия Божия.

В основе Византийской империи мы находим идею о том, что земная империя является иконой Царства Небесного и что правление императора есть выражение Божественного господства.

В своем идеале империя — это сообщество людей, объединенных идеей православия, то есть правильной веры, идеей правильного славления Бога, и таким образом преодолевших то разделение на языки, этносы, культуры, которое было следствием греха — попытки человечества самовольно достичь Небес, построив Вавилонскую башню. Поэтому так важен для византийцев универсализм, принципиальное презрение к иным культурам как к низшим. Через всю историю Византии красной нитью прошло неприятие идеологами империи (а их круг был широк, поскольку включал в себя монашество) любого национализма. В том числе и собственного, греческого, который, разумеется, всегда существовал в Византийской империи, особенно усиливаясь в периоды ее кризиса, но неизменно встречал противодействие со стороны ее православных идеологов. Многонациональность Византии имела для нее принципиальное значение. И прежде всего это относилось к православным: Византийская империя мыслила себя как единственное и единое государство всех православных народов.

Примечательно, что патриарх Фотий (около 820 — 889) писал как о подданных империи даже о русских, которые были политически независимы от Византии. В известном смысле он был прав. Русские признавали принцип православного универсализма и авторитет византийского императора, хотя и не были ему подвластны де-юре и со времен Ярослава не стремились себя ему противопоставлять. «Политическая мысль Византии, — пишет Д.Оболенский в книге “Связи между Византией и Русью в XI — XV веках”, — исходила из того, что император есть "космократ", чья власть, в идеале распространяющаяся на всю ойкумену — на весь цивилизованный мир, фактически охватывает те земли Восточной Европы, которые в религиозном и культурном отношении попадают в орбиту империи». Согласно византийской традиции, повиновение императору обуславливалось его православностью. Принцип православия главенствовал в империи — именно он определял легитимность любых ее установлений, именно он обеспечивал основание и для ее универсализма, и для ее изоляционизма.

Принцип изоляционизма определял и внешнюю политику Византии. По существу то, что обычно принято относить к сфере внешней политики, для Византии было политикой либо пограничной, либо внутренней. Что касается первой, то она достаточно хорошо известна. Византия сосредотачивала свое внимание на контроле над народами и племенами, проживающими вдоль ее границ. Окружающие империю народы рассматривались как «полезные» или «вредные» для империи. «Византийцы тщательно собирали и записывали сведения о варварских племенах. Они хотели иметь точную информацию о нравах “варваров”, об их военных силах, о торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобиях, о влиятельных людях и возможности их подкупа. На основании этих тщательно собранных сведений строилась византийская дипломатия, или “наука об управлении варварами”. Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить Империи, вместо того, чтобы угрожать ей… Так одни варвары были оплотом Империи против других»5.

Более интересна другая сторона «внешней-внутренней» политики Византии — та, которую можно было бы назвать монашеской политикой. Результатом такой политики, как показал Г.М.Прохоров в книге «Повесть о Митяе», была Куликовская битва: идея решительного боя татаро-монголам вызрела в кругах византийского монашества. Тщательно изучавший данный вопрос о. И.Мейендорф полагает, что ее результатом было планомерное «взращивание» Московской Руси как оплота православия на Севере, а, возможно, и преемницы Византии. В монашеской среде, преданной идее универсальной империи, и вызревает постепенно принцип «Translatio Imperii» («Перенос империи». — ред.).

Первоначально эта концепция относилась к генезису Византийской империи и лишь в XIV веке стала относиться к России. «Идея простой Римско-Константинопольской преемственности к VI веку мало-помалу уступила место понятию более сложному, а именно, что Византия — это Рим новый и обновленный, призванный обновить Рим древний и падший. Эта концепция "Renovatio Imperii" («Возрождение империи». — ред.), которая достигла своего апогея между IX и XII веками и которая предполагала фигуру умолчания по отношению к германским императорам, была связана с идеей, что местопребывание империи было перенесено Константином из Рима в Константинополь. Здесь без труда просматривается понятие, выработанное в ходе дальнейшей эволюции — "Translatio Imperii", которая на своем последнем этапе расположилась в сердце России XVI века, идеологи которой утверждали, что после падения Константинополя Москва стала третьим и последним Римом»6 .

Два Рима пали, а третий стоит

Вплоть до Флорентийской унии — недолго просуществовавшего соглашения об объединении католических и православных церквей (1438—1439) — Россия чувствовала себя частью Византийского мира. До самого XV века народы, входящие в культурный ареал Византии, стремились эмансипироваться от греков, и «лишь Русь оставалась в стороне от этой тенденции, сохраняла преданность Византии, решительно поддерживая… руководство византийской церкви»7, несмотря на все раздирающие империю на части центробежные тенденции.

После падения Константинополя в 1453 году русским представлялось, что они остались единственным православным народом в мире. Именно в это время псковский монах Филофей и написал свое знаменитое: «два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать», ведь утеря вверенного русским на хранение Сокровища веры означала бы «гибель истинного благочестия во всей вселенной и воцарение на земле Антихриста».

Россия переняла у Византии традицию универсализма и изоляционизма не механически, а пережила ее как собственный драматический опыт. Для Рима эта традиция была почти естественна (отношения с современными ему империями Востока у Рима были малоинтенсивны, от них легко было абстрагироваться). Более или менее естественной она была даже для Византии, которая могла позволить себе временами абстрагироваться от Запада, а временами считать его варварским, равно как и Восток, и строить свою внешнюю политику прежде всего как приграничную политику, формирование буферной зоны. Однако Россия изначально была государством среди других государств и вела активную и отнюдь не только приграничную политику как на Востоке, так и на Западе. Конечно, в отношениях с татарами, а позднее в своей восточной политике — в ходе соперничества с Англией Россия создавала буферный пояс, но происходило это совсем при иных обстоятельствах, и функция этого пояса в то время оказывалась совсем иной. Россия не стремилась отгородиться от мира еретиков и варваров. Избегая крупных военных столкновений, она пыталась расширить пределы своего влияния, используя буферные образования как препятствие для распространения влияния конкурента — то есть речь шла об использовании буферов как орудия в межгосударственных отношениях. Русский изоляционизм был чисто психологическим, но от этого не переживался менее остро.

Психологическая самоизоляция России не могла не вести и к тому, что актуальной составляющей российского имперского комплекса стал универсализм — мир неправославный воспринимался, конечно, не как варварский, но как погрязший в грехах и заблуждениях и по сути не было бы большим преувеличением сказать, что границы России очерчивали в ее представлении почти весь цивилизованный мир, то есть мир, сохранивший благочестие и неподдающийся власти дьявола.

Чем, собственно, была в этом смысле империя? Это инструмент ограждения православного и потенциально-православного пространства и механизм поддержания внутри него определенной дисциплины, как бы в очень ослабленном виде — порядка внутри монастыря. И это, собственно, не столько инструмент экспансии, сколько своего рода оборонительный инструмент, призванный закреплять то, что было достигнуто иным путем, защищать от внешних посягательств и внутренних настроений. Однако задачей государства было также и расширение зоны потенциального православия, хотя вплоть до XVIII века Россия не знала миссионерства как целенаправленной государственной деятельности (как не знала ее и Византия). Задачей государства было устанавливать границы Православного царства, а обращать туземное население в православие — это дело Промысла Божьего.

Примат религиозных мотивов над национальными и прагматическими обнаруживался в российской политике (прежде всего в южном направлении: Балканы — Афон — Константинополь — Святая Земля — Эфиопия) вплоть до начала ХХ века. Особенно отчетливо конфликт между религиозными (или религиозно-государственнными) началами и началами национальными проявил себя в ходе Балканской войны. Публицистика воспевала войну за освобождение единокровных славян и национальную идею, идеологи православной империи пытались оспорить национальную идею, а народ национальной идеи не понимал вовсе, продолжал воевать за свою веру, по-своему истолковывая сложные политические игры. Апелляция к единству кровному, племенному остается для крестьян пустым звуком. А.Н.Энгельгардт в «Письмах из деревни» писал, что, по мнению крестьян, «вся загвоздка в англичанке. Чтобы вышло что-нибудь, нужно соединиться с англичанкой, а чтобы соединиться, нужно ее в свою веру перевести. Не удастся же перевести в свою веру англичанку — война». Итак, Балканская война — война за веру, но война с Англией, у которой Турция только марионетка.

Россия сложилась как государство в эпоху, когда мир уже был поделен между так называемыми «мировыми религиями» и собственно активная миссия могла быть направлена только на те народы, которые оставались еще языческими. Можно было бы ожидать, что только эти территории и представляют для России реальный интерес. Однако специфический универсализм Российской империи выразился в том, что ее границы рассекали мусульманский, буддийский, католический и протестантский миры — регионы, где были приняты перечисленные вероисповедания, на общих основаниях входили в состав империи. Последняя как бы втянула в себя все разнообразие и все религиозные противоречия мира, стремясь «отыграть» их и победить внутри самой себя. И если гражданство Византии в значительной степени зависело от православной веры, то в России, где православие занимало не менее значительное место в государственной идеологии, гражданство и все связанные с ним права давались по факту проживания внутри границ империи как бы в преддверии обращения подданных в православие. Соответственно, от подданных прежде всего требовалось приобретение всех гражданских добродетелей в надежде на то, что обращение произойдет со временем, хотя бы лет через сто. Так, цель государственной политики в Туркестане была сформулирована его первым генерал-губернатором К.П.Кауфманом следующим образом: «Сделать как православных, так и мусульман одинаково полезными гражданами России».

Интересно отметить, что главным недостатком этой политики было именно то, что «русские» мусульмане рассматривались именно в контексте внутренних отношений Российской империи, почему и предполагалось, что они привыкнут к новым условиям, сойдутся с русским православным населением и в конце концов пожелают слиться с ним. Вовсе игнорировалось, что мусульмане остаются частью исламского мира, с которым при любых обстоятельствах они будут чувствовать свое единство и стремиться поддерживать отношения. Для русских психологически государственная граница как бы отсекала завоеванные регионы от остального мира, ставила непроницаемый барьер. Если Советский Союз ставил между собой и внешним миром «железный занавес», то Российская империя его не ставила, поскольку психологически имелось впечатление, что он возникает как бы сам собой, по факту картографических изменений.

Российская империя не имела идеологии, которая отражала бы изменившееся положение дел. Поскольку признавался факт «переноса империи», то подспудно оставалась актуальной византийская имперская идеологема. В XVI — XVII веках идея «Translatio Imperii» выражалась в виде очень популярной в то время легенды о «Белом клобуке» и «Сказания о князьях Владимирских». В XIX веке, когда подавляющее большинство русской образованной публики мыслило или пыталось мыслить в европейских категориях, трудно было найти подходящие слова или образы для выражения имперский идеологии Византии и идеи «переноса империи». Однако это не означает, что они потеряли свою актуальность. Вопрос имперской идеологии (в отличие от идеологии самодержавия) в России не обсуждался. Вместе с тем, сохранение и в XIX веке важнейших принципов имперского действия, унаследованных от Византии, указывает на то, что неявно проявлял себя взгляд на империю как на икону Царствия Божия, как на государство, имеющее мистическое основание, а потому являющееся уникальным, а не одним из многих государств мира.

Что касается императорской власти, то можно согласиться с мнением Л.Тихомирова: «У нас не столько подражали действительной Византии, сколько идеализировали ее, и в общей сложности создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более выдержанной форме, нежели в самой Византии»8 . Это имело, однако, то следствие, что в России не установилась та «симфония» власти императора и патриарха, которая — по крайней мере, временами — достигалась в Византии. Так, скажем, русский царь не имел права голоса в догматических вопросах. Представления же об «имитации» царем божественной власти были развиты в России едва ли не более интенсивно, чем в Византии. Однако, как и в Византии, эта идеология оставляла принципиальную возможность цареубийства. Причем следует заметить, что если в Византии, с ее частыми государственными переворотами и слабостью системы правильного престолонаследия, эта возможность убийства неправославного императора воспринималась как вполне законная (об этом писал Константин Бaгрянородный), то в России, с ее идеальной монархией, эта идея существовала как бы в подполье, принимала извращенные формы, выражала себя в постоянных сомнениях народа в легитимности того или иного из правящих императоров и перманентно вспыхивающих по этой причине бунтах, а в конце концов — в убийстве Николая II, может быть, самого православного за всю историю России императора.

Что касается в целом государственного строя России допетровских реформ, то часто указывают на то, что он сложился под влиянием Золотой Орды. Этот взгляд не представляется вполне корректным. Многое в государственной идеологии и государственной структуре России, имевшее восточное происхождение, могло быть воспринято от Византии, которая являлась вполне восточной империей в смысле своего государствоцентризма. Во всяком случае, византийский дух не был препятствием к заимствованию у Золотой Орды отдельных (хотя и многочисленных) элементов государственной структуры. Они вполне вписывались в ту идеологему империи, которую Византия принесла на Русь.

Однако русские проигнорировали доставшееся Византии по наследству римское право. Но если когда-то само это право было основой для имперского универсализма, то с течением времени оно превратилось в декоративный атрибут и в конце концов отпало. Однако само совмещение принципов культурного универсализма и политического изоляционизма, впервые в полной мере воплотившееся в Древнем Риме, оставалось полностью актуальным в России вплоть до большевистского переворота, а, если рассматривать его с чисто формальной стороны, то и в течение последующих десятилетий.

Нелегкая ноша

Как мы говорили выше, имперское действие (в отличие от империалистического, которым руководит исключительно прагматика) определяется культурой. В культурной экспансии можно выделить две составляющие.

Первая из них — механизм освоения народом территории, специфическая для каждого этноса модель народной колонизации. Этот механизм связан, в частности, с восприятием заселяемого пространства и получает, если вообще получает, идеологически-ценностное обоснование уже постфактум. Он вытекает из «этнопсихологической конституции» народа, из комфортности для народа того или иного способа действия.

Вторая — центральный принцип империи, то идеальное основание, которое лежит в основании данной государственной общности. Это представление о должном состоянии мира. Центральный принцип империи всегда имеет религиозное происхождение и может быть выражен словами пророка Исайи: «С нами Бог, разумейте, народы, и покоряйтеся, ибо с нами Бог» (Исайя, 7, 18—19). Если «должное состояние мира» подразумевает ценность определенных государственных форм, а кроме того, обязанность распространять «должный порядок» на окружающий мир, то эта ценностная максима требует от принявшего ее народа имперского действия.

Имперские доминанты Рима, Византии и России во многом оставались схожими. При этом модели колонизации, модели освоения пространства, восприятия иноэтнического населения, свойственные народам этих трех империй, были различными. Не говоря уже о том, что и существовали эти империи в различные эпохи, в различном политическом и культурном окружении. Следовательно, каждый народ воспринимал имперскую систему, лишь минимальным образом адаптируя ее к своим этнопсихологическим особенностям и условиям существования. Скорее, он сам к ней приспосабливался. Система была для народа нелегкой ношей, жесткими рамками, в которые он сам себя (и других) ставил. Изучение истории империи невозможно без учета того, что каждый ее эпизод — это пример реализации (более или менее удачной) центрального имперского принципа в любых конкретных обстоятельствах.

С некоторой осторожностью можно утверждать, что имперская система во многих своих аспектах не зависит от этнической и психологической специфики. Индивидуальным является способ усвоения имперских доминант и пути их реализации. Последние связаны, в частности, с моделями народной колонизации, особенностями восприятия и освоения территории. Способ усвоения имперских доминант, психология их восприятия и интериоризации также безусловно связаны с особенностями народа, их принимающего. Тем не менее, центральный принцип империи является автономной составляющей имперского комплекса. Он определяет каркас здания империи — народная жизнь встраивается в него, подстраивается к нему. Более того, он требует определенного насилия имперского народа над самим собой, подавления собственных непосредственных импульсов и порой вступает в противоречие с механизмом народной колонизации.

«Колонизация — это экстенсивная сила народа, его способность воспроизводиться, шириться и расходиться по земле, это подчинение мира или его обширной части своему языку, своим нравам, своим идеалам и своим законам»,— писал в середине прошлого века француз Леруа Болье. Это в конечном счете попытка приведения мира в соответствие с тем идеалом, который присущ тому или иному народу. Причем идеальные мотивы могут порой преобладать над всеми прочими — экономическими, военными и другими. Во всяком случае, они постоянно проявляются в действиях державы, в ее отношении к другим народам: в том, как колонизаторы предопределяют судьбу той или иной страны, какого поведения требуют от завоеванных народов.

Что представляла собой Российская империя в ее идеальном образе? Она должна была заменить собой империю Византийскую, стать Третьим и последним Римом, единственным земным царством православия. Православие и было той идеей, которую должно было нести с собой русское государство, и включение в него новых и новых земель означало расширение пределов православного мира и увеличение численности православного народа. Таким образом, парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом православия, а последнее в данном случае выражалось посредством державного могущества — происходила сакрализация государства. Русское переставало быть этнической характеристикой и становилось государственной: все, что служит процветанию православной государственности, является русским. И стало быть, понималось не так, что русские — православный народ, а наоборот: весь православный народ — русские, по имени православного государства. Эта мифологема не столько высказывалась вслух, сколько проявлялась через действия, поступки, реакции людей, строивших Российскую империю.

Но мифологема воплощалась в реальном мире. И в том пространстве, которое возникало между мифологемой и жизнью, разворачивались такие события и отношения, которые создавали для носителей имперской идеи не только внешние, но и глубокие внутренние конфликты. Это естественно, поскольку имперское строительство — процесс непростой и противоречивый. Создание империи состоит в перманентном преодолении конфликтогенных ситуаций.

Явление внутреннего быта

История России есть «история страны, которая колонизируется», — такое определение дал русский экономист, автор работ по вопросам земплепользования и землевладения в Сибири, аграрным общинам, переселенческим вопросам, статистике А.А.Кауфманв книге «Переселение и колонизация». Определение, вне всякого сомнения, верное. Так, переселение из Рязанской губернии началось уже в то время, когда многие из селений здесь не имели вполне устойчивого вида, когда вообще крестьяне далеко не прочно осели еще на местах своей оседлости. Переселение из Курской губернии, по свидетельству земского сводного статистического сборника, началось как раз с того времени, когда закончился здесь процесс колонизации. И хотя массовые коллективные переселения не являются специфической русской чертой, но, как отмечает тот же Кауфман, «русские переселения существенно отличаются от аналогичных движений в Западной Европе тем, что они не имели характера эмиграции, то есть выселения из страны, а представляли собой простой переход с одного места жительства на другое… Новые территории, приобретаемые русскими, являются в полном смысле слова продолжением России».

Граница определяется передовой линией русских отрядов. Это восприятие мы встречаем и у Пушкина в его «Путешествии в Арзрум». «Вот и Арпачай,— говорит мне казак.— Арпачай! Наша граница… Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное… И я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег уже был завоеван. Я все еще находился в России».

Русский путешественник по Средней Азии Евгений Марков описал замечательную сцену, как русские крестьяне-переселенцы едут в только-только занятый нашими войсками Мерв: «Смелые русаки без раздумья и ничтоже сумняшись валили из своей Калуги в Мерву, как они называли Мервь, движимые темными слухами, что вызывают сюда в “забранный край” народушко российский на какие-то царские работы»9. Надеются крестьяне, что будут возмещены им потраченные на дорогу деньги и даны особые государственные льготы. А льгот никаких и в помине нет, и никто в новом «забранном» крае переселенцев не ждет, тем более не зовет...

Эта сцена очень типична. По мере продвижения русских войск в юго-восточном направлении занятые земли очень быстро заселялись русскими крестьянами. Напор колонизационного движения кажется поистине удивительным. Первые крестьянские просьбы о переселении в Сыр-Дарьинскую область относятся еще к 1868 году — году завоевания. В том же 1868 году, непосредственно после завоевания, первые русские колонисты переселились в Семипалатинскую область: 242 семьи из Воронежской губернии прибыли в Верный. Что же касается других регионов Средней Азии, то к 1914 году 40 процентов населения Киргизской степи и 6 процентов населения Туркестана, очень густо заселенного, составляли русские, в большинстве своем земледельцы. «Скорость, с которой русские крестьяне и другие колонисты заселяли районы, присоединенные с помощью силы, заставляла стираться грань, отделявшую колонии от метрополии»10 .

Как указывал А.Кауфман в упомянутом уже исследовании русской крестьянской колонизации, массовые переселенческие движения России, в отличие от Западной Европы, «были издревле и остаются до сих пор явлениями внутреннего быта».

Однако это «явление внутреннего быта» имело очень своеобразный характер, а именно — в каких бы формах оно ни выражалось, оно имело характер бегства от государства (вызванного в конечном счете постоянным конфликтом между крестьянским миром и государственными структурами). По точному замечанию историка Л.Сокольского, бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь в свое владычество. Начиная с первого правительственного указа озапрещении переселений и утверждении застав (1683 год), первыми его нарушителями «были царские же воеводы, о чем хорошо знало и центральное правительство. Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения… накладывали на них государственные подати и оставляли их покойно обрабатывать землю».

Это естественно, поскольку «нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда вместе с тем и земледельческим»11 . Но при всей важности для государства народной колонизации, без которой казенная колонизация не имела бы поддержки, государство словно бы ведет с переселенцами игру в «кошки-мышки». Как рассказывает П.Хворостинский в книге «Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи», вплоть до XX века «переселенец тайком бежал с родины, тайком пробирался в Сибирь по неудобным путям сообщения». До конца 80-х годов XIX века «ходоки и организаторы мелких переселенческих партий приравнивались к политическим агитаторам и выдворялись на родину по этапу».

Когда же государство, наконец, разрешает переселение официально, оно все-таки не управляет процессом. Исследователь переселений начала XX века Д.Драницын продолжает говорить о «вольной колонизации»: «От тундры до пустыни идет вольная русская колонизация; я говорю "вольная", так как дело Переселенческого Управления сводится к неполному удовлетворению спроса».

Поскольку колонизация зачастую оставалась «вольной», то переселенцы в новых «забранных» краях были в большинстве случаев предоставлены сами себе и успех предприятия зависел, в частности, от «их умения и средств входить в сделки с аборигенами». В литературе описывается, в качестве типичной, следующая модель образования русских поселений: «Влиятельный киргиз привлекает или из жалости принимает два-три двора, входит во вкус получения дохода за усадьбу, покос или пашню деньгами или испольной работой, расширяет дело все более и более, пока заимка не превращается в поселок из 20-30 и более дворов»12 . С другой стороны, описывая историю русских поселений, автор начала XX века отмечает поразительное упорство, с которым крестьяне отстаивали свое право жить на понравившейся им земле: «Первые годы, незнакомые с условиями жизни, переселенцы [в Муганскую степь, Закавказье] страшно бедствовали, болели лихорадкой и страдали от преследований туземцев, но с течением времени они понемногу окрепли и в настоящее время Петропавловское является зажиточным селением».

Русские крестьяне неуютно чувствовали себя только там, где сталкивались с туземными народами, обладающими собственной развитой культурой и национальным чувством, как это было в Закавказье или, например, в Приамурье, где китайцы жили абсолютно изолированно от русских (в отличие от корейцев, легко поддававшихся ассимиляции), и отношения между двумя этническими общинами были напряжены до крайности. Русский человек не чувствует себя господином над аборигенами, в каких-то ситуациях он может без всякого душевного надлома пойти в услужение к богатому туземцу. Но всякое проявление национальной обособленности, национального чувства для него дискомфортно, как нарушение общегосударственной однородности. По мере возможности он стремится нейтрализовать его.

Бегство от государства

Что же толкало русских крестьян оставлять насиженные места и отправляться на Кавказ, в Закаспийскую область, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток?

С точки зрения мотивации переселения можно выделить четыре основных потока. Во-первых, казачья колонизация, механизм которой мы рассматривать не будем: психология казачьей колонизации является отдельной темой. Другое дело, что вслед за казачьей военной колонизацией тянулись толпы крестьян великороссов и малороссов, которые заселяли казачий тыл.

Второй поток — насильственная колонизация. Это ссыльные, в частности, крестьяне-сектанты, которые выдворялись из центральных губерний России.

Третий поток колонизации можно назвать «бегством». На протяжении всей русской истории потоки людей выселялись на пустующие земли. Люди уходили от государства. Напор народной волны был столь велик, что даже с помощью крепостного права и других многочисленных мер сдержать его было нереально.

И, наконец, четвертый поток это полуорганизованное крестьянское переселение конца XIX — начала XX века, направленное и в Сибирь, и во вновь занятые области.

Традиционно, в качестве главной причины крестьянских переселений называется безземелье, но исследователи переселенческого движения отмечали, что среди переселенцев очень сильно преобладали сравнительно хорошо обеспеченные землей государственные крестьяне. Кроме того, безземелье — это причина постоянно действующая, переселения же носили «эпидемический характер», когда, как пишет А.Кауфман, «“вслед за людьми” с места снимались сотни и тысячи семей, для которых переселение не было вызвано никакой разумной необходимостью, никаким сознательным расчетом». Этот тип переселения также чрезвычайно походил на бегство, тем более, что крестьяне очень плохо представляли себе те места, в которые ехали, довольствуясь легендами о них. И даже когда правительство пыталось заставить крестьян засылать на места будущего водворения ходоков, которые могли бы оценить место и выбрать удобный участок, массы крестьян зачастую срывались целыми семьями, а иногда и деревнями, и ехали в места им неизвестные.

Но если учесть почти нелегальный характер русской колонизации, отсутствие реальной заботы о переселенцах, парадоксальными представляются народные толки и слухи, сопутствующие массовым переселениям конца XIX — начала XX века, которые очень походили на бегство и сплошь и рядом были несанкционированными. В них очень отчетливо присутствовал мотив государственных льгот для переселенцев. Эти толки показывали, что крестьяне в каком-то смысле понимали, что служат государству, от которого бегут... Так, Кауфман рассказывает, что «среди сибирских переселенцев многие ссылались на выставленную в волостном управлении бумагу, какой-то “царский указ”, приглашавший якобы переселяться; эта бумага оказалась циркуляром… имевшим целью удержать крестьян от необходимости переселения… В Могилевской губернии в 1884 году на рост числа переселений сильно повлияло опубликование правил переселения, весьма стеснительных. Действие этой ограничительной по цели публикации было весьма неожиданным: со всех концов губернии в Могилев потянулись люди, чтобы получить разрешение на переселение. Одно слово, исходившее от властей, вызвало пожар. Пошли обычные фантастические толки, что государыня купила себе в Сибири большое имение и вызывает теперь крестьян». Любая официальная бумага, в которой упоминалось слово «переселение», истолковывалась как клич царя, обращенный к православному народу: переселяйтесь.

Итак, модель русской колонизации может быть представлена следующим образом. Русские, присоединяя к своей империи очередной участок территории, словно бы разыгрывали на нем мистерию: бегство народа от государства — возвращение беглых вновь под государственную юрисдикцию — государственная колонизация новоприобретенных земель. Так было в XVII веке, так оставалось и в начале XX: «Крестьяне шли за Урал, не спрашивая, дозволено ли им это, и селились там, где им это нравилось. Жизнь заставляла правительство не только примириться с фактом, но и вмешиваться в дело в целях урегулирования водворения переселенцев на новых землях»13 .

Для русских, вне зависимости от того, какие цели ими движут и каковы их ценностные доминанты, арена действия — это «дикое поле», пространство, не ограниченное ни внешними, ни внутренними преградами. Освоение территории происходит посредством выбрасывания в «дикое поле» определенного излишка населения. Этот излишек на любом новом месте организуется в самодостаточный и автономный «мир». «Мир» и является субъектом действия, в частности — субъектом, осваивающим территорию, привычным «мы». На более высоком уровне это «мы» переносится на весь народ, но только таким образом, что сам народ начинает восприниматься как большой «мир».

В своей первоначальной форме русская колонизация представляла собой как бы наслоение «чешуек», участков территории, находившихся в юрисдикции отдельных «миров». Видимо, эта «чешуйчатая» структура пространства и характерна для русского восприятия. Так, большие «чешуйки» наращиваемой посредством военной силы территории в идеале должны были тут же покрываться мелкими «чешуйками» территорий отдельных русских «миров» — «дикое поле» осваивается, интериоризируется путем того, что приобретает «чешуйчатую» «мирскую» структуру. Этим объясняется и напор крестьянской колонизации даже в тех краях, которые по своим природным условиям, казалось бы, были не пригодны для оседлости русского населения. Уточним также, что в качестве «дикого поля» воспринималась народом любая территория, которая могла рассматриваться как потенциально своя: ее прежняя структурированность игнорировалась — будь это племенное деление территории или границы древних государственных образований. Признавались в какой-то степени лишь права туземной общины (если таковая имелась) — то есть та структурированность территории, которая приближалась к «мирской» — и ничто больше.

«Свое» население и проблемы ассимиляции

Государственная политика в вопросе колонизации в целом перекликалась с народным сознанием. Она определялась потребностью в заселении окраин как способе упрочнения на них русского господства. «Правительство заботилось о создании на окраинных землях земледельческого населения, пользуясь для этой цели и ссылкой, и “накликом свободных хлебопашцев”, которым предоставлялись различные льготы и пособия и давались в пользование земли… Попутно с этой правительственной колонизацией шла "вольная колонизация"… Истинная основа жизни должна была лечь, когда в землю завоеванных стран упало первое зерно завоевателя», — пишет А. Кауфман в «Переселении и колонизации».

Обычно правительство не прибегало к дискриминации инородцев, которые были для него «своими» гражданами империи, вплоть до того, что иногда местная администрация, пекущаяся прежде всего о «вверенном ей населении», сама «являлась одним из существеннейших тормозов, задерживающих переселение (русских) в ту или другую окраину»14 . Однако администрацию менее всего интересовали этнографические особенности этого «вверенного ей населения». Туземцы просто делятся на «мирных», не противящихся русской власти, выучивающих русский язык и отдающих детей в русские школы, и «буйных», оказывающих сопротивление. Так, во времена Кавказской войны все племена Кавказа «назывались одним именем — черкесов и кратко характеризовались даже в официальных бумагах как мошенники и разбойники»15 . Это отсутствие любопытства психологически объяснялось тем, что финал все равно был предрешен: каждый народ должен был рано или поздно слиться с русским или уйти с дороги, а потому исходная точка интересовала только специалистов.

Все «свое» население перестраивалось по единому образцу. Бывшие административные единицы уничтожались и на их месте создавались новые, «часто с совершенно искусственными границами и всегда, где это было возможно, с пестрым этнографическим составом населения». Расформировывалось местное самоуправление всех видов, система судопроизводства реформировалась по общероссийскому образцу, туземная общественная иерархия приводилась в соответствие с русской. Дворянство всех христианских народов приравнивалось в правах к русскому дворянству. Туземцы активно участвовали в местной администрации, порой обладая в ней очень значительным влиянием, становясь высшими государственными чиновниками и занимая высшие командные посты в армии; они вписывались в единую государственную иерархию и сами являлись «русской властью». «Лорис Медиков не армянский генерал,— восклицал публицист,— а русский генерал из армян»16. Создавалось единое административное пространство на всей территории империи.

Как это ни кажется удивительным, никакой идеологической программы колонизации, сопоставимой, скажем, с английской, где упор делался на то, что англичане несли покоренным народам просвещение и цивилизацию, в России не существовало. В специальных изданиях, посвященных теоретическим аспектам колонизации, рассматривались самые разные проблемы, но только не ее идеологическое обоснование. Видимо, в том не было нужды, оно подразумевалось само собой и основывалось на народной идеологии. Изредка повторялись трафаретные фразы о том, что Россия должна нести инородцам культуру, но обычно либо в весьма прозаическом контексте, где под культурой имелись в виду современные способы ведения хозяйства, либо в качестве упрека местной администрации — должна, но не несет: «За пятьдесят лет нашего владычества на Кавказе и за Кавказом, что мы, т. е. народ, сделали особенно полезного для себя и туземцев?»

Не было и разработанной методики колонизации. Если же колонизационные теории и появлялись, то они были удивительно неуклюжи и абсолютно неприемлемы на практике. Как отмечает публицист А.Липранди,«вся кавказская колонизационная политика являлась донельзя пестрой… Вероятно, не найдется во всемирной истории колонизации ни одного примера системы его, который не нашел бы себе подражания на Кавказе». Однако применение всех этих систем было кратковременным и мало влияло на общий уклад кавказской жизни. На Кавказе, так же как и везде в империи, колонизационная политика проводилась без всякой теоретической базы, на основании одной лишь интуиции; в основе ее лежала русская психология колонизации, о которой мы говорили выше, причем основные ее парадигмы проводились в жизнь чаще всего абсолютно бессознательно. Эти интуитивные методы могли быть самыми разнообразными. Гомогенность территории империи достигалась тысячью разных способов. И в каждом случае это было не правило, а исключение. «Имперская политика в национальном вопросе так же пестра и разнообразна в своих проявлениях, как пестро и разнообразно население империи. Те или иные имперские национальные мероприятия зависели от той или иной политической конъюнктуры, от того или иного соотношения сил, от тех или иных личных пристрастий и антипатий. Но цель всегда ясна: исключение политического сепаратизма и установление государственного единства на всем пространстве империи»17 .

Природная способность русских к ассимиляции обычно преувеличивалась и ими самими, и внешними наблюдателями. Причина этой ошибки состоит в том, что на многих территориях империи ассимиляция происходила быстро и почти безболезненно. Но так было не везде и не всегда. С психологической точки зрения, русские колонисты были чрезвычайно интровертны, замкнуты в себе и вообще не склонны обращать особое внимание на инородческое население. Исследователей поражала порой традиционная нечувствительность русских к национальным проблемам и их вполне искреннее неумение «воспринять национальное неудовольствие всерьез».

Когда же русские не наталкивались на обостренное национальное чувство, то вполне могла складываться картина, подобная той, которую описал английский путешественник Д.М.Уэллс: «В восточных и северо-восточных областях европейской России множество сел населены наполовину русскими, а наполовину татарами, но слияние двух национальностей не происходит… Между двумя расами существуют прекрасные взаимоотношения, деревенским старостой бывает то русский, то татарин». Более того, порой русские крестьяне начинали придерживаться того мнения, что «сколь абсурдно заставлять татар поменять цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставлять их поменять свою религию».

Итак, ассимиляцию нельзя считать элементом модели народной колонизации, но она была составной частью русского имперского комплекса, основанного на взаимодействии религиозной и государственной составляющих. Ассимиляция происходила на волне религиозного подъема, когда, по выражению автора «Кавказских очерков» В.П.Погожева, «связь русских пришельцев с инородцами-аборигенами прочно цементировалась восьмиконечным крестом». Слишком утрированно, но по существу верно, писал историк А.А.Царевский: «Мордва, татары, чуваши, черемисы и т.п. инородцы, даже евреи, с принятием православия на наших, можно сказать, глазах так естественно и быстро преображаются и приобщаются русской народности, что через два-три поколения трудно бывает и усмотреть в них какие-нибудь племенные черты их инородческого происхождения».

Но когда в том или ином регионе русский имперский комплекс испытывал дисбаланс, например, в результате преобладания этатистской составляющей над религиозной, ассимиляция не происходила, вопреки всем стараниям властей.

Именно это и случилось в Туркестане. В силу геостратегических и этнополитических особенностей региона религиозная составляющая русского имперского комплекса была отставлена на задний план. Как пишет русский путешественник в начале XX века, «особенно странно, что в этих новых “забранных местах” нет русского монаха, русского священника».

При такой установке, несмотря на множество мер (относящихся главным образом к сфере образования, в частности, к созданию русско-туземных школ), несмотря на массовость русской колонизации, ассимиляции не происходило, более того — в Туркестане были зафиксированы случаи, когда «некоторые коренные русские люди принимали ислам». В свете этого, довольно наивными представляются утверждения публицистов-русификаторов, что достаточно заселить тот или иной край русскими, и те автоматически будут влиять «обрусительным образом на окрестное население, установив с ним близкие отношения». На рубеже веков, когда этатистская составляющая имперского комплекса подавляла религиозную, когда посредством секулярного этатизма на русскую почву проникала националистическая идеология (которая, в противоположность имперской, исключает культурную экспансию), никакая массовая колонизация не могла интегрировать население страны.

Вместе с тем, интенсификация центрального принципа империи сама порой служила серьезным препятствием народной колонизации. Посмотрим, на примере Закавказья, какое влияние его реализация оказывала на русскую колонизацию.

Закавказье и Восточный вопрос

Исследователи указывали на удивительную способность русских «общаться с варварами, понимать и быть ими понятыми, ассимилировать их с такой легкостью, которая не встречается в колониях других народов». При этом русским оказывалось достаточно «тонким слоем разлиться по великому материку, чтобы утвердить в нем свое господство».

В случае прямого сопротивления, нежелания покориться русской власти русские тоже не испытывали никаких психологических сложностей: в дело вступали армия или казачество, следовали карательные экспедиции. Непокоренных выдворяли с обжитых территорий и селили на новые, где они, оторванные от родной почвы, постепенно ассимилировались. Препятствием для русской колонизации всякий раз становились культурные народы, народы, обладающие собственной государственностью и воспринимающие приход русских как зло, как, например, китайцы в Приамурье или государственные образования в Туркестане. Но и там был возможен либо подкуп верхушечных слоев общества, либо опять-таки карательные мероприятия.

Наиболее бессильными русские чувствовали себя в местностях, населенных культурными народами, где их власть была встречена с удовлетворением (как в Финляндии) или даже с радостью (как в Закавказье). Ассимиляционные процессы там не продвигались ни на шаг, а карать и наказывать туземцев было решительно не за что. Местные жители полагали, что делают все от них зависящее, чтобы власти были ими довольны, и русские, если рассматривали дело спокойно, были вынуждены признать, что это действительно так. Однако применение общей туземной политики давало обратный результат. Отказ от протекторатного правления «де-юре» привел к нему же «де-факто», но только в формах, менее удобных для колонизаторов, чем если бы они установили это правление сами и контролировали его. На практике получилась какая-то уродливая форма протектората, уродливая именно своей неустойчивостью и неопределенностью, которая вынуждала обе стороны постоянно «тянуть одеяло на себя», приводила к срывам типа голицынского правления и кавказской смуты, после чего установилось новое «перемирие», столь же неустойчивое.

Русские крестьяне-колонизаторы, демонстрировавшие свою выносливость и приспосабливающиеся к климату самых разных частей империи, не могли свыкнуться с климатом Закавказья и осесть здесь. Возможно, они инстинктивно ощущали двусмысленность и неопределенность государственной политики в Закавказье, не чувствовали за собой сильную руку русской власти, не могли сознавать себя исполнителями царской государственной воли, будто бы водворение их здесь было всего лишь чьей-то прихотью. Край был вроде бы завоеван, а Россией не становился. Ощущение не-России заставляло их покидать край. Переселенцы не столько не получали действительной помощи себе, сколько чувствовали моральный дискомфорт из-за «нерусскости» власти, из-за нарушения колонизаторских стереотипов, из-за того, что рушилась нормативная для них картина мира: то, что по всем признакам должно быть Россией, таковой не являлось. Но эта не-Россия была невраждебной, она не вписывалась в образ врага русских, против которого могла быть применена сила.

Однако и государство находилось здесь в своего рода замешательстве. Проблема Закавказья напрямую упиралась в Восточный вопрос, который имел для России центральное значение. Не только в геополитическом, но и в идеальном плане — и в этом отношении его основной смысл состоял в борьбе за Константинополь. С точки зрения центральной мифологемы Российской империи, завоевание Константинополя должно было стать кульминационным пунктом создания новой Византии. А два из трех основных закавказских народов имели права на византийское наследство. Прежде всего это касалось грузин, сохранивших чистоту православия в самых тяжелых условиях и в некоторые моменты истории оказывавшихся чуть ли не единственными хранителями эзотерической православной традиции.

В русском имперском сознании столкнулись две установки: с одной стороны, эти народы должны были иметь в империи статус, равный статусу русских (этого требовали религиозные составляющие имперского комплекса). С другой — они должны были быть включены в гомогенное пространство империи (как того требовали государственные составляющие этого комплекса), что было невыполнимо без систематического насилия над такими древними своеобычными народами, как грузины и армяне. Если насилие по отношению к мусульманам в рамках русского имперского комплекса еще могло найти внутреннее оправдание, то насилие над христианскими народами просто разрушало всю идеальную структуру империи как Великого христианского царства и превращало ее в голый этатизм, без иного внутреннего содержания, кроме прагматического. Лишенная сакральной санкции империя должна была моментально рассыпаться. С прагматической точки зрения она мало интересовала таких прирожденных идеалистов, какими всегда были русские. Когда же русские пытались последовательно воплощать идеальное начало своей империи, то не справлялись с управлением государством и приходили к психологическому срыву.

Конфликтогенный «знак равенства»

Нельзя сказать, что государственным образованиям Закавказья было отказано в праве на существование без всякого колебания. Однако в конечном счете победил унитарный взгляд, и Закавказье было разбито на ряд губерний по общероссийскому образцу; социальная структура закавказского общества была также переформирована на манер существовавшей в России; была упразднена автокефалия грузинской церкви. Таким образом, в социальном и административном плане однородность Закавказского края со всей прочей российской территорией была достигнута рядом реформ, правда, растянутых на несколько десятилетий.

Что же касается правовой и гражданской гомогенности населения Закавказья в Российской империи, то здесь сложилась крайне любопытная ситуация.

Включение в российский государственный механизм мусульманского населения края было для русских властей делом относительно нетрудным. Это были не первые и не последние мусульмане, которые в результате расширения границ империи оказались на ее территории, и принципы управления мусульманским населением были уже отработаны.

Иначе обстояло дело с грузинами и армянами. Во-первых, они были христиане, что уже само по себе ставило их на одну доску с русскими; во-вторых, они не были завоеваны, а вошли в состав Российской империи добровольно — и все правители Кавказа, вплоть до времен князя Голицына, «держались того принципа, что туземцы, в особенности христианского вероисповедания, те, которые добровольно предались скипетру России, должны пользоваться полным равноправием»18 . Более того, они сами могли считаться завоевателями, так как принимали активное участие в покорении Закавказья русской армией, потом в замирении Кавказа, а затем в русско-турецкой войне, когда значительная часть командных постов в кавказской армии была занята армянами. А это уже давало не просто равноправие с русскими, а статус русского. «Армянин, пробивший себе дорогу и стяжавший себе имя в кавказской армии, сделался русским, пока приобрел в рядах такой высоко- и художественно-доблестной армии, как кавказская, честное имя и славу храброго и способного генерала», — отмечает гр. Витте и именно на этом основании утверждает, что мы «прочно спаяли этот край с Россией».

Таким образом, кажется, что единство Закавказья с Россией достигнуто, и проблем не остается. Размышление об этом приводит русского публициста в экстаз: «Возьмите любую русскую окраину: Польшу, Финляндию, Остзейский край, и вы не найдете во взаимных их отношениях с Россией и русскими того драгоценного (пусть простят мне математическую терминологию) “знака равенства”, который… дает право говорить, что край этот завоеван более духом, чем мечом… Где корень этого беспримерного знака равенства? Лежит ли он в добродушной, справедливой и откровенной природе русского человека, нашедшего созвучие в природе кавказца? Или, наоборот, его нужно искать в духовном богатстве древней восточной культуры Кавказа?»19

Однако практическое следствие этого «знака равенства» вызвало шок, не скажу у русского общества в целом (оно было мало информировано о закавказской жизни), но почти у каждого русского, которого по тем или иным причинам судьба заносила в Закавказье. Практически все отрасли промышленности и хозяйства, вся экономика и торговля края, почти все командные должности (и гражданские, и военные), юриспруденция, образование, печать — были в руках у инородцев. Власть, очевидно, уходила из рук, и заезжий публицист предлагает разобраться, что же русская власть в конце концов собирается создать на Кавказе — Россию или Армению, и с ужасом восклицает: «Состав кавказской администрации и чиновничества по сравнению со всей Россией совершенно исключительный: ни по одному ведомству здесь нет, не говорю уже русской, но хотя бы полурусской власти»20 . И эта власть казалась уже не просто нерусской, а антирусской. В таких случаях особенно возмущало противодействие кавказской администрации русскому переселению. «Лозунгом было избрано категорическое заявление: “На Кавказе свободных мест для поселения русских нет”. Оно распространилось и в административной сфере, и в прессе, постепенно укоренилось в общественном мнении»21 .

Таким образом, мы можем заключить: несмотря на то, что в Закавказье были уничтожены все прежде существовавшие государственные формирования и все системы местной власти, в крае де-факто складывалось самоуправление, причем почти неподконтрольное для русских, власть наместника становится почти номинальной. Мы говорим здесь только о внутренних делах края, поскольку в целом его зависимость от России полностью сохранялась, так же как и стратегические выгоды России от владения краем.

Однако сложившееся положение вещей все более и более раздражало русских. Та форма правления, которая утвердилась в Закавказье, не могла быть названа даже протекторатной, так как протекторат предполагает значительно больший (хотя и замаскированный) контроль над местным самоуправлением (по крайней мере, упорядоченность этого контроля, поскольку в закавказском случае часто заранее нельзя было сказать, что поддавалось контролированию, а что нет) и отрицает «знак равенства». Между тем именно «знак равенства» и создал неподконтрольность местного управления. Любой русский генерал имел равно те же права, что и генерал грузинского или армянского происхождения, а Лорис-Меликов, занимая пост министра внутренних дел Российской империи, мог ответить отказом наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу на его предложение о заселении Карсской области русскими крестьянами. Область была в значительной степени колонизирована армянами, т. е. последние взяли на себя и колонизаторские функции, которые русские совершенно не собирались выпускать из своих рук.

Для русских как для колонизаторов складывалась замкнутая ситуация: соблюдение в крае общих принципов русской туземной и колонизационной политики давало результат, обратный ожидаемому. При наличии всех внешних признаков гомогенности населения края населению метрополии (христианское вероисповедание, хорошее владение русским языком, охотное участие в государственных делах и военных операциях на благо России) реально оказывалось, что дистанция не уменьшалась. Русским оставалось либо закрыть на это глаза (коль скоро стратегические выгоды сохранялись), либо стараться сломать сложившуюся систему. Последнее и попытался осуществить князь Голицын.

При Голицыне начинается спешная колонизация и русификация края. Однако ожидаемого положительного результата не получается. Русские колонисты с завидным упорством завозятся в Закавказье, где, не привыкшие к местному климату и не встречая серьезную заботу о себе со стороны местных властей, десятками заболевают малярией и гибнут, а сотнями и тысячами уезжают из Закавказского края искать лучших земель. На их место пытаются завезти новых. Попытка же форсированной русификации края приводит к страшной кавказской смуте, «сопровождавшейся действительно сказочными ужасами, во всех трех проявлениях этой смуты: армянские волнения, армяно-татарские распри и так называемая “грузинская революция”», — сообщает В.Погожев в «Кавказских очерках».

Русская администрация оказывается вынужденной отступиться и взглянуть на вещи спокойнее. Новый наместник Кавказа гр. Воронцов-Дашков закрывает на несколько лет Закавказье для русской колонизации, признав, что опыты «водворения русских переселенцев давали лишь печальные результаты, и население сел, образованных ранее, почти повсюду изменилось». Отменив же меры по насильственной русификации края, новый наместник с удовлетворением обнаруживает, что в Закавказье «нет сепаратизма отдельных национальностей и нет сепаратизма общекавказского… Нельзя указать случаев противодействия пре­подаванию русского языка».

Таким образом, все возвращается на круги своя. Население Кавказа снова превращается в лояльных граждан империи, но все ключевые позиции в крае, особенно в экономической, торговой и образовательной сферах, остаются полностью в их руках, водворения русских крестьян-колонистов не происходит, и власть в крае, по существу, продолжает оставаться нерусской, точнее, номинально русской.

Вероятнее всего, мир был бы временным, и вслед за некоторым периодом успокоения неминуемо бы последовала новая вспышка насильственной русификации, а вслед за ней новая смута. Грозила эпоха постоянных неурядиц, в результате которой и жизнь местного населения, и жизнь русских в Закавказье могла бы превратиться в сплошной кошмар.

Однако ситуация была еще сложнее. После окончания Первой мировой войны по плану раздела Османской империи между державами Согласия по так называемому плану Сайкс-Пико к Российской империи должны были отойти восточные вилайеты со значительным армянским населением. Насколько русские способны были переварить подобное приобретение? На повестку дня вновь вставал вопрос об армянской автономии (в пределах этих вилайетов). Во всяком случае армянам, сражавшимся на кавказском фронте, как и армянам в Турции, отказывающимся сражаться против русских войск, позволялось надеяться именно на такой исход своей судьбы.

Памятуя об идеальном образе Российской империи, Евг. Трубецкой писал: «Как в 1877 году на нашем пути к Константинополю лежала Болгария, так же точно нам на этом пути не миновать Армению, которая так же не может быть оставлена под турецким владычеством: ибо для армян это владычество означает периодически повторяющуюся резню… Только в качестве всеобщей освободительницы малых народов и заступницы за них Россия может завладеть Константинополем и проливами». А между тем русский генералитет и наместник Кавказа великий князь Николай Николаевич настаивали на включении армянских вилайетов в единое государственное пространство России с универсальной для всех областей системой управления. Коса нашла на камень.

Но несмотря на дискомфорт, вызванный неуспехом колонизации и русификации края, реальные имперские установки в отношении Закавказья были очень сдержанными: стремились выжать из геополитического положения края все возможные выгоды (чему фактическая автономия края препятствием ни в коей мере не была), а в остальном предоставить событиям течь своим чередом и подавлять в себе приступы раздражительности и обиды, раз в целом закавказская политика соответствовала идеальному смыслу Восточного вопроса и тем по большому счету была оправдана, хотя требовала таких моральных жертв, как признание, что русские не в состоянии колонизировать территорию, политически находящуюся от них в безраздельной зависимости. Как писал английский политик и путешественник Вайгхем, «совершенно невозможно поверить, что значительная часть [переселенческого] потока, направлявшегося в Сибирь, не могла быть повернута в Закавказье, если бы правительство этого хотело всерьез. На население Закавказья не оказывали давления, подобного тому, как это было в других частях империи, и русские не приходили в сколько-нибудь значимом количестве на прекрасные холмы Грузии и нагорья Армении».

Создание «второй Англии»

Процесс британского имперского строительства во многом отличен от российского. Русская колонизация ведет к расширению российской государственной территории: русская колония, образуясь вне пределов российской территории, стимулировала подвижки границы. У англичан колония, изначально находясь под британской юрисдикцией, стремится выйти из нее. Но этот путь вел к созданию своеобразной «метаимперии», объединенной не столько юридически, сколько посредством языкового и ценностного единства.

«Для чего создавалась и сохранялась Британская империя?.. С самых первых времен английской колонизации и до наших дней этот вопрос занимал умы британских мыслителей и политиков», — писал один из английских историков, К. Норр. Чтобы дать ответ на этот вопрос, начнем с того, как воспринимает английский народ ту территорию, которую собирается осваивать. И кстати заметим, что для русских изучение Британской империи имеет особую ценность, ведь свою историю можно полностью понять только сравнивая с чужими историями.

В чем особенности Британской империи?

Во-первых, до последней трети XVIII века она была в основ­ном мирной. Англичане занимали такие части света, которые «по своей малозаселенности давали полный простор для всякого, кто желал там поселиться»22 . Во-вторых, связи англичан с местным населением их ко­лоний были минимальны. Как отмечает Леруа-Болье,«отличительной чертой английских колоний являлось совпадение густоты населения с почти исключительно европейским его происхождением». Смешанные браки были исключитель­ным явлением, дух миссионерства вплоть до XIX века вовсе не был при­сущ англичанам: они как бы игнорировали туземцев. В-третьих, вплоть до XIX века «английское правительство, в противоположность испанскому и португальскому, на деле не принимало никакого участия в основании колоний; вмешательство метрополии в их внутреннюю организацию по праву всегда было ограничено, а на деле равнялось нулю»23 . Английский историк Е. Баркер писал: «Когда мы начали колонизацию, мы уже име­ли идею — социально-политическую идею, — что, помимо английского государства, имеется также английское общество, а точнее — английские добровольные общества (и в форме религиозных конгрегаций, и в форме торговых компаний), которые были готовы и способны действо­вать независимо от государства и на свои собственные средства... Именно английские добровольные общества, а не государство, учреждали поселения в наших ранних колониях и таким образом начали создавать то, что сегодня мы называем империей».

Более того, английские переселенцы, по точному выражению А.Т.Мэхэна, словно бы желали «не пере­носить с собой Англию, а создать нечто новое, что не должно было сделаться второй Англией». Все их интересы были связаны с новой родиной, они трудились на ее благо, а потому английские колонии оказались ус­тойчивее, прочнее, многолюднее колоний всех других европейских народов. «Английская нация с основания своих первых поселений в Америке обнаружила признаки специальных способностей к колони­зации», — отмечает тот же А.Т.Мэхэн. Однако английские колонии вплоть до последней трети XIX века не воспринимались англичанами как особо значимая ценность — и это еще одна отличительная черта английской колонизации. В этом смысле весьма примечательно замечание, которое делает в своей книге «Расширение Англии» Дж.Сили: «Есть нечто крайне характерное в том индифферентизме, с которым англичане от­носятся к могучему явлению развития их расы и расширения их госу­дарства. Они покорили и заселили полсвета, как бы сами не отдавая себе в том отчета».

Это до какой-то степени можно объяснить спецификой английских колоний. Английская эмиграция первоначально имела религиозные причины, англичане-колонисты рвали все связи со Старым Светом, и разрыв этот оставлял в их душах глубочайший след. «Пуританин и колонист... остается прежде всего эмигрантом, который воспринимает человека и обще­ство, исходя из разрыва, подобного не пропасти между двумя участками твердой земли, землей, которую он оставил, и землей, которая его приняла, — но подобного зиянию между двумя пустотами: пустотой отверг­нутой и пустотой надежды»24 .

Параллельно возникали и торговые фактории. Как сообщает Хоррабин в «Очерке историко-экономической географии мира», Англия «учредила торговые станции во всех уголках земного шара... Но воспринимались ли они вполне как колонии? С точки зрения торговых интересов увеличение территории было для Англии не только не необходимо, но даже нежелательно. Ей нужно было только держать в своих руках пункты, господствующие над главными путями. В XVIII в. английские торговцы больше дорожили двумя вест-индскими ост­ровками, чем всей Канадой. Во времена парусных судов эти остров­ки господствовали над морскими путями, соединявшими Европу со всеми американскими портами. Там же, где Англия приобрела дей­ствительно крупные владения, т.е. в Индии и Канаде, это было сде­лано главным образом потому, что здесь приходилось бороться за каждый опорный пункт с постоянной соперницей — Францией, так что для укрепления позиций был необходим обширный тыл... На протяже­нии XIX в. из этих торговых станций и портов выросла Британская им­перия. Между 1800 и 1850 гг. площадь империи утроилась. К 1919 г. она утроилась еще раз». Однако эти новые территории уже не представляли интереса для британских переселенцев.

Основным субъектом действия в английской модели колонизации является некое «общество», «сообщество» (все равно, религиозное или торговое). Каждое из них так или иначе воспринимало религиозно-ценностные основания Британской империи (и к торговым сообществам, как мы видели, это относится в полной мере). Но поскольку в британской идеологеме империи понятия «сообщество» и «империя» синонимичны, то — в данном контексте — сами эти сообщества превращались в мини-империи. Не случайно Ост-Индскую компанию называли «государством в государстве», не случайно лорд Дж. Керзон называл Индию империей в империи. Каждое «сообщество», которое, в конеч­ном счете, исторически складывалось не в силу каких-либо историчес­ких причин, а потому, что такой способ действия для англичан наиболее комфортен (таков «образ коллектива» в картине мира англичан), и каж­дое из них все более замыкалось в себе, абстрагируясь как от туземного населения, так и от метрополии. И каждое из них тем или иным образом проигрывало внутри себя альтернативу «сообщество — империя». Оно отталкивалось от идеологемы «сообщество», «привилегированное (арис­тократическое) сообщество», «сообщество белых людей» и переходило к понятию «империя аристократов».

Создавалась структура взаимосвязанных мини-империй. Единство этой структуры вплоть до конца XIX века практически выпадало из сознания англичан, оно не было принципиально важным. Субъектом действия были «мини-империи» (будь то сельскохозяйственные поселения, торговые фактории или, позднее, миссионерские центры), и их подспудное идеологическое обоснование обеспечивало их мобильность, а, следовательно, силу английской экспансии.

Между этими «мини-империями» и «центром», именовавшим себя Британской империей, существовало постоянное непреодолимое противоречие: «центр» стремился привести свои колонии («мини-империи») к «единому знаменателю», а колонии, самодостаточные по своему внутреннему ощущению, противились унификации, восставали против центра, отделялись от метрополии юридически. Впрочем, хотя отделение Соединенных Штатов вызвало в Британии значительный шок и появление антиимперский идеологии «малой Англии», но это ни на миг не снизило темпов реального имперского строительства, в результате чего сложилась так называемая «вторая империя».

Сама по себе колониальная система, структура «мини-империй» имела, по существу, только пропагандистское значение. В известном смысле прав русский геополитик И. Вернадский, который писал о Британской империи, что «по своему внут­реннему устройству и по характеру своего народа эта страна может лег­ко обойтись без той или другой колонии, из которых ни одна не сплочена с нею в одно целое и каждая живет своей особенной жизнью. Состав британских владений есть скорее агрегат многих политических тел, не­жели одна неразрывная целостность. Оторвите каждое из них, и метро­полия будет существовать едва ли не с прежней силой. С течением вре­мени она даже приобретет новые владения и старая потеря почти не будет для нее заметна. Так, у некоторых животных вы можете отнять часть тела, и оно будет жить по-прежнему и вскоре получит, взамен ос­тавшейся под вашим ножом, другую часть».

За невидимым барьером

Сколь прочны и многолюдны были британские колонии, основанные когда-то на слабозаселенных землях, столь же труден был для англичан процесс интериоризации земель, имеющих сколько-нибудь значитель­ную плотность туземного населения. Так, английское население в Индии, не состоящее ни на военной, ни на государственной службе, к концу XIX века составляло, по одним данным, 50 тысяч человек, по другим — приближалось к 100 тысячам. И это при том, что начиная с 1859 года, после подавления мятежа, британское правительство проводило поли­тику, направленную на привлечение британцев в Индию, а на индийском субконтиненте имелись нагорья, по климату, растительности и относи­тельной редкости местного населения вполне пригодные для колониза­ции, во всяком случае, в большей степени подходящие для земледельческой колонизации, чем «хлопковые земли» Средней Азии, активно заселявшиеся русскими крестьянами. Английский чиновник Б.Ходгсон, прослуживший в Индии тридцать лет своей жизни, писал, что индийские Гималаи могут стать «великолепной находкой для голодающих крестьян Ирландии и горных местностей Шотландии». Еще более остро стоял вопрос о британской колонизации горных районов, Гималаев, в том числе в связи с возможной угрозой Индии со стороны России. «Колонизация горных районов Индии, — писал Х. Кларк, — дает нам преимущество, которое никогда не будет нами потеряно. Колонизация дает нам возможность создать милицию, которая будут поддерживать европейский контроль над Индией и защищать ее границы на севере и северо-востоке. Английское население в миллион человек сделает бунт или революцию в Индии невозможной и обезопасит мирное население, сделает наше господство незыблемым и положит конец всем планам России».

Одним из таких районов был Уттаракханд, включающий в себя провинции Гарваль, Кюмаон (близкую по этническому составу населения) и небольшое протекторатное княжество Тери-Гарваль. Все эти земли попали под британское владычество в результате Непальской войны в 1815 году. Местность эта, расположенная на склонах Гималаев, представлялась британским путешественникам райским уголком, напоминающим «роскошный сад, где все, что произвела земля Европы и Азии — или даже всего мира — было собрано вместе. Яблони, груши, гранаты, фиговые и шелковичные деревья росли в огромных количествах и в самых великолепных своих формах. Ежевика и малина соблазнительно свешивались с уступов обрывистых скал, а наша тропа была усыпана ягодами земляники. И в какую сторону ни посмотри — цветущий вереск, фиалки, жасмин, бесчисленные розовые кусты в полном цвету», — восторгается Т.Скиннер в «Экскурсиях по Индии», вышедших в свет в 1832 году.

Однако поведение британцев-колонистов в Гималаях выглядит не вполне логичным с прагматической точки зрения и объяснимым только если рассматривать его в свете британской модели колонизации. Британцы избегали колонизировать территории со сколько-нибудь значительным местным населением, а если и прибегали к этому, то создавали целую громоздкую систему, препятствующую их непосредственным контактам с местным населением. Так, англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев.

Но вопрос остался на бумаге. Для того, чтобы жить в Гималаях, требовалось вступить в прочные отношения с местным населением. Последнее по своему характеру британцам было даже симпатично. Англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев. Монахи и аскеты, нашедшие себе убежища в снежной суровости высоких гор, стали основными персонажами европейских описаний Гималаев. В отличие от обычной индийской чувственности, путешественники находили здесь величайшее самообуздание, столь импонировавшее викторианцам. Гималаи в представлениях англичан были местом преимущественно романтическим. Жизнь крестьян описывалась так же преимущественно в идиллических тонах. Обращалось внимание на их необыкновенно чистые и прекрасно возделанные угодья.

Однако британское население, состоявшее главным образом из чиновников лесного ведомства, жило в поселках, приближаться к которым местным жителям было строжайше запрещено, словно поставлен был невидимый барьер. И когда в Гарвале — одной из местностей Гималаев — действительно возникают европейские поселения, британцы поступают с этими романтическими горами точно так же, как в это же время с романтическими горами своей родины — горами Шотландии: стремятся вырубить естественные лесные массивы и засадить горные склоны корабельными соснами. Действия британцев могли бы казаться чисто прагматическими, если не учитывать, что тем самым они лишили себя одного из немногочисленных плацдармов для британской колонизации Индии, вступив в затяжной конфликт с местным населением. В результате британские поселения Гарваля так никогда и не превысили общую численность в тысячу человек.

Англичане и абстрагировались от местного населения, и создавали для себя миф о загадочных жителях Гималаев, и воспевали чудесную природу края, и признавали практически только хозяйственное ее использование. Их восприятие как бы раздваивалось. В результате, осознавая и возможность, и желательность крестьянской колонизации района Гарваля, британцы не решались к ней приступить.

Между британцами и местным населением словно бы всегда стоял невидимый барьер, преодолеть который они не могли. Так, еще во времена колонизации Америки «угроза, исходящая от индейца, приняла для пуританина природно-тотальный характер и в образе врага слитыми воедино оказались индеец-дикарь и породившая его дикая стихия природы... Пуританский образ индейца-врага наложил свой отпечаток на восприятие переселенцами пространства: оно для них активно, это пространство-“западня”, полное подвижных и неожиданных препятствий»25 .

Британцы создавали себе в своих владениях узкий мирок, в который не допускались никакие туземцы и который должен был бы воспроизводить английское общество в миниатюре. Однако психологическую неадекватность этого ощущения обнаруживает тот факт, что, прожив несколько лет в таких колониях, англичане, от колониальных чиновников до последних бродяг, чувствовали, попадая назад в Англию, еще больший дискомфорт. Те, кто волей судьбы оказывался перед необходимостью более или менее близко соприкасаться с не-европейцами (чего англичане избегали), приобретали себе комплекс «аристократов» и тем по существу обращались в маргиналов в английском обществе. Ничего подобного не знает история никакого другого европейского народа.

Любая новая территория, где селится англичанин, в его восприятии — «чистая доска», на которой он творит свой собственный мир по своему вкусу. Это в равной степени относится и к колонизации Америки, и к созданию Индо-Британской империи. Так, «пуритане, несмотря на свои миссионерские претензии, рассматривали Америку как свою собственную страну, а ее коренных жителей, как препятствие на пути своего предопределения как американцев. Будучи пионерами, осваивавшими богатую неразвитую страну, первые американцы верили в свою способность построить общество, отвечающее их желаниям». Аналогичным образом и «индийская “tabula rasa” представлялась во всех отношениях в высшей степени подходящей, чтобы устроить там общество на свой собственный манер»26 .

Внешне это восприятие может напоминать «дикое поле» русских, но имеется одно очень существенное различие. Русские осваивают «дикое поле», вбирают его в себя, не стремясь ни ограничить его, ни устранить встречающиеся на нем препятствия. Русские как бы игнорируют конфликтогенные факторы, связанные с новой территорией, и не прилагают никаких усилий, чтобы устранить их возможное деструктивное действие. Эти конфликтогенные факторы изначально рассматриваются не как внешние трудности, а как внутренние, от которых не уйдешь, но которые не подлежат планомерному устранению, а могут быть сняты только в более широком контексте деятельности народа. Англичане же, если они не могли избежать самого столкновения с тем, что порождает конфликтность — а сам факт существования туземного населения уже является для англичан конфликтогенным, ведь туземное население так или иначе препятствует реализации собственно английских представлений, — то они стремились поставить между собой и местным населением барьер.

К чему приводило наличие психологического барьера между англичанами и коренным населением колоний? Эдвард Спайсер в книге «Циклы завоевания» описывает как из «политики изоляции» постепенно развивалась концепция резерваций, воплотившаяся в отношениях с индейцами Северной Америки. Изначально эта концепция выразилась в том, что с рядом индейских племен были подписаны договоры как бы о территориальном разграничении. Но существенным в этих договорах для англичан было не определение территориальных границ (напротив, они изначально игнорировали эти границы), а то, что в результате самого акта подписания договора индейское племя превращалось для англичан в некоего юридического субъекта, через что отношения с ним вводились в строго определенные и ограниченные рамки. Очевидная бессмысленность наделения индейцев статусом юридического лица, при том, что никакие права де-факто за ними не признавались, параллельно навязчивым желанием англо-американцев придерживаться даже в случаях откровенного насилия определенных ритуалов, свойственных международным отношениям, указывает на то, что внешний статус индейцев имел в глазах колонистов самостоятельную ценность. Он давал возможность экстериоризировать туземный фактор, отделить его от себя и тем самым получить возможность абстрагироваться от него.

Такие сложные психологические комплексы, казалось бы, должны были остановить колонизацию. А между тем англичане создали империю значительно более прочную, чем, например, испанцы, хотя последние прикладывали к созданию империи больше сознательных усилий. Значит ли это, что разгадка — в коммерческих способностях англичан?

«Империя — это торговля», — говорил Дж. Чемберлен. И действи­тельно, значительная доля справедливости есть в той точке зрения, что Британская империя является «коммерческой комбинацией, деловым синдикатом»27. Но этого объяснения недостаточно, ибо как психологически могли сочетаться эта гипертрофированная самозамкнутость англичан и гигантский размах их торговых операций, заставлявший проникать их в самые удаленные части земли и чувствовать там себя полными хозяевами?

Т. Маколи сетовал на то, что англичане вовсе не интересуются Ин­дией и «предмет этот для большинства читателей кажется не только скуч­ным, но и положительно неприятным». Пик английской завоевательной политики на Востоке по времени (первая половина XIX века) совпал с пи­ком антиимперских настроений в Англии, так что кажется, словно жизнь на Британских островах текла сама по себе, а на Востоке, где основным принципом британской политики уже стала «оборона Индии» — сама по себе. Англичане уже словно бы свыклись с мыслью о неизбежности потери колоний и даже желательности их отпадения, как то проповедовали экономисты Манчестерской школы. Узнав о коварстве и жестокостях пол­ководца У. Хастингса, английское общественное мнение поначалу воз­мутилось, однако гнев прошел быстро, и У. Хастингс был оправдан пар­ламентским судом, ибо осуждение его по справедливости требовало и отказа «от преимуществ, добытых столь сомнительным путем. Но на это не решился бы ни один англичанин».

Между тем Дж. Гобсон, обвиняя английских империалистов во всех смертных грехах, оправдывает их в одном: «Психические переживания, которые бросают нас на защиту миссии империализма, конечно, не ли­цемерны, конечно, не лживы и не симулированы. Отчасти здесь самооб­ман — результат не продуманных до конца идей, отчасти явление психической аберрации... Это свойство примирить в душе непримири­мое, одновременно хранить в уме как за непроницаемой переборкой ан­тагонистические явления и чувства, быть может, явление исключительно английское. Я повторяю, это не лицемерие; если бы противоположность идей чувствам осознавалась бы — игра была бы проиграна; залог ус­пеха — бессознательность».

По сути, то, о чем говорит Гобсон — это типичная структура функционального внутрикультурного конфликта, когда различные группы внутри этноса ведут себя прямо противоположным образом, и левая рука, кажется, не знает, что делает правая, но результат оказывается комфортным для этноса в целом. В этом смысле показательно высказывание Дж. Фраунда о том, что Британская империя будет существовать даже несмотря на «глупость ее правителей и безразличие ее детей». Здесь мы имеем дело с выражением противоречивости внутренних установок англичан. Англичане осваивали весь земной шар, но при этом стремились абстрагироваться от всего, что в нем было неанглийского. Поскольку такой образ действия практически невыполним, колонизация волей-неволей связана с установлением определенных отношений и связей с внешним неанглийским миром, то выход состоял в том, чтобы не замечать само наличие этих связей. Для англичан Британских островов это означало не замечать наличие собственной империи. Действовать в ней, жить в ней, но не видеть ее. Так продолжалось до середины XIX века, когда не видеть империю далее было уже невозможно.

Альянс между религией и торговлей

Тем не менее, была, очевидно, некая мощная сила, которая толкала англичан к созданию и сохранению империи. При наличии всех психологических трудностей, которые несла с собой британская колонизация, абсолютно невозможно представить себе, чтобы она имела лишь утилитарные основания.

А если так, то мнение о внерелигиозном характере Британской империи ошибочно и вызвано тем, что до XIX века миссионерское движение не было значимым фактором британской имперской экспансии.

Приходится только удивляться тому, что все исследователи, за очень редким исключением, отказывали Британской империи в каком-либо идеологическом основании. «Мысль о всеобщей христианской империи никогда не пускала корней на британских островах», как об этом писал один из наиболее известных германских геополитиков Э.Обст. Но так ли это? Если миссия была неимоверно затруднена психологически, то это не значит, что ее не хотели. Не мочь — не означает не хотеть. И если стимулом к созданию империи было мощное религиозное основание, то ни из чего не следует, что внешне это будет проявляться таким уж прямолинейным образом. Имперские доминанты получали в сознании англичан достаточно причудливое выражение. Следует ожидать, что и их религиозные основания имеют сложную форму.

Справедливы слова английского историка Л. Райта, что «если мы будем объяснять, что такое Ост-Индская компания в поняти­ях наших дней, т.е. как корпорацию жадных империалистов, использую­щих религию как средство эксплуатации и своих собственных рабочих, и других народов, мы проявим абсолютное непонимание того периода». Очень многие смотрели на Британскую империю как на «торговый синдикат», но в ее истории не было ни одного периода, по отношению к которому это определение было бы справедливо. Можно лишь сказать, что Британская империя, кроме всего прочего была и «торговым синдикатом». Другой историк, А.Портер, выразился еще более категорично: «Прирожден­ный альянс между религией и торговлей в конце

XVI — начале XVII века оказал глубокое влияние на то, что в один прекрасный день было назва­но Британской империей».

Л.Райт в книге «Религия и империя» подробно разбирает эту проблему. Он отмечает, что хотя, «в отличие от испанских и португаль­ских католических проповедников, новые протестантские миссионеры были убеждены, что они не нуждаются в государстве и его помощи», однако «влияние духовенства и его проповеди было могущественным фактором в создании общественного настроя в отношении к морской экспансии». «Сплошь и рядом духовенство яковитской Англии было настроено в духе меркантилизма. Духовенство выступало за ту же политику, что и люди коммерции». В свою очередь, торговцы и моряки верили, что они явля­ются орудием Провидения. «Искренняя вера в Божественное предопре­деление не может быть поставлена под сомнение никем из тех, кто изу­чал религиозные основания елизаветинской Англии. Из этого не следу­ет, что все судовладельцы и капитаны сами по себе были благочестивы­ми людьми, которые регулярно молились и пели псалмы; но мало кто, даже из наиболее нечестивых среди них, решился бы выражать сомне­ние в Божественном вмешательстве, большинство имело положитель­ную веру в то, что Бог все видит своим всевидящим оком... Благочести­вые замечания, встречающиеся в вахтенных журналах, удивляют совре­менного читателя как нечто, совершенно не относящееся к делу... Но в начале XVII века эти комментарии были выражением настроения эпохи».

Так, например, при основании в 1600 году Ост-Индской компании отбором капелланов для нее занимался сам ее глава Т. Смит, известный как человек примерного благочестия. Он «обращался в Оксфорд и Кемб­ридж для того, чтобы получить рекомендации... Кандидаты должны были прочитать испытательную проповедь на заданные слова из Евангелия служащим компании. Эти деловые люди были знатоками проповедей, они обсуждали их со знанием дела не хуже, чем профессиональные док­тора богословия». При отборе капелланов имелась в виду и цель мис­сии. «Необходимость обращения язычников в протестантизм была по­стоянной темой английских дискуссий о колонизации»28 .

Однако, несмотря на значительный интерес общества к вопросам проповеди, в реальности английская миссия была крайне слабой. Попытаемся понять причину этого, обратившись к истории формирования концепции Британской империи.

Прежде всего нас ждут неожиданности в том, что касается английского понимания слова «империя», как оно сложилось в начале XVI века. В период между 1500-м и 1650-м годами некоторые принципиально важные концепции изменили свой смысл и вошли в общественное употребле­ние. Это концепции «страны» (country), «сообщества» (commonwealth), «империи» и «нации». Изменение значений слов происходило главным образом в XVI веке. Эти четыре слова стали пониматься как синонимы, при­обретя смысл, который, с небольшими изменениями, они сохранили и впоследствии и который совершенно отличался от принятого в предше­ствующую пору. Они стали означать «суверенный народ Англии». Соот­ветственно изменилось и значение слова «народ».

Слово «country», первоначальным значением которого было «coun­ty» — административная единица, стало синонимом слова «nation» и уже в первой трети XVI века приобрело связь с понятием «patrie». В словаре Т. Элиота (1538 год) слово «patrie» было переведено как «a country». Слово «commonwealth» в значении «сообщество» стало использоваться в каче­стве взаимозаменяемого с терминами «country» и «nation».

С понятием «нация» начинает тесно связываться и понятие «импе­рия». «В средневековой политической мысли «империя» (imperium) была тесно связана с королевским достоинством. Понятие «империя» лежало в основе понятия «император». Император обладал суверенной властью внутри его королевства во всех светских делах... Это значение было ра­дикальным образом изменено в Акте 1533 года, в котором понятие «импе­рия» было распространено и на духовные вопросы и использовано в зна­чении «политическое единство», «самоуправляющееся государство, сво­бодное от каких бы то ни было чужеземных властителей», «суверенное национальное государство».

Следует отметить, что бытие Англии в качестве «нации» было непо­средственным образом связано с понятием «представительское управ­ление». Представительство английского народа, являющегося «нацией», символическим образом возвышало его положение в качестве элиты, которая имела право и была призвана стать новой аристократией. «Та­ким образом, национальность делала каждого англичанина дворяни­ном, и голубая кровь не была больше связана с достижением высокого статуса в обществе», — отмечает Л.Гринфилд в книге «Национализм: пять дорог к Современности».

Здесь для нас чрезвычайно важно сделать следующие замечания. «Представительское управление» при его определенной интерпретации можно рассматривать как «способ действия», атрибут, присущий полноценному человеческому сообществу, а не как политическую цель. При этом, поскольку понятия «нация», «сообщество», «империя» являются в этот период фактически синонимичными, «представительское управление» как «способ действия» следует рассматривать как присущий им всем. В этот же ряд понятий следует ввести и «англиканскую церковь». Ей так же присущ атрибут «представительское управление» — что выразилось в специфике миссионерской практики англичан. Причем данный способ действия в сознании англичан приводит к возвышению над всем окружающим миром и логически перерастает в атрибут «образа мы». На раннем этапе он трактовался как религиозное превосходство, затем как одновременно превосходство имперское («лучшая в мире система управления народами») и национальное. Затем он стал пониматься как превосходство социальное. Но каждый из этих случаев более сложен, чем это кажется на первый взгляд. Так и знаменитый британский национализм, поражавший всю Европу, в действительности далеко отстоял от того, что обычно понимают под этим понятием.

Все более глубокие корни пускает мысль о богоизбранности англий­ского народа. В 1559 году будущий епископ Лондонский Дж. Эйомер про­возгласил, что Бог — англичанин, и призвал своих соотечественников семь раз в день благодарить Его, что они родились англичанами, а не итальянцами, французами или немцами. Дж. Фоке писал в «Книге муче­ников», что быть англичанином означает быть истинным христианином: «английский народ избранный, выделенный среди других народов, пред­почитаемый Богом. Сила и слава Англии необходима для Царствия Божия». Триумф протестантизма был национальным триумфом. Идентификация Реформации с «английскостью» вела к провозглашению Рима национальным врагом и исключением католиков из английской нации. Епископ X. Латимер первым заговорил о «Боге Англии», а архие­пископ Краимер связал вопросы вероучения с проблемой национальной независимости Англии и ее национальных интересов.

Итак, национализм того времени определялся не в этнических категориях. Он определялся в терминах религиозно-политических. Он был связан с идеями самоуправления и протестантизма (англиканства). Эти два последних понятия также были непосредственным образом связаны с понятием «империя», то есть самоуправления в религиозных вопросах. Сошлюсь еще раз на Л.Гринфилда: «Протестантизм был возможен в Англии, только если она была им­перией. А она была империей, только если она была нацией… Когда английское духовенство думало о Новом Свете, оно мечтало об обшир­ной Протестантской империи». Таким образом, мы видим, что британская империя имела религиозную подоплеку, столь же интенсивную, какая была у Российской империи.

Культ империи

В чем же состояла суть английской религиозной миссии?

Легко понять, почему проповедь протестантизма в его английском варианте была затруднена. Ведь английский протестантизм был тесно переплетен с понятием «нация», «национальная церковь». Британская империя несла с собой идею самоуправляющейся нации. Именно поэтому, очевидно, английские купцы, националисты и меркантилисты проявляли значительную осведомленность в вопросах теологии. Однако только в XIX веке по­явились идеи, позволяющие распространять понятие национальной цер­кви на другие народы. Был провозглашен отказ от «эклесиоцентризма», т.е. «от установления по всему миру институциональных церквей запад­ного типа». Г. Венн и Р. Андерсон разработали концепцию самоуправ­ляющейся церкви. Идея состояла в необходимости отдельной автоном­ной структуры для каждой туземной церковной организации. «Одна из основных целей миссионерской активности должна быть определена в терминах “взращиваемой церкви”»29. Однако эта стратегия подразумева­ла по сути «выращивание» скорее нации, чем церкви, что создавало, в свою очередь, новые проблемы.

Последнее обстоятельство должно было вызвать определенный перенос понятий и акцентов. Действительно, именно в это время в сознании англичан все более отчетливо проявляется представление, что они всюду несут с собой идею свободного управления и представительских органов, что в целом коррелировало с концепцией самоуправляющейся церкви. Однако в это время наблюдается рост расистских установок, чего почти не было раньше. Так, слово «ниггер» стало употребляться в отношении ин­дийцев только с 40-х годов XIX века. Английский историк, Е.Баркер, утверждая, что англичане в Индии не «индизировались», уточняет, «в отличие от первых завоевателей». Для завоевателей же (Клайва и других) индийцы были недругами, но отнюдь не презренной расой. В записках и мемуарах английских офицеров, служащих на вечно неспокойной северо-западной границе, тоже выражается отношение к индийцам более нормально. (Да и трудно иначе, если служишь долгие годы бок о бок.) Фельдмаршал Робертс вспоминает о случаях, когда английские офицеры, абсолютно верившие своим подчиненным, узнав об их предательстве (мятеж 1857—1858 годов), пускали себе пулю в лоб, или о старом полковнике, клявшемся жизнью в преданности своих солдат и рыдавшем, видя как их разоружают, т.е. оказывают недоверие и тем самым оскорбляют.

Среди многих викторианцев возникало ощущение, что «вестернизация — это опасное занятие. Возможно, не-европейцы вовсе не были потенци­альными английскими джентльменами, которые лишь подзадержались в своем развитии, а расой, чуждой по самому своему существу»30 .

«Представительское самоуправление» было осознано как цель имперского действия... Целью действия (ценностной доминантой) было провозглашено то, что до сих пор было условием действия, атрибутом человека, без чего человек просто не был полноценным человеком. Перенесение данной парадигмы в разряд целей вело к ее размыванию и угрожало самой парадигме империи в сознании англичан. Признание новых целей не могло произойти безболезненно, оно требовало изменения «образа мы». Поэтому данная цель одновременно и декларировалась, и отвергалась в качестве цели практической. Дж. Морли, статс-секретарь по делам Индии, заявил в 1908 году: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь долго­го своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система Индии совсем не та цель, которую я имею в виду».

Выходом из психологического тупика оказывается формирование идеологии Нового империализма, основанием которой стала идея нации. В ней атрибут «представительского самоуправления» относится только к англичанам, которые и признавались людьми по преимуществу. До сих пор такой прямолинейности не было. Британский национализм в качестве идеологии развился как реакция на извечные психологические комплексы англичан в качестве колонизаторов.

Создание великой Британской империи в Азии стало восприниматься как романтический подвиг мужества, а не как деловое предприятие. В своем выступлении в Кристальном дворце 24 июня 1872 года Бенджамин Дизраэли сказал: «Англичане гордятся своей огромной страной и же­лают достигнуть еще большего ее увеличения; англичане принадлежат к имперской стране и желают, если только это возможно, создать импе­рию». Он не произнес ничего нового, а просто констатировал факт. С середины XIX века империя была осознана как целостность и данность. «Из конца в конец Англии во всех слоях английского общества почти поголовно увлечение политической теорией-мечтой об Англии, разросшейся на полмира, охватывающей весь британский мир в одно крепкое неразрыв­ное целое, в огромную мощную, первую в мире империю», — пишет В.Устинов в книге «Об английском империализме».

Именно в это время на Британских островах империализм стано­вится окончательно философией истории и для кого-то превращается в настоящий культ, так что «гордому англичанину... в словах “имперское верховенство Британской империи” слышится нечто призывное к его сердцу, ласкающее его слух»31 .

«Бремя белого человека»

Параллельно с развитием культа империализма шел другой процесс, который начался не на Британских островах, а с Британской Индии. Там возникла идеология «бремени белого человека», сыгравшая важнейшую роль в модификации английской этнической картины мира.

Британцы в Индии — это особая порода людей — викторианцы. Типичный представитель эпохи царствования королевы Виктории — это самоуверенный подтянутый человек, не знающий ни в чем слабинки, крайне дисциплинированный, с гипертрофированным чувством долга, прекрасно воспитанный джентльмен, придерживающийся в своей жизни самых строгих правил и семейных традиций, религия которого сводится к нескольким исключительно нравственного характера заповедям. «Викторианский период, который обычно ассоциируется с подъемом в обществе христианских ценностей, в действительности не был эпохой веры. Может быть, правильнее было описать его как эпоху отсутствия веры... период, ознаменованный стремлением к разрушению веры. Викторианская эпоха, не будучи эпохой веры, была тем не менее эпохой большой нравственной серьезности, культа хорошего поведения. Это была как бы секулярная религия»32.

Британскую Индийскую империю создавали люди именно такого типа и помимо прочего «империя была для них средством нравственного самовоспитания». Этот тип человека воспевался и романтизировался в имперской литературе. Возникал своего рода культ «воинственной энергии, суровой и по отношению к себе, и по отношению к другим, ищущий красоту в храбрости и справедливость лишь в силе»33 .

Этот дух героического империализма и зарождался в Британской Индии тогда, когда в Англии наблюдалось отсутствие веры в империю и отсутствие интереса к ее дальнейшей судьбе, и уже потом, в последней трети XIX века «драма нового империализма была разыграна в тропических лесах, на берегах величественных рек, среди песчаных пустынь и на ужасных горных перевалах Африки. Это был его [нового империализма] триумф и его героическая трагедия»34. Индия же виделась «раем для мужественных людей», стоически переносивших все трудности и опасности. Здесь и складывалась та идеология, которую Киплинг выразил в своем знаменитом «Бремени белого человека».

И эти гордые англичане как будто на самом деле ощущали себя слугами покоренных народов. По существу, они творили в Индии «свой» мир. Среди них были такие люди, как Томас Маколи и С.Травелайен, стремившиеся «полностью переустроить индийскую жизнь на английский манер. Их энтузиазм был в буквальном смысле безграничен; они надеялись, что уже в пределах одного поколения высшие классы Индии примут христианство, будут говорить по-английски, освободятся от идолопоклонства и активно вольются в управление страной»35 . Конечно, разным англичанам этот «свой» мир представлялся по-разному.

С идеологией «бремени белого человека» была связана, с одной стороны, доктрина о цивилизаторской миссии англичан, их призвании насаждать по всему миру искусство свободного управления (и в этом своем срезе данная идеология приближается к имперской цели-ценности), а с другой — верой в генетическое превосходство британской расы, что вело к примитивному национализму. Причем эти две составляющие были порой так тесно переплетены, что между ними не было как бы никакой грани, они плавно переливались одна в другую. Их противоположность скорее была понятна в теории, чем видна на практике.

Воплощением слитых воедино противоречий явилась фигура Сесиля Родса, деятеля уже Африканской империи и друга Р. Киплинга. Для него смысл Британской империи состоял в том благодеянии, которое она оказывает человечеству, обращая народы к цивилизации, однако непоколебимо было и его убеждение, что англичане должны извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу для себя. Родсу принадлежит знаменитая фраза: «Чистая филантропия — очень хороша, но филантропия плюс пять процентов годовых еще лучше». Философские взгляды С. Родса так описываются в одной из его биографий: если существует Бог, то в истории должны быть Божественные цели. Ими является, вероятнее всего, эволюция человека в сторону создания более совершенного типа людей. Поскольку Родс считал, что порода людей, имеющая наилучшие шансы в эволюции, — это англо-саксонская раса, то делал заключение, что для служения Божественной цели следует стремиться к утверждению господства англо-саксонской расы. Если так мог всерьез считать Родс, то и слова лорда Розбери о том, что Британская империя является «величайшим мировым агентством добра, которое когда-либо видел свет», не следует считать обычным лицемерием.

Идеология «бремени белого человека» фактически примеряла различные составляющие английского имперского комплекса: национальное превосходство, самоотверженное служение религиозной идее, насаждение по всему миру искусства свободного самоуправления и романтика покорения мира. Это новая интерпретация имперской идеологии, где вновь религиозная, национальная, имперская и социальная составляющая выступают в единстве. Парадигма же «представительского самоуправления» вновь занимает место не ценности — «цели действия» (целью действия теперь является втягивание мира в англий-скую орбиту), а «способом действия», а именно, способом покорения мира. Эта идеологема находит свое выражение в мандатной системе, примененной на практике после Первой мировой войны. Ко второй половине XIX века в Британской империи наблюдался переход от непрямого, сохраняющего значительные элементы автономии управления колониями, к прямому централизованному управлению. Но уже к началу XX века доминирующим принципом британской имперской практики становится протекторатное правление. Это было серьезной модификацией английской картины мира.

Формы имперского управления

Попробуем сравнить между собой практику двух империй. Мы привыкли считать, что для Российской характерно прямое управление, а для Британской — протекторат. На практике все было сложнее (или, если хотите, проще).

В Британской Индии наблюдалась очевидная тенденция к прямому и унитарному управлению. Еще в начале XIX века исследователь Британской империи шведский генерал-майор граф Биорнштейн писал, что вероятнее всего «субсидиальные [протекторатные] государства будут включены в состав владений [Ост-Индской] компании по мере того, как царствующие ныне государи перестанут жить». И действительно, к семидесятым голам XIX века из 75883 кв. миль, образующих англо-азиатский мир, 30391 кв. миля находилась под прямым управлением. И с течением времени «тенденция сводилась к более решительному и энергичному контролю метрополии над аннексированными территориями; протектораты, совместные управления и сферы влияния превращались в типичные британские владения на манер коронных колоний»36 .

На протяжении всего XIX века наблюдалась явная тенденция к авторитаризму. Так, Джон Марли, статс-секретарь по делам Индии, в речи, произнесенной в 1908 году в Палате лордов, заявил: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь длинного своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система для Индии совсем не та цель, которую я имею в виду». Р. Киплинг был безусловным сторонником жесткого авторитарного управления Индией, которое он сравнивал с локомотивом, несущимся полным ходом: никакая демократия при этом невозможна.

В то время именно данные идеи в значительной мере определяли политику англичан в Индии, хотя наряду с ними существовали и цивилизаторско-демократические идеи, которые с начала ХХ века стали проявляться все более отчетливо, а после Первой мировой войны превратились в доминирующие. Но, конечно, понадобилось широкое антиколониальное и антибританское движение, чтобы Индия добилась независимости.

Британская Индия представляла собой почти особое государство, где большинство дел не только внутренней, но и внешней политики находилось в ведении генерал-губернатора Индии. Ост-Индская компания была чем-то вроде государства в государстве, обладала правом объявлять войны и заключать мир. Но и после упразднения компании в 1858 году, в компетенцию индийского правительства, как перечисляет И.И.Филиппов в книге «Государственное устройство Индии», входило «поддержание мира и безопасности в морях, омывающих индийские берега, наблюдение за движением морской торговли и тарифами своих соседей, течением событий на границах Афганистана, Сиама, Тонкина, Китая, России и Персии, защита владетелей островов и приморских областей в Персидском заливе и на Аравийском полуострове и содержание укрепленных постов в Адене».

Со своей стороны, Туркестан представлял собой тоже достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением туркестанского генерал-губернатора, которого «Государь Император почел за благо снабдить политическими полномочиями на ведение переговоров и заключение трактатов со всеми ханами и независимыми владетелями Средней Азии»37 . Так же, как и англичане, русские в Средней Азии «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления и жизни по шариату», при том, что на других окраинах империи система местного самоуправления и социальная структура унифицировались по общероссийскому образцу. И если еще при организации Киргизской степи «родовое деление киргиз уничтожалось» (в скобках заметим, что киргизами в литературе того времени именовались просто тюрки-кочевники), точнее, игнорировалось при образовании уездов и аулов, то уже в Туркестанском крае — «крупные родовые подразделения совпадали с подразделениями на волости, — родовые правители были выбраны в волостное управление и недовольных не оказалось»38 .

Россия в Средней Азии попробовала и протекторатную форму правления (в вассальной зависимости от нее в различное время находились разные азиатские ханства, российским протекторатом была Бухара). Более того, русские усвоили себе и чисто английские способы действия в зонах влияния, в частности, «“аксиому”: нация, занимающая у нас деньги — нация побежденная», и добились экономического преобладания в Персии путем разумной тарифной (я имею в виду мероприятия гр. Витте) и транспортной политики, и даже завязали экономическую борьбу с Англией в Персидском заливе. Все это происходило, конечно, под аккомпанемент жалоб на свою полную неспособность к торговле: «Бухара, Хива, Коканд больше ввозят в Россию, нежели получают из нее, выручая разницу наличным золотом... Торговля с Персией тоже заключается большей частью в пользу иранцев… Какая уж тут борьба с Англией, когда мы с киргизами и бухарцами справиться не можем». Все эти стенания приводятся в книге С. Южакова «Англо-русская распря».

Однако в русской печати появлялись и совершенно новые, металлические нотки. Так, Р.Фадеевв «Письмах с Кавказа к редактору Московских ведомостей» пишет: «Ни одно европейское государство, имеющее владения на Востоке, не относится нигде к азиатским подданным, как к собственным гражданам. Иначе быть не может. Европейские подданные составляют самую суть государства, азиатские же — политическое средство для достижения цели». Короче, одни мы такие глупые, что прежде всего любым туземцам на любой окраине даем права нашего гражданства, после чего уже не можем драть с них три шкуры.

К счастью, эти сентенции, совершенно убийственные для русской имперской психологии, особого резонанса не получают. Что же касается экономической стороны колонизации, то аргументы и англичан, и русских схожи, а высказывание Дж. Сили на этот счет просто великолепно: «Индия не является для Англии доходной статьей, и англичанам было бы стыдно, если бы, управляя ею, они каким-либо образом жертвовали ее интересами в пользу своих собственных». В России не прекращаются сетования по поводу того, что все окраины, а особенно Средняя Азия, находятся на дотации. Правда, однако, то, что Россия в XIX веке делала в Средней Азии большие капиталовложения, не дававшие непосредственной отдачи, но обещавшие солидные выгоды в будущем; в целом, кажется, экономическую политику России в Средней Азии следует признать разумной. Но вернемся к нашему сравнению.

Русские совершенно сознательно ставили своей задачей ассимиляцию окраин: «Русское правительство должно всегда стремиться к ассимилированию туземного населения к русской народности», т.е. к тому, чтобы «образовать и развивать [мусульман] в видах правительства, для них чужого, с которым они неизбежно, силой исторических обстоятельств, должны примириться и сжиться на всегда». Дело доходило до того, что мусульманам платили деньги, чтобы они отдавали детей в русские школы. На совместное обучение русских и инородцев, т.е. на создание русско-туземных школ, при первом генерал-губернаторе Туркестана К.П. фон Кауфмане делался особый упор, причем имелось в виду и соответствующее воспитание русских: «туземцы скорее сближаются через это с русскими своими товарищами и осваиваются с разговорным русским языком; русские ученики школы также сближаются с туземцами и привыкают смотреть на них без предрассудков; те и другие забывают племенную рознь и перестают не доверять друг другу... Узкий, исключительно племенной горизонт тех и других расширяется», — такую предполагаемую идиллию описывает И.К.Остроумов в книге «К истории народного образования в Туркестанском крае». Туземные ученики, особенно если они действительно оказывались умницами, вызывали искреннее умиление. Тем более «в высшей степени странно, но вместе с тем утешительно видеть сарта [таджика], едущего на дрожках, либо в коляске, посещающего наши балы и собрания, пьющего в русской компании вино. Все это утешительно в том отношении, что за материальной стороной следует и интеллектуальная»39 . Не утешительным было только то, что туземных учеников в русско-туземных школах считали единицами, ассимиляция почти не происходила, русские и туземцы общались между собой почти только лишь по казенной надобности, а, как отмечается в «Сборнике документов и статей по вопросу образования инородцев», выпущенном в 1869 году, «в местах, где живут вместе русские и татары, все русские говорят по-татарски и весьма немногие татары говорят по-русски».

При этом русские живут на новозавоеванных территориях под мощной защитой правительства. Е.Марков в книге «Россия в Средней Азии» приводит записи рассказов переселенцев: «Нас ни сарты, ни киргизы не обижают, ни Боже мой! Боятся русских!.. Мы с мужем три года в Мурза-Рабате на станции жили совсем одни, уж на что кажется степь глухая... А никогда ничего такого не было, грех сказать. Потому что строгость от начальства. А если бы не строго, и жить было бы нельзя!.. Промеж собой у них за всякую малость драка». То же рассказывают мужики, волей судьбы оказавшиеся близ Ашхабада: «Здесь на это строго. Чуть что, сейчас весь аул в ответе. Переймут у них воду дня на три, на четыре, — хоть переколейте все, — ну и выдадут виновного. А с ним расправа коротка... Дюже боятся наших». Так что русские, по существу, оказывались, хотели они того или нет, привилегированным классом, к которому относились с опаской и контактов с которым избегали.

Точно так же и «англичане в Индии, высокого ли, низкого происхождения, были высшим классом». Стиралась даже разница между чиновниками и нечиновниками, минимизировались сословные различия — все англичане в Индии чувствовали себя аристократами, «сахибами». Стремясь как можно более приблизить свою жизнь в Индии к жизни в Англии, они как бы абстрагировались от туземного общества. Общение с туземцами даже по долгу службы и даже для тех, кто прекрасно владел местными языками, было обременительной обязанностью. Литература пестрит примерами не просто пренебрежительного, а прямо вызывающе хамского отношения англичан к индийцам, полного игнорирования их чувств. Причем, как отмечает в работе «Иллюзия постоянства. Британский империализм в Индии» Ф.Хатчинс, «это чувство превосходства базировалось не на религии, не на интеллектуальном превосходстве, не на образованности, не на классовом факторе... а исключительно на принадлежности к национальной группе» и «на вере в святость Соединенного Королевства». Английский чиновник, будь он даже образцом честности (коррупция в Британской Индии вообще была невелика), был абсолютно непреклонен, если дело касалось требования какого-либо социального равенства между англичанами и туземцами. У англичан было четкое сознание, что управление — их призвание и без них в Индии воцарится хаос, не было «и тени сомнения относительно высшей компетентности англичан во всех вопросах управления, совершенно независимо от климатиче-ских, расовых и других условий40.

Эта вера в свое превосходство была столь поразительной, что генерал Снесарев писал: «Они, мне кажется, просто лицемерят... Они не могут усомниться в даровании народа, который создал санскрит, наметил основы грамматики языка, дал миру цифру и музыкальную гамму».

Результаты вопреки намерениям

Из всего уже сказанного напрашивается вывод: мы хотели ассимилировать жителей Средней Азии, однако удалось это слабо, англичане не хотели ассимилировать индийцев, но это до какой-то степени происходило само собой. Итоговый результат оказывался примерно одинаковым.

Вообще парадокс этих двух частей двух империй (Средней Азии и Индии) состоял в том, что в них на удивление не удавалось именно то, к чему более всего стремились и, напротив, как-то само собой получалось то, к чему особого интереса не проявляли. Мы уже говорили, что англичане считали себя наделенными особым талантом управления. Однако их неудачи в Индии часто объясняли именно негодной организацией управления, которое туземным населением переносилось с трудом. Де Лакост заявляет: «Туземцы англичан не любят. Причина заключается в английском способе управления страной». Русские привычно жаловались на «наше неумение управлять инородцами», однако, по мнению того же де Лакоста, «среднеазиатские народности легко переносят русское владычество».

Англичане сплошь и рядом говорили о своей цивилизаторской миссии. В России, конечно, никаких подобных мыслей возникать не могло. Однако, что касается Англии, то «положение, будто незыблемое правило нашего правления всегда заключается в воспитании наших владений в духе и принципах этой теории [представительного самоуправления], есть величайшее искажение фактов нашими колониальными и имперскими политиками, которое только можно придумать», — заявляет Джон Гобсон. Индийские мусульмане с большим удивлением узнают, что мусульмане в России имеют своих представителей в Государственной Думе — «на другой же день в газете "Пайса-Ахбар" была помещена заметка о нашей Думе и о присутствии в ней представителей-мусульман»41 . Более того, случалось так, что благодаря юридическому и фактическому равноправию на некоторых инородческих окраинах Российской империи складывалось фактическое самоуправление, а Великое княжество Финляндское имело самоуправление легально.

О техническом развитии регионов империи англичане говорили очень много. Техницизм был стержнем политической мысли Киплинга. Для русских эта тема второстепенна, однако успехи в данной области у русских и англичан примерно одинаковы. С удивительной скоростью Россия строит железные дороги к своим южным рубежам. Англичанин Вигхейм посвящает целую главу описанию того, что Россия сделала для развития Закавказья: «Только сравните Ереван с Табризом или Эрзрумом и разница будет сразу же очевидна». Т.Мун, исследователь из Колумбийского университета, в книге «Империализм и мировая политика» между прочим пишет: «Под русским владычеством туркмены перестали заниматься разбоем и кражей рабов и в большей или меньшей степени перешли к оседлому быту, занявшись земледелием и хлопководством. Другие расы прогрессировали еще больше. Русские железные дороги дали возможность сбывать скот, молочные продукты и миллионы каракулевых барашков из Бухары. Но самым важным нововведением было, конечно, развитие хлопководства».

С другой стороны, для России существенно было то, что она, мыслившая себя преемницей Византии, должна была стать великим Православным царством. Однако она практически совсем отказывается от проповеди. «У русских миссионеров нет; они к этому приему не прибегают. Они хотят приобрести доверие покоренных народов, не противоречить им ни в их верованиях, ни в их обычаях», — пишет все тот же де Лакост.

В книге «Россия и Англия в Средней Азии» М.Терентьев с гордостью рассказывает о том, что некий афганец, близко знакомый и с англичанами, и с русскими, говорил: «Каждое воскресенье англичане выходят на базар доказывать, что их Хазрети-Исса (Христос) больше нашего Пейгамбера (пророка) и что их вера настоящая, а наша ничего не стоит... Пейгамбера всячески поносят, кормят его грязью... Вы, русские, этого не делаете, слух об этом дошел и до Индии — все вас за это хвалят». То же и в своих собственных владениях: «честный мусульманин, не переступающий ни одной йоты наших гражданских законов, на наш взгляд, лучше плута христианина, хотя бы тот и соблюдал все точки и запятые религиозных установлений». Более того, «до сих пор мы не только не допускали проповеди Слова мусульманам, но даже отвергали все просьбы туземцев, которые хлопотали о принятии их в Православие. Благовидным предлогом отказа служило незнание просителями русского языка, а следовательно, и невозможность огласить неофита Словом Истины».

Чем объяснить подобную политику? Приводилось несколько причин: во-первых, проповедь вызывает враждебность мусульманского населения, во-вторых, раз туземцы не знают русского языка, христианские истины не могут быть переданы им адекватно и мы будем только плодить ересь. Во всем мире миссионеры изучали туземные языки и никому не приходило в голову, что это туземцы должны учить родной язык проповедника; сами русские, приняв православие от греков, в подавляющем большинстве своем греческого языка не знали, Евангелие было переведено для них на славянский и здесь как-то обошлось без ересей! Короче, пусть мусульмане поживут в России лет сто, пообвыкнутся, а там уж видно будет. Татары жили в России сотни лет, обвыклись, но в XIX веке по отношению к ним сложилось убеждение, что «сколь абсурдно пытаться заставить татар изменить цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставить их поменять свою религию». Более того — среди народов, которые были мусульманами больше по названию и которых не интересовала религия, российская администрация сама укореняла ислам. Это уже явно выходило за границы простой веротерпимости и смахивало на какое-то помрачение. Вот и великое Православное царство!

У англичан было наоборот. Как писал известный немецкий геополитик Эрих Обст, «идеей крестовых походов, которая имела такое большое значение на континенте, Англия почти совершенно не была затронута. Мысль о всеобъемлющей христианской империи никогда не пускала корни на Британских островах». В Индии «первой реакцией имперских деятелей была оппозиция активности христианских миссионеров... Ост-Индская компания, англо-индийские чиновники, британские министры в большинстве своем противодействовали проповеди христианских миссионеров»42 . Так, в 1793 году «миссионер Вильям Керей и его спутники были высланы из Индии... Миссионерская работа была объектом нервозного внимания со стороны Калькуттского правительства и миссионеры без лицензии от директоров [совета директоров Ост-Индской компании] депортировались из Индии»43 . Только начиная с 1813 года миссионерам было разрешено свободно проповедовать в Индии. Таким образом, миссионерское движение формировалось вне рамок имперского комплекса. Не только имперская администрация стала в оппозиции к миссионерам, но и эти последние не очень благоволили к порядкам, установленным империей и, в конечном счете, долгое время, как пишет И.Гобсон, «британских миссионеров вовсе не обуревало желание вмешиваться в политические и коммерческие вопросы... Они стремились спасти души язычников и нисколько не стремились продвинуть британ-скую торговлю вперед или освятить дух империализма».

Итак, первоначально миссионерство не было связано с имперской программой. Это естественно, если учесть, что устроителям Британской Индии — викторианцам, согласно мнению Ф.Хатчинса, «трудно было принять евангельское убеждение, что христианство предполагает связи, которые могут объединить все человечество. Викторианцы либо потеряли свою собственную веру в христианство, либо обратили христианство в запутанный код поведения, который, конечно, не был приемлем для всего человечества». Тем не менее, определенные успехи христианских миссионеров были налицо. В 1816 году в Калькутте появилась первая школа, открытая миссионерами. С годами таких школ становилось все больше. И хотя миссионерская деятельность оставалась слабо связанной с правительством (что не мешало где-то с середины века активно использовать миссионеров в качестве английских политических агентов), в конце столетия королева Виктория произносит красивую фразу, что «империя без религии — дом, построенный на песке». Тем самым христианство становится как бы официальной религией Pax Britanica.

В конце концов в начале XX века в Индии насчитывалось более 300 тысяч индийцев-христиан. Это число, конечно, не велико, но в сравнении с тем, что среди российских среднеазиатских подданных христианами становились единицы, и оно представляется значительным. Причем, напомним, что англичане действовали в этом случае вопреки собственным принципам туземной политики, коль скоро прочность их власти во многом зиждилась на религиозной вражде между мусульманами и индусами.

«Нас гонит какой-то рок…»

Итак, империя делала вовсе не то, что намеревалась. По меткому замечанию Джона Сили, «в Индии имелось в виду одно, а совершалось совершенно другое». Не случайно в конце XIX века одни англичане превратили империализм «в настоящий культ», а другие задавались вопросом, который Сили в книге «Расширение Англии» проговаривает вслух: «О чем хлопочут англичане в Индии, зачем берут на себя заботы и ответственность, сопряженные с управлением двумястами миллионами населения Азии?», и не находя на него ответа, продолжает: «Невольно напрашивается мнение, что тот день, когда смелый гений Клайва сделал из торговой компании политическую силу и положил начало столетию беспрестанных завоеваний, был злосчастным для Англии днем».

Действительно, с середины XVIII века Англия ведет почти непрестанные войны на Востоке. Англия находится в почти постоянном страхе перед «русской угрозой» и фактически провоцирует нарастание этой угрозы. Англичане, стремясь преградить России путь в Индию, оккупируют Кветту, в ответ на что Россия занимает Мерв и оказывается вблизи Герата. Закручивается порочная цепочка событий. Вся английская политика на Востоке зацикливается на обороне Индии. «Не было ни одного события на Среднем и Ближнем Востоке, в котором заботливость Англии за свою колонию не проявилась бы в том или ином виде, чаще в дурном и отвратительном», — пишет генерал Снесарев, имея, в частности, в виду английскую поддержку турецкого деспотизма над христианскими народами, оправдание и подстрекательство турецких зверств ради поддержания неделимости Турции как буфера на пути в Индию, что в самой Англии вызывало негативную реакцию общественного мнения. Англия, по сути, делала то, что делать не хотела, и начинала ощущать, что ее ведет какой-то рок.

Тема рока доминирует и в русской литературе о завоевании Средней Азии. Евгений Марков в книге «Россия в Средней Азии» пишет: «Вместе с умиротворением Каспия началось роковым образом безостановочное движение русских внутрь Туркестана, вверх по реке Сыру, а потом и Аму-Дарье, началась эпоха завоеваний в Центральной Азии, — остановившихся пока на Мерве, Серахсе и Пяндже и переваливших уже на Памир — эту “крышу мира”... Нас гонит все какой-то рок, мы самой природой вынуждены захватывать все дальше и дальше, чего даже и не думали никогда захватывать». Указывая на стихийность российского продвижения в Азию, генерал Снесарев утверждает, что хотя оно и имело более организованный характер и закреплялось регулярной военной силой, «по существу оно оставалось прежним, и разницы между Ермаком и Черняевым нет никакой». «Инициатива дела, понимание обстановки и подготовка средств, словом все, что порождало какой-либо военный план и приводило его в жизнь, — все это находилось в руках среднеазиатских атаманов, какими были Колпаковские, Черняевы, Крыжановские, Романовские, Абрамовы, Скобелевы, Ионовы и многие другие. Петербург всегда расписывался задним числом, смотрел глазами и слушал ушами тех же среднеазиатских атаманов».

Это продвижение вообще не было направлено на какую-то определенную цель, а шло по пути наименьшего сопротивления. «Преграды на северо-западе и юге заставили народную энергию искать другого исхода и других путей; русскому народу оставалась Азия, и он рванул в нее по всем возможным направлениям... Это движение не направлялось на какой-либо фонарь, вроде Индии или Китая, а просто туда, где прежде всего было легче пройти», — свидетельствует Е.Марков. При этом в русском обществе интерес к Средней Азии отсутствовал точно так же, как в Англии интерес к Индии. Как отмечает А.Е.Снесарев, «Мы, русские, в сто раз лучше и основательнее знаем каждое маленькое местечко Италии, Швейцарии, Германии или Франции, ничем не касающееся наших государственных и народных интересов, чем свое собственное многоценное и крайне любопытное приобретение в Средней Азии, к тому же в смысле новизны, оригинальности и выразительности культуры несравненно более привлекательное».

Тому року, который гнал в дебри Азии и русских, и англичан, генерал Снесарев дает одно и то же название — «стремление к власти». В чем-то генерал, по-видимому, прав. Но это не может объяснить всего размаха событий. Не снимает вопроса: зачем? Для англичан вопрос этот оставался мучительной проблемой на долгие времена. Разные авторы разных веков давали на него разные ответы. Многообразие точек зрения характерно и для XX века. Ч.Лукас в качестве причин создания Британской империи называл высокие моральные ценности, филантропию, а также соображения национальной безопасности. Т.Смит видел основную причину расширения пределов империи в политических расчетах, амбициях государственных деятелей и в давлении внешних обстоятельств. Р.Хаэм объяснял экспансию переизбытком у англичан энергии, при том, что сознательно они никакой империи не желали, Г.Вильсон — постоянной необходимостью обороны, а Д.Юзуаг подчеркивал главенствующее значение экономических факторов. Но концы с концами не сходились. Количество работ, доказывающих, что Британская империя была выгодна лишь финансовой олигархии, и работ, столь же убедительно доказывающих, что она была выгодна английскому народу, в целом, примерно одинаково. «Политические противоречия в прошлом иногда создают впечатление, что империя была делом лишь части народа, а не народа как целого... Сейчас этот взгляд представляется устаревшим»44 . Однако из всего этого вовсе не следует ответ на вопрос: чем была для англичан империя?

Англичане, не находя удовлетворительного ответа на вопрос о смысле своей деятельности в Индии, спрашивая русских, зачем делают это они, — слышали в ответ лишь сентенцию в том роде, что со стороны англичан было бы умнее об этом не спрашивать. Но это была лишь отговорка. Все яснее наступало сознание того, что «для народа, одаренного практическим смыслом и предприимчивостью, в этом до сих пор продолжающемся блуждании (в данном случае речь шла о Дальнем Востоке, но, по существу, это то же самое) есть что-то ненормальное. Ясно, что где-то и когда-то мы сбились с пути, отошли от него далеко в сторону и потеряли даже направление, по которому должны были следовать к указанной нам Провидением цели», — признает Дж.Уильямсон в книге «Стадии имперской истории».

В России — та же неясность в отношении имперских целей. Такой авторитетный эксперт, как А.Вандам, в книге «Наше положение» пишет: «По единогласному отзыву всех русских ученых и публицистов, посвящавших свои знания и силы разработке международной жизни России, Восточный вопрос всегда занимал и занимает теперь едва ли не первое место в ряду других вопросов внешней политики русского народа. Но при таком серьезном значении Восточного вопроса... было бы весьма естественным ожидать, что у нас установилось относительно этого вопроса достаточно определенное и ясное представление. Что, собственно, должно пониматься под так называемым Восточным вопросом, в чем заключается для России его смысл и историческое содержание, — точных указаний на это, а тем более ясных и определенных ответов не находится у большинства наших писателей». И это при том, что, по оценке исследователя этой проблемы С.Жигарева, Восточный вопрос был «центром, вокруг которого группируются крупнейшие факты русской истории, главным рычагом и стимулом нашего общественного развития», «вместе с Восточным вопросом изучается история развития русского национального самосознания». Становясь же перед проблемой, чем был для России Восточный вопрос, мы, по существу, ставим вопрос о том, чем была или чем мыслила себя Российская империя. В конце XIX века почти не находилось авторов, которые могли бы дать вразумительный ответ.

Обе империи, одна — в Средней Азии, другая — в Британской Индии, оказывались до странного похожи друг на друга. Результат действий русских и англичан оказывается каким-то усредненным. Это не имперский народ создавал «свой» мир, который представлялся ему «должным», не он реализовывал себя в мире, а обстоятельства подчиняли его себе. Отсюда проистекали общие трудности и общие проблемы.

Две империи: соперничество и взаимовлияние

Ту форму соперничества, что на протяжении второй половины XIX века наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу, складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались друг навстречу другу и постепенно захлестывали полосу, которая все еще разделяла их. Под напором этих встречных волн вся промежуточная полоса начинает казаться некой равномерной «сплошной» средой: естественные преграды на ней на удивление игнорируются, наступление русских войск идет прямо по «крыше мира» — высоким горам Памира.

Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируются ее естественная структурность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При всем разнообразии последних, их функциональное значение в любом случае связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в «сплошной» среде. Таким образом, при фронтальном типе соперничества буфер имеет функции «волнореза» для одной, а иногда и для обеих сторон (пример последнего — Тибетское государство). Буферы-«волнорезы» располагались вдоль тех линий соперничества, которые сложились в ходе русско-английского противостояния.

Логика соперничества приводит и к изменению структуры внутриимперского пространства. Организация пространства Ближнего и Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Англией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой империи, как бы превращались в приграничную «крепость». Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление «забранной» территорией и ее гомогенизация по отношению к прочей территории, а для Британии — протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовывать типичные для них модели. В характере управления русским Туркестаном и британской Индией имелось множество сходных черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства и не имели отношения к индивидуальным этнокультурным особенностям ни русских, ни англичан.

Так, вопреки обычной российской практике «устанавливать, насколько это было возможно, одинаковый строй жизни для всех подданных царя»45 , в Туркестане, по словам Л.Костенко, автора книги «Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности», русские «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления по шариату». Более того, генерал-губернатор фон Кауфман принял себе за правило «выдержанное, последовательное игнорирование ислама» — только бы не дать местному населению повода к волнениям. Туркестан представлял собой достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением генерал-губернатора. Местное население в свое время величало Кауфмана «ярым-падша» — полуцарь.

Очевидно, что почти непосредственная близость Британской империи влияла на русскую туземную политику. Две империи самым пристальным образом наблюдали за действиями друг друга, анализируя самым дотошным образом каждое нововведение в политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось, иногда даже бессознательно. Так, в Туркестанскую администрацию проникла идея подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно понапрасну мозолить глаза местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок) — то есть несмотря на привычные декларации, формальные права гражданства, население новоприобретенных мест не рассматривалось как вполне «свое», а постепенно приближалось по своему статусу к населению колоний. С жителями Средней Азии не мог уже возникнуть сложный, по сути своей внутренний конфликт, как, например, конфликт русских с армянами в Закавказье — отношения с местным населением упрощались и становились более одномерными.

Сюда же относится и идея жесткого государственного покровительства русским, поселившимся в новозавоеванном крае. (Эту же идею пытался осуществить кн. Голицын в Закавказье, но без успеха.) До этого русским по существу предоставлялось самим справляться со своими проблемами. Они справлялись ценой больших трудностей и потерь, но зато вступая в прямой непосредственный контакт с местным населением, самостоятельно учась находить с ним общий язык (что и было самым ценным), в результате постепенно ассимилируя его, обучая своей вере и исподволь навязывая «центральный» принцип Российской империи. При этом, практически беззащитные, русские не имели никакой возможности ощутить себя высшей расой, проявлять какой-нибудь расизм. Рассчитывая почти только на себя, они были вынуждены смиряться, уживаться с туземцами мирно, как с равными себе. И этот порой мучительный процесс освоения русскими колонистами новых территорий был с точки зрения внутренней стабильности Российской империи значительно более эффективен, сколько бы ни требовал терпения и самоограничения в своих импульсивных проявлениях. Мощная государственная защита, действительно, казалась мерой разумной, но она значительно снижала глубину интеграции и интериоризации нового «забранного» края.

В свою очередь, влияние Российской империи на Британскую (на ее индийскую часть) выражалось в том, что англичане улавливали и непроизвольно заимствовали взгляд на свои владения (на Британскую Индию; к Африканским колониям это не относится), как на единую страну, причем страну континентальную — внутренне связанную и целостную. Происходила, с одной стороны, все большая централизация Индии, а с другой ее самоизоляция (более всего психологическая) от прочих частей Британской империи. Она превращалась в государство в государстве, построенное по своим собственным принципам. «Под влиянием благоприятно сложившихся обстоятельств первая зародившаяся колония Англии в Индии постепенно расширялась и образовывала могущественное государство, которое, как отдельная империя, является присоединенной к английскому королевству, но колония эта все-таки остается для своей метрополии посторонним телом»46. Интересно также, что, по утверждению лорда Керзона, «в строгом смысле слова, Индия — единственная часть английского государства, носящая название империи».

Этот процесс представляется нам в значительной мере следствием русского влияния, постепенного психологического вовлечения двух империй в жизнь друг друга, взаимодействия имперских доминант (тем более, что русские имперские доминанты в Средней Азии тем легче могли быть усвоены англичанами, чем меньше в них оставалось собственно русской характерности, чем более испарялась религиозная составляющая русского имперского комплекса).

Однако в чем взаимовлияния не происходило, в чем каждая из империй сохраняла свою особую специфику — так это в динамике народной колонизации. На нее почти не повлияли ни особые формы управления территориями, ни геостратегические нужды.

Особенности народной колонизации

Народная колонизация Средней Азии шла своим чередом, по обычному для русских алгоритму. В своем отчете об управлении Туркестанским краем его первый генерал-губернатор К.П. фон Кауфман писал: «С занятием в первые годы лучших из местностей, назначенных для заселения, колонизационное движение в край русских переселенцев не только не уменьшилось в последние годы, но, напротив, даже возросло в своей силе, особенно в 1878 и 1879 годах». В последующие годы, когда Семиречье временно входило в состав Степного генерал-губернаторства, переселение в регион было ограничено, а с 1892 по 1899 год запрещено. «Число селений за это время почти не увеличилось (в 1899 году их считалось 30), но значительно увеличилось число душ». Если в 1882 году их было около 15 тысяч, то в 1899 году около 38 тысяч. «Значительное число самовольных переселенцев (1700 семей) пришлось на 1892 год. С 1899 года Семиречье снова было подчинено генерал-губернатору Туркестана... К 1911 году было уже 123 русских поселения»47. С 1896 по 1916 годы в районе Акмолинска и Семипалатинска поселились более миллиона крестьян-переселенцев из России.

Однако, несмотря на столь явные успехи колонизации, между русскими переселенцами и туземным населением вставал невидимый барьер; провозглашавшиеся принципы ассимиляции оставались пустым звуком. Вернее, произошла подмена принципа: место Православия занял гуманитаризм — учение, на основании которого строился национализм европейских народов. На его же основе медленно и постепенно зарождался и русский национализм, который выражался еще не прямо, не через сознание своего превосходства, а встраивался в рамки исконно русского этатизма, который, таким образом, лишался своего религиозного содержания. Собственно, русские уже и не доносили до покоренных народов того принципа, который те должны были по идее (идее империи) принять. Его уже почти забыли и сами русские государственные деятели. Система образования по Ильминскому, широко практиковавшаяся в разных уголках империи, яркий тому пример. Показательно в этой системе образования и то, что она предполагала, как бы мы теперь назвали, «интернациональное воспитание» русских. Государство перестало полагаться на колонизаторский инстинкт русских, а считало нужным их чему-то специально учить. Это, в свою очередь, означало изменение обычной туземной практики, смену экспансионистских парадигм.

Народные массы переставали быть носителями имперской идеи. Активная колонизация Средней Азии в конце XIX — начале ХХ веков не вела к ее интеграции в общеимперское здание. Имперское строительство не могло быть лишь политическим процессом, а должно было стать элементом народной жизни. Для последнего же необходимо было, чтобы комфортная для русского народа модель колонизации получила еще и актуальное идеологическое обоснование, чтобы народ сам был активным проводником основополагающих религиозных ценностей империи.

Интенсивность и прочность народной колонизации зависела не от внешних трудностей и даже не от степени напряженности отношений с местным населением края, не от экстраординарности характера управления краем, а исключительно от внутренней комфортности способа освоения той или иной территории, возможности реализовывать присущие народу алгоритмы интериоризации территории. Облегчение внешних условий переселения в «забранные» края даже снижало его прочность: колонизация «на штыках», под государственным контролем и покровительством была, конечно, безопаснее и легче, но менее прочной, чем тогда, когда русским приходилось самостоятельно заселять новые территории и самим не только адаптироваться к природным условиям, но и приноравливаться к местному населению, как бы «интериоризировать» его в качестве элемента новой территории.

Искажение или ослабление центрального принципа империи не влияло на интенсивность переселенческого потока, но делало колонизацию менее прочной, поскольку не способствовало включению местного населения в общегосударственную целостность, оставляло его как бы внешним для империи элементом. Но в свою очередь колонизация была затруднена и в регионах, представлявших особую значимость с точки зрения центрального принципа империи — это были как бы особые территории, живущие внешне по обычным, но по существу по иным законам, чем другие окраины империи.

Таким образом, народная колонизация могла способствовать процессу интеграции имперской целостности, а могла быть ему безразлична. В свою очередь эта интеграция в некоторых случаях достигалась и без сколько-нибудь значительной колонизации. Каждый из этих случаев должно изучать особо — не может быть выводов, относящихся к русской колонизации вообще. Но нет, как нам представляется, и необходимости изучать все многообразие местных особенностей каждой области. Внешние обстоятельства колонизации были относительно малозначимым фактором. Вопрос в том, чтобы понять, что колонизация является сложным процессом, имеющим свои закономерности и испытывающим сбои под влиянием определенных факторов, которые могут быть выделены и описаны.

История народной колонизации, написанная с этой аналитической точки зрения, больше даст для понимания современности, чем описание межэтниче-ских конфликтов столетней давности. Во всяком случае, именно аналитическая история народной колонизации может дать нам возможность понять, в какой мере и как именно эти конфликты были в свое время внутренне преодолены, а насколько только внешне затушены.

____________________

1 См.: Долинский В. Об отношении России к Среднеазиатским владениям и об устройстве киргизской степи. СПб., 1865.

2 Moon P.T. Imperialism and World Politics. N.Y., 1927. P. 278.

3 Paul Veyne. L’Empire romain. In: Maurice Duverger (ed.) La Concept d’Empire. Paris: Presses Univ. des France, 1980. PP. 122.

4 Там же.

5 История дипломатии. Т. I. Москва: ОГИЗ, 1941. С. 98.

6 Dimitri Obolensky. Tradition et innovation dans les institutions et programmes politiques de l’Empire Byzantin. In: Dimitri Obolensky. The Byzantine Inheritance of Eastern Europe. L., Variorum Reprints, 1982. P. XVI, 3.

7 Медведев И.П. Почему константинопольский патриарх Филофей Коккин считал русских «святым народом». // Славяне и их соседи. М.: Издание Института славяноведения и балканистики АН СССР, 1990. С. 52.

8 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 225.

9 Марков Е. Россия в Средней Азии. СПб., 1891. С. 254.

10 Encausse H.C. Organizing and Colonizing the Conquested Territories // Allworth Ed. (ed.). Central Asia. A Century of Russian Rule. N.Y., L., 1967. P. 160.

11 Южаков С.Ю. Англо-русская распря. СПб., 1867. С. 57.

12 Хворостинский П. Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 1. С. 91.

13 Шкапский О. На рубеже переселенческого дела // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 7. С. 112.

14 Худадов В.Н. Закавказье. М.—Л. 1926. С. 2.

15 М.М. Грузино-армянские претензии и Закавказская революция. Киев, 1906. С. 27.

16 Кн. Мещерский. Кавказский путевой дневник. СПб., 1876. С. 227.

17 Липранди А. Кавказ и Россия. С. 287.

18 Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960, т. 2. С. 263.

19 Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб., 1910. С. 128-129.

20 Шавров Н. Русская колонизация на Кавказе. «Вопросы колонизации», СПб., 1911, т. 8. С.65.

21 Там же. С. 141.

22 Сили Дж. Расширение Англии. СПб., 1903. С. 38.

23 Мэхэн A.T. Влияние морской силы на историю. СПб., 1895. С. 65.

24 Morot-Sir E. L’Amerique et Ie Besom Philosophique//Revue International de Philosophic Americaine. 1972. P. 5.

25 Петровская Е.В. Образ индейца-врага в истории американской культуры// Политиче-ская мысль и политическое действие. М., 1978. С. 77.

26 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. — Princeton; New Jersey, 1967. P. 144.

27 Устинов В. Об английском империализме. Харьков, 1901. С. 16.

28 Wright L.B. Religion and Empire: The Alliance between Piety and Commerce in English Expansion. 1558-1925. New York, 1968.

29 WilliansС.Р. The Ideal of Self-Governing Church: A Study in Victorian Missionary Strategy. Leaden etc., 1990. P. 92-95.

30 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. Princeton; New Jersey, 1967. P. 109.

31 Раппопорт С. И. Народ-богатырь: Очерки общественной и политической жизни Англии. СПб., 1900. С. 40-41.

32 Boel J. Christian Mission in India. P. 137.

33 Robinson R., GallagherJ. Africa and Victorians: Imperialism and World Politics. New York, 1961. P. 10.

34 Frounde J. Oceany or England and her Colonies.London, 1886.

35 Rerard Q. L’Angleterre et l’imperialisme. Paris, 1900. P. 67.

36 Гобсон И. Империализм. Л., 1927. С. 350.

37 Терентьев А.М. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875. С. 19.

38 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 32, 34, 87.

39 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 333.

40 Гобсон И. Империализм. С. 135.

41 Отчет о поездке в Индию Первой Туркестанской армии артиллерийского бригадного поручика Лосева. // Добавления к сборнику материалов по Азии. СПб., 1905. С. 50.

42 Bearce G.D. British Attitudes towards India.P. 69

43 Dodwell H. (еd.) The Cambridge History ofIndia. Vol. VI. The Indian Empire. Cambridge, 1932. P. 122-123

44 Usoigue G. Britain and the Conquest of Africa.Michigan, 1974. P. 635.

45 Suny R.F. Revange of the Past. Nationalism, Revolution, and the Collaps of Soviet Union. Stanford, Calif., 1993. P. 25.

46 Керзон. Положение, занимаемое Индией в Британской империи. Ташкент, 1911. С. 2.

47 Логанов Г. Россия в Средней Азии. // Вопросы колонизации. СПб., 1908, т. 4. С. 148-149.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №8

Etihad Airways, национальный авиаперевозчик ОАЭ, объявляет о специальной акции на билеты экономического и бизнес-класса, приуроченной к запуску третьего ежедневного рейса между Москвой и Абу-Даби с 1 октября 2014.

Забронировать билеты по акции можно до 19 сентября на сайте etihad.com со скидкой 5% или в офисе продаж Etihad Airways (Серебряническая наб., 29, бизнес-центр «Серебряный город», 8 этаж).

Путешествие по этим билетам необходимо совершить до 30 ноября 2014 года.

Скидки предоставляются на прямой рейс до Абу-Даби и транзитные до таких городов, как: Бангкок, Коломбо, Куала-Лумпур, Мале, Манила и Хошимин.

Скидки на билеты по этим направлениям особенно актуальны в связи с запуском третьего ежедневного рейса Etihad Airways из Москвы – теперь время ожидания в Международном аэропорту Абу-Даби на пересадочных рейсах значительно сократится и дальнемагистральные перелеты станут более удобными. Улучшатся стыковки на таких популярных для отдыха и бизнеса направлениях, как Мальдивы, Сейшелы, Пхукет, Хошимин, Брисбен, Чэнду, Катманду, Лагос, Манила, Найроби, Перт и Сингапур. Станут удобнее и перелеты из Москвы в Бахрейн, Бангкок, Доху, Джакарту, Йоханнесбург, Куала-Лумпур, Кувейт, Лахор, Мускат, Эр-Рияд и Сидней.

Авиакомпания Etihad Airways, национальный авиаперевозчик ОАЭ, объявляет о специальной акции на билеты экономического и бизнес-класса, приуроченной к запуску третьего ежедневного рейса между Москвой и Абу-Даби с 1 октября 2014 года. Забронировать билеты по акции можно до 19 сентября на сайте etihad.com со скидкой 5%. Путешествие по этим билетам необходимо совершить до 30 ноября 2014 года.

Скидки на билеты по этим направлениям особенно актуальны в связи с запуском третьего ежедневного рейса Etihad Airways из Москвы – теперь время ожидания в Международном аэропорту Абу-Даби на пересадочных рейсах значительно сократится и дальнемагистральные перелеты станут более удобными. Улучшатся стыковки на таких популярных для отдыха и бизнеса направлениях, как Мальдивы, Сейшелы, Пхукет, Хошимин, Брисбен, Чэнду, Катманду, Лагос, Манила, Найроби, Перт и Сингапур. Станут удобнее и перелеты из Москвы в Бахрейн, Бангкок, Доху, Джакарту, Йоханнесбург, Куала-Лумпур, Кувейт, Лахор, Мускат, Эр-Рияд и Сидней.

* Цена указана с учетом налогов и сборов.

Всем филиппинским миротворцам, которых блокировали боевики-исламисты на Голанских высотах, удалось вырваться из окружения, передает агентство Ассошиэйтед Пресс со ссылкой на представителя армии Филиппин.

Ранее сообщалось, что 44 миротворца из миссии UNDOF с Фиджи были захвачены боевиками, а 72 филиппинских миротворца были блокированы в районах столкновений между боевиками и сирийской армией. Позднее 32 филиппинских миротворца в ходе боев смогли выйти из окружения. Миротворцы с Фиджи остаются в заложниках.

По данным генерала Грегорио Пио Катапанга, филиппинские миротворцы по отдельности переместились на безопасные позиции. Для того, чтобы вырваться из блокады боевиков, им пришлось открыть ответный огонь.

"Мы можем назвать это величайшим побегом", — заявил Катапанг.

Миротворческая миссия UNDOF находится на Голанах для наблюдения за прекращением огня после окончания войны Сирии и Израиля в 1973 году. В настоящее время их численность составляет 1223 человека из шести стран — Фиджи, Индии, Ирландии, Непала, Нидерланд и Филиппин.